«Император Лициний на переломе эпох»

Император Лициний на переломе эпох (fb2) - Император Лициний на переломе эпох 302K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Борис Вячеславович Коптелов

Борис Коптелов Император Лициний на переломе эпох

Рецензент:

кандидат философских наук, профессор Московского института духовной культуры святых равноапостольных Кирилла и Мефодия

М. В. Бахтин

Введение

Для судьбы человечества особенно значимы отдельные этапы истории некоторых государств и народов. В полной мере это можно сказать о первой четверти IV века, важнейшем периоде жизни Римской империи. В то время происходили глобальные идеологические сдвиги, империя постепенно становилась христианской и отходила от традиций греко-римской полисной культуры, усиливалась абсолютизация императорской власти, осуществлялись реформы государственно-политического устройства, менялась внутренняя структура позднеримского общества. Все названные процессы сочетались с почти непрерывной борьбой за власть между различными правителями, которые были озабочены как личными интересами, так и отстаиванием единства государства, отражением вторжений извне, поиском более удачной формы политической организации империи.

Эту примечательную эпоху обычно связывают с именами ее крупнейших деятелей – Диоклетиана и Константина, их роль действительно была огромной, особенно у Константина, создавшего новую империю, основанную на союзе церкви и государства, на признании христианства ведущей идейной силой. Но надо иметь в виду, что в то время выдвинулись и другие правители, среди которых далеко не последнее место занимает император Лициний, известный как соправитель Константина и одновременно его опасный враг. Несмотря на заметную политическую роль Лициния, сумевшего захватить половину империи (Балканы и восточные провинции), в целом он остался малоизвестным в исторической науке и в широком круге людей, интересующихся позднеримской империей. Отчасти недостаточное внимание к Лицинию обусловлено тем, что более масштабная фигура Константина I Великого попросту затмила его соперника, а источники, освещающие правление Лициния, редко оказываются представительными. В то же время историческая роль Лициния не была малозначительной, и его деятельность заслуживает отдельного рассмотрения. Оценка событий его правления, вклада Лициния в преобразование общества и государства позволит более полно и адекватно представить себе историю Римской империи первой четверти IV века.

Источники. Обращаясь к изучению правления Лициния, необходимо учитывать специфику имеющихся данных, которые где-то помогают, а где-то препятствуют исследованию. Современные Лицинию письменные источники носят в значительной мере риторический, или панегирический, или обличительный характер. Христианско-богословское понимание правления Лициния выразил Евсевий, епископ Кесарии Палестинской (около 260 – около 340 г.) в «Церковной истории»[1], освещавшей историю христианства до 324 г., и в биографическом панегирике «Жизнь Константина»[2]. Первый труд отражает эволюцию отношения автора к религиозной политике Лициния – от апологетического к негативному. У Евсевия в основе исторических событий лежит борьба Единого Бога с враждебным ему демоническим началом. Взаимоотношения Лициния с Богом – главная тема для христианского историка. В церковной истории приводятся тексты императорских эдиктов о христианах, проливающие свет на религиозную деятельность Лициния, информация о гонениях, ряд сведений о социально-экономической политике императора и о политической борьбе – его отношениях и войнах с Максимином и Константином I. Находясь в провинции, Евсевий был слабо осведомлен о дворцовой жизни, отчасти этим объясняется проявляющиеся обобщенность и умозрительность его информации. «Жизнь Константина» – труд, созданный незадолго до смерти епископа; он повторяет в целом обличительный раздел о Лицинии в «Церковной истории», но содержит ряд дополнительных нюансов о его религиозной политике. Несмотря на многочисленные недостатки, труды Евсевия сохраняют значение как существенный источник, дающий сведения о разных сторонах правления императора.

Лактанций (? – после 317 г.), крупнейший нецерковный историк своего времени, имел риторское образование, пройдя обучение у известного северо-африканского преподавателя Арнобия. В начале IV века он перешел в христианскую веру и использовал свои навыки для полемики с язычниками. Его главный исторический труд «О смертях преследователей» («De mortibus persecutonim»[3]), посвященный событиям 305–313 годов, был написан в Никомедии после завоевания этого города Лицинием и отражает торжество христианской интеллигенции в связи с концом гонений. Особенность Лактанция – в более глубоком по сравнению с Евсевием знании политических событий, хотя в исторической науке его сведения о тетрархах подвергаются критике за различные преувеличения и искажения[4]. Тем не менее он дает представления о политической эволюции Лициния и о его религиозной политике до 314 года.

Оба эти историка, Евсевий и Лактанций, отражают изменения в положении христианского общества – их критика враждебной христианам власти ведется не с узких социальных позиций, а «от лица» широких слоев общества.

Наиболее запутанный источник, хронологически близкий изучаемому времени, – жизнеописание «Трех Гордианов» Юлия Капитолина, одного из так называемых SHA[5]. Дата написания этого произведения, – по-видимому, период единоличного правления Константина I, то есть 325–337 годы. Автор, возможно работающий под псевдонимом, преследовал, как можно предположить, неявно выраженную цель осмысления правления Гордиана III в духе угодном Константину и со скрытой аналогией по отношению к Константину и Лицинию. Делать выводы о полноте и достоверности столь сложного источника невозможно.

Правления Лициния слабо касаются галльские панегирики[6]. Незначительные сведения об императоре содержатся у анонимного автора, чей панегирик датирован концом лета – началом осени 313 года, и у Назария Бурдигальского (321 г.). В них отсутствуют прямые упоминания о Лицинии, информация носит завуалированный характер, но касается проблемы отношений Константина и Лициния. Панегирики написаны в консервативном языческом духе и, помимо прямой информации о последнем, доносят атмосферу времени, полного культа монархии и тенденциозности.

У Элия Лампридия[7], по-видимому, современника Константина, в жизнеописании Антонина Гелиогабала есть в чистом виде оценка Лициния, без какого-либо фактического содержания[8]. Несмотря на очевидные симпатии автора к Константину, он положительно высказывается о его сопернике.

Ряд сведений о Лицинии содержится у Аврелия Виктора в труде «О цезарях»[9], посвященном императорам от Августа до Констанция II, и в «Эпитоме»[10] (доведенной до Феодосия I) неизвестного историка, ложно приписываемой Аврелию Виктору. Он, впервые отличившийся при Юлиане Отступнике и достигший в 388–389 годах префектуры в Риме, выражал взгляды образованного высшего римского чиновничества, осуждающего репрессивную политику императоров по отношению, в частности, к культурным слоям общества. Информация о Лицинии скудна. Дается краткая и путаная событийная канва, и осуждаются проявления террора. Значение «Эпитомы» более весомое, несмотря на искаженную обрисовку военно-политических событий. В этом сочинении содержится единственная компактная оценочная характеристика Лициния и некоторых принципов его внутренней политики. При этом присутствует элемент скрытого сравнения с кем-то из императоров второй половины IV века, сравнения – отчасти в пользу Лициния. Идеологическая позиция автора «Эпитомы» сходна с позицией Аврелия Виктора. Примерно к тому же времени относится «Бревиарий» Евтропия, секретаря Валента II. В сочинении сжато освещается вся римская история до 364 года нашей эры. В этом источнике есть краткие, но важные сведения о ранних годах карьеры Лициния и в определенной мере о его войнах с Константином. Евтропий, относясь к последнему с известной долей критики, в то же время демонстрирует неопределенное отношение к Лицинию, упоминая лишь о его энергии в войне с персами 296–298 годов.

У Аммиана Марцеллина (около 330–400 гг.) в «Деяниях»[11] информация о Лицинии заключается в одном-двух значимых сообщениях, но это наиболее обстоятельный источник по истории IV века в целом, позволяющий лучше оценивать и время Лициния.

Сведения о влиянии языческих философов на императора сообщает оратор Гимерий (IV в.)», хотя его данные лишь условно и неточно относятся к Лицинию[12].

Евнапий Сардский и Зосим представляют наиболее последовательное языческое направление в источниках о Лицинии. Первый, живший около 346–414 годов, был философом-софистом, обучавшимся в Афинах, и крайне негативно относился к христианизации Римской империи. Его «Всеобщая история» в 14-ти книгах, охватывающая период 270–404 годов, не сохранилась, но на ней основывал свои труд Зосим[13], византийский историк, адвокат фиска при Анастасии I (конец V – начало VI века). Евнапий служил источником для Зосима при описании событий времени нахождения у власти Лициния. Внутренняя история правления императора у Зосима осталась без внимания. В основном даются военные описания с тактическими и топографическими деталями, Зосим часто критикуется за неточности и сомнительные данные[14]. Описания междоусобной войны служат для неблаговидной оценки Константина как вероломного и агрессивного деятеля. Лициний выступает как коллега Константина в разрушении язычества и одновременно как жертва честолюбия западного правителя. Сохранившееся сочинение Евнапия «Жизни философов и софистов»[15] охватывает период – конец III – весь IV век и включает некоторые сведения о положении интеллектуальных слоев общества в Восточных провинциях под властью Лициния.

Из поздних источников прохристианской, но не богословской ориентации наиболее значим Аноним Валезия, которому принадлежит «Origo Constantini imperatoris»[16] – краткая и непритязательная биография Константина. Хронологически этот латиноязычный памятник принадлежит вероятно к V веку, так как упомянуты Юлиан Отступник и без называния имен те, кто правил после него. Религиозным аспектам царствования Лициния уделено минимальное внимание и в чисто евсевианском стиле. У Анонима Валезия содержатся нигде более не встречающиеся сведения о придворной борьбе (заговор Сенециона и Бассиана), междоусобных войнах Лициния и Константина, отношениях первого с варварами. Хронологически эти данные относятся к периоду после 313 года, что позволяет конкретизировать неопределенность сообщений Евсевия. Социально-экономические данные у Анонима полностью отсутствуют. Источник отличается неполнотой и отрывочностью, в частности, война Лициния и Максимина в 313 году осталась даже без упоминания.

Другие поздние христианские источники в целом базируются на сочинении Евсевия, в них есть лишь отдельные дополнительные сведения религиозного и политического характера. Это относится к Сократу Схоластику[17] (V век), пересказавшему официальную версию причин смерти Лициния, а также к Сульпицию Северу, Феодориту Кирскому, Орозию, Филосторгию и Созомену.

Из самых поздних источников сохранились труд Иордана, упоминающий об отношениях Лициния с готами[18], и сочинение «Об управлении империей» Константина Багрянородного (X век)[19]. Содержащийся в последнем материал касается, вероятно, отношений Лициния с Херсонесом, но выглядит ненадежным и тенденциозным, так как пропитан идеей возвеличивания причерноморского города. Однако некоторые ученые склонны доверять ряду сообщений Константина Багрянородного[20].

Кроме того, заслуживает внимания агиографическая литература, которая составлялась значительно позднее изображаемых событий, но отражала реальные события; особенно ценны некоторые acta martyrum.

Среди источников о правлении императора надо также отметить эпиграфические материалы[21]. В них содержатся некоторые данные о строительной и военной деятельности при Лицинии, о титулатуре, должностях, отчасти об идеологической политике.

Определенное значение имеют нумизматические данные, дающие сведения о экономической и религиозно-идеологической политике Лициния.

Кроме того, существуют некоторые правовые документы, оставшиеся в кодексе Феодосия от времени царствования Лициния, позволяющие лучше понять социальную ориентацию императора.

Специальная историография, посвященная Лицинию, невелика и представлена исключительно статьями. Но во многих трудах о поздней Римской империи его имя фигурирует, и даются некоторые оценки его личности и деятельности. Э. Гиббон называл его «бесчеловечным тираном»[22], раболепным в трудные минуты жизни, обладающим определенными военными способностями. В целом император для Гиббона служил одним из показательных примеров упадка римских нравов. Точка зрения английского автора, никем не скорректированная, продолжает сохранять свое значение. Р. Парибени взглянул на Лициния с другой стороны. Он считал зятя Константина медлительным, осторожным, старомодным политиком, мало пригодным для занятия ведущего места в государстве, с очень узкими, главным образом военными, способностями. Лициний, по мнению ученого, был в силу своей анахроничности обречен испытывать неудачи в государственной деятельности[23]. Недостатки позиции Р. Парибени – в отсутствии необходимых обоснований его выводов.

Видное место занимает историография о соправителях, прежде всего о Константине I, или правящих современниках Лициния; отчасти изучается и деятельность последнего. Я. Буркхардт[24], критически подошедший к церковной традиции оценки личности Константина, этим внес изменения и в науку о Лицинии. Наибольшее значение имеет работа Т. Барнеса[25]. В ней собран большой материал источников, уточнена хронология, освещены религиозная и социально-экономическая политика Лициния. Барнес считает религиозный фактор очень весомым для деятельности Лициния, многое в этой сфере связывая с влиянием Константина. Переход к вторичному антихристианскому курсу Лициния автор считает естественным, полагая, что «воинствующая» христианская идеология была чужда императору, стороннику компромисса между язычеством и христианством. Социально-экономическая политика Лициния слабо поддается восстановлению. По мнению ученого, в административном и законодательном отношениях деятельность Лициния во многом совпадала с мероприятиями Константина. Но поведение восточно-римского правителя было менее гибким, создавая ему непопулярность. Лициний, по мнению Барнеса, был посредственным государственным деятелем.

К работам того же профиля относится труд Р. Куллхеда[26] о Максенции, где делается попытка развенчать фальсификации Лактанция и других античных авторов. Роль Лициния в политических событиях у М. Куллхеда трудно выявляема. Отдельным вопросам посвящены исследование Т. Грюневальда[27], статьи В. Нери[28], В. Пикоцци[29],

Р. Андреотти[30], А. Арнальди[31] и др. Проблема хронологии междоусобной войны Лициния и Константина рассматривалась в ряде небольших публикаций, в частности у П. Нестолы[32].

Существенное место в науке уделялось религиозным проблемам правления Лициния. Основоположник изучения гонений, осуществляемых правителем, Ф. Геррес[33] анализировал агиографическую литературу. А. П. Лебедев[34] строил свое исследование на критическом рассмотрении данных Евсевия. Выводы о масштабах гонений и о позиции Лициния оказались противоречивыми. Попытку дать новое объяснение религиозной политики Лициния сделал А. Д. Рудоквас[35], использовавший в качестве исходной точки идею Б. Дюрюи о большей роли внутрицерковных обстоятельств в судьбе христиан при Лицинии. А. Д. Рудоквас предложил более политизированный подход к изучению религиозной ситуации в Восточных провинциях, подвластных Лицинию. Исследователь склонен заменить понятия «арианской раскол» и «ариане» на «евсевианский раскол» и «евсевиане», мотивируя это тем, что противостоящие друг другу епископские партии к 324 – 325-му годам еще четко не осознавали свои догматические разногласия и руководствовались соображениями, мало связанными с религией. Привычное для науки понятие «гонения Лициния» рассматривается как борьба Евсевия Никомедийского со своими оппонентами. Роль императора в этих событиях, по мнению автора статьи, состояла в том, что он «целенаправленно взращивал» евсевианскую группировку, стремился расколоть церковь на западную и восточную и избавить подвластную ему политически Восточную церковь от неугодных императорской власти или Евсевию вождей христиан. Обращаясь к анализу религиозных воззрений императора, автор придерживается мнения о примитивном многоверии Лициния, признающего и Христа и языческих богов, но предпочитающего последних.

В новейшей «Истории христианской церкви»[36], в основе которой лежит труд Е.И. Смирнова 1915 года, отмечается, что Лициний не был расположен к христианам, но из «обыкновенного чувства справедливости» издал эдикт в их пользу, а затем устроил гонение, движимый политическими мотивами.

Во всех работах о религиозной деятельности Лициния есть значительные пробелы. Авторы охватывают лишь последний, гонительный, этап правления Лициния. Исследования строятся на сомнительных или недостаточных источниках. Неясна связь религиозного курса Лициния с социальной, экономической и политической ситуацией того времени.

Таким образом, можно утверждать, что исследователями проделана большая работа: собраны сведения, уточняющие хронологию, создано общее представление о раннем доминате. Но все еще остаются непроясненными существенные стороны правления Лициния в ситуации слома исторических эпох и перехода государства от язычества к христианству.

Глава первая Возвышение Лициния

1. Ранние годы жизни. Начальный этап правления

Внутренняя ситуация в империи к началу IV века была очень непростой. Общеизвестно, что с 284 года пришедший к власти Диоклетиан положил конец кризису III века и утвердил новую политическую систему – доминат, монархию, в которой прежние полисно-республиканские традиции практически исчезли, и роль верховного правителя была до крайности усилена. Это время можно считать эпохой перелома в жизни Римского государства. Диоклетиан правил в условиях постоянных смут и восстаний, и даже к 305 году, когда он решил отречься от власти, перспективы возникновения междоусобных войн были реальны. При этом успехи правителя очевидны – улучшено положение на границах, проведены важные реформы, изменившие облик империи. Особенно существенной мерой было введение так называемой «тетрархии» (власти четырех), из которых 2 старших носили титул Августа (Диоклетиан и Максимиан) и 2 младших – Цезаря (Галерий и Констанций Хлор)[37]. Предусматривалось, что в нужный момент оба Августа сложат свои полномочия и уступят место Цезарям, а те получат 2-х новых соправителей. Каждый из 4-х императоров управлял несколькими важными областями империи, охранял часть приграничной зоны, имел собственную армию и аппарат управления. Вся эта система создавалась для большей эффективности и в решении военных и политических задач – обороны рубежей, пресечения междоусобных войн, а также для улучшения управления провинциями. Тетрархия могла действовать успешно только в том случае, если четыре правителя сохраняли хорошие личные отношения, единомыслие и контролировали ситуацию на подвластных им территориях. Создавались условия, в которых связи между тетрархами должны были укрепиться (Галерий в 293 г. получил в жены дочь Диоклетиана Валерию), старшие правители называли друг друга «братьями», а младших – «сыновьями». Реформирование армии, административного устройства, регулирование экономики также были призваны упрочить систему власти.

С 303 года начались гонения на христиан, которые были обусловлены консервативным религиозным курсом императоров, укреплявших государственный культ Юпитера и Геркулеса. Борьба с христианством способствовала увеличению нестабильности и в некотором смысле ставила под сомнение успехи во внутренней политике тетрархов. В 305 году Диоклетиан и Максимиан Геркулий добровольно сложили власть, уступив место младшим соправителям – Галерию и Констанцию Хлору, а новыми Цезарями были назначены Максимин Дайя и Север. Констанций и Север стали править западными провинциями, а оба других носителя высшей власти – восточными[38]. Номинально старшим из двух Августов был Констанций, но реально доминировал Галерий. Очень быстро вторая тетрархия обнаружила свою непрочность. В 306 году после смерти Констанция I в Эбораке (Британия) войсками был провозглашен Августом его сын Константин, без всякого согласования с Галерием. Последний отказался признавать Константина равным, и титул Августа получил Север, а Константин должен был довольствоваться титулом Цезаря. 28 октября 306 года произошла еще одна непредвиденная узурпация – сын Максимиана Максенций объявил себя императором в Риме, пользуясь поддержкой отца. Таким образом, вся система власти оказалась под вопросом, вследствие того, что столкнулись принцип наследования власти от отца к сыну и принцип назначения на высшую должность. Константин и Максенций были, с одной стороны, узурпаторами, а, с другой стороны, они заявляли о своих законных правах на власть, поскольку были сыновьями старших императоров, носивших титул Августа. Кроме того, их поддерживали местные легионы, и это придавало обоим «полуузурпаторам» дополнительную политическую силу. Галерий, обеспокоенный тем, что Максенций укрепился в Риме, приказал Северу выступить с крупной армией против узурпатора. Север, выйдя из Медиолана, подступил к Риму и начал его осаждать. Но здесь выяснилось, что Максенций и его отец Максимиан, тоже вернувшийся де-факто к власти, более популярны в легионах Севера, чем он сам, в результате чего солдаты Севера стали перебегать к узурпаторам, а их начальник вынужден был спасаться бегством.

Затем Максимиан, пообещав Северу безопасность, вынудил его сдаться в Равенне, отправил его в Рим под домашний арест, а после этого Север при неясных обстоятельствах был убит. В начале лета 307 года Галерий сам вторгся в Италию, но, не имея достаточно сил для осады Рима и не доверяя своим воинам, решил отступить, причем многие сельские районы Италии были опустошены.

Позиции Максенция и Максимиана заметно укрепились, а последний сумел в 307 году женить Константина на своей дочери Фаусте, т. е. приобрел в лице сына Констанция союзника. Таким образом, к 308 году сложилась следующая политическая конфигурация – Константин управлял Западом империи, за исключением Италии, в которой Максимиан с сыном вместе удерживали власть и одновременно соперничали друг с другом. Балканы и Паннония находились в руках Галерия, а восточные провинции – у Максимина Дайи. Каждый из этих правителей имел свой двор, многочисленный штат чиновников и сильную армию. Уже было очевидно, что система тетрархии утратила слаженность и превратилась в нечто весьма опасное – империя фактически стояла на грани разделения важнейших земель между 4–5 могущественными императорами, которые чувствовали себя довольно независимо и не всегда считали, что они несут какие-то обязанности перед соправителями. Такая сложная ситуация складывалась к моменту выдвижения на историческую сцену нового видного деятеля – Лициния (ноябрь 308 года).

Прежде всего необходимо остановиться на раннем периоде жизни Лициния. Когда он родился? В различных научных и справочных изданиях дату его рождения относят либо примерно к 250 году, либо, приблизительно к 265 году[39]. Естественно, что обе даты несовместимы, следовательно, важной проблемой становится уточнение времени рождения правителя. Единственным древним автором, определенно указывающим на возраст Лициния, был автор Эпитомы. Он сообщает о том, что император скончался в возрасте «почти 60-ти лет»[40]. Известна дата смерти Лициния – 325 год, и если следовать историку, родиться он мог в 265 или 266 годах. Но Евсевий Кесарийский, повествуя о том, что делал Лициний около 320 года, называет его «дряхлым стариком»[41]. Можно ли человека в 55 лет назвать «дряхлым»? Скорее всего – нет, и фраза Евсевия показывает, что Лицинию к 320 году было не 55 лет, а больше. Впрочем, из единичного замечания еще нельзя делать вывод о необходимости удревнить возраст правителя. Если обратиться к труду Лактанция «О смертях преследователей», то в нем обнаружится, что Лициний был старинный друг Галерия по совместной и начальной военной службе (veteris contubernii amicus et a prima militia familiaris[42]. Там же Лактанций сообщает о нежелании Галерия давать Лицинию титул Цезаря и называть его «сыном», о стремлении сделать его Августом и «братом». Отсюда вытекает, что Лициний не был намного моложе Галерия, но вряд ли и старше. Дата рождения Галерия обычно помещается в районе 250 года, и, если анализировать сведения Лактанция, Лициний мог быть младшим сверстником Галерия. Также надо отметить, что начальная военная служба Галерия относится ко времени правления Аврелиана (270–275 годы), и если верить Эпитоме, Лицинию тогда было не более 10 лет и он, следовательно, не мог быть соратником Галерия. Таким образом, либо ошибся Лактанций, назвав Лициния старинным другом Галерия по службе, либо не прав автор Эпитомы, уменьшая возраст Лициния. В общем, обе даты рождения Лициния (около 250 и около 265 года), фигурирующие в настоящее время в энциклопедиях и других научных изданиях, не вызывают особого доверия. Первая дата делает Лициния слишком пожилым к тому времени, когда он активно участвовал в политической жизни. Объективные данные не позволяют считать императора чрезмерно старым. К тому же единственное прямое свидетельство в Эпитоме, даже если его нельзя считать полностью достоверным, противится отнесению времени рождения Лициния к более ранней дате. Но и к 265–266 годам рождение Лициния отнести нельзя, этому мешает сообщение Лактанция. Когда Галерий начал свою карьеру? Известно, что приход его к высшей власти произошел в 293 году, а перед этим требовалось, чтобы он долгое время хорошо себя проявлял на достаточно высоких должностях. По-видимому, Галерий, человек очень скромного социального происхождения, служил простым солдатом до конца 70-х годов III века, и карьера его пошла вверх не ранее 280 года. Следовательно, их совместная служба с Лицинием могла проходить примерно в 275–280 годах, и Лицинию в то время вряд ли было меньше 20–25 лет.

Если подводить итог изучению этой проблемы, то необходимо отказаться от обеих ныне принятых дат рождения Лициния, поскольку они противоречивы и недостаточно подкреплены всеми данными источников. Лициний, скорее всего родился позднее 250 года, но раньше 265 года, т. е. примерно в 255–260 годах.

Лициний, по свидетельству Анонима Валезия, родился в Новой Дакии и был незнатного происхождения[43]. Необходимо уточнить, что Новой Дакией после эвакуации римлян в 271 году из задунайских владений называли свежеобразованную провинцию к югу от Дуная, созданную из части Мёзии. Естественно, что в то время, когда родился Лициний (по-видимому, 255–260 г.), эти земли еще принадлежали провинции Верхняя Мёзия. Можно ли точнее определить место рождения будущего императора? Если предположить, что Лициний был земляком Галерия, то представляет интерес сообщение Евтропия о том, что родина Галерия – окрестности Сердики[44]. Не исключено, что и Лициний происходил из тех же мест. Автор Эпитомы называет его «родившимся и выросшим в деревне»[45]. Можно, следовательно, считать, что Лициний в юности никуда не переезжал и был занят тяжелым сельским трудом. В целом исследователь, обращающийся к раннему этапу жизни Лициния, должен опираться лишь на параллели с Галерием. Известно, что он в детстве пас скот; вероятно, тем же занимался и Лициний. Время юности будущего правителя было одним из самых неспокойных в истории империи – разгар кризиса III века, внутренние смуты, нашествия, наплыв с 271 года переселенцев из Дакии. Культурный облик Лициния характеризовался отсутствием образования, кроме, может быть, освоения элементарной грамотности. Он рос в среде, которая была почти не затронута христианством. Известно, что Галерий под влиянием матери вырос весьма суеверным и поклонялся каким-то «богам гор» (dei montium)[46]. В целом характер и воспитание Лициния были мало связаны с греко-римскими традициями, зато влияние варварской культуры Подунавья на него могло быть существенным.

Примерно ко 2-й половине 70-х годов III века Лициний начал военную службу, сначала простым солдатом, а затем занимая более высокие должности. Решающую роль для Лициния играло возвышение Галерия в 293 году на высший пост и провозглашение его Цезарем. Не исключено, что именно в это время Лициний, сохранявший прежние хорошие отношения с Галерием, стал его придворным и советником. Лактанций прямо свидетельствует, что советы Лициния был нужны Галерию во всех вопросах управления[47]. Неясно лишь, когда Лициний стал его советником – с 293 года, или с более позднего времени. Безусловно, на данном этапе огромную роль в карьере Лициния играли его личные связи с Галерием, но вряд ли он смог бы добиться высокого положения без нужных личных качеств, особенно военных и административных способностей. Известно, что Галерий управлял восточными провинциями и вел войну с персами в 296–298 годах, в начале неудачно, а затем с большим успехом, захватив лагерь царя Нарсеса. Лициний отличился в той кампании и своими энергичными действиями понравился Галерию[48]. Таким образом начало возвышения Лициния можно датировать примерно 298 годом, когда он показал свои военные способности и оказался в чести у Галерия. Если бы в восточной кампании он ничем не отметился, то и дальнейшее выдвижение его в высшие сферы власти оказалось бы под вопросом. Между 299 и 305 годами Галерий на Дунае победил сарматов и карпов. Участие Лициния в этом походе хотя и не засвидетельствовано в источниках, но выглядит очень вероятным. Согласно Лактанцию, уже в 305 году Галерий собирался сделать Лициния своим соправителем на место Констанция I, который был серьезно болен и мог скончаться[49]. В 307 году Лициний был отправлен в Рим для ведения переговоров с узурпатором Максенцием, но эта миссия была безрезультатной. Провозглашение Лициния Августом после кончины Констанция I в 306 году не состоялось, этот титул получил Север, что свидетельствует о нежелании Галерия менять принципы тетрархии, заключающиеся в последовательном переходе власти от старшего соправителя к младшему. Лишь после того, как Север был убит, произошло наделение высшей властью Лициния 11 ноября 308 года на съезде в Карнунтуме, куда прибыл даже Диоклетиан, уже три года бывший частным лицом. Новый император получил титул Августа, а Константину и Максимину вначале был объявлено, что они должны оставаться с титулом Цезаря, но после их явного и резкого неудовольствия Галерий пошел на уступки, признав их «сыновьями Августов» (filii Augustorum). Всё же в 309 году Константин и Максимин, явно не хотевшие быть по статусу ниже Лициния, провозгласили себя Августами, и вся система власти окончательно запуталась. Тетрархия в сущности заменилась пентархией (властью пятерых), которые были властолюбивы и не хотели быть «младшими». Формально Лициний к 309 году был могущественным правителем, и его сфера власти теоретически распространялась на Италию и Африку, но отбирать их из рук узурпаторов Лициний не хотел или не мог, и фактически он управлял лишь Паннонией. Вероятно, Лициний проявлял осторожность, не решаясь вторгнуться в Италию, поскольку неудачи Севера и Галерия еще были свежи. Кроме того, создается впечатление, что его отвлекли внешние дела: между поздней весной и концом июня 310 года император воевал с сарматами и победил их14. Реальное положение Лициния было очень непростым. Его армия, скорее всего, не была многочисленной, он противостоял и варварам, и потенциальным внутренним врагам. Реально опираться он мог лишь на Галерия. Агитировать в свою пользу легионы и население провинций Лицинию было затруднительно, так как у него было не больше аргументов в свою пользу, чем у других соправителей, и, кроме всего, Лициний был незнатен. В 311 году его имя на известном эдикте стояло третьим после Галерия и Константина[50]. Следовательно, от его прежнего «старшинства» в отношении Константина уже ничего не осталось. Лициний мог надеяться лишь на преданность своих легионов, свой военный опыт и административные способности. В 311 году, после кончины Галерия, Лициний занял все Балканы и ввел гарнизон в Византий. Военно-политическое положение императора заметно улучшилось, зато он окончательно испортил и без того плохие отношения с Максимином Дайей, который, вероятно, претендовал на часть европейских провинций и хотел быть выше Лициния. В то же время (с 311 года?) заметно сближение Лициния и Константина. Лициний, в обмен за поддержку со стороны Константина, должен был уступить ему право отвоевать Италию у Максенция. Константин обещал помощь в возможном конфликте с Максимином и, по-видимому, признал права Лициния на захват восточных провинций империи.

Очевидно, что выдвижение Лициния в 308 году было само по себе обидным событием для Максимина, который не хотел стоять в системе власти ниже Лициния. Тем не менее, в 311 году они заключили договор и поделили сферы господства: Балканы – Лицинию, Азия и Египет – Максимину. Последний заключил союз с Максенцием, но тот в октябре 312 года был побежден Константином и погиб.

В феврале 313 года Лициний и Константин встретились в Медиолане и окончательно заключили союз, скрепленный женитьбой Лициния на Констанции, сестре Константина. Тогда же, зимой 313 года Максимин двинул многочисленную армию из Сирии (по Лактанцию)[51], или, возможно, из Армении[52] в Вифинию. Оттуда войско, утомленное тяжелым переходом в условиях ливней, снегов, грязи и холода, было переправлено в Европу и осадило Византий. Город оборонял гарнизон Лициния, который держался 11 дней, отклоняя дары и посулы Максимина, а также отбив штурм. Взяв всё же город, Максимин занял Гераклею и Перинф, потратив на это еще несколько дней. Лициний успел собрать часть своих легионов (всего около 30 тысяч воинов) и двинулся к Адрианополю, собираясь, согласно Лактанцию[53], лишь задержать Максимина, у которого были превосходящие по численности силы (70 тысяч). Битва состоялась 30 апреля 313 года у Адрианополя (в 18 милях от Перинфа, недалеко от реки Эргена (притока современной реки Марицы) «на пустом и голом поле, которое называется Серены»[54]. Лактанций сообщает некоторые интересные подробности. Перед битвой императоры вступили в переговоры, причем Максимин презирал (contemnebat) Лициния, считая, что из-за его скупости на дары, его воины сами перебегут к Максимину. Он хотел усилить свое войско за счет переманённых солдат Лициния, чтобы затем двинуться против Константина, правящего на Запале империи. Максимин явно предпочитал «купить» солдат Лициния. «Он кружит по полю сражения и склоняет солдат Лициния к предательству то уговорами, то дарами»[55], однако успеха в этом не достиг. Лицинианцы обрушились на воинов Максимина, которые не могли вынуть мечи из ножен или бросить копья. Войско Максимина стало отступать, не нанеся потерь противнику, но при этом у них были большие потери. Лактанций отмечает, что половина войска Максимина была повержена, остальные сдались или бежали[56]. Максимин, переодевшись рабом, искал спасения с женой, детьми и небольшой свитой. Лишь в Каппадокии он собрал снова свои военные силы и облачился в императорскую одежду. Отступив в Таре (Киликия), Максимин пытался продолжать борьбу, но, видя, что победить Лициния не удастся, принял яд или, по другой версии, умер своей смертью летом 313 года.

В итоге Лициний одержал крупнейшую победу в удивительных и неблагоприятных условиях. Почему это произошло? Лактанций и Евсевий всецело приписывают его успех Божьей воле. Бог хотел покарать убежденного язычника Максимина, избрав Лициния орудием наказания. Лактанций отмечает, что ангел продиктовал во сне Лицинию молитву Высшему Богу, которая помогла ему победить[57]. Лициний предстает в нравственном отношении выше Максимина, хотя бы потому, что произошло явление ему ангела. Но, помимо теологического, возможно и рациональное объяснение. Возможно, Лактанций и Евсевий о чем-то умалчивают, и вследствие этого победа Лициния кажется чудесной. Очевидно, что армия Максимина была утомлена долгим переходом и поэтому изнуренные воины не могли даже пользоваться оружием. Кроме того, можно заметить желание Максимина решить исход войны не разгромом легионов Лициния, а попыткой привлечь их на свою сторону. Лициний сумел настроить своих воинов на битву, и это дало ему очевидный военный перевес. Император пользовался доверием своего войска, и надежды Максимина на измену не оправдались. Не исключено, что свою роль играл фактор внезапности атаки войска Лициния, а также более высокая дисциплина и подготовка. Лициний в результате победы 313 года занял все восточные провинции империи, и теперь лишь Константин мог соперничать с ним в могуществе. Грандиозный успех Лициния, возможно, кажется случайным, трудно предсказуемым, однако, помимо фактора случайности, была и закономерность. Лициний не был узурпатором и выскочкой, его карьерный рост выглядит заслуженным. Лициний еще до 313 года показал себя с лучшей стороны в военной и в административной сфере, ему удалось опереться на подчиненные ему легионы и добиться их преданности. В целом междоусобная война 313 г. подтвердила, что Лициний обладал качествами крупного государственного деятеля.

2. Религиозная политика Лициния. 308–316 годы

Период первой четверти IV века был ознаменован переломом в отношениях Римского государства с христианским обществом и изменением социального положения христиан. Лициний принимал активное участие в этих процессах. С 303-года римское правительство проводило враждебную линию по отношению к христианам, прикрываясь консервативными лозунгами возврата к верованиям предков. Однако религиозный фактор в гонительных событиях не был единственным и преобладающим – сильно сказывалась внутриполитическая нестабильность, влекшая за собой недоверие императорской власти к любым общественным организациям, не связанным с государственной системой. У Евсевия есть прямые указания на этот счет: «В скором времени, когда некие люди попытались завладеть царской властью в области, именуемой Мелитинской, а другие – в

Сирии, вышел царский указ повсюду бросать в темницу и держать в оковах предстоятелей церквей» (ούκ εις μακρόν δ ετέρων ката την Μελιτηνην ουτω καλόυμένην χώραν καί αυ πάλιν άλλων άμφί την Συρίαν έπιφυηναι τη βασιλεία πεπειραμένων, τούς πανταχόσε των εκκλησιών προεστώτας είρκταΐς καί δεσμοΐς ενεΐραι πρόσταγμα εφοίτα βασιλικόν [58].

Точка зрения Лициния на христианскую проблему до его прихода к власти и в первые годы правления может быть восстановлена лишь гипотетически. Источники умалчивают об отношении императора к гонениям. Если исходить из того, что Лициний был близким советником Галерия, считавшегося наиболее жестким антихристианским деятелем, то Лициний должен был тесно примыкать к нему и выступать в какой-то мере инициатором борьбы с христианами с 303 г. У Евсевия есть лишь одно указание на позицию Лициния до 311 г.: «Те же самые правители, которые раньше затеяли против нас войну, удивительно переменились в своих мыслях и стали поступать совсем иначе…» (τότε δητα καί οι καθ’ ημάς άρχοντες, αυτοί δη εκείνοι δί ών πάλαι τά των καθ ημάς ενηργεΐτο πολέμων, παραδοξοτατα μεταΰεμενοι την γνώμην...)[59] Это сообщение относится к эдикту о веротерпимости, изданному в 311-ом году от лица Галерия, Константина и Лициния, и принятому также Максимином в восточных провинциях[60]. Так как Константин и Максимин не были инициаторами гонения, то при буквальном понимании текста Евсевия под правителями, начавшими преследование христиан, могут подразумеваться лишь Галерий и Лициний. Однако более прямых сведений об антихристианских настроениях Лициния до 311-го года Евсевий не дает. В других источниках сохранилось упоминание, относящееся, по-видимому, ко времени управления Лицинием Паннонией (308 или 309 г.?), о том, что епископ Сисции Квирин[61] был брошен в реку. Но этот факт, даже если считать его истинным, проливает мало света на сущность религиозного курса императора в первые годы его правления. В «Мученичестве Квирина» суд над епископом проводят Максим и Амантий, правитель Паннонии Первой. Имя императора не названо, и лишь вероятно, что это был Лициний.

Видимо, он не препятствовал гонению, но и не одобрял репрессии против христиан. Такая оценка лучше всего соотносится с тем, как Лициний изображен в труде Лактанция. К 311-му году Лициний должен был придерживаться суждений, изложенных в эдикте данного года, изданном и от его имени, наряду с Галерием и Константином. Текст эдикта[62], достаточно неприязненный для христиан, показывает в то же время глубокую обеспокоенность императорской власти общим упадком религиозного духа в империи: «Многие, пребывая в своем безумии, не воздают подобающего поклонения ни богам небесным, ни Богу христиан…»[63] Христиане характеризуются как опасные вольнодумцы: «В силу измышлений исполнились они такой самоуверенности, что не следуют установлениям древних и, может быть, даже тому, что принято было их родителями. Каждый живет по собственному усмотрению, как хочет: они сочинили сами себе законы, соблюдают их и составляют по разным местам различные общества» (επείπερ τινί λογισμώ τοσαύττ] αυτούς πλεονεξία κατεσχηκει καί άνοια κατειληφει ώς μη επεσθαι τοΐς ύπό των πάλαι χαταδειχθεΐσιν, άπερ ίσως πρότερον καί οι γονεΐς αυτών ησαν καταστησαντες, άλλά κατά την αυτών πρόθεσιν καί ώς έκαστος εβούλετο, ούτως εαυτοΐς καί νόμους ποιησαι καί τούτους παραφυλάσσειν καί εν διαφόροις διάφορα πληθη συνάγειν»[64].

Главное содержание эдикта сводилось к» прощению» христиан: «…Мы, по нашему человеколюбию и неизменной привычке даровать всем прощение, решили незамедлительно распространить наше снисхождение и на христиан: пусть они остаются христианами, пусть строят дома для своих собраний, не нарушая только общественного порядка» (.. .αφορώντες εις την ημετεραν φιλανθρωπίαν καί την διηνεκησυνηθειαν δί ης είώθαμεν άπασιν άνθρώποις συγγνώμην άπονεμειν, προθυμότατα καί εν τούτω την συγχώρησιν την ημετεραν επεκτεΐναι δεΐν ενομίσαμεν, ϊνα αυθις ώσιν χριστιανοί καί τούς οίκους εν οΐς συνηγοντο, συνθώσιν ούτως ώστε μηδέν ύπεναντίον της επιστήμης αυτούς πράττειν)[65]. Христианам предписывалось «молиться своему Богу о благоденствии нашем, всего государства и своем собственном…» (ημετεραν όφείλουσιν τον εαυτών θεόν ϊκετεύειν περί της σωτηρίας της ημετερας καί τών δημοσίων καί της εαυτών)[66]. Эдикт предусматривал и практическое развитие декларируемых идей: «В другом послании мы объясним судьям, что им надлежит соблюдать» (δί ετερας δε επιστολής τοίς όικασταΐς όηλώσομεν τι αυτούς παραφυλά-ξασθαι δεήσει)[67]. Эдикт 311-го года трудно оценить как освещающий в полной мере идейные позиции Лициния. Этот документ носит скорее полицейский характер, он пронизан страхом перед любым «нарушением общественного порядка». Более весомое и реальное значение имели, согласно тексту эдикта, секретные указания (не сохранившиеся) наместникам провинций. Следовательно, подлинная линия поведения Лициния могла не совпадать с идеями эдикта 311-го года. К концу 312-го года относится сообщение Евсевия, иллюстрирующее новую ориентацию Лициния в христианском вопросе: «Константин и с ним Лициний… почитая Бога виновником всех ниспосланных им благ, единодушно издали закон, для христиан совершенно превосходный» (Κωνσταντίνος και συν αύτω βασιλεύς Αικίννιος, Β'εόν τον των άγαμων απάντων αύτοΐς αίτιον εύμενίσαντες, άμορω μια βουλή καί γνώμη νόμον ύπερ Χριστιανών τελεώτατον πληρέστατα όιατυπούνται)[68]. В другом месте Евсевий поясняет, что в ряде эдиктов и законов, исходящих от Константина и Лициния, христианам разрешалось строить церкви и устраивать собрания[69].

По-видимому, это означало, что Лициний большую часть 312-го года придерживался положений эдикта о веротерпимости 311-го года, не внося ничего нового. Перелом в позиции императора в конце 312-го года можно объяснить в какой-то мере влиянием Константина, который уже явно симпатизировал христианам. Одной из главных причин эволюции взглядов Лициния было скорее всего разочарование императора во всей системе тетрархии, при которой он не смог господствовать; это настроение Лициния обусловило и отказ от религиозного курса Диоклетиана и Галерия. Возможно, сказывалось и ухудшение личных отношений Лициния с этими двумя деятелями и особенно с Максимином, ревностным язычником, претендовавшим на роль преемника старших тетрархов. Следовательно, очень многое в религиозном курсе Лициния в тот момент решал политический фактор. Но объяснить изменение в конце 312-го года позиции императора по отношению к христианам нельзя только тем, что правитель хотел привлечь на свою сторону христианские массы восточных провинций, ослабив Максимина. Общая обстановка политического и религиозного брожения в империи благоприятствовала продвижению Лициния в сторону большего усвоения христианских идей. Кризис языческой религии, отказ многих от старых верований приводил к нестабильности общества, что чувствовал Лициний, и это рождало его симпатии к христианам. Малограмотный император был слабо подвержен в то время влиянию языческих философов, наиболее авторитетных в восточных провинциях и враждебно настроенных к новой религии. Это создавало возможность движения правителя навстречу христианам, которых, если он раньше и преследовал, то лишь в силу бюрократической необходимости. Предположив, что императором к концу 312-го года овладели прохристианские настроения, оценить их реальную глубину можно лишь с небольшой долей уверенности. Для Евсевия, когда он характеризует Лициния как «поборника благочестия» (προηγορος της ευσεβείας)33 ориентиром служит то, что он победил в 313-ом году Максимина, убежденного приверженца языческих культов. Но отсутствуют доказательства того, что сам Лициний считал свой военно-политический успех

победой христианства над язычеством, поэтому объяснение событий Евсевием и Лактанцием выглядит слишком вольным и умозрительным, в реальности мало принимающим во внимание особенности личности и мировоззрение Лициния. Единственный эпизод в нарративных источниках, характеризующий восприятие самим императором ситуации, содержится у Лактанция при описании ночи перед сражением Лициния с Максимином в 313-ом году. Историк сообщает, что императору во сне явился ангел (Tunc proxima nocte Licinio quiescenti adsistit Angelus Dei)[70], научивший Лициния способу добиться победы с помощью молитвы Высшему Богу (Deus Summus) (ut… oraret Deum Summum cum omni exercitu suo… tune do-cebat eum quomodo et quibus verbis esset oran-dum)[71]. Лициний, продиктовал текст молитвы, якобы полученной им от ангела, нотарию (notarium jussit asciri, sicut audierat, haec verba dictavit)[72] и приказал, размножив текст молитвы, передать его в войска. Scribuntur haec in libellis pluribus,et per praepositos tribunosque mittuntur, ut suos quisque milites doceat[73].

Однако назвать изображенное Лактанцием религиозное настроение Лициния можно лишь монотеистическим, но не христианским, так как в молитве упоминается Высший Бог, но не Христос. Если считать, что Лактанций верно отобразил религиозные взгляды Лициния в 313-ом году, то правитель предстает как человек колеблющийся, не имеющий четких религиозных взглядов и пристрастий, но в то же время, вероятно, очень прагматично относящийся к вопросам религии – это видно из того, что Лициний обращается не к Христу и Юпитеру, чтобы не навлечь на себя гнев одного из них, упоминая рядом другого, а к Высшему Богу, под которым можно подразумевать и Бога христиан и Юпитера. Этот маневр Лициния означает, что победа и успех для императора значили гораздо больше, чем искренняя вера, языческая или христианская.

Позиция Лициния по отношению к христианскому обществу в 313-ом году раскрывается в эдикте, обнародованном в июне 313-го года в Никомедии[74]. Начальная часть документа содержит совместное постановление Константина и Лициния в Медиолане, датируемое началом 313-го года, другая часть

включает непосредственные указания Лициния наместнику Вифинии по христианскому вопросу. Непосредственные распоряжения Лициния, касающиеся христиан, вряд ли писались под влиянием Константина, так как относились к конкретной ситуации в восточных провинциях, находящихся вне прямого контроля западного правителя. В этом эдикте чувствуется религиозная неопределенность, владевшая в то время Лицинием. В документе выражается желание, чтобы «небесное Божество, как бы Его не называли, относилось благосклонно и к нам, и к подданным нашим» (…όπως о τ! ποτέ εστιν θειότητος καί ουρανίου πράγματος, ημΐν καί πάσι τοΐς υπό την ημετεραν εξουσίαν διάγουσιν εύμενες είναι δυνηθη)[75]. Эдикт декларировал полную свободу религиозных взглядов: «…пусть каждый свободно, по своему желанию избирает себе веру. Так определено нами, дабы не казалось, будто мы умаляем достоинство какой-либо веры» (…όπως εξουσίαν έκαστος εχη του αίρεΐσθαι καί τημελεΐν οποίαν δ' άν βούλεται [το θεΐον] τούτο δε ύφ’ ημών γεγονεν, δπως μηδεμια τιμή μηδε θρησκεία τινί μεμειώσθαί τι ύφ’ ημών δοκοίη)[76]. Лициний демонстрировал желание полностью отгородиться от религиозного курса Максимина: «Угодно нам совершенно отменить посланные прежде твоему благочестию распоряжение относительно христиан, весьма нелепые и несовместимые с нашей кротостью» (άτινα ούτως а ρεσκειν ημΐν αντιγράψαι ακόλουθον ην, ΐν αφαιρεθεισών παντελώς των αιρέσεων, αϊτινες τοΐς προ-τεροις ημών γράμμασι τοΐς προς την συν κα%σίωσιν αποσταλεΐσι περί τών χριστιανών ενείχοντο και ατινα πανυ σκαια και της ημετερας πραότητος αλλότρια είναι εδόκει)[77]. Эдикт гарантировал безвозмездное возвращение христианским собраниям конфискованного у них в период гонений имущества: «…если места, в которых они раньше собирались… куплены у нашей казны или у кого-либо, то пусть их вернут христианам безвозмездно, без возврата заплаченной за них суммы, немедленно и беспрекословно. Равным образом получившие такие места в дар должны немедленно вернуть их христианам» (ϊνα τούς τόπους αυτών, εις ούς το πρότερον συνερχεσΰαι εΐς ην αύτοΐς, περί ών και τοΐς πρότερον όοθεΐσιν προς την συν καθνσίωσιν γραμμασιν τύπος ετερος ην ώρισμενος, τώ προτερω χρόνω [ΐν] εΐ τινες η παρα τού ταμείου τού ημετερου η παρα τίνος ετερου φαίνοντο ηγορακάτες, τούτους τοΐς αύτοΐς χριστια-νοΐς ανευ αργυρίου καί ανευ τίνος απαιτησεως της τιμής, ύπερτεθείσης [δίχα] ποίησης αμελείας καί αμφιβολίας, αποκατασ-τησωσι, καί εΐ τινες κατα όώρον τογχάνουσιν είληφότες)[78].

Основным мотивом Лициния, по его словам, была «забота об общем народном спокойствии» (πρόνοια τής κοινής και δημοσίας ησυχίας)[79]. Эдикт по приказу Лициния нужно было широко обнародовать. Этим император преследовал очевидные цели поиска популярности у христианских общин: «За такие дела, как сказано выше, благоволение Божие, испытанное уже нами во многих случаях, да пребудет с нами во все времена» (ή θεία σπουδή περί ήμας, ής εν πολλοΐς ήδη πράγμασιν απεπειράθημεν δια παντός του χρόνου βεβαίως διαμείναι)[80].

Последнее выражение Лициния о «благоволении Божием» показывает, что прохристианская направленность взглядов правителя приобрела достаточно глубокий характер, так как не объявляя себя открыто христианином, Лициний подразумевает, что христианский Бог помог ему стать победителем в междоусобной войне.

Тем не менее позиция Лициния продиктована не столько глубиной его прохристианских симпатий, сколько новым пониманием благочестия в широких народных массах. Император стремился выглядеть благочестивым в глазах всех слоев населения и религиозных групп. Эдикт 313-го года несет в себе обширное пропагандистское содержание. Его выражения «наша кротость», «наше мирное время», «наша доброта», «нашамилость», «наше благожелательство» созвучны выражениям из эпиграфических памятников того времени, исходящих от различных должностных лиц: beatitudo saeculi, dementia temporis, Romana libertas[81].

У Евсевия в его Тирской речи 314-го или 315-го года есть указания на антиязыческие проявления в религиозной политике Лициния в то время: «И вот теперь, чего прежде никогда не было, верховные цари, сознавая, что свой почетный жребий получили они от Бога, плюют в лицо бездушным идолам, попирают беззаконные установления демонов, осмеивают древние заблуждения предков и признают только Единого Бога, благодетеля всех и их самих, исповедуют Христа Сыном Божиим» (ώστε ήδη, о μηδε άλλοτε πω, τούς πάντων άνωτάτω βασιλέας ής λελογχασι παρ' αυτού τιμής συνησθημένως νεκρών μεν ειδώλων καταπτύειν προσώποις, πατεΐν δ' άλεσμα δαιμόνων δέσμια και παλαιάς απάτης πατροπαραδότου καταγελάν, ενα δε αυτόν μόνον θεόν τον κοινόν άπάντων κα\ εαυτών ευεργέτην γνωρίζειν Χριστόν τε τού θεού παΐδα)[82].

Это сообщение содержит, по-видимому, сильные преувеличения, так как эдикт 313-го года не несет антиязыческой направленности, отчетливо выраженной, но в данных Евеевия отражаются некоторые реальные меры Лициния. В частности в сочинении епископа Кесарийского говорится о борьбе Лициния с антиохийским культом Дружественного Зевса, организованным Феотекном, куратором города, «страшным чародеем», по выражению Евсевия (δεινός γοης)[83].

Сущность этого культа в огромной степени, согласно Евсевию, была основана на магии. Не исключено, что казнь Феотекна была вызвана лишь его близостью к Максимину, так как от последнего «был он удостоен высокой власти»[84] или тем, что его магические способности вызвали закономерное опасение Лициния. Мало связанный с греческой культурой Лициний действительно мог пренебрежительно относиться к местным эллинистическим традициям и верованиям, что само по себе не доказывает его переход к христианству. Слова Евсевия о признании правителем Христа единым Богом не подтверждаются документальными сведениями, согласно которым религиозная позиция императора была неопределенной.

Степень поддержки Лицинием христианской церкви неясна. Евсевий сообщает: «Между тем верховные правители издавали одно за другим постановления, расширявшие и укреплявшие великие дары Божии. Епископы лично получали от императора послания, почести, деньги» (Αλλα και βασιλείς οι άνωτάτω συνεχεσι ταΐς υπέρ Χριστιανών νομοθε-σίαις τα της εκ θεοΰ μεγαλοδωρεάς ημΐν εις μακρόν ετι καί μεΐζον εκράτυνον, εφοίτα δε καί εις πρόσωπον επίσκοπο ις βασι-λεως γράμματα καί τιμαί καί χρημάτων δόσεις)[85]. Конец этой важной фразы может пониматься двояко. Если под «императором» понимается не Лициний, тогда религиозный курс последнего в данный период можно охарактеризовать как аморфный, сводившийся к провозглашению свободы верований и возвращению христианской церкви ее имущества, потерянного при гонениях Диоклетиана и Максимина. Если имеется в виду Лициний, тогда следует признать, что он сделал серьезную попытку установить союз с церковью, поставив ее себе на службу. Идеологическое и материальное усиление Восточной церкви под властью Лициния, независимо от личной позиции императора, не вызывает сомнений, так как у Евсевия и Феодорита отмечено интенсивное церковное строительство в Антиохии, Тире и других городах[86]. Одним из показателей укрепления христианизирующих тенденций стало возникновение монашества в Египте во время правления Лициния.

3. Первая война с Константином

Раздел империи между Лицинием и Константином, фактически осуществленный в 313 году, мог дать положительные результаты в случае их консенсуса по различным вопросам и прочной дружбы. Но этот союз оказался неустойчивым, и они достаточно быстро пришли к военному конфликту[87].

Надо отметить, что в отечественной историографии это событие осталось почти незамеченным, несмотря на то, что эпоха Константина считается хорошо изученной. В западной науке ситуация несколько иная (ведется дискуссия о датировке войны), но в целом до сих пор это – белое пятно в истории римской империи IV века нашей эры. Изучение конфликта Константина и Лициния связано с серьезными трудностями и проблемами.

Война крайне скупо и противоречиво отражена в источниках. Иногда авторы о ней лишь упоминают или даже умалчивают. Даже последовательность событий войны известна лишь в общих чертах и не в полной мере. И теперь еще спорят о хронологии конфликта: в разных изданиях его относят к 314, 315 или 316 годам. Причины столкновения, а также идеологическая ситуация требуют необходимой оценки, которой пока нет. Из источников надо выделить труд Зосима, который наиболее многословен, хотя его сведения в общем сомнительны. «История» Зосима в целом выдержана в антиконстантиновском духе, Лициний изображается нейтрально. Зосим больше всего пишет о чисто военных аспектах конфликта, что наводит на мысль о заимствовании им материалов у очевидца происходившего, скорее всего военного деятеля, язычника по мировоззрению и, возможно, из лагеря Лициния. Однако описание сражений у Зосима заставляет сомневаться в достоверности, поскольку он явно пропускает звенья в цепи событий и возникает ощущение путаницы. Евтропий весьма краток, критически настроен по отношению к Константину, и Лициний, также как и у Зосима, показан нейтрально. Секст Аврелий Виктор (De caesaribus) предлагает определенные хронологические рамки, зато саму войну почти игнорирует. Симпатии Аврелия Виктора явно на стороне Константина. В другом сочинении, Эпитоме, приписываемом этому же автору, перепутаны и перемешаны две войны Константина и Лициния, пропущена практически вся событийная канва; оценки обоих правителей очень неоднозначны. Достоинства и недостатки каждого словно уравновешены, но в целом Константин оказывается более достойным. Аноним Валезия сообщает уникальные сведения о возникновении войны и некоторые другие подробности. У других авторов (прежде всего Аммиана) можно найти единичные, но ценные упоминания о первой войне Константина и Лициния. В целом же восполнить слабость повествовательных источников можно лишь при помощи нумизматических, археологических данных и материалов других вспомогательных исторических дисциплин.

Необходимо прояснение спорных, либо еще не ставших предметом рассмотрения аспектов войны: хронологического, политического, идеологического, а также собственно военного.

Наиболее дискуссионной проблемой, обсуждаемой в зарубежной историографии, стало выяснение хронологии событий. Почти все статьи посвящены именно вопросам датировки. Чаще всего предполагается, что первая война была довольно скоротечной и состояла из двух крупных сражений, а также из ряда переговорных мероприятий.

Тем не менее, некоторые ученые, в частности М. Ди Майо[88], предложил совершенно иное прочтение событий. Было выдвинуто предположение, что фактически первая война делится на два отдельных этапа, в которых главное место занимали соответственно Proelium Cibalense и Proelium Campi Ardiensis, и между ними значительный промежуток времени. Так, согласно этому мнению, считается, что 8 октября 314 года оба императора столкнулись на поле боя у Цибал, города в Паннонии. Константин одолел Лициния, но цена победы оказалась недешевой (Ди Майо называет эту победу пирровой). Оба правителя, не имея под рукой подкреплений, возвратились каждый в свои владения, чтобы восполнить громадные потери в своих легионах. Допускается, что императоры заключили некое соглашение, провозглашающее status quo, хотя об этом нет прямых упоминаний в источниках. В 315 и большую часть 316 года они занимались своими внутренними делами – Константин проводил кампанию против германцев, праздновал свои Decennalia в Риме и вникал в религиозную полемику христиан. Лициний, возможно находясь в Сирмии, защищал границу от готов. В то же время оба Августа готовились и к новой борьбе друг с другом. Война разразилась в конце 316 года, и Константин (в декабре?) прибыл в Сердику с многочисленной армией. Побоище произошло между 1 декабря 316 года и 28 февраля 317 года на Campus Ardiensis (местность во Фракии) – в общем к успеху был ближе западно-римский император. 1 марта 317 года обе стороны вновь пришли к мирному соглашению, и Лициний, вероятно, благодаря ходатайству своей жены (сестры Константина) Констанции, смог сохранить власть, хотя ему пришлось уступить Константину основную часть своих владений на Балканах. Надо отметить, что концепция «двух войн» далеко не у всех исследователей встретила поддержку. Чаще предполагается, что обе битвы произошли в ходе одной кампании, которая датируется либо 314 годом (О. Зеек)[89], либо 316 – началом 317 года (П. Брюн, Т. Барнес, А. Польсандр)[90], а среди ученых, мыслящих сходно с М. Ди Майо, следует выделить Р. Андреотти[91].

П. Нестола[92], соединив все достижения исследователей предшествующего времени, включая данные нумизматические, касающиеся Bellum Cibalense, пришел к следующим выводам: прямое свидетельство о дате войны находится в Consularia Constantinopolitana – это 314 год, дата сражения – 8 октября (bellum cibalense fuit die VIII id. Oct.). Но уже в 1953 году П. Брюн отмечал, что монеты, вычеканенные в 314 году во владениях Константина, содержат и изображение Лициния, а это служит доводом в пользу утверждения, что конфликта в 314 году еще не было. Поэтому Брюн предложил отнести начало войны на 2 года позже – т. е. к октябрю 316 года. Нестола считает, что и в сообщениях Аврелия Виктора, Евсевия и Анонима Валезия больше резона видеть указание на войну именно в 316 году. В целом ученый придерживается этой датировки, поскольку она лучше аргументирована. Принимая в общем такую позицию, следует отметить, что есть и другие доводы, подтверждающие и то и другое мнение. В частности, у Евтропия (Х.5–6) говорится не об одной кампании, а о нескольких: «Сначала в Паннонии, затем, после тщательной подготовки к войне, у Цибала, победил он (т. е. Константин. – Б. К.) Лициния и завладел Далмацией, Мёзией и Македонией, а также и другими провинциями. После этого они еще много воевали; мир заключался и нарушался неоднократно»[93]. Несмотря на сомнительность всей картины событий (у Зосима и Анонима Валезия, авторов более подробных, она совсем иная) все же нельзя не заметить, что Евтропий скорее наводит нас на мысль о правоте Ди Майо. Аммиан также дает благоприятную для этого вывода информацию, упоминая франка Бонита, который «много раз сражался в междоусобной войне против партии Лициния на стороне Константина» (Амм. Марц. XV.5.33)[94]. В данном случае, выражение «много раз» больше соответствует двум разным кампаниям 314 и 316–317 годов, конечно, при том, что была еще и война в 324 году.

Тем не менее, данные, наталкивающие на мысль о том, что первая война Константина и Лициния состояла из одной кампании 316–317 годов, более многочисленны и конкретны. Из неупомянутых П. Нестолой свидетельств следует отметить наиболее ценное в «Извлечениях» (XLI.16–17) – это народная шутка о Константине, причем явно языческого происхождения: «десять лет он был весьма представительным, двенадцать последующих – разбойником, а десять последних – мотыльком из-за своей чрезмерной расточительности»[95]. Если иметь в виду, что Константин пришел к власти в 306 году, то год, когда он перестал быть «представительным» и стал «разбойником» – это именно 316-й, что хорошо согласуется с датой начала войны, конец же ее, как ранее упоминалось, относят к 1 марта следующего года. В итоге со всей определенностью можно утверждать, что война началась в 316 году и шла до февраля 317 года, а Bellum Cibalense и Bellum Campi Ardiensis протекали в рамках одной военной кампании, без длительного перерыва.

Идеологический и политический аспекты войны требуют особого внимания, так как именно в данных сферах в тот период происходили важнейшие изменения, имеющие глубокие исторические последствия. Однако религиозный фон столкновения выглядит по источникам как почти непроглядный туман. Церковные историки, например, Евсевий, не запечатлели никаких чудес, которые бы сопутствовали войне и не заметили ничего такого, что бы вошло в историю христианства[96]. Тем не менее, идеологический аспект в конфликте, безусловно, был. Конечно, причины императорской междоусобицы всегда наиболее интересовали и древних авторов и современных ученых. Очевидно, и здесь возможны различные мнения. В основном их можно свести к двум позициям, выраженным еще в эпоху, близкую самой войне: 1) Константин хотел отобрать у Лициния часть его балканских владений и 2) оба правителя были настолько несхожи по характеру, воспитанию и взглядам, что раздор между ними возник естественно и просто отражал невозможность взаимодействия. Наиболее детально обстоятельства ссоры излагаются у Анонима Валезия[97], который свидетельствует, что один из военачальников —

Сенецион злоумышлял против Константина, а потом укрылся во владениях Лициния, который числил Сенециона среди «своих людей». Отказ восточно-римского императора выдать интригана и стал важной причиной войны. Впрочем, были и другие основания – несговорчивость Лициния в вопросе о выдвижении Цезарей-соправителей. Наконец, в Паннонии, на границе владений обоих правителей, Лициний приказал повергнуть статуи и изображения Константина. Уже в ходе войны Лициний выдвинул одного из своих сподвижников, Валента, в ранг Цезаря, показывая этим свое право назначать соправителей. Но Константину это настолько не понравилось, что Лицинию потом пришлось казнить Валента, чтобы достичь мирного договора с Константином (1 марта 317 года). Компромисс, наконец, был достигнут (правда, после страшного кровопролития) и Цезарями были провозглашены оба сына Константина – Крисп и Константин II, а также Лициний II, сын восточного императора. Между двумя основными битвами проходили довольно интенсивные переговоры, что показывает неокончательность ссоры. В целом процесс возникновения войны, ее причин, сложных политических переговоров убеждает в том, что имеем дело с многофакторным явлением, в котором переплетались субъективные и объективные нюансы отношений правителей. Подтверждают это наблюдение и некоторые сведения, выраженные в форме весьма искусных и замаскированных намеков у Юлия Капитолина[98]. Он устанавливает очень странную связь между Лицинием и Филиппом Арабом, одним из императоров III века. Лициний, якобы, хотел, чтобы его считали потомком Филиппа. Но, естественно, никаких генеалогических отношений здесь нет и быть не может. Тогда зачем Капитолину потребовалась эта небылица? Очевидно затем, чтобы намекнуть на сходство характеров Лициния и Филиппа. Оба незнатны, но высокомерны, оба хитры и склонны к интригам. Здесь угадывается влияние пропаганды, которую, возможно, развертывали сторонники Константина перед войной и в ходе ее, чтобы привлечь армию на свою сторону и не допустить измены части своих легионов. Если это так, то Константин в основном делал ставку на свою знатность и личные достоинства, противопоставляя их худородности и подловатости Лициния. Последний, очевидно, вел не менее активную агитацию среди своих и константиновских войск, используя в качестве козырей, по-видимому, свой солидный возраст и опыт управления империей. Конечно, это лишь приблизительная оценка, но и она позволяет понять всю сложность происходивших тогда идейно-политических процессов. Безусловно, первая война, измотав соперников, оставила их противоречия весьма острыми, и мир 317 года далеко не подводил итог вражде.

Говоря о военном аспекте конфликта, важно понять, почему Константин провел кампанию 316–317 годов удачнее Лициния. Идеологическое соперничество между ними могло быть и не в пользу западно-римского императора. Известно, что война началась внезапно для обеих сторон – у Цибал Константин сосредоточил всего лишь 20 тысяч воинов[99], а Лициний – 35 тысяч. Эти скромные цифры показывают неготовность Августов к битве. Численный перевес восточно-римского императора, возможно, связан с тем, что он перетянул к себе часть воинов противоположного лагеря. Таким образом, военные силы Лициния оказались значительнее, и нет оснований сомневаться в их боеспособности. Полководческие дарования императоров едва ли поддаются сравнению. Успех в обеих битвах дался Константину с громадным трудом, а второе сражение было похоже на ничейное, хотя Лициний ночью и отступил. Затем Константин, спешно двигаясь к Византию, чтобы его осадить, был отрезан от своих баз, так как Лициний, проявив дар полководца, занял позицию у него в тылу[100]. Следовательно, военное искусство сторон было примерно равным. Создается впечатление, что важную роль в войне сыграло хладнокровие Константина и реформирование армии[101], в частности создание отрядов comitatenses и собственно гвардии императора, в которой было очень много германцев[102]. Аммиан упоминает о «громких делах» франка Бонита[103], отличившегося, вероятнее всего, именно в то время; вклад германцев в победу Константина был немалым. Кроме того, надо отметить, что Лициний в ходе первой битвы допустил какие-то ошибки тактического характера, не позволяющие ему использовать свой почти двойной численный перевес, например, встал в узком ущелье, где было трудно развернуться. Конечно, исход войны трудно объяснить только обычными факторами, и по-христиански ориентированное сознание видит в победах Константина I высший провиденциальный смысл. В то же время Лициний, хотя результаты боев были не в его пользу, оставался могущественным правителем и вторым человеком в империи.

Глава вторая Лициний – правитель Восточных провинций

После 317 года Лициний временно должен был отказаться от борьбы за власть над всей империей и уделять больше внимания управлению восточными провинциями. Однако непрочный мир с Константином заставлял Лициния думать и о возможной второй войне с соправителем. Возникает необходимость оценить Лициния как государственного деятеля и администратора с того момента, когда он стал крупной политической фигурой (фактически с 313 года), а также охарактеризовать личность правителя, поскольку особенности характера важны для понимания его деятельности.

1. Социально-экономическая политика Лициния

Социально-экономическая политика Лициния поддается изучению с большим трудом из-за нехватки в источниках информации соответствующего содержания. Т. Барнес и Ф. Миллар признают скромные возможности представления вразумительной картины управления Лицинием подвластных ему территорий[104]. При этом внимание к социально-экономическому аспекту правления императора вполне оправдано. Период нахождения Лициния у власти (с 308 года) проходил под знаком внутренней нестабильности в империи, хотя во время войн с Максимином и Константином не появились новые императоры, узурпировавшие власть. В источниках отсутствуют сведения о восстаниях и узурпациях на землях, подконтрольных Лицинию.

Состояние восточных провинций под властью Лициния можно оценить почти исключительно из сообщений Евсевия, характеризующего господство императора, во всяком случае в последние годы его жизни, лишь в черных тонах. Впрочем, слова Евсевия о том, что Лициний «увеличивал ярость против подвластных ему народов»[105] могут и не иметь глубокого содержания. Если учитывать, что к моменту воцарения Лициния в восточных провинциях (313 год) там, согласно Евсевию, свирепствовали голод, неурожай и чума[106], сочетавшиеся с злоупотреблениями Максимина[107], то общий социально-экономический фон правления Лициния на Востоке оказывается, даже судя по тенденциозным сообщениям церковного историка, несколько более благоприятным, чем при Максимине.

Наиболее емкая и при этом немногословная характеристика Лициния содержится у автора Эпитомы: «своей алчностью до денег он превзошел всех, не чуждался он и излишеств во властолюбии, был очень суров и раздражителен, враждебно относился к наукам, которые по своему безмерному невежеству называл ядом и чумой для общества, особенно ораторское искусство. Как человек, родившийся и воспитанный в деревне, он был полезен земледельцам и вообще сельским жителям, а стоя на страже военного дела, он строжайше придерживался старинной дисциплины. Он решительно укрощал своеволие евнухов и других придворных служащих, называя их дворцовыми червями и мышами»[108]. О бережливости Лициния упоминается и в сочинении Аврелия Виктора «De caesaribus» (XLI. 2), а также у Лактанция. Суровость Лициния обусловлена его происхождением и воспитанием, так же можно объяснить его отношение к образованности. Греческая культура вообще не была близка Лицинию. Наиболее ценны указания на приверженность императора к строгой военной дисциплине и стремление бороться со своевольными придворными. Очевидно, что Лициний был государственником, хотел блага в своем понимании для империи и не обогащал чрезмерно своих приближенных. Поддержание военной боеспособности и сельского хозяйства были очевидными приоритетами императора. Но управление восточными провинциями было сложной задачей для Лициния, ввиду его тяготения к культуре и обычаям Придунайских областей. Кроме того, неизвестно, насколько удачно правитель подбирал себе чиновников и исполнителей своих решений[109], насколько сами указы Лициния соответствовали всегда сложной ситуации в Египте, Сирии или Малой Азии. Император в первую очередь стремился упрочить свою власть на управляемых территориях, избежать появления узурпаторов. Эта задача была выполнена, но Лициний проявил жестокость, которая, может быть не сразу, но постепенно, стала создавать ему репутацию тирана.

Репрессии императора направлялись против всех, кто мог покуситься на высшую власть: в 313 году Лициний истребил всю родню Максимина и Галерия, казнил Валерию и Ириску, дочь и жену Диоклетиана, а также Севериана, сына императора Севера. Кроме того, он ликвидировал ряд могущественных должностных лиц, служивших опорой власти Максимина. Из них Евсевий упоминает Певкетия, управляющего государственной казной, и Кулькиана, бывшего префекта Египта[110], или в силу их верности Максимину, или расценивая их как возможных узурпаторов. Оказалась затронутой репрессиями антиохийская знать, что показывает конец Феотекна и других жрецов культа Дружественного Зевса, которые по своему социальному статусу относились, по-видимому, к наиболее видным куриалам. Пострадали и языческие философы (philosophi insontes ас nobiles – Aur. Vict. De Caess. 41,5–6). О судьбе последних в правление Лициния есть туманные сообщения у Евнапия, пересказывающего биографию александрийского философа Алипия, написанную Ямвлихом. Там упоминаются «страдания и беды, выпавшие на долю Алипия в судах»[111], без объяснения причин этих событий. Евнапий отметил, что Ямвлих руководствовался «политическими соображениями»[112], избегая освещать некоторые обстоятельства жизни Алипия. Чрезмерная неясность сообщений Ямвлиха позволяет прибегать к различным догадкам. Имея в виду, что Алипий несколько раз ездил в Рим с загадочными целями, можно подумать, что его подозревали в сотрудничестве с западными врагами Лициния. Объектом репрессий становились обладатели богатств[113]. Евсевий отмечает, что при Лицинии происходили ссылки и аресты «знатных и достойных мужей»[114]. Могла сильно пострадать при этом императоре западно-малоазийская земельная знать, судя по Евнапию, увлекавшаяся оккультными учениями и потому способная показаться Лицинию подозрительной[115]. Создающаяся общая картина приводит к заключению, что проявления репрессий при Лицинии относились главным образом к имущим классам и представителям интеллигенции.

О внутренней политике Лициния кое-что дает выяснить ряд его законов[116], призванных регулировать общественные процессы. Один из них, изданный 21 июля 317 года, адресован провинции Вифиния. Этот закон упорядочивает доступ к ряду почетных званий: perfectissimus, ducenarius, centenarius, egregious. По закону Лициния эти звания даются служителям императорского дворца, правителям провинций, тем, кто имеет высокую административную должность, декурионам или принципалам, выполнявшим обязанности, надлежавшие им, в своем городе, и ведущим центурионам, закончившим военную службу. Запрещалось приобретать эти звания монетариям и декурионам, которые захотели избежать своих общественных обязанностей. Из этих лиц, те, кто получил почетное звание, теряли его до тех пор, пока не выполнят свой долг. Чиновники казны (caesariani) могли иметь эти звания только после официального ухода в отставку. Этот закон в частности показывает, что Лициний оказывал давление на куриалов, тесно связывая доступ в ряды общеимперской знати городским верхам с их деятельностью на благо городов.

Еще один закон относится к судебной сфере. Лициний заявлял, что обвинители могут приносить в суд обвинения, но должны быть наказаны, если не смогут доказать свою правоту. Анонимные доносы не могут быть приняты во внимание. Судя по всему, император столкнулся с непривычной для себя картиной частых судебных тяжб и обвинений и решил ограничить масштабы доносительства, угрожавшего затопить всю восточную часть империи.

Закон Лициния, как можно заметить, противоречит односторонним данным об императоре как деятеле, проводящем только лишь террор против богатых. Этот документ выгоден скорее верхам, более страдающим от закона об оскорблении императорского величества, и преследует цель урегулировать социальную ситуацию в восточных провинциях в 313 году, укрепить положение местного господствующего класса, ослабленного и деформированного во время правления Максимина. Таким образом, юридические памятники во многом уточняют данные Евсевия и других историков о социально-экономической политике Лициния.

Налоговая политика Лициния рассматривается Евсевием как обременительная для населения, можно сделать вывод и об усилении налогового гнета. У церковного историка говорится, что Лициний «выдумал тысячу предлогов, чтобы всячески вымогать золото и серебро у покоренных народов, перемежевать землю и взыскивать налоги даже с тех земледельцев, которые уже не жили в деревнях и давно умерли»[117].

Т. Барнес считает, что император увеличивал возраст для лиц, подлежащих освобождению от подушного налога, литургий и городских обязанностей[118]. Этим, по мнению ученого, объясняются слова Евсевия о взыскивании налогов с уже умерших лиц. Император также, согласно Т. Барнесу, принуждал отставных военных к выполнению городских литургий[119]. Евсевий отмечает: «Надо ли перечислять его нововведения в законах касательно брачующихся и умирающих? Он осмелился отменить древние римские законы, справедливые и мудрые, и вместо них ввел какие-то варварские и жестокие, несправедливые и действительно беззаконные и противозаконные» (τίχρή τάς περί αγάμων καινοτομίας άπαριθμεΐσθαι, η τούς επί τοΐς τον βίον μεταλ-λάττουσι νεωτερισμούς αυτού, δι ών τούς παλαιούς 'Ρωμαίων εύ καί σοφώς κείμενους νόμους περιγράψαι τολμησας, βαρβάρους τινάς καί ανήμερους άντεισθε νόμους, ανόμους ως αληθώς καί παρανόμους)[120].

По-видимому эти действия Лициния также относятся к сфере интересов фиска. Может быть в словах о «варварских законах» содержится указание на какой-то опыт управления Лицинием придунайскими провинциями. Т. Барнес полагает, что именно новшества, вводимые Лицинием в налоговую систему, создавали ему непопулярность, тогда как Константин стремился действовать при взимании налогов традиционно[121]. Возможно Лициний был озабочен не столько общим утяжелением налогообложения, сколько более четким сбором установленных налогов, и это также создавало ему негативную репутацию. В целом, соображение об усилении налогового гнета императором можно считать верным, принимая во внимание, что огромные средства требовались на подготовку армии[122]. Усиливая налоговый пресс, Лициний не переставал следить за должностными лицами, превышающими свои полномочия. Т. Барнес упоминает одну надпись с Крита, возможно времени Лициния, содержащую императорское письмо, посвященное пресечению вымогательств со стороны прокураторов и фискальных чиновников (caesariani)[123].

Поскольку для создания надежной социальной опоры Лицинию была нужна преданная армия, следует отметить некоторые принципы, которыми он руководствовался по отношению к воинам. Сохранился эдикт 311 года, позволяющий осветить политику Лициния в этом вопросе[124]. Рескрипт был издан 5 июня 311 года в Сердике, и хотя имени Лициния в нем не упоминается, другого императора в то время в данном месте не могло находиться. Документ адресован крупному военному должностному лицу по имени Далмаций. Эдикт затрагивает положение воинов легионов и иллирийских всадников, служащих в вексилляциях. Лициний заявляет, что его цель – забота о воинах, хорошо себя проявивших, которые должны быть отмечены за преданность и труды, во время службы и после отставки. Вознаграждение дается в виде освобождения от подушно-поземельного налога. Для одних воинов иммунитет дается на 5 capita (учетных единиц), для других, служивших 20 лет – 2 capita (на самого воина и на его жену), также на 2 capita освобождаются инвалиды, из-за раны прослужившие менее 20 лет. При позорной отставке льгота не полагалась и прежние военные награды забирались. Диплом о почетной отставке каждый солдат лично получал от военного командира (дукса). Солдаты низшего класса ал и когорт не пользовались этими привилегиями. Данный эдикт в полной мере может быть понят лишь в связи с другими постановлениями Лициния, касающимися воинов, но они не сохранились. Несомненно стремление привлечь на свою сторону лучшую часть войска (ветеранов легионов), однако известно, что Лициний был суров и не любил одаривать солдат (in largiendo tenax). Очевидно, что в этом эдикте говорится о попытке сохранить свои принципы и при этом не допустить измены своих легионов. Первая война с Константином показала, что армия оставалась верна Лицинию, следовательно, дарованные воинам привилегии казались им достаточными. Император одновременно хотел решить две задачи – наградить воинов и при этом не нанести ущерба казне. Ветераны, служившие много лет, были заинтересованы получить освобождение от обременительной подати, и Лициний умело воспользовался этим, чтобы заручиться их преданностью. Однако после войны 316–317 годов ситуация, по-видимому, качественно изменилась. Большинство своих старых солдат Лициний потерял в боях, может быть кто-то перешел к Константину. После 317 года армия Лициния стала состоять в основном из новобранцев, для которых льготы, заявленные в эдикте 311 года, были не очень актуальны, ввиду отсутствия выслуги лет. Поэтому Лициний должен был, вероятно, сделать акцент на суровые наказания для поддержания повиновения. Кроме того, можно предположить, что усилилась роль дворцовой гвардии, возглавляемой магистром оффиций[125], и укомплектованной в значительной мере варварами, требующими наград немедленно, а не через 20 лет.

2. Религиозная политика Лициния. 317–324 годы

Деятельность Лициния, связанная с религиозными вопросами, сопутствовала и шла параллельно начинаниям его соправителя Константина I, поэтому она может быть понята лишь в сравнительном анализе. Константин I признан самым значительным из поздних римских императоров. Однако многие черты психологии императора полностью не прояснены. Личная жизнь Константина I недостаточно освещена в источниках. Чтобы оценить психологический облик Константина, нужно в большой мере опираться на анализ его политической деятельности. Император не был традиционалистом или человеком с крестьянским типом мышления, подобно Лицинию. Константин был настроен на различные новшества и переустройства общества. Большой интерес императора к религиозным проблемам основывался на увлеченности новой религией – христианством. В то же время он проявлял интерес и к манихейству. Константин разбирался даже в догматических проблемах, но его ум не был абстрактно-теоретическим. Вопросы целомудрия, девственности, воздержания были ему ближе, чем сугубо богословские истины. Константин не получил классического образования; однако зная латинский и греческий языки, мог в одинаковой степени заниматься составлением большого количества законов и лично общаться с епископами. Направленность его религиозной политики обозначилась после 312 года, когда он стал считать Христа своим покровителем и поместил христианскую символику на свое знамя. Он дал церкви в западных провинциях империи значительные привилегии, освобождая ее от налогов, обременительных общественных служб, предоставляя различную помощь, в том числе материальную. В то же время он следил за тем, чтобы церковь была едина, избегала неурядиц, распрей, чтобы ее авторитет повышался – в таком виде эта организация должна была лучше укреплять власть императора. Константин, испытывая очевидное влечение к христианству, был терпим по отношению к другим религиям, особенно когда язычники хвалебно отзывались о нем. Одной из главных черт личности императора был мессианизм – его представление о своем высоком предназначении. Истоки этого мессианизма различны. Высочайшая самооценка Константина проистекает из объективно огромного значения института императорской власти для существования империи. Мессианизм подпитывался успехами Константина во внутренних и внешних войнах, а также воздействием на психику императора со стороны различных льстецов и панегиристов. Император был не мечтателем на троне, а прагматичным политиком, обычно избегающим аффектов и крайностей. Если он проявлял жестокость, то это было следствием не его личных чувств, а результатом политических расчетов, воздействия внешних факторов. Когда император мог проявить милость и щедрость, он не упускал этой возможности. Император, по-видимому, был эмоционален, но его эмоции никогда не перерастали в истеричность или потерю самообладания. Константин не был лишен недостатков, но они тонут в масштабах и в исторической значимости его личности и его дел. Его заслуги перед Церковью велики, Константин I признан святым.

Лициний теоретически мог ориентироваться на линию соправителя, но, обладая иным характером и иным пониманием задач государства, вряд ли он стал бы копировать Константина. К числу главных проблем относится выяснение причин и содержания изменения религиозной политики Лициния. Христианские авторы V века (Феодорит, Сократ Схоластик) отрицают вклад Лициния в дело утверждения христианства и рассматривают императора лишь как более осторожного и коварного продолжателя антихристианской политики Диоклетиана и Галерия. Сократ Схоластик отмечал: «…Лициний был напитан мнениями языческими, ненавидел христиан, и если, боясь царя Константина, не смел воздвигнуть на них явного гонения, зато многим строил козни тайно»[126]. Можно отметить, насколько это сообщение противоречит сведениям о религиозном курсе Лициния в 312–313 годах в описаниях Лактанция и Евсевия. Наиболее важные данные последнего, по которым яснее просматривается изменение позиции Лициния в христианском вопросе: «Но, решившись воевать с Константином, он приготовился восстать и на Бога, которого, как знал он, чтил Константин… Он решил воевать с Самим Богом – не с Константином, которому Бог помогал, а с Самим его Помощником» (…όμόσε τα Κωνσταντίνω ττολεμεΐν διάκους, ηδη καί κατα του θεου των όλων, ον ήπίστατο σεβειν αυτόν, παρατάττεσθαι ώρματο… τον θεόν αυτόν οΐα όη Κωνσταντίνου βοηθόν αντί του βοτθουμενου πολεμεΐν εγνώκει)[127].

Отсюда можно сделать вывод, что изменение религиозной политики императора у Евсевия приходится на 316 год и непосредственно связано с началом междоусобной войны. В связи с последним событием впервые Евсевий противопоставляет Лициния Константину, имея в виду их разное отношение к Богу. В то же время Евсевий указывает: «Зная свое зло, он думал, что молитвы возносятся не за него, и был убежден, что мы все делаем только для боголюбивого императора и молим Бога быть милостивым только к нему; потому он и обрушил на нас свой гнев»[128]. Здесь открыто показано, что в действиях Лициния преобладал чисто политический момент. О религиозном неприятии христианства речь не идет. Эта часть сочинения Евсевием составлялась после свержения Лициния в 324 году, поэтому определение его как богоборца во многом искусственно. Церковному историку приходилось считаться с фактом конечной победы Константина, покровительствовавшего церкви. Аноним Валезия относит изменение религиозного курса Лициния ко времени после войны 316–317 годов[129]. Это позволяет думать, что император изменил свое отношение к христианам под влиянием военной неудачи. В то же время поведение Лициния, согласно Евсевию, состояло исключительно из немотивированных поступков – историк развивает идею безумия правителя, его обращения к идолопоклонству и суевериям[130]. Но более правдоподобно, что религиозная позиция Лициния к 324 году была неопределенной, как и в 313 г., и лишь тенденциозность Евсевия изображает это как возврат к язычеству.

Уточнить, какими соображениями руководствовался Лициний, меняя религиозный курс, можно лишь обратившись к изучению последовательности его действий. В изложении Сократа Схоластика антихристианские поступки Лициния носили циклический характер: «Иногда решался он наносить им вред и открыто; но то были гонения местные»[131]. Аноним Валезия отмечает только единичный факт изгнания христиан из дворца Лициния: repentina rabie suscitatus Licinius omnes Christianos palatio iussit expelli[132]. Лишь у Евсевия гонения Лициния представлены в виде ряда последовательных акций: 1) он выгнал из своего дворца всех христиан[133]; 2) после этого последовало распоряжение уволить со службы в каждом городе и лишить звания всех воинов, которые не принесут жертв демонам[134]; 3) затем объектом преследования стали епископы[135]. Четвертым этапом должно было стать «общее гонение христиан»[136], которое император, согласно Евсевию, не успел осуществить, будучи свергнут Константином в 324 году. В то же время у церковного историка отмечается и элемент постепенности в организации гонений: «Он начал мало-помалу преследовать своих благочестивых подданных…»[137].

Главной тенденцией нового курса Лициния, судя по данному источнику, было разрастание антихристианских мероприятий. Если принять на веру логику событий, данную Евсевием, то можно сделать вывод, что Лициний проводил вначале реформы дворцового управления и армии, а затем стремился ограничить власть епископов.

Важно отметить, что свидетельства христианских авторов об исключении христиан из числа придворных находят любопытное подтверждение у автора Эпитомы, который отмечает, что Лициний «решительно укрощал своеволие евнухов и других придворных служащих…»[138]. Конечно, есть вероятность, что речь идет о разных событиях и людях, но все же несомненно тяготение евнухов к христианству; следовательно, эпитоматор, скорее всего, пишет о том же, что и Евсевий с Анонимом Валезия, но под другим углом зрения. Лициний у него выступает не как гонитель верующих, а в роли усмирителя придворных, злоупотребляющих своим высоким положением.

Выяснение масштабов и степени жестокости гонений Лициния представляет большую важность для оценки содержания его религиозной политики в то время. Указания Евсевия и Анонима Валезия на изгнание всех христиан их дворца плохо согласуется с признанием скрытности, как принципа действий Лициния. Эта же двойственность относится и к репрессиям против епископов: «действовал он из страха перед Константином не в открытую, а тайком и хитро и погубил своими кознями самых знаменитых»[139].

Трудно представить, что террор против ведущих церковных деятелей мог Лицинием утаиваться. Если под «знаменитыми епископами» считать тех, кто занимал кафедры в крупных городах, то сведения Евсевия выглядят странно – из них никто не пострадал. А Вифинская церковь во главе в Евсевием Никомедийским процветала, так как последний имел полупридворный статус[140]. Константин в послании к никомедийцам упоминает о каких-то «истинных епископах»[141], ставших жертвой режима Лициния. У Феодорита назван лишь Павел Неокесарийский, у Евсевия говорится, что более всего были затронуты гонением «Амасия и другие города Понта»[142].

В агиографической литературе сохранились сведения о 40 воинах-мучениках[143] из Севастии, пострадавших в 320 году при Лицинии. Показательно, что Севастия, Амасия и Неокесария находятся сравнительно близко друг от друга, следовательно, данные Евсевия и Феодорита необходимо соотносить со свидетельством о мученичестве 40 воинов. Очевидно, что в одном из районов Малой Азии были гонения на воинов-христиан и на служителей культа: церкви либо запирались, либо разрушались. В целом создается впечатление, что

Лициний пытался репрессиями усмирить церковь Понта, которая, есть основания полагать, демонстрировала свою независимость от главы малоазийской церкви Евсевия Никомедийского. Порядок наводится с помощью военной силы, и становится понятным, что некоторые воины-христиане не захотели выступать против единоверцев, и были преданы за это казни.

Наиболее пострадавшей областью оказалась северо-восточная часть Малой Азии, возможно также потому, что там были сильны сепаратистские настроения, и местная церковь больше стремилась признать власть армянских царей, чем римского императора. В целом, масштабы гонений были ограничены, не распространяясь на всю церковную организацию.

В то же время религиозный курс Лициния, по сообщению Сократа Схоластика, вызвал недовольство Константина, и оба императора обменивались посланиями по этому вопросу. «А когда в том или другом случае поступал он (т. е. Лициний. – Б.К.) тирански, то отнюдь не укрывался от Константина, и, зная, что Константин на него досадует, прибегал к самооправданию. Прислуживаясь ему, он обольщал его притворною дружбою и многократно клялся, что не будет замышлять ничего тиранского, но клянясь, в то же время был вероломен, потому что не оставлял мысли о тиранстве и намерения преследовать христиан»[144]. Принципы отношений императорской власти и церкви в то время еще не были утверждены и не имели положительных традиций, поэтому неудивительно, что у императоров начались разногласия, причем Лициний предпринимал такие шаги, которые могли восприниматься как репрессивные или направленные на сокращение влияния церкви.

Несмотря на противопоставление христианских источников «гонителя» Лициния благочестивому Константину реальная ситуация была неоднозначной. На территории Константина было своеобразное небольшое гонение в 317 году – против донатистов (сторонников епископа Доната, отколовшегося от карфагенской церкви), причем несколько епископов были убиты, ряд других подвергся ссылке. Т. Барнес справедливо считает, что возвращение Константином донатистских ссыльных в 321 году было вызвано пропагандистскими соображениями – Константин не хотел представать гонителем перед приближающейся войной с Лицинием[145]. Это показывает, что поступки Лициния иногда совпадали с тем, что делал

Константин, но последний был гибче. Даже время проявления гонительных тенденций в обеих частях империи было одно и то же. Сведения Евсевия об ужесточении тюремного режима при Лицинии, запрете подкармливать заключенных их сторонникам[146], показывают, что действия Лициния похожи на поведение Цецилиана, карфагенского дьякона в период диоклетиановского гонения. Этот дьякон выступал против приношения пищи христианам, посаженным в тюрьму, а также против мученичества и культа святых[147]. Скорее всего Лициний хотел внутренне сплотить церковь под властью своего сторонника Евсевия Никомедийского. Кроме того император хотел пресечь христианский радикализм (мученичество).

Из конкретных мер Лициния, помимо собственно репрессий, наиболее важен запрет епископам собираться на съезды и вообще покидать пределы своего округа: «…νόμον εκπέμπει διακελευόμενον, μηδαμη μηδαμώς αλληλοις επικοινωνεΐν τούς επισκόπους, μηδ’ επιδημεΐν αυτών έξεΐναί τινι τη του πελας εκκλησία, μηδε γε συνόδους η βούλας καί διασκέψεις περί των λυσιτελών ποιεΐσθαι»[148].

Эта мера Лициния направлена на ослабление идеологической роли церкви лишением ее возможности вести дебаты о вероучении. Упрочивалось и положение Евсевия Никомедийского, занявшего свое место благодаря придворным связям и не имеющего поддержки со стороны большинства епископов. Сократ Схоластик отмечает, что Лициний «поставил закон, чтобы епископы не сближались с эллинами и чрез то не представляли повода к распространению христианства»[149]. Независимо от того, идентичен ли этот закон упомянутому Евсевием, это постановление находится в ряду действий, ограничивающих значение церковной верхушки. Лициний, очевидно, считаясь с мнением язычников, не хотел дальнейшего расширения сферы влияния христианства и предпочитал, чтобы установившееся равновесие между сторонниками Христа и Юпитера сохранялось.

Подводя итог рассмотрению религиозной политики Лициния в 317–324 годах, можно отметить, что его гонение было своеобразным, не походя на диоклетиановское. Лициний не декларировал свой новый курс в эдиктах или в других документах. «То было гонение вместе и явное и тайное: словами оно прикрывалось, а на деле становилось открытым»[150]. В целом гонение распадается на ряд отдельных мероприятий, в которых религиозный фактор не был единственным. Можно заметить в акциях Лициния против христиан и следствие недоверия к ним ввиду междоусобной войны с Константином, стремление укрепить свои позиции и положение своих ставленников внутри церкви, и желание ослабить саму церковь, как «государство в государстве». Лициний преследовал также цель укрепления дисциплины в государственных структурах, что могло затронуть особо фанатичных христиан. Какую-то роль играла языческая реакция, противодействующая успехам христианства, разворачивающаяся помимо Лициния, но влияющая на последнего. Гонение, предпринятое Лицинием, было многомерным явлением, отражающим сложность социальной-идеологической жизни того времени.

3. Вторая война с Константином

Новое столкновение между Лицинием и его западно-римским соправителем назревало, по-видимому, долго, фактически с 317 года, когда они оговорили новые условия раздела власти. Очевидно, что взаимопонимание так и не было достигнуто, отношения ухудшались из-за различий в подходах к проблемам внутренней политики, оба правителя словно обособились, и единое государство превратилось в две отдельные империи. Несомненно, Лициний часто обменивался посланиями с Константином, между ними курсировали должностные лица с поручениями, которые докладывали о происходящем в провинциях и при дворе другого императора. Однако все эти контакты не основывались на глубоком взаимном согласии. Лицинию приходилось оправдываться перед Константином за многие свои действия, например, за притеснения христиан. Западно-римский правитель, несмотря на успех в первой войне с Лицинием, вряд ли мог быть в полной мере удовлетворен, так как богатые восточные провинции с их ресурсами не перешли под его управление. Могли быть и неудобства при охране дунайской границы, поскольку часть ее контролировалась Константином, а часть Лицинием, и им приходилось согласовывать сложные вопросы приграничной политики. Константин, весьма вероятно, хотел принимать участие в церковных делах на востоке империи, а Лициний явно мешал этому. Константин был недоволен общим стилем управления Лициния, опасался интриг с его стороны и возможного нападения. В целом, количество проблем в их отношениях не уменьшалось, и даже есть основания думать, что выросло. Личностный фактор (несхожесть характеров) играл заметную роль в новом конфликте императоров, и объективно мешал выстроить слаженную внутреннюю политику в Римском государстве. Лициний, проводя чистку дворцовых структур, по-видимому, имел цель (или одну из целей) избавиться от сторонников Константина и опираться лишь на преданных ему людей. Стремился ли Лициний к новому столкновению? Может быть, и стремился, но вряд ли больше, чем его соправитель. При этом у Лициния были свои мотивы желать возобновления открытой войны – ему не было приятно стремление соправителя вмешиваться в дела управляемых им земель. К тому же сам ход событий толкал его к войне.

Одним из важных происшествий, способствующих возобновлению междоусобной войны, было вторжение готов во Фракию и Мёзию. Варвары ворвались на земли империи, причем границы по неясным причинам плохо охранялись[151].

Объектом нападения, по-видимому, стали земли, подконтрольные Лицинию, однако поражение готам нанес Константин, следовательно, войска западно-римского императора перешли на территорию его соправителя. Лициний счел этот поступок враждебным и рассердил Константина своими посланиями, то высокомерными, то умоляющими. С этого момента, если верить Анониму Валезия, оба правителя стали готовиться в новой междоусобной войне[152]. Конечно, фактическая сторона событий выглядит запутанной. Датой вторжения готов считается 323 год[153]. Но при этом трудно понять, почему Лициний не посчитал нужным давать им отпор. Возможно, он хотел заключить с ними договор, привлечь их на службу, или еще раньше готовился к противостоянию с Константином и поэтому не хотел, чтобы его легионы были ослаблены дополнительной войной с готами. Не исключено, что Лициний экономил на содержании приграничных войск, чем пользовались германцы, или планировал направить их на земли, подвластные Константину. Важно отметить, что Зосим рассказывает о войне Константина не с готами, а с сарматами (савроматами), во главе которых стоял Равсимод[154]. Император перешел Истр и воевал с варварами на их территории, взяв много пленных. Зосим и Аноним Валезия рассказывают о разных событиях. Борьба Константина с Равсимодом датируется 322 годом[155], а готская компания – уже 323 годом[156]. Западно-римский император сделал своей базой для войны с Лицинием Фессалонику, соорудив в этом городе гавань для строившегося военного флота. Зосим, в отличие от Анонима Валезия, сообщает о технических нюансах приготовлений Константина, не говоря о причинах или поводах к войне. Силы, собранные для борьбы с Лицинием, были чрезвычайно велики: сухопутная армия – 120 тысяч пехоты, 10 тысяч конницы и моряков, флот – 200 военных судов[157].

Лициний начал свои приготовления после того, как узнал о подготовке войны Константином. Зосим исчисляет флот Лициния в 350 судов, собранных из Египта, Финикии, Малой Азии, Кипра. Сухопутные силы Лициния насчитывали около 150 тысяч пеших и 15 тысяч конных из Фригии и Каппадокии[158]. Флот Константина под командованием его сына Криспа сосредоточился в Пирее, а Лициния – в Геллеспонте. В целом, очевидно, что вторая война императоров в отличие от первой началась не внезапно, а после очень серьезных приготовлений. Как можно оценить силы сторон? Уже на первый взгляд (если верить приводимым Зосимом цифрам) заметно превосходство Лициния, особенно на море (350 крупных судов против 200 более мелких у Константина).

Но, скорее всего, это впечатление обманчиво. Количественный перевес далеко не всегда ведет к качественному превосходству. Войско Лициния, по-видимому, состояло в огромной массе из неопытных новобранцев, и было плохо обучено. Флот, хотя и был велик, но откуда Лициний мог взять столько подготовленных матросов и воинов, способных успешно вести морскую войну? Поэтому напрашивается мысль о том, что превосходство Лициния кажущееся, а в действительности Константин имел более крепкую армию. Лициний расположился лагерем у Адрианополя, а Константин двинулся туда же из Фессалоники. Очевидно, что стратегия Лициния была оборонительной. Император, несомненно, осознавал важное значение Византия и собирался устроить в этом городе второй рубеж обороны. Флот обеспечивал Византий с моря и мешал Константину переправиться в Малую Азию. Решающее сражение произошло 3 июля 324 года у Адрианополя, и, насколько можно делать выводы из невразумительного рассказа Зосима[159], Константин победил благодаря военной хитрости: он сделал вид, что собирается строить мост через Гебр, чем ввел Лициния в заблуждение, а сам напал внезапно, лично руководя передовым отрядом. Аноним Валезия лишь отметил, что войско Лициния было в замешательстве и действовало беспорядочно (confusum et sine ordine agentem)[160], однако, несмотря на это, сам Константин получил ранение в бедро. Внезапность атаки оказалась решающей – лагерь Лициния был захвачен, около 30 тысяч его солдат полегло, многие сдались в плен Константину[161].

Несмотря на первую неудачу, Лициний еще не чувствовал себя побежденным, поскольку в Византии у него было множество воинов, даже больше, чем могло там поместиться, и сам город располагал, судя по всему, мощными укреплениями. Решающее значение приобретала морская война в Геллеспонте, и в ней флот Лициния во главе с Абантом не преуспел, потеряв 130 судов и 5000 человек[162]. Установившаяся плохая погода оказалась для Абанта фактором, способствующим его поражению, особенно повредил флоту Лициния южный ветер, из-за которого многие корабли разбились о скалы, были выброшены на берег или утонули вместе с экипажами. Эта тяжелая неудача заставила Лициния покинуть Византий, уже активно осаждаемый Константином с суши. Оборонять город в случае его блокады и с моря было нереально. Лициний перебрался в Халкедон с наиболее надежной частью своей армии. Здесь император поделил свои силы на две части: одну из них он передал Мартиниану, своему магистру оффиций, провозглашенному Цезарем. Лициний считал, что можно помешать Константину высадиться на побережье Малой Азии. Но Константин спешно соорудил небольшие суда для переброски войск, высадился в 200 стадиях от Халкедона и сумел разгромить Лициния так, что из 130 тысяч воинов будто бы лишь 30 тысяч спаслось[163]. После этого жители Византия и Халкедона открыли ворота Константину, а Лициний бежал в Никомедию. Аноним Валезия указывает, что битва была у Хрисополя, Лициний воевал преимущественно (maxime) при помощи готов, которых привел царевич Алика, потери лицинианцев составили 25 000 человек[164]. Цифры потерь, называемые Анонимом, внушают больше доверия, чем сведения Зосима. Что касается участия готов в войне на данном этапе, то можно лишь отметить, что они, вероятно, не участвовали в битве у Адрианополя и обороне Византия; либо они прибыли лишь незадолго до переправы Константина в Малую Азию, либо Лициний изначально держал их в резерве. Несмотря на содействие варваров, поражение Лициния уже стало несомненным. Значительная часть его людей сдалась в плен Константину; удерживать Никомедию, осажденную врагами, Лициний справедливо счел бессмысленным делом. Он начал переговоры и при посредничестве жены добился от Константина обещания сохранить жизнь не только себе, но и Мартиниану. После этого Лициний официально сложил с себя императорские знаки отличия и был встречен Константином учтиво (он пригласил Лициния на пир)[165].

Причины поражения Лициния во второй войне с Константином следует искать главным образом в сфере стратегии. Лициний обладал значительными военными силами, большими, чем его соперник, но не сумел эффективно их использовать, придерживаясь чисто оборонительного образа действий. Оборона, даже достаточно надежная, редко приносит успех. Лициний, кроме того, неудачно распределил свои силы. По-видимому, он планировал дать решающую битву у Адрианополя, в случае неудачи использовать второй рубеж обороны в Византии, а третий – на побережье Малой Азии. Очевидно, что этот замысел был ошибочным. В случае поражения близ Адрианаполя и неудачи флота в Геллеспонте конечный разгром оказывался неминуемым. Гораздо разумнее было бы перевести свои основные силы в Малую Азию, удерживая в Европе лишь Византий. При этом варианте даже неудача флота не вела бы к решающему поражению. Легионы Константина, ослабленные осадой Византия, даже высадившись на малоазийском побережье, встретились бы с превосходящими силами Лициния и, возможно, исход событий не стал бы таким тяжелым для правителя восточных провинций. В целом Лициний не смог проявить крупных полководческих дарований. Организаторские способности и забота о военной дисциплине не компенсировали отсутствие стратегического чутья и кругозора, признаки которых у Лициния в первой войне 316–317 годов были заметны. Константин и Крисп, напротив, провели вторую войну смело и решительно, их стратегическое и тактическое искусство было выше, чем у Лициния. Войска Константина, по-видимому, превосходили основную массу лицинианцев в опыте, дисциплине и некоторых других показателях. Упоминания о счастье и удачливости Константина (felicitas) по существу свидетельствуют о его военном превосходстве. Лициний должен был окончательно уступить и отдать свои политические полномочия тому, кто обладал булыним величием и способностями.

Некоторые современники увидели в поражении Лициния глубокий метафизический смысл. Евсевий Кесарийский расценивал эти события как победу Добра над Злом, Бога над враждебными ему силами. Лициний предстает как тиран и орудие зла, отвергающий Бога, а Константин, как человек, находящийся под особым Божьим покровительством. Легкость победы Константина связана с тем, что ему помогало Провидение, желающее укрепить благочестие и святость в империи, создать новое государство на принципах союза государства и церкви. Подобная трактовка и такой образ Лициния для церковной историографии стали привычными. Этот взгляд отражает тот объективный факт, что именно Константин наиболее ясно выразил в то время идею сближения светской власти с христианами, а Лициний оставался препятствием на его пути. Окончательное торжество новой христианской империи стало возможным лишь благодаря разгрому Лициния в 324 году. Поэтому христиане расценили произошедшее как акт осуществления Провиденциального замысла.

Когда Лициний капитулировал в Никомедии, участь его практически была решена, несмотря на внешне благожелательное отношение Константина. Сократ Схоластик пишет[166], что победитель вовсе не хотел смерти проигравшего соправителя. Однако вряд ли Константин искренне и всерьез мог дать клятву сохранить Лицинию жизнь, хотя впоследствии Зосим обвинял Константина в нарушении клятвы[167]. Известно, что Лициний был сослан в Фессалонику, где был убит по приказу Константина не позднее 325 года. Также казни подвергся Мартиниан, перед этим отправленный в Каппадокию, и сын поверженного правителя Лициний II. Примечательно, что Крисп, сын Константина от наложницы, сыгравший столь большую роль в разгроме Лициния, тоже был убит в 326 году. В целом, несмотря на умолчания и пробелы в источниках, становится ясным, что Константин хотел упрочить свою власть и передать ее своим законным сыновьям, а также племянникам; другие опасные конкуренты, могущие претендовать на высшее положение в государстве, ему были не нужны. Лициний настолько мешал ему за 11 лет их совместного правления, что Константин мечтал от него скорее избавиться, но не хотел слишком огорчать сестру и казнить ее мужа немедленно, прямо в Никомедии. Константин не был коварным, а просто шел вслед за обстоятельствами. Что можно выяснить из подробностей гибели Лициния? Сократ Схолатик отмечает, что Лициний после поражения не успокоился, а решил устроить заговор[168]. Он будто собрал «каких-то варваров» и «постарался отомстить за поражение», и после этого Константин велел его убить. В целом это сообщение слишком расплывчато и неясно; к тому же непонятно, почему Лициния не охраняли и разрешали собирать «варваров»[169]. Зосим об этом вообще умалчивает, зато с оттенком порицания говорит, что Константин нарушил свою клятву сохранить жизнь бывшему соправителю. Так же считает и Евтропий[170]. Аноним Валезия отмечает, что Константин опасался вторичного прихода Лициния к власти по примеру Максимиана с помощью восстания солдат. По свидетельству, сохраненному в Эпитоме[171], Лициний и Мартиниан были задушены. В целом можно выделить четыре версии интерпретации кончины Лициния:

1. Он был тираном и потому его гибель закономерна, не нуждается в дополнительных пояснениях.

2. Константин нарушил клятву и, следовательно, санкционировал убийство Лициния незаконно, не по моральным правилам.

3. Лициний был заговорщиком и поэтому его устранили.

4. Константин опасался вторичного прихода соперника к власти с помощью варваров или восставших солдат.

Если строго следовать духу и логике событий, то получается, что Константин действительно очень опасался за свою власть, не хотел новых узурпаций и потрясений, и поэтому он был заинтересован в полном исчезновении прежнего соперника. Был ли заговор? Возможно, Лициний вступал в Фессалонике в контакты с военными лицами, из числа охранявших его. И это разожгло подозрения и опасения Константина. В любом случае, Константин, какими бы мотивами не руководствовался, подвел закономерную черту под закончившейся политической карьерой Лициния.

Заключение

Несомненно, что время жизни и правления Лициния совпало с началом важнейших изменений в истории мировой цивилизации. Это был перелом не только в судьбе Рима, но и всего человечества. Античная культура стала эволюционировать в средневековую. Христианство впервые обрело статус государственной религии. Сменились многие принципы устройства империи и характер императорской власти. Какова же была роль Лициния в этих процессах? Прежде всего важно отметить, что его выдвижение происходило в условиях политического кризиса (появление узурпаторов и трудноуправляемое многовластие в империи). Отсюда важнейшей стороной правления Лициния неизбежно становилась борьба за власть. Если бы он не вел дипломатическую работу с соправителями или проиграл войну с кем-либо из них, то его быстро устранили бы. Он должен был опасаться также заговоров и появления новых узурпаторов. Ему приходилось считаться со многими обстоятельствами, которые от него не зависели. Лициний обладал военными и организационными способностями, которые сначала помогли ему достичь высочайшего положения в государстве, а потом продержаться в этом качестве в течение почти 16 лет. Именно этот срок был ресурсом его прочности, больше сохранять власть он не мог, уступая во многих отношениях Константину. Лициний сумел стать заметной политической фигурой, управляя в течение ряда лет половиной империи, что никем изначально не планировалось, в том числе им самим. Зачастую ему не хватало кругозора и образованности, у него были слабые, мало заметные приближенные, но при этом он сохранял многочисленную послушную армию, главную свою опору, он старался держать в руках придворных и чиновников, и в целом укреплял свою неограниченную власть. Лучше Лициний управлял Балканами, хорошо зная изнутри этот регион. Во многом император пользовался плодами реформ Диоклетиана, избавившего преемников от некоторых хлопот административного характера.

В то же время масштабы власти, доставшейся Лицинию в 313 году, оказались для него чрезмерными. Он управлял восточными провинциями слабо, будучи далёк от греко-восточных обычаев и традиций, от городских нравов, потому он получил репутацию тирана и притеснителя. Он допускал чрезмерную жестокость, в том числе по отношению к знати и многим подданным, особенно из высших слоев, поэтому Константин импонировал им больше. Лициний поневоле во всем оценивался в сравнении с Константином, и это сравнение было не в пользу Лициния. Он должен был во многих вопросах считаться с другими императорами, а когда в 313 году его единственным соправителем стал Константин, Лицинию это стало мешать и явилось раздражающим фактором. Принято считать, что Лициний был гонителем христиан. Отчасти это так, особенно после 317 года, но надо иметь в виду, что язычники от него пострадали не меньше, а возможно, больше, чем христиане. Новый религиозный курс Константина Лициний не понял, но так или иначе он оказался вовлечен в процессы идеологической трансформации. Император должен был считаться с настроениями армии, в которой еще преобладали язычники, и с тем, что среди жителей империи христианство еще не возобладало. Сам Лициний, живя в условиях фактического двоеверия и слабо разбираясь в сложных философски-теологических вопросах, предпочитал нейтральную позицию. Однако заметно его движение к единобожию нового типа при сохранении культа Юпитера и многих прежних языческих обрядов. В целом, являясь одним из крупных деятелей переломной эпохи, Лициний руководствовался в основном своими практическими интересами, что обусловлено в том числе необходимостью вести междоусобные войны. У него было свое понимание пользы для империи, выражавшееся в охране границ, поддержании военной силы и заботе о сельском населении провинций, обеспечивающим эту силу.

Конечно, в эпоху исторического перелома от человека, особенно от правителя, требовалось большей прозорливости, широты политического мышления, нравственной интуиции. Этими качествами Лициний не обладал в отличие от Константина Великого. Но объективно, независимо от своих целей и желаний Лициний подготавливал почву для новой эпохи и новой цивилизации – христианской.

Библиография

Источники

Аммиак Марцеллип. Римская история. СПб., 1994.

Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана. М., 1992.

Евсевий Памфил. Церковная история // Богословские труды. Сб. 26. М., 1985.

Евсевий Памфил. Церковная история. М., 1993.

Евсевий Памфил. Жизнь блаженного василевса Константина. М., 1998.

Иордан. О происхождении и деяниях гетов. СПб., 1997.

Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.

Лактанций. О смертях преследователей. СПб., 1998.

Римские историки IV века (Евтропий, Секст Аврелий Виктор, Евнапий). М., 1997.

Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996.

Феодорит, еп. Кирский. Церковная история. М., 1993.

Церковные историки IV–V веков. М., 2007.

Ammianus Marcellinus. Roman history. Vol. 1–3. L., 1982–1986.

Aurelius Victor, Sextus. Liber de Caesaribus. Leipzig, 1911.

Epitome de Caesaribus. Lipsiae,1961.

Eusebius. Vita Constantini // Werke. Band. 1.1. B., 1975. S. 3-151.

Eusabius Pamphilus. The Ecclesiastical history. Vol. 1–2. L., 1980.

Eutropius. Breviarium historiae romanae. Lipsiae,1877. Iordanes. Getica// MGH. Auct. Antiquiss. B., 1882. T. V. Ps 1. P. 53–138.

Lactantius. De mortibus persecutorum. Oxford, 1984. Orosius Paulus. Historiarum adversus paganos libri VII. Vind., 1882.

Panegyriques Latins. Paris, 1949–1955. Vol. I–III. Philostorgius. Historia ecclesiastica // PG. P., 1858. T. LXV. Col. 459–638.

Philostratus Flavius. Eunapius. The lives of the sophists. L., 1968.

The Seriptores Historiae Augustae. L.; Cambridge, 1967. Socrates Scholasticus. A History of the church. L.,1844. Theodoretus. Historia ecclesiastica // PG. P., 1859.

T. LXXXII. Col. 881-1280.

Valesii Anonymus. Fragmenta historica ab Henrico et Hadriano Valesio primum edita. Citta di Castello, 1913.

Zosimus. Histoire nouvelle. T. I. Paris, 1971.

Исследования

Буданова В. П. Готы в эпоху Великого переселения народов. СПб., 1999.

Буркхардт Я. Век Константина Великого. М., 2003.

Ван Берхем Д. Римская армия в эпоху Диоклетиана и Константина. СПб., 2005.

Всемирная история. Т. II. М., 1956.

Гиббон Э. История упадка и крушения Римской империи. М., 1994.

Дилигенский Г. Г. Северная Африка в IV–V веках. М., 1961.

История Древнего Мира. Т. III. М., 1989.

История Европы. Т. I. М., 1988.

История христианской церкви (до 1054 года) / Под. ред. М. В. Бахтина. М., 2007.

Кривушин И. В. Рождение церковной историографии.

Евсевий Кесарийский. Иваново, 1995.

Лебедев А. П. Эпоха гонений на христиан. М., 1994.

Машкин Н. А. История Римской империи. М., 1949.

Маяк И. Л. Рим первых царей. М., 1983.

Ременников А. М. Борьба племен Подунавья с Римом в первой половине IV века. Казань, 1990.

Розенталь Η. Н. Религиозно-политическая идеология Зосима // Древний мир. М., 1962. С. 611–617.

Рудоквас А. Д. Вопрос о так называемых «гонениях» Лициния и политическая сторона арианского раскола // Античное общество: проблемы политической истории. СПб., 1997. С. 135–146.

Садов А. И. Лактанций. М., 1892.

Свенцицкая И. С. От общины к церкви. М., 1985.

Соколов В. С. Секст Аврелий Виктор – историограф IV в. и. э. //ВДИ. 1963. № 4. С. 215–226.

Тюленев В. М. Лактанций: христианский историк на перекрестке эпох. СПб., 2000.

Успенский Ф. 77. Миланский эдикт Константина Великого. Казань, 1913.

Шабага И. ТО. Славься, император! М., 1997.

Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. М., 1957.

Штаерман Е. М. SHA как исторический источник // ВДИ. 1957. № 1. С. 233–245.

AndreottiR. Dizionario epigrafico. IV. 1. 1959.

Andreotti R. L’imperatore Licinio nella tradizione storiografica latina // Hommages a L. Herrmann. Collection Latomus 44. Brussels, 1960. P. 105–117.

Arnaldi A. Osservazioni sul convegno di Carnuntum // Memorie dell Istituto Lombardo. 35. 1975. P. 217–238.

Barnes T. Constantine and Eusebius. L., 1981.

Barnes T. The new empire of Diocletian and Constantine. L., 1982.

Bruun P. The Constantinian Coinage of Arelate. Helsinki, 1953.

Byrckhardt J. Die zeit Constantins des grossen. Leipzig, 1898.

Chastagnol A. L’evolution politique, sociale et ёсопо-mique du monde Romain de Diocletien ä Julien: La mise en place du regime du Bas-Empire (284–363). Paris, 1982.

Clauss M. Der magister officiorum in der Spätantike (4–6 Jahrhundert). München, 1980.

Cullhed M. Conservator urbis suae. Stockholm, 1994.

Dessau H. Inscriptiones latinae selectae. Vol. 1–3. Berolini, 1954–1955.

A Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology. Vol. II. London, 1880.

Elliott T. G. Eusebian frauds in the Vita Constanti-ni//Phoenix. Vol. 65. 1991. № 2. P. 161–171.

Görres F. Kritische Untersuchungen über die liciniani-sche Christenverfolgung. Jena, 1875.

Grünewald Th. Constantinus Maximus Augustus. Stuttgart, 1990.

Jones A. H. The Later Roman Empire. Oxford, 1964. Vol. I–III.

Kolb F. Diocletian und die Erste Tetrarchie. Berlin; New York, 1987.

Leeb R. Konstantin und Christus. Berlin, 1992.

Di Maio M., Zeuge J., Bethune J. The Proelium Cibalense et Proelium Campi Ardiensis. The First Civil War of Constantine I and Licinius // Ancient World. 21. 1990. P. 67–91.

Millar F. The emperor in the Roman World. L., 1977. Montgomery H. From Friend to Foe. The portrait of Licinius in Eusebius // Symbolae Osloenses. 75. 2000. P. 130–138.

Neri V. Un miliario liciniano ad Aquileia: Ipotesi sui rapporti tra Constantino e Licinio prima del con-flitto del 314 // Rivista storica di antichita. 5. 1975. P. 79–109.

Nesselhauf H. Das Toleranzedict des Licinius // Historische Zeitschrift. Bd. 78. 1955.

Nestola P. Alle radici del Medioevo: il Bellum Cibalense.

Pre-testi, 2004 (Интернет-статья)

Pareti L. Storia di Roma e del mondo romano. Vol. VI. Torino, 1961.

Paribeni R. Storia di Roma (Da Diocletiano alia caduta dellTmpero dOccodente). Vol. VIII. Bologna, 1941. Paulys Real-Encyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. Bd. 13 (1). Stuttgart, 1926.

Picozzi V. Una campagna di Licinio contro Massenzio nel 310 non attestata delle fonti letterarie // Num. Ant. СЦ. 1976. P. 267–275.

Pohlsander Hans A. The Date of the Bellum Cibalense: A Reexamination // Ancient World. 25. 1995. P. 89–101.

Seeck O. Regesten der Kaiser und Papste für die jahre 311 bis 476 N. Chr. Stuttgart, 1919.

Seston W. Diocletien et la tetrarchie. Paris, 1946.

Van Berchem D. L’armee de Diocletien et la reforme constantinienne. Paris, 1952.

Vetters H. Dacia ripensis. Wien,1950.

Workmann B. W. Persecution in the Early Church. Oxford, 1980.

Zeiller J. Les origins chretiennes dans les provinces danubiennes de I’Empire Romain. Paris, 1918.

Список сокращении

Амм. Марц.

Аммиан Марцеллин

ВДИ

Вестник древней истории

Евнапий. Ж. ф. и с.

Евнапий. Жизни философов и софистов

Коне. Баг.

Константин Багрянородный

ПБС

Православный Богословский Словарь

Ael. Lampridius. Anton. Geliogabalus

Aelius Lampridius. Antoninus Geliogabalus

Anon. Val.

Anonymus Valesianus

Aur. Viet. De caess.

Sextus Aurelius Victor. De Caesaribus

CIL

Corpus Inscriptionum Latinarum

CTh.

Codex Theodosianus

Epit.

Epitome

Eus. HE

Eusebuis. Historia Ecclesiastica

Eus. VC.

Eusebius. Vita Constantini

Eutr.

Eutropius

Himerius Or.

Himerius. Orationes

lord. Get.

Iordanes. Getica

Lact. De m. p.

Lactantius. De mortibus persecutorum

MGH, Auct. Antiquiss.

Monumenta Germaniae Historica, Auctores Antiquissimi

Num. Ant. Cl.

Numismatica e Antichita Classiche

PG

Patrologiae cursus completus. Series graeca

SHA

Scriptores Historiae Augustae

Socr. Sch.

Socrates Scholasticus

Theod.

Theodoretus

Zosim.

Zosimus

Примечания

1

Eusebius Pamphilus. The Ecclesiastical history. Vol. 1–2. L., 1980; Евсевий Памфил. Церковная история. Μ., 1993; Богословские труды. Сб. 26. М., 1985.

(обратно)

2

Евсевий Памфил. Жизнь блаженного василевса Константина. М… 1998.

(обратно)

3

Lactantius. De mortibus persecutorum. Oxford, 1984; Лактанций. О смертях преследователей. СПб., 1998.

(обратно)

4

Kolb F. Diocletian und die Erste Tetrarchie. Berlin; New York, 1987. P. 131–139; Cullhed M. Conservator urbis suae. Stockholm, 1994. P. 19–23.

(обратно)

5

О SHA см.: Штаерман E. M. SHA как исторический источник // ВДИ. № 1. 1957. С. 233–245.

(обратно)

6

О галльских панегириках см.: Шабага И. Ю. Славься, император! М., 1997.

(обратно)

7

О нем см.: Штаермап Е. М. SHA как исторический источник // ВДИ. № 1. 1957; The Scriptores Historiae Augustae. L.; Cambridge, 1967.

(обратно)

8

Virtus Licinii – (Ael. Lampridius. Anton. Geliogabalus, XXXV, 6).

(обратно)

9

Sexti Aurelii Victoris Liber de Caesaribus. Leipzig, 1911.

(обратно)

10

Epitome de Caesaribus. Lipsiae, 1961.

(обратно)

11

Аммиан Марцеллин. Римская история. СПб., 1994

(обратно)

12

Рассказ Гимерия о философе Гермогене (Himerius. Or. XIV. 18, 28–30) привязан к правлению Лициния Ф. Милларом. (см.: Millar F. The emperor in the Roman World. 1977. P. 100–101). Гермоген состоял при дворе императора, в котором Миллар с неуверенностью видит Лициния. Это предположение кажется допустимым.

(обратно)

13

Zosimus. Histoire Nouvelle. Т. I. Paris, 1971.

(обратно)

14

Cullhed М. Op. cit. Р. 87.

(обратно)

15

Римские историки IV века. М., 1997. С. 227–294.

(обратно)

16

Anonymus Valesii. Fragmenta historica ab Henrico et Hadriano Valesio primum edita. Citta di Castello, 1913.

(обратно)

17

Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996.

(обратно)

18

Иордан. О происхождении и деяниях гетов. СПб., 1997.

(обратно)

19

Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1996.

(обратно)

20

Сапрыкин С. Ю. Эллинские города и государства Западного и Северного Причерноморья в эпоху Римской империи // История Европы. Т. I. М., 1988. С. 628.

(обратно)

21

См.: Dessau Н. Inscriptiones latinae selectae. V. 1–3. Berolini, 1954–1955; Grünewald Th. Constantinus Maximus Augustus. Stuttgart, 1990.

(обратно)

22

Гиббон 3. История упадка и крушения Римской империи. М., 1994. С. 97.

(обратно)

23

РаггЪепг R. Storia di Roma (Da Diocleziano alia caduta dell’Impero d’Occidente). Vol. VIII. Bologna, 1941. P. 78.

(обратно)

24

Burckharadt J. Die zeit Constantins des Grossen. Leipzig, 1898.

(обратно)

25

Barnes T. Constantine and Eusebius. L., 1981.

(обратно)

26

Cullhed М. Conservator urbis suae. Stockholm, 1994.

(обратно)

27

Grünewald Th. Constantinus Maximus Augustus. Stuttgart, 1990.

(обратно)

28

Neri V. Un miliario liciniano ad Aquileia: Ipotesi sui rapporti tra Constantino e Licinio prima del con-flitto del 314 // Rivista storica di antichita. 5. 1975. P. 79™ 109.

(обратно)

29

Picozzi V. Una campagna di Licinio contro Massenzio nel 310 non attestata delle fonti letterarie // Num. Ant. Cl5. 1976. P. 267–275.

(обратно)

30

Andreotti R. L’Imperatore Licinio nella tradizione storiografica Latina // Hommages a 1’Herrmann. Collection Latomus 44. Brussels, 1960. P. 105–117.

(обратно)

31

Arnaldi A. Osservazioni sul convegno di Carnuntum // Memorie del Istituto Lombardo. 35. 1975. P. 217–238.

(обратно)

32

Nestola P. Alle radici del medioevo: il Bellum Cibalense. Pre-testi. 2004 (интернет-статья).

(обратно)

33

Gorres F. Kritische Untersuchungen über die licinianische Christenverfolgung. Ein Beitrag zur Kritik der Martyreracten. Jena, 1875.

(обратно)

34

Лебедев А. П. Эпоха гонений на христиан. М., 1994.

(обратно)

35

Рудоквас А. Д. Вопрос о так называемых «гонениях» Лициния и политическая сторона арианского раскола // Античное общество: проблемы политической истории. СПБ., 1997. С. 135–146.

(обратно)

36

История христианской церкви (до 1054 года) / Под общ. ред. М.В. Бахтина. М., 2007. С. 181–182.

(обратно)

37

О принципах устройства тетрархии см.: Kolb F. Diocletian und die Erste Tetrarchie. Berlin; New York, 1987.

(обратно)

38

Обзор политической ситуации того времени см. у Л. Парети (Pareti L. Storia di Roma e del mondo romano. Torino, 1961. Vol. VI. P. 201–220). Также см.: Barnes T. Op. eit. P. 28–43.

(обратно)

39

Л. Парети считает, что Лициний родился даже раньше 250 года (Pareti L. Op. cit. Р. 207). В Paulys Real-Encyclopädie (Bd. 13(1). Р. 222) указан 250 год. В других изданиях чаще встречается эта дата, реже – 265 год.

(обратно)

40

Epit. XLI.

(обратно)

41

Eus. НЕ. X. 8, 13.

(обратно)

42

Lact. De m.p. XX. 3.

(обратно)

43

Апоп. Val. 5

(обратно)

44

Eutr. IX. 22.

(обратно)

45

Epit. XLI. 9.

(обратно)

46

Lact. De m.p. XX. 1.

(обратно)

47

Ibid. XX. 3.

(обратно)

48

Eutr. X. 4.

(обратно)

49

Lact. De m.p. XX. 1–2.

(обратно)

50

Eus. НЕ. VIII. 17.

(обратно)

51

Lact. De m.p. XLV. 2.

(обратно)

52

Eus. НЕ. IX. 8, 2–4.

(обратно)

53

Lact. De m.p. XLV. 7. Русский перевод Лактанция дается по изданию: Лактанций. О смертях преследователей. СПб., 1998.

(обратно)

54

Ibid. XLVI. 8.

(обратно)

55

Ibid. XLVII. 2.

(обратно)

56

Ibid. XLVII. 4.

(обратно)

57

Ibid. XLVI. 3–6.

(обратно)

58

Eus. НЕ. VIII. 6, 8–9. Русский перевод «Церковной истории» здесь и далее дается по изданию: Богословские труды. Вып. 26. М., 1985.

(обратно)

59

Ibid. VIII. 16, 1–2.

(обратно)

60

Ibid. IX. 1, 1–2.

(обратно)

61

См.: Жития святых. Июнь. ПБС. Т. II. М., 1992. С. 1242.

(обратно)

62

Eus. НЕ. VIII. 17.

(обратно)

63

Ibid. VIII. 17, 9-10.

(обратно)

64

Ibid. VIII. 17, 7–8.

(обратно)

65

Ibid. VIII. 17, 9-10.

(обратно)

66

Ibid. VIII. 17, 10.

(обратно)

67

Ibid. VIII. 17, 9-10.

(обратно)

68

Ibid. IX. 9, 12–13.

(обратно)

69

Ibid. IX. 9, 12.

(обратно)

70

Lact. De m. p. XLVI. 3.

(обратно)

71

Ibid. 4.

(обратно)

72

Ibid. 5.

(обратно)

73

Ibid. 7.

(обратно)

74

Текст у Евсевия – Eus. НЕ. X. 5, 2 – 15.

(обратно)

75

Eus. НЕ. X. 5, 4–5.

(обратно)

76

Ibid. 5, 8–9.

(обратно)

77

Ibid. X. 5, 6–7.

(обратно)

78

Ibid. 5, 9-10.

(обратно)

79

Ibid.

(обратно)

80

Ibid. 5, 13–14.

(обратно)

81

CIL VIII 2241; CIL VIII 210; CIL III 13734.

(обратно)

82

Eus. НЕ. X. 4, 16–17.

(обратно)

83

Ibid. IX. 2.

(обратно)

84

Ibid. IX. 11,5–6.

(обратно)

85

Ibid. X. 2, 2.

(обратно)

86

Ibid. X. 4, 1; Theod. I. 3.

(обратно)

87

Общая ситуация эпохи обрисована Т. Барнесом, см.: Barnes Т. D. Op. cit. Р. 62–67.

(обратно)

88

Di Maio М., Zeuge /., Bethune J. The Proelium Cibalense et Proelium Campi Ardiensis: The First Civil War of Constantine I and Licinius I // Ancient World 21. 1990. P. 67–91.

(обратно)

89

Seeck О. Regesten der Kaiser und Papste für die jahre 311 bis 476 N. Chr. Stuttgart, 1919.

(обратно)

90

Bruun P. The Constantinian Coinage of Arelate. Helsinki, 1953. P. 15–21; Barnes T. D. Op. eit.; Pohlsander Hans. A. The Date of the Bellum Cibalense: A Reexamination // Ancient World. 25. 1995. Р. 89 – 101.

(обратно)

91

Andreotti R. Dizionario epigrafico. IV. 1. 1959. 1001 ff. Esp. 1004.

(обратно)

92

Nestola P. Alle radici del Medioevo: il Bellum Cibalense, Pre-testi. 2004 (интернет-статья).

(обратно)

93

Цит. по: Римские историки IV века. М., 1997. С. 68.

(обратно)

94

Цит. по: Аммиан Марцеллин. Римская история. СПб., 1994. С. 70.

(обратно)

95

Цит. по: Римские историки IV века. М., 1997. С. 154.

(обратно)

96

Elliott Г. G. Eusebian frauds in the Vita Con-stantini // Phoenix. Vol. 65. 1991. № 2. P. 161–171.

(обратно)

97

Anon. Val. 5.

(обратно)

98

См. издание: Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана. М., 1992. С. 210–212.

(обратно)

99

Апоп. Val. 5.

(обратно)

100

Ibid.

(обратно)

101

Van Berchem D. Б’агшёе de Diocletien et la reforme constantinienne. Paris, 1952.

(обратно)

102

Zosim. II. 15, 1.

(обратно)

103

Цит. по: Аммиан Марцеллин. Римская история. СПб., 1994. С. 70.

(обратно)

104

Barnes Г. Op. cit. Р. 68; Millar F. The emperor in the Roman World. L., 1977. P. 52.

(обратно)

105

Eus. HE. X. 9, 3–4.

(обратно)

106

Ibid. IX. 8.

(обратно)

107

Ibid. VIII. 14, 10–11.

(обратно)

108

Epit. XLI. 8—10. Русский перевод цит. по изд.: Римские историки IV века. М., 1997.

(обратно)

109

Евсевий очень резко отзывался о приближенных Лициния (Eus. НЕ. X. 8, 13).

(обратно)

110

Eus. НЕ. IX. 4–5.

(обратно)

111

Евнапий. Ж. ф. и с. 461–462.

(обратно)

112

Там же.

(обратно)

113

Anon. Val. 5.

(обратно)

114

Eus. НЕ. X. 8, 13–14.

(обратно)

115

Евпапий. Ж. ф. и с. 467–470.

(обратно)

116

Пит, по: Barnes Т. Constantine and Eusebius. L., 1981. P. 68–69 (CTh. 9.5.1; 121.5; 8.4.3; 10.20.1; 10.7.1). Сам T. Барнес социально-экономическую сущность этих законов не рассматривает.

(обратно)

117

Eus. НЕ. X. 8, 12.

(обратно)

118

Barnes Т. Op. cit. Р. 68–70.

(обратно)

119

Ibid.

(обратно)

120

Eus. НЕ. X. 8, 12.

(обратно)

121

Barnes Т. Op. cit. Р. 69.

(обратно)

122

Ibid.

(обратно)

123

Barnes Т. Op. cit. Р. 321.

(обратно)

124

Русский перевод эдикта см. в изд.: Ван Берхем Д. Римская армия в эпоху Диоклетиана и Константина. СПб., 2005. С. 125–127.

(обратно)

125

О должности магистра оффиций см.: Clauss М. Der magister officiorum in der Spätantike (4–6. Jahrhundert). München, 1980.

(обратно)

126

Socr. Sch. I. 3.

(обратно)

127

Eus. HE. X. 8, 8.

(обратно)

128

Ibid. X. 8, 16–17.

(обратно)

129

Апоп. Val. 5. У Филосторгия (Fr. 3) рассказано об увольнении придворного нотариуса Авксентия за отказ возложить виноградную лозу к ногам статуи Диониса. Скорее всего это событие предшествовало изгнанию всех христиан из дворца.

(обратно)

130

Eus. VC. Π. 4.

(обратно)

131

Socr. Sch. I. 3.

(обратно)

132

Anon. Val. 5.

(обратно)

133

Eus. НЕ. X. 8, 10–11.

(обратно)

134

Ibid.

(обратно)

135

Eus. НЕ. X. 8, 14–15.

(обратно)

136

Ibid. X. 8, 18–19.

(обратно)

137

Eus. НЕ. X. 8, 8–9.

(обратно)

138

Epit. XLI. 10.

(обратно)

139

Eus. НЕ. X. 8, 14–15.

(обратно)

140

Theod. I. 20.

(обратно)

141

Ibid. I. 20.

(обратно)

142

Theod. I. 7; Eus. HE. X. 15–16.

(обратно)

143

См.: ПБС. T. И. M., 1992. C. 2029.

(обратно)

144

Socr. Sch. I. 3. Русский перевод цит. по изд.: Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996.

(обратно)

145

Eus. НЕ. X. 8, 11–12.

(обратно)

146

Ibid.

(обратно)

147

Дилигенский Г. Г. Северная Африка в IV–V веках. М., 1961. С. 158.

(обратно)

148

Eus. VC. I. 51. 1–2.

(обратно)

149

Socr. Sch. I. 3.

(обратно)

150

Ibid.

(обратно)

151

Апоп. Val. 5.

(обратно)

152

Ibid.

(обратно)

153

Буданова В. П. Готы в эпоху великого переселения народов. СПб., 1999. С. 139.

(обратно)

154

Zosim. И. 21, 1.

(обратно)

155

Буданова В. П. Указ. соч. С. 140.

(обратно)

156

В сочинении Константина Багрянородного «Об управлении империей» (X век), возможно, нашли смутное отражение события этого года. Он пишет, что, после прихода Константина в Византий, против него в Скифии был поднят мятеж, подавленный затем отрядом союзного Константину Херсонеса. Впрочем, это сообщение трудно с уверенностью привязать к определенной дате, можно лишь отметить, что речь здесь идет об эпизоде одной из войн Лициния с Константином, в которой Херсонес выступал на сторонне последнего (см.: Коне. Баг. Указ. соч. 53. 125–135).

(обратно)

157

Zosim. И. 22, 1.

(обратно)

158

Ibid. 22, 2.

(обратно)

159

Ibid. 22, 3–7.

(обратно)

160

Anon. Val. 5.

(обратно)

161

Zosim. II. 22, 7.

(обратно)

162

Ibid. 24, 2.

(обратно)

163

Ibid. 26, 3.

(обратно)

164

Апоп. Val. 5.

(обратно)

165

Anon. Val. 5.

(обратно)

166

Socr. Sch. I. 4.

(обратно)

167

Zosim. II. 28. 2.

(обратно)

168

Socr. Sch. I. 4.

(обратно)

169

В «Гетике» Иордана также содержатся отдаленные воспоминания о гибели Лициния, якобы от руки готов, союзников Константина (lord. Get. 111). Но это сообщение выглядит слишком туманным.

(обратно)

170

Eutr. X. 6. 1.

(обратно)

171

Epit. XLI. 7.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава первая Возвышение Лициния

  1. Ранние годы жизни. Начальный этап правления

  2. Религиозная политика Лициния. 308–316 годы

  3. Первая война с Константином

Глава вторая Лициний – правитель Восточных провинций

  1. Социально-экономическая политика Лициния

  2. Религиозная политика Лициния. 317–324 годы

  3. Вторая война с Константином

Заключение

Библиография

  Источники

  Исследования

  Список сокращении Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg