«Роджер Федерер. Легендарная ракетка мира»

Роджер Федерер. Легендарная ракетка мира (fb2) - Роджер Федерер. Легендарная ракетка мира (пер. Екатерина Козлова) 1975K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Крис Бауэрс

Крис Бауэрс Роджер Федерер. Легендарная ракетка мира

© Text copyright Chris Bowers 2013

© Козлова Е., перевод с английского, 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

«Он – очень умный парень, чувствующий правильный момент, и лишь немногие в нужный момент понимают, что нужно делать. И он один из них. Он не умничает, но всегда держит обещания и выполняет условия сделок».

Роже Бреннвальд, президент теннисного турнира Swiss Indoors

«Недели две назад я услышал по телевизору что-то о том, что Тайгер Вудс унаследует от Майкла Джордана титул лучшего спортсмена нашего времени. Полагаю, это шутка. Я настаиваю на том, что Роджер – лучший спортсмен нашего времени, и готов обосновать это. Подчеркиваю: не теннисист, а именно спортсмен. Не хочу обижать Тайгера, он невероятный гольфист, но его результаты в матчевых играх, событиях, в которых вылетаешь в неудачный день, не впечатляют. У нас, теннисистов, такое бывает каждую неделю. Роджер выигрывает каждый турнир Большого шлема, исключая Открытый чемпионат Франции, и побеждает в каждом турнире «Мастерс». Это означает, что он не может позволить себе ни одного неудачного дня. И это невероятно».

Джеймс Блейк, американский теннисист (Открытый чемпионат США по теннису, 2006 год)

«Я был там с лучшим игроком из всех, которых я когда-либо видел, – Роджером».

Рафаэль Надаль, испанский теннисист (Открытый чемпионат Австралии по теннису, 2009 год)

«Ты – самый популярный теннисист в Китае, потому что у тебя приятная улыбка и большой нос».

Китайский журналист, предваряя вопрос к Федереру (Финал Мирового тура АТР 2002 года в Шанхае)

«Кто играет в теннис на корабле? Веселый Роджер Федерер».

Шутка, придуманная шестилетней дочкой автора

Об авторе

Крис Бауэрс – свободный писатель и ведущий, с 1992 года освещающий события в теннисном мире. Изучал в университете немецкий язык, историю, лингвистику и музыку (год выпуска – 1983-й), впоследствии – газетную журналистику. Ушел на радио в 1986 году. В следующие два года на протяжении двадцати двух месяцев работал на швейцарскую службу радиовещания для зарубежных стран Swiss Radio International, Берн. В тот период он играл в швейцарской Лиге тенниса за клуб «Фламинго», принадлежавший Франтишеку Кратохвилу, сын которого, Мишель, участвовал в профессиональных турнирах. Партнером Бауэрса в парных играх в тот сезон был Северин Люти – капитан сборной Швейцарии в Кубке Дэвиса и близкий товарищ Роджера Федерера.

В течение двух лет проработал в организации по охране окружающей среды. В 1992 году все свое время посвятил мировому теннисному туру, работая на газеты, журналы, радио, телевидение, Интернет, СМИ. Наибольшую известность получил как комментатор Eurosport и BBC Radio, но он также работает репортером на радио и телевидении по всему миру. Бауэрс писал для различных газет, журналов и веб-сайтов. Это его восьмая книга о теннисе. Он продолжает активно работать в области охраны окружающей среды, а также является членом совета в английском местном самоуправлении. Ему пятьдесят два года, он проживает вместе со своей дочерью в Англии, в Восточном Суссексе.

От автора

Кто лучше всех? Этим вопросом задаются дети на школьной игровой площадке, завсегдатаи баров, обсуждающие легенды спорта, журналисты, пытающиеся подвести итоги, и множество других людей. И все они хотят знать, кто лучший в той или иной дисциплине. В этой книге тот же вопрос ставится несколько иначе. Со дня побед на Открытом чемпионате Франции по теннису и на Уимблдонском турнире в 2009 году теннисный мир единогласно признает Роджера Федерера величайшим теннисистом всех времен. Но кто он такой? Откуда он? Каким был его путь к величию? Какие уроки Федерера могут вынести для себя другие, особенно родители столь же одаренных детей, которые не знают, как помочь им раскрыться?

Эта книга – и самостоятельная работа, и развитие трех предыдущих книг. В 2005–2006 годах я написал книгу «Fantastic Federer» («Фантастический Федерер»), новая редакция которой вышла в 2007 году. В то время Федереру было за двадцать, так что книга была во многом биографическим очерком и размышлениями на тему того, чего он может достичь в будущем. В 2009 году, когда его величие начало проявляться, вышла третья книга: «Roger Federer – Spirit of a Champion» («Роджер Федерер – Дух чемпиона»). Однако достижения Федерера за шесть недель в середине 2009 года провели четкую границу между периодом раскрытия его потенциала и периодом, в котором он стал поистине величайшим в своей дисциплине.

История Роджера Федерера ни в коем случае не завершена: он продолжает играть, по-прежнему является одним из главных фаворитов на каждом турнире, в котором принимает участие. В то же время настал момент, когда его наследие – его карьера – уже может рассматриваться в некоем контексте, отдельно от тех лет, когда нам приходилось ждать его достижений, чтобы с уверенностью назвать его легендой.

Эта книга основана на трех предыдущих. Разумеется, ни детство Федерера, ни этапы его ранней карьеры с 2006 года не изменились. Просто теперь мы смотрим на него по-другому – и как на личность, и как на чемпиона. Его теперешние достижения затмили события, которые всего пару лет назад казались такими значимыми. В то же время читателям, которые сразу возьмутся за эту книгу, не прочитав прежние три, биография Роджера Федерера будет так же понятна, как и тем, кто прочитал предыдущие книги от корки до корки.

Как бы я ни старался сделать эту книгу полной, это всего лишь часть истории Федерера. Когда сам он решит написать автобиографию – или даст согласие на создание авторизованной биографии, – подробностей будет больше. Странно, что он до сих пор не опубликовал книгу о своей жизни. Большинство звезд спорта, достигнув 30 лет, уже опубликовали автобиографию, некоторые даже не одну. Иные работы более поучительны, иные – менее. Понятно, что те, в которых содержится информация, способная направить человека на путь успеха, куда интереснее тех, что написаны славы и прибыли ради.

Но Роджер Федерер не такой, как многие другие. Со времени его первой победы на Уимблдонском турнире в июле 2003 года его самого и его команду буквально осаждают издатели и журналисты, предлагая написать автобиографию или объединиться с кем-то для ее написания. Он неизменно отклоняет эти предложения. Он поясняет, что не хочет тратить на описание своей собственной истории время, необходимое для того, чтобы хорошо делать свое дело.

Причина разумная. Впрочем, доподлинно известно, что он ведет дневник, так что однажды – возможно, когда его карьера будет подходить к концу или уже завершится, – он сам расскажет свою историю. Пока же он спокойно относится к тому, что пишут о нем другие, но ни одна книга не претендует на звание авторизованной биографии.

Так что эта книга – «неавторизованная» биография. Сам я предпочитаю слово «независимая», потому что термин «неавторизованность» несет в себе нечто негативное. С другой стороны, отсутствие «авторизации» дало мне определенный уровень свободы, так что я могу писать о Федерере, не беспокоясь о том, что он или его советники хотят, чтобы я о нем написал. Я мог свободно говорить со многими людьми, которые помогли ему стать тем, кем он сейчас является, и воссоздать его портрет и как личности, и как теннисиста. Портрет этот все еще принадлежит весьма скромному парню, несмотря на то что его характер, мягкий от природы, подвергается воздействию гремучей смеси подхалимства и безграничных финансовых возможностей. Интересно, выдержал бы эти соблазны какой-нибудь святой!

Даже когда Федерер решит написать собственную книгу и рассказать о том, что происходило у него в голове и в команде, когда он был на пике карьеры, то и эта работа не станет исчерпывающей. Рассказ о карьере Федерера невозможен без описания воздействия, которое он оказал на других, без описания процесса развития его личности в результате целой череды успехов и неудач, без собственных мыслей и воспоминаний множества людей. Поэтому рассказы и воспоминания людей, которые его сформировали, которые были с ним на протяжении всего этого пути, – весьма важная часть истории. Так же как в «Fantastic Federer» и «Spirit of a Champion», в работе над этой книгой использованы как мои собственные исследования, так и материалы других авторов, опубликованные на английском, немецком и французском языках.

Мне повезло, я оказался в идеальной ситуации для того, чтобы писать о Роджере. Во-первых, я знаю его давно, с тех пор, когда ему было шестнадцать: я впервые взял у него интервью после того, как он выиграл Уимблдонский турнир, став победителем в одиночном разряде среди юниоров в 1998 году. Во-вторых, я жил в Швейцарии, говорю на немецком и французском (даже на швейцарских диалектах немецкого, сбивающих с толку многих немцев). В-третьих, я лично знаю нескольких людей, рядом с которыми он вырос. Все это ставит меня в гораздо более выгодные условия по сравнению с международными теннисными летописцами – по крайней мере для того, чтобы написать биографию Федерера.

Разумеется, я в долгу перед людьми, которые были свидетелями развития Роджера и предоставили мне свой опыт. Это Ив Аллегро, Мадлен Бэрлохер, Роже Бреннвальд, Даррен Кэхилл, Бит Каспар, Марко Кьюдинелли, Эшли Фишер, Роже Жонин, Сеппли Качовски, Марко Мордасини, Франческо Риччи-Битти, Ники фон Вари, Фредди Видмер и Томас Вирц. Благодарю за разнообразную важную помощь Фэй Эндрюс, Николя Арцани, Тима Карри, Ричарда Итона, Тони Годсика, Марка Ходжкинсона, Фрэнка Хофена, Митци Инграм Иванс, Энни Хэммертон, Северина Люти, Иэна Макдермотта, Дэниела Моннина, Клаудию Мозер, Эндрю Ригби, Нила Робинсона, Барбару Трэверс, Юрга Фогела и Пола Циммера. Я бы также хотел поблагодарить Линетт Федерер и Тони Годсика за их помощь в обсуждении оригинальной концепции и за их желание впоследствии помочь в пределах ограничений, установленных Роджером.

Особую благодарность хочу выразить Джону Блейку и Мишель Сигнор из издательства John Blake Publishing за то, что с самого начала верили в меня и в эту книгу, за их немалый вклад в эту последнюю версию истории Федерера, описывающую период после триумфов 2009–2010 годов.

Цель этой книги состоит в том, чтобы помочь лучше понять личность и, со всеми должными оговорками о том, чего он еще только может достичь, донести до читателя перечень тех основных факторов, которые сделали этого выдающегося спортсмена и вдохновляющего человека величайшим в мире тенниса. Если хотя бы одна из целей будет достигнута, то книга выполнит свое предназначение.

Крис БауэрсМай, 2013 год

Часть 1. Юность чемпиона

Глава 1

История Роджера Федерера не похожа на историю сестер Уильямс. Она не вдохновит того, кто страстно жаждет, чтобы теннис стал царством равенства, где экономическая составляющая происхождения ребенка не встает на пути к вершинам. Винус и Серена Уильямс – подлинные выходцы из гетто Лос-Анджелеса, Джимми Коннорс вырос среди рабочих Иллинойса, и все способствовало тому, чтобы они презирали богатеньких детишек, заполонивших признанные теннисные клубы. Федерер же – выходец из вполне обеспеченного среднего класса. Он – второй ребенок в обычной состоятельной семье из Базеля. На пути к теннисным вершинам ему не пришлось преодолевать социальные преграды. Он никогда не был «бунтарем без особых причин», таким, как Джон Макинрой. На корте ему не было нужды трансформировать свой гнев в силу, превращать на время матча своих соперников в злейших врагов, как это делали Коннорс, Ллейтон Хьюитт и даже Пит Сампрас. Он никогда не прибегал к хитростям в стиле Макинроя, Иона Цириака или Илие Настасе для того, чтобы снизить концентрацию соперника. Это вежливый, благонравный, настоящий «золотой ребенок». По его поведению никогда нельзя сказать, как его злит несправедливое отношение к нему.

В то же время энергию, лежащую в основе его достижений, нельзя было бы аккумулировать без твердости и решимости. Полагаю, что история Роджера Федерера наглядно демонстрирует, что решимость не имеет классовых различий: ею может гореть одинаково ярко и тот, кто все получил на блюдечке с голубой каемочкой, и тот, кому за все пришлось бороться.

Нельзя не признать, что свою роль сыграло и достаточное количество денег, с помощью которых был улажен вопрос с тренерством, и то, что родители всегда были готовы подвезти ребенка куда надо. Федерер, несомненно, извлек из всего этого немалую пользу.

Роджер Федерер родился 8 августа 1981 года во втором по величине городе Швейцарии – Базеле. Он был вторым ребенком и первым сыном Линетт и Роберта Федереров, которые жили в городе со дня своей свадьбы, с 1973 года.

Базель едва ли является целью и конечным пунктом назначения богатых путешественников. Однако его расположение – на берегах Рейна, на границах трех стран – Швейцарии, Германии и Франции, – делает его исключительно подходящим местом для явления мировой иконы спорта. Расположение города на пересечении международных дорог объясняет тот факт, что Роджер Федерер свободно говорит на трех языках. Или даже четырех, если считать полноправными языками самостоятельные гортанные швейцарско-немецкие диалекты. В повседневной жизни на улицах Базеля можно услышать пять языков: четыре швейцарских – немецкий, французский, итальянский, оригинальный чистый швейцарский романшский язык (на нем сейчас говорят разве что на востоке, но он все еще используется для надписей на банкнотах и некоторых официальных знаках) и английский. Аэропорт города, расположенный на французской территории, был на протяжении многих лет известен как Базель-Мюлуз, а сейчас его называют Евроаэропорт, и немецкие, швейцарские и французские города считают его своим собственным.

Как и большинство европейских городов в стране, чьи жители критически относятся к вступлению в Евросоюз, Базель обладает слегка нешвейцарским характером и своеобразным чувством юмора. У него имеется собственная версия немецкого карнавала Morgestraich (дословно «Утренняя прогулка по улицам») – языческого шествия, проводимого в четыре утра в понедельник после Пепельной среды (первого дня католического Великого поста). В это время все освещение в городе гасят, чтобы усилить эффект от огненного потока факелов.

Базель – один из старейших университетских городов Европы и центр фармацевтической промышленности Европы. Именно в Базеле в 1943 году профессор химии Альберт Хофман протестировал на себе синтезированную им молекулу LSD-25 и стал первым человеком, испытавшим галлюцинации под воздействием наркотика ЛСД.

История Роджера Федерера также связана с фармацевтической промышленностью Базеля, правда, чуть более прозаично. Его отец, Роберт, работал лаборантом в компании – гиганте химической промышленности Ciba-Geigy, находящейся в Базеле. В конце 60-х он решил бросить работу, попутешествовать и почти тотчас осел в Южной Африке (скорее всего, потому, что туда было легче всего попасть). По иронии судьбы, он получил работу на главном заводе Ciba в Южной Африке, в Исандо, промышленном пригороде на востоке Йоханнесбурга. Там же в 1970 году он встретил восемнадцатилетнюю секретаршу, Линетт Дюран, работавшую в Ciba и жившую в богатом районе поблизости от Кемптон-Парка. Они начали встречаться, он познакомил ее с теннисом, ей понравилось, и они играли до тех пор, пока не поженились в 1973 году.

Роберт Федерер родился в 1946 году. Сын текстильщика, он вырос в восточной части Швейцарии неподалеку от города Альтштеттен. Он играл в теннис в свое удовольствие и никогда не стремился к тому, чтобы играть хорошо. Линетт младше его на шесть лет, она родилась в 1952 году в семье, первым языком которой был африкаанс. Примечательно, что она играла в теннис на более высоком уровне, нежели ее первый тренер – муж. Бит Каспар, бывший спортивный редактор базельской ежедневной газеты, заметил как-то на страницах Basler Zeitung: «У нее была хорошая координация, намного лучше, чем у Роберта». Впрочем, несмотря на свои весьма высокие амбиции, Линетт также никогда не стремилась сделать в теннисе карьеру.

В 1973 году пара переехала в Швейцарию, за 8400 километров от родной стороны Линетт, и поселилась в Риене, городе неподалеку от Базеля и немецкой границы.

Впоследствии Роберт стал менеджером по продажам в Ciba, Линетт также получила должность в компании в своем новом родном городе. Оба продолжали играть в теннис. В спортивном клубе фирмы было множество отличных кортов, расположенных в тени старых деревьев в Альшвиле в кантоне Базель-Ланд. Спортивные и рекреационные площадки компании давали сотрудникам возможность заниматься своим хобби за весьма небольшие деньги. Более того, некоторые компании позволяли бесплатно использовать инвентарь фирмы не только сотрудникам, но и их семьям. Это было весьма выгодно. В то же время человека с амбициями (или хотя бы с каплей амбиций) не могли удовлетворить ни общество этих клубов, ни полное отсутствие духа соперничества.

Прожив в Базеле несколько лет, Линетт присоединилась к теннисному клубу «Олд Бойз». Это был один из двух ведущих теннисных клубов Базеля (кстати, другой клуб назывался весьма по-швейцарски: «Теннисный клуб Базель Лон»). Причина была проста: она хотела участвовать в соревнованиях. В 1995 году она вошла в состав женской команды «Олд Бойз», которая стала чемпионом в швейцарском межклубном турнире среди ветеранов в младшей возрастной группе. Она также активно поддерживала местный и региональный теннис, работая в совете директоров базельского регионального подразделения Швейцарской ассоциации тенниса и взяв на себя ответственность за развитие молодых талантов. Долгие годы она также работала на базельском турнире Ассоциации теннисистов-профессионалов (АТП) чемпионата Швейцарии на крытых кортах.

В настоящее время она практически не играет в теннис, предпочитая гольф (и может гордиться тем, что имеет гандикап около пятнадцати).

Примечательно, что и Робби, и Линетт невысоки ростом, не более ста семидесяти сантиметров. Некоторое время высказывались опасения, что и их отпрыск не вырастет достаточно для того, чтобы добиться авторитета в мире тенниса. По счастью, благодаря какой-то счастливой генетической особенности Роджер Федерер вырос до ста восьмидесяти пяти сантиметров.

В конце 1979 года родилась Диана, первый ребенок Линетт и Робби. Она гораздо более спокойная, чем ее младший брат, и вполне сознательно избегает излишнего внимания, работая медсестрой в психиатрической клинике недалеко от Базеля. У нее так же, как и у Роджера, родилась двойня.

На детство Дианы не могли не влиять достижения Роджера, но Федерерам удалось избежать классических проблем, связанных с присутствием в семье одаренного ребенка, когда все внимание поглощают потребности одного, а второй молча страдает. Томас Вирц, журналист и теннисный тренер из Базеля, несколько раз бравший интервью у Федереров дома, подчеркивает, что «эта семья всегда была вполне гармонична. Иногда мне было интересно, что делала Диана в то время, пока Роджера возили с турнира на турнир, не было ли у нее определенного недоверия к миру тенниса… Но она всегда выглядела самостоятельной, уверенной в себе и очень вежливой. Нельзя было углядеть ни намека на обиду».

Диана предпочитает лыжи и сноуборд. Газета Basler Zeitung часто обращается к ней за информацией, но «она никогда не хотела, чтобы о ней написали статью в газете, – говорит Бит Каспар. – Я часто ее просил. Я ей говорил, что людям она интересна, особенно когда они видят, что она сидит в первых рядах и наблюдает за игрой Роджера. Она всегда отказывалась, а Линетт постоянно давала понять, что Диане нет необходимости иметь какое-то отношение к теннису Роджера, если она того не захочет. Линетт всегда говорила Диане, что ее никоим образом не должно беспокоить то, что люди постоянно спрашивают о Роджере. Диана всегда держится в стороне от тенниса и СМИ и отказывается публично говорить о брате».

Роджер родился спустя двадцать месяцев после Дианы. К тому времени семья пересекла Рейн и переехала в город Мюнхенштайн, поближе к центру Базеля. В книге регистрации актов о рождении его имя записано без среднего имени: «Роджер Федерер». Поскольку он швейцарец, а французский является в Швейцарии вторым языком, то многие полагают, что его имя произносится на французский манер (то есть Роже). Сам он неоднократно подчеркивал, что имя произносится на английский манер, поэтому большинство франкоговорящих, знающих об этом, выработали собственный вариант произношения (Рожэир). В «Федерер» правильно ставить ударение на первый слог, при этом гласная больше напоминает [э], однако и вариант [ф’эдэрэр] Роджер считает правильным.

Каким он был в детстве? Все, кто помнит его в те годы, говорят о счастливом и веселом мальчике с поистине безграничным запасом энергии и жаждой заниматься спортом, особенно с мячом. В интервью 2005 года Линетт сказала: «Он не был простым ребенком. Он был очень-очень активным, полным энергии, и он всегда испытывал границы дозволенного: с родителями, с учениками, в спорте, в школе. Он всегда являл собой сгусток чистой энергии и был очень эмоциональным мальчиком. С ним было непросто. Какое-то время я беспокоилась, способен ли он вообще сосредоточиваться, но он потом хорошо поработал над этим».

Швейцарская система обучения дает каждому кантону (административному округу) свободу в выборе своей образовательной системы. В Базеле тогда, как и сейчас, дети шли в сад в пять лет, в начальную школу – в семь, в среднюю – в одиннадцать или двенадцать. Когда им исполнялось пятнадцать или шестнадцать, то обязательные годы обучения заканчивались, и подростки сами выбирали различные формы дальнейшего образования.

Вслед за Дианой Роджер пошел в школу Нойевельт, государственную начальную школу в тихом, богатом, утопающем в зелени уголке Мюнхенштайна. «Нойевельт» дословно означает «новый мир», но это не более чем название района в Мюнхенштайне, а не какой-либо крупный идеалистический проект. Была возможность отправить детей в частные школы, но решение Робби и Линетт отдать Диану и Роджера в местную государственную школу не было чем-то необычным: в Швейцарии так поступали почти все. На частные школы спрос был невелик, особенно в умеренно богатых районах, где условия были хорошие и поддержка родителей в любом случае обеспечивала высокие стандарты образования. В школе Нойевельт были и детский сад, и начальная школа, так что Диана с Роджером оба учились там с пяти до двенадцати лет.

Законы о защите персональных данных и другие меры предосторожности не позволяют учителям Роджера много говорить о его учебе. Тереза Фишбахер, бывшая завучем во времена учебы Роджера в начальной школе, больше вспоминает о том, как он вел себя вне уроков, чем в стенах классной комнаты. «Я была уверена, что он станет футболистом, – вспоминает она. – Почти всегда у его ног можно было увидеть мяч, и он сам говорил: «Хочу стать футболистом!» Долгое время я и понятия не имела, что он играет в теннис, а узнав, решила, что это, вероятно, нечто второстепенное, он ведь так любил футбол. Должна признать, что играл он очень хорошо, я бы не удивилась, если бы он стал футболистом».

За несколько лет до того, как Роджер появился в школе Нойевельт, два ее выпускника, братья Муран и Якин Хакан, были такими же увлеченными футболистами, как и Федерер. Впоследствии они стали местными кумирами футбольного клуба «Базель». Каждый из братьев сыграл более чем в пятидесяти играх и за национальную сборную. Их успех создал в школе особую культуру, диктовавшую, что играть в футбол круто. Поскольку в то время теннис был не очень популярен в стране, где любили футбол, лыжи и хоккей с шайбой, то, быть может, юному Роджеру было комфортнее с большим мячом у ног, нежели с маленьким на струнах ракетки.

Фишбахер помнит о нем еще кое-что: «Он всегда находился в движении. Он был счастлив, у него был прелестный характер, хорошее воспитание и прекрасные манеры, но ему постоянно надо было двигаться. Настоящий непоседа». Впрочем, она не согласна с тем, что из-за этой его неугомонности он был плохим учеником: «Он был умницей. Я знала многих непосед, которые были очень сообразительны».

О днях в начальной школе сам Федерер говорит так: «Я любил играть с мячами, к какому бы виду спорта они ни относились: теннису настольному и большому, баскетболу, футболу. Я всегда что-то пробовал».

Когда ему исполнилось двенадцать, он поступил в прогимназию – вид средней школы, ориентированной на детей, которые в пятнадцать лет намерены пойти в гимназию (дословно: «школа для одаренных детей». На самом деле они ни в какое сравнение не идут с английскими гимназиями).

Хотя он так и не пошел в гимназию, никак не отличился в учебе и закончил обучение в Национальном центре тенниса Швейцарии, его бы не приняли в прогимназию, если бы он не был умен.

Может показаться, что коридоры школы Нойевельт украшают фотографии «наших выдающихся выпускников», таких, как братья Якин или Роджер Федерер. В некоторых странах можно было бы представить себе мемориальную доску: «ЗДЕСЬ УЧИЛСЯ РОДЖЕР ФЕДЕРЕР, 1988–1993». Нет, Швейцария – не такая. Для сегодняшних учеников, родителей и школьных работников Федерер – это просто человек, который учился тут пару десятков лет назад. Возможно, именно отсутствие очевидного преклонения частично объясняет феноменальную нормальность Федерера, его способность оставаться человеком даже перед лицом глобального восхищения, которое он неизменно вызывает.

Федереры часто проводили каникулы в Южной Африке, но когда и Диана, и Роджер пошли в школу, поездки стали реже. В интервью южно американскому изданию Sunday Times Линетт рассказала: «Когда дети были еще маленькими, мы постоянно приезжали в Южную Африку, но когда они пошли в школу, мы уже не могли приезжать туда так же часто. Когда в Европе летние каникулы, в Южной Африке зима, а это не так привлекает. Однако мои дети очень-очень любят Южную Африку, особенно Садовый Путь (популярный среди туристов участок южного побережья между Кейптауном и Порт-Элизабет). Когда Роджер еще был подростком, мы проводили каникулы на южном побережье. Ему нравятся игра и живая природа».

Ежегодное издание «Медиа Гид», переименованное теперь в «Официальный гид по профессиональному теннису», издаваемое АТР (изначально Ассоциация теннисистов-профессионалов) и WTA (Женская теннисная ассоциация), без сомнения, одна из библий мирового тенниса. Это поистине гид по миру тенниса, но самое интересное в нем – это биографии ведущих теннисистов, в том числе результаты, основные параметры, краткий обзор карьеры и некоторые личные подробности. В каждом из десяти изданий гида, где фигурирует Федерер, начиная с 2000 года (в том числе и издания 2007–2011 годов, то есть уже после выхода первого тиража «Фантастического Федерера») указано, что он начал играть в теннис в восемь лет. На самом деле он начал играть на пять лет раньше, и очень странно, что АТР на это не отреагировал. Сотрудники АТР показывают макеты страниц игрокам или их агентам перед отправкой в печать, но никто из окружения Федерера на ошибку не указал. Или же Федерер рад тому, что мир думает, будто он начал играть в возрасте восьми лет? На самом деле, несмотря на то что до восьми лет он не относился к теннису серьезно, впервые он взял ракетку вскоре после своего третьего дня рождения. Есть даже фотография, на которой он держит деревянную ракетку за шейку (она слишком тяжелая, чтобы трехлетний ребенок мог удержать ее за ручку). Фото сделано в клубе Ciba, в клубе компании, в которой работал его папа, в конце 1984 года.

Роджер стал профессионалом так же, как и многие другие: для его родителей теннис был хобби, они по выходным брали его с собой в клуб, там он хватал ракетку, и это его зацепило. «Он с самого начала любил спорт», – говорит его мама.

Когда ему не хотелось искать партнеров в клубе Ciba, Федерер брал ракетку и отбивал мяч за мячом от двери гаража у них дома. «Я помню, что всегда любил играть с дверью гаража, – сказал он в интервью 2005 года, – или даже с дверьми шкафа, с любым мячом. Мою маму это доставало, потому что это «бум-бум-бум» приходилось слушать целый день».

Его водили на многочисленные тренировки по теннису, в возрасте шести или семи лет он пошел на курсы, организованные в Альшвиле, пригороде Базеля, местной ассоциацией теннисных клубов VBTU. На курсах, на трех больших кортах, тренировалось с десяток детей младше десяти лет. Именно там он встретил Марко Кьюдинелли, который был младше его всего на тридцать три дня, и стал одним из лучших его друзей, с которым они играли в сборной Швейцарии в Кубке Дэвиса.

Приближался восьмой день рождения, а Федерер все еще играл в клубе Ciba. Рейтинга у него не было, так что по умолчанию у него был R9 (самая низкая категория в системе, по которой игроков классифицируют в Швейцарии). Его мама продолжала играть на более высоком уровне в клубе «Олд Бойз», но она начинала понимать, что у сына талант, что в ее клубе Роджер мог бы преуспеть, а также то, что «Олд Бойз» подходит ему куда больше, чем клуб Ciba. Она обратилась к Мадлен Бэрлохер, которая в 1980 году взяла на себя заботы о заброшенной юниорской программе «Олд Бойз» и вдохнула в нее новую жизнь: «У меня есть сын, который играет в теннис на хорошем уровне. У вас есть хорошая юниорская программа. Я бы хотела, чтобы вы взяли моего сына в вашу команду».

Так Роджер Федерер стал новым мальчиком в «Олд Бойз» и сделал еще один шаг к людям, научившим его играть в теннис.

Глава 2

Теннисный мир, в который ворвался восьмилетний Роджер Федерер, ждал встречи с многообещающим молодым талантом. У Мадлен Бэрлохер, секретарши, игравшей на Уимблдонском турнире среди юниоров в 1959 году, еще тогда, когда теннис вряд ли мог предложить какие-то карьерные перспективы, был свой рецепт успешной работы. Его, впрочем, едва ли можно было назвать революционным: она просто делила всех на постоянные группы, которые в установленное время еженедельно тренировались – один на один с тренером и в группах. Некоторых игроков спонсировали молодежные спортивные организации. Однако эта неоригинальная схема работала. Мадлен привела подходящих тренеров и в течение небольшого времени на своем опыте доказала, что если сможешь привлечь одного-двух хороших человека, то за ними подтянется намного больше не менее хороших людей. Хотя теннисный клуб «Олд Бойз» и располагался в изобильном и утопающем в зелени пригороде Биннинген к западу от центра Базеля, он особо не привлекал богачей. Основанный в 1927 году, он как был, так и теперь остается ординарным клубом, где всего семь открытых кортов с грунтовым покрытием и скромное помещение. Крытыми можно назвать лишь два корта, покрытые надувным тентом, причем тогда они были доступны только зимой. Если члены клуба хотели поиграть зимой на крытом корте, то им приходилось рассчитывать лишь на договоренность клуба с теннисным центром «Парадиз». Этот центр, как известно, принадлежит Роже Бреннвальду, спортивному базельскому импресарио, владельцу чемпионата Швейцарии на крытых кортах, который проходит каждый октябрь в главном крытом спортивном комплексе Санкт-Якоб Холл.

В 80-е годы теннис в Швейцарии по-прежнему не пользовался особой популярностью. Тогда больше любили футбол и зимние виды спорта. На рекламных щитах со звездами спорта по большей части красовались Пирмин Цурбригген, Мария Валлизер и Френи Шнайдер – фотогеничное трио, олицетворение золотого века швейцарского горнолыжного спорта, который достойно наследовал более раннему золотому веку, символами которого были Бернард Русси и Эрика Хесс.

В 1987 году Швейцария наконец попала на Кубок Дэвиса. В эту команду вошли Якоб Хласек, Клаудио Медзадри и Хайнц Гюнтхардт, специалист в парном разряде среди ветеранов, победивший в Уимблдонском турнире в парном разряде в 1985 году. Интерес к теннису резко возрос.

Швейцарцы решили сыграть свой первый групповой матч в Базеле в Санкт-Якоб Холл, проиграв в феврале 1988 года французской команде, в которую входили Янник Ноа, Анри Леконт и Ги Форже. За пару месяцев до этого Хласек сломал запястье в автомобильной аварии и не смог играть. Впоследствии он вернулся и провел самый замечательный свой год, закончив в десятке лучших и прославив Швейцарию как страну, играющую в теннис.

В середине 90-х в «Олд Бойз» играл многообещающий игрок Эммануэль Мармиллод, одареннейший левша, который мог бы проложить путь, которым Федерер мог бы последовать. Увы, этому не суждено было сбыться. Некоторые считают, что Мармиллода отчасти погубило отсутствие амбиций в швейцарском теннисе. «Когда появлялся многообещающий игрок, – вспоминает Бэрлохер, – то мы были уверены, что он сможет достичь многого – на национальном, но не на мировом уровне. То же самое произошло и с появлением Роджера: мы просто не мыслили в крупных масштабах, потому что у нас никогда не было того, кто достиг бы таких высот».

Связь «Олд Бойз» с мировым теннисом осуществлялась по двум каналам: в связи с проведением ежегодного чемпионата Швейцарии на крытых кортах в Санкт-Якоб Холл в Базеле и благодаря присутствию нескольких профессионалов в швейцарской национальной межклубной лиге. У каждого из клубов высшей лиги существовала традиция приглашать одного играющего профессионала – как правило, на закате карьеры – приехать и сыграть несколько матчей в году летом. Это давало клубам возможность сделать свою команду привлекательнее и повысить шансы на победу – даже при том, что они не могут заплатить игрокам ничего сверх суммы, необходимой для покрытия расходов (по крайней мере, официально).

У «Олд Бойз» была национальная команда, и в конце 70-х годов они пригласили британского теннисиста Джона Февера, достигшего девяносто восьмого места в первом мировом рейтинге в 1973 году, чтобы он сыграл три сезона – с 1979 по 1981 год. Февер был настолько очарован духом товарищества и возможностями, предоставляемыми межклубными лигами наподобие швейцарской, что основал национальную лигу в Британии. «Мы играли потому, что могли проводить хорошие соревновательные матчи на кортах с грунтовым покрытием, – вспоминает он, – что было особенно привлекательно для британцев, поскольку в Великобритании было мало таких кортов. Кроме того, в Великобритании совсем не было межклубной лиги, а ведь это по-настоящему весело. После матча всех ожидает приятный вечер, стейк, пара кружек пива. Порой они даже звонят в церковные колокола. На некоторых матчах у нас была пара сотен зрителей, особенно когда играли команды с приглашенными профессионалами. Так что одиночные матчи, в которых участвовали два лучших игрока, могли быть весьма привлекательными. Это давало юным игрокам отличные возможности для роста и получения хорошего опыта».

Еще одним приглашенным профессионалом, приехавшим в Базель, был Питер Картер, застенчивый австралиец, которому было тогда чуть за двадцать. Возможно, самым полезным, что Бэрлохер сделала для Федерера, было то, что она попросила Картера потренировать юниоров.

Картер – профессионал из Нереутпы, в Долине Баросса, к северу от Аделаиды, в 1980 году достиг сто семьдесят третьего места в рейтинге АТР.

С юных лет его тренировал Питер Смит, выдающийся тренер из Аделаиды, сыгравший немалую роль в становлении многих австралийских теннисистов: Джона Фицджеральда, Даррена Кэхилла, Бродерика Дайка, Роджера Рашида и Ллейтона Хьюитта (не считая самого Картера).

Кэхилл и Картер были практически одного возраста (они попали в юниоры с разницей в год) и стали хорошими друзьями. Кэхилл вспоминает, как завидовал Картеру, который не только всегда его обыгрывал, но и пользовался гораздо большей популярностью у противоположного пола. «Он был привлекательным молодым человеком, – говорит Кэхилл о том, кого он называет «Картс». – Конечно, когда мы вырастали из юниоров, я завидовал тому, каким успехом он пользуется у женщин, – его светлые волосы, стиль и характер пользовались большой популярностью». Однако в то время, когда Кэхилл добрался до полуфинала Открытого чемпионата США, карьера Картера застопорилась. В турнирах он не участвовал. В 1989 году он был почти двадцатипятилетним, преследуемым травмами, теряющим позиции в рейтингах. Поэтому он с радостью принял предложение сыграть год за «Олд Бойз» в национальной лиге Швейцарии. Он стал очень популярен, получал богатый опыт и решил остаться еще на один год.

Как раз в этот второй год Мадлен Бэрлохер спросила его, не хочет ли он потренировать юниоров. Это предложение застало Картера врасплох, ему пришлось побороться с желанием сразу отказаться. Обдумав все как следует, он согласился попробовать. Он плохо знал немецкий, но, несмотря на это, легко нашел способ общения с молодежью, доказал, что подходит на роль тренера, и сжился с этой ролью, занимаясь с командами клуба вплоть до 1997 года. «У него был образ солнечного мальчика, – вспоминает о Картере журналист из Базеля и тренер по теннису Томас Вирц, – но внутри он был очень серьезен. Такая комбинация отлично подходит Роджеру. Он также играл в стиле, очень похожем на стиль Роджера: у него были классические удары, особенно одноручный бэкхенд».

Таким образом, когда в 1989 году восьмилетний Роджер Федерер пришел в «Олд Бойз», то нашел там не только структуру, способную удовлетворить его потребности, но и недооцененную, строго дисциплинированную личность из англоговорящего Южного полушария, готовую руководить его тренировками.

Несмотря на то что они не проработали вместе и года, Федерер встретил одного из тех, кто оказал огромное влияние на формирование его карьеры. Как-то вечером, пару лет спустя, австралиец позвонил домой отцу и сказал: «О, я нашел здесь мальчика, который выглядит многообещающе. Ему около двенадцати или тринадцати, но, думаю, он многого достигнет».

Однако Федереру также был нужен тот, кто научил бы его играть в теннис. В клубе Ciba он демонстрировал склонности к спорту, равно как и тогда, когда стучал мячом по стене гаража. Но был нужен тот, кто помог бы отточить удары, научить работе ног и движениям в целом и дал бы ему ключ к покорению мира. Тем человеком стал Сеппли Качовски.

Адольф Качовски (Сеппли – это прозвище, которое к нему пристало в Швейцарии) – чех, которому повезло работать тренером в Тунисе, когда в августе 1968 года советские танки вошли в Прагу для подавления «пражской весны». Когда Александр Дубчек, чехословацкий лидер, пытавшийся построить «коммунизм с человеческим лицом», был смещен, то граждане Чехословакии фактически потеряли возможность выехать за границу. Так продолжалось до «бархатной революции» 1989 года, когда было свергнуто правление, подконтрольное Советскому Союзу. Будь он дома, Качовски, возможно, никогда не смог бы покинуть страну, и тогда бы история Роджера Федерера была иной. Однако в 1969 году Качовски, который к тому времени активно искал политического убежища, был приглашен в Базель, на пост главного тренера клуба «Олд Бойз». Его первоочередной задачей было «развитие юниоров и молодых талантов в общем».

Качовски, чей девиз «Мы движемся вперед», ввел в «Олд Бойз» нечто новое. Главной его инновацией было внедрение системы наставничества, которая предполагала назначение более опытного игрока для тренировок молодежи и опеки над нею. Он также привнес в клуб элементы амбиций.

Когда Федерер пришел в «Олд Бойз» в 1989 году, именно Качовски тренировал его индивидуально. Из всех людей, знавших Федерера, Качовски единственный заявляет, что с самого начала разглядел потенциал этого мальчика. «Когда он ко мне пришел, то уже день или два спустя я понял, что он чрезвычайно талантлив, – вспоминает он. – Я работал тренером больше сорока лет, за такое время поневоле научишься понимать, у кого талант есть, а у кого нет. Два дня спустя я понял, что Роджер родился с ракеткой в руке. В нем все свидетельствовало о том, что у него есть талант: скорость, работа ног, желание усердно трудиться – словом, абсолютно все».

Качовски также увидел в Федерере нечто общее с собой: тот факт, что Роджер был швейцарцем лишь наполовину. «Я с востока, – говорит Качовски, – я по-другому отношусь к спорту. Я гораздо амбициознее, и мне на каком-то этапе приходилось даже смягчать требования, поскольку швейцарцы были недовольны. Многие жаловались, что я для них был слишком амбициозен. Я считаю, что Роджер амбициознее потому, что он – не стопроцентный швейцарец. Вот его отец – настоящий швейцарец, и Роджер унаследовал его спокойствие. Однако амбиции и сила воли у него явно от мамы, не швейцарки».

Теорию Качовски поддерживают и другие, в том числе Ники фон Вари, игравший с Федерером в одной команде в 90-х, а теперь занимающий пост президента клуба «Олд Бойз». «В отличие от других стран здесь, в Швейцарии, спорт не воспринимают как профессию, дело всей жизни, – говорит он. – Мы очень озабочены проблемой безопасности при обучении и тренировках и с учетом этого с подозрением относимся к спорту как способу заработать на жизнь».

Коби Кун, авторитетный тренер, бывший наставник национальной сборной Швейцарии по футболу, также признает, что его работу существенно облегчил поток швейцарцев с двойным гражданством, особенно из тех стран, где футбол имеет более высокий приоритет, чем в Швейцарии (преимущественно стран Юго-Восточной Европы). Он подчеркивает, что именно благодаря этому игроки сборной стремились преуспеть и показывали лучшие результаты по сравнению со сборными, состоящими только из швейцарцев, в которых играл сам Кун.

К сожалению, у истории человека, научившего Роджера Федерера играть в теннис, весьма неприглядный финал. В начале 2006 года, когда приближался шестьдесят пятый день рождения Качовски, комитет «Олд Бойз» сказал ему, что им придется завершить сотрудничество, по большей части из-за сложностей со страховкой. В марте 2006 года клуб предложил устроить вечеринку, чтобы отблагодарить Качовски за тридцать семь лет его работы. Тот отказался, довольствовались небольшими скромными проводами. На следующий день он исчез. В течение нескольких недель никто в Базеле, даже его жена и дочь, не знал, где он. Оказалось, он вернулся в Чехию, где и живет по сей день (его жена осталась в Базеле). Это должно было бы быть триумфальным возвращением одной из жертв 1968 года, особенно для того, кто сыграл ключевую роль в формировании стиля игры лучшего теннисиста в мире. Увы, все пошло не так, как надо: Качовски остается чужаком на своей родине, вдали от страны, в которой он оставил величайший результат своего труда.

На протяжении шести лет – с восьми до четырнадцати лет – Сеппли Качовски и Питер Картер были тренерами Роджера Федерера. Эти двое были связаны и вне корта: пару лет Картер встречался с дочкой Качовски, Роми, причем отношения между ними были, судя по всему, довольно бурными. Качовски, фанат одноручного бэкхенда, проводил индивидуальные тренировки, Картер отвечал за групповые занятия, совершенствовал некоторые элементы игры Федерера, а Мадлен Бэрлохер выдвинула юниорскую команду «Олд Бойз» на участие в межклубных матчах. На Роджера оказывали немалое влияние два других тренера, Хаигги Абт и Дэниел Гербер, из команды VBTU – местной ассоциации теннисных клубов Базеля, одной из дюжины местных подразделений национальной ассоциации тенниса. Это была идеальная обстановка для талантливого, быстро обучающегося и амбициозного молодого теннисиста.

Впрочем, такие амбиции проявлялись у него не всегда. Бэрлохер вспоминает одну из ранних тренировок, на которой Роджер хотел играть только с друзьями, хотя они не были лучшими игроками. «Его мама просила меня ставить его с лучшими, – рассказывает она. – Я так и делала. Его же друзья не были лучшими, но Роджер подошел ко мне и сказал: «Я же говорил вам, что хочу играть с друзьями». Не то чтобы он боялся играть с лучшими, просто ему было важнее играть с теми, кто ему нравился. Однако его мама настаивала, чтобы я ставила его с сильнейшими, я так и делала. И вот что в итоге вышло».

Журналисты часто спрашивают Федерера, кто был его кумиром в детстве. Чаще всего он называет Бориса Беккера, но порой всплывают такие имена, как Стефан Эдберг и Пит Сампрас. Он признает, что более всего его восхищал в них одноручный бэкхенд, хотя сам Федерер всегда исполнял бэкхенд традиционно. Эдберг и Сампрас научились делать его двумя руками и переключились на одноручный вариант, уже будучи подростками. Кроме того, Федерер всегда подчеркивает, что даже если он восхищается каким-либо игроком, то это не значит, что он его копирует. У него есть свой собственный стиль.

Многие из тех, кто помнит Федерера в те годы, описывают его как Lausbub – швейцарско-немецкое слово, которое чаще всего переводится как «любящий повеселиться негодник» или «шалун». Очевидно, что под этим не подразумевается ничего плохого, хотя повеселиться он умел. Так, во время группового матча в другом клубе Базеля на всех кортов не хватило, так что Федереру пришлось ждать своей очереди. Когда корт, наконец, освободился, его никак не могли найти: он забрался на высокое дерево, чтобы понаблюдать за тем, что происходит, и выяснить, сколько времени потребуется на его поиски.

В развлечениях компанию Роджеру составлял его друг Марко Кьюдинелли, который, как вскоре выяснилось, развивался медленнее: он достиг наивысшей за карьеру пятьдесят второй позиции в феврале 2010 года. Оба мальчика жили в пригороде Базеля, Мюнхенштайне: Федереры – в Им Вассерхаус, Кьюдинелли – в двухстах метрах – в Поппелвег. Мальчики часто встречались и ехали на велосипедах в «Олд Бойз», где вместе тренировались, а потом также вместе ехали домой. «Мы много занимались спортом, – вспоминает Кьюдинелли. – Мы всегда были практически на одном уровне во всем, за исключением тенниса. Тут он всегда побеждал. Мы также вместе играли в сквош на корте с теннисными ракетками и мячами для сквоша. Это было весьма опасно – конечно, для ракеток!»

Описывая Федерера, Ники фон Вари тоже употребляет слово «lausbub». Он говорит: «С ним никогда не было скучно. Они с Марко Кьюдинелли были лучшими друзьями – они ведь одного возраста и выросли с нами в клубе. И когда эти двое собирались вместе, то мы точно знали, что эта сумасшедшая компания была поблизости, а теннисный клуб терял покой».

Особенно тяжело было на тренировках. «На тренировках мы дурачились, – признает Кьюдинелли. – Мы быстро теряли интерес к работе, много болтали. Было очень беспокойно. Ракетки летали туда-сюда, во всех направлениях. Это, вероятно, было самое опасное из происходящего. Нас частенько отправляли на пробежку или же просто домой. Питеру Картеру было с нами непросто».

Пока Марко и Роджер вели себя как типичные шалопаи, Бэрлохер заметила, как выяснилось впоследствии, судьбоносный нюанс: «Когда Роджер дурачился с друзьями, он всегда говорил: «Я буду первым». Он выполнял отличный удар, затем останавливался и говорил: «С этим ударом я собираюсь выиграть Уимблдонский турнир». Очевидно, это была шутка – все мальчишки так делают, – но именно это он говорил».

Менее приятной чертой этой развеселой личности был его нрав, весьма далекий от того спокойствия и сдержанности, которую Федерер демонстрирует на корте сегодня. Один из его тренеров даже назвал его «маленьким сатаной» на корте. Ему было очень трудно признать поражение, он швырял ракетку, кричал и ругался.

Когда Федереру было одиннадцать лет, состоялся один известный матч. Когда бы он не играл дома, казалось, он всегда сталкивался с Дэни Шнидером, младшим братом Патти Шнидер, которая потом вошла в десятку лучших теннисисток. Дэни был злейшим врагом Роджера. Однажды эти двое играли в финале чемпионата Базеля среди юниоров. Шнидер был первым в Швейцарии, Федерер занимал второе место среди теннисистов младше двенадцати лет. Томас Вирц вспоминает: «Они играли в этом матче, оба швыряли ракетки, оба ругались и оба получили предупреждение от наблюдателя. Это было ужасно, но в то же время и весьма занятно».

Мадлен Бэрлохер говорит, что Федерер не выносил, когда соперник хорошо играл против него. «Он часто говорил: «Везунчик!», и пару раз мне приходилось ему говорить: «Успокойся. Знаешь, есть и другие люди, хорошо играющие в теннис». Суть в том, что ему никогда не нравилось проигрывать, и это было заметно по ранним годам его профессиональной карьеры в его отношении к регулярно побеждавшим его игрокам наподобие Агасси, Хьюитта и Налбандяна».

Однажды после поражения в межклубном матче он был так зол, что все глаза выплакал и спрятался под стулом судьи. Бэрлохер, представителю группы, пришлось потратить немало сил, чтобы убедить его вылезти. Годы спустя она спросила Федерера, помнит ли он это. Он сказал, что нет. Но он вспомнил другой случай, который также демонстрирует его характер.

В один из первых своих межклубных матчей в Лиге Базеля «Олд Бойз» играл в клубе, у которого было всего два корта и не самая лучшая репутация. В свои десять лет Федерер был самым маленьким в команде из шестерых человек. Матчи проходили в формате шести одиночных и трех парных, так что приходилось много ждать, когда матчи завершатся, а корты освободятся. Федерер не должен был играть в первых двух матчах. Во время первых матчей стало понятно, что в другой команде был игрок, постоянно кричавший с края корта, пытаясь повлиять на контроль касания линий. Бэрлохер вмешалась, прозвучали взаимные оскорбления. Понимая, что между командами появляется неприязнь, она решила не ставить Федерера в одиночные матчи. «Он был самым юным из всех, он бы играл против кого-то, кто жульничает при контроле касания линий, и я боялась, что что-нибудь может случиться, – рассказывает она, – и он так разозлился на меня за то, что я дала ему играть только в парных матчах. Он помнит это! Я беспокоилась, что они посмотрят на него и скажут: «О, совсем малыш. Мы с ним можем повеселиться. Можно мошенничать, он не сможет нам перечить». Я знала, что Роджер помешан на правде. У него очень сильное чувство справедливости. Он никогда не засчитывал себе касание, если не был абсолютно прав, но если кто-то на другой стороне сетки несправедливо засчитывал себе касание, он так злился, что начинал швырять ракетку. Вот почему я не хотела им рисковать. Я хотела его защитить, а он был страшно зол на меня».

Для Федерера слезы разочарования и честолюбия на юниорских матчах были обычным делом, но ему была свойственна и доброжелательность. Марко Кьюдинелли вспоминает, как впервые играл с Федерером в официальном матче: «Нам было лет восемь или девять. Он не очень-то умел проигрывать, да и я тоже. Спустя примерно шесть игр он сильно от меня оторвался, и я начал плакать. Тогда он подошел ко мне на смене сторон и, утешая, сказал: «Все будет хорошо», – и действительно стало. Спустя примерно пять игр я получил преимущество, и тогда он начал плакать, так что я подошел к нему и сказал: «Не расстраивайся», и вскоре он победил. Вспоминая это, я понимаю, что это был прекрасный момент, поскольку можно было понять, что мы были друзьями».

Федерер признает, что бывали времена, когда он знал, что его родители наблюдают за ним с террасы «Олд Бойз», и он терял самообладание на корте. Они просили его быть поспокойнее, и однажды, когда это вновь прозвучало, он резко ответил: «Идите выпейте чего-нибудь и оставьте меня в покое». Федерер вспоминает, что домой семья ехала «в полном молчании. Я вел себя как идиот».

Взвинченный сгусток эмоций на корте, за его пределами он становился очень вежливым и воспитанным. Местные журналисты, имевшие с ним дело в те годы, рассказывают о счастливом и любезном мальчике. Федерер безошибочно реагировал на влиятельных людей: Бэрлохер утверждает, что в ее присутствии он редко швырял ракетку, хотя речь его могла весьма красочной. Это беспокоило его родителей. «Однажды Линетт подошла ко мне и попросила сделать что-нибудь с его руганью, – вспоминает Бэрлохер. – Я же считала все это вполне безобидным, тем более что в моем присутствии он всегда вел себя хорошо. У меня было множество детей, которые вели себя куда хуже Роджера. В то же время я была крайне озабочена тем, чтобы привить высокие стандарты поведения, поскольку знала, что плохое [негативно скажется] на клубе».

Сеппли Качовски заметил в приступах гнева Роджера на корте еще кое-что: «Я знавал довольно много теннисистов, которые, плохо отыграв, злятся на себя, не могут принять поражение и говорят: «Сдаюсь. Больше не буду играть в теннис». Роджер такого никогда не говорил. Он злился, ему было трудно принять поражение, но он ни разу не сказал: «Сдаюсь».

Когда Федерер выиграл у Гастона Гаудио со счетом 6–0, 6–0 в полуфиналах Мирового тура АТР 2005 года в Шанхае, то его спросили, правда ли, что он никогда прежде еще не побеждал в матче с таким счетом. «Правда», – ответил он и тотчас добавил, что однажды проиграл со счетом 6–0, 6–0, но это было еще в юниорах.

На самом деле это был его первый официальный матч. Спустя две недели после его десятого дня рождения проходили региональные чемпионаты Базеля. Они проходили в теннисном комплексе «Грюссенхёлцли» в Праттельне, промышленной местности поблизости от автомагистрали, выводящей транспортные потоки из Базеля в Берн и Цюрих. По правилам в определенной возрастной группе можно играть до тех пор, пока на день начала года возраст участника не превышает установленную планку. Поэтому Федерер мог играть в группе тех, кому младше десяти, однако, поскольку в ней было слишком мало участников, его определили к тем, кому было меньше двенадцати. В первом раунде он играл против Рето Шмидли, мощно сложенного мальчика, который к тому же был старше на два года и восемь месяцев. В этом возрасте разница почти в три года могла сильно повлиять на исход матча, и, поскольку Федерер был там одним из самых маленьких, так и получилось. Он не победил ни в одной игре.

Много лет спустя, когда его спрашивали об этом поражении, он отвечал: «Это был единственный раз, когда я проиграл со счетом 6–0, причем я играл не так уж плохо!» В настоящее время Шмидли служит в полиции Базеля. После того как в первом издании этой книги было обнародовано его имя, он стал чем-то вроде случайной знаменитости. «Я знал, что выиграл у него со счетом 6–0, 6–0, – говорит он, – но я и понятия не имел, что я был единственным, которому это удалось. Конечно, мне малость повезло – я был настолько сильнее его в то время. Однако с учетом того, чего он добился с тех пор, я горжусь тем, что сделал».

Когда Федереру было одиннадцать лет, он занял второе место в рейтинге своей возрастной группы в Швейцарии, и 13 июля 1992 года он впервые удостоился упоминания в первой колонке местной ежедневной газеты Basler Zeitung. В финале национального турнира среди игроков младше двенадцати лет с низким рейтингом он проиграл Джуну Като, проживающему в Женеве японскому теннисисту, который впоследствии выступил за Японию в Кубке Дэвиса. Как бы то ни было, год спустя Федерер победил в национальном чемпионате Швейцарии среди игроков младше двенадцати лет. Но разве мог кто-либо из присутствовавших разглядеть в этом рождение чемпиона?

К их чести, большинство из тех, кто его помнит, признают, что не могли этого утверждать. «Сейчас многим нравится думать, что они все предвидели, – говорит Ники фон Вари, – но, насколько я помню, никто никогда всерьез не ожидал, что Роджер поднимется на такие высоты. По крайней мере, не когда ему было одиннадцать или двенадцать».

Томас Вирц помнит, как наблюдал за двенадцатилетним Федерером, победившим в национальном чемпионате, и помнит, что как раз подумал, что эти приступы гнева на корте ему помешают. «Уже тогда можно было видеть, какие хорошие у него руки, но, реализовав два или три удачных момента, он вытворял что-нибудь дикое – и швырял ракетку. Он был не слишком дисциплинированным, так что сложно было утверждать, что он шел по пути величия».

Даже в 1992 году, когда Марк Россе выиграл золотую медаль для Швейцарии в летние Олимпийские игры в Барселоне, когда они с Якобом Хласеком привели швейцарцев к их первому финалу Кубка Дэвиса, швейцарским теннисистам все еще не хватало амбиций. «В то время уровень Швейцарии был не слишком высок, так что мы не стремились к таким высотам, – говорит Мадлен Бэрлохер. – Не могу сказать, что я или кто-либо из нас вообще думал, что Роджер добьется столь многого. Я всегда говорила ему: «Роджер, ты должен сам решить, чего ты хочешь достичь в теннисе. Мы можем тебе помочь, но ты должен знать, чего хочешь достичь». У нас было много юниоров, и он всегда был самым юным, и мы знали, что он хорош, но чтобы он стал лучшим в мире? Должна признать, мы об этом не думали».

Как насчет тех, кто знал его на корте? «Я думал, что он будет участвовать в турнире АТР, – говорит Марко Кьюдинелли, – потому что с ранних лет он играл в соревнованиях Швейцарии, и на самом деле казалось, что в нем есть нечто особенное. Но не думаю, что кто-то тогда мог предположить, что он достигнет столь многого».

Одним из тех, кто был не из Базеля и видел Федерера в возрасте тринадцати или четырнадцати лет, был Даррен Кэхилл. Он сопровождал своего друга в Базель, когда Картер впервые пришел в «Олд Бойз», и однажды ему выпала возможность понаблюдать за одной из тренировок Федерера. «Мы посмеялись, когда он спросил меня, что я думаю о мальчишке, – вспоминает Кэхилл. – Я сказал, что думал: да, он очень хорош и смотрится хорошо, но у меня в Южной Австралии есть кое-кто получше, и я с ним работаю. Это был Ллейтон Хьюитт. Меня поразило то, что Роджер во всем был расхлябанным. У него был очень быстрый форхенд, и он пропускал много мячей, особенно когда исполнял бэкхенд, он сумбурно работал ногами и лениво – стопами. Казалось, что он играл во французской манере: беспечно, с большими ударами и чрезвычайно расхлябанно. Можно было видеть, что у него превосходные руки и хорошая зрительно-моторная координация, что он пытался творить на корте чудеса – уже тогда, в том возрасте. Однако он часто даже не попадал в нужный квадрат».

Единственный представитель базельского общества, напрямую контактировавший с Федерером в начале 90-х, который заявляет, что сразу разглядел потенциал, – это Сеппли Качовски, человек, научивший его ударам. Я взял интервью для этой книги у Качовски еще до его бесславного демарша из Базеля. Он оказался строгим, но чрезвычайно приятным человеком шестидесяти лет, преисполненным восторга и любви к теннису, которые ему удавалось передавать своим ученикам. Легко представить, как взволновали его быстрые удары мальчика. Сам он утверждал, что особую веру в этого парня вселяли способности Федерера быстро учиться и оправляться от поражений. «Учебный процесс с ним шел невероятно быстро, мне никогда не приходилось повторять что-либо. У него была исключительная способность схватывать на лету все, что бы я ни говорил. Между головой и ракеткой протянут длинный кабель, большинству людей надо много времени для того, чтобы усвоить мои уроки. Но Роджер понимал сразу и все. Я видел это, тренеры это видели, клуб это видел».

Качовски также заметил, что желание Федерера учиться полностью совпадало с его способностями. «Уже тогда он ненавидел проигрывать, но всегда делал правильный вывод: «Если я не хочу проигрывать, то должен работать усерднее». Если он побеждал со счетом 6–1, 6–1, то зачастую задавался вопросом, как следовало играть, чтобы победить 6–0, 6–0. Я был с ним весьма строг, пусть и по-дружески. Он все-таки был довольно маленьким и физически менее крепким, чем кто-либо еще, но он играл с такой великолепной техникой, что это позволяло ему побеждать во многих матчах, даже когда он был слабее в физическом плане. Опять же, его отец не был высоким, поэтому мы не были уверены в том, насколько он в итоге вырастет».

«Ему никогда не было достаточно тренировок, – добавляет Качовски. – Мы долго тренировались, он очень усердно работал, и потом, когда все заканчивалось, он шел отбивать мячи от стены или искал партнера, с которым он мог бы поиграть еще. И он всегда говорил: «Я буду лучшим!» Никто ему не верил. Мы видели, что у него был потенциал, что он смог бы стать звездой в швейцарском теннисе, но он говорил, что собирался стать лучшим в мире. Он не единственный тринадцати– или четырнадцатилетний мальчик, который так говорил, но он постоянно держал это в уме и работал для того, чтобы достичь этого».

Все это похоже на правду, но бывший спортивный редактор Basler Zeitung Бит Каспар помнит, что первое время у Качовски были проблемы с Федерером. «Возможно, что он и признавал его талант, но ему приходилось удалять Федерера с тренировок, потому что тот был порой просто невозможен. Долгое время ему не разрешалось играть с лучшими, потому что его голова всегда была полна глупыми идеями».

И еще: его очень отвлекал футбол. Любовь Федерера ко всем видам спорта, особенно с мячом, сделала его весьма умелым футболистом. Он присоединился к клубу «Конкордия Базель», играл на позиции нападающего. «Лично я убежден, что если бы он выбрал футбол, то вошел бы в сборную Швейцарии, – вспоминает Сеппли Качовски. – Я видел его лишь дважды, но он в этих двух матчах забил три гола. В одном из них он получил мяч на своей половине, вел его шестьдесят метров и забил гол. У него был талант».

Федерер признается, что считал себя «весьма хорошим, весьма искусным» футболистом и играл с той же страстью и тем же духом соперничества, что и в теннисе. Его друг Марко Кьюдинелли тоже играл, присоединившись к юношеской команде клуба «Базель», и несколько раз эти двое выходили на поле друг против друга. «Мы оба были так решительно настроены на победу, – говорит Марко. – Когда мы побеждали, он плакал. А когда побеждала «Конкордия», плакал я. Это для нас много значило».

Поговаривают, будто Федерера звали в юношеские команды футбольного клуба «Базель». Это вымысел, и он сам отрицает, что когда-либо получал такие предложения. Хотя в настоящее время футбольные клубы и в самом деле демонстрируют всевозрастающий интерес к юным дарованиям, но в начале 90-х у клуба «Базель» была своя молодежная команда, а Федерер играл за другой клуб. (Когда Федерера сейчас спрашивают об этом, он говорит: «Хотел бы я получить такое предложение!») С тех пор как он прославился как теннисист, ему начали поступать предложения потренироваться с командой футбольного клуба «Базель». Он любит фотографироваться с игроками клуба, но всегда отказывается от тренировок, несомненно, из-за опасения получить травму, которая могла бы навредить игре в теннис.

Как только он стал национальным чемпионом среди теннисистов младше двенадцати лет, остро встал вопрос: какой спорт предпочесть? «На неделе я занимался и теннисом, и футболом, – рассказывает он, – но отдавал предпочтение теннису, потому что все равно не мог посещать все футбольные тренировки. В конце концов тренер сказал, что если я не буду посещать все тренировки, то он не сможет ставить меня в команду на матчи по выходным. А я все равно не мог участвовать во всех этих матчах, потому что также пытался играть на турнирах по теннису. Конечно, я осознавал, что играю в одной из лучших футбольных команд, да еще в старшей возрастной группе. Но я знал также, что не смогу всю жизнь заниматься и футболом, и теннисом, что мне нужно улучшать работу левой стопы – это никогда не было моей сильной стороной, – и в итоге я принял решение сосредоточиться на теннисе».

Оба его родителя также были за теннис – мама относилась к этому очень серьезно. Возможно, что этот факт помог принять окончательное решение. И хотя порой он и задается вопросом, что бы было, если бы он выбрал футбол, но никогда не жалеет об этом решении. «Теннис мне нравится больше, потому что я люблю держать все под контролем. В теннисе все зависит от меня – я не могу винить в поражениях вратарей или кого-то другого. Я счастлив, что выбрал теннис. В конце концов, для меня это не было трудным решением».

Отточив удары, которым его научил Сеппли Качовски, Федерер к двенадцати годам обнаружил, что Питер Картер оказывает на его игру все большее влияние. Картер никогда не был личным тренером Федерера в «Олд Бойз», он занимался с группами, причем его возрастающее тренерское мастерство улучшило игру многих в его командах. «Если бы вам нужно было найти идеал спокойствия человека, в каком бы то ни было контексте, то Питер Картер был бы лучшим примером, – говорит швейцарский журналист Марко Мордасини. – Он сформировал [Роджера]. Он взял этот сгусток энергии, необходимые составляющие и соединил все это. Как если бы он взял неограненный алмаз и отшлифовал его».

И Мадлен Бэрлохер, которая попросила Картера тренировать команды «Олд Бойз», вспоминает: «Тренировки с Питером Картером были безупречны как с точки зрения техники, так и на человеческом уровне. Питер был очень привлекательным, но очень сдержанным, он никогда не лез на передний план. Если у молодежи были проблемы, то он отводил ребят в сторону и говорил с ними. Он мог очень хорошо говорить с ними. В то же время, если кто-то плохо себя вел, он его просто прогонял. Порой он и Роджера отправлял домой».

Марко Кьюдинелли думает, что у Картера было великолепное качество: он мог сказать каждому своему подопечному, над чем им нужно было поработать. «Отличное это было время, с Питером Картером, – говорит он. – В моей карьере было три периода, когда я действительно мог повысить свой уровень. Первый из них был как раз тогда, когда я пришел в «Олд Бойз» и работал с Питером. Думаю, что и у Роджера было то же самое. Хотя Сеппли и был очень хорошим учителем, но Роджеру нужен был Питер, который мог помочь ему выйти на следующий уровень».

Все еще оставалась нерешенной проблема вспышек гнева, которые по-прежнему случались у Федерера на корте. Он выходил на корт, входил в хороший ритм, а потом начинал дурачиться и терял концентрацию. Позже он признал: «Когда мне было десять, двенадцать, четырнадцать, я вел себя отвратительно. Это было так ужасно, что даже забавно – я часто швырял ракетки, комментировал каждый удар, потому что просто не мог принять поражение. Я был очень талантлив и думал: «Как такое возможно, что я плохо играю?»

Его мама, Линетт, позже вспоминала в интервью для газеты: «Я говорила Роджеру: «Своими вспышками гнева ты говоришь своему противнику, что готов к тому, что он тебя обыграет. Ты как бы высылаешь приглашения. Ты этого хочешь?» В другой раз она признала: «Этот этап был частью его взросления, но, когда он плохо себя вел, мы всегда ему говорили, что это плохо и что нас это расстраивает. Мы говорили: «Успокойся, Роджер. Возьми себя в руки. Соберись. Неужели проигрыш в матче – такая уж катастрофа?»

Некоторые в «Олд Бойз» беспокоились, что их одаренный юноша мог растерять весь свой талант, забавляясь и теряя спокойствие. Однако совместная работа Питера Картера и родителей Роджера оказала огромное влияние на мальчика. В то время как Картер помогал Федереру двигаться вперед в игре, Линетт и Робби показывали ему ориентиры для поведения. Швейцарский теннисный импресарио Роже Бреннвальд, встретивший Федерера впервые, когда тому было двенадцать лет, говорит: «Он должен за многое благодарить семью. Его родители заложили в него определенные идеалы и ценности. Именно благодаря этим ценностям он преодолел все свои кризисы, в том числе и тот, что случился из-за результатов в 2008 году».

В теннисе высочайшего уровня Федерер отметился еще одним образом: он был мальчиком, подававшим мячи. В 1994 году они с Марко Кьюдинелли подавали мячи на чемпионате Швейцарии на крытых кортах, и это дало им возможность познакомиться с величайшими именами в спорте.

Федерера также приглашали подавать мячи в «Олд Бойз» на женском отборочном турнире, который проходил в клубе ежегодно до 2002 года. Это был 1994 год, когда двумя финалистками стали Мартина Хингис и Патти Шнидер. Впоследствии они вместе с самим Федерером стали тремя из шести самых успешных теннисистов Швейцарии за всю историю.

К весне 1995 года Федерер получил рейтинг R2 в Швейцарской системе (по сути, на региональном уровне он был на второй ступени). Это было неплохо для тринадцати лет, но до национальных рейтингов, к которым он стремился, было еще очень далеко. В тот год он достиг четвертьфинала чемпионата Базеля и уверенно двигался вперед. Однако уже звучали тревожные сигналы.

В середине 90-х официальное швейцарское теннисное издание выражает беспокойство по поводу того, как обращаются с наиболее многообещающими молодыми теннисистами страны. В одной из заметок говорилось о величайшем таланте, игравшем в «Олд Бойз» до Федерера: «Эммануэль Мармиллод является превосходным примером отсутствия долгосрочного планирования. Хотя этот базелец располагает огромным талантом и мог легко сделать карьеру к восемнадцати годам, он сейчас внезапно осознал, что без необходимой работы не попадет никуда, ни на национальном, ни на мировом уровне». В другой заметке перечисляется группа юниоров (в том числе и Федерер. Какая ирония!), которые называются «талантами, которым не дают раскрыть свой потенциал из-за системы обучения или того, что общество еще не готово принять совместную работу образования и спорта высочайшего уровня. Что-то необходимо менять!».

Нет никаких сомнений в том, что Линетт Федерер видела эти заметки. Однако ничто не говорит о том, что они каким-либо образом повлияли на семью Федереров. Они, как бы то ни было, знали, что программа «Теннисные этюды», реализуемая в Национальном теннисном центре Швейцарии в Экюблане, на окраине Лозанны, – это потенциально следующий шаг для тринадцатилетнего Роджера. Она давала возможность продолжить обучение в атмосфере тенниса. Для того, кто не очень-то любил ходить в школу, в том числе и для Роджера, это был шанс.

Кроме того, это давало возможность узнать, так ли он хорош на самом деле. Сейчас он утверждает, что у него был «ужасный бэкхенд», и, хотя в этом заявлении может быть доля скромности, без сомнений это была его слабая сторона. После того как он проиграл Дэни Шнидеру в возрасте двенадцати лет на турнире во Франции, Федерер испытывал такое отвращение к своему бэкхенду, что начал работать над двуручным бэкхендом. Однако и это не сработало. Он говорит: «Я думал: я не могу делать даже этого. Так что лучше останусь со своим плохим одноручным бэкхендом. Слава богу, что я так и сделал». Даррен Кэхилл, впервые увидевший Федерера, когда тому было около тринадцати, говорит: «У него были большие проблемы с бэкхендом. Он всегда хорошо делал шаг влево, избегал бэкхенда и использовал форхенд, но если тебе удавалось заставить его использовать бэкхенд, значит, ты был в очень хорошей форме».

Интересно, что когда Федерер проходил трехдневный вступительный тест в Национальном теннисном центре в марте 1995 года, то начал овладевать своим бэкхендом, доказывать, что может выполнить не только резаный бэкхенд. Он играл на быстром корте и понял, что с одним резаным ударом далеко не уедешь. И он превосходно сдал тест, ясно дав понять тренерам, что очень хочет участвовать в программе. В то же время отъезд в Экюблан означал, что ему надо выйти из-под опеки Питера Картера. Более того, предстояло оставить семью в Базеле и по меньшей мере пять дней в неделю жить в другой части страны, а ведь он с трудом говорил на языке той местности. Он всегда признавал, что семья для него очень важна. У него и в «Олд Бойз» все замечательно, так что есть ли необходимость покидать родные места?

Его родители были рады, что удалось показать ему теннисный центр, указать на другие возможности достичь новых вершин карьеры. Но казалось, что Роджер твердо намеревался остаться в Базеле. По дороге домой после вступительного тестирования он сказал родителям: «Ноги моей больше в Экюблане не будет».

Глава 3

В Экюблан Федерер приехал несколько дней спустя после своего четырнадцатого дня рождения и всего спустя пару месяцев после того, как поклялся, что ноги его больше не будет в Национальном теннисном центре Швейцарии. На первый взгляд может показаться, что решение принять участие в программе «Теннисные этюды» было импульсивным, но, что более вероятно, оно было осознанным. Вскоре после того, как Роджер прошел тестирование, журналист из швейцарского теннисного журнала Smash спросил его, не думал ли он о том, чтобы поехать в Экюблан. «Возможно, – ответил он. – Никогда не знаешь наверняка». Эта цитата отправилась в печать. Его родители, приведенные в замешательство его категоричным заявлением в машине после первого визита в центр, спросили его об этом, на что Роджер ответил: «Ну, раз там так написано, то я еду». Линетт утверждает, что они на него не давили. В интервью британской газете Daily Telegraph она подчеркивает: «Мы – неразлучная семья, но Роджер еще в очень раннем возрасте принял решение, что хочет играть в теннис вне дома. Мы с отцом считали своим долгом поддержать его и его планы, помочь развить уверенность в себе, помочь, если что-то пойдет не совсем так, как он бы хотел. Мы никогда не принуждали его что-либо делать. Мы позволили ему развиваться самому. Он самостоятельно принял множество важных решений, будучи еще младше. Это был ключ к его успеху. Он научился быть очень самостоятельным». К 1995 году Национальный теннисный центр Швейцарии был в каком-то промежуточном состоянии. В 1992 году национальная ассоциация «Швейцарский Теннис» (это название используется с 1980 года, чтобы избежать необходимости писать немецкую, французскую и итальянскую версии названия «Швейцарской Теннисной Ассоциации» на каждом официальном документе) страдала от серьезного внутреннего раскола. В ней велись жаркие споры о том, как лучше организовать развитие талантов страны. В итоге на следующий год четыре региональных теннисных центра слились в один в Экюблане, живописном городе на берегах Женевского озера, к западу от Лозанны. Она послужила временным пристанищем до 1997 года, когда в Биле открылся новейший центр, построенный специально для этих целей. Даже выбор Биля имел политическую подоплеку. Конечно, у него были свои преимущества как у места размещения нового административного и тренировочного центра. Однако город был выбран еще и из-за географического положения: прямо на лингвистической границе между немецко– и франкоговорящей Швейцарией (поэтому на картах зачастую можно увидеть вариант «Biel/Bienne», где «Bienne» – французское название города).

Программа «Теннисные этюды» была начата в 1993 году. Целью ее было дать наиболее многообещающим теннисистам шанс максимально развить свой талант, не пренебрегая при этом учебой. Когда Федерер прибыл, то время, отведенное на школьные уроки, уменьшилось с тридцати часов в неделю до двадцати. Программа была учреждена одним из наиболее опытных европейских тренеров, Жоржем Деньё, который, однако, стал жертвой конфликтов в «Швейцарском Теннисе» в 1992 году. Ко дню прибытия Федерера центром управляли его заместители, Кристоф Фрейсс (ответственный за тренерство) и Пьер Паганини (ответственный за спортивную программу). После трудного первого года репутация центра в швейцарском теннисном мире резко выросла: всего на третий год работы центра на четыре места в нем претендовало шестьдесят юных дарований. Шестьдесят сократили до шестнадцати, которым позволили пройти вступительное тестирование. Оно состояло из бега, курса оценки физического состояния, демонстрации различных ударов и проверочного матча, в котором анализировалась техника и поведение кандидата в условиях соревнования.

Во время тестирования Федерер так впечатлил двух глав программы, что ему тотчас же предложили место. Фрейсс сказал о нем: «Он демонстрирует природный талант наравне с базовой техникой, в которой не было значительных слабостей. Однако в течение следующих нескольких месяцев ему нужно будет много работать физически. Важным критерием отбора было то, что Роджер четко дал понять, что он действительно хочет прийти в Экюблан». Вот вам и «ноги моей там не будет!».

Когда в 1995 году Федерер приехал в Экюблан, в центре было около десятка молодых игроков, мальчиков и девочек. Было невозможно разместить более пятнадцати человек, потому что у центра был доступ только к четырем крытым кортам с твердым покрытием, четырем открытым кортам с грунтовым покрытием и маленькому спортзалу, которые сдавал в аренду «Швейцарский Теннис». В определенное время студенты могли использовать футбольное поле и беговую дорожку в ста метрах от теннисных площадок. У них было свое жилье – студии или комнаты в квартирах для старших или размещение в семьях для тех, кто ходил в местную школу.

Обычный день для обитателей центра начинался со звонка, будящего всех где-то в полседьмого, уроки начинались без пятнадцати восемь, занятия у тех, кто участвовал в программе «Теннисные этюды», заканчивались не позднее часа дня. Затем ученики затем направлялись в теннисный центр на двухчасовую тренировку. Далее следовал часовой урок физкультуры, и лишь потом они уходили домой, чтобы быстро пообедать. По выходным центр был пуст, его обитатели либо разъезжались по домам, либо чаще всего принимали участие в турнирах еще где-то в Швейцарии. Любую домашнюю работу нужно было выполнять по вечерам в течение недели.

В центре, помимо Фрейсса и Паганини, работали и другие тренеры, например, Алексис Бернард был одним из тех, кто работал с Федерером. Однако Фрейсс лично строго контролировал не только программу, но и расписание турниров каждого игрока. На трех-четырех игроков приходилось по одному тренеру. Когда же они отправлялись на турниры, то каждый тренер присматривал за множеством теннисистов. В Экюблане все было по-французски – и учеба, и общение в принимающих семьях. Французский также был языком теннисного центра. Многочисленные дети из немецкоговорящей части Швейцарии могли говорить на немецком лишь друг с другом. С тренерами и руководителями им приходилось говорить по-французски.

В статье, опубликованной Томасом Вирцем в Basler Zeitung в марте 1995 года, с гордостью сообщается, что Федерер стал первым игроком из Базеля, принятым в программу «Теннисные этюды». Там же цитируются слова его отца Робби о том, что учебу нельзя игнорировать: «Роджер не самый прилежный ученик. Но благодаря тому, что у него будет доступ к индивидуальным консультациям, а в центре за образованием следит Аннамари Рюгг, мы уверены, что с этим не будет больших проблем». Вирц заканчивает статью интересным наблюдением: «Федерер теперь закрепил за собой место в команде «Теннисных этюдов», после летних каникул он начнет второй этап обучения, который может вскоре привести к тому, что он станет очень хорошим теннисистом».

То, что Федерер пережил первую пару месяцев, уже можно назвать достижением. Он не очень хорошо говорил по-французски и сильно скучал по дому. Он признается, что несколько раз был близок к тому, чтобы собрать вещи и вернуться домой. «Для меня первые полгода были очень тяжелыми, – говорил он в нескольких интервью. – Я хотел домой. Я не был там счастлив. Когда в воскресение вечером мне нужно было возвращаться, я плакал». Он рассказал швейцарскому журналисту Роже Жонину: «Я был швейцарским немцем, над которым все смеялись. Ко мне придирались. Возвращаться в Экюблан воскресными вечерами было тяжело. Очень тяжело».

Все истории того времени объединяет то, что Роджер часто становился объектом злых шуток. Например, часто случалось, что он записывался на массаж, а когда приходил в назначенное время, то обнаруживал, что его имя стер старший мальчик, занявший его место. Короче говоря, он столкнулся с издевательствами.

Разочарование выплескивалось на корте: Федерер самовыражался посредством впечатляющих форхендов и бэкхендов. Однако стресс вне корта не способствовал хорошему поведению, и он стал известен тем, что швырял ракетки. Из местной важной персоны – ведь всего за месяц до отъезда в Экюблан он победил в швейцарском национальном турнире среди теннисистов младше четырнадцати! – он превратился в самую ничтожную фигуру в серьезном окружении. Он был маленьким – как по росту, так и по положению.

Одним из старших теннисистов в центре, когда туда приехал Федерер, был Ив Аллегро. Он был на три года старше Роджера, вошел в список пятидесяти лучших теннисистов мира в парном разряде и играл вместе с Федерером в Кубке Дэвиса и теннисном турнире на Олимпийских играх 2004 года. Он помнит, что Федерер часто начинал плакать от того, что ему было так сложно со всем справиться, постоянно звонил домой, и вообще «тяжело ему было». Однако именно в это тяжелое время он развил в себе упрямое желание преодолеть все. Несмотря на то что первые недели в Экюблане ставили его в безвыходные ситуации, в том числе и в матчах, он усвоил уроки, сделавшие его сильнее для той жизни, что началась на мировой арене. Его мама сказала британскому журналисту Марку Ходжкинсону: «Это был огромный жизненный урок для него. Он усвоил, что не всегда все идет по-твоему и что с одним талантом многого не добьешься. Нужно работать. Я знаю, что Роджеру не всегда было там легко и что часто он не был там счастлив, но эта борьба пошла ему на пользу. Преодолеть все эти взлеты и падения было трудно, но это помогло ему развиваться как личности».

Пережить первые недели в Экюблане Федереру помогли теннис и размещение в семье. Как бы трудно ни было ему говорить на французском, как бы он ни скучал по семье и друзьям в Базеле, он мог, по крайней мере, самовыражаться на корте. Некоторые из его бывших товарищей по «Олд Бойз» верят, что решимость, выявить которую Роджеру помог Питер Картер, помогла ему пережить эти первые недели. У него также была временная семья, куда он мог приходить вечерами как домой, и эти люди старалась сделать все, чтобы он чувствовал себя как дома. У Аллегро была квартира-студия, а Федерер жил с Корнелией и Жаном-Франсуа Кристин, у которых было трое детей – Ванесса, Николас и Винсент. К августу 1995 года Ванесса и Николас уехали из дома, и семья Кристин согласилась принять ученика «Теннисных этюдов», отчасти для того, чтобы у четырнадцатилетнего Винсента дома был компаньон его же возраста. Они с Федерером стали близки, как братья, и по сей день остаются хорошими друзьями. «По вечерам мы обычно дурачились – дрались, играли в баскетбол или настольный теннис, – рассказал позже Винсент Роджеру Жанину. – Я помню, что его тренеры бранили его за непунктуальность, и у него не было оправдания. Даже когда у него были экзамены в школе, его нужно было трижды встряхнуть, чтобы заставить встать».

Роль родителей Роджера на этом этапе была особенно важна. Они могут служить примером для всех родителей одаренных детей. В своей книге «Das Tennisgenie» («Гений тенниса») авторитетный швейцарский журналист Рене Штауффер пишет, что Линетт убеждена в том, что Роджер смог пережить эти первые пять месяцев только благодаря тому, что сам принял решение отправиться в Экюблан. Родители на него не давили. «Он принял решение самостоятельно, – говорит мама, которая в те первые месяцы разговаривала с сыном по вечерам около часа, – и лишь позже он осознал, что влечет за собой это решение. Однако, поскольку он сам этого захотел, он захотел и преодолеть это».

В конце концов Роджер успокоился и стал хорошо себя чувствовать в центре. Однако до тех пор, пока его расписание не стало особенно плотным, он каждые выходные возвращался домой, чтобы провести время со своей семьей и другом Марко Кьюдинелли. «После того как он уехал в Экюблан, мы очень мало играли в теннис, но все еще проводили время вместе, – говорит Кьюдинелли. – Мы много играли в компьютерные игры, и дома, и на игровых автоматах в городе. У нас обоих был силен дух соперничества, мы оба хотели побеждать. Оглядываясь в прошлое, я думаю, что это было чудесное время, и Роджер занимал в нем значительное место».

Федерер также по-прежнему состоял в «Олд Бойз», появляясь на межклубных матчах, – до тех пор, пока он в конце 1998 года не стал чемпионом среди юниоров. Плоды его работы в Экюблане стали видны его старым партнерам. «Был один случай, – вспоминает Ники фон Вари, – ему было четырнадцать, он только-только уехал в Экюблан, вошел в национальный рейтинг. Потом он вернулся играть с нами, и я стоял против него на тренировке перед межклубными матчами. Он сильно вырос, и мы видели, что он будет хорош. Однако и тогда никто и подумать не мог, что он будет так хорош, как оказалось в итоге».

Фон Вари также стал свидетелем буйного поведения Федерера и Кьюдинелли. «Однажды «Олд Бойз» принимали чемпионат Базеля, – говорит он, – и во время этого мероприятия мы с Роджером, Марко, Рето Стаубли [один из самых близких друзей Роджера, который все еще ездит с ним на турниры] играли в карты в клубном ресторане. Роджер и Марко так шумели, что директор турнира вмешался и сказал, что игроки на центральном корте не могут сосредоточиться. Есть и другие истории о них двоих, но именно эта наиболее ярко показывает, какими они были: энергичными, веселыми и шумными. Но у них никогда не было злого умысла. Впрочем, с ними надо было быть настороже, потому что они всегда были готовы к шалости или приколу».

Если оглянуться в прошлое, то станет понятно, что Федерер начал серьезно работать над своей техникой только тогда, когда поехал в Экюблан. И снова возникает вопрос: понимали ли тогда люди, что среди них находится потенциальный чемпион мира? Скорее всего, нет: по общим стандартам Федерер развивался медленно. «До четырнадцати лет он был тем, кого вы могли бы назвать талантливым юношей. Он хорошо выступал на юниорских турнирах, некоторые из них выигрывал, но не более того, если смотреть реалистично, – говорит базельский журналист и тренер Томас Вирц. – Например, в четырнадцать лет он проиграл в четвертьфинале юниорского чемпионата Базеля – регионального турнира. Само по себе это не так страшно, но это вряд ли допустимо для того, кто стремится к самой вершине. Он был хорошо играющим юниором – ни больше ни меньше. В противном случае он бы больше доминировал. Его величайший рывок с точки зрения результатов и достижений произошел между осенью 1996-го и весной 1997 года, когда ему было пятнадцать».

Именно в 1996 году начали появляться первые признаки того, что люди начали интересоваться Роджером. В сентябре того года состоялся его международный дебют: он представлял Швейцарию на Молодежном кубке мира, групповом турнире, организуемом Международной федерацией тенниса. В тот год турнир проходил в Цюрихе на открытом корте с грунтовым покрытием. Когда Швейцария вышла играть против Австралии, то несколько представителей СМИ пришли на битву лучших: Федерер против Ллейтона Хьюитта, впечатляющего молодого австралийца.

Эта встреча была потрясающей по нескольким причинам. Хьюитт был более известен и в юниорах продвинулся дальше Федерера. Всего четыре месяца спустя он заявит о себе, выиграв турнир АТР в Аделаиде в возрасте всего шестнадцати лет. Несмотря на то что официально в то время Федерер не работал с Питером Картером, он с ним регулярно общался и знал, что Хьюитта тренировал Даррен Кэхилл, бывший товарищ Питера по команде в Аделаиде. Ожидали, что это будет встреча двух теннисистов, которые многого добьются, и матч полностью оправдал ожидания.

Кэхилл вспоминает «марафонский матч, великолепный матч». Он посоветовал Хьюитту заставлять Роджера использовать бэкхенд на том основании, что он видел, как Федерер тренировался в Базеле двумя годами ранее, но «Роджер стал несравненно лучше. Я ожидал, что Ллейтон с легкостью справится с этим матчем, но за те два года, что я не видел Роджера, его игра стала значительно лучше». Это был также горячий матч. «Роджер терял самообладание, Ллейтон терял самообладание, и уже можно было сказать, что это будет интересное соперничество между двумя теннисистами», – говорит Кэхилл. Федерер выиграл со счетом 4–6, 7–6 (3), 6–4, отыграв матч-поинт. В итоге, благодаря ничьей в решающем парном зачете, Австралия все-таки победила.

Следующий год стал важнейшим для швейцарского тенниса. В январе Мартина Хингис впервые за всю историю Швейцарии победила в Большом шлеме в одиночном разряде, выиграв Открытый чемпионат Австралии. К концу марта она стала лучшей в мире и выиграла три из четырех важнейших титулов в одиночном зачете того года, добавив к своему успеху в Австралии Уимблдон и Открытый чемпионат США. Она проиграла лишь Открытый чемпионат Франции, уступив в финале Иве Майоли из Хорватии.

1997 год стал также годом, когда «Швейцарский Теннис» открыл новый административный и спортивный центр в Биле. Наконец-то можно было оставить политические распри прежних пяти лет (ну или хотя бы попытаться: в «Швейцарском Теннисе» они никогда не угасают до конца). У маленькой альпийской страны появилась база для подготовки лучших талантов – и юниоров, и профессионалов. С открытием нового комплекса и приобретением Хингис статуса спортивного кумира теннис в Швейцарии становился все привлекательнее. Вскоре в Биль приехали многоуважаемые лица, в том числе голландский тренер Свен Гренефельд и швед Петер Лундгрен, который был там назначен национальным тренером.

А еще в Биль приехал Питер Картер, которого «Швейцарский Теннис» переманил из «Олд Бойз» летом 1997 года, во многом из-за его связи с Федерером. В нем уже разглядели перспективного игрока, которого стоило развивать. Завершение восьмилетнего труда Питера Картера в Базеле отметили большой прощальной вечеринкой, причем собранная для него сумма была четырехзначной – несомненный знак любви и уважения.

У Федерера дела тоже пошли в гору. После двух лет в Экюблане он смог разместиться намного ближе к дому, овладеть французским и обуздать своих демонов. Теперь у него снова был его тренер, которому он больше всего доверял, а также финансирование от «Швейцарского Тенниса». Но где же ему жить? Он не хотел жить с другой семьей, но и жить самостоятельно в шестнадцать лет он еще не был готов.

И тут, как нельзя кстати, появляется Ив Аллегро. Закончив свою учебу в Экюблане, он решил поселиться в Биле и обзавелся там квартирой. Когда семья Федереров узнала об этом, то спросила, не мог бы он разрешить Роджеру жить вместе с ним. Аллегро согласился, и они стали соседями на два года. «Нам было очень весело, – говорит сегодня Аллегро. – Мы стали очень близкими друзьями. Он был близок к тому, чтобы стать профессионалом. Ему порой было непросто, в том числе и потому, что на тренировку надо было вставать в восемь утра. Он очень часто опаздывал. Он любил играть в «плейстейшен» по вечерам, и порой мне приходилось останавливать его и говорить: «Хватит, пора идти спать». Я был для него как старший брат».

Учитывая трудности с французским языком, которые изводили Федерера, когда он впервые приехал в Экюблан, для него, вероятно, были крайне важны дружеские отношения, в которых в роли языка по умолчанию использовался французский. «Мы всегда говорили по-французски, – рассказал Аллегро, – что довольно-таки странно, потому что к тому моменту я хорошо говорил на швейцарско-немецком. Даже сегодня мы больше говорим на французском, чем на швейцарско-немецком, хотя теперь мы смешиваем три языка: французский, швейцарско-немецкий и английский».

Каково это было, жить с Федерером? Мыл ли он посуду, когда была его очередь? «Было нормально, – говорит его бывший сосед. – Мы не были совсем уж плохи. Если я говорил ему что-либо сделать, то он это делал. Сам бы он, возможно, этого и не сделал, но если я ему говорил, то он всегда выполнял».

«Честно говоря, мы так часто уезжали на турниры, что мало были дома вместе, но, как правило, я готовил, а он играл на «плейстейшен». Он был довольно-таки ленивым, не любил убираться и все такое, и даже если и прибирался в комнате, то через пару дней там был такой же беспорядок, как и до уборки. Однако он всегда был таким человеком, который, решив что-то сделать, делал это хорошо. А уборка не была для него настолько важна».

Аллегро заметил то же, что замечали все, кто наблюдал за юным Роджером, – он намного лучше играл на матчах, чем на тренировках. Большинство игроков любого уровня чудесно играют на тренировках, но когда они участвуют в официальном матче, то их уровень немного падает из-за давления и формальности ситуации. С Федерером все было наоборот. Многие из его друзей по «Олд Бойз» могут заявить, что побеждали его на тренировках, но когда все становилось официальным, уровень Федерера возрастал. «Он часто опаздывал на тренировки, – вспоминает Аллегро их годы в Биле, – но тогда он больше любил играть в матчах, и тренировки зачастую ему наскучивали».

Аллегро сделал умеренно успешную карьеру игрока в парном разряде в турнирах АТР. У него было несколько полупостоянных партнеров, какое-то время он довольствовался тем, что иногда появлялся в роли партнера Федерера на Кубке Дэвиса, паре турниров и Олимпийских играх 2004 года. Не кажется ли ему странным, что из бывшего «старшего брата» он превратился на корте в младшего партнера одного из величайших игроков мирового спорта? «Нет, это не странно. На самом деле, я думаю, что это хорошая история. Я совсем не завидую. Я очень радуюсь успехам Роджера. Я занимаюсь своим делом, а он – своим. Было здорово выиграть два титула вместе с ним, здорово играть с ним в Кубке Дэвиса, просто потому, что это хорошая история». Приход Станисласа Варвинки к известности в качестве игрока в одиночном и парном разряде положило конец партнерству Аллегро и Федерера.

В 1997 году Федерер бросил учебу. «Я сказал родителям: «Я не в настроении больше ходить в школу, я хочу сосредоточиться на теннисе», – сказал он в интервью 2004 года. – Они поняли, но сказали, что если в течение следующих нескольких лет я не добьюсь каких-либо результатов, то должен буду вернуться в школу. Было весьма рискованно бросать школу в шестнадцать лет, потому что у меня тогда не было рейтинга АТР. Может, я был восьмидесятым или около того, а в юниорах я был, скажем, шестидесятым. Однако я каким-то образом почувствовал, что школа мешает сосредоточиться на теннисе на все сто процентов. Поэтому когда я бросил школу, дела в теннисе пошли намного лучше».

В 1997 году Робби Федерер отказался от хорошей работы в Австралии, потому что они с Линетт понимали, что это может помешать Роджеру стать лучшим теннисистом. Позже он рассказал швейцарскому журналисту Рене Штауфферу: «Все говорили нам, как талантлив был Роджер, но мы хотели видеть результаты». И Штауффер цитирует Линетт, которая добавила: «Мы дали Роджеру понять, что не можем финансово его поддерживать в течение десяти лет только для того, чтобы он был где-то четырехсотым в мире». Она даже стала больше работать, чтобы обеспечить финансовую стабильность семьи, – безусловно, разумный шаг в то время. Сейчас он кажется абсурдно излишним.

К тому моменту, когда он бросил школу, он отметил свой первый успех на турнире. В январе 1997 года он стал чемпионом Швейцарии среди юниоров младше восемнадцати. Ему было всего пятнадцать лет. Затем, в мае 1997 года, он выиграл международный юниорский титул в Прато, в Италии, выиграв в шести матчах подряд у одного из лучших в то время юниоров. Правда, в том году он получил лишь этот единственный титул, и он все еще не играл в юниорах на турнире Большого шлема.

Каким игроком был Федерер в шестнадцать лет? Сам он считает, что грациозный стиль у него от природы, но что он не проявлялся до конца подросткового возраста. Однако под руководством Алексиса Бернарда, Кристофа Фрейсса и Питера Картера он неуклонно повышал эффективность ровных ударов, которым научил его в «Олд Бойз» Сеппли Качовски. Томас Вирц вспоминает то время: «Я мало беспокоился о его стиле игры. Он всегда рисковал, его подачи были очень плоскими, чуть выше сетки, и тогда я был уверен, что он никогда не выиграет Открытый чемпионат Франции. Он освоил крученые удары, которые позволили ему лучше играть на грунтовом покрытии, но его стиль все еще не очень хорошо подходил для медленных кортов. В то же время у него всегда был экономичный стиль, так что ему не нужно было столько мускулатуры, сколько необходимо некоторым игрокам. Он в этом отношении немного похож на Михаэля Штиха – очень рациональный».

И все же изменчивый темперамент продолжал его преследовать. «Вы себе и представить не можете, как я швырял свою ракетку, – говорит он в интервью, процитированном на сайте tennis-x.com. – Они порхали повсюду вертолетиками. Я серьезно. Меня выгоняли с тренировок, когда мне было шестнадцать. Я слишком много говорил и кричал на корте».

Его родители рассказывают историю о том, как они ехали домой с турнира через альпийский перевал. Федерер был очень зол на то, как сыграл, и становился очень раздражительным в машине. Его отец пытался его игнорировать, это не сработало. Тогда он остановил машину, вытащил Роджера и засунул его головой в сугроб, как бы остужая. «Мы никогда не ругали Роджера из-за того, что он проиграл, – сказала его мама в интервью с Фредди Видмером из Basler Zeitung, – но когда он плохо себя вел или просто не старался, мы не спускали это с рук».

Линетт уверена в том, что ее сын избавился от своих дурных привычек благодаря их с отцом отношению к Роджеру. «Нашему сыну всегда дозволялось быть немного диким, но он должен был брать на себя ответственность за последствия. Если он попал в затруднительное положение, то сам должен был из него выпутываться».

Той же философии придерживались в центре «Швейцарского Тенниса» в Биле, где его нрав навлек на него страшную кару. Новый «Дом Тенниса», как называли центр, получил новейшее оснащение, в частности дорогое шумоизоляционное покрытие. Всех игроков предупредили, что оно стоит кучу денег и что если кто-нибудь как-нибудь его повредит, то будет неделю чистить туалеты. Федерер позже признал, что был уверен, что такое толстое покрытие невозможно повредить. Увы, он ошибался. Пропустив удар, он традиционно швырнул ракетку, она попала в покрытие и проделала в нем изрядную дыру. «Ему всю неделю пришлось приходить в семь утра и чистить туалеты, – говорит Аллегро. – Для него это было худшим наказанием из всех возможных. Была середина зимы, было очень холодно. А ведь он даже в восемь-то вставал с трудом. Так что ранний подъем, чтобы быть на кортах в семь, был для него настоящим кошмаром».

Само собой, Ив Аллегро помнит приступы гнева у Роджера. «Он очень легко выходил из себя и начинал швыряться ракетками, – вспоминает он. – Не постоянно, но часто. Думаю, на тренировках он вел себя еще хуже, чем на матчах. На матчах его поглощал дух соперничества». В то же время Аллегро признает, что именно на конец 1997 года выпадает период наибольшего прогресса Федерера. И вот, на заре нового года, он собирается штурмом покорить юниорский мир.

Есть разные мнения относительно того, как следует рассматривать официальный мировой чемпионат среди юниоров. Для некоторых достижения на нем – шаг к величию, для других – вступительная глава к рассказу о несбывшихся надеждах. С тех пор как были коронованы первые чемпионы мира среди юниоров в 1978 году, некоторые взлетели на вершины рейтингов – такие, как Иван Лендл, Стефан Эдберг, Энди Роддик, Мартина Хингис и Амели Моресмо. Другие же, наподобие Брайана Данна, Федерико Брауна, Зденки Малковой и Нино Луарсабишвили, исчезли практически бесследно. Они могли быть лучшими в мире среди теннисистов младше восемнадцати лет, но если они родились в год, когда было мало выдающихся игроков или много тех, кто развивался несколько медленнее, то цена этого титула была невелика. То же самое касается и чемпионов Большого шлема: турниры дают молодым игрокам возможность познакомиться с великими игроками в раздевалках и поиграть на только что освобожденных ими кортах, но юниорский титул Большого шлема не является обязательным признаком того, что они станут чемпионами в будущем.

В 1998 году Федерер участвовал во всех главных юниорских турнирах, включая четыре Больших шлема и серию турниров с колоритными названиями вроде «Кофейная чаша», «Банановая чаша» и, в заключение года, «Апельсиновая чаша». Он победил на юниорском чемпионате Виктории в Австралии за неделю до Открытого чемпионата Австралии, а затем дошел до полуфинала в том теннисном центре «Флиндерс Парк» (теперь «Мельбурн Парк»).

Участие в Большом шлеме приучило его к регулярному присутствию СМИ, которые будут сопровождать его всю его карьеру. Марко Мордасини – швейцарский радиожурналист, который большую часть своего состояния заработал на Открытом чемпионате Австралии 1998 года, ведя репортажи о Мартине Хингис и Патти Шнидер, – как и большинство репортеров, пристально следит за талантами – соотечественниками на юниорских турнирах. Несколько раз во время турнира он разговаривал с Федерером, в особенности после того, как швейцарец проиграл в очень равном матче в полуфинале шведу Андреасу Винчигуэрра со счетом 4–6, 7–5, 7–5.

«Я попросил о беседе с ним, – вспоминает Мордасини, – и через некоторое время после окончания матча он пришел в радиорубку с Митци Инграм Иванс, менеджером по связям с игроками-юниорами. В то время то ли Хингис, то ли Шнидер победила, и я должен был выйти в эфир, чтобы объявить результат. Я спросил Роджера, не мог бы он подождать пару минут, – я объяснил почему. Он согласился. Я усадил его рядом с собой и, пока ждал выхода в эфир, услышал, что он шмыгал носом. Я оглянулся и увидел, что он сидит и плачет навзрыд. Он плакал минут десять из-за того, что проиграл в этом матче. Я спросил его, что случилось. На мой взгляд, он играл великолепно, просто другой парень оказался на самую малость лучше. Роджер объяснил, что расстроился не потому, что проиграл, а потому, что знал, что у него был шанс победить, а он его не использовал. Он видел, что он мог сделать иначе, и это больно его задевало. Это был очень сильный момент».

Мордасини говорит, что на личном уровне с Федерером было легко иметь дело, хотя он любил, чтобы его уговаривали. «Он казался застенчивым, – сказал журналист, – порой весьма застенчивым, но всегда у него были очень хорошие манеры. Он, в отличие от большинства подростков, всегда обращался ко мне на «вы». Он был очень спокойным, не тараторил. Нужно было его немного подбодрить, чтобы он открылся. Будто там было два человека: один на теннисном корте, где он знал, что делал, а другой – со СМИ, где он был несколько сдержанным. Я объяснял ему правила своей игры – что я вырежу все его слова, которые выйдут не очень удачно, – и думаю, что это побудило его начать доверять прессе – по крайней мере мне. Спустя годы он по-настоящему открылся. Дело не в том, что он научился делать пиар-ходы».

Третий юниорский титул и второй титул года были завоеваны весной во Флоренции. Это помогло поднять его статус в Швейцарии. Одним из многих людей, заметивших его игру, был Жак (Кебе) Херменьят, директор турниров в Гштааде, чей Открытый чемпионат Швейцарии на корте с грунтовым покрытием проходил через неделю после Уимблдона. Херменьят сделал вывод, что если этот юный швейцарский мальчик – которому все еще было шестнадцать – смог завоевать юниорский титул на грунтовом покрытии, то он достоин допуска к соревнованиям по решению организатора. (Среди участников профессионального турнира по теннису представлены преимущественно кандидаты с высочайшим рейтингом, а также множество игроков, прошедших отборочные туры и приглашенных организаторами.) Перед турниром проводится соревнование, которое призвано выявить тех, кто победит посредством отборочных туров. У директора же имеется несколько приглашений – уайлд-кард, которые он может дать игрокам, не прошедших отбор по рейтингу, но способных повысить привлекательность турнира – таких, как местные теннисисты или звезды после травмы. У квалификационных турниров тоже есть уайлд-кард.

Херменьят предложил Федереру свою уайлд-кард, и тот ухватился за эту возможность. Его путь на турнир АТР, наконец, отчетливо проявился, и это важное событие помогло ему решить, что 1998 год будет последним его годом в юниорских кругах (даже хотя он все еще сможет участвовать в юниорских турнирах в 1999 году). Тем не менее до начала турнира в Гштааде ему надо было достичь еще одной цели.

Несмотря на то что он провалился на «Ролан Гаррос», проиграв со счетом 6–4, 5–7, 9–7 чеху Ярославу Левинскому, он очутился на корте в Лондоне. Сперва он добрался до полуфиналов в Рохемптоне, проиграв Тейлору Денту в трех сетах, а затем участвовал в Уимблдонском турнире, где в напряженной борьбе победил в юниорском турнире, одолев грузина Иракли Лабадзе со счетом 6–4, 6–4 в финале. Потом он вместе с бельгийцем Оливье Рохусом победил в парном разряде, выиграв у Микаэля Льодра и Энди Рама также со счетом 6–4, 6–4 в финале. После всех этих шуток на тренировках в «Олд Бойз» о том, что «с этим ударом я собираюсь выиграть Уимблдон», Федерер в самом деле стал чемпионом Уимблдона, пусть и среди юниоров. Пока.

Здесь уместно вставить мои личные воспоминания. Именно в тот день, когда он победил на Уимблдонском турнире, я встретил его впервые. В 90-х я беседовал со многими юниорами. Некоторые из них были дерзкими, некоторые – застенчивыми, некоторые были чрезвычайно амбициозными, а некоторые сдержанно рассказывали о том, сколь многого они могут добиться. В Федерере меня поразила выдающаяся смесь обаяния и амбиций. Он мгновенно находил контакт с людьми, он заставил меня поверить в то, как ему приятно было со мной общаться (и я знаю, что не один я это почувствовал), и он был самоуверен – но это ни в коей мере не было оскорбительно. Юниоров, ставших чемпионами Большого шлема, всегда окружает интерес со стороны прессы – во многом это задел на будущее, на тот случай, если они окажутся в самом деле хороши. Им всегда задают стандартный вопрос: как вы считаете, победите ли вы во взрослом турнире? Я сожалею, что поддался этому клише. В ответ Федерер нахально улыбнулся и сказал: «Почему нет?»

Мне бы хотелось сказать, что уже тогда я понял, что он обречен на величие, но, увы, не могу. Я беседовал со слишком многими юниорами, которые считали, что войдут в десятку лучших, если не больше. Что я могу утверждать, так это то, что он как человек произвел на меня большее впечатление, чем другие.

Два уимблдонских титула принесли Федереру приглашение на официальный ужин чемпионов в лондонском отеле «Савой», где его чествовали наравне со взрослыми чемпионами того года – Питом Сампрасом и Яной Новотна. Он отказался, потому что Питер Картер убедил его, что важнее дебют в АТР в Гштааде, чем светское мероприятие в Лондоне.

Дебют Федерера в АТР стал третьим подряд матчем, окончившимся со счетом 6–4, 6–4, но на этот раз он проиграл. В сырой хмурый день он должен был встретиться с немцем Томми Хаасом, но Хааса вывело из строя расстройство желудка, а его место занял Лукас Арнольд, аргентинский специалист по игре на грунтовом покрытии. У Арнольда как минимум два повода для гордости. Во-первых, исключительно отважная и до сих пор успешная борьба с раком яичка (вернувшись к соревнованиям, он добавил к своему имени имя мамы – Кер, в знак признательности за ее роль в процессе излечения). Во-вторых, он может заявить, что победил Роджера Федерера в его первом матче на уровне АТР, оказавшись слишком твердым орешком для дебютанта. И все же Федерер не расстроился из-за поражения, а был им взволнован. Его вдохновляло осознание того, что он создал достаточно шансов и обладал необходимыми средствами для того, чтобы выиграть матч. Его уверенность в себе росла.

К этому времени он, как и многие другие юниоры, начинающие переход на арену взрослого тенниса, играл и в юниорах, и на низких уровнях основного турнира. Он получил уайлд-кард на турнир в Женеве в конце августа, где, опять же, проиграл в первом раунде – на этот раз болгарину Орлину Станойчеву со счетом 6–4, 7–6.

В первую неделю сентября начинался Открытый чемпионат США, в котором у него был шанс попасть на вершину юниорских рейтингов. Он уехал в Нью-Йорк четвертым в рейтинге и дошел до финала благодаря тому, что склонил на свою сторону партнера в парном разряде Оливье Рохуса и сильного Дейна Кристиана Плесса, который победил трех игроков на пути к полуфиналам: Айсама Куреши, Тейлора Дента и Фернандо Гонсалеса – все эти игроки в будущем достигли разной степени успехов в профессиональном теннисе. Если бы он победил Давида Налбандяна в финале, то стал бы первым, но шестнадцатилетний Налбандян – который был на год младше, что в том возрасте имеет большое значение, – понял, как играть со швейцарцем, и победил его со счетом 6–3, 7–5.

Федерер чувствовал, что на протяжении всего турнира был слишком плох. После финала он сказал: «Я играл не лучшим образом, я упустил много шансов». Продемонстрировав свое мастерство в использовании полезных и бессмысленных фраз, он дал решительный ответ на вопрос о том, что ему следует улучшить в игре: «Я мог бы улучшить все».

Поражение, нанесенное Налбандяном, было одним из проигрышей, которые, по словам Федерера, многому его научили. «Я всегда больше учился на поражениях, чем на победах. Именно поражение в финале Открытого чемпионата США заставило меня проснуться. Я думал: «Я должен усерднее работать», но только через несколько месяцев после Открытого чемпионата США на самом деле решил взяться за работу, и это принесло результаты».

Следующие результаты последовали всего через пару недель после поездки в Нью-Йорк. Роджеру предложили уайлд-кард на квалификационный турнир на соревнование АТР в Тулузе, и он прошел три матча, чтобы дойти до главного. Победа в первом раунде со счетом 6–2, 6–2 над ветераном, французом Гийомом Рау, означала, что Федерер открыл счет во взрослом турнире. Вторая подряд победа над австралийцем Ричардом Фромбергом привела его в четвертьфиналы, где его победил Ян Симеринк, ставший в итоге чемпионом. Федерер официально заявил, что ему нечего бояться во взрослом турнире.

Три дня спустя Федерер участвовал в третьем турнире АТР – в том, который для него на самом деле что-то значил. Это был чемпионат Швейцарии на крытых кортах, проводившийся на арене Санкт-Якоб Холл, в Базеле. Состав участников в этом мероприятии, как правило, был представительным, и 1998 год исключением не стал. В нем значились четыре чемпиона Большого шлема: Пит Сампрас, Андре Агасси, Патрик Рафтер и Евгений Кафельников. Турнирная сетка свела в первом раунде Федерера с Агасси, и бывший подавальщик мячей должен был впервые встретиться с одним из величайших имен в мире спорта. Под пристальными взглядами почти восьми тысяч зрителей в первый же день мероприятия он проиграл со счетом 6–3, 6–2. Однако он знал, чего достиг. «Дорога длинна, – сказал он после матча, – но я многому научился за последние несколько месяцев». Впрочем, как он обнаружил на следующей неделе, ему еще многое предстояло постичь.

Сыграв перед переполненными трибунами на одной из самых престижных арен тура, Федерер поехал в Кюблис, живописный курорт неподалеку от Клостерс на востоке Швейцарии, где проходил первый турнир в швейцарской отборочной серии. Население Кюблиса составляло около пятисот человек. Очень немногие из этих пяти сотен приходили посмотреть на специалистов и профессиональных теннисистов, пусть и подающих надежды, но просто делающих свое привычное дело в местном крытом теннисном центре, чьи четыре корта с ковровым покрытием на эту неделю становились недоступны. Такова реальность профессионального теннисного турнира, считающегося весьма гламурным.

После торжества в Базеле Федерер искал мотивацию в Кюблисе. В первом раунде он вышел против швейцарца с низким рейтингом, Армандо Брунольда, и, вместо того чтобы использовать уверенность матча с Агасси и пяти побед в Тулузе и с легкостью победить, он проиграл первый сет с тай-брейком. В начале второго сета у него сдали нервы, он начал просто отбивать мячи, ругаясь на всех и вся и по большей части промахиваясь. Он также совершил несколько апатичных двойных ошибок. На это обратил внимание арбитр турнира, Клаудио Гретер, который вышел понаблюдать за несколькими последними играми, принесшими Брунольду победу со счетом 7–6, 6–2. Гретер сделал вывод, что Федерер не прилагает «максимум усилий», как предписывает кодекс поведения теннисиста, и оштрафовал восходящую швейцарскую звезду на сто долларов. Что, кстати, на тринадцать долларов превышает размер приза, полагающегося проигравшим в первом раунде и составляющего восемьдесят семь долларов.

На следующий день швейцарская ежедневная многотиражка Blick повеселилась от души. Ее большие и красочные заголовки с наслаждением описывали позор мальчика, которого всего лишь на прошлой неделе представляли как будущее швейцарского тенниса. «Было трудно, – говорит Ив Аллегро, игравший в парном разряде и деливший с Федерером жилье на четырехнедельном турнире. – Дело было не в том, что он не старался, просто после Базеля он несколько потерял мотивацию. На следующий день его имя трепали газеты, и ему из-за этого было очень плохо».

И все же невозможно долго притеснять хорошего человека. Федерер стойко принял заслуженное наказание. Вскоре они с Аллегро выиграли в парном разряде в Кюблисе, затем Федерер победил в следующем одиночном турнире и дошел в финале следующего, став первым и опередив Аллегро (ставшего вторым) – в турнирной таблице после четырех недель.

Все это время Федерер постоянно помнил о своем незаконченном деле в юниорах: завершить год чемпионом мира. Однако у него оставалось лишь три турнира, в двух из которых можно было набрать очки для одиночной классификации. Началось все плохо: он проиграл в третьем раунде чемпионата Эдди Герра. Однако потом он выиграл два матча на групповом турнире Кубка Саншайн (в первом он играл против Хуана Карлоса Ферреро, еще одного юниора, опередившего Федерера на пути к вершине), а затем отправился на «Апельсиновую чашу» в Майами, на самый престижный юниорский турнир, помимо четырех турниров Большого шлема.

В этом путешествии Федерер сделал то, что шокировало его родителей и многих других знавших его людей: он перекрасился в блондина. Сегодня он рассказывает об этом решении: «На самом деле я много раз хотел сменить цвет волос и просто однажды покрасился в светлый. Как-то раз я собрался покраситься в рыжий, но мои родители этого не одобрили. Еще я хотел отрастить длинные волосы. Думаю, это было бунтарство».

Победа в «Апельсиновой чаше» не только помогла Федереру стать чемпионом мира среди юниоров в 1998 году, но дала также значительную психологическую поддержку, помогла ему осознать, что он способен победить, даже если все против него. После своего первого матча он повредил стопу, дурачась в спортзале, и очень боялся, что ему придется отказаться от участия в турнирах. Тщательно следуя медицинским предписаниям, к встрече в полуфинале с Налбандяном он уже свободно передвигался. Он отомстил за свое поражение в Открытом чемпионате США, затем победил соседа Налбандяна Гильермо Кориа со счетом 7–5, 6–3, в финале одной из наиболее убедительных побед за его развивающуюся карьеру. Фотография чемпиона, поднимающего над блондинистой головой чашу с апельсинами, великолепна. Или ужасна – в зависимости от того, какой цвет волос вы предпочитаете.

Однако важнее то, что Федерер обеспечил себе первое место в рейтинге на конец года и звание чемпиона мира среди юниоров. Он мог рассчитывать на еще один официальный ужин – ужин чемпионов мира Международной федерации тенниса, проходивший во вторую неделю Открытого чемпионата Франции следующего года. А вот на переход в высшие эшелоны турнира АТР – нет. Старт был впечатляющий, но юниорская карьера подходит к концу. Все острее встают вопросы: пополнит ли он ряды, в которых уже стоят Лендл, Эдберг и Хингис, станет ли из чемпиона среди юниоров лучшим в мире? Или же вслед за Данном, Брауном и многими другими останется лишь талантливым и подающим надежды юниором, которому не удалось стать взрослым чемпионом?

На поиск ответов ушло еще четыре с половиной года.

Часть 2. Переход в тур АТР

Глава 4

Понять, что именно делает человека успешным, одновременно и легко, и сложно. С одной стороны, все, что он делает, вносит вклад в его успех. С другой стороны, всегда сложно точно сказать, что же отличает лучшего от остальных. И все же нельзя оставить без внимания те маленькие изменения, которые Федерер внес, покинув юниорские круги, чтобы присоединиться к рядам «больших мальчиков». В свои последние юниорские дни он воспользовался помощью спортивного психолога, Криса Марколли, бывшего профессионального футболиста. Несколько робко вспоминая о той помощи, которую он искал и которую получил, он рассказал в одном из интервью: «Я был слишком расстроен, мне нужна была помощь. Я не знал, что думать о многих вещах, как избавиться от злости. Вот почему я работал с психологом. Думаю, окружающие всегда говорили мне правильные вещи – как себя вести, как усердно работать, что делать, чего не делать. Однако в итоге ты сам должен реагировать и прилагать усилия. Слава богу, я осознал это – возможно, немного поздновато, но не так поздно для того, чтобы изменить то, что надо. Так что после работы с психологом я много работал над этим и самостоятельно».

Ив Аллегро, живший вместе с Федерером в то время, когда он встречался с Марколли, вспоминает: «Он не занимался этим в «Швейцарском Теннисе». Но вне этой системы он нашел правильного человека и работал с ним в течение нескольких месяцев. Думаю, это пошло на пользу его игре, пусть немного, но точно помогло».

Еще изменился один крошечный, но очень важный момент. Пока Федерер играл в юниорах, у него была привычка делать перед каждой своей подачей одну приметную небольшую комбинацию движений. Швейцарский радиожурналист Марко Мордасини вспоминает, что эта привычка исчезла внезапно. «Он поднимал мяч, – говорит Мордасини, – брал его левой рукой, кидал его из-за спины, слева направо, затем ракеткой отправлял его между ног, прежде чем поймать его за спиной, и все это проделывалось с потрясающей скоростью и точностью. Это стало одной из его отличительных черт, и примерно в то время он прекратил это делать. Когда я спросил его почему, он просто сказал: «Это было в юниорах. Сейчас – это сейчас». Он делал это перед каждой подачей, порой даже пока шел на линию, и с невероятной точностью. Но, очевидно, отказ от этой привычки был частью смены его отношения к игре, начавшейся, вероятно, с Питера Картера и продолжившейся с Питером Лундгреном».

Роджер становился дисциплинированнее, и вместе с этим ему по-прежнему надо было давать выход своему подростковому веселью. Это проявлялось в метаморфозах его прически. Покрасившись в блондина для поездки на «Апельсиновый Кубок», он дал волосам отрасти до такой длины, чтобы можно было завязать их в хвост. В сочетании с банданой это сформировало тот фирменный образ, которого Федерер придерживался вплоть до второй половины 2004 года. Раньше его спрашивали, почему он отрастил волосы, и он, как правило, отвечал просто: «Мне так нравится. Зачем их отрезать?»

Большинство теннисистов в свой первый профессиональный год играют в нескольких турнирах невысокого уровня, по сути, на третьем уровне турниров ниже полноценных АТР (или WTA для женщин) и в «челленджерах». Однако Федерер участвовал лишь в одном «челленджере» в Хайльбронне, прежде чем попал прямо на самый низкий уровень АТР тура. Там, благодаря уайлд-кард, он попал в основную сетку в Марселе, на одном из четырех турниров в коротких европейских соревнованиях на крытых кортах в феврале и раннем марте. Там в первом раунде он выиграл у Карлоса Мойи, который всего через шесть недель стал лучшим в мире. Потом, пройдя квалификацию и попав в основную сетку в Роттердаме, он достиг своего второго подряд четвертьфинала.

В туре он создал себе такую репутацию, что ему дали еще один уайлд-кард, на этот раз в клуб «Эрриксон Оупен» на Ки-Бискейн, его первый турнир в серии «Мастерс»[1] (известный тогда как «Супер девять»). Несмотря на поражение в первом раунде, он уже подбирался к лучшей сотне теннисистов спустя всего четыре месяца после начала его первого года в туре АТР.

В апреле 1999 года Федерер дебютировал в Кубке Дэвиса. Очевидно, что семнадцатилетний теннисист, сыгравший вничью в своем первом Кубке Дэвиса, должен привлечь внимание и считаться многообещающим, за чьим будущим стоило бы следить. Это все не про дебют Федерера. Швейцарцы сыграли вничью в первом раунде у себя в Невшателе с финалистом прошлого года, Италией. Нынешний президент Международной федерации тенниса Франческо Риччи-Битти – тогда президент итальянской Ассоциации тенниса – вспоминает: «Я увидел состав и подумал: «О Боже, у нас проблемы». Его результаты меня не удивили, потому что у него был потрясающий талант, но с 1999 по 2003 год ему не хватало концентрации. Ему было так легко играть, что он не считал нужным работать над концентрацией. Он был очень нестабилен, за исключением Кубка Дэвиса: он прекрасно играл, потому что ответственность за страну давала ему больше причин сосредоточиться».

К апрелю 1999 года у Италии были проблемы не только потому, что им приходилось иметь дело с юным Федерером. Нация, выигравшая Кубок Дэвиса в 1976 году, на пике карьеры харизматичного Адриано Панатта, никогда не покидала мировую группу соревнования, в которую входило шестнадцать стран, но к концу 90-х они столкнулись с серьезным упадком. Казалось, они исчерпали всю свою удачу на то, чтобы попасть в финал в 1998 году, который они дома проиграли Швеции. К следующему апрелю они потеряли две из своих главных опор, Андреа Гауденци и Диего Наргизо. Несмотря ни на что, они чествовали как лучшего игрока опытного Давиде Сангинетти, с которым Федереру предстояло встретиться после того, как Марк Россе выиграл открывающий матч с Джанлукой Поцци.

В первом матче из пяти сетов Федерер справился с седеющим итальянцем со счетом 6–4, 6–7, 6–3, 6–4, продемонстрировав зрелость, поддерживающую то, чего боялся Риччи-Битти. «Я сначала нервничал, – признавал позже Федерер. – Это совсем по-другому, когда играешь не за рейтинг, а за свою страну».

Россе и Лоренцо Манта одолели в парном разряде итальянцев Пескосолидо и Лоуренса Тилемана, расчистив через два дня путь Швейцарии. В результате Федерер внезапно обнаружил, что является частью команды, которая могла бы многого достичь.

С ветераном Россе, с еще более уверенным специалистом в парном разряде Мантой, который в июне 1999 года дошел до четвертого раунда в одиночном разряде Уимблдона, с проявляющимися талантами Федерера и Джорджа Бастла у Швейцарии были все шансы, чтобы создать успешную команду. Неожиданно стало очевидным, что выездной четвертьфинал против Бельгии, который должен был состояться после Уимблдона, можно выиграть и что он может стать путевкой на домашний полуфинал против Франции.

Пока Россе оправлялся от вирусной инфекции, Федерер стал лучшим игроком Швейцарии перед четвертьфиналом в клубе «Примроуз» в Брюсселе, а Манта играл во втором одиночном разряде. У самих бельгийцев была восходящая звезда – Ксавье Малисс, разгромивший Манту на открывающем матче. На втором Федереру выпало встретиться с Кристофом ван Гарси, но ван Гарси был одним из тех игроков с низким рейтингом, которые обретают суперсилу, играя за свою страну. Левша, да к тому же с несколько нестандартным стилем, он и до этого показывал множество результатов куда более высоких, чем его рейтинг результатов в Кубке Дэвиса. К своим победам он добавил еще одну победу: 16 июля 1999 года, в пяти сетах над семнадцатилетним Федерером. В четвертом сете Федерер лидировал в двух сетах против одного, но у ван Гарси случились такие сильные судороги, что ему потребовалась помощь. Однако потом судороги случились уже у Федерера, когда Бельгия побеждала со счетом 2–0.

Зная, что бельгийцы, как правило, хронически неспособны выигрывать парные матчи, швейцарцы понимали, что у них все еще есть шанс. Они использовали парный разряд и уменьшили отставание до 1–2. Однако в то воскресенье самые большие надежды возлагалась на матч между Федерером и Малиссом. Как писал американский журналист Кристофер Клэри: «Безусловно, в нынешнюю эру уравнительной политики и многочисленных травм рискованно предсказывать будущее мужского тенниса. И все же очень хочется рассматривать этот матч как первый среди многих между этими двумя в главных мероприятиях игры». Как оказалось, это мнение, которое разделяли многие в то время, было несколько ошибочным. Федерер достиг значительных результатов, а Малисс не смог извлечь выгоду из своего бесспорного таланта: возрастающему числу титулов победителя Большого шлема Федерера он смог противопоставить лишь победу в полуфинале Уимблдонского турнира. Однако в то летнее воскресенье на грунтовом корте Брюсселя Малисс имел преимущество и выиграл со счетом 4–6, 6–3, 7–5, 7–5, положив конец участию швейцарцев на Кубке Дэвиса в XX веке.

Швейцарская команда сыграла достойно, но от поражения не могло не остаться горечи. Швейцарский теннис всегда был взрывоопасной смесью из лингвистических и политических групп, он вполне способен спровоцировать самые дикие внутренние распри. Результаты Бельгии ознаменовали начало нового периода борьбы, требовавшей жесточайших усилий в течение добрых двух лет. Впоследствии на разборах полетов многие специалисты отмечали, что вирусная инфекция Россе стоила Швейцарии домашнего полуфинала против Франции. Многие считают, что сама по себе инфекция не была такой уж изнурительной. В то же время преданность Россе национальной идее наводит на мысль о том, что он отказался бы играть только в том случае, если бы действительно был физически неспособен выйти на корт. Предположения о том, что он притворялся, а не был болен, свидетельствуют скорее о распрях в швейцарском лагере, чем о хитроумии Россе. Капитан Клаудио Медзадри тоже получил свою долю критики. Он стал капитаном перед матчем с Италией тремя месяцами ранее после того, как его предшественника, Стефана Оберера, заставили уйти из-за того, что Россе уволил его с поста личного тренера. В ноябре 1999 года уволили самого Медзадри – исключительно ради того, чтобы его заменил бывший соратник по Кубку Дэвиса Якоб Хласек – человек, который едва ли мог привнести гармонию. Известно, что Хласек говорил о том, что не видит возможности примирения с Россе. Другими словами, швейцарская национальная теннисная ассоциация выбрала капитана, чьи отношения с лучшим игроком страны были, мягко говоря, непростыми.

Однако самым скверным было то, что ассоциация не учитывала мнение игроков. В видах спорта, в которых заняты большие команды – футбол, регби и т. д., – национальные руководящие органы сочли бы непрактичным и, возможно, несправедливым формальные консультации с ведущими игроками по поводу того, какого тренера предпочтительнее выбрать. Однако в теннисе, где есть всего два игрока (или один выдающийся игрок и его партнер в парном разряде), такие консультации могут помочь команде многого достичь, а решение не обсуждать с ведущими игроками выбор капитана – смерти подобно. По сути, в большинстве команд капитан занимает свое место по воле игроков.

Объявление «Швейцарского Тенниса» спровоцировало демонстрацию солидарности среди игроков и создало угрозу того, что игроки проигнорируют первый матч Швейцарии в Кубке Дэвиса 2000 года, где им предстояло выступить против недавно коронованных чемпионов – австралийцев.

Изначально этот матч должен был состояться в феврале 2000 года в женевской «Палекспо Арене», способной вместить более десяти тысяч зрителей. Опасаясь, что ни один из заслуживающих внимания игроков не станет выступать за Швейцарию, матч перенесли в «Заалспорхалле», в Цюрих, который мог разместить максимум четыре тысячи зрителей.

Когда это произошло, то стало вдруг понятно, что матч против австралийцев станет потрясающим зрелищем. Федерер обнаружил, что его заставляют играть, несмотря на его солидарность с теми, кто угрожал забастовкой (у него был контракт со «Швейцарским Теннисом», от них он получал финансовую помощь). Как и ожидалось, Хласек решил не выбирать Россе. Это расстроило Федерера, который ясно дал понять, что недоволен тем, что Хласек стал капитаном. Хласеку удалось убедить играть Манту и Бастла, но Манта дал понять, что играет против воли. В общем, несчастливая команда.

И все же в день открытия матча Федерер в четырех сетах победил Марка Филиппуссиса, что свело на нет победу Ллейтона Хьюитта над Джорджем Бастлом. Когда же они с Мантой победили Уэйна Артурса и Сандона Стола в парном разряде, то соперничающая нация была готова с позором изгнать чемпионов всего два месяца спустя после триумфа австралийцев в финале 1999 года в Ницце. Однако Хьюитт – без сомнений, не забывший горечь поражения, нанесенного Федерером в том же самом городе четырьмя годами ранее, – был решительно настроен одержать победу над бывшим противником в четырех сетах в первом одиночном матче. Бастл же не смог справиться с Филиппуссисом: австралиец выиграл в пятом сете со счетом 6–4.

То, что швейцарцы так приблизились к победе в таких нестабильных условиях, возродило в них надежду. Однако для Хласека как капитана, который и так уже подвергался критике, это был серьезный удар. Это подготовило почву для дальнейших проблем, возникших четырнадцать месяцев спустя.

Что до тура, то взлет Федерера в начале 1999 года сменился небольшим застоем на несколько месяцев. Шесть последовательных турниров закончились поражениями в первых раундах, в том числе главный дебют на «Ролан Гаррос» и Уимблдоне. На французском чемпионате он проиграл Патрику Рафтеру, а на Уимблдоне – Байрону Блэку. Лучших результатов он достиг на турнирах на крытых кортах, и, когда ему позволили снова играть на крытых кортах, дела его снова пошли в гору. Он проиграл в трех сетах Ллейтону Хьюитту в Лионе в их первом матче уровня тура АТР (этот матч сопровождало необычное зрелище: их тренеры, Питер Картер и Даррен Кэхилл, сидели мирно на трибунах и дружески болтали). Он победил Седрика Пьолина – игрока, в том году вошедшего в десятку лучших, – в Ташкенте, в сентябре. Он победил Райнера Шуттлера в Тулузе на следующей неделе. Благодаря всему этому он из игрока, стоящего на пороге сотни лучших теннисистов, стал тем, кто стремительно ворвался в этот список.

1999 год он закончил, вернувшись в «челленджер», выиграв свой первый и единственный титул этого турнира в Бресте, заняв шестьдесят четвертую позицию рейтинга, поднявшись, таким образом, на двести тридцать восемь позиций с начала года, когда он был всего лишь триста вторым.

В начале 2000 года победа в двух раундах на Открытом чемпионате Австралии ускорила продвижение Федерера в рейтинге. В середине февраля он достиг своего первого финала тура АТР в Марселе, спустя неделю после политизированного матча Кубка Дэвиса против Австралии. В финале он встретился не с кем иным, как с человеком, с которым он стоял бок о бок на протяжении предыдущих соревнований, – с Марком Россе. Это был очень уважительный и взаимно вежливый финал, завершившийся в пользу Россе со счетом 7–5 на тай-брейке. Возможно, что Федерер был не вполне готов к своему первому титулу – этот вопрос все еще является открытым. Вероятно, если бы он играл с кем-то менее близким для него, то его желание победить было бы больше. Сам же Россе позже шутливо заметил в разговоре со швейцарским журналистом Роже Жонином, что он поблагодарил Роджера за то, что тот позволил ему выиграть. В это трудно поверить, несмотря на то что Федереру было приятно, что Россе выиграл очередной турнир, четырнадцатый за его карьеру и третий в Марселе.

Взросление Федерера пришлось на самое начало 2000 года. В тот период он принял ряд решений, впоследствии определивших его независимость. Он расстался со спортивным психологом Крисом Марколли, проработав с ним больше года. В конце 2002 года Марколли поведал швейцарской газете Neue Zürcher Zeitung о том, что работа спортивного психолога заключается в том, чтобы «помочь пациенту с тем, чтобы он смог помочь себе сам», а также о том, что к началу 2000 года Федерер достиг необходимого уровня независимости. Короче говоря, в совместной работе больше нет необходимости. В апреле Роджер объявил, что в этом году покинет «Швейцарский Теннис».

Наиболее значимой чертой многих национальных теннисных программ является помощь, которую они оказывают игрокам в течение первых двух лет после выхода из юниоров. Шведы в 70-х годах и немцы в 80-х узнали, что карьеры многих многообещающих теннисистов погубил именно недостаток помощи, которая бы облегчила переход из юниоров во взрослый тур. Пока же Федерер был на пути к тому, чтобы стать профессионалом в 1998 году, и он все еще был связан контрактом со «Швейцарским Теннисом». Это позволяло ему тренироваться в новом центре в Биле, а также получать финансовую помощь от этой организации. В то же время это оставляло за «Швейцарским Теннисом» последнее слово в выборе тренера. То есть Федерер вынужден был играть в Кубке Дэвиса даже в том случае, если возражал против капитана, выбранного ассоциацией. Разумеется, он и сам мог уйти. Однако тот факт, что национальная ассоциация принуждала его играть с Австралией в Кубке Дэвиса, помог ему принять окончательное решение.

Не так уж трудно было принять решение расстаться со «Швейцарским Теннисом», но кто будет его тренировать? Питера Картера сманили в национальный центр в Биле – во многом благодаря тому, что он со времен «Олд Бойз» в Базеле был связан с Федерером. Мало-помалу национальный тренер Питер Лундгрен начал тренировать Федерера наравне с Картером. Это отлично работало. Однако теперь, когда Федерер собрался уходить, он хотел, чтобы кто-то ездил вместе с ним. Нужен был или Питер, или кто-то другой.

Имя «Питер» (по-гречески «Кифа») означает «камень». Воистину, перед Федерером возник тяжелый камень преткновения. Решение расстаться с Питером стало для Роджера очень тяжелым потому, что, хотя Картер не мог постоянно с ним ездить на турниры (его невеста боролась с раком), он также не хотел и отпускать Федерера. Кроме того, привязанность между Федерером и Картером была очень сильной и за последние десять лет лишь укрепилась. Не было никакого сравнения с отношениями, сложившимися после трех лет работы Федерера и Лундгрена.

«Все мы были уверены, что он изберет Картера, – вспоминает Ив Аллегро, – а он вдруг выбрал Лундгрена. Я был удивлен не менее других. Впрочем, для Роджера это было трудное решение, да и Картеру это было тяжело принять».

Когда Федерер принимал это решение, Даррен Кэхилл много времени проводил с Картером (Картер был одним из трех друзей жениха на свадьбе Кэхилла в том же году). Он утверждает, что друг его был разочарован: «…до крайней степени, он был крайне огорчен. Он в самом деле верил, что мог бы помочь Роджеру на его пути. Мы часами говорили о тех двух парнях, которых мы тренировали. Много говорилось о том, как мы могли бы стать лучшими тренерами для этих игроков, как мы могли бы справляться с эмоциональной стороной тенниса, как мы могли бы справляться с тем, что происходило на корте. Конечно, выбор тренера – вопрос личный. Питер Лундгрен – великолепный тренер, и у него тоже были теплые отношения с Роджером. Возможно, Роджер рассматривал ситуацию с той стороны, что Картер уже привел его к определенному уровню и ему нужен был кто-то, обладающий опытом Лундгрена, чтобы перейти на следующий уровень. Возможно, он был прав. Но Картер так много вложил в карьеру Роджера и, более того, был его другом. Когда тот сделал выбор, Питер внешне не выказал эмоций, поддержал решение Роджера. Однако внутри он был очень расстроен. Это его очень ранило».

Федерер говорит, что принял это решение, основываясь на «ощущениях». Многие говорили о том, что выбор был сделан с учетом того, что Картер не хотел путешествовать. По-человечески австралийца это характеризует с лучшей стороны, поскольку он должен был быть рядом со своей невестой на протяжении следующих полутора лет. Однако тот же Кэхилл уверен, что Картер тотчас бы согласился, если бы Федерер попросил его путешествовать с ним. Как только решение было принято, Картер его беспрекословно принял, благородно уступил, не показав ни малейших признаков обиды. Он продолжал работать. Это очень впечатлило Федерера и сыграло немалую роль в том, что он настаивал на кандидатуре Картера при выборе капитана швейцарской команды для Кубка Дэвиса в 2001 и 2002 годах. Кэхилл добавляет к этому: «То, что Питер стал частью команды для Кубка Дэвиса, на самом деле обусловлено тем, что Роджер сказал: «Этот парень должен быть частью моей жизни и карьеры. Он нужен мне рядом, пусть даже и не на главной роли».

Лундгрен был не похож на традиционного тренера. Будучи игроком, он достиг весьма скромных успехов: двадцать пятой позиции в мировых рейтингах в возрасте двадцати лет. Он также прошел в четвертый раунд Уимблдона и Открытого чемпионата Австралии в парном разряде. Он скорее заработал славу игрока, не расстающегося со своей гитарой, любившего тяжелый рок не меньше, чем свой мягкий бэкхенд. Его игровая карьера завершилась в начале 90-х, и Лундгрен принял образ того, кто абсолютно не ассоциируется со спортом высочайшего уровня. Со своими длинными волосами и козлиной бородкой он скорее был похож на бродягу с пляжей Австралии, чем на тренера теннисиста, который стремится стать лучшим в мире.

В любом случае Лундгрен стал для Федерера огромной ценностью, равно как был для Марсело Риоса до того и станет для Марата Сафина в будущем. Никто не может точно сказать, каким именно должен быть тренер. Каждый теннисист требует что-то особенное, и только сам теннисист способен понять, получает ли он от тренера то, что необходимо. Федерер чувствовал себя хорошо и непринужденно в компании Лундгрена, а у Лундгрена, в свою очередь, было тактическое чутье, которое позволяло его подопечному составлять планы игры. Он также помогал Роджеру работать над теми проблемами, которые все еще создавал его изменчивый темперамент.

Когда к 2000 году волосы Федерера отросли до плеч, они с Лундгреном стали поразительно похожи – если не на братьев, то на единомышленников точно.

К концу 2000 года на дороге возник третий «камень». Пьер Паганини уже был в национальном центре «Швейцарского Тенниса», когда в 1995 году Федерер пришел туда. Помня о жестких условиях мирового теннисного тура, Федерер сделал Паганини своим личным фитнес-тренером. Он работал в паре с физиотерапевтом – изначально с Тьерри Марканте, а потом с несколькими другими. Необходимость постоянных разъездов приводила к тому, что большинство физиотерапевтов Федерера выдерживали около восемнадцати месяцев, а потом возвращались к семьям или на основную работу.

Паганини, 1957 года рождения, представлял собой такого бритоголового фанатика фитнеса, который не командует, стоя на краю площадки, а вместе со своим подопечным работает до седьмого пота. Они вместе с Кристофом Фрейссом руководили программой «Теннисные этюды», к которой Федерер присоединился в возрасте четырнадцати лет. Таким образом, назначение Паганини личным фитнес-гуру Федерера для серьезной работы около ста дней в году венчало естественное развитие событий. Паганини четко дал понять, что именно он будет участвовать в разработке расписания турниров Федерера, заниматься его диетой и физическими тренировками. Тогда же была разработана структура года Федерера, которая актуальна и по сей день: три трехнедельных блока физических тренировок – в декабре, в феврале и в июле – с более короткими, более интенсивными блоками в перерывах. Это соответствует структуре: полный цикл турниров, далее – период восстановления, потом фитнес-тренировки, затем теннисные тренировки, снова турниры, восстановление и так далее. Физическая работа идет по плану, разработанному Паганини для Федерера, и включает в себя пять пунктов. Пункт первый: общие тренировки, то есть работа в спортзале для улучшения выносливости, силы, скорости и ловкости. Пункт второй: особый фитнес, сочетающий в себе работу в спортзале и на корте с акцентом на конкретных аспектах поочередно. Пункт третий: комплексный фитнес, то есть различные упражнения на корте, основанные на фитнесе и теннисных тренировках. Пункт четвертый: особые фитнес-тренировки, включающие в себя игру в теннис с конкретными фитнес-целями. Пункт пятый: превентивные тренировки, включающие в себя физиотерапевтические упражнения, призванные предупредить возникновение травм. За все годы Паганини вносил в режим некоторые изменения, но в целом он остается неизменным с 2000 года.

Паганини, бывший футболист и десятиборец, рассказывал швейцарскому теннисному журналисту Рене Штауфферу: «В физической подготовке, в атлетичности Роджер отставал, особенно что касается работы ног и силы в целом… его чрезвычайный талант стал проблемой, поскольку компенсировал какие-то физические недоработки». Паганини подчеркивает, что не ставит цели превратить Федерера в бодибилдера: «Теннисист – не спринтер, не марафонец, не толкатель ядра. Однако у него должно быть всего понемногу, и он должен быть способен воспользоваться всеми этими качествами по ходу матча».

Фитнес-гуру вскоре выяснил, что физические тренировки не входят в список любимых занятий Федерера, и поэтому ему приходилось превращать работу в веселье. Федерер сам признает, что ему не нравится работа в спортзале, и он никогда не проводил там больше трех часов подряд, тогда как на корте он проводит намного больше времени. И тем не менее «…в последнее время теннисные тренировки или фитнес приносят мне больше удовольствия, потому что я вижу пользу от этих трудных долгих часов работы. Мне это нравится, я знаю, что смогу насладиться этим еще больше, когда буду на корте. Я не хочу проигрывать только потому, что мне не хватает физической подготовки или практики».

В интервью 2005 года для книги, изданной Baser Zeitung, Паганини сказал: «Возможность работать с Роджером Федерером – это абсолютная привилегия. За всю карьеру спортивному тренеру может повезти так всего однажды. Нет, обычно так не везет, так что я на самом деле – просто счастливчик».

Итак, Лундгрен был назначен личным тренером, Паганини – фитнес-тренером. У Федерера была команда для штурма высочайшего уровня профессионального тенниса.

Глава 5

Можно легко – и ошибочно – предположить, что поскольку Федерер выиграл больше титулов Большого шлема, чем кто-либо другой, то его переход из юниоров в профессионалы был стремительным. Это был скорее хорошо спланированный процесс обучения. Из-за его победы на Уимблдоне среди юниоров в шестнадцатилетнем возрасте люди стали ожидать от него намного больше. Он стал знаменитостью, и многие уроки, которые надо было бы усвоить в период постепенного профессионального становления, пришлось учить под устремленными на него многочисленными взорами. Период в четыре с половиной года между тем, как он покинул круг юниоров и выиграл первый титул Большого шлема, характеризуется медленным, но постоянным прогрессом. На то, чтобы новый режим Лундгрена-Паганини начал приносить плоды, ушло лишь несколько недель, и Роджер проиграл всего несколько матчей, что сейчас кажется уму непостижимым. Например, к июню 2000 года Майкл Чанг, американец-ветеран, утративший свои позиции в мужском теннисе, никогда не показывающий ничего особенного на травяном покрытии, все же умудрился победить Федерера в Галле. И еще одно поражение на травяном корте в Ноттингеме нанес Ричард Фромберг, еще один ветеран, который всегда лучше играл на грунтовом покрытии. Однако самое болезненное поражение Федерер потерпел в сентябре 2000 года, на Олимпийских играх в Сиднее.

В формате Олимпиады все четыре полуфиналиста дважды борются за медаль, а проигравшие разыгрывают бронзу. Федерер прошел в последнюю четверку, не проиграв ни сета, но затем в полуфинале проиграл Томми Хаасу со счетом 6–3, 6–2. Он играл не лучшим образом, но и не опозорился. В плей-офф за бронзу ожидалось, что он обыграет Арно Ди Паскуале.

Ди Паскуале был предшественником Федерера на посту чемпиона среди юниоров, но эти двое весьма отличались друг от друга. Француза, яркого игрока, подвели небезупречная техника и тело, которое не могло выдержать суровые условия современного теннисного тура. Он победил трех сеянных игроков, чтобы дойти до последней четверки, но в полуфинале его остановил Евгений Кафельников. В итоге он оказался в плей-офф с Федерером, несколькими мелкими травмами и почти иссякшим запалом.

Каким-то образом Ди Паскуале одолел первый сет со счетом 7–5 на тай-брейке. Все еще казалось, что Федерер способен отыграться. Он был на грани фола во втором сете, но, как только он сравнял счет на втором тай-брейке, казалось, что медаль уже была у него в руках. И все же он слишком рано сломался в последнем сете, и со счетом 7–6, 6–7, 6–3 Ди Паскуале заполучил бронзу. Он шире всех улыбался на постаменте. Президент Международной федерации тенниса Франческо Риччи-Битти, фанат Федерера, вопреки всем требованиям положения и внешнего нейтралитета никогда не скрывающий своих предпочтений, заявил, что «это был один из самых огорчительных матчей для фаната Федерера. Он был лучшим игроком, и Ди Паскуале был травмирован, но Федерер каким-то образом все равно умудрился проиграть». Разочарование Риччи-Битти усилилось три года спустя: когда казалось, что Федерер растратил весь свой огромный талант, и прошло еще восемь лет до того, как Федерер заполучил-таки олимпийскую медаль.

Было бы неправильным утверждать, что Федерер вернулся с Олимпиады в Сиднее ни с чем. Он – гражданин мира с широкими взглядами, он расцветает в атмосфере Олимпийских игр, наслаждается встречами с другими спортсменами. И самое сильное впечатление на него произвел один член теннисной команды Швейцарии.

История Мирославы Вавринец (или просто Мирки) напоминает историю Мартины Хингис. Мирослава родилась в словацкой части Чехословакии в 1978 году и переехала в Швейцарию, когда ей было два года. Ее история в теннисе начинается с того, как в девять лет ее взяли на женский турнир на крытых кортах в Фильдерштадте, неподалеку от Штутгарта. Там она встретила Мартину Навратилову – ей было уже тридцать три, но она все еще была второй лучшей теннисисткой в мире, уступая лишь Штеффи Граф. Навратилова, вероятно, спросила Вавринец, играла ли она в теннис. Вавринец сказала, что не играла и что ей больше нравился балет. Навратилова заметила, что ее фигура больше подходит для тенниса, и предложила задействовать свои связи в Швейцарии, чтобы помочь девочке начать заниматься теннисом. К пятнадцати годам Вавринец уже была чемпионом Швейцарии среди теннисистов младше восемнадцати лет, а к 2000 году она, оправившись от серьезной травмы лодыжки, вошла в команду Швейцарии для Олимпийских игр в Сиднее.

Роджер и Мирка впервые встретились в Биле, вскоре после открытия «Дома Тенниса» в 1997 году, так что ко дню встречи в Сиднее они уже были немного знакомы. Федерер прорывался к полуфиналам, Вавринец проиграла два первых раунда: в женском одиночном разряде со счетом 6–1, 6–1 Елене Дементьевой, получившей в итоге серебряную медаль, и, в паре с Эммануэль Гальярди, венесуэлкам Милагрос Секера и Марии Венто со счетом 6–2, 7–5.

В Сиднее же Вавринец потеряла свое сердце. Казалось, Федерер ее преследовал. «Я не могла понять, почему он так хотел со мной поговорить, – рассказывала Вавринец, – а потом, ближе к концу Игр, он меня поцеловал».

Прямо перед окончанием Олимпийских игр Федерер встретился с Митци Инграм Иванс, менеджером по связям и контактам с прессой. Федерер сказал: «Митци, подожди здесь, я хочу представить тебе кое-кого особенного». Он исчез и вернулся через пару минут уже не один, довольный и гордый. «Это Мирка», – заявил он.

Олимпийские игры в Сиднее ознаменовали начало отношений, которые поддерживали Федерера как в личном, так и практическом плане и которые вылились в свадьбу 11 апреля 2009 года. Тогда пара готовилась к рождению, как выяснилось вскоре, близняшек.

Вавринец не была его первой любовью (у него уже была постоянная девушка, когда он был младше), но вскоре стало понятно, что это нечто большее, чем мимолетный роман. Она стала его референтом, она стояла за созданием его аромата RF – и она же настояла на том, чтобы разделять личные и коммерческие дела. Некоторое время существовала договоренность со швейцарскими СМИ: их нельзя было фотографировать вместе. Этот запрет нельзя было не нарушать, несмотря на то что в целом швейцарская пресса была согласна с тем, что право общественности знать о паре все заканчивалось на пороге их квартиры в богатом пригороде Базеля, Обервиле, и просторного дома, в котором они живут сейчас в Воллерау, на берегах Цюрихского озера в Центральной Швейцарии. «Теперь мы позволяем фотографировать нас вместе, – сказала Вавринец швейцарскому журналисту Роже Жонину в 2004 году, – но ни в одной газете или журнале вы не прочитаете о том, что происходит у нас дома».

Чемпионат Швейцарии на крытых кортах в Базеле – одно из регулярных событий в календаре мирового тенниса. Впервые он прошел в 1970 году, то есть он старше большинства других мероприятий в современном туре. Он раньше обозначал открытие европейского осеннего сезона турниров на крытых кортах. В 2000 году он занял куда менее выгодное положение, когда оказался втиснут между предпоследним и последним турнирами года серии «Мастерс». Однако он продолжал существовать как престижное и финансово благополучное мероприятие, с тех пор как в 2009 году получил статус «500», поставивший его всего на один уровень ниже «Мастерс» или уровня «1000» и гораздо лучшую позицию. Он все еще стоял за неделю до турнира Париж-Берси, но целых две недели спустя предыдущего турнира «Мастерс 1000» в Шанхае.

На протяжении последних двух десятилетий он был детищем Роже Бреннвальда, теннисного импресарио. Впервые они встретились, когда Роджеру Федереру было двенадцать и Бреннвальд должен был вручать ему награду как самому талантливому молодому игроку Швейцарии. До начала церемонии Бреннвальд выяснил, что должен произносить имя мальчика на английский манер, а не на французский, как свое собственное имя. Бреннвальд превратил чемпионат Швейцарии на крытых кортах в такое авторитетное событие, что даже проигрыши Федерера в 2004 и 2005 годах не подорвали его экономическую жизнеспособность. «Поскольку наше мероприятие является общественным событием, а также и теннисным турниром, Роджер Федерер – это бонус, – говорит Бреннвальд. – Он – огромная привилегия, но, к сожалению, мы не можем извлечь из него максимум: у нас всего девять тысяч мест, которые мы заполняли и тридцать лет назад. Так что он скорее бонус, а не основа турнира».

С экономической точки зрения турнир поражает, но в базельском теннисе есть и те, кто считает его слишком уж светским мероприятием – со всеми этими хорошо одетыми и курящими сигары зрителями, которых не в пример больше, чем настоящих страстных поклонников тенниса. Что ж, в этом есть доля правды. Однако вряд ли на планете есть турнир, который не сталкивается с этой проблемой в той или иной степени.

Чемпионат Швейцарии на крытых кортах познакомил Федерера с атмосферой теннисного турнира. В четырнадцать лет он подавал там мячи, встречался в раздевалке с такими великими людьми, как, например, Джим Курье и Борис Беккер. Его мама Линетт всходила там на пьедестал еще до того, как он стал знаменит. К тому времени, как он стал профессионалом, Базель был одним из двух швейцарских городов, в которых проходили мужские турниры уровня АТР. Вторым был Гштаад в Бернском нагорье, одно из самых живописных мест в мировом теннисе, где Федерер дебютировал в туре. Оба мероприятия много значат для Федерера, но Базель важнее – это его родной город.

Утром 29 октября 2000 года казалось, что все идет к тому, чтобы чемпионат Швейцарии на крытых кортах стал первым титулом в портфолио Федерера. В одной из своих лучших игр в роли профессионала он победил накануне Ллейтона Хьюитта, дошел до финала Базеля. Этот результат казался еще одним маленьким переломным моментом в его карьере. Может показаться странным, но, несмотря на доминирование в мировом теннисе, потребовалось целых шесть лет для того, чтобы он поднял наконец над головой домашний трофей.

Полуфинал Федерера в 2000 году, когда он играл против Хьюитта, был одним из наиболее выдающихся матчей его ранней профессиональной карьеры. Всего пять с половиной месяцев разделяли игроков в возрасте. Они уже играли друг против друга в юниорах. Их обоих тренировали люди из родного города Хьюитта, Аделаиды, и оба они были лидерами своего поколения. Если бы Хьюитт не повзрослел намного быстрее Федерера, то, возможно, он бы никогда не стал первым в мировых рейтингах. Однако к тому времени, как они встретились в Базеле, Хьюитт выиграл все три из их пост-юниорских матчей, в том числе четыре сета Кубка Дэвиса, которые помогли Австралии победить Швейцарию, пусть и с минимальным преимуществом.

Это сделало базельский полуфинал между Хьюиттом и Федерером матчем недели – и он таким и был. Это было классическое столкновение домашнего аутсайдера, тридцать второго в рейтинге, и приехавшего фаворита, седьмого в рейтинге. Два теннисиста сыграли выдающийся матч, и Федерер победил со счетом 6–4, 5–7, 7–8 (8–6 на тай-брейке). В ту субботу весь Санкт-Якоб Холл стоя аплодировал обоим, но особенно победителю – местному герою.

Однако это усилие дорого обошлось. На следующий день Федерер вышел в финал из пяти сетов против шведа Томаса Энквиста. Тот был уже на закате своей карьеры, но все еще удерживал девятую позицию в рейтинге и был способен побеждать соперников, недостаточно сильных для того, чтобы противостоять его беспощадности. Федерер постарался, он довел матч до пяти сетов, но проиграл со счетом 6–2, 4–6, 7–6, 1–6, 6–1.

К концу третьего года в туре он ворвался в тридцатку лучших, закончив 2000 год двадцать девятым – благодаря очкам, добытым в финалах в Марселе, в Базеле и в полуфинале Олимпийских игр.

Если выбор момента в теннисе что-то и значит, то момент для восхождения Федерера к славе во времена юности швейцарского тенниса был выбран идеально. Страна, неохотно принимающая спорт, не процветающий на ее территории, была вынуждена заинтересоваться и заметить его, когда Мартина Хингис стала лучшей в мире в 1997 году. Однако Хингис не родилась в Швейцарии. Несмотря на то что она иммигрировала в возрасте семи лет, то есть достаточно рано для того, чтобы бегло говорить на швейцарском немецком, она никогда не старалась говорить на нем так, чтобы казаться урожденной швейцаркой. Людям в Швейцарии было непросто принять ее по-настоящему. Один из опытнейших теннисных журналистов, Юрг Фогел из газеты Neue Zürcher Zeitung, однажды описал ее как «немного неправильную швейцарку».

По отношению к Федереру, родившемуся в Базеле, такой отчужденности не было. Всего через неделю после того, как Хингис проиграла Дженнифер Каприати в Открытом чемпионате Австралии, не сумев прибавить к своим пяти титулам Большого шлема еще один, Федерер, наконец, получил свой титул. Этот ключевой момент произошел в Милане, когда Роджер победил Жюльена Буте в финале и стал чемпионом АТР. Буте едва ли мог напугать даже подростка Федерера, но настоящая работа была проделана в предыдущих двух раундах. В четвертьфиналах он выиграл у Горана Иванишевича (который позже в том году выиграл на Уимблдоне) со счетом 6–4, 6–4 и в полуфинале победил бывшего лучшего теннисиста Евгения Кафельникова со счетом 6–2, 6–7, 6–3.

И какое место походит для триумфа лучше Базеля, где всего пять дней спустя швейцарская команда должна была играть с США в Кубке Дэвиса?

В тот год американская команда переживала очередной переходный период. Патрик Макинрой взял на себя должность капитана. Его старший брат Джон отказался от этой работы после того, как переманил обратно Пита Сампраса и Андре Агасси в команду Кубка Дэвиса только для того, чтобы оба пошли на попятную перед полуфиналом в Испании, где в итоге американцы все равно проиграли со счетом 5–0. В Базеле началось восстановление американцев, которое должно было закончиться победой на Кубке Дэвиса в 2007 году.

В февральские выходные 2001 года Федерер был на коне. В четырех сетах он уверенно и быстро победил хрупкого, но чрезвычайно стабильного Тодда Мартина – тому уже стукнуло тридцать, у него скрипели суставы, но в этот день он был особенно опасен – перед тем как принести Швейцарии еще одну победу: над Яном-Майклом Гэмбиллом. Между двумя победами в одиночных разрядах была одержана еще одна, в парном с Лоренцо Манто над Гэмбиллом и Джастином Гимелстобом – временной парой, которая играла так плохо, что наглядно демонстрировала снижение шансов США на победу в парном разряде Кубка Дэвиса. Возможно, в этом есть нечто символичное, но швейцарская команда пять минут безуспешно пыталась извлечь пробку из праздничной бутылки шампанского, и выбил ее в конце концов именно Федерер.

В турнире из пяти матчей Швейцария победила со счетом 3–1. Патрик Макинрой позволил дебютировать в матче Кубка Дэвиса Энди Роддику, который горел энтузиазмом по этому поводу, – чего нельзя было сказать о жителях Базеля. На тот день билеты на мероприятия не были распроданы, несмотря на вероятность того, что Макинрой мог выставить своего известного сорокаоднолетнего брата для участия в парном разряде. Пустые места создавали тягостную атмосферу. С 2001 года ни один турнир Кубка Дэвиса не проводился в Базеле (хотя справедливости ради стоит отметить, что отчасти это было связано и с непригодностью Санкт-Якоб Холла). Казалось, что хотя Федерер и заслужил восхищение народа своего родного города, но он еще не окончательно заслужил их желания его поддержать.

Следующая игра Кубка Дэвиса – домашний четвертьфинал против французов в Невшателе в апреле 2001 года – стала важным моментом в эмоциональном развитии Федерера. «Впервые Федерер показал, что не стремится быть всеобщим любимцем, – вспоминает швейцарский радиожурналист Марко Мордасини. – После своего первого матча, в пятницу, он встал перед прессой – была почти полночь – и заявил: «Я не могу и не буду играть в Кубке Дэвиса до тех пор, пока Якоб Хласек сидит в кресле капитана».

Как и в случае со многими спорами, подоплека разлада между Федерером и Хласеком непроста. Однако суть в том, что игрок никогда не ладил с капитаном. Почему? Непонятно. Хотя оба очень разные как личности и как игроки – Хласек добился всего благодаря дисциплине и усердной работе, а Федерер может полагаться на свои природные таланты, – у них намного больше общего в образе мышления и отношения к жизни, чем у Федерера с Марком Россе, с которым он всегда хорошо ладил. Какова бы ни была причина, было трудно как обеим сторонам конфликта, так и всем вокруг. Хласек привез в Швейцарию Питера Лундгрена, надеясь на то, что он поможет с Федерером. И к тому времени, как они добрались до Невшателя, он признавал, что Лундгрен на самом деле очень помог.

Хласек также примирился с Россе – правда, это было похоже больше на перемирие, – и они постарались забыть о своих различиях. Когда команда собралась на неделю, казалось, все в швейцарском лагере было замечательно, но, как написал Роже Жонин в своей работе 2004 года «Роджер Федерер», признаки недовольства видны были невооруженным глазом: «Команду сфотографировали перед отелем, в котором они все остановились. В то время как все широко улыбались, на лице Федерера застыло очень мрачное выражение. Просто ли он устал или же это был признак более глубокого дискомфорта? За спиной шептались, будто Хласек и Федерер больше не ладили – по сути, совсем не ладили. Напряжение было почти осязаемо, а улыбки – фальшивыми».

Как и на турнире в Цюрихе четырнадцатью месяцами ранее, беспокойства в швейцарском лагере поспособствовали проведению по-настоящему великолепного спортивного зрелища. В раунде не только было пять матчей, но в целом в него вошло двадцать три сета с 270 геймами, длившимися двадцать один час и две минуты. В день открытия француз Арно Клеман победил Россе со счетом 15–13 в пятом сете матча, длившегося пять часов и сорок шесть минут. Россе предотвратил восемь матчболов, но уступил на девятом.

Потом Федерер вышел против Николя Эскюде перед переполненным залом на «Литторал Арене». Публика его поддерживала, но он сыграл, пожалуй, худший матч Кубка Дэвиса за всю свою карьеру. К тому моменту Федереру претил сам вид Хласека: на фотографиях с матча видно, как Федерер упрямо смотрит мимо Хласека, когда тот говорил с ним на смене сторон. Эскюде позже стал игроком года Кубка Дэвиса, оставшись непобежденным в пяти одиночных и парных матчах и выиграв кубок для Франции в пятом матче в финале в Мельбурне. Он также победил Федерера на финале в Роттердаме шестью неделями ранее. Однако исход матча решила разочаровывающая игра Федерера. Эскюде выиграл со счетом 6–4, 6–7, 6–3, 6–4, в результате чего около полуночи Федерер предстал перед прессой с глазами, на которых предательски застыли следы недавно пролитых слез.

Если Федерер чувствует, что не может выполнить задачу как следует, то он не хочет делать этого вообще. Это объясняет и его заявление: «Я не могу так больше. Я уже на протяжении нескольких месяцев говорю о том, что совсем не получаю удовольствия от игры, пока он [Хласек] здесь. Поражение в таком матче и то, как я проиграл, меня убивает. На кону – моя карьера».

Всем тем, кто имел отношение к «Швейцарскому Теннису», эта ситуация была известна как «die Kuba Krise» («Кубинский кризис»): Хласека называли «Кубой», модификацией его имени Якоб и немецким названием соответствующего острова.

Пытался ли Федерер испытать свое влияние, измерить границы растущей зависимости «Швейцарского Тенниса» от него? После тех выходных многие задавали себе этот вопрос. Почти точно ответ на него – «нет». Существует достаточно свидетельств того, какие чувства испытывал Федерер к Хласеку, и он человек, для которого важна правильная обстановка. Некоторые считают, что именно поэтому он участвует в матчах Кубка Дэвиса (когда он в них все же участвует). «Я никогда не думал, что он пытается использовать свою власть», – говорит Марко Мордасини, который лично при этом присутствовал.

Какова бы ни была мотивация Федерера, чем-то нужно было пожертвовать. Хласек – пионер швейцарского тенниса, принесший стране известность, войдя в десятку лучших теннисистов в 1988 году и приведя ее к финалу Кубка Дэвиса в 1992 году, – терпел неудачу. Он был вынужден уйти в отставку после чрезвычайно драматичного четвертьфинала, несмотря на отставание Швейцарии на два очка после того первого дня.

Тем же вечером между Россе и Федерером в отеле разгорелась жаркая дискуссия. Россе был физически истощен после марафонского матча, но и он, и Федерер решили, что они должны были продолжать играть ради своих фанатов и товарищей по команде.

Хласек мог и подождать. Сейчас они должны были начать спасительную операцию, которая оказалась в итоге впечатляюще успешной.

Несмотря на то что Федерер почти совсем не спал, он стал партнером Лоренцо Манты в парном разряде субботним днем. Нет никаких сомнений в том, что Манте было очень приятно, что Федерер встал рядом после пятничного безумия, и в итоге он отыграл один из своих лучших матчей Кубка Дэвиса. Швейцарские партнеры проиграли первый сет против Седрика Пьолина и Фабриса Санторо, но реабилитировались во втором и третьем сетах, проиграв четвертый на тай-брейке. Федерер позже признался, что не был уверен в том, как публика в Невшателе встретит его после слабой игры накануне, но она его полностью поддерживала. Поддержка болельщиков очень помогла в финальном сете, закончившимся со счетом 9–7 и увеличившим продолжительность матча до четырех часов и тридцати одной минуты.

Когда Федерер победил Арно Клемана со счетом 6–4, 3–6, 7–6, 6–4, чтобы уравнять матч до 2–2 очков, феноменальное возвращение швейцарцев стало очевидным. Впрочем, как бы то ни было, талисман команды, Россе, был все еще измотан после пятничного матча. Поэтому Джордж Бастл, который проиграл единственный матч против Марка Филиппуссиса со счетом 6–4 в начале правления Хласека за четырнадцать месяцев до этого, снова был в игре. Он с легкостью справился с первым сетом, потом получил преимущество со счетом 2–1 после тай-брейка в третьем сете. Эскюде победил в четвертом, и неожиданно матч, который в пятницу казался таким неравноценным, дошел до решающего пятого сета.

У Бастла было преимущество первой подачи. Когда счет достиг 4–4, он держал свою подачу, чтобы давить на Эскюде – французу пришлось держать свою, чтобы остаться в матче. Он так и сделал. При счете 5–5 Бастл снова держал подачу, и счет уже был 6–5. Эскюде снова подал, чтобы остаться.

Когда счет был уже 30–40, у Бастла был матчбол. Последовал обмен ударами. Эскюде использовал форхенд, и в результате мяч приземлился вблизи задней линии. Кто-то закричал: «Аут!», и Бастл начал поднимать руки в триумфальном жесте, но вдруг понял, что кричал не судья на вышке. Он ударил, но, выбитый из равновесия этим криком, запустил мяч за заднюю линию Эскюде. Счет стал равным.

Стал ли этот крик причиной поражения Бастла, мы уже никогда не узнаем. Эскюде же выиграл два следующих очка, чтобы держать подачу, и в следующей игре Бастл проиграл. Хоть он и попытался выиграть подачу соперника, Эскюде не собирался проигрывать свою, и Франция стала триумфатором.

Разочарование в швейцарском лагере, очевидно, было огромным, хотя его и смягчал тот факт, что они все-таки сохранили долю гордости после пятничного кошмара. Им просто было нужно, чтобы все беспорядки закончились.

Нельзя сказать, что выходные в Невшателе вымотали Роджера: неделю спустя он выиграл три матча в Монте-Карло, а затем еще два в Риме в начале мая. Учитывая его первые результаты (он получил титул в Милане, пройдя в полуфинал в Марселе, финал в Роттердаме и четвертьфиналы в Майами), теперь он вошел в ряды лучших десяти теннисистов мира. Однако, несмотря на весь свой талант, он все еще не знал, как правильно давать выход своей возбужденной энергии. Поэтому, когда он поехал в Гамбург на финал турнира серии «Мастерс» перед Открытым чемпионатом Франции, предохранительный клапан, держащий под контролем его эмоции на корте, был на пределе.

Глава 6

Было бы неправильно рассматривать какое-либо событие в карьере Роджера Федерера как решающий момент. Его восхождение было постепенным, и в его лучшие годы у него было несколько взлетов. Однако то, что произошло в Гамбурге 14 мая 2001 года, стало одним из самых крутых и значительных трамплинов за всю его карьеру. Согласно архивам, Франко Скиллари победил Роджера Федерера со счетом 6–3, 6–4 в первом раунде турнира «Гамбург Мастерс». Но именно то, что произошло в конце матча, и то, какие уроки вынес из этого Федерер, возымело колоссальный эффект.

Гамбургский «Ротенбаум» – это теннисный центр, исполненный престижа и традиций. Расположенный среди внушительной архитектуры роскошного бульвара Ротенбаумшоссе, он является многоуважаемым домом немецкого тенниса, где проходит один из старейших турниров мира. Вплоть до 2009 года он был известен как «Гамбург Мастерс», но затем утратил свой статус турнира серии «Мастерс», когда огромные испанские деньги оказались могущественнее тевтонских традиций. В 2001 году для немецких фанатов или мировых телевизионных компаний имена Федерера и Скиллари ничего не значили. Поэтому их первый раунд проводился на первом корте «Ротенбаума»: забетонированной мини-арене в тени главного стадиона. То, что она располагалась в своеобразной образовавшейся аэротрубе, притягивало худшую погоду Гамбурга. В результате лишь немногие наблюдали завершение матча.

Матч подвел итог очередному этапу карьеры Федерера. Да, он был талантливее, но его эффективность на корте была нестабильной, тогда как матч был прекрасно сбалансирован в стиле Скиллари. При счете 5–4 во втором сете Скиллари обеспечил себе матчбол. В последовавшем обмене ударами Федерер оттеснил хитроумного левшу-аргентинца за заднюю линию и рванул к сетке. Для него это должен был быть легкий удар с лета. Скиллари выполнил удар с максимальной подкруткой, пытаясь заставить Федерера выполнить удар с лета в низкой точке. Федерер потерял мяч из вида и внезапно осознал, что зажат между его ракеткой и грунтом. На заднем фоне голос судьи с вышки объявил: «Гейм, сет и матч за Скиллари, 6–3, 6–4!»

У сетки Федерер пожал руку Скиллари, выразил признательность судье, а затем в бешенстве разбил ракетку о судейское кресло.

Та сломанная ракетка была, пожалуй, одной из самых ценных, которыми он когда-либо играл. Эта реакция на поражение заставила его пристально взглянуть на себя. «Меня расстроило не просто поражение в матче, но и мое отношение к этому, – признал он несколько лет спустя. – Я понял, что мне нужно поменять свое отношение. Я помню, как подумал: «Я никогда не буду разбивать свою ракетку после матчей, только во время матчей». И потом я сказал: «Довольно, я больше не выхожу из себя. Я слишком плохо себя веду»».

Он сдержал свое слово. Его поведение изменилось, поначалу даже слишком. На последующих турнирах он был спокоен, как буддист: совершал ли он великолепные удары или чудовищные ошибки, он не выказывал никаких эмоций, а просто шел к следующей позиции. «У меня даже начались проблемы из-за того, что я был слишком спокоен, – вспоминает он. – У меня была мотивация и страсть, но я больше не мог этого показывать, потому что боролся со своим поведением. Возможно, я и потерял немного времени, но, оглядываясь назад, я понимаю, что это было для меня очень важно».

Это было важно. Однако еще более важным было то, что его новое отношение было вознаграждено результатами. За семь недель после того, как он буянил в Гамбурге, он дошел до своих первых двух четвертьфиналов Большого шлема благодаря результату, который во многом заявил о его потенциале в мире тенниса.

Четыре победы, которые привели его в четвертьфиналы Открытого чемпионата Франции, восстановили его уверенность. Тогда, на траве Галле, он выглядел в высшей степени уверенно в течение двух раундов перед тем, как встретился с Патриком Рафтером – одним из лучших игроков на кортах с травяным покрытием того времени. Желая побольше попрактиковаться в игре на траве, он решил участвовать в голландском турнире в Хертогенбосе, принесшим ему три победы, прежде чем он столкнулся со своим старым противником, Ллейтоном Хьюиттом, в полуфиналах.

Пока Федерер был в Нидерландах, составлялась сетка Уимблдона, которую возглавлял Пит Сампрас. В этом не было ничего необычного: Сампрас выиграл семь из предыдущих восьми титулов в мужских турнирах в одиночном разряде. Однако к июню 2001 года мастер Уимблдона выглядел все более и более уязвимым. Он не выиграл ни одного турнира за весь год после того, как проиграл Тодду Мартину в четвертом раунде Открытого чемпионата Австралии и Хьюитту в полуфиналах его любимого «разминочного» турнира на травяном корте в лондонском клубе «Куинз». По сути, последний свой титул Сампрас получил в последний день Уимблдона в 2000 году, когда он оправился от слабого начала, победив Патрика Рафтера в четырех сетах под последними лучами солнца. Казалось, что король был готов к свержению.

В тот год британцы слишком зациклились на том, чтобы Тим Хенмен составлял всем серьезную конкуренцию. В связи с упадком Сампраса возникло убеждение, что великая надежда британского тенниса наконец дождалась подходящего для себя момента. Запланированный четвертьфинал между Сампрасом и Хенменом был предметом обсуждений при подготовке к Уимблдону. Масла в огонь подливало невнятное выступление Сампраса на втором раунде матча, во время которого он проиграл два сета не самому сильному британскому теннисисту Барри Коуэну, кульминацией карьеры которого стало абсолютное поражение в пяти сетах.

Тогда, когда Хенмен победил Шенга Схалкена, а Сампрас победил Саргиса Саргсяна, чтобы дойти до четвертого раунда, все еще ждали столкновения Сампраса и Хенмена. Однако никому не известный тогда Саргсян, приятный армянин, обучавшийся в американском колледже и с трудом выкраивавший средства для того, чтобы принимать участие в профессиональном теннисном туре, стал последним человеком, проигравшим Сампрасу на Уимблдоне в том году (и предпоследним вообще).

В тот хмурый понедельник, когда играли все оставшиеся игроки обоих полов, Федерер впервые вышел на Центральный корт Уимблдона. Мало того, что ему предстояло встретиться с Сампрасом, он еще и должен был соблюсти церемониал Центрального корта, в том числе и поклон Королевской ложе, если члены британской королевской семьи присутствовали там (сейчас эту традицию упразднили). Ему выпал пятнадцатый номер. Большинство наблюдателей сходилось на том, что ему еще над многим предстоит поработать, прежде чем он сможет победить чемпиона. В целом, как полагали, это будет для него поучительный и полезный матч, а для большинства зрителей-британцев – просто очередная ступень по дороге к четвертьфиналу между Сампрасом и Хенменом.

И все же большинство людей, близких к Федереру, верили в то, что девятнадцатилетний теннисист способен победить Сампраса. И после тай-брейка в первом сете, при содействии небольшой доли удачи (спорную подачу засчитали ему, и он получил преимущество от попадания в боковой край сетки), его уверенность начала расти. Федерер мог бы выиграть в двух сетах, но пропустил шесть брейк-пойнтов во втором сете, благодаря чему Сампрас выиграл со счетом 7–5. Слабый удар Сампраса дал Федереру победу в третьем сете, но Сампрас справился с тай-брейком в четвертом сете и сравнял счет. Пятый сет сопровождался подачами до двенадцатого гейма, счет между Федерером и Сампрасом составлял 15–40. Швейцарец предположил, что Сампрас выберет широкую подачу в сторону его форхенда, – и был прав. После победного форхенда Федерер рухнул на землю. После трех часов и сорока одной минуты он выиграл со счетом 7–6, 5–7, 6–4, 6–7, 7–5, положив конец эре великого мастера Уимблдона, серии из тридцати одной победы, начиная с турнира 1997 года. Это был единственный раз, когда Федерер и Сампрас играли друг против друга на официальном матче.

Сампрас торжественно отдал должное человеку, обладавшему, на его взгляд, многими из тех качеств, которые помогли ему самому многого добиться: «Множество молодых парней приходит в теннис, но Роджер исключительный. Он особенный. Он такой же универсальный игрок, как и я, он не слишком эмоционален. И он прекрасный спортсмен».

Последний человек, победивший Сампраса на Уимблдоне, – Ричард Крайчек в 1996 году – в итоге и получил титул. В тот вечер понедельника, 2 июля 2001 года, многие прочили Федереру ту же судьбу.

Интуиция не подводила Британию: для Хенмена этот год в самом деле был лучшим для победы. Сампрас был удален с его пути, и Хенмен сыграл один из лучших своих матчей, чтобы обыграть Федерера в четвертьфиналах со счетом 7–5, 7–6, 2–6, 7–6. Победа над Сампрасом измотала молодого швейцарца. Он отказался ссылаться на это в качестве оправдания и даже не упомянул об этом на послематчевой конференции, но Федерер потянул приводящую мышцу в матче третьего раунда против Йонаса Бьоркмана, а матч против Сампраса усугубил травму. В таких случаях на выздоровление нужно несколько дней, и на некоторых Уимблдонских турнирах дождь дает участникам это время. Но не в случае с Федерером в 2001 году. Он продолжал играть – что понятно, учитывая, что это был Уимблдон, – но растяжение помешало ему как в матче против Хенмена, так и позже, когда он был вынужден пропустить несколько недель сезона американских турниров на кортах с твердым покрытием.

И все же, победив Сампраса на Уимблдонском турнире, Федерер заявил о себе всему теннисному миру. И хотя он и проиграл Хенмену, посыл британцам был ясен: если Хенмен не победит на Уимблдоне в этом году, то потом будет слишком поздно. Перерыв между эрами Сампраса и Федерера не продлится долго.

Так и произошло. 2001 год был лучшей возможностью для Хенмена, но он проиграл потрясающе оживившемуся Горану Иванишевичу в полуфиналах в матче из пяти сетов, длившемуся три дня. После победы в третьем сете со счетом 6–0 Хенмен уже одной ногой стоял в финале, но несколько перерывов, вызванных дождем, дали Иванишевичу возможность собраться с силами, и одним брейком в финальном сете хорват разбил мечты британцев.

Победа Иванишевича над Рафтером в драматичном финале, состоявшемся в понедельник, в настоящее время является одним из величайших фантастических рассказов в современном теннисном фольклоре. Так что, судя по всему, это был хороший год для того, чтобы Федерер получил полезный опыт, а не титул, который повесил бы на него груз ожиданий, которые он пока не в силах был оправдать.

Преданность Федерера турниру в Гштааде – тому, который первый дал ему уайлд-кард, – была так велика, что он решил не отдыхать, лелея растяжение, полученное на Уимблдоне, а всего неделю спустя уже играть на корте с грунтовым покрытием. Это было плохое решение. Он выиграл всего три гейма против высокого хорвата Ивана Любичича, а потом понял, что вынужден взять шесть недель отгула. За меньшее время растяжение было не вылечить.

В то же время вынужденный период восстановления дал ему время оценить свой прогресс с ключевого момента в Гамбурге, двумя месяцами ранее. За исключением своего эмоционального падения на землю Центрального корта Уимблдона после победы над Сампрасом, во всех предыдущих матчах он был образцом спокойствия, демонстрирующим почти нечеловеческую невозмутимость. И ему было весьма некомфортно. «Я чувствовал себя так, будто ходил по канату, – сказал он в интервью ежедневной мельбурнской газете The Age в январе 2004 года. – Когда я расстраивался, меня тотчас же называли «плохишом», стоило мне перестать проявлять эмоции, я стал «сливающим парнем». Так что мне приходилось следить за тем, что я делал, и… мне нужно было понять, каким я хотел быть и как я хотел чувствовать себя на корте. Возможно, я все еще показываю больше эмоций или, возможно, меньше, но правильный баланс придет в ближайшие несколько лет».

Травма приводящей мышцы означала, что единственным турниром, в котором он участвует в американский летний сезон 2001 года, был Открытый чемпионат США. Так как он был парнем, победившим Сампраса на Уимблдоне, его заметили. Он с легкостью справился со своими первыми тремя матчами, побеждая во всех сетах подряд, а затем в четвертом раунде вышел против Андре Агасси. Оба уже попали в знаменитую четверть сетки: победитель матча будет играть с победителем другой одной восьмой между Питом Сампрасом и Патриком Рафтером.

Матч между Сампрасом и Рафтером привлек большую часть внимания зрителей и СМИ, поскольку Рафтер объявил, что это его последний турнир Большого шлема перед «продолжительным перерывом». Все решили, что он уходит из тенниса, и так оно и оказалось на самом деле. Сампрас выиграл матч, положив конец карьере Рафтера в Большом шлеме, так что к тому моменту, как Агасси и Федерер вышли на корт, они играли за право встретиться с Сампрасом в четвертьфинале. Несомненно, зрители Нью-Йорка перспективе матча Агасси – Сампрас предпочитали повтор встречи Сампраса и Федерера на Уимблдоне.

Федерер должен был одолеть Агасси. Однако в четвертом раунде Открытого чемпионата США 2001 года Агасси показал мастер-класс, продемонстрировав лучшую форму за всю карьеру, заставив Федерера платить за каждую небольшую ошибку и в итоге разгромив его со счетом 6–1, 6–2, 6–4. Агасси выиграл первые пять геймов, победил в первом сете всего за двадцать минут, продолжил доминировать до конца матча. Был момент, когда он привел зрителей в восторг таким закрученным укороченным ударом, что мяч отскочил обратно на его сторону, оставив Федерера в беспомощном состоянии.

Агасси сохранил впечатляющую форму и в четвертьфинале, который Сампрас выиграл на четырех тай-брейках в одном из самых качественных матчей последних лет. Победив Рафтера, Агасси и защищавшего свой титул чемпиона Марата Сафина в последовательных матчах, Сампрас, казалось, шел к своему пятому титулу Открытого чемпионата США. Однако в финале его победил взрослеющий Ллейтон Хьюитт, попавший на доску почета Большого шлема на двадцать шесть месяцев раньше Федерера.

После своей победы над Сампрасом Федерер должен был вернуться с небес на землю. Победа над великим теннисистом на Уимблдоне породила в нем надежды на то, что он одержит достаточно дальнейших побед для того, чтобы попасть на финал Мирового Тура АТР – элитный турнир между восемью участниками, проходящий в конце того года в Сиднее. Однако его поражение в матче с Хенменом и травма оставили ему всего пять матчей за два месяца. Он проиграл Николасу Киферу на финальном тай-брейке в первом раунде московского турнира на крытых кортах в первую неделю октября. Его год заканчивался провалом.

Однако все еще оставался Базель. Так как Федерер победил финалиста в 2000 году, он надеялся улучшить свою прошлогоднюю игру третий год подряд, и, когда он победил Энди Роддика со счетом 3–6, 6–3, 7–6 в четвертьфиналах, казалось, что путь к победе открыт. Победа в полуфиналах во всех сетах подряд над Жюльеном Буте привела его к первой встрече с Тимом Хенменом после Уимблдона, прошедшего за три месяца до этого. Растяжение паховых мышц прошло, швейцарские зрители его поддерживали, не было такого отнимающего силы полуфинала, который лишил Роджера шансов на победу в прошлом году, так что это определенно был его момент.

Хенмен считал иначе. Он выиграл турнир в Базеле три года назад, в финале нанеся поражение Агасси, и вот он снова продемонстрировал, как ему комфортно в швейцарском городе. Мечта Федерера обернулась кошмаром: британец выиграл со счетом 6–3, 6–4, 6–2 в одностороннем матче, утихомирив зрителей в Базеле и обескуражив Федерера. «Меня там просто не было, – сказал он впоследствии. – Я ужасно играл. Думаю, я сам слишком на себя давил». Более того, у него развивался комплекс, связанный с Хенменом, победившим его во всех их четырех встречах в туре.

Он принял участие в последнем турнире года серии «Мастерс» – мероприятии на крытых кортах в парижском районе Берси в конце октября, – и у него, казалось, был небольшой шанс на попадание в финал Мирового Тура АТР в Сиднее. Однако поражение в первом раунде, нанесенное Иржи Новаком, убило эту надежду. И внезапно теннисный год для Федерера закончился. Он завершил 2001 год тринадцатым в рейтинге и с победой в своем первом турнире АТР. Это было заслуживающее уважения достижение, явное повышение в рейтинге по сравнению с двадцать девятой позицией, которую он занимал на конец 2000 года. Однако все могло было быть намного лучше.

Став свидетелем победы Федерера над Питом Сампрасом на Уимблдонском турнире, теннисный мир ждал, что в 2002 году он поднажмет. Казалось, что Открытый чемпионат Австралии идеально для этого подходит. Федерер приехал в Мельбурн вскоре после получения своего второго титула в Сиднее за неделю до этого. Арена, на которой он был так расстроен из-за того, что упустил медаль Олимпийских игр 2000 года, шестнадцать месяцев спустя оказалась более удачной площадкой. Ему повезло при жеребьевке, но и его опыт добавлял веса растущему количеству свидетельств того, что он был величайшим талантом, который просто пока не мог достичь успеха на высочайшем уровне.

После последовательных побед во всех сетах над Майклом Чангом, Аттилой Шаволтом и Райнером Шуттлером, Федерер, посеянный при жеребьевке под одиннадцатым номером, вышел против Томми Хааса в одной восьмой. Хоть немец и находился во впечатляющей форме, которая приведет его ко второму месту в рейтинге к середине мая (и это станет высочайшим его результатом за всю карьеру), Федерер все же должен был его победить. По сути, он и побеждал – лишь для того, чтобы дать улову сорваться с крючка. Проиграв первый сет, швейцарец выиграл второй и третий, но затем проиграл в четвертом со счетом 6–4. Однако у него было преимущество первой подачи в пятом сете, и обоих мужчин одолевала усталость. При 6–5 счет между Федерером и Хаасом был 30–40, но затем Роджер совершил пять последовательных ошибок, из-за которых матчбол обернулся для него поражением со счетом 6–7. Хаас – седьмой, высочайший сеянный игрок из оставшихся в турнире после первой недели сражений среди больших имен – заработал в финальном сете победу со счетом 8–6. Федерер упустил золотую возможность.

Неделю спустя он не смог защитить свой титул в Милане. Он прошел весь путь к финалу, но проиграл итальянцу Давиде Сангинетти, серьезно уступив ему в финальном сете и в результате проиграв со счетом 6–1. Это была эмоционально важная победа для двадцатидевятилетнего итальянца, получившего первый в карьере титул, да еще на родине.

Затем настала неделя, которая, как стало ясно впоследствии, имела огромную ценность для Федерера в эмоциональном плане. Швейцария не играла в матчах Кубка Дэвиса вот уже девять месяцев, со времен тех бурных выходных, когда он сказал, что просто не мог играть под руководством швейцарского капитана Якоба Хласека. Перед угрозой потери не только лучшего игрока, но и того, на кого единолично возлагались все надежды Швейцарии на успех в командных турнирах, у Хласека не было иного выбора, кроме как уйти в интересах сплоченности команды.

Позже Федерер дал понять, что хотел бы, чтобы капитаном команды для Кубка Дэвиса стал его бывший тренер Питер Картер. Однако тут была одна проблема: Картер не был швейцарцем, а по правилам Кубка Дэвиса капитан каждой команды обязан был быть гражданином той страны, капитаном чьей команды он является. В 2001 году Картер женился на своей невесте-швейцарке и был лишь в процессе получения швейцарского гражданства. Была заключена сделка, согласно которой он стал главой швейцарской команды (его называли «teamchef», то есть дословно «начальник команды»), в то время как Иво Хеубергер – пятый член команды из четырех человек – был выбран на должность капитана, чьей единственной обязанностью было сидеть на скамейке и переговариваться с игроками на смене сторон. Такая модель оказалось настолько успешной, что швейцарцы и по сей день ее используют, подменяя так персонал.

В 2002 году швейцарцев занесло в Россию, где они участвовали в первом раунде. Для поездки в Москву личному тренеру Федерера Питеру Лундгрену разрешили войти в состав сопровождающих швейцарцев лиц. Согласно некоторым источникам, не все были довольны вмешательством Федерера в дела команды. Швейцарский журналист Роже Жонин говорит, что Мишель Кратохвил – второй лучший игрок Швейцарии – чувствовал, что его лишили подобной привилегии. Тут, пожалуй, стоит отметить, что Кратохвил никогда не был самым популярным игроком швейцарской команды и для ее успеха был менее важен, чем Федерер. Что бы там ни было, с Картером, дергающим за ниточки вне корта, и Марком Россе, все еще участвующим в парном разряде, команда швейцарцев стала куда сильнее.

На арене московского спорткомплекса «Олимпийский» швейцарцы вышли против российской команды, отчаянно желающей выиграть Кубок Дэвиса. По крайней мере, отчаянно желал Евгений Кафельников в свой, как казалось, последний год в туре. В лице Марата Сафина у него был партнер, который – когда был в форме и когда у него была мотивация – мог победить кого угодно на любой поверхности, кроме травы. Русские предпочитают играть на корте с грунтовым покрытием, и, когда Россия играет дома на глиняном покрытии, глина зачастую очень влажная и тяжелая. Так было и в этом матче. Однако Федерер в первый день сыграл великолепно и победил Сафина со счетом 7–5, 6–1, 6–2 за час и тридцать шесть минут.

Когда Кратохвил победил в одиночном разряде в двух сетах против одного в матче с Кафельниковым, а потом подал в гейме в четвертом сете при счете 6–5, казалось, что план россиян сыграть на глине обернулся неудачей. Однако Кратохвил хоть и бил великолепно, но зачастую у него были проблемы с завершением больших матчей. Так случилось и в тот раз. «Я не защищался и не боялся, – сказал он после матча. – Я стремился к своим ударам, но просто проиграл». Кафельников выиграл четвертый сет на тай-брейке и получил пятый 6–2.

Восьмитысячная толпа заполнила стадион, чтобы посмотреть на парный разряд, и все они были вознаграждены. Это был один из лучших образцов командной работы, которую когда-либо демонстрировали Кафельников и Сафин. Федерер и Россе играли в тот день не лучшим образом. На самом деле Россе был чрезвычайно плох, и он чувствовал себя виноватым в том, что россияне победили со счетом 6–2, 7–6, 6–7, 6–2. Это также стало первым поражением Федерера в парном матче Кубка Дэвиса. Они почти отыгрались, спасая четыре матчбола в третьем сете, но потом проиграли в четвертом. Это не был позор, но это означало, что судьбу Швейцарии решал теперь не Федерер.

Все, что он мог сделать, – это выиграть в одиночном разряде и надеяться на маловероятную победу Швейцарии в решающем матче. На следующий день он сделал свое дело, во второй раз за выходные показав выдающееся выступление, разгромив Кафельникова со счетом 7–6, 6–1, 6–1, что вернуло инициативу Кратохвилу. Хотя Кратохвил проиграл первый сет Сафину всего за двадцать две минуты, он вел со счетом 4–1 во втором, и у него было преимущество двойного брейк-пойнта. Однако, как только Сафин выиграл второй сет со счетом 8–6 на тай-брейке, стало очевидно, что задача для швейцарца была непосильной. И, несмотря на то что в третьем сете он победил со счетом 4–2, Сафин провел Россию в четвертьфиналы со счетом 6–1, 7–6, 6–4.

После финального матча Федерер заметил: «Что касается меня и моих одиночных матчей, я на этих выходных отлично сыграл. Я не мог бы ожидать большего. Я был бы рад выиграть в парном разряде, но они очень хорошо играли. В конце концов, было просто тяжело, что мы проиграли матч». Можно, конечно, слишком въедливо изучать случайные комментарии, сделанные на послематчевых пресс-конференциях, когда эмоции зашкаливают, но эти слова оставляют впечатление, что для победы Швейцарии Федерер считал необходимым выиграть во всех своих трех матчах. Как писал британский журналист Нил Харман в ежегоднике Кубка Дэвиса о победе Швейцарии над США в прошлом году, «результат можно читать как «Федерер – 3, США – 2». Казалось, что Швейцария и была Федерером, по крайней мере в Кубке Дэвиса, даже если бы у Кратохвила и был единственный торжественный момент на следующий год.

До конца марта Федерер прошел весь турнир от начала до конца. В период между матчем Кубка Дэвиса в Москве и его путем к финалу в Майами стало ясно: из того, что осталось от мальчика, формируется мужчина. Еще один полезный урок он усвоил в Дубае, где проиграл со счетом 5–3, 6–1 немцу Райнеру Шуттлеру во втором раунде. Беспокойство вызывало не то, что он проиграл, а то, как он это сделал. Тем, кто наблюдал за матчем, казалось, что во втором сете ему едва ли есть какое-то дело до игры. Большинство турниров ниже уровня серии «Мастерс» обычно платят громким именам за участие или дают минимальные денежные гарантии – об этой практике ни один турнир не любит говорить, но считается, что именно это поддерживает мировой теннис. Федереру предложили плату за появление в Дубае, но он так небрежно играл против Шуттлера, что организаторы турнира пригрозили, что платить не станут. После долгих дискуссий с Федерером и его агентами организаторы согласились сохранить оговоренную плату – при условии, что он появится на следующий год и как следует постарается. Федерер приехал на следующий год и постарался, выиграв первый из трех титулов Открытого чемпионата Дубая подряд. Урок определенно пошел ему на пользу.

В конце марта 2002 года он, наконец, прошел весь турнир от начала и до конца. Это был Открытый чемпионат Nasdaq-100 в Ки-Бискейне, во Флориде. Кроме того, что он входит в девятку турниров серии «Мастерс» (то есть он по уровню следует сразу за четырьмя Большими шлемами), он также, вероятно, является самым престижным. В 80-е годы его организаторы даже надеялись на то, что станет четвертым Большим шлемом вместо Открытого чемпионата Австралии. Хотя этим планам не суждено было сбыться, и сейчас турнир, вероятно, является шестым по престижности после четырех главных турниров и финала Мирового Тура АТР, завершающего год, он все еще является мероприятием, на котором появляются все ведущие игроки.

В тот год Федереру предстояло встретиться с двумя своими страхами, Тимом Хенменом и Ллейтоном Хьюиттом. Хенмен ушел в третьем раунде (хоть и в отставку), тогда как Хьюитт волшебным образом был побежден в полуфиналах. Вторая победа для Федерера была особо ценным трофеем. Хьюитт в то время не просто был лучшим – и Федерер никогда еще не побеждал лучшего, – но он также побеждал на двадцати трех матчах на американских кортах с твердым покрытием. И все же контраст между его игрой и игрой Федерера подтверждал справедливость проигрыша австралийца. Главное оружие Хьюитта – способность бегать за каждым мячом и изматывать противников – отняло у него гораздо больше энергии, чем сильные удары у Федерера. Хьюитт выложился до предела в своих первых четырех матчах, в полуфинал он пришел после более восьми часов игры, в то время как более экономичный Федерер провел за игрой менее четырех часов. Хьюитт выглядел уставшим. Ранние перерывы в каждом сете способствовали победе швейцарца со счетом 6–3, 6–4 и его первому попаданию в финал серии «Мастерс».

После матча Хьюитт поделился своими мыслями о форме Федерера. «Думаю, этот год может стать для него прорывом, – предсказал он. – Другой вопрос, поднимется ли он до лучшей четверки или пятерки».

Хьюитт, за чьей напористой манерой игры на корте скрывался весьма проницательный ум, знал сильные и слабые стороны Федерера. Его предсказание сбылось в точности: Федерер улучшил свои позиции, но закончил год, лишь подобравшись к пятерке лучших рейтинга.

Когда Федерер взял верх над «несчастливыми» для него Хьюиттом и Хенменом, он оказался в финале с Андре Агасси. До этого они играли друг против друга всего дважды – в Базеле в 1998 году и на Открытом чемпионате США 2001 года. Агасси выиграл оба матча. На этот раз должно было быть пять сетов: Агасси победил в первых двух, а затем Федерер отыгрался, выиграл третий и подавал при счете 4–3 в четвертом. Вплоть до финала он не упустил ни одной подачи за весь турнир. После того как в первых двух сетах Агасси трижды выигрывал его подачу, он, казалось, вернул себе контроль над ситуацией. Однако затем Агасси – которому всего через четыре недели исполнялось тридцать два года – показал, почему он считается одним из величайших принимающих игроков. Он два раза подряд выиграл подачу Федерера, получив свой пятый титул Ки-Бискейне. Это была его семисотая победа в туре АТР.

Федереру это послужило хорошим уроком. Ему все еще нужно было работать над тем, чтобы поднять свои навыки на другой уровень, если он хотел поднять над головой одну из девяти наград серии «Мастерс», за которые мужчины бьются каждый год. Впрочем, до получения первой награды осталось совсем немного – всего семь недель.

Когда сегодня Федерер говорит о матчах, которые стали поворотными моментами в его карьере, он часто упоминает один матч, который помнят теперь немногие: победу над Маратом Сафиным в Гамбурге в мае 2002 года. Возможно, он знаменует собой прохождение полного цикла после его недисциплинированной вспышки в немецком городе в предыдущем году. «Это была моя первая победа в серии «Мастерс», – говорит он, – и, вероятно, мой второй по значительности прорыв после матча с Сампрасом».

Всегда наблюдалась такая странность: игрок, учившийся играть в теннис на корте с грунтовым покрытием, зачастую оказывается уязвимым именно на нем. Федерер в этом был не одинок. И Борис Беккер, и Стефан Эдберг оттачивали свои навыки на грунтовом покрытии (равно как и на быстрых кортах в зимние месяцы), и всегда это была их самая нелюбимая и неэффективная поверхность. И что еще важнее, до попадания в четыре финала Открытого чемпионата Франции подряд и получения трофея никто не мог заявить, что у Федерера проблемы с грунтовым покрытием. Если бы не присутствие Рафаэля Надаля, без сомнения, одного из великих игроков (или величайшего игрока) на глиняных кортах, то Федерер, весьма вероятно, выиграл бы Открытый чемпионат Франции несколько раз. Лишь его великолепные достижения на травяных и твердых кортах заставили померкнуть его скромные достижения на кортах с грунтовым покрытием.

Как бы то ни было, начиная с выгодного положения в середине 2002 года Федерер действительно казался уязвимым на главной теннисной поверхности Европы. Он проиграл около десяти матчей на грунтовом покрытии и к маю 2002 года весьма нуждался в турнире, в котором мог бы показать, что способен играть на поверхности, требующей терпения и хорошей физической формы. Турнир «Мастерс» в Гамбурге должен был стать таковым.

Свои первые четыре победы – первые в трех сетах подряд – он одержал над игроками, входившими в число лучших на грунтовых кортах: Николасом Лапентти, Богданом Улиграхом, Адрианом Войней и Густаво Куэртеном. Затем он одолел игрока с пушечной подачей, Максима Мирного, в полуфиналах, чтобы в финале встретиться с Маратом Сафиным – человеком, только что возглавившим таблицу «Race». «Race» похожа на рейтинги, но основана исключительно на результатах, полученных с первого января каждого года, и достаточно надежно отображает текущую форму теннисиста в первые несколько месяцев года. Двумя годами ранее в финале в Гамбурге Сафин проиграл тай-брейк в пятом сете Куэртену. Казалось, что подвижный россиянин был готов отомстить Федереру за поражение в Кубке Дэвиса тремя месяцами ранее. Однако этому дню было суждено стать днем Федерера, причем одним из его лучших дней.

«Это был один из лучших матчей в моей карьере, – восторженно заявлял Федерер после победы со счетом 6–1, 6–3, 6–4 за какие-то два часа, – я думал, будет намного тяжелее, но я играл очень хорошо. Я мог рисковать, и все получалось. Это было просто невероятно. Я всегда чувствовал, что смогу его победить». Сафин также признал: «Думаю, это был лучший матч в его жизни».

Победа на «Мастерс» в Гамбурге кардинально изменила статус Федерера на кортах с грунтовым покрытием. Неожиданно он стал одним из фаворитов Открытого чемпионата Франции. Однако ему еще нужно было научиться справляться с грузом ожиданий, так что в Париже он оцепенел в первом раунде против очень одаренного, но безнадежно нестабильного марокканца Хишама Арази. Арази дважды выходил в четвертьфинал «Ролан Гаррос», и в каждом матче он участвовал с осознанием того, что он, вероятно, превосходил соперника по природным способностям, даже если у него и были проблемы с дисциплиной. По данным он мог сравниться разве что с Федерером и уступал лишь в дисциплинированности. Тем не менее ему удалось победить со счетом 6–3, 6–2, 6–4. «Я так надеялся на этот турнир, – грустно сказал Федерер после поражения, – но я сам на себя слишком давил».

Впрочем, еще оставались турниры на травяных кортах. Федерер, как обычно, появился в Галле, и казалось, что он лучше всех и готов выиграть титул, но он не справился и не прошел в финал, проиграв в третьем сете полуфинала Николасу Киферу со счетом 6–4. Затем ему удалось еще три раза потренироваться в матчах на травяном покрытии, прежде чем он проиграл в четвертьфинале Хертогенбоса Шенгу Схалкену.

Следующим этапом был Уимблдон, на который Федерер вернулся в 2002 году, преисполненный уверенности благодаря прошлогодней победе над Сампрасом, которую все еще хорошо помнил. В его матче первого раунда он должен был играть на Центральном корте с дебютантом Большого шлема Марио Анчичем. Казалось, все сулило ему простую победу, но восемнадцатилетний хорват с пушечной подачей, продемонстрировав феноменальное самообладание, нанес Федереру сокрушительное поражение со счетом 6–3, 7–6, 6–3. Роджер отправился домой, еще толком не успев распаковать чемоданы. Анчич рассказал позже, что позаимствовал свою тактику от действующего чемпиона Горана Иванишевича – они просто избегали мощного форхенда Федерера и атаковали вторую подачу. Вот так все просто.

«Это был ужас», – весьма точно подметил Федерер, едва сдерживая свою злость. Если бы он знал, что это будет его последним поражением на Уимблдоне за последующие шесть лет, то, несомненно, легче бы это воспринял. Однако такое едва ли кажется возможным сразу после столь огорчительного поражения. Вместо Федерера сенсацией швейцарского тенниса на Уимблдоне стал его коллега по Кубку Дэвиса Джордж Бастл. Он победил Пита Сампраса во втором раунде в пяти сетах, в какой-то мере положив конец триумфам Америки на Уимблдоне.

На грунтовом покрытии в Гштааде Федерер показал, какой легкой должна была быть победа в Париже, победив Хишама Арази со счетом 6–4, 6–3 в первом раунде, но на следующий день он снова был непоследователен в матче против еще одного одаренного, но непостоянного игрока Радека Штепанека. Пришло время для перерыва и работы над своей физической формой перед летним сезоном американских турниров на кортах с твердым покрытием. Однако тот сезон начался плохо, и ситуация стремительно ухудшалась.

Первого августа 2002 года, в день национального праздника Швейцарии, Федерер проиграл со счетом 7–6, 7–5 в первом раунде «Мастерс» в Торонто мускулистому аргентинцу Гильермо Каньясу, который в итоге выиграл турнир. Однако горечь разочарования от поражения не шла ни в какое сравнение с новостями, которые встретили его по возвращении в раздевалку: во время медового месяца в Южной Африке в автокатастрофе погиб Питер Картер.

Глава 7

Питер Картер встретил свою жену, Сильвию фон Аркс, в Базеле. Она была администратором крытого теннисного комплекса «Парадиз», который принадлежал базельскому импресарио в сфере спорта и развлечений Роже Бреннвальду. Вскоре после того, как они познакомились, у нее обнаружили опухоль головного мозга. Долгое время прогноз был неутешительным, но в 2001 году ее состояние начало улучшаться. В тот год они поженились, но решили отложить медовый месяц до тех пор, пока она полностью не придет в форму, чтобы они смогли провести неповторимый отпуск. В конце 2001 года Сильвия, наконец, полностью выздоровела, и летом пара отправилась в путешествие по Южной Африке. Когда они ехали по Национальному парку «Крюгер» на двух полноприводных автомобилях, водитель машины, в которой сидел Картер, резко свернул, чтобы избежать столкновения с приближающимся микроавтобусом, и затем вынужден был стремительно вернуться на дорогу, чтобы не врезаться в мост неподалеку от местечка Гравелотт. Автомобиль с мягкой крышей перевернулся и встал на крышу, которая, сложившись, погубила Картера и водителя.

Когда Федерер покинул корт в Торонто, его тренер Питер Лундгрен – человек, которого он предпочел Картеру, когда должен был выбирать между ними в начале 2000 года, – позвонил ему, чтобы сообщить эту новость. Какое-то время Федерер не мог в это поверить. «Я в сильном шоке, мне очень грустно, – сказал он в своем первом публичном заявлении. – Он был моим очень близким другом. Впервые мой близкий друг умирает. Он не был моим первым тренером, но был моим настоящим тренером. Он знал меня и мой стиль, он всегда думал о том, что было для меня хорошо».

Они с Лундгреном решили, что Федерер должен был играть на следующей неделе в турнире серии «Мастерс» в Цинциннати, а затем вернуться на похороны в Швейцарию. Стоит ли говорить, что он был в неподходящем состоянии для игры в Цинциннати и в первом же раунде проиграл Ивану Любичичу. «Когда происходит что-то вроде этого, – сказал он после матча, – понимаешь, что теннис не такая уж важная вещь». В отличие от Торонто за неделю до этого, где он играл в парном разряде на следующий день после смерти Картера, от парной игры в Цинциннати он отказался и уехал домой.

В своей книге «Das Tennisgenie» («Теннисный гений») Рене Штауффер очень трогательно описывает похороны Картера в церкви Святого Леонгарда в Базеле. На них пришло около двухсот человек, среди которых был тренер Андре Агасси Даррен Кэхилл, который был товарищем Картера по команде Питера Смита в Аделаиде. Священник, проводивший похороны, венчал Картера и Сильвию всего годом ранее. Сильвия произнесла короткую и трогательную речь, как и трое остальных. Так же как и Роджер, Линетт и Робби Федереры были безутешны. Как отмечает Штауффер, они потеряли человека, который был чрезвычайно важен для них, особенно в те годы, когда подросток Роджер постепенно утверждал свою самостоятельность. После похорон, неделю спустя, Федерер сказал: «По сравнению с этим моментом проигрыш в теннисе – ничто. Обычно я стараюсь избегать грустных мероприятий, и это были первые похороны, на которых я присутствовал. Не скажу, что это пошло мне на пользу, но мыслями я был очень близок к Питеру и чувствовал, что попрощался с ним как следует, в достойной обстановке. Теперь я чувствую себя немного лучше, в том числе и в плане тенниса. Мотивация, которую я потерял после этого события, вернулась».

Кэхилл уверен, что смерть Картера оставила глубокий след в душе Федерера. «Я знаю, что с тех пор он никогда уже не был прежним, – говорит австралиец. – Он такой человек, особенно на корте. Из ребенка, который мог легко потерять самообладание, поскольку был зациклен на теннисе, он стал человеком думающим: «Знаете, что самое важное в жизни? Быть хорошим человеком, хорошо относиться к людям, уважать их и правильно поступать», потому что именно так прожил свою жизнь Картс. Именно так он отреагировал, когда Роджер выбрал Лундгрена. Возможно, если бы Питер не умер, когда закончилось сотрудничество Лундгрена и Федерера, возможно, Картс бы снова взял на себя эту роль. Возможно, Роджер бы больше играл в Кубке Дэвиса – много таких «если бы». Очевидно то, что Роджер многому научился у Питера – как и все мы. Он всех нас научил тому, что в жизни есть нечто более важное, чем спорт, в который все мы вовлечены. Это обусловило то, как Роджер с тех пор живет. Он стал лучше и снаружи, и внутри».

После похорон он выполнил свое обещание появиться на турнире Лонг-Айленда, маленьком турнире за пределами Нью-Йорка, который всегда служил преддверием Открытого чемпионата США, но он снова проиграл в первом раунде, на этот раз Николасу Массу. По крайней мере, он хоть что-то получил на Открытом чемпионате США, выиграв три раунда. Однако, поскольку он все еще не был полностью сосредоточен на игре, Максим Мирный победил его во всех сетах подряд в четвертом раунде.

Несколько лет спустя Федерер сказал о Картере: «Он – очень важный человек в моей теннисной карьере, если не самый важный. Я был с ним с десяти до четырнадцати лет, а потом с шестнадцати до двадцати, так что очень хорошо его знал. Он многое мне дал с точки зрения личности, техники и игры на корте. Это была тяжелая потеря. В те недели после его смерти все летело очень быстро и мимо. Я решил принять участие в Открытом чемпионате США, потому что, как мне казалось, Питер предпочел бы, чтобы я это сделал, а не сидел бы на месте. Не знаю, пошло ли это мне на пользу или повредило… это также был очень важный момент в моей карьере. Он оставил на мне свой отпечаток, повлиял на то, как я сейчас смотрю на жизнь. Это был тяжелый момент, и я все еще очень часто о нем размышляю».

В последующие месяцы Федереру постоянно приходилось сдерживать слезы. Но это горе сделало его сильнее. В интервью мельбурнской газете The Age в январе 2004 года он сказал, что период, когда он пытался взять себя в руки после потрясения, вызванного смертью Картера, был одним из важнейших в его взрослении. «Думаю, это сделало меня сильнее в психологическом плане, и я начал размышлять, – сказал он. – Внезапно у меня появилось время на то, чтобы спросить себя: «Что мне нужно сделать для того, чтобы перейти на новый уровень?»

Существовало опасение, что следующий после Открытого чемпионата США турнир, в котором Федерер принял участие, мог вернуть его «горестный» стиль. Произошло прямо противоположное – он провел три из своих лучших матчей года.

Проиграв России в первом раунде Кубка Дэвиса ранее в том году, швейцарцы вынуждены были отправиться в Марокко на турнир, который необходимо было выиграть, чтобы сохранить членство в элитной группе шестнадцати стран на Кубке Дэвиса. До самой смерти Картера «Швейцарский Теннис» был уверен, что Картер получит гражданство перед поездкой в Касабланку, возьмет на себя роль капитана швейцарской команды и будет руководить игроками на смене сторон, с полным правом сидя на скамейке. С Питером Лундгреном, временно возглавляющим команду, и Марком Россе, назначенным капитаном, матч стал чем-то вроде дани уважения Картеру. Швейцарская команда сплотилась, как никогда ранее, и все нерешенные вопросы отошли на задний план перед тяжелыми грунтовыми кортами и жарким солнцем Северной Африки. На официальной церемонии у всех швейцарских теннисистов имена были написаны на спинах, а на спинах Федерера и Россе помимо собственных имен стояло имя Картера. Когда перед субботней игрой звучал гимн Швейцарии, глаза Федерера были полны слез. Это был особый момент.

Когда Юнес Эль-Айнауи победил Мишеля Кратохвила во всех сетах подряд первого матча, все взгляды были устремлены на Федерера, который выходил против Хишама Арази – человека, который вытеснил его из Открытого чемпионата Франции. На наименее удачной для двадцатиоднолетнего швейцарца поверхности это могло быть слишком. Однако если в Париже он оцепенел под гнетом больших ожиданий, то в Касабланке он воспрял от возможности выступить в честь своего покойного друга. Он уступил Арази всего в шести геймах, играя так, будто был в трансе. Позже он признал, что чувствовал, что это был ключ к «очень хорошему психическому состоянию».

Транс продолжился и в парном разряде, в котором Федерер и Джордж Бастл проиграли всего в девяти геймах, победив Юнеса Эль-Айнауи и Карима Алами. В одиночном разряде Эль-Айнауи не смог превзойти своего товарища, который победил Федерера всего в шести геймах двумя днями ранее. Это была потрясающая игра, и, как сообщил швейцарский журналист Роже Жонин, Эль-Айнауи это признавал. Теннисист высочайших человеческих качеств, марокканец без приглашения пришел на празднование швейцарцев вечером в воскресенье специально для того, чтобы сказать Федереру: «То, что ты сделал на этих выходных, никто другой, кроме тебя, не смог бы».

Федерер посвятил свою первую победу и первый титул турнира после смерти Картера своему бывшему тренеру и наставнику. Первую победу он одержал над Иржи Ванеком в четырех сетах, пройдя во второй раунд Открытого чемпионата США, а первый титул получил в начале октября в Вене. Выходные в Касабланке восстановили его уверенность на корте, которая теперь соответствовала урокам, усвоенным Федерером вне корта с первого августа. Он дошел до четвертьфиналов в Москве, а потом выиграл четвертый титул в своей карьере на турнире Erste Bank Open в Вене.

Остаток года прошел в том же ключе. Благодаря этому Федерер, несмотря на непродуктивный период между Гамбургом и Открытым чемпионатом США, когда он выиграл лишь семь из четырнадцати матчей, впервые попал в элитный финал Мирового Тура АТР из восьми человек, который в том году проходил в Шанхае. Его игровая последовательность в начале и конце 2002 года позволила ему закончить год шестым в рейтинге, что было еще одним большим шагом вперед. Однако два титула, которые имели для него самое большое значение – чемпионата Швейцарии на крытых кортах и финала Мирового Тура АТР, – той осенью получили другие теннисисты.

В пятый раз подступившись к домашнему турниру, Федерер смог дойти до полуфиналов чемпионата Швейцарии на крытых кортах, вновь победив Энди Роддика в четвертьфиналах. Казалось, что все было готово для финала между местным парнем и участником Открытого чемпионата Франции Хуаном Карлосом Ферреро, но ни один из них в финал не прошел. Федерера одолел в полуфинале Давид Налбандян, однажды уже победивший его в 1998 году в финале Открытого чемпионата США среди мальчиков. Ферреро же уступил выпускнику 1998 года, Фернандо Гонсалесу. Победа Налбандяна над Гонсалесом в финале не особо заинтересовала болельщиков в Санкт-Якоб Холл.

Затем Федерер состязался на корте финала Мирового Тура АТР, выиграв у Ферреро, Иржи Новака и Томаса Юханссона. В полуфинале высочайшего уровня он проиграл Ллейтону Хьюитту. Австралиец выиграл со счетом 7–5 в третьем сете, став четвертым человеком со дня внедрения компьютерного рейтинга в 1973 году, который провел полный календарный год на первой позиции.

Сам Федерер закончил год пятым. Он улучшил свои позиции по сравнению с предыдущим годом, но все еще относился к категории тех, «чьи достоинства были приукрашены». Он снова проиграл Налбандяну в четвертом раунде Открытого чемпиона Австралии в еще одном матче из пяти сетов. То есть он четыре раза участвовал в первом Большом шлеме года и все четыре раза запинался в середине пути (дважды в третьем раунде и дважды – в четвертом). После проигрыша Томми Хаасу в пяти сетах в прошлом году Налбандян выиграл в пятом сете со счетом 6–3, тем самым превзойдя Федерера трижды и трех матчах уровня тура АТР. Федерер был общепризнанным колоссом тура, но он все еще не мог доказать этого по-настоящему в важных турнирах.

Карьеру Роджера Федерера в Кубке Дэвиса можно условно разделить на два этапа. Первый включает в себя первые шесть лет, с 1999 по 2004 год, когда он играл в каждом раунде, в котором участвовала Швейцария. Второй этап начался с 2005 года, когда он отказался играть в первом раунде, но был очень даже доступен для участия в сентябрьском раунде. Из-за его отсутствия швейцарцы не проходили дальше первого раунда, так что тот сентябрьский матч с 2005 года всегда решал, останется ли Швейцария или вернется в состав шестнадцати стран финала Мирового Тура АТР. Вдохновленный командными стараниями, которые принесли ему золотую медаль в парном разряде на Олимпийских играх 2008 года, он объявил, что хочет участвовать в первом раунде в матче между Швейцарией и США в марте 2009 года. В итоге он отказался, сославшись на проблемы (хотя беременность Мирки тоже повлияла на его решение). Он также отказался появиться на матче первого раунда против Испании в 2010 году и даже на плей-офф против Казахстана в сентябре 2010 года, в результате чего швейцарцев понизили в рейтинге. Все это означает, что он, вероятно, не ценил Кубок Дэвиса, хотя ему еще предстояло выиграть этот исторический приз.

Из всех шести лет, составляющих первый этап, наиболее успешным был 2003 год, когда Швейцария дошла до полуфиналов. Это было лучшим результатом с того момента, как команда в лице Марка Россе и Якоба Хласека привела альпийскую нацию в первый и пока единственный финал в 1992 году. Возможно, что по мере приближения полуфинала 2003 года Кубок Дэвиса утратил для Федерера романтическую притягательность. Он никогда этого не говорил, не винил в этом свое отсутствие в начале года, но поражение, нанесенное Австралией в сентябре 2003 года, дорого ему обошлось в эмоциональном плане. Он даже позволял себе критиковать календарь Кубка Дэвиса, что отнюдь не является подобающим занятием. В расписании Кубка Дэвиса многое можно было бы улучшить, но в 2007 году Международная федерация тенниса согласилась, что календарь главного командного соревнования пусть и далек от идеала, но приемлем в связи с тем, что игроки хотели знать конкретные даты. Так что утверждать, что Федерация их не слушала, как это сделал Федерер, – это слишком.

Чтобы выйти на Австралию, Швейцарии нужно было победить в двух матчах. И первый же из них показал, что швейцарская команда 2003 года может представлять собой больше, чем команда одного универсального игрока.

Швейцарцы приехали в Нидерланды. Королевская ассоциация тенниса Нидерландов решила играть в углу футбольного стадиона «Гелредом», который использовался лучшим местным футбольным клубом «Витесс Арнем». У стадиона была раздвижная крыша и мобильное травяное поле: у него были колеса, его можно было выкатывать из стадиона на мероприятия, не связанные с футболом, или просто для того, чтобы в течение недели поиграть на открытом воздухе. Когда трава была на стадионе, появлялась дополнительная автостоянка.

Историкам город Арнем известен как место одной из самых кровавых битв Второй мировой войны, когда в 1944 году британские войска, искавшие место для плацдарма у Рейна, попали под обстрел и потеряли тысячи людей. Равным образом и матч Кубка Дэвиса, проходивший там в феврале 2003 года, стал одним из самых «кровавых» за стотрехлетнюю на тот момент историю главного командного соревнования.

Перед тем как Федерер вышел на корт, на стадионе были беспорядки, и Россе, ставший капитаном после того, как поутихли эмоции, вызванные смертью Питера Картера, в расстройстве пнул холодильник. Игрок Швейцарии номер два, Мишель Кратохвил, самоотверженно бился за то, чтобы отыграть два сета против серьезного лучшего игрока Нидерландов Шенга Схалкена. Однако в финальном сете маленькая группа местных болельщиков, непривычных к этикету Кубка Дэвиса, подняла шум и буйство. Когда при счете 5–4 у Схалкена был матчбол, один из них бросил на корт поздравительные воздушные шары – только чтобы обнаружить, что их герой еще не выиграл. Кратохвил спас второй матчбол, но на третьем один из проблемных болельщиков орал во время второй подачи Кратохвила, из-за чего швейцарец совершил двойную ошибку и проиграл. Приезжие теннисисты были в ярости. Россе и Кратохвил ругались с судьей Хавьером Морено и главным арбитром Брайаном Ирли. Россе дал выход своему раздражению, хорошенько пнув холодильник с напитками, находившийся на корте, и атмосфера стала несколько напряженной.

И тут пришел мужчина, который мальчиком не мог контролировать свой нрав. Это осталось в прошлом. Федерер не лез на рожон и держал очки на минимуме, победив нестабильного, но опасного Рамона Слейтера со счетом 6–2, 6–1, 6–3. Это была его шестая последовательная победа в одиночном разряде Кубка Дэвиса и третья победа подряд при всего шести упущенных геймах.

В швейцарском лагере поговаривали, что Россе покинет скамью, чтобы составить Федереру пару в парном разряде, но, увидев, что Федерер хорошо сыгрался с Джорджем Бастлом против Марокко, Россе довольствовался ролью капитана, предоставив всю работу партнерам по Касабланке. Второй раз не вышло. У ветерана Паула Хархёйса и дебютанта Кубка Дэвиса Мартина Веркерка швейцарцы выиграли первый сет, но затем сдали во втором, третьем и четвертом, при этом Федерер провел один из наименее выдающихся матчей в парном разряде. Казалось, что на корте он выглядит подавленным, но, когда его спросили об этом после матча, он резко ответил: «Что за вопрос! Я вовсе не был подавлен».

И снова швейцарская команда оказалась в положении, когда ее судьба больше не была исключительно в руках Федерера. Конечно, никто не ожидал, что он проиграет Шенгу Схалкену в следующем матче, и хотя он не был простым, его победа со счетом 7–6, 6–4, 7–5 была честным отражением способностей двух игроков. «Я играл все лучше и лучше, – сказал Схалкен после матча, – но это заслуга Роджера: он извлекает из меня лучшее. И затем он показал, на что способен».

Федерер сделал свое дело, а теперь ему предстояло наблюдать за тем, как Кратохвил опять решает судьбу Швейцарии в решающем матче. Это был его шестой по счету матч Кубка Дэвиса, и ему предстояло выиграть его. После впечатляющего выступления Веркерка в парном разряде капитан нидерландской команды Тьерк Богтстра предпочел его Слейтеру в финальном матче. Казалось, что это был хороший выбор, и, когда Веркерк установил счет 5–0 спустя всего двадцать минут игры, Кратохвил чувствовал себя не в своей тарелке. Но бернский сын чешских иммигрантов, выросший в теннисном центре «Фламинго», которым управлял его отец, взял себя в руки, чтобы завоевать свою величайшую победу в одиночном разряде за свою карьеру, в одной из самых беспокойных обстановок из всех, что когда-либо можно было наблюдать на теннисном матче.

Во время второго сета Кратохвил держался разумно и ловко закончил тай-брейк со счетом 7–5, быстро выиграв четыре очка, чтобы возместить отставание на два очка при счете 3–5. Затем он сохранял спокойствие на тай-брейке третьего сета, в котором было пять спорных касаний линии, два оспоренных решения судьи и один сетбол – и все это на фоне такого шума, который можно услышать разве что на баскетболе.

У Веркерка было два сетбола при счете 6–4, но Кратохвил спас оба. Когда швейцарец подавал при счете 7–6, местные болельщики все еще оспаривали решение судьи. Кратохвил ждал, когда восстановится тишина. Этого так и не произошло. Последовав одобрительному кивку Роланда Херфеля, судьи на вышке, который явно надеялся, что начало успокоит зрителей, он подал.

Нидерландцы решили, что мяч попал в аут, но Веркерк его отбил, и начался обмен ударами.

Шум продолжался.

Веркерк совершил ошибку, Кратохвил выиграл сет, нидерландцы обезумели от ярости, и Богтстра начал в бешенстве штурмовать вышку судьи. Последний сет решал исход матча, и Кратохвил победил в двух сетах против одного у Веркерка, несмотря на то что большую часть матча его обыгрывали. С того момента Веркерк сломался, и Кратохвил с легкостью закончил четвертый сет, победив со счетом 1–6, 7–6, 7–6, 6–1, благодаря которому Швейцария прошла в четвертьфиналы.

Остается только догадываться, что обо всем этом думал Федерер, пока сидел и просто наблюдал. Он сказал все правильные слова, которые должен был сказать потом, два месяца спустя: что Россе воспитал «прекрасный командный дух», и ему, очевидно, было приятно получить еще один шанс на триумф, за который он впечатляющим образом ухватится в четвертьфиналах. Однако тому, кто привык быть неоспоримым героем, непросто сидеть и смотреть, как срывает аплодисменты менее значимый товарищ по команде. Даже если речь идет о ком-то столь же гармоничном и уверенном в себе, как Роджер Федерер. Он не показал столь явной радости на послематчевой пресс-конференции. Какие бы слова ни заставили его сказать врожденные хорошие манеры и чувство командного единства в тот вечер, он наверняка испытывал дискомфорт, осознавая, что это был момент кого-то другого.

Нет никаких сомнений в том, что Федерер был неоспоримым героем победы Швейцарии в четвертьфинале во Франции. Некоторые опытные наблюдатели даже описали ее как самую выдающуюся индивидуальную игру Кубка Дэвиса. Высокая похвала от тех, кто видел, как Бьорн Борг и Борис Беккер практически самостоятельно привели Швецию и Западную Германию к командному триумфу. В Тулузе, на стадионе, носящем уместное название «Зенит», Федерер достиг одного из пиков своей карьеры, победив Николя Эскюде и Фабриса Санторо в одиночном разряде и объединившись с Россе, чтобы завоевать победу в парном разряде.

Оглядываясь назад, можно понять, что сопротивление, которое Федерер встретил в том году в Тулузе, возможно, было и не столь высочайшего уровня. Однако играть с Францией на Кубке Дэвиса всегда непросто. У французов в рукаве есть козырь – их капитан Ги Форже. Мягкий левша каким-то образом умудрился добиться того, что отдача от работы его команды больше, чем отдельные игроки дают в сумме. Именно он привел команду к четырем финалам, несмотря на то что у него не было игрока, регулярно входившего в десятку лучших. До начала четвертьфинала Форже отметил: «Роджер Федерер – очень хороший игрок, и он может заставить нас побеспокоиться. Но он не непобедим». Он просто увеличил давление на соперника, одновременно дав своим игрокам понять, что они могут победить.

Федерер был более чем готов к этому заданию. Ему опять нужно было привести в норму швейцарскую команду после поражения в открывающих матчах одиночного разряда. Однако на этот раз флаг Швейцарии нес не Кратохвил, а Джордж Бастл. Вместо того чтобы уверенно взлететь в рейтингах, Кратохвил после победы в Арнеме получил серьезную травму колена. Потребовалась срочная операция, и он пропустил несколько месяцев в 2003 году. Бастл его заменил, но он не мог составить конкуренцию французу Себастьяну Грожану в первых одиночных матчах. А Эскюде, победивший Федерера двумя годами ранее в худший день Роджера на Кубке Дэвиса, не шел ни в какое сравнение с человеком, теперь входившим в пятерку лучших. Федерер записал за собой победу со счетом 6–4, 7–5, 6–2, несмотря на неспешное начало.

Тем пятничным вечером в швейцарском лагере мучительно решали, кто станет партнером Федерера в парном разряде. Выбирали между его старым другом детства, Ивом Аллегро, которому еще предстояло играть в матче Кубка Дэвиса, и тридцатидвухлетним Россе. Одно назначение, сделанное в начале года, помогло принять это решение. Опытного французского тренера Жоржа Денье многое связывало с Швейцарией еще со времен, когда он тренировал Якоба Хласека. После того как Россе стал капитаном, он привел Денье в качестве одного из членов своей тайной команды, и в тот вечер в Тулузе именно Денье помог убедить Россе выйти на корт с Федерером.

Риск себя оправдал. Россе говорит, что это был его «лучший матч… за целую вечность!», они с Федерером победили Эскюде и Санторо, выигравших в парном разряде у Россе четырьмя месяцами ранее, со счетом 6–4, 3–6, 6–3, 7–6. После матча Россе признался: «Я не спал и не ел вчера ночью, потому что я очень нервничал из-за выхода на корт. Но Роджер – великолепный партнер. Именно он помог мне справиться психологически, и это чудесная победа для швейцарской команды».

Победив Бастла в пятницу, ведущий игрок французов Грожан потянул мышцу бедра и не смог играть. Форже ввел в игру Санторо, зная, что его нестандартный стиль может создать проблемы Федереру. Так уже было несколько раз: всего шестью месяцами ранее Санторо победил Федерера при схожих условиях в Мадриде. Санторо также выиграл в их первую встречу в 1999 году, которая случилась в Тулузе. Однако на этот раз магия Санторо не сработала: Федерер был неутомим и француз выиграл всего три гейма. Швейцария продвинулась в полуфинал со своей пятой подряд победой вне дома.

После смерти Питера Картера теннисные ассоциации Швейцарии и Австралии одобрили инициативу австралийского капитана Джона Фицджеральда: сыграть за трофей Питера Картера на встрече в Кубке Дэвиса. У Фицджеральда был личный интерес: он знал Картера еще с тех времен, когда они вместе входили в команду Питера Смита в Аделаиде. Первая возможность сыграть за новый трофей возникла в сентябре 2003 года, когда Австралия принимала Швейцарию в полуфиналах. Ассоциация «Теннис Австралии» решила провести матч на арене Рода Лейвера в Мельбурне. Их команду возглавляли два чемпиона Уимблдонского турнира, и арена была заполнена до отказа.

Как бы то ни было, перед обеими командами стоял большой вопрос. Федерер приехал в Мельбурн, не имея за плечами никакого очевидного прогресса с самого Уимблдона. Швейцария радовалась возвращению Мишеля Кратохвила, своего второго игрока, но ему критически не хватало практики в матчах. То же самое можно было сказать и о втором лучшем игроке Австралии, Марке Филиппуссисе. Даже их номер первый, Ллейтон Хьюитт, едва ли достигал лучших результатов. Он в первый же день проиграл свой титул чемпиона Уимблдона Иво Карловичу, а также в четвертьфиналах Открытого чемпионата США Хуану Карлосу Ферреро. Он лишился первой позиции в рейтинге и своего тренера, Джейсона Столтенберга (и люди на этом этапе не были уверены, был ли его преемник Роджер Рашид просто заменой или же постоянным тренером – он доказал, что является таковым, проработав с Хьюиттом в течение трех лет). Поговаривали, что он проводит слишком много времени со своей девушкой, Ким Клейстерс, вместо того чтобы сосредоточиться на теннисе. Это означало, что победить во всех пяти матчах полуфинала мог кто угодно.

Из-за дождя крышу в день открытия пришлось закрыть, и Хьюитт разгромил Кратохвила, чье выступление было неважным, со счетом 6–4, 6–4, 6–1. Затем, во втором матче одиночного разряда, Федерер и Филиппуссис встретились впервые после финала Уимблдона, прошедшего одиннадцатью неделями ранее. Австралиец заявил, что сделал выводы из финала, но какие именно, никто так и не понял, поскольку Федерер выиграл со счетом 6–3, 6–4, 7–6. Филиппуссис вел в третьем сете со счетом 5–3, но это был лишь краткий проблеск надежды.

По результатам одиночных матчей не лидировала ни одна сторона, поэтому огромную важность приобретал парный разряд. Он обернулся тем, что австралийский журналист Крейг Гэбриел описал как «торжество захватывающего тенниса». Со дня увольнения Марка Вудфорда в 2000 году Австралия старалась найти пару, которая бы отвечала традициям страны по созданию великолепных команд для парного разряда. Казалось, что лучшим вариантом были Тодд Вудбридж и Уэйн Артурс, но они никогда не выглядели убедительно на все сто процентов. Так что, когда они столкнулись с Федерером и Марком Россе, оказалось, что это был по-настоящему равный матч. К сожалению для швейцарцев, в тот день Вудбридж и Артурс сыграли свой лучший совместный матч за Австралию, победив в этом великолепном действе со счетом 4–6, 7–6, 5–7, 6–4, 6–4.

Федерер ощущал давление перед одиночными матчами против Хьюитта. Победа в первом сете со счетом 7–5 была тридцатым подряд выигранным сетом в матчах Кубка Дэвиса, таким образом, Федерер повторил рекорд Джона Макинроя. Выиграв второй со счетом 6–2, он побил этот рекорд. Когда он превосходил Хьюитта на два сета и закончил третий со счетом 5–3, то казалось, что победа в пятом матче неизбежна. Однако у Хьюитта было два преимущества. Во-первых, он уже побеждал Федерера, выиграв шесть из их восьми профессиональных матчей. Во-вторых, за свою страну он всегда играет с большей страстью, чем обычно. Однажды компания, предоставляющая ему форму (тогда та же, что и у Федерера), не разрешила ему поместить на спину футболок название страны и не давала ему одежду в цветах Австралии. Хьюитт встал пораньше и выкрасил несколько своих белых футболок в желтый, а несколько – в зеленый. Он – патриотичный австралиец до мозга костей, и в тот день он это убедительно продемонстрировал.

Британский теннисный журналист Нил Харман описал матч как битву «неукротимой воли против непомерного таланта». Талант был близок к победе, но воля отыгралась. Федерер был в двух очках от того, чтобы сравнять счет, но Хьюитт не собирался проигрывать на глазах соотечественников. И когда Федерер дал ему несколько легких очков, ход матча изменился. После тай-брейка третьего сета Хьюитт лидировал со счетом 7–4, и Федерер взял перерыв – так называемый перерыв на туалет. Без сомнения, это была в самом деле природная необходимость, но, помимо этого, Федерер надеялся использовать эту возможность для перегруппировки. Это сработало, но ненадолго. При счете 5–6 в четвертом сете он допустил двойную ошибку, дав Хьюитту сетбол. Хьюитт реализовал удар с лета, заявив о победе, и этим окончательно сломил дух Федерера. Итоговый счет был 5–7, 2–6, 7–6, 7–5, 6–1, и Хьюитт наслаждался одним из сильнейших приливов адреналина в жизни. «Можешь забирать свои уимблдоны и открытые чемпионаты США, – сказал он в интервью, взятом еще на корте. – Эта победа для меня значит гораздо больше, чем что-либо еще».

Если бы Федерер победил, то Швейцарии все равно пришлось бы полагаться на то, что Кратохвил победит Филиппуссиса. Кратохвил был аутсайдером матча, в которого мало кто верил. Теоретически Филиппуссис, человек, достигший двух финалов Большого шлема и победивший лучшего в мире теннисиста (Пита Сампраса в 1996 году), должен был иметь преимущество над игроком, демонстрирующим неубедительный темперамент на матчах, да к тому же только что оправившимся от операции на колене. Однако, выиграв пятый матч в своем предыдущем Кубке Дэвиса, Кратохвил вполне мог не ударить в грязь лицом перед выдающимся Флипом. Увы, мы никогда уже этого не узнаем.

В конце матча Федерер плакал: трофей Питера Картера был вручен капитану австралийской команды Джону Фицджеральду. Он знал, что его великолепным выступлениям в одиночном разряде Кубка Дэвиса однажды придет конец, но то, что это произошло в таком важнейшем матче за трофей, названный именем его наставника, было для него тяжелым ударом. Он подтвердил свое желание участвовать в матче еще раз в 2004 году, надлежащим образом проявил себя в первом и втором раундах в составе команды Швейцарии. Но, возможно, тем сентябрьским вечером в Мельбурне волшебство Кубка Дэвиса утратило притягательность для Федерера. В его списке приоритетов после апреля 2004 года он уже не значился и вернул свое значение лишь тогда, когда он получил золотую медаль в парном разряде на Олимпийских играх с еще одним швейцарским игроком, входящим в десятку лучших, Станисласом Вавринкой. Он всегда говорил, что наслаждался тем, что нес всю команду Швейцарии на своих плечах, но, возможно, груз потерял свою привлекательность. Только когда у него был кто-то, с кем он мог разделить это бремя, к нему возвращалась какая-то доля энтузиазма по отношении к командному теннису.

Благородный Фицджеральд пытался утешить Федерера, несомненно, очень искренне. После матча между Хьюиттом и Федерером он сказал: «У них еще будут сражения. И, боже мой, как же талантлив Роджер! Что он вытворяет с мячом – как будто у него в руках волшебная палочка». Фитци не ошибался насчет таланта Федерера, но оказался совершенно неправ, говоря об их будущих сражениях. Тогда это не было известно никому, но Хьюитт уже растратил свои силы и совсем скоро перестал быть серьезным соперником Федерера.

В спорте, равно как в музыке и в танцах, существует такой феномен: некоторым чрезвычайно одаренным игрокам тяжело добраться до самой вершины. Футболистам – клубным звездам некомфортно в сборной. Бегуны, побеждающие лучших в состязаниях Гран-при, «спотыкаются» на Олимпийских играх или мировых чемпионатах. Гольфисты, которые в туре без проблем попадают раунд за раундом, пропускают важнейшие лунки на больших состязаниях. Точно так же и многочисленные музыканты и танцоры, демонстрируя блестящие выступления в неформальных, комфортных ситуациях, теряют свое великолепие на больших сценах. Все они пополняют ряды тех, кто почти добрался до вершины, но так туда и не попал.

Эта перспектива возникла и перед Роджером Федерером после первых нескольких месяцев 2003 года. Его форма в туре перешла на новый уровень, обеспечив ему титулы в Марселе, Дубае и Мюнхене, – ни один из этих турниров не был сам по себе очень престижным, но благодаря этим победам он попал в полуфиналы в Роттердаме и на четвертый раунд в Майами. Благодаря им же он вошел в пятерку лучших теннисистов мира. Среди тех, чьей работой является писать и рассказывать о теннисе, крепло мнение, что если он и направляется к вершинам, то это занимает чертовски много времени.

Некоторое вполне понятное раздражение проявлялось уже на пресс-конференциях. Однажды его спросили о его пути к первой позиции рейтинга, и он ответил – вежливо, но сквозь зубы: «Я верю, что однажды туда попаду. Но когда это произойдет, боюсь, что не получу должного, поскольку люди так давно говорят, что я туда попаду».

Когда это произошло, ему не нужно было волноваться. Его игра была столь элегантна, он продемонстрировал такое превосходство, что когда, наконец, он попал на вершину рейтингов, то люди просто не могли не отдать ему должного. И тот факт, что он так много спотыкался на своем пути к вершине, возможно, заставил людей больше оценить его успех.

Бытовало и другое неофициальное мнение: «Он был бы лучше, если бы не был так хорош». За очевидной нелогичностью этого заявления кроется убеждение в том, что он был столь талантлив и у него было на корте так много вариантов действий, что в нужный момент он не мог выбрать из них нужный. Федерер сам признал в начале 2010 года: «Я всегда знал, что у меня есть решение в руках. Вопрос был в том, было ли оно у меня в голове и ногах? Над этим мне приходилось чрезвычайно усердно работать». Это не просто честная оценка. Опытные наблюдатели знают, что одаренные теннисисты, которые могут играть на кортах с любыми покрытиями, взрослеют дольше. Им нужно больше времени на то, чтобы наработать опыт объединения всех составляющих – в отличие от тех, у кого меньше вариантов. Меньше выбор – больше уверенности в том, что нужно сделать. Однако многие талантливые теннисисты, способные играть на любом корте, так никогда и не разобрались с тем, что именно надо с этим делать. Именно этого опасались в случае с Федерером в середине 2003 года.

Получение четвертого титула 2003 года и второй награды турнира серии «Мастерс» на грунтовом корте казалось вероятным. В мае Федерер дошел до финала в Риме, победив ряд игроков, особенно убедительных на грунтовых кортах. В том финале он встретился с восставшим Феликсом Мантиллой, двадцатидевятилетним бывшим полуфиналистом Открытого чемпионата Франции, чьи лучшие дни были уже позади и который впоследствии успешно боролся с раком кожи. Он был одним из нескольких профессионалов тура АТР, страдающих от этого заболевания, перед которым они очень уязвимы. Победа Федерера казалось очевидной, а сама игра – формальностью. Однако старые демоны проснулись вновь.

Успешно соотнося темп ударов с отскоком, Федерер справился с ранним этапом игры, но не смог реализовать свои семь брейк-пойнтов. Он проиграл первый сет. В третьем у него было три сетбола, но в результате он проиграл на тай-брейке со счетом 12–10 и, вместе с этим, финал, длившийся два часа и сорок одну минуту. Победив со счетом 7–5, 6–2, 7–6, несеянный Мантилла так поразился, что готов расплакаться. Федерер создал семнадцать брейк-пойнтов, но реализовать смог только три.

От поражения в финале турнира нельзя немедленно скрыться – с корта не убежать, не избежать прицела камер, не найти убежище в раздевалке. Пока победитель скачет по стадиону в эпицентре своего триумфа, проигравший вынужден смирно стоять, ждать церемонии вручения наград и думать о том, что бы такого хорошего сказать, несмотря на разочарование.

Когда Федерер, наконец, вернулся на корт, он обнаружил себя в конце длинного ряда высокопоставленных лиц, последним в котором был Франческо Риччи-Битти, президент Международной федерации тенниса и один из больших поклонников Федерера. «Я обнаружил, что стою рядом с Роджером, – вспоминает Риччи-Битти, – и позволил себе сказать ему несколько слов. Я сказал: «Роджер, не думаю, что ты должен проигрывать в таких матчах. Это печально закончится – для тебя и тенниса». Момент для того, чтобы ему что-то говорить, был абсолютно неподходящий, но я – такой большой его фанат, что просто не мог удержаться. Некоторые игроки сочли бы это весьма неприятным, но Роджер был достаточно вежлив, чтобы все понять правильно. Его сдержанная реакция произвела на меня огромное впечатление. Он очень чувствительный парень, но отлично себя контролирует».

После матча Мантилла оставил комментарий, который, на взгляд некоторых, дал подсказку относительно причин неудачи Федерера. «Я считаю, что победил сегодня потому, что страстно этого желал, – сказал он. – Я играл сердцем, отважно, я вложил в игру все, что у меня есть». Делал ли это Федерер? На самом деле да. Федерер очень усердно работал вдали от пристальных взглядов публики, и в определенной степени страдал от проклятия одаренного игрока: их выступления всегда кажутся такими легкими, что люди не видят тяжелой работы, которая лежит за этим.

На следующей неделе начинался этап турниров серии «Мастерс» в Гамбурге. Федерер взрывался, когда его спрашивали о том, не думал ли он, что слишком много играл в теннис и тем самым подвергал опасности свои шансы на Открытом чемпионате Франции. Даже проиграв в третьем раунде Марку Филиппуссису, он отказался принимать тот факт, что его поражение обеспечило ему десять дней на подготовку к Парижу вместо семи. Гамбург становился для него городом смешанных чувств – разбитая ракетка 2001 года, победой 2002 года, а теперь неприятный путь к «Роллан Гаррос» 2003 года.

По мнению многих, после поражения в первом раунде в матче 2002 года с Хишамом Арази Федерер был просто обязан достойно выступить на чемпионате Франции. Сетка была к нему милостива – по крайней мере, так казалось. Он был посеян под пятым номером и в первом раунде вышел против Луиса Орна, занимавшего шестьдесят седьмое место в рейтинге. На этого игрока повесили недобрый и нечестный ярлык теннисной посредственности. Матч должен был проходить на Арене Филиппа Шатрие в начале первого дня. За пару часов до начала Федереру дали привычный шанс опробовать величайший в мире корт с грунтовым покрытием, но вместо того, чтобы исполнять свои сильные удары, он лишь легонько отбивал их и совсем не казался сосредоточенным. Казалось, что, когда он начал лидировать в первом сете, это не имело никакого значения. Но Орна отыгрался. Тревога Федерера, проявившаяся в первом сете, увеличивалась, и, когда он проиграл на тай-брейке, его уверенность в себе улетучилась. Орна был опытным игроком на кортах с грунтовым покрытием, но он дебютировал на турнире «Роллан Гаррос», играл свой первый матч с тех пор, как несколько недель назад стал отцом. Несомненно, Федерер должен был отыграться. Однако второй сет пролетел, и, хотя Федерер лучше справился в третьем сете, он проиграл на очередном тай-брейке, позволив Орна уйти победителем всего через сто тридцать одну минуту после начала матча. Он выиграл у Федерера почти с таким же счетом, как и Мантилла в Риме.

«Я плохо играл, а он играл хорошо, – оценил Федерер ситуацию сквозь разочарование. – Когда складывается такая комбинация, это мне не слишком на пользу».

В свой второй год Федерер споткнулся о первое же препятствие в Париже. Был ли он по-настоящему лучшим теннисистом, или же великий швейцарский талант переоценили?

Часть 3. Чемпион турнира Большого шлема

Глава 8

Период Большого шлема Федерера начался в то время, когда люди начали серьезно задаваться вопросом, попадет ли он туда когда-нибудь. Имея возможность оглянуться на прошлое, сложно представить себе, что он еще не доказал свои способности, когда приехал на Уимблдон в 2003 году. Со дня его победы над Питом Сампрасом прошло два года, в предыдущем году он проиграл Марио Анчичу в первом раунде, и в свой второй год он приезжал в Лондон вскоре после поражения в первом раунде на Открытом чемпионате Франции. С тех пор как он победил Сампраса в 2001 году, он не смог пройти дальше четвертого раунда любого из четырех мероприятий Большого шлема. По крайней мере, он победил на своем первом турнире, проходившем на корте с травяным покрытием. Это произошло в Галле. Однако даже там он был очень близок к тому, чтобы проиграть в полуфинале Михаилу Южному, и в десяти предыдущих этапах мужских Международных турниров чемпион Галле смог дойти на Уимблдоне только до четвертого раунда. Герхард Вебер, магнат в сфере женской одежды, организатор турнира в Галле в 1993 году, желал, чтобы «Уимблдон начинался в Галле». Его пресс-атташе Франк Хофен даже уговорил пару местных радиожурналистов использовать термин «Kleinwimbledon» («Маленький Уимблдон») для описания немецкого турнира на кортах с травяным покрытием. Все же неудачи тех, кто хорошо выступил в Галле, на Уимблдоне начинали подрывать надежность состязания в Галле в качестве настоящей подготовки к Уимблдону. К 2003 году Вебер уже отчаялся ждать, что чемпион его турнира выиграет Уимблдон. Однако в своем чемпионе 2003 года он, наконец, увидел потенциал победителя величайшего турнира на травяных кортах. Когда за несколько недель до Уимблдона Сампрас объявил о том, что покидает теннис, а действующий чемпион Ллейтон Хьюитт все еще пытался восстановить прежнюю форму, казалось, что все готово для появления нового имени на доске почета Уимблдона.

Британцы считали, что знают это имя – и это был не Роджер Федерер.

Энди Роддик начал работать с бывшим тренером Андре Агасси Брэдом Гилбертом после того, как Саргис Саргсян нанес ему удручающее поражение в первом раунде Открытого чемпионата Франции 2003 года. Как и от Федерера, от него ждали прорыва с тех самых пор, как он выиграл чемпионат мира среди юниоров в 2000 году, став преемником швейцарца. Ему нужно было что-то, что помогло бы ему перейти на новый уровень. И это что-то он нашел в Гилберте.

Эффект от появления Гилберта был мгновенный. В первом же совместном соревновании Роддик стремительно справился с турниром в лондонском клубе «Куинз» перед Уимблдоном, победив Андре Агасси в блестящем полуфинале (сохранив матчбол), одолев Себастьяна Грожана менее чем за час и получив титул.

Британская пресса сходила по нему с ума. Она сделала его фаворитом Уимблдона, несмотря на то что он шел под пятым номером после Хьюитта, Агасси, Хуана Карлоса Ферреро и Федерера. Конечно, местные все еще лелеяли надежду на то, что Тим Хенмен все-таки выиграет их турнир, но основные ставки делались на Роддика. И драматичные события первого дня едва ли повредили повальному увлечению Роддиком.

Программа Центрального корта Уимблдона всегда начинается в первый день чемпионом, защищающим свой титул. Обычно матч является скорее формальностью. Однако в 2003 году было не так. Впервые с того момента, как чемпион 1966 года Маноло Сантана проиграл в первом раунде в 1967 году, чемпиона победили в первом же столкновении. Хьюитт в четырех сетах проиграл хорвату с пушечной подачей, заикающемуся гиганту Иво Карловичу.

Масла в огонь популярности Роддика подлил второй раунд, когда американец сохранял спокойствие, в то время как Грег Руседски свое потерял полностью. Роддик сыграл более уверенно в матче, чем негодующие британцы хотели признавать. Это было избиение Руседски во всех сетах подряд. Руседски лидировал в третьем сете со счетом 5–2, но затем при счете 5–3 он упустил мяч, когда услышал, что кто-то крикнул, что он попал в аут. Как оказалось, кричал кто-то из толпы, а не судья, и, когда его подача попала под угрозу, Руседски взбесился. Он изрыгал ругательства в адрес судьи матча, Ларса Граффа, который применял правила на все сто процентов правильно, а несколько миллионов наблюдали за этим во время вечернего чая по британскому эфирному телевидению. Вскоре после этой вспышки агрессии Руседски проиграл матч и вплоть до следующего дня стал главной темой для обсуждений на Уимблдоне.

Тем временем Федерер комфортно преодолел первую пару своих матчей, победив Ли Хён Тхэка и Штефана Коубека во всех сетах подряд, а потом в третьем матче выиграл четыре сета против Марди Фиша. Тогда еще об этом никто не догадывался, но Фиш стал единственным человеком, которому удалось выиграть у Федерера хотя бы один сет за весь турнир. Пока же, спустя три раунда, ничего еще не было доказано. В конце концов, Федерер еще никогда не заходил дальше четвертьфиналов, а его следующим противником был испанец Фелисиано Лопес, любитель быстрых кортов, который в прошлом году дошел до четвертого раунда и чья пушечная подача левой рукой была особенно эффективна на траве. И все же Хьюитт ушел, а Агасси, Хенмен, Налбандян и Ферреро находились во второй половине сетки. Предвкушение предполагаемого полуфинала между Федерером и Роддиком возрастало.

Мои личные воспоминания, возможно, проиллюстрируют это предчувствие. В выходные, когда проходил турнир того года, старейшая воскресная газета Лондона, The Observer, попросила меня написать анонс весьма вероятного полуфинала между Роддиком и Федерером. Мне было дано задание проанализировать сильные и слабые стороны двух игроков, объяснить, почему это должен быть великолепный матч и почему Роддик должен победить. «Но я не думаю, что он победит», – ответил я тогда. Мне разрешили изложить свои доводы в пользу победы Федерера, хотя это шло вразрез с многочисленными мнениями британской прессы.

Через пятнадцать минут после начала матча между Федерером и Лопесом вероятность матча Роддик-Федерер стремительно убывала. Холодным мрачным утром июньского понедельника два игрока вышли на то, что тогда было вторым кортом, показательным кортом, носящим прозвище «кладбище посеянных игроков». После первого гейма Федерер позвал тренера и после третьего взял перерыв в связи с травмой. У него прихватило спину. «Я испытывал резкую боль в верхней части спины, – признался он позже. – Я сказал тренеру, что я чувствовал, и он размял мне спину, но не смог мне объяснить, что это было, так что я просто продолжил играть».

Вплоть до сегодняшнего дня Федерер не знает, что случилось с его спиной в тот день. Впоследствии у него больше не было с ней проблем – ни в ту неделю Уимблдона, ни в любое другое время в последующие годы. Проблемы со спиной, от которых он страдал в период с конца 2008 года до середины 2010 года, не были той же травмой. Возможно, это были нервы. Собирался ли вечный вундеркинд снова потерпеть неудачу и лишний раз подтвердить, что на больших турнирах он неизменно рассыпается?

Нет. На самом деле травма, возможно, была лучшим, что с ним произошло. Мысль о том, что ему, возможно, придется уйти из тенниса, помогла расслабиться, и, хотя он весь сет отставал в счете, ряд ошибок Лопеса помог Федереру отыграться до счета 5–5. Как только он победил в первом сете на тай-брейке со счетом 7–5, больше у него проблем не было.

В тот день Роддик проиграл свой первый сет турнира, победив Парадорна Шричапана в четырех сетах и усилив ауру, казалось, феноменального эффекта, который Гилберт оказывал на его игру. Эти двое участвовали вместе в девяти матчах: девять побед и всего три проигранных сета.

Еще одним человеком со списком девяти последовательных побед был Шенг Схалкен. Нидерландец выиграл турнир на травяном корте в Хертогенбосе перед Уимблдоном и, должно быть, надеялся, что проблемы Федерера со спиной помогут взять реванш за матч в Арнеме, когда Федерер победил во всех сетах подряд. Однако брейк-пойнтов в каждом сете Федереру хватило для того, чтобы пройти дальше. Роддик победил шведа Йонаса Бьоркмана, и также во всех сетах. Матч, который хотели видеть все нейтральные стороны, был гарантирован. То, что полуфинал между Роддиком и Федерером должен был состояться, немного утешал домашних фанатов, которым в тот день пришлось вынести очередное поражение Тима Хенмена – на этот раз в четвертьфинале с Себастьяном Грожаном.

Ажиотаж вокруг матча Роддика и Федерера превратил полуфинал в зрелище, угрожающее затмить финал. Однако Федерер это настроение не разделял. «Я ожидал, что выиграю у него, – говорит он сегодня. – Это просто пресса подняла шум, сделав его фаворитом турнира. Я же… как бы это сказать? Я не разделял это мнение. Поскольку он выиграл на Куинз, а я выиграл на Галле, и потому, что Куинз проводится в Англии, поэтому все больше говорили о нем, примерно месяц. Но я-то знал, что если правильно сыграю, то должен победить его».

Слово «правильно» кажется недостаточным для описания одного из самых экспрессивных выступлений в карьере Федерера. Быть может, его попадание в первый финал Большого шлема не было таким уж значительным прорывом, как другие матчи. Однако это выступление стало одним из тех, которыми он уверенно давал понять всему теннисному миру: когда он в ударе, его невозможно победить. Комментарий Роддика – «Мне надрали зад» – был краток и точен, но, разумеется, не в полной мере отражает величие этого зрелища, имевшего место прямо в день национального праздника Америки. Борис Беккер писал о выступлении Федерера в британской газете: «Видеокассеты с этим нужно разослать всем теннисным тренерам мира».

Один момент особенно запомнился: когда Федерер получил сетбол во втором сете. Обмениваясь ударами с задней линии, он подошел к сетке, поздно это осознав и поняв, что вынужден исполнить удар с лета в низкой точке. Опытным наблюдателям стало очевидно, что он совершил тактическую ошибку, очутился в затруднительном положении и в неудобной позиции. Однако именно такой удар он обычно исполнял в последние минуты тренировки, когда веселье и творчество начинают преобладать над усердной работой. В этот раз он исполнил удар в низкой точке, яростно отправив его через весь корт в угол задней линии со стороны форхенда Роддика. Федерер не смог сдержать кривую улыбку. Даже он признал, что это было чистое великолепие.

«Я знаю, что сыграл фантастически в этом матче с фантастическим счетом, – говорит он сегодня о победе со счетом 7–6, 6–3, 6–3, которая провела его в первый финал Большого шлема, – но из-за этого мне еще больше нужно было успокоиться в финале. Меня превозносили за то, что я победил Энди, потому что люди видели, что он так хорошо играл, но я и раньше у него выигрывал. Мне нужно было настроиться на финал. Именно это был настоящий прорыв».

В финале с Федерером играл Марк Филиппуссис, австралиец с пушечной подачей, но склонный к травмам, чья победа в пяти сетах над Андре Агасси в четвертом раунде турнира, кажется, дала новый импульс его карьере. У Филиппуссиса было два преимущества перед Федерером: подача и то, что он уже участвовал в предыдущем финале Большого шлема – решающем матче Открытого чемпионата США 1998 года, который проиграл в четырех сетах соотечественнику Патрику Рафтеру. По этим причинам у него был шанс – как минимум теоретически.

Как бы то ни было, Федереру был дан импульс. После того как он так убедительно победил Роддика, даже если бы он и проиграл в финале, то люди бы все равно признали, что он изгнал своих бесов. Однако попутный ветер раздувал его паруса. Роджер не позволил сбить себя с курса и в финале одолел Филиппуссиса со счетом 21–14, отметив победу со счетом 7–6, 6–2, 7–6, что было решено на тай-брейке первого сета. При счете 6–2 на тай-брейке третьего сета у Федерера было четыре победных очка. В первом Филиппуссис сделал пушечную подачу: 6–3. Во втором австралиец, принимая подачу, попал в сетку – и Федерер пал на колени.

То, что произошло сразу после того, как он стал чемпионом Уимблдона, покорило британскую публику. Слезы в момент победы на крупном спортивном мероприятии – не редкость даже в Англии, где открыто плачущих мужчин традиционно не одобряют. Однако, когда Федерер предстал для интервью на корте, он уже «взял себя в руки», как любят говорить британцы. Ответил на пару вопросов бывшей чемпионки Открытого чемпионата Франции Сью Баркер, подчеркнул, что наконец осуществил мечту детства. И когда он произнес слова «И вот я здесь!», его голос сорвался, из глаз хлынули слезы счастья – и он покорил куда больше сердец, чем те 13 800, которые учащенно бились в тот день на старой доброй арене.

«Нет никаких правил, регулирующих то, как следует себя вести, когда выигрываешь или проигрываешь, – сказал он на следующее утро. – Единственное, чего нельзя делать, – это кидать ракетку в публику и наносить кому-нибудь травмы. Есть люди, которые не улыбаются, когда побеждают, а есть те, кто потом улыбается неделями. Я – такой парень, что может дать волю слезам. Я думаю, это можно. Особенно когда люди видят, что осуществилась моя величайшая мечта, что для меня это просто невероятно. Мне рассказывали, что многие люди в толпе тоже плакали, тоже наслаждались моментом. Так здорово разделять радость с таким огромным количеством людей».

На одной из фотографий, сделанных сразу после финала, которую часто тиражируют, запечатлен фанат в швейцарской футболке, по лицу которого в самом деле текут слезы. Это Михаэль Пурек, член базельского клуба «Олд Бойз», который был партнером Роджера по тренировкам, когда тот был подростком.

Пуреку повезло наблюдать за выступлением старого приятеля на корте, а большая часть остального сообщества «Олд Бойз» прилипла к экрану телевизора в его маленьком клубном домике. «Это был великий день в клубе, – рассказал Сеппли Качовски, человек, научивший чемпиона Уимблдона играть в теннис. – Сначала я был в порядке, но потом так разнервничался, что едва ли мог смотреть тай-брейк, и потом я так перенервничал, что слишком рано открыл шампанское. Это был первый матчбол, и уже повсюду было шампанское, а Филиппуссис его спас. Все надо мной смеялись, но только во время одного матчбола, потому что потом Роджер выиграл. Мы плакали, пили и пели. Мы провозглашали тосты за Роджера. Мы так им гордились».

Тем вечером многие гордились Федерером, в том числе родители Питера Картера, Диана и Боб, смотревшие матч в далеком южно-австралийском городе Нереутпа. Они тоже пролили слезы за победу Роджера. Прошло меньше года после смерти Питера, но Боб в телевизионном интервью того времени признал, что триумф Роджера облегчил боль утраты: «Я очень рад. Это в самом деле замечательное чувство, потому что это Питер так повлиял на его карьеру. И, наблюдая за игрой Роджера, я мог в каком-то роде увидеть в этом немного Питера».

Как правило, встречаясь с прессой после финала, Федерер не отмечает ничьих вкладов в свой успех. Однако в момент своего триумфа он был рад признать роль Картера: «Питер был одним из самых важных людей в моей карьере. Если бы он был здесь, мы бы устроили грандиозную вечеринку. Я уверен, он наблюдал за всем этим откуда-то».

В тот вечер Федерер во второй раз был приглашен на ужин чемпионов Уимблдона в лондонский «Савой» – и на этот раз принял приглашение. Ужин всегда проходит очень поздно, поскольку на него собираются все чемпионы и финалисты, в том числе и юниоры, а некоторые играют в финалах до позднего вечера. Традиция первого совместного танца чемпионов мужского и женского турниров давно канула в Лету (на самом деле на ужине чемпионов Уимблдона не танцуют), зато обоих чемпионов одиночных разрядов просят произнести небольшую речь. Обычно это происходит где-то после полуночи. В своей речи Федерер сказал: «Я впервые посещаю это мероприятие. Пять лет назад, когда я выиграл юниорский титул, я отклонил ваше приглашение, потому что на следующий день играл в Гштааде. Сейчас я понимаю, что совершил ошибку. Я горжусь тем, что присутствую здесь, и тем, что заслужил членство во Всеанглийском клубе лаун-тенниса и крокета. Я с нетерпением жду того момента, когда буду заглядывать на Уимблдон, чтобы постучать мячом просто ради удовольствия. Если кто-нибудь хочет ко мне присоединиться, то непременно позвоните».

На ужине рядом с Федерером сидел Франческо Риччи-Битти, президент Международной федерации тенниса. Припомнив разговор на корте в Риме во время церемонии награждения, восемью неделями ранее, когда Риччи-Битти отругал Федерера за проигрыш Феликсу Мантилле, Федерер посмотрел итальянцу в глаза и сказал: «Видите, мистер президент, я могу выигрывать такие матчи. Вы мной гордитесь, не правда ли?»

К счастью и для прессы, и для самого себя, Роджер Федерер отлично умеет общаться с людьми. Для любого теннисиста, избегающего разговоров с журналистами и телевизионщиками, победа в одиночном разряде Большого шлема – огромный риск для здоровья.

Помимо обязательной пресс-конференции после матча и интервью с главной телевизионной компанией, поступает обычно с полдюжины просьб о встречах один на один, причем каждый считает своим моральным правом провести с новым чемпионом минимум три минуты. И это касается только англоговорящих теннисистов: для тех, кто говорит и на другом языке, время может удвоиться. А если речь идет о Швейцарии, где каждый разговаривает на трех языках, процесс растягивается еще больше. В результате Федерер выделяет как минимум час, а то и больше на выполнение обязательств перед прессой после четверть– и полуфиналов Большого шлема. После финалов обычно требуется уже около двух часов плюс время на фотосессии с завоеванным трофеем.

После победы на Уимблдоне в 2003 году Федерер должным образом исполнил все обязанности перед прессой, отправился в дом, арендованный на эти две недели, принял душ, побрился и облачился в парадный пиджак и по-швейцарски красный галстук-бабочку. Затем он отправился в «Савой» и вернулся рано утром. Поспав несколько часов, он должен был явиться на очередные встречи со СМИ – начиная с радио и телевидения. Потом завтрак сперва с британской прессой, а потом с любым журналистом, который хотел поговорить на французском, верхненемецком или швейцарском диалекте немецкого. Роджер мог бы отказаться и проваляться в постели допоздна, тем более что многие чемпионы так и поступают. Он этого не сделал. И дело было не только в том, что это первый титул Большого шлема и новизной положения надо наслаждаться. Он раньше многих понял ответственность продвижения своего спорта, которая неизбежно возникает, когда становишься заметной фигурой.

В то утро в газетах были опубликованы яркие репортажи об успехе Федерера, а он продолжал всех очаровывать. В нем не было ни намека на раздражение, и он не отвечал на вопросы «на автопилоте», несмотря на то что вопросы были одни и те же. Он выслушивал каждого, тщательно обдумывал ответ, проявлял себя с самой лучшей стороны. «Жизнь в чем-то изменится, – признал он, когда его спросили, как на него повлияет эта победа. – Сейчас я более известен, я знаменитость, а до того я был просто хорошим теннисистом. Я не знаю, как это будет. Мой знак зодиака – Лев, а Львы любят быть в центре внимания. Конечно, я буду все так же усердно работать на корте, потому что, если не будешь работать, тебя обязательно поймают на этом».

Тут требуется пояснение. В то время, когда Федерер выиграл свой первый Уимблдонский турнир, АТР публично боролась с четырьмя турнирами Большого шлема за долю их прибыли. Более того, некоторые важные лица теннисного мира просили уменьшить допустимые размеры ракеток, потому что, говорили они, теннис становится «нудным». В прошлом августе Ллейтон Хьюитт был вовлечен в спор с АТР, который, казалось, воплотил все проблемы тенниса.

В то время Хьюитт был неоспоримо лучшим игроком в мире, и его просили дать интервью американскому телевизионному каналу. И канал, и АТР одолевали его этим вопросом какое-то время, и на турнире «Мастерс» в Цинциннати лопнуло терпение как менеджеров по связям АТР, так и самого Хьюитта. Конфликт обострился настолько, что австралиец подал в суд иск на полтора миллиона долларов к организаторам мужского профессионального теннисного тура. Независимо от аргументов сторон, дело казалось олицетворением эпидемии проблем на вершинах мирового тенниса.

И в эту напряженную обстановку вступает выдающийся двадцатиоднолетний человек с открытыми эмоциями, достойной уважения вежливостью и способный красноречиво говорить на трех языках. И он выигрывает самый престижный приз в теннисе! Федерер был таким послом, о котором теннис мог только мечтать, ни один пиар-чародей не устроил бы лучше. Нет ничего удивительного в том, что на том ужине чемпионов Уимблдона спорту было очень хорошо.

Послание, которое Федерер старался донести, резюмируется одним предложением, которое он произнес на пресс-конференции после матча: «Со всех сторон я ощущал давление. Я и сам на себя давил. Я показал всем, на что способен. Это огромное облегчение». Теперь могла начаться Настоящая Карьера.

И она началась. Личный самолет доставил Роджера из Лондона в Занен, на крошечный аэродром высоко в Швейцарских Альпах, в нескольких километрах от самого живописного места проведения теннисных турниров – маленького города Гштаада, утопающего в великолепии Бернского нагорья. Маленький клуб, принимающий турнир, возводит множество временных объектов для этой недели всеобщего внимания. Однако и захватывающие горные виды, как будто нарисованные на коробке с конфетами, и сказочный замок, возвышающийся над городом, похожий на рисунок из детской книжки, никогда не пропадают из поля зрения игроков и зрителей.

Гштаад – дом (или второй дом) многих знаменитостей кино, театра и спорта (включая Роя Эмерсона, двенадцать раз становившегося чемпионом турниров Большого шлема), а также представителей иных звездных профессий. И у него мог бы быть более заметный в мире тенниса турнир, если бы многие годы он не проводился в неудачное время – через неделю после Уимблдона. Календарь пересмотрели в 2009 году, чтобы между окончанием Уимблдона и началом Гштаада оставалась пара недель. Однако этого все еще было недостаточно – ни для того, чтобы Федерер мог втиснуть его в свое расписание турниров, ни для того, чтобы изменить тот факт, что Гштаад привлекает лишь любителей грунтовых кортов, для которых Уимблдон – не более чем рентабельная помеха в европейском сезоне турниров на крытых кортах.

Однако в 2003 и 2004 годах в Гштааде присутствовал чемпион Уимблдона – неслыханный случай! И благодарить за это стоило того, кто принимал решения в далеком 1998 году.

Директора турниров любят искать многообещающих молодых спортсменов. Многообещающая молодежь ищет возможности поучаствовать в турнире, а директор турнира дает игроку шанс принять в нем участие, пока теннисист лишь на полпути к своему успеху. Достигнув вершин, этот игрок станет особым образом относиться к турниру, давшему ему шанс.

В 1998 году директор гштаадского турнира Жак Херменьят предложил многообещающему юниору из Швейцарии Роджеру Федереру принять участие в его первом турнире уровня АТР.

И хотя Федерер проиграл во всех сетах в первом раунде аргентинскому спецу по парному разряду Лукасу Арнольду, он никогда не забывал этот жест доверия и помощи. Вместо того чтобы сослаться на левую ногу, заболевшую во время второго и третьего сетов финала Уимблдона, и отказаться от поездки на турнир, участие в котором не имело смысла ни с одной точки зрения, Федерер выполнил свое обязательство перед Гштаадом и участвовал на его турнире.

Его бы простили, если бы он «слил» первый или второй матч, – все знали, что он появился ради фанатов. Его бы поняли, если бы он сказал, что проиграл по причине усталости после Уимблдона или потому, что отвык от грунтового покрытия. Однако Федерер не такой. Едва ли он использует теннисный термин «сливать» и вообще об этом помышляет. Если он вышел на теннисный корт, то для того, чтобы победить. Кроме того, он дал слово Херменьяту, что участвует на турнире. В любом случае это была возможность воздать должное. Он знал, что соотечественники хотят его видеть, и он был намерен им угодить.

В Гштааде возвращающимся героям всегда преподносили символический подарок, но какой подарок приготовил турнир на этот раз! После того как Федерер в открывающем матче за три сета победил Марка Лопеса, на Центральный корт вышел его подарок – Джульетта, рыже-белая бернская молочная корова весом около восьмисот килограммов. Ее украшали венок из подсолнухов и традиционный швейцарский колокольчик.

Некоторое время казалось, что Федерер был растерян, но затем он проникся духом этого «подношения». Журналисты спрашивали, оставит ли он корову у себя, он усомнился: вряд ли ей понравится путешествовать с ним по миру или глазеть на трамваи, прогуливаясь по Базелю. Лучше оставить ее пастись на склонах гор. Ей это также пришлось по душе. Когда же в следующем году на Уимблдонском турнире его спросили, как дела у Джульетты, Федерер ответил: «Все хорошо, теперь у нее есть теленок».

Что касается турнира в Гштааде, то там Федерер одержал почти феноменальную победу, которая стала достойным продолжением его подвига на Уимблдоне. Он победил сильного теннисиста, хорошо играющего на грунтовом покрытии, Гастона Гаудио, во всех сетах полуфинала, прежде чем проиграл в финале из пяти сетов Иржи Новаку, чеху, чьим лучшим годом был предыдущий и чья звезда уже угасала. На улицах Гштаада распевали йодли, если бы Федерер выиграл, но все-таки он поступил героически: после всех усилий, затраченных на Уимблдоне, он не только появился на турнире, но и отыграл во всех матчах, в которых его просили участвовать, причем боролся до самого конца. «Я правда хотел победить здесь для вас, – сказал он зрителям после финала, – потому что то, как вы меня здесь приняли, меня очень тронуло».

После того как Федерер выложился на Уимблдоне и в Гштааде, он признал, что «ног не чувствовал от усталости». Приближалось время отпуска, но нужно было выполнить еще одно обязательство.

Шестью месяцами ранее, в январе 2003 года, его старый друг и сосед по квартире Ив Аллегро спросил Федерера, не приедет ли он в его родной город Гроне, неподалеку от Сиона, чтобы появиться на праздновании двадцатипятилетия теннисного клуба «Гроне». Федерер согласился приехать, сказав Аллегро в марте, что лучше всего будет приехать вечером 15 июля, во вторник. «Турнир в Гштааде закончится в воскресенье, мы уходим в отпуск в среду, так что во вторник будет в самый раз», – сказал тогда он.

Но Федерер выиграл Уимблдонский турнир. Ребята в Гроне были уверены, что он теперь слишком знаменит, чтобы тратить целый вечер на то, чтобы сыграть сет в их клубе. И когда он прошел в финал турнира в Гштааде, они почти потеряли надежду. Единственным человеком, уверенным в том, что Федерер приедет, был Аллегро. «Я знаю Роджера, – говорит он сегодня, – и я знал, что если он сказал, что приедет, то это значит, что он приедет, если только ему не помешает что-то непреодолимое. Все в клубе были уверены, что он откажется, но я знал, что он держит слово».

Федерер на самом деле появился в Гроне, как и обещал, и подарил горожанам запоминающуюся ночь, сыграв три сета с Аллегро, раздав автографы и попозировав фотографам – и даже не заикнувшись о деньгах. Он на собственном опыте понял, как важно, чтобы вокруг были люди. В то же время его появление позволило клубу собрать достаточно денег для того, чтобы расплатиться с долгами, из-за которых клуб был под угрозой закрытия.

На следующее утро он отправился в Сардинию на заслуженный отдых, а вне корта сладостный аромат успеха принял иное обличье.

Через несколько месяцев после того, как Мирка Вавринец стала девушкой Федерера, она убедила его запустить собственную линию косметики. Роджер, всегда открытый для новых идей, тотчас согласился, и Вавринец начала работать над косметикой RF. Она разработала логотип, на котором красовался автограф Федерера, и трудилась над созданием четырех продуктов: туалетной воды, бальзама после бритья, геля для душа и твердого дезодоранта, а также специальных наборов – все изготавливалось в Швейцарии и сопровождалось слоганом «Feel the touch» («Почувствуй прикосновение»). Реклама гласила, что линейка «отвечает высочайшим требованиям современных спортивных мужчин».

«Мы все сами сделали, – гордо сказал Федерер в интервью для веб-сайта tennis-x.com. – Это парфюм Роджера Федерера. Я много помогал в его создании, включая выбор и совершенствование ароматов. Это для меня много значит. Посмотрим, что из этого выйдет».

Можно только надеяться, что Федерер не принимал участия в составлении рекламных материалов RF, которые местами затмевают псевдознатоков и всех тех, кто пишет о винах. Туалетная вода, со своим «элегантно спортивным ароматом», описывается как сочетание «цитрусовых ноток с элементами озона… с каплей зеленого чая». И вот еще: «Отчетливые цветочные мотивы, благородные древесные ноты и чувственные тона амбры создают томительный фон для завершения ясного, утонченного образа аромата». Образ аромата, возможно, и был ясным и утонченным, но он определенно ходовым не стал, поскольку пару лет спустя был отозван из продажи.

Еще одним значительным событием недели после Уимблдона было заявление Федерера о независимости от предыдущего руководства. Это решение соответствует самостоятельности характера Роджера.

Большинством теннисистов – и большинством ведущих спортсменов тоже – «руководит» агентство. Агентства следят за рекламными сделками, контрактами с поставщиками одежды и ракеток, упоминаниями в СМИ и даже, в некоторых случаях, за повседневными мелочами. Большинство теннисистов сотрудничают с одной из трех компаний: Международной Группой Менеджмента (IMG), организованной патриархом Марком Маккормаком в 60-х годах, когда он превратил успешного гольфиста Арнольда Палмера в очень прибыльный бренд, Octagon Worldwide (ранее известной как Advantage International) и SFX (ранее Pro-Serv).

C 1998 года Федерер сотрудничал с IMG, но к середине 2003 года пришел к выводу, что он желает, чтобы его дела контролировал кто-то поближе к дому. Поговаривали, что он был недоволен тем, как IMG поступила с пересмотром контракта. Федерер не был первым игроком, добивающимся успеха, который почувствовал, что его компания, возможно, не понимала, насколько ценен он был. Какова бы ни была истинная причина, он разорвал отношения с IMG и организовал Roger Federer Management. Сам Федерер и несколько близких к нему людей были в лучшем положении, чем многие в теннисных кругах для того, чтобы взять дела в свои руки. Так они и сделали.

У Roger Federer Management есть несколько выдающихся служащих, в особенности стоит отметить Мирку Вавринец, референта Роджера, и Линетт Федерер, маму Роджера, секретаря более крупных проектов. У базельского юриста Бернарда Кристена была заметная роль, и даже тренер Федерера Питер Лундгрен был частью команды, что давало им ощущение стабильности, оказавшееся иллюзорным. Компания располагалась в офисах юридической компании, на которую Кристен работал, в Боттмингене (той же коммуне Базеля, куда переехали Линетт и Робби Федерер, в 2003 году Роджер впервые вместе с Миркой въехал в соседний Обервиль), тогда как рекламой занималось коммуникационное агентство в Германии. Председателем и генеральным директором был Роджер Федерер – и всякий, кто считает, что это была всего лишь номинальная фигура, считает неправильно. Возможно, он и выслушивает советы, но решения принимает самостоятельно.

Многие критиковали организацию такого агентства, особенно те, кто работал на другие компании, которые видели в этом прецедент, не предвещающий ничего хорошего для их собственной востребованности. Другие видели риск в том, что дела руководства будут отнимать у Федерера слишком много времени и отвлекать от тенниса. Его результаты в 2004 году свели на нет эти страхи. Предположение, что эта деятельность будет отвлекать его от тенниса, основывалось на той щедрости, с которой он уделял время прессе, спонсорам, политикам, связанным с теннисом, а также сторонним инициативам. Надо сказать, что бизнес Федерера не был единственным случаем демонстрации независимости от агентств – испанские теннисисты Альберт Коста и Алекс Корретха также ушли от компаний и возложили задачи менеджмента на друзей и семьи. Критики с удовлетворением констатировали, что были правы, когда два года спустя Федерер вернулся к IMG, а Roger Federer Management сократило свою сферу деятельности и стало просто заниматься благотворительностью. Но, учитывая то, какой персонал в этом участвовал, включая и самого Федерера, этот эксперимент стоил того, чтобы попытаться его осуществить. Кроме того, в настоящее время Федерер работает с IMG на гораздо более выгодных условиях, и IMG пришлось упрашивать его вернуться после того, как он пошел своей дорогой.

«Медовый месяц» после Уимблдона продлился до августа. Федерер практически дошел до финала турнира «Мастерс» в Монреале, проиграв в полуфинале Энди Роддику на тай-брейке последнего сета. Если бы Федерер тогда победил, то попал бы на вершины рейтингов, но казалось, что он был еще не готов к этому, так что результат был закономерным. В конце концов, Роддик был на лучшем этапе своей карьеры, который приведет его к победе в Открытом чемпионате США и к первой позиции рейтинга к концу года. Как бы то ни было, у Федерера все еще был матчбол, и Роддик больше ни в одном матче не побеждал Федерера вплоть до марта 2008 года, когда американец воспользовался неважной формой Федерера и одержал вторую победу над ним.

Несмотря на поражение во втором сете, нанесенное Давидом Налбандяном в Цинциннати, можно сказать, что «медовый месяц» Федерера после Уимблдона продлился до Открытого чемпионата США и закончился именно там. Следующие два месяца окажутся для юного швейцарца особенно трудными.

После Пита Сампраса в 1995 году никому не удавалось победить и на Уимблдонском турнире, и на Открытом чемпионате США. Однако было бы вполне резонно предположить, что Федерер мог бы повторить это, тем более что на турнире не было очевидного фаворита. Однако пришел Налбандян и все испортил.

Федерер выиграл в первых трех раундах, не проиграв ни одного сета, но потом ему пришлось ждать: мелкая морось остановила игру на три дня. Хотя только в свой седьмой год на «новом» стадионе «Артур Эйш» Теннисная ассоциация США, очевидно, не предусмотрела, что мелкий дождь может повредить поверхность, на которой играли теннисисты. Темно-зеленый корт с бетонным основанием был хорош, но при малейшей влажности белые линии становились скользкими, как лед, и игру приходилось останавливать. В течение целых трех дней во время Открытого чемпионата США небо было серым. Все время казалось, что игра вот-вот начнется, но она никак не начиналась.

На четвертый день небо было по-прежнему серым, но вроде бы стало сухо. Федерер отправился на стадион «Артур Эйш», чтобы сыграть с Налбандяном за место в четвертьфинале. Он выиграл в первом сете, но, как только он проиграл на тай-брейке второго, его лицо стало таким же серым, как и небо над головой. После этого пути назад уже не было. Когда после поражения со счетом 3–6, 7–6, 6–4, 6–3 его спросили, почему у него не получалось победить аргентинца в пяти предыдущих их матчах, Федерер ответил: «Никогда у меня не было хорошего дня, когда я с ним играл. Думаю, я с ним борюсь. Я не знаю, как это прокомментировать. Я пытаюсь понять, как его победить. Ему нравится, как я играю, – это все, что я могу сказать на этот счет».

Ответ Налбандяна света тоже не пролил: «Мне нравится играть против него, что еще я могу сказать? Мне нравится, как он играет. Я не знаю, почему именно, но, думаю, я его раскусил».

Поражение Федерера в Нью-Йорке, нанесенное Налбандяном, деморализовало его. А ведь предстояло пережить еще одно, от рук старого противника на другой арене Большого шлема. И это поражение еще больше его деморализовало, поскольку стало более драматичным и эмоциональным.

Разочарование под унылым небом Нью-Йорка сменило разочарование под яркими огнями «Мельбурн Парка» от проигрыша Хьюитту. После этого он выглядел уставшим. Многие игроки, ставшие открытием, планируют свое расписание на основании среднего количества матчей на турнир. Выиграв пять титулов в первые полгода, он намного превысил любое среднее количество, на которое рассчитывал в начале 2003 года. В итоге он начинал выглядеть как подросток, который слишком мало спит. Он выиграл титул в Вене и дошел до полуфиналов турнира «Мастерс» в Мадриде, но вылетел с турнира в Базеле во втором раунде. Его выступление на турнире «Мастерс» в Париже также не впечатляло. Там он даже говорил о том, что не хочет участвовать в финале Мирового Тура АТР в конце года, который тогда переехал в Хьюстон, и заставил наблюдателей в Париже сомневаться в том, поедет ли он в Техас.

Возможно, все это время он намеревался туда отправиться, и после мероприятия он был очень рад, что сделал это. Несмотря на усталость в году, когда он вписал свое имя на доску почета Большого шлема, он совершил настоящий прорыв, который в итоге позволил ему из члена элиты с титулом Большого шлема стать не только неоспоримо лучшим в мире, но и непобедимым.

Круговая система, использованная на финальном турнире года, позволяет игроку проиграть в матче и все равно выиграть титул. Питу Сампрасу это удавалось четыре раза, а Густаво Куэртен сделал это в тот год, когда взлетел на первую позицию рейтинга. Если бы Федерер проиграл открывающий матч Андре Агасси, он все еще мог попасть в полуфинал, но, вероятно, он бы так не поступил. Победа в матче с Агасси открыла для него дверь.

Финалы Мирового Тура АТР 2003 и 2004 годов проводились преимущественно силами одного человека, а не клуба или организации. Джим Макингвейл сколотил состояние, продавая доступную мебель для дома, и заслужил прозвище «Матрац Мак». Страстный поклонник тенниса, он начал спонсировать хьюстонский клуб «Вест Сайд» и получил право проводить турнир конца года там в течение двух лет. Этикет Макингвейла не всем пришелся по вкусу – международному сообществу казалось, что он был очень проамериканским. Кроме того, из всех восьми участников, прошедших отборочные туры, к двум американцам, Агасси и Энди Роддику, было, как казалось, особое отношение. Это раздражало остальных шестерых теннисистов. Нет ни малейших сомнений в том, что именно из-за этого Федерер был настроен победить Агасси в день открытия, и это переломило ситуацию, когда он уже смотрел в лицо поражению.

Агасси вел со счетом 6–4 на тай-брейке последнего сета. Федерер спас первый матчбол подачей, но второй обернулся долгим обменом ударами, в котором оба упускали свои возможности. В конце концов форхенд Федерера сдвинул дело с мертвой точки. Федереру нужно было спасти третий матчбол при счете 6–7, и, когда он победил со счетом 9–7, эта победа раскрыла его потенциал, как никакая другая. Он одолел одного из тех, кого боялся: трижды играл он против Агасси и трижды проигрывал. Вырвав победу из зубов поражения, он уже больше никогда не уступал Агасси.

То, какое чувство облегчения испытал Федерер после матча с Агасси, стало очевидно, когда на следующий день он встретился еще с одним своим старым противником, Давидом Налбандяном. Федерер и Налбандян встречались на корте пять раз, и счет был 5–0 в пользу Налбандяна. Федереру лишь однажды удалось победить аргентинского соперника на «Апельсиновой чаше», когда они еще были юниорами, в декабре 1998 года. Швейцарец прервал эту серию, уступив Налбандяну всего в трех геймах и завершив матч победой со счетом 6–3, 6–0. В финальном матче круговой системы Хуан Карлос Ферреро преуспел немногим лучше Налбандяна, выиграв у Федерера всего четыре гейма, а тот со счетом 6–3, 6–1 отправился в полуфинал.

К тому времени, как Федерер и Роддик вышли на матч в полуфинале, Роддик закрепил за собой первое место в рейтинге, но когда Федерер одержал уверенную победу со счетом 7–6, 6–2, возникли подозрения, что это было просто ошибкой.

Затем настал финал, и снова Федерер оказался на корте с Агасси. Всего шесть дней прошло с того дня, как они встретились на начале турнира, но прогресс Федерера был столь велик, что казалось, что минул световой год. Агасси неплохо играл в тот день, но не смог произвести впечатление на Федерера. Швейцарец описал свою победу со счетом 6–3, 6–0, 6–4 как «одну из лучших в жизни».

После турнира Федерер говорил о том, что нашел что-то внутри себя. Запомнилось наблюдение, сделанное Агасси. На церемонии награждения американец поздравил Федерера с тем, как он играл на всей неделе, и добавил: «Смотреть, как ты играешь, – сплошное удовольствие».

Триумф Федерера на Уимблдоне в июле превратил то, что до сих пор было маленькой струйкой, в мощный поток. Семья Федерера вынашивала идею основания благотворительного фонда. После того как Федерер стал чемпионом Большого шлема, количество просьб о деньгах на благие дела резко возросло и возник стимул претворить намерения в реальность.

Результатом стал запуск Фонда Роджера Федерера в декабре 2003 года, управляющими которого стали Линетт, Роберт и Роджер Федерер, юрист Бернард Кристен и Урс Вутрих, член кантонального суда Базель-Ланда. Фонд заявил своей миссией спонсирование проектов в пользу неимущих детей и продвижения спорта среди молодежи. Они также хотели извлечь максимум пользы из связей семьи с Южной Африкой, так что в июне 2004 года фонд объединил силы со швейцарско-южноафриканской инициативой под названием IMBEWU-Suisse («imbewu» на языке ксоза означает «семя»). Основанная в 2001 году, IMBEWU работает над улучшением социальных условий для детей и молодежи в Нью-Брайтоне на границе Порт-Элизабет, одной из самых нищих областей страны. IMBEWU говорит, что она стремится не «пробудить жалость, а вызвать интерес людей к другой культуре и к тому, что происходит за десять тысяч километров к югу».

Крупнейший проект IMBEWU – схема спонсорства, при которой сто швейцарских семей спонсирует сто детей. Другие проекты включают в себя схемы, направленные на поддержку более двухсот детей, продвижение спорта среди молодежи, волонтерские проекты, предоставление улучшенного здравоохранения. Поэтому Фонд Роджера Федерера согласился спонсировать улучшение инфраструктуры IMBEWU в Нью-Брайтоне, включая выплату зарплат определенным сотрудникам и предоставление средств пятидесяти детям на обучение, школьную форму, учебные материалы и двухразовое питание. В начале 2005 года три школы, которые посещают дети, получающие деньги Фонда, провели соревнование на лучший девиз, который бы сопровождал детей в школьные годы. Победил девиз «Я – будущее завтра».

В марте 2005 года Федерер воспользовался тем, что не вошел в состав команды для Кубка Дэвиса, и отправился в Нью-Брайтон, увидеть результаты спонсирования фонда. Он прихватил с собой партию футболок с девизом «Я – БУДУЩЕЕ ЗАВТРА», изготовленных его поставщиком одежды. Как писал швейцарский журналист Фредди Видмер: «Дети не знают, что посетивший их молодой человек – всемирно известный спортсмен. Они знают только то, что Фонд Федерера даст им то, что написано на их футболках, – будущее».

Циники утверждают, что фонд не более чем удобный финансовый инструмент. Без сомнения, Федерер уменьшает свои налоговые обязательства, занимаясь благотворительностью. Однако люди, знающие его, абсолютно уверены в том, что главная цель – это искреннее желание направить часть своих богатств на пользу тем, кто находится внизу финансовой лестницы. Запуская инициативу, он сказал: «Я выбрал проект в Южной Африке, потому что моя мама там выросла. Это означает, что у меня всегда будет большая близость с этой страной. Для меня Южная Африка также является блестящим примером страны, которая смогла преодолеть ненависть и притеснения, и это делает ее потенциальным источником вдохновения для других кризисных регионов по всему миру. Еще один ключевой момент, с моей точки зрения, заключается в том, что IMBEWU позволит мне помочь людям, предоставив им практическую и материальную поддержку в этом очень бедном регионе. Большая часть помощи напрямую идет к детям и молодежи».

20 декабря 2003 года, когда большинство думало о Рождестве, а не о теннисе, Федерер снова наделал шума. Швейцарские СМИ созвали на спешно организованную пресс-конференцию в здании Christen Rickli Partners, официальном доме Roger Federer Management, где им было объявлено, что Федерер расстался со своим тренером, Питером Лундгреном. Когда Бернард Кристен делал официальное заявление, Федерер сидел мрачнее тучи. Кристен говорил о том, что команда Федерера надеялась провести конференцию, на которой бы присутствовал и Лундгрен, чтобы показать, что это было обоюдное и мирное решение, но слухи просочились и попали в газету Neue Zürcher Zeitung, так что пришлось объявить об этом сейчас.

Если бы они разошлись в первой половине 2003 года, то никто бы этому не удивился. На том этапе казалось, что прогресс Федерера застопорился, и перед Уимблдоном наблюдатели задавались вопросом: не пора ли подумать о новом тренере, который смог бы поднять его на новые уровни? Хотя Лундгрен был очень опытным тренером и теннисистом, его тучная фигура никогда не вписывалась в образ человека с высокими спортивными стремлениями. И хотя его непринужденный подход, возможно, и устраивал Федерера вне корта, но было ли это правильным для него как для игрока? Так говорили во время тура.

Однако то, что решение разойтись было принято после самого успешного на тот момент года Федерера – он стал чемпионом Уимблдона, закончил год чемпионом финала Мирового Тура АТР и дышал в затылок номеру один, Энди Роддику, – удивило весь мир. За четыре недели до того, в Хьюстоне, он говорил, что не намеревается менять тренера. Сам Лундгрен рассказывал швейцарским СМИ о том, что собирался привести Федерера в идеальную форму к 2004 году, в котором, как он уверен, его подопечный займет первую позицию в рейтинге. Однако, когда Федерер и Вавринец отправились отдыхать в Маврикий, Федерер позвонил Лундгрену и сообщил, что их четырехлетним профессиональным отношениям пришел конец.

На пресс-конференции Федерер сказал, что сам принял это решение. Он сообщил, что долго над этим размышлял, что его рабочие отношения с Лундгреном стали «обыденными», что ему нужны были «новые стимулы». Он сказал, что уверен в том, что они с Лундгреном останутся друзьями.

В день, когда стало известно об этом, Лундгрен, находившийся в то время в своем доме в Готенбурге, от комментариев отказался. Позже он скажет, что чувствовал, что на каком-то этапе это должно было случиться. «Вот что происходит даже с такими отношениями, которые были у нас, – сказал он в интервью вскоре после заявления. – Мы были так близки, мы все делали вместе. Вместе ели. Вместе гуляли. Мы даже вместе играли в «плейстейшн». Сейчас для него будет более полезно продолжить работу с кем-то еще, а я буду счастлив заниматься кем-то другим».

Несколько месяцев спустя, когда у Лундгрена завязались плодотворные рабочие отношения с Маратом Сафиным, он поведал, что тренировать Сафина гораздо проще: он следует советам Лундгрена, тогда как его предшественник вежливо их выслушивал и делал все по-своему. Эта ремарка хотя и добавляет штрих к портрету Федерера, но ее, вероятно, стоит оценивать с осторожностью: любой тренер склонен говорить более положительно о том игроке, которого тренирует в настоящее время. Даже если тому, с кем он работал ранее, это может повредить.

Всегда можно найти аргументы, чтобы обосновать практически любое решение. Федерер же просто опроверг спортивную поговорку: «Никогда не меняй команду-победителя». Он закончил 2003 год на самых неожиданных высотах после турнира в Хьюстоне, подарившего всем его фанатам надежду на 2004 год, – и внезапно выбил из своего фундамента один из краеугольных камней успеха 2003 года. Более того, он не назначил его преемника. Когда приближался 2004 год, Федерер вдруг снова оказался весьма уязвимым.

Глава 9

На Открытом чемпионате Австралии 2004 года любой желающий выяснить, разделался ли Роджер Федерер со своими демонами, получил бы отличную возможность сделать это. За два предыдущих года его побеждали в турнирах в матчах из пяти сетов второго раунда, который было возможно выиграть. И вот он в 2004 году, без тренера, перед началом турнира, на котором в последних четырех раундах предстояло встретиться с тремя своими страхами и одним действующим лучшим теннисистом мира: Хьюиттом, Налбандяном, Роддиком и Агасси. Минул шок от разрыва с Лундгреном. Теннисный мир хотел знать, кто станет его преемником. Однако Федерер с полной ответственностью заявил, что не спешит назначать нового тренера. «Быть может, мне будет полезно немного побыть одному, – сказал он перед Открытым чемпионатом Австралии 2004 года. – Всю жизнь мне давали хорошие советы. Но, возможно, настало время какое-то время самому о себе заботиться». Не поспоришь. Тот факт, что второй игрок мира решил не метаться в поисках нового тренера, а работать без него, нельзя считать слабостью. По крайней мере, так было в начале года – к концу все выглядело несколько иначе.

В начале того турнира Федерер взял на себя ответственность еще за кое-что: за свои отношения со швейцарскими СМИ. Решив не участвовать в турнирах перед Открытым чемпионатом Австралии, он воспользовался возможностью приспособиться к условиям Мельбурна, сыграв на показательном мероприятии в клубе «Коойонг», за неделю до чемпионата, где раньше проводили турнир. Там он пообщался с журналистами, удовлетворив почти каждую просьбу об интервью. В субботу перед чемпионатом он еще немного пообщался со СМИ в «Мельбурн Парке», а потом сказал людям, отвечающим за связь с прессой, что хочет освободить воскресенье. Явившись на следующий день, большая часть швейцарской прессы обнаружила, что их сокровище в тот день с прессой не общается. Когда Федереру сообщили, что швейцарской прессе это не понравилось, он сказал работавшему в тот день сотруднику по связям со СМИ Международной федерации тенниса, что сам с этим разберется.

И он на самом деле разобрался. При первой же возможности он объяснил швейцарским журналистам, что считает, что более чем выполнил свои обязанности перед СМИ, что нуждается в дне отдыха и просит отнестись к этому с пониманием. Барбара Треверс, отвечавшая в ITF за коммуникации, сказала: «Всего во второй раз за все двадцать с лишним лет, что я работаю с теннисистами, игрок сказал: «Предоставьте это мне». Первым был Иван Лендл. Я считаю это демонстрацией необычного, но освежающего чувства ответственности».

Турнир начался с того, что Федерер одержал три победы во всех сетах над скромным соперником. Потом ставки внезапно и резко возросли. 26 января, в государственный праздник Австралии, он вышел против Ллейтона Хьюитта впервые на том же корте, после того как позорно проиграл австралийцу за четыре месяца до этого, когда в полуфинале Кубка Дэвиса сначала выиграл у него два первых сета и лидировал в третьем со счетом 5–3. На самом деле эти двое не должны были встретиться так рано на турнире Большого шлема, но Хьюитт сознательно не участвовал в турнире после Открытого чемпионата США вплоть до конца года. Он использовал перерыв для того, чтобы удалить бурсит большого пальца стопы и полностью настроиться на Кубок Дэвиса. Вследствие этого его рейтинг упал до пятнадцатой позиции, и так он оказался в той же восьмерке сетки, что и Федерер. Когда матч начался, Хьюитт быстро принялся за дело и выиграл первый сет, чтобы показать, что он все еще знает, как разбираться с Федерером. Однако потом что-то изменилось.

В важный момент всегда нужна доля удачи, и Федерер ее получил в шестом гейме, когда у Хьюитта был зафиксирован зашаг после подачи навылет. Это не было серьезным происшествием, но за Хьюиттом такое замечали редко. Игроки же, которые редко нарушают правило зашага, всегда очень огорчаются, когда такое происходит. Особенно это было обидно сейчас, когда подача могла бы принести победу. Если бы Хьюитт отставал в этом матче, то это могло бы наполнить его агрессией, необходимой для победы, но для австралийца все складывалось хорошо, поэтому решение судьи тотчас вывело его из себя. Федерер использовал этот дисбаланс для того, чтобы выиграть его подачу, и ход матча изменился – равно как и исход турнира.

После этого Федерера остановить было невозможно. Когда он приблизился к победе, ночное небо над Мельбурном окрасили традиционные праздничные фейерверки, добавив к напряжению на корте театральный аудиовизуальный фон. Однако будущего чемпиона ничего не могло сбить с курса. Он признал впоследствии, что немного нервничал, делая победную подачу: всплывали воспоминания о полуфинале Кубка Дэвиса. Назревала очередная психологическая проблема. И когда Хьюитт спас два матчбола, арену Рода Лейвера лихорадило: у возбужденной публики возродилась надежда, что их боец сможет еще отыграться. Однако Федерера не стоило сбрасывать со счетов. Он реализовал третий матчбол.

После того как Федерер покинул руины Хьюитта, выиграв со счетом 4–6, 6–3, 6–0, 6–4, он справился еще с одним игроком, приносящим ему неудачи, – но только для того, чтобы в следующем раунде его с нетерпением поджидал еще один такой же.

В четвертьфиналах Федерер вышел на корт против Налбандяна. Конечно, однажды он победил аргентинца в круговом матче в Хьюстоне. Однако можно ли было повторить это теперь, или же Налбандян по-прежнему мог контролировать игру Федерера?

Все игроки, которые на раннем этапе карьеры Федерера портили ему кровь (в основном это касается Налбандяна, Хьюитта, Хенмена, Агасси и Надаля), использовали всю ширину корта. Федерер добивается превосходства, когда у него есть возможность оставаться преимущественно в пределах 10,97 метра ширины корта для парного разряда. В то же время, как и все игроки, он становится менее эффективным, когда сильные удары и удары, выполненные под углом, вынуждают его двигаться по корту. Так что для него было очень важно с самого начала заполучить контроль в матче с такими теннисистами. В матче с Налбандяном в том четвертьфинале ему это удалось почти безупречно: он допустил лишь одну оплошность в третьем сете и выиграл со счетом 7–5, 6–4, 5–7, 6–3.

Компанию Налбандяну в списке побежденных в четвертьфинале составил лучший теннисист мира, Энди Роддик: его в пяти сетах победил подвижный Марат Сафин. Россиянин играл в своем первом турнире после проблемного для него 2003 года. Ему сильно помешала травма запястья, на выздоровление ушло целых восемь месяцев. Победа Марата означала, что после турнира Роддик потеряет первую позицию рейтинга, которую займет либо Федерер, либо Хуан Карлос Ферреро.

Волей случая Ферреро и Федерер играли друг против друга в полуфиналах. В этом матче судьба титула решилась не сразу. Если бы Ферреро победил, то ему нужно было бы еще выиграть в финале, чтобы вернуться на вершину рейтинга, но казалось, что все зависело именно от него.

Не осталось никаких сомнений в том, кто был лучшим игроком. Во время игры после Роддика в Торонто пятью месяцами ранее первая позиция рейтинга светила Федереру лишь робко и неуверенно. Теперь все было уверенно и без колебаний. Он был готов ко взлету на вершину своей профессии, что он и сделал, одержав сокрушительную победу со счетом 6–4, 6–1, 6–4 (хотя справедливости ради и стоит отметить, что у Ферреро была травма, ограничивающая его движения). Вне зависимости от результата финала, Федерер становился двадцать третьим мужчиной, возглавившим мировой рейтинг с тех пор, как в 1973 году была введена компьютеризированная система.

Не было никаких сомнений в том, что он хотел взойти на трон, будучи коронованным чемпионом Большого шлема. Мало кто считал, что у его последнего соперника, Сафина, были шансы. Марат дошел до финала после четырех последовательных побед в пяти сетах над Тоддом Мартином, Джеймсом Блейком, Энди Роддиком и защищающим свой титул чемпионом Андре Агасси, проведя на корте почти двадцать часов. И хотя он сказал, что восстановится к финалу, ему было необходимо очень хорошо начать матч, чтобы получить хоть какие-то шансы.

Ему это не удалось, первый сет закончился тай-брейком, Федерер победил со счетом 7–3, после этого силы покинули Сафина. Всего час спустя Федерер получил свой второй большой титул, выиграв в финале со счетом 7–6, 6–4, 6–2.

«Конечно, очень приятно, – сказал он позже о своем успехе со свойственной ему скромностью. – Это вызвало внутри бурю эмоций. Победа в Открытом чемпионате Австралии и первое место в мире – это мечта, ставшая реальностью». Когда его спросили о том, чувствовал ли он себя лучшим теннисистом на планете, он ответил: «Я чувствую, что естественнее всех отбиваю мячи. Я не собираюсь хвастаться, но для меня моя игра естественна. Я чувствую себя так, будто проживаю игру, когда я там, на корте. Когда парень собирается ударить по мячу, я заранее точно знаю все углы и вращения. Я просто чувствую, я понял это».

В Мельбурне это был его первый триумф, и все хотели с ним пообщаться. В течение нескольких часов он давал интервью СМИ, позировал перед фотокамерами, рано вставал, чтобы еще раз появиться перед СМИ утром в понедельник. К тому времени, как он добрался до аэропорта «Тулламарин», оставалось всего четыре дня до того, как он должен снова принять участие в матче на другом конце мира. Глядя на расписание Федерера на первую неделю февраля 2004 года, сложно не признать справедливость его решения: не появляться пока на Кубке Дэвиса.

В тот год первый раунд Кубка Дэвиса проходил через неделю после Открытого чемпионата Австралии. Почему-то игрокам нравилось участвовать в Кубке Дэвиса через неделю после Большого шлема, несмотря на то что командные соревнования требовали полетов в самых разных направлениях – только успевай показывать посадочные талоны. Федерер приземлился после своего 22-часового перелета в понедельник, какую-то часть вторника провел, празднуя победу с гражданами в Базеле, что включало в себя появление на балконе «Роотхуус», потрясающего готического здания городского управления, построенного в шестнадцатом веке, со стенами темно-красного песчаника и позолоченными языческими фигурами. Затем он улетел в Бухарест на матч первого раунда против Румынии.

Настоящее мастерство сильнее всяческих биоритмов. В открывающий день матчей одиночного разряда он разгромил Виктора Ханеску при счете 1–1 в раунде той пятничной ночью. Настоящий же героизм Федерера проявился в парном разряде: впервые объединившись со своим другом Ивом Аллегро, швейцарец победил Андрея Павела и Габриэля Трифу в пятом сете со счетом 10–8.

Это был захватывающий матч, продолжавшийся три часа и тридцать шесть минут, и личная кульминация для мужчин, играющих вместе за свою страну после того, как в годы своего становления они делили одну квартиру. Усилия того стоили: Федерер победил Павела во всех сетах в первый из воскресных одиночных матчей, проведя Швейцарию в ее третий четвертьфинал за четыре года. Хотя он никогда не говорил об этом вслух, но его можно было бы простить, если бы он заявил, что никогда больше не согласится на такой безумный график путешествий – если только это не будет очень важно.

В первые два месяца после матча с Румынией и четвертьфинала против Франции в раннем апреле Федерер победил еще одного теннисиста, приносившего ему неудачи. Когда он проиграл Тиму Хенмену в четвертьфиналах в Роттердаме в середине февраля, у него на счету была всего одна победа в шести матчах против британца. Однако эти двое снова встретились три недели спустя в финале Открытого чемпионата Pacific Life в Индиан-Уэллсе, на фешенебельном курорте среди калифорнийской пустыни. Здесь мячи летали несколько непредсказуемо, из-за чего результаты турнира часто были неожиданными. Федерер выиграл финал со счетом 6–3, 6–3. Этот результат нарушил привычный ход их встреч: влиянию Хенмена на Федерера пришел конец, и больше оно уже никогда не проявлялось.

Чемпион Индиан-Уэллса раньше хорошо выступал на следующем турнире – «Мастерс 1000» в Майами. Однако в 2004 году Федерер рано из него вылетел после второго своего поражения того года. Он вышел на корт в матче третьего раунда, страдая от простуды. В такой ситуации всегда непросто, особенно играть против горящего энтузиазмом семнадцатилетнего вундеркинда, с которым он еще никогда не играл. Надо признать, что не только простуда Федерера сыграла роль: семнадцатилетний претендент делал свое дело без страха и так, что все подняли головы и обратили на него внимание. Он выиграл матч со счетом 6–3, 6–3. Тогда еще никто этого не знал, но это был парень что надо. Его звали Рафаэль Надаль.

Домашний четвертьфинал Кубка Дэвиса 2004 года, в котором Швейцария играла против Франции, стал для швейцарцев хорошим шансом отомстить за свое поражение в Невшателе тремя годами ранее, тем более что состав участников был практически тем же, что и в 2001 году. В швейцарском лагере не было больше разногласий, но на этот раз вторым лучшим игроком Швейцарии был Иво Хеубергер, занимавший в рейтинге сто тридцать четвертую позицию. И снова шансы страны сильно зависели от того, выиграет ли Федерер в двух своих одиночных и парных матчах.

От того, как Федерера встретили на Арене «Прилли» в Лозанне, когда он ступил на корт, чтобы начать раунд матчем против француза Николя Эскюде, даже у французских фанатов и у тех, кто сохранял нейтралитет, побежали мурашки по коже. Преобладающая толпа швейцарцев – все в красных футболках, потрясающая картина! – воспринимали матч как триумфальное возвращение их героя домой после его восхождения на вершину рейтингов в Австралии. Эмоционального Федерера можно было бы простить, если бы у него несколько геймов ушло лишь на то, чтобы войти в игру после такого искреннего приветствия, но он начал матч сразу. На волне эмоций он выиграл первые четыре гейма, уступив всего десять в очень экспрессивном матче, закончившемся победой со счетом 6–2, 6–4, 6–4.

Зависимость Швейцарии от Федерера стала очевидной во втором одиночном матче. Иво Хеубергер не произвел впечатления ни на своего соперника, Арно Клемана, ни на своего капитана, Марка Россе. После поражения Хеубергера со счетом 6–3, 6–2, 6–2 Россе дал понять, насколько мог вежливо, не опускаясь до оскорблений, что его совершенно не впечатлила форма Хеубергера, а также то, что этот человек с востока Швейцарии больше не будет входить в команду Кубка Дэвиса – по крайней мере, пока Россе будет капитаном. Россе недолго пробыл на этом посту, но и Хеубергер никогда больше не играл за Швейцарию. Этот намек также ясно дал понять, что Федереру и Аллегро надо победить в парном разряде.

Отсюда и удовлетворение французской пары, Эскюде и Льодра, от победы в парном разряде. На самом деле, когда Льодра перехватил мяч у сетки, выиграв на третьем тай-брейке со счетом 7–5, это так праздновали, что у любого наблюдателя возникло бы простительное заблуждение, что Франция выиграла Кубок Дэвиса. Льодра знал, что Франция закончила самую трудоемкую часть матча, и оказалось, что так оно и было на самом деле. Теннисисты, приехавшие в Швейцарию, выиграли со счетом 6–7, 6–3, 7–6, 6–3.

Опять судьба Швейцарии уже не была в руках одного Федерера. И снова Мишелю Кратохвилу нужно было играть в пятом матче после сокрушительной победы Федерера над Клеманом со счетом 6–2, 7–5, 6–4. Из-за постоянных проблем с коленями Кратохвил упал до сто девяносто четвертого места в рейтинге. В матче против Эскюде, занимавшего шестьдесят восьмую позицию рейтинга, ему не хватало уверенности и спокойствия. Хотя в 2003 году Эскюде тоже в течение последних шести месяцев не участвовал в туре из-за травмы бедра, француз был слишком сообразительным. Даже после того, как уступал на тай-брейке третьего сета со счетом 3–6, он смог отыграться и победить Кратохвила со счетом 7–6, 6–3, 7–6. И снова выяснилось, что Швейцария слишком полагалась на Федерера.

На пресс-конференции после раунда Кратохвила явно возмутил один из спонтанных комментариев Федерера. Кое-что из того, что он говорил на интервью в тот день, намекало на то, что для него Кубок Дэвиса терял свою привлекательность. «По крайней мере, теперь я знаю, где мое место в планах на турниры на конец года, – сказал он с некоторым облегчением. – В прошлом году я не знал, нужен ли я буду во время межсезонья, но теперь я знаю, что мне еще десять месяцев не придется играть в Кубке Дэвиса».

В результате получилось, что он не играл за Швейцарию в течение еще семнадцати месяцев, и впредь, когда он и его команда составляли план турниров, в которых он собирался принять участие, Кубок Дэвиса больше не вносили в него в первую очередь.

Поскольку Роджер Федерер был одним из самых высокооплачиваемых теннисистов мира, у него были свои коммерческие интересы. Большинством из них занимаются от его имени его советники, так что тут мало что дополняет общий образ человека и спортсмена. Однако одно такое начинание 2004 года все же выделяется как свидетельство того, как он, определенно, тяготеет к родине своей мамы.

В тот год Федерер, у которого есть южноафриканский паспорт, купил участок земли на частном гольф-комплексе «Pezula» неподалеку от Найсны, курорта Кейпа, к северу от Садового Пути, который так активно рекламируют. И когда он путешествовал по Южной Африке в марте 2005 года, чтобы посетить проект IMBEWU, получающий средства от Фонда Роджера Федерера, он договорился о том, чтобы построить на этом участке дом, который мог бы стать базой в межсезонье на последующие годы.

«Pezula» рекламируется как место, где можно «познакомиться с мировыми звездами тенниса и местными героями спорта». Среди прочих знаменитостей, купивших там землю, числится гольфист Ник Прайс, капитан национальной сборной Южной Африки по крикету Грэм Смит и ряд теннисистов, в том числе шведы Йонас Бьоркман и Томас Юханссон. Связывает «Pezula» с теннисом еще и то, что Гэри Мюллер – бывший мастер парного разряда и член совета АТР – не только приобрел там недвижимость, но и отвечает за то, что пресс-релиз «Pezula» описывает как «многопрофильный спортивный комплекс «Поля Мечты» стоимостью пятьдесят миллионов рэндов… в центре участка… [с] тремя теннисными кортами (один из которых располагается на стадионе), кортами для сквоша, тренировочным полем для гольфа, полем для крикета международного стандарта, спортивным залом и бассейном – и все это дополняет конный центр, собственный яхт-клуб и пляжный клуб «Pezula».

Предполагалось, что Федерер, возможно, строит себе базу в Южной Африке в «Pezula», но все заглохло потом по каким-то причинам, которые так и не были названы. Когда в марте 2006 года Федерера спросили о его планах на участок земли, он сказал: «Пока все приостановлено. Посмотрим. У меня были планы, но сейчас мы пока ждем». Он держал эту землю еще три года, а потом, в 2010 году, ее продал.

После того как Федерер получил титулы Большого шлема на кортах с травяным и грунтовым покрытием, ему предстояло участвовать еще в одном турнире на корте с грунтовым покрытием. После двух последовательных поражений в первых раундах «Ролан Гаррос» 2004 год обещал быть другим.

Федерер отправился в Париж, на подъеме снова выиграв один из турниров серии «Мастерс» на грунтовом корте. Он победил в Гамбурге во второй раз за три года, но на этот раз он благодаря этому не стал большим фаворитом турнира в Париже. Он и так был неоспоримо лучшим теннисистом мира. И тогда как поражение Луиса Орна в первом раунде в прошлом году казалось закономерным, сейчас никто и не думал, что первого соперника Роджера на Открытом чемпионате Франции 2004 года, Кристофа Влигена, будет просто победить. Возможно, по этой самой причине бедный бельгиец и стал жертвой первой победы Федерера на «Ролан Гаррос» за последние три года. Против неистового ведущего теннисиста Влигену удалось выиграть всего в четырех геймах.

После сокрушительной второй победы во всех раундах над Николасом Кифером пришел черед аппетитной схватки третьего раунда между Федерером и Густаво Куэртеном. Бразилец, которого нежно называют Гуга, был любимцем Парижа со дня завоевания своего первого шокирующего титула 1997 года. Тогда, будучи лишь шестьдесят шестым в рейтинге, он штурмом взял теннисный мир. В 2001 году его отношения с публикой Парижа окрепли, когда после получения третьего титула того турнира он начертил на глине сердце, в центре которого распластался на спине. Привередливая публика «Ролан Гаррос» его просто обожала. И это было взаимно. Однако в 2004 году тяжелая операция на бедре, проведенная в 2002 году, наложила свой отпечаток на любимца публики: считалось, что и время и Федерер его одолеют. В общем и целом так оно и было. Однако многие великие игроки, зная, что их дни позади, все еще способны собраться и дать великолепный бой – даже если они больше не способны выиграть большой турнир. Это Куэртен и сделал в матче, проходившем в первую субботу.

Куэртен показал тот уровень игры, который помог ему возглавлять рейтинги в течение сорока недель в 2000–2001 годах, и разгромил Федерера, победив со счетом 6–4, 6–4, 6–4. Он выиграл в двух сетах, когда подавал Федерер, рано выиграл во втором и третьем сетах и не проиграл ни одного гейма, кроме одной подачи в самом начале. «Между мной и публикой как будто роман, – сказал он потом. – Если бы этого не было в этом турнире, меня бы здесь не было. Я просто счастлив, что могу здесь играть, учитывая то, каким было мое физическое состояние. Из любого другого турнира я бы давно вылетел».

Несомненно, Федереру хотелось бы, чтобы Куэртен вылетел. Ему многому надо было научиться, чтобы справляться с настоящими специалистами игры на твердых кортах. «Я старался, но он не дал мне так уж много шансов, – сказал он после матча. – Обычно я могу контролировать такие матчи, но сегодня был не тот случай. Гуга заслужил победу. Теперь я просто с нетерпением жду, когда выйду на корт с травяным покрытием».

То поражение в третьем сете стало частью истории Федерера, поскольку оказалось, что больше никто не выигрывал у него до полуфинала Большого шлема до тех пор, пока Робин Сёдерлинг не победил его в четвертьфиналах Открытого чемпионата Франции 2010 года. Это означало, что Федерер дошел до полуфинала или дальше в двадцати трех крупных турнирах подряд, и только три раза ему не удалось добраться до финала. Учитывая, что второй лучший результат по количеству последовательных проходов в полуфиналы Большого шлема принадлежит Ивану Лендлу, которому это удалось десять раз, никто и не ожидал, что после того субботнего дня в Париже в 2004 году начнется такое триумфальное шествие по турнирам.

Второй триумф Федерера на Уимблдоне, пожалуй, окажется одной из наименее запоминающихся его побед в крупных турнирах, но он еще раз подорвал уверенность своих соперников.

Он разгорелся опять, участвуя в турнире в Галле, защитив свой титул Открытого чемпионата Герри Вебера, не проиграв ни одного сета и положив конец всему веселью в финале менее чем через час после начала матча, сокрушив Марди Фиша. Американец стал единственным теннисистом, которому удалось выиграть один сет у Федерера на Уимблдоне в прошлом году, но в Галле в 2004 году он победил лишь в трех геймах в матче, длившемся пятьдесят девять минут.

Потом на Уимблдоне он снова проиграл всего один сет на пути к финалу. Это случилось в четвертьфинале против Ллейтона Хьюитта, и, хотя это далеко не служило знаком того, что его можно победить, Федерер был так поражен тем, что проиграл сет, что следующий выиграл всухую, закончив со счетом 6–1, 6–7, 6–0, 6–4. Затем победа над Себастьяном Грожаном в полуфинале привела его еще к одному матчу с Роддиком.

Зрители Уимблдонского турнира являются фанатами тенниса лишь время от времени. Многие британцы свято недоумевают, чем все эти теннисисты занимаются сорок восемь недель в году, когда турниры проходят вне в Англии. Так что финал между Федерером и Роддиком рассматривался как великая переигровка полуфинала прошлого года. На самом деле это был их седьмой матч, и Федерер победил в пяти из предыдущих шести. Однако Роддик был сосредоточен и полон решимости извлечь максимум из своего единственного преимущества над швейцарцем: своей чистой силы. Потеряв свою позицию лучшего теннисиста в Австралии, Роддик все еще был вторым в мире и считал себя главной угрозой для действующего чемпиона. С его самой быстрой подачей в теннисе Уимблдон был для него подходящим местом.

В дождливый день Роддик оказался самым быстрым. До того как дождь приостановил игру всего после пяти геймов, он казался лучшим игроком. Перерывы из-за дождя могут изменить ход матчей потому, в частности, что теннисисты могут проконсультироваться со своими тренерами в раздевалке. Однако тренера у Федерера не было. И когда игроки вернулись на корт, он выглядел подавленным, а Роддик стремительно атаковал в первом сете.

Как бы то ни было, поддерживать заданный им темп Роддик не смог. Во втором сете Федерер быстро повел со счетом 4–0, несмотря на то что по-прежнему выглядел неубедительно. Он создал для себя такую доминирующую атмосферу, и сет почти завершился, но интрига возобновилась, когда Роддик отыгрался и сравнял счет: 4–4. Тогда, когда Роддику предстояло подавать при счете 5–6, Федерер получил преимущество, попав в верхний край сетки так, что мяч перекатился обратно, это дало ему сетбол. И когда он исполнил форхенд, отбив мяч в левое крыло Роддика, чтобы сравнять счет, он закричал и, переполненный эмоциями, изобразил в воздухе пару панчей. Казалось, настоящий Федерер вернулся.

Или нет? В третьем гейме третьего сета именно пассивный Федерер проиграл свою подачу, и при счете 2–4 у него возникли большие проблемы. Потом опять пошел дождь. Роддик ушел поговорить со своим тренером, Брэдом Гилбертом, а Федерер отошел поговорить с… ну, с самим собой. Во время того периода самоанализа он понял, что ему нужно было быть несколько поактивнее, чтобы противостоять агрессии Роддика. И когда он вернулся на корт, матч стал совсем другим.

Когда Федерер побеждал на тай-брейке третьего сета при счете 7–3, Роддик мог бы сложить руки, но совокупность его уверенности в собственной силе и нестабильное выступление Федерера дало американцу веские основания надеяться. В начале четвертого сета он создал шесть брейк-пойнтов, но ни один не реализовал. Эта неудача дорого ему обошлась, так как при счете 3–3 Федерер отыгрался, и гейм для американца завершился. Федерер победил со счетом 4–6, 7–5, 7–6, 6–4.

Обозреватель новостного агентства Reuters Оссиан Шайн, освещающий события в мире тенниса, использовал прекрасную аналогию, описывая этот матч. «Несомненно, – писал он, – в этом есть великая мораль. Эзоп мог бы отметить, что размеренное, продуманное развитие всегда превзойдет самые выдающиеся фейерверки и суету Роддика».

Вердикт Федерера был более скромным: «Мне повезло. Я проиграл в одной своей подаче в третьем сете, и, если бы Энди сделал несколько более хороших подач в геймах, я мог бы проиграть в двух сетах».

После матча Сью Баркер вышла на корт, чтобы взять блиц-интервью у игроков. Роддик, должно быть, ужасно себя чувствовал из-за того, что позволил Федереру выиграть, но он все же смог призвать достаточно остроумия для того, чтобы очаровать Госпожу Британскую Публику. «Я швырялся в него кухонной раковиной, – сказал он, – а он взял ее и принял ванную».

Роддик сказал еще одну вещь, остроумную и более правдивую. Баркер спросила его о «большом соперничестве» с Федерером, на что Роддик ответил: «Если мы хотим называть это соперничеством, то я должен выигрывать некоторые из этих матчей».

Публике понравилась скромность Роддика. Однако его ответ подытожил то, что третий титул Большого шлема Федерера значил для теннисного мира в целом: на титул были претенденты, но у Федерера соперников не было. По крайней мере, по возложенным на них ожиданиям. Таковых можно было бы найти разве что на кортах с грунтовым покрытием.

В глазах многих наблюдателей то, чего достиг Федерер за последние недели после Уимблдона в 2004 году, оправдывало все притязания на величие. После достижения Бьорна Борга в 1979 году еще ни одному игроку не удавалось победить в трех турнирах подряд на кортах с разными покрытиями. Федерер сделал именно это.

Прибыв в Гштаад на следующий день после Уимблдона, Федерер за какие-то часы смог перестроиться с игры на корте с травяным покрытием на игру на грунтовом покрытии. Непростая задача. Но шесть дней спустя Гштаад получил собственного чемпиона, выросшего в Швейцарии. И хотя в списке людей, побежденных Федерером на той неделе, едва ли можно найти представителя элиты тенниса на грунтовом покрытии, победа над Игорем Андреевым в финале из четырех сетов, принесшая, наконец, Роджеру победу на родной земле, была выдающимся достижением. Тогда он этого не сказал, но расположение Гштаада в теннисном календаре для него было слишком неудобным, и в начале 2005 года он объявил, что больше не будет включать его в свое ежегодное расписание турниров.

Перед тем как Федерер снова вышел на корт на бетоне Торонто, последовал короткий отдых. И снова Роддик ждал его в финале, и снова его орудия оказались недостаточно пристреляны, чтобы нарушить налаженную работу швейцарца. Это был девятнадцатый титул Федерера в туре АТР и его четвертая награда серии «Мастерс». А ведь ему еще не было даже двадцати трех.

Когда он покинул Торонто и уехал на следующее мероприятие серии «Мастерс» в Цинциннати в начале августа, он проиграл всего в четырех матчах за весь год и победил в последних двадцати трех. Такой успех часто оборачивается против теннисистов, особенно если они составляют свое расписание с учетом в среднем трех-четырех матчей в неделю. Он уставал и все же решил играть в Цинциннати через неделю после Торонто. К счастью, он проиграл в первом раунде Доминику Хрбаты, получив необходимое время для восстановления. И все же нельзя сказать, что он «слил» этот матч: стремительно выиграв в первом сете со счетом 6–1, он проиграл матч со счетом 1–6, 7–6, 6–4. Его впервые победили в первом раунде с того момента, как он проиграл Луису Орна на Открытом чемпионате Франции 2003 года, но в тот день он не грустил. «Я отлично выступил в других турнирах, – сказал он позже о своих двадцати трех победах подряд. – Возможно, этот турнир и был для меня лишним, но теперь он закончился. Я не расстроен. Не надо меня жалеть. Я собираюсь взять пару выходных».

Во время этих выходных внешний вид Федерера начал меняться. Сначала изменения были небольшими, и принципиально новый облик не проявился вплоть до финала Мирового Тура АТР в ноябре. После Цинциннати у него была несколько небрежная прическа. Когда же он появился на Олимпийских играх в Афинах, то его волосы удерживала не только привычная бандана и хвостик, но и несколько заколок. Пока он был на корте, его прическа не сильно отличалась от привычной, но когда он появился без банданы, его ступенчатая стрижка смотрелась непривычно.

На Олимпийских играх в Афинах ему была оказана высокая честь, которую он оценил в полной мере. Поскольку он не просто нанес Швейцарию на всемирную карту тенниса, но и на спортивную карту вообще, то на церемонии открытия его попросили нести флаг Швейцарии. Однако его великая цель – по сути, главная цель 2004 года, как он сказал, – заключалась в получении золотой медали Олимпиады, в одиночном или в парном разряде – не имеет значения.

Его первый матч в Афинах и неуверенная победа со счетом 6–3, 5–7, 6–1 над Николаем Давыденко показала, что непостоянный Федерер никуда не исчез. Он просто скрывался до поры до времени, и в один прекрасный момент предохранительный клапан не выдержал. Федерер подавал в решающем гейме второго сета, но, когда плохо сыграл и соперник выиграл его подачу, он запустил мяч к крыше Центрального корта. Судья признал это нарушением правил поведения. «Много времени прошло с тех пор, как я получил последнее предупреждение, – сказал Федерер после матча. – Для меня это было знакомо. Мне нужно было выпустить свои эмоции, я был недоволен тем, как играл во втором сете. Я расстроился. Но гораздо важнее то, что я победил, а не то, как вел себя на корте». Скрытое значение этой оценки станет очевидным, если вспомнить оценку вспышки ярости в Гамбурге в 2001 году, когда Федерер почувствовал, что, научившись контролировать свой нрав, он рисковал стать слишком пассивным. Иначе говоря, хотя он и научился держать себя в руках на корте, даже спокойному, невозмутимому и собранному Роджеру Федереру время от времени нужно было давать выход своему раздражению.

Он также признал, что ему следует играть намного лучше в следующем матче против теннисиста, с которым он никогда еще не встречался: с высоким восемнадцатилетним чехом Томашем Бердыхом. Бердых со своей копной собранных рыжих волос был известен как многообещающий игрок, но перед участием в Олимпиаде он все еще занимал семьдесят четвертую позицию рейтинга. В этот ветреный день на открытом корте ему нужно было заявить о себе миру тенниса. Почему лучший теннисист мира и фаворит на получение золотой медали оказался на открытом корте – другой вопрос (опять же, почему бы лучшим также не играть на более маленьких кортах, если это не ставит под удар их безопасность?), но это определенно добавило матчу характер гуляющего ветра. И когда после матча Энди Роддик вошел в раздевалку, сохранив три матчбола в захватывающем матче против Томми Хааса, увидел Федерера и задал ему обычный вопрос: «Ну, как дела?», он был немало поражен, услышав ответ Федерера: «Я проиграл».

В матче с Бердыхом Федерер выглядел вяло, даже когда выиграл первый сет. Потом оказалось, что единственной выигранной подачи и своей адекватной подачи было достаточно. Потом при счете 3–4 во втором сете Бердых выиграл у Федерера всухую. Федерер сперва отыгрался, но затем проиграл подачу следующего гейма из-за серии ошибок, и Бердых победил в этом сете. Ветер уравнивал шансы соперников, Бердых потрясающе отбивал мячи, а Федерер начал терять уверенность в своей подаче. Счет почти сравнялся до 5–5, но затем Федерер вынужден был спасти два матчбола при счете 4–5. Потом, на 5–6, он совершил двойную ошибку и опустил три других промаха, в результате чего подарил Бердыху величайшее достижение в его карьере: победу с итоговым счетом 4–6, 7–5, 7–5.

«Тяжело играть с такими большими игроками на Центральном корте, потому что они больше там практиковались, – сказал Бердых на пресс-конференции после матча. – На открытых кортах проще, они там не тренировались и не играли».

Федерер долго не проводил свою пресс-конференцию. Сразу после поражения он несколько минут неподвижно сидел в раздевалке, не зная, как это принять. И к тому моменту, как он встретился со СМИ, он был еще больше деморализован, так как к тому моменту они с Ивом Аллегро проиграли со счетом 6–2, 7–6 в парном разряде индийцам Махешу Бхупати и Леандеру Паесу. «Для меня это был ужасный день, я проиграл и в одиночном, и в парном разряде, – признал он. – Я играл без остановки, знаете, и очевидно, что в какой-то момент это должно было на мне сказаться. К сожалению, это случилось во время Олимпийских игр».

Взгляд в прошлое – замечательная штука! Если бы Федерер тогда знал, что до следующего его поражения было больше пяти месяцев, он бы, вероятно, чувствовал себя значительно лучше.

Открытый чемпионат США – больше, чем просто турнир по теннису. Это воплощенный Нью-Йорк со всей его импульсивностью. Сейчас это менее самобытный турнир по сравнению с тем, каким он был между 1978 и 1996 годами, тогда главный стадион являл собой спешно переделанную сцену для концертов на открытом воздухе, которую использовал джаз-музыкант Луи Армстронг во время Всемирной выставки 1964 года. В то же время неамериканцам по-прежнему необходим особый склад ума, чтобы привыкнуть к обстановке этого турнира. В конце 80-х, когда игра на открытых кортах подразумевала вдыхание ароматов поджаренных свиных ребрышек со стихийного ресторанного дворика, шведский чемпион Стефан Эдберг был так раздражен этой атмосферой, что грозился никогда больше там не появляться. Его тренер, Тони Пикард, решил проблему, предложив ему остановиться в домике на Лонг-Айленд ради чуточки спокойствия. Это сработало. Эдберг дважды победил на Открытом чемпионате США и сыграл там свой лучший матч в финале 1991 года. Даже Джим Курье, американец, добившийся первой позиции в рейтинге, признавал, что это место во Флашинг Медоуз не мешало бы взорвать.

Федерер всегда признавал, что ему нравится ездить в Нью-Йорк, но по своей природе он не способен преуспевать в условиях Большого Яблока. Его попытки одолеть Налбандяна на Открытом чемпионате США 2004 года окончились ничем, так что его способность выиграть главный американский турнир, особенно в возрасте всего двадцати трех лет, была под вопросом. Тем не менее именно в Нью-Йорке он продемонстрирует одно из наиболее впечатляющих своих достижений.

Казалось, что ему не было комфортно ни в матче второго раунда против улыбчивого киприота Маркоса Багдатиса, ни в третьем раунде против хитроумного француза Фабриса Санторо. Однако в нужный момент он поднял уровень своей игры и прошел на вторую неделю турнира. Легкая победа над румыном Андреем Павелом (он не мог играть из-за грыжи межпозвонкового диска) означала, что Федерер сохранит силы для четвертьфинала. И он в пяти сетах победил Андре Агасси, причем в условиях весьма сильного ветра. В гораздо более спокойных условиях полуфинала он показал, что теперь знает, как обыгрывать Тима Хенмена, что и сделал, проиграв всего одиннадцать геймов. Впрочем, эти одиннадцать геймов с учетом блестящего выступления Федерера в финале стали для Хенмена колоссальным достижением.

12 сентября 2004 года Федерер вышел на корт, чтобы встретиться с другим своим старым соперником, Ллейтоном Хьюиттом. В то время австралиец был самым уважаемым человеком, в глазах многих – фаворитом Открытого чемпионата США, тем более что он уже выигрывал его три года назад. Что весьма важно, он выиграл четыре титула летних турниров на твердых кортах в Северной Америке в 2004 году и был в отличной форме – как для турнира, так и для финала. И все же Хьюитт был посрамлен. Это была одна из самых впечатляющих демонстраций спортивного мастерства современности. Федерер оступился лишь однажды, ближе к концу второго сета, когда у Хьюитта была пара шансов, но, как только швейцарец взял тай-брейк при счете 7–3, противостоять ему стало невозможно. Он рванул вперед и одержал победу со счетом 6–0, 7–6, 6–0. Открытый чемпионат США – или Национальный турнир США, как его называли до 1968 года, – проводится с 1881 года, и до сих пор лишь однажды в финале было два «бублика» (сета со счетом 6–0). Это было в 1884 году.

Сняв свои заколки перед церемонией вручения награды, Федерер на корте дал интервью ветерану CBS, спортивному комментатору Дику Энбергу, который только что комментировал финал. Энберг пытался отдать должное выступлению Федерера, спросив его: «Роджер, я не знаю, с чего начать. Мы там в телевизионной будке сходили с ума по твоему форхенду, а потом по бэкхенду, а потом внезапно ты подошел к сетке и выиграл двадцать восемь очков у сетки. Чего нам еще ждать в будущем?»

На что Федерер ответил: «Все, что у меня есть!»

Мир был у его ног. Из Америки он отправился в Азию, отдохнул и выиграл титул в Бангкоке, снова победив Роддика в финале. Когда он вскоре после этого полетел обратно в Швейцарию, то должно быть, был уверен, что уж на этот раз базельский турнир ему покорится.

В первом раунде чемпионата Швейцарии на крытых кортах Федерер должен был играть с Луисом Орна, последним человеком, победившим его до того, как он стал чемпионом Большого шлема. Они должны были играть друг с другом впервые после того печального дня в Париже, но в понедельник днем во время турнира Федерер начал испытывать резкую боль в бедре. На следующий день стало ясно: он порвал мышцу. Он был вынужден отказаться от участия в матче и попрощаться не только с чемпионатом Швейцарии на крытых кортах, но также и с финалом турнира серии «Мастерс» в Париже.

Отсутствие Федерера в течение последних нескольких недель 2004 года в туре АТР означало, что его участие в финале Мирового Тура под вопросом. Он, как и полагалось, полетел в Хьюстон, впервые показавшись в своем новом образе без хвостика. Однако стоило ему выйти на корт клуба «Вест Сайд» через год после триумфальной победы над Агасси, многие почувствовали, что после травмы он стал уязвим. Такое ощущение сохранялось около десяти минут после начала первого матча против Гастона Гаудио, впечатляющего чемпиона Открытого чемпионата Франции. Федерер порвал Гаудио в первом сете, и, хотя аргентинец отыгрался во втором, Федерер все равно вышел победителем со счетом 6–1, 7–6.

Все сливки теннисного мира собрались в Хьюстоне, но Федерер больше не боялся ни одного из них. «Я всех уважаю, но никого не боюсь» – так он сформулировал свою новую философию.

Его бывший соперник, которого он некогда боялся, Ллейтон Хьюитт, вышел из турнира в следующем круговом матче, проиграв со счетом 6–3, 6–3. Даже испанец Карлос Мойя, который был в хорошей форме и поднимал свой уровень игры для финала Кубка Дэвиса, в котором он должен был участвовать дома в матче против США через две недели, смог выиграть всего один сет у лучшего теннисиста мира.

Однако в полуфиналах наступил один из таких театральных моментов, которые с лихвой искупают все эти 6–1, 6–2 в ранних раундах. В играх между Федерером и Маратом Сафиным всегда была некая пикантность, поскольку Сафин работал с бывшим тренером Федерера, Питером Лундгреном. И вот два игрока встретились друг с другом – впервые с того момента, как Лундгрен начал тренировать Сафина, на турнире, который годом ранее стал последним в отношениях Федерера и Лундгрена.

За весь матч ему лишь однажды удалось выиграть подачу соперника, и это позволило Федереру выиграть первый сет. Главное – это статистика тай-брейка, с которым Федерер победил во втором сете, выиграв матч со счетом 6–3, 7–6, 20–18. Тай-брейк длился двадцать шесть минут. Сафин спас семь матчболов, Федерер спас шесть сетболов – этот теннис был выдающимся, это была чистая драма. И когда Федерер реализовал свой восьмой матчбол, чтобы пройти в финал, повторился рекорд самого долгого тай-брейка за всю историю (в плане очков), одиннадцать лет назад установленный Гораном Иванишевичем и Даниэлем Нестором на Открытом чемпионате США.

После такого матча Федерер, возможно, и был психологически истощен, но общался с прессой в течение полутора часов, удовлетворяя каждую просьбу об интервью. Ирония в том, что Роджер, щедро раздавая свое время и делясь своим духом, создал для себя же проблемы. В долгосрочной перспективе он не сможет уделять СМИ столько же времени – не позволит тот уровень успеха, которого он добьется в следующие три года. Когда он начал сокращать время, отведенное для прессы, начал отказывать в интервью, которые раньше всегда давал, репортеры и телевизионщики почувствовали себя несправедливо брошенными, хотя им и пришлось смириться с тем, что его время не безгранично. Федерер справедливо считает работу со СМИ своим долгом перед спортом, и это весьма увеличивает его банковский счет, но, как вскоре выяснится, даже щедрый Роджер порой вынужден отказывать.

Вряд ли финал мог сравниться с таким драматичным действом – он и не сравнился. В этом, правда, не было вины ни Федерера, ни Хьюитта, которые встречались шестой раз за тот год и в третий раз за девять недель. Сильный дождь сократил матч до трех сетов (и сделал невозможным отказ от обещания, что мероприятие никогда больше не будет проводиться на открытом воздухе). Дождь означал, что теннисисты будут играть поздно вечером, когда большинство телеканалов отказываются от трансляции. Хьюитт отважно сражался, но и этот матч показал то же, что и два предыдущих: когда Федерер в ударе, у Хьюитта нет ни малейших шансов.

Закончился год. Федерер стал вторым (после Матса Виландера, шестнадцать лет назад), которому удалось победить в трех из четырех главных турниров в один год. Справедливость требует упомянуть, что Пит Сампрас получил три из четырех титулов 1994 года, но он их выиграл за два календарных года. А Федерер победил в семидесяти четырех матчах из восьмидесяти, в которых участвовал. Такого соотношения не видели с самого 1986 года – самого успешного года Ивана Лендла. Роджер, без сомнения, стал теннисистом года, и более того: Мировая Академия Спорта (World Sports Academy) вручила ему награду «Laureus Award» как спортсмену 2004 года – возможно, самую престижную награду в мире спорта, несмотря на очевидную предвзятость по отношению к теннису.

И все это – без тренера.

Глава 10

Когда Матс Виландер выиграл три из четырех главных титулов в 1988 году, это его чуть не убило. Его победа над Иваном Лендлом в финале Открытого чемпионата США, на котором решалось, кто встанет на первую позицию рейтинга, означала, что он достиг всего, за что боролся. Он открыто признается, что после своего annus mirabilis (года чудес) у него пропала мотивация и позиции в рейтинге стремительно упали. В конце 2004 года Федереру было столько же лет (то есть 23), но карьера его была далеко не на том же этапе. Титул Открытого чемпионата США, поднявший Виландера на вершины рейтингов, был его восьмым Большим шлемом в списке трофеев за шесть лет, начавшемся с его прорыва на Открытом чемпионате Франции, когда ему было семнадцать. Никто не ожидал, что Федерер после 2004 года «сдуется» так же, как Виландер после 1988 года. В то же время очень немногие ожидали, что 2005 год станет для него столь же блестящим. Не было бы ничего постыдного, если бы следующий год стал для Федерера более спокойным по сравнению с 2004 годом. Однако именно в 2005 году он покорил еще большие высоты – разумеется, с точки зрения последовательности.

Прежде чем ударить свой первый мяч в новом году, Федерер нанял тренера – бывшую звезду Австралии Тони Роча – на неполное время. Роч родился в городе Уогга-Уогга и был хитрым, в чем-то загадочным человеком, бывшим чемпионом Открытого чемпионата Франции, который тринадцать раз побеждал в парном разряде турниров Большого шлема. Репутацию тренера он создал в 80-х, работая с Иваном Лендлом. Он взялся за это после того, как Лендл поработал с рядом тренеров, которые так и не смогли привести его к успеху в Большом шлеме, несмотря на огромный потенциал. Если бы Федерер нанял Роча в первой половине 2003 года, то его обстоятельства были бы почти аналогичны тем, при которых Роч начал работать с Лендлом. В 90-х австралиец работал временным тренером Патрика Рафтера, приведя его к двум титулам Открытого чемпионата США и целой неделе на вершине рейтинга. И он также был тренером австралийской команды Кубка Дэвиса под руководством его бывшего партнера в парном разряде капитана Джона Ньюкомба, который позволил ему играть ведущую роль в развитии юного Ллейтона Хьюитта.

Федерер впервые обратился к Рочу в феврале 2004 года. Австралиец – которому было уже пятьдесят восемь, который не мог путешествовать по личным причинам, а также в связи с проблемами с бедром, – отказал ему, но все же съездил с Федерером на два турнира. В середине декабря 2004 года Федерер полетел в Сидней – якобы для того, чтобы приспособиться к климату страны перед Открытым чемпионатом Австралии, но, учитывая то, что в первую неделю января он играл на Открытом чемпионате Катара, причины у этого путешествия были несколько иные. Он пришел домой к Рочу, чтобы обсудить условия работы австралийца тренером Роджера. Роч опять сказал, что не хочет много путешествовать, и Федерер заключил с ним сделку на условиях неполной занятости, согласно которой австралиец должен был путешествовать всего десять недель в году.

Пятого января, победив Давида Феррера в первом раунде турнира в Дохе, столице Катара, Федерер рассказал прессе о новом назначении. «Всегда хорошо знать, что можно рассчитывать на помощь. Мне нужен кто-то, кто будет заниматься анализом и помогать улучшать мою игру».

Когда новости дошли до Австралии, бывший чемпион парного разряда, знаток телевидения и политик Джон Александер сказал: «Это великий позор для австралийского тенниса». Комментарий Александера показывал, с каким уважением относились к Рочу в этой стране. Понятна была и его горечь: один из ведущих тренеров Австралии работал не с лучшим теннисистом страны Хьюиттом, а с его главным соперником. В конце концов Роч все-таки поработал личным тренером Хьюитта, но только после 2008 года, когда Хьюитт уже растратил все свои силы – по крайней мере, на самом высоком уровне игры.

Федерер победил в Дохе, одолев Ивана Любичича в финале. Затем пришло время Открытого чемпионата Австралии в Мельбурне, где он объединился с Рочем впервые с момента объявления об их новых рабочих отношениях. Там, без особых видимых усилий, Федерер быстро добрался до четвертьфиналов, до матча с Андре Агасси, которого так страстно ожидали многие.

Американец приближался к своему тридцать пятому дню рождения, но с Агасси в Австралии все еще стоило считаться. Он победил на четырех предыдущих турнирах, в последний раз в 2003 году, и только в 2004-м проиграл в полуфинале из пяти сетов Марату Сафину. Если у Агасси и был еще шанс победить Федерера, то только в Мельбурне, на кортах «Rebound Ace» с характерным высоким отскоком. Теоретически это могло быть верным, но в тот нежный летний вечер не успело еще сесть солнце, как Федерер уже победил легендарного американца со счетом 6–3, 6–4, 6–4. Как оказалось впоследствии, это был последний матч Агасси на арене Рода Лейвера.

Федерер же в ходе своего победного матча получил травму. Он ничего не сказал о ней, но она будет мешать ему в долгожданном полуфинале против Сафина, их первом матче со времен эпического тай-брейка со счетом 20–18 в Хьюстоне, состоявшегося двумя месяцами ранее.

Турнир уже удостоился четырех таких качественных и драматичных матчей, от которых не отказались бы другие турниры: Хьюитт – Надаль, Молик – Давенпорт, Хьюитт – Налбандян и Серена Уильямс – Шарапова. В воздухе пахло электричеством, когда Федерер и Сафин вышли на арену в двадцать пятый день рождения российского теннисиста. Первый из мужских полуфиналов обещал стать преинтересным зрелищем, и реальность в полной мере оправдала эти надежды.

Когда теннисных наблюдателей попросили составить список самых запоминающихся матчей всех времен, то их ответы отличались разнообразием. И это понятно. У по-настоящему великолепного матча обычно есть некая составляющая, лежащая вне корта. Так, Джимми Коннорс подал иск к президенту АТР Артуру Эшу в то время, когда эти двое встретились в финале Уимблдона 1975 года. Пит Сампрас узнал, что у его тренера Тима Галликсона обнаружена неоперабельная опухоль мозга непосредственно перед пятью сетами четвертьфинала против Джима Курье на Открытом чемпионате Австралии 1995 года. В последнем сете этого матча – в котором он победил – Сампрас играл со слезами на глазах.

События вне корта, безусловно, придают матчу дополнительное значение. С этой точки зрения полуфинал 2005 года Федерер – Сафин не является величайшим матчем всех времен, но это был самый захватывающий и интересный матч 2005 года.

Большинство с интересом следило за этим действом, тем более что Федерер был явно выбит из колеи на ранних этапах матча. Он был уже не таким легко возбудимым, как и в юниорские годы, но он жаловался на корт, а Сафин ему нисколько не уступал. Роджер выиграл первый сет, затем Сафин отыгрался и сравнял счет. Федерер выиграл третий сет со счетом 7–5 – тем же самым счетом, с которым он выиграл первый, – и, когда четвертый сет закончился тай-брейком, казалось, что он был настроен прорваться туда, что было бы первым этапом финала мечты для организаторов. Своего часа ждал Ллейтон Хьюитт, который был настроен стать первым австралийцем-финалистом на Открытом чемпионате Австралии за последние семнадцать лет, если бы он победил Энди Роддика в полуфинале на следующий день – что он и сделал. На столетнем Открытом чемпионате Австралии, девизом которого было «Сто лет развития», состав полуфинала давал надежды на то, что в финале домашний игрок будет сражаться с чемпионом, защищающим свой титул, и лучшим теннисистом мира.

Вернемся к тай-брейку четвертого сета матча между Федерером и Сафиным. Ни у одного из теннисистов не было значительного преимущества, но затем Федерер спас матчбол при счете 6–5. Игроки начали обмениваться ударами на задней линии, затем Федерер подошел к сетке, Сафин попытался обвести его слева, и Федерер с лета исполнил удар на растяжке, и мяч едва прошел над сеткой. Несомненно, достаточно для того, чтобы выиграть очко? Увы, нет. Сафин бросился вперед и отбил мяч. Федерер снова исполнил удар с лета. Сафин ответил единственным ударом, которым мог, – свечой. Федерер бросился за мячом. Казалось, что он мог либо также исполнить высокую свечу, либо выбрать дерзкий обводящий удар – и то и другое имело смысл.

Однако кровь ударила в голову, и сдержанный, дисциплинированный Федерер, который как будто бы оставил свои юниорские выходки, исполнил «hot dog» – необычный, очень рискованный удар через ноги, при котором теннисист стоит спиной к сетке. Удар не удался. Сафин сравнял счет до 6–6. Это был единственный матчбол Федерера.

Когда после матча Федерера спросили о том, о чем он думал, когда исполнял такой удар, то он выглядел растерянным: «Ну, матчбол все равно уже был проигран, так что я попробовал». Возможно, он действительно тогда в это верил. Однако, что более вероятно, он понимал, что выбор такого необычного удара на таком важном этапе матча был глупостью, и просто хотел отвлечь от этого внимание. Многим зрителям нравится видеть, как Федерер исполняет «hot dog», равно как и другие эффектные удары, но они ожидают, что это будет в начале первых сетов, а не при матчболе на тай-брейке четвертого сета полуфинала Большого шлема!

Так как это был все-таки Федерер, то он все еще мог выиграть матч, но с того момента все изменилось. Сафин выиграл два следующих очка, переведя матч в пятый сет, и в этот момент Федерер позвал физиотерапевта. Защемленный нерв, от которого он страдал в ходе матча против Агасси, распространял боль прямо по той руке, которой он играл. Казалось, Сафин победил.

Впечатление усилилось, когда россиянин стал лидировать в пятом сете со счетом 5–2. Федереру явно было больно, но он не сдавался. Он спас множество матчболов, отыгрался в девятом гейме и сравнял счет до 5–5. Затем, при счете 6–6 и подаче Сафина, Федерер лидировал со счетом 0–30, но россиянин избежал опасности.

Поскольку Федерер подавал вторым, давление на него всегда было больше, чем на соперника, и при счете 7–8 это сказалось. Сафин заработал матчбол – седьмой в целом. Федерер не смог получить преимущества при своей подаче. Сафин исполнил пушечный бэкхенд, Федерер бросился за мячом и отбил, но уронил ракетку. Корт был открыт. Сафина могло бы остановить то, что Роджер потерял ракетку, но его удар с лета отправил мяч прямо на незащищенный корт именно тогда, когда Федерер был в затруднительном положении. Марат одержал вторую по значимости победу в своей карьере после победы над Питом Сампрасом в финале Открытого чемпионата США 2000 года.

Матч длился четыре часа и двадцать восемь минут, и это был еще один «подарок» Открытому чемпионату Австралии на его столетнюю годовщину. Это также был триумф Питера Лундгрена, человека, который подготовил своего подопечного к победе над тем, которому изначально он же помог стать почти непобедимым. Нет ничего удивительного в том, что швед был почти готов расплакаться.

После матча Федерера спросили о травме, которая стала причиной его поражения. Он отнесся к этому философски: «Проигрывать всегда будет больно, вне зависимости от того, насколько великолепным был матч, но, по крайней мере, я могу уехать отсюда довольным собой. Я сделал все, что мог».

Несмотря на проигрыш Сафину, то, как он это сделал, едва ли показывало уязвимость Федерера в глазах остального мира тенниса. Его полоса побед в двадцати семи матчах – после проигрыша Бердыху на Олимпийских играх, – может, и прервалась, но и Сафин использовал весь свой потенциал. Для того чтобы предотвратить матчбол, надо было, чтобы Федерер не был в полном порядке. Федерер все еще был человеком, которого лишь предстояло победить. Он убедительно это докажет в ходе следующих двух месяцев.

Следующие два турнира Федерер играл в финалах против Ивана Любичича, запаздывающего в своем профессиональном развитии хорвата, который, наконец, стал хорошим игроком в 2005 году, ворвался в десятку лучших, дошел до восьми финалов и выиграл два из них. Иван также привел Хорватию к ее первому титулу на Кубке Дэвиса. Любичич мог бы победить больше, чем в двух финалах, если бы в тех трех из шести, в которых он потерпел поражение, он не играл против Федерера. (В других он проиграл теннисисту, занимавшему в 2005 году вторую позицию рейтинга, Рафаэлю Надалю.) На арене «Ахой» в Роттердаме Любичич вывел игру на тай-брейк последнего сета, в котором он лидировал со счетом 4–2. Однако теннисный мир знает, что Федерер не побежден, пока не будет выиграно последнее очко, и он это блестяще подтвердил, отыгравшись и взяв свой второй титул в том году. Впоследствии окажется, что это был его последний визит в Роттердам. Несмотря на то что он хотел участвовать в турнире в 2006 году, за пару недель до его начала отказался: турнир стал слишком маленьким мероприятием. Ему не было места в расписании в то время года, когда надо было сохранить силы для интенсивного трехмесячного периода с Открытого чемпионата Франции до Открытого чемпионата США.

Третий титул того года Федерер получил в Дубае, где побежденным финалистом снова стал Любичич, который снова проиграл в третьем сете, но уже со счетом 6–3. Федерер также победил Агасси в полуфиналах. По сути, за ту неделю он дважды играл с Агасси, причем в первый раз их встреча состоялась, возможно, в самой впечатляющей обстановке для теннисного матча.

В Дубае располагается единственный в мире семизвездочный отель-парус «Бурдж аль-Араб». Он возведен на искусственном острове в Арабском заливе и спроектирован таким образом, что издалека напоминает изящный корабль. Рядом с вершиной, возвышающейся на двести одиннадцать метров, находится собственная взлетно-посадочная площадка для вертолетов, плоская пристройка площадью четыреста пятнадцать квадратных метров – ее размеров хватает для теннисного корта. Ну, почти хватает.

Однако зачем же позволять каким-то нескольким метрам испортить все веселье? Кто-то придумал уложить на этой площадке временный теннисный корт и пригласить Роджера Федерера и Андре Агасси сыграть на нем.

Итак, 22 февраля 2005 года Федерер и Агасси провели спокойный сет на импровизированном корте. Он был чуть короче обычного теннисного корта, но не его длина вызывала самое большое беспокойство. Многие СМИ называли эту площадку самым высоким теннисным кортом в мире. Это не совсем так: альпийские курорты, такие, как Гштаад и Кицбюэль, принимающие турниры, находятся значительно выше над уровнем моря. Однако с учетом того, что непосредственно под площадкой не было земли, казалось, что она располагается невероятно высоко.

«Когда меня попросили это сделать [играть в теннис на площадке для вертолетов], я не знал, чего ожидать, – сказал Федерер. – Вид был просто потрясающий. Я много раз был в Дубае и раньше останавливался в «Бурдж аль-Араб», но это было сплошное удовольствие. Играть в теннис с Андре на вершине такого потрясающего отеля, смотреть сверху на весь Дубай – это было захватывающе».

Двое игроков увлеклись и хотели продолжать игру, но отелю пришлось их выпроводить: должен был прилететь гость на вертолете и «корт» необходимо было убрать.

До начала 2005 года Федерер дал знать, что впервые с дебюта 1999 года он не будет участвовать в матчах Кубка Дэвиса.

Это удивило некоторых в офисах Международной федерации тенниса, где располагалось руководство старейшего и самого престижного командного соревнования и тенниса в целом, получающего к тому же половину своей прибыли именно от Кубка Дэвиса. Беспокойства добавили Карлос Мойя и Тим Хенмен, всегда преданные национальным интересам: они также объявили о том, что в том году пропустят командный турнир. В дальнейшем случилось так, что физическая форма обоих тревожно ухудшилась, что стало еще одним веским доказательством того, что игрокам пропуск Кубка Дэвиса не только идет на пользу, но также и вредит. Чувство ответственности, присущее игре за свою страну, оказывается, придает игрокам такое воодушевление, которое они больше нигде не могут получить.

Президент ITF Франческо Риччи-Битти всех успокоил. Он отметил, что Федерер всегда появлялся на турнире, даже когда раунды Кубка Дэвиса неудачно вписывались в его расписание, и теннисному сообществу будет правильно предоставить ему перерыв. После пересмотра теннисного календаря, который, в свою очередь, был вызван еще одним пересмотром 2004 года, призванного подогнать расписание под Олимпийские игры, неделя первого раунда Кубка Дэвиса с начала февраля переместилась на начало марта. В 2005 году он проводился за неделю до турнира серии «Мастерс» в Индиан-Уэллсе, турнира, которому Федерер отдавал свое предпочтение, желая остаться на вершине рейтингов. Кроме того, он отказался всего от одного раунда, так что сложилось впечатление, что он вернется для участия в следующем матче Кубка Дэвиса Швейцарии. Либо в четвертьфинале, если без Федерера швейцарцы победят Нидерланды, либо в плей-офф в квалификационном раунде, определяющем участников группы на 2006 год, если они проиграют.

Еще большее удивление вызвало то, что Федерер не приехал в Индиан-Уэллс, чтобы привыкнуть к условиям калифорнийской пустыни, как ожидалось. Он отправился в Южную Африку, где посетил проект IMBEWU, спонсируемый Фондом Роджера Федерера. Фотографии с его визита попали в газеты всего мира, и после этого стало сомнительно, что Федерер отказался от участия в Кубке Дэвиса для того, чтобы сосредоточиться на турнире в Индиан-Уэллс.

Тем временем в живописном городе Фрибург остальные швейцарские игроки были полны решимости доказать, что они способны победить и без своего прославленного соотечественника. И в лице Нидерландов у них был соперник, которого можно было победить. Если бы Федерер играл, то швейцарцы выиграли бы почти наверняка и без проблем. Его отсутствие значительно уравнивало шансы двух команд, одна из которых сражалась за место в турнире.

Нидерландцы прибыли на турнир без своего бывшего финалиста Открытого чемпионата Франции Мартина Веркерка: ему была проведена операция на плече. Их ведущий игрок, Шенг Схалкен, только оправился после мононуклеоза, высасывавшего из него силу. Так что их капитану, Тьерку Богтстра, надо было заставить остальных игроков превзойти самих себя. Результатом стал матч, оказавшийся столь захватывающим, что капитан команды Швейцарии Марк Россе сказал: «Я многое повидал за четырнадцать лет участия в Кубке Дэвиса, но это была одна из лучших недель. У нас был великолепный дух товарищества, и мы показали, что и помимо Роджера у нас есть другие игроки. Мы долго этого ждали». Это был прекрасный комментарий, пусть он и стал одним из его последних комментариев на посту капитана.

Интересный поворот: место Федерера в швейцарской команде занял Марко Кьюдинелли. Друг детства Федерера думал, что поиграет в теннис ради забавы, а потом пойдет в университет, но внезапно обнаружил, что находится в такой превосходной форме, что стоит отложить учебу на потом и попытаться добиться успеха в профессиональном теннисе. Спустя два или три скудных года он, наконец, начал усердно работать и взлетел в рейтингах в 2004 году, заработав приглашение в команду Кубка Дэвиса в марте 2005 года. «Роджер позвонил мне за несколько дней до раунда, – говорит приятный и красноречивый Кьюдинелли, – но проговорили мы недолго, всего минуты три. Думаю, он не хотел много говорить. У нас в команде были тренеры, и Марк Россе был капитаном, так что я думаю, что он был прав, что не пытался слишком в это вкладываться. Он прислал мне сообщение из Южной Африки в день матча».

До этого Кьюдинелли никогда еще не участвовал в матчах из пяти сетов. Он храбро сражался в своем первом матче против Схалкена, но уступил во всех пяти сетах. Вавринка проиграл в четырех сетах дебютанту Нидерландов Питеру Весселсу. В вечеру пятницы Швейцария была побеждена, но все были в хорошем расположении духа, который еще более улучшился от того, что Ив Аллегро и Джордж Бастл победили в парном разряде, спасая три матчбола в соревновании, длившемся четыре с половиной часа. Когда у Вавринки были матчболы в матче против Схалкена в последующем матче одиночного разряда, от решающего матча швейцарцев отделяло всего одно очко. Однако Вавринка не смог реализовать матчболы, и Схалкен принес победу Нидерландам. Из-за проблем со спиной Весселс отказался от участия в матче (который и так ничего не решал). Это дало швейцарцам понять, насколько они были близки к победе даже без своего главного «козыря».

И хотя еще одно поражение в Кубке Дэвиса, когда команда так близко подобралась к победе, деморализовало, но швейцарцы вернулись из Фрибурга с надеждами на будущее. Стране отчаянно не хватало хорошего второго теннисиста для одиночного разряда. Казалось, что в лице Вавринки он был найден (даже Кьюдинелли в то время казался неплохим вариантом, но он не играл больше за Швейцарию вплоть до сентября 2006 года из-за травмы плеча). И тем не менее возможно, что «дух товарищества», как его назвал Россе, в команде присутствовал, но матч никак не улучшил репутацию капитана среди членов его команды.

Прежде чем предпринять что-то радикальное, решили побеседовать с Федерером. Он имел представление о том, что происходило, поскольку регулярно обменивался сообщениями со швейцарской командой из Южной Африки во время тех выходных. Теннисисты знали, что Федерер и Россе давно знакомы, что у них дружеские отношения, и как можно более осторожно осведомились, что он думает насчет замены капитана. «Мы все были «за», – вспоминает Кьюдинелли, – но, если бы Роджер высказался категорически против, Марк остался бы капитаном». Впрочем, Федерер охотно согласился на смену в команде, хотя и очень не хотел быть инициатором этого. Россе был снят с должности капитана.

Используя модель руководителя команды и капитана на полставки, «Швейцарский Теннис» назначил Иво Вернера начальником команды, а Северина Люти – капитаном. Вернер – немецкий тренер, родившийся в Чехии и тренировавший Якоба Хласека в 90-х. Он также привел Петра Корду к победе в Открытом чемпионате Австралии и второй позиции в мировых рейтингах в 1998 году. Он тесно связан со швейцарским теннисом и теперь тренирует главную надежду среди женщин-теннисисток, Штефани Фёгеле. Люти был многообещающим юниором, который никогда не входил в список шестисот лучших теннисистов, зато стал тренером на полставки и бизнесменом (его компания продавала рекламные товары на турнирах). В швейцарскую команду его привел Питер Лундгрен перед матчем в Марокко в сентябре 2002 года, и тогда он зарекомендовал себя ценным и популярным помощником, тем более что игроки знали его еще с юниорских лет.

Его дружба с Федерером стала крепче, когда к 2008 году он начал регулярно ездить на турниры в составе ближайшего круга команды Федерера. Эта дружба в результате развилась в такие близкие отношения, которых у Федерера не было с другими тренерами, хотя объективно они и отличались от отношений между Федерером с Питером Лундгреном или с Тони Рочем. В результате в швейцарском лагере на время последующего матча с Великобританией воцарилась такая гармония, которая и была необходима вот уже три года, со времен матча в Касабланке после смерти Питера Картера.

Несмотря на то что Федерер больше не посвящал себя Кубку Дэвиса в той же степени, как в предыдущие годы, казалось, что в швейцарской команде Кубка Дэвиса, наконец, появилась дисциплина и чувство удовлетворенности. Команде мог бы очень пригодиться Федерер, но они не хотели полностью от него зависеть, чтобы остаться в мировой группе. Его присутствие все еще было необходимо, только если они лелеяли мечты о победе в соревновании.

Решение Федерера сосредоточиться на турнире в Индиан-Уэллс вместо Кубка Дэвиса дало результаты. Он выиграл два первых турнира серии «Мастерс» того года и к тому времени, как он добрался до Парижа, победил в трех из пяти турниров, в которых принял участие. Швейцарский радиожурналист Марко Мордасини сделал наблюдение: «Осмелюсь сказать, что когда он проигрывает в матче, то это не соперник побеждает его на теннисном корте, а он сам проигрывает, по каким-то внешним причинам, не связанным с теннисом, какими бы они ни были». Неизвестно, справедливо ли это для каждого раза, но в тот день, когда победная полоса Федерера закончилась, у него определенно были какие-то внешние, не связанные с теннисом причины. Мы никогда не сможем утверждать, что именно они были виноваты в его поражении, но они, несомненно, создали очень странную атмосферу для теннисного матча высокого уровня.

За девять дней до этого скончался князь Ренье III, монарх и правитель Монако. Его похороны были назначены на тот день, когда проходили четвертьфиналы турнира серии «Мастерс» в Монте-Карло. В городе присутствовали десятки глав государств и правительств, а потому были введены очень жесткие меры безопасности, включая комендантский час с завтрака до второй половины дня. Это означало, что любой, кто захочет пойти в «Кантри Клаб» – место проведения турнира (половина которого, кстати, находится на территории Франции), – должен был прийти туда очень рано. И хотя вид на Средиземное море из клубного дома был одним из самых живописных в мировом теннисе, делать там особо было нечего, так что все игроки бродили там как неприкаянные. Вкупе с общей весьма подавленной обстановкой в Монако это создавало такую зловещую атмосферу, которую редко можно встретить на теннисном турнире высокого уровня.

Атмосфера стала еще более напряженной после минуты молчания перед началом турнира. И хотя матч между Федерером и подростком-французом Ришаром Гаске, который длился два часа восемнадцать минут, представлял собой захватывающее действо, он запомнился скорее нервами и ошибками, чем прославленным эстетизмом элегантных ударов обоих игроков.

Для Гаске этот четвертьфинал был как первый бал. За три года до этого он стал самым молодым теннисистом, выигравшим матч основной сетки на турнире серии «Мастерс», когда он прошел квалификационный турнир в Монте-Карло в пятнадцать лет, а потом выиграл у Франко Скиллари, занимавшего пятьдесят пятое место в рейтинге, в матче первого раунда из трех сетов. Этот успех в какой-то степени оправдывал резонанс, который подняла вокруг него пресса. Девяти лет отроду он появился на обложке главного французского теннисного журнала, который провозгласил его будущим тенниса Франции. Тем не менее после прорыва в матче против Скиллари, после ряда травм, после святой уверенности в том, что подниматься в рейтингах куда проще, чем воображают, он исчез из поля зрения общественности. В преддверии своего девятнадцатого дня рождения он усиленно работал над тем, чтобы вернуться. В Монте-Карло у него появился шанс попытать счастья в матче против лучшего теннисиста мира.

Федерер рано выиграл подачу Гаске, но тот вскоре оправился, и Федерер был рад решить судьбу первого сета на тай-брейке. Там он стремительно победил со счетом 7–1, и для большинства наблюдателей выглядело так, будто он уже сломил сопротивление Гаске. Однако в начале второго сета Гаске выиграл подачу Федерера, что в результате закончилось счетом 6–2. Когда же он повел со счетом 2–0 в последнем сете и сохранял преимущество вплоть до того момента, когда счет стал 5–2, то шокирующий исход матча стал более чем вероятным. Тогда у Гаске был матчбол, который он должен был выиграть, но, открыв корт для легкого удара с лета, он потерпел неудачу. Когда затем Федерер отыгрался и счет стал 4–5, казалось, что шансы Гаске улетучились. У него в десятом гейме был второй матчбол, но Федерер его спас.

Тай-брейк в том третьем сете был полон драмы и напряжения, и ни один из игроков не мог закончить свое дело. У Федерера было три матчбола. Первый Гаске спас победной подачей, но второй и третий он потерял из-за собственных ошибок.

У Гаске при счете 9–8 был третий матчбол, Федерер подошел к сетке, Гаске исполнил бэкхенд по линии и выиграл матч со счетом 7–6, 6–2, 7–6. Шокирующий результат навел теннисный мир на мысль, что Гаске вполне мог стать значительной фигурой на самой вершине мужского тенниса. В любом случае это помешало Федереру стать первым теннисистом, победившим в трех турнирах серии «Мастерс» подряд.

Однако то был подавленный Федерер. Четыре недели спустя, когда его энергия восстановилась до нормального уровня, он продемонстрировал настоящий баланс сил между ним и Гаске, победив француза со счетом 6–3, 7–5, 7–6 в финале турнира в Гамбурге. Он выиграл, не уступив ни в одном сете.

Перед отправкой на Открытый чемпионат Франции Федереру предстояло еще одно мероприятие. Его номинировали на главную награду «Laureus», которую вручают лучшему спортсмену мира 2004 года. Он обошел таких конкурентов, как Лэнс Армстронг (велогонщик), Хишам эль-Герруж (легкоатлет), Майкл Фелпс (пловец), Валентино Росси (мотогонщик) и Михаэль Шумахер (автогонщик), и получил, вероятно, величайшую награду во всем мире спорта.

Любопытно, но спортсмен года не мог выиграть награду для спортсмена года Базеля! Комитет спортивных журналистов из его родного города решил, что назвать Федерера победителем в 2003 году было бы слишком скучно, а потому отдал эту награду Марселю Фишеру, получившему золотую медаль за победу в соревновании по фехтованию на Олимпийских играх в Афинах.

Федерер приближался к кульминации сезона турниров на кортах с грунтовым покрытием, Открытому чемпионату Франции в Париже, будучи неоспоримо лучшим теннисистом мира, а также одним из главных фаворитов на титул. Однако в недели перед чемпионатом Франции 2005 года во все заголовки газет попал не он, а феноменальный восемнадцатилетний парень, которому предстояло сыграть решающую роль в карьере Федерера.

Часть 4. Надаль, главный соперник

Глава 11

Нетрудно догадаться, что появление Рафаэля Надаля для Федерера стало плохой новостью. Испанец представлял собой реальную угрозу – в конечном счете именно он в августе 2008 года вытеснил швейцарца с вершин рейтингов, проведя больше трех лет на втором месте. С другой стороны, Надаль был для Федерера очень хорошей новостью. Этот период в истории тенниса может также называться эпохой Федерера – Надаля, или, если прибегнуть к аллитерации, эпохой «Роджера – Рафа», а не эпохой Федерера. Как бы люди ни восхищались лучшим мастером, в спорте более волнует соперничество. Людям никогда не приедалось противостояние Борга и Макинроя, Эверт и Навратиловой в 80-х годах, и АТР, и пресса делали все, что могли, чтобы в 90-х годах превратить в соперничество столкновения Пита Сампраса и Андре Агасси (что удавалось на короткие промежутки времени). Неудержимый и полный энергии Надаль с сильным крученым ударом, вылитый пират в безрукавке, брюках гольф и волосами по плечи, являл собой замечательный контраст спокойному и аккуратному Федереру с его плоской подачей.

Соперничество, созданное Надалем, сыграло важнейшую роль для Федерера, причем не только потому, что способствовало повышению уровня его игры. Оно поддержит репутацию Федерера, когда историки начнут обсуждать его место в истории тенниса задолго после завершения его карьеры.

С точки зрения статистики это величайшее соперничество в истории мужского тенниса. Надаль поднялся до второй позиции рейтинга 25 июля 2005 года. За исключением четырех недель в августе 2009 года, когда Энди Маррей ненадолго нарушил дуополию, пока Надаль оправлялся после тендинита коленей, эта пара неизменно занимала две верхние позиции на протяжении более четырех с половиной лет до 1 февраля 2010 года. То есть 2010 год стал шестым подряд годом, когда они занимали две первые позиции рейтинга. Федерер большую часть этого времени удерживал первое место, и Надаль занимал его меньше года, с Олимпиады 2008 года до Уимблдона-2009, а затем снова после Открытого чемпионата Франции 2008 года. Ни одна другая пара теннисистов никогда не доминировала в рейтингах так долго, даже Крис Эверт и Мартина Навратилова, главные соперницы в женском теннисе. Компьютеризированные рейтинги существуют всего с 1973 года, но сложно представить, что у кого-то до Федерера и Надаля было такое же продолжительное соперничество. В голову приходят разве что Род Лейвер и Кен Розуолл. Они несчетное количество раз играли друг против друга на профессиональных турнирах после того, как Лейвер стал профессионалом в 1963 году. В начале 70-х они завершили соперничество великолепным финалом чемпионата мира (WCT) в Далласе в 1972 году, в котором Розуолл победил на тай-брейке пятого сета со счетом 7–5. Или Билл Тилден, чьи сражения с Анри Коше и Рене Лакоста в конце 1920-х захватывали воображение теннисного мира.

Однако тогда теннисный мир был не в пример меньше, так что Федерер с Надалем их затмили.

Рафаэль Надаль Парера (в Испании девичью фамилию матери часто используют в качестве второй фамилии) родился в спортивной семье из Манакора, второго по величине городе на испанском Балеарском острове Мальорка. Он – старший из двух сыновей, но у него большая семья. Его дядя, Мигель Анхель, играл в футбол и за «Барселону», и за испанскую сборную, и остальные члены семьи тоже имеют большее или меньшее отношение к спорту.

Когда юный Рафа показал склонность к теннису, второй его дядя, Тони Надаль, стал его тренером. В первую очередь он хотел заставить мальчика перестать исполнять форхенд обеими руками, и многие ожидали, что ведущей у него останется правая рука – в конце концов, он пишет правой рукой и бьет по мячу правой ногой. Однако в теннисе он оказался левшой, который развил быстрый удар с огромной силой и, позднее, очень эффективную подачу и одноручный резаный бэкхенд.

Впервые Федерер играл против Надаля в Майами в марте 2004 года, когда Надаль получил преимущество из-за простуды Федерера и победил во всех сетах. Их второй матч состоялся также в Майами, в финале 2005 года. Надаль давно был известен как чрезвычайно перспективный теннисист, он победил Карлоса Мойя, который тоже был с Мальорки, в своем дебюте в турнире серии «Мастерс» 2003 года в Гамбурге. Он также стал находкой Кубка Дэвиса 2004 года. В свои восемнадцать лет он победил Энди Роддика в финале и помог Испании получить ее второй титул. Однако, как верно заметил тогда Роддик, юноша провел лишь несколько великолепных отдельных матчей, которые ему еще предстояло связать воедино. Три месяца спустя его полоса непрерывных побед должна была вот-вот начаться.

В великолепном финале из пяти сетов Надаль выиграл два первых сета, затем лидировал в третьем со счетом 4–1. Федерер отыгрался, но, когда Надаль лидировал на тай-брейке третьего сета со счетом 5–3, всего два очка отделяли его от знаменитой победы. Недостаток опыта Рафа позволил Федереру быстро выиграть четыре очка. Швейцарец расправился с четвертым и пятым сетами, победив со счетом 2–6, 6–7, 6–3, 6–1. Как бы то ни было, одиннадцатилетний левша показал, что был готов к наступлению на высочайшем уровне тенниса. Когда они с Федерером вновь встретились через два месяца, то он уже был готов побеждать на большой сцене.

После поражения в финале в Майами Надаль какое-то время больше не проигрывал. Он приехал в Париж с впечатляющим списком из двадцати девяти побед из последних тридцати матчей на кортах с грунтовым покрытием, в которых он участвовал. Предыдущие семнадцать принесли ему титулы в Монте-Карло, Барселоне и Риме. Впрочем, он ни разу не играл в основной сетке «Ролан Гаррос»: травмы помешали ему принять участие в 2003 и 2004 годах.

Фанаты тенниса грезили о финале между Федерером и Надалем, но рейтинг испанца был все еще недостаточно высок для того, чтобы он стал игроком, посеянным под вторым номером (эта позиция бы гарантировала, что он не встретится с Федерером до самого финала). Вместо этого он был посеян под четвертым номером, и сетка была не склонна сотрудничать – он попал в ту же половину сетки, в которой был Федерер. Это означало, что они могли встретиться в полуфиналах. Казалось, Надалю это на руку: Федерер выиграл предыдущие девятнадцать финалов, так что большинство главных претендентов считало, что больше всего шансов на победу над ним у них было в полуфиналах или ранее.

Тем временем сетка была немилостива к Федереру, поскольку казалось, что ему придется встретиться с Карлосом Мойей, Давидом Налбандяном и Надалем еще до финала. Мойя он победил во всех сетах в четвертом раунде, в тот же день, когда аккуратный, но непримечательный румын Виктор Ханеску победил Налбандяна. Освобожденный от необходимости играть против старого аргентинского врага, Федерер легко победил Ханеску и дошел до полуфинала, не проиграв ни одного сета с тех пор, как уступил Ришару Гаске в Монте-Карло. Как и предполагалось, Надаль его уже ждал.

В тот вечер, когда Федерер победил Ханеску, он пошел на ужин чемпионов ITF – ежегодное официальное мероприятие, которое проводится во второй вторник Открытого чемпионата Франции для чествования победителей в одиночном и парном разрядах, чемпионов среди юниоров и инвалидов-колясочников прошлого года. Это был его второй ужин чемпионов – они с Еленой Докич были лучшими юниорами 1998 года и получили свою награду в парижском «Отеле-де-Виль» в июне 1999 года.

В Федерере, появившемся на ужине после победы над Ханеску, было что-то не то. Его нельзя было обвинить ни в чем существенном – он пришел вовремя, выполнил все свои обязательства и, когда закончились все речи и церемонии, спросил президента ITF Франческо Риччи-Битти, можно ли ему теперь уйти. Он продемонстрировал лояльность и ответственность, которых не было у его предшественников на посту чемпиона мира. И все же казалось, что что-то было не так. Он появился один, без Мирки Вавринец, хотя сама она три часа назад пообещала представителю ITF, что придет. Он был небрит, и, хотя его пиджак был безукоризненным, а черные ботинки начищены до блеска, он пренебрег галстуком-бабочкой, а три верхних пуговицы его рубашки были расстегнуты. Дань моде? Возможно, но это неприятно контрастировало с его предыдущими появлениями на ужине чемпионов Уимблдона в лондонском отеле «Савой», когда он был чисто выбрит и в галстуке-бабочке.

Два дня спустя он вышел на арену Филиппа Шатрие, где проводился «Ролан-Гаррос», играть в полуфинале против Надаля. Лицо у него было землистого цвета. Решили, что он, вероятно, расстроен тем, что самый долгожданный матч турнира был отложен до шести часов двадцати девяти минут вечера из-за дождя, и тем, что первый полуфинал длился пять сетов. Если бы матч между Федерером и Надалем длился пять сетов, то тем вечером он бы не закончился. В пользу Надаля говорил знак – в тот день испанец отмечал девятнадцатый день рождения, а за четыре месяца до этого Марат Сафин в свой день рождения победил Федерера в полуфинале Открытого чемпионата Австралии.

Оба нервничали в начале матча, и ни один не использовал преимущество своей подачи. По сути, в шести из девяти геймов первого сета побеждал принимающий, и Федерер проиграл целых четыре из пяти, когда оба мужчины пытались прощупать друг друга. Федерер вернулся в форму во втором сете, в нем он выглядел более сильным игроком. Однако пушечный крученый удар Надаля и то, как он использовал углы, – особенно его крученый форхенд левой рукой, который выводил Федерера далеко из его зоны комфорта на левую половину корта, – подрывали уверенность Федерера в своей игре. Это, в свою очередь, привело к тому, что он плохо подавал и допускал непривычно много ошибок со своего обычно убийственного форхенда.

Федерер подавал при счете 2–3 в третьем сете, но Надаль выиграл его подачу со счетом 40–15, чего оказалось достаточно для того, чтобы Надаль выиграл в двух сетах из трех. Федерер отыгрался, выиграв подачу Надаля в начале четвертого сета, и лидировал со счетом 3–1, но все еще казалось, что ему было некомфортно. При счете 3–2 он проиграл свою подачу, и, когда Надаль лидировал со счетом 4–3, а на часах уже было девять часов, Федерер переговорил с судьей о свете. Если бы он выиграл в четвертом сете, им бы пришлось вернуться на следующий день, и, возможно, Федерер был бы в ударе. Однако Надаль был стоек. Он снова выиграл подачу Роджера и победил в матче со счетом 6–3, 4–6, 6–4, 6–3 после того, как Федерер допустил со своего форхенда тридцать пятую ошибку.

Позже тем вечером Федерер сказал: «У меня было слишком много взлетов и падений. Он был намного более последовательным. Я плохо начал и плохо закончил. Я хорошо играл в середине, но все же недостаточно».

Федерер непоколебим. Он уверяет, что ничто, происходившее вне корта, не стало причиной его проигрыша. Когда его спросили об этом через шесть месяцев, он сказал: «Не было никаких проблем, и во время матча тоже не было никаких проблем. Фанаты даже придавали мне сил, это было волнительно. Я бы хотел, чтобы все пошло лучше, но меня ничего сильно не расстроило – за исключением того, что я думал, что они остановят матч из-за темноты, но они этого не сделали. Опять же, что я могу сказать как игрок? Я мог бы с этим обратиться позже к наблюдателю, но я этого не сделал, потому что матч завершен, и все. Я не хочу устраивать сцену. Нет, к этому матчу не привели никакие проблемы».

Надаль на самом деле дебютировал на Уимблдонском турнире задолго до того, как выступил в Париже. И пока Париж был его крепостью, Уимблдон был его самой большой мечтой. Надаль всегда был заинтересован в том, чтобы бросать вызовы: узнав, что испанец, выигравший на «Ролан Гаррос», не получит того же признания, что и испанец, победивший на Уимблдоне, он сделал своей целью именно Уимблдонский турнир.

Правда, в 2005 году ему все еще не хватало опыта игры на корте с травяным покрытием. Он принял участие в турнире в Галле, чтобы попрактиковаться, но проиграл в первом раунде страстному, но далекому от утонченности Александру Васке, а потом уступил во втором раунде Уимблдонского турнира Жилю Мюллеру, единственному известному теннисисту из Люксембурга.

Через год Надаль и Федерер могли встретиться в финале Галле, поскольку они оба были в стартовом составе на впечатляющем, но несколько неуместном стадионе Северной Германии. К тому моменту, когда пролетел еще один год, они так укрепились на вершине рейтинга, что стали привлекательными друг для друга соперниками на крупнейших турнирах на кортах с травяным покрытием в преддверии Уимблдона: Федерер – в Галле, Надаль – в клубе «Куинз» в Лондоне. Хотя он тогда еще этого не знал, но 2005-й был последним годом Федерера на травяном покрытии, не обремененным испанским противником.

Федерер победил в Галле, оправившись от раздражающего первого раунда, и, что было для него нехарактерно, не стал церемониться с прессой. Он даже отказался говорить на швейцарском диалекте немецкого, своем родном языке, на пресс-конференциях. Роджер одержал победу в восхитительном финале, в котором одолел Марата Сафина в трех сетах. Многие надеялись, что матч покажет, что Сафин может играть на траве, но результаты россиянина на этой поверхности все еще были непостоянными, и пик пришелся на полуфинал Уимблдона 2008 года.

Турнир в Галле сделал свое дело. Федерер вернул уверенность после поражения, нанесенного Надалем в Париже, выиграл третий титул Уимблдона – свой пятый титул Большого шлема, – проиграв всего в одном сете. В финале он снова вышел на корт против Энди Роддика, но матч, обещавший интригу, снова закончился победой Роджера со счетом 6–2, 7–6, 6–4. С освежающей откровенностью Роддик сказал после матча: «Я сейчас лучше играю, чем два года назад и в прошлом году, но я не могу ничего показать. Это огорчает. Но и он стал лучше – он на голову выше всех остальных».

Американский журналист, ветеран, Бад Коллинз в «Дневнике Уимблдона» с характерной для него красочностью описал превосходство Федерера: «Федерер играл с Роддиком в игру «Беги, овечка, беги»: Роддик в роли ягненка, которого преследуют и в конце концов стригут. Прямо как Ллейтон Хьюитт в полуфинале. У Роджера так много своих фермерских инструментов, так много способов ударить по мячу в столь многих направлениях, со столькими разнообразными подкрутками и скоростями, что большее, на что Роддик мог надеяться, – это приблизиться к уровню хотя бы некоторых из них. Увы, этого было далеко не достаточно».

Федерер продолжал очаровывать мир тенниса на трех языках. В конце длинной пресс-конференции на Уимблдоне, когда кто-то крикнул ему из-за спин уходящих журналистов: «Роджер, ты говоришь еще на каких-нибудь языках?», он ответил: «Если бы и говорил, я бы вам не сказал, а то мои пресс-конференции длились бы намного больше».

Победа на турнире Уимблдона в 2005 году стала тридцать шестым матчем подряд на корте с травяным покрытием. Роджер вплотную приблизился к рекорду Бьорна Борга, остававшегося непобежденным в сорока одном матче между 1976 и 1981 годами. Возможно, еще важнее то, что он достиг того же этапа, что и Пит Сампрас около 1998 года, – он стал настолько хорош, что некоторые из его главных титулов становились все менее запоминающимися. Выиграв в финале Уимблдона в том году, он сказал, что чувствовал, что выступил против Роддика лучше, чем против Ллейтона Хьюитта в финале Открытого чемпионата США в 2004 году, который многие сочли его лучшим матчем в одиночном разряде. Он начинал переступать пределы непревзойденного мастерства и входил в ту область, где многие уже не ценят высоты, которые покоряет игрок, потому, что он или она покоряют их слишком часто. С этой проблемой он столкнется в случае со своими соотечественниками позже, в том же году.

Пройдет еще девять месяцев, прежде чем Федерер снова сыграет с Надалем. Хотя Надаль поднялся до второй позиции рейтингов за три недели до Уимблдона, он рано проиграл в Открытом чемпионате США. Осенью, выиграв титул турнира серии «Мастерс» в столице своей родины, Мадриде, он столкнулся с проблемой со ступней. Она будет стоить ему четырех месяцев тура, в том числе Открытого чемпионата Австралии. До тех пор, пока его не сразит серьезный тендинит обоих колен в 2009 году, его ступни будут самой уязвимой частью его тела: в частности, в семнадцать лет он получил стрессовый перелом стопы. Хоть они уже и были двумя лучшими игроками в мире, но соперничество по-настоящему еще не началось.

В те девять месяцев в образе Федерера появилась определенная солидность – этот образ, который будет определять его и как игрока, и как личность, будет сильно контрастировать с дерзким вызовом восходящего испанца, который из-за своего далеко не совершенного английского казался более замкнутым, чем был на самом деле.

В этом периоде в легенде о Федерере выделяются три матча и одно решение, не касающееся тенниса. Решение было принято вскоре после Уимблдона, когда он обратился за помощью к Международной Группе Менеджмента (IMG), компании, с которой он распрощался двумя годами ранее, когда объявил о своей независимости в плане управления коммерческими интересами.

Федерер использовал отсутствие обязательств перед турниром в Гштааде для того, чтобы принять приглашение на прием в родном Базеле. Оно позволило ему снова постоять на балконе «Роотхуус», здании городского управления, и поприветствовать три тысячи обожающих его фанатов. Если кто-то скажет, что это был «хороший пиар-ход», то это прозвучит как сомнительный комплимент. Федереру всегда было комфортно в своем родном городе, равно как и жителям Базеля – с ним. Однако решение о возобновлении сотрудничества с IMG было явным признаком того, что он все больше начинает ориентироваться на международный рынок и меньше – на Базель или даже Швейцарию.

Некоторые считают возвращение к IMG признанием поражения модели независимой Roger Federer Management. В то время это так не выглядело, хотя по прошествии лет с этим выводом трудно не согласиться.

Федерер и его окружение решили, что полное использование его экономического потенциала невозможно при модели управления, зависящей от вклада двух людей, уже достигнувших пенсионного возраста: родителей Роджера. Изначально было объявлено, что IMG будет заниматься глобальными коммерческими интересами, а Roger Federer Management будет продолжать следить за делами в Швейцарии. На самом же деле IMG занималась и швейцарскими делами тоже. Постепенно Roger Federer Management сократилась до состояния, в котором существует и по сей день: сейчас в ней Линетт Федерер управляет Фондом Роджера Федерера. Было бы неправильно умалять роль Roger Federer Management, поскольку компания делает много для того, чтобы фонд продолжал получать деньги на благие дела, в том числе выпускает очень популярный ежегодный календарь Роджера Федерера, который позволяет его фанатам сделать взнос в фонд и получить нечто, что можно с гордостью повесить на стену. Однако также можно с уверенностью утверждать, что затея с собственной управленческой компанией Роджера, которая бы занималась и глобальными коммерческими вопросами, провалилась.

Здесь необходимо небольшое пояснение. В то время в Швейцарии было много разговоров о том, что доходы Федерера уступали доходам других звезд спорта, в том числе Андре Агасси и Марии Шараповой. Для кого-то это не имеет значения. Другие увидят в этом неполное использование потенциала – все зависит от того, какое значение человек придает тому, сколько у кого денег.

Суть в том, что, даже отставая от Агасси и Шараповой, Федерер все еще зарабатывал такие суммы, о которых большинство и мечтать не может. По существу, решение постараться увеличить свою международную ценность означало, что Федерер осознал необходимость применения новых критерив сравнения, основанных исключительно на рыночной стоимости. В этом смысле он мало чем отличался от банкиров или топ-менеджеров, настаивающих на определенных зарплатах не только потому, что им нужны деньги, но и из-за того, что их заработок отражает профессиональную ценность. Стоит ли его за это осуждать? Вероятно, нет. Многие воспринимают Роджера Федерера как парня, который понимает, что человеческие ценности нельзя купить за деньги. На том же этапе карьеры Федерера соблазнила возможность заработать побольше, пусть даже он и остался равнодушен к хвастливым демонстрациям того, что можно купить за деньги.

А вот почему IMG? В то время существовали две другие крупные управленческие компании (Octagon и SFx) плюс многочисленные более мелкие компании, и, несомненно, они были бы не прочь заключить с ним сделку. Он же вернулся к компании, от которой отказался в 2005 году, и заключил сделку, по которой IMG отвечала за его международную раскрутку. Его личным агентом стал Тони Годсик, муж бывшей финалистки Открытого чемпионата Франции Мэри-Джо Фернандес, список клиентов которого уже включал в себя еще одну популярную и яркую лучшую теннисистку мира, Линдсей Дэвенпорт. Нет никаких сомнений в том, что Федереру было комфортно с Годсиком. Хотя многие замечали, что Годсик поначалу пытался слишком уж сблизиться с Федерером, но очень быстро сообразил, каковы границы личного пространства швейцарца. Последующие события 2008–2009 годов показали, что IMG оказалось устойчивее некоторых конкурентов в условиях глобального экономического кризиса. Впрочем, имеется подозрение, что Федерера соблазнило очень выгодное предложение, поступившее, возможно, лично от тогда нового президента IMG, финансиста Тедди Форстманна, чья компания Forstmann-Little купила IMG в 2004 году.

Форстманн, заядлый гольфист, гордящийся своей способностью открывать таланты, имел личный разговор с Федерером, по результатам которого игрок и вернулся к IMG.

Неправильно было бы придавать чрезмерное значение жалобам тех, у кого был свободный доступ к юному Федереру и которым потом, когда Федерер достиг высот, пришлось довольствоваться «крошками с барского стола». Интересно послушать комментарии Бита Каспара, бывшего спортивного редактора Basler Zeitung, который заметил: «В 2002 году Линетт ясно сказала, что Basler Zeitung помогла Роджеру подняться к вершинам, что Роджер никогда этого не забудет, и, когда бы мы ни захотели интервью, мы всегда сможем его получить. После 2003 года это прекратилось. Также стало понятно, что его время на работу с прессой будет тратиться на издания и телевизионные программы, связанные с его маркетинговыми целями. Он все еще был заинтересован в Базеле, но с точки зрения коммерции он хотел показываться всему миру, а как раз этого мы не могли ему дать».

Постепенный разрыв Федерера с Базелем – точнее, мирное расставание – в результате завершился тем, что весной 2008 года он переехал в более благоприятный в налоговом отношении кантон Швейцарии.

Фанаты тенниса обсуждают, кто величайший игрок за всю историю (вероятно, это будет продолжаться всегда, пока люди будут играть в теннис). И комментарии Андре Агасси, сделанные после финала Открытого чемпионата США 2005 года, должны присутствовать среди цитируемых ими свидетельств. Это был последний триумф Агасси как теннисиста, и то, как он упорно пробивался в финал турнира Большого шлема в возрасте тридцати пяти лет (ему нужно было для этого три последовательных матча из пяти сетов), делает свой вклад в легенду Агасси. Однако 11 сентября 2005 года он пополнил и легенду Федерера.

Агасси пропустил Уимблдон из-за травмы спины, но вернулся в великолепной форме на Открытый чемпионат США собирать осколки разбитой надежды американского тенниса – после того как Энди Роддик позорно, в первом же раунде, проиграл Жилю Мюллеру, малоизвестному теннисисту из Люксембурга.

За недели до Открытого чемпионата вокруг Роддика стояла такая шумиха, что его поражение обескуражило не только американскую публику, но и рекламщиков, в продукции которых Роддик появился во время подготовки к турниру. Пока Федерер невозмутимо разделывался поочередно с Кифером, Налбандяном и Хьюиттом, чтобы дойти до финала, Агасси сыграл в трех матчах из пяти сетов, включая полуфинал против Джеймса Блейка, исход которого решался на последнем тай-брейке, и полуфинал против Робби Джинепри. К счастью, ни один из них не был очень длинным, и харизматичного американца поддерживали стабильный ажиотаж и предвкушение финала с великим Федерером.

Между окончанием полуфиналов и началом финала было менее двадцати четырех часов, но о матче в Нью-Йорке говорили многие. Когда, наконец, в половине пятого вечера в солнечное сентябрьское воскресенье игра началась, Федерер первым открыл счет. Он выиграл в первом сете, но Агасси выиграл его подачу во втором гейме второго сета, убедительно продемонстрировав, что уступать не намерен. Вторая выигранная подача позволила американцу сравнять счет. Публика была поглощена этим матчем. Когда Агасси выиграл подачу Федерера при счете 4–2 в третьем сете, она уже сходила с ума от перспективы того, что их тридцатипятилетний герой может одержать эпическую победу. Впрочем, разочарование было также весьма возможно.

Оказалось, что для Федерера это был ключ к обретению своей лучшей формы на турнире. Он быстро отыгрался, почти выиграл подачу Агасси в одиннадцатом гейме, а затем стремительно победил на тай-брейке со счетом 7–1.

С того момента поражение Агасси было предрешено. Когда при счете 5–0 в четвертом гейме Федерер дал слабину, можно было бы подумать, что в сердце Роджера вкралось милосердие: последний сет Агасси в турнире – и, как казалось в то время, его последний сет на Открытом чемпионате США, – не закончился со счетом 6–0. В результате матч закончился со счетом 6–3, 2–6, 7–6, 6–1 в пользу Федерера.

На прощание Агасси сказал публике Флашинг Медоуз: «Спасибо, Нью-Йорк. Это были прекрасные двадцать лет». Однако еще важнее то, что он сказал на послематчевой конференции.

Выиграв свой шестой титул Большого шлема, Федерер сравнялся по количеству главных титулов с Борисом Беккером и Стефаном Эдбергом. «Это потрясающе, – сказал он, – я встал в один ряд со своими кумирами. Разве это не великолепно? Каждый мальчик об этом мечтает, и я сегодня этого достиг в запоминающемся финале».

А вот Агасси не говорил о равенстве: «Нельзя долго отрицать это: он лучший теннисист, против которого я когда-либо играл. Пит [Сампрас] был великолепен, несомненно, но с Питом возможно было хоть что-то предпринять. Ты знал, что нужно было делать. Если не знал, то приходилось пенять на себя. С Роджером такой возможности нет. В каждый момент, при каждом ударе есть ощущение срочности. Если сделаешь то, что должен, то чувствуешь, что это дает тебе шанс выиграть. Он просто слишком хорош. Он играет в теннис очень по-особенному. Я такого еще раньше не видел».

Федерер счел похвалу американца чрезмерной: «Лучший игрок этого поколения – возможно, но я даже близко не лучший за всю историю тенниса. Просто посмотрите на рекорды некоторых парней. Я теряюсь на их фоне».

Скромность, за которой стоит огромная вера в себя, – это ключевая черта Роджера Федерера. Разумеется, он знал, что ни на чьем фоне не потеряется. Он основывался на статистике. Агасси же подчеркнул, что статистика не может отразить то, что Федерер показывает на теннисном корте. Когда годы спустя люди будут спорить о том, кто является величайшим теннисистом всех времен, то слова Агасси будут иметь огромное значение при разделении Федерера и Сампраса.

Легенда Федерера была дополнена новыми деталями в последнем матче года, финале Мирового Тура АТР. Правда, на этот раз запомнилось поражение или, по меньшей мере, природа данного поражения.

На вершине своей карьеры Пит Сампрас заметил, что, поскольку поражения у него случались редко, легко было вывести закономерность: когда он несколько уступал сопернику, то впоследствии получал преимущества. Один из примеров: его достойный проигрыш Федереру на Уимблдонском турнире 2001 года. Еще лучше эту закономерность иллюстрирует поражение, нанесенное ему невысоким перуанским теннисистом Хайме Исага на Открытом чемпионате США 1994 года. Сампрас тогда боролся с упадком энергии и плохой физической формой после того, как временно не играл из-за травмы. Это вылилось в потрясающий поединок, который он проиграл в пятом сете со счетом 7–5.

Поражение Федерера, нанесенное Давидом Налбандяном в финале Мирового Тура АТР в 2005 году, – из той же категории. Предпосылки появились еще за несколько недель до турнира. Он тогда вернулся в Базель после того, как помог Швейцарии разгромить Великобританию в матче Кубка Дэвиса (когда решалось, останется ли его страна в мировой группе), после получения титула в Бангкоке и отдыха в Таиланде.

Спустя несколько дней после возвращения из Азии Федерер тренировался в клубе «Парадиз», принадлежавшем импресарио чемпионата Швейцарии на крытых кортах Роже Бреннвальду. Он занимался с многообещающим швейцарским теннисистом Михаэлем Ламмером, ровесником Федерера, который только что совершил прорыв, пройдя в Открытый чемпионат США и дойдя там до второго раунда. Как рассказал журналист Basler Zeitung Фредди Видмер в своей книге «Moments ‘05: Augenblicke mit Roger Federer» («Моменты ‘05: Мгновения с Роджером Федерером»), Федерер пытался забронировать корт, но обнаружил, что все они были заняты. Тогда доброжелательный восьмидесятилетний Эрнст Шнайдер – движущая сила компании Davidoff, известной своими сигарами, предметами роскоши и многолетним спонсорством чемпионата Швейцарии на крытых кортах, – отказался от забронированного им корта, чтобы Федерер мог там потренироваться. Во время тренировки Федерер, разбежавшись, чтобы исполнить форхенд, ощутил такую острую боль в правой ступне, что в муках упал на землю. Рентген показал, что он порвал сухожилие в правой ступне. Пришлось наложить гипс.

Три недели спустя Бреннвальд был вынужден исполнить ту же неприятную обязанность, что и в прошлом году: объявить своей преданной публике, что человек, которого они так хотели видеть на турнире в Базеле, второй год подряд не будет участвовать.

После обескураживающих результатов рентгена окружение Федерера начало спешно готовить его к финалу Мирового Тура АТР, который в 2005 году вернулся в Шанхай. Федереру всегда нравилось в Азии, он согласился отправиться в Шанхай после триумфа в Бангкоке, чтобы принять участие в открытии стадиона «Чи Джонг» – арены, построенной специально для теннисных турниров, способной вместить пятнадцать тысяч зрителей. «Чи Джонг» был ультрасовременным стадионом с прекрасной складной крышей, состоящей из восьми взаимосвязанных лепестков.

Теперь был велик риск того, что Роджер не сможет участвовать в турнире, для которого был построен этот стадион.

Менее чем за три недели до начала финала Мирового Тура АТР Федерер все еще нуждался в костылях. Однако аккуратная, но интенсивная реабилитация под предводительством Пьера Паганини поставила его на обе ноги как раз вовремя.

Так же было и в 2004 году. Он был в форме, но был ли он в должной форме для участия в матче?

Организаторы отчаянно надеялись, что да. Во время подготовки к элитному турниру из восьми лучших игроков года три ведущих игрока отказались от участия: Ллейтон Хьюитт, Энди Роддик и Марат Сафин. Рафаэль Надаль прибыл в Шанхай с травмой ступни, и после тренировки было решено, что на корте ему делать нечего. Андре Агасси покинул турнир с травмой, проиграв первый матч. Власти Шанхая так старались заполучить этот турнир, специально для него возвели новый стадион, а теперь вся затея рушилась на глазах. Один из организаторов турнира в сердцах раскритиковал Агасси, заявив, что американец никогда больше не будет играть в Китае (хотя Агасси все равно на следующий год ушел из спорта). Испорченная репутация и потерянное лицо – серьезные проблемы в Китае. При отсутствии пяти из шести самых известных имен в теннисе на Федерера возлагалась вся ответственность за авторитет турнира среди общественности.

Федерер вышел на корт с бандажом на правой лодыжке. Несмотря на уверения, что это не более чем мера предосторожности, что в нем нет необходимости, он просто всех успокаивал. Однако он справился с матчами своей подгруппы, два из которых закончились за три сета. Он прошел в полуфинал, в котором ему предстояло играть против Гастона Гаудио, аргентинца, который накануне честно признал, что не имеет ни малейшего понятия относительно того, как победить Федерера, – и немедленно подтвердил правдивость своих слов, не выиграв ни в одном гейме! Впервые за свою карьеру Федерер победил со счетом 6–0, 6–0, а несчастный Гаудио пал духом еще в начале второго сета матча, длившегося всего пятьдесят минут.

Дойдя до финала, Федерер сделал то, на что надеялись организаторы в Шанхае, то есть появился во всех пяти матчах и помог забыть о тех известных игроках, которые отказались принимать участие в турнире. Затем он сделал все для того, чтобы финал Мирового Тура АТР 2005 года запомнили именно за его финал из пяти сетов, а не за тех, кто так на нем и не появился.

В матче с Давидом Налбандяном Федерер лидировал, победив в двух сетах, тогда как его соперник не выиграл ни одного. Казалось, что исход матча уже предрешен, но на победу понадобилось два часа и двадцать минут: на тай-брейке второго финала счет был 13–11, и обоим игрокам пришлось побегать. Вместо того чтобы использовать момент победы на тай-брейке и победить, Федерер внезапно ощутил огромную усталость. Проблема была не в лодыжке – так, по крайней мере, он сказал: начинали сказываться шесть недель тренировок и матчей, пропущенные во время выздоровления. Все изменилось в корне – Налбандян выиграл в шестнадцати из следующих девятнадцати геймов и в финальном сете лидировал со счетом 4–0. Казалось, что Федерер обессилел.

Федерер часто говорил, что не получает признания своих талантов до тех пор, пока не покажет, что может бороться. «Лишь когда я показываю твердость характера, когда мне удается выстоять, меня начинают уважать, – рассказал он в интервью для газеты в конце 2009 года. – Тогда говорят: Ну, этот парень не просто прекрасно бьет по мячу, он может и бороться. И не смирившись со счетом 4–0 в финале в Шанхае, Федерер сражался. Он отыгрался и сравнял счет до 4–4, а потом, когда он стал вести со счетом 6–5, он подавал, чтобы получить третий подряд титул финала Мирового Тура АТР. При счете 30–0 казалось, что все было кончено. Когда Налбандяна спросили, что он думал в тот момент, он ответил: «Я не могу просто так вернуться домой!» И не пришлось. Он отыгрался, получив четыре замечательных очка. Финальный сет закончился тай-брейком. После того как Налбандян заработал пару очков, он больше не отставал, выиграв на тай-брейке со счетом 7–3. Это была величайшая победа в его карьере.

Поражение означало, что Федерер лишился возможности встать наравне с Джоном Макинроем. В 1984 году Макинрой так доминировал в мировом теннисе, что проиграл всего в трех матчах из восьмидесяти пяти, в которых участвовал в том году. Финал в Шанхае был восемьдесят пятым матчем года, и он в результате победил в восьмидесяти одном и проиграл в трех. Победа бы означала, что он достиг рекорда Макинроя. Пока же он остановился на восемьдесят одной победе и четырех поражениях, но, возможно, что все четыре проигрыша в 2005 году были вызваны внешними обстоятельствами. Для Федерера этот год был по-настоящему феноменальным. Были выиграны два титула Большого шлема по сравнению с тремя, которые он с таким трудом завоевал в 2004, 2006 и 2007 годах.

Очевидно, что простой человек не всегда способен оценить такие достижения. Швейцарцам же и вовсе тяжело угодить.

После героического 2004 года 2005-й казался не лучше, даже немного хуже. Когда пришло время голосования за спортсмена года в Швейцарии, Федерера обошел Том Люти, чемпион-мотогонщик. Половина голосования проводится заранее среди спортивных журналистов Швейцарии, в то время как вторая половина – среди людей посредством телефонного голосования во время церемонии награждения, передаваемой по телевидению.

Федерер выиграл награду в 2003 и 2004 годах, так что в 2005-м собирался за своей третьей наградой. В тройной борьбе между самим Роджером, Люти и чемпионом мира, фигуристом Стефаном Ламбьелем, Федерер лидировал с сорока двумя процентами голосов после того, как свой выбор сделали журналисты. Однако шоу, показанное Люти, который в 2004 году был скорее известен своими авариями, но в 2005 году уже был способен держать мотоцикл прямо, став чемпионом мира в классе 125сс в девятнадцать лет, склонило многих зрителей на свою сторону. В результате он вытеснил Федерера. Роджер отнесся к этому без пренебрежения и воспринял это надлежащим образом.

У него было маленькое утешение, причем этим утешением была не номинация на награду «Laureus» – хотя это само по себе, должно быть, приносит огромное удовлетворение, ведь он получил главную награду Laureus во второй раз подряд. Он вошел в список «двадцати самых сексуальных мужчин» по версии журнала People. Когда об этом было объявлено во время финала Мирового Тура АТР, Федерер был поражен больше всех. Рискнем предположить, что для человека, который получал высочайшие награды, которые только может предложить мир спорта, всемирное признание его мужской привлекательности могло оказаться даже более ценной наградой, чем звание спортсмена года в Швейцарии.

Второй титул Открытого чемпионата Австралии Федерер получил в 2006 году, седьмом году в турнирах Большого шлема. Его, наиболее вероятно, помнят не за сам теннис, а за эмоциональную реакцию, которая последовала за тем, как он поднял трофей над головой. Получив трофей Нормана Брукса от Рода Лейвера, Федерер, единственный человек, который выиграет во всех четырех главных турнирах календарного года со всеми, кто мог играть, вышел к микрофону, сказал публике: «Думаю, вы знаете, как много это для меня значит», – и расплакался. Он смог закончить свою речь, поблагодарив всех надлежащих высокопоставленных лиц и спонсоров тем самым дрожащим голосом, который буквально покорил Мельбурн – точно так же, как привередливую публику Уимблдона двумя с половиной годами ранее.

В некотором роде Федереру повезло на первом турнире Большого шлема в 2006 году. Оба теннисиста, у которых было больше всего шансов его победить, отсутствовали – Рафаэль Надаль все еще лечил свою стопу, а у Марата Сафина были проблемы с запястьем. Более того, через две недели, когда температура достигла сорока четырех градусов по Цельсию, Федереру повезло: последние пять из семи матчей, в которых он участвовал, проходили ночью, когда жара частично спадала. Впрочем, ни один из этих фактов не должен умалять его победу, которая стала результатом его устойчивости к внешнему давлению.

На протяжении этого турнира он далеко не всегда играл хорошо. Его бэкхенд был непривычно нестабилен, его удары с лету были в лучшем случае ненадежными, в худшем – слабыми. Однако он сделал то, что делают все великие чемпионы: он хорошо играл тогда, когда это было больше всего нужно. Он выиграл три первых матча во всех сетах, и, когда сет, выигранный со счетом 6–0, дал ему преимущество двух победных сетов над впечатляющем Томми Хаасом в четвертом раунде, то он казался непобедимым. Он немного сдал, и Хаасу не повезло выиграть тот матч из пяти сетов. Позже Федерер признал, что после второго сета против Хааса он так и не нашел стабильного уровня до конца турнира.

Он проиграл последующие сеты в четверть– и полуфиналах и мог бы проиграть в двух сетах в финале против двадцатиоднолетнего киприота Маркоса Багдатиса, для которого тот Открытый чемпионат Австралии ознаменовал прорыв. По большому счету, Багдатис не верил, что может сделать это: Федерер показал свой лучший теннис в конце второго сета, а затем поднажал, чтобы выиграть одиннадцать геймов подряд и оторваться.

Когда Федерер победил со счетом 5–7, 7–5, 6–0, 6–2, закрепив за собой свой второй титул турнира на арене Рода Лейвера, сам Лейвер был там для того, чтобы вручить трофей. Это уже было достаточной причиной для того, чтобы расчувствоваться. Другой причиной было присутствие в окружении Федерера Дианы и Боба Картера: Федерер пригласил родителей своего бывшего тренера, Питера, гостями на финал. Позже оказалось, что он испытывал намного более сильную боль, чем говорил, в правой ступне, которую он травмировал в Базеле за три месяца до этого, – и это была еще одна причина для высокого эмоционального удовлетворения. Когда же потом его спросили, почему у него на пьедестале текли слезы, Федерер дал практически банальный ответ: «Когда я увидел, что [у Багдатиса] свело икроножную мышцу [в начале четвертого сета], а я знал, что был в очень хорошей форме, в голове пронеслось так много мыслей о победе. Думаешь: «Ну, теперь ничто не может пойти не так». Однако, как мы видели, до финиша было еще достаточно далеко. Я эмоционально готовился к этому, хотя не должен был, но я не могу заблокировать эти мысли. Я же просто человек. И думаю, что, победив, испытал облегчение от того, что справился. В первую минуту я не был очень эмоционален, я чувствовал просто облегчение. Эмоции появились только позже, когда я там стоял с Маркосом в ожидании церемонии. Я был просто очень расслаблен. А как только я поднялся на пьедестал, то все изменилось».

Кто знает, что на самом деле вызвало слезы? В Древней Греции у первых спортсменов-олимпийцев был чрезвычайно силен дух соперничества. Если мужчина, проигравший в гонках или состязании, плакал или, напротив, очень злился, то это не считалось признаком мягкости или женоподобности, это считалось вполне нормальным. Роджер Федерер – это человек, который в стремлении стать лучшим в мире подавил многие эмоции своего детства, он мало проявляет эти эмоции во время матчей. Поэтому никого не должно удивлять, что эмоции находят выход тотчас, как только ослабевает узда дисциплины. Слезы показывают людям, что перед ними – живой человек. Кажется маловероятным, что эмоции, прорвавшиеся на пьедестале, были вызваны лишь тем, что за победу пришлось побороться чуть дольше, чем он ожидал. Возможно, этот ответ был просто защитой.

Когда Федерер покинул Мельбурн, чтобы вернуться в Швейцарию, он и все остальные уже хорошо знали, каково его место в истории. Когда после победы на арене Рода Лейвера его спросили, хотел бы он, чтобы однажды в его честь назвали стадион, он ответил: «Да, было бы приятно, но не думаю, что получу такой на Большом шлеме. Я не жду, что в мою честь назовут что-то вроде корта. Я играю в теннис не ради этого, хотя было бы приятно». В таком контексте можно понять, почему он никак не прокомментировал тот факт, что базельский теннисный клуб «Олд Бойз» переименовал свой главный корт в «Platz Roger Federer».

Через одиннадцать дней у Федерера появилась превосходная возможность отпраздновать свой титул Открытого чемпионата Австралии на родной земле. Это был матч Кубка Дэвиса против Австралии в Женеве. И опять Федерер заставил соотечественников страдать от неизвестности. Когда за десять дней до открытия Кубка Дэвиса объявляли официальный список кандидатов, Федерера в нем не было. Он заявил, что хотел бы играть в Швейцарии, но ему также необходим отдых. Три дня он поддерживал впечатление, что будет выступать в качестве замены, но в итоге все же решил, что ему нужно взять перерыв. Он объявил об отказе от участия не только в раунде Кубка Дэвиса, но и в турнире в Роттердаме, проходящем через неделю, который больше не значится в его расписании.

Здесь стоит сказать о подвигах Федерера в Кубке Дэвиса – или их отсутствии в начале года. С 2005 года он отказывался представлять Швейцарию в первом раунде. Каждый год его страна надеялась, что он будет играть, и казалось, что его решение не участвовать в турнире шло вразрез с его заявленной целью: победить во всех главных турнирах, к которым, несомненно, относится и Кубок Дэвиса. В августе 2008 года, вскоре после получения золотой медали в парном разряде на Олимпийских играх и того, что партнер Роджера Станислас Вавринка вошел в десятку лучших теннисистов мира, Федерер сказал, что будет играть в первом раунде в 2009 году. Сетка была к нему милостива, предоставив ему раунд на твердом корте в Бирмингеме за неделю до того, как состоялся первый турнир «Мастерс 1000» на твердых кортах Индиан-Уэллс в Калифорнии. Однако Федерер отказался от участия за пару недель до турнира, сославшись на проблемы со спиной, хотя позже выяснилось, что он беспокоился из-за беременности Мирки. Федерер смог исполнить свое обещание год спустя, но он отказался от шанса поехать на корт с грунтовым покрытием на север Испании в марте 2010 года.

Вокруг того, действительно ли Федерер хочет победить в Кубке Дэвиса, ходит много слухов. Он говорит, что хочет, но при этом теряет время. Непонятно, как долго еще у Швейцарии будет вспомогательный состав из двух игроков, входящих в список шестидесяти лучших, в лице Вавринки и Марко Кьюдинелли, которые могут быть очень важны для победы в четырех последовательных раундах.

Справедливость требует кое-что пояснить. За свою карьеру Федерер получил необыкновенно мало травм. Тому может быть несколько причин, в том числе хорошие физические данные, стиль игры, подвергающий тело меньшей нагрузке по сравнению с некоторыми современными техниками, и немного удачи. В то же время он всегда очень усердно работает с Пьером Паганини в спортзале и очень тщательно составляет свое расписание. Паганини и Федерер поняли, что для того, чтобы Федерер пережил суровые условия Открытого чемпионата Франции, Уимблдонского турнира и Открытого чемпионата США, то есть трех турниров Большого шлема, которые проводятся в промежуток из пятнадцати недель, важно не перестараться в начале года. Федерер также поставил перед собой цель остаться номером один в начале 2005-го и 2006 года. Эту цель можно критиковать – в конце концов, обычно игроков запоминают по турнирам, которые они выиграли, а не по тому, сколько недель они провели на вершине рейтинга, но это был приоритет Федерера, и он перестал участвовать в первых раундах Кубка Дэвиса. Интересно, что он никогда не обращал внимания на критику – по крайней мере, внешне, – ни от одного члена его команды, чьи шансы на успех были бы намного выше, если бы он участвовал в турнире. И когда итальянский журналист на Олимпиаде в Пекине обвинил Федерера в том, что он «не участвует в Кубке Дэвиса», Федерер возразил с некоторой долей возмущения: «Я участвовал в Кубке Дэвиса каждый год с семнадцати лет!» Тогда это было правдой, поскольку он не хотел участвовать в начале года, но с 2005 по 2009 год он появлялся после Открытого чемпионата США в раунде, когда решалось, останется ли Швейцария в мировой группе. 2010-й стал первым годом, когда он вообще не играл в Кубке Дэвиса, и в этот год Швейцария покинула мировую группу.

Насколько бы сомнительной ни была цель «остаться номером один», она означала, что Федерер был сосредоточен на туре АТР, когда Надаль, наконец, оправился после травмы стопы. К тому времени первая позиция Федерера в рейтинге была весьма непоколебима, но тут вернулся Надаль, с развернутыми знаменами и фанфарами.

Глава 12

Впервые Федерер и Надаль встретились лично в марте 2004 года, когда они участвовали в турнире в Майами. Настоящее же соперничество началось в промежутке из четырех месяцев между началом марта и началом июля 2006 года, когда эти двое играли друг с другом пять раз. Надаль победил в первых четырех, оставив Федерера в странном положении: к началу июля он проиграл в стольких же матчах, сколько и за весь 2005 год, и все – одному и тому же человеку. Он был несравненно лучшим теннисистом мира, который никак не мог победить игрока, занимавшего вторую позицию рейтинга. Считалось, что Надаль уступал Федереру на всех покрытиях, кроме грунтового, и испанец заставил всех внимательно следить за матчем после своего возвращения. И будучи несомненно вторым лучшим участником финала в Дубае, он победил Федерера со счетом 2–6, 6–4, 6–4. Это было первое поражение Федерера в Дубае после постыдного проигрыша Райнеру Шуттлеру в 2002 году.

Очень сложно оценить, как много усилий Федерер вкладывает в турнир в Дубае. У него там имеются просторные апартаменты, в Дубае же он готовится к Открытому чемпионату Австралии в декабре, всегда появляется на турнире в конце февраля (если находится в хорошей форме) и, несомненно, получает за это хорошее вознаграждение. Турнир проходит в весьма спокойный для него сезон. И в то время, как он получал титул трижды, он также много раз проигрывал в самом начале. Он слишком хорошо воспитан, чтобы это признать, но для него турнир – в котором обычно присутствуют теннисисты, с которыми можно столкнуться на любом турнире «Мастерс 1000», – имеет статус тренировочного матча, наподобие такого, в котором футбольные команды участвуют при подготовке к крупному турниру.

Любые подозрения в том, что победа Надаля в Дубае была какой-то ошибкой, развеялись, когда Надаль победил Федерера в двух финалах турниров на кортах с грунтовым покрытием. Испанец выиграл в четырех сетах на турнире серии «Мастерс» в Монте-Карло. Затем он нанес Федереру, вероятно, величайший психологический удар года, одолев его в великолепном финале турнира «Мастерс» в Риме. Он повторил рекорд Гильермо Виласа, установленный в конце 70-х: смог победить в пятидесяти трех подряд турнирах на грунтовых кортах. На Открытом чемпионате Франции он этот рекорд побьет.

У этой статистики есть дополнительная деталь. На «Форо Италико» он делает то же, что и Федерер с большинством своих соперников, – заставляет их играть наилучшим образом и внезапно осознавать, что этого недостаточно.

Федерер играл практически идеально. Он победил в первом сете на тай-брейке со счетом 7–0 и, казалось, доминировал во втором. Однако Надаль держался стойко и на тай-брейке выиграл со счетом 7–5. Это дало Надалю толчок для победы в третьем, но когда в начале четвертого он упустил брейк-пойнты, Федерер отыгрался, выиграв две подачи, а благодаря третьей в пятом сете лидировал при счете 4–2. Надаль сравнял счет, но Федерер получил два матчбола при счете 6–5. Примечательно, что он не смог реализовать оба, допустив ошибки в своем главном оружии – форхенде. И все же Федерер должен был выиграть. В последнем тай-брейке он лидировал со счетом 5–3, но еще раз допустил ошибку в форхенде, который мог бы принести ему еще одно очко. Он его не получил, а Надаль своим первым матчболом завершил восхитительный матч со счетом 6–7, 7–6, 6–4, 2–6, 7–6.

Разочарование, которое испытал Федерер, проявилось в следующей колкости. На одном из этапов матча он вышел из своего обычного состояния прочнейшей сосредоточенности, чтобы спросить человека в толпе: «Все в порядке, Тони?» Многие подумали, что он обращался к своему агенту IMG Тони Годсику. На самом же деле это была колкость, отпущенная в лагерь Надаля. Федерер дал понять, что ему известно, что Надаля несанкционированно тренирует его дядя Тони. Вообще в теннисных кругах крепло впечатление, что Надалю сходит с рук гораздо больше, чем остальным, особенно в вопросах тренерских указаний посреди матча, а также в том, что он затягивал время между подачами. Это не может не раздражать таких честных игроков, как Федерер.

Возможно, в том матче кроется причина несколько вялого выступления Федерера в финале Открытого чемпионата Франции. Все было готово для того, чтобы он стал обладателем всех четырех титулов Большого шлема. Когда он победил Давида Налбандяна в третьем сете полуфинала, то получилось, что он прошел в финалы всех четырех главных турниров. Многие уважаемые эксперты хотели бы сказать, что если бы он выиграл финал, то мог бы считаться величайшим теннисистом в истории. И когда он выиграл в первом сете со счетом 6–1 в самый теплый день за те две недели, он был всего в двух сетах от этого.

Надаль отыгрался и победил во втором сете, когда Федерер сыграл несколько небрежных геймов. Казалось, что в начале третьего Федерер собрался. В четвертом гейме он лидировал со счетом 0–40 и выглядел так, будто стряхнул одолевавшую его вялость и вернул контроль над матчем. То, что произошло потом, возможно, никогда не удастся объяснить.

Казалось, что Федерер потерял свой настрой. Он не мог реализовать брейк-пойнты, и в следующем гейме Надаль выиграл его подачу. Внезапно лицо Федерера побледнело так же, как и во время его проигрыша Надалю в полуфинале прошлого года. Он как будто не вполне понимал, что ему делать, будто стабильная способность использовать каждый мыслимый угол, заставляющая Федерера использовать большее пространство корта, чем ему нужно в игре против любого другого соперника, вымотала швейцарца. Будто в финале в Риме он попал под гипноз, и события четвертого и пятого геймов третьего сета только подкрепили подозрения о гипнозе.

Федерер не сдавался в ходе четвертого сета, но уже не казался серьезной угрозой чемпиону прошлого года. И когда Надаль на тай-брейке со счетом 7–4 выиграл финал, то это казалось абсолютно естественным завершением того, что происходило на протяжении предыдущих четырех с половиной месяцев.

Не всегда из послематчевых конференций можно вынести полную картину причин выигрыша или проигрыша: как правило, игроки еще не отошли от матча и все еще эмоционально к нему привязаны. И все же было что-то непривычное в том, как Федерер изворачивался, пытаясь объяснить свой упадок после первого сета, закончившегося со счетом 6–1. Сперва он предположил, что это могло быть связано с тем, что обстоятельства развивались медленнее, чем в Риме. Потом сказал, что он не смог подобраться к сетке, задавался вопросом, не могла ли жара повлиять на него. В итоге он сказал, что просто не хотел участвовать в этом матче: «То есть я старался. Я не могу сделать ничего больше, чем стараться. Конечно, очень жаль, что я проиграл, но жизнь продолжается».

Никто не винил Федерера в том, что для него это единственное поражение в финале – своем первом финале Открытого чемпионата США – не стало трагедией. Однако после финала при взгляде на него складывалось впечатление, будто он никак не может понять, как играть с Надалем. По крайней мере, на кортах с грунтовым покрытием.

Не было никаких сомнений в том, что Надаль бросил вызов Федереру и сам намерен занять первую позицию рейтинга. Покидая Париж, Федерер почти на три тысячи очков (шесть тысяч по рейтинговой системе, введенной в 2009 году) опережал испанца. Такой разрыв можно было бы преодолеть за оставшееся время 2006 года только в том случае, если бы Федерер получил серьезную травму и на выздоровление ему понадобилось бы несколько месяцев. Однако к середине теннисного года Федерер проиграл четыре матча – и все одному и тому же человеку. Нелогичность этой ситуации была очевидна всем в теннисном мире: феноменально превосходящий всех остальных лучший теннисист мира проигрывает юному претенденту (во время Открытого чемпионата Франции Надалю исполнилось целых двадцать лет) шесть из семи матчей. И даже единственную победу он буквально вырвал из пасти поражения. Было ли это зловещим предзнаменованием для великого человека, приближавшемуся к двадцать пятому дню рождения?

Пока нет. Роджер Федерер все еще был победителем на Уимблдонском турнире. И если где и была зона, свободная от Надаля, то ею, вероятнее всего, был Уимблдон. Хотя Надаль еще в семнадцатилетнем возрасте заявил, что опровергнет испанскую поговорку «трава – для коров» (авторство этого вскользь брошенного афоризма приписывается крестному отцу испанского тенниса Мануэлю Сантане и в полной мере выражает нелюбовь испанских теннисистов к кортам с травяным покрытием), считалось, что в двадцать лет ему не хватит для этого необходимого опыта. И до серьезного вызова доминированию Федерера на Уимблдоне было еще далеко. В то же время вызов Надаля был реален даже на траве.

Федерер приехал на Уимблдонский турнир в тот отрезок истории, значение которого он изо всех сил пытался затушевать. Четвертый год подряд одержав победу на Открытом чемпионате Герри Вебера в Галле, он повторил рекорд Бьорна Борга, одержавшего подряд сорок одну победу на кортах с травяным покрытием в промежуток с 1976 по 1981 год. Швед победил на Уимблдоне пять раз и дошел до шестого финала. Федерер не имел желания зацикливаться на рекорде, он видел в этом не более чем еще один трюк с числами. Более того, он считал это несправедливым по отношению к Боргу, который сорок один матч выиграл на Уимблдоне, в то время как двадцать из матчей Федерера приходились на турнир уровня тура АТР в Галле, который привлекал не так много великих имен. Трюк или не трюк, но в любом случае было налицо очередное доказательство необычайного превосходства Федерера на кортах с травяным покрытием. Однако совсем скоро полоса побед чуть было не оборвалась прежде, чем был побит рекорд Борга.

На счету Федерера огромное количество турниров, в которых он не проиграл ни сета. Турнир в Галле 2006 года был примечателен тем, что он выиграл во всех сетах только в матче первого раунда против индийца Рохана Бопанны (двести шестьдесят седьмая позиция в рейтинге). Остальные четыре длились до последнего сета, и в четвертьфинале ему пришлось спасти четыре матчбола. Человеком, который был очень близок к тому, чтобы одержать победу над Федерером, был его партнер парном разряде на Уимблдоне в юниорские годы Оливье Рохус, невысокий бельгиец в самом зените карьеры. Несмотря на свой небольшой рост – или же благодаря нему, – Рохус научился никого не бояться. Он относился к Федереру просто как к еще одному сопернику, которого надо обыграть. Во втором сете у бельгийца было четыре матчбола, три из которых он реализовал на замечательном тай-брейке, в котором Федерер в итоге выиграл со счетом 13–11. Все три сета закончились тай-брейками, и когда Федерер победил в третьем со счетом 7–5, его полоса побед остановилась на тридцати девяти. После победы над Томашем Бердыхом в матче из трех сетов в финале он сравнялся с рекордом Борга. «Это очень приятно, – сказал он впоследствии, не выказывая особых восторгов относительно своего достижения, – великолепно лишь то, что я смог защитить титул после того, как мне пришлось бороться изо всех сил. Я еще никогда не побеждал четыре раза подряд. Это великий момент в моей карьере».

Рекорд, казалось, готов был пасть 26 июня, когда Федерер играл в своем первом матче на Уимблдоне. Однако в тот день сенсацией стало то, в чем он вышел на корт.

Хотя Федерер использует термины «классический» и «благородный» не так часто, как Пит Сампрас, он всецело разделяет его уважение к классическим традициям игры. Он вышел на священный дерн Центрального корта Уимблдона в белом блейзере. На левом нагрудном кармане был вышит золотой герб, составленный из его символов: три ракетки, по одной на каждый титул, полученный им на Уимблдоне, под гербом, заглавными буквами – «Федерер». Высказывались предположения, что это ход его поставщика одежды, фирмы Nike, предпринятый с целью затмить конкурента, Ralph Lauren, который представлял на Уимблдоне свою первую коллекцию одежды для подавальщиков мячей и судей на линии. Однако в целом пиджак Федерера получил всеобщее одобрение, признание и добавил толику модного флера к целеустремленности величайшего теннисиста на Земле. Это стало ведущей темой его творчества на Уимблдоне-2006: семь раз он выходил на корт в своем блейзере, семь раз уходил в нем же победителем. Он даже надел его на ужин чемпионов Уимблдона вместо смокинга, дополнив лишь фиолетово-зеленым галстуком Всеанглийского клуба лаун-тенниса и крокета. К тому моменту герб уже потерял свою актуальность (Федерер получил четвертый титул), поэтому предприимчивый куратор музея Уимблдона спросил, не передаст ли Роджер его в коллекцию музея. Федерер согласился, так что теперь в течение пятидесяти двух недель в году он выставлен для туристов, посещающих Всеанглийский клуб лаун-тенниса и крокета.

Федерер прошел в финал, не проиграв ни одного сета, расправившись с четырьмя игроками, которые в прошлом доставляли ему немало проблем. Ришар Гаске выиграл всего в семи геймах, когда Федерер побил рекорд Борга в день открытия турнира, Тим Хенмен победил всего в шести, Томаш Бердых преуспел в десяти в четвертом раунде, а Марио Анчич – в двенадцати в четвертьфиналах. Бедный старина Йонас Бьоркман смог победить только в четырех геймах – как бы в награду за попадание в полуфинал спустя девять лет после его первого полуфинала Большого шлема на Открытом чемпионате США. Федерер затмил всех – и игрой, и одеянием.

Однако в финале его ждал… верно, человек из Манакора, Рафаэль Надаль.

Сам Надаль признавал, что, когда он прибыл на Уимблдон в 2006 году, ему еще многое предстояло узнать об игре на травяном покрытии. Впрочем, хорошие ученики, как правило, учатся быстро: ему сопутствовала удача, и он схватывал на лету. Во втором раунде он был всего в двух очках от поражения в матче с американцем Робертом Кендриком. В третьем он быстро выявил, что Агасси не хватает сил, – это был матч, завершивший карьеру Агасси на Уимблдоне. В четвертьфинале Яркко Ниеминен, одолев в пяти сетах Дмитрия Турсунова, оказал Надалю лишь номинальное сопротивление. К тому времени, когда Надаль встретился в полуфинале с Маркосом Багдатисом, он уже понял, как играть на самом традиционном для тенниса покрытии.

Пробил час Федерера. От предвкушения этого финала у всех текли слюнки: ведь именно Надалю удавалось побеждать лучшего теннисиста в мире. Результатами на кортах с грунтовым покрытием можно было пренебречь, это была самая удачная поверхность для Надаля и самая неудачная – для Федерера. Однако победа Надаля в Дубае в паре с результатами на двух турнирах Ки-Бискейн 2004 и 2005 годов наводила на мысли о том, что Надаль мог доставить Федереру неприятности на любом корте. Не то чтобы Федерер воспринимал это как «пан или пропал», но поражение, нанесенное Надалем на покрытии, на котором он был непобедим, было бы тяжело принять.

Когда Федерер выиграл первый сет со счетом 6–0, казалось, что он делает эмоциональное заявление. Впрочем, в этом сете многое наводило на мысль, что Надаль лишь адаптируется к своему первому главному финалу вне Парижа. Во втором сете испанец «раскачался» – и вот тут-то стало очевидно, что это за матч. Сейчас мы имеем возможность оглянуться в прошлое и увидеть, что тай-брейк второго сета, когда Федерер победил со счетом 7–5, решил исход матча. Хотя Надаль и отыгрался в третьем, выиграв со счетом 7–2 на тай-брейке, к тому моменту задача была для него слишком тяжела. И все же тот факт, что он стал первым человеком, выигравшим у Федерера целый сет на Уимблдонском турнире того года, многое значит. Кроме того, Надаль отыграл несколько подач, упущенных в начале четвертого сета. В конце матча сложилось стойкое ощущение, что финишная прямая для двадцатилетнего теннисиста проявилась слишком рано. Федерер выиграл свой четвертый титул Уимблдона, и это было правильно. Однако о себе Надаль все-таки заявил.

Теннисный мир, наконец, получил вожделенное соперничество на высочайшем уровне, о котором так мечтал. Надаль показал, на что способен на кортах как с твердым, так и с травяным покрытием, и это стало удачным дополнением к его неофициальному титулу «Король глины». Федерер и Надаль настолько превосходили других, что титул третьего лучшего теннисиста в мире, который в 2006-м кочевал между Давидом Налбандяном, Иваном Любичичем и Николаем Давыденко, был сокращен до простого обозначения лучших среди всех остальных. И все же вызов Надаля потерял актуальность во второй половине года. Ему предстояло сыграть с Федерером всего еще один раз, и случилось это на том самом турнире, на котором два лучших игрока могут встретиться до финала. Несмотря на способность Надаля доставить Федереру неприятности, разрыв между ними должен был расшириться, прежде чем уменьшиться.

Соперничество между Роджером Федерером и Рафаэлем Надалем характеризует еще и то, что при всей своей непохожести они – потрясающе приятные люди. Много хорошего можно сказать о великих именах в истории тенниса, но во многих случаях хорошие стороны проявились, лишь когда матчи остались позади. Иное дело – Федерер и Надаль. Кажется, что внешний блеск богатств и славы никак не коснулся щедрой наивности молодости. Она никуда не делась, напротив, видоизменилась к лучшему, позволив держать на расстоянии все негативные последствия всенародного обожания.

Надаль сравнялся с Федерером с точки зрения тенниса, но сохранил уважение к его достижениям – уважение, но не благоговейный страх. После побед над Федерером его часто спрашивали, не считает ли он, что должен был быть лучшим независимо от того, что говорят рейтинги. Он всегда отвечал отрицательно: достижения Федерера говорят за себя, и он не собирался позволить одному матчу исказить полную картину. Уважение вкупе с абсолютно искренней скромностью позволило двум мужчинам наладить дружеские отношения. Нельзя сказать, что они закадычные друзья, но их отношения резко выделяются на фоне нескольких предыдущих сопернических отношений, которые включали в себя элемент личной неприязни, настоящей или искусственной.

Джон Макинрой говорил, что дружба между Федерером и Надалем не может не удивлять. Федерер с ним в чем-то согласен. В откровенном интервью 2009 года с Полом Киммейджем (велосипедистом, ставшим журналистом газеты Sunday Times) он сказал: «Я и сам удивляюсь тому, насколько мы на самом деле ладим. Ведь между нами очень напряженное соперничество, можно сказать, что он вредил моей карьере, а я – его. В то же время именно мы помогли друг другу стать теми теннисистами, которыми сегодня являемся, то есть соперничество помогло нашей игре. Приятно, когда два величайших игрока – в теннисе или любом другом спорте – на самом деле хорошо ладят. Мне не нравится вся та ненависть и негатив, которые присутствует обычно. У нас были разногласия, так что это желанные перемены. В конце концов, нельзя забывать, какой пример мы подаем детям».

В то время как Надаль все еще осваивался в роли публичного лица, особенно в англоговорящем мире (ему по-прежнему мешал неуверенный английский), Федерер расширял сферу своей деятельности.

В конце 2004 года разрушительное цунами в Индийском океане нанесло серьезный ущерб многим странам Азии. Многие теннисисты жертвовали аукционам ракетки и прочие сувениры, чтобы собрать деньги для жертв цунами, другие обещали отдать нуждающимся призовые, заработанные за определенную неделю.

Федерер пожертвовал двадцать тысяч долларов из собственного кармана. Когда случилась беда, он был в Сиднее, обсуждая тренерскую сделку с Тони Рочем. Оттуда он отправился в Катар, пролетев над многими местами, пострадавшими сильнее всего. Зрелище разрушений и количество жертв поразило его. Швейцарский журналист Рене Штауффер цитирует разговор, состоявшийся между ним [Штауффером] и Миркой Вавринец: «Все это он [Федерер] воспринял, как ничто другое раньше». Штауффер также отмечает, что Федерера многое связывает с Азией: он участвовал в нескольких азиатских турнирах, они с Вавринец проводили отпуск на тайском острове Пхукет, который сильно пострадал от цунами, у них были друзья и в других пострадавших регионах.

Федерер стал инициатором ряда мероприятий по сбору средств под эгидой детского фонда ООН – ЮНИСЕФ. Самым заметным был показательный турнир с участием множества звезд тенниса, мужчин и женщин, в Калифорнии в марте 2005 года. На мероприятии также была запущена программа АТР и ЮНИСЕФ под названием «ACE» («Помощь детям повсеместно»), которая была направлена на «использование влияния тенниса для того, чтобы помочь обеспечить здоровье, образование и защиту детей всего мира». Одним из разработанных «ACE» сувениров стал плюшевый «Федер-мишка». Запущенные в продажу на Открытом чемпионате США 2006 года, эти мишки были весьма похожи на самого Федерера – с красной ракеткой, белой банданой и надписью «Федерер» на спине. Мог ли мальчик Роджер, мечтавший победить на Уимблдоне, представить, что одним из символов его славы станет похожий на него плюшевый мишка! Они продавались за восемь долларов за мишку, пять из которых шли в фонд «ACE».

Поработав с Федерером, представители ЮНИСЕФ очень скоро осознали, какое сокровище само пришло к ним в руки. Без промедления стали работать над укреплением отношений с лучшим теннисистом мира, пригласили его быть послом доброй воли ООН для ЮНИСЕФ. По дороге домой после победы над Иваном Любичичем в финале турнира «Мастерс» в Майами в 2006 году он сделал остановку в Нью-Йорке для церемонии инаугурации, проводившейся в присутствии Генерального секретаря ООН Кофи Аннана. Официально было заявлено, что назначение на пост посла – это признание вклада Федерера в благополучие детей посредством Фонда Роджера Федерера и помощи жертвам цунами. Однако, что наиболее вероятно, это были лишь второстепенные причины.

К началу 2006 года у Федерера была стойкая репутация суперзвезды, у которой есть совесть. Это могущественная комбинация узнавания, восхищения, заботливого отношения к тому, кому повезло меньше, чем ему самому, а также веры в то, что по жизни он приносит удачу. Пожалуй, это сделало Роджера идеальной фигурой для одной из важнейших организаций по обеспечению благополучия детей в мире.

«Мне повезло в жизни. Я смог отдаться своей страсти к теннису с шестилетнего возраста, – сказал он, присоединившись к рядам послов доброй воли, среди которых числятся Дэвид Бэкхем, Шакира, Юссу Н’Дур, Ванесса Редгрейв, Роджер Мур, также покойные Дэнни Кей и Одри Хепберн, – для меня очень важно помогать многим детям по всему миру, у которых нет самого необходимого для жизни».

Для своей первой поездки в роли посла Федерер использовал период межсезонья в декабре 2006 года. Из Дубая, где он готовился к Открытому чемпионату Австралии 2007 года, отправился в Тамилнад, штат в Юго-Восточной Индии, больше всего пострадавший от цунами. Он встретился с детьми, чьи разрушенные школы перестраивались по более высоким стандартам, общался с сиротами, с работниками психологической помощи, встречался с подростками, участвовавшими в образовательной программе по вопросам профилактики ВИЧ и СПИДа.

На Открытом чемпионате Австралии, который начался через три недели после его визита в Тамилнад, один журналист в шутку спросил его: «Как к вам правильно обращаться теперь – мистер посол, или ваша честь, или еще как-нибудь?» – «Как хотите, – разрешил слегка смущенный Федерер. – Можно просто Роджер, это нормально!»

Всегда найдутся циники, которые будут подвергать сомнению чистоту целей работы Федерера в ЮНИСЕФ, считая это не более чем хорошим пиар-ходом. Что ж, такие визиты и в самом деле идут на пользу его публичному образу. Однако те, кто с ним работает, знают, что сам Роджер от природы очень заботливый человек и искренне желает что-то изменить к лучшему. Кто знает, быть может, работа в ЮНИСЕФ станет еще одним маленьким шажком на пути к глобальной роли государственного деятеля по окончании его спортивной карьеры? Федерер кажется для этого очень подходящим кандидатом.

Еще одной составляющей «дипломатической» работы Федерера является его членство в Международном клубе. Изначально клуб создавался для того, чтобы дать теннисистам, представлявшим свою страну, возможность сохранять конкурентоспособность. Однако он также преследует более приземленные цели: пропагандирует честную игру и достойное спортивное поведение.

Федерер присоединился к швейцарской ветви Международного клуба в 2003 году, а впоследствии разрешил использовать свое фото на обложке брошюры клуба. В клуб его привел Джулиан Татум, работающий на международных советах Международного клуба. Будучи членом комитета чемпионатов Всеанглийского клуба, он стал его личным наблюдателем на всех пресс-конференциях на Уимблдоне. Благодаря членству Федерера стало гораздо проще привлечь в клуб Надаля, что и произошло в середине 2008 года. Татум рассказывает: «Вместе они вызвали рост уважения к теннисистам Международного клуба. Их поведение безупречно соответствует идеалам клуба. То, что они привлекают внимание общественности, находясь в первых рядах клуба, идет нам на пользу. Мы используем это во всех частях света, чтобы привлечь в наши ряды теннисистов международного уровня – действующих и бывших. Это также воодушевляет юниоров участвовать в мероприятиях Международного клуба, наподобие нашего Юниорского Челленджера – турнира, проходящего по всему миру на разных континентах. Как и Федерер, клуб проводит мероприятия и устраивает мастер-классы для неимущих детей. Для участия в наших мероприятиях для неимущих мы привлекаем игроков Международного клуба, которые помогают с мастер-классами. Они также помогают игрокам и волонтерам осознать, что, во-первых, им весьма повезло, что у них есть все, что у них есть, и, во-вторых, они делают что-то для других людей, которым повезло меньше. То, что Федерер и Надаль входят в клуб, будучи известными теннисистами, получающими большие гонорары, делает их великолепными примерами для подражания».

Федерер также стал больше вникать в политическую составляющую своего спорта. Изначально он не стремился выражать собственное мнение по каким-то вопросам, но в 2005 и 2006 годах стал менее молчаливым.

Его взгляды относительно электронных систем контроля касания были хорошо известны к марту 2006 года, когда «Мастерс» в Майами стал первым мероприятием уровня тура АТР, использовавшим такую систему. Прорыв свершился в конце 2005 года: точность британской системы «Hawk-Eye» была одобрена на высшем уровне, было дано добро на использование системы в официальных соревнованиях. К концу 2006 года электронные системы стали необходимой принадлежностью тенниса высочайшего уровня, и, хотя у них все еще есть противники, сейчас уже трудно представить без них корт Большого шлема, серии «Мастерс» или финала Кубка Дэвиса.

Федерер никогда не был поклонником этой системы. До того как электронную систему официально одобрили, он говорил, что ее вообще не следует использовать, а когда ее внедрили, он был одним из тех, кто открыто сомневался в ее точности. Возможно, она и точна, но и Федерер не совсем не прав. Одно из главных сомнений относительно электронной системы контроля касания состоит в том, что игра разворачивается перед глазами людей. Если выглядит так, будто мяч попал за линию, но при этом какая-то крошечная его часть коснулась линии, то система «видит», что он попал в игровую зону – в то время как если бы ее не было, то ни один человек не усомнился в том, что мяч попал в «аут». Однако система внедрена, и Федерер осознает, что нет смысла обманывать себя, считая, что можно силою своего желания заставить ее исчезнуть.

Его отношение к системе и к тому, соответствует ли она правилам, во многом объясняет его любопытные телодвижения, когда дело касается запросов решений электронной системы. Это было особенно заметно в первые два или три года после внедрения системы. Когда он запрашивал результат, то делал это пренебрежительно, можно сказать, высокомерно. Это было видно по тому, что он поднимал руку – точь-в-точь сварливый клиент в ресторане, уверенный, что официанты его недостойны. У него есть привычка практически не смотреть на судью по время матча, как будто он боится зрительного контакта – это придает его жестам дополнительный налет неуважения. Примечательно, что в первые месяцы работы системы у него была ужасная статистика проверочных мячей, часто он за весь матч ни разу не оказывался прав. Конечно, с тех пор он «подружился» со своими проверочными мячами, стал четче кричать судье, чтобы тот мог услышать, и стал меньше ошибаться – хотя фанатом электронной системы все-таки не стал. Возможно, ему было бы целесообразнее придерживаться подхода сестер Уильямс: они почти никогда не просят проверить мячи, за исключением тех случаев, когда абсолютно уверены в своей правоте, и ошибаются они крайне редко.

Федерер также высказывался относительно теннисного календаря в целом и турниров серии «Мастерс», проводящихся слишком близко друг к другу, в частности.

Раньше в мужском туре было три турнира уровня ниже Большого шлема, проходивших в последовательные недели. В пересмотренном календаре на 2009 год число таких турниров было сокращено до двух – до Индиан-Уэллс и Майами и Монреаль/Торонто и Цинциннати, и хотя четыре дня перерыва между Индиан-Уэллс в пустыне Калифорнии и Майами на побережье Флориды делают близость этих турниров удобоваримой, все же теннисисты никогда не любили сломя голову нестись из Канады в Огайо.

Растущий авторитет Федерера в теннисно-политических делах достиг высшей точки, когда он согласился баллотироваться на должность в совете игроков АТР, консультативном органе, состоящем из игроков, членов которого выбирают также игроки. Совет игроков АТР передает мнения и предложения Совету директоров АТР. Федерер был избран на два года в июне 2008 года, а четыре месяца спустя голосованием был избран на пост президента. В 2010 году он был переизбран на обе должности. В совете игроков АТР состоят четыре игрока из списка пятидесяти лучших теннисистов, а также игроки с более низким рейтингом и выступающие в парном разряде. В прошлом ему, быть может, и было трудно убедить игроков высшего ранга присоединиться к совету, но не в 2008-м! Впервые за все время в числе новобранцев значились трое лучших теннисистов мира – Федерер, Надаль и Джокович, а также Фернандо Гонсалес. Федерер и Надаль были избраны президентом и вице-президентом соответственно. Они не только были двумя теннисистами и личностями, задающими тон среди игроков, они на самом деле занимали ведущие административные должности в парламенте теннисистов.

Из теннисистов, играющих в парном разряде, в то же самое время был избран австралиец Эшли Фишер. Он говорит о президенте Федерере: «Руководящий стиль Роджера на собраниях дипломатичен и уважителен. Хотя он и президент, но признает, что каждый должен иметь равное право высказаться, и всегда убеждается, что принятое решение всех удовлетворяет».

Из-за такой вовлеченности в теннисно-политические дела руководителям АТР стало труднее иметь дело с Федерером, не то что на ранних этапах его карьеры. Южноафриканец Этьен де Виллерс, бывший председателем АТР и генеральным директором с конца 2005-го по конец 2008 года, сначала был в хороших отношениях с лучшим игроком мира. Но теперь многие уверены, что именно публичные заявления Федерера сыграли незаметную, но ключевую роль в отставке де Виллерса после трех лет службы.

Де Виллерс, южноафриканец, пришедший в управление теннисом после довольно успешной карьеры в Disney Corporation, тут же заработал популярность среди теннисистов и других руководителей, а его южноафриканское происхождение сближало его с Федерером.

Сначала между ними царило взаимопонимание. Однако потом Федерер выступил против планов де Виллерса лишить статуса серии «Мастерс» турниры в Монте-Карло и Гамбурге, понизив их до уровня общего тура, – как раз в то время, в начале 2009 года, в Мадриде открылся роскошный теннисный комплекс Caja Magica («Волшебная шкатулка»). Будучи лучшим теннисистом мира, Федерер обнаружил, что стал импровизированным представителем профсоюза, присоединившись к Надалю, ветерану Карлосу Мойе и красноречивому Ивану Любичичу в делегации из четырех человек, собиравшейся встретиться с де Виллерсом. Отчасти они добились успеха, выиграв сражение за сохранение турнира в Монте-Карло в элитном туре, но Гамбург они проиграли.

Одно лишь искреннее несогласие не обратило бы Федерера против председателя. Однако эти двое были, скажем так, весьма разными людьми. В конце службы отношения де Виллерса с некоторыми людьми из теннисного мира складывались более напряженно, чем в начале.

Возможно, что наибольший вред причинила де Виллерсу одна-единственная фраза Федерера. Де Виллерс активно выступал за проведение эксперимента, в котором традиционный формат вылета после проигрыша заменялся в первых раундах круговыми матчами в некоторых турнирах АТР с невысоким рейтингом. Проведение эксперимента неизбежно означало, что по ходу придется учиться, но этот формат столкнулся с кризисной ситуацией в вечер четверга в Лас-Вегасе в марте 2007 года. Сложилась нелепая ситуация: одно из мест в четвертьфинале было просто подарено травмированному игроку – Хуану Мартину дель Потро, который мог бы сыграть свой последний круговой матч, чтобы позволить Джеймсу Блейку пройти дальше, или мог бы уйти с травмой, чтобы позволить Евгению Королеву играть дальше. Нет никаких сомнений в том, что дель Потро не знал о своих возможностях и покинул турнир с травмой. Когда де Виллерсу сообщили об этом по телефону, он распорядился, чтобы в четвертьфинал провели Блейка вместо Королева, и совет получил основания упрекать его в том, что он без уважительной причины отклонил решение высшего представителя, который точно следовал правилам. В определенной степени де Виллерс стал жертвой обстоятельств – его разбудили поздно ночью, и он мог справедливо заявить, что действовал из наилучших побуждений. Федерер находился в нескольких сотнях миль от места проведения турнира, в Дубае, и совершенно спокойно мог отказаться от комментариев. Однако, поскольку он никогда не одобрял круговой формат, он высказался о де Виллерсе: «Он ожегся на молоке и теперь дует на воду». Второй комментарий: «Что ж, он старается, как может», – уже пропустили мимо ушей, сочтя весьма слабой похвалой. От формата круговых матчей отказались четыре недели спустя.

Влияние лучшего теннисиста мира невероятно велико как с точки зрения настроений в раздевалке и в комнате отдыха, так и с точки зрения того, как игроки воспринимают определенные события. Они как будто следуют за лучшим. Поскольку взгляд де Виллерса на будущее тенниса явно отличался от мнения ведущих профессионалов, и Федерера в том числе, то дни южноафриканца на посту были сочтены. Постепенно в результате голосований с 2007 по 2008 год совет игроков АТР покинули те, кто его поддерживал. Сам де Виллерс ушел к концу года.

Соперничество «Роджер – Рафа» прервалось эпизодическим возвращением Энди Роддика в середине 2006 года. К началу 2006 года американец покинул пятерку лучших теннисистов, и не было никаких признаков того, что он сможет туда вернуться. Единственным его оплотом оставался Уимблдон, где за предыдущие три года он однажды становился полуфиналистом и дважды – финалистом, во всех случаях проигрывая Федереру. Когда же Роддика победил в третьем раунде Энди Маррей, то это был сигнал того, что он уже не дотягивает до настоящей элиты.

В течение нескольких лет ходил невероятный слух о том, что Роддик, возможно, собирался объединиться с бывшей первой ракеткой мира и великолепным бойцом Джимми Коннорсом, и после Уимблдона Роддик это подтвердил. У Коннорса было мало опыта тренерства на высочайшем уровне тенниса. Более того, тренерский вклад в карьеру самого Джимми сделали женские руки: его бабушка Берта Томпсон и его грозная мама Глория Коннорс, которая умерла через несколько месяцев после того, как Коннорс начал работать с Роддиком. В своей послетеннисной жизни Коннорс устроился неплохо, и он весьма недешево обошелся Энди Роддику. Однако Роддику нужно было что-то особенное, а поскольку Коннорс и стал одним из величайших людей в теннисе именно потому, что знал, как извлечь лучшее из любой ситуации, то и Роддик решил в это вложиться.

Первый признак того, что магия Коннорса работает, появился, когда Роддик получил свой первый за последние два с половиной года титул турнира серии «Мастерс», победив в Цинциннати в августе 2006 года. Федерер участвовал в турнире, но проиграл в матче первого раунда восходящей звезде Маррею. Победы шотландца над Роддиком и Федерером за пять недель также говорили о том, что он намеревался стать серьезным конкурентом Федерера (и Надаля), но мало кто придавал слишком большое значение этой первой победе над Федерером. И как выяснилось, правильно: Федерер только что выиграл титул в Торонто, победив в четырех финальных сетах подряд, и его жажда состязаться была не слишком высока, тем более за две недели перед Открытым чемпионатом США.

Когда Роддик дополнил свой титул Цинциннати попаданием в финал Открытого чемпионата США, то его встреча с Федерером стала одним из самых ожидаемых матчей американского сезона турниров на твердых кортах. Во многом это был повтор финала между Федерером и Агасси годом ранее. В тот раз возбуждение и предвкушение означало, что люди игнорировали тот факт, что Федерер пришел в финал куда более свежим, чем Агасси. И это снова произошло. Чемпион уступил всего в одном сете и играл в полуфинале против Николая Давыденко на час меньше, чем Роддик против Михаила Южного, чьи четыре сета длились почти три часа.

Годом ранее Федерер победил Агасси со счетом 6–3, 2–6, 7–6, 6–1, чтобы закрепить за собой шестой титул Большого шлема. Девятый титул был завоеван с примечательно схожим счетом 6–2, 4–6, 7–5, 6–1, причем и сам матч проходил по практически идентичной схеме. Так же как и Агасси, который завершил свою звездную карьеру на том Открытом чемпионате США, проиграв в третьем раунде серьезному, но ничем не выдающемуся немцу с солидным именем, Беньямину Беккеру (не имеющему никакого отношения к Борису), лидировал в третьем сете со счетом 4–2, Роддик лидировал со счетом 3–2 и обходил Федерера при 0–40. Федерер сравнял счет и спас все три брейк-пойнта несколькими безупречными ударами. У Роддика был четвертый, который, казалось, просто обречен был на победу, но он промахнулся, исполняя форхенд. Это был его последний шанс. Когда Федерер выиграл подачу в одиннадцатом гейме, а затем и свою подачу, победив в третьем сете, остановить его было невозможно. «На том этапе матча, – сказал Федерер о четвертом сете, – я чувствовал себя практически непобедимым». Как и в случае с Агасси в прошлом году, Федерер выиграл первые пять геймов, прежде чем Роддик победил в единственном утешительном гейме, избежав унизительного поражения всухую в финале Открытого чемпионата США.

Несомненно, история будет добрее к Роддику, чем судьи-современники. Странная комбинация приверженца классического стиля и незрелого подростка, он извлек максимум из своего таланта – в частности, самую быструю подачу, которую можно было увидеть на официальном матче. Ему повезло играть в промежутке между эпохами Сампраса и Федерера и достичь первой позиции рейтинга в 2003 году. Надо отдать ему должное за то, что он вообще туда добрался с такой игрой, которая, по современным стандартам, была определенно ограниченной. Он был колоссом на Кубке Дэвиса, где давление ожиданий зачастую выше, чем где-либо еще в мире тенниса, и в каком-то смысле ему просто не повезло играть в одно время с Федерером. Поскольку Федерер чаще всего играл наилучшим образом, когда Роддик был на противоположной стороне сетки, то это заставляло Роддика несправедливо выглядеть посредственно.

Роддик почти победил Федерера в финале Мирового Тура АТР 2006 года в Шанхае, но даже это лишь подчеркнуло неуязвимость Федерера для пушечной подачи американца. Поскольку это был круговой матч, то Федерер мог позволить себе проиграть и все равно победить в турнире – что и сделал на следующий год, – но Роддик отчаянно желал победить своего давнего противника. Когда это не удалось, Роддик потерял всякую уверенность в себе и не прошел в полуфинал.

Два месяца спустя Роддик еще раз попытался одолеть Федерера на Открытом чемпионате США. Это был полуфинал, и во время подготовки к матчу он высказал мнение, что «подбирается» к швейцарцу. В то время это заявление казалось правдоподобным – Роддик продемонстрировал великолепную сосредоточенность в победе над Маратом Сафиным в третьем раунде и обошел хорвата с пушечным ударом Марио Анчича в четвертом. Джимми Коннорс был в Мельбурне в связи со смертью матери, Надаль покинул турнир. Казалось, все было готово для того, чтобы Роддик бросил серьезный вызов Федереру.

Какими же пустыми казались слова о том, что Роддик «подбирается» к Федереру, спустя восемьдесят три минуты игры! Федерер победил со счетом 6–4, 6–0, 6–2, выиграв в одиннадцати геймах подряд после 4–4 в первом сете. Люди склонны к преувеличениям, тем более когда становятся свидетелями поразительной демонстрации спортивной отваги, и часто забывают, что по прошествии времени вскроется более реалистичный контекст. Однако многие искушенные наблюдатели, не склонные к преувеличениям, задавались вопросом: видели ли они когда-либо столь великолепный теннис?

Роддик, получивший от Коннорса нагоняй за похвалы Федереру после финала Открытого чемпионата США четырьмя месяцами ранее, достойно принял поражение. Человек, для которого ответ продолжительностью пять секунд считается длинным, от односложных ответов в начале пресс-конференции перешел к реальной оценке произошедшего: «Я просто должен продолжать делать то, что я делаю. Я просыпаюсь каждое утро, работаю как можно больше каждый день. Человек делает все возможное не для того, чтобы лишиться воли, а старается работать по-мужски. Меня сегодня разгромили в пух и прах, в этом нет никаких сомнений. Нужно с этим справиться и вернуться к работе. Нужно действовать как профессионал и продолжать усердно работать». Смелые слова и очень трезвые, но за ними скрываются лишь осколки разбитых надежд – тех самых, которые взращивались в течение нескольких месяцев и были уничтожены за один вечер.

Во время матча между Федерером и Роддиком на трибунах подняли плакат, на котором было написано: «Тишина! Работает гений». Он появился не впервые, но в тот вечер был особенно уместен. Федерера спросили, видел ли он его, и он ответил: «Да, конечно». Ему задали вопрос о том, что для него означало слово «гений». «Смотрите, – начал он, демонстрируя привычку начинать каждое предложение этим словом, которую он перенял у австралийцев, – думаю, что я – лучший теннисист в мире. Меня можно назвать гением, потому что я побеждаю многих своих соперников, играю чуть иначе, побеждаю, даже когда играю не лучшим образом. Все это, возможно, и означает «гений».

Надалю за последние пять месяцев снова не удалось прийти в ту форму, которую он показал в первой половине года. Федерер скрестил мечи с другим своим восходящим соперником. Если Роддик с точки зрения конкуренции, которую он составлял Федереру, все больше падал, то Новак Джокович, несомненно, продвигался наверх. А мягкий Федерер воспользовался преимуществами титула первой ракетки мира, назвав неожиданно появившегося конкурента «шуткой».

Когда Швейцарии выпало играть дома против Сербии и Черногории в плей-офф, на котором решалось, попадет ли страна в мировую группу Кубка Дэвиса 2007 года, шансы стран в этом раунде оказались куда более равными, чем можно было бы предположить. Сербская команда (она вся состояла из сербов – слово «Черногория» было простой формальностью), которая приехала в Женеву, не только располагала одним из лучших теннисистов парного разряда в лице Ненада Зимонича, но и самым многообещающим подростком в мировом теннисе – Новаком Джоковичем.

Джокович очень хорошо сочетался с Энди Марреем. Серб был всего на семь дней моложе шотландца, и наблюдатели считали их одинаково многообещающими игроками. Если Маррей мог победить Федерера, то, по логике, мог и Джокович. Однако первая пара лет Джоковича в туре была омрачена расстройством органов дыхания, из-за которой ему зачастую приходилось в середине матча звать тренера, что дало основания для подозрений, не привык ли он слишком полагаться на эти перерывы в разгар матча. Так что когда он подозвал своего тренера, чтобы тот сделал ему массаж ног, проиграв два из трех сета в первый день турнира против второй ракетки Швейцарии, Станисласа Вавринки, несомненно, были те, кто видел в этом не травму, а тактический ход.

Джокович все отрицал. Федерер явно считал иначе. Он был убежден, что все эти массажи Джоковича преследовали цель сбить настрой соперника. Не будь этих перерывов, Швейцария закончила бы первый день победой. Так же считал и Вавринка, но он предпочел винить себя в том, что не мог сохранять сосредоточенность, а не соперника, пусть даже выигрывающего нечестным путем. Какова бы ни была истинная причина, счет первого дня был 1–1, то есть матч между Федерером и Джоковичем в последний день был решающим. К тому моменту, как теннисисты вышли на корт, швейцарцы лидировали со счетом 2–1, а Федерер играл несколько зло. Его победа со счетом 6–3, 6–2, 6–3 не стала чем-то неожиданным, но его комментарии, сделанные после матча, удивили многих.

Когда Федерер сказал о Джоковиче «Я не доверяю его травмам» во время главной пресс-конференции после матча, послышалось несколько нервных смешков. «Это не смешно, – резко добавил он. – Я серьезно. Я думаю, что когда дело касается его травм, то это все шутка. Правила существуют для того, чтобы их соблюдать, а не нарушать. Именно это он много раз делал. Мне не нравилось смотреть, как ему массируют ноги, а минуту спустя он уже бегает, как кролик. Для меня это стало хорошим опытом, и я был рад его победить». Позже у Федерера был неофициальный разговор со швейцарско-немецкой прессой, в ходе которого он добавил: «Я рассердился в пятницу, когда он устроил это шоу во время матча с Вавринкой. Большинство, девяносто пять процентов, игроков честно используют эти перерывы, а этот – несправедливо. Правила необходимо менять».

Джокович позже признался, что они с Федерером лично разговаривали на турнире «Мастерс» в Мадриде три недели спустя и расставили все точки над «i». Серб настаивал на том, что часто брал перерыв в сильных позициях, тем самым отрицая, что его травмы и недомогания были психосоматическими ответами на безнадежные ситуации. Просмотр матчей Джоковича не поддерживает в полной мере этот аргумент, но, надо отдать ему должное, казалось, что он сделал правильные выводы. Он стал реже звать тренера и перестал рано уходить после того «разбора полетов» с Федерером. И когда эти двое встретились в четвертом раунде Открытого чемпионата Австралии через три месяца после их разговора в Мадриде, то он ни разу не брал перерыв в матче, в котором Федерер выиграл во всех сетах. С учетом того, что Джокович трижды обойдет Федерера в полуфиналах Большого шлема, создается впечатление, что вспышка злости Федерера имела для серба долгосрочный педагогический эффект.

Когда теннисист побеждает в таком же количестве турниров, как Федерер, то деньги теряют значение, а некрупные мероприятия зачастую забываются. Забываются даже крупные турниры: немногие даже самые преданные фанаты Федерера смогут перечислить все его финалы Большого шлема. Так что титулы тура имеют второстепенное значение. Но осенью 2006 года имел место один, который стоил многого.

Тогда Федерер совершил ежегодное паломничество во все еще непокоренный Санкт-Якоб Холл в родном Базеле. Он боролся с неудачей, которая мешала ему в предыдущие годы в матчах с любым из тридцати двух соперников. Несомненно, в этот год ничто не могло его остановить!

В случае с любой первой ракеткой мира каждый матч для соперника аналогичен финалу Кубка. Многие в присутствии прославленного мастера теряют уверенность, некоторые, наоборот, стараются соответствовать ситуации и показывают такое выступление, о котором мечтают все укротители гигантов. Парадорн Шричапан, приятный таец, продемонстрировал выступление мечты в полуфиналах в Базеле. Дважды он выигрывал очко в подачу Федерера на тай-брейке финального сета, но Федерер достаточно сделал для победы. «Очевидно, что мне немного повезло в конце», – сказал с облегчением местный герой после матча, зная, что его главное препятствие на пути к первому титулу чемпионата Швейцарии на крытых кортах, вероятно, уже позади. В финале на следующий день должен был быть либо Фернандо Гонсалес, человек, которого он раньше уже победил в финале в Мадриде, либо его товарищ по Кубку Дэвиса Станислас Вавринка.

Финалистом оказался Гонсалес, который начинал подниматься в рейтинге под руководством опытного американского тренера Ларри Стефанки. Впрочем, к концу октября до Федерера ему все еще было очень далеко. Как и в большинстве предыдущих своих матчей, у Гонсалеса был один хороший сет, в данном случае третий, но на тай-брейке он проиграл со счетом 7–3. И Федерер завоевал один из наименее значительных, но самый наполненный эмоциями титул в своей карьере, завершив путь от базельского подавальщика мячей до базельского чемпиона.

«Это один из самых прекрасных моментов в моей карьере, – признал он, – и также один из самых важных для меня – после Уимблдона. Хотя я всегда хотел быть профессиональным теннисистом, но никогда и не мечтал, что однажды стану здесь чемпионом. Это также мой тысячный день на вершине рейтинга, так что он очень подходит для такого случая. Это один из тех моментов, которые я никогда не забуду».

Шестой и последний матч Федерера против Надаля в 2006 году выглядел странно нетипичным. Самое большое, что можно сказать о нем: это был матч между двумя лучшими теннисистами и это не был финал – большая редкость. Это произошло в Шанхае благодаря круговому раунду – формату, пережившему разгром круговых матчей, который состоялся в Лас-Вегасе тремя месяцами позднее.

Надаль проиграл на круговых этапах Джеймсу Блейку и попал лишь в полуфиналы, будучи вторым в своей группе. Федерер, напротив, отомстил Налбандяну за поражение в прошлогоднем финале. Хотя, строго говоря, едва ли это имело какое-то значение для Налбандяна. Его мысли блуждали далеко от корта: его кузен и крестный сын погибли, упав в шахту лифта, а с точки зрения тенниса финал Кубка Дэвиса между Россией и Аргентиной для него имел гораздо более высокий приоритет. Роджер пережил матч с Энди Роддиком и одолел Ивана Любичича. Выиграв в своей группе, он должен был выйти против Надаля в предпоследний день турнира. Если когда отвращение Федерера к круговому формату и проявлялось особенно сильно, то это был тот самый случай.

Это был их последний захватывающий матч того года и, по сути, один из самых безликих матчей, в которых они когда-либо играли. Федерер победил со счетом 6–4, 7–5, его доминирование наводило на мысль о том, что он, наконец, понял, как играть против Надаля. Анализируя игру Федерера в газете International Herald Tribune, писатель Кристофер Клэри, специализирующийся на теннисе, сказал: «Едва ли это была лучшая дуэль между Федерером и Надалем. Она также не была и самой важной. Матч в Шанхае интригует своей относительно однобокой природой, а также тем, что поведал миру об энергии и сосредоточенности Федерера в конце приятного года, полного путешествий по миру, который лишил бы многих ведущих спортсменов их энергии и амбиций. Вместо этого Искусный Роджер (лучшее из прозвищ Федерера) в конце ноября был полон сил: он летал по среднескоростному крытому корту Шанхая, как на крыльях, ясно дав понять своему ближайшему преследователю в рейтинге и частому победителю в совместных матчах: между ними что-то в корне изменилось».

На самом деле ничего не изменилось. Результат свидетельствовал о том, что Надаль во второй половине года все еще не научился демонстрировать ту стремительную форму, которую он показал в первом полугодии. Федереру предстояло победить Надаля в финале Мирового Тура АТР в следующем году – снова во всех сетах, снова в полуфинале, но он узнал мало чего существенного о том, как регулярно побеждать Надаля.

Когда Федерер завершил год, получив третий титул финального турнира года, легкость, с которой он парировал вызов приятного Блейка в финале, граничила с совершенством. После этого, снова показав свою фирменную золотую середину между фальшивой скромностью, которая бы раздражала, и высокомерием, которое также было бы неприятно, он просто порадовался своему достижению. «Мне пришлось рассмеяться в какой-то момент из-за того, как я играл, – сказал он после победы со счетом 6–0, 6–3, 6–4. – У меня всегда был отличный ответ, все, что я делал, давало нужный результат. Дойти до этого этапа в моей карьере, когда я так доволен своей игрой, это был такой длинный путь, что у меня сейчас. На самом деле нет слов, чтобы описать это выступление».

Это выступление могло бы считаться искусством, демонстрацией высшего мастерства. И все же недостаток драматичности из-за отсутствия достойной конкуренции сделал мероприятие в Шанхае намного менее запоминающимся турниром, чем в прошлом году, когда организаторы рвали и метали из-за отказов ведущих теннисистов и были вознаграждены финалом из поразительных пяти сетов.

Такова непредсказуемость спорта: сила великолепного финала сводит на нет скуку целого мероприятия.

Так закончился по-настоящему феноменальный год Федерера. Этот год превзошел ультравпечатляющие 2004 и 2005 годы. Роджер стал первым профессиональным теннисистом, заработавшим восемь миллионов призовых денег за один сезон (и первым, заработавшим семь миллионов) с новым рекордом в восемь миллионов триста сорок пять тысяч восемьсот пятьдесят пять долларов. Он получил больше всего рейтинговых очков за один год (восемь тысяч триста семьдесят). Он стал первым человеком в Открытую эру тенниса, получившим десять или более титулов за три последовательных сезона. Он первый за двадцать лет выиграл девяносто матчей за сезон (победив в девяносто двух из девяноста семи, в которых участвовал). И специально для тех, кто получает настоящее удовольствие от цифр: процент его побед в финалах достиг 77,2 (сыграл в пятидесяти восьми, победил в сорока четырех), что выше аналогичных показателей Пита Сампраса (72,7 процента), Джона Макинроя (71,3) и Бьорна Борга (70,5).

И все же для большинства людей его единственным величайшим достижением стало то, что ему не хватило всего одного матча – или двух сетов – для того, чтобы провести чистейший календарный год турниров Большого шлема. До восхождения Федерера на вершину считалось, что в мужском теннисе слишком высока конкуренция для того, чтобы кто-либо получал все главные титулы за один год. И вот явился он, первый человек после Рода Лейвера, выигравшего в «открытом» Большом шлеме 1969 года, чтобы дойти до всех четырех финалов за год. Если бы не неудовлетворительное выступление в Париже против теннисиста, которого считают одним из лучших игроков на кортах с грунтовым покрытием всех времен, он бы, возможно, превзошел достижение Лейвера.

Глава 13

В 2007 году он подобрался к нему так же близко: снова три титула турниров Большого шлема, снова для победы на четвертом турнире не хватило всего двух сетов, и снова у него на пути встал Надаль. И все же многие наблюдатели заявляют: на протяжении 2007 года уже были видны признаки того, что в 2008 году Федерер значительно сдаст. Не то чтобы в десятом титуле Большого шлема и третьем – Открытого чемпионата Австралии – не хватало качества. В прошлом году его победа была полна эмоций. Лейтмотивом 2007 года было неоспоримое превосходство. Тот факт, что ему не надо было играть против Надаля, несомненно, пошел на пользу: испанец появился, одержал волнующую победу в пяти сетах над Энди Марреем в четвертом раунде и получил травму, из-за которой у него не осталось шансов в четвертьфинале против Фернандо Гонсалеса с его пушечным ударом. Однако Федерер все же провел два выдающихся матча в Мельбурне в том году. Возможно, что Маррей и Гонсалес спасли Надаля от сокрушительного поражения – вот в какой форме был Федерер.

Чистая статистика свидетельствует: он стал первым после Бьорна Борга на Открытом чемпионате Франции 1980 года, выигравшем в одиночном разряде турнира Большого шлема, не проиграв ни в одном сете, и первым после Кена Розуолла в 1971 году, победившим в Открытом чемпионате Австралии, с той же отличительной чертой. Однако статистика не может отразить того, как он победил Новака Джоковича в четвертом раунде и Энди Роддика в полуфинале.

Матч против Джоковича был их первой встречей после того раунда Кубка Дэвиса в Женеве несколькими месяцами ранее, когда между ними вспыхнула ссора. С тех пор список побед Джоковича пополнился, и он приехал в Мельбурн, выиграв турнир в Аделаиде двумя неделями ранее. Когда теннисный мир готовился к классике, Федерер просто поднял планку повыше и победил Джоковича со счетом 6–2, 7–5, 6–3. Рукопожатие у сетки было по стандартам Федерера непривычно формальным, несмотря на улыбку Джоковича и его явное желание сделать комплимент-другой. Неприятный осадок после ссоры, как выяснилось, не до конца исчез даже после их приватного разговора в Мадриде.

Другое выдающееся выступление Федерер показал в матче против Энди Роддика, заставив американца заплатить, казалось, за правдоподобное заявление о том, что он «подбирается» к Федереру.

Несмотря на нелюбовь к компьютерной системе контроля касаний, Федерер все же чрезвычайно эффективно использовал один проверочный мяч в финале против Гонсалеса. Он показал выступление, не вполне достойное плаката «Тишина! Работает гений», который снова был поднят на стадионе, но все же он был более чем хорош для того, чтобы парировать вызов чилийца. Федереру нужно было спасти два сетбола на подаче Гонсалеса при счете 4–5 в первом сете, и ответ электронной системы подтвердил его правоту, а также дал ему решающее преимущество в начале тай-брейка. В то же время аура, созданная Федерером, означала, что Гонсалес играл против репутации, а не против человека. К окончанию матча психологическая усталость измотала претендента, и Федерер вышел победителем со счетом 7–6, 6–4, 6–4.

Полагают, что Открытый чемпионат Австралии 2007 года – сорок шестой титул Федерера в туре АТР и десятый титул Большого шлема – это величайшее его достижение с точки зрения качества. Некоторые, в том числе сам Федерер, считают, что на Открытом чемпионате Австралии 2010 года он играл лучше. И возможно, в случае с некоторыми матчами так оно и было. Правда, в матчах против Игоря Андреева и Николая Давыденко он допустил несколько промахов, проиграв в обоих сетах, в то время как в 2007 году в Мельбурне он был неизменно великолепен от начала и до конца. Это было настолько близко к совершенству, насколько вообще разумно ожидать.

Но что делать после достижения совершенства? Что могло поддержать мотивацию Федерера после десятого крупного титула? Его часто цитируемая любовь к теннису была очевидна, но было ли этого достаточно для того, чтобы провести его через тяжелые условия тура?

Признаки того, что у него возникли трудности с мотивацией на турнирах вне Большого шлема, проявились, когда он дважды проиграл в последовательных турнирах Гильермо Каньясу. (Это был сильный игрок, вернувшийся после пятнадцати месяцев запрета на участие в турнирах, последовавшего за прием запрещенного мочегонного средства.)

Не было никаких сомнений в том, что Роджер готов сражаться, когда возобновилась борьба с Надалем на любимом покрытии последнего.

Соперники встретились в финалах двух из трех крупных подготовительных турниров перед Открытым чемпионатом Франции – в Монте-Карло и Гамбурге. В обоих матчах, если рассматривать их с точки зрения зрелищности, чего-то не хватало. Вместо того чтобы радоваться тому, как чудесно формат пяти сетов подходил для финалов турниров высочайшего уровня, АТР использовала великолепную драму эпичных финалов в Риме в 2005 и 2006 годах для того, чтобы обосновать отказ от финалов из трех сетов во всех турнирах. Когда Надаль победил Федерера в Монте-Карло, а Федерер Надаля в Гамбурге, казалось, что это имеет меньшее значение для предстоящего Открытого чемпионата США, чем финал в Риме 2006 года, который подорвал веру Федерера в возможность победить в трех сетах на глиняном покрытии у своего главного соперника. Многие были бы счастливы увидеть в победе Федерера со счетом 2–6, 6–2, 6–0 доказательство того, что он наконец понял, как играть с Надалем на грунтовом покрытии. Однако на самом же деле там были особые обстоятельства. Грунтовое покрытие в Гамбурге обеспечивает более низкий отскок по сравнению с кортами в Риме и Париже, а Надаль чрезвычайно устал после побед в Индиан-Уэллсе, Монте-Карло, Барселоне и Риме. Если бы эти двое не были бы в авангарде игроков, показывающих свою солидарность с турниром в Гамбурге (мероприятием, находящимся под угрозой потери статуса турнира серии «Мастерс»), то, скорее всего, ни один из них не стал бы участвовать в этом турнире. Не говоря уже о том, что Надалю было крайне необходимо восстановить силы перед Открытым чемпионатом Франции.

Еще один факт, имеющий значение: в команде Федерера назревали серьезные перемены. К началу сезона 2007 года турниров на кортах с грунтовым покрытием его отношения с Тони Рочем, с которым он выиграл шесть титулов Большого шлема, трещали по швам. И когда Федерер допустил сорок четыре необязательные ошибки и проиграл во втором матче в Риме со счетом 6–2, 6–4 Филиппо Воландри – способному итальянцу, который при нормальных условиях никогда бы не стал угрозой для игрока уровня Федерера даже на грунте, – он сразу расстался с многоуважаемым австралийцем.

Перед тем как обсуждать конкретные отношения с конкретным тренером, необходимо задаться вопросом, насколько вообще Федереру был нужен тренер. Он выиграл три титула Большого шлема в 2004 году без тренера и еще три в 2007 и 2008 годах исключительно с неформальной поддержкой, так что было бы неправильно придавать какое-то особое значение тому, что он потерял личного тренера. Однако именно Роч в то время, когда Федерер искал методы побеждать на грунтовом покрытии, посоветовал ему больше использовать резаные удары и подходить к сетке, чтобы избежать сражения до истощения на задней линии, там, где Надаль всегда побеждал. Так что расставание с человеком, которого он весьма уважал, всего за две недели до крупнейшего мирового турнира на кортах с грунтовым покрытием, а также то, что в матче, в котором Федерер проиграл Воландри, он редко рисковал подходить к сетке, наводило на мысль о том, что эти двое утратили взаимопонимание. В Гамбурге Федерер сказал, что существовала некая «психологическая проблема» и имел место «недостаток общения» – они не общались в течение девяти недель, даже тогда, когда Федерер дважды неожиданно проиграл Каньясу. Роджер слишком деликатен, чтобы откровенно об этом говорить, а Роч вообще ничего не заявил прессе, но те, кто видел их лично на турнире в Риме, не были удивлены тому, что их пути вскоре разошлись.

Важность финала в Гамбурге была еще и в том, что он должен был дать миру понять, что уход Роча для Федерера – не повод для паники. Многие углядели в этом даже некоторого рода освобождение, особенно когда Роджер дошел до второго подряд финала Открытого чемпионата Франции, уступив всего в одном сете. Однако в то время, пока Надаль заставлял Федерера работать над техникой на кортах с грунтовым покрытием, неудачи тоже случались. Исход матча должна была решать способность Надаля повысить уровень своей игры при наличии угрозы.

Возможно, в 2007 году Федерер был ближе к победе, чем в 2006-м. Несмотря на то что он не лидировал ни в одном сете, он приспособился к Надалю, атакуя во время его подач, и создал семнадцать брейк-пойнтов в финале из четырех сетов. Однако реализовал он лишь один из них, а остальные шестнадцать спасла всевозрастающая способность Надаля играть безупречно тогда, когда это было действительно важно. В отличие от Федерера, Надаль был суров, получив брейк-пойнты в подачу Роджера. Важный переломный момент матча произошел во втором гейме третьего сета, уничтожив все возможности, которые Федерер так старательно создавал, победив во втором сете, в конце выиграв подачу Надаля, моментально закончив его доминирование. Во втором гейме четвертого сета у Федерера был брейк-пойнт, но, как только Надаль его спас, он упустил еще два очка в свою подачу, выиграв со счетом 6–3, 4–6, 6–3, 6–4.

Разговоры о том, сколько психических и физических сил отняла та победа у Федерера, подогревало его решение пропустить матч в Галле перед Уимблдоном, в котором он традиционно участвовал. Отказ человека, который был известен тем, что выполнял свои обещания, стал настоящим шоком. Он был оштрафован, поскольку не было даже речи о травме. Федерер вернулся в Базель, чтобы пройти медицинское обследование (он позже сказал об этом периоде: «Я неделю не мог пошевелиться», так что у него было какое-то утомление), но он не собирался делать это оправданием, чтобы избежать штрафа, налагаемого на игрока, который без уважительной причины пропустил турнир, пообещав на нем участвовать.

Персонал Галле, который неотрывно следил за финалом Открытого чемпионата Франции, несмотря на то что у них проходил последний раунд квалификационного турнира, утверждает, что опасения относительно отказа Федерера возникли тогда, когда изменился его язык тела после поражения в первом сете. У него было десять брейк-пойнтов в трех геймах с его подачей подряд, но он не смог реализовать ни один из них. «Когда завершился сет, мы изумились, – сказал Франк Хофен, представитель Открытого чемпионата Гарри Вебера, – во время нашей вечеринки воскресной ночью после квалификационного турнира Ральфу Веберу [директору турнира в Галле] позвонили на мобильный телефон. Звонил Роджер, и он сказал, что не может играть и что ему нужно было уделить время себе, ему надо бороться за пятый титул Уимблдона. У нас осталось впечатление, что пятый Уимблдонский турнир был для него важнее всего потому, что он поставил бы его на один уровень с Боргом».

Стоит отметить маленькую деталь: Роджер сам позвонил Веберу. Многие игроки просят своих агентов или еще кого-нибудь передавать подобные сообщения, но Федерер взял на себя эту ответственность. Будучи директором турнира на протяжении пятнадцати лет, Вебер знал, что единственным ответом в такой ситуации была демонстрация понимания, поскольку что-либо другое уменьшит шансы на то, что игрок вернется в следующем году. Проще показать такое понимание, когда игрок соблюдает приличия и звонит сам. Грамотная реакция Вебера принесла плоды: Федерер не только подписал контракт с обязательством участвовать в турнире в Галле с 2008 по 2010 год (и исполнил это обещание в 2008 и 2010 годах), но и сам Вебер, уважаемый игрок клуба, в течение получаса играл с Федерером на Центральном корте Галле во время турнира 2008 года!

Перерыв определенно пошел на пользу Федереру. Он вернулся на Уимблдон отдохнувшим и проиграл всего один сет на пути к тринадцатой встрече с Надалем. Испанец проиграл в четырех последовательных матчах Робину Седерлингу и Михаилу Южному, а благодаря его последующим выступлениям на травяном покрытии можно было смело забыть о том, что многие считали его уязвимым в 2007 году и что его путь к финалу в 2006 году не доказал, что он владеет всеми необходимыми знаниями для игры на траве. Финал, в котором он выступал против Федерера, положил конец всем подобным мыслям.

Бьорн Борг сидел в первом ряду Королевской ложи, готовый стать свидетелем того, как Федерер сравняется с его рекордом получения пяти титулов Уимблдонского турнира подряд, и двое игроков провели один из величайших матчей последних времен. В определенном смысле он был также и уникален, потому что почтенный стадион, построенный в 1922 году, представлял полностью открытую чашу: старую крышу убрали, а новую еще не поставили – благодаря этому казалось, будто это и не Уимблдон вовсе. Как и в прошлом году, Надаль долго раскачивался. Впрочем, на этот раз он собрался достаточно рано, чтобы отличиться, и Федереру пришлось играть в пяти сетах – впервые с тех пор, как он победил Пита Сампраса в четвертом раунде на Уимблдонском турнире 2001 года. Многие чувствовали, что Надаль обязан победить.

Федерер потерял преимущество при счете 3–0 в первом сете, и утратил лидерство со счетом 6–3 на тай-брейке, прежде чем стремительно довел счет до 9–7. Надаль должен был во втором матче выиграть подачу при счете 3–3, но Федерер отыгрался и спас два брейк-пойнта. Все же Надаль в десятом гейме выиграл подачу, сравняв счет в матче. Федереру пришлось спасти брейк-пойнты в середине третьего сета, поскольку Надаль набирал обороты. Испанец совершал очень мало ошибок, но он плохо сыграл на тай-брейке, благодаря чему Федерер победил со счетом 7–3. Теперь Федерер лидировал, победив в двух сетах против одного.

В начале четвертого сета Надаль был беспощаден, он быстро победил в четырех геймах, в то время как Федерер выглядел потерянным. Однако при счете 4–1 Надаль пожаловался на правое колено, и ему потребовалась помощь. Судя по всему, это не мешало ему двигаться, но время, необходимое для того, чтобы перебинтовать колено, дало Федереру возможность перегруппироваться. После перерыва конкуренция в матче возросла.

В четвертом сете Надаль оторвался достаточно для того, чтобы матч продлился до пятого сета, и, когда он лидировал со счетом 15–40 при 1–1 и 2–2 в последнем сете, чемпион потерял решительность. Впрочем, Федерер справился с трудным моментом, великолепно сыграл в шестом гейме, выиграв подачу Надаля, и с того момента Надаля можно было считать проигравшим. Еще одна выигранная подача завершила матч со счетом 7–6, 4–6, 7–6, 2–6, 6–2.

Мобильный микрофон уловил обрывки разговора Федерера с Боргом, когда двое встретились в фойе клубного дома Уимблдона после церемонии награждения. Быть может, с точки зрения их достижений на Уимблдонском турнире это и была встреча равных, но они не были равны с точки зрения общения. Казалось, Борг ограничивал себя в том, что он, на его взгляд, должен был сказать – его обычная непринужденная манера общения с современниками наподобие Джона Макинроя, Матса Виландера и Янника Ноа изменила ему в компании его современного воплощения. Федерер, напротив, был легок и любезен, задавал Боргу множество вопросов, ни мало не смущаясь сдержанными ответами. Это выглядело, как если бы Борг испытывал благоговейный страх перед Федерером.

Федерер же частично испытывал благоговейный страх перед Надалем. В официальном интервью после матча он сказал: «Он – фантастический игрок, он будет играть очень долго, и я счастлив добраться до кого-то, прежде чем он расправится со всеми!» Несомненно, в этом комментарии есть доля вежливости, но оказалось, что он удивительно точно предсказывал события следующих восемнадцати месяцев.

Финал был великолепным соревнованием. Он завершил напряженный Уимблдонский турнир на высочайшем уровне, и он доказал, что Надаль может играть на кортах с травяным покрытием. В самом деле, многие тем воскресным вечером задавались вопросом, не был ли это величайший финал Уимблдона в истории. Такие размышления продолжались примерно год.

Будучи лучшим в таком высококлассном виде спорта, как теннис, Роджер Федерер получал предложения поучаствовать в весьма оригинальных мероприятиях. Одним из них был сет с Агасси на площадке для вертолетов отеля «Бурдж эль-Араб» в Дубае, а когда АТР переименовал свой тур в начале 2009 года, то их с Надалем попросили поотбивать мячи на мини-корте, построенном на арабском одномачтовом каботажном судне. Однако в мае 2007 года прошло, пожалуй, самое странное мероприятие из всех, устроенное для того, чтобы отметить соперничество между Королем травы и Королем глины.

Надаль оставался непобежденным в матчах, проводившихся на кортах с грунтовым покрытием, а Федерер в течение четырех лет не проигрывал на траве. IMG устроила им «Битву поверхностей» – матч на корте, половина которого имела травяное, а половина – глиняное покрытие. Офис городского туризма столицы Мальорки Пальмы-де-Майорка согласился спонсировать и провести мероприятие на «Пальма Арена», и наполовину травяной корт был установлен, обойдясь во впечатляющую сумму: один миллион шестьсот тридцать тысяч долларов. Что еще поразительнее, так это то, что спустя девятнадцать дней после укладки его пришлось снять и положить заново (сообщалось, что в первоначально уложенной траве завелись черви!).

Что касается матча, то он был рискованным. Надаль выиграл его со счетом 12–10 на тай-брейке третьего сета. Когда игроки переобувались при каждой смене сторон, то это создавало неудобства. Впрочем, было очевидно, что оба хотели выиграть решающий матч. Обоим хорошо заплатили за старания, и ни один из их комментариев нельзя воспринимать как объективное отражение того, что они на самом деле чувствовали. Федерер всегда открыт для новых идей, особенно веселых, а Надаль получил возможность сыграть на родном острове против главного противника. Так что каждый получил что-то сверх вознаграждения.

Несмотря на достижения Надаля в финале Уимблдона, оказалось, что он снова растратил все силы к середине сезона. Как только он исчез во второй половине года, тотчас появился Новак Джокович и занял место главного конкурента Федерера на твердых кортах.

Благодаря выступлениям в полуфиналах Открытого чемпионата Франции и на Уимблдоне, а также благодаря превосходным результатам на турнирах серии «Мастерс» серб поднялся до третьей позиции в рейтингах. Полоса побед продолжилась, когда он впервые победил Федерера в финале турнира «Мастерс» в Монреале. Благодаря великолепным результатам на твердых кортах против Надаля, он стал представлять даже большую угрозу для Федерера на Открытом чемпионате США, чем испанец. Несмотря на то что Федерер недолюбливал идущие подряд турниры серии «Мастерс», он все равно появился в Цинциннати и победил, что сделало его серьезным соперником на турнире Флашинг Медоуз.

Пережив насыщенный матч второго раунда против Радека Штепанека, Джокович, казалось, должен был встретиться с Надалем в полуфиналах на третьем крупном турнире подряд. Однако в четвертом раунде Надаля одолел Давид Феррер, вторая ракетка Испании, который открыл Джоковичу путь к первому финалу Большого шлема. С учетом того, что Федерер выступал не лучшим образом, это был шанс Джоковича, но использовать его он не смог.

Предвестники ухудшения формы Федерера в первой половине 2008 года стали очевидны в финале, в котором все было готово для победы Джоковича. В частности, мощный форхенд слишком часто давал осечки, и на ранних этапах матча чемпион, очевидно, нервничал. Непостоянный форхенд стал причиной того, что Джокович начал лидировать со счетом 6–5 и 40–0 в свою подачу, но не смог завершить сет должным образом. Пять сетболов остались нереализованными, прежде чем двойная ошибка позволила Федереру отыграться, и он победил в этом сете на тай-брейке со счетом 7–4, при двойной ошибке Джоковича при реализации сетбола.

Джокович должен был выиграть во втором сете со счетом 7–5, но упустил еще два сетбола в двенадцатом гейме, а затем стал свидетелем наилучшего выступления Федерера в этом матче, когда он на тай-брейке победил со счетом 7–2. У Джоковича потом опять были брейк-пойнты при сете 2–2 в третьем сете, но он выглядел все более уставшим и расстроенным, и когда Федерер спас брейк-пойнты, то он был близок к победе. Выигранная подача в десятом гейме сета подарила ему победу со счетом 7–6, 7–6, 6–4, которая так же положительно повлияла на его репутацию, как и на то, как он играл в тот день. Она привела его к двенадцатому титулу Большого шлема, сделала первым человеком в истории, победившим и на Уимблдонском турнире, и на Открытом чемпионате США четыре года подряд.

То, что Джокович одолел Федерера в полуфинале Открытого чемпионата США четырьмя месяцами ранее, наводит на мысль о том, что только неопытность помешала сербу в его первом турнире Большого шлема в сентябре 2007 года. Он потом шутил: «Моя следующая книга будет называться «Семь сетболов». Весьма вероятно, что, обдумав поражение, серб понял, что проиграл прежде всего в собственной голове, а не на корте, и единственное, над чем ему надо теперь работать, – это преодоление страха перед великим теннисистом. Существует и не менее привлекательный аргумент: успех Джоковича в Мельбурне в 2008 году был обусловлен нездоровьем Федерера, а не тем, что Джокович играл с ним на равных. Анализ матчей между двумя этими мужчинами делает очевидным, что то поражение в Австралии было единственной победой Джоковича, которая имела для Федерера какое-то значение – до тех пор, пока Джокович не победил его в полуфинале Открытого чемпионата США 2010 года и на том же корте на Открытом чемпионате Австралии в 2011 году. К тому времени серб уже научился играть на равных со швейцарцем.

Два поражения, нанесенные Давидом Налбандяном, означали, что Федерер не прибавил себе трофеев серии «Мастерс». Однако он защитил свои титулы в Базеле и на финале Мирового Тура АТР, причем в последнем он в полуфинале победил Надаля. Это был одиннадцатый матч этой пары и самая быстрая победа Федерера – хотя именно эта значила не так уж много. В первом сете соперники были равны, но когда Федерер заполучил тринадцать очков подряд в начале второго, то соревнование закончилось. Победа Федерера со счетом 6–1 означала, что статистика матчей между ними и Надалем была 8–6 в пользу Надаля. Такой разрыв существовал с начала 2006 года, но в 2008 году разрыву снова было суждено увеличиться. На следующий день он победил в финале приятного и честного трудягу Давида Феррера, выиграв свой четвертый титул финала Мирового Тура АТР.

Наравне с привычными состязаниями за награды в конце года Федерер также сыграл в трех показательных матчах в Азии против Пита Сампраса – человека, с которым на уровне тура АТР он играл лишь однажды, на Уимблдонском турнире 2001 года, когда Федерер победил в четырех раундах. Они проходили в Сеуле, Куала-Лумпуре и Макао. Федерер победил в первых двух, а Сампрас – в третьем. Эта последовательность наводит на мысль о том, что Федерер, возможно, специально проиграл в третьем матче для того, чтобы поддержать интерес к другому, более значимому, матчу против Сампраса, который должен был состояться четыре месяца спустя в Нью-Йорке. С точки зрения истории эти матчи были бессмысленными, они казались безобидным способом заработать денег – за исключением того, что прошли они в конце длинного сезона, в котором доминирование Федерера на турнирах Большого шлема стало менее выраженным. И наиболее вероятно, именно они сыграли роль в ухудшении здоровья Роджера в начале 2008 года, хотя раньше оно его никогда не подводило.

Глава 14

В карьере любого ведущего спортсмена наступает период, когда его форма начинает значительно ухудшаться. Так случилось с гольфистом Тайгером Вудсом, так случилось с боксером Мохаммедом Али (пусть и в более драматичном контексте, учитывая его политическую деятельность). Это случилось и с Роджером Федерером в 2008 году. В каком-то роде это абсолютно естественное явление – каждый теннисист неизбежно обнаруживает, что вся эта рутина постоянной поддержки лучшей формы теряет свою привлекательность, особенно после отличной полосы успехов. Так уходит страсть, а на смену идут поражения – порой весьма неожиданные. Существуют два пути: наверх и вниз. Теннисисты вроде Бьорна Борга и Матса Виландера столкнулись с этой проблемой, когда им было за двадцать – оба решили, что все это не стоит таких усилий, и сдались. Они оба возвращались, но их лучшие годы остались позади. Напротив, Джимми Коннорс оправился после того, как, казалось, утратил свое великолепие, когда Борг и Джон Макинрой достигли своих вершин. То же самое можно сказать и об Андре Агасси, который в ноябре 1997 года занимал всего сто сорок первую позицию в рейтингах, но вернулся домой чемпионом Открытого чемпионата Франции восемнадцать месяцев спустя. Триумфальное возвращение Мохаммеда Али в 1973 году и завоевание титула в тяжелой весовой категории в результате победы над Джорджем Форманом вошли в историю бокса. Тайгер Вудс восстановил форму и пополнял число своих титулов – до тех пор, пока ему не пришлось сделать операцию на колене, а также не стали известны его супружеские измены, создавшие существенные препятствия для его дальнейшей карьеры.

Роджер Федерер столкнулся с барьерами в первой половине 2008 года. Конечно, были объективные обстоятельства – проблемы со здоровьем, но налет непобедимости исчез. Сейчас, когда есть возможность оглянуться назад, можно утверждать, что едва ли это был чудовищный период – в течение первого полугодия он дошел до финалов двух турниров Большого шлема и до одного полуфинала. Он восстановил свое звание первой ракетки мира и побил рекорд Пита Сампраса на турнирах одиночного разряда Большого шлема в 2009 году. Однако в мире спорта высочайшего уровня с его суровой конкуренцией Федерер из неприкасаемой первой ракетки превратился в загнанного зверя, на которого охотился каждый. И это породило различные теории о том, были ли то первые признаки стабильного ухудшения или же он был просто чем-то недоволен в частной жизни.

Первый признак того, что Федерер стал слабее, чем он был в 2006 и 2007 годах, появился в третьем раунде Открытого чемпионата Австралии. Ему понадобилось четыре часа для того, чтобы победить старательного, но ничем не примечательного Янко Типсаревича. В результате он победил со счетом 10–8 в финальном сете. Из-за вялого выступления в матче против другого серба – Новака Джоковича, в полуфинале, Федерер впервые проиграл в Мельбурне после драматичного финала с Сафиным в 2005 году. Многие были готовы заявить, что великому человеку уже не везет так, как везло раньше.

Впрочем, для таких нехарактерных выступлений были причины. За неделю до Открытого чемпионата Австралии Роджер провел ночь в госпитале Сиднея с расстройством желудка, которое, как изначально думали врачи, было вызвано пищевым отравлением. Когда его состояние улучшилось, первоначальный диагноз был подтвержден. Как бы то ни было, немногие тогда знали, что Федерер был очень близок к тому, чтобы пропустить свой первый турнир Большого шлема с Открытого чемпионата США 1999 года, или что он на самом деле страдал от чего-то более серьезного, чем просто больной живот.

Федерер проиграл Энди Маррею в первом раунде в Дубае, а затем не смог произвести впечатление ни на твердых американских кортах, ни на европейских турнирах с их грунтовым покрытием. Уже многие видели в этом больше, чем временные неприятности, и высказывали мнение о том, что карьера Федерера подходит к своему завершению. К тому моменту, как он приехал на Открытый чемпионат Франции, он был не чемпионом, а мишенью. У него был всего один новый титул, полученный на скромном турнире Эшторил в Лиссабоне, столице Португалии. Кроме того, он проиграл Надалю в финале в Гамбурге в еще одном матче, показавшем, что даже самый большой отрыв от испанского соперника, созданный Федерером, не был непреодолимым. И все же, по иронии судьбы, Открытый чемпионат Франции был турниром, к которому, как предполагалось, он был готов лучше всего.

В конце 2007 года фитнес-тренер Пьер Паганини внес поправки в расписание декабрьских тренировок, а также в обычный режим в начале 2008 года, рассчитывая тем самым подвести Федерера к оптимальной форме для поездки в Париж. Как бы то ни было, эти попытки были подорваны в самом начале: никто из окружения Федерера об этом не знал, но он страдал от мононуклеоза, высасывающего из него силы. Эта болезнь, известная еще как лимфоидно-клеточная ангина, по его словам, гнездилась в нем уже во время Открытого чемпионата Австралии. И если это действительно так, то этот факт делает победу над Типсаревичем и проход в полуфинал выдающимся достижением. Роджер говорит, что у него была очень легкая форма болезни, что объясняет, почему он пропустил в туре так мало времени. Однако природа лимфоидно-клеточной ангины такова, что само заболевание может быть краткосрочным, но последствия в виде повышенной утомляемости могут длиться несколько месяцев. Как правило, доктора советуют больным отказаться от спорта, по меньшей мере, на четыре недели после того, как был диагностирован мононуклеоз. Может, это и была легкая форма, но анализ 2008 года Федерера показывает, что даже если он все равно продолжал играть, весьма вероятно, что именно болезнь лишила его сил на первую половину года.

Решение Федерера участвовать в трех показательных матчах против Пита Сампраса в Азии после финала Мирового Тура АТР в 2007 году кажется сейчас неправильным. После длинного и тяжелого сезона ему, несомненно, стоило бы отдохнуть, а не участвовать в трех интересных, но, в общем, бессмысленных матчах против человека, который к тому же не был в расцвете сил. Он, определенно, получил хорошее вознаграждение за свои старания – некоторые источники сообщали, что по одному миллиону долларов за матч, хотя размеры платы за показательные матчи редко разглашаются и часто преувеличиваются. Да и кто бы из нас отказался от такого предложения, особенно в таких привлекательных местах? Сыграв в Сеуле, Куала-Лумпуре и Макао, он мог также заявить, что сделал свое дело и внес свой вклад в популяризацию тенниса в местах, до которых мировые туры не добираются.

Однако, даже имея возможность оглянуться в прошлое, он решил сыграть еще в трех показательных матчах в Азии в конце 2008 года. Возможно, он понял, что такие показательные матчи не могут подорвать его здоровье. Любопытно, что, хотя его агент IMG Тони Годсик сказал, что Федерер сокращает количество показательных матчей, 2009 год Федерер начал с двух разных показательных матчей в подготовительный период к Открытому чемпионату Австралии.

Было бы неправильно рассматривать его четвертый показательный матч с Сампрасом в марте 2008 года в том же ключе, что и предыдущие три, прошедшие в Азии. Эти двое встретились на соревновании в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке, в матче, вокруг которого был большой ажиотаж, который был направлен на сбор средств для программы финансирования вакцинации людей в бедных регионах. Спонсировала его компания Net Jets, которая нанимает частные самолеты и считает Федерера одним из своих приоритетных клиентов. Также это был шанс для Федерера сыграть в престижном Мэдисон-сквер-гарден, месте, которое он был счастлив описать как «великолепнейшую арену в мире». Роджер был одет во все черное, чтобы контрастировать с ангельски-белой формой Сампраса (это было сделано специально, поскольку их одевает одна и та же компания), и Федерер выиграл матч на последнем тай-брейке на глазах у девятнадцати тысяч зрителей. Матч считался сравнением двух великолепных теннисистов. Хотя он и не показал ничего такого, что мир еще не видел, но, будучи разовым соревновательным мероприятием, шансом сыграть в историческом месте и помочь собрать деньги на благое дело, обладал определенной ценностью.

Несмотря на энергичные вызовы со стороны шести игроков, Федерер все же прошел в финал «Роллан Гаррос», чтобы в третий, решающий, раз встретиться с Надалем. Если Федерер и сделал достаточно для того, чтобы пройти ранние этапы без лишнего беспокойства, то Надаль на своем пути к финалу выглядел внушительно, если не сказать «надменно». На этом пути не было проигранных сетов, зато были сокрушительные поражения для заслуженных игроков вроде Николаса Альмагро и чемпиона Открытого чемпионата Австралии Новака Джоковича. Оптимистичному наблюдателю показалось, что Надалю не было равных, а Федерер был чуть медленнее.

Утром в день финала люди с ума сходили по тому, что должно было стать – вот уже третий год подряд – историческим моментом для Федерера. Полагали, что до финала он играл не очень хорошо, потому что сохранял силы для сражения с Надалем, и что новый Федерер наберет обороты к матчу, в котором решалась судьба титула. У Федерера был хитрый испанский тренер Хосе Игерас, и у Федерера явно был план, основанный на атаках сильным форхендом при первой же возможности.

План казался разумным, но не сработал. Федерер провалился в первом же гейме, совершив три ошибки в форхенде. Это было зловещее предзнаменование. Казалось, что во втором сете он начал исправляться, но, как только он упустил шанс улучшить счет, который на тот момент уже был 4–3, он не выиграл очередной гейм, и Надаль порвал его с унизительным счетом 6–1, 6–3, 6–0.

Когда Федерер взобрался на пьедестал на церемонии награждения под звуки вежливых аплодисментов, он взял микрофон и сказал публике: «Oui, c’est moi» («Да, это я»). Это была хорошая демонстрация того, как человек, которого все уважали как, вероятно, величайшего игрока всех времен, мог быть так не похож на самого себя.

Трудно оценить, насколько то поражение подорвало его уверенность и сыграло роль в результатах восхитительного финала Уимблдонского турнира четыре недели спустя. Особенностью последующих четырех недель было то количество раз, в которые ему приходилось говорить, что тяжесть поражения на него бы не повлияла, если бы он встретился с Надалем на Уимблдоне. В определенной степени стоит посочувствовать игрокам, которым задают один и тот же вопрос снова и снова, причем каждый журналист уверен, что спросил первым. Бывали времена, когда Федерер сам добровольно выдавал непрошенную информацию, так что напрашивалось перефразированное высказывание Шекспира: «Мне кажется, он заявляет слишком много».

Была ли уверенность Федерера против Надаля на самом деле подорвана его разгромным поражением в Париже? Или же Надаль просто делал то, что умел лучше всего, – неустанно поднимал свое мастерство на те уровни, на которые, как полагали многие, он был неспособен? Неизвестно. Однако через двадцать восемь дней после парижской бойни предстояло соревнование, которое должно было попасть в список десяти величайших теннисных матчей всех времен: финал Уимблдонского турнира 2008 года.

Во время подготовки к финалу многие все еще задавались вопросом: что означало поражение в Париже? Быть может, Федерер все еще страдал от последствий мононуклеоза? Сам он решительно отрицал, что был хоть в какой-то степени нездоров. Выиграв свой пятый титул на турнире в Галле и показав всевозрастающий уровень во время всех пяти матчей, он сказал: «Люди говорят, что видели мои матчи в Париже и что болезнь все еще во мне. Честно говоря, я этого не чувствую. Разумеется, мне приятно, что люди обо мне беспокоятся. В то же время, просыпаясь утром, я не чувствую себя более больным, или уставшим, или как-то еще. Больше я не чувствую никаких последствий. Важно было найти силы играть матч за матчем, что я и делал с Индиан-Уэллс – я в этом году третий по количеству сыгранных матчей после Рафа и Давыденко, так что я очень всем доволен. На этой неделе не было проблем после трудного Открытого чемпионата Франции, и все, кажется, хорошо. Именно здесь я хочу быть на этом этапе года».

Как бы желая оправдаться, Федерер заявил, что только из-за того, что он проиграл Надалю в финале «Ролан Гаррос», не надо думать, что для него Открытый чемпионат Франции прошел неудачно. И когда он ворвался в полуфиналы Уимблдонского турнира, то казалось, что предыдущие матчи были не более чем разогревом перед ставшим уже привычным финалом против Надаля. Он чрезвычайно эффектно разделался с Ллейтоном Хьюиттом в четвертом раунде и с потенциально более опасным Марио Анчичем в четвертьфиналах. Кроме того, в полуфиналах он столкнулся с первоклассным теннисистом Маратом Сафиным, подвижным россиянином, который во втором раунде разделался с Новаком Джоковичем, посеянным под третьим номером, и прошел на Уимблдонском турнире дальше, чем когда-либо.

Сафин выиграл у Федерера один сет в великолепном финале в Галле в 2005 году. Теперь он впервые вернулся в полуфинал Большого шлема после триумфа в Открытом чемпионате Австралии в январе 2005 года, и казалось, что все было готово для потрясающего соревнования. И все же Федерер разделался с ним за три сета, и это заставило многих засомневаться в том, что Сафин в самом деле верил, что может победить. Этот результат мог подорвать уверенность Сафина на встрече на Открытом чемпионате США 2009 года, в котором Федерер также победил во всех сетах, несмотря на то что Сафин играл очень хорошо. Что еще более важно, эта победа создала Федереру репутацию чемпиона, наконец, заново вошедшего в свою наилучшую форму. Надаль тем временем обыграл Энди Маррея и Райнера Шуттлера, обеспечив третий подряд финал между Федерером и Надалем. Так что Уимблдон получил желанный поединок, тем более что оба игрока, казалось, были в великолепной форме. И мало кто ожидал такой игры, которую продемонстрировали эти двое дождливым воскресеньем 6 июля.

Как уже говорилось, сложно сказать, что делает матч одним из величайших в истории. Высокий уровень игры, несомненно, компонент необходимый, равно как и присутствие как минимум одного великого игрока. Однако между великолепными игроками проходит масса великолепных матчей – их так много, что лишь единицы сохраняются в памяти после того, как исчезают краткосрочные воспоминания.

Обычно в выдающемся матче есть какой-то дополнительный компонент, определенный элемент, повышающий напряжение. Это может быть особая враждебность между игроками или некие внешние обстоятельства, которые вообще не имеют отношения к теннису. Это все неприменимо к Федереру и Надалю: они оба так очаровательны и благородны, пусть каждый по-своему, что их соперничество основано на строгом разграничении между ожесточенным боем на корте и искреннем взаимном уважении, граничащим с дружбой.

В то же время в финале Уимблдона в 2008 году было два дополнительных компонента. Первый – это историческая природа этого события, которое было бы знаменательным вне зависимости от результата. С одной стороны сетки стоял Федерер, который желал стать первым после Уильяма Реншоу в 1887 году, выигравшим шесть титулов Уимблдонского турнира подряд, и превзойти Бьорна Борга, который в 1981 году проиграл восходящей звезде-левше в матче, который мог бы принести ему шестой титул (человека, которому он проиграл, в финале предыдущего года он победил во всех пяти сетах). С другой стороны был Надаль, бесспорный Король глины, который поставил перед собой цель сделать что-то, что по-настоящему впечатлит его соотечественников. А именно: выиграть Уимблдон.

Второй компонент: финал закончился почти в полной темноте. Многие говорят, что самому престижному турниру в календаре мирового тенниса нельзя позволять заканчиваться в такой тьме, и это заслуживающий внимания аргумент. Однако темнота, несомненно, делает матч драматичнее.

В первом сете был продемонстрирован теннис невероятно высокого качества. В предыдущих двух турнирах Надаль раскачивался медленно, но сейчас он так стремительно сорвался с места и выиграл подачу Федерера в третьем гейме, что этого хватило для победы в первом сете. Когда Федерер лидировал со счетом 4–1 во втором, казалось, что они были равны. Однако, когда Надаль выиграл пять геймов подряд, чтобы получить преимущество при счете 6–4, 6–4, перед чемпионом встала трудная задача. Хотя он потом и вступил в долгий обмен мячами, весьма вероятно, что те пять геймов стоили ему матча.

Когда Федерер отставал при счете 0–40 в свою же подачу в третьем сете со счетом 3–3, то возникло впечатление, что Надаль повторяет разгромный матч, прошедший в Париже. Однако чемпион применил некоторые из своих лучших подач как раз тогда, когда они были нужны более всего. Потом у него появился шанс перегруппироваться, поскольку дождь вынудил приостановить матч на восемьдесят минут. Когда он вышел на корт, он выглядел куда более уверенно и позитивно и гораздо лучше сыграл на тай-брейке, переведя матч в четвертый сет.

Надаль поднял свой уровень, и, когда счет был 4–5, 0–30, испанец был всего в двух очках от победы. Федерер преодолел этот шторм лишь затем, чтобы обнаружить, что попал в большую беду, когда Надаль лидировал на тай-брейке со счетом 5–2, опять же ему не хватало всего двух очков для победы. Надаль лидировал, получив два очка в подачу Федерера, но потом он, выглядя странно неуверенным (вероятно, в первый и последний раз в своей карьере), исполнил две свои худшие подачи, позволив Федереру отыграться. Федерер упустил сетбол при счете 6–5, и при 7–6 у Надаля был победный брейк-пойнт. Федерер его спас подачей, которую невозможно было отразить, но потрясающий форхенд дал Федереру второй победный брейк-пойнт, на этот раз при его подаче. Надаль сопроводил свою подачу кроссом, который, казалось, должен был вытеснить Федерера с корта, но он спокойно вернулся на свою позицию и исполнил безупречный бэкхенд, отправив мяч в угол корта Надаля.

«Это был один из первых моих обводящих ударов слева за весь матч, – сказал он впоследствии. – Из-за его форхенда я думал, что все было кончено, так что то, что я его исполнил, породило во мне великолепное ощущение. Я правда думал, что того, что я побеждал пять раз и использовал этот шанс, было достаточно».

Тай-брейк того матча напоминал эпичный тай-брейк Борга – Макинроя в финале 1980 года, – когда Макинрой тоже спас один из шести победных брейк-пойнтов при помощи потрясающего бэкхенда: волна нахлынула и ушла. При счете 9–8 у Федерера был второй сетбол, на этот раз в его подачу, бэкхенд Надаля ушел в аут, а матч дошел до финального сета.

На часах уже было около восьми вечера, небеса были свинцовыми. Появились первые опасения, что в тот день матч не закончится. Когда дождь прервал игру при счете 2–2 в финальном сете, страхи окрепли. Уимблдон отчаянно хотел завершить матч: «третий понедельник» – это кошмар с точки зрения организации и логистики, он ставит под удар блестящий ужин чемпионов воскресным вечером – ведь еще неизвестно, кто станет одним из двух чемпионов в одиночном разряде! Перерыв из-за дождя оказался недолгим: игроки вернулись на корт в двадцать минут девятого, а метеорологи пообещали им сорок пять минут – час сухой погоды и примерно столько же дневного света.

Первый перерыв «на дождь» пошел на пользу Федереру, второй – Надалю. Хотя Федерер подавал первым и поэтому зачастую Надаль был всего в двух очках от поражения, он никогда не выглядел так, будто находился под серьезной угрозой в его подачу, тогда как Федерер, казалось, потерял хватку после триумфа в четвертом сете. При счете 6–6 игроки взглянули на судью, Паскаля Марию, который, в свою очередь, смотрел на главного арбитра Эндрю Джаретта. Был подан знак играть еще два гейма. При счете 7–7 ждали сигнала, чтобы уйти, но им снова подали знак: играть еще два гейма. Надаль тогда выиграл подачу Федерера и, несмотря на то что проиграл первое очко в шестнадцатом гейме, держался и получил свой первый титул Уимблдона, когда Федерер форхендом отправил мяч в сетку.

Телевизионная съемка того матчбола, четвертого матчбола Надаля, не показывает, насколько было темно: камера все «видит» светлее, чем на самом деле. Если Пит Сампрас и победил Пата Рафтера в сумерках в 2000 году, то, по крайней мере, это случилось в относительно ясный вечер, и на часах еще не было девяти. Сейчас вечер был хмурым, а последнее очко было получено в семнадцать минут десятого. Яркость фотовспышек, осветивших, как Надаль в экстазе упал на землю, сопровождавших его, когда он, пошатываясь, шел к своим сопровождающим, а затем под хрупкую крышу комментаторской кабины NBC, чтобы поприветствовать наследного принца Филиппа и принцессу Летисию, когда поднимал свой трофей над головой, доказывает, насколько на самом деле стемнело.

Надаль сам признал это, когда в час дня он пришел, безукоризненно одетый и гладко причесанный, в лондонский отель «Интерконтиненталь» на ужин чемпионов. Его краткую речь венчала фраза: «В конце я вообще ничего не видел!»

Давая комментарии после матча, Федерер согласился с этим, но он был в более трудном положении. Он не мог себе позволить сказать нечто, что можно было бы воспринять как жалобу на условия матча, не мог позволить британским СМИ злорадно написать: «Федерер проиграл в финале и потерял умение достойно проигрывать». Поэтому он отказался давать комментарии о свете на английском, сказав только: «Что я могу сказать? Матч закончен. Какой смысл это обсуждать? Как было, так было». На французском и немецком он был откровеннее: «В конце я едва ли мог видеть, с чем играю. Исход самого важного турнира в мире решался при свете, для игры непригодном».

Федерер считал, что им с Надалем стоило бы вернуться и завершить матч на следующий день. Однако здесь стоит отметить две вещи, которые люди неохотно принимают. Во-первых, на следующий день на Уимблдоне полдня моросило, то есть если бы они остановились на счете 6–6, 7–7 или 8–8, то весь финал турнира все бы смотрели не на корт, а на облака, пытаясь предсказать погоду. И возможно, в несколько разочаровывающих минут поздно днем в понедельник он бы и закончился. Свершившийся финал, несомненно, был лучше, и Эндрю Джарретт принял удачное решение о завершении матча вечером воскресенья. Во-вторых, на протяжении всего матча Надаль определенно был лучше. В первом сете Федерер казался медленным. Казалось, что у него нет ответа на активность Надаля во втором, он упустил несчетное количество брейк-пойнтов, ему даже немного повезло с дождем в третьем сете. Даже после того, как ему удалось оторваться на тай-брейке четвертого сета, он, казалось, так и не использовал этот момент, чтобы надавить на Надаля, и при закате казалось более вероятным, что именно испанец выиграет подачу. Для Федерера триумф заключался лишь в том, что его арьергардные действия почти удались вопреки его общему уровню. Таким образом, хотя способность чемпиона сражаться была достойна восхищения, он не заслуживал победы в этом матче больше Надаля.

В тот день не только был установлен рекорд по длительности матча на Уимблдоне – при продолжительности в четыре часа и сорок восемь минут он более чем на полчаса длиннее финала Макинроя – Коннорса 1982 года. Надаль сделал то, что Федереру не удалось: он победил в Открытом чемпионате Франции и на Уимблдонском турнире в один и тот же год. По сути, он стал первым человеком, которому это удалось после Борга в 1980 году. Это лишний раз свидетельствует о том, что Надаль соответствовал достижениям Борга наравне с Федерером.

Умение принимать поражение с чувством собственного достоинства – особенность характера Федерера. Однако после финала его жесты и тон голоса на пресс-конференции были для него нетипичны. Вначале он был непривычно пренебрежителен и «потеплел» лишь благодаря эффекту очищения в результате разговора о матче. Когда его спросили, что он чувствовал, он ответил: «Ничего. Все закончилось, я мало что чувствую, я расстроен. Это катастрофа, и я не шучу. Я предпочитаю проигрывать так, как в Париже, а не так, как здесь».

Пресса хотела бы знать, считал ли он этот матч величайшим за всю историю. Справедливый вопрос, но подробно отвечать на него Федерер не захотел – по вполне понятным причинам: «Не нам судить, был ли он лучшим за всю историю. Это будут обсуждать фанаты и СМИ. Я счастлив, что мы с Рафа приложили огромные усилия, это была честная борьба, из-за дождя тяжелая. Мы оба играли на пределе до самого конца, но в теннисе не бывает ничьей, должен быть победитель и проигравший».

На самом деле в тот день было два победителя и один проигравший – это не клише или высокопарный слог. Надаль выиграл, Федерер проиграл, а весь теннис, если не весь спорт, победил благодаря чистейшему качеству и драматизму одного из лучших спортивных представлений, когда-либо рожденных теннисом. Федереру можно простить то, что он не разглядел это сразу после поражения. Лишь потом он осознал, насколько особенным был тот день.

В марте 2008 года в его жизни произошло небольшое событие, которое стоит отметить. Некоторые могут сказать, что оно не имеет никакого отношения к его форме – или ее потере – и что это случайная деталь в общей картине карьеры спортсмена. Это был всего лишь переезд, но в этом было нечто большее, чем просто смена одного дома на другой.

Весной 2008 года оказалось, что Федерер больше не живет в Базеле. Эта новость именно «всплыла» – «базельская пресса узнала об этом уже после того, как это произошло, как будто он не хотел, чтобы люди об этом знали, – говорит Бит Каспар из газеты Basler Zeitung. – Можно только предполагать, что он стеснялся».

Было бы несправедливым с ходу делать неверные выводы. Федереру нравится его родной город, и ему там уютно. Слова, сказанные импресарио Роже Бреннвальдом о Бьорне Борге в 70-х, справедливы сегодня и для Федерера: «Роджер Федерер может ходить по центру Базеля без телохранителей. У меня здесь был Борг в 1975 году, когда он был идолом для людей, и он сказал: «Мне нравится приезжать в Базель. Тут я могу свободно ходить по улицам, и меня не будут беспокоить». И я никогда этого не забуду. Можно, будучи мировой звездой, свободно ходить по улицам Швейцарии. Звезды это ценят».

Федерер и Мирка поменяли свою квартиру в Обервиле на дом на берегах Цюрихского озера в Воллерау, в кантоне Швиц. С точки зрения пейзажа тут гораздо живописнее, чем в Базеле, – Швиц находится в самом сердце Швейцарии, это один из четырех кантонов, основанных в 1291 году Гельветической конфедерацией. Вообще название Швейцарии – «Schweiz» в швейцарском диалекте немецкого – происходит от названия кантона Швиц. Пейзаж настолько неправдоподобно живописен, что невольно ждешь, что вот-вот появится счастливая фиолетовая корова, жующая жвачку.

Однако в кантоне Швиц есть кое-что поважнее пейзажа. По сравнению с кантоном Базель-Ланд в нем ниже налоги: по данным 2006 года, налогообложение здесь в целом составляет 68,5 % от среднего показателя Швейцарии, в то время как в Базель-Ланд этот показатель достигает 96,2 %.

С введением новых финансовых регламентов эти цифры, возможно, устарели, но разница между Базель-Ландом и Швицем в этом плане лишь увеличилась. Вычисления, произведенные на основании прибыли в размере десяти миллионов швейцарских франков в год (что намного меньше ежегодной прибыли Федерера), показывают, что счет к уплате налогов жителя Воллерау почти на 50 % меньше, чем у такого же жителя Обервиля. Уровень налогообложения в Швице привлек сюда и других звезд спорта, в частности лучшую теннисистку Швейцарии Патти Шнидер, которая тоже сбежала из Базеля и теперь живет недалеко от Воллерау в деревне Бек.

Переезд в Воллерау дал Федереру больше места для размещения растущей коллекции трофеев. И дополнительное пространство подсказало Федереру использовать возможность, которую ему дал Уимблдон в 2008 году.

Всем чемпионам 2006 года и более ранних лет Уимблдон дарит копии завоеванных трофеев, которые наполовину меньше настоящих. В 2007 году Роджер решил сделать копии в три четверти, так что пятая копия трофея Федерера в два раза больше остальных четырех. Он очень гордится своими результатами на Уимблдоне, и, поскольку это место для него так много значит, в 2008 году он купил более крупные копии трофеев, выигранных им за первые четыре года, чтобы у него был полный комплект. Всеанглийский клуб лаун-тенниса и крокета не любит говорить о деньгах, поэтому неизвестно, сколько Федереру пришлось в итоге отстегнуть, но поскольку копии «выполнены из позолоченного серебра», то они в любом случае обошлись недешево.

Бытовало мнение, что из-за поражения на Уимблдоне Федерер должен был потерять первую позицию в рейтинге. Но этого еще не произошло. В то время как Надаль входил в свою наименее продуктивную часть года – по меньшей мере, так это было в прошлом году, – Федерер возвращался на твердые корты, где он до сих пор был главным претендентом на победу. У него все еще был отрыв в несколько сотен очков.

Но урон, нанесенный Надалем в Париже и Уимблдоне, не мог не оказать длительного эффекта.

Из-за Олимпийских игр два турнира серии «Мастерс» на твердых кортах, в Торонто и Цинциннати, должны были начаться всего через две недели после Уимблдона. Так что ни у Федерера, ни у Надаля не было времени на необходимую им передышку. Но в то время как Надаль оправился, выиграл в Торонто и дошел до полуфиналов Цинциннати, Федерер проиграл свой первый матч в Торонто и второй – в Цинциннати. Он выглядел сломленным.

Проиграв французу Жилю Симону в Торонто после счета 3–1 в последнем сете, Федерер описал поражение как «один из тех матчей, в которых, на мой взгляд, я никогда не должен бы проигрывать». Когда его спросили о тех четырех необязательных ошибках, что он допустил в последнем гейме, то он ответил: «Сейчас все как в тумане».

Когда с сочувствием его спросили: «Кажется, после Уимблдона вы были психологически и физически истощены, не так ли?», он ответил лишь: «Вы бы меня об этом не спросили, если бы я выиграл, не так ли?» И когда журналист спросил: «Считаете ли вы правильным решение Энен Жюстин уйти из тенниса на пике карьеры?» (имея в виду внезапный уход Энен, о котором стало известно двумя месяцами ранее, хотя она была на самой вершине рейтингов), Федерер резко парировал: «Считаю ли правильным? Не сегодня. Спросите меня в другой раз, пожалуйста. Не добивайте меня такими вопросами».

Неделю спустя, с огромным трудом выиграв в Цинциннати у Робби Джинепри, он заговорил о полосе «побед в одном матче». Джинепри подытожил настроение, царившее в раздевалке, сказав, что для игры против Федерера было хорошее время, поскольку «раньше он был чуть увереннее в своем форхенде и мог быстрее выигрывать очки. Теперь он сомневается чаще. Думаю, парни увидели, что он – тоже человек».

Федерер это оставил без комментариев, но через два дня снова проиграл, на этот раз Иво Карловичу на двух тай-брейках.

В то время как Федерер был в ужасной форме, Надаль дошел до полуфиналов, обеспечив себе звание первой ракетки мира. Из-за сложностей в целом логичной 52-недельной рейтинговой системы непосредственное восхождение к вершине запаздывало на две недели. Однако «принц-наследник» взошел на трон, а пребывание Федерера на первом месте закончилось спустя рекордных двести тридцать семь недель.

Пониженный, Федерер был неизменно любезен: «Когда я встал на первое место рейтинга, я сказал, что надеюсь удерживать его до тех пор, пока не появится кто-то еще и не заберет его у меня. Я не хотел его потерять из-за того, что плохо играл. Оно просто ускользнуло к кому-то еще. Я доволен, что Рафа пришлось поработать для того, чтобы его заполучить. Если бы я проиграл в первом раунде в Париже и на Уимблдоне, я не был бы так невозмутим. Но Рафа, несомненно, этого заслуживает».

Интересная ремарка к этому периоду появилась в офисе швейцарской газеты. После Уимблдона спортивный редактор сказал своему давно работающему корреспонденту, что он не пошлет его на Открытый чемпионат США, потому что «с Федерером все кончено». Нет никаких сомнений в том, что свою роль в принятии этого решения сыграли также и финансовые вопросы: доллар укреплялся к швейцарскому франку, мировая экономика готова была содрогнуться. Однако резоны этого решения было легко найти и в спорте.

Упомянутый корреспондент попросил не называть ни его имени, ни название газеты, чтобы избавить своего начальника от стыда. Потому что, сколько бы этот начальник ни сэкономил, он допустил большую ошибку.

Впрочем, в первую пару недель так не казалось. Федерер прогнал мысли о поражении, нанесенном Карловичем в Цинциннати, сказав, что он больше был сосредоточен на двух больших турнирах на твердых кортах, на Олимпийских играх и Открытом чемпионате США, надеясь на то, что хороший результат на одном из них мог бы «спасти» весь его год. Его мотивация в третьей охоте за олимпийской медалью не подвергается сомнениям. А вот в какой он был форме, собираясь на Олимпиаду в Пекин?

Вернувшись на Олимпийские игры в 1980 году, теннис вернул себе престиж, и деньги потекли в казну проектов по развитию тенниса из самых разнообразных источников. Если бы теннис не стал олимпийским видом спорта, то эти средства были бы потрачены на другие виды спорта.

Но что получили Олимпийские игры взамен? Это было не до конца ясно – по крайней мере, до первых дней августа 2008 года.

Когда Федерер и Надаль прибыли в новый международный аэропорт Пекина, то они привлекли к себе всеобщее внимание. Надаль прилетел одновременно с Майклом Фелпсом, американским пловцом, который был сенсацией и до того, как получил в Китае восемь золотых медалей, но именно Надаль притягивал внимание всех. Большинство теннисистов попадали в официальные телевизионные трансляции во время зрелищной церемонии открытия. Громкие теннисные имена повышали авторитет Олимпийских игр как грандиознейшего зрелища с участием величайших звезд спорта.

Федерер давным-давно решил, что во время своих третьих Олимпийских игр он не будет жить в Олимпийской деревне. В Афинах ему так сильно докучали другие спортсмены, желающие с ним сфотографироваться, что он ни минуты не мог остаться в уединении. Впрочем, его номер в пекинском отеле был забронирован еще в 2005 году. Многие критиковали решение Федерера, но два случая показали, что это было правильное решение.

В свой двадцать седьмой день рождения Федерер был удостоен великой чести: он второй раз пронес флаг своей страны на церемонии открытия Олимпийских игр. Он вышел на арену и провел швейцарскую команду по стадиону к ее месту в параде. Едва швейцарцы дошли до своего места, как целая толпа других спортсменов бросилась к Федереру с просьбой сфотографироваться с ними. И Федерер фотографировался, пока церемония позволяла.

Два дня спустя он пошел посетить друзей в Олимпийской деревне. Он сорок пять минут раздавал автографы и фотографировался. Для того, чей роман начался в Олимпийской деревне в Сиднее восемь лет назад, было непросто принять решение не оставаться в деревне в Пекине, но теперь оно казалось полностью оправданным.

На теннисном корте ему повезло с разумной сеткой. Казалось, что самая большая угроза в матче второго раунда исходила от имени соперника: он встретился с Рафаэлем Аревало, четыреста сорок седьмым в рейтинге. Он был первым теннисистом из Сальвадора. Команда поддержки Аревало скандировала: «Вперед, Рафа!», надеясь, видимо, выбить Федерера из колеи. Но Аревало с Надалем и рядом не стоял: Федерер победил теннисиста, получившего уайлд-кард, со счетом 6–2, 6–4.

Затем случилась беда. На пятый день восьмидневного соревнования по теннису Федерер вышел против Джеймса Блейка. Гром, молнии и сильный дождь задержали начало игры на три с половиной часа, и когда он, наконец, начался, Федерер снова выглядел иначе в важнейшие моменты. Блейк великолепно играл, но это был один из таких матчей, которые в предыдущие пять лет Федерер бы победил. Роджер лидировал в начале тай-брейка после второго сета, но, упустив свое преимущество из-за нелепо слабого удара с лета, который, казалось, воплотил его хрупкую уверенность, проиграл в итоге со счетом 6–4, 7–6.

На Олимпийских играх всегда казалось, что его сглазили. Упущенная бронза в Сиднее, поражение в матче против Бердыха в Афинах, а теперь еще и это. Возможно, Федереру не суждено было получить медаль Олимпийских игр – по крайней мере, так казалось в тот вечер четверга. Однако затем его разносторонние навыки принесли ему желанное золото и изменили этот год.

Некоторые теннисисты, специализирующиеся на парном разряде, не любят это признавать, но большинство из них имеют возможность зарабатывать себе на жизнь лишь потому, что ведущие игроки одиночного разряда в парном разряде играют редко. За исключением нескольких прекрасных пар на высочайшем уровне, в особенности близнецов Брайан, лучшие теннисисты-одиночки, выходящие на корт в парном разряде на Кубке Дэвиса, зачастую побеждают теннисистов с высоким рейтингом, но играющих в парном разряде. Состязания же в парном разряде на Олимпийских играх, вероятно, являются самым выдающимся парным турниром в мире тенниса – просто потому, что они привлекают ведущих игроков-одиночек. В Пекине даже было три случая, когда теннисист отказывался от участия в одиночном разряде, чтобы повысить шансы на победу в парном – немыслимая ситуация для обычного турнира!

Федерер мог выбирать из нескольких партнеров: между своим бывшим соседом по квартире Ивом Аллегро и Станисласом Вавринкой, у которого был значительно более высокий рейтинг. Он играл в паре с Аллегро в Афинах и в матчах Кубка Дэвиса. Он всего дважды играл с Вавринкой и оба раза проиграл в первых же раундах. Однако Вавринка переживал лучший год в своей карьере, благодаря нему у Швейцарии было два игрока из десятки лучших теннисистов впервые за всю историю. Поэтому Федерер выбрал Станисласа, или Стэна.

После традиционных побед в первых двух раундах соревнование вдруг стало очень непростым. Партнерам нужно было победить индийцев Махеша Бхупати и Леандера Паеса в четвертьфинале, а затем в тот же день – братьев Брайан. При ярком солнечном свете после обильных дождей они выиграли матч с Бхупати и Паесом со счетом 6–2, 6–4, после чего позволили себе исполнить странный ритуал. Вавринка лег на спину, а Федерер держал над ним руки, как бы грея их над огнем. «Это наша личная шутка, – объяснил Вавринка, – из карточной игры, история огня, история горения. Она сама собой появилась, когда мы одолели лучшую в мире пару».

Она на самом деле родилась после победы над Бхупати и Паесом, но оба игрока, без сомнений, «пылали» в матче против братьев Брайан с их высоким рейтингом. Это был матч, который гарантировал Федереру медаль в случае победы швейцарцев, но, если бы они проиграли, ему бы все равно пришлось выигрывать в плей-офф. И когда у калифорнийских близнецов были брейк-пойнты в первом гейме, то казалось, что противостоять им будет слишком сложно.

Однако у братьев Брайан был только этот шанс. Швейцарцы справились, и после этого ни одна их подача не была проиграна. Они победили со счетом 7–6, 6–4 благодаря взятой подаче Майка Брайана в седьмом гейме второго сета – это была единственная выигранная подача соперника за весь матч.

Потом возникла опасность слишком беззаботно отнестись к финалу. В нижней половине сетки популярные пары постепенно проиграли, оставив ветеранов – шведов Симона Аспелина и Томаса Юханссона – между Федерером и золотом. Счет в матче за золотую медаль был 6–3, 6–4, 6–7, 6–3, и при всем уважении к шведам, которые победили в самом длинном матче из трех сетов, чтобы дойти до финала, в нем выделялась только одна пара. Впрочем, Аспелин с Юханссоном хорошо постарались и выиграли третий сет.

Торжественно поднимался красный флаг с белым крестом. Федерер стоял на пьедестале, слушал национальный гимн Швейцарии. На шее Роджера сияла золотая медаль. Его год был «спасен», все разговоры об «упадке» внезапно заглохли, и не потому, что упадок был надуманным – он был очень даже реальным, – но Федерер заполнил один из зияющих пробелов в своей впечатляющей коллекции титулов.

«Сейчас какой-то невероятный момент, – говорил он, и его голос начал срываться из-за переполнявших его эмоций. – Я так рад разделить эту победу со всеми, кого я очень люблю, с кем мы провели вместе две потрясающие недели. Это очень отличается от всего того, через что мне когда-либо приходилось проходить. Я мог бы отчасти сравнить это с невероятными победами на Кубке Дэвиса, которые у меня были».

В Федерере что-то изменилось, или, по крайней мере, так казалось. Он выиграл желанную олимпийскую медаль, но получил ее не самостоятельно, а с помощью партнера. Это не было Шоу Роджера Федерера при поддержке Станисласа Вавринки. Строго говоря, в финале Стэн играл лучше. В нем была уверенность, которая не выдавала никаких признаков того, что ему было некомфортно в присутствии прославленного партнера. Федерер, казалось, оценил это. «Думаю, я определенно собираюсь участвовать в первом раунде [Кубка Дэвиса] в следующем году», – сказал он СМИ после финала парного разряда. Однако не отсутствие желания, а другие объективные проблемы помешали ему выполнить это обещание.

Командное соревнование помогло Федереру «спасти» свой год, и после этого он пообещал больше внимания уделять команде. Нет никаких сомнений в том, что он тогда на самом деле был полон решимости выполнить это обещание. Однако его действия после Пекина ставят под сомнение достоверность этого заявления.

Спорт полон переломных моментов, и, естественно, теннисному миру не терпелось узнать, станет ли золотая медаль Федерера определяющей для его года. Все оказалось несколько сложнее. Казалось, что людей больше интересовало, изменился ли Федерер как личность, признает ли он, что вышел из резкого пике именно благодаря командной игре – не просто в парном разряде, а в большой команде спортсменов. Изменило ли олимпийское золото его отношение к этике команды?

Открытый чемпионат США свидетельствовал о том, что выдающийся теннисист-одиночка никуда не делся. Во втором раунде он одержал победу со счетом 6–3, 7–5, 6–4 над бразильцем Тьяго Альвесом. Его речь после матча также не свидетельствовала о том, что он перевернул новую страницу. Его спросили о некоторых простых ударах, которые он пропустил, и он ответил: «Ну, думаю, мы поговорим об этом сегодня, и если я получу титул, то вы об этом забудете. Так обычно и бывает».

Титул он получил, и сейчас такие комментарии кажутся оправданными, но в тот день разговор о победе казался надуманным. В тот пятничный вечер там присутствовало множество представителей теннисной прессы (в том числе и тот, кто задал вопрос), и все они были убеждены, что Федерер не хочет признавать очевидное. Он начинал звучать как бывший чемпион, пытающийся убедить самого себя вопреки очевидному, что он все еще может побеждать на крупных турнирах. Приближался матч против Радека Штепанека, одного из теннисистов, победивших его в том году. Казалось, что Федереру предстоит реальная проверка.

Возможно, именно сильный противник помог Федереру сосредоточиться. Что бы он ни заявлял публично, он, должно быть, знал, что не сможет обойти Штепанека, сыграв так же, как против Альвеса. Что бы ни произошло у него в голове и в его лагере, он вышел против талантливого чеха собранным и целеустремленным. Он не только победил со счетом 6–3, 6–3, 6–2, но показал невероятное выступление. Он точно переродился. Там, где в предыдущие месяцы форхенд его подводил, сейчас все работало идеально. Там, где раньше он вяло плелся, чтобы вместо бэкхенда использовать форхенд, сейчас он танцевал, как боксер, создавая впечатление человека, позволяющего своему таланту подавлять соперника. Федерер вернулся.

Нельзя сказать, что он быстро расправился с оставшейся частью турнира. Ему понадобилось пять сетов в условиях сильного ветра, чтобы одолеть Игоря Андреева, чрезвычайно приятного россиянина с мощным форхендом. И лишь однажды, в матче против Жиля Мюллера, где он победил во всех сетах, одна подача была выиграна принимающим. Благодаря этому он прошел в состав полуфиналистов, который включал в себя новую элиту мужского тенниса – Федерер столкнулся с Новаком Джоковичем в нижней половине сетки, а Надаль с восходящей звездой Энди Марреем – в верхней. Казалось, что все шло к первому финалу Федерер – Надаль на твердых кортах турнира Большого шлема.

Федерер сделал свое дело. В тот день, когда из-за надвигающегося урагана игра во Флашинг Медоуз началась непривычно быстро, Роджер отомстил за поражение, нанесенное Джоковичем на Открытом чемпионате Австралии, разгромив серба в четырех сетах. Зрителям победа понравилась: после того как Джокович победил Энди Роддика в четвертьфиналах, получив помощь при травме, его сопровождал гул недовольства с трибун. Маррей сделал всю черную работу за Федерера, победив Надаля в четырех сетах, дойдя до своего первого финала Большого шлема.

Маррей победил Надаля – значит, он мог сравниться с Федерером? Не в этот раз. Маррей еще будет побеждать Федерера в менее крупных матчах, но это был финал Большого шлема, и Федерер, для которого это был семнадцатый финал, мог заставить Маррея заплатить за недостаток опыта. Более того, стиль Надаля доставляет Роджеру проблемы, в особенности то, как этот теннисный левша использует всю ширину корта, равно как и его сильный удар с лета, которому Федереру тяжело противостоять. Маррей, будучи непростым игроком, больше находится в зоне досягаемости Федерера. Швейцарец внезапно стал главным фаворитом.

Используя танцующую работу ног для усиления форхенда, Федерер в начале матча заявил о себе, начав с подачи навылет и выиграв подачу Маррея в шестом и восьмом геймах. Во втором сете ему повезло с решением судьи о касании мячей, и Федерер снова знал, когда использовать свое преимущество, выиграв подачу Маррея в двенадцатом гейме для того, чтобы обогнать того на два сета и выиграть в матче. Свой тринадцатый титул Большого шлема он завоевал со счетом 6–2, 7–5, 6–2, а его торжество в конце имело привкус реабилитации после восьми месяцев, в течение которых люди уже списывали его со счетов.

Он признал роль, которую сыграла его олимпийская золотая медаль в триумфе на Открытом чемпионате США. «Думаю, именно это сыграло решающую роль, – сказал он после победы над Марреем. – Если бы я не играл в парном разряде на Олимпийских играх, я бы приехал сюда с тремя тяжелыми поражениями. Но олимпийская медаль в парном разряде в какой-то мере заставила меня об этом забыть, просто приехать сюда и наслаждаться этим турниром». Он также сказал, что матч с Андреевым был ключевым в этом турнире. Хотя, возможно, он это так и воспринимал, но для наблюдавшего за ним теннисного мира именно матч со Штепанеком вернул его в колею. Именно тогда был подан миру знак, что старый Федерер вернулся.

Был ли это старый Федерер? Титул Открытого чемпионата США, несомненно, был признаком реабилитации, но была ли она полной? В некотором роде так и было. Однако события, которые произойдут четыре месяца спустя, наведут на мысль о том, что и Надаль перешел на иной уровень.

Не стоит придавать слишком большое значение тому, что Федерер выиграл еще всего один турнир за оставшийся 2008 год, закончив год с четырьмя победами на счету (хотя это был его худший результат с 2002 года).

Выиграв третий подряд титул в Базеле, он закончил год с двумя поражениями, нанесенными все более впечатляющим Энди Марреем. В первый раз это произошло в Мадриде, когда он был в отличной форме, а второй – в Шанхае, когда он боролся с травмой спины, которая будет преследовать его вплоть до 2009 года. Оба матча дошли до последних сетов, и их результаты наводили на мысль о том, что Маррей переигрывал Федерера, поскольку уровень шотландца вырос, а уровень Федерера оставался по большей части неизменным. Тяжело в полной мере оценивать победы Маррея, включая еще три в начале 2009 года: мотивация Федерера достигала своего пика на турнирах Большого шлема, где они играли лишь единожды (в финале Открытого чемпионата США). Но казалось, что Маррей начал представлять не меньшую угрозу, чем Надаль.

На закате карьеры, когда его «единственным значительным» титулом был Уимблдонский, Пит Сампрас часто говорил: «Любой год, в который я выиграю крупный турнир, – это хороший год». Федерер не только победил на крупном турнире, но и победил вопреки растущему убеждению, что он, возможно, уже миновал свой максимум. Кроме того, он завоевал золотую медаль – если это плохой год, то многие игроки, даже первые ракетки мира, с радостью бы довольствовались этим. Лишь огромные достижения Федерера 2004–2007 годов позволяют задаваться вопросом, почему год, включающий в себя титул Большого шлема, Олимпийскую золотую медаль, два финала и один полуфинал Большого шлема, должен быть «плохим». Все относительно.

И все же, даже с учетом относительности (Альберт Эйнштейн, помимо прочего, недаром жил в Швейцарии!), доля успешных матчей для Роджера Федерера значительно снизилась в первые восемь месяцев 2008 года. Рассуждения о причинах этого – не просто праздные сплетни в мире тенниса.

Существуют четыре правдоподобные теории.

Первая сводится к тому, что его уровень вовсе не снижался, просто его великолепие выявило лучшее в Рафаэле Надале. Этой теории придерживается бывший швейцарский теннисист, тренер и комментатор Хайнц Гюнтхарт: он считает, что Надаль достиг столь феноменального уровня, что никто в истории тенниса в 2008 году не мог ему соответствовать. В 2009 году стало очевидно, что нагрузки, которым Надаль подвергает свое тело, начали его изматывать: он страдал от серьезного тендинита в обоих коленях, его возвращение замедлило растяжение брюшных мышц, на диагностику которого ушло больше времени, чем предполагалось изначально. Когда в 2010 году на Открытом чемпионате Австралии проблемы с коленями вновь обострились, теннисный мир задавался вопросом: не достиг ли он своего максимума в 2008–2009 годах? Однако он отыгрался, победив в трех крупных турнирах подряд и дополнив свою карьеру в турнирах Большого шлема. И в 2008-м, и в 2010 году Надаль вывел скорость на корте на новые уровни и, демонстрируя потрясающее сочетание силы, отличной формы и тактической грамотности, в полной мере заслуживал того, чтобы его считали лучшим в мире.

Нисколько не умаляя достоинств Надаля, многие считают, что в 2008 году Федерер был медленнее, чем в предыдущие годы. Очевидным объяснением тому – и второй теорией – является его мононуклеоз. Хоть он и отрицал, что испытывал какую-то слабость во время Открытого чемпионата Франции / Уимблдонского турнира / Олимпийских игр, возможно, он все еще страдал от последствий заболевания, которое в большинстве случаев оставляет следы на месяцы, если не на годы. Если согласиться с тем, что мононуклеоз в самом деле на него влиял, пусть даже немного, то его достижения – такие, как попадание в полуфинал Открытого чемпионата Австралии, Монте-Карло, Гамбурга, финалы Открытого чемпионата Франции и Уимблдона, победа на турнире в Эшториле и Галле, – должны считаться поразительными фактами, выгодно дополняющими историю Роджера. Когда Федерера спросили о том, что помогло ему вернуть свою лучшую форму в 2009 году и так ярко сиять на Открытом чемпионате Австралии 2010 года, он ответил, что ключом к этому стало возвращение свободы движений. Это наводит на мысль о том, что причиной его спада в 2007 году послужила именно худшая физическая форма.

Третья теория сводится к тому, что его успех в предыдущих четыре годах означал, что он потерял хватку, снизил уровень конкурентного превосходства, который был у него до того момента. Поэтому он был медленнее на корте и менее уверенно обращался со своим мощным форхендом. Он мог этого не осознавать. Признавая, что это возможно, мы не критикуем Федерера: кто из нас смог бы удерживать один и тот же уровень страсти после таких успехов? Возможно, что Федереру были даже необходимы поражения 2008 года для того, чтобы поднять свою вовлеченнось до прежнего уровня.

Четвертым вариантом является то, что его отвлекали другие вещи. В конце изнурительного 2007 года он использовал межсезонье, чтобы сыграть в трех показательных матчах против Пита Сампраса в Азии. Неправильно было бы критиковать показательные матчи как таковые: они дают игрокам возможность поучаствовать в соревновании, зная, что количество матчей определено заранее и что победа не приведет к перегруженному расписанию. И все же для Федерера было несколько неблагоразумно прерывать свой спокойный сезон ради трех показательных матчей, в которых он ничего не мог получить с точки зрения тенниса, как бы его ни вознаградили в финансовом плане.

Легко обвинить в этом его маркетинговую компанию IMG, равно как и за то, что Федерер все чаще появлялся на гламурных играх. Однако тем самым мы бы недооценили то, насколько Федерер сам контролирует свои дела. Какова бы ни была причина, но именно он принял эти приглашения и никогда не делал вид, что его уговаривали. Он даже принял приглашение еще на три показательных матча в конце 2008 года, два из которых были против Джеймса Блейка в Азии, а в третьем он вместе с Бьорном Боргом играл в парном разряде.

Много говорилось о том, что и в его личной жизни что-то шло не так и что это отнимало его энергию и концентрацию в 2008 году. Большая часть слухов касалась его отношений с Миркой Вавринец – теория заключалась в том, что Федерер вступил в эти отношения в девятнадцать лет, что, возможно, сейчас у них разные приоритеты в жизни. То, что они ревностно ограждали свою личную жизнь от вмешательства извне, то, что близкие к Федереру люди не говорят с прессой, только подогревало эти слухи. В марте 2009 года слухи были публично опровергнуты: они объявили о беременности Мирки и поженились 11 апреля, проведя маленькую и тайную (эту тайну отлично удалось сохранить) свадебную церемонию в Базеле. Федерер всегда весьма трогательно говорил о том, как много для него значила возможность назвать Мирку своей женой и что отныне она хотела, чтобы ее называли Миркой Федерер – как в личных, так и в публичных целях. Те, кто видел их в комнатах отдыха для игроков, говорят, что редко они открыто высказывают несогласие, как часто они воркуют друг с другом. Возможно, те, кто видел, что Роджер становится общительнее, когда Мирки нет рядом, просто делали неправильные выводы: все мы ведем себя несколько иначе, когда нашего партнера нет поблизости. Какова бы ни была действительность за закрытыми дверями частной жизни мистера и миссис Федерер, мысль о том, что там были какие-то проблемы, которые привели к тому, что в 2008 году он потерял форму, можно смело отметать.

В конце концов, его победа на Открытом чемпионате США 2008 года и исторические победы на «Ролан Гаррос» и Уимблдонском турнире в 2009 году развеяли все слухи. Ухудшение его формы в 2008 году было именно временным явлением, а не началом угасания. Поэтому наиболее вероятное объяснение заключается в сочетании второй и третьей теорий: Федерер был более медленным и вялым в своих движениях в совокупности с потерей некоторой доли своего духа соперничества. И то и другое вернулось в 2009 году, на что потребовалось лишь какое-то время.

Ожидания на турнире Большого шлема редко сосредоточивались на четырех игроках в той же степени, как на Открытом чемпионате Австралии 2009 года. На событии, известном тем, что финалистом, если не чемпионом, стал теннисист, от которого этого не ожидали, все ставки в мужском одиночном разряде были сделаны на Надаля, Федерера, Джоковича и Маррея. Во всяком случае, Маррей был фаворитом после блестящей второй половины 2008 года и победы на двух турнирах в начале января 2009 года: Открытом чемпионате Катара и показательном матче в Абу-Даби. И на обоих присутствовали Надаль с Федерером.

Однако Маррей пал в четвертом раунде в Мельбурне, проиграв открытию тех двух недель – Фернандо Вердаско. Джокович проиграл в четвертьфинале Энди Роддику. Этот результат объяснялся как физической слабостью Джоковича (или, возможно, тем, что он о ней слишком часто и много думал), так и тому, что Роддик вернул себе великолепную форму. Тем временем Федерер показал выдающееся выступление против Марата Сафина в третьем раунде, был беспощаден в четвертьфинале против Хуана Мартина дель Потро и просто оказался слишком хорош для Роддика в полуфинале. На пути к финалу он оступился лишь однажды, проиграв два первых сета в матче против Томаша Бердыха в четвертом раунде. Однако он отыгрался, одержав свою четвертую победу после двух проигранных сетов в своей карьере.

Надаль в полной мере выглядел лучшим в мире в верхней половине сетки, и великие соперники встретились в своем первом матче после эпичного финала Уимблдонского турнира семью месяцами ранее. Опрос игроков, бывших теннисистов и журналистов показал, что большинство ожидало, что Федерер победит. Турнир отчаянно желал увидеть хорошее соревнование после женского финала, который закончился с грустным счетом 6–0, 6–3, когда Серена Уильямс разгромила Динару Сафину за каких-то пятьдесят девять минут.

Надаль и Федерер компенсировали женский финал и с точки зрения времени, и с точки зрения качества игры – но результат стал сокрушительным ударом для Федерера. Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть в матче из пяти сетов, особенно такому теннисисту, как Надаль. Однако именно то, как Федерер проиграл, нанесло ему такое потрясение. В первом сете он лидировал со счетом 4–2, а затем проиграл две из своих трех подач, проиграв весь сет. У него было шесть брейк-пойнтов в последовательных подачах Надаля при счете 4–4 и 5–5 в третьем сете, но так же, как и в прошлых финалах, он просто не смог их реализовать. И после длительного обмена ударами во втором и четвертом сетах в пятом он пал. Его бэкхенд подвел его, а Надаль выиграл в матче, длившемся четыре часа и двадцать три минуты, со счетом 7–5, 3–6, 7–6, 3–6, 6–2.

Он дал справедливую оценку: «У него было много шансов, но он их упустил» и «он не очень хорошо подавал». Однако психологический удар Федереру нанесло и то, что судьба изначально ему благоволила. В предыдущих двух матчах он выиграл во всех сетах, тогда как полуфинал Надаля вечером в пятницу длился рекордных пять часов и четырнадцать минут, и играл он против Вердаско. Хотя Надаль всегда казался более сильным теннисистом, у Федерера был превосходный шанс на то, что у испанца кончатся силы после того, что ему пришлось так много играть в предыдущие два дня. Надаль хорошо играл, но это было далеко не лучшее его выступление, и он тоже мог бы сыграть лучше.

На следующее утро первая полоса мельбурнской ежедневной газеты The Age гласила: «Король больше не властвует над кортом. Да здравствует король». Еще одна австралийская газета, The Australian, развила метафору в своей истории на первой странице, где присутствовала строка: «королевство Федерера распадается – медленно, но верно».

Радио– и телекомментаторы были до того пренебрежительны, что использовали такие фразы, как «эпоха Федерера закончилась» и «кажется, что лучший шанс на победу будет у Федерера, если Надаль упадет и сломает лодыжку».

Стоит ли говорить, что журналисты и комментаторы склонны преувеличивать? Исторический анализ бесполезен в разгар момента. В конце концов, если Федерер смог заставить первую ракетку мира играть в пяти сетах в четвертом финале Большого шлема подряд, едва ли это является признаком того, что его карьера окончена. Открытый чемпионат Австралии 2009 года показал, что Федерер, без сомнения, стал второй ракеткой мира. Он все еще был в авангарде группы, стремившейся получить это звание и возглавляемой Джоковичем и Марреем. Однако он уже отставал от бесспорно лучшего теннисиста мира – Рафаэля Надаля.

Тогда он об этом не говорил, но его беспокоила спина. Проблема, которая была у него в Шанхае, по большей части исчезла, но он все еще об этом думал. «Я не помню, на самом ли деле меня беспокоила спина, – сказал он год спустя, – но я волновался, что это может вернуться, и играл с долей сомнения».

Когда Федерер взошел на пьедестал на арене Рода Лейвера, чтобы получить свой серебряный трофей, снова произошло то, что австралийцы с характерным юмором и недостатком чуткости называют «включением водопровода». Когда стало понятно, что тепло оваций для него не стихает, он, запинаясь, произнес в микрофон: «Боже, меня это убивает», и ведущий церемонии увел его, чтобы Роджер мог «успокоиться», прежде чем произнести речь несколько минут спустя.

Так же как и тремя годами ранее, когда он расплакался на пьедестале, не совсем понятно, что заставило эмоции разыграться. Возможно, это как-то связано с присутствием пяти легенд тенниса. На сороковую годовщину турнира Большого шлема на арене Рода Лейвера теннисная ассоциация Австралии пригласила на финал самого Лейвера, а также четырех человек, которых он победил в финалах 1969 года, – Андреса Химено, Кена Розуолла, Джона Ньюкомба и Тони Роча.

Федерера всегда трогало присутствие великих имен. Теплые овации также могли сыграть свою роль, равно как и тот факт, что Федерер всегда по-особенному относился к Австралии, что обусловлено ролью Питера Картера в его жизни. Наконец, Федерер такое значение придает дисциплине, что стоит дать слабину, как его эмоции порой прорываются, когда он меньше всего этого хочет.

Позже, в том же году, Федерер уже перестал обращать внимание на слезы, и в первую годовщину именно он утешал готового расплакаться Энди Маррея, который чувствовал, что, проиграв Федереру в финале 2010 года, подвел британскую публику, которая возлагала на него слишком много надежд. «Я плачу после проигрышей с пяти лет, – сказал Федерер, – для меня было нормально плакать после поражения в финале Большого шлема, но вокруг этого поднимается такой шум, который я не понимал. Меня убивало то, что мне нужно было говорить, а я плакал. Я имел в виду: «Я бы хотел перестать плакать, говорить нормально и предоставить Рафа сцену, которую он заслуживает». Меньше всего я хотел, чтобы люди расстраивались из-за меня. Жаль, что я не победил, но я должен был принять – и я принял это без проблем, – что в тот день Рафа был лучше». Федерер также объяснил, что атмосфера на Открытом чемпионате Австралии неизменно вызывает слезы, поскольку на нем во время церемоний меньше шума по сравнению с другими мероприятиями, и это создает более душевную атмосферу.

Сейчас это все кажется логичным. Однако, возможно, для слез была и другая причина – тень страха, осознания того, что эпоха его превосходства могла закончиться. То, что он проиграл Надалю в финале Уимблдона, можно было бы списать на слабое начало года и мононуклеоз. Он реабилитировался в финале Открытого чемпионата США. Однако было убедительное доказательство того, что Федерера превзошел его главный соперник и что его максимальных возможностей было уже недостаточно для того, чтобы победить кого угодно по другую сторону сетки. И вероятность того, что он останется лишь с тринадцатью титулами Большого шлема, остановится всего в одном титуле от рекорда Пита Сампраса, завоевавшего четырнадцать титулов, стала пугающе реальной.

Не стоит придавать слишком большого значения тому, в какой форме был Федерер в туре АТР, – на протяжении нескольких лет он считал своим приоритетом крупные турниры и первое место в рейтинге. Было весьма и весьма интересно, как же он оправится от поражения на Открытом чемпионате Австралии. Он сделал спину предлогом, чтобы отказаться от участия в следующих двух турнирах, турнире в Дубае и его хваленом возвращении в первый турнир Кубка Дэвиса, тогда как главной причиной было его беспокойство в связи с беременностью Мирки.

Есть и те, кто предпочитает считать, что Федерер никогда и не собирался участвовать в тех турнирах. И если бы на месте этих турниров был Открытый чемпионат Франции и Уимблдон, то его отношение могло бы быть совсем другим. В то же время первые тринадцать недель беременности неизменно вызывают разнообразные и искренние беспокойства, а спина – штука странная: сейчас с ней все в порядке, а через мгновение она причиняет страшную боль. Вне зависимости от того, насколько спина в самом деле беспокоила Роджера, пауза в пять недель означала, что он был в отличной форме к моменту возвращения в тур в начале марта в Индиан-Уэллс.

Там он дошел до полуфинала, так же как и на последующем мероприятии серии «Мастерс» в Майами. Проиграв Энди Маррею в Индиан-Уэллс, он встретился в Майами с Джоковичем, а победителю предстояло играть с Марреем в финале. Выиграв первый сет, Федерер потерялся во втором, а когда начался третий, казалось, наступил важнейший момент для всего теннисного мира. Несомненно, он был очень напряженным и для Федерера: после того как он упустил свою подачу в начале третьего сета, на глазах у всех зрителей и телевидении со всего мира он швырнул ракетку на бетонный корт. Благодаря своей уникальности, это зрелище попало в заголовки газет, и в течение нескольких недель этот момент был одним из самых популярных видео на YouTube.

Федерер отказался обсуждать этот случай после матча, который он проиграл со счетом 3–6, 6–2, 6–3 благодаря одной той проигранной подаче в последнем сете. Он сказал только то, что сломал ракетку и «был доволен», – странный и несвойственный ему способ оправдать этот случай. Казалось, он хотел списать это на небольшое отклонение от обычного поведения, но теннисный мир углядел в этом намного больше. С учетом того, как влиял на него Надаль, легко увидеть в этом еще один шаг по пути медленного, но неумолимого угасания его удачи на корте.

Еще древнегреческий драматург Еврипид заметил, что «кого Юпитер хочет погубить, того лишает разума». Боги тенниса, казалось, сводили Федерера с ума, оставив его с тринадцатью титулами Большого шлема, когда силы начали его покидать.

Часть 5. Величайший

Глава 15

И все же у теннисных богов был припасен один лихой поворот: вместо того чтобы уничтожить своего любимца, они его возвеличили. Когда Федерер приехал на Открытый чемпионат Франции 2009 года, он казался столь же уязвимым, как и всегда. Он победил Рафаэля Надаля в финале турнира серии «Мастерс» в Мадриде (это была всего лишь вторая его победа над Надалем на корте с грунтовым покрытием), но главной истории с того турнира еще только предстояло стать известной. Если бы она тогда была известна, то первая неделя Открытого чемпионата Франции 2009 года могла бы быть совсем иной.

Надаль следовал своему традиционному расписанию сезона турниров на кортах с грунтовым покрытием. Он победил в Монте-Карло, Барселоне и Риме. Однако после того, как он одержал победу над Новаком Джоковичем в финале в Риме, проиграв всего в одном сете за пятнадцать матчей, Надаль вернулся домой с сильной болью в коленных чашечках: у него был выявлен тендинит обоих колен, и ему посоветовали отдохнуть. Проблема звезд спорта высочайшего уровня заключается в том, что они неизменно жаждут соревнования, и, когда в календаре следующим мероприятием был турнир серии «Мастерс» в Мадриде, который впервые проходил в новеньком ультрасовременном теннисном центре Caja Magica («Волшебная шкатулка»), теннисный кумир чувствовал, что просто не может это пропустить. Он появился на турнире и сыграл, вероятно, в матче года в полуфинале, победив Джоковича со счетом 3–6, 7–6, 7–6, на что у Надаля ушло больше четырех часов. Из-за этого же у него почти не осталось сил на следующий день, когда он встретился на корте с Федерером.

Победа Федерера со счетом 6–4, 6–4 показала, что он все еще мог победить Надаля на грунтовом покрытии, но никто не отнесся к этому серьезно: победить Надаля на «Ролан Гаррос» – совсем другая задача.

Вот только он на турнир не попал. К концу недели в Мадриде состояние его коленей стало еще хуже, чем в начале, и он смог совсем мало потренироваться на корте в оставшуюся неделю до того, как теннисный мир собрался в Париже. Мир этого не знал, так что Надаль, как и всегда, был фаворитом на Открытом чемпионате Франции.

Федерер прибыл в Париж для того, чтобы впервые сыграть в турнире Большого шлема, будучи женатым человеком. В марте они с Миркой объявили о том, что ждут первого ребенка, а когда 11 апреля они поженились в Базеле и на церемонии присутствовало тридцать девять человек, поклявшихся хранить тайну, многие задавались вопросом, не сместились ли приоритеты Федерера в сторону дома. Иван Лендл пошутил как-то: «Можно жениться и все еще выигрывать титулы Большого шлема, но нельзя завести детей и все еще выигрывать титулы Большого шлема». Согласно этой логике, у Федерера оставалось два турнира Большого шлема, поскольку ребенок должен был появиться на свет между Уимблдоном и Открытым чемпионатом США.

Роджер и Мирка уже в конце января знали, что это будет двойня. Однако такова команда Федерера: никаких утечек информации! Секрет раскрылся лишь тогда, когда 23 июля Мирка родила Шарлин Риву и Майлу Роуз. Федерер узнал о рождении близнецов в тот день, когда играл с Хуаном Мартином дель Потро в четвертьфиналах Открытого чемпионата Австралии, и по-быстрому победил его, проиграв лишь в трех геймах, показав потрясающее выступление. Если бы люди тогда знали, что он может так играть, получив новости, меняющие его жизнь, они бы меньше беспокоились о том, каким он станет отцом. Единственный кризис в беременности Мирки произошел вскоре после этого, и отчасти это было причиной того, что Федерер пропустил первый раунд Кубка Дэвиса, где Швейцария играла с США, хотя он обещал участвовать после того, как получил золотую медаль Олимпийских игр. Продемонстрировав выдающуюся способность хранить свою личную жизнь в тайне, он молчал о беременности жены и приписал свое отсутствие в Кубке Дэвиса проблемам со спиной.

Открытый чемпионат Франции развивался до середины воскресенья. Надаль в вызывающе розовой футболке уверенно победил в первых трех раундах, развеяв все сомнения в своей форме. Однако в последний день мая он вышел против Робина Сёдерлинга в матче, который должен был изменить его судьбу – и судьбу Федерера.

Сёдерлинг, подающий надежды швед, который, как и многие многообещающие молодые люди, понятия не имел, как из игрока, умеющего великолепно играть в теннис, становятся великолепным теннисистом. Сейчас ему было двадцать четыре года, он начал понимать, что его время не бесконечно, что если он собирался сделать что-то со своими способностями, то уже пора начинать. У него был пушечный форхенд и относительно высокий рост (метр девяносто три сантиметра), что означало, что крученые удары Надаля приходились как раз в оптимальную для него зону. После того как Надаль победил во втором нервном тай-брейке, сравняв счет, вызов Сёдерлинга можно было бы счесть несостоятельным. Но смесь его решимости использовать момент и проблемы Надаля с коленями позволили ему одержать верх в третьем сете. И выиграв в четвертом сете, и победив чемпиона, он нанес Надалю первое поражение на «Ролан Гаррос».

Несмотря на поражение, Надаль был традиционно любезен. Его спрашивали о травме, он не отрицал ее, но и не делал причиной поражения. Совет же врача после Парижа был недвусмысленным – если он будет играть, несмотря на тендинит, то это добром не кончится. Он быстро отказался от участия в турнире в лондонском клубе «Куинз», и, хотя от Уимблдона он отказался только через две недели, едва ли это решение кого-либо удивило.

Внезапно перед Федерером открылся широкий путь. Его соперник пал, теннисные боги улыбались швейцарцу. Посеянный под номером два, он стал новым фаворитом турнира, ведь только Надаль останавливал его в предыдущие четыре года. Но все чуть было не пошло не так уже на следующий день.

Федерер впоследствии признал, что отчаянно нервничал, выходя играть против Томми Хааса, немца, переживавшего вторую молодость в возрасте тридцати одного года и уже пережившего три операции на плече. Тот факт, что поражение Надаля устранило единственное непреодолимое препятствие, волновал его. «Думаю, я единственный раз за всю свою жизнь вышел на корт, ощущая на себе давление, – признал он несколько месяцев спустя. – Когда Рафа проиграл на чемпионате Франции, на меня это произвело колоссальное впечатление. Я просто осознал свои возможности, я уже был занят своей игрой и соперниками». Когда Хаас лидировал в двух сетах и третьем со счетом 4–3 в матче против странно подавленного Федерера, у немца был брейк-пойнт на подаче Федерера – до победы его отделяло всего пять очков, и только один от подачи, выигрыш которой означал победу в матче. Однако момент гениальности (или это была удача? Грань, разделяющая два эти понятия, может быть очень тонкой) изменил ход матча. Федерер исполнил форхенд, отправив мяч к самой боковой линии Хааса, затем он «держал» свою подачу, и это был первый из девяти геймов подряд, вернувших Федерера в колею. Он выиграл в последнем сете со счетом 6–2, завершив свое пятое возвращение после двух проигранных сетов.

Нельзя сказать, что после этого сетка стала проще. В четвертьфинале он встретился с Гаэлем Монфисом, ярким французом, которого он победил в четвертьфинале прошлого года, а затем Хуан Мартин дель Потро вынудил Федерера играть в пяти сетах в полуфинале. Но к тому моменту это был какой-то другой Федерер, и к Надалю это не имело никакого отношения. Он добавил в свой инвентарь новое оружие – укороченный удар. Годами он, как правило, избегал этого удара, считая его скорее шуточным вариантом. Однако четыре поражения, нанесенные Надалем, открыли ему потенциал завуалированного укороченного удара, особенно на кортах с грунтовым покрытием, где отскок меньше, чем на твердых кортах.

Укороченный удар сыграл важную роль во всех матчах Федерера. Однако в победе над дель Потро он его подвел, когда Федерер медленно начал и дважды упустил сет. Роджер признался, что ему немного повезло, что у дель Потро кончились силы в четвертом и пятом сетах – хотя те, кто наблюдал за матчем, чувствовали, что он выиграл его благодаря большей вере. И дель Потро уже не допустит ту же самую ошибку, когда они снова встретятся на Открытом чемпионате США через три месяца.

Так, четвертый год подряд Федерер выходил на корт Филиппа Шатрие, желая завершить свой набор титулов крупных турниров. Если в 2006 году некоторые говорили, что тогда победа сделала бы его величайшим теннисистом в истории, несомненно, четвертый подряд финал Открытого чемпионата Франции гарантировал ему это неофициальное звание. Но в день, когда прогнозы обещали дождь, это было непросто.

Федерер извлек пользу из отчаянно нервного начала Сёдерлинга, который выиграл всего один гейм в первом сете. Швед собрался во втором. В этом же сете посторонний выбежал на корт в четвертом гейме и бросился к Федереру – не лучший был момент для охранников «Ролан Гаррос». Когда дождь усилился, Сёдерлинг стал сильнее, но дождь утих, и сет завершился тай-брейком. Несмотря на тяжелые условия, подача Федерера была безупречна, он исполнил четыре подачи навылет, победив на тай-брейке со счетом 7–1.

Движущая сила того тай-брейка позволила Федереру выиграть подачу соперника в первом гейме третьего сета. Все было под контролем Федерера, хотя предстояло отработать еще пять геймов. Уровень Сёдерлинга вырос. У него был брейк-пойнт при счете 1–2, но он его не смог реализовать. При счете 5–4 Федерер подавал ради своего момента славы – но затем настал важный напряженный момент.

Его форхенд при счете 15–30 был грубейшей ошибкой, и было видно, что великий теннисист заметно занервничал – впервые за все годы. У Сёдерлинга был второй брейк-пойнт при счете 30–40. Неужели все могло пойти совершенно не так, когда триумф был так близок? Нет. Сёдерлинг упустил свой шанс, и два очка спустя бэкхендом он отправил мяч в сетку при первом матчболе Федерера. Голубая футболка Федерера внезапно оказалась на оранжево-красной глине: он упал, ослабев от победы и проливая слезы радости.

Он сказал публике, что это была его «величайшая победа», хотя он также признал, что ужасно нервничал. Однако тогда ставки были максимально высоки: это был его лучший шанс, возможно, последний реальный шанс – завершить свой набор титулов крупнейших турниров, а это удалось всего шестерым мужчинам в истории тенниса. Он получил Кубок Мушкетеров из рук от пятого мужчины, добившегося полного набора титулов, Андре Агасси, которого попросили вручить награду в десятую годовщину его достижения. Небеса грохотали, дождь усилился сразу после того, как он смилостивился над игроками, но под серым небом Парижа вовсю вершилась история тенниса.

В последующие месяцы Федерер несколько раз использовал слово «облегчение», чтобы описать свой триумф на Открытом чемпионате Франции. Семь месяцев спустя на глазах пятнадцати тысяч зрителей на арене Рода Лейвера в Мельбурне его попросили назвать главные моменты 2009 года. Хотя через несколько недель после Парижа он победил на Уимблдонском турнире, он во главу списка поставил свой триумф на главном грунтовом корте.

«Я испытываю облегчение от того, что могу вернуться в Париж, зная, что меня не будут спрашивать, смогу ли я когда-нибудь победить», – сказал он, скрыв в шутливом ответе большую долю правды. Последняя гора упала с плеч: ему осталось завоевать лишь один титул Большого шлема, чтобы обойти рекорд Сампраса в четырнадцать штук.

Несмотря на то что по контракту он обязан был играть в Галле, никто в мире тенниса – даже в Северной Германии – не ожидал всерьез, что новый чемпион Открытого чемпионата Франции отправится в Восточную Вестфалию на турнир, который, как он знал, для Уимблдона был ему не нужен. Он прямо сообщил, что не будет участвовать: «Приношу свои искренние извинения организаторам турнира, моим соперникам и моим фанатам в Германии. Я могу лишь надеяться на то, что они поймут, что меня все еще переполняют эмоции и я истощен невероятными событиями прошедших нескольких дней». Почти все поняли, и хотя организаторы турнира в Галле не хотели, чтобы это слишком громко прозвучало, но теннисный мир знал, что участие в этом турнире никак не повысило бы его шансы на получение шестого титула Уимблдона.

Действующий чемпион Надаль отсутствовал, оберегая свои больные колени, поэтому встал вопрос: кто будет открывать программу первого дня на Центральном корте, которой теперь мог гордиться новенькой раздвижной крышей. Федерер и Ллейтон Хьюитт были единственными бывшими чемпионами в сетке, и вопрос был скорее риторическим. Шестой год подряд Федерер получал место чемпиона – несмотря на то что даже не был чемпионом. Он также продолжил собственную традицию, которую его поставщик одежды, Nike, с радостью поддержал – он представил новую линейку модной одежды для Уимблдона.

Некоторым это нравится, некоторым – нет. Один из британских корреспондентов сказал: «Он вышел на Центральный корт, напоминая что-то среднее между сержантом Пеппером и кем-то из фильма «Офицер и джентльмен», затем он поставил свою блестящую сумку, снял богато украшенный белый пиджак и начал тренироваться в жилете… Федерер покинул свой второй дом два часа спустя, окончательно доказав, что он достаточно хорошо играет для того, чтобы натянуть на себя такой абсурдно щегольской наряд».

После того как жилет (вернее, кардиган) был аккуратно упакован, Федерер так же аккуратно убрал с пути к финалу Хьюитта, Сёдерлинга и Хааса. Британцы надеялись, что в нем он встретится с Энди Марреем, и он действительно встретился с Энди, но не с тем, которого хотели бы видеть английские фанаты. Маррея в его первом полуфинале Уимблдонского турнира обошел Энди Роддик, наглядно продемонстрировав плоды работы тренера Ларри Стефанки, своенравного американца, с которым он работал с начала года. Роддик, победив Маррея в четырех сетах, продемонстрировал, возможно, лучшее с точки зрения тактики выступление за всю свою карьеру с победы на Открытом чемпионате США в 2003 году. У этого все еще вспыльчивого человека хватило интеллигентности и чуткости, чтобы произнести «извините» перед публикой, после того как он выразил признательность за аплодисменты, понимая, что нарушил планы британцев.

Но мог ли Роддик одолеть Федерера, человека, который победил его в двух предыдущих финалах? Он мог бы, но дал улову сорваться с крючка. Играя перед публикой, в которой присутствовали Род Лейвер, Бьорн Борг и Пит Сампрас, Роддик в двенадцатом гейме матча выиграл подачу Федерера, победив в первом сете со счетом 7–5. Когда он лидировал на втором тай-брейке со счетом 6–2, он поставил Роджера в безвыходное положение. Однако при счете 6–5 момент нерешительности стоил Роддику сета и, возможно, матча. Федерер был загнан в свой правый угол и исполнил свечу, отправив мяч в левый угол корта Роддика. Это был хороший удар, и все же у Роддика еще было время на то, чтобы отбить мяч и выиграть сет. Но он сперва решил, что мяч вылетит за пределы корта, а когда он понял, что должен его отбить, было уже слишком поздно, и он смог исполнить удар с лета. Эта ошибка и нужна была Федереру, который победил на тай-брейке со счетом 8–6, получив шесть очков подряд.

Роддик не собирался капитулировать, но важность второго тай-брейка заключалась в том, что с того момента он уже только отыгрывался. Третий сет закончился победой Федерера на тай-брейке, но Роддик в четвертом смог выиграть. Третий год подряд финал Уимблдона затянулся до пяти сетов.

Согласно статистике, последний сет в 2009 году считается более зрелищным, чем его прошлогодний аналог, но на самом деле ему не хватало драмы победы Надаля. Роддик поддерживал свой высокий уровень игры, когда 4–4 стал 5–5, а 6–6 стал 7–7. Но он всегда подавал вторым, и, хотя его подачи были хороши, он так и не приблизился к тому, чтобы выиграть подачу Федерера. Федерер, в свою очередь, придерживался комфортной тактики выжидания. Когда счет 8–8 стал 9–9, 10–10 стал 11–11, не было ни малейшего ощущения, что он собирается «поднадавить». Он лишь использовал резаный бэкхенд, чтобы направить мяч к самому концу корта Роддика, и ждал, когда его соперник ошибется. Ему пришлось ждать долго: 12–12 стал 13–13, а потом и 14–14. В конце концов момент настал. Подавая в одиннадцатый раз, желая остаться в финале, Роддик совершил ошибку, исполнив форхенд. Мяч улетел на трибуны, а Федерер получил свой пятнадцатый титул турнира Большого шлема за четыре часа и шестнадцать минут. Пятый сет, длившийся девяносто пять минут, стал новым рекордом Уимблдона.

За четыре недели Федерер смог сравняться с рекордом Пита Сампраса и побить его. Он смог позировать фотографам рядом с тремя другими великими теннисистами, чьи достижения он превзошел. Отсутствие Надаля в Париже и на Уимблдонском турнире облегчило ему задачу, но никто не ставил это в укор швейцарцу. В теннисном мире все прекрасно знали, что способность Надаля соперничать и превосходить Федерера основывалась на его феноменальном энергичном стиле, что однажды должно было сказаться на здоровье испанца. Сохраняя свой уровень и поддерживая великолепную форму, Федерер выжидал подходящего момента и был готов извлечь максимум из ситуации, когда тело Надаля взбунтовалось против нагрузок. Федерер прошел в двадцать финалов турниров Большого шлема и победил в пятнадцати – остальные пять выиграл Надаль. Это много говорит как о Надале, так и о Федерере – он запомнится как единственный человек, способный регулярно побеждать величайшего теннисиста всех времен в самом расцвете сил.

Федерер хранил в строгом секрете не только то, что Мирка ждала близняшек, но и предполагаемую дату рождения малышей. Думали, что Борис Беккер проболтался, когда он на британском телевидении сказал, что ребенок (один и мужского пола) должен был появиться на свет в первую неделю августа. Но это был блеф, Федерер и сам говорил о «ребенке».

Девочки-близнецы родились 23 июля в частной клинике «Бетаниен» в Цюрихе. Они родились за шестнадцать дней до дня рождения папы и также являются Львами по гороскопу. Один британский букмекер готов был поставить сто к одному, что с таким потрясающим генетическим наследием от мамы с папой девочки станут профессиональными теннисистками. Их назвали Шарлин Рива и Майла Роуз – Майла или Мила – чешское имя, происходящее от ласкательно-уменьшительной формы имени Людмила, что на древнеславянском значит «милая людям», тогда как Шарлин – это одна из женских версий имени Чарльз, популярная в Южной Африке. В заявлении, опубликованном на своем веб-сайте, Федерер сказал, что для них с Миркой этот день был «лучшим в их жизни».

Считается, что побеждать на теннисных турнирах, будучи родителем, очень сложно. Эта сложность очевидна женщинам, которым приходится преодолевать трудности беременности, но и лишь немногие мужчины побеждают на главных турнирах, когда у них появляются наследники. Конечно, у многих из нас ночной сон нарушался плачем ребенка, а когда на следующий день надо участвовать в матче, то недостаток сна может сильно повлиять на игру. Конечно, по большей части это лишь статистика – большинство мужчин, участвующих в туре АТР, не становятся отцами до тех пор, пока не пройдет расцвет их карьеры, а папы, выигравшие на крупных турнирах, вроде Федерера, Андре Агасси и Джимми Коннорса, заработали достаточно денег для того, чтобы позволить себе команду нянечек, лелеющих сон их младенца.

Как бы то ни было, мир тенниса не был уверен, как следует относиться к первому поражению Федерера, ставшего отцом. В четвертьфинале турнира серии «Мастерс» в Монреале Федерер лидировал в последнем сете против Жо-Вильфрида Тсонга со счетом 5–1, выиграв одиннадцать из предыдущих тринадцати геймов, но в результате ему было нанесено поражение со счетом 7–6, 1–6, 7–6. При том, что он победил в тех предыдущих турнирах в Мадриде, «Роллан Гаррос» и Уимблдоне, это поражение лишило его шанса победить во всех турнирах на трех различных покрытиях. Однако на следующей неделе он победил Энди Маррея и Джоковича, выиграв турнир в Цинциннати. Большое значение придавалось тому, что он, будучи отцом, победил на Открытом чемпионате Австралии пять месяцев спустя, но к тому моменту он уже привык к роли папы – только победа в «Цинци» на самом деле что-то для него значила, потому что тогда девочкам все еще было всего пара недель от роду. «Это было нечто особенное, – говорит он, – потому что это произошло сразу же, это было что-то новое».

По иронии судьбы, на Открытом чемпионате США победила мама, а не папа. Как и Федерер, Ким Клейстерс участвовала в своем третьем турнире после того, как стала мамой, только в ее случае она «отошла от дел» на двадцать семь месяцев. Ее триумф стал главной новостью года в женском теннисе, особенно потому, что Серену Уильямс дисквалифицировали в полуфинале за то, что она оскорбила судью, зафиксировавшего у нее зашаг. А вот как так получилось, что Федерер не присоединился к Клейстерс в первой паре матери и отца в Открытую эру тенниса, все еще непонятно.

После побед над Сёдерлингом и Джоковичем Федерер встретился с Хуаном Мартином дель Потро в финале. Федерер выигрывал во всех предыдущих шести матчах с ним, и, если он мог победить высокого аргентинца на корте с грунтовым покрытием, несомненно, он должен был победить его и на твердых кортах – это было логично. Так и должно было быть, когда Федереру оставалось всего два очка до победы в четвертом сете.

И все же Федерер на том Открытом чемпионате США был отчего-то очень раздражительным – никто не знает почему. Сам он это отрицает, но таким он тогда казался и в закулисье, и еще в одном финале Большого шлема, длившемся пять сетов. Когда Федерер подавал при счете 5–4 во втором сете, при том, что он победил и в первом, дель Потро понадобилось много времени на то, чтобы проверить, не коснулся ли мяч линии. Однако это привело к тому, что мяч был признан недействительным, и это сравняло счет до 5–5, и это начало раздражать Федерера. Позже в течение этого матча Федерер дал понять судье Джейку Гарнеру, что он думал, использовав неприличное слово прямо в зоне слышимости микрофонов телевизионщиков и отказавшись соглашаться с чем-либо, что Гарнер сказал в ответ. Многие в мире тенниса согласятся, что у Федерера непростые отношения с проверочными мячами – если судья может вынести вердикт, тут же увидев ошибку, почему игроку может быть позволено бродить по корту, искать след, смотреть на тренера, а затем проверять через несколько секунд после того, как мяч коснулся земли? Судейской ветви тенниса стоит взять это под свой полный контроль. И все же для Федерера было нехарактерно такое высокомерное и оскорбительное поведение. Позже он получил штраф в размере полутора тысяч долларов, что случалось редко и едва ли было ощутимо для его счета, но, что гораздо важнее, он проиграл матч.

В четвертом сете он все еще должен был выиграть, но как только дель Потро довел матч до решающего момента, казалось, что у Федерера не осталось сил, и дель Потро победил со счетом 3–6, 7–6, 4–6, 7–6, 6–2. Матч длился четыре часа и шесть минут. С точки зрения сетов это было зеркальным отражением победы Федерера в полуфинале Открытого чемпионата Франции.

Давая комментарии после матча, Федерер в какой-то степени казался фаталистом. «Так иногда случается», – сказал он. Возможно, у него было ощущение, что этот финал не должен был так закончиться. Таким же фаталистом он был и когда говорил о финале Уимблдонского турнира, в котором он проиграл Надалю: «Я верю, что на все есть свои причины, и возможно, мне было не суждено победить в шестом Уимблдонском турнире в 2008 году». Однако, несмотря на то что в остальном тот год был для него отличным, победа в этом турнире от него ускользнула, а дель Потро стал первым игроком, кроме Надаля, которому удалось победить Федерера в финале Большого шлема.

Как и большинство игроков, победивших Федерера, дель Потро проявил благородство. «На этой неделе у меня было две мечты, – сказал он на церемонии награждения, бросая взгляд на побежденного соперника. – Первая – это победить на Открытом чемпионате США, а вторая – быть похожим на Роджера. Одна мечта осуществлена, но мне над многим еще надо поработать, что быть похожим на тебя».

Это был знаменательный цикл. Федерер начал год турниров Большого шлема с сокрушительного поражения в Открытом чемпионате Австралии со счетом 6–2. Год закончился снова сокрушительным проигрышем в финале Открытого чемпионата США со счетом 6–2. Но он снова дошел до финалов всех четырех главных турниров и выиграл два из них. Даже в момент поражения в Нью-Йорке он мог видеть всю картину целиком: «Сегодня мне для победы не хватило двух очков, но у меня был невероятный год, я был в финалах всех крупных турниров и победил в двух из них. Конечно, я хотел бы победить и в остальных двух, но год и так уже стал потрясающим – я женился, у нас родились дети. Не знаю, чего еще я мог бы желать».

И он на самом деле больше ничего не хотел. Он неохотно поехал в Геную на плей-офф Кубка Дэвиса, в котором Швейцария играла против Италии. Он играл в Базеле, проиграв в финале Джоковичу. Он проиграл в первом раунде турнира серии «Мастерс» в Париже и в полуфинале финала Мирового Тура АТР в Лондоне после того, как победил Маррея и дель Потро на групповом этапе. Ошибочно было бы говорить, что он несерьезно относился к этим матчам – он настолько хотел оставаться на вершинах рейтингов, по крайней мере до 7 июня 2010 года, когда он побил бы рекорд Пита Сампраса, стоявшего на первой позиции в течение двухсот восьмидесяти шести недель, что старался получить очки везде, где только мог. Но турниры Большого шлема определенно значили для него намного больше, чем простые соревнования тура, и только при приближении Открытого чемпионата Австралии в начале 2010 года его уровень действительно вырос.

За шесть дней до начала Открытого чемпионата Австралии сильное землетрясение потрясло Гаити. Страна, которая и так была очень бедной и разрушенной десятилетиями сомнительного управления, страдала от гуманитарной катастрофы такого уровня, который многие и представить себе не могли. ООН назвала ее худшим бедствием, с которым ей приходилось иметь дело.

Субботним утром, за два дня до начала турнира, Роджер Федерер позвонил Крейгу Тайли, директору турнира, и спросил, может ли он с группой других ведущих теннисистов провести благотворительный матч, чтобы собрать средства для Гаити. «Сначала я хотел отказать, – говорит Тайли, – потому что это был бы кошмар в плане логистики и безопасности». Но он согласился обдумать эту идею, тогда как Федерер отправился выяснять, хотят ли его коллеги принять в этом участие.

В пять часов вечера, всего семь часов спустя, Федерер провел предматчевую пресс-конференцию, на которой рассказал про «Хит для Гаити». Он договорился об участии Ллейтона Хьюитта, Рафаэля Надаля, Энди Роддика, Новака Джоковича, Серены Уильямс, Ким Клейстерс и ведущей теннисистки Австралии Саманты Стосур в смешанной парной игре, в которой были разрешены замены игроков. Все теннисисты должны были играть с микрофонами, чтобы публика слышала все, что они говорили. Тайли, в свою очередь, организовал большое количество временных сотрудников «Мельбурн Парка», в особенности работников службы охраны и организаторов питания, которые согласились поработать лишний день, некоторые даже бесплатно.

Объясняя причины, Федерер использовал термин «теннисная семья», фразу, которую часто используют администраторы, пытающиеся заставить враждующие стороны двигаться в одном направлении. «Думаю, что мы, как теннисная семья, будем очень счастливы это сделать, – сказал он. – Я знаю, что это происходит накануне первого турнира Большого шлема в этом сезоне, так что некоторым непросто будет отвлечься от него, но я думаю, что это великолепная инициатива. Я счастлив, что мы можем это осуществить, мы надеемся завтра сыграть в свое удовольствие. Возможно, также это будет подходящий день для того, чтобы семьи пришли и посмотрели на то, как играют лучшие теннисисты».

Меньше чем через тридцать часов после первого звонка Крейгу Тайли Федерер и остальные семь игроков вышли на арену Рода Лейвера ради того, что оказалось волшебным опытом. Сейчас благотворительные дни в преддверии Открытых чемпионатов Франции и США – обычное дело, но для Австралии это было в новинку. В распорядке, который выдавался утром перед мероприятием работникам и некоторым журналистам, значилось, что ожидалось присутствие от двух до пяти тысяч людей. Силу притяжения Федерера сильно недооценили. Стадион, рассчитанный на пятнадцать тысяч мест, был переполнен. Многие жители Мельбурна, стоявшие в очереди, не смогли попасть внутрь и были вынуждены смотреть соревнование на большом экране в Гарден Сквере (эквиваленте Хенмен Хилл на Уимблдонском стадионе). Все заплатили за вход по десять австралийских долларов (детям младше двенадцати было разрешено проходить бесплатно, но многие родители за них заплатили), и по рядам ходило ведерко, в которое все желающие могли положить любую сумму. В результате удалось собрать почти двести тысяч австралийских долларов, а благодаря взносам АТР, Тура WTA, ITF, Комитета Большого шлема и отдельных теннисистов эта сумма увеличилась в четыре раза.

Теннисисты же играли не просто ради того, чтобы собрать деньги для помощи жертвам гуманитарной катастрофы: матч показал публике другую сторону игроков. Если Федерер всегда натягивает «рабочую маску», когда участвует в матчах, то сейчас его веселая натура проявилась в полном объеме. Все игроки заразились этим духом, и результатом стали девяносто минут чудесного мастерства и огромного веселья. Роддик овладел духом момента, когда сказал судье, который зафиксировал зашаг, что ему следовало бы быть поосторожнее, ведь в его команде была Серена Уильямс – после того как Уильямс не сдержалась на Открытом чемпионате США, это был отличный способ снять напряжение. Серена хохотала над этой шуткой.

Этот матч увенчался огромным успехом, и, с какой стороны ни посмотри, он также показал, какую роль играет Федерер как общественный деятель и фактический лидер сегодняшних теннисистов. Он говорил с публикой после мероприятия, провел несколько дополнительных пресс-конференций, в общем, взял на себя роль лидера. На Гаити у многих будет повод его благодарить, хотя большинство так никогда и не узнает, кто он такой.

На том турнире Федереру еще раз придется исполнить роль общественного деятеля.

В первый четверг Мельбурн посетил принц Уильям, второе лицо в очереди на британский трон, сын принцессы Дианы, большой фанат тенниса и завсегдатай Уимблдона. Принц прибыл в Мельбурн для того, чтобы встретиться с теми, кто выжил в ужасных лесных пожарах, бушевавших в Виктории восемью месяцами ранее. То, что он собирался провести вечер на Открытом чемпионате Австралии, держалось в секрете до тех пор, пока он не занял свое место в ложе во время матча между Федерером и Виктором Ханеску.

Федерера, правда, оповестили в частном порядке: рассказали, как ему следует обращаться к кому-то столь же высокопоставленному, как принц Уильям. Когда ему сказали, что правильно обращаться к нему «Ваше Королевское Высочество», Роджер подумал, что это шутка. Когда ему сказали, что это не шутка, то он ответил: «Ладно, я буду называть его «Ваше Королевское Высочество», если и он будет называть меня «Король Корта»!»

Все это происходило за закрытыми дверями и, несомненно, было лишь безобидной шуткой. Когда Федерер победил Ханеску, он на корте провел интервью с бывшей первой ракеткой Джимом Курье, в конце которого Курье пригласил Федерера формально поприветствовать принца. Федерер взял микрофон и произнес: «Ваше Королевское Высочество, добро пожаловать в мир тенниса. Спасибо, что пришли!» Сделал он это с едва сдерживаемым смешком, свидетельствующим о том, что он считал довольно-таки глупым обращаться к двадцатисемилетнему парню «Ваше Королевское Высочество». Как искреннему поклоннику Англии и англичан, Федереру можно простить хихиканье над напыщенностью британского королевского протокола.

Если опустить первую часть матча Федерера в Открытом чемпионате Австралии 2010 года с Игорем Андреевым, то стоит отметить, что шестнадцатый титул Большого шлема был завоеван в одном из лучших выступлений Федерера. «Думаю, это было одно из лучших моих выступлений, – сказал он, победив Энди Маррея в финале, – несомненно, за долгое время, а может быть, и лучшее вообще».

Таким и оказался тот чемпионат. Федерер был одним из фаворитов букмекеров, но была и вероятность того, что один из около восьми других теннисистов мог поднять награду Нормана Брукса. Сейчас понятно, что главной угрозой для Федерера был Николай Давыденко, приехавший в Мельбурн после победы в финале Мирового Тура АТР в конце 2009 года и победе на крупнейшем турнире АТР до Открытого чемпионата Австралии, Открытом чемпионате Катара в Дохе. И именно Давыденко проверил возможности Федерера.

В течение часа в четвертьфинале казалось, что Давыденко суждено было стать причиной большого разочарования. В матче, который поздно начался из-за двух длинных предыдущих матчей, казалось, что Федерера беспокоило садящееся солнце, освещавшее половину корта. Длительные обмены ударами зачастую происходили, когда один игрок находился на залитой солнцем стороне, а второй – в тени, а мяч переходил от одного к другому. Такое случается на многих турнирах, но комбинация точных ударов Давыденко и того, что Федерер позволил себе нервничать из-за непростого освещения, привела к тому, что в течение часа россиянин доминировал на корте. Федерер даже признался, что использовал время на поход в туалет в конце первого сета для того, чтобы подождать, пока солнце исчезнет за крышей арены.

И все же ко многим матчам Федерера применима схема, о которой претендентам на победу стоит знать. Частенько они могут добиться лидерской позиции, но если они не используют эту возможность, то вскоре обнаруживают, что на них обрушилась вся сила таланта Федерера. Так оказалось и в случае с Давыденко. Когда россиянин лидировал со счетом 6–2, 3–1 и обходил Федерера со счетом 15–40, посеянный под первым номером теннисист выглядел таким слабым, что некоторые задались вопросом, не болен ли он. Но затем при счете 30–40 Давыденко отправил бэкхендом мяч прямо в сетку – эта-то ошибка и была так нужна Федереру. Он обрушился на соперника, выиграв в двенадцати геймах подряд и успешно победив в матче.

Австралийские и британские СМИ были убеждены, что Федерер участвовал в психологической войне перед финалом с Энди Марреем. Уверенно победив Жо-Вильфрида Тсонга в полуфинале, Федерер пошутил в интервью, которое у него на корте брал Джим Курье после матча, что на бедного Маррея оказывалось давление в связи с тем, что у британцев не было своего чемпиона Большого шлема «сто пятьдесят тысяч лет или сколько бы там ни было». Он также упомянул на конференции после матча, что Маррею еще предстояло выиграть свой первый титул Большого шлема и что шотландец «играл со мной, много раз побеждавшим на турнирах Большого шлема и трижды – здесь».

Федерер и швейцарская пресса смотрели на это иначе. Когда его спросили о «психологической войне», употребив именно этот термин, Федерер ответил: «Это преувеличение. Это произошло после матча с Тсонгой. Непросто выиграть свой первый турнир Большого шлема. Дело не в уме, не попытке надавить на него. Это просто трудно».

Было бы неискренне со стороны Федерера заявлять, что он всегда дает прямолинейные ответы – всегда в том, что он говорит, есть нюансы, которые внимательным людям могут рассказать о том, что он думает о ком-либо на самом деле. Но пресса так рьяно ищет в новостях подтексты, что порой они придают чему-то больше значения, чем предполагалось изначально, и игнорируют простые честные ответы.

Задумывал ли это Федерер или нет, но он позволил своему мастерству выиграть в этой войне в финале, в котором он превзошел Маррея. Последовательная игра британца с задней линии изнуряет большинство соперников, но против агрессивного и креативного теннисиста, находящегося в наилучшей форме, этого никогда не будет достаточно. Федерер записал в свой список побед шестнадцатый титул Большого шлема со счетом 6–3, 6–4, 7–6. На тай-брейке было много драматичных моментов, прежде чем Роджер победил со счетом 13–11, – но постоянно присутствовало ощущение, что, даже если бы Маррею и удалось реализовать один из своих пяти сетболов, Федерер бы все равно отыгрался и победил в четвертом сете. Давайте смотреть правде в глаза: когда величайший игрок за всю историю тенниса играет на пике своих возможностей, нужно очень постараться, чтобы его победить.

Годом ранее Федерер плакал на пьедестале – теперь настала очередь Маррея. Обычно неразговорчивый шотландец изрек одну из главных цитат турнира, когда он взял себя в руки, чтобы произнести: «Я могу плакать, как Роджер, но стыдно, что я не могу играть так же хорошо, как он».

Учитывая, какую форму он продемонстрировал на Открытом чемпионате Австралии 2010 года, кто мог играть так же, как Роджер? Федерер достиг нового уровня превосходства, когда ему на пятки наступало новое поколение игроков, которые владеют мощными ударами и редко промахиваются. «Когда я только пришел в тур АТР, в матчах совсем по-другому играли, – сказал он. – Это был скорее блеф: ребята хорошо подавали, но всегда была какая-то слабость, которую можно было использовать. Сегодня такого больше нет, и это благодаря таким парням, как Маррей. Они сделали из меня лучшего теннисиста».

По мере того как соревнование становилось напряженнее, лучшие становились великими, а великие – величайшими. Комментируя Открытый чемпионат Австралии, Федерер произнес пророческие слова: «Я верю, что всегда могу становиться лучше».

Улучшение было, но ему потребовался еще один регресс – или два, – чтобы проявиться.

Федерер всегда знал, что полосе полуфиналов Большого шлема суждено было однажды закончиться, но мало кто думал, что случится это на четвертьфинале Открытого чемпионата Франции 2010 года. Действительно, он встретился с сильным соперником в лице Робина Сёдерлинга, шведа, чья победа над Надалем на прошлогоднем турнире проложила Федереру путь к титулу чемпионата Франции. Но Федерер в четырех раундах играл настойчиво, и его мастерство было слишком велико для шведа с пушечным ударом и несколько ограниченными способностями.

Когда Федерер победил в первом сете со счетом 6–3, он был настроен на полуфинал с Томашем Бердыхом, но затем набежали тучи, то и дело начинало моросить. Корт впитывал влагу, мячи становились тяжелее, и пушечные удары Сёдерлинга приобрели новое значение. Промозглым парижским вечером уверенность Федерера в том, что он получит много очков, постепенно улетучилась, и его полоса из полуфиналов двадцати трех турниров прервалась победой шведа со счетом 3–6, 6–3, 7–5, 6–4.

Никто всерьез не ожидал, что Федерер заявит, будто это поражение было концом света, но он снова расположил к себе теннисное сообщество, сказав: «Ну, по крайней мере, у меня все еще есть полоса четвертьфиналов!» Так оно и было – то, что он оказался в последней восьмерке в Париже, означало, что это был его двадцать четвертый четвертьфинал подряд. Ко времени выхода этой книги общее количество достигло уже тридцати пяти.

Пока Сёдерлинг завершал свою победу над Федерером, важные персоны мира тенниса собирались в нескольких километрах на ежегодном ужине чемпионов Мира, который устраивал ITF. Ожидалось, что Федерер будет там присутствовать и его будут чествовать как чемпиона мира в одиночном разряде 2009 года, но, когда просочились слухи о том, что Сёдерлинг его побеждает, все на ужине поняли, что шансы увидеть Роджера на праздничном мероприятии стремятся к нулю. Однако никому никогда не стоит списывать Федерера со счетов на корте, равно как и рассчитывать на то, что он не появится. Когда Федерер выполнил все обязательства перед СМИ на «Ролан Гаррос», он привел себя в порядок, появился на ужине и пробыл час, заслужив вечное уважение и благодарность всех присутствующих. Определенно, это был признак интеллигентности, хотя, возможно, это был весьма разумный психологический ход. Что может быть лучше после того, как проиграл в матче, что само по себе очень неприятно, взять себя в руки и прийти на ужин, где все будут приятно удивлены и будут чествовать тебя за некоторые из твоих недавних огромных достижений? Это была одна из таких выигрышных ситуаций, в которой все остались довольны.

Особое раздражение от победы Сёдерлинга вызывало то, что Федерер терял звание первой ракетки мира через неделю после «Ролан Гаррос». Надаль займет эту позицию в рейтинге, оставив Федерера с двухсот восьмидесяти пятью неделями на вершине, то есть всего одной недели не хватит для того, чтобы повторить рекорд Пита Сампраса. Если бы Федерер победил Сёдерлинга, а потом проиграл Бердыху в полуфинале, то он бы удержал первое место в рейтинге до Уимблдонского турнира и тем самым побил бы рекорд Сампраса тогда, а не спустя два года. Перед Федерером все еще стояла цель вернуться на вершину рейтинга, тогда как еще одна победа в Париже уже могла потерять часть своей привлекательности.

В то же время в организме Федерера было не все в порядке. У него снова возникли какие-то проблемы со спиной, и, когда он получил травму паховой области в финале турнира на корте с травяным покрытием в Галле, матч закончился победой Ллейтона Хьюитта. На Уимблдон он приехал намного в худшей форме, чем обычно, и чуть было не вылетел при первом же препятствии.

Традиционный открывающий матч действующего чемпиона на Центральном корте является, как правило, простой формальностью, но спустя два часа после его начала возникла вероятность того, что защита носителя титула могла закончиться в первый же вечер во второй раз за семь лет. Федерер проиграл первые два сета малоизвестному теннисисту Алехандро Фалье из Колумбии. Этого игрока он дважды побеждал в течение предыдущих четырех недель, не уступив ему ни в одном сете, а сейчас он чуть было не проиграл третий сет. Федерер избежал этой опасности, но, когда он проиграл еще в одном сете Илье Бозоляцу во втором раунде, едва ли он мог по-прежнему сеять ужас среди противников, а играть в четвертьфинале с больной спиной и пахом стало слишком сложно.

Томаш Бердых заявил теннисному миру о себе, победив Роджера на Олимпийских играх в Афинах в 2004 году. У него был огромный потенциал, но в высшую категорию теннисистов он так и не смог попасть. Проведя почти безукоризненную игру, в основе которой лежал его мощный форхенд, чех победил Федерера в четырех сетах и дополнил это победой над Новаком Джоковичем, чтобы дойти до своего первого финала Большого шлема. Его разгромил необузданный Надаль, который играл так хорошо, что Федерер наверняка был бы унижен, встреться они в том году.

Проиграв Бердыху, Федерер пытался найти правильный баланс между тем, чтобы признать свои травмы, не умалив при этом огромный успех соперника. Он признал свои проблемы со спиной и травму в паховой области, и это все прояснило для тех, кто никак не мог понять, почему Федерер выглядел таким беззащитным в матче против Бердыха. Правда, это ничуть не остановило журналистов, распускавших тем вечером многочисленные слухи о том, что пришло время смены династий и лучшие дни великого теннисиста остались позади.

В последующие недели Федерер сделал два важных изменения. Первое было физическим и предназначалось для решения проблемы со спиной. Второе было тактическим: он назначил нового члена команды тренеров.

Для того чтобы решить проблемы со спиной, он ввел в распорядок упражнения для укрепления мышц брюшного пресса. Он выполняет их три раза в день и уже к декабрю 2010 года играл, по его словам, не испытывая никакой боли в пояснице. Сами по себе упражнения на пресс не решают проблему, но они укрепляют мышцы, компенсирующие тряску, которую испытывает поясница во время игры на корте.

Опасаясь, что он, возможно, упускает тактические советы, Федерер попросил помощи у Пола Аннакона. Американец был бывшим топовым игроком в 80-х годах, добившимся большего успеха в парном разряде по сравнению с одиночным, но он все же достиг двенадцатого места в рейтингах, будучи отчаянным сеточником. Затем он стал тренером Пита Сампраса, когда у его тренера Тима Галликсона обнаружили рак мозга (Аннакон был его другом и, кроме того, входил в окружение Сампраса, так что он легко вошел в роль тренера). Именно он вел Сампраса во второй части его карьеры. Затем Аннакон работал с Тимом Хенменом и, когда Федерер ему позвонил, работал на британскую теннисную организацию LTA.

Федерер позвонил в июле, когда Аннакону предстояло работать с его командой в течение тестового периода, длившегося один месяц. Федерер дошел до финала в Торонто и победил в Цинциннати. Результаты были отличными, но, что еще важнее, американец показал, что может влиться в существующий состав команды Федерера, работая вместе с Северином Люти. Как выразился Федерер, объясняя на Открытом чемпионате США прием Аннакона на постоянную работу: «Приятно слышать свежий, новый голос для разнообразия. Думаю, динамика приносит хорошие результаты, когда мы с Северином и Полом начинаем что-то обсуждать – благодаря ей процесс становится по-настоящему интересным, и я могу участвовать в матчах с более ясным мыслями».

Контракт с LTA обязывал Аннакона проработать еще три месяца, до ноября. Кроме того, поскольку сделка подразумевала тридцать недель работы в году, то у него были свободные от LTA недели, в течение которых он мог тренировать Федерера. Несмотря на явное понимание того, что Аннакон был свободным агентом на двадцать две недели в году, LTA начали проявлять недовольство, когда после первых трех дней Открытого чемпионата США они увидели, что мог состояться финал между Марреем и Федерером, в котором их главный тренер планировал свергнуть лучшего теннисиста Великобритании. LTA тихо освободили Аннакона от его обязанностей, и американец мог спокойно посвятить себя Федереру.

Стоял большой вопрос: чему же Аннакон мог научить Федерера? Очевидно, что он мог научить его более агрессивной игре с учетом того, что в возрасте двадцати девяти лет Федерер уже не мог бегать, и бегать вечно. Надо было улучшать другие свои качества, чтобы избежать этой необходимости. Федерер также проиграл три мачта в первой половине 2010 года после матчболов, так что все важнее стало умение доводить до конца серьезные матчи. И на самом деле именно более агрессивный Федерер дошел до полуфинала Открытого чемпионата США, не проиграв ни в одном сете, включая победу со счетом 6–4, 6–4, 7–5 над Робином Сёдерлингом. Он также особенно хорошо смотрелся после того, как дважды встретился с Новаком Джоковичем в полуфиналах. Снова всплыла мечта о первом финале между Федерером и Надалем на Открытом чемпионате США – единственном крупном турнире, на котором эти двое никогда не играли вместе.

Поразительно, но человека с таким огромным опытом отвлекла мысль о финале. «Я играл во втором полуфинале, – сказал он несколько недель спустя, – а Рафа уже прошел в финал, и я понимал, что мне нужно было победить, не потратив слишком много энергии, если я хотел, чтобы у меня были реальные шансы в финале. Так что я перестал играть так интенсивно, и я позволил ему отыграться в матче». По иронии судьбы, финал отложили до вечера понедельника из-за дождя, так что у Федерера был дополнительный день на то, чтобы восстановиться.

Несмотря на то что Джокович отыгрался, у Федерера еще было два матчбола при счете 5–4 в последнем сете. Оба вылились в длительные обмены ударами, и большинство ожидало, что Федерер победит. Федерер был странно пассивен, несмотря на присутствие Аннакона, Джокович, напротив, старался и был вознагражден двумя победными очками. Серб не останавливался: он выиграл подачу Федерера в одиннадцатом гейме и обеспечил себе победу. Надаль победил его в четырех сетах в финале, увенчав свою карьеру в Большом шлеме. Испанец мог сделать то же самое – если не хуже – с Федерером. Так или иначе, для двадцатидевятилетней легенды это был звоночек, говоривший о том, что его аура непобедимости серьезно поблекла.

Среди теннисно-политических вопросов, с которыми Федереру пришлось иметь дело в 2010 году на посту президента совета игроков АТР, была продолжительность теннисного года у мужчин. Четырьмя годами ранее женщины сократили свой сезон на две недели, получив два месяца межсезонья. Мужчины все громче требовали такого же перерыва, и в лице Адама Хелфанта у теннисистов был руководитель АТР, который хотел бросить вызов некоторым законным интересам и отрезать пару недель от календаря мужских турниров.

Федерер обнаружил себя лидером теннисистов, тогда как его взгляды были противоположны мнению большинства остальных игроков. Он сказал, что научился встраивать периоды отдыха в течение года, так что у него нет проблем с тем, что у них был всего лишь пятинедельный перерыв между окончанием одного года и началом следующего. Но он также понимал, что играл на таком уровне, который позволял ему весьма точно оценить, в скольких матчах ему придется сыграть на конкретном турнире, так что ему проще было распланировать свой год, чем игрокам со значительно более низким рейтингом. Так что он понимал тех, для кого двухмесячный перерыв был важен.

Изначально предлагалось сократить сезон на три недели, запретив теннисистам участвовать в показательных матчах в течение первых трех недель. Некоторые, в том числе и Федерер, были не согласны с этим запретом. Достигли компромисса: календарь АТР сокращался с 2012 года на две недели, благодаря чему большинство участников тура, в том числе и те, кто участвует в финале Мирового Тура АТР и Кубке Дэвиса, получали перерыв длительностью восемь недель. Игроки могут свободно участвовать в показательных матчах в течение всего перерыва, так что Федерер и ему подобные ведущие игроки все еще могли в какой-то степени посоревноваться, чтобы поддерживать форму.

Продолжительные отношения Роджера Федерера с главным командным соревнованием в теннисе достигли новых высот через неделю после Открытого чемпионата США. Проиграв в матче из пяти сетов Новаку Джоковичу в Нью-Йорке, он улетел с семьей не в Швейцарию, а в свой второй дом в Дубае. Он был всего в двух часах пути от Астаны, столицы Казахстана, где решалась судьба Швейцарии в Кубке Дэвиса в матче против восходящей азиатской теннисной нации.

Вплоть до вечера вторника швейцарская команда ожидала, что Федерер к ним присоединится, или хотя бы верила в это. Несмотря на то что он утверждал, что первый раунд не вписывается в его расписание физической подготовки, он всегда появлялся в сентябре на плей-офф. Однако вечером во вторник он на своем сайте опубликовал заявление о том, что «после долгих размышлений» принял решение не присоединяться к швейцарской команде. «Мне нужно дополнительное время на то, чтобы расслабиться после напряженных недель в Северной Америке, чтобы я мог как следует закончить этот год». Таким было заявление на его веб-сайте. Люди, близкие к Федереру и «Швейцарскому Теннису», уверены, что Федерер собирался отправиться в Астану, но его отговорила Мирка. Команда Федерера не допускает утечек информации, так что подобные предположения останутся слухами до тех пор, пока сам Федерер не прольет свет на этот вопрос.

Какова бы ни была истинная причина, на Кубке Дэвиса его не было. И хотя швейцарцы и были теоретическими фаворитами, Станислас Вавринка потратил столько энергии, пробиваясь в свой первый четвертьфинал на Открытом чемпионате США, что сил у него уже не осталось. Казахстан использовал эту возможность, и швейцарцы выпали из мировой группы к вечеру субботы. Трагедия для швейцарцев заключалась в том, что к началу первого раунда в 2011 году у них было два игрока, входивших в список лучших пятнадцати теннисистов, но не было места в мировой группе. Возможно, это была последняя возможность Швейцарии извлечь выгоду из лучших годов Федерера на Кубке Дэвиса.

Когда Федерер завершил свой сезон 2010 года первым матчем против Надаля после финала в Мадриде шестью месяцами ранее, за ним значилась всего одна победа из шести матчей с эпичного финала Уимблдона в 2008 году. Его величайший успех в 2009–2010 годах приходился на время, когда Надаль либо получал травму, либо оправлялся от нее. Так что, хотя никто не сомневался в том, что Федерер заслуженно получил свои четырнадцатый, пятнадцатый и шестнадцатый титулы Большого шлема, все еще высказывались сомнения, может ли он победить Надаля в финале крупного турнира.

Финал Мирового Тура АТР не обладает тем же статусом, что и финал Большого шлема, это определенно не так. Однако бой Федерера с Надалем на театрально залитой светом арене «О2» в Лондоне вызвал больший ажиотаж. Надаль мог позволить себе его проиграть: он провел лучший свой год, победив на Открытом чемпионате США, закрепив за собой звание первой ракетки мира. А вот мог ли Федерер? От потенциального финала Открытого чемпионата Австралии их разделяло девять недель, и, если бы Надаль победил Федерера на твердом корте, получить пятый титул Открытого чемпионата Австралии ему мог бы помешать психологический барьер.

Федерер все же победил, и победил благодаря тому внушительному агрессивному стилю, который помог расправиться с Давидом Феррером, Энди Марреем, Робином Сёдерлингом и Новаком Джоковичем на пути к финалу. Ему также помогло то, что в полуфинале он победил за час и девятнадцать минут по сравнению с тремя часами и одиннадцатью минутами, которые потребовались Надалю на то, чтобы победить Маррея на тай-брейке последнего сета. Надаль отказался списать поражение на усталость, но все наблюдавшие за матчем знали, что именно это оказало свое влияние на Надаля, особенно когда Федерер выиграл его подачу в четвертом гейме последнего сета, а Надаль больше не выиграл ни одного гейма.

И все же психология той победы так и не была подвергнута испытанию в Мельбурне. Надежды Надаля стать первым после Рода Лейвера в 1969 году, получившим все четыре главных титула, – то, к чему Федерер приблизился на Открытом чемпионате Франции 2006 и 2007 годов, – разрушились во втором гейме четвертьфинала против Давида Феррера, когда он порвал сухожилие. Он играл до конца, но знал, что победить не сможет.

Это должно было освободить Федерера от лишних переживаний. В полуфинале он встретился с Джоковичем, и победителю предстояло играть в финале либо с Феррером, либо с Марреем. Хотя он проиграл Джоковичу в полуфинале из пяти сетов на Открытом чемпионате США четырьмя месяцами ранее, Федерер с тех пор трижды уверенно побеждал серба в туре. Кроме того, казалось, что ни Маррей, ни Феррер не могли одолеть великого теннисиста на крупнейших турнирах. Он уверенно держался после изнуряющих пяти сетов против Жиля Симона, которые проходили в весьма прохладных условиях и закончились за полночь. Казалось, что Федерер был настроен на получение семнадцатого титула Большого шлема.

Но Джокович его победил. Два фактора повлияли на то, что матч закончился со счетом 7–6, 7–5, 6–4. Во-первых, Джокович играл наилучшим за всю свою карьеру образом, использовал великолепную работу ног и уверенность, полученную благодаря победе Сербии на Кубке Дэвиса семью неделями ранее. Во-вторых, агрессивная тактика Федерера оказалась недостаточно гибкой перед лицом парня, который в тот день способен был исполнять великолепные ответные удары. Федерер большую часть матча играл близко к задней линии, но глубина оборонительного удара Джоковича была такова, что редко когда Федереру удавалось подобраться к сетке. У него было меньше времени на то, чтобы приспособиться, когда несчетные мячи серба увели его с задней линии. Джокович лучше играл на большем расстоянии и в итоге получил свой второй титул Открытого чемпионата Австралии, разгромив Энди Маррея в финале.

Поражение в полуфинале оставило турнир всего со вторым финалом Большого шлема за последние шесть лет, в котором не было ни Федерера, ни Надаля. Мировые СМИ снова задавались вопросом о том, не был ли факел передан следующему поколению, – это было неизбежно. Мысль была справедлива, но журналисты редко спрашивают себя, каково теннисисту слышать вопрос наподобие: «Как вы считаете, означает ли этот результат, что факел был передан новому поколению?» Кто-то задал такой вопрос Федереру, на что раздраженный швейцарец ответил: «Не знаю, спросите меня через полгода».

Великих чемпионов всегда слишком рано списывают со счетов, в то время как многие дополняют свою историю и список побед, вернувшись, когда мир уже считает, что их время прошло. Было слишком рано списывать Федерера после поражения, которое означало, что он не получил титул Большого шлема – кстати, впервые с середины 2003 года. Однако дуэт на вершине мужского тенниса превратился в трио.

В истории останется то, что Роджер Федерер получил свой семнадцатый титул Большого шлема и выиграл на седьмом Уимблдонском турнире в июле 2012 года, завершив период с момента получения шестнадцатого титула, длившейся два с половиной года. Что историки могли упустить, так это то, что победа на Уимблдоне вернула его на вершины мировых рейтингов. Так был побит рекорд Пита Сампраса, бывшего первой ракеткой мира в течение двухсот восьмидесяти шести недель. И хотя цифры статистики все точно и регулярно демонстрируют, эти голые цифры не покажут, насколько неожиданным и впечатляющим было это достижение.

Когда Федерер выступал, получив свой семнадцатый титул, он сам сказал, что подготовка к нему началась больше чем за год на Открытом чемпионате Франции в 2011 году. Это было чем-то вроде краеугольного камня турнира Большого шлема, поскольку впервые за восемь лет никто не считал Федерера реальным претендентом на победу. Несмотря на то что он был посеян под третьим номером, он остался незамеченным. Тому были веские причины: Джокович использовал импульс, вызванный победой на Кубке Дэвиса и Открытом чемпионате Австралии, в двух турнирах на твердых кортах, состоявшихся в начале года, и трех турнирах на корте с грунтовым покрытием. Он продемонстрировал выдающееся выступление и прибыл в Париж, не проиграв ни в одном матче за весь год. По сути, последним человеком, одержавшим над ним верх, был Федерер. Это случилось в ноябре 2010 года, в полуфинале финала Мирового Тура АТР в Лондоне, в матче, в котором Джокович, казалось, был нисколько не заинтересован – возможно, в связи с приближающимся финалом Кубка Дэвиса, который так много значил для его страны и для него, истинного патриота.

Помимо впечатляющей череды побед Джокович достиг еще того, что мало кто считал возможным: победил Надаля на корте с грунтовым покрытием, причем дважды, и оба раза – в важных матчах и во всех сетах. Победив Надаля в финалах турниров на твердых кортах в Индиан-Уэллс и Майами, серб шокировал теннисный мир, победив его в финале турнира серии «Мастерс» в Мадриде. Защитники Надаля могли бы просто списать это на тот факт, что парень с Майорки всегда не лучшим образом играл в Мадриде, отчасти из-за высоты над уровнем моря, из-за которой мяч по воздуху летит несколько быстрее, чем в местах, расположенных на уровне моря. Однако по-настоящему Надаля шокировала победа Джоковича со счетом 6–4, 6–4 в финале в Риме. Таким образом, все говорили о предполагаемом финале между испанцем и сербом на «Ролан Гаррос», а Федерер едва ли удостаивался простого упоминания.

В то же время у Федерера был неплохой год. Помимо поражения, нанесенного Юргеном Мельцером в Монте-Карло и Ришаром Гаске в Риме, единственными теннисистами, которым удалось его обыграть на пути к Парижу, были Джокович и Надаль. И он дошел до полуфинала, не проиграв ни одного сета весьма хорошим соперникам. Тот матч между Федерером и Джоковичем Рафаэль Надаль, действующий чемпион, победивший в полуфинале, описал как противостояние «лучшего в тот момент теннисиста и лучшего теннисиста в истории».

Это был лучший матч года для Федерера, один из величайших за его карьеру, и, возможно, лучший матч 2011 года. В первом сете он был на равных с Джоковичем, а затем он взял ситуацию в свои руки на тай-брейке и бросился в атаку, получив преимущество в два сета. Джокович победил в третьем сете, подавал в четвертом на закате солнца, и казалось, что придется вернуться на один сет на следующий день. Но некоторые своевременные превосходные моменты позволили Федереру отыграться и победить в матче на тай-брейке в сорок минут десятого вечера. Он сделал то, что не удавалось никому в тот год, – он победил Джоковича. Полоса побед серба – сорок пять последовательных побед – завершилась.

Он не смог повторить свое великолепное выступление в матче против Надаля. Теннис – такой спорт, где важно соответствовать, и если игра Джоковича позволяла Федереру использовать свои сильные стороны, то Надаль его изматывал, особенно на глиняном покрытии. Так было и в их четвертом финале «Ролан Гаррос». Если бы Федерер смог реализовать сетбол, который у него был при счете 5–2 в первом сете, то все могло бы быть иначе, но его укороченный удар завершился неудачей, и Надаль выиграл сет. К тому времени, как Федерер смог показать свою лучшую игру, Надаль уже держал ситуацию под контролем. Но Федерер четко дал понять, что его рано списывать, и положил начало процессу, который тринадцать месяцев спустя приведет его к семнадцатому титулу Большого шлема.

Несмотря на то что Надалю он проиграл, он был в хорошем положении для того, чтобы соответствовать ответу «спросите меня через полгода», который он дал журналисту в Австралии, желавшему знать, действительно ли Федерер больше ни на что не способен. Если он смог победить Джоковича и надавить на Надаля на корте с грунтовым покрытием, то, несомненно, у него были большие шансы на победу на Уимблдонском турнире. Эту теорию не удалось проверить: в матче против Жо-Вильфрида Тсонга в четвертьфинале Уимблдона Федерер стремительно утратил свою лидерскую позицию, и ему за это пришлось дорого заплатить. Проиграв в двух сетах, Тсонга выиграл подачу Федерера в начале третьего сета, и, как только он повторил это в начале четвертого, стало казаться, что Федерер противостоит безудержному цунами. Нельзя сказать, что швейцарец плохо играл, но он выпустил джинна из бутылки, и Тсонга нанес первое поражение Федереру после двух выигранных сетов в матче Большого шлема.

Затем последовал сокрушительный удар: поражение, практически идентичное нанесенному Джоковичем в Открытом чемпионате США годом ранее. Когда они встретились в полуфинале, Федерер выглядел более сильным игроком на протяжении трех сетов. В пятом сете у него было два матчбола, но Джокович смог спасти оба и в итоге победить. То, как Джокович спас матчболы, тоже заслуживает внимания: Федерер немного осторожничал, а Джокович решительно нападал, и один победный форхенд надолго останется в памяти. Джокович вложил в него непреодолимую силу, и он победил Надаля в финале практически таким же образом, как и в финале Уимблдона. В конце сезона Большого шлема 2011 года единственным поражением Джоковича была победа Федерера в полуфинале Открытого чемпионата Франции. Однако Джокович и Надаль, конкурировавшие в последних трех финалах, определенно являлись парой лидеров, тогда как Федерер был все больше отстающим от них третьим.

После поражения на Открытом чемпионате США Федерер много думал и беседовал со своей командой. «Я потрясающе играл на Открытом чемпионате Франции, – сказал он. – В финале я был близок к победе над Рафа, и я думаю, что очень хорошо играл на Уимблдоне против Жо, просто все обернулось не лучшим для меня образом. Затем я также отлично сыграл на Открытом чемпионате США, но, опять же, то ли мне не повезло, то ли Джокович хорошо играл – называйте, как хотите. Но там дела обстояли плохо. Тогда мне пришлось поверить, что для меня все меняется, но я не мог ждать, пока это произойдет естественным путем, мне нужно было работать над чем-то. Я много играл, играл хорошо, но я хотел завоевывать титулы, а не просто проигрывать в четверть– и полуфиналах. Так что я решил пересмотреть свое расписание, поучаствовать в турнирах, в которых я какое-то время не играл, и попытаться снова стать первой ракеткой мира. Но в первую очередь мне надо отдохнуть от тенниса».

Для многих наблюдателей идея того, что Федерер мог победить еще на паре турниров Большого шлема, была абсолютно правдоподобной, на самом деле лишь немногие хотели верить в то, что тридцатилетний теннисист больше не добавит в свой список из шестнадцати титулов ни одного нового. Однако идея снова стать первой ракеткой мира казалась фикцией. Для того чтобы дойти до вершины рейтинга, необходимо феноменальное постоянство в течение пятидесяти двух недель, а сейчас сложилось стойкое ощущение, что Федерер на это больше не способен, даже при всем его умении показывать класс на больших турнирах. Возможно, Федерер и сам не верил, что сможет добраться до цели, но он ее поставил, и именно она подстегивала его во время крупных турниров.

Перерыв, который, по его словам, ему был необходим, мог – и, возможно, должен был – начаться после Открытого чемпионата США, но он пообещал участвовать в двух раундах Кубка Дэвиса тем летом. Первый увенчался простой победой над Португалией в июле в столице Швейцарии, Берне. Вторая подразумевала очень неудобное путешествие из Нью-Йорка в Сидней на плей-офф, в котором Швейцария играла против Австралии на корте с травяным покрытием сомнительного качества. Когда швейцарцы проигрывали со счетом 1–2 после того, как Федерер и Вавринка проиграли в парном разряде, казалось, что дела идут ужасно. Но они вернулись и выиграли в одиночном разряде. Вавринка победил Ллейтона Хьюитта на четвертый день после того, как плохое освещение остановило игру на третий день, когда Вавринка лидировал со счетом 5–3 в пятом сете пятого матча.

Однако к тому времени, как Федерер вернулся к соревнованиям, он был дома. Его пятый титул в Базеле ознаменовал победное начало. Пропустив турнир серии «Мастерс» в Шанхае (это был один из его любимых турниров, а спонсором выступал его поставщик часов, Rolex), чтобы отдохнуть, затем ему нужно было показать хорошее выступление в финале турнира «Мастерс» на арене Берси в Париже. Он всегда не очень хорошо играл на том турнире, но он справился с одним из нескольких мероприятий «Мастерс 1000», на которых он никогда не побеждал, и отправился в Лондон на финал, закрывающий сезон, на волне двенадцати побед в матчах одиночного разряда с момента поражения, нанесенного Джоковичем в Нью-Йорке.

Главным заявлением Федерера в Лондоне стала победа над Надалем со счетом 6–3, 6–0 на групповом этапе. Всю неделю Надаль производил впечатление, будто вовсе не хотел там быть, поэтому его легендарный дух соперничества несколько поутих. Напротив, Федерер заканчивал год с семнадцатью победами подряд – и необычным достижением в виде победы над одним и тем же теннисистом, Жо-Вильфридом Тсонга, в трех последовательных финалах три воскресенья подряд – было такое ощущение, будто конец года настал для швейцарца слишком рано. «Моя уверенность росла, когда я отправился в Париж и Лондон, – сказал Федерер восемь месяцев спустя. – Думаю, именно тогда я осознал, что в 2012 году многое возможно».

«Политическая» карьера Федерера в теннисе также набрала темп параллельно с его карьерой игрока. Будучи президентом совета игроков АТР, он начал играть очень важную роль в закулисье, в том числе в вопросах денежных призов на четырех турнирах Большого шлема.

Две вещи указывают на то, что Федерер хорошо разбирался в политике. Во-первых, он понимал, что просьба повысить призовые фонды плохо бы отразилась в крупном масштабе на теннисном мире, и более разумным казалось претендовать на большие проценты в прибыли от предоставления телевизионных прав. В конце концов, именно привлекательные игроки приносят большие деньги, деньги телевизионных компаний, поэтому, утверждал Федерер, теннисисты должны получать хорошую долю этой прибыли. Во-вторых, он предлагал распределить возросший призовой фонд на участников тура самого низкого уровня, немного сократив разрыв зарплат между большими именами на самой вершине и теми, кто предан туру, но даже в лучшие свои времена едва ли сможет пробиться в список шестидесяти лучших теннисистов. Вместе с этим пониманием пришел абсолютный отказ разглашать какие-либо детали дискуссий с игроками. Время от времени на конференции всплывал какой-нибудь вопрос, и хотя Федерер старался на него ответить, он никогда не раскрывал, что было сказано на встрече совета игроков. Это создало атмосферу доверия с его коллегами.

На каком-то этапе даже пошли слухи о том, что теннисисты могут объявить бойкот Открытому чемпионату Австралии. Такого бы никогда не произошло, хотя бы просто потому, что у теннисистов есть контракты на поставку ракеток, одежды и других аксессуаров, которые основаны на том, что их должны видеть на крупнейших турнирах, так что отказ от участия в большом турнире мог бы им дорого обойтись. Но Федерер – при поддержке Надаля, Джоковича и Маррея, которые присутствовали на различных встречах с ключевыми фигурами четырех Больших шлемов, – достиг значительных результатов. Призовой фонд Уимблдона в 2012 году включал в себя значительно более высокие награды для проигравших в первом раунде, тогда как Открытый чемпионат Австралии увеличил денежный фонд в 2013 году, также значительно повысив награды проигравшим в первых раундах.

И все же такие успехи не означают, что Федерер сам не мог попасть в затруднительное положение. В начале 2012 года он впутался в две непростые ситуации. Одну создал он сам, другую – нет, и он продемонстрировал великолепные навыки государственного деятеля, обезвредив потенциально взрывоопасную ситуацию. В конце 2011 года обсуждалась идея создать систему рейтинга в теннисе на основании двухгодичной совокупности результатов. Со времени внедрения компьютерных систем в 1973 году в рейтинге учитывались результаты предыдущих пятидесяти двух недель. Это означало, что теннисисты, хорошо выступившие на конкретном турнире, могли использовать свои результаты для того, чтобы пройти на это мероприятие в следующем году. В гольфе, наоборот, рейтинг базируется на результатах двух лет – другими словами, результатах предыдущих ста четырех недель. И когда было предложено внедрить аналогичную систему в теннисе, эта идея получила ценную поддержку в лице Надаля, который в то время был вице-президентом совета игроков АТР.

Однако одним из тех, кто был против этой системы, был Федерер, президент совета. Он сказал, что ему такой рейтинг может пойти на пользу, но игрокам с меньшим рейтингом станет сложнее пробиться в сотню лучших. СМИ с удовольствием поднимали шум вокруг споров двух соперников, которые вне корта казались такими хорошими друзьями. Определенно, между ними было несогласие, но Федерер отрицал, что между ними была неприязнь, когда на Открытом чемпионате Австралии он сказал: «Рафа раньше всегда со мной соглашался, он всегда говорил, что ему нравилось то, что я говорил. Теперь он мыслит свободнее. Это значит, что порой он будет со мной не согласен. Это хорошо». Надаль также выказывал уважение мнению Федерера, когда говорил, что им было дано право не соглашаться и они оба должны были обосновать своим позиции. СМИ придавали этому огромное значение, когда в марте 2012 года Надаль ушел из совета игроков. Ходили слухи, будто Надаль почувствовал, что не может больше работать с Федерером, но, возможно, настоящую причину сообщил сам Надаль: он не мог уделять достаточно времени своим обязанностям члена совета, тем более что для того, чтобы поддерживать себя в форме для матчей, требуется колоссальная работа. Сейчас у этих людей нет никаких проблем друг с другом.

В июне 2012 года Федерера переизбрали в совет игроков АТР в третий двухлетний срок. На этот раз Надаль и Джокович не составили ему компанию.

Другая ситуация возникла в связи с матчем между Швейцарией и США в первом раунде Кубка Дэвиса в феврале 2012 года. В третьем матче Федерер согласился участвовать, указав на обязательства перед Кубком Дэвиса, подтверждать которые он отказался. «Это просто еще один матч, – сказал он. – Надеюсь, мы можем победить, но если нет, то в этом нет ничего страшного». Он объяснил, что выбирал каждый матч по существу, и отказался говорить, будет ли он участвовать в четвертьфинале в апреле, если Швейцария победит американцев, как ожидалось. Когда Марди Фиш победил Станисласа Вавринку в открывающем матче из пяти сетов, то это, по меньшей мере, выглядело как соперничество, и ожидалось, что Федерер будет играть в обоих матчах одиночного разряда. Однако Федерера в четырех сетах победил Джон Изнер, и поражение Федерера и Вавринки в парном разряде в матче против импровизированной пары Фиша и Майка Брайана принесло американцам победу всего за два дня.

Когда Федерера попросили дать оценку шокирующему поражению Швейцарии, казалось, что он винил в нем Вавринку. «Если бы Стэн победил в одиночном разряде, то все было бы совсем иначе, – сказал он. – Но он не очень хорошо играл». Странно было такое слышать о товарище по команде, который не входил в двадцатку лучших теннисистов, но играл в пяти сетах против теннисиста из десятки лучших, тогда как сам Федерер, будучи третьей ракеткой мира, только что проиграл Изнеру, занимающему семнадцатую позицию. Вавринка принял это близко к сердцу и отказался появляться на воскресных матчах, оставив швейцарскую команду в составе из трех человек выступать перед прессой после ужасно печального для альпийской нации выходного. Отношения с Вавринкой были испорчены – ненадолго, как выяснилось. Однако делать подобные заявления было крайне недипломатично для обычно очень деликатного человека. Возможно, это больше говорит о том, насколько Кубок Дэвиса обычно не вписывается в его план, чем о том, что он на самом деле думает о своих товарищах по команде, чьей компанией он, по его же словам, наслаждается.

Федерер принял одно решение, касающееся жизни вне корта, весной 2012 года – он разорвал связи с IMG, которая представляла его с лета 2005 года. Контракт Федерера с IMG истек в конце мая 2012 года, и он просто его не возобновил. В то же самое время его личный менеджер Тони Годсик также покинул IMG, потому что срок действия его контракта также подходил к концу, а он искал новые задачи. Было известно, что Годсика огорчали постоянные нападки со стороны СМИ на него и его жену Мэри-Джо Фернандес из-за предполагаемого злоупотребления положением сотрудника IMG (у IMG столько дел в мире спорта и СМИ, что многие рассматривают компанию как олицетворение злоупотребления своим положением, будь то правда или нет), но поговаривали, будто Годсик и Федерер работали над новой идеей: возможно, над поиском и разработкой роли Федерера по окончании карьеры теннисиста.

На Открытом чемпионате Франции у Федерера спросили, будет ли Годсик продолжать его представлять, и Федерер дал отрицательный ответ. На Уимблдоне Годсик определенно еще был членом команды Федерера, его аккредитация гласила, что он был «Менеджером РФ». Он оставался с Роджером на Открытом чемпионате США и Открытом чемпионате Австралии 2013 года, хотя суть их взаимоотношений не прояснялась.

Череда семнадцати побед подряд Федерера, начавшаяся в сентябре, продлилась до двадцати побед, прежде чем он уступил в полуфинале в Дохе Жо-Вильфриду Тсонга, не ударив ни по одному мячу. Если не считать это поражением, то тогда полоса насчитывала двадцать пять побед, и прервал ее Надаль, снова оказавшийся лучше на Большом шлеме и выигравший в четырех сетах на Открытом чемпионате Австралии в полуфинале. Но он сохранял эту движущую силу и одержал еще семнадцать побед подряд в Роттердаме, Дубае и Индиан-Уэллс, причем первые два турнира он вернул в свой календарь, желая вернуться на вершину рейтинга. У него был неплохой сезон турниров на кортах с грунтовым покрытием. Он выиграл на голубой глине Мадрида, когда все вокруг жаловались на то, что из-за этого цвета корт стал намного более скользким. Корт и в самом деле был скользким, но у этого было очень рациональное объяснение, не имевшее ничего общего с голубой краской, которая использовалась для того, чтобы мяч был больше заметен на телеэкранах. В Риме в полуфинале его победил Джокович.

Джокович снова поджидал его в полуфиналах в Париже, и всем хотелось увидеть, сможет ли Федерер показать такую же игру, как в прошлом году. На самом деле мало кто ожидал, что Федереру повезет войти в последнюю четверку, поскольку Хуан Мартин дель Потро лидировал в двух сетах в четвертьфинале. Однако он получил травму, и Федерер снова отыгрался, проиграв в двух сетах, в седьмой раз за свою карьеру. Матч против Джоковича был огромным разочарованием, хотя, возможно, нет худа без добра. Федерер так и не раскачался, Джокович победил его во всех сетах подряд. Сложилось стойкое ощущение, что Роджер не придает большого значения этой игре.

Федерер больше не был третьим фаворитом на Уимблдоне, и его репутация едва ли улучшилась, когда Томми Хаас победил его в финале в Галле. Однако вскоре Уимблдон всколыхнулся, что пошло на пользу турниру: в первый четверг Надаль проиграл малоизвестному чеху Лукашу Росолу, сотой (!) ракетке мира. Чех одолел вторую ракетку мира в пяти сетах благодаря комбинации стремительной игры и доли удачи: крышу пришлось закрывать как раз тогда, когда Надаль разошелся, и, возможно, он был несколько сбит этим с толку.

Федерер часто испытывал облегчение, когда Надаль проигрывал рано в крупном турнире, хотя он запнулся через день после того, как Надаль проиграл Робину Сёдерлингу на Открытом чемпионате Франции в 2009 году. Тогда Федерер проиграл в двух сетах Хаасу и чуть было не потерпел поражение. Через день после того, как Надаль проиграл Росолу, Федерер снова упустил два первых сета. На этот раз победу одерживал Жюльен Беннето, и всего два очка оставалось до поражения на тай-брейке четвертого сета. В конце концов он справился с тем, что оказалось его последним неуверенным моментом за весь турнир, хотя у него все же были некоторые проблемы со спиной в матче четвертого раунда против Ксавье Малисса. Это был матч, по ходу которого зрители могли лицезреть редкое зрелище: в середине матча Федерер позвал своего тренера.

Когда Надаль покинул турнир, то все были уверены, что Федерер выиграет в финале, с кем бы ни играл. Сомнение было разве что в том, сможет ли он в полуфинале одолеть Джоковича. До того они встречались двадцать шесть раз, но ни разу – на корте с травяным покрытием. Большинство из тех, кто следил за событиями в мире тенниса, чувствовали, что у Джоковича было преимущество, но не было опыта игры на траве. Изменило ли что-то умение играть на травяных кортах, сложно сказать. Джокович определенно выступил не лучшим образом (что-то повлияло на него – что именно, он говорить отказался), но и Федерер был полон вдохновения. За четыре сета он положил конец правлению Джоковича как чемпиона Уимблдонского турнира.

С одной стороны, это означало, что он уже завоевал титул. Однако у финала была и другая сторона. Соперником Федерера стал Энди Маррей, первый британский финалист в одиночном разряде Уимблдонского турнира за последние семьдесят четыре года. Федерер был гостем, но он был настолько популярен, что, даже когда он выступал против британца на Уимблдоне, на матче присутствовало множество его фанатов.

На протяжении почти двух сетов Федерер выглядел весьма неуверенно, а Маррей наступал. Маррей явно был на высоте, но у Федерера, как всегда, был козырь в рукаве – вопрос лишь в том, сможет ли он его вовремя достать. И когда Маррей подавал при счете 5–6, 30–30, он это сделал. Он завершил два долгих обмена ударами на задней линии великолепными укороченными ударами, при этом второй был исполнен с лета и с боковым вращением – так, что даже фанаты Маррея взвыли от восхищения. Федерер сравнял счет. Когда теннисисты вернулись на поле после того, как был прерван ход матча в третьем сете, то во вторую подачу Маррея Роджер был намного агрессивнее. Маррей был на высоте, но положение дел изменилось: когда Федерер выиграл его подачу в пятом гейме второго сета, титул Уимблдонского турнира был у него в руках.

Церемонию награждения британцы запомнили благодаря тому, как готовый расплакаться Маррей пытался объяснить свой проигрыш и признал, что он снова вышел против более сильного игрока в финале Большого шлема (для него четвертом). Однако и для Федерера это также был очень эмоциональный момент, несмотря на то что он на этот раз пытался сдержать слезы. Он не в первый раз получил титул крупного турнира, будучи в статусе молодого отца: впервые это произошло в Австралии, когда его двойняшкам было по шесть месяцев. Однако впервые на церемонии награждения присутствовали его малышки. Девочки узнали папу, хотя, вероятно, не могли понять, почему он там – для них он просто их папа. Для себя же самого он был и гордым чемпионом, и гордым отцом одновременно.

В его комнате с трофеями осталось лишь два свободных места: не хватало медали победителя Кубка Дэвиса и медали за победу в одиночном разряде на Олимпийских играх. Если бы на место олимпийской медали можно было положить любую другую, то тогда бы он достиг этой цели через четыре недели после триумфа на Уимблдоне. Если место было предназначено только для золота, то, вероятно, он никогда не смог бы этого достичь.

С 2005 года, когда Лондон получил право проведения Олимпийских игр 2012 года, стало ясно, что соревнования по теннису будут проходить на Уимблдоне. Это был совсем другой Уимблдон. Теннисистам разрешили носить цветную одежду, на обеих сторонах корта были установлены яркие задники цвета фуксии, для телевидения были предусмотрены различные места для съемки, а на трибунах сидела совсем другая публика – посторонние фанаты тенниса на Олимпийских играх. В ней не хватало традиционных официальных лиц – представителей корпораций и акционеров.

У Федерера была возможность в третий раз нести флаг Швейцарии на церемонии открытия Олимпийских игр, но на этот раз он отказался: этой чести удостоился его партнер в парном разряде Станислас Вавринка. Пара потеряла свой олимпийский титул во втором раунде, но это позволило Федереру сосредоточиться на получении титула в одиночном разряде, при том, что он был фаворитом: Надаль отсутствовал из-за проблем с коленями. После побед над Алехандро Фалья, Жюльеном Беннето, Денисом Истоминым и Джоном Измером он встретился с Хуаном Мартином дель Потро в полуфинале, который оказался самым длинным матчем из трех сетов за всю историю. Они преодолели отметку в два часа к тому времени, как Федерер победил на тай-брейке второго сета со счетом 7–5. С учетом того, что в последнем сете тай-брейка не было, казалось, что ему было суждено стать длинным. Федерер должен был победить со счетом 11–9, но дель Потро выиграл его подачу при счете 10–9. Роджер подавал еще тринадцать раз в продолжении матча, и в какой-то момент счет был 0–30, но затем он выиграл подачу соперника при 17–17 и через четыре часа двадцать шесть минут одержал победу.

Повлияло ли это на его выступление в финале, остается неизвестным. Он считался фаворитом в матче против Энди Маррея, который был повтором их встречи в финале Уимблдонского турнира четырьмя неделями ранее. В полуфинале Маррей одолел Джоковича. Однако это был совсем другой Маррей. Некоторые расцветают именно в командной атмосфере, и Маррей открыл для себя все прелести членства в команде Великобритании. Более того, принимающая страна наслаждалась потрясающим днем накануне матча за золотую медаль, когда они выиграли шесть золотых медалей, из которых три были завоеваны легкоатлетами в течение всего сорока пяти минут. Эту силу Маррей вложил в разгромную победу над Федерером со счетом 6–2, 6–1, 6–4, причем ушло у него на это меньше двух часов. Редко когда еще Федерер выглядел таким потерянным – то, как он проиграл Надалю в финале Открытого чемпионата Франции в 2008 году, не было унизительно. Однако это был тот случай, когда величайшему теннисисту нечем было ответить на атаку, отразить которую было невозможно.

Публике понравилась эта атака, что, возможно, тоже имело какое-то отношение к блеклому выступлению Федерера.

То огромное уважение и почтение, которым он пользуется по всему миру, означает, что редко он сталкивается с враждебностью «чужой» толпы. Зрители на Олимпиаде не были враждебно настроены, однако они были на волне успеха Британии, и ритмы Федерера часто нарушал шум возбужденной толпы, что его явно выбивало из колеи.

Федерер отказался использовать это в качестве оправдания своему поражению. Он признался, что принял «одно или два неверных решения», и добавил: «Я пришел сюда за медалью, и я ее получил, я очень доволен серебром». Даже несколько месяцев спустя он признавал, что ему, вероятно, не хватило мотивации Маррея, поскольку он достиг своей цели и заработал медаль в одиночном разряде еще до того, как вышел на корт в финале. Однако, какая бы ни была степень его мотивации на самом деле, по сравнению с финалом Уимблдона, прошедшим четырьмя неделями ранее, это была значительная перемена. Цветовая гамма кабинета трофеев Федерера дополнилась медалями из разных металлов, но тот факт, что ко времени начала Олимпиады в Рио ему будет тридцать четыре, наводит на мысль о том, что титул чемпиона Олимпийских игр в одиночном разряде ему получить не суждено.

Сможет ли Федерер когда-либо получить титул еще одного турнира Большого шлема? На время отправки этой книги в печать этот вопрос также остается открытым. То, что он был побежден в четвертьфинале Открытого чемпионата США 2012 года и полуфинале Открытого чемпионата Австралии 2013 года свидетельствует о том, что его шансы будут зависеть от того, сможет ли он поддерживать высокий уровень игры, и от того, смогут ли его противники поддерживать свой.

В этой надежде нет ничего уникального, потому что в определенные периоды он все еще будет лучшим в мире. Подобные прецеденты имели место в начале 80-х – середине 70-х годов. Джимми Коннорс был лучшим теннисистом в мире, но постепенно его настиг Бьорн Борг, к Боргу затем присоединился Джон Макинрой. Борг и Макинрой доминировали в финалах крупнейших турниров в 1979–1981 годах, и тогда считалось, что дни Коннорса сочтены. Однако он поддерживал свой высокий уровень и сумел воспользоваться тем, что Борг рано ушел из спорта, а Макинрой несколько сдал, записав на свой счет еще три победы на крупнейших турнирах на закате карьеры.

Федерер с легкостью мог бы сделать то же самое. Его способность справиться с любым вне десятки лучших не подвергается сомнениям, и он способен побеждать таких игроков, как Давид Феррер, Хуан Мартин дель Потро, Томаш Бердых и Жо-Вильфрид Тсонга. Однако когда он проиграл Бердыху в Нью-Йорке, то стало очевидно, что ему нужно быть в отличной форме, чтобы противостоять сильным игрокам, иначе он потерпит неудачу. Поражение, нанесенное Марреем в Мельбурне в январе 2013 года, продемонстрировало, что Федереру нужно выкладываться на полную, чтобы оставаться на одном уровне с Джоковичем, Марреем и Надалем. Было бы неправильно придавать слишком большое значение одному-единственному результату, особенно когда Федерер успешно справился с пятью сетами против Тсонга в четвертьфинале. Однако если когда он и получил встряску, то это случилось в полуфинале Открытого чемпионата Австралии в 2013 году. Это кажется противоречивым, и так оно и есть, но суть в том, что Маррей доминировал в первом, третьем и пятом сетах и, возможно, был сильнее во втором и четвертом, но проиграл их на тай-брейках. Матч был доведен до конца, но с самого начала не было сомнений в том, каким же будет результат.

Логично было бы предположить, что в связи с этим Федерер должен был отдать приоритет единственному соревнованию, трофей которого отсутствовал в его кабинете, – Кубку Дэвиса, особенно с учетом того, что в начале 2013 года Вавринка был в такой форме, что шансы на победу Швейцарии были невелики. Однако Федерер снова отказался от участия. В декабре 2012 года он рассказал о своем значительно сокращенном расписании на 2013-й, «переходный» год, как он его назвал. Это должно было позволить ему продлить его дни на высшем уровне тенниса.

Однако вместо Кубка Дэвиса он решил участвовать в турнирах в Роттердаме и Дубае, двух сравнительно небольших мероприятиях, на которых ему было нечего и некому доказывать. Более того, швейцарцы должны были у себя дома играть в Кубке Дэвиса против Чехии, еще одной команды из двух человек, которая очень скоро стала командой из одного человека – Радек Штепанек не смог приехать из-за травмы стопы. «Швейцарский Теннис» изначально заявил, что матч пройдет в Базеле, но, когда Федерер стал говорить о том, что он, возможно, играть не будет, его перенесли в Женеву, где можно было бы ожидать присутствия большого количества зрителей и без Федерера. Когда Роджер прояснил, что в его сокращенном расписании первого раунда Кубка Дэвиса не было, Вавринка не удержался и сказал: «Честное слово, я вообще его не понимаю».

Судя по реакции швейцарской прессы, многие из соотечественников Федерера его тоже не понимали. Поражение Федерера в финале чемпионата Швейцарии на крытых кортах в октябре 2012 года породило слухи о том, будет ли он вообще участвовать в домашнем турнире в 2013 году. Сообщалось, что он запросил чрезмерную плату за свое появление, что не очень-то понравилось городу, который считает, что помог создать великого Роджера Федерера, а не просто его породил. Детали переговоров редко становятся известны кому-то, кроме нескольких человек, принимавших непосредственное участие в переговорах, так что несправедливо и бессмысленно увлекаться такого рода спорами. Однако и история чемпионата Швейцарии на крытых кортах, и неаккуратное отношение Федерера к участию в Кубке Дэвиса наводят на мысль о том, что отношения Роджера с соотечественниками оставались напряженными на протяжении последних лет его карьеры.

Главное командное соревнование тенниса теперь, вероятно, останется ему недоступным. Вид заплаканного Вавринки после тринадцати часов тенниса между Швейцарией и Чехией, когда последняя с минимальным перевесом все-таки одержала победу в первом раунде Кубка Дэвиса 2013 года, очевидно свидетельствовал о внутренней слабости самого Вавринка. В сияющем ряду трофеев Федерера зияет заметная дыра.

Глава 16

До появления Роджера Федерера сама мысль о том, что можно определить, кто является величайшим теннисистом всех времен, казалась абсурдной. Желающим найти ответ на этот вопрос приходилось не только иметь дело с различными периодами в истории тенниса, но также учитывать то, что на протяжении тридцати лет не все ведущие игроки мира участвовали в главных турнирах. Так что весьма сложно оценить уровень величия с точки зрения их игры – даже в случае с многократными чемпионами Большого шлема.

С 30-х годов XX века до тех пор, пока теннис не стал «открытым» в 1968 году, спорт разделялся на любительский и профессиональный. То есть величайшие игроки своего периода оставались любителями до тех пор, пока не получали два или три титула Большого шлема. Только после этого они становились интересны профессиональным кругам, могли стать профессионалами и зарабатывать на жизнь теннисом, участвуя в бесконечных сериях показательных матчей на разнообразных аренах. В то же время многие любители не были любителями в полном смысле этого слова: ходили многочисленные слухи о том, что национальные ассоциации втайне им платили для того, чтобы собрать больше титулов главных турниров, и тогда в обиход вошел термин «ложный любительский статус». Его все еще используют для описания того непривлекательного периода в истории тенниса.

Так как же тогда можно сказать, насколько хорош был Фред Перри в 30-х годах XX века? Возможно, он и победил на восьми крупных турнирах, но к тому моменту Эллсуорт Вайнз с пушечным ударом и хитрый Билл Тилден стали профессионалами, то есть ушли с пути Перри. Возникает и аналогичный вопрос: победил бы Дональд Бадж на турнире Большого шлема в 1938 году, если бы Перри и остальные были в первом составе? А как насчет великих австралийцев 60-х годов XX века? Одержал бы Род Лейвер чистую победу в турнире Большого шлема в 1962 году, если бы Кен Розуолл, Лью Хоуд, Эшли Купер, Панчо Гонсалес и остальные были во всех четырех сетках? Выиграл бы Рой Эмерсон двенадцать титулов Большого шлема, если бы Лейвер не стал профессионалом после Большого шлема 1962 года? На эти вопросы невозможно дать ответы.

Есть еще одна причина, по которой определять величайшего теннисиста – занятие рискованное. На протяжении многих лет этот вид спорта был прерогативой определенной обеспеченной элиты. Лишь за последние тридцать лет (или около того) он стал доступнее более широкому социальному кругу (хотя все еще он очень зависит от богатых и идейных родителей, которые могут возить своих талантливых отпрысков на тренировки и турниры). Потому лишь немногие играли в теннис в более ранние периоды, так что сила и глубина соревнования между сотней или около того лучших игроков и близко не стоит с сегодняшней.

Поэтому можно обосновать, что любой: Билл Тилден, Дон Бадж, Джек Креймер, Лью Хоуд, Кен Розуолл, Род Лейвер, Бьорн Борг, Джон Макинрой, Пит Сампрас, Андре Агасси, Рафаэль Надаль и Роджер Федерер – является величайшим теннисистом всех времен. Несомненно, это может стать темой для жаркой дискуссии, особенно если принять во внимание факторы вроде того, что Хоуд регулярно побеждал Лейвера в профессиональных кругах. Все были людьми, которые, как и Федерер, сочетали в себе невероятный талант от природы и такое отношение к работе, которое зачастую отсутствует у очень одаренных людей.

Преодолеть эту невозможность сравнения одного чемпиона с другим можно, взглянув на то, появился ли такой теннисист, который был так хорош и так доминировал на корте, что превзошел бы все переменные в этом уравнении. Сделал ли это Федерер? Стал ли он величайшим теннисистом всех времен?

Победив на Открытом чемпионате Франции и укомплектовав свой набор титулов крупнейших турниров, побив рекорд Пита Сампраса, завоевавшего четырнадцать титулов Большого шлема, установив новый рекорд в размере семнадцати титулов, Федерер поднялся как раз до такого уровня. Все еще есть те, кто сомневается. Было бы здорово, конечно, если бы однажды он смог победить на Кубке Дэвиса (турнире, приоритет которого он постоянно снижает, а не повышает) и одолеть Надаля на «Ролан Гаррос». По сути, легенда Федерера стала бы еще великолепнее, если бы он смог победить Надаля на любом турнире Большого шлема с тех пор, как испанец стал полностью сформированным игроком (последний раз Роджер одержал победу на Уимблдонском турнире 2007 года, в финале из пяти сетов). Пусть даже это неприятно, но невозможно избавиться от мысли, что Федерер так никогда в полной мере и не научился управляться с Надалем. Он вернул себе уверенность лишь в 2009 году, после того как Надаль из-за травм коленей покинул тур.

Однако во многом легенда Федерера складывается из чего-то гораздо большего, чем громкие титулы. Для многих тот факт, что он дошел до полуфиналов или дальше на многих турнирах Большого шлема, начиная с Уимблдона 2004 года и заканчивая Открытым чемпионатом Австралии в 2010 году, говорит о постоянстве, с которым никто в истории не может соперничать. Действительно, эпоха «ложных любительских статусов» означала, что у великих теннисистов наподобие Перри, Баджа, Бобби Риггса, Джека Креймера и австралийцев никогда не было возможности сыграть в двадцати трех турнирах Большого шлема подряд в расцвете своих возможностей, но также им не приходилось сталкиваться с такой серьезной конкуренцией, как Федереру. Другая статистика, свидетельствующая о многом, – это то количество недель, которое Федерер провел на вершине мирового рейтинга. Трижды он взлетал на вершину, побив рекорд Сампраса, бывшего первой ракеткой мира на протяжении двухсот восьмидесяти шести недель. Федерер, несомненно, превзошел Сампраса с точки зрения всех достижений в целом.

Есть и другие факты, помимо статистики, которые тоже свидетельствуют о том, что Федерер является величайшим теннисистом в истории.

Невозможно выразить в количественной форме тот фактор, что его игре присуща такая элегантность, которая привлекает даже людей, далеких от тенниса. Его свободное владение тремя языками придает ему такую презентабельность, о которой Макинрой, Агасси и Сампрас и мечтать не могли. Конечно, это не камень в огород тех, кто вырос без реально используемого второго языка. Однако нет никаких сомнений в том, что Федерер столь блистателен, что только непредсказуемость Макинроя и сексуальная привлекательность Борга и Агасси могли затмить его величие в сознании публики. Это не может не добавить веса заявлениям о том, что он является величайшим в мире теннисистом.

Элегантностью своего стиля Федерер обязан тому, что его удары являются современной версией классической техники, которая появилась в период распространения деревянных ракеток (он сам описал свой стиль как «современное ретро»). Он, вероятно, защитил свой организм от негативных последствий увлечения современной техникой. Еще слишком рано говорить об этом с уверенностью, но его бедра и поясница подвергаются меньшему сотрясению при выполнении ударов с отскока благодаря тому, что он меньше вращает своим корпусом, что характерно для двуручных бэкхендов и сильных ударов с прокруткой, идущих от кисти форхендов современного стиля. Что интересно, он экспериментировал с двуручным бэкхендом в возрасте двенадцати лет, но обнаружил, что из-за него «больно везде, и в грудной клетке, и в запястье». Он испытывает облегчение от того, что остановился на одноручном варианте, который, по его словам, «по ощущениям намного свободнее». (Он говорил: «Двуручный бэкхенд у меня? Невозможно это себе даже представить. Я не мог этого сделать. Мяч бы подлетал к крыше стадиона. Я бы так даже в ТОП-100 не вошел». Хотите – верьте, хотите – нет.)

И его игра также выглядит очень легкой. В «Моментах ‘05» швейцарский журналист Фредди Видмер пишет: «Федерер играет так, что кажется, будто его сторона корта меньше, а сторона соперника – больше, и у него на удары больше времени, чем у соперника. Возникает желание порвать книгу с правилами и позволить сопернику отбивать мяч после двух отскоков, после одного отскока у Федерера – просто справедливости ради. Во многих ситуациях кажется, что Федерер знает, что, вероятно, сделает его соперник еще до того, как тот сам это поймет».

Эта колоссальная смесь достижений, стиля и общего образа была свойственна Джону Макинрою, который годами говорил о том, что Род Лейвер был величайшим теннисистом и что тот период, в который играл он, Борг и Коннорс, был величайшим. Хотя то, что говорит Макинрой, восхваляет и его самого (когда они с Боргом играли в кругу «старичков», он продвигал идею того, что их эпоха была «золотой», и это отлично ему подходило!), он значительно изменил взгляды на сегодняшний теннис по сравнению с конца 70-х – начала 80-х. И его высказывания о Федерере становятся все восторженнее.

«Роджер – величайший теннисист всех времен, – сказал Макинрой в интервью перед турниром АТР в Цюрихе в начале 2010 года. – Он – наипрекраснейший теннисист из всех, что я когда-либо видел. Мне никогда не надоест за ним наблюдать. Род Лейвер – мой идол, Пит Сампрас – величайший игрок на кортах с травяным покрытием, но Роджер – величайший теннисист из всех. Думаю, мы все должны ценить то, насколько невероятно он вырос в последнее время. Он показал немного больше эмоций на корте, и он стал папой. Он кажется более человечным, более близким. Благодаря этому то, что он делает, кажется еще более потрясающим».

Так что и с точки зрения статистики, и стиля, и эмоций можно сказать, что Федерер является величайшим теннисистом в истории этого вида спорта, и в плане совокупности всех его характеристик сравниться с ним не может никто.

Он легенда тенниса, но каков он как человек?

В Роджере Федерере скрыт парадокс: он очень открыто выражает свои эмоции и наслаждается общением с людьми и в то же время ревностно охраняет свою личную жизнь. Поэтому сложно оценить развитие его характера в течение его теннисной карьеры. Кроме того, некоторые из его нынешних черт характера могут носить временный характер и служить для того, чтобы защитить его от постоянной угрозы вмешательства – угрозы, которая может уменьшиться, когда он уйдет из поля зрения общественности. Однако, по мере того как он приближается к закату своей карьеры, Федерер как человек пользуется очень хорошей репутацией: он остается человечным вопреки тому, что за ним постоянно наблюдают, требуют его времени, перед ним преклоняются.

По природе он очень позитивный человек. В интервью с Полом Киммаджем для Sunday Times в ноябре 2009 года он рассказал, что, когда они с Тайгером Вудсом участвовали в съемках рекламы для их поставщика одежды, в сценарии были строки: «Я люблю побеждать» и «Я ненавижу проигрывать». Роджер сказал, что очень хотел взять себе реплику «Я люблю побеждать», а Тайгер с удовольствием взял «Я ненавижу проигрывать». Федерер чувствовал, что то, что он любил побеждать, гораздо лучше его характеризовало, чем страх поражений. «Я – позитивный человек, я очень позитивно мыслю, – сказал он. – Для меня ненависть к поражениям носит несколько негативный характер. Я всегда мечтал заниматься тем, чем я занимаюсь сейчас, но так тяжело продолжать побеждать и продолжать любить теннис из-за всех путешествий и жертв. Так что я просто сказал: «Я не позволю, чтобы это случилось со мной. Я буду придерживаться позитивного подхода: путешествовать всегда здорово, я увижу разные страны, культуры и места, которые бы никогда не увидел, если бы не был теннисистом». Моей жене это нравится, мне это нравится, так что давайте вместе хорошо проводить время, потому что это не будет продолжаться вечно, до тех пор, пока мне не стукнет семьдесят».

Частично его позитивный подход дает ключ к тому, как он понимает свои обязанности перед спортом в целом. «Я стараюсь быть хорошим ради игры, – говорит он. – Я стараюсь, чтобы после моего ухода теннис стал лучше, чем когда я в него пришел. Это тяжело. Я очень благодарен легендам тенниса, которые заложили для нас великолепную основу. Конечно, Большие шлемы крайне важны, но я стараюсь уважать каждый турнир, на который меня приглашают. Люди платят за билеты, и я хочу соответствовать их ожиданиям».

Важной составляющей его позитивности является наслаждение от взаимодействия с другими. У него хорошие отношения с большинством из тех людей, с которыми ему приходилось иметь дело. Единственное исключение – это судьи на вышке. С ними взаимоотношения складываются не так, как с остальными, – по крайней мере, во время матчей.

Он не святой и в напряженной ситуации может повести себя как горячий подросток. Возможно, он смирил свой горячий нрав, но не устранил его. Судьи же вынуждены участвовать в напряженных ситуациях. Федерер редко смотрит на судей, когда говорит с ними, он был непривычно груб с Джейком Гарнером в финале Открытого чемпионата США 2009 года. Он ненавидит электронную систему контроля, и то, как он это выражает, граничит с высокомерием. Возможно, это вовсе не высокомерие. Вероятно, ему не нравится эта ситуация, но он не знает, как с ней справиться, – но выглядит это не очень хорошо. Для Федерера было бы типичнее посмотреть на судью и сказать: «Проверьте мяч, пожалуйста», а не бормотать в бороду: «Проверка». Или вообще едва поднимать левую руку – точь-в-точь молодой сквайр, подзывающий чернокожего официанта. В последнее время он стал лучше себя вести, но, учитывая то, что он убежден в необходимости быть вежливым со всеми, кажется, что над его отношениями с судьями еще надо поработать.

Несмотря на свое богатство – или, возможно, вопреки ему, – он все еще понимает, что в жизни в самом деле важно, а что – не особенно. Его работа с Фондом Роджера Федерера может считаться просто хорошим пиар-ходом или данью моде. Это вряд ли справедливо, учитывая его тесные связи с Африкой в целом и Южной Африкой в частности. Он знает, что значит страдание для местных жителей, и его быстрая реакция на гуманитарные катастрофы наводит на мысль о том, что он знает, что на самом деле важно делать.

Эти черты также сделали из него превосходного представителя интересов теннисистов. Им не раз еще придется оглянуться и подумать о том, как им повезло, что в первую половину прошлого десятилетия на самой вершине стояли два парня – Федерер и Надаль, – которые, как никто, понимали и место тенниса в мире, и обязанности ведущих игроков. Впрочем, судя по всему, Новак Джокович, при всей своей резкой манере поведения, тоже это понимает.

Это важно еще и потому, что обычные фанаты этого не понимают. Роль первой ракетки мира они считают не более чем статистикой, званием, обозначающим человека, чьи результаты на протяжении последних двенадцати месяцев были лучше, чем у других. На самом деле это нечто гораздо более глобальное. Это роль, которой трудно дать определение. Знают они это или нет, но первые ракетки мира задают тон и в раздевалке, и в комнатах отдыха. Когда Штеффи Граф была первой ракеткой мира, то и теннисистки в целом были спокойнее, тише, меньше препирались, по сравнению с тем, когда ее титул унаследовала в 1997 году Мартина Хингис. Граф была скромным человеком, оживавшим на корте, но теряющимся среди людей (за исключением интервью на радио и телевидении, для которых она создала соответствующий образ). Хингис же открыта, общительна, коммуникабельна и тянется к людям. В обстановке, где скрытые иерархии играют огромную роль в определении социального ранга, тот тон, который задает ведущий игрок (или игроки), отражается на всех теннисистах.

Когда Федерер стал первой ракеткой мира в начале 2004 года, он задал высокий уровень коммуникабельности, ответственности и взаимоуважения. Он вынужден был отказываться от многих интервью и запросов, он дает столько, сколько может, но он всегда готов помочь. Он может служить примером того, как стоит отвечать на вопросы непостоянных журналистов, которые не знают его мир так хорошо, как другие, и которые порой спрашивают о весьма странных вещах. Он владеет искусством сделать так, чтобы человек чувствовал себя в своей тарелке, немедленно устанавливая контакт, который очень нужен: у многих из тех, кто встречается с ним в формальных ситуациях, в его присутствии коленки дрожат.

Эти манеры перенял и Рафаэль Надаль за те три года, когда был второй ракеткой мира и дважды становился первой. Надаль вырос, осознав, что дети в Африке и других частях света были бы счастливы получить хотя бы одну из его ракеток, так что ему не следует плохо обращаться с инвентарем на корте. Такое и в самом деле происходит. Надаль также безупречно вежлив, он всегда благодарит журналистов в конце интервью – даже если оно и было неприятным и он бы с радостью без него обошелся. В сентябре 2008 года Надаль обедал на террасе кафе в Мадриде с коллегами по Кубку Дэвиса, когда с балкона сверху послышался мальчишеский голос: «Рафа, можно твой автограф?» – «Спускайся, и я его тебе дам», – ответил Надаль. «Хорошо, но на это уйдет пара минут, я в инвалидном кресле», – сказал мальчик.

Тогда Надаль закричал: «Жди там». Он взобрался вверх по зданию, влез на балкон, дал мальчику автограф и в течение десяти минут сидел и говорил с ним.

Короче, Федерер и Надаль многое понимают. Они понимают, каковы их обязанности, права и привилегии, и есть все признаки того, что тот тон, который они задают, будучи представителями теннисистов, оказывает влияние и на следующее поколение. Главные претенденты на их троны – Новак Джокович, Энди Маррей, Хуан Мартин дель Потро и другие – уже выросли на этике Федерера и Надаля.

Надаль, например, сделал плохим тоном винить в поражении травмы, даже если они и в самом деле повлияли на способность играть. Он считает недостойным и недопустимым преуменьшать заслуги соперника. Интересно, что Джокович и Маррей все больше и больше начинают придерживаться того же подхода – по крайней мере, когда они проигрывают теннисистам, которых уважают. Маррей явно был не в лучшей форме в финале Открытого чемпионата Австралии 2011 года, но отказался списывать все на травму. Он также отказался винить травму запястья (которая была в самом деле) в том, что он проиграл Мартину Чиличу на Открытом чемпионате США 2009 года. Джокович почти сделался ипохондриком из-за своей склонности к получению травм, но сейчас он все меньше винит физические недуги в поражениях.

Интересно также было наблюдать за тем, как на Хуана Мартина дель Потро повлиял пример Федерера, когда он стал ведущим претендентом во второй половине 2008 года. Высокий аргентинец всегда вдохновлялся первой ракеткой страны и талисманом Кубка Дэвиса Давидом Налбандяном, но после нескольких неприятных разговоров, сопровождавших финал Кубка Дэвиса в 2008 году, стало ясно, что дель Потро тяготеет к этике Федерера и Надаля, а не более эгоистичному подходу Налбандяна. Возможно, это также останется важным наследием Федерера.

Врожденное чувство справедливости, сопровождающее Федерера с юниорских времен, его не покидает. Джулиан Татум, давно следящий за пресс-конференциями Федерера на Уимблдоне, вспоминает один случай, когда Роджер почувствовал, что французской прессе уделили мало внимания, и он предложил отдельно поговорить с французскими журналистами. «Это было очаровательно, хотя порой нужно соблюдать очень хрупкий баланс, стараясь уделить всем достаточно внимания, – говорит Татум. – Организация встреч теннисистов с прессой и поиск времени для показа на телевидении после матчей требует военной точности. И все же нельзя не восхищаться им за то, что он ценит то, что он – не просто теннисист, что в его обязанности входит развлекать людей, что этого от него ждут. Я знаю, что французы это оценили».

Представители швейцарской прессы часто жалуются на то, что они не получают того доступа к Федереру, который им причитается с учетом того, что именно они его «нашли» и помогли вырасти, когда он еще не был звездой. Быть может, это в чем-то справедливо. Однако надо понимать, что после каждого матча он получает десятки запросов на интервью, большая часть его пресс-конференций проводится на швейцарском диалекте немецкого, и он на самом деле выделяет специальное время в году, когда он общается только со швейцарской прессой. В сочетании со случаем, рассказанным Джулианом Татумом, несправедливо утверждать, что Федерер пренебрегает своими основными обязанностями перед какими-либо СМИ. Швейцарцы и международные сообщества не всегда ценят тот факт, что Федерер испытывает нечто иное в Швейцарии по сравнению с другими странами. Или, точнее, он испытывает нечто иное, когда говорит на швейцарском диалекте немецкого, а не на английском, французском или немецком. Дело не в комфорте родного языка – нет ничего такого, что он не мог бы сказать на любом другом знакомом ему языке. Дело скорее в том, что, когда он говорит на своем базельском немецком, он превращается в простого мальчика, живущего по соседству. Это невозможно, когда он становится международным послом, говорящим на трех других языках. Это особенно заметно было, когда через неделю после победы на Открытом чемпионате Франции в 2009 году он пришел на спортивное ток-шоу в прямом эфире с опытным швейцарским телевизионным интервьюером Маттиасом Хюппи. С точки зрения тенниса это интервью не было лучшим, но, поймав Федерера на родной земле и говорящим на родном языке, Хюппи смог заставить Федерера раскрыться как личность, гораздо больше, чем на многих международных интервью. Федерер признает, что несколько сомневается в себе, когда говорит на швейцарском диалекте немецкого, что редко с ним случается на английском (или французском).

В Федерере примечательно то, что он остается популярным на протяжении всей своей карьеры. Обычно теннисисты, достигающие вершин, становятся отрицательными персонажами. Для этого не обязательно делать что-то плохое, просто они – важные шишки на самой вершине, и до них хотят добраться все, кто внизу. И публика хочет этого не меньше. И все же Федерера всегда встречает восторженный прием. На непростых матчах зрители, как правило, хотят, чтобы победил он – вместо того чтобы, как обычно, симпатизировать аутсайдеру. Даже после получения пяти титулов Уимблдона, когда британцев можно было бы простить за то, что они жаждали смены чемпиона, Федерер получил сильнейшую поддержку в финале 2008 года. А ведь у публики не было ни малейших причин не любить обаятельнейшего претендента, Рафаэля Надаля. Джулиан Татум говорит: «Реакцию людей на тот финал после матча характеризовало то, что многие мне говорили: «Какой великолепный финал! Ну почему же Федерер проиграл…» Оказалось, что те, с кем я разговаривал, искренне расстроились, что он не получил шестой титул». И даже когда он играл против Энди Маррея в финале Уимблдонского турнира 2012 года, он пользовался искренней поддержкой фанатов, несмотря на то что Маррей был первым британцем, прошедшим в финал с 1938 года.

Он произвел большое впечатление на коллег-теннисистов, получив пост президента в совете игроков АТР. Он решил участвовать в выборах лишь потому, что чувствовал, что мнения игроков оставались неуслышанными. В то же время он мог пойти против мнения большинства, если чувствовал, что оно не отвечает глобальным интересам спорта. На встрече игроков в Мельбурне в 2009 году они заявили, что их ужасает решение Всемирного антидопингового агентства (ВАДА) ввести то, что стало известно как «правило о местонахождении». ВАДА настаивало на том, что может в произвольном порядке проверять спортсменов без предупреждения, и требовало, чтобы теннисисты предоставляли информацию о своем точном местонахождении на три месяца вперед. Поскольку никто не мог точно сказать, где он будет через три месяца, теннисисты в принципе могли обновлять предоставленную информацию в установленные сроки, но возмущались. Один за другим они вставали и выражали свое раздражение. Встреча, которая должна была длиться девяносто минут, затянулась почти на четыре часа. Даже опытные, закаленные игроки утверждали, что степень накала вообразить было невозможно.

В конце концов Федерер встал и спокойно сказал, что их возмущение можно понять, но если все хотят чистого спорта, то эту цену придется заплатить. Он предложил всем заполнить список мест, где они будут в пять часов утра в течение следующих пяти месяцев, и вносить поправки по мере изменения планов. Эшли Фишер, играющий в парном разряде, который позже сам работал в совете игроков, сказал: «Для меня это было демонстрацией интеллигентности и практичности Роджера Федерера. В глубине комнаты теннисисты, занимавшие в рейтинге от тридцатой до сотой позиции, грызлись один с другим, тогда как парень, которого, вероятно, проверять будут чаще всех и у которого времени меньше, чем у всех остальных, смог спокойно объяснить действия ВАДА. Это на самом деле меня вдохновило, стало одним из факторов, заставивших меня согласиться присоединиться к совету, когда вскоре после встречи там появилось свободное место».

Федерер повсюду пользуется репутацией славного парня, и за этим стоит много реальных фактов. Едва ли найдется тот, кто встречался с ним и скажет о нем что-то плохое. Даже те, кому он отказался уделить свое время, обычно уходят лишь с небольшой обидой или вовсе без нее.

С юниорских дней его знают трое: Мадлен Бэрлохер, Роже Бреннвальд и Ив Аллегро. Бэрлохер, руководившая юниорской программой в теннисном клубе «Олд Бойз» в Базеле, описывает его как «несомненно приятного парня. Он никогда не смотрел на людей свысока. Он никогда не пытался добиться популярности. Он благородный. Он так и остался Роджером».

Аллегро говорит, что Федерер «не исполняет какую-то роль. Он не играет – он такой и есть. Он выглядит расслабленным потому, что он расслаблен. Он просто такой».

Бреннвальд, который впервые встретился с Федерером, когда его попросили вручить двенадцатилетнему мальчику награду как самому талантливому мальчику-спортсмену в Швейцарии, добавляет: «Люди всегда ищут какой-то недостаток, а его тут нет. Он старается быть вежливым, и он такой и есть. Большинство не справилось бы со славой и богатством, которыми он располагает, но ему есть за что благодарить свою семью – но, опять же, ты заслуживаешь тех людей, что находятся рядом с тобой. Он – очень умный парень, чувствующий нужный момент, и лишь немногие в нужный момент понимают, что нужно делать. И он один из них».

То, как Федерер справился с соблазнами славы и богатства, – отдельная, значительная часть его истории. При любой оценке его личности нужно помнить о том, что экономисты называют «сценарием привычного бизнеса» – сравнением с тем, что бы случилось, если бы ничего не изменилось. Это очень важно. Разумеется, Федерер не мог остаться тем же приветливым, беззаботным парнем, впервые одержав победу на Уимблдонском турнире. Да и на кого бы в той или иной степени не повлиял взрывной коктейль, с которым ему приходится иметь дело каждый день: жесткие спортивные условия, давление публики, большие деньги, лесть, восхищение и подхалимство – такой коктейль вряд ли осилил бы даже святой. Многие бы из нас, испив этого всего, стали бы как минимум тиранами. Да, сейчас стало несколько легче – возможно, к счастью, – найти не самые позитивные черты его личности. Их на удивление мало, и любая реалистичная оценка личности Федерера выглядит очень положительной.

Ему очень преданы все, кто рядом: друзья, семья, поставщики – в общем, вся команда Федерера. Можно заметить, что, мол, в этом есть немалый личный интерес: в конце концов, когда у тебя есть приятель, зарабатывающий миллионы и готовый с удовольствием предоставить спальню в роскошных апартаментах в Дубае, маловероятно, что ты будешь портить с ним отношения. И все же, по современным стандартам СМИ, команда Федерера феноменально устойчива к утечкам информации. Все тридцать девять человек, приглашенных на свадьбу Федерера и Мирки в апреле 2009 года, сохранили это в строгой тайне. Пресса узнала о свадьбе уже после того, как она состоялась. Также никто не проговорился о том, что Мирка беременна двойняшками.

Возможно, в какой-то степени искусство быть хорошим парнем заключается в том, чтобы оставаться чистым, когда все вокруг запачкались. В 2008 году Федерер появился в рекламе бритв Gillette наряду с двумя другими чисто выбритыми героями спорта – гольфистом Тайгером Вудсом и французским футболистом Тьерри Анри. К концу 2009 года от репутаций Вудса и Анри не осталось ни следа. Репутация Вудса пострадала от того, что вскрылись его любовные интрижки, а репутация Анри – из-за того, что тот сыграл рукой, из-за чего Франция несправедливо прошла в финал Кубка мира по футболу 2010 года.

Федерер ничего не делает, может, потому и выглядит привлекательнее.

Он не увлекается алкоголем, не гоняет на автомобилях, он любит карты или компьютерные игры. Он охотно пробует новое, но не любит рисковать, он боится прыжков с моста и затяжных прыжков с парашютом и говорит, что смог играть на площадке для вертолетов отеля «Бурдж эль-Араб» лишь потому, «что она не двигалась». Он любит проводить время с товарищами, и он исключительно умеет находить подход к новым людям.

Его приветливый открытый характер отлично сочетается с чувством справедливости и ответственности. Он сам признает: «Думаю, в моей игре много честности и уважения – к игре и к соперникам, вежливости ко всем, кого я встречаю. Думаю, это ключевые черты, которые мне привили родители». Благодаря чувству ответственности он все больше принимает участие в теннисной политике: в частности, он стал президентом совета игроков в 2008 году, и какое-то время ему пришлось стараться убедиться в том, что он не слишком увлекался посторонними вопросами в ущерб игре. «Он хочет участвовать в принятии решений, – говорит Томас Вирц из газеты Basler Zeitung. – Он очень глубокий человек, которому сложно иметь дело с несправедливостью или нечестностью, сознательно или нет. Из-за того, что что-то идет не так, он может растеряться. По сути, он является перфекционистом».

Нельзя сказать, что он – большой материалист. По крайней мере, он это не выставляет напоказ. Швейцарский журналист Рене Штауффер рассказывает прелестную историю о том, как стремления Федерера-подростка отличались от стремлений многих теннисистов, и как люди слышат то, что хотят услышать, а не то, что было сказано на самом деле. В интервью для молодежного журнала Федерера спросили, что бы он купил, если бы получил первый чек с призовой суммой. Когда Линетт прочитала опубликованную статью, то очень удивилась, узнав, что ее сын желал бы «Мерседес». Поразмыслив, она решила, что это какая-то ошибка, и позвонила в редакцию с просьбой послушать запись интервью. Оказалось, что Федерер сказал «mehr CD-s», что по-немецки означает «больше CD», то есть компакт-дисков (произносится почти так же, как и название роскошного автомобиля).

В этом плане сам Федерер не сильно изменился, в меркантильном плане он как был, так и остался весьма сдержанным. Его переезд из Обервиля в Воллерау в начале 2008 года был продиктован, скорее всего, соображениями налоговой экономии (все-таки, когда зарабатываешь несколько миллионов долларов в год, лишние налоги сильно беспокоят). Можно поспорить и сказать, что у людей, зарабатывающих несколько миллионов долларов, достаточно денег для того, чтобы не беспокоиться о высоких налогах. С другой стороны, несправедливо обвинять Федерера в том, что он желает оставить себе побольше заработанных денег. Согласитесь, многие бы из нас хотели бы как можно меньше платить налогов но тот факт, что он старается повысить свой зарплатный потенциал, стоит принять во внимание, оценивая этот аспект его характера. Было бы справедливее сказать, что он не слишком меркантилен.

Судя по всему, сотрудники IMG сделали свою работу и повысили потенциал Роджера за те семь лет до июня 2012 года, когда компания его представляла. Они следили за тремя крупными сделками, которые будут определять Федерера на протяжении всей оставшейся его карьеры и, возможно, после ее завершения: его контрактами с поставщиками ракеток и одежды, а также наручных часов.

Контакт на поставку ракеток с Wilson Sporting Goods был заключен в начале 2006 года. Это сделка на всю жизнь, то есть мы никогда не увидим в руке у Федерера ракетку другой компании. Даже если бы он пришел на мероприятие без ракетки и кто-нибудь предложил бы ему сделать несколько ударов, то он, согласно контракту, должен отказаться – если только ему не предложили бы ракетку Wilson. Ракетка Федерера претерпела ребрендинг и теперь называется «Six.One Tour BLX». Однако в своей основе это та же модель, которую он использует на протяжении всей своей карьеры. И когда люди покупают в магазинах ракетки с таким названием, то они выглядят так же (правда, играют несколько иначе).

Несмотря на то что сделка с Nike, заключенная в 2007 году, не на всю жизнь, едва ли можно увидеть его в другой одежде во время тех дней, когда он играет. У Nike есть привычка отпускать некоторых из своих топовых игроков – Андре Агасси завершил карьеру с Adidas, хотя всю жизнь был иконой Nike, так что свой эмоциональный финал Открытого чемпионата США в 2005 году он играл в одежде от Adidas. Амели Моресмо добилась наилучших результатов после того, как Nike распрощался с нею после десятилетия спонсорских отношений. Надаль тоже носил Nike, и нет ничего невозможного в том, что однажды Федерер может начать искать другой бренд. Однако Nike ориентируется на разные рынки. Роджер важен для компании из Орегона для того, чтобы привлекать «аккуратных теннисистов», в то время как Надаль привлекает сегмент более дерзких игроков.

В 2004 году Федерер подписал пятилетний контракт со швейцарским производителем люксовых часов, Maurice Lacroix, после окончания контракта с другим швейцарским производителем часов, Rolex. Когда в 2005 году Федерер вернулся к IMG, Rolex вернул Федерера в 2006 году, переманив его у Lacroix. Lacroix отнеслись к этому весьма спокойно – возможно, это была просто бравада, но руководители говорили, что уже извлекли максимум пользы из величайшего представителя Швейцарии и что они не представляли, что могут получить еще столько же за оставшиеся три года сделки, сколько получили за первые два года. Сейчас Федерер ассоциируется с брендом Rolex, который тесно связан с Уимблдоном: выступает спонсором и предоставляет часы для размещения на корте.

Сумма этих сделок никогда не разглашалась, так что все дискуссии в прессе не стоит воспринимать всерьез: суммы сделок различаются в зависимости от того, как выступает спортсмен, в скольких турнирах он играет и так далее. В то же время, согласно списку богатейших спортсменов 2010 года, по версии американского журнала Forbes, Федерер зарабатывал больше остальных теннисистов. Он занимал шестое место с двадцатью семью миллионами фунтов стерлингов (сорока тремя миллионами долларов), уступив двух гольфистам – Тайгеру Вудсу (с шестьюдесятью семью миллионами фунтов стерлингов) и Филу Микельсону – а также боксеру Флойду Мэйуэзеру и вечнозеленому футболисту Дэвиду Бекхему.

Это говорит о том, что если он и не добился максимального зарплатного потенциала, то был к нему очень близок. Так получилось, что следующим теннисистом в списке была Мария Шарапова на тридцать пятом месте (с шестнадцатью миллионами фунтов стерлингов). И они на самом деле были единственными двумя теннисистами в ТОП-50 Forbes, что свидетельствовало о том, что прошли те великолепные дни тенниса, когда Федерер, Агасси, Шарапова и сестры Уильямс регулярно входили в ТОП-10 Forbes.

Возможно, что его желание повысить свою денежную ценность, в чем IMG играло основную и важную роль, также привело к некоторым нетипичным для него ситуациям.

Он вращается в кругах, в которых можно познакомиться с выдающимися личностями – например, с поп-певцом и фанатом тенниса Гэвином Россдэйлом. Благодаря этой дружбе Федерер встретился с известной женой Гэвина, поп-певицей Гвен Стефани. Стефани и Россдэйл болели за Федерера на Уимблдонском турнире 2008 года, и в течение пары дней на его пресс-конференциях про них спрашивали столько же, сколько и о самих матчах. Те же, кто знал Роджера, говорили, что отношения со звездами – это не для него, что он чувствует себя комфортнее со своими товарищами, а не позируя в компании с гламурными знаменитостями.

Некоторые из тех, у кого я брал интервью для этой книги, выражали беспокойство: мол, Роджер не показывает интереса к миру, лежащему за пределами тенниса. Это не так. Он отдает должное тем, кто превратил теннис в глобальное, многомиллионное зрелище, которым он является сегодня. Он часто упоминает высокие денежные призы как одно из главных преимуществ, хотя очевидно, что высокие призовые фонды не впечатляют никого в мире тенниса – особенно тех, кто осведомлен о материальном неравенстве в мире в целом.

Его бывшая школьная учительница Тереза Фишбахер защищает Федерера от предположений, что он знает меньше, чем должен бы. «Нет никаких сомнений в том, что Роджер – очень умный молодой человек, – сказала она. – Никому и в голову не придет попросить выдающегося ученого объяснить, что значит «ровно», потому что он интересуется главным образом своей особой областью наук. Действующий теннисист должен интересоваться теннисом».

Я лично помню, как был приятно удивлен тем, что Федерер спокойно справляется с вопросами, которые он не мог прокомментировать ввиду недостатка знаний. В июне 2011 года я провел с ним длинное интервью в Галле для британской газеты. После того как были заданы основные вопросы, интервью трансформировалось в обычную беседу. На каком-то этапе разговор зашел о Южной Африке. Я спросил его, что он думает о политической ситуации в стране. После некоторой паузы он сказал, что нельзя всерьез полагать, что он вправе судить о политике в Южной Африке. Для меня самым интересным аспектом этого краткого разговора было не то, что он не знал об этой теме достаточно для того, чтобы сформировать собственное мнение (признание в том, что ты чего-то не знаешь, может быть признаком как силы, так и невежества), но то, что, как я понял, свое мнение у него есть. Он так уверенно рассуждал о стране маминого детства, что мне показалось абсолютно логичным поинтересоваться его мнением о политической ситуации. С учетом благотворительной работы, которую он проделал как посредством тенниса, так и посредством собственной организации, легко представить, что по завершении карьеры он займет новую должность – возможно, не политическую, а какую-нибудь неконфликтную, в какой-нибудь международной инициативе в пользу менее привилегированных людей или наций. После нашего короткого диалога я начал подозревать, что ему нетрудно будет заинтересоваться чем-то более глубоким, нежели теннис, когда он решит посвятить этому свой разум.

Близкие к Федереру люди говорят, что он никогда не изменится в своей сути, что его человеческие качества достаточно сильны, чтобы преодолеть любой соблазн. Вероятно, мы сможем это проверить лишь тогда, когда его дни как теннисиста подойдут к концу, и он снова станет не то чтобы обычным, но менее известным человеком. Он и сам согласен с тем, что нереалистично было бы ожидать от него, что после всех своих достижений он останется неизменным. В интервью, данном в июне 2004 года во время подготовки к Уимблдону, когда он впервые был действующим чемпионом и относительно недавно стал первой ракеткой мира, он сказал: «Я чувствую, что мне необходимо меняться – или адаптироваться к ситуации, я бы лучше так это назвал. Сейчас я сталкиваюсь с многочисленными требованиями прессы, очень важных людей, которых я встречал в прошлом. Сейчас я проживаю другую жизнь. Она меня немного изменила, я стал осторожнее, но в то же время теперь, когда я осуществил свои мечты, я получаю больше удовольствия от игры в туре».

Возможно, больше всего Федерер изменился до того, как начал побеждать. Если поговорить с теми, кто знал его еще юниором, то перед вами нарисуют портрет веселого, счастливого мальчика, всегда готового пошутить. Счастье никуда не делось, но эта нынешняя фигура на корте, нынешний Федерер, гораздо более замкнутая. В стремлении к успеху он сумел обуздать свою природную восторженность, и надо отдать ему за это должное. Миллионы весьма талантливых теннисистов так никогда и не смогли присовокупить к своим природным способностям дисциплину, без которой нельзя извлечь максимум из своей одаренности. Но какую цену ему пришлось заплатить за усмирение природной восторженности?

Возможно, он подавил чуть больше своего естественного духа, чем было необходимо. Он в этом не одинок. И он не боится дать слезам волю на людях, когда его трогает эмоциональность момента.

Проблема в том, что людям редко удается увидеть то, насколько он веселый. Поговорите с теннисистами, играющими в туре, и они подтвердят, что он сохранил свой веселый нрав. Обычно она проявляется во всей красе на благотворительных мероприятиях наподобие ‘Hit for Haiti’ («Хит для Гаити») и ‘Rally for Relief’ (буквально – «Ралли для оказания помощи»), которые он инициировал на последних Открытых чемпионатах Австралии для сбора средств в пользу австралийцев, пострадавших от наводнения. Но, как правило, большую часть времени она скрыта от глаз посторонних. Эшли Фишер, теннисист, специализирующийся на парном разряде, рассказывает историю: однажды он лежал лицом вниз на массажном столе и никак не мог понять, почему ему казалось, что спина его была немного влажной. Через день после массажа кто-то, кто был в комнате, сказал, что причиной этой локальной непогоды был Роджер Федерер, брызгавшийся из детского водного пистолетика над перегородками в процедурном кабинете.

Федерер упрям, но мало кто из чемпионов в любом виде спорта лишен этой черты. Он наслаждается соревнованиями, поскольку у него редкий дар играть на матчах лучше, чем на тренировках (у большинства игроков дела обстоят прямо противоположно). Он преуспевал и в те долгие периоды, когда у него не было официального тренера – хотя было бы несправедливо недооценивать важную роль, которую сыграл Северин Люти за многие годы, что путешествовал вместе с ним, был его партнером на тренировках и человеком, с которым он мог обсудить свои идеи.

Интересным испытанием для личности Федерера станет закат его карьеры. По вполне понятным причинам многим большим именам – как в спорте, так и в искусстве – непросто сохранять достоинство, когда его звезда начинает меркнуть. Многие стараются относиться к своим статусам, как к потенциально уязвимой жертве, подстраивать свои цели под возможности своего тела, не способного более справляться с тяжелыми задачами, которые не вызывали проблем пару лет назад. Если Федерер сможет пережить закат карьеры с теми же достоинством и решительностью, с которыми он стремится побеждать теннисистов, которые все более демонстрируют, что способны победить его, то это только добавит блеска его легенде.

Хотя его высокий статус и ценное наследие уже очевидны, все равно кажется, что до конца карьеры Федерера еще далеко. Его победа на Открытом чемпионате Австралии 2010 года и Уимблдонском турнире 2012 года свидетельствует о том, что отцовство – не проблема. Ему очень нравится, когда его близняшки находятся рядом, и, без сомнения, у него достаточно желающих оказать практическую помощь. У него есть время и пространство для того, чтобы продолжать играть на высочайшем уровне. Главная угроза его возможности побеждать на крупнейших турнирах – не возраст, а великолепие Надаля, которое породило целое поколение амбициозных претендентов, которые учатся жить при двух лидерах. Феноменальный подъем Джоковича, победившего Федерера на Открытом чемпионате США 2010 года и Открытом чемпионате Австралии 2011 года, – лучший пример того, что это поколение находит способы догонять лидеров.

Конечно, остается открытым вопрос о том, насколько Роджеру хватит его мотивации, но и это вряд ли будет проблемой. Когда его спрашивают о мотивации, он говорит о «любови к теннису», и он на самом деле является главным и искренним фанатом тенниса. Даже если он не участвует в турнире, то он смотрит игры. Не для того, чтобы выявить будущих потенциальных соперников, а исключительно ради удовольствия. Ему нравится наблюдать за тем, как один парень старается понять, как победить другого. «Мне просто нравится смотреть хорошие теннисные матчи, – говорит он, – наблюдать за борьбой и напряжением обоих игроков. Очевидно, мне нравилось смотреть еще на таких отчаянных сеточников, как Рафтер или Хенмен, но я смотрю просто потому, что люблю теннис».

Его мотивация не основана на деньгах, хотя многие из тех, кто наблюдал за ним вблизи, утверждают, что он склонен принимать предложения, которые не несут никакой практической пользы, но могут принести много денег.

Напротив, те, кто занимается его раскруткой, говорят, что могли бы находить для него больше возможностей для заключения сделок, но он доволен тем, что у него есть. Разумеется, он заработал больше денег, чем ему когда-либо понадобится, и можно с уверенностью сказать, что главная его мотивация не имеет никакого отношения к деньгам. Часто он говорит о «мечте играть на крупнейших сценах по всему миру, особенно на Уимблдоне», и, хотя эта мечта давно осуществлена, кажется, он может снова и снова к ней возвращаться, так что она все еще является его движущей силой. Он справедливо отметил, что очень редко играет плохо, и это сводит к минимуму шансы остальных его победить. Он говорит, что хочет, чтобы его близняшки смотрели на то, как он играет, и это также свидетельствует о том, что он продолжит играть еще как минимум четыре-пять лет. Так что, когда люди спрашивают, сколько еще Роджер Федерер будет играть, ответ лишь один: столько, сколько сможет.

Итак, он – величайший в теннисе. А каково его место в мире спорта и в мире в целом?

Несомненно, он считается одним из величайших спортсменов нашего времени. То, что его так часто номинировали на звание спортсмена года и он получал награду Laureus, подтверждает его высокое положение среди коллег. Награды Laureus часто критикуют за предвзятость и слабость к теннисистам (и доля правды в этом есть). Но даже если допустить некоторую предвзятость, все равно сложно вообразить, кто мог бы претендовать на главную награду, кроме Федерера. Его очевидными соперниками среди современников являются Лэнс Армстронг, Тайгер Вудс, Михаэль Шумахер и, возможно, Майкл Джордан (в конкретные годы список может пополняться отдельными спортсменами вроде Усэйна Болта и Майкла Фелпса в 2008 году, но мы сейчас говорим о продолжительном присутствии на самой вершине). Армстронг был привлекателен с эмоциональной точки зрения: он знал, что его шансы выжить после рака яичек меньше пятидесяти процентов (рак пустил метастазы в мозг и легкие), и тем не менее он выиграл «Тур де Франс» семь раз. Джордан поражал воображение спортивной нации своей способностью зависать в воздухе подобно птице. Федерер не может ничего противопоставить этим качествам, но делает ли это Армстронга и Джордана лучшими спортсменами? Несомненно, делает более великими личностями, а это несколько другое.

И что касается сравнения с Вудсом и Джорданом, Джеймс Блейк так высказался, проиграв Федереру в четвертьфинале Открытого чемпионата США 2006 года: «Недели две назад я услышал по телевизору что-то о том, что Тайгер Вудс унаследует от Майкла Джордана титул лучшего спортсмена нашего времени. Полагаю, это шутка. Я настаиваю на том, что Роджер – лучший спортсмен нашего времени, и готов обосновать это. Подчеркиваю: не теннисист, а именно спортсмен. Не хочу обижать Тайгера, он невероятный гольфист, но его результаты в матчевых играх, событиях, в которых вылетаешь в неудачный день, не впечатляют. У нас, теннисистов, такое бывает каждую неделю. Роджер выигрывает каждый турнир Большого шлема, исключая Открытый чемпионат Франции, и побеждает в каждом турнире «Мастерс». Это означает, что он не может позволить себе ни одного неудачного дня. И это невероятно».

Федерер уступает некоторым великим именам в спорте с личностной точки зрения. Это не означает, что он скучный. Фанаты тенниса прекрасно знают, какой он человек, даже если зачастую это скрывается за очень сосредоточенной спокойной внешностью – до тех пор, пока матч не будет выигран. Но вряд ли можно утверждать, что, будучи спортсменом, он раздвинул границы спорта так, как кто-нибудь другой.

Мартина Навратилова широко известна за пределами тенниса и спорта благодаря открытым социальным взглядам, в частности, на сексуальную ориентацию и окружение. Благодаря этому ее имя известно в каждой семье, даже среди тех, кто мало что знает о теннисе. То же самое произошло с Джоном Макинроем и его непредсказуемостью в начале 80-х, когда британская юмористическая телевизионная программа «Not the Nine O’Clock News» показала зарисовку о Макинрое на самом пике его карьеры. Она называлась «Завтрак в доме Макинроев» и показывала, как Макинрой спускается к завтраку и залпом выпивает апельсиновый сок, а его мама выговаривает ему за то, что он булькал. «Что я такого сделал?!» – вопрошает персонаж с характерным скептицизмом, точь-в-точь так же, когда злится на судей. Даже Уэйн Слип, танцор в стиле контемпорари, изображал гнев Макинроя в своем танце.

Такие примеры отображают то, что игроки вышли за пределы просто тенниса или спортивного мира, в котором они сделали свое имя. С Федерером ассоциируется мало подобных случаев. Его публичные высказывания – об электронной системе контроля касаний, круговом формате и лишении турнира в Гамбурге статуса серии «Мастерс», – как правило, не выходят за рамки тенниса. Не в его стиле выставлять напоказ свои взгляды, и эта черта не способствует известности в мире знаменитостей. Возможно, в будущем, по результатам работы его фонда в Африке, он выскажется на тему, скажем, недопустимости нищеты в XXI веке. Это сделает его заметнее, и, возможно, даст ему дипломатическую роль, которая позволит ему тихо, но убедительно выступать в защиту социальной справедливости в развивающемся мире.

Положение в Швейцарии у него несколько иное. Очевидно, там он известен в каждой семье, он стал неофициальным представителем страны и нес флаг Швейцарии на двух церемониях открытия Олимпийских игр подряд. И все же швейцарцы не сходят с ума из-за него. Фанаты из других стран, побывавшие в Швейцарии, когда Федерер получал титулы Больших шлемов, подтверждают, что людям приятен его успех, но до бешеного восторга, несомненно, очень далеко.

Во многом это связано с тем, что швейцарцы – люди закрытые и сдержанные, а отсутствие сырьевых ресурсов и совокупность экономических факторов породили определенное отношение к труду и рабочую этику. Это основы всего экспорта Швейцарии – начиная с часов с кукушкой и часами класса «люкс» и заканчивая сыром и шоколадом. При таких обстоятельствах игрок, достигающий славы и успеха благодаря спорту, не особенно улучшает мнение соотечественников о себе, как это было бы в других странах, а его решение переехать из дома в кантон с более низкими налогами не понравилось никому. (Впрочем, многие положительно оценивают то, что он остался в Швейцарии, в то время как мог присоединиться к нескольким сотням теннисистов, живущих в Монако по причине низких налогов.)

«Ему не льстят, и им не восхищаются, – говорит бывшая учительница начальной школы Тереза Фишбахер. – Возможно, именно поэтому он может позволить себе жить в Швейцарии».

Базельский журналист Томас Вриц пошел дальше: «Швейцарцам не нравятся звезды. Когда в Альшвиле [пригороде Базеля] открылся фан-клуб Роджера Федерера, я был уверен, что там будет море фанатов, однако он очень маленький. И полагаю, дело не в Базеле, а в Швейцарии».

Определенно, на местах, связанных с Федерером, нет мемориальных досок. Вплоть до третьего титула Большого шлема в клубе «Олд Бойз» даже не было его портрета. Тогда же они переименовали главный корт в «Platz Roger Federer» («Корт Роджера Федерера»). «Это соответствует тому, что швейцарцы не торопятся уважать людей, которые зарабатывают на жизнь спортом, – говорит Ники фон Вари, бывший товарищ Федерера в «Олд Бойз», ныне – политический советник. – То же самое было с Марком Россе. Кто бы что о нем ни думал, но он завоевал золотую медаль Олимпийских игр, а в Швейцарии нет ни памятника ему, ни даже таблички в его честь. То же самое и с [выдающимся лыжником] Бернардом Русси. Чего бы спортсмены ни достигали на высочайшем уровне, здесь они не заработают ту же репутацию, что и в Америке, Австралии или других европейских странах. Быть может, однажды это придет, но на это потребуются десятки лет, не меньше. Тут сложно представить культ, подобный культу Дэвида Бекхема. Типичный швейцарец – приземленный, практичный, он не хочет выделяться из толпы. Он просто хочет спокойно прожить свою жизнь. Такова Швейцария, так всегда было и, по большей части, так всегда и будет. Это можно наблюдать и в политике, в отношении Швейцарии к ЕС. Мы не создаем культуру звезд. У нас не было такой шумихи, какая возникла вокруг Бориса Беккера в Германии. Швейцарцы для этого слишком смирные».

Всех тренеров, давших интервью для этой книги, спрашивали, считают ли они, что Федерер повысил интерес к теннису в Базеле. Все отметили, что молодежь с энтузиазмом относится к Федереру, хочет играть так же, как он. Но лишь немногие смогли привести конкретные примеры одаренных в разных видах спорта подростков, которые пришли в теннис, вдохновившись Роджером. Даже Кристофер Эйманн, член совета, возглавляющий комитет Базеля по вопросам образования, говорит, что «заметного повышения популярности тенниса в Базеле не зафиксировано».

«Нам, швейцарцам, достаточно лучшего, – говорит радиожурналист Марко Мордасини. – Будь то в спорте, в экономике, в политике – когда кто-то что-то начинает, они интересуются этим. Как только люди понимают, что он демонстрирует стабильные результаты, то они этот интерес теряют. Вот почему мне было трудно заинтересовать радиостанции в Федерере перед четвертьфиналами турниров. Мы столкнулись с той же проблемой и с Хингис, когда она взлетела к вершине. У Роджера всегда будут и фанаты, и завистники. Любой успешный человек вызывает зависть. Но он останется символом Швейцарии и спустя двадцать или тридцать лет после того, как перестанет играть».

Будучи одним из трех золотых медалистов Швейцарии на Олимпийских играх 2008 года в Пекине, он упрочил свою репутацию в родной стране, но, поскольку он не выигрывал Кубок Дэвиса за свою страну, сложно представить, что он может сделать, чтобы еще повысить свой статус среди большинства соотечественников.

Каковы бы ни были его дальнейшие достижения как теннисиста, он станет находкой для любого, с кем будет работать в дальнейшем. Маловероятно, что ему придется когда-либо работать, но сложно представить, как такой сгусток энергии будет жить в будущем без физической работы какого-либо рода.

Он рад признать, что есть вещи важнее тенниса. Эта позиция, несомненно, поможет ему легче перейти в период карьеры, который настанет после активной игры, когда этот день придет. Возможно, он обнаружит то же, что обнаружили другие, – что он психологически и физически истощен в свои тридцать с небольшим, – и объявит о том, что уходит из тенниса, а затем через пару лет обнаружит, что отдых и восстановление пробудили у него новый аппетит. Приведет ли это к полноценному возвращению или он просто присоединится к туру «старичков», покажет время. Он будет потрясающей находкой для тура ветеранов – и потому, что он является легендой сам по себе, и благодаря тому, что он может предложить на корте. При том, что результаты в таком туре служат разве что для развлечения, он сможет показать весь свой арсенал и пойти по стопам Мансура Бахрами, отца «акробатического тенниса», который играет ради развлечения публики. Однако принесет ли теннисисту, доминировавшему на вершине тенниса, удовлетворение простой ветеранский тур? Время покажет.

Возможно, в будущем он сможет работать на телевидении, поскольку у него четкая дикция и подходящий голос. Он по-прежнему является лидером команды Швейцарии для Кубка Дэвиса, хотя, возможно, уже не сейчас: прошло пять лет с тех пор, как он в последний раз участвовал в матче. Он будет ценным активом для любого бизнеса, которому для общественной кампании потребуется знаменитость. Если он заинтересуется мировыми вопросами, то сможет претендовать на политическую роль в частично политической, посольской или негосударственной организации. Так, в 70-х годах президент США Джимми Картер попросил чемпиона-тяжеловеса Мохаммеда Али выступить в роли посла в Африке. Легко представить Федерера на аналогичной должности.

Спортивный импресарио Роже Бреннвальд говорит: «Он не будет потерян для мира тенниса, он будет играть какую-либо роль в теннисе, но давайте сейчас не будем обременять его этим вопросом – пусть он еще лет пять или около того поиграет в теннис высочайшего уровня».

Люди часто не понимают, что одним из аспектов бытия звезды спорта является то, что звезда достигает возраста тридцати лет и понимает, что впереди целая жизнь, а своего максимума он уже достиг. Для большинства людей на традиционных работах «пик» наступает лет в пятьдесят или шестьдесят, но большинство спортсменов посвящают все детство наращиванию мастерства в спорте и достигают этого (или не достигают) к тридцати годам. Само собой, некоторые справляются с этим лучше остальных. Благодаря врожденной человечности и умению сходиться с людьми Роджер, несомненно, справится с этим очень хорошо, но для него все равно это будет большим испытанием.

На протяжении этой главы и на самом деле на протяжении всей этой книги я старался найти недостатки в личности Федерера, чтобы представить его реалистичный портрет. Однако реальность такова, что их на самом деле у него очень мало. Нет никаких сомнений в том, что он – выдающийся человек, приносящий огромную пользу своему виду спорта. Он источает спокойствие как на корте, так и за его пределами, так что складывается впечатление, что он мудр не по годам, что у него душа много пожившего человека, понимающая от природы, что на самом деле важно, а от чего можно избавиться. И хотя журналист Марко Мордасини, возможно, прав, говоря: «Невозможно быть столь же успешным, как он, и не вызывать при этом зависть», поражает то, как мало ему завидуют, и то, как мало у него врагов.

Когда я спросил Сеппли Качовски, первого тренера Федерера, человека, который повидал жизнь и испытал страдания, каковы, на его взгляд, были наименее привлекательные черты Федерера, он ответил: «Возможно, у него и есть темные стороны, но я о них не знаю. Думаю, у него есть все необходимое. Ему нужно быть физически активным и соревноваться, и теннис ему это дает. Он умеет веселиться, и люди вокруг удовлетворяют эту его потребность. Он любит налаживать контакты с людьми, так что он заставляет их говорить. По сути, он состоялся, и поэтому он такой, какой есть».

Библиография

Эта книга является развитием двух предыдущих изданий «Fantastic Federer» («Фантастический Федерер») и одного издания «Roger Federer – Spirit of a Champion» («Роджер Федерер – Дух Чемпиона»). В то время, когда «Fantastic Federer» («Фантастический Федерер») впервые был опубликован в мае 2006 года, это была единственная полная биография Роджера Федерера, и потому не было никакой библиографии или рекомендаций для дальнейшего чтения. Большая часть информации из обоих изданий «Fantastic Federer» («Фантастический Федерер») и книги «Roger Federer – Spirit of a Champion» («Роджер Федерер – Дух Чемпиона»), а также этой книги основывается на моем личном опыте, статьях, которые я написал для различных изданий, а также записях интервью и пресс-конференций. Очевидно, я не мог присутствовать везде, так что много информации я почерпнул из газетных публикаций, особенно материалов, написанных моими товарищами-журналистами, с которыми я работал и которых уважаю. Я старался называть их хотя бы раз в тексте. С момента выхода книги «Fantastic Federer» («Фантастический Федерер») вышла еще одна полная биография, написанная швейцарским журналистом Рене Штауффером. Она называется «Das Tennisgenie» и была издана на немецком языке в 2006 году швейцарским издательством Pendo. Название переводится как «Гений тенниса», но когда она вышла на английском языке, изданная американской компанией New Chapter Press в 2007 году, она называлась «Quest for Perfection: The Roger Federer Story» («Поиск Совершенства: История Роджера Федерера»). Книга была написана при тех же обстоятельствах, что и эта, без участия со стороны Роджера (но и без противодействия). В результате она рассказывает о том, о чем говорится и в этой книге. В чем-то она сильнее этой книги, в чем-то слабее. Будучи корреспондентом, специализирующимся на теннисе, для газеты Tagesanzeiger в Цюрихе, Рене присутствовал на большем количестве мероприятий с участием Федерера, чем я, хотя, разумеется, я присутствовал на тех, где Рене не было. В результате его книга – больше швейцарская, а моя – интернациональная.

Я очень уважаю Рене и считаю, что он является самым осведомленным из швейцарских теннисных летописцев. Мне приятно, что его книга теперь составляет часть тех общественных данных, из которых можно извлечь биографию Роджера Федерера. Хорошо, что его работа доступна англоговорящему миру. И все-таки я бы посоветовал любому, кто читает на немецком, остановиться на оригинальной книге Штауффера, а не на «Quest for Perfection: The Roger Federer Story». Переводы никогда не смогут похвастаться той же аутентичностью, что и оригиналы, и насыщенная немецкая проза Рене не без потерь переживает путешествие в английский с его четкостью!

База данных общественной информации о Роджере Федерере также включает в себя две небольшие книги, которые мне очень помогли. Книга на французском языке Роже Жонина «Roger Federer» («Роджер Федерер») (Favre/Le Matin, 2004 год, обновлена в 2006 году) была очень полезна, в частности, благодаря историям франкоговорящей части Швейцарии, тогда как книга Фредди Видмера «Moments ‘05: Augenblicke mit Roger Federer» («Моменты ‘05: Мгновения с Роджером Федерером») (Basler Zeitung, 2005 год) предоставила некоторые детали об истории Федерера в Базеле.

Примечания

1

В этой книге часто упоминаются турниры «Мастерс» и серия «Мастерс» – серия из девяти элитных соревнований, формирующих крупнейший, после Большого шлема, мужской турнир. В 2009 году АТР официально изменила название этих событий на «1000» – по количеству рейтинговых очков, которые получает победитель. Однако поскольку эти девять соревнований больше десяти лет были известны как серия «Мастерс» и название «Мастерс» укоренилось, то появился термин «Мастерс 1000» – компромисс между общепринятым и официальным названиями. В книге используются наименования «серия «Мастерс»», иногда «Мастерс» и «Мастерс 1000».

(обратно)

Оглавление

Об авторе

От автора

Часть 1. Юность чемпиона

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

Часть 2. Переход в тур АТР

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Часть 3. Чемпион турнира Большого шлема

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

Часть 4. Надаль, главный соперник

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

Часть 5. Величайший

  Глава 15

  Глава 16

Библиография Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg