«Терновый венец атамана Дутова»

847

Описание

Книга «Терновый венец атамана Дутова» – это предпоследнее произведение известного исследователя Гражданской войны в России Вадима Алексеевича Гольцева, автора книг «Сибирская Вандея», «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова» и других. «Терновый венец атамана Дутова» представляет увлекательное расследование – своего рода исторический детектив, рассказывающий о последних месяцах жизни одного из вождей Белого движения, Оренбургского войскового атамана Александра Ильича Дутова и его гибели. Ликвидация атамана Дутова в китайском Синьцзяне – одна из самых первых операций советских спецслужб за рубежом по устранению противников Советской власти, которая до сих пор была окутана завесой тайны. И хотя на эту тему было написано множество художественных и документальных произведений, сняты фильмы и поставлены театральные постановки, все детали операции, как и личности непосредственных убийц атамана, оставались неизвестными. Вадим Гольцев, использовав документы из закрытых ранее архивов Президента Республики Казахстан, Комитета национальной безопасности...



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Терновый венец атамана Дутова (fb2) - Терновый венец атамана Дутова 1987K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вадим Алексеевич Гольцев

Вадим Гольцев Терновый венец атамана Дутова

© В. А. Гольцев, наследники, 2017

© М. Н. Ивлев, вступление, подготовка текста, 2017

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2017

* * *

Вступление и несколько предварительных слов

Книга «Терновый венец атамана Дутова» – это предпоследнее произведение известного исследователя Гражданской войны в России Вадима Алексеевича Гольцева (1930-2014).

Так получилось, что его последняя по времени работа – «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова»[1], вышла раньше, чем «Терновый венец атамана Дутова» – в 2015 году в петербургском издательстве «Алетейя». Самого автора уже не было тогда в живых – он скончался в Алма-Ате 8 февраля 2014 года. А «Терновый венец атамана Дутова» лежал все это время в одном московском издательстве, которое, в конце концов, почему-то раздумало публиковать эту книгу.

И вот теперь это историческое расследование о гибели Оренбургского атамана выходит в свет в питерском издательстве «Алетейя», где уже ранее была опубликована последняя работа исследователя.

Хотелось бы сказать несколько предварительных слов об этом историческом расследовании…

Смерть Войскового атамана Оренбургского казачьего войска, генерал-лейтенанта Александра Ильича Дутова, наступившая 7 февраля 1921 года в китайском городке Суйдуне в результате смертельного ранения, в свое время наделала достаточно шуму, как в Китае и других странах русского рассеяния, так и в Советской России. И хотя с самого начала было понятно, что это дело рук агентов ЧК, внедрившихся в окружение атамана и затем устроивших этот показательный теракт, в этом деле долгое время оставалось много неясностей и загадок. С 60-х годов XX века в советской печати стали появляться различные публикации об этом преступлении, но до последнего времени неясности и спорные моменты еще оставались, вплоть до личности настоящего убийцы атамана и роли других боевиков-террористов в этом темном и запутанном деле. Тем более, что почти все непосредственные участники этого террористического акта были уничтожены самой советской властью в период массовых репрессий 30-х годов (дьявол платит черепками!) и практически ничего не смогли поведать об этой акции. Конечно, дело было связано с закрытостью и недоступностью архивов советских спецслужб, строго хранящих свои секреты, даже по прошествии десятков лет.

И вот теперь эта завеса секретности спала. И спала она благодаря энергии и энтузиазму полковника пограничных войск в отставке Вадима Алексеевича Гольцева, который спустя девяносто лет после самого громкого теракта, провел свое собственное расследование этого запутанного до крайности дела. Он перелопатил множество литературы по этому вопросу, нашел и опросил родственников и потомков чекистских боевиков, а самое главное – разыскал и вывел из тьмы забвения документы из закрытых дотоле архивов, повествующие об этой акции советских спецслужб первого поколения. И картинка сложилась! Сразу все стало ясно, как на экране – как происходило внедрение чекистов, кто и чем занимался и какие нес функции в этой сложной и хитроумной игре с ушедшим в Китай, но не сложившим оружие атаманом оренбуржцев. Впрочем, обо всем этом и повествует сама книга полковника Вадима Гольцева, который как Эркюль Пуаро, спокойно и обстоятельно, расследовал это давнее преступление и сделал соответствующие выводы в своем занимательном историческом детективе.

Жаль, что сам автор, проведший это тщательное расследование в возрасте восьмидесяти с лишним лет, так и не дождался выхода в свет его результатов в виде предлагаемой читателю книги.

М. Н. Ивлев и В. А. Гольцев. Алма-Ата, 2010.

Напоследок хотел бы сказать, что как-то косвенно меня тоже коснулась судьба Оренбургского атамана Дутова…

Это было в Алма-Ате, наверное, где-то в конце семидесятых, или может быть самом начале восьмидесятых годов прошлого века, когда я еще был несмышленым школьником и мало интересовался подобными вещами. Соседом моего деда по лестничной площадке был бывший высокий чин министерства внутренних дел Казахской ССР Манан Имамбаев. И вот как-то, будучи в гостях у деда вместе с моим отцом, я присутствовал при таком разговоре, который навсегда врезался в мою память. Имамбаев, разговорившись по дороге с отцом, показал ему на одного аксакала, бывшего у него в гостях, и разговор произошел примерно такой:

– Ты «Конец атамана» фильм видел, да? – спросил Имамбаев моего отца.

– Конечно видел, – ответил отец.

– Ты джигита там видел, да, который застрелил атамана Дутова? Так вот, этот джигит сейчас рядом с нами идет, вот он, – сказал Имамбаев, с гордостью показав на идущего рядом аксакала.

Художественный фильм «Конец атамана» тогда крутили по всем каналам телевидения, и конечно я тоже неоднократно смотрел его. Мне тогда стало весьма интересно, что рядом с нами идет, ссутулившись, постаревший герой этого фильма. Этому аксакалу тогда уже видимо было далеко за восемьдесят, и по возрасту он вполне подходил для участника операции по ликвидации Оренбургского атамана. Уже потом, много позже, я узнал, что непосредственные участники убийства Дутова – Чанышев и Ходжамьяров на самом деле были расстреляны в период массовых репрессий тридцатых годов и поэтому никто из них не мог быть гостем полковника Имамбаева. Но и Имамбаеву не было никакого резона что-либо выдумывать и сочинять. В гостях у него всегда бывало много старых оперативников и работников министерства внутренних дел.

Сейчас уже нет никого в живых из участников того мимолетного разговора – все отошли в мир иной, и спросить, кто был этот старик уже некого. Думая над этим спустя много лет я пришел к выводу, что это мог быть кто-то из членов групп прикрытия Чанышева, о которых пишет Вадим Гольцев в своей книге.

И вот еще один случай, произошедший лет через десять, а может и больше после той памятной встречи…

Как-то я был в Актюбинске, в гостях у своего армейского товарища Радика Тазетдинова. Мы сидели у него дома, разговаривали и Радик показал мне на своего деда, сидевшего в соседней комнате.

– Ты знаешь, дед у меня не простой, – сказал Радик. – Он не только ветеран Великой Отечественной войны, он еще и оренбургский казак и в Гражданскую воевал на стороне белых. А еще он был личным денщиком атамана Дутова, ушел с ним в Китай и был с атаманом до самого момента убийства того чекистами. В 1926 году он возвратился в СССР, как-то благополучно избег репрессий и воевал уже в Красной армии во Вторую мировую войну.

– Да ты что, – поразился я. – Представляешь, а когда-то в детстве я видел человека, убившего атамана Дутова, а теперь, приехав к тебе в Актюбинск, я вижу его денщика, сидящего в соседней комнате и листающего журналы. Надо же, как тесен мир!

Среди оренбургских казаков и вправду было немало татар, башкир и нагайбаков, так что дед моего товарища вполне мог быть денщиком атамана. Было этому деду тогда лет девяносто, так что по возрасту, он вполне соответствовал роли молодого денщика Дутова в период Гражданской войны.

Вот такие две короткие ремарки на тему судьбы Оренбургского атамана Александра Ильича Дутова…

Закончить это вступление к книге Вадима Гольцева, хотелось бы стихотворением доктора Александра Ф. Баранова, посвященном Оренбургскому атаману и опубликованном в издающейся в Сан-Франциско эмигрантской газете «Русская Жизнь» в мае 1972 года. Оно как ничто более подходит к теме повествования.

Памяти атамана А. И. Дутова

В чужой стране, влача изгнанья долю, Он верен был тебе, мой край родной, И был готов, творя народа волю, За честь твою идти в последний бой. Казак душой, хранитель прав народа, Из рук его приняв венец борца, Он жил тобой, народная свобода, И пал, не сняв тернового венца. Смягчится гнев карающей десницы, Восстанет Русь из пепла, крови, ран, Тогда споют родимые станицы Хвалу тебе, наш славный Атаман.

Ну, а теперь перед читателем и само историческое расследование Вадима Алексеевича Гольцева.

Максим Ивлев (вступление и подготовка текста)

Вместо предисловия

Немногие из известных белых генералов, обманувших смерть на полях Гражданской войны, закончили свой жизненный путь в семейных гнездах. Целый ряд их: А. С. Бакич, Б. В. Анненков, А. П. Кутепов, Е. К. Миллер, П. Н. Краснов, А. Г. Шкуро, Г. М. Семенов и другие приняли смерть вдали от родных и близких. Однако одним из первых в этом скорбном списке значится атаман Оренбургского казачьего войска и Походный атаман всех казачьих войск России генерал-лейтенант Александр Ильич Дутов. К настоящему времени жизнь этих генералов довольно глубоко исследована, однако обстоятельства гибели некоторых из них обросли легендами, домыслами и вымыслами, а наследники ВЧК-ОГПУ до сих пор цепко держат тайны их гибели в своих хранилищах, несмотря на то, что эти сведения никакого государственного секрета уже давно не представляют, а сами эти действия совершены карательными органами уже давно несуществующего государства. Правда, есть исключения. Таким исключением, в частности является руководство Департамента Комитета национальной безопасности (ДКНБ) по городу Алматы, предоставившее мне возможность ознакомиться с уникальными материалами. Другие промолчали.

Покушение на атамана Оренбургского войска генерал-лейтенанта Дутова было совершено группой агентов Джаркентской ЧК в результате проведения операции, разработанной разведывательным органом Туркестанского фронта – Регистрационным отделом (Регистродом) и Семиреченским областным ЧК. Непосредствнным исполнителем этой операции стала Джаркентская уездная ЧК.

Войсковой атаман Оренбургского казачьего войска А. И. Дутов

Смерть атамана вызвала большой резонанс среди белой эмиграции и в других кругах зарубежного и советского общества. Многие известные и авторитетные лица (военные, писатели, журналисты) строили свои версии случившегося, но, не имея четкой информации, шли наощупь, порождая небылицы. Даже личность убийцы называлась ими по-разному. У одних это – «степной киргиз», у других – руководитель группы боевиков, у третьих – пленный семиреченский казак, завербованный Семиреченской ОблЧК. Советский военный специалист Какурин Н. Е.[2] считал, что Дутов убит казаком в штабе атамана[3]. Гражданская жена атамана, Александра Афанасьевна Васильева, якобы, присутствовавшая при покушении, говорит, что стрелял в Дутова человек, которого она ранее видела, но фамилии его не знала. Сотрудник разведывательного управления Туркестанского фронта Огаров[4] настаивал на том, что Дутов убит одним из своих агентов, писатель A. A. Смирнов[5] утверждает, что Дутов был убит наповал. А. Хинштейн, А. Жадобин и В. Марковчин[6] писали, что об этом свидетельствовал сам убийца. Некоторые исследователи даже дату совершения терракта называют неверно. Так, в изданной в 1966 году энциклопедии «Великая Октябрьская Социалистическая Революция», сказано, что Дутов убит своим казаком в марте 1921 года, хотя это свершилось в феврале, и его убийца не казак. Не точно называлось и место, где произошло убийство атамана: у одних исследователей это штаб, у других – квартира атамана у третьих – крепость.

Но ни у кого из них не вызывало сомнения, что смерть атамана – дело рук ЧК.

Долгое время для советской печати обстоятельства ликвидации атамана Дутова было табу. Несомненно, независимые исследователи этого события собирали материал, строили свои версии, фантазировали, что-то писали и складывали в стол до лучших времен. Лишь в 1935 году в СССР официально было признан факт убийства Дутова, в результате спецоперации Семиреченской ОблЧК. Однако достоверного знания об обстоятельствах гибели Дутова у советских авторов не было, и те детали операции, которые были неизвестны зарубежным исследователям, не были известны и советским. Гриф секретности с операции, далеко не полностью, был снят лишь в конце 50-х годов XX века, и о ней появились статьи и книги, правда, также переполненные домыслами. В настоящее время по теме имеется довольно обширная литература[7], а на киностудии «Казахфильм» даже был снят фильм «Конец атамана» (1970).

Совершенно отличную от всех, версию об убийстве Дутова высказал И. Е. Молоков в небольшой брошюре «Разгром Бакича», изданной Западно-Сибирским книжным издательством в Омске в 1979 году. По Молокову Дутов замышлял поход на Советскую Россию совместно с японцами и китайцами. Однако командовавший Чугучакской группировкой белых генерал Бакич[8] отнесся к плану похода Дутова на Россию крайне отрицательно и отказался участвовать в его осуществлении.

Неповиновение Бакича возмутило Дутова. 19 января 1921 года он подписал приказ о смещении его с должности командира корпуса и об его аресте. Однако Бакич опередил. Он арестовал сначала полковника Савина, который должен был выполнить этот приказ, а затем – главарей белых отрядов Шишкина, Остроухова, Новикова, совершавших налеты на Семиречье и Забайкалье и передал их на расправу китайским властям, а затем организовал убийство самого атамана. Молоков пишет, что весной 1921 года части Красной Армии и отряды красных партизан разгромили на территории Народной республики Танну-Тува (ныне – республика Тува в составе Российской Федерации) войска генерала А. С. Бакича. Тот бежал в Монголию, где был пленен и передан Советской власти. В мае 1922 года в Ново-Николаевске (ныне Новосибирск) Сибирское отделение военной коллегии Верховного революционного трибунала рассмотрело дело Бакича, и он и 16 его сподвижников, в том числе и начальник его штаба генерал Иван Смольнин-Терванд, полковник Токарев были расстреляны. Материалы судебного процесса Бакича и его сообщников, по мнению И. Е. Молокова, свидетельствуют о том, что ночью 24 января 1921 года на квартиру Дутова пробрались два незнакомца. Один из них смертельно ранил Дутова в живот. «Любопытно, – отмечает И. Е. Молоков, – что Бакич не отрицал причастность к этому событию»[9]. В своих записках я постараюсь поправить этого исследователя.

Подчеркну, что в работах о Дутове я редко встречал ссылки авторов на архивные документы. Это говорит о том, что авторы переписывали друг у друга сюжеты об атамане, разбавляя свои переписи своим же домыслом.

Тем не менее, многое в убийстве атамана Дутова исследователям и писателям установить все-таки не удалось. В августовском номере журнала «Простор» за 2004 год москвич Кирилл Козубский и алматинский краевед Максим Ивлев опубликовали статью «Теракт в Суйдуне: убийство Оренбургского атамана», в которой подвергли сравнительному анализу существовавщие версии убийства Дутова. Авторы проделали большую исследовательскую работу и близко подошли к ракрытию тайны, но определенных выводов сделать не смогли, и вопросов меньше не стало.

Между тем, практически вся картина этого террористического акта была уже раскрыта. Это давно сделал сотрудник КГБ Казахской ССР, склонный к литературному творчеству, начальник Архива КГБ Казахстана, ныне покойный, подполковник Николай Иванович Милованов, в распоряжении которого были все имевшиеся в архиве материалы по Дутову и который пользовался ими при написании своих очерков «Касымхан Чанышев» (1967 г.)[10] и «Смертельная схватка» (1980 г.)[11] но не мог в то время назвать место своей службы и должность. Поэтому, всеми исследователями Гражданской войны в Семиречье, писателями и читателями повести Н. И. Милованова были приняты как художественные произведения, автор которых имеет право на вымысел и может строить в отношении событий, которые он описывает, свои версии и догадки. О том, что они написаны на строго документальном материале никто не подозревал, и пишущая братия продолжала наворачивать вокруг терракта предположения и вымыслы, хотя истина без домыслов и романтизации была рядом. По этим причинам, конец дискуссии не наступил, потому что в то время Милованов в этом очерке и в своих повестях, посвященных операции по ликвидации Дутова, не мог сказать всего, и это порождало новые вопросы, однако, и то, что он сказал, делает ему честь. Да и сейчас, стоит только зайти на соответствующий сайт Интернета, как сразу натыкаешься на кучу статей с описаниями убийства Дутова, авторы которых на разные лады в меру своих фантазий оснащают теракт своими изысками, изредка разбавляя свои труды некоторыми околотемными подробностями, и беспощадно дерут материал друг у друга, изменяя его до неузнаваемости.

Совсем уж фантастические сведения о гибели атамана и доставке в ЧК его головы сообщает киргизский профессор Александр Павлович Ярков в изданной Статистическим управлением Киргизской Республики книге «Казаки в Кыргызстане».[12] Он пишет: «6 февраля 1921 года (по официальной версии) при попытке перейти советскую границу Дутов был убит. На самом деле в обмен на переданное красным командиром Раздобреевым серебро, было организовано убийство в Суйдуне, а голова атамана Дутова доставлена агентом ЧК в Джаркент». Отметим, что факты, о которых говорит уважаемый профессор, не совсем точны, и мы скоро узнаем, что серебро краскома Раздобреева здесь не причем.

Публикации домыслов в отношении убийства атамана Дутов нет-нет да и появляются и в наши дни. Примером может служить статья на эту тему в казахстанской газете «Экспресс К» Татьяны Ленской «Палач поневоле»[13]. Здесь на фоне неверных обстоятельств вновь утверждается, что Дутов убит Касымханом Чанышеым, дается ему уничижительная характеристика и отрицаются уже давно известные факты его биографии. Отмечу, что публикация вызвала резкие отклики потомков и Чанышева и боевиков – участников теракта.

Но все же, повторю, что исследователи, в общем-то, близко подобрались к истине, но не дошли и не могли дойти до нее, потому что у них не было возможности пользоваться теми материалами, которыми пользовался Н. И. Милованов.

Занимаясь исследованием Гражданской войны в Семиречье, я давно догадывался, что Н. И. Милованов писал свои работы, пользуясь материалами, недоступными простым исследователям. А, когда узнал, что он сотрудник КГБ-КНБ и начальник архива этого органа, то обратился в ДКНБ по городу Алматы с просьбой разрешить мне ознакомиться с материалами по Дутову. Чекисты с пониманием отнеслись к моей просьбе и я с этими материалами ознакомился. Действительно, Н. И. Милованов при написании своих работ использовал эти материалы, и в целом его художественно-документальные произведения описывают события полно, подробно и правдиво. Никакого авторского вымысла в них нет, за исключением некоторых деталей, которые необходимы для создания художественных произведений (диалоги, описания местности, погоды, чувств героев и др.). Однако ряд фактов и подробностей он сознательно упустил, потому что обнародовать их не мог по причине их противоречия сложившимся стереотипам о работе чекистских органов и облику героев повествования. Эти пробелы в повестях Н. И. Милованова в данной работе мною, по возможности, также устранены.

По воле военной судьбы, я служил близ мест, в которых закончил свой земной путь атаман, и даже в городе, который стал штабом разработки и проведения операции по его ликвидации. Поэтому я не мог не заинтересоваться обстоятельствами его гибели. Результатами своего поиска и хочу поделиться с читателями.

Часть 1. Суйдун

Глава 1. Слово об атамане

О Дутове в СССР всегда писалось уничижительно. В качестве образца приведу его характеристику данную редактором мемуаров В. Г. Болдырева[14] «Директория. Колчак. Интервенты» исследователем Гражданской войны в Сибири В. Д. Вегманом: «невзрачный по внешности, невежественный, тупоумный солдафон явился в рядах контрреволюции олицетворением грубой военной силы. Только контрреволюционным безлюдьем объясняется тот факт, что Дутов играл видную роль, что с ним вынуждены были считаться руководители и творцы контрреволюции в Сибири. Никудышный стратег. Белые отряды, сражавшиеся под его руководством, терпели поражение даже от мало обученных красногвардейцев первого периода Советской власти…»[15]

Конечно же, как и все советские характеристики белых генералов, эта характеристика не соответствует действительности. Дутов, еще в бытность, когда он был обычным войсковым старшиной, характеризовался как командир отлично разбирающийся в обстановке и принимающий энергичные решения, а вдальнейшем – как несомненно крупный политический и военный деятель, с оговоркой, что он был скорее политиком, чем полководцем. Он был человеком незаурядным и одержимым. Являлся действительным членом Оренбургской ученой архивной комиссии, собирал и изучал документы, связанные с пребыванием в Оренбурге А. С. Пушкина, сам писал стихи, обладал феноменальной памятью.

Лишь в последнее время начали появляться работы, правдиво характеризующие его личность и деятельность. Среди них отмечу вышедшую в 2006 году в Москве в издательстве «Центрполиграф» монографию А. В. Ганина «Атаман А. И. Дутов»[16], объемную и глубокую. Но я не собираюсь повторяться, тем более, что сообщить что-либо новое о генерале не могу: моя цель разобраться с обстоятельствами гибели атамана и по-возможности покончить с теми легендами и домыслами, которые наслоились за долгие годы на это драматическое событие.

Но сказать несколько слов о генерале все-таки придется, потому что после Гражданской войны уже прошло более 90 лет, сменилось несколько поколений людей, причем последнее, не любознательно и инфантильно ко всему, кроме телесных услад, не знает героев прошлого, особенно оболганных и преданных анафеме. Кроме того, это надо сделать даже для того, чтобы ввести читателя этих строк в курс дела.

Александр Ильич Дутов происходил из старинной казачьей семьи. Его дед был войсковым старшиной, а отец дослужился до звания генерал-майора Оренбургского казачьего войска. Будущий Войсковой атаман, генерал-лейтенант и Походный атаман всех казачьих войск России родился 5 (17) августа 1879 года в городе Казалинске (ныне – Казахстан) и получил блестящее военное образование. За его плечами – Оренбургский Неплюевский[17] кадетский корпус, царская сотня[18] престижного Николаевского кавалерийского училища, Академия Генерального штаба. Александр Ильич – участник Русско-японской и Первой мировой войн, на которых получил ранение и две контузии. Он был отличным оратором, умел возбуждать и убеждать людей, имел склонность к поэзии и журналистике, любил роскошь, веселые компании.

Награды: ордена Св. Станислава 3 ст., Св. Анны 2 ст., Св. Анны 3 ст., «Лента отличия» Оренбургского казачьего войска, тёмно-бронзовая медаль в память Русско-японской войны 1904–1905 гг.

После Февральской революции полковника Дутова избирают председателем Всероссийского союза казачьих войск, с чего и началась его последующая бурная карьера. В сентябре 1917 он уже председатель войскового правительства и Войсковой атаман Оренбургского казачьего войска. Деятельность левых партий – большевиков, левых эсеров, анархистов считал враждебной государству и полагал, что она должна подавляться решительно, беспощадно и планомерно. В этом он был жесток и непреклонен. О неминуемом возмездии в случае двурушничества он не раз предупреждал и своих соратников.

А. И. Дутов в чине полковника. 1917-1918 гг.

Октябрьскую революцию Дутов встретил крайне враждебно и в ноябре 1917 – июне 1918 года пресек поползновения большевиков к захвату власти на территории Войска, установив свою, казацкую власть. На подавление на территории Войска власти Войскового правительства, из Петрограда на Южный Урал был брошен сводный отряд революционных матросов, направлены красногвардейские отряды Самары, Екатеринбурга, Перми, Уфы и других городов Урала. Против собственной власти поднялась и казачья беднота. Под натиском революционных отрядов и восставших рабочих 18 (31) января 1918 года Дутов был вынужден оставить Оренбург и уйти в Верхнеуральск, а затем в казахские Тургайские степи. Начавшийся в конце мая мятеж чехословацкого корпуса активизировал антибольшевистские силы на Южном Урале. В отряды Дутова пошло пополнение, и уже 3 июля 1918 г. он выбивает большевиков из Оренбурга.

В ноябре 1918 года войска Дутова вошли в состав армии адмирала А. В. Колчака, где он командовал Отдельной Оренбургской армией, которая, в связи с реорганизациями и переформированиями, несколько раз меняла свое название.

Алекандр Ильич был беззаветно предан Колчаку и служил своеобразным буфером между Верховным Правителем России и казачьими атаманами. Назначенный А. В. Колчаком в мае 1919 г. Походным атаманом всех казачьих войск России Дутов выехал в Сибирь и ревизовал войска, побывав, по некоторым данным, даже в Японии. Разъезжал он по Сибири как высокопоставленный вельможа: «Состав атамана, – вспоминает лидер уральских кадетов Л. А. Кроль, – был очень богатый, из вагонов сибирского экспресса международного общества. В вагон-салоне было несколько весьма эффектных и эффектно одетых дам. Впереди этих вагонов шли товарные вагоны с сотнями казаков и лошадьми. Атаман Дутов любил создавать шум. Выезжал он на автомобиле с полусотней казаков впереди и полусотней – сзади».

«Веселый генерал!» – звали его между собой офицеры. Старые генералы его недолюбливали. Генерал-лейтенант барон А. П. Будберг 4 июня 1919 года в своем знаменитом «Дневнике» обронил в его адрес лишь одну фразу: «Тут же появился всюду сующий свой нос атаман Дутов, стал просить за Гайду[19], и адмирал совсем смягчился»[20].

С разгромом А. В. Колчака, в конце 1919 года, остатки войск Дутова начали отход в Семиречье, а оттуда – в китайскую провинцию Синьцзян.

Эмигрантский историк С. П. Мельгунов так описал отход оренбургской армии: «Что сказать про тот «страшный поход» Южной Оренбургской армии… Отступая, они двигались через гористые Тургайские степи и через безводные и пустынные пески Балхаша к Сергиополю на соединение с Анненковым[21] в Семиречье. С армией двигались голодные, умирающие тифозные толпы беженцев. Те, кто не могли идти, должны были погибать. Их убивали собственные друзья и братья»[22].

«Кошмарные картины представляла из себя отступающая вереница оренбургского обоза, именующаяся армией, – вспоминал Анненков. – Большинство женщин и детей. Бойцов не видно. Все сидят на повозках или санях, в которых запряжены едва бредущие кони или верблюды. Закутанные в самые разнообразные одежды сидят солдаты, офицеры и казаки со своими семьями. Рядом – винтовка, иногда – пулемет. Так эта печальная процессия проползает деревни. Замученные, голодные накидываются они на все съедобное, пожирают, засыпают с тем, чтобы завтра продолжить путь. Кто же прикрывает эту армию? Никто! Два полка, только два полка красной кавалерии и то слабых, измученных тифом, идут в одном переходе за дутовцами по этой печальной дороге. Не даром сложена песенка:

Из страны, страны далекой, С Оренбургщины широкой, В непогоду и буран Сыплет Дутов-атаман. Кто – в санях, а кто – верхом, Кто – в телеге, кто – пешком, Кто – с котомкой, кто – с сумой, Кто – с собакой, кто – с женой.

Довольно хлесткая песенка! Она не понравилась Дутову. Он морщился, когда читал»[23].

Прибыв в район действий Анненкова, Дутов поспешил в ставку Анненкова – Уч-Арал. «Атаман Анненков, – цитирую «Колчаковщину», – очень радушно, как дорогого гостя, встретил его. Атаман Анненков говорит:

– Ты – генерал-лейтенант. Ты давно уже – командующий армией, у тебя большой опыт, у тебя шестнадцать генералов, отличный штаб. У меня нет штаба, я один армией командую и младше тебя. Прими командование!

Атаман Дутов отвечает:

– Я измучен до крайности, моя армия не обеспечена. Ты – молодой, полон сил и энергии. Командуй ты, а у меня болят старые раны.

Атаман Анненков отвечает:

– У тебя их три, а у меня восемь! Одна получена совсем недавно…»

Командовать стал Анненков, а Дутов удалился в теплый, сытый Лепсинск, чтобы ведать административными делами.

Атаман Б. В. Анненков

Атаман Б. В. Анненков. Художник Наталья Пономаренко. 2008

Воевала дутовская армия на Семиреченском фронте плохо. На последнем этапе борьбы с большевиками в ней царили низкая дисциплина, митинговщина, нежелание драться, дезертирство. В марте 1920 года северная группировка Дутова, которой командовал Бакич, была разбита красными и через Маканчи – Вахты ушла в Китай. Не вступая в непосредственное соприкосновение с противником и не предупредив Анненкова, ушел в Китай с частью своих сил и Дутов. Лишь Оренбургский полк Дутова под командованием полковника Завершинского[24] бок о бок с остатками армии Анненкова доблестно и до конца сражался с красными, но, затем, тоже ушел в Поднебесную[25].

На других вехах биографии атамана этого периода и боевых действиях его армии не останавливаюсь, отправляя интересующихся к соответствующим источникам.

На окраине Поднебесной

Ставшая пограничной с Россией территория была завоевана Китайской империей в XVII–XVIII веках и получила название Синьцзян, что означает Новая граница. Издревле эта территория была населена джунгарами, уйгурами, казахами и другими народами, которые, враждебно встретили захватчиков. В 1756 году с разгромом Джунгарского ханства территория Синьцзяна расширилась и вплотную подошла в этом районе к границам России. Усилиями русской дипломатии китайцы вынуждены были постепенно оставлять завоеванные джунгарские территории, остановившись на линии, определенной Петербургким договором 1881 года и ставшей границей между Россией и Китаем. Оставшиеся на территории современного Синьцзяна казахи, уйгуры, дунгане и другие народности, с тех пор ведут острую борьбу за отделение от Китая и создание своего независимого мусульманкого государства. За последние три столетия эти народы, в основном уйгуры, более 400 раз поднимали восстания за независимость Синьцзяна от Центрального Китая. Эти восстания и волнения периодически вспыхивают по настоящее время. В период одного из таких волнений и вступил на территорию Поднебесной Дутов.

Атаман ушел в Китай через перевал Карасарык. В письме к Бакичу, командующему остатками Оренбургской армии, выбитыми красными в Китай и нашедшими приют в районе г. Чугучака, Дутов так описывает свой переход границы: «Дорога шла по карнизу и леднику. Ни кустика, нечем развести огня, ни корма, ни воды… Дорога на гору шла по карнизу из льда и снега. Срывались люди и лошади. Я потерял почти последние вещи. Вьюки разбирали и несли в руках… Редкий воздух и тяжелый подъем расшевелили контузии мои, и я потерял сознание. Два киргиза на веревках спустили мое тело на одну версту вниз, и там уже посадили на лошадь верхом, и после этого мы спускались еще 50 верст. Вспомнить только пережитое – один кошмар! И наконец, в 70 верстах от границы мы встретили первый калмыцкий пост. Вышли мы 50 % пешком, без вещей, несли только икону[26], пулеметы и оружие»…[27]

Казаки Оренбургского казачьего войска в форме войсковой милиции. 1919 г.

С помощью калмыцких цириков (солдат) Дутов и ушедшие с ним в Китай лица добрались, наконец, до маленького глинобитного городка Суйдуна (Суйдина, Суйдинчэна), стоявшего на дороге из Кульджи к русской границе, в 40 километрах от рубежа. Город был основан в 1762 году как крепость против набегов кочевников, затем являлся резиденцией военных правителей Илийского округа. В городе располагались пороховой и оружейные склады, провиантные магазины, оружейная мастерская. Он был восстановлен и укреплен китайцами после возвращения Кульджи Россией[28] в 1883 году. До 1898 года Суйдун был главным администратиным центром Илийского округа и резиденцией илийского дуцзюня – генерал-губернатора, которому подчинялись знаменные войска[29] округа и кочевое население.

Военный правитель Илийского округа Ян Цзэнсинь разрешил разместить пришельцев в старой крепости, благо еще совсем недавно в ней и по окрестным населенным пунктам размещался русский отряд, обслуживавший Российское консульство в Кульдже. По преданию в этом отряде в свое время служил дед атамана.

Крепость стояла сразу же за китайским кладбищем, была обнесена высокими стенами с вышками по углам. Стены крепости, имевмевшие трое ворот, охраняли стальные крупповские орудия числом более десяти[30]. К описывемым событиям эти орудия были давно сняты, а крепостные ворота с наступлением темноты уже не закрывались. Кое-где стены были полуразрушены, местами надставлены досками или натянутой проволокой. Вокруг стен был расположен базар, с восточной и южной сторон город был окружен бойким предместьем. Ныне крепость с лица города Суйдун исчезла, и от нее не сохранилось никаких следов, а на ее месте, ставшем центром города, возвышаюся многоэтажные здания.

С прибытием в Суйдун, дутовцы приступили к налаживанию быта. «Мы построили казармы с двумя ярусами нар, крытых циновками, с окнами и дверями, имеем баню, церковь, библиотеку и офицерское собрание, – описывает быт отряда Дутов в приказе от 17 января 1921 года № 207. – Отряд имеет свои мастерские по всем отраслям производства во всех трех пунктах (имеются ввиду населенные пункты, в которых размещался отряд – Суйдун, Чимпандзе, Кичик-Мазар – В. Г.), особенно хороши кузница, слесарные и пимокатные. Отряд имеет ежедневно обед из двух блюд и мясной ужин. Все это бесплатно. В Чимпандзе и Кульдже отряд имеет бесплатные столовые для беженцев. Каждый офицер и казак моего отряда получил: полушубок, папаху, сапоги, пояс, две смены белья, две пары портянок, полотенце, верхнюю рубаху, штаны, фуражку и пару погон. Полный порядок и воинская дисциплина, но не имеем ни одного врача и ни одного специалиста, а в этом наше несчастье. Отряд всегда готов к выходу в Россию. Офицеры живут в общежитиях, Семейные в землянках…»[31]

Сам Дутов с гражданской женой Александрой Афанасьевной поселился вне крепости, примерно в полутора километрах от нее, в доме из трех комнат. При них постоянно находились подхорунжий Мельников и прапорщики Лопатин и Сапов, составлявшие его личную охрану. Позже, по соображениям безопасности, атаману был предоставлен глинобитный дом за крепостной стеной, и он перебрался туда. В доме были две комнаты разделенных сенями. Одна комната служила спальней и столовой, другая – канцелярией. В небольшом дворе стоял еще один домишко, в котором размещались посыльные и вестовые атамана.

В селении Кичик-Мазар (Большой склеп) расквартировался Оренбургский полк полковника Завершинского, прикрывавший отход сил Анненкова к китайской границе. По соседству с Суйдуном, в городе Чимпандзе стоял полк полковника Ячинса[32] сформированный, в основном, из перешедших в Китай дутовцев. Стояли дутовские подразделения и в других местах.

По даным советской разведки у Дутова в Суйдуне было лишь около 250 казаков. По другим данным в 1-м Оренбургском казачьем полку было 300-400 сабель, в конвойной и особой сотнях – 260 человек, в Чимпандзе, в полку Янчиса – до 200 человек и в Кульдже – до 300 человек, из них не менее 150 офицеров. Таким образом, общая численность отряда Дутова составляла около 1500 человек[33].

На самом деле, численность отряда Дутова была несколько меньше. «Мой отряд, – писал он накануне своей гибели, – имеет 1015 человек, состоит из Семиреченекого кадрового пластунского батальона в Чимпандзе силою в 215 штыков, казачьего полка в Мазаре в 512 шашек и моего личного отряда 278 человек»[34].

Кроме этих сил, в районе Чугучака, как уже говорилось, зацепились остатки 4-го корпуса Оренбургской армии Дутова под командованием генерал-лейтенанта А. С. Бакича. По данным штаба помощника главкома войск республики по Сибири, у Бакича осталось не более 3000 человек, при чем 45 % составляли офицеры. По данным самого Бакича на 27 (14) сентября в его отряде состояло 6 генералов, 150 штаб-офицеров и 1250 обер-офицеров, всего 1406 человек без учета нижних чинов. По данным разведки штаба Туркестанского фронта к 30 декабря 1920 года в отряде состояло 2730 человек при 108 винтовках[35].

Прибывший в Синьцзян атаман и остатки его Оренбургской армии сразу же попали в орбиту внимания Японии, не терявшей надежду возобновить интриги по отторжению от России ее территории до Урала. Уже 31 мая завособпунктом Туркфронта в Джаркенте М. Т. Крейвис[36] (мы еще с ним встретимся) вне всякой очереди доносил по команде, что в Синьцзян прибыло 9 японцев, которые провели совещание с китайцами и с белыми и заявили, что прибыли для организации разведки русской границы, на что им отпущено 20 тысяч долларов[37]. На совещании несомненно присутствовали Дутов, Анненков, Щербаков[38] и другие белые военачальники.

Семиреченский атаман генерал-майор Н. П. Щербаков

В Китае, Дутову удалось преподнести себя основной фигурой белой эмиграции в Синьцзяне, способной организовать и возглавить борьбу с советской властью. Он сумел установить с китайскими властями довольно тесные отношения, которые использовал во вред Анненкову и другим своим недавним соратникам. Сначала он уговорил представителей местных властей убрать подальше от границы и Суйдуна неспокойного атамана Анненкова, а затем начал борьбу против генерала Щербакова и убедил китайцев в необходимости арестовать его. Щербаков был взят под стражу и просидел трое суток. В отместку за оскорбление он вызвал Дутова на дуэль, но поединок был отложен до возвращения в Россию, которое так не состоялось.

Делая ставку на помощь Японии, Дутов лихорадочно работает над планом вторжения в Советскую Россию. В успехе этих планов он не сомневался т. к. обстановка в России благоприятствовала его замыслу: в Казахстане и Сибири то здесь, то там вспыхивали мятежи против советской власти и не только крестьянские. 17 мая 1920 года в районе аулов Котансу и Переубой Актюбинского уезда поднял мятеж отряд батальона внутренней службы под командованием эсера Логинова, 12 июня вспыхнул мятеж одного из батальонов 27-го полка в Верном, в ночь с 19 на 20 июня – в 530 пехотном полку, дислоцирующимся в с. Красноярское Усть-Каменогорского уезда, в конце июня – в районе треугольника Славгород – Павлодар – Семипалатинск возглавленный есаулом Шишкиным. Вооруженные мятежи различного масштаба вспыхивали вплоть до зимы 1920 года. Таким же мятежным было и начало 1921 года, когда мощные крестьянские восстания охватили Тюменскую губернию и ряд уездов Омской, Челябинской и Екатеринбургской. Дутов торопился, рассчитывая на быстрое наступление и объединение с восставшими и организации, совместно со всеми антиболыпевискими силами, наступления на Москву. Кроме того, атаман надеялся установить связь с бароном Р. Ф. Унгерном, засевшим в Монголии, атаманом Енисейского казачьего войска, партизанствующим в енисейской тайге, Казанцевым, есаулом Кайгородовым, оперирующим на Алтае, и организовать их наступление на Верхнеудинск, Минусинск и далее – на Красноярск, Бийск и Барнаул. Рассчитывал он и на мятеж в его поддержку в Приморье. Большие надежды атаман возлагал и на группировку Бакича, полагая, что тот, захватив Чугучак и конфискованное у него китайцами оружие, двинется на соединение с войсками Дутова на Верный. Однако Бакич, как мы увидим ниже, подчиниться Дутову отказался.

Много сил потратил Дутов, пытаясь заручится поддержкой дуцзюня (генерал-губернатора) Синьцзяна, и склонить его к разрыву с Россией. Он даже представил тому план наступления на Советскую страну, согласно которому от китайских властей требовалась только лояльность, а в награду за это Дутов предлагал им все Семиречье[39].

Китайцы и сами были не прочь воспользоваться подвернувшимся моментом и принять участие в походе против Советской России и даже возглавить его, чтобы вернуть утраченные ими в этом районе по договорам с Россией 1879 и 1881 годов земли. Так, при решении вопроса о возвращении русских белых солдат в Россию, представитель Китая ответил нашему представителю Хоменко, что они не пустят беженцев-казаков до тех пор, «пока не пойдут китайские войска восстанавливать в России порядок, а, когда будет получено окончательное распоряжение о движении китайских войск, то тогда и казаки пойдут с ними, может быть под командованием Китая»[40].

Отправление китайскими властями по подсказке Дутова на китайский Дальний Восток остатков армии атамана Б. В. Анненкова ослабляли возможности Дутова для действий на выбранном участке синицзянско-джаркентского направления. Чтобы компенсировать это, Дутов решил объединить все силы в единый кулак. 12 августа (30 июля) 1920 года издал приказ № 141, в котором писал, что ввиду разбросанности частей и учреждений, входящих ранее в состав Оренбургской и Семиреченской армий, считать их Кадрами частей Оренбургской Отдельной армии и принимал на себя прежние права Командарма Отдельной Оренбургской. Однако этому объединению свершиться было не суждено, ввиду окрытого неподчинения генерала Бакича приказам и распоряжениям Дутова.

Летом 1920 года враждебная РСФСР группировка в Синьцзяне усилилась за счет перехода сюда разгромленных отрядов повстанцев Алтайской и Семипалатинской губерний.

Укрепляло положение Дутова и создание белогвардейких подпольных организаций в Семиречье и действия басмачей в Феганской области, которых Дутов стремился привлечь на свою сторону и использовать при вторжении на территорию РСФСР на левом фланге своей группировки. Известно его письмо к курбаши Иргашу: «Еще летом 1918 года от вас прибыл ко мне в Оренбург человек с поручением связаться и действовать вместе. Я послал с ним вам письмо, подарки: серебряную шашку и бархатный халат в знак нашей дружбы и боевой работы вместе. Но, очевидно, человек этот до вас не дошел. Ваше предложение работать вместе со мною было доложено войсковому правительству Оренбургского казачьего войска, и оно постановлением своим зачислило вас в оренбургские казаки и пожаловало чином есаула.

В 1919 году летом ко мне прибыл генерал Зайцев, который передал ваш поклон мне. Я, пользуясь тем, что из Омска от адмирала Колчака ехала миссия в Хиву и Бухару, послал с нею вам вновь письмо, халат с есаульскими эполетами, погоны, серебряное оружие и мою фотографию, но эта миссия, по слухам, до вас не доехала.

В третий раз пытаюсь связаться с вами. Ныне я нахожусь на границе Китая, у Джаркента. Со мной отряды всего до 6000 человек. Теперь я жду только случая ударить на Джаркент Для этого нужна связь с вами и общность действий. Буду ждать вашего любезного ответа. Шлю поклон вам и вашим храбрецам»[41].

Установить связь с басмачеством Дутову удалось, и у него неоднократно бывали курьеры из Ферганы.

В это же время в Верном, в мае 1920 года, была создана подпольная казачья организация во главе с неким Александровым. В нее входили бывшие анненковцы, семиреченские казаки, войсковой старшина С. Е. Бойко, которого в советской печати потоянно величали поковником, офицеры Воронов, Кувшинов, Покровский, Сергейчук и другие. Подпольщики сумели организовать боевые группы и имели связь с Дутовым. Они предполагали сосредоточить их в Верном и, при содействии сил Дутова, очистить город и область от большевиков. Но план был раскрыт.

Кроме того, у Дутова были связи с подпольем в Пржевальске, Пишпеке, Ташкенте, Семипалатинске, Омске.

Успешно работали дутовцы и в советской пограничной охране. 5 ноября 1920 года им удалось поднять восстание в 1-м батальоне 5-го пограничного полка в Нарынском уезде под руководством бывшего капитана Д. Кирьянова. Восставшие открыли границу с Китаем, выдвинули лозунги – «Долой коммунистов!», «Народная власть!», «Свободаторговли!». 20 ноября восстание было подавлено. Некоторые участники бежали в Китай. Руководил подавлением восстания известный чекист Эйхманс[42], за что был награжден ВЧК золотыми часами одним приказом с боевиками Касымхана Чанышева, о которых будет сказано ниже.

На первым этапе вторжения в РСФСР Дутов планировал захват Джаркента и превращение его в базу материально-технического и людского обеспечения войск.

В то время Джаркент был уездным городком Семиреченской области на левом, обрывистом берегу несудоходной реки Усек. На широких, обсаженных пирамидальными тополями и окаймленными арыками улицах, стояло 1500 домов, православная церковь, уйгурская мечеть и мечеть, построенная в конце XIX века китайским архитектором Хон Пиком и, несмотря на нелегкую судьбу, сохранившаяся до наших дней. По переписи 1897 года здесь проживало 16372 человека (9458 мужчин и 6914 женщин), которые занимались хлебопашеством, огородничеством и садоводством. До революции здесь было 33 промышленных и ремесленных заведения с 56 рабочими. Их производство составляло 25750 руб. в год. Учебных заведений было три – городское училище, двухклассная женская и церковно-приходская школа[43].

Гражданская война в уезде так остро, как в остальном Семиречье, не ощущалась: здесь всю войну существовала советская власть и не происходило крупных боевых действий. Однако оперативная обстановка в городе была сложной. По докладу комиссии в составе председателя облисполкома Трясина и областного комиссара юстиции Сердюка, командированных в г. Джаркент для проверки действий лиц и выполнению поручений власти, «в городе кипит провокационная работа подпольных деятелей, борьба с которыми, а также с кишащими в городе шпионами, благодаря разрухе власти, невозможна, да и вообще борьба с контрреволюцией совершенно не ведется. Контрреволюционеры – подпольные деятели власти не известны, что дает возможность белогвардейским шпионам, работающим во вред Советской власти, действовать почти безнаказанно. В Джаркентском гарнизоне – полная разруха и распущенность, непослушание власти, а сама власть подрывает свой авторитет неправильным поведением по отношению к красноармейцам»[44].

Наличие в городе 27-го пехотного полка 3-й стрелковой дивизии, штаб и основные силы которой находились далеко за перевалом Алтын-Эмель, в 300 километрах от Джаркента в селе Гавриловка, Дутов серьезным препятствием не считал, так как полк был слабо вооружен, состоял в основном из плохо обученных мусульман и не мог быть, на его взгляд, стойким.

Однако Дутов понимал, что с наличными силами ему с большевиками не справиться, а долгое сидение такой массы людей без дела может привести к потере и того, что имеешь: в войсках росла расхлябанность, падала дисциплина, имелись случаи дезертирства, благо граница России была рядом. Для обеспечения благоприятных возможностей для пополнения живой силой, Дутов стремился к созданию в российском приграничье разветвленного подполья. Рассчитывая на формирование здесь повстанческих отрядов из местного населения, он лихорадочно искал за рубежом верных, надежных, способных, имеющих для этого возможности, людей.

Несмотря на относительную незначительность сил Дутова, полки полковников Завершинского и Ячинса представляли реальную угрозу и были способны на первых порах сбить немногочисленные посты 27 полка, охранявшего границу, и выйти к пристани Борохудзир на реке Или, форсировать реку и через казачьи станицы выйти на Верный и на Пржевальск, откуда им лежал прямой путь к басмачам в Ферганскую долину, а тем – к ним. Несомненно, часть сил Дутов планировал бросить к перевалу Алтын-Эмель, чтобы оседлать его и исключить возможность подхода к Джаркенту других частей и подразделений 3-й дивизии, которые, несомненно, пойдут на помощь 27-му полку.

На случай вторжения Дутова штаб Туркестанского фронта принимал меры к локализации и уничтожению его группировки непосредственно в приграничье. Принимали меры к срыву замыслов Дутова и чекистские органы.

Конечно в ближайшее время на вооруженное вторжение в РСФСР Дутов был не способен: у атамана не было необходимых для этого ни сил, ни денег, а тех, что присылал ему с Дальнего Востока бывший член Войскового правительства Оренбургского казачьего войска генерал Анисимов[45], явно не хватало, представители же союзников советники Англии Джонсон Оливер, майор Джон Твейс, Франции полковник Петров Мишель, США полковник Смайлз, Японии полковник Сикура, кроме туманных обещаний, ничего не давали. Однако наличие на подступах к границе РСФСР крупной враждебной вооруженной группировки и решительные цели ее, идейно не разоружившегося командующего, тревожили большевиков, и военные разведчики, а затем и чекисты получили задание обезглавить ее, похитив или уничтожив атамана.

Глава 2. Противостояние

Тучи над границей

Несмотря на то, что Гражданская война в Семиречье заканчивалась победой рабочих и крестьян, в Синьцзяне это ни энтузиазма, ни радости не вызывало, а его население билось над решением своих задач.

В приграничном Синьцзяне бурлило движение мусульман за автономию (фактически – за независимость от Китая), в которое активно внедрялись панисламистские идеи о создании Великого Турана от Туркестана до Кавказа. Движение находило живой отклик и среди мусульман Джаркентского уезда и здесь, под влянием панисламистских идей, даже из среды местного советского руководства, исходили призывы к борьбе с русскими и к созданию независимого Казахстана. В Джаркенте и китайских городах Кульдже и Чимпандзе ежедневно проходили митинги, накалялись и кипели страсти, а между Джаркентом и Чимпандзе бродили толпы антисоветски и антирусски настроенных мусульман. Отмечались и случаи нападения на русских. Так, 17 марта командир 27-го полка, дислоцировавшегося в Джаркенте, Кичатов[46] доносил командиру дивизии, что 14 марта в Чимпандзе толпа таранчей[47] окружила и хотела убить командира 2-го эскадрона Караваева[48].

Движение возглавлял молодой, образованный, активный и харизматичный уйгурский националист Сабирходжаев[49].

Натянутыми, почти враждебными, были отношения между частью националистически настроенных совслужащих-мусульман с их сотрудниками другой веры. 26 мая 1920 года уже знакомый нам Завсобпунктом Крейвис доносил из Джаркента Фурманову[50]:

«Полномочный представитель внешних сношений (Уполвнешсношс) Мангельдин созвал совещание по случаю распоряжения о приостановке приема из Китая беженцев киргиз и дунган по экономическим соображениям (имеются виду беженцы в Китай после восстания мусульман в России 1916 года – В. Г.). На совещании были все мусульмане и один русский – Клементенко. Почему Мангельдин резко выступал против русских и московской власти: понаезжали из Москвы, не знаете бытовых условий, кто дал право распоряжаться Туркестанским народом, решать его судьбу. Здесь высшая власть народа, не Москвы. На замечание Клементенко, что так распорядился Центр, Мангельдин говорит, что он не намерен обсуждать глупые провокационные распоряжения. Распоряжения Турккомиссии создают национальную рознь, они стремится направить мусульман на русских. Гопнер – жид, внешторг – жид»[51].

Положение усугублялось и усталостью красных войск. 21 апреля 1920 года заведующий пунктом Особого отдела в Джаркенте Аксман доносил, что восточная рота 27 полка из крестьян Верненского, Канальского и Лепсинского уездов возмущены их долгой службой. Они устали, наступило время пахоты, посевов. Боятся за семьи, которым придется голодать[52].

В войсках зрело недовольство. Красноармеец 4 эскадрона 2-го кавалерийского полка Николай Петрусенко передал командиру бригады Павлову[53] письмо, в котором писал: «Буржуазия, засевшая у нас во власти имеет связь с авантюристом Анненковым… если не будет принято экстренных мер относительно вооружения, то Советская власть в Семиречье падет».

Кроме того, через границу часто прорывались шайки контрабандистов, барымтачей[54], грабителей. Они появлялись то в Лесновке, то в Басчах, то в приграничных селах и были практически неуловимы. Иногда из Китая прорывались и вооруженные отряды белогвардейцев полковника Сидорова[55] Отряды милиционеров и красноармейцев носились по уезду, выкорчевывая бандитское и националистическое подполье, но оно было неискоренимо.

Все это было на руку Дутову и он старался привлечь в союзники не только китайских и советских мусульман, но рассчитывал и на поддержку мусульманских подразделений Красной армии. Однако он понимал, что советские и китайские власти скоро справятся с этой вакханалией и наведут порядок каждая в своем пограничье. Он спешил, терял осторожность и делал ошибки.

П. И. Сидоров в чине хорунжего. Фото 1909 г.

Регистрод – УЧК – Милиция – Политбюро

В рассматриваемый период в Джаркентском уезде борьбой с закордонным и внутренним бандитизмом, а также с китайскими дутовскими спецорганами занимались Уездная Чрезвычайная Комиссия (УЧК) Туркестанской республики, уездная милиция. В порядке взаимодействия принимал в этом участие и орган военной закордонной разведки – Регистационный отдел или Регистрод Туркестанского фронта в лице Джаркентского Регистрационного пункта. Все эти органы были в курсе планов атамана и бдительно следили за его военными приготовлениями.

Джаркентская уездная ЧК (УЧК) была образована 3 сентября 1919 года. Председателями УЧК были С. Н. Жмутский[56], Суворов П. Н.[57], затем – М. Т. Крейвис – ранее заведующий пунктом Особого отдела при джаркентском 27 пехотном полку с которым мы уже знакомы. Готовил операцию Джаркентский пункт Регистрационного отдела РВС Туркфронта (военная закордонная разведка) и его начальник В. В. Давыдов[58].

Может возникнуть вопрос: почему разработчиком и руководителем операции были органы военной разведки Туркестанского фронта, а затем и ЧК Туркестанской республики, а не соответствующие органы Казахстана? Дело в том, что собственных органов военной разведки и ЧК в Казахстане в то время еще не было, и разведывательные и контрразведывательные задачи решали здесь органы военной разведки Туркфронта и ТуркЧК, которая в Семиречье имела отделы в Пишпеке, Токмаке, Джаркенте (3 сентября 1919 г.), Пржевальске и в Гавриловке. Еще в декабре 1917 года Первым уездным съездом Советов в Джаркенте была создана рабоче-крестьянская уездная милиция. 11 января 1920 года по решению коллегии ВЧК чекистская работа в уездах была возложена на начальников милиции, а 16 января этого же года президиум ВЧК принял решение о создании при уездных милициях политотделов, получивших затем название политбюро. Они создавались специальными комиссиями, состоящими из членов губкомов партии, представителей губисполкомов, председателей губЧК и начальников уездных органов милиции[59]. Органы ЧК Казахстана были созданы лишь после образования Киргизской (Казахской) АССР на основании решения Президиума ЦИК, утвердившего 23 апреля 1921 года Положение о ЧК Киргизской (Казахской) АССР.

В центре Джаркента, и сейчас стоит большой одноэтажный дом, где во время описываемых событий размещалась уездная ЧК, а при советской власти – Панфиловский районный отдел УКГБ по Талды-Курганской области, ныне Жаркентский отдел ДКНБ по Алматинской области. Я неоднократно бывал и в этом здании, и в кабинете Крейвиса. Кабинет большой, с тремя окнами, выходящими на улицу. У одной из стен – старинный сейф с толстенными стенками, украшенный растительным орнаментом. В 1960-х гг. сейф исправно служил начальнику Панфиловкого РО КГБ, который открывал и закрывал его замысловатым ключом. Именно в этом здании и в этом кабинете уточнялись и корректировались детали плана операции, о которой идет рассказ, и именно в этом сейфе хранились все относящиеся к ней материалы.

Неоднократно бывал я и в здании милиции. До недавнего времени она находилась в том же доме, что и полвека назад. Если бы знал, что буду писать, все рассмотрел бы и все запомнил, но, увы! Ныне Джаркентская милиция находится в другом здании.

Взгляд назад

Я прерываю здесь свое повествование, чтобы обратиться к событиям совсем недавнего для героев моего рассказа прошлого, без чего дальнейшие события были бы не совсем ясными и понятными. Речь пойдет об антисоветском мятеже Верненского гарнизона. Он вспыхнул 12-19 июня 1920 года с благословения атамана Дутова. Поводом к мятежу был отказ 3-го батальона 27-го джаркентского полка 3-й Туркестанской стрелковой дивизии следовать на ферганский фронт для борьбы с бачмачеством. Достигнув Верного, батальон был остановлен и размещен на отдых и довооружение в Верненской крепости. Личный состав батальона состоял из крестьян Джаркентского уезда, был поражен духом анархии и бунтарства, не желал покидать свои края и идти воевать в чужие земли. Мятежники создали Боевой Ревком, который сместил всех начальников и командиров красноармейских частей гарнизона. «Крепость наливалась силами, пишет Фурманов. – К ней стекались на подводах жители сел и деревень, а она разъясняла «по-своему» события и «приказывала» сноситься только с собою; по-прежнему она запружена была беженцами – полуголодными, нищими, протестующими с отчаяния против всего и всех. Крепость и не думала свертываться»[60]. Председатель Военного совета 3-й Туркестанской дивизии Д. А. Фурманов, начальник дивизии И. П. Белов[61], военный комиссар Б. Шагабутдинов[62], пытаясь выиграть время до подхода верных частей, вступили в переговоры с мятежниками. В результате достигнутой договоренности в состав Военного совета и Семиреченского областного ВРК включились представители, избранные красноармейцами. Однако и после этого батальон вновь не подчинился приказу. Лишь с прибытием 19 июня в Верный 4-го кавалерийского полка, мятежники капитулировали. Подробно об этом мятеже и его ликвидации расскажет Д. А. Фурманов в своем романе «Мятеж», опубликованном вскоре после события в 1925 году, цитата из которого приведена только что.

После ликвидации мятежа начались репрессии. В декабре 1920 года Семиреченской ОблЧК была раскрыта контрреволюционная подпольная организация во главе с бывшим войсковым старшиной С. Е. Бойко[63]. Исследователь крестьянских восстаний в Казахстане В. К. Григорьев насчитывал у Бойко до 1700 вооруженных заговорщиков[64], по другим данным их было около 1800 бойцов. Начались аресты.

Я знаком с материалами дела участников бойковской организации. Мера наказания, как правило, была лишь одна – высшая. Приговоры выносили внесудебные органы – так называемые тройки. Иногда троих и не собирали, и приговор выносили те, кто оказывался под рукой.

Машина репрессий постоянно подпитывалась жертвами анонимных доносов, в основе которых были сведение личных счетов, оговоры, клевета, подозрения. Не избежали доносов и боевики – участники ликвидации Дутова, но об этом несколько позже.

Глава 3. Капкан для атамана

Замысел операции и исполнители

Задача ликвидации Дутова возникла у большевиков в 1920 году, сразу же после его ухода за границу. Разработчиком операции было разведывательное управление штаба Туркестанского фронта и Семиреченская областная Чрезвычайная Комиссия (СемоблЧК) Туркфонта.

Москва была заинтересована в захвате Дутова и в судебном процессе над ним, но, в крайнем случае, разрешила его уничтожение. Поэтому план операции предусматривал два варианта лишения белого воинства своего командующего: его похищение и вывод на территорию России, а, при невозможности сделать это – уничтожние. В любом случае это лишало зарубежную военную группировку белых ее мозга, военного и идейного руководства. Непосредственная подготовка операцией было возложена на заведующего джаркентским пунктом Регистрода В. В. Давыдова, который работал в тесном взаимодействии с Семиречченской облЧК и с ЧК Джаркентского уезда. Однако завершать операцию, по обстоятельствам, о которых будет сказано в своем месте, пришлось джаркентским чекистам.

Для выполненя этой задачи требовались дерзкие, смелые, решительные исполнители, исполнители, которые не спугнули бы врага, не вызвали бы у него подозрения, не насторожили бы его. И такие исполнители были найдены. Характерная особенность этих людей заключалась в том, что они не были революционерами, не были преданы революции, принадлежали к противоположному лагерю и пользовались у властей и населения дурной славой. При попадений этих людей в поле зрения дутовских контрразведчиков, а они, по плану, в него дожны были попасть непременно, вехи их биографий должны были вызывать к ним полное доверие противника и усыпить его бдительность. Конечно, же, все они были привлечены на основе компрометирующих материалов и по сути дела были принуждены к выполнению воли военных разведчиков, а затем – чекистов. Поэтому, надеюсь, читателю будут понятны те жесткость, диктат, отсутствие всяких снисхождений и послаблений, которыми характеризовались отношения чекистов к исполнителям этой опереации, особенно на заключительном ее этапе. Этим зримо дышат документы, с которыми он ознакомится. Но если бы чекисты не поступили столь прямолинейно и решительно, не принудили бы, фактически исполнителей к выполнению задачи, то ход истории мог бы пойти по другому руслу и возобновление гражданской войны в Семиречье, а затем во всей стране могло бы стать реальностью. Первым и необходимым этапом операции было установления личного контакта с Дутовым и завоевания его доверия. Это была трудная задача, потому что атаман был умным, хитрым, осторожным и подозрительным человеком. Мы помним штрих к характеристике атамана который нанес барон Будберг в своем знаменитом дневнике, однажды заметив, что Дутов совал свой нос во все дела и события, происходящие в штабе Колчака. Хитрость атмана оренбургских казаков отмечал в своих мемуарах и член омского Правительства Г. К. Гине[65]. Поэтому человек, которого следовало подвести к атаману должен был не уступать ему ни в уме, ни в хитрости, войти к нему в доверие, заинтересовать своими возможностями, заставить атамана поверить в свою преданность белому делу и создать условия для его похищения или ликвидации. Именно таким человеком был Касымхан Чанышев, личнось авантюрного склада и противоречивая. Следует заметить, что биография Чанышева сложна и запутана изначально.

Казахская история сохранила мало имен своих героев и мало населена ими. Поэтому казахи часто причисляют к своему племени героев других народов: царицу древних масахедов Тамирис, Чингис-хана, гения научной мысли Х-го века узбека Аль-Фараби, кипчака Бельбарса и др. Причислили они к своему народу и Касымхана Чанышева, хотя тот позиционировал себя татарином, и в разговоре, по свидетельствам современников, пересыпал свою речь русскими, уйгурскими и татарскими словами.

Касымхан Галиевич Чанышев родился в 1895 году. Его отец, Гали, по другим данным – Юсуп, якобы, принадлежал к роду казахских ханов, мать – татарка.

Чанышевы (Шанышевы) – выходцы из России. Почувствовав приближение смутного времени, они в 1914 году ушли в Китай и обосновались в городе Чугучаке. Имея значительный, как говорят сегодня, стартовый капитал, братья Чанышевы Хасен, Рамазан, Амин, Ибрай, Карим скоро стали крупными скотопромышленниками и купцами, владельцами нескольких кожевенных и сыроваренных заводов. По некоторым данным Касымхан был офицером русской армии и остался в России. Усть-Каменогорский исследователь В. Г. Обухов сообщает, что в 1909 году штаб Туркестанского округа готовил операцию по рекогносцировке Афганистана и планировал направить для этого офицера под легендой паломника, совершающего хадж[66]. Естественно, русского офицера, для выполнения подобной миссии привлечь было нельзя. По мнению штаба округа, «в случае каких-либо подозрений со стороны афганцев, последние в состоянии узнать русского офицера по несовершенному над ним обряду обрезания. Выбор должен быть сделан скорее из туземных офицеров, причем наиболее подходящим для этой цели признавались офицеры из татар, в частности, поручик 3-го Туркестанского стрелкового батальона Чанышев, который брался провести рекогносцировку ряда интересующих разведку районов Афганистана. Для этого он считал необходимым превратиться в простого чернорабочего туземца и в таком виде пристроиться к партии паломников, которые двинутся нынешней весной в Мекку со стороны Кашгара через Афганистан. Командировка должна была начаться в конце июня 1909 года и продлиться четыре месяца с возвращением из Мекки по тому же маршруту. По расчетам, расходы на такую разведку составили бы от 2500 до 3000 рублей. Состоялась ли командировка Чанышева в Афганистан, выяснить не удалось. Не найдены пока и дополнительные сведения о войсковом разведчике поручике Чанышеве. Можно предполагать, что тот имел отношение к славному купеческому роду Чанышевых, обосновавшемуся в 1914 году в Чугучаке и торговавшему по обе стороны российско-синьцзянской границы»[67].

По свидетельству ряда других источников[68] Чанышев – переводчик Туркестанского генерал-губернатора. Возможность принадлежности Касымхана Чанышева к офицерскому сословию высказывают его сослуживец по джаркентской милиции Н. П. Корнеев[69] и начальник погранзаствы «Хоргос» в 20-х годах прошлого века А. К. Махров[70]. Однако я в офицерстве Чанышева сомневаюсь.

На мой взгляд, войсковой разведчик и переводчик Чанышевы не имеют никакого отношения к Чанышеву Касымхану Этот вывод мне позволяет сделать уровень образования Касымхана, слабая разработанность его почерка, корявое выражение мысли, отсутствие у него всяких офицерских манер, хотя военно-учебное заведение и офицерская служба, особенно служба в штабе округа, должны были бы эти манеры выработать. Поэтому, как не жаль расставаться с такой красивостью, придется от нее отказаться. Однако бесспорно, что Касымхан Чанышев относился к известному в Степи и богатому купеческому роду, о чем говорят все, знавшие Касымхана. Если род Чанышевых и был ханским (по-русски – княжеским), то к началу XX века он уже обеднел и вынужден был уйти из России в Китай, где опять воспрянул за счет удачной торговли. Во всяком случае, в описываемое время Касымхана Чанышева называли ханом (князем), хотя в это время никакими ханами ни он, ни его родственники уже не являлись. Ведь хан у тюрков – это титул, верховного правителя, властелина, монарха. Таковыми Чанышевы не были и в казахских шежере[71] хана Чаныша (Шаныша) нет. Следует заметить, что институт ханства был отменен у казахов в середине XIX века, но до сего времени у них практикуется добавление к имени мальчиков приставки «хан», «бай», «торе», что отнюдь не говорит об их высоком происходении и положении в обществе, а является как бы родительским пожеланием власти, ума или богатства, своему ребенку[72].

Более правдоподобно, на мой взгляд, сообщение бывшего начальника Джаркентского уезда А. П. Загорского, хорошо знавшего К. Чанышева еще до революции. Он сообщает, что Чанышев служил в г. Скобелеве (Фергана) денщиком у доктора артиллерийского дивизиона. В 1917 г. он дезертировал, вернулся в Джаркент, где у него проживали мать и брат, и стал сторонником коммунизма[73].

По свидетельству Н. С. Жмутского, Касымхан Чанышев в местности Тышкан (восточнее Джаркента) командовал красным татарским отрядом, его заместителем был Садык Козлов, а командиром взвода – Халитов Гизат[74]. Это подтверждает и А. П. Загорский. Он пишет, что Чанышев в марте 1918 года с писарем управления военного начальника Шалина организовал отряд численностью около 78 человек, разграбил военные склады и объявил себя командиром отряда Красной гвардии.

В апреле 1918 г. К. Чанышев – начальник Красной гвардии г. Джаркента, однако, уже в конце месяца Военно-Революционный Комитет (ВРК) выразил ему недоверие и уволил вследствие несоответствия своему назначению[75]. В октябре в отношении Касымхана Чанышева возбуждается дознание по случаю его задержания стражниками опийной организации в выселке Кугалы, где он работал, по подозрению в краже опиума.

В 1919 г. Чанышев опять на коне: он поступает солдатом в 27-й Джаркентский полк, хорошо зарекомендовывает себя и у начальства и у личного состава, о чем свидетельствует документ, приведенный ниже:

Постановление

заседания Джаркентского ВРК 1919, марта 8/21 дня IX. Военным комиссаром Михайловым высылается на утверждение Постановление солдат Джаркентского гарнизона от 8 сего марта о временно избранных солдатами впредь до формирования полного комлекта дружины из 65 человек, начальника команды солдата Ильи Шмакова, помощником его солдата Касымхана Чанышева… Постановление это единогласно утверждается[76].

Авторитет Чанышева растет, и в июле 1919 года он утверждается помощником начальника уездной Охраны[77].

Отряд Чанышева в Джаркенте. 1918 г.

В это время под руководством Председателя Областного мусульманского бюро (Предоблмусбюро) Ураза Джандосова[78] для отправления на фронт формировалась Первая мусульманская дивизия. Командиром ее Джаркентского полка был назначен Касымхан Чанышев. Однако вскоре за пьянство и хулиганские выходки он от командования полком отстраняется[79].

После этого, Чанышев возвращается в Джаркент, в свой 27 полк. Здесь он был завербован сотрудником военной разведки Перветинским.

Касымхан Чанышев

В Центральном Государственном архиве Республики Казахстан я обнаружил интересный документ:

Северный фронт

Начальнику 3-й Туркестанской стрелковой бригады Из Джаркента 4233 штаб 3-й Туркестанской дивизии

По пункту первому срочных донесений

Расследовании донесения агента Особого отдела, официально. Арестуйте Касымхана Чанышева. Он является членом автономистов и другого татарина, стоящего у власти, фамилии его не знаем.

Ком. полка 27 Кичатов. № 311

17 марта 1920[80].

Из смысла этого документа можно сделать вывод, что на 17 марта 1920 года Чанышев уже служил не в 27 полку а в штабе бригады, в Гавриловке. Являясь негласным сотрудником военной разведки, он выполнял среди панисламистов оперативные задания, о чем командир полка не знал и, как положено, донес по команде. Во всяком случае, в панисламизме Чанышева никогда не упрекали.

Вскоре Чанышев демобилизуется и направляется в Джаркент, где при обстоятельствах, о которых скажу ниже, назначается начальником уездной милиции.

Возможна принадлежность Чанышева к партии большевиков, потому что начальником милиции, согласно указанию В. И. Ленина[81], мог быть только коммунист с партстажем не менее двух лет. Следовательно, не являясь коммунистом, Чанышев начальником уездной милиции стать бы не мог. Однако допускаю, что по решения ВЧК в отношении него могло быть сделано исключение.

Махмуд Ходжамьяров

Другим исполнителем в операции стал Ходжамьяров Махмуд. Согласно выписке из листка по учету кадров, сделанной заместителем директора Института истории партии при ЦК ВКП(б) Казахстана X. Джабасовым 29 июня 1934 года, Ходжамьяров родился в 1894 году, в 1907-1909 и в 1914-1919 годах проживал в Кашгаре (Китай), затем, оставив семью, перешел в Россию. Добавим, что Ходжамьяров родился в Джаркенте, уйгур, якобы, сын купца, образование низшее. В 1919-1920 гг. был красным партизаном в отряде Караваева (Джаркент). Женат. Супруга Хайринису – дочь купца Сраилова. У Ходжамьяровых было двое детей – дочь Рахима и сын.

Это был коренастый, смелый, решительный, хладнокровный, обладавший большой физической силой, сообразительный, привычный рисковать человек и меткий стрелок, в прошлом – удачливый контрабандист, так и не пойманный властями.

Включение в группу боевиков других исполнителей рождалось в спорах. Сначала чекисты и военные разведчики предполагали включить в группу Чанышева своих агентов Куценко и Амраева, но Чанышев этому резко воспротивился. На допросе 17 января 1921 года он показал: «Я говорил, что старые полицейские не могут с нами честно работать. Я говорил, что я подозреваю, что Куценко и Амраев выдали мою экспедицию (речь идет о неудавшемся покушении на Дутова в январе 1921 г. – В. Г.). После данной мне Давыдовым задачи ликвидации Дутова, Амраев сказал одному человеку, что ему задачи нет. Неизвестный человек сказал это моему сотруднику Тынчерову а Тынчеров передал этот разговор мне. Я сказал Давыдову, что это провокаторы, и они меня продадут…»[82].

В конце-концов, кандидатуры этих лиц были отведены, и чекисты разрешили Чанышеву самому подобрать состав исполнителей. Он остановил свой выбор на:

Байсымакове Мукае 1895 года рождения, уроженце с. Бурхан Джаркентского уезда, бедняке, малограмотном, беспартийном. Служил в белом формировании полковника Сидорова, был храбрым, бестрашным, физически сильным человеком;

Ушурбакиеве Насыре, 1895 года рождения, уроженце г. Джаркент, его брате:

Ушурбакиеве Азизе, 1904 года рождения. Он был отличным стрелком и лично предан Чанышеву. Оба брата не знали грамоты и не говорили по-русски;

Кадырове Юсупе, 1890 года рождения, уроженце аула Хонахай Джаркентского уезда, рос без родителей, батрачил на богатых баев, неграмотный, как и многие молодые джигиты, не брезговал контрабандой. Мастерски владел карабином, саблей, ножом. После установления Советской власти в Джаркенте, служил милиционером в уездной милиции.

Тынчерове Ханафия, 1890 года рождения, уроженце Джаркента и человеку не робкого десятка и Маралбаеве Султане, 1870 года рождения, сотруднике Джаркентской уездной милиции Он был человеком смелым и решительным, отличным стрелком, владел, русским, арабским, китайским языками.

Большинство подобранных были уйгурами, все они, кроме Маралбаева, были молодыми крепкими парнями, давно знакомыми между собой, людьми смелыми и рисковыми. Местные жители, они, вращаясь в среде контрабандистов, бандитов, барымтачей, общаясь с жителями Китая и с проживающими там родственниками, хорошо знали обстановку на сопредельной территории, традиции и обычаи тамошних жителей. Поэтому их появление на сопредельной территории ни у кого не должно было вызвать вопросов. Забегая вперед, замечу что по имеющися сведениям Ушурбакиев Насыр и Тынчеров Ханафия непосредственного участия в террористическом акте не принимали. Об этом говорил на допросе брат Насыра Азиз Ушурбакиев. Однако племянник Азиза, проживающий ныне в Джаркенте, Ушурбакиев Ахметжан Насырович говорит, что непосредственным участником операции был не Азиз, а Насыр и награжден часами тоже он, а не Азиз. О наличие наградных часов у Насыра говорит и его сноха Райана, ныне проживающая в Орске[83].

Старт операции

В архиве Президента PK хранятся воспоминания начальника отдела по борьбе со шпионажем, контрабандой и должностными преступлениями С. Н. Жмутского, бывшего начальника пограничной заставы «Хоргос», через участок границы которой уходили в Китай и возвращались боевики, А. К. Махрова и помощника начальника джаркентской милиции в 1920-22 годах Н. П. Корнеева. Все трое были посвящены в операцию и довольно подробно описывают ее подготовку и ход[84].

Воспоминания С. Н. Жмутского и Н. П. Корнеева записаны в конце 50-х годов прошлого века А. К. Махровым, работавшим в то время председателем Джаркентского филиала общества «Знание» и использовавшим их в лекциях, которые он читал жителям района. К этому времени авторы воспоминаний были уже достаточно пожилыми людьми, но обладали отменным здоровьем и крепкой памятью.

Со слов Н. П. Корнеева, на операцию были отпущены большие средства в виде опиума, сайгаковых рогов[85] и других предметов, которые и сейчас в Китае имеют особую ценность. Было решено, во что бы то ни стало, купить «китайскую власть», что и было сделано: один из помощников губернатора был подкуплен и стал способствовать операции. Стараясь приобрести информаторов из среды дутовских контрразведчиков, чекисты и военные разведчики искали возможности для установления с ними доверительных отношений.

Одновременно была организована группа контрабандистов, которая связалась с китайскими и иммитировала бурную контрабандную деятельность, чтобы попасть в поле зрения дутовских спецорганов и добывать от них информацию.

Н. С. Жмутский рассказывает: «на секретном совещании Особого отдела ЧК в присутствии работников Укома партии было решено к этой работе (операции – В. Г.) привлечь всех заподозренных в связях с контрреволюцией. Первым таким был сын князя Чанышев Касымхан и его единомышленник Ходжамьяров, джигит-конокрад Мукаш Джигитеков (видимо, речь идет о Мукаше Байсымакове – В. Г.), Джунусов Аубакир, Тынечеров Ханафия и др. Работа у нас началась так. Чанышев назначается нами начальником милиции Джаркентского уезда и в соответствии нашего плана постепенно связывается с офицерами дутовской группы. Сообщает ложные сведения через Ходжамьярова и Джигитекова»[86]. Этот план был принят. Первый начальник джаркентской рабоче-крестьянской милиции А. С. Соколов, избранный на эту должность 1-м Джаркентским съездом Советов в декабре 1917 года, в марте 1920 года, был отправлен в Фергану на борьбу с басмачеством, а на его место назначен Касымхан Чанышев.

Ставший заместителем Чанышева Н. П. Корнеев сообщает, что он был вызывай начальником секретно-оперативной части УЧК Суворовым, который предложил ему строго следить за действиями нового начальника[87].

На посту начальника милиции Чанышев вел себя вольно. Ветеран-пограничник 49 Джаркентского погранотряда Александр Константинович Махров вспоминал, что часто, по капризу жены попить кумысу, Чанышевы выезжали на джайляу[88] с отрядом до 40 милиционеров, вводя казахов в траты[89].

Между тем, дутовские контрразведчики постоянно снабжались дезинформационными материалами. Однажды в осторожной форме им было названо имя нового начальника милиции Чанышева.

Постепенно дорабатывался и план операции, который вскоре приобрел форму хорошо продуманного рабочего документа. Стержнем плана была идея захвата атамана живым и доставка его в Россию для предания суду. И только в крайнем случае допускалось его убийство.

Для захвата атамана исполнители должны были выманить Дутова за пределы его резиденции – суйдунской крепости и совершить похищение или, предварительно оглушив в кабинете, вывезти атамана в мешке за пределы крепости. На случай прояления интереса к содержимому мешка, объяснить, что в мешке – прокламации, полученные от Дутова для распространения в Джаркентском уезде. Это не должно было вызвать подозрений, так как вывоз прокламаций таким образом практиковался дутовцами постоянно.

Выполнению плана операции способствовали бы отсутствие всякой охраны границы со стороны китайцев и довольно свободный ее переход гражданами обоих сторон. Особенно часто появлялись в Китае жители Казахстана, переходящие в сравнительно богатый в то время Китай для приобретения продуктов, необходимых товаров и для посещения родственников. Поэтому появление группы боевиков на территории Китая не должно было ни у кого вызывать подозрений.

Есть контакт!

Операция переходит в практическую плоскость. Решается одна из главных задач операции, без решения которой она неосуществима – установление контакта с атаманом и завоевание его доверия. Для этого Чанышеву предоставляется отпуск и он несколько раз выезжает в Китай, восстанавливает и развивает связи с кульджинскими родственниками.

Наконец, условия для подготовки контакта были созданы. Атаман уже знал о смене милицейского начальства в Джаркенте, о том, что новым начальником милиции назначен потомок казахского хана, который через преданных ему людей ищет к нему подходы.

Контрразведчики докладывали Дутову, что от Чанышева уже поступают очень важные сведения о мероприятиях джаркентских властей и об обстановке не только в Джаркентском уезде, но и в соседних районах. В июне Дутов высказал желание встретиться с Чанышевым лично.

Чанышев рассказывает[90]: «В сентябре 1920 года был в отпуске в Кульдже. Встретил бывшего Джаркентского городского голову Миговского[91]. Он всячески ругал советскую власть. Я его поддерживал и сообщил ему, как бы между прочим, чтобы войти к нему в доверие, что у меня есть 200 вооруженных милиционеров, с которыми я свободно могу произвести восстание в Джаркенте. Миловский предложил мне познакомиться с Дутовым и сговориться о дальнейших действиях. Посоветовал предварительно переговорить с попом Ионой»[92].

Главный священник Оренбургской армии игумен Иона (Покровский)

В деле «Доклады Облвоенревсовета о политической и культурно-просветительской работе в частях войск Семиречья. 1919 год» я обнаружил отрывок какого-то документа без начала и конца, в котором так говорится о Кульдже: «Все, что было в Семиречье плохого – интриганы, спекулянты, мародеры, филистеры, черносотенцы и даже разбойники бежали в Кульджу Все это сгруппировалось в Кульдже, под покровительством консульства свило прочное гнездо»[93]. Поэтому вести себя в Кульдже Чанышеву надо было очень осторожно и не дать повода дутовской контрразвеке для малейших подозрений.

Конечно же, посещения родственников начальником Джаркентской милиции не прошли мимо внимания контрразвдчиков, и встреча Чанышева с Миловским была не случайной: уж очень стремительно развивался процесс представления Чанышева атаману. «Вечером Миловский пришел ко мне с Ионой, – продолжает Чанышев. – Тот расспрашивал меня о делах в России и в нашем крае, присматривался, наконец, сказал:

– Я узнаю человека по глазам, Вы – наш! – и предложил завтра приехать в Суйдун и встретиться с ним».

На другой день Чанышев и Ходжамьяров были в Суйдуне. Здесь, недалеко от крепости стояла чайхана, где столовались офицеры. В чайхане Касымханов столкнулся со своим товарищем по юности, а ныне переводчиком Дутова, полковником Аблайхановым. Полковник знал, кем стал Чанышев у большевиков и во время обеда спросил, что привело его сюда. Чанышев ответил, что был в Кульдже у родственников и завернул в Суйдун, чтобы попытаться встретиться с атаманом и предложить свои услуги. Аблайханов, пообещав, что попытается помочь ему в этом, ушел. Минут через пятнадцать он вернулся, и к вечеру Касымхан был у Дутова. Дутов уже хорошо знал и о Чанышеве, и о его возможностях. Такие люди ему были нужны, он был приветлив, любопытен и в меру откровенен. Он говорил, что располагает значительными силами для борьбы с большевизмом и готовится к наступлению, выражал уверенность, что население Джаркентского уезда поддержит его, подчеркнул, что особенно дорога ему будет помощь на первых порах, и он надеется на Чанышева и на таких людей, как он. Чанышев внимательно слушал и не разубеждал атамана. Посвящая Чанышева в свои планы, Дутов рассказал, что «в Джаркенте, Борохудзире, Голубевской, в Талгаре[94], Пржевальске, Верном и еще кое-где за Семипалатинском» подпольно работают верные ему организации, которые также готовятся к вступлению атамана в советское приграничье. Дутов просил Чанышева добывать для него сведения о войсках большевиков в Джаркентском уезде и снабжать его этой информацией лично или через курьеров. Просил Дутов помочь и оружием. На этом первая аудиенция с атаманом закончилась.

В одну из последующих поездок к Дутову Чанышев представил ему в качестве связника Махмута Ходжамьярова. В дальнейшем в круг связников был расширен.

На одной из встреч Дутов похвалил Чанышева за услуги и, якобы, обещал после овладения Семиречьем сделать его наместником Туркестана и всей Семиреченской области. На допросе в 1937 году Байсымаков рассказывал, что во время поездки в Ташкент для награжения, они, имея в виду доверие атамана к Чанышеву, шутили, что, если бы они не убили Дутова, то Касымхан ходил бы у него в крупных чинах.

Хотя в материалах ДКНБ по г. Алматы нет ни копий писем Чанышева к Дутову, ни их содержания, такие письма несомненно были, они отрабатывались руководителями операции и содержали информацию по интересующим Дутова вопросам, разумеется, с элементами дезинформации. Согласно показаниям Ушурбакиева Азиза от 11 января 1938 года и Байсымакова Мукая от 12 января того же года, Чанышев систематически посылал в Китай к Дутову и Тынчерова Ханафию, а через Ходжамьярова по просьбе атамана переправил в Чимпандзе, полковнику Янчису две винтовки и два нагана. В результате Дутов проникся еще большим доверием к Чанышеву и Ходжамьярову и их преданность его делу не подвергалась у него сомнению. Дутов даже пригласил Чанышева встретиться на природе в непринужденной обстановке. Чтобы не привлекать внимания чекистов к довольно частым поездкам Чанышева в Суйдун и в Кульджу Дутов предложил провести эту встречу на китайской территории в безлюдной предгорной местности в районе Кольджата (80-100 км. западнее Джаркента). Чанышев согласился.

Роковые неудачи

Обдумав предложение Дутова, чекисты решили, что на этой встрече надо его брать. К захвату атамана подготовились солидно. В операции было задействовано 48 сотрудников и красногвардейцев. Перейдя границу, они разделились на две группы: одна поехала предгорьем, вторая – по реке Или. Группы сопровождали надежные закордонные работники. В назначенных местах были оставлены сменные лошади.

Встретились Дутов и Чанышев, как старые добрые друзья. Был организован обед, не обошлось и без выпивки. Когда атаман захмелел, и чекисты уже были готовы его схватить, поступил сигнал опасности и здесь же подъехала сотня казаков. Перехитрил ли Дутов Чанышева или это было случайностью, но операция сорвалась.

В ноябре то ли в качестве соглядатая, то ли в помощь, Дутов прислал к Чанышеву своего человека. Это был оренбургский казак Нехорошков Дмитрий Тимофеевич, 40 лет, уроженец станицы Кочудинской, Троицкого уезда, образование – сельская школа, женат, 5 детей, семья проживала по месту его рождения, имущество: корова и две лошади. С согласия чекистских органов, Чанышев устроил Нехорошкова делопроизводителем к себе в милицию.

К началу января был подговлен следующий, уже шестой, рейд к Дутову, но уже с целью его похищения. Утром, 5 января 1921 года группа в составе Чанышева, Ходжамьярова, Байсымакова Муки и Кадырова выехала из Джаркента и к вечеру следующего дня через Кульджу прибыла в Суйдун. Однако время ее появления здесь было выбрано неудачно. Распропагандированный уйгурскими националистами, в крепости Курэ (несколько километров от Суйдуна) внезапно восстал 6-й мусульманский полк. Расположенные вокруг Суйдуна китайские гарнизоны в Цинщуйхэцзы, Чимпандзе, Кульдже и в других населенных пунктах были приведены в полную боевую готовность. Сама крепость Суйдун была блокирована подошедшими войсками, на дальних подступах к ней бродили укрупненные патрули и разъезды, доступ в крепость был закрыт. Кроме того, это было время Рождественских праздников, к тому же накануне Дутов простудился, болел и никого не принимал. Поэтому проникнуть в крепость группе не удалось и, не выполнив задания, разбившись на группы, террористы вернулись обратно.

Ветеран Джаркентского пограничного отряда Д. А. Микрюков вспоминает:

«В середине января 1920 года, меня перевели в Джаркентское агенство Внешторга под псевдонимом Таврин на должность в Хоргосское агенство Внешторга с сохранением должности контролера таможни и контролера погранпостов. Перед рассветом ко мне в Агенство Внешторга привели Чанышева и его связного Махмута, который разбил задницу и верхом от Хоргоса до Джаркента не мог ехать. Наутро я их отправил на подводе и под конвоем в Джаркент Без даты»[95].

Возвращение группы Чанышева без трепетно ожидаемых результатов взбесило работников Регистрода и ЧК. Все вспомнили о компрометирующих Касымахна Чанышева материалах, и у чекистов возникло сомнение относительно его честности и преданости. Не имея возможности проверить и рассеять эти сомнения, они 14 января 1921 года арестовали всех участников операции по обвинению в саботаже и невыполнении постановления Революционного Военного Совета (РВС) Туркестанского фронта. Чанышева, кроме того, обвинили в принадлежности к бойковской контрреволюционной организации и в участии в Верненском мятеже 1920 года. Вся группа, кроме Чанышева, была помещена в Джаркентскую тюрьму. Чанышев содержался при милиции…

Немедленно был арестован и допрошен и посланец Дутова Нехорошков. Вот протокол его допроса:

Протокол допроса

Нехорошкова Дмитрия Тимофеевича, перебежчика, милиционера Джаркентской милиции

17 января 1921 года

В 1918 году поступил в милицию в г. Троицк по обслуживанию белых. Эвакуирован в Лепсинск при отступлении белых. Из Лепсинска нам было приказано отступить в Китай. По сути дела показал: меня командировали в Джаркент в ноябре месяце в распоряжение Чанышева. Никаких инструкций от него (видимо, от Дутова – В. Г.) я не получал и мне велено было обратиться к тому же Чанышеву и работать под его рукой. По приезду я так и сделал. Все, что мне говорил Чанышев, я исполнял. Письма я Дутову писал под диктовку Чанышева. Больше я ни с кем здесь не работал. В области шпионажа я сознался уже во всем и говорю откровенно, что больше ни с кем дела не имел, кроме Чанышева.

Я сознавал, что это моя гибель, но боялся как Чанышева, так и Дутова и находился все время между двух огней. Когда меня арестовали, то я сразу все сказал и во всем признался. Я неоднократно просил Чанышева отправить меня в Китай, но Чанышев не хотел этого делать»[96].

Чанышев содержался при уездной милиции. 17 января 1921 года он был допрошен следователем Семиреченской областной ЧК Василием Гузевым[97]. Чанышев показал, что Бойко он не знал, и Дутов у него о нем не спрашивал и в разговорах его имени не называл. Он упоминал только доктора Троицкого, инспектора гимназии Леймана и Нестерова, кланялся Кантору. Знакомство с лицами, занимающимися контрреволюционной деятельностью, отрицал, заявлял, что вообще таковых не знает. Других протоколов допросов Чанышева в деле нет. Возможно, что официально показания Чанышева не фиксировались.

План Гаврилова-Снеткова

Чекисты проверили принадлежность Чанышева и Ходжамьярова к бойковской организации и установили, что ни тот, ни другой никакого отношения к ней не имеют. Не имели отношения к верненским подпольщикам и другие участники операции. Все они из-под ареста были освобождены. Но сомнения в достаточности усилий Чанышева и Ходжамьярова к выполнению задания и подозрения в их отлынивании оставались. Решено было в отношении Чанышева приступить к следствию.

Постановление

1921 года января, 25 дня

Уполномоченные Облчека Гузев и Курашев рассмотрели дело по обвинению Чанышева, бывшего начальника уездной милиции, принимая во внимание, что Чанышев фигурирует косвенно и весь материал на Чанышева имеется в Военследкомиссии, постановили: Чанышева перевести для содержания под стражей в Работный дом в одиночную камеру и числить по Военследкомиссии. Подписи.

Серьезно подозевая Чанышева в измене и намеренном невыполнении задания, чекисты готовили ликвидацию Чанышева и его близких, в частности, брата Аббаса.

Утаить арест Чанышева и Ходжамьярова было невозможно, и об этом тотчас стало известено Дутову. Этому способствовали и узун-кулак[98], и письмо жены Чанышева китайским властям, полагавшей, что ее мужа арестовали за передачу им уйгурского революционера Ажи Ходже и просившей у них помощи в вызволении Чанышева из тюрьмы. Письмо понес Ушурбакиев Азиз.

В это время из Ташкента от командования Туркфронта поступило категорическое требование возобновить и форсировать мероприятия по уничтожению Дутова и направить к нему боевиков еще раз. Регистрод от руководства операцией был отстранен и руководство ею было возложена на ЧК Семиреченской области.

Начальник Особого отделения Николай Иванович Гаврилов-Снетков[99] обратился к руководству ОблЧК с планом ликвидации Дутова, суть которого в дальнейшем была изложена им в заявлении в областную комиссию по очередной чистке РКП(б). В доказательство того, что он всегда был ярым врагом белогвардейщины, Гаврилов приводит ряд фактов, подтверждающих это, и среди них тот, который нам интересен. Гаврилов пишет, что ему принадлежит важная заслуга в ликвидации Дутова. Возврашаясь на несколько назад, он поясняет, что, видя, что план Давыдова, в результате бездействия исполнителей провалился, он выработал свой план ликвидации Дутова в условиях сложившейся оперативной обстановки.

«По моему настоянию, – пишет Гаврилов-Снетков, – Касым Чанышев и его некоторые сотрудники арестовываются, арест К. Чанышева производил я и Крейвис, мы так же приняли меры к поимке агентов, разъезжавших по границе с оружием. В то же время был арестован нами и Давыдов. Когда получилась сильная огласка по городу и границе о том, что Дутова хотят убить, тогда я поехал к Касымхану Чанышеву в рабдом, где он сидел в одиночке, и, преговорив с ним, предложил ему новый план работы – устроил ему фиктивный побег, забрав за него заложников, предупредил, что, если он не убьет бандита Дутова, то все заложники будут расстреляны без суда, дав сроку на ликвидацию 7 дней без всяких отстрочек.

После этого, ему, безусловно, пришлось выполнить задачу и убить Дутова. Убийство произошло 6 февраля 1921 года в 6.30 вечера агентом Махмудом при участии Чанышева.

Из этого вытекает, что, если бы Чанышев сидел за свои дела в рабдоме и не было бы мною принято энергичных мер к ликвидации, то Дутов был бы жив и сейчас мог бы натворить много вреда пролетариату. После ликвидации Дутова, отряд его в Суйдуне разложился, т. е. не стал опасным для нас»[100].

План Гаврилова-Снеткова был принят. В соответствии с ним были арестованы родственники Чанышева, в том числе братья Аббас и Батырхан, служивший также в Джаркентской милиции, конфисковано их небогатое имущество, например, у Чанышева было всего три лошади и 20 баранов, что по меркам тех лет граничило с бедностью. Взятые заложники были предупреждены, что при измене Чанышева или при невыполнении им полученного задания они будут расстреляны.

О практической стороне выполнения плана Гаврилова-Снеткова сообщает бывший в то время караульным начальником (начальником караула) в джаркентской тюрьме, в дальнейшем – старший инженер Госплана Казахской ССР, член КПСС с 1924 года, персональный пенсионер – Сарсембеков Тельтай. В своем заявлении в КГБ Казахской ССР (даты не указал) он по этому поводу пишет, что арестованный Чанышев рассказывал ему, что его подозреваюит в шпионаже, и ему грозит расстрел. Единственным выходом из положения он видел в поручительстве за него здешних купцов или родственников, в поездке в Кульджу и уничтожении Дутова. «Затем, – пишет Сарсембеков, – Чанышев обратился ко мне: «очень прошу Вас отнести Уполномоченному ЧК мое письмо по этому вопросу», и я согласился и отнес его заявление, он (Уполномоченный – В. Г.) сказал: «хорошо, я буду сам сегодня или завтра, там и поговорим». На следующий день Уполномоченный, фамилию забыл, приехал сам и вызвал Чанышева к себе. Через некоторое время вызвал и меня к себе и сказал: «отнеси три письма Чанышева трем жителям – татарам и дай свидание Чанышеву с ними». Я выполнил поручение Уполномоченного и отнес указанные письма по назначению. Это было до обеда. После обеда приехали три купца-татарина, родственники Чанышева, которые, оказывается, согласились дать подписку и заложить себя как залог за Чанышева. Я сразу заметил, как лицо Чанышева приняло радостное выражение».

Пложенное в заявлении Тельтая Сарсембекова дает основание заключить, что действия Чанышева были предприняты после обдумывания предложения Гаврилова-Снеткова, и он искал возможность довести свое согласие до чекистов.

Со слов Чанышева, перед отъездом в Китай, 31 января, ему объявили приговор и сказали, что через 5 дней он будет расстрелян, если не выполнит задания. Чанышев повторил, что выполнить задание в прошлый раз было невозможно, и, под угрозой потери родственников и заложников, согласился еще раз поехать в Суйдун и убить Дутова.

Переговоры чекистов с Чанышевым о судьбах заложников, в случае невыполнения им задания, не были пустыми угрозами:

Постановление

город Джаркент, 31 января 1921 года

На объединенном заседании сего числа под председательством Предчека т. Суворова, членов: Уполномоченного Облчека Гузева и членов военследкомиссии Бологова и Шаверского, Начальника погранпунта Особого Отдела Гаврилова, Начрегистротдела Раевского

Постановили:

В силу данных Чанышевым Касымханом десять человек заложников, в том числе: Давыдов – бывший Председатель РВК и Регистрпункта, дал свое согласие добровольно, Чанышева Касымхана освободить и дать ему срок для проведения операции в убийстве Дутова до 12 часов дня седьмого февраля 1921 года, в случае неисполнения этой операции или симуляции со стороны Чанышева, все заложники должны быть расстреляны в момент истечения данного срока. От заложников взять добровольные подписки с их согласием.

Председатель, члены

Как видно из этого документа, речь о похищении Дутова уже не шла. Речь уже шла только об уничтожении атамана. Чекистов уже не интересовало, как и с кем Чанышев будет выполнять задачу, какие способы и ухищрения он для этого применит. Задача была жесткая и краткая: убрать!

Перед освобождением К. Чанышеву был зачитан еще один документ, жестко воздействовавший на его психику и отрезавший все пути к невыполнению задания.

Постановление

Джаркентская уездная ЧК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности в составе Председателя Суворова, членов уполномоченных ОблЧк т.т.

Гузева и Курышева, Начальника пункта местного Особого отдела Гаврилова и заведывающего Джаркентским Регистрпунктом Раевского, рассмотрев в своем заседании дело по обвинению граждан

1. Агента Джаркентского Пункта Регистрационного Отдела Революционного Военного Совета Туркфронта Касымхана Чанышева в том, что он, получив задание от заведываюшего Пункта Давидова о ликвидации атамана Дутова, проживающего в китайских пределах, в гор. Суйдун, и будучи предупрежден под его личную подписку о том, что неисполнение влечет за собой его, К. Чанышева, расстрел, получил также оружие от председателя ЧК тов. Крейвиса и, отправив последнее в Китай, до сих пор ликвидации не произвел, несморя на то, что данный ему для этого срок уже истек полмесяца тому назад и неоднократно был продлен, что дальнейшее оттягивание задания рассматривается как измена рабоче-крестьянскому делу,

2. Агента того же Пункта, брата названного Чанышева, Аббаса, который, несмотря на данную им подписку при поступлении в Регистрпункт и зная о плане ликвидации, разгласил это, Постановлено:

Чанышева Касымхана и Аббаса, как врагов пролетарской революции, интересы которой они, Чанышевы, предпочли интересам белогвардейского атамана, РАССТРЕЛЯТЬ.

Принимая же во внимание их прошлую деятельность и обещание закончить ликвидацию, дать возможность свидания названным заключенным со своим братом Амином Чанышевым для разработки плана, исполнения в срок, который продлить до 12 часов 5 февраля, и, в случае исполнения, облегчить тяжесть преступления.

Подлинный подписали: Председатель ЧК Суворов, Члены: В. Гузев, Н. Гаврилов и Б. Раевский.

Копия верна: Зав. Столом личного состава Щербаков.

Позже, на обратной стороне листа, на котором отпечатано это Постановление, появилась исполненная от руки справка:

Справка

Агент Чанышев

Аббас Чанышев жена Чанышева К.

мать Чанышевых

В. В. Давидов и др.

были заложниками за Касымхана Чанышева

Агент Чанышев (речь идет о Чанышеве Аббасе – В. Г.) в разработке плана не участвовал, так как он по моему предложению был отстранен, как неспособный, он был просто заложником.

Первоначально его я хотел отправить на ликвидацию Дутова, но, видя его неспособность, послал обратно в рабдом[101], где он ждал вместе с другими расстрела. Тогда особенно боялся расстрела Аббас.

Подпись неразборчива,[102] (возможно, Суворова).

За несколько дней до этого Ходжамьяров был освобожден из-под стражи и сразу же ушел в Китай, еще раньше были освобождены и ушли в Китай, от греха подальше, и другие участники несостоявшегося покушения. Одновременно, согласно плана Гаврилова-Снеткова, был распространен слух, что Чанышев совершил побег из тюрьмы и разыскивается джаркентским Политбюро. Для введения противника в заблуждение, мероприятия по розыску Чанышева чекистами проводились реально, открыто и жестко. Целыми днями чекистские конвои водили в УЧК, милицию и в тюрьму задержанных.

Конечно же, весть о побеге Чанышева и обрадовала Дутова, и насторожила его.

В ночь на 1 февраля Чанышев выехал на выполнение задания. Перед уходом на операцию он написал обязательство, что убьет Дутова, и что предупрежден, что при невыполнении обязательства, будет расстрелян.

Уже известный нам Д. А. Микрюков, вспоминает, что через два дня после ухода Чанышева в Китай, «прибыл его связной с запиской, что атаман болеет и не принимает, как быть? Об этом я передал в Джаркент, получил ответ, что, если за оставшиеся 24 часа взятые обязательства не будут выполнены, приговор будет приведен в исполнение. Я написал записку, заменил охромевшую лошадь связного своей и отправил в Суйдун»[103].

Звезда атамана клонилась к закату. Спасти его могло или чудо, или предательство группы. Ни того, ни другого не случится.

ТЕРРАКТ

О том, что сюда приедет Чанышев знал только Ходжамьяров. Поэтому в своих показаниях все остальные говорят, что в Китае встретились с Чанышевым случайно. Байсмаков Мукай рассказывает, что Ходжамьяров и он находились в это время в Суйдуне. По прибытии на китайскую территорию Чанышев встретил Ходжамьярова и других участников не состоявшегося январского покушения. В это время к ним прибыл курьер из Джаркента Азиз Ушурбакиев. Он доставил записку с требованием немедленно совершить убийство Дутова и возвратиться в Джаркент. Чанышев сказал, что, если он не выполнит задание ЧК, то пострадают восемь человек арестованных заложников и во имя них нужно выполнить это задание и просил у них помощи.

На этот раз, в состав группы террористов, кроме Чанышева и Ходжамьярова, как это видно из приказа о награждении, вошли Мукай Байсымаков, Азиз Ушурбакиев, Юсуп Кадыров и Султан Маралбаев.

Террористы еще раз наскоро обговорили роль каждого в операции. Убийство Дутова должен был совершить Ходжамьяров, он был к этому готов и морально и психически. Вход в кабинет Дутова кого-либо другого не планировался, так как в одиночку выбраться из помещения после терракта было бы легче.

Чанышев, с его слов, на клочке бумаги нацарапал записку Дутову следующего содержания: «Господин атаман, хватит нам ждать, пора начинать. Все сделал. Готовы. Ждем только первого выстрела, тогда и мы спать не будем. Прощайте. В. К.».

Убийство атамана должно было произойти в момент чтения тем этой самой записки.

Перед наступлением темноты группа Чанышева подъехала к воротам крепости. Все были в национальной одежде. Юсуп Кадыров рассказывает, что их было шестеро, вооружение составляли винтовки и револьверы.

Зная о побеге Чанышева из джаркентской тюрьмы, Дутов распорядился беспрепятственно пропустить его и его спутников в укрепление. Но в крепость въехали не все: за ее воротами с заводными конями остался Султан Маралбаев (старик, 50 лет).

Дом, в котором находилась квартира Дутова, стоял внутри крепости, в некотором удалении от ее ворот и был окружен забором. Снаружи у ворот этого забора стоял часовой, другой – внутри двора, около крыльца.

9 февраля 1921 года Чанышев письменно доносит: «Близ дверей в квартиру Дутова около часового был поставлен Мука Байсымаков, которому я отдал распоряжение убить часового, как только в доме раздастся выстрел. Сам встал у дверей караульного помещения. Азиза Ушурбакиева, Кудека Байсымакова и Юсупа Кадырова оставил у ворот двора». На допросе 12 января 1938 года Байсмаков Мука показал, что его брат Кудек, Ушурбакиев Насыр и другие непоседственного участия в убийстве Дутова не принимали. Это же подтвердил на допросе 11 января 1938 года и Ушурбакиев Азиз. Следовательно, называя непосредственных участников ликвидации Дутова, Чанышев ошибся, включив в их число Байсмакова Кудека. Заблуждался и Милованов, поставив Байсымакова Кудека с наружной стороны забора особняка атамана. Заблуждение Чанышева и Милованова и правоту Байсмакова Муки подвержает и наградной приказ, в котором указаны только один из братьев Байсымакова и один из братьев Ушурбакиевых.

Никакого пакета с сургучными печатями, как это пишут многие исследователи, боевики Чанышева часовым Дутова и самому атаману не предъявляли, потому что его у них не было и не могло быть: наличие его сразу бы вызвало подозрение, т. к. Дутов знал, что Чанышев бежал из-под ареста и наличие у Ходжамьярова осургученного пакета сразу бы вызвало подозрения атамана. Не было также и караульного помещения, и караула: при доме было помещение для посыльных, которых исследователи громко называют федьдъегерями.

Место убийства Дутова разные авторы называют по-разному: одни говорят, что это штаб, другие – квартира Дутова. Однозначно, что теракт произошел в квартире Дутова, в комнате, которая одновременно служила приемной и была его рабочим кабинетом. Здесь он постоянно находился, здесь заслушивал доклады подчиненых. Штаб же располагался в нескольких тесных землянках, мало пригодных для работы, и Дутов там бывал редко.

Ходжамьяров показал записку часовому, и тот вызвал адъютанта. Адъютант взял записку и повел Ходжамьярова и Чанышева к Дутову. Чанышев, намеренно замешкавшись, отстал.

Через несколько минут в доме прозвучали три револьверных выстрела.

Со слов Муки Байсымакова, он сразу же убивает часового, затем еще двух, со слов Кадырова Юсупа – только двух, со слов Чанышева – одного.

Услышав выстрелы, из своего помещения пытались выскочить обитавшие здесь посыльные, но выстрелы Чанышева загнали их обратно. В эти мгновения появился Ходжамьяров. Все вскочили на коней и поскакали к воротам крепости. У них стояла группа китайских солдат, которые также были разогнаны выстрелами боевиков.

«По выезде из крепости, – продолжает Чанышев, – когда мы уже находились в безопасности, Ходжамьяров передал мне: «при входе к Дутову я передал ему записку. Тот стал ее читать, сидя на стуле за столом. Во время чтения я незаметно вытащил револьвер и выстрелил в грудь Дутову. Дутов упал со стула. Бывший тут же адъютант Дутова бросился ко мне, я выстрелил ему в упор, в лоб. Тот упал, уронив со стола горевшую свечу. В темноте я нащупал ногой Дутова и выстрелил в него еще раз».

Некоторые подробности убийства Дутова рассказал Ходжамьяров бывшему сотруднику пограничного пункта Особого отдела № 3 ВЧК Килибаеву работавшему затем в секторе ВУЗов и ВТУЗов Каз. Крайкома ВКП(б) и опекавший того во время учебы в КомВУЗе. 5 ноября 1935 года Килибаев записал воспоминания Ходжамьярова. Отметив, что накануне Ходжамьярова лягнула лощадь и повредила ему ногу он пишет, что Махмут шел к дому Дутова, опираясь на Мукая. «Передав письмо Дутову, – записывает Килибаев рассказ Ходжамьярова, – я остался стоять посреди комнаты. Взяв письмо и раскрыв конверт, Дутов начал читать. Прочитав две-три строчки, посмотрел на меня и продолжил читать дальше. Мне трудно было вытащить спрятанный за пазухой револьвер, ибо я опасался, что малейшая неосторожность могла вызвать его подозрение. Воспользовавшись моментом и, идя на явный риск, поднял руку и начал почесывать шею. В это время Дутов третий раз поднял голову, посмотрел на меня и вновь углубился в чтение. В эту минуту, не теряя времени, я выстрелил ему в бок, думая что если нацелюсь в голову, то могу промахнуться. Действительно, пуля сразила его под мышкой, письмо выпало из его рук, а горевшая лампа стала дымить и тут же потухла. Потом нацелил револьвер на прибежавшего адъютанта, который бросился на меня, но я тут же уложил его одной пулей наповал. Шатаясь в темноте, жена Дутова истерически кричала, ее крик поразил мой слух. Конечно, я был сильно возбужден, в глазах слегка потемнело. Задыхаясь, через окно перебрался во двор. Услышав выстрел в комнате, Мукай тут же разделался с часовым и, не выпуская охрану из соседнего дома, перестреливаясь с ней, подбежал ко мне на помощь, а Кобек[104] подал лошадей, а Касымхан, Азиз и Жусуп перестреливались. Макай и Кобек с Султаном не дрогнули, держали наготове лошадей и подвели их вовремя. Быстро вскочив на коней, мы помчались в сторону ворот крепости»[105].

Как видим, рассказ Ходжамьярова, записанный Килибаевым, существенно дополняет детали убийства Дутова. Что касается письма и конверта, то их, конечно же, по причинам, указанным выше, у Ходжамьярова не было. Долгое чтение Дутовым трехстрочной записки Чанышева – плод литературной фантазии Килибаева. Не подавал лошадей Ходамьярову и Чанышеву и Байсымаков Кудек (Килибаев его называет Кобек): он в это время был в другом месте. Московский историк А. Ганин пишет, что, убив Дутова, Ходжамьяров захватил с его стола лучшую фотографию атамана, которая ныне хранится в архиве. Некогда было Ходжамьярову брать со стола фотографию Дутова. Да и кто держит на своем рабочем столе свою фотографию? Фотографии жены, детей, друга – да, но свою – никто и никогда на рабочем столе не держит. Поверьте старому столоначальнику!

Застигнутые врасплох дутовцы растерялись и после тревоги, поднятой прибежавшим в крепость начальником штаба Папенгутом[106], еще долго не могли организовать погоню.

Но вернемся к докладу Чанышева. «Желая точно убедиться действенности совершенного факта, – докладывает он, – я отправил своих товарищей в Джаркент, а сам вместе с Азизом Ушурбакиевым отправились в Кульджу, где проверил факт и 7 февраля отправились в Джаркент» (доклад написан Чанышевым в Алма-Ате 9 февраля 1921 года, его подлинник находится в УАО КГБ СССР, в архивном деле, формуляр 6803).

Объясняя причины поездки в Кульджу, Чанышев несколько покривил душой.

Основываясь на докладе Чанышева, все исследователи пишут, что его отряд уходил из Суйдуна на Джаркент компактно. Это не так. На самом деле, выскочив из крепости, отряд стихийно распался. Участники операции сами были поражены своей дерзостью, и их поразил страх. Байсымаков Мукай показывает: «Ходжамьяров очень испугался и спрятался на сеновале. Я его разыскал, посадил на лошадь и увез в СССР». Кадыров Юсуп 2 июня 1964 года говорит: «Чанышев и Ушурбакиев, не разобравшись в убийстве Дутова, оторвались от нас и бежали в Кульджу оттуда, узнав, что Дутов убит, вернулись на Хоргосскую погранзаставу, спустя 4 дня после нашего возвращения». Распад группы подтверждает и Ушурбакиев Насыр: «после убийства Дутова, разъехались в разные стороны: я – к знакомому в Дачир, Чанышев и Уширбакиев Азиз – в Кульджу, остальные – в Хоргос».

Вот так был совершен этот террористический акт. Он проходил стремительно, не все запечатлелось в памяти исполнителей.

Никаких патриотических чувств при выполнении задания участники операции не испытывали. Они стали героями случайно, помимо своей воли и желания, о славе и наградах не думали. Об этом хорошо сказал Ходжамьяров на допросе 29 января 1938 года: «Силою сложившихся обстоятельств, в целях спасти себя, Чанышева и отдельных арестованных участников заговора я был вынужден совершить убийство Дутова с помощью приданного мне казаха Байсмакова Муки. Это произошло 6 февраля 1921 года. Этим мы добились амнистии и были освобождены от заслуженного наказания».

Все описания терракта, сделанные другими исследователями, не верны.

С уходом Чанышева в Китай чекисты потеряли его из вида. Срок на выполнение задания истекал, но от Чанышева вестей не было. За кордоном царила тишина. Дутов здравствовал. Чекисты твердо решили, что вновь обмануты и обратились к Председателю Семиреченской областной Чрезвычайной Комиссии с ходатайством о разрешении применения к Чанышеву меры пресечения[107]. И, вдруг, о радость: участники операции начали возвращаться, а через несколько дней в ворота погранотряда въезжает телега с сидящими на ней Чанышевым и Азизом Ушурбакиевым! Что этому предшествовало, рассказывает Д. А. Микрюков: «Через сутки-двое, – пишет он, – ко мне под утро прибыли Чанышев и его связной. Они были утомлены, разбиты и голодные. Связной сразу лег спать, а мой конюх Дауд готовил кушанье. Мне Чанышев рассказывал оттенки убийства Дутова… но, что Дутова и его адъютанта убил сам Касымхан.

Наутро я взял подводу, на которой в сопровождении конвоя отправил Чанышева и связника в Джаркент»[108].

Дутов был ранен в живот и, после мучительной ночи, скончался утром 7 февраля. После панихиды 8 февраля, с воинскими почестями погребен по одним данным в Кульдже, по другим – в крепости среди землянок, занимаемых отрядом, по третьим – на кладбище в урочище Доржинка, в четырех километрах от Суйдуна. О двух последних вариантах, в частности, пишет А. Загорский[109], бывший секретарь российского консульства в Кульдже: «на следующий день после убийства в 14 часов состоялись похороны атамана».

Участник группы К. Чанышева А. Ушурбакиев. Фото из следственного дела

Чанышев и Азиз Уширбакиев возвратились в Джаркент 11 февраля 1921 года. Чекисты ликовали. По случаю убийства атамана в Джаркенте был проведен митинг. О выполнении задания донесли в Ташкент, а оттуда полетели телеграммы в Москву. В материалах, с которыми я знакомился, таких телеграмм нет. Но одну из них, направленную из Ташкента Уполномоченным представителем ВЧК Я. Петерсом в адрес председателя Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК, члена РВС Туркестанского фронта Григория Сокольникова, приводят А. Хинштейн, А. Жадобин, В. Марковчин в статье «Конец атамана» («Московский комсомолец», 30 мая 1999 года). В ней говорится: «в дополнение посланной вам телеграммы сообщаю подробности: посланными через джаркентскую группу коммунистов шестого февраля убит генерал Дутов и его адъютант и два казака личной свиты атамана при следующих обстоятельствах. Руководивший операцией зашел квартиру Дутова, подал ему письмо и, воспользовавшись моментом, двумя выстрелами убил Дутова, третьим адъютанта. Двое оставшихся для прикрытия отступления убили двух казаков из личной охраны атамана бросившихся на выстрел в квартиру. Наши сегодня благополучно вернулись Джаркент».

В этой телеграмме обстоятельства ликвидации Дутова изложены верно, за исключением того, что не убил, а смертельно ранил атамана не руководитель операции, каковым являлся Чанышев, а Ходжамьяров.

Однако чекистам надо было решать вопрос с реабилитацией подследственных – Чанышевым и Ходжамьяровым. Что касается Ходжамьярова, то достаточно было прекратить в отношении него все мероприятия, а вот с Чанышевым было сложнее: ведь он формально был начальник уездной милиции, известный в уезде человек. Пол-тюрьмы занимали его родственники-заложники, надо было их всех освобождать, объясняться, извиняться, возвращать конфискованное имущество. Впрочем, это не особенно беспокоило руководителей операции (ведь победителей не судят!), и они начали процесс реабилитации. Этот процесс осложняли поступавшие чекистам доносы на Чанышева. Вот один из них[110], поступивший на имя Позднышева[111], написанный печатными буквами на двух листах и очень грамотно, но без даты. Анонимный доносчик сообщал, что Чанышев – «отличный» хулиган, контрабандист, грабитель и взяточник – собирается бежать в Китай. «Чанышев стал начальником милиции после визита в Джаркент Шегабутдинова, которого он хорошо встречал и угощал. После этого визита, его вызвали в Верный. Мы думали, что арестуют, а он вернулся начальником милиции». На доносе – резолюция неизвестного начальника от 11 февраля 1921 года о направлении доноса в Семиробчека.

Но эти доносы уже не могди повлиять на исход реабилитации Чанышева. Но в дальнейшем пригодились…

Уже 4 марта 1921 года Семиреченским областным ЧК сделано заключение о прекращении в отношении Чанышева уголовного дела, переделанное из старого, о его возбуждении, и плохо, в связи с этим, отредактированное:

Заключение

1921 года марта, 4 дня, гор. Алма-Ата

Помощник Уполномоченного Первой группы Следчасти Семиробчека Паклин, рассмотрев дело № 388 по обвинению гражданина Чанышева Касымхана в участии в контрреволюционной организации, возглавляемой полковником Бойко, нашел:

Что гр. Чанышев, из сего дела видно, не причастен («не» вписано) к Бойковской организации только косвенно и весь обвинительный материал на Чанышева имеется в Джаркентской Военследкомиссии, который по известным причинам не доставлен в Облчека, без которого также определить вину Чанышева невозможно, но, принимая во внимание его, Чанышева, огромную заслугу в порученном ему деле по ликвидации находившегося в Китае в городе Кульдже[112] известного не только всей Российской Советской Республике, но и западным государствам контрреволюционного генерала и вождя Оренбургского казачьего войска атамана Дутова,

Полагал бы:

Дело о Чанышеве прекратить и предать забвению, передав таковое в архив Облчека.

Помощник Уполномоченного Подпись[113]

В этот же день решение о прекращении уголовного дела в отношении Чанышева и судьбе его имущества было вынесено на более высоком уровне:

Постановление

1921 года, марта, 4 дня, гор. Алма-Ата

Следственная часть Семиреченской областной Чрезвычайной Комиссии в составе Заведующего Уполномоченного Шпарковского и Помощника Уполномоченного Первой группы Паклина, рассмотрев дело за № 388 по обвинению гр. Чанышева Касымхана в участии в контрреволюционной организации, возглавляемой полковником Бойко, нашла, что гр. Чанышев Касымхан виновен и причастен к Войсковой организации только косвенно, но, хотя и имеются обвинительные материалы в Джаркентской Военследкомиссии, который в Облчека не доставлен, но, принимая во внимание огромную заслугу Чанышева перед Российской Советской Республикой по порученному ему делу по ликвидации известного контрреволюционера генерала Дутова, а потому, на основании вышеизложенного, полагали бы гражданина Чанышева оправдать и дело о нем прекратить, сдав таковое в архив Облчека.

Всякий арест и запрет на имущество, принадлежащего Чанышеву и его брату с семейством снять.

Настоящее Постановление передать на утверждение Коллегии Облчека.Подписи[114]

Наконец, дело Чанышева было рассмотрено в высшей инстанции Семиробчека – ее Коллегии.

Протокол

Заседания Коллегии Семиреченской Областной Чрезвычайной Комиссии от 7 марта 1921 года № 146

Слушали: дело № 388 по обвинению гр. Чанышева Касымхана в участии в контрреволюционной организации, возглавляемой полковником Бойко.

Постановили: принимая во внимание огромную заслугу Чанышева перед Российской Советской Республикой по порученному ему делу для ликвидации известного контрреволюционера генерала Дутова, а потому гр. Чанышева оправдать и дело о нем прекратить, сдав в архив.

Председатель ЭйхмансЧлены: Круглов, СоколовскийСекретарь Масленников[115]

Таким образом, Чанышев, Ходжамьяров и другие участники операции были реабилитированы и подлежали поощрению, заложники освобождены, имущество возвращено.

Награды и почести

Нужно отдать должное чекистам: они не скупились на поощрения своих боевиков. Еще 11 февраля председатель Джаркентской уездой ЧК Суворов (Крейвис был направлен в Киргизию) просил Председателя Семиреченской ОблЧК «занести их имена, как совершивших подвиг, сопряженный с личной для них опасностью, на Красную доску, а также представить их к награждению орденом Красного Знамени, как вполне заслуживающих».

Не знаю, были ли занесены имена отличившихся на Красную доску, но награждение их орденами Красного Знамени не состоялось. Безусловно, они заслужили и большего, обезглавив белоэмигрантскую военную группировку у советской границы и ликвидировав всякую возможность масштабного вооруженного нападения на советское государство на этом направлении. Зато менее почетные, но не менее значимые награды они получили.

Из приказа

Полномочного Представителя 8

№ 44 от 12 апреля 1921 года

3. Наградить:

Чанышева золотыми часами с надписью «За непосредственное руководство убийством Дутова».

4.

Ходжамьярова за непосредственный террористический акт над Атаманом Дутовым от имени ВЧК наградить золотыми часами с той же надписью.

5.

Тов. Баймусакова, Кадырова, Ушурбакиева, Чанышева, Джунусова, как непосредственных участников убийства Дутова, наградить серебряными часами от имени ВЧК с надписью «За непосредственное участие».

Полномочный представитель ВЧК Петерс[116][117]

Однако было решено награждение основных исполнителей операции произвести на высшем чекистском уровне:

Приказ

Всероссийской Чрезвычайной Комиссии № 303 от 16 сентября 1921 года

5.

Наградить золотыми часами от имени ЧК: 1. Председателя Семипалатинского ОблЧК т. Эйхманс за подавление Нарымского белогвардейского мятежа;

Бывшего начальника Джаркентской милиции т. Чанышева и т. Ходжамьярова за геройство при ликвидации белогвардейского гнезда.

Зам. Председателя ВЧК Уншлихт[118] Начальник административно-организационного управления

Редлес[119]

Никита Петрович Корнеев (зам. Чанышева по милиции) вспоминает: «на пятый день после операции ее участники и я с ними были направлены в Ташкент. Алма-Ату мы проехали, так же, как и другие населенные пункты, т. е. безвестными путниками. И нигде никто нам торжественных встреч не устраивал. И вот мы прибыли в ТурЧКа в распоряжение уполномоченного ВЧК тов. Петерса, где были участники операции награждены, как то Чанышев и Ходжамьяров – золотыми часами с гравировкой за убийство Дутова, а все остальные – серебряными. Тут же мне был выдан мандат, и я отправился с командой, которая подчинялась мне, в Ферганскую область по ликвидации басмачества»[120].

Но существовали и другие сведения об их награждении, Правда, документальных доказательств им я не нашел. Говорили, что Касымхана и Махмуда вызывали в Москву и они были представлены В. И. Ленину и Ф. Э. Дзержинскому, что они были награждены орденами Ленина, жилыми домами. Видимо, это легенды, которыми обрастают деяния славных лиц в условиях ограниченной информации. Ну например, они не могли быть награждены орденом Ленина, так как он был учрежден только в 1930 году.

Но другое, только что названное мною легендами, я утверждать или отрицать не могу: возможно, мне просто не удалось найти соответствующие документы.

А вот удостоверения о награждении часами выдали каждому:

РСФСР
Полномочный представитель
ВЧК
на территории
Туркестанской
Республики
УДОСТОВЕРЕНИЕ

Дано сие тов. Чанышеву в том, что он за непосредственное руководство операцией убийства Атамана ДУТОВА, награжден золотыми часами с цепью, от ВЧК за № 214865, что и удостоверяется подписью с приложением печати.

член Турккомиссии ВЦИК 12 апреля 1921 года

П.п. Полномочный Представитель ВЧК Петерс

Секретарь Полюс

Верно:

Комиссар для поручений Канунников[121]

Убийство Дутова повлияло на улучшение отношений между властями Синьцзяна и РСФСР. Увидев силу и реальные возможности РСФСР на их территории, китайские власти стали податливее и даже заискивающими.

Но вернемся к внезапно отстраненному от операции и арестованному В. В. Давыдову которого тоже заподозрили в связях с Дутовым с изменническими целями и в его причастности к бойковской организации. 17 января из Джаркента Уполномоченный Василий Гузев доносил в ОблЧК Рейсиху что Давыдовым велась какая-то темная игра с Дутовым. По этому вопросу были проведены проверочные мероприятия, допрошен Чанышев, который показал, что Давыдов работал хорошо, но был излишне доверчив к агентуре из бывших полицейских. Последнее криминалом не являлось, никаких порочащих данных в отношении Давыдова получено не было.

26 января Гузев снова направляет в Верный донесение:

Гузев – Предоблчека Давыдов работал хорошо. Жил в одной комнате с Крейвисом. Возможна ошибка. Сообщите срочно.

Видимо, Семоблчека молчит, потому, что Гузев в этот же день направляет туда Боевую записку:

Гузев – Верный, Предчк Эйхмансу 26 января 1921 г. Из всей работы Регистрода видно, Давыдов работал хорошо. Грозит голодовкой. Полагаю, Давыдов не причастен.

Других документов по этому вопросу мне не встречалось. Но подозрения в отношении Давыдова отпали, и он был освобожден. Дальнейшая его жизнь была успешной, но в 1941 году закончилась трагически. Будучи начальником лагеря он был расстрелян.

На взгляд наших интеллигентов-демократов, действия чекистов в отношении Чанышева и других участников операции были жестоки и бесчеловечны. Да, это так! Но они, вполне объяснимы. Советская власть только что вышла из Гражданской войны и далеко нетвердо стояла на ногах. Опасность вооруженного вторжения на ее территорию на юго-восточном направлении и разжигание новой гражданской войны в России были реальны. Кроме того ЧК, ее наследники, аналогичные сруктуры зарубежных стран – организации далеко не благотворительные и в достижении своих целей тверды, требовательны, а к изменникам – беспощадны и. только обладая такими качествами, они могут выполнять задачи, которые на них возложены.

Глава 4. судьбы героев

Шли годы. Богатела страна, богател и Казахстан. Все участники операции вносили свою лепту в преумножение его богатства. Касымхан Чанышев был переведен на разведывательную работу. Однако, пользуясь служебным положением, он стал допускать различные правонарушения, в том числе необоснованно привлекать к ответственности своих недругов. В советские, партийные и правоохранительные органы на него постоянно поступали доносы и жалобы, на которые те реагировали и проводили проверки. Ряд жалоб находил подтверждение и влек за собой административный арест и другие меры административного реагирования.

Вот документы по одному из таких дел:

ВЫПИСКА

из протокола № 23/IX заседания Джетысуйского Областного Ревкома 28/VIII-22 года

1. Слушали переписку по обвинению

1) Чанышева Касымхана, 2) Чанышева Аббаса, 3) Тынчерова, 4) Козлова Садыка, 5) Идрисова в ряде должностных преступлениий. Постановили:

а) все материалы по настоящему делу направить на распоряжение Революционного Военного Трибунала Туркестанского фронта;

б) Чанышева К, Тынчерова, Амраева освободить из-под ареста, причем дальнейшее их проживание на территории Джетысуйской области до решения дела Революционным Военным трибуналом Туркфронта ограничить Пишпекским уездом при обязательном представлении со стороны Чанышева, Тынчерова и Амраева вполне надежного авторитетного поручительства.

3. Чанышева Аббаса, Козлова Садыка, Идрисова освободить из-под ареста, разрешив им свободно проживать впредь до решения Революционного Военного Трибунала Туркфронта в пределах Джетысуйской области, за исключением Джаркентского уезда.

Проведение в жизнь настоящего постановления возлагается на Областной отдел управления[122].

Выслушав постановление, Чанышев обратился за разрешением съездить в Джаркент для решения личных дел. Но получил отказ.

ВЫПИСКА

из протокола № 24/IX заседания Джетысуйского областного Революционного Комитета 31 августа 1922 года

Слушали: заявление Касымхана Чанышева о разрешении ему до выезда на жительство в Пишпекский уезд съездить для ликвидации личных дел в Джаркент, а также сообщить, когда, куда и за каким номером направлено дело по обвинению его.

Постановили:

а) Касымхану Чанышеву в разрешении поездки в Джаркент для ликвидации личных дел, безусловно, отказать.

б) В связи с данным заявлением Касымхана Чанышева, внести редакционные изменения в постановление Облревкома (протокол № 24/IХ от 28 авуста 1922 г. параграф 1), которого в конечной форме выразить так: «совершенно независимо от последующего рассмотрения дела Чанышева Революционным Военным трибуналом Туркфронта, жительство Касымхана Чанышева в пределах Джетысуйской области разрешается лишь исключительно в Пишпекском уезде, как нетерпимому элементу в других уездах, ввиду его связи с контрабандистами, что выяснено из его дела»[123].

Суть дела, по которому Джетысуйским областным Ревкомом были приняты приведенные выше решения, заключалась в следующем.

В середине 1922 года Чанышеву и ряду связанных с ним сотрудников, на основании информации, полученной от частных лиц (в том числе и анонимных), а также учреждений и организаций, были предъявлены серьезнейшие обвинения, касающиеся использования им своего службного положения. Чанышев и сотрудники милиции были арестованы. Фабула обвинения, анализ и оценка обвинений видны из заключения по этому делу помощника областного прокурора по Алма-Атинскому уезду.

Заключение

1922 года, декабря 5 дня.

Помощник областного государственного прокурора по Алма-Атинскому уезду, рассмотрев настоящее дело, нашел.

В июле с.г. по распоряжению Семиреченских областных властей были арестованы уполномоченный по закордонной работе в Китае Чанышев, Х. Тынчеров, Ю. Идрисов, С. Козлов и т. Амраев. Поводом к аресту послужил целый ряд заявлений частных лиц, доклады Джаркентских учреждений и организаций и протокол секретного заседания Облгоркома Коммунистической партии Туркестана от 3 июня за № 17.

Обвинения: В ноябре 1921 года сотрудник К. Чанышева Тынчеров посылает в Китай несколько лиц для кражи баранов. Тынчеров и К. Чанышев берут себе 70 баранов и делят их пополам. В ноябре 1921 года по поручению Тынчерова Исламжаном Утунчиевым и др. было выкрадено в Китае 8 коров, из коих передано Тынчерову 5 коров, а остальные 3 оставлены себе, но вскоре служащим Политбюро Амраевым коровы у них были отобраны, причем Амраев обещает им дело замять и никого не арестовывать. Когда Тынчерова и лиц, производивших кражи, арестовали, через 3 месяца Чанышев выручил Тынчерова, взяв его на поруки. На просьбу сидящего вместе с Тынчеровым А. Абирова взять на поруки и его, Чанышев потребовал сто тез[124], каковую сумму Абиров по своей бедности уплатить не мог и просидел 8 месяцев. Когда Тынчеров сидел, он сообщил одному из арестованных, Хумурбакиеву, что в 1921 году им, Тынчеровым, переписывались подлинные письма на имя киргизского Шанхоя (Торговое общество в Синьцзяне), которому Чанышев предлагал свои услуги представить в Китай любого большевика Семиреченской области.

В марте с. г. к Чанышеву Аббасу приезжал вместе с женой татарин по имени Султан, участвовавший совместно с 14 мусульманами в убийстве четырех продотрядников и спасшийся бегством из рук пролетарского правосудия; за взятку 1 лошадь Чанышев проводил его за границу, чем содействовал Султану избежать достойного наказания.

В начале апреля к Чанышеву приезжал кульджинский купец Кулинов, жил у него несколько дней и закупил жемчуг, опий, сайгачьи рога и николаевских денег 500 рублей.

В мае сотрудником Джаркентского Политбюро Козловым задерживаются 18 лошадей с контрабандой, каковых Политбюро передает Чанышеву. Последний при посредстве Тынчерова и Идрисова продает их.

В июне в Джаркенте остановились 4 китайских подданных, везших золото, серебро и сайгачьи рога, не имевших возможности, благодаря бдительности Особого отдела, перейти границу. Тынчеров совместно с Салтыбаевым проводил их за границу и получил за это 1800 тез, из коих Салтыбаеву дал 90 тез, а остальные 1710 тез поделил с Чанышевым.

Однажды Джаркентское Политбюро задерживает контрабанду и отбирает три турсука джуна[125] в количестве 90 бутылей, из коих два турсука, ввиду заявления Чанышева о принадлежности джуна секретным сотрудникам, возвращается Чанышеву. Тем же Политбюро задерживаются три секретных сотрудника Чанышева, везших контрабанду на 7 лошадях, каковые ввиду принадлежности к секретной работе отпускаются, за что Чанышев получает от задержанных некоторое вознаграждение.

Проведенным по данному делу расследованием Уполномоченным Особого отделения № 3 Шаховым[126] подавляющее большинство возводимых на Чанышева, Тынчерова, Идрисова, Козлова и Амраева обвинений не нашло подтверждения, а те факты, которые удалось установить, настолько незначительны, что не носят уголовно-наказуемого характера. Обвинение Чанышева в получении от Тынчерова баранов, вымогательстве взятки с Абирова, писании писем киргизскому Шанхою, в продаже Кулинову опия, рогов и жемчуга, в продаже 18 лошалей с контрабандным товаром, в получении вместе с Тынчеровым 1710 тез с проведенных за границу кашкарлыков[127] в получении взятки с секретных сотрудников, попавшихся с контрабандой, в проводе за границу татарина Султана и в получении за это одного коня не нашли себе подтверждения и доказать эти факты не представляется возможным.

По объяснению К. Чанышева, он не только не получал с Тынчерова баранов, украденных в Китае, но даже предпринимал шаги, чтобы приостановить кражу скота и обращался с просьбой о принятии мер к Председателю ОблЧК Покровскому, после чего компания воров во главе с Тынчеровым была арестована. Через три месяца Начальником Политбюро Ветлугиным было получено распоряжение о ликвидации Щербакова и Сидорова (белые руководители в Синьцзяне – В. Г.). Ветлугин пришел к Чанышеву посоветоваться, как это задание осуществить. Чанышев посоветовал освободить из-под стражи участников дутовской операции Тынчерова и Маралбаева и поручить им ликвидацию Щербакова и Сидорова. При этом Чанышев поручился за Тынчерова в интересах дела, имевшего общереспубликанское значение, т. к. для выполнения названной операции нужны большие средства, а таковых в распоряжении Политбюро не было, то по согласованию с Ветлугиным Чанышев отдал распоряжение Тынчерову из задержанной в это время контрабанды на 12 лошадях половину употребить на покупку 10 лошадей для участников операции, а другую половину вернуть контрабандистам, дабы создать у них впечатление взятки. При этом, чтобы контрабандисты не были задержаны вторично, Козлову было поручено достать им проводника до границы.

Относительно приезда к нему Кулинова К. Чанышев объяснил, что никакого опия и жемчуга он ему не продавал, что Кулинов является его осведомителем и посещению Кулинова был придан вид торговой операции иключительно для отвода глаз. Все другие обвинения Чанышев категорически отрицал, и они при дознании не нашли своего подтверждения.

Тынчеров в свое оправдание показал, что, хотя он и посылал несколько человек для хищения из Китая баранов и лошадей, но делал это, исполняя приказания своего начальства – Заведующего Политбюро Войтова, из приводимых из Китая баранов и лошадей в свою пользу ничего не употреблял, а все сдавал в Политбюро. Половину задержанной контрабанды продал вместе с Идрисовым и приобрел 10 лошадей для выполнения операции по ликвидации Щербакова. Сделал это по приказанию Чанышева и в свою очередь приказал Козлову дать проводника для провоза другой половины контрабанды. Другие возводимые на него обвинения Тынчеров признает сплошным вымыслом.

Идрисов признавал, что продал вместе с Тынчеровым контрабандный товар для приобретения лошадей, заявил, что делал это по приказанию начальства.

Козлов же отрицает то обстоятельство, что давал проводника для проезда контрабандистов до границы, также заявил, что являлся только техническим исполнителем приказания своего начальства.

Обвинения А. Чанышева в приюте убийцы продотрядников – Султана, Амраева в приобретении у контрабандистов 3 коров на дознании не подтвердились.

Производивший дознание по настоящему делу Уполномоченный Особого отделения № 3 ГПУ Шахов в своем заключении указывает на недоказанность возводимых на вышеупомянутых лиц обвинений и говорит, что обвинения во многом не выдерживают критики. Несмотря на это, Облисполком постановлением своим от 28 августа № 23 и 31 августа за № 24 запретил К. Чанышеву, Тынчерову и Амраеву проживание в Джетысуйской области за исключенем Пишпекского уезда, а А. Чанышеву, Козлову и Идрисову запретил проживание в Джаркентском уезде. Запрещение это для всех обвиняемых установлено до решения дела Ревтрибуналом, а для К. Чанышева независимо от решения дела Ревтрибуналом. Названное постановление Облисполкома было основано главным образом на протоколах Джаркентского Угоркома и союза «Кошчи»[128] от 28 ноября 1921 г. и 13 июля 1922 года, говорящих о политической неблагонадежности и нетерпимости Чанышевых и других в Джаркентском уезде. Но названные протоколы были составлены еще до расследования дела на основании неправильных заявлений отдельных лиц.

Бывший начальник пограничного пункта № 3 Иванов в своем докладе (л.л. 244-249) указал, что, если здраво разобраться в материалах, имеющихся против Чанышева, то они сводятся к нулю и что Чанышев является единственным активным, работоспособным закордонным сотрудником. Главной причиной неблагожелательного отношения Джаркентской власти к Чанышеву является то обстоятельство, что он знает всех местных работников, их биографии и прошлое, кроме того, часто указывал на их ошибки. Все это повело к тому что Угорком вынес постановление о нетерпимости Чанышева в Джаркентском уезде, а Облисполком подтвердил это постановление и провел его в жизнь.

Ввиду вышеизложенного, принимая во внимание, что собранных по делу доказательств недостаточно для придания Чанышева и других суду, что Облисполком своим постановлением от 28 и 31 августа еще до разбора дела Ревтрибуналом подверг Чанышевых и др. наказанию по обвинению в преступлениях, при расследовании недоказанных, что в части отмены или подтверждения постановления Облисполкома необходимо рассмотреть это дело в судебном заседании Ревтрибунала, я полагал бы:

1. Уголовное преследование против К. Чанышева, А. Чанышева, Тынчерова, Идрисова, Козлова и Амраева по настоящему делу прекратить;

Вопрос об отмене запрещения проживания Чанышевым и др. в некоторых уездах Джетысуйской области рассмотреть в судебном заседании Ревтрибунала.

Помощник Государственного прокурора по Алма-Атинскому уезду

Подпись (неразборчива)[129]

Через несколько дней состоялось заседание Джетысуйского областного Революционного трибунала.

Из журнала 408 Распорядительного заседания Джетысуйского Областного Революционного трибунала от 10/ХП-1922 года. Вот выписка из его протокола:

Слушали:

Отношение государственного прокурора от 7/XII-1922 г. № 1303 и дела по обвинению в должностных преступлениях.

Постановили:

1. Завести дело по обвинению гр. Касымхана Чанышева и других в должностных преступлениях.

2. Согласиться с заключением государственного прокурора тов. Васильева, и дело за недоказанностью события преступления прекратить в отношении всех обвиняемых гр. гр. Касымхана Чанышева, А. Чанышева, Тынчерова, Идрисова, Козлова и Амраева.

3. Вопрос о запрещении Облревкомом, постановлением от 23/IX– и 24 октября права названным выше гражданам проживания в Джетысу передать на разрешение Облревкома, так как таковое было наложено в порядке административном[130].

4. Дело на основании циркуляра Верховного трибунала за № (нет номера – В. Г.) передать на хранение в архив ГПУ, оставив в Трибунале только заключение прокурора в копии.

Подлинный подписали: Председатель канцелярии Члены: Петровых и Курышев[131]

Облревком все-таки поступил по-своему и Чанышев был выдворен в Пржевальск, а затем, по некоторым данным, проживал в городе Ош, где в 1938 году был арестован.

Махмут Хомжамъяров до 1923 года – сотрудник ГПУ, в 1926 году был принят в члены ВКП(б). Ввиду травли и постоянной опасности, грозившей в Китае семье за убийство им Дутова, в 1921 году Махмут переправил семью в СССР.

По традициям того времени, заслуженные люди назначались на высокие должности без учета их личных качеств, образования, опыта работы и способностей. Таковыми были и Махмут Ходжамьяров и Насыр Ушурбакиев. Малограмотные, не имевшие никакого опыта руководящей работы и знаний, пораженные национальными болезнями трайбализма[132], лести, подобострастия, они не могли не наломать и наломали дров. Как и следовало ожидать, Ходжамьяров с работой не справлялся и допускал массу ошибок. 24 ноября 1927 года начальник Джаркентского 49 погранотряда Мюльман сообщал на запрос Угоркома ВКП(б), что непосредственный убийца Дутова – Ходжамьяр Махмуд находится сейчас под стражей в Джаркентском исправительном доме за совершенную растрату в бытность в Тортыльском ВИКе председателем[133]. Видимо, не без помощи ГПУ он от наказания был освобожден и вновь работает на ответственных должностях районного масштаба.

В 1937 году, незадолго до ареста, он избирается председателем Горсовета города Джаркента.

Ушурбакиев Насыр стал председателем колхоза «Труд Пахталок», директором Джаркентской МТС.

Байсымаков Макай, Байсымаков Кудек, Ушурбакиев Азиз, Кадыров Юсуп, Маралбаев Султан трудились простыми колхозниками. Тынчеров Ханафия работал в милиции.

Кадыров Юсуп, как неграмотный был послан на курсы по овладению грамотностью, однако их не закончил и научился только расписываться. Трудовую деятельность начал в совхозе «Октябрьский» в селе Конурлен Джаркентского уезда в качестве управляющего фермы, затем в совхозе «Гвардейский» в селе Айдарлы того же района бригадиром полеводческой бригады, скотником, табунщиком, рабочим и др. По воспоминаниям его сына Юсупова Акжола, отец не был разговорчив и на вопросы о своем участии в операции, отвечал односложно: «Да, участвовал», – и в подробности не вдавался. В 1937 году тоже был арестован, но месяца через четыре вернулся домой. В 60-х годах был парализован и умер. Память о нем жива. Не часто, но о нем пишут газеты, а в годы Советской власти его имя всегда упоминалось в докладах на торжественных собраниях, посвященных годовщинам Октября, Вооруженных Сил СССР, милиции, ВЧК, юбилеям совхозов в которых он работал.

Однако все участники операции постоянно чувствовали на себе злобные взгляды затаившихся в их окружении врагов Советской власти, искавших возможности свести с ними счеты за убийство атамана и крушение их планов восстановления своего прежнего социального могущества. На них сыпались доносы, обвинения, клевета.

8 ночь на 1 января 1937 года в селе Аксу Уйгурского района Алма-Атинской области, где Махмут Ходжамьяров работал директором МТС им. Микояна, были зверски убиты (зарезаны, по другим данным зарублены топорами) его жена и дочь. В результате бездействия не только районных, но и республиканских органов советской и партийной власти известные всем преступники арестованы не были. Между тем, это был неприкрытый акт мести. Информация об этом событии была помещена в газете «Известия».

9 апреля 1960 года Центральный Государственный архив Октябрьской революции на запрос КГБ Казахской ССР ответил:

«На ваше усмотрение сообщаем: в документальных материалах белоэмигранта, лидера кадетов, Министра иностранных дел при Временном Правительстве, организатора и вдохновителя иностранной военной интервенции и Гражданской войны в СССР Милюкова Павла Николаевича имеются вырезки из белоэмигрантских газет («Русское слово»), издававшихся в г. Варне (Болгария) от 22, 24 и 29 апреля 1937 года. В статье «А. И. Дутов» значится: «В советских газетах появилось известие о неудавшемся покушении на жизнь коммуниста Ходжамьярова, 7-го февраля 1921 года застрелившего (а не расстрелявшего как ранее сообщалось в телеграмме) атамана Оренбургских казаков Дутова. Ныне оставшиеся в живых друзья атамана Дутова отомстили одному из его убийц – киргизу Ходжамьярову, убив его жену и дочь».

Шел 1937 год, двадцатый год Октябрьской революции, ставший годом массовых репрессий, уничтожения реальных и мнимых врагов Советской власти. Но, если в России объектами борьбы были в основном враги, то в республиках Средней Азии и в Казахстане в эту борьбу проник элемент сведения личных счетов, когда обиженные друг на друга односельчане, сослуживцы и даже родственники застрочили доносы. Сейчас диву даешься аргументам, которыми они оснащали свое рукоделие и святой непосредственности органов, веривших этим доносам. В нашем конкретном случае действия этих органов в отношении героев повествования поражают: убрав их руками потенциальную угрозу безопасности стране, они сами же их и уничтожили, несмотря на отсутствие какой либо вины в их действиях.

Чанышев был арестован в Оше. Его дело вело НКВД Киргизии, и мне оно было недоступно. Моя попытка получить хотя бы минимум сведений по делу успехом не увенчалась. На мое письмо с просьбой ответить на некоторые вопросы чиновница из Государственного комитета национальной безопасности Кыргызской Республики Б. Абдрисаева ответила, что Комитет и МВД Кыргызской Республики «какими-либо архивными материалами в отношении Чанышева Касымхана не располагают», что является неправдой и простейшей отпиской и явно не соответствует действительности, потому что факт ведения дела Чанышева чекистами Киргизии и смерть его на территории республики давно опубликованы в открытой печати. По некоторым данным он погиб в 1933 году. Обстоятельства его смерти неизвестны, легенды, что он был убит на границе пограничниками при перегоне скота и об убийстве при попытке к бегству, основаны на непроверенных слухах. После его ареста жена уехала в город Талды-Курган Алма-Атинской области и в 60-х годах проживала там. Ныне ни ее, ни ее родственников, ни родственников и потомков Касымхан Чаныева я не нашел.

Махмут Ходжамьяров был арестован М. Т. Крейвисом 10 ноября 1937 года. Согласно боевой записке на обыск, он же и проводил его. При обыске 9 ноября 1937 года у Ходжамьярова изъят браунинг и 7 патронов, которые ему были положены по должности. Были арестованы и все участники операции по ликвидации Дутова. По делу Ходжамьярова проходило 42 свидетеля.

Не знаю почему, возможно потому, что Ходжамьяров в прошлом недолго служил в пограничной структуре, но его уголовное дело вели пограничники, а точнее прикомандированный к 49-му Джаркентскому кавалерийскому пограничному отряду Уполномоченный Чингистайской погранкомендатуры Зайсанского погранотряда старший лейтенант Елкин. Принимал участи в допросах Ходжамьярова и комбриг Ротэрмель[134] – начальник Управления пограничной и внутренней охраны НКВД Казахской ССР. Исходя из того, что дело вел уполномоченный самой дальней от Джаркента Чингистайской пограничной комендатуры (ныне находится на территории Восточно-Казахстанской области Республики Казахстан), можно предположить о проявлении некоторого недоверия властей к местным чекистам и намерением обеспечить следствию требуемое направление.

2 января 1938 года 49 погранотряд направил Ходжамьярова Махмуда в Алма-Атинскую тюрьму НКВД. Направление подписали Врид начальника погранотряда капитан Кондрацкий и старший уполномоченный капитан Васильев. В этом же месяце он переведен из внутренней тюрьмы НКВД в городскую тюрьму № 1 для содержания под стражей.

Ходжамьяров. Фото из следственного дела.

Арестованные участники операции давали в отношении Чанышева и Ходжамьярова очень краткие и правдивые показания, которым затем следователями придавался обличительный уклон и в которых переплетались явь с вымыслом. Например, показания Ушурбакиева Азиза, данные им 11 января 1938 года в записи следователя выглядят так: «В 1919 году в Джаркенте существовала тайная контрреволюционная организация, которая имела цель свержения советской власти путем вооруженного восстания мусульманского населения и поддержке атамана Дутова. В 1920 году Чанышев для переговоров с Дутовым ездил в Кульджу и предложил свои услуги. После переговоров с Дутовым Чанышев систематически посылал в Китай к Дутову с письмами Тынчерова Ханафия, а через Ходжамьярова направил две винтовки и два нагана. В 1921 году эта контрреволюционная организация была раскрыта, Чанышев и его братья арестованы, после чего Чанышеву было предложено убить Дутова, на что он согласился. Дутов был убит, а Чанышев овобожден от наказания».

Такой же характер носят и показания Байсымакова Мукая. Допрошенный 12 января 1938 года он показал: Ходжамьяров и Чанышев имели тесную связь с Дутовым. Хотели свергнуть советскую власть в Казахстане. Для этого Чанышев неоднократно посылал в Китай Ходжамьярова и Тынчерова с письмами к Дутову. Переправил ему две винтовки и два револьвера. Ходжамьяров привлекал его для переноски писем.

Были допрошены также Ушурбакиев Насыр и Тынчеров Ханафия. В основном они рассказывали о ходе операции против Дутова, об участниках операции не говорили.

Из протоколов допросов видно, что они были сварганены на основе извращения фактических событий, и действия Чанышева и Ходжамьярова преподносились как действия членов подпольной нацоналистической организации, а ни как негласных сотрудников чекистких органов, выполнявших их ответственное государственное задание. О том, что Чанышев и Ходжамьяров контактировали с атаманом Дутовым в рамках чекистской операции и убили его, в делах участников операции ни слова. Читая потоколы допросов, я физически ощущал, как следователи буквально вкладывали в уста совершенно неграмотных людей сварганенные ими сведения, заносили их в протоколы допросов, которые те, в силу своей элементарной грамотности, не могли даже прочесть.

Ходжамьяров же в отношении своих сотоварищей ничего, что могло бы повредить им, не сказал. Свою контрреволюционную и шпионскую деятельность признал, вредительскую – отрицал. Почему Ходжамьяров признал себя контрреволюционером – не знаю, что касается признания себя шпионом, то он считал себя таковым. Но не шпионом атамана Дутова или националистической организации, а шпионом чекистких органов. Полагаю, что дознаватель Елкин воспользовался неграмотностью Махмута и ввел его в забдуждение. Никаким контрреволюционером и шпионом Ходжамьяров, конечно, не был, а все его хозяйственные грехи базировались не на его вредительстве, а на малограмотности, личной некомпетентности и на подталкивании его действительными врагами советской власти к причинению неумышленного с его стороны вреда народному хозяйству.

17 апреля 1938 года Ходжамьяров был дактилоскопирован. На имеющейся в деле дактилоскопической карте – отпечатки удлиненных кистей рук, которыми убит атаман, четко просматриваются все линии и каппиляры. Видно, что карта сделана поднаторевшим в этом сотрудником.

К концу года (точной даты в деле нет) следствие было окончено и Ходжамьярову предъявлено обвинение.

Обвинительное заключение

«Утверждаю»

Начальник УПВО НКВД КазСССР

комбриг Ротэрмель

В 1937 году органами НКВД Казахской ССР вскрыта национал-фашистская контрреволюционная организация уйгур, руководимая разоблаченными врагами народа Розыбакиевым

Абдуллой, Таировым Исмаилом и другими, которая ставила своей задачей свержение вооруженным путем Советской власти, насильственное отторжение части Советского Союза и создание национального уйгурского буржуазного государства под протекторатом одного из иностранных государств.

В качестве одного из руководителей (!!! – В. Г.) филиала этой национал-фашистской контрреволюционной организации является председатель Джаркентского Горсовета Хаджамьяров Махмуд.

Произведенным по делу следствием установлено –

Он:

1. В 1918 году вступил в члены кульджинской националистической уйгурской организации, ставившей задачей создание мусульманского государства.

2. В 1919 году переброшен в Джаркент.

3. В 1920 году установил связь с контрреволюционным татарским князем Чанышевым, совместно с ним проводил подготовку вооруженного восстания в Джаркентском уезде в целях свержения советской власти и создания отдельного мусульманского государства. В этих целях организовал связь с белогвардейским атаманом Дутовым в Западном Китае, коему передавал сведения шпионского характера, вместе с ним и с Чанышевым проводил подготовку вооруженного восстания.

4. В 1921 году связался с руководителем уйгурской националистической организации Розыбакиевым Абдуллой и по заданию последнего проводил шпионскую и контрреволюционную работу до момента ареста, т. е. по 9 ноября 1937 года…

Уполномоченный отдельной Чингистайской

Погранкомендатуры

Ст. лейтенант Елкин

«Согласен»

Начальник оперотдела УПВО НКВД КазССР

Полковник Фалеев[135]

Верно: Уполномоченный СОЧПК (секретной оперативной части Погранкомендатуры – В.Г.)

Ст. лейтенант Елкин[136]

Треугольная печать с текстом: по правому краю – «Управление НКВД», по левому – «по Казахской АССР», по нижнему – «Оперотдел». Внутри треугольника пятиконечная звезда, под ней – «УПВО» (Управление погранвойск округа – В. Г.).

Судьбы арестованных в то время решались скоро, коротко и однообразно:

Выписка

из протокола заседания тройки УНКВД

Алма-Атинской области от 19 октября 1938 года № 7967

Слушали:

Дело 49 Джаркентского погранотряда

Постановили:

Ходжамьярова Махмуда –

РАССТРЕЛЯТЬ<135>

Приговор в отношении Ходжамъярова приведен в исполнение 20 октября 1938 года.

5 ноября 1977 года (средняя цифра не читается, вероятно – «5» – В. Г.) года начальник отдела КГБ при Совете Министров Казахской ССР Давыдов пишет завбюро ЗАГСа Джаркентского районного Исполнительного Комитета Совета депутатов трудящихся о том, что Ходжамьяров Махмуд умер в местах заключения 30 сентября 1943 года от брюшного тифа и просит зарегистрировать его смерть. Зачем понадобилась такая фальсификация – не знаю: наверное, хотели скрыть гибель своего героя от пули своих же соратников.

С наступлением в стране так называемой политической оттепели, было принято решение о реабилитации тех, кто попал под каток репрессий случайно и тех, чей грех перед советской властью был незначителен. В стране был принят закон «О реабилитации жертв массовых политических репрессий». Начался период реабилитации этих людей. Были реабилитированы и участники чекистской операции против Дутова.

Следует отметить, что реабилитация жертв политических репрессий проводилась не формально, как это кое-кому может показаться, а сопровождалась глубокой проверкой обоснованности приговоров. В частности, по делу Ходжамьярова, а параллельно и Чанышева, был дважды допрошен бывший в 1918-1920 годах помощником начальника Джаркентской милиции Корнеев Никита Петрович. 18 марта 1960 он показал, что обвинения «о том, что они шпионили в пользу Дутова, что они были преданы ему душой и телом, насколько я знаю, не соответствует действительности». 28 марта 1960 года он дополнительно показал, что Ходжамьяров в 1918-1919 годах занимался контрабандой и был привлечен Джаркентской ЧК к секретному сотрудничеству. Приносил из-за границы ценные сведения о деятельности контрреволюционного казачества и Дутова. «Чанышева я помню хорошо как своего начальника и сослуживца и о нем у меня впечатления самые положительные. Я отрицаю, что Ходжамьярову дали дом (об этом – ниже – В. Г.). Дали обоим золотые часы от ЧК».

Дело по обвинению Ходжамьярова Махмуда пересмотрено Президиумом областного суда 23 июля 1960 года. Постановление тройки УНКВД от 19 октября 1938 года в отношении Ходжамьярова Махмуда отменено и дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления, и он реабилитирован посмертно.

Постановление Алма-Атинского областного суда от 23 июля 1960 года подписано его председателем Т. Бедельбаевым[137].

Реабилитирован ли Чанышев – я не знаю, наверное – да, потому, что 11 февраля 1961 года дело Ходжамьярова запрашивал КГБ при Совете Министров Киргизской ССР в связи с посмертной реабилитацией. Фамилии кандидата на реабилитацию Комитет не сообщил, но надо полагать, что дело запрашивалось в связи с реабилитацией Чанышева.

Брат Махмуда Ходжамьярова – Шаутдун Ходжамьяров обратился с письмом к высшим должностным лицам государства: Председателю Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову, Председателю Совета Министров СССР Н. С. Хрущеву, Председателю Президиума Верховного Совета Казахской ССР Ж. А. Ташенову, Председателю Совета Министров Казахской ССР Д. А. Кунаеву. Он писал, что его брат, Ходжмьяров Махмуд «сумел убить Дутова, за это его вызывали в Кремль, где его премировал В. И. Ленин, выдал ему орден, золотые часы, особую книжку, дом в Джаркенте, состоящий из 6 комнат, а Дзержинский подарил ему 5-ти зарядный револьвер «Бульдог» и винтовку.

Его жену Хайринису и дочь Рахиму зарезали белые бандиты и скрылись за границу. Махмуд умер в тюрьме в 1951 году. Прошу вернуть дома брата в Джаркенте и в Беловодном, его золотые часы, орден Ленина и особую книгу. Подаренный Махмуду дом в Джаркенте, находился по адресу ул. Советская, 43».

Как видно, письмо Шаутдуна Ходжамьярова было основано на слухах и не во всем соответствовало действительности. Это ему было разъяснено и предоставлена возможность ознакомиться с делом своего брата. Часы и дома Шаутдуну, конечно, не вернули, потому что дома Махмуту никто не дарил, а часы канули в Лету. Остальных предметов у него никогда не было.

Как я уже говорил, все участники операции уже давно ушли из жизни. Последним из них был Ушурбакиев Насыр.

Он был вскоре освобожден и в 1941 году уехал к сыновьям на Урал, в Орск, работал на коксовом комбинате бригадиром по разгрузке кокса. Его пенсия составляла 59 руб. 80 коп., и он ходатайствовал о ее повышении, писал во все инстанции, вплоть до Председателя КГБ при СМ СССР Семичастного[138]. В конце-концов ему назначили персональную пенсию.

Насыр Ушурбакиев

Недавно встретил в Интернете статью орской журналистки Татьяны Зейннатуллиной о ее встрече и беседе с потомками Насыра Ушурбакиева. Она, в частности, говорит, что Насыр часто вспоминал своего начальника Иванова. Все хотел найти его и то ли объяснить что-то, то ли что-то узнать. На мой взгляд, Иванов и мог бы объяснить Насыру многое: ведь Фома Алексеевич Иванов – бывший уполномоченный ОПТУ по Джаркентскому уезду, полковник запаса. Отслужив срок, поселился в Алма-Ате, поэтому Насыр и потерял его из вида. Ныне полковника Иванова Ф. А. среди нас уже нет.

Ушурбакиев Азиз тоже был арестован, осужден и работал на строительстве Турксиба, где и погиб. Судьба других участников теракта мне неизвестна.

В 1971 году киностудией «Казахфильм» был создан и выпущен на экраны приключенческий фильм «Конец атамана», посвященный операции Ходжамьярова, Чанышева и других, совершивших акт ликвидации атамана Дутова. Фильм был далек от действительности, но имел большой успех не только в Казахстане, но и во всей стране. Однако оставшиеся в живых современники и участники этих событий были недовольны искажением истины, которые допустили авторы фильма.

Первый начальник Джаркентского погранотряда полковник в отставке С. Г. Майоров, участник рассматриваемых событий, лично знавший Чанышева, писал своему сослуживцу Грязнову К. Н., что особенного впечатления фильм на него не произвел. Особенно он был недоволен тем, что в фильме Чанышев[139] назван казахом, в то время как он был татарином. «Если бы сам Чанышев посмотрел этот фильм, то он не поверил бы, что так было».

«После просмотра фильма «Конец атамана» я стал не верить художественным и другим фильмам», – пишет Грязнову другой участник событий Д.А Микрюков[140].

Кадр из фильма «Конец атамана». Чадьяров, Аблайханов и Дутов.

Раскритиковали ветераны-чекисты и очерк Юлиана Семенова[141], певца боевых подвигов ВЧК-КГБ, «Казнь белого атамана», опубликованный в популярном в Советском Союзе журнале «Огонек», № 33 в августе 1963 года. «Написано юмористически, как сказка, – охарактеризовали они очерк». Понять ветеранов можно: они трепетно относятся к событиям, в которых приймали участие и не терпят их искажений.

В заключение замечу, что интерес к героям Белого движения не исчезает. Летом 2010 года любители истории и путешествий карагандинцы Анатолий Лиман, верный спутник и участница всех его путешествий жена Ирина, оператор Александр Кирьянов, настоятель церкви города Шахтинска (Карагандинская обл.) отец Владимир Фрейганг, оренбургский казак Виталий Швырев совершили поход по маршруту ухода атамана Дутова на чужбину. С собой они несли копию Табынской иконы и горсть земли с Соловков, которую передала им одна из бывших узниц Соловецкого лагеря с просьбой развеять ее на перевале, через который уходил в Китай атаман. Путешественники, преодолев кручи Джунгарского Алатау, вышли на перевал, развеяли соловецкую землю, а отец Владимир отслужил службу. На перевале, на одном из камней путешественники укрепили табличку из нержавеющей стали со стихами белого поэта Михаила Надеждина:

Мечта не сбылась, но по-прежнему с нами. Мы верим в последний Божественный суд, Мы знаем, что чистое, Белое знамя другие, как память о нас, донесут!

На этом можно было бы поставить точку и считать труд завершенным, если бы не одно «но»…

Часть 2. Участники или самозванцы?

Глава 1. Новые герои

Поиски Продолжаются

В 1954 году в Советском Союзе началась реабилитация жертв политических репрессий, однако в первой половине 1960 года эта работа была свернута и возобновилась лишь в конце 1983 года. Видимо, в 60-х годах (дата написания в документе не указана), в Комитет государственной безопасности при Совете Министров Казахской ССР поступило заявление старшего инспектора Госплана Казахской ССР, члена КПСС с 1924 года, персонального пенсионера Сарсембекова Тельтая, в котором он утверждал, что он и его друг и сослуживец по 27-му стрелковому полку (г. Джаркент) 3-й бригады Туркестанского фронта Таджибаев Амиржан являются участниками чекистской операции по ликвидации в Суйдуне атамана Оренбургского казачьего войска и генерал-лейтенанта Александра Ильича Дутова, в результате которой тот был убит, возглавляемая им, готовая к прыжку через границу в РСФСР военная группировка прекратила свое существование, а надежда международного империализма на возобновление Гражданской войны в России и свержение большевизма рухнула.

В 1964 году в Алма-Ате увидела свет повесть 3. М. Танхимовича и А. Н. Сергеева «Конец атамана. По следам действительных событий»[142], в которой авторы тоже рассказывают о ликвидации Дутова, но их версия была совершенно противоположна уже существовавшей в то время официальной версии только что мною изложенной в первой части…

В марте 1992 года в Главное архивное управление при Совете Министров Казахской ССР поступило заявление от гражданки Беккуловой С, в котором она писала о том, что ее дед Дихамбаев Смагул лично убил атамана Дутова и высказывала обиду, что сейчас называются имена участников убийства, но имени ее деда среди них нет. Никаких просьб и даже своего адреса Беккулова С. в заявлении не указала. Главное архивное управление направило ее заявление в КГБ при Совете Министров Казахской ССР.

Вот такие заявления и повесть Танхимовича и Сергеева, ставившие под сомнение всю официальную версию ликвидации Оренбургского атамана, появились в обществе. Глубоких исследований по этим заявлениям не проводилось, а они этого стоят, хотя бы для того, чтобы восстановить, по возможности, все обстоятельства операции, установить истину и навсегда закрыть тему. Конечно, я не мог оставить заявления Т. Сарсембекова и С. Беккуловой, да и повесть Танхимовича и Сергеева, без внимания и отправился в новый поиск.

Я знал, что Н. И. Милованова уже нет среди нас и решил начать свое исследование с поиска его личного архива. Ведь он знал эти заявления, может быть, вел по ним собственное расследование, возможно, пришел к какому-то выводу, но нигде его не обнародовал потому, что в то время сделать этого не мог.

В Алма-Ате на улице Калинина (ныне Кабанбай-батыра), 91 я нашел дом, в котором жил Н. И. Милованов. Встреченная во дворе женщина подтвердила, что Милованов умер, и его родственники из дома уехали.

– Я встретила сейчас проживающего в нашем доме бывшего сотрудника КГБ Виктора Михайловича, может быть он знает, куда они уехали?

Но Виктор Михайлович не знал, но вспомнил, что у Милованова был внук Ярослав Разумов, журналист, и посоветовал его разыскать. Я разыскал, но внуком Милованова он не был. Однако Ярослав сказал, что он с внуком Милованова знаком – это Николай Витальевич Дрозд и дал его телефон. Я связался с ним, и он пообещал порыться в остатках архива деда и посмотреть, не писал ли тот о Сарсембекове, Таджибаеве и Дихамбаеве. Как и договорились, во вторник, 5 июля, я ему перезвонил, но ответ Николая Витальевича был отрицательным – фамилий Сарсембекова, Таджибаева и Дихамбаева в бумагах Милованова нет. Впрочем, и от архива Николая Ивановича почти ничего не осталось.

Замечу, попутно, что это на Западе, говорят, семьи хранят веками каждую бумажку. У нас же почтение к бумагам предков питают редкие потомки и, проводив родственника в последний путь, сразу уничтожают все его бумаги. Да что потомки! Работая в архивах, я постоянно встречал документы первых советских учреждений, которые, в условиях дефицита бумаги, писались на обратных сторонах документов дореволюционного времени. Иногда остатки этих документов куда интереснее, документов, на них затем исполненных!

Находки

Одновременно я сосредоточился на поиске родственников Сарсембекова, Таджибаева и Диханбаева: может быть они что-нибудь знают о делах своих отцов и дедов в те далекие годы? Повезло сразу же. На телефонный звонок откликнулась приемная дочь Сарсембекова Тельтая – Шахарман Шалхарбаевна. Назначила встречу на субботу 9 августа, но встреча не состоялась: Шахарман пригласили в гости. Договорились встретиться в следующую субботу. Живут далеко, на Первой Алматы, но обещала прислать машину.

16 августа пришла машина. За рулем – племянник Эльдос. В пути разговариваем о цели моего визита. Встретили очень приветливо. Шахарман – очень подвижная, небольшого роста женщина, приемная дочь Тельтая, до сих пор сожалеет, что не приняла его фамилии. Подтверждает, что я на правильном пути. Дом большой, чистота. На одной из стен – портрет Тельтая, писаный маслом. Худощав, узколиц, интеллигентное лицо.

Накрыт большой стол. На столе – традиционные казахские кушанья: бесбармак, манты, казы и прочие казахские вкусности. Отказываться не стал. По казахскому обычаю это неприлично. Во время трапезы, разговор, конечно, зашел о цели моего прибытия. Рассказываю, что пишу книгу о ликвидации атамана Дутова и об участии в операции Сарсембекова Тельтая. Все, что я им рассказывал, они знают и подтверждают мой рассказ. Об этом они не раз слышали от самого Тельтая. Шахарман говорит, что у старшей дочери Тельтая сохранились какие-то его бумаги, возможно, и по вопросу, который меня интересует. Обещала узнать. Они заинтересованы в истине и окажут мне всяческое содействие в поиске. Шахарман рассказала, что Тельтай умер внезапно в 1983 году на курорте в Щучинском. Д. А. Кунаев[143] посылал за телом самолет. Рассказали, что в селе Самсы, в котором родился Тельтай, его имя присвоено школе, где он учился, там же создан музей Тельтая, куда они передали много материалов. Обещали свозить. Показали фотоальбомы, но фотографий Тельтая в них нет. Зато имеется фотография памятника на его могиле на Кенсайском кладбище в Алма-Ате, установленного обкомом комсомола. На памятнике – две бронзовых доски, на которых на казахском и русском языках написано: «Навечно сохранится в наших сердцах образ красногвардейца, одного из активных организаторов комсомола 20-х годов в Семиречье». Досок уже нет: их сняли современные варвары.

Расстались очень тепло.

Прошла неделя, но звонков от Шахарман нет. Все это время работаю в Архиве Президента PK. Роюсь в описях дел в надежде отыскать относящиеся к цели моего поиска, заказываю дела, в которых, по моему мнению, могут храниться нужные мне документы. В основном – это воспоминания красных партизан, красногвардейцев и краскомов о Гражданской войне в Семиречье, чекистов. Среди воспоминаний – воспоминания Корнеева Н. П. «О подробностях убийства атамана Дутова», Жмутского С. Н., дело с документами о Чанышеве, Ходжамьярове и других боевиков, письма пограничников и чекистов, имевших отношение к покушению на Дутова и знавших Чанышева и Ходжамьярова лично, но имен Сарсембекова, Таджибаева и Дихамбаева в них не упоминались. Обрадовался, найдя воспоминания Сарсембекова Тельтая «О работе комсомольских организаций в г. Верном и Семиречье». Но, увы! – о покушении на Дутова в них ничего не говорилось. Ничего не говорили о покушении на атамана и личные дела Сарсембекова Тельтая и Таджибаева Амиржана. Что касается личного дела Дихамбаева Смагула, то его в архиве нет: видимо, тот не был коммунистом.

Заведующий читальным залом К. С. Мурзанов был внимателен и оказывал мне всяческую помощь, в том числе советами.

Центральный государственный архив был закрыт на ремонт, и, закончив работу в архиве Президента, я впервые отправился в Государственный архив Алматинской области. Неожиданно он оказался даже богаче материалами о ликвидации атамана, чем Архив Президента PK. Здесь – и воспоминания чекистов Джаркентского уездного ЧК (УЧК), уездной милиции, бывших пограничников 49 Джаркентского погранотряда и других лиц. Единственно, что огорчало, так это краткость всех этих воспоминаний и неумение мемуаристов излагать свои мысли, а также – оказание ими значительного внимания не ликвидации Дутова, а собственному героизму и героизму своих товарищей. Тем не менее, многое для своей работы я в этих материалах почерпнул, но все эти документы лишь подтверждали официальную версию убийства Дутова и ничего не говорили об участии в нем Сарсембекова, Таджибаева и Дихамбаева.

В воскресенье, 31 августа раздался звонок. Звонила Шахарман. Сказала, что сестра приехала и нашла воспоминания Тельтая.

– Посылаю к Вам Эльдоса, – сказала она.

Через полчаса машинопись воспоминаний Сарсембекова была у меня. На первый взгляд, это была копия воспоминаний, хранящаяся в архиве Президента. И названа она была почти также – «Об организации комсомола в 1920-1924 годах в бывшем Алма-Атинском уезде, ныне почти вся территория Алма-Атинской области». Вначале я огорчился, потому что в архивном экземпляре воспоминаний ни слова о покушении на Дутова не было. Но Эльдос сказал, что в этом экземпляре Тельтай об этом написал. И действительно, написал, но об этом – чуть позже.

Родственников Таджибаева Шахарман не знала, мне их найти тоже не удалось.

Но удалось найти Беккулову Сауле Албакиевну, кандидата искусствоведения. Кроме исследования живописи и преподавательской работы, она занимается и литературным трудом. Пишет эссе, в том числе и на исторические темы. Поиск ее был долгим: в областном архиве мне дали несколько ее телефонов, но ни один из них не отвечал! Не могли с ней связаться и работники архива, в котором ее ждал гонорар за статью в выпускаемом архивом журнале. Возможно, что она сменила место жительства или вообще уехала из Алматы. Я уже решил, что нить оборвалась, как внезапно Сауле Албакиевна нашлась, но, увы – никакого отношения к Дихамбаеву Смагулу она не имела.

Решил поискать в городе и потомков Чанышева, но поиск был безрезультатен. Один из случайно встреченных казахов сказал мне, что в селе Когалы Карабулакского района Алматинской области проживает правнучка Касымхана, но ее имени и фамилии он не знает. Я обрадовался, так как в Когалах Касымхан работал в 20-х годах прошлого столетия, о чем я уже писал в своем месте и сведения казались вполне достоверными. В надежде связаться с правнучкой, я подготовил к ней вопросы и послал письмо. Увы! – письмо вернулось с приклеенным уведомлением, что адресат там не проживает. Через некоторое время я написал такое же письмо акиму[144] села Когалы.

Зато был у меня алматинский адрес Ходжамьяровых, от которых я рассчитывал получить дополнительные сведения об их славном предке.

С потомками Ходжамьярова я связался легко. В телефонном справочнике города нашел номер их телефона Ответил правнук Махмута. Выслушав меня, он сказал, что его брат – историк, он ему скажет о моем звонке, передаст ему мои координаты, и тот мне позвонит. Не дождавшись звонка от родственника-историка, я вновь позвонил правнуку Ходжамьярова и получил телефон его брата Марата. 23 июня я с ним встретился. Им оказался 59-летний красавец-уйгур, высокий, седой, но моложавый и статный. Встреча произошла на углу улиц Абая и Масанчи в фотосалоне, где он работает. На вопросы он отвечал скупо, осторожно, поинтересовался, зачем мне все это нужно. Обещанной семейной фотографии деда он не принес, объяснив, что не нашел. Знает он о тех временах мало, но рассказал, что у Махмута был сын Абдулмажит, который избежал смерти, постигшей его мать и сестру в черный день 1937 года, потому что в тот трагический день ночевал у родственников. С началом Великой Отечественной войны, он, прибавив к своим 16 годам еще два года, добровольно ушел на фронт. Погиб под Петрозаводском…

В поисках адресов других нужных мне лиц я обратился к телефонным справочникам прошлого века. Фамилий Таджибаевых и Дихамбаевых в них много, и я начал тотальный обзвон их носителей. Но и здесь меня ждала неудача. На другом конце провода внимательно выслушивали мою информацию и сожалели, что не могут помочь потому, что родственниками и потомками лиц, которыми я интересовался, они не являлись. И это неудивительно: ведь прошло почти столетие с того далекого времени, а жизнь человеческая и коротка, и подвержена болезням, другим невзгодам, наконец, по стране прокатился молох Отечественной войны, случилась перестройка, развал великой страны… Возможно, потомки моих героев проживают и в Казахстане и в Алматы, но они уже давно вышли замуж, поженились, сменили фамилии на новые и о моем поиске ничего не знают. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь.

Глава 2. новые версии

Повесть об убийстве атамана

Настало время ознакомить читателя с повестью 3. М. Танхимовича и А. Н. Сергеева. Я бы не стал занимать ею внимание читателя, если бы среди ее героев не было Сарсембекова Тельтая (Танхимович и Сергеев называют его Сарсембаевым).

Постараюсь изложить содержание повести кратко.

…Отряд полковника Сидорова, отброшенный ударом красных от основных сил атамана Дутова, уходивших в Китай через Джунгарские ворота, ворвался в Джаркент и учинил кровавую расправу. Сидоров рассчитывает удержать город, а со временем заменить дряхлеющего атамана, но понимает, что удержать город только своими силами не сможет и с нетерпением ждет подхода полка полковника князя Алдамжара Чалышева. Наконец тот подходит, но заявляет Сидорову, что он прибыл не для его усиления, а, наоборот, вступить с ним в бой на стороне красных и разгромить его. Сидоров недоумевает, обвиняет Чалышева в измене, но тот показывает письменное распоряжение Дутова, уже обосновавшегося к тому времени в Суйдуне. Чалышев советует Сидорову уходить в Китай через Хоргос, пока еще свободна туда дорога. Здесь же Чалышев спасает от виселицы красного партизана Ходжамьярова. Пока Сидоров бесновался, полк Чалышева вместе с полком красных ударил ему в тыл и обратил его воинство в бегство. Чалышев стал служить красным и был назначен начальником Джаркентской уездной милиции, а Ходжамьяров, ставший его лучшим другом – в ЧК, председателем которой был латыш Крейз. Однажды на совещании своих сотрудников Крейз оглашает письмо председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, предлагающего похитить Дутова из Суйдуна для суда над ним. В ближайшее воскресение на даче генерал-губернатора в Кульдже состоится бал, на котором будет и Дутов. Здесь и было решено осуществить захват атамана. Любитель хмельного, тот, как всегда, наберется, наберутся и его конвойцы. Поэтому чекисты при разъезде гостей подадут для Дутова свой экипаж, на котором тот и будет похищен. Решили, что похищение Дутова будет осуществлено группой в составе Саттара Куанышбаева, Махмута Ходжамьярова и сотрудника ЧК Саввы Думского. Проводником отряда назначен Ходжамьяров, старшим группы – Думский. Присутствовавший на совещании ЧК Чалышев пытался войти в состав группы сам, чтобы сорвать операцию, но получил отказ. Однако в составе группы оказался его человек – Саттар Куанышбаев, и он смирился. По приказу Чалышева Куанышбаев известил охрану Дутова и похищение сорвалось.

После возвращения группы в Джаркент, Чалышев обвинил Ходжамьярова в измене, и тот арестовывается. Но попадает под подозрение и Чалышев. Чекистская проверка подтвердила обоснованность этих подозрений и установила невиновность Ходжамьярова.

К этому времени Дутов заканчивает подготовку к вторжению на территорию Советской России. Ближайшей задачей Дутов определил захват Джаркентского уезда с последующим наступлением на север. Крейз считает себя виновным в провале операции по похищению Дутова и запрашивает санкцию на ее повторение. Вскоре Туркестанская ЧК это санкционировала. В период подготовки операции были арестованы Чалышев и Саттар Куанышбаев. Чалышев, во искупление вины перед Советской властью, просит поручить убийство Дутова ему, но его предложение отвергается. Бедняк Саттар признается, что в прошлый раз по приказу Чалышева сообщил дутовскому офицеру о подготовке покушения на атамана, искренне раскаялся в содеянном и был не только прощен, но и привлечен к делу. К атаману направились Ходжамьяров, уполномоченный ЧК Алексей Сиверцев и Саттар Куанышбаев, а в качестве коновода – Тельтай Сарсембаев.

Действия по убийству атамана авторы повести, вопреки историческим фактам, разворачивают в Кульдже. Прибыв в Кульджу, Сиверцев, Махмут и Саттар, оставив коней на Тельтая, поднялись на невысокое крыльцо штаба Дутова. Дорогу в здание преградил часовой. Сиверцев назвал пароль и Ходжамьяров с Саттаром скрылись за дверью, а Сиверцев остался с часовым, чтобы убрать его, когда в этом будет необходимость. Часовой попросил закурить и, когда прикуривал, Сиверцев ударил его ножом, и, оттащив труп в кусты, снова поднялся на крыльцо. Затем Сиверцев, вошел в коридор и остановился у двери караульного помещения, чтобы воспрепятствовать выходу из него караульных, когда прозвучит выстрел Ходжамьярова.

Между тем, Ходжамьяров уже был у атамана.

– Князь с пакетом послал! – доложил он.

– Давай сюда!

Когда атаман стал читать письмо, Ходжамьяров приставил к его груди пистолет:

– Не кричи, Дутов, приговор тебе буду читать! Почитав немного, Ходжамьяров отдал приговор атаману:

– Сам читай! Дутов пытался звать на помощь, но выстрел оборвал его крик. Застучали выстрелы и в коридоре: это Сиверцев и Саттар кончали с адъютантом и с охраной…

Как только выстрелы смолкли, из кабинета Дутова выскочил Махмут, все трое выбежали из штаба и вскочили на коней. Навстречу, через площадь бежали несколько китайских солдат.

– Кто стрелял? – подскочили они к конникам.

– Русские люди атамана шибко подрались, – нашелся Саттар, и солдаты пошли обратно. А четверо всадников выбрались из Кульджи и скрылись в степи.

Джаркент встретил четверку героев многолюдным митингом. А вскоре Махмут и Саттар выехали в Ташкент. Там председатель Туркчека вручил им именные винтовки и документы. В документах говорилось, что оба являются особо уполномоченными Туркчека и без его ведома властями на местах они не могут быть арестованы. Из Ташкента Махмут и Саттар в сопровождении Петерса поехали в Москву, где Дзержинский наградил их именными золотыми часами с надписью: «За террористический акт над Атаманом Дутовым».

В эпилоге авторы пишут, что все было так, как они рассказали. Они только позволили себе домыслить некоторые события, а некоторые их них сместить во времени и в пространстве. Подлинными в повести являются фамилии только трех героев – Махмута Ходжамьярова, Тельтая Сарсембаева и атамана Дутова. Имена и фамилии остальных действующих лиц изменены.

К настоящему времени, – заключают авторы, – в живых остался лишь Тельтай Сарсембаев, ныне работающий в отделе Госплана, да несколько чекистов…

Прошу извинения за столь долгое изложение содержания повести, но я посчитал нужным это сделать, чтобы читатель, зная уже как развивались события в действительности, мог убедиться, что в повести искажено все: и историческая обстановка в которой действовали герои, и их личные качества, выносятся за рамки повествования действительные участники операции и вводятся новые. Я не против права авторов художественных произведений на вымысел, но я против искажения исторических фактов. Трудно понять, чем руководствовались авторы, превращая руководителя реальной операции Касымхана Чанышева во врага Советской власти, рисуя замысел и ход операции далекими от истины. Ведь авторы наверняка исследовали тему, разыскали лиц, знавших прототипов своих героев, современников описываемых событий, на основе чего и написали эту повесть. Безусловно, Танхимович и Сергеев бывали в Джаркенте, так как правильно называют месторасположения знаменитого джаркентского базара, мусульманской мечети и других объектов.

Но глубоко темой они не занимались, исследований по ней не читали, в архивах не работали, критически к сведениям, которые им сообщались, не относились и всю свою фантазию воплотили в художественное произведение, позволяющее по своей природе отступать от истины, и написали откровенную неправду. Недаром, они сделали ремарку к названию повести: «По следам действительных событий». Эта ремарка оправдывает все: и неправду, и неточности, и искажения фактов. Ведь все понимают, что со следами всегда трудно работать: они плохо видимы, имеют свойство теряться, исчезать, что дает право на домысливание событий, которые их оставили. В данном случае авторы шли не по следам, а в обход их, ломились напролом, не считаясь с исторической правдой. Кроме Дутова и Ходжамьярова, в повести легко узнаются реальный начальник джаркентской милиции и один из главных участников операции Касымхан Чанышев (Алексей Сиверцев), председатель джаркентской ЧК Т. М. Крейвис (Крейз) и первый начальник джаркентской милиции Савва Жмутский (Савва Думский), который, кстати, пишет в своей биографии, что от предложения участвовать в этой операции он отказался, ввиду своей неподготовленности к подобным действиям.

В повести не только масса неточностей, но и искажений исторических фактов. Например, Дутов уходил в Китай не через Джунгарские ворота, а около сотни километров западнее их, через Саркандскую щель (ущелье) и перевал Карасарык, что в Лепсинском уезде. Звать атамана Александр Ильич, а не Николенька, как у Танхимовича и Сергеева. Александра Афанасьевна, гражданская жена атамана, названа ими Манечкой. Особенно шокирует эпизод читки Ходжамьяровым приговора Дутову. Этой красивости просто не могло быть, потому, что Ходжамьяров не знал грамоты, почти не говорил по-русски, а сам факт читки приговора на чужой территории в условиях острого дефицита времени и грозящей опасности – литературщина и только.

Повесть была резко осуждена чекистами 20-х годов, являвшихся участниками операции, или близко знакомыми с ней и знавших лично всех ее действующих лиц. Но об этом – в своем месте.

Поэтому прав был Н. И. Милованов, откликнувшийся на повесть Танхимовича и Сергеева очерком «Касымхан Чанышев» и возмущенно писавший в неопубликованном предисловии, что авторы повести фальсифицировали заключительный акт борьбы с дутовщиной, оклеветали главного героя чекистской операции, отважного человека Касымхана Чанышева, жизнь которого полностью отдана Родине, и, назвали свою «повесть» документальной, тогда, как писали ее на основе недобросовестно подобранных и непроверенных слухов.

Впрочем, в искажении фактических обстоятельств чекистской операции в отношении Дутова Танхимович и Сергеев были не одиноки. В журнале «Простор» в № 10 за 1966 год опубликована статья X. Вахидова «Еще раз об искажении исторических фактов». В ней автор с большим сожалением пишет об искажении событий, связанных с ликвидацией атамана Дутова и приводит о них конкретные факты. «23 марта 1966 года, – пишет он, – на сцене республиканского уйгурского театра в постановке режиссера И. Джалилова был показан спектакль по пьесе М. Кабирова «Незабываемые дни».

Содержание ее сводится к следующему: генерал Дутов во время отступления за кордон через Джаркентский уезд оставляет в Джаркенте своего сообщника князя Каримова. Этот князь, после победы Октябрьской революции занимает пост начальника Джаркентской уездной милиции и одновременно поддерживает связи с бывшими баями, контрреволюционерами, с самим Дутовым, убивает революционеров. Разоблачает его Махмуд Ходжамьяров, и он же убивает Дутова в его ставке за кордоном и награждается золотыми часами в Москве… Пьеса М. Кабирова несостоятельна с точки зрения исторической правды. Достаточно сказать, что кроме факта убийства Дутова М. Ходжамьяровым, все остальное здесь – сплошной вымысел» – резюмирует автор.

Затем X. Вахидов подвергает разбору и критике повесть 3. Танхимовича и А. Сергеева «Конец атамана», указав, что действительный герой и организатор операции Чанышев оклеветан авторами и показан как приспешник Дутова.

Повесть Танхимовича и Сергеева вызвала резкую отповедь и со стороны прототипов героев повести и ветеранов-чекистов, знавших их. Так, бывший председатель ЧК Джаркентского уезда Савва Жмутский, выведенный в повести под фамилией Думский, писал, что никогда не был на территории Китая, никогда боевой группой по ликвидации Дутова не командовал и в бою там с белоказаками не участвовал. «Прочитав «Опасное задание», я ужаснулся громадному содержанию вранья почти на 80 %»! – откликнулся ветеран установления Советской власти в Джаркенте и бывший начальник Джаркентской милиции С. А. Соколов[145] в своих воспоминаниях[146].

Естественно, меня заинтересовала личность писателей. Справку на Сергеева я нашел в Краткой энциклопедии Казахской ССР. В ней Александр Николаевич характеризуется как советский писатель, в произведениях которого отражены сложные процессы, которые происходили в стране во второй половине 50-х годов XX века. Не чужды писателю были и исторические проблемы, о чем говорит его исторический роман «Петербургский посол» (1980), рассказывающий о казахско-русских отношениях перед решением казахов войти в состав России[147].

Перелопатив груду биографических справочников, мемуаров, энциклопедий, сведений о Танхимовиче я не нашел. Попытался я связаться и с его потомками. В телефонном справочнике города Алма-Аты за 1973 год нашел его телефон и адрес, но номера телефона образца 1973 года уже не существует, а маленькая улица Интернациональная, на которой проживал писатель, сейчас застроена большими домами, и дом Танхимовича не сохранился. Позвонил на 09 и в платную справочную. У них фамилии Танхимович нет, телефона тоже…

Потомственный алматинский краевед, неутомимый исследователь Гражданской войны в Семиречье Максим Ивлев дал мне адрес своего знакомого, бывшего главного редактора журнала «Простор», ранее проживавшего в Кульдже, Ростислава Викторовича Петрова. Я связался с ним. Спросил, знает ли он Танхимовича – он ответил положительно и дал ему и его повести не очень лестные характеристики, но следы писателя он потерял и ничего сообщить о нем не смог. Р. В. Петров рассказал, что обстоятельства ликвидации Дутова наиболее верно изложены в повести казахстанского писателя Кемеля Токаева, книгу которого он редактировал[148] – отца ныне крупного государственного чиновника Республики Казахстан Касым-Жомарта Кемелевича Токаева, в недавнем прошлом Председателя Сената Парламента Республики Казахстан, а ныне генерального директора отделения ООН в Женеве.

– Насколько помню, – сказал Ростислав Викторович Петров, – Кемель говорил мне, что использовал при написании романа материалы архива КГБ Казахской ССР, и что эпиграфы к главам дословно взяты им из архивных материалов.

К моим вопросам он отнесся очень внимательно, но фамилии Сарсембекова, Таджибаева и Дихамбаева ему были не известны. Однако историю ликвидации Дутова он знал очень хорошо, но все, что он мне рассказывал, я знал тоже. Я еще раз ознакомился с романом К. Токаева, но сведений об интересующих меня людях в ней не было.

Версия сарсембекова

Наконец, Центральный Государственный архив Республики Казахстан открылся, и я просмотрел описи фондов Госплана и личных фондов, но фамилии Сарсембекова, Таджибаева и Дихамбаева в них не было. Учитывая, что Сарсембеков и Таджибаев были коммунистами, я снова направился в Архив Президента Республики Казахстан, раннее Партийный архив Алма-Атинского обкома Компартии Казахстана, и, как уже говорил, разыскал личные дела Сарсембекова и Таджибаева. Биографии Сарсембекова и Таджибаева очень схожи: оба одногодки, оба родились в 1900 году[149], оба добровольно поступили в Красную армию и служили в 27-м Туркестанском стрелковом полку, оба принимали участие в боях с белыми и с ферганскими басмачами. Вместе они попали в басмаческий плен, но ночью, убив задремавшего часового, бежали. Оба коммунисты с 1924 года, оба после гражданской войны работали на высших партийных, государственных и хозяйственных должностях. Таджибаев был избран депутатом Верховного Совета Казахской ССР первого созыва, работал Председателем Президиума Верховного Совета Республики, награжден орденом Ленина, Сарсембеков был заместителем Наркома легкой промышленности, затем – почетный пенсионер. Сарсембекова не миновал вал репрессий, он был осужден и был реабилитирован в 1955 году. И Сарсембеков и Таджибаев являются авторами воспоминаний о Гражданской войне в Семиречье.

Дату написания своего заявления Сарсембеков не указал, но наверняка оно было сделано, когда наступила политическая оттепель, возможно, после того как на экраны Советского Союза вышел известный фильм «Конец атамана» (1971). А может быть, это было раньше, еще в 1964 году, когда вышла в свет повесть Танхимовича и Сергеева «Конец атамана». Что касается Дихамбаева Смагула, то сведений о нем найти мне так и не удалось.

Разыскивая нужные материалы, я одновременно рассуждал, что побудило Тельтая Сарсенбекова, грамотного, интеллигентного, серьезного человека, состоявшего на далеко не рядовых должностях в республике, только что прошедшего круги лагерного ада, обращаться в КГБ и выдавать себя за участника ликвидации атамана Дутова? Ведь он только что пострадал от этого репрессивного органа и тем не менее, не побоялся напомнить о себе. Зачем ему, уже далеко пожилому человеку, вдруг пришла мысль встать в строй этих героев? Что за резон был у него выдавать себя за участника ликвидации Дутова если бы он не был причастен к делу? Зачем в этом случае ему, вдруг, пришла мысль присвоить себе заслуги других, тем более людей ВЧК-КГБ и делать себя самозванцем? Чем больше я размышлял об этом и чем больше знакомился с документами об операции, тем больше убеждался, что Сарсембеков причастен к ликвидации атамана. В этом меня окончательно убедил один из вариантов воспоминаний Т. Сарсенбекова, переданный мне, как я уже писал ранее, его приемной дочерью Кахарман. Этот вариант тоже не имеет даты написания, но зато содержит, хотя и скупое, но описание выполненного теракта. Эта скупость позволяет мне сделать вывод, что эти воспоминания Сарсенбекова предшествовали его заявлению в КГБ, в котором детали операции были описаны более подробно. Для более полного изложения событий, связанных с суйдунским терактом, я буду одновременно пользоваться и заявлением Сарсембекова и его воспоминаниями.

Сарсембеков писал:

«В 1920 году я приехал в г. Джаркент. Нас прибывших 15 человек солдат включили в состав 3-го батальона 27-го мусульманского интернационально-пехотного полка 3-й дивизии 7-й бригады, который прибыл в Верный из Ташкента для борьбы с генералом Дутовым. Командиром полка был Мансуров, очень хороший командир, настоящий советский человек. Вскоре нас перевели в караульный батальон. Комбатом был Сейтходжаев Ергеш – уроженец Чимкентской области. Политрук полка Тауфик Сафуулин рассказывал нам, что Дутов – ставленник империализма и готовит нападение на нашу страну. Через четыре месяца я был назначен командиром группы красноармейцев по мобилизации верблюдов в волостях Верненского уезда для доставки снаряжения, обмундирования и продовольствия в г. Джаркент. Собрав верблюдов, мы прибыли в Верный и, нагрузив их, пошли караваном в Джаркент. Вскоре после прибытия, нас, 15 человек, направили в караул в Джаркентскую тюрьму. Я был назначен начальником караула. По прибытии приняли все посты, переночевали. На следующий день я пошел проверить посты и сменить часовых.

Старый Джаркент. Уйгурская мечеть.

Проходя мимо штакетника, я увидел, что внутри него гуляли группы людей. Когда я вернулся, здесь я увидел внешне красивого, стройного, атлетического телосложения, лет 25 человека. Подойдя ближе, я невольно поздоровался с ним на казахском языке: «Ассалаума галайкум, ага, почему вы гуляете один?». Он сразу остановился и ответил: «Ой, братишка! Я – начальник уездной милиции Чанышев Касымхан, совершил тяжкое преступление, сижу за шпионаж в смертной камере, подлежу расстрелу. Я хочу попросить тебя, дорогой, принести мне листок бумаги и карандаш. Я хочу написать заявление Уполномоченному ЧК Алексееву о том, что готов поехать на Кульджу и уничтожить Дутова. Иначе я ничем не исправлю свою вину перед большевистской властью! – воскликнул он. – Очень прошу Вас отнести Уполномоченному ЧК мое письмо по этому вопросу! Если останусь живым, постараюсь отблагодарить тебя». Я ответил: «Хорошо!». Через двадцать минут через надзирателя я передал Чанышеву бумагу и карандаш. Он написал заявление и так же через надзирателя передал его мне. Чанышев просил отпустить его на поруки под залог своих родственников, богатых джаркентских купцов, обещал убить Дутова, искупить свою вину и спасти себе жизнь. Я согласился и отнес его заявление уполномоченному ЧК Алексееву. Тот сказал, что сегодня или завтра будет в тюрьме, там и поговорим.

На следующий день, – продолжает Сарсембеков, – Уполномоченный приехал и вызвал Чанышева к себе. Через некоторое время он вызвал и меня:

«Отнеси три письма Чанышева трем жителям – татарам и дай свидание Чанышеву с ними!»

Я выполнил поручение Уполномоченного и отнес указанные письма по назначению. Это было до обеда. После обеда приехали три купца-татарина, родственники Чанышева, которые согласились дать подписку и заложить себя как залог за Чанышева. Я сразу заметил, как лицо Чанышева приняло радостное выражение. Тогда я попросил Чанышева: «Если поедете в Кульджу убить Дутова, то возьмите меня с собой!» Он сказал: «Обязательно будем просить ваших командиров и Уполномоченного ЧК послать тебя с нами». Через два дня Чанышев и Ходжамьяров были выпушены на поруки с условием, что они обязательно уничтожат Дутова и тем самым искупят вину».

Далее Сарсембеков пишет, что в это время командование полка получило распоряжение принять участие в операции уездной ЧК по уничтожению Дутова и решило выделить для этого красноармейцев – мусульман. В число их попал и Сарсембеков Тельтай, который был включен в группу Чанышева и Ходжамьярова. Это подтверждается письмом уже известного нам чекиста-пограничника, служившего в то время в разведке Джаркентского отряда, Микрюкова Дмитрия Акимовича к уже известному нам К. Н. Грязнову, обнаруженное мною в Архиве Президента PK. В нем он перечисляет состав группы Чанышева и называет в качестве основных исполнителей теракта К. Чанышева, М. Ходжамьярова, Саттара Кожамкулова и коноводов запасных лошадей жителей Джаркента – уйгура Казыбека, казаха Сарсенова и еще одного казаха, фамилии которого не помнит[150]. Я полагаю, что казах Сарсенов и является Сарсембековым Тельтаем, уйгур Казыбек – Юсуповым Кадыром. Личности жителя Джаркента, казаха по национальности, мне установить не удалось. Что касается Саттара Кожемкулова – то это – Байсымаков Мукай. Мы не забыли, что одного из героев повести Танхимовича – Сергеева «Конец атамана», звали Саттаром Куанышбаевым. Полагаю, что Д. М. Микрюков забыл фамилию Байсымакова Мукая и назвал его Саттаром Кожемкуловым, произведя его имя от имени героя повести «Конец атамана» Саттара Куанышбаева.

Прибыли в Кульджу[151] и остановились в чайхане, спросили, где штаб Дутова, оказалось, что приблизительно в 100-200 метрах от нее, – пишет Сарсембеков в своем заявлении в КГБ.

Предъявив пакет часовому, Чанышев назвал обусловленный заранее постоянный пропуск к Дутову и часовой беспрепятственно пропустил его и Ходжамьярова, которые предупредили нас, что, «как услышите выстрел, сразу же застрелите часового у ворот». Лошадей они оставили нам. Я держал лошадь Ходжамьярова, Таджибаев – Чанышева. Мы стояли рядом и были наготове. Я старался загораживаться, чтобы создать себе удобства для выстрела в часового».

В другом, более позднем, варианте своих воспоминаний[152] Сарсембеков пишет, что лошадей Чанышева и Ходжамьярова держали он и Жигитеков Мухай, а о Таджибаеве не говорит ни слова. Естественно, возникает вопрос – кто такой Жигитеков Мухай и почему вдруг Сарсембеков, называет его имя и ничего не говорит о Таджибаеве?

Фамилию Джигитеков я нашел в статье А. Кабирова и А. Сергеева «Конец Дутова», опубликованной в газете «Казахстанская правда» 13 июня 1956 года. Авторы перечисляют состав группы Чанышева и называют одного из них Джигитековым Мукаем. Фамилию Джигитекова называет в своих воспоминаниях, написанных в июле 1959 года и чекист Жмутский и характеризует его как джигита, конокрада и контрреволюционного элемента. Значит, Джигитеков – реальное лицо. Кто же он? Видимо это – Байсымаков Мукай. Об этом говорит его имя Мукай или Мука как называют Байсымакова его товарищи. Наличие двойной фамилии у Байсымакова Мукая вполне объяснимо. Дело в том, что члены казахской семьи могли носить две фамилии: отца, деда или даже весьма отдаленного предка. Поэтому в быту Байсымакова Муку вполне могли называть и Джигитековым. Видимо, Мука откликался на обе фамилии, но в историю он вошел под фамилией Байсымаков.

Следует заметить, что казахи часто меняли свои фамилии по разным причинам. Например, во время репрессий 30-х годов XX века многие родственники репрессированных казахов переходили на фамилии жен и других лиц и прожили под этими фамилиями всю жизнь. Эти же фамилии носят сейчас и их потомки. Делать это в то время, видимо, было не трудно, потому что твердой регистрации населения и его паспортизации тогда в Казахстане не было.

Отсутствие во втором варианте воспоминаний Сарсембекова имени Таджибаева, на мой взгляд, можно объяснить только тем, что Сарсембеков писал свои воспоминания, пройдя лагерный ад, много лет спустя после события, и многие его детали забыл.

К этому времени участников операции и Амиржана Таджибаева уже не было в живых и освежить свою память ему было не с кем. Ясно одно, что Таджибаев в операции не участвовал и Сарсембеков назвал его в этой связи ошибочно. Иначе, чем объяснить, что многочисленные друзья Таджибаева, люди, занимавшие в Казахстане крупные посты в высших эшелонах власти и оставившие воспоминания, много и хорошо говорят в них о Таджибаеве, но о его причастности к операции – ни слова.

Но продолжим.

«Когда я услышал выстрел, – продолжает Сарсембеков, – то, не задерживаясь, выстрелил из винтовки в часового и увидел, как он упал. В этот момент успели выскочить Чанышев и Ходжамьяров. Мы им подвели лошадей, и все четверо благополучно поскакали за город. Когда выехали, Чанышев сказал: «спасибо, друзья, теперь моя жизнь спасена».

Когда отъехали от Кульджи несколько километров, – продолжает Сарсембеков, – Чанышев начал сам рассказывать, как они убили генерала Дутова. Когда они поднялись в коридор, встретили еще одного человека, похожего на адъютанта, который хорошо знал Чанышева, как потомственного князя, и без подозрения пропустил их в кабинет генерала. Войдя в кабинет, Чанышев сказал: «Здравствуйте, Ваше Превосходительство, разрешите доложить. Красные сдаются, белые побеждают. Вот Вам данные», – и подал большой пакет. Дутов обрадовался, торопился скорее открыть его, чтобы прочесть, Он повернулся к свету двадцатилинейной лампы, стоявшей с левой стороны от него, и углубился в чтение. В это время Чанышев успел нажать курок семизарядного нагана, пули прошли через Дутова, который успел открыть только рот и упал замертво. В это время из соседней комнаты выскочил адъютант, которого сразу застрелил прямым попаданием в грудь Ходжамьяров. В это время я и Жигитеков Мухай держали лошадей около ворот. Как впоследствии мне стало известно, в кабинет с пакетом вошел Ходжамьяров, а Чанышев остался в коридоре, и Дутова фактически убил Ходжамьяров, но мы не видели, кто именно убил генерала и первое время верили словам Чанышева, что якобы подвиги совершил он.

Нас встречал торжественно весь гарнизон города Джаркента, после чего Чанышева представили к награде, но, узнав об этом, Ходжамьяров запротестовал, поэтому представление было отменено, и Чанышев не получил ордена, однако, он все же получил от командования Туркестанского фронта ценные подарки и похвальный лист. Таким образом, – делает вывод Сарсембеков, – были ликвидированы Восточный фронт против генерала Дутова и сам Дутов. Поскольку армия осталась без руководства, солдаты сдались в плен в распоряжение советского командования… Летом 1920 года я был назначен начальником охраны в количестве 15 красноармейцев для сопровождения военнопленных 600 солдат из Дутовской армии в Алма-Ату».

Глава 3. Вопросы, вопросы, вопросы…

Противоречия и сомнения

Мы, конечно, уже обратили внимание на то, что рассказ Сарсембекова в некоторых деталях не совпадает с обстоятельствами покушения на атамана, изложенными в первой части этого повествования.

Так, Сарсембеков утверждает, что группа боевиков состояла из 4-х человек: Чанышева, Ходжамьрова, его и Таджибаева. Но в письменном докладе Чанышева, сделанном сразу же после возвращения с операции, он указал, что их было семеро. Однако ошибся и Чанышев: боевиков было шестеро, а Чанышев в их числе, назвал Байсымакова Кудека, который непосредственного участия в терракте не принимал, о чем говорил на допросе 11 января 1938 года Ушурбакиев Азиз. На конкретный вопрос следователя, кто участвовал в убийстве атамана Дутова, Азиз ответил:

– Непосредственными участниками убийства Дутова были Чанышев Касымхан, Ходжмьяров Махмут, Кадыров Юсуп, Байсымаков Мукай, Султанхан (фамилию не помню) и я – Ушурбакиев Азиз! (Фамилия Султанхана–Маралбаев – В. Г.).

Главным же доказательством количества непосредственных участников в проведении операции является наградной приказ и в нем фамилия Байсымаковых значится только один раз и это, несомненно – Мукай.

В заявлении в КГБ Сарсембеков пишет, что он стоял с Таджибаевым у ворот (крепости или забора вокруг особняка Дутова он не уточняет). В воспоминаниях же Сарсембеков снова утверждал, что стоял, но уже с Джигитековым (Байсымаковым) Мукаем, у ворот, у каких, опять не уточняя. Но Сарсембеков по своей забывчивости опять допускает ошибку: он не мог стоять вместе с Джигитековым Мукаем, который, как мы установили, является Байсымаковым Мукой и находился во дворе особняка Дутова с задачей застрелить часового и сделал это, когда начался заключительный эпизод операции. Он мог стоять только с наружной стороны забора особняка Дутова вместе с Ушурбакиевым Азизом.

Сарсембеков рассказывает, что после совершения теракта, группа Чанышева возвращалась компактно, при этом Чанышев благодарил товарищей за то, что они своими действиями спасли его от неминуемой смерти от рук чекистов и поведал о том, как он лично убил атамана. Рассказ о компактном возвращении группы противоречит показаниям Байсымакова Мукая, Кадырова Юсупа и Ушурбакиева Насыра. Ведь они говорят, что, выскочив из крепости, группа стихийно распалась, и ее участники возвращались в Джаркент разновременно, об этом же говорят и свидетели тех событий – пограничники и чекисты, которые контролировали их возвращение из Китая, и о чем уже говорилось.

Происхождение этих противоречий мною уже показаны. Я уверен, что они возникли в связи с отдаленностью описываемых Сарсембековым событий, написания его воспоминаний уже в глубоко пожилом возрасте, под влиянием на него все новых подробностей покушения на Дутова, печатавшихся в газетах, журналах, звучащих по радио и даже демонстрируемых в кинотеатрах.

Участники или самозванцы?

Напомню, как проходил теракт. Практически, в убийстве Дутова участвовало четверо: Ходжамьяров – смертельно ранил Дутова и убил адъютанта. Ушурбакиев Азиз, Кадыров Юсуп и Сарсембеков Тельтай сняли часовых. Чанышев огнем обеспечивал отход Ходжамьярова. Султан Маралбаев – выполнял роль коновода. А как Дихамбаев Смагул? Мог ли он участвовать в операции? Мог! И вот почему.

Успеху операции способствовала полная беспечность китайского гарнизона крепости, караула дутовского отряда и другие факторы. Но чекисты не могли надеяться только на везение. Операция проводилась в центре вражеского стана, на территории, насыщенной не просто военными, а людьми очень опытными в боевом отношении и закаленными в боях. Расправиться с четверкой, дерзнувшей пробраться в их лагерь и покусившейся на жизнь любимого атамана, им ничего не стоило. Поэтому, планируя столь ответственную и сложную операцию, чекисты старались создать по возможности мощную боевую группу, способную выполнить задание, и сильное боевое обеспечение операции, в виде специальных групп, которые в условиях обнаружения боевой группы или наступления других неблагоприятных обстоятельств, могли бы обеспечить ее отход.

Килибаев Рахимжан Килибаевич – пограничник Хоргосской погранкомендатуры, затем работник секретариата ВУЗов, ВТУЗов, Крайкома ВКП(б) Казахстана – вспоминает: «как-то раз меня вызвал начальник нашего Особого отделения Джаркентского пограничного пункта № 3 ВЧК тов. Гаврилов. Он был один и никого не принимал. В это время у него зазвонил телефон, он взял трубку и через некоторое время сказал: «Да, он у меня. Через двадцать минут будет готов!» Затем он положил трубку и сказал мне: «Идите, переоденьтесь, как в тот раз, и не забудьте свой коржун! Через двадцать минут будьте у меня!»

Исполняя приказ, я явился в одежде казахского джигита: на голове – лисий тумак, шапан опоясан поясом материи, шальбар (брюки) – с манером: на выпуск, кожаные саптама (сапоги). В руке – камча, на плече – шерстяной куржун (вьючная сумка).

В комнате сидел также старший оперуполномоченный тов. Арцебашев В. Начальник попросил подойти ближе и сказал, что мы оба с ним включаемся в группу и поставил перед нами задачу оказания содействия основной группе по ликвидации атамана Дутова»[153].

Судя по словам «как в тот раз», Килибаев привлекался к операциям не впервые и вспоминает о своем участии в группе обеспечения при неудачной попытке ликвидировать Дутова в начале января 1920 года. Последний же диалог Килибаева и Гаврилова состоялся в конце января 1920 года при создании группы обеспечения действий боевиков Чанышева, закончившийся убийством атамана.

Где и какую конкретно задачу выполняли Килибаев и Арцебашев, автор не пишет, но, судя по переодеванию, они должны были действовать в группе обеспечения на китайской территории. Несомненно, что таких групп было несколько, все они обеспечивали действия группы Чанышева и, в случае необходимости, должны были отвлечь противника, приковать к себе его внимание, обеспечить группе выполнение задания и благополучное возвращение. Как известно, этого не потребовалось, так как растерявшийся противник группу Чанышева не преследовал и позволил ей благополучно скрыться.

Участниками операции несомненно были и Ушурбакиев Насыр и Байсымаков Кудек и Тынчеров Ханафия, они тоже стояли где-то под стенами или внутри крепости в готовности оказать при необходимости помощь и переживая за своих товарищей, но непосредственного участия в убийства атамана не принимали. Видимо, в составе одной из таких групп, несомненно армейской, был и Дихамбаев и многие другие, не придававшие значения этому факту и нигде об этом не заявлявшие. Очень жаль, что не откликнулась Беккулова С. Кто знает, может быть она сообщила бы важные сведения для восстановления той частицы истории, о которой я пишу?

Несомненно, участие в таком обеспечении являлось боевой задачей: ведь бойцы должны были вступить в бой с преследователями и дать группе Чанышева возможность оторваться от них и вернуться на базу. Несомненно, что для каждого из них была реальная опасность погибнуть в ходе боестолкновения и это счастье, что преследования группы боевиков не было.

Но почему же в числе награжденных не было имен ни Сарсембекова, ни Дихамбаева, заявивших о себе, как об участниках операции, ни других лиц? Выскажу свое мнение, потому что документальных источников на сей счет я не знаю.

Давайте вспомним, что эту операцию готовил орган военной разведки штаба Туркестанского фронта – Регистрационный отдел (Регистрод). Непосредственным разработчиком операции был начальник Джаркентского Регистрационного пункта Давыдов. Когда группа Чанышева, по независящим от нее причинам вернулась из-за кордона, не выполнив задания, она была арестована в полном составе по подозрению в измене. Как лицо, непосредственно занимающееся подготовкой группы, был арестован и Давыдов. Следствие по этому делу вела Семиреченская областная ЧК. Однако задачу по ликвидации или захвату атамана никто не отменял и ее надо было решать. Теперь решение этой задачи возлагалось на Джаркентскую уездную ЧК, которая ломала голову, как это сделать. Неожиданно решение было найдено, о чем читателю известно из первой части моего повествования.

В это же время, не располагавшее закордонной агентурой командование 27-го мусульманского полка, стоявшего в Джаркенте, получило указание Туркестанского фронта подключиться к операции Джаркентской уездной ЧК по ликвидации Дутова и во взаимодействии с ней нейтрализовать атамана. Командование полка и Регистрод решили послать разведчиков из числа солдат-мусульман полка в составе группы чекистов. Вот тут-то и предложил свои услуги Сарсембеков. В сложившихся условиях, когда начальство ежедневно спрашивало, как идет подготовка к операции, на поиск исполнителей времени у командира полка не было. Подвернувшийся Сарсембеков подходил на эту роль всесторонне: пролетарского происхождения, казах, физически сильный, политически грамотен, дисциплинирован, давно служит в полку, имеет боевой опыт, достиг определенного служебного положения и его появление в Китае не вызовет никакого подозрения. По этим же критериям подбирались и другие участники операции, в том числе и Дихамбаев. Согласие чекистов на участие Регистрода в операции было получено.

С большим трудом военным разведчикам удалось включить в группу Чанышева своего человека – Тельтая Сарсембекова. Но включение других военных в группу Чанышева исключалось, так как это значительно увеличило бы ее численность и могло привлечь к ней внимание и дутовских контрразведчиков и китайских властей. Поэтому они были включены в состав одной из групп прикрытия и обеспечения операции.

Отсутствие архивных документов по этому эпизоду, уход из жизни всех лиц, причастных к этой операции и других источников, не оставляют мне другого пути, кроме предположительного.

Сарсембеков, Дихамбаев и другие участники операции, входившие в группы ее обеспечения, не были награждены высокими властями одновременно с людьми Чанышева потому, что они являлись людьми военной разведки, а не ЧК, и та их к награждению не представила. Представлять этих людей к награждению должны были командование 27 мусульманского полка и Регистрод и по своей линии, чего они не сделали. Что касается пограничников, включенных в группы обеспечения, то об их награждении документы молчат. Может быть потому, что по воспоминаниям чекистов и пограничников обеспечение закордонных мероприятий было для них обычным делом и особенно не поощрялось.

Возможно, что Сарсембеков и Дикамбаев и другие были поощрены внутренним приказом органа военной разведки Туркестанского фронта – Регистродом. Кстати, ни сам Сарсембеков Тельтай, ни Беккулова С. не высказывают обиды за то, что он и Дихамбаев не были поощрены, а огорчены тем, что забыли об их участии в этой операции и нигде не упоминают их имен.

Возможно и такое предположение: поскольку приказ о награждении группы Чанышева издавался и подписывался одним из высших должностных лиц Туркестанского фронта – Я. X. Петерсом, являвшимся начальником и для ЧК и для Регистрода, то обвинения В. В. Давыдова в измене, не позволяло руководителям Регистрода лишний раз высовываться и они с ходатайством о поощрении своих людей не выходили. Однако дать ответ на эти вопрос сейчас может лишь Служба национальной безопасности Республики Узбекистан, которая на сей счет пока не распространяется. Во всяком случае, в 1967 году в Ташкенте вышла книга Р. А. Архипова и Н. Я. Милыптейна «Из истории органов госбезопасности Узбекистана. Документальные очерки истории. 1917-1930 гг.». В ней, на нескольких страницах описывался ход операции джаркентских чекистов по ликвидации Дутова и назывались уже знакомые нам по официальной версии операции имена ее участников. Об участии в этой операции военных разведчиков Туркестанского фронта, которыми несомненно являлись Сарсембеков и Дихамбаев, в книге не говорится. Спрашивается, почему? Ведь о том, что Семиреченская ОблЧК готовила операцию совместно органами военной разведки Туркестанского фронта, хорошо известно. Почему до сих пор органы военной разведки Узбекской ССР, а ныне Республики Узбекистан, не заявляли и не заявляют о своем участии в столь громком деле и отдали все лавры чекистам Казахстана? Мне представляется, что это могло произойти и потому, что и Семирченская ОблЧК, и военная разведка в лице Регистрационного отдела являлись подразделениями одного и того же органа – Туркестанского фронта. Поэтому руководству Туркестанского фронта нечего было делить успех между военной разведкой и чекистами, и оно спокойно доложило в Москву о выполнении ее задания. Что касается современности, то, видимо, еще не настало время и есть более важные дела.

И последний вопрос. Почему об участии в операции Тельтая Сарсембекова ничего не говорят боевики Чанышева? Да потому, что они считали его в своей группе чужим, их никто о Сарсембекове не спрашивал, а самим им и в голову не приходило назвать его. А может быть и называли, но начальство не посчитало нужным включить чужака в документы.

Часть 3. Особое задание

Глава 1. Явь или вымысел?

Несколько Предварительных слов

Внимательный читатель этих записок давно заметил, что в приказе Полномочного представителя ВЧК на территории Туркестанской республики Я. X. Петерса № 144 от 12 апреля 1921 года о награждении участников операции по ликвидации атамана А. И. Дутова, значатся еще две фамилии – Чанышев и Джунусов[154], которые в списках группы ликвидаторов не значатся. Правда, в приказе сообщается, что оба являются непосредственными участниками операции, но ни в документах операции, ни в воспоминаниях боевиков таковыми не значатся и не называются. Вчитавшись в текст приказа, мы установим, что участники операции награждались: за непосредственное руководство убийством Дутова (Чанышев), за непосредственный террористический акт над атаманом Дутовым (Ходжамьяров) и за непосредственное участие в убийстве Дутова – все остальные (Баймусаков, Кадыров, Ушурбакиев, еще один Чанышев и Джунусов).

Участие всех перечисленных в приказе лиц в группе Касымхана Чанышева, кроме второго Чанышева и Джунусова, точно установлено. Состав группы называли как непосредственные участники операции (Чанышев, Ушурбакиев Азиз и др.), так и служившие в то время на границе пограничники, на участке которых боевики переправлялись за кордон и принимались обратно (Микрюков, Килибаев), чекист Жмутский и др., а также исследователи (Н. Милованов, Ю. Семенов, К. Токаев, М. Ивлев, А. Смирнов и др.), но никто из них не называет в числе боевиков Джунусова и другого Чанышева.

О том, что атаман Дутов ликвидирован в ходе успешно проведенной чекистской операции, чекисты и не скрывали. Мы знаем, что вскоре, после возвращения террористов из-за кордона, в Джаркенте советскими властями был проведен митинг. Описание митинга было опубликовано в 1957 году в газете Панфиловского района Алма-Атинской области (ранее Джаркентского уезда Семиреченской области) «Коммунизм Туги» («Знамя коммунизма»). Это – статья-воспоминание А. Ниязбекова, жившего одно время в семье Джунусовых. Автор писал, что Джунусов Абубакир является участником суйдунского теракта и прямо указывал, что А. Джунусов входил в группу Чанышева[155]. Однако в дальнейшем мы убедимся, что А. Джунусов и Б. Чанышев играли особую роль в теракте и действовали отдельно от группы Касымхана Чанышева. Утверждение, что А. Джунусов и Б. Чанышев входили в группу Касымхана было распространено чекистами для того, чтобы скрыть их истинную роль в этой операции, т. к. она была не совсем обычной даже в рамках столь острого мероприятия и даже сами чекисты скрывали ее от своих сотрудников, составив приказ о награждении террористов так, что у читающего его складывалось мнение, что А. Джунусов и Б. Чанышев действовали в группе Касымхана Чанышева. Такая же хитрость была заложена и в дарственные надписи на наградных часах, карабинах и в их удостоверениях о награждении. По этим причинам местные жители, а затем и исследователи, стали считать, что и Батырхан Чанышев и Абубакир Джунусов действовали также в группе Касымхана. Постепенно это утверждение стало считаться истиной, а строго предупрежденные чекистами о неразглашении деталей операции террористы помалкивали и на эту тему не распространялись. Об истинной роли в терракте этих людей читатель узнает, если у него хватит терпения осилить мои записки.

По следам героев

Имея под рукой материалы теракта, приказ ВЧК, объяснения и протоколы допросов боевиков на следствии 1937 года, каждый исследователь непременно обратил бы внимание на то, что Батырхан Чанышев и Абубакир Джунусов к группе Касымхана Чанышева не принадлежали и непосредственного участия в ликвидации атамана не принимали. Тогда у них непременно возник бы вопрос: за какие же заслуги они попали в приказ и были награждены? Ответ на этот вопрос я начал искать с поиска сведений о личностях этих людей. Задача усложнялась тем, что инициалы ни того, ни другого в приказе не указывались.

Правда, кое-какими сведениями о Джунусове я располагал. По воспоминаниям уже неоднократно встречавшегося нам С. Жмутского, некто Джунусов был заместителем начальника Джаркентской уездной милиции, он же называл его контрреволюционером[156]. О том, что Джунусов – член контрреволюционной организации показал на допросе 12 января 1938 года и Мукай Байсымаков[157].

Контрреволюционерами боевики, конечно не были, потому что никогда политикой не занимались, не были они и сторонниками советской власти, наоборот, она мешала им заниматься привычным делом – и кражей скота, и контрабандой. Не доверяли им, как мы уже знаем, и чекисты. Что касается Джунусова, то его карьера при советской власти складывалась успешно, он никогда контрабандой не занимался и отличался от своих сверстников и образованием, и родом деятельности, и общественным положением. В числе заложников, взятых ЧК в обеспечение выполнения теракта над Дутовым, С. Жмутский[158] называет и Джунусова. Это же утверждает и Килибаев (о нем – ниже), но сам Джунусов об этом не говорит, потому что к группе Касымхана Чанышева, как мы уже знаем, он никакого отношения не имел, человеком, близким к нему, не был, с атаманом не контактировал и не мог по этим причинам быть заложником.

Других сведений о Джунусове в начале поиска я не имел и не знал, даже его имени.

Другой, указанный в приказе ВЧК Чанышев, – рассуждал я, – это, безусловно, один из братьев Касымхана. Но братьев у Касымхана было много. Из них мне были известны Хасан, Рамазан, Ибрай, Карим, Батырхан, Аббас и Амин. Кто же из них указан в приказе? Все братья, кроме трех последних, проживали на территории Китая и были крупными купцами и скотопромышленниками. Поэтому кандидатами для награждения должны быть нами рассмотрены Батырхан, Аббас и Амин. Аббас и Амин являлись агентами Джаркентского пункта Особого отдела и оба готовились к операции против атамана. Однако Аббас характеризовался отрицательно и от участия в операции был отстранен как непригодный. «Первоначально его я хотел отправить на ликвидацию Дутова, – пишет один из чекистов (подпись неразборчива), – но, видя его неспособность, послал обратно в рабдом[159], где он ждал вместе с другими расстрела, которого он особенно боялся»[160].

В тюрьме в качестве заложника за Чанышева ожидал своей участи и другой брат Касымхана – Амин. Исходя из характеристики Аббаса, я считал, что после возращения Аббаса в тюрьму, к операции был привлечен Амин, и речь в приказе идет именно о нем. Но я ошибался: в только что упомянутой статье А. Ниязбекова дано описание митинга, проведенного в Джаркенте местными властями по случаю ликвидации атамана Дутова и, о удача! – там указан напарник А. Джунусова, которого я так долго искал.

«В феврале 1921 года по городу пополз слух, что в Китае убит атаман Дутов. Народ шел на центральную площадь. Открывая митинг, секретарь уездного Комитета партии Тукебаев сказал, что враг молодого советского государства Дутов погиб. За эту работу, за доблесть и отвагу он похвалил Аубакира Жунусова, Касымхана Чанышева, Махмуда Ходжамьярова и Мукая Байсымакова. Затем сквозь толпу пошел Жунусов со знаменем. Справа от него – Касымхан, слева – Батырхан Чанышевы, за ними шли Макай и Махмут Чанышевы вытащили из ножен свои сабли, а Макай и Махмут зарядили свои винтовки… Тукебаев похвалил большевиков и провозгласил ура: Большевикам, Ура! – советской власти, Ура! – Ленину. После троекратного «Ура!», оркестр стал играть Интернационал. После окончания митинга народ стал расходиться и шептался, допытываясь, кто убил Дутова, но никто толком не знал. В тот день Жакен спросил Аубакира, отчего умер Дутов? Тот ответил: «Зачем вам это знать?». Тех, кто были задействованы в этом деле, в срочном порядке вызвали в Ташкент. Жунусов Аубакир вернулся из Ташкента в мае. Я его встретил в Алма-Ате. Ему подарили 5-зарядную винтовку, магазин с патронами, серебряные часы, удостоверение, как сохранившему жизни тысяч людей и что нельзя его арестовывать».

Таким образом, имя Чанышева, указанное в приказе ВЧК, устанавливалось. Это бесспорно – Батырхан Чанышев, потому что, во-первых, других братьев Чанышевых, кроме тех, что я назвал, в Джаркенте не было и, во-вторых, назначение Батырхана ассистентом при знамени не могло быть случайным: с испокон веков на эту почетную роль назначаются люди авторитетные и заслуженные.

Поиски сведений о Батырхане Чанышеве увенчались, хоть и небольшим, но успехом. Я установил, что он родился в 1896 году в Алма-Атинской (Семиреченской) области, в Нарынкольском районе, в селе Нарынкол, татарин, образование – начальное, был управляющим в артели, затем проживал в Джаркенте. 14 декабря 1937 года арестован тройкой УНКВД по Алма-Атинской области. Перед арестом проживал в с. Узун-Агач этой же области. 25 декабря приговорен по ст. ст. 58-7, 58-10, 58-11 УК РСФСР к 10 годам исправительно-трудовых работ в лагере. Реабилитирован 29 сентября 1956 года Алма-Атинским областным судом за недоказанностью состава преступления. Что касается Джунусова, то о нем других сведений не обнаруживалось.

Как-то, гуляя по Интернету я набрел на сайт казахстанской телевизионной передачи «Бармысын, бауырын!» («Ищу тебя!») и решил попробовать поискать потомков моих героев через эту передачу. Позвонил, мне назначили встречу. Подготовив нечто вроде обращения к потомкам, в котором кратко изложил суть дела, я пришел в студию. Я думал, что со мной просто побеседуют, включат в передачу фамилии разыскиваемых мною лиц, объявят эти фамилии в эфире – и все! Но оказалось все серьезнее: передача тщательно готовилась. Меня повели в съемочный павильон, где уже сидели несколько десятков лиц, разыскивавших своих родственников. Посадили и меня. Нас тщательно проинструктировали, и съемка началась. Пришедшие на передачу поочередно призывали своих родных и знакомых откликнуться, а руководители передачи Кымбат и Сергей Пономарев мучились с ними, переснимая негодные куски уже отснятого материала. Когда очередь дошла до меня, я изложил свое обращение и стал ждать. 24 ноября раздался звонок. Звонила редактор передачи Кымбат. Она сказала, что откликнулся родственник Джунусова и назавтра пригласила меня на встречу с ним. Обрадовался я несказанно: ведь, это же надо: нашелся потомок человека, о котором я почти ничего не знал!

На другой день я был в студии. Встретился с Кымбат и с ее помощником. Они сказали мне, что встреча будет сниматься и потом транслироваться по телевидению и предложили раздеться. Меня усадили на диванчик и попросили повторить рассказ о целях моего поиска, о самом атамане Дутове, почему я стал работать над этой темой. Напротив меня на двух рядах деревянных скамей сидели те, кто пришел разыскивать своих родственников. Смотрели они на меня с интересом, и я повторил то, что сказал на первой передаче. Стрекота кинокамер я не слышал и, когда закончил свой рассказ, ведущие пригласили потомка Джунусова. Вошел высокий с сединой казах пенсионного возраста, в манерах которого чувствовались достоинство, интеллигентность и образованность. Он пришел не один, а с внучкой Гульмирой. Представился: Тулебаев Алибек. По казахскому обычаю, мы обнялись. Начались взаимные расспросы. О себе Алибек рассказал, что он – двоюродный брат Джунусова Абубакира, горный инженер, работал в России и в Казахстане, сейчас на пенсии, не работает, проживает в Алматы, в собственном доме. Алибек и Гульмира принесли вырезку из джаркентской районной газеты «Заря коммунизма» со статьей о Жунусове и с его фотографией, а также фотографию жены Жунусова, Бабыхан, в окружении своих внуков и правнуков. К моему сожалению, статья была на казахском языке, и ее содержание я долго на знал, потому что встречались трудности с переводом. О жене Джунусова Алибек рассказал, что она была большой мастерицей, и сделанный ей головной убор казахской невесты для героини фильма «Кыз Жибек» до сих пор хранится в Центральном музее Казахстана. Я спросил о судьбе наградных часов Джунусова, Алибек ответил, что Бабыхан предала их в Центральный музей Республики, и они хранятся там. В заключение, мы, поблагодарив ведущих передачи за большую и нужную работу, которую они делают, восстанавливая связи между родственниками, прерванные различными обстоятельствами, простились с ними и с участниками передачи.

Уже в отдельной комнате, которая нам была предоставлена, Алибек рассказал, что об участии Джунусова Абубакира в ликвидации оренбургского атамана, он узнал из разговоров своих старших родственников. Алибек рассказал, что Джунусов родился в 1886 году. В 1900 году поступил в джаркентскую низшую сельскохозяйственную школу. Знал русский язык. Но многого о Джунусове он не знал и в заключение встречи обещал посмотреть, не сохранились ли какие-либо материалы о Джунусове и его фотографии у родственников. Мы расстались, договорившись о поддержании связи и обменявшись адресами и телефонами.

Н. Ушурбакиев

С просьбой сообщить об убийстве атамана Дутова и о слухах отчленения его головы, я обратился в архив города Суйдуна, но он, пока, молчит, и надежду на получение от него интересующих меня сведений я потерял. Возможно, что в архиве их нет, и китайцы не отвечают, по традиции боясь потерять лицо.

Между тем, начались телефонные звонки, в основном, из славного города Жаркента (бывший Джаркент, затем – Панфилов). Позвонили родственники Ходжамьярова Махмута – Юлдашев Мэлс Машрапович, его отец был братом Махмута Ходжамьярова. Кадырова Юсупа – Юсупов Акжол Юсупович, Ушурбакиева Насыра – Ушурбакиев Ахметжан Насырович, племянник Ушурбакиева Азиза. Ахметжан говорит, что непосредственным участником операции был не Азиз, а Насыр, 1895 года рождения и награжден часами тоже не Азиз, а Насыр. Насыр умер в 1974 году в Жаркенте, куда переехал из Орска 26 октября 1965 года потому, что его семью, как семью участника убийства Дутова хотели отравить оренбургские казаки, которые узнали об этом после публикации журналом «Огонек» статьи Юлиана Семенова об этой операции. В Орске ныне проживает сноха Насыра. О том, что награжден часами, Насыр не говорил. Возможно, здесь – наслоение легенд, так как Азиз, перечисляя на допросе состав группы боевиков, своего брата не называет. С другой стороны, повышение пенсии, которого добился Насыр у руководства КГБ СССР, говорит о том, что Комитет признал его заслуги. Возможно, было и повторное награждение участников операции, но достоверно это мною не установлено.

Чтобы привлечь к поиску как можно больше людей, я решил обратиться за помощью и в газету. В Алма-Ате уже несколько десятков лет издается газета «Вечерняя Алма-Ата», ныне «Вечерний Алматы», неизменно пользующаяся любовью и вниманием читателей. В газета есть полоса «Старая площадь», в которой публикуются материалы историко-краеведческого характера. Редактор этой полосы – мой сослуживец по пограничным войскам Краснознаменного Восточного пограничного округа, бывший редактор нашей окружной газеты «Часовой Родины», полковник в запасе Василий Васильевич Шупейкин. Вот к нему я и решил обратиться. Но Василия Васильевича поймать было трудно, и после нескольких попыток изловить его, я обратился к другому знакомому – начальнику отдела «Вечерки» Александру Грибанову. Тот сразу загорелся моей идеей.

Быстро написав статью о блестящей операции джаркентских чекистов по ликвидации атамана Оренбургских казаков А. И Дутова, я обратился к читателям с той же просьбой – помочь найти потомков участников этой операции, и отнес статью в редакцию. Вскоре статья была опубликована[161] и опять пошла информация.

В это же время мне стали известны места жительства правнучки Касымхана Чанышева и потомков братьев Байсымаковых. Но здесь меня ждали неудачи: аким села, в котором я предполагал проживает правнучка Касымхана Чанышева, ответил, что среди проживающих в селе Чанышевых родственников Касымхана нет. Из села, где проживают родственники братьев Байсымаковых, ответа я так не дождался.

Алибек выполнил свое обещание и через непродолжительное время у меня уже были документы из его личного архива и архивов его родственников. Но основные сведения о Жунусове я нашел в Центральном государственном архиве Республики Казахстан.

В своей биографии Джунусов сообщает, что с 1 октября 1906 года по 11 августа 1916 года он служил переводчиком и переписчиком у мировых судей Петровых, Нагибина, Исаева, Галицкого, Деникина, Мальчевского и Смирнова. 11 августа 1916 года станичным атаманом станицы Подгорной Васильевым, как участник восстания казахов 1916 года[162], был арестован, а 3 октября 1916 мобилизован на тыловые работы в Действующую Армию и до июня 1917 года работал в поселке Юзовка[163] Екатеринославской губернии на руднике «Ветка». Вернулся в июне 1917 года. С декабря 1919 года началась его работа в правоохранительных органах. Служил и следователем Джаркентского уездно-городского ЧК, и начальником Нарынкольской и Кольджатской участковых милиций, вторым помощником начальника Джаркентской уездной милиции и тогда же состоял председателем комиссии по разложению банды, действовавшей в Джаркентском уезде. В феврале 1921 года он – участник операции против атамана А. И. Дутова, за что от имени ВЧК награжден серебряными часами и другими наградами. С 12 апреля 1921 года по ноябрь 1921 года Абубакир – сотрудник Регистрода в Джаркенте, с ноября 1921 – по июль 1922 года – член-секретарь Джаркентского уездно-городского Комитета бедноты и союза «Кошчи»[164], затем – на судебной работе[165].

В апреле 1929 – августе 1930 гг. Джунусов стал членом аулсовета № 16 Чиликского района, организовал из бедняцких семей артель «Усербай», был уполномоченным по организации мелиоративного товарищества и на другой руководящей работе. Но тучи над сельским активистом, честным тружеником и защитником бедноты сгущались. Кулаки и их пособники, бывшие белогвардейцы и бандиты обвинили Джунусова в том, что он является выходцем из байской семьи, вводит бедноту в заблуждение, выдавая себя за участника террористического акта против атамана Дутова, воспользовавшись случаем, втиснулся на советскую службу, и, будучи чуждым элементом, скрывал свое происхождение. Им удалось настроить часть бедноты против Джунусова, и на общем собрании аульцев было протащено решение о выселении его из села с конфискацией имущества. Самого Джунусова на собрании не было: еще в начале августа 1930 года он уехал в Алма-Ату и работал в коллективе защитников. Без сомнений это была месть кулаков и врагов советской власти за участие Джунусова в операции по ликвидации белого атамана и за его активную позицию в проведении политики советской власти в ауле.

Узнав о решении крестьян о выселении и конфискации его имущества, Джунусов обратился с жалобой в Прокуратуру РСФСР. Обращаясь в высокие инстанции с жалобой он писал: «с самого начала революции я служил в различных советских органах, занимал ответственные посты и исполнял такие задания, о которых я по долгу советского гражданина не должен был бы здесь распространяться и не ставить их себе в заслугу, но обстоятельства дела вынуждают меня сказать здесь несколько слов потому, что в постановлении о моем выселении мне ставится в вину, что я, в целях завоевания авторитета среди бедноты, якобы, ложно приписывал себе участие в совершении террористического акта против атамана Дутова. Из прилагаемого удостоверения ВЧК Туркестанской республики от 14 апреля 1921 года за № 1887, выданного мне т. Петере и удостоверения от 6 мая 1921 года за № 2352 видно, что я «б[166] февраля 1921 года совершил акт, имеющий общереспубликанское значение, чем спас несколько тысяч жизней трудовых масс от нападения его банды», а «за самоотверженность при выполнении важного поручения для пользы Российской Советской Социалистической Республики» награжден от ВЧК часами за № 669 008 с надписью от ВЧК тов. Жунусову 1/IV-1921 года»[167].

Нотариально заверенная копия первого удостоверения хранится в семейном архиве Алибека Тулебаева. Вот она:

РСФСР
Полномочный Представитель ВЧК
на территории Туркестанской Республики
и член Турккомиссии ВЦИК
14/IV-1921 года
УДОСТОВЕРЕНИЕ

Предъявитель сего тов. Джунусов Абубакир 6 февраля 1921 г. совершил акт, имеющий общее республиканское значение, чем спас несколько тысяч жизней трудовых масс от нападения банд, а потому требуется по отношению к выше-означенному товарищу со стороны Советских властей внимательное отношение и означенный товарищ не подлежит аресту без ведома полномочного представителя.

Подлинное подписал уполномоченный представитель ВЧК /Петерс/

секретарь /Полис/

/место печати/

С настоящего документа засвидетельствована одна копия в Алма-Атинской Госнатконторе 1928 года, марта 15 дня реестр 453 и 21 марта реестр 475.

Подлинное подписал нотариус /Соломатин/

/место печати/[168]

Копии с удостоверения о награждении Джунусова часами не сохранилось, однако сохранилась копия заверенного печатью документа, коллектива защитников при Алма-Атинском Окрсуде о том, что «серебряные часы за № 669008 имеют следующую надпись: «Товарищу Жунусову от В.Ч.К. 1921 года 1 апреля. За принятия участия в террористическом проведении акта над атаманом Дутовым».

Жалоба Джунусова рассматривалась на высоком уровне. Она побывала в Народном Комиссариате юстиции СССР, в Верховном суде РСФСР. Прокурору Энбекши-Казахского района, на территории которого находился аул Джунусова, было дано распоряжение проверить правильность выселения Джунусова и конфискации его имущества, а заключение выслать в Прокуратуру КазАССР. Попытка заволокитить вопрос, была пресечена: прокурор района был строго предупрежден, что «если в течение 10 дней не будет представлен весь материал по делу о выселении Джунусова, то он будет привлечен к партийной ответственности за волокиту и невыполнение распоряжение НКЮ».

Прокурор выполнил поручение республиканской прокуратуры и провел тщательное расследование обоснованности жалобы Джунусова. Сохранился один из документов этого расследования, который, полагаю, будет интересен читателю.

Товарищеский отзыв

Я, член ВКП(б) Гайнуллин В. Н., отсек (ответственный секретарь – В. Г.) Пахта-Арс… (далее неразборчиво – В. Г.) района, даю настоящий отзыв тов. Жунусову Абубакиру в том, что во время оперирования белогвардейских банд в бывшем Джаркентском уезде в конце 1919 – начале 1920 года, он, тов. Жунусов, состоял Председателем комиссии по разложению неприятельской банды при 21 Интернациональном полку и, будучи во главе данной Комиссии, проявил свою активность в проведении политической агитации, что подтверждаю.

Член ВКП(б) тов. ГайнуллинПодпись тов. Гайнуллина заверяю:Управделами Горкома Федоров7 февраля 1931 года.[169]

Решением крестьянской комиссии при КЦИКе[170] от 16 апреля 1932 года жалоба Джунусова была удовлетворена, а его положение восстановлено.

С полным текстом жалобы Джунусова сегодня может ознакомиться каждый: более, чем через полвека она была опубликована под броским названием – «Как герой Гражданской войны попал в кулаки» и является для нас одним из основных источников к биографии Джунусова и, подтверждающим его участие в операции против Дутова[171].

Глава 2. особое задание

Таким образом, участие А. Джунусова и Б. Чанышева в операции не вызывает сомнения. Но, поскольку они действовали не в составе группы Чанышева, то возникает вопрос о характере их задания. Следует заметить, что суть задания не раскрывается и в документах Полномочного представителя ВЧК на территории Туркестанского края, и самим Джунусовым. Несомненно, в свое время и Абубакир Джунусов и Батырхан Чанышев с гордостью показывали эти документы и награды в кругу своих близких, но о задаче, которая на них была возложена и как они ее выполняли, не в пример другим боевикам, не распространялись. Не говорили об этом и другие ликвидаторы. Не занимались этим и исследователи операции и ни в одном из ее описаний фамилий Батырхана Чанышева и Абубакира Джунусова не значится. Даже на допросах 1938 года участники операции имен Абубакира и Батырхана не называли.

О роли, которую играли Чанышев Батырхан и Джунусов Абубакир в покушении на Дутова, я думал постоянно, строя версии и проверяя их.

«В чем дело и почему о роли, которую играли в операции эти люди, молчат архивы, монографии, художественная литература?» – спрашивал я себя. «Потому, – вдруг ответил себе я однажды, – что Абубакир и Батырхан, не входя в состав группы Касымхана Чанышева, выполняли в этой операции особое задание, представлявшее секрет наивысшей степени и не подлежащий оглашению ни при каких обстоятельствах! Возможно, что о содержании их задания знали даже не все чекисты и сотрудники Регистрода!» Характер этого задания надо было установить, и я зарылся в архивные материалы, в литературу, в свидетельства современников моих героев, начал поиск потомков террористов.

Внезапно я вспомнил о слухе, бродившем среди жителей Джаркента о том, что после похорон атамана его могила была кем-то вскрыта, а труп обезглавлен. Этот слух родился в Китае и был принесен в Джаркент местными жителями, ходившими в то время в Китай и обратно довольно свободно. Этот слух сразу же дошел до чекистов и был объявлен ими происками белоэмигрантской пропаганды и клеветой на органы безопасности Советского государства.

Приграничное же население было уверено в правдивости слуха, но приписывало это действо группе Чанышева, но те, как я уже говорил, молчали, а компетентные органы помалкивали.

Закрытие и плотная охрана границы на синьцзянском направлении, изъятие вредной для государства эмигрантской литературы у редких лиц, пропускаемых из-за границы, способствовало тому, что со временем эта информация для большинства приграничного с Синьцзяном населения стала не интересной и о ней забыли.

Для установления истины нужно было прежде всего установить, был ли факт обезглавливания трупа и, если был, то не причастны ли к этому действу чекисты, в частности, Абубакир Джунусов и Батырхан Чанышев. Перелопатив кучу литературы, в том числе эмигрантской, просмотрев доступные мне эмигрантские журналы, я установил, что значительная часть дутовцев, участников боев в Сибири, Семиречье, на Дальнем Востоке и далеко не рядовых чиновников консульства России в Кульдже (консул Люба, секретарь консульства Воробчук и другие), несомненно знавшие детали события, которое я расследую, оказались в эмиграции в США, в основном в Сан-Франциско, являлись членами эмигрантской военной организации, издававшей журнал «Вестник Общества русских ветеранов Великой войны в Сан-Франциско», в котором публиковались мемуары и статьи и по истории Гражданской войны, в том числе и в Семиречье. Но никто из них не писал про синьцзянский угол Поднебесной, а ныне все они мирно покоятся на Сербском кладбище этого города и их уже не спросишь. Ничего не написали о своем времени и о себе и белые, оставшиеся в кульджинском крае: видимо, рука семиреченца-эмигранта больше привыкла к шашке, чем к перу, и никакого следа в литературе не оставила. Отсутствовали материалы освещавшие это событие и в казахстанских архивах.

Зато пресловутая перестройка дала возможность потомкам бывших эмигрантов, вернувшихся в СССР из Китая, написать и опубликовать мемуары о своей жизни в Синьцзяне, в которых некоторые из них коснулись интересующей меня темы, а именно убийства атамана и обезглавливания его трупа. Записок, в которых авторы коснулись этих фактов, немного, и с теми из них, которые мне удалось найти, мы сейчас ознакомимся.

Итак, 6 февраля 1921 года Дутов был смертельно ранен и 7 февраля похоронен по одним данным – в Кульдже, по другим – среди солдатских землянок в суйдунской крепости, по третьим – под Суйдуном, на кладбище в урочище Доржинка. Похороны были пышными, с военным оркестром и большим количеством провожавших в последний путь атамана военных и местных жителей. Однако, по воспоминаниям одного из авторов таких мемуаров Е. И. Софроновой, родившейся в Кульдже, через два-три дня после похорон по городу поползли слухи, что могила Дутова вскрыта, труп обезглавлен и не зарыт, а голова атамана похищена[172].

Атаман А. И. Дутов. Фото ок. 1920 г.

Об этом же пишет реэмигрант из Синьцзяна, проживавший в Кульдже член Оргкомитета Православной миссии поиска Табынской чудотворной иконы В. Ф. Мищенко: «В первую неделю после похорон могила Атамана была вскрыта и труп обезглавлен. Голова была нужна убийце как доказательство для предъявления в ЧК о выполнении задания, чтобы была освобождена семья убийцы, взятая в заложники чекистами»[173].

О похищении головы Дутова пишут и российские исследователи, в частности Александр Смирнов[174]. «В ночь после похорон атамана его могила была разрыта, тело извлечено из гроба и обезглавлено. Видимо заказчикам убийства нужно было предъявить «вещественное доказательство» в иностранном отделе ВЧК», – предполагает он.

Мне представляется, что утверждение А. Смирнова о том, что могила Дутова была вскрыта в ночь после похорон не выдерживает критики. Видимо прав А. Хинштейн говоря, что, ради безопасности проведения такого акта, должно пройти время, когда ажиотаж вокруг события затухнет.

Но все же, эти заявления были основаны на слухах и нужно было найти им подтверждения и затем доказать, что похищение головы атамана совершили Абубакир Джунусов и Батырхан Чанышев. Для этого мне нужно было найти сведения, которые бы убедили, прежде всего, меня в том, что похищение и доставка головы Дутова – дело их рук и именно поэтому они попали в приказ Полномочного представителя ВЧК в Туркестане. В этом я очень надеялся на статью, принесенную Алибеком Тулебаевым и Гульмирой, но ее перевода я долго получить не мог. Мои знакомые друзья-казахи и друзья Алибека и Гульмиры горячо брались сделать это, но уровень знания родного языка не позволял им перевести текст. Пытаясь проникнуть в содержание статьи самостоятельно, я по буквам читал и перечитывал ее, стремясь уловить содержание и какие детали покушения на Дутова она освещает. Я пытался найти в тексте такие слова, как голова, труп, отрезать, отсечь, отделить, доставить, привести, доказательство, хурджун и другие, но таковых в статье не было. Но, все-таки перевод статьи Гульмирой был сделан, но о похищении головы атамана в ней не было ни слова, а Джунусов и Батырхан Чанышев, конечно же, представлены как члены группы боевиков Касыхана.

Как ни хотели чекисты сохранить в тайне похищение головы атамана, близкие родственники и друзья Абубакира и Батырхана знали, что это сделали они, а их потомки донесли эти сведения до нас.

Совершенно неожиданно в ответ на мое газетное обращение к родным, потомкам и родственниками героев суйдунской операции и к другим людям, что-либо знающим о суйдунском теракте, раздался звонок. Звонила женщина, бывшая жительница села Алгабас, где проживал в свое время и Джунусов. Ей за пятьдесят, судя по разговору – женщина грамотная и начитанная.

– Отцы говорили, – сказала она, – что Джунусов был начальником Джаркентской милиции, организовал снятие головы с атамана Дутова и принес ее в хурджуме. Дело это было очень секретное, и об этом мало кто знал. Был он и еще один уйгур, но кто, я не знаю.

Часа через два-три она перезвонила и попросила ее фамилии не называть. Что я и делаю.

Свидетельство этой женщины уникально. И то, что она сообщила, снимает сомнения в реальности операции по доставке головы атамана в Джаркент, а затем, как пишут некоторые авторы, – в Москву[175]. И Алибек Тулебаев, и Гульмира тоже знали это, но мне не говорили, может быть, из любопытства, докопаюсь ли я до истины. Когда же я докопался, то этот факт подтвердили, сказав, что семьи это тщательно скрывали от посторонних. Алибек уточнил при этом, что для похищения головы атамана было направлено пять групп, но выполнила задание только одна – группа Абубакира Джунусова.

Однако приписывание похищения головы атамана группе Касымхана Чанышева живо до сих пор. Об этом пишут и авторы очерка «Теракт в Суйдуне: убийство Оренбургского атамана» Кирилл Козубский и Максим Ивлев. «Мы склонны доверять этим свидетельствам, – пишут они. – Ибо все укладывается в прокрустово ложе. Поскольку обратный путь террористов из Кульджи на Хоргос и Джаркент неизбежно пролегал по разбитой и размытой грунтовой дороге, с двух сторон охватывавшей Суйдун (правая ветка огибала город с севера, левая проходила через южное предместье; к западу от Суйдуна обе ветки снова соединялись), им не составило труда, опять же под покровом ночи, заехать на Доржинское кладбище»[176].

Эту же мысль высказывает Константин Артемьев, автор книги «Последний приют атамана Дутова», побывавший в Суйдуне и попытавшийся найти могилу атамана. Как и большинство исследователей, он также бездоказательно пишет, что голову атамана похитила группа Чанышева: «Через три дня после убийства в Суйдуне на маленьком русском кладбище у реки Доржинки прошли похороны последнего атамана Оренбургского казачьего войска, его ординарца и часового. Когда страсти улеглись, у могилы ночью, таясь, появились три фигуры. Проезжавший утром мимо кладбища Доржинки старик-уйгур заметил, что свежая могила «русского генерала» почему-то разрыта. Вызванные им из казармы казаки откинули крышку гроба и обнаружили тело своего атамана обезглавленным. Чекисты тем временем уже пересекали границу Китая, торопясь в советский город Джаркент В грязном холщевом мешке они везли главное доказательство успешно проведенной операции – голову атамана»[177].

Похищение головы атамана группой Касымхана Чанышева при ее возвращении в Джаркент – это очередной домысел и его нужно забыть… Мы же уже точно знаем, что после убийства Дутова группа распалась и, рассыпавшись по степи, в панике скакала в разные стороны. В Китае, в Кульдже, несколько дней скрывались Касымхан Чанышев и Азиз Ушурбакиев, но они могилой Дутова не интересовались, их цель была одна – унести ноги. Сам Чанышев в своем докладе чекистам после возвращения в Джаркент обосновывал свое пребывание в Кульдже желанием убедиться, что акт покушения удался, а не выполнением задачи по обезглавливанию трупа Дутова. Вполне разумные чекисты такой задачи группе Чанышева не ставили и не могли поставить, потому, что она была бы невыполнима и заранее провальна.

Отделение головы Дутова и доставление ее в Джаркент в качестве доказательства его убийства не планировалось ни Москвой, ни Ташкентом. Это был, так называемый сегодня, эксцесс исполнителя, в частности, Джаркентской УЧК, когда исполнитель, выполняя задачу, выходит за ее пределы и перевыполняет ее по собственной инициативе. С такой инициативой и выступили джаркентские чекисты, направив в Китай еще одну группу (по данным Алибека – пять) в составе А. Джунусова и Б. Чанышева для доставки на этот раз головы атамана.

Эта операция под прикрытием группы обеспечения, проводилась дерзко и стремительно и достигла успеха, за что А. Джунусов и Б. Чанышев получили высокие награды ВЧК.

Конечно, разрытие могилы и обезглавливание трупа с точки зрения современных моралистов, никогда не служивших в армии и не бывавших в боях и в стычках с врагом – акт высочайшего варварства и вандализма. Но такими актами полна человеческая история и история войн. Отделение головы от трупа как доказательство смерти ее владельца практиковалось издревле и по обычаям войн надругательством не считалось. В рассматриваемом случае никакого глумления над трупом атамана тоже не было, потому что это было сделано не в этих целях, а чтобы точно установить и подтвердить, что организатор и вдохновитель крестового похода против Советской власти действительно перестал существовать, опасность новой гражданской бойни миновала и страна может переключить свои силы и средства на решение других неотложных задач. С точки зрения обывателя – это работа грязная, с точки зрения государства – это один из надежных способов удостоверения факта.

Представление головы поверженного врага в качестве доказательства в России практиковалось издревле. До сих пор, с XIX века, якобы хранится в петровской Кунсткамере в Санкт-Петербурге голова мятежного казахского хана Кенесары, возвращения которой добиваются современные казахи и которую уже давно пора вернуть, если она сохранилась, или внятно сказать о ее утрате), и даже головы двух японцев, казненных в Санкт-Петербурге аж в XVIII веке.

Следует отметить, что головы врагов, как доказательство, очень ценились и в первые годы советской власти. Их везли в этом качестве со всех концом необъятной России не только местным властям, но и в Кремль. Вспомним утверждение некоторых исследователей, что по поручению Л. Троцкого, после расстрела царской семьи в Екатеринбурге, голова Николая II была привезена Ленину и спрятана в сейф в Кремле[178]. Хотя останки этого царя и его семьи, вроде и похоронены в усыпальнице Петропавловского собора в Санкт-Петербурге, но не все уверены, что эти останки принадлежат точно им. В самом конце 1922 года, года черной водяной собаки по лунному календарю, в Монголии, как враг монгольского народа, был убит Джа-лама, выдававший себя за перерожденца джунгарского батыра Амурсаны, мститель китайцам и их пособникам за гибель Джунгарского ханства и его народа. Голова Джа-ламы была отрублена, насажена на шест и возилась в назидание по всей Монголии, пока не попала в 1925 году в петровскую Кунсткамеру, где сейчас и хранится. В витрине Елисеевского магазина на Невском проспекте в Ленинграде в 1923 году была выставлена на всенародное опознание голова знаменитого бандита Леньки Пантелеева, державшего в страхе весь Петроград. Затем она демонстрировалась в анатомическом театре 1-го Медицинского института, а в 50-е годы – передана в Музей криминалистики[179].

…А в это время внучка Алибека Гульмира Батырхановна Джунусова принесла мне еще одну статью на казахском языке, да не статью, а целую газетную страницу о Джунусове Аубакире с его портретом и фотографией карманных часов, которыми он был награжден ВЧК. Материалы этой находки также вошли в эти записки.

Хочу подчеркнуть, что Гульмира сделала очень много по поиску материалов для данной работы. Она обзвонила и обошла всех своих родственников, опрашивая, нет ли у них каких-либо документов о Джунусове Аубакире и Чанышеве Бытырхане и опрашивая, что они слышали и помнят о них из рассказов своих отцов, матерей, старших братьев, сестер и соседей. Она передала своим знакомым и друзьям статьи о Аубакире на казахском языке, и те сделали их переводы на русский. Она вникала в суть моей работа, давая советы и делая замечания.

Мне очень хотелось взглянуть на наградные часы Аубакира Джунусова, подержать реликвию в руках сфотографировать ее и фотографию поместить в книгу. Написал письмо в Центральный государственный музей Республики Казахстан. Прошло больше месяца, но ответа из музея не было, а мои звонки к секретарю директора и к его заместителям, никаких подвижек в этом элементарном вопросе не приносили. Наконец, пришел ответ. Считая его классическим документом отписки, цитирую констатирующую часть документа: «В настоящее время ЦГМ PK реализует научно-исследовательский проект (срок реализации 2011-2013 гг.) «Музейные источники по истории и культуре Казахстана ЦГМ PK (20-30-е гг. XX в.)» и данный музейный предмет является объектом научного исследования и находится на реставрации, в связи с чем ЦГМ PK не имеет возможности Вам предоставить часы для ознакомления и фотографирования до окончания проекта. Директор Нурсан Алимбай»[180]. С таким отказом я встречаюсь впервые. Неужели для секундного дела следует ожидать два года! Может быть, этого предмета исследования в музее уже нет?…

Знак Оренбургского казачьего войска.

Я уже говорил, что есть сведения, что Дутов был похоронен в расположении отряда среди солдатских землянок. Атаман, якобы, покоился здесь до передачи СССР казарм его отряда, затем, с разрешения католического духовенства, останки атамана были перенесены на суйдунское католическое кладбище (вероятно, кладбище Доржинки в 4 километрах от Суйдуна), где на его могиле сложили пирамиду из крупного булыжника. Если бы это было так, то вскрыть могилу атамана было бы практически невозможно, а раз это свершилось, значит Дутов изначально был похоронен на Доржинском кладбище и все рассказы реэмигрантов о погребении атамана в крепости и переносе затем его останков на Доржинское кладбище – легенды.

Я уже также говорил, что в августе 2007 года в Суйдуне побывал оренбургский журналист и краевед Константин Артемьев, который задался целью отыскать могилу атамана. В Кульдже он встретился с потомками русских эмигрантов – с директором русской школы Николаем Луневым и его однокашником, русофилом, китайцем Лян Ганом. В свое время те тоже искали могилу Дутова, но не нашли. «Сейчас территория кладбища, на которой по документам (по каким Артемьев не говорит) был похоронен Дутов, находится в небольшом городке Шуйдуне (другое название Суйдуна – В. Г.). Мы поехали туда и стали искать старожилов. Удалось найти несколько китайцев, которые рассказали, что на месте захоронения оренбургских казаков давно построен мукомольный завод». Артемьев разыскал 85-летнего Мухаммеда Лю, который хорошо помнил место расположения самого большого памятника, как говорили, – русскому генералу. Старик показывал рукой в самый центр заводского двора, уверяя, что именно здесь он и похоронен». В свое время я дважды обращался к Артемьеву с просьбой выслать его книгу, но, обещая, он свое обещание не выполнил. Поэтому с его книгой я не знаком и, говоря о ней, приходится ограничиваться статьей журналистки алматинской газеты «Время» О. Акуловой, бравшей у него интервью после возвращения из Суйдуна и отрывками из книги опубликованными в Интернете.

Далее Артемьев повторяет известную версию о том, что ночью могила Дутова была раскрыта, труп обезглавлен и не зарыт, голова исчезла. «Слух об этом ходит давно, – говорится в статье О. Акуловой. – Об этом писалось как в мемуарах современников, так и в работах исследователей. Об этом же факте рассказывал Артемьеву и Мухаммед Лю. Так ли это – никто сейчас уже не знает!». Надеюсь, что, после прочтения моей работы, такой вопрос больше не возникнет.

Несколько слов о дальнейшей судьбе Абубакира Джунусова и Батырхана Чанышева. О А. Джунусове мы многое уже знаем. Нужно отметить, что это был смелый, честный, справедливый, непримиримый к недостаткам человек, не боявшийся сказать правду-матку в глаза власть имущим. С его жалобой Прокурору РСФСР, написанной в убедительно-спокойном тоне, мы уже знакомы. Приведу еще один факт из его биографии. При награждении его и Б. Чанышева именными часами, ВЧК выдала им в пожизненное пользование трехлинейные винтовки и по 35 патронов к ним. Ежегодно Джунусов перерегистрировал винтовку в милиции. В мае 1926 года винтовка у него была изъята Джетысуйским губернским отделом ОПТУ за то, что у него на руках не было выписки из приказа. В марте 1928 года Джунусов подал заявление начальнику ОПТУ Казахской АССР Каширину и просил его распоряжения вернуть винтовку. Заявление Джунусова Каширин направил в Джетысуйский Губотдел ОПТУ. Начальник Губотдела приказал подчиненным винтовку вернуть, но те под разными предлогами не возвращали. Джунусов приходил к ним ежедневно в общей сложности 16 раз. Затем комендант Губотдела Морковкин сказал Джунусову, чтобы тот шел домой, а когда они винтовку найдут, то его известят и винтовку вернут, но так и не вернули. Джунусов направляет жалобу в Президиум ЦИК СССР, в которой также, не раскрывая своей роли в операции против атамана Дутова, с обидой писал: «Считаю своим нравственным долгом доложить Президиуму ЦИК СССР, что я с товарищами брал на себя эту миссию не за страх, не за часы, и не за удостоверение, не за винтовку, не за обмундирование, не за деньги и с изъятием винтовки я не прочь вернуть обратно остальные подарки». Результат рассмотрения этой жалобы мне не известен.

Пакости и козни в отношении Джунусова не прекращались. В 1928 году, на просьбу Джунусова подтвердить, что он по заслугам перед государством приравнен к красным партизанам, комиссия при Алма-Атинском уездном военкомате постановила партизаном Жунусова не считать, и он лишился многих льгот.

Эти и другие факты несправедливости по отношению к заслуженному человеку, конечно, же были происками врагов Советской власти и местью затаившихся белогвардейцев за его участие в операции против Дутова. Наступившие годы массовых репрессий облегчили этим врагам месть. 18 марта 1938 года Джунусов был арестован, и 14 августа 1938 года Спецколлегия Алма-Атинского областного суда приговорила его по ст. 58-2-7-и УК к высшей мере наказания. 21 июля 1939 года дело по обвинению Жунусова было пересмотрено. Высшая мера наказания была заменена тюремным заключением сроком на 10 лет с последующим лишением избирательных прав на 5 лет[181]. Однако 16 августа 1957 года Президиум Верховного суда Казахской ССР рассмотрел уголовное дело по обвинению Джунусова и приговор областного суда от 21 июля 1939 года был отменен, а дело производством прекращено за отсутствием состава преступления.

По имеющимся у меня данным, Аубакир Джунусов был расстрелян в городе Ош Киргизской ССР. Его реабилитация – дело тамошней Фемиды. Думаю, что он реабилитирован.

В дальнейшем советской властью были приняты меры к сохранению памяти Абубакира Джунусова. 19 декабря 1989 года в поселке Алгабас ему был установлен памятник. 5 декабря 1990 года постановлением Совета Министров Казахской ССР № 494 имя Абубакира Джунусова было присвоено совхозу «Алгабасский» Алма-Атинской области.

Оренбургский войсковой атаман А. И. Дутов. 1919-1920

Что касается Батырхана Чанышева, то поиск о нем сведений, кроме тех, что я сообщил выше, положительных результатов не дал. Мои попытки найти потомков Чанышевых Касымхана и Батырхана успехом также не увенчались. Может быть, они появятся после прочтения этих записок его потомками?

Ну вот, кажется и все, что я хотел сказать. Полагаю, что в вопросе о гибели атамана мне удалось сказать что-то новое, а может быть и окончательное. По крайней мере, до тех пор, пока Федеральная служба безопасности Российской Федерации и Служба национальной безопасности Республики Узбекистан не сделают материалы операции доступными для исследователей. Но и тогда возможны находки лишь каких-либо документов, деталей, но основной картины ликвидации Войскового атамана Оренбургского казачьего войска генерал-лейтенанта А. И. Дутова они уже изменить не смогут.

Источники и литература

Архив президента РК

Фонд 71, оп. 3, д. 69. Биографические сведения о Ходжамьярове М.;

Ф. 71, оп. 3, д. 49. Документы и материалы о Ходжамьярове М.;

Ф. 71, оп. 3, д. 61. Документы и материалы Грязнова К. П.;

Ф. 666, оп. 1, д. 256. Списки биографий членов РКП(б) Семиреченекой группы войск. 1921.;

Ф. 666, оп. 1, д.257. Списки членов и кандидатов партийной ячейки при Семиреченской ОблЧК;

Ф. 71, оп. 3, д. 61. Документы и материалы Грязнова К. П. Письма друзей.

Ф. 811, оп. 4, д. 294. Воспоминания Сарсембекова Т. Об организации комсомола в 1920-1924 гг. в Алма-Ате;

811, оп. 4, д. 413. Воспоминания Корнеева Н. П. О подробностях убийства атамана Дутова;

Ф. 611, оп. 4, д. 34. Воспоминания и личное дело Сарсембекова Тельтая о работе комсомольской организации в г. Верном и Семиречье;

Ф. 666, оп. 1, д. 219. Переписка с органам власти, ЧК, ЧОН и др.

Ф. 666, оп. 1, д. 40. Материалы о контрреволюционном мятеже в г. Верном;

Ф. 666, оп. 1, д. 256. Списки, биографии членов РКП(б) Семиреченской группы войск. Заявление члена РКП(б) Н. И. Гаврилова-Снеткова в областную комиссию по чистке РКП(б);

Ф. 811, on. 4, д. 58. Воспоминания Жмутского С. Н. О боевых действиях партизанских отрядов в Джаркенте;

Ф. 811, оп. 4, д. 415. Воспоминания Соколова С. А. о создании советской милиции в Джаркенте и установлении Советской власти;

Ф. 811, оп. 4, д. 419. Воспоминания Махрова А. К. о работе комсомольцев Атбасарского уезда и своей службе в пограничных войсках на территории Джаркентского уезда;

Ф. 811, оп. 4, д. 4139. Воспоминания Корнеева Н. П. о подробностях убийства атамана Дутова;

Ф. 811, оп.4, д. 418. Воспоминания Жмутского С. Н. об убийстве Атамана Дутова;

Центральный государственный архив республики Казахстан (ЦГА РК)

Фонд 348, оп. 19, д. 254, л.15. О запрещении проживания в г. Джаркенте и в Джетысуйской области.

Ф. 349, оп. 19, д. 264. Заключение прокурора Алма-Атинского уезда о прекращении уголовного дела в отношении Чанышева К., Чанышева А. и др.

Ф. 109, оп. 1, д. 1. Информационные сведения о работе частей Красной Армии, телеграммы из Джаркента Уполномоченному и отделению Особого отдела Туркфронта в Семиреченской области.

Ф. 109. оп. 1, д. 3. Сведения о военных действиях с фронтов Гражданской войны и копии телеграмм из штаба Туркфронта.

Ф. 733, оп. 1, д. 50. Жалоба гражданина А. Жунусова, проживающего в Алма-Ате, о неправильном раскулачивании.

Ф. 1680, оп. 1, д. 1. Протоколы заседаний Президиума Верховного Суда КазССР за 1937 год.

Государственный архив алматинской области (ГААО)

Ф. 314, оп. 4, д. 3. Семиреченский областной Военный Комиссариат. Приказы Туркфронта гарнизону г. Верного. Протоколы заседаний Семиреченской областной военной Комиссии и обкома партии. Доклады отделов военкоматов.

Ф. 340, on. 1, д.4. Копии постановлений, протоколов, приказов СНК и ВРК Джаркентского уезда и областных общественных организаций за 1918 год.

Ф. 348, оп. 19, д. 264. Дело по обвинению Чанышевых Касымхана, Аббаса, Тынчерова, Козлова Садыка, Амраева, Идрисова.

Ф. 408, оп. 2, д. 146. Наблюдательное дело по обвинению Жунусова Абубакира 1886 года рождения, уроженца с. Джаланаш Кегенского района Алма-Атинской области, служащего – члена Коллегии адвокатов.

Ф. 489, оп.1, д. 68. Джетысуйский Облисполком. Протоколы заседаний, переписка.

Ф. 489, оп. 1, д. 331. Семиреченский Облисполком. О статье «Джаркент», опубликованной в газете «Голос Семиречья» № 23 от 27 июня 1919 г., расцененной Семиреченским Облисполкомом подрывающей отношения с Китаем.

Ф. 489, оп. 1, д. 329. Семиреченский Облисполком. Протоколы заседаний Исполкома Джаркентского уезда в 1919 г.

Ф. 489, оп. 1, д. 395. Семиреченский Облисполком.

Ф. 684, оп. 1, д. 13. Воспоминания Килибаева Рахимжана об убийстве в 1921 г. атамана Дутова. 1970 г.

Ф. 684, оп. 1, д. 28. Личный фонд Р. К. Килибаева. Страницы жизни. 1972.

Архив ДКНБ по г. Алматы

Дело 85. Дело 11983.

Библиография

Arhiv uralskogo othelnika. Живой Журнал. Интернет – статья.

Анненков Б. В. Колчаковщина. Архив ДКНБ по г. Алматы.

Артемьев К. Последний приют атамана Дутова. Интернет-вариант

Ашимов А., Данкеев В. Последний выстрел. // «Казахстанская правда», 8 января 1989 г.

Болдырев В. Г. Директория. Колчак. Интервенты. Воспоминания. 1917-1922. Новониколаевек, Сибкрайиздат, 1925.

Большая энциклопедия под редакцией проф. С. Н. Южакова. Санкт-Петербург, типография акционерного общества «Самообразование». Дореволюционное издание, без года, т. 18.

Будберг А. П. Дневник белогвардейца (Колчаковская эпопея). Новосибирск, Новосибирское книжное издательство, 1991.

Василенко С. Ю. Трагическая гибель атамана А. И. Дутова. // История Белой Сибири. Тезисы 4-й научной конференции 6-7 апреля 2001 г. Кузбассвузиздат, Кемерово, 2001.

Вахидов Х. Еще раз об искажении исторических фактов. // «Простор», № 10, 1966.

Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия. 1968.

Воинов В. Жизнь и смерть атамана Дутова. // «Уральский следопыт», № 3, 1993.

Ганин А. В. Атаман Дутов. М., «Центрполиграф», 2006.

Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. М., «Айрис-пресс», 2008.

Григорьев В. К. Разгром мелкобуржуазной контрреволюции в Казахстане. (1920-1922 гг.). Алма-Ата, «Казахстан», 1984.

Гольцев В. А. Атаман Анненков. Алматы, «ТОО Центр деловой книги «Глобус», 2006.

Гольцев В. А. Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова. М., «Вече», 2009.

Документы свидетельствуют. 1927-1929. 1929-1932. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1933 гг. М., «Политиздат», 1989.

Дубинский-Мухадзе И. М. Куйбышев. М., «Молодая Гвардия», ЖЗЛ, 1971.

Загорский А. П. К истории атамана Дутова. В книге «Белая эмиграция в Китае и Монголии». М., «Центрполиграф», 2005.

Зиннатуллина Т. Тайна Суйдунской крепости. Интернет-статья.

Имена народов Казахстана. Справочное пособие для работников учреждений ЗАГС и поселковых Советов народных депутатов, паспортных столов. Алма-Ата, 1990.

Кабиров М., Сергеев А. Конец атамана. // «Казахстанская правда», 14 июня 1959 г.

Казахская ССР. Краткая энциклопедия. В четырех томах. Алма-Ата, 1991.

Какурин Н. Е. Как сражалась революция. Том первый. 1917-1918. М.-Л., Политиздат, 1990.

Козубский К, Ивл ев М. Теракт в Суйдуне: убийство Оренбургского атамана. // «Простор», № 8, 2004.

Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 5.

Ленская Т. «Палач поневоле». // «Экспресс К», Алматы, 26.05.2006 г.

Ломакина И. И. Грозные Махакалы Востока. М., «Экмо-Яуза», 2004.

Милованов Н. И. Касымхан Чанышев. В книге «Незримый фронт». Алма-Ата, «Казахстан», 1967.

Милованов Н. И. Смертельная схватка. В книге «Ответный удар. Сборник очерков». Алма-Ата, «Казахстан»,1980.

Мельгунов С. П. Трагедия адмирала Колчака. Книга 2. М., «Айрис-пресс», 2005.

Молоков И. Е. Разгром Бакича. Западно-Сибирское книжное издательство. Омское отделение, 1979.

Не жалея жизни. Сборник очерков о чекистах Казахстана. Алма-Ата, «Казахстан», 1977.

Ниязбеков А. Герои не умирают. // «Коммунизм Туги», 9 октября 1957 г.

Обухов В. Г. Схватка шести империй. Битва за Синьцзян. М., «Вече», 2007.

Огаров О. Агония белых в Синьцзянской провинции. // Военная мысль. Военно-политический журнал. Орган Революционного Военного Совета Туркфронта. Книга 2, май-июнь 1921.

Рузиев М. Р. Возрожденный уйгурский народ. Алма-Ата, «Казахстан», 1982.

Семенов Ю. Казнь белого атамана. // «Огонек», № 33, 1963.

Смирнов А. А. Казачьи атаманы. СПБ-М., «Нева-Олма-пресс», 2002.

Танхимович З. М., Сергеев А. Н. Конец атамана. В книге «Опасное задание», Казахское государственное издательство художественной литературы, Алма-Ата, 1964.

Токаев К. Т. Последний удар. Алма-Ата, «Жазуши», 1986.

Фурманов Д. А. Мятеж. Йошкар-Ола, Марийское книжное издательство, 1972.

Хинштейн А., Жадобин А., Марковчин В. Конец атамана. // «Московский комсомолец», 30 мая 1999 года.

Ярков А. П. Казаки в Кыргызстане. Бишкек, КРСУ, 2002.

Примечания

1

В сборнике «Крах Белой мечты в Синьцзяне. Воспоминания сотника В. Н. Ефремова и книга В. А. Гольцева «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова»». СПб, «Алетейя», 2015.

(обратно)

2

Какурин Николай Евгеньевич (1883-1936). Окончил Михайловское артиллерийское училише и Николаевскую Академию Генерального штаба. Участник 1-й мировой войны, полковник. В Красной армии с 1920 года на высших командных должностях. Преподаватель в Академии РККА, начальник отдела истории Гражданской войны при штабе РККА. Репрессирован. Умер в заключении в 1936 году. Реабилитирован.

(обратно)

3

Какурин Н. Е. «Как сражалась революция. Том первый, 1917-1918». М.-Л. Политиздат, 1990, с.258.

(обратно)

4

Огаров О. «Агония белых в Синцзянской провинции». «Военная мысль», кн. 2, май-июнь 1921.

(обратно)

5

Смирнов А. А. «Казачьи атаманы». СПб-М., «Нева-Олма-Пресс», 2002.

(обратно)

6

Хинштейн А., Жадобин А., Марковчин В. «Конец атамана». // «Московский комсомолец», 30.05 1999.

(обратно)

7

Список литературы дан в конце книги.

(обратно)

8

Бакич Андрей Степанович (1878-1922), серб. Образование: Белградская гимназия, Одесское пехотное юнкерское училище. Горгиевский кавалер, генерал-лейтенант. Командир 4-го Оренбургского армейского корпуса. В эмиграции в Китае с марта 1920. Расстрелян в Новониколаевске в июне 1922 года.

(обратно)

9

Молоков И. Е. «Разгром Бакича». Западно-Сибирское книжное издательство, Омское отделение, 1979, с. 10.

(обратно)

10

Милованов Н. И. «Касымхан Чанышев». В книге «Незримый фронт. 1917-1967». Алма-Ата, «Казахстан», 1967.

(обратно)

11

Милованов Н. И. «Смертельная схватка». В книге «Ответный удар». Сборник очерков. Алма-Ата, «Казахстан», 1980.

(обратно)

12

Яркое А. П. «Казаки в Кыргызстане». Бишкек, КРСУ, 2002, с. 45.

(обратно)

13

Ленская Т. «Палач поневоле». // «Экспресс К», Алматы, 26.05.2006.

(обратно)

14

Болдырев Василий Георгиевич (1875-1933) – из крестьян. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Профессор Николаевской академии Генерального штаба. Командовал 5-й армией. Генерал-лейтенант. Член Директории, Главнокомандующий всех российских вооруженных сил, Командующий вооруженными силами Временного правительства Приморской областной земской управы во Владивостоке. Автор ряда военных трудов. В 1927 году – свидетель на Семипалатинском процессе атамана Б. В. Анненкова и его начальника штаба генерала Денисова Н. А. Репрессирован и расстрелян.

(обратно)

15

Болдырев В. Г. «Директория. Колчак. Интервенты. Воспоминания (1917-1922)». «Сибкрайиздат», Новониколаевск, 1925.

(обратно)

16

Ганин А. В. «Атаман А. И. Дутов». М., «Центрполиграф», 2006.

(обратно)

17

Неплюев Иван Иванович (1693-1773) – государственный деятель и дипломат. В 1721-1734 – российский резидент в Турции, участник многих дипломатических переговоров. С 1742 – наместнник Оренбургского края, с 1760 – сенатор и конференц-министр.

(обратно)

18

Царская сотня – подразделение созданное при Николаевском кавалерийском училище на 120 юнкеров для приготовлении их к службе в офицерских званиях в конных казачьих частях на основании Высочайшенго повеления от 4 июня 1890 г. и приказа по военному ведомству № 156 за 1890 г. Принимались лица казачьего, а затем и других сословий.

(обратно)

19

Гайда Радола (Гейдль Рудольф) род. в 1892. Офицер австрийской армии. Один из руководителей Чехословацкого корпуса. В белых войсках Восточного фронта – командующий Екатеринбургской группой войск. Генерал-майор. В 1919 –командующий Сибирской армией. Генерал-лейтенант. В ноябре 1919 во Владивостоке поднял восстание против адмирала Колчака. После подавления восстания убыл в Чехословакию. В 1933 лишен чина и заключен в тюрьму за попытку переворота и по обвиненнию в шпионаже в пользу СССР. В 1945 арестован в Праге. Умер в 1948 году.

(обратно)

20

Будберг А. «Дневник белогвардейца. (Колчаковская эпопея)». Новосибирск, Новосибирское книжное издательство, 1991, с. 265.

(обратно)

21

Анненков Борис Владимирович (1889-1927) – генерал-майор, командующий Отдельной Семиреченской армией белых. Ушел с остатками армии в Китай. В 1926 году возвратился в СССР и в 1927 расстрелян.

(обратно)

22

Мельгунов С. П. «Трагедия адмирала Колчака». Книга вторая. М., «Айрис-Пресс», 2005, с.с. 454 015–455.

(обратно)

23

Анненков Б. В. «Колчаковщина». Машинопись. Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

24

Завершинский Николай Егорович (1883-1924). Полковник, из оренбургских казаков. Ушел в Китай в мае 1920. В ноябре 1921 возвратился в Россию, был арестован Семипалатинским ГубЧК и осужден на 1 год ИТЛ. Умер в 1924 году. Реабилитирован в 1992 году прокуратурой PK. Жена, Анна Ильинична, арестована в ноябре 1921 года Омским ГубЧК по обвинению «в службе в отряде генерала Бакича». По амнистии из-под стражи освобождена и направлена в распоряжение губернского комитета труда. Реабилитирована в 1993 году прокуратурой Омской области.

(обратно)

25

Голъцев В. А. «Атаман Анненков». ТОО Центр деловой книги «Глобус», Алматы, 2006; его же «Сибирская Ванлея. Судьба атамана Анненкова». М., «Вече», 2009.

(обратно)

26

Речь идет о Табынской иконе Божьей матери, покровительнице Оренбургского казачьего войска. Ежегодно 7 сентября икона выносилась в Оренбург, а 22 октября – для посещения других мест. Последний раз это произошло в 1919 году. Оставляя Оренбург, Дутов увез икону с собой. После его гибели, она хранилась в синьцзянском городе Кульдже, в Свято-Никольском храме. С началом Культурной революции в Китае (1965-1976) ее следы теряются. Есть данные, что она находится в частной коллекции в США, однако существует предположение, что икона находится в окрестностях Кульджи и спрятана в надежном месте.

(обратно)

27

ЦГАОР, ф. 5673, оп. 1, д. 6, с. 87.

(обратно)

28

«Большая энциклопедия», под редакцией С. Н. Южакова, т. 18. С.-Петербург, типография Акционерного общества «Самообразование», Забалканский переулок, д. 75, с.119.

(обратно)

29

Знаменные войска – в армии феодального Китая было 8 корпусов, каждый из которых имел знамя определенного цвета. Отряды некоторых из них находились в Синьцзяне. До сих пор на казахстанско-китайской границе, отделяющей Панфиловский район Алматинской области от Синьцзяна стоит китайский пост «Хуанцимадуй», что переводится как «Кавалерийский отряд Желтого Знамени».

(обратно)

30

Грум-Гржимайло Григорий Ефимович (1860-1936). Путешественник, географ, зоолог, исследователь Западного Китая, Памира, Тянь-Шаня, Западной Монголии, Тувы и Дальнего Восока. Его труды посвящены физической, политической, исторической географии и этнографии Центральной Азии. Его именем названы перевал на хребте Сихотэ-Алинь, ледники на Памире и Богдо-Ула.

(обратно)

31

Приказ был издан с целью оказания воздействия на казаков отряда Бакича и привлечения их на свою сторону.

(обратно)

32

Офицеров с этой фамилией в русской армии было трое: братья. Тимофей Александрович (1865), окончил Михайловское инженерное училище в 1888 г., на 1916 г. – полковник инженерных войск; Андрей (1861) в службе с 1881 года, офицер с 1887, капитан с 1902; Петр (1875) в службе с 1894, офицер с 1896, капитан с 1905. На 1913 год – капитан пехоты. Кто из них командовал полком у Дутова, установить не удалось.

(обратно)

33

Ганин А. В. «Атаман А. И. Дутов». М., «Центрполиграф», 2006, с. 468.

(обратно)

34

Приказ от 17 января 1921 г. № 207.

(обратно)

35

Ганин А. В. «Атаман Дутов». М., «Центрполиграф», 2006, с. 469.

(обратно)

36

Крейвис Михаил Тадеушевич – участник Гражданской войны, литовец, 1899 года рождения. Член РКП(б) с 1918. В 1919-1921 начальник особот-деления, заведующий Особого отдела 27 полка Туркфронта, начальник уездной ЧК в г. Джаркенте, член Коллегии Семиреченской ОблЧК. Реперессирован и расстрелян в 1938.

(обратно)

37

ЦГА PK. Ф 109, on. 1, д. 1, л.15.

(обратно)

38

Щербаков Николай Петрович (1879-1922) – генерал-майор (1919). Окончил Сибирский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище, Николаевскую академию Генерального штаба и Офицерскую кавалерийскую школу. Участник Первой мировой войны, командир 6-го Волынского уланского полка (1917). Участник белой борьбы на Юге России. Командирован в Сибирь к адмиралу Колчаку. Начальник общего отдела Штаба Верховного Главнокомандующего, затем заместитель и исполняющий должность атамана Семиреченского казачьего войска (1919). В марте 1920 ушел в Китай. Умер от тифа по дороге на китайский Восток.

(обратно)

39

Огаров О. «Агония белых в Синцзянской провинции». «Военная мысль. Военно-научный журнал», орган Революционного военного Совета Туркфронта. Май-июнь 1921. Книга 2, с. 32.

(обратно)

40

Государственный архив Алматинской области (далее – ГААО). Ф.314, оп. 4, д. 3, л.25 (об).

(обратно)

41

Дубинский-Мухадзе И. М. «Куйбышев». М., «Молодая гвардия», ЖЗЛ, 1971, с. 176–177.

(обратно)

42

Эйхманс Федор Иванович (1897-1938). В органах ВЧК-ОГПУ с 1918 года. В 1920 – председатель Семиреченской ОблЧК, затем на высших должностях в ОГПУ, в том числе первый начальник УЛага (затем ГУЛаг). Майор госбезопасности. Арестован в 1937 и расстрелян в 1938 году. Реабилитирован в 1956.

(обратно)

43

Болыцая энциклопедия под редакцией С. Н. Южакова, т. 8, с. 401.

(обратно)

44

ГААО. Ф.489, оп. 1, д.331, л.л. 85-86.

(обратно)

45

Анисимов Николай Семенович (1877-1931). Генерал-майор – после смерти Дутова руководил группой харбинских оренбуржцев был избран заместителем атамана Оренбургского казачьего войска. В 1922 году во время ухода белых из Владивостока в Китай шел начальником десанта на судне «Монгутай» в Корею, затем в Шанхай. В дальнейшем в команде произошел раскол. С частью команды возвратился в СССР в 1925. Расстрелян в Москве в 1931.

(обратно)

46

Кичатов Анатолий А., уроженец г. Верного. По отзывам современников образован, безумно храбр, обаятелен. Имел слабость к вину.

(обратно)

47

Таранчи – другое название представителей древнего уйгурского народа.

(обратно)

48

Центральный государственный архив Республики Казахстан (далее – UFA PK). Ф. 109, оп.1, д. 3, л.60.

(обратно)

49

Сабирходжаев Масуд Эфенди, родился в Кульдже в 1887 году. Окончил медицинский институт в Стамбуле. Вернувшись в 1914 году в Кульджу, принял участие в уйгурском движении за уйгурскую автономию. В 1929 году арестован китайскими властями за антиправительственную деятельность и за связь с турками, которые готовили восстание мусульман против китайцев. После освобождения, в 1932 году возглавил подпольную повстанческую мусульманскую организацию, которая имела цель создания самостоятельного мусульманского государства. В 1933 году поднял восстание в Кульдже, после подавления восстания бежал в Кашгар, откуда переправлен английским консулом в Индию. В дальнейшем вернулся в Китай и создал в г. Нанкин так называемый «Синьцзянский клуб», оказывал помощь мусульманским антикитайским и антисоветским группировкам в Синьцзяне. По данным за 1936 год избран в Центральный Исполнительный Комитет Гоминьдана. В 1945 – Уполномоченный Центрального китайского правительства в Синьцзяне по мусульманским делам и Председатель Синьцзянского провинциального правительства. В 1948 году снят, а в 1951 году в г. Урумчи арестован Управлением Общественной безопасности Синьцзяна и привлечен к уголовной ответственности. Дальнейшая судьба незвестна.

(обратно)

50

Фурманов Дмитрий Андреевич (1891-1926) – советский писатель, партийный работник. С февраля 1918 – на Восточном фронте, вел политработу в Уральске и Александро-Гайской группе войск. Комиссар 25-й чапаевской дивизии. С марта 1920 – уполномоченный РВС Туркфронта по Семиречью (Верный). В июле 1920 – военком 3-й Туркестанской стрелковой дивизии, затем – на политических должностях в войсках за пределами Туркестана. Автор ряда произведений о гражданской войне: «Красный десант», «Мятеж», «Чапаев» и др.

(обратно)

51

ЦГА PK, Ф.109, оп.1, д.1, л. 11.

(обратно)

52

Там же, л. 23.

(обратно)

53

Павлов Павел Никанорович – командир бригады 3-й Туркестанской дивизии. Награжден орденом Красного Знамени. В 1926 г. – из армии уволен.

(обратно)

54

Барымтач – скотокрад

(обратно)

55

Сидоров Павел Иванович (1883-1922) – полковник, создатель и начальник военной группировки атамана Анненкова в Синьцзяне. Его отряды постоянно совершали налеты на приграничные советские населенные пункты, захватив однажды Джаркент Ликвидирован в Китае в результате чекистской операции.

(обратно)

56

Жмутский Савва Никитович. В 1914 году мобилизован в армию. Служил в Оренбурге, старший унтер-офицер. На фронте – в составе 326 пехотного Белгородского полка. Был избран командиром конной команды, затем служил в Петрограде. Участник Гражданской войны. Воевал под Ревелем. Контужен. После выздоровления направлен в Семиреченскую область и прибыл в Джаркент В 1918 году избран членом уездного Исполкома с сентября 1919 – председатель УЧК. В октябре 1920 года был вызван в Облчека, где ему предложили организовать операцию по убийству Дутова. Отказался, ссылаясь на неумение и неспособность. Назначен Уполномоченным по борьбе с контрреволюцией, шпионажем и должностными преступлениями.

(обратно)

57

Суворов Петр Николаевич (по другим данным – Тимофеевич) – 1874 г.р., член РКП(б) с 1918, из чернорабочих, образование домашнее. Председатель Джаркентской УЧК (1921).

(обратно)

58

Давыдов (Давидов) Василий Васильевич (1898-1941). Из крестьян Смоленской губернии. Член РКП(б) с 1918 года. В Красной гвардии и РККА с 1917 г. Участник Гражданской войны. В 1919 – начаьник Информационного отдела штаба Туркестанского фронта. В 1920 – нач. пункта Регистрода в Джаркенте, затем – зав. сектором в Разведуправлении Красной Армии. В 1924-1930 гг. состоял для особых поручений при начальнике Разведупра. Окончил курс архитектурно-строительного института (1921), курсы усовершенствования высшего начсостава (1930), Особый факультет Военной академии им. М. В. Фрунзе. Бригадный комиссар (1937). Арестован 9 июля 1938 года. Приговорен к расстрелу 6 июля 1941 г. и в этот же день расстрелян. Реабилитирован 6 июля 1955 г.

(обратно)

59

«Не жалея жизни. Сборник очерков о чекистах Казахстана». Издательство «Казахстан», Алма-Ата, 1977, с.12.

(обратно)

60

Фурманов Д. А. «Мятеж». Марийское книжное издательство. Йошкар-Ола, 1972, с. 334.

(обратно)

61

Белов Иван Панфилович (1893-1938) – советский военачальник, командарм 1-го ранга (1935). Родился в деревне Калинниково Череповецкого уезда. В 1913 призван в армию рядовым, с присвоением в последующем звания унтер-офицера. Член компартии с 1919 г., (в 1917-1919 – левый эсер). Председатель солдатского комитета 1-о Сибирского запасного стрелкового полка в Ташкенте. В марте 1918 – апреле 1919 начальник гарнизона и комендант крепости в Ташкенте. В 1919-1920 возглавлял 3-ю Туркестанскую стрелковую дивизию и Семиреченский фронт, руководил разгромом Анненкова и Дутова. В 1923-37 командовал корпусом, дивизией, Ленинградским, Московским военными округами. Делегат 17 съезда ВКП(б), член ЦИК Туркреспублики, член ЦИК СССР. Депутат Верховного Совета СССР. Дважды награжден орденом Красного Знамени. Арестован и расстрелян в 1938. Реабилитирован в 1955.

(обратно)

62

Шагабутдинов Багаутдин (1893-1920). Участник 1-й мировой и Гражданской войн, начальник штаба, командир мусульманских формирований. Участник подавления Ташкентского (1919) и Джаркентского мятежей. Убит басмачами в Бухарской Народной Советской республике.

(обратно)

63

Бойко Семен Емельянович – войсковой старшина, уроженец г. Верный. Участник Первой мировой войны, в Гражданской – командир Приилийского полка. Возглавлял оборону г. Капал, после его сдачи содержался в концлагере, Амнистирован, работник военкомата в г. Верном. В 1920 – один из организаторов Верненского восстания. Расстрелян. Не реабилитирован.

(обратно)

64

Григорьев В. К. «Разгром мелкобуржуазной контрреволюции в Казахстане (1920-1922 гг.)». Издательство «Казахстан», Алма-Ата, 1984, с. 54.

(обратно)

65

Гинс Г. К. «Сибирь, союзники и Колчак». М., «Айрис-пресс», 2008, с. 142.

(обратно)

66

Хадж – паломничество в Мекку (к храму Кааба) для совершения жертвоприношения в праздник курбан-байрам.

(обратно)

67

Обухов В. Г. «Схватка шести империй. Битва за Синьцзян». М., «Вече», 2007, с. 53.

(обратно)

68

Токаев К. Т. «Последний удар». Алма-Ата, «Жазуши», 1986, с. 224.

(обратно)

69

Корнеев Никита Петрович 1885 г.р. В 1918-1920 по направлению ВРК работал в Джаркенткой милиции, с середины 1920 – помощник ее начальника Касымхана Чанышева.

(обратно)

70

Махров Александр Константинович – в пограничных войсках с 1921, в Джаркентском уезде с 1925. Комсомолец с 1919, член ВКП(б) – с 1942. Оставил воспоминания.

(обратно)

71

Шежере – родословное древо.

(обратно)

72

«Имена народов Казахстана. Справочное пособие для работников учреждений ЗАГС и поселковых Советов народных депутатов, паспортных столов». Алма-Ата, 1990, с. 9, 11.

(обратно)

73

Загорский А. П. «К истории атамана Дутова». В книге «Белая эмиграция в Китае и Монголии», М., «Центрполиграф», 2005, с. 16.

(обратно)

74

Архив Президента PK. Ф. 811, on. 4, д. 418, л.15.

(обратно)

75

ГААО. Ф. 340, оп. 1, д. 4, л.л. 41,53.

(обратно)

76

ГААО. Ф. 489 оп. 1, д.68, л.8 (об).

(обратно)

77

ГААО, Ф.489, оп.1, д.329., л. 128.

(обратно)

78

Джандосов Ураз Кикимович (1899-1938) – партийный и советский деятель Казахстана и Туркестана. В 1918-1919 зав. Семиренченским областным отделом по национальным делам. В дальнейшем – на высших государственных и партийных должностях. Казнен в 1938. Реабилитирован в 1957.

(обратно)

79

ГААО. Ф 489, on. 1, д. 395, л. 29.

(обратно)

80

ЦГА PK. Ф. 109, оп.1, д. 3, л. 60.

(обратно)

81

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с.535.

(обратно)

82

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

83

Зиннатуллина Т. Тайна Суйдунской крепости. Интернет-статья, с.2. Установить, кто из братьев был награжден часами, ныне не представляется возможным, так как инициалы всех награжденных в приказе не указаны, а часы утрачены.

(обратно)

84

Архив Президента PK. Ф. 811, on. 4, д.д. 418,419,4139.

(обратно)

85

Сайгак – млекопитающее семейства полорогих отряда парнокопытных. Обитает в Срелней Азии и Казахстане. Рога лировидной формы, применяются в Китае для изготовления лекарств.

(обратно)

86

Архив Президента PK. Ф. 811, оп.4, д. 418, л.л.26-29.

(обратно)

87

Архив Президента PK, Ф.811, on. 4, д.413.

(обратно)

88

Джайляу – районы выпаса скота.

(обратно)

89

Архив Президента PK. Ф. 811, оп.4, д.419.

(обратно)

90

Архив ДКНБ по г. Алматы. Д. № 85, л..4.

(обратно)

91

Миловский Николай Иванович – бывший городской голова Джаркента. За враждебную к советской власти деятельность был приговорен к 20 годам заключения в концлагерь, бежал в Китай.

(обратно)

92

Иона (1888-1925). В миру – Покровский Владимир – главный священник Оренбургской армии. Окончил калужскую семинарию, Казанскую духовную академию. В 1918 – в Омске. Назначен главным священником Южной армии Дутова. После поражения белых отступил с Дутовым в Китай. После смерти атамана, служил в Пекинской духовой миссии, с 1925 епископом в Маньчжурии. По свидетельствам совеременников, всегда производил глубокое и благодатное влияние на окружающих. В 1996 году причислил к лику святых с именем Святителя Ионы Ханькоуского. Все утверждения о причастности Ионы к органам контрразведки – вымысел советской пропаганды.

(обратно)

93

ГААО. Ф. 489., оп.1, д. 331, л. 1.

(обратно)

94

Голубевская – казачья станица под Джаркентом, ныне – с. Коктал, Талгар (Софийская) – станица семиреченских казаков под Алматы, ныне – одноименный город, Борохудзир – пристань на р. Или.

(обратно)

95

Архив Преидента PK. Ф. 71, on. З, д.61.

(обратно)

96

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

97

Гузев Василий Митрофанович, 1898 г.р., Следователь, затем уполномоченный Семиреченской облЧК по борьбе с антисоветской деятельностью.

(обратно)

98

Узун-кулак – буквально «длинное ухо». Казахский обьиай, по которому казах, узнав какую-нибудь новость, едет к соседям и рассказывает ее. Услышавший передает новость дальше, и через два-три дня вся Степь узнает о случившемся.

(обратно)

99

Гаврилов-Снетков Николай Иванович. Ранее служил чиновником в колчаковской армии. Член Компартии Туркестана. Неоднократно подвергался партийной чистке. Всеми, с кем работал, характеризовался как преданный делу революции, очень способный работник.

(обратно)

100

Архив Президента PK. Ф.666, on. 1, д. 256, л.л. 66-67.

(обратно)

101

Работный дом – тюрьма.

(обратно)

102

Архив Президента PK. Ф. 666, on. 1, д. 256, л.л. 66-67.

(обратно)

103

Архив Президента PK. Ф. 71, on. 1, д.61.

(обратно)

104

Байсымаков Кудек указан ошибочно, он непосредственого участия в операции не принимал.

(обратно)

105

ГААО. Ф. 684, оп. 1, д.13, л.л. 3-4.

(обратно)

106

Папенгут Павел Петрович (1894-1933). Полковник. Штаб-офицер для поручений у Дутова, в Суйдуне – начальник его штаба. С 1931 возглавлял отряд русских эмигрантов в китайской армии в Синьцзяне. Казнен китайцами не ранее декабря 1933.

(обратно)

107

Архив Президента PK. Ф. 666, оп.1, д. 219, л.7.

(обратно)

108

Архив Президента PK. Ф.71, on. З, д.61.

(обратно)

109

Загорский А. «К истории атамана А. И. Дутова». В книге «Белая эмиграция в Китае и Монголии». М., «Центрполиграф», 2005, с. 18.

(обратно)

110

Архив ДКНБ по гор. Алматы.

(обратно)

111

Позднышев А. – Председатель Облревкома.

(обратно)

112

Суйдун часто относили к Кульдже.

(обратно)

113

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

114

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

115

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

116

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

117

Петерс Яков Христофорович (1886-1938). Коммунисте 1904 г. В 1920-1922 – член Туркестанского бюро ЦК РКП(б), полномочный представитель ВЧК в Туркестане. С 1922 – член коллегии ОГПУ, затем на партийных должностях Арестован в 1937 и расстрелян в 1938.

(обратно)

118

Уншлихт Иосиф Станиславович (1879-1938). Один из создателей органов ВЧК-ГПУ С апреля 1921 – зам. Председателя ВЧК-ГПУ, с 1924 – член Центральной Ревизионой комиссии. В 1937 арестован и расстрелян в 1938. Реабилитирован с восстановлением в партии в 1956.

(обратно)

119

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

120

Архив Президента PK. Ф. 811, on. 4, д. 413, л.л. 1–4.

(обратно)

121

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

122

ГААО. Ф. 348, оп. 19, д. 264, л. 14.

(обратно)

123

ГААО. Ф. 348, оп. 19, д. 264, л. 15.

(обратно)

124

Теза (тедза) – китайская (илийская) монета, имевшая обращение в Синъцзяне.

(обратно)

125

Турсук – кожаный бурдюк, или бидон. Джун – китайская водка.

(обратно)

126

Шахов Александр Владимирович – комсомолец с 1918, член партии с 1920, уполномоченный Секретной оперативной частью Хоргосской погранко-мендатуры. Участник Гражданской войны, боев с басмачами и ВОВ. Вместе с дочерью Евгенией воевал на Калининском фронте.

(обратно)

127

Кашкарлык – кашгарец, житель г. Кашгара (Синьцзян).

(обратно)

128

«Копии» – Союз бедняков.

(обратно)

129

ГААО. Ф. 348, оп. 19, д. 264, л.л. 4-7.

(обратно)

130

Даты Постановлений Облревревкома указаны неправильно. Речь идет о его Постановлениях № 23ЛХ от 28 августа 1922 г. и № 24 от 31 августа 1922 г.

(обратно)

131

ГААО. Ф.348, оп. 19, д. 264, л.19.

(обратно)

132

Трайбализм – родовая рознь, вражда.

(обратно)

133

Архив Президента РК.Ф. 71, оп. 3, д. 49.

(обратно)

134

Ротэрмель Александр Адольфович (1895-1939), уроженец гор. Саратова, немец. До осени 1915 учился в Петербургском университете, затем мобилизован в армию, служил до сентября 1917. В Красной Армии с 1918 по 1920, затем – в войсках ОГПУ. Награжден орденами Красного Знамени и Трудового Красного Знамени Туркменской ОСР за борьбу с басмачеством. Арестован в 1938 и расстрелян в 1939. Реабилитирован в 1956.

(обратно)

135

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

136

Архив ДКНБ по г. Алматы.

(обратно)

137

По другим сведениям («Книга скорби. Расстрельные списки. Выпуск 1: Алма-Ата, Алма-Атинская область». Алматы, 1996, стр. 330) М. Ходжамьяров был реабилитирован определением Алма-Атинского облсуда от 23.08.1960 (прим. М. Ивлева).

(обратно)

138

Семичастный Владимир Ефимович (1924-2001). Советский партийный и государственный деятель. В 1961-1967 – Председатель Комитета государственной безопасности СССР.

(обратно)

139

В фильме у главного героя в исполнении Асанали Ашимова «собирательная» фамилия – Чадьяров – из первой части фамилии Чанышева и окончания фамилии Ходжамьярова (прим. М. Ивлева).

(обратно)

140

Архив Президента PK. Ф. 71, on. 3,д. 61.

(обратно)

141

Семенов (Ляндрес) Юлиан Семенович (1931-1993) – советский писатель, сценарист, журналист. Основатель газеты «Совершенно секретно». Автор детективных романов, воспевающих деятельность органов ВЧК-КГБ, наиболее известный из которых – «Семнадцать мгновений весны».

(обратно)

142

Танхимович З. М., Сергеев А. Н. «Опасное задание. Конец атамана». «Казгослитиздат», Алма-Ата, 1964.

(обратно)

143

Кунаев Динмухамед Ахмедович (1912-1993) – член Политбюро ЦК КПСС в 1971-1987. Первый секретарь Компартии Казахстана в 1960-1962 и 1964-1986.

(обратно)

144

Аким – руководитель исполнительного органа (глава администрации).

(обратно)

145

Соколов Сергей Александрович – организатор и начальник Джаркентской уездно-городской рабоче-крестьянской милиции (декабрь 1917 – март 1920). Мобилизован в 28 Туркестанский полк – инструктор-снабженец. После демобилизации – начальник Джаркентской резервной милиции.

(обратно)

146

Архив Президента PK. Ф. 811, оп.4, д. 415.

(обратно)

147

«Казахская ССР. Краткая энциклопедия». Т. 4. Алма-Ата, 1991, с. 503.

(обратно)

148

Токаев К. Т. «Последний удар». Алма-Ата, «Жазуши», 1986.

(обратно)

149

По другим сведениям Тельтай Сарсембеков родился в 1902 году в селе Самсы, ныне Алматинская область Казахстана (прим. М. Ивлева).

(обратно)

150

Архив Президента PK. Ф. 71, on. 3, д. 61.

(обратно)

151

Сарсембеков заблуждается – группа прибыла в Суйдун, но он полагал, что это Кульджа (видимо до этого он никогда не был ни в Суйдуне, ни в Кульдже).

(обратно)

152

Личный архив семьи Сарсембековых.

(обратно)

153

ГААО. Ф. 684, оп.1, д. 13, л. 8, Ф. 684, оп. 1, д. 28.

(обратно)

154

В некоторых документах имя и фамилия Джунусова Аубакира пишется как Жунусов Абубакир, а фамилия Чанышевых – как Шанышевы. В данной работе автор пишет фамилии Чанышевых и Джунусова в написании, указанном в приказе ВЧК о их награждении.

(обратно)

155

Ниязбеков А. «Героине умирают». //«Коммунизм Туги», 9 октября 1957 г.

(обратно)

156

Архив Президента PK. Ф. 811, on. 4, д. 418, л.л. 26-29.

(обратно)

157

Архив ДКНБ по. г. Алматы, д. 11983.

(обратно)

158

Архив Президента PK. Ф. 811, on. 4, д. 418, л. 36.

(обратно)

159

Работный дом – тюрьма.

(обратно)

160

Архив Президента PK. Ф. 666, on. 1, д. 256, л. 21 (об.).

(обратно)

161

Гольцев В. А. «Вспомним всех поименно». // «Вечерний Алматы», 17 февраля 2011 г.

(обратно)

162

Восстание против призыва мусульман на строительство укреплений на фронте Первой мировой войны.

(обратно)

163

Юзовка – ныне город Донецк (прим. М. Ивлева).

(обратно)

164

Союз «Кошчи» – массовая добровольная профессионально-политическая организация трудового крестьянства в Туркестане и в Казахстане.

(обратно)

165

ЦГА PK. Ф. 1680, on. 1, д.1, л.л. 321-323.

(обратно)

166

Дата акта указана неверно, он совершен через несколько дней после убийства Дутова.

(обратно)

167

Надпись на часах: «Товарищу Жунусову от ВЧК. 1921 года 1 апреля. За принятие участия в террористическом проведении акта над атаманом Дутовым. (См.: ЦГА PK. Ф. 733, on. 1, д. 50, л. 5).

(обратно)

168

ЦГА PK. Ф. 733, on. 1, д. 50, л.51; Личный архив Тулебаева Алибека.

(обратно)

169

ЦГА PK. Ф. 733, on. 1, д. 50, л. 27. «Дело по жалобе гр-на Жунусова Абубакира, проживающего в г. Алма-Ате, на незаконное раскулачивание».

(обратно)

170

Центральная комиссия при КазЦИК была создана 1 декабря 1930 года из представителей ряда Наркоматов, ОГПУ, Верховного суда, прокуратуры, Казвоенкомата, Крайженинспектора и Секретариата КазЦика под председательством одного из членов Президиума КазЦика в целях ускорения рассмотрения жалоб казахстанских крестьян в центральные и республиканские органы, ликвидации перегибов в проведении политики правительства в деревне и ауле. Решения комиссии были окончательными.

(обратно)

171

«Документы свидетельствуют. 1927-1929. 1929-1932. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1933 гг.». М., Политиздат, 1989, с. с. 458-463.

(обратно)

172

Софронова Е. И «Где ты, моя Родина?» М., «Интеллект», 1999, с. 23.

(обратно)

173

В статье К. Козубского и М. Ивлева «Теракт в Суйдуне: убийство Оренбургского атамана» // «Простор» № 8, 2004, стр. 192.

(обратно)

174

Смирнов А. «Казачьи атаманы». СПб.-М., «Нева-Олма-Пресс», 2002.

(обратно)

175

Живой Журнал. Arhiv uralskogo otchelnika. Интернет-статья.

(обратно)

176

Козубский К., Ивлев М. «Теракт в Суйдуне: убийство Оренбургского атамана» // «Простор» № 8, 2004, стр. 192.

(обратно)

177

Артемьев К. «Последний приют атамана Дутова». Оренбург, «Димур», 2009.

(обратно)

178

Ломакина И. «Грозные Махакалы Востока». М., «Эксмо-Яуза», 2004, стр. 327-328.

(обратно)

179

Там же.

(обратно)

180

№ 1-10-207 от 15 июня 2011 г.

(обратно)

181

ГААО. Ф. 408, оп. 2, д.146.

(обратно)

Оглавление

  • Вступление и несколько предварительных слов
  • Памяти атамана А. И. Дутова
  • Вместо предисловия
  • Часть 1. Суйдун
  •   Глава 1. Слово об атамане
  •     На окраине Поднебесной
  •   Глава 2. Противостояние
  •     Тучи над границей
  •     Регистрод – УЧК – Милиция – Политбюро
  •     Взгляд назад
  •   Глава 3. Капкан для атамана
  •     Замысел операции и исполнители
  •     Старт операции
  •     Есть контакт!
  •     Роковые неудачи
  •     План Гаврилова-Снеткова
  •     ТЕРРАКТ
  •     Награды и почести
  •   Глава 4. судьбы героев
  • Часть 2. Участники или самозванцы?
  •   Глава 1. Новые герои
  •     Поиски Продолжаются
  •     Находки
  •   Глава 2. новые версии
  •     Повесть об убийстве атамана
  •     Версия сарсембекова
  •   Глава 3. Вопросы, вопросы, вопросы…
  •     Противоречия и сомнения
  •     Участники или самозванцы?
  • Часть 3. Особое задание
  •   Глава 1. Явь или вымысел?
  •     Несколько Предварительных слов
  •     По следам героев
  •   Глава 2. особое задание
  • Источники и литература Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Терновый венец атамана Дутова», Вадим Алексеевич Гольцев

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства