Арина А. Полякова Прошлое без будущего. История короля Эдуарда VIII
© А.А. Полякова, 2013
Пролог
«Короли уже не играют большой роли в наши дни, поэтому их быстро забывают. Но Дэвида еще долго будут помнить… благодаря мне».
Уоллис Уорфильд, Герцогиня Виндзорская (бывшая миссис Симпсон)Многим известна история короля Эдуарда VIII, который отрекся от престола ради своей любимой женщины – Уоллис Симпсон. Принято считать, что причиной отречения послужило его стремление непременно жениться на дважды разведенной американке, против чего выступала королевская семья, английское правительство и Англиканская церковь. Эта официальная версия устроила всех. Легенда о страстной любви и по сей день тревожит воображение представительниц прекрасного пола – променять королевский трон на любовь. Но так ли все обстояло на самом деле?
«Я нахожу для себя невозможным нести тяжелую ношу ответственности и исполнять обязанности короля так, как мне бы этого хотелось, без помощи и поддержки женщины, которую я люблю» – заявил Эдуард VIII по радио в ночь на 11 декабря 1936 года. Был ли он вынужден сказать это сам, или ему пришлось сделать это под давлением? А может быть, Уоллис была лишь пешкой премьер-министра Стэнли Болдуина и парламента для устранения невыгодного короля? Или Эдуард сам избежал этой участи, прикрывшись своей безумной любовью к американке? В этой истории слишком много тонкостей, которые не так однозначны.
К 1936 году Эдуард пользовался огромной популярностью у британцев – во время Первой мировой войны он принимал непосредственное участие в боевых действиях, затем он был первым английским монархом, совершившим полет на аэроплане, да и, вообще, многое делал для поддержания своего имиджа. Этот храбрый, харизматичный, достойный, и просто привлекательный мужчина, перевернул ход истории своей страны ради одной женщины? За красивой легендой зачастую скрывается нелицеприятная правда. А в данном случае история таит множество интересных фактов, с которыми я, дорогие читатели, предлагаю вам познакомиться.
Известно огромное количество версий происходившего в первой половине XX века в королевской семье. Связи с нацистами, гомосексуализм Эдуарда, его полная мужская несостоятельность, расчетливость корыстной и властной Уоллис Симпсон, наркотическая и сексуальная зависимость обоих, хитрый план правительства – и это лишь небольшая часть существующих предположений и догадок исследователей. Так уж сложилось, что этот скандальный период истории по сей день покрыт завесой тайны, и многое находится под грифом «совершенно секретно». Королевская семья стыдится Эдуарда, однако она смогла реабилитироваться и достойно продолжить правление великой страны. Так или иначе, именно благодаря тому, что Эдуард VIII отрекся, трон перешел его младшему брату Альберту, взявшему в правлении имя Георга VI, а затем и дочери Альберта – нынешней королеве Соединенного Королевства Елизавете II. Если бы этого не случилось, история Великобритании во второй половине XX – начале XXI вв. могла бы быть совершенно иной.
Часть I. История короля
Глава 1 Принц Уэльский. Рожденный быть королем
Для того чтобы понять и оценить всю сложность характера Герцога Виндзорского,[1] проанализировать, почему он стал «черным пятном» на репутации королевской семьи и был неугоден тогдашнему правительству, следует ненадолго забыть все известные мифы и легенды, которые обволокли персону Эдуарда VIII за последние восемьдесят лет, и погрузиться в историю, пока еще не оскверненную 1937 годом, в котором состоялась встреча Эдуарда и Адольфа Гитлера. Принято считать, что отречение короля было напрямую связано с Уоллис Симпсон, – эта версия была наиболее приемлемой для королевской семьи, коей они стараются придерживаться по сей день. Кто знает, что было бы с Британией и ее троном, если бы Эдуард не отрекся в 1936 году, а оставался королем до смерти (начала 70-х годов). Если бы, под роковым стечением обстоятельств, он остался на престоле, учитывая политические взгляды и идеологические пристрастия Эдуарда, сегодня мы бы видели совершенно иную страну. Существует ряд причин, почему можно сделать подобный вывод: в самой личности Эдуарда был конфликт – он позиционировал себя как человека современного, гонясь за самыми последними новинками, хотя сам был рожден еще в Викторианскую эпоху (в конце девятнадцатого века). В нем сочетались остатки старины и новаторства. Он олицетворял собой конец империального мира, королевских прерогатив, и, в то же время, был свидетелем появления всевозможных новшеств: современного мира телефонии, кинематографа, пассажирских самолетов-лайнеров, легковых автомобилей и прочих изобретений. Его воспитание было классическим, с самого рождения он привык, что к нему все обязаны проявлять почтение и, как наследник, он всегда получал все самое лучшее. Он был рожден стать королем.
Итак, полное имя Эдуарда VIII – Эдуард Альберт Кристиан Георг Эндрю Патрик Дэвид[2] Саксен-Кобург-Готский. Сам же Эдуард объясняет такой порядок своих имен следующим образом: «имя Эдуард носило уже шесть английских королей; имя Альберт было нововведением королевы Виктории, которая пожелала, чтобы все ее потомки носили имя ее любимого супруга Альберта Саксен-Кобург-Готского – принца-консорта; Кристиан – в честь датского короля Кристиана IX – отца моей бабушки, Александра; последние четыре имени принадлежат святым покровителям Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльса… В семье же всегда меня называли Дэвид».[3]
Будущий Эдуард VIII появился на свет в Лондоне 23 июня 1894 года в одной из самых влиятельных королевских семей Европы. Ему предназначалось стать королем Великобритании и Доминионов, Императором Индии, Главой государства и всемогущей Британской Империи. Всем своим нутром он был готов стать преемником королевы Виктории.[4] Прабабушка, которую Эдуард ласково называл Ганган,[5] была очень политически грамотным монархом, именно при ее правлении Британия стала сильнейшей мировой державой, в том числе благодаря бракам между монархическими семьями. Помимо того, что российский царь Николай II был дядей Эдуарда, он также являлся его крестным отцом; а в резиденции Кайзера Вильгельма II «Бернсдорф» Эдуард гостил летом. Мальчик рос с сознанием, что ему принадлежит чуть ли не весь мир – политику диктует его собственная семья, а время можно проводить в личных резиденциях монарших особ Европы.
Маленького Эдуарда можно было описать как стеснительного, несколько нервного, скромного, любопытного и робкого мальчика.[6] По мнению самого Эдуарда, в детстве у него «было несколько друзей и почти никакой свободы. Рядом не было Гекельберри Финна, чтобы из скучного и робкого английского принца получился бы Том Сойер. Взросление было для меня затянувшимся мучением».[7] Это было время пережитков прошлого века. Многое на тот момент уже устарело, но еще не успело смениться чем-то новым.
Эдуард воспитывался в строгости, редко слышал от отца похвалу или нежные слова. «Когда я родился, отец сделал запись в своем дневнике: «Уайт Лоджия,[8] 23 июня – В 10 утра родился сладкий маленький мальчик, весом 8 фунтов… Мистер Асквит[9] (министр внутренних дел) пришел посмотреть на негож Наверное; это первый и последний раз, когда отец позволил себе так назвать меня…»,[10] – вспоминал Эдуард. И этому есть оправдание – в королевской семье было не принято баловать или разнеживать своих детей, во всем соблюдался этикет, множество формальностей и тонкостей. В доме было всегда много людей и прислуги, что никак не способствовало хотя бы отдаленному понятию «домашнего уюта». Общение родителей с детьми было регламентировано, а больше положенного времени (около получаса) никогда не позволялось. Поэтому младенческие годы Эдуарда проходили исключительно под надзором его нянечек. Малыша ежедневно приводили родителям ко времени традиционного чаепития, после чего вновь уводили. «Когда няня вела меня к родителям, она, по непонятным причинам, всегда очень сильно сжимала мне руку; якобы чтобы продемонстрировать свою власть надо мной, коей родители не обладали… Благо, мама всегда вовремя понимала в чем дело и меняла одну няню на другую»[11]
Отец относился к Эдуарду со всей серьезностью и ответственностью, видя в нем своего будущего преемника и короля великой страны. Несмотря на то, что избалованного детства у Эдуарда не было, не было и тираничного отношения. Он вспоминает детские годы по-доброму – все же по сравнению с последующей жизнью это время для него было самым безмятежным. Родители всегда оберегали детей,[12] утаивая иногда плохие новости, прививая с детства чувство долга и ответственности.
Детство королевских наследников в основном проходило в имениях Марльборо и Сэндрингем, за исключением нескольких раз, когда родители брали их с собой в путешествия. Хотя нельзя не отметить, что все же была одна тонкость в воспитании Эдуарда – он будущий наследник, а значит и Божий ставленник, так как английский престол считается священным; и для того, чтобы Эдуард сам о себе думал как о высшем создании Божьем, с самого раннего возраста его окружением делался акцент на его уникальность,[13] чем его брат «Берти» похвастаться не мог. Это сыграло очень важную роль в становлении личности Эдуарда.
Юношеские годы отличались особой строгостью в воспитании будущего наследника со стороны отца, на личности которого следует отдельно остановиться. Образ Георга V сочетал в себе сразу две эпохи – Викторианскую и Эдвардианскую:[14] с одной стороны, в нем остались чувство долга, ответственность, неподкупность и ценность семьи – столь характерные для Викторианской эпохи. Он верил в Бога, непобедимость английского флота, чтил традиции, неприкосновенным было все, что каким-либо образом можно было назвать британским. Но в то же время, у него была непреодолимая тяга к новинкам того времени, модной одежде и спортивным мероприятиям (например, рыбалка или охота на куропаток, тигра, оленя). По воспоминаниям Эдуарда, «в стране практически не было людей, у кого прицел мог быть точнее, чем у [его. – Прим.] отца, а в мореплавании ему и подавно не было равных».[15] Георг старался попробовать все, что только мог позволить себе король. Он считал очень досадным, если что-то в жизни будет упущено – все-таки жизнь одна. Отношение к детям у него было однозначным: «Их должно быть видно, но не слышно!».[16] Без сомнения, поведение Георга V оказало сильнейшее влияние на Эдуарда. Сын был обязан во всем следовать отцовским наставлениям, хотя порой внутри у него все бурлило. Георг требовал от детей того, что они еще, в силу своего возраста и развития, не могли сделать – к примеру, решения в 10 лет самых сложных математических задач, им же наспех придуманных, которые на деле были под силу лишь математикам с многолетним стажем.
Эдуард никак не подходил под описание смиренного, покорного, послушного ребенка. Юный принц был очень независимым, подвергающим сомнению многие традиции. Если Эдуарда что-то не устраивало, он мог прямо заявить об этом, в отличие от своего младшего заикающегося брата «Берти», которого отец всегда ругал за косноязычие и выходил из себя, если мальчик не мог без запинки сказать ни одного слова. Но мать Эдуарда Мария была совершенно другим человеком: она считала, что муж ведет себя с детьми слишком строго и позволяла себе время от времени нежности.
Эдуард получил образование в королевском Военно-морском колледже в городе Осборн. Отец лично определил его в адмиралтейство в 1907 году. Георг считал, что наследник должен иметь военное образование, впрочем, это как раз отвечало желаниям и самого Эдуарда.
После смерти прабабушки Эдуарда – королевы Виктории в 1901 году, а затем и ее сына, следующего короля Британии Эдуарда VII,[17] в 1910 году британский трон занял его отец – Георг V, после чего с 1911 года Эдуард официально стал считаться принцем Уэльским.[18] Юноше было всего семнадцать лет, когда он получил графство Корнуолл,[19] приносившее ему ежегодный доход в размере 100 тыс. фунтов стерлингов (а по тем временам, это были очень солидные деньги). 1913 год, по мнению Эдуарда, был последним самым счастливым годом его юности, когда он отдыхал у «дядюшки Вилли», Кайзера Германии;[20] ему нравились эти поездки. Мать Эдуарда, королева Мария по происхождению была немкой – германской принцессой Марией Текской. Поэтому неудивительно, что на протяжении всей жизни Эдуард испытывал тягу ко всему немецкому – у него это было в крови.
Последняя ступень в образовании принца началась в 1912 году с поездки на четыре месяца во Францию в сопровождении его учителей Финча и Ханселла. Это было первое самостоятельное путешествие в другую страну на такой долгий срок (последняя поездка за пределы Великобритании, не считая отдыха в Германии, была в Данию, когда маленькому принцу было всего 4 года),[21] нацеленная на изучение французского языка, искусства и истории. Склонность к путешествиям у Эдуарда была всегда, и, несмотря на то что Франция находилась недалеко от Англии, принц был рад даже этому. В июне того же года поездка была прервана на несколько дней, так как Эдуарду исполнилось восемнадцать лет, и, как наследник престола, он был обязан принести клятву наследования трона в Виндзоре. Любопытно, что новые обязанности беспокоили Эдуарда меньше всего; его куда больше занимало то, что с достижением совершеннолетия автоматически заканчивался отцовский запрет на курение. Дело было в том, что как и многие другие мальчишки, принц тайком пробовал курить; его радость была безмерной, когда ему, наконец, было разрешено делать это даже в самых людных местах. Это, по его мнению,[22] сильно поднимало его авторитет в глазах братьев и единственной сестры Марии. В октябре 1912 года Эдуард продолжил свое обучение в Оксфорде, где имел возможность слушать лекции самых выдающихся умов того времени.
После начала Первой мировой войны, 16 ноября 1914 года Эдуард был назначен офицером гренадерского корпуса, а именно, в офицерский состав фельдмаршала сэра Джона Френча (верховного командующего британскими экспедиционными войсками), дабы иметь возможность применить на практике свое военное образование. Однако ему были запрещены любые боевые действия на линии фронта, поэтому большую часть последующих четырех лет войны он провел во Франции. Впрочем, Эдуард и сам не очень-то горел желанием быть убитым. Много лет спустя, как человек, видевший две Мировые войны, он писал в своих мемуарах, что не может не отметить их качественное различие: «в начале Первой войны среди людей царил ажиотаж, патриотический подъем, оживленность…, но какая страшная подавленность наблюдалась в них в начале Второй в 1939 году».[23] Принцу приходилось, наравне с другими, приспосабливаться к постоянно меняющимся полевым условиям, учиться выживать на практике в любой ситуации, с разными людьми, и это было куда поучительнее, чем пустая теория книг.
Военное время было периодом кризиса для Эдуарда. Находясь на безопасном расстоянии, он был вынужден наблюдать, как его родственники из Великобритании и Германии пытаются уничтожить друг друга. Это было довольно непростым временем и для вышестоящих по рангу в его армии – в их обязанности входило сохранение безопасности принца, хотя они могли бы проявить себя куда более полезными в войне. Эдуард наслаждался тем, что смог, пускай ненадолго, вырваться из-под отцовского контроля, строгости дворцового этикета и своих обязанностей наследника. Один из генералов позже написал в своих мемуарах, что Эдуард был «…бесстрашен, но чертов зануда!».[24] Независимо от того, как сложится его жизнь дальше, принц четко решил для себя, что между Германией и Великобританией должны быть только мирные отношения, и это будет одним из наиболее важных решений его жизни, которое впоследствии перевернет весь ход истории монархической Британии.
В 1917 году, на волне все больше разрастающихся антигерманских настроений среди британцев, Георг V, беспокоясь о безопасности королевской династии, принимает непростое решение сменить ее германское имя с Саксен-Кобург-Готской на Виндзорскую (англ. Windsor) по названию королевского Виндзорского замка.[25]
Смена названий королевских династий была далеко не единственным шоком для монархий Европы. Следующим потрясением был большевизм, хранящий антимонархизм в самой своей природе. Семья Николая II поддерживала близкие отношения с английским королевским домом. Георг V и Николай часто переписывались, оба носили бороды и имели схожий стиль, а в молодости были практически «на одно лицо». Эдуард в своих мемуарах описывает очень интересный случай, когда «еще юный Цесаревич – кузен Никки [будущий Николай II. – Прим.] прибыл в Лондон в 1893 году на свадьбу моего отца [будущего Георга V. – Прим.]… Тогда отца случайно приняли за Николая, и спросили, не прибыл ли он на свадьбу Герцога Йоркского… Мой отец любил вспоминать изумленные лица, когда он ответил им, что это ОН Герцог Йоркский, и что он полагает, что уж он-то точно имеет право присутствовать на своей же собственной свадьбе!»[26]
Расстрел российской царской семьи был страшным потрясением для Георга V. Мысль о том, что новое нечеловеческое правительство пытается построить «товарищеское государство» на крови ни в чем неповинных людей, ужасало и мучило Георга до конца его дней.[27] Много лет спустя Эдуард писал следующее: «Незадолго до того, как большевики арестовали Царя, мой отец лично разрабатывал план спасения его и его семьи на британском крейсере; однако план так и не был реализован. То, что Британия толком так ничего и не сделала для того, чтобы протянуть руку помощи кузену Никки, причиняло сильную боль моему отцу. «Эти политики… – говорил отец, – …если бы это был один из них, они бы сделали все возможное и гораздо быстрее. Но этот несчастный человек был всего лишь императором…». Даже после того, как Великобритания признала СССР, прошло еще много лет, прежде чем отец смог принять у себя советского посла».[28] Страх Георга V перед большевизмом и социальной революцией передался и Эдуарду VIII, трансформируясь в другую крайность – антибольшевизм, которая, в конце концов, привела наследника во второй половине 30-х годов к не менее страшному движению – национал-социализму.
В 1919 году, после четырех лет на «поле боя», принц Уэльский вернулся домой. Из всех детей лишь принцесса Мария, работая в госпиталях, так и не выезжала далеко от дома. «Берти» после сражения в Ютландии[29] перешел из военно-морского флота в военно-воздушные силы. Гарри был кадетом Сандхерст (королевской военной академии) на самой первой ступени в военной карьере. Принц Георг был на первом году обучения в Дартмуте, получив, по сравнению с другими его братьями, самое высокое военное образование.
Послевоенные годы были непростым временем для королевской семьи. Коммунистические движения, всколыхнувшиеся после Февральской революции в России, ставили под угрозу государственный строй во всем мире, и Великобритания исключение не составляла. Всеобщая стачка 1926 года заставила королевскую семью сделать все что было возможно, чтобы продемонстрировать людям свою значимость и необходимость. Это было важно, как никогда. Династии вновь предстояло завоевать любовь толпы. В поднятии имиджа королевского дома и династии были задействованы все члены семьи, но особенно важную роль играли Эдуард и его брат принц Альберт («Берти»). Так началась общественная деятельность Эдуарда.
В 20-е годы принц Уэльский совершил турне по всей Британской империи на континенте и островах под королевским флагом, общаясь с населением, продвигая торговлю, выстраивая новые отношения. Выражаясь современным языком, это была пиар-акция будущего короля Соединенного Королевства. Не менее важной была роль принца Альберта – он занимался развитием новых индустриальных отношений. Наиболее показательной была поездка Эдуарда в Валлийский медный рудник в 30-е годы, где он обещал улучшение условий труда, благосостояния и т. п., несмотря на то, что на самом деле это была сфера деятельности Альберта, но этой детали никто не помнит, так как Эдуард с легкостью затмевал своего брата. В то время, как тщеславный принц Уэльский катался по стране и завоевывал себе авторитет, обещая людям невозможное, более тихий, и робкий, но более упорный принц Альберт действительно занимался делом и поднимал промышленность страны не в теории, а на практике.[30] Эдуард побывал и в британских колониях, где вызвал интерес, чем-то похожий на современную шумиху вокруг «звезд». Это были первые шаги популяризации монархии, – он делал ее достоянием общественности, вместе с тем нивелируя ее сакральность. Одними из самых знаменитых высказываний Эдуарда станет многообещающая фраза «С этим надо что-то делать!».
Малоизвестны, но весьма показательны факты, касающиеся поведения Эдуарда в отношении налогов. В 1921 году Эдуард заявил, что он, как представитель королевской семьи и наследник трона, требует, чтобы его освободили от налога на прибыль с его имения в графстве Корнуолл.[31] Дело в том, что Эдуард получил это графство раньше положенного срока (в 17 лет, хотя обычно оно переходит наследнику лишь в 21 год), и поэтому, до определенного времени, обладал льготными правами. Но Эдуард не собирался менять свой образ жизни и привычки, продолжая настаивать на своем. Конфликт и тонкость этого вопроса состояли в том, что по закону королевские особы освобождаются от любых налогов, кроме тех, которые должны быть выплачены с личных негосударственных доходов, – эта статья не раз вызывала множество дебатов в парламенте. Но, так или иначе, речь шла только об освобождении самого монарха и его/ее супруга/супруги от налогов; наследники и другие члены королевской семьи даже не обсуждались. Более того, некоторые монархи добровольно платили налоги с личного дохода: королева Виктория, Эдуард VII, Георг V.[32] Они делали это по своей воле и, никоим образом, даже не упоминали о том, что этого можно каким-нибудь образом избежать. Но принц Уэльский был категорически несогласен с данной постановкой вопроса. Таким образом, он нашел хитроумный выход – Эдуард наладил связь с департаментом, ведающим внутренними налогами. Сначала было много споров и предложений, как ему лучше платить свой налог: на добровольных началах, с льготами, меньшую сумму, или как-то иначе, но Эдуард ни на что не соглашался. В конце концов, консенсус был найден – он должен был платить меньше половины установленной суммы, которая вскоре, благодаря некоторым недобросовестным чиновникам налоговой службы, тайно возвращалась к нему обратно.[33] Формально налог оплачивался, но фактически принц ничего не терял. Спустя какое-то время годовая отчетность принца стала «теневой»; делалось все возможное, чтобы скрыть от парламента и общественности неправомерность королевского наследника. Эти факты стали известны лишь в 1990 году, когда писатель Филипп Холл поднял, а затем и обнародовал государственные архивные документы министерства финансов, ранее находившиеся под грифом «Секретно».[34] Возникает вопрос: на кого же тогда работал департамент по внутреннему налогообложению, если это скрывалось от парламента?!
Была и другая сторона жизни Эдуарда, о которой общественность не знала – это проблемы в отношениях с отцом, его политические взгляды и непонятная тяга к связям с замужними женщинами.
Подобные связи Эдуарда с женщинами никогда не поддерживались его семьей и не соответствовали должному поведению наследника. Они носили как краткосрочный характер, к примеру с Фредой Дадли Уорд, так и длительный – с леди Тельмой Фернесс.[35] Личный секретарь принца – Алан Лассельс зачастую не одобрял некоторые поступки Эдуарда, так как ему часто приходилось прикрывать похождения наследника. Существовали слухи о гомо– и бисексуальной ориентации наследника, а бывшие его любовницы Фреда и Тельма и вовсе рассказывали об импотенции;[36] некоторые источники говорят о его пристрастиям к наркотикам. Что из всего этого являлось правдой, сказать очень сложно. Со временем история Эдуарда поросла столькими слухами и легендами, что теперь крайне затруднительно отделить правду от вымысла.
Глава 2 Уоллис Симпсон. «Знаменитая» история любви
Бесси[37] Уоллис Уорфильд появилась на свет 19 июня 1896 года в местечке Блю Ридж Саммит, штат Пенсильвания, США, куда ее семья переехала на время, пока отец лечился от туберкулеза на местных водах.[38] С самого рождения жизнь Уоллис была непростой, так как родилась она семимесячной. Родители Бесси – Элис Монтекки и Тэкл Уоллис Уорфильд были представителями одних из наиболее известных семей, переселившихся в Новый свет в 1662 году.[39]
Отец Уоллис умер через пять месяцев после рождения дочери, оставив свою жену с маленьким ребенком на руках почти без средств на существование. Нужно сказать, что большую часть своего состояния семья Монтекки потеряла после Гражданской войны, и многие годы они жили на нерегулярные подачки от своих родственников. По иронии судьбы, исследователи, занимающиеся генеалогией Уоллис Симпсон, отметили, что в ее венах течет больше английской крови, чем у представителей королевской английской семьи (виной тому немецкие корни и смешанные браки).
В 1916 году Уоллис вышла замуж за американского морского летчика Уинфильда Спенсера. Но этот брак оказался сплошной катастрофой. Уинфильд был заядлым алкоголиком, и сколько бы раз он ни пытался завязать со своим разрушительным пристрастием, он все время возвращался к выпивке. В 1921 году Уоллис ушла от него на некоторое время, но позже все же составила ему компанию в Китае, куда Спенсера отправили служить. Он по-прежнему пил, она страдала, и в 1927 году она приняла окончательное решение развестись. Это было совершенно неприемлемо для родственников Уоллис – Уорфильдов и Монтекки. Они презирали разводы и считали этот шаг постыдным.
Независимо от того, была ли Уоллис в браке или нет, одинокой она не была никогда. Не успев развестись с первым мужем, у нее уже был роман с дипломатом из Аргентины. Но и эти отношения долго не продлились. В 1928 году у нее уже был женатый бизнесмен из Нью-Йорка Эрнест Алдрих Симпсон. Она увела его из семьи и вскоре сама вышла за него замуж.
Спустя некоторое время они вместе переехали в Лондон, где жили в небольшом доме рядом с Гайд-Парком. Там они подружились с Тельмой Фернесс, которая на тот момент была очередной пассией Эдуарда, принца Уэльского. По другой версии, Уоллис попала в высшее английское общество благодаря сестре мужа – миссис Керр-Смайли.[40] Но, так или иначе, дорога к будущему королю была проложена. Было ли это сделано Уоллис намеренно, или же это шутки провидения?
Была еще одна женщина, которая оказала сильнейшее влияние на Уоллис, – Эльза Мендль. Уоллис обожала эту стильную, остроумную, очаровательную даму. Она имела большое значение в момент становления Уоллис в Англии. Когда Симпсон только приехала из Америки, она была грубой, вульгарной, резкой и довольно безвкусно одетой.[41] Именно леди Мендль научила ее как усмирить характер и приспособить его к британским требованиям. Она выработала в ней привычку говорить более мягко, изысканно, с британским акцентом, одеваться проще, но элегантней. Мендль привила Уоллис вкус в одежде, показала, как можно подчеркивать нужные линии фигуры, пряча в складках ее недостатки. Впоследствии строгость и классика в одежде Уоллис стали ее визитной карточкой. Более того, она была законодательницей моды. Леди Мендль даже научила Уоллис красиво сервировать стол, подбирать цвета оформления интерьера для определенных случаев. В ее меню никогда не было супа, она любила часто повторять: «Никогда не строй обед [по аналогии с домом. – Прим.] на воде».[42] Одним словом, Мендль научила Уоллис Симпсон быть леди. Это оказалось очень полезным, ведь позже все это, в том числе кулинария, были пущены в бой на завоевание сердца короля.
По понятным лишь одному Эдуарду причинам, он выбирал для отношений исключительно замужних женщин, как правило, старше его. Первой возлюбленной юного принца была леди Коук. Она была замужем и старше 21-летнего Эдуарда на 12 лет.[43] Бурные отношения начались летом 1915 года, и продолжались в течение последующих трех лет. Нужно сказать, что Эдуард был весьма влюбчивым молодым человеком. Уже в 1918 году он встретил следующую свою «настоящую любовь» – леди Розмари Левесон-Гауэр, дочь Герцога Сатерлендшира. Эта девушка настолько нравилась Эдуарду, что он даже сделал ей предложение, однако, свадьба так и не состоялась[44] – достоверно неизвестно, что послужило причиной расставания – отказ самой Розмари или несогласие ее родителей на брак, но отношения их ни к чему не привели. В то время, когда Розмари еще переживала разрыв, у Эдуарда уже была другая любовница – Уинфред (Фреда) Дадли Уорд, которая была замужем за главным кнутом[45] либеральной партии Великобритании. Они познакомились в феврале 1918 года в Лондоне при необычных обстоятельствах: Эдуард уже присутствовал на званом обеде у Мауда Керр-Смайли на площади Белгрейв, когда раздалась сирена о предупреждении воздушной атаки. Фреда и ее компаньон были застигнуты тревогой врасплох на улице и, стараясь спастись от самолетов, спрятались на крыльце ближайшего дома. Хозяйка дома миссис Керр-Смайли, услышав шум за дверью, пригласила их в дом. Так и произошло знакомство Фреды и принца Уэльского. По иронии судьбы, миссис Керр-Смайли была сестрой Эрнеста Симпсона (второго мужа Уоллис), что доказывает вероятность выхода Уоллис в высшее общество именно через нее. На второй день знакомства Эдуард позвонил Фреде, а она уже не смогла отказать принцу. Это были первые долгие отношения в жизни Эдуарда – по некоторым источникам, они длились около 16 лет,[46] однако верностью принц не отличался, поэтому не исключено, что, помимо Фреды, у него могло быть много других женщин.
Следующей возлюбленной принца Уэльского была Тельма Фернесс (урожденная Морган). Как и большинство любовниц Эдуарда, Тельма была замужем, причем вторым браком за корабельным магнатом Мармадюком Фернесс, с которым у нее родился сын Уильям Энтони Фернесс (они поженились в 1926 году и развелись в 1933 году). Примечательно, что на протяжении всех семи лет супружества с Мармадюком у нее были отношения с принцем. Безответственность в отношениях с женщинами была характерной чертой и для самого Эдуарда.
Пожалуй, именно «безответственность» является одним из наиболее применимых терминов к Эдуарду, определяющих его личность. Более того, принц сам писал о себе, что «несмотря на то что моя жизнь и возможности были по многим параметрам ограничены, все же я был весьма свободным и самодостаточным человеком. Я был, в допустимых пределах, сам себе господин, так сказать, принцем в демократическом обществе. Но, так или иначе, всегда были закрытые для меня вещи, что-то, что я не мог себе позволить, просто потому что не положено. Но мне был дан упертый характер, нетерпение, неуправляемые независимость и любопытство. Таким образом, моя жизнь приобрела противоречивую форму – долг без права на свое мнение; служба без ответственности, и роскошь без права на власть».[47]
Эдуард и Тельма познакомились в 1926 году на балу, который проходил в Лондонберри Хаус.[48] Некоторые источники указывают, что последующие 3 года они больше не пересекались, но это лишь предположения. Придерживаясь этой версии, следующая встреча состоялась лишь 14 июня 1929 года на сельскохозяйственной выставке в графстве Лестершир. В тот день Эдуард пригласил Тельму пообедать с ним, и с тех пор их свидания стали регулярными. Дело дошло до того, что в 1930 году Тельма открыто сопровождала Эдуарда в его поездке по Восточной Африке. Она стала его постоянной «компаньонкой» на выходные. Вплоть до 1934 года они проводили выходные в его поместье Форт Бельведер, а иногда встречались даже на неделе. Это был нонсенс и неприемлемым поведением наследника британского трона! Но никто не мог его ограничить, – Эдуард с детства привык быть эгоистом.
10 января 1931 года Тельма в своем имении Бурроу Корт лично представила Эдуарду свою лучшую подругу Уоллис Уорфильд Симпсон. Впоследствии эта встреча стала роковой. Пока династия Виндзоров у власти, вряд ли кто-нибудь сможет узнать истину происходящего в 30-е годы. Семья стыдится этого, и факты самым тщательным образом скрываются от людских глаз, а именно неведение и порождает самые безумные версии.
Знакомство Уоллис и Эдуарда произошло в самое холодное время года в Великобритании: в январе. В это время в Англии стоит особенно неприятная погода – очень сыро, промозгло и туманно. Принц, как раз накануне их встречи, вернулся из краткосрочной поездки по Южной Африке, где вместе со своим младшим братом Альбертом занимался одним из любимых своих дел – охотой. Так как обычно принц был главным гостем среди приглашенных, именно он был центральной фигурой вечера. Он знакомился, вел беседы с новыми людьми и прекрасно проводил время. Все знали о его интересе к американской культуре, поэтому его заранее уведомили, что среди гостей будет американка со своим супругом – мистер и миссис Симпсоны. Зная, что Уоллис приехала из места с довольно мягкими климатическими условиями, Эдуард предположил, что она, скорее всего, чувствует себя не слишком комфортно на их промерзшем Альбионе, поэтому разговор с дамой решил начать именно с обсуждения погоды. О чем еще можно было говорить с незнакомкой? Ведь охотой она не интересовалась наверняка, не умела ездить на лошадях, а значит, и лошадьми также не увлекалась, оставалась погода… Но каково было его изумление, когда Уоллис открыто заявила принцу, что она страшно разочарована им. И на вопрос Эдуарда, чем же он ее так раздосадовал, ответила, что «каждой американке, которая приезжает в Англию, первым делом непременно задают один и тот же вопрос о погоде. Я ждала чего-то более оригинального от принца Уэльского!».[49] Оставшийся вечер Эдуард провел в общении с прочими гостями, но эта фраза не переставая проносилась эхом в его голове. Это было началом их знакомства. Следующие несколько лет они иногда «случайно» пересекались в компаниях общих знакомых, на званых ужинах и балах высшего общества в Лондоне, или на развлекательных мероприятиях, которые традиционно проводили в выходные.
Следующей значимой для принца встречей был бал, который проходил в Букингемском дворце. Среди длинной вереницы дам, которые выстроились для официального представления королю и королеве, была миссис Симпсон. Эдуард стоял за спиной своих родителей вместе с другими членами королевской свиты и наблюдал за дамами. Когда очередь дошла до Уоллис, и она грациозно сделала реверанс сначала перед королем, а затем и перед королевой, Эдуард был потрясен пластикой ее движений, манерами и тем, как она сумела себя преподнести. Каждое ее движение было столь изысканно и естественно, что принц не мог этого не отметить.
В 1934 году миссис Тельма Фернесс совершила фатальную ошибку, уехав в США проведать свою сестру Глорию. Перед отъездом Тельма и Уоллис встретились. Тельма делилась семейными проблемами, Уоллис поддерживала подругу. Выслушав о переживаниях Тельмы, Уоллис сказала: «Ах, Тельма, твой маленький мальчик будет таким одиноким тут без тебя», на что та, без какого-либо подвоха, ответила: «Тогда, дорогая, присмотри за ним, пока я буду в отъезде. И смотри, чтобы он не попал ни в какую историю».[50] Тельма не была наивной и доверчивой, скорее, она была ослеплена собственным колоссальным эго. Она верила в свою безграничную власть над принцем, будучи глубоко убежденной, что может оказывать на него сильнейшее влияние на любом расстоянии. Она и не подозревала, что Уоллис его уже переманила к себе. Эдуард был раздражен, что Тельма, ослушавшись королевского требования остаться, все же покинула его, – пускай на несколько недель, но он остался один. Уже на следующий день после ее отъезда, он пригласил Симпсонов на ужин, устроенный Сэром Филиппом в своем имении в Дорчестере[51] – одном из наиболее модных мест того времени, где Уоллис была частым и желанным гостем.
По возвращении из Америки Тельма обнаружила, что Эдуард уже окончательно к ней охладел. В том же году у нее начался новый роман с принцем Али Кханом, впоследствии ставшим представителем Пакистана в ООН, а затем и первым заместителем генерального секретаря Ассамблеи ООН. Но и с ним рядом она не задержалась надолго. Недолговременность – черта, сопровождавшая почти все отношения Эдуарда с женщинами.
Когда Уоллис Симпсон познакомилась с Эдуардом, ей было 35 лет – уже немолода и некрасива, но невероятно обольстительна, как вспоминают многие. К 1934 году наследник стал частым гостем в доме миссис Симпсон, а она пропадала в Форте Бельведер.[52] Именно этот год можно считать началом их бурного романа. Эта женщина полностью перевернула жизнь Эдуарда. Существует слишком много интерпретаций личности Уоллис, – одни восхищаются ею, другие презирают. И для того, чтобы попытаться понять, чем же она смогла покорить сердце Эдуарда, возьмем за основу его воспоминания. Кто, как не он, сможет раскрыть тайну своей жизни?!
Итак, Уоллис старалась поразить принца всем, чем только могла. Она рассказывала ему интересные истории, делилась своим мнением, делала всевозможные коктейли, всегда была прекрасно одета и обо всем осведомлена, но главным ее «пунктиком», как позже вспоминал Эдуард, была кулинария. Есть поговорка, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и принц исключением в данном случае не был. Несмотря на то, что придворные повара могли похвастаться отменным мастерством и великолепием своих блюд, Уоллис каким-то образом удавалось каждый раз поражать избалованного изысками Эдуарда. Также наследник отмечал для себя изумительный вкус хозяйки – дом, в котором она жила с мужем, был обставлен добротной мебелью, а интерьер в целом был подобран безукоризненно. Кроме того, по мнению принца, эта женщина отличалась особым магнетизмом для жизнелюбивых, интересных людей. Будучи в Лондоне, Эдуард не упускал момента заглянуть в гости к Уоллис на чашечку чая или коктейль, и в ее доме всегда обнаруживал иностранных дипломатов, интеллигентных женщин, различных британских или американских специалистов по международным отношениям. За чашкой чая разговоры велись о злободневном – Гитлере, Муссолини, Сталине, «Новом курсе» Рузвельта и т. п.
Нужно отметить, что Уоллис обладала хорошей интуицией и чутьем, тонко подмечая все самые незаметные движения и веяния в общественной мысли британцев. Она была необычайно проинформированным человеком, особенно в сфере политики и международных дел. Принц не раз поражался ее необычной для женщины привычке ежедневно прочитывать «от корки до корки» четыре ведущие лондонские газеты. Она следила за всеми новинками литературы и театра. Если в споре кто-то был с ней несогласен, она всегда была подкована фактами и доводами, чтобы переубедить собеседника. Эта черта особенно привлекала принца, так как он практически не имел возможности выражать свое мнение, а она была свободна и могла говорить. Но больше всего он был ей благодарен за то, что она всегда интересовалась его обязанностями как принца Уэльского, поддерживала его и сопереживала вместе с ним. Прочие, услышав о деятельности принца, порой даже интересной для него самого, могли бросить ему «О, как это утомительно для вас, сэр. Наверное, Вы ужасно устали, занимаясь этим!»,[53] и разговор на этом бы закончился, но совсем другое дело Уоллис, – ей был интересен буквально каждый шаг наследника. Постепенно она проникла во все сферы жизни Эдуарда и стала его миром и вселенной.
По характеру миссис Симпсон была очень сложным, непредсказуемым человеком. Никогда нельзя было понять, что же действительно у нее на уме. Она производила впечатление свободолюбивой и независимой особы, а это было так притягательно для человека, лишенного этого.
Эдуард не смог устоять перед ней. Он понимал, что это запретная любовь, что его сердце, так же как и вся его жизнь, должны быть в рамках конституционной допустимости, но любовь к этой женщине брала верх над разумом и долгом. Он уже не представлял себя без нее и хотел связать всю свою жизнь лишь с ней одной. Но, по-всему, это было невозможно. Существовал парламентский акт 1772 года о королевских браках, по которому принцы королевской крови находятся под полным контролем монарха и парламента. Таким образом, вето на выбор Эдуарда был у его отца – короля Георга V, который уж точно бы никогда не допустил брака сына с дважды разведенной американкой. Кроме того, правительство также учитывало, что Уоллис Симпсон состояла в связи и с другими мужчинами, в том числе женатым автодилером Гаем Трандлом и Эдуардом Фитцджеральдом, Герцогом Лейнстерским. А американское ФБР и вовсе считало, что Уоллис Симпсон имела связь с Иоахимом фон Риббентропом, германским послом в Британии, а позже министром иностранных дел Третьего Рейха. Предполагалось, что она передавала нацистской Германии секретную информацию, добытую у Эдуарда, но об этом позже.
К слову, Уоллис до 1937 года все еще была замужней женщиной. Она развелась лишь после отречения Эдуарда. Однажды Уоллис написала своей тете, что «нужно немало сил, чтобы удержать и быть в отношениях с двумя мужчинами одновременно, но я сделаю все, чтобы оставить их обоих».[54] Муж Уоллис все время был третьим лицом в ее отношениях с наследником, но он был не в силах тягаться с человеком королевских кровей и был легко отодвинут самой Уоллис.
Кроме всего прочего, Уоллис имела огромное влияние на Эдуарда как женщина. Еще во время первого своего брака, Уоллис довелось долгое время жить в Китае, где она научилась многим хитростям и техникам любви. В китайских борделях она обучилась древнему разогревающему масляному массажу всего тела мужчины, начиная с головы, и заканчивая половыми органами. Как упоминалось ранее, многие бывшие любовницы Эдуарда жаловались на его мужскую несостоятельность, преждевременную эякуляцию и даже импотенцию. Одна дама, которая провела ночь с принцем, когда он направлялся на лайнере в Нью-Йорк в начале 20-х годов, писала о своих впечатлениях так: «Нельзя сказать, что он [Эдуард. – Прим.] проявил себя в постели как-то особенно, или даже хорошо… но ведь не каждый же день доводится спать с будущим королем Англии!»[55]
Уоллис была первой и единственной женщиной, которая смогла подарить ему удовлетворение. Неудивительно – Уоллис вообще была весьма раскованной особой, особенно, что касается интимных отношений. Некоторые источники даже приводят примеры ее отношений с женщинами. По рассказам нескольких общих друзей пары, интимные отношения начались у них с Эдуардом вскоре после знакомства, о чем свидетельствует и браслет, подаренный принцем, на внутренней стороне которого была выгравирована надпись очень интимного содержания. В настоящее время браслет находится в коллекции графини Ромамонес, а слова гравировки не разглашаются.[56] Существуют небезосновательные сомнения, что у Уоллис и Эдуарда были «нормальные» сексуальные отношения в консервативном смысле этого слова. Он был фетишистом женских ног, а она этим умело пользовалась. Более того, некоторые данные свидетельствуют о том, что принц страстно любил ролевые игры, в чем Уоллис принимала самое активное участие.[57] Она всегда была доминирующим звеном их отношений, он с радостью подчинялся. Она была первой женщиной, с которой он позволил себе все свои фантазии, которыми не мог поделиться ни с Тельмой Фернесс, ни с миссис Дадли Уорд. Она позволяла ему все, что он хочет, тем самым постепенно, но уверенно привязывая его к себе на всю оставшуюся жизнь. Некоторые из их друзей позже оспаривали подобную информацию, и кто знает, имело ли это место на самом деле, но то, что Эдуард не представлял себе больше жизни без этой женщины, и то, что их интимные отношения были необычными – факт.
Существует много теорий, что именно заставило принца так увлечься ею – одни считают это гипнозом, другие колдовством, третьи, что Уоллис была роковой женщиной, и без мистики тут не обошлось. Слуги рассказывали о безапелляционном доминировании Уоллис. Она сломала ноготь, досадливо сказав «ой», а Эдуард побежал в соседнюю комнату, через пару минут вернувшись с маникюрным набором для Уоллис. Возможно, это один их тех случаев вольного рабства, описанного австрийским психиатром Леопольдом фон Захер-Мазохом (1836–1895) в своей повести «Венера в мехах», – мазохизма. Уоллис и Эдуард как нельзя лучше подходили друг другу. У обоих были нездоровые наклонности и потребности. Возможно, если бы Уоллис не жила столько времени в Китае, и если бы Эдуард не встретил ее, они бы всю жизнь жили с ощущением своей ненормальности. Они действительно были весьма неформатными для своего времени. Об интимных отношениях было не принято говорить. Более того, люди всячески пытались продемонстрировать свою безучастность к этому вопросу, хотя позднее у них могли найти порнографические картинки и эротические рассказы. Англия – одна из наиболее консервативных стран, была весьма скучной в разнообразии отношений между мужчиной и женщиной, поэтому Эдуард старался найти что-то интересное для себя во всех уголках мира, но, видимо, безуспешно, пока не появилась эрудированная Уоллис.
Уинстон Черчилль расценивал Уоллис скорее компаньонкой Эдуарда, не видя в их отношениях ничего постыдного. Он считал, что эти романтические отношения хорошо влияют на принца – он стал очень спокойным, уравновешенным, пропала какая-то нервозность.[58] Пожалуй, Уоллис была первой женщиной, которая увидела в Эдуарде не только принца, но и обычного человека, подарив ему свои тепло и ласку.
Но больше всех за сына переживал король Георг V. К концу 1935 года он был уже очень болен, и практически слышал, как смерть стучится в его дверь. Тогда он сказал премьер-министру Стэнли Болдуину, что «Не пройдет и года после моей смерти, как этот мальчик погубит себя»,[59] так как именно отец был последним сдерживающим фактором в запретной любви Эдуарда. 20 января 1936 года Георга V не стало.
В 1936 году принц стал королем, а его любовь к Уоллис – навязчивой идеей. Брак Симпсонов окончательно развалился, начался бракоразводный процесс. Несмотря на некоторые интрижки со стороны Эдуарда, он мог считаться почти что «комнатной собачкой» Уоллис. Официальный биограф Эдуарда Филипп Циглер пишет о том, что их садомазохистские отношения были основаны на системе «кнута и пряника»[60] – она то давала ему жизнь, то окатывала презрением и шантажом.
Итак, Эдуард отрекся 11 декабря 1936 года из-за любви. Но спустя 13 лет после этого был обнаружен один секретный документ, опубликованный лишь в 2000 году, до этого хранившийся в частных бумагах премьер-министра Стэнли Болдуина, который меняет привычное мнение о том, что Эдуард отрекся ради Уоллис. Документ представляет собой декларацию, подписанную лично Уоллис Симпсон, о том, что она подтверждает свой отказ на какие-либо попытки связать себя узами брака с Его Величеством. Это доказывает, что Эдуард и Уоллис могли продолжать свои близкие отношения, не прибегая к отречению. Тогда получается, что Уоллис была лишь прикрытием какого-то хитроумного плана. И, таким образом, рушится та волшебная история, или скорее иллюзия, что всему причиной была любовь. Но тогда что же? Может быть, нежелание Эдуарда брать на себя ответственность за свою страну? Или угроза для страны из-за пронацистски настроенного короля? Или их отношения зашли так далеко, что стали вызовом для существующих традиций и английских устоев, и не представлялось иного пути решения? Не было ли это сделано преднамеренно для того, чтобы привести все к заранее намеченному результату? Тогда зачем они провели всю оставшуюся жизнь вместе, и было ли это правдой, как это принято считать?
После отречения Эдуард уехал в Австрию и остановился там у друзей, до тех пор, пока Уоллис Симпсон не получила развод с бывшим мужем. 3 июня 1937 года пара бракосочеталась в Шато-де-Канде (Château de Candé) во Франции. Новый король, младший брат Эдуарда Георг VI, дал ему титул Герцога Виндзорского. Однако, под давлением британского правительства, король отказал в добавлении приставки «Королевское Высочество» к титулу новоиспеченной Герцогини. Так, дважды разведенная американка не только «увела» английского короля у страны, но и стала Герцогиней – чем плохо?!
После заключения брака, пара много путешествовала по Европе, в том числе посетив и нацистскую Германию в 1937 году. Официально считается, что, узнав о связи Эдуарда с нацистами, Уинстон Черчилль вынудил Герцога покинуть Европу вместе с Герцогиней и стать губернатором Багамских островов (хотя по другим версиям, у этого решения могли быть и другие мотивы). В 1945 году, как только кончилась война, нужды удерживать ставшего опасным бывшего монарха подальше от Европы уже не было, и Эдуарду позволили вернуться во Францию, где супруги прожили до конца дней, ведя в общем богатую и праздную жизнь. Детей у них не было. Пережив брата – короля Георга VI, который умер в 1952 году, Эдуард несколько раз встречался за границей с племянницей, королевой Елизаветой II. При ней он посетил Великобританию дважды (оба раза без жены). В первый раз – на похороны брата в 1952 году, а затем в 1953 похороны матери – Марии Текской. После изгнания официально Уоллис была в Британии лишь раз – на похоронах мужа в 1972 году. В другие разы на нее и Эдуарда никто не обращал внимания. Королевская семья ее всегда недолюбливала, а то и вовсе называли ее между собой не иначе, как «эта».
В 1951 году Эдуард издал автобиографию «История короля»,[61] в 1953 он написал книгу «Корона и народ»,[62] в 1960 году – «Возвращаясь к Виндзорам»[63] и «Семейный альбом».[64] В 1956 году были опубликованы мемуары его супруги под названием «Сердцу не прикажешь»,[65] а также книга с ее рецептами под названием «Несколько любимых южных рецептов от Герцогини Виндзорской»[66] в 1942 году. Герцог и Герцогиня похоронены во Фрогморе (Фрогмор-Хаус), около Виндзора, но не в королевской усыпальнице, как порой заблуждаются туристы. Даже спустя столько лет, Уоллис и Эдуард по-прежнему персоны нон грата.
Уоллис знала о привязанности Эдуарда к ней, и часто задавалась вопросом: «КАК может одна какая-то женщина стать целой вселенной для мужчины?!» После ее смерти в 1986 году стали появляться доказательства, окончательно скомпрометировавшие Уоллис.
С 1941 года за Уоллис и Эдуардом началась пристальная слежка агентов ФБР, как за сочувствующими нацистской Германии. Более того, ФБР указывает, что за год до нацистской оккупации Франции Уоллис регулярно передавала необходимую информацию министру иностранных дел Третьего Рейха – Иоахиму фон Риббентропу. Считается, что, благодаря своему высокому официальному положению, Герцогиня получала различную информацию, которую передавала Германии, касательно действий британских и французских официальных лиц. Но и это еще не все – Уоллис состояла в весьма близких отношениях с Риббентропом, когда в 1936 году тот был послом в Британии. Он ежедневно посылал ей 17 красных гвоздик, якобы в честь 17 интимных свиданий, хотя, некоторые источники говорят о том, что число 17 было датой их знакомства.
Говорят, что спустя 13 лет официального брака с Эдуардом у Уоллис начались отношения с Джимми Донахью – внуком торгового мультимиллионера и владельца магазинов FW Woolworth. Ей было 54, а ему 34. Он был привлекательным гомосексуалистом, ведшим весьма беспорядочную половую жизнь. Эдуард знал об этих отношениях и терпел их почти четыре года.
Глава 3 «Король умер! – Да здравствует король!»
Неудовлетворенность принца Уэльского своим положением, ограничениями в свободе и ответственностью преследовали его, толкая на то, что еще до коронации он уже несколько раз на словах отказывался от трона.[67] Забегая несколько вперед, к периоду отречения, можно сказать, что Эдуард никогда особо не стремился стать королем и воспользовался первой же удобной ситуацией, чтобы избавиться от ненавистной ему перспективы править страной. Очевидно, что «обязанности по крови» его тяготили – он с радостью пользовался всеми привилегиями сначала будущего наследника, а затем и принца Уэльского, но был совершенно не готов взять на себя ответственность за страну. Несмотря на то, что должность короля или королевы Соединенного Королевства является по большей части номинальной, так как права и возможности суверена ограничены конституцией, он все же формально является главой государства, религии и нации. Английский король несет всю полноту ответственности перед своими подданными, защищает честь нации, он – глава стран Содружества и Англиканской церкви; суверен, как никто другой, обязан чтить и соблюдать традиции и законы британского государства. Понятие royal, то есть «королевский», давно уже стало тождественным понятию «знака качества». Все королевское должно быть совершенным, в том числе и сам король. Смог бы Эдуард с достоинством нести эту нелегкую ношу? – вряд ли. Он с самого детства боролся против устаревших, по его мнению, и претивших ему устоев. Его дерзкий, противоречивый характер проявлялся буквально во всем: в отношениях с королевской семьей, отцом, в неспособности построить свою собственную семью, заводя один за другим романы с замужними женщинами, в неуважении своего собственного статуса принца, в ведении разгульного образа жизни, ни коим образом не соответствующего должному. В отличие от своего младшего брата Альберта («Берти»), который впоследствии стал королем Георгом VI, проявил себя достойным правителем, несмотря на дефект речи (заикание), и провел страну через все ужасы Второй мировой войны, подняв национальный дух и популяризируя монархию, Эдуард не считался с мнением отца и семьи ни в выполнении общественной работы, ни в выборе женщин – он всегда перечил своему отцу, королю Георгу V. Далеко не все дети слушаются своих родителей, но в случае Эдуарда этого делать было категорически нельзя, ведь его отец не просто родитель – он, прежде всего, монарх. Более того, может ли человек, избегая уплаты налогов и ведя «черную» бухгалтерию, идущую вразрез с законом, быть впоследствии хорошим правителем?! Если он априори неуважительно относится к закону, то как он может его представлять и защищать?!
Но, так или иначе, Эдуард был всеобщим любимцем. Этот высокий, светловолосый, голубоглазый, элегантный и чрезвычайно современный мужчина, имел большую популярность в народе. Кроме того, он вел активную общественную деятельность, обещая людям именно то, что они от него ждали. Обещания так и остались обещаниями, но это уже детали – ему удалось завоевать толпу. Кто знает, куда могло завести подобное притворство.
Георг V тоже несколько раз делал предположение о том, что не исключена возможность отречения Эдуарда. Отец и сам чувствовал настроение сына. Летом 1935 года один из представителей Эдуарда сэр Лайонел Халси написал, что король считает, что было бы лучше для страны, если бы Эдуард и впрямь отрекся от престола.[68] В конце того же года, будучи совершенно больным и подавленным, Георг V делает запись в своем дневнике: «Мой старший сын никогда не станет моим преемником. Он отречется»[69]… «Не пройдет и года после моей смерти, как этот мальчик [Эдуард. – Прим.] погубит себя».[70] Но наиболее показательна его запись, сделанная за несколько недель до смерти: «Я молю Господа Бога, чтобы мой старший сын никогда не женился, и у него не было детей, чтобы ничто не могло стоять между Берти, Лилибет[71] и троном».[72]
Здоровье короля начало беспокоить его с зимы 1934/1935 года. Будучи заядлым курильщиком всю свою жизнь, Георг подцепил неизвестную легочную инфекцию, и физическое состояние его начало стремительно ухудшаться, прогрессируя в более серьезное заболевание. Личный врач Георга, лорд Даусон отмечал, что сердце может не выдержать и отказать в любой момент, поэтому всех родственников, в том числе и Эдуарда, которые на тот момент находились вдали от короля, срочным порядком вызвали в Сэндрингем.[73] Уже ощущая свою скорую кончину, Георг V стремительно терял еще и душевное спокойствие, понимая то, что с его уходом страна перейдет к Эдуарду, а это не сулило ничего хорошего. 16 января 1936 года все родственники уже были вокруг умирающего короля, понимая, что Георг V доживает свои последние дни. Вечером 20 января 1936 года лорд Даусон сделал запись, которая уже к концу дня стала главной цитатой для Би-би-си, «жизнь короля мирно движется к своему концу».[74] Георг V впал в кому, и за несколько минут до полуночи его не стало, о чем официально и было объявлено.
Однако эти события 50 лет спустя приняли совершенно другой оборот, когда были обнаружены и опубликованы записи доктора Даусона. В них говорится о том, что королю была введена определенная доза лекарства в организм, которая вскоре спровоцировала его смерть. Таким образом, Георгу облегчили мучения и помогли практически безболезненно уйти из жизни[75] – король стал жертвой эвтаназии.[76] Это же подтверждает письмо Эдуарда Кеннету де Кореи, где он пишет следующее: «Позже тем же вечером, после ужина, Даусон подошел ко мне и моей матери и сказал нам обоим: «Вы же не хотели бы, чтобы он испытывал длительные, непереносимые страдания?». Моя мать ответила, что, конечно, нет, и я подтвердил. И лишь спустя много лет, вспоминая произошедшее, я понял всю фатальность произошедшего – Даусон предложил нам облегчить уход моего отца из жизни. Я был потрясен, когда узнал, что Даусон ввел моему отцу не одну, а две смертельные инъекции лекарства в организм. Этого я уж точно не имел в виду, когда говорил, что хочу облегчить мучения моего отца… По факту – Даусон убил моего отца!».[77]
Хотя Даусон в своих записях писал нечто иное – он утверждал, что именно принц настаивал на скорейшем избавлении короля от мучений и решении этого вопроса незамедлительно, убедив в этом и королеву-мать.[78] Даусон ввел сначала большую дозу морфия, а потом кокаина в вену Георга.[79] Все уколы королю делала медсестра, обычно проводившая все процедуры под присмотром доктора. Однако, в данном случае, Даусон все сделал самостоятельно, зная, что информация об этом в ближайшее время уж точно не просочится в прессу. Дело в том, что процедура эвтаназии была и является до сих пор незаконной. У человека механически провоцируют смерть, а это противоречит не только законам человеческим, но и божественным. Но в данном случае, процедура была санкционирована королевой и наследником, поэтому обвинить доктора в преднамеренном убийстве нельзя. Кроме того, что кажется еще более бесчеловечным, это то, что доктор торопился со смертью, дабы поспеть к утреннему выпуску Таймс.
Вся семья, за исключением Генри (он был болен), стояли вокруг постели умирающего короля. Когда Даусон объявил о его смерти, королева поцеловала лоб Георга V, затем поклонилась своему сыну Эдуарду и поцеловала его руку, уже в качестве нового короля. Остальные сделали то же. Как пишет официальный биограф королевской семьи Филипп Циглер, Эдуард был безутешен, – он впал в истерику и разразился громкими рыданиями на плече своей матери.[80] Эдуарду было несвойственно такое поведение. Кто знает, что поспособствовало этому в большей степени – потеря отца, или осознание, что мальчишеские безмятежные годы закончились, и пришло время тяжелого бремени короля. Так началось его короткое, беспрецедентное правление – Дэвид стал Эдуардом VIII.
Некоторое время тело покойного короля Георга V находилось в Вестминстерском аббатстве в Лондоне. 28 января похоронная процессия двинулась по главным улицам через весь Лондон. Уоллис Симпсон наблюдала за шествием из Сейнт-Джеймского дворца – так было задумано новым королем. Гроб Георга V был водружен на пушечный лафет,[81] а сверху на нем лежала Императорская корона. Во время процессии упал мальтийский крест с короны, инкрустированный бриллиантами и сапфирами. Один из офицеров сразу же поднял его, стараясь не привлекать лишнего внимания. Эдуард, заметивший это, пришел в ужас, забормотав: «Боже! Что же будет дальше?!».[82] Один из министров, услышавший Эдуарда, сказал своему соседу: «Это станет лейтмотивом его правления…».[83]
Как только Эдуард взошел на престол, стало очевидным, что он качественно отличается от всех своих предшественников и, особенно, от своего покойного отца – короля Георга V. Тогдашний британский премьер-министр Стэнли Болдуин[84] считал, что Эдуард обладает более глубокими знаниями об обществе, чем кто-либо другой до него.[85] Безусловно, это была хорошая черта для будущего правителя, но не следует сбрасывать со счетов и другие человеческие качества Эдуарда – его независимость в мышлении и чрезмерное новаторство, которые могли навредить государству. Болдуин видел в нем все достоинства и недостатки еще задолго до его восшествия на престол. Он знал, что если Эдуард все же будет королем Великобритании, то возможны многие нежелательные вещи, в том числе вероятность изменения государственного строя. В то время Британия, одна из самых консервативных стран мира, никоим образом допустить этого не могла. Эдуард пренебрегал и безжалостно рушил основы британских традиций и устоев. Стэнли Болдуин был крайне прозорливым политиком и мог заранее предугадать последствия симпатий Эдуарда к нацистской Германии.[86] Болдуин чувствовал настроения Эдуарда и был практически уверен, что Эдуард хочет отречься, и сделает это наверняка.[87]
Многие авторы, занимающиеся биографией Эдуарда, в том числе Брайан Инглис, отмечают, что он был своеобразным человеком: он здраво рассуждал и ставил перед собой воистину великие цели; однако, у него не хватало терпения и усердия в деталях и выполнении мелкой рутинной работы на пути достижения этих целей.[88] Вероятно, Эдуард хотел быть королем, но только на своих условиях. Он довольно часто позволял себе выступления по радио, в которых говорил о вещах, несогласованных с правительством. В некоторых случаях его слова могли вызвать целую волну движений в обществе, особенно в вопросах о странах Содружества. В марте 1936 года Эдуард неосторожно высказывался относительно самоопределения индусов, в июле того же года он призывал созвать конференцию по решению ирландского вопроса. Эдуард не имел права самостоятельно решать столь острые вопросы. Он, как и все предыдущие монархи, должен был предоставлять право решения правительству, а вопрос Ирландии[89] издавна являлся крайне взрывоопасным. В 1922 году Георг V призывал общественность к единству и терпимости, выступая объединяющим звеном, и предоставляя всю сферу деятельности правительству. Но Эдуард вел себя совершенно иначе. Он отказывался читать ежедневную политическую документацию (что входило в его обязанности), таким образом, горы бумаг накапливались в его кабинете. Эдуард предпочитал получать интересную информацию из разговоров с друзьями, политиками и прочими людьми. Более того, он давал своим друзьям зачитывать приносимые ему документы.[90] Узнав об этом, правительство было вынуждено утаивать от него наиболее важную и секретную информацию.[91]
Как уже упоминалось ранее, Эдуард был всенародным любимцем. Он общался с обычными людьми, выслушивал их проблемы и обещал помочь, в основном делая ставку на бедных и безработных – беспроигрышный вариант. Но, при всем при этом, демократом он не был. В отношении народа он вел себя скорее как «диктатор для народа», подражая поведению Гитлера и Муссолини.[92] Они считали, что народными массами лучше управлять с помощью диктатуры, нежели позволять людям самим говорить за себя. Эдуард пытался стать народным королем-диктатором, что было недопустимым для Британии. Наладив отношения с лидером английских фашистов Освальдом Мосли,[93] поведение Эдуарда принимало все более радикальные формы. Положение становилось опасным – срочные превентивные меры стали необходимостью.
Кроме того, Эдуард решил улучшить и свое материальное положение. Стараясь максимально сократить расходы на собственные налоги и зарплату служащим в его поместьях, он все больше осыпал Уоллис драгоценностями.[94] В июне 1936 года король захотел перевести 250 тыс. фунтов стерлингов (более 7 млн ф. ст. по сегодняшним меркам) с неприкосновенного счета графства Ланкастера на свой личный счет. Но правительство его вовремя остановило, так как это было незаконно. Эти деньги были неприкосновенными с XIV века и передавались из поколения в поколение наследнику британского трона, как «золотой запас», «нерушимый фундамент». Однако, Эдуарду все же удалось перевести на свой счет около 38 тыс. ф. ст. (примерно 900 тыс. ф. ст. сегодня) от фонда, в который начислялись все средства и сбережения людей, умерших и не оставивших завещания о наследстве[95] в Ланкашире.[96]
Правительство было сильно озадачено поведением нового короля, особенно в вопросе свободы высказывания своего личного мнения. Традиционно сложилось, что монарх делится своим мнением относительно внутренней или внешней политики только с премьер-министром или другими членами правительства, и только при закрытых дверях во время аудиенции. Но Эдуард обсуждал наиболее острые проблемы современности со своими друзьями: речь шла о нацистской Германии, фашистской Италии и большевистской России.[97] Даже после Второй мировой войны Эдуард продолжал считать, что именно коммунизм, а не что-то иное, являлся наибольшей угрозой для британского государства.[98] Более того, он считал, что фашизм и нацизм демонстрировали не только способность реструктуризации и развития государства, но и защиту от коммунизма. Эту точку зрения он неоднократно высказывал в кругу друзей и своим министрам.[99]
Несомненно, одной из первостепенных задач Эдуарда было налаживание дружеских отношений с Германией. Еще в последние дни Георга V Эдуард обсуждал этот вопрос с немецким послом Леопольдом фон Хойшем, договорившись о том, что посетит Олимпиаду, намеченную на лето 1936 года в Берлине.[100] Показательно, что на первом официальном приеме дипломатов, уже будучи королем, Эдуард большую часть времени уделял именно фон Хойшу.[101] Очевидно, что желание сблизить Британию с Германией было взаимным. Нацисты пытались наладить отношения еще во времена правления Георга V, однако он был человеком «старой закалки», слишком консервативным, в отличие от своего сына, который так стремился оказывать свое влияние на правительство и все решать самому. Это стало наиболее устрашающим фактором для британского правительства. Еще в 1934 году, во время своего визита в Вашингтон, Эдуард встретился там с послом нацистской Германии, которому открыто сообщил о своем несогласии с поведением отца, королем Георгом V относительно взаимосвязи монарха и министров. Нацисты понимали желание Эдуарда противоречить сложившимся устоям и всячески старались «подлить масла в огонь». Они обеспечивали практически непрекращающиеся контакты представителей нацистской Германии с новым королем Великобритании.
Кроме того, нацисты прислали Эдуарду одного из представителей германского дворянства – Чарльза, графа Саксен-Кобург-Готского, исключенного из Ордена Подвязки[102] после Первой мировой войны, а позже сочувствовавшего идеологии национал-социализма. В 1935 году он вступил в нацистскую партию, стал группенфюрером СА (командиром отделения штурмовиков), а затем и членом Рейхстага с 1937 по 1945 год. Чарльз Саксен-Кобург-Готский легко вошел в свиту нового короля. Он регулярно отправлял в Германию отчеты разговоров с Эдуардом и последние новости британской политики. Один из таких рапортов содержал следующую информацию (речь шла о роли премьер-министра): «Кто тут король – Я или Болдуин?! – говорил Эдуард. – Я хочу поговорить с Гитлером и сделаю это здесь или в Германии! Пожалуйста, передайте ему это!»[103]
Чарльз писал, что король считает союз между Германией и Британией срочной необходимостью и ведущей линией внешней политики Британии.[104] В другом рапорте он докладывал о поведении Эдуарда: «Король стремится сконцентрировать все обязанности правительства на себе… Политическая ситуация в Британии в целом, особенно в Англии, возможно, предоставит ему шанс сделать это. Его решение о союзнических отношениях между Британией и Германией может сильно осложниться, если это будет обнародовано раньше времени…»[105]
Иоахим фон Риббентроп, который во время правления Эдуарда был послом в Британии, вообще считал короля «английским национал-социалистом».[106] После своей дипломатической службы в Лондоне Риббентроп стал министром иностранных дел Третьего Рейха (1938–1945). Гитлер считал одной из первостепенных целей – налаживание отношений с Британией, поэтому выбрал одного из лучших своих людей для достижения поставленной задачи.
Некоронованный король Эдуард VIII[107] был слишком опасен для Британии во многих отношениях: диктаторский настрой, абсолютистское стремление к узурпации власти, про-нацистское настроение во внешней политике, кроме того, провокационные личные качества самого монарха и, вдобавок, сомнительная роль Уоллис Симпсон, которая была все еще не разведена с прежним мужем, но всегда была рядом с монархом.
Эдуарда нужно было отстранить от власти любой ценой.
Глава 4 «Не пройдет и года… как он погубит себя»
Алиса Кеппель, которая многие годы была любовницей дедушки Эдуарда VIII (Дэвида), короля Эдуарда VII, знала свое место и никогда не выносила отношения на публику, но это была самая известная тайна в Британии. Она была мягкой, покладистой женщиной, что так ценил Эдуард VII, унижая свою красавицу-жену королеву Александру любовными связями на стороне.[108] Госпожа Кеппель была надежной опорой и главным советником короля Эдуарда VII, он часто советовался с ней и отдавал должное ее женской мудрости. Она не претендовала на большее, чем быть всего лишь любовницей и находиться в постоянной тени, – в данном случае, королева у Британии уже была.
Но совершенно другая ситуация была у Уоллис Симпсон. Тронное место рядом с королем было вакантным. Она видела реальную возможность достичь полноправной власти и методично к этому шла. Благоразумие никогда не было ее сильной стороной. Если бы она не была такой требовательной и пристрастной, она вполне бы могла занять место постоянной любовницы и довольствоваться своим положением. Многое могло бы быть иначе в судьбах Альберта и Эдуарда. Она вполне могла бы быть неким «серым кардиналом» за спиной нового короля и жить в достатке, пользуясь своим влиянием на него, и не афишируя отношения, по крайней мере, до официального развода со вторым мужем. Но нет! Уоллис, несмотря ни на что, продолжала добиваться своей цели.
У близких знакомых Эдуарда уже не возникало сомнений относительно серьезности его намерений – Эдуард обязательно женится на Уоллис. Постепенно он начал вводить ее в самые высокие круги общества, среди которых находились представители высшей судебной власти и правительства. Она была непременным участником в главных мероприятиях британского общества, куда обычно могли попасть лишь избранные.
В мае 1936 года Уоллис была приглашена на ужин, который устраивал король Эдуард VIII для премьер-министра Стэнли Болдуина, на котором присутствовали кузен короля Луи Маунтбеттен («Дикки»)[109] и прочие гости, симпатизирующие Германии. К удивлению присутствующих, а особенно для супруги премьер-министра Люси, Уоллис пришла на вечер не одна, а со своим законным мужем Эрнестом Симпсоном. Ни для кого не было секретом, что Уоллис была инициатором этого ужина и лично продумала все мероприятие до мелочей.[110]
Месяц спустя миссис Симпсон появилась на другом званом вечере, на котором присутствовали самые высокопоставленные и уважаемые люди, среди которых также были Герцог и Герцогиня Йоркские (брат Эдуарда, принц Альберт со своей супругой Елизаветой). Они были потрясены тем, что вынуждены делить стол с какой-то любовницей Эдуарда. Более того, Уоллис сидела во главе стола, и вновь все знали, что все организовала именно она. Для многих это было унизительным, но приходилось с этим мириться, потому что этого хотел сам король. На этот раз Уоллис хватило благоразумия прийти без Эрнеста, но, как вспоминает леди Диана Купер, вечер все равно обратился в одну сплошную катастрофу.[111] Герцогиня Йоркская весь вечер игнорировала присутствие Уоллис, проявляя откровенную неприязнь к этой женщине. Она была в ужасе, что «эта» может стать будущей королевой Великой Британии.
На следующий день газеты, освещавшие прошедший прием, опубликовали список присутствующих гостей, не исключив из него, как того требовала ситуация, миссис Симпсон. Пользуясь помощью двух «королев» лондонского высшего света, Эмеральдой Кунард и Сивиллой Колефакс, Эдуард не терял ни единой возможности пригласить свою любовницу в самые влиятельные круги общества, где она могла общаться и налаживать отношения с теми, чьи интересы концентрировались вокруг политики и Вестминстера. Те, кто так и не смог принять Уоллис, автоматически исключались из круга короля: это касалось как заслуженных работников королевского дворца, так и близких друзей.
Так «Фрути» Меткальфе[112], который всегда был рад служить Эдуарду, частенько помогая добраться изрядно выпившему королю до дома, очень быстро потерял его благосклонность, но отставлен все же не был. Уоллис это было совершенно безразлично. Она считала Фрути не более чем «нахлебником», в то время как тот, еще задолго до ее появления, был фактически «нянькой» Эдуарда, если можно так сказать.
Мистер Б.Г. Троттер, который был управляющим финансов Эдуарда, был уволен лишь потому, что отказался прекратить общение с Тельмой Фернесс – бывшей любовницей Эдуарда. Король как-то заявил Троттеру, что у него уже давно закончены все отношения с Тельмой и единственной его теперешней любовью является только Уоллис Симпсон, на что Троттер ему просто ответил: «Я не бросаю друзей».[113]
Адмирал сэр Лайонел Халси также был исключен из круга Эдуарда после того, как сильно возмутился по поводу непомерных денежных трат на Уоллис, при этом заметив, что общество никогда не примет ее в качестве своей королевы.
Подобная участь постигла еще многих других людей, по отношению к которым Эдуард был непримирим и категоричен. Он уничтожал всех, кто был настроен против его возлюбленной.
Эдуард окончательно принял решение жениться на супруге Эрнеста Симпсона. Следует сказать, что между Эрнестом и королем состоялось несколько личных встреч, на которых обсуждалась дальнейшая судьба Уоллис. Король говорил запутанно и витиевато, но Эрнест хотел докопаться до сути и задал вопрос прямо: «Вы действительно собираетесь жениться на Уоллис? Если так, то она должна сначала выбрать одного из нас».[114] Но быстро этот вопрос им решить так и не удалось. Окончательное соглашение должно было быть достигнуто не позже мая 1936 года, так как именно в этом месяце следующего года (1937) была назначена коронация. Бракоразводный процесс в Британии был очень сложным, и занимал по времени в среднем около года. Они должны были успеть в срок.
Кроме того, Эдуард и Уоллис решили, что в суде Уоллис должна предстать в роли жертвы. Это, как они считали, оправдало бы их в глазах общественности. Эрнест же считал всю эту затею абсурдной. В конце концов, именно он являлся пострадавшим в этой ситуации, и все об этом знали, но тогда зачем пускать пыль в глаза, когда и так все известно?! Где бы он ни появлялся, на приеме или в лондонском клубе, все обращали внимание на его унизительное положение. Но он не мог стоять на пути у короля.
К тому же не стоит сбрасывать со счетов и корыстный интерес самого Эрнеста. Бракоразводный процесс, помимо сложности самой процедуры, был еще и очень дорогостоящим, а оплачивать его должна была как раз виновная сторона. Было придумано все так: Эрнест уезжал в Париж по каким-то делам, где для него нанималась «специальная девушка», с которой его бы застукал в постели официант отеля, принесший им завтрак в номер. Казалось бы, чего проще?! Таким образом, муж бы «изменил» Уоллис, и она, имея весомую на то причину, как бы абсурдно это ни звучало, подала бы на развод.
И правда, хорошо придумано – Уоллис разрабатывает стратегию по сохранению своей «репутации», а Эдуард за все платит. Блестящий ход! Более того, Эдуард должен был не только оплатить всю эту дурацкую аферу, но и выплатить Эрнесту моральную компенсацию за потерю жены. Таким образом, Эдуард КУПИЛ Уоллис за 100 тыс. фунтов[115] стерлингов, – именно такая сумма была выделена Эрнесту. 28 марта 1937 года деньги были переведены на парижский счет мистера Симпсона, за пять недель до окончательного завершения бракоразводного процесса.
С юридической стороны развод проводился в рамках закона, без ускорения процесса и взяток, дабы избежать каких-либо подозрений в заговоре. Как и было задумано, Эрнест был застукан на свидании, и события пошли по намеченному пути. Однако в дальнейшем игра переросла в реальность, и у Эрнеста действительно появилась новая пассия – лучшая подруга Уоллис, американка Мэри Кирк Раффри.[116] Во время очередной поездки Эрнеста в США Уоллис посоветовала ему заглянуть к Мэри, проведать ее, так как у подруги был сложный этап в жизни – она как раз ушла от мужа. Уоллис даже написала Мэри письмо, в котором говорила о скором визите Эрнеста и просила «за ним присмотреть». Мэри и Эрнест, оба потерпевшие неудачу в браке, попались не только в ловушку, поставленную Уоллис, но и в сети любви. О дальнейшей судьбе обоих история умалчивает.
Архиепископ Кентерберийский Космо Гордон Лэнг,[117] имея дурные предчувствия и пребывая в глубокой апатии относительно всего происходящего, отправил королю официальный запрос об аудиенции. Его настроение было смесью ярости, беспокойства и негодования. Разговор с Эдуардом он начал с того, что не раз обсуждал со старым королем нездоровое увлечение наследника. Эдуарда взбесило не только высказанное архиепископом пренебрежение к его любимой, но и то, что его обсуждают за глаза. Хотя имя Уоллис Симпсон в разговоре не упоминалось, они оба прекрасно понимали, о чем и о ком идет речь. Эдуард знал, что архиепископ был решительно настроен против их общения, и всей своей властью попытается помешать ему жениться на ней.
Понемногу весть о романе «начала просачиваться на поверхность», хотя большая часть британского общества все еще была не в курсе происходящего. У Эдуарда была договоренность с магнатами прессы, что имя Уоллис Симпсон до определенного момента не должно упоминаться ни в каких печатных изданиях. Но скрывать это становилось все сложней, так как Уоллис сопровождала Эдуарда абсолютно на всех мероприятиях, каждый раз появляясь на публике в новых костюмах и драгоценностях, в то время как многие районы Британии фактически бедствовали.
Но еще больший скандал разразился, когда Эдуард арендовал огромную моторную яхту Nahlin, длиной 91,4 метра, на все лето 1936 года для путешествия по Адриатике, что обошлось королю почти в 5 тыс. фунтов стерлингов. Король и миссис Симпсон не хотели привлекать к себе внимание и решили, что Эдуард должен путешествовать под псевдонимом Герцога Ланкастерского. Но было слишком очевидно, что на яхте отдыхает не кто иной, как сам король Англии, поэтому скрыться им так и не удалось.
Помимо Эдуарда и Уоллис с ними путешествовали военный министр Дафф Купер со своей супругой леди Дианой Купер.[118] Предполагалось, что это будет отчасти официальный, отчасти частный круиз. Зная, какие опасности могут настигнуть короля в Европе, правительство отправило вместе с ними для сопровождения два эсминца[119] с Мальты – Grafton и Glowworm. Ежедневно королю приносили «красные коробки» с государственными документами с этих кораблей. Даже на отдыхе нельзя было расслабиться.
Вояж начался в городе Шибеник (Хорватия), 10 августа 1936 года. На каждой остановке Эдуарда и Уоллис атаковали американские репортеры и фотографы, пристально следившие за их передвижением. И вот весь мир, кроме самой Британии, где данная тема была табу, внезапно узнал об английском короле и его американской любовнице, которую представляли как проститутку.
Прибыв на остров Корфу, Эдуард «случайно» встретился там с греческим королем Георгом II[120] и его женой – они спасались от непереносимой жары в Греции на своей вилле. Георг приходился Эдуарду двоюродным братом, будучи правнуком королевы Виктории.[121] Его призвали на трон лишь за год до их встречи, – до этого момента он проживал в изгнании, а именно в Лондоне, где часто поддерживал связь с Эдуардом. Теперь, когда два «новоиспеченных» короля встретились, Эдуард поинтересовался, как Георг справляется со своими новыми обязанностями, на что тот ответил Эдуарду, что это совершенно не его, и что он страшно тяготится этой ролью. Эдуард, как никто другой, смог его понять, найдя отголоски сказанного в себе.[122]
Путешествие продолжилось в Афины, на греческие острова, Стамбул, где Эдуард на немецком языке общался с Кемалем Ататюрком; в Болгарию, где была встреча с царем Борисом III,[123] который предоставил Эдуарду личный поезд, чтобы они смогли отправиться в Софию. Эдуард был изумлен эрудированностью болгарского монарха и особенно способностью Бориса говорить на шести языках.[124]
Кроме туристического назначения, у этой поездки были и политические задачи, о которых британское правительство осведомлено не было. Одной из них было стремление к поддержанию политики умиротворения, которую так отстаивали лондонские аристократы – друзья Эдуарда. В Югославии,[125] например, встреча с Павлом Карагеоргиевичем,[126] регентом Югославии, была детально подготовлена и продумана так, чтобы это выглядело как случайная встреча. Эдуард был хорошо знаком с Павлом. Знакомство произошло еще в Оксфорде много лет тому назад. За несколько недель до визита Эдуарда у Павла прошли переговоры с нацистской верхушкой о поставке оружия. Той же линии переговоров придерживался и Муссолини. Павел объяснил Эдуарду, что для поддержания политики умиротворения просто необходимо наладить связь с лидерами фашистских государств не только для стран, находящихся в непосредственной близости к ним, но и для островной Британии.
Круиз был завершен, но королю не хотелось, чтобы все закончилось так скоро. Президент Турции Кемаль Ататюрк предоставил им свой личный поезд, на котором Уоллис и Эдуард отправились дальше. Следующая знаменательная остановка была на пять дней в Вене. Помимо романтических прогулок по городу за ручку с Уоллис, у Эдуарда состоялась важная встреча с канцлером Куртом Шушнигом[127] и президентом Австрии Микласом,[128] которые за три месяца до прибытия Эдуарда в Австрию создали альянс с Адольфом Гитлером. Оттуда Эдуард и Уоллис на поезде Orient Express отправились в Цюрих (Швейцария), где их ждал личный самолет Эдуарда.[129]
Разговоров в прессе о политике уже было не избежать – Эдуард поддержал австрийский пакт с нацистами.[130] Если круиз Эдуарда все-таки носил больше туристический характер, нежели политический, газеты Нью-Йорк Таймс уже кричали во всеуслышание, что, если дело и дальше так пойдет, союз Гитлера и Эдуарда сможет оказать большую протекцию, чем Лига Наций.
По возвращении на родину, несмотря на слухи, стремительно разносившиеся по миру, отголоски которых достигали теперь уже и берегов Туманного Альбиона, Эдуард не сделал абсолютно никаких публичных заявлений о своем круизе, и уж тем более не собирался комментировать свои отношения с Уоллис, ставшие к тому моменту публичными. Он старался никак не упоминать ее, и нигде с ней особо не появляться, пока она не разведется окончательно. Но ждать оставалось уже совсем недолго – каких-то несколько недель. Если в обществе новости о пассии короля несколько затихли, то семья Эдуарда, отправившаяся в полном составе отдыхать в королевскую резиденцию Балморал, была непрестанно начеку. Они, как никто другой, с ужасом ожидали грядущей катастрофы, так как намерения Эдуарда становились все очевидней – расстаться с Уоллис он не намерен.
Сентябрь 1936 года. Королева-мать, братья Эдуарда со своими женами, члены двора – все были в поместье Балморал.[131] Эдуард появился там вместе с Уоллис и ее американскими друзьями Германом Роджерсом и его женой Катариной, с которыми они познакомились, отдыхая в южной Франции. И лишь столкнувшись с королевским семейством лицом к лицу, Уоллис начала постепенно осознавать, во что она ввязалась. Все происходило столь стремительно, что их отношения уже перестали быть романтической игрой, – дело начало принимать слишком серьезный оборот, к чему Уоллис была не готова. Бракоразводный процесс должен был состояться 27 октября 1936 года, после чего уже ничто не смогло бы остановить Дэвида… короля Эдуарда VIII в его стремлении жениться.
Уоллис получила письмо от своей американской тетушки Бесси. Она беспокоилась о том, что прочла в газетах про путешествие Уоллис с новым королем Британии. Она писала также о том, что весь мир «гудит» об этом, и что это сенсация и скандал в одном флаконе. Бесси советовала, чтобы Уоллис в срочном порядке заявила о своей роли и намерениях относительно Эдуарда. Это письмо сильно потрясло Уоллис. Если новость об их отношениях с Эдуардом вызвали такой диссонанс в Америке и Европе, то чего же ждать от консервативной, традиционной Британии?! Пожалуй, Уоллис впервые начала осознавать, что она делает. Она была в ужасе. В таком настроении, в один из хмурых сентябрьских дней 1936 года, она написала Эдуарду письмо. Уоллис писала о том, что у них было много незабываемых моментов, что они проводили вместе чудесное время, но она хочет вернуться к мужу. Она и Эрнест не обладали ни властью, ни состоянием, и уж тем более не могли позволить себе такой роскоши с королевским размахом, которую она так любила, но, по крайней мере, они были свободны и не связаны такой ответственностью и обязательствами перед страной. Уоллис советовала Эдуарду погрузиться в свои прямые обязанности – быть хорошим королем.[132]
Эдуард был повержен этим письмом. Он сильно переживал и болезненно реагировал на все происходящее. «Как она могла? Ведь я так люблю ее… безумно, нежно и страстно…» – говорил король в своих мемуарах.[133] Он считал, что они вместе смогут все преодолеть, ничто не сможет их сломить, если только они будут плечом к плечу. Уоллис спорила, ругалась, пыталась переубедить, но, в конце концов, сдалась. Королевские аргументы оказались куда более весомыми, чем ее. Они остались вместе, приготовившись встретить грядущий кризис в стране, который обязательно и незамедлительно грянет после их воссоединения и брака.
Развод Симпсонов шел своим чередом и близился к концу. Для суда это было обычным, заурядным делом. Британская пресса, благодаря друзьям Эдуарда – Ротермиру, Бивербруку и Хармсворсу, – членам ассоциации газетных печатных изданий, по-прежнему отношения короля и американки не освещала.
Но все изменилось спустя две недели. Личный помощник короля Эдуарда Алек Хардинг послал записку в поместье Эдуарда, где он проводил вместе с Уоллис выходные. В ней говорилось о том, что премьер-министр и правительство жестко ставят вопрос об отношениях нового короля с американкой Симпсон; вскоре должно состояться обсуждение данного вопроса. Ситуация осложнялась тем, что теперь им вряд ли удастся и дальше таиться от прессы и британского общества. Хардинг посоветовал Уоллис немедленно покинуть страну, а королю серьезно озвучить свою позицию. Эдуард был в ярости, а Хардинга хотел просто уничтожить. Король обвинил своего помощника в начинающемся кризисе и во всем, что происходило. Потом, решив, что источником зла является не Хардинг, а премьер-министр Стэнли Болдуин, перевел свой гнев на него. Эдуард считал, что они затронули его самое больное место – гордость. Король начал паниковать, он думал, что против него готовится заговор.[134] Многие отмечали его крайнюю раздраженность и нервное состояние. Поняв, что он больше не может доверять своему личному помощнику, который в большей степени работает не на него, а на Даунинг-стрит,[135] Эдуард тайно назначает встречу своему старому другу Уолтеру Монктону в Виндзорском Замке.[136] Переговорив с ним, Эдуард, наконец, осознал, что у него больше нет выбора – он должен поставить Болдуину ультиматум, что если правительство попытается запретить ему жениться на Уоллис, Эдуард отречется. Монктон пытался убедить его, что все, что нужно правительству, это законный король, соблюдающий древние традиции их великой страны, что они будут бороться за него, и все, что ему нужно сделать, это отказаться от отношений с Уоллис, по крайней мере, в том ключе, в котором Эдуард их задумал реализовать. «Я не могу ее бросить! Мы женимся!»[137] – заявил Эдуард.
На следующей неделе Эдуард встретился с Болдуином. Все было именно так, как предупреждал его Монктон – Болдуин был настроен решительно в убеждении, что британский народ никогда не примет такого брака. В том числе, не одобрил бы подобного брака и архиепископ Кентерберийский, возлагавший на будущего короля Эдуарда VIII очень большие надежды. Он считал, что союз с разведенной женщиной, и уж тем более с какой-то там американкой, был неприемлем самым категорическим образом. А идти против церкви было бы чревато последствиями. Болдуин оставил Эдуарда в «разбросанных» чувствах и без намека на какой-либо выход из сложившейся ситуации.
Вечером того же дня Эдуард встретился со своей матерью, чтобы посвятить ее в дальнейшие планы и просьбу о встрече с Уоллис Симпсон. Мария Текская беседовала с сыном мягко и с пониманием, но все же сочла своей первостепенной задачей напомнить ему о долге. Он родился не простым человеком, а с бременем ответственности за страну, за народ, за честь и достоинство своей нации. И что же он на самом деле делает? Пока, кроме позора, он своей стране еще ничего не принес. Мать просила сына опомниться и вернуться на должный, истинный путь его божественного предназначения. Она сказала, что не только не хочет, но и не имеет права встречаться с избранницей Эдуарда. Мария была ошеломлена услышанным, что Эдуард, если понадобится, отречется, но непременно женится на своей любимой женщине. Он умолял мать с ней встретиться и просто поговорить, но королева была непреклонна. Нет! Она не могла, не хотела, и никогда бы не приняла Уоллис Симпсон. Уоллис была, в ее глазах, самой настоящей авантюристкой, и Мария отзывалась о ней далеко не так, как хотелось бы Эдуарду. Семья ее не примет никогда.
Новость о том, что Эдуард променяет трон на «эту», приносила нескончаемую боль несчастной матери. Ничто в ее жизни не могло принести ей столько разочарования и досады, как эта новость. Мария однозначно приняла сторону Болдуина и правительства относительно намерений сына жениться на американке, у которой было два официальных брака и непонятно, сколько еще мужчин; которая посмела претендовать на руку и сердце короля Соединенного Королевства. На протяжении всей своей жизни королева Мария ставила долг перед страной превыше всего – выше семьи, выше детей, выше собственных желаний и эмоций. То же должен и обязан был сделать Эдуард. Она настаивала, чтобы он, наконец, занялся своими обязанностями и оставил Уоллис.
Пусть неполностью, но все же королева-мать смогла затронуть чувство долга сына, и в середине ноября 1936 года Эдуард отправился в поездку по южному Уэльсу для того, чтобы иметь хоть какое-то понимание ситуации в своей стране. Толпа приветствовала его, люди махали, радовались и плакали. Искреннее сочувствие короля трогало их до самого сердца; они были счастливы, что новому правителю есть до них дело, что, возможно, вскоре за его визитом последуют долгожданные перемены. Где бы Эдуард ни находился, куда бы он ни приехал, он произносил одну и ту же фразу, ставшую впоследствии знаменитой: «Что-то нужно делать!» Само собой, никаких действий дальше не следовало.
Уоллис в это время шикарно жила в Лондоне. У нее было столько украшений, что несколько семей могли безбедно жить на них чуть ли не несколько лет подряд. Она начала привыкать к мысли, что она будет королевой, по крайней мере, Эдуарду удалось ее в этом убедить. Она писала одной своей американской приятельнице: «Как бы странно это ни казалось, но я буду королевой Англии!».[138] Существуют некоторые сведения, что она даже заказала себе белье с королевскими инициалами. Как любая женщина, Уоллис была актрисой, и начала вживаться в свою новую роль. Однажды ей сделали замечание в дамской туалетной комнате, что Уоллис ведет себя невежливо по отношению к остальным дамам. На что она резко им ответила: «Не смейте со мной так разговаривать – я королева!».[139] Многие стали замечать, что Уоллис сильно заносит, и что ей стоило бы, наконец, взять себя в руки и сделать единственно правильный шаг – уехать из страны. Некоторые даже говорили, что ей стоило бы сделать это еще много месяцев назад, на что Уоллис легко отвечала: «А зачем?! Ведь король, в любом случае, последует за мной, куда бы я ни направилась…»[140] Однажды Уоллис объяснили, что с королем возможен морганатический брак,[141] при котором она не будет правящей королевой, а лишь принцессой-консортом,[142] что было несколько унизительным, но подходящим для ее ситуации с Эдуардом. Но это было возможно только с согласия премьер-министра, правительства и доминионов.
25 ноября 1936 года король заявил Болдуину, что хочет заключить с Уоллис морганатический брак, и что премьер-министр должен в самое ближайшее время поднять данный вопрос в парламенте. После обсуждения, 27 ноября Кабинет и главы доминионов дали отказ на подобный брак. 2 декабря Болдуин сообщил об этом Эдуарду. Премьер-министр и сам был против морганатического брака, видя три варианта решения: отстранить Уоллис Симпсон от Эдуарда и дать ему возможность выполнять свои обязанности суверена; свадьба с Уоллис, несмотря на противостояние правительства, после чего министры обязаны будут подать в отставку; отречение.
Уоллис, особо не разбираясь в ситуации, была убеждена, что Болдуин намерен избавиться от Эдуарда любыми путями. Это ее так взбесило и вывело из состояния равновесия, что ей пришлось на некоторое время уйти в тень и восстановить душевные силы. Она уехала в личное имение Эдуарда Форт Бельведер. 28 ноября 1936 года она по телефону сообщила Эдвине Маунтбеттен (супруге Герцога Луи Маунтбеттена, адмирала флота), что «Я лежу тут, и раздумываю, какое бы решение мне следует принять».[143]
Стэнли Болдуин, после часового разговора с Эдуардом в Букингемском дворце, наконец, поставил ему ультиматум: если король обещает не форсировать свадьбу, то правительство Болдуина подаст в отставку; в противном случае, лидер лейбористской партии Клемент Эттли уже пообещал, что если король и впредь будет так действовать, новое правительство сформировано не будет, что, очевидно, породило бы ненужные брожения в обществе и политический кризис. Таким образом, король мог жениться на ком угодно, но тогда кабинет консерваторов уходил в отставку, а лидер либералов отказался бы сформировать новое правительство. Кабинет министров собрался на специальное заседание, чтобы заслушать отчет Болдуина о королевской женитьбе. Премьер-министр заявил правительству, что морганатический брак невозможен, поэтому правительство должно выбирать: либо признать жену короля королевой, либо требовать его отречения.
Эдуарду срочно нужно было что-то сделать – ситуация с женитьбой на Уоллис Симпсон завела его в тупик. Он попросил время на обдумывание. Болдуин согласился, но напомнил, что пресса уже сильно «накалена», и вот-вот разразится огромный скандал.
Эдуарду было очень тяжело самому принять решение, и он обратился к друзьям за советом: Уинстону Черчиллю, лорду Бивербруку[144] и Монктону. Для всех настал переломный момент. Британский народ все еще был не посвящен в самую главную тайну дворца, и это вот-вот могло прорваться в самой непристойной форме.
Катастрофа произошла двумя днями позже, откуда ее совершенно не ждали – епископ брэдфордский А. В.Ф. Блант публично критиковал поведение короля 1 декабря на конференции церковнослужителей. Местное небольшое печатное издание Yorkshire Post зацепилось за это событие, включив в срочную публикацию также сенсационные скабрезные американские статьи об Эдуарде.
Король был в ужасе, и уже готовился к массовому безжалостному нападению прессы. Это случилось утром 3 декабря 1936 года, когда по всей стране вышла утренняя газета с броскими заголовками «Король и миссис Симпсон».
Начало конца было положено – с этого момента абсолютно все газеты начали кричать во все горло, а договоренность короля с прессой о нераспространении информации – аннулирована.
Герцог Йоркский, вернувшийся в то утро из Эдинбурга, был откровенно шокирован, увидев заголовки газет. Он был в ужасе, понимая, что худшие его опасения сбылись – без сомнения, он и его жена Елизавета станут будущими королем и королевой Британии. Для Эдуарда уже все было кончено.
Уоллис была безутешна. Пресса оказалась куда более жестокой, чем она предполагала. «Я не могу здесь больше оставаться! Я должна этим же вечером покинуть Англию!»[145] – настаивала она. Эдуард в итоге согласился, наконец, осознав, какие мучения им предстоит пережить в ближайшее время.
Перри Браунлоу[146] предложил составить компанию Уоллис, сопровождая ее во Францию, якобы для того, чтобы отвести от нее огненный взгляд прессы и как-то защитить. Уоллис прямиком направилась в Южную часть Франции – дом своих американских друзей Германа и Катарины Роджерс (рядом с Каннами). Через пролив Ла-Манш они переправились на корабле во Францию, как женатая пара под псевдонимами мистер и миссис Харрис.[147] Браунлоу пришел в ужас, когда обнаружил, что он сопровождает не только Уоллис, но и ящик ее драгоценностей, подаренных королем на сумму от 100 тысяч фунтов стерлингов и больше.[148] Вместе с ними находился личный шофер Эдуарда «Фрути», на случай, если им срочно придется изменить маршрут. Опасения были ненапрасны. Вечером того же дня разъяренная толпа собралась вокруг дома Уоллис в Лондоне и выбила в нем все окна. Вероятно, что это не весь урон, который был тогда причинен.
Уоллис прибыла в Grand Hotel de la Poste в городе Руан в 5:15 утра следующего дня. Она, как и обещала, сразу же позвонила Эдуарду, сообщив, что благополучно добралась до места. Еще спустя два дня она уже была в монастыре Lou Viei, построенном еще в двенадцатом веке. Каждой своей клеточкой Уоллис чувствовала себя загнанным животным.[149] Спустя некоторое время они, наконец, достигли Канн, где отправились в имение Роджерсов.
Перед ее отъездом король поцеловал Уоллис на прощание и отправился в Марльборо Хаус, где в то время находилась его мать королева Мария. Ему предстоял очень тяжелый разговор со своими родственниками. Брат Эдуарда, Герцог Йоркский со своей супругой, уже были на месте, когда появился подавленный Эдуард. Он изо всех сил пытался взбодриться алкоголем, но это лишь ухудшало его состояние. Он доходчиво старался объяснить семье, что не может жить без Уоллис и почему вынужден отказаться от трона в пользу брата.
Королева Мария питала очень нежные чувства к своему старшему сыну, хотя он в своих мемуарах отзывается о ней весьма холодно. Но даже в это кризисное время, она не перестала любить его. Ее материнское сердце ощущало беду еще задолго до происходящего; начиная с февраля, она не раз говорила Болдуину о своих дурных предчувствиях. Она знала, что «эта» не доведет до добра ее сына.
Новость облетела всю страну. Во всех значительных местах Лондона начали скапливаться люди – рядом с Букингемским дворцом, на Даунинг-стрит, возле Вестминстера, – они ждали, что что-то должно произойти. Не дремали и политические активисты, которые начали декларировать на улицах, что отречение должно спровоцировать революцию. Британская фашистская организация Освальда Мосли, речь о которой более подробно пойдет во второй части книги, развернула самые активные действия. Он, пользуясь ситуацией, начал активную агитацию за изменение режима в стране. Мосли уповал на то, что если уж король женится на американке, то это уже точно ознаменует конец британской монархии, и этим нужно воспользоваться. В своих пропагандистских речах Мосли говорил об Эдуарде как о спасителе Британии. По его мнению, Эдуард был героем, и своими действиями лишь поможет британским фашистам перевернуть государственный строй.
Политики не знали чего ожидать; многие стали делать совершенно немыслимые предположения. Болдуин вообще считал, что Эдуард нарочно затеял дружбу с Мосли, и с помощью фашистов хотел реализовать свое намерение жениться на Уоллис, раз правительство ему мешало это сделать. Это означало, что король – глава фашистской партии?! Этого нельзя допустить! Ведь тогда подрывается абсолютно все устои монархического государства! А как же Монктон, Черчилль и прочие влиятельные люди, поддерживающие Эдуарда? Неужели они тоже могли допустить приход фашистов к власти?! Это невозможно – страшно подумать.
В стране начался хаос, никто не знал к чему это все приведет. Хотя, нужно сказать, некоторая доля здравого смысла в этих страшных предположениях все же присутствовала: если рассмотреть приход фашистов к власти в Испании, Германии и Италии, то это произошло в том числе потому, что этому не препятствовала монархия – короли были просто списаны, отдав бразды правления фашистам. Так чем же отличается ситуация с Эдуардом? – он отрекается, уезжает в другую страну, где потом находится в изгнании, женится на любимой женщине и делает, что хочет. Но что же происходит в Британии? Монархия упраздняется? По Лондону начали разъезжать машины с самодельными рупорами, скандируя лозунг «Встать на сторону короля». То же писалось и на стенах; вывешивались плакаты с требованием объединяться вокруг Эдуарда. Однако, он тут был ни при чем. Это было спланированной операцией Томаса Мосли (брата Освальда Мосли). Он заранее предвидел, как может повернуться ситуация, а теперь лишь воспользовался моментом. Фашисты знали, что отречение точно последует вслед за кричащими газетными заголовками. Они хотели использовать эту ситуацию, как «проходной билет». А почему бы и нет? – безынициативный король (Георг VI), не способный ни на что влиять, и фашистское правительство, – ведь монархию, по сути, никто упразднять не собирался, ее хотели лишь модифицировать, а короля сделать марионеткой.
Партия Мосли была далеко не единственной организацией, которая хотела использовать события в своих целях. Близкие и влиятельные друзья Эдуарда, всегда подталкивающие его к прогерманскому правлению, также начали призывать правительство присоединиться к союзу Гитлера и Муссолини, действуя против «чумы коммунизма», пугающей всю Европу. Они были готовы на все, только бы не позволить Советскому Союзу развиваться и дальше. Их стремления поддерживали также и в США – Генри Форд, Джозеф Кеннеди и прочие. Мир должен был позволить нацистской Германии развиваться, а территориальным претензиям Гитлера не препятствовать. Неужели мир сошел с ума?!
Дело в том, что еще в Майн Кампф Гитлер писал о необходимой территориальной экспансии Германии. «Немецкая раса должна была покорить мир», но речь в данном случае шла только лишь о Европе – Западной и Восточной, а территории СССР вообще должны были стать сырьевым придатком и источником рабской силы[150]. Таким образом, США никак не затрагивались; они до определенного момента поддерживали развитие национал-социализма, чтобы те поглотили невыгодные США сильные державы, в том числе, такого серьезного противника, как Советский Союз.
Итак, в стране начался настоящий кризис. Эдуард должен был отречься, Уоллис бежала во Францию, королевская семья молчит, политические движения активизировались по всей стране, особенно экстремистские; начали появляться предложения о переходе к республике; создалась угроза упразднения монархии в лице будущего лейбористского правительства Эттли, которое могло прийти к власти. И все это могло вылиться в гражданскую войну. Несколько лет спустя супруга Освальда Мосли, Диана Мосли написала, что «если бы король был у власти вместе с моим супругом, войны с Гитлером удалось бы избежать».[151]
Адольф Гитлер был иного мнения о происходящем кризисе в Британии. Он считал, что Мосли своими необдуманными действиями может все лишь испортить, в то время, когда у Германии был по-настоящему сильный и продуманный план присоединения Британии к фашистскому союзу. Мосли пытался скопировать нацистский путь завоевания власти и создания подобия Третьего Рейха. Гитлер считал это глупым и невозможным. Третий Рейх был реален только в Германии, так как, в большей степени, он был построен именно на немецком менталитете и прусском милитаризме, коих в Британии быть не могло.
Теперь стало очевидным, что знаменитая история о чистой королевской любви не была такой уж романтичной. Любовь была осквернена заговорами, предательством, предрассудками и стремлением к власти. Эдуард стал заложником собственных чувств, политики, влиятельных кругов общества, своих «друзей» и… Уоллис Симпсон.
Эдуард в глубине души понимал, что он не самый лучший король для своей страны, что, вероятно, в его характере недостаточно сил для того, чтобы взять на себя такую ответственность. Он понимал, что слишком отличается от своего отца, короля Георга V, и со спокойной совестью был готов передать трон своему брату Альберту, видя в нем потенциал достойного правителя Великой Британии и преемника Георга V.[152] В ночь с 3 на 4 декабря 1936 года Британии чудом удалось избежать переворота.
Глава 5 Отречение короля
Итак, Уоллис бежала в Канны, оставив Эдуарда один на один с яростной оппозицией. С трудом пережив события 3 декабря, Эдуард впал в ступор и отчаяние. Казалось, что за один день он постарел на несколько лет. Ему нужно было время для того, чтобы прийти в себя, и он уехал в Форт Бельведер.
Эдуарду предстоял ряд серьезных разговоров со своей семьей, и особенное значение для него имел разговор с братом Альбертом, которому он оставлял трон. Безусловно, Эдуард был в крайне стрессовом состоянии. До 7 декабря он совсем прекратил общение с семьей, что, следовательно, затягивало и разрешение кризиса. Уинстон Черчилль, посещавший Эдуарда 4 и 5 декабря, отметил, что Эдуард много курил, был очень нервным и постоянно отвлекался на звонки из Франции.[153]
7 декабря 1936 года, наконец, состоялась встреча Эдуарда и Альберта. Он долго объяснял брату, почему вынужден поступить именно так, а не иначе, говорил, что все настроены против него, и что он больше не может быть без своей любимой женщины. Он мог бы стать достойным правителем, но только с Уоллис. Без нее не только корона, но и жизнь не имела смысла.
10 декабря 1936 года король Эдуард VIII подписал акт отречения и обращение к британскому парламенту и парламентам доминионов.
А в это время Уоллис, понимая какой следующий шаг намерен сделать Эдуард, всеми силами пыталась этому противостоять. Хотя, Браунлоу, сопровождавший ее, заметил, что «Эдуард скорее покончит жизнь самоубийством, чем расстанется с ней».[154] Уоллис говорила с Эдуардом по телефону о том, чтобы он не сдавался, боролся, и ни в коем случае не отрекаться. Любопытно, что она советовала королю воззвать к народу с помощью телевидения, и попросить людей понять его положение и позволить Уоллис стать его женой.[155] Она предлагала не идти на поводу у политиков, а обратиться к чувствам людей. Это вызвало бы всеобщий интерес, так как телевидение было еще совершенно новым введением. Новогоднее радиообращение начало использоваться лишь с 1932 года, а телевидение членами королевской семьи не использовалось еще никогда.
С отъездом Уоллис, Эдуард находился в растерянности. Он перестал верить, что сможет одновременно удержать и трон, и Уоллис. Нужно было выбирать. Но Уинстон Черчилль советовал Эдуарду не торопиться с принятием решения. Можно было что-то придумать. Отречение было весьма непопулярным действием, к тому же подрывало авторитет монархии. Должен был быть иной выход. В конце концов, Эдуарда никто не заставлял отрекаться, – у него были сторонники, которые были готовы ему помочь, – поддержка Черчилля стоила многого. Но король был нетерпелив и раздражен. Монаршие обязанности его сковывали, общественность угнетала, а пресса и вовсе бесила. Эдуард был на пределе. Черчилль понимал Эдуарда, вероятно, как никто другой. Его мать была американкой и тоже в свое время пострадала из-за любви. Он хотел помочь Дэвиду. Но к моменту его выступления в парламенте 7 декабря настроение в стране настолько накалилось, что Черчилль не смог ничего изменить.
К тому времени Эдуард уже отказался от идеи телеобращения, но воззвать к нации все же стремился. Он предположил, что, возможно, поездка в Южный Уэльс поможет как-то изменить ситуацию, но он не учел, что именно в этом регионе была большая концентрация конформистов – многие критиковали действия Эдуарда. Идти наперекор правительству было бы неконституционно, и, к счастью, этой ошибки Эдуард все же не допустил. Было очень много всяких планов, мыслей, идей, но в действительности ничего не делалось.
Болдуин вовремя объяснил Эдуарду, что ему нельзя обращаться к нации по радио, телевидению или даже вживую с просьбой позволить ему жениться на уже замужней женщине. Консервативные британские женщины этого бы не одобрили и не поддержали. Кроме того, монарх мог обратиться к народу только по положительному решению министров.
Какой бы патовой ситуация ни казалась, выход все-таки был. Проблема была в том, что Эдуард уже не хотел больше его искать. Король свое решение принял – он готовился к отречению.
Уоллис негодовала. Она не знала, что должна предпринять для того, чтобы Эдуард изменил свое решение. Она даже пошла на то, что сделала заявление для местной газеты о том, что не претендует на короля, и отказывается от него и любых отношений с ним. Спустя некоторое время лондонские газеты вышли с заголовками «Уоллис отрекается от короля». Но резонанса в обществе это не вызвало. Процесс отречения уже был запущен, документы готовились, речь писалась, а любые действия Уоллис были уже бессмысленны.
Уоллис и Эдуард находились на постоянной телефонной связи, что было довольно непростым делом в 1936 году. Бесконечные перебои на линии и шум в телефонной трубке не являлись помехой в общении. Они сообщали друг другу последние новости и делились переживаниями. Человеку, который отвечал за все телефонные переговоры во дворце, Уильяму Бейтману, Эдуард дал распоряжение, в первую очередь, соединять с Уоллис, отклоняя при этом любые параллельные звонки. Связь была очень плохой, и Уоллис приходилось кричать в трубку.[156] Эдуард, как никогда, хотел быть рядом с ней в этот непростой для них обоих момент. Жениться, только жениться! Он убеждался в этом все больше.
Почти все время рядом с Эдуардом был его адвокат Джордж Аллен, который был вынужден отвечать на телефонные звонки вместо Эдуарда, когда тот разговаривал с Уоллис. Иногда король закрывал рукой трубку, и спрашивал Аллена, что ему нужно сказать Уоллис, чтобы объяснить происходящее. «Единственная моя возможность остаться здесь – это навсегда отказаться от тебя»,[157] а Уоллис знала, что он никогда не пойдет на это.
Эдуард надеялся, что после отречения ему позволят остаться в стране, сохранить титулы, имение Форт Бельведер, оклад Герцога; и, что наиболее важно, что парламент издаст специальный акт, по которому он беспрепятственно сможет в самом скором времени жениться на Уоллис.
Что касается самой Уоллис, то она, напротив, начала ряд отступательных действий. Она поняла, что, если король и впрямь отречется, ее не пощадит ни общественность, ни пресса. Она навсегда войдет в историю, как женщина, разрушившая будущее английской монархии, и которая посмела заставить короля отречься ради нее.
Болдуин общался с королем, всячески старался его переубедить, взывал к разумности, но, как считал премьер-министр, «Эдуард вел себя, как 10-летний мальчишка! Он даже не старался внять приводимым ему разумным доводам. Как будто Эдуарду сделали приворот… В нем не было абсолютно никакой религиозности. Я никогда в жизни не встречал такого невменяемого человека. Он постоянно повторял: «Я не могу ничего делать без нее… Я женюсь на ней, обязательно женюсь!». Я понял, что я не в силах ничего больше сделать»[158].
Даже тогда, когда Стэнли Болдуин предупредил Эдуарда, что он своими действиями может сильно пошатнуть основы монархии, он не переставал повторять: «ОНА рядом со мной… самая прекрасная женщина на свете».[159]
С каждым днем Эдуарду становилось все хуже. Он практически не отходил от телефона, и был совершенно опустошен. За последние месяцы отношения с королевской семьей были натянуты, друзей, как таковых, у короля не было. Весь его мир сошелся на Уоллис, и, как пишет официальный королевский биограф, Эдуард сходил с ума от мысли, что с Уоллис обходятся хуже, чем она того достойна.[160]
Следует оговориться, что у происходящего было много подтекстов. Спрашивается, зачем Эдуарду нужно было форсировать отречение, когда можно было найти другие выходы? Для чего ему, еще будучи принцем Уэльским, просить сэра Эдварда Пикока – главного управляющего одного из центральных банков Англии, перевести на не британские счета Эдуарда около 1 млн фунтов стерлингов, и разрешить доступ Уоллис к ним?[161] Ко всему прочему, Эдуард приобрел довольно крупное ранчо в Канаде. Зачем? Неужели он заведомо знал, что отречется? Тогда для чего весь этот фарс?
После совместного обеда с Пикоком глава посольства США Джозеф Кеннеди сказал, что это очень разумно, что Эдуард заранее перевел весь свой капитал за границу – британское правительство при необходимости не сможет его заблокировать.[162] Но об этом знали очень немногие. Эдуард, напротив, всем рассказывал, что у него практически ничего нет за душой, и что он очень рассчитывает на государственные субсидии в качестве бывшего короля Британии, после его отречения.[163] В документах об отречении фигурировала сумма, не облагаемая налогом, в 25 тыс. фунтов стерлингов в год.[164] Но Болдуин знал, что, если поставить этот вопрос в парламенте, ожесточенных споров не избежать.
Кроме зарубежных банковских счетов, имений и прочих капиталов, у Эдуарда и Уоллис были ее украшения из драгоценных металлов и дорогих камней. Эдуард подарил Уоллис украшения королевы Александры, перешедшие ему по наследству. Однако, адвокаты установили, что после отречения все они должны быть возвращены и переданы следующему монарху.[165] Также в распоряжении Уоллис и Эдуарда были многочисленные дорогостоящие подарки из разных стран, где побывал монарх. К примеру, он привез большое количество ценных вещей из Индии, побывав там еще принцем Уэльским в 1921 и 1922 годах. Вопрос о содержании после его отречения Эдуард более подробно обсуждал со своим братом Альбертом – будущим королем Георгом VI.[166] Благодаря всем этим действиям, он вполне обеспечил себе и своей женщине безбедное существование.
Утром 10 декабря 1936 года, в Форте Бельведер на рабочем столе короля Эдуарда VIII уже стояли «красные коробки», в которых находились все необходимые для отречения бумаги. К 10 утра туда же прибыли трое братьев Эдуарда. В присутствии сэра Эдварда Пикока, Уолтера Монктона, Джорджа Аллена, братьев и еще некоторых людей, Эдуард начал подписывать документы. Атмосфера была такой напряженной, что даже поднявшийся туман имел такую плотность, какую не видели уже давно.[167]
Из документов было 7 копий одного типа и 8 другого. Они предназначались для премьер-министра, Палаты Лордов, Палаты Общин, губернаторов доминионов, президента законодательного органа независимой Ирландии и министра Индии. После того, как Эдуард поставил последнюю подпись, очередь дошла до братьев, которые также в порядке старшинства и престолонаследия ставили свои подписи. Завершив дело, Эдуард покинул помещение и вышел на улицу. Он вдохнул свежий утренний воздух полной грудью. Ноша ответственности пала с его плеч.
Следом за Эдуардом вышел Монктон. Он спросил, не желает ли король передать еще какие-то дополнительные указания Стэнли Болдуину, вместе с этими бумагами. Эдуард поразился корректности Болдуина, и добавил еще два пункта на отдельных бумагах. Первый пункт касался брата Эдуарда – Берти, которому он оставлял Британию. Он переживал за его будущее. Болдуин дословно передал пожелание Эдуарда в своей речи перед парламентом: «…Что касается графа Йоркского. У них с Эдуардом всегда были теплые братские отношения. И король очень обеспокоен тем, что Герцог достоин самого лучшего, и в столь непростой период должен получить поддержку всей Империи…». Вторая просьба состояла в том, чтобы имя Уоллис Симпсон не было опорочено историей. Эдуард просил подтвердить то, что он и только он в ответе за свое решение; что она до последнего момента отговаривала его от отречения. Но этого Болдуин в свою речь включать не стал.
Все документы были убраны обратно в «красные коробки» и отвезены Монктоном в Лондон. Вместо того чтобы прямиком направиться на Даунинг-стрит, 10, Монктон поехал в Букингемский дворец, где передал коробки Алеку Хардингу – личному секретарю Эдуарда, который уже в свою очередь отвез их премьер-министру. Через несколько часов Болдуин выступил перед Палатой Общин с докладом об отречении, представив документы, подписанные собственноручно королем.[168]
Эдуард попросил Болдуина дать ему возможность обратиться по радио к нации на следующий день. После этого Эдуард официально перестает быть королем. Что-что, а заткнуть королю рот никто не имел права. Перед выступлением Эдуард представил полный текст своей речи правительству и, с одобрения министров, начал готовиться к выступлению.
На следующее утро, 11 декабря 1936 года, Эдуард проснулся очень рано. Он всю ночь готовился к предстоящему докладу. Некоторые представители правительства не очень одобряли такого эпилога состоявшейся драмы, особенно после того, как занавес уже был опущен.[169] Даже мать Эдуарда попыталась его отговорить от этой затеи. Но Эдуард не хотел бежать из страны в ночи – он хотел уйти с триумфом.
Считается, что речь отречения написал Уинстон Черчилль, однако Эдуард утверждает, что это был полностью им написанный текст. Он пригласил Черчилля в Форт Бельведер, чтобы в последний раз отобедать с ним перед отъездом, и показал свою речь, спросив, стоит ли ему что-то в ней подкорректировать. За мелкими нюансами, текст остался нетронутым.[170]
Эдуард вспоминает, что, когда Черчилль вошел в его комнату, у него навернулись слезы на глазах. Он вошел, держа шляпу-котелок в одной руке и трость в другой. Срывающимся голосом Черчилль продекламировал строки оды Эндрю Марвелла,[171] речь в которой шла о казни короля Карла I[172]:
Не nothing common did or mean Upon that memorable scene, But with his keener eye The axe's edge did try; Nor call'd the Gods, with vulgar spite, To vindicate his helpless right; But bow'd his comely head Down, as upon a bed.[173]В тот же день в Форт приехал Альберт. В последнее время они часто беседовали. Эдуард старался подбодрить Берти, что роль короля не такая уж и сложная; что Берти уже говорит гораздо лучше, чем раньше – почти не заикаясь.[174] Но они оба знали цену этим словам. Альберт очень сильно заикался, особенно, когда волновался – то есть, в каждом своем выступлении перед публикой.
«Кстати, Дэвид, – сказал Альберт, – ты уже решил, как тебя нужно будет называть после отречения?». Этот вопрос поставил Эдуарда в тупик. «Нет, даже еще не задумывался».[175] По рождению Дэвид был принцем, а значит, – Его Королевским Высочеством, принцем Эдуардом. Но Берти робко заметил, что, так как Эдуард больше не являлся ни королем, ни наследником, его титул должен был быть равен титулам их младших братьев – Георга, Герцога Кентского, и Генри, Герцога Глостерского. Несколько подумав, Берти произнес: «Я сделаю тебя Герцогом. Как тебе фамильное имя Виндзор?».[176]
«Герцог Виндзорский…» — произнес Эдуард, как бы вслушиваясь в само звучание, и кивнул в знак согласия. «Тогда это будет моим первым актом. Завтра же утром я объявлю об этом на совете о престолонаследии», – заключил Альберт.
Вечером Эдуарду предстоял ужин в кругу семьи, после чего в 10 вечера он должен был произнести свою последнюю речь. Перед этим он заехал в Форт Бельведер, откуда позвонил Уоллис в Канны. Он сообщил ей о дальнейших планах и о том, что в ближайшее время их разговоры прекратятся. Эдуард вспоминает этот разговор дословно:
– Куда ты едешь? – спросила она.
– В Цюрих, – ответил Эдуард.
– Как в Цюрих? Почему? – недоумевала Уоллис.
– Один из моих управляющих сказал, что там есть один симпатичный отель, в котором я буду себя чувствовать достаточно комфортно.
– Ты не можешь поехать в отель! Ты не будешь там в безопасности. Они тебя затравят до смерти…
Эдуард не особенно задумывался над тем, куда ему ехать. Он не мог встречаться с Уоллис до апреля следующего года, поэтому место его пребывания для него не имело никакого значения. Но Уоллис вдруг вспомнила, что Ротшильды приглашали ее на Рождество в свое имение под Веной в Австрии, и она предложила Эдуарду поехать туда вместо нее.
– Я позвоню им тотчас же! Уверена, они с радостью тебя примут! – были последними словами Уоллис, и они положили трубки.
Настало время ехать в Виндзор. Эдуард спустился на первый этаж своего дома, где уже собралась вся прислуга, чтобы проводить бывшего короля. Чемоданы были собраны. Даже маленький пес Слиппер, полностью готовый к отъезду, уже ждал, когда его возьмут с собой. Выезжая с территории Форт Бельведер, Эдуард оглянулся, чтобы в последний раз взглянуть на место, которое он так любил. Он понимал, какую цену ему пришлось заплатить за свое решение – и Форт тоже являлся невосполнимой утратой. Он же самостоятельно создал это имение – точно так же, как его дед воздвиг Сэндрингем. Он любил Форт – место, где пережил много счастливых дней своей жизни. Потери его сильно огорчали, но теперь он был свободен от угнетающих его обязанностей.
Ужин проходил в довольно дружелюбной, насколько это было возможным в сложившихся обстоятельствах, обстановке. Через некоторое время появился Монктон, который должен был сопроводить Эдуарда в Виндзорский замок. В машине его уже ждал пес Слиппер, обрадованный появлению хозяина. Монктон сообщил Эдуарду, что звонила Уоллис. Она передавала ему, что Ротшильды ждут его у себя. Эдуарда несколько успокоила мысль, что он будет жить в уже знакомом для него месте, что, безусловно, облегчит тягостное одиночество, в ожидании свадьбы с Уоллис.[177]
Прибыв в Виндзорский замок, Эдуард поднялся по старым ступенькам в свои комнаты. Там его уже ожидали. Среди присутствующих был сэр Джон Рэйт – директор британской корпорации радиовещания. Он прибыл туда по просьбе Эдуарда, захватив с собой всю необходимую аппаратуру. Несмотря на то, что у Эдуарда уже был опыт радиовещания, ему, тем не менее, понадобилось выполнить обязательные упражнения перед выступлением. Для него предоставили газетный текст, который он должен был прочесть вслух, четко проговаривая все слова. К своему удивлению, первый попавшийся абзац, который выбрал Эдуард, был посвящен тому, что новый король (Георг VI) является прекрасным игроком в теннис. Груз тяжести лег на сердце бывшего короля.
Зажглась красная лампочка, пришло время говорить. Низким голосом сэр Джон объявил: «Это Виндзорский замок. Его королевское Величество, принц Эдуард». Нервы Эдуарда натянулись до предела. Сэр Джон, поняв, что король хочет остаться один с Монктоном, спешно покинул помещение. «Не знаю, услышали ли дикий грохот те миллионные слушатели, приготовившиеся слушать мою речь, когда я, закинув ногу на ногу; сильно стукнулся об стол»[178] – вспоминает Эдуард. Наступила тишина, вся Британия слушала последние слова бывшего «народного принца» и бывшего короля Эдуарда VIII:
Наконец мне предоставилась возможность сказать несколько слов.
Я никогда ничего не скрывал, но до настоящего момента я, соблюдая законность, не мог говорить.
Несколько часов назад я исполнил свой последний долг в качестве короля и Императора. И теперь, когда моим приемником становится мой брат, Герцог Йоркский, своими первыми словами я хочу выразить преданность ему. И делаю это от всего сердца.
Вы все знаете причины, побудившие меня отречься от престола. Но я хочу, чтобы вы поняли, что, принимая это решение, я не забыл о стране, Империи, которым, сначала, будучи принцем Уэльским, а затем королем, я служил на протяжении 25 лет. Но вы должны мне поверить, что я нахожу невозможным для себя нести дальше ношу ответственности и выполнять обязанности короля, без помощи и поддержки женщины, которую люблю.
Также, я хочу, чтобы вы знали, что решение, которое я принял, принадлежит мне, и только мне. Это та позиция, которую я четко определил для себя. Другой человек, вовлеченный во все происходящее, до последнего момента пытался убедить меня сделать иной выбор. Но я так решил, и это было самым серьезным решением в моей жизни, наконец, поняв, что так, в конечном итоге; будет лучше для всех.
Это решение далось мне легче с сознанием того, что мой брат, имеющий колоссальный опыт в общественных отношениях, знающий страну и обладающий достойными личными качествами, сможет полноправно занять мое место, без какой-либо задержки или вреда для народа и развития Империи. У него также есть одно непревзойденное преимущество, коего не было у меня, но есть у многих из вас – счастливая семья, жена и дети.
В эти тяжелые дни я был окружен вниманием своей матери и семьи. Министры короны и, в частности, премьер-министр Болдуин, всегда относились ко мне с уважением. Между ними, парламентом и мной, никогда не возникало никаких недомолвок, шедших вразрез с конституцией. Я не мог допустить подобных разногласий, и пойти наперекор традициям, созданным еще моим отцом.
С тех пор, когда я был принцем Уэльским, и позже, когда я занял трон, все относились ко мне по-доброму, где бы я ни жил, или путешествовал по Империи, за что я вам очень благодарен.
Теперь же я заканчиваю любую общественную деятельность и снимаю с себя полномочия. Вероятно, пройдет время, когда я смогу вновь вернуться на свою родную землю, но я буду всегда непоколебимо соблюдать интересы британской нации и Империи, и если когда-нибудь я буду необходим Его Величеству, я всегда буду к Его услугам.
Теперь у нас новый король. От всего сердца я желаю Ему и вам, его народу, счастья и процветания. Да благослови Господь всех вас. Да здравствует король![179]
Закончив, Эдуард направился к своей семье. Он почувствовал, что напряжение, существовавшее между ними в последнее время, ослабло. Был поздний час, и королева первой отправилась в свои покои. До полуночи Эдуард был вместе с братьями, к которым присоединился Монктон, чтобы выпить на прощание по бокалу. В сопровождении Монктона, Эдуард направился в Портсмут. По дороге они о многом беседовали. Кризис отречения прошел. У Эдуарда начиналась новая жизнь – жизнь, которую он сам выбрал.
Прибыв в Портсмут, они направились на государственный военно-морской судостроительный завод. Было темно, и они ошиблись входом. Эдуард увидел восхитительный корабль Victory, но он ему не предназначался. Прошло немного времени, когда капитан, наконец, отправил людей на поиски Эдуарда и Монктона. Их быстро отвели на пристань, где Эдуарда уже ожидал эсминец. Там они обнаружили людей, среди которых был адмирал сэр Уильям Фишер и несколько его офицеров. Прощание с бывшим королем было сухим и коротким. Капитан эсминца С.Л. Хоуи встретил Эдуарда на корабле, когда тот, с псом Слиппером под мышкой, взошел на борт. Хоуи спросил, могут ли они отчалить. Эдуард ответил согласием и проследовал за капитаном на мостик. Капитан отдал приказ, команда засуетилась, моторы заработали.
В 2 часа утра, 12 декабря 1936 года эсминец Fury[180], тихо скользя по воде, вышел из Портсмутской гавани. Наблюдая, как берег Англии все отдалялся, Эдуарда раздирали противоречивые эмоции. Если так тяжело было оставить трон, то чего стоило оставить свою страну… Но так или иначе, любовь все же победила политику…[181] – напишет спустя 14 лет Эдуард.
* * *
Глава 6 Герцог Виндзорский. Изгнание и брак
Когда Эдуард отправился в свое добровольное изгнание, это не было концом его политической активности – скорее наоборот. Многое, к чему он стремился, еще, будучи королем, контролировалось правительством, всегда имевшим весомый аргумент, что те или иные действия противоречат конституции. Но теперь, когда все остальные члены королевской семьи по-прежнему оставались скованными рамками конституции, Эдуард, наконец, обрел свободу в политической и общественной деятельности. Став новым Герцогом Виндзорским, Эдуард был полон сил для активных действий. Не исключено, что стремление к политической свободе могло также входить в список причин, побудивших его к отречению. Он считал, что, несмотря на вынужденное изгнание, сможет по-прежнему оказывать влияние на ход политических событий и членов своей семьи.[182] То, что место нового короля Британии занял его слабохарактерный брат Берти, еще больше убеждало Эдуарда в силе своих намерений.
Согласившись на добровольное двухлетнее изгнание, Эдуард был убежден, что он досрочно сможет вернуться в Британию, в свое любимое поместье Форт Бельведер, став «серым кардиналом» монархии. Но каково было его разочарование, когда он понял всю глубину своего заблуждения – ему не суждено вернуться.
В конце 1937 года Эдуард дал интервью Daily Herald, правда, оно так и не вышло в печать. Речь в нем шла о том, что в свете того, что к власти в Британии могло прийти лейбористское правительство, Эдуард мог бы стать первым британским президентом.[183] Его амбиции возросли до небес. Более того, он считал, что время конституционных монархий осталось далеко в прошлом, и что пришло время для Британии стать республикой.[184] Однако стоит сразу оговориться, – в Британии республиканское настроение присутствовало довольно давно, и Эдуард далеко не единственное политическое лицо, разделяющее подобное мнение.
В то время, когда Эдуард все еще грел себя мыслями о «мировом господстве», реальность была такова, что возможности вернуться в Британию для него и Уоллис уже не существовала.[185] По истечении двухлетнего срока изгнания, правительство не собиралось пересматривать акт по вопросу его возвращения, а газеты и вовсе сделали Эдуарда персоной non grata. Эдуард мог вернуться в страну только с позволения нового короля Георга VI,[186] а тот, в свою очередь, не имел права давать согласие на то без разрешения министров, то есть этому не быть никогда.
Еще одним острым моментом в отношении изгнания Эдуарда были деньги. Этот вопрос горячо обсуждался как членами королевской семьи, так и в парламенте. Письменный договор, составленный между братьями еще в декабре 1936 года, о том, что Георг будет выплачивать Эдуарду 25 000 фунтов стерлингов в год, несколько раз пересматривался. Проблема состояла в том – откуда брать эти деньги: из Цивильного Листа – денег, выделяемых монарху; из личных средств королевской семьи, или из других источников? Георг VI заплатил Герцогу Виндзорскому 300 тыс. фунтов стерлингов (около 7 млн ф. ст. сегодня) за замки Сэндрингем и Балморал, доход от которых в размере 10 тыс. фунтов стерлингов в год по-прежнему продолжали переводить на счет Эдуарда.[187] Кроме того, 11 тыс. фунтов стерлингов Георг ежегодно платил брату из своего собственного кармана. Чтобы еще больше облегчить Эдуарду жизнь, Георг, имея личные связи в министерстве финансов, избавил Герцога от любых налогов. Невилл Чемберлен,[188] тогдашний канцлер казначейства (министр финансов Великобритании) проконтролировал, чтобы ни в каких финансовых отчетах информация о неуплате налогов не фигурировала. Об этом было неизвестно, пока историк Филипп Холл не поднял этот вопрос, адресовав его в Палату Общин в 1991 году. Ему предоставили некоторые сведения, однако, заверив, что первоначальный документ был уничтожен еще в 1979 году.[189] Впрочем, Георгу VI, как никому, были известны все хитрости по избежанию налогообложения, что он и сделал со своими счетами, а затем и со счетами своих дочерей – Елизаветы и Маргарет Роуз.[190]
Все это Георг делал для Эдуарда, не зная о его личных накоплениях и счетах. Неизвестно, продолжил бы Георг и дальше платить из собственного кармана, зная о махинациях Эдуарда? Ведь он всегда подчинялся власти старшего брата. Но после изгнания Эдуарда, зависимый Георг попал под еще большее давление своей жены Елизаветы Боуз-Лайон, своей матери королевы Марии Текской, а также под влияние политической «старой гвардии» – Хардинга, лорда Виграма и Лассела, которые так радели за сохранение старого порядка.
Коронация Георга VI прошла ровно в тот день, который был намечен для коронации Эдуарда —12 мая 1937 года. После недолгого правления короля-новатора в Британии вновь воцарилась атмосфера традиционности и преемственности, присущей периоду правления Георга V. Берти стал идеальным наследником своего отца.[191] Вторая мировая война поспособствовала реализации Георга VI в качестве короля и окончательному уходу Эдуарда в забвение.
Итак, Эдуард покинул Британию на эсминце в середине декабря 1936 года. До окончания бракоразводного процесса Уоллис и Эрнеста, то есть до мая 1937 года, Эдуард с Уоллис по закону видеться не мог. Она по-прежнему была в Каннах, где жила у своих друзей Роджерсов в роскошном особняке. А Эдуард остановился в замке Ротшильдов, недалеко от Вены. Спустя некоторое время Эдуард переехал в отель. На протяжении всей поездки его сопровождал личный помощник Фрути Меткальфе. Спустя месяц после изгнания Фрути сделал заметку: «Герцог Виндзорский стал совершенно чужим – он постоянно говорит по-немецки. Все; для чего он теперь живет – это, чтобы быть с ней [Уоллис. – Прим.]. Я никого и никогда не видел таким влюбленным».[192]
Несмотря на то, что Уоллис и Эдуард находились так далеко друг от друга, общение было регулярным. Они могли часами говорить по телефону и писали друг другу длинные письма. Однако Фрути отмечает, что их разговоры были не всегда мирными. Уоллис постоянно что-то требовала от него по телефону, и пеняла за то, что он не делает того, что должен был.[193] Однажды их случайно подслушали:
– Сегодня был самый счастливый день моего изгнания. Здесь Дикки [Луи Маунтбеттен. – Прим.]! – сообщил Эдуард Уоллис. Но тут же в разговоре возникла напряженная пауза.
– О, нет, дорогая! Я хотел сказать, что я не могу быть счастливым здесь без тебя! Я имел в виду то, что сегодня мне удалось быть менее несчастным! – быстро поправился Эдуард.[194]
Деньги были основной насущной проблемой Эдуарда. Это была та тема, которая спускала его на землю из где-то бесконечно витающих мыслей. Вскоре должна была состояться их свадьба с Уоллис, и нужно было все продумать и подготовить, чтобы она была довольна. А делать это на расстоянии оказалось трудно. Когда Маунтбеттен приехал в Вену, чтобы навестить Эдуарда, он предложил себя в качестве «свидетеля жениха», но Эдуард отказался – он хотел, чтобы на его свадьбе рядом с ним были его младшие братья. Делалось ли это ради политических или личных соображений – неясно. Но позже именно Маунтбеттен сообщит Эдуарду в письме, что никого из его родственников на свадьбе не будет. Более того, Уоллис и Эдуард обнаружили, что у них почти нет друзей. Все те люди, с которыми Уоллис так часто общалась в 1935 и 1936 годах на ужинах или приемах, теперь отвернулись от нее, осуждая каждый ее шаг. Это был позор.
Чтобы хоть как-то абстрагироваться от своего прошлого, 8 мая 1937 года Уоллис Симпсон даже вернет себе свою девичью фамилию, и вновь станет Уоллис Уорфильд.[195]
Герцог Виндзорский постоянно старался быть в курсе происходящего в Британии и часто звонил в Букингемский дворец. Так продолжалось долго, пока Уолтеру Монктону не поручили отправиться к Эдуарду и объяснить ему, что Его Величество очень занят и что ему некогда общаться со своим старшим братом. Эдуард был уязвлен до глубины души – даже Берти от него отвернулся.
Место свадьбы Герцога Виндзорского и Уоллис Уорфильд определял Букингемский дворец: несмотря на изгнание, Уоллис и Эдуард продолжали оставаться под присмотром британского правительства. Уоллис очень хотела, чтобы их свадьба прошла в местечке La Croe[196] в Южной Франции в курортном городе Антиб. Там же, по ее мнению, должен был быть их первый дом. Однако король был иного мнения. Георг считал, что Ривьера[197] вряд ли может быть хорошим местом для двух «голубков» – слишком вычурно, да и это место в 30-е годы облюбовали для отдыха сливки общества. Для изгнанников этот вариант был неприемлем. Правительством рассматривались многие места проведения свадьбы изгнанников, что, в конце концов, привело Уоллис и Эдуарда к нацистам.
Миллионер Шарль Бидо[198], друг и активный сторонник нацистов, услышал от Роджерсов, что Эдуард и Уоллис подбирают место для бракосочетания ближе к лету. Георгу VI было непринципиально, где пара проведет свою свадьбу, главное, чтобы это была не Южная Франция. И тут, Шарль Бидо, своевременно предложил свое поместье Chateau le Cande для проведения церемонии, что впоследствии сыграло очень важную роль в связи с нацистами, но об этом во второй части книги.
Шарль Бидо и его супруга Ферн казались Уоллис очаровательной парой. С приближением свадьбы Уоллис волновалась все больше, когда 9 марта 1937 года вместе со своей служанкой и 26 чемоданами, наконец, отправилась в le Cande.
Замок Бидо был воистину роскошным. И Уоллис, привыкшей к роскоши, легко удалось почувствовать себя там как дома. Это место, как нельзя лучше, подходило для бракосочетания со столь значительной фигурой – бывшим королем Великобритании. Два десятка слуг в синих костюмах выстроились вдоль входа в замок для приветствия прибывшей в поместье Уоллис. Ферн Бидо крутилась вокруг Уоллис сутками напролет. Она лично занималась подготовкой к свадьбе и следила, чтобы все было идеально, начиная с монограмм на серебряной посуде и заканчивая шелковым постельным бельем.[199]
Развод Уоллис с мистером Симпсоном подходил к концу. 3 мая 1937 года Уоллис позвонила Эдуарду и радостно прокричала в трубку, что все, наконец, закончилось – она разведена! Эдуард уже был в курсе, так как несколькими часами ранее ему уже позвонили с этими новостями из Лондона. Не теряя времени, он сразу же начал собираться, чтобы прямиком отправиться в поместье Бидо во Францию.
Уоллис спустилась вниз по ступенькам к входу, чтобы встретить своего любимого. Он взял обе ее руки в свои, нежно поцеловал их и прижал Уоллис к себе. Дав короткое интервью представителям прессы, они отправились в дом, где наконец-то смогли спокойно побыть вдвоем. Уоллис отвела его в комнату, украшенную азалиями, розами и лилиями. Им было много что обсудить.
Но даже в это, казалось бы, счастливое время у влюбленных возникали проблемы, доводящие обоих до исступления. По французскому закону, чтобы вступить в брак, было необходимо предоставить свидетельство о рождении, которого, конечно, у Уоллис на руках не оказалось. Со стороны Уоллис всей документацией через американское посольство занималась ее тетушка Бесси. И на ее плечи легла ответственность непременно достать требуемое свидетельство. По закону, Уоллис должна была поехать в США, где доктор внес бы все необходимые данные в анкету, но времени на эти затяжные процедуры уже не было. Свидетельство делали «обходными путями».
Другой неприятной стороной подготовки была семья Эдуарда, не желавшая присутствовать на самом главном дне его жизни. Более того, Эдуарду сообщили, что его присутствие на коронации Георга VI 12 мая 1937 года не запланировано. Чтобы хоть как-то перетянуть внимание прессы с брата на себя, Эдуард за день до коронации созвал пресс-конференцию, на которой сообщил о своей помолвке с Уоллис Уорфильд. Дату свадьбы назначили на 3 июня 1937 года. Казалось, что даже этой датой он как-то старался уколоть свою семью, так как 3 июня – День Рождения покойного короля Георга V.
Несмотря на отношение семьи к нему, Эдуард до последнего надеялся, что хотя бы его брат Герцог Кентский будет присутствовать на свадьбе. Но после коронации надежда улетучилась; семья его игнорирует. Еще больший удар Эдуард получил от London Gazette, вышедшей 29 мая. В ней официально говорилось о том, что только Эдуард сможет носить титул Королевского Высочества; его жена и потомки на такую привилегию права не имеют.[200] Разъяренный Герцог Виндзорский тут же отсылает письмо с протестом своему брату. Он был уверен, что Георг сжалится и позволит Уоллис носить тот же титул, что и он.
С самого утра в день свадьбы 3 июня 1937 года в городе царила оживленность. Съезжались репортеры, приезжали гости, все были в ожидании праздника. Эдуард проснулся очень рано и уже занимался последними приготовлениями к долгожданному событию; Уоллис до начала самой церемонии из своих покоев не выходила. Свадьба состояла из двух церемоний – гражданской, которая проходила на французском языке, по французским законам, и религиозной, проводившейся по всем канонам Англиканской Церкви.
Гражданская церемония была очень короткой и формальной. На ней из приглашенных присутствовали Фрути Меткальфе, Герман Роджерс, мистер В.С. Грехам, представлявший британское консульство, и пять представителей прессы. Сесил Беатон делал снимки.
Религиозная церемония проводилась в самом замке le Cande. Небольшое помещение было украшено двумя большими вазами с розовыми гвоздиками и красными пионами. Герцог Виндзорский вошел в помещение в 11:33, невеста несколько минут спустя. Эдуард был одет в черные смокинг и брюки, серовато-белую рубашку и серый галстук. В петлице смокинга у него была белая гвоздика. Невеста была одета в облегающее длинное платье двойного покроя из зеленовато-голубого крепдешина; сверху был одет коротенький пиджак из того же материала, что и платье, а на голове изящная голубая соломенная шляпка с поднятой вверх вуалью. Единственными украшениями были бриллиантовые серьги с сапфировыми вставками и браслет из квадратных граненых бриллиантов, подаренных Эдуардом.
После церемонии новобрачные вместе с гостями отправились к роскошно сервированному столу. Уоллис и Эдуард расположились во главе стола на тронных креслах. На их имя пришло 2000 телеграмм и 20 тыс. писем с поздравлениями со всех концов мира; а также подарки от короля и королевы Британии. О новобрачных даже был снят короткий документальный фильм, запрещенный к показу в Британии, но показанный почти во всех остальных странах мира.
Стоило ли оно того? Действительно ли это было то, чего Уоллис так хотела – быть в изгнании, и не с королем? Меткальфе не раз отмечал ее холодность, почти полное отсутствие каких-либо нежных эмоций по отношению к Эдуарду – она даже за руку его никогда не брала. Супруга Меткальфе в тот день записала: «Надеюсь, что хотя бы за закрытыми дверьми Уоллис будет с ним мягче. В противном случае, это будет кошмар для него… Болдуин говорит, что по интригам и хитросплетениям Уоллис нет равных. Мое же мнение, что она хотела быть королевой, или, на худой конец, принцессой-консортом. Она мне противна за то, что она посмела сделать, но я не имею права проявлять своего недовольства».[201]
Уолтер Монктон привез Эдуарду письмо от короля: Уоллис, ставшая после свадьбы Герцогиней Виндзорской, не имеет права называться Ее Королевским Высочеством, перед ней никто не обязан делать реверанс, а также ей не должны оказывать никаких знаков уважения, традиционно присущих членам королевской семьи. То есть, несмотря на то, что Уоллис стала женой бывшего короля, она по-прежнему никто. Эдуард был в ярости. Проигнорировав указания короля, он требовал от персонала, чтобы к Герцогине обращались не иначе, как Ваше Королевское Высочество.
По сути, это действие было незаконным: Эдуард был королевской крови, а, следовательно, титул Королевского Высочества он получал по рождению, и, соответственно закону. Его жена автоматически становилась Королевским Высочеством, но в данном случае это было королевским решением безвольного Георга VI, на которого в отношении Уоллис оказывалось давление со стороны его матери королевы Марии и его жены – королевы Елизаветы.[202] Это явно делалось с целью уничижения статуса Уоллис. Из всей семьи Эдуарду удалось увидеться лишь с братом – Герцогом Кентским, и то лишь потому, что летом 1937 года он отдыхал с семьей в Югославии. Более того, ему не позволили приехать к Эдуарду с женой из-за какого-то абсурдного предлога, чтобы та ни в коем случае не увиделась с Уоллис, поэтому Герцог Кентский приехал к ним один, что страшно задело Эдуарда. Считается, что королева-мать и жена Альберта никогда не любили Уоллис, и всячески старались ее унизить еще до того, как Эдуард отрекся. А после его отречения их ненависть стала и вовсе вопиющей, ведь Альберт стал королем вопреки, перевернув тихую семейную жизнь Елизаветы Боуз-Лайон.
* * *
Нужно сказать, что это было довольно плохим началом их новой жизни – они были не нужны никому. После свадьбы пара отправилась на три «медовых месяца» в Австрию, где сняла для себя отдельный замок, в котором было в самом роскошном исполнении все необходимое, что только могло понадобиться новобрачным. Казалось бы, что это место идеально подходит для первых месяцев супружеской жизни, где никто не будет им мешать, и они никому. Однако это не совсем устраивало британское правительство. Владельцем замка был некий К.П. Мюнстер, который в последние несколько лет жил то в Англии, то в Австрии. Британское правительство давно пристально следило за ним, так как он являлся одним из главных спонсоров фашистской партии Мосли.[203] Но еще до этой поездки, Эдуард уже начал довольно оживленно говорить Бидо о вероятной поездке в нацистскую Германию и личной встрече с фюрером. У Шарля Бидо по этому вопросу уже давно была налажена связь с Фрицем Вайдеманном – личным помощником Гитлера. Именно через него Виндзоры проложили себе путь к нацистам. Вайдеманн был главным организатором предстоящей встречи фюрера и бывшего короля. К концу медового месяца, после того как Уоллис и Эдуард также успели побывать в Вене и Венеции,[204] они отправились вместе с Бидо в еще одно его личное поместье в Венгрии, где они должны были закончить приготовления к предстоящему визиту к нацистам. Эдуард очень интересовался строительством частных домов и вынашивал идею разворачивания крупного бизнеса в этом направлении, а Бидо был его советчиком по этому вопросу. Более того, именно Шарль Бидо инициировал тур Эдуарда по Западной Европе и Америке, который начался бы в Германии и закончился в США. На гребне строительной деятельности, поддерживаемой рабочими сословиями, приоткрывалась возможность возвращения Эдуарда в Британию. Но британские агентства вновь усилили свою бдительность.
После окончания медового месяца, Виндзоры вернулись в Париж, где остановились в отеле Meurice, подыскивая укромное местечко для своего будущего дома. Тут же к ним приехал Шарль Бидо с обещанием привезти к ним двух влиятельных нацистов, которые обсудят с ними поездку в Третий Рейх.
Отступать было поздно – Адольф Гитлер их, уже, ждал…
Часть II. Корона и свастика
Введение во вторую часть
Движение национал-социализма было весьма действенным и эффективным для Германии в начале 30-х годов XX века. Дело в том, что до прихода Гитлера к власти в 1933 году в Германии была иная форма государственности – Веймарская республика,[205] которая за 15 лет своего существования проявила себя совершенно несостоятельной. Инфляция и безработица, вызванные падением биржи – «черный четверг»[206] – на Уолл-стрит в США в 1929 году, практически с каждым днем поглощали страну все больше: люди нищали и даже бедствовали, Германия тонула в государственных долгах, обременительных репарациях и отсутствии стабильности. В последние пять лет существования республики кабинеты министров менялись чуть ли не каждые полгода, явление, получившее в истории название «правительственной чехарды», а президент республики Гинденбург и вовсе был безынициативным человеком. Германия к началу 1930-х годов находилась на грани новой Гражданской войны и, как никогда, нуждалась в сильной личности. Им оказался Адольф Гитлер. Под его началом нацистское движение смогло вернуть Германии покой, развитие и стабильность. Дело в том, что до конца Второй мировой войны и Нюрнбергского процесса,[207] никто не знал о таких страшных явлениях, как концлагеря,[208] Гестапо,[209] Холокост,[210] о нацистской «машине смерти» – SS,[211] SA[212] и SD.[213] Это было обнародовано лишь после краха Третьего Рейха, а точное количество погибших и пропавших в то время людей неизвестно до сих пор. До начала Второй мировой войны Гитлера уважали и боялись. Многие страны поддерживали с Третьим Рейхом дипломатические отношения, а общение носило дружеский характер. В оправдание Эдуарда следует сказать, что он, поддерживая Гитлера и симпатизируя его движению, не знал об их черной сущности, о тайной деятельности и истреблении невинных людей. Эдуард поддерживал саму идею сильного государства, социальную политику нацистов и идею мощи. Следует отдать должное нацистам, что если бы их идеология не пропагандировала расовое превосходство, а фантазии о немецкой гегемонии не завели столь далеко, Третий Рейх мог бы быть самым выдающимся государством двадцатого столетия, потому что именно нацистам удалось поднять страну из пепла… и в пепел же, в итоге, вновь превратить. Но случилось то, что случилось, и Третий Рейх всегда будет ассоциироваться лишь со смертью, страхом и разрушением. Немцы по сей день стыдятся этого черного пятна своей истории.
Таким образом, в 1930-е годы национал-социализм казался очень прогрессивным, положительным движением, борющимся против коммунистической угрозы с Востока, которой Европа так боялась. Хотя и тогда были политики, зревшие в корень развивающегося зла, среди которых был премьер-министр Великобритании Стэнли Болдуин.
Глава 1 Ранние связи с нацистами
С тех пор, как Уоллис появилась в высшем британском обществе, ее хранителем и проводником стал лорд Луи Маунтбеттен. Он говорил про Эдуарда: «Я специально сводил Уоллис с нужными людьми, чтобы она, в свою очередь, могла влиять на Эдуарда… в нужном направлении».[214] Что эти слова могли означать? Какое нужное направление? И что подразумевалось под влиянием?
Говорят, что мужчина – «голова», а женщина – «шея». Безусловно, Уоллис умело манипулировала Эдуардом, направляя его мысли в нужное направление. С ее легкой подачи Эдуард вдруг заинтересовался форсированным развитием Германии при Гитлере, распространением влияния национал-социализма, монополизацией всех сфер промышленности государством, однопартийным правительством и т. п. Эдуард начал общаться с людьми, имеющими какое-либо отношение к фашизму. Одним из близких друзей, тогда еще принца, стали братья Мосли – основатели британской фашистской партии. Эдуард общался с Мосли до отречения, накануне, и после него. У британских фашистов были мощные спонсоры не только в пределах своей страны, но и за ее пределами – крупные суммы денег поступали еженедельно. А это означает, что кому-то их развитие было очень выгодным.
Эдуард был рожден наследником британского престола, а, следовательно, когда-нибудь должен был стать королем. Поэтому его следовало «обрабатывать» еще до получения королевских полномочий, чтобы у фашистов был гарантированно свой человек. Его вовлекали целенаправленно, но очень осторожно. Пронацистски настроенные организации знали, на какие болевые точки Эдуарда следует воздействовать, – тяга ко всему новому, впечатлительность, эпатаж и противоречивость. А с тех пор, как рядом с принцем появилась женщина, оказывающее колоссальное на него влияние, действовать стало гораздо проще. На уверенного в себе человека воздействовать практически невозможно, зато очень легко вербовать тех, кто находится в постоянном поиске, а Эдуард как раз являлся таковым.
Фашистское движение было популярным веянием того времени, если можно так сказать. Не столько итальянский фашизм Муссолини, сколько немецкий национал-социализм Гитлера произвел в мире целый фурор. Муссолини узурпировал власть в 1922 году, но мировой популярности у него особо не было. Другое дело, Адольф Гитлер, который своей харизмой смог всколыхнуть практически полмира: в 1933 году в качестве канцлера, а в 1934 году, добившись абсолютной власти после смерти президента Гинденбурга, в качестве фюрера. С этого момента почти во всех европейских странах стали появляться последователи Гитлера. К слову, не стоит путать итальянский фашизм и германский нацизм – эти движения похожи только по структуре, но идеология у них совершенно разная. Фашистская организация от нефашистской отличается лишь наличием боевых отрядов. Если вдаваться в детали направлений, то они сильно разнятся, и, единственное, что их объединяет – военная диктатура, созданная в противовес коммунизму, наличие лидера, социальный дарвинизм[215] и элитаризм[216].
Таким образом, многие люди, вдохновленные мощью нацистов, либо присоединились к ним, либо создали похожие движения. И партия Освальда Мосли БАФ[217] была одной из таких.
У БАФа были свои спонсоры, свои сторонники в прессе в лице лорда Ротермира[218], пропагандирующие идеи движения, свои лозунги и атрибутика, так похожие на нацистские. Британские фашисты, более известные как «чернорубашечники», в больших и маленьких городах Британии проводили митинги и собрания, они приветствовали своего лидера Освальда Мосли немецким «Хайль, Мосли»[219] и вскидыванием руки. Основными спикерами были сам Освальд Мосли и Уильям Джойс, который первый включил в свои речи антисемитскую пропаганду, а Мосли ее с легкостью подхватил.[220]
Эдуарду их лозунги были нечужды, особенно те, которые касались социального процветания, мощного развития государства и кардинальных перемен.[221] Но британский фашизм был лишь копией, и даже довольно жалким подобием германских нацистов. В Британии подобный строй и диктатура были практически невозможны по ряду причин: историческое развитие, преемственность, традиции, последовательное и гармоничное экономическое развитие, отсутствие потрясений и, в конце концов, особый менталитет. Нацизм возник в результате поражения Германии в войне, неуправляемой инфляции и политической нестабильности. Таких потрясений Британия не испытывала. Страна уверенно шла по проложенному пути, и необходимости что-либо кардинально менять не было. Для чего это было нужно, если с самого начала это казалось абсурдным?! В Германии нацизм возник от безысходности, а в Британии от чего? – от постоянства и стабильности? Будем считать нелепый британский фашизм данью политической моды и вирусом нацистской лихорадки.
Но, так или иначе, в Британии все же были сторонники альянса с сильной Германией, в их числе и влиятельные люди из королевского круга, и члены правительства. Политика по отношению к агрессивному Третьему Рейху должна была быть продуманной и созидательной, даже в том случае, когда Гитлер нарушал многие пункты из Версальского договора, сковывающие и ограничивающие Германию.
У принца Уэльского постепенно начал складываться новый круг влиятельных знакомых, которые имели близкие связи с правящей элитой нацистской Германии и фашистской Италии. Уинстон Черчилль был одним из немногих в правительстве, который видел в Германии военную угрозу, и призывал Британию перевооружаться. Стоит напомнить, что по Версальскому мирному договору 1919 года, заключенному в результате поражения Германии в Первой мировой войне, страна подверглась демилитаризации, облагалась обременительными репарациями, лишалась многих своих территорий, и, что бесило Гитлера больше всего, была объявлена единственной виновницей развязывания войны. Последнее обвинение, по сути, было не совсем справедливым, так как инициатором Первой мировой войны все-таки была дуалистическая монархия Австро-Венгрии, прекратившая после войны свое существование. Германия же была ее союзником, но не первоначальным агрессором. Но, так как в 1919 году Австро-Венгрии уже больше не существовало, вина за войну целиком и полностью была возложена на Германию. Адольф Гитлер, после прихода к власти в 1933 году, занялся постепенным восстановлением германской мощи: созданием армии, вооружением, в 1936 году ремилитаризацией демилитаризованной Рейнской области[222] и т. п. А правительства других государств, по загадочным причинам, этому не препятствовали, тем самым фактически развязав Гитлеру руки.
Германия притягивала к себе интерес многих влиятельных людей, как зачарованных. Уоллис вызвалась быть направляющей для Эдуарда, имея уже тогда довольно тесные и неоднозначные связи с нацистской верхушкой, – взять хотя бы Иоахима фон Риббентропа – восходящую звезду Третьего Рейха. За ним непрестанно следила секретная британская служба контрразведки MI5.
Адольф Гитлер лично распорядился о миссии Риббентропа в Британии. В его задачу входило выстраивание «правильных» англо-германских отношений и проникновение в круг знакомых принца Уэльского – будущего короля Британии.[223] Поездки Риббентропа из Британии в Германию и обратно стали регулярными. В Берлине он плел интриги для получения влиятельного места у власти, вместе с Гессом, Борманом, Геббельсом, Леем, Гиммлером и Герингом, в то время как в Лондоне он начал смело входить в «высший свет».
Эмеральда Кунард – та самая, которая помогла Уоллис присоединиться к «сливкам общества», также была проводником и Риббентропа, лично представляя его знакомым Эдуарда, его близким друзьям, и, наконец, лично принцу Уэльскому.[224] Риббентроп постепенно стал частым гостем на коктейльных вечеринках, званых ужинах и загородных вечеринках выходного дня. В Британии обсуждалось сомнительность связи Уоллис с Иоахимом фон Риббентропом и другими немцами. Премьер-министру Болдуину однажды поступил секретный рапорт о том, что у миссис Симпсон на протяжении некоторого времени были тесные связи с германскими монархическими кругами, с которыми она контактировала вне зависимости от Риббентропа. Говорят, что посредством этой связи она была приглашена в германское посольство в Лондоне, где, по необъяснимым причинам, даже осталась на ночь.[225] Немцам было очень важно заполучить ее, а через нее – принца. Очевидно, что как только у нее с Эдуардом начались отношения, германское правительство решило этим воспользоваться.
Вращаясь в монархических кругах Германии, Уоллис сблизилась с потомками Бисмарка – принцем Отто фон Бисмарком и его очаровательной супругой принцессой Анной-Марией. Их дружба не прекратилась даже после ее изгнания.
К прогерманскому кругу знакомых в дальнейшем присоединились Леопольд фон Хойш – известный германский дипломат, умерший в 1936 году, когда его мнение начало идти вразрез с мнением фюрера, и Альберт Шпеер – государственный деятель Германии, личный архитектор Гитлера, ставший впоследствии рейхсминистром вооружений и военной промышленности.
Развитие дружеских отношений с Эдуардом стало первостепенной задачей в германской политике. Риббентропу даже было поручено регулярно отправлять Уоллис красные розы без веской на то причины.[226] Мнения историков по этому поводу расходятся – некоторые считают, что Риббентроп посылал Уоллис красные гвоздики, число которых было пропорционально количеству проведенных вместе ночей, кто-то утверждает, что это были розы. Другие считают, что между Уоллис и Риббентропом никаких интимных отношений быть не могло, и что он лишь выполнял поручение сверху. На мой взгляд, отношения между ними все же имели место, тем более что для Уоллис «близкие связи» с мужчинами «на стороне» были абсолютной нормой – у нее была своя выгода.
Нацисты очень старались привлечь Эдуарда на свою сторону, и результаты не заставили себя ждать. Уже в 1935 году Эдуард начал очень открыто рассуждать о необходимости политического и дружественного сотрудничества с Третьим Рейхом. Посол Германии в Лондоне в апреле 1935 года сообщил фюреру, что отношения Эдуарда с немцами уже заинтересовали правительство, на что Гитлер ему спокойно ответил: «Если у британцев появился повод забеспокоиться, значит, все идет по плану».[227] Фон Хойш был уверен, что Эдуард – пацифист, и при его правлении Британия угрозы для Германии представлять не будет. Эдуарда было очень легко сбить с толку – он не имел личного сформировавшегося мнения, поэтому было довольно просто заставить его думать так, как это было угодно структурам, оказывающим на него давление. Но почему, спрашивается, тогда этому попустительствовало британское правительство? Ведь служба разведки давно уже была в курсе происходящего. Неужели им было выгодно сначала столкнуть Эдуарда с нацистами, а потом обвинить его в пронацизме и убрать?
Эдуард являлся патронажем королевского Британского Легиона – благотворительной организации, оказывающей посильную финансовую помощь ветеранам войны и лицам, служащим в британских войсках. В начале 1935 года он обратился к Лорду-хранителю Малой печати[228] Энтони Идену[229] с просьбой отправить делегацию от Британского Легиона во главе с ним самим в Германию. Иден предупредил, что это может использоваться против Эдуарда как нацистской, так и британской пропагандой. Так и получилось. Геббельса тут же уведомили о намерении принца Уэльского, и на следующий же день в Германии вышла газета с заголовками о том, что Эдуард готов стать гарантом дружбы между Британией и Третьим Рейхом.[230] Эдуарда незамедлительно вызвали к королю Георгу V, где также присутствовали некоторые члены правительства и премьер-министр. Принцу в жесткой форме дали понять, что он не имеет права быть вовлеченным в какие-либо политические вопросы, и уж тем более идеологические. Эдуард обязан оговаривать чуть ли не каждый свой шаг с премьер-министром, а подобные его выходки являются абсолютно неприемлемыми и аморальными.
Примерно в это же время недремлющее нацистское правительство предприняло наступательную политику в Британии. Был разработан новый торговый договор с Британией, и, с целью переговоров, из Берлина была отправлена специальная делегация в Лондон. Но в середине переговоров как раз поступила просьба Эдуарда о поездке от Британского Легиона в Германию, после чего переговоры были сорваны.
На этом неприятности для Британского правительства не закончились. Для реализации планов по созданию итальянской Империи или «Новой Римской империи» как, ее называли сторонники Муссолини, Италия нацелилась на вторжение в Эфиопию (а именно, в Эритрею и Абиссинию). В октябре 1935 года была развязана война. Еще летом, с целью переговоров о прекращении боевых действий, к Бенито Муссолини в Рим отправился Энтони Иден. В то же время принц Уэльский, не считаясь ни с политической ситуацией, ни с правительством, ни с мнением короля, заявил о своем намерении провести лето, совершая круиз с Уоллис по побережью Италии. «Ты что, вообще газет не читаешь?!»[231] – взорвался король Георг V. Эдуард своим поведением продемонстрировал свою солидарность уже с политикой итальянских фашистов. Случайно, по глупости, или намеренно – кто знает…?!
Несмотря на запрет короля, Эдуард и Уоллис в 1935 году все же уехали отдыхать в материковую Европу.[232] Причины было две: увести Уоллис подальше от критики Букингемского дворца, и абстрагироваться от неприятной ситуации, связанной с Италией. Первая остановка Уоллис и Эдуарда была в Каннах, где они плавали, развлекались и получали максимум удовольствия. В сентябре они перебрались на королевскую яхту, на которой продолжили путешествие. Из Канн пара направилась в Будапешт, сделав при этом короткие остановки в Швейцарии для тайных встреч, носивших политический характер. В это время Гитлер на Нюрнбергском собрании, произнес одну из самых антисемитских своих речей, затронув при этом некоторых знакомых Эдуарда из аристократических кругов Лондона. Однако это так и осталось незамеченным Эдуардом.
Из Венгрии Уоллис и Эдуард едут в Вену, затем в Мюнхен и, наконец, в Париж, откуда возвращаются обратно в Лондон. На протяжении всего путешествия за ним следил Грегори – адвокат и нацистский шпион,[233] который, по совместительству, также являлся главным спонсором Мосли в Париже.[234] Уоллис наняла Грегори в качестве личного адвоката, а Эрнест Симпсон привлекал его для решения юридических вопросов в своем бизнесе в области кораблестроения. Очевидно, связи с нацистами углублялись.
В Париже Уоллис и Эдуард были приглашены в местное Британское посольство на званый обед, дававшийся сэром Джорджем Кларком для премьер-министра Франции Пьера Лаваля. У этого, казалось бы, безобидного мероприятия был острый политический подтекст – Эдуард со своей любовницей обедали с одним из самых злейших врагов Британии – французом, который так открыто критиковал политику Британии, призывая к проведению кардинальных изменений в государственном устройстве. После Второй мировой войны Лаваль утверждал, что на том самом злополучном обеде Эдуард поддержал его в намерении заключить пакт с Муссолини,[235] что гарантировало французское невмешательство во время итальянского вторжения в Эфиопию.
Два месяца спустя после встречи с Лавалем старый друг Эдуарда – министр иностранных дел сэр Самюэль Хор заключил так называемый, пакт Хора-Лаваля в конце Эфиопской войны. По этому пакту, две трети территории Эфиопии отходило Италии. Когда детали этого договора стали известны французской прессе, британская пресса мигом подхватила эту новость. Хор немедля был смещен с поста, а новым министром иностранных дел стал Энтони Иден. Британское правительство сделало все возможное, чтобы конфликт был быстро исчерпан, но премьер-министр Стэнли Болдуин знал, что причиной всему был принц Уэльский и его неуемная любовница.
Весь 1935 год Эдуард провел в компании миссис Симпсон. Даже в мае того же года, когда в Букингемском дворце проходил очень важный государственный бал, Эдуард весь вечер танцевал с замужней Уоллис, не скрываясь, а прямо на виду у всех гостей, короля Георга V и королевы. На следующий день Эдуард получил строгий выговор от короля и его презрение, как мог его собственный сын пригласить на такой важный вечер столь неподходящего человека.[236]
Реакция в Британии на развитие нацистской Германии была неоднозначной – кто-то их поддерживал, кто-то нет, но одно было совершенно очевидным, что новый режим вызывал сильный резонанс в политическом и экономическом будущем всей Европы. Многие считали, что немцы вправе претендовать на свои собственные земли, которых они лишились в результате Первой мировой войны, а это могло привести к военному конфликту с Британией. Некоторые влиятельные люди британской политики и финансовые магнаты получили приглашения посетить Германию, после чего в Британию все они вернулись, потрясенные увиденным. Первым человеком, посетившим Третий Рейх, был как раз лорд Ротермир – тот самый владелец газеты Daily Май, о котором речь шла выше. Он посвящал целые статьи развитию нацистского государства, представляя их как единственных борцов против коммунизма. На страницах своих газет Ротермир призывал Британию к альянсу с Францией и Германией.[237] Чем не пропаганда национал-социализма? Даже известный либерал Дэвид Ллойд Джордж открыто восхищался новой Германией, особенно после того как встретился с фюрером лично. Германия стремительно развивалась – полное реформирование экономики, развитие всевозможных отраслей индустрии, строительство автобанов, обновление техники, и все это требовало колоссальных финансовых затрат. В списке нацистских спонсоров были Соединенные Штаты Америки.[238] Естественно, что в Европе, и, в том числе, в Британии появилось большое количество желающих каким-то образом присоединиться к такой процветающей экономике. В это время было заключено много англо-германских финансовых контрактов между банками обеих стран, и прибыль их была выше ожидаемой. Британия много средств вкладывала в развитие германской индустрии. Но почему, если такое чудо могло случиться в Германии, то чем Британия хуже? Эта сладкая мысль посещала многих британцев.
По иронии судьбы, Британия в основном спонсировала развитие германской военной промышленности, мощь которой после начала Второй мировой войны накрыла и самого спонсора. К примеру, компания Роллс-ройс спонсировала разработку самолета-бомбардировщика Юнкере Ю-87[239], от которого так сильно потом пострадал сам Лондон. И при таком мощном, даже агрессивном военном развитии Германии Британия не позаботилась о собственном перевооружении, к которому так настойчиво призывал Черчилль.
В покое Эдуарда не оставляли. Многое делалось для того, чтобы сформировать в нем пронацистские взгляды, еще во времена, когда он был принцем Уэльским, затем в качестве короля, и даже когда он стал Герцогом Виндзорским. Однако Эдуард был далеко не единственным представителем британской королевской семьи, который попался в сети нацистов. После Первой мировой войны в Британии и Европе в обществе произошел политический сдвиг влево. Британской монархии удалось сохраниться, но ценой компромисса с общественностью и урезанием традиционных ценностей и прав. Королевская семья опасалась, что новая мировая война, кто бы ее ни развязал, может уничтожить институт монархии окончательно – прямым ударом или косвенным, посредством нового сдвига к «левым». Опасения имели под собой основания: анализ показывает, что во время Второй мировой войны и после нее, численность лейбористских партий увеличилась на 30 процентов.[240]
Поэтому для королевской семьи было жизненно-важным избежать новой войны. Следовательно, с агрессором нужно было иметь дружеские отношения. Кроме того, стоит напомнить, что происхождение королевской семьи идет и из Германии, где оставалось еще очень много их родственников. В 1935 году Георг V заявил Ллойд Джорджу: «Я не допущу новой войны! Не допущу! К последней войне Британия имеет лишь опосредованное отношение, и, если вдруг начнется новая война и появится угроза того, что Британия будет в нее тоже втянута, я первым пойду на Трафальгарскую площадь и буду размахивать красным флагом раньше, чем Британия окажется в войне».[241] Слова короля относятся к событиям сентября 1870 года, когда, после объявления Третьей Республики во Франции (1870–1940) 10 тыс. британцев в красных головных уборах, поддержавших их, вышли с красными флагами, напевая «Марсельезу»[242], на Трафальгарскую площадь в Лондоне и установили красный флаг рядом с колонной Нельсона. Георг V скорее согласился бы на республику, чем на новую войну. Он был против войны, но о становлении нацистского государства не сказал ни слова.
Перед Британией стояла непростая задача выбора между нацистской Германией или коммунистическим СССР – кого сделать врагом, а кого союзником. Кто оказался наименьшим злом – неизвестно, но Британия все же выбрала в пользу Советского Союза. Но был ли выбор таковым, если бы королем был Эдуард, а не его младший брат Альберт?
Глава 2 Неизвестная история отречения
Миф о том, что Эдуард отрекся от трона ради своей любви и желания жениться на Уоллис Симпсон, популярен и по сей день. Считается, что именно это послужило основной причиной для конфронтации с правительством. Безусловно, стремление короля жениться на дважды замужней женщине могло быть нежелательно, но не настолько, чтобы привести к отречению. В данном случае любовь короля была наименьшим злом.
На самом деле Эдуарду чье-либо разрешение на брак было по сути не нужным – он был сувереном и вправе жениться на том, на ком считал необходимым. Единственным требованием было выбрать себе женщину, не принадлежащую к римской католической церкви – она должна была быть протестанткой, так как король Британии является главой Англиканской церкви.[243] Акт о Престолонаследии 1772 года дает право суверену одобрять выбор любого из членов королевской семьи на брак, но самого монарха никто не вправе контролировать.[244] Король Георг V, когда пришло время жениться младшему брату Эдуарда Альберту, лично выбрал ему невесту – Елизавету Боуз-Лайон. Король пытался подобрать пассию и для Эдуарда, однако тот был менее сговорчив и более свободолюбив, чем покорный Альберт. После смерти Георга V Эдуард автоматически стал следующим королем Британии и, следовательно, мог выбирать себе любую женщину некатоличку.
По неписаной конституции монарх имеет право, по большому счету, делать все, что ему заблагорассудится, при условии, что это никогда не станет достоянием общественности. Эдуард же, как будто нарочно посвящал Стэнли Болдуина и правительство во все тонкости беспокоящих его вопросов. Даже такое близкое и доверенное лицо Эдуарда, как Уинстон Черчилль, никак не мог понять смысла отречения. Он считал, что: «Между сувереном и парламентом не было конфликта. С парламентом вопрос личной жизни Эдуарда не обсуждался, и выказывать свое отношение к поведению монарха он не имел права. Это совершенна не та причина, которая породила противостояние между парламентом и королем. Вопрос брака с Уоллис мог бы быть решен в обычном ходе обсуждения в парламенте. Ни одно министерство не имеет права требовать или даже советовать суверену отречься. Даже на самом серьезном парламентском процессе вопрос мог быть решен в пользу Эдуарда. Кабинет не имеет права что-либо решать без предварительного согласия и позволения парламента. Если бы Эдуарда и впрямь заставили отречься, то это было бы очень грубым правовым нарушением и отбросило черную тень на многие века существования Британской империи».[245]
Современные историки, а также советники Эдуарда утверждают, что если бы Эдуард официально объявил о намерении жениться на Уоллис, кризиса 1936 года не возникло. Эдуард вполне мог стать полноправным королем и, будучи неженатым человеком, в мае 1937 года прошла бы его коронация, он бы был признан британским и колониальным обществом, после чего бы был провозглашен королем и Императором. Принц Уэльский пользовался колоссальной популярностью у людей не только своей страны, но и по всему миру – ему везде были рады. Поэтому сомнений, что его кто-то бы не принял, нет. Даже несмотря на порицание его семьи, друзей или каких-то членов правительства, Эдуард был бы коронован, вне зависимости от чего бы то ни было. Затем следовало бы переждать некоторое время, после чего уже можно было говорить о свадьбе с Уоллис Симпсон. Может быть, это и вызвало бы небольшой резонанс, но в таком случае та группа людей, которая была бы против свадьбы, в любом случае ничего бы не смогла сделать. Тогда зачем Эдуарду непременно нужно было ставить этот вопрос перед Болдуином, в то время, когда Уоллис была еще неразведена и по закону еще не могла вступить в новый брак, даже если это был английский король? Нужно было подождать всего 6 месяцев, пока закончится бракоразводный процесс, к тому времени Эдуард уже короновался бы, и проблемы больше не было – ни министры, ни парламент ему уже препятствовать не посмели бы. Тогда для чего понадобилось Эдуарду все подстраивать так, чтобы женитьба стала конституционной проблемой?
При коронации каждого нового короля в парламенте должен пройти индивидуальный Коронационный Акт, по которому парламент как бы проверяет личность человека, претендующую на трон Соединенного Королевства.[246] Но после коронации на монарха почти никто не может влиять, и уж тем более нет необходимости получать одобрение на брак у Палаты Общин. «Король Англии правит по велению Господа Бога»[247] и остается неприкосновенным в вопросах своей частной жизни. Конечно, тогда возникали бы и свои трудности – как главе Англиканской церкви Эдуарду пришлось бы оправдать свой выбор дважды разведенной женщины, но и это не было сильной помехой для короля. К слову, если бы Эдуард сам не поднял вопроса о морганатическом браке с Уоллис, этого бы не сделал никто. Эдуард фактически сам давал повод правительству для своего изгнания, как будто сам его и провоцировал. В случае женитьбы Эдуарда на Уоллис после коронации, она бы автоматически стала королевой. Тогдашний министр внутренних дел сэр Джон Саймон сказал на заседании Палаты Общин по поводу морганатического брака: «Та женщина, на которой король женится…, становится королевой. Она, в свою очередь, получает статус; права и привилегии, которые… ей полагаются…, а ее дети становятся непосредственными наследниками трона по прямой линии».[248]
В день накануне отречения Черчилль предлагал Эдуарду довольно простой выход из ситуации, о чем говорится в первой части книги, в главе «Отречение короля». И Уоллис, понимая, что решение этого вопроса разумно, писала королю письма, в которых просила его ни в коем случае не отрекаться. Тогда зачем же Эдуард все-таки отрекся?! Как будто он нарочно пошел на столкновение с Болдуином, объявив о намерении немедленно жениться на неразведенной Уоллис. Но даже в этом случае все закончилось бы роспуском парламента и созданием нового, не более того. Ведь весь кризис начался после речи епископа брэдфордского. По сути, ни один представитель Англиканской церкви не имеет права критиковать политику самой церкви, а Эдуард был ее главой. Тогда, как посмел епископ сказать что-то против монарха?! Это была заранее спланированная и детально продуманная провокация. Когда по этому вопросу взорвалась пресса, правительству ничего не оставалось, как поставить Эдуарду ультиматум: либо он отказывается от Уоллис и идет дальше, либо складывает свои полномочия – иного выхода уже не было.
Видимо, Эдуард и впрямь собирался жениться на Уоллис, раз ее бракоразводный процесс все же был запущен, но в большей степени и более вероятно, что он просто не желал быть королем. Конфликт можно было переждать, нивелировать или вообще обойти вниманием, но Эдуард решил отказаться от трона как раз на самом пике конфликта. Не будет удивительным, если он сам с помощью своих связей в прессе раздул речь епископа, которого сам же и подговорил. Таким образом, ситуация представляет из себя не более чем дворцовые интриги.
Сексуальные скандалы всегда сопровождали британский королевский дом, но это никогда не было причиной для какого-либо кризиса. Георг IV, Уильям IV, Эдуард VII – у них так же были свои проблемы с женщинами, на которых они хотели жениться, и решение было найдено во всех случаях. Углубившись в более раннюю историю Великобритании, можно найти массу примеров скандалов из-за женщин, но это никогда не было краеугольным камнем политики. На сегодняшний день общественность в свете широкой информированности за счет СМИ, могут оказывать влияние на выбор короля – они могут не принять брак с разведенной женщиной (имеется в виду принц Чарльз и Камилла Паркер Боулз). Еще не факт, что Чарльз станет следующим королем после Елизаветы II – и это тоже очень интересный вопрос. Но в случае Эдуарда VIII общественность еще была не так осведомлена, очень лояльна, и не посмела перечить монарху.
Более того, в самый пиковый момент декабря 1936 года на улицу начали выходить люди с плакатами «Мы хотим короля Эдуарда VIII, а не Болдуина!»[249]. Эдуарда любили априори, в отличие от его брата Герцога Йоркского – Альберта (Георга VI), которому приходилось завоевывать любовь людей своими поступками. Движение за короля Эдуарда быстро распространялось по стране и набирало силу. Люди поддерживали короля, и таким образом причины отречения постепенно начали тонуть в поддерживающих лозунгах. Эдуард начал торопиться уйти, пока еще мог – не дай Бог ему было остаться у трона. Да и правительство испугалось, что вокруг Эдуарда может сформироваться новая партия во главе с Черчиллем, а следом и новое правительство. В таком случае симпатии общественности разделились бы между фашистской партией Освальда Мосли и новой партией короля. Правительство Болдуина и сам Эдуард начали хотеть одного и того же – срочного отречения.
Большая часть населения по-прежнему не была в курсе событий, официальные газеты молчали, зато американская пресса уже давно кричала во все горло, описывая самые мельчайшие детали декабря 1936 года. После того как американские издания, переправившись через Атлантику, достигли берегов Туманного Альбиона, только тогда в британской прессе скудно начала появляться информация про Уоллис Симпсон и короля. Правительство Болдуина уже не раз сталкивалось с проступками «вредоносного короля», но это было для них последней каплей. Если еще до коронации из-за Эдуарда в стране происходит такой хаос, то что же будет дальше? Как будто Эдуард назло правительству все подстраивал, не оставляя выбора, как только отречение, при этом приняв на себя роль жертвы. Болдуин стремился избавиться от него любыми способами, взяв за первооснову, якобы неугодную правительству, Уоллис. За несколько часов до отречения 10 декабря 1936 года, Эдуард послал Болдуину телеграмму:
Мистеру Болдуину, Даунинг-стрит, 10
Сердечно благодарю за доброе письмо. Я очень ценю Ваше понимание, а также понимание Вашей супруги в это непростое для меня время…
Эдуард[250]Король был благодарен Болдуину, что он наконец-то сделал все, чтобы избавить его от столь непривлекательного для него и тяжкого бремени. Болдуин тоже был в выигрыше и выглядел героем, якобы принявшим столь непростое для страны решение. Считается, что именно он с честью и достоинством помог Британии избежать революции и вывести страну из кризиса. А у Эдуарда теперь были развязаны руки, и он мог беспрепятственно направиться в Третий Рейх.
Действительные причины отречения следует искать не в декабре 1936 года, а еще в 1935 году. Нацисты знали, какое влияние Уоллис имеет на Эдуарда, и нередко сами инструктировали ее, как следует поступать и к чему подталкивать Эдуарда. Выгода нацистов была простой – иметь своего марионеточного короля, который бы не препятствовал их гегемонии в Европе. Если даже Эдуард отречется, у них был план по реставрации его в качестве короля. На что надеялся сам Эдуард, сказать сложно, но он был человеком внушаемым и эксцентричным, поэтому мог с легкостью пойти на поводу у расчетливых нацистов, для которых он оказался послушным помощником. В министерстве иностранных дел Британии также были «свои» люди, которые стремились к избежанию войны любыми путями, и шли на поводу у нацистов. Очень легко диктовать свои условия, когда обладаешь такой безусловной мощью.
Первый муж Уоллис работал на правительство фашистской Италии, второй муж Эрнест Симпсон был человеком торговли и международными отношениями занимался профессионально, а с кем еще сотрудничать, как не с нацистской Германией? И, наконец, Уоллис, которая после начала отношений с принцем Уэльским стала главным связующим звеном между Гитлером и Эдуардом.
Эдуард, имея германские корни, всегда тяготел к этой стране. Он не понаслышке знал обо всех ужасах войны, так как сам принимал в ней опосредованное участие, а потому всеми силами ратовал за сближение Британии и Германии. Эти мощные государства должны были быть, по его мнению, союзниками.
А что касается Уоллис, существуют данные о том, что она являлась нацистской шпионкой, передавая Германии всю полученную информацию от короля.[251] Хотя сама Уоллис любые обвинения в шпионаже, даже спустя много лет после Второй мировой войны, отрицала. К слову, Риббентроп был далеко не единственным, через кого она могла передавать необходимые данные для нацистской элиты. Английская разведка MI5 знала об этом, а это означало, что Эдуарда нужно было держать подальше от всех ценных и секретных бумаг – чем меньше он знал, тем лучше. Уоллис и Эдуард находились под пристальным наблюдением разведки и после отречения, ведь они, безусловно, были опасны для Британии. Вопрос был в том, знали ли Уоллис и Эдуард, что за ними следили? В 1935–36 годах нацистская разведка имела крупное подразделение в Лондоне, где из сердца страны наблюдала за английской разведкой MI5. Таким образом, круг замкнулся.
А Гитлер был доволен всем – его устраивали роль миссис Симпсон, поведение короля и регулярно получаемая информация. Все шло по намеченному плану.
Глава 3 Зачем фюреру английский король?
Для того чтобы понять, для чего Гитлеру нужен был Эдуард, следует углубиться в суть национал-социализма. Что собой представляла Германия, когда Гитлер пришел к власти в 1933 году? Высокий уровень инфляции, при которой 1 доллар США стоил около триллиона немецких марок, и для того, чтобы купить спичечный коробок, нужно было заплатить мешок обесцененных денег; стагнация, повсеместная безработица, обнищание, бедствование многих областей, постоянная смена правительственных кабинетов, безынициативный президент, и народ, который, по сути, был никому не нужен. Кроме того, обременительные репарации, потеря многих приграничных территорий, демилитаризация Рейнской области и полный экономический спад. И это вдобавок к психологическому унижению и позору после поражения в Первой мировой войне. Многие радикальные партии активизировались в это время, ведя борьбу за власть. У Гитлера было много конкурентов, но завоевать власть смог именно он, причем, нужно отметить, законным путем. Будучи агрессивным, военизированным движением, нацисты попытались силой захватить власть в Баварии с 8 на 9 ноября 1923 года, устроив «Пивной путч», который, по их замыслу, должен был спровоцировать революцию. Однако, эта затея провалилась, путч был подавлен, и руководство партии осудили на тюремное заключение. Срок они отбывали в тюрьме Ландсберг, где их содержали в довольно мягких условиях: к примеру, камеру Адольфа Гитлера убирали другие заключенные, он и его товарищи имели право все вместе собираться за круглым столом и обсуждать дальнейший планы, да и пребывали они там с полным материальным комфортом. Единственным условием для заключенных руководителей было не покидать пределы тюрьмы. Именно во время своего недолгого заключения Гитлер надиктовывал текст своей книги «4,5 года борьбы против лжи, глупости и трусости», название которой при публикации сократили до «Моя борьба» (Mein Kampf– нем.). Именно в этой книге он изложил свои основные идеологические реалии и значение национал-социализма. Если бы правительства европейских государств были более дотошными и прозорливыми, они бы могли сделать соответствующие выводы о нацистах еще задолго до новой мировой войны, если бы внимательно изучили книгу Гитлера. Он открыто говорит о расовой политике, о порабощении евреев и славян, о территориальной экспансии и о будущей войне.[252] Гитлер ввел понятие Лебенсраум (Lebensraum – нем.), что означает «жизненное пространство». После Первой мировой войны многие государства потеряли свои колонии, так вот Гитлер стремился не только к возвращению потерянного, но и к приобретению новых территорий. Экспансия должна была проходить только на европейском материке: вся Западная Европа должна была подвергнуться фашизации и идеологическому преклонению, а Восточная Европа и территория СССР должны были стать источниками рабской силы. К этому примешивалась еще и расовая теория о неполноценности неевропейских наций (евреев, славян, цыган и прочих). Еврейский народ Гитлер вообще считал «недочеловеками» и чумой, заразившей весь мир, от которой следовало срочно избавиться, кстати, коммунизм нацисты считали как раз порождением евреев, поэтому борьба против коммунистов и евреев практически слилась воедино. Эти неполноценные народы изначально массово истреблять никто не собирался. Например, евреев Гитлер собирался собрать всех вместе и отправить в специально созданное для них государство. Уничтожать их начали только после того, как поняли, что избавиться от них мирных путем и всех «отловить» все равно не удастся – они будут возвращаться. Нацисты, после того как «дорвались» до власти, становились все агрессивнее. После досрочного освобождения из тюрьмы Ландсберг Гитлер переориентировался на завоевание власти законным путем с помощью государственных выборов. Сначала партия НСДАП должна была набрать большинство в ландтагах (земельных парламентах), затем в Рейхстаге (общегосударственном парламенте), после чего Гитлер должен был на законных основаниях быть избран канцлером Германии (в 1932 году Гитлер баллотировался на пост рейхспрезидента, но большинства голосов набрать не удалось – вновь победил Гинденбург). Только так можно в Германии прийти к власти, и никак иначе – следование правилам и законопослушность являются чуть ли не главной чертой менталитета немцев. С целью завоевания популярности у населения Гитлер начал ездить по всей стране и повсеместно произносить свои знаменитые речи, сулившие Германии светлое будущее. 30 января 1933 года Гитлер стал рейхсканцлером Германии. 28 февраля происходит пожар в Рейхстаге, Гитлер вводит чрезвычайный декрет «О защите народа», по которому законно разрешаются аресты, и первыми в списке будут коммунисты. В марте партия НСДАП получает большинство в парламенте, а 21 марта 1933 года вводится чрезвычайные полномочия правительства сроком на 4 года для ликвидации бедственного положения населения, за что проголосовало 2/3 Рейхстага. Эти полномочия давали право издавать законы без согласия Рейхстага – власть официально полноправно переходит к Гитлеру. 2 августа 1934 года умирает президент Гинденбург, передав свои обязанности Адольфу Гитлеру. 19 августа 1934 года созывается народный референдум, по которому пост президента попросту упраздняется. Отныне Гитлер – пожизненный канцлер Германии и национальный фюрер (вождь), и никто больше не смеет стоять у него на пути, в том числе и члены его собственной партии. С «несогласными» Гитлер расправился еще 30 июня 1934 года, что вошло в историю под названием «ночь длинных ножей». Итак, смертельная машина была запущена.
Возвращаясь к вопросу «жизненного пространства»[253], заморские территории, то есть Латинская Америка, США и Великобритания стояли для нацистов отдельным блоком. Америку Гитлер вообще никак не рассматривал – далеко и бесполезно; а вот Великобритания вызывала в нем живой интерес – государство сильное, влиятельное, обладающее колониями, с вековыми традициями и близкое к Европе. Захватывать Великобританию было неудобно – опять же, мешала природная водная граница, поэтому Британию нужно было привлекать какими-то иными путями. Нацисты избрали идеологический натиск, а именно, давление на наиболее податливых представителей королевской семьи, а в данном случае Эдуард был самым удобным для них вариантом, ведь именно он должен был стать королем. Для нацистов было очень важно перетянуть Британию на свою сторону. Будущая война за жизненное пространство и арийскую гегемонию была заложена в основную цель национал-социализма с самого начала. Но прежде чем начать саму войну, предстояло создать сильное государство, чем Гитлер занялся сразу же после прихода к власти. Еще Отто фон Бисмарк говорил, что война на два фронта обрекает Германию на поражение, что и произошло во время Первой мировой войны. Сделав соответствующие выводы, нацисты планировали войну только на Восточном фронте; цель – СССР. Поэтому до начала войны в их задачу входило налаживание сотрудничества и дружеских отношений с сильными европейскими государствами, которые могли бы создать нацистам серьезные помехи на пути воплощения их главной цели, то бишь гегемонии. И только после того, как вся Европа должна была территориально и идеологически быть под властью нацистов, Германия могла направить свою агрессию против Советского Союза. Итальянский и испанский фашизм Гитлер вообще не рассматривал как конкурентов. Муссолини хотел восстановить Римскую империю, и Гитлер этому препятствовать не собирался. Трудами итальянцев Средиземноморье оказалось бы под властью фашистов, а нацистам потом бы ничего не стоило «подвинуть» друзей и забрать себе этот «лакомый кусочек». Муссолини Гитлеру не страшен, а Франко и вовсе считался марионеткой. Кроме того, у Гитлера была поддержка в Восточной Европе в лице Румынии, Болгарии и Венгрии. Когда во второй половине 30-х годов Гитлер начал присоединять к Третьему Рейху Европу по кусочкам, Британия и Франция этому не противостояли, спасая «свои шкуры».
Адольфу Гитлеру нужно было сделать из Британии такое же марионеточное государство, так как он не собирался ее завоевывать, ему лишь нужно было, чтобы у власти был «свой человек». Не исключено, что нацисты планировали предоставить Эдуарду абсолютную власть, при этом имея на него прямое воздействие. Даже после отречения Эдуарда в 1936 году нацисты не оставили его в покое, ведь его можно было и восстановить на престол, сместив его брата Георга VI. Виндзоры были не единственными, с кем нацисты поддерживали тесный контакт – они пытались войти в доверие к Гогенцоллернам, Бернадоттам, Бурбонам, Бонапартам и даже к сохранившимся Романовым, но далеко не везде им были рады.
Гитлер был не первым, кто стремился наладить отношения между Германией и Британией, создав нерушимое сотрудничество между двумя странами. Идея альянса впервые разрабатывалась еще при кайзере Вильгельме I, который старался заинтересовать своего кузена короля Эдуарда VII этой же затеей в 1901 году, когда Эдуард VII сменил на троне свою мать королеву Викторию.[254] Адольф Гитлер до последнего верил, что сотрудничество с Британией возможно даже тогда, когда обе страны оказались в состоянии войны друг с другом. Мечта рухнула лишь в сентябре 1940 года, когда Гитлер понял, что британцы никогда не поддержат немецкие амбиции на господство. Фюрер, имея боевой опыт во время Первой мировой войны, не понаслышке знал о мощи королевского военного флота и хотел всячески избежать морских столкновений с Британией. Однако, полностью избежать этого так и не удалось, и 1940 год ясно продемонстрировал Гитлеру слабость немецкого военно-морского флота в противостоянии британскому. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что Британия первой объявила войну Германии во Второй мировой, а не наоборот.
Многие представители британского правительства (за исключением Черчилля) верили, что целью территориальной экспансии Германии являются только близлежащие районы, и до тех пор, пока они не осознали, что Гитлер мыслит в куда больших масштабах захвата, прошло слишком много времени. Идея объединенной Европы давно уже посещала умы многих людей на протяжении длительного времени, так почему бы не позволить Гитлеру объединить Европу? Никто и подумать не мог, что речь шла о порабощении и уничтожении.
Глава 4 «Хайль Гитлер! – Хайль Виндзор!»
Политические воззрения Эдуарда были склонны к переменам, как ветер: то он считал, что монархия должна быть абсолютной, то выступал за республиканскую форму правления, то и вовсе считал, что все упраздненные монархии Европы должны быть восстановлены. Если рассматривать последний вариант, то, по его мнению, все смещенные династии должны были вернуться на престолы своих стран, после чего все монархии бы объединились в лице одного человека – монарха объединенных штатов Европы.[255] Это позволяет взглянуть на деятельность Эдуарда совершенно под иным углом: получается, что он не был пешкой британско-германской игры, а действовал исходя из собственных интересов. Таким образом, у Эдуарда и Гитлера появляется одна и та же идея создания так называемого «Нового Порядка в Европе», хотя видение этой самой Новой Европы у них было совершенно разное. В таком случае напрашивается вопрос: кто кого использовал? – Гитлер Эдуарда, или Эдуард Гитлера? Вероятно, они оба стремились к осуществлению своих целей, стараясь использовать друг друга в личных интересах. Нужно учитывать, что размах королевских амбиций будет всегда шире, чем у обычного человека, даже если этот человек фюрер. Эта версия позволяет оправдать Эдуарда против обвинения, что он продал свою родину, связавшись с нацистами.
Интересно то, что Эдуард, в отличие от своего отца короля Георга V, считал себя немцем.[256] Со своей матерью королевой Марией Текской Эдуард общался исключительно на немецком, которым владел так же свободно, как и английским. Он считал, что переименование Саксен-Кобург-Готской династии в Виндзорскую было своевременным решением отца абстрагирования от германского родства во время Первой мировой войны. Более того, Эдуард гордился своим германским происхождением: не менее 14 его предков принадлежали к германским королевским домам. Эдуард верил, что с помощью столь харизматичного и амбициозного фюрера родство двух стран можно будет восстановить.[257] Работая вместе, они, безусловно, создали бы влиятельный альянс. Эдуард считал, что своим неоспоримым шармом и немецкими корнями он вскоре завоюет такую же популярность в Германии, какой он обладал в Британии. Заманчивая идея: Гитлер остается канцлером и ведает политическими делами, а династия Виндзоров возглавляет все монархические дома Европы.
Нацисты сильно рассчитывали на своего британского союзника. В конце концов, именно при Эдуарде нацисты оккупировали демилитаризованную Рейнскую область, а Британия этому попустительствовала летом 1936 года. Без особого предупреждения, продолжая утверждать, что Германия не имеет никаких территориальных претензий, 9 августа армия Гитлера начала свой поход на возвращение территорий. Французское правительство было ошарашено наглостью нацистов, однако не смело послать свои войска без предварительной поддержки Британии. Энтони Иден примчался в Париж для того, чтобы проконтролировать, что французы не будут делать никаких необдуманных шагов. Он убедил французское правительство в том, что этот вопрос следует обсуждать на экстренном собрании Лиги Наций. Впрочем, волноваться ему, в любом случае, не стоило – французы не горели особым желанием втягиваться в сомнительный политический конфликт. Собрание состоялось двумя днями позже в Лондоне, но единогласного решения так и не было принято. Любопытно, что действия Гитлера вызвали больший резонанс в Берлине, нежели в Париже или Лондоне. Конфуз состоял в том, что фюрер не посчитал нужным поставить своих генералов в известность о планируемой операции. Они были уверены, что внезапный шаг Гитлера спровоцирует конфликт, и англо-французские войска вот-вот будут направлены в Рейнскую область. Политики не смогли найти выхода из сложившейся ситуации. Посол Германии Леопольд Хойш, премьер-министр Стэнли Болдуин и еще несколько людей отправились в Форт Бельведер к Эдуарду, где он отдыхал с Уоллис. Король считал, что Рейнская область исторически принадлежит Германии, и знал, что в случае необходимости, с Гитлером можно будет заключить специальный пакт, по которому тот обязывался нести ответственность за население Рейнской области. Король сказал, что войны не будет![258] С этого момента Гитлер поверил, что сможет манипулировать британским правительством и Стэнли Болдуином в частности, с помощью Эдуарда. И план Гитлера почти осуществился, пока Эдуард не принял решение отречься. Нацистская мечта рухнула. Однако немцы – народ неунывающий; не получилось так, тогда будет найден другой способ.
С 10 на 11 декабря 1936 года происходит отречение Эдуарда. Эмоции британцев по этому поводу были описаны в первой части книги, но что при этом испытывали немцы? Нет никаких письменных доказательств, которые бы передавали реакцию фюрера на поступок Эдуарда, но несложно предположить, какую бурю негодования и разочарования это могло вызвать у импульсивного Адольфа Гитлера. Он так долго посредством подставных лиц налаживал контакт с принцем Уэльским, а затем и королем Британии, чтобы все в одночасье рухнуло! Британский трон пустовать не может, и на смену Эдуарду обязательно должен прийти другой человек, и не факт, что он будет разделять взгляды национал-социализма. Они предполагали, что следующим трон может занять куда более традиционный и консервативный человек, чем был его предшественник. Нет, потерять Эдуарда было нельзя – только он мог помочь проложить нацистам дорогу в Британию и оказывать, как считали они, на политические процессы существенное влияние.
Итак, вернемся к событиям 1937 года: Эдуард отрекся, отбыл в изгнание в Европу, женился, совершил свадебное турне с Уоллис, и осел со своей новоиспеченной Герцогиней Виндзорской в отеле Meurice, где их частым гостем был Шарль Бидо. Неудивительно, что во время кризиса, связанного с отречением 1936 года, и вплоть до осени 1937 года нацисты оборвали все связи с Эдуардом – они его просто списали. Но, когда они поняли, что больше никто из представителей королевской семьи в Британии не станет их союзником, они вновь вернулись к Эдуарду, теперь уже Герцогу Виндзорскому.
Благодаря усилиям Шарля Бидо Эдуардом вновь заинтересовались самые влиятельные нацисты. Ситуация была двоякая: безусловно, Эдуард, как король, был для них более интересен и обладал куда большим влиянием, нежели теперь, но в этом случае им пришлось бы сначала получить разрешение премьер-министра Болдуина на визит, предварительно подробно проинформировав о целях предстоящего визита, а этого нацисты уж никак сделать не могли; а теперь Эдуард был никем, он больше не обладал ни властью, ни влиянием, но у него появилось одно неоспоримое преимущество, которым он не обладал прежде, – у него появилась свобода говорить. Этими влиятельными нацистами были Рудольф Гесс[259] и Мартин Борман[260]. Они прибыли в Париж с целью официально пригласить Герцога и Герцогиню Виндзорских в Третий Рейх. К их приезду начали готовиться за несколько недель. Сопровождать их вызвался еще один влиятельный представитель нацистской элиты[261] – Роберт Лей.[262] Кроме вышеназванных нацистов, заметную роль по влечению Эдуарда в сети Гитлера играл Эрол Флин (голливудский актер, активно сотрудничавший с нацистскими агентами). Также ходили слухи о деятельности Флина в агрессивной организации ИРА[263], но документальных подтверждений тому нет.
Спустя двое суток после встречи, 3 октября 1937 года, Эдуард объявил о своем намерении в самое ближайшее время отправиться в Германию не менее чем на 10 дней,[264] а после возвращения прямиком направиться в США, где он хочет ознакомиться с американской строительной индустрией. В то время пока Уоллис и Эдуард должны были быть в Германии, Шарль Бидо сразу же направился в США, где в течение последующих 9 дней должен был подготовить все к приезду Герцога и Герцогини Виндзорских. Британское правительство, узнав о том, что бывший король со своей супругой-американкой вот-вот направятся в Третий Рейх, попытались их остановить: Черчилль, лорд Бивербрук и прочие беседовали с Эдуардом по телефону, но будучи обиженным на всех британских политиков, он уже никого не хотел слушать. Королевская семья и вовсе грозила прекратить любые отношения с Эдуардом; всем британским посольствам в Европе и Америке был отдан приказ не иметь дел с Герцогом Виндзорским.
11 октября 1937 года Уоллис и Эдуард направились на поезде в Третий Рейх. Их конечной остановкой была станция Friederichstrasse, Берлин. Там они были встречены мистером Харрисоном, третьим секретарем британского посольства в Берлине, а не главой посольства сэром Невиллом Хендерсоном, как ожидалось. Тот был отозван из Германии накануне прибытия Уоллис и Эдуарда, а Герцог и Герцогиня получили очередной удар презрения от Британии. Кроме Харрисона, на платформе их ожидала нацистская делегация, возглавляемая Робертом Леем. Именно Лей был ответственным за их приезд, а в качестве прикрытия истинной цели визита использовалось то, что он являлся главой Германского трудового фронта, в котором, якобы, Эдуард был очень заинтересован. Среди встречающих были малоизвестные члены нацистской элиты, чтобы не привлекать большого внимания: Горлитцер, капитан Ведгеманн, Шнеер и Хевель. Цепочка замыкалась министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом, который все же придавал встрече некий налет встречи на высшем уровне.[265]
Виндзоров отвезли в отель Kaiserhof, где они могли передохнуть после утомительной поездки. Вечером того же дня за ними заехал Роберт Лей и отвез на фабрику, где произнес приветственную речь по поводу приезда почетных гостей, а также, воспользовавшись возможностью и присутствием прессы, возвысил фюрера, рассказав всем о том, как «великий» Гитлер смог ликвидировать массовую безработицу. В большом зале царила атмосфера эйфории и всеобщего эмоционального подъема. После окончания своей речи Лей, подняв руку в нацистском приветствии, трижды прокричал «Хайль, Гитлер!», – полный зал громовыми возгласами вторил эхом «Хайль…». После этого прозвучали национальные гимны Британии и Германии. По окончании церемонии, Герцог и Герцогиня Виндзорские вернулись в черный кабриолет Мерседес-Бенц, который ожидал их; Роберт Лей плюхнулся между ними на заднем сидении. Они направились в частное имение Лея для того, чтобы отведать немецкие гастрономические изыски. С этого момента поездка в Германию стала для Виндзоров одной сплошной катастрофой. Города мелькали один за другим, бесконечные речи, нацистские «салюты-приветствия» и все время сидящий между Уоллис и Эдуардом Роберт Лей.
12 октября 1937 года германское новостное агентство сообщило, что Герман Геринг[266] на днях должен совершить официальный визит в Австрию в ответ на визит министра иностранных дел Австрии Гайдо Шмидта, который как раз отбыл из Берлина. Виндзорам корректно сообщили, что их расписание на ближайшие дни меняется, и встреча с Герингом переносится на 14 октября; вместо Эссена им нужно ехать в личное поместье Геринга Carinhall в областной земле Бранденбург. Но дел у них по-прежнему была масса. Им еще предстояло посетить нацистскую благотворительную организацию и поужинать в компании Риббентропа.
На страницах британской газеты The Times очень быстро появились статьи, посвященные визиту Эдуарда в Германию: «Его Королевское Высочество улыбается и по-нацистски салютует толпам людей, собравшимися под его окнами рядом с гостиницей…»[267] Позже Эдуард, стараясь оправдаться, утверждал, что это была не «зига», а лишь то, что он безобидно помахал людям рукой. Кто бы ни приезжал в Третий Рейх, был потрясен нацистской атрибутикой и бесконечной эйфорией. И неудивительно, ведь это как раз являлось одной из основ нацистского единства: общность действий, лозунгов, мыслей, маршей, «салютов». Те, кто видели и слышали самого Адольфа Гитлера, были счастливы. Он мог дать такой колоссальный выброс эмоций и адреналина толпе, что люди были готовы продать душу дьяволу, только бы выполнить требования своего любимого фюрера. Эдуард, как и все прочие, поддался этой магии.
14 октября 1937 года Виндзорам предстояло посетить специальное учебное заведение в Померании, готовящее будущую элиту СС. Они были покорены выправкой, единомыслием и силой духа учащихся. Им показали все, чему учат и к чему готовят подростков. Эдуард был в восторге! В этот же день они отправились в поместье Геринга, где имели удовольствие познакомиться с его женой. Герман приветствовал их на пороге своего дома в кипельно-белом парадном мундире, Эмма Геринг исполняла роль внимательной хозяйки дома, хотя и считала отречение Эдуарда капитуляцией, а Уоллис – главной тому причиной.[268]
Личный переводчик Гитлера Пауль Шмидт сопровождал Виндзоров на всем протяжении их пребывания в Берлине. Относительно их поездки к Герингу в своем дневнике он писал следующее:
Геринг с ребяческой гордостью показывал Герцогу и Герцогине дом, в том числе свой гимнастический зал в подвальном помещении со сложным массажным аппаратом. Со всеми орденами, позвякивавшими на мундире; он втиснул свое щедро скроенное природой тело между двумя роликами, чтобы показать улыбающейся Герцогине, как он работает. Просторный чердак был полностью занят большой моделью железной дороги на радость одному из племянников Геринга. Геринг включил электричество, и скоро двое мужчин [Эдуард и сам Геринг. – Прим.] были полностью поглощены занимательной игрушкой. В конце Геринг запустил игрушечный аэроплан, прикрепленный к проволоке и летавший через всю комнату. Пролетая над железной дорогой, он бросил несколько маленьких деревянных бомб. Потом за чаем мне не пришлось переводить для Герцога, который довольно хорошо говорил по-немецки, но по ходу дела я давал пояснения Герцогине.[269]
В кабинете Геринга Эдуард увидел карту на стене, на которой Австрия уже находилась в составе Третьего Рейха[270]. Геринг отшутился: «Это для того, чтобы не переделывать по сто раз карту, лучше сразу нарисовать то, что нам предстоит присоединить в будущем».[271] Эдуард был обязан проинформировать британское правительство об увиденном, но он и этого не сделал. Вероятно, он знал о намерениях нацистов еще за год до этой встречи, когда имел честь видеться с немецким дипломатом Францем фон Папеном в Австрии.[272] Может быть, Эдуард даже знал, что Гитлер собирается сделать и его собственную родину частью Рейха – это лишь вопрос времени. После того, как Виндзоры покинули прекрасный дом Геринга, им еще предстояло посетить Рюген и Билефельд.
В то время, как Эдуард и Уоллис знакомились со знаменитой индустрией стали семьи Круппов, Гитлер воспользовался возможностью произнести очередную речь, посвященную расширению жизненного пространства.
Виндзоры мотались на поездах из одной части Германии в другую, посетив еще и Дрезден с Лейпцигом. Именно в Лейпциге Эдуард на собрании представителей трудового фронта Лея произнес речь: «Я поездил по миру, и видел много великих достижений человечества, но то, что я увидел в Германии, раньше мне казалось за гранью возможного. В это невозможно поверить – это просто чудо! Это можно понять, только когда придет осознание того, что за всем этим стоит один человек и его воля».[273]
В Дрездене Эдуарду предоставилась возможность встретиться со своим родственником Герцогом Кобургским, который в 1936 году был агентом Гитлера. В честь приезда Виндзоров он устроил ужин, проведенный со всеми требованиями королевского этикета. Даже на стульях Эдуарда и Уоллис значилась надпись HRH – Его/Ее Королевское Высочество. Герцог был первым членом королевской семьи, кто признал королевский титул Уоллис. Ей было еще более лестно, когда она узнала, что всем представителям политической власти в Германии было передано, чтобы к ней обращались Ваше Королевское Высочество. Нацисты отлично понимали, что завоевать Эдуарда им удастся только с помощью его тщеславной жены. Более того, в каких бы людных местах Виндзоры ни появлялись, в толпе были специальные люди, скандировавшие «Мы за Герцогиню!».[274]
Шла вторая неделя путешествия Виндзоров по Германии: Нюрнберг, Вюртемберг, Штутгарт… теплая погода, нацистские парады, чудесный закат и легкий ветер с Альп.
Апогей поездки приходился на 22 октября 1937 года, когда Эдуарду предстояло встретиться с Адольфом Гитлером в его резиденции Бергхоф (Оберзальцберг) в Баварских Альпах в долине Берхтесгадена, недалеко от Мюнхена. И вновь обратимся к мемуарам Шмидта:
Гитлер принял Виндзоров в Оберзалъцберге. Герцог выразил восхищение промышленными достижениями, которые он видел, особенно на заводах Крупна в Эссене. Социальный прогресс в Германии был основной темой разговора между Гитлером и Виндзорами на протяжении дня. Очевидно, Гитлер сделал над собой усилие; чтобы быть любезным с Герцогом, которого он считал другом Германии, особенно памятуя о речи, произнесенной Герцогом несколькими годами ранее, в которой тот протянул руку дружбы немецким ассоциациям бывших военных. В этих беседах, насколько я понял, ничто не указывало на то, что Герцог Виндзорский действительно симпатизирует идеологии и практике Третьего Рейха, как казалось Гитлеру. За исключением нескольких одобрительных слов о мерах, принимаемых Германией в области социального благосостояния, Герцог не обсуждал политические вопросы. Он был искренен и дружелюбен с Гитлером и выказывал светский шарм, которым славился во всем мире. Герцогиня лишь изредка присоединялась к беседе, и то с большой сдержанностью, когда возникал какой-либо социальный вопрос, представлявший особый интерес для женщины. Она была просто и подобающе случаю одета и произвела на Гитлера большое впечатление. «Она была бы хорошей королевой», – сказал он, когда гости уехали.[275]
Кроме мемуаров переводчика, не осталось больше никаких письменных доказательств, что же действительно могли обсуждать Гитлер и Эдуард. Поэтому предполагать можно все что угодно. Гитлер произвел неизгладимое впечатление на Уоллис. «Я не могла отвести глаз от него… – напишет она спустя несколько лет в своих воспоминаниях, – у него были длинные белые руки, от которых просто разило внутренней мощью».[276] Также она отметила особенность глаз фюрера: «в самом деле, выдающиеся – глубокие, немигающие, чарующие, горящие таким же огнем, который я когда-то видела в глазах Кемаля Ататюрка…».[277]
В 5 вечера Виндзоры сели на поезд, который вернул их в Мюнхен. Там их встретил бывший Великий Герцог Мекленбурга. Позже они отправились на ужин к Рудольфу Гессу. Спустя несколько лет они встретятся вновь при странных обстоятельствах, неожиданных для них обоих…
Вечер последнего дня в Германии они с удовольствием провели в баварской пивной, наслаждаясь вкусом доброго немецкого пива и колбасок. Выпив три кружки пива, Эдуард встал на стул и обратился к народу, высказывая свою любовь и восхищение к их замечательному городу Мюнхену. Публика пришла в восторг, когда в конце речи Эдуард приложил к губе фальшивые усики.[278]
На следующий день Уоллис и Эдуард гуляли по Мюнхену, рассматривая достопримечательности. Нацисты не преминули показать им мемориал, который был посвящен шестнадцати погибшим во время Пивного путча 1923 года, и причисленных к рангу героев-мучеников. Поездка подошла к концу. Виндзоры начали собираться в обратный путь во Францию. В Америку они уже не поехали, так как американцы отказались с ними сотрудничать, тур был отменен.
Глава 5 Война
Мне нужно было алиби, особенно перед народом Германии, чтобы показать, что я сделал все для сохранения мира.
А. Гитлер[279]Новая мировая война должна была стать кульминацией в развитии национал-социализма и проверкой силы идеологии. Государство, военная мощь, форсированное развитие экономики – все было подготовкой к будущей войне, и как только страна достигла пика своего развития, Гитлер спровоцировал войну.
В то время, когда другие государства вели политику умиротворения, Гитлер открыто следовал политике устрашения – уже все знали о военной мощи нацистского государства, а Германия не упускала ни одного случая это продемонстрировать, будь то новостной выпуск или военный парад. Гитлер был уверен, что европейские государства, зная, с чем им придется столкнуться при военном конфликте, всеми силами постараются избежать прямых военных действий, и Мюнхенский сговор[280] 1938 года является главным подтверждением этой гипотезы. Быстрая и успешная аннексия относительно небольшой, но стратегически важной и экономически значительной Чехословакии с ее многочисленным (23,5 %) немецким населением создала впечатление легкой победы и побудила Адольфа Гитлера продолжать наступление на страны Центральной Европы. Фюрер привык получать все, что он хочет, малыми потерями. Он рвал Европу по кусочкам, а ведущие державы этому попустительствовали. Даже во время начала боевых действий в Польше Гитлер по-прежнему считал, что за нее никто не вступится, и еще одна территория достанется ему фактически даром. По-настоящему Гитлер испугался, когда узнал, что 25 августа 1939 года между Британией и Польшей был заключен договор о военном союзничестве. Больше всего на свете он опасался войны на два фронта – история уже не раз доказывала, что тот, кто будет воевать на два фронта, неминуемо будет разбит с большими потерями. Но, получив подтверждение от Франции о том, что она воевать с Германией не намерена, фюрер несколько успокоился. Кроме того, накануне был заключен договор Молотова-Риббентропа о ненападении. Гитлер счел, что Британия, столь страстно следующая своему курсу умиротворения, в одиночку в войну с Третьим Рейхом уж точно вступать не будет. Таким образом, Западная Европа Германии угрозу не составляла. Война уже была намечена Гитлером, и его безумно раздражало, что ее начало пришлось переносить несколько раз.
Фюрер привык быть творцом истории, и на этот раз он оказался во главе будущего всего человечества. Вторая мировая война началась с великого обмана: секретное подразделение службы СС (СД) организовали провокацию, получившую название «Гляйвицкий инцидент», так как проходила в польском городе Гляйвиц (совр. Гливице, Польша) под руководством знаменитого Рейнхарда Гейдриха[281]. Согласно плану Гейдриха, сотрудники СД, переодетые в польскую военную форму, должны были напасть на радиостанцию в Гляйвице и передать в эфир антигерманское воззвание на польском языке; напасть на лесничество в Пинчене севернее Кройцбурга; в Хохлиндене, на участке границы между Гляйвицем и Ратибором, уничтожить таможенный пункт. Роль «погибших во время нападения» предназначалась заключенным концлагерей, умерщвленных посредством инъекций и уже после этого доставленных на место событий. На эсэсовском языке они назывались «консервами», что и дало название самой операции. Провокация была спланирована еще в 1938 году, однако, до 1939 года случая ее реализовать не представилось. 31 августа 1939 года операция, наконец, была полностью реализована по задуманному плану. Кроме того, было инсценировано нападение «поляков» на немецкие города Кройцберг, Пишен и Хохлинден. Нацистская пропаганда запустила свою машину: ночью 31 августа и на утро 1 сентября 1939 года нацистская газета Völkischer Beobachter пестрила заголовками, что агрессоры атаковали гляйвицкое радио.[282] Гитлер собственноручно создал себе алиби для вторжения, которое было так необходимо. В Рейхсканцелярии кипела напряженная работа. Вечером 31 августа в нацистских кругах стало известно, что Гитлер отдал приказ о вторжении в Польшу и что войска должны были пересечь границу в 5.45 на следующее утро.
«По приказу Фюрера и Верховного Главнокомандующего вермахт выступил на защиту Рейха. В соответствии с инструкциями по контролю над польской агрессией войска германской армии сегодня рано утром провели контратаку по всей германо-польской границе. Одновременно эскадрильи военно-воздушных сил взлетели, чтобы атаковать военные объекты в Польше. Военно-морской флот выступил на защиту Балтийского моря»[283] – таким было первое военное коммюнике (новость в прессе) Второй мировой войны, выпущенное 1 сентября 1939 года.
В 10 утра следующего дня Гитлер произнес одну из самых своих знаменитых речей в Рейхстаге:
«…в последнее время против нас на приграничных территориях было зафиксировано 24 инцидента, 14 из которых произошли прошлой ночью. Три инцидента были очень серьезными. Я принял решение говорить с Польшей на том же языке, на котором она говорит с нами в последние месяцы… Прошлой ночью польская армия впервые открыла огонь на нашей территории… Пришло время, когда на бомбу нужно отвечать бомбой… Отныне я буду следовать этому правилу против кого бы то ни было, пока не появится уверенность, что граница Третьего Рейха в безопасности…».[284]
Спустя несколько часов Гитлер обратился к нации через все громкоговорители страны:
«Прошлой ночью польские солдаты регулярной армии впервые открыли огонь на нашей территории. Снова я надел мундир, который был для меня самой лучшей и любимой одеждой. Я сниму его только после победы…».[285]
На закате 1 сентября 1939 года нацистская армия пересекла границу Польши. Гитлер и его окружение до последнего дня надеялись, что союзники не решатся вступить в войну и дело закончится вторым «Мюнхенским сговором». Главный переводчик министерства иностранных дел Германии Пауль Шмидт описывает состояние шока, в которое пришел Гитлер, когда посол Британии Невилл Хендерсон, появившись в Рейхсканцелярии в 9 часов утра 3 сентября, передал ультиматум своего правительства:
«Своей акцией немецкое правительство создало ситуацию, при которой правительства Соединенного Королевства и Франции должны выполнить свои обязательства и поддержать Польшу. Следовательно, если правительство Его Величества не получит от германского правительства удовлетворительных заверений, что германское правительство прекратило всякие агрессивные действия и готово вывести войска с польской территории, то правительство Его Величества без промедления выполнит свои обязательства по отношению к Польше»[286].
Вслед за Гендерсоном в Рейхсканцелярии появился французский посол господин Кулондр и вручил почти такую же ноту на французском языке. Как и британский посол, Кулондр потребовал немедленного ответа, на что Риббентроп мог лишь ответить, что доложит об этом деле Гитлеру. На следующий день, 2 сентября, по британскому и французскому радио передали «Приказ о всеобщей мобилизации в Англии» и «Мобилизация во Франции».[287]
3 сентября в 9 часов Англия, в 12:20 Франция, а также Австралия и Новая Зеландия объявили Германии войну. В течение нескольких дней к ним присоединяются Канада, Ньюфаундленд, Южно-Африканский союз и Непал.
Так началась Вторая мировая война.
* * *
Когда Герцог и Герцогиня Виндзорские находились на вилле La Croe на французской Ривьере, они услышали о том, что Германия вторглась на территорию Польши. В последнее время они находились там практически одни, не считая прислуги – все их друзья, понимавшие, куда в последнее время «дует ветер» политики, покинули материковую Европу и вернулись на родину, чтобы подготовиться к грядущим событиям. После того, как Эдуард прослушал дневное новостное обозрение, в котором шла речь о военном конфликте в Польше, он провел весь последующий час в борьбе с французскими телефонными службами, пытаясь дозвониться в Лондон и из первых уст узнать о том, что все-таки происходит. Меткальфе вспоминает, что раздраженный Эдуард вскоре бросил эту затею – «сейчас после новостей все британцы, которые находятся во Франции, пытаются дозвониться домой. Я ничего не могу сделать сейчас! Но я просто обязан услышать лично от моего брата, что он все-таки там решил…!»[288].
В то время, пока узнать что-либо не представлялось возможным, Уоллис предложила Эдуарду искупаться в бассейне, но не успели они выйти из дома, как слуга попросил Герцога к телефону – звонил британский посол в Париже сэр Рональд Кемпбелл. Эдуард сказал Уоллис не ждать его и удалился для телефонного разговора. Через 10 минут он вернулся и тихим голосом сообщил Уоллис, что Британия объявила Германии войну. Эдуард боялся, что это может послужить причиной мирового распространения коммунизма. Закончив говорить, он погрузился в голубую воду бассейна.
Они арендовали этот загородный особняк весной 1938 года. Дом находился в поистине прекрасном месте, рядом с побережьем Средиземного моря. Круглый год погода в этой местности радовала местных жителей и туристов: шум прибоя, солнце, свежие фрукты, плодовые деревья… Уоллис лично занималась оформлением дизайна интерьера. Война застала ее как раз за обустройством их гнездышка. Она, как и всегда, уделяла внимание всяким мелочам: Эдуард должен был жить в такой же обстановке, к которой он привык, поэтому все в доме делалось с королевским размахом, не жалея средств. А в январе 1939 года они арендовали еще один дом в Париже. Как и подобает королевским особам, Герцог и Герцогиня держали несколько слуг, однако, двое слуг-французов, после объявления Францией войны Германии, были призваны в армию. Герцога такое положение вещей совершенно не устраивало и, как вспоминает Меткальфе, он начал давать распоряжения для подготовки возвращения в Британию.[289]
Эдуард боялся войны, боялся коммунизма. Ему казалось, что он сделал все, чтобы избежать войны, и уж тем более все, что касалось личных отношений с Гитлером. Новая мировая война качественно отличалась от предыдущей – это было столкновением не только на почве территориальных притязаний, но, в первую очередь, войной идеологий (коммунизма, фашизма и капитализма). Война могла быть весомым поводом для того, чтобы позволить Эдуарду вернуться в Британию. Ему было легко вновь все бросить и уехать, ведь он еще не имел никакой духовной или материальной связи с новым домом – все что он там делал, это коротал часы как мог, пока его жена занималась обустройством. Эдуарду позвонили из Лондона: это был Уолтер Монктон. Они долго беседовали, после чего Эдуард раздраженно положил трубку и заявил, что он и Уоллис в Британию не поедут, пока им не пришлют персональное приглашение от имени короля остановиться в Виндзорском замке.[290] В действительности правда состояла в том, что Виндзоров в Британии больше никто не ждал, и Эдуард это, наконец, понял. Его ссылка стала бессрочной. Его частная поездка в Третий Рейх отозвалась для него унизительной пощечиной из Британии, где пресса уже давно назвала его предателем.
Эдуард и Уоллис покинули Германию в конце октября 1937 года, после чего наступательная политика Гитлера приняла агрессивный характер – спустя 5 месяцев произошел Аншлюс Австрии. В том же 1938 году была проведена военная мобилизация в Судетской области; чехи готовились воевать на стороне Германии. Богемия и Моравия стали частью Третьего Рейха. После вторжения в Польшу в 1939 году следующим шагом Гитлера должен был стать Drang nach Osten — путь (натиск) на Восток. Эдуарду не хотелось оставаться в пекле событий, и он ждал, что его призовут обратно на родину, как короля Артура[291] или Роланда[292], и он поведет свой народ к победе. Но ожидания его не оправдались – он больше не был нужен ни стране, ни народу, ни правительству, ни семье. Он не понимал, что могло сподвигнуть страну так о нем думать, ведь он пытался наладить с Германией дружеские отношения.
Безусловно, поездка в Третий Рейх очень польстила Эдуарду: его принимали не как частное лицо, а как государственного деятеля, причем в качестве действующего монарха – это был кратковременный триумф бывшего короля, вскруживший ему голову; к нему и его супруге обращались не иначе, как «Ваше Высочество», торжественные мероприятия были по-королевски впечатляющими; на улицах его встречали ликующие толпы людей, размахивающие британскими и нацистскими флагами, приветствуя Эдуарда по-нацистски поднятой рукой… У Герцога не укладывалось в голове, как могла эта замечательная страна и их приветливый, харизматичный фюрер стать главным врагом его родины, а встреча с ним – причиной отказа королевской семьи от общения с Эдуардом. Герцог до последнего не верил рассказам о жестокости нацистов, считая это россказнями пропаганды противоборствующих стран.
Эдуард уже представлял весь ужас их заточения в La Croe, где они будут отрезаны от привычной гламурной жизни. Нет, непременно нужно вернуться в Британию! Старый друг и верный помощник Герцога Фрути Меткальфе предложил ему остановиться с супругой в его собственном доме Hartfield House в области Сассекс. Дом более-менее подошел бы им по антуражу и также находился недалеко от Лондона, куда Эдуард смог бы ездить на автомобиле по необходимости.[293] Герцог поставил Монктона в известность о своих планах, но тот посоветовал ему не торопиться и передал решение этого вопроса премьер-министру Невиллу Чемберлену. Поскольку на момент отречения Эдуарда в 1936 году Чемберлен был в составе правительства Стэнли Болдуина, он знал весь подтекст произошедшего и осознавал возможные последствия возвращения Эдуарда в Британию. И как бы в таком случае общественность отнеслась к королевской семье, которая фактически отказалась от бывшего короля, или к Герцогу и Герцогине Виндзорским, после того, как они не раз в открытую критиковали британскую политику и действия британской королевской семьи?! Кроме того, возвращение Эдуарда могло отвлекать внимание короля Георга VI, чьей единственной задачей теперь являлась война. Правительству по всему нельзя было допустить возвращения Эдуарда. И потом, никто еще не забыл его взбалмошного характера, необдуманности поступков и причастности к британским фашистам. Но выход все же был найден.
Уинстон Черчилль, вновь ставший к этому времени первым лордом адмиралтейства (этот же статус он имел во время Первой мировой войны), нашел способ разрешить щекотливый вопрос местонахождения Эдуарда. Конечно, ему нельзя было ни оставаться во Франции, в свете военной угрозы, а также угрозы сотрудничества с нацистами, ни в Британии по вышеизложенным причинам. 11 сентября 1939 года Черчилль послал телеграмму кузену Эдуарда, адмиралу флота Луи Маунтбеттену с просьбой забрать Герцога и Герцогиню Виндзорских на королевском эсминце Kelly в Гаврском порту (Франция).
Британский посол в Париже позвонил Эдуарду с просьбой собираться, так как скоро за ними заедут. Дальнейшие инструкции им представят позже. Виндзоры спешно начали собирать все необходимые вещи для поездки в Британию. Уоллис лично обмотала мебель La Croe в коричневую бумагу, чтобы ко времени их возвращения в доме было все в целости и порядке. После того, как приготовления были закончены, они покинули свою приморскую виллу. Процессия состояла из двух машин, полностью загруженных чемоданами и коробками; кроме того, они взяли с собой трех любимых керн-терьеров по имени Призи, Детто и Пуки. Супруги прибыли в Париж, где получили следующие секретные инструкции. Вечером 12 сентября 1939 года они достигли побережья «Английского канала», более известного под названием Ла-Манш. Эсминец Маунтбеттена уже двигался в их направлении, перед этим зайдя в Шербург, где забрал Мейджора Рэндольфа Черчилля, сына Уинстона Черчилля. Когда корабль подходил к Гаврскому порту, Маунтбеттен решил проинформировать нескольких офицеров об их секретной миссии, и каково было его удивление, когда он узнал, что многие из них уже были в курсе дела. Более того, это стало известно и британскому издательству The Daily Mirror, в котором новость была опубликована на следующий день. Это было опасным, так как немецкая разведка не дремала, а рассекреченный маршрут эсминца мог стать доступной мишенью для немецких подводных лодок.
В ночь на 13 сентября эсминец прибыл в порт. На корабле все приветствовали бывшего короля; Эдуард же был подобен загнанной собаке.[294] Маунтбеттен еще некоторое время спорил с Уоллис на счет количества взятого с собой багажа, но спорить с этой женщиной было совершенно бесполезно, и он, в конце концов, сдался. Когда все были на борту, эсминец на полной скорости направился к берегам Британии. Уоллис, Эдуард и сын Черчилля заняли капитанские каюты, проводя довольно веселое и приятное время за выпивкой и игрой. По словам Маунтбеттена, «Эдуард был полон энтузиазма и как будто помолодел на несколько лет, в надежде вновь получить возможность служить своей родине».[295]
Было очень холодное и раннее утро 13 сентября, когда эсминец достиг берегов Британии в Портсмуте. Это был тот самый причал, с которого, по иронии судьбы, три года назад Эдуард отбыл в изгнание. Герцог сердечно пожал руку своему кузену и спустился с женой на берег. На берегу их встретил адмирал сэр Уильям Джеймс и военная служба безопасности. Монктон, который являлся теперь личным советником короля Георга VI, уведомил, чтобы кто-нибудь из дворца прибыл встретить Эдуарда, но никто этого не сделал. Более того, Букингемский дворец отказался выделить Эдуарду персональный автомобиль из королевского таксопарка. Если Герцогу еще нужны были какие-то доказательства, что здесь его никто не ждал, то он их получил. Никто даже не позаботился о том, чтобы подготовить им подходящее место для ночлега. Местные отели были уж слишком просты, и Виндзорам пришлось остановиться в адмиралтейском доме Джеймса и его супруги.
В полдень, не задержавшись в Портсмуте, Виндзоры направились в дом Меткальфе, где смогли осесть. Герцог был полон энергии и уже 14 сентября направился в Лондон, чтобы сыграть свою патриотическую роль в новой войне. Во дворце Эдуард, наконец, встретился с братьями. Для Георга VI это было проблемой, чем же ему занять своего старшего брата на время его пребывания в Британии. Наиболее подходящим вариантом было назначить Эдуарда фельдмаршалом военных сухопутных сил (собственно, звание фельдмаршала у него, как у бывшего короля, и так было). На время войны Эдуард должен был стать генералом одной из армий, действующих во Франции. Герцог не ожидал подобного поворота событий, и, с довольно скучным лицом, сказал, что подумает.
Чем больше Эдуард думал об этом назначении, тем больше оно ему не нравилось. С одной стороны, ему льстило, что у него появляется доступ к прямому влиянию на ход военных событий, но, с другой стороны, ему совершенно не хотелось возвращаться обратно во Францию. С этими соображениями, 15 сентября Эдуард решил встретиться с военным министром Лесли Хоур-Белиша. Лондон был уже не тем, каким его помнил Эдуард: люди в военной форме, заколоченные окна, сирены, которые должны были сообщать об атаке с воздуха. В военном министерстве Эдуард появился инкогнито – в гражданской одежде, с противогазом, перекинутым через плечо. Хоур-Белиша сразу же узнал Эдуарда, так как они вместе учились в Оксфорде, а в 30-х он служил в министерстве транспорта и часто встречался с Эдуардом, когда тот интересовался вопросами решения дорожных аварий. Выслушав предложение Эдуарда о том, что тот хочет остаться генералом сухопутных армий в Британии, Хоур-Белиша ответил ему вежливым отказом. Британия отправляла во Францию всего две дивизии, а генерал там был один – Говард Визе. Эдуард нужен был во Франции. В таком случае, Эдуард отказался от звания фельдмаршала. Это была его вторая капитуляция. Перед уходом, Герцог не преминул сказать министру, что Уоллис хотела бы также внести свой посильный вклад и организовать госпитали на восточном побережье Англии. У Эдуарда были для этого разговора основания: сразу же по приезде в Лондон, Уоллис встретилась со старой приятельницей леди Мендель, супругой представителя британской прессы в Париже. Именно она могла организовать ей доступ к военному обеспечению армий медикаментами и одеждой.[296] Хоур-Белиша был не готов для подобного поворота событий – американка, сопровождаемая бывшим королем, будет зарабатывать себе престиж на королевских землях? – абсурд. На следующий день военный министр счел своим долгом попросить аудиенцию у короля и лично доложить о планах Эдуарда. Георг нервно расхаживал по комнате, – выходки Эдуарда возмущали его до глубины души. Он считал, что у Эдуарда вообще нет никакой дисциплины в жизни, и потом, он вообще не хотел, чтобы его старший брат служил в Британии.[297] И это было небезосновательным – как можно допускать человека к военным тайнам, когда у него налажен прямой контакт с врагом?! Хоур-Белиша обещал решить этот вопрос с тем, чтобы имя короля в этом никак не фигурировало. Министр отправился в свой департамент для переговоров.
В 14:30 Георг настоял, чтобы Хоур-Белиша повторно появился в Букингемском дворце. На этот раз он предстал перед королем вместе с фельдмаршалом сэром Эдмундом Иронсайдом, главой имперского генералитета. Они застали короля крайне взволнованным и обеспокоенным возвращением Виндзоров. Он возмущался, что обычно короли получают трон лишь после смерти своего предшественника. «Мой же — добавил Георг, – не только жив, но еще и ТАК жив!»[298] Запретить Виндзорам путешествовать по стране! Георг попросил Хоур-Белиша и Иронсайда сделать все возможное, чтобы Эдуард немедленно вернулся в Париж. У Георга VI начиналась паника.
Спустя 30 минут Хоур-Белиша прибыл в военное министерство, где его уже ожидал Эдуард. Герцог не только не привык слышать «нет», но и тем более не был готов к повторному изгнанию. Министр был очень умным и осторожным человеком. Он вежливо объяснил Эдуарду, что его присутствие на территории Британии будет привлекать к нему слишком много внимания, тогда как во Франции, в этом отношении, служить будет проще. И вновь мечты Эдуарда вернуться в королевский круг рухнули. Он почти согласился на службу в Париже. Хоур-Белиша уже вздохнул спокойно, что проблема решена, но тут Эдуард засыпал его новыми вопросами: а как же тогда быть с его младшим братом Герцогом Глостерширским, ведь тот за службу получает приличный оклад, а Эдуард предложил свою помощь безвозмездно? Эдуард настаивал, чтобы его поступок непременно осветили в прессе в самое ближайшее время. Кроме того, он хотел, чтобы его армия была украшена его личными знаменами, а Меткальфе стал его личным солдатом-помощником. Хоур-Белише обещал выполнить практически все его требования, которые были в его компетентности, а также произвести шофера и помощника Эдуарда Фрути Меткальфе в солдаты. Через час навязчивый Герцог наконец-то покинул кабинет министра.
На выходе из здания Эдуарда ждала небольшая толпа, собравшаяся специально, чтобы его поприветствовать. Подходя к своей машине, Эдуард улыбался и снял шляпу в знак ответного приветствия, – неужели его до сих пор помнят и любят…?
Как только Эдуард добрался до дома, все, кто его увидел, могли прочесть на его лице немую ярость – от него снова отказались. Виндзорам предстояло вновь вернуться во Францию. Уоллис поняла, что уже ни под каким предлогом ей не будут рады в Британии. На протяжении всего их пребывания на Туманном Альбионе от королевской семьи им не пришло ни единой записочки или звонка. Выйдя замуж за Эдуарда, она не только не стала его тылом и помощником, но и явилась главной причиной того, что он уже никогда не сможет достичь ни одной из поставленных целей. О реставрации его на престол не могло быть и речи – ничто и никто, даже нацисты, уже никогда не смогут повернуть историю вспять.
Ранним утром 29 сентября 1939 года на корабле флота Его Величества Express, Виндзоры вернулись во Францию. По прибытии они остановились в отеле Trianon Palace, недалеко от Версаля. 30 сентября Эдуард получил секретную военную миссию № 1. Суть состояла в том, что Эдуард должен был проверить защищенность французского фронта и доложить о ее слабых местах. Герцог был разочарован унизительным заданием – он ждал куда более интересного и ответственного задания, ведь у него была феноменальная память. Ее тренировали, еще во времена, когда Эдуард был маленьким принцем: во время торжественных приемов в Букингемском дворце, где присутствовало очень много людей, Эдуарда уводили в другую комнату и начинали расспрашивать, кто из гостей как одет, кого как зовут и где кто стоял. С одной стороны это было игрой, но с другой, в нем развили профессиональную наблюдательность. Однако эту способность ему применить так и не дали.
Через три дня после получения задания, 3 октября Уоллис и Эдуард ужинали в компании супругов Бидо в Париже. Прошло почти два года с тех пор, как сорвалась поездка Виндзоров в США, и вплоть до 1939 года друзья не общались. За это время Шарль Бидо успел пройти реабилитацию в немецкой имперской клинике в Мюнхене, поддерживал связь с нацистами, а также занялся промышленным шпионажем. Он путешествовал по разным странам, вычисляя развивающиеся и деградирующие стороны различных экономик, чтобы позже использовать это в корыстных целях.
Посредством адвоката Уоллис Арманда Грегори, речь о котором шла ранее, Бидо смог наладить связь с правыми движениями во Франции, которые намеревались свергнуть законное французское правительство и установить диктаторский режим по примеру испанского государства Франко.[299] Бидо ездил в основном по тем странам, которые нацисты в ближайшем будущем собирались «подмять», собирая для них экономическую и политическую информацию.
Как только Виндзоры вернулись в Париж, Бидо сразу же стало известно, что Эдуард вернулся с какой-то военной миссией, и поторопился возобновить старую дружбу. Существует большая вероятность, что информацию о Виндзорах Бидо получал через их собственных слуг. Известно, что личная служанка Уоллис была нацистским агентом и значилась под именем Miss Fox (Госпожа Лисичка). Единственный, кто был всегда настороже с Бидо, это помощник Эдуарда, Фрути Меткальфе. Однажды он написал своей жене: «Этот человек [Бидо. – Прим.] никогда не находится в одном месте, городе или стране более шести часов. Я не могу его раскусить. Он знает слишком много…».[300]
Виндзоры и Бидо встречались почти каждый вечер, где за ужином Эдуард и Бидо обсуждали грядущие ужасы войны, вспоминали Первую мировую войну, обсуждали судьбу Британии в новом конфликте и т. п. Узнав все необходимое, спустя несколько дней, а именно 9 октября 1939 года, Шарль Бидо сел на поезд, идущий в Гаагу, а оттуда прямиком направился в Берлин.
Говард Визе (генерал сухопутных британских армий во Франции и руководитель проекта миссии № 1) был доволен работой Эдуарда и положительно отзывался о Герцоге в своих рапортах.[301] Так и продолжалась их неспешная жизнь вплоть до 1940 года.
Глава 6 1940 год. Бегство в Испанию
«В начале Второй мировой войны Верховное главнокомандование вооруженных сил размещалось в трех поездах: так называемом поезде «Фюрер», поезде Главного штаба вермахта и поезде «Генрих» для штатских, которые работали в Главном штабе. В их число входили: Гиммлер (отсюда и «Генрих»), Риббентроп и Ламмерс. «Генрих» был выставкой достижений железнодорожного транспорта на колесах. Здесь был представлен весь путь развития железнодорожных вагонов – от старинных разукрашенных карет, в которых путешествовал Карл Великий, до вагона-салона Риббентропа новейшей конструкции, с обтекаемыми линиями. Поезд был составлен из вагонов почти всех моделей, которые когда-либо катились по немецким дорогам. «Это потрясающий экспресс», – сказал однажды Гитлер, увидев, как проносится мимо «Генрих» с коротким, но высоким «Большим герцогским салоном», старыми деревянными вагонами-ресторанами и суперсовременными вагонами «Сигнал».[302]
Тем не менее и в таких условиях обстановка постепенно становилась невыносимой из-за постоянных трений между Гиммлером, Риббентропом и Ламмерсом. Если бы эти трое продолжали и дальше ездить вместе, то поезд, несомненно, взорвался бы от внутреннего напряжения при условии, что не разлетелся бы на куски еще раньше по причине противоположных взглядов его пассажиров насчет политических и географических путей, по которым они хотели следовать. Однако в начальный период все они более или менее двигались в одном направлении и даже имели обыкновение наносить визиты в салоны друг друга.[303]
Небольшая бригада из министерства иностранных дел, сопровождавшая Риббентропа, жила в спальном вагоне, а работала в одном из деревянных вагонов-ресторанов. Аккумуляторы вагона-ресторана были такими слабыми от старости, что когда поезд где-нибудь останавливался даже на полчаса, свет медленно, но верно угасал. Тогда нам приходилось прибегать к свечам, воткнутым в пустые бутылки, «как будто мы живем в трущобах», говорили наименее воинственные, или «как будто мы ужинаем у «Саварена», поговаривало большинство «неуклюжих пацифистов», как именовал Риббентроп дипломатический корпус.
Сам министр иностранных дел беспокоил нас мало. Он сидел в своем салоне-кабинете и управлял операциями. Большей частью это заключалось в многочасовых телефонных разговорах с министерством иностранных дел в Берлине, в ходе которых он приходил в неистовство. Его вопли разносились далеко вокруг по уединенной железнодорожной ветке, на которую наш поезд обычно отгоняли».[304] – Так, по описанию главного нацистского переводчика Пауля Шмидта, выглядело нацистское командование, которое изо дня в день решало судьбу всего человечества.
Начало 1940 года ознаменовало собой движение германской армии на север. Франция и Великобритания по-прежнему продолжали вести пассивную войну, особо не предпринимая активных действий (не считая столкновений в Атлантике). 1 марта 1940 года Гитлер, прежде заинтересованный в сохранении нейтралитета скандинавскими странами, подписал директиву об операции Fall Weserübung, более известной под названием «Везерские маневры», целью которой был захват Дании в качестве перевалочной базы для немецкой армии, а затем и Норвегии (для предотвращения возможной высадки союзников). 9 апреля 1940 года немецкие силы вторглись на территорию Норвегии и Дании. Норвежцы бились до последнего, однако противостоять мощной Германии они были не в силах. Нацисты почти беспрепятственно заняли все важнейшие города и за несколько часов уничтожили датскую авиацию. Под угрозой бомбардировок гражданского населения король Кристиан X поставил свою подпись на бумагах о капитуляции и приказал армии сложить оружие. К лету 1940 года Дания была провозглашена немецким протекторатом, и к этому же времени были закончены все действия. Дания оказалась под управлением нацистской оккупационной администрации.
10 мая 1940 года Германия силами 135 дивизий вторглась в Бельгию, Нидерланды и Люксембург. Немецкие десантники захватили мосты через канал Альберта, что дало возможность крупным немецким танковым силам выйти на Бельгийскую равнину. 17 мая пал Брюссель. Французы пытались оказать посильную помощь своим соседям, но терпели одно поражение за другим. 28 мая Бельгия капитулировала; британская и французская армии отступили.
10 июня 1940 года Италия объявила войну Великобритании и Франции. Итальянские войска Муссолини вторглись в южные области Франции, но далеко им продвинуться так и не удалось. Увидев в итальянцах близящуюся угрозу, французское правительство бежало из Парижа.
И июня немцы переправились через Марну во Францию. А 14 июня без боя вступили в Париж; через два дня вышли в долину Роны. 16 июня маршал Петен сформировал новое правительство Франции (режим Виши), которое уже в ночь на 17 июня обратилось к Германии с просьбой о перемирии.
22 июня 1940 года в Кампьене Франция согласилась на оккупацию большей части своей территории и демобилизацию практически всей сухопутной армии. Подписание документов проходило в том же вагоне, в котором была подписана капитуляция Германии в Первой мировой войне в 1918 году. Это была сладкая месть Гитлера за позор Германии в Первой войне, хотя сам фюрер по происхождению был австрийцем, – такой вот парадокс. После подписания Франция автоматически стала противником Британии, что дало право британцам к концу июля 1940 года уничтожить почти весь французский флот.
После капитуляции Франции Гитлер предложил Британии заключить перемирие, но та не смогла согласиться на столь унизительное поражение. 16 июля 1940 года фюрер издал директиву о вторжении в Великобританию; операция получила название «Морской лев». Нацистское руководство, зная, какую мощь представляет из себя британский флот, настаивает на том, что сначала следует обеспечить себе господство в воздухе, а затем уже и в водном пространстве. 4 сентября 1940 года немецкая авиация приступает к массированным бомбардировкам английских городов на юге страны: Лондон, Рочестер, Бирмингем и Манчестер. Показательно, что королевская семья не эвакуируется из Лондона, а остается вместе со своим народом, скрываясь от немецких бомб в бункере. Они нашли силы открыто смотреть в глаза врагу, а не бежать, как это сделали многие политические лидеры других стран. Несмотря на то, что британцы понесли большие потери при нацистских налетах, им все же удалось избежать капитуляции и остаться действующей силой в войне. План Гитлера по выводу Британии из строя потерпел поражение.
А что же гитлеровский союзник и единомышленник Бенито Муссолини? Почему он не помог немцам? Ниже приводится отрывок из мемуаров Пауля Шмидта, который имел удовольствие лично присутствовать на встрече двух диктаторов еще в самом начале войны:
Пограничная станция Бреннер находится на высоте 1350 метров над уровнем моря в 270 метрах от немецкой границы и хорошо известна всем немцам, приезжающим в Италию. Здесь еще лежал глубокий снег, когда на станцию прибыл специальный поезд Гитлера. Дуче и Чиано встретили Гитлера и проводили его в вагон Муссолини, где сразу же начались переговоры.
Эти бретерские совещания привлекали большое внимание за рубежом, так как часто предвещали новые повороты событий. Все движение через бретерский пропускной пункт остановилось, будь то международный экспресс или состав со срочно необходимым углем. Два диктатора сдерживали все движение. Эти совещания нельзя было назвать беседами в полном смысле слова. Более подходящим выражением было бы «монологи Гитлера в Бреннере», так как фюрер всегда занимал своими речами восемьдесят-девяносто процентов всего времени, а Муссолини имел возможность лишь вставить несколько слов под конец. Личные отношения между этими двумя людьми казались довольно дружескими и продолжали такими оставаться вплоть до последней встречи перед падением Муссолини 20 июля 1943 года. Но встречались они не на равных: уже в 1940 году Гитлер захватил лидерство и принудил Муссолини играть роль младшего партнера.
На этом совещании самоуверенный Гитлер предоставил внимательному и восхищенному итальянцу подробное описание своей успешной польской кампании и заговорил о подготовке к большой битве с Западом. Нагромождались цифры и данные. Гитлер обладал поразительной способностью держать в голове сведения о численности войск, о потерях и состоянии резервов, а также технические подробности об огнестрельном оружии, танках и артиллерийских орудиях. Казалось, он меньше интересуется воздушными и военно-морскими силами. В любом случае, он мог до такой степени завалить Муссолини фактами и числами, что дуче в восторге таращил глаза, как ребенок на новую игрушку.
Меня особенно поразил тот факт, что Гитлер избегал давать Муссолини какую-либо точную информацию о своих ближайших военных планах. Я знал, что делаются всевозможные военные приготовления для наступления на Запад, которое несколько раз откладывалось. Я также знал о планируемом нападении на Норвегию и Данию, которое действительно произошло 9 апреля, то есть три недели спустя. Но Муссолини ничего не было об этом сказано. Гитлер не доверял итальянцам – он даже разработал теорию, что в развязывании Второй мировой войны была виновата именно Италия. Я слышал, как Гитлер не раз заявлял: «Савойский правящий дом сказал британской королевской семье, что Италия не вступит в войну. В результате англичане подумали, что могут безо всякого риска заключить союз с Польшей, что и привело к войне».
Муссолини воспользовался несколькими оставленными ему минутами, и, к моему удивлению, как я узнал позднее, к ужасу его соратников, убежденно подтвердил свое намерение вступить в войну. В записи от 19 марта, сделанной через день после этой встречи в дневнике Чиано[305], говорится: «Он (Муссолини) обиделся из-за того, что Гитлер говорил один. Он многое хотел сказать, а вместо этого был вынужден молчать большую часть времени, а к такому диктатор, или вернее старейшина диктаторов, не привык».
Неясно, что же заставило Муссолини передумать насчет вступления в войну. Как сказал однажды Чиано и видел я сам, он, несомненно, позволил себе «поддаться чарам» неудержимого потока гитлеровского красноречия на встрече в Бреннере. Способствовало этому и то, что союзные державы с непонятной бестактностью и неуклюжестью незадолго до этой встречи отрезали Италию от морского пути поставок угля из Голландии. Поступив так, они не только уязвили гордость Муссолини, но и поставили Гитлера в такое положение, что тот имел возможность разрешить осуществлять эти поставки по суше через Германию.[306]
* * *
В то время, когда пала северная часть Франции и правительство бежало из Парижа, Виндзоры уже находились на Ривьере в имении La Croe. Они вернулись туда в начале лета и собирались безмятежно провести пару месяцев на море. В это жаркое летнее время на Ривьере было особенно приятно – вокруг все цветет и плодоносит, с моря доносится приятный бриз; горы покрыты мириадами цветов, а по берегам растут пальмы. Многие состоятельные британские семьи, также прибывшее в это место насладиться летним отдыхом, судорожно начали собираться обратно в Британию. Люди отчетливо начали ощущать приближение угрозы. Кроме надвигающихся нацистов с севера, недалеко от Ниццы находилась итальянская армия, жаждущая легкой добычи.
А в La Croe царило время веселья, праздников и безмятежности. Выпивка на летней террасе, великолепная еда и гостеприимство стали для Герцогини Виндзорской обычной каждодневной рутиной. Герцог, который не всегда оставался в имении на обед, ближе к полудню часто уезжал на поле для игры в гольф. В этот период многие наблюдали в нем необычайный подъем и жизненные силы, плещущие через край.[307] Виндзоры как будто старались с лихвой насладиться хорошей жизнью в последние дни, пока военная угроза до них еще не докатилась. И как все, они тоже уже ощущали холодное дыхание войны, движущейся к ним со всех сторон.
Так как Эдуард отказался получать официальную почту, да и вообще от своих военных обязательств, Виндзоры получали самые важные новости так же как остальные – по радио. И наконец, когда 11 июня 1940 года они услышали, что итальянская армия вторглась на южную территорию Франции, их безмятежный рай рухнул. Оставаться в La Croe стало небезопасно.
Уоллис и Эдуард как раз находились на летней веранде, неспешно потягивая прохладительные напитки, когда к ним явился их старый друг Мэйджор Филиппе, вернувшийся из Ниццы, где навещал их общих друзей. Он сообщил Виндзорам, что необходимо поскорей покинуть Францию, пока итальянская армия не добралась и до них. Через очень короткое время новость об итальянском наступлении облетела всю Ривьеру. Поднялась паника. Тысячи людей старались бежать в Испанию или Гибралтар – на тот момент это были самые безопасные места. Корабли были переполнены пассажирами, а экипаж в ужасе, что на них легла такая ответственность, в то время как повсюду шныряли вражеские корабли и подводные лодки. Тем, кому не хватало мест на обычных пассажирских суднах, переправлялись на торговых судах, ужасно мучаясь дискомфортом. Одним из тех, кто осмелился находиться в море несколько недель, прежде чем достиг Гибралтара, был знаменитый писатель Сомерсет Моэм. А для тех, кто так и не решился покинуть свой кров, придется несладко: на солнечных улицах французского побережья вскоре появятся черные машины Гестапо, а оставшиеся британцы будут отправлены в концентрационные лагеря.[308]
В то время, когда люди спасались, как могли, Эдуард не собирался затруднять себя переправлением на обычных судах, и уж тем более на торговых. Он считал, что его спасение и эвакуация является задачей британского правительства. С какой стати ему бежать в Испанию, или какой-то Гибралтар, когда он может беспрепятственно вернуться в Британию?! Эдуард позвонил в британский дипломатический корпус во Франции, который, вместе с делегациями других стран, располагался в Бордо. Телефон зазвонил в отеле Montre, где базировались британцы. На звонок ответил первый секретарь департамента Гарри Мак, который в это время как раз лично беседовал с Шарлем де Голлем. Высокий, темноволосый де Голль недавно появился в департаменте, объявив, что его чуть не арестовало правительство Петена. Вскоре он отправится в Лондон, чтобы в дальнейшем стать символом французского Сопротивления. Мак прервал беседу с де Голлем, чтобы ответить настойчивому Герцогу Виндзорскому. Эдуард требовал немыслимого – отправить за ним военный корабль на Ривьеру в Антибы, чтобы забрать его и Уоллис. Это было как раз после Дюнкерка, при котором британский флот потерял 6 эсминцев, а итальянский флот уже давно отрезал доступ к Средиземноморью через Суэцкий канал. Эту фантастическую просьбу даже физически было выполнить нереально – поблизости не было ни одного британского военного корабля. Герцог настаивал, пока раздраженный Мак в вежливой форме не сказал ему, что дорога в Испанию еще открыта.[309] После того как ему в очередной раз отказали, Эдуард позвонил Мэйджору Додду, британскому послу в Ницце.
Додд также оказался неспособным помочь Эдуарду. Накануне они получили от британского правительства указание уничтожить все важные документы и выбираться из Франции. Он, как и Мак, советовал Герцогу перебраться в нейтральную Испанию – это было наиболее безопасным местом. Он также сообщил, что в полдень следующего дня они в веренице машин будут проезжать мимо La Croe, и будет разумным, если Эдуард с супругой к ним присоединятся.
На следующий день в La Croe царила суматоха. Эдуард занимался багажом, специально приобретя для этого прицеп, который он должен был прикрепить к их автомобилю. А Уоллис общалась с американским консулом, требуя от него американской протекции их виллы. В полдень Виндзоры, вместе с Мэйджором Филиппсом, служанкой Уоллис мадемуазель Маргаритой Мулишон[310], а также друзьями Вудс, у которых также был свой автомобиль с прицепом, присоединились к веренице дипломатических автомобилей, движущихся под прикрытием. Их путь лежал в Марсель и дальше в Испанию.
Юг Франции был переполнен беженцами из оккупированных областей: то здесь, то там можно было увидеть женщин с чемоданами, или мешками за спиной, за ручку с детьми, идущих вдоль дороги; мужчины были на фронте. Автомобилям было куда сложнее, чем пешеходам, пробираться сквозь баррикады, установленные перед въездом в каждый город. На ночь они остановились в южном городе Арль во Франции, чтобы на следующее утро 13 июня 1940 года продолжить свой путь по дороге Route Nationale, 9, направляясь в приграничный французский Перпиньян. Было позднее утро, когда они достигли города. Там они ненадолго остановились в отеле, чтобы подготовить визы, необходимые при пересечении границы. Эдуард и Джордж Вудс отправились в местный департамент, чтобы также подготовить бумаги для визы, но это оказалось не таким простым делом. Им предстояло столкнуться с огромным количеством людей, как и они, жаждущих получить визу. Виндзору и Вудсу пришлось томиться несколько часов на жаре, прежде чем очередь дошла до них, и это еще при том, что у Эдуарда были особые привилегии. Можно представить, что ожидало простых смертных…
Когда Герцог вернулся в отель, Уоллис сказала, что это был «самый разъяренный мужчина, которого она когда-либо видела».[311]
«Нас не пускают! – бесился Эдуард, – Консул заявил, что мы будем обузой для испанского правительства!».[312] Кроме того, консул попросил Герцога оставить автограф для его внучки. Эдуард в надежде на положительное решение расписался в книжечке, но визу так и не получил, а был выставлен прочь.
В это время между дипломатическими корпусами Мадрида и Лондона проходила оживленная связь. Британский посол сэр Самюэль Хор получил телеграмму от Черчилля о том, что Виндзоров держат в пограничном городе и что их нужно, во что бы то ни стало, поскорее вызволять оттуда. Неизвестно, откуда Черчиллю стало это известно, но факт остается фактом. Судя по тому, что Виндзоры настигли Мадрид 23 июня, по пути останавливались на два дня в Барселоне, означает, что в Перпиньяне они пробыли не меньше недели.[313]
Прибыв в Испанию, спасаясь от нацистов, Виндзоры прямиком попадают им в руки…
Глава 7 «Что с ним делать?»
В то время, когда Эдуард достиг Испании, в Британии атмосфера была накалена до предела. Франция пала; всем было очевидно, что следующей целью нацистов будет Лондон. Прямой угрозы еще не прозвучало, но все уже были готовы к самому худшему. В период временного затишья, главной задачей как британского, так и немецкого правительства, стали Виндзоры. Это могло быть переломным этапом в войне, если бы Гитлеру удалось их заполучить. Благодаря недремлющей британской разведке, базирующейся в Лиссабоне, Черчиллю удалось раскрыть нацистский заговор и избежать вероятных печальных последствий.
В Британии предполагали, что нацистский план состоит в следующем: «…в свете близящейся атаки на Туманный Альбион, королевская семья вместе с правительством Черчилля наверняка переберутся в Канаду; оставив трон вакантным. Кроме британской королевской семьи, в Лондоне находилась королева Нидерландов и король Норвегии. Они бежали в Британию, после того как их страны подверглись нацистской агрессии. И им, так же как и британской династии, пришлось бы эвакуироваться в Канаду. Это позволило бы Гитлеру беспрепятственно вернуть Эдуарда на престол, а Уоллис сделать королевой. Таким образом, Британия стала бы нацистской марионеточной монархией, а Гитлер, без лишних потерь, направил бы всю свою ненависть на Восток».[314] Не исключено, что это как раз и является одной из причин, почему Георг VI не покинул свою страну, опасаясь реставрации старшего брата – британский трон пустым оставлять было нельзя. Если бы это стало реальностью, то почти вся Европа, за исключением Швеции, Швейцарии и про-нацистски настроенных Испании и Португалии, стала бы частью Третьего Рейха. Известно, что Британия стала отправной точкой для материкового движения Сопротивления. Если бы Британия пала, уже ничто Европе помочь бы не смогло, даже советская армия.
Итак, 23 июня 1940 года Виндзоры в Мадриде и 46-й День Рождения Эдуарда. Несмотря на то, что Испания считалась нейтральной страной в новой войне, она находилась под управлением фашистской военной хунты, возглавляемой генералиссимусом Франциско Франко. Он не поддерживал Гитлера и Муссолини, которые помогли ему во время Гражданской войны в Испании (1936–1939), но отдавал им должное. Поэтому противостоять как нацистским, так и итальянским территориальным притязаниям, он не собирался. Гитлер надеялся, что Франко, наконец, присоединится к фашистскому фронту и вступит в войну, но Испания и этого не сделала. Однако на протяжении всей войны Испания являлась одним из главных поставщиков сырья (угля, железа, ртути, нефти) для Германии, которые переправлялись из США через Канарские острова, Испанию, оккупированную Францию и, наконец, достигали Третьего Рейха.
Эдуард был лично знаком со многими представителями испанской королевской семьи и аристократией. Кроме того, еще во время одного из своих официальных визитов в Испанию (в 1927 году) он успел завести там много друзей, которые были рады вновь встретиться с ним. Эдуард владел многими языками, в том числе и испанским, поэтому проблем с коммуникацией у него не было.[315] Пожалуй, лишь один человек был не рад прибытию Виндзоров – сэр Самюэль Хор. На протяжении многих лет он был близким другом Эдуарда, но сейчас он понимал, что присутствие Виндзоров в Испании может закончиться для Британии плачевно. Эдуард требовал, чтобы правительство определило их с супругой официальный статус, чтобы не было повторения поездки 1939 года. В противном случае, он никуда не поедет.
Хор организовал для них апартаменты в отеле Ritz и занялся решением проблем, связанных с Герцогом. Он связался с министерством иностранных дел и Черчиллем, чтобы те в самом скором времени помогли Эдуарду покинуть Испанию. Для Черчилля эта задача оказалась довольно двусмысленной – ну как он может позволить Эдуарду вернуться после всего того, что он продемонстрировал в 1939 году? Кроме того, была еще одна неприятность, произошедшая накануне: испанские дипломаты в своих официальных отчетах о прибытии Виндзоров в их страну указали их титул как Ее и Его Королевское Высочество. Эти отчеты были предоставлены Георгу VI, отчего он пришел в ярость и потребовал, чтобы впредь этот псевдотитул в документах, каким-либо образом связанных с Эдуардом, больше нигде не фигурировал. Король не желал их видеть и даже знать, что они находятся в его Королевстве. Но и это было не все: король и королева опасались, что появление Эдуарда может спровоцировать национальные волнения, которые были никак не нужны в преддверии нацистской атаки.
Как только Уоллис и Эдуард прибыли в столицу Испании, Иоахим фон Риббентроп получил телеграмму от немецкого посла в Мадриде Эберхарда фон Шторера:
Министр иностранных дел Испании просит совет в связи с сегодняшним (23 июня) прибытием Герцога и Герцогини Виндзорских в Мадрид, по маршруту их возвращения в Британию через Лиссабон. Министр иностранных дел предполагает, что задержание их в Испании на более длительный срок может показаться интересным. При этом можно будет использовать возможность для налаживания с ними прямого контакта. Пожалуйста, пришлите инструкции[316].
Реакция Риббентропа была предсказуемой. Прочтя телеграмму, он прокричал: «Мы должны заполучить его! Франко должен его задержать!»[317] На следующий день Риббентроп спросил Шторера, не мог ли он задержать Виндзоров в Испании на пару недель, под предлогом затягивания выдачи им выездных виз, после чего добавил, что ни в коем случае не должно быть раскрыто, что директивы поступают из Германии.[318] Следует обратить внимание на то, что правительство нейтральной страны было в курсе контакта Эдуарда с нацистами, и при первом удобном случае добровольно вызвались «подсобить» нацистам. И вновь по своим секретным каналам Черчилль узнает, что вокруг Эдуарда плетутся интриги, корни которых вновь уходят в нацистскую Германию. Одним из наиболее активных проводников оказался испанский министр иностранных дел Хуан Бегбедер-и-Атиенца, который сообщил Эдуарду, что, если он захочет, может оставаться в Испании сколько душе угодно; а для большего удобства Герцога он предоставил им в безвозмездное пользование замок неподалеку от Гранады, либо во дворце рядом с городом Ронда – на выбор.
Уинстон Черчилль, славящийся лояльным и даже дружеским отношением в Эдуарду, пожалуй, впервые за все это время, открыто критиковал его безапелляционное поведение. «Его Высочеству снисходительно был присужден высокий военный чин, а это означает, что он обязан выполнять приказы вышестоящих организаций, неподчинение же может породить весьма серьезные проблемы»[319] – так должна была выглядеть телеграмма, адресованная Герцогу Виндзорскому. Перед отправкой, Черчилль решил сначала показать ее Георгу VI, на что тот уверенно заявил, что «она должна произвести благотворный эффект»[320]
И она его произвела: спустя два дня после телеграммы, Виндзоры отправились в Португалию, где их уже ждал военный корабль. Тот факт, что старый друг и сторонник Эдуарда Уинстон Черчилль впервые за все это время пошел против него, было для Герцога сродни ледяному душу. Страх и обиду можно прочесть в письме, которое Эдуард отправил Черчиллю:
«Ты поддерживал меня до тех пор; пока не получил власть премьер-министра. Теперь же ты поддерживаешь политику правительства, направленную против меня. По причине дипломатической и военной халатности французских властей я потерялся в хитросплетениях войны и был предоставлен самому себе по спасению от захвата врагом. Как только я прибыл в нейтральную страну, я сразу же сообщил тебе об этом, после чего ты вызвал меня обратно в Британию. Я же, со своей стороны, попросил лишь о том, чтобы мне был дан положительный ответ на мою просьбу [о королевском статусе. – Прим.], в чем брат мне отказал. Теперь же ты мне угрожаешь тем, что сродни аресту, прибегая к методам используемым диктаторами, и делаешь это по отношению к своему старому другу и бывшему королю».[321]
Поездка Виндзоров в Лиссабон отозвалась в Самюэле Хоре большим облегчением. Пока Эдуард был в Мадриде, он встречался со всеми подряд. Хор был в постоянном напряжении, особенно в такое острое и неспокойное время, из-за того, что Герцог может вновь быть втянутым во вражеские сети, которые в очередной раз нанесут по репутации британской монархии сильный удар. Это было временем, когда вся британская королевская семья, образно выражаясь, «сидела на пороховой бочке»: один неверный шаг, одна ошибка, и все могло взорваться, вылившись в революцию.
2 июля 1940 года Виндзоры покинули Мадрид, направившись в Лиссабон. И вновь они ехали со своими друзьями Вудсами, Мейджером Грей Филиппе и служанкой Уоллис. Передвигались они, как и в прошлый раз, на двух машинах с большими прицепами. Утомительная поездка заняла у друзей двое суток. В Лиссабоне их встретил британский посол сэр Вальфорд Селби, с которым Эдуард познакомился еще будучи в Австрии накануне своей свадьбы с Уоллис.[322] Там им предоставили свою виллу в морском городе Кашкайш состоятельный португальский банкир Рикардо де Эспириту Санто-и-Сильва.[323] У Эспириту Санто были устойчивые взгляды на нацистов – он их поддерживал. Кроме того, у него была постоянная связь с Шторером, который дальше передавал все новости в Берлин.
Черчилль понимал, что возвращение Герцога на родину не решит главной проблемы «что с ним все-таки делать?». Черчилль попросил у короля Георга VI отдельную аудиенцию для решения злободневной проблемы, где и появилось разумное решение сделать Эдуарда губернатором Багамских островов. На тот момент вопрос колоний был наименее важным, поэтому допустить туда Эдуарда было меньшим злом, чем, если бы он, не дай Бог, вернулся бы на родину. Период губернаторства Эдуарда на Багамах будет подробно рассмотрен в третьей части книги.
Глава 8 Миссия Шелленберга
16 июня 1940 года Адольф Гитлер лично встретился с генералом Вигоном, руководителем Главного военного управления Испании. Фюрер говорил с ним о Виндзорах и настаивал на том, чтобы Вигон подольше задержал их в Испании, для того, чтобы Гитлер еще раз смог встретиться с Эдуардом лично.[324] Отсюда вывод: Гитлер знал, что Эдуард будет в Испании еще за неделю, или даже две, до приезда Виндзоров в Мадрид (23 июня). Это доказывает, что, несмотря на то, что в последние два года нацисты оставили Эдуарда в покое – это была видимость, на самом деле за ним продолжали следить и контролировать каждый шаг. У испанцев был повод бояться немцев: в 1940 году именно в Мадриде базировался самый крупный центр нацистской разведки за пределами Берлина. Нацистская разведка представляет собой очень сложную организацию – потребуется несколько книжных томов глубокого анализа, чтобы понять ее структуру. Если сильно обобщить, то можно сказать, что разведка делилась на два подразделения: собственно военная разведка Вермахта, корни которой уходят еще в Первую мировую войну, – так называемый Абвер[325], под руководством адмирала Вильгельма Франца Канариса с 1935 года; СД, которое являлось отдельной нацистской организацией и было частью СС. СД было под руководством Рейнхарда Гейдриха, а главой СС был Генрих Гиммлер. В 1944 году Абвер переходит под управление СД, и Вальтер Шелленберг становится новым фюрером разведки. До 1944 года Шелленберг был ответственным за разведку, базировавшуюся на иностранных территориях, а именно, в 1940 году он был в Испании.
Именно Шелленберг был ответственным по выполнению операции по похищению Герцога Виндзорского. Для понимания всех тонкостей операции, обратимся непосредственно к отрывку из мемуаров самого Шелленберга «Лабиринт». Кто, как не он сам, сможет поведать, что же действительно тогда происходило:
«Был июль 1940 года, я только что разобрал утреннюю почту; когда мне позвонил один из моих друзей из министерства иностранных дел и сказал: «Мой старик давно хочет поговорить с вами, я думаю, он через несколько минут позвонит вам. Я не знаю, чего он хочет, но, по всей видимости, речь идет о каком-то срочном деле».
Вскоре после этого в телефонной трубке раздался звучный голос Риббентропа: «Скажите, мой дорогой, не могли бы вы срочно прибыть ко мне?» «Разумеется, – ответил я. – Мне только хотелось бы знать, в чем дело, чтобы захватить с собой нужные документы». «Нет, нет, – быстро возразил Риббентроп, – по телефону об этом нельзя говорить»…
Риббентроп принял Шелленберга с серьезным выражением лица, предложил сесть и после нескольких обычных вежливых фраз с унтерстатс-секретарем Лютером спросил, пользуется ли он, вступив в должность руководителя контрразведки, достаточной поддержкой со стороны министерства иностранных дел в области использования дипкурьеров. Затем Риббентроп осторожно направил разговор на предмет, ради которого, собственно, и вызвал Шелленберга, а именно, он осведомился о его связях в Испании и Португалии, после чего спросил, нет ли у него контактов и с полицией этих стран. Однако Шелленберг не знал, куда клонит министр иностранных дел, и несколько помедлил с ответом, после чего Риббентроп прямо спросил: «Не помните Герцога Виндзорского? Вас представляли ему во время его последнего визита в Германию?». После отрицательного ответа Шелленберга, он задал еще ряд дальнейших вопросов, касающихся личности английского Герцога, затронув причины его отречения от престола. Герцог Виндзорский, по мнению Риббентропа, среди всех выдающихся английских политических деятелей являлся человеком, в наибольшей степени мыслящим социальными и правовыми категориями; это пришлось не по вкусу, как вспоминает Шелленберг, правящей клике в Лондоне, и вся история с браком, сказал Риббентроп, послужила лишь удобным поводом при помощи устаревшего церемониала добиться падения этого искреннего и настоящего друга Германии. «Фюрер и я, – продолжал он, – сразу разгадали эти махинации, и наше убеждение с того времени только окрепло». «После своего отречения— с жаром добавил Риббентроп, – Герцог находится под строгим наблюдением Сикрет Сервис[326]. Мы знаем, что он чувствует себя на положении арестованного и постоянно пытается сбросить с себя эти оковы, но, к сожалению, безуспешно». Здесь он замолк и значительно посмотрел на Шелленберга. «Мы располагаем сведениями, согласно которым Герцог намеревается освободиться от этого изматывающего нервы давления, нам сообщают также, что Герцог по-прежнему сохранил свои симпатии по отношению к Германии. Известно его высказанное в узком кругу друзей намерение навсегда поселиться в Испании, а также желание возобновить свои старые дружественные связи с Германией. Фюрер придает этим сообщениям большое значение, и мы подумали о том, как установить контакты с Герцогом». Риббентроп скрестил руки на груди и прошелся несколько раз взад и вперед по комнате в раздумье. Затем он сказал: «Мне кажется, что для этого дела подходите вы! [Шелленберг. – Прим.]». Прежде чем тот успел опомниться от изумления, Риббентроп энергично продолжал: «Фюрер считает, что в данном случае Герцогу можно сделать предложение – например, выразить готовность назначить ему дотацию сроком на двадцать лет в размере пятидесяти миллионов швейцарских франков. Разумеется, только в том случае, – добавил он торопливо, – если он согласится официально отмежеваться от махинаций британского королевского дома. Он мог бы выбрать себе для жительства какую-нибудь нейтральную страну, например, Швейцарию. Во всяком случае, это должна быть страна, на которую Гитлер, при случае, в состоянии оказать политическое или экономическое давление. Если Герцог решится на это, но Сикрет Сервис попытается воспрепятствовать такому намерению, фюрер в этом случае требует, если это окажется необходимым, применить силу по отношению к английской разведке. Если Герцог проявит колебания, было бы целесообразно несколько помочь ему, если понадобится, и насильно заставить. Разумеется, при этом ему и его жене не должно быть нанесено никакого ущерба». Риббентроп остановился перед Шелленбергом с серьезным выражением лица. «Я передаю вам приказ от имени фюрера – срочно выполнить это задание». На мгновение он замолчал, чтобы понаблюдать за выражением лица Шелленберга под влиянием его слов, и затем прибавил: «Герцог в ближайшем будущем намеревается последовать приглашению поохотиться на испанской границе. Пожалуй, вы могли бы использовать этот случай, чтобы через ваших испанских друзей установить с ним первый контакт. Для проведения дальнейших мероприятий в вашем распоряжении все вспомогательные средства; в остальном вы можете действовать по своему усмотрению».
Как вспоминает Шелленберг, после этих слов у него буквально перехватило дыхание, и он изо всех сил пытался найти возражения, и, наконец, спросил, может ли он просить о некоторых разъяснениях. Риббентроп на это ответил: «Спрашивайте, только покороче». Шелленберг хотел осведомиться о надежности разведывательной информации, но Риббентроп оборвал его: «В высшей степени надежная информация из испанских кругов. Подробности вас не должны интересовать». Шелленберг сделал еще одну попытку и спросил: «Должен ли я, судя по обстоятельствам, доставить Герцога в другую страну, если он не согласится на наше предложение? Вся операция, мне кажется, будет иметь шансы на успех только в том случае; если мы заручимся согласием Герцога». «Разумеется, применять силу следует в первую очередь против Сикрет Сервис, – ответил недовольно Риббентроп, – против Герцога только тогда, когда он, не обладая достаточной решимостью, охваченный сомнениями, будет нуждаться в решительной помощи. Как только он окажется на нейтральной территории и почувствует себя свободным человеком, он будет благодарен нам за это». Свою реакцию на это Шелленберг охарактеризовал так: «Свободным человеком», – подумал я, – в какой нейтральной стране нет агентов английской разведки?»
«Я сообщу фюреру, что вы приняли задание», – раздался, звучный голос Риббентропа. Шелленберг кивнул и поднялся. «Минуточку, Шелленберг!» Риббентроп снял телефонную трубку и попросил соединить с Гитлером. Великодушным жестом он предложил Шелленбергу взять параллельную трубку, чтобы тот мог слышать их разговор. По голосу Гитлера было ясно слышно, что ему неприятен весь этот разговор. В конце беседы он сказал: «Шелленберг должен, прежде всего, узнать о позиции жены Герцога; известно, что она имеет на него большое влияние». Риббентроп встал, поклонился телефону и сказал: «Это все, благодарю вас, мой фюрер». После этого министр иностранных дел и фюрер разведки еще некоторое время обсуждали вопрос о передаче информации. Риббентроп настаивал, чтобы сведения передавались через представительства министерства иностранных дел в Мадриде и Лиссабоне.
После того как встреча подошла к концу, Шелленберг отправился к Гейдриху. Тот выслушал его и сказал: «Не нравится мне вся эта затея. Но если на этом настаивает Гитлер, трудно будет отговорить его. Вообще-то, будь я шефом Сикрет Сервис, насыпал бы я вам соли на хвост». Шелленберг считает, что сарказм Гейдриха был вызван отнюдь не желанием подстегнуть его и без того слабое воодушевление перед предстоящей операцией. Разведчику было ясно, что все это было плодом фантазии Риббентропа на почве его ненависти к англичанам. Но, в конце концов, министру удалось заручиться для осуществления своих планов личным приказом Гитлера.
Следующий день Шелленберг посвятил подготовке к поездке. Риббентроп вызвал его еще раз и поинтересовался, разработал ли он уже план действий. Министр вновь подчеркнул, свойственным ему «деланно-важным» тоном, что фюрер покарает малейшее нарушение секретности…
После короткого отдыха на одной из квартир разведки (уже в Мадриде), Шелленберг окольными путями поехал к германскому посольству, где имел беседу с тогдашним послом Германии в Мадриде фон Шторером. Посол заявил ему, что часть информации, о которой упоминал Риббентроп, ему известна, однако, он имеет, кроме того, сведения, что Герцог Виндзорский во время небольшого ужина в узком кругу своих португальских друзей довольно резко отозвался о постоянном наблюдении со стороны Сикрет Сервис, а также не скрывал своего недовольства по поводу своего назначения в качестве губернатора Багамских островов. Им было очевидно, что Герцог будет обрадован возможностью спокойно жить со своей женой – видимо, длительное пребывание у своих испанских друзей-охотников продиктовано этими соображениями.
Кроме того, до Шторера дошли также слухи, что Герцог принял одно из приглашений на охоту, но тот якобы еще не определил срока этой поездки. Предполагаемый район охоты – недалеко от испано-португальской границы. Как утверждает Шелленберг, во всем этом для него не было ничего принципиально нового.
В тот же день фюрер разведки связался с германским полицейским атташе в Мадриде (официально он был аккредитован как сотрудник германского посольства). Наряду с поддержанием связей с испанской полицией, тот, разумеется, выполнял и тайные поручения. В то время Мадрид был одним из важнейших полей деятельности немецкой разведки. Так, военный сектор, кроме оперативной разведывательной работы и контрразведки, включал около сотни служащих, которые размещались в здании германского посольства и вели широкую деятельность по радиоперехватам и дешифровке, образуя одно из самых крупных подразделений нацистской службы разведки за границей. К этому разведывательному центру примыкала также метеорологическая станция с базами в Португалии, на Канарских островах, а также в Северной и Южной Африке; она имела решающее значение для использования германских военно-воздушных и военно-морских сил, действовавших в Бискайском заливе и в западной части Средиземного моря.
Вечером того же дня Шелленберг был в гостях у немецкого посла, с которым они беседовали об истинной цели визита. Фон Шторер предложил устроить Шелленбергу приглашение в те круги испанского общества, где он мог бы иметь возможность составить собственное мнение обо всех слухах вокруг Герцога Виндзорского. Посол явно почувствовал облегчение, когда тот сообщил ему, что считает в данной обстановке неприемлемым применение насилия по отношению к Герцогу, хотя Шелленберг и заявил о готовности силой воспрепятствовать любым проискам английской разведки – но не более того.
На тот момент из Лиссабона еще так и не поступило для Шелленберга никаких сообщений. Казалось, будто Герцог Виндзорский не очень-то спешит отправиться на охоту. «Я сам уже подумывал о том, что вся затея провалилась», – напишет разведчик. Однако, прежде чем принять соответствующее решение, он должен был убедиться в этом лично на месте. После того, как его испанские друзья обеспечили прикрытие на случай возможных затруднений при переходе границы, Шелленберг выехал в Португалию.
По словам Шелленберга, прежде чем вечером отправиться в немецкое посольство, он разыскал своего японского друга, который оказал ему немалую помощь во время его первой разведывательной операции в Дакаре. Японец сразу же пообещал ему раздобыть точный план дома Герцога в Эсториле с указанием количества входов и выходов, с различными подробностями относительно прислуги, а также о том, какие этажи заняты под жилье и как обстоит дело с охраной. Спустя некоторое время Шелленберг вновь встретился со своим японским сотрудником. Тот уже проделал большую работу – разведчик получил обещанный чертеж и сведения о распорядке дня в доме Герцога, а также об охране, состоявшей из португальцев и англичан, после чего Шелленберг сделал вывод, что начинать нужно с португальской охраны, и в этом ему могли помочь только его друзья среди местных жителей и деньги.
Спустя много лет Шелленберг напишет: «Уже через два дня удалось заменить португальских полицейских некоторыми надежными людьми и установить плотную информационную сеть вокруг квартиры Герцога. Удалось также переманить на свою сторону часть прислуги. Вскоре в доме Герцога не происходило события и не произносилось слова, о котором мне вечером не становилось известно после просмотра сообщений моих агентов. В качестве дополнительного контроля я обзавелся еще одним источником, который находился в высшем португальском обществе. Из него я тоже черпал информацию о высказываниях Герцога. В результате у меня сложилась такая общая картина…».
Фюрер разведки считал, что Герцог на самом деле отказался от запланированной охоты. Вместо этого Эдуард постоянно выражал свое недовольство наблюдением, которому он подвергался, и поговаривал, что пребыванию в Европе он уже предпочел бы назначение на пост губернатора Багамских островов. Однако не было и речи о намерении с его стороны отправиться в другую страну без согласия английского правительства. Наоборот, в один голос получаемые Шелленбергом сообщения свидетельствовали о слабом состоянии здоровья Герцога. Немец видел в этом возможность разжечь его возмущение контролем со стороны Сикрет Сервис. Как считает сам Шелленберг, он должен был что-то, в конце концов, предпринять, чтобы сохранить свою репутацию в Берлине.
Тем временем прошло больше недели. Японский друг Шелленберга рекомендовал ему соблюдать величайшую осторожность. «Сикрет Сервис, – сказал он, – почуяло, откуда ветер дует». Вероятно, он был прав. Однажды Шелленберг заметил, что за ним по пятам спешат два английских агента, и ему потребовалось почти два часа, чтобы отделаться от своих преследователей.
Через неделю Шелленберг получил телеграмму с подписью Риббентропа: «Фюрер приказывает готовить операцию похищения». Приближался срок отъезда Герцога на Багамские острова. Из Лондона уже прибыл один из руководящих работников Сикрет Сервис, сэр Уолтер Монктон, якобы для того, чтобы ускорить отъезд Герцога. Шелленберг использовал это обстоятельство и сообщил в Берлин о том, что один английский агент намекнул ему о возникших вроде бы напряженных отношениях между Герцогом и английской разведкой, причиной которых является отъезд Герцога в Вест-Индию (так по-старинке называли Латинскую Америку). После этого Шелленберг сообщил, что Сикрет Сервис создало для Герцога невыносимую обстановку, предупредив его, что в Португалии ему грозит величайшая опасность со стороны иностранных разведок. Хотя сам фюрер разведки в это время уже распустил слух о том, что за несколько часов до твердо установленного времени отплытия на корабле, предоставленном Герцогу, взорвется бомба с часовым механизмом. Португальская полиция сразу же ухватилась за этот слух, с помощью которого Шелленберг способствовал отъезду Герцога, как этого желала английская разведка, и начала лихорадочно обыскивать судно, стремясь найти столь опасный предмет. На Герцога и его супругу все это, казалось, не произвело никакого впечатления. Шелленберг пишет, что «…из окон немецкой миссии я через бинокль наблюдал за стоявшим в гавани на якоре кораблем и видел, как герцогская чета в сопровождении сэра Монктона точно в назначенный срок спокойно взошла на борт судна…».[327]
Миссия Шелленберга провалилась весьма глупым, позорным и досадным образом. 1 августа 1940 года Уоллис и Эдуард покинули Лиссабон на пассажирском корабле Экскалибур[328] Гитлер так и не смог заполучить Эдуарда. Когда ему доложили о провале операции, он, несвойственно для себя, довольно спокойно выслушал новость и оставил идею использования Виндзоров раз и навсегда. Почему план не удался? Бездарность Шелленберга, наивность Эдуарда, проницательность британской разведки, или просто веление судьбы, – кто знает? Британия не захотела полюбовно разрешить ситуацию. Теперь у Гитлера оставался лишь один способ воздействия на страну – агрессия.
Вероятно, что, когда Эдуард и Уоллис прибыли в Мадрид, они еще выполняли часть нацистского плана по возвращению в Британию и реставрации. Однако, под давлением обстоятельств, они были вынуждены изменить свои взгляды и решение, ведь противостоять британскому королевскому дому им оказалось сложнее, чем нацистам. Эдуард понял, что если он сейчас не откажется от нацистской поддержки, в Британию ему уже не вернуться никогда – он не только станет самой главной персоной non grata, но и самым черным пятном в британской истории – предателем. Герцог решил все же уехать на Багамы и занять нейтральную позицию. Это позволило бы ему в дальнейшем перейти на сторону победителя – будь то Британия, или Германия.
Несмотря на повествование Шелленберга от первого лица, он опустил некоторые подробности. Во-первых, операция по похищению Эдуарда называлась «Голубь».[329] А во всех нацистских отчетах Эдуард фигурировал под именем «Вилли», поэтому многие исследователи, в том числе английский адвокат Михаил Блох, называют план по захвату Герцога, «операция Вилли». Во-вторых, Шелленберг ни разу не упомянул, что в этой операции непосредственную роль принимал Рудольф Гесс, фигурировавший под псевдонимом «Виктор».[330] 28 июля 1940 года произошла встреча Эдуарда и Рудольфа Гесса на которой обсуждался «План семи пунктов». Что бы ни было предложено Эдуарду, он взял 48 часов для раздумий. После разговора с Герцогом, Гесс сразу же уехал, оставив Гейдриха и Шелленберга дожидаться ответа. Вскоре Шелленберг доложил на собрании, что Виндзоры внезапно решили съехать с виллы банкира и переместиться в отель Avis в центре Лиссабона. Вероятно, Эдуард и сам понял, как далеко зашел в общении с нацистами. Предложение Гесса состояло в том, чтобы Эдуард в самое короткое время вернулся в Испанию. Если бы он это сделал, все бы, наконец, увидели, что он поддержал фашистов, и обратного пути бы уже не было никогда. Эдуарду было легко прятаться за спиной Шарля Бидо и прочих своих пронацистски настроенных друзей. Но здесь ему впервые пришлось бы в открытую заявить о своих пристрастиях. Кроме того, Эдуард не знал, что же все-таки задумал Черчилль, а с этим человеком ссориться было нельзя. В последнюю неделю июля к Виндзорам приехал Монктон, и агитировать Эдуарда стало куда сложнее. У него была важная миссия – максимально оградить Виндзоров от нацистских шпионов, а также выведать, что они предлагали Эдуарду. Сам ли Эдуард, или Монктон сообщили Черчиллю о «Плане семи пунктов», но ясно одно, что премьер-министр вновь был в курсе всего происходящего, и порой даже знал больше, чем фюрер со своей хваленой разведкой.
Однако, несмотря ни на что, Герцог продолжал встречаться с нацистами. 29 июля в рапорте Шелленберга значилось «Вилли не хочет ехать на Багамы».[331] Мало того, что Эдуард поддерживал с нацистами связь, так еще и сообщал им о своих планах.
Таким образом, из всего вышесказанного напрашивается несколько выводов: 1. Эдуарду было все равно, на чьей стороне быть, – главное, чтобы это было выгодно ему, поэтому он до последнего занимал позицию «и нашим, и вашим»; 2. Шелленберг намеренно провалил операцию – практика показывает, что нацисты всегда очень педантично и фанатично выполняли все указы, поступавшие «сверху», но в данном случае миссия была сорвана намеренно; 3. как крайне импульсивный и эмоциональный человек, Гитлер просто не мог спокойно отреагировать на провал столь важной операции, и даже никак не наказать безалаберного нациста – это просто нонсенс. Если бы ему Эдуард был так важен, он бы заполучил его еще в 1937 году. Герцог сделал все, чтобы получить репутацию человека, приносящего всем одни лишь неприятности и осложнения. Возможно, Гитлер просто решил не связываться со столь сомнительным союзником. Эдуард был готов предать родину ради собственной выгоды, так зачем фюреру нужен был такой человек? Если уж он и ставил где-то своих наместников, то был уверен в них до последней капли (их) крови.
Спустя несколько недель после отъезда Эдуарда на Багамы он пошлет запрос нацистам о восстановлении их связи, но они больше ему не ответят[332] – Гитлер уже принял решение сломить Британию.
Глава 9 Крах мечты. Последнее о нацистах
Герцог и Герцогиня Виндзорские уплыли на корабле на Багамы, где у них должна была начаться новая жизнь. Но она окажется Эдуарду не по вкусу, и они будут втянуты в еще большие неприятности.
Был ли план Гитлера по использованию Эдуарда удачным или провальным, сказать нельзя, потому что на это нужно взглянуть с другой стороны: Вплоть до июня/июля 1940 года фюрер тянул с нападением на Британию, предлагая ей альтернативный выход из положения, и одним из таких выходов должен был стать Эдуард. Гитлер уважал и считался с британцами, пожалуй, как ни с одной другой нацией. Он предлагал Британии варианты мирного урегулирования вопроса, проблема была лишь в том, что сама Британия на это идти не хотела. И не только нацисты предлагали такой вариант – некоторые англичане также всеми силами хотели избежать войны (лорд Галифакс, сэр Самюэль Хор и даже сам Уинстон Черчилль).
Что было на уме человека, который навсегда будет ассоциироваться со смертью? У Гитлера случались крайности от трезвых рассуждений до безумных фантазий по захвату мира. Все, что с ним было связано, мистифицируется и по сей день: его приход к власти, создание Третьего Рейха, захват половины мира территориально и идеологически, создание «машины смерти», изобретения, эксперименты, тайные походы за сокровищами и даже его собственная смерть. До сих пор история хранит массу загадок, которые еще не скоро будут разгаданы человечеством.
Если бы Гитлер не пропагандировал массовое уничтожение людей, то все могло бы сложиться для него иначе – он мог бы стать во главе Европы и оказывать сильное влияние на весь оставшийся мир. Третий Рейх создавался как государство, которое должно было просуществовать тысячу лет. Но даже в случае успеха Гитлера его государство не смогло бы протянуть долго. Третий Рейх было государством, завязанным на личности Адольфа Гитлера, и какими бы талантливыми его соратники ни были, после смерти фюрера его бы заменить не смог никто, и Рейх все равно постепенно бы угас. Это же случилось и с Советским Союзом, и с другими государствами, основой которых была диктатура и идеология – они все плохо кончили. Рано или поздно, люди, уставшие от тотального контроля, начинают хотеть свободы, и тогда на смену диктатуре приходит демократия.
30 апреля 1945 года, по официальной версии, Гитлер с супругой Евой Браун совершают самоубийство в бункере, после чего их тела сжигаются. Он ужасно боялся, что над его телом и телом жены могут надругаться так же, как это было сделано с Муссолини. Кроме того, он ужасно опасался того, что его соратники применяли по отношению к простым людям, – пыток. Гитлер постарался избавить себя от этой участи, хотя его смерть до сих пор вызывает много споров, так как в ней есть слишком много несоответствий. Кто-то до сих пор считает, что он бежал в Аргентину и прятался там до конца жизни, кто-то говорит, что он поселился в ледниках Антарктиды… В любом случае, война была проиграна, и Гитлер не захотел быть в ответе за смерть миллионов невинных людей. В его случае самоубийство было наиболее простым выходом из положения.
А что же случилось с Шарлем Бидо, спросите вы? В 1942 году он был пойман с поличным союзными государствами, имея при себе массу важных документов, которые потом перешли для расшифровки в разведку. Он должен был предстать перед судом и понести наказание, но он также испугался ответственности и покончил жизнь самоубийством, наглотавшись снотворного…
Часть III. Участь бывшего короля
Глава 1 Губернатор Багамских островов
Багамские острова являются частью Карибского архипелага. Жаркое, солнечное место, покрытое белым песком побережье, голубые и зеленые коралловые моря, кишащие множеством тропических рыбок всех размеров и цветов. Как можно было попасть в неприятности в этом поистине райском уголке? Уинстон Черчилль, отправив Виндзоров в наименее значимую колонию, считал, что их там будет не видно и не слышно. Он ошибся.
Еще с тех времен, когда Карибские острова славились отчаянными похождениями пиратов, это было местом политических хитросплетений и интриг, в которые вновь был втянут Эдуард. К концу своего пребывания на островах его будет окружать такое множество скандалов, что британское правительство уже больше никогда не выпустит его из-под контроля. Благодаря этому Виндзоры весь остаток жизни проведут в позоре, презрении и ненависти, а королевская семья постарается забыть своего члена семьи и затереть черные пятна своей истории.
Эдуард окажется в самом центре «кипящего котла». Его ингредиентами будут убийства, взяточничество и коррупция, корни которых уходят в организованный преступный синдикат США. А ко всему прочему, он, Эдуард, найдет там себе новых нацистских приятелей.
На момент прибытия Виндзоров на Багамы сами жители островов и американского побережья с неприкрытой антипатией будут ожидать их появления. Газета The Daily Mirror писала, что местные жители в ужасе от перспективы, что теперь у них будут скапливаться американские богачи и пресса, стремящиеся стать новыми придворными Эдуарда.[333] «Город празднует»[334] – передавали из столицы Багамских островов, Нассау. Собственники отелей, торговцы и бизнесмены вдруг решили, что при Эдуарде они непременно станут миллионерами. А простые люди ждали от него лишь неприятностей. Туристические агенты Нью-Йорка полагали, что Багамы в самом скором будущем непременно станут главным центром туризма в западном полушарии, и резко взвинтили цены на билеты.
Американские воздушные и морские службы начали разрабатывать специальные маршруты для своего транспорта, идущего в Нассау – они хотели удовлетворить тысячи желающих, которые хотели воочию увидеть знаменитого английского короля и его жену-американку.
Утром 17 августа 1940 года корабль Lady Somers, на котором находились Уоллис и Эдуард, достиг берегов Багамских островов. Изначально они плыли на пассажирском корабле Экскалибур, но в Бермудах пересели на Lady Somers. В тот момент, когда корабль вошел в гавань, Эдуард находился на капитанском мостике, откуда капитан указал им на губернаторский дом, который на время пребывания Виндзоров на Багамах станет их. Издалека строение было скорее похоже на дом с плантацией, сделанное в типичном южном стиле: большое количество открытых веранд и окон, закрытых жалюзи, а вокруг одни пальмы.
В Нассау их уже ожидала нацистская и британская разведка. Несмотря на то, что Гитлер больше не делал ставки на Эдуарда, следить за ним не прекратили. Позже Черчилль выяснил, что вокруг Бермудов регулярно курсировали еще и нацистские подводные лодки. Кроме германской и британской слежки, за Эдуардом теперь была установлена, ко всему прочему, американская. На этих землях Эдуарду предстояло встретиться со многими людьми, с которыми он никогда не общался до этого: жуликами, продажными адвокатами, миллионерами из трущоб и гангстерами. Этот круг был прямой противоположностью богемному лондонскому обществу…
Итак, пришло время познакомиться с некоторыми персонажами, которые будут иметь непосредственное отношение к неприятностям, произошедшим с Герцогом:
Граф Альфред де Марижни и мисс Люси-Элис Коуэн. Судьба уже несколько раз пыталась пересечь Виндзоров и Графа, но безрезультатно. Наблюдается много совпадений: Граф и Люси-Элис поженились в тот же день, что и Виндзоры в 1937 году; во время свадебного путешествия они должны были плыть на одном и том же корабле Normadie в США, если бы у Бидо получилось организовать поездку Эдуарда; почти в одно и то же время судьба привела обе пары на Багамы. Но друзьями они так и не станут – Эдуард обвинит Марижни в убийстве.
Марижни был человеком из состоятельной семьи, имевшей французские корни. Его отец был собственником сахарной плантации на острове Маврикий в Индийском океане, на чем заработал состояние. Выхода в высшее общество у семьи не было, но Альфреду этого очень хотелось, и он нашел способ – жениться на Люси-Элис Коуэн, дочери эльзасского банкира, который предупреждал дочь, что этот юноша будет с ней только из-за денег. Так и случилось – Люси очень быстро стало скучно с Альфредом, и она начала находить развлечения «на стороне», не скрывая этого от мужа. Более того, во время их поездки в США она оплатила билеты на корабль не только за них двоих, но приобрела еще один для школьного друга Альфреда – Маркиза Георга де Висделоу-Гуимбо. И так они путешествовали втроем…[335] Когда корабль настиг берегов Америки, пара была на грани развода. Спустя 13 недель после свадьбы они уже успели стать постоянными посетителями суда, где проходил бракоразводный процесс. Альфред был этому безмерно рад, так как к тому времени уже успел найти более привлекательную и куда более богатую девочку. А она хотела стать его новой женой и разделить с ним свое состояние.
Ее звали Рут Фэншток Шермерон. Она была родом из очень богатой семьи из Нью-Йорка. На время знакомства с Альфредом, Рут уже находилась на грани развода со своим первым мужем, не уступающим ей по капиталу, Костером Шермероном.
Альфред не мог поверить своей удаче, и в тот же день, когда суд объявил о разводе с миссис Коуэн, он женился на бедной Рут. После быстрой свадьбы они отправились в свадебное путешествие, которое как раз заканчивалось в Нассау.
Багамы были местом, куда состоятельные жители Нью-Йорка перебирались на зиму, а также любимым местечком для миллионеров из Флориды.
На одном из Багамских островов, а именно на острове Эльютера, от которого можно было быстро добраться на лодке до Нассау, Рут купила несколько акров земли, на которой она построила на свои деньги роскошный дом.
Это позволило Альфреду и Рут стать частью багамских «сливок общества». Кроме того, Рут приобрела первоклассную яхту, которую назвала Concubine. Это приобретение позволило Альфреду стать самым уважаемым яхтсменом Багам, так как его яхте никто не мог составить конкуренцию.
Следующий персонаж – сэр Гарри Оакс, миллионер-золотоискатель (в прямом смысле этого слова) и страстный любитель яхт. Во время летнего сезона ежегодно приезжал с семьей на Багамы. Нэнси – старшая дочь Оакса, была привлекательной, хрупкой, пятнадцатилетней девочкой. И она сразу же понравилась Альфреду. Их встреча будет началом его падения на самое дно, но пока он наслаждался богатством новой жены и своей (ее) яхтой.
Оакс был один из тех счастливчиков, которому посчастливилось найти золотой рудник в Юконе (северо-запад Канады), а затем еще один в Лейк-Шоре (совр. штат Миннесота). Вскоре второй рудник стал самым крупным в западном полушарии Земли, а золота в нем было примерно на 300 млн долларов. Со временем Оакс даже потерял счет тому количеству денег, которое «добывал», и которое имел. Но, несмотря на богатство, он так и остался грубым, неотесанным мужланом. Он искал свои рудники по всему миру около двадцати лет, не щадя себя. В 46 лет он нашел себе девушку Онис МакИнтре, вдвое моложе его, и зажил с ней припеваючи. В 1923 году они поженились. Через несколько лет у них родилась первая дочь, которую назвали Нэнси. Каждые два года в их семье появлялось по ребенку, пока их количество не достигло пяти. У него было несколько домов: в Канаде, рядом с первым рудником, недалеко от Ниагарского водопада, два дома во Флориде, в Кенсингтоне, Лондоне, а также в графстве Сассекс.
В 1933 году он переехал на Багамы. Спустя несколько лет Оакс был владельцем трети всей инфраструктуры Нассау (аэропорт, гостиницы, поля для гольфа и т. п.).
Оакс познакомился с Эдуардом, когда тот еще был принцем Уэльским, в 1934 году в Лондоне. Тогда еще принц и предположить не мог, при каких обстоятельствах их пути пересекутся вновь.
В Нассау была и есть до сих пор торговая улица Бэй (Оакс имел непосредственное отношение к ней), воротилы которой диктовали свои условия всем, кому хотели, а губернатор Багамских островов был их пешкой. И тут вдруг к ним на губернаторство прибыл Герцог Виндзорский – податливый, впечатлительный, непроницательный и неискушенный местным колоритом человек.
Когда корабль Эдуарда подходил к берегу, на пристани его встречала огромная толпа людей, жаждущих увидеть знаменитого Герцога и бывшего короля, отрекшегося ради любви. Местные чиновники, одетые в белое, стояли в первом ряду, размахивая британскими флагами и приветствуя Виндзоров.
Эдуард был одет в военный мундир цвета хаки, и солнце нещадно палило его. Изгнанник прибыл на Багамы уже губернатором.
Интерьер нового дома Виндзоров (Губернаторский дом) был украшен великолепными цветами, но Уоллис сразу же заявила: «Дэвид, это кошмар! Мы не можем здесь жить!».[336] Эдуард согласился. Дом был темным и сырым, несмотря на запах свежих цветов; мебель была старой и потертой, и во многих комнатах штукатурка сыпалась со стен. Виндзоры там не задержались – Эдуард потребовал, чтобы им предоставили другой дом, пока этот будет отреставрирован и заново меблирован. Правительство решило выделить 1500 фунтов[337] стерлингов на реставрацию, что позднее вызвало гнев британского парламента.
Оакс пришел на помощь Виндзорам, и предложил им временно пожить в одном из своих домов – Вестборне. Это был великолепный особняк, находившийся на лазурном берегу. Именно здесь, менее чем через три года, Оакс будет найден мертвым.
Уоллис лично занималась восстановлением Губернаторского дома. Для этого она специально вызвала дизайнеров из Нью-Йорка. Когда все работы были завершены, Герцогиня была в восторге от их совместных усилий.
«Теперь мы наконец-то можем въехать в дом и перейти к непосредственному управлению островами!»[338] – заявила Уоллис багамским властям, чему они не очень-то и обрадовались. На этом она вручила им чек на ремонт дома – сумма составляла 7500 фунтов стерлингов, что на 6000 превышало выделенный лимит. Самоуправство этой американки в очередной раз привело британское правительство в ярость.
Несмотря на то, что и так все было сделано, как хотела Уоллис, она по-прежнему была всем недовольна и желала, во что бы то ни стало, поскорее убраться из этого места. Хотя знакомства с миллионерами ее не могло не радовать.
Виндзоры быстро стали друзьями с Оаксами, хотя и были из разных слоев общества. На коктейльных вечерниках, которые Уоллис вновь стала устраивать, Альфред де Марижни так и не удосужился наладить с новым губернатором дружеских отношений. Более того, он всячески демонстрировал свое неприятие. Однажды он заявил, что «Он мой самый нелюбимый бывший король!»[339], да так громко, чтобы Эдуард это точно услышал.
Жене Альфреда, Рут надоела бесконечная расточительность мужа, и она перекрыла ему доступ к ее деньгам. На бракоразводном процессе она сказала, что развлечения Альфреда стоили ей более 250 тыс. долларов.[340] Но несчастной Рут так и удалось от него быстро избавиться – еще девять месяцев после развода он продолжать жить с ней и «сидеть у нее на шее» вместе со своим другом Маркизом Георгом де Висделоу. Сердобольная Рут не смогла просто выгнать бывшего мужа из дома, а дополнительно дала ему 12 тыс. долларов для того, чтобы он начал свой бизнес.
Следующей жертвой Альфреда должна была стать молоденькая и очень богатая дочь Оакса – Нэнси. Спустя два года Альфред начал ухаживать за ней, регулярно заглядывая к ней домой, когда она возвращалась из школы. Их роман начался, когда у Альфреда начались проблемы со здоровьем, и ему необходимо было отправиться в Нью-Йорк для поправки. Нэнси часто приезжала к нему, чтобы навестить в больнице. Нэнси – юная, очаровательная девочка; Альфред – бывалый, с сомнительной репутацией, дважды разведенный, вдвое старше ее мужчина. Что у них может быть общего?! – Он сделал ей предложение, а она… согласилась.
Есть и еще один персонаж, с которым следует познакомиться: Аксель Веннер Грен – человек, имеющий связи в самых влиятельных кругах нацистов. Кроме того, он также был лично знаком с семьями Рузвельта и Муссолини. Но и это еще не все – Грен успел наладить дружеские отношения еще и с японской императорской семьей. Эдуард познакомился с ним через Шарля Бидо вскоре после отречения. И теперь Грен приплыл на Багамы на своей яхте Southern Cross и прямиком отправился в Губернаторский дом. Неподалеку от Нассау, на побережье, у него был дом под названием Shangri-La. Грен был одним из постоянных объектов для британской и американской разведок. Этот человек обладал очень большим состоянием и являлся основателем знаменитой электронной компании Electrolux.[341] Но в какой-то момент он бросил бизнес и стал просто путешествовать по миру вместе со своей женой, страдающей алкоголизмом.
Грен был связующим звеном между Третьим Рейхом и Латинской Америкой, через которого постоянно проходили финансовые махинации. Кроме того, он не упускал возможности подтолкнуть Виндзоров воспользоваться свободой. Эдуард знал, что за ним следят, и всячески старался уйти от контроля, в чем Грен не упускал возможности ему помочь. Однажды, когда Герцог и Герцогиня плавали на своей яхте рядом с Багамскими островами, они неосторожно приблизились к американскому берегу, и тут же раздался на борту телефонный звонок – Черчилль не желал, чтобы Виндзоры перемещались, и уж тем более пересекали государственные границы без его ведома и разрешения.
Уоллис, у которой всегда здоровье было довольно слабым, страшно мучилась от зубной боли, боясь сходить к местному стоматологу, а также от невыносимой жары и желудочных болей. Грен, воспользовавшись этим, предложил на собственной яхте переправить их в Майями, где Уоллис смогла бы привести себя в порядок. Не успели они доплыть до Флориды, как уже вышли газеты с заголовками, что Эдуард путешествует на яхте соратника Геринга.[342]
Когда они приплыли в Майями, их уже ждала толпа, оцепленная полицейскими. 20 полицейских мотоциклов сопроводили Виндзоров в больницу, а потом обратно – не дай Бог им было сделать шаг в сторону. А Черчилль выслал Эдуарду еще одно гневное предупреждение. Через 4 дня Эдуард встретился с американским президентом Рузвельтом, который в это же время путешествовал на яхте недалеко от побережья Майями. Президент предложил Эдуарду стать британским послом в США. Уоллис была счастлива от мысли снова вернуться на свою родину. Но у Эдуарда не было ни малейшего шанса получить эту должность, которая, в конце концов, досталась лорду Галифаксу.
Была и еще одна неприятная ситуация, спровоцированная Уоллис. Она требовала, чтобы ее служанку Маргариту Мулишон непременно привезли к ней на Багамы – они оставили ее на континенте в Европе. Это вызвало осложнения у американского и британского правительства. После долгой переписки и выяснения обстоятельств ее все-таки привезли из Лиссабона в Нью-Йорк, а затем в Нассау.
Уоллис не привыкла отступать от своих привычек. Вот и теперь она вызвала известного французского парикмахера из Нью-Йорка к себе на содержание, и он каждое утро по часу укладывал ей волосы. Герцогиня была чересчур капризна и заставляла менять себе прически по три раза на день. Она считала, что все ее беды от местной погоды. Уоллис отправляла свои вещи в США для (!) стирки, потому что ее не устраивали местные услуги, пока это, наконец, не прекратил Джон Эдгар Гувер (глава Федерального бюро расследования США). Американское и британское правительства буквально хватались за головы, когда им приходили очередные рапорты о проделках Виндзоров. Эта парочка искусно умела создавать неприятности для всех. Разведка также негодовала по поводу стирки одежды Уоллис – а вдруг она отсылает спрятанные и зашифрованные послания в юбках?! Это сильно осложняло им работу.
Кроме того, директора ФБР Гувера начало сильно беспокоить то, что вокруг Виндзоров постоянно крутились немецкие агенты, которые в такой близости к США были не нужны. В подтверждение этого было зафиксировано прибытие пронацистски настроенного главы General Motors Джеймса Муни на яхту Акселя Грена. Муни являлся главным спонсором программы Adams-Opel, занимающейся созданием новых немецких танков. В 1938 году Гитлер даже наградил Муни[343] орденом. В тот же год министерство иностранных дел Британии запретило Муни въезд в страну.
Грен, Муни и Герцог Виндзорский стали лучшими друзьями. Кроме этих двух, дали о себе знать Арманд Грегори (бывший адвокат Уоллис и нацистский шпион), старый американский друг Эдуарда и нацистский спонсор Роберт Янг, руководитель Янга, Уолтер Форсетт (также связанный с нацистской Германией) и его партнер по бизнесу и политическим пристрастиям Гарольд Кристи. Таким образом, Эдуарда вновь окружили сторонники нацизма. Все эти джентльмены были лично знакомы и с Гарри Оаксом. Круг замкнулся.
В марте 1942 года Арманд Грегори будет арестован и обвинен в шпионаже. Остаток войны он проведет за решеткой, а после 1945 года откроются еще большие преступления, и он будет осужден на пожизненное заключение.
В 1941 году Эдуард имел неосторожность дать интервью американской прессе, в которой он открыто заявил, что демократию в Европе уже не спасти, а США уже нет смысла вступать в войну.[344]
Война начала выжимать все силы из воюющих сторон, а Черчиллю все приходили печальные рапорты о поведении Виндзоров на Багамах. Последней каплей было очередное интервью Герцога журналу Liberty после вторжения японцев в Перл-Харбор (декабрь 1941 года), после чего ему дали понять, что пора бы уже заткнуться. В этой беседе он вновь обсуждал бессмысленность вступления США в войну, даже после нападения японцев, – в любом случае, в конце войны либо Британией, либо Германией будет установлен «Новый порядок».[345]
Грен подталкивал Эдуарда к решительным действиям и реорганизации экономики на Багамах, но британское правительство совершенно не горело желанием помогать нацистскому другу, то есть, Виндзору. Более того, Эдуард имел смелость еще и просить у британского правительства помощи, когда Грен на одном из островов развернул целую программу по улучшению жизни местного населения.
Положение усугублялось тем, что официальной зарплатой губернатора Багамских островов было 3000 фунтов стерлингов в год.[346] Этого явно не хватало расточительным Эдуарду и Уоллис. Грен предложил Эдуарду и Оаксу перевести свои капиталы в один из мексиканских банков, в котором сам Грен отвечал за сохранность хранившихся там нацистских денег. Основную сумму денег они так и не перевели, так как знали, что рано или поздно британское правительство об этом узнает. Но какие-то незначительные финансовые аферы все-таки имели место. Сам же Грен хранил на своих счетах в Латинской Америке около 100 млн долларов (конечно, лишь часть из этих денег принадлежала ему лично, остальное – нацистам).[347]
Ко всему прочему, Эдуард до сих пор поддерживал связь с Рикардо де Эспирито Санто-и-Сильва, у которого жил в Португалии (пронацистски настроенный банкир).
К концу 1941 года Виндзоры настолько надоели американскому и британскому правительствам, что они издали совместный декрет о том, что пересечь границу США они смогут только после получения официального разрешения (которое, разумеется, никто им выдавать не собирался). Уоллис неистовствовала, что ее поездки в Майями теперь закончились. Как только вышел декрет, Эдуард тут же послал запрос о срочном собрании, потому что он непременно захотел покататься по Америке – основными городами были Нью-Йорк, Вашингтон и Канада. Но и это еще не все – чтобы окончательно «добить» британский парламент, он обескуражил всех заявлением о том, что они с Уоллис собираются взять с собой (!) 220 чемоданов и других элементов багажа, а также 12 человек обслуживающего персонала.[348] И самое удивительное то, что этот тур состоялся. Виндзоры, наконец, почувствовали себя звездами, так как их везде сопровождали толпы людей.
А в это время на волне их поездки в США 115 американских газет напечатали статью Реймонда Клеппера: «Если бы британцы умели пользоваться методами пропаганды, они бы давно уже «упаковали» бы своих Герцога и Герцогиню Виндзорских вместе со всем их несметным багажом и двенадцатью слугами, и отправили бы обратно в Нассау Британия не достойна, чтобы о ней судили по этому глупому шествию. Британия вот-вот вступит в еще одну холодную военную зиму, в которой женщины буду ежиться, потому что не могут купить себе пары носков, семьи бедствуют и стараются выжиты Не лучшая пропаганда и не лучшее время демонстрировать эту великолепную парочку дефилирующую по Америке!».[349]
К несчастью Виндзоров, они узнали об этой статье из британского печатного издательства The Daily Mirror, которое до последнего было на их стороне, но теперь и оно отвернулось. В ответной статье смысл был таков: неужели Виндзоры так и будут до конца войны сидеть на Багамах? – это просто нечестно! А в это время Герцог и Герцогиня вновь покупают украшения, не считаясь с мнением общественности или страны.
До Черчилля дошел слух, что нацисты опять планируют похитить Эдуарда. Было это правдой или нет, он, в любом случае, решил подстраховаться, и отправил в Нассау 50 канадских ветеранов сражения при Дюнкерке. А нацистский друг Герцога, Грен был занесен в черный список теперь и США.
В то время, пока Эдуард был в Вашингтоне, американцы развернули на Багамах большое строительство своих военных баз. На них за гроши работало местное чернокожее население, и довольно неумело. Тогда американцы прислали своих чернокожих рабочих, которым платили в 4–5 раз больше, чем местным. На островах начались массовые волнения. Тысячи мужчин и женщин хлынули в Нассау; местные войска открыли огонь по людям – двое было убито, 25 ранено. Эдуард, как губернатор Багамских островов, должен был нести ответственность за ту небольшую территорию, доверенную ему, и ответить за погибших, а его вообще тогда не было ни в городе, ни даже на островах – он отдыхал в США.
Вернемся к Альфреду де Марижни и Нэнси Оакс, речь о которых шла в начале главы – юная дочка миллионера и альфонс со стажем. Ей было 17,5 лет, и все в Нассау уже знали о ее отношениях с Альфредом, кроме ее собственных родителей. К тому времени Альфред стал ненавистной персоной в городе, и никто больше не хотел иметь с ним дело, а наивная Нэнси была влюблена. Она оканчивала школу в Нью-Йорке, а он каждые выходные к ней приезжал, пока ему позволял бюджет. Альфред настаивал, чтобы Нэнси сообщила родителям о готовящейся свадьбе, но она по-прежнему тянула, собираясь сообщить им об этом постфактум.
Как только Нэнси Оакс исполнилось 18 лет, они сразу же поженились в Нью-Йорке. В тот же день Нэнси позвонила родителям и сообщила «радостную» новость. Несчастная мать упала в обморок, а отец был вне себя, но затем успокоился, чтобы привести жену в чувства. Оакс попросил Марижни к телефону и в грубой форме предложил ему отступные, чтобы тот оставил его любимую дочку в покое. На что Марижни ответил, что у него достаточно средств, чтобы он смог ее содержать (на деньги выданные ему для бизнеса от предыдущей жены). Через какое-то время отец смирился и попросил лишь одного, чтобы Нэнси была счастлива.
Чтобы хоть как-то наладить отношения, мать Нэнси решила подарить молодоженам медовый месяц в Мексике. Но даже там они не смогли быть счастливыми – вскоре Альфред позвонил матери с новостью, что Нэнси заразилась тифом. Сразу же после звонка несчастная мать отправилась к дочери, где вместе с Марижни сдала кровь для спасения его молодой жены. Нэнси удалось спасти, но ее здоровье так и осталось слабым. Через год она вновь попадает в больницу Майями, где врачи определят беременность. К сожалению, ребенка спасти не удастся – у Нэнси случился выкидыш. Альфред, воспользовавшись тем, что его жена находится в больнице, тоже решил провериться и лег в соседнюю палату.
Когда родители приехали навестить дочь, увидели, что там же «лечится» и ее горе-супруг. Отец в ярости выкинул его из палаты, обвинив в том, что именно он виноват, что его девочка находится в таком жалком положении.
Через какое-то время парочка вернулась в Нассау, чтобы начать новую жизнь на отцовские деньги. Мистер Оакс старался быть приветливым, но почти каждая встреча заканчивалась скандалом. Он не мог простить Марижни его потребительского отношения ко всему – как к дочери, так и к деньгам. И особенно Оакса бесило то, что Марижни игнорировал приглашения от губернатора (Герцога Виндзорского).
Однажды брат Нэнси, Сидни Оакс, задержался в их доме до поздней ночи и решил переночевать у них. В 5 утра раздался яростный стук в дверь – это был Гарри Оакс. Он накричал на сына, чтобы тот больше никогда не смел бывать в этом доме, и выволок сына на улицу. Отношения между Оаксом и Марижни были окончательно испорчены…
А в это же самое время Уоллис пишет письмо королеве Марии, в котором просит прощение за то, что спровоцировала отречение ее сына, а также о том, что она очень сожалеет, что между ним и его семьей теперь такая война. Уоллис передала письмо королеве через архиепископа Нассау, который как раз отправлялся в Лондон. Неужели Уоллис надеялась, что письмо поможет ей вернуться в Британию? Но как бы то ни было, королева ответила гробовым молчанием.
В августе 1942 года случилась еще одна трагедия – в северной Шотландии на самолете разбился один из младших братьев Эдуарда, Герцог Кентский. Эдуард и Уоллис, якобы, в личных дневниках написали о своих переживаниях и скорби, но, по факту, вдова Герцога Кентского (принцесса Марина) так и не получила ни единого письма или телеграммы от них. Семейная вражда накалилась еще больше, чем когда-либо. А зимой 1942/1943 года Эдуард вновь написал Черчиллю о необходимости королевского статуса для Уоллис… Премьер-министр не отвечал шесть недель – его главной задачей сейчас была война, а не какой-то там статус сомнительной женщины. Хотя лично для Уоллис никакие подтверждения были не нужны – она и так была «королевой».
И, наконец, кульминацией пребывания Эдуарда на Багамах было появление гангстера Мейера Лански — жестокого убийцы, финансового гения и главы одной из самых влиятельных мафиозных банд, на счету которой было около 800 убийств.[350]
Он прибыл в Нассау с целью, вместе с другими главами мафиозных банд, вложить деньги в строительство отелей, так как с каждым годом туризм на Багамы набирал все большие обороты. Они собирались заняться так называемым «отмыванием денег» после крупных нелегальных финансовых операций. И обязательным условием, которое Лански собирался поставить багамскому правительству, прежде чем вложит деньги, это разрешение на казино – на Багамах в то время азартные игры были запрещены британским законом.
Лански был терпеливым человеком и не форсировал дела, хотя растягивать легализацию казино на годы он тоже не собирался. Таким образом, через 6 месяцев после его появления один из его соратников, Стеффорд Сэндс становится членом багамского правительства и тут же представляет план по легализации азартных игр. А в начале 1943 года проходит законопроект, который развязывает Лански руки.
Гарольд Кристи, которому Гарри Оакс обязан своим появлением на Багамах, устраивает встречу Лански с губернатором. Гангстер открыто рассказал о своих планах и о выгодах Эдуарда в этой сделке. Если все пройдет так, как он хочет, на Багамах появится специальный мафиозный синдикат, который будет контролировать всю политическую жизнь островов, в том числе разведку, которую Эдуард так страстно ненавидел. Действия мафии идут вразрез с законом, но иногда она может послужить и для государственной безопасности.
Эдуард был очарован идеей постройки отелей и казино. Ведь он уже успел так к этому привыкнуть, живя на французской Ривьере… Но другого мнения был Гарри Оакс, который был ярым противником азартных игр и уж точно не хотел, чтобы на Багамы хлынула новая волна туристов. А без согласия Оакса реализовать намеченный проект было практически невозможно – он был слишком влиятельным человеком.
7 июля 1943 года Оакс и Гарольд Кристи играли в теннис с двумя очаровательными юными дамами Салли Сойер и Вероникой МакМоэн в багамском загородном клубе. После игры они все вместе отправились в имение Оакса Westbourne на ужин. По дороге к ним присоединилось еще два гостя: Чарльз Хаббард и миссис Бэбс Хеннедж. Все они расположились на северной веранде особняка, неспешно потягивая джин. Салли и Вероника ушли довольно скоро. Хаббард и Хеннедж задержались еще на пару часов, после чего, около 21:30, также покинули имение Оакса. Миссис Оакс уехала вместе с детьми, поэтому Гарри Оакс остался в доме лишь с Гарольдом Кристи. Они были старыми друзьями, и Кристи часто оставался у Оакса на ночь. В 23:30 друзья попрощались и разошлись по своим спальням. Больше Оакса в живых никто не видел.[351]
В тот же самый день в доме Альфреда де Марижни тоже проходил званый ужин. Накануне в отеле Prince George Альфред встретился с пилотом королевского военно-воздушного флота капитаном Эйнсли, его женой Джинной, а также с женой еще одного пилота, Дороти Кларк. Альфред, от своего и от имени Нэнси, которой тогда не было в городе, пригласил всех троих к себе на ужин. 7 июля Марижни заехал за гостями и отвез к себе домой. В ужине принимало участие всего 11 человек, среди которых также был старый друг Альфреда, Георг де Висделоу-Гуимбо со своей новой девушкой Бетти Робертс. Ужин закончился около 00:30, и Альфред лично вызвался отвезти представителей воздушных сил на своем Линкольне около 1:00 обратно в отель. А в промежуток между 1:30 и 3:30 Гарри Оакс был убит.[352]
В 7 утра Кристи позвонил Эдуарду и сообщил, что Гарри Оакс убит. Его тело сильно обуглено и скорее напоминает месиво. Обгоревшее тело найдено в его собственной кровати; постельное белье и сетка от комаров почти полностью сгорели, хотя почему-то огонь дальше не распространился. Кристи утверждает, что спал в двух комнатах от Оакса и абсолютно ничего не слышал. Дальше Кристи позвонил местной полиции, чтобы они явились как можно скорее для проведения расследования убийства.[353] Эдуард должен был что-то предпринять.
Первым делом губернатор издал директиву, чтобы об этом убийстве в прессе не упоминалось, но он опоздал. В местной газете Nassau Tribune новость уже пестрила на первой странице, автором которой был Этиен Дапач. Журналист договорился с Оаксом и Кристи, что ранним утром 8 июля заедет за ними, и они отправятся на ферму – эта затея была актуальной в свете того, что Эдуард и Оакс решили увеличить урожайность на островах для улучшения жизни местного народа. Дапач прибыл в дом Оакса, как и договаривались, чтобы в итоге обнаружить друга мертвым. Не теряя времени, он тут же сделал все, чтобы эта новость разнеслась по всему миру.
Следующим действием Эдуарда было то, что он заявил, что хочет лично участвовать в расследовании. Если бы Эдуард сомневался в некомпетентности местной полиции, то обратился бы к американскому ФБР, или уж «на худой конец» к британскому представительству Скотланд Ярда в США. Но он и этого не сделал. Вместо этого он позвонил в Майями и пригласил капитана Джеймса Баркера, а помощником выбрал капитана Эд Мелчана, который дважды был в охране Герцога во время его американских визитов. Почему именно Баркер? – да просто потому, что он покрывал мафию Майями, участвуя в их нелегальных сделках, и имел непосредственное отношение к гангстеру Лански. Неужели Эдуард был к этому причастен?
Весь день полиция делала фотографии и осматривала дом. Отпечатки пальцев, оказалось, взять невозможно – из-за высокой влажности, которая не позволила бы осесть специальной «белой пыли».
В полночь в дверь Марижни постучали два человека. Это были американские детективы. Они потребовали показать одежду, в которой он был одет в ночь убийства. Пока детективы начали обыскивать дом, Марижни отправился за вещами. Он принес им только куртку, ботинки и брюки; рубашку и галстук он так и не смог найти. Это показалось подозрительным.
На следующий день в шесть вечера Баркер явился к Эдуарду с отчетом. Он сообщил о том, что были обнаружены отпечатки пальцев Марижни в спальне Гарри Оакса. Марижни обвинили в убийстве и посадили в камеру № 2 в тюрьме Нассау. На месте никто так и не стал разбираться, но зато позже обвинение было грамотно сфабриковано, не оставляющее Марижни ни единого шанса на оправдание, хотя несоответствий было больше, чем доказательств.
С началом судебного процесса над Марижни, Виндзоры резко засобирались в Майями на несколько недель (как раз на время следствия), чтобы, якобы, отдохнуть там от стресса. Эдуард избежал того, чтобы быть призванным в качестве свидетеля. Это был грандиозный скандал. Новость о смерти миллионера встала на первое место во всех заголовках, сделав военные новости второстепенными.
Стараниями британских и королевских адвокатов, которые были привлечены Нэнси Оакс, было доказано, что Марижни невиновен. Баркер сознался, что под влиянием Герцога Виндзорского намеренно сфабриковал обвинение. Единственное, чему подвергся теперь Марижни, это изгнание с Багамских островов. Спустя несколько дней Альфред и Нэнси сели на корабль, – они направлялись на Гаити. К слову, при расследовании было установлено, что в ночь убийства в гавань Нассау заходил неизвестный корабль, с которого на берег сошло несколько человек. Спустя некоторое время люди вернулись, и корабль уплыл в неизвестном направлении. Что это было и кто все-таки убийца? Дело было закрыто, а вопросы остались.
Многие факты о роли Эдуарда в этой злосчастной истории сомнительны: 1. он пытался не допустить, чтобы новость о скандальном убийстве попала в прессу; 2. он лично присутствовал при расследовании на месте преступления, и когда снимали отпечатки пальцев в спальне Оакса, в комнате находились только Эдуард и Баркер; 3. Герцог настоял, чтобы расследованием занимался не кто-нибудь, а его люди; 4. после того, как Марижни обвинили в убийстве, Виндзоры, под абсурдным предлогом, тут же покинули Багамы; 5. у Эдуарда была договоренность с гангстерами, а Гарри Оакс мешал ее реализации; 6. банда Лански имела огромный капитал, а Герцог был слаб относительно всего, что касалось выгоды и денег; 7. после освобождения Марижни Эдуард настоял, чтобы тот был изгнан с Багамских островов… Прямых доказательств причастности Герцога Виндзорского нет, однако слишком много «концов» этой истории ведут именно к нему.
Кроме того, любопытно то, что пока Эдуард был губернатором, он произвел крупные капиталовложения в одну нью-йоркскую фирму, которая занималась бурением нефтяных скважин персонально для него на территории Канады, неподалеку от его виллы, в поисках «черного золота».[354] И, действительно, несколько раз нефть находили, но она быстро сменялась на сильный напор подземной воды. Стать нефтяным магнатом была одной из его безумных идей «фикс».
В 1944 году на территории Багамских островов, в основном, проходили учения британских и американских армий. Происшествий больше не было.
В 1945 году Виндзоры ждали первого удобного случая, чтобы, наконец, сбежать с ненавистных островов. Они все чаще проводили время в США, оставляя Багамы на произвол судьбы.
Стеффорд Сэндс (один из соратников Лански) в 1945 году, будучи членом исполнительного комитета Багам, настоял на легализации игральных заведений. Спустя некоторое время он добился того, что был создан отдельный синдикат (разумеется, Сэндс стал его членом), который получил монопольное право на казино сроком на 25 лет.
Глава 2 Последние годы жизни
Виндзоры покидали Багамы без сожаления и без оглядки. Этот островной рай казался им тюрьмой, как (в свое время) Эльба для Наполеона. Пребывание на Багамах казалось Уоллис бездарной потерей времени, а Эдуард не смог самоутвердиться даже как губернатор – за все это время ему удалось провести не больше двух незначительных проектов по улучшению жизни островитян. Герцог не изменил ровным счетом ничего – черное население так и осталось бедным, а белые были в основном бизнесменами с материка. Знаменитый бывший король, который сулил островам перемены, не привнес ровным счетом ничего, кроме многочисленных скандалов.
По окончании войны Эдуарду предложили переместиться на Бермуды и быть губернатором там, что вызвало его раздражение и недовольство. Больше ему ничего не предлагали. Виндзоры были безнадежны как для британского и американского правительств, так и для самих себя.
Перед отъездом Эдуард вновь попыталась наладить отношения с королевской семьей. Но сам он для этого ничего не предпринял – он написал Черчиллю письмо с просьбой-требованием, чтобы король и королева пригласили их на чашечку чая в одну из своих резиденций, что искупило бы все годы вражды между ними. Спустя три месяца он ответил Герцогу, что не видит никаких осложнений в этом. На этом все и закончилось.
15 марта 1945 года Герцог Виндзорский подал в отставку с поста губернатора Багам. 2 мая 1945 года Виндзоры покинули острова. Через 5 дней они уже были во Флориде. А в это время в Лондоне король Георг VI, королева Елизавета и Уинстон Черчилль, стоя на балконе Букингемского дворца, отвечали на овации и приветствия лондонцев по поводу победы в войне.
Почти весь май Уоллис и Эдуард путешествовали по США, продвигаясь к Вашингтону, в то время когда каждый день раскрывались все ужасы нацистского режима. Недолго пробыв в столице, Виндзоры отправились в Европу. После войны им больше нигде не будут рады – ни в Британии, ни во Франции, и уж тем более в оккупированной Германии их точно не желали видеть. Мир больше никогда не простит им связей с нацистами.
Пока Эдуард и Уоллис отдыхали на Багамах, королевская семья каждодневно сталкивалась лицом к лицу со всеми ужасами Второй мировой войны. Они переживали и выживали вместе с обычными людьми, и народ не мог этого не оценить. Георгу VI удалось поднять авторитет монархии, столь сильно пошатнувшейся благодаря Эдуарду. Корона вновь стала нерушимым символом, каким она была всегда. И на фоне такой явной неравноценности ролей, Виндзоры казались еще более подлыми и жалкими.
В сентябре 1945 года Уоллис и Эдуард сели на американский корабль Argentina, который шел в Гаврский порт во Францию. По дороге на материк Герцог успел дать интервью прессе, в котором заявил о своей готовности в самое ближайшее время вернуться на родину. У него уже было несколько идей, которые он хотел бы предложить королю и правительству. Он по-прежнему считал, что может быть очень полезным, даже незаменимым для своей страны. И это уж точно – второго такого «Эдуарда» британцам найти было бы сложно.
Прибыв во Францию, Виндзоры первым делом поспешили проверить сохранность своих домов в Париже и в Антибах. В столице имение на Бульваре Суше оказалось совершенно нетронутым немцами, в то время как La Croe оказалось в плачевном состоянии, после того как в том месте побывали итальянцы. Раньше весны следующего года на Ривьеру Герцогу и Герцогине вернуться бы не удалось – дом нужно было капитально реставрировать. Но и в Париже Виндзорам задержаться не пришлось – хозяин хотел продать дом, в котором они жили, да и аренда их уже давно закончилась.
Не зная куда податься, в октябре 1945 года Эдуард отправился в Лондон, чтобы поговорить с правительством. Там он жил у своей матери в имении Марльборо Хаус. Как любая мать, она была рада видеть сына, с которым у них столько лет было противостояние. Они вместе совершили несколько поездок по разрушенным городам Англии. После этого Эдуард не упустил возможность наведаться в Букингемский дворец, где встретился со своим братом, королем Георгом VI. Где бы Эдуард ни появлялся, королева Елизавета Боуз-Лайон старалась сделать так, чтобы не пересекаться с этим ненавистным для нее человеком. В конце концов, он не только разрушил ее семейную идиллию, вынудив ее мужа стать королем, но и принес им слишком много неприятностей, подрывающих авторитет не только королевской семьи, но и всей страны в целом.
Предложение Эдуарда состояло в том, чтобы он стал послом Британии по назначению[355], но Черчилля уже не было на посту премьер-министра – в июле 1945 года его сменил лейборист Клемент Эттли[356], и никто его больше поддержать не смог. На просьбу Эдуарда, как всегда, ответили «посмотрим», и он вернулся во Францию ни с чем. В 1946 году он вновь приедет в Лондон, чтобы еще раз потребовать своего назначения, но и тогда он ничего, кроме отказа, не получит.
Фрути Меткалъфе получил награду за геройскую службу Британии во время войны – он был полицейским и патрулировал улицы, часто выполняя персональные поручения Черчилля. Освальд Мосли после окончания войны был выпущен из тюрьмы, больше не представляя опасности для правительства. Маунтбеттены в 30-е и 40-е годы проявили себя осмотрительными и сдержанными, за что были вознаграждены. Правительство поручило Луи Маунтбеттену стать послом особого назначения – то, чего так хотел Эдуард. Маунтбеттена отправили в Индию для урегулирования противостояния индусов и мусульман, что грозило гражданской войной. Его жена буквально влюбилась в эту удивительную страну и с большим энтузиазмом помогала мужу.
А Виндзоры, пока La Croe восстанавливалось, перебрались в отель Ritz в Париже, который станет их постоянной базой в столице до конца их дней. Они часто бесцельно путешествовали по Европе и Америке. Им удастся еще несколько раз побывать в Британии, но совсем недолго и никем незамеченными – королевская семья будет их игнорировать.
На Ривьере жизнь Виндзоров вернулась в «обычную колею» – бесконечные гости, приемы, выпивка и блистательная Уоллис в центре всеобщего внимания. У них было 26 слуг, а жизнь была поистине королевской: дорогая одежда, драгоценности, шелковое постельное белье, изысканная кухня, посуда с именными вензелями и все такое прочее. В их доме был длинный коридор, который выходил в большую гостиную, где Эдуард повесил свой бывший королевский штандарт (флаг) над дверью из коридора так, чтобы любой входивший в гостиную должен сначала поклониться, чтобы пройти. Кроме того, он издал распоряжение, чтобы прислуга обязательно кланялась или делала реверанс перед Уоллис, и называла ее не иначе как «Ее Королевское Высочество». Были и другие особенности псевдокоролевского поведения: с Уоллис нельзя было заговаривать первым, нельзя было пристально смотреть в глаза и поворачиваться к ней спиной. Эдуард старался всячески компенсировать ущербность их положения. Расслабиться рядом с ними могли только их самые близкие друзья. В La Croe была специальная гостевая книжка, в которую дворецкий записывал всех посетителей Герцога и Герцогини. Они часто устраивали званые ужины, на которых присутствовало не менее 20 приглашенных; стол сервировался по образу и подобию того, как это делалось в Букингемском дворце. О каждом вновь прибывшем госте дворецкий объявлял специально. Среди гостей в разное время могли оказаться миллионеры, политики и звезды кино. Перфекционизм стал навязчивой идеей Уоллис – она все старалась сделать по первому классу. Для этого она нанимала бесчисленный обслуживающий персонал: дизайнеров, модельеров, парикмахеров, стилистов, флористов, поваров, массажистов и др. Если ей что-то не нравилось, она заставляла переделывать по нескольку раз. Она также лично утверждала всех приглашенных. Однажды Эдуард спросил ее, почему в их списке гостей всего 6 человек, на что Уоллис спокойно ему ответила, что «всего лишь 6 королей»[357]. Даже когда Уоллис и Эдуард ужинали одни, они были одеты так, как будто это был ужин в самом высшем обществе. Если Эдуард не говорил ей комплиментов по поводу ее внешнего вида, она сама спрашивала, как она выглядит. И так каждый день.
У Герцога и Герцогини были разные спальни, но каждую ночь они проводили вместе. И каждое утро в 8 утра Эдуард покидал постель своей жены, чтобы доспать уже в своей собственной. Таким образом, с утра они уже находились в разных спальнях. Они старались делать из этого большую тайну, но, прислуга была в курсе абсолютно всего. Кроме того, это позволяло Уоллис, до того как ее увидит муж, после пробуждения привести себя в порядок. Бывает, что про людей говорят, что они выглядят, как «неубранная кровать», но с Уоллис этого не было никогда. Нужно отдать должное этой женщине – она всегда была в прекрасной форме, с идеальной прической, макияжем и элегантно одетой. Безусловно, Уоллис была «главнокомандующей» в их отношениях, и Эдуард обожал ее до последнего своего часа. Он никогда ни в чем ей не отказывал, выполняя самый малейший ее каприз. Он делал для нее абсолютно все. Однажды Эдуард случайно разбил ее любимую вазу, и Уоллис рассвирепела. Так он через час вернулся с точно такой же античной китайской вазой, и мир в семье был восстановлен. Они никогда не выясняли отношения даже в присутствии слуг, чем создали миф благополучной, влюбленной пары.
La Croe был их единственным постоянным домом. Во время путешествий они всегда снимали либо номер в отеле, либо арендовали себе особнячки на время. Во время поездок за ними всегда следовали репортеры, чтобы посчитать количество слуг и багажа, которые Виндзоры всегда брали с собой. Эдуард даже завел себе специального слугу, который старался уменьшить количество багажа, потому что Герцогу казалось, что такое большое количество чемоданов слишком хлопотно. Обычно Виндзоры брали с собой от 250 чемоданов и больше, а слуга старался сократить их хотя бы до 150. Это было примерно так же, как если бы все, уходя из дома, брали с собой все, что у них там было. Багаж Герцога составлял не более 20 чемоданов, в то время как все остальное принадлежало Уоллис. Репортеры перестали снимать Виндзоров, зато их багаж фотографировался с завидной регулярностью.
В 1952 году умер брат Эдуарда король Георг VI, а в 1953 году его мать, королева Мария Текская. Больше в Британии он никому не был нужен. В 1952 году трон заняла старшая дочь Георга Елизавета II. Она оказалась одной из тех людей, кто абсолютно непримиримо относился к Виндзорам. И они поняли, что в Европе им больше делать нечего, желая уехать в США. Стараниями Уолтера Монктона, Эдуард, наконец, получил полный дипломатический статус, позволяющий ему свободно передвигаться по миру, а также избавляющий его от любых налогов, в том числе, если он делал какие-то покупки за границей. Кроме того, в 1953 году французское правительство предоставило ему пожизненную ренту великолепного имения Bois de Boulogne, неподалеку от Парижа, и Виндзоры остались. За это они должны были платить смешную сумму в 25 фунтов в год.
После убийства на Багамах у Эдуарда появилась навязчивая идея преследования, поэтому он всегда окружал себя большим количеством охраны, великодушно предоставляемой тем же французским правительством.
Герцог создал себе огромное состояние, насчитывающее около 3 млн фунтов стерлингов, благодаря своим американским сделкам в сфере добычи золота и нефти, что также не облагалось для него никакими налогами. И чем больше росли его банковские счета, тем больше Уоллис тратила на драгоценности. Кроме того, они решили купить или построить свой собственный дом во Франции по собственному проекту. Одним из них был Moulin de la Tuilerie — небольшой особняк 17 века, который находился рядом со старой мельницей. Это место очаровало Виндзоров. Строить им так и не пришлось, скорее немножко доделать, отреставрировать и меблировать. Именно в этом месте Эдуард откроет в себе талант садовника, и до конца жизни будет буквально «болеть» цветами. Он больше не играл в гольф – все свободное время Герцог занимался своим любимым делом. Вечеринки, вместе с Виндзорами, переместились с Ривьеры на мельницу – о них с восторгом говорил весь Париж. Их гостями в разное время были Марлен Дитрих, Аристотель Онасис (греческий судовладелец и миллиардер), американский актер Генри Фонд, Пэт Никсон (супруга американского президента Никсона), иранский принц Карим-шах, Элизабет Тейлор и другие.
В 1956 году Уоллис издала свои воспоминания, чем, в очередной раз вызвала гнев королевской семьи. Казалось, Виндзоры всеми способами старались «насолить» монархии. Уоллис преподносила события, как ей было выгодно, и часто фантазировала – это как раз одна из причин, почему ее воспоминания не были взяты за основу для написания некоторых глав книги. Ее мемуары, по большей части, не более чем выдумка. И если кто-то когда-то будет их читать, читайте между строк и сквозь призму ее огромного эго.
В 1957 году Елизавета II с супругом посетили Францию. Виндзоры тут же придумали, куда бы им поехать отдыхать, лишь бы не пересекаться с королевскими особами.
60-е годы были для Виндзоров последним бурным десятилетием. Слава их угасала, пришла старость. Их по-прежнему не приглашали на официальные мероприятия, проводимые королевской семьей, будь то дни рождения или свадьбы. Виндзоров окончательно вычеркнули как часть семьи. Уоллис даже исключили из королевского генеалогического дерева, где бы оно ни публиковалось – ее просто не было, Эдуард был один.
В середине 60-х здоровье Эдуарда резко ухудшилось. В 1964 году ему сделали операцию на желудке в госпитале Техаса. Каково было его удивление, когда он обнаружил в своей палате цветы, посланные королевой-матерью (Елизаветой Боуз-Лайон). В феврале 1965 года в Лондоне ему сделали операцию на глазах. Но и тогда королевская семья не сочла нужным посетить его лично и ограничилась цветами.
Удивительно, что два года спустя, в 1967 году, Виндзоры впервые получили приглашение из Букингемского дворца принять участие в праздновании столетия со дня рождения покойной королевы Марии Текской. В Лондоне Герцог и Герцогиня остановились в имении Маунтбеттена. Впервые за все это время они оказалась рядом с королевой Елизаветой II и ее супругом принцем-консортом Филиппом, Герцогом Эдинбургским. Эдуард не прекращает, даже на старости лет, попыток запроса присвоения королевского статуса для Уоллис.
В 1970 году у Эдуарда появляются первые признаки болезни, которую преодолеть он уже не сможет, – рак. Каждое движение давалось ему через боль. Виндзоры решили продать свою мельницу, потому что разрываться между этим и парижским домом стало слишком сложно. Уоллис была больна артериосклерозом, который с годами разрушал ее память все больше. Она по-прежнему пыталась хорошо выглядеть, и сделала несколько пластических операций – в основном это была подтяжка лица.
Виндзоры остались одни, всеми оставленные и забытые. У них почти не осталось друзей – все они состарились, также как и они, либо вовсе умерли, а молодежи престарелые Герцог и Герцогиня были не нужны. Они стали пережитком прошлого века.
В 1972 году леди Монктон, приехавшая во Францию навестить Виндзоров, послала телеграмму в Букингемский дворец о том, что Эдуард умирает. Елизавета и Филипп вскоре прибыли в Париж. Королева впервые лично позвонила Виндзорам по телефону. Эдуард был прикован к постели, но ради этого звонка все-таки смог собраться с силами и встать – королева собиралась его посетить. Ему помогли одеться в черный костюм и спуститься в холл. Уоллис встретила королеву на пороге своего дома и проводила к Эдуарду. Герцогиня, очевидно, сильно нервничала, но держалась спокойно.
«Дорогая Лилибет, я так рад вновь тебя увидеть»[358] – сказал Эдуард Елизавете, пожал руку Филиппу и поприветствовал юного принца Чарльза. Все вышли из комнаты, оставив Эдуарда со своей племянницей наедине. Через 10 минут она вышла со страдальческим выражением на лице. Эдуард вновь потребовал статуса для Уоллис. Королева задержалась в их доме не более чем на 40 минут. Вскоре все они попрощались, и королевская чета покинула Виндзоров.
Смерть пришла за Эдуардом десять дней спустя в два часа ночи, 28 мая 1972 года. Уоллис все время держала его за руку, пока он умирал. Знаменитая история любви закончилась.
Лишь после смерти Эдуарду позволили вернуться в Англию. Его похоронили в парке Фрогмор-Хаус – загородной королевской резиденции, находящейся в километре от Виндзорского замка. Пока его гроб находился в церкви Святого Георгия на территории Виндзорского замка, к нему каждый день приходило около тысячи человек, чтобы попрощаться с бывшим «народным принцем». Несмотря на то, что Эдуард уже давно не был на родине, британцы хотели выразить ему последнее уважение и признание.
Пока тело Герцога находилось в церкви, Елизавета отпраздновала свой официальный День Рождения в Лондоне, ежегодно проводящийся на третьей неделе мая. В честь Герцога Виндзорского она провела церемонию выноса знамени. Уоллис отказалась принимать участие в церемонии, и все время была в Букингемском дворце. На следующий день Елизавета со своей свитой отправилась на неделю в Виндзор, позвав с собой Уоллис, но та отказалась и от этого, вновь предпочтя остаться во дворце. В это время должен был быть ее 35-летний юбилей брака с Эдуардом. Она была безутешна. Принц Чарльз лично предложил сопроводить Уоллис к телу Эдуарда в Виндзор, и она, наконец, согласилась.
Погребение бывшего короля Эдуарда VIII проходило в узком кругу королевской семьи и членов правительства. Все присутствующие были одеты в черное. Уоллис замыкала процессию. Сразу же после похорон Герцогиня отправилась в аэропорт Хитроу, где была со всеми почестями встречена лордом Чемберленом. Он довел ее до самолета. Никто из королевской семьи провожать ее не стал. Уоллис вернулась во Францию.
По завещанию Эдуарда Уоллис наследовала все его имущество и банковские счета. После смерти Уоллис королевской семье не достанется ничего – все состояние Виндзоров перейдет Пастерскому медицинскому институту во Франции.
После ухода мужа Герцогиня окончательно выжила из ума. Ее часто навещали Диана и Томас Мосли, но ничто ее больше не радовало. В 1974 году она отправилась через Атлантику в США, но довольно быстро вернулась. В ноябре 1975 года у нее произошло кровоизлияние в мозг, которое окончательно приковало ее к кровати. В таком состоянии за закрытыми дверьми своей спальни она провела почти все последующие 11 лет. О Уоллис забыли, и никто больше не мог вспомнить ни как она выглядела, ни что она была за человек. Рядом с ней осталось лишь пара слуг, которые за ней ухаживали.
Уоллис умерла 24 апреля 1986 года – забытая и одинокая. Ее тело похоронили рядом с ее любимым мужем.
* * *
Послесловие
А теперь, дорогие читатели, я хочу обратиться к вам от своего имени. На протяжении всего повествования я старалась максимально объективно преподнести материал, предоставив возможность вам самим сделать выводы и сложить свое мнение об Эдуарде. Конечно, он явился заложником своего характера, я бы даже сказала, что он – «человек-беда». Он всю жизнь мастерски притягивал к себе неприятности и создавал их другим. Он жил с постоянным ощущением внутреннего конфликта: родившись наследником престола, он не стал королем, а в дальнейшем так и не смог с этим смириться. С самого рождения у него был статус, обязывающий ко многому, чего он не желал и к чему не был готов – к ответственности, усердию, терпению и достоинству. Эдуард, по сути, такой же человек, как и мы с вами, со своими страхами и слабостями, но так уж сложилось, что он был скован обязательствами перед семьей, перед правительством и перед страной, а ему просто хотелось быть свободным. Обычный человек Дэвид случайно родился королем Эдуардом. Есть люди имеющие предрасположенность быть монархом, такие как младший брат Эдуарда, Альберт «Бетти» – король Георг VI, его дочь Елизавета II… Они не раз доказали, что готовы поступиться своими принципами ради долга, а Эдуард не смог переступить через самого себя. Он с малых лет привык к роскоши, уважению и трепету перед ним, а лишившись всего, будет стремиться это вернуть на протяжении всей жизни. Он не захотел взять на себя ответственность и отрекся, но отказываться от королевской жизни он не мог и не хотел. Это объясняет многие его поступки и слова. Он был обижен на семью и на Британию, когда все от него отвернулись. Никто так и не смог понять его сущности, кроме Уоллис. Я никоим образом не поддерживаю эту женщину, более того, лично мне она довольно неприятна, но сам Эдуард ее обожал, и это был его выбор.
В какие бы неприятные истории Герцог Виндзорский ни попадал, по сути, он был хорошим человеком, хотя и со странностями. Он был очень податливым, ведомым, легко внушаемым, доверчивым и впечатлительным, что давало право различным группировкам давить на него. Этим пользовались британские фашисты, потом нацисты, британское правительство и, наконец, сама Уоллис. Сложно сказать, любила ли она его на самом деле или нет, в данном случае это не главное – главное, что он был счастлив рядом с ней. Безусловно, она находила свою выгоду, находясь рядом с ним – высшее общество, близость к королевским особам, драгоценности, власть, роскошь… Уоллис была падкой на все эти вещи. Своим отречением Эдуард как бы обязал ее до смерти быть с ним, ведь по официальной версии он отрекся ради нее. Это была для него бессрочная гарантия, что она всегда будет рядом, а больше ему ничего было не нужно. Неизвестно, была бы Уоллис рядом с Эдуардом, если бы история не связала ее навек с этим человеком.
Герцогиня Виндзорская оказывала на мужа огромное влияние, и неизвестно, в каких случаях его действия были результатом его собственных умозаключений, а в каких ее. Он нуждался в сильной руке – он привык к этому с детства, ведь отец, король Георг V, особенно не баловал детей лаской и вниманием.
Эдуард глубоко симпатичен мне как человек, и мне очень жаль, что его история сложилась так печально. Я не считаю его черным пятном в истории британской монархии, как считают сами британцы, ему просто не повезло.
Летом 2011 года я в очередной раз посетила Туманный Альбион, работая в библиотеках Кембриджа и Оксфорда. Там мне представилась возможность пообщаться с британцами и узнать их личное отношение к Эдуарду – нужно сказать, что оно оставляет желать лучшего. Этому есть оправдание: он действительно им в свое время сильно подпортил кровь и репутацию, хотя и были люди в 1972 году, которые, несмотря ни на что, пришли попрощаться с ним, когда его гроб стоял в капелле Святого Георгия. В ту же поездку я побывала в Виндзорском замке, на территории которого находится та церковь. На мой вопрос, а где, собственно, покоится тело Эдуарда VIII, местный служащий не без злорадства сказал, что «это был очень плохой мальчик! Ему тут не место. Он похоронен далеко отсюда…». Эдуардом пренебрегли даже после его смерти. В склепах, расположенных под хорами в капелле, погребены Генрих VIII, Джейн Сеймур, Карл I, Генрих VI, Эдуард IV, Георг V и королева Мария. Там же находится прах родителей Елизаветы II – королевы Елизаветы Боуз-Лайон и Георга VI, который был младшим братом Эдуарда. «А где же сам Эдуард?» – спросите вы, – он покоится в парке одной из королевских резиденций Фрогмор-Хаус в километре от Виндзора. Там же была похоронена и знаменитая королева Виктория, но с одним существенным отличием – могила Эдуарда находится прямо на земле парка, а у королевы Виктории величественный склеп. Вот и вся разница.
Хорошо относиться к Эдуарду или порицать, выбор за вами, дорогие читатели, но одно могу сказать точно – история короля Эдуарда VIII еще долго будет волновать умы многих людей, потому что, каким бы он ни был, Эдуард был выдающейся и незаурядной личностью…
Ваша,А.«Роль успешного конституционного монарха состоит в том, чтобы он находился не только выше политики, но и самой жизни…»
Бывший король Эдуард VIIIИзбранная библиография
Alexander, Marc. Britain's Royal Heritage. An A to Z of the Monarchy. The History Press, London, 2011
Allen, Martin. Hidden Agenda. How the Duke of Windsor Betrayed the Allies. Macmillan, London, 2000
Allen, Peter. The Crown and The Swastika. Hitler, Hess and the Duke of Windsor. Robert Hale, London, 1983
Aronson, Theo. The Royal Family at War. John Murray, London, 1993
Bagehot, Walter. The English Constitution. H.S. King & Co., London, 1872
Birmingham St. Duchess: The Story of Wallis Warfield Simpson. Little, Brown, 1981
Blakeway, Denys. The Last Dance. 1936: The Year of Change. John Murray, Cambridge, 2010
Bloch, Michael. The Duke of Windsor's War. Weidenfeld & Nicolson, London, 1982;
– Operation Willi: The Plot to Kidnap the Duke of Windsor, July, 1940. Weidenfeld & Nicolson, London, 1984;
– The Reign and Abdication of Edward VIII. Black Swan, London, 1991/Bantman Press, London, 1990;
– The Duchess of Windsor. Weidenfeld & Nicolson, London, 1996;
– Ribbentrop. Abacus, 2004;
– The Secret File of the Duke of Windsor. Corgi Books, 1989
Blundell, Niegel. Windsor v. Windsor. Blake, London, 1995
Bolitho, Hector. King Edward VIII – Duke of Windsor. Peter Owen, London, 1954
Bradford, Sarah. King George VI. Weidenfeld & Nicolson, London, 1989;
– Elizabeth: A Biography of Her Majesty the Queen. Heinemann, London, 1989
Bracher, Karl Dietrich. Die deutsche Diktatur. Büchergilde Gutenberg, Frankfurt am Main, 1973
Broad, Lewis. The Abdication. Twenty-five years after. Frederick Muller Limited, London, 1961
Brody, lies. Gone with the Windsors. The John C. Winston Company, Toronto, 1953
Bryan III, J. and Charles J.V. Murphy. The Windsor Story. Granada, London, 1979
Camp, Anthony J. Royal Mistresses and Bastards: Fact and Fiction 1714–1936. London, 2007
Cross, Colin. The Fascists in Britain. Barrie and Rockliff, 1961
Donaldson, Frances. Edward VIII. The Road to Abdication. Weidenfeld & Nicolson, London, 1986
Dorril, Stephen. Black Shirt. Sir Oswald Mosley & British Fascism. Penduin Books, London, 2007
Duff, David. George and Elizabeth: A Royal Marriage. Collins, London, 1983
Egon, Krenz. Deutsche Chronik 1933–1945. Ein Zeitbild der faschistischen Diktatur. Berlin, 1981
Evans R. J., Benz W., Grand H., Weiß H. Das Enziklopädie des Nationalsozialismus. München, 2007
Evans R. J. Das Dritte Reich. Aufstieg. Band 1, München, 2005;
– Das Dritte Reich. Diktatur. Band 2/1, München, 2005;
– Das Dritte Reich. Diktatur. Band 2/11/1, München, 2005;
– Das Dritte Reich. Diktatur. Band 2/11/2, München, 2005;
– Das Dritte Reich. Krieg. Band 3, München, 2005
Farago, Ladislas. The Game of the Foxes. Hodder & Stoughton, London, 1972
Fest, Joachim. Hitler. Eine Biographie. Frankfurt a. M., 1974
Garrett, Richard. Mrs. Simpson. St. Martin’s Press, 1979
Gwynne, Thomas. King Pawn or Black Knight? Mainstream Publihing, Edinburgh and London, 1996
Hall, Phillip. Royal Fortune: Tax, Money and the Monarchy. Bloomsbury, London, 1992
Hardinge, Helen. Loyal to Three Kings. William Kimber, London, 1987
Higham, Charles. Wallis. Secret Lives of the Duchess of Windsor. Sidgwick & Jackson, London, 198
Hesse, Fritz. Hitler and the English. Allan Wintage, London, 1954
Hitler, Adolf. Mein Kampf. München, 1934
– Hitler’s Secret Book. Grove Press, New York, 1961
Inglis, Brian. Abdication. Hodder & Stoughton, London, 1966
Jenkins, Roy. Baldwin. Collins, London, 1988
Kelley, Kitty. The Royals. Warner Books, New York, 1977
Lüdicke, Lars. Griff nach der Weltherrschaft. Die Außenpolitik des Dritten Reiches, 1933–1945. Berlin-Brandenburg, 2009
McLeod, Kirsty. Battle Royal. Edward VIII & George VI. Brother Against Brother. Constable, London, 1981
Michalka, Wolfgang. Deutsche Geschichte, 1933–1945. Dokumente zur Innen– und Außenpolitik. Frankfurt am Main, 2002
Middelmas, Keith and John Barnes. Baldwin: A Biography. Weidenfeld & Nicolson, London, 1969
Mosley, Diana. The Duchess of Windsor. Sidgwick & Jackson, London, 1980
Parker, John. King of Fools. Macdonald & Co., London, 1988
Picknett, Linn, Clive Prince and Stephen Prior with Robert Brydon. War of the Windsors. A Century of Unconstitutional Monarchy. Edinburgh and London, 2002;
– Double Standarts: The Rudolf Hess Cover-Up. Time Warner Books, London, 2002
Prochaska, Frank. The Republic of Britain, 1760–2000. Penguin, London, 2001
Pugh, Martin. 'Hurrah for the Blackshirts!' Fascists and Fascism in Britain between the Wars. Jonathan Cape, London, 2005
Martin, Ralph. The Woman He Loved. Simon & Schuster, 1973
Raymond, John. The Baldwin Age. London, 1960
Schellenberg, Walter. The Schellenberg Memoirs. Andre Deutsch, London, 1956
Sebba, Anna. That woman. The Life of Wallis Simpson, Duchess of Windsor. Weidenfeld & Nicolson, London, 2011
Senscourt, Robert. The Reign of Edward VIII. Anthony & Phillips. London, 1962
Shirer, William L. The Rise and Fall of the Third Reich. Seeker & Warburg, London, 1960
Sitwell, Osbert. Rat Week. An Essay on the Abdication. Michael Joseph: London, 1986
Speer, Albert. Inside the Third Reich. Sphere Books, London, 1971
Spoto, Donald. Dynasty: The Turbulent Saga of the Royal Family from Victoria to Diana. Simon & Schuster, London, 1995
Starkey, David. Crown & Country. The Kings & Queens of England: A History. Harper Press, London, 2010
Thornton, Michael. Royal Feud: The Queen Mother and the Duchess of Windsor. Pan Books London and Sydney, 1986
Vanderbilt, Gloria and Thelma, Lady Furness. Double Exposure: A Twin Autobiography. Frederick Muller, London, 1959
Wallis & Edward. Letters 1931–1937. The Intimate Correspondence of the Duke and Duchess of Windsor. Weidenfeld & Nicolson, London, 1986
Wilson, A.N. The Rise and Fall of the House of Windsor. Sinclair-Stevenson, London, 1993
Williamson, Philip. Staneley Baldwin. Cambridge University Press, 2007
Windsor, Duchess of, (Wallis). The Heart Has Its Reasons. Michael Joseph, Lindon, 1956;
– Some Favorite Southern Recipes of the Duchess of Windsor. New York, 1942
Windsor, H. R.H. The Duke of, (Edward). Windsor revisited. Boston, Houghton Mifflin, 1960;
– A Family Album. Cassel, London, 1960;
– The Crown and the People 1902–1953. Cassel £r Co, London, 1953;
– A King’s Story: The Memoirs of H. R. H. the Duke of Windsor K.G. Cassel and Company LTD, London, 1981
Young, Kenneth. Stanley Baldwin. Weidenfeld and Nicolson, London, 1976
Ziegler, Phillip. King Edward VIII. The Official Biography. Collins, London, 1990;
– Mountbatten: The Official Biography. Guild Publishing, London, 1985
Шелленберг, Вальтер. Мемуары «Лабиринт». Издательство «Родиола-плюс», Минск, 1998
Шмидт, Пауль. Переводчик Гитлера. Смоленск: Русич, 2001
Иллюстрации
Дэвид, принц Уэльский
1894 год, новорожденный Дэвид (Эдуард) с родителями
В возрасте двух лет, 1896
Королева Мария Текская
Король Георг V
Царь Николай II, Георг V и король Бельгии Альберт I, 1914 год. Примечательно внешнее сходство между двоюродными братьями Николаем II и Георгом V
Четыре поколения британских монархов: королева Виктория, её преемник Эдуард VII (справа), Георг V (слева) и маленький Эдуард VIII
Дэвид, 1902 год
1912 год, инвеститура. Дэвид официально стал наследником престола – Принцем Уэльским
Первая мировая война. Дэвид на службе
Георг V провожает Принца Уэльского в официальное мировое турне
Молодой и привлекательный Принц Уэльский
Дэвид (слева) во время охоты в Южной Родезии, 1925 год
Три короля: правящий Георг V (в центре), будущие Эдуард VIII (слева) и Георг VI (справа)
«Народный Принц»
Дэвид (слева) со своим кузеном лордом Луи «Дикки» Маунтбетеном
Свадьба лорда Маунтбеттена, на которой Дэвид (справа) был «свидетелем жениха»
Принц Уэльский со своей любовницей леди Тельмой Фёрнесс, 1930 год
Тельма Фёрнесс (Морган) и Фреда Дадли Уорд (Биркин)
Замужние любовницы Принца Уэльского
Бесси Уоллис Уорфильд
Элис Уорфильд, мать Уоллис
Уоллис Уорфильд, 10 лет
Уоллис Уорфильд в конце 20-х годов
Уоллис, 1925 год
Эрл Уинфильд Спенсер (первый муж Уоллис)
Второй муж Уоллис, Эрнест Алдрих Симпсон
Уоллис (слева) со своей тетушкой Бесси и мужем Эрнестом Симпсоном, 1930 год
Уоллис. Ради этой женщины отрекся сам Король
Уоллис и Эдуард на горнолыжном курорте в Австрии, февраль 1935 года
Уоллис и Эдуард в лондонском ночном клубе, 1935 год
Принц в Уэльсе. «Надо что-то делать!»
Его величество король Эдуард VIII
Провозглашение Дэвида королем Эдуардом VIII
Проза жизни Его Величества
Премьер-министр Стэнли Болдуин
Самое знаменитое фото Короля
Король с племянницей, будущей королевой Елизаветой II
Альберт (Георг VI) с женой Елизаветой Боуз-Лайон и дочками Лилибет (справа) и Маргарет-Роуз
Они же. Спустя двадцать лет его племянница Елизавета (слева) будет первой против возвращения дяди Дэвида на родину
Скандальное путешествие Эдуарда и Уоллис по Средиземноморью
В Афинах
С миссис Роджерс на южном побережье Франции
Югославия
Король Греции Георг
Царь Болгарии Борис III
«Знаменитая история любви»
Архиепископ Кентерберрийский Космо Гордон Лэнг
Эдвард Дадли («Фрутти») Меткальфе
С 3 на 4 декабря стране чудом удалось избежать революции. Надпись на табличке «РУКИ ПРОЧЬ ОТ НАШЕГО КОРОЛЯ. ОТРЕЧЕНИЕ ОЗНАЧАЕТ РЕВОЛЮЦИЮ»
Новость об отречении быстро появляется на страницах английских газет
Уоллис в последний момент хочет отказаться от Эдуарда, но… уже поздно!
Документ, подтверждающий отречение Эдуарда в пользу младшего брата, Альберта (Георга VI)
Для Эдуарда отречение означало свободу, а для Уоллис – крах мечты
Этот автомобиль довез Эдуарда сначала в Виндзорский замок, где он произнес свою знаменитую речь отречения; а потом на пристань, откуда бывший король удалился в изгнание
«…я нахожу невозможным для себя нести ношу ответственности и выполнять обязательства Короля, без помощи и поддержки женщины, которую люблю»
11 декабря 1936 года Король отрекся
Георг VI короновался в день, когда должна была проходить коронация Эдуарда VIII
Уоллис уехала во Францию к Роджерсам, откуда регулярно звонила и отправляла письма Эдуарду
…а Эдуард (держит светлое пальто) отправился в Австрию
Свадьба Уоллис и Эдуарда
Шарль Бидо великодушно предоставил им свой замок Châteaude Candé, à Monts во Франции
3 июня 1937 года Уоллис стала Герцогиней Виндзорской. Слева мистер Роджерс; первый справа «Фрутти» Меткальфе
«Медовые» месяцы во Франции. Hotel Meurice, Париж,1937 год
Герцог и Герцогиня Виндзорские рядом с Ферн и Шарлем Бидо на пороге его особняка в Венгрии, накануне поездки в Германию. Октябрь, 1937 год
1937 год. Поездка в Третий Рейх
Эдуарда приветствуют. В центре Роберт Лей
11 октября 1937 года, станция Friederichstrasse, Берлин. Нацистская делегация встречает Виндзоров
Эдуард с Робертом Леем
С Йозефом Геббельсом
С Адольфом Гитлером
Гитлер принимает королевских гостей в своей резиденции Бергхоф. 22 октября, 1937 года
Иоахим фон Риббентроп
Рейнхард Гейдрих
Вальтер Шелленберг
Рудольф Гесс
Герман Геринг
Генрих Гиммлер
Адольф Гитлер
1937-39 год. Французская Ривьера
В имении le Croe…
Короткая поездка в Британию. 13 Сентября 1939 года
Виндзоры в Сассексе. Репортеры и фотографы ждут, чем же еще «отличится» знаменитый Герцог
Переезд из Франции в Испанию
Июль, 1940 год
Губернатор Багамских островов
Прибытие на острова. 17 августа, 1940 год
В Нассау Уоллис и Эдуард живут в Губернаторском доме. Они не знают, чем же еще заполнить своё скучное пребывание на островах. Уоллис беспокоит её здоровье, а Эдуард втягивается в денежные махинации с мафиозными структурами
Уоллис и Эдуард стараются сбежать с островов при любом удобном случае. И одно из любимых мест Уоллис – Майами
20 октября 1941 года, толпа людей встречает Виндзоров перед отелем Астория в Нью-Йорке во время их первого путешествия по США
Конец 40-х – начало 60-х годов XX века
Виндзорам, наконец, удается покинуть ненавистные Багамские острова. Репортеры жаждут услышать мнение Герцога о конце Второй мировой войны. 11 ноября, 1946 год
Еще несколько раз Эдуарду удастся побывать в Лондоне, но каждый раз ему придется возвращаться ни с чем. С королевой-матерью Марией Текской
31 декабря 1949 года. Празднование Нового Года в Нью-Йорке
1 января 1952 года, и снова Нью-Йорк
9 октября 1952 года. Миллениум-шоу в Париже. Обратите внимание на завистливый взгляд Уоллис на молодую девушку. Герцогиня страшно переживала из-за своей старости, неоднократно делая себе пластические операции на лице
Но для Эдуарда она по-прежнему была самой лучшей. 22 мая, 1953 год
5 января 1953 года Уоллис устраивает бал в имении le Croe, на который съезжаются все сливки общества. Уоллис танцует с князем Сергеем Оболенским (русский офицер, сотрудник управления стратегических служб США)
Канны, 8 августа, 1953 год
«Чемоданы в Майами», 1956 год
Старость
Апрельский бал в Париже, 1959 год
1 января 1965 года, путешествие в США на крупнейшем в то время пассажирском лайнере Queen Mary
19 марта 1965 года, Лондон. Эдуарду делают операцию на глазах
7 июня 1967 года. Виндзоров впервые приглашают с официальным визитом в Лондон на празднование столетия со дня рождения королевы Марии Текской (слева королева Елизавета II и королева-мать Елизавета Боулз-Лайон)
Несмотря на преклонный возраст, Герцог и Герцогиня Виндзорские по-прежнему в центре общественной жизни
Фотосессия Уоллис для журнала Vogue, 1964 год
«Любовь до гроба»
Похороны герцога Виндзорского
Королева Елизавета II прибыла в французский дом Виндзоров, чтобы в последний раз почтить своего дядю Эдуарда королевским присутствием. Уоллис встречает королеву глубоким реверансом. 18 мая 1972 года. Спустя 10 дней Эдуарда не станет.
Уоллис, королева Елизавета II и юный Принц Чарльз
2 июня 1972 года Уоллис прибыла в аэропорт Хитроу (Лондон) на похороны любимого мужа. Лорд Луи Маунтбеттен помогает Герцогине спуститься по трапу
5 июня 1972 года, из окна Букингемского дворца Уоллис наблюдает за тем, как королева Елизавета II и Принц Чарльз отправляются верхом на церемонию «выноса знамени», устроенную в честь покойного Герцога Виндзорского
5 июня 1972 года. Елизавета II, Уоллис и Филипп Маунтбеттен покидают капеллу Святого Георгия в Виндзорском замке. Королева возмущена – Уоллис посмела дотронуться до ее локтя, чтобы обратить на себя внимание
После смерти мужа об Уоллис все забыли, но она продолжала развлекаться. Однако последние 11 лет жизни Герцогиня была прикована к постели
Любовь в цвете
Знаменитые драгоценности герцога и герцогини Виндзорских
Интерьер последнего дома Виндзоров во Франции Bols de Boulogne
На протяжении многих лет Герцогиня Виндзорская была главной иконой стиля, а Эдуард был первым, кто ввел моду на клетчатые костюмы
Фрогмор-Хаус, Виндзор
Примечания
1
Титул Герцога Виндзорского (англ. Duke of Windsor) был получен Эдуардом через несколько месяцев после отречения – 8 марта 1937 года.
(обратно)2
Несмотря на то, что Эдуарда VIII в семье и кругу друзей называли Дэвид, чтобы не было путаницы, в книге будет употребляться имя Эдуард. Кроме того, в исторической литературе принято использовать имя «Эдвард», применительно к тому времени, когда наш герой был еще принцем Уэльским, а также после отречения, когда он стал Герцогом Виндзорским; «Эдуардом» он был только на момент своего недолгого правления. Но дабы избежать и этой путаницы, использоваться будет только то имя, которым его называли при правлении, то есть Эдуард. Имя «Эдвард» встречается в книге только по отношению к второстепенным персонажам.
(обратно)3
H. R.H. The Duke of Windsor, A King's Story: The Memoirs of H. R. H. the Duke of Windsor K.G. Cassel and Company LTD, London, 1981, pp. 3–4.
(обратно)4
Королева Виктория (1819–1901) пробыла на британском троне дольше всех из предыдущих или последующих британских монархов, а именно 64 года. Она была последним представителем Ганноверской династии. XIX век называют Викторианской эпохой, так как период наибольшего расцвета Британской Империи и промышленной революции пришлись именно на время правления королевы Виктории. День рождения королевы Виктории по-прежнему отмечается как государственный праздник в Канаде – 24 мая. Нередко празднование совпадает с официальным днем рождения царствующего монарха – из-за наиболее благоприятных климатических условий в этом месяце.
(обратно)5
Ганган – от английского great-grandmama (прабабушка). H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit*., p. 9.
*Примечание: Op. cit. (сокращение от латинского «opus citatum»/«opere citato», означающего «цитируемая работа/в процитированной работе») – выражение, использующееся в примечаниях и сносках для отсылки читателя к более раннему цитированию. Чтобы найти Op. cit., нужно посмотреть предыдущие примечания, либо Библиографию в конце книги, где можно найти соответствующего автора по алфавиту и полное название его работы.
(обратно)6
Bradford S. King George VI. Weidenfeld & Nicolson, London, 1989.
(обратно)7
Ibid*.
*Примечание: Ibid – латинское сокращение от ibidem, «то же место», в русскоязычной литературе распространен эквивалент «там же».
(обратно)8
Семейное имение в Ричмонд парке, Лондон.
(обратно)9
Герберт Генри Асквит, первый граф Оксфорда и Асквита (1852–1928) – британский государственный деятель, в 1892 году был назначен министром внутренних дел в кабинете Уильяма Гладстоуна, 52-й премьер-министр Великобритании от Либеральной партии с 1908 по 1916 год.
(обратно)10
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 1.
(обратно)11
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. eit., p. 1.
(обратно)12
Дети Георга V и Марии Текской: старший сын Дэвид – король Эдуард VIII (1894–1972; 1936 – неполный год правления); второй сын Альберт («Берти») – король Георг VI (1895–1952, годы правления 1936/37—1952); принцесса Мария (1897–1965); Генри, Герцог Глостерский (1900–1974); Георг, Герцог Кентский (1902–1942), был женат на принцессе Греческой и Датской; Джон (1905–1919) умер от эпилепсии.
(обратно)13
Parker J. King of Fools. Macdonald & Co., London, 1988, pp. 13–14.
(обратно)14
Дело в том, что период правления Эдуарда VII ассоциировался у современников с новшествами.
(обратно)15
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 25–26.
(обратно)16
Ibid.
(обратно)17
Эдуард VII (1841–1910) правил почти 10 лет после смерти королевы Виктории – с 1901 по 1910 год. Его время было концом викторианской эпохи – одного из самых ослепительных периодов расцвета Британии. Также это был конец Ганноверской династии (1714–1901). Эдуард VII был первым и единственным членом новой династии – Саксен-Кобург-Готской. Его правление было началом нового периода истории Великобритании и модернизации всего – от королевских резиденций до традиций. Король Георг V был сыном и первым наследником короля Эдуарда VII.
(обратно)18
Принц Уэльский – титул, достающийся старшему сыну правящего монарха Соединенного Королевства. Титул не является автоматическим, а присваивается лично монархом. Таким образом, современный наследник английской короны Чарльз стал принцем Уэльским не сразу после того как его мать Елизавета II и нынешний монарх Великобритании стала королевой в 1952 году, а лишь спустя несколько лет. В июле 1969 года была проведена формальная церемония инвеституры, в ходе которой Елизавета возложила на голову сына венец принца Уэльского. Как правило, наследница престола не носит титула «принцесса Уэльская», его использует только жена принца. Исключением из данной традиции было присвоение в 1525 году Генрихом VIII титула принцессы Уэльской своей дочери, будущей королеве Марии I Тюдор (более известной как Кровавая Мэри или Мария Католичка).
(обратно)19
Графство Корнуолл является одним из двух королевских герцогств в Англии; второе – герцогство Ланкастер, которое также является собственностью монархов и источником их персональных доходов. Старший сын правящего британского монарха наследует герцогство и титул Герцога Корнуолла в момент своего рождения, или после перехода трона его родителям. Если монарх не имеет сына, герцогство принадлежит короне, а титул временно отменяется. С 1952 года по настоящее время Герцогом Корнуольским является принц Чарльз.
(обратно)20
Allen М. Hidden Agenda. How the Duke of Windsor Betrayed the Allies. Macmillan, London, 2000, p. 11.
(обратно)21
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 88.
(обратно)22
Ibid., p. 92.
(обратно)23
Ibid., рр. 106–107.
(обратно)24
Donaldson F. Edward VIII. Weidenfeld & Nicolson, London, 1986, pp. 48—56
(обратно)25
Династия Виндзор – ныне правящая королевская династия в Великобритании, одна из ветвей саксонского дома Веттинов.
Веттины – немецкий княжеский род, представленный на сегодняшний день британской династией Виндзор и королевской династией Бельгии – Саксен-Кобург-Готской. История рода достоверно прослеживается со второй половины X века, когда они владели землями в юго-восточном предгорье Гарца (горы расположены на территории земель Нижняя Саксония, Саксония-Анхальт, Тюрингия). Род получил имя по замку Веттин, расположенному на берегу реки Заале (левый приток Эльбы). История семейства до приобретения этого замка (около 1000 года) остается предметом споров.
Саксен-Кобург-Готская династия до 1826 года носила название Саксен-Кобург-Заальфельдская. Свое название получила благодаря государству, существовавшему с 1826 по 1918 год на территории Германии. В его состав входили герцогства Саксен-Гота и Саксен-Кобург.
(обратно)26
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 129.
(обратно)27
Allen M. Op. cit., p. 12.
(обратно)28
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 129–130.
(обратно)29
Ютландия – полуостров в Дании и Германии, между Северным и Балтийским морями.
(обратно)30
Allen М. Op. cit., р. 13.
(обратно)31
Picknett L., Prince С., Prior S. War of the Windsors. A Century of Unconstitutional Monarchy. Edinburgh and London, 2002, pp. 46–47.
(обратно)32
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., pp. 46–47..
(обратно)33
Ibid.
(обратно)34
Hall Ph. Royal Fortune: Tax, Money and the Monarchy. Bloomsbury, London, 1992, pp. 53–54.
(обратно)35
Allen M. Op. cit., p. 14.
(обратно)36
Parker J. Op. cit., p. 58.
(обратно)37
Под забавным предлогом, что почти каждую корову в Америке называли Бесси, девочка с детства представлялась именем Уоллис.
(обратно)38
Доподлинно неизвестно, наблюдалась ли Уоллис Симпсон у врача на протяжении всей жизни, или нет. Туберкулез мог передаться ей по наследству, а, как известно, люди, страдающие этим заболеванием, страдают патологической тягой к сексуальным отношениям, не справляясь со своей энергией. Это может быть одной из наиболее вероятных причин ее частой смены мужчин.
(обратно)39
Alexander М. Britain’s Royal Heritage. An A to Z of the Monarchy. The History Press, London, 2011, p. 307.
(обратно)40
Alexander М. Op. cit., р. 307
(обратно)41
Higham Ch. Wallis. Secret Lives of the Duchess of Windsor. Sidgwick & Jackson, London, 1989, p. 85.
(обратно)42
Ibid.
(обратно)43
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 36.
(обратно)44
Ibid.
(обратно)45
Кнут – партийный организатор (в Парламенте Великобритании и в Конгрессе США; следит за партийной дисциплиной в парламентской фракции; обеспечивает присутствие членов своей партии на парламентских заседаниях и их участие в голосовании).
(обратно)46
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 36.
(обратно)47
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. eit., p. 254.
(обратно)48
Vanderbilt G. and Th. Double Exposure: A Twin Autobiography. Frederick Muller, London, 1959, pp. 223—3.
(обратно)49
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 255.
(обратно)50
Higham Ch. Op. cit., p. 75.
(обратно)51
Дорчестер – город в Англии, административный центр графства Дорсетшир.
(обратно)52
Alexander М. Op. cit., р. 307.
(обратно)53
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 256.
(обратно)54
Sebba A. That woman. The Life of Wallis Simpson, Duchess of Windsor. Weidenfeld & Nicolson, London, 2011, p. 91.
(обратно)55
DuffD. George and Elizabeth: A Royal Marriage. Collins, London, 1983, pp. 92–93.
(обратно)56
Higham Ch. Op. cit., p. 72.
(обратно)57
Ibid.
(обратно)58
Sebba A. Op. cit., р. 117.
(обратно)59
Ibid., р. 118.
(обратно)60
Ziegler Ph. King Edward VIII. The Official Biography. Collins, London, 1990, pp. 222–240.
(обратно)61
«А King’s Story» (англ.)
(обратно)62
«The Crown and the People 1902–1953» (англ.)
(обратно)63
«Windsor revisited» (англ.)
(обратно)64
«A Family Album» (англ.)
(обратно)65
«The Heart Has Its Reasons» (англ.)
(обратно)66
«Some Favorite Southern Recipes of the Duchess of Windsor» (англ.)
(обратно)67
Duff D. Op. cit., р. 101.
(обратно)68
Spoto D. Dynasty: The Turbulent Saga of the Royal Family from Victoria to Diana. Simon & Schuster, London, 1995, p. 249.
(обратно)69
Ibid.
(обратно)70
Parker J. Op. cit., p. 99.
(обратно)71
Лилибет – уменьшительно-ласкательное от имени Елизавета. Так называли в детстве нынешнюю королеву Великобритании Елизавету II (род. 21 апреля 1926 года). Георг V очень любил свою внучку, видя в ней прекрасного человека, достойной быть возможным будущим монархом. Их объединяло очень многое, в том числе некоторые черты характера.
(обратно)72
Цит. по: Bradford S. Elizabeth: A Biography of Her Majesty the Queen. Heinemann, London, 1989, p. 49.
(обратно)73
Сэндрингем (или Сэндрингем Хаус – англ. Sandringham House) – частное имение королевской семьи Виндзор, площадью в 8000 Га, находится вблизи деревни Сэндрингхем в графстве Норфолк, Англия.
(обратно)74
Цит. по: Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 97.
(обратно)75
Ibid.
(обратно)76
Эвтаназия (мед. термин) – добровольная, согласованная с врачом, смерть неизлечимо больного с помощью специальных обезболивающих средств.
(обратно)77
Цит. по: Parker J. Op. cit., р. 98–99.
(обратно)78
Spotо D. Op. cit., p. 252.
(обратно)79
Ibid.
(обратно)80
Ziegler Ph. Op. cit., p. 241.
(обратно)81
Лафет – станок, на котором закрепляется ствол орудия с затвором. Существует традиция провожать на пушечном лафете в последний путь видных лиц.
(обратно)82
Цит. по: Inglis В. Abdication. Hodder & Stoughton, London, 1966, pp. 44–45.
(обратно)83
Цит. по: Inglis В. Op. cit., рр. 44–45.
(обратно)84
Стэнли Болдуин (1867–1947) – британский политик, член Консервативной партии Великобритании, 55-й, 57-й и 59-й премьер-министр Великобритании В 1923–1924, 1924–1929 и 1935–1937 годах.
(обратно)85
Bloch М. The Reign and Abdication of Edward VIII. Black Swan, London, 1991, p. 18.
(обратно)86
Гитлер пришел к власти 30 января 1933 года. Основополагающей идеей национал-социализма была, прежде всего, сильная Германия, получившая название «Третий Рейх», жесткая иерархия государства и военная организация, ставшая впоследствии диктатурой. Подобный подход к решению социальных вопросов был крайне близок и понятен Эдуарду. Кроме того, следует напомнить, что у Эдуарда еще с детства были симпатии к Германии, в том числе из-за родственных связей (мать Эдуарда – Мария Текская была немкой). Более подробно отношения Эдуарда с нацистской Германией будут рассмотрены во второй части книги.
(обратно)87
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 101.
(обратно)88
Inglis B. Op. cit., p. 71.
(обратно)89
Ирландия. Во время английской Реформации (XVI век) ирландцы остались католиками, что создало доживший до наших дней раскол между двумя островами. В 1536 году Генрих VIII подавил мятеж Шелкового Томаса Фицджеральда, английского ставленника в Ирландии, и решил заново завоевать остров. В 1541 году Генрих провозгласил Ирландию королевством, а себя – ее королем. В 1801 году Ирландия стала частью Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии. Ирландский язык стал вытесняться английским. В декабре 1921 года был подписан мирный договор между Великобританией и Ирландией. Ирландия получила статус доминиона (так называемое Ирландское Свободное государство). В 1949 году Ирландия была провозглашена независимой республикой. Было объявлено о выходе республики из британского Содружества.
(обратно)90
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 103.
(обратно)91
Ibid.
(обратно)92
Ibid.
(обратно)93
Освальд Мосли (1896–1980) – британский политик, основатель Британского Союза фашистов (БСФ – British Union of Fascists англ.), ставшего одной из самых массовых британских фашистских организаций в межвоенный период, деятельность которого оказала заметное влияние на общественно-политическую жизнь страны в 30-е годы.
(обратно)94
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 103.
(обратно)95
Hall Ph. Op. cit., pp. 73–74.
(обратно)96
Ланкашир – графство на западе Англии на берегу Ирландского моря. Является частью герцогства Ланкастер, которое с 1413 года принадлежит британским монархам и является источником их персональных доходов.
(обратно)97
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 104.
(обратно)98
Bloch M. Op. cit., pp. 31–32.
(обратно)99
Bryan III, J. and Ch. J.V. Murphy. The Windsor Story. Granada, London, 1979, p. 153.
(обратно)100
Parker J. Op. cit. pp. 101–102.
(обратно)101
Bryan III, J. and Ch. J.V. Murphy. Op. cit., p. 154.
(обратно)102
Благороднейший Орден Подвязки (The Most Noble Order of the Garter англ.) – высший рыцарский орден Великобритании. Является одним из старейших орденов в мире. Всего по уставу, рыцарей ордена Подвязки не может быть больше 25 человек, включая королеву.
(обратно)103
Parker J. Op. cit. р. 100.
(обратно)104
Parker J. Op. cit. р. 100.
(обратно)105
Цит. по: Parker J. Op. cit. pp. 100–101.
(обратно)106
Цит. по: Ziegler Ph. Op. cit., p. 268.
(обратно)107
Эдуард никогда не был коронован. Он стал королем сразу же после смерти своего отца, как старший сын и наследник. Эдуард отрекся от престола в пользу своего брата Альберта еще до официальной церемонии коронации.
Интересно то, что в настоящее время коронация как особая церемония в Европе не употребительна нигде, кроме Великобритании (Елизавета II – единственный коронованный монарх Европы), все остальные монархические страны Европы, включая Ватикан, заменили ритуал коронации на краткую инаугурацию, или интронизацию монарха (сопровождаемую восхождением на трон, специальной церковной службой, но без возложения короны и помазания).
(обратно)108
Parker J. Op. cit. р. 112.
(обратно)109
Луи (Луис) Маунтбеттен (1900–1979) – британский военно-морской и государственный деятель, адмирал флота. Последний вице-король Индии, при котором страна получила независимость. В семье и в кругу друзей получил прозвище Дикки.
(обратно)110
Parker J. Op. cit. р. 113.
(обратно)111
Parker J. Op. cit. р. 113.
(обратно)112
Фрути – прозвище. Полное имя Эдуард Дадли Меткальфе. Он был личным помощником Эдуарда по всем вопросом и, по совместительству, шофером.
(обратно)113
Цит. по: Parker J. Op. cit. р. 114.
(обратно)114
Ibid.
(обратно)115
Sebba A. Op. cit., pp. 112–138; Parker J. Op. cit. p. 115.
(обратно)116
Parker J. Op. cit. p. 115.
(обратно)117
Фактический глава Англиканской церкви с 1928 по 1942 год (формальным главой Англиканской Церкви является правящий монарх Великобритании). Годы жизни 1864–1945.
(обратно)118
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 307.
(обратно)119
Эсминец – эскадренный миноносец, военный корабль.
(обратно)120
Георг II (1890–1947) – король Греции из династии Глюксбургов. После поражения Греции в Битве при Смирне в 1922 года в ходе Второй Греко-турецкой войны король Константин был низложен, и на престол взошел Георг. Однако в декабре 1923 года на выборах одержали победу республиканцы, и по их требованию король должен был отправиться в изгнание в Лондон, однако Георг уехал в родную страну его жены – Румынию. В 1924 году была окончательно объявлена республика, Георг был официально низложен и лишен гражданства, а его имущество было конфисковано. Сам же Георг все чаще посещал Великобританию. В 1932 году он окончательно туда переехал. В том же году к власти в стране пришли монархисты, а в 1935 году правителем стал генерал Георгиос Кондилис, провозгласивший себя регентом. 3 ноября 1935 года был проведен плебисцит, на котором более 95 % населения проголосовали за восстановление монархии, и 25 ноября 1935 года Георг вернулся из Лондона в Афины.
Во время Второй мировой войны и сумятицы в стране он бежал в Великобританию. После изгнания немецких оккупантов в 1944 году, вновь состоялся плебисцит, по которому большинство еще раз поддержало сохранение монархии. Георг вернулся в Грецию. Умер в 1947 году от атеросклероза.
(обратно)121
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 307.
(обратно)122
Ibid.
(обратно)123
Борис III (1894–1943), полное имя Борис Клемент Роберт Мария Пий Луи Станислав Ксавие Саксен-Кобург-Готский – царь Болгарии с 3 октября 1918 по 28 августа 1943 года, сын Фердинанда I, из Саксен-Кобург-Готской династии. Имел чин германского адмирала. Любимое хобби – управлять королевским железнодорожным локомотивом.
(обратно)124
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 307.
(обратно)125
Королевство Югославия – официальное название государства в западной части Балканского полуострова, существовавшего с 1929 до 1941 года (формально до 1945 года, на территории современных Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговины, Македонии, Сербии и Черногории). Название было принято после государственного переворота 6 января 1929 года, предпринятого королем сербов, хорватов и словенцев Александром. До этого, в период с декабря 1918 года носило название: Королевство сербов, хорватов и словенцев.
(обратно)126
Князь Павел Карагеоргиевич (1893–1976) – регент Югославии с 9 октября 1934 года по 27 марта 1941, в период малолетства короля Петра II. После убийства своего двоюродного брата короля Александра, Павел стал регентом при его несовершеннолетнем сыне Петре и пытался маневрировать между Англией, Германией и СССР. Именно при нем в 1940 году были установлены дипломатические отношения между Белградом и Москвой. В 1939 году совершил государственный визит в Третий Рейх, а 25 марта 1941 года премьер-министр Королевства Югославия Драгиша Цветкович подписал с санкции Павла «венский протокол» о присоединении Югославии к Тройственному пакту.
Берлинский пакт 1940 года, известный также как Пакт трех держав 1940 года, или Тройственный пакт, – международный договор, заключенный 27 сентября 1940 года сроком на десять лет между главными «державами Оси» – странами-участницами Антикоминтерновского пакта: Германией, Италией и Японией.
(обратно)127
Курт Шушниг (нем. Kurt Alois Josef Johann Edler von Schuschnigg; годы жизни 1897–1977) – австрийский государственный и политический деятель. Федеральный канцлер Австрии с 1934 года по 1938 год.
(обратно)128
Вильгельм Миклас (нем. Wilhelm Miklas; годы жизни 1872–1956) – австрийский политик. Президент Австрии с 1928 года до Аншлюса – присоединения Австрии к Германии в 1938 году.
(обратно)129
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 310.
(обратно)130
Parker J. Op. cit. p. 117.
(обратно)131
Балморал – замок в области Абердиншир, частная резиденция английских королей в Шотландии.
(обратно)132
Parker J. Op. eit., р. 118.
(обратно)133
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 286–300.
(обратно)134
Parker J. Op. cit. р. 119.
(обратно)135
Даунинг-стрит, дом 10 (англ. 10 Downing Street) – официальная резиденция лорд-казначея, который с 1905 года является также премьер-министром Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Этот адрес является одним из самых известных адресов в Соединенном Королевстве и в мире.
(обратно)136
Виндзорский замок – резиденция британских монархов в городе Виндзор, графство Беркшир, Англия. На протяжении более 900 лет замок являет собой незыблемый символ монархии, возвышаясь на холме в долине реки Темзы. Это «самый романтичный из всех замков в мире», согласно отзыву писателя XVII века Сэмюэла Пипса. Именем Виндзорского замка назвалась ныне правящая в Англии королевская династия Виндзор.
(обратно)137
Parker J. Op. cit. р. 119.
(обратно)138
Цит. по: Parker J. Op. cit. р. 121.
(обратно)139
Ibid.
(обратно)140
Ibid.
(обратно)141
Морганатический брак – такой вид брака между лицами неравного положения, при котором супруг/-а более низкого положения не получает в результате этого союза такого же высокого социального положения.
(обратно)142
Принц-консорт/принцесса-консорт – супруг/-а правящей королевы/короля, сам/-а не являющийся монархом (за исключением тех случаев, когда он/ она является королем/королевой другой страны).
(обратно)143
Parker J. Op. cit. р. 123.
(обратно)144
Уильям Максвелл Эйткен, 1-й барон Бивербрук (1879–1964) – политический деятель, министр, издатель, предприниматель и меценат. Член Тайного совета Великобритании. В период между мировыми войнами Бивербрук достигает большого влияния в британской политике благодаря принадлежащей ему газетно-информационной империи. Именно ему принадлежит особая роль в освещении и раздувании скандала вокруг брака Эдуарда и Уоллис, а также вокруг симпатий короля к нацистской Германии. Во время Второй мировой Бивербрук сначала был министром авиационной промышленности, затем – министром запасов и снабжения.
Тайный Совет (теперь – Ее Величества Почтеннейший Тайный Совет) – орган советников британской королевы/короля. Раньше Тайный совет был могущественным учреждением, сейчас во многом церемониальный. Большинство полномочий имеют комитеты, главный из которых – Кабинет.
Кабинет состоит из правительственных официальных лиц, выбранных премьер-министром. Большинство из них является министрами правительства, в основном главами департаментов в должности «государственного секретаря».
Уолтер Тернер, первый виконт Монктон (1891–1965) – британский политик и юрист. С 1932 года является главным прокурором Графа Корнуольского, то есть, Эдуарда. Был главным советником Эдуарда во время кризиса, возникшего в связи с отречением короля в 1936 году.
(обратно)145
Parker J. Op. cit. р. 123.
(обратно)146
«Перри» (Перегрин) Браунлоу (полное имя Peregrine Francis Adelbert Cust, шестой барон Браунлоу, годы жизни 1899–1978) – британский политик, почетный член королевского двора. Был очень дружен с Эдуардом и Уоллис до отречения. Часто предлагал им гостить в своем загородном доме Бельтон Хаус. После кризиса 1936/1937 года прекратил абсолютно любое общение с Эдуардом и его кругом. Летом 1937 года был приглашен на свадьбу Уоллис и Эдуарда, но так и не приехал, после чего стал считаться предателем и подхалимом. Пытался вновь наладить отношения с членами королевского британского дома, но милостью больше при дворе он не пользовался.
(обратно)147
Parker J. Op. cit. р. 123; SebbaA. Op. cit., p. 168.
(обратно)148
Sebba A. Op. cit., p. 168.
(обратно)149
Ibid.
(обратно)150
Более подробно см. главы «Война в идеологии национал-социализма» и «Война в понятии Адольфа Гитлера по «Майн Кампф»» в книге А.А. Поляковой. Пропаганда войны в кинематографе Третьего Рейха. Москва, 2010 (стр. 45–71).
(обратно)151
Parker J. Op. cit. р. 127.
(обратно)152
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 286–301.
(обратно)153
Parker J. Op. cit. р. 130.
(обратно)154
Sebba A. Op. eit., р. 168.
(обратно)155
Ibid.
(обратно)156
Sebba A. Op. cit., р. 169.
(обратно)157
Ibid.
(обратно)158
Williamson Ph. Staneley Baldwin. Cambridge University Press, 2007, pp. 326–329.
(обратно)159
Sebba A. Op. cit., p. 173.
(обратно)160
Ziegler Ph. Op. cit., ph. 297–310.
(обратно)161
Sebba A. Op. cit., p. 175.
(обратно)162
Ibid.
(обратно)163
Ibid.
(обратно)164
Hall Ph. Op. cit., pp. 56–61.
(обратно)165
Sebba A. Op. cit., р. 175.
(обратно)166
Ibid., р. 177.
(обратно)167
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 407.
(обратно)168
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 407–408.
(обратно)169
Ibid.
(обратно)170
Ibid., p. 409
(обратно)171
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 409
(обратно)172
Карл I Стюарт (1600–1649) – король Англии, Шотландии, Ирландии с 27 марта 1625 года. Его политика абсолютизма и церковные реформы вызвали восстания в Шотландии и Ирландии, что привело к Английской буржуазной революции. В ходе гражданских войн Карл I потерпел поражение, был предан суду парламента и казнен 30 января 1649 года в Лондоне.
(обратно)173
Перевод неизвестного автора, отражающий суть четверостиший:
Но венценосный лицедей Был тверд в час гибели своей. Не зря вкруг эшафота Рукоплескали роты. На тех мостках он ничего Не сделал, что могло б его Унизить – лишь блистали Глаза острее стали. Он в гневе не пенял богам, Что гибнет без вины, и сам, Как на постель, без страха Возлег главой на плаху. (обратно)174
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 410.
(обратно)175
Ibid.
(обратно)176
Ibid.
(обратно)177
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 410–412.
(обратно)178
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 413.
(обратно)179
Перевод автора. Оригинал текста – H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., pp. 413–414.
(обратно)180
Fury – с англ. неистовство, бешенство, ярость; Фурия.
(обратно)181
H. R.H. The Duke of Windsor. Op. cit., p. 415.
(обратно)182
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 133.
(обратно)183
Ziegler Ph. Op. cit., p. 397.
(обратно)184
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 133.
(обратно)185
Ibid., p. 134.
(обратно)186
После отречения, в тексте брат Эдуарда – Альберт (Берти) будет называться Георгом. А сам Эдуард (Дэвид) – Герцогом Виндзорским.
(обратно)187
Hall Ph. Op. cit., p. 75.
(обратно)188
Невилл Чемберлен (1869–1949) – государственный деятель Великобритании, лидер Косервативной партии. 60-й премьер-министр Британии (1937–1940). Стронник политики умиротворения. В 1938 году подписал «Мюнхенское соглашение» с Германией, Италией и Францией. Вернувшись в Лондон, Чемберлен предъявил публике на аэродроме подписанное соглашение со словами: «Я привез вам мир». Будучи тяжело больным, Невилл Чемберлен уступил пост премьер-министра Уинстону Черчиллю. В том же году Чемберлен умер.
(обратно)189
Hall Ph. Op. cit., pp. 80–81.
(обратно)190
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. eit., p. 136.
(обратно)191
Ibid., p. 137.
(обратно)192
Цит. по: Parker J. Op. cit., р. 145.
(обратно)193
Ibid.
(обратно)194
Ibid.
(обратно)195
Ibid., р. 147.
(обратно)196
В настоящее время имение принадлежит российскому олигарху Роману Абрамовичу.
(обратно)197
Ривьера – французско-итальянское побережье Лигурийского моря, находящееся недалеко от Канн.
(обратно)198
В 1944 году, испугавшись взять ответственность за свою шпионскую деятельность, Бидо покончит жизнь самоубийством, унеся с собой и тайну о местонахождении многих документов, свидетельствовавших о связи Эдуарда с нацистами.
(обратно)199
Parker J. Op. cit., р. 148.
(обратно)200
Parker J. Op. cit., р. 151.
(обратно)201
Цит. по: Parker J. Op. cit., р. 151.
(обратно)202
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 139.
(обратно)203
Parker J. Op. cit., р. 152.
(обратно)204
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 139.
(обратно)205
Веймарская республика – историографическое название немецкого государства с 1919 года до прихода Гитлера к власти в 1933 году. Названо оно было в честь учредительного собрания, созванного в городе Веймар (Германия) для принятия новой конституции.
(обратно)206
За падением биржи последовал мировой экономический кризис, более известный как «Великая депрессия», начавшийся в 1929 году и закончившийся приблизительно к началу 40-х годов. Страны по-разному переживали и выходили из него.
(обратно)207
Нюрнбергский процесс – международный судебный процесс над 24 бывшими руководителями нацистской Германии. Проходил с 10 часов утра 20 ноября 1945 года по 1 октября 1946 года в Международном военном трибунале в городе Нюрнберг (Германия).
(обратно)208
Концлагерь (Концентрационный лагерь) – термин, обозначающий специально оборудованный центр массового принудительного заключения и содержания некоторых категорий неугодных правительству людей. В нацистской Германии такими неугодными были «политические предатели» (не поддержавшие идеологию национал-социализма), коммунисты, гомосексуалисты, евреи, цыгане и прочие. Самыми известными «лагерями смерти» являются Майданек, Треблинка, Аушвиц-Биркенау (Освенцим) в Польше, Дахау, Бухенвальд в Германии и многие другие.
(обратно)209
Гестапо (Gestapo – сокращение от нем. Geheime Staatspolizei) – тайная государственная полиция Третьего Рейха в 1933–1945 годах.
(обратно)210
Холокост – массовое, намеренное истребление людей. В средние века холокост использовался святой инквизицией против ведьм. Нацисты холокосту подвергали сначала евреев, а затем и людей славянской принадлежности.
(обратно)211
SS (Schutzstaffel – нем.) – военизированные формирования, «охранные отряды» партии Гитлера – НСДАП (NSDAP сокр. – Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei – нем.; Национал-социалистическая немецкая рабочая партия).
(обратно)212
SA (Sturmabteilung – нем.) – сокращенно СА, штурмовики; известны как коричневорубашечники – военизированные формирования НСДАП.
(обратно)213
SD (Sicherheitsdienst Reichsführer-SS – нем.) – внутрипартийная служба безопасности НСДАП, позднее – служба безопасности рейхсфюрера СС.
(обратно)214
Цит. по: Parker J. Op. cit., р. 88.
(обратно)215
Социальный (социал-) Дарвинизм – идеологическое направление, по которому считается, что «победит сильнейший». Этот закон был выявлен Чарльзом Дарвином в мире животных, а теперь использовался в отношении людей – сильные нации должны поглощать, или уничтожать более слабые (или «неполноценные», как считал Гитлер).
(обратно)216
Элитаризм – разделение общества на элиту и «всех остальных». В данном случае, имеется в виду расовая политика.
(обратно)217
БАФ (Британский союз фашистов) от англ. BUF – British Union of Fascists. Основан в Лондоне 1 октября 1932 года.
(обратно)218
Лорд Ротермир – особый титул пэра Соединенного Королевства, который был специально создан в 1919 году для магната прессы Гарольда Хармсуорса, первого барона Хармсуорса.
(обратно)219
«Hail, Mosley» (англ.) = «Heil, Hitler» (нем.). Слово heil (нем.) – приветствуем, «да здравствует!».
(обратно)220
Parker J. Op. cit., р. 90.
(обратно)221
Ibid.
(обратно)222
Рейнская демилитаризованная область – территория Германии на левом берегу Рейна и полоса на его правом берегу шириной в 50 км, установленная Версальским мирным договором 1919 года, с целью затруднить нападение Германии на Францию. В этой зоне Германии запрещалось размещать войска, возводить военные укрепления, проводить маневры и т. д. После прихода к власти в Германии в 1933 году Гитлера, его правительством был взят курс на ликвидацию Рейнской демилитаризованной зоны. 7 марта 1936 года послам Франции, Великобритании, Италии и Бельгии в Берлине был вручен Меморандум германского правительства с уведомлением о расторжении Германией Локарнского договора 1925 года. В тот же день германские войска вступили на территорию демилитаризованной зоны. Совет Лиги Наций осудил Германию за нарушение ею международных обязательств, однако, реакции со стороны «великих европейских держав» не последовало. Вскоре премьер-министр Великобритании Стэнли Болдуин заявил, что вступление германских войск в Рейнскую область «не содержит угрозы военного конфликта», что фактически означало признание ликвидации Рейнской демилитаризованной зоны.
(обратно)223
Parker J. Op. cit., р. 91.
(обратно)224
Ibid., р. 92.
(обратно)225
Ibid.
(обратно)226
Higham Ch. Op. eit., p. 84.
(обратно)227
Parker J. Op. cit., p. 93.
(обратно)228
Лорд-хранитель Малой печати – одна из старейших должностей в английском, а затем и в британском правительстве. Первоначально Лорд-хранитель Малой печати отвечал за сохранность личной печати короля Англии. В настоящее время он является 5-м по рангу среди Высших сановников государства и одним из высших чиновников Великобритании. В истории страны носители этого титула были влиятельнейшими сановниками, так как в прошлом не существовало современной иерархии чиновничества и Лорд-хранитель Малой печати мог занимать самый высокий правительственный пост.
(обратно)229
Энтони Иден (1987–1977) – британский государственный деятель, консерватор, в 1935–1938 годах (кабинет Болдуина) и в 1940–1945 годах (военное правительство Черчилля) был министром иностранных дел, а в 1955–1957 стал 64-м премьер-министром Великобритании.
(обратно)230
Parker J. Op. cit-, р. 94.
(обратно)231
Цит. по: Parker J. Op. cit., р. 94.
(обратно)232
Обратите внимание, что это не та поездка, которая описана в первой части книги в 4 главе «Ситуация нагнетается», – там речь идет о 1936 годе, когда Эдуард стал королем. Здесь – 1935 год, когда Эдуард еще был принцем Уэльским.
(обратно)233
Parker J. Op. cit., р. 95.
(обратно)234
Ibid.
(обратно)235
Parker J. Op. cit., pp. 95–96.
(обратно)236
Higham Ch. Op. eit., p. 98.
(обратно)237
Picknett L., Prince C., Prior S. Op. cit., p. 74.
(обратно)238
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. eit., p. 74.
(обратно)239
Юнкерс Ю-87 (Stuka) (нем. название «штука», рус. прозвище «лаптежник», реже – «лапотник»; нем. Sturzkampfflugzeug – пикирующий бомбардировщик) – одномоторный двухместный (пилот и задний стрелок) пикирующий бомбардировщик и штурмовик времен Второй мировой войны.
(обратно)240
Picknett L., Prince С., Prior S. Op. cit., p. 76.
(обратно)241
Ibid.
(обратно)242
«Марсельеза» – самая знаменитая песня Великой французской революции 1789 года, ставшая гимном революционеров.
(обратно)243
Gwynne Th. King Pawn or Black Knight? Mainstream Publihing, Edinburgh and London, 1996, p. 44.
(обратно)244
Ibid.
(обратно)245
Цит. по: Birmingham St. Duchess: The Story of Wallis Warfield Simpson. Little, Brown, 1981.
(обратно)246
Gwynne Th. Op. cit., p. 46.
(обратно)247
Gwynne Th. Op. eit., p. 46.
(обратно)248
Ibid.
(обратно)249
Gwynne Th. Op. cit., p. 50.
(обратно)250
Donaldson F. Edward VIII. The Road to Abdication. Weidenfeld & Nicolson, London, 1986 – фото телеграммы см. в иллюстрациях.
(обратно)251
Gwynne Th. Op. cit., p. 55.
(обратно)252
Hitler А. Mein Kampf. München, 1934.
(обратно)253
Более подробно см. главы «Война в идеологии национал-социализма» и «Война в понятии Адольфа Гитлера по «Майн Кампф»» в книге А.А. Поляквой. Пропаганда войны в кинематографе Третьего Рейха. Москва, 2010 (стр. 45–71).
(обратно)254
Gwynne Th. Op. cit., p. 23.
(обратно)255
Gwynne Th. Op. cit., p. 67. Об этом же упоминают следующие авторы: Picknett L., Prince С., Prior S., Allen M., Parker J.
(обратно)256
Так утверждает близкая подруга Эдуарда и Уоллис, супруга Освальда Мосли, Диана Мосли – Mosley D. The Duchess of Windsor. Sidgwick & Jackson, London, 1980.
(обратно)257
Gwynne Th. Op. cit., pp. 67–68.
(обратно)258
Farago L. The Game of the Foxes. Hodder & Stoughton, London, 1972.
(обратно)259
Рудольф Гесс (1894–1987) – германский государственный и политический деятель, член НСДАП, заместитель фюрера по партии (1933–1941), рейхсляйтер. Обергруппенфюрер CC и CA. Один из главных немецких военных преступников, приговоренный на Нюрнбергском процессе к пожизненному заключению.
Рейхсляйтер – имперский руководитель, высший партийный функционер, руководивший одной из главных сфер деятельности НСДАП.
Обергруппенфюрер – звание в CC и CA. Соответствует званию генерала войск в вермахте.
Вермахт – вооруженные силы нацистской Германии (1935–1945).
(обратно)260
Мартин Борман (1900–1945) – государственный и политический деятель Германии, начальник Штаба заместителя фюрера с 1933 года, начальник Партийной канцелярии НСДАП с 1941 года, Личный секретарь фюрера с 1942 года. Рейхсляйтер, рейхсминистр без портфеля, обергруппенфюрер CA, почетный обергруппенфюрер CC.
(обратно)261
Gwynne Th. Op. cit., pp. 105–108.
(обратно)262
Роберт Лей (1890–1945) – рейхсляйтер, обергруппенфюрер CA, заведующий организационным отделом НСДАП, с 1933 года руководитель Германского трудового фронта. Доктор философии.
(обратно)263
ИРА (сокр. от Ирландская Республиканская Армия) – ирландская национально-освободительная организация, целью которой является достижение полной независимости Северной Ирландии от Соединенного Королевства, а также воссоединение Северной Ирландии с Республикой Ирладией.
(обратно)264
Parker J. Op. cit., р. 154.
(обратно)265
Gwynne Th. Op. cit., p. 92.
(обратно)266
Герман Геринг (1893–1946) – политический, государственный и военный деятель Третьего Рейха, рейхсминистр Имперского министерства авиации, рейхсмаршал. 23 апреля 1945 года по приказу Гитлера лишен всех званий и должностей. Приговором Нюрнбергского трибунала объявлен одним из главных военных преступников. Покончил жизнь самоубийством.
(обратно)267
Цит. по: Gwynne Th. Op. eit., p. 93.
(обратно)268
Parker J. Op. cit., p. 156; Gwynne Th. Op. cit., p. 95.
(обратно)269
Шмидт П. Переводчик Гитлера. – Смоленск: Русич, 2001, стр. 96–97.
(обратно)270
Следует напомнить, что Аншлюс (присоединение) Австрии произошел лишь в 1938 году, а Эдуард был у Геринга в 1937.
(обратно)271
Gwynne Th. Op. cit., p. 94.
(обратно)272
Ibid.
(обратно)273
Цит. по: Gwynne Th. Op. cit., p. 95.
(обратно)274
Ibid., рр. 97–99.
(обратно)275
Шмидт П. Переводчик Гитлера. – Смоленск: Русич, 2001, стр. 97–98.
(обратно)276
Duchess of Windsor. The Heart Has Its Reasons. Michael Joseph, Lindon, 1956.
(обратно)277
Цит. по: Gwynne Th. Op. cit., p. 98.
(обратно)278
Ibid., р. 99.
(обратно)279
Шмидт П. Переводчик Гитлера. – Смоленск: Русич, 2001, стр. 209.
(обратно)280
Мюнхенский сговор (Мюнхенское соглашение) – соглашение, составленное в Мюнхене 29 сентября 1938 и подписанное 30 сентября того же года Невеллом Чемберленом (Британия), Эдуардом Даладье (Франция), Адольфом Гитлером (Германия) и Бенито Муссолини (Италия). Соглашение касалось передачи Чехословакией Германии Судетской области. Но это было лишь началом распада Чехословакии. Под давлением Германии чехословацкое правительство 7 октября 1938 года принимает решение о предоставлении автономии Словакии, а 8 октября «Подкарпатской Руси». 14 марта 1939 года под давлением Гитлера президент оставшейся Чехии Гаха согласился на оккупацию Германией оставшихся в составе Чехии земель: Богемии и Моравии. 15 марта Германия ввела на территорию этих земель свои войска и объявила над ними протекторат.
(обратно)281
Рейнхард Гейдрих (1904–1942) – политический деятель нацистской Германии, начальник Главного управления имперской безопасности (1939–1942), заместитель (исполняющий обязанности) имперского протектора Богемии и Моравии (1941–1942). Обергруппенфюрер CC и генерал полиции с 1941 года.
(обратно)282
Allen М. Op. cit., р. 110.
(обратно)283
Шмидт П. Указ. Соч., стр. 211.
(обратно)284
Цит. по: Allen М. Op. cit., р. 111.
(обратно)285
Шмидт П. Указ. Соч., стр. 210–211.
(обратно)286
Там же, стр. 211.
(обратно)287
Шмидт П. Указ. Соч., стр. 212.
(обратно)288
Цит. по: Allen М. Op. cit., р. 112.
(обратно)289
Allen Р. The Crown and The Swastika. Hitler, Hess and the Duke of Windsor. Robert Hale, London, 1983, p. 103.
(обратно)290
Ibid., p. 105.
(обратно)291
Король Артур – легендарный вождь бриттов V–VI века, разгромивший завоевателей-саксов; центральный герой британского эпоса и многочисленных рыцарских романов. До сих пор историки не нашли доказательств исторического существования Артура, хотя многие допускают существование его исторического прототипа. Согласно легенде, Артур собрал при своем дворе в Камелоте доблестнейших и благороднейших рыцарей круглого стола. О подвигах Артура и его рыцарей существуют многочисленные легенды и рыцарские романы, в основном касающиеся поисков Святого Грааля и спасения прекрасных дам. Эпос о короле Артуре и его рыцарях послужил основой для произведений литературы, живописи, кинематографа и других видов искусства.
(обратно)292
Роланд – знаменитейший из героев французских эпических сказаний времен Карла Великого (VIII век). Достоверность существования Роланда не установлена, к концу XI века Роланд стал символом образцового воина.
(обратно)293
Allen Р. Op. cit., р. 111.
(обратно)294
Allen Р. Op. eit., р. 113; Allen М. Op. cit., р. 120.
(обратно)295
Allen Р. Op. cit., р. 113.
(обратно)296
Allen Р. Op. cit., р. 123.
(обратно)297
Allen М. Op. cit., р. 122.
(обратно)298
Цит. по: Allen Р. Op. cit., р. 113.
(обратно)299
Allen М. Op. cit., р. 124.
(обратно)300
Цит. по: Allen М. Op. cit., р. 125.
(обратно)301
Allen Р. Op. cit., р. 123.
(обратно)302
Шмидт П. Переводчик Гитлера. – Смоленск: Русич, 2001, стр. 219.
(обратно)303
Там же, стр. 219–220.
(обратно)304
Там же, стр. 220.
(обратно)305
Джан Галеаццо Чиано (1903–1944) – итальянский политик и дипломат периода итальянского фашизма; зять Бенито Муссолини.
(обратно)306
Шмидт П. Переводчик Гитлера. – Смоленск: Русич, 2001, стр. 236–238.
(обратно)307
Allen Р. Op. cit., р. 158.
(обратно)308
Ibid., р. 159.
(обратно)309
Allen Р. Op. cit., р. 160; Allen М. Op. cit., р. 201.
(обратно)310
Bloch М. Operation Willi: The Plot to Kidnap the Duke of Windsor, July, 1940. Weidenfeld & Nicolson, London, 1984, p. 21.
(обратно)311
Цит. по: Allen Р. Op. cit., р. 162.
(обратно)312
Ibid.
(обратно)313
Allen М. Op. cit., р. 246.
(обратно)314
Parker J. Op. cit., р. 191.
(обратно)315
Gwynne Th. Op. cit., p. 197.
(обратно)316
Цит. по: Bloch М. Op. cit., р. 24.
(обратно)317
Цит. по: Gwynne Th. Op. cit., p. 199.
(обратно)318
Ibid.
(обратно)319
Allen М. Op. cit., р. 250.
(обратно)320
Цит. по: Gwynne Th. Op. cit., p. 199.
(обратно)321
Ibid., р. 200.
(обратно)322
Allen Р. Op. cit., р. 180.
(обратно)323
Allen Р. Op. cit., р. 180.
(обратно)324
Allen Р. Op. cit., р. 165.
(обратно)325
Абвер (Abwehr от Auslandnachrichten– und Abwehramt – нем.) – орган военной разведки и контрразведки Германии в 1919–1944 годах; входил в состав Верховного командования Вермахта.
(обратно)326
Имеется в виду Секретная разведывательная служба (Secret Intelligence Service, SIS), также известная как МИ-6 (Military Intelligence, MI6).
(обратно)327
Шелленберг В. Мемуары «Лабиринт». Издательство «Родиола-плюс», Минск, 1998. Отрывок был выборочно взят из 11 главы «План похищения Герцога Виндзорского».
(обратно)328
Gwynne Th. Op. eit., p. 205.
(обратно)329
Ibid., p. 209.
(обратно)330
Allen М. Op. cit., р. 180.
(обратно)331
Цит. по: Allen М. Op. cit., р. 290.
(обратно)332
Allen Р. Op. cit., p. 230.
(обратно)333
Parker J. Op. cit., р. 219.
(обратно)334
Ibid.
(обратно)335
Parker J. Op. cit., р. 221.
(обратно)336
Цит. по: Sebba A. Op. cit., р. 237.
(обратно)337
Parker J. Op. cit., р. 226.
(обратно)338
Цит. по: Sebba A. Op. cit., р. 240.
(обратно)339
Цит. по: Parker J. Op. eit., р. 227.
(обратно)340
Ibid.
(обратно)341
Parker J. Op. cit., р. 230.
(обратно)342
Parker J. Op. cit.; Sebba A. Op. cit.; Bloch M. The Duchess of Windsor. Weidenfeld & Nicolson, London, 1996.
(обратно)343
Parker J. Op. cit., р. 234.
(обратно)344
Bloch М. The Secret File of the Duke of Windsor. Corgi Books, 1989.
(обратно)345
Ibid.
(обратно)346
Parker J. Op. eit., р. 237.
(обратно)347
Parker J. Op. cit., p. 237; Bloch M. The Secret File of the Duke of Windsor. Corgi Books, 1989.
(обратно)348
Parker J. Op. cit., р. 237, р. 238.
(обратно)349
Цит. по: Parker J. Op. cit., р. 237, р. 239.
(обратно)350
Bloch М. The Secret File of the Duke of Windsor. Corgi Books, 1989.
(обратно)351
Parker J. Op. cit., р. 251.
(обратно)352
Ibid., р. 251–252.
(обратно)353
Ibid.
(обратно)354
Parker J. Op. cit., р. 261.
(обратно)355
Как раз то, что американцы ему когда-то предлагали, когда Эдуард еще был губернатором Багам.
(обратно)356
В 1951 году Черчилль будет избран премьер-министром на второй срок.
(обратно)357
Birmingham St. Duchess: The Story of Wallis Warfield Simpson. Little, Brown, 1981.
(обратно)358
Цит. по: Parker J. Op. cit., р. 330.
(обратно)
Комментарии к книге «Прошлое без будущего. История короля Эдуарда VIII», Арина Александровна Полякова
Всего 0 комментариев