«Великий еси Господи… Жизнь и проповедь святого Гавриила Ургебадзе, исповедника и юродивого»

Великий еси Господи… Жизнь и проповедь святого Гавриила Ургебадзе, исповедника и юродивого (fb2) - Великий еси Господи… Жизнь и проповедь святого Гавриила Ургебадзе, исповедника и юродивого 847K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кирилл Черноризов

Кирилл Черноризов (автор-составитель) Велий еси Господи… Жизнь и проповедь святого Гавриила (Ургебадзе), исповедника и юродивого

По благословению Патриарха Всея Грузии Илии II

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской православной церкви

(ИС Р16-606-0272)

***

Доброта откроет вам дверь Рая, смирение введет в него, а любовь поможет увидеть Бога. Только в настоящей любви можно увидеть Бога, так как Бог есть Любовь.

Святой Гавриил (Ургебадзе)

Введение

В Грузии святого Гавриила (Ургебадзе) почитают особенно широко. Повсеместно. В России его имя также обретает все большую известность. Рассказы об этом необычном подвижнике Православия XX столетия, нашем современнике, появляются и в печати, и в других средствах массовой информации. Наиболее важным в деле расширения почитания святого Гавриила, наверное, являются свидетельства лично знавших его людей. В 2015 году мы провели серию интервью с целью собрать материал для этой книги. Не было ни плана, ни «формата», ни пожеланий редактора или издательства – только живые разговоры и воспоминания, которые и продиктовали нам содержание книги. Поэтому ее подлинными авторами являются в первую очередь рассказчики – те люди, которые поделились своим личным опытом общения с ним.

Детские воспоминания мы услышали от сестры отца Гавриила Джульеты (Джигитян-Вариани). Ценные штрихи к его жизненному пути добавил друг детства отца Гариила архимандрит Иоаким (Асатиани), который является живым свидетелем известной истории со сжиганием отцом Гавриилом портрета Ленина. Владыки Даниил (Датуашвили), Николай (Пачуашвили) и Серафим (Джоджуа) были еще мирянами, когда впервые познакомились с отцом Гавриилом в кафедральном соборе Сиони в Тбилиси. Владыка Даниил, будучи уже в сане иеромонаха, служил в монастыре Самтавро в то время, когда там окончательно поселился отец Гавриил. Владыка Иосиф (Киквадзе) в это время был настоятелем находящегося рядом с Самтавро мцхетского кафедрального собора Светицховели. Игуменьи Мариам (Микеладзе) и Феодора (Махвиладзе), монахини Текла (Сихарулидзе) и Евдокия (Дадунашвили) пришли каждая в свое время в монастырь Самтавро сначала трудницами, затем послушницами, а потом уже были пострижены в монахини не без деятельного участия отца Гавриила. Сейчас уже протоиереи, а тогда миряне Зураб Цховребадзе и Арчил Миндиашвили, миряне Звиад Ониани, Тамуна Иоселиани и Нино Канделаки были прихожанами монастыря Самтавро, где получали духовное окормление у отца Гавриила и были свидетелями его жизни. Необычным образом появилась в книге история владыки Александра (Ищеина) – в результате стечения обстоятельств мы узнали, что и на его духовном пути оставил след отец Гавриил.

Данную книгу можно назвать портретом или даже наброском к портрету отца Гавриила. Слово «портрет» в нашем случае будет более уместным, чем «икона», по той же причине, по какой жизнеописание святого человека часто сильно отличается от его жития. Однако мы надеемся, что этот портрет приведет хотя бы одного человека к живому опыту общения с отцом Гавриилом, который возможно приобрести в молитве к нему и в Евхаристической чаше через единение с Господом нашим Иисусом Христом. Его же слава да пребудет всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

И наконец, о названии книги. В качестве заглавия мы использовали фрагмент фразы из «Чина великого водоосвящения», которую часто можно было услышать уст отца Гавриила, исповедника и юродивого: «Велий еси Господи, и чудны дела Твоя, и ни едино же слово довольно будет к пению чудес Твоих».

Отец Гавриил

Семья

Никто не знает, какого происхождения была наша мама. Говорят, что как-то одна очень большая семья была проездом через Тифлис[1]. У них родился ребенок, и они не смогли его забрать, а ставшая нам бабушкой женщина как раз мечтала взять ребенка и, как только родилась моя мать, взяла ее и выходила. Бабушка нашу маму очень, очень сильно любила, все старалась ей отдать, следила за ее здоровьем, дала гимназическое образование. Она была уже очень старенькая, когда взяла маму на воспитание, поэтому старалась выдать ее замуж пораньше, чтобы у нее был какой-то покровитель и она не осталась бы в возрасте 1314 лет одна. У нас раньше женщины выходили замуж очень рано. Маме подобрали жениха, оказался очень положительный человек – Василий Ургебадзе. Варварушка, мама моя, ему полюбилась. А она тогда даже не понимала, что такое замужество, как это – выходить замуж, потому что почти не имела контакта с другими семьями. Знала, что есть мать, а как живет семья: муж, жена, – она этого не понимала. Потом, конечно, повзрослела, в 14 лет вышла замуж, а в 15 лет у нее уже родилась Эмма – моя старшая сестра. В 17 лет родился второй ребенок – мой старший брат Михаил, а потом, в 19 лет, – Василий. При рождении его назвали Годердзи. Однако, когда маме было 20 лет, а Годердзи был еще грудным ребенком, мужа мамы – Василия Ургебадзе – убили. Это был 1931 год, голодные времена, они с бабушкой вдвоем выхаживали детей. Надо сказать, что мама была очень красивая: невысокого роста, беленькая-беленькая, синеглазая-синеглазая, таких синеглазых я вообще не встречала. Ее приглашали работать в театре, но тогда были другие нравы, и бабушка говорила моей маме: «Знаешь, Варя, нельзя в театр идти, у тебя маленькие дети. С нравственной точки зрения тебе не стоит работать в театре».

Джульета Джигитян-Вариани

Кто были родители матери отца Гавриила – Варвары – неизвестно. Это был революционный период. Ее родители сказали, что у них серь езные проблемы, и оставили Варвару в семье армян, дав большие деньги на ее содержание. Они сказали, что если смогут вернуться, то заберут ребенка, но не вернулись. Женщина из принявшей Варвару армянской семьи как раз подрабатывала, ухаживая за детьми; она в свое время нянчила княжеских детей. Когда отца отца Гавриила – Василия – убили, мать воспитывала троих детей одна, ей было очень трудно, времена были тяжелые. Потом она уже не смогла одна обеспечивать детей и вышла замуж за армянина по фамилии Джигитян.

Звиад Ониани

Мама устроилась на работу, продавала «Воды Лагидзе» на проспекте Руставели. А потом как-то ей сказали: «Ты знаешь, есть один человек, очень интеллигентный, красивый. Может быть, ты выйдешь за него замуж?» Детей-то надо поднимать, они маленькие. Их даже предлагали отдать в приют, но мама и бабушка не захотели. И вот познакомилась наша мама с моим отцом примерно в 26 лет; ему тогда было уже 59, но он был очень представительный, красивый, хороший специалист в области экономики, окончил гимназию, из обеспеченной семьи, братья его получили образование в Женеве. Мама согласилась выйти за него замуж. Он умер в 72 года; к тому времени дети уже были взрослые, а мне еще и 12 лет не испольнилось, когда папа скончался. То есть я моим братьям и Эмме сестра только по матери.

Мы все жили в мамином и бабушкином доме. Рядом с нами была церковь святой Варвары. Там проводили крестные ходы, торжественные службы, а мы играли прямо во дворе этой церкви – ограды тогда там не было. Васико[2] то, что видел в церкви, потом хотел воспроизвести и среди своих сверстников; ну, а им это все было неинтересно. И вот Васико возьмет палку с тряпочкой и торжественно так идет, как будто с иконочкой. Это с детства в нем было. Он был на семь лет старше меня, мне тогда было года 3–4.

В школе с какого-то времени он перестал учиться. Я его потом спрашивала: «Слушай, ты же в школе не хотел учиться, шесть классов отходил, потом вообще бросил школу. Откуда ты это все знаешь?» Его было очень интересно слушать. Ни один историк не рассказывал то, что он рассказывал, ни один глубоко интеллигентный, просвещенный человек не смог бы рассказать то, что он рассказывал нам из жизни святых, из истории Грузии, России. Он все откуда-то знал.

Джульета Джигитян-Вариани

Мама

Отец Гавриил был полным воспроизведением нашей матушки. Характер у нее был особый. Если при ней кто-то говорил неправду она говорила: «Убей меня, но не говори мне неправду больше всего на свете я не люблю неправду! Ложь ненавижу! Не произноси при мне ложь!».

Мама была очень добрая. Во время войны отец снабжал нас едой, а у нее в Кахетии появились друзья. Мама брала старые вещи, меняла их на фасоль, еще на что-то и привозила продукты в то кахетинское село. Ее там встречали всем миром. Наверное, королеву Елизавету бы не встретили так, как встречали маму. Потом ее стали просить становиться крестной детей в том селе: «Тетя Варя, покрести моего ребенка!», «Покрести и моего ребенка!», «И моего тоже!». В итоге она стала крестной чуть ли не у всех селян. Больных из этого села она привозила к нам в дом, хотя какие у нас были условия… наверху комната, галерея и внизу комната с открытым балконом, и нас-то много.

Хотя отец во время войны нас почти всем обеспечивал, у нас не было молока, а детям оно очень нужно было. И как-то зимой мама пошла в деревню Марткопи вместе с Васико – он был тогда молодой парнишка. Купила там корову, и они ночью по снегу пригнали эту корову в Тбилиси. Молоком от этой коровы мы питались всю войну. Около еврейского кладбища был пустырь с травой, мы гоняли туда корову, она там паслась целый день, потом приводили ее вечером домой.

Во время войны мы почти ни в чем не нуждались, но нуждались многие другие, в частности подруги мамы с их семьями. Они питались у нас, не было никакого разделения между нашей семьей и другими, никто ни для кого ничего не жалел. Годы были, казалось бы, безбожные, а тем не менее люди с такой добротой и любовью относились друг к другу… Это было что-то необыкновенное!

Как-то мама привела в дом душевнобольного человека по имени Симон. Она возила его куда-то, видимо к врачам на лечение. Несколько дней он жил у нас, потом мама вывезла его обратно в деревню. Нам говорили: «Слушайте, ваша мама ненормальная! У нее свои дети, зачем она с этим сумасшедшим возится?» То, что она делала, было многим непонятно.

Маму отец Гавриил, конечно, хотел видеть монахиней, но она все время твердила одно и то же: «Васико, ты не покушал. Васико, ты это не сделал. Васико, Васико…» Как мать она не могла ему не делать все время замечаний. У отца Гавриила была очень большая любовь к матери, какая-то особая любовь. Он иногда говорил: «Ну оставь меня в покое. Я уже не могу по твоим подсказкам жить. Я самостоятельный человек. Я монах!». Он ее поругает, а потом приходит, просит у нее извинений: «Матушка моя, прости меня! Я не сдержался». У них все время были конфликты из-за одинаковых характеров. Оба очень упертые, и у обоих очень сильные характеры.

Иногда отец Гавриил выходил из своей кельи и шел куда-то, не знаешь куда. То в какой-то монастырь отвести душу уходил, то еще куда. Мама говорила: «Пропал Гавриил, пойдем его искать. Пойдешь со мной?» Я говорю: «Ну давай пойдем. Пойдем в Бетанию[3]». Транспорта нет, разве что грузовики какие-то были, подбирали людей. Мы доехали до какого-то детского дома… Помню, там еще большое поле ромашек было. Нас высадили из грузовика, и мы с мамой пешком пошли через лес, через горы – в Бетанию. Пришли. Гавриил уже знает, что мама будет с ним ругаться, мол, «Куда ты пошел? Ты не предупредил! Я же нервничаю». Он, как только нас увидел, сразу говорит: «Тихо, тихо, не кричи, здесь два больных старца». Оба эти старца, и правда были больны. Иоанн и Георгий[4]. Мы поговорили с ним, он нам показал монастырь, церковь, останки монахов, которые жили там прежде. Очень все это было торжественно, осталось в памяти.

Джульета Джигитян-Вариани

Один раз мы с моим мужем и двумя нашими подругами возвращались в Тбилиси, и отец Гавриил попросил довезти его до дома. Мы все сидим в машине, не дышим, отец Гавриил впереди сидит. Доехали до его дома: ну это было вообще… Есть в жизни какие-то моменты, которые никогда не забудешь и визуально, и эмоционально. Подъезжаем к дому, открываем дверь машины, чтобы отец Гавриил вышел, и тут из дома выбегает его мать. Для нас он был старенький человек, мы себе представить не могли, что у него была жива мать. Она выбегает в ночной рубашке и ругается: «Ты где до сих пор, я волнуюсь, ты где ходишь? Который сейчас час?! Сейчас уже девятый час, я волнуюсь!» И вдруг отец Гавриил превратился как будто в маленького мальчика: «Мама, извини, я опоздал, больше не буду». – Мы стоим, смотрим на него: у того волосы дыбом. – Мама, извини ради Бога! Я знаю, что ты волновалась, я больше не буду.

Тамуна Иоселиани

Брат

Их было два брата: Мишико и Васико, – так мы их называли. Мишико был ловкий: в воде не тонул, мог подстрелить любую птицу прямо на лету сбивал этих птичек из рогатки. А Васико – в воду его опустишь, он сразу тонул, он был не такой, как брат. У Мишико была и резко противоположная по сравнению с Васико жизнь. Натура у обоих была очень добрая, оба старались всем помогать, но в случае с Мишико эта помощь сопровождалась нарушением законов. Например, он мог остановить человека и сказать: «Вот у тебя есть часы, одежда, а другой почти голый. Давай снимай часы, одежду и отдавай этому человеку». Я была маленькая и присутствовала при таком случае, он у меня останется в памяти, наверное, на всю жизнь. В итоге Мишу поймали, и он всю свою молодость провел в Сибири, там заболел туберкулезом. Потом его как туберкулезника отпустили домой, болезнь была уже в тяжелой, неизлечимой форме, и в 37 лет он отошел ко Господу.

Джульета Джигитян-Вариани

Старший брат отца Гавриила, Мишико, стал вором в законе, большим всесоюзным авторитетом. Тетя Эмма[5] рассказывала, что у него почти никогда не было двух сорочек. Если у него было две сорочки, он вторую кому-нибудь отдавал. Умер Миша от туберкулеза. История была такая: в лагере у него оказался сокамерником русский мужчина, у которого было четверо детей. Как-то у него появились проблемы со здоровьем, и Миша отдал свое одеяло ему. «У тебя четверо детей, ты должен отсюда выйти здоровым, чтобы их воспитать». А Миша умудрялся использовать одно оставшееся одеяло как матрас, частью которого он укрывался. Однако в этом «домике» образовывался конденсат от дыхания, от которого у Миши обострился туберкулез, а тогда эту болезнь было трудно лечить. От него Миша и умер. Отец Гавриил любил своего брата, но с ним почти не общался. Для него воровское мышление было абсолютно неприемлемо, он жил по-другому.

Звиад Ониани

Духовная семья

Отец Гавриил рассказывал, как еще ребенком ходил в монастырь Бетания, это недалеко от Тбилиси. Там жили два монаха: отец Иоанн и отец Георгий. Они сейчас причислены к лику святых. Эти монахи встретились в 1930-х годах. Во время войны у них было свое маленькое хозяйство, пчелы, и люди из ближайшей деревни ходили к ним в гости: монахи всех угощали и даже на дом давали мед. У них всегда всего было вдоволь, несмотря на тяжелые годы. Отец Гавриил их причащал последние годы их жизни.

митр. Николай

Когда старцы уже не могли много работать, почти всю работу выполнял отец Гавриил: он делал гораздо больше, чем вообще человеку возможно, и при этом по их молитвам не уставал.

иг. Мариам

Отец Гавриил стал духовным сыном отца Георгия (Мхеидзе), который незадолго до смерти принял схиму с именем Иоанн. Отец Гавриил рассказывал о нем с большой любовью и большим уважением, как сын про отца, рассказывал, что при смерти отца Георгия (тогда уже Иоанна) отец Гавриил был рядом и не оставлял его. Отец Георгий попросил его выйти на минутку, но тот не хотел, сказал, что никуда не пойдет, будет с ним. В какой-то момент отец Гавриил не сдержался: на него напал сон. А когда проснулся, отец Георгий уже умер.

иг. Феодора

Портрет отца Гавриила

Когда в 1977 году на патриарший престол взошел Илия II, в обществе пошла волна воцерковления, особенно среди молодежи. Церковная жизнь в Грузии начала возобновляться. Патриарх стал великим авторитетом для нас всех, он дал большой стимул для развития церковной жизни. Но пришедшие в Церковь люди искали, конечно, и проявления Божественной силы в священнослужителях, среди которых одним из самых известных и самых любимых, особенно для молодежи, был отец Гавриил. Процесс восстановления Церкви после длительного отступления пришелся на конец 1970-х – начало 1980-х годов. Перестройки еще не было, поэтому все это сопровождалось ощущением риска, некоторым таким диссидентством. И был максимализм, особенно у молодых, была готовность идти на распятие, на мученичество. И вот для нас отец Гавриил стал ярким примером этого. Все думали, что тоже должны жить так, как он живет, но понимали, что это нам недоступно, поэтому смотрели на него, как на идеал.

Я познакомился с отцом Гавриилом еще до того, как Патриарх благословил меня служить в монастыре Самтавро[6], и до того, как отец Гавриил там поселился. Это было начало 1980-х годов. Я был прихожанином кафедрального Сионского собора в Тбилиси[7] и часто слышал, что есть такой отец Гавриил, который странствует. Про него рассказывали много разных удивительных историй, и у меня, конечно же, было желание с ним познакомиться. И вот как-то он зашел в церковь, было вечернее богослужение. Первое, что я увидел: все подходили к нему и брали благословение, что-то спрашивали, а лицо у него было сверкающее. Это первое впечатление. Удивительное у него было лицо, какое-то огненное, пламя благодати чувствовалось в нем.

Через несколько дней после этого я иду вокруг Сионского собора и вижу, что отец Гавриил там сидит. Он очень любил постелить скатерть, говорил: «Приносите вино!», собирал людей, все садились и кутили во дворе церкви или на улице. Отец Гавриил пел, кого-то благословлял, кого-то ругал, при этом вообще не уставал. Единственное, что с ним бывало, – он иногда, очень редко, вдруг отлучался. Наверное, это был какой-то Божий промысел, Бог ему приказывал, и он уходил, пропадал, может быть, дня два его никто не видел. А потом отец Гавриил появлялся опять такой же, как обычно. Несколько раз, когда он так удалялся, говорил фразу: «Пришла благодать святого такого-то (называл имя святого)», вдруг останавливался, не мог ни произнести ничего, ни продолжить свои действия, и затем уходил. В общем, я иду вокруг Сиони и вижу: сидит отец Гавриил, расстелена скатерть. Мне хочется с ним познакомиться. Отец Гавриил встает и подходит ко мне. А он часто, когда видел, что кто-то незнакомый им интересуется, подходил и начинал испытывать. И вот он начал меня испытывать, сказал: «А ну, встань сейчас на колени перед Богом!», очень императивно так сказал. Я встал на колени. «А сейчас голову положи на землю и будь так». Потом продолжил с кем-то разговаривать и смотрит, подниму я голову или дождусь разрешения. Потом вернулся ко мне, ему понравилось, что я не поднял голову, и говорит: «Иди к нам». Принял меня, усадил, – так я с ним и познакомился. Он тогда принял меня уже среди верующих, которых он признавал верующими.

Некоторым священнослужителям и прихожанам посчастливилось пожить несколько лет вместе с отцом Гавриилом. По благословению Святейшего где-то в конце 80-х годов мне было поручено служить в женском монастыре Самтавро святой Нино в городе Мцхета. И вот отец Гавриил вдруг решил тоже там поселиться. Взял благословение у Святейшего, ему разрешили, и с конца 1980-х годов и до своей кончины в 1995 году отец Гавриил жил в Самтавро. Иногда выходил, но в основном находился на территории монастыря. Часть прихожан Сионского собора, где я раньше служил, стали ходить в Самтавро, и отец Гавриил нас воспитывал. Все эти годы, все эти удивительные годы мы жили в очень строгом режиме. Он ночью мог всех нас поднять, начинал кричать: «Что вы спите, что вы делаете, как это можно! Грузия в грехе, в безверии!» Мне кажется, что отец Гавриил таким образом по Божьему промыслу участвовал в становлении молодого поколения священнослужителей, и монахинь, и монахов, и мирян.

Отец Гавриил был удивительный проповедник. Его проповедь, кроме того что была очень интересна, была еще и необыкновенна. Уже с малых лет его поведение, его слова, его действия были какие-то необычные. Он был свободный человек, всегда выражал свои чувства очень естественно и старался, чтобы эти чувства были угодны Богу. Иногда он впадал в гнев, но этот гнев был не греховен, так как он гневался на грех; он и в себе, и в других этот грех старался уничтожить. Отец Гавриил очень любил грешных людей, людей, которые находятся в слабостях, в серьезных слабостях, у которых были падения в грехах. Таких людей он жалел, очень жалел, поддерживал их в борьбе с грехами и нам говорил, что таких людей надо жалеть, надо любить. Агрессивно греховных людей, которые приносили зло другим, он не терпел. А за грех, из-за которого люди сами страдали, он не осуждал, а, наоборот, очень таким людям сочувствовал. Сочувствие у него было всегда. Он сочувствовал больным, несчастным людям, плакал, когда видел таких. Мы как-то были вместе с ним в доме для престарелых, там были и молодые инвалиды. Он их обнимал, целовал и плакал. Отец Гавриил научил и нас любить несчастных людей, он удивительно заботился о каждом несчастном человеке. Наверное, ему были какие-то видения: кому тяжелей, кому надо помочь. Иногда он помогал даже таким людям, про которых с виду и не скажешь, что у них проблемы может быть, даже богатые, из богатых семей. Он знал их внутреннее состояние и мог приласкать таких людей. Самое большое, что осталось нам всем кроме его проповедей, кроме оставленного им опыта духовной жизни, опыта отречения от самого себя, опыта терпения, любви к ближнему, – он оставил память о том, как он мог сострадать. Допустим, тебе тяжело, ты придешь к отцу Гавриилу, он ничего не скажет, он уже все чувствует, и от тебя что-то отходит, ты освобождаешься.

Несмотря на то что отец Гавриил никуда не уезжал из Грузии, он как будто везде бывал. Для него весь мир был внутри него. Он часто говорил с людьми на очень мирском языке, без возвышенных слов, иногда цитировал Евангелие, а иногда даже на жаргоне говорил, но, конечно, темами разговоров всегда были любовь, христианство.

Удивительная была у него жизнь: он радовался, улыбался, приносил людям радость и дарил ее всем своим существом, иногда даже танцевал, пел. Если он гневался, обличал, то только потому, что хотел показать людям, что так, как они поступают, нельзя поступать, проявлял нетерпение к человеческому равнодушию, безответственности. Иногда нас, верующих или священнослужителей, любил поругать, наставить. Все время что-то говорил, рассказывал, шутил, спрашивал, ходил с людьми: со знакомыми, с незнакомыми, – иногда испытывал людей: как кто поступит. Это все он делал, конечно, с любовью и нам на пользу. Обычно все были как-то напряжены, когда появлялся отец Гавриил, побаивались его, но вместе с тем очень его любили. Он приносил с собой какое-то оживление. Все мы, когда он появлялся, хотели смотреть на него: он все время сверкал, как сверкает и переливается светом звезда.

У отца Гавриила был дар артистизма, удивительный дар. Когда он что-то рассказывал, все изображал, изображал людей, про которых говорил. В той истории про портрет Ленина он показывал, как он подкрался, как поджег, как потом его поймали и как его мучили.

Иногда он говорил: «Веди меня туда-то» – и весь день ходил с тобой, и ты боялся спросить, куда и зачем. Один раз он завел меня в кафе. Там сидели две женщины не очень строгого характера жизни. Отец Гавриил попросил у них сигарету (а он не курил, конечно). Взял сигарету, сделал затяжку и подмигнул этим женщинам, а они не знали, как поступить, чувствовали, что он это несерьезно. И так он умел с людьми как-то пошутить и одновременно старался обличать их в их слабостях.

Как-то когда мы были в Светицховели[8], там также присутствовала какая-то делегация, человек двадцать, иностранцы, люди серьезные, может быть, высокого положения в обществе, одеты официально. И один из них стоит в храме и держит руки за спиной. И вот отец Гавриил подходит: «Не стыдно тебе?», на грузинском языке говорит: «Такой серьезный человек, в церкви стоишь и руки так держишь!» Этот человек слышит, что ему делают замечания, а тут подбежали переводчики, успокаивают отца Гавриила. Он не унимается: «Какое он имеет право здесь стоять!» Потом тому человеку все объяснили, конечно. То есть для отца Гавриила в общении и выражении своих мыслей не было никаких преград.

Он был, как и Господь Иисус Христос, человеком, которому не было где голову приклонить: все время путешествовал, странствовал по Грузии. И что интересно – везде, где он появлялся среди людей, он укреплял веру, возобновлял ее, потому что в народе в то время вера была уже притухшая, инертная, переходила в маловерие. А после его проповедей очень многие люди стали священнослужителями. Мы все чувствовали от него большую духовную поддержку, укрепление в вере.

И я вспоминаю слова Антония Великого, которого спросили: «Сейчас несколько тысяч монахов ведут ангельскую жизнь. Так будет до Второго пришествия?» Антоний Великий заплакал и сказал, что, к сожалению, будет не так и в последнее время монахи будут жить в таких же условиях, в каких живут миряне, но среди них будут такие, которые будут выше нас, потому что гораздо сложнее жить среди искушений и не искушаться, чем вести такую подвижническую жизнь, какую мы ведем. Подвижническая жизнь, хоть и очень тяжелая, но она богата на примеры. У нас все приспособлено для монашества, а в последнее время не будет никаких условий, нужно будет просто не искушаться. А отец Гавриил не то, что не искушался он распинался каждодневно, ежесекундно, он все свои силы всецело приносил на служение Господу. И удивительно, что его никогда не оставляли силы, Господь его восполнял. Это было чудо.

Один раз поздно ночью – это был январь – иду к себе келью. Прохожу мимо его кельи, которая находилась в одной из башен Самтавро. Слышу, отец Гавриил говорит: «Зайди ко мне». Я захожу, он что-то спросил меня, я ответил. Потом он остановился и ничего не говорит. Тут я почувствовал, что очень холодно. Он спрашивает: «Тебе холодно?» Я говорю: «Да, немножко холодно». – «Иди в свою келью, чтобы не простыть». И я тогда понял, что зиму он не топил. Всегда он был в таком удивительном подвижничестве. От эмоционального перенапряжения отец Гавриил иногда физически очень сильно болел, по нескольку дней его выхаживали. После очередного такого очень сложного периода он упал, и у него ртом пошла кровь. Мы вынесли очень много его крови, думали, что он умрет: он был без сил и все время харкал кровью. Мы его пособоровали, а на второй день он уже выходит, кричит, веселится.

Конечно, это Бог даровал нам такого действительно святого человека для укрепления нашей веры и веры в то, что в последнее время благодать Духа Святого может действовать во всей силе. Как Серафим Саровский говорил, что это только мы не можем, не решаемся рисковать, а благодать Святого Духа может действовать также, как действовала в старые времена. Мы робки, не имеем ревности.

митр. Даниил

Первая моя встреча с отцом Гавриилом произошла в 1990-х годах, когда мы с моими друзьями студентами и выпускниками начали сплачиваться вокруг Церкви и Патриарха. Тогда очень много молодежи начало ходить в храмы, и прежде всего в Сионский патриарший собор. Первое впечатление было очень сильное и как бы двоякое, – как правило, об этом говорят все, кто впервые увидел. Я увидел маленького, согбенного старца, монаха. То, что он не просто священник, а какой-то особый, странный монах, я догадался, хотя многого еще не понимал. У меня сразу появилось особое чувство уважения и страха по отношению к отцу Гавриилу.

Когда он приходил в Сионский собор, это был, я бы сказал, маленький духовный спектакль, – другими словами его действия не назовешь. Это было не то, что приходит такой согбенный, пожилой, смиренный, тихий старец, который благословляет, говорит «сын мой», «чадо мое», на ухо дает поучение, что-то шепчет, потом тихо входит в алтарь и там начинает служить. Нет, это было совершенно другое явление: с шумом, с кликами, с распахнутыми руками, воздетыми к небу, с громогласным криком: «Люди, покайтесь!!!», в это время он мог еще и что-то петь.

Я лично был свидетелем одного характерного случая. Начался благовест, Патриарх должен был войти в Сионский собор. Вот он появился, идет, и тут отец Гавриил понимает руки и громогласно, на весь собор говорит: «Идет Патриарх!» И он это не просто так сказал, не праздно или чопорно, а очень серьезно, с каким-то страхом, без тени юродства. Он как бы говорил: «Приготовьтесь, идет первоиерарх!» Это было сказано с такой духовной нагрузкой, что мы почувствовали смирение и трепет перед Патриархом, почувствовали, что́ он есть для грузинского народа и для нас лично. Вот это отец Гавриил и дал нам почувствовать. И в ту же секунду он мог начать что-то петь, говорить или шутить.

Отец Гавриил особенно подчеркивал любовь к ближним. И слово «ближний» на грузинском он так произносил, с таким чувством, что было удивительно, как он мог так любить простых и грешных людей. Отец Гавриил не любил гордых людей, у которых не было покаяния. Когда он видел, что на человека уже нет надежды, то не делал никаких замечаний. Он искал те души, которые тянутся к Богу, идут к Богу и сомневаются в вере, – он укреплял такие души. Явных богохульников, хотя такие встречались ему очень редко, он, конечно, обличал, но с любовью и ждал от них покаяния.

Одной из его любимых фраз было: «Королева Шантеклера». Называя этой фразой человека, он как-то так с любовью смирял его.

митр. Серафим

Я всегда каким-то внутренним чутьем чувствовала, что Гавриил – необычный. Никаких разногласий на этой почве у меня с ним не было, я его просто воспринимала таким, какой он есть. Я его не понимала, но видела, что он чист по натуре, а значит, это у него не плохое, он не сумасшедший. Ну, а потом я уже вышла замуж, стала взрослее. Знаете, Сам Господь ведь стучится все время в наши сердца; вот долго-долго Он стучался и в мое сердце, и я стала ходить в церковь и стала больше понимать.

Он рано стал монахом, служил в Сионском кафедральном соборе. Когда он служил, я уже была студенткой и тогда, конечно, не ходила в церковь. Своим голосом он очень привлекал людей. Храм трясся от его голоса, – такое у него было служение. И все верующие бабушки туда к нему ходили и говорили моей маме: «Варвара, ты не понимаешь, какой у тебя сын». А мама говорила: «Какой сын?.. Жениться не хочет, какой сын», – переживала за него.

Как-то я поехала к нему в город Цхакая (сейчас это Сенаки). Я была молодая и решила: думаю, сяду в поезд и поеду к нему, как раз к воскресной службе буду. Взяла с собой хлеб, подсолнечное масло, пирожков картофельных напекла. А там в горах два монастыря. С трудом поднялась с этой поклажей в один из них, а мне говорят: «Видишь там напротив другой монастырь? Твой брат там». Пришлось спуститься, подняться, и как раз к службе успела. В этом монастыре хранится палец св. Иоанна Крестителя. Гавриил там читал псалмы, был псаломщиком. Когда я смотрела на него во время службы, тогда в первый раз мне пришла мысль, что этот человек святой, так как он весь светился. Это было примерно в 1987 году. Когда я спустилась, меня спрашивали: «Ну, как твой брат Васико?» Я говорю: «Я уже стала сомневаться, говорить ли, что он просто монах, потому что, по-моему, он святой, так он светился».

Гавриил очень любил Давидгареджийский монастырь, причем ходил туда в ночь. Транспорт ночью не ходил, он пешком шел до горы, где монастырь, поднимался и сидел до утра рядом с храмом, ждал, пока откроют, молился, потом после службы причащался. У него было очень сильное покаяние, мог всю ночь плакать. Видимо, какая-то страсть над ним в свое время господствовала, и он как-то взял свечу и обжег себе руку. Рука потом загноилась, он ничем ее не смазывал, долго она у него гноилась, потом залечил. Большая у него была борьба с какой-то страстью. Это он тогда уже был монахом.

Отец Гавриил любил, когда Господу не просто молишься, не просто произносишь Его имя, а ты должен быть на коленях, бить головой об пол, – другого обращения он не принимал. Когда кто-то просто так говорил о Господе, всуе, он говорил: «Становись на колени! Как ты произносишь это Имя! Как ты можешь Божье Имя произносить просто так?!» А те не понимали, как это: «Ну сказал, ну я же молюсь…» Он глубоко чувствовал Господа и потому очень сильно со всех требовал.

У отца Гавриила висело изображение Николая II с семьей, как икона, – это еще в советские времена. Я тогда боялась, говорила: «Гавриил, у тебя висит царь Николай! Что с нами сделают?..». А он отвечал: «Слушай, так он же святой». Это в 1950-е годы, когда никто не говорил, что царь Николай и вся его семья – святые.

Джульета Джигитян-Вариани

В первый раз я увидела отца Гавриила в Сионском соборе. Он зашел и начал кричать, что мы ходим в оперу и только и умеем, что махать веером, – так мы никогда не попадем в Царство Небесное. Я запомнила ту встречу в первую очередь потому, что глаза у него не соответствовали поведению: отец Гавриил кричал, но глаза его светились любовью, очень живые и необыкновенные глаза.

Я в свое время не считала отца Гавриила святым и никогда не хотела, чтобы он мне что-то предсказывал, но я его очень любила, потому что он сам всех любил. И главное, что он всех любил как-то одинаково. То есть приходила, например, какая-то совершенно сумасшедшая женщина, с которой никто не хотел даже разговаривать и видеть ее, все от нее прятались, а он мог сидеть с ней часами. Например, была такая Карина, ее уже нет в живых. Он с ней пел, вместе с ней радовался… И эти люди, которые никому не нужны, были очень счастливы с ним, потому что с ним они и правда чувствовали себя людьми.

Вел себя отец Гавриил неординарно. Иногда он казался – или правда был – пьяным и совершенно невыносимым: кричал, заставлял окружающих что-то делать, не давал покоя. А иногда он был очень спокойным, и я, по правде сказать, эти моменты очень любила: он сидел и читал нам жития святых или учил, например, как надо протирать подсвечники.

С матушками у него были очень своеобразные отношения, но они его любили; правда, иногда ворчали, но все равно любили. Матушка Кетеван (Копалиани), игуменья монастыря Самтавро, мне рассказала, что когда, она была студенткой и ученицей теперешней матушки Елены, они как-то встретили на улице отца Гавриила. Матушка Елена (тогда еще мирянка) подвела всех студентов к нему, кто-то с ним разговаривал, кому-то он что-то сказал, а матушке Кетеван ничего не говорил, но, когда она его увидела, она просто стала верующей, что-то случилось с ее сердцем: оно растаяло и уже не было каменным.

После того как отец Гавриил поселился в курятнике, спустя время матушки сделали ему келью, но она зимой не грелась, никто не додумался, что ему нужна печка. У нас у всех были печки или обогреватели, а у него ничего не было. Зимой он жил в сильном холоде и никому ничего не говорил, а мы как-то и не думали о том, что он тоже человек, что у него есть такие же повседневные нужды, как у всех людей, что за ним нужно ухаживать.

Отец Гавриил помогал мне молиться. Я ему часто говорила, что мне трудно молиться со вниманием, а он учил, что во время молитвы надо часто креститься, – это поможет. Один раз, когда я читала молитвы по молитвослову и витала в облаках, он взял книгу и хотел отобрать ее у меня. А я думала, что должна удержать молитвослов. Мы начали его как бы перетягивать, и он сказал: «Перестань беспокоить Господа!», потому что я не молилась, а только читала, произносила текст, больше ничего. Он это всегда чувствовал.

Помню необыкновенную зиму, это было Рождество, владыка Даниил был тогда еще отцом Давидом, но его почему-то в тот праздник в монастыре Самтавро не было, и мы были не особенно радостные. На клиросе пела одна матушка – матушка Рахиль, тоже необыкновенным была человеком, – и отец Гавриил. Они пели с такой детской радостью, что она передалась всем нам, мы сразу почувствовали, что Господь очень близко. Похожее у нас было во время одной Пасхи. Это была первая Пасха в монастыре, отец Давид все организовывал, кто какую икону будет держать, все были в организационных заботах. И вдруг в церковь влетел отец Гавриил и сказал: «Христос воскрес!». И все засветилось этой радостью, все уже знали, что делать, никакая организация уже не была нужна, все получилось как-то само собой, и празднично, и радостно, как будто вдруг что-то зажглось. Он приносил эту радость и оживлял все своим существованием, потому что был всегда с Господом.

иг. Мариам

С отцом Гавриилом всегда было радостно. Эта радость, она всегда была какая-то неземная. Один раз после окончания Пасхальной службы в Самтавро мы вышли из храма и накрыли стол у матушек. Мы сидели на большом балконе, отец Гавриил сидел с нами. Владыка Даниил был, прихожане, я в то время, кажется, был уже священником. И отец Гавриил сидит рядом с нами, улыбается, смеется, что-то говорит. И вот я чувствую – больше такого ощущения у меня никогда не было, – чувствую, как вместе с его словами легкие, грудная клетка наполняются радостью, и я думаю: до какой степени это может продолжаться?.. А отец Гавриил не оста на вливается, что-то говори т, шутит, вспоминает. И последнее, что он сделал, после чего я себе сказал, что все, я больше просто не могу, настолько сильно и живо было ощущение благодати, которая тебя наполняет и наполняет, – кажется, что ты можешь разорваться. Последнее, что он сделал, – это была очень простая вещь, но это была та последняя капелька, которая как бы наполнила, как говорится в чинопоследовании литургии, исполнила меня[9]: отец Гавриил попросил принести обычный подсвечник и свечу, установил свечу в подсвечник, зажег и сказал: «Давайте сейчас пустим эту свечу вокруг стола, будем передавать ее из рук в руки». И он передал ее владыке, владыка еще кому-то, и так далее. Свеча обошла весь стол, вроде бы ничего такого в этом нет, но тогда, на тот момент это была какая-то абсолютная полнота. Я тогда попросил Бога: «Больше, пожалуйста, не посылай такую благодать, потому что я больше вместить не могу».

У меня было ощущение его святости. Один раз я прямо подошел к нему и сказал: «Я знаю, кто вы. Я знаю, что я сейчас должен бросить все и жить рядом с вами, но я не могу по немощи. Простите меня». Он улыбнулся, простил. Я рассуждал так: вот настоящий святой на земле; что я готов сделать в ответ на этот факт? Надо просто бросить все и за ним последовать. Но у меня тогда не было таких сил, решимости, веры. Отец Гавриил часто спрашивал: «Ты веришь в меня?» – всех спрашивал, в том числе и меня. Я тогда не понимал, что значит верить. Даже как-то у него спросил: «Что значит верить? Мы верим в Бога. А как можно верить в вас?» Сейчас я уже понимаю, что́ он спрашивал. Он спрашивал, верим ли мы в его святость, в то, что он стяжал благодать. И вне зависимости от того, верили мы в это или не верили, отец Гавриил был человеком, с которым всегда хотелось быть рядом; его присутствие – это было присутствие Бога. И я всегда сожалел о следующем: оказывается, если ты знаешь, что Бог здесь присутствует, ты все равно не можешь полностью все время посвятить Ему, всегда быть с Ним. Во времена, когда Господь был на земле, ходил по земле, даже те, кто верил и знал, что Он Бог, – и те не всегда были рядом с Ним. Это меня удивляет, я не могу ответить на вопрос: как поступать в таком случае?

Со временем для меня ничего не изменилось: я как сейчас верю в святость отца Гавриила, так верил и тогда, но при этом не мог всегда быть с ним. С одной стороны, я об этом сожалею, но с другой стороны как бы какой-то голос мне говорил, чтобы я все запоминал: что он делал, как он это делал. Я не знаю, зачем я это запоминал, не знаю, пригодятся мне воспоминания о его поведении или нет, но когда бывают какие-то безысходные ситуации, когда уже не знаешь, как поступить, когда «мир сей» давит, например нет денег содержать монастыри, епархию, – в таких ситуациях я вспоминаю, что всегда существует путь отца Гавриила. Ведь ему не надо было абсолютно ничего: ни денег, он практически не ел, не пил, и при этом он был настоящим миссионером, проповедовал Христа среди многих, многих людей и добился своего. И если когда-нибудь в жизни не останется никакой другой возможности священнодействовать, этот путь существует всегда. Он нам показал именно это.

Отец Гавриил был мостом. Через него мы видели, каков на самом деле живой святой. Повезло тем людям, которые знали живого святого Николая или еще какого-то живого человека, которого потом канонизировали, но не часты случаи, когда святого канонизировали тогда, когда еще живы были его знакомые. Это нам подарил отец Гавриил.

митр. Николай

Отец Гавриил был воплощением свободы, – конечно, помимо всех остальных христианских добродетелей. Свободы – не в современном понимании этого слова, как вседозволенности и распущенности, а именно христианской свободы. Он не был зависим от мнения людей, его не интересовало положение в обществе, он всегда руководствовался голосом своей совести. Мог обличить любого, включая самых высокопоставленных политиков и иерархов, не говоря уже о монахах, об игуменье, – и это не было дерзостью со стороны отца Гавриила: люди чувствовали, что у него есть на это право, и прислушивались к нему. Многих это раздражало, но он ничего не боялся и никогда не человекоугодничал. Люди, которые не признавали за старца и были с ним холодны, абсолютно его не раздражали, – это его не тяготило. У отца Гавриила не было любимчиков, он любил всех.

Быть рядом с ним порой было очень нелегко. Он служил самым простым, самым грешным людям, утешал, наставлял их и от нас, монашествующих, требовал того же. Были моменты, когда он был дедушкой, сладким каким-то. С ним было всегда очень интересно, очень тянуло к нему, все время хотелось быть рядом с ним. В эти мгновения терялось чувство времени: порой было сложно понять, часы или минуты длилась наша беседа. Я думаю, что это качество очень святых людей. Все время хочешь с ними быть, их слушать, приятно даже просто смотреть на них.

Когда отец Гавриил первый раз пришел жить в монастырь Самтавро, он выбрал себе маленький деревянный курятник, хотя была поздняя осень. «Здесь будет жить монах Гавриил, и никто не посмеет войти сюда», – объявил он всем. Я и Мариам (Микеладзе) все-таки осмелились прибрать его жилище, потому что оно было все в помете. Во время уборки он неожиданно зашел, мы испугались, так как думали, что нашим поведением его разгневали, но оказалось наоборот, он нас благословил.

У отца Гавриила голос был очень громкий и какой-то резкий голос. Как-то, когда мы были уже послушницами в Самтаврийском монастыре, я вдруг услышала его голос, и побежала на звук голоса. Когда увидела отца Гавриила, меня прямо дрожь проняла, колени тряслись. Было такое чувство, как будто это ангел, а не человек. И это впечатление, это чувство благоговейного страха у меня всегда присутствовало рядом с ним, несмотря на то что мы четыре года практически каждый день общались. Рационально, логикой понять отца Гавриила было нельзя, я и сейчас очень многого не понимаю, но его можно было чувствовать сердцем.

Ну и без яркого чувства юмора отец Гавриил не отец Гавриил.

иг. Феодора

Впервые я увидел отца Гавриила в 1988 году во время Великого поста, когда в монастыре Самтавро, где он подвизался последние годы жизни, проходило таинство елеосвящения. Я тогда был мирянином и в первый раз принимал участие в этом таинстве. Вдруг я увидел, что какой-то монах вошел в храм и выборочно начал обращаться к разным людям – в основном это была молодая паства, первая волна конца советского периода, которая пришла в церковь. Он обращался то к одному, то к другому, говорил им: «На колени!», и они опускались на колени. Это для меня было немножко странно, я не был тогда еще силен в вере, был новичком в Церкви и подумал, что это, наверное, какой-то странный человек: в советский период много случайных людей попадало в церковь, и, наверное, он один из таких чудаков. И еще подумал: «Лишь бы он не подошел ко мне и не сказал становиться на колени».

После того как я понял, что он по-настоящему святой человек, стал к нему ходить. К сожалению, делал это не так часто, как мог бы… Для меня это было трудно, потому что это не были такие простые встречи с духовными лицами, как мы привыкли. Это было очень трудно, и я очень переживал эти встречи, они всегда производили такое впечатление, словно через меня проходил электрический ток, и иногда бывало, что, выходя от него, я многого уже не помнил.

Отец Гавриил любил всех и обо всех молился, но подчеркивал, что, кто борется с Грузией, кто притесняет Грузию, тот борется с Пресвятой Богородицей, – не надо этого делать. Чудеса вокруг него происходили ежеминутно, было впечатление, что нет ничего такого, чего он не сможет сделать.

прот. Зураб Цховребадзе

Суть отца Гавриила мне трудно объяснить словами. Скажу так: когда человек бывал у него в гостях, рядом ли сидел или где-то поодаль, отец Гавриил мог действовать, как бы вынося из него все плохое и внося благо. Он мог изменить судьбу человека. У него была какая-то такая монашеская мощь. Когда ты был у отца Гавриила, особенно у него к келье, у тебя было восприятие, как у ребенка, ты не все мог воспринимать до конца. Думал, но не мог все анализировать. А когда выходил от него, все прояснялось.

Проповедовал отец Гавриил не хрестоматийно, слушать его – это был праздник. Приходили люди с тяжелыми проблемами, а уходили – улетали как на крыльях. Он был на ангельском уровне, для него не было преград, он все мог, потому что он полностью существовал в Боге. Я многих встречал, кто уверился в святости отца Гавриила, но каждый видел высоту его святости в своей мере. В полной мере никто не может это увидеть. Я уверен, что и на десять процентов не могу передать его святость. У лягушки есть такая особенность: она видит только серые краски. И вот когда насекомое перед ее глазами делает скачок, язык лягушки его ловит. В этот момент лягушка видит только это насекомое. Если она увидит еще хотя бы одну травинку, ее мозг не сможет переварить этот напор информации. Так и наш мозг – до какого-то уровня может переваривать информацию, а с какого-то уровня уже не может.

Существует много видов письменности: арабы пишут справа налево, мы пишем слева направо, китайцы пишут сверху вниз, но кто-нибудь слышал про то, чтобы писали снизу вверх? Сейчас расскажу, к чему я веду. Отец Гавриил во дворе своего дома абсолютно сам, в одиночку построил церковь. Три раза ее разрушали и три раза он опять строил. И он в ней написал: «Хвала Всевышнему Господу», но не как обычный человек написал бы слова – сверху вниз, и слово «Господь» оказалось бы внизу, – он написал эту фразу наоборот, так чтобы Господь оказался наверху, – это был его взгляд на все.

У отца Гавриила были такие манеры, что актеры союзного масштаба, народные артисты советского союза приходили на него посмотреть. Если бы ты его увидел, ты бы подумал: «С кем я нахожусь?..» Например, он с тобой разговаривает. Взял, допустим, книгу, отвернулся, повернулся – и облик у него уже другой. Он мог его менять каждую секунду, иногда даже шокировал.

Никогда не было такого, чтобы он кому-то сказал «сын мой». Его формой обращения было: «брат», «сестра», а дистанцированный вариант – «ближний». Например: «Брат мой, Кирилл, это так, так, так». А если ты не понимаешь, переспрашиваешь, то он уже обращался: «Ближний мой» – немного дистанцировался. И никогда не бывало такого, что: «Я тебя благословляю, чтобы ты сделал так, так и так». Он всегда обращался с просьбой, и просьба эта была такая, что ты не смог бы отказать. Как, например, когда маленький ребенок только начал разговаривать и что-нибудь просит – ты не сможешь отказать.

Однажды я отца Гавриила спросил: «Каков ваш крест?» Он по-юродивому по-своему сказал: «Грузия и половина России». Но сейчас слава о нем идет уже по всему миру. Иконы отца Гавриила мироточат.

Он во всем был победителем. Как в Псалтыри у Давида: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся?»

Звиад Ониани

По понедельникам мы ходили в Тбилиси в Сионский кафедральный собор на молебен, который служил Патриарх. Шел 1991 год, неспокойное время. Транспорт не ходил на улице было опасно. Мы возвращались из Тбилиси обратно в монастырь во Мцхету, и вдруг кто-то выскочил на дорогу: это были вооруженные люди, нам приказали остановить машину. Отец Гавриил, который был с нами, очень разозлился: как эти люди посмели нас остановить?! Он сказал, что, мол, сейчас я выйду и покажу им, как нас останавливать. Я испугалась, боялась, что будет только хуже из-за того, что отец Гавриил выйдет, вдруг будут стрелять. А он вышел из машины, что-то им сказал, те сразу успокоились и с миром нас отпустили.

Как он молился? Я с книгой его не видела, но он постоянно молился, все время молился или помогал людям. У него были четки, по которым он молился в келье. Всегда говорил словами из Евангелия, – других книг у него я не помню.

Как он спал? Один раз я зашла к нему в келью; стояла поздняя осень или зима, уже было очень холодно. Отец Гавриил лежал в тахте: откидная крышка кровати была открыта, он лежал внутри и говорил, что ему очень холодно. Может быть, ему правда было холодно, но скорее он спал так, чтобы почувствовать себя в гробу. Не знаю, насколько это помогало от холода.

Отец Гавриил часто говорил: «Я голоден!», «Не накормили меня! Срочно мне лобио сварите!». Но, когда ему готовили, он потом этим угощал гостей, говорил: «О, ко мне гости идут! Приготовьте еду для гостей!» Я ни разу не видела, чтобы он сам ел. Еду ему приносила, но за едой я его никогда не видела. Вино немного пил, это видела.

Еще он учил послушанию и очень не любил формализм, раздражался, когда матушки вечером приходили к нему и хоть и по старой монашеской традиции, но по сути формально говорили: «Прости, отче». Он спрашивал: «За что тебя простить? Что ты мне сделала?»

По имени никогда меня не называл, звал «Кутаисо»[10]. А потом, много лет спустя, я как-то пришла к нему, ему было уже очень плохо, он лежал, щеки были красными от жара. Я спросила: «Ты не узнал меня?», потому что он всегдавстречал меня с большой теплотой и любовью, а сейчас просто благословил и ничего не сказал. И он ответил: «Кутаисо», мол, как это не узнал. Больше ничего не сказал.

У него была очень большая любовь к людям.

мон. Евдокия

Старец Гавриил среди святых особенно любил святителя Нектария Пентапольского (Эгинского), фотография которого находилась у него среди икон в башне св. Мириана. На этой фотографии было изображено нетленное тело святого в гробу. Как-то раз, еще в студенческие годы, я спросил отца Гавриила о том, кто изображен на этой фотографии и почему она находится среди икон. Он с некоторой печалью рассказал мне о жизни святого Нектария и в заключение добавил: «У нас с ним была похожая жизнь, и по смерти мы тоже будем похожи». Этим он, с одной стороны, хотел сказать о гонениях в течение жизни, а с другой – о нетлении после смерти. «Он окончил свою многострадальную жизнь в женском монастыре – и со мной так же будет».

Многие отмечают сочетающиеся в характере отца Гавриила мягкость и строгость. Он был необыкновенно мягок даже с большими грешниками, в которых видел покаяние, и в то же время неприступно строг с нераскаявшимися гордецами, чем многих из них склонил к покаянию. Он плакал с плачущими и радовался с радующимися.

Все, кто знал отца Гавриила, могут подтвердить, что это был необыкновенно простой, смиренный, любящий и в то же время грозный и прямой в обличении гордых и нераскаявшихся грешников человек. Когда он гневался или обличал тебя, чувствовалось, что его устами говорит Сам Господь, – такой Божественной властью и силой обладали его слова. Но, если он замечал, что ты раскаиваешься, он обнимал тебя, прижимал к своей груди и вселял в твое сердце надежду на спасении.

Ближе к смерти отец Гавриил из-за сильной слабости уже не мог вставать с постели. Из монастыря Светицховели пришел иеромонах для совершения над ним таинства соборования. В это время во дворе монастыря Самтавро кинорежиссер Чохонелидзе снимал фильм о великом подвижнике Антимозе Иверийском. Увидев прикованного к постели умирающего монаха Гавриила, он с болью сказал: «Эх, какой монах умирает». Узнав, что таинство соборования помогло отцу Гавриилу подняться, режиссер очень удивился и попросил его: «Может быть, вы разрешите снять крестный ход с вами?» Во время крестного хода впереди шел старец Гавриил, кропя святой водой, а за ним с пением и иконами шла игуменья и матушки. После этого кинорежиссер попросил отца Гавриила принять участие в фильме, в котором была сцена перенесения преподобным Гавриилом[11] Иверской иконы Божьей Матери в Иверский монастырь на Святой Горе Афон. Тот ответил: «А как же! Но со мной вместе должны быть семь настоящих монахов!» – и он перечислил настоятелей монастырей. Через некоторое время батюшка начал юродствовать. Он красиво воздел руки вверх и спросил режиссера с улыбкой: «А как же мне пройти по воде? Авось буду пьяным, да и упаду?»

Режиссер начал объяснять ему: «Не бойтесь, отец Гавриил, мы внизу постелем доски, которых не будет видно, и вы сможете пройти». Отец Гавриил встал, прошелся из стороны в сторону, нахмурил брови и произнес: «Какой же я тогда Гавриил, если мне понадобятся доски и я сам не смогу пройти по воде?»

прот. Арчил Миндиашвили

Юродство

Преподобный Серафим Саровский говорил, что много юродивых на свете, но из десяти юродивых девять в прелести, а один – от Бога. Отличительная черта юродивых святых от Бога – они ведут свою паству именно к Богу, а не лично к себе. Если люди, которые имеют дерзновение проповедовать или привлекать к себе людей словом Божьим, не от Бога, если их дар не от Бога, они приводят людей лично к себе. Лжепастыри становятся как бы богами, непререкаемыми авторитетами, они не ведут людей к Церкви. Заслуга отца Гавриила именно в том, что он привел огромное количество людей именно к Церкви. Не помню, чтобы он говорил что-то, что отделяло бы людей от Церкви или от священноначалия.

Отец Гавриил был юродивым от Бога. Как и для всех юродивых, для него была характерна такая черта: когда его спрашивали о чем-то, например про то, как спастись, или про Церковь, про Второе пришествие, – он начинал совершенно с другой стороны. Мог начать говорить об опере или о футболе, и вдруг в конце своих слов он высказывал именно ту мысль, давал именно тот совет, который был тебе нужен. Я не помню, чтобы он когда-либо отвечал прямо. Говорил что-то, говорил, пел, и вдруг в то время, когда мы уже уходили и думали, что он не ответит на вопрос, он говорил что-то важное. Причем мы догадывались, что́ он имел в виду, уже спустя несколько минут или несколько часов после встречи. Внешне в те минуты, когда он юродствовал, это был настоящий сумасшедший. Чтобы увидеть в нем святого, для этого нужно было, конечно, смирение и духовный взгляд.

Вино отец Гавриил называл «профессором», и я сам был свидетелем того, что он специально создавал о себе впечатление, что он пьяница, блудник. Про него говорили, что у него незаконнорожденные дети. Те люди, у которых не было духовного взгляда, верили этому, а отец Гавриил, в свою очередь, всячески поддерживал это впечатление о себе. Как-то он дал мне в руки две бутылки белого вина, строго так глазами показал: мол, держи. Потом говорит: «Дай мне профессора». Я дал ему это вино, он выпил чуть меньше стакана, но с таким звуком, как будто он как ребенок, пьет что-то вкусненькое, показывал, как он любит пить. И в это время к нему подошел один молодой человек и спросил его: «Это вы отец Гавриил?» Тут показная веселость отца Гавриила исчезла, он очень внимательно и строго посмотрел на этого парня. Молодой человек сказал: «Отец Гавриил, я очень грешный. Меня простит Бог?», на что отец Гавриил уже совершенно серьезно ответил: «Я все знаю. Господь – это Любовь, Он любит ближнего и тебе все простит. Иди к священнику, поисповедайся, причащайся и больше не повторяй». Молодой человек сделал земной поклон и поблагодарил его. Мы поняли, что отец Гавриил уже знал наперед все его грехи и его прошлое. Спустя секунду вся серьезность исчезла, и отец Гавриил опять начал что-то громко говорить, петь. И что интересно, этому молодому человеку он не сказал: «Я тебя прощаю, ты свободен!» Он направил его к священнику, который, может быть, был в тысячу раз грешнее отца Гавриила. В этом вся соль: каким бы святым ни был человек, какие бы высокие духовные победы ни одерживал, он все равно проповедует и учит тому, чтобы люди шли именно в лоно Церкви, причащались, исповедывались у простых священников. Для отца Гавриила это был закон; его любовь к священноначалию, к священникам была однозначна, я не помню в их адрес ни одного худого слова.

митр. Серафим

У отца Гавриила было полное монашеское нестяжание. Он ничего не имел, кроме одного одеяния и икон. Никакой собственности, никаких денег он при себе никогда не держал. Были моменты, когда он вел себя адекватно, не юродствовал, был очень серьезным, а иногда даже печальным. Иногда отец Гавриил попрошайничал и несколько раз брал нас с собой. А мы все время хотели быть на него чем-то похожи, даже иногда надевали какие-то лохмотья, как у него. И вот один раз он взял нас с собой, начал попрошайничать у одной церкви, а деньги кладет мне прямо в руки. Вдруг я вижу людей, которые меня знают, – они с ужасом на лицах смотрят на меня, но мне как-то все равно было… Рядом с отцом Гавриилом чувствовалась свобода, от него веяло этой свободой, никаких преград для него не существовало.

иг. Феодора

Один мой духовный брат – сейчас он иеромонах – много рассказывал мне об отце Гаврииле: какой святости он человек, как он молится, и мы втроем еще с одним человеком, который тоже сейчас священник, поехали во Мцхету в монастырь Самтавро. Подошли к башне, где жил отец Гавриил, и у входа произнесли молитву святых отцов, – потом мы так всегда делали. Если он отвечал нам: «Аминь», мы входили, а если нет, конечно, мы не имели права входить. Тогда мы вошли, в келье тесно, было очень много икон и очень неуютно – помещение никогда не топили, а вместо окна было отверстие, которое не закрывалось. Летом там было душно и жарко, а зимой холодно. Через некоторое время я обратил внимание, что отец Гавриил ведет себя странно, юродствует. Он не всегда был таким: иногда юродствовал, а иногда вел себя как обыкновенный человек. Тогда он начал юродствовать, и потом наш друг рассказывал, что в тот момент стал переживать из-за того, что нас к нему привел. Он говорил об отце Гаврииле как о святом человеке, а тут он так странно себя ведет. Отец Гавриил пел арии и отрывки из опер и немножко пританцовывал: не ногами, а телом. Когда я брал благословение, он сказал о нас троих: «Это наши пришли». Я тогда подумал, что он говорит в смысле, что верующие пришли, но потом догадался, что он говорил о том, что мы все станем священниками. После этого он уже лично мне сказал: «Мне сейчас Христос сказал, что Он на тебя обижен из-за двух грехов», и он назвал эти два греха. Перед отцом Гавриилом все было как под рентгеном, он все видел: и прошлое, и настоящее, и будущее.

Из-за юродства даже духовные лица далеко не все его понимали. Он старался скрывать свои дарования от людей, и особенно от иерархов и от Патриарха. Мы в то время были обыкновенными молодыми людьми, мирянами, и перед нами он не так скрывал свою силу, а от тех, у кого была над ним церковная власть, он это очень скрывал. Наверное, считал, что не должен получить при жизни ту славу, что его ждет после смерти.

прот. Зураб Цховребадзе

Есть книги, где написано, что отец Гавриил был ради Христа юродивый, как будто в этом была вся его натура. Он был не только юродивым, это только одна сторона его подвига. Отец Гавриил своим таким юродивым тоном как-то сказал: «Я букет!» Еще он говорил: «А ну-ка, узнай, сумасшедший я или мудрый?» И сам потом добавлял: «В этом и есть Божья тайна, – не узнаете. Никто не узнает».

Когда я бывал у отца Гавриила, не он был на первом плане, он был как открытое окно, через которое ты мог увидеть самого Спасителя. Он не себя показывал. Если бы ты хотел увидеть его, он бы так унизился, что ты подумал бы: «У кого это я вообще сижу? Что это за последний человек?» Он всегда показывал тебе Спасителя, Его восхвалял. Абсолютно все его существование было Его восхвалением. Мы, те, кто часто к нему ходил, знали: если отец Гавриил вдруг допускает какую-то странную выходку, порой даже не вполне приличную для воспитанного человека, а тем более для священнослужителя, значит, кто-то среди слушавших его людей подумал о нем что-то хорошее, что-то вроде: «О, какой он святой!» Он не терпел, чтобы у него сидели и думали, что они у святого. Он всегда должен был быть ниже тебя, а ты должен был быть как король или королева.

Звиад Ониани

Отец Гавриил всегда хотел себя показать с другой, плохой стороны. Я стала понимать его постепенно, когда начала больше читать, больше ходить в храм. Это Господь очень помалу открывает. Монахини, они тоже, как и мы, постепенно стали осознавать, кто он и почему все это делает. Гавриил сам себя смирял. Когда мы получили квартиру в Тбилиси, он пришел, накрыли стол. Он был в монашеском одеянии, освятил мою квартиру, а тут рядом был магазин. Гавриил спустился в этот магазин, купил бутылку пива и стал на виду прямо в магазине это пиво пить. Я говорю: «Васико, что ты делаешь? Васико, ты меня позоришь, люди что скажут». Видимо, нужно было, чтобы он зашел в этот магазин и кому-то что-то сказал. Он чувствовал, где что происходит.

Джульета Джигитян-Вариани

После того как Патриарх Ефрем умер[12], на трон возвели Илию II. И вот когда наш новый Патриарх становился в храме на своем месте на кафедре – а кругом народ, идет служба, – приходил отец Гавриил и говорил ему: «Ты предатель!» Прямо кричал при людях. И народ хотел его задушить, но Патриарх права не давал: «Не трогайте!», а отец Гавриил продолжал: «Ты предатель, ты коммунист, ты чекист! Какое ты право имеешь перед Богом стоять!» Патриарх же был спокоен. И до тех пор, пока не устанет или не закончится служба, Гавриил стоял и кричал: «Ты предатель, ты сволочь, ты чекист, ты антихрист!» Это много где повторялось: в Сиони было, в церкви св. Георгия (Кашвети), в Дидубе – где Патриарх служил, туда отец Гавриил ходил и кричал. А потом в один из дней на вечерней службе в Сиони Патриарх сидит на своей кафедре. Приходит Гавриил, а у него была грязная телогрейка, и вот он натягивает ее на себя, ложится на пол и по-пластунски ползет до Патриарха. Патриарх говорит: «Поднимите его», а он никому не дается. До Патриарха дополз, ноги ему целовал и потом так же уполз назад. Юродивый был. А когда он меня видел, он не юродствовал. Не знаю, почему так. Я смеялся: «Отец Гавриил, почему, когда я прихожу, ты не юродствуешь?». – «Так нужно», – говорил. При мне не юродствовал, ждал, когда я уходил.

архим. Иоаким

Один раз отец Гавриил встретил нас перед литургией. У него был такой круглый клобук, и на нем наклеена обычная бумага, на которой было написано: «Бог есть Любовь». И вот целый день он так ходил.

Одно время он сильно болел, но все равно не переставал юродствовать. Один раз попросил принести к себе в келью гроб. Он время от времени лежал в этом гробу, там спал. И один раз зовет всех и говорит: «Я хочу посмотреть, как вы будете меня хоронить». И вот живого человека в гробу три раза обносили вокруг храма, процессия была потрясающая. А он лежал там, смотрел на все. В действительности отца Гавриила похоронили не в гробу, а по старому монашескому обычаю завернули в ковер и перевязали поясом.

митр. Николай

Когда был какой-нибудь праздник, мы всем монастырем сидели вместе за трапезой, а отец Гавриил приходил и начинал умирать: завещал, что делать после его смерти, заставлял нас всех плакать, потом: «Принесите мой гроб». Кто-то приносил ему этот гроб, он ложился, а потом вдруг воскресал. Я правда не удивилась бы, если бы он действительно воскрес там, когда лежал. А потом вдруг вставал и: «Все, сейчас начнем пить» – говорил.

иг. Мариам (Микеладзе)

Вино

Про отца Гавриила говорили, что он пьет. И мне было очень интересно: действительно это так или нет. Мы были у одной нашей прихожанки; большое застолье, пели, веселились, отец Гавриил тоже там был, сидел рядом со мной. Я все время наблюдала, сколько он пьет: за все это время он выпил один стакан вина. При этом все время притворялся: «Ой, я такой пьяный», поет, чудит, но вот я свидетельница, что много он не пил. Когда пил из чаши: «Засохло в горле, налей, батюшка, налей, засохло в горле! Вы вообще пить не умеете!» а сам просто пригублял.

Тамуна Иоселиани

Гавриил иногда был как будто выпивший, юродствовал. Один раз я принесла ему Евангелие, открываю и говорю: «Вот посмотри, здесь написано, что пьяницы Царствия Небесного не наследуют». Вы знаете, он таким взглядом на меня посмотрел… Я тут же закрыла Евангелие, а ведь везла его ему специально, за двадцать километров, чтобы показать это место, как будто он этого не знал. Мне было так стыдно за себя, до сих пор стыдно.

Джульета Джигитян-Вариани

Как-то один человек уговорил своего запойного, совсем нецерковного друга приехать к отцу Гавриилу. Ему объяснили, что он увидит святого человека и после этого он перестанет пить. Потом этот человек рассказывал: мы приехали, заходим во двор монастыря, а там отец Гавриил стоит совсем пьяный. Пьющий друг, у которого похмелье, поворачивается к приведшему его человеку и говорит: «Ты к кому меня привел? Разве может он меня чему-нибудь научить? Смотри, на что он похож», – и он разворачивается и идет обратно домой, злой, что его, мол, обманули. Через три дня звонит и говорит: «Слушай, кого ты мне показал? Три дня не могу и капли выпить, не могу ко рту стакан поднести!» Вот такая история.

иг. Мариам

Отец Гавриил пил вино, но немного. Для меня остается тайной, что́ было вино для него: слабость по попущению Божию, или он играл с ним. Я по сей день не знаю. Он был настолько сильным, что, может быть, Господь попустил, чтобы у него была какая-то слабость. Если бы этой слабости не было, его бы сразу все сделали святым, потому что он настолько часто делал чудесные вещи, что мы даже уже не удивлялись.

иг. Феодора (Махвиладзе)

После нашего знакомства я чаще стал подходить к отцу Гавриилу, брать благословение, и он начал давать мне задания. Один раз говорит: «Принеси мне вино». Я решил, что сейчас его мучает грех, я ему сейчас не дам вино и этим проявлю свою ему верность. Он так разозлился! Месяц, целый месяц со мной не разговаривал, не хотел меня видеть, потому что я посмел его осуждать.

митр. Даниил

Одно время у меня было послушание быть помощницей в трапезной. Когда утром я ходила в кладовку, отец Гавриил специально выходил ко мне. У нас не было благословения давать ему вина, и, когда я открывала дверь в кладовку, он проскальзывал туда и тайком у меня просил вина. Я ему немного давала. Вино он пил, но немного. Скорее создавал впечатление, что много пьет. Он пил, как сказано в псалме: «Вино веселит сердце человека».

мон. Евдокия

Не знаю, откуда в пище, которую готовил отец Гавриил, появлялись изумительные вкусы. Монахини в монастыре всегда старались что-нибудь из приготовленной им еды покушать, а он сам фактически не ел. Когда мы к нему приходили, в нашем присутствии он не ел. Не знаю никого, кто бы видел это. Для гостей он всегда накрывал стол, за столом пил только вино. Многие говорили, – и сейчас тоже говорят, – что он был пьяницей. Но умный человек мне сказал вот какую вещь: не бывает пьяницы, который стакан не выпивает до конца, пьяница всегда до конца выпивает, половину никогда не оставит. Отец Гавриил до конца не пил. Он никогда пьяным не был, ради смирения делал вид, как будто пьяный, на бороде остатки еды у него могли оставаться.

Если ты его мало знал, то подумал бы, что он ест очень много. Однажды я его спросил: «Отец Гавриил, почему вы ничего не кушаете?» А он мне: «Когда людям в моей стране так трудно, как я могу кушать».

Звиад Ониани

Он все делал с юмором, часто смеялся, часто просил вина и приглашал всех к себе. Очень поздно мы заметили, что он практически ничего не ест и даже не пьет. Стакан вина выпьет за несколько часов, а всем казалось, что он пьяный, – от него всегда пахло вином. И мы все как бы знали, что вино ему нельзя покупать. А он нас всех посылал, чтобы мы ему его приносили. Но вот сейчас мне кажется, что он создавал видимость того, что пьяный, а на самом деле был в полном порядке.

митр. Николай

Проповедь

Слова отца Гавриила имели большую силу, как обоюдоострый меч. Невозможно было оставаться к нему равнодушным: его или очень любили, или ненавидели.

иг. Феодора

Такими достойными словами обращался к народу… А иное время народ смотрел на него и смеялся, думали, что он сумасшедший, а фактически он нормальным был. Он учил народ, и народ его слушал крепко, очень крепко слушал.

Иногда отец Гавриил приносил на себе гроб и залезал в него, был юродивым перед людьми. А когда подходил к нему народ, он садился, сажал людей и внятно и подробно объяснял, рассказывал про веру: как надо с верой обращаться, как надо веру любить, как вера человеку надобна, как вера спасает человека, но с условием: вера спасает человека, если человек глубоко верует.

архим. Иоаким

Отец Гавриил всегда очень интересно рассказывал истории из Евангелия или из Библии, и рассказывал так живо, так оживлял эти картины! И главное-то, что до меня доходил смысл всего этого. Говорил какие-нибудь фразы из Псалмов или из Священного Писания, мог только одно предложение сказать, и это доходило до ума. Я до сих пор помню несколько таких предложений; когда читаю молитвы – они во мне оживают.

иг. Мариам (Микеладзе)

Отец Гавриил говорил, что вершина, совершенство – это любовь. У Иоанна Лествичника самая высокая ступень святости – это союз трех добродетелей: веры, надежды и любви, а отец Гавриил говорил, что вершина – только любовь. Св. Иоанн Лествичник это видел, но сам не бывал в таком божественном состоянии, когда у него своих собственных мыслей уже нет, он весь в Боге. Поэтому он написал, что самая высокая ступень – это союз трех добродетелей, а не единственная любовь, – так говорил отец Гавриил.

Он всегда говорил по Священному Писанию, по Евангелию и по писаниям святых отцов. Однажды к нему пришел один священник, и они начали друг с другом разговаривать на богословские темы. Священник что-то сказал по Василию Великому, а отец Гавриил ему такую вещь говорит: «Добротно пишет Василий и благодатно. Но тогда он был еще юным и не до конца знал эту тему». И потом один раз он нам сказал, что есть такие творения святых отцов, которые они писали, не до конца зная тему, поэтому не нужно думать, что у них все является абсолютно верным учением. «Все это анализируйте с мудростью».

Все его проповеди были очень живыми. Вот иногда некоторые проповедуют, слушаешь, но оно как-то в тебя не входит. А тут ты все как губка всасываешь, все заходило внутрь. Он создавал во время проповеди праздничную атмосферу, но, если кто-то переходил на неуместную тему, отец Гавриил мог строго так посмотреть и сказать: «Этого нам здесь не надо», и сразу эту тему меняли.

Он мог говорить на внешне абсолютно не связанные с сутью вопроса темы, но ты понимал все так, как тебе надо было понимать. Например, он говорил тебе про твои грехи прямо при людях, причем про такие грехи, про которые даже на исповеди стыдно сказать… Один раз он мне говорил такие вещи при людях, а там и монахини были. Думаю: «Слушай, что он делает?!» Потом я узнал: кроме меня, никто ничего не слышал. Один раз другому человеку так при всех что-то говорил; я там тоже нахожусь, грузинские слова слышу, родной язык слышу, но ничего не понимаю. В таких ситуациях его понимал только тот, с кем он говорил.

В русском языке есть такая хорошая фраза: на грани фола. Вот отец Гавриил никогда не фолил, но всегда был на грани фола. У него было это мастерство. Он мог небрежное слово сказать, но чтобы совсем неприличное и недопустимое – такого не было. У юродивости есть своя специфика, юродивые много чего делают, но никогда не фолят. Если ты фолишь, значит, это все не от Бога. Он был как заслуженный артист, только Божественного театра. Так он проповедовал.

Звиад Ониани

Церковь, которую построил отец Гавриил

Отца Гавриила я знаю с детства, он был моим хорошим другом еще до службы в армии. После окончания армии он вернулся домой. Тогда был разгар гонений на веру. Коммунистическая партия как ястреб бросалась на верующих людей, но он ей не подчинился. Он пришел из армии и в своем доме, где и отец жил, и мать жила, – в этом месте он построил маленькую часовню. А государство, чиновники чуть с ума не сошли: как в это время церковь строить… И напали на него, а он не сдавался. Ему приказали немедленно разрушить часовню, а он не разрушал, ни за что не разрушал. Его били, водили в НКВД, били его крепко, но он не сдался. Ни за что не разрушил.

А тогда было такое время, что книги, иконы, в том числе ценные, которые государству не нужны были, вывозили куда-то на свалки. И отец Гавриил ходил на свалки их искать. Он много книг нашел, хороших, важных книг. Церковную утварь находил. Все это собирал и использовал найденное при создании своей часовни. То, что он построил, было изумительно: икона на иконе. А представители государства все время, каждый день к нему приходили и пугали его: мы тебя расстреляем, мы тебя убьем. Но он не сдавался: «Зачем вы меня убьете? Я верующий человек». Он был немного юродивый такой. И долго это время длилось. Потом келья у него там была, рядом мать жила. Эту келью он обвешал иконам и написал у дверей при входе: «Женщинам сюда заходить запрещено».

архим. Иоаким

Первое, что Василий начал делать после возвращения из армии, – строить храм в своем дворе. Построил один раз – храм разрушили. Второй раз – опять разрушили. В третий раз построил – уже не разрушили. Все иконы, которые он находил, собирал в этом храме. Это был не в общем смысле храм, а какое-то такое странное здание с маленькими перегородками, несколькими входами и выходами, как лабиринт. И вся эта церковь увешана иконами разного размера.

митр. Даниил

Часто я видела его очень серьезным, в основном в Тбилиси, в церкви, им построенной, где он запирался во время поста, хотя и там ему не давали покоя, шли и шли к нему, а он никому не мог отказать и принимал всех в своей келье. Здесь он всегда был задумчивым и сосредоточенным, не шутил и не юродствовал, обсуждал с нами серьезные духовные вопросы. В этом месте он и выглядел по-другому: белая прозрачная кожа, спокойный взгляд. «Я осознал свою немощь», – часто повторял он. Эти слова звучали очень искренне – он говорил это от чистого сердца.

иг. Феодора

Как-то отец Гавриил завел нас в храм, который построил своими руками. Открыл двери, включил свет, и у нас вспыхнуло чувство, словно мы попали в сказку типа «Алисы в стране чудес». На улице было очень темно, и вдруг как будто тысяча, миллион лампочек разом включились. Там были не только лампочки, но и какая-то чешская бижутерия, елочные игрушки, – все сверкало. А главное, многие иконы были вырезаны из газет, которые он находил в мусоре. Мы все начали плакать, потому что это было абсолютно неземное место и неземное состояние. Мы стояли на коленях и плакали.

Тамуна Иоселиани

Отношение к иконам

В советские времена очень много икон оказывалось на мусорной свалке, их выбрасывали. Отец Гавриил находил эти иконы, собирал и делал для них рамки, оклады, старался их облагораживать, какие бы они ни были, с любовью относился ко всему, что было связано с именем Христа.

митр. Даниил

У него было особое благоговение к иконам. Однажды мы разбирали и переносили большую Иверскую икону Богородицы, и он с такой любовью и благоговением ее протирал, чистил! Порой он даже занимался тем, что собирал банки из-под рыбных консервов, раскраивал их и делал оклады для икон.

мон. Евдокия

Как-то отец Гавриил очень разозлился, когда мы хотели поменять в храме иконы, потому что они были не канонические, а мы хотели, чтобы все было каноническим. И началось такое вот движение, чтобы все устроить как нужно. А старые матушки, которые давно уже жили в монастыре, конечно, любили свои иконы и привыкли у них молиться. Отец Гавриил, когда узнал о наших намерениях, назвал нас баптистами и очень рассердился. Мы, к счастью, не смогли поменять эти иконы, а потом они начали мироточить.

Отец Гавриил сам делал иконы, вырезая их из газет, и всегда очень переживал, что там печатают изображения икон, которые потом могут выбросить, – это нельзя. По телевизору он как-то раз увидел фильм про Иисуса Христа и прямо начал целовать телевизор. И еще у него была картина, кажется, Марии Египетской… ужасная картина для нас, конечно, но для него это была святая икона. Он все воспринимал как-то по-своему…

иг. Мариам

Отцу Гавриилу очень не нравилось, когда в мирских газетах печатали иконы, и он очень переживал по этому поводу. «Кто знает, куда потом выбросят эти иконы; нужно запретить их печатать в мирских газетах. У каждой иконы есть свой ангел, поэтому их нужно почитать». Даже к изображению обыкновенного человека он относился с большим почтением: «Это же образ Божий!» Газеты он подбирал, сначала просматривал, не напечатана ли в ней икона, потом читал – вдруг в ней напечатано Слово Божие – и лишь после этого сжигал. Говорил: «Нельзя использовать газеты в непотребном месте». Так же он относился и ко всем книгам. Ему не нравилось, когда на обложке была изображена икона, говорил: «Это непочтительное отношение, книга пачкается», всегда отрывал такую обложку и отдельно прятал.

Отец Гавриил говорил: «Если у иконы сохранился лик, ведь можно же ее обновить, сделать ей новую рамку. Как можно зарывать в землю или сжигать икону Господа или святого? Если на обратной стороне иконы недостойное изображение или что-то другое непотребное и его невозможно стереть, то в таком случае, если даже покроешь это краской, порочность все равно останется внутри – тут расставлены сети лукавого, который хочет часть своей нечисти оставить на святыне. Лишь в этом случае икона сжигается.

Когда икона уже завершена, написана, некоторые начинают ее рассматривать и говорят, что что-то им не нравится или чего-то недостает, цвета плохо подобраны. Этого делать нельзя: вдруг на нее сошел Дух Святой. К Кому тогда они прикасаются?»

прот. Арчил Миндиашвили

На отце Гаврииле обычно висели разные иконы, причем он очень любил сам делать для них оклады. Брал, например, какую-нибудь фотографию иконы и делал для нее рамку. Он столько любви вкладывал в эти иконы, столько трудов, что у него они, кажется, были настоящие. Я тогда в первый раз задумался о том, что такое икона: это только изображение, которое можно сфотографировать, или что-то еще?

митр. Николай

Уроки смирения

Отец Гавриил не брезговал грешниками, любил их, легко прощал всякие слабости, но был строг с высокомерными людьми, очень хорошо чувствовал фальшь и был непримирим к формальности и чопорности. Например, если кто-нибудь формально говорил: «Я грешник» или «Прости», он всегда имел для таких случаев свои способы лечения: сперва восхвалял до небес, а потом ругал самыми последними словами. Иногда часами заставлял стоять на коленях, бывали случаи, когда давал благословение поцеловать человека, который тебя раздражает или которого ты не любишь.

Интересно, что люди, которых отец Гавриил обличал, вне зависимости от того, нравился он им или не нравился, все ему повиновались. Когда он говорил: «На колени!», люди всегда вставали на колени.

Отец Гавриил всегда говорил, что самое главное – это смирение, послушание. Он мог сказать, что ты святая Нино, мать Грузии, и сразу же – что ты самая плохая женщина, плохого поведения. Он мог говорить очень плохие слова, даже вульгарные и на людях. Но никогда от этого не было больно, хотя он мог очень грубо сказать, мог даже ударить.

Если отец Гавриил чувствовал, что у человека есть какая-то слабость, он или намекал, или говорил, или делал что-то такое, чтобы показать, что он все знает. Я и сама часто боялась, что он сейчас все скажет про меня, потому что знает. Я ему ничего не говорила, но у меня было такое чувство, что он все знает и сейчас все всем скажет.

Он часто нас просил куда-то поехать вместе с ним, а с таксистами у него были свои методы общения. Когда я садилась в машину, я знала, что таксиста сейчас ждут большие сюрпризы. Помню, таксисты с удивлением и ужасом на него смотрели: отец Гавриил мог ничего не заплатить, или заплатить в сто раз больше, или сказать что-то типа: «Сейчас выходи, встань на колени». Бедные таксисты не знали, что их ждет. Это я очень хорошо помню.

Однажды в день преподобного Шио Мгвимского в монастырь пришло много народу. После литургии во время трапезы отец Гавриил неожиданно обратился к одному человеку и спросил, не совершал ли тот некоего тяжкого греха. Тот, пораженный, признался, что совершал. Все почувствовали неловкость положения, но отец Гавриил с удивительным тактом сгладил эту неловкость. Когда я думала о происшедшем, то удивлялась и тому, как он увидел грех в этом человеке, и тому, как сам человек смог публично признать свой грех. Сейчас этот человек – священник.

иг. Феодора

Мы только-только пришли в монастырь Самтавро, когда отец Гавриил тоже там появился. Видимо, Господь это так устроил, потому что для нас было очень важно его присутствие, он нас направлял и показывал, что такое христианство. Мы более или менее все это знали теоретически, по книгам, думали, что хорошо знаем, и немножко свысока смотрели на матушек этого монастыря, которые были уже старенькие и так много, наверное, не читали. Отец Гавриил же всегда учил нас смирению, причем всех по-разному. Например, матушку Феодору (тогда мы были еще мирянками, хоть и жили при монастыре) и еще несколько человек он водил по городу, заставлял попрошайничать, у них были очень необычные приключения. А я этого не могла выносить, и он никогда не просил меня это делать. Ко всем у него был свой подход.

Отец Гавриил жил под нами, это уже когда он из курятника перешел в келью в башню. Он на первом этаже, а на втором была как раз наша келья. По ночам он не спал и очень часто кричал, а у одной послушницы, которая считала отца Гавриила странным и ни во что его не ставила, была бессонница, – она со мной жила. И вот она на меня нападала, мол, что это такое, он не дает мне спать. А один раз она вдруг пожалела отца Гавриила и принесла ему что-то поесть. Отец Гавриил начал плакать, и после этого у нее вся агрессия по отношению к нему прошла, она тоже начала его любить.

Когда мы еще не были монахинями, он часто нам говорил такие вещи типа: «Ты будешь игуменьей, вот так благослови, зайди в алтарь», заставлял нас делать странные вещи и иногда пугал. Один раз он мне прямо сказал: «Сейчас благослови меня» и наклонил голову. Я никак не смогла этого сделать, не хватило послушания и смирения, в общем, это было для меня невозможно, я убегала – он за мной гонялся.

иг. Мариам

Общаться с отцом Гавриилом было, конечно, очень приятно, но очень тяжело, потому что мы всегда были в напряжении, боялись ему не угодить, да и просто уставали от него, он мог измотать человека, мог ночью не пустить домой. Он сам был человеком, который много страдал, много терпел, и от нас требовал того же: чтобы мы учились отдавать, терпеть, приучал нас к этому.

Когда отец Гавриил стал жить в Самтавро, мы были уже знакомы. То, что он там поселился, стало еще более серьезной, большой нагрузкой для тех, кто там постоянно жил до этого, для меня в том числе. Я в то время еще не был пострижен в монахи, но уже собирался, поэтому практически жил в монастыре, – это было очень нелегко.

Один раз мы были в алтаре. Я тогда уже был священником, и отец Гавриил мне говорит: «Сейчас ты должен встать на колени, – в храме монахини, прихожане, идет всенощное бдение, – и должен на коленях выйти и встать перед иконостасом». А мне неудобно, я же духовный отец у многих людей, присутствующих на службе. И вот я должен был стоять перед иконостасом, пока отец Гавриил не разрешит вернуться в алтарь. Я подумал, что если буду прекословить, то он начнет кричать, ругаться, и решился так выйти, стоял на коленях полчаса.

В монашество меня постригали в Сионском соборе. После пострига матушки из Самтавро попросили Патриарха, чтобы я как новопостриженный монах по типикону провел пять первых дней монашества в алтаре. А так как у меня было много разных заданий в Патриархии, матушки боялись, что я не смогу уединиться, и позаботились обо мне, взяли на эти дни к себе в монастырь. А там отец Гавриил. Он знал, что я постригся в монахи, и говорит, что, мол, это надо отметить. Вывел меня из алтаря, и пять дней мы кутили. Так что ничего у матушек не получилось, потом они сожалели, что меня из Тбилиси вывезли. Но знаете, что удивительно? Вместе с ним не было чувства, что ты нарушаешь воздержание или послушание. Вместе с ним мы были всегда в общении с Богом. Так что, несмотря на то что эти пять дней я провел с ним, а не в алтаре, это были очень важные для меня дни, очень наполненные. Конечно, он не только мне одному посвятил эти пять дней, и, конечно, он отпускал меня на время в алтарь.

митр. Даниил

Однажды отец Николай решил строго держать пост – вообще ничего не ел. Об этом узнал отец Гавриил и попросил, чтобы тот к нему пришел. Отец Николай пришел, и отец Гавриил его спрашивает: «Зачем ты не кушаешь?». Отец Николай говорит, мол, вот так пост держу. Отец Гавриил начал его обличать, говорить ему все его грехи – абсолютно все и в жесткой форме. А когда он начинал это делать, ты по-другому все воспринимал, целостно. И вот отец Николай все это воспринял очень глубоко, голову опустил, заскорбел, погрустнел. И отец Гавриил потом протягивает ему какую-то пищу, говорит:

– Брат Николай, вот на, покушай.

– Нет, не хочу.

– Покушай, покушай.

– Не хочу.

И отец Гавриил ему говорит: «Вот это и есть пост, когда твои грехи так тебя мучают, что ты о еде даже не помнишь. Это настоящий пост. А сейчас ты давай, как монахам положено, так пост и держи. Совсем голодать не надо, а то в океан глубоко заплывешь, там акулы плавают и съедят тебя».

Звиад Ониани

Отец Гавриил все время ругался с монашками. И такой был случай. Он, видимо, совсем надоел матушкам своей руганью: этой сделает замечание, другой. И вот в один вечер они с монахинями поругались, отец Гавриил сказал: «Хорошо, я уйду» – и пошел ночевать из монастыря куда-то в другое место. И в эту ночь в монастыре постоянно что-то происходило: то коровы куда-то вышли, потерялись, еще что-то. Утром монахини встали и говорят: «Гавриил, где ты, вернись в монастырь, пожалуйста. Мы всю ночь в монастыре не спали, все время что-то случалось».

Джульета Джигитян-Вариани

Как-то раз Джаба Иоселиани – человек, у которого во время гражданской войны была своя небольшая вооруженная армия, – пришел с вооруженными людьми в храм монастыря Самтавро. Отец Гавриил приказал им всем положить оружие и встать на колени, и все, включая Джабу[13], опустились на колени, ни слова не сказав. Представить себе, что Джаба Иоселиани встал на колени, – это уже чудо он был вором в законе и большим политиком, был очень популярен среди молодежи, очень влиятельный, сильный, и вдруг отец Гавриил говорит ему: «На колени», – это чудо невозможно преувеличить. Тогда отец Гавриил сказал ему в лицо всю его жизнь и сказал, что будет потом.

митр. Иосиф, иг. Феодора

Однажды мы с отцом Гавриилом спали на одной кровати. Дело было после одного из церковных празднеств в Светицховели. Я был тогда иеродьяконом и встретил в храме отца Гавриила. Он меня благословил, и мы с ним стали искать место для ночлега. Во дворе Светицховели стоял священнический дом, который тогда являлся и архиерейским домом, – старое здание во дворе. В нем не было места, всюду было закрыто, а настоятель уже отдыхал. Ходим, ходим и где-то в старом коридоре нашли деревянную кушетку. И вот он, я, и там была еще одна верующая женщина, – мы вместе остались в комнате. Перед сном и перед этой женщиной – она потом ушла – отец Гавриил задал мне страшнейший, неудобный вопрос. Такой вопрос, от которого и у меня, и у нее от стыда покраснели уши. Просто так, конечно, он меня бы не отпустил… В общем, задал абсолютно нескромный вопрос с подколкой и смотрел на меня: выдержу ли я этот экзамен, впаду ли при ответе в осуждение или в гордость. Я решил ответить ему просто, без прикрас. Он улыбнулся, похлопал мне по колену рукой и сказал: «Люблю простых монахов». А эта женщина была красная от стыда. Он умел задавать такие вопросы. И вот тогда я рядом с отцом Гавриилом спал всю ночь, правда, не мог двигаться, стеснялся – его потревожить.

Как-то отец Гавриил пришел на трапезу после праздничной службы. Там были Патриарх, епископы, монахи, за столом сидело человек, наверное, пятьдесят, может, больше. И когда все сели, отец Гавриил со своей палочкой зашел туда и тоже сел за стол. Вдруг ему что-то не понравилось, и он завыл так, что мы подумали, что кто-то умер. Мы обернулись к отцу Гавриилу, а он уже уходит, спускается по лестнице и кричит: «Тщеславие, тщеславие!» Что-то ему не понравилось, и он кого-то так обличил.

Что касается того, как он смирял людей, то это отдельная тема. Он мог громогласно сказать человеку что-то из грехов его прошлой жизни, часто говорил людям: «Встань на колени», и они становились. Не было никого, кто бы не встал. Один мой друг говорил, что, мол, если отец Гавриил мне скажет встать на колени, я не встану. И при встрече именно ему отец Гавриил сказал встать на колени, и он встал. А я все боялся: «Господи, я встану на колени, только пусть отец Гавриил не будет говорить мне это делать». И он не говорил, ни разу не говорил.

митр. Серафим

Отец Гавриил часто очень странно себя вел. Иногда я не то чтобы смеялся, конечно, но внутри, в душе улыбался: вел он себя с юмором, хотя, когда он входил в храм, окружающим людям часто было не до юмора. Вот он во время, допустим, всенощной заходит в храм, в руке у него посох, и он этим посохом по каменному полу вдруг как ударит! Да та к, что а ж церковь вздрагивае т, и, руга я, говорит: Всем на колени, опуститесь на колени все!» И так он выглядел, так это делал, что прямо было видно, что это человек Божий. Люди тогда в церковь мало ходили, мало разбирались, кто есть кто. И вдруг заходит вот такой человек, такого вида и во весь голос приказывает: «Опуститесь на колени!» И никто не мог противостоять, все опускались. Он улыбался, потом говорил: «Земной поклон!» И все клали головы на пол. Если кто посмеет замешкаться или поднять голову, на него сразу обрушивался гнев отца Гавриила: «Как ты смеешь голову поднимать, когда здесь монах Гавриил!» – он всегда так себя называл. Потом через какое-то время в храме воцаряется полная тишина, и он говорит: «Встаньте». И все вставали. Он несколько раз подобные вещи делал при мне. Я тоже, конечно, его слушался, опускался на колени, но внутри всегда улыбался. Некоторые люди его боялись, а я точно знал, что его бояться не надо, чувствовал, что это все не просто так.

Когда я был мирянином, отец Давид соборовал нас в храме монастыря Самтавро. Была ранняя весна, Великий пост. Не помню точно, какова была температура, но было безумно холодно из-за высокой влажности. Храм маленький, и совершенно никакого отопления. Мы все стоим в верхней одежде, отец Давид читает молитвы, и вдруг заходит отец Гавриил и начинает кричать: «Что здесь происходит, что это такое?! Кого это вы обманываете?!» Отец Давид прямо обмер: «Ну, таинство сейчас совершается, людей вот соборуем». – «Что это за соборование! Кого вы обманываете!» – Отец Давид: «А что, отец Гавриил, что не так?» – «Как можно в обуви стоять на соборовании?! Быстренько разуйтесь все!» Было совершенно непонятно, что делать, но отец Давид сказал: «Давайте разуемся». Там и женщины были, конечно, и мужчины, человек тридцать-сорок и один священник. Пол холодный, каменный, тем не менее мы все разулись. И вот отец Давид читает молитву соборования, и надо по семь раз каждого человека помазать елеем. Он помазывает нам голову, щеки, уши, руки, шею и ноги. И каждому по семь раз. Представьте себе, сколько это занимает времени, а мы стоим все босиком. Сначала, конечно, было трудно, а потом я не знаю, что случилось: мы абсолютно спокойно все выстояли. Мне это запомнилось очень надолго. Когда я уже стал священником, то и сам соборование как-то по-другому себе уже не представлял. Даже в Тбилиси – я служил в храме Кашвети[14], соборовал людей босиком. Конечно, мы стелили коврики, я заранее всех предупреждал, чтобы подготовились. Один раз, помню, у меня на соборовании было пятьдесят человек и вот семь раз надо было помазать человек пятьдесят. Кто-то подсчитал, что мне пришлось триста пятьдесят поклонов сделать, чтобы помазать всем ноги. Это было очень живо и очень интересно.

митр. Николай

У нас с отцом Гавриилом были очень простые, непосредственные, близкие отношения. Один раз сижу я у него в келье, он со мной разговаривает. И вот один мальчик прочел перед дверьми кельи Иисусову молитву в качестве разрешения войти. Я говорю отцу Гавриилу: «Давай я выйду, и он к тебе зайдет». А на самом деле я испугалась, что отец Гавриил начнет меня изобличать в грехах или смирять перед этим мальчиком. Например, он мог поставить на колени перед кем-то, и надо было так стоять, пока отец Гавриил не разрешит встать. Я подумала: «Дай-ка уйду, чтобы отец Гавриил этого не сделал». И вдруг он очень строго мне говорит: «Ах ты, гордая и испорченная, сядь там и сиди!» И я села, что мне было делать? На довольно долгое время этот мальчик зашел. И только когда я поняла, что́ я сделала неправильно, и смирилась, отец Гавриил меня отпустил.

мон. Евдокия

Перед монашеским постригом мы искали мне мантию, потому что уже было благословение на постриг. А тогда не было церковных лавок, где имелись бы в наличии мантии, клобуки и т. д., – это был дефицит. Отец Гавриил услышал о том, что у меня нет мантии, а у него их было две: старая, поношенная, которую он всегда носил, и новая, но он ее не носил. И вот эту новую мантию он вынес из своей кельи и подарил мне, этим самым как бы благословив меня.

митр. Серафим

Однажды мне было тяжело на душе, я поехал во Мцхете и пришел к отцу Гавриилу. Он говорил с кем-то, а я сел в углу, тихо себе так сидел, как вдруг в моей душе начало появляться какое-то необыкновенное огромное чувство покаяния. И как это часто бывает, когда мы чувствуем раскаяние в своих грехах, когда открывается душа, человек хочет начать оправдываться, или бес помогает, я уж не знаю, – и вот я начал вспоминать, что́ я сделал хорошего, чтобы как-то этим себя успокоить. Вспомнил, как я помог на улице незнакомому человеку, какими словами он потом меня хвалил. Я несколько раз повторил эти слова про себя, и вдруг отец Гавриил даже не лицо повернул ко мне, а только взгляд, посмотрел мне прямо в глаза и произнес: «Как ты вспоминаешь эти слова (он повторил слова, которые я вспоминал), когда у тебя ежедневно такие-то случаи бывают?» – и сказал, о каких случаях он мне говорит. И он все это так вставил в разговор со своим собеседником, что тот совершенно не понял, о чем идет речь. Мне стало не по себе, еще больше усилилось покаяние. Когда ты был рядом с отцом Гавриилом, чувство покаяния всегда овладевало душой – это бывало систематически, но иногда особенно сильно чувствовалось.

прот. Зураб Цховребадзе

Прозорливость

Отец Гавриил не любил явные чудеса. Он говорил: «Чудо-то, что корова кушает зеленую траву а дает белое молоко». Все чудо. То, что солнце восходит, что мы дышим, существуем, – все это чудо Божье, от Него все это дано.

Отец Гавриил все знал про человека: и прошлое, и будущее, абсолютно все, людей видел как прозрачных. И он не говорил, что ты вот этого не делай, это делай. В его присутствии, во время общения с ним у тебя самого, появлялось желание освободиться от грехов. Однажды я сказал отцу Гавриилу, что курю, но хочу хотя бы во время Великого поста от этого воздержаться. «Как, ты дым выпускаешь изо рта?» – спросил он так удивленно, как будто не знал, что я курю. Говорю: «Да». – «Ты хочешь от этого избавиться?». – Я говорю: «Да». «Тогда иди к иконе Спасителя, вон там, сделай сорок земных поклонов, попроси прощения и потом старайся больше не курить». Я все это сделал и в течение года не мог даже находиться там, где курили где было хотя бы чуточку сигаретного дыма – тошнило. Но, как только этот год прошел, эффект пропал, и я остался опять сам с собой. Как я сейчас понимаю, тогда я должен был уже сам потрудиться, не все же подарками жить. И я снова стал курить. Об этом жалею вот уже лет двадцать, так как до сих пор курю. Тогда я не воспользовался подарком.

Звиад Ониани

Когда мы жили в монастыре Самтавро, очень мало спали – по четыре – пять часов. Мы хотели хорошенько выспаться, а отец Гавриил именно в это время начинал звонить в колокола: «Вы спите, а Грузия в крови лежит! Быстро давайте молиться!» – не давал нам покоя. И потом произошли трагические события в Тбилиси[15], затем абхазская война[16]. Из того, что он говорил людям, очень мало что, наверное, не сбылось. Мне предсказал, что я буду игуменьей Бодбийского монастыря[17].

Помню один случай. Я была на исповеди у своего духовника, и он что-то очень тяжелое от меня требовал в духовном смысле. Я очень боялась не оказать послушания, но, с другой стороны, меня это очень тяготило. И вот идем мы вместе с моим духовным отцом по лестнице, и вдруг выскакивает отец Гавриил: «Ты что делаешь? – прямо кричит на него, – ты не понимаешь, насколько это ей тяжело?!» А я отцу Гавриилу никогда ничего про мою ситуацию не рассказывала.

Как-то мы были в Шиомгвимском монастыре[18], там, где лежат мощи Неофита Урбнели. На дверях висел замок, и мы никак не могли его открыть. Отец Гавриил подошел, перекрестил его, и замок открылся. Это было настоящее чудо, я помню свой благоговейный страх.

Как-то, будучи еще послушницей и заслышав громкий голос отца Гавриила быстро побежала к нему навстречу, оказалась прямо перед ним и от страха остолбенела: было такое чувство, будто передо мной стоял не земной человек, а небожитель. Какая-то сила, словно электрический ток, пронзила меня. «Слышал, что к нам любовь пришла», – ласковым голосом сказал отец Гавриил, потом, обернувшись к послушнице Нино (нынешней игуменье Мариам) и указав на нее, сказал: «Через двенадцать лет станешь игуменьей».

иг. Феодора

В Грузии было очень тяжелое время – начало 1990-х годов. В большом соборе монастыря Самтавро шел ремонт, поэтому служба проходила в маленьком храме поблизости. Вдруг в этот храмик врывается отец Гавриил: «Звиада Гамсахурдиа убьют, я вижу кровь Грузии!» Мы все испугались, батюшка успокаивает, а он все кричит и кричит. Рядом со мной сидела матушка Рахиль – потрясающая монахиня, тогда уже очень старенькая, – она мне говорит: «Слушай, отец Гавриил никогда ничего просто так не говорит». Я сообщила о происшедшем семье Гамсахурдиа, но никто не счел это важным. Что случилось потом, мы все помним. Звиада Гамсахурдиа действительно убили.

Как-то раз отец Гавриил привел нас в свою часовню в Тбилиси. Где-то там стояла грязная алюминиевая кастрюля с крышкой, он ее открыл: «Деточки, вы кушать не хотите? Тут у меня лобио». Я посмотрела в кастрюлю: лобио, наверное, недельной давности, уже бурлит. Отец Гавриил предложил ложку моему мужу, Георгий с удовольствием поел. Я говорю: «Ты что! Не ешь: оно старое». А он: «Знаешь какое вкусное!» А оно прямо бурлило, запах кошмарный. Они очень вкусно поели с отцом Гавриилом из одной кастрюли, а мы отказались: «Спасибо, не надо, не хотим». Потом я уже говорила себе: мол, дура, почему не поела. С самочувствием мужа после лобио все было в порядке.

Тамуна Иоселиани

Однажды отец Гавриил меня позвал и сказал, что меня ждет очень большое искушение. Я была маленькая и не могла серьезно воспринимать эти его слова. Он сказал «Давай вместе помолимся». Мы зашли в его келью, и он начал молиться, а мне поручил прочесть молитву «Отче наш» и еще какую-то короткую молитву. А сам он так молился, словно не находился в комнате, а был полностью устремлен и руками, и глазами вверх, и плакал. Через несколько минут он мне сказал, что это искушение, эту беду Господь от меня отвел. Он что-то увидел нехорошее и своей молитвой защитил меня. Потом сказал: «А сейчас садись». И именно тогда я очень испугалась, почувствовала, что это все было очень серьезно.

мон. Евдокия

Когда я служил в монастыре Марткопи, отец Гавриил бывал у нас около трех раз. Я всегда чувствовал, что он молился за нас. У нашей братии было четыре коровы. Нас там было тридцать человек, монастырь находится в горах, до ближайшей деревни далеко. И вот эти коровы пропали. А нас же много, нужно что-то есть. Искали их несколько недель, пошел снег. Двери в коровник были уже закрыты. Все считали, что коровы окончательно пропали. И как-то послушник зашел, чтобы почистить этот коровник, и увидел всех четырех коров на месте привязанными. При этом там уже был снег, то есть если коров кто-то привел, то были бы следы. Но ни следов, ничего не было, закрытые двери отперты, коровы привязаны на своих местах. Я думаю, что это отец Гавриил молился и св. Антон Марткопский помог.

Однажды к отцу Гавриилу пришел один молодой человек, ныне мой духовный сын. В то время он очень любил женщин и еще не был достаточно воцерковлен. Он привел в Светицховели вместе с собой одну девушку, чтобы познакомить ее со мной. Накрыли стол, и через полчаса вдруг пришел отец Гавриил, присоединился к застолью и начал про этого молодого человека говорить какие-то ужасные вещи: что тот вообще не мужчина, что он болеет какой-то серьезной болезнью. А девушка была очень красивая. Она в итоге испугалась, вышла из-за стола и убежала в Тбилиси. Потом мы узнали, что как раз у этой девушки какая-то серьезная болезнь, и если Отар остался бы с ней, то он рисковал стать инвалидом. Таким образом отец Гавриил спас его от греха и от болезни.

митр. Иосиф

Как-то я поехал к отцу Гавриилу и в качестве скромного подарка принес две бутылки вина, которое я делал сам, – у нас в доме было очень хорошее вино. Мама не знала, куда я еду, и спросила: «Куда ты несешь вино? Ты же знаешь, что у нас больше не осталось». А я как раз налил бутылки, и она, как женщины часто делали, добавила: «Бутылки назад забери». А я же не сказал, куда иду. Как только пришел к отцу Гавриилу, он сказал: «Почему ты принес мне вино, у вас ведь не осталось уже дома» – и потом обратился к матушке Параскеве: «Вылей это вино в какую-нибудь посуду, а бутылки верни Зурабу, потому что они понадобятся им дома». Я догадался, что он знал о нашем разговоре с мамой.

Однажды приезжали монахи из Греции, с Афона. Они сперва помолились в Светицховели, потом пошли в Самтавро и подошли к отцу Гавриилу. Он всем им подарил маленькие бумажные иконочки – это были как раз греческие иконы, которые присылали нам греки. Сначала они удивились бумажным иконам, а потом посмотрели – это были иконы святых, имена которых они носили. В общем, отец Гавриил им показал, что знает, как их зовут. Потом он обратился к одному из них и сказал: «Как ты мог так подумать в Светицховели? Как раз Богородица хранит и спасает нас. Если бы не Богородица, то нашей страны уже не было бы». Тогда были очень тяжелые времена, начало 1990-х годов, разруха, полуанархия в Грузии, и оказалось, что этот грек в Светицховели мысленно обратился к Богородице: «Оказывается, Ты оставила эту страну в таком бедственном положении…» А отец Гавриил сказал ему: «Как ты мог об этом подумать, Богородица нас хранит».

Когда распался Советский Союз, в первые годы независимости Грузии к нам прибыл кто-то из российской Катакомбной церкви. Они тогда уже вышли из подполья, свободно проповедовали и немножко свысока смотрели на официальную Церковь, говорили про себя, что они мученики, исповедники, с советской властью не пошли на компромиссы и т. д. И вот этот человек пришел в Светицховели, нашел там монахов, обругал их, что, мол, вы «красная церковь», и вдруг откуда-то появился отец Гавриил. Он жил в Самтавро, а тут появился у Светицховели и сказал: «Уйдите все, оставьте меня с этим человеком наедине». Примерно сорок минут они говорили один на один, после чего была такая сцена: этот человек (я не знаю, кем он был: монахом, священником, или мирянином) начал просить у отца Гавриила прощения, пошел за ним в Самтавро и по дороге все время просил прощения. Он зашел за отцом Гавриилом в келью, тот сказал: «Встань на колени и прочитай двадцать кафизм Псалтыри». Он прочел двадцать кафизм, и отец Гавриил его простил. Что отец Гавриил ему сказал, мы не знаем, но тот человек догадался, что не может не быть благодати в Церкви, в которой есть такой благодатный святой человек.

Мне говорили, что отец Гавриил иногда рассказывал фрагменты из жизни святых, которые нигде не описаны, а он знал их. Например, о святой Нино он говорил: «Вы не знаете, какие страдания она перенесла, как ей было тяжело». Он знал от Бога те фрагменты из жизни святых, которые не сохранились в официальных житиях.

Отец Гавриил очень любил Грузию, можно сказать, что это была особая любовь, усиленная тысячекратно, христианская любовь. Он очень переживал за страну и очень много молился за нее. Говорил, что без царя-помазанника в Грузии ничего не получится, что надо восстановить царскую династию, династию наших царей Багратиони, и это будет поворотом в жизни Грузии. Он также отмечал, что тот царь, который будет в Грузии, не будет таким царем, как в Средние века, но подчеркивал, что все-таки это будет лучше, чем обыкновенная современная власть. Отец Гавриил также предсказал, что территориальная целостность Грузии обязательно восстановится и Грузия поднимется на ноги как раз тогда, когда все подумают, что все, страна исчезает и нет никакой надежды на спасение. В этот момент грузинский православный народ повернется к Богу. Это надо обязательно прокомментировать, потому что сейчас тоже можно сказать, что последние десятилетия народ поворачивается к Богу, к Церкви. Я полагаю, что отец Гавриил имел в виду время, когда народ обратится к Богу по-настоящему, серьезно, всецело; когда духовная жизнь в Грузии усилится и народом овладеет серьезное чувство покаяния, он принесет покаяние Господу, и будут плоды этого покаяния: Грузия усилится и станет такой страной, о которой мечтал отец Гавриил и грузинский народ.

К отцу Гавриилу приезжала Леонида Багратиони, она была женой Кирилла Романова, который жил в Париже. Леонида была иммигрантка из царской семьи, до замужества жила в Испании. С ней был внук, его звали Георгием. Леонида спросила: «Будет ли восстановлена монархия в России и доживу ли я до этих лет?» Отец Гавриил ответил, что Вы не доживете, а внук доживет.

Однажды, когда я был у отца Гавриила, он сказал, что сейчас Второе пришествие уже при дверях. Когда он закончил речь, я спросил его: «Отец Гавриил, ведь и в другие времена были предположения, что конец света близок. Может быть, и сейчас тоже такая ситуация? Может быть, на самом деле конца света сейчас не будет?» А он почти перебил: «Нет-нет, сынок, сейчас уж наверняка, сейчас уж действительно», – вот так сказал, это я лично слышал из его уст.

Отец Гавриил говорил, что те христиане не примут число антихриста и не попадут под его влияние, кто будет иметь настоящую христианскую любовь. А христианская любовь достигается служением ближнему, так что главной задачей всех христиан последнего времени будет собирание любви. Он говорил, что христианская любовь станет защитой от зла. Антихрист с такими христианами ничего не сможет сделать.

прот. Зураб Цховребадзе

Примерно за два месяца до кончины отца Гавриила я навестил его в монастыре Сам тавро. Было заметно, что он очень страдает от болей. Сначала он говорил со мной полулежа на тахте, потом с большим трудом пересел к столу и пригласил меня, указав место напротив. Батюшка сказал, что приблизился его исход из земной жизни и времени у него осталось немного. «Слушай внимательно, что я тебе скажу». Почти три часа он говорил без остановки. Выражение его лица в это время было очень напряженным и строгим. Иногда он на время прерывал беседу из-за сильной боли. Говорил, что возможны попытки раскола Грузинской церкви (что вскоре сбылось), говорил о выходе грузинского священства из экуменического движения, о приумножении числа священников и монахов, строительстве церквей и монастырей, о смене мирской власти, о распространении содомии и беззакония, о глубоком нравственном падении одной части людей, о большой нужде и бедности грузинского народа, о распаде Грузии-Лазаря… Во время беседы его глаза часто наполнялись слезами, и он горько плакал. В конце нахмуренное лицо разгладилось, прояснилось, просияло, и он с облегчением произнес: «Но Господь и Божья Матерь не оставят Грузию, явят ей миропомазанного царя. Пока он не появится, Грузии ничего не поможет. И восстановится она в своих прежних границах – от Никопсии до Дарубанда[19]. И последние слова отец Гавриил произнес особенным, характерным для него высокопарным звучным тембром: «Грузинский народ победит».

прот. Арчил Миндиашвили

Смерть и прославление

Когда я уже был епископом, видел отца Гавриила перед смертью. Мы с еще одним владыкой пришли к нему; у него тогда уже была водянка и еще какая-то тяжелая болезнь. И это был уже не юродивый отец Гавриил. Это был святой старец Гавриил, по его лицу было видно, что он готовится отходить в мир иной. Он не говорил нам каких-то проповедей или слов и тем более шуток. Мы ничего не спрашивали, не было разговоров, просто подошли к нему и сказали: «Благослови нас, отец Гавриил». Он нас благословил, перекрестил, потом и сам попросил: «А сейчас меня благословите». Я благословил его широким крестным знамением, он поцеловал мою руку, я – его, и вот так вот мы ушли от него. Через два-три месяца он скончался.

митр. Серафим

Отец Гавриил почил 2 ноября 1995 года, 4 ноября мы хоронили его во дворе монастыря Самтавро. Он предсказал место, где будет его могила, еще тогда, когда там лежала гора мусора. Этот мусор вынесли как раз за неделю до его смерти. И при рытье могилы, и при обретении мощей среди людей, которые это делали, был и я, так что мне необыкновенно повезло, и я все время чувствую особое покровительство этого святого. В день его канонизации Патриарх во время проповеди сказал: «Это особенный святой».

Когда открыли его мощи и повезли их из Мцхеты в Тбилиси, в кафедральный собор[20], для народного почитания, то что тогда происходило в Тбилиси – это просто невозможно описать. Приходило огромное количество людей, оно исчислялось не десятками, не сотнями тысяч, речь шла о миллионах. Люди приезжали из других стран. Очень много чудес тогда произошло, так много, что сперва записывали, а потом уже устали записывать. Наше телевидение отсняло фильм об этом. Открытие мощей было в феврале, и я назвал этот фильм «Пасха в феврале», потому что это была настоящая Пасха.

Отец Гавриил очень скрывал свои возможности, поэтому количество народа, которое к нему шло при жизни, не было таким уж большим. Я помню похороны, на них было совсем небольшое количество людей – примерно сто человек. На поминках нас сидело человек сорок. А когда открывали мощи, была невероятная ситуация, потому что перекрыли весь город Мцхета, – иначе было невозможно поступить. Если бы все желающие прибыли туда, я не знаю, что произошло бы. В Самтавро пускали только по особым пропускам.

Что касается моих личных отношений с отцом Гавриилом… При жизни он, конечно, мне помогал, но можно свободно сказать, что еще больше он помогал мне после своей смерти.

Как это все началось? Однажды я, будучи студентом, заканчивал Духовную академию и должен был решить серьезный вопрос, касающийся моей жизни. Я очень колебался, не знал, как поступить, и мне стало очень досадно, что отца Гавриила нет, потому что с ним все было легко и просто: ты подходил к нему, спрашивал, как поступить, и он не от себя, а от Бога отвечал. Так случилось, что, когда отец Гавриил был жив, у меня не появлялось таких сложных вопросов, не было необходимости принимать серьезные решения, я был еще молод. А как раз после того, как он умер, у меня стали появляться действительно сложные вопросы, и я не знал, что делать, как поступить. Я думал об этом и вспомнил одну книгу о жизни святого Иоанна Кронштадтского. Там было сказано, что после его смерти, но еще до канонизации (святого Иоанна канонизировали поздно – в 1988 году) одна женщина молилась ему как канонизированному святому. И вот святой Иоанн во сне явился ей и сказал, что «пока меня не канонизировали, ты должна быть послушной Церкви. Если ты хочешь получить от меня помощь, можешь заказать панихиду в церкви, и я тебе помогу». Как-то внезапно я вспомнил об этом, пошел в церковь и попросил, чтобы отслужили панихиду по отцу Гавриилу. После этого я очень быстро получил ответ, и дальше в ситуациях, когда я должен был принимать какие-то важные решения, шел в церковь (я тогда был мирянином), просил, чтобы отслужили панихиду, и все потом налаживалось. Я должен особенно подчеркнуть, что отец Гавриил – скоропослушник: очень скоро выполняются желания, о которых его просишь.

Все время до прославления я ходил на могилу к отцу Гавриилу все это время его почитание постепенно и стихийно усиливалось, начались чудеса. Сперва я ничего не говорил про эти чудеса, но когда их количество значительно увеличилось, тогда мы уже стали говорить об этом открыто. Я постепенно начал освещать эту тему на епархиальном радио, потом стал печатать фотографии отца Гавриила, его биографические данные, и постепенно, постепенно мы начали готовить почву для его канонизации.

прот. Зураб Цховребадзе

Как он любил свой народ! К нашему удивлению, его причисление к лику святых произошло очень быстро. Даже очень большие грузинские святые порой канонизировались через сто, двести, триста лет. А отца Гавриила причислили к лику святых чуть ли не через двадцать лет после его смерти. И были просьбы, была, я бы сказал, всенародная просьба к Церкви, чтобы поскорее его причислили к лику святых. На улицах меня останавливали и прямо спрашивали: почему не причисляете к лику святых отца Гавриила? Я начинал мямлить, что, мол, знаете, нужно время… А люди не понимали. На этих словах у них уже портилось настроение, и вот они просто-таки просили Церковь, чтобы как можно скорее состоялась канонизация.

митр. Серафим

После смерти отца Гавриила люди начали ходить на его могилу, как на могилу святого. Все получали какое-то утешение. И я тоже лично не раз еще до канонизации просто приходил и молился у могилы, иногда служил панихиду, иногда просто свечку ставил, и он всегда помогал. Иногда даже было неудобно, что мы постоянно его беспокоим.

Как произошла канонизация отца Гавриила? Представьте, отец Гавриил скончался, и у людей ностальгия: нет отца Гавриила, нет человека, который нам всем дарил такую радость. Все ехали на его могилу. У многих в домах, в машинах, в государственных учреждениях, в магазинах висело его изображение, а в последнее время он часто фотографировался. Кто-то фотографировал, и он просил подождать, что-то поправлял, подходил, фотографировался и прямо говорил: «Вам эти фотографии понадобятся». И действительно, сейчас есть очень много его фотографий, изображений. И вот представьте себе, после смерти отца Гавриила в течение двух-трех лет его фотографиями наполнена вся страна, все ходят на его могилу. И спустя пять или шесть лет после его смерти происходит такой случай: пронесся слух (потом выяснилось, что это было неправдой, это был именно слух): мол, отец Гавриил сказал, что в такой-то день просьбы тех, кто придет на его могилу, обязательно исполнятся. По сути это неправдоподобно, отец Гавриил так бы не сказал, но таковы человеческие желания, чтобы в один день вдруг что-то произошло, – в итоге во Мцхете у его могилы было столпотворение, было ни зайти, ни выйти. После этого Патриарх понял, что канонизацию откладывать нельзя.

После канонизации люди ждали дня, когда мощи отца Гавриила будут обретены и перенесены в церковь. В тот день у могилы, казалось, собралась вся Грузия. Для охраны порядка вызвали не только полицию, но и армию. Церковь была заполнена, перенесли мощи в церковь Самтавро, оттуда – в Светицховели. А потом Святейший сказал, чтобы мощи переместили в Тбилиси, в собор Самеба, так как Светицховели не мог вместить такого наплыва людей. На протяжении двух месяцев двадцать четыре часа в сутки не прекращалось поклонение отцу Гавриилу. Армия и полиция день и ночь дежурили, сменялись, сохраняли порядок. Это было удивительно. Такое поклонение я видел у мощей Сергия Радонежского, Серафима Саровского, когда был в Дивееве, у блаженной Матроны.

митр. Даниил

Решение Священного синода Грузинской православной церкви о канонизации отца Гавриила оказалось непростым. Это было не такая ситуация: кто «за», кто «против», проголосовали, разошлись. У всех имелись свои аргументы, и было необходимо, чтобы весь Синод согласился с прославлением отца Гавриила.

Мы и раньше канонизировали святых, но это были люди, давно известные своей святостью, например родители св. Нино. Мы спокойно принимали эти решения, в них, так сказать, не было ничего личного. Когда же перед нами встал вопрос о канонизации старца Гавриила, сама идея канонизации, которая всегда оставалась недоступной для понимания, вдруг стала абсолютно понятной: нужно было реально принимать решение о конкретном человеке, которого мы, в том числе я, знали очень хорошо.

Я, конечно, полностью поддерживал канонизацию. Есть несколько оснований для канонизации, и из них, во-первых, чудотворение – оно у отца Гавриила было точно – и, во-вторых, всеобщее поклонение, всеобщее признание – оно тоже точно было. Когда пришло мое время выступить на Синоде, я сказал, что во всем, что касается святости отца Гавриила, у меня нет абсолютно никаких сомнений. У меня есть сомнения по другому поводу: насколько я вообще могу что-то по этому поводу сказать? Хоть я и являюсь членом Священного синода, я обычный современный человек, у меня свои мерки. И в отличие от канонизации родителей св. Нино, когда все всем было очевидно, здесь мы реально должны решить, является ли отец Гавриил святым или нет, должны оценить его жизнь, которая отчасти прошла перед нами. То есть личное мнение каждого члена Синода об отце Гаврииле может сыграть роль! И вот это мне казалось с одной стороны очень трудным, а с другой – ощущением живой Церкви. Мы, конечно, договорились, нашли общее основание и единогласно канонизировали отца Гавриила: никого не было против, разные мнения звучали только в обсуждении. Я тоже высказал свое мнение и почувствовал, что мы являемся теми живыми священнослужителями, которые выносят решение о канонизации мы как бы почувствовали за собой это право, которого раньше я лично за собой не чувствовал – можно назвать это правом не канонизировать, ведь могло случиться так, что мы воздержались бы от канонизации. Это было для меня новым ощущением. По живым членам Церкви я принимал разные решения: рукополагать – не рукополагать священника или архиерея. А отец Гавриил как бы поднял нас на уровень принятия реального решения о канонизации.

Какое-то время назад я бы не смог ответить на вопрос, почему отец Гавриил появился именно в это время, именно в Грузии. Но сейчас я, кажется, знаю почему. Господь в такое сложное время, когда практически все нити взаимосвязи поколений православных христиан были обрублены, послал нам отца Гавриила, который часто говорил: «Я последний монах». Мы это принимали за шутку, но сейчас в этих словах я вижу другое. Он последний монах не в том смысле, что после него больше не будет монахов, а в том смысле, что он последний монах из старого поколения, он донес до нас это дыхание старых монахов. Мне кажется, поэтому Господь его послал именно в это время и в это место.

митр. Николай

Отдельные рассказы и истории

Портрет Ленина

Отец Гавриил никогда не успокаивался. Он все время действовал, и все его дела были на грани человеческих возможностей. Он любил, радовался, сострадал или был недоволен каким-то грехом – и все это от всей души. Не переносил богохульства, фарисейства, гордыни, жестокость и был очень воинственным человеком, мог выйти один против всех. Это в конце концов проявилось в поступке, когда он вышел против Советского Союза, против советского строя, против агрессивного атеизма, который сметал все на своем пути. Он вышел прямо, выступил, встал перед этой силой и уничтожил эту силу. Это проявилось в том, что на празднике 1 мая, когда все люди были собраны на демонстрацию, шли с транспарантами, портретами, он подкрался к президиуму, за которым висело несколько больших, двенадцати метровых портретов, как это бывало в то время, и поджег портрет Ленина. И он с большой радостью и удовольствием потом рассказывал, как взрывались лампочки вокруг портрета: «Если бы вы видели как они лопались: пух-пух, пух-пух! Только ради этого стоило это сделать!» Кульминацией проявления такой его черты характера, как нетерпимость ко лжи и богохульству, стало вот это сожжение портрета. Это было настоящее исповедничество.

митр. Даниил

Было 1 Мая, большой праздник. Тогда, вы же знаете, коммунистическая партия с ума сходила, народу уйма была, полная площадь, на ней стоял памятник Ленину. А потом они поставили стену из материи с изображением Ленина. Отец Гавриил это видел, смотрел-смотрел, а потом пошел в церковь, – там одна хорошая женщина была, Тамара. «Тетя Тамара, у вас будет литр керосина?» (а тогда в церкви использовали керосин для чистки подсвечников). «Да да, есть», – говорит. Взяла бутылку, дала. «Еще спички дай». Дала спички. Отец Гавриил пошел, но я знал, что он сейчас что-то совершит. Мы с товарищами пошли за ним. И отец Гавриил прошел через народ, зашел сзади гигантского плаката, весь этот литр вылил быстренько на Ленина и зажег. Народ чуть с ума не сошел: портрет Ленина сожгли! А портрет был большой, как стена. А там руководители, трибуна стоит, все видят, что он зажег. Ах, какой шум поднялся! Он постарался убежать, но его догнали. У него еще под одеждой на груди была надета конструкция, на которой вокруг груди были прикреплены иконы: Спаситель, ангелы, архангелы, святой Георгий, Богородица. В общем, взяли отца Гавриила, побили, как живым остался – не знаю. Потом его посадили в тюрьму, потом сказали, что он сумасшедший, и поместили отца Гавриила в сумасшедший дом. Патриархом тогда был Ефрем II, хороший человек. И вот он пошел спасать отца Гавриила. А это же политическое дело, Ефрем и сам семь лет отсидел в тюрьме по политическому делу, – Берия посадил его. Так вот Патриарх пришел и сказал: «Как вам не стыдно! Что вы хотите от этого человека? Что вы живого человека до смерти доводите!» Ну, они его постеснялись, и Патриарх через некоторое время забрал отца Гавриила с собой в Патриархию. Отец Гавриил там отлеживался долгое время, потом пришел в себя и вернулся в свою часовню.

арх. Иоаким

В монастыре была монахиня, ее звали Сидония. Перед смертью ее постригли в великую схиму. Она была такой бабушкой, как рисуют в сказках, всегда вязала шерстяные носки, и мне несколько раз такие дарила. Отец Гавриил почему-то называл ее «Каплан». Мы сначала не понимали, при чем тут Каплан, а потом он сам рассказал.

В то время, когда отец Гавриил поджег портрет Ленина, эта монахиня была мирянкой и служила в церкви Кашвети на проспекте Руставели, продавала свечи. Оказывается, отец Гавриил именно у нее тогда попросил керосину, так как она чистила подсвечники и у нее всегда был керосин для их очистки от воска. После этого он стал называть ее «Каплан» в честь Фанни Каплан, которая в свое время совершила покушение на Ленина. Так он ее называл и когда она уже была монахиней.

И вот отец Гавриил взял у нее эту баночку с керосином (она, кажется, знала зачем) потом облил этим керосином портрет Ленина и поджег. Его сразу поймали. Тогда министром внутренних дел Грузии был Шеварднадзе, и он лично допросил отца Гавриила. Отец Гавриил нам рассказывал, что первое, что сказал Шеварднадзе: «Годердзи, сними крест!» А отец Гавриил отвечает: «Если ты мужчина, то иди и сам сними». Шеварнадзе не снял с него крест.

Потом отца Гавриила отвели в одно из подвальных помещений тюрьмы, где сидели опасные преступники: воры в законе, рецидивисты. И отец Гавриил рассказывал, что, когда он зашел, все встали и так выразили ему почтение. А спас его один врач, который оказался верующим человеком. Единственной причиной, по которой отца Гавриила могли после его поступка не расстрелять, был психиатрический диагноз. Проверяли отца Гавриила следующим образом. В принципе человек может скрыть то, что он нормальный. Единственное, что он никак не может подделать, – предотвратить расширение зрачков, когда причиняют очень сильную боль. Если человек натренирован, он может не кричать, не дергаться, но зрачки у него расширятся. Отцу Гавриилу прижигали пятки. Конечно, он ничего не сказал, но зрачки у него расширились. В случае некоторых психических заболеваний зрачки не расширяются, – так он рассказывал. И врач, хотя все понял, все-таки сказал, что отец Гавриил сумасшедший и этим его спас, его не расстреляли.

митр. Николай

Отец Гавриил перенес немало мучений в тюрьме, после того как сжег портрет «большого папаши», или, как он говорил, «самого старшего». Он вспоминал все это безо всякого трагизма, напротив – специально рассказывал об этом, как мультфильм, в легкой форме, иногда даже напевая. На самом деле он чудом спасся от расстрела, который заменили тюрьмой и психиатрической больницей. В архивах есть документ, где написано: «Ургебадзе Гавриил является психопатической личностью, верующей в Бога и ангелов». Вот такое было медицинское заключение.

митр. Серафим

Две истории игуменьи Мариам (Микеладзе)

Мой отец был очень сердит на меня за то, что я пошла в монастырь. И вот он каждый день приходил в монастырь и садился, как на панихиде. Не то чтобы он что-нибудь говорил или ссорился со мной, но была у него какая-то тихая агрессия и протест, – приходил и сидел, как на забастовке, в храме или перед храмом. Это происходило каждый день и уже действовало на нервы. Как-то однажды мне сказали, что опять пришел отец Гавриил; я уже разозлилась и собиралась очень строго с ним поговорить и вдруг вижу такую картину: стоит отец Гавриил, а мой отец стоит перед ним на коленях, на меня даже не посмотрел, у них были свои дела, а я просто наблюдала. Они поговорили и вместе ушли. Оказывается, отец Гавриил повел его в ресторан. Там он пел, они вместе пили. А мой отец не такой, чтобы любил выпить, и в рестораны тоже не особенно ходит, так что я очень испугалась, когда он это рассказывал, как бы он про отца Гавриила что-нибудь плохое не подумал. Но нет, мой отец совершенно не смутился и после этого очень полюбил отца Гавриила. Однажды он сам рассказывал, что как-то ему было очень тяжело в жизни, он пошел к отцу Гавриилу, и тот был уже совершенно иным. В первый раз он встретился ему как будто пьяный, а тут он встретил моего отца уже как настоящий священник, духовный отец и очень серьезно с ним поговорил. До сих пор мой отец очень любит отца Гавриила, всегда очень тепло улыбается, когда вспоминает его. И отец Гавриил мне говорил: «Какой у тебя хороший отец».

Я помню еще, как отец Гавриил помог двум сестрам. У одной из них был сын, который трагически умер, погиб, им было очень плохо. Мать погибшего хотела покончить с собой, они не были особенно верующими и не могли выйти из тягостного состояния. Эти сестры были очень близки нам, поэтому мы часто ходили к ним из монастыря, старались какую-нибудь икону к ним принести, очень молились, чтобы они вышли из их состояния. И один раз мы привели их к отцу Гавриилу. Он их напоил допьяна и потом вместе с ними пошел в их дом и остался там на ночь в комнате, где жил погибший мальчик, – а они держали эту комнату запертой и никого туда не пускали. Отец Гавриил прямо потребовал: «Я зайду в эту комнату!» А на утро начал: сварите мне лобио, сделайте суп, это мне не нравится, то мне не нравится, – то есть заставил сестер вовсю крутиться, и они вышли из своего такого транса. После этого они начали жить совершенно иной жизнью, их дом стал открыт для всех, многие из монастыря ходили к ним в гости.

Рассказы протоиерея Арчила Миндиашвили

Шашлыки в пятницу

Однажды отец Гавриил исчез из монастыря Самтавро, а через несколько дней из Тбилиси пришла весть о его тяжелой болезни. У матушек монастыря, порой его осуждавших, проснулось чувство покаяния. «Мы тут его осуждаем, чего только не говорим, а ему, оказывается, нужна помощь и поддержка». И вот было принято решение ехать в Тбилиси навестить больного. Два дня они усердно готовились. Несколько огромных сумок были заполнены едой, питьем и всеми необходимыми для больного вещами. Матушки отправились в Тбилиси, меня они взяли с собой в качестве помощника, – я тогда был еще студентом. В дороге они сетовали и причитали по поводу болезни отца Гавриила. Наконец мы приблизились к его дому, отец Гавриил вышел нас встречать радостный и в то же время немного смущенный. Матушки справлялись о его здоровье, время от времени они каялись в том, что раньше без причины осуждали его, а отец Гавриил только улыбался в ответ. В разгар этого всеобщего слезного покаяния он позвал какую-то женщину. Откликнулась соседка, которая с радостным, довольным лицом, чуть ли не танцуя, направилась в нашу сторону, держа в руках сочные, нанизанные на шампур шашлыки.

«Вот, Гавриил, ты ведь поручил мне пожарить шашлыки, смотри, какие удачные получились». Женщина направилась к нам, напевая старую тбилисскую мелодию. Отец Гавриил сделал ей знак, чтобы она уходила, но женщина ничего не поняла и только растерянно возразила: «Ты ведь сказал мне, чтобы я приготовила, и, когда ты скажешь, принесла» – недовольно отвернулась.

Нетрудно было представить, что́ произошло в этот момент с матушками. «Мы думали, что он болеет, хотели его поддержать, утешить, а он здесь, оказывается, в пост не отказывает себе ни в чем, шашлыки вот приготовил». Матушки снова предались осуждению. Перед уходом отец Гавриил шепнул мне: «Ведь хорошую штуку я им устроил, а, Арчил?»

Обличение блудницы

Было половина десятого утра. Я принимал исповедь в церкви свв. Апостолов Петра и Павла, когда неожиданно появился отец Гавриил в сопровождении верующих.

«Примешь гостей, Арчил? Мы со своим хлебом и вином, тебя не побеспокоим» – с этими словами он сердечно меня обнял. «Всякий гость от Бога», – ответил я, позвал экономку нашей церкви и попросил ее накрыть стол в трапезной. Батюшку сопровождали семь-восемь человек. Я попросил исповедующихся немного подождать меня: «Я присмотрю за гостями и вернусь». Мы сели за стол. Отец Гавриил говорил запинаясь, словно пьяный. Он пожелал здравия гостям и вдруг благословил одну из женщин непотребными и ругательными словами. Услышав это, некоторые смутились, кто-то улыбнулся. Сама женщина, нахмурившись, его поблагодарила. Я встал и строго упрекнул отца Гавриила: «Батюшка, это уже не юродство, а сквернословие!», извинился и, сказав, что меня ждут в церкви, вернулся на исповедь. После этого случая я избегал встречи с отцом Гавриилом, хотя по-прежнему часто бывал в монастыре Самтавро. Он это заметил и как-то сам подошел ко мне во время моего очередного паломничества. «Ты был прав, Арчил, прости меня, худшего из грешников. Ты же любишь своего монаха Гавриила…» Такое смирение, его полные тепла и любви слова очень подействовали на меня. Я ощутил всю свою надменность, самомнение и ничтожество, на глаза навернулись слезы. И тогда в наших отношениях исчезло отчуждение.

Но прошло время, и я узнал, что женщина, к которой отец Гавриил обратился с непотребными словами, спустя некоторое время после того случая ворвалась обнаженной в келью к одному монаху, чтобы соблазнить его. Тогда и открылись ее «помышления сердечные». И лишь тогда стало ясно, что отец Гавриил юродством обличил ее тайные нечистые помышления.

Рассказ моряка

В прошлом году в нашу церковь пришел один бывалый моряк. Вот что он поведал нам об отце Гаврииле.

«Шел 1993 год. Я приехал из Германии, куда ездил для покупки машины. Довольно уставший, я наконец пересек границу Грузии, подъехал ко Мцхете. Смеркалось. Погода хмурая, идет мокрый снег. Внезапно вижу, кто-то очень похожий на нищего стоит у дороги. Я проехал мимо и не остановился. Сам думаю про себя: Посажу сейчас в новую машину этого бедолагу, и вся машина после него пропахнет… Нет, не остановлюсь. Но, проехав семьсот-восемьсот метров, стало совестно. Я повернул машину, вернулся обратно и посадил этого человека. Смотрю на него и не могу понять по одежде, кто он. Нищий или духовное лицо? На нем была выцветшая заштопанная одежда. Улыбается мне. Через некоторое время в салоне стало чувствоваться не выразимое словами благоухание. Я думаю: „Откуда идет этот запах? У меня в машине нет ни духов, ни одеколона“.

„Что, ближний, пропахла твоя машина?“ – с улыбкой спрашивает попутчик. Я понял, что он знает мои мысли, чувствую, что и благоухание исходит от него. В удивлении я спросил его имя. „Я монах Гавриил“. Между нами завязался разговор. Прощаясь, он сказал, что скоро я приду к нему на могилку. „Что мне нужно на его могиле? И откуда я знаю, где его похоронят?“ – ворчал я про себя.

Прошло около двух лет. Я снова поехал в Германию, чтобы привезти машину (этим я содержу свою семью, так как сейчас на пенсии). Перед возвращением познакомился с живущими там грузинами: они оказались верующими и попросили, так как я возвращался в Грузию, отвезти в женский монастырь в Самтавро ковры и другие вещи в дар монастырю.

„Они, видимо, не знают, что на таможне я должен буду заплатить отдельно и за эти вещи“, – думаю я.

„За эти вещи мы заплатим“, – отвечают они вслух на мои мысли. Я отказываюсь с некоторым оскорблением в голосе. Вещи везу, но в душе бунтую.

…Было уже 4 часа утра, когда я въехал во Мцхету. Темно. Приблизившись к монастырю, я увидел, что ворота заперты на железную цепь, на которой висит грубый замок. Я заволновался. „Стою здесь холодный, голодный и изможденный у закрытых ворот монастыря в 4 часа утра. Что мне здесь нужно?“ – думаю раздраженно. Потом начинаю со всей силы стучать в железную дверь. Из монастыря выходит щупленькая монахиня.

„Вам из Германии просили что-то передать“, – отрезал я, прежде чем она успела что-нибудь спросить. Она зовет других монахинь, и они уносят пожертвования, а эта монахиня заводит меня во двор монастыря. В темноте я не могу различить, где я, но вдруг обнаруживаю, что иду посреди могил. Я еще больше раздражаюсь: „Куда она меня ведет?“. Она пытается проявить благодарность, благословляет меня и говорит: „Я дам вам такую вещь, которая вас точно обрадует. Возьмите домой“. Она склоняется к одной из могил и наливает мне масло из горящей лампадки (я позже узнал, что это, оказывается, лампада) в маленькую склянку. Вот тут я уже взорвался, а монахиня, словно ничего не понимая, продолжает: „Ты не думай, что это обычное масло. Я даю тебе масло с могилы отца Гавриила, вот и землицы возьмите. Если бы вы знали, скольким он помог“. Как только она упомянула имя «Гавриил», я неожиданно изменился в лице, мой гнев сменился изумлением: „Боже мой, кто же на самом деле этот человек?“. Монахиня подтвердила мне, что это была действительно могила того самого монаха Гавриила. „Я до сих пор храню уважение к этому монаху и его подарок“, – завершил свой рассказ моряк.

Пиджак отца Гавриила: рассказ Тамуны Иоселиани

На Пасху, когда мы были в храме, отец Гавриил подозвал моего мужа к себе, и они пошли к нему в келью. Заходят, и муж рассказывал, что они, не обмениваясь ни единым словом, вели диалог в мыслях. И вот таким образом отец Гавриил попросил помочь ему открыть сундук, достал оттуда пиджак и сказал: «Вот это тебе, чтобы тебе никогда не было холодно». Муж надел этот пиджак, вышел и сказал: «Вот, отец Гавриил мне пиджак подарил». Всем это было странно, но я знала, что просто так отец Гавриил ничего не делал. Шел 1990 год. Потом у нас появились дети, и, когда они заболевали, я всегда прикладывала к ним этот пиджак.

Наступил 2002 год. Я никогда никому пиджак не отдавала, так как не очень люблю афишировать свою религиозность. Я была в гостях у своей подруги, и она рассказала, что у 12-летнего сына нашей общей знакомой аневризма. Ему сделали в Праге трепанацию черепа, успешно провели операцию, и вдруг в 14 лет история повторилась. Семья в шоке, опять нужно оперировать. Я подумала: чем я могу помочь этой семье? Материально не могу, физически не могу, может, как-то духовно? И я этой моей близкой подруге ненавязчиво сказала, что у меня есть пиджак, который подарил отец Гавриил, и я могу передать его ее знакомой, чтобы она отвезла пиджак с собой в Прагу к сыну, который ожидал операции. Они очень обрадовались, и я передала туда пиджак – это был первый случай, когда начали твориться чудеса. Мальчику сделали компьютерную томографию, диагноз был ужасный. Врач сказал, что самый лучший вариант – сделать операцию лазером, а худший – это трепанация. Привезли пиджак, мальчик в клинике надел его на себя. Его уже подготовили к операции, сделали повторную томографию, и оказалось, что на снимке абсолютно ничего не было. Не то что аневризма стала маленькой или расположилась на удобном для операции месте – не было абсолютно ничего. Врач, чех, говорил, что это чудо: неправильно прочесть снимок было невозможно. Есть предыдущий снимок с опухолью и последний – без опухоли. В общем, они вернулись на родину живыми и здоровыми, сейчас у этого человека двое детей. Это был первый такой случай, после чего мы с мужем подумали, что неспроста отец Гавриил подарил нашей семье свой пиджак. И пошло-поехало. Уже больше тысячи таких чудес произошло. Кому рассказать – не поверят.

У моего очень близкого друга был рак мозга, глиома. Он поехал в Лондон, ему дали два, от силы три месяца жизни. Я дала ему пиджак отца Гавриила. А у нас с ним все время были какие-то споры по поводу того, что я церковный человек. Он говорил, что это не обязательно, что Бог в сердце, – светское такое отношение к религии. Короче, я дала ему этот пиджак, и с ним вместе в Англию поехали наши друзья. Я попросила их после операции обязательно сразу вернуть пиджак: мало ли, кто-то подумает, что это какая-то ненужная вещь, и выбросит. За день до операции они сидели в своей комнате, и вдруг появился запах мира: что-то благоухало так сильно, что даже приоткрыли форточку. Начали искать, откуда запах, – оказалось, от пиджака, который висел на вешалке. Благоухание сохранялось два дня, в том числе когда мой друг взял его с собой в больницу, – пиджак не мироточил, а просто благоухал. Этому человеку сделали биопсию, опухоль была неоперабельна, глиома очень большая. Пиджак собирались возвращать, и Георгий мне рассказывал, что когда укладывал его в полиэтиленовый пакет – как будто от сердца отрывали. Он позвонил своей матери в Грузию и попросил, чтобы она обязательно поехала в Мцхете поблагодарить святого Гавриила, отслужить молебен. Мать и брат поехали, и на обратном пути их попросили подвезти до Тбилиси какую-то матушку. По дороге мать рассказала ей про своего сына, про пиджак, что вот, мол, сын вынужден его возвратить. А эта матушка сказала: «Не волнуйтесь, я могу вам одолжить капюшон, который остался у меня от святого Гавриила». Получилось, что у того больного человека забрали пиджак, а на второй день у него в Лондоне был капюшон отца Гавриила. Это был капюшон от какой-то старенькой куртки. Два месяца мой бедный друг ходил по Лондону с этим капюшоном, вообще не снимал, и вот жив до сих пор! Сейчас он воцерковленный верующий человек. Он мне говорит: «Прошло уже восемь лет, и я знаю, почему я тогда не умер. Я не умер, потому что сейчас я могу утром встать и прочесть утреннюю молитву, – из-за этого меня Бог оставил».

А дальше вот что было: через год он приезжает и заболевает бактериальным менингитом, началось загноение. Он в коме десять дней, мы каждый день ждали, что его не станет, но молились, читали акафисты. Ситуация была уже невыносима, и я позвонила своей очень близкой родственнице, она монахиня, и спросила: «Человек умирает, что можно сделать?» Она сказала, что нужно соборовать. Совершили соборование, и она мне чуть позже звонит: «Ты что сделала, он же мертвый уже, мы мертвому соборование сделали!» И врачи тоже сказали, что нет абсолютно никаких надежд. Потом позвонила его мать и говорит, что в Лондоне же очень помог этот твой пиджак, может, одолжишь еще раз? Была уже глубокая ночь. Я говорю: «Обязательно», они забрали пиджак. Я не стала звонить, чтобы узнать, как у него дела, потому что как-то плохо получалось: он еще живой, а все звонят. Вечером мне позвонил его брат и рассказывает, что ночью пиджак принесли в реанимацию, а утром он открыл глаза. Это был мертвый человек, его отключили от аппарата, а вечером он сам попросил и съел омлет. Сейчас он живой-здоровый, уже девятый год пошел с тех пор, весь такой энергичный.

В прошлом году молодой человек попал в автокатастрофу. У него были увечья, абсолютно несовместимые с жизнью, а он у родителей единственный сын. Родители приехали в больницу, чтобы попрощаться, по телу уже пошли пятна. В больницах меня знают, врач или санитарка дали им мой номер телефона, они позвонили, приехали, я им дала пиджак, они накрыли им этого мальчика и у него появился пульс. Под вечер он уже хорошо себя чувствовал. А рядом лежал еще один очень тяжелый больной, его родственники тоже попросили этот пиджак. Когда этому больному давали пиджак, ему становилось лучше. Когда ему становилось плохо, выбегал врач: «Скорее пиджак, где пиджак? Ему плохо». Снова накрывали. Сейчас этот человек уже абсолютно здоров.

Конечно, были и летальные случаи. У моей матери был рак четвертой стадии. Восьмидесятилетняя женщина, энергичная, здоровая… Представляете, что бы я сделала для нее. Все время молилась, и все время вместе с ней был этот пиджак. За пять дней до смерти она причастилась, соборовалась.

У моей сестры была икона из церкви[21]. Мы с нашими друзьями собрались у нее, молились, позвонили одной нашей близкой знакомой. Она приходит с какой-то молодой женщиной, которая все время плакала. Потом мы напоили ее чаем, спросили, что случилось. Он сказала, что у ее трехлетней внучки обнаружили саркому и завтра ее везут в Германию на лечение, так как тут у нас не дают никаких шансов. Я говорю: «Вот у меня пиджак отца Гавриила, я могу его вам дать». Тогда его еще было возможно забрать за границу, сейчас уже каждый день он у кого-то. Эта женщина чуть с ума не сошла от счастья, начала плакать, благодарить. Взяла в Германию пиджак, десять месяцев он был у них, потому что никак не могли с ним расстаться. Девочка поправлялась гигантскими шагами, немцы были в шоке. Потом, когда родители этого ребенка приехали, связались со мной, чтобы поблагодарить, плакали, бедные, и рассказали, что, оказывается, рядом в палате лежала годовалая девочка, тоже грузинка, которая совсем не спала. Ей давали какие-то лекарства, чтобы заснула. И вот им дали пиджак, укрыли им эту девочку, и она сразу заснула. И каждый день вечером они просили одолжить этот пиджак, чтобы усыпить ребенка. Врачи были удивлены, что оба пациента так быстро поправились, и они начали по клинике уже всем давать этот пиджак, не спрашивая вероисповедания. Пиджак помогал всем. И вот эти десять месяцев эта молодая женщина занималась там такой вот помощью больным.

Когда пиджак не помогал, какого-то разочарования, отчаяния у людей не появлялось. Все-таки обычно пиджак просили верующие люди. Да и дело-то, по сути, не в пиджаке. Бог же видит, кому какой исход дать. Если человек не исцелялся и умирал, то умирал… Мать нашей подруги Натули была очень сильно больна. Раковое заболевание, она уже умирала, были страшные боли, кололи морфий, и Натули попросила одолжить для нее пиджак. В соседней с палатой мамы комнате она стояла на коленях перед двумя иконами: Божьей Матери и святого Георгия. Мама дремала, это была ночь. Натули плакала, молилась, чтобы Бог забрал к Себе мать, потому что уже ни у кого не было сил: ни у нее, ни у матери, ни у кого. И тут мать зовет: «Натули, Натули, иди сюда». Она приходит: «Что случилось, мама?», а рядом пиджак лежит на постели. «Натули, не думай, что я свихнулась, но вот рядом со мной сейчас сидели Божья Матерь и святой Георгий, и они меня успокаивали». Через два дня она скончалась.

Еще одна история. Муж моей родственницы сидел в тюрьме, а он очень верующий человек и очень любит святого Гавриила. И вот его жена попросила, чтобы я одолжила пиджак и они принесли бы его в тюрьму. Я себе как-то не могла представить, как это все технически получится. Она говорит: «Не волнуйся, знакомый батюшка занесет». Потом из тюрьмы позвонили и рассказали историю. В тюрьму принесли пиджак, заключенные перед ним помолились, отслужили молебен в тюремной церкви. А один из заключенных был инвалидом, четырьмя годами ранее его избили, и его парализовало по пояс, абсолютно не чувствовал ног. К нему в камеру принесли пиджак. После этого проходит, по-моему, два месяца, и мне звонят: «Тамара, здравствуйте, я тот заключенный, который был инвалидом». Я уже не помню эту историю, какой заключенный… Он сказал, что только сейчас вышел из тюрьмы, и очень просил одолжить пиджак еще раз. Оказалось, что сразу после того случая, когда к нему принесли пиджак, у него начались страшные боли в ногах. Сначала он испугался, потом понял, что восстанавливается кровообращение. Через некоторое время он смог сам сидеть. Когда его освободили, он уже сидел в коляске. Через три месяца начал потихоньку ходить с палочкой, а потом и без палочки.

Расскажу еще историю про одну известную танцовщицу-солистку ансамбля Сухишвили по имени Теа. Она забеременела четвертым ребенком, и все анализы, которые она сдавала и в Тбилиси, и в Америке, и в Германии, в том числе пробу плаценты, говорили о том, что ребенок будет с синдромом Дауна. Она смирилась, хотя очень переживала. Ее мать говорила: «У тебя трое таких блестящих детей, а сейчас ты родишь дауна, для них это будет стрессом. Не делай этого, лучше сделай аборт». Доктора добавляли, что ребенок будет еще с какими-то нарушениями, но она сказала, что на все воля Божья, я рожу этого ребенка. Если он будет с синдромом Дауна, значит, так нужно. Она очень верующий церковный человек. Нино Сухишвили попросила меня, чтобы я одолжила пиджак. Договорились, что передам его в храме. И вот я стою на вечерней службе. Тею в лицо я не знала, но вижу женщину с большим животом – ходит грустная вокруг церкви. Я подошла и говорю: «Теа, не сочтите меня чокнутой: Нино попросила одолжить вам пиджак отца Гавриила». Она чуть в обморок не упала от радости, начала меня целовать, обнимать. Мы подружились. В тот день она мне рассказала всю свою жизнь, мы очень сблизились. Я дала ей пиджак. Она находилась уже на восьмом месяце. Два дня у нее был пиджак, она молилась и потом сказала, что абсолютно не волнуется, так как знает, что ребенок будет здоровый. Позже она мне звонит с роддома: родился ребенок, у которого по 10-балльной шкале здоровья (шкала Апгар) 10 баллов, абсолютно здоровый. Его назвали Гавриилом. Родился в ноябре в день Небесных Бесплотных сил. Сейчас ему идет третий год, а врачи хотели его убить. И главное, Теа сказала, что, если ребенок родится здоровым, я ухожу со сцены, – и она ушла. Сейчас у Теи своя студия, потому что без танца она не может, всю жизнь танцует.

Очень важную вещь заметила наша знакомая врач Майя. Отец Гавриил подарил нам не рясу или какую-нибудь часть церковного облачения, а мирскую одежду – пиджак. Это получилось как бы и мирское, и духовное, что-то среднее.

История протоиерея Зураба Цховребадзе

Как-то раз, когда я был у отца Гавриила в келье, он подарил мне икону святой Нино просветительницы Грузии. Он сделал эту икону сам, собственноручно. И надо сказать, что, когда он попросил матушку Параскеву подать икону, то несколько раз говорил: «Нет, не эта икона», пока она не нашла икону святой Нино. Я догадался, что какой-то скрытый смысл в этом есть. Прошло много лет, я часто вспоминал об этом и думал, что надо все-таки найти ответ, почему он подарил мне икону именно святой Нино. И вот однажды, несколько лет назад, когда был праздник святой Нино, открыли для поклонения ее крест из лозы, с которым она ходила по Грузии. Я подошел, чтобы приложиться к этому кресту, и тогда попросил у святой Нино, чтобы она объяснила мне, почему именно ее икону подарил мне отец Гавриил. Тогда я был пономарем в кафедральном соборе Святой Троицы в Тбилиси. Когда я вошел в алтарь, меня позвал Патриарх Илия и сказал, что он решил рукоположить меня в дьяконы. Тогда я догадался, почему именно эту икону подарил мне отец Гавриил. Когда я вернулся домой, то подошел к этой иконе, приложился и захотел обойти с ней весь дом. Ни до этого, ни после я такого не делал – это был первый и последний случай. И вот когда я поднял эту икону, то увидел сзади маленькую приклеенную бумажку – это была моя записка, о которой я уже забыл. Я писал в ней: «Отец Гавриил, если для моей души это не будет пагубно, то тогда пусть я стану священником». Мне до того несколько раз и Патриарх, и епископы и священники, и обычные люди говорили, что мне надо стать священником, так как я долго служил в церкви, преподавал в Духовной академии, был руководителем канцелярии Патриарха, потом – редактором газеты Патриарха, заместителем начальника пресс-центра, работал на радио Патриархии. Меня многие знали и удивлялись, почему я не становлюсь священником. Я поздно женился, и это тоже было причиной, но после женитьбы прошло еще несколько лет, а я все не решался, так как у меня не было внутренней уверенности в том, что я должен быть священником. Я рассудил, что, пока у меня не будет уверенности, я этот шаг не сделаю. И вот так потом чудом получилось, что я стал священником.

Что касается моей женитьбы, то это тоже связано с отцом Гавриилом. Когда я последний раз видел его в живых, то прямо спросил: «На ком мне жениться?». Я хотел, чтобы он чуть ли не сказал мне имя, фамилию, адрес, телефон, а он ответил: «Надо жениться на честной девушке». Через несколько минут вошли мои приятели, и им он сказал: «Одну хорошую девушку для Зураба обязательно подберу». После этого я уже не видел его в живых, прошло несколько лет, у меня был очень загруженный график, было много работы и почти не оставалось времени для личной жизни. Годы шли, и, конечно надо было бы об этом задуматься: о моем семейном положении говорили уже не только в семье, но и иерархи говорили, что надо решиться, но все никак не получалось. Я время от времени просил отца Гавриила, чтобы он помог. Однажды, когда опять как-то все не складывалось, я поехал в Мцхету, пришел на кладбище к могиле отца Гавриила и сказал: «Ты же обещал, отец Гавриил, почему не помогаешь?» – как ребенок начал его просить, и после этого произошло чудо, настоящее чудо. Со следующего дня я начал думать о той девушке, которая сейчас моя жена. Я стал думать о ней все больше и больше, потом подошел к одному духовному лицу, чтобы поговорить с ним на этот счет. Мы начали разговор о совершенно других вещах, образовалась пауза, и я подумал, что вот сейчас хорошее время, чтобы начать говорить о моей личной жизни. И вдруг это духовное лицо говорит мне: «Вы же знаете та кую-то девушку, почему вы не думали о том, чтобы жениться на ней?» Я был очень удивлен, сказал, что как раз об этом хотел заговорить. Но все-таки я был осторожен в выборе. Взял правило, начал читать псалмы, чтобы точно решить и не надеяться на случай. Прошло некоторое время, решимость все более и более укреплялась. Чтобы перестраховаться и перепроверить, я пошел в церковь и хотел попросить, чтобы один знакомый священник отслужил панихиду у отца Гавриила, чтобы тот окончательно дал мне понять, надо ли жениться на этой девушке. Я подошел к священнику. Он, увидев меня, обрадовался, спросил, как дела в семье, как самочувствие, и вдруг неожиданно говорит мне: «Ты же знаешь вот такую девушку, почему ты не женишься на ней?» Еще до панихиды отец Гавриил через этого священника мне ответил. Конечно, этого было уже достаточно, я точно знал, что нужно принимать окончательное решение. Так что два главных вопроса в моей жизни – женитьба и священство – связаны с отцом Гавриилом.

Рассказ Нино Канделаки

Мне отец Гавриил как-то сказал пророчество. Мы тогда по воскресеньям ходили на литургии в монастырь Самтавро, потому что наш духовный отец служил там. У меня была только одна дочь, Анна, и я очень переживала, что не могла опять забеременеть, а хотела еще детей. Я сказала одной из прихожанок про это, а она подошла к отцу Гавриилу и прямо так ему и сказала, что вот Нино очень переживает, что у нее только одна дочь. А отец Гавриил говорит: «Ты не переживай, у тебя будет трое детей». Тогда это было немного странно: почему трое? У православных сколько дает Бог, столько и детей – обычно больше, чем трое. Почему трое, я никак не могла тогда понять. Кто же знал, что мой муж станет монахом, а потом и архиереем, и больше у нас детей не будет именно поэтому.

Рассказ монахини Теклы (Сихарулидзе)

Я встречалась с отцом Гавриилом всего несколько раз. Первая встреча произошла, когда я приехала из Москвы, где училась, в Грузию на каникулы к своей приятельнице Нино, сейчас она игуменья Мариам. В то время она только-только пошла в монастырь, и мне очень интересно было с ней встретиться, поговорить, все узнать. Я тогда только начинала ходить в церковь, делала первые шаги. Захожу в монастырь, меня встречает Нино с нашими общими знакомыми и друзьями. Мы поздоровались, я хочу что-то у нее спросить, а она говорит: «Подожди, монах Гавриил пришел, быстро пойдем, возьмем у него благословение», – они называли его «монах Гавриил». Я говорю: «Ну хорошо, возьмем, но я приехала все-таки к тебе, хочу поговорить», – а я еще ничего про отца Гавриила не знала. Мы побежали, она взяла меня за руку, поднялись в монастырь и: «Батюшка-батюшка, благословите мою подругу». Он, как меня увидел, поднял руки вверх и очень театрально, как будто со сцены сказал: «Сестра ваша пришла!» Я посмотрела на него и вдруг, сама не знаю как, оказалась перед ним на коленях, у меня начали течь слезы. Отец Гавриил говорит: «Принесите мне мантию». Начался переполох, быстро принесли мантию, продолжает: «Наденьте!» – надели на него мантию. А я смотрю и не могу ничего понять, потому что я не плачу, а просто слезы текут: не от радости, не от горя, ни от чего, – потом я поняла, что это благодать, которая от него исходила. Надели на отца Гавриила мантию, и он позвал: «Пойдемте в храм», а матушкам говорит: «Пойте» – и назвал им какой-то тропарь. Как потом матушки сказали, это был тропарь из чина пострига. Он накрыл меня своей мантией, мы спустились по лестнице в храм в сопровождении примерно тридцати монахинь, послушниц и мирян, все хором поют, я иду накрытая мантией и не понимаю, что со мной происходит. Со свечами входим в храм, отец Гавриил ставит меня перед чудотворной Иверской иконой Божьей Матери, начинает молиться, и я чувствую, что он как бы передает меня под Ее покров. Потом он мне велел: «Встань», пошел к амвону, встал на него и говорит: «Дочь моя, поднимись ко мне». Тут я немножко очнулась и вспомнила, что женщины не поднимаются на амвон, а он очень строго сказал: «Поднимись». Я смотрю на монахинь: «Матушки, как, куда?» Отец Гавриил: «Монах Гавриил тебе говорит, поднимись». Смотрю на матушек, а там старенькие такие матушки. «Что мне делать? Как мне подняться? Что этот монах от меня хочет?» Они говорят: «Поднимись, поднимись». Думаю: «Боже мой, знаю, что грех, но, раз матушки сказали, я же не ослушаюсь». Я поднялась, отец Гавриил велел приложиться к иконостасу, потом благословил и отпустил. Я спустилась, не могу понять, что со мной произошло. Матушки начали говорить, когда я проходила: «Монахиней будешь», – и действительно через год я пошла в монастырь. Удивительно.

В то время отец Гавриил жил в настоящем курятнике недалеко от Самтавро. И вот после вышеописанного представления он собрал у этого курятника послушниц и мирян, которые жили в монастыре, и рассказывал про Евангелие, объяснял какие-то места, а я по-прежнему хотела поговорить со своей подругой Нино. Она взяла меня: «Давай послушаем, что он говорит». «Ну хорошо, пошли послушаем, что он говорит». Но я все-таки время от времени хочу и с ней поговорить. Слушаем, и через некоторое время он возводит руки к небу и начинает плач, настоящий плач с такими словами: «Господи, какие испытания, какие испытания, ой, Господи, Господи сохрани, Господи помилуй, Господи поддержи!», потом упомянул цитату из Евангелия от Матфея про то, что на камне сем создам Церковь Мою и врата ада не одолеют ее (Мф 16:18), – три раза повторил этот стих. И оказывается, все время он смотрел в мою сторону. Нино говорит: «Смотри, он про тебя это говорит». А у отца Гавриила рядом стоит бутылка вина и стакан, и время от времени, не знаю, пил он в действительности или не пил, у меня было полное ощущение, что он пил. И эти его слова про испытания были настолько неприятные, он таким голосом про это говорил, что меня прямо дрожь брала. И вот он смотрит на меня таким взором, что я немного испугалась и как бы не хочу это принять. Тут я вдруг про себя подумала: «Что этот пьяный монах может мне сказать?..» В это время отец Гавриил уже успокоился и говорит веселым театральным таким голосом: «Тут некоторые сидят и думают», – и фразу построил именно так, как я ее думала, только немного на старогрузинский лад: «Тут некоторые сидят и думают, что́ этот пьяный монах может мне сказать». Я не обращаю на это внимания. Один раз он это сказал, второй раз, третий, и через какое-то время я поняла. Мне все это открылось, я поняла, с кем я имею дело, кто этот человек. Когда я это поняла, он тоже понял, что я поняла, улыбнулся, как-то так хитро усмехнулся и продолжил свой рассказ про Евангелие, как будто ничего и не было. Это все было сказано с любовью, но при этом мне было очень, очень стыдно. И я про себя думаю: «Господи, прости меня за то, что я так думаю». А он обрадовался видно, почувствовал, что я поняла, в чем дело.

На этой встрече, когда я подумала, что отец Гавриил пьян, он говорил про три больших испытания. Когда у меня случилось первое большое испытание, я была уже в монастыре. Как-то я отлучилась в Тбилиси и решила поехать к отцу Гавриилу, поговорить с ним, спросить совета. Это был праздник Преображения, Святейший служил в храме, а отец Гавриил там чудил. Во время службы я все хотела к нему подойти, а надо сказать, что от этого испытания я была в очень удрученном состоянии, была какая-то безвыходность. Настолько я хотела прийти к нему и спросить совета, что, думаю, без этого не могло бы быть никакого разрешения этой ситуации. И вот я собираюсь в храме к нему подойти, а он как-то ускользает – от этого мне становится еще хуже. Прямо подхожу к отцу Гавриилу, а он буквально исчезает: стоит, и уже нет его, как будто ангел его покрывал, и вдруг он где-то в другом месте храма оказывался. Не может человек вот так перемещаться, надо же несколько шагов сделать и пройти, а вот он здесь, и вдруг его здесь нет. Думаю: «Боже мой, Господи, какая я грешная, что даже вот хочу попросить молитвы отца Гавриила, и никак». Я уже отчаялась, смирилась, думаю, все, стою молюсь, и вот редко так бывает, когда чувствуешь себя очень близко к Господу. Стою так у Столпа[22], прислонилась к нему, и в это время отец Гавриил подходит сзади и говорит: «Какое счастье быть близко с Богом», – и с такой любовью! Мне стало так хорошо, так легко на душе! Я физически чувствовала, что эта любовь, эта благодать, эти его слова проходили через ум, сердце и тело, через все. Он разрешил мою проблемную ситуацию, я поняла, что он молится за меня, а он понял, что мне было очень плохо. Как будто куда-то все улетело, ничего не случилось, как будто и не было никаких испытаний, и я начала даже благодарить Бога: «Господи, как я Тебе благодарна за такое испытание!» А отец Гавриил тогда дал мне понять, что нужно было уповать не на него, а на Господа. После службы я летела как на крыльях. Каждое Преображение я переживаю этот случай, вспоминаю. И как только у меня начинаются какие-нибудь искушения или испытания, всегда вспоминаю его предупреждение о том, что будут очень большие испытания, но через Церковь, через Господа все разрешится.

Рассказ Звиада Ониани

Однажды я был на литургии в Ольгином монастыре, расположенном недалеко от монастыря Самтавро, где жил отец Гавриил. И вот я поехал в Ольгин монастырь, отстоял литургию, после чего пошел к отцу Гавриилу, – он был у себя в келье один. Я пришел, отец Гавриил говорит: «Вот, сейчас ты после службы голодный, я тоже голоден. У меня есть кукурузная каша», то есть кукурузная крупа, вода и все остальное для приготовления каши. А я обычно после 12 ночи под воскресенье ничего не ел на случай, если буду причащаться, либо даже если не собирался причащаться – хотя бы чтоб просфору принять натощак, то есть и правда был голоден. На плите стояла сковородка, отец Гавриил что-то мне говорил и параллельно брал крупу, соль, еще что-то и так небрежно сыпал в эту сковороду, словно это был мусорный ящик. Приготовил кашу и говорит: «Давай покушаем». Достал из тумбочки глубокие тарелки, два черпака каши положил мне, два – себе. А он же не ел почти, но себе всегда накладывал. Потом он достал большую пачку крупнозернистой соли, взял целую горсть и насыпал в свою кашу. Я думаю: «Зачем ему столько соли?», а потом решил: «А, он же все равно не кушает, чего ему…» Отец Гавриил взял еще горсть соли и уже мне в кашу насыпал, а потом еще и вторую горсть добавил мне в тарелку! И вот у меня в тарелке два черпака каши и две горсти соли. «Давай, перемешиваем», – говорит. Я думаю, наверное, он хочет меня проверить, как я его люблю, могу ли ради него две горсти соли съесть. Отец Гавриил зачерпнул одну ложку из своей тарелки, как будто в рот занес, но так же полной вынес эту ложку, ничего не съел. Потом повернулся и поставил свою тарелку обратно на тумбочку: «Я потом покушаю». И стал в книгах, которые лежали на тумбочке, копаться, немного отвернувшись от меня. Я уже психологически настроился съесть свою кашу с солью, взял одну ложку, съел – очень вкусно! Никакой лишней соли, как раз в меру. Я съел все до конца. А он, пока я ел, все в книгах ковыряется. Как только я съел последнюю ложку, отец Гавриил повернулся, взял тарелку, посмотрел так хитро: «Соли же мы в меру положили?».

Потом я уже стал анализировать – мол, хорошо, вкуса я не почувствовал, но эти две горсти соли же в организм попали, значит, было бы логично, чтобы я захотел пить. Но этого не было! Я даже не вспомнил про питье. Обычно, когда я захожу домой, автоматически беру из холодильника воду. Хочу пить или не хочу, но хотя бы глоток выпиваю. И вот так же я вернулся тогда домой, по привычке взял воду, и мне в голову приходит мысль: «Зачем мне вода, я же пить совсем не хочу». До сегодняшнего дня не могу понять, что тогда случилось.

Один раз я написал что-то типа молитвы, некоторое такое восхваление Господа. Иногда ко мне приходит муза, и вот только один раз было, когда я что-то написал на религиозную тему. Написал это произведение, почитал, решил, что хорошо получилось; мне понравилось. Потом подумал: чтобы никакой ошибки не было, вдруг я какие-то каноны нарушил или догматическая какая ошибка, пойду к отцу Гавриилу, попрошу прочесть и сказать свое мнение. Я думал, что ко всему готов: он скажет это, он скажет так, он скажет сяк, он сделает это, хоть даже чайником мне по башке даст, – ко всему готов. Я пришел и сказал: «Я тут кое-что написал, отец Гавриил, прочтите, пожалуйста, чтобы ошибки не было». Он говорит: «Прочти сам вслух». Я прочел. Отец Гавриил слушал и, когда я закончил читать, говорит: «А ну еще раз почитай». Я подумал, что ему, наверное, понравилось: второй раз просит почитать. Я второй раз почитал, и он мне тихо так говорит: «Там спички лежат, подожги эту бумагу», то есть лист, где написано мое произведение. Я ко всему был подготовлен, но не к этому. «Подожги», – говорит. Я взял спичку, поджег эту бумагу и держу ее в руке. Огонь уже доходит до пальцев. «Отец Гавриил, что делать с бумагой?» – говорю. А он: «Брось вниз», а на полу ДСП лежит. Я говорю: «Пожар будет». И вдруг он на меня так посмотрел… Он иногда по-другому смотрел, всей своей мощью: «Ты пожар тогда увидишь, когда Звиада зажжешь». То есть когда свое эго подожжешь.

Рассказ владыки Иосифа (Киквадзе), митрополита Шемокмедского

Это случилось примерно в 1992 году. Я тогда был уже иеромонахом, сначала служил в Абхазии, потом – в монастыре в Марткопи под Тбилиси, затем – в городе Мцхета в соборе Светицховели. В Марткопи было очень тяжело, так как тогда в Грузии было мало священнослужителей, епископов было всего семь, люди находились под сильным влиянием атеистической и коммунистической идеологии. Рядом с Марткопи есть село Норио. Даже во времена основателя Марткопского монастыря св. Антона Марткопского (VII век) это село существовало, и люди из этого села создавали ему проблемы.

Прошло около трех лет со дня возобновления богослужений в Марткопском монастыре после падения СССР. Во времена Советского Союза там был милицейский полигон. Жители Норио очень сильно невзлюбили возобновившийся монастырь с братией, потому что после его открытия они уже не могли там делать все, что хотели: кутить и устраивать пикники на территории монастыря. От селян стали поступать многочисленные угрозы, после чего однажды они собрались у монастыря с оружием: топорами и автоматами, – хотели разрушить монастырь и выгнать всех из него. Братии и сочувствующих было около тридцати человек. Из них три монаха, несколько послушников и дети из приюта при монастыре. Отец Гавриил рассказывал, что перед кульминацией этого конфликта он увидел Антона Марткопского и тот ему сказал обязательно поехать в монастырь и мне помочь. Он позвал моего духовного сына Отара, так как у того была машина, и они вместе поехали из Мцхеты в Марткопи спасать монастырь. Отар вспоминает, что, когда они поехали, отец Гавриил его очень торопил, но при этом говорил, чтобы тот не оборачивался назад. На вопрос «почему?» отец Гавриил сказал, что с ними едет св. Антон Марткопский. Когда они приехали, уже был вечер; насельники монастыря как раз ждали, когда придут разозленные селяне. Конечно, не все в этом селе были такие, но людей собралось достаточно много, времена были смутные, гражданская война. Отец Гавриил встал перед селянами, поднял руки, и все остановились, встали на колени и стали просить у него прощения. Так спасли монастырь, иначе была бы очень большая драка.

Рассказ владыки Николая (Пачуашвили), митрополита Ахалкалакского и Кумурдойского

Как-то раз заходит отец Гавриил в Сионский собор, а там в тот момент из знакомых ему людей попался только я. Он сразу за свое, заходит и: «Все опуститесь на колени!» А мне говорит: «Мы сейчас пойдем в ресторан». Все в храме опустились на колени, он долго всех так держал, а потом, когда все встали, говорит: «Ну, а сейчас жертвуйте деньги». Там стоял какой-то стол, и он: «Не скупитесь, деньги кладите на стол!» Люди стали подходить к столу, и в итоге столько денег накопилось! Отец Гавриил мне говорит: «Собери эти деньги и пошли». Я был в то время еще алтарник, студент, с большим почтением относился к отцу Гавриилу, поэтому прекословить ему для меня было просто невозможно. В общем, я собрал все эти деньги, отдал отцу Гавриилу. Он говорит: «Сейчас пойдем в армянский храм». А я, будучи молодым, ревностным христианином, никогда не бывал в армянском храме и считал, что к еретикам в храм заходить не стоит, лучше с ними не общаться. И плюс к этому я не знал, что там собирается делать отец Гавриил, думал: «Сейчас там возьмется за свое, будет деньги собирать или еще чего. Может, у армян много денег, поэтому к ним и идем…»

Когда мы вышли из Сионского собора, он говорит: «Найми такси и скажи, что мы сейчас поедем во Мцхете». А уже примерно 8 часов вечера, в те времена вечером найти машину до Мцхеты было нереально. Думаю, какое такси сейчас поедет в эти края? И первая же попавшаяся машина – это был синий москвич, не такси – останавливается. Я говорю: «во Мцхету повезете?» Водитель: «Да, пожалуйста». Мы сели в эту машину и поехали сначала в армянскую церковь, которая расположена неподалеку от Сионского храма. Водитель этот был как ослик из Евангелия, которого привели Господу для входа в Иерусалим. Такой божий ослик, который абсолютно на все согласен. Обычно водители всегда нервничают: мол, сколько еще ждать? Почему так поздно? А этот водитель ни слова не говорил.

Итак, сперва приехали в армянский храм, людей не очень много. Отец Гавриил тихо-тихо зашел и встал где-то в уголочке, никто на него не обратил внимания. Люди заходят, ставят свечки, а он абсолютно ничего не говорит. И вдруг кто-то его заметил. И люди с таким почтением начали к нему подходить под благословление! Кто-то что-то рассказывает, у кого-то что-то случилось, благословите, благословите. А он стоял и молча благословлял. Это очень сильно на меня подействовало: люди подходили к нему, как к настоящему святому!

Через какое-то время отец Гавриил сказал: «Ну, теперь пошли». Вышли мы из армянского храма, и: «Сейчас пойдем покушать хачапури к Лагидзе». Хачапурная Лагидзе располагалась на проспекте Руставели в подвальном помещении. Я говорю: «Отец Гавриил, сейчас Великий пост, какое хачапури?» Он отвечает: «Замолчи и пошли со мной». Я думаю: «Что мне делать?.. Вдруг отец Гавриил благословит есть хачапури… С одной стороны, это же отец Гавриил, а с другой – пост». Мобильных телефонов тогда не было, духовнику позвонить и спросить, как себя вести в таких случаях, не получится. Я тогда еще не дорос до понимания того, что если благословляют, то допустимо, например, нарушить пост.

В общем, мы на том самом москвиче продолжили свой путь во Мцхету через хачапурную «Лагидзе». Водитель припарковался, и мы спускаем в подвал. В здании было два этажа: на первом этаже, который на одном уровне с улицей, были знаменитые «Воды Лагидзе», а внизу пекли знаменитые на весь Тбилиси хачапури «по-аджарски». За хачапури огромная очередь, я решил, что сейчас будем в ней стоять, и даже не догадываюсь, что сейчас может случиться. Отец Гавриил приподнял бровь, окинул взглядом всех стоящих в очереди, прошелся по залу в одну сторону, потом обратно, еще походил, – никто на него не обращает внимания. И тут он как стукнет этим своим посохом. «Это что, – говорит, – здесь происходит?! Я, монах Гавриил, пришел, и никто не обращает внимания! Во время поста вы едите хачапури! Как вам не стыдно?!» Люди замерли, у многих в горле застряли эти хачапури, аппетит у всех, естественно, пропал. Несколько минут отец Гавриил спускал на посетителей свой гнев, а потом говорит мне: «Нам здесь делать нечего, пойдем отсюда!» И мы очень гордо поднялись по лестнице, вышли, а там драка какая-то. Рядом находился другой ресторан, и там произошла следующая ситуация: бежит один человек, а за ним гонится другой и ругает первого. Скорее всего, тот, кого преследовали, очень плохо себя повел, а тот, кто гнался, был прав. Но люди почему-то преследуемого не тронули, а второго поймали, и начиналась настоящая драка, махали кулаками, ногами. Отец Гавриил даже не задумался – я не смог его удержать – он кинулся головой вперед разнимать эту драку. Ему сразу перепал удар, я полез туда за ним. В итоге получилось, что виноватый убежал, а тот, кого задержали, начал плакать: «Почему вы дали ему убежать, он подлый, он очень плохо поступил!», но драка прекратилась. Ну, а мы вернулись к нашему водителю и говорим: «Все, сейчас поехали во Мцхету». А уже ночь. Сели в машину, поехали. Я в это время нервничаю: отец Гавриил – он же не от мира сего – сейчас даже и не замечает этого шофера, а он же нас ждал. Думаю, сколько он сейчас ему даст денег, или, может быть, вообще не заплатит?.. А водитель и не думал переживать. И когда мы приехали во Мцхету, отец Гавриил дал водителю очень много денег. Тот молча поблагодарил и уехал, то есть воспринял все это абсолютно спокойно.

История владыки Александра (Ищеина), архиепископа Бакинского и Азербайджанского

Я достаточно часто бывал в Грузии на протяжении многих лет: в советское время по два-три раза в год, в лихие 1990-е, в смутное время, приходилось бывать реже, но все же Господь давал такую возможность. В своих поездках я лично посещал святейшего Патриарха Илию II, брал у него благословение, просил его молитвенной поддержки и всегда ездил во Мцхету, где хранится хитон Господень и где свой подвиг начинала равноапостольная Нино. Как-то после Светицховели мы направились в женский монастырь Самтавро и помолились на месте подвигов святой равноапостольной Нино. Затем игуменья Кетеван пригласила нас на трапезу, мы отобедали, и она попросила меня пройти к старцу Гавриилу. Я как-то сомневался, так как не был с ним знаком и не чувствовал особой необходимости такого какого-то общения, потому что все те вопросы, которые меня волновали, я уже обсудил с Патриархом Илией, с которым очень давно знаком. Но игуменья настойчиво предлагала навестить старца. А я был тогда архимандрит, служил в Азербайджане; это был 1995 год.

Дело в том, что Азербайджан в то время переживал очень трудное и нестабильное время. На территории этой страны разные вооруженные группировки вели не совсем положительную деятельность. Были проблемы с электроэнергией, с газом, с энергоносителями, с водой и, конечно, с продуктами. Жизнь была очень трудная, в то время как в России открывались монастыри, строились храмы, открывались духовные школы. Мне было немножко тягостно, что я оторван от процесса возрождения религиозной жизни, который в это время происходил в России, и, конечно, по-человечески хотелось вернуться на родину и принять участие в ее церковной жизни. Но в Церкви – дисциплина, послушание, и мы не можем самовольно оставлять места нашего служения и должны по благословению церковного священноначалия исполнять свой пастырский долг. И вот с таким настроением, с такими чувствами я зашел в келью к старцу Гавриилу. Он жил в развалинах башни. Посреди помещения, где он жил, стоял столб, на который опирались своды и потолок. Как только я переступил порог кельи, старец быстро, энергичными шагами стал ходить вокруг этого столба и при этом приговаривал странные, поразившие меня слова: «Бегай – не бегай, убежишь – прибежишь, из Баку никуда не убежишь». Затем он предложил мне и моему спутнику по стакану грузинского вина, налил себе, и кое-что особенное, характерное сказал моему спутнику. Короче говоря, мы вышли от него огорченными и неудовлетворенными, потому что хотелось, наоборот, услышать что-то утешительное. Я даже не задавал никаких вопросов старцу Гавриилу, просто слушал, что́ он говорил, – а я его совсем не знал до этого. Но слова, с которыми он меня встретил, оказались пророческими, потому что действительно вскоре после этой встречи я покинул Баку по благословению церковного священноначалия, но буквально через сорок дней меня призвали обратно. В Баку я был настоятелем разных храмов, нес послушание благочинного православных приходов, в 1998 году был призван к архиерейскому служению и вот уже на протяжении многих лет являюсь архиепископом Бакинским и Азербайджанским. Эти слова старца о том, что воля Божья – в том, чтобы мне нести свое церковное послушание в Баку, – они живут в моем сознании. Вскоре после той встречи старец скончался, был похоронен в монастыре Самтавро. Когда я посещал Грузию, всегда ходил к нему на могилку, молился об упокоении его души и делился своими впечатлениями с моими спутниками, рассказывал о моей встрече с ним. К великой моей радости, старец действительно был удивительный, великой жизни. В прошлом году я также был в Грузии после праздника Успения, посетил Святейшего и Блаженнейшего Каталикоса-Патриарха Всея Грузии Илию II и взял благословение посетить святыни Мцхеты. Мы приехали в Самтавро, и, когда зашли в Преображенский храм, на возвышении увидели раку с мощами старца Гавриила.

Для меня то, что он сказал, не было утешением и поддержкой на тот момент моей жизни, его слова меня в какой-то мере огорчили, но оказались пророческими. И моя жизнь на протяжении более чем двух десятилетий протекает в Баку.

Я очень рад, что этот человек причислен к лику святых. Когда я покидал Грузию, то мне подарили икону старца Гавриила с мощами. И надо сказать, что у нас в Баку не только у меня в домовой церкви есть такая икона, но и еще во многих храмах. То есть люди его почитают, иконы востребованы. Я рад, что Господь дал мне видеть этого человека живым и услышать из его уст волю Божью обо мне и о моей жизни.

Поучения Отца Гавриила

Про любовь

Доброта откроет вам дверь рая, смирение введет в него, а любовь поможет увидеть Бога. Только в настоящей любви можно увидеть Бога, так как Бог есть Любовь.

Как научиться любви? Господь Бог показывает несчастья других для того, чтобы нам научиться не быть равнодушными к боли своего ближнего. Если можешь помочь ему, помоги, если делом не можешь помочь, хотя бы поддержи, подбодри, помолись о нем. Молитва, вознесенная любовью, имеет очень большое значение. Этим мы тренируемся в любви и учимся ей.

Некоторые говорят, что человеческая любовь – это бессмысленно. Это большое заблуждение. Любовь только тогда является бесплодной и бесполезной, когда она исключает из себя любовь к Богу и не стремится к Нему.

Настоящее изменение природы человеческой любви – это божественная любовь. Человеческая любовь начинает, а божественная любовь заканчивает.

Человек без любви (не стяжающий любовь) похож на бездонный кувшин – в нем благодать не собирается.

Плохих людей не существуют. Я таких людей пока не встречал.

Ты должен любить своего врага, но как можно любить врага Бога? Ты не должен его ненавидеть, а должен жалеть. Вот отсюда проистекает любовь.

Это обязательно, потому что, даже если ты одного человека ненавидишь, ты далек от Рая.

Там, где нет любви – там ад.

Без Бога все – это ничего.

Любите Бога? Тогда выражайте это исполнением заповедей. В противном случае все это фарисейство.

Наше сердце принадлежит Тому, Кем оно дано.

Если у тебя будет все, но не будет любви, считай, что у тебя нет вообще ничего.

Вера без любви мертва.

Счастье человека – в настоящей любви.

Превыше всех законов и канонов стоит любовь.

Любовь не сможешь обрести без самопожертвования.

У грузинского народа есть дар любви, и, если он не будет использовать эту силу, как кит проглотил Иону, так же произойдет и с грузинским народом.

Вы должны всех любить. Но, если вы не можете всех любить, хотя бы добра нужно всем желать.

Моя жизнь – это ваша жизнь. Если ты за близкого не сможешь пожертвовать собой, то ничего не получится.

В любви есть счастье человека, но любви противостоит эгоизм. Эгоистичный человек ничего не раздает, все хочет только для себя. И даже если обретет богатство всего света, все равно не удовлетворится.

Любовь Бога к нам скрыта от людей, которые неопытны в богослужении. Если бы Бог дал нам знать, как Он нас любит, это было бы нам во вред, так как мы забудем благоговение и страх перед Ним и расслабимся. Свобода, которая нам дана для духовных успехов, станет для нас поражением. И Бог допускает нам искушения также для этого, чтобы учиться, проверять себя и преуспевать в этом (становиться опытнее).

Про доброту

Доброту мы должны любить только за доброту. То есть взамен сделанной нами доброты нам должно хватать только того чувства удовольствия, которое мы испытываем, когда делаем добро бескорыстно.

Доброта, сделанная со страхом и верой в Бога, больше, чем доброта, сделанная без веры, только за счет человеческой натуры.

Если обидят человека неверующего и не боящегося Бога, он доброту изменит на зло. А человек верующий никогда не допустит зла в ответ на зло.

Каждый рожденный человек является нашим ближним, и даже один стакан воды, протянутый ближнему, не пропадет.

Если человеку нужна наша помощь, сначала надо помочь, а потом поесть. Как можно, чтобы нас кто-то ждал, а мы спокойно сидели и кушали?

Всякий, кто старается сделать добро ближнему приносит пользу, в первую очередь самому себе, а потом другому. Наши грехи и слабости покрывает наша же доброта.

Господь говорит: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». В чем Господь должен нас помиловать? Не в том же, в чем мы хороши, а в том, в чем мы грешим и проявляем слабость. Вот в этом Господь должен нас помиловать. Видите, какое большое значение имеет каждая наша доброта и каждая отданная нами милость! Настолько, что одна из девяти заповедей блаженств касается этого вопроса.

Человек должен молиться, чтобы Господь дал ему возможность сделать доброе дело и скачать доброе слово. Всякая добрая мысль идет от Бога. Без Бога человек не может сделать никакое доброе дело.

Добрый не тот, кто делает добро, а тот, кто не может сотворить зло.

Когда у человека становится плохо с сердцем, ему дают стакан воды, и ему сразу становится лучше. Получается, что один стакан воды имеет большую силу. Делайте доброе дело, и перед Богом даже стакан воды не потеряется. Господь говорит: «То, что вы сделали ближнему своему, сделали Мне».

Про смирение

Без смирения не то что в большой любви, но и в других добродетелях не сможешь преуспеть. Смирение – это фундамент всех добродетелей. Всякое здание основывается на фундаменте. Чем прочнее фундамент, тем больше и крепче здание.

Для совершенствования в христианстве нужно обязательно отречься от себя, то есть смириться. Священное Писание говорит: «Я не постился, не молился, но смирялся, и я спасся».

Единственно смирением может человек избежать всякого искушения и ловушки сатаны. Без смирения в Рай никто не попадет.

Даже если ты будешь считать себя лучше хотя бы одного человека, это значит, что ты в гордыне. А всякий высокомерный (горделивый) противен Господу.

Очень сложно обрести настоящее смирение. Какой труд нужен, какие усилия, чтобы не считать себя хоть чуть-чуть лучше хотя бы кого-либо из людей. И чтобы это было не только на словах, но и на самом деле внутренне это ощущать.

Про веру

Тот, кто по каким-то причинам оставит православную веру и перейдет в другую веру, – не важно, будет ли это светское лицо или духовное, – мы должны твердо верить, что, если даже он будет жить, как святой, все равно не спасется.

Вместе с верой если у тебя нет твердости, то не годишься ни для чего. Если твою веру будут ругать, а ты там же будешь стоять и ничего не говорить, то ты будешь хуже безбожника.

Бес лучше нас знает, что Бог существует, но делом он творит зло. Наша вера должна выражаться в добром слове и добром деле.

Лучше быть сто раз блудником, чем перейти в чужую веру.

В последние времена сторонники антихриста будут и креститься, и в храм заходить, и проповедовать евангельские заповеди, но тем, кто не будет делать добрые дела, – вы не верьте им. Настоящие верующие узнаются добрыми делами.

Вера – это как океан. Не заплывайте слишком глубоко, иначе акулы вас проглотят. Живите своей мерой и ходите по царскому пути.

Про молитву

Господь только тогда слушает ваши молитвы, когда вы их сами слышите и понимаете.

Всякое дело и усердную молитву как жертву принесите Господу. До того как вы придете к Господу, вам придется сразиться с дьяволом, поэтому молитесь, все время молитесь, ибо молитва может сдвинуть горы.

Молитва – это беседа с Богом. Когда ты, усталый и почти заснувший, переосилишь себя, встанешь и прочтешь свое правило, – такая молитва перед Богом удваивается.

Того, кто каждый день молится по типикону, то есть читает утренние и вечерние молитвы, можно сравнить с хозяином дома, который вокруг своего двора возвел большой забор и защищен от окружающих. А того, кто не молится, можно сравнить с хозяином, у двора которого нет забора, и всякий может зайти в его двор.

Надо молиться не только за тех, кто твой близкий и кого ты знаешь, но и за тех, кто в тюрьмах, в публичных домах, в немощи, в искушении и в путешествии.

О покаянии

Святой Иоанн Креститель в первый раз обращался к народу так: «…покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное» (Мф 3:2). Он не говорил: «Как же вы так согрешили?!», «Как вы посмели?!», а говорил: «Покайтесь!»

Создатель всего знает, что человек немощен, не может не грешить, поэтому Он спросит за непокаяние во грехах больше, чем за сами грехи.

В народе есть такая распространенная поговорка: «Незнание не грех». Это неверно. Скидка только в том, что это меньший грех. За все поступки мы понесем соответствующий ответ.

Покаяние сердцем больше, чем покаяние со слезами. Покаяние с сердцем – это когда сказанный на исповеди грех больше не повторишь. Если к покаянию сердцем добавятся слезы, это лучше, потому что слезы очищают грехи.

Существуют как волей, так и невольно совершённые грехи. Никто не сможет избежать невольных грехов. На исповеди мы должны сказать как о вольных грехах, так и о невольных.

Когда согрешишь, сразу же иди к священнику и в исповеди покайся. Покаяние – это дверь спасения. Без покаяния никакой Божьей милости не сможешь обрести.

Про Рай

«Если не будете вести себя как дети, не сможете войти в Царствие Небесное». Это значит, что надо быть искренним, как ребенок, беззлобным и чистым, а не то, что надо иметь ум, как у ребенка.

Про причастие и исповедь

Каким бы грешным ни был новообращенный, священник не должен его отлучать от причастия, а во время следующей исповеди уже можно наложить епитимью. Только святой может не разрешить причащаться новообращенному, так как сможет определить время его жизни, чтобы он не умер без причастия, и он будет уверен, что этот новообращенный еще придет в храм, не уйдет навсегда из него.

Исповедь и причастие – самые большие дары на земле, которые даны Богом.

Исповеди и причастия без священника не бывает, поэтому лучше, чтобы твой духовник определил, когда и с какой частотой, тебе причащаться исходя из твоего духовного и физического здоровья.

Когда идешь к Причастию, надо прийти чистым не только духовно, но и внешне.

О страстях

Некоторые мужчины и женщины говорят, что у них нет страстей и искушений. На самом деле, пока существуют различия полов, будут и страсти, у кого больше, у кого меньше.

Молодым с прибавлением возраста прибавляются и страсти, и это понятно. А борьба со страстями бывает для того, чтобы человек не возгордился. Гордость – больший грех, чем страсти, потому что человек не Бог, чтобы ничто его не волновало. Если это будет так, тогда человек скажет, что ему Бог не нужен.

Иногда Господь попускает человеку страсти и грехи. И в таких случаях, сколько бы человек ни старался, он сам не может от них избавиться, но обретает достаточный опыт и знания, чтобы помочь и другому тоже. Как с кипящего чайника уберешь крышку и мгновенно выходит пар, так Господь мгновенно избавляет человека от страстей, и такой человек как будто заново родился. Этим опытом он сможет помочь другим.

Об осуждении

Осуждение тогда является большим грехом, когда ты превозносишься над человеком. В Евангелии говорится: «…кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф 23:12).

Когда ты осуждаешь падшего человека, ты осуждаешь Бога. Если разбойника, блудника, проститутку, пьяницу увидишь валяющимся на улице, не осуждай, так как Господь допускает их страсти. Может быть, так они должны найти путь к Богу, чтобы смирились и увидели свою немощь, познали Господа и покаялись. Тебе хорошо? Это значит, что Господь сдерживает твои страсти. Если Он попустит их, ты впадешь в еще большие грехи и пропадешь.

Ты видел, что человек согрешил перед ближним. А ты видел, как он покаялся? Как нитка должна пройти сквозь игольное ушко, так и человек должен пройти сквозь тот грех, в котором он осуждал другого.

Про монахов и монахинь

Настоящие монахи и монахини – это ангелы без крыльев, ходящие по земле.

Самое большой геройство на земле – это монашество.

Как может быть монаху хорошо, если его народу тяжело?

Горе тому монаху/монахине, который не сочувствует боли своего народа.

Хорошее материнство лучше плохого монашества.

В монастырь и семинарию человека должны принять по его вере, а не только по знанию предмета.

Ничего не делайте без настоятеля. Даже если освещенный ангел явится вам, не ошибайтесь и не нарушайте благословений.

Про крестное знамение

Креститься нужно обязательно правильно. Если мы крестимся неправильно, злые духи не убегают, а смеются. Сначала нужно правую руку положить на лоб, потом на живот, потом на правое плечо, потом на левое плечо. Кто вместо живота кладет руку на сердце, получается неправильный крест. Нельзя креститься в воздухе, нужно касаться рукой места, которое крестишь.

Когда собираешься начать беседу, сначала перекрестись во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, чтобы Бог твое слово направил на добро.

Избегай произносить имя злого духа. Если придется произносить, тогда перекрестись, чтобы он тебе не навредил. Потому что он говорит: «Вот ты назвал мое имя, и я пришел».

Когда крестишься, нужно обязательно произнести молитву, хотя бы в сердце. А так и актер может перекреститься.

Про обещания

До того как дать обет перед Богом, хорошо подумай, сможешь ли ты его выполнить. Нарушение обета, тем более данного Богу, – это большой грех. Ты сильно растратишься и претерпишь много более искушений, но все равно тебе придется выполнить свое обещание.

Если ты дал обет Господу и не имеешь возможности его выполнить, ты должен идти к архиерею. Только он может освободить тебя от обета или поменять его.

Как узнать волю Божью

Когда вы хотите узнать волю Бога, можете спросить у опытного и мудрого священника либо у святого. Но если у вас нет такой возможности, тогда можете спрашивать у своего сердца. Что сердце велит, то и будет воля Бога. Только мы не должны перепутать голос сердца с нашими желаниями.

Про Адама

Бог дал в Раю Адаму древо познания добра и зла для того, чтобы научить его любить. Если бы Адам стал твердым в своей любви, тогда Бог дал бы ему попробовать и этот плод, и он бы не согрешил, как и ангелы, которые настолько укреплены в любви и доброте, что не могут сотворить зло.

Про Грузию

Почему никто ничего не говорит про то, что в Грузии нравственность и достоинство постепенно падают? Это мы должны сказать громко, кричать, чтобы народ пробудился. Иначе все это безбожие одним большим горем настигнет народ. Разве можно, чтобы православный народ жил не по законам Божьим и не сиял нравственностью и достоинством, а постепенно становился рабом денег и материальных благ и ради них отказывался от нравственности и достоинства? Это путь духовной и национальной гибели. Но страну, которая является уделом Богородицы, Господь любит и учит нас искушениями и бедствиями. Ждите больших трудностей.

Грузию все еще ждет много бед (сказано в 1990-х) и уменьшение территории, но как Лазарь, который был мертвым трупом четыре дня и уже начал разлагаться и Господь его восстановил так, что у него все было на месте, так же Господь в последние времена восстановит наш замученный народ от Никопсии до Дарубанды[23]. Невозможное для людей возможно для Бога, и тогда все поверят, что это случилось не по воле человека, а повелением и благодатью Бога.

Про антихриста

Во время антихриста трудно будет найти святых отцов, чтобы спросить совета. Тогда надо будет обращаться к Евангелию и св. Иоанну Лествичнику.

Если девственницу будут насиловать, то она все равно считается девственницей перед Богом. То же самое можно сказать про печать антихриста, поэтому служители бесов везде и всюду максимально будут стараться, чтобы люди приняли печать добровольно, а не насильно.

Антихристу будет тот следовать, у кого вера только в уме. А у кого вера в сердце, тот его распознает.

В последние времена не смотрите в небеса, потому что там вы можете увидеть лжечудеса, обмануться и пропасть.

В последние времена сторонники антихриста будут ходить по улице почти голые. А нормально одетые христиане этим будут очень выделяться, и это еще более усилит их гонения.

Во времена антихриста, если ты украдешь еду, это все равно будет нарушение заповеди, и кто это сделает, тот и так получит печать антихриста. А верующие будут надеяться на Бога.

Сначала будет хаос и бардак, потом будет церковный раскол, потом проклятый экуменизм. Запомните, экуменизм – это ересь всех ересей, это измена Христу и измена Истине.

Страшные гонения антихриста продлятся три с половиной года, то есть сорок два месяца. Тот, кто выдержит и вытерпит эти тяжелейшие дни и не примет печать антихриста, каким бы грешным он ни был, он все равно спасется. Спасутся все те, кто не примет печать антихриста.

Верные Богу души, которые не примут эту проклятую печать, во всем мире будут объявлены врагами мира и порядка и будут объявлены чуть ли не самыми большими врагами человечества.

Вас ждет очень много искушений. Не действуйте раньше времени, потому что допустите ошибку. Но и не опаздывайте, иначе окажетесь опоздавшими, как те пять глупых девиц (из Евангелия).

Пол-ада уже находится на земле. Защищайте веру в вас и подвизайтесь с любовью к Богу и ближнему. Как написано в Евангелии, антихрист будет царить на всей земле, а милостью Богородицы, Которая является Царицей и неба и земли, в Грузии будет меньше гонений по сравнению с другими местами. И эти сравнительно меньшие гонения будут таким облегчением для христиан, что очень многие спасающиеся души соберутся в Грузии.

Во время гонений не будьте одни, не оставайтесь в городах и деревнях, минимум по десять-пятнадцать человек будьте вместе. Сильные, помогите старым, детям и больным и с радостью возьмите на себя этот труд, как подобает христианину.

Не укрывайтесь в очень известных пещерах. Найдите где-нибудь надежные и хорошо укрытые места. Священники, возьмите с собой частицы из престола, дары и миро, чтобы причащать умирающих и крестить новорожденных (вспомним из Евангелия слова Спасителя: «Горе кормящим и беременным», которые попадут в эти времена).

Про искушения

Когда искушения прибавляются, тогда и благодать Божья прибавляется. Господь говорит: «Кого люблю, того испытую». Господь не дает большой дар без большого испытания. Господь дает нам искушения в той мере, в которой мы можем их вынести. И соответственно нам дается Его благодать.

С помощью испытания Господь хочет:

1. Дать человеку опыт.

2. Чтобы человек исправился, чтобы он подумал, по какой причине его постигло искушение.

3. Чтобы человек очистился, признал свои грехи и старался больше их не повторять.

Про смерть и страх

Страх должен быть у человека только один – это страх греха. Больше человек ничего не должен бояться.

Смерть – это ничто. Как вы закрываете и открываете глаза, – это то же самое. Не бойтесь смерти. После грехопадения она является неотъемлемой частью нашего существования. Бойтесь грехов, которые являются вражескими по отношению к Богу.

Про Ад

Ад – это удаление от Бога. Господь не оставляет человека, человек оставляет Бога. Бог не творил зла, потому что зло не имеет сущности. Зло – это недостаток добра. Сатана раньше был носителем света, был создан с добротой, но потом, когда он лишил себя добра, он переменился во зло.

Бог не создавал для человека мучений. Для недоброго человека и ад является милостью Божьей. Когда человек очень огорчен, он предпочитает биться головой о стену – стена дает ему облегчение, хотя голова от этого болит. Что делает стена, то делает в аду адское пламя. Оно удерживает душу человека от большей муки. В противном случае, если непокаявшаяся злая душа попадет к Богу, она будет сожжена так же, как муравей, который приближается к солнцу.

Про нательный крест

Крест нужно носить всегда, нет причины, по которой нужно снимать его с груди: ни плавание, ни купание, ни супружеские отношения.

Крест защищает нас ото зла каждую минуту и каждую секунду.

Как молиться за врагов

Начинай молиться с тех, кого ты больше всего любишь, например со своих детей. Потом молись за остальных членов семьи. Потом за окружающих вас людей, потом благослови город, в котором живешь, потом – он же не один – благослови жителей других городов Грузии. Грузия же не одна? Потом помоги Богу успокоить сердца других стран, чтобы не было войны. Потом, когда ты уже помолился обо всем мире, тебе осталось молиться только о врагах. И их не пропусти, попроси Бога наполнить их сердца добротой, а ум – мудростью. Видишь, получается, что ты можешь молиться и за врагов тоже.

Про смерть

Во время поминок или просто во имя покойного накормить людей – это большая благодать.

Еда, которая приносится в храм для поминовения покойного, и панихида для покойного – это то же самое, что вывести заключенного на прогулку. А если отслужить заказную литургию, душа покойного взлетит, как орел.

Если для праведного человека полезна и нелишня молитва о нем, представляете, насколько нужна молитва мучающейся душе.

Про разное

Если ты не голоден и все равно ешь, это уже чревоугодие. Человек должен отличать голод от аппетита.

Кто поборол свой язык и живот, тот стоит на верном пути.

Воспитанность и скромность – это всегда хорошо, но человекоугодие, тем более в вопросах веры, – это неприемлемо и плохо.

Чудеса каждый день сотворяются перед нашими глазами, но из-за обыденности мы их не воспринимаем как чудо. Чудо не только то, что гора переместится с места на место. Чудо также то, что корова ест зеленую траву и дает белое молоко.

Соборование имеет настолько большую силу, что человек становится похожим на младенца. Эта большая тайна должна сотворяться семь раз в семи местах на теле.

Если бы вы видели, какая благодать нисходит во время литургии, вы были бы готовы даже пыль на полу храма собирать и умывать ею лицо.

Допустим, ты молишься, и в это время к тебе приходит ближний и просит тебя помочь, а ты говоришь: «Сейчас я молюсь, потом закончу и помогу». Знай, что такая молитва Богу не нужна. Про такую молитву говорят, что она зачтена во грех.

Чем с большим благоговением вы поцелуете икону и проявите смирения перед ней, тем больше Бог услышит ваши просьбы и даст благодать и милость. Некоторые прямо посередине целуют икону, но ведь край иконы тоже икона? Если же икона находится в раме и покрыта стеклом, совсем необязательно целовать стекло и запачкать его. Не лучше ли поцеловать раму и сохранить чистоту иконы?

До того как покрестишь младенца, положи в постель рядом с ним крест. Младенца надо крестить в срок от восьми до сорока дней с момента рождения. Если младенцу грозит опасность, то можно крестить и раньше. Если ты не покрестил ребенка в сорокадневный срок и с ним что-то случится, перед Богом будут за это отвечать родители, потому что они его не покрестили.

Девственность – это большой подвиг перед Богом. Но, если не имеете любви и добрых дел, это не спасет вас так же, как это не спасло глупых девиц, упомянутых в Евангелии.

Праведный человек перед Богом стоит, как лев. Он не боится, потому что знает, что он прав. Бог любит такого человека, он брат Христа, к нему Господь относится как к ровне. Сначала они рабы Божьи, потом сыновья Божьи, а потом братья.

Имена, которые мы отправляем в алтарь, даже если их не прочтут, все равно будут помянуты Богом, но за непрочитанные имена будет отвечать тот, кто должен был их прочесть.

Если мусульманин соблюдает десять заповедей, на него нисходит большая милость Божья, ему откроется истина, и он станет православным. Кто ищет, тот находит, и таких примеров много.

Люди больше всех любят детей, особенно подвижники, и знаете, что для них тяжелее всего? Когда дети над ними издеваются, смеются и бросают в них камни. Такой путь прошла святая равноапастольная Нино, она все терпела.

Ненавидьте грех злого человека, а самого человека жалейте и любите. Только Бог знает: может, тот, кого мы сегодня ненавидим, завтра молитвами, слезами, а потом и покаянием очистится и станет похожим на ангела. Много раз бывало, что большие грешники становились большими святыми.

Музыка, которая не пробуждает страсти, допускается Богом.

Время – самая большая милость. Временем человек может либо спастись, либо пропасть.

Мудрость заключается в том, чтобы ты знал свою меру и не брал на себя много, но не меньше, чем ты можешь выполнить.

Лучше чувства меры ничего нет. Ни в делах, ни в словах не существует ничего лучше. Чувство меры – это мудрость.

Слово и дело должны быть вместе в соответствии друг другу. Это касается не только прихода и обычного народа, но и в первую очередь священнослужителей, так как на них смотрят сотни глаз.

В меру принятое вино – самый большой профессор. Оно, как хороший хирург, безболезненно открывает сердце и приносит в него любовь.

Перед сном несколько минут спокойно подумай, что́ ты сделал за весь день хорошего, чем согрешил, отдай отчет самому себе. За хорошее поблагодари Господа, за плохое попроси прощения. Попроси спокойного утра, чтобы хорошее приумножить, а грех исправить. В этом тебе поможет личная записная книжечка, в которую для стимула можно записывать хорошие дела, а грехи записывать обязательно, чтобы потом не забыть, а после исповеди вычеркивай их.

Христос воскресе! Воистину воскресе! Бог простил нам все! Сейчас мы можем в меру пить и веселиться. Тот, кто на Пасху думает о своих грехах, хуже Иуды.

Отец Гавриил, как поступить во время болезни? Помолиться или выпить лекарство?

– Когда идет дождь, некоторые не надевают обувь и говорят, что милостью Божьей не болеют, а когда заболеют, то интересно, при чем тут Господь, если с ними это произошло по их же неразумию? Кто-то скажет с гордостью во время болезни, что ему не нужно лекарство, – мол, Бог ему поможет. Благословенный, если у тебя болит голова, то сначала выпей анальгин, конечно же с верой в Божью помощь. Зачем ты беспокоишь этим Господа? Если не поможет, тогда призови на помощь святых! Как я посмею просить Господа о чем-то, кроме помилования?

Когда можно верить сну?

– Если увидишь себя в аду – поверь, а если увидишь себя среди ангелов – такому сну не верь. Если сон заставляет тебя задуматься о грехах, то он от Бога. Сейчас наступает такое время, когда нельзя верить снам.

Отец Гавриил, можно ли нам в монастыре Светицховели иметь телевизор для информации?

– Вот уже сорок лет я монах и не удостоился того, чтобы иметь в келье телевизор. Но дело ваше, постарайтесь, попечитесь об этом деле. И отец Гавриил столько начал говорить о монтаже кабеля и антенны для телевизора, что у устыженных монахов вообще пропало это желание.

рисунок

Краткая биография отца Гавриила

Годердзи Ургебадзе родился 26 августа 1929 г. в семье Василия и Варвары Ургебадзе. Жил в Тбилиси недалеко от храма св. Варвары по адресу: улица Тетрицкаро, 11.

В 1931 г. отца двухлетнего Годердзи убили. После этого Годердзи переназвали Василием (Васико) в честь отца, однако по документам он остался Годердзи.

В 6 лет (1935 г.) поступил в общеобразовательную школу для мальчиков № 24. Довольно быстро научился читать, писать, считать. В 7 лет услышал, как соседи в ссоре упомянули фразу: «Что ты меня как Христа распинаешь?!» Годердзи заинтересовался, нашел священника, которому задавал вопросы о христианской вере. На накопленные 70 рублей чудом купил у старика на рынке Новый Завет. Он не выпускал его из рук и постепенно забросил учебу, так как все время проводил дома с Евангелием у икон, которые он доставал на помойках. После окончания 6-го класса оставил школу.

В 12 лет (1941–1942 гг.) начал расчищать церковь св. Георгия в Тбилиси. В том же возрасте ушел из дому после ссоры с мамой из-за того, что она выкинула его Евангелие в туалет. Матери очень не нравился образ жизни сына, который перестал уделять внимание школе и при этом проводил часть времени за поиском икон и богослужебных книг на мусорных свалках. Уйдя из дому, Василий пошел пешком во Мцхету, в монастырь Самтавро, где его приняли, но не оставили, так как это был женский монастырь. Тогда он отправился в соседний мужской монастырь Светицховели. По закону его как несовершеннолетнего не могли оставить в монастыре больше чем на три дня. В случае нарушения этого закона монастырь могли бы закрыть, поэтому Василий был вынужден уйти из Светицховели. Он отправился в Шиомгвимский монастырь, где случилась та же ситуация. Далее он пошел в Зедазнийский монастырь, где монахи оставили его на две недели, так как монастырь располагался в труднодоступном месте в горах. Однако по истечении этого срока монахи все-таки были вынуждены выселить Василия. Они порекомендовали ему пойти в Бетанийский монастырь, рассказали, как до него добраться, дали в дорогу еды. В Бетании жили два старца: отец Иоанн и отец Георгий (сейчас они прославлены в лике святых), они обрадовались Василию, отец Георгий стал его духовником. Из-за угрозы закрытия Бетанийского монастыря Василий прожил в нем также всего две недели.

Где и как Василий жил после Бетанийского монастыря, неизвестно. Бóльшую часть времени он проводил в скитаниях и странствиях. Его приютила женщина по имени Марго, которая оказалась известной в Тбилиси гадалкой, однако очень добрый и отзывчивый человек. Одно время Василий жил у нее, потом его нашла мать. Она пообещала больше не поступать так, как в свое время поступила, на что сын согласился вернуться в дом. Мать смирилась с его уже тогда полной чудачеств жизнью и больше не запрещала ему жить так, как он жил. Когда мог, Василий ездил в Бетанию к старцам Иоанну и Георгию. Помогал матери по дому, любил посещать заброшенные храмы и монастыри. В 16 лет (в 1945–1946 гг.) ездил в монастырь Хвтаэба, основанный Антоном Марткопским (находится недалеко от Марткопи).

В 1949 г. Василия призвали в армию. Он служил в Батуми в пограничных войсках. Вся пища в армии готовилась на сале, поэтому в среду и пятницу он практически ничего не ел. Рядом с военной частью находился действующий храм св. Николая. Когда Василия назначили почтальоном военной части, он тайком заходил в этот храм, причащался.

После окончания военной службы Василий вернулся домой в Тбилиси. Ему приписали инвалидность 2-й группы как психически нездоровому человеку. Это было сделано властями сознательно, чтобы он не смог занимать никакие должности, так как в органах знали, что он глубоко верующий христианин. Формальным основанием для признания его психически больным стало высказанное им желание служить Богу и слова о том, что он видел беса.

Василий построил себе рядом с домом матери маленькое жилье где постоянно жил. В субботу и воскресенье ходил в Сионский собор в Тбилиси, где тогда служил Патриарх Мелхисидек III. Святейший обратил внимание на Василия и назначил его сторожем при соборе. Домик, где жил Патриарх, находился на территории двора Сионского собора это позволяло Василию много беседовать с Патриархом. Параллельно Василий выучил старогрузинский язык, стал чтецом. Чтобы стать монахом, он должен был показать серьезность своих намерений, так как в то время постричься в монахи было очень сложно.

В период с 1951 по 1955 г. во дворе дома матери в Тбилиси Василий построил маленький четырехкупольный храм-часовню, где собирал найденные на свалках иконы. Эта часовня в несколько измененном виде до сих пор стоит по адресу: ул. Тетрицкаро, 11.

В 1953 г. после двух лет работы сторожем и чтецом, Василий стал иподиаконом Патриарха. Спустя еще два года Патриарх попросил епископа Кутаисского Гавриила сначала рукоположить Василия в священнический сан, а затем постричь в монахи.

В 1954 г. Патриарх получил разрешение вернуть мощи свв. Давида и Константина (Мхеидзе) из музея в монастырь Моцамета рядом с Кутаиси. При храме сделали маленькую резиденцию для епископа и восстановили несколько келий, куда Василий прибыл в конце декабря 1954 г.

30 января 1955 г. в храме свв. Петра и Павла в Кутаиси Василия рукоположили во диакона, а спустя несколько недель 23 февраля 1955 г. в монастыре Моцамета еп. Гавриил и архим. Георгий (из монастыря Светицховели) постригли Василия в монахи. По просьба Василия ему дали имя Гавриил в честь св. Гавриила Афонского. Через четыре дня 27 февраля 1955 г. иеродиакон Гавриил был рукоположен в иеромонахи и назначен настоятелем храма Петра и Павла в Кутаиси. Спустя три месяца отец Гавриил был вынужден оставить Кутаисскую епархию из-за своей непримиримой позиции по отношению к священнослужителям, сотрудничавшим с КГБ.

9 марта 1956 г. в Тбилиси произошла трагедия. В рамках кампании по борьбе с культом личности И. В. Сталина было решено убрать главный памятник ему в Тбилиси. Тысячи молодых людей вышли на защиту памятника, митинг был разогнан силовыми методами с использованием огнестрельного оружия. Число жертв до сих пор неизвестно; по некоторым данным, оно достигло сотен человек. Отец Гавриил ходил по семьям, понесшим потери в результате разгона митинга, и отпевал убитых.

После возвращения из Кутаисской епархии Патриарх перевел отца Гавриила на позицию техника в Сиони, так как все священнические ставки были заняты (тогда количество священнических мест при храмах было ограничено государством). Однако после Кутаиси вокруг отца Гавриила обстановка продолжала оставаться напряженной и в Тбилиси, часть духовенства была настроена против него. Чтобы успокоить ситуацию, отец Гавриил объявил себя сумасшедшим и попросил отстранить себя от служения. С ведома Патриарха его отправили в отпуск по болезни.

Через четыре месяца Патриарх написал епископу Гавриилу письмо с просьбой снять с отца Гавриила запрет на служение. Сразу же в день получения письма владыка снял с отца Гавриила запрет. Патриарх выделил ему жилье недалеко от колокольни Сионского собора. До 1960 г. на отца Гавриила продолжались атаки; некоторые представители духовенства продолжали на него клеветать, боясь разоблачения в связях с госорганами. В 1960 г., отец Гавриил попросил перевести его в монастырь Бетания к своему духовному отцу – отцу Георгию.

Его перевели в Бетанию и поручили раз в неделю служить в соборе Светицховели. Отец Иоанн к тому времени уже умер, и в монастыре оставался старый и больной отец Георгий и ухаживающий за ним молодой иеромонах Василий, который в 1960 г. умер от туберкулеза. На отца Га вриила выпало много тягот, так как он один делал все, что до него делали три монаха. Жили монахи на деньги от продажи сыра и меда и на милостыню от паломников. Ближе к смерти (12 сентября 1962 г.) отец Георгий принял схиму с именем Иоанн. Вскоре после смерти духовника монастырь Бетания был закрыт, а отца Гавриила перевели служить в церковь св. Георгия Кашвети.

С 1962 по 1965 г. отец Гавриил служил в храме Св. Троицы в Тбилиси. 1 мая 1965 г., в Светлую субботу после службы в этом храме отец Гавриил пошел в церковь Кашвети и увидел по дороге майскую демонстрацию у здания парламента. В церкви он попросил керосин и спички, пробрался к огромному портрету Ленина, размещенному у президиума демонстрации, и поджег его, проповедуя поклонение Богу, а не идолам. Окружающие решили, что это диверсия, был вызван спецназ, и к тому времени уже сильно избитого народом отца Гавриила (17 переломов!) схватили и отвезли в изолятор тюрьмы «Ортачала». Начались непрерывные допросы, пытки. От отца Гавриила требовали, чтобы он подставил Церковь, заявив, что совершил свой поступок непосредственно по заданию Церкви, а не по своей инициативе. Отец Гавриил отказался дать эти показания. После изолятора его перевели в тюрьму. В силу настойчивости и бесстрашия отца Гавриила в проповеди его стали уважать даже некоторые сотрудники тюрьмы, обращение с ним улучшилось, пытки прекратились. В камере он по собственной инициативе стал чистить туалеты, чем вопреки здравому смыслу и тюремным обычаям вызвал уважение среди убежденных преступников. Когда в камере узнали, что брат отца Гавриила Миша – вор в законе, зауважали еще больше. В тюрьме он пробыл в общей сложности около девяти месяцев. 3 августа 1965 г. расстрельный приговор, который был вынесен отцу Гавриилу практически сразу после совершенного им поступка, был отменен, так как его признали душевнобольным и перевели в психиатрическую клинику.

В клинике было еще хуже, чем в тюрьме. Отца Гавриила заставляли пить психотропные лекарства, которые он после приема сташнивал. Также его надолго селили в камеру к агрессивному сумасшедшему, хотели, чтобы он при наблюдении за ним тоже сошел с ума. Отец Гавриил не смотрел на него и молился, чтобы не тронуться рассудком. С помощью Патриарха Ефрема и психиатра Авлипа Зурабишвили, который был тайным христианином, отца Гавриила выпустили на волю.

После выхода из психиатрической клиники отцу Гавриилу госорганами было запрещено служить, но сана его не лишили. Он стоял на службах, как обычный прихожанин, жил в своем доме. После освобождения его продолжали регулярно допрашивать в госорганах, на допросах били. Отец Гавриил начал открыто юродствовать, проповедовал в общественных местах, при этом часто изображая из себя пьяного. После принятия отцом Гавриилом на себя подвига юродства советская власть немного ослабила контроль за ним. Он ушел из дому, однако иногда возвращался в построенный им храм. Пять лет жил на улице, ходил босиком, был одет, как нищий, часто жил на кладбище, так как там можно было достать пищу, собирал на свалках иконы. По субботам и воскресеньям ходил на богослужения в Сионский собор, где в алтаре по праву надевал священническое облачение.

Спустя четыре года после освобождения отца Гавриила из психиатрической клиники власти решили разрушить построенный им во дворе дома матери храм. Давление оказывали и на Патриарха Ефрема, чтобы тот обязал отца Гавриила снести храм. После споров и несогласия отец Гавриил для виду разрушил одну комнату, где обычно принимал исповедь, и через несколько дней отстроил ее заново. За это он был отлучен Патриархом на восемь месяцев от причастия, что являлось для него тяжелым испытанием.

Представители власти решили разрушить построенный отцом Гавриилом храм, однако на следующий день после начала сноса отец Гавриил опять стал его восстанавливать. После этого к нему приехало должностное лицо из райкома партии с извинениями, однако запрет на причастие остался.

На праздник Светицховлоба, 14 октября 1971 г., отец Гавриил поехал в Мцхета в собор Светицховели, на всенощное бдение, хотел поговорить с Патриархом о запрете на причастие. Поговорить не получилось, и он остался ночью в соборе помолиться перед хитоном Господним. Наутро Патриарх неожиданно поручил отцу Гавриилу вести богослужение, разрешил причащаться и предложил стать руководителей Мцхетской семинарии и настоятелем монастыря Самтавро (находились рядом друг с другом). По этому вопросу Патриарх направил отца Гавриила к митрополиту Илии, который в настоящее время является Католикосом-Патриархом Всея Грузии. Отца Гавриила назначили ректором и поселили в башне царя Мириана в Самтавро. Через год Патриарх Ефрем умер, на престол взошел Патриарх Давид V, который сместил отца Гавриила с его постов в семинарии и монастыре и так же поступил с митрополитом Илией.

В 1972–1990 гг. отец Гавриил обошел почти все закрытые или заброшенные храмы и монастыри Грузии. В них он служил и молился о восстановлении богослужений. Особенно любил монастыри Давидгареджи и Марткопи (Хвтаэба). Некоторое время жил в обители отца Алексея Шушания в Сенаки в помещении для хранения кукурузы.

В 1987 г. отец Гавриил обосновался недалеко от Самтавро в бывшем курятнике. На время оставлял это место, уходя в неизвестном направлении, но в основном жил там, в том числе и зимой. В 1990 г. оставил курятник и поехал в Шиомгвимский монастырь, где хотел отшельничать. Пробыл там неделю, и по велению Бога вернулся в Самтавро, чтобы служить людям. В монастыре его поселили в башне царя Мириана. С тех пор он жил в основном в монастыре, отлучался редко и по особым случаям, выезжал на открытие монастырей.

В 1995 г. отец Гавриил сильно заболел водянкой, однако в конце Успенского поста после возведения в сан архимандрита исцелился, что по медицинским данным невозможно.

9 октября 1995 г. к башне царя Мириана отцу Гавриилу пристроили келью с южной стороны.

Умер о. Гавриил 2 ноября 1995 г., 4 ноября был похоронен на территории монастыря Самтавро.

Свой гроб отец Гавриил завещал матери, ставшей впоследствии монахиней с именем Анна. Она скончалась на Страстной седмице, 26 апреля 2000 г. и была похоронена там же, где и сын, в завещанном им гробе.

24 декабря 2012 г. решением Священного синода Грузинской православной церкви отец Гавриил канонизирован в лике преподобных. 22 февраля 2014 г. были обретены его мощи, которые ныне покоятся в храме Преображения Самтаврийского монастыря.

25 декабря 2014 г. Священный синод Русской православной церкви включил в месяцеслов имя преподобного Гавриила Самтаврийского.

Празднование дня памяти св. Гавриила – 2 ноября.

Авторы интервью

владыка Даниил (Датуашвили), митрополит Чиатурский и Сачхерский, руководитель миссионерского отдела Грузинской патриархии;

владыка Николай (Пачуашвили), митрополит Ахалкалакский и Кумурдойский, зам. руководителя миссионерского отдела Грузинской патриархии;

владыка Серафим (Джоджуа), митрополит Боржомский и Бакурианский;

владыка Иосиф (Киквадзе), митрополит Шемокмедский;

владыка Александр (Ищеин), архиепископ Бакинский и Азербайджанский;

архимандрит Иоаким (Асатиани), настоятель церкви св. Марины (г. Тбилиси);

протоиерей Зураб Цховребадзе, настоятель церкви Св. Креста Господня Джврисмама (г. Тбилиси), зам. директора телевидения Грузинской патриархии «Ертсуловнеба»;

протоиерей Арчил (Миндиашвили), настоятель церкви свв. апп. Петра и Павла (г. Тбилиси);

монахиня Мариам (Микеладзе), игуменья Преображенского женского монастыря (г. Тбилиси);

монахиня Феодора (Махвиладзе), игуменья Бодбийского женского монастыря св. равноап. Нино;

монахиня Текла (Сихарулидзе), зам. директора колледжа декоративного садоводства при Грузинской Патриархии;

монахиня Евдокия (Дадунашвили), Бодбийский женский монастырь св. равноап. Нино;

Джульета Джигитян-Вариани, сестра отца Гавриила;

Звиад Ониани, инженер;

Тамуна Иоселиани, художница.

Примечания

1

Так именовалась столица Грузии – Тбилиси до 1936 г.

(обратно)

2

По рождению отец Гавриил был Годердзи, однако до пострига в честь отца его называли Василием или на грузинский манер – Васмко, а в постриге он принял имя Гавриил.

(обратно)

3

Мужской монастырь Бетания в честь Рождества Пресвятой Богородицы расположен в 16 км от Тбилиси, в ущелье Вере.

(обратно)

4

Схиархим. Георгий – Иоанн (Мхеидзе) и схиархим. Иоанн (Маисурадзе) в 2003 году прославлены в лике преподобных.

(обратно)

5

Старшая сестра отца Гавриила.

(обратно)

6

Монастырь Самтавро расположен в древней столице Грузии – городе Мцхета, освящен в честь св. равноап. Нино. На территории монастыря находится церковь Преображения Господня, заложенная в IV веке царем Мирианом, и ежевичник, в котором жила св. Нино.

(обратно)

7

До 2004 года, когда был построен собор Самеба, в Сиони находилась патриаршая кафедра.

(обратно)

8

Светицховели – кафедральный собор в городе Мцхета, один из главных духовных центров православной Грузии. Был основан в IV веке принявшим христианство царем Мирианом III на месте, где был скрыт Хитон Господень. В современном виде собор был построен в XI веке, освящен в честь Двенадцати Апостолов.

(обратно)

9

Имеется в виду момент литургии, когда дробится св. Агнец перед Причащением священства. Диакон: «Исполни, владыко, святой потир". Священник: „Исполнение Духа Святого“. Диакон: „Аминь“.

(обратно)

10

«Кутаиска», от названия города Кутаиси, в котором родилась матушка Евдокия. Матушка пришла в монастырь в возрасте двенадцати лет, на монашество ее благословил отец Гавриил, она была ему как дочь.

(обратно)

11

Преп. Гавриил родился в Иверии (древнее название Грузии), вел отшельническую жизнь на Святой Горе Афон (территория Греции) недалеко от монастыря Иверон. По велению Богородицы пошел по морю для того, чтобы принести чудом явленную в волнах Иверскую икону Богородицы в монастырь Иверон, где она находится по сей день.

(обратно)

12

Католикос-патриарх всея Грузии Ефрем II (Сидамонидзе, 19.10.1896–7.04.1972). 8 декабря 1937 года осужден на 10 лет лагерей по политической статье (ст. 58 п. 10), досрочно освобожден 6 мая 1944 года. С 20 февраля 1960 года избран Католикосом-Патриархом.

(обратно)

13

Джаба Иоселиани (10.07.1926 – 4.03.2003) – грузинский политический, научный и художественный деятель, вор в законе (прозвище Дюба). В 1989 году создал вооруженную группировку националистического толка «Мхедриони», которая приняла участие во многих вооруженных конфликтах на территории Грузии.

(обратно)

14

Церковь святого Георгия Кашвети расположена в центре Тбилиси, на проспекте Руставели. Название церкви происходит от слово «камень» (груз. «ква») и «рожать» (груз. «шва»). По преданию, в VII веке некая женщина хотела оклеветать святого Давида Гареджийского, заявив, что беременна от него. Святой Давид в ответ предсказал ей, что она в подтверждение своей неправоты родит камень, что и произошло.

(обратно)

15

В ночь на 9 апреля 1989 года был разогнан оппозиционный митинг у Дома правительства Грузинской ССР в Тбилиси. Погибло 14 человек, сотни пострадали. В память о трагических событиях 9 апреля в Грузии отмечается День национального единства, гражданского согласия и памяти погибших за Родину.

(обратно)

16

Война 1992–1993 годов между Грузией и Абхазией, в результате которой Абхазия сделалась фактически независимой от Грузии.

(обратно)

17

Женский монастырь недалеко от города Сигнахи в регионе Кахетия, построен на месте смерти св. равноап. Нино в 347 году. На территории монастыря воздвигнут собор в честь св. Георгия Победоносца, в котором и покоятся мощи св. равноап. Нино.

(обратно)

18

Шиомгвимский мужской монастырь расположен в горах недалеко от города Мцхета. Первая монашеская община на этом месте была основана в VI веке одним из 13 ассирийских отцов – святым Шио. Под конец жизни – жил в пещере, поэтому монастырь называется «Шиомгвиме» (в переводе с грузинского «Пещера Шио»).

(обратно)

19

Никопсия – генуэзская колония XIII–XVI веков, располагавшаяся на территории современного Нового Афона в Абхазии. Дарубанд – древнегрузинское наименование города Дербент, расположенного на юге России, в Республике Дагестан. В XII веке территория Грузии достигала своих максимальных размеров и простиралась от Никопсии до Дарубанда.

(обратно)

20

Собор Св. Троицы в Тбилиси – главный кафедральный собор Грузинской православной церкви, освящен в 2004 году.

(обратно)

21

В Грузии существует традиция брать в храме какую-либо почитаемую икону и переносить ее из семьи в семью, благословляя таким образом их дома. При этом в те дни, когда икона находится в семье, для поклонения и молитвы в гости приглашаются друзья, знакомые и даже незнакомые люди.

(обратно)

22

Столп в соборе Светицховели, под которым находится Хитон Господень.

(обратно)

23

Имена городов: первый на Черном море, второй – на Каспийском.

(обратно)

Оглавление

Введение

Отец Гавриил

  Семья

  Мама

  Брат

  Духовная семья

  Портрет отца Гавриила

  Юродство

  Вино

  Проповедь

  Церковь, которую построил отец Гавриил

  Отношение к иконам

  Уроки смирения

  Прозорливость

  Смерть и прославление

Отдельные рассказы и истории

  Портрет Ленина

  Две истории игуменьи Мариам (Микеладзе)

  Рассказы протоиерея Арчила Миндиашвили

  Пиджак отца Гавриила: рассказ Тамуны Иоселиани

  История протоиерея Зураба Цховребадзе

  Рассказ Нино Канделаки

  Рассказ монахини Теклы (Сихарулидзе)

  Рассказ Звиада Ониани

  Рассказ владыки Иосифа (Киквадзе), митрополита Шемокмедского

  Рассказ владыки Николая (Пачуашвили), митрополита Ахалкалакского и Кумурдойского

  История владыки Александра (Ищеина), архиепископа Бакинского и Азербайджанского

Поучения Отца Гавриила

  Про любовь

  Про доброту

  Про смирение

  Про веру

  Про молитву

  О покаянии

  Про Рай

  Про причастие и исповедь

  О страстях

  Об осуждении

  Про монахов и монахинь

  Про крестное знамение

  Про обещания

  Как узнать волю Божью

  Про Адама

  Про Грузию

  Про антихриста

  Про искушения

  Про Ад

  Про нательный крест

  Как молиться за врагов

  Про смерть

  Про разное

Краткая биография отца Гавриила

Авторы интервью Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg