«100 великих русских путешественников»

100 великих русских путешественников (fb2) - 100 великих русских путешественников 6429K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Николаевич Непомнящий

Николай Непомнящий 100 великих русских путешественников

Во славу Отечества

Потомки до наших дней призваны хранить в памяти и сердцах имена тех землепроходцев, трудами которых прирастала земля Русская. О героических судьбах ста этих первооткрывателей рассказывает данная книга.

Они шли нехожеными тропами, пробитыми одним зверьем, пробирались через трясины, по грудь в холодной воде, замерзали в снегах Приполярья, ночевали в продуваемых злыми ветрами палатках на льдах Ледовитого океана, задыхались на горных перевалах, погибали от жажды в пустынях Востока и Африки. В поисках новых островов пересекали моря на деревянных судах, плыли по неизвестным рекам на кожаных байдарах. Одну за другой совершали «кругосветки» под парусами российских кораблей, не склоняли головы под пулями разбойников и стрелами аборигенов. Голодали, болели цингой и малярией, но упорно шли вперед, нередко простуженные и обмороженные, чтобы открыть новые страны, прирастить русскую землицу и поднять отечественный флаг над новыми проливами, островами и даже материками. Стремясь изведать новые земли, мужественные первопроходцы, как в сказке о богатырях, выбирали для себя одну из трудных дорог.

Первое направление – самое древнее. Это север, где издревле промышляли рыбу и морского зверя поморы, добираясь на деревянных кочах под парусами до открытого ими Шпицбергена, ходили в море и на лодьях, умело управляясь с тяжелыми, длинными веслами.

Второе направление – на восток – первыми освоили нижегородские ушкуйники. Сюда, в богатые золотом и пушниной земли, устремлялись ватаги казаков, открывавшие для царя новые реки, моря и даже страны. Они не только первыми ступили на берега Тихого океана, но и присоединили к России Камчатку, Чукотку, Курилы, Сахалин, пробрались на Аляску, осваивая земли Америки и заводя дружбу с индейцами и эскимосами. Российские путешественники добрались до островов Японии, а известный мореплаватель В. Головнин даже ухитрился попасть в плен к японцам, о чем написал замечательную книгу «В плену у японцев».

Наконец, по третьему направлению, покоряя горы и пустыни Азии и остального Востока, двинулись знаменитые путешественники Пржевальский, Обручев, Семенов-Тянь-Шанский, Елисеев, Козлов… Русские шли с паломничеством и на Святую землю, проникли в африканские саванны и джунгли, оставив о своих странствиях и дружбе с местными правителями прекрасные книги.

Одним из первых русских путешественников, чье имя популярно и сегодня благодаря фильму о нем и, конечно, героическому «Хожению за три моря», является без сомнения тверской купец Афанасий Никитин. Вот как оценивает его записки и само путешествие в Индию академик И.И. Срезневский: «Как ни кратки записки, оставленные Никитиным, все же и по ним можно судить о нем, как замечательном русском человеке XV в. И в них он рисуется как православный христианин, как патриот, как человек не только бывалый, но и начитанный, а вместе с тем как любознательный наблюдатель, как путешественник и писатель, очень замечательный, не хуже своих собратьев иностранных торговцев XV в. Рассказы ди Конти и отчеты Васко да Гамы лишь могут быть поставлены на один уровень с “Хожением” Никитина».

Что ни имя, запечатленное историей открытий на благо Отечества, то яркий пример выполнения высокого долга. Какими разными были они, эти удивительные люди! Выдающийся флотоводец, новатор военно-морского дела адмирал М.П. Лазарев. Адепт древней мудрости Востока, индолог Г. Лебедев. Друг диких темнокожих, имя которого носит берег Новой Гвинеи – этнограф Н.Н. Миклухо-Маклай. Выдающийся ботаник и организатор науки Н.И. Вавилов…

У каждого из героев книги своя судьба, своя цель, к которой он шел каждый собственным путем, открывая новые земли во славу Отечества.

Владимир Лебедев, Николай Непомнящий, писатели-путешественники

П.Ф. Анжу: в поисках северных островов

Имя Петра Федоровича Анжу сравнительно мало известно широким кругам читателей, хотя он наряду со многими другими русскими путешественниками и исследователями нашей Родины бесспорно заслуживает внимания и уважения.

Петр Анжу родился 15 февраля 1796 г. в городе Вышний Волочёк Тверской губернии, где его отец работал врачом. Дед Анжу переселился в Россию из Франции, спасаясь от религиозных преследований, которым подвергались протестанты. За время долгого пребывания в своем новом отечестве семья Анжу обрусела, и Петр Федорович, представитель третьего поколения, унаследовав от деда только фамилию, был вполне русским человеком.

П.Ф. Анжу

Отец Анжу хотел подготовить сына к медицинскому поприщу, но мальчик не выносил даже вида крови. В 1808 г. Анжу поступил в Морской кадетский корпус. Это определило всю его дальнейшую жизнь.

Анжу, Врангель и некоторые наиболее одаренные их товарищи по корпусу с ранних лет поставили своей целью исследование Арктики. Настойчиво стремясь к достижению этой цели, неразлучные друзья – Анжу и Врангель – упорно готовились к предстоящей многотрудной деятельности.

Мечта об экспедиции в Арктику не покидала Анжу во время учебных плаваний на судах Балтийского флота. В 1812 г. П.Ф. Анжу был произведен в гардемарины, в 1815 г. – в мичманы. Наконец, в феврале 1820 г., после производства в лейтенанты, Анжу был назначен начальником экспедиции, направлявшейся для описи северного берега Сибири, а также для нахождения неизвестной земли, видимой, как доносили ранее побывавшие в этих краях промышленники, в ясную погоду к северу от этих островов.

В экспедиции Анжу приняли участие штурманские помощники Илья Бережных и Петр Ильин, медик-хирург Алексей Фигурин, матросы Игнашов (плотник) и Воронков (слесарь).

Анжу предписывалось в зимнее время идти на нартах, а летом описные работы вести с байдар, используемых для плавания алеутами.

3 марта 1820 г. отряд Анжу выехал из Петербурга в Усть-Янск, избранный в качестве базы для экспедиции. Отсюда и название ее – Устьянская экспедиция.

К 10 октября Анжу прибыл в Усть-Янск – небольшое зимовье на восточном берегу Яны между Крестовой и Кочевой протоками, состоявшее из трех рубленых изб и двух якутских юрт.

По плану экспедиция должна была начать опись побережья от Святого Носа, расположенного на материке напротив Большого Ляховского острова. Однако этот план пришлось изменить, так как от свирепствовавшей в этой местности собачьей чумы погибло большинство собак экспедиции. Анжу вынужден был начать описные работы с островка Зимовье-Лах, лежащего в устье Лены, где признаков эпидемии чумы не было.

В начале марта 1821 г. на островок было переброшено из Усть-Янска на оленях снаряжение и продовольствие.

В 10 часов утра 16 марта отряд двинулся в путь к острову Столбовому.

18 марта отряд достиг Баркина стана – крайней северо-восточной точки усть-ленского участка берега – и 21 марта двинулся дальше, к острову Столбовому, названному так за графитовые утесы.

24 марта отряд прибыл на остров и для ночлега остановился с подветренной стороны, за торосами. Произведя описание острова, Анжу повел отряд дальше – к острову Котельному. Здесь отряд разделился: часть отряда во главе с штурманским помощником Бережных отправилась по южному и восточному берегам острова, а сам Анжу с медиком Фигуриным – по западному и северному. Встреча групп была назначена на северной оконечности острова Фаддеевского.

Достигнув 5 апреля крайнего северного пункта острова Котельного, Анжу отправился по льду на север в поисках земли. Но вскоре усилившийся ветер рассеял пар с поверхности моря, и все увидели, что никакого острова нет. Тогда Анжу повернул обратно к острову Фаддеевскому, где его уже ожидала группа Бережных.

К концу апреля запасы продовольствия стали подходить к концу. Люди были изнурены, собаки выбились из сил. Анжу решил вернуться в Усть-Янск.

Наступило лето. Анжу решил производить опись, продвигаясь по берегу на лошадях.

Результаты исследований, проведенных отрядом Анжу, достаточно убедительно говорили о том, что никаких земель вблизи Новосибирских островов нет. Однако сибирский генерал-губернатор М.М. Сперанский настаивал на дальнейших поисках.

Сам Анжу вовсе не собирался отказываться от дальнейших поисков новых земель. Зиму 1821/22 г. Анжу посвятил обработке материалов экспедиции и деятельной подготовке к новому походу.

Весной 1822 г. он вновь разделил свой отряд: штурманский помощник Ильин возглавил группу, которая должна была произвести опись берега между Яной и Оленеком, а Анжу и Бережных выехали на острова для завершения их описи и дальнейших поисков новых земель.

10 марта группа Анжу прибыла на остров Большой Ляховский и здесь разделилась на две партии. Партия, которую возглавлял сам Анжу, отправилась вдоль западного берега, а партии, предводительствуемой Бережных, предстояло описать восточный берег Большого Ляховского острова и весь Малый Ляховский остров.

К 15 марта острова были описаны, и Анжу, направив Бережных в Усть-Янск для организации подготовки к летним работам, отправился на остров Фаддеевский.

21 марта он достиг северо-западной оконечности острова, которую назвал мысом Бережных, в честь своего неутомимого и мужественного товарища.

Анжу поехал дальше на северо-восток. Через две с половиной мили путь преградил тонкий лед. Отряд пошел вдоль кромки льда на запад и вскоре обнаружил неизвестный островок, которому было дано имя медика экспедиции Фигурина. Остров был гол, неприветлив, богат плавником, гусиными и куропаточными гнездами.

4 апреля Анжу прибыл на остров Новая Сибирь. Здесь он занялся исследованием так называемых Деревянных гор и подробной описью побережья.

Деревянные горы простираются вдоль южного побережья Новой Сибири почти на три мили. Они представляют собой земляные холмы высотою до тридцати сажень, почти отвесно обрывающиеся в море. Название Деревянных гор эти холмы получили потому, что они имели горизонтальные напластования из черной смолистой древесины.

К 27 апреля отряд с неимоверными трудностями достиг берега в районе устья реки Крестовой, а еще через несколько переходов вступил в селение Походск. Здесь Анжу неожиданно встретился с Врангелем, который в это время также возвращался после обследования своего района моря. Отсюда Анжу и Врангель вместе отправились в Нижне-Колымск.

Таким образом, и на этот раз поездки по льду к северу от островов Котельный и Новая Сибирь не привели к открытию новых земель. Рассеять сомнения могло лишь плавание по открытому морю.

Но Анжу не поддержал Адмиралтейский департамент. Морской министр предписал ему кончить опись острова Бельковского и пуститься от него к западу или северо-западу, «так далеко, как корму доставать будет, дабы осмотреть и оную часть моря».

Весной 1823 г. Анжу приступил к выполнению указаний Адмиралтейств-коллегии. 10 февраля его отряд выехал из Усть-Янска и к 26 февраля добрался к Баркину стану.

Следуя далее на север то по гладкому, то по торосистому льду, отряд в восьмидесяти трех милях от берега подошел к тонкому льду и отправился вдоль его кромки на восток к островам Васильевскому и Семеновскому, которые и были описаны к 4 марта.

Любопытно, что в 1936 г. остров Васильевский, несмотря на самые тщательные поиски советского гидрографического судна «Хронометр», вообще не был обнаружен. В 1948 г. острова Семеновского также уже не существовало. Это объясняется тем, что оба острова состояли главным образом из мерзлого грунта и были разрушены водой.

Отряд Анжу вечером 9 марта достиг острова Бельковского, описав который, переехал на остров Котельный, а затем – в Усть-Янск. 28 марта описи были закончены. Окончательную обработку обобщения материалов Анжу производил в Якутске.

Огромной заслугой экспедиции Анжу было составление первой точной карты обширной территории северного побережья Сибири от Оленека до Индигирки и достоверной карты Новосибирских островов.

Анжу прожил долгую жизнь, неутомимо работая на пользу русской науки и русского флота. Участвуя в 1825 г. в так называемой «Военно-ученой экспедиции» по описи северо-восточного берега Каспийского моря и западного берега Аральского моря, он по собственной инициативе совместно с инженером путей сообщения Загоскиным и подпоручиком Дюгамелем произвел барометрическую нивелировку местности от Мертвого Култука (Каспийское море) до залива Дуананы Кулама (Аральское море).

В 1827 г., командуя артиллерией корабля «Гангут», входившего в состав Средиземноморской эскадры контр-адмирала Гейдена, Анжу участвовал в Наваринском сражении, в результате которого был уничтожен турецко-египетский флот. Во время боя Анжу был контужен в голову, но остался на своем посту. За участие в сражении он был награжден орденом Георгия 4-го класса и серебряной медалью «За Турецкую войну».

В 1836 г. П.Ф. Анжу получил чин капитана 1-го ранга, в 1844 г. был произведен в контр-адмиралы и назначен на должность командира Кронштадтского порта. В 1854 г. ему присвоили чин вице-адмирала, а в 1866 г. – чин полного адмирала.

П.Ф. Анжу неизменно пользовался авторитетом и уважением среди моряков и ученых. Морской ученый комитет избрал его своим почетным членом. До последних дней он не прекращал большой научной работы в Географическом обществе.

В.К. Арсеньев: «русский Купер»

Летом 1900 г. во Владивосток из далекого Петербурга прибыл в 1-й пехотный полк никому не известный двадцативосьмилетний поручик Владимир Арсеньев. Проделав долгий путь через всю Россию, откровенно радовался тому, что его мечта попасть на берега Великого океана наконец сбылась. Впереди ждали походы, занятия этнографией и книги, которым суждено было прославить его имя.

О том, что Владимир Клавдиевич Арсеньев родился в Петербурге – 29 августа 1872 г., – иногда просто забывают, считая его коренным дальневосточником. Действительно, сполна раскрыть свои дарования он смог только там, в уссурийской тайге, однако отправиться туда он, может быть, потому и решился, что его незаурядный характер еще прежде выдержал серьезную проверку на прочность. «Образовательный ценз» всегда тревожил Арсеньева, а двери университета так и остались для него закрытыми, поскольку его отец, Клавдий Федорович Арсеньев, внебрачный сын тверской крепостной крестьянки, принадлежал к податному сословию. Когда пришел срок отбывать воинскую повинность, он решил отдать сына в полк своекоштным вольноопределяющимся: отсюда Владимир имел право перевестись в пехотное юнкерское училище, а окончив его, мог выйти в запас и подобрать себе занятие по душе.

В сентябре 1893 г. он был командирован в Петербургское пехотное юнкерское училище. Так Арсеньев стал военным.

Учебная программа в училище не была ни обременительной, ни особенно интересной, только вот географию преподавал здесь поручик М.Е. Грум-Гржимайло, оказавший на Арсеньева в юности, может быть, решающее влияние. Человек еще молодой, он вместе со своим знаменитым братом незадолго перед тем совершил путешествия на Памир и Тянь-Шань и воистину покорил своего воспитанника рассказами о Сибири и Центральной Азии.

В юнкерском училище Арсеньев начал много и сосредоточенно читать. Круг этого чтения был разнообразен: в него вошли и «Картины природы» А. Гумбольдта, и «Фрегат “Паллада”» И. Гончарова, и, конечно же, записки Н. Пржевальского о его путешествиях – книги, надолго ставшие для Арсеньева настольными.

Приехав во Владивосток, Арсеньев, по его словам, почувствовал, будто попал на другую планету. Он словно заново рождался на свет: учился ходить – осторожно, неторопливо по таежным тропам; учился смотреть – внимательно, цепко вбирая в память каждую мелочь; учился по-новому думать.

Уже в январе 1903 г. Арсеньева назначили начальником Владивостокской крепостной конно-охотничьей команды. Такие команды представляли собой разведывательные отряды, обследовавшие край в военно-географическом отношении и собиравшие статистические данные стратегического характера.

Но в январе 1904 г. разразилась Русско-японская война, и Арсеньев на правах батальонного командира возглавил вскоре военную разведку владивостокской крепости. Судя по тому, что за период кампании Арсеньева наградили тремя орденами, воевал он смело и хорошо. А после окончания войны, в декабре 1905 г., его направили в Хабаровск, в штаб Приамурского военного округа.

В.К. Арсеньев. Фото начала XX в.

С этим переездом в жизни Арсеньева открывается, пожалуй, самая яркая страница: именно отсюда он предпринял свои длительные экспедиции в Сихотэ-Алинь, и первая из них началась уже в мае 1906 г. И вместе с тем в душе он остался натуралистом. Попав в Сихотэ-Алинь, он с наслаждением читал, как говорится, природу с листа.

Неудивительно, что дневники стали первоначальной формой духовного самовыражения. Их можно считать хроникой мыслей и переживаний Арсеньева, фиксировавшихся изо дня в день, и хроника эта, при всей пестроте бытовых заметок, натурных и портретных зарисовок, складывается в единый сюжет взаимоотношений носителя городской цивилизации с первозданной уссурийской тайгой и ее обитателями.

И еще одно обстоятельство сразу же обращает внимание уже в ранних арсеньевских дневниках – обилие этнографического материала. Причем путевой дневник 1906 г. содержит факт, значение которого трудно переоценить: в этом дневнике сообщается о первой встрече Арсеньева с Дерсу Узала. Она случилась 3 августа, когда на бивак к Арсеньеву пришел охотник-гольд, провел в отряде ночь и наутро согласился остаться у Арсеньева проводником. Вряд ли мог тогда Арсеньев предположить, во что выльется в дальнейшем эта встреча, насколько дорогим человеком окажется для него этот пожилой «инородец», что судьба навсегда свяжет их имена.

Если судить по дневникам, экспедиция 1906 г., продолжавшаяся 190 суток, обошлась без особых приключений. Сихотэ-Алинь был преодолен в девяти местах. Первый серьезный экзамен Арсеньев-путешественник выдержал с честью и в июне следующего года вновь отправился в тайгу. Экспедиция 1907 г. послужила сюжетом книги «Дерсу Узала» и описана там во всех подробностях. А самой тяжелой и героической оказалась для Арсеньева экспедиция 1908–1910 гг., она как бы обобщала все его прежние достижения и окончательно утвердила Арсеньева в звании путешественника.

Опаснейший маршрут, предельно утомительные переходы безо всяких троп, катастрофы с лодками, которые то и дело переворачивались на горных стремительных речках, проливные дожди, голодовки, грозившие смертью, – все это довелось испытать Арсеньеву и не потерять при этом самообладания и присутствия духа.

После возвращения из этой экспедиции Арсеньев поехал в Петербург и выступил там с сообщениями, которыми заинтересовались видные ученые и путешественники. За богатые коллекции, пожертвованные на Общероссийскую этнографическую выставку, Арсеньев получил тогда большую серебряную медаль, а Географическое общество наградило его за экспедиционную деятельность малой серебряной медалью.

Высочайшим повелением Арсеньев был освобожден от службы в войсках и штабах и, сохраняя воинское звание, переведен в главное управление землеустройства и земледелия. Еще раньше он был избран директором Хабаровского краеведческого музея и теперь хотел полностью посвятить себя науке.

Сразу же после экспедиции 1908–1910 гг. Арсеньев зaдумал написать труд под названием «По Уссурийскому краю».

Взволнованность, с какой Арсеньев думал об орочах, проявилась в книге «По Уссурийскому краю» и привела к созданию образа Дерсу Узала. Во второй половине 1916 г. книга была закончена. Обе книги, каждая в отдельности, были полностью подготовлены к печати в конце этого года, но увидели свет они позднее: «По Уссурийскому краю» была напечатана на средства автора во Владивостоке в 1921 г., а «Дерсу Узала» – в 1923-м, после изгнания интервентов с Дальнего Востока.

«По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» кровными узами связаны с арсеньевскими путевыми дневниками. Описания маршрутов, научные данные, этнографические наблюдения – все это, как уже отмечалось, первоначально было зафиксировано в дневниках. И столь же очевидно, что художественный смысл этих книг в значительной степени зависит от присутствия на их страницах Дерсу Узала. Появление Дерсу Узала в книгах Арсеньева не равнозначно обычному знакомству с одним из участников экспедиций, пусть и особенно самобытным; его присутствие не сводится к роли «этнографического экспоната», представляющего уссурийскую «экзотику». Дерсу Узала как человек занимает в духовном мире Арсеньева ни с кем не сравнимое место, и его рождение в качестве героя книг, возникновение его образа – результат сложной духовно-творческой эволюции писателя.

Образ Дерсу Узала вобрал в себя многолетние наблюдения Арсеньева над таежными аборигенами и как бы сконденсировал всю его любовь и безмерное уважение к этим людям.

Воссоздавая миросозерцание «лесных людей», Арсеньев не только убежденно защищал «особую таежную этику», но еще и находил в их нравственных представлениях нечто остро необходимое ему самому.

Всю жизнь Арсеньев последовательно стремился к тому, чтобы стать профессиональным ученым-этнографом, добивался научного признания своих трудов и скорее скептически относился к литературному поприщу. На склоне лет он как-то признался, что в молодости был совсем неумелым в литературном деле и никогда не думал о таком поэтическом произведении, как книга о Дерсу Узала. Когда же эта книга стала достоянием широкой публики, Арсеньева, что называется, настигла писательская судьба, и важнейшую роль сыграл здесь М. Горький.

В письме из Италии, замечая, что читал книгу «с великим наслаждением», М. Горький писал: «Не говоря о ее научной ценности, конечно, несомненной и крупной, я увлечен и очарован был ее изобразительной силою. Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера».

В это время общественная деятельность Арсеньева была весьма активной. Он много внимания уделял работе в Дальрыбе, в Хабаровском краеведческом музее. Еще в 1921 г. он был избран профессором по кафедре краеведения и этнографии во Владивостокском пединституте и периодически читал лекции в разных городах и самых различных аудиториях. В 1927 г. Арсеньев предпринял новую экспедицию в Сихотэ-Алинь и затем выпустил книгу «Сквозь тайгу».

Деятельность Арсеньева была активной и многогранной, она требовала от него полной душевной отдачи и предельного напряжения сил. В 1930 г. Арсеньев, как он сообщал М. Горькому, возглавил четыре экспедиции по обследованию таежных районов в связи с постройкой новых железнодорожных линий. В середине июля он уехал в командировку в низовья Амура, а вернувшись 26 августа во Владивосток, слег а постель с крупозным воспалением легких. Болезнь развивалась стремительно, врачебный уход, судя по всему, был недостаточным, и 4 сентября 1930 г. Арсеньев скончался.

Смерть Арсеньева оказалась для всех неожиданной. М. Горький прислал в Дальневосточный краевой научно-исследовательский институт телеграмму: «Глубоко поражен преждевременной кончиной Владимира Клавдиевича Арсеньева – талантливого человека, неутомимого исследователя Уссурийского края. Сердечно сочувствую его друзьям и сотрудникам по работе, разделяю с ними их печаль». Погребли Арсеньева не в тайге, как ему мечталось, а сперва на Эгершельде и в пятидесятых годах перенесли его прах на Морское кладбище Владивостока.

(По материалам И. Кузьмичева)

Л.К. Артамонов: стирая «белые пятна» с карты Черного континента

Если мы взглянем на карту важнейших путешествий XIX в. по Черному континенту, то найдем не менее полусотни маршрутов, пройденных нашими соотечественниками. Один из них – Леонид Артамонов.

Многие «белые пятна» Африканского континента, куда сто лет назад не ступала нога самих абиссинцев и которые были нанесены на географическую карту Л.К. Артамоновым, сегодня являются освоенными уголками мирового туризма, и прежде всего африканского сафари.

Родился Леонид Артамонов 25 февраля 1859 г. на хуторе Карпица вблизи станции Затишье в Ананьевском уезде бывшей Херсонской губернии (ныне – Одесская область).

Отец его происходил из обедневших дворян Подольской губернии. Будучи начальником пограничной почтовой станции в городке Гусятин на реке Збруч, через которую пролегал путь на Вену и Париж, он имел возможность заводить полезные знакомства с проезжавшими влиятельными лицами, что впоследствии сыграло определенную роль в устройстве детей.

В 1865 г. он получил новое назначение в Каменец-Подольский, а в 1869-м – в Гайсин. Знакомство с помощником начальника военно-учебных заведений генералом Корсаковым дало возможность устроить сына за казенный счет во Владимирскую киевскую военную гимназию, преобразованную из бывшего кадетского корпуса.

Окончив через шесть лет гимназию, Леонид поступает во второе Константиновское училище. В мае 1878 г. по собственному ходатайству молодой кадет был переведен в старший класс Михайловского артиллерийского училища, откуда в 1879 г. вышел подпоручиком.

Получить назначение в гвардию без больших связей было нереально, и Артамонов охотно поехал в 20-ю артиллерийскую бригаду во Владикавказ. Вскоре, в августе 1880 г., уже став поручиком, Леонид принимает участие в боевых действиях при штурме крепости Геок-Тепе.

Молодой офицер отлично проявил себя, и по окончании военной кампании его направили в Санкт-Петербург для поступления в Михайловскую артиллерийскую академию. Но он не прошел с первого раза конкурса и вынужденно поступил в Николаевскую инженерную академию. По ее окончании Артамонова направляют в саперные части. Там в чине штабс-капитана он служил какое-то время в Одессе и Севастополе. Его не слишком прельщала обычная строевая служба, и Леонид добивается зачисления в Академию Генерального штаба. Он заканчивает ее по первому разряду и, получив чин капитана, направляется сначала в Кавказский военный округ, а в 1890 г. – в Закаспийский, то есть в Среднюю Азию, где в полной мере проявились его дарования как военного специалиста и исследователя.

В 1882 г. Артамонов был избран действительным членом Русского географического общества за представление доклада об Ахалтекинском оазисе. Интерес к географии и географическим изысканиям у Леонида проявился еще во время его учебы в Киевской военной гимназии. И в этом было истинное призвание молодого ученого.

4 февраля 1897 г., будучи уже полковником, Артамонов был откомандирован в Главный штаб в связи с предстоящим назначением в состав чрезвычайной миссии, направляемой в Абиссинию. У России имелся свой интерес в этом районе Африки. В конце лета 1897 г. установились дипломатические отношения России с Абиссинией, и в ее столицу Аддис-Абебу направили чрезвычайную миссию, которую возглавил П.М. Власов. 19 октября 1897 г. она отбыла из Одессы. В состав миссии входил офицер лейб-гвардии гусарского полка А.К. Булатович, поступивший в подчинение Л.К. Артамонова. 9 ноября миссия прибыла в город-порт Джибути и только 4 февраля 1898 г. (более чем через год) достигла Аддис-Абебы. В пути Артамонов вел дневник, проводил разные географические наблюдения по пути следования каравана, описывал маршрут.

Артамонов прошел от берегов Красного моря на запад от Джибути до Аддис-Абебы и оттуда до Белого Нила и обратно, проделав путь более 5000 км.

Император Менелик не верил европейцам, надеясь только на русских. Поэтому П.М. Власов взял на себя ответственность, послав своих офицеров в поход с войсками абиссинцев. Главной задачей для полковника Артамонова была военно-географическая. А этот поход давал возможность европейцу впервые проникнуть в дебри Центральной Африки.

Опасное путешествие полковника из абиссинской столицы в отряд раса (военачальника) Тасамы, от него – к реке Собат, а далее – к Белому Нилу и обратно до соединения с корпусом Тасамы продолжалось четыре с половиной месяца.

Тасама, исполняя волю императора, должен был захватить все эти территории и объявить их абиссинскими. Предполагалось послать лично Артамонова в Бени-Шангул в отряд раса Маконена, ограничив его деятельность рамками чисто военной работы. В подорожных бумагах Менелика не было поставлено конкретных задач. Примерно так: показать страну, при необходимости предоставить конвой, оказывать почести и т. д. Ничего не сообщалось о роли русских и французам, состоящим при отряде Тасамы.

Поэтому поход Леонида Артамонова и маскировался под охотничью экспедицию. Осуществить такой антураж для опытного путешественника и кадрового военного особых сложностей не представило, ибо охота в те времена являлась непременной и очень важной составляющей любых географических и иных путешествий и экспедиций.

У реки Джубы он записал в один из дневников: «Горы кончились, вместе с ними кончился и лес, начиналась бесконечная зеленая степь (саванна. – Ред.). И чем дальше мы углублялись в нее, тем чаще стали видеть следы слонов. В реке… увидали крокодилов… По большей части неподвижно, будто мертвые, они лежали на прибрежном песке… Стало опасно ходить за водой. То и дело слыхали мы, что пропадали абиссинские солдаты, унесенные крокодилами в воду. В одном месте мы увидали озеро, окруженное болотом. На большом протяжении, словно корчаги, суховатые или какие-то странные сучья, торчали морды крокодилов. Стадо гиппопотамов, будто группа больших серых камней, стояло между ними. Но стрелять их не стоило, крокодилы не дали бы вытащить убитую дичь… Ночью разводили большие костры и жгли солому, опасаясь прихода слона или нападения льва».

Леонида радовало обилие дичи в гористой Мотче. Она была всюду. Но путешествие по горной местности с непроходимыми чащами протекало очень тяжело. Абиссинцы, следовавшие за ним, считали пребывание в Мотче безумием, а себя смертниками. За девять лет до посещения этих мест отрядом Артамонова по здешним местам прошел мор людей и скота. Появилось огромное количество хищников – львов, леопардов, гиен. Звери в прямом смысле «озверели» – даже днем врывались в хижины и нападали на людей. Опасности такого путешествия вызывали недовольство абиссинцев. Урядник В. Архипов вспоминал: «Кругом были степи, леса и горы. Леса с каждым переходом становились гуще, местами они так тесно обступали тропинку, что мы с трудом продирались по одному сквозь ветви… Узкая тропинка, с обеих сторон поросшая лесом, постепенно спускалась вниз. Правда, еще были подъемы, но спуски были продолжительные… Животных становилось больше и больше… ночью раздавалось грозное рычание льва».

Артамонов, преодолевая леса и горы, за 36 дней достиг Белого Нила при впадении в него широкого полноводного Собата. Произошло это 10 июня 1898 г.

Большая часть вылазок по сбору зоологического материала была проведена Артамоновым на обратном пути. Многотысячному отряду дадьязмача Маконена требовалось много продовольствия, поэтому организовывались массовые охоты на крупных представителей африканской фауны: слонов, носорогов, буйволов, всевозможных антилоп, гиппопотамов…

Основная сложность в организации охот для полковника Артамонова в период пребывания среди войск Тасамы заключалась в том, что для того чтобы обнаружить какое-либо животное, требовалось удалиться от лагеря на приличное расстояние и охотиться несколько дней. А идти приходилось спешно, преодолевая верст по 50 в день, не слезая с мулов часов по восемь. Вставали с зарей. Урядник В. Архипов писал: «Иногда мне… удавалось отойти на несколько сажен от тропинки, по которой мы ехали, подстеречь газель, дикую куру или цесарку и убить ее. На ночлег мы жарили ее и обедали ее мясом. Если же удачной охоты не было, то мы ели абиссинскую похлебку, в которую прибавляли немного мясных порошков, и пили чай».

Человек необычной храбрости, Леонид Артамонов, казалось, свыкся с опасностью, и многие его поступки вызывали откровенное восхищение у спутников. Так было и во время охоты, и во время боевых столкновений, и тогда, когда русский офицер, чтобы водрузить французский флаг на левом берегу Белого Нила со своими казаками переплыл реку, кишевшую бегемотами и крокодилами, и вернулся назад.

Полковник Л.К. Артамонов с казаками Щедровым и Архиповым по возвращении из Абиссинии. 1899 г.

А разве возможно предусмотреть все случайности в такой экспедиции? Каждый день происходило что-либо неординарное. Вот как описывает одно из происшествий сам Артамонов.

«…Шагах в трехстах от нас, в густой траве медленно перебиралось через дорогу стадо слонов голов в триста. Нам отчетливо были видны их громадные серые туши, их хоботы, приподнятые кверху, и толстые ноги, которые они едва переставляли. Громадные белые клыки, загнутые вверх, торчали изо рта, и уши, словно листья… лопуха, чуть шевелились.

Каждая пара клыков давала убившему слонов почетное право носить в ухе золотую цепочку и всюду слышать за собою исполненный глубочайшего уважения возглас: “Он убил слона!”, однако никто из этих усталых людей не осмелился выстрелить по стаду. И оно медленно проходило мимо нас в чащу мелкого кустарника и в заросли высоких трав. Последний слон прошел уже; вдруг… молодой слон выдвинулся из травы и с удивлением стал смотреть на нас. Не выдержало сердце абиссинца-охотника. Один ашкер выбежал вперед, прицелился и выстрелил. Одну секунду слон стоял, недоумевая, что ему предпринять, и вдруг с таким проворством, какого нельзя было ожидать от столь громадного животного, кинулся на абиссинца, схватил его хоботом и с размаху бросил на клыки. Все это произошло так быстро и так неожиданно, что предотвратить несчастье было невозможно. Слон же, сняв хоботом с клыков окровавленного солдата, кинул его на землю и принялся топтать ногами. Залп из ружей приветствовал его победу. Он зашатался, прыгнул раза два и тяжело повалился на землю. Затоптанный им абиссинец дергался в предсмертных судорогах… К нему подошли товарищи, оттащили в сторону и тут же принялись копать ему могилу».

Из экспедиции Леонид Артамонов привез богатейшие материалы географического, топографического, метеорологического, этнографического, астрономического, зоологического, минералогического и военно-политического характера.

Одна коллекция редчайших растений насчитывала 350 видов, насекомых более 1000 экземпляров, десятки экземпляров крупных животных. Русское географическое общество высоко оценило значение путешествия Л.К. Артамонова по Эфиопии, присудив ему в январе 1900 г. золотую медаль им. Ф.П. Литке.

Артамонов был участником Китайского похода против боксеров 1899–1901 гг. С 1900 г. – начальник штаба Южно-Маньчжурского отряда. С 1901 г. – генерал-майор, командир 2-й бригады 31-й пехотной дивизии. Участник Русско-японской войны 1904–1905 гг. Действительный член Императорского Русского географического общества с 1882 г.

После революции Л.К. Артамонов жил в Москве, работал в Моссовете, с 1927 по 1930 г. жил в Новгороде, с 1930 г. – в Ленинграде. Скончался 1 января 1932 г., похоронен на Волковском кладбище в Ленинграде.

(По материалам И. Касаткина)

В.В. Атласов: «камчатский Ермак»

«Камчатским Ермаком» назвал Атласова А.С. Пушкин, а С.П. Крашенников, известный исследователь Камчатки, «обретателем Камчатки».

О молодости будущего покорителя Камчатки известно мало. Родом Владимир Атласов был из Великого Устюга, бежал в Сибирь, и в Якутске устюжский крестьянин быстро дослужился до пятидесятника.

В 1695 г. Атласов был послан из Якутска в Анадырский острог с сотней казаков собирать ясак с местных коряков и юкагиров.

В 1696 г., будучи приказчиком Анадырского острога, он отправил на юг к приморским корякам, жившим на реке Апуке, небольшой отряд под командой якутского казака Луки Морозко. Жители этой реки, впадающей в Олюторский залив, видимо, хорошо знали о соседях с Камчатского полуострова.

Морозко, человек решительный и смелый, проник на полуостров Камчатка и дошел до реки Тигиль, сбегающей со Срединного хребта в Охотское море, где нашел первый камчадальский поселок. Вернувшись, он сообщил много интересных сведений о новой богатой земле и о населяющем ее народе. Разведчики-землепроходцы узнали от населения полуострова, что за новой открытой землей в океане есть целая гряда населенных островов (Курильские острова).

Морозко окончательно убедил Атласова в необходимости снарядить сильный отряд.

Собирался Атласов на свой страх и риск. Якутский воевода Михайла Арсеньев, предвидя несомненную опасность подобного предприятия, дал Атласову добро на словах. Денег на снаряжение воевода тоже не дал, и Атласов добывал их – где уговорами и обещаниями сторицей вернуть, а где и под кабальные записи.

В начале 1697 г. в зимний поход на Камчатку выступил на оленях сам Владимир Атласов с отрядом в 125 человек, наполовину русских, наполовину юкагиров.

Две с половиной недели отряд шел на оленях до коряков, живущих в Пенжинской губе. Собирая с них ясак красными лисицами, Атласов знакомился с бытом и жизнью населения, которое описывал так: «пустобородые, лицом русаковатые, ростом средние». Впоследствии он дал сведения об оружии, жилищах, пище, обуви, одежде и промыслах коряков.

Атласов прошел по восточному берегу Пенжинской губы и повернул на восток «через высокую гору» (южная часть Корякского нагорья), к устью одной из рек, впадающих в Олюторский залив Берингова моря, где «ласкою и приветом» обложил ясаком олюторских коряков и привел их под «высоку цареву руку».

Здесь отряд разделился на две партии: Лука Морозко да «30 человек служилых людей да 30 юкагирей» пошли на юг вдоль восточного берега Камчатки, Атласов с другой половиной вернулся к Охотскому морю и двинулся вдоль западного берега полуострова.

Поначалу все шло хорошо – спокойно и мирно, но в одном поселении коряки воспротивились платить ясак, подступили с разных сторон, угрожая оружием. Юкагиры, почувствовав опасную силу, предали казаков и, объединившись с коряками, внезапно напали на отряд. В яростной схватке трое казаков погибло, пятнадцать получили ранения, сам Атласов был многократно ранен.

Отряд, выбрав удобное место, сел в «осад». Атласов послал верного юкагира известить Морозко о случившемся. «И те служилые люди к нам пришли и из осады выручили», – сообщает он о приходе Морозко, который, получив известие, прервал свой поход и поспешил на выручку товарищей.

Соединенный отряд пошел вверх по реке Тигиль до Срединного хребта, перевалил его и проник на реку Камчатку в районе Ключевской сопки. При выходе на реку Камчатку, в устье реки Кануч, в память выхода отряд поставил крест. Этот крест на устье реки Крестовки, как стала впоследствии называться река Кануч, через 40 лет видел исследователь Камчатки Степан Петрович Крашенинников. Он же занес в дневник надпись на кресте: «7205 году, июля 18 дня поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарыщи 65 человек». Это было в 1697 г.

По сообщению Атласова, камчадалы, с которыми он здесь впервые встретился, «одежду носят соболью, и лисью, и оленью, а пушат то платье собаками. А юрты у них зимние земляные, а летние на столбах вышиною от земли сажени по три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лестницам. И юрты от юрт поблизку, а в одном месте юрт ста [сотни] по два и по три и по четыре. А питаются рыбою и зверем; а едят рыбу сырую, мерзлую. А в зиму рыбу запасают сырую: кладут в ямы и засыпают землею, и та рыба изноет. И тое рыбу вынимая, кладут в колоды, наливают водою, и разжегши каменья, кладут в те колоды и воду нагревают, и ту рыбу с той водой размешивают, и пьют. А от тое рыбы исходит смрадный дух… А ружья у них – луки усовые китовые, стрелы каменные и костяные, а железа у них не родится».

Люди Атласова и камчадалы сели в струги и поплыли вниз по Камчатке, долина которой была тогда густо населена: «А как плыли по Камчатке – по обе стороны реки иноземцев гораздо много, посады великие». Через три дня союзники подошли к острогам камчадалов, отказавшихся платить ясак: там стояло более 400 юрт. «И он-де Володимер с служилыми людьми их, камчадалов, громили и небольших людей побили и посады их выжгли».

Собрав сведения о низовьях реки Камчатки, Атласов повернул обратно. За перевалом через Срединный хребет он начал преследовать оленных коряков, которые угнали его оленей, и застиг их у самого Охотского моря.

По западному побережью Камчатки Атласов прошел до реки Ичи и здесь построил острожек. От камчадалов он узнал, что на реке Нане есть пленник, и велел привезти его к себе. Этот пленник, как выяснилось позже, оказался японцем по имени Денбей из города Осаки, попавшим после кораблекрушения на Камчатку.

Атласову удалось найти с ним общий язык. Он разузнал и подробнейшим образом записал множество интересных и чрезвычайно важных для Российского государства сведений.

Петр I, узнав от Атласова о Денбее, дал личное указание быстрее доставить японца в Москву. Через Сибирский приказ была послана в Якутск «наказная память» – инструкция служилым людям, сопровождающим Денбея. Прибывший в конце декабря 1701 г. «иноземец Денбей» – первый японец в Москве – 8 января 1702 г. был представлен Петру в Преображенском. Переводчиков, знавших японский язык, в Москве, конечно, не нашлось, но Денбей, живший среди служилых два года, говорил немного по-русски.

После беседы с японцем в тот же день последовал царский «именной указ», в котором говорилось: «…ево, Денбея, на Москве учить руской грамоте, где прилично, а как он рускому языку и грамоте навыкнет, и ему, Денбею, дать в научении из руских робят человека три или четыре – учить их японскому языку и грамоте… Как он рускому языку и грамоте навыкнет и руских робят своему языку и грамоте научит – и ево отпустить в Японскую землю». Ученики Денбея впоследствии участвовали в Камчатских экспедициях Беринга и Чирикова в качестве переводчиков.

От берега Ичи Атласов пошел круто на юг и вступил в землю айнов, совершенно неизвестных русским: «…на камчадалов схожи, только видом их чернее, да и бороды не меньше».

Трудно точно сказать, как далеко на юг Камчатки забрался Атласов. Сам он называет речку Бобровую, но уже в начале следующего века реки с таким названием не знал никто. Предполагают, что Атласов говорил о речке Озерной, куда нередко заходили из моря каланы – морские бобры. Но он прошел и дальше Озерной – до реки Голыгиной и в «скасках» написал, что «против нее на море как бы остров есть». Действительно, от устья этой реки хорошо виден первый остров Курильской гряды с самым высоким из всех курильских вулканов. Дальше был океан.

С наступлением теплой погоды Атласов двинул на север – обратно в Анадырь.

2 июля 1699 г. в Анадырь вернулось всего 15 казаков и 4 юкагира. Прибавление в государеву казну было не слишком большим: соболей 330, красных лисиц 191, лисиц сиводушатых 10, «да бобров морских камчадальских, каланами называемых, 10, и тех бобров никогда в вывозе к Москве не бывало», сообщил в одной из отписок якутскому воеводе анадырский приказчик Кобылев.

За пять лет (1695–1700) Атласов прошел больше одиннадцати тысяч километров.

Из Якутска Атласов отправился с докладом в Москву. По пути, в Тобольске, он показал свои материалы С.У. Ремезову, составившему с его помощью один из детальных чертежей полуострова Камчатка. В Москве Атласов прожил с конца января по февраль 1701 г. и представил ряд «скасок», полностью или частично опубликованных несколько раз. Они содержали первые сведения о рельефе и климате Камчатки, о ее флоре и фауне, о морях, омывающих полуостров, и об их ледовом режиме. В «скасках» Атласов сообщил некоторые данные о Курильских островах, довольно обстоятельные известия о Японии и краткую информацию о «Большой Земле» (Северо-Западной Америке).

«Скаски» Атласова попали в руки царю. Петр I высоко оценил добытые сведения: новые дальние земли и моря, сопредельные с ними, открывали новые дороги в восточные страны, в Америку.

В Москве Атласова назначили казачьим головой и снова послали на Камчатку.

В те времена еще несколько групп казаков и «охочих людей» проникли на Камчатку, построили там Большерецкий и Нижнекамчатский остроги и принялись грабить и убивать камчадалов.

Когда сведения о камчатских бесчинствах достигли Москвы, Атласову было поручено навести на Камчатке порядок. Ему предоставлялась полная власть над казаками. Под угрозой смертной казни ему велено действовать «против иноземцев лаской и приветом» и обид никому не чинить. Но Атласов не добрался еще и до Анадырского острога, как на него посыпались доносы: казаки жаловались на его самовластие и жестокость.

Между тем якутский воевода, сообщив в Москву о дорожных жалобах на Атласова, направил в 1709 г. на Камчатку приказчиком Петра Чирикова с отрядом в 50 человек.

Чириков с 50 казаками усмирил восточных камчадалов и снова наложил на них ясак. К осени 1710 г. из Якутска прибыл на смену Чирикову Осип Миронович Липин с отрядом в 40 человек.

В.В. Атласов

Так на Камчатке оказалось сразу три приказчика: Атласов, формально еще не отрешенный от должности, Чириков и вновь назначенный Липин. Чириков сдал Липину Верхнекамчатск, а сам в октябре поплыл на лодках со своими людьми в Нижнекамчатск, где хотел перезимовать Липин, котрый в декабре также по делам прибыл в Нижнекамчатск.

В январе 1711 г. оба возвращались в Верхнекамчатск. По дороге взбунтовавшиеся казаки убили Липина. Чирикову они дали время покаяться, а сами бросились в Нижнекамчатск, чтобы убить Атласова.

По одной из версий, казаки явились к В. Атласову ночью; он наклонился к свече, чтобы прочитать принесенную ими фальшивую грамоту, и получил удар ножом в спину.

Именем Атласова названы бухта и вулкан на Курильских островах.

А.А. Баранов: правитель Русской Америки

19 августа 1790 г. галиот «Три святителя» вышел из гавани Охотска в море. Он вез в Америку нового правителя компанейских дел – Александра Андреевича Баранова. Корабль вел прославленный шелиховский мореход – Дмитрий Бочаров.

Баранов родился в 1745 г. в Каргополе бывшей Олонецкой губернии. Он вел торговлю в Москве и Петербурге и в 1780 г. приехал в Иркутск. В это время он сообщает Вольному экономическому обществу свои замечания по хозяйству в Сибири, за что избирается в 1787 г. почетным членом общества. В этом же году он знакомится с Г.И. Шелиховым. В 1790 г. торговые дела Баранова приняли невыгодный оборот. Тогда Баранов принял предложение Шелихова стать правителем дел его компании и отправился в Америку.

Баранов прибыл на Кадьяк 27 июня 1791 г. С этого времени и началась его выдающаяся деятельность в Америке.

Уже на следующее лето Баранов предпринимает свою первую большую поездку: на кожаных байдарах он обошел весь остров Кадьяк, подробно ознакомился с ним и его жителями. Кадьяк, как и все побережье Аляски, вплоть до залива Якутат населяли различные эскимосские племена.

Особенно внимательно исследовал Баранов северо-восточную часть Кадьяка. Он решил перенести центр русских поселений из гавани Трех Святителей, где обосновался семь лет назад Шелихов.

В обширном Чиниатском заливе на северо-востоке острова Баранов выбрал удобную бухту, назвал ее Павловской и на высоком каменистом ее берегу заложил крепость. Затем отправился дальше.

Все чаще на небольших полянах у самой воды появлялись селения конягов (так русские называли туземцев острова – канягмютов, представителей одного из племен южных эскимосов).

Пройдя заливы Игацкий и Килюдинский, Баранов вернулся в гавань Трех Святителей. Этот неутомимый человек не знал усталости. Уже через две недели он плыл на двух байдарах к побережью Аляски.

Прежде всего он посетил Кенайский залив, который в свое время Кук ошибочно назвал рекой.

На берегах залива Баранов открыл залежи каменного угля и железа. Используя последние летние дни, Баранов проник дальше по побережью Аляски – в залив Чугацкий. Кое-кто из промышленных предлагал вернуться обратно. Но Баранов упорно двигался дальше.

Вечером выставили часовых. Скоро все заснули. Внезапно воинственный клич разорвал тишину. Перед испуганными часовыми как из-под земли выросли толпы индейцев-тлинкитов – они неслышно подползли шагов на десять. Полусонные промышленные во главе с Барановым с ружьями выскочили из шалашей. Смертельная опасность нависла над русскими.

В этот момент Баранов вспомнил, что на берег была перенесена с байдары небольшая пушка. Двое промышленных быстро вытащили ее из шалаша. Грянул выстрел – и зияющая брешь образовалась в толпе индейцев. Вопли и крики раненых заглушили на минуту воинственный вой. Второй, третий выстрел… Индейцы начали отступать, а потом совсем скрылись в лесу. Поздно осенью Баранов вернулся на Кадьяк. Зимой он составил топографическое описание Кадьяка, Кенайского и Чугацкого заливов. Судовые журналы с подробным описанием плавания он переслал в Охотск. На следующее лето Баранов опять отправился в плаванье, держа курс на Чугацкий залив. Там он еще в прошлом году присмотрел удобную бухту, где собирался построить верфь, заложить судно и тем положить начало судостроению в Америке. Бухту назвали Воскресенской, а будущий корабль получил название «Феникс». Строительство первого корабля шло под неусыпным наблюдением Баранова.

К 1794 г. бобров в Кенайском и Чугацком заливах стало меньше, промысел оскудел. Но Баранов решил снова отправить туда своих мореходов.

Во главе большой промысловой партии стал Егор Пуртов, с ним плыли пятьсот туземцев и десять человек русских промышленников. Партия в конце апреля 1794 г. вышла в море. В начале июня достигли бухты Якутат.

Пуртов завязал дружественные отношения с туземцами. Это оказались якутатцы (одно из подразделений индейцев-тлинкитов), как называли их русские. Пуртов составил перепись индейцев, роздал им подарки и взял аманатов (заложников) в знак принятия ими русского подданства. Он сообщил в своем рапорте Баранову, что местный тойон (старейшина) прислал русским «три посоха, убранные орлиными перьями и обвешанные бобрами, по их обычаям в знак те посохи дружбы». Пуртов ответил индейцам тем же.

В Чугацком заливе Пуртов неожиданно встретился с кораблями известного английского исследователя Джорджа Ванкувера.

В августе Пуртов вернулся в Кенайский залив с огромной добычей – 2000 бобровых шкур. Он привез Баранову новые сведения о Якутате и реке Медной.

На следующий год Баранов отправился в далекое и опасное плавание. На этот раз он собственноручно правил куттером «Ольга».

Тем же летом в залив Якутат на галиоте «Три святителя» плыл знаменитый шелиховский мореход Гаврила Прибылов. Он вез туда двадцать семей русских поселенцев.

В июле 1795 г. Баранов поднял русский флаг в Якутате. Жители залива Якутат встретили Баранова дружелюбно. Он выбрал место для поселения и велел заложить крепость. Затем поплыл дальше вдоль побережья.

Пробыв несколько дней в заливе Льтуа, Баранов снова вышел в плавание. Теперь его корабль вступил в область побережья, где до него побывал Чириков еще в 1741 г.

Обогнув с севера мыс Ечкум на острове Крузова (Тлих), корабль вошел в обширный Ситхинский залив острова Ситха (этот остров впоследствии был назван именем Баранова). Пролив у мыса Ечкум Баранов назвал в честь своего корабля проливом Ольги. На берегу Ситхинского залива он нашел небольшую удобную бухту. Баранов велел установить на берегу большой деревянный крест в знак пребывания здесь русских и назвал бухту Крестовской.

В начале сентября 1795 г. «Ольга» благополучно вернулась из дальнего плавания на Кадьяк. Оно имело большое значение для дальнейшего исследования и освоения русскими североамериканского побережья. Были получены новые достоверные и многочисленные сведения об этих далеких районах, и вслед за Барановым вскоре двинулись туда отважные русские поселенцы.

Через три года после смерти Шелихова, в 1798 г., на базе созданных им компаний была организована знаменитая Российско-американская компания, первым директором которой стал зять Шелихова М.М. Булдаков. Через год компания получила монопольные права на Тихом океане и была принята под покровительство царя. Первый помощник Баранова Иван Александрович Кусков построил в Чугацком заливе на острове Нучек новую крепость, названную Константиновской.

Весной 1799 г. Баранов решил наконец заложить русское поселение на Ситхе. В далекий поход отправились под его началом три парусных судна – бриг «Екатерина», катер «Орел» и куттер «Ольга» – и пятьсот байдарок с алеутами. Только в июле, после трехмесячного тяжелого плавания, отряд достиг Ситхи.

Баранов познакомился с местными индейцами и их вождями. Старшего из них звали Скаутлельт. Баранов обратился к ним с просьбой уступить место на острове для постройки крепости.

Новую крепость, которую назвали Архангельской, решено было с согласия индейцев строить в другом месте залива. Расположились лагерем и начали строительство. Два судна, «Екатерину» и «Орел», и четыреста байдарок Баранов отправил обратно на Кадьяк.

Баранов вернулся на Кадьяк в мае 1800 г. Этот человек, казалось, не знал усталости. Каждое лето он объезжал русские поселения в Америке, руководил промыслом, вел переговоры с индейскими вождями, заботился о новых русских переселенцах из России, сурово расправлялся с изменниками и врагами.

Скоро судьба приготовила суровому правителю Русской Америки еще одно тяжелое испытание. В апреле 1802 г. Кусков отправился с партией эскимосов в 450 байдар и несколькими русскими на Ситху. У залива Акой, в 60 верстах от Якутата, где партия остановилась на отдых, индейцы встретили русских враждебно. Они избили нескольких эскимосов, а потом большой толпой, размахивая копьями, подступили к стану Кускова. Русские еле отбили нападение.

А.А. Баранов

15 июня подошли к Ледяному проливу. На островах они видели селения тлинкитов, и их всюду поразило отсутствие взрослых воинов. В одном из селений старик-индеец сказал Кускову, что воины ушли на Ситху. Встревоженный Кусков поспешил туда же. 17 июня он отправил вперед разведку, приказав плыть только ночью.

За день до появления разведчиков в Ситхинском заливе произошли страшные события. Дождавшись ухода на промысел эскимосских байдар и большинства русских, сотни тлинкитов неслышно подкрались к Архангельской крепости. Двенадцать русских во главе с Медведниковым заперлись в двухэтажном здании казармы. Индейцы беспрерывно стреляли из ружей, туча стрел висела в воздухе. Но вот рухнули двери казармы, толпы тлинкитов ринулись туда. Мужественно и до конца бились русские… Скоро последние защитники крепости были подняты на копья. Крепость ограбили и спалили дотла. Спаслись одиночки. Они и принесли Кускову горькую весть о побоище. Кусков немедленно повернул обратно. К Якутатской крепости подошли через несколько дней и убедились, что она цела. Приезд Кускова спас ее.

Баранов знал, что враждебность туземцев подогревалась иностранцами. Англичане, бостонцы (как тогда называли американцев), испанцы, французы приходили на своих кораблях в воды Русской Америки, торговали с туземцами, часто грабили их, сжигали поселения или незаконно вели промысел морских зверей в русских владениях.

Через два года, в 1804 г., к Ситхе вышел под начальством Баранова целый отряд русских парусников: «Екатерина», «Александр» и построенные за год до этого Кусковым в Якутате «Ермак» и «Ростислав», а также большой отряд союзных эскимосов и алеутов.

При хорошей погоде и попутном ветре отряд Баранова благополучно прошел Ледяной пролив и к вечеру уже был в широком и открытом проливе Хуцноу, разделяющем острова Чичагова и Хуцноу. Потом прошли пролив Чильхат и 8 сентября достигли бухты Крестовской. Здесь Баранова дожидалась красавица «Нева», участница первого русского кругосветного плавания, под командой Ю.Ф. Лисянского.

Индейцы засели в крепости из толстых лиственничных бревен и вели огонь по прибывшим. Ими руководил главный тойон Ситхи Котлеян, племянник коварного Скаутлельта. Баранов предложил индейцам сдаться, выдать пленных и заключить мир, но те отказались. Тогда русские пошли на приступ. В этом бою Баранов был ранен. Индейцы не выдержали натиска и оставили крепость. Баранов вскоре великодушно простил Котлеяна и подарил ему жезл с русским гербом, украшенный орлиными перьями.

На высокой неприступной скале, где раньше находилось селение индейцев, была заложена новая крепость, названная Ново-Архангельской. Ей суждено было вскоре стать столицей Русской Америки. Российский флаг снова гордо развевался над Ситхой. За одну зиму возникла большая Ново-Архангельская крепость. Побывавший здесь следующей весной на пути из Кадьяка в Кантон Лисянский был изумлен «удивительными плодами неустанного трудолюбия Баранова».

На корабле «Нева» в Русскую Америку были доставлены книги, картины, чертежи, карты, атласы. На Ситхе были созданы большая по тем временам библиотека в 1200 книг и интересный музей.

Даже такой тяжелый удар, как уничтожение русской крепости на Ситхе, не заставил Баранова отказаться от дальнейших плаваний и открытий. Он решил получить сведения о землях дальше по американскому побережью, за Ситхой – о солнечной Калифорнии. Баранов хотел создать там базу для снабжения суровых пространств Русской Америки хлебом и другими продуктами. Весной 1803 г. Баранов отправляет в Калифорнию 20 байдар под командой верного и смелого промышленника Швецова.

Швецов совершил далекий поход вдоль берегов Калифорнии.

Плавание Швецова утвердило Баранова в мысли о необходимости тщательного сбора сведений и о дальнейшем продвижении русских поселений на юг.

1805 г. ознаменовался важным событием. 23 мая на корабле «Мария» прибыл с Камчатки один из акционеров компании, умный и образованный вельможа, зять Шелихова Николай Резанов для обследования компанейских дел в Русской Америке. Резанов привез чин коллежского советника Баранову, Кусков был пожалован золотой медалью, Швецов и несколько других смелых мореходов – серебряными. Подвиги русских в водах Нового Света стали известны в России.

1805 г. был тяжелым годом для русских поселений в Новом Свете. Погиб корабль с продовольствием, и в Ситхе наступил голод.

Баранов принял новые меры предосторожности, но походы русских не прекратились. В феврале 1806 г. Резанов плавал на «Юноне» в испанскую миссию Сан-Франциско и привез в голодающую Ситху продукты.

Пока Резанов вел переговоры с испанцами, Баранов послал в новый поход к берегам Калифорнии отважного промышленника Сысоя Слободчикова. 50 байдар ушло на юг. Слободчиков побывал в устье реки Колумбии, потом приплыл в Калифорнию, а оттуда двинулся на шхуне «Николай» к Сандвичевым (Гавайским) островам. Он благополучно достиг владений короля Камеамеа I, давно уже прослышавшего от американских и английских мореходов о грозном правителе Русской Америки.

В гавань Ново-Архангельска часто приходили теперь суда из Кронштадта, совершавшие кругосветное плавание. Здесь бросали якорь корабли Головнина, Коцебу, Лазарева и других русских мореходов.

Баранов открыл школы на Кадьяке и Ситхе, десятки черноволосых маленьких эскимосов, индейцев и креолов обучались там письму и счету, а в «Высшей школе» на Кадьяке их обучали даже французскому языку. Библиотека Ново-Архангельска насчитывала много сотен книг, а музей повергал в изумление мореходов всех стран. Баранов, так много сил положивший на открытие и исследование этого дикого края, много потрудился и над тем, чтобы русские как следует обжили его.

Одним из последних дел Баранова была организация экспедиции по исследованию глубинных районов Аляски на северо-западе материка.

В январе 1818 г., когда Баранову шел уже 73-й год, прибывший из Петербурга капитан Гагемейстер объявил ему, что имеет полномочия принять руководство делами компании в Америке. Злые языки уверяли, что старый правитель составил себе огромное состояние в Америке. Но на себя Баранов не истратил ни одной лишней копейки. 27 ноября 1818 г. он взошел на борт «Кутузова». Но он не успел достигнуть берегов России. 10 апреля в Зондском проливе Баранов скончался. Тело его было опущено в море.

Н.А. Бегичев: полярный землепроходец

Полярный путешественник, дважды награжденный Большой золотой медалью Российской академии наук, бывший боцман знаменитой яхты «Заря» Русской полярной экспедиции Академии наук, Н. Бегичев родился в городе Царёве Астраханской губернии и был родом из волжских рыбаков.

В 1895 г. Никифор Бегичев был призван на военную службу на флот. В 1897–1900 гг. плавал на учебном парусно-паровом судне матросом и боцманом в Атлантическом океане, трижды ходил из Кронштадта к Антильским островам.

В должности боцмана участвовал в высокоширотной экспедиции Э.В. Толля на парусно-моторной шхуне «Заря» (1900–1902) по изучению Новосибирских островов. Экспедиция закончилась гибелью барона Толля и трех его спутников по санно-байдарочной партии, но Бегичев и основная часть экспедиции уцелели и вернулись на материк.

В 1903 г. Бегичев участвовал в поисках Толля. Санно-шлюпочная экспедиция под руководством лейтенанта А.В. Колчака, впоследствии адмирала, на десяти нартах и вельботе достигла острова Беннетта (один из островов Де-Лонга).

В 1904 г. участвовал в обороне Порт-Артура на миноносце «Бесшумный», был со всей командой интернирован в Циндао, куда в августе 1904 г. миноносец прорвался из японской блокады. За боевые действия был награжден Георгиевским крестом.

После войны вернулся в Царев, женился, но летом 1906 г. снова уехал жить на север, в район нижнего течения Енисея, занимался пушным промыслом, исследовал полуостров Таймыр. В 1908 г. в устье рек Хатанги и Анабара, впадающих в море Лаптевых, открыл два острова.

В апреле 1908 г. Бегичев, проверяя сведения местных жителей об острове Сизой на севере Хатангского залива, установил, что показываемый на имевшейся у него карте полуостров к северу от залива Нордвик в действительности является островом.

Заслуга Бегичева в том, что он довел до сведения научных кругов свое открытие, чем разрешил сомнение Х. Лаптева, подписавшего на своей карте «изведать надлежит» у мнимого перешейка, соединившего полуостров с берегом, и опроверг ошибочный вывод И.П. Толмачева, что показанный Лаптевым полуостров соответствует выявленному в 1905 г. полуострову Урюнг-Тумус, а остров Сизой – острову Преображения.

В 1915 г. Бегичев возглавил доставку почты и эвакуацию на оленях части моряков с барка «Эклипс», отправленного на поиски пропавших экспедиций Брусилова и Русанова, а затем с застрявших во льдах у северо-западных берегов Таймыра ледокольных пароходов гидрографической экспедиции «Таймыр» и «Вайгач».

В марте 1915 г. Бегичев выехал из села Дудинки в район селений Авар и Волочанка, где закупил 500 оленей. 27 мая он начал поход на север, проложив курс к бухте Эклипс.

10 июня, оставив лагерь в дневном переходе от реки Гусиной, Бегичев «легкой санкой» направился один к морю, чтобы точнее определить свое место. Справа он увидел большую реку (ныне река Ленивая) и спустился вдоль нее к морю.

В устье реки Ленивой взял сухого плавника и вернулся в лагерь. 12 июня весь караван направился к узкому месту реки ближе к морю, а сам Бегичев поплыл вниз по ней на каяке. Выбрал место для переправы в 10 верстах выше устья. Но Бегичев еще не был уверен, что ему надо переправляться через реку, так как неточно знал свое место.

Поэтому 14 июня он один переправился через реку Ленивую и ходил к бухте Воскресенского, где «разнесло туман, видны острова, определился, что нахожусь у мыса Прощания».

16 июня он начал переправу через реку Ленивую всех своих оленей. При этом унесло каяк, Бегичев прыгнул за ним в воду, вплавь догнал и прибуксировал к берегу. «Я дал этой реке название Лидия». После переправы караван двинулся на северо-восток вдоль берега в 10 км от моря.

21 июня, увидев мачты «Эклипса», Бетичев оставил лагерь и пошел налегке к судну. В бухте Слюдянка он увидел палатку и русских матросов – это была партия лейтенанта А. Транзе, которая вела здесь съемку берега. С ними он пришел к поисковому судну «Эклипс» и сдал почту. Через несколько дней к судну пригнали оленей. Погрузив на нарты имущество моряков и продовольствие, 2 (15) июля караван пошел на юг.

Бегичев, не доходя одного дня пути до Тареи, получил почту и предписание возвратиться к мысу Вильда. По-видимому, прежним путем Бегичев пришел 2 августа к мысу Вильда. Здесь перешел в бухту Воскресенского делать нарты для вывоза команды «Таймыра», если корабль не сойдет с мели у острова Малый. Вернувшись 17 августа к мысу Вильда, нашел письмо, оставленное Б. Вилькицким, о том, что его суда благополучно прошли на юг, а Бегичев может возвратиться в Дудинку.

В 1916 г. он поселился в Дудинке.

С 1921 г. участвовал в советско-норвежской экспедиции по поискам двух пропавших на Таймыре членов экспедиции Руаля Амундсена 1918–1920 гг. на шхуне «Мод» и обнаружил останки одного из них.

В 1921 г. по поручению Сибревкома Бегичев должен был отправиться на Диксон и, взяв там капитана зимовавшего норвежского судна «Хеймен» и переводчика, идти вдоль берега Таймыра на северо-восток для поисков следов двух норвежцев, посланных Р. Амундсеном в 1919 г., от мыса Челюскин к острову Диксон. В апреле 1921 г. Бегичев выехал из Дудинки в район Тагенаракого волока – на «Авам», где нанял у нганасан около 500 оленей.

В начале июня, остановив караван несколько восточнее мыса Полынья, Бегичев на нескольких нартах прибыл на радиостанцию Диксон. Взяв там капитана Л. Якобсена и переводчика А. Ларсена, 8 июня Бегичев вышел на восток в лагерь своего каравана. Интересно, что он проехал при этом в нескольких сотнях или даже десятках метров от занесенных снегом останков П. Тессема, где год спустя они были найдены. 12 дней (с 8 по 20 июня) караван Бегичева шел к Пясине по нынешнему берегу Петра Чичагова. В дневнике упоминаются речки Убойная и Зеледеева. 21 июня пересекли по льду Пясину в 50 км ниже впадения в нее реки Пуры. (Русские названия речкам, вероятно, дал сам Бегичев.)

Через три дня вышли к нынешней реке Гранатовой, вдоль которой спустились к морю. Прошли мимо нарт, оставленных Бегичевым в устье реки Гранатовой в 1915 г. Здесь караван стал лагерем, а Бегичев с норвежцами поехал к мысу Вильда. Там нашли записку, оставленную в ноябре 1919 г. П. Тессемом и П. Кнутсеном; 30 июня вышли всем караваном по их следам на запад вдоль берега, следуя в 5—10 км от побережья. Бегичев с норвежцами на «легкой санке» осматривал берег.

8 августа караван стал лагерем в трех километрах к юго-западу от сопки Приметной. Бегичев с норвежцами пошли к берегу моря, но не смогли перейти реку Гусиную и вернулись обратно в лагерь. Записи Бегичева за этот день подтверждают, что мысом Приметным он называл весь нынешний полуостров Михайлова. Так, он указывает его протяженность 35–40 км к западу, наличие на его северном берегу обнесенной косой лагуны (лагуна Заливная) и приметной сопки (сопка Заозерная), а также двух островков. За них он принял увиденные издали острова Скотт-Гансена, из которых два были наиболее приметными. От устья реки Гусиной они кажутся лежащими близ оконечности мыса Приметного.

9 августа караван переправился через реку Гусиную и, пройдя на юго-запад 14 км, стал лагерем. На следующий день норвежцы пошли осматривать берег мыса Приметного, т. е. южный берег полуострова Михайлова, а Бегичев один пошел на юг.

Обойдя глубокую бухту, он вышел на мыс «земляной, высокий». Под этим мысом Бегичев подразумевал узкий полуостров, отгораживающий лагуну в восточной вершине бухты Михайлова.

На галечной косе, которой заканчивался узкий полуостров, он нашел остатки большого костра и следы стоянки людей. На следующий день он привел на косу норвежцев, с которыми похоронили останки, как они думали, Тессема или Кнутсена, и поставили крест с надписью на цинковой пластине, рядом с которым Бегичев укрепил столб со своей надписью. В 1974 г. этот столб с надписью «Н.Б. 1921» нашли здесь участники спортивной экспедиции известного полярника Д. Шпаро газеты «Комсомольская правда». Место столба указал географ А.В. Шумилов, изучивший дневники Бегичева за 1921 г.

Н.А. Бегичев

Летом 1922 г. Бегичев принял участие в экспедиции геолога Н.Н. Урванцева, которая на шлюпке спустилась с геологической съемкой по реке Пясине с верховьев до устья и совершила морской поход вдоль берега от устья Пясины до устья Енисея. Участвуя в этой экспедиции, Бегичев обнаружил брошенные П. Тессемом почту и предметы снаряжения в 2 км восточнее устья речки Зедедеева; нашел доску с надписью штурмана Ф.А. Минина, установленную в 1740 г. на нынешнем мысе Полынья, а также останки П. Тессема на восточном берегу гавани Диксон.

Весной 1926 г. Бегичев во главе артели охотников ушел в тундру. Долго от группы не было никаких известий, и только летом 1927 г. вернувшиеся охотники рассказали, что он умер от цинги на зимовке у реки Пясины.

В 1964 г. в поселке Диксон сооружен памятник Бегичеву, под которым перезахоронили его останки. Именем Бегичева названы острова Большой и Малый Бегичев в юго-западной части моря Лаптевых, гряда Бегичева, пролегающая от устья реки Пясина на северо-восток до верховьев реки Тарея, улицы в Москве, Астрахани, Волгограде, Новосибирске, Норильске, Дудинке и на его родине, в г. Царёве.

Ф.Ф. Беллинсгаузен: вперед, к Антарктиде!

Известный океанолог С.О. Макаров, перечисляя имена наиболее выдающихся русских мореплавателей, в чьих трудах грядущие поколения моряков «найдут пример служения науке», в числе восьми «незабвенных исследователей» назвал и Беллинсгаузена (1778–1852).

Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен родился 9 (20) сентября 1778 г. на острове Эзель близ города Аренсбурга (ныне остров Сааремаа, Эстония). Мальчик полюбил море, флотскую жизнь и мечтал стать моряком. Мечте суждено было сбыться: Беллинсгаузен стал кадетом Морского корпуса, находившегося в Кронштадте. С этого времени началась его блестящая и многотрудная морская деятельность. Свою любовь к морскому делу он не раз выражал в словах: «Я родился среди моря; как рыба не может жить без воды, так и я не могу жить без моря».

В 1795 г. Беллинсгаузена произвели в гардемарины, а в 1797 г. он был выпущен из корпуса с присвоением ему первого офицерского чина мичмана. Еще в бытность свою в корпусе Беллинсгаузен плавал к берегам Англии.

До 1803 г. он успешно нес флотскую службу на судах в Балтийском море. В 1803 г. русское правительство организовало первую кругосветную экспедицию на корабле «Надежда» под командованием И.Ф. Крузенштерна, и Беллинсгаузен, обративший на себя внимание командующего флотом вице-адмирала Н.В. Ханыкова, был рекомендован им в это трудное плавание.

Из кругосветного плавания Беллинсгаузен возвратился в 1806 г. в чине капитан-лейтенанта и в течение последующих 13 лет служил на различных фрегатах на Балтийском и Черном морях. Во время службы на Черном море он много внимания уделял гидрографии, составлению и уточнению карт.

В мае 1819 г. сорокалетний капитан 2-го ранга Беллинсгаузен возглавил знаменитую экспедицию в высокие южные широты, принесшую ему и его спутникам славу открытия Антарктиды.

Еще древними географами было высказано убеждение в существовании «Южной земли» – огромного материка в Южном полушарии за пределами тропического пояса. Плаваниями португальцев Б. Диаша (1488), Васко да Гамы (1497) и Ф. Магеллана (1520) было установлено, что ни Африка, ни Америка не имеют соединения с мифическим материком, однако убеждение в его существовании в то время настолько укрепилось, что он стал изображаться почти на всех картах XVI в. Географы XVIII в. француз Ш. де Бросс и англичанин А. Дальримпль полагали, что гипотетический континент занимает все пространство от Южного полюса до умеренных и даже тропических широт, уравновешивая собою материки Северного полушария.

Именно для открытия и колонизации населенного южного материка английским Адмиралтейством была отправлена в 1772 г. в кругосветное плавание знаменитая вторая экспедиция Джеймса Кука. И именно Кук первым развеял многовековой миф о существовании легендарного континента.

Инициатива организации новых изысканий в Антарктиде принадлежит русским мореплавателям, прежде всего И.Ф. Крузенштерну, Г.А. Сарычеву, О.Е. Коцебу.

12 апреля 1819 г. Крузенштерн представил морскому министру обширную записку с обоснованием необходимости снаряжения экспедиций к Северному и Южному полюсам.

Проект новых экспедиций был поддержан правительством, и сразу же началась их подготовка. Для путешествия к Южному полюсу были предназначены два строившихся шлюпа, получивших названия «Восток» и «Мирный». Руководство экспедицией и командование «Востоком» было поручено Ф.Ф. Беллинсгаузену, а командиром «Мирного» был назначен 30-летний лейтенант М.П. Лазарев. Крузенштерн, рекомендуя Беллинсгаузена начальником экспедиции, писал: «Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех оных, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном».

Инструкцией морского министра И.И. де Траверсе Беллинсгаузену предписывалось после осмотра острова Южная Георгия и прохода восточнее Земли Сандвича спуститься к югу и «продолжать свои изыскания до отдаленнейшей широты, какой только он может достигнуть».

15 июля 1819 г. экспедиция Беллинсгаузена – Лазарева покинула Кронштадский порт. В состав экспедиции входили астроном И.М. Симонов и художник П.Н. Михайлов.

В декабре 1819 г. экспедиция описала южный берег Южной Георгии, а в начале января 1820 г. открыла группу островов, названных островами де Траверсе. Подойдя через семь дней к Земле Сандвича, экспедиция обнаружила, что «Земля» не представляет собой единого острова, а состоит из нескольких островов. От этих островов, названных Беллинсгаузеном Южными Сандвичевыми, экспедиция направилась к югу и, преодолевая ледовые преграды, 27 января 1820 г. у берега Земли Принцессы Марты оказалась всего в 20 милях от материка Антарктиды. Беллинсгаузен записал в этот день, что были встречены льды, представлявшиеся «сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков», а на навигационной карте отметил: «Увидели сплошной лед». Лазарев, подошедший примерно к тому же месту несколькими часами позже, писал: «16-го января достигли мы широты 69°23′, где встретили матерый лед чрезвычайной высоты».

Таким образом, взору отважных русских моряков впервые открылась шестая часть света, загадочная Антарктида! Известный английский мореплаватель Джеймс Росс писал об этом событии в 1847 г.: «Открытие наиболее южного из известных материков было доблестно завоевано бесстрашным Беллинсгаузеном».

Ф.Ф. Беллинсгаузен. С портрета XIX в.

1 февраля экспедиция приблизилась к ледяному материку на расстояние около 30 миль. На 3-м листе навигационной карты показан ледяной берег, к которому экспедиция снова близко подходила 17 и 18 февраля 1820 г.

При дальнейшем плавании с заходом дважды в порт Джексон экспедиция открыла в Тихом океане ряд островов. В январе 1821 г., обходя ледяной материк с тихоокеанской стороны, экспедиция достигла наиболее южной точки своего плавания и открыла остров, названный именем Петра I, и побережье, названное Берегом Александра I.

За 751 день плавания, из них 122 дня южнее параллели 60°, «Восток» и «Мирный» прошли 92 256 км. Огромной заслугой экспедиции Беллинсгаузена – Лазарева, наряду с открытием Антарктиды, явилось первое описание значительных океанических областей, прилегающих к ледяному континенту. Экспедиция провела ценные океанологические и другие научные наблюдения.

Беллинсгаузеном сделана первая попытка описания и классификации льдов Антарктики. Ему принадлежит правильное указание на то, что Канарское течение является ветвью Флоридского. Он дал объяснение происхождения коралловых островов.

Природа Антарктиды, исследование которой является ныне примером успешного научного сотрудничества многих стран, становится все более и более известной, и первая строка в истории ее изучения написана почти 160 лет назад Беллинсгаузеном и его спутниками.

Беллинсгаузен был подлинно скромен. Многие вновь открытые острова были им названы именами его спутников, но его собственное имя нигде на карте не появилось: лишь впоследствии в его честь были названы море и остров.

Присутствие духа «в огне против неприятеля» было проявлено Беллинсгаузеном в последующем периоде его жизни, когда он, имея с 1828 г. адмиральское звание, служил на командных должностях на Средиземном, Черном и Балтийском морях и, в частности, проявил храбрость в осаде и взятии крепости Варны, находившейся в руках турок.

С 1839 г. до конца жизни Беллинсгаузен занимал высший пост в Балтийском флоте – был военным губернатором Кронштадта.

(По материалам И. Федосеева)

В. Беринг: «русский Колумб»

Подвиг Беринга можно сравнить с делами Колумба, а самого Беринга и его сподвижников можно назвать русскими колумбами. Действительно, их открытия, прохождение проливом между Азией и Америкой, открытие северо-запада Северной Америки и пути из Камчатки в Японию, изучение и картографирование побережья Северного Ледовитого океана и внутренних районов Сибири и Дальнего Востока явились выдающимися событиями в истории географических открытий Земли.

Витус Беринг родился в 1781 г. в датском городе Херсенсе в семье таможенника. После школы он поступил в морской кадетский корпус и посвятил себя морскому делу. Он плавал по Балтийскому морю и Атлантическому океану. В 1703 г. он совершает первое плавание в Ост-Индию и становится достаточно искусным моряком.

В числе европейских моряков, проявивших себя на флоте, он был приглашен по поручению Петра I для службы в Россию. В 1705 г. В. Беринг принял участие в строительстве крепости Кронштадт, командуя судном, перевозившим лесоматериалы. Через пять лет он, уже в чине капитана-поручика, плавает на дозорном судне вдоль берегов Финского залива, в 1711 г. принимает участие в военных действиях против Турции, в 1719 г. – против шведов. После войны со Швецией он дослужился до капитана 2-го ранга. Затем по особому приказу Петра I произведен в капитаны 1-го ранга.

В это время русский император приступил к реализации своей давнишней мечты – расширению и укреплению владений в Сибири и на Дальнем Востоке, определению границ Российской империи на востоке и распространению связей и влияния на страны Азии и Северной Америки. К выполнению этих задач приступил Витус Беринг, поставленный во главе так называемых Первой Камчатской (1725–1730), а затем и Второй Камчатской (1733–1743) экспедиций.

Признание ему принесла деятельность руководителя этих двух крупнейших русских научных экспедиций первой половины XVIII в.

Через месяц после подписания указа о Первой камчатской экспедиции, 24 января 1725 г., первый отряд ее участников выехал из Петербурга. Нужно было пройти многие тысячи километров пути по плохим дорогам и бездорожью с тяжелым грузом снаряжения для морской экспедиции и продовольствия для всех участников. Большие затруднения возникли также при переезде морем из Охотска в Большерецк, оттуда по долине Большой Камчатки в Нижнекамчатск, а также при строительстве судов.

Переезд из Петербурга в Нижнекамчатск занял более трех лет. И только 14 июля 1728 г. «Св. Гавриил», как назвали построенное судно, направился на север для исследования побережий Тихого и Северного Ледовитого океанов, омывающих северо-восточную оконечность Азии, где, предполагалось, она близко подходила к Америке или соединялась с нею.

Экспедиция довольно быстро продвигалась в высокие широты. 31 июля во время сильного дождя вошли в залив с низменными берегами, покрытыми снегом. Он получил имя залив Креста. Двигаясь далее, экспедиция открыла бухту Провидения.

Приближались самые ответственные и решающие дни плавания. «Св. Гавриил», судя по навигационной карте, проходил пролив, отделяющий Азию от Америки. В. Беринг не стал придерживаться инструкции Петра I идти «возле земли», а пошел от Чукотского Носа в открытое море и при пасмурной погоде, не видя берега, достиг крайней точки своего плавания. Отсюда 15 августа 1728 г. по приказу В. Беринга экспедиция повернула обратно.

Решение В. Беринга о возвращении на Камчатку из плавания в Беринговом проливе и Северном Ледовитом океане было вызвано или его нерешительностью, за что его упрекали некоторые современники, или, наоборот, гениальной прозорливостью. Нельзя отрицать, что, возможно, Беринг, принимая решение о возвращении на Камчатку, спас судно и команду и таким образом сохранил результаты исследований экспедиции. На обратном пути заметили землю справа, а затем увидели и открыли о. Св. Диомида, находящийся слева по ходу судна.

Прибыли в устье реки Камчатки в начале сентября, где и зазимовали. Летом 1729 г. экспедиция обследовала прилегающие к Камчатке участки акватории Тихого океана, удаляясь от побережья на расстояние до 200 верст. 29 августа 1729 г. экспедиция прибыла в Якутск, а 1 марта 1730 г. – в Петербург.

Первую Камчатскую экспедицию В. Беринга, ее подготовку, переход от Петербурга до Камчатки и само плавание можно расценить как выдающееся научное предприятие русского народа. Она была первой.

Итоговая карта экспедиции В. Беринга была долгое время основой для составления новых, более достоверных карт. В 1745 г. результаты экспедиции В. Беринга были включены в содержание Генеральной карты России изданного Академией наук «Атласа Российского».

Первая Камчатская экспедиция имела и большое политическое значение. Она определила границы России на северо-востоке Азии, открыла глаза на возможность изучения новых, еще неизвестных науке территорий и присоединения их к русскому государству, приковала внимание к Чукотке и северной части Тихого океана, к возможности открытия с запада Северной Америки. В. Беринг был уверен в существовании пролива между Азией и Америкой и близости их друг к другу.

Наконец, было принято решение об организации Второй Камчатской, или Великой Северной экспедиции.

Вторая Камчатская экспедиция, если рассматривать ее задачи так, как они были сформулированы, должна была решить весьма обширный круг вопросов. Строго говоря, она состояла из нескольких экспедиций, в том числе – на берегах Северного Ледовитого океана, от Архангельска до Чукотки. Сам В. Беринг возглавил отряды, направлявшиеся для открытия путей в Северную Америку и Японию. Кроме того, на экспедицию возлагалось исследование побережья Охотского моря до р. Амура, а также Курильских островов.

Летом 1738 г. первый отряд экспедиции, состоявший из трех ботов – «Михаил», «Надежда» и «Гавриил» – под командованием М.П. Шпанберга, исследовал и нанес на карту острова Курильской гряды. В следующем году плавали к Земле Гамы, показанной на карте к востоку от Камчатки и не обнаруженной Шпанбергом. После того экспедиция спустилась в южные широты, к Японии, и достигла побережья о. Хондо. Судно под командованием Вальтона прошло еще далее на юг. Японцы дружелюбно встретили русских, но японские чиновники потребовали прекратить высадки русских на берег и обмен товарами. Япония в то время была закрытой страной. В результате этих походов было уточнено географическое положение Курильских островов и Японии и опровергнуто существование в Тихом океане земель Гамы, Кампании и др. Картографо-геодезические работы экспедиции были использованы вскоре при составлении генеральной карты России в изданном в 1745 г. «Атласе Российском».

Выход отрядов В. Беринга и Чирикова, являвшегося его первым помощником по руководству Второй Камчатской экспедицией, на поиски Америки задерживался. Лишь в июне 1740 г. в Охотске были закончены и спущены на воду два двухмачтовых парусных судна – «Св. Петр» и «Св. Павел», предназначенные для этого плавания. Командиром первого стал В. Беринг, второго – А.И. Чириков. Осенью корабли вышли в море и направились в Авачинскую бухту. Здесь зазимовали. В. Беринг назвал эту бухту Петропавловской. На берегу возник поселок – нынешний Петропавловск-Камчатский.

В июне 1741 г. «Св. Петр» и «Св. Павел» вышли из Авачинской бухты в открытый океан. На «Св. Петре» плыл и естествоиспытатель – адъюнкт Академии Г.В. Стеллер.

Меняя курсы маршрутов в поисках Земли Гамы и Земли Кампании, оба судна около месяца шли в полосе 45–50° с. ш. и затем, потеряв друг друга, направились на северо-восток, где подошли к берегам Северной Америки. Реальная действительность оказалась иной, и русские моряки, поистине совершив плавание в неведомое, «закрыли» выдуманные и нанесенные на карту земли и открыли новые на северо-западном побережье Северной Америки. А.И. Чириков достиг ее в ночь с 15 на 16 июня 1741 г. в районе о. Принца Уэльского, а В. Беринг увидел землю 16 июля.

20 июля 1741 г. Беринг подошел к ней на расстояние двух миль, а затем и высадился на нее. Это был остров, которому дали имя Св. Ильи (теперь Каяк).

Моряков поразило богатство и величие природы по сравнению с Камчаткой. Исследуя природные условия о. Каяк, Г.В. Стеллер дал характеристику природы и описал флору и фауну, назвав при этом более десятка видов неизвестных науке птиц и зверей. Он описал собранные в Америке 163 вида растений. Наблюдения над следами материальной жизни и быта туземцев привели Стеллера к выводу, что обитатели этих берегов Америки – одного происхождения с жителями Северо-Восточной Азии.

Плавание Чирикова после того, как корабли 20 июня 1741 г. разошлись в тумане, проходило независимо от Беринга. Геодезист А.Д. Красильников вычислил координаты открытой земли, признанной «подлинною Америкою», и нанес ее на карту. После этого «Св. Павел» пошел вдоль берега на северо-запад. Через два дня открыли остров, носящий ныне имя Чичагова. На поиск удобной для высадки бухты и для ознакомления с природными условиями страны и ее жителями Чириков послал на берег пакетбот, а затем лодку. Но никто из посланных не вернулся. Судьба 15 человек из команды Чирикова так и осталась неизвестной.

Витус Беринг

Во время обратного пути на Камчатку «Св. Павел» прошел вблизи побережья Северной Америки, где путешественники видели величественный хребет Св. Ильи. Далее шли вдоль Алеутских островов, изредка видя землю: берега островов Умнак, Адак, Агатту и др. Эти острова Чириков принимал за продолжение материка Америки. Только 8 октября 1741 г. команда Чирикова, совершенно обессиленная от бедствий плавания (цинга, нехватка пресной воды и продуктов, штормы), увидела наконец Авачинскую сопку, а 10 октября судно вошло в Петропавловскую бухту. Сам А.И. Чириков в последние дни плавания «изнемог и находился в отчаянии жизни», лейтенанты И.Л. Чихачев и М.Г. Плаутин, астроном Л. Делиль де ля Кройер и еще несколько человек из состава команды скончались. Вернулись на Камчатку только 49 человек.

Еще более тяжелые испытания выпали на долю команды «Св. Петра». На обратном пути на Камчатку В. Беринг прошел примерно по тому же пути, что и Чириков. Во время следования был открыт ряд островов Алеутской гряды. Участники экспедиции общались с населением островов. Их образ жизни, быт и занятия были описаны Г.В. Стеллером, С.Ф. Хитрово и С. Вакселем. На судне началась цинга. Оказалось столько больных, что некому было исполнять команды по управлению судном. Заболел и сам В. Беринг, передав управление кораблем С. Вакселю и Хитрово.

Положение было критическим. Судно прибило к неизвестному острову, а затем волны выбросили его на отмель. На этом острове команда «Св. Петра» вынуждена была жить девять месяцев (с ноября 1741 по август 1742 г.), терпя тяготы и болезни. После высадки на острове скончались несколько человек из состава команды и сам В. Беринг.

Остров, на который выбросило русских моряков, был назван именем Беринга, а позднее вся группа, в которую он входил, – Командорскими островами. Лишь 13 августа 1742 г. участники экспедиции смогли выйти в море на новом судне, построенном из остатков разбитого штормом «Св. Петра». Решено было взять с собой только самое необходимое. Команда верила в близость Камчатки и успех своего плавания. Направившись на запад, уже 17 августа путешественники увидели землю, а 25 вошли в Петропавловскую губу. Только через год из рапорта С. Вакселя в Петербурге узнали о плавании В. Беринга и сопровождавших его трагических событиях.

Особый интерес у Г.В. Стеллера вызвала морская корова – животное, обитавшее в прибрежных водах острова и полностью истребленное еще в XVIII в. Спутники Беринга промышляли морского бобра (калана), высоко ценившиеся меха которого привезли на Камчатку.

Так завершилась героическая эпопея двух русских морских экспедиций под руководством В. Беринга. Эти экспедиции утвердили приоритет русских исследователей на открытые и исследованные районы Северо-Восточной Азии, указали пути из Азии в Америку и из Тихого океана в Северный Ледовитый. В. Беринг и А.И. Чириков, открыв Северную Америку со стороны Сибири, дали первое научное описание природных условий ее берегов, огромных акваторий северной части Тихого океана, островов и полуостровов, заливов и проливов.

Экспедиции В. Беринга открыли реальные перспективы для дальнейших исследований русских ученых и моряков в Северной Америке, и особенно на Аляске, способствовали организации первых русских морских кругосветных путешествий, проникновению русских в Приамурье и Приморье.

Однако ни русское правительство, ни современники не восприняли по достоинству подвиг В. Беринга и его сподвижников. И лишь потомки, тщательно исследовав все события, связанные с деятельностью экспедиций, пребыванием В. Беринга на Командорских островах, оценили труды и открытия своих соотечественников.

(По материалам В. Есакова)

Н.Я. Бичурин: «Следопыт Востока»

Один из первых крупнейших русских китаеведов Н.Я. Бичурин сформировался как ученый-историк, путешественник и языковед, прослыл вольнодумцем и «атеистом в рясе». Он своим трудом оказал неоценимые услуги сближению и взаимному пониманию русского и китайского народов. Он был первым, кто открыл своими исследованиями взорам ученых и массового читателя широкие горизонты исторической географии Северного Китая, Тибета, Кореи, Монголии, а также государств Средней Азии, в то время не входивших в пределы России.

Никита Яковлевич Бичурин – выходец из бедных слоев сельского духовенства, представители которого занимались христианским просвещением чувашей. Отец Н.Я. Бичурина – Яков Данилов – обучался в Казанской духовной семинарии, был дьяконом Акулевской церкви.

Никита, первенец в семье Якова и жены его Акулины Степановны, родился в 1777 г. в с. Акулево, а в 1779-м семья переехала в село Бичурино Свияжского (с 1781 г. – Чебоксарского) уезда, по названию которого он и получил впоследствии фамилию Бичурин.

Казанская духовная семинария, в которой Никита Бичурин пробыл около 14 лет, готовила священнослужителей для многих регионов – от Волги до «азиатского» Востока.

В 1785 г. в Казань для управления епархией был переведен в сане архиепископа «талантливый проповедник слова Божья» Амвросий Подобедов. В годы его управления (1785–1799) Казанская духовная семинария была преобразована в академию. Никита Бичурин выдержал изнурительные испытания голодом, холодом и прочими невзгодами, выпадавшими на долю бедных бурсаков. Он все годы учебы – в числе лучших учеников, поражал учителей своими способностями.

В 1800 г. был пострижен в монашество, а в 1802 г. произведен в архимандриты и послан в Иркутск ректором тамошней семинарии.

После пострижения в монашество он под именем «Иакинф» определен в число соборных иеромонахов Александро-Невской лавры, после чего произведен во иеродияконы; в 1801 г. произведен в иеромонахи, затем ему было препоручено управление Казанского и Иоанновского монастыря.

Архимандрит Иакинф Бичурин прибыл в Иркутск 4 августа 1802 г., принял по описи в свое управление «Вознесенский монастырь, церкви, утварь и церковную ризницу, деньги и все монастырские вещи и припаси». В его ведение перешла и духовная семинария, а с 9 августа 1802 г. он стал непременно участвовать в заседаниях Иркутской духовной консистории. Под контролем молодого архимандрита в монастыре стали строить новые хозяйственные помещения, а также готовить черноризцев и бурсаков к миссионерско-просветительской деятельности.

После одного буйного бесчинства бурсаков было вынесено решение об отстранении архимандрита от правления монастырем и снятии с ректорской должности. По приговору палаты уголовного суда Иркутска 9 семинаристов за свой «буйный поступок» были «выключены» из духовного звания, наказаны розгами и по велению царя определены в приказные служители.

В марте 1806 г. опальный Иакинф покинул Иркутск и выехал в г. Тобольск – место ссылки государственных преступников.

Здесь Иакинф стал изучать историко-этнографические и географические сочинения о народах Сибири и восточных стран, с особым усердием штудировал литературу о Китайской империи и ее жителях, интересовался сведениями о китайском посольстве графа Ю.А. Головкина, застрявшего в Иркутске. Зная о благосклонном отношении к себе главы «великого посольства», Бичурин втайне надеялся, что с его помощью сможет занять должность начальника Пекинской духовной миссии и осуществит свою сокровенную мечту – узнает ближе малодоступную тогда Китайскую империю и сопредельные с ней страны.

Надо отметить, что, близко познакомившись с Бичуриным, граф Головкин был покорен его недюжинными лингвистическими способностями, превосходной памятью и деятельной натурой. Это и предрешило дальнейшую судьбу отца Иакинфа – он был назначен начальником духовной миссии. 18 июля 1807 г. миссия выехала из Иркутска и 17 сентября из пограничного русского города Кяхты отправилась в столицу Срединной империи.

Часть этих записей была позже использована в его «Записках о Монголии», вышедших в 1826 г. в Петербурге. Несомненно, интерес Иакинфа Бичурина к жителям Монголии и Китая, укладу их жизни и самобытной культуре имел научно-познавательный характер. Проезжая через Монголию, он изучал монгольский язык и с увлечением собирал историко-этнографические сведения о монгольских племенах. Именно ему было суждено стать первым русским ученым, приступившим к тщательному изучению истории народов Центральной и Средней Азии на основе письменных источников на восточных языках.

На седьмом году жизни в Пекине он перевел литературно-исторический свод учений Конфуция, затем приступил к переводам-извлечениям в трех томах из огромного китайского географического сочинения «Дайцин и Тунчжи» и обширного перевода в 16 томах «Тунцзянъ ганму» – сводной истории Китайского государства с древнейших времен до Цинской династии (1644). Не только о глубоком интересе Бичурина к жизни народов Восточной Азии, но и о собственных обширных познаниях свидетельствуют его переводы научных сочинений по китайской астрономии, философии, сельскому хозяйству, торговле, судоходству.

Однако нравы того времени не терпели такого вольнодумства. И пока Иакинф в Пекине без устали занимался наукой, царские министры в Петербурге искали ему замену. 1 декабря 1820 г. в Пекин прибыла новая духовная миссия во главе с архимандритом Петром Каменским.

15 мая 1821 г. члены духовной миссии во главе с Иакинфом Бичуриным, сопровождаемые 30 верблюдами (15 из них были нагружены вьюками и ящиками с книгами, рукописями и другими предметами огромной научной ценности), телегами и небольшим казачьим отрядом, двинулись из Пекина в обратный путь на родину. Он еще не знал, что Синод приговорил его к ссылке на вечное поселение в Соловецком монастыре. Отца Иакинфа лишили архимандрического и священнического сана, но оставили в монашеском звании.

Многие просвещенные умы России пытались смягчить участь ученого-монаха. И в 1824 г. государь император высочайше соизволил повелеть: «Причислить монаха Иакинфа Бичурина к Азиатскому департаменту».

Началась новая веха в жизни Иакинфа. Знаменитый синолог стал желанным гостем в литературных салонах столицы, посещал субботники князя В.Ф. Одоевского, познакомился и подружился с А.С. Пушкиным, В.Г. Белинским, Н.А. Некрасовым, И.А. Крыловым. Великий его современник А.С. Пушкин, дружески встречавшийся с Бичуриным и хорошо знавший его как ученого, писал: «Самым достоверным и беспристрастным известием о побеге калмыков обязаны мы отцу Иакинфу, коего глубокие познания и добросовестные труды разлили столь яркий свет на сношения наши с Востоком».

Пик творческого подъема ученого относится к 1827–1837 гг., когда были завершены исследования в области востоковедения, создано «Статистическое описание Китайской империи». Дважды он совершал научные поездки в Забайкалье.

Продолжительная экспедиция (1830–1831) в азиатскую часть России не только обогатила ученого новыми материалами. Во время пребывания в Забайкалье он решает оставить монашество. По возвращении из экспедиции, 29 августа 1831 г., в день своего рождения, Бичурин из Троицкосавска, расположенного близ Кяхты, подает в Синод прошение о снятии с него монашеского сана. Однако воля «августейшего» самодержца всея Руси Николая I такова: оставить Иакинфа Бичурина «на жительство по-прежнему в Александро-Невской лавре, не дозволяя оставлять монашества…» В 1835 г. Бичурин был вновь направлен в Сибирь, где проявлял основные поручения Азиатского департамента. В Кяхте ему было поручено организовать училище китайского языка. В столицу он вернулся в январе 1838 г. В этом же году вышла в свет его «Китайская грамматика». В 1840 г. – еще одно научное исследование – «Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение». Следующим энциклопедическим трудом неутомимого синолога стало «Статистическое описание Китайской империи», а в 1844 году Н.Я. Бичурин выпустил книгу «Земледелие в Китае с семьюдесятью двумя чертежами разных земледельческих орудий».

И.Я. Бичурин

В 1848 г. цензура разрешила печатание книги «Китай в гражданском и нравственном состоянии», которой, как писали критики, он наконец-то объясняет загадку этой великой страны.

С января 1846 г., приступив к систематизации, «решив привести в исторический порядок и издать в свет» китайские сведения о древних среднеазиатских народах, Н. Бичурин в течение 10 месяцев заканчивает рукопись «Собрания сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» – «плод с лишком 20-летних занятий». 12 апреля 1849 г. Академия наук присудила за нее Н.Я. Бичурину полную Демидовскую премию.

Последствия непрерывных умственных занятий сказывались на здоровье Н.Я. Бичурина. Еще в середине 1840-х гг. в письмах к М.П. Погодину он жаловался, что «лекари очень советуют оставить сидячую жизнь». Однако он не изменял свои устоявшиеся привычки и, наперекор советам врачей и своему преклонному возрасту, не прерывал научные занятия.

Поистине трагичными были последние месяцы жизни великого ученого. Уже совсем больной и беспомощный, находясь в монастырской лечебнице, он умирал в окружении монахов, которые, по словам современников, «не любили отца Иакинфа и также нимало о нем не заботились».

Смерть настигла ученого-монаха 11 мая 1853 г. Канцелярия Александро-Невской лавры не сочла нужным известить о смерти Бичурина близких и знакомых.

Прах Бичурина был предан земле на старом кладбище Александро-Невской лавры, на его могиле установили лишь деревянный крест без надписи. Для увековечения памяти великого ученого друзья и почитатели его таланта со временем поставили на его могиле черный мраморный обелиск, на котором выбита простая надпись: «Иакинф Бичурин. Род. 1777 ум. 1853 г. Мая 11 д.». На памятнике, стоящем над его прахом, начертана китайская строка в восемь иероглифов, гласящая: «Постоянно прилежно трудился над увековечившими его славу историческими трудами».

В Чувашии учреждена Государственная премия имени Н. Бичурина, присуждаемая ежегодно за лучшие научные исследования. В селе Бичурино установлена мемориальная доска, в местной школе есть музей. Именем Бичурина названа улица в Чебоксарах.

Академией наук предпринято переиздание главнейших из его трудов. В 1950–1953 гг. переиздано в трех томах «Собрание сведений о народах в Средней Азии, обитавших в древние времена».

(По материалам сборника «Выдающиеся люди Чувашии». Чебоксары, 2002)

Н.К. Бошняк: открыватель сахалинского угля

Талантливый географ и мореплаватель, участник Амурской экспедиции адмирала Г.И. Невельского, капитан-лейтенант Н.К. Бошняк исследовал западное побережье Сахалина, западный берег Татарского пролива, открыл гавань Хаджи (ныне Советская Гавань).

Николай Константинович Бошняк происходил из дворянского рода. Он родился 3 сентября 1830 г. в Костромской губернии. В 1842 г. стал кадетом Морского корпуса, в 1847 г. проходил практику гардемарином на Балтийском море, в 1849 г. был произведен в мичманы, с оставлением в офицерском классе. Свои исследования начал в 18 лет. Стойко справлялся со всеми тяготами экспедиционной жизни.

В 1851 г. был переведен из Санкт-Петербурга в Амурскую экспедицию, где сразу же был назначен начальником Николаевского поста, а в феврале – марте 1852 г. Геннадий Иванович Невельской послал своего подчиненного Н.К. Бошняка исследовать Сахалин.

Осенью 1851 г. от сахалинских нивхов Невельской получил информацию о наличии на острове месторождений каменного угля. «Гиляк, принесший уголь, говорил, что туземцы добывают его к югу от села Погоби и находится он в огромном количестве подле самого морского берега». Для осмотра угольных месторождений на остров был направлен лейтенант Н.К. Бошняк.

20 февраля 1852 г. в сопровождении нивха Позвейна Николай Константинович вышел из Петровского поста и, следуя на двух нартах собак по льду Амурского лимана, через неделю оказался в селении Погоби на Сахалине. Бошняк произвел первую перепись населения в этих местах.

В марте 1852 г. он исследовал сахалинский берег от Погоби до Дуэ. Здесь в районе селений Мгачи, Арка и Дуэ были обнаружены выходы каменного угля.

Г.И. Невельской сообщил об открытии Бошняка командованию российскими военно-морскими силами на Тихом океане. После этого на Сахалин была направлена винтовая шхуна «Восток», моряки которой в 1854 г. произвели обследование и заготовку угля в районе Дуэ. С этого момента русские паровые суда постоянно грузились углем в районе Дуэ, где во многих местах уголь выходил прямо на поверхность.

Этот мыс назван в честь лейтенанта Н.К. Бошняка, открывшего в 1852 г. каменноугольные месторождения в районе Дуэ.

23 мая 1853 г. в 180 верстах к югу от Де-Кастри Бошняк обнаружил глубокую, закрытую бухту. Собрав на мысу местных орочей, Бошняк объявил о присоединении этих мест к России, поднял русский флаг и назвал залив Императорской гаванью (Советская гавань). Казаки поставили крест с надписью: «Гавань императора Николая открыта и глазомерно описана лейтенантом Бошняком 23 мая 1853 г.».

Начальником поста в Императорской гавани на период зимовки 1853–1854 гг. был назначен Н.К. Бошняк. Он вместе с 10 подчиненными подготовился здесь к суровым холодам. Но из-за интриг в управлении Русско-американской компании 10 января неожиданно для Н.К. Бошняка в Де-Кастри уже по льду еле пробился транспорт «Иртыш», для которого была подготовлена зимовка на Сахалине в бухте Томари-Анива. Вместо 10 человек в Императорской гавани собралось на зимовку 90 человек. Начались цинга и голод. Люди исхудали, ходили, как тени, с лицами желтыми, как воск. Помощь пришла только весной. В эту зиму на посту в Императорской гавани умерло 29 человек. Николай Константинович Бошняк взял ответственность на себя в эту трагическую зиму. Здоровье его было подорвано. В 1855 г. он переведен на Балтийский флот. В 1856 г. на корвете «Оливуца» под командой В.А. Римского-Корсакова вокруг мыса Доброй Надежды Н.К. Бошняк вернулся в Кронштадт. В 1858 г. Бошняк был награжден за участие в Амурской экспедиции.

С 1858 по 1860 г. он служит на фрегате «Илья Муромец» на Балтийском и Средиземном морях.

В 1865 г. в чине капитана 2-го ранга был уволен со службы по состоянию здоровья. Умер 15 (27) декабря 1899 г. в городе Монца (Италия), куда уехал для лечения.

Историческое значение открытий Н.К. Бошняка – в присоединении к России огромных пространств Приамурского и Уссурийского краев, освоении великой русской реки Амур. Основанные им военные посты Дуэ, Де-Кастри, Хаджи (Советская Гавань), Николаевский (Николаевск-на-Амуре) превратились в многолюдные поселения. Его именем названы мыс Бошняк, поселок на Сахалине, в каждом дальневосточном городе есть улица Бошняка.

А.К. Булатович: исследователь «африканского Тибета»

Легендарной страной до самого конца XIX в. оставалась Каффа (ныне одна из провинций Эфиопии) – «африканский Тибет», отгородившаяся стеной от внешнего мира. Иноземцам строжайше запрещался доступ в эту страну. Первым путешественником и исследователем, прошедшим Каффу из конца в конец и составившим подробное ее описание, был русский офицер Александр Ксаверьевич Булатович.

Александр Ксаверьевич Булатович родился 26 сентября 1870 г. в г. Орле, где в это время стоял 143-й Дорогобужский полк, которым командовал его отец – генерал-майор Ксаверий Викентьевич Булатович. К.В. Булатович умер около 1873 г., оставив молодую вдову, Евгению Андреевну, с тремя детьми. Детские годы Александра Ксаверьевича и двух его сестер прошли в богатом поместье Луциковка Марковской волости Лебединского уезда Харьковской губернии (ныне – в Сумской области Украины). Уже тогда складываются некоторые черты его характера и мировоззрения: смелость, настойчивость, страстная любовь к родине и глубокая религиозность.

В 1891 г. А.К. Булатович окончил в числе лучших учеников Александровский лицей и определился на службу 1 мая того же года в «собственную Его Величества канцелярию по ведомству учреждений Императрицы Марии». Следуя семейной традиции, он подает прошение о выдаче на руки документов, а 28 мая 1891 г. зачисляется рядовым на правах вольноопределяющегося в лейб-гвардии гусарский полк 2-й кавалерийской дивизии. Через год и три месяца – 16 августа 1892 г. – А.К. Булатович получает первый офицерский чин – корнета. Еще через год он направляется в фехтовальную команду, сформированную при лейб-гвардии конно-гренадерском полку, с заданием стать инструктором фехтования. Здесь он пробыл полгода и 10 апреля 1894 г. откомандировывается в свой полк, где его назначают сначала помощником заведующего, а затем, 24 декабря 1895 г., – заведующим полковой учебной командой.

Так, в общем довольно размеренно, прерываемые лишь скачками и конно-спортивными состязаниями, текли годы службы в полку, пока события, на первый взгляд не имевшие никакого отношения к А.К. Булатовичу, круто не оборвали устоявшийся уклад жизни способного, преуспевающего офицера.

В России был организован сбор средств для оказания помощи больным и раненым эфиопским солдатам и послан отряд Красного Креста, о чем было принято решение в марте 1896 г., а на расходы ассигновано сто тысяч рублей. Кроме начальника – генерал-майора Н.К. Шведова – в него входило еще шесть человек, в том числе и А.К. Булатович.

А.К. Булатович стремился как можно тщательнее подготовиться к путешествию. Путь в Эфиопию оказался более долгим, чем предполагалось, из-за препятствий, чинимых итальянцами, которые не оставляли надежды закрепиться в Эфиопии.

Решение отправить А.К. Булатовича курьером миссии Красного Креста было принято окончательно 21 апреля (здесь и далее даты приводятся по старому стилю). Захватив минимальное количество самых простых продуктов и всего лишь один мех воды, А.К. Булатович отправился в дорогу.

В тот же день, то есть 21 апреля, А.К. Булатович в сопровождении двух проводников выехал из Джибути. Александру Ксаверьевичу не пришлось долго оставаться в Хараре, центре пустыни Огаден. Когда прибывший вслед за ним отряд собрался продолжать путь далее – в Энтото, от негуса Эфиопии Менелика пришло распоряжение задержаться. Так как приближался период дождей, что грозило многими осложнениями при дальнейшем продвижении, Н.К. Шведов принимает решение вновь выслать вперед А.К. Булатовича, чтобы он на месте выяснил обстановку и добился отмены указания Менелика.

Выполнение этого поручения едва не стоило А.К. Булатовичу жизни. Дорога из Харара в Энтото пролегала через Данакильскую пустыню. На маленький караван – А.К. Булатовича сопровождало семь или восемь человек – напали разбойники-данакильцы, которые отобрали все вещи и мулов. К счастью, 2 июня 1896 г. потерпевших встретил Н.С. Леонтьев, который направлялся из Энтото в Харар. Это была первая встреча двух известных русских путешественников в Африке. Судя по словам биографа Н.С. Леонтьева – Ю.Л. Ельца, тот снабдил А.К. Булатовича всем необходимым и дал рекомендательные письма к проживавшим в Энтото французам, состоявшим на службе у Менелика.

Н.К. Бошняк

28 октября 1896 г. А.К. Булатович был принят негусом. Добившись все же дозволения, на следующий день он покидает столицу и вместе со своими спутниками направляется к реке Баро. Эта экспедиция длилась три месяца: он возвратился 1 февраля 1897 г., с тем чтобы через две недели – 13 февраля – вновь пуститься в путь. А.К. Булатович принимает участие в oxoте на слонов и занимается изучением страны, ее населения и природных условий. По возвращении – 20 марта 1897 г. – ему был приготовлен торжественный прием у негуса Менелика, который на следующий день принял его лично. Выехав из столицы 25 марта, А.К. Булатович 4 апреля прибывает в Харар, 16 апреля – в Джибути, откуда 21 апреля отплывает в Европу.

Собранный во время путешествия материал был им оформлен в виде отдельной книги, озаглавленной «От Энтото до реки Баро. Отчет о путешествии в Юго-западные области Эфиопской империи» и изданной по распоряжению Главного штаба. Она появилась в сентябре того же, 1897 г.

К концу 1897 г. между Россией и Эфиопией была достигнута договоренность об установлении дипломатических отношений. Из Петербурга в Аддис-Абебу выехала чрезвычайная миссия, возглавленная П.М. Власовым. Прикомандированному к ней полковнику Главного штаба Л.К. Артамонову поручалось составить военно-статистическое описание Эфиопии. Конвоем, состоявшим преимущественно из казаков, командовал А.К. Булатович, кроме которого в состав миссии входило еще несколько офицеров.

Для обеспечения приема миссии и оповещения негуса Менелика о предстоящем ее прибытии А.К. Булатович выехал из Петербурга ранее всех остальных – 10 сентября 1897 г. А.К. Булатовича сопровождал прикомандированный к нему по его просьбе рядовой того же лейб-гвардии гусарского полка Зелепукин, преданный и отважный спутник, деливший с ним все тяготы и невзгоды. По прибытии в Аддис-Абебу А.К. Булатович узнал о намерении Менелика присоединить к Эфиопии области, прилегающие с севера к озеру Рудольф. Для этого туда направлялся из только что завоеванной Каффы рас (князь) Вальде Георгис со своими войсками. Менелик выразил желание, чтобы русский офицер ему сопутствовал.

А.К. Булатовичу действительно следовало торопиться: отряд Вальде Георгиса со дня на день готовился выступить в поход, а до Андрачи – столицы Каффы, где находилась резиденция раса, путь был не близок, и А.К. Булатович, невзирая на усталость, вновь пускается в дорогу.

А.К. Булатович смог собрать такие сведения, которые последующие путешественники добыть уже были не в состоянии. Вот почему собранный им материал – один из основных источников для знакомства с историей и этнографией Каффы.

5 июня 1898 г. Александр Ксаверьевич возвращается в Аддис-Абебу и через девять дней отправляется курьером в Петербург, куда прибывает к концу июля. По его словам, во время своей второй поездки в Эфиопию, не считая переездов по железной дороге и пароходом, им было пройдено около 8 тыс. верст.

Донесения А.К. Булатовича, которые лишь частично – по дипломатическим соображениям – отобразились в его книге «С войсками Менелика II», содержат ценнейшие для историка сведения о политической и военной обстановке, сложившейся в Эфиопии в последние годы минувшего столетия.

В Петербурге А.К. Булатович оставался до 10 марта 1899 г., когда вновь был направлен в Эфиопию по личному ходатайству министра иностранных дел M.H. Муравьева. Но еще до отъезда, 13 января 1899 г., на общем собрании Русского географического общества А.К. Булатович прочел «интересное сообщение», озаглавленное «Из Абиссинии через страну Каффу на озеро Рудольфа», которое затем напечатали в «Известиях Русского географического общества». Тогда же он завершает свой основной труд «С войсками Менелика II», который вышел в свет в следующем, 1900 г.

В России миссия Булатовича была высоко оценена: он получил серебряную медаль от Российского географического общества за работы по Эфиопии (1899), а также военный разряд поручика (позже ротмистра) лейб-гвардейских гусаров.

А.К. Булатович с воспитанником-абиссинцем

23 июня 1900 г. по личному указанию царя Главному штабу Булатович был направлен в Порт-Артур в распоряжение командующего войсками Квантунской области. Участвовал в подавлении «восстания боксеров». В конце июня 1900 г. отряд Булатовича ворвался в Хайлар, захваченный до этого повстанцами, и двое суток удерживал его до подхода основных сил.

В 1903 г. после разговора со святым Иоанном Кронштадтским он ушел из армии и стал монахом (позже иеросхимонахом) русского Свято-Пантелеймонова монастыря на горе Афон в Греции. Он также посетил снова Эфиопию, пробуя основать там русский православный монастырь.

Был наречен отцом Антонием и стал известен как иеромонах Антоний Булатович.

В 1907 г. после чтения книги «На горах Кавказа», написанной схимонахом Иларионом, он стал одним из лидеров имяславия. Когда движение было объявлено еретическим и расформировано, стал одним из лидеров защиты Свято-Пантелеимонова монастыря при его штурме посланными туда русскими войсками в 1913 г. Был схвачен и вывезен вместе с другими монахами с Афона в Россию на судне «Херсон».

В 1914 г. иеросхимонах Антоний (Булатович) направил государю императору Николаю II письмо в защиту имяславия.

Когда иеросхимонах Антоний Булатович приехал с Афона в Россию искать «правды Божией» у Русской православной церкви, то его прежде всего подвергли обыску, потом Синод предложил Министерству внутренних дел выслать его из Петербурга, как человека беспокойного.

28 августа 1914 г. Антоний Булатович получил разрешение поехать в действующую армию как армейский священник.

Во время Первой мировой войны отец Антоний не только служил священником, но и во «многих случаях вел солдат в атаку», за что был награжден Георгиевским крестом.

Отец Антоний был убит бандитами в ночь с 5 на 6 декабря 1919 г., защищая от ограбления неизвестную женщину. Похоронен в селе Луциковка Белопольского района Сумской области на Украине.

(По материалам И. Кацнельсона, А. Корнуса)

А.И. Бутаков: исследователь Арала

Под нижней рамкой карты Аральского моря, изданной Гидрографическим управлением Советских военно-морских сил, справа напечатано: «Составлена по карте Бутакова 1850 года».

Кто же этот человек, чей бессмертный труд по прошествии многих лет со времени его опубликования служит целям и задачам сегодняшнего дня?

Алексей Иванович Бутаков родился 7 февраля 1816 г. в Кронштадте. Его отец, капитан флота Иван Николаевич Бутаков, с детства приучал своего старшего сына к морской стихии. Брат Алексея Ивановича, адмирал Григорий Иванович, был активным участником обороны Севастополя и много писал по военным вопросам.

В 1832 г. Алексей Иванович окончил морской кадетский корпус, откуда выпущен мичманом. Ежегодно плавал по Балтийскому морю в наших, а также в иностранных водах.

Бутаков совершил кругосветное плавание на транспорте «Або» в 1840–1842 гг. по маршруту Кронштадт – мыс Доброй Надежды – Камчатка, а оттуда кругом мыса Горн обратно в Кронштадт.

Свое плавание Бутаков подробно описал в «Отечественных записках» за 1844 г. Работа эта изложена хорошим литературным языком и читается с большим интересом.

Транспорт «Або», построенный на верфи Або из сосны в начале 1840 г., имел водоизмещение 800 т, длину 39 м. Командовал им капитан-лейтенант А.Л. Юнкер. Военный транспорт «Або» был предназначен для отвоза разных материалов в Петропавловск-на-Камчатке. При отплытии из Кронштадта 5 (17) сентября 1840 г. экипаж корабля состоял; из 82 человек.

Первую после Плимута остановку «Або» имел в Столовой бухте у мыса Доброй Надежды, куда прибыл в начале февраля 1841 г. Близ мыса Доброй Надежды в те времена находилась стоянка крейсеров, наблюдавших за недопущением торговли неграми, вывозимыми с мозамбикского берега, преимущественно в Бразилию. Бутаков с негодованием описывает те неслыханные жестокости, которые совершали капитаны судов, перевозивших негров. «Во время нашей стоянки в Капе, – говорит Бутаков, – пришел английский бриг, захвативший в Мозамбикском канале большое португальское судно “Скорпион” со 130 неграми. Надобно заметить, что “негрер” (судно, торгующее неграми) для задержания погони беспрестанно выбрасывал негров, из которых крейсеру удалось спасти около 50 человек; без сомнения, много несчастных еще утонуло или было съедено акулами. По показанию негров, около 170 было выброшено за борт».

В начале мая прибыли к Никобарским островам (к западу от Малакки), которые в то время датчане считали своей территорией. Вступили в мирные сношения с туземцами.

22 мая 1841 г., после двухнедельного пребывания, покинули Никобарские острова и направились на восток. На островах много матросов заболело тропической лихорадкой, которая для пятерых окончилась смертью во время перехода Малаккским проливом до Сингапура. Больных было более двадцати.

20 сентября 1841 г. стали на якорь в Петропавловске-на-Камчатке, через год после отплытия из Кронштадта. Бутаков дает живое описание природы Камчатки и быта ее населения. Вот как он изображает Петропавловск в свое посещение 1841 г. «Население Петропавловского порта, полагаемое до 500 человек обоего пола, состоит почти исключительно из служащих. Они живут в небольших деревянных домиках из тополевого или березового леса, не обшитых тесом и крытых по большей части шеламайником (это камчатская таволга, высокая трава, вырастающая за один месяц до 2 м, очень характерная для Камчатки). Каменных строений здесь нет, во-первых, из-за недостатка в кирпиче, а во-вторых – из-за землетрясений».

Выгрузив материалы, 6 ноября 1841 г. судно вышло в море, в обратный путь, направив курс к мысу Горн. Свыше 20 дней испытывали жестокие штормы. 23 декабря вкатился с кормы огромный вал, наделавший много разрушений; разломало два 10-весельных катера, залило жилую палубу и каюты.

На рейде в Рио-де-Жанейро стояли английские крейсеры, обязанностью которых было захватывать суда, ведущие торговлю неграми. «Но, несмотря на это, бесчеловечный торг невольниками, – говорит Бутаков, – продолжается. Негров ввозят отчасти при содействии правительства, которое, невзирая на трактаты, смотрит на это сквозь пальцы».

25 октября 1842 г. стали на якорь в Кронштадте. Из экипажа в 82 человека вернулись домой только 59. Ни одно из русских кругосветных плаваний не сопровождалось столькими бедствиями. Во время плавания Индийским и Тихим океанами перенесли много сильных штормов. Команда сильно страдала от цинги. Когда пришли в Рио-де-Жанейро, было всего пять человек здоровых, и на работу выходило еще десятеро, едва живых.

Алексей Иванович вернулся из этого плавания опытным моряком. Бутаков своими способностями и благородным характером еще до кругосветного плавания обратил на себя внимание. Адмирал Ф.П. Литке писал относительно Алексея Ивановича русскому послу Ломоносову в Рио-де-Жанейро следующее: «Лейтенант Бутаков – интеллигентный и образованный молодой человек. Я прошу вас оказать ему содействие и доставить возможность провести свое время с пользою. Я не знаю Бутакова лично, но мне о нем говорили много хорошего».

В начале 1848 г. Алексей Иванович был назначен для съемки и описи Аральского моря. Бутакова рекомендовал князю А.С. Меншикову, фактическому главе морского ведомства, знаменитый кругосветный мореплаватель Ф.Ф. Беллинсгаузен.

Для этого в Оренбурге под наблюдением Бутакова была построена весною 1848 г. двухпушечная шхуна «Константин» длиною 16 м. 20 июля она была доставлена на Сырдарью, в укрепление Раим, в 64 км от устья, и здесь спущена на воду. 30 июля шхуна вышла в море для описи; на ней находились начальник экспедиции А.И. Бутаков, А.И. Макшеев, впоследствии известный исследователь Средней Азии, прапорщик К.Е. Поспелов и др. Всего экипаж судна состоял из 27 человек. Среди них находился бывший в ссылке поэт-рядовой Т.Г. Шевченко, рисовавший виды Аральского моря.

Кампания 1848 г. продолжалась почти два месяца. Результатом ее была общая рекогносцировка всего моря, промер глубин, определение широт, открытие группы островов Возрождения (Николая).

Первое сообщение о плавании по Аральскому морю Бутаков послал родителям в Николаев 13 августа 1848 г. с острова Барса-Кельмес («пойдешь – не вернешься»), что в северной части моря.

23 сентября шхуна «Константин» вернулась в устье Сыр-Дарьи, закончив кампанию 1848 г.

Острова Возрождения (Николая) были открыты Бутаковым 8 (20) сентября 1848 г. До этого сюда не ступала нога человеческая, и вообще об острове ничего не было известно, так как с берегов моря он не виден. Когда Бутаков впервые высадился на остров, сайгаки с удивлением смотрели на людей, подпускали к себе очень близко и не разбегались даже после выстрела. Но в начале XX столетия сайгаки на острове Возрождения были окончательно выбиты. Когда-то остров Возрождения был сплошь покрыт зарослями саксаула – этого полудерева-полукустарника, дающего прекрасное топливо.

Впоследствии, по инициативе Бутакова, на Аральском море было заведено пароходство.

На основании съемок 1848–1849 гг. Бутакова и Поспелова в 1850 г. Гидрографическим департаментом Морского министерства была напечатана морская карта Аральского моря.

Общественные взгляды А.И. Бутакова характеризуют его взаимоотношения с великим украинским поэтом Тарасом Григорьевичем Шевченко. За революционную деятельность поэт и художник был сослан рядовым в Орскую крепость с запрещением что-либо писать и рисовать.

Находясь в 1848 г. в Оренбурге, Бутаков узнал, что Шевченко живет в Орске. Алексей Иванович обратился к начальнику Оренбургского края генералу Владимиру Афанасьевичу Обручеву с просьбой откомандировать рядового Шевченко в распоряжение аральской описной экспедиции для зарисовки береговых видов Аральского моря. Обручев, в нарушение вышеупомянутого распоряжения, согласился.

Путь от Орска до низовьев Сыр-Дарьи Шевченко проделал вместе со штабс-капитаном А.И. Макшеевым, который тоже отправлялся на Аральское море в распоряжение Бутакова. Весь поход Шевченко сделал пешком, отдельно от роты, в штатском плохоньком пальто.

Во время плавания по морю в 1848 и 1849 гг. Шевченко жил в маленькой офицерской каюте вместе с тремя офицерами. В течение двух сезонов он сделал много акварельных рисунков.

Бутаков относился к Шевченко весьма благожелательно. В письме, посланном 14 ноября 1849 г., Шевченко так отзывался о Бутакове: «…он был мне друг, товарищ и командир». Осенью 1849 г. Шевченко вместе с Бутаковым выехал из Раимского укрепления (низовья Сырдарьи) в Оренбург и поселился в доме капитана Герна.

А.И. Бутаков. Фото 1865 г.

Генерал Обручев остался очень доволен видами Аральского моря, сделанными Шевченко. Пользуясь этим, Бутаков стал хлопотать о производстве художника в унтер-офицеры, что способствовало бы значительному улучшению участи ссыльного. Кроме того, находясь в Петербурге, Бутаков, по его словам, «двинул всех знакомых дам, чтобы они просили о Шевченко».

Однако результаты получились совершенно неожиданные. Кто-то написал в Петербург донос о том, что ссыльному Шевченко, вопреки распоряжению свыше, разрешили рисовать. В апреле 1850 г. у поэта был произведен обыск. В результате Шевченко был арестован и по этапу отправлен в Орск, причем ему было воспрещено не только писать или рисовать, но даже иметь при себе чернила, перья, карандаш, бумагу. В октябре 1850 г. поэт был сослан в Александровский форт (ныне Форт-Шевченко) на восточном берегу Каспийского моря.

Но и Бутакова ждали большие неприятности. В Центральном военно-морском архиве в Петербурге, в фондах Морского инспекторского департамента, хранится секретное письмо военного министра князя А. Чернышева от 4 декабря 1850 г. на имя начальника Морского штаба адмирала князя А.С. Меншикова «о взыскании с капитан-лейтенанта Бутакова за упущение по наблюдению за рядовым Шевченко».

В 1850 г. Бутаков вернулся с Аральского моря в Петербург и был командирован в Швецию для заказа двух железных судов для Аральской флотилии; в 1852 г. эти пароходы – «Перовский» и «Обручев» – были доставлены в разобранном виде Бутаковым в Раим и в следующем году спущены на воду. Летом 1853 г., находясь на пароходе «Перовский», Бутаков отличился при взятии кокандской крепости Ак-мечеть. Осенью 1854 г. перенес Аральскую верфь в форт № 1 (Казалинск). В 1855 г. сделал опись Сыр-Дарьи от Кумсуата, на 85 км выше Перовска (ныне Кзыл-орда). В этом же году произведен в капитаны 2-го ранга, а в следующем – в капитаны 1-го ранга. Летом 1858 г. плавал с судами Аральской флотилии по Аму-Дарье до Кунграда для содействия посольству в Хиву. В 1859 г. с десантом в 140 человек производил военные действия у Кунграда. Затем, доставив десант обратно в Казалинск, снова на пароходе «Обручев» вернулся в дельту Аму и произвел ее опись вплоть до Нукуса. 1 января 1860 г. был вызван в Петербург и командирован в Англию и Соединенные Штаты для заказа двух железных пароходов. В 1861 г. пароходы «Арал» и «Сыр-Дарья» были доставлены Бутаковым в Казалинск и в 1862 г. спущены на воду. Летом 1863 г. производил опись р. Сырдарьи от Перовска до урочища Баилдыр-тугай на протяжении 807 верст.

В августе 1863 г. Бутаков был переведен на Балтийский флот и 25 февраля 1864 г. переехал в Петербург после 15-летнего служения в Приаральском крае. За свою службу 19 апреля того же года произведен в контр-адмиралы. Дальнейшая деятельность Бутакова протекала в плаваниях по Балтийскому морю.

Осенью 1868 г. у Алексея Ивановича стала болеть печень, и он отправился в Германию для лечения, а 28 июня 1869 г. скончался в Швальбахе (Нассау, к югу от Вецлара) на 54-м году жизни.

27 мая 1867 г. в годичном собрании Лондонского географического общества председатель общества Мурчисон объявил о присуждении медали основателя Общества адмиралу Русского флота А.И. Бутакову «за то, что адмирал Бутаков первый спустил корабли и учредил плавание на Аральском море; а также за успешно произведенное им впоследствии исследование главных устьев Ок-суса (Амударья) в Хивинском ханстве… Доказав, что по Сырдарье, впадающей в северный угол Аральского моря, пароходы могут подниматься на 500 миль вверх по течению, Россия впервые открыла Европе безопасную линию сообщения с Китаем через западный Туркестан».

Южный мыс острова Барса-Кельмес на Аральском море назван именем Бутакова.

Н.И. Вавилов: побывавший на пяти континентах

Н.И. Вавилова можно назвать энциклопедистом и великим путешественником XX в. Генетика, ботаника, агрономия, теория селекции, география растений – это далеко не полный круг его научных интересов. Вавилову принадлежит несколько фундаментальных открытий в биологии и целый ряд замечательных идей, которые до сих пор продолжают разрабатываться современными учеными. Кроме того, он первым применил на практике совершенно новый, глобальный подход к изучению растительного мира как единого целого в масштабах всей планеты. Посетил все континенты Земли. Проложенный ученым путь стал той магистралью, по которой развивается современная биология.

Николай Иванович Вавилов родился 13 ноября 1887 г. в Москве в семье предпринимателя И.И. Вавилова. Его отец прошел путь от крестьянина Волоколамского уезда до крупного российского промышленника. Надо сказать, что все его дети стали известными специалистами, каждый в своей области деятельности. Но наиболее знаменитыми оказались два брата, Николай и Сергей, которые стали президентами двух академий.

В 1906 г. Вавилов окончил Московское коммерческое училище, получив достаточные знания по естественным наукам для поступления в университет, при этом вполне сносно овладел английским, немецким и французским языками. Затем Николай поступил в сельскохозяйственный институт. Здесь Вавилов сформировался не только как агроном, но и как исследователь.

Первое свое самостоятельное исследование Н. Вавилов провел на кафедре зоологии и энтомологии – о голых слизнях, улитках, повреждающих озимые посевы и огородные растения. Работа была опубликована Московским губернским земством и удостоена премии Политехнического музея, а при окончании института зачтена Вавилову как дипломная.

Еще со студенческих лет Николай Иванович Вавилов проводил ежегодные научные экспедиции. В те годы он с рюкзаком исходил Северный Кавказ и Закавказье.

Ближайшим учителем Вавилова был знаменитый биолог Дмитрий Николаевич Прянишников. По его инициативе Вавилов занялся изучением селекции растений, а после окончания академии переехал в Петербург, где начал работать в Бюро прикладной ботаники.

В 1912 г. Вавилов женился на Екатерине Николаевне Сахаровой. Они вместе учились в институте, вместе проходили практику на Полтавщине. Катя родилась и воспитывалась в семье сибирского купца. Мечтала, едва ли не с детских лет, стать агрономом. Молодые поселились в одном из двух флигелей отцовского дома. Свадебного путешествия не было. Молодой супруг уже установил для себя свой, вавиловский режим. Его редко видели в уютном флигеле на Средней Пресне. Лишь по ночам, почти до рассвета, светилось его окно.

В 1913 г. Н.И. Вавилов отправляется в Англию и проводит несколько месяцев в лаборатории знаменитого биолога У. Бетсона. С ним вместе за рубеж отправилась и жена.

Вавилов провел в Англии около года. В Мертоне и на ферме Кембриджского университета он высеял привезенные с собой образцы пшеницы, овса и ячменя, уже исследованные им на иммунитет в институте в 1911–1912 гг.

Из Лондона Вавиловы отправились в Париж. Последним пунктом заграничной командировки была Германия, Йена, лаборатория известного биолога-эволюциониста Эрнста Геккеля, пропагандировавшего идеи Дарвина. Однако вскоре им пришлось прервать научную командировку и вернуться на родину, поскольку в Европе началась Первая мировая война. Николая Ивановича призывная комиссия от службы в армии временно освободила. Еще в школьные годы он повредил себе глаз.

В 1916 г. Вавилов посетил Северный Иран, Фергану и Памир. В этих путешествиях молодой ученый собрал интереснейший научный материал, который позволил ему сделать еще два крупных открытия – установить законы гомологических рядов и центры распространения культурных растений.

С 1917 г. Вавилов постоянно живет в Саратове, где преподает в университете. Его отец не признал новую власть, решив, что ни он ей не нужен, ни она ему. Собрал чемоданы, с которыми некогда ездил на ярмарки, и отбыл в Болгарию. А спустя несколько дней после отъезда Ивана Ильича, 7 ноября 1918 г., появился на свет его внук Олег Николаевич Вавилов. Только в 1926 г. Николай Иванович уговорил отца вернуться, и сразу увез его к себе в Ленинград. Екатерина Николаевна переехала с сыном к мужу в Саратов в 1919 г.

Вскоре выходит фундаментальная работа Вавилова «Иммунитет растений к инфекционным заболеваниям», в которой впервые в мировой науке были показаны генетические корни иммунитета. Это было крупнейшее открытие, после которого Вавилов вошел в число ведущих биологов мира.

Работая в Саратове, Вавилов объездил Среднее и Нижнее Поволжье и там тоже собрал ценные научные материалы. О своем открытии Вавилов впервые рассказал на съезде селекционеров в 1920 г.

Спустя год после саратовского съезда Вавилов выступил с изложением закона гомологических рядов на Международном конгрессе по сельскому хозяйству, проходившем в США. За океаном открытие советского профессора произвело сильнейшее впечатление. Портреты Вавилова печатались на первых страницах газет. После съезда Вавилову удалось поработать в лаборатории крупнейшего генетика Томаса Моргана, знаменитого своей теорией наследственности.

Верный своему обыкновению продолжать работу в любых обстоятельствах, Николай Иванович еще на пароходе, по пути в Америку, начал излагать закон гомологических рядов по-английски. На обратном пути он завершил ее и, сделав остановку в Англии, передал рукопись Бэтсону. Одобрив работу, тот рекомендовал ее к печати, и она вскоре была издана типографией Кембриджского университета отдельной брошюрой.

Родственные виды и роды, гласит сформулированный Вавиловым закон, благодаря сходству их генотипов, в значительной мере повторяют друг друга в своей изменчивости.

Мысль о единстве многообразия – главная в замечательном вавиловском труде. Далее Вавилов развивал мысль о необходимости систематического изучения разновидностей в пределах видов, что крайне важно и для генетики и для агрономии.

Позднее Вавилов обнародовал получившую также широкую известность работу о центрах происхождения культурных растений. Оба открытия вкупе сделались чем-то вроде ботанического компаса.

Применение нового закона позволило Вавилову поставить вопрос и о том, что все культурные растения Земли произошли из нескольких генетических центров. В начале 1921 г. Вавилова вместе с группой сотрудников приглашают в Петроград, где в Царском Селе он организует Всесоюзный институт растениеводства.

Жена предпочла остаться в Саратове, найдя себе работу по агрономической части. Основания для такого решения у нее были. Она знала, либо догадывалась, что Николай Иванович увлечен другой женщиной. Елена Ивановна Барулина, студентка, а потом аспирантка Николая Ивановича, разделявшая его чувства, в середине двадцатых годов прибыла в Ленинград и формально вступила в брак с Вавиловым. А в 1928 г. у четы Вавиловых родился сын Юрий.

Вавилов был внимателен к обоим сыновьям. Со старшим, Олегом, переписывался, даже находясь в путешествиях. После гибели отца Олега и Юрия опекал их дядя Сергей Иванович. Оба получили университетское образование, стали физиками.

Последние двадцать лет недолгой жизни Вавилова связаны с Ленинградом. Здесь в полной мере раскрылись его многообразные дарования. Здесь он создал получивший всемирную известность научный центр – Всесоюзный институт растениеводства.

В 1924 г. Вавилов организует экспедицию в Афганистан, в районы, где до него не ступала нога европейца. Здесь он собирает исключительный по ценности материал. В 1926 г. Вавилов совершает большую поездку по странам Европы, а также по Северной Африке и Эфиопии. И снова ученый привозит собранные им образцы растений. В последующие годы Вавилов посетил Японию, Китай, а также Южную Америку. Он уже собрал столько образцов различных растений, что его теория получила полное подтверждение. Сразу после поездки выходит в свет его вторая важнейшая работа – «Центры происхождения культурных растений».

Н.И. Вавилов

В 1929 г. Вавилова избирают академиком и практически одновременно – президентом Академии сельскохозяйственных наук. В то время ему еще не исполнилось 42 года. Новый президент много сделал для того, чтобы наладить широкие контакты русских ученых с их коллегами из других стран. По его инициативе в 1937 г. в СССР был проведен международный конгресс генетиков. Он был организован на базе созданного Вавиловым Института генетики Академии наук. Там собралась целая плеяда крупных ученых во главе с академиком Кольцовым, создавшим школу экспериментальной генетики. На стажировку к Вавилову и Кольцову стали приезжать ученые из всех стран мира. Одним из учеников Вавилова был, в частности, Г. Меллер, впоследствии получивший за свои открытия Нобелевскую премию.

Но вместе с тем работать Вавилову становилось все труднее и труднее. Начиная с 1939 г. при негласной поддержке Сталина Лысенко и его сторонники проводили настоящий разгром генетической науки в СССР. А в 1940 г. арестовали и Вавилова, который в это время находился в научной экспедиции. Следствие по его делу продолжалось долго. Но Николай Иванович Вавилов не прекращал научной работы и в заключении. Ученый умер в тюрьме 26 января 1943 г.

Николай Вавилов любил жизнь во всех ее проявлениях. Ходил в театр, когда выкраивал время. Читал много, жадно, быстро, не довольствуясь лишь одной научной литературой. Природа не часто одаривает людей так, как одарила она Вавилова, наделив его не только мощным талантом исследователя, но и способностью трудиться большую часть суток, уделяя сну не треть, а лишь пятую часть жизни. Он сумел распорядиться щедрым даром как нельзя лучше, заняв по праву достойное место среди классиков естествознания.

(По материалам «Энциклопедии великих людей и идей», 2012)

Ч.Ч. Валиханов: «блестящий метеор над головами казахов»

Крупный казахский ученый востоковед, историк, этнограф, географ, фольклорист, переводчик, журналист, путешественник родился в 1835 г. в крепости Кушмурун недалеко от Кустаная. Детство Чокана прошло в родовом имении бабушки Айганым в Сырымбете.

Отец Чокана – Чингиз, ага-султан, дед – Уалихан. Прадедом Чокана был хан Абылай. В двенадцатилетнем возрасте Чокан поступил в Сибирский кадетский корпус в городе Омске, который считался в то время лучшим учебным заведением в Сибири. В кадетском корпусе Чокан с увлечением учился, и за какие-то два-три года догнал и перегнал своих сверстников по знаниям.

Царская администрация благоволила к отцу Чокана – Чингизу, о чем свидетельствует назначение его старшим султаном одного из округов и присвоение ему чина полковника. Но в то же время он был образованным человеком, в частности, содействуя русским ученым в изучении фольклора и быта казахов.

Отец с малых лет привлекал Чокана к сбору материалов, касающихся легенд и народных преданий, и вовлек его в круг высокообразованных русских ученых, инженеров, офицеров.

Годы духовного становления личности Чокана связаны с учебой в Омском кадетском корпусе. Здесь сложился круг общения, включавший не только его наставников, но и однокашников в лице ориенталиста Н.Ф. Костылецкого, историка П.В. Гонсевского, публициста, исследователя истории народов Сибири и Казахстана Н.М. Ядринцева, выдающегося географа Г.Н. Потанина, Н.Ф. Анненского и других. Впоследствии в этот круг вошли такие выдающиеся деятели России, как петрашевец С.В. Дуров, П.П. Семенов-Тян-Шанский, Е.П. Ковалевский, Ф.М. Достоевский. Федор Михайлович писал в одном из своих писем к Чокану: «Я Вам объявляю без церемоний, что я в Вас влюбился… Я Вас так люблю, что мечтаю о Вас и о судьбе Вашей по целым дням».

Чокан Валиханов принял участие в судьбе ссыльного писателя Ф.М. Достоевского, способствовал досрочному освобождению его из ссылки.

В 1853 г. Чокан закончил обучение в Омском кадетском корпусе и в звании корнета поступил на службу адъютантом генерал-губернатора Степного края Г.Х. Гасфорта.

Из кадетского корпуса вышел человек, в котором были посеяны семена русской и современной европейской культуры, науки и искусства.

Уже в кадетском корпусе у Чокана Валиханова зародилась страсть к путешествиям и мечта «открыть миру неизведанную Азию». Мечта эта свершилась, но в более глубоком смысле, чем предполагал юный Чокан: он не только исследовал и описал «неизведанные» европейской наукой места как географ, путешественник, он приоткрыл завесу над самым центром Азии – населением, его историей, образом мыслей и чувств. Касается ли дело его знаменитой Кашгарской экспедиции, благодаря которой он прославился на весь мир как отважный путешественник, Иссык-Кульской экспедиции или поездки в Кульджу – везде он выступает не просто как географ, экономист, этнограф, царский агент, но, кроме того, во всем этом выступает человек, стоящий на стыке цивилизаций, способный взглянуть на виденное как изнутри, так и извне, глазами образованного европейца.

На службе у генерал-губернатора Чокан изучал историю, этнографию, литературу и культуру народов Средней Азии, путешествовал по Центральному Казахстану, собирал материалы и писал статьи по истории степного края, об обычаях и традициях, религии казахов.

В 1856–1857 гг. Ч. Валиханов совершил научно-исследовательскую и этнографическую экспедицию к заилийским кыргызам и в аулы Старшего Жуза, в Кульджу, где познакомился с историей Джунгарии. В этих поездках он написал популярные «Очерки Джунгарии», «Записки о киргизах», «О жанрах казахской народной поэзии», «Дневник поездки на Иссык-Куль», «Предания и легенды большой киргиз-кайсацкой орды» и другие работы, которые стали основой совершенно нового взгляда на казахов, их культуру и литературу. Эти очерки и статьи были высоко оценены русскими учеными.

Экспедиция в Кашгар (Джунгарию) – важный этап в жизни Валиханова. Всего четыре европейца побывали там до него: в XIII в. знаменитый Марко Поло, в XVII – некий монах-иезуит Гаес и во второй половине XIX в. – англичанин, имя и судьба которого остались неизвестными, да еще отчаянный молодой немецкий путешественник, ученик великого Гумбольдта, Адольф Шлагинтвейт, исчезнувший в ходе своей дерзкой экспедиции в Центральную Азию.

Китайские власти всячески препятствовали проникновению иностранцев в Джунгарию. Любой европеец, оказавшийся в Кашгаре, рассматривался ими как шпион, и подлежал смертной казни.

В июне 1858 г. Валиханов отправляется в путешествие, навсегда оставшееся в анналах российской географической науки. Ему исполнился тогда 21 год. В путь Чокан тронулся с караваном семипалатинского купца Мусабая Тохтубаева. Он путешествовал под чужим именем Алимбая, переодетый в восточную одежду и с обритой, по местному обычаю, головой. За полтора месяца достигнув верховий реки Или, купцы провели затем месяц, занимаясь торговлей с киргизами, после чего караван двинулся к китайской границе. Пройти через Тянь-Шань в сентябре оказалось делом нелегким.

Во время пребывания в Кашгаре Валиханов познакомился со многими чиновниками и другими местными жителями. Ему удалось собрать сведения о населении и дорогах «страны шести городов», как называли уйгуры Кашгарию. Исследователь записывал также данные о климате и природе страны, ее экономике. Ему удалось разгадать тайну гибели английского путешественника Шлагинтвейта, погибшего от руки местного феодала Якуб-бека.

12 апреля 1859 г., через 11 месяцев после начала путешествия, Чокан Валиханов вернулся в город Верный. Он был встречен как герой, открывший неизвестные земли, поощрен, направлен в Санкт-Петербург, где у него состоялась встреча с царем, на которой император отметил его особые заслуги перед отечеством.

Чокан Валиханов работал в Главном штабе над подготовкой к изданию карты Азии, он участвовал в изданиях трудов Русского географического общества, членом которого его избрали в 1860 г. Здесь Чокан публиковал работы, посвященные истории и культуре Средней Азии и зарубежного Востока, в которых собран и обобщен огромный материал об истории, этнографии казахов, их быте, обычаях и культуре.

К сожалению, по причине болезни Валиханов был вынужден вернуться в родные места. Там он решил оставить службу и даже выдвинул свою кандидатуру на выборах в волости, чтобы, став правителем, попытаться облегчить участь своего народа. Но местные власти подтасовали результаты выборов… Чокан, обиженный несправедливостью, уехал на юг, к своему родственнику султану Тезеку, где через некоторое время умер от обострившегося туберкулеза.

Ныне неподалеку от урочища Коген-Тоган, где был похоронен в 1865 г. Чокан Валиханов, в местности под названием Алтын-Эмель, построен в честь 150-летия со дня его рождения (1985 г.) мемориальный комплекс.

Ч.Ч. Валиханов

В 1904 г. Русское географическое общество издало книгу Чокана Валиханова, и в предисловии к ней академик Н.И. Веселовский написал следующее: «Как блестящий метеор, промелькнул над нивой востоковедения потомок казахских ханов и в то же время офицер русской армии Чокан Чингизович Валиханов».

(По http: )

М.И. Венюков: объехавший мир и переведший «Марсельезу»

Михаил Иванович Венюков был человеком удивительно разностороннего таланта, оставившим много ценных трудов в различных областях географических и естественных наук.

Значителен его вклад в изучение Приамурья и Приморья. Дальний Восток был для него большой школой научного становления.

М.И. Венюков родился 5 июля 1832 г. в мелкопоместной дворянской семье в селе Никитинском Рязанской губернии. В раннем возрасте воспитанием мальчика занималась бабушка, которая привила ему любовь к чтению и разносторонним знаниям. Тринадцати лет Мишу Венюкова приняли на «казенные хлеба» во второй класс кадетского корпуса, из которого в 1850 г. он вышел в чине артиллерийского прапорщика. Через два года был назначен репетитором физики в Петербургский кадетский корпус. Одновременно вольнослушателем он посещал университет, а через год поступил в Академию Генерального штаба, закончив ее в 1856 г.

Новым местом службы М.И. Венюкова стал Иркутск, тогдашняя столица Восточной Сибири, новым начальником – генерал-губернатор Н.Н. Муравьев, которому в скором времени предстояло стать еще и графом Амурским. В начале мая 1857 г. поручик Венюков в качестве старшего адъютанта прибыл в штаб войск Восточной Сибири. Н.Н. Муравьев сразу заметил исполнительность молодого офицера и предложил ему ехать вместе с ним на Амур.

Венюкову была поручена срочная работа по составлению топографических карт и анализу военной статистики для полной оценки политической ситуации на Дальнем Востоке с целью его дальнейшего заселения. Данные были необходимы генерал-губернатору для личного доклада в Петербурге. Следом за Муравьевым курьерская тройка за десять дней доставила в столицу и его адъютанта. Недолгое пребывание в Петербурге запомнилось М.И. Венюкову встречей и долгой беседой с героем Амурской экспедиции Г.И. Невельским.

В феврале 1858 г. М.И. Венюков уже снова был в Иркутске и вскоре начал подготовку к своей первой экспедиции: по Уссури, через Сихотэ-Алинь к океану. Волею судьбы в мае 1858 г. ему довелось присутствовать при подписании Айгунского трактата и участвовать в закладке поста Хабаровка. А 1 июня 1858 г. М.И. Венюков со своими спутниками – сотником Пешковым, переводчиком Масленниковым, унтер-офицером Кармановым, денщиком и одиннадцатью казаками – начали свой путь от станицы Казакевичево, что расположилась рядом с только что основанной Хабаровкой.

Путешествие, совершенное двадцатишестилетним офицером, было своего рода подвигом: более 700 км от устья Уссури до перевала через Сихотэ-Алинь он прошел пешком, ведя счет шагам, чтобы карта, составленная им, «не оставляла в недоразумении тех, которые бы стали впоследствии руководствоваться ею». Так был проложен первый пеший маршрут от Хабаровки через Сихотэ-Алинь к Тихому океану.

Выйдя к морю, Венюков собирался продолжить путь к Владимирскому посту, но заболел и вынужден был возвратиться обратно по прежнему маршруту. В пути он переписал начисто свой экспедиционный отчет. Работа называлась «Описание реки Уссури и земель к востоку от нее до моря». Н.Н. Муравьев-Амурский остался очень доволен выполненной М.И. Венюковым работой.

В марте 1859 г. Венюков выступил в Петербурге в Русском географическом обществе с докладом о своем путешествии по Уссури. Сведения, представленные им, получили высокую оценку собравшихся и, в частности, вице-председателя общества П.П. Семенова (с 1906 г. – Тян-Шанский).

В 1860—1870-е гг. М.И. Венюков совершил путешествия по зарубежному Дальнему Востоку, Японии и Китаю, побывал в Средней Азии – в верховьях реки Чу и на озере Иссык-Куль, служил на Кавказе и в Польше.

Картография, естествознание, физическая география, история, статистика, этнография, военная политика находили самое широкое отражение в его работах. В течение двух лет он был секретарем Императорского Русского географического общества, редактировал «Известия» ИРГО. В 1875 г. был участником Международного географического конгресса в Париже.

В 1877 г. М.И. Венюков подал прошение об отставке с воинской службы. В этом же году выехал в Париж, как оказалось, навсегда. За границей он жил во Франции, Швейцарии, Англии, был избран членом географических обществ этих стран. М.И. Венюков много путешествовал – по Северной Африке, Мадагаскару, Занзибару, по Южной и Центральной Америке, Норвегии, Италии.

24 года прожил М.И. Венюков вдали от России, продолжая оставаться ее патриотом. Задолго до своей кончины он составил завещание, вернувшись в памяти к годам своей молодости. Богатую научную библиотеку, свыше 1200 томов, и все свои рукописи он завещал селению Хабаровка. Денежную сумму – Русскому географическому обществу, селу Никитинскому, где родился, и селу Венюково на Уссури, выразив желание, чтобы эти средства пошли на нужды образования.

Свой жизненный путь большой ученый и неутомимый путешественник закончил в одной из парижских больниц 17 июля 1901 г. В память о нем осталось на реке Уссури село Венюково, а в селе – школа, построенная на средства путешественника; его именем названы перевал через хребет Сихотэ-Алинь, мыс на Курильских островах. В Дальневосточной государственной научной библиотеке в Хабаровске и в библиотеке Общества изучения Амурского края во Владивостоке читатели и сегодня пользуются книгами, подаренными М.И. Венюковым, ученым, заслуги которого признаны всем миром.

М.И. Венюков

Еще в 1867 г. в Женеве, за десять лет до ухода в добровольную эмиграцию, он сделал перевод «Марсельезы», французской революционной песни поэта и композитора Руже де Лиля.

Перевод этот заканчивался так:

Веди ж к победным нас путям, Любовь к стране святая! Будь лозунгом своим борцам, Ты, вольность дорогая…

Перевод «Марсельезы» был отпечатан в типографии Герцена, и Венюков привез его в Петербург. Вспоминая об этом эпизоде через много лет, он написал пророческие слова, полные той же любви к родной земле: «Я был бы очень рад, если бы дожил до нового пушкинского периода в России, до новых Баратынского, Батюшкова, Жуковского, Козлова, Рылеева, Языкова, самого Пушкина и Лермонтова. Это было бы лучшим доказательством свежести русского народного гения, мощи национального духа».

А.И. Велькицкий: имя, увековеченное на карте Арктики

Русский геодезист, полярный исследователь, основатель династии гидрографов-первопроходцев Андрей Ипполитович Вилькицкий родился 1 июня 1858 г. в Борисовском уезде Минской губернии, в семье военного, потомственного дворянина.

После окончания гимназии он в конце 1875 г. поступил юнкером в Балтийский флот и три года учился в специальном юнкерском классе Морского корпуса, после чего в 1877 г. был произведен в гардемарины. В сентябре 1878 г. А.И. Вилькицкий был произведен в свой первый офицерский чин – мичмана. Блестящие аттестации, которые он получил за годы учебы и стажировки, способствовали тому, что вскоре он был зачислен в Николаевскую Морскую академию в Петербурге, которую так же блестяще окончил в 1880 г.

Уже тогда А.И. Вилькицкий увлекся гидрографией, но лишь через два года после окончания академии он смог добиться зачисления в облюбованный им гидрографический департамент. Сразу после зачисления в этот департамент, в 1882 г., Вилькицкого направили в Пулковскую астрономическую обсерваторию для прохождения специального трехлетнего курса астрономии и геодезии и геодезической практики. Вместе с офицерами геодезического отделения Николаевской академии Генерального штаба мичман Вилькицкий зимой изучал высшую геодезию и практическую астрономию, а в летние месяцы 1882–1885 гг., уже в чине лейтенанта, он работал начальником гидрографической и промерной партии на Балтийском море и в Онежском озере.

В своей работе он удачно применяет на практике ряд новых теоретических положений при описании берегов, проведении магнитных и других геофизических наблюдений. Его успехи были замечены, основательная астрономическая подготовка, полученная Вилькицким, привела к тому, что недавний слушатель академии стал в 1885 г. преподавателем в своей альма-матер. Эта деятельность Вилькицкого продолжалась более 20 лет, до 1908 г., когда обязанности начальника российской гидрографии не оставили ему больше времени для преподавания.

К середине 1880-х гг. относятся первые научные работы А.И. Вилькицкого, касающиеся производства гидрографических работ, приборов и методов, а также геофизических исследований. Проведенные им по поручению Императорского Российского географического общества определения силы тяжести в ряде пунктов Европейской и Азиатской России привлекли внимание специалистов. Они были выполнены столь тщательно, что в 1887 г. Российское географическое общество предложило молодому ученому возглавить первую в России Арктическую гидрографическую экспедицию и провести ряд исследований на Новой Земле. Морское же министерство дополнительно поручило ему уточнить географические координаты Архангельска. Так А.И. Вилькицкий впервые попадает в Арктику. В течение двух лет, в 1887–1889 гг., он производил гравиметрические измерения на Новой Земле, произвел измерения для определения ускорения силы тяжести с помощью маятника. В том же 1887 г., когда он доложил предварительные результаты своих научных исследований, географическое общество присудило Вилькицкому почетную награду – малую Золотую медаль, а после обработки материалов в 1891 г. его удостоили высшей награды – Золотой медали имени основателя общества графа Ф.П. Литке.

В 1894 г. Морское министерство по просьбе ряда ведомств России организовало специальную гидрографическую экспедицию для исследования возможностей торгового мореплавания и навигационного обеспечения мореплавания в Арктике. Руководителем ее назначили подполковника корпуса флотских штурманов А.И. Вилькицкого. Гидрографы под руководством А.И. Вилькицкого исследовали морское побережье на участке от устья Печоры до Енисея, в Енисейском заливе и Обской губе.

Результаты работ экспедиции Вилькицкого не замедлили сказаться. Уже в 1897 г. в устья Оби и Енисея прошел караван из 12 судов, на одном из этих судов совершал переход через Карское море адмирал С.О. Макаров. В 1897 г. за отличие по службе А.И. Вилькицкий был произведен в полковники. Исследовательские работы Вилькицкого в этих районах Арктики возобновились в 1898 г. и продолжались с перерывами до 1901 г., были обследованы также южная часть Карского и Баренцева морей, пролив Югорский Шар и Печорский лиман, описаны берега и составлены подробные морские карты этого района.

В 1901 г. его назначают исполняющим обязанности помощника начальника Главного гидрографического управления (ГГУ) по научной и технической части. Но и на этом посту он не порывает с экспедицией и не раз покидает свой кабинет для работы в Арктике. В частности, в 1905 г., когда была послана экспедиция от Министерства путей сообщения на Енисей, А.И. Вилькицкий принял участие в ее организации и командовал караваном из 22 судов при прохождении через пролив Югорский Шар до устья Енисея по Северному морскому пути.

По предложению Вилькицкого была создана специальная комиссия, которая рекомендовала начать проведение высокоширотных морских исследований на специально построенных стальных экспедиционных судах. Невский судостроительный завод выиграл конкурс на лучший проект таких судов, и в апреле – мае 1909 г. два ледокольных парохода вошли в строй русского флота. Их назвали «Таймыр» и «Вайгач». Они были хорошо оборудованы для проведения широкого комплекса научно-исследовательских и гидрографических работ.

Казалось бы, лучшего начальника Главного гидрографического управления, кроме Вилькицкого, трудно было найти, но у Вилькицкого не было высоких покровителей. В 1907 г. его производят в генерал-майоры и назначают лишь исполняющим обязанности начальника управления. Лишь в 1909 г. его производят в чин генерал-лейтенанта Корпуса флотских штурманов, и на четыре года А.И. Вилькицкий становится руководителем российской гидрографии, официально утвержденным в этой должности.

Именно в этот период русская гидрография вышла на международную арену. А.И. Вилькицкий добился представительства ГГУ в Постоянной международной ассоциации судоходных конгрессов, русские гидрографы участвовали в международных выставках, конференциях, съездах и в работах по обеспечению безопасности мореплавания в глобальном масштабе.

В 1913 г. А.И. Вилькицкий был зачислен в Корпус гидрографов со званием гидрографа-геодезиста. В течение службы Андрей Ипполитович был награжден орденами Св. Станислава 1, 2 и 3-й степеней, Св. Владимира 3 и 4-й степеней, Св. Анны 3-й степени, французским орденом Почетного легиона командирского креста.

А.И. Вилькицкий на своем посту работал практически без отпусков, что не могло не сказаться на его здоровье, и в начале 1913 г. он серьезно заболел. Несмотря на болезнь, он не отменил доклада на заседании Адмиралтейств-коллегии в начале февраля, после этого взял отпуск по болезни сроком на три недели. За несколько дней до ухода в этот последний отпуск А.И. Вилькицкий был произведен в чин полного генерала флота. Вскоре, 26 февраля 1913 г., в Санкт-Петербурге А.И. Вилькицкий умер. Выдающийся исследователь был похоронен на Смоленском православном кладбище.

Именно А.И. Вилькицкий стал инициатором Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана (ГЭСЛО) на ледокольных судах «Вайгач» и «Таймыр» (1910–1915), открывшей летом 1913 г. ранее неизвестную землю, названную архипелагом Николая II (c 1926 г. – Северная Земля), а в 1914–1915 гг. совершивших сквозное плавание по трассе Северного морского пути с востока на запад. Командовал ГЭСЛО сын А.И. Вилькицкого Борис Вилькицкий.

Борис Андреевич Вилькицкий (1885–1961) после окончания Морского корпуса служил на броненосце «Цесаревич», был на Дальнем Востоке в составе 1-й Тихоокеанской эскадры. Борис Вилькицкий принял участие в обороне Порт-Артура, был награжден многими боевыми наградами. В 1908 г. он с отличием окончил Морскую академию, после чего стал флагманским штурманом в штабе начальника морских сил Балтийского моря адмирала Эссена. После открытия в 1913 г. архипелага Северная Земля Вилькицкого наградили большой Золотой медалью Русского географического общества, Золотой медалью Парижского географического общества и Золотой медалью Шведской академии наук. Осенью 1915 г. корабли пришли в Архангельск, впервые в истории арктического мореплавания пройдя Северный морской путь от Берингова до Белого моря.

После октября 1917 г. Б.А. Вилькицкий стал работать в Главном гидрографическом управлении. В начале 1918 г. советское правительство предложило ему вновь возглавить экспедицию по изучению арктических морей. Летом того же года экспедиция была сформирована и готовилась к выходу из Архангельска, но северная часть страны оказалась во власти белых. После их разгрома Б.А. Вилькицкий эмигрировал в Норвегию. Советские власти напрасно приглашали его вернуться в Россию, Вилькицкий вместо этого уехал в Англию, затем долгие годы работал в Бельгийском Конго и, выйдя на пенсию в чине контр-адмирала, поселился в Брюсселе. Он умер в Бельгии 6 марта 1961 г.

А.И. Вилькицкий

20 ноября 1996 г. на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга прошла торжественная церемония перезахоронения праха Бориса Андреевича Вилькицкого, он нашел вечный покой рядом со своим отцом и младшим братом. В августе 1997 г. на могиле Б.А. Вилькицкого был открыт памятник.

Имя Вилькицких встречается на карте Арктики 11 раз (девять в честь отца Андрея Ипполитовича Вилькицкого и два в честь сына – Бориса Андреевича): именем А.И. Вилькицкого названы ледник, гора, залив и два мыса на западном побережье Северного острова архипелага Новая Земля, остров и острова Вилькицкого в Карском море, острова в Восточно-Сибирском море и, наконец, знаменитый пролив между Карским морем и морем Лаптевых. В декабре 2002 г. в Санкт-Петербурге, на доме № 96 по каналу Грибоедова, где жили отец и сын Вилькицкие, была установлена мемориальная доска.

А.И. Воейков: геофизик, предсказавший будущее

Александр Иванович Воейков, русский климатолог и географ, родился в Москве в 1842 г. Родители А.И. Воейкова умерли, когда ему было всего пять лет. С этого времени заботы о воспитании ребенка взял на себя его дядя – Д.Д. Мертваго. В подмосковной усадьбе Мертваго и прошли детские годы А.И. Воейкова.

Мальчик получил хорошее домашнее образование. Он овладел французским, немецким и английским языками. Впоследствии он также изучил итальянский и испанский языки. Еще мальчиком А.И. Воейков вместе с родными побывал в Палестине, Сирии и в Западной Европе. Богатство первых путевых впечатлений пробудило в нем ту страсть к путешествиям, которой он оставался верен всю свою жизнь.

В 1860 г. А.И. Воейков поступил на физико-математический факультет Петербургского, университета, но после того как университет в связи со студенческими волнениями был закрыт, уехал учиться за границу. В 1865 г. он получил в Геттингенском университете степень доктора философии, защитив там диссертацию по географии. По возвращении в Россию был избран членом Русского географического общества, с которым на протяжении 50 лет была связана вся его научно-общественная деятельность. По инициативе Воейкова в 1870 г. при обществе была организована Метеорологическая комиссия, в которой в течение нескольких лет он состоял секретарем. Через эту комиссию Воейков организовал в стране обширную сеть добровольных корреспондентов, которые вели систематические метеорологические наблюдения над грозами, дождями и другими элементами климата. Результаты обработки полученных материалов публиковались в изданиях Общества.

Летом 1872 г. А.И. Воейков объехал Галицию, Буковину, Молдавию, Валахию, Трансильванию и Венгрию. Путешествие было им предпринято с целью изучения почв, и в особенности чернозема. Намеченная задача была успешно выполнена.

Тотчас же после возвращения домой А.И. Воейков стал готовиться к новому путешествию. Он отправился в Америку, по пути останавливаясь в Вене, Берлине, Готе, Утрехте и Лондоне. В Готе им была подготовлена к изданию работа об атмосферной циркуляции. В начале 1873 г. А.И. Воейков прибыл в Нью-Йорк, затем посетил Бостон, Нью-Хэйвен и Вашингтон. Здесь секретарь Смитсонианского института Генри предложил ему закончить чужую работу о ветрах земного шара. В течение трех осенних месяцев 1873 г., проведенных в Вашингтоне, А.И. Воейков исполнил это и дополнил эту работу сведениями о ветрах в России.

Привлечение наблюдений, проведенных в России, позволило А.И. Воейкову подойти к вопросу совершенно по-новому, расширить анализ связи ветра с давлением климатологическими выводами о роли «большой оси Европейско-Азиатского материка», то есть Сибирского антициклона с отрогом, вытянутым на Европу.

Летом того же 1873 г., до своей работы в Вашингтоне, А.И. Воейков совершил поездку по Соединенным Штатам Америки и Канаде, посетил Великие озера, старые восточные штаты, Скалистые горы, Колорадо, Новый Орлеан и Техас. В степях Северной Америки он установил наличие чернозема.

После трехмесячного пребывания в Вашингтоне в начале 1874 г. А.И. Воейков отправился на Юкатан и в Мексику. Предпринятое им из Мексики тысячеверстное путешествие верхом через перешеек Теуантепек в Гватемалу дало ему богатейшие научные наблюдения над тропической природой.

Из Гватемалы А.И. Воейков проехал в Панаму, морем обогнул всю Южную Америку, пройдя к северу до устья Амазонки. Путешествие вдоль западного побережья прерывалось экскурсиями на оз. Титикака, в Лиму и восхождением на Анды. Лихорадка вынудила его прекратить поездку по Амазонке. Он смог подняться вверх по ее течению только до Сантарена. Вернувшись к устью, он уехал в Нью-Йорк, где и провел начало 1835 г.

В Россию А.И. Воейков возвратился лишь ненадолго и уже в октябре 1875 г. отправился в новое путешествие. Его он начал с Индии. После посещения Бомбея и трехмесячного пребывания в южных районах страны он побывал на о. Ява, а затем переехал в Южный Китай. Завершив это свое путешествие пятимесячной поездкой по Японии, А.И. Воейков вернулся домой.

В 1877 г. А.И. Воейков обрабатывал научные материалы, собранные им в поездках и путешествиях. Результатом этой работы стали климатологические карты А.И. Воейкова, отмеченные в 1878 г. золотой медалью на Всемирной выставке в Париже.

В 1880 г. Воейков получил в Московском университете степень доктора физической географии, а в следующем году он был приглашен доцентом в Петербургский университет. В 1885 г. его избрали экстраординарным профессором, а в 1887 г. – ординарным профессором по кафедре физики. С 1881 г. участвовал как представитель Русского географического общества на всех географических международных конгрессах и съездах. В 1884 г. А.И. Воейков издал капитальный труд «Климаты земного шара, в особенности России», за который в следующем году был награжден большой золотой медалью Русского географического общества.

Несмотря на то, что он располагал сравнительно небольшим фактическим материалом, принципиальная сущность его выводов в основном осталось неизменной до настоящего времени. Указанный труд А.И. Воейкова содержит первое фундаментальное исследование о циркуляции атмосферы, причем здесь им впервые была установлена роль муссонов во внетропической зоне (в частности на Дальнем Востоке). Это его открытие получило всеобщее признание в науке.

В личной жизни Александр Иванович Воейков отличался исключительной простотой, почти беспомощностью в общежитейских вопросах, небрежностью в одежде. Он просто не замечал таких мелочей, не придавал им значения.

Будучи одиноким и израсходовав все свое довольно значительное состояние на путешествия, Александр Иванович из своего трудового заработка охотно помогал тем, в ком он чувствовал искреннюю любовь к науке.

В 1912 г. он совершил с научными целями большую поездку по Средней Азии, а в 1915-м – по Южному Уралу и Крыму. В конце 1915 г. был избран директором Высших географических курсов, первого географического высшего учебного заведения в России.

В конце 1915 г. он занялся переработкой написанного им климатического очерка Полесья. Этой работы он не оставил и во время болезни – гриппа, которым заболел в январе 1916 г. Началось воспаление легких, которое 9 февраля 1916 г. свело А.И. Воейкова в могилу. Скончался он в Петрограде.

Научное наследство Воейкова огромно. Работы его отличаются исключительным разнообразием тематики и широтой поставленных вопросов.

Пользуясь сравнительной характеристикой климатов, Воейков предсказал полную возможность культуры чая, цитрусовых и бамбука в Закавказье, кукурузы и табака в южных районах России, ценных видов египетского и американского хлопка в Средней Азии, продвижения посевов льна и зерновых культур на дальний Север.

(www.geo-site.ru, по материалам В. Артемова)

Ф.П. Врангель: в поисках «матерой земли»

Фердинанд Петрович Врангель родился 29 декабря 1796 г. в городе Пскове в дворянской семье. Дед его был камергером при царском дворе, но с приходом к власти Екатерины II лишился не только огромных поместий, но и всего состояния. Отец и мать Врангеля после бегства главы семейства за границу остались без средств. Вскоре Фердинанд остался круглым сиротой. Однажды у родственников, у которых он жил, гостил Иван Федорович Крузенштерн. Рассказ мореплавателя об удивительных путешествиях через все океаны к берегам Камчатки и Америки запал в душу мальчика.

Родственники отдали его в Морской кадетский корпус. Здесь он подружился с Петром Анжу. Они стали лучшими воспитанниками выпуска: Врангель по успехам был признан первым из 99 воспитанников, Анжу – вторым.

21 июня 1815 г. они отправились в Ревель (Таллин) служить в 19-м флотском экипаже. Они плавали на фрегате «Автроил». Но Врангель мечтал о дальних путешествиях.

А.И. Воейков

Узнав, что прославленный мореплаватель Василий Михайлович Головнин готовится к кругосветному плаванию на шлюпе «Камчатка», Врангель упросил взять его на судно простым матросом.

Встреча с Головниным оказала решающее значение не только на судьбу Врангеля, но и на становление его как ученого. На борту «Камчатки» он нес службу и изучал теоретическую географию, историю полярных путешествий, теоретическую и практическую астрономию, судовождение. Богатая библиотека капитана была к его услугам. После окончания плавания в сентябре 1819 г. Головнин привлек Врангеля к новому проекту. Предполагалось снарядить два отряда – Колымский и Янский. Головнин предложил Врангелю возглавить Колымский отряд, которому предстояло заняться поисками земель к северу и востоку от Медвежьих островов. Руководителем Янского отряда был назначен Петр Анжу.

Экспедиция Колымского отряда (1820–1824) описала побережье Сибири от реки Индигирки до Колючинской губы, по опросным данным установила местоположение острова, позднее названного именем Врангеля.

20 марта 1820 г. отряд прибыл в Иркутск, а 25 июля достиг Якутска. Оттуда, переправившись через Алдан, экспедиция прибыла в Нижнеколымск.

19 февраля 1821 г. Врангель выехал из Нижнеколымска на трех путевых и пяти завозных (для провианта) нартах. Он имел намерение осмотреть берег океана от Большого Баранова камня до мыса Шелагского, к северу от которого, по утверждению Сарычева, находилась обитаемая «матерая земля».

24 февраля экспедиция оставила позади Большой Баранов камень. Дальше находилась неизведанная местность.

1 марта путешественники достигли острова Сабадей (Айон) в Чаунской губе. Здесь были обнаружены следы недавней стоянки чукчей. Путешественники с берегового утеса в телескоп различили огромную полынью, а за ней гряду торосов. Ночью они наблюдали полярное сияние.

3 марта путешественники провели на льду Чаунской губы, дав возможность отдохнуть собакам. Вечером исследователи неожиданно увидели на востоке очертания невысоких куполообразных гор, которые отражались в зеркальной поверхности огромной полыньи. То был мыс Шелагский.

5 марта юго-восточный ветер принес теплую погоду. Температура поднялась с –40 до –3 °C. Зато путь до Шелагского мыса превзошел все ранее испытанные трудности.

7 марта экспедиция отправилась в обратный путь, производя по дороге опись берегов Чаунской губы. Путешественники открыли мыс, который назвали именем Матюшкина, и небольшой остров Роутан (Араутан).

25 марта Врангель направился к устью Колымы. Нарушая инструкцию, полученную от Морского ведомства, он начал поиски Северного материка не в районе Шелагского мыса, а севернее устья Колымы.

Своей поездкой на север Баранова камня Врангель поставил под сомнение выводы Сарычева, который полагал, что море в этом районе невелико и недалеко на севере должна находиться «матерая земля».

28 апреля экспедиция вернулась в Нижнеколымск, так и не увидев Северной «матерой земли». Тем не менее Врангель и Матюшкин безуспешными поисками земли, которую якобы усмотрели к северу от Медвежьих островов, внесли выдающийся вклад в познание природы Северного Ледовитого океана. Благодаря их поездкам выяснилось, что море далеко от берегов Сибири даже зимой не только не сковано вечным льдом, а даже не покрыто сплошным ледяным покровом.

13 марта 1822 г. Врангель отправился из Сухарнова к Баранову Камню. На этот раз он решил снова выйти на границу припайного льда, чтобы, придерживаясь ее, направиться на восток, до меридиана Шелагского мыса, и тем самым собрать разносторонний материал для суждений о «предполагаемом существовании земли к северу».

Пройдя около 80 верст от Баранова Камня, Врангель устроил во льду продовольственный склад. Несколько дней экспедиция то прорубалась через торосы, то утопала в глубоком снегу.

Утром 27 марта путешественники увидели на северо-востоке возвышавшиеся над льдами два холма. Утром следующего дня оптический обман повторился. Позже Врангель пришел к выводу, что «когда ломается лед, то из воды подымаются темно-синие пары, кои, опускаясь иногда на вершины ледяных гор, дают сим последним вид гористой земли».

Когда Врангель принял решение повернуть назад, он находился примерно в 30 милях от острова, ныне носящего его имя, и в 80 милях от Азиатского материка.

8 апреля экспедиция вышла на восток и в этот же день достигла мыса Якан. Долго рассматривали в телескоп северный горизонт, но не обнаружили ни малейших признаков гор, которые якобы видели чукчи. Врангель произвел опись берега. Поставленная перед Колымской экспедицией задача – нанести на карту северное побережье России от Колымы до мыса Северного – была выполнена.

10 мая экспедиция прибыла в Нижнеколымск, пройдя за 78 дней 2300 верст. Врангель заявил, что на расстоянии по крайней мере 300–500 верст к северу от сибирских берегов между Колымой и мысом Шелагским нет «матерой земли».

На этом закончились исследования Колымской экспедиции. 15 августа 1824 г. Врангель приехал в Петербург. Но только через 17 лет он издал свое «Путешествие».

Врангель первым из путешественников открыл ледяные острова и дал их точное описание. Он установил границу распространения припая в Восточно-Сибирском и западной части Чукотского морей. Врангель понимал, что предоставил науке окончательное доказательство существования Северо-Восточного морского прохода.

Фердинанд Врангель побывал на Камчатке, в Русской Америке, обошел вокруг света. Проехал через всю Сибирь и стал первым управляющим владениями Российско-американской компании, или, иными словами, своеобразным генерал-губернатором Русской Америки… Он был адмиралом, членом-корреспондентом (1827 г.), почетным членом (1855) Петербургской АН.

Фердинанд Врангель – один из учредителей Русского географического общества. В 1864 г. он окончательно оставил государственную службу и переехал на постоянное жительство в имение Руиль в Эстляндии. Последние шесть лет жизни Врангель провел в деревенском уединении. Изо дня в день он занимался метеорологическими наблюдениями, дневники которых сохранились в его архиве. Он умер 25 мая. Его похоронили в имении Руиль.

Василий Гагара: хождение в Иерусалим и Египет

О нем известно немного: паломник XVII в., купец, уроженец города Плеса-на-Волге, жил в Казани и вел торговлю с Востоком…

По собственному свидетельству, он до 40 лет вел греховную жизнь, пока удары судьбы не заставили его исправиться. Дела его расстроились: товар, посланный в Персию, потонул в море; почти одновременно скончалась его жена. Под влиянием этих несчастий Гагара дал обет отправиться в Иерусалим «помолитися и у Господня гроба приложитися, и во Иердане искупатися, и многим патриархом греческим о гресех своих блудных и скверных покаятися и потом от них приняти благословение». После этого он в один год нажил вдвое более потерянного и решил привести свой обет в исполнение.

Ф.П. Bрангель. С портрета XIX в.

В 1634 г. Гагара отправился в путь со своим слугой Гаранькой, раньше ездившим с его товарами в Персию. Путешествие до Иерусалима длилось целый год. Шел он на Астрахань, Тифлис, Эривань, Ардаган, Карс, Эрзерум, Севастию, Кесарию, Алеппо, Амидонию, Дамаск и Самарию. Не застав патриарха Феофана в Иерусалиме, Гагара пробыл там только три дня и отправился в Египет к александрийскому патриарху Герасиму.

В Египте он пробыл 14 недель (с декабря 1635 г. до половины марта 1636 г.) и получил от патриарха грамоту к царю Михаилу Феодоровичу. Посетив на обратном пути Синай, за две с половиной недели до Пасхи Гагара пришел в Иерусалим и встретил здесь Светлый праздник, приходившийся в 1636 г. на 17 апреля.

Возвращаясь на родину, он двинулся сначала прежним путем, но, услышав о движении персидских войск против турок, не решился идти на Грузию, а свернул к Черному морю и имел намерение от Синопа продолжать путь морем. Греки, однако, отсоветовали ему морское путешествие вследствие слухов о походе крымского хана на Русскую землю. Тогда Гагара пошел по морскому берегу по направлению к Константинополю, переправился через море у Галлиполи и через Болгарию и Румынию достиг Польши.

В Виннице его приняли за московского посла в Турции и держали в заключении в продолжение 14 недель, пока не пришла грамота о нем из Москвы. Из Винницы Гагара отправился в Киев, где виделся с митрополитом Петром Могилой, а в конце апреля или начале мая 1637 г. был уже в Москве. За свои странствования и вести о восточных делах он был записан в гостиную сотню и остался жить в Москве. До нас дошло описание путешествия Василия Гагары, сделанное им самим.

По отзыву архимандрита Леонида, это описание по простодушию и излишней доверчивости к сказаниям стоит ниже описаний наших паломников из духовенства и замечательно лишь потому, что Гагара первый из русских посетил Иерусалим после Смутного времени и, так сказать, возобновил сношения русских людей с дорогой их сердцу святыней.

По мнению A.H. Пыпина, Гагара – образчик среднего русского человека первой половины XVII в.; незаурядный деловой человек, достаточно книжный, он чрезвычайно любопытен первобытностью своих понятий. Сочинение его – рассказ мирянина, отличающегося грубоватым реализмом старинного московского человека и бесконечным легковерием ко всему фантастическому.

С хождением Василия Гагары впервые наиболее обстоятельно познакомил читателей А.Н. Муравьев в 1848 г. в предисловии к своему «Путешествию к Святым местам в 1830 г.». Сводный текст хождения по двум спискам второй редакции был издан И.П. Сахаровым в его «Сказаниях русского народа» и перепечатан почти целиком с некоторыми исправлениями и подстрочными примечаниями архимандритом Леонидом.

М.С. Гвоздев: знаменитый геодезист

Составление общей карты Нового Света стало возможным после открытия русскими моряками Северо-Западной Америки. Большие заслуги в этом принадлежат М.С. Гвоздеву.

Сорок три года своей жизни известный геодезист и мореплаватель Михаил Спиридонович Гвоздев посвятил флоту, исследованию и хозяйственному освоению Сибири и Дальнего Востока. На карте побережья северо-западного выступа Америки, открытого и обследованного Гвоздевым и Федоровым, их современниками сделана надпись: «Здесь был геодезист Гвоздев 1732 г.». Эта надпись прочно удерживалась на последующих картах северо-восточной части Тихого океана.

Имя талантливого исследователя было увековечено в названии острова (в составе островов Диомида) в Беринговом проливе.

В 1716 г. Михаил Спиридонович Гвоздев поступил в Славяно-греко-латинскую академию, созданную еще во второй половине XVII в. В этой академии первоначально преподавались преимущественно богословские дисциплины; в конце столетия в программу были включены также математические и гуманитарные науки.

В 1701 г. в Москве была создана Математико-навигацкая школа, а спустя 14 лет в Петербурге по инициативе Петра I основана Морская академия. Эти учебные заведения должны были готовить квалифицированные кадры для армии и флота.

В 1718 г. Гвоздев был послан в Морскую академию, куда «отправлен в науку геодезическую учеником и был при той науке по 1721 год».

Успешно окончив Морскую академию, Гвоздев в 1721 г. был назначен в Новгород для описания рек к поселению драгунских и пехотных полков «и был при оном деле по 1725 год».

Вскоре ему довелось применить свои теоретические познания и практические навыки в далеком и малоисследованном крае. Гвоздев много слышал о Дальнем Востоке и его богатствах. Его влекло туда непреодолимое желание разгадать тайны края, о котором еще так мало было известно науке.

Он хорошо представлял себе трудности, которые могут быть встречены. И так же, как и многие его друзья, охотно воспользовался представившейся возможностью и отправился на Восток.

В Нижне-Камчатском остроге была начата подготовка к дальнему плаванию; исправлялись паруса, такелаж, а также заготавливались провизия и необходимые материалы. Программа отличалась широтой и смелостью замысла.

Наступила весна 1732 г. Все сознавали, что придется выдержать большие испытания, так как предстояло идти никем не изведанным и не исследованным путем. Мореплаватели не располагали даже самой элементарной картой района предстоящего путешествия. В состав экипажа включили опытного морехода Кондратия Мошкова, участника первой экспедиции Беринга. Большие надежды возлагали на него моряки «Гавриила», считая его своим кормчим.

Вид Иерусалима в конце XVI в.

Капитан Дм. Павлуцкий поручил руководство экспедицией подштурману Федорову, выполнявшему обязанности командира корабля, и геодезисту Гвоздеву, ведавшему научной частью.

23 июля 1732 г. бот «Гавриил» вышел из устья реки Камчатки. Через четыре дня корабль миновал Камчатский нос. 3 августа бот достиг устья реки Анадырь, откуда двинулся для «взыскания островов» Было решено следовать к тому острову, у которого был Беринг в 1728 г. Мореход Мошков указал, в каком направлении нужно держать курс. И «через оного морехода пошли того острова искать и пришли к Чюкоцкому носу к южной стороне 5 августа». Это, вероятно, был один из мысов к северу от мыса Чаплина.

21 августа попутным ветром «Гавриил» снялся с якоря и двинулся к Большой Земле – к мысу Принца Уэльского. Корабль стал спускаться к югу, и на берегу мореплаватели заметили юрты, расположенные вдоль побережья на расстоянии до полутора верст друг от друга.

Наконец моряки оказались на долгожданной земле, о которой так много ходило слухов. На картах она изображалась белым пятном. Разгадать тайну этого белого пятна, узнать об обитателях земли было теперь единственным желанием экипажа «Гавриила». Была сделана попытка подойти к берегу, но из-за встречного ветра «в близость подойти невозможно было». «Гавриил» шел вдоль берега на юг. Гвоздев и другие пристально всматривались в его очертания.

Штурман положил курс на северо-запад. «Гавриил», подгоняемый сильным ветром, 22 августа подошел к острову.

Тем временем с острова подошел к боту чукча на малой лодке – кухте. Кухта была целиком сделана из кожи, с кожаным верхом. В лодке было отверстие только для одного человека. Сверх платья чукча имел рубашку, сшитую из китовых кишок. Рубашка была соединена с лодкой. Она закрывала руки и голову. Даже при большом волнении вода не могла попасть в лодку. На таких простейших лодках чукчи ходили в море в самую свежую погоду. Отвечая на вопросы толмача, чукча охотно рассказал, что на Большой Земле живут чукчи. От незнакомца узнали о животном мире Большой Земли. Гвоздев записал, что на Большой Земле водятся олени, куницы, лисицы и речные бобры. Эти сведения имели большое научное значение. Теперь уже можно было составить более или менее ясное представление о Большой Земле.

Как только чукча отвалил от бота, к Гвоздеву подошли служилые люди Ефим Пермяков, Лаврентий Поляков, Федор Паранчин, Алексей Малышев «с товарищи и просили о возврате, чтобы возвратиться на Камчатку, понеже де кормов у них малое число, також де и не могут из судна воды уливать».

По этому прошению, как писал М. Гвоздев, 28 сентября «Гавриил» возвратился к Камчатскому устью.

За время плавания Михаил Спиридонович Гвоздев несколько раз высаживался на Чукотский Нос. Сделанное им описание путешествия, изложенное в сохранившихся рапортах, является первым документальным свидетельством об этом замечательном плавании.

В 1741 г. Гвоздев был назначен в отряд Шпанберга, который отправил «Надежду» под командой Шельтинга с геодезистом Гвоздевым для описи западного побережья Охотского моря до устья Амура.

Следуя вдоль побережья, «Надежда» уже через пять дней своего плавания находилась у Шантарских островов. Гвоздев тщательно записывал в корабельный журнал все примечательное.

7 сентября моряки заметили утес и в тот же день увидели остров Талок, расположенный против устья реки Алдома. 10 сентября погода была переменная. Небо то заволакивалось облаками, то становилось совершенно чистым, а ночью на безоблачном небе было «звездное блистание», как отмечает в вахтенном журнале Гвоздев.

На берегу виднелись балаганы – жилища местного населения.

13 сентября «Надежда» подошла к устью реки Уда. Моряки обследовали реку, измерили ее глубины, которые не превышали трех футов. Исследование показало, что из-за мелководья морские суда не могут в нее входить. Было также установлено, что вблизи не имеется строительного леса, а пахотной земли, пригодной для земледелия, оказалось также очень мало.

Таким образом, в кампанию 1741 г. экипаж «Надежды» произвел описание устьев реки Уда и Шантарских островов.

В течение зимы 1741–1742 гг. велась подготовка кораблей и личного состава к ответственному плаванию. 2 мая 1742 г. Гвоздев был назначен на дубель-шлюпку «Надежда».

Вид острова Диомида

Командовал «Надеждой» боцманмат Козин, штурманом был мичман Василий Ртищев. Весь экипаж состоял из тридцати трех человек. Продовольствия было запасено на пять месяцев. 23 мая отряд из четырех вымпелов под общей командой Шпанберга вышел из Большерецкого устья, взяв курс к Курильским островам.

Достижение японских островов было важнейшей целью путешествия. Командирам кораблей предписывалось при встрече в море с японцами проявлять к ним знаки доброжелательства, «ибо невозможно будет сыскивать дружбы на земле, ежели в море хотя малое озлобление показать», – говорится в инструкции Шпанберга от 14 мая 1742 г.

На третий день плавания отряд достиг первых островов Курильской гряды. С этих островов были взяты в качестве переводчиков местные жители. 30 мая отряд возобновил плавание и следовал в юго-западном направлении. 24 июля «Надежда» покинула Курильские острова, а 1 августа достигла острова Сахалин.

Спустившись на юг, русские моряки вошли в пролив, отделяющий остров Сахалин от Японии. За время плавания у берегов Сахалина русские моряки побывали у устья реки Амура.

Геодезист Михаил Гвоздев выполнял самые различные обязанности. Он с большой тщательностью записывал свои наблюдения в корабельный журнал, нес вахту, производил съемку берегов.

Дубель-шлюпка «Надежда» повернула па обратный курс и 10 сентября 1742 г. возвратилась в Охотск. На обратном пути моряки описали восточный берег Сахалина. Три с половиной месяца «Надежда» находилась в непрерывном плавании.

В последующие годы Гвоздев принимает активное участие в решении важных научных и хозяйственных задач.

В то время местные власти проявили интерес к той части Северо-Западной Америки, которая лежит против Чукотского носа и не была обследована ни Чириковым, ни Берингом. Была задумана новая экспедиция, для подготовки которой необходимо было тщательно изучить материалы первого плавания русских к берегам Большой Земли.

Подготовка экспедиции шла полным ходом. Тщательно изучались материалы плавания Федорова и Гвоздева, составленная ими карта.

Но заслуги Гвоздева не были по-настоящему оценены правительством, его не повышали в чине, не увеличивали жалованье. Это не только обижало, но и оскорбляло и унижало его.

После прекращения деятельности экспедиции Гвоздев вместе с другими участниками замечательного научного предприятия в 1744 г. прибыл в Томск, где прожил одиннадцать лет.

В 1755 г. Михаила Гвоздева назначили в Иркутск для участия в землеустроительных работах. Здесь он встречался с Ф.И. Соймоновым – знаменитым ученым и мореплавателем, одним из первых русских гидрографов, назначенным в 1757 г. сибирским генерал-губернатором.

Ф.И. Соймонов проявлял большой интерес к плаванию Гвоздева и Федорова. В своем рапорте на имя Екатерины II от 23 ноября 1757 г. Соймонов сообщил интересную деталь о первом плавании Гвоздева. «Сверх ж всего того, – писал он, – явное доказательство и следующее есть, что прежде помянутой экспедиции в 1732 году отправлен был из Охотска геодезист Гвоздев, который у той земли был. Он мне словесно объявил, что довольно лесов на той земле видел».

Здоровье у Гвоздева было подорвано в длительных и трудных плаваниях. Несмотря на тяжелое состояние, он еще продолжал работы по землеустройству. Однако долгое время продолжать работу он не мог и в 1758 г. подал челобитную, в которой просил «от службы отставить».

Сибирский генерал-губернатор Ф.И. Соймонов поддержал просьбу Гвоздева и позаботился о том, чтобы ему была дана в Сибири посильная работа.

О дальнейшей судьбе первооткрывателя Гвоздева ничего не известно, но и то, что мы знаем теперь о нем, дает возможность с полным основанием сказать, что это был образованный и трудолюбивый исследователь, волевой и необыкновенно скромный человек.

И.Г. Георги: в честь него цветок назван георгином

Иоанн Готлиб Георги – профессор Императорской Академии наук по кафедре натуральной истории и химии, доктор медицины. Родился Иоанн 31 декабря 1729 г. в Вахгольцхагене, в Померании. Получил первоначальное образование под руководством своего отца. Избрав своей специальностью фармацию (фармацевтику), Георги поехал в Швецию, где изучал медицину в Упсальском университете. Здесь он слушал лекции К. Линнея.

В это же время Георги получил степень доктора медицины. По возвращении на родину Георги несколько лет занимался фармацевтикой в Стендале.

Когда Георги узнал о предполагавшихся в это время Санкт-Петербургской академией наук экспедициях, то предложил ей свои услуги. Он был вызван в Россию в 1770 г. 1 июня Георги был назначен в помощь профессору Фальку в экспедицию, организованную для изучения Оренбургской губернии.

Георги отправился из Петербурга через Москву, Коломну, Тамбов, Царицын и Астрахань к Фальку. С ним он встретился 10 июля в Калмыцкой степи, на караванном пути к Уральску. Вместе они приехали в Оренбург, где остались до конца года. В начале 1771 г. академики отправились в Исетскую провинцию. Фальк поехал по Оренбургской линии, а Георги – через Башкирию и Урал. В Челябинске они снова встретились. Так как Фальк заболел, Георги самостоятельно производил небольшие путешествия для изучения живущих кругом народностей. В конце июля они двинулись дальше по направлению к Омску. Фальк направился через Исетскую провинцию, а Георги – по Новому сибирскому пути, проходившему вдоль киргизской границы.

Из Омска Георги и Фальк вместе поехали через Барабинскую степь к Колыванским серебряным рудникам. Они осмотрели Барнаульские и Алтайские рудники и исследовали Алтайский хребет. В конце ноября они отправились в Томск. Отсюда Фальк получил разрешение вернуться, в связи с тем, что болезнь его не проходила.

22 февраля 1772 г. Георги со студентами Быковым, Кашкаревым и Лебедевым двинулись в путь и 27 февраля достигли Сибири – Красноярска, где зимовал П.С. Паллас. 7 марта Георги с Палласом выехали в Иркутск. Там, по поручению Палласа, Георги предпринял самостоятельное путешествие вокруг Байкала. Ученый начертил карту Байкала, а потом доехал до устья реки Селенги. Оттуда Георги вернулся к устью Ангары, чтобы успеть осмотреть Даурские рудники и Даурский хребет. Ученый ознакомился с климатом, местностью и проживающими там народностями. После этого Георги снова направился к реке Селенге, где до декабря ожидал замерзания озера Байкал.

Воспользовавшись существованием в Иркутске японской навигационной школы, учрежденной в 1764 г., Георги составил записку о Японии. Позднее он поместил ее в описание своего путешествия. Из Иркутска Георги направился в в 1773 г. обратный путь и соединился с экспедицией Палласа в Красноярске.

Когда Георги доехал до Томска, то, по предписанию Палласа, отправился в Тобольск. Он осмотрел местность вплоть до Екатеринбурга. Дальше он поехал через Уфу, Оренбург, Уральск, Саратов и Царицын в Астрахань. Отсюда исследователь направился по Волге в Казань. Здесь Фальк покончил жизнь самоубийством. Георги отправил в Санкт-Петербург его книги, рукописи и вещи. Впоследствии Георги издал описание путешествия Фалька. Из Казани Георги поехал в Нижний Новгород, Кострому, Ярославль, Ростов. Потом по Большой Московской дороге вернулся в Петербург в 1774 г.

Во время своего путешествия Георги собрал много ценного материала. Он составил большую коллекцию собственных рисунков различных народностей. Частью рисунков Георги воспользовался Паллас. С 1775 г. Георги начал издавать свои рисунки в журнале «Открываемая Россия». А чуть позднее он составил, из собственных записок и сочинений других путешественников, полное описание народов, населяющих Россию. Французский перевод этой работы издали в Петербурге в 1776 г. На русский язык труд этот был переведен чуть позднее. Он носил заглавие: «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, жилищ, одежд и прочих достопамятностей». Описание содержит около 100 рисунков, часть которых раскрашена.

Обширный труд Георги до сих пор не утратил своего значения. Этот первый опыт этнографического описания России содержит много ценных сведений о сибирских инородцах. Также в нем есть наблюдения русских нравов и обычаев XVIII в. Екатерина II велела напечатать данное сочинение.

13 февраля 1783 г. Георги избрали академиком по кафедре химии. В 1799 г. он был произведен в чин коллежского советника, а в 1802 г. – награжден орденом Св. Анны 2-й степени.

За свои статьи Георги неоднократно получал награды, в том числе и от Академии наук. В честь его цветы, вывезенные из Мексики, названы георгинами.

(По материалам Большой энциклопедии России)

С.Г. Гмелин: выдающийся натуралист

Самуэль Готлиб Гмелин – выдающийся путешественник-натуралист, академик Петербургской Академии наук, известный как Гмелин-младший (племянник И.-Г. Гмелина), родился 23 июня 1745 г. в Тюбингене в семье медика-аптекаря.

Уже в школе проявились недюжинные способности и усердие, отличавшие С.Г. Гмелина. В университете Тюбингена он был не только самым молодым, но и наиболее одаренным студентом. В 1764 г., в 19 лет, Гмелин защитил в Тюбингенском университете диссертацию «Об известных некоторых восстанавливающих здоровье средствах – корице, Anisum stellatum и Assa foetida» и был удостоен степени доктора медицины.

Вскоре после этого Гмелин отправился в путешествие по Европе. В Голландии он познакомился с П.С. Палласом, и между двумя молодыми естествоиспытателями завязались дружеские отношения. Из Лейдена Гмелин отправился в Гаагу. Здесь он много времени уделял изучению морских водорослей, собирал их на побережье, просматривал коллекции в музеях. Наблюдения Гмелина над биологией морских водорослей и собранные им коллекции в последующем легли в основу его ботанического труда «Historia fucorum». Вышедшая в Санкт-Петербурге в 1768 г., эта книга была первой отечественной сводкой по альгологии и содержала описание около 20 видов водорослей северных морей России.

Из Голландии Гмелин поехал в Бельгию, затем во Францию. В Брюсселе и в Париже он изучал гербарии и труды известных ботаников. В 1765 г. Гмелин возвратился в Тюбинген, а в 1766 г. получил приглашение Петербургской Академии наук стать ее ординарным академиком и профессором ботаники. В 1767 г. Гмелин прибыл в Петербург и вскоре возглавил 3-ю Астраханскую экспедицию Академии наук.

Экспедиция отправилась в каретах из Петербурга 26 июня 1768 г. Путь ее шел через Новгород, Старую Руссу, Вышний Волочек, Торжок, Тверь, Москву, Подольский Ям, Тулу, Елец и Воронеж.

В Воронеже отряд перезимовал. «26 марта, – писал Гмелин, – приехал сюда господин доктор Гильденштедт из Москвы… Он привез мне студента Карла Людвига Габлица, которого Императорская Академия наук прислала мне для письма и ради его знания русского языка, напротив того, отдал я доктору студента Крашенинникова».

Гмелин и адъюнкт академии И.А. Гильденштедт, возглавлявший 4-ю Астраханскую экспедицию, обсудили результаты своих наблюдений и договорились о дальнейших путях следования.

Из Воронежа экспедиция Гмелина направилась на Азов через Острогожск, Павловск, станицу Цымлянскую и Черкасск. В августе 1769 г. путешественники оставили Азов и двинулись на Царицын, а оттуда на Астрахань.

До этого времени Гмелин в основном придерживался маршрута, который был предписан ему в Петербурге Академией наук. Однако вновь встретившись с Гильденштедтом в Астрахани, он пришел к мысли, что план путешествия необходимо изменить. Дело в том, что результаты экспедиций Гмелина и Гильденштедта оказались весьма сходными.

И.И. Георги

Новый план был одобрен Академией наук. Астраханский губернатор А.Н. Бекетов, получивший из Петербурга именной указ, обязывавший его обеспечить безопасность экспедиции, снабдил Гмелина рекомендательными письмами к ханам государств, которые намеревался посетить путешественник, дал ему переводчиков, хорошо знавших персидский и татарский языки, и команду из 12 солдат во главе с сержантом. В июне 1770 г. экспедиция Гмелина отправилась из Астрахани по Каспийскому морю до Баку, оттуда в Шемаху, в Сальяны, затем снова морем до Энзели, далее – Решт. Гмелин отправился по южному берегу Каспийского моря в земли Мезендеран на Балфруш и Астрабад. Но в этой провинции было столь неспокойно, что он не смог достигнуть Астрабада и вынужден был вернуться в Балфруш-Энзели, а оттуда и обратно морем в Астрахань.

Экспедиция Гмелина была сопряжена с исключительно большими трудностями: путешественники страдали от жары, тяжелых лихорадок, испытывали множество лишений. Кроме того, путь пролегал через земли, принадлежавшие самовластным восточным владыкам, и нередко судьба экспедиции и даже жизнь ее участников зависели от их произвола.

В 1771 г. маршрут Гмелина был следующим: Астрахань – Царицын – Сарепта – Моздок – теплые Минеральные Воды (где Гмелин поправлял свое пошатнувшееся здоровье), затем по Тереку возвращение в Астрахань.

В 1772 г. Гмелин снова отправляется в плавание по Каспийскому морю в Персию. На этот раз сопровождение экспедиции выглядело особенно внушительным: помимо 16 человек, входивших в команду корабля, 14 солдат-пехотинцев, 14 казаков, 6 гусар и 6 артиллеристов при трех орудиях. Гмелин осмотрел восточный берег Каспийского моря, Астрабадский залив, залив Энзели. Из Энзели экспедиция двинулась на Астрахань сухим путем из-за невозможности совершить этот переход зимой по морю.

В феврале 1774 г., во время очередного путешествия, примерно в 90 км от Дербента Гмелин был захвачен в плен кайтагским ханом Усмей-Асмир-Амзой, который никак не мог простить русскому правительству то, что оно за тридцать лет перед тем взяло под свое покровительство около трехсот семей, находившихся в зависимости от хана. Россия вела с ханом переговоры об освобождении путешественника – тот соглашался отдать Гмелина за выкуп, но несколько раз менял условия, одно время желая получить 30 тыс. руб. серебром. Екатерина II намеревалась освободить Гмелина при помощи оружия, но восстание Пугачева помешало осуществлению этого плана. Пробыв в плену полгода, С.Г. Гмелин 27 июня 1774 г. скончался в деревне Ахмедкенде от лихорадки и истощения. Ему исполнилось лишь 29 лет… К счастью, его путевые записки и тетради уцелели: они были доставлены в Академию наук.

Дневники путешествия Гмелина были опубликованы Петербургской Академией наук вначале на немецком языке в четырех томах (последний том был подготовлен к печати П.С. Палласом, который написал к нему краткую биографию автора), а затем и на русском под названием «Путешествие по России для исследования трех царств природы (Гмелин, 1771–1785)». Этот огромный труд объемом более 1300 страниц, содержащий 135 таблиц с рисунками, явился важным вкладом в развитие ряда наук: географии, геологии, ботаники, зоологии, этнографии.

Из поля зрения Гмелина не ускользало ничего достойного внимания. В маленьком украинском городке Острогожске он обратил внимание на то, что там людям делали «прививку» коровьей оспы. Из этого следует, что оспопрививание, не известное еще в России и в Западной Европе, уже давно применялось на Украине.

Большое значение для отечественной зоологии имели наблюдения Гмелина над животным миром. Особенно много наблюдений над млекопитающими Гмелин сделал в Воронеже, куда он попал в сентябре 1768 г. Большой исторический интерес представляет сделанное Гмелиным описание тарпанов – диких лошадей, окончательно истребленных в XIX в. «За 20 лет, – писал Гмелин, – находилось в соседстве Воронежа много диких лошадей, но оныя ради причиняемого ими великого вреда прогнаны далее в степи и по разным местам рассеяны». Он пытался разыскать тарпанов.

С.Г. Гмелин

В 45 км от Бобровска (маленького городка, расположенного недалеко от Воронежа) в с. Чихонке Гмелин увидел «бегущих вместе шесть лошадей, которые, завидя охотников, с несказанною скоростью ударились бежать». «Пополудни, – сообщал путешественник, – увидели мы их стадо, попереди которого бежал жеребец, предводительствующий прочими. Крестьяне говорили, что как скоро низложен будет жеребец, то нетрудно будет их поймать. Для того употребили они все свои силы, чтобы его заманить в тенета». Охота удалась, что дало возможность Гмелину подробно описать внешние признаки тарпанов.

В.М. Головнин: патриот Дальнего Востока

Имя Василия Михайловича Головнина, отважного мореплавателя, талантливого ученого, одаренного писателя, крупного военно-морского теоретика, занимает почетное место в ряду прогрессивных деятелей России первой половины XIX в. Его кругосветные экспедиции, многочисленные научные труды умножили славу русского народа. Головнин много сделал для различных областей отечественной науки. Особенно велики его заслуги в деле изучения и освоения Дальнего Востока.

Василий Михайлович Головнин родился 8 апреля 1776 г. в небогатой дворянской семье, в Рязанской губернии. Предки его прославились в многочисленных войнах, отражая нашествия татар, литовцев, поляков, немецких псов-рыцарей на русскую землю. Желая, чтобы и сын служил в армии, родители зачислили его в Преображенский полк. Девяти лет он остался круглым сиротой, а спустя три года близкие родственники определили его в Морской кадетский корпус.

Учился он хорошо. Все свободное время посвящал он чтению; книги о путешествиях знаменитых мореплавателей, о великих географических открытиях, о диковинных заморских землях стали лучшими друзьями юного Головнина, и в душе его разгоралось влечение к дальним плаваниям в океанских просторах.

Четырнадцати лет Головнина произвели в гардемарины. На корабле «Не тронь меня» он в 1790 г. участвовал в трех морских сражениях против шведов и вернулся в корпус с боевой наградой – Золотой медалью за отвагу.

Через три года Головнин окончил Морской кадетский корпус и был произведен в мичманы. С первых же дней службы он постоянно находился в плаваниях.

В 1802 г. двенадцать наиболее способных и подготовленных офицеров флота отправились в Англию для ознакомления с постановкой морского дела за границей; в числе их был и лейтенант Головнин. Три года он плавал на английских военных кораблях, побывал в Вест-Индии, участвовал в блокаде Тулона и Кадиса.

На родину он возвратился в 1806 г. и привез составленные им «Сравнительные замечания о состоянии английского и русского флотов» и «Свод военных морских сигналов для ночного и дневного времени», которыми в русском флоте пользовались в течение двадцати пяти лет.

Вскоре его назначили в кругосветное плавание; предстояло провести гидрографические исследования в северной части Тихого океана, побывать у берегов Русской Америки.

Из обыкновенного транспорта умелые русские судостроители построили военный корабль – шлюп «Диана», военный трехмачтовый корабль. 25 июля 1807 г. «Диана» под командованием В.М. Головнина снялась с якоря.

Экипаж шлюпа, подобранный самим командиром, состоял из пятидесяти пяти матросов, семи офицеров, трех гардемаринов и одного штурманского ученика. Помощником капитана был назначен капитан-лейтенант П.И. Рикорд, с которым Василия Михайловича связывала искренняя дружба.

Утром 7 августа «Диана» бросила якорь на рейде Копенгагена. 6 сентября «Диана» вошла в Портсмут, где предстояло закупить свежий провиант, водку, ром и свинец.

После двухмесячной стоянки в Портсмуте «Диана» покинула порт и взяла курс к восточному берегу Южной Америки. На корабле установился образцовый порядок, чистота. Офицеры внимательно следили за состоянием здоровья матросов, их питанием, соблюдением режима дня. Благодаря этому на «Диане» в течение всего плавания почти не было больных. На заботу Головнина матросы отвечали добросовестной службой, командира уважали и любили.

9 января 1808 г. «Диана» бросила якорь в обширной гавани острова Св. Екатерины, у берегов Бразилии. Пока на корабле производился небольшой ремонт, Головнин определил координаты острова, сделал подробное описание гавани и укреплений крепости, находившихся в крайне запущенном состоянии, измерил глубины рейда.

От острова Св. Екатерины «Диана» направилась к южной оконечности Южной Америки и, обогнув мыс Горн, 12 февраля вошла в воды Тихого океана. Тихий океан встретил русских моряков неприветливо. В течение двух недель бушевал шторм.

Головнин решил держаться вблизи мыса Горн в ожидании благоприятного ветра. Штормы свирепствовали с прежней силой, и шлюп нисколько не продвигался вперед.

Лекарь доложил Головнину, что у многих матросов появились признаки цинги. Жестокая борьба со стихией и болезнь матросов побудили Головнина изменить курс и пойти более длинным, но не столь опасным путем – к мысу Доброй Надежды.

18 апреля 1808 г. русские моряки увидели берега Южной Африки, а 21 апреля «Диана» вошла в бухту Симонстаун в Капской колонии, которая находилась во власти англичан.

Не считаясь с тем, что «Диана» имела разрешение английского правительства на проведение научных исследований, командующий английской эскадрой задержал русский корабль.

Но вот 19 мая 1809 г. подул сильный северо-западный ветер. Как только наступили сумерки, на «Диане» поставили штормовые паруса, и судно снялось с якоря. «Диана» взяла курс на Камчатку. Пятьдесят один день шла она по бурному океану, борясь со штормами и встречными ветрами. Наконец на рассвете 25 июля мореплаватели увидели землю. Это был остров Тана – один из островов Новогебридского архипелага.

Утром следующего дня Головнин решил войти в порт Резолюшн, чтобы пополнить запасы пресной воды и продовольствия. Подойдя к острову, мореплаватели заметили толпы местных жителей, собравшихся на берегу. Некоторые из жителей острова держали в руках зеленые ветки – знак мира и дружбы. Русские моряки жестами приглашали их к себе на корабль, но островитяне, испытавшие жестокость французских колонизаторов, не рисковали приблизиться к белым людям.

С небольшой группой моряков командир «Дианы» отправился на берег. Островитяне охотно отдавали плоды в обмен на гвозди, топоры и всевозможные украшения, вроде бисера, помогали русским переносить дрова и бочонки с водой к берегу.

31 июля приготовления к дальнейшему плаванию были закончены и «Диана» снялась с якоря.

Плавание «Дианы» продолжалось. Головнин записывал все, что наблюдал, в журнал. Его журнал содержит множество сведений, представляющих интерес для различных областей науки.

В полдень 23 сентября 1809 г. русские моряки, к великой своей радости, увидели на горизонте берега Камчатки. Спустя два дня «Диана» вошла в Петропавловскую гавань. В.М. Головнин узнал о награждении его двумя орденами: боевым орденом Св. Георгия – «за осьмнадцать морских кампаний» и орденом Св. Владимира – «за благополучное совершение многотрудного путешествия».

Вскоре он получил новое задание – произвести исследования Камчатского полуострова.

Два года провел Василий Михайлович на далекой окраине России. С присущей ему энергией и увлечением Головнин отдался изучению Камчатки. Он собирал обильный материал о флоре и фауне края, о населяющих его народностях, их быте и нравах. В отличие от многих западноевропейских путешественников, презиравших «туземцев», Василий Михайлович с симпатией относился к местному населению.

Весной 1810 г. Головнин отправился с экспедицией к русским владениям, находившимся на северо-западе Американского материка. Годом позже он получил новое поручение: описать Алеутские, Шантарские, Курильские острова и Татарский берег (Приморье).

В течение нескольких месяцев Головнин исследовал острова Курильской гряды, отделяющей Охотское море от Тихого океана.

Головнин отметил здесь исключительно важное влияние русской культуры. Курильцы (или айны) восприняли у русских бытовые навыки, многие знали русский язык.

Курильцы, считавшие себя подданными России, восторженно встречали отважных русских мореплавателей. Жители острова Расшуа имели об этом особую грамоту, полученную в конце XVIII в. Наши моряки делились с курильцами порохом, в котором нуждались охотники, табаком, чаем, кожей.

Постоянные ветры и густые туманы помешали «Диане» войти в пролив. Более двух недель шлюп лавировал у островов Итуруп, Кунашир и Шикотан, которые то показывались на горизонте, то вновь заволакивались туманом. Лишь вечером 4 июля «Диана» подошла к острову Кунашир, на котором жили японцы.

Семь моряков во главе с В.М. Головниным отправились на берег. Японцы встретили их с притворной вежливостью, любезно пригласили в крепость и здесь внезапно напали на невооруженных русских. Василий Михайлович, мичман Мур, штурман Хлебников, четыре матроса и курилец Алексей оказались в плену. Под усиленным конвоем их отправили в г. Хакодате на острове Хоккайдо и заключили в тюрьму. Русские моряки стойко переносили одиночество, голод, истязания.

В.М. Головнин. С портрета XIX в.

Тем временем капитан-лейтенант Рикорд, принявший командование «Дианой», делал все возможное, чтобы вызволить товарищей из плена. Намереваясь повести переговоры об их освобождении, он направился к японскому берегу. Но как только «Диана» приблизилась на расстояние пушечного выстрела, японцы открыли огонь по кораблю из береговых батарей. Метким ответным огнем с «Дианы» одна японская батарея была подавлена.

Попытка начать переговоры и узнать о судьбе товарищей не удалась. С тяжелым сердцем Рикорд принял решение итти в Охотск. Весь экипаж глубоко переживал участь друзей и своего командира.

Моряки «Дианы» строго выполняли правила, введенные Головниным на корабле. В конце июля шлюп прибыл в Охотск, а в сентябре того же 1811 г. Рикорд выехал в Иркутск, намереваясь оттуда добраться до Петербурга. Иркутский губернатор сообщил ему, что в Петербурге решается вопрос об организации экспедиции для освобождения моряков из японского плена.

Вернувшись весною 1812 г. в Охотск, Рикорд начал спешно готовиться к плаванию. Kpoмe того, экспедиции были приданы бриг «Зотик» и транспорт «Павел»; этими судами командовали офицеры с «Дианы».

22 июля 1812 г. «Диана» и «Зотик» двинулись к Кунаширу. На подходе к нему русские моряки встретили торговое судно японского купца. Он рассказал, что русские пленники живы и находятся в городе Матсмае.

Попытки Рикорда начать переговоры с властями Матсмая успеха не имели. Зная о вторжении армии Наполеона в Россию, японцы держали себя нагло и резко отвергли предложение о переговорах.

Ничего не добившись, Рикорд возвратился на Камчатку. Проходя проливом между островами Райкоке и Матуа, который еще не был обозначен на картах, Рикорд назвал его именем Головнина.

Миновал еще год. Рикорд снова подошел к Кунаширу. На этот раз японцы оказались куда более сговорчивыми и предупредительными. Лишь позднее стала понятна причина этой внезапной перемены отношения: весть о победе русских войск и разгроме полчищ Наполеона долетела и до Страны восходящего солнца.

1 октября 1813 г. Головнин и его товарищи, более двух лет томившиеся в тяжелой неволе, были наконец вызволены из плена.

Записки В.М. Головнина «В японском плену», опубликованные в 1819 г., были переведены почти на все европейские языки. За время плена Головнин сумел собрать и обобщить богатейшие материалы по истории Японии, ее социальному и политическому строю. Он рассказал о нравах и обычаях японцев, их своеобразной культуре. Это был первый обстоятельный труд по истории Японии.

В июле 1814 г. Василий Михайлович вернулся в Петербург. Спустя два года он был назначен начальником кругосветной экспедиции на шлюпе «Камчатка», в задачи которой входило: обследование русских владений в Северной Америке; определение географического положения островов, координаты которых еще не были определены астрономически.

Головнин придавал этому дальнему плаванию особое значение и начал деятельно к нему готовиться.

26 августа 1817 г. Головнин на шлюпе «Камчатка» вышел в кругосветное плавание. Шлюп в три раза превышал водоизмещение шлюпа «Диана». Экипаж состоял из 130 человек. В числе молодых офицеров находились будущие славные исследователи Ф.П. Врангель, Ф.П. Литке, Ф.Ф. Матюшкин.

Для более глубокого и всестороннего изучения стран, которые предстояло посетить русским морякам, Головнин решил взять в дальнее плавание художника Тихонова.

23 октября корабль достиг экватора. На семьдесят первый день плавания «Камчатка» прибыла в Рио-де-Жанейро. Головнин собрал много ценных сведений по истории Бразилии, страны, ограбленной английскими колонизаторами.

В мае 1818 г. экспедиция прибыла на Камчатку. Начальником Камчатской области был в то время давнишний друг В.М. Головнина – П.И. Рикорд, много сделавший для освоения далекой окраины русской земли.

Головнин занялся определением географических координат некоторых островов Алеутской гряды и прошел вдоль нее курсом, которым еще не плавал ни один из его предшественников.

В июне «Камчатка» вошла в Павловскую гавань на остров Кадьяк. За девять дней пребывания на этом острове исследователь составил обстоятельную карту Чиниатского залива. Имея поручение обследовать деятельность Российско-американской компании, Головнин вскрыл злоупотребления местных администраторов. В его «Записке о состоянии Российско-американской компании» содержится большой материал о местном населении, его занятиях, быте, нравах.

Во второй половине августа «Камчатка» отправилась к берегам Калифорнии. Головнин посетил поселок и крепость Росс, над которой реял флаг Российско-американской компании.

Исследователь обстоятельно описал Калифорнию, ее природные богатства, климатические условия, социальный строй. Он отмечал изобретательность и исключительное трудолюбие индейцев. В одной миссии русские моряки встретили много индейских музыкантов и певчих.

В октябре «Камчатка» направилась к Гавайским островам. Встречаясь с гавайцами, Головнин был прост и внимателен и пользовался у них расположением.

В 1821 г. капитан-командор Головнин был назначен помощником директора Морского корпуса. На новом посту он проявил исключительную заботу о подготовке высококвалифицированных морских офицеров.

В 1823 г. В.М. Головнин стал генерал-интендантом флота; в его ведении находились все верфи и береговые здания Адмиралтейства. И на этом поприще он также отдавал все свои силы и огромный опыт строительству флота на Балтийском и Белом морях. Обладая глубокими познаниями в различных областях военно-морского дела, он лично наблюдал за постройкой и вооружением кораблей.

В 1827 г. в подчинение Головнина были переданы Кораблестроительный, Комиссариатский и Артиллерийский департаменты. Все свои силы Василий Михайлович отдавал укреплению отечественного флота; в течение семи лет на балтийских и архангельских верфях было построено двадцать шесть линейных кораблей, двадцать шесть фрегатов и множество мелких судов. Многие из этих кораблей покрыли себя неувядаемой славой в Наваринском и Синопском сражениях.

В.М. Головнин умер в чине вице-адмирала летом 1831 г. Всю свою жизнь Василий Михайлович посвятил служению своему народу, возвышению и укреплению военно-морских сил России.

Н.С. Гумилев: нетерпение достичь Харэра

Среди довольно большого числа путешественников-любителей, посетивших Эфиопию в начале XX в., наиболее известен поэт Н.С. Гумилев, приезжавший сюда дважды: первый раз – просто как путешественник-любитель, а вторично – в качестве представителя Российской академии наук для сбора этнографических коллекций и записи фольклора. Эфиопия произвела на русского поэта огромное впечатление. Он посвятил ей дневниковые очерки и множество поэтических произведений. Два его стихотворных сборника, «Шатер» и «Под чужим небом», были целиком навеяны эфиопскими сюжетами.

Описывая свои эфиопские странствования, Николай Степанович Гумилев особенно подчеркивал, что последнее путешествие в Абиссинию в 1913 г. он совершил в качестве руководителя экспедиции, посланной Академией наук. Помощником он выбрал своего племянника Н.Л. Сверчкова, любителя охоты и естествоиспытателя, не боящегося лишений и опасностей. После обсуждения в Музее антропологии и этнографии был принят маршрут из порта Джибути в Баб-эль-Мандебском проливе в Харэр, один из самых древних городов Эфиопии, а оттуда с караваном по юго-западу страны.

«Право, приготовление к путешествию труднее самого путешествия», – восклицал Гумилев-поэт. Но как исследователь он скрупулезно изучал район будущего путешествия, готовясь делать снимки, записывать легенды и песни, собирать этнографические и зоологические коллекции.

Благодаря трудам Николая Степановича в Эфиопии удалось собрать и доставить в Петербург богатую коллекцию. В его сборнике «Шатер» встречаются такие строки:

Есть музей этнографии в городе этом, Над широкой, как Нил, многоводной Невой, В час, когда я устану быть только поэтом, Ничего не найду я желанней его. Я хожу туда трогать дикарские вещи, Что когда-то я сам издалека привез, Слышать запах их странный, родной и зловещий, Запах ладана, шерсти звериной и роз.

Корреспонденту журнала «Вокруг света» В. Лебедеву довелось пройти по следам Н.С. Гумилева уже в наше время. Вот его рассказ.

– Как только пароход «Тамбов» подошел к Джибути, к борту причалила моторная лодка. Для Гумилева это было нечто новое, ибо ранее он переправлялся на берег яликом, где на веслах сидели мускулистые сомалийцы. К тому же теперь порт был связан с глубинными районами Эфиопии железной дорогой, поезд ходил в Дыре-Дауа даже два раза в неделю.

Дыре-Дауа возник как транспортный центр во время строительства дороги, примерно на полпути между Джибути и Аддис-Абебой.

По горным тропам через Харэр караваны неделями пробирались к морю: вначале поклажу везли ослы, и лишь позднее можно было пересесть на верблюдов. Купеческие караваны часто подвергались нападению разбойничьих шаек.

Когда едешь сейчас в маленьком вагончике по этой узкоколейке, нелегко представить, как долго и трудно ее вели через Данакильскую пустыню, пробивали многие туннели. Шпалы – чтобы их не съели термиты – укладывали железные.

Итак, в путь. Небольшая экспедиция усаживается в вагоны второго класса в предвкушении, что часов через десять будет уже в Дыре-Дауа. Да, путешествие в вагоне гораздо удобнее, чем многодневная качка на спине «корабля пустыни». Мелькают коричневые контуры гор, из окна вагона видно, как в отдалении проносятся крошечные газели – дик-дики. На обочине – опирающиеся на копья данакили с всклокоченными шапками волос.

Хотя паровозы носили громкие названия вроде «Слон» или «Буйвол», они, к сожалению, далеко их не оправдывали. На подъеме поезд полз как черепаха, а перед могучим паровозом два гордых кочевника посыпали песком мокрые от дождя рельсы.

Приключения еще только начинались. Примерно на полдороге поезд и вовсе остановился, впереди на десятки километров путь был размыт, рельсы буквально повисли в воздухе. Здесь путники убедились, что окрестности по-прежнему небезопасны. Стоило отойти от поезда километра три, перевалив за каменистый холм, как вслед бросились ашкеры – солдаты охраны, размахивая руками и что-то выкрикивая. Оказалось, что кочевники устраивают засады и могут напасть или просто метнуть копье, особенно в безоружного. Солдаты отвели путников к поезду, тщательно осматривая заросли кустов и груды камней.

Позднее путешественники могли убедиться, какой они подвергались опасности, наблюдая, как ловко и метко бросают копья кочевники, пронзая ими на лету даже самые мелкие предметы.

По рассказам верного Н.Л. Сверчкова, его спутник не всегда соблюдал осторожность, общаясь с местным населением. Эмоциональный Гумилев мог нарушить правила восточной дипломатии. Однажды он даже отобрал у местного судьи трость, полагающуюся ему по чину. Правда, вежливый судья не преминул подарить злополучную трость, чем конфликт и исчерпался.

Несомненно, Николай Степанович Гумилев был человеком мужественным – во время Первой мировой войны он стал кавалером двух солдатских Георгиев. Да иначе и не отправился бы он в африканское путешествие, полное лишений и опасностей. Но все же его поступки иногда выходили за рамки благоразумия. Так, переправляясь через реку в подвешенной на канате корзине, он забавы ради начал раскачивать корзину над кишащей крокодилами водой. Едва путешественники успели ступить на противоположный берег, как подмытое водой дерево, к которому был привязан канат, упало в реку.

Долгое ожидание было не свойственно характеру Гумилева: он сгорал от нетерпения побыстрее попасть в глубь страны. Когда для починки пути прибыл рабочий поезд, Гумилев, не дожидаясь окончания ремонтных работ, отправился вместе с почтовым курьером на дрезине для перевозки камней по неисправленному пути. Сзади для охраны поместились ашкеры, а рослые сомалийцы дружно взялись за ручки дрезины, выкрикивая в такт «Ейдехе, ейдехе» (местный вариант «Эй, ухнем»). И экипаж взял курс на Дыре-Дауа.

В наши дни в этом сильно выросшем городе неизменным остается одно: станция и ожидание из Джибути «бабура» – так по-ахмарски называется поезд. Как и много лет назад, начинают гудеть рельсы, и шумная разноязычная толпа наполняет перрон в предвкушении встречи.

В Дыре-Дауа не особенно ждали экспедицию Гумилева, которая к тому времени пересела с дрезины в специальный вагон. Все выглядели довольно плачевно: с волдырями на покрасневшей от беспощадного солнца коже, в мятой одежде и порванных острыми камнями башмаках. Но настоящее путешествие только начиналось: железнодорожной линии на Харэр не было – следовало «составлять караван».

По дороге в Харэр вспоминается деловая запись Гумилева о значении для развития эфиопской торговли железнодорожной линии на Джибути, куда будут вывозиться «шкуры, кофе, золото и слоновая кость». Золото намывали в горных речках в юго-западных районах страны и вывозили его немного. Иначе обстояло дело со шкурами и слоновой костью. Шкурами, мехами и изделиями из них Эфиопия успешно торгует до сих пор. Также высоко ценилась местная слоновая кость, продававшаяся даже самим императором, который бивнями оплачивал долги. Но в начале века слоновую кость перепродавали в другие страны, в том числе и в Россию, в основном французские компании, причем по очень высокой цене. Изделия из слоновой кости и сейчас можно купить в Харэре, но слонов стало куда меньше.

Н.С. Гумилев (крайний слева) в Абиссинии с проводниками. 1913 г.

Не случайно Гумилев, увидев перед домом местного купца хвосты слонов, убитых на охоте, обронил такое замечание: «Прежде висели и клыки, но с тех пор как абиссинцы завоевали страну, приходится довольствоваться одними хвостами». Теперь лишь к юго-востоку от Харэра, в узких долинах рек, можно встретить отдельные группы слонов. Напротив, плантации кофе, ставшего в наше время основным продуктом эфиопского экспорта, намного увеличились со времен путешествия Гумилева, который любил «бродить по белым тропинкам между кофейных полей». Сейчас по обеим сторонам дороги зеленеют кустарники кофе. По-прежнему собирают и дикорастущие красные ягоды, особенно в провинции Кэфа – кофейном центре страны, – откуда, как считается, и пошло название «кофе».

…Все выше поднимается серпантином дорога на Харэр. Можно видеть все тот же идиллический пейзаж – синее без облаков небо, коричневые горы, густая зелень долин, – открывавшийся перед Гумилевым и его спутниками. Тогда, оставив внизу мулов, они взбирались по тропинке «полузадохшиеся и изнеможденные» и наконец взошли на последний кряж. Вид на затуманенную долину поразил поэта: «Дорога напоминала рай на хороших русских лубках: неестественно зеленая трава, слишком раскидистые ветви деревьев, большие разноцветные птицы и стада коз по откосам гор. Воздух мягкий, прозрачный и словно пронизанный крупинками золота. Сильный и сладкий запах цветов. И только странно дисгармонируют со всем окружающим черные люди, словно грешники, гуляющие в раю…»

Все достоверно в картине Гумилева, но яркие фигуры, встречающиеся нам, все же хорошо вписываются в пейзаж. Мы остановились отдохнуть у одной деревни, примерно такой же, как увиденная в пути Гумилевым, где «перед хижинами галласов слышишь запах ладана, их любимого курения». В ней тоже жили галла, или оромо, как называет себя этот воинственный народ, переселившийся сюда с юга несколько веков назад. Кочевые галласские племена, жизнью которых интересовался Гумилев-этнограф, смешались с местным населением, стали оседлыми и занялись земледелием.

Гумилев отмечал, что вдоль дороги часто попадаются базарчики, где торгуют вязанками хвороста. Лес вырублен настолько, что в конце XIX в. пришлось сюда завезти быстрорастущий эвкалипт.

К сожалению, мы опоздали на сентябрьские конные игры, которые видел Гумилев, – гукс, напоминающие кавалерийский бой. Вначале отдельные смельчаки вырываются вперед и бросают дротики в противника, а те отражают их щитом. Но вот бой делается общим: всадники скачут навстречу друг другу, в воздухе свистят дротики; иногда они щелкают о щиты, иногда сбивают всадников на землю. Дротики без наконечников, но могут пробить щит и даже ранить.

Поэт Гумилев восхищался «величавой простотой абиссинских песен и нежным лиризмом галласких» и, без сомнения, много их записал, так как ссылается в своем дневнике на приложение, в котором текст дается в русской транскрипции, и приводит для примера галласкую песню, где воспевается «Харар, который выше земли данакилей…»

Гумилев любил толкаться среди люда на площади, торговаться на базарчиках из-за приглянувшейся старой вещи. Пока его спутник Сверчков гонялся в окрестностях города за насекомыми – крошечными красными, синими, золотыми красавцами, Гумилев собирал этнографическую коллекцию. «Эта охота за вещами увлекательна чрезвычайно, – помечал он в дневнике, – перед глазами мало-помалу встает картина жизни целого народа – и все растет нетерпенье увидеть ее больше и больше». Гумилев копался в закоулках в поисках старья, не дожидаясь приглашения, заходил в дома посмотреть утварь, старался понять назначение того или иного предмета. Как-то купил прядильную машину. Чтобы понять ее устройство, пришлось заодно разобраться и в ткацком станке.

В записях Гумилева есть сценка с юмористическими и психологически точными деталями, которую можно было бы назвать так: «Как меня пытались обмануть при покупке мула». Специальных «мулиных ярмарок» нет, но на базарах продают все – от коров и лошадей до блинов из муки теффа, которыми угощали Гумилева гостеприимные галласы.

Узнав, что католическая миссия готовит переводчиков из местных жителей, Гумилев познакомился с ее воспитанниками, чтобы выбрать помощника для экспедиции. Раскланиваясь на чистеньком дворе, напоминавшем уголок французского городка с тихими капуцинами в коричневых рясах, беседуя с монсеньором, епископом Галласким, мог ли предполагать Гумилев, что ранее тут уже побывал другой поэт? Вряд ли. В «харэрской тетради» поэта упоминается лишь имя Бодлера, между тем в Харэре долгих десять жил не менее знаменитый француз – Артюр Рембо.

Есть некая предопределенность судеб двух поэтов: оба стремились в Африку; у обоих пересеклись пути в крошечной точке великого континента, в Харэре, хотя с разницей в двадцать лет; оба увлеклись судьбой одного и того же народа – галла, причем Рембо даже написал исследование о жизни галла и представил его в Географическое общество в Париже.

Но какие разные цели они преследовали! Гумилев отправился в Африку как ученый-исследователь, а двадцатичетырехлетний Рембо, начитавшись книг о конкистадорах и африканских сокровищах, покинул Францию, чтобы нажить «свой миллион».

Наблюдая за размеренной жизнью католической миссии, Гумилев даже не мог предположить, что сюда нетерпеливо вбегал Рембо, чтобы поделиться сомнениями и надеждами со своим единственным другом – монсеньором Жеромом, будущим епископом Харэра и учителем сына раса Мэконнына. Это известное по всей Эфиопии имя Гумилев сразу же по прибытии в Харэру заносит в дневник: «После победы Менелик поручил управление Харэром своему двоюродному брату расу Мэконныну, одному из величайших государственных людей Абиссинии».

Лишь один Мэконнын из всего императорского окружения согласился стать правителем столь отдаленной окраины, неселенной непокорными мусульманами. И успешно справился с этой задачей, завоевав у населения огромной провинции авторитет не меньший, чем императорский, примирив мусульман с христианами.

Много неожиданных встреч, полезных и приятных, подчас забавных или огорчительных, было у Гумилева во дворцах и на улицах старого Харэра. Внимательный и доброжелательный к незнакомым нравам и обычаям, он всегда возмущался, видя несправедливый суд и прямое рабство. К унижению человеческого достоинства Гумилев не мог оставаться равнодушным. Об этом есть пометки в его дневнике, но самое удивительное, что до сих пор в Эфиопии жива память о «гуманисте Гумилеве». Из далекой Африки пришло и было напечатано письмо О.Ф.Е. Абди. Вот что он пишет: «В день отъезда в Россию поэта из нашего дома (Гумилев останавливался на ночлег в доме своего проводника) в Харэр местный землевладелец привязал своего работника за ногу к дереву. Гумилев отвязал его и привел в Дыре-Дауа…»

Кончается тетрадка «харэрского дневника» Николая Степановича Гумилева, но мы знаем, что его путешествие не окончилось: «Восемь дней из Харара я вел караван сквозь черчерские дикие горы. И седых на деревьях стрелял обезьян, засыпал средь корней сикоморы»…

Африка – неизведанная земля, где в глубине джунглей обитают таинственные племена, – издавна притягивала к себе взоры и помыслы путешественников и поэтов. Но почему целью поездок Н.С. Гумилева была именно Абиссиния? Вряд ли это случайный выбор.

Не связана ли отчасти тяга Гумилева-поэта к Эфиопии с именем Пушкина? Но в «Африканском дневнике» Гумилев уточняет побудительную причину предпринятого им путешествия. В начале тетради он пишет о «мечте, живущей при всей трудности ее выполнения». Гумилев намеревался отыскать в Данакильской пустыне «неизвестные загадочные племена». Он был уверен, что они свободны, и жаждал «их объединить и, найдя выход к морю, цивилизовать». «В семье народов прибавится еще один сочлен», – так мечталось Гумилеву.

С.М. Дежнев: открывший пролив, названный Беринговым

Семен Иванович Дежнев – якутский казак, первый из европейских мореплавателей, за 80 лет до В. Беринга открывший пролив, отделяющий Азию от Америки. Родился около 1605 г. в Устюге Великом, по другим данным – в Пинежской волости (ныне Пинежский район Архангельской области).

В составе казачьих формирований Дежнев нес гарнизонную службу в Тобольске и Енисейске, с 1638 г. – в Якутском остроге.

Семен Иванович Дежнев служил сборщиком дани в Сибири. В первые годы службы Дежнев не смог побывать на дальних реках, куда уже захаживали его товарищи, однако слышал много рассказов о тех краях.

Однажды, собрав с местных жителей подать в царскую казну, казаки с пушниной отправились в Якутск, а Дежнев остался сторожить зимовье.

Местный князек Пелева решил пойти на крепость штурмом. Но маленький отряд Дежнева прогнал нападавших. Затем перед острожком появился другой князек – Аллай. Пятьсот воинов напали на крепость. Семен Иванович был ранен в голову. Аллай, торжествуя победу, бросился к меховому складу, чтобы разграбить его, однако был сражен копьем. Потеряв предводителя, захватчики отступили, казаки кинулись в погоню и, догнав их, надолго отбили охоту нападать на русских.

Отсюда Дежнев в составе групп казаков-колонизаторов в 1640–1642 гг. ходил на север Сибири, участвовал в открытии и присоединении новых земель, поиске лежбищ морских животных. Побывал на Оймяконском плоскогорье, на коче в 1642 г. прошел по реке Яне, а затем по Индигирке до устья, вдоль морского побережья до реки Алазеи.

Летом 1643 г. Дежнев вместе с Зыриным на двух кочах дошел от Алазеи до устья Колымы. Здесь основал Нижнеколымский острог. На Колыме он прослужил до лета 1647 г., а затем был включен как сборщик ясака в промысловую экспедицию Федота Попова (Алексеева).

Для этого похода вдоль побережья Ледовитого океана к Теплому морю (Тихому океану) были снаряжены большие суда – кочи с командой по 15 человек каждый. Участникам экспедиции пришлось выдержать тяжелые испытания. Ледяные заторы, бури и штормы в Восточно-Сибирском и Чукотском морях разметали кочи. Уцелел только один корабль, на котором и пришлось плыть целому отряду. Однажды судно попало в сильную бурю. Шторм носил судно по волнам, а затем выбросил на берег. Собрав с обломков корабля все, что можно было унести, Семен Иванович с казаками пошли вниз по Анадырю. За время перехода из двадцати пяти человек уцелело лишь двенадцать. Остальные погибли на берегах Анадыря. Якутскому воеводе он сообщил, что берега «матерой земли» (северо-восточные берега Сибири) нигде не соединялись с «Новой Землей» (Америкой). Впервые в истории исследования этих земель, пройдя по этому проливу и фактически открыв его, С.И. Дежнев решил важную географическую задачу. Появилось доказательство того, что Америка – самостоятельный континент, а из Европы в Китай можно плавать северными морями вокруг Сибири. Однако из-за отсутствия сведений об этом открытии в европейских странах (материалы походов Дежнева остались в Якутском остроге) приоритет первооткрывателя достался В.И. Берингу, чьим именем и стал называться пролив.

Поднявшись по Анадырю, Дежнев с товарищами построил зимовье и основал Анадырский острог. Здесь он служил приказчиком до 1659 г. В течение нескольких лет Дежнев проводил обследование бассейна реки Анадырь, составил подробный план, исследовал и часть бассейна реки Анюй. Открыв богатое лежбище моржей в Анадырском заливе, Дежнев основал в 1652 г. промысел зверя, принесший большую прибыль российскому государству. В соответствии с принятым административным делением Дежнев возглавил один из двух Анадырских казачьих полков.

В 1659 г. Дежнев сдал команду над Анадырским острогом и служилыми людьми, но оставался в крае еще до 1662 г., после чего вернулся в Якутск.

В 1664 г. ему поручили вывезти все запасы моржовой кости и соболиных шкур, добытых на Анадыре, в Москву, куда и прибыл, вероятно, к середине 1664 г. В Москве Семен Иванович подал челобитную царю о выдаче ему жалованья, заслуженного им, но не полученного, за 19 лет. Ему выдали очень скромную награду, но пожаловали-таки чин казачьего атамана.

В 1665 г. Дежнев выехал обратно в Якутск и там служил до 1670 г.

После нескольких лет деятельности в Восточной Сибири Дежнев вновь направляется в Москву с «соболиной казной». В столицу России он прибыл в конце декабря 1671 г. Здесь же Семен иванович и скончался в 1673 г.

Дежнев прожил в Якутии свыше 30 лет, в 1640 г. он женился на усть-алданской красавице по имени Абакаяда Сичю. От этого брака Дежнев имел сына Любима, который тоже усердно служил в якутских краях.

В 1667 г., после смерти Абакаяды, он вновь женился на якутской девушке, при крещении получившей имя Пелагеи Семеновой. У них родился сын Афанасий, который служил в Якутске и на Анадыре.

Женитьба и дети навсегда привязали Дежнева к когда-то чужой, а теперь родной и близкой стороне.

За 40 лет пребывания в Сибири Дежнев участвовал в многочисленных боях, получил не менее 13 ранений. Он отличался надежностью и честностью, выдержкой и миролюбием. Подвиг его в том, что он открыл пролив, пополнил казну, основал много новых поселений, являясь не только землеоткрывателем, но и русским дипломатом. И главное, он показал, что Дальний Восток является неотъемлемой частью России.

В ознаменование заслуг С.И. Дежнева перед отечеством его именем были названы полуостров и горный массив на западном побережье Берингова пролива, бухта на Камчатке, мыс – восточная оконечность Азиатского материка, острова в архипелаге Норденшельда в Карском море, морские суда.

О подвигах Семена Дежнева долгое время в Европе не знали, хотя в Сибири память о них переходила из поколения в поколение. В 1898 г. в связи с 250-летием со времени его похода по решению Русского географического общества Большой Каменный Нос на Чукотском полуострове переименован в мыс Дежнева. Сейчас там стоит памятник отважному мореходу.

А.В. Елисеев: дорогами Африки и остального мира

Известный русский путешественник по Африке Александр Васильевич Елисеев, врач по профессии и в то же время ученый-антрополог, принадлежал к той категории людей, которые с самых ранних лет своей сознательной жизни идут по выбранной дороге целеустремленно до самого конца.

А.В. Елисеев родился 1 августа 1858 г. в Свеаборге, в семье армейского офицера. Среднее образование он получил в гимназии, в Кронштадте, после чего поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. В университете он был одним из любимейших учеников известного натуралиста-зоолога, профессора К.Ф. Кесслера, который привил ему любовь к естествознанию и выработал в нем наблюдательность. Однако по материальным соображениям Елисеев перешел в Военно-медицинскую академию, которую закончил в 1882 г. со званием врача.

С.И. Дежнев. Скульптор Б. Бродский

Страсть к путешествиям и скитаниям Елисеев приобрел еще в детстве, сопровождая своего отца, старого боевого офицера, во всех переходах кочевой жизни по Финляндии и Прибалтике. Будучи гимназистом, в 1875 г., он, в обществе одного из своих товарищей, обошел пешком значительную часть Финляндии.

Окончив гимназию восемнадцати лет, Елисеев посетил Западную Европу, побывав в Германии, Дании, Австрии, Франции и Швейцарии. В 1887 г. он путешествует по Карелии, посещает Валаамские острова на Ладожском озере и снова проходит пешком по Финляндии. В 1878 г. он, при содействии К.Ф. Кесслера, посетил антропологическую выставку в Москве, которая направила его интересы в область антропологии, и с тех пор он стал заниматься ею в своих путешествиях. В том же 1878 г. Елисеев провел лето в дебрях Прионежья и Олонецкого края, причем дошел до Архангельска. В 1879 г. совершил путешествие по Пермской губернии, странствовал в районе Чердыни и по берегам Вишеры и Печоры, изучая следы поселений древней чуди. В следующем, 1880 г., он занимался разыскиванием курганов и древних городищ в окрестностях озера Ильмень и по рекам Волхову, Ловати и Шексне.

Еще находясь в Военно-медицинской академии, Елисеев предпринял свое первое путешествие в Африку. Весной 1881 г. он направляется в Египет, чтобы оттуда пробраться в Палестину или, как тогда говорили, в Святую землю. Перед глазами русского путешественника развертывались картины жизни Востока.

После некоторого перерыва, уже в начале 1884 г., Елисеев снова в Египте. Проехав в Каир и намереваясь в дальнейшем пройти караванным путем из Верхнего Египта на берег Красного моря, а затем пробраться в Аравию, Елисеев на этот раз решил отправиться на парусной барке-дахабие.

В Асьюте Елисеев покинул дахабие и воспользовался пароходом, чтобы посетить развалины древних египетских храмов: Абидос, Дендеру, Луксор, Карнак, Мединет-Абу, а также развалины «стовратых» Фив.

Осмотр египетских древностей закончился в Асуане у первых порогов Нила, где Елисеев любовался островком Филе с храмом Изиды, побывал на острове Элефантина, где находится тот знаменитый ниломер, по которому тысячелетиями следили за подъемом вод Нила.

Дальнейший план путешествия состоял в том, чтобы пробраться на берег Красного моря, а оттуда уже проникнуть в Аравию и осмотреть некоторые прибрежные города. Это можно было сделать из Кене, откуда направлялись караваны паломников-мусульман в Мекку. Елисеев присоединился к одному из таких караванов, двигающихся в Эль-Касейр, на берег Красного моря.

Дальнейший путь Елисеева был в Палестину и Сирию. Затем Елисеев решил посетить Северную Африку и побывать в Сахаре. С этой целью он направился на пароходе в Триполи, оттуда в Тунис и в Алжир и через Марокко и Испанию вернулся в Россию.

Елисеев был и талантливым писателем и вдумчивым исследователем. Помимо прекрасных очерков он дал немало и серьезных статей, которые были напечатаны в различных научных журналах.

Первое путешествие по Сахаре, в котором Елисеев пробыл несколько более двух месяцев, начато было им из Триполи, куда он прибыл морем после только что законченного им сирийского путешествия.

Прибыв на пароходе в Тунис – город, в значительной степени принимающий уже европейский вид, Елисеев сделал две экскурсии: на развалины Карфагена, где, присутствуя на раскопках древней столицы финикийской колонии, ему удалось добыть два черепа, и на мыс Бон, где он наблюдал подземные жилища древних обитателей этих мест – пещеры Эль-Хаурие, число которых доходило до двадцати.

Из Туниса до границы Алжирии Елисеев проехал по железной дороге, а оттуда направился верхом через леса Атласских гор к Константине.

Достигнув Сук-Ахраса, Елисеев по железной дороге доехал до Константины, но после общего осмотра города решил не задерживаться в нем, а отправиться далее, чтобы попасть в конце концов в глубину Алжирской Сахары.

Частью по железной дороге, частью на дилижансе, запряженном четверкой лошадей, минуя Батну, Елисеев добрался до Бискры, откуда он намеревался достичь Тугурта и оазиса Уарглы, чтобы там найти возможность побывать в настоящей Сахаре.

Уарглы – город-оазис, состоит из глиняных и каменных построек. На домах можно часто встретить арабские надписи и вделанные в стены плитки голубого фаянса, с довольно грубыми рисунками. Тесно примыкающие друг к другу постройки разделены узкими улицами, образующими настоящий лабиринт. Население чрезвычайно смешанное: хотя большинство жителей были метисы, все же здесь можно было встретить и берберов, и представителей разнообразных арабских племен, негров.

Путешествия Елисеева по Алжирской Сахаре убедили его в том, что ее ландшафт не представляет собою совершенно безжизненной пустыни, как это некоторые думают. Небольшая прогулка по дюнам, окружающим котловину Айн-Тайба, показала, что здесь встречается до 40 видов растений и до 20 видов птиц.

Животный мир также довольно разнообразен. Елисеев заметил до 15 видов млекопитающих, до 80 видов птиц (не считая перелетных), до 20 видов пресмыкающихся, немало рыб, которых он встречал в колодцах, до 200 видов насекомых и до 30 видов моллюсков.

Почти везде, а около оазисов и колодцев в особенности, Елисеев встречал орудия каменного века, которые говорили ему о том, что человек обитал в Сахаре с незапамятных времен.

Наконец, после длинного и утомительного двухнедельного перехода по пустыне, маленький караван, под водительством старого ибн-Салаха, подошел к первым пальмам оазиса Гадамес. Целую ночь и почти весь следующий день провели путники у колодца, отдыхая после тягот перехода по пустыне.

Туареги, которыми Елисеев интересовался, в городах не живут, и ближайшее знакомство с ними состоялось в одном из становищ туарегов.

Здесь ему удалось присутствовать в качестве особо почетного гостя на ночном празднестве туарегов, видеть их оригинальные пляски и игры.

Елисеев отмечает много положительных черт в характере туарега, но указывает, что туареги являются главными поставщиками рабов, которых они добывают набегами на племена, живущие на берегах озера Чад и Нигера, чтобы сбыть в торговых центрах Сахары.

Из Орана на пароходе Елисеев проехал в Танжер, а оттуда, после беглого осмотра города, пароходом же отправился в Европу. Проехав всю Западную Европу, через Португалию, Испанию, Францию, Швейцарию, Елисеев вернулся в Россию с еще большим стремлением снова пуститься в далекий путь.

Конец 1886 и начало 1887 г. Елисеев путешествовал по Малой Азии. Весною 1889 г. он сопровождал большую партию переселенцев из Одессы во Владивосток на пароходе. Это дало ему возможность побывать в Южно-Уссурийском крае, в Японии и на Цейлоне.

В 1890 г. Елисеев работает уже в Персии, в пограничной с Россией местности, обследуя там, в связи с эпидемией холеры, состояние санитарного дела.

Последние два путешествия Елисеева были в Африку: одно из них, неудачное, он сделал в Судан, второе – в Абиссинию.

Путешествуя по Египту и Северной Африке в 1881, 1883 и 1884 гг., Елисеев неоднократно слышал о том народном движении, которое получило название махдизма. В ряде научных статей он пытался подробно рассмотреть этот вопрос, но его увлекала мысль самому отправиться в глубину Судана.

Переодевшись арабом, выбрив голову и выкрасив бороду и усы, Елисеев, во главе собственного каравана из восьми верблюдов, с четырьмя арабами-проводниками и слугою Юсуфом, русским татарином, которого он разыскал в Каире, отправился на юг, надеясь за месяц с небольшим достичь цели своих давних стремлений.

А.В. Елисеев

Целую неделю пробирались они на лодке до Асуана, где пересели на пароход; Елисеев и до Асьюта ехал в одежде араба.

Только здесь, переодевшись в европейский костюм, Елисеев почувствовал себя избавленным от треволнений своей поездки и направился в Каир. Елисееву удалось собрать значительный материал о движении махдистов, который он использовал в ряде статей и в докладе, сделанном им на общем собрании Русского географического общества.

В 1895 г. Елисеев побывал в Абиссинии. Путешествие продолжалось недолго. Оно началось в январе 1895 г., а 10 мая Елисеев уже сделал доклад о поездке в Географическом обществе. Он рассказывал о путях, пройденных им по плато, усыпанным глыбами базальта, о лесах Абиссинии, о Харэре, где ему довелось провести около двух недель…

Это было последнее путешествие в его жизни: 22 мая он скоропостижно скончался от крупозного воспаления легких.

Книга А.В. Елисеева «По белу свету», написанная увлекательно и ярко, будила у читателей интерес к природе и любовь к путешествиям. Она интересна и сегодня.

Л.А. Загоскин: открыватель новых земель

Имя Л.А. Загоскина заслуженно стоит в ряду наиболее выдающихся русских путешественников XIX в., открывших для Отечества новые земли и проявивших при этом незаурядные способности исследователя.

Лаврентий Алексеевич Загоскин родился 21 мая 1808 г. в небольшом селе Николаевка Пензенского уезда, в семье мелкопоместного дворянина, секунд-майора А.Н. Загоскина. Потом мальчик воспитывался в частном пансионе. 1 июня 1822 г. он был зачислен в Кронштадтский морской кадетский корпус.

Родовое имение на Пензенщине было пожаловано в 1693 г. предку Загоскина – стольнику Дмитрию Федоровичу – царями Иваном и Петром Алексеевичами.

Прадед путешественника – Лаврентий Алексеевич, в честь которого мальчик получил свое имя, сражался под знаменами Петра под Нарвой. Петр был посаженым отцом на его свадьбе и благословил молодых образом, который долгое время хранился в семействе Загоскиных.

Загоскин воспринял лучшие традиции школы военных моряков-исследователей. Несомненно, большое значение имело то, что его воспитателем и наставником в морском корпусе был П.М. Новосильский, широко образованный моряк, участник прославленной экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева.

Загоскин был произведен в гардемарины 17 мая 1823 г. В том же году, с 15 июня по 1 августа, он совершил первое плавание на фрегате «Урания» по Финскому заливу для практики в морском деле. В следующем году учебное плавание повторилось.

С весны 1826 г. началась подготовка к выпуску. Пять с половиной месяцев провел в море Загоскин. На фрегате «Проворный» он ходил в Любек, побывал у берегов Англии, где присоединился к эскадре и вместе с ней из Северного моря вернулся в сентябре в Кронштадт.

25 сентября 1826 г. 18-летний Лаврентий Алексеевич Загоскин был выпущен из корпуса во флот с первым офицерским чином мичмана.

Местом службы Загоскин выбрал Каспий. 15 июля 1827 г. молодой моряк впервые вступил на борт корабля в качестве командира.

На Каспийском море Загоскин прослужил восемь лет. Несколько кампаний он плавал по Куре, доставлял провиант для закавказских войск. 27 января 1832 г. Загоскин был произведен в лейтенанты. Две кампании подряд он сделал на пароходе «Аракс».

С мая 1835 г. в течение трех с половиной лет он нес службу строевого офицера на фрегатах «Кастор» и «Александра», совершавших крейсерские плавания на Балтийском море.

Трудно сказать, что побудило Л.А. Загоскина ближе познакомиться с русскими владениями в Америке. 8 декабря 1838 г. начальник Главного морского штаба разрешил перейти на службу в Российско-американскую компанию лейтенанту 15-го флотского экипажа Лаврентию Загоскину. 30 декабря 1838 г. Загоскин оставил Петербург.

9 июля 1839 г. Загоскин принял под свою команду бриг «Охотск». На борту было 55 человек команды, товаров на 100 тыс. рублей и провизии на два с половиной месяца. В полночь 15 августа, выпалив из двух пушек, бриг поставил все паруса и взял курс к берегам Русской Америки. Путь через Великий океан занял почти два месяца.

Только 6 октября, наконец, бриг подошел к Ново-Архангельску, резиденции главного правителя русских владений в Америке. Плавание закончилось. Лейтенант Загоскин вступил на землю Русской Америки.

Два первых года на службе у Российско-американской компании прошли у Л.А. Загоскина в плаваниях.

В 1840 г. на бриге «Байкал» он ходил из Новоархангельска в Охотск и обратно. Рейс с заходом на Атху занял 150 дней. Только в конце октября прибыли в Ново-Архангельск.

В следующем году Загоскину поручили командовать корветом «Елена», ранее совершившим три кругосветных плавания. Корвет направлялся в Калифорнию, в залив Бодега, к Форту Росс.

4 мая 1842 г. бриг «Охотск» оставил Ново-Архангельск. На борту брига находились Л.А. Загоскин и пятеро его спутников. Спустя два месяца после посещения островов Шумагинских, Уналашки и Прибыловых «Охотск» подошел к Михайловскому редуту.

6 августа, когда бриг «Охотск», после плавания в Мечигменскую губу и к островам Диомида (или иначе «Гвоздева острова»), вернулся в Михайловский редут, Лаврентия Алексеевича там уже не было. Он плыл в первую разведку вдоль берега Нортонова залива к северу, до устья реки Уналаклик, по пути которым предстояло пройти зимой.

Уже в записях этого периода наглядно видна широта интересов путешественника. Он расспрашивал старожилов об истории редута, жизни русских поселенцев и окружающих племен, измерял высоту приливов и отливов, собирал образцы горных пород и растений, записывал данные о приходе промысловых рыб, о прилете и отлете птиц, забирался в глубину колодца, рассматривая прорезанные им пласты вечномерзлого грунта. Изо дня в день, с 11 июля по 4 декабря, велись метеорологические наблюдения.

4 декабря 1842 г. экспедиция Л.А. Загоскина покинула Михайловский редут. Она направилась по морскому побережью к устью реки Уналаклик.

В труднейших условиях, по замерзшему руслу этой реки, Загоскин прошел в глубь материка и вышел на Квихпак. На перевале температура упала ниже 30 °C. В термометре замерзла ртуть. Снегом, как ножом, резало полозья. Не выдерживали собаки: у каждой кочки и выбоины они ложились и свертывались кольцом. Но люди шли вперед.

15 января прибыли в Нулато.

Этот пункт надолго стал опорной базой для походов Загоскина в бассейне Квихпака.

Из Нулато в конце февраля 1843 г. состоялся поход по притоку Квихпака – реке Юннаке для выяснения кратчайшего пути к заливу Коцебу.

2 августа 1843 г. Загоскин и его спутники покинули Нулато. Более семи месяцев, проведенных здесь, позволили накопить материал, который лег в основу очерка о состоянии заселения, о рельефе и климате окружающего края.

Загоскин прибыл в Икогмют. Квихпак был осмотрен и описан на протяжении более 700 км. Теперь надолго главной квартирой Загоскина стал Икогмют. Отсюда он направлялся в походы.

С 23 ноября по 3 декабря Загоскин обследовал верхний переход с Квихпака на Кускоквим, идущий через селение Паймют.

В Колмаковском редуте (на Кускоквиме) Загоскин познакомился с Семеном Лукиным. Этого замечательного русского человека, воспитанника А.А. Баранова, знали и уважали далеко в округе.

С 10 февраля по 10 марта, целый месяц, продолжался поход в бассейн нижнего течения реки Иннока. Крайней точкой похода по Иноке-Иттеге было селение Тталиты, куда в 1839 г. доходил Петр Колмаков. Отсюда без особых происшествий экспедиция вернулась на Квихпак и 10 марта прибыла в Икогмют.

5 июня экспедиция вернулась в Колмаковский редут. Через три дня по знакомому пути вышли на Квихпак. 10-го Загоскин прибыл в Икогмют. Оставался заключительный этап экспедиции: сплав в Михайловский редут.

Спустя три дня, тепло простившись с местными жителями, вместе с икогмютской артелью Загоскин отправился вниз по Квихпаку.

Л.А. Загоскин

5 августа 1844 г. бриг «Охотск» увез Загоскина из Михайловского редута. 26 сентября он прибыл в Новоархангельск.

Зима ушла на приведение в порядок коллекций, записей, путевых дневников, составление обстоятельных докладов и предложений главному правителю Русской Америки. Срок договора о службе в Российско-американской компании давно истек.

16 мая 1845 г. на корабле «Наследник», который находился под командой главного правителя русских владений, капитана 1-го ранга А.К. Этолина, Загоскин выехал в Охотск.

В конце 1845 г., после шестилетнего отсутствия, Загоскин прибыл в Петербург. Собранные им коллекции и сама экспедиция сразу же привлекли к себе внимание. Ближайшее участие в судьбе Л.А. Загоскина принял Ф.П. Врангель, тогдашний главный директор Российско-американской компании и один из организаторов созданного в 1845 г. Русского географического общества.

Зимой Загоскин получил отпуск и уехал на родину. Семейные несчастья настолько его расстроили, что он заболел и некоторое время находился на излечении в Москве. Во время его отсутствия 8 января 1847 г. в Петербурге, по предложению Ф.П. Врангеля, доклад о путешествии Л.А. Загоскина был прочитан на общем собрании Русского географического общества. Текст доклада с приложением карты части Северо-Западной Америки, составленной Загоскиным, списка астрономически определенных пунктов, словарей и других материалов был опубликован в очередном номере «Записок» общества.

В июле и августе 1847 г. первую часть записок Загоскина опубликовал журнал «Библиотека для чтения». Продолжение записок в журнале не печаталось, так как вскоре 1-я часть «Пешеходной описи» вышла в свет отдельной книгой. В 1848 г. отдельной книгой была издана и 2-я часть «Пешеходной описи».

15 января 1849 г. Русское географическое общество избрало Л.А. Загоскина своим действительным членом. Высоким признанием достоинств труда Л.А. Загоскина явилось присуждение ему премии Академии наук.

В те самые годы, когда печать и научная общественность единодушно отмечали выдающиеся заслуги Л.А. Загоскина перед отечественной географией, линия его жизни круто изменилась. 14 января 1848 г., поличному прошению, приказом по флоту он был уволен от службы.

Вскоре Загоскин был определен исполняющим должность лесного ревизора в Московской губернии, а в 1849 г. назначен начальником егерского училища и школы сельских писарей в селе Острове, находящемся в 20 км от Москвы.

Спустя некоторое время он оставил службу и переехал жить в село Абакумово, лежащее по Скопинскому тракту между Рязанью и Пронском. В этом селе жена Загоскина получила в наследство небольшое имение.

Весной 1855 г. был опубликован манифест о создании государственного подвижного ополчения. Внеочередное дворянское собрание избрало Л.А. Загоскина начальником 103-й сводной дружины ополчения Пронского уезда.

Дружина под командой Л.А. Загоскина в составе рязанского ополчения в конце июня прошла через Харьков. В октябре ополченцы вошли в Николаев и приступили к возведению укреплений около города. Но в марте 1856 г. в Париже был подписан мир.

После окончания Крымской войны Л.А. Загоскин вернулся в Абакумово.

После пресловутого «освобождения крестьян» Л.А. Загоскин в течение двух с половиной лет (с декабря 1861 г. по июнь 1864 г.) состоял мировым посредником. В июне 1864 г. Загоскин ушел с должности мирового посредника. Он продолжал жить в Абакумове.

Глубокое разочарование Л.А. Загоскину принес 1867 год, когда царь продал Аляску Соединенным Штатам Америки. Перед лицом более сильных английских и американских конкурентов царизм показал свою полную неспособность удержать русские владения в Америке.

Последние годы Л.А. Загоскин безвыездно жил в Рязани. Изо дня в день он продолжал вести дневник.

22 января 1890 г., на 82-м году жизни, Лаврентий Алексеевич Загоскин скончался. Стремление хорошо послужить своему родному народу отличало Л.А. Загоскина на протяжении всей его жизни. В этом служении он видел свой патриотический долг.

(По материалам М. Черненко)

В.Ф. Зуев: он первым пересек Северный Урал

Зуев Василий Федорович – русский естествоиспытатель и путешественник, академик Петербургской академии наук с 1787 г.

В.Ф. Зуев родился в 1754 г. в семье солдата Семеновского полка. В 1764 г. он поступил в академическую гимназию и проучился в ней около 4 лет. В 1767 г. сдал экзамены, был зачислен студентом Академии наук.

Еще будучи студентом, он участвовал в экспедиции П.С. Палласа. В экспедиции Зуев проводил самостоятельные исследования в отдаленных северных районах Сибири и на Полярном Урале. На лошадях и собаках были пройдены тысячи километров. Экспедиция Палласа по своим результатам была одной из самых ценных в России XVIII в.

К сожалению, в подробных записках Палласа о его экспедиции очень мало написано о его спутниках. В.Ф. Зуев участвовал в экспедиции с 1768 по 1774 г. Он был зачислен в экспедицию с 14 лет – был самым младшим участником экспедиции. В 1770 г. Паллас направил Зуева в самостоятельную поездку от Челябинска на Нижнюю Обь. Экспедиция к «Ледяному морю», на Север, продолжалась почти год. Из Челябинска Зуев на санях направился к Тобольску. 900 верст зимней дорогой добирался от Тобольска до старинного поселка Березов. Он пробыл в Березове до июня 1771 г. Там он наблюдал за пролетом птиц, его подробные наблюдения впоследствии вошли в сочинения Палласа.

Из Березова Зуев на лодке отправился к низовьям Оби, в расположенный у самого полярного круга Обдорск. Из Обдорска на оленях 600 верст к Карскому заливу. Из-за неточности карт маршрут усложнился. Зуев вел подробный дневник путешествия. Оно продолжалось больше месяца. Через 125 лет П.П. Семенов-Тян-Шанский написал: «Первым путешественником, пересекшим северный Урал на пути из Обдорска к Карской губе еще в 1771 г., был состоявший при экспедиции Палласа студент Зуев». Сохранились две рукописи: «Об оленях» и «Описание живущих в Сибирской губернии в Березовском уезде иноверческих народов-остяков и самоедов».

Экспедиция Палласа закончилась 30 декабря 1774 г. После возвращения в Петербург Зуев был командирован за границу для продолжения учебы. В 1774 г. Зуева зачислили на медицинский факультет Лейденского университета, где преподавались также и естественные науки. Проучившись два года в Лейдене, Зуев был переведен в Страсбург. Преподавание велось на французском языке. Зуев занимался в Страсбурге естественными науками, посещал лаборатории, анатомический театр и изучал французский язык. Впоследствии он вел переписку с Академией не на латинском, а на французском. В доказательство своих успехов Зуев посылал в Академию свои «пробные работы». Звание адъюнкта Зуев получил за работу «О переходе животных из одной страны в другую». Рукопись посвящена перелетам птиц.

После утверждения в должности адъюнкта Зуев был прикомандирован к академику Палласу. Он получил задание – привести в порядок зоологический отдел Кунсткамеры. Зуев начал с рыб. Ихтиологические коллекции Кунсткамеры, благодаря экспедициям Стеллера, Крашенинникова, Лепёхина, Палласа и других, были богатыми. Впоследствии, уже не работая в Кунсткамере, в 1788–1789 гг. Зуев описал новый вид электрического угря – гимнота и зародыша ската из академической коллекции. Работая в Кунсткамере, Зуев написал работу по анатомии ежа.

В 1774–1775 гг. в районе Кременчуга и нижнего Днепра работала экспедиция академика Гильденштедта. В 1781 г. Гильденшдедт скончался и экспедиционная деятельность Академии на Юге прекратилась.

По инициативе директора Академии С.Г. Домашева было предложено послать на Черноморье экспедицию. Возглавил экспедицию адъюнкт В.Ф. Зуев. Был утвержден маршрут экспедиции: Петербург – Москва, Калуга, Тула, Орел, Курск, Харьков, Кременчуг, Херсон. Инструкцию для экспедиции написали опытные путешественники Лепёхин и Паллас.

Экспедиция Зуева выехала из Петербурга 20 мая 1781 г. Сразу же по выезде из столицы Зуев начал географические наблюдения. В своих путевых записях Зуев впервые в русской геологической литературе высказывает мысль о соединении Балтийского моря с Северным в один бассейн, а озера Ладожское, Онежское и другие озера рассматривает как реликтовые объекты. Изучая окаменелые раковины, считает их свидетельством того, что страна ранее была покрыта морем. В Калуге Зуев остается довольно долго, что дает ему возможность подробно описать город и его историю. В Туле Зуев знакомится со знаменитым оружейным заводом. Из Тулы Зуев едет в Орел. В Орле ему приходится задержаться из-за дизентерии. Из Орла он едет в Курск.

В Курске он знакомится с губернатором Свистуновым, который много лет занимался краеведением и безрезультатно посылал свои наблюдения в Академию, о чем Зуев сообщает в письме Эйлеру. В Курске Зуев наконец получает первое сообщение из Академии. Из Курска Зуев выезжает в Белгород, там он знакомится с местными цыганами и составляет словарик цыганского языка. Из Белгорода экспедиция едет в Харьков. Там он знакомится с местным изобретателем Захаржевским – изготовителем астрономических телескопов. После Харькова была Полтава. Зуев отмечает в своих записках, что в Полтаве сохранились земляные укрепления Петровского времени. Из Полтавы экспедиция прибыла в Кременчуг. У Днепровских порогов Зуев стал очевидцем работ по очищению Днепра для судоходства. Инициатором работ был купец Фалеев. С порогами справиться в то время не удалось, но для истории гидротехники эти сведения интересны. В эпоху Зуева на Днепре насчитывалось 16 порогов. Экспедиция полностью выполнила задания по маршруту, который закончился в Херсоне зимой 1781 г.

Но путешествия Зуева на этом не закончились. На русском фрегате он выехал в Константинополь и пробыл там 40 дней. Затем сухим путем вернулся в Херсон через европейскую Турцию, Болгарию, Валахию, Молдавию, Бессарабию. В апреле 1782 г. Зуев отправился в Крым. В октябре 1782 г. экспедиция вернулась в Петербург.

Через пять лет после окончания экспедиции была напечатана книга Василия Федоровича Зуева «Путешественные записки от Петербурга до Херсона в 1781–1782 гг.». Через два года книга была переведена на немецкий язык и издана в Лейпциге.

После возвращения Зуева из путешествия на Юг он в конце 1783 г. был приглашен на педагогическую работу.

Это было время реформ народного образования в России. Была учреждена комиссия во главе с педагогом Янковичем де-Мириево. Комиссия искала специалистов, в числе которых и оказался В.Ф. Зуев. Его привлекли для написания учебника по естественной истории и подготовки учителей для преподавания естественной истории. Зуев охотно принял предложение и приступил к работе.

Учебник Зуева «Начертание естественной истории» был напечатан в 1786 г. Книга вышла в двух томах. Первый том включал два отдела: «Ископаемое царство» и «Прозябаемое царство». Второй том включал «Животное царство».

Учебник Зуева использовался в школе сорок лет (1786–1828). Он был написан образным, хорошим русским языком.

С научной точки зрения сведения Зуева о животных и растениях отличаются достоверностью, они были на уровне науки XVIII в. Педагогическая деятельность отвлекала его от работы в Академии наук. Описание его путешествия на Юг выходит с большим опозданием только в 1787 г.

Титульная страница первого издания книги В.Ф. Зуева. 1787 г.

После выхода «Путешественных записок» Зуев наконец был избран академиком. Его адъюнктура продолжалась 8 лет. Он был еще молод, но здоровье его резко ухудшилось. С 1791 г. он не мог больше работать.

Ушел из жизни В.Ф. Зуев в возрасте сорока лет 7 января 1794 г.

М.А. Кастрен: «зачинатель, опередивший продолжателей»

В Петербургском отделении архива Академии наук сохранилось дело «о путешествии доктора Александровского университета М. Кастрена в Северную Сибирь для производства этнографических и лингвистических исследований» – одно из свидетельств о трудном и прекрасном подвиге во имя науки.

Матиас-Александр Кастрен, безнадежно больной туберкулезом, 11 лет провел в тундрах Лапландии, Печорского края и в Сибири. Он изучал «язык, нравы, религию, обычаи, образ жизни и прочие этнографические отношения» народов Европейского и Енисейского Севера.

В 1838 г. Кастрен отправился в финскую Лапландию, входившую в состав Русского государства. Самым северным пунктом, где он побывал, было небольшое поселение Усть-Иоки, откуда он направился в Кемь по бурной реке, на которой родился и вырос.

Вернувшись из Лапландии в Гельсингфорс, Кастрен узнал, что Петербургская академия наук собирается по проекту биолога, академика Карла Бэра снарядить экспедицию в Северную Сибирь, в состав которой он предполагает включить специалиста для исследования «наречий и этнографических отношений» народов. Однако проект Бэра был отложен, и Кастрен в 1839 г. занялся изучением Карелии.

В конце 1841 г. ученый направился в русскую Лапландию, в которой, по его словам, проживало 1844 лапландца. В марте 1842 г. он прибыл в Колу, откуда отправился на остров Кильдин, чтобы изучить наречия лапландцев и русских, живущих в Коле и ее окрестностях. По словам Кастрена, в Кольском уезде было 26 русских деревень, все население которых занималось ловлей рыбы, лишь три семейства возделывали землю.

Затем через Кандалакшу он направился в город Кемь, где прожил до 19 мая, а затем в Соловецкий монастырь и 30 мая достиг Архангельска. Однако он не задержался в этом северном городе. Он решил плыть через Белое море к лапландцам, живущим на Терском берегу.

Сначала суденышко попало в полосу штилей, а затем внезапно разразился шторм. Потерялся якорь, и судно оказалось во власти ветра и волн.

Попытка зайти в устье одной из рек на западном берегу Белого моря не удалась, и суденышку пришлось искать спасения у Зимних гор. Кастрен, по совету матросов, высадился на берег и возвратился в Архангельск. Один из ненцев вызвался быть и его слугой и учителем «самоедского языка». Они вместе провели остаток лета в деревне Уйма в 17 верстах от Архангельска. Осенью Кастрен снова собрался в путь, тем более что сенат Финляндии ассигновал для его научных изысканий 1000 рублей, а Петербургская академия наук предложила возглавить экспедицию в Сибирь, но он попросил отсрочку, считая необходимым изучить «язык и этнографию европейских самоедов и тем облегчить их дальнейшее изучение в Сибири».

19 декабря 1842 г. он вышел из Мезени, посетил Сомжу, Несь, потом пересек Канинскую тундру и сделал продолжительную остановку в селе Пеше, где продолжал изучать ненецкий язык, обряды, обычаи, промыслы. Путешествуя по тундре, он узнал от ненцев, что многие русские и зырянские купцы «всеми неправдами и даже явным грабежом завладели стадами самоедских оленей и мало-помалу сделались почти полновластными господами всей этой страны».

И хотя царское правительство издало в 1835 г. устав об управлении самоедами, притеснения «продолжались по-прежнему»: реже в виде явного грабежа, но зато чаще под более утонченной «формой обмана». Он предлагал установить военные посты в Сомже, Пустозерске, Ижме и в ряде других мест «для наблюдения за порядком и благолепием».

В феврале 1843 г. Кастрен был в Индиге и вскоре достиг Пустозерска, который ему показался одним из самых пустынных мест на земном шаре. Он не мог представить, что увидит места еще более печальные и более суровые.

В Пустозерске Кастрен мог каждый день беседовать с ненцами, которые приезжали сюда. Он расспрашивал об обычаях и жизни в тундре. Затем Кастрен, посетив по дороге Усть-Цильму, уехал в Ижму, где прожил до второй половины июня 1843 г., откуда предпринял путешествие в Колву.

Больной Кастрен остался в Колве, где с ним виделся купец В.Н. Латкин. В Колве исследователь составил «Зырянскую грамматику», которая явилась важным вкладом в изучение финно-угорских языков.

4 сентября Кастрен отправился в свое «азиатское путешествие», надеясь вместе с зырянами, русскими и ненцами добраться до Обдорска. 23 октября он впервые увидел Урал.

29 октября Кастрен благополучно переправился через Обь и вскоре был в Обдорске. Впоследствии ученый вспоминал, что это скитание по тундрам и горам, рекам и скалам сопровождалось такими трудностями и лишениями, каких он не испытывал в прежних путешествиях.

Из Обдорска Кастрен должен был по побережью Северного Ледовитого океана пробираться к устью Енисея. Однако обострение туберкулеза заставило его вернуться в Петербург, куда он прибыл в марте 1844 г.

В то время как Кастрен путешествовал по Европейскому Северу, Академия наук добилась ассигнований из государственного казначейства 13 тысяч рублей на Сибирскую экспедицию. Из них три тысячи выделялись «лингвисту-этнографу для изучения языков, нравов и обычаев обитающих в тех странах мало известных племен». Одновременно этому ученому поручалось собирать «надежные сведения о городах и селениях, реках и озерах, ручьях и горных системах» и обогащать «географическо-топографические сведения» об этих «столь мало еще поныне известных местах».

Первоначально этнографическая поездка задумывалась как самостоятельная часть путешествия А.Ф. Миддендорфа в Сибирь. Академия не очень верила, что будет утвержден раздел сметы на этнографические работы, и поэтому попросила на них мизерную сумму. Однако, к изумлению ученых, последовало «высочайшее утверждение», и тут-то стало очевидным: трех тысяч рублей может едва хватить на покрытие половины расходов на поездку этнографа в Западную Сибирь.

Еще когда Кастрен был в Печорском крае и на Обском Севере, ученые Академии попытались пополнить кассу предстоящего путешествия, которое, по их убеждению, должно дать «самые отрадные для науки результаты». Так, директор Азиатского музея передал в распоряжение экспедиции 2500 рублей. Предполагалось, что экспедицию возглавит академик Шегрен. Однако Шегрен предложил кандидатуру Кастрена, заявив, что отвечает за молодого ученого «как за самого себя».

Когда деньги были собраны и утверждена инструкция, выяснилось, что избранный руководитель заболел и вернулся на родину. Академия не изменила своего решения. Она терпеливо ждала и впоследствии не пожалела об этом. После полугодового лечения в родной Финляндии Кастрен почувствовал себя настолько здоровым, что мог отправиться в Сибирь.

М.А. Кастрен

Летом 1846 г. Кастрен посетил Енисейский Север, где его поразило «бедственное положение и остяков и русских, находившихся в нищете и прикрывавших свою наготу пестрыми лохмотьями».

По его убеждению, обнищание жителей вызвано развитием золотодобывающей промышленности в сопредельных, более южных районах. Кастрен посетил Туруханск, Зимовье Плахина, Хантайку, Дудинку. Последнюю остановку на пути к северу он сделал в Зимовье Толстый Нос в ноябре 1846 г.

Изучив наречия ненцев Енисейского Севера, Кастрен направился в Туруханск; сгорая от желания как можно скорее достичь города, где недолгие часы, но все же сияло солнце, он ехал днем и ночью.

11 января 1847 г. Кастрен вернулся в Туруханск, откуда больной направился в Енисейск и дальше в Юго-Восточную Сибирь. В очерке «Енисей в своем течении от Енисейска до Ледовитого моря» Кастрен не только описал реку с ее притоками, берегами и окружающими горами, но и остановился на границе распространения лесов. Особенно подробно описаны породы рыб, обитающих в Енисее, и способы их лова. Главное внимание он уделил народам Енисейского Севера: остякам, тунгусам и русским.

Кроме исключительно богатого материала о финно-угорских и ненецких языках. Кастрен доставил массу сведений о быте, промыслах, творчестве народов Европейского, Обского и Енисейского Севера.

«В великой и сложной науке, – писал в 1927 г. известный ученый В.Г. Тан-Богораз, – в ее разделе, относящемся к Северной Евразии, Кастрен занимает место, единственное в своем роде. Он был началом движения, первым биением творческой жизни. Это исходный путь, откуда разошлись многие и разные пути. Но по этим различным путям он шел одновременно и сам, и так далеко зашел, что мы, вышедшие после него на столетие, до сих пор не можем догнать его. Это зачинатель, опередивший продолжателей. Его человеческий образ сияет кристальной чистотой, его научные работы доныне не превзойдены».

А.Ф. Кашеваров: креол – патриот Аляски

Александр Филиппович Кашеваров родился 28 января 1809 г. на острове Кадьяк в семье учителя местной школы. Его отец, Ф.А. Кашеваров, был по национальности русским, мать – алеуткой (по другим данным – креолкой). Спустя некоторое время семья переехала в столицу Русской Америки г. Ново-Архангельск (ныне Ситка).

Мальчик обнаружил незаурядные способности, и в возрасте 12 лет Российско-американская компания направила его на учебу в Кронштадское штурманское училище.

В 1828 г., после окончания училища, прапорщик корпуса флотских штурманов Александр Кашеваров отправился в свое первое кругосветное путешествие на корабле Российско-американской компании «Елена» под командованием лейтенанта Хромченко. Два года плавания многому научили молодого штурмана. Он побывал на мысе Доброй Надежды и на Тасмании, у чилийских берегов и в проливе Дрейка, став за время плавания бывалым мореходом.

После окончания училища, с 1828 по 1830 г., А.Ф. Кашеваров принял участие в кругосветном плавании на корабле «Елена» в должности старшего штурмана. И уже в первом плавании открыл и нанес на карту несколько неизвестных маленьких островов из группы Маршалловых. В 1831 г. был зачислен в Корпус флотских штурманов и на военном корабле «Америка» вернулся в Ново-Архангельск – на службу в Российско-американскую компанию. В 1833 г. он женился на Серафиме Соколовой, дочери местного священника.

В этот период своей жизни Александр Филиппович совершил множество трудных походов, по большей части морских, но иногда и сухопутных – например, летом 1834 г. он предпринял поход из Михайловского редута к реке Квихпак (так русские называли Юкон) и истокам ее притока – Пастоли. Михайловский редут, удаленный от основных мест поселений русских на Аляске, считался чем-то вроде «края Ойкумены», а окружающие его территории были к тому времени еще совершенно не исследованы.

К началу 1838 г. единственной не изученной европейцами областью северо-американского побережья была территория между мысом Барроу и устьем реки Маккензи. Из-за очень тяжелой ледовой обстановки и сложных погодных условий эта область была практически недоступна для больших судов, и поэтому И.Ф. Крузенштерн и Ф.П. Врангель предложили провести байдарочную экспедицию. Руководителем экспедиции был назначен Александр Кашеваров.

23 июня 1838 г. из Михайловского редута вышел «Полифем», бриг компании. В начале июля он подошел к мысу Лисбурн. Дальше корабль идти не мог – вдоль берега тянулись льды.

5 июля одна двенадцативесельная байдара, 5 байдарок и 28 человек исследователей – «отважнейших креолов и алеутов», по определению Л.А. Загоскина – покинули борт «Полифема».

7 июля погода несколько изменилась к лучшему, и путешественники решили тронуться в путь. Экспедиция двигалась вдоль берега среди воды со льдом, тщательно описывая берег, но ветер внезапно переменил направление на противоположное, стал быстро усиливаться и осыпал путешественников дождем и мокрым снегом.

В том месте, где застала их перемена погоды, высадиться на берег оказалось невозможным; пришлось отступать. Отступление длилось вплоть до мыса Лисбурн; труды целого дня оказались перечеркнуты. Мало того, возле мыса Лисбурн исследователей ждал бурун, делавший приближение к берегу весьма опасным. К счастью, им помогли туземцы.

На следующий день исследователи починили байдару. В пять часов вечера экспедиция отправилась в дальнейшее плавание.

За мысом Барроу берег резко уклонялся на восток. Экспедиция двигалась медленно, тщательно изучая и описывая побережье, которое Кашеваров назвал именем Меньшикова – тогдашнего морского министра. Экспедиция прошла около 1500 км вдоль побережья, собрала уникальный географический, метеорологический и этнографический материал, но буквально в нескольких шагах от цели – устья реки Маккензи – была вынуждена остановиться.

Незадолго до описываемых событий в английских владениях началась эпидемия оспы; подобно лесному пожару, страшная болезнь распространялась по Америке.

Исследователи отправились в обратный путь. 15 сентября они вновь вступили на борт брига «Полифем».

Несмотря досадную неудачу в конце пути, экспедиция выполнила свое предназначение – она практически завершила описание американского побережья и эпоху гидрографических исследований русских в Американской Арктике. А этнографический материал экспедиции Кашеварова представляют научный интерес и по сей день.

Руководитель экспедиции был награжден орденом Св. Станислава. Еще в течение пяти последующих лет Александр Филиппович добросовестно служил компании, командуя кораблями компании на Тихом океане. А в 1843 г. поступил на службу в Гидрографический департамент Морского министерства, где составил первый русский атлас морей, омывающих Восточную Сибирь и Аляску – так называемый «Атлас Восточного Океана». В него входила в том числе и карта открытого составителем берега Меньшикова.

В 1850 г. Кашеваров оставил службу в Гидрографическом департаменте и стал начальником Аяна, в то время – фактории РАК и главного русского порта на Охотском море. В этот период своей жизни он оказал существенную поддержку другому великому путешественнику – Геннадию Ивановичу Невельскому.

Александр Кашеваров оказался в сложном положении: как патриот и исследователь он сочувствовал Невельскому, но как служащий Российско-американской компании был обязан выполнять предписания своего руководства; он старался помогать команде Невельского, но не вредить при этом компании. Помогая Невельскому, Кашеваров отрывал провиант и оборудование от себя и своей фактории, проявлял неповиновение начальству, рискуя карьерой.

А затем была Крымская война. Не обошла она стороной и Тихий океан. В августе 1854 г. шесть английских и французских кораблей, несших на своих бортах 236 орудий, подошли к Петропавловску-Камчатскому. Население города составляло в то время всего около тысячи человек, артиллерия – 40 пушек; по счастью, на рейде Петропавловска находились два русских судна – «Аврора» и «Диана». Шесть дней англичане и французы обстреливали город, неоднократно пытались высадить десант; местное население сопротивлялось. Итог операции был таков: англо-французская эскадра потерпела позорное поражение и бежала.

После петропавловского разгрома англичане вместе с французами решили восстановить свою воинскую честь путем разграбления практически беззащитного Аяна. В конце июня 1855 г. вражеская флотилия, предводительствуемая пароходом-фрегатом «Барракуда», нагрянула в Аян, но… город был пуст. Жители города во главе со своим начальником Кашеваровым не стали ждать, пока их обстреляют и ограбят, а заблаговременно отступили в глубь страны, прихватив с собой общечеловеческие ценности (деньги, меха, оружие, личное и компанейское имущество) и оставив на берегу только совершенно нетранспортабельные предметы – дома и недостроенный пароход. Цивилизованные мореплаватели отвели душу, распотрошив несчастный пароход, и убыли. Население Аяна было спасено, экономические потери – незначительны; Кашеваров получил орден Св. Владимира 4-й степени.

Ново-Архангельск. 1858 г.

После окончания Крымской войны, в 1856 г., Александр Филиппович вернулся в Петербург и вновь поступил на службу в Гидрографический департамент. Примечательно, что свои статьи этого периода он подписывает «креол А.Ф. Кашеваров», подчеркивая тем самым свое происхождение и свою кровную связь с Аляской. Говоря о статьях Кашеварова, следует отметить, что их отличает несомненная литературная одаренность автора.

В декабре 1865 г. Александр Филиппович Кашеваров ушел в отставку в чине генерал-майора. Он скончался 25 сентября 1866 г. в Санкт-Петербурге. Судьба была милосердна к патриоту Аляски: А.Ф. Кашеваров не увидел, как продают его родину.

(По материалам М. Синяковой)

Е.П. Ковалевский: странствователь по суше и морям

Егор Петрович Ковалевский родился в небогатой дворянской семье, в селе Ярошевка, ныне Дергачевского района Харьковской области, в 1811 г. После окончания в 1828 г. Харьковского университета по философскому факультету он стал работать по горному ведомству на Златоустовских заводах, где занимал должность помощника горного начальника, и на Алтае, на золотых приисках. Это дало ему возможность приобрести специальные знания, связанные с добычей золота.

В 1837 г. молодой Ковалевский, сопровождая партию золота, прибыл в Петербург. В это время русское правительство получило просьбу черногорского правителя Петра Нетоши прислать знающего человека для исследования природных богатств этой страны, и главным образом, выяснить – нет ли в горах Черногории золота. Выбор пал на Е.П. Ковалевского, и он был в том же, 1837 г., командирован в Черногорию. Здесь ему пришлось принять участие и в дипломатических делах страны и даже в военных столкновениях черногорцев с австрийцами.

Последнее обстоятельство вызвало протест Австрии, и Ковалевскому пришлось вследствие этого покинуть Черногорию. В результате данной поездки появилась работа Ковалевского «Четыре месяца в Черногории», вошедшая в сборник его географических работ под общим наименованием «Странствователь по суше и морям».

При содействии канцлера А.М. Горчакова, заметившего дипломатические способности молодого горного инженера, Ковалевский переходит из Горного ведомства в Министерство иностранных дел и осуществляет ряд путешествий.

В 1839–1840 гг. он едет в Бухару и участвует в Хивинской экспедиции Перовского. Проходит около десяти лет, и Ковалевский вновь возвращается к работе геолога и отправляется в знойную Африку, в Египет, к истокам Нила.

Обстоятельства, вызвавшие эту поездку, таковы. Египет, номинально являвшийся в те времена провинцией Турции, управлялся наместником султана Мухаммедом Али. Сделавшись египетским пашой, Мухаммед Али приступил к ряду реформ. Он привлек европейцев, главным образом французов, к организации армии по европейскому образцу, положил начало флоту, провел организацию финансовой системы, покровительствовал развитию земледелия, преимущественно таких товарных культур, как хлопок, индиго, лен, старался развить просвещение, пытался наладить горную промышленность. Это не мешало ему, однако, с беспощадной жестокостью эксплуатировать, часто в личных целях, местное населением и путем карательных экспедиций подавлять малейшие попытки освободительного движения.

Покорив Нубию и часть нынешнего Судана, Мухаммед Али стремился заняться добычей золота, на месторождение которого указывали и древние предания и кое-какие очень примитивные разведочные работы. Инженеры, приглашенные из Германии, не смогли ничего организовать, несмотря на огромные затраты египетского правительства и предоставлявшиеся им в этом отношении неограниченные возможности. Зная, что в России золотопромышленность стоит на очень высоком уровне, Мухаммед Али обратился в 1843 г. к русскому правительству с просьбой прислать в Египет опытного офицера корпуса горных инженеров и несколько горных мастеров для устройства и руководства разработками золотых россыпей, открытых в Верхнем Египте. Вначале в ответ на эту просьбу русским правительством было предложено прислать в Россию на выучку египетских инженеров, что и было сделано.

Инженеры Али-Могамед и Дашури были посланы на Урал; их сопровождал Ковалевский. Однако по их возвращении в Египет дело все-таки не пошло, и просьба была повторена. На этот раз разрешение было получено, и в Египет был командирован Ковалевский в сопровождении опытных мастеров-штейгеров (штейгер Бородин и золотопромывалылик Фомин). Вместе с ним от Географического общества был послан ботаник Л.С. Ценковский, совместно с которым Ковалевский произвел ряд географических и геологических исследований в долине Нила. Одновременно же ему удалось проникнуть далеко к югу, в Абиссинию.

Все это путешествие Е.П. Ковалевский талантливо описал в своей книге «Путешествие во внутреннюю Африку», которая была издана в двух частях в 1849 г.

В этом же году Ковалевский уже оказывается в глубине Азии, в качестве члена русской духовной миссии в Бейпине. Вернувшись в 1850 г. в Россию, Ковалевский в 1851 г. снова посещает внутренний Китай совместно с торговой экспедицией. При этом Ковалевскому удалось добиться от Китая разрешения на проезд миссии по новым, более коротким караванным путям, минуя аргалинские пески. В том же 1851 г. им был подписан со стороны России Кульджинский договор, по которому для русской торговли была открыта Джунгария. В 1853 г. Ковалевский снова отправляется в Черногорию, где, в должности русского комиссара, он способствовал прекращению военных действий и положил начало мирным переговорам между Черногорией и Турцией.

В 1856 г. Ковалевский был назначен директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел. До этого он некоторое время провел в действующей армии на Дунае, а затем в Севастополе, где пробыл весну 1854 г. В 1861 г. Ковалевский становится сенатором и членом совета Министерства иностранных дел.

Е.П. Ковалевский принимал деятельное участие в работе Русского географического общества. Действительным членом его он был избран в конце 1847 г., перед своим отъездом в Африку; с 1857 г. по 1865 г. был помощником председателя, а в феврале 1865 г. был избран почетным членом. Ковалевский писал также беллетристические произведения и был основателем и деятельным членом Комитета для пособия нуждающимся литераторам и ученым (Литературный фонд). Скончался Е.П. Ковалевский в Петербурге 3 октября 1868 г.

Необходимо остановиться на кратком изложении некоторых взглядов и наблюдений Е.П. Ковалевского над коренными обитателями внутренних частей Африки, им посещенных. Большое пространство между Белым Нилом и Голубым к югу от слияния их у Хартума, носящее название Сеннарского полуострова, населено различными племенами. Ковалевский внимательно присматривается к туземцам, наблюдает их нравы и обычаи, испытывает многих из них на практической работе и отзывается о них с большой похвалой. Работа Ковалевского представляет большую ценность для этнографической науки. Ковалевский дал довольно подробное описание материальной и духовной культуры общественного строя ряда африканских племен (оромо, динка и др.). Но самое главное в работе Ковалевского это его критический разбор расистской точки зрения на негров, который до сих пор не утерял своей актуальности.

По его словам, мнение западноевропейских ученых, которые «ставят негра на самой низкой ступени человеческого рода», выявляет «непреклонный эгоизм и самодовольное заблуждение людей, считающих себя привилегированной кастой человечества».

«Я защищаю человека, у которого хотят отнять его человеческое достоинство», говорил Ковалевский. И эти слова – его завещание потомкам.

П.И. Козлов: наследник и преемник Пржевальского

19-летний Петр Козлов сидел на крыльце избы, смотрел на далекие звезды и думал… Он думал о своей бедности, которая заставила его уехать от родной семьи сюда, в местечко Слободу Смоленской губернии, ради куска хлеба. Он жалел о том, что по окончании четырех классов начальной школы ему не удалось учиться дальше. А к учебе его постоянно тянуло: книги были его лучшими друзьями. Особенно он увлекался рассказами о путешествиях.

В то время (в восьмидесятых годах XIX в.) русский путешественник Пржевальский уже имел мировую славу. Газеты и журналы были полны статьями о нем. Козлов жадно перечитывал их, всматривался в портреты Пржевальского, и образ великого путешественника казался ему как будто давно знакомым.

Е.П. Ковалевский. Фото XIX в.

Случайно оглянувшись, Козлов застыл от удивления: перед ним стоял сам Пржевальский. Он сразу узнал его по могучей фигуре и знакомым по портретам чертам. Пржевальский, уроженец той же Смоленской губернии, приехал в Слободу покупать облюбованный им тихий уголок, чтобы спокойно писать здесь свои книги. В это время он совершал вечернюю прогулку.

– О чем вы так глубоко задумались, что даже не слышали, как я подошел к вам? – спросил Пржевальский.

– Я думал о том, что в далеком Тибете эти звезды должны казаться еще ярче, чем здесь, а мне никогда не придется любоваться ими с тех далеких пустынных высот…

Пржевальский помолчал немного и тихо сказал:

– Так вот о чем вы думаете, юноша. Зайдите ко мне. Я хочу поговорить с вами.

Эта встреча решила будущую сульбу Козлова.

«Тот день я никогда не забуду, – вспоминал Козлов, – тот день стал для меня из знаменательных знаменательный».

Пржевальский сразу почувствовал в Козлове задатки путешественника. Он принял в нем большое участие и взял его к себе.

Еще до встречи с Пржевальским Козлов в свободное от работы время учился. Он совершенно самостоятельно проходил курс средней школы. Это было нелегко. Под руководством Пржевальского занятия пошли много успешнее.

Через несколько месяцев Козлов уже сдал экзамен за полный курс реального училища. После этого поступил на военную службу только для того, чтобы иметь возможность отправиться в путешествие, так как Пржевальский не военных в экспедиции не брал.

В 1883 г. Козлов был зачислен в члены четвертой экспедиции Пржевальского и отправился с ним впервые в Центральную Азию. Было тогда Козлову двадцать лет.

Сильное, на всю жизнь незабываемое впечатление произвели на Козлова красоты величественной природы Азии.

Путешествуя с Пржевальским, Козлов проходил суровую школу борьбы. Двадцати одного года он участвовал в сражении с тангутским племенем нголоков, напавшим на экспедицию Пржевальского.

Видя преданность делу и храбрость своего воспитанника, Пржевальский привязывался к нему все сильнее. А Козлов любил Пржевальского как родного отца. Можно понять, каким горем была для него смерть Пржевальского. «Мне казалось, что такое горе пережить нельзя… Да оно и теперь еще не пережито», – писал Козлов спустя 25 лет.

Второе свое путешествие по Центральной Азии Козлов совершил под начальством ученого и путешественника Певцова. С ним он посетил северную часть Тибетского нагорья, Восточный Туркестан и Джунгарию.

Козлов проводил научные наблюдения, пополняя зоологические коллекции, забота о которых в экспедиции лежала на нем.

Возвратившись из путешествия с Певцовым в 1896 г., Козлов выпустил свои первые печатные работы о местностях, им лично исследованных: «Вверх по реке Кончэ-Дарье» и «По берегу озера Баграш-куль».

В третьем путешествии, во главе с Роборовским, Козлову была также предоставлена значительная самостоятельность.

Для того, чтобы охватить исследованиями более обширное пространство, Роборовский и Козлов в большинстве случаев шли различными путями, назначая места встреч.

Поездка Козлова к озеру Лобнор и оттуда к оазису Сачжоу, продолжавшаяся два с половиной месяца, дала богатый материал. Из пройденных 1900 км было заснято глазомерной съемкой 1650, собраны зоологические, ботанические и даже геологические коллекции.

По свидетельству Роборовского, почти все коллекции птиц и зверей в его экспедиции составлены Козловым. Об экспедиции Роборовского Козлов написал книгу «Отчет помощника начальника экспедиции П.И. Козлова».

Четвертое путешествие Козлова было его первым самостоятельным. Проходило оно с 1899 по 1901 г.

Перейдя вблизи почтовой станции Алтайской монгольскую границу, путешественники двинулись на юго-восток по Монгольскому Алтаю.

Трудным, но зато очень ценным для науки был переход экспедиции через пустыню Гоби.

Избранный Козловым маршрут во внутренней Гоби проходил по суровым, бесплодным местам.

В Цайдаме путешественники сменили верблюдов на яков и хайныков. В конце мая 1900 года снаряжение было закончено. Наступил самый главный этап путешествия.

Путешествие П.И. Козлова в Восточном Тибете (Каме) ознаменовалось значительными новыми открытиями. Своей экспедицией Козлов продолжил дело, начатое великим Пржевальским.

Пржевальский познакомил науку с высоким холодным плато Северного Тибета. Козлов пересек северную часть Тибетского нагорья и, проникнув к верховьям Меконга, одной из самых больших рек Южной Азии, достиг восточной его части.

Приобретение зоологических экспонатов являлось одним из главных дел экспедиции. Среди собранных Козловым коллекций одних только птиц оказалось 8 новых видов и даже новый род.

Путешествие по Восточному Тибету продолжалось больше года. Козлов надеялся проникнуть в Лхасу – главный город Тибета. Но надежда не осуществилась. Исследовав Кам, экспедиция вернулась на родину.

Во время своего четвертого путешествия П.И. Козлов открыл ряд величайших гор, мощных хребтов и значительных рек. Один из самых величественных хребтов Восточного Тибета, открытый Козловым, был назван именем Русского географического общества. «Имя его, – говорил Козлов, – справедливо напомнит каждому европейцу о деятельности нашего родного учреждения».

Козлов дал подробное описание многочисленных физико-географических объектов маршрута – озер, истоков величайшей реки Индокитая – Меконга, реки Ялун-цзян – притока самой значительной реки Китая Янцзы-цзяна и многих других.

Он описал не только природу, но и жизнь населения Восточного Тибета: быт кочевников, обычаи тибетцев, памятники тибетской культуры… Обо всем этом и о многом другом было подробно рассказано в написанной им книге «Монголия и Нам».

П.И. Козлов в Монголии

Не только как отважный путешественник – продолжатель маршрутов Пржевальского, но и как замечательный многогранный научный исследователь, Козлов оказался достойным преемником своего великого учителя.

Четвертое путешествие принесло Козлову мировую славу. Русским Географическим обществом ему была присуждена Константиновская золотая медаль.

Пятая экспедиция Козлова (1907–1909) в Монголию и область Амдо (северо-восточный Тибет) знаменита археологическим открытием: в пустыне Гоби Петр Кузьмич обнаружил развалины мертвого города Хара-хото.

Город этот 700 лет тому назад в результате войны был разрушен. Развалины города находились почти совсем под песком.

Впервые за много столетий была нарушена вечная тишина мертвого города. Застучали лопаты, кирки, топоры. Из-под развалин люди осторожно вытаскивали обломки посуды и другой домашней утвари, украшения, статуи, буддийские иконы, писанные на шелку, холсте и бумаге, и многие другие предметы.

Самым ценным из добытого Козловым была огромная библиотека в две тысячи книг. Книги эти были на многих восточных языках. Один из них – совершенно неизвестный. Неожиданно Козлов здесь же нашел словарь, с помощью которого эти книги удалось прочесть. Язык оказался древнетангутским.

После открытия Хара-хото экспедиция прошла большой путь через пустыню Ала-шань, хребет Нань-шань и долину реки Тэтунг, красотами которой когда-то любовался Козлов вместе с Пржевальским. Оттуда Козлов прошел к озеру Куку-нор на мало известную территорию Амдо в излучине среднего течения Хуанхэ. Был собран ценный географический материал и приобретены экспонаты растений и животных, среди которых оказалось немало новых видов и даже родов.

В 1920 г. вышла его книга «Тибет и далай-лама», в 1923-м впервые был опубликован классический труд Козлова – описание его путешествия 1907–1909 гг.

Советское правительство пошло навстречу желанию путешественника, утвердив представленный им через Географическое общество план новой экспедиции. План этой шестой экспедиции был не менее обширен, чем предыдущие. Конечной целью путешествия являлось посещение заветной Лхасы. Но из-за протеста Англии экспедиция в Тибет не попала. Тогда Козлов отправился на северо-запад от столицы Монголии Улан-Батора (бывшей Урги) и примерно километрах в 130 к северу от нее в горах Ноин-ула нашел древние могильники. Их было 212. Оказалось, что это погребения гуннов более чем двухтысячелетней давности.

В шестой экспедиции, через 18 лет после первого посещения, Козлов вторично побывал в Хара-хото. Шестая экспедиция продолжалась с 1923 по 1926 г. Научные результаты ее были столь же велики, как и результаты предыдущих экспедиций Козлова.

Помимо замечательного открытия и исследования древних курганов в горах Ноин-ула и ценных дополнительных раскопок в Хара-хото, экспедиция произвела значительные географические исследования Монголии.

Были составлены коллекции растений, птиц, млекопитающих, горных пород и другие. Производились метеорологические наблюдения. Велись этнографические исследования. Было сделано много новых открытий. В имени одного из них увековечена память о шестой экспедиции. Могучему водопаду в верховьях реки Орхона было присвоено название «Водопад экспедиции Козлова».

По окончании Монгольской экспедиции Козлов получил персональную пенсию, но о жизни на покое и не думал. Бодрый, подвижный старик, он до самых последних дней лелеял мысль о новом путешествии.

Он был почетным членом Русского, Лондонского, Нидерландского и Венгерского географических обществ. От Итальянского и Лондонского обществ Козлов получил золотые медали, от Русского – медаль имени Н.М. Пржевальского, а от Парижской академии – премию имени Чихачева. Монгольский ученый комитет в 1924 г. избрал Козлова своим почетным членом, а Украинская академия наук в 1928 г. – действительным членом.

Коллекции Козлова украшают в Ленинграде залы Зоологического музея Академии наук. В Эрмитаже хранятся величайшие археологические ценности Ноин-ула и Хара-хото.

Когда Козлов заболел склерозом сердца, он был помещен в прекрасный санаторий под Ленинградом, где его лечили лучшие врачи. Но сердце человека, осилившего 40 000 км пути по Центральной Азии, наконец сдало. 26 сентября 1935 г. Козлов после вечерней прогулки уснул и больше не проснулся.

М.Г. Коковцов: первый русский африканист

Первым русским исследователем, посетившим и изучавшим Алжир, был капитан М.Г. Коковцов, прадед известного русского семитолога П.К. Коковцова и участник бурных событий последней четверти XVIII в.

Выходец из старинной дворянской семьи, давшей России несколько крупных администраторов и ученых, Матвей Григорьевич Коковцов родился в 1745 г. В 1761 г., по окончании Морского корпуса, началась его служба на Балтике. В 1765–1768 гг. мичман Коковцов, плавая волонтером на мальтийских галерах, а в 1769 г. – уже лейтенантом, снова пришел на Средиземное море с одной из балтийских эскадр, посланных против турок.

Дневники плаваний Коковцова в Тунис и Алжир в 1776–1777 гг. и его книга «Достоверные известия об Алжире: о нравах и обычаях тамошнего народа; о состоянии правительства и областных доходов; о положении варварийских берегов; о произрастании и о прочем; с верным чертежом», написанная на основании этих дневников, – одно из первых в русской литературе свидетельств очевидца о состоянии двух африканских стран Северной Африки в этот период. Не случайно статья М.О. Косвена о Коковцове была названа «Первый русский африканист М.Г. Коковцов».

После победоносного окончания войны, завершившейся Кучук-Кайнарджийским миром, русское правительство строило грандиозные планы расширения торговли и мореходства в Средиземноморском бассейне. Здесь, в Архипелаге и прилегающих к нему морях, оставались значительные силы флота. Международная обстановка благоприятствовала таким планам: турецкий флот был уничтожен, а североафриканское пиратство, служившее одной из основ турецкого морского могущества, было ослаблено.

Расширение торговли и мореплавания требовало и хорошего знания торговых возможностей, портов, навигационной обстановки у берегов тех стран, с которыми собирались торговать. И если русские моряки к тому времени уже достаточно хорошо знали страны Южной Европы, особенно районы Апеннинского и Балканского полуостровов и Архипелага, то о Северной Африке, а отчасти и о странах Пиренейского полуострова, знали мало. Поэтому было совершенно естественно, что в 1776 г. капитан-лейтенант Коковцов получил задание посетить Испанию и ознакомиться с состоянием испанского флота. А по выполнении этого поручения Коковцов был командирован в Тунис и Алжир для ознакомления с портами этих стран.

По дипломатическим соображениям он не мог явиться туда на корабле под русским военно-морским флагом. Поэтому первое свое плавание в Тунис и Алжир в мае – сентябре 1776 г. капитан-лейтенант совершил на итальянском купеческом судне просто как «путешествующий российский дворянин» и в таком качестве и был представлен тунисскому бею. А на следующий год Коковцову пришлось поступить помощником капитана на французское судно и на нем совершить плавание в Алжир.

Обе книги Коковцова появились на свет уже после его выхода в отставку – в 1786 и 1787 гг. Основой для них послужили значительно расширенные и дополненные служебные отчеты, которые раньше автор направлял на имя тогдашнего президента Адмиралтейств-коллегии графа И.Г. Чернышева. Эти отчеты, хранящиеся в Центральном архиве военно-морского флота в Санкт-Петербурге, предельно кратки и носят в первую очередь характер навигационных и военно-морских справок.

В 1779 г. Коковцов возвратился в Петербург. Командуя кораблями «Америка» и «Св. Януарий», еще дважды ходил в Средиземное море. С Балтийского флота он и вышел в отставку в чине бригадира в 1785 г.

В 1793 г., не достигнув пятидесятилетнего возраста, М.Г. Коковцов умер.

В.Л. Комаров: выдающийся академик-ботаник

Одним из выдающихся исследователей Азиатского материка, особенно его восточных окраин, является Владимир Леонтьевич Комаров. Особое значение для познания природы Приморья имели его экспедиции, а также собранные в них и опубликованные материалы.

Имя академика-ботаника В.Л. Комарова широко известно не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами. Он – одним из первых ботаников – совершил труднейшие экспедиции по Приморью, Северо-Восточному Китаю и Корейскому полуострову. В конце XIX в. Комаров охарактеризовал все растения, произрастающие на этой огромной территории, и обратил особое внимание на чрезвычайное богатство флоры Дальнего Востока.

Владимир Комаров родился 13 октября 1869 г. в Санкт-Петербурге, в семье военнослужащего. Отец его скончался, когда будущему исследователю было полтора года. Овдовевшая мать вторично вышла замуж, но когда Владимиру минуло 13 лет, умерла и она. Так как отчим относился к пасынку недружелюбно, мальчик жил у дяди Виссариона Виссарионовича и тети Екатерины Григорьевны Комаровых.

Юный Комаров уже с 14 лет увлекался чтением книг по естествознанию и начал самостоятельно изучать флору Новгородской губернии, где проводил летние месяцы в Боровичском уезде в имении своего деда по материнской линии. Самообразование сыграло основную роль в его развитии. Увлечение естествознанием вскоре переросло в профессиональный выбор, и в 1890 г. юноша пришел в университет с четко определившимися научными интересами. Вопреки мнению финансировавших его образование родственников, не одобрявших его выбор, будущий президент Академии наук был тверд в своем намерении посвятить себя именно ботанике.

В 1894 г. В.Л. Комаров оканчивает университет с дипломом первой степени. Комаров получил степень магистра ботаники и доктора ботаники.

Алжирская деревня

1 мая 1892 г. В.Л. Комаров, будучи студентом Петербургского университета, отправляется в дальний путь. Задача, стоявшая перед ним, была интересна и в то же время сложна. Флора горной долины Зеравшана в Средней Азии весьма богата и разнообразна, но она была еще слишком мало изучена. Многие места совсем не посещались ботаниками.

Путешествие Комарова знаменовало собой следующий этап исследования этой территории – изучение более специальное и вместе с тем более подробное (в ботаническом отношении). В.Л. Комаровым было также продолжено накопление общегеографических сведений о бассейне горного Зеравшана.

Экспедиционную работу на Амуре В.Л. Комаров проводил в 1895 г. С этого же времени начинаются его систематические исследования в Восточной Азии. За два года путешествий 1896–1897 гг. он собрал богатейший ботанический материал, представил комплексную географическую характеристику обследуемых местностей, дал описание геологического строения рельефа, климата, показал особенности жизни и быта населения, животного мира и растительности.

Выпускник Петербургского университета выехал в Амурскую и Приморскую области, где в это время началось строительство железной дороги. Он совершил поездки по Южной части русского Дальнего Востока, побывал в Корее и Маньчжурии. Чтобы попасть к месту работы, В.Л. Комарову пришлось совершить длительное плавание на пароходе из Одессы через Суэцкий канал, Сингапур и Нагасаки во Владивосток. Из Владивостока он поехал в Иман, находящийся в бассейне реки Уссури, а затем в Приамурье, где должен был определить возможности хозяйственного освоения земель вдоль проектировавшейся железной дороги. Районы исследования в Приамурье простирались от Хабаровска до устья Буреи и Благовещенска.

Путешественник описал сильно заболоченные равнины в бассейне Тунгуски. На запад от покрытого хвойным лесом Буреинского хребта простирались луга в долине Хингана и низовий его притоков. Эта местность, с темными, пригодными для пахоты почвами, по мнению Комарова, была особенно удобной для заселения. Общее число растущих здесь видов высших растений, включая деревья, кустарники и травы, насчитывало около 3000, причем среди них сохранился ряд реликтовых растений, более 60 эндемиков, более 150 редких и исчезающих видов. Это амурский бархат, бересклет Маака, аралия, кедр корейский, тис остроконечный, орех маньчжурский, элеутерококк, женьшень.

В результате проведенных работ В.Л. Комаров опубликовал большую статью «Условия дальнейшей колонизации Амура». Он доказал, что побережье Амура вполне пригодны для заселения, а это имело большое значение для проведения здесь в дальнейшем железнодорожной линии.

Учтя успешные результаты работы В.Л. Комарова в Приамурье, Русское географическое общество предложило ему заняться исследованием Маньчжурии, которая тогда была еще очень мало изучена.

12 мая 1896 г. сотрудники маньчжурской экспедиции прибыли в село Никольское, где занялись организацией каравана. В течение почти месяца, пока не было получено разрешение на переход маньчжурской границы, В.Л. Комаров проводил исследования в окрестных лесах. Он дал замечательное описание природы Южно-Уссурийского края, своеобразия хвойно-широколиственных лесов.

Возвратившись в Петербург, В.Л. Комаров доложил в Географическом обществе и Петербургском обществе естествоиспытателей о результатах двухлетних исследований в Приамурье, Приморье и Северной Маньчжурии, кратко охарактеризовал выделенные им четыре флористические области – Даурскую, Сибирскую, Маньчжурскую и Охотскую, границы которых сходятся в бассейне Амура. Подробнее других была освещена малоизвестная до исследований Комарова Маньчжурская область. Результаты исследований оказались настолько интересными, что Географическое общество дало средства на новое путешествие.

Работы Комарова о Маньчжурии и Корее являются лучшими образцами русских страноведческих работ. Ценность их особенно велика потому, что до путешествий Комарова об этих странах знали очень мало достоверного, тем более скудны были действительно научные сведения.

В.Л. Комаров

За исследования в Восточной Азии Русское географическое общество присудило В.Л. Комарову в 1897 г. премию имени Н.М. Пржевальского.

В 1901 г. вышел первый том «Флора Маньчжурии», а затем еще два тома, за которые Академия наук присудила ему премию основателя Зоологического музея в Петербурге академика Бэра, а Международная академия ботанической географии во Франции наградила его медалью с рельефным изображением Турнефора и Линнея.

В 1903–1906 гг. В.Л. Комаров вел педагогическую работу в университете и других высших учебных заведениях Петербурга. Одновременно он обрабатывал переданные Русским географическим обществом в гербарий Петербургского ботанического сада китайские и монгольские коллекции растений, собранных великими русскими путешественниками Н.М. Пржевальским, Г.Н. Потаниным и другими.

В 1920 г. В.Л. Комаров был избран действительным членом Академии наук. Именно здесь раскрылись организаторские способности Владимира Леонтьевича. В 1930 г. его избирают вице-президентом, а с 1936 г. – президентом Академии наук СССР.

В 1932 г. по инициативе В.Л. Комарова был организован Дальневосточный филиал Академии наук СССР, который ныне носит имя его создателя. В том же году основал Горно-таежную научную станцию, Комаровский заповедник, а существовавший заповедник «Кедровая падь» подчинил филиалу Академии наук.

Кипучая жизнь В.Л. Комарова оборвалась 5 декабря 1945 г. Ряд его крупных работ, посвященных исследованию флоры и растительности Южно-Уссурийского края и Камчатки, являются настольными книгами для всех изучающих растительный покров Дальнего Востока.

Ф.Ф. Конюхов: покоритель пяти полюсов Земли

Федор Филиппович Конюхов – один из самых знаменитых и универсальных путешественников нашего времени. Он установил множество мировых рекордов. Он первый путешественник в мире, который достиг пяти полюсов Земли – трижды Северного географического, Южного географического, Полюса относительной недоступности в Северном Ледовитом океане, полюса высоты – Эвереста и мыса Горн – полюса яхтсменов.

Федор Конюхов родился 12 декабря 1951 г. Отец – Филипп Михайлович, потомок рыбаков-поморов из Архангельской губернии, мать – Мария Ефремовна, уроженка Бессарабии.

С детства юноша проявлял стремление путешествовать и открывать для себя все многообразие мира. Первую экспедицию осуществил в 15 лет – пересек Азовское море на рыбацкой весельной лодке.

К 50 годам совершил более 40 уникальных экспедиций и восхождений, выражая свое видение мира в картинах и книгах. В 1983 г. принят в Союз художников СССР, автор более 3000 картин. Участник многих российских и международных выставок.

Член Союза писателей России. Капитан дальнего плавания. Яхтенный капитан. Совершил четыре кругосветных плавания, пятнадцать раз пересек Атлантику, один раз на весельной лодке. Заслуженный мастер спорта. Действительный член Русского географического общества. Почетный житель города Находка (Приморский край), города Терни (Италия) и поселка Бергин (Калмыкия).

Ф. Конюхов – первый россиянин, выполнивший программу «Большой шлем»: он покорил высочайшую вершину каждого континента.

Из хроники путешествий:

1977 г. – научно-исследовательская экспедиция на яхте «Чукотка» по маршруту Витуса Беринга.

1981 г. – пересечение Чукотки на собаках.

1985 г. – экспедиция через уссурийскую тайгу по следам В.К. Арсеньева и Дерсу Узала.

1989 г. – совместный советско-американский трансконтинентальный велопробег Находка – Москва – Ленинград.

1990 г. – первое в истории России одиночное кругосветное плавание нон-стоп на яхте «Караана» по маршруту Сидней – мыс Горн – экватор – Сидней (Австралия) за 224 дня.

1991 г. – организатор российско-австралийского автопробега на внедорожниках по маршруту Находка – Москва. Съемки документального фильма «Через красную неизвестность» телеканалом SBS (Австралия).

1993 г. – кругосветная экспедиция на двухмачтовом кече «Формоза» по маршруту: Тайвань – Гонконг – Сингапур – остров Вэ (Индонезия) – остров Виктория (Сейшельские острова) – Йемен – Джидда (Саудовская Аравия) – Суэцкий канал – Александрия – Гибралтар – Касабланка – Санта-Люсия (Карибские острова) – Панамский канал – Гонолулу (Гавайские острова) – Марианские острова – Тайвань.

1997 г. – участие в европейских регатах Sardinia Cup (Италия), Gotland Race (Швеция), Cowes week (Англия) в составе экипажа макси-яхты «Grand Mistral».

1998 г. – участие в американской одиночной кругосветной гонке «Around Alone 1998/99» на яхте «Open 60».

2000 г. – первое в истории России участие во французской одиночной, безостановочной кругосветной парусной гонке Vendee Globe.

2002 г. (весна) – организация первой в истории России караванной экспедиции на верблюдах «По следам Великого Шелкового пути-2002».

2002 г. – пересечение в одиночку Атлантического океана на гребной лодке «УРАЛАЗ» с мировым рекордом в 46 суток 4 часа (в категории «автономно»).

2003 г. (март) – совместный российско-британский трансатлантический рекордный переход с экипажем на 100-футовом макси-катамаране «Торговая сеть “Алые Паруса”» по маршруту Канарские острова (о. Ла-Гомера) – о. Барбадос.

2005 г. – проект «Вокруг Атлантического океана».

2007–2008 гг. – участие в австралийской гонке вокруг Антарктиды – Antarctica Cup по маршруту Олбани (Западная Австралия) – мыс Горн – мыс Доброй Надежды – мыс Луин – Олбани (Западная Австралия).

В рамках программы «Семь вершин мира» Федор Конюхов совершил восхождения:

26 февраля 1992 г. – Эльбрус (Европа) – одиночное;

14 мая 1992 г. – Эверест (Азия), совместно с Евгением Виноградским (Екатеринбург);

19 января 1996 г. – массив Винсон (Антарктида) – одиночное;

09 марта 1996 г. – Аконкагуа (Южная Америка) – одиночное;

18 февраля 1997 г. – Килиманджаро (Африка) – одиночное;

17 апреля 1997 г. – пик Косцюшко (Австралия) – одиночное;

26 мая 1997 г. – пик Мак-Кинли (Северная Америка), совместно с Владимиром Яночкиным (Москва).

В 1983 г. состоялась лыжная научно-спортивная экспедиция в море Лаптевых.

1986 г. – лыжный переход в полярную ночь к Полюсу относительной недоступности в Северном Ледовитом океане в составе экспедиции газеты «Комсомольская правда».

Ф.Ф. Конюхов

1987 г. – лыжная экспедиция по Баффиновой Земле (Канада) в составе советско-канадской экспедиции (подготовка к походу на Северный полюс).

Награжден орденом Дружбы народов СССР. Премией UNEP «GLOBAL 500» за вклад в защиту окружающей среды. Обладатель приза ЮНЕСКО «За честную игру». Занесен в энциклопедию «Хроника человечества».

Совершил пять одиночных кругосветных плаваний на парусных яхтах и в одиночку безостановочно обошел вокруг Антарктиды.

Установил мировые рекорды: на весельной лодке автономно пересек Атлантический океан за 46 суток 4 часа, а на макси-яхте в одиночку – за 14 дней и 7 часов. Прошел от Канарских островов до Барбадоса на парусной яхте за 9, а от Ямайки до Англии – за 16 суток. Также ему принадлежит рекорд пересечения Гренландии на собачьих упряжках – 15 дней 22 часа.

Недавно Ф. Конюхов совершил восхождение на девять высочайших вершин Эфиопии, главной целью которого является подготовка эфиопских альпинистов к восхождению на Эверест. Сразу после Африки отправился в Непал для восхождения на эту высочайшую гору мира…

Н.Л. Корженевский: он стирал «белые пятна» с карты Памира

Начало XX в. новая часть города Ош встретила четким контуром будущего уездного центра. Отсюда уже потянулись торговые караваны в Китай, направляются различные экспедиции на Памир. В это время сюда приехал для прохождения службы выпускник Киевского военного училища поручик Николай Корженевский, сын польки и литовца из дворян бывшей Ковенской губерни. Закончив реальное училище, Николай мечтал поступить в университет, но планы разрушила неожиданная болезнь и смерть отца, и юноша выбрал военную стезю. В 1901 г. он окончил с отличием училище и избрал местом службы далекий Туркестан, куда почти никто не ехал…

В длительном и утомительном пути к месту службы, через просторы России, по Каспию и по Закаспийской «железке», по пыльным ухабистым дорогам из Самарканда, у доверчивого юноши жулики умыкнули единственный чемодан, а вместе с ним – его скромное состояние и небогатый гардероб. Поэтому в Ош Николай Корженевский приехал налегке, лишь с 20 копейками серебром в кармане, да и те пришлось отдать извозчику за проезд. К счастью, молодой офицер попал под опеку душевных людей: командира батальона Сергея Топорнина и уездного начальника Василия Зайцева, которые поддержали его в трудную минуту и помогали ему в дальнейшем. Это важное обстоятельство, очевидно, предопределило всю служебную карьеру русского офицера.

Жизненные вехи Николая Леопольдовича Корженевского взяли точку отчета в Оше, а потом были отмечены в Скоболеве (ныне Фергана) и Ташкенте. Самые ценные годы его жизни приходятся именно на Ош. Именно здесь сформировался характер смелого и пытливого ученого и исследователя.

За время службы в Оше энергичный и деятельный Корженевский во внеурочное время, в кустарных условиях изготовил небольшую динамо-машину, которая впервые в городе дала электрический свет в нескольких квартирах. Затем он изготовил катушку Румкорфа и с помощью выписанной им рентгеновской трубки произвел, также впервые в Оше, рентгеновские снимки. Неугомонный Корженевский не мог спокойно видеть, как хлопотно и трудно обслуживались существовавшие тогда газолильные (селеновые) фонари, и сумел усовершенствовать их.

В 1903 г. военное командование направляет Корженевского на Памир для выполнения заданий сменного Памирского отряда, и он блестяще выполняет их. Николай Леопольдович для подготовки к крупным комплексным исследованиям упорно занимался самообразованием: досконально изучал астрономию, геодезию, метеорологию, геологию, гляциологию, ботанику, телеграфное дело… Все эти прикладные дисциплины помогали ему квалифицированно и глубоко вести исследовательскую работу, что и принесло ученому заслуженную мировую славу.

С 1903 по 1928 г. Н. Корженевский совершил одиннадцать путешествий и экспедиций в различные районы Памира, и все они стартовали в Оше. Вряд ли найдется еще один такой исследователь, который прошел Памир вдоль и поперек и сделал столько замечательных открытий! Мировая известность и признание заслуг перед географической наукой пришли к нему в 1928 г., когда после нескольких экспедиций по труднодоступным районам Памира он составил уникальную карту-схему, где впервые доказал наличие мощного меридионального горного хребта, названного хребтом Академии наук СССР. Им же собран и систематизирован богатый материал по геоморфологии и оледенению большей территории Памира. Николаем Корженевским впервые описаны «вечные» пласты льда на восточном берегу озера Кара-Куль и в долине Музлока. Эти интереснейшие открытия он обобщил в своей блестящей монографии «Мук-Су и ее ледники».

На шестом десятке лет жизни, из-за болезни сердца, Николай Леопольдович уже не принимал непосредственного участия в экспедициях, но, как крупный знаток края и авторитетный ученый, помогал молодым исследователям советами и методологическими указаниями. Все, кто близко знал его, сохранили о нем память как об умном, обаятельном и доступном человеке.

Одна из дочерей командира 10-го Туркестанского стрелкового батальона полковника Сергея Андреевича Топорнина – Евгения Сергеевна – в 1905 г. вышла замуж за офицера Н.Л. Корженевского. С первых лет совместной жизни Евгения помогала мужу в его исследованиях и в обработке экспедиционных материалов. Вместе с отцом она материально поддерживала его путешествия. В знак признательности и преданности Николай Корженевкий назвал один из памирских семитысячников «Пиком Евгении Корженевской».

Правительство и научная общественность высоко оценили вклад Н.Л. Корженевского в географию Памира и Средней Азии. С 1903 г. он действительный член Общества земледелия России, в 1921—28 гг. избирается профессором кафедр географии, затем факультета общественных наук и физико-математических наук Среднеазиатского госуниверситета. С 1931 г. он действительный член Всесоюзного географического общества. В 1937 г. Н.Л. Корженевский без защиты диссертации утверждается доктором географических наук.

Николая Леопольдовича Корженевского с полным правом следует причислить к могучей кучке географов России, которые своими научными открытиями стирали «белые пятна» с карт Памира и Средней Азии. В знак признания заслуг Николая Леопольдовича его именем названы три ледника и одна горная вершина Заалайского хребта.

Умер Н.Л. Корженевский в 1958 г. в возрасте 79 лет и похоронен на Боткинском кладбище в Ташкенте.

(Федор Семернин. Публикацию подготовил Э. Аюпов. Материалы представлены Ошским областным архивом политической документации)

О.Е. Коцебу: он хотел видеть сильной Россию

Замечательный русский моряк и ученый Отто Евстафьевич Коцебу родился 18 декабря 1788 г. в Ревеле (ныне Таллин) в семье весьма популярного в то время писателя. Отец отдал его в Первый кадетский корпус, готовивший офицеров для армии. Но юноша избрал другую дорогу в жизни. В 1803 г. он поступил волонтером на шлюп «Надежда», отправлявшийся в первое в истории русского военного флота кругосветное плавание.

Н.Л. Корженевский

За три года плавания под начальством И.Ф. Крузенштерна Коцебу стал настоящим моряком. Именно на «Надежде» Коцебу научился ценить и уважать матросов, заботиться о них, уважать народы любых стран, независимо от уровня их развития и цивилизации. Именно на «Надежде» молодому моряку привили вкус к научным исследованиям. Все это вместе взятое в сочетании с твердым характером, настойчивостью в преодолении трудностей и позволило Отто Евстафьевичу Коцебу занять вскоре видное место в блестящей плеяде русских мореплавателей.

В 1806 г., по возвращении из кругосветного плавания, Коцебу получил чин мичмана, а два года спустя его назначили командиром транспорта, плававшего на Балтийском море. В 1811 г. двадцатитрехлетний Коцебу, произведенный в лейтенанты, командовал яхтою на Белом море, а еще через три года он принял командование над строившимся бригом «Рюрик», которому предстояло отправиться в кругосветное плавание.

На «Рюрике» в 1815–1818 гг. Коцебу совершил свое второе по счету, но первое самостоятельное кругосветное плавание, которое принесло ему широкую известность.

Главной особенностью этого плавания было то, что «Рюрик» шел в кругосветный вояж исключительно с научными целями. «Рюрик» снаряжался на средства государственного канцлера графа Н.Н. Румянцева, известного мецената, «покровителя наук и искусств».

Программа исследований была составлена Крузенштерном и Горнером. Коцебу предписывалось, «следуя из Берингова пролива по северной стороне Америки, искать соединений Великого океана с Атлантическим». Кроме того, экспедиции надлежало обследовать приэкваторные и тропические пространства западной части Тихого океана, в то время еще очень слабо изученные.

Команда «Рюрика» насчитывала тридцать четыре человека. Она была подобрана самим Коцебу из множества добровольцев, вызвавшихся отправиться в далекое плавание.

10 января 1815 г. укомплектованная в Ревеле команда выступила маршевым порядком с обозом в Або (ныне Турку в Финляндии), где строился «Рюрик».

Окончательная подготовка к кругосветному плаванию производилась в Кронштадте, откуда 30 июля 1815 г. «Рюрик» вышел в далекий вояж.

После захода в Копенгаген и Плимут «Рюрик» вышел в Атлантический океан и направился к проливу Дрейка (между мысом Горн и Южными Шетландскими островами).

9 марта «Рюрик» покинул Чили. Пришло время приступить к первой части основных исследований – к работам в Южном море, как по примеру И.Ф. Крузенштерна, выпустившего незадолго до этого свой «Атлас Южного моря», именовал Коцебу этот район Тихого океана.

Направившись сначала к острову Пасхи, Коцебу проверил по пути местоположение некоторых островов, открытых в этом районе иностранными мореплавателями и показанных на карте Арросмита. Его сомнения относительно точности координат этих островов подтвердились: астрономические определения показали, что острова были нанесены на карты совершенно неправильно.

Коцебу отказался от плавания к Питкерну и направился прямо к Камчатке. По пути ему удалось открыть ряд новых островов (остров Румянцева, остров Кутузова, остров Суворова и др.) и уточнить положение уже известных.

19 июня «Рюрик» стал на якорь в Петропавловской гавани.

Обойдя с запада остров Св. Лаврентия, лежащий в северной части Берингова моря, «Рюрик» подошел к мысу Принца Уэльского – крайней западной точке американского побережья. Отсюда Коцебу повел бриг вдоль берега, пытаясь найти проход в Атлантический океан.

Обратный путь до океана Коцебу решил использовать для дополнительных работ в Беринговом море. Он обследовал залив Св. Лаврентия на Чукотке и юго-восточный край острова Св. Лаврентия. После этого он пошел на юг, и 19 сентября «Рюрик» встал на якорь в бухте Иллюлюк на острове Уналяска. Коцебу провел корабль по таким местам, где до него не бывал ни один мореплаватель. Такой выбор пути оправдал себя: 1 января 1817 г. экспедицией был открыт новый остров, названный островом Нового Года.

12 апреля 1817 г. «Рюрик» пришел к Уналяске, а 29 июня отправился дальше на север. После посещения острова Св. Павла (в группе Прибыловых островов) бриг 10 июля отдал якорь у острова Св. Лаврентия. Затем Коцебу повел корабль на север, но вскоре встретил тяжелые льды. Это серьезное, почти непреодолимое для маленького судна, каким был «Рюрик», препятствие заставило Коцебу вернуться.

Тихий океан был пройден, и Коцебу считал, что плавание уже закончено. «Рюрик» прошел Зондским проливом (между островами Суматра и Ява), бросил якорь в порту Кейптаун, в котором задержался до 8 апреля, затем направился мимо островов Св. Елены, Вознесения и Азорских островов к английскому порту Портсмут, где пришлось стоять в течение двух недель.

30 июня «Рюрик» покинул Англию, совершил переход Балтийским морем и 13 августа 1818 г. вошел в Неву.

Научные результаты плавания были весьма значительны. Командир «Рюрика» оправдал надежды И.Ф. Крузенштерна. О.Е. Коцебу был произведен в капитан-лейтенанты и награжден орденом, а в 1823 г. ему вновь было поручено командовать кораблем, отправлявшимся в кругосветное плавание – шлюпом «Предприятие».

Подготовку к плаванию возглавил И.Ф. Крузенштерн. Проведение исследований чисто навигационного характера лежало на командире, у которого на этот раз было гораздо больше помощников: четыре лейтенанта, восемь мичманов и три штурманских помощника. Научная же группа состояла из трех студентов Дерптского университета – В. Прейса (астронома), Э. Гофмана (минералога) и Э. Ленца (физика). Хотя Ленцу, впоследствии крупнейшему русскому физику, в год выхода экспедиции исполнилось всего девятнадцать лет, именно его исследовательская работа определила огромную роль кругосветного плавания шлюпа «Предприятие» в развитии новой науки – океанографии.

Незадолго до выхода шлюпа в море цель плавания вновь была изменена: опять было решено использовать «Предприятие» для перевозки грузов в Русскую Америку, а научные работы вести попутно.

Наконец, 9 августа 1823 г. шлюп «Предприятие» покинул Кронштадт и отправился западным путем к русским владениям в Тихом океане.

Пройдя мимо открытых им же самим во время плавания на «Рюрике» островов Румянцева, Спиридова, цепи островов Рюрика и других, а также мимо открытых Беллинсгаузеном островов Аракчеева, Грейга и соседних с ним островов, Коцебу проверил их координаты, а затем привел шлюп в бухту Матаваи на острове Таити. Здесь Коцебу занялся описанием острова Таити и близлежащих островов. Он открыл новую, очень удобную гавань, в которой впоследствии расположилась столица острова Таити и всей французской Океании – Папеэте.

О.Е. Коцебу. С портрета XIX в.

От острова Таити Коцебу направился к островам Самоа, где ему удалось открыть новую группу островов, которые были названы островами Беллинсгаузена. Затем Коцебу занялся описанием и уточнением местоположения уже известных островов.

Шлюп покинул остров и к 30 июня достиг Петропавловска-Камчатского. Оставив здесь груз, предназначенный для Русской Америки, шлюп 1 августа отправился в порт Ново-Архангельск на острове Ситка. Выполнив необходимые Российско-американской компании работы, Коцебу 23 августа 1825 г. повел шлюп в обратный путь – в Кронштадт.

22 июля 1825 г. шлюп «Предприятие» возвратился в Кронштадт. Трехлетнее плавание было закончено.

Кругосветные плавания на бриге «Рюрик» и шлюпе «Предприятие» Коцебу описал в своих трудах. В работе «Путешествие в Южный океан н в Берингов пролив для отыскания северо-восточного морского прохода, предпринятое в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах», первые две части которой вышли в 1821 г., Коцебу подвел научные итоги плавания на «Рюрике». В 1823 г. им была издана третья часть этой книги, в которой приводились журналы наблюдений и статьи естествоиспытателей, принимавших участие в плавании. Описание плавания шлюпа «Предприятие» приведено в книге «Путешествие вокруг света на военном шлюпе “Предприятие”», изданной в 1828 г. Обе эти книги вскоре после их издания были переведены на немецкий, английский, голландский и шведский языки.

В результате плаваний были значительно пополнены сведения по этнографии. И естествоиспытатели и сам Коцебу уделяли много внимания изучению языка и обычаев населения посещаемых стран. Делались зарисовки, записи, собиралась домашняя утварь, украшения, оружие, орудия труда и прочие предметы обихода местного населения.

Огромную ценность представляют океанографические данные, собранные Коцебу. Во время обоих плаваний производились довольно широкие гидрометеорологические наблюдения. Наблюдения велись не только на поверхности, но и на глубинах.

Командир шлюпа «Предприятие» был выдающимся ученым-исследователем. Известно, например, что Коцебу открыл на Американском материке, на побережье залива, названного его именем, ископаемый лед, что именно Коцебу высказал гипотезу о недавнем происхождении Берингова пролива и о связи, существовавшей ранее между Американским и Азиатским материками, и дал первое объяснение происхождения коралловых островов.

По возвращении из последнего кругосветного плавания О.Е. Коцебу был произведен в капитаны 2-го ранга и назначен офицером по особым поручениям при адмирале Спиридове, а затем командиром корабля «Император Петр I».

В 1828 г. Коцебу был переведен в гвардейский экипаж, а потом отправлен в Ревель для лечения. Годом позже его произвели в капитаны 1-го ранга. Но здоровье не позволило Отто Евстафьевичу Коцебу продолжать службу во флоте, и в 1830 г. он ушел в отставку. Спустя шестнадцать лет после этого Коцебу скончался.

Болезнь рано оторвала этого замечательного мореплавателя от любимого дела. Но и то, что он успел сделать, было высоко оценено потомками.

А.Н. Краснов: творец колхидского рая

Среди немногих русских работ о тропическом мире, бесспорно, наиболее яркими являются труды А.Н. Краснова – одного из крупнейших натуралистов рубежа XIX–XX вв.

Андрей Николаевич Краснов родился в 1862 г. в Петербурге. В 1885 г. он окончил естественное отделение Петербургского университета. А.Н. Краснов сначала избрал предметом изучения ботанику, но незадолго до выхода из университета стал специализироваться по географии.

В формировании А.Н. Краснова как ученого огромную роль сыграли его учителя по университету – выдающиеся русские ученые А.Н. Бекетов, В.В. Докучаев и И.В. Мушкетов.

С юных лет у А.Н. Краснова проявляется страсть к дальним путешествиям. Еще студентом он принимает участие в Нижегородской экспедиции В.В. Докучаева, самостоятельно изучает растительность Алтая, вместе с И.В. Мушкетовым исследует Прикаспийскую полупустыню. В 1886 г. на средства Русского географического общества он едет в Центральный Тянь-Шань. Итогом экспедиции А.Н. Краснова на Тянь-Шань явилась его магистерская диссертация «Опыт истории развития флоры южной части Восточного Тянь-Шаня» (1888).

В 1889 г. А.Н. Краснов переезжает в Харьков, где создает при университете кафедру географии и затем руководит ею на протяжении более двух десятилетий.

Преподавание в Харьковском университете А.Н. Краснов совмещал ежегодно с продолжительными экспедициями в Харьковскую и Полтавскую губернии, на Кавказ и в зарубежные страны. Собирая разнообразный полевой материал, он особенно интересовался «степным вопросом».

После вышедшей в 1892 г. книги В.В. Докучаева «Наши степи прежде и теперь» лес в степи стал рассматриваться не только в качестве возможного топлива и строительного материала, но и как одно из средств борьбы с засухами и неурожаями. Именно в этот период появляются одна за другой классические работы В.В. Докучаева, П.А. Костычева, С.И. Коржинского и Г.И. Танфильева, в которых делается попытка раскрыть взаимоотношения леса, вычислить степи и причины безлесья степей.

К разгадке «степного вопроса» А.Н. Краснов решил применить чисто географический метод – сравнение между собой безлесных травянистых степей всего Северного полушария, включая не только степи Евразии, но и прерии Северной Америки, посещенные им в 1890 г. В написанной с этой целью монографии «Травяные степи Северного полушария» (1894) А.Н. Краснов блестяще развил геоморфологическую гипотезу безлесья степей.

Много труда и сил затратил А.Н. Краснов на изучение природы Кавказа. Его перу принадлежат ботанико-географические статьи о Большом Кавказе и Западном Закавказье, ландшафтные очерки Колхиды и Сочинского района, работы о грязевых вулканах Восточного Закавказья.

В конце своего короткого жизненного пути (он прожил всего 52 года) А.Н. Краснов оставляет Харьковский университет и переезжает на постоянное жительство в Батуми. Здесь, в русских субтропиках, он создает ботанический сад. В Батумском ботаническом саду А.Н. Краснов хотел видеть настоящие тропики, перенесенные на русскую почву. Батумский период деятельности А.Н. Краснова (1912–1914) неразрывно переплетается с его путешествиями по зарубежным тропикам и как бы служит их завершением.

Увидеть тропики было мечтой А.Н. Краснова с детских лет. Гимназистом он воспевал тропики в стихах.

Первую поездку в тропики А.Н. Краснов совершил в 1892 г. Путешествуя один, на собственные средства, он выбрал следующий маршрут: Одесса – Порт-Саид – Коломбо – Сингапур – Япония – Китай – Сахалин – Япония – Батавия (Джакарта) – Сингапур – Коломбо – Суэц – Одесса. Как видно из маршрута, А.Н. Краснов поставил своей целью познакомиться с тропиками и субтропиками Юго-Восточной Азии. Основным местом для ознакомления с тропической природой был избран остров Ява в районе Джакарты (Батавии) – Богора (Бейтензорга).

Больше всего привлекал А.Н. Краснова на Яве обширный ботанический сад в Богоре (Бейтензорге), где он с помощью сотрудников сада мог познакомиться с природой влажного тропического леса.

Свои впечатления от первой поездки в тропики А.Н. Краснов изложил в популярных очерках и статьях, опубликованных в журналах «Книжки недели», «Исторический вестник» и др. Очерки А.Н. Краснова написаны живо, образно и читаются как художественные произведения.

Можно без преувеличения сказать, что А.Н. Краснов владел даром художника, как никто другой из наших крупных отечественных географов. «Под тропиками» – это только часть очерков о путешествии А.Н. Краснова. В полном виде они составляют крупный том, который и был опубликован отдельным изданием в 1895 г.

Изучая высокогорную флору на вулканах Явы, А.Н. Краснов пришел к выводу, что она представляет обедненную и видоизмененную флору нижележащих тропических лесов, что вся растительность умеренного пояса и Арктики возникла в результате перерождения (трансформации) богатой тропической растительности.

Ознакомившись после Явы с растительностью Японии и Сахалина, А.Н. Краснов проводит аналогию между изменениями растительности на вулканах Явы и восточноазиатском побережье.

Второй раз А.Н. Краснов попал в тропики в 1895 г. В составе крупной экспедиции, организованной русским правительством для изучения культуры чая в странах Азии, он совершил кругосветное путешествие продолжительностью около года. Маршрут на этот раз проходил через пункты: Одесса – Каир – Бомбей – Дели – чайный округ Катри в Западных Гималаях – Калькутта – Коломбо – Шанхай и Ханькоу – Япония – Сандвичевы (Гавайские) острова – Сан-Франциско – Новый Орлеан – Неаполь – Берлин. А.Н. Краснов принимал участие в чайной экспедиции в качестве ботаника и географа. Научным отчетом об экспедиции явился двухтомный труд «Чайные округи субтропических областей Азии. Культурно-географические очерки Дальнего Востока», выпущенный в Петербурге в 1897–1898 гг.

А.Н. Краснов

Двукратное путешествие в тропики во многом обогатило А.Н. Краснова как географа. Личные впечатления о тропических странах были широко использованы им во всей последующей научной работе. «География растений» четвертая часть первого издания учебника «Основы землеведения» (1898) – до сих пор остается единственной на русском языке ботанико-географической сводкой, в которой разнообразные сведения о тропическом мире почерпнуты в значительной мере по личным впечатлениям.

Где бы Краснов ни был – в Японии или Индии, на Яве или Цейлоне, – он постоянно помнил о России и рассматривал тропические растения с точки зрения возможности их акклиматизации в субтропиках Закавказья. Многие годы его не покидала мечта – превратить заболоченную Колхиду в цветущую субтропическую страну с садами из цитрусовых, чайными плантациями, рощами бамбука. В качестве первого шага на этом пути он мыслил себе создание субтропического ботанического сада, который явился бы пионером акклиматизации субтропических культур в Закавказье. И когда в 1912 г. правительство положительно решило вопрос об организации Батумского ботанического сада, А.Н. Краснов оставил не без сожаления Харьковский университет, где проработал 23 года, и принял на себя обязанности директора сада.

А.Н. Краснов был не просто директором Батумского ботанического сада, но и его строителем. По предложению Краснова место для сада было выбрано в районе Зеленого Мыса, в 9 км на север от Батуми. Пересеченный рельеф, исключительно влажный и теплый климат, густые широколиственные леса, перевитые лианами, – все говорило, что А.Н. Краснов не ошибся в выборе места.

В Ботаническом саду он решил показать по одному типичному ландшафту субтропиков Северной Америки, Японии, Китая, Гималаев, Чили, Австралии и Новой Зеландии. Это единственный у нас в своем роде Ботанический сад, организованный по географическому принципу.

Выполняя функции директора, строителя и архитектора сада, А.Н. Краснов одновременно развернул большую литературную работу. Он берет на себя редактирование журнала «Батумский сельский хозяин», переименовывает его в журнал «Русские субтропики» и печатает в нем в 1912–1914 гг. несколько десятков статей и заметок по акклиматизации субтропических культурных растений в Колхиде.

В тот период, когда на месте непроходимых лесных дебрей возник, словно в сказке, японский декоративный садик, поднялись аллеи пальм, зазеленели эвкалипты, когда мечта А.Н. Краснова начала наконец претворяться в жизнь, его самого не стало. 19 декабря 1914 г. А.Н. Краснов скончался.

По просьбе А.Н. Краснова он похоронен в Батумском саду, у обрыва над Черным морем.

(По материалам Ф.Н. Милькова)

С.П. Крашенинников: летописец Камчатки

Русский ученый, путешественник, исследователь Камчатки, С.П. Крашенинников родился 31 октября 1711 г. в Москве. Сын солдата лейб-гвардии Преображенского полка, Степан в 1724 г. был отдан на учебу за казенный счет в класс философии Славяно-греко-латинской академии при Московской духовной академии.

В то время это было единственное в России высшее учебное заведение общеобразовательного типа. Там он учился до 1732 г., блестяще освоив латинский и греческий языки. Здесь же начинал в 1731 г. учебу Михаил Ломоносов, вспоминавший впоследствии: «Имея один алтын в день жалованья… нельзя было иметь на пропитание в день больше, как на денежку хлеба и на денежку квасу, протчее (одна денежка) на бумагу, на обувь и другие нужды, таким образом жил я пять лет и наук не оставил». «Не оставил наук» и Степан Крашенинников, получая в месяц 30, а последние два года – 40 алтын.

По указу Сената в конце 1732 г. Крашенинников, в числе 12 учеников старших классов, был направлен в Петербургскую академию наук для подготовки к участию во Второй Камчатской экспедиции. В Академии наук отобрали пять лучших учеников, в числе которых был Степан Крашенинников. В августе 1733 г. Крашенинников отправился в свое первое путешествие – при «академической свите в Камчатскую экспедицию» (1733–1743).

Летом 1735 г. Крашенинникова направляют для изучения теплых источников на реку Онон. Совершив поездку через горные таежные хребты, студент составил описание этих источников.

В начале 1736 г. Крашенинников посетил и описал Баргузинский острог, затем осмотрел остров Ольхон на Байкале и прямыми таежными тропами добрался до Верхоленского острога.

Из Иркутска «академическая свита» проехала на лошадях в верховья реки Лены и оттуда отправилась вниз по великой сибирской реке в Якутск. Крашенинников принимал участие в описании Лены, совершил поездку вверх по Витиму и для осмотра соляных источников ездил в бассейн Вилюя. После каждой поездки он в подробных рапортах давал описание своего пути.

В Якутске Камчатская экспедиция зазимовала.

Впереди была самая трудная часть путешествия – изучение Камчатки. Сославшись на плохое здоровье, академики отказались от поездки, написав в Петербург, что с исследованием Камчатки справится один Крашенинников.

Летом 1737 г. Крашенинникова отправился через Охотск на Камчатку. Через полтора месяца караван спустился к Тихому океану. По приезде в Охотск Крашенинников приступил к исследованию приливов и отливов, организовал метеорологические наблюдения, привел в порядок свой дневник, составил списки ламутских родов, изучал флору и фауну в окрестностях города.

Перед отъездом на Камчатку он направил в Якутск рапорт, в котором описал тракт из Якутска в Охотск.

4 октября 1737 г. молодой ученый на маленьком судне «Фортуна» отправился на Камчатку.

«Фортуна» добралась до западных берегов Камчатки. Из устья реки Большой на батах (долбленых лодках) Крашенинников поднялся вверх по реке, до Большерецкого острога – центра управления Камчаткой.

От горячих ключей Крашенинников отправился к Авачинской сопке. Из-за глубокого снега и густых лесных зарослей не удалось подъехать к самой горе и пришлось наблюдать извержение вулкана издали.

Отправив 10 марта 1738 г. Степана Плишкина с толмачом Михаилом Лепихиным на Курильские острова за сбором материала, Крашенинников сам уезжает на юг Камчатки, где исследует горячие ключи на реке Озерной.

18 марта 1739 г. Крашенинников из Нижне-Камчатского острога отправился в обратный путь в Большерецк. Маршрут он выбрал другой – по восточному берегу полуострова ехал до Паратуньки (острог, расположенный южнее Авачинской сопки), а затем пересек полуостров и вышел на западное побережье.

Для продолжения наблюдений над приливами и отливами Крашенинников ездил в конце мая 1739 г. в устье реки Большой.

Осенью 1739 г. Крашенинников снова отправляется в далекое путешествие по полуострову. На лодке он поднимается вверх по реке Быстрой, с верховья ее перебирается к верховьям реки Камчатки и по ней опять плывет до Нижне-Камчатского острога. Здесь ученый записал со слов ведущего метеорологические наблюдения Василия Мохнаткина подробные сведения о северном сиянии, которое было хорошо видно в марте 1739 г.

В январе 1740 г. Крашенинников отправился из Нижне-Камчатского острога на собачьих нартах по берегу океана к северу. В дороге он наблюдал «шаманство после нерпичьего промысла», составил словарь коряцкого народа, живущего на Карагинском острове.

В августе Крашенинников совершил двухдневную поездку на реку Начилову за жемчужными раковинами.

20 сентября 1740 г. прибыли на Камчатку для участия в плавании Беринга и Чирикова к берегам Северной Америки адъюнкт Академии наук Георг Стеллер и астроном Делиль де ла Кройер. Крашенинников, поступив в распоряжение Стеллера, сдал ему книги и прочие казенные вещи, передал материалы обсервации, дневники и находившихся в его ведении служилых людей. В сопровождении Стеллера он еще дважды пересекал Камчатку.

В феврале 1743 г., почти через десять лет, студент академии Степан Крашенинников вернулся в Петербург. В его черновом журнале есть подсчеты путей и дорог: 25 тысяч 773 версты по Сибири и Камчатке.

Исследователю полуострова, вместе с другими студентами – участниками экспедиции, был устроен экзамен. Академическое собрание, установив большие познания в естественной истории и принимая во внимание хорошие отчеты об исследовании Камчатки, постановило оставить Крашенинникова при Академии наук для совершенствования в науках. А через два года студент С.П. Крашенинников был признан достойным звания адъюнкта Академии наук. Молодой ученый стал работать в Ботаническом саду и с 1747 г. заведовать им. Крашенинникову было предложено приступить к разработке материалов по исследованию Камчатки. Ему была передана рукопись Стеллера, который, возвращаясь в Петербург из экспедиции Беринга, умер в Тюмени в 1745 г.

С.П. Крашенинников. Гравюра А.А. Осипова. 1801 г.

За годы работы в Академии наук Крашенинников сблизился и подружился с Михаилом Васильевичем Ломоносовым.

В течение нескольких лет Степан Петрович обрабатывал материалы своих исследований и готовил рукопись. В 1752 г. книга «Описание Земли Камчатки» поступила в типографию.

Напряженный труд и вечная нужда подорвали здоровье ученого. 25 февраля 1755 г. Степан Петрович Крашенинников скоропостижно скончался. Он был похоронен на кладбище Благовещенской церкви на Васильевском острове. В 1988 г. его прах перезахоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры (некрополь XVIII в.).

Именем Крашенинникова названы остров у юго-восточной оконечности Камчатки, мыс на острове Карагинском и гора на Камчатке у озера Кроноцкого на восточном побережье полуострова.

И.Ф. Крузенштерн: первый кругосветный мореплаватель России

Первому всегда труднее – в любом деле. Первый делает то, что не делалось до него никем. Первым русским кругосветным мореплавателем был Крузенштерн. К тому времени, когда состоялось его плавание, иностранцами было совершено уже несколько кругосветных плаваний. После окончания первого кругосветного плавания Ф. Магеллана прошло около трех столетий, прежде чем началось первое русское кругосветное плавание. Но для русского народа плавание Крузенштерна навсегда стало первым.

Плавание осуществлялось на двух кораблях, закупленных в Англии и названных «Надеждой», водоизмещением 450 тонн, и «Невой» – 350 тонн. Первым кораблем командовал капитан-лейтенант И.Ф. Крузенштерн, вторым – капитан-лейтенант Юрий Федорович Лисянский. Начальником всей экспедиции был назначен И.Ф. Крузенштерн. Выбор на него пал не случайно.

Адам-Иоганн-Фридрих Крузенштерн (или, как его звали по-русски, Иван Федорович) родился 19 ноября 1770 г. в местечке Конгундо (Хагуди) Раплаского района Эстонии в небогатой дворянской семье.

Первоначальное образование Крузенштерн получил в соборной Ревельской (г. Таллин) школе, а затем, с 1785 г., он обучался в Морском кадетском корпусе в Петербурге.

Крузенштерн стал в 1787 г. гардемарином. И вот, «состоя за мичмана» на 36-пушечном корабле «Мстислав», юный Крузенштерн участвовал в Гогландском сражении. Проявил себя Крузенштерн хорошо и 1 января 1789 г. был произведен в мичманы.

Оставаясь на том же корабле, мичман Крузенштерн в 1789 г. находился в крейсерстве с флотом на Балтийском море и принял участие в Эландском сражении.

В навигацию 1790 г. Крузенштерн по-прежнему находился на «Мстиславе», на котором принимал участие в Ревельском и в Выборгском сражениях. За боевые действия против шведского флота И. Крузенштерн был произведен в чин лейтенанта.

Но затем три года – с 1791 по 1793-й – Крузенштерн находился в Кронштадте, служил в порту. В это время он сблизился с Юрием Лисянским и Яковом Тимофеевичем Берингом – внуком знаменитого мореплавателя.

К началу 1793 г. стало известно, что группа русских морских офицеров будет командирована в Англию для ознакомления с опытом иностранных флотов, для получения практических навыков в плаваниях на просторах Мирового океана. Эта группа из 14 моряков, в том числе и И. Крузенштерна, 19 ноября 1893 г. на английском судне пришла в Гулль, 22-го оказалась в Лондоне, где была принята русским послом С.Р. Воронцовым.

Вскоре все были размещены по кораблям. Крузенштерн, Лисянский, Поликути и Салтыков попали на эскадру, отправляющуюся к берегам Северной Америки. 21 мая 1794 года эскадра вышла из Фалмута.

Больше года плавал Крузенштерн у берегов Северной Америки. За это время он побывал в Галифаксе, ходил на Бермудские острова, был на Барбадосе, посетил Нью-Йорк. Во время этих плаваний ему довелось участвовать в сражениях с французским флотом у берегов Канады.

В мае 1795 г. в Галифаксе Крузенштерн встретился с Лисянским, откуда они вместе возвратились в Англию. Крузенштерн, Лисянский и Баскаков стремились побывать в Индии; путь туда шел вокруг Африки. Такая возможность скоро представилась. 16 марта 1798 г. они вышли из Портсмута на корабле «Реозонебл» под командованием капитана Боэлса, направлявшемся в Южную Америку с заходом к мысу Доброй Надежды. На юге Африки, в Капстаде, застали английскую эскадру. Там Крузенштерн попал на «Луазо», на котором раньше служил Лисянский, а Лисянский и Баскаков – на корвет «Септр», которым командовал капитан Эдуардо. «Луазо» прибыл в Калькутту, где Крузенштерн встретился с русским писателем и ученым Герасимом Лебедевым. В Индии Крузенштерн провел около года и в это время на купеческом корабле плавал в Кантон, прожил полгода в Макао.

В Россию Крузенштерн возвратился на купеческом английском корабле. Путь до Ревеля лежал вокруг мыса Доброй Надежды, побывал моряк и в Англии. По прибытии в Ревель Крузенштерн узнал о своем производстве в капитан-лейтенанты в марте 1798 г.

Лисянский возвратился в Россию ранее.

1 января 1802 г. И.Ф. Крузенштерн направил вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Н.С. Мордвинову письмо, в котором изложил план кругосветного плавания. Основное содержание этого плана отражает стремление передовых кругов государственных деятелей того времени найти новые рынки сбыта для России, укрепить положение русской торговли на международном рынке, укрепить русские владения в Северной Америке, обеспечить их и русский Дальний Восток всем необходимым.

Последовавшие вслед за письмом действия министра коммерции и директора водных коммуникаций и комиссии об устроении дорог в России Н.П. Румянцева, к которому было препровождено письмо Крузенштерна, привели к тому, что 7 августа 1802 г. И.Ф. Крузенштерн был назначен начальником первой кругосветной русской экспедиции на двух судах – «Надежда» и «Нева».

Основными ее задачами были: отправка в Японию первого русского посольства во главе с Н.П. Резановым, одним из руководителей Российско-американской компании, доставка провианта в Петропавловск и в Ново-Архангельск, географические исследования на пути следования, а также опись Сахалина, лимана и устья Амура.

Экспедиция готовилась по единому замыслу, была подчинена одному командующему, но в Тихом океане корабли должны были решать различные задачи. Если в задачу Крузенштерна входили работы по доставлению посла Н.П. Резанова в Японию и исследованию Сахалина, то Ю.Ф. Лисянский был обязан побывать в Русской Америке – прибытие русского корабля под военным флагом имело огромное значение для деятельности А.А. Баранова.

И.Ф. Крузенштерн. Портрет середины XIX в.

На «Надежде» принимали участие в плавании офицеры Макар Ратманов, Федор Ромберг, Петр Головачев, Ермолай Левенштерн, Фаддей Беллинсгаузен, Филипп Каменщиков, Василий Сполохов, Карл Освенберг, его помощник Иван Сидгам, астроном И.К. Горнер, естествоиспытатели В. Тилезиус фон Тиленау, Г. Ленгсдорф, кадеты сухопутного корпуса Отто и Мориц Коцебу и другие.

На «Неве», как и на «Надежде», была квалифицированная команда. Всего в кругосветном плавании россиян участвовало 129 человек.

26 июля 1808 г. оба корабля вышли из Кронштадта, 25–27 августа и 27 августа—3 сентября стояли соответственно в Копенгагене и Хельсингере. «Нева» пришла в Палмут (Англия) 14-го, а «Надежда» – 16 сентября, а 8 октября были на рейде Санта-Крус острова Тенерифе (Канарские острова), где и простояли до 15 октября.

Историческое событие произошло 14 ноября 1803 г., когда впервые российские корабли пересекли экватор. Отсюда корабли направились в Бразилию и с 9 декабря 1803 г. до 23 января 1804 г. простояли в порту Дестаро небольшого острова Св. Екатерины.

Сразу же после того, как 12 марта 1804 г. корабли обогнули мыс Горн, они разлучились. Крузенштерн пошел к Маркизским, а затем к Гавайским островам, откуда направился в Петропавловск-Камчатский, где и появился 3 июля 1804 г.

Ю.Ф. Лисянский же на «Неве» после мыса Горн направился к островам Пасхи, дожидался там с 4 по 9 апреля Крузенштерна, как было условлено. Не дождавшись, пошел к Нукагиве, где 27 апреля встретился с Крузенштерном. Вскоре корабли подходили к Гавайским островам, где после ухода Крузенштерна Лисянский простоял до 3 июня, после чего пошел в Русскую Америку, и 1 июля 1804 г. «Нева» встала на якорь на рейде Павловской гавани острова Кадьяк.

И.Ф. Крузенштерн вышел из Петропавловска 27 августа 1804 г., обогнул Японию, пройдя проливом Осуми (Ван-Дименов), и «Надежда» 26 сентября встала на якорь в Нагасаки. После более чем полугодичного там пребывания «Надежда» 5 апреля 1805 г. ушла из Нагасаки и, пройдя Корейским проливом, описала многие пункты западного побережья Японии.

1 мая «Надежда» через пролив Лаперуза вышла в Охотское море, описала южное и восточное побережья Сахалина и 23 мая 1805 г. снова прибыла в Петропавловск, где Н.П. Резанов со своей свитой покинул корабль.

Долго Крузенштерн в Петропавловске не простоял и через месяц, с 23 июня по 19 августа, находился в Охотском море, у побережья Сахалина, в Сахалинском заливе, где производил гидрографические работы, и, в частности, исследование лимана реки Амур.

Возвратившись в Петропавловск, «Надежда» начала оттуда обратное плавание в Кронштадт 28 сентября 1805 г. Первой остановкой на этом пути стал хорошо известный Крузенштерну порт Макао, куда прибыли 20 ноября 1805 года. Здесь состоялась долгожданная встреча с экипажем «Невы», которая вышла из Ново-Архангельска 15 августа 1805 г. и после длительного плавания в Тихом океане, во время которого были открыты остров Лисянского и рифы Крузенштерна и Невы, 3 декабря бросила якорь в Макао.

«Надежда» и «Нева» покинули Макао 30 января 1806 г. 15 апреля у мыса Доброй Надежды они неожиданно разлучились и прибыли в Кронштадт самостоятельно: «Надежда» – 7 августа 1806 г., а «Нева»—22 июля того же года, пройдя без захода в порты от Макао до Портсмута 142 дня.

Первое кругосветное плавание русских моряков было успешно завершено.

По окончании плавания Крузенштерн удостоился многих почестей и наград. Он был избран почетным членом Академии наук в Петербурге. В честь первого русского кругосветного плавания была выбита медаль с изображением Крузенштерна, он был награжден в 1805 г. орденом Св. Анны, чином капитана 2-го ранга, пенсионом в 3000 рублей в год и орденом Св. Владимира 3-й степени.

До 1811 г. Крузенштерн практически занимался подготовкой и изданием описания своего путешествия. Официально он в 1807–1809 гг. числился при Петербургском порте. В 1808 г. стал почетным членом Адмиралтейского департамента. 1 марта 1809 г. произведен в капитаны 1-го ранга и назначен командиром корабля «Благодать» на Кронштадском рейде.

С 1811 г. и до 1841 г. длилась плодотворная деятельность Крузенштерна в стенах Морского кадетского корпуса. Сначала он был инспектором классов, а завершил службу в нем директором – полным адмиралом. В 1814 г. его командировали в Англию «для исполнения некоторых поручений» с причислением к Российской миссии в Лондоне.

В феврале 1819 г. Крузенштерн был произведен в капитан-командоры. Он по-прежнему много занимался гидрографическими и картографическими работами, дополняющими и развивающими его «Атлас Южного моря». Но вместе с этим Крузенштерн находится в гуще всех событий, связанных с исследовательскими работами на севере и востоке страны. Он работает в тесном контакте с Г.А. Сарычевым, руководящим всеми гидрографическими работами в России, поддерживает самые дружеские отношения с Н.П. Румянцевым, состоит с ним в постоянной переписке.

25 января 1823 г. Крузенштерн был назначен непременным членом Адмиралтейского департамента. 8 января 1826 г. стал контр-адмиралом, был назначен помощником директора Морского кадетского корпуса, а с 14 октября стал его директором и до 14 октября 1841 г. – целых пятнадцать лет – находился на этом посту. В 1829 г. он был произведен в вице-адмиралы, а с 1841 г. стал полным адмиралом. Получил он за эти годы ордена Св. Анны 1-й степени, Белого Орла и Александра Невского.

И.Ф. Крузенштерн скончался 12 августа 1846 г. В ознаменование 100-летия со дня его рождения благодарные моряки соорудили ему памятник напротив Морского кадетского корпуса – ныне Высшего военно-морского училища им. М.В. Фрунзе. Самый крупный в мире парусник – барк «Крузенштерн». На Дальнем Востоке его именем названы бухта в Анадырском заливе, гора на Сахалине, мыс на острове Парамушир, мыс на Аляске, мыс на побережье Северной Америки, остров в Беринговом проливе, проливы в Японском и Охотском морях между островами Райкоке и Шикотан.

(По материалам А. Алексеева)

М.П. Лазарев: флотоводец-новатор

Знаменитый русский флотоводец и путешественник Михаил Петрович Лазарев родился во Владимирской губернии 14 ноября 1788 г. С юных лет он мечтал стать моряком, поэтому родители и определили его в Морской корпус.

В 1803 г. в числе тридцати лучших гардемаринов Лазарев был отправлен в заграничное плавание. Пять лет непрерывного плавания в Северном и Средиземном морях, в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах были для Лазарева отличной морской школой. Капитаны кораблей, на которых плавал Михаил Петрович, аттестовали его как «юношу ума острого и поведения благонравного».

По прибытии в Россию, уже будучи офицером, Лазарев вскоре принял участие в боевых действиях. Особенно отличился он в бою 14 августа 1808 г. вблизи Балтийского порта, находясь на корабле «Всеволод», которому пришлось вести бой с двумя английскими линейными кораблями.

Михаил Петрович участвовал в Отечественной войне 1812 г., служа на бриге «Феникс».

В августе 1812 г., когда Риге угрожали полчища Наполеона, корабли Балтийского флота должны были отвлечь от города часть французских сил. Лазарев на бриге «Феникс» участвовал в демонстративной высадке десанта и бомбардировке Данцига. Цель была достигнута – французы оттянули к Данцигу часть своих сил, и натиск на Ригу был ослаблен.

В следующем году двадцатипятилетний Лазарев был назначен командиром только что построенного корабля «Суворов» и вышел из Кронштадта в кругосветное плавание к побережью Аляски. Молодой командир с честью провел небольшой парусный корабль, несмотря на тяжелые условия плавания.

Из плавания Михаил Петрович вернулся зрелым, опытным командиром и вскоре был назначен на шлюп «Мирный», отправлявшийся в кругосветную экспедицию в Южный Ледовитый океан. Вместе со шлюпом «Восток» (под общим командованием его командира капитан-лейтенанта Беллинсгаузена) шлюп «Мирный» отбыл в 1819 г. из Кронштадта.

Перед отплытием на эскадре была получена инструкция Морского министерства, согласно которой суда должны были обозреть остров Южная Георгия, находящийся под 55° ю. ш., а оттуда отправиться к Сандвичевой земле и, обойдя ее с восточной стороны, спуститься к югу.

Благодаря превосходному знанию морского дела Лазаревым и Беллинсгаузеном «Восток» и «Мирный» ни разу не теряли друг друга из виду и прошли через все опасности невредимыми.

Корабли находились в походе 751 день, из них 527 под парусами, и прошли свыше 50 000 миль. Экспедицией был открыт ряд островов, в том числе группа коралловых, названных в честь героев 1812 г. именами Кутузова, Слонимского, Барклая де Толли, Витгенштейна, Ермолова, Раевского, Милорадовича, Волконского.

Недалеко от острова Южная Георгия экспедиция обнаружила остров, названный в честь лейтенанта шлюпа «Мирный» островом Анненкова. На карту были нанесены три мыса этого острова: мыс Парядина, мыс Куприянова и мыс Демидова, названные также в честь офицеров, участвовавших в экспедиции. Кроме того, в честь мичмана Новосильского был назван и нанесен на карту залив.

16 января 1820 г. шлюпы «Восток» и «Мирный», несмотря на тяжелую ледовую обстановку, подошли к Антарктиде. Через несколько дней, 21 января 1820 г. русские моряки подошли вплотную к берегу Антарктического материка на 69°25′ ю. ш. После этого корабли пошли в Тихий океан, отложив исследование открытого материка на следующий год. В октябре 1820 г., отремонтировав корабли и пополнив запасы продовольствия, Беллинсгаузен и Лазарев, пробиваясь сквозь льды и туманы, снова направились к Антарктиде. 9 января 1821 г. они открыли остров Петра I, а через неделю на 68°43′ ю. ш. и 73°10′ з. д. подошли к гористому берегу, который был назван берегом Александра I.

Так русские моряки первыми в мире открыли новую часть света – Антарктиду, опровергнув мнение английского путешественника Джеймса Кука, утверждавшего, что в южных широтах нет никакого материка.

Через неделю экспедиция достигла Южно-Шетландских островов. Русские мореплаватели, пройдя вдоль всего южного побережья Южной Шетландии, доказали, что она состоит из гряды высоких каменистых островов, покрытых вечным снегом.

По возвращении в Россию Михаил Петрович Лазарев был произведен через чин в капитаны 2-го ранга и получил в командование фрегат «Крейсер».

На «Крейсере» Лазарев совершил третье кругосветное плавание (1822–1824). Вахтенными офицерами на фрегате были любимый ученик Лазарева Павел Степанович Нахимов и будущий декабрист Завалишин.

В 1826 г. Михаила Петровича назначили командиром нового линейного корабля «Азов», строившегося в Архангельске. Лазарев привел его в Кронштадт, где «Азов» вступил в строй Балтийской эскадры. Здесь Михаилу Петровичу довелось некоторое время служить под начальством знаменитого русского адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина, который очень уважал и ценил его.

В 1827 г. командир «Азова» Лазарев был назначен по совместительству начальником штаба эскадры, снаряжавшейся для похода в Средиземное море.

М.П. Лазарев. Художник И.К. Айвазовский. 1839 г.

20 октября 1827 г. произошел знаменитый Наваринский бой, в котором участвовали русская, английская и французская эскадры. Но русские вынесли на себе всю тяжесть боя и сыграли главную роль в разгроме турецко-египетского флота. Противник потерял линейный корабль, 13 фрегатов, 17 корветов, 4 брига, 5 брандеров и другие суда.

За Наваринский бой линейный корабль «Азов» удостоился высшей награды – кормового георгиевского флага. Лазарев был произведен в контр-адмиралы и награжден орденом.

С 1830 г. Лазарев командовал бригадой кораблей Балтийского флота. В 1832 г. он стал начальником штаба Черноморского флота, а в следующем году – его командующим. В этой должности Михаил Петрович находился в течение 18 лет.

В феврале 1833 г. М.П. Лазарев мастерски провел переброску 10-тысячного десанта русских войск в Босфор, что было связано с демонстрацией «дружественных чувств» к Турции в период турецко-египетского конфликта. Десант 1833 г., отличавшийся очень высокой по тому времени организацией перехода морем, явился хорошей школой для черноморских моряков.

Корабли Черноморского флота под командой Лазарева содействовали сухопутным войскам в занятии многих пунктов Черноморского побережья. В 1838 г. Лазарев высадил десант в районе Туапсе. В период 1838–1840 гг. с кораблей Черноморского флота под непосредственным руководством Лазарева было высажено несколько десантов войск генерала Раевского, которые очистили от противника побережье и устья рек Туапсе, Субаши и Пазуапе, причем на берегу последней русские построили форт, названный именем Лазарева.

У кавказских берегов черноморские моряки лазаревской школы проявили большое искусство взаимодействия с сухопутными войсками, наглядным примером чего являются действия кораблей отряда контр-адмирала Станюковича, посланных Лазаревым для содействия продвижению русских войск генерала Анрепа (преемник Раевского) в район Сочи – Адлер в 1841 г.

В 1840 г. на побережье между Анапой и Сухум-Кале русские имели 12 укреплений, построенных на территориях, занятых при содействии кораблей Черноморского флота.

В результате тесного взаимодействия между сухопутными частями и кораблями в эти дни был разбит крупный отряд одного из сподвижников Шамиля – Хаджи Берзекс (отряд потерял до 1700 человек убитыми и ранеными) и занят ряд важных опорных пунктов Шамиля на побережье Кавказа. Таким образом, успешная деятельность возглавляемого М.П. Лазаревым Черноморского флота мешала осуществлению планов англичан и турок на Кавказе.

Лазарев первый организовал двухлетнюю экспедицию фрегата «Скорый» и тендера «Поспешный» с целью описи Черного моря, следствием которой было издание первой лоции Черного моря.

Под его руководством парусный Черноморский флот стал лучшим в России. Были достигнуты серьезные успехи в кораблестроении. Лазарев лично следил за постройкой каждого нового большого корабля.

Лазарев обладал удивительной способностью распознавать молодые дарования, а затем выращивать и развивать их. Когда он еще командовал фрегатом «Крейсер», на фрегат был назначен в 1822 г. лейтенант Нахимов, и с тех пор на протяжении почти тридцати лет Лазарев не выпускал его из поля зрения. Когда Лазарева назначили командиром «Азова», туда же был переведен и Нахимов.

На «Азове» внимание Лазарева привлекли мичман Корнилов и гардемарин Истомин. Они также сделались последователями и ближайшими соратниками Лазарева и сопутствовали ему в течение почти всей его служебной деятельности. Все вместе они участвовали в Архипелагской экспедиции и в Наваринском сражении. В декабре 1829 г. Нахимов, Корнилов и Истомин вместе с Лазаревым перешли с группой кораблей из Архипелага в Балтийское море и там продолжали служить под его наблюдением.

Лазарев прекрасно понимал, что парусный флот отживает свой век, что на смену парусному кораблю должен прийти паровой.

Он добивается заказов на железные паровые суда со всеми новейшими усовершенствованиями, которые позволяла техника того времени. При Лазареве, например, была проведена подготовка к строительству в Николаеве винтового 131-пушечного линейного корабля «Босфор» (заложен был после смерти Лазарева в 1852 г. и спущен на воду в 1858 г.).

В 1842 г. Лазарев добился заказа на постройку судостроительными верфями для Черноморского флота пяти пароходо-фрегатов – «Херсонес», «Бессарабия», «Крым», «Громоносец», «Одесса». В 1846 г. Лазарев командировал на английские верфи для непосредственного руководства постройкой четырех пароходов для Черноморского флота («Владимир», «Эльбрус», «Еникале», «Тамань») своего ближайшего помощника капитана 1-го ранга Корнилова.

Воспитанные Лазаревым черноморские моряки, возглавляемые Нахимовым, Корниловым и Истоминым, в дни севастопольской обороны своей беспримерной храбростью вписали много славных страниц в героическую историю нашей Родины.

Совершенные Лазаревым географические открытия имеют всемирно-историческое значение. Они входят в золотой фонд русской науки. Лазарев был избран почетным членом Географического общества. Заслуги Лазарева перед Родиной, его достижения в деле укрепления Черноморского флота, в деле воспитания русских моряков безмерно велики.

(По материалам кандидата военно-морских наук капитана 1-го ранга Р.Н. Мордвинова, Flot.com)

Г.И. Лангсдорф: энциклопедист, объехавший полмира

Академик Григорий Иванович Лангсдорф родился 18 апреля 1774 г. Высшее образование он получил в Геттингенском университете.

Лангсдорф говорит о себе, что еще в молодости его привлекали естественно-научные предметы. В 1797 г., т. е. в возрасте 23 лет, Лангсдорф получил степень доктора медицины. В том же году он переезжает в Португалию. Интересы Лангсдорфа далеко не ограничивались его специальностью и ботаникой. За два с небольшим года пребывания в Португалии Лангсдорф хорошо овладел языком.

В 1801 г. он принял участие в походе английских войск против испанцев. После Амьенского мира Лангсдорф вернулся к научной работе. Лангсдорф был утвержден членом-корреспондентом Академии наук (как доктор медицины).

Услышав о готовящемся первом русском кругосветном плавании, Лангсдорф счел себя вправе в качестве корреспондента Академии обратиться к ней с просьбой оказать поддержку его кандидатуре в натуралисты экспедиции. 18 августа 1803 г. он получил ответ, что опоздал со своим предложением.

Однако Лангсдорф остался верным своему намерению. В тот же день он поспешно выехал в Копенгаген. Его приняли в состав экспедиции в качестве ботаника.

С какой серьезностью отнесся Лангсдорф к своей задаче исследователя и насколько широки были его горизонты, – об этом свидетельствует его двухтомная «Bemerkungen auf einer Reise um die Welt in den Jahren 1803 bis 1807», появившаяся в иллюстрированном издании во Франкфурте-на-Майне в 1812 г., а в следующем году выпущенное там же дешевым изданием.

Одновременно с последним появилось английское «Voyages and Travels in various parts of the World during the years 1803, 1804, 1805, 1806 and 1807», 2 vol., London 1813. Уже в 1816 г. в Вене напечатано сокращение этого сочинения в обработке для юношества Гутманна: «J. W. Langsdorff's Reise um die Welt. Wien 1816».

После непродолжительных остановок в Фалмуте и на Канарских островах «Надежда» и «Нева» простояли у берега острова Св. Екатерины в Бразилии. Это дало возможность Лангсдорфу усердно заняться ловлей бабочек и частыми экскурсиями в прибрежные леса.

4 февраля экспедиция оставила Бразилию. 6 мая «Надежда», на которой плыл Лангсдорф, миновала остров Пасхи, прибыла на Маркизские острова и на десять дней остановилась в одной из бухт острова Нукугива. Лангсдорф за это короткое время успел узнать поразительно много о жизни и нравах обитателей острова, – его данные навсегда останутся богатым источником сведений о них, необычайно ценным ввиду почти совершенной в то время незатронутости туземцев цивилизацией.

Лангсдорф составил словарь языка нукугивян, в котором около 400 слов и выражений.

7 июня 1804 г. «Надежда» и «Нева» достигли Сандвичевых островов, уже начавших играть значительную роль в мореплавании Великого океана. Однако на берег здесь не спускались, и приобретением для науки является лишь рисунок одной из лодок туземцев, которые окружали корабли.

«Надежда» продолжила путь одна и в половине июля достигла Петропавловска-на-Камчатке. Здесь начались приготовления к путешествию в Японию, и Лангсдорф жалуется, что за массой дел ему не давали проводников для экскурсий внутрь страны. В Петербург он послал академику Крафту письмо с краткими сведениями о своих работах; оно было напечатано в Технологическом журнале, издававшемся Академией, под заглавием: «Выписка из письма Г. Лангсдорфа к академику Крафту о Камчатке». Сообщив о новой породе раков, добытой у Маркизских островов, о своих работах над свечением моря и барометрических наблюдениях в тропиках, он с восхищением говорит о природе Камчатки и предсказывает ей богатую будущность при условии внесения благоустройства в быт ее населения.

7 сентября 1804 г. «Надежда» опять вышла в море, направляясь в Японию с посольством Резанова. В океане мореплавателям пришлось перенести ряд бурь и сильный ураган. 8 октября корабль пришел в Нагасаки. Только 17 декабря разрешено было послу и спутникам, среди которых был и Лангсдорф, спуститься на берег и поселиться в особом изолированном домике.

Всякие сношения с японцами были строго запрещены, не позволялось ни покупать, ни дарить или получать в подарок решительно ничего. Тем не менее Лангсдорфом привезена была целая серия японских рисунков местных животных и их анатомических препаратов. Эта коллекция находится среди его материалов в архиве Зоологического музея.

Льды Охотского моря заставили свернуть к востоку, к Курильским островам, и отправиться в Петропавловск, чтобы высадить посольство, для которого исследования берегов Сахалина не представляли интереса. К книге Лангсдорфом в этом месте приложен составленный для него Клапротом словарик наречий языка айнов.

4 июня «Надежда» пришла в Петропавловск. Здесь Лангсдорфу пришлось выбирать между двумя дальнейшими маршрутами – или продолжать плавание на «Надежде», или воспользоваться предложением Резанова, хотевшего взять его с собою в качестве врача во владения Российско-американской компании на Алеутские острова и северо-западный берег Северной Америки.

Г.И. Лангсдорф

«Мой выбор, – говорит Лангсдорф, – был наконец решен в пользу Америки, так как я считал своим долгом перед наукою не пропустить столь необычное и редкое путешествие, да еще в столь благоприятных, казалось, условиях».

Конечным пунктом путешествия предполагался сначала остров Кадьяк, где была расположена главная станция Компании. Утром 14 июня 1805 г. галлиота «Мария» с Резановым, Лангсдорфом и несколькими офицерами вышла в море. Лангсдорфу был дан охотник-чучельник в качестве помощника. По дороге на остров Кадьяк «Мария» посетила острова Уналашка и Св. Павла. На последнем путешественники присутствовали при охоте на котиков.

Тяжелое положение зимующих вынудило Резанова совершить новое путешествие – за провиантом в Новый Альбион, или Новую Калифорнию, именно в гавань Сан-Франциско.

После безуспешных попыток войти в устье реки Колумбии корабль «Юнона» вошел в конце марта 1806 г. в бухту Сан-Франциско. Экспедиция выдала себя за часть экспедиции Крузенштерна, о которой было предупреждено еще за три года перед тем испанское правительство, и встретила самый радушный прием.

14 мая того же года «Ростислав» опять был в пути, а 15 июня путешественники достигли Охотска.

Во время плавания вниз по течению реки Алдана Лангсдорфу пришлось ближе познакомиться с якутами и наблюдать их быт. Его поразило разнообразное применение бересты у этого народа.

От Якутска до Иркутска поднимаются Леною. Из Иркутска Лангсдорф съездил на китайскую границу в Кяхту, а затем продолжал свой путь.

По прибытии в Тобольск он был так ласково принят генерал-губернатором Пестелем, что прожил у него гостем с 11 декабря до 22 февраля 1808 г.

16 марта Лангсдорф приехал через Казань и Москву в С.-Петербург.

24 июля он назначается высочайшим рескриптом адъюнктом Академии наук по ботанике. Неутомимое стремление путешествовать не покинуло Лангсдорфа. Едва вернувшись из кругосветного путешествия, он уже готовился в качестве медика и хирурга участвовать в караване, отправляемом из Оренбурга в Самарканд и Бухару.

Лангсдорф вернулся из-за границы 21 июня 1809 г. и с этого времени постоянно присутствует на заседаниях Академии и выступает с научными мемуарами по зоологии и ботанике.

В Петербурге он закончил 12 июня 1811 г. и свое главное двухтомное сочинение о кругосветном путешествии. В следующем году оно появилось в печати в роскошном, объявленном по подписке, издании.

1 апреля 1812 года Лангсдорф назначен экстраординарным академиком по зоологии, а 17 июня 1812 г. назначен экстраординарным академиком по ботанике. В сентябре того же года Лангсдорф назначен российским генеральным консулом в Рио-де-Жанейро в Бразилии с сохранением звания академика.

Выехав в декабре 1812 г., Лангсдорф 5 апреля 1813 г. прибыл в Рио-де-Жанейро, переплыв океан за 67 дней. В письме, датированном 7 мая 1813 г., он сообщает несколько заглавий ботанических работ, напечатанных в Рио-де-Жанейро, и, наконец, дает описание индейца племени ботокудо. В этом описании он указывает на замечательное сходство, которое, по его мнению, имеется между этим племенем и жителями северо-западного побережья Северной Америки, известными ему по кругосветному путешествию.

В конце августа 1813 г. приехал в Рио посланный ему из Санкт-Петербурга помощник и препаратор Фрейрейс, и сборы энтомологических коллекций и шкурок стали расти, хотя и раньше Лангсдорф уже успел послать с оказией несколько предметов.

Неустанные заботы Лангсдорфа в течение этих последующих лет о пополнении объектами музея Академии наук способствовали росту этого музея. В те времена предметы из Южной Америки были далеко не частым явлением в музеях.

В начале весны 1821 г. Лангсдорф в Петербурге. В феврале он получает «статского советника» и орден Св. Владимира и «действительного» члена Академии. 28 марта он в заседании Конференции Академии представляет вышеупомянутый мемуар на французском языке и образец бразильского евклаза для минералогического кабинета Академии.

Прежде чем вернуться к своему посту в Рио-де-Жанейро, Лангсдорф получает поручение, как нельзя более соответствующее направлению интересов всей его жизни, – совершить путешествие во внутренние области Южной Америки.

Следующие три года проходят в коротких экскурсиях. В августе 1825 г. Академия получает 6 ящиков с коллекциями, собранными в 1824 г. во время поездки в провинции Минас-Жерайс, и коллекцию рисунков млекопитающих Южной Америки (работы художника Ругендаса – эти великолепные рисунки хранятся в Архиве Академии наук). В феврале 1826 г. Лангсдорф предложен в ординарные академики по зоологии. В этом же году получены материалы его фаунистических наблюдений в провинции Сан-Пауло.

Наконец в июне 1828 г., после годового перерыва, получено письмо из столицы провинции Мату-Гросу города Куяба, расположенного в самом сердце Южной Америки, куда Г.И. Лангсдорф прибыл во главе хорошо снаряженной экспедиции. К письму приложены были каталоги предметов в ящиках, отправленных еще в 1826 г. и не пришедших тогда еще по назначению, тетрадь астрономических, метеорологических и географических наблюдений участника экспедиции Н. Рубцова. Написана она по-русски и озаглавлена «Астрономические обсервации». Наконец, рисунки, сделанные во время путешествия с июня 1826 г. по январь 1827 г., изображавшие птиц, шкурки которых вошли в коллекцию. Конференция постановила благодарить Г.И. Лангсдорфа и напечатать выдержки из письма его в академичзской газете, как «достойные привлечь внимание публики».

Письмо из Куяба было последним письмом Г.И. Лангсдорфа. Из сообщений спутника его Флоранса нам известно, что по отъезде из Куяба, во время пушествия по Рио-Тапажос, неутомимый исследователь, которому было в это время 54 года, заболел острой формой малярии, отразившейся на нервной системе потерей памяти – это случилось в июне 1828 г. Дальнейшее выполнение плана путешествия, охватывавшего Гвиану, разумеется, оказалось невозможным до выздоровления главы экспедиции, и она вернулась в 1829 г. в Рио-де-Жанейро.

Ящики с коллекциями были доставлены в Петербург, сюда же прибыли рисунки художников и тетрадки вычислений Рубцова, но рукописи самого Г.И. Лангсдорфа, которые как записи языков индейцев и заметки об их обычаях представили бы теперь чрезвычайно важный материал, пропали. Вероятно, больной не захотел расстаться с ними. По советам врачей он поехал в 1830 г. в Европу на излечение. Физически он скоро совсем поправился и поселился во Фрейбурге, но душевные силы уже никогда не возвращались к нему.

В 1831 г. Г.И. Лангсдорф был уволен в отставку. Умер он в том же Фрейбурге (Брейсгау) 29 июня 1852 г. в возрасте 78 лет.

Д.Я. Лаптев: его именем названо море

Участник Великой Северной экспедиции, Дмитрий Яковлевич Лаптев начал службу во флоте в 1718 г. гардемарином. Три года спустя, в 1721 г., его произвели в мичманы, в 1724 г. – в унтер-лейтенанты, в 1731 г. – в лейтенанты. Столь быстрое продвижение по службе, довольно редкое в то время, свидетельствует о том, что Дмитрий Лаптев был высокообразованным, прекрасно знавшим свое дело офицером.

Вся служба Д.Я. Лаптева проходила на кораблях Кронштадтской эскадры, на которых он совершал плавания в Любек, Данциг и Архангельск.

Подбирая для участия в Великой Северной экспедиции опытных, хорошо подготовленных к суровым дальним плаваниям офицеров, Беринг внес в список ее будущих участников и Дмитрия Лаптева. В июле 1735 г. Д.Я. Лаптев вместе с А.И. Чириковым прибыл в Якутск.

Первоначально предполагалось назначить Дмитрия Лаптева в отряд Беринга – Чирикова или в отряд Шпанберга. Но ко времени возвращения Лаптева в Якутск выяснилось, что отряд лейтенанта Ласиниуса, производивший опись к востоку от устья Лены, находится в бедственном положении.

Отряд располагал построенным в Якутске ботом «Иркутск».

Рассчитывая еще на два года работы, Ласиниус решил сэкономить провиант и вдвое уменьшил рацион. Хроническое недоедание при незнании противоцинготных средств привело к массовому заболеванию цингой, которая унесла в могилу тридцать восемь человек. Одним из первых умер сам Ласиниус.

Командование отрядом перешло к штурману Василию Ртищеву. Но и он был тяжело болен. Беринг решил возвратить остатки отряда Ласи-ниуса в Якутск, а взамен его послать новый отряд под командованием Дмитрия Лаптева.

Всю работу следовало закончить в два года. Отряд имел в своем распоряжении тот же бот «Иркутск».

Не дожидаясь вскрытия Лены, Лаптев направил к зимовке Ласиниуса 14 человек во главе со штурманом Михаилом Щербининым. Когда к началу июня Щербинин добрался до зимовки, там в живых осталось всего девять человек, причем все они были больны цингой.

30 мая 1736 г. Лаптев с остальной частью своего отряда вышел из Якутска на трех дощаниках, груженных провиантом. Поставив дощаники в Севастьяновой губе Лаптев отправился со своей командой к зимовке Ласиниуса пешком по берегу.

18 июля «Иркутск» был готов к плаванию. Но только 7 августа бот подошел к дощаникам.

11 августа, пользуясь благоприятным ветром, «Иркутск» направился в море, держа курс на северо-восток. На третий день бот достиг 73°16′ с. ш. на меридиане мыса Буор-Хая. Здесь был сплошной лед, пробиться через который не удалось.

«Иркутск» повернул назад. На консилиуме, созванном Лаптевым, было решено возвратиться на зимовку. 22 августа бот вошел в Быковскую протоку и стал подниматься вверх по Лене. Отряд построил для себя пять домиков и разместился в них. Чтобы предотвратить заболевание цингой, Лаптев распорядился готовить отвар из коры и шишек кедрового стланика. Благодаря этому больных было очень мало, и за все время зимовки умер всего лишь один человек.

16 августа 1737 г. Лаптев выехал в Петербург, где должен был решаться вопрос о продолжении работы северных отрядов экспедиции в связи с окончанием поставленного им срока.

Он считал необходимым сообщить Адмиралтейств-коллегии свои соображения по поводу дальнейшего порядка работы отряда и решил все-таки доехать до Петербурга. Президент Адмиралтейств-коллегии адмирал Н.Ф. Головин согласился с доводами Лаптева.

По пути из Петербурга в Якутск у Лаптева созрел один план, о котором он сообщил президенту Адмиралтейств-коллегии в своем письме из Усть-Кута 4 марта 1739 г. Лаптев предполагал сделать попытку обойти Святой Нос во второе лето на боте «Иркутск», который должен был зимовать к западу от этого мыса.

Следовательно, Лаптев предполагал снять в течение двух лет берег от Лены до Колымы, разбив его на два участка – к западу и к востоку от Святого Носа, – имея на каждом участке по одному судну на тот случай, если «Иркутск» не сможет дойти до устья Колымы.

Еще до приезда в Якутск Лаптев распорядился послать матроса Алексея Лошкина с заданием описать берег от устья Лены до Святого Носа.

В Якутск еще по зимнему пути был послан геодезист Иван Киндяков, которому поручалась опись реки Индигирки от ее верховьев до устья.

Дождавшись вскрытия Лены, Лаптев на судах спустился к Якутску.

Маршрут отряда Дмитрия Лаптева

К 5 июля он достиг устья Лены и, пройдя Быковской протокой, вышел в море. Вскоре «Иркутск» бросил якорь в Севастьяновой губе.

Во время стоянки в Севастьяновой губе на бот прибыл Алексей Лошкин, который сообщил определенное им истинное местоположение Святого Носа; это позволило Лаптеву более правильно спланировать работу отряда. Он сообщил Адмиралтейств-коллегии, что собирается зимовать на Индигирке, т. е. восточнее Святого Носа.

Пока «Иркутск» стоял в Севастьяновой губе, штурман Щербинин описал мыс Буор-Хая и обнаружил идущую на северо-восток от этого мыса длинную косу, на которой стоял лед.

К 17 августа «Иркутск» отошел от Святого Носа на 105 миль к востоку. Надо было подумать о надежной стоянке. 22 августа Лаптев обнаружил, что бот идет в пресной воде, и предположил, что перед ним находится устье Индигирки. Для осмотра входа в него он отправил на единственной шлюпке лоцмана и матроса.

Лаптев решил снова предпринять поиски устья Индигирки. Посланные им 10 сентября по льду на берег люди в тот же день возвратились с радостным известием: устье восточной протоки Индигирки находилось всего в четырнадцати верстах от судна.

Лаптев решил остаться в устье реки до весны. Поэтому он организовал перевозку всего провианта и имущества с судна на берег. 22 сентября к боту прибыли собачьи упряжки, приведенные Киндяковым, что значительно облегчило эту тяжелую работу.

Сразу же после высадки на берег Лаптев отправил матроса Алексея Лошкина для описи морского берега до реки Алазеи и Голыжинской протоки дельты Индигирки, а Щербинина и Киндякова – для описи средней и восточной проток. Когда Лошкин возвратился, выполнив задание, Лаптев отправил его в Петербург с рапортом в Адмиралтейств-коллегию.

Во время зимовки Лаптев произвел опись реки Хромы, мимо которой прошел отряд, следуя от Святого Носа к устью Индигирки.

22 января 1740 г. на Колыму отправился на собаках Киндяков. Описав нижнее течение реки вплоть до морского побережья, он направился по нему к Индигирке, производя по пути опись. 6 апреля он прибыл в Русское Устье, где зимовал отряд. Выполнив эти работы, Лаптев начал готовиться к летнему плаванию.

31 июля лед начал отходить от берегов, и в этот же день «Иркутск» отравился в плавание. 1 августа отряд миновал устье реки Алазеи, а 3 августа на горизонте был замечен остров. Лаптев назвал его островом Св. Антония. Этот остров является самым западным в группе Медвежьих островов. Современное его название – Крестовский остров, на картах XIX столетия – Первый Медвежий.

23 августа «Иркутск» стал на якорь у небольшого Нижне-Колымского острога, насчитывавшего всего десять жилых домов. Здесь и пришлось расположиться на зимовку.

Осенью геодезист Киндяков начал опись верховьев реки Колымы. На возвышенном правом берегу устья восточной протоки Колымы отряд построил из плавника знак, хорошо видимый с моря. Одновременно Лаптев послал штурмана Щербинина в Анадырский острог для заготовки леса на постройку судов для плавания по Анадырю.

В следующем, 1741 г. Лаптев решил предпринять еще одну попытку пройти морем от Колымы на восток. 29 июня 1741 г. «Иркутск» вышел из Нижне-Колымского острога. Вместе с ботом шли две большие лодки, построенные зимой по требованию Лаптева. На каждой из них находилось по двенадцати местных казаков. 8 июля отряд прибыл на взморье.

Через несколько дней льды разредились, и отряд отправился дальше. Продвижение на восток шло крайне медленно. Впереди бота плыли лодки, отыскивали во льду проходы, измеряли глубины и сигналами указывали Лаптеву правильное направление.

6 августа «Иркутск» отправился в обратный путь и через несколько дней снова прибыл в Нижне-Колымский острог.

Лаптев стал готовиться к переезду на Анадырь сухим путем. Такой план Лаптев наметил еще осенью 1740 г., во время зимовки в Нижне-Колымском остроге, и сообщил о нем в письме Н.Ф. Головину.

27 октября 1741 г. отряд Лаптева на 45 собачьих упряжках отправился в путь. Дорога лежала вдоль правого притока Колымы – Большого Анюя. У устья реки Ангарки отряд перегрузился на приготовленные здесь для него нарты, запряженные оленями. Перевалив в верхорье Большого Анюя через горный хребет Гыдан (Колымский) и выйдя на реку Яблон (правый приток Анадыря), отряд Лаптева 17 ноября 1741 г. прибыл в Анадырский острог.

Сам же Лаптев занялся подготовкой к плаванию по Анадырю. Весной 1742 г. отряд приступил к постройке двух больших лодок. 9 июня после вскрытия реки Лаптев со своими людьми отправился на этих лодках в путь.

Лаптев отправился вниз по Майне и, достигнув устья Анадыря, повернул назад, чтобы повторить опись. Опись второго рукава была поручена Киндякову.

19 октября 1742 г. Лаптев со всем отрядом выехал по зимнему пути в Нижне-Колымский острог. Оставив в остроге команду для охраны бота «Иркутск», он отправился в Якутск и прибыл туда 8 марта 1743 г. В Якутске в это время находился А.И. Чириков, принявший на себя после смерти Беринга командование Великой Северной экспедицией. От Чирикова Лаптев получил предписание немедленно выехать в Петербург для донесения Адмиралтейств-коллегии о своей работе.

В декабре 1743 г. Лаптев был уже в Петербурге. Адмиралтейств-коллегия рассмотрела представленные им документы и материалы и постановила считать работу законченной.

Еще во время пребывания в экспедиции Д.Я. Лаптев был произведен в капитаны 3-го ранга. По возвращении в Петербург его назначили советником «в экспедицию над верфями и строениями», т. е. в управление Адмиралтейств-коллегии.

В следующем, 1746 г. Лаптев командовал одним из кораблей Кронштадтской эскадры. Осенью 1751 г. Лаптева назначили секунд-интендантом Кронштадтского порта, затем он снова командовал кораблем.

В 1757 г. Лаптев был произведен в контр-адмиралы и назначен младшим флагманом Балтийского флота. В апреле 1762 г. он вышел в отставку в чине вице-адмирала.

В память о Харитоне и Дмитрии Лаптевых море, простирающееся от Таймыра до Новосибирских островов, берега которого первыми исследовали Лаптевы, носит название моря Лаптевых.

Г.С. Лебедев: адепт «древней мудрости Востока», первый русский индолог

Г.С. Лебедев являлся пионером индологии, был первым русским индологом. Главными его трудами являются грамматика калькуттской разговорной формы языка хиндустани и труд об экономике, географии и культуре Индии. Он открыл первую в Европе типографию, оборудованную станками с индийским (бенгальским) алфавитом. Известен и как пропагандист бенгальской драматургии, основатель первого в Индии национального драматического театра европейского образца.

Биография Лебедева основывается прежде всего на его собственных сочинениях, письмах, автобиографических, дневниковых и других записях.

Герасим Степанович Лебедев родился в 1749 г. в Ярославле в семье священника Степана и его жены Прасковьи. Герасим был старшим сыном; у него было два брата – Афанасий и Трефил, и сестра Антонида. Вскоре отец переехал в Санкт-Петербург, где устроился певчим Придворной капеллы. Герасим воспитывался матерью и не получил систематического образования.

Когда ему было 15 лет, он переехал к отцу; здесь Герасим по собственному желанию овладел грамотой и увлекся чтением книг, особенно описывающих дальние страны; стал заниматься музыкой: пел в хоре, превосходно играл на виолончели; познакомился с одним из основателей русского театра – Федором Волковым.

В 1777 г. Лебедев направился в Неаполь как музыкант русского посольства, возглавляемого графом А.К. Разумовским – большим любителем музыки, но посольство задержалось в Вене по причине войны Австрии с Пруссией. Герасим Степанович продолжил путешествовать по Европе самостоятельно, заручившись рекомендательными письмами А.К. Разумовского и русского посла в Вене князя Д.М. Голицына. Лебедев успешно выступал в крупных европейских городах (о его игре упоминал Й. Гайдн) и основательно изучил музыку, а также несколько языков.

В 1782 г. в Париже он был представлен цесаревичу Павлу Петровичу и его жене Марии Федоровне, которые одобрили его намерение посетить Индию (в последние годы Лебедев говорит даже о повелении Павла отправиться в эту поездку).

В дальнейшем Лебедев пользовался поддержкой сопровождавших российского наследника князя А.Б. Куракина и протоиерея А.А. Самборского, а когда он оказался в Лондоне, по их рекомендации ему покровительствовал русский посланник С.Р. Воронцов, благодаря которому Лебедев получил разрешение на въезд в Индию.

Есть предположения, что поездка в Индию была вызвана знакомством с просвещенными масонами-вольнодумцами из окружения цесаревича Павла, в частности, А.Б. Куракиным и С.И. Плещеевым, которых интересовала информация о «древней мудрости Востока», и что масонство и связанный с ним эзотерический гностицизм повлияли и на самого Лебедева.

12 февраля 1785 г. Лебедев сел в английском городе Грейвсенд на корабль «Родней», который 15 августа прибыл в Мадрас.

Градоначальник Уильям Сиденгэм предложил двухгодовой контракт на выступления за 200 фунтов в год, помимо которых музыкант получал случайные, но ценные подарки. За эти два года, которые, по словам Лебедева, прошли приятно и гармонично, он изучил «мальбарский народный язык» (вероятно, это был тамили).

Но Герасима Лебедева влекла Бенгалия. Ему хотелось новых знаний (в частности, в Мадрасе не удавалось найти учителя священного для индийцев языка – санскрита, так как никто не хотел учить чужеземца), новых знакомств. В августе 1787 г. Лебедев прибывает на корабле «Сноу» в Калькутту – столицу Бенгалии и всей Британской Индии, чтобы провести здесь около 10 лет. Поселился он в арендованном доме недалеко от шотландской церкви Св. Иоанна.

Известность его росла, и он стал получать уже тысячу фунтов в год. Среди щедрых любителей его музыки были влиятельные сановники Калькутты.

В своей музыке Герасим Лебедев совмещал европейское и индийское звучание («Бенаресская сюита», «Индийская мелодия» и другие). До него никто не исполнял индийские мелодии на западных инструментах.

Но и в Калькутте хорошего учителя, способного объяснить санскритские буквы, найти удалось только спустя два года – это был бенгалец, школьный учитель Голокнатх Дас. Лебедев брал у него уроки языков, сопровождавшиеся ознакомлением с индийской космогонией, мифологией, литературой, арифметикой и астрономией, а взамен, помимо жалованья, обучал его европейской музыке.

В процессе обучения Герасим Лебедев сделал перевод с английского на бенгальский двух пьес – комедии «Притворство» малоизвестного драматурга Р.П. Джодрелла и некой «Любовь – лучший врач». Причем в «Притворстве» была сделана адаптация под местные условия: перенос действия из Мадрида и Севильи в Калькутту и Лакнау, изменение имен героев, переделка в духе бенгальских шуточных спектаклей, разыгрываемых на базарах, введение традиционных бенгальских карикатурных фигур – стражей, бродячих музыкантов и фокусников, воров.

Афиша на бенгальском языке о первом спектакле Герасима Лебедева с его рукописными пометками

Перевод с успехом прошел рецензию мудрецов-пандитов, после чего Голокнатх Дас одобрил намерение Лебедева осуществить постановку, пообещав найти актеров.

В Калькутте уже функционировали три драматических театра, принадлежавших Ост-Индской компании, но в них ставились только английские пьесы и оперы на английском языке, играли в них англичане и для англичан.

Лебедев создал музыкальное оформление, сочетав индийское пение и европейскую музыку, которую написал сам; включил индийские песни и танцы, стихи популярного бенгальского поэта Бхарата Чандра Рая.

Было арендовано и перестроено помещение под театр (компания отказала Лебедеву в использовании своего здания) с двухэтажным зрительным залом на 300–400 человек, сценой и театральными механизмами. Играли в театре туземные актеры и актрисы: 10 мужчин и 3 женщины (впервые в истории бенгальской сцены женщин играли актрисы), а также музыкальная труппа из 10 человек.

Было получено разрешение на представления от генерал-губернатора Джона Шора. Открытие состоялось в пятницу 27 ноября 1795 г. пьесой «Притворство», три акта которой были сокращены в один, так как опасались, что английским зрителям, плохо знающим бенгальский, будет скучно, но успех был велик.

Так появился первый в Индии национальный драматический театр европейского образца. Удачно прошло и второе представление 21 марта 1796 г. – пьеса была показана уже полностью. После этого в театре было разрешено ставить пьесы различных жанров как на бенгальском, так и на английском языке. За два представления удалось покрыть половину издержек. Было нанято несколько европейских актрис, построена пристройка к зданию.

Третьему театральному представлению, запланированному на весну – лето 1797 года, сбыться не удалось. Популярность театра Лебедева вызвала обеспокоенность не только конкурентов, но и британских колониальных властей, опасавшихся пробуждения у местного населения национального самосознания.

Все это привело к закрытию театра в начале мая и продаже оборудования на аукционе за цену, гораздо более низкую, чем затраты на строительство. К октябрю Лебедев остался практически без средств к существованию. Ухудшилось и здоровье.

23 ноября Герасим Лебедев подал генерал-губернатору Дж. Шору ходатайство о разрешении ему вернуться в Европу, которое было удовлетворено уже через два дня, ему было выделено место на фрегате Ост-Индской кампании «Лорд Терлоу» под командованием капитана В. Томсона. Перед самым отъездом он встретился в Калькутте с И.Ф. Крузенштерном, проходившим практику волонтером на английском флоте.

10 декабря 1797 г. Герасим Лебедев покинул Индию; при нем была лишь сумка с личными вещами общей ценностью в 271 рупию, виолончель, подарки друзьям и знакомым, а также небольшая коллекция индийских рукописей.

Вскоре он прибыл в Южную Африку и жил на Капе десять месяцев в 1798 г. Лебедев давал концерты, собирал деньги для плавания в Лондон. Там он узнал, что в Капштадте живет уже несколько месяцев лейтенант Юрий Лисянский.

Юрий Лисянский, тогда волонтер британского королевского флота, направлялся в Индию. Конечно, это были люди разных поколений. Но ведь земляки. Один – воспитанник придворной капеллы. Другой – морского шляхетского корпуса. Оба петербуржцы. Даже в наши дни встреча с земляком вдали от родины – всегда радость. Ведь вот бывает же так: редкостная встреча в таком далеком порту – и разлад с первых же минут. Оба жили еще месяцы в Капштадте и не виделись, вероятно.

О житье-бытье Герасима Лебедева на Капе говорит его дневник, обнаруженный сравнительно недавно, в 1959 г., и хранящийся в Пушкинском доме в Петербурге. «Африканские дневники, записи и письма из Африки Герасима Степановича Лебедева». Дневник начат на Капе 12 февраля 1798 г., окончен 14 февраля 1800 г., по прибытии в Лондон.

Этот дневник – денное свидетельство о самоощущении русского на Капе в XVIII столетии. Все же, несмотря на все злоключения, Лебедев оставался человеком, полным энергии и инициативы. Прежде всего, музыкантом, артистом. Энергичный, деятельный, он скоро осваивается и здесь, на мысе. Начинает готовиться к концертам. Связи с бурами во многом помогли ему. Голландские поселенцы покровительствовали уже хотя бы из ненависти к «этим канальям» британцам. Лебедеву понятнее и ближе была неторопливая жизнь буров.

Герасим Лебедев вернулся на Родину в 1801 г. Император 4 февраля 1802 г. определил Лебедева на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел с чином коллежского асессора на должность переводчика. На этой должности Герасим Степанович проработал весь остаток жизни, почти не выезжая из Петербурга.

Вскоре были выделены 10 тысяч рублей на создание типографиии. Герасим Лебедев открыл ее в собственном деревянном доме на Богадельной улице (ныне Орловская) около берега Невы, оборудовал станками с бенгальским наборным шрифтом, и уже на следующий год напечатал с его помощью книгу – индийским письмом это было сделано впервые в Европе.

Первой здесь была издана брошюра с бенгальскими стихами в оригинале и переводе Лебедева. В 1805 г. Герасим Степанович опубликовал труд по экономике, географии и культуре Индии – «Беспристрастное созерцание систем восточной Индии брагменов священных обрядов и народных обычаев», она была напечатана также на немецком и французском языках.

В последний год жизни Лебедев работал над сочинением «Систематические восточных индийцев начальные, умозрительные и существенные основания арифметики…», которое должно было показать религиозно-философскую основу индийской арифметики, ее «таинственные смыслы». Однако завершить он успел только первый раздел, рассматривающий числовую символику в индийской мифологии и философии.

Из путешествия Лебедев привез коллекцию индийских рукописей, ставшую первой в России. Это были санскритский словарь синонимов «Амара-коша» («Словарь Амары»), составленный Амара Синхой в I тыс. н. э., санскритский дидактический сборник сказок «Хитопадеша» («Полезное поучение») – рукопись Лебедева использовалась в дальнейшем при первом издании этого литературного памятника; стихотворная повесть на языке хинди «Матху Малати Джайта прасангакатха» («Повествование о Мадху, Малати и Джайта»); 4 календаря. Эта коллекция попала в Азиатский музей и была описана в 1835 г. санскритологом П.Я. Петровым.

15 июля 1817 г. Герасим Лебедев скончался в своем печатном доме после тяжелой болезни и был похоронен на Георгиевском кладбище на Большой Охте в Санкт-Петербурге. Его могила не сохранилась; плита с эпитафией от жены, Анастасии Яковлевны, описывающая его путешествие и изучение Индии, находится в Государственном музее городской скульптуры.

Оживление возникло в середине XX в. В 1955 г. Н.С. Хрущев упомянул Лебедева при посещении Калькутты. В 1950—1960-х гг. появился ряд научных и публицистических статей, художественных произведений о Герасиме Лебедеве и его творчестве; были изданы некоторые его дневниковые материалы.

Хотя бенгальский театр появился вновь только в 1850-х гг., память о Лебедеве в Индии сохранилась. В Калькутте его именем названа улица. В 1965 г. «Театральный центр» Калькутты поставил спектакль, который рассказывает о жизни и деятельности в Индии Г.С. Лебедева.

В Ярославле память о Герасиме Лебедеве поддерживают Музей истории города и ярославское отделение Рериховского общества. В октябре 1999 г. состоялась общероссийская научная конференция «Герасим Лебедев и его время», посвященная его 250-летию. В январе 2008 г. открыт постоянный экспозиционный комплекс, посвященный Г.С. Лебедеву, а также культурным и научным связям Ярославля и Индии.

(По материалам А. Давидсона)

И.И. Лепёхин: путешественник, естествоиспытатель и лексикограф

Жизненный путь Ивана Ивановича Лепёхина определился рано. В один из апрельских дней 1751 г. он начал учиться в академической гимназии. В указе о новом ученике говорилось: «Лет ему от роду десять, не из дворян, солдатский сын, грамоте российской читать и писать обучен». Ректор гимназии академик С.П. Крашенинников, проверив знания мальчика, отправил его на занятия в класс.

Представленное в 1763 г. в академическую канцелярию прошение Лепёхина, студента университета, свидетельствует о том, что еще ранее, в стенах гимназии, он твердо выбрал свой дальнейший путь в науке. «Я чувствовал в себе издавна особливую склонность к натуральной истории, – пишет Лепёхин, – но за неимением в здешней Академии наук такого профессора, который бы мог обучать сей науке, не мог в оную вступить». Но в гимназические годы Лепёхин был хорошо знаком с таким профессором. Этот профессор, Степан Петрович Крашенинников, был первым наставником, с которым встретился когда-то в классе десятилетний мальчик. Затем Лепёхин знал его как ректора гимназии более четырех лет.

Любопытно, что впоследствии Лепёхин, прославленный своим далеким и плодотворным для науки путешествием, исполнял те самые должности, которые занимал Крашенинников после экспедиции на Камчатку. Подобно Крашенинникову, он принял заведывание ботаническим садом в Петербурге и управление академической гимназией. В должности ректора гимназии он пробыл с 1777 по 1794 г., т. е. более полутора десятков лет.

В 1762 г., для довершения естественного образования, Лепёхина отправили в Страсбург, где он проучился еще около четырех с половиною лет.

В мае 1767 г. Страсбургокий университет присвоил Лепёхину ученую степень доктора медицины. Осенью Лепёхин вернулся на родину, в Петербург, был избран адъюнктом Академии и вскоре назначен руководителем одного из отрядов академических экспедиций, направленных в 1768 г. в разные районы России.

К весне 1768 г. Академия закончила организацию «Оренбургских» и «Астраханских» отрядов; были подобраны участники и назначены руководители экспедиционных работ. Самым зрелым по возрасту среди них был 40-летний И.П. Фальк – ученик знаменитого натуралиста Линнея. Преобладали в числе руководителей и участников экспедиции начинающие ученые – молодежь. Назовем 23-летних руководителей «Астраханских» отрядов – рижского уроженца Гюльденштедта и С.Г. Гмелина. Примерно ровесниками были 28-летний Лепёхин и 27-летний Паллас. У Лепёхина лучшим помощником оказался 18-летний Озерецковский, у Палласа– 14-летний Зуев.

Достаточно бегло взглянуть на карту маршрута «Оренбургского» отряда И.И. Лепёхина, для того чтобы убедиться, что «Оренбургским» отряд может быть назван только условно. Линия, обозначающая маршрут, прорезает пространства Русской равнины от Финского залива до Каспия и поднимается к Оренбургу. Все это первая и не самая главная часть путешествия. Далее мы видим на карте сложную петлю. Маршрут извивается по Уралу, захватывает Сибирь до Тюмени, поворачивает снова на запад к Вятке и направляется на север к Поморью. У Каспия помечена дата – год 1769-й, на Белом море– 1772-й.

8 июня 1768 г. из Петербурга по Московской дороге вышел обоз: груженные кладью подводы и тяжелые колымаги. С Лепёхиным ехали студенты Николай Озерецковский и Тимофей Мальгин, рисовальщик Михаил Шалауров и чучельщик Филипп Федотьев; кроме них в отряде были возчики, стрелок и два солдата.

Через Москву, Муром и Арзамас Лепёхин добрался на Волгу, в Симбирск. Осенью он экскурсировал по левым притокам Волги – Черемшану и Соку. В отчете о путешествии Лепёхин упоминает о том, как он отправился в отстоящее от Черемшанской крепости село Спасское для того, чтобы посетить П.И. Рычкова и получить у него совет о дальнейших работах.

Усадьбу Рычкова – автора «Оренбургской топографии», первого русского члена-корреспондента Академии наук – посетил и другой деятель академических экспедиций, Паллас. Оба путешественника пользовались ценными советами и указаниями Рычкова.

Возвратившись из экскурсии по Черемшану и Соку в Симбирск, Лепёхин застал там Палласа и вместе с ним остался в городе на зимовку. Весной 1769 г. путешественник двинулся дальше в путь вниз по Волге, сначала берегом, а от Сызрани на Саратов водой.

От Саратова берегом Волги и степными дорогами ехали к Каспию через Камышин, Царицын и Астрахань до Гурьева городка. Одной из самых интересных экскурсий в сторону от основного пути было посещение знаменитого уже в те времена соленого озера Эльтона.

Начало зимы 1769 г. Лепёхин встретил на южном Урале. На зимовку он остался в пригородке Табынске, выстроенном близ р. Белой. В путешествиях по Уральским горам прошел весь следующий год. Описание пути от Табынска к Екатеринбургу заняло в записках Лепёхина об экспедиции целый том. Зиму 1770 г. он провел в Тюмени.

В ноябре 1770 г. Лепёхин послал в Академию разработанный им самостоятельно план дальнейшего путешествия и «роспись езды». Этот план предусматривал работы на Севере на два года вперед: в 1771 г. – исследовать Архангельский край, 1772 г. употребить на собирание сведений о продуктах Белого моря.

И.И. Лепёхин

О том, как глубоко захватила и увлекла Лепёхина мысль исследовать еще не затронутый натуралистами север страны, свидетельствует лучше всего тот факт, что, не дожидаясь от Академии утверждения маршрута, он, как только наступил новый, 1771 г., отправил из Тюмени по направлению к Архангельску студента Озерецковского, «дабы не упустить удобное время для собирания натуральных вещей».

В помощь Озерецковскому были выделены чучельщик и стрелок. Академия тем временем рассмотрела и утвердила план. Через Соликамск, Усть-Сысольск и Великий Устюг путешественник прибыл в Архангельск 30 августа 1771 г.

Через шесть месяцев Академия получила от путешественника новую «роспись езды» на 1772 г. В ней сообщалось, что студент Мальгин с чучельщиком Федотьевым направляются в самостоятельную поездку к устью Печоры, в Пустозерск. Озерецковский выедет по другому маршруту. Сам Лепёхин со студентом Лебедевым и рисовальщиком Шалауровым, как указывалось в «росписи», объедут все берега Белого моря.

На баркасе Лепёхин объехал Летний берег Белого моря и направился на Соловецкие острова. Описанием этой части путешествия обрывается его труд «Дневные записки». Завершить этот труд Лепёхину помешала смерть.

Ученик его, Н.Я. Озерецковский, впоследствии закончил последний том «Дневных записок» Лепёхина изложением своих маршрутов на Севере. Из работы Озерецковского стало известно о встрече его с Лепёхиным на юге полуострова Камина и совместном возвращении в Архангельск. У Озерецковского имеется краткое упоминание и о том, что обратный путь экспедиции пролегал через Холмогоры, Каргополь и Ладогу.

О дальнейшем пути путешественника мы узнаем, что Лепёхин пересек Беломорское горло, прошел до полуострова Канина, пробирался на берег Чешской губы болотами, «перемерив сию топкую пустыню ногами», и нашел «кочующую самоядь» (ненцев).

Приходится сожалеть, что Лепёхин до конца своей жизни (он умер в 1802 г.) успел лишь частично обработать и напечатать описание своих путешествий на Север. Обработка всех собранных им материалов заняла у путешественника многие годы. Но и тех частей его обширного труда, которые были опубликованы, оказалось достаточно, чтобы обессмертить имя исследователя в истории географического познания земли.

Большой интерес представляют в «Дневных записках» описания Русского Севера. Путешественник собрал сведения о «главнейших местах Архангелогородской губернии». В оставшейся неоконченной Лепёхиным четвертой части «Записок» говорится о плавании по Белому морю и описываются посещенные острова. Описание Соловецкого острова принадлежит к числу лучших в книге. В нем дано «географическое разделение» острова на три части, Восточную, Северную и Южную, и обстоятельно охарактеризована каждая часть. Точность сведений и обилие собранных путешественником географических данных по достоинству были оценены еще его современниками. Для историка русской науки большой интерес представляют и те места описаний Лепёхина, в которых он охватывает общим взглядом картины природы, пробует дать истолкования природных явлений.

Много времени Лепёхин посвятил изучению пещер на Урале. Он описывает посещенные им пещеры южного Предуралья, знаменитую Кунгурскую ледяную пещеру близ Екатеринбурга, посещает описанную впервые Рычковым Капову пещеру на реке Белой. Объяснение происхождения этих пещер, которое дал Лепёхин, приближается к современному. Относительно Каповой пещеры, например, путешественник не соглашается с предположением, что пещера сделана в самые древнейшие времена человеческими руками. Соорудить такую громаду «дело невозможное и ненужное, – пишет Лепёхин. – Если мы посмотрим пристально на отделения пещеры, то удобно понять можно, что сию великую в горе пустоту единственно произвела вода». Действием подземных вод, растворяющих «каменное вещество», объясняется, по мнению Лепёхина, и образование всех прочих посещенных им пещер на Урале.

Первым из исследователей XVIII в. Лепёхин дал описание городов и хозяйства Севера Европейской России. Об Устюге, родине Дежнева, Стадухина, Хабарова и других замечательных землепроходцев, путешественник пишет, как о крупном по тем временам торговом центре. Наиболее подробно в «Записках» дано описание Архангельска. В нем рассматриваются история возникновения и развития города, перемены, случавшиеся в Архангельске от частых пожаров, облик города 70-х гг. XVIII столетия.

Труд Лепёхина и работы других деятелей академических экспедиций заложили прочный фундамент для позднейших географических описаний России. Описания путешественника, охватывающие громадные территории Урала и Русской равнины, стали неоценимым источником сведений по географии и этнографии Русской земли.

Более четверти века продолжалась научная деятельность И.И. Лепёхина после завершения его путешествий. В 1771 г., еще до возвращения путешественника в Петербург, он был избран в академики и в последующие десятилетия создал целый ряд ценных трудов, разнообразных по своему содержанию.

Ю.Ф. Лисянский: трижды первооткрыватель

Трижды в своей жизни Лисянский был первым: он первым совершил под российским флагом кругосветное путешествие, первым продолжил путь от Русской Америки до Кронштадта, первым открыл необитаемый остров в центральной акватории Тихого океана. Ныне его именем названы залив, полуостров, пролив, река и мыс на побережье Северной Америки в районе архипелага Александра, один из островов Гавайского архипелага, подводная гора в Охотском море и полуостров на северном побережье Охотского моря.

Русский мореплаватель и путешественник Ю.Ф. Лисянский родился 2 августа 1773 г. в городе Нежин. Его отец был священником, протоиереем нежинской церкви Святого Иоанна Богослова. Мальчик в 1783 г. он был определен в Морской кадетский корпус в Петербурге, где подружился с И.Ф. Крузенштерном.

В 1786 г., в возрасте 13 лет, досрочно окончив корпус вторым по списку, Юрий Лисянский поступил гардемарином на 32-пушечный фрегат «Подражислав», входивший в состав Балтийской эскадры адмирала Грейга. На этом же фрегате он получил боевое крещение в Гогландском сражении во время Русско-шведской войны 1788–1790 гг., в которой 15-летний гардемарин участвовал в нескольких морских сражениях, в том числе при Эланде и Ревеле. В 1789 г. был произведен в мичманы.

До 1793 г. Ю.Ф. Лисянский служил на Балтийском флоте, а потом его произвели в лейтенанты и направили волонтером в числе 16 лучших морских офицеров в Англию. Там четыре года он совершенствовался в мореходной практике. Он путешествовал по США, в Филадельфии встречался с первым президентом США Джорджем Вашингтоном, затем на американском корабле был в Вест-Индии, где в начале 1795 г. едва не погиб от желтой лихорадки, сопровождал английские караваны у берегов Южной Африки и Индии, обследовал и описал остров Святой Елены, изучал колониальные поселения в Южной Африке и другие географические объекты.

27 марта 1797 г. Ю.Ф. Лисянского произвели в капитан-лейтенанты, а в 1800 г. он наконец вернулся в Россию, обогащенный большим опытом и знаниями в области навигации, метеорологии, морской астрономии, морской тактики. Значительно пополнились его знания также в области естественных наук. В России он сразу же получил должность командира фрегата «Автроил» на Балтийском флоте.

В ноябре 1802 г. за участие в 16 морских кампаниях и двух больших сражениях Юрий Лисянский был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. В 1803 г. в Санкт-Петербурге вышла книга Клерка «Движение флотов», в которой обосновывались тактика и принципы морского боя. Необходимо заметить, что перевод этой книги с английского языка был выполнен лично Лисянским.

В это время Российско-американская компания (торговое объединение, учрежденное в июле 1799 г. в целях освоения территории Русской Америки, Курильских и других островов) высказалась в поддержку специальной экспедиции для снабжения и защиты русских поселений на Аляске. С этого началась подготовка 1-й русской кругосветной экспедиции. Морское министерство назначило капитан-лейтенанта Лисянского одним из ее руководителей и осенью 1802 г. вместе с корабельным мастером Разумовым командировало его в Англию для закупки двух шлюпов и части снаряжения. Выбор пал на 16-пушечный шлюп «Леандр» водоизмещением в 450 тонн и 14-пушечный шлюп «Темза» водоизмещением в 370 тонн. Первый парусник был переименован в «Надежду», второй – в «Неву».

К лету 1803 г. шлюпы «Нева» и «Надежда» были готовы к отправке. Руководство всей экспедицией и командование шлюпом «Надежда» было поручено капитан-лейтенанту И.Ф. Крузенштерну. Его однокашник по Морскому корпусу Лисянский командовал шлюпом «Нева».

В 10 часов утра 26 июля экспедиция вышла из Кронштадта в далекий путь, «не испытанный до того россиянами». 14 ноября 1803 г. в Атлантическом океане «Надежда» и «Нева» под флагом России впервые в истории российского флота пересекли экватор. Лисянский и Крузенштерн обнаружили никем до них не описанные экваториальные течения.

Затем, в феврале 1804 г., «Надежда» и «Нева» обогнули Южную Америку (мыс Горн) и вышли в Тихий океан. Здесь мореплаватели разделились. Лисянский направился к острову Пасхи, нанес на карту и составил подробное описание его берегов, природы, климата, собрал богатый этнографический материал о его аборигенах. У острова Нукухива (Маркизские острова) корабли соединились и вместе проследовали к Гавайскому архипелагу. Отсюда их маршруты снова разошлись. Шлюп «Надежда» под командованием Крузенштерна направился в сторону Камчатки, а «Нева» Лисянского – к берегам Аляски: 1 июля 1804 г. пришла к острову Кадьяк и более года находилась у берегов Северной Америки.

Ю.Ф. Лисянский. Гравюра 1812 г.

Моряки помогли жителям Русской Америки отстоять свои поселения от нападения тлинкитов, участвовали в строительстве крепости Ново-Архангельск (Ситка), вели научные наблюдения и гидрографические работы. В 1804–1805 гг. Лисянский и штурман «Невы» Д. Калинин обследовали остров Кадьяк и часть островов архипелага Александра.

В августе 1805 г. Лисянский вышел на «Неве» с острова Ситка с грузом пушнины в Китай, и в ноябре пришел в порт Макао, открыв по пути остров Лисянского, риф Нева и риф Крузенштерна.

4 декабря 1805 г. в Макао Лисянский вновь соединился с Крузенштерном и «Надеждой». Пополнив запасы провизии и воды, шлюпы двинулись в обратный путь.

Крузенштерн проследовал на родину вокруг Британских островов с заходом в Копенгаген. Лисянский первым в мире решился на беспрецедентный безостановочный переход, осуществив его на парусном шлюпе за удивительно короткий по тем временам срок! Впервые в истории мирового мореплавания корабль за 142 дня без заходов в порты и стоянки преодолел 13 923 мили от берегов Китая до английского Портсмута.

За это время «Нева» обследовала малоизвестные районы Тихого океана, наблюдала за морскими течениями, температурой, удельной массой воды, составила гидрографические описания берегов, собрала обширный этнографический материал. Лисянский за время плавания исправил многочисленные неточности в морских описаниях и на картах.

На карте мира имя Лисянского упоминается восемь раз. Славный русский моряк открыл необитаемый остров в центральной акватории Тихого океана. А еще в историческую заслугу Лисянскому ставят то, что он первым проложил путь через моря и океаны от Русской Америки, до 1867 г. принадлежавшей России, а затем проданной США, до берегов Невы.

22 июля 1806 г. «Нева» Лисянского первой вернулась в Кронштадт, завершив продолжавшуюся 2 года 11 месяцев и 18 дней первую в истории отечественного флота кругосветку.

Лисянский и его экипаж стали первыми российскими кругосветными мореплавателями. Лишь через две недели сюда же благополучно пришла «Надежда». Но слава кругосветного мореплавателя досталась Крузенштерну, сумевшему первым опубликовать описание путешествия.

Заслуги Лисянского были все же отмечены: он получил чин капитана 2-го ранга и орден Св. Владимира 3-й степени. Команда подарила ему на память золотую шпагу с надписью: «Благодарность команды корабля “Нева”».

В 1807–1808 гг. Лисянский продолжал службу на судах Балтийского флота, командовал кораблями «Зачатие Святой Анны», «Эмгейтен» и отрядом из 9 судов Балтийского флота. Он участвовал в боевых действиях против флотов Англии и Швеции. В 1809 г. Лисянский получил чин капитана 1-го ранга и ему был назначен пожизненный пансион, единственное средство к существованию, поскольку других источников дохода он не имел. Почти сразу же Лисянский, которому было тогда лишь 36 лет, вышел в отставку.

Лисянский уехал в деревню, где и занялся приведением в порядок своих путевых записей, которые вел в форме дневника. В 1812 г. он за собственный счет издал в Петербурге свое двухтомное «Путешествие», а затем, также на свои собственные деньги, и «Альбом, собрание карт и рисунков, принадлежащих к путешествию». Он сам перевел книгу на английский язык и в 1814 г. выпустил в Лондоне. Годом позже книга Лисянского вышла на немецком языке в Германии.

Умер путешественник 22 февраля 1837 г. в Петербурге. Он был похоронен на Тихвинском кладбище в Александро-Невской лавре. Памятник на могиле мореплавателя представляет собой гранитный саркофаг с бронзовым якорем и медальоном с изображением жетона участника кругосветного плавания на корабле «Нева».

Ф.П. Литке: его имя повторяется на карте мира 15 раз

Федор Петрович Литке – один из видных географов XIX в., адмирал русского флота, известный своими исследованиями Арктики и кругосветным плаванием. Литке много сделал для развития русской науки. Он являлся одним из инициаторов и учредителей Русского географического общества, его почетным членом и в течение 20 лет возглавлял его работу, выполняя обязанности вице-председателя. С 1864 г. он был президентом Российской академии наук.

Ф.П. Литке родился в Петербурге 17 сентября 1797 г. Отец его был таможенным чиновником. В 1808 г. умер отец Литке, и мальчик остался круглым сиротой, зависимым от своих близких и дальних родственников. Жил он у брата матери, члена Государственного совета Энгеля.

Мальчик молча переносил все тяготы своей одинокой, безрадостной жизни. Единственным утешением Феди была богатая библиотека дяди, в которой он проводил целые дни и прочитал множество книг. Мальчик особенно увлекался чтением книг о путешествиях. Однажды он прочитал книгу, в которой описывалось путешествие голландского мореплавателя В. Баренца к Новой Земле. Упорная борьба путешественников с трудностями, картины суровой, полной своеобразной красоты природы Арктики произвели на маленького читателя неизгладимое впечатление.

В 1810 г. в жизни мальчика произошли изменения. Сестра его Наталья вышла замуж за капитан-лейтенанта И.С. Сульменева. Бывая часто у сестры, в квартире которой собирались моряки, любознательный и восприимчивый Федя с увлечением слушал рассказы о кругосветных путешествиях, географических открытиях и победах русского военного флота. Частые посещения квартиры сестры, еженедельные плавания по Финскому заливу из Петербурга в Кронштадт и обратно привили мальчику любовь к морю. Юноша решил посвятить свою жизнь военно-морской службе и по ходатайству Сульменева в 1812 г. был принят волонтером в гребную флотилию. За находчивость и смелость его скоро произвели в гардемарины.

В 1813 г. 16-летним юношей Литке трижды участвовал в боях против французских частей, укрывшихся в Данциге. Литке был произведен в мичманы и награжден орденом Анны IV степени.

У Литке крепла старая мечта сделать «дальний вояж», совершить такие же путешествия, какие совершили В.И. Беринг, А.И. Чириков, И.Ф. Крузенштерн, Ю.Ф. Лисянский, В.М. Головнин.

В 1817 г. при содействии Сульменева исполнительный 20-летний юноша назначен старшим мичманом на военный шлюп «Камчатка», который должен был совершить кругосветное плавание под командованием капитана Головнина.

Плавание на шлюпе «Камчатка» продолжалось два года и десять дней. Оно принесло молодому офицеру огромную пользу, расширив его знания в области океанографии, астрономии, физики, этнографии, навигации, и окончательно определило его будущую деятельность как исследователя-путешественника. В числе молодых офицеров корабля был Ф.П. Врангель, с которым у Литке завязалась дружба, продолжавшаяся более полувека.

Экспедиция побывала в Рио-де-Жанейро, обогнула мыс Горн, пересекла Тихий океан и прибыла на Камчатку, а затем посетила русские владения в северо-западной Америке.

Побывав в Калифорнии, на Гавайских, Молуккских и Марианских островах, «Камчатка» в сентябре 1819 г., после двухлетнего плавания, вернулась в Кронштадт.

В.М. Головнин высоко оценил способности Литке и по возвращении из плавания рекомендовал его на пост начальника гидрографической экспедиции для описания берегов Новой Земли, которая снаряжалась по решению Адмиралтейства. Необходимость такой экспедиции назрела давно.

Для плавания в Арктику на архангельской верфи был построен бриг «Новая Земля» – парусное двухмачтовое судно с прямыми парусами.

Экспедиция имела, как говорил Литке, «регламентной морской провизии» на 16 месяцев и, сверх того, противоцинготных и госпитальных продуктов в достаточном количестве. Экипаж брига состоял из 43 человек. Каждый участник экспедиции получил теплую одежду.

Бриг направился к Новой Земле. В конце июля судно встретило сплошные льды. Вначале путешественникам показалось, что им навстречу движется парусный флот, но вскоре они убедились, что это не какие-либо суда, а сплошной торосистый лед. Только 10 августа Литке впервые увидел Новую Землю. Это была южная часть полуострова Гусиная Земля. Непроходимые ледяные поля не позволили бригу приблизиться к берегам Новой Земли. Корабль начал лавировать во льдах, медленно подымаясь на север.

В первый день сентября мореплаватели неожиданно увидели обрывистый и высокий берег Канина Носа. Определив координаты мыса, Литке установил, что он нанесен на карту неверно: на полтора градуса восточнее истинного положения и расстояние между мысами Канин Нос – Святой Нос по карте на 45 км превосходит действительное. 11 сентября с совершенно здоровым экипажем бриг благополучно прибыл в Архангельск.

17 июня 1822 г. бриг вышел из Архангельска во второе плавание, имея на борту 48 человек экипажа. И сразу же морякам пришлось преодолевать большие трудности. На мурманском побережье около Семи островов корабль почти прижало к берегу – до него оставалось не более 180 м. Находчивость и расторопность команды избавили судно от неминуемой гибели; оно благополучно отошло от берега.

Ф.П. Литке. Гравюра XIX в.

Во время плавания с 28 июня по 3 августа была произведена опись берегов мыса Святой Нос и залива около него, достоверно определено географическое положение острова Нокуева, описана группа Семи островов и остров Малый Олений, губы Порчниха и Териберка, остров Кильдин и Екатерининская гавань в Кольском заливе. После этой работы бриг направился к Новой Земле.

6 сентября бриг благополучно прибыл в Архангельск в «наилучшем состоянии и с командою, которая уже около трех недель не имела ни одного больного».

Представленный Литке отчет получил хорошую оценку в Адмиралтействе.

11 июня 1823 г. началось третье плавание Литке в Северный Ледовитый океан. До середины июля экспедиция производила описание мурманского побережья – острова Большой Олений и вторично губы Териберки.

В конце июля путешественники увидели мыс Северный Гусиный Нос. Бриг стал подыматься на север. У мыса Нассау, сравнив положение берега с картой Баренца, Литке понял ошибочность своего прошлогоднего предположения о том, что это мыс Желания.

Бриг взял обратный курс и 6 августа стал на якорь в западном устье Маточкина Шара. В течение пяти дней участник экспедиции лейтенант Лавров на гребной шлюпке произвел съемку пролива, причем оказалось, что длина Маточкина Шара от мыса Бараний до мыса Входной равна примерно 75 км и только на 5 км превосходит длину, показанную штурманом Розмысловым.

31 августа бриг прибыл в Архангельск.

Четвертое плавание началось 18 июня 1824 г. Бриг подошел к Новой Земле у полуострова Адмиралтейства. Сплошные льды и неблагоприятные климатические условия не позволили мореплавателям дойти даже до мыса Нассау. Попытка проникнуть к восточному берегу Новой Земли Карскими Воротами также не увенчалась успехом: бриг везде наталкивался на сплошные льды. Таким образом, четвертое плавание было наименее успешным, хотя Литке еще подробнее изучил ледовую обстановку в Баренцевом море.

Для очередного, девятнадцатого русского кругосветного плавания на Охтенской верфи (в Петербурге) был построен специальный барк-шлюп – морское трехмачтовое судно «Сенявин» водоизмещением в 300 т. Литке был назначен командиром шлюпа. Экипаж его состоял из 48 матросов, 8 мичманов и других младших командиров и двух лейтенантов – Завалишина и Аболешева. В экспедиции участвовали ученые – Мертенс, Постельс и Китлиц. Главной задачей последних было изучение быта и нравов жителей, растительного и животного мира и геологии посещаемых островов и берегов Тихого океана. Кроме того, к команде было причислено еще 15 матросов и рабочих, отправлявшихся в Охотск и Петропавловск. Вместе с «Сенявиным» отплывал шлюп «Моллер» под командованием М.Н. Станюковича, возглавлявшего кругосветную экспедицию обоих кораблей.

20 августа 1826 г. «Сенявин» при самом тихом ветре вышел в море с Большого рейда Кронштадтского порта.

22 октября при штормовой погоде «Сенявин» вышел в открытый океан. Пройдя острова Канарские и Зеленого Мыса, корабль взял курс на Рио-де-Жанейро.

В конце декабря шлюп прибыл в Рио-де-Жанейро – столицу Бразилии. Корабль пробыл здесь 15 дней, на протяжении которых Литке производил астрономические и физические наблюдения.

11 июня путешественники увидели Аляску, поразившую их своей дикой живописной красотой. Лоцман провел шлюп через лабиринт островов и поставил его на якорь во внутренней гавани Ново-Архангельска – центра Русской Америки.

После сдачи груза и приведения шлюпа в порядок судно взяло курс к берегам Каролин и после пятинедельного плавания достигло острова Юалан (ныне Кусаие), самого восточного в Каролинском архипелаге.

От Юалана «Сенявин» направился на юг, имея целью определить положение магнитного экватора на меридиане этого острова, а также найти четыре маленьких острова, показанных на иностранных картах и карте Крузенштерна. Островов этих Литке не нашел, но зато совершил другое крупное географическое открытие. В ночь с 1 на 2 января 1828 г. корабль медленно продвигался под малыми парусами. На рассвете сенявинцы неожиданно увидели перед собой высокий гористый остров, окруженный грядой рифов. Путешественники не верили своим глазам: столь несбыточным казалось им такое интересное открытие в месте, которое было пересечено многими судами.

Дальнейшее исследование Каролинского архипелага пришлось прервать. Литке направился к острову Гуахан (Гуам) в Марианском архипелаге, чтобы пополнить запасы продовольствия. Затем Литке поспешил вернуться к Каролинским островам. В этот раз было описано несколько групп новых островов, в том числе Оли-марао, Элато, Фараулип, Эаурипик, Волеаи.

С наступлением весны, в конце марта, «Сенявин» взял курс на север, направляясь обратно на Камчатку для описи западных берегов Берингова моря.

29 мая шлюп бросил якорь в петропавловской гавани. После приведения корабля в порядок 14 июня мореплаватели направились на север. Пройдя Шипунский мыс, «Сенявин» взял курс к мысу Кроноцкому и стал на якорь в бухте западного берега острова Карагинского.

В течение восьми дней остров был описан и положен на карту. Южная оконечность его была названа мысом Крашенинникова в честь первого русского исследователя Камчатки, а пролив, отделяющий остров от материка, – именем Литке. Остров Верхотурова (Малый Карагинский) до Литке не был исследован ни одним мореплавателем, положение его на карте не имело никакого сходства с действительностью. Сенявинцы впервые описали и точно нанесли на карту этот остров.

23 сентября «Сенявин» в третий раз стал на якорь в Авачинской губе, где его уже более месяца ожидал на «Моллере» Станюкович. В соответствии с инструкцией Адмиралтейства «Моллер» и «Сенявин» должны были вернуться в Россию вместе.

25 августа, после трехлетнего плавания, «Сенявин» бросил якорь на кронштадтском рейде – кругосветное путешествие было окончено.

Все данные по географии, океанографии, метеорологии, земному магнетизму, этнографии, собранные во время путешествия, Литке изложил в своем общем отчете «Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе “Сенявин” в 1826, 1827, 1828, 1829 годах флота капитаном Федором Литке. Отделение историческое с атласом литографированных с оригиналов рисунков А. Постельса и бар. Китлица». Книга эта была издана в 1835–1836 годах, получила высокую оценку и была переведена на многие европейские языки.

Научные заслуги Федора Петровича были высоко оценены. Он был избран членом-корреспондентом Российской академии наук, а за труд «Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе “Сенявин” в 1826, 1827, 1828 и 1829 годах» ему была присуждена полная Демидовская премия.

Кругосветное путешествие Литке на «Сенявине» оказалось для него последним путешествием. В 1832 г. Николай I назначил его воспитателем своего сына Константина. Целых 16 лет Федор Петрович выполнял эту должность и большую часть времени вынужден был находиться при дворе. Но и находясь при дворе в числе приближенных царя, Федор Петрович сумел остаться ученым. Он посещал заседания Академии наук, написал для ее «Записок» статью о приливах в Северном Ледовитом океане, подружился с баснописцем И.А. Крыловым, поэтом В.А. Жуковским, не порывал связи со своими прежними друзьями-мореплавателями. В беседах с последними Ф.П. Литке пришел к выводу о необходимости объединения всех географов, исследователей и путешественников в научное общество. Литке не только выдвинул идею создания Русского географического общества, но и много сделал для того, чтобы ее осуществить.

Литке руководил Географическим обществом свыше 20 лет, будучи его вице-председателем в 1845–1850 и в 1857–1873 гг.

В ознаменование заслуг Литке перед географической наукой общество в 1873 г. учредило Большую золотую медаль имени Ф.П. Литке, которой награждаются за «всякого рода самостоятельные исследования, в коих физическая география играет видную роль».

С 1864 по 1881 г. Ф.П. Литке был президентом Академии наук. Здесь он также содействовал развитию научных обществ и учреждений.

8 октября 1882 г. в возрасте 85 лет Литке скончался.

Федор Петрович Литке всю свою долгую жизнь отдал русской науке. Имя Литке увековечено на мировой карте, оно 15 раз повторяется на картах Арктики и северной части Тихого океана.

Р.К. Маак: имя, оставшееся в истории Сибири

Ричард Карлович Маак – ученый, географ, педагог, исследователь Сибири и Русского Дальнего Востока – родился в городе Аренсбург, Эстония в 1825 г. Учеба в университете Петербурга и дальнейшая профессиональная деятельность были определены для молодого Ричарда уже в годы студенчества. После окончания Петербургского университета он приступил к работе в иркутской гимназии преподавателем естествознания.

В 1853 г. Ричард Карлович Маак уже начинает свою исследовательскую деятельность и возглавляет экспедицию по реке Вилюй. В этой экспедиции проходят серьезные изучения географии, этнографии, климата, истории и статистики данного района Сибири. Р.К. Маак как раз и занимался статистическими наблюдениями: рождаемость и смертность, национальный вопрос и народонаселение по территории северного края.

Итоги исследований Вилюйского бассейна дали хорошие результаты, и в январе 1954 г. Ричард Карлович Маак продолжает работу. Дорога из Иркутска в Якутск, затем походы в устье реки Вилюй, на урочище Тас на реке Хання.

Сибирь полна соляными залежами: этот факт подтверждает Р.К.Маак: «Уже давно носились слухи или, лучше сказать, предположения, что Вилюйский округ Якутской области богат железными и соляными залежами и драгоценными камнями, а реки его изобилуют золотыми россыпями. Вот это, главным образом, и было побудительной причиной снарядить экспедицию для ознакомления с данным, столь мало известным округом».

Исследователь настаивал на изучении и разработках: «Мы видели, что в Вилюйском округе находятся неистощимые запасы поваренной соли, соляных ключей, отлагающих во время сильных морозов без всякой искусственной выварки большие толщи соли, наконец, соляные озера». Чуть позднее Кемпендяйские соляные источники были открыты, описаны и промерены.

Осенью экспедиция прошла путь по среднему течению рек Марха и Оленек, перевалила через Вилюйский водорез и в бассейне реки Олененок достигла острова Хурингда. Дальнейшему продвижению в нижнее течение реки Вилюй помещали сильные сибирские морозы, члены экспедиции добрались до стоянки в устье реки Чоны и вынуждены были сделать перерыв в исследованиях Сибирского края.

13-месячная научно-исследовательская экспедиция закончилась в феврале – марте 1855 г., пройдя 8000-верстный путь члены ее команды создали географическую карту бассейна Вилюя и других мест, описание рельефа, природных месторождений и запасов бурого угля, драгоценных камней, золотых россыпей, большого количества других полезных ископаемых. В отчет экспедиции вошли важные для науки ботанические, исторические, этнографические, статистические материалы.

Интерес к путешествиям и исследовательская жилка не позволяли Ричарду Карловичу Мааку оставаться дома в тепле и уюте, и в апреле 1855 г. он уже отправился в экспедицию по Амуру. Путешествие и изучение начались с Шилки, а завершились спустя полгода, осенью в Благовещенске. Из Иркутска Р.К. Маак выезжает в Петербург для подготовки отчета об экспедиции по Амуру. Р.К.Маак составил подробный отчет о своем амурском путешествии и предсказал большое будущее Амурскому и Уссурийскому краям.

Третье путешествие-исследование Ричард Карлович Маак совершил в 1859 г. в долину реки Уссури Приморского края. В феврале он выехал из Петербурга и к лету добрался до долины реки Уссури, и далее прошел до устья реки Сунгачи, затем поднялся до ее истоков, посетив северный берег озера Ханка, и вернулся. В 1861 г. результаты путешествия и исследования Приморского края Р.К.Маак вложил в свой труд «Путешествие по долине реки Уссури».

Р.К. Маак

В 1868 г. Ричард Карлович Маак вернулся к педагогической деятельности: он работает педагогом, затем директором, а также управляющим гимназий и школ Восточной Сибири. Последние годы своей жизни до 1886 г. Р.К. Маак провел в Петербурге. Ушел из жизни в возрасте всего 61 года.

За свои работы и вклад в изучение Сибири Р.К. Маак награжден орденом Владимира 4-й степени, в честь заслуг географа и ботаника, натуралиста в изучении природы Сибири и Дальнего Востока, несколько растений и представителей животного мира были названы его именем.

С.О. Макаров: его любимый девиз – «Помни войну»

Трагическая гибель вице-адмирала Макарова в начале Русско-японской войны 1904–1905 гг. стала невосполнимой потерей для российского военного флота, которому он самозабвенно служил более сорока лет. Степан Осипович прославился не только как флотоводец: он был и видным ученым, исследователем, изобретателем, путешественником. Выходец из народа, одаренный ясным и практичным умом, Макаров выделялся смелостью идей и умением воплощать их в жизнь, мужеством, необыкновенной работоспособностью, пониманием нужд моряков.

Родился Степан Макаров в 1848 г. в семье выслужившегося из нижних чинов флота прапорщика Осипа Федоровича, женатого на дочери отставного унтер-офицера. Раннее детство мальчик провел в Николаеве, девяти лет переехал с семьей в Николаевск-на-Амуре. Там он поступил в морское училище, готовившее штурманов. Благодаря своим способностям был замечен главным командиром порта контр-адмиралом Козакевичем и назначен на Тихоокеанскую эскадру. Плавал на различных кораблях, осваивая морское дело, успешно выдержал выпускные экзамены в училище.

По ходатайству Козакевича перед высшими инстанциями в Петербурге Макаров в 1867 г. был произведен в гардемарины с зачислением в воспитанники Морского кадетского корпуса. После двухлетних учебных плаваний в Атлантическом океане Степан Осипович заслужил производство в первый офицерский чин – мичмана. Уже в 1867 г. он напечатал в «Морском сборнике» свою первую научную статью – «Инструмент Аткинса для определения девиации в море».

В 1876 г. Степан Осипович был переведен на Черноморский флот. В это время на Балканах зрела война, и Макаров выдвинул проект, в котором предложил переоборудовать быстроходные паровые корабли для перевозки минных катеров в район стоянки судов противника с целью производства атак. Получив под свое командование пароход «Великий князь Константин», лейтенант Макаров за четыре месяца кропотливой инженерной работы переоборудовал его в соответствии со своим проектом, чем положил начало созданию миноносных кораблей и торпедных катеров. К началу Русско-турецкой войны в апреле 1877 г. пароход встал в боевой строй и вскоре начал крейсерские действия у турецких анатолийских берегов. Макаров осуществил несколько успешных атак турецких кораблей спускаемыми на воду катерами, использовал шестовые мины, впервые в русском флоте применил самодвижущуюся мину-торпеду Уайтхеда.

После окончания войны Макаров занимался эвакуацией войск, а в 1880–1881 гг. был привлечен генералом М. Скобелевым к участию в среднеазиатской Ахалтекинской экспедиции. На новом театре военных действий он организовывал водную доставку грузов и припасов из Астрахани в Красноводск. Знаменитый Скобелев был чрезвычайно доволен своим помощником по морской части, и в знак взаимного расположения они обменялись Георгиевскими крестами (со скобелевским Георгием Макаров не будет расставаться до последнего дня своей жизни).

В конце 1881 г. Макаров был назначен командиром парохода «Тамань», стоявшего стационаром в Константинополе. Корабль почти не двигался, что побудило Макарова заняться исследованием течений в проливе Босфор. Написанный в результате этих исследований труд «Об обмене вод Черного и Средиземного морей» был удостоен премии Российской академии наук.

В 1886–1889 гг., командуя парусно-винтовым корветом «Витязь», он совершил кругосветное плавание из Кронштадта – через Магелланов пролив, Йокогаму, Сингапур, Суэцкий канал, Гибралтар. Степан Осипович провел многие гидрологические и метеорологические наблюдения, которые затем изложил в двухтомной работе «“Витязь” и Тихий океан». Плавание получило широкую известность и принесло исследователю новые награды от Академии наук.

В 1890 г. Макаров, произведенный в контр-адмиралы, стал младшим флагманом на Балтийском флоте, в следующем году – главным инспектором морской артиллерии. Сочетая инспекторскую работу с исследованиями, он изобрел бронебойные наконечники к артиллерийским снарядам, которые впоследствии успешно использовались в Русско-японской войне. С 1894 г. Степан Осипович командовал эскадрой в Средиземном море, держа флаг на броненосце «Николай I», затем с эскадрой перешел в Тихий океан. В связи с агрессией Японии против Китая (1894–1895) он предложил командующему Тихоокеанской эскадрой адмиралу Тыртову ряд мер по укреплению флота на случай войны. В отличие от многих высших петербургских сановников и военно-морских чинов Макаров предвидел возможность столкновения с Японией и отчетливо представлял трудности этой войны. Результатом раздумий флотоводца-ученого над проблемой боевой готовности русского флота стал его капитальный труд «Рассуждения по вопросам морской тактики» (1897). В труде с эпиграфом «Помни войну» он изложил основы ведения эскадренного боя кораблями броненосного флота, большое внимание было уделено также анализу роли морального фактора в морских сражениях.

В конце 1890-х гг. Макаров переключил свою энергию на арктические исследования, и плодом его деятельности стал первый в России ледокол «Ермак». Самый мощный в мире ледокол строился в Ньюкасле по его инициативе, под его наблюдением и при личном участии Степана Осиповича в конструировании многих узлов. В марте 1899 г. он перешел на построенном ледоколе из Ньюкасла в Кронштадт, преодолев льды Финского залива, затем совершил поход в Ревель (Таллин). После этих испытаний Макаров водил «Ермак» в арктические экспедиции к Шпицбергену, Земле Франца-Иосифа и северо-западному берегу Новой Земли.

С.О. Макаров

В 1899 г. Степан Осипович был назначен главным командиром Кронштадтского порта. При спасении в 1900 г. броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» у острова Гогланд по предложению Макарова использовалась радиосвязь – изобретение А.С. Попова.

Помня о надвигающейся войне с Японией, Степан Осипович сожалел, что ему не поручают дальневосточных дел.

В конце января 1904 г. грянула война с Японией, и сразу же Макаров обратился к морскому министру с письмом, где высказал свои опасения по поводу судьбы Тихоокеанской эскадры и Порт-Артура. В феврале высочайшим повелением Макаров был назначен командующим флотом на Тихом океане, и ему пришлось своей жизнью заплатить за те ошибки, которые он тщетно пытался предотвратить с Кронштадта.

Прибыв в Порт-Артур 24 февраля и на месте ознакомившись с ситуацией, Макаров начал энергично действовать. Вслед за инструкциями для боя, организации сигнальной связи, перекидной стрельбы, разведения котлов, разосланными по эскадре, он приступил к практическому обучению экипажей. Командующий организовал регулярные выходы эскадры в море для производства маневрирования и стрельб, ведение тщательной разведки противника, постановку минных и других заграждений в Порт-Артурской гавани, траление мин противника на внешнем рейде.

Макаров запросил в Морском министерстве переброски по железной дороге из Балтики в Порт-Артур в разобранном виде восьми миноносцев и неразобранных сорока двадцатитонных миноносок, но эта просьба так и осталась без внимания.

30 марта 1904 г. Степан Осипович выслал отряд миноносцев в разведывательный рейд, а на следующее утро, узнав, что один из миноносцев («Страшный») расстреливается японцами в море, выслал ему на выручку крейсер «Баян», затем и сам вышел в море, держа флаг на броненосце «Петропавловск». Отогнав неприятеля и преследуя его, Макаров встретил главные силы японского флота и повернул назад, в Порт-Артурскую гавань. В 2,5 мили от берега «Петропавловск» подорвался на японской якорной мине, от взрыва мины произошла детонация боезапаса в носовом артиллерийском погребе, и в результате нового мощного взрыва корабль быстро затонул. Так погиб вице-адмирал Макаров. (На этом же корабле погиб художник В. Верещагин.)

Макаров был искусным воспитателем высокого боевого духа личного состава. Его любимый девиз «Помни войну» ценен именно потому, что Макаров понимал его как необходимость постоянно учить личный состав тому, что потребуется на войне, настаивал, чтобы корабли строились и оборудовались исходя из требований войны.

Придавая особое значение моральному фактору в войне, Макаров всегда и в своих теоретических работах и особенно в практической деятельности заботился о поднятии морального духа личного состава.

Степан Осипович Макаров погиб на 56-м году жизни, честно исполняя свой долг по защите родины. В честь его был назван броненосный крейсер, в Кронштадте и Николаеве сооружены памятники. Славный моряк оставил потомкам свыше пятидесяти научных работ.

(Использованы материалы с сайта http: //)

С.Г. Малыгин: и капитан-командор, и ледокол

Начальник западного отряда Великой Северной экспедиции, на который возлагалось картографирование побережья между устьями Печоры и Оби, Степан Гаврилович Малыгин считался на русском флоте блестящим знатоком штурманского дела.

В 1711 г. он учился в Московской навигацкой школе, в 1717 г. окончил ее и был направлен на флот гардемарином. В 1728 г. Малыгина произвели в унтер-лейтенанты.

Плавая на различных судах из Балтийского моря в Баренцево, Малыгин получил хорошую морскую подготовку и вскоре стал крупнейшим специалистом штурманского дела. В 1731 г. он представил на отзыв в Академию наук свой труд, первое в русском флоте руководство по навигации. В нем Малыгин подробно описал устройство морского компаса и правила пользования им, дал общее понятие о градусной сетке глобуса, объяснил методы плавания при помощи плоских и меркаторских карт с приложением самих карт и пояснительных чертежей. Описание метода кораблевождения по редукционной карте, составленное Малыгиным, было сделано на высоком по тому времени научном уровне.

Книга получила положительный отзыв Академии наук и к 1733 г. была издана.

В феврале 1734 г. по инициативе президента Адмиралтейств-коллегии адмирала Н.Ф. Головина для подготовки штурманов военно-морского флота была учреждена Штурманская рота. Малыгин был назначен в нее преподавателем.

Но Малыгин вынужден был прервать свою работу в Штурманской роте. В начале 1736 г. его назначили начальником западного отряда Великой Северной экспедиции.

Малыгину предписывалось организовать специальный сухопутный отряд для постановки на побережье Обской губы приметных знаков (маяков) и измерения расстояния между ними, а также для поиска удобных мест стоянок и зимовок кораблей. Адмиралтейств-коллегия предписывала также укомплектовать экипаж наиболее крепкого коча надежными людьми и весной выйти из Печоры к проливу Югорский Шар, куда должны были подойти боты «Первый» и «Второй», построенные в Архангельске. Вступив возле Югорского Шара в командование всеми судами, Малыгин должен был отправиться для картографии побережья.

Приняв в свое ведение суда и команду, Малыгин начал деятельно готовиться к экспедиции на «Экспедиции», получившей в результате двухлетнего плавания во льдах серьезные повреждения. Вскоре коч был готов к походу. 27 мая, когда прошел лед, Малыгин по промеренному фарватеру направился из Пустозерского острога вниз по Печоре.

28 мая судно достигло устья. Вскоре коч подвижкой льда был выброшен на мель, а затем прижат к берегу. У судна был сорван руль и сломан форштевень. Малыгин приказал выгрузить на берег продовольствие и снаряжение экспедиции. Ему удалось спасти всех людей и большую часть экспедиционного груза.

Пришлось вернуться к месту зимовки и приступить к ремонту второго коча – «Оби». 18 июня ремонт был закончен, и отряд Малыгина снова отправился вниз по Печоре.

Пройдя от устья Печоры на сорок миль к востоку, вдоль побережья Ледовитого океана, коч встретил тяжелый лед. В течение недели «Обь» пробивалась сквозь льды. Только 29 июня судно подошло к острову Варандей, расположенному у материка, к востоку от Гуляевских Кошек – гряды островков и мелей, отгораживающей Печорскую губу от Баренцева моря. С большим трудом 22 июля коч подошел к островам Матвеева и Голец. Малыгин решил стать на якорь и ожидать улучшения условий плавания.

3 августа ледовая обстановка несколько изменилась, и судно смогло продолжать плавание. В это время к острову Матвеева пришли из Архангельска построенные для отряда боты «Первый» и «Второй» под командой лейтенантов Скуратова и Сухотина.

7 августа все три судна направились дальше на восток, и уже на следующий день они прибыли в пролив Югорский Шар и стали на якорь у острова Вайгач, между мысами Сухим и Перевозным.

Малыгин, перейдя на бот «Первый», отправил «Обь» под командованием лейтенанта Сухотина в Архангельск, а командиром «Второго» назначил лейтенанта Скуратова. Более двух недель простоял отряд Малыгина в Югорском Шаре и только 24 августа пробился сквозь лед и вышел в Карское море.

Дойдя до острова Мясной (или Местный), расположенного в двенадцати милях к востоку от входа в Югорский Шар, суда снова были вынуждены стать на якорь.

Тринадцать дней простояли суда у острова Мясного. За это время участники экспедиции описали остров и прилегающие к нему берега материка, зафиксировали наблюдения над приливами и поведением компаса, описали небольшие речки, впадающие в этом районе в море, и определили широту места.

5 сентября Малыгин повел свои суда на юго-восток, вдоль берегов Югорского полуострова.

11 сентября Малыгин достиг устья реки Кары. Здесь экспедиция определила широту и долготу места, измерила глубину губы и устья реки и нашла фарватер для прохода судов в губу.

Частые и сильные сжатия льдов грозили раздавить суда. Поднявшись на 65 км вверх по реке Каре и выбрав удобное место для стоянки судов, отряд 26 сентября 1736 г. стал на зимовку.

6 ноября к месту зимовки прибыл сухопутный отряд геодезиста Василия Селифонтова, который еще ранней весной был отправлен из Пустозерска на оленях для описи берегов полуострова Ямал. Пройдя большеземельскую тундру, Селифонтов пересек Югорский полуостров, южную часть Ямала, достиг западных берегов Обской губы и отсюда направился на север.

Ледокольный пароход «Малыгин»

В течение июля и августа он закартографировал и сделал опись восточных и западных берегов Ямала, установил по побережью большое количество приметных знаков, осмотрел устья рек, впадающих в Обскую губу и в Карское море, измерил их глубины и течения и обследовал южные берега острова Белого. Работа Селифонтова оказала большую помощь Малыгину при осуществлении им главной задачи экспедиции – плавания вокруг Ямала в Обь.

С наступлением светлых дней Малыгин вновь направил отряд геодезиста Селифонтова для картографии берегов острова Белого, а сам с людьми, зимовавшими в Обдорске, в начале мая возвратился к месту зимовки и начал готовиться к дальнейшему плаванию.

4 июля 1737 г., когда ледовая обстановка несколько улучшилась, суда продолжили путь и 9 июля достигли южной части Байдарацкой губы. Здесь отряд находился несколько дней, производя измерение глубин и наблюдая приливо-отливные явления. 12 июля суда снялись с якоря, достигли берегов Ямала и вдоль них стали пробиваться на север. К 18 июля Малыгин достиг устья реки Юрибей, а через три дня прошел Мутную губу и Шараповы Кошки и к утру 23 июля вышел в пролив, отделяющий полуостров Ямал от острова Белого (теперь пролив Малыгина). Отряд изучил течения, характеристики морских вод, во многих местах измерил глубину пролива, определил широту и долготу места.

Только 16 августа, при сильном северо-западном ветре, Малыгин смог продолжать путь на восток и через сутки, обогнув Ямал, вошел в Обскую губу. 11 сентября Малыгин достиг устья Оби. Работы отряда приближались к концу. 1 октября суда прибыли в Березов и стали на зимовку.

Здесь Малыгин передал командование отрядом лейтенанту Скуратову, а сам отправился в Петербург докладывать Адмиралтейств-коллегии о проделанной работе.

С.Г. Малыгину удалось составить первую карту, которая давала представление о побережье Северного Ледовитого океана от Югорского Шара до устья Оби. Эта карта была использована при составлении сводной карты Великой Северной экспедиции, а очертания южных берегов Карского моря в том виде, как они были определены Малыгиным, в течение долгого времени сохранялись на картах мира. Интересные и весьма разносторонние географические сведения, собранные Малыгиным о крае, до этого еще мало известном науке, принесли ему вполне заслуженную славу выдающегося полярного исследователя и мореплавателя. Большая их часть до сих пор не утратила своего значения.

В феврале 1738 г. Малыгин прибыл в Петербург, привезя с собой материалы работ отряда (журналы, карты и записи). 9 марта Малыгин доложил Адмиралтейств-коллегии о результатах научных наблюдений и исследований. Адмиралтейств-коллегия высоко оценила результаты работ Малыгина и поручила профессорам Морской академии составить на основании представленных им записей «экстракт», полезный для мореплавания.

Отчитавшись в работе отряда, Малыгин возвратился к практической подготовке штурманов. В 1738 г. он был назначен командиром корабля и совершал плавания в Балтийском и Северном морях. В это же время Малыгин ходатайствовал перед Адмиралтейств-коллегией о предоставлении ему специального судна для плавания из Кронштадта в Архангельск и обратно с целью обучения штурманских учеников на практике. Адмиралтейств-коллегия приняла это предложение и выделила в распоряжение Малыгина фрегат «Амстердам Галей» и сорок учеников.

В течение последующих трех лет С.Г. Малыгин неоднократно плавал по Финскому заливу и Балтийскому морю и, командуя в летнее время пятидесятичетырехпушечным кораблем, принимал участие в военных действиях против шведов во время войны 1742–1743 гг.

В 1741 г. Малыгин был назначен командиром Штурманской роты.

Заботясь о подготовке специалистов-штурманов в единственном в то время учебном заведении, выпускавшем штурманов для флота, Малыгин ввел в систему обучения ряд улучшений и нововведений.

В 1751 г. Малыгина назначили командиром корабля «Рафаил».

К этому времени Степан Гаврилович Малыгин прослужил во флоте уже около 35 лет. Здоровье его заметно пошатнулось. В 1751 г. он обратился в Адмиралтейств-коллегию с просьбой предоставить ему вакантное место «капитана над Рижским портом», то есть службу на берегу. Уйти в отставку он не мог, так как никакого состояния своей бескорыстной службой не нажил и вынужден был служить до последних дней своей жизни. Однако Адмиралтейств-коллегия не сразу удовлетворила его просьбу. Только через два года ему было предоставлено это место, и он вступил в исполнение обязанностей «капитана над Рижским портом». Начавшаяся в 1756 г. Семилетняя война, в которой Россия совместно с Австрией выступила против агрессивной Пруссии, застала Малыгина на этом посту. Как хороший организатор и администратор, он энергично действовал при отправке войск и снаряжения в район действий, а также при подготовке кораблей к различным операциям.

В 1762 г. Малыгин получил чин капитан-командора и одновременно был назначен начальником адмиралтейской конторы в Казани.

Здесь, оторванный от любимого морского дела, 1 августа 1764 г. Малыгин скончался.

Российские моряки и ученые высоко ценят выдающиеся заслуги замечательного русского мореплавателя и полярного исследователя Степана Гавриловича Малыгина. Его имя было присвоено ледоколу, вписавшему немало замечательных страниц в историю арктического мореплавания. Имя Малыгина носят пролив, отделяющий остров Белый от полуострова Ямал, самый северный мыс полуострова Ямал, течение и якорная стоянка на северном побережье полуострова Ямал.

А.Ф. Миддендорф: познавший тайны северных земель

А.Ф. Миддендорф (1815–1894) оставил богатое научное наследие не только как крупнейший натуралист, но и как неутомимый путешественник и деятель сельскохозяйственной науки России первой половины XIX в., внес большой вклад в биогеографию и экологию, мерзлотоведение и геоморфологию, сформулировал принципы организации орошаемого земледелия и даже вывел высокопродуктивную породу молочного скота.

Александр Федорович Миддендорф родился 6 (18) августа 1815 г. в Санкт-Петербурге в семье педагога – директора гимназии Ф.И. Миддендорфа, среднее образование получил в 3-й петербургской гимназии. Летом жил в имении родителей в озерно-лесном крае южной Эстонии, где целые дни проводил в лесах и болотах с охотничьим ружьем – подарком отца. С юных лет он мечтал стать натуралистом и путешествовать в неизвестные страны.

После окончания гимназии в 1832 г. Александр стал студентом медицинского факультета знаменитого Дерптского (ныне Тартуского) университета, который окончил в 1837 г. со степенью доктора медицины. Увлекался географией, зоологией и другими естественными науками. Для совершенствования своих знаний Миддендорф два года работал в университетах Берлина, Бреславля, Вены, Гейдельберга под руководством крупнейших специалистов.

По возвращении из-за границы Миддендорф получил назначение в Киевский университет, где, сначала в качестве адъюнкта, а затем экстраординарного профессора кафедры зоологии, читал курсы зоологии и одним из первых в России подготовил курс этнографии. Знакомство с выдающимся ученым-натуралистом академиком К.М. Бэром имело огромное влияние на направление научной деятельности молодого ученого. Он участвовал в совместной с Бэром экспедиции в 1840 г. к берегам Кольского полуострова. Затем самостоятельно пересек полуостров от Колы до Кандалакши, собрав зоологические и геологические коллекции. Все это показало хорошую научную и физическую подготовленность Мидцендорфа к проведению больших исследовательских работ в условиях Севера России.

По рекомендации К.М. Бэра Петербургская академия наук поручила А.Ф. Миддендорфу возглавить Сибирскую экспедицию. Перед отъездом он тщательно изучил дневниковые записи и карты далеких предшественников – участников Великой Северной экспедиции – Д. Овцына, В. Прончищева, С. Челюскина, Х. Лаптева и др., а также составленную Бэром подробную сводку всех имеющихся сведений о вечномерзлой почве и ископаемых льдах Сибири.

Экспедиция, включавшая самого начальника, а также датчанина лесничего Тора Брандта (хорошего рисовальщика и прекрасного стрелка) и эстонца препаратора Михаила Фурмана, в конце ноября 1842 г. выехала в Москву и по Сибирскому тракту прибыла в Омск накануне нового, 1843 года. В состав отряда был включен унтер-офицер Корпуса военных топографов В.В. Ваганов, проводивший впоследствии съемки всех маршрутов экспедиции и ставший надежным помощником и другом Миддендорфа. Съездив в Барнаул за изготовленным там разборным станком для бурения скважин, он со спутниками направился через Томск и Ачинск в Красноярск. Отсюда путешественники на лошадях, затем на собаках, оленях, пешком прошли по льду Енисея до Дудинки, затем спустились по реке Боганиде к низовьям Хатанги, к озеру Таймыр и по одноименной реке спустились к Таймырскому заливу. В тяжелейших условиях были собраны богатые коллекции геологических образцов, 8500 гербарных листов, около тысячи экземпляров млекопитающих, более 500 тушек птиц, а также сотни представителей рыб и беспозвоночных.

Архивные материалы свидетельствуют об исключительном мужестве и выдержке молодого ученого, когда он, изнуренный тяжелейшими условиями похода и жестокой болезнью, был не в силах двигаться дальше и в течение восемнадцати суток оставался в полном одиночестве на суровом берегу Таймырского озера, в то время как его спутники были им посланы за помощью к ненцам. В просторах сурового Таймыра экспедиция прошла с юга на север и с запада на восток около 1500 км. Немного оправившись от болезни, Миддендорф и его спутники пускаются в обратный путь и прибывают в Красноярск 14 января 1844 г.

После краткого пребывания в Красноярске отряд Миддендорфа через Иркутск, по долине Лены достиг Якутска в феврале 1844 г.

Сведения о многолетнемерзлых породах, впервые полученные Миддендорфом, были единственными научно обоснованными данными об этом явлении вплоть до XX в. После его исследований исчезли всякие сомнения в существовании вечной мерзлоты, которые высказывали многие западноевропейские ученые.

Стремясь выяснить внутренние связи животного и растительного мира с местным климатом, Миддендорф дал первую обобщающую характеристику климата Сибири. При этом он рассматривал Сибирь как «резервуар холода», оказывающий соответствующее влияние на климат Европы, и первым назвал Якутию «мировым полюсом холода».

Воспользовавшись пребыванием в Якутске, ученый с большим интересом работал в городском архиве, а также собирал материал о якутском фольклоре и языке.

В конце марта 1844 г. экспедиция Миддендорфа из Якутска направилась к Амгинской слободе, где были проведены геотермические наблюдения и подготовлено снаряжение для предстоящего неизученного тысячекилометрового пути, изобиловавшего бесчисленными препятствиями в виде горных кряжей, глубоких долин, бурных рек. Весьма примечательными были «ледяные долины» (например, р. Селенды), в которых русло пролегало в сплошном слоистом льду.

Перевалив через Становой хребет, отряд в начале июня подошел к реке Уде, по которой первопроходцы на сооруженной ими кожаной байдаре спустились к Охотскому морю с целью исследования Шантарских островов. Однако из-за скопления льда у берегов добраться до островов удалось лишь в начале августа. В результате работы на трех островах (Большой и Малый Шантар, о. Феклистова) были значительно дополнены сведения о климате Приохотья, собраны большие коллекции (зоологические, ботанические, геологические), которые затем были отправлены с Т. Брандтом в Якутск для дальнейшей пересылки в Петербургскую академию наук.

А.Ф. Миддендорф

На маленьком кожаном ботике Миддендорф и Ваганов прошли для проведения съемки по Охотскому морю до устья реки Тугур, откуда выступили на оленях вместе с эвенками в зимний поход на запад. Вдоль рек Тугур, Немилен, Керби, перевалив через Буреинский хребет, спустились в долину Бурей и, продвигаясь по долинам ее притоков и вдоль Зеи, 12 января 1845 г. достигли Амура.

Добравшись верхом до места слияния рек Шилки и Аргуни, они затем проследовали через Нерчинск. Читу, Иркутск и прибыли в Красноярск.

А.Ф. Миддендорф возвратился в Петербург 5 марта 1845 г. и был встречен с большим почетом. Его путешествие длилось 841 день, при этом было пройдено на лошадях, собаках, оленях и пешком около 30 тыс. км.

В августе 1845 г. Миддендорф был избран действительным членом Русского географического общества и в следующем году – заместителем председателя Отделения этнографии. В то же время он стал адъюнктом Академии наук по кафедре зоологии, затем, в 1850 г., экстраординарным академиком, в 1852 г. – ординарным академиком. В 1865 г. Петербургская академия наук избрала его своим почетным членом.

Дальнейшая научная деятельность А.Ф. Миддендорфа развернулась в области сельского хозяйства: он разрабатывал вопросы улучшения местной породы крупного рогатого скота путем скрещивания с лучшими зарубежными породами и практически вывел новую высокопродуктивную молочную породу, а позже проводил опыты по созданию эстонской породы лошадей-тяжеловозов.

В 1867 г. благодаря большому опыту и энциклопедическим знаниям ученый был приглашен в качестве консультанта и спутника к путешествию одного из великих князей по Средиземному морю и к островам Зеленого Мыса, а в 1868 г. – на юг Западной Сибири, где он провел наблюдения в Барабинской лесостепи и затем в отчете дал общее географическое описание этой территории, ее почв и их плодородия, режима озер и других особенностей.

В 1870 г. Миддендорф сопровождал великого князя Алексея в плавании в арктические воды на корвете «Варяг», который проводил гидрологические и метеорологические наблюдения. Измерения, выполнявшиеся под руководством Миддендорфа, впервые позволили выявить распространение северной ветви теплого течения Гольфстрим на восток в направлении к Новой Земле. Это явление, по мысли Миддендорфа, имеет существенное значение для развития рыбного и зверобойного промысла, так как для рубежа теплых и холодных вод характерно обилие рыбы и морских животных.

В 1883–1885 гг. Миддендорф, как большой знаток вопросов животноводства, был приглашен в качестве руководителя нескольких экспедиций по обследованию состояния скотоводства в северной половине европейской части России. В результате первого года работы был издан большой том трудов экспедиции и атлас фотографий.

Большое научное наследие А.Ф. Миддендорфа до сих пор представляет значительный интерес. Он развивал идеи единства природы, тесной взаимосвязи между компонентами природы и хозяйственной деятельностью человека.

А.Ф. Миддендорф – один из крупнейших русских ученых, заложивших основы экологии. Им на огромном фактическом материале Сибири и Дальнего Востока развиты новые представления об адаптации организмов, о закономерностях их географического размещения, об особенностях миграции фауны и флоры под воздействием природной среды.

Многогранная деятельность Александра Федоровича Миддендорфа получила заслуженное признание. Он был награжден Королевской Золотой медалью Лондонского Географического общества, Золотой Константиновской медалью, Золотой медалью К. Бэра, избран почетным членом Общества землеведения в Берлине, Дерптского общества естествоиспытателей, Петербургской академии наук, Русского географического общества.

Последние годы жизни тяжелобольного А.Ф. Миддендорфа прошли в эстонской родовой усадьбе Хелленурме, где он скончался 16 января 1894 г. и был похоронен на семейном кладбище.

Н.Н. Миклухо-Маклай: друг темнокожих народов

Среди славной плеяды путешественников Николай Николаевич Миклухо-Маклай представляет собой уникальное явление. Его книги дарят многим радость общения с природой и людьми далекой земли, затерянной в Тихом океане, учат быть добрыми и открытыми, заставляют по-новому взглянуть на окружающий мир.

Н.Н. Миклухо-Маклай – русский этнограф, антрополог и путешественник, выдающийся ученый, изучавший коренное население Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании. Его имя носит знаменитый Берег Маклая – участок северо-восточного побережья Новой Гвинеи.

Сейчас мало кто знает истинную протяженность его маршрутов. Ведь кроме знаменитых пятнадцати месяцев жизни на Берегу Маклая было еще множество других путешествий, полных опасных приключений. Были собраны драгоценные материалы о жизни неизвестных народов.

Будущий путешественник родился 17 июля 1846 г. в деревне Рождественской близ г. Боровичи Новгородской губернии. В его роду числились выходцы из Германии, Польши, Шотландии. Отец будущего путешественника, Николай Миклуха, был дворянином, но прежде всего гордился своим дедом Степаном – хорунжим одного из казацких малороссийских полков, отличившегося при взятии Очакова в 1772 г.

В 1858 г. семья переехала в Петербург, где мальчика отдали в школу, а затем (в 1859-м) – во Вторую казенную гимназию. Окончив курс гимназии, в 1863 г. он поступил вольнослушателем на физико-математический факультет Петербургского университета, одновременно посещая лекции в Медико-хирургической академии. Уже в начале 1864 г. за участие в студенческих волнениях он был исключен без права поступления в высшие учебные заведения России. На средства, собранные студенческим землячеством, Миклухо-Маклай уехал за границу, чтобы продолжить образование в Германии. В течение двух лет он слушал лекции на философском факультете Гейдельбергского университета, затем изучал медицину в Лейпцигском (1865) и Йенском (1866–1868) университетах.

В те годы среди ученых-естествоиспытателей шли жаркие споры по поводу различных теорий о происхождении человека. Одни утверждали, что все народы мира произошли от единого предка, другие отстаивали противоположную точку зрения. Среди них было много таких, которые считали, что «цветные» народы стоят ближе к животным, чем европейцы.

В Йенском университете преподавал знаменитый естествоиспытатель, убежденный сторонник идей Дарвина, Эрнст Геккель. Новый студент вскоре обратил на себя внимание профессора, и тот в 1866 г. предложил ему участвовать в путешествии на Мадейру и Канарские острова в качестве своего ассистента. После этого, войдя во вкус полевой работы, Миклухо-Маклай направился в Марокко и пешком обошел эту небезопасную для европейца страну, потом побывал на Сицилии, в Испании и Франции. В этот период он под влиянием Геккеля занимался изучением морской фауны. Это же занятие он в 1869 г. продолжил на Красном море. Чтобы избежать стычек с мусульманами, молодой ученый выучил арабский язык и преобразился в араба: обрил голову, окрасил лицо и надел арабскую одежду.

В России Миклухо-Маклай по рекомендации Геккеля начал работать под руководством одного из патриархов русской науки, академика Карла Бэра. Кроме морской фауны знаменитого ученого очень интересовали проблемы происхождения человека. Он привлек своего молодого помощника к исследованию первобытных народов с этнографическими и антропологическими целями. Николаю Николаевичу все же удалось выхлопотать разрешение на то, чтобы его взяли на российское военное судно, направлявшееся в нужный ему район. В заливе Астролябия на Новой Гвинее, где не ступала нога белого человека, он в сопровождении двух слуг должен был высадиться на берег и остаться там среди папуасов, слывших и действительно являвшихся людоедами.

На нужды экспедиции Географическое общество выделило всего 1350 рублей.

27 октября 1870 г. военный корвет «Витязь» вышел из Кронштадта. Его маршрут проходил через Магелланов пролив, поэтому Миклухо-Маклай смог провести некоторые исследования на островах Пасхи, Таити и Самоа. У главной цели своего путешествия ученый оказался 19 сентября 1871 г. И капитан корвета Назимов, и видавшие виды матросы «Витязя» считали, что высаживаться следует только в сопровождении вооруженного отряда. Но Миклухо-Маклай отказался. Вместе с двумя слугами, Ульсоном и Боем, он отправился к берегу.

Папуасы встретили незваных гостей враждебно. Желая напугать, в них стреляли. Перед их лицами размахивали копьями. Но поразительная выдержка и презрение к смерти Маклая, а также его всегда ровное и дружелюбное поведение помогли преодолеть недоверие. Вскоре папуасы стали его друзьями, часто приходили в гости, приносили подарки. Туземцы разрешали ученому измерять себя, состригать волосы с головы. Он свободно передвигался по острову, сделал прекрасные зарисовки, осуществил съемку участка побережья от мыса Круазиль до мыса Короля Вильгельма.

Н.Н. Миклухо-Маклай. Фото 1880 г.

Путешественник не только изучал папуасов – он делил с ними радость и горе, лечил, рассказывал о далеких странах. Ученый сумел во время своего пребывания прекратить междоусобные войны на острове. Туземцы платили ему привязанностью.

Тем не менее папуасы были совсем не безобидны. В их миролюбии сыграли роль не только личные качества путешественника и его доброе отношение к туземцам. Поначалу новогвинейцы, видимо, считали ученого каарам-тамо (Человеком с Луны), бессмертным. Надо отдать должное Тамо-русу – он не обольщался насчет хозяев острова. Когда от воспаления брюшины умирал его слуга Бой, от Маклая не укрылось, что туземцев очень интересует, умрет или нет его слуга. Если умрет, то пришельцы окажутся совсем не богами, а обыкновенными людьми. Трудно сказать, что бы случилось, если бы Бой скончался на глазах у папуасов. Но это произошло ночью. Маклай предпочел не рисковать и опустил тело слуги в океан, чтобы не спровоцировать туземцев на агрессивные действия.

Однако со временем всякие опасения отошли на задний план, но Маклаю становилось все тяжелее заниматься работой. Ульсон был плохим помощником, он часто болел и был ленив. Ученого тоже трепала жестокая лихорадка, обострились хронические заболевания. Кроме того, продукты с «Витязя» подошли к концу, а на острове было очень мало белковой пищи. Непривычный к этому Маклай начал слабеть, но продолжал исследовать даже реакции своего организма на местные условия.

Русское правительство отправило для выяснения его судьбы клипер «Изумруд». 19 декабря 1872 г. он вошел в бухту Астролябия. Узнав о том, что их соотечественник жив, матросы громко закричали «ура!».

Вначале Маклай, несмотря на плохое самочувствие, наотрез отказывался уезжать, не закончив работу. Он был уверен, что Географическое общество не выделит денег для новой экспедиции, и просил лишь оставить ему продовольствие. Однако капитан «Изумруда» уговорил ученого отдохнуть в нидерландских колониальных владениях в Восточной Индии. Ему было точно известно, что скоро в эти места прибудет научная экспедиция, которая сможет взять с собой Маклая. Трогательно простившись с папуасами и пообещав, что вернется, Тамо-рус под грохот длинных новогвинейских барабанов благополучно отбыл на борт «Витязя».

Следующее свидание с папуасами, однако, произошло не так скоро, как предполагал Миклухо-Маклай. По дороге он пришел к выводу о необходимости сравнительного изучения папуасов, меланезийцев и филиппинских негритосов. С этой целью ученый побывал на Филиппинах, остановился в Сингапуре, на острове Ява, где жил в резиденции генерал-губернатора в городе Бейтензорге. Здесь Маклай отдохнул, подлечился, разобрал материалы первой экспедиции.

В 1873 г. он вновь отправился в длительное путешествие, сначала на остров Амбоин в Южном Молуккском архипелаге, а потом на берег Папуа-Ковиай Новой Гвинеи. Здесь у мыса Айва путешественник построил хижину и поселился в ней. На этот раз его сопровождали 16 человек. Однажды Маклай ушел далеко в глубь острова, чтобы исследовать район возле озера Камака-Валлар. Здесь он открыл неизвестное ранее племя папуасов ваау-сирау. А в это время на берегу разыгралась страшная трагедия. На местных папуасов напали туземцы из бухты Кируру. Папуасы из Кируру победили, а заодно разграбили хижину Маклая, с особой жестокостью убив его людей.

Как выяснилось позже, папуасы искали Маклая, чтобы убить. Их подстрекал к этому давний недоброжелатель Тама-руса, глава одной из близлежащих деревень по имени Суси. Через несколько дней большой отряд повторил нападение, но ученый и оставшиеся в живых члены его группы успели перебраться на остров Айдум.

Вскоре на этом острове появился Суси с отрядом. Маклай, отличавшийся отчаянной храбростью, узнав об этом, спокойно допил кофе, взял пистолет и в сопровождении всего двух человек отправился к пироге, на которой прибыли разбойники. Суси не было видно. Тростниковая крыша не позволяла заглянуть в глубь лодки. Тогда Маклай сдернул крышу, схватил огромного папуаса за горло и приставил пистолет к его виску. Спутники Суси не посмели вмешаться даже тогда, когда их командира связали. Позже его передали голландским властям. Больше Маклая и его спутников не тревожили.

Закончив работу, путешественник вернулся на Амбоин, где тяжело заболел лихорадкой. В Европе о нем долгое время ничего не знали. Английское правительство приказало капитану одного из своих военных кораблей срочно заняться поисками. Тот выполнил задание, но нашел Маклая в таком состоянии, что был уверен в его близкой смерти. Однако сила духа Тамо-руса опять победила смерть. Он вновь продолжил исследования на Малаккском полуострове, где в верховьях реки Пахан нашел остатки вымирающего племени оран-секай (семанг), но приступы лихорадки вынудили его отправиться в Сингапур.

Едва оправившись от болезни, Миклухо-Маклай в 1876 г. посетил о. Яп (Каролинские острова), острова Адмиралтейства, а потом выполнил обещание и вернулся в бухту Астролябии.

Старая хижина была разрушена землетрясениями и муравьями, но матросы с корабля и туземцы выстроили новую. Маклай сам посадил вокруг нее пальмы и разбил новый огород. Научная работа была продолжена. За 17 месяцев ученый исследовал 150 папуасов, собрал уникальные сведения о папуасских танцах, бытовых пантомимах, праздниках.

Дни и месяцы летели быстро. К лихорадке Маклая прибавилась еще и невралгия. Поэтому, когда к берегу случайно подошла британская шхуна, он решил покинуть Новую Гвинею. Пообещав вернуться, он предупредил друзей, что сюда могут приплыть злые белые люди, которые будут убивать и забирать людей в рабство.

В 1883 г. он в третий – и последний – раз посетил Берег Маклая, но прожил там всего 2 дня. Здесь его ожидали печальные перемены. На берегу побывали торговцы «черным товаром». Многие друзья были убиты или умерли. Оставив папуасам быка, корову, козла и козу, семена кукурузы и других растений, Маклай вновь отправился в Сидней. Врачи давно предупреждали, что тропики пагубно действуют на его здоровье, а климат Австралии, наоборот, благоприятен.

Здесь при его непосредственном участии была создана зоологическая станция. В этом активную поддержку путешественнику оказал премьер-министр австралийского штата Новый Южный Уэльс, сэр Джон Робертсон. Его дочь, двадцатидвухлетняя Маргарет, вскоре стала самым дорогим человеком для Маклая.

Супруги прожили вместе всего четыре года. В 1887 г. с двумя маленькими сыновьями они приехали в Петербург. Завершить обработку материалов экспедиций ученый не успел. Лишь часть его огромной работы была опубликована в немецких и русских журналах. Окончились неудачей и его попытки оградить туземцев от насилия со стороны европейских стран. В 1888 г. Германия объявила Новую Гвинею своим владением. Миклухо-Маклай успел выразить протест, но 14 апреля этого же года скончался в Петербурге. Ему было всего 42 года.

…Маргарет с детьми вернулась в Сидней. Все из наследия мужа, что представляло малейшую научную ценность, она передала музеям Петербурга и Сиднея. Все оставшиеся 48 лет своей жизни она чтила память о Николае Николаевиче и воспитывала детей и внуков с, чувством благоговейной памяти об отце и деде. Их потомки до сих пор живут в Австралии и бережно хранят память о своем удивительном предке.

И.Ю. Москвитин: искавший «Серебряную гору»

Иван Юрьевич Москвитин – русский землепроходец, которому суждено было оставить заметный след в истории великих открытий на Дальнем Востоке. Первые упоминания об И.Ю. Москвитине, как о рядовом пеших казаков, относятся к 1626 г.

Документы о Москвитине сообщают весьма скудные сведения. Имеется предположение, что в Сибирь Москвитин прибыл из Москвы или Подмосковья. Отсюда и фамилия-прозвище – Москвитин.

И.Ю. Москвитин служил под началом Д. Копылова в Томске. В 30-х гг. XVII в. он бывал в совместных походах «по ясачному сбору», «по замирению кыргызов», в Алданском походе на восток в экспедиции Д. Копылова, снаряженной в 1636 г. на Вилюй, принимал участие в походе и создании Бутальского острога, возведенного 28 июля 1638 г. Именно в этом походе и возникла идея отыскать на карте дальневосточной ойкумены реку Чирколу с ее «серебряной горой».

В 1639 г. с отрядом казаков он первым достиг Охотского моря: открыл его побережье и Сахалинский залив.

Впервые имя Ивана Юрьевича Москвитина упоминается в архивных документах, датируемых 1631 г., когда он, будучи уже томским казаком, во главе небольшого отряда был послан на реку Ангару. Спустя шесть лет вместе с казаками Д.Е. Копылова он пошел из Томска на реку Вилюй. Зиму 1637 г. провели они на Ленском волоке, летом прибыли в Якутский острог, но на Вилюй не пошли. Речным путем, уже разведанным землепроходцами, отряд весной 1638 г. спустился по Лене до Алдана и пять недель поднимался по этой реке – на сто верст выше устья Майи, правого притока Алдана. От шамана Копылов узнал об огромной реке «Чиркол или Шилкор», протекающей недалеко за хребтом. Речь, несомненно, шла о реке Амур.

По истечении шести недель пути проводники указали устье небольшой и мелкой реки Нюдыми, впадающей в реку Майю слева. Здесь казаки построили два струга и за шесть дней поднялись до истоков реки. Короткий и легкий перевал через открытый ими хребет Джугджур, отделяющий реки системы Лены от рек, текущих к «морю-окияну», Москвитин и его спутники преодолели за день налегке, без стругов.

В верховьях речки, делающей большую петлю на север, прежде чем «пасть» в Улью (бассейн Охотского моря), они построили новый струг и на нем за восемь суток спустились до водопадов, о которых их, несомненно, предупреждали проводники. Здесь вновь пришлось оставить судно; казаки обошли опасный участок левым берегом и построили байдару, транспортную лодку, вмещавшую 20–30 человек. Через пять дней, в августе 1639 г., Москвитин впервые вышел в «Ламск море» (получившее впоследствии название Охотского). Весь путь до «моря-окияна» через совершенно еще неизвестную область отряд прошел немногим более чем в два месяца. Так русские на крайнем востоке Азии достигли северо-западной части Тихого океана.

На Улье, где жили родственные эвенкам ламуты (эвены), Москвитин поставил зимовье. От местных жителей он узнал о сравнительно густонаселенной реке на севере и, не откладывая до весны, выслал 1 октября на речной «посудине» группу казаков; через три дня они добрались до этой реки, получившей название Охота – так русские переиначили эвенкское слово «акат», т. е. река. Оттуда казаки прошли морем дальше на восток, обнаружили устья нескольких небольших рек, осмотрев более 500 км северного берега Охотского моря, и открыли Тауйскую губу. В «Росписи рекам…» за Ульей перечислены (названия слегка искажены) реки Урак, Охота, Кухтуй, Ульбея, Иня и Тауй. Поход на утлом суденышке показал необходимость строительства морского коча. Зимой 1639/40 гг. в устье Ульи началась история русского тихоокеанского флота. Казаки построили два крепких коча с мачтами, чтобы можно было ходить по морю. Казаки отбили нападения эвенков, не желавших платить ясак «государю всея Руси». Да и что могли сделать эвенки со своими костяными стрелами, копьями и рогатинами против кремневых пищалей казаков, засевших в острожке за толстыми стенами…

От одного пленника Москвитин узнал о существовании на юге «реки Мамур» (Амур), в устье которой и на островах живут «гиляки сидячие» – нивхи (Амур).

В конце апреля – начале мая 1640 г. Москвитин отправился морем на юг, захватив с собой пленника в качестве проводника. Они прошли вдоль всего западного гористого берега Охотского моря до Удской губы, побывали в устье Уды и, обойдя с юга Шантарские острова, проникли в Сахалинский залив.

Таким образом, казаки Москвитина открыли и ознакомились, конечно в самых общих чертах, с большей частью материкового побережья Охотского моря нa протяжении 1700 км.

В устье Уды от местных жителей Москвитин получил дополнительные сведения об Амуре и его притоках Чие (Зее) и Омути (Амгуни), о низовых и островных народах – «гиляках сидячих» и «бородатых людях даурах».

Начались осенние штормы, и в ноябре казаки стали на зимовку в маленьком заливе, в устье реки Алдомы. Перезимовав, вторично перевалив хребет Джугджур весной 1641 г., Москвитин вышел на один из левых притоков Маи. Далее они отправились в Якутский острог, где доложили о первом походе русских на Тихий океан. Власти в Якутске достаточно высоко оценили заслуги участников похода: Москвитин был произведен в пятидесятники, его спутники получили от двух до пяти рублей наградных, а некоторые – по куску сукна. Для освоения открытого им Дальневосточного края Москвитин рекомендовал направить не менее 1000 хорошо вооруженных и экипированных стрельцов с десятью пушками. Географические данные, собранные Москвитиным, использовал К. Иванов при составлении первой карты Дальнего Востока (март 1642 г.).

И.Ю. Москвити

Дальнейшие следы Ивана Москвитина бесследно теряются. Известно только, что Дмитрия Копылова, отправившего его на поиски новых землиц и Теплого моря, Москвитин в атаманах уже не застал.

В 1979 г. у устья реки Ульи был установлен памятник в ознаменование первого выхода русских на Тихий океан. На нем были высечены имена 14 участников великого похода. В настоящее время стали известны имена 25 из 31 его участников.

(По материалам http: //)

И.В. Мушкетов: родоначальник русской сейсмологии

Иван Васильевич Мушкетов родился в бедной казачьей семье, в области войска Донского, в 1850 г. Воспитывался мальчик у деда, семи лет был отдан в уездное училище, а два года спустя – в Новочеркасскую классическую гимназию.

Рано пробудился у Мушкетова и интерес к геологии. Любовь эту заметил и преподаватель естественных наук Номикосов, опытный педагог, всячески поощрявший в учениках интерес к естествознанию.

Гимназия была окончена в 1867 г. Вначале Мушкетов поступил в Петербурге на историко-филологический факультет. Но затем не замедлил перейти в Горный институт. Здесь, под руководством профессора Еремеева, он прошел весь пятигодичный курс.

К студенческим годам относится и его первая самостоятельная работа – описание оригинальной кристаллической породы – волынита.

По окончании курса Мушкетов был командирован для ознакомления с месторождениями полезных ископаемых Урала. Впервые на Урале открыл месторождение мышьяковых руд. Практическое значение этого открытия было оценено впоследствии. Зиму он проработал в Екатеринбургском обществе естествознания, где его просили привести в порядок минералогическую коллекцию.

Весной 1873 г. Мушкетов принял участие в экскурсиях с другими горными инженерами по реке Чусовой. Эти экскурсии позволили ему ближе познакомиться с приемами полевых геологических исследований.

Летом 1873 г. Мушкетов был прикомандирован, в качестве чиновника особых поручений по горной части, к туркестанскому генерал-губернатору. Ему поручалось геологическое исследование Туркестана.

Начинается длинный ряд экспедиционных исследований, прославивших Мушкетова в России и за границей.

Он один в начале лета направился 1874 г. в Каратау для исследования каменноугольных месторождений. В августе он предпринимает вдвоем с профессором Романовским ряд экскурсий до Самарканда, изучая месторождения каменной соли, свинцового блеска и бирюзы. Вставала задача – установить связь мощных каменноугольных залежей района Кульджи с угольными месторождениями Туркестана.

Экспедиция 1875 г. охватила огромный район – почти весь Тянь-Шань и его северные отроги.

Из Ташкента Мушкетов двинулся вверх по реке Пскем, где обнаружил месторождения каменного угля, прошел по долине реки Чаткал, и через перевал Кара-бура проник в золотоносные долины Таласа и Кур-куреу.

В долине реки Или были открыты месторождения каменного угля, в районе города Кульджи – магнитного железняка. Оттуда Мушкетов пробрался к озеру Сайрам-нор. Там были обнаружены месторождения графита. У озера Эби-нор Мушкетов обнаружил месторождения марганца, мышьякового колчедана и магнитного железняка.

Быстро разобравшись с собранным материалом, Мушкетов уже через три месяца сделал в Минералогическом обществе обширный доклад и представил рукопись под скромным заглавием: «Краткий отчет о геологическом путешествии по Туркестану в 1875 году». К отчету была приложена карта кульджинских месторождений и три больших таблицы; они заключали многочисленные геологические разрезы и профили.

Следующее лето ознаменовалось поездкой на Урал для исследования Златоустовского горного округа. Но если 1876 год и явился перерывом в систематическом изучении Туркестана, зато результатом поездки на Урал явилась замечательная работа – «Материалы для изучения геогностического строения и рудных богатств Златоустовского горного округа в Южном Урале».

И.В. Мушкетов

Летом 1877 г. ничто не помешало Мушкетову предпринять новую обширную экспедицию в Туркестан. Путь Мушкетова лежал к югу, в области, частично исследованные Федченко: Фергана – Алай – Памир.

В следующем, 1878 г., И.В. Мушкетов принял участие в Памирской экспедиции и сделал несколько маршрутов в области стыка Ферганского и Алайского хребтов, поделив с начальником другой партии – Северцовым – территорию Памира, подлежащую исследованию. Через перевалы Шарт и Тау-Мурун Мушкетов прошел в долину Кашгарской Кызыл-су и через перевал Суек достиг озера Чатыр-куль. Открытие этого озера было настоящим географическим подвигом.

Мушкетова пригласили стать во главе одной из партий большой экспедиции, исследовавшей бассейн Амударьи. Эта экспедиция заняла все лето 1879 г.

Партия, возглавляемая Мушкетовым, через знаменитое с древних времен ущелье «Железные ворота» вышла к реке Сурхану и ее долиной следовала до Аму-дарьи. Далее экспедиция спустилась на лодках до Петро-Александровска (ныне Турткуль), а из Петро-Александровска прибыла через Кызылкумы в Казалинск.

В 1880 г. Мушкетов смог наконец приступить к осуществлению своей давнишней мечты – исследованию ледников Средней Азии.

Им была избрана для исследования группа Зеравшанских ледников – отличающаяся громадными размерами и малоизвестная. К концу ледникового языка Зеравшанского ледника подходила и провела некоторые наблюдения в 1870 г. так называемая Искандеркульская экспедиция. Не доходя 50 км до ледника, Мушкетов встретил первое подтверждение своим догадкам: Мышенков ошибся, здесь начинались типичные моренные накопления, тянувшиеся до самого ледника и свидетельствовавшие об отступании последнего. Трудно было уяснить причины столь грубого промаха Искандеркульской экспедиции.

Скоро путешественники установили, что прямо перед ними выступает главный ледник, самый широкий и мощный, а справа и слева в него впадают многочисленные притоки. Такие глетчеры называются дендритовыми (древовидными), а также ледниками гималайского типа.

На четвертый день спуск по леднику Зардаля был окончен. На реке того же имени Мушкетов открыл огромный водопад Кальтакаин, напоминающий знаменитый водопад Иматру в Финляндии, но превосходящий его размерами.

Цикл среднеазиатских экспедиций был завершен. Академия наук присудила Мушкетову премию, а Географическое общество – свою высшую награду, золотую Константиновскую медаль.

Обработка материалов туркестанских экспедиций Мушкетова затянулась на 6 лет. В 1884 г. Мушкетовым совместно с Романовским была издана первая геологическая карта Туркестана. Только в 1886 г. появилась у Ивана Васильевича возможность закончить и опубликовать первый том сочинения «Туркестан. Геологическое и орографическое описание по данным, собранным во время путешествий с 1874 по 1880 год».

Внезапно пришло известие о страшном землетрясении в Верном. Мушкетов снова направляется в Туркестан, и этой его экспедицией открывается новая блестящая глава в истории исследования горной Средней Азии.

Приступая к изучению землетрясения, Мушкетов поставил перед собой, прежде всего, задачи: выяснить его эпицентр, область его распространения и, по возможности, исходный пункт.

Северный склон Заилийского Алатау «обнаружил замечательнейшие и громаднейшие следы разрушения, которые совершенно изменили физиономию если не всего склона, то во всяком случае многих поперечных долин…»

В результате исследований Мушкетовым было установлено, что эпицентром землетрясения явилась узкая полоса (35 км длиной и 5 км шириной) на северном склоне Заилийского Алатау, обращенном в сторону Верного.

Исследования Верненского землетрясения 1887 г. установили, что основными причинами землетрясения явились тектонические движения в области Заилийского Алатау. Этот вывод и последующие положения, высказанные Мушкетовым, определили общий характер тяньшаньских землетрясений.

Вернувшись в Петербург, Иван Васильевич принялся за переработку своей «Физической геологии» и закончил ее в 1891 г.

Его исключительная работоспособность и богатырское здоровье укрепляли среди окружающих уверенность в том, что ему суждена долгая и плодотворная жизнь. Мушкетов никогда не отдыхал и почти никогда не болел. Смерть наступила неожиданно после непродолжительной болезни, в январе 1902 г.

Именем Мушкетова завершается ряд тех замечательных русских ученых-путешественников, усилиями которых была открыта для науки Средняя Азия.

Г.И. Невельской: и путешественник, и военный

Известный исследователь Дальнего Востока родился 23 ноября 1813 г. в селе Дракино Солигаличского уезда Костромской губернии, в дворянской многодетной семье.

Геннадий был вторым ребенком. До поступления в Морской корпус, скорее всего, он получил, как и большинство недорослей, домашнее образование. Рассказы о морской службе, конечно, преобладали в этом воспитательном процессе. В 1823 г., когда мальчику было всего десять лет, ушли из жизни отец и дед Тимофей. Все заботы о воспитании Геннадия взял на себя дядя, Петр Тимофеевич Полозов. Большое влияние на юношу Невельского имела также и семья Купреяновых, куда он получил полный доступ после того, как его родная сестра Мария вышла замуж за П.А. Купреянова, брат которого, Иван Антонович, уже в те годы был известным моряком. Все это определило судьбу юного Геннадия.

Его отвезли в далекий Петербург, и 8 апреля 1829 г. он был зачислен кадетом Морского корпуса. Обладая отличными способностями, Геннадий Невельской обратил уже тогда на себя внимание преподавателей, среди которых было много передовых людей того времени, таких, как, например, Александр Пантелеймонович Баласогло, ставший потом близким другом Невельского.

7 января 1831 г. Невельской был произведен в гардемарины, а 21 декабря 1832 г. – в первый офицерский чин мичмана. В классах корпуса товарищами Геннадия были такие известные впоследствии моряки, как адмирал Н.К. Краббе – будущий морской министр; адмирал В.М. Гильденбрант – известный мореплаватель, командовавший Тихоокеанской эскадрой; адмирал Алексей Иванович Бутаков, исследователь Аральского моря, ученый-географ; адмирал Нил Ильич Зеленой и др.

Плавания молодого Невельского начались в «кадетской» эскадре по Финскому заливу, а с получением офицерского чина Невельской назначается вахтенным офицером на линейный корабль «Прохор», уже в составе эскадры Балтийского флота.

В 1836 г. судьба сводит Невельского с сыном Николая I, великим князем Константином Николаевичем, тоже избравшим для себя морскую службу, и эта связь между ними не прерывается до самой смерти Геннадия Ивановича. Молодой Невельской становится учителем и наставником Константина, и в течение 10 лет они вместе ходят на судах Балтийского флота.

Среди многочисленных плаваний Невельского в это десятилетие следует отметить плавание 1844 г. из Кронштадта в Архангельск и обратно на корабле «Ингерманланд», под общим командованием известного адмирала Ф.П. Литке, а в следующем, 1845 г., он в длительном плавании в Средиземном море на фрегате «Аврора», на котором Г.И. Невельской занимал уже должность старшего офицера. В этом плавании, и вновь под флагом адмирала Литке, Невельскому довелось побывать в Плимуте, Палермо, Сиракузах, на Мальте, в Мессине, Ливорно, Неаполе, Тулоне, Алжире, Гибралтаре, Лиссабоне. В 1847 г. Невельской снова в плавании, на этот раз в Северном море, вновь на корабле «Ингерманланд», в эскадре адмирала Епанчина.

Знакомство с Федором Петровичем Литке (1797–1882), знаменитым мореплавателем, основателем Русского географического общества (1845) и его вице-президентом, а впоследствии президентом Академии наук, тесное с ним общение не прошли бесследно для Невельского. Ф.П. Литке ввел Г.И. Невельского в Географическое общество. Именно благодаря общению с этим выдающимся деятелем русской науки и посещению заседаний Географического общества у Невельского возникла мысль об исследовании дальневосточных окраин России, тогда мало кому известных. Особенно же Невельского интересовали река Амур и остров Сахалин.

Был составлен проект инструкции для плавания Невельского на военном транспорте «Байкал», после сдачи груза в Петропавловске предусматривающий новое исследование устья реки Амур. Невельской вышел в трудное плавание, имея у себя на руках только письмо графа Муравьева, в котором лишь в самых общих чертах Невельскому разрешалось исследовать берега Охотского и Японского морей.

21 августа 1848 г. «Байкал» вышел в свой далекий путь – через Атлантику, вокруг мыса Горн и Тихий океан. Через 9 месяцев, сдав в Петропавловске-на-Камчатке свой груз, Невельской смог приступить к выполнению своего плана, и 30 мая 1849 г. «Байкал» вышел в плавание к югу, в направлении Сахалина.

11 июля Невельской вошел в устье Амура и убедился в том, насколько были неверны представления об этих местах. 22 июля Невельской достиг того места, где, по мнению всех, находился перешеек, соединявший якобы Сахалин с материком. На самом деле в этом месте находилась самая узкая часть Татарского пролива, однако с глубиной не менее 5 сажен (свыше 15 м), что достаточно для судов с любой осадкой. Отсюда «Байкал» повернул на север, так как к 15 сентября ему нужно было быть в Охотске, где его должен был встретить граф Муравьев.

Г.И. Невельский. Скульптор С.Л. Островская

Встреча Невельского с Муравьевым произошла в городе Аяне; затем он, получив предписание от Муравьева поехать в Петербург и доложить там о результатах своей экспедиции, направился в Охотск, передал там свой «Байкал» другому офицеру и сухим путем направился в столицу.

Он прибыл в Петербург 28 января 1850 г. и сдал свои рапорты о произведенных открытиях.

По представлению графа Муравьева, еще до приезда Невельского в Петербург, а именно 6 декабря 1849 г., подготовили приказ о производстве капитан-лейтенанта Г.И. Невельского за решение вопроса об Амуре и за доказательство того, что Сахалин есть остров, а не полуостров, в чин капитана 2-го ранга. А по прибытии в Петербург, уже 8 февраля 1850 г., Невельской производится в следующий чин, капитана 1-го ранга, и назначается начальником особой, секретной экспедиции по дальнейшему исследованию дальневосточных берегов.

Отправляясь снова на Дальний Восток, уже в качестве признанного руководителя новой экспедиции, Невельской, не теряя ни одного часа, начал свои новые плавания и изыскания. Из залива Счастья он поднялся на гребных судах по Амуру вверх миль на сто и тут, на мысе Куегда, 1 августа 1850 г., в присутствии около 200 человек из племен местных аборигенов, под звуки салюта из ружей, торжественно поднял русский флаг, объявив собравшимся, что с этого момента весь край объявляется присоединенным к России и русский царь берет на себя заботу о своих новых подданных, в подтверждение чего выдал собравшимся написанную им бумагу, которую велел предъявлять при возможном появлении в этих местах каких-либо представителей Китая или иных стран.

После этого Г.И. Невельской снова отправился в Петербург с докладом о сделанных им новых приобретениях для России. Члены комитета по Дальнему Востоку пришли в страшное негодование по поводу того, что Невельской, вопреки их запрету, не только вновь совершил плавание в устье Амура, но и основал там русский пост. Решение комитета было таково: «Пост Николаевский уничтожить, а капитана 1-го ранга Невельского, за неслыханную дерзость и противление Высочайшей воле, разжаловать в матросы». Граф Нессельроде в личной аудиенции доложил царю об этом «неслыханном» деле. Николай оставил у себя проект приказа о разжаловании и постановление комитета и приказал Невельскому явиться во дворец. Что произошло дальше, описывает в своей книге об адмирале Невельском его личный друг, хорошо знавший Невельского с самого начала его службы, адмирал Сиденснер.

– Ты кто, Невельской? – начал император суровым голосом. – Ты организуешь экспедиции по своему усмотрению, нарушаешь инструкции, данные тебе твоим государем.

Невельской не отвечал. Император стал медленно водить по карте пальцем, по пути, пройденному Невельским на «Байкале».

– Да, тут ты матрос. Но вот тут ты уже мичман, там лейтенант, тут капитан-лейтенант, тут капитан 2-го ранга, тут капитан 1-го ранга, тут контр-ад… (палец государя стоял на месте поста Николаевского), но нет, подождем, надо еще тебя примерно наказать.

Тут император взял со стола заранее приготовленный крест Владимира и, поцеловав Невельского, вдел его в петлицу Невельскому, и при нем же разорвал на мелкие клочки проект указа о разжаловании и постановление особого комитета, сказав: «Спасибо, Невельской, за твой патриотический поступок, но впредь будь осторожнее и не нарушай инструкций, данных тебе твоим государем».

После этого император подробно расспросил Невельского о его плаваниях и открытиях и назвал его поступок с поднятием русского флага и объявлением о присоединении этого края к России «молодецким, благородным и патриотическим». Затем он приказал вновь собраться особому комитету и, сам присутствуя на его заседании, произнес следующие слова: «Где однажды поднят русский флаг, там он более не спускается».

В новом постановлении комитета указывалось об утверждении новопостроенного поста Николаевского как фактории Российско-американской компании для торговли с местным населением. Для наблюдения за этим пунктом и для дальнейших работ назначили миссию, которую назвали «Амурской экспедицией», поручив начальствование над ней Невельскому. Это постановление было утверждено 12 февраля 1851 г.

На обратном пути из Петербурга на Дальний Восток Невельской остановился в Иркутске, где познакомился с племянницей иркутского гражданского губернатора Зорина, Екатериной Ивановной Ельчаниновой, и в самом непродолжительном времени вступил с ней в брак. Там же, на Дальнем Востоке, у Невельских родились и первые дети, причем старшая дочь умерла от недостатка питания, ибо порой Невельским приходилось переживать трудные времена и быть на грани голодной смерти. Всего Амурская экспедиция под начальствованием Г.И. Невельского проработала 5 лет в невероятно тяжелых условиях.

В 1854 г. Г.И. Невельскому, назначенному начальником штаба морских и сухопутных сил для отражения нападения англо-французского флота на наши дальневосточные владения, пришлось принять участие и в военных операциях. Именно по его предложению был спасен наш дальневосточный флот. Базировавшиеся в Петропавловске-Камчатском суда были скрытно переведены в залив Де-Кастри, а при появлении у этого залива сильной вражеской эскадры Невельской перевел корабли в устье Амура, которое англичане и французы считали недоступным, так как открытия Невельского сумели сохранить в полной тайне. Противнику не пришло в голову искать исчезнувшие русские корабли в Амурском лимане, ибо они полагали, что Сахалин – это полуостров и прохода в устье Амура не существует.

Последнее свое плавание Невельской совершил в 1856 г. по реке Амур до впадения в него реки Уссури и затем на транспорте «Иртыш» возвратился в Аян, откуда, сдав все дела по экспедиции, отправился со всей своей семьей – женой и двумя маленькими дочерьми – в Петербург.

Г.И. Невельской присоединил к нашей родине огромный и богатейший край, создал форпост русской силы на Дальнем Востоке.

По возвращении в Петербург Г.И. Невельской получил почетное назначение быть членом ученого отделения Морского технического комитета. Новый царь, Александр II, принимая Невельского после его возвращения с Дальнего Востока, сказал ему: «Россия тебя не забудет». И действительно, несмотря на службу в таком месте, как Морской технический комитет, Невельской получает в 1858 г. орден Св. Анны 1-й степени. В 1864 г. он производится в вице-адмиралы, а в 1874 г. – в полные адмиралы.

С 1860 по 1876 г. семья Невельских проводила летнее время в усадьбе Рогозиниха в Кинешемском уезде. В Рогозинихе Геннадий Иванович писал свой замечательный труд – «Подвиги русских морских офицеров на Крайнем Востоке России».

Геннадий Иванович Невельской скончался 17 апреля 1876 г. в Петербурге и был похоронен на кладбище Воскресенского женского монастыря.

В 1891 г. во Владивостоке был сооружен памятник адмиралу Невельскому, а к столетию со дня его рождения, в 1913 г., памятник исследователю Дальнего Востока был открыт в Николаевске-на-Амуре.

(По материалами Костромского фонда культуры, 1993)

А.Н. Никитин: «хожение за три моря»

Афанасий Никитич Никитин (ум. в 1472 г.) – тверской купец. В 1466 г., когда посол владетеля Шемахи, ширван-шаха Форус-Есара, по имени Асан-бек, посетивший великого князя Ивана III, собрался в обратный путь в Шемаху вслед за русским послом Василием Папиным, Никитин, проведавший о московском посольстве, решил вместе с ним отправиться в Шемаху для распространения русских товаров.

Он с товарищами снарядил два судна, получил проезжую грамоту от тверского князя Михаила Борисовича и посадника Бориса Захарьича и с благословения владыки Геннадия поплыл вниз по Волге.

В Костроме А.Н. Никитин получил от князя Александра Васильевича великокняжескую проезжую грамоту за границу и с ней поехал в Нижний Новгород, где думал сойтись с послом московским Папиным, но не успел его застать.

Дождавшись приезда шемахинского посла Асан-бека, он вместе с ним поплыл Волгой, благополучно опустился к рукаву Волги – Бузану. Никитину удалось добраться до Дербента, где он застал московского посла Василия Папина. Никитин после этой встречи «пошел к Дербенту, из Дербента к Баке, где горит огонь неугасимый, а потом за море».

Свое путешествие Никитин впоследствии назвал «хожением за три моря» – Дербентское (Каспийское), Индейское и Черное. «Хожение» Никитина можно разделить на четыре части: 1) путешествие от Твери до южных берегов Каспийского моря; 2) первое путешествие по Персии; 3) путешествие по Индии и 4) обратное путешествие через Персию на Русь. Первое его путешествие через персидские земли, от южных берегов Каспийского моря (Чебукара) до берегов Персидского залива (Бендер-абаси и Ормуза), продолжалось более года, от зимы 1467 до весны 1469 г. В его заметках об этом путешествии имеется лишь указание пути посредством обозначения местностей и некоторых расстояний.

Переправившись из Дагестана по Каспийскому морю в Мазандеран, Никитин полгода провел в Чапакуре, где праздновал и Пасху 1468 г., затем перешел в Сари, где оставался месяц; отсюда направился в Амоль, из которого поднялся в горы, и за Демавендом спустился к Тегерану. Затем из Тарома Никитин повернул на запад к Лару, а из Лара опять на восток в Бендер-Абаси.

Такой характер путешествия Никитина объясняется его торговыми интересами; он посещал все видные торговые места и даже по месяцу оставался в них. Из Персии Никитин отправился в Индию. Путешествие его по Индии продолжалось почти три года: от весны 1469 до января или февраля 1472 г. Описание этого путешествия занимает большую часть дневника Никитина.

Он отправился из Ормуза на Фоминой неделе 10 апреля 1469 г. и в 20-х числах апреля подошел к Индийскому берегу в Диу, затем остановился у Камбои по пути к Чювилю, куда прибыл через шесть недель. Продолжая свое путешествие через горы Гатские до Пали, Умри и далее к Чюнейру, Афанасий Никитич не забывал своего торгового дела и, по-видимому, умел и на чужбине извлекать из него выгоду. Из Чюнейра, где он чуть не лишился свободы за отказ переменить веру, Никитин отправился через Кулонгер и Кельбург в Великий Бедер, где оставался несколько месяцев.

В течение следующего года Никитин продолжал путешествовать по Индии, что видно из подробных описаний городов Биджнагура и Рачюра. С наступлением 1471 г. Никитин задумал вернуться на родину, что осуществить было нелегко вследствие происходившей в то время в Индостане войны. Боясь оставаться в Индии, чтобы не издержать всего своего достояния, Никитин вынужден был отказывать себе во многом: «Не пил ни вина, ни сыты и все же издерживал в день по два с половиной алтына». За месяц до байрама он вышел из Бедера и через Кельбург, Кулури, город, знаменитый драгоценными камнями, особенно сердоликом (в этом городе Никитин провел пять месяцев), Алянд, куда он прибыл во 2-й половине октября 1471 г., Камендрию, Кынаряс, Сур в начале 1472 г. добрался до Дабыля.

Во время своего путешествия по Индии Никитин объехал значительную часть западного полуострова, между реками Кистной и Годавери, т. е. области Аурунгабад, Бедер, Хейдерабад и Беджапур.

Отъезд Афанасия Никитина из Твери. Палехский художник Д.Н. Буторин. 1957 г.

Из растительного царства Никитин обратил внимание исключительно на «пальмы великие», по-видимому, кокосовые. Подробно описаны Никитиным в особых заметках пристани Индийского моря. Описание это особенно любопытно, т. к. дает довольно подробные сведения о торговле и мореплавании того времени. Он указывает, чем богата каждая пристань. В Дабыле путешественник окончательно распростился с Индией. Припоминая свой отъезд, он отметил, что Дабыль – город очень большой, что туда съезжается все поморье Индейское и Эфиопское. Он сел на судно, получив для себя место за два золотых от Дабыля до Ормуза. Однако ветры занесли корабль в сторону, и после месячного плавания он пристал к берегу в виду Эфиопских гор, где подвергся нападению туземцев. Через пять дней корабль продолжал плавание, а через двенадцать Никитин высадился в Мошкат. Здесь он отпраздновал шестую за время своего странствования Пасху и после 9-дневного плавания прибыл в Ормуз.

В сентябре 1472 г. он через Арцингам направился в Трапезунд, куда прибыл ко дню Покрова. Здесь Никитин подвергся обыску, причем у него «все, что мелочь добренькая, они выграбили». С большим трудом, вследствие частых бурь на Черном море, удалось Никитину добраться до Балаклавы, а оттуда к Кафе (Феодосии), где он облегченно воскликнул: «Милостию Божиею преидох три моря». Неизвестно, какой дорогой воротился Никитин на Русь, но можно думать, что возвращался он через Крым и Литву.

Умер А. Никитин, не доехав до Твери, – в Смоленске. Лучшая характеристика Афанасия Никитина и его дневника, внесенного в полном виде в «Софийский временник» под 1475 г. под заглавием «Написание Офонаса тверитина купца, что был в Индеи четыре года, а ходил, сказывают, с Васильем Папиным», дана академиком И.И. Срезневским. «Как ни кратки записки, оставленные Никитиным, – говорит он, – все же и по ним можно судить о нем, как о замечательном русском человеке XV в. И в них он рисуется, как православный христианин, как патриот, как человек не только бывалый, но и начитанный, а вместе с тем и как любознательный наблюдатель, как путешественник и писатель, очень замечательный, не хуже своих собратьев иностранных торговцев XV в. Как наблюдатель, Никитин должен быть поставлен не ниже, если не выше современников-иностранцев».

Общительный, наблюдательный, быстро усваивавший языки, Никитин тщательно знакомился с предметами торговли каждого города, а попутно и с природой и жителями разных стран. Человек верующий, после пропажи религиозных книг вынужденный соблюдать посты и праздники приблизительно, он искренно скорбел об этом, жалуясь в «Хожении», что не знает, «когда пост, когда Рождество Христово, когда среда, когда пятница». Видя новые религии, Никитин невольно должен был задаваться вопросом, какая же вера правая, и приходил к замечательному для человека того времени заключению: «А правую веру Бог ведает, а правая вера – Бога единого знати и имя его призывати на всяком месте чисте чисто».

В последние годы ряд исследователей высказали гипотезу о том, что Никитин в своем путешествии преследовал не только купеческие, но и разведывательные цели, будучи шпионом тверского князя, а может, и других русских удельных властителей. Их манили алмазные копи Голконды и прочие сокровища Индии. Многие сведения, заносимые в дневник, он умело шифровал. Что ж, в этом предприятии он преуспел наравне с торговыми устремлениями…

В 1955 г. в Твери (тогда Калинин) на берегу Волги был поставлен памятник Никитину.

В 2002 г. на территории колледжа в местечке Ревданда (120 км от Мумбаи, бывшего Бомбея) была установлена памятная семиметровая стела, облицованная черным гранитом. Надписи на стеле на четырех языках сообщают о том, что тверской купец Афанасий Никитин неподалеку ступил на индийскую землю.

Недавно в Феодосии (быв. Кафа) был установлен памятник А. Никитину на мысе Карантин, недалеко от древнего православного храма Иоанна Предтечи, в котором, по преданию, молился А. Никитин, прибывший осенью 1474 г. в Кафу.

Памятник строился 21 год и сооружался на пожертвования горожан, желающих увековечить подвиг путешественника. Есть все основания говорить, что текст «Хожения» был написан именно в Феодосии.

А.С. Норов: поклонение Гробу Господню

Авраам Сергеевич Норов родился 22 октября 1795 г. в селе Ключи Балашовского уезда Саратовской губернии в дворянской семье. Отец был отставным майором, саратовским губернским предводителем дворянства. Получив домашнее образование, Авраам с 1807 г. учился в Благородном пансионе при Московском университете.

10 марта 1810 г., сдав экзамены на звание юнкера, Норов был определен в лейб-гвардии артиллерийскую бригаду. 30 июня 1811 г. произведен в портупей-юнкера, а 25 декабря 1811 г. получил звание прапорщика.

С первых дней участвовал в Отечественной войне 1812 г. в составе 1-й Западной армии. В Бородинском сражении прапорщик 2-й легкой роты лейб-гвардии артиллерийской бригады Норов, командуя полубатареей из двух пушек, защищавших Семеновские (Багратионовы) флеши, был тяжело ранен в правую ногу (ему ядром оторвало ступню). Ногу пришлось ампутировать по колено. За Бородино награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. Несмотря на инвалидность, А.С. Норов не оставил военную службу и только в 1823 г., уже в звании полковника, перешел на гражданскую работу, занимая разнообразные должности по различным ведомствам.

С 1827 г. А.С. Норов служил в Министерстве внутренних дел. В 1830 г. он занял место правителя дел и члена Комиссии принятия прошений на высочайшее имя. В 1849 г. был назначен сенатором и помощником главного попечителя Человеколюбивого общества. 1850 г. – товарищем министра народного просвещения.

С 7 апреля 1853 по 23 марта 1858 г. Норов являлся министром народного просвещения. При нем возросло количество студентов в вузах, была расширена программа преподавания по древним языкам, восстановлена практика командирования молодых ученых за границу (по избранию университетов).

Авраам Сергеевич предпринимал попытки смягчения цензуры. Так, например, он ходатайствовал о дозволении придать огласке в печати обсуждение проекта судебных реформ, чему весьма противился министр юстиции граф В.Н. Панин. С 11 апреля 1854 г. Норов становится членом Государственного совета. В 1856 г. А.С. Норов возродил идею создания университета в Сибири, однако этот вопрос по ряду причин не был решен положительно. В 1856 г. Норов получил чин действительного статского советника.

В 1840 г. А.С. Норов стал членом Российской академии, а в 1851 г. за литературные и научные заслуги был избран действительным членом Императорской Санкт-Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности. В том же году Норова избрали председателем Археографической комиссии.

Все свободное время А.С. Норов отдавал литературе и истории, влечение к которым он испытывал с самого детства. Он много писал в стихах и в прозе. Авраам Норов был полиглот, он владел английским, французским, немецким, испанским, итальянским языками, причем последний знал до тонкостей, включая, например, сицилийский диалект, некоторыми славянскими (чешским и лужицким), латынью, древнегреческим, арабским, а также классическими и древнееврейским языками.

Кроме того, Авраам Норов был страстный библиофил. Его книжное и рукописное собрание, состоявшее из 16 тысяч документов, являлось одним из лучших в России.

Норов не принадлежал ни к какой литературной партии и печатался в журналах и альманахах противоборствующих направлений, в частности, в «Полярной звезде», «Сыне Отечества», «Русском инвалиде» и других периодических изданиях. Был дружен с ведущими литераторами: В.А. Жуковским, О.М. Сомовым, И.И. Дмитриевым, П.А. Вяземским, О.И. Сенковским.

В 1818 г. Авраам Сергеевич был принят в «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств», а в 1819 г. – в «Общество любителей российской словесности». На заседаниях Вольного общества он познакомился с А.С. Пушкиным, общение с которым продолжалось в течение всей жизни последнего. Александр Сергеевич, во время работы над «Историей Пугачева» пользовавшийся библиотекой Норова для исторических изысканий, был явно расположен к нему, обращаясь в письмах на «ты» и со словами «любезный полковник», «ученейший собеседник», «честный человек, отличающийся благородством и душевной теплотой».

А.С. Норов

В 1821–1822 гг. Норов совершил первое заграничное путешествие, посетив Германию, Францию, Италию и Сицилию. О путевых впечатлениях он рассказал в ряде очерков и стихотворений, которые были напечатаны в различных русских периодических изданиях. Его первой книгой стало «Путешествие по Сицилии в 1822 году».

В 1827 г. А.С. Норова, чиновника особых поручений при Министерстве внутренних дел, прикомандировали к адмиралу Д.Н. Сенявину, с которым он совершил два заграничных плавания, в частности, участвовал в проведении русских судов до Портсмута и обратно. В результате в «Литературной газете» Дельвига-Пушкина в 1830 г. появился очерк Авраама Сергеевича «Прогулка в окрестностях Лондона».

8 августа 1834 г. А.С. Норов увольняется в отпуск и отправляется как паломник-исследователь в путешествие на Святую землю «для поклонения Гробу Господню». Он побывал в Палестине, Малой Азии и Иерусалиме. При изучении и описании Палестины и окружающих ее стран Авраам Сергеевич руководствовался, с одной стороны, текстом Библии, с другой – принимал во внимание открытия историков и филологов-востоковедов. Он старался избегать описания тех мест, о которых уже имелись сведения других путешественников.

Авраам Сергеевич одним из первых россиян совершил путешествие по Египту и Нубии, на парусном судне он проплыл весь Нил и исследовал Северный Судан. Ученый собрал ценный материал по географии, экономике и культуре народов, населяющих эти страны. Результатом этого путешествия, длившегося с 1834 по 1836 г., стали книги «Путешествие по Святой Земле в 1835 году» (1838) и «Путешествие по Египту и Нубии в 1834–1835 гг.» (1840).

Благодаря А. Норову коллекция Эрмитажа пополнилась бесценной статуей Мут-Сохмет (XV в. до н. э.). Порфировое изваяние, полузасыпанное песком, Авраам Сергеевич обнаружил в Карнаке среди развалин небольшого храма и выкупил его у местных властей.

Описания всех путешествий А.С. Норова были собраны в 5 томах и изданы в 1854 г. в Санкт-Петербурге.

В 1861 г. Норов предпринял второе путешествие на Святую землю, которое он описал в книге «Иерусалим и Синай. Записки второго путешествия на Восток», вышедшей в свет в 1879 г. Норов иллюстрировал свои дневники рисунками. Так, например, во время второго путешествия на Святую землю, находясь в Александрии, он копировал фрески подземной христианской церкви.

Авраам Сергеевич Норов умер 23 января 1869 г. Похоронен в Голицынской церкви во имя архистратига Михаила Сергиевой Приморской пустыни в Санкт-Петербурге.

(По материалам Ф.Д., Napoleonic.ru)

В.А. Обручев: и ученый, и писатель

Владимир Афанасьевич Обручев был геологом и географом, академиком АН СССР, Героем Социалистического Труда, исследователем Сибири, Центральной и Средней Азии. Обручев открыл ряд хребтов в горах Наньшань, хребты Даурский и Борщовочный, исследовал нагорье Бэйшань. Имеет труды по геологическому строению Сибири и ее полезным ископаемым, тектонике, неотектонике, мерзлотоведению. Автор научно-популярных книг, в том числе «Плутония» (опубликована в 1924 г.) и «Земля Санникова» (опубликована в 1926 г.), на которых выросло не одно поколение россиян.

В.А. Обручев родился 10 октября 1863 г. в семье отставного полковника Афанасия Александровича Обручева и Полины Карловны Гертнер, дочери немецкого пастора.

По окончании Виленского реального училища в 1881 г. Владимир поступил в Петербургский горный институт, а в 1886 г. его окончил.

В студенческие годы Владимир Обручев начал писать стихи. Ему нравилось сочинять, тем более что сам Стасюлевич, редактор солидного журнала «Вестник Европы», по прочтении его стихов настоятельно советовал не бросать литературных поисков. В 1887–1895 гг. его рассказы и очерки печатались в петербургских газетах. Обручев даже думал бросить Горный институт ради литературы. Однако в институте появился новый преподаватель, известный путешественник И.В. Мушкетов, который оказал на Обручева огромное влияние, а впоследствии стал его другом.

В сентябре 1888 г. Обручев едет в Иркутск, где его ждет первая в Сибири государственная должность геолога. На эту должность его рекомендовал сам Мушкетов.

Он постоянно в экспедициях – изучает запасы слюды и синего камня – ляпис-лазури, из которого высекали украшения и драгоценные вазы.

Летом 1890 г. Обручев отправляется из Иркутска на север, для изучения золотоносного района, расположенного в бассейне рек Витима и Олекмы. В следующее лето он повторил поездку на Олекмо-Витимские прииски, а затем получил неожиданное предложение от Русского географического общества принять участие в экспедиции известного путешественника Потанина, направляющегося в Китай и Южный Тибет.

В первых числах января 1893 г. Обручев выехал из Пекина в лессовые районы Северного Китая. Потанин направился на окраину Тибета, в провинцию Сычуань.

В городе Сучжоу, расположившемся на окраине горных хребтов Наньшаня и пустынь, покрывших северные районы Китая, Обручев начинал и заканчивал все свои центральноазиатские экспедиции. Он достиг высокогорного озера Кукунор – красивейшего Голубого озера, расположенного на высоте более 3 тыс. м. Ради этого озера Гумбольдт в свое время выучил персидский язык, намереваясь пройти к нему через Персию и Индию, поскольку путь через Россию был тогда закрыт.

В сентябре 1893 г. Обручев вернулся в Сучжоу, завершив большой круговой маршрут, а еще через месяц отправился в новое путешествие – на север, в глубины китайских и монгольских пустынь. Он хотел изучить природу центральной части Гоби.

Дорогу ему пришлось прокладывать кружным путем – через Алашань к Хуанхэ, поскольку проводника найти не удалось. Всю поверхность равнины Алашань покрывали обломки темно-бурых камней. Даже белый кварц под жарким солнцем будто сгорал и делался черным. Он перешел по льду Хуанхэ, непрестанно посыпая под ноги верблюдам песок – иначе они скользили и не могли продвигаться, и вошел в сыпучие пески Ордоса.

Затем Обручев пошел на юг, через хребет Циньлин, где он должен был повстречаться с Потаниным. Но, узнав, что Потанин возвращается на родину, Обручев повернул на северо-запад – вновь через горы Циньлин, желая попасть в отдаленные районы Центральной Азии, где исследователи Китая еще не бывали.

В.А. Обручев. Фото 1950-х гг.

О Наньшане, куда он направлялся, было известно немногое, и еще меньше – о средней его части. Даже точной карты этого района не существовало.

Шесть недель изучал Обручев Средний Наньшань. Он уточнил расположение трех известных горных хребтов и открыл четыре новых. Здесь же нашел и обследовал две небольших реки, на картах не обозначенных, обнаружил большие залежи каменного угля, а чуть позже прошел в Люкчунскую котловину, где находилась метеостанция, оставленная Роборовским.

За эти годы он прошел 13 625 км, неустанно ведя геологические исследования. Собранная им коллекция вместила семь тысяч образцов, около 1200 отпечатков ископаемых животных и растений. Но главное, он собрал фундаментальные сведения о географии и геологии Центральной Азии и фактически завершил ее изучение – продолжив дело, начатое русскими исследователями. Фактически в Центральной Азии не осталось больше «белых пятен».

В Петербург Обручев приезжает уже овеянным всемирной славой. Его письма из Китая, статьи, путевые очерки печатались в газетах и журналах. Парижская академия наук присуждает ему премию П.А. Чихачева. Через год Обручев получает премию имени Н.М. Пржевальского, а еще через год – высшую награду Русского географического общества – Константиновскую золотую медаль.

Его труд «Центральная Азия, Северный Китай и Наньшань» в двух томах был издан в 1900–1901 гг. Популярное описание путешествия в Центральную Азию он сделал через 45 лет, выпустив в 1940 г. книгу «От Кяхты до Кульджи».

В 1895 г. Обручев отправляется в Восточную Сибирь в качестве начальника горной партии, задача которой – изучение местностей, прилегающих к строящейся Транссибирской магистрали.

В 1901 г. Владимир Афанасьевич в третий раз собирается в Сибирь, чтобы продолжить изучение Ленского золотоносного района. Он соглашается на предложение директора вновь открытого в Томске технологического института занять кафедру геологии и организовать горное отделение. По приезде в Сибирь Обручев летом провел изыскания в Ленско-Витимском золотоносном районе и сделал геологическую съемку бассейна реки Бодайбо. С этого времени в течение одиннадцати лет (1901–1912) Обручев отдает себя педагогической деятельности, но при этом не оставляет своих исследовательских поездок. На средства, отпущенные институтом, в 1905–1906 и 1909 гг. он совершает три поездки в пограничную Джунгарию (Синьцзян). Исследование в этом районе, являющемся стыком двух крупных горных систем – Алтая и Тянь-Шаня, позволили ему глубже понять геологическое строение азиатского материка.

В начале 1912 г. Обручев переехал из Томска в Москву, где написал ряд научно-популярных работ. В эти же годы Обручев написал первый научно-фантастический роман «Плутония», после которого вышла книга «Земля Санникова».

Работая над научными проблемами и занимаясь педагогической деятельностью, Владимир Афанасьевич уже не отправляется в далекие путешествия, но ежегодно, с 1923 по 1928 г., выезжает на Кавказ, в Кисловодск, где совершает экскурсии в окрестные горы.

В 1936 г., когда Обручеву исполнилось уже 73 года, он совершил дальнюю поездку в горы Алтая, где осмотрел месторождение ртути и выходы мраморов; последние предназначались для строительства Московского метрополитена.

Ученые назвали найденный Владимиром Афанасьевичем минерал «обручевитом». Его имя носят: древний вулкан в Забайкалье, пик в горах Алтая, ледник в Монгольском Алтае. Степь между реками Мургабом и Амударьей, впервые им описанная, называется степью Обручева.

Владимир Афанасьевич Обручев прожил долгую и очень насыщенную жизнь. Он умер в Москве 19 июня 1956 г. в возрасте 92 лет.

Именем Обручева названы научно-техническая библиотека Томского политехнического университета, горный хребет в Туве, гора в верховьях Витима, оазис в Антарктиде, подводная возвышенность в Тихом океане у берегов Камчатки, древний вулкан в Забайкалье, пик на Алтае, ледник в Монгольском Алтае, улицы в Иркутске, Москве, Санкт-Петербурге и Томске.

Д.Л. Овцын: участник Великой Северной экспедиции

Исследователь побережья Северного Ледовитого океана Дмитрий Леонтьевич Овцын учился в Морской академии в Петербурге и окончил ее в 1726 г. Одним из учителей и воспитателей Овцына был А.И. Чириков.

14 мая 1725 г. «школьник Морской академии» Дмитрий Овцын вместе с группой соучеников пошел в свой первый дальний морской поход – к берегам Испании. 13 октября 1729 г. Овцына назначили адъютантом при Кронштадтском порте.

В январе 1733 г. Овцын был «написан в лейтенанты майорского ранга с назначением в Тобольскую экспедицию».

Зиму 1733/34 г. весь основной состав Великой Северной экспедиции провел в Тобольске, готовясь к продолжению трудного пути.

Овцын был назначен начальником отряда, которому поручалось произвести съемку побережья между устьями Оби и Енисея. Работы должны были выполняться на дубель-шлюпке «Тобол», построенной в Тобольске, на берегу Иртыша. Это было небольшое двухмачтовое судно.

В состав отряда Овцына входили двадцать два моряка, двадцать шесть конвойных солдат Тобольского и Енисейского полков под командой капрала, геодезист, рудознатец и иеромонах.

На Крайнем Севере, близ устья Оби, находились два небольших поселения – Березов и Обдорск. 2 июня «Тобол» бросил якорь против Березова, а уже 3 июня десять березовских казаков были посланы на большой казачьей лодке вниз по реке. Им было приказано достигнуть моря и там, у устья Обской губы, построить маяки для отряда Муравьева и Павлова, которые на двух кочах шли в устье Оби из Архангельска.

Сухим путем он послал другую партию казаков во главе с атаманом Лихачевым, чтобы они «следовали натуральною землею до устья губы, где оная в Северное море впала, и осмотреть вышеупомянутых архангелогородских судов».

7 июня 1734 г. «Тобол» снялся с якоря и «пошел в путь свой». Проводниками отряда были семь березовских казаков. Они хорошо знали путь по Оби до Обдорска, но дальше начинались извилистые, никем не изученные фарватеры огромной Обской губы. Никто не знал, как далеко простирается этот огромный залив.

Овцын продолжал пробиваться к северу, исследуя и нанося на карту оба берега Обской губы. Туманы, штормы, мели делали плавание тяжелым и опасным. Люди, не привыкшие к суровому приполярному климату, начали болеть. Овцын решил повернуть назад.

4 сентября, когда по Оби уже несло шугу, изрядно потрепанный непогодами «Тобол» подошел к Обдорску и стал на зимовку. Команда разместилась в четырех специально построенных избах, а Овцын с офицерами отправился в Березов.

В Березове, где Овцын провел зиму 1734/35 г., находилась семья князя Алексея Долгорукого. В свое время князья Долгорукие играли видную роль в Верховном тайном совете. В 1730 г., после смерти царя Петра II, семья Алексея Долгорукого была сослана в Сибирь – в Березов.

В конце марта Овцын вернулся в Обдорск. Ко времени вскрытия реки все было готово к плаванию, и 29 мая 1735 г. «Тобол» снялся с якоря.

Ледовые условия в Обской губе в этом году были крайне неблагоприятны. 10 июня «Тобол» оставил позади урочище Семиозерное в Обской губе, где еще в прошлом году был построен склад для хранения дополнительных запасов продовольствия, и стал пробираться среди льдов дальше на север. С большим трудом к 10 июля «Тобол» дошел до 68°40′ северной широты. Здесь, у Тылова промысла, путь судну преградили сплошные льды.

Число больных с каждым днем увеличивалось и состояние их все более ухудшалось. Управлять судном было некому, так как сам Овцын был также болен и не мог подняться с постели

Созванный Овцыным консилиум решил повернуть назад.

Когда «Тобол» пришел к Семиозерному урочищу, распространение цинги прекратилось, и больные почувствовали себя лучше. Целебным оказалось новое средство, которое применил Овцын, – «питье топленой ели» (по-видимому, настой еловой хвои).

Благополучно приведя дубель-шлюпку в устье Оби, Овцын высадил на берег прапорщика Переводчикова с девятью солдатами и двумя ненцами-проводниками. Эта группа направлялась по берегу навстречу архангельским судам для постановки маяков. Встреченных на берегу ненцев со стадами оленей Овцын обязал сопровождать Переводчикова.

К 1 сентября 1735 г. «Тобол» бросил якорь у Березова. По инструкции Овцын должен был явиться в Петербург с отчетом о результатах своего двухлетнего плавания.

Плавания от устья Оби к устью Енисея и сухопутные маршруты отряда Д.Л. Овцына 1734–1737 гг.

7 октября Овцын прибыл в Тобольск. Отправив Берингу рапорт и ведомости, устроив на зимовку людей и поставив судно так, чтобы льды во время ледохода не могли повредить его, Овцын выехал в Петербург.

Много проектов вез он в Петербург, рассчитывая получить поддержку в Адмиралтейств-коллегии. Надежды Овцына оправдались. Коллегия, которой руководил в то время талантливый и образованный адмирал Н.Ф. Головин, одобрила его проекты.

Большое внимание Овцын уделял обеспечению успешных действий отряда в 1736 г. Ссылаясь на огромные размеры Обской губы, известные ему по исследованиям, проведенным его отрядом, он указывал на необходимость иметь второе мореходное судно.

Все предложения Овцына были приняты. Адмиралтейств-коллегия постановила построить в Тобольске бот восемнадцати метров длиной.

В конце января 1736 г. Овцын в сопровождении вновь принятых в отряд Василия Паренаго и штурмана Федора Минина выехал из Петербурга через Москву в Тобольск.

Овцын не хотел упускать навигационный период и, оставив старшего штурмана Кошелева и ботового мастера Дм. Скобельцына наблюдать за достройкой и спуском нового бота, 23 мая 1736 г. вышел в плавание на дубель-шлюпке «Тобол».

Придя в Березов, Овцын снова разослал береговые партии с проводниками-ненцами. На «Тобол» и сопровождавшие его дощаники Овцын взял целый отряд березовских казаков. Часть их была высажена 3 июля на левый берег Обской губы с заданием устроить и содержать на северной оконечности полуострова Ямал маяк для судов западного отряда и еще два маяка: в 200 и 300 верстах к западу от первого. Казаки получили легкие лодки, на которых они должны были исследовать остров Белый, лежащий против Ямала, и пролив, отделяющий этот остров от материка.

По левому же берегу Обской губы еще зимой была послана одна группа во главе с казачьим десятником Петром Лапотниковым. Эта группа, снабженная чумами и всем необходимым снаряжением, должна была в случае крушения «Тобола» или вынужденной зимовки оказать помощь Овцыну. По правому берегу в наиболее опасных местах Овцын также устроил три маяка, оставив при каждом из них по шести казаков.

Сам Овцын 8 июля пошел от Семиозерного магазина на север. За «Тоболом» следовал дощаник с продовольствием. Овцын хотел провести его как можно дальше на север и основать еще один запасной склад.

К 15 августа, когда «Тобол» находился в 650–700 км от Семиозерного магазина, льды окончательно преградили путь кораблю. На консилиуме было решено повернуть назад.

Обратный путь также был связан с немалым риском. 25 сентября 1736 г. «Тобол» пришел в Обдорск и стал на зимовку. Нового бота в Обдорске все еще не было.

В ноябре Овцын приехал в Березов. В эту зиму он также послал две сухопутные партии казаков по правому берегу Оби.

Овцын вернулся в Обдорск, где встретился с начальником западного отряда С.Г. Малыгиным и его людьми, приехавшими сюда на оленях с места зимней стоянки судов на реке Каре. В Обдорске не хватало запасов продовольствия и помещений, и Овцын со своим отрядом зазимовал в Березове.

Весной 1737 г. Овцын снова начал собираться в путь. 5 июня пришел наконец новый бот «Обь-Почтальон» под командой Ивана Кошелева, и вскоре оба судна покинули Березов.

Плавание 1737 г. было удачнее всех прежних. Льдов в Обской губе было меньше. Встречные ветры мало мешали продвижению судов. «Тобол» сильно отставал от более быстроходного нового бота. Пройдя Семиозерный магазин, Овцын 12 июля перешел на бот, передав командование «Тоболом» Кошелеву.

Льды больше не мешали походу, и 31 августа 1737 г. отряд, сделав обстоятельную опись морского побережья, благополучно вошел в устье Енисея.

Дело, порученное Овцыну, было успешно завершено. С чистой совестью он мог считать свою задачу выполненной. Но Овцын только сейчас почувствовал себя по-настоящему готовым к серьезной исследовательской работе на Севере.

Овцын надеялся, что Н.Ф. Головин поддержит его. Ему очень хотелось самому пойти в это плавание, но 20 мая 1738 г. он получил предписание явиться в Петербург с журналами и картами для отчета.

Овцын тщательно готовился к докладу в Адмиралтейств-коллегии, уверенный, что ему разрешат довести до конца исследования, начатые им по собственной инициативе.

13 сентября 1738 г. Овцын и его спутники добрались до почтового двора в Тобольске. Здесь Овцын предъявил свою подорожную, а через несколько минут в горницу вошел офицер с солдатами и объявил Овцыну, что он арестован по указу Тайной канцелярии.

Тобольск был переполнен арестованными по делу князей Долгоруких. Овцына обвиняли в дружбе с Долгорукими, в том, что он бывал у них на дому, встречался в церкви. Долгорукие обвинялись в «злых и вредительных словах» против Анны Иоанновны.

Между тем в политической обстановке России за время плавания «Св. Петра» произошли большие изменения. В 1740 г. умерла Анна Иоанновна. В 1741 г. в результате дворцового переворота на престол взошла дочь Петра I Елизавета Петровна. Многие лица, бывшие в опале при прежних правителях, получили прощение. В числе их был и Овцын. Он был восстановлен в офицерском чине и послан в распоряжение Шпанберга, командовавшего южным отрядом тихоокеанской группы кораблей.

Но применить свои незаурядные способности и энергию Овцыну больше не пришлось. Царским указом работы экспедиции Беринга – Чирикова были прекращены.

По возвращении в Петербург в 1742 г. Д.Л. Овцын вышел в отставку, но затем вернулся во флот и в 1745 г. был назначен командиром яхты «Транспорт Анна» в том же чине лейтенанта, в котором он начинал свою деятельность в Великой Северной экспедиции двенадцать лет назад. В следующем году Овцын командовал пакетботом «Меркуриус», совершавшим почтовые рейсы между Кронштадтом и Любеком, а затем плавал в Копенгаген.

Только в ноябре 1749 г. Дмитрий Леонтьевич Овцын был наконец отмечен за участие в Великой Северной экспедиции и произведен в капитаны 2-го ранга. В 1751 г. Овцын командовал кораблем «Исаакий», а в 1752 г. – кораблем «Москва». В 1757 г., находясь на корабле «Полтава», во время боевых операций флота он исполнял должность оберштеркригскомиссара. В этом же году, 25 июля, Дмитрий Леонтьевич был по болезни переведен на госпитальное судно и в августе 1757 г. умер.

Н.Я. Озерецковский: открывший Озерный край

В наше время, когда вновь оживает интерес к краеведению и изучению Севера, уместно вспомнить яркую фигуру академика Николая Яковлевича Озерецковского, одного из известных русских натуралистов XIX в., давшего в своих путешествиях очень интересное с краеведческой точки зрения описание Озерного края, которое и доныне не утеряло своего значения, несмотря на то, что с тех пор прошло уже около 200 лет.

Биография Озерецковского несложна и не богата внешними событиями. Он родился в 1750 г. в селе Озерецком Дмитровского уезда Московской губернии, где отец его был сельским священником.

Первоначальное образование Н.Я. Озерецковский получил в Троице-Сергиевской лавре, в духовной семинарии, куда был принят 17 января 1758 г. и откуда в 1767 г., по приказу директора Академии наук графа В.Г. Орлова, вместе с другими 9 лучшими семинаристами был вызван в столицу для отправки в ученые путешествия, организованные Академией с целью приготовить из этих людей будущих деятелей науки.

Озерецковский, вместе с Малыгиным, был назначен в знаменитую экспедицию академика И.И. Лепёхина, в которой он и пробыл с 8 июня 1768 по 15 декабря 1773 г. В этой экспедиции, обследовавшей громадное пространство от Белого до Каспийского морей и от Сибири до Белоруссии, Озерецковскому пришлось вести и самостоятельные работы. Так, им были обследованы развалины древнего города Болгар на Волге, Царицын, «привольные саратовские места», Кольский край и др. Три тома – результаты экспедиции были изданы самим Лепёхиным, четвертый же том после его смерти был выпущен Озерецковским.

После возвращения из этого длительного путешествия, значительно расширившего кругозор молодого человека, Озерецковский в 1774 г. был отправлен вместе со студентом Зуевым за границу в Лейденский университет, где они занимались физикой, химией, анатомией, физиологией, ботаникой, а затем в Страсбурге преимущественно химией, анатомией и ботаникой. Здесь в 1776 г. Озерецковским была написана работа о мхах, а в 1778 г. – и диссертация, за которую он получил степень доктора медицины.

Весной 1779 г. Озерецковский вместе с двумя другими студентами вернулся в Петербург и выдержал испытание в полном собрании ученой конференции Академии наук, при чем им представлено было сочинение: «De plantis parasiticis». 23 сентября того же года Озерецковский избран адъюнктом по естественной истории и помощником академика Гильденштедта. В силу разногласий с некоторыми учеными он поначалу даже хотел оставить Академию, но 13 мая 1782 г. по личному распоряжению Екатерины II он был сделан академиком. Сразу после этого Озерецковского отправили в путешествие с внебрачным сыном императрицы, А.Г. Бобринским, которое в конечном итоге закончилось ссорой между учеником и наставником, вследствие чего Озерецковский был вынужден пешком возвратиться из Парижа в Петербург.

Николай Яковлевич аккуратно посещал все заседания Российской академии наук, и бывали годы, когда он не пропускал ни одного заседания. Он читал также публичные лекции по естественной истории, был преподавателем русской словесности в сухопутном шляхетном кадетском корпусе, и кроме того, им был предпринят ряд путешествий по Северному и Озерному краю. Так, в 1785 г. по поручению Академии наук он ездил по Неве до Шлиссельбурга, затем по Ладожскому озеру, посетил остров Коневец, город Кексгольм, остров Валаам, города Сердоболь и Олонец, затем по реке Свири доехал до Онежского озера, побывал в Петрозаводске, Повенце, на водопаде Кивач, в Вытегре и вернулся обратно по Свири и Ладожскому озеру до Новой Ладоги, где против впадения реки Волхова производил опыты воздействия масла на волнение волн.

В 1805 г. Озерецковский совершил большое путешествие на озеро Ильмень по следующему маршруту: вверх по Неве до Ижоры, оттуда через Колпино, Саблино, Тосно, Ушаки, Любань, Чудово в Новгород и Старую Руссу, объехал затем весь Ильмень и из Новгорода вернулся по Волхову через Гостинополье, Ладогу и Шлиссельбург по Неве в Петербург. В 1814 г. по поручению Академии наук исследовал озеро Селигер и верховье Волги, отправившись через Гатчино, Лугу, Старую Руссу и Осташков, а на обратном пути через Новгород; к сожалению, во время бури на озере Ильмень у Озерецковского погибли все его коллекции и имущество.

Н.Я. Озерецковский

В описаниях всего виденного Озерецковский всегда перечисляет точно все деревни и местечки по дороге, подробно описывает местности. Указывает на различные целебные ключи, присутствие руды, различных глин, описывает растения, употребление лекарственных трав, дает описания насекомых, птиц и других животных, черты из их жизни, замечает подробности быта и обычаев в разных местностях, описывает занятия жителей в городах, их костюмы и проч. Иногда подробностей даже слишком много: так, например, в городе Олонце перечисляются все каменные и деревянные казенные строения, приводится ведомость изготовляемых на ижорских заводах вещей, дается подробное описание гостиного двора в Старой Руссе и т. п. Озерецковский любит также приводить различные надписи, указы, легенды. Эта особенность дает в настоящее время весьма ценные сведения, каково, например, точное и подробное перечисление всех селений, деревень, имений и церквей по берегам озера Селигер и озера Ильмень или подробный список вещей, хранящихся в Новгородском соборе, или кропотливое подробное описание местности близ Колпина, которая в настоящее время совершенно изменилась, и поэтому описание Озерецковского необычайно ценно для ботаника-географа.

Обеспокоенный упадком дел в Академии наук, 15 декабря 1801 г. Озерецковский обратился с письмом к Александру I, в котором в числе причин ее «истаевания» указывалось на плохую подготовку отечественных ученых, бесполезность академиков-иностранцев, некомпетентность назначаемых начальников; отмечалась необходимость вести всю академическую работу на русском языке. В 1802 г. Озерецковский был назначен членом комиссии по училищам; при его участии были выработаны уставы Академии наук, университетов, гимназий, уездных и приходских училищ, а также проект цензурного устава.

Под конец своей жизни, будучи уже не в состоянии оставаться деятельным членом Академии, Озерецковский в 1823 г. просил разрешение провести остаток своей жизни то в Петербурге, то в Старой Руссе, к чему побуждало его «пристрастие к ботанике». К этому встретились препятствия, и Озерецковский изъявил готовность не покидать ни столицы, ни Академии. Он умер 28 февраля 1827 г. 77 лет от роду и погребен на Смоленском кладбище.

Озерецковским написан целый ряд трудов на самые разнообразные темы: по медицине, географии, ботанике, зоологии, этнографии, технологии, рыбной и звериной ловле, он участвовал также в ряде периодических изданий Академии наук, где имеются статьи Озерецковского о жизни и свойствах животных, о болотных птицах, об употреблении дикого бальзамина в лечении сибирской язвы, об употреблении птичьих шкурок и пуха, о поваренной соли и тому подобное. Его сочинения, особенно описания его путешествий, до сих пор читаются с интересом и дают массу полезных и ценных сведений.

(По материалам В. Некрасовой)

П.С. Паллас: его именем называли животных и растения

Знаменитый немецкий и русский ученый-энциклопедист, естествоиспытатель, географ и путешественник XVIII–XIX вв. прославился научными экспедициями по территории России во второй половине XVIII в., внес существенный вклад в мировую и российскую науку – биологию, географию, геологию, филологию и этнографию.

Петр Паллас родился в Берлине в семье врача Симона Палласа (1694–1770), профессора анатомии и главного хирурга Берлинской медико-хирургической коллегии. Отец его был родом из Восточной Пруссии, а мать – Сусанна Лиенард – происходила из старинной протестантской семьи эмигрантов французского города Мец. У Палласа были старшие брат и сестра. Это было время царствования просвещенного монарха Фридриха II, реорганизовавшего Прусскую академию наук.

Отец Петера Симона хотел, чтобы сын пошел по его стопам, но тот увлекся естествознанием. Обучаясь у частных преподавателей, уже в 13 лет он знал в совершенстве английский, французский, латинский и греческий языки и начал посещать лекции в Берлинской медико-хирургической коллегии, где изучал анатомию, физиологию, акушерство, хирургию, а также ботанику и зоологию.

Паллас продолжил учебу в университете Галле (1758–1759) и Геттингенском университете (1759–1760), закончив курсы по педагогике, философии, горному делу, зоологии, ботанике (по системе Карла Линнея), сельскому хозяйству, математике и физике. В 1760 г. перебрался в Лейденский университет, где в 19 лет защитил докторскую диссертацию по медицине. Затем приводил в порядок естественно-исторические коллекции в Лейдене и посетил Англию с целью изучения ботанических и зоологических коллекций. В 1762 г. вернулся в Берлин. В следующем году Паллас по разрешению родителей отправился в Голландию, чтобы найти себе подходящую работу, но ему этого, несмотря на усиленные научные занятия, не удалось.

В Голландии, в 1766 г., были опубликованы его первые научные работы – «Elenchus zoophytorum» (Гаага, 1766) и «Miscellanea zoologica» (Гаага, 1766). Обе работы были посвящены анатомии и систематике низших животных и включали описание нескольких новых для того времени видов.

В эти годы Паллас мечтал совершить путешествия в Южную Африку и Южную и Юго-Восточную Азию, но его планы были отвергнуты отцом.

22 декабря 1766 г. Петербургская императорская академия наук избрала Палласа своим действительным членом и профессором натуральной истории. Сначала Паллас отказался, но в апреле 1767 г. согласился. 30 июля 1767 г., в возрасте 26 лет, уже имея докторскую степень, профессорское звание и признание в Европе, Паллас вместе с семьей (молодой женой и малолетней дочерью) прибыл в Россию для работы в качестве адъюнкта Петербургской академии наук. От Академии ему был положен оклад в размере 800 рублей в год, что по тем временам было высоким жалованьем.

Екатерина II активно интересовалась устройством и богатствами своей империи, и идея комплексного исследования страны с целью узнать ее геологические, минералогические, животные и растительные ресурсы, а также выявить исторические, социально-экономические и этнографические особенности отдельных ее регионов возникла у императрицы после завершения собственного путешествия по Волге от Твери до Симбирска в 1767 г. (о такой экспедиции мечтал еще Ломоносов). Вскоре по ее распоряжению была начата организация новых экспедиций – нескольких «астрономических» и «физических» отрядов. В задачу шести астрономических отрядов входило вычисление солнечного параллакса при прохождении Венеры через диск Солнца в июле 1769 г. (тем самым предоставлялась возможность более точно определить расстояние между Землей и Солнцем).

П.С. Паллас

«Физическая» экспедиция состояла из пяти небольших отрядов – трех в Оренбургскую губернию и двух в Астраханскую. Подготовка к экспедиции заняла год: только в июне 1768 г. Паллас со своим отрядом выехал из Санкт-Петербурга, в пути его сопровождала семья.

Паллас руководил основным отрядом (1-м отрядом Оренбургской экспедиции) с 21 июня 1768 г. по 30 июня 1774 г. В состав отряда также входили капитан Н.П. Рычков, гимназисты (двое из которых сами стали позже академиками) Н.П. Соколов, В.Ф. Зуев и Антон Вальтер, рисовальщик Николай Дмитриев и чучельник Павел Шумский. Отряд побывал в центральных губерниях, районах Поволжья, Прикаспийской низменности, Урала, Западной Сибири, Алтая, Байкала и Забайкалья. Другие отряды возглавляли академики профессор И.П. Фальк, И.Г. Георги, И.И. Лепёхин (в Оренбургскую губернию), С.Г. Гмелин и И.А. Гильденштедт (в Астраханскую губернию).

В целом естественно-научные экспедиции екатерининского периода охватили обширную территорию России – от Баренцева моря на севере и до Черного (Северный Кавказ и Крым) и Каспийского (до границ с Персией) морей на юге и от Балтийского моря (Рига) на западе до Забайкалья (до границ с Китаем) на востоке.

Научные результаты палласовской экспедиции превзошли все ожидания. Был собран уникальный материал. Собранные во время путешествий геологические, ботанические, зоологические, этнографические и другие экспонаты впоследствии были обработаны Палласом.

В 1772 г. в районе Красноярска Палласу показали 680-килограммовую железно-каменную глыбу, которая по распоряжению путешественника была отправлена в Петербург и сейчас украшает Метеоритный отдел Минералогического музея имени академика А.Е. Ферсмана Академии наук. Этот крупнейший в России сидеролит (железно-каменный метеорит, или палласит) называется «Красноярск», или, иногда, «палласово железо».

Результаты научного подвига Палласа и его помощников были обобщены им в многочисленных произведениях, опубликованных на латинском, немецком и русском языках в Петербурге и позднее переведенных на английский – в Эдинбурге и в Лондоне и на французский – в Париже.

В 1777 г. Паллас был назначен членом топографического отдела Российской империи, в 1782-м – коллегии советником, в 1786-м – историографом Адмиралтейств-коллегии.

В последние годы жизни Паллас занимался подготовкой фундаментального трехтомного труда по фауне России «Российско-азиатская зоология», в котором были представлены более 900 видов позвоночных, включая 151 вид млекопитающих, из них около 50 новых видов. По обширности материала и тщательности, разносторонности описания животных ему долго не было равных.

В январе 1810 г. Паллас обратился в Академию наук с просьбой о бессрочном отпуске в Берлин, где он мог бы лучше следить за изготовлением рисунков для своей книги. В марте отпуск с сохранением жалованья был разрешен, и в июне, проследовав через Броды и Бреславль, Паллас прибыл в Берлин. Здесь он в почете и уважении прожил лишь один год и, так и не увидев свой главный труд изданным, скончался за две недели до семидесятилетия, 8 сентября 1811 г.

Именем Палласа на русском или других языках названо множество видов животных и растений.

(По материалам wikipedia.ru)

П.К. Пахтусов: отважный мореход и честный гражданин

Петр Кузьмич Пахтусов, как и многие славные полярники, и по происхождению, и по всей своей жизни коренной северянин.

Отец Пахтусова, сольвычегодский уроженец, в конце XVIII в. служил в Балтийском флоте шкипером. Кузьма Пахтусов был уже в преклонных летах, когда дождался рождения единственного сына Петра в 1800 г.

Вскоре после рождения сына Кузьма Пахтусов вышел в отставку, получил маленькую пенсию и чин 13-го класса. Семья Пахтусовых переехала на жительство в родные места, в г. Сольвычегодск (тогда Вологодской губернии). В 1807 г. умер Кузьма Пахтусов, и семья осталась совершенно без средств к существованию.

Мать Петра Кузьмича в том же году переехала в г. Архангельск, где надеялась вскоре найти заработок и устроить судьбу сына.

Военно-сиротское отделение и было единственным выходом для сиротки Петра Пахтусова. Туда мать его и определила.

Имея от природы богатые задатки, Петр Пахтусов учился прекрасно. Рано пристрастился мальчик к морю. Скопив из детских грошевых заработков небольшую сумму, он приобрел себе лодку. Бесстрашно пускался подросток Пахтусов один-одинешенек по Двине к морю, за 50 верст, на рыбную ловлю и на охоту.

Отличные успехи Петра Кузьмича были замечены начальством отделения, и в 1816 г. он был переведен в Кронштадтское штурманское училище. В Кронштадт Пахтусов уехал из Архангельска на военном корабле.

Занятия в штурманском училище сопровождались ежегодными плаваниями.

В 1820 г. Петр Пахтусов окончил Кронштадтское штурманское училище и был направлен на службу в Архангельск, куда и прибыл морским путем.

С первого года службы в Архангельске П.К. Пахтусов принимал живейшее участие в трудной работе по исследованию наших северных окраин.

В 1821–1822 гг. и в 1824 г. одновременно с экспедициями Ф.П. Литке в наших северных морях работала экспедиция штурмана (впоследствии полковника флотских штурманов) И.Н. Иванова. Помощником штурмана в этой экспедиции и был П.К. Пахтусов. Эта экспедиция работала над описью дельты реки Печоры и части побережья Ледовитого океана до острова Вайгач.

В 1826 г. Пахтусов со штурманом Ильей Автономовичем Бережных производил опись берегов Баренцева моря от устья Печоры до Канина Носа и на карбасе обходил остров Колгуев. Упорство и настойчивость П.К. Пахтусова во время экспедиции особенно ярко сказались при проведении им описных работ в Чешской губе.

Условия плавания были настолько тяжелыми, карбас так часто бывал на краю гибели, что описные работы Канина берега с моря в августе были прекращены. И.А. Бережных и П.К. Пахтусов решили закончить опись Чешской губы с берега, передвигаясь на оленях.

2 января 1827 г. Пахтусов закончил описные работы в Чешской губе и, отдохнув, вскоре выехал в Архангельск.

Через год Петр Кузьмич уже был кондуктором корпуса флотских штурманов. Пять лет (1827–1831) Пахтусов провел в напряженном труде в Беломорской экспедиции капитан-лейтенанта М.Ф. Рейнеке, которая производила гидрографическую опись Белого моря и Мурманского берега Баренцева моря.

Памятник П.К. Пахтусову в Кронштадте

Экспедиции Пахтусова к Новой Земле большую помощь оказал ученый-лесничий П. Клоков, знакомство с которым произошло в 1829 году. П. Клоков разработал проект возобновления древнего торгового морского пути из Белого меря в Сибирь. П. Клоков сумел заинтересовать участием в нем крупного архангельского купца В. Брандта. В начале 1832 г. они вместе образовали торгово-промышленную компанию и взяли на себя расходы по снаряжению и комплектованию экспедиции.

Предполагалось направить два судна: первое по курсу Маточкин Шар – Карское море – устье Енисея; второе для описи восточного берега Новой Земли до мыса Желания и оттуда к устью Енисея (оба судна должны были возвращаться в Архангельск через Карские Ворота или Маточкин Шар).

П.К. Пахтусов, принявший на себя руководство и главную работу экспедиции вдоль восточного берега Новой Земли к мысу Желания, решил идти на судне, построенном по своему проекту. Бот решили назвать «Новая Земля».

«Новая Земля» под командой П.К. Пахтусова вышла в плавание из Архангельска 13 августа вечером, а Кротов на «Енисее» – на второй день. Они сошлись только через семь дней и шли вместе до Канина Носа с тем, чтобы разлучиться уже навсегда. Второй встречи так и не состоялось. «Енисей» взял курс на Маточкин Шар и пропал безвестно. Лишь в 1835 г. Пахтусов нашел на берегах губы Серебрянки обломки «Енисея».

Остановившись в Логиновой губе, Пахтусов на шлюпке ходил к востоку и в губе Каменке нашел избу. Это было 4 сентября. С большими трудностями через восемь дней дотянули «Новую Землю» до губы Каменки и стали на якорь невдалеке от губы. Зимовка началась 11 сентября 1832 г.

В конце декабря 1832 г. пришлось спасать «Новую Землю»: начавшийся подъем воды в очистившейся ото льда губе Каменке угрожал боту гибелью. Пришлось его перевести в другой залив.

Полярная ночь длилась около двух с половиной месяцев. Солнце зимовщики увидели 21 января 1833 г.

К гидрографическим работам Пахтусов смог приступить только с конца марта. К этому времени, несмотря на все меры, члены экспедиции начали болеть цингой. Серьезно заболели боцман В. Федотов и матрос Н. Подгорский.

Описные работы (съемка Никольского Шара) велись с большим трудом. Снег слепил глаза. Производство описных работ требовало огромного напряжения сил. Вьюги буквально измучили отважных полярников. Между 14–16 мая в одну из таких вьюг Пахтусов едва не погиб.

Пахтусов упорно продвигался вдоль восточного берега Южного острова Новой Земли, называя реки и мысы, наносимые на карту. Так появились мыс Перовского, река Казакова и другие географические названия отдельных мест острова. В ненастные дни участники похода очень уставали, а бота «Новая Земля» все не было. И Пахтусов пошел к зимовью.

Всего эта экспедиция заняла две недели, в течение которых были сделаны точные описания не нанесенного дотоле на карты берега.

Только через четыре дня после возвращения к зимовью – 24 июля 1833 г. – Пахтусов после 297 дней стоянки пошел вдоль восточного берега к Маточкину Шару, выполняя все время гидрографические, геодезические работы и опись берегов.

Дойдя до губы Саввиной, в которой недавно была закончена съемка со шлюпки, Пахтусов пошел дальше на север, тщательно ведя карту береговых очертаний. Так появились заливы Литке, Шуберта, Брандта, Клокова.

Плавание проходило не гладко: появлялись льды. В губе Литке пришлось простоять 18 дней, и только 24 августа Пахтусов вошел в Маточкин Шар. В «Дневных записках» появилась радостная запись: «Итак, нам первым после Лошкина удалось обойти южный остров Новой Земли».

29 августа Пахтусов пошел Маточкиным Шаром в Баренцево море и взял курс на юг. Около Болванского Носа бот Пахтусова стал на мель. При большом волнении моря бот страшно било о каменный грунт, якоря не удерживали его, и Пахтусов выбросился на берег, чтобы спасти команду, материалы и инструменты. Через несколько дней, когда шторм утих, Пахтусов с помощью пустозерцев снял бот с мели и со спасенными вещами 25 сентября прибыл в деревню Кую. Бот был оставлен под присмотром куйских рыбаков, а Пахтусов с членами экипажа уехал в Пустозерск.

Члены экспедиции Пахтусова остались в Пустозерске до санного пути. Сам же Петр Кузьмич 16 октября отправился с журналами и картами экспедиции на оленях тундрой до Мезени, а из Мезени – на почтовых в Архангельск. Этот путь отнял у него полтора месяца; прибыв 2 декабря в Архангельск, Петр Кузьмич уехал вскоре в Петербург с результатами экспедиции.

Поход Пахтусова вызвал большой интерес как в Архангельске, так и в Петербурге. В Гидрографическом департаменте Петр Кузьмич был желанным гостем, тем более, что первая экспедиция дала ценные результаты, не вызвав никаких затрат Морского министерства. Поэтому, когда Пахтусов поставил вопрос о второй экспедиции, то нашел полную поддержку.

В начале 1834 года Пахтусову, собиравшемуся во вторую новоземельскую экспедицию, была дана новая инструкция, в которой главной целью ставилось описать восточный берег Северного острова Новой Земли. В этой второй экспедиции деятельное участие принимал архангельский лесничий П.И. Клоков. По его заказу были построены специально для экспедиции небольшая шхуна «Кротов» и карбас «Казаков».

Суда были названы в память погибших в первую экспедицию лейтенанта В.А. Кротова и подпоручика корпуса штурманов И.Ф. Казакова на шхуне «Елисей».

Шхуну «Кротов» возглавлял Пахтусов, а карбас «Казаков»– кондуктор корпуса штурманов Август Карлович Циволька.

Суда вышли из Архангельска 6 августа 1834 г., в пути разошлись и встретились 7 сентября в западном устье Маточкина Шара.

Попытка пройти проливом на восток окончилась неудачей – восточное устье его было забито льдами.

В конце марта начались описные работы и определения астрономических пунктов в районе западного устья Маточкина Шара.

В половине апреля Пахтусов, болея глазами, уступил Цивольке и отправил его с самыми сильными шестью матросами и месячным запасом продовольствия в маршрут по прибрежному льду для описи восточного берега Северного острова Новой Земли. Он просил их проникнуть возможно дальше на север и возвратиться тем же путем обратно.

Сам же Пахтусов со своей партией взялся за опись южного берега Маточкина Шара и ведение астрономических определений пунктов в устьях его.

Пахтусов закончил свои работы и 25 апреля возвратился в зимовье, где взялся за постройку небольшого карбаса. Циволька же пошел с описью восточного берега Северного острова Новой Земли. Засняв около 160 километров берега и дойдя до полуострова Фон-Флотта, Циволька 5 мая поставил по обычаю крест с памятной надписью: «Крест сей поставлен Корпуса Флотских штурманов Кондуктором Циволькою, доходившим сюда с описью по льду 24 апреля 1835 года». В становище экспедиции партия Цивольки возвратилась 18 мая.

В ожидании освобождения ото льда восточного устья Маточкина Шара Пахтусов с Циволькою и девятью человеками команды вышли в море на карбасе «Казаков».

Продвигаясь дальше на север, Пахтусов не предвидел неудач, но выше о. Берха карбас был 20 июля раздавлен льдами.

Успев забрать карты, журналы и инструменты экспедиции, а из провизии – мешок муки и немного сухарей, все члены экспедиции на двух шлюпках добрались до берега и стали готовиться к возвращению на них в Маточкин Шар.

Случайно потерпевших крушение заметили поморы. Они-то и спасли членов экспедиции и доставили их к зимовью в Маточкин Шар.

К этому времени восточное устье Маточкина Шара очистилось ото льда. Пахтусов решил отправить Цивольку с пятью членами команды на лодье в Архангельск, а сам 24 августа в карбасе прошел Маточкин Шар и направился к северу вдоль восточного берега Северного острова Новой Земли. Это отважное путешествие в небольшом карбасе оказалось удачным, хотя и было чрезвычайно тяжелым.

Возвратился Пахтусов в зимовье 7 сентября 1835 г. и застал здесь всех членов экспедиции.

Вышли домой, на Большую землю, 15 сентября. Пахтусов со своей частью команды прибыл в Соломбалу 19 октября 1835 г.

Вернувшись в октябре в Архангельск, он начал писать отчет о проделанной работе, но полностью завершить его не успел. Непомерные труды и лишения, перенесенные им в течение почти 900 дней арктических экспедиций, подорвали некогда могучий организм. Несмотря на особые заботы и внимание врачей, болезнь довершила свое дело. Всеми любимый Петр Кузьмич Пахтусов скончался 7 ноября еще молодым, полным планов и стремлений.

С заслуженными почестями он был похоронен в ограде Соборной церкви Соломбальского кладбища в Архангельске. На могиле установлен памятник из обтесанного гранита, на котором изображено парусное судно с надписью: «Корпуса штурманов подпоручик и кавалер Петр Кузьмич Пахтусов. Умер в 1835 г. ноября 7 дня. От роду 36 лет…»

П.И. Пашино: известный востоковед – забытый странник

Петр Иванович Пашино – известный ориенталист, путешественник и литератор. Сын придворного певчего, Ивана Пашины, он родился в 1836 г. в городе Ирбите. После смерти отца Пашино остался двухлетним мальчиком на руках у матери, которая вскоре переехала с сыном в Соликамск, где он провел первые годы детства и стал ходить в приходское училище.

Шести лет Пашино был перевезен матерью в Чердынь, где и определен в уездное училище, в котором окончил все три класса. Здесь уже у него проявилась необыкновенная способность к языкам. Находясь в постоянном соприкосновении с местными татарами и киргизами, мальчик быстро освоился с их наречиями и даже выучился на них писать и читать.

Затем он был перевезен в Пермь, где и поступил в первый класс гимназии. Как сын певчего придворной капеллы, Пашино после смерти отца был записан на казенный счет в первую Казанскую гимназию, куда и поступил в декабре 1845 г.

Уже в четвертом классе он обращал на себя особенное внимание и директора, и преподавателей своими успехами по языкам: он свободно изъяснялся и писал по-татарски, по-монгольски, прекрасно говорил по-киргизски, а также делал большие успехи по латыни, французскому и немецкому языкам, знал малороссийский, а за сочинения по русскому языку получал лучшие отметки в классе, избирая всегда предметом разработки исторические темы.

Окончив успешно гимназию в 1852 г., Пашино поступил на историко-филологический факультет Казанского университета по Восточному его отделению и весь отдался новой для него студенческой жизни.

В 1855 г. при Санкт-Петербургском университете открылся Восточный факультет, а Восточное отделение в Казани было закрыто, и 19-летнему Пашино пришлось переехать в Петербург.

В 1856 г., прямо со студенческой скамьи, Пашино получил ученую командировку для объезда Казанской губернии с целью научно-исторических изысканий и раскопок в Болгарах на Волге.

Среди множества редких монет, найденных при раскопках, одна из них представляла собой необычайную нумизматическую редкость: она была чеканки Дмитрия Донского.

Сделав сообщение в университете о результатах своей поездки, Пашино представил подробный отчет о своей деятельности, который был принят там за кандидатскую диссертацию, вследствие чего он был оставлен в университете на пятый год для прохождения магистрантского курса.

По успешном окончании его Пашино поступил на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел.

В феврале 1861 г. Петр Иванович Пашино был отправлен в Персию вторым секретарем посольства.

О своих путешествиях Пашино писал немало, он был издателем, редактором и сотрудником газеты «Потеха», сотрудничал в «Современнике», готовил книгу о Персии на основании своих дневников.

Во время пребывания в Персии, в июне 1862 г., Пашино встретился в Тегеране с известным ученым-тюркологом, этнографом и путешественником А. Вамбери.

Арминий Вамбери был венгром. Он владел двумя десятками европейских и азиатских языков, в том числе в совершенстве говорил на персидском, староузбекском, турецком, арабском.

Несколько лет Вамбери жил в Стамбуле. Затем едет в Персию, а потом идет в Хиву, Бухару, Самарканд в облике дервиша, возвращающегося с группой паломников из Мекки, в заплатанном рубище, с Кораном в сумке-куржуме, все время под страхом разоблачения. Ибо, если бы фанатики-спутники разоблачили его как европейца, смерть была бы неминуемой. Пашино с восторгом слушал рассказы знаменитого путешественника.

В феврале 1866 г. «по высочайшему государя императора повелению» в Туркестанскую область были командированы генерал-майор Романовский и флигель-адъютант граф Воронцов-Дашков. Вместе с ними в качестве драгомана (переводчика) был отправлен и Петр Иванович.

В Петербург Пашино вернулся в марте 1867 г. и принялся за обработку своих материалов по Средней Азии. Но болезнь задержала выход в свет его книги… Но и после лечения он волочил ногу, хромал, не мог писать правой рукой. Однако железная воля, ежедневные утомительные тренировки помогли перебороть болезнь: он совершает два путешествия в Индию и путешествие вокруг света.

19 сентября 1873 г. Пашино прибыл на пароходе в Бомбей, оттуда направился в Амритсар, а затем к Джамму, мимо питомника слонов магараджи. Он представлял собой большую территорию, обнесенную стеной, где содержалось до 150 слонов, которых ежедневно водили на «дежурство и поклонение магарадже».

П.И. Пашино

В Барзиле Пашино купил осла, нагрузил на него пожитки и вдвоем с нанятым в том городе проводником Абдуллой-Тани отправился в дальнейший путь. Перешли неглубокий в это время года Инд и далее вошли в город Гилгит.

Петр Иванович во время перехода тщательно выполнял все мусульманские обряды. Чалма на голове, повязка на бедрах, простыня через плечо, сандалии на деревянной подошве – он выдавал себя за турка. Подводила его светлая кожа, и он старательно обмазывался «всякой встречной грязью» и ни разу не мылся во время путешествия. Но это не помогло, Пашино узнал афганец, встречавший его в Ташкенте. Он немедленно донес куда следует, и Пашино со слугой повели к верховному правителю – вали.

Вали, седобородый старик, уже ждал Пашино. Он сидел, окруженный своими приближенными. В стороне стоял доносчик. Петр Иванович поприветствовал вали и сел против него на корточках, как подобает мусульманину. Начался допрос. Пашино рассказал выдуманную биографию. Затем вали и представители духовенства решили экзаменовать его по Корану.

Ненавидящие Пашино дервиши-шпионы смотрели на него, не смея прервать: он цитировал одну за другой суры Корана, и прервавшего его ждала смерть.

Кончилось тем, что вали махнул Петру рукой, делая этим знак, чтоб он убирался вон. Видимо, решили, что «неверный» так прекрасно знать Коран не может. И все-таки вечером, видимо, по наущению доносчика, толпа побила его камнями. С трудом удалось Пашино вырваться из этого города.

Он совершил поездку вниз по Инду, останавливался в Мултане, Ширшахе, Чагире, Шикарпуре. Побывал на Цейлоне.

В 1874–1875 гг. Петр Иванович совершает свое второе путешествие в Индию. На этот раз о его маршруте писали газеты, в частности, что Пашино «намеревается проникнуть через Лахор в страны, доселе не посещенные еще ни одним из европейских путешественников, как-то: Баджаур, Суат, Миян, Килян, Дир, затем, перевалив через Гималаи, посетить Читрал и оттуда через Гиндукуш попасть в Бадахшан. Из Бадахшана Пашино предполагает направить свой путь на Памир для осмотра истоков Аму-Дарьи и уже отсюда по Кокандской дороге, мимо озера Кара-Куль и через Ташкент возвратиться в Россию».

И вот Петр Иванович снова в пути. Отныне уже в качестве туриста, с документами на свое настоящее имя, в европейской одежде.

28 ноября 1874 г. Пашино снова высадился в Бомбее и по железной дороге отправился в Аллахабад. Далее через Канпур, Агру он прибыл в Дели. После некоторой передышки он через Амбаллу, Симлу, Амритсар прибывает в Лахор, где прожил около трех месяцев.

В начале января 1875 г. Пашино получил разрешение пройти в Туркестан до Ташкента, но вдруг это разрешение было отменено. А Петр Иванович уже нанял себе проводника – бухарца Хаджи Беграма, собрал немало сведений о пути следования. Путешественник не мог смириться с отказом и решил действовать без разрешения властей. Переодевшись в арабскую одежду, поехал по намеченному пути поездом.

Возвратившись из Индии, в Петербурге Пашино не задержался. Счастливое стечение обстоятельств позволило ему вскоре отправиться в кругосветное путешествие.

В Италии Пашино встретился с адъютантом Джузеппе Гарибальди, Адамоли, с которым познакомился еще в Ташкенте в 1870 г. И теперь, спустя пять лет, в Риме, Пашино попросил его устроить встречу со знаменитым героем Италии.

Гарибальди жил в загородной вилле. Он принял Пашино на террасе, сидя в глубоком кресле, положив больную ногу на табурет. Беседа продолжалась около 30 минут. Очень тепло Гарибальди отозвался о четырех русских, сражавшихся в рядах его войска.

По возвращении в Россию Пашино сделал сообщение о Бирманской империи в Русском географическом обществе.

Затем предстояла экспедиция в Китай. Часть пути в Пекин из Тяньцзина плыли на лодке по реке Байхэ.

В Пекине Пашино поразили длинные, тянущиеся на многие километры торговые улицы, не похожие на уже виденные им ранее улицы других восточных городов.

Особенно поражали магазины шелковых тканей. Пашино восторгался расцветкой китайских шелков, говоря, что нигде в Европе нельзя встретить такого изящества и такого разнообразия узоров.

Из Китая направились в Японию. Побывали в Симоносеки, Киото, Осаке, Йокогаме, Токио.

В своих записках Пашино не раз отмечал необыкновенную чистоту городов, деревень и присущее японскому народу чувство прекрасного. Он пишет: «По дороге в Осаку почти все пространство мы ехали или возделанными полями, или изящными японскими деревушками, причем я заметил много элегантности даже в таких деревенских постройках, куда сбрасываются дрова и где делаются колеса». «Сколько требуется здесь терпенья и самого заботливого ухода, чтобы достичь подобного превращения!» – восторгался он, любуясь карликовыми деревьями.

Пашино писал, что, по его мнению, через 50 лет Японию нельзя будет отличить от европейских стран. В этом он не ошибся.

Вернувшись на родину, Петр Иванович снова думает о путешествиях. Он побывал еще во многих странах. В Эфиопии, например, проехал на страусах за три дня около 300 верст…

…Петр Иванович Пашино умер всеми забытый и одинокий – в богадельне, куда был помещен с помощью друзей и знакомых.

М.В. Певцов: разносторонний практик и географ-исследователь

Среди великих ученых-путешественников, прославивших своими трудами отечественную науку, почетное место занимает имя Михаила Васильевича Певцова – географа-исследователя, геодезиста и астронома, высокообразованного теоретика и искусного практика. М.В. Певцов был одним из наиболее видных деятелей в области географии и практической астрономии. Этнографические описания Певцова характеризуют его как тонкого и разностороннего специалиста.

Михаил Васильевич Певцов родился в Новгородской губернии в мае 1843 г. В семь лет оставшись сиротой, Певцов воспитывался у родственника бедного петербургского чиновника и, не имея средств для получения образования, в течение нескольких лет вольнослушателем прошел полный курс Первой петербургской гимназии, а затем в течение года также вольнослушателем посещал Петербургский университет. Тяжелое материальное положение заставило его бросить университет и поступить на военную службу в 39-й Томский полк, стоявший в Туле, откуда он вскоре был направлен в Воронежское юнкерское училище. Отлично успевая по всем предмета, Певцов особый интерес проявлял к изучению истории, географии и математики. Певцов, получив чин прапорщика, отбыл в Варшавский военный округ.

В 1868 г. он поступил в Академию Генерального штаба. Здесь определились его научные интересы. По собственному желанию он прошел курс геодезического отделения. В годы учения в академии Певцов изучал и естественные науки, находя время для работы в библиотеке и музее Петербургского университета, где он приобрел знания и навыки, необходимые натуралисту, вплоть до набивки чучел и хранения энтомологических, ботанических и зоологических коллекций.

В 1872 г. Певцов окончил академию. По окончании академии он был назначен на службу в штаб Семипалатинской области. Певцов много работает в области этнографии, изучает быт казахского народа, казахский, а затем и арабский языки и историю Китая. С 1875 г. военная служба Певцова проходит в Омске, где, наряду с основной работой, он преподает географию в военной гимназии. 16 мая 1876 г. Певцов, имевший тогда уже чин капитана Генерального штаба, выехал из Зайсана в первое путешествие по Джунгарии.

Он командовал казачьей сотней, охранявшей хлебный караван по дороге в оазис Гучен. Певцову поручалось также собрать подробные сведения о стране по пути движения каравана. Караван этот имел в своем составе больше шестисот верблюдов, с которыми шли 120 погонщиков. Экспедиция прошла сначала на юг по каменистой равнине с однообразным рельефом между хребтами Тарбгатай и Саур. Певцов установил, что ранее она представляла глубокую межгорную впадину, заполненную отложениями горных потоков. Перевалив невысокий пограничный хребет, караван проследовал вдоль южных склонов Саура на восток к большому озеру Улюнгур. Певцов две недели исследовал его бассейн, нанес на точную карту горько-соленое озеро Бага-Нур, установив, что сравнительно недавно оно было пресным и что оба озера занимают часть обширной впадины.

М.В. Певцов. Фото XIX в.

В июне экспедиция продолжила путь на юго-восток вдоль левого берега реки Урунгу. Певцов впервые исследовал и нанес ее на карту до предгорий Монгольского Алтая. Здесь караван повернул на юг, пересек восточную часть Джунгарии, описанную Певцовым, и на 47-й день путешествия достиг Гучена, пройдя около 700 км. От города Булун-Тохоя до Гучена– а это 500 километров – путь пролегал по совершенно неизвестной местности.

Пробыв в Гучене до 7 августа, Михаил Васильевич той же дорогой возвратился в Булун-Тохой, а далее уже новым путем отправился в Зайсан. Это дало ему возможность ознакомиться со всей восточной половиной Тарбагатайской горной системы. 10 сентября экспедиция вернулась в Зайсанскйй пост.

Нередко исследования выполнялись даже с риском для жизни. Так, отправившись 20 августа на плоту вниз по реке Урунгу, Певцов и его четыре спутника попали в водоворот, потом его с силой понесло на прибрежную скалу, потом несколько раз ударило о прибрежные камни и наконец выбросило на широкий и плоский каменный мыс. Несмотря на все эти страшные толчки, плот, к счастью, не развалился.

10 мая 1877 г. с целью изучения больших пространств Западной Сибири Русским географическим обществом был открыт в Омске новый отдел под названием Западно-Сибирского. Его председателем был избран генерал-майор И.Ф. Бабков, а служивший в то время в Западно-Сибирском военном округе Генерального штаба капитан Певцов – правителем дел. Весной 1878 г. было получено известие, что бийские купцы, торгующие в Западной Монголии, намерены отправить караван из города Кобдо в город Кукухото в провинции Шаньси. С караваном отправилась экспедиция Певцова с целью географического изучения северо-западной Монголии и, в частности, разрешения вопроса о соединении Хангая (Хангайского хребта) и Алтая (Монгольского).

В то время отсутствовали сколько-нибудь точные карты этой части Монголии. Вместе с Певцовым были командированы из Омского Военно-топографического отдела два военных топографа – Скопин и Чуклин; к путешественникам был назначен конвой из шести казаков, знавших монгольский язык. Путь каравана проходил вдоль северного подножья южнокитайского Алтая, по областям, неизвестным европейцам. Собравшись во второй половине июля 1878 г. в станице Алтайской, 3 августа участники экспедиции продолжили путь.

Из города Кобдо экспедиция направилась на юго-восток через монастырь Нарбаньчжи и южные отроги Хангая по караванному пути протяженностью около 430 км.

Певцов прошел до излучины реки Дзабхана, обследовал его среднее течение и двинулся далее на юго-восток по южному склону хребта Хан-гай. Он пересек ряд значительных рек (Байдраг-Гол, Туйн-Гол, Тацын-Гол, Ар-гын-Гол, Онгин-Гол) и установил, что все они берут начало на Хангайском хребте. Это открытие в корне изменило представление о гидрографии края. Южнее Певцов открыл и описал длинную (около 500 км) и узкую бессточную впадину между Хангаем и Алтаем, назвав ее долиной Озер. Своими гидрографическими исследованиями и открытием долины Озер он доказал, что хребет Хангай нигде не соединяется с Монгольским Алтаем, впервые верно показанным на его карте в виде длинного (около 1000 км) хребта, вытянутого в юго-восточном направлении.

Дальнейший путь каравана пролегал по окраине долины Озер вдоль восточной части Гобийского Алтая. Певцов обнаружил здесь два коротких, почти параллельных горных массива, поднимающихся выше 3,5 тыс. м: Их-Бог-до-Ула и Бага-Богдо-Ула. К юго-востоку от долины Озер он открыл невысокий (до 3 тыс. м) окраинный хребет Гобийского Алтая (Гурван-Сайхан) и показал, что юго-восточные отроги Алтая окончательно исчезают в обширной равнине Галбын-Гоби. Так Певцов установил направление и протяженность (более 500 км) Гобийского Алтая и этим в основном завершил открытие всей системы Монгольского Алтая.

От Гурван-Сайхана караван продолжал идти на юго-восток и пересек Монгольскую Гоби. Певцов обнаружил, что ее северная часть представляет собой всхолмленную страну с невысокими грядами, а южная расположена выше и принадлежит другой горной стране с приблизительно широтным простиранием хребту Иньшань. Тем самым он доказал обособленность Гобийского Алтая и от Иньшаня. После странствий по горам, степям и пустыням караван достиг Куку-хото (Гуй-хуачен). Собрав в городе Куку-хото нужные сведения, экспедиция отправилась в город Калган и пробыла в нем с 25 декабря 1878 года до 27 февраля 1879 года, а затем направилась по прямой караванной дороге через Ургу и Улясутай к русской границе, перейдя которую, закончила свое более чем годичное путешествие в поселке Кош-Агач.

Талантливый исследователь был награжден в 1885 г. второй из высших наград Русского географического общества медалью Литке. Именем Певцова был назван ледник хребта Монгольский Алтай. Правительство наградило его орденом Св. Владимира 4-й степени, а спутники Певцова, военные топографы, получили следующие чины.

В 1882–1883 гг. Певцов в качестве полномочного комиссара руководил установлением русско-китайской границы на Семипалатинском участке.

В начале 1887 г. Певцов получил назначение на новую должность – делопроизводителя Азиатской части Главного штаба в Петербурге.

В январе 1889 г. Военное министерство по представлению председателя Русского географического общества П.П. Семенова-Тян-Шанского назначило начальником тибетской экспедиции полковника Певцова. В апреле 1889 г. Михаил Васильевич прибыл в Каракол к экспедиции и принял над ней начальство.

Караван экспедиции состоял из 88 верблюдов, 22 лошадей, 100 овец для питания и трех сторожевых собак. Пребывание экспедиции за границей было рассчитано на два года. Предполагаемый район исследования ограничивался окраинным хребтом Куньлунь от верховьев реки Юрункаш до меридиана озера Лобнор и прилежащей к нему на юге полосы Тибетского нагорья до параллели 35°. Главной задачей экспедиции было исследование горных стран, окаймляющих с севера Тибетское нагорье. Необходимо было изучить также существующие проходы внутрь Тибета, чтобы подготовить почву для будущих исследований на самом Тибетском нагорье. Третье тибетское путешествие Певцова по Центральной Азии началось 13 мая 1889 г.

Экспедиция успешно выполнила свою задачу и вернулась в Россию раньше намеченнного срока в январе 1891 г. Певцов сообщает много интересных сведений об Яркендском оазисе. 22 октября экспедиция достигла маленького городка Ния, важного по своему положению в узле нескольких караванных троп в Центральном Тибете. В этом городке экспедиция провела пять зимних месяцев, в течение которых Певцов производил магнитные, астрономические и метеорологические наблюдения.

В Нии Певцов написал также обстоятельный этнографический очерк Кашгарии. У него были самые дружелюбные отношения с туземцами. В Кашгарии Певцов обнаружил остатки рабства, которое сохранилось, несмотря на строгое запрещение работорговли, так как рабовладельцам разрешалось держать ранее приобретенных рабов.

Во время экспедиции Певцова в Кашгарии насчитывалось около 1000 рабов, в большинстве своем пленников, захваченных в прежние годы в Канджуте, Бадахшане, Гильгите и Читрале. Певцов приводит в своем описании даже существовавшие цены на рабов в зависимости от возраста: мужчины от 90 до 180 рублей, женщины от 140 до 270 рублей.

Из Каракасая экспедиция направилась в совершенно неизученный район озера Даши-куль. На берегу этого горько-соленого озера, расположенного на щебнистой равнине, был разбит лагерь. Здесь участники экспедиции провели пять дней: надо было дать отдых сильно утомленным животным, которые прошли большой путь, поднявшись на высоту 1277 м над Карасаем. В начале сентября экспедиция тронулась по направлению к озеру Лобнор. Береговая линия этого озера достигает 250 км. Здесь была определена абсолютная высота поверхности озера, которая оказалась равной 807 м.

Чтобы вернуться из Тибета в Зайсан, экспедиции предстояло пройти около 2000 км.

3 января 1891 г. двухгодичное путешествие Певцова завершилось в Зайсане. Результаты последней экспедиции Певцова, описанные в работе «Труды Тибетской экспедиции 1889–1890 гг.» (1892–1897), были очень велики: установлены границы и размеры пустыни Такла-Макан; исследована горная система Куньлунь и впервые составлена схематическая карта всего Куньлуня; открыто высокое плато Северо-Западного Тибета и выяснены его приблизительные размеры; завершено открытие хребтов Русского, Пржевальского, Алтынтага и межгорной котловины Культала; открыт ряд новых хребтов; дана характеристика рельефа и гидрографии западной части Центральной Азии; очень продвинулось вперед разрешение загадки Лобнора.

За эту экспедицию Певцов был удостоен высшей награды Русского географического общества Константиновской медали. Кроме того, в апреле 1891 г. он был избран почетным членом-корреспондентом Лондонского королевского географического общества, награжден орденом Св. Владимира 3-й степени, 30 августа 1891 г. произведен в генерал-майоры, а также получил пожизненную пенсию 500 рублей в год. Тибетская экспедиция была последней в жизни Певцова. Оставшиеся годы он провел в Петербурге. По окончании обработки материалов Тибетской экспедиции он работал в Генеральном штабе.

Все свое свободное время Михаил Васильевич посвящает занятиям любимыми науками – геодезией, географией и астрономией – и, несмотря на то, что плохое здоровье не позволило ему полностью отдаться научным занятиям, он после издания отчета о трудах Тибетской экспедиции написал ряд работ.

Знаменитый путешественник плохо переносил петербургский климат и часто болел. Болезни надломили силы замечательного русского исследователя, и 25 февраля 1902 г. Михаил Васильевич скончался на руках своей жены.

О роли Михаила Васильевича Певцова в исследовании Азии хорошо сказал академик В.А. Обручев: «Когда будет написана история географических открытий и исследований во Внутренней Азии во второй половине XIX века, на ее страницах займут почетное место и будут поставлены рядом имена трех русских путешественников Г.Н. Потанина, Н.М. Пржевальского и М.В. Певцова…»

(Использованы материалы сайта http: rgo.ru)

Н.М. Пржевальский: гордость России

В морозное январское утро 1881 г. в Петербурге на перроне Николаевского вокзала стояло множество народа. Ждали приезда Пржевальского. Здесь были члены Географического общества во главе с вице-председателем П.П. Семеновым-Тян-Шанским, ученые, академики, офицеры Генерального штаба, журналисты… Имя Пржевальского не сходило с уст. Это имя, известное уже тогда всему миру, было гордостью России. Из вагона в военной форме вышел Пржевальский, – высокий, широкоплечий богатырь.

Прошло уже четырнадцать лет с тех пор, как двадцативосьмилетний энтузиаст Пржевальский впервые обратился в Географическое общество с просьбой послать его в экспедицию в Центральную Азию. Руководители общества его не знали, но П.П. Семенов-Тян-Шанский почувствовал, что из Пржевальского может выйти замечательный путешественник. Он дал Пржевальскому совет проявить себя исследованиями в Уссурийском крае и обещал, что если исследования будут удачными, то Географическое общество пошлет его тогда в Центральную Азию.

Пржевальский не получил специального естественно-исторического образования, но еще задолго до путешествия, обучаясь в Академии Генерального штаба, он занялся самостоятельно научной подготовкой,

В 1866 г. в Варшаве, будучи преподавателем географии и истории в юнкерском училище, Пржевальский прочел несколько публичных лекций по истории географических открытий. В Варшаве он издал свой учебник по географии. Кроме географии Пржевальский изучал ботанику, зоологию и другие науки. Таким образом, в путешествие по Уссурийскому краю шел не просто смелый человек, решившийся отправиться в неведомые дебри, а и ученый, исследователь.

Пржевальский первый из исследователей прошел Уссурийский край пешком. Пройденный путь он нанес на карту, произвел метеорологические наблюдения и собрал богатейшие коллекции растений, зверей и птиц, из которых многие виды до него не были известны науке.

Он написал книгу «Путешествие по Уссурийскому краю», которую издал на свои средства, равно как почти исключительно на свои средства провел и все двухлетнее путешествие.

Русское географическое общество наградило Пржевальского малой серебряной медалью, и Семенов-Тян-Шанский сдержал данное им слово: в 1870 г. Пржевальский получил возможность отправить в свою первую научную экспедицию по Центральной Азии.

Урга (ныне Улан-Батор) уже осталась позади. Перед глазами путешественников открылась бескрайняя степь, убегающая в синеющую даль горизонта. Еще несколько дней, и караван вступил в пустынные степи Гоби.

Отдохнув пять дней в Калгане, Пржевальский направился в Пекин, откуда должна была начаться главная часть маршрута экспедиции.

Прежде всего, он пошел к озеру Далай-нор в юго-восточную часть Монголии. За два месяца экспедиция проделала свыше тысячи километров, главным образом по солончаковой степи. Потом направились к великой желтой реке – Хуанхэ.

Переправившись через Хуанхэ, экспедиция вступила в Ордос.

Ордос – страна, расположенная внутри огромного колена, которое образовано изгибами среднего течения реки Хуанхэ. Еще одна переправа через Желтую реку, и перед путешественниками открылась бесплодная пустыня Ала-шаня.

Н.М. Пржевальский. Гравюра XIX в.

Пройдя около 200 км по северо-восточной окраине пустыни, Пржевальский достиг города Динъюаньина, лежащего у Алашаньских гор.

Путешественник пробыл в горах две недели. Наступил уже октябрь 1871 г. Подходил конец первого года путешествия. Однако встречать эту знаменательную дату, продолжая путь вперед, путешественникам не пришлось. Несмотря на самую строгую бережливость Пржевальского, скудные деньги его кончались.

Оставался один выход – возвращаться в Пекин – доставать средства на продолжение путешествия. С большими трудностями и лишениями путешественники проделали обратный путь.

В Пекине денег на имя экспедиции еще получено не было, и если бы не участие русского посланника А.Е. Влангали, Пржевальскому пришлось бы плохо. Влангали выдал Пржевальскому деньги из средств посольства, и это дало возможность в марте 1872 г. снова отправиться в путешествие.

Заветной целью Пржевальского было таинственное озеро Куку-нор. Куку-нор (по-монгольски – Голубое озеро) находится на северо-восточной окраине Тибета между хребтами среднего Куэнь-луня. Китайское название его – Цин-хай – Синее море. Достигнуть берегов этого замечательного озера, исследовать почти неведомые для науки земли Куку-нора – обо всем этом мечтал Пржевальский еще задолго до своего первого центральноазиатского путешествия.

В городе Динъюаньине экспедиция застала большой караван тангутов (тангутами Пржевальский называл тибетцев, населяющих Северо-Восточный Тибет), который направлялся в провинцию Ганьсу к кумирне Чейбсен, находящейся в пяти днях пути от озера Куку-нор. Это было Пржевальскому как нельзя более кстати. Попутчики заменили ему проводника через Алашаньские горы.

Раскаленные пески пустынь Ала-шаня сменились горами Восточного Нань-шаня, внизу покрытыми роскошной разнообразной растительностью, а вверху доходящими до линии вечного снега.

В течение всего пути Пржевальский производил съемку местности и другие научные наблюдения.

25 октября 1872 г. путешественники разбили палатку на берегу озера Куку-нор. Пржевальский писал: «Мечта моей жизни исполнилась… То, о чем недавно еще только мечталось, теперь превратилось уже в осуществленный факт».

Он первый из европейцев произвел ценные географические исследования берегов и окрестностей Куку-нора и дал их описание. Пржевальский установил, что озеро, расположенное в обширной степной котловине, находится на высоте 3200 м над уровнем моря.

От озера Куку-нор экспедиция направилась через восточную часть огромной равнины Цайдам в нагорье Тибета.

В мрачном, холодном Тибетском нагорье путешественники встретили огромное количество диких животных. В этой мало населенной стране звери не боялись людей, но охотиться при сильных морозах было трудно. Коченели руки, слезились глаза. И все же Пржевальский намного пополнил редкими экземплярами свои зоологические коллекции.

С трудом добытые коллекции чуть не уничтожило наводнение в горах Ала-шаня, возникшее в результате ливня.

В сентябре 1873 г. караван пришел в Ургу, а затем и в Кяхту. Так кончилось трехлетнее путешествие.

Монгольское путешествие принесло Пржевальскому мировую славу. Пржевальский прошел 11 тыс. км. Значительная часть этого долгого и трудного пути пролегла по неизведанным еще для науки землям. Произведенные с удивительной точностью глазомерные съемки, астрономические определения широт и определения высот посещенных местностей позволили уничтожить на географической карте часть белых пятен неведомых ранее пространств.

В 1875 г. вышла книга Пржевальского «Монголия и страна тангутов». Книга эта была переведена на многие европейские языки. Перед ее читателями во всем своеобразии ожили природа и люди таинственных стран Ордоса и Куку-нора, гор Ала-Шаня и пустынных пространств Гоби. Написать такую книгу мог только ученый исключительной многогранности, гениальный географ.

В 1876 г. со своим помощником Эклоном Пржевальский отправился в новое путешествие по Центральной Азии – от города Кульджи через Тянь-Шань в бесплодную пустыню Такла-Макан к берегам озера Лоб-нор.

О землях Лоб-нора европейцы впервые услышали еще в XIII в. от знаменитого азиатского путешественника Средневековья венецианца Марко Поло. Прошло шесть столетий – и все же об этих землях географы знали немногим больше.

Позднейшие исследования выяснили, что Лоб-нор представляет собой кочующее озеро. Река Тарим, засоряя свое русло наносами, часто меняет его; поэтому меняет место и озеро, в которое впадает река. Там, где на китайских картах показали Лоб-нор, была найдена большая сухая впадина. В настоящее время эта впадина снова наполняется водой, а Лоб-нор, открытый Пржевальским, начинает усыхать.

Пржевальский первый дал верные сведения о природе этого таинственного уголка Центральной Азии.

В пустынях Лоб-нора водились дикие верблюды. Пржевальский первый из европейцев добыл для коллекции экземпляр этого редкого животного.

Но самым поразительным географическим результатом экспедиции было открытие горного хребта Алтын-таг, расположенного к югу от Лоб-нора. Никто не подозревал о существовании этого огромного хребта, который тянется не менее чем на 700 км. Сорок дней Пржевальский исследовал этот хребет. Открытием Алтын-тага была точно установлена северная граница Тибетского плоскогорья.

Пржевальский стал разрабатывать план нового большого путешествия в Тибет – страну совершенно неизвестную в географическом и этнографическом отношениях.

Цель этого нового, уже третьего по счету путешествия в Центральную Азию – далекий Тибет. Избранный Пржевальским путь к Тибету проходил из Зайсанска через Хами, Сачжоу и Цайдам, по малоизвестным местностям, которые сами по себе представляли высокий научный интерес.

Ранней весной 1879 г. караван вышел ив Зайсанска. Впереди лежала Джунгарская пустыня, одна из самых неприветливых пустынь Центральной Азии. Но закаленных в борьбе путешественников ничто не смущало.

Пройдя около 1100 км, путешественники добрались в конце мая до знаменитого с глубокой древности оазиса Хами. Этот оазис составляет крайний восточный пункт группы оазисов, которые тянутся вдоль подножия хребтов Тянь-Шаня.

В горах началась повседневная научная работа. Результаты ее оказались очень значительны. Были открыты два неизвестных еще больших снеговых хребта. Один из них Пржевальский назвал хребтом Гумбольдта, другой – Риттера. Из Нань-Шаня двинулись дальше в путь через солончаки и ключевые болота Цайдама на территорию Северного Тибета

Тибет – основная цель всех экспедиций Пржевальского – совершенно не был известен в географическом, естественном и этнографическом отношениях. Через полгода после выхода из Зайсанска экспедиция поднялась на Тибетское плато.

На обратном пути, вторично после своего первого путешествия, Пржевальский побывал на Куку-норе, исследовал часть верхнего течения Хуанхэ, восточный Нань-шань и через Гоби, тем же путем, что и в 1873 г., вернулся на родину. Всего в течение этой экспедиции из пройденных 7200 км пути свыше четырех тысяч Пржевальский заснял при помощи буссоли.

Третье по счету путешествие в Центральную Азию было закончено. Оно ознаменовалось не только проникновением в Тибет и его изучением, но и весьма важным для географической науки исследованием части верхнего течения реки Хуанхэ.

Из этого путешествия, как и из предыдущих, Пржевальский вывез богатейшие коллекции, содержавшие много новых видов растений и животных. Самым замечательным экземпляром в его зоологических коллекциях на этот раз несомненно была найденная в Джунгарии дикая лошадь, о существовании которой в Центральной Азии до Пржевальского ничего не знали. Зоологи назвали ее по имени великого путешественника – «лошадь Пржевальского».

Весной 1881 г. в Петербурге, в большом конференц-зале Академии наук, была устроена выставка коллекций знаменитого путешественника, почетного члена Академии и почетного доктора зоологии – Пржевальского. Пржевальский получал множество поздравительных писем из-за границы. В одном из них сообщалось о присуждении ему Берлинским географическим обществом медали имени Гумбольдта. В другом – об избрании почетным членом Венгерского географического общества.

Пржевальский постарался как можно скорее уехать из Петербурга.

В глуши Смоленской губернии он приобрел небольшое имение, где стал писать свою новую книгу, вышедшую потом под заголовком «Из Заддана через Хами в Тибет и на верховья Желтой роки». Здесь же, в этом лесном уголке, Пржевальский случайно познакомился с П.К. Козловым, который стал спутником его следующего, четвертого путешествия.

Четвертая экспедиция состояла из двадцати одного человека. Ближайшими помощниками Пржевальского были Роборовский и Козлов. В октябре 1883 г. экспедиция направилась из Кяхты в Ургу. Уже известными путями, хотя от этого не менее трудными, шли через пустыню Гоби, Ала-Шань, Нань-Шань, побывали на берегах величественной реки Тэтунг, дошли до знакомой еще по первому путешествию кумирни Чейбсен, отсюда к озеру Куку-нор и дальше в Цайдам.

Через полгода после выступления из Кяхты, пройдя 2500 км, путешественники были на территории Цайдама. В план путешествия входили исследования истоков Желтой реки – Хуанхэ. На географических картах истоки Хуанхэ наносились в то время картографами лишь приблизительно, на основании старых китайских описаний.

После трудного похода по Тибетскому нагорью Пржевальский достиг обширной котловины Одонь-тала – колыбели великой китайской реки. Хуанхэ направляется из Оронь-тала к востоку и протекает через два больших озера. Он назвал одно из них Русским, а другое озером Экспедиции.

Кроме исследования истоков Хуанхэ путешествие Пржевальского преследовало и другие задачи, которые столь же блестяще были разрешены экспедицией. Изучив водораздел Хуанхэ и Янцзы-цзяна, Пржевальский снова направился на территорию Цайдама. Новые важные географические открытия были сделаны им в системе хребтов Куэнь-луня. Пржевальский обнаружил значительные, еще неизвестные европейцам, хребты. Он дал им названия: хребет Колумба, хребет Московский, хребет Русский. Один из открытых им хребтов Пржевальский назвал «Загадочным», так как его удалось увидеть лишь издали. Очень важные исследования экспедиция проводила затем в бассейне Тарима.

В начале ноября 1885 г., через два года после выхода экспедиции из Кяхты, путешественники были в пограничном русском городе Караколе.

Четвертое путешествие, не менее знаменитое открытиями, чем три предыдущих, было завершено. С чувством удовлетворения Пржевальский благодарил в приказе от имени науки и Родины своих товарищей-спутников. По окончании экспедиции Пржевальский занялся работой над новой книгой и устройством для широкой публики выставки богатейших коллекций.

Заслуги Пржевальского бессмертны для науки. В путешествиях он прошел свыше 32 тыс. км пути. Коллекции, привезенные Пржевальским, были огромны. Зоология, ботаника, метеорология и человек – все были охвачены в одном целом в описаниях Пржевальского и имели отражение в его сборах.

Осенью 1888 г. Пржевальский двинулся в новую экспедицию. В начале ее, недалеко от города Каракола, он заболел брюшным тифом. Так умер первый исследователь Центральной Азии, умер в расцвете сил на пятидесятом году жизни.

Пржевальского похоронили, как он просил, на высоком берегу озера Иссык-Куль. Благодарная родина увековечила память Пржевальского, переименовав город Каракол в Пржевальск. (Сегодня в Кыргызстане он снова назван Караколом.) На могиле поставлен величественный памятник из глыб тяньшаньского гранита.

Епископ Порфирий (Успенский): божья пчела российской науки

Имя Порфирия (К.А. Успенского), епископа Чигиринского (1804–1885), сегодня известно в основном специалистам по раннехристианской истории и библеистике. Между тем это был выдающийся, энциклопедически образованный человек, крупный ученый, бесстрашный путешественник, знаток христианских древностей, палеограф, археолог и археограф, коллекционер и богослов. Вклад в науку К.А. Успенского невозможно переоценить, так как его исследования позволили пересмотреть многие представления об истории Церкви и культуре раннего христианства. Вот его строки о себе:

Для чего я странствую так долго? Для того чтобы подобно пчеле принести прекрасный мед в родной улей: я пчела Божия, а Россия – мой улей.

Преосвященный Порфирий, в миру Константин Александрович Успенский, родился в Костроме в семье псаломщика и окончил в родном городе семинарию. Учителя отмечали в нем незаурядные способности и неуемную жажду знаний. Один из семинарских наставников, Федор Павлович Москвин, впоследствии митрополит Киевский Арсений, привил своему ученику любовь к греческому языку и древней христианской истории.

В 1825 г. Константин Успенский поступает в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1829 г. он заканчивает академию и получает степень кандидата богословия. Ему 25 лет, и он осознанно делает выбор: принимает монашеский постриг с именем Порфирий. В том же году он рукоположен во иеродиакона и вскоре – во иеромонаха.

Уже через два года отец Порфирий получает степень магистра богословия с назначением в Одессу, на должность законоучителя в Ришельевский лицей. Передавая знания молодому поколению, он и сам многое постигает, расширяя свои научные горизонты. За преподавательскую деятельность К.А. Успенского награждают золотым наперсным крестом из кабинета его величества.

Епископ Порфирий (Успенский)

Вскоре к воспитанию лицеистов прибавилась забота о монахах и послушниках: отца Порфирия назначили настоятелем Одесского Успенского монастыря и возвели в сан архимандрита. К этому времени он уже имеет звание профессора богословия, церковной истории и права. Его ученые и преподавательские заслуги столь значительны, что в 34 года он назначается ректором Херсонской семинарии, а уже в 1840 г. архимандрит Порфирий едет настоятелем посольской церкви в Вену. Это был счастливый жребий: оказавшись за границей, Успенский получает возможность путешествовать по миру, работать в библиотеках, изучать древности. Он станет одним из первооткрывателей христианской истории и принесет славу российской науке. Все свои путешествия он подробно опишет в дневнике, который займет восемь томов. Отец Порфирий назовет его «Книга бытия моего».

С особым чувством он описывал свои поездки по Святой земле. Иерусалимский Синод высоко оценил исследовательские труды русского путешественника и наградил его золотым наперсным крестом с частицей Животворящего Креста Господня.

Побывал он и на Афоне, и на Синае. В руки отца Порфирия попадали древние рукописи, хранящиеся в монастырских библиотеках. В отчете о посещении Афона, который он составил для Синода, говорится о 200 документах, которые представляют большую ценность для истории Святой Горы.

Особо притягательным для отца Порфирия был Синай. В отличие от большинства древних обителей, синайский монастырь Св. Екатерины никогда не подвергался разграблению. Он представлялся ученому настоящей сокровищницей древностей. Именно здесь отцу Порфирию удалось обнаружить рукопись греческой Библии IV в., сохранившую самый древний из полных текстов Евангелия. Сегодня эта рукопись известна как «Синайский кодекс».

Можно вспомнить еще одну, не менее ценную находку. Как-то, осматривая на Синае монастырские помещения, отец Порфирий увидел в ризнице среди старого хлама несколько досок небольшого размера, на которых едва проступали иконописные изображения. Судя по всему, монахи не слишком ими дорожили, и он выпросил у ризничего эти доски. Научное чутье в который раз не подвело архимандрита. Старые надтреснутые доски оказались раннехристианскими иконами, написанными в технике энкаустики (восковой живописи), и датировались VI–VII вв. Таких икон в мире единицы. Четыре из них, те, на которых изображены Богоматерь с Младенцем, свв. Сергий и Вакх, св. Иоанн Предтеча, св. Платон и неизвестная святая, стали собственностью Успенского, затем он завещал их музею Киевской духовной академии. Ныне они находятся в Киевском музее восточного и западного искусства.

Возвратившись в конце 1846 г. в Петербург, о. Порфирий получает назначение на должность начальника Русской духовной миссии в Иерусалиме. И опять собирается в путь. Новая должность давала ему возможность полностью отдаться исследованию Востока, который он так любил. В помощники себе архимандрит взял иеромонаха Феофана, выпускника Санкт-Петербургской академии. Будущий святитель и подвижник Вышенской пустыни, прославленный святой Феофан Затворник наверняка был благодарен отцу Порфирию за приобретенный в этом путешествии опыт и знания.

Благодаря архимандриту Порфирию, до 1854 г. возглавлявшему первую Русскую духовную миссию в Иерусалиме, русские в XIX в. заняли ведущие позиции в исследовании Святой земли.

За годы работы в Русской духовной миссии К.А. Успенский объездил весь Восток, побывал также в Греции, Италии – местах, связанных с ранним христианством. Эта эпоха интересовала его более всего, и многие его открытия проливают свет на историю первоначального христианства. Заслуги ученого в этой области были отмечены орденом Св. Владимира 3-й степени и избранием членом-корреспондентом Императорского археологического общества.

Но и Запад, особенно Италия, Рим как колыбель христианства, весьма интересовал архимандрита Порфирия. Его книга «Святыни земли Италийской», представляющая собой путевые записки 1854 г., – яркое тому свидетельство.

Мысль о единстве христиан, видимо, волновала архимандрита Порфирия. Изучая древние корни христианства, он внимательно относился к особенностям богослужебной и богословской практики разных церквей. Он изучал Грузинскую, Коптскую, Синайскую, Иерусалимскую церкви, особенности их уставов. Интересен в этом плане его труд «Вероучение, богослужение, чиноположение и правила церковного благочиния египетских христиан (коптов)», опубликованный в Петербурге в 1858 г.

Возвратившись в 1861 г. из третьего путешествия на Восток, архимандрит Порфирий уже более не покидает Россию.

В Петербурге он принят обществом как ученый с мировым именем. Св. Синод обращается к нему за консультациями как к знатоку древностей.

Архимандрит Порфирий получает новое повышение в сане: зимой 1865 г. он хиротонисан во епископа Чигиринского и назначен викарием Киевской митрополии и настоятелем Михайловского монастыря в Киеве. К киевскому периоду относится расцвет его литературной деятельности: у него наконец появилось время привести в порядок и издать свои многочисленные путевые, ученые и дневниковые записи. На этот период приходится и присвоение Успенскому большинства ученых степеней (в том числе степеней доктора honoris causa и доктора эллинской словесности и греческой философии) и почетных должностей в университетах, духовных академиях, церковных и иных обществах.

За заслуги перед отечеством епископ Порфирий получает орден Св. Анны 1-й степени.

В 1877 г. епископ Порфирий назначен членом Московской Синодальной конторы и переезжает в Москву. Вскоре он поставлен настоятелем Новоспасского ставропигиального монастыря – это место становится его последним пристанищем на земле. Уволившись на покой, епископ Порфирий не прекратил научные труды – ясный ум и работоспособность сохранялись у него до последних дней.

81-летний епископ Порфирий отошел в мир иной спокойно, сидя в кресле лицом на восток. Когда за несколько месяцев до смерти архипастырь составлял завещание, рукописи обстоятельно описывались, складывались в сундуки, запечатывались печатями. Он будто собирался в дорогу. Всю жизнь путешествовавший, владыка Порфирий и уход из жизни воспринимал как важное путешествие.

Епископ Порфирий погребен в Новоспасском монастыре.

(По материалам И. Языковой)

Г.Н. Потанин: «сибирский Ломоносов»

Выдающийся путешественник, географ, этнограф, ботаник, специалист по восточному эпосу, почетный гражданин Сибири, один из главных теоретиков сибирского областничества, Григорий Николаевич Потанин родился в 1835 г. в семье потомственного офицера Сибирского казачьего войска Н.И. Потанина. В 1846 г. поступил в Сибирский кадетский корпус (Омск), в котором подружился с казахским просветителем и литератором Ч. Валихановым. Заметное влияние па формирование мировоззрения юного Потанина оказали преподаватели корпуса И.В. Ждан-Пушкин, Н.Ф. Костылецкий и Г.В. Гонсевский.

После окончания корпуса в 1852 г. в чине хорунжего служил в Семипалатинске. В конце 1853 г. в составе 8-го казачьего полка Потанин участвовал в основании города Верного (ныне Алматы). В 1856 г. был переведен в Войсковое правление (Омск).

Находясь на военной службе, Григорий Николаевич занялся изучением местного края, работал в архивах. Постоянно бывая в семье Капустиных, познакомился с петрашевцем С.Ф. Дуровым и известным путешественником П.П. Семеновым (впоследствии Семенов-Тян-Шанский). Последний убедил Потанина в необходимости продолжения образования и помог ему освободиться от военной службы. Весной 1858 г. Потанин вышел в отставку по болезни в чине сотника. В поисках денег для поездки на учебу в Петербургский университет был вынужден обратиться к родственникам, жившим в Томске.

В Томске Потанин познакомился со ссыльным М.А. Бакуниным, известным идеологом демократического федерализма. В рекомендательном письме Бакунина своим сестрам с просьбой о помощи «сибирскому Ломоносову» содержится прекрасный портрет молодого Потанина: «Главное, у него есть ум и сердце… В нем три качества, редкие между нами, русскими: упорное постоянство, любовь к труду и способность неутомимо работать и, наконец, полное равнодушие ко всему, что называется удобствами и наслаждениями материальной жизни».

В марте 1859 г. Потанин приехал в Петербург и поступил вольнослушателем естественно-исторического отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Здесь, в 1860 г., он познакомился с Н.М. Ядринцевым, вместе с которым в том же году организовал первое в столице сибирское землячество, занимавшееся изучением Сибири.

Летом 1862 г., совершая научную экскурсию на Урал, Потанин поступил младшим переводчиком в главное управление Западной Сибири, принимал активное участие в обсуждении нового положения о казачьем войске.

В том же году стал членом Императорского Русского географического общества. В составе экспедиции астронома К.В. Струве в 1863 г. он совершил в качестве переводчика и натуралиста путешествие к устью реки Кокбекты, впадающей в озеро Зайсан, в следующем году – к подножию Тарбагатая.

Г.Н. Потанин. Фото XIX в.

Во второй половине 1870-х – начале 90-х гг. он осуществил экспедиции в Среднюю Азию, Тибет, Монголию и Китай, став всемирно известным путешественником, этнографом, фольклористом. Большую помощь в путешествиях ему оказывала жена и помощница в исследовательской работе А.В. Потанина.

В своих изысканиях Потанин исходил из идеи, выработанной областниками: развитие мировой культуры состоит в синтезе азиатских и европейских форм и возрождении на этой основе народов Востока, посредническую же роль в этом процессе должна сыграть просвещенная Сибирь, ее народы. Этим проникнуты труды Потанина «Очерки Северо-Западной Монголии», «Тангуто-Тибетские окраины Китая и Центральная Монголия».

С 1893 г. Григорий Николаевич занимался обработкой собранных материалов по фольклору. Полученные результаты он обнародовал в своих работах «Восточные основы русского былинного эпоса» и «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе». Для изучения европейского эпоса Потанин побывал в Париже, знакомясь с редкими изданиями и рукописями. В результате он создал оригинальную теорию о существовании в глубокой древности в Центральной Азии культа солнца, воплотившегося в яркий грандиозный эпос, разнесенный впоследствии переселявшимися народами по всему миру.

С сентября 1902 г. и до конца своих дней Григорий Николаевич жил в Томске.

В межреволюционный период Потанин занимался культурно-просветительской деятельностью: был одним из учредителей Высших женских курсов в Томске, председателем Общества попечения о народном образовании в Томске, членом совета Общества изучения Сибири, создателем Томского литературно-драматического общества и др.

Революционные события 1917 г. вновь вернули Потанина к активной политической жизни. Временным Сибирским правительством 5 июля 1918 г. Потанину было присвоено звание почетного гражданина Сибири. Авторитет Потанина был настолько велик, что сначала Временное Сибирское правительство летом 1918 г., а затем Сибревком в декабре 1919 г. назначали ему персональные пенсии.

Григорий Николаевич скончался в клинике Томского университета в июне 1920 г. и был похоронен на Преображенском кладбище.

В 1956 г. его прах по просьбе Академии наук СССР был перенесен в Университетскую рощу. В 1958 г. на могиле Потанина был установлен памятник. На рубеже 1950—1960-х гг. на карте Томска появилась улица Потанина. К 160-летию со дня рождения великого сибиряка в 1990 г. в Томске появился еще один памятник Потанину – деревянная скульптура, которая была установлена в Театральном сквере. 29 июня того же года на доме по ул. Белинского, 80 была открыта мемориальная доска, посвященная Потанину. В 1990 и 1995 гг. в Томском государственном университете проходили «Потанинские чтения».

(http: //oblastnichestvo.lib.tomsk.ru)

В.Д. Поярков: открывший Амур и Приамурье

Василий Данилович Поярков – русский землепроходец. В 1643–1646 гг. руководил отрядом, который впервые проник в бассейн реки Амур, открыл реки Зея, Амурско-Зейскую равнину, среднее и нижнее течение реки Амур до устья. Собрал ценные сведения о природе и населении Приамурья.

Основанный в 1632 г. на берегу реки Лены «Якуцкий острожек» занимал выгодное географическое положение и в 1642 г. стал административным центром вновь организованного Якутского воеводства. Русские землепроходцы искали новые «землицы» на юге, продвигаясь вверх по притокам Лены – Олекме и Витиму. Скоро они перевалили водораздельные хребты, и перед ними открылась обширная страна на великой реке Амур, населенная оседлыми даурами, по языку родственными монголам.

Из русских первым побывал в Даурии казак Максим Перфильев, ходивший туда в 1636 г., вероятно, на разведку. Он составил карту, которой пользовались вплоть до XIX в. После Перфильева Даурию посетил «промышленный человек» Аверкиев. Он достиг пункта слияния Шилки и Аргуни, где, собственно, и начинается Амур. Он был пойман местными жителями и отведен к их «князькам». Очевидно, он чем-то угодил им. Его не казнили, а напротив, отпустили, не причинив никакого вреда, даже обменяли его бисер на соболиные шкурки. Аверкиев еще больше умножил слухи о богатствах Даурии.

За дело освоения земель дауров взялся первый якутский воевода Петр Головин. Он решил отправить в Даурию военную экспедицию. В июле 1643 г. Головин послал на Шилкар 133 казака с пушкой под начальством «письменного головы» Василия Даниловича Пояркова, выделив судовой инструмент, много парусины, боеприпасов, пищалей, а также медных котлов и тазов, сукна и бисера – для подарков местным жителям.

Поярков был образованным человеком. Выходец из северных губерний Европейской России, он дослужился на сибирской службе до должности письменного головы – чиновника для особых поручений при воеводе. К отряду присоединилось полтора десятка добровольцев-промышленников («охочих людей»). В качестве переводчика при отряде числился Семен Петров Чистой.

Пояркову был дан ряд заданий: описать реки и народы, живущие на них, их занятия, выяснить природные богатства края и представить «чертеж и роспись дороги своей и волоку, к Зие и Шилке реке, и падучим в них рекам и угодьям». Был составлен маршрут похода и даны некоторые сведения о реках и народе, живущем на Амуре, а также твердый наказ Пояркову, чтобы его люди не трогали и не обижали местное население.

Поярков двинулся в Даурию следующим путем: поднялся по Алдану и рекам его бассейна – Учуру и Гонаму. Судоходство по Гонаму возможно лишь на 200 км от устья, дальше начинаются пороги. Участникам экспедиции приходилось десятки раз перетаскивать суда на себе, волоком. И это приходилось делать более 40 раз. Тем временем наступила осень, и река стала. До водораздела между Леной и Амуром было еще очень далеко.

Поярков решил оставить часть людей зимовать возле судов, а сам налегке с отрядом в 90 человек двинулся зимником на нартах. Через Становой хребет он вышел к верховьям реки Зеи. Здесь они наконец-то попали в страну «пашенных людей», в Даурию. Дауры были миролюбивый и работящий народ.

Поярков сразу же потребовал от дауров, чтобы отныне они платили дань русскому царю. А чтобы подкрепить свои слова действием, захватил заложниками несколько знатных туземцев.

В.Д. Поярков. Современный портрет

В середине зимы хлеба уже кончались. В окрестных селениях все запасы давно были захвачены и съедены, а до теплого времени было еще далеко. Оставленные с припасами суда на Гонаме задерживались. Начался голод. Казаки стали примешивать к муке кору деревьев, питались кореньями, часто болели. Начался мор.

В это время окрестные дауры, которые скрывались в лесах, осмелели и организовали несколько нападений на острог. Но Поярков был умелым военачальником. Нападавших дауров перебили, их трупы валялись на снегу перед острогом. Голод крепчал, тогда казаки стали поедать эти трупы. Еще немного – и они начали бы есть друг друга. Но наконец весной пришли суда с припасами. У Пояркова теперь оставалось менее 100 человек, но он все же решил двигаться дальше, вниз по Зее. Плыть пришлось через сравнительно густонаселенные районы (окраина Зейско-Бурейской равнины), но местные жители, наслышавшись о жестких порядках Пояркова, не допускали русских высаживаться на берег. В них тотчас же летели тучи стрел.

Наконец отряд вышел к Амуру и продолжил плавание вниз по реке до устья Сунгари. Здесь уже начинались земли совершенно другого народа – «пашенных» дючеров, родственных маньчжурам.

Дючеры жили в поселках (по 70–80 домов в каждом), окруженных возделанными полями. Чтобы разведать обстановку, Поярков послал вперед группу казаков. Дючеры внезапно напали на них и почти всех перебили. Только двоим израненным казакам удалось вернуться к отряду. Войско Пояркова еще более сократилось, насчитывало теперь семь десятков человек. Но и тогда Василий Данилович не отказался от того, чтобы продолжить плавание вниз по Амуру.

Через несколько дней пути показались шалаши гольдов (нанайцев). Селения здесь были крупные, по сто юрт в каждом. Гольдов казаки не тронули, потому что брать здесь было нечего.

Казаки поплыли дальше.

Через две недели пути на берегах нижнего Амура они увидели летние жилища на сваях и встретили новый «народец». Это были гиляки (нивхи). Тоже рыболовы, как и гольды, но еще более отсталые и бедные.

Еще через две недели Поярков достиг устья Амура. Время было позднее, сентябрь, и путешественники остались здесь на вторую зимовку. По соседству в землянках жили и гиляки. Вначале отношения складывались добрососедские. Казаки покупали у гиляков рыбу и дрова, а Поярков собирал сведения об острове Сахалин, богатом пушниной, где живут «волосатые люди» (айны). Он узнал также, что из устья Амура можно попасть и в южные теплые моря. В своем донесении Головину Поярков написал: «Только тем еще морским путем никто (из русских) не ходил в Китай». Так впервые было получено представление о существовании пролива, названного позже Татарским, отделяющего Сахалин от материка. Но откроют пролив и нанесут его на карту лишь через 200 лет.

В конце зимы казакам опять пришлось терпеть голод. Вновь стали поедать коренья, кору, питаться падалью. Перед отправлением в поход Поярков совершил набег на гиляков, захватил аманатов и собрал дань соболями. В конце мая 1645 г., когда устье Амура освободилось ото льда, Поярков со своими казаками вышел в Амурский лиман.

Выйдя в Амурский лиман, Поярков не рискнул идти на юг, а повернул на север. С бортов был виден берег Сахалина, где жили айны, но их Поярков решил не трогать. Морское плавание на утлых речных лодках – дощаниках – продолжалось три месяца. Экспедиция двигалась сначала вдоль материкового берега Сахалинского залива, а затем вышла в Охотское море. Мореходы обходили «всякою губу», почему и шли так долго, открыв, по крайней мере, залив Академии. Разразившийся шторм отбросил их к какому-то острову – скорее всего, к одному из группы Шантарских.

К счастью, все обошлось благополучно, и в начале сентября Поярков вошел в устье реки Ульи. Здесь казаки встретили уже знакомый им «народец» – эвенков (тунгусов). Поярков по своей привычке захватил аманатов, обложил эвенков данью и остался тут на третью зимовку. Ранней весной 1646 г. отряд двинулся на нартах вверх по Улье и, перевалив невысокий водораздел, вышел к реке Мае, принадлежащей уже к бассейну Лены. А затем по Алдану и Лене Поярков вернулся в середине июня 1646 г. в Якутск. В пути погибло 80 человек, большей частью от голода. Вернулись обратно 52 казака.

Во время этой трехлетней экспедиции Поярков проделал около 8 тысяч км. Он прошел новым путем от Лены на Амур, открыв реки Учур, Гонам, Зею, Амурско-Зейское плато и Зейско-Бурейскую равнину. От устья Зеи он первым спустился по Амуру до моря, проследив около 2 тысяч км его течения. Поярков открыл Амурский лиман, Сахалинский залив и собрал интересные сведения о самом острове Сахалин.

Вернувшись, Василий Данилович стал настойчиво убеждать якутского воеводу Головина присоединить «амурские страны к Руси». Несмотря на всю свою жесткость, это был человек, мыслящий по-государственному. Поярков мог много раз повернуть назад, но прошел свой путь до конца.

В.В. Прончищев: пионер русского Севера

Василий Васильевич Прончищев, лейтенант, участник Великой Северной экспедиции, исследователь Арктики, родился в дворянской семье в 1702 г. В 1716 г. поступил в Московскую навигацкую школу, в 1717 г. его уже перевели в Морскую академию; практиковался на кораблях в Балтийском море (1718–1724). Участвовал в 1722–1723 гг. в Каспийском походе Петра I в Персию, в 1730 г. работал членом комиссии по аттестации чинов флота. В начале 1733 г. был назначен начальником 3-го отряда в Великую Северную экспедицию.

В 1732 г., 17 апреля был подписан указ о снаряжении Великой Северной экспедиции под руководством Беринга. В феврале 1733 г. из Петербурга тронулись в путь первые обозы экспедиции. Одни из них направлялись в Архангельск, другие до Тобольска, Якутска, но большинству предстояло добраться до берегов Охотского моря и доставить туда тысячи пудов провианта и материалов для постройки кораблей. Среди офицеров флота уезжал в экспедицию и лейтенант Василий Васильевич Прончищев. Ему предстояло возглавить один из отрядов по исследованию северных берегов от устья Лены до Енисея.

Полтора года длилось путешествия отряда до Якутска. Наконец, построив дубль-шлюпку «Якутск» – небольшое трехмачтовое парусно-гребное судно, – 29 июня 1735 г. отряд Прончищева отплыл вниз по Лене. С лейтенантом отправились штурман Семен Иванович Челюскин, геодезист Никифор Чекин, подлекарь и около пятидесяти человек команды и …молодая жена. Это был первый и единственный случай в летописи северных мореплаваний, чтобы женщина отправлялась на военном судне к Ледовитому океану.

Холодные ветры, морозы застали их в устье реки Оленек. Решили встать на зимовку.

В.В. и Т.Ф. Прончищевы. Реконструкция С.А. Никитина

Река Оленек вскрылась поздно – 21 июня. Залив, в который она впадает, еще долго был забит льдом. Только 3 августа «Якутск» начал вторую северную кампанию. Путь лежал на запад – к устью Анабара. Вначале море было свободно ото льдов, и суденышко быстро шло вперед.

Зайдя в «самые глухие» льды, Прончищев и его спутники достигли 77°29′ северной широты.

Это было событием исключительной важности в истории покорения Арктики. Никто еще в этих районах не продвигался так далеко к северу. В русском секторе Арктики достижение Прончищева оставалось непревзойденным в течение почти полутора веков.

Дальше плыть было нельзя: слева расстилался гладкий стоячий лед, впереди и справа сплошной массой дрейфовали плавучие льды. На корабельном совете решили возвращаться назад «за невозможностью продолжать плавание».

А в это время все сильнее давала себя знать не меньшая, чем столкновение со льдами, опасность – цинга. Командиру отряда становилось с каждым часом все хуже и хуже. Жена не отходила от Василия ни на минуту. Но и к ней подобралась болезнь. Командование судном временно принял штурман Семен Челюскин. С великими трудами, пробиваясь среди льдов, 29 августа шлюпка подошла к устью Оленька. Но ветер дул с юга и не позволял войти в устье. Пошел густой снег, обмерзли снасти. Люди из последних сил боролись с разбушевавшейся стихией… В этот день Василий Прончищев скончался.

Его захоронили 6 сентября у мыса Тумуль, неподалеку от прошлогодней зимовки. А через шесть дней рядом с мужем похоронили и его жену.

…В литературе ее называли Марией. Но подлинное ли это имя? В архиве челобитных 40—50-х гг. XVIII в. есть данные: у старшего брата Василия Прончищева – Ионы было восемь сыновей, и вполне возможно, что кто-либо из членов его семьи, обращаясь к правительству за помощью, мог упомянуть о смерти Василия и жены в экспедиции.

Дальнейший поиск привел к фонду Поместного приказа Центрального госархива древних актов, где хранятся тысячи крепостных книг XVIII в. И вот в одной из таких книг по городу Алексину была челобитная. Анна Незнанова писала, что «сестра Татьяна с мужем отлучились из Москвы в дальные, имеющиеся за Сибирью, города». И через восемнадцать лет после смерти Татьяны Прончищевой на севере Анна не имеет ни малейшего представления о судьбе родной сестры. «…И оные сестра моя и муж ее ныне где обретаются, и живы ли или померли, о том подлинного известия я не имею», – подчеркивала Анна в челобитной.

После установления подлинного имени первой полярницы не составило большого труда в какой-то мере восстановить ее биографию.

До удивления коротка, но прекрасна и значительна была жизнь Татьяны Федоровны Кондыревой. Предположительно она родилась около 1713 г. в селе Березово Алексинского уезда. После окончания Северной войны (1721) Кондыревы поселились в Кронштадте, что находится на острове Котлин в Финском заливе. Отец Татьяны, Федор Степанович, из известного своими заслугами перед отечеством рода искусных мореходов и кораблестроителей, работал на судоверфях Кронштадта и Петербурга. Вскоре Федор Степанович Кондырев заболел и умер, видимо, в Кронштадтском адмиралтейском госпитале. После смерти мужа Василиса Петровна Кондырева уехала из Кронштадта в алексинское имение. Татьяна же осталась жить в Петербурге, в доме дяди Бориса Васильевича Кондырева.

Командор Беринг понимал, что успех второй Камчатской экспедиции целиком зависел от подбора ее участников. И потому через два месяца после выхода указа он посетил Ревель и Кронштадт, где беседовал лично со многими морскими и адмиралтейскими служителями. А затем представил в Адмиралтейств-коллегию список из 49 человек, которых предлагал включить в экспедицию. Одним из первых в этом списке числился лучший штурман Кронштадта В.В. Прончищев. Следовательно, в конце 1720-х – начале 1730-х гг. В. Прончищев постоянно находился в Кронштадте. Вот здесь он и встретился с Татьяной.

Их свадьба состоялась 20 мая 1733 г. в одной из деревень под Алексиным. 24 июня молодые супруги приехали в Москву, где до конца месяца жили в собственном доме Татьяны.

Молодая жена Василия Прончищева не имела никаких препятствий со стороны ближайших родственников для поездки в дальнюю экспедицию. В сущности, никакие запреты не могли помешать Татьяне быть рядом с мужем. В одной из челобитных она подчеркивала, что мать и брат выдали ее замуж за лейтенанта Василия Прончищева «по ее воле».

В первых числах июля 1733 г. Василий и Татьяна Прончищевы покинули Москву. Они ехали навстречу гибели и… бессмертию.

На дубель-шлюпке «Якутск» из Якутска летом 1735 г. Прончищев спустился по Лене, вышел в море восточной Быковской протокой, обогнул дельту Лены и стал на зимовку в устье реки Оленек. Весной 1736 г. Прончищев продолжил плавание: прошел вдоль берега на запад до устья Анабара, затем на север, где открыл остров Преображения.

Двигаясь вдоль побережья на север, открыл три группы островов: Петра, Фаддея и Самуила (ныне острова Комсомольской Правды). Близ 78° с. ш. путь «Якутску» преградили льды, и Прончищев повернул обратно. В устье реки Оленек он вскоре скончался. Сопровождавшая его супруга, первая из известных полярная путешественница, пережила мужа на 13 дней и была похоронена рядом с ним.

В 1999 г. историко-археологическая экспедиция «Арктический поиск» произвела эксгумацию и перезахоронение останков супругов Прончищевых; в ходе этой работы была выполнена реконструкция их лиц, были написаны портреты.

Именем Прончищева названы мыс, река, берег на полуострове Таймыр и кряж между долинами рек Анабар и Оленек.

(По материалам А. Шумилова, В. Богданова)

Н.К. Рерих: «великий друг Индии»

Николай Константинович Рерих родился 27 сентября (9 октября) 1874 г. в Петербурге, на Университетской набережной, в доме № 25, на котором теперь установлена мемориальная доска. Предки Н.К. Рериха по отцовской линии принадлежали к древнему скандинавскому роду и переселились в Россию в начале XVIII в. Отец его являлся владельцем нотариальной конторы, видным юристом, человеком большой культуры и широкой эрудиции. Н.К. Рерих учился в известной своими гуманитарными традициями гимназии К.И. Мая, в те же годы у него проявились способность к рисованию и интерес к археологическим раскопкам.

В 1893 г. он становится студентом одновременно Академии художеств и юридического факультета Петербургского университета, слушает лекции на историко-филологическом факультете, участвует в деятельности Императорского Русского археологического общества, изучает древние летописи, грамоты, рисунки. Темой его дипломной работы стало «Правовое положение художника в Древней Руси». В Высшем художественном училище Академии художеств он занимается в мастерской А.И. Куинджи, и когда учителя незаслуженно увольняют, он в знак протеста вместе с другими студентами в 1894 г. покидает академию.

Уже в те годы он создает серию картин «Начало Руси. Славяне». Эта тема стала ведущей в его творчестве.

Н.К. Рерих женился на Елене Ивановне Шапошниковой, дочери известного архитектора, двоюродной правнучке полководца М.И. Голенищева-Кутузова, умной и одаренной женщине. Вместе с женой Н.К. Рерих отправляется в археологические экспедиции. В 1903–1904 гг. Н.К. Рерих совершает путешествие по древнерусским городам России. Они побывали более чем в 40 городах, известных своими древними памятниками. Целью этой «поездки по старине» было изучение корней русской культуры.

В 1906 г. Н.К. Рерих возглавил рисовальную школу Императорского общества поощрения художеств – крупнейшее в России художественно-промышленное учебное заведение. Тематика художественных произведений Рериха того времени – древнерусская история и эпос. В его работе над полотнами соединяются знания ученого-археолога и тонкая интуиция художника.

Интерес к жизни древних славян, к истокам Руси органично соединился с интересом к Востоку – колыбели человеческой цивилизации. «К сердцу Азии потянуло уже давно, можно сказать, от самых ранних лет», – вспоминает Рерих в «Листах дневника». Художник создает большое количество живописных и литературных произведений на восточные сюжеты, заимствованные в основном из индийской мифологии. Индия – «праматерь» европейских культур, «прародина» человечества – интересовала особо. Гипотеза о единых корнях индийской и русской культур требовала доказательств и фактов…

В 1916 г. он заболел воспалением легких, и доктора рекомендовали ему уехать из Петрограда в края с более сухим климатом. Он выбрал Сердоболь (Сортавала), на севере Ладожского озера. Время, проведенное на Севере, оказалось чрезвычайно плодотворным в творческом отношении, и именно тогда завершилось духовное становление художника и определилась тенденция его дальнейшего пути. После предоставления Финляндии независимости семья Рерихов оказалась отрезанной от России. Поскольку картины художника экспонировались на выставках в Финляндии, Швеции, Норвегии, он вначале жил в этих странах. Затем, по приглашению С.П. Дягилева, который проводил Русские сезоны в Лондоне, приехал в Англию, писал декорации и создавал костюмы для русских опер «Снегурочка», «Князь Игорь», «Сказка о Царе Салтане».

Н.К. Рерих

В 1920 г. Рерих принял от Чикагского университета предложение по организации выставки. В Америке, где он пробыл три года, ему представилась прекрасная возможность развернуть свою культурно-просветительскую деятельность, а также серьезно подготовить экспедицию в Центральную Азию. Его организаторский талант проявился в создании Института объединенных искусств, Международного художественного центра «Corona mundi» («Венец мира»), целью которого было культурное сотрудничество народов мира. Тогда же был создан Музей имени Н.К. Рериха в Нью-Йорке. Не менее интенсивной была духовная жизнь художника.

Начиная с 1923 г., в течение пяти лет, семья Рерихов совершает грандиозное путешествие по Индии и Центральной Азии, в Тибет, Северо-Западный Китай, на Алтай, в Монголию.

Значение и результаты этой уникальной экспедиции до сих пор по достоинству не оценены современной географической наукой. А между тем, осуществив мечту Пржевальского и Козлова, экспедиция Николая Константиновича Рериха явилась триумфом русских исследований Центральной Азии. По уникальности маршрута и собранным материалам она по праву может претендовать на особое место среди крупнейших экспедиций ХХ в. Путешествие продолжалось с марта 1925 по май 1928 г. Впервые были отмечены на картах десятки новых горных вершин и перевалов, открыты археологические памятники, найдены редчайшие манускрипты. Был собран огромный научный материал, написаны книги («Сердце Азии», «Алтай – Гималаи»), создано около пятисот картин, на которых художник увековечил мир особенный и удивительный, мир высокой красоты.

В 1926 г. Рерихи прибыли в Москву. Художник передал советскому правительству послание Махатм, духовных учителей Востока, встречался с Г.В. Чичериным и А.В. Луначарским, подарил России цикл картин «Майтрейя», после чего путешествие по Азии было продолжено. По окончании грандиозной центральноазиатской экспедиции Рерихом были опубликованы путевой дневник «Алтай-Гималаи» и книга «Сердце Азии», в которой он представил путь своей экспедиции через 35 горных перевалов, сумел проникнуть в смысл пророчеств и легенд, идущих из незапамятной древности, прикоснулся к тайнам Шамбалы. «Учение Шамбалы, – пишет Н.К. Рерих, – чрезвычайно жизненно. Не мечты, но самые практические советы даются в этом учении с Гималаев».

В 1928 г. в индийской долине Кулу Николай Константинович и его супруга Елена Ивановна основывают Институт гималайских исследований «Урусвати», директором которого был назначен их старший сын Юрий. (Институт, привлекший внимание многих крупных ученых, в частности, А. Эйнштейна, Н.И. Вавилова, Д. Боше, Дж. Туччи, прекратил свою деятельность в связи со Второй мировой войной.) Кулу становится постоянным местом жительства всей семьи. Из Кулу Рерих совершает в начале 1930-х гг. поездку в Америку и Европу, ведет большую работу в культурных и политических кругах разных стран с целью подготовки международного соглашения о защите духовного достояния человечества ввиду возраставшей угрозы новой войны.

В 1934–1935 гг. Рерих едет в Китай и Монголию (Маньчжурская экспедиция). Там по заданию Министерства сельского хозяйства США производились исследования засухоустойчивых растений. Кроме того, велась большая общественно-просветительская работа в Харбине среди русской эмиграции. Совместно с сыном Юрием и братом В.К. Рерихом налаживалось кооперативное движение, в расчете на поддержку правительства Монголии разрабатывались обширные планы по орошению пустынных земель и созданию новых населенных пунктов и университетского центра.

13 декабря 1947 г. в долине Кулу Н.К. Рерих уходит из жизни. На месте его кремации установлен памятник с надписью: «Тело Великого Святого (Махариши) Николая Рериха, великого друга Индии было предано сожжению на этом месте 30-го Магхар 2004 г. Викрам эры, отвечающей 15-му декабря 1947 г. Ом Рам».

(По материалам Музея-института семьи Рерихов http: //)

В.И. Роборовский: достойный ученик Пржевальского

Летом 1893 г. по главной улице города Пржевальска мимо пестрой толпы провожающих – русских, киргизов, дунган, машущих руками, платками и выкрикивающих добрые пожелания, продвигался караван экспедиции. Впереди, выделяясь высокой статной фигурой, ехал ее начальник Всеволод Иванович Роборовский. Длинной вереницей шли навьюченные верблюды.

Километрах в двух от города гостеприимные жители Пржевальска ждали караван по русскому обычаю с хлебом и солью.

Тяжело было Роборовскому расставаться в Пржевальске с могилой своего учителя. При одной из встреч он с трепетом в душе сказал Пржевальскому, что счел бы для себя величайшим счастьем сопутствовать ему в экспедиции. Вместо ответа Пржевальский стал рассказывать о трудностях путешествий. В памятный на всю жизнь день 22 декабря 1878 г. Пржевальский сказал: «Я с вами хорошо познакомился, долго и различно испытывал вас, желая узнать ваш характер и убедиться, какое дело, какие именно занятия могут быть поручены вам, и, в конце концов, решил взять вас с собою».

Много трудностей преодолел Роборовский в первых трех экспедициях, многому научился. И теперь в самостоятельную четвертую экспедицию он шел со спокойной уверенностью опытного путешественника.

Во время ботанических экскурсий Роборовский находился в состоянии необычайного подъема: он рисовал, фотографировал, любовался природой и записывал свои впечатления в дневник.

Как только путешественники вступили на китайскую землю и пошли на юго-восток к горам Тянь-Шаня, им стали преграждать путь бурные реки с ледяной от таявших снегов и мутной водой. Сберегая животных и имущество экспедиции, людям не раз приходилось погружаться в ледяные потоки. Исследования, проведенные Роборовским, показали, что Большой Юлдус, богатый растительным и животным миром, является болотистым дном бывшего здесь когда-то большого озера.

Вторым важным достижением, давшим также ценные сведения для науки, было исследование Турфанской котловины, расположенной в 70–80 километрах от южных предгорий Тянь-Шаня. Юго-восточная часть котловины– совершенная пустыня. Северная и западная, орошаемые реками, стекающими с предгорий Тянь-Шаня, довольно плодородны, покрыты камышами и кустами тамарисков. Здесь, вблизи города Люкчуна, Роборовский организовал метеорологическую станцию, где в течение двух лет производил наблюдения член экспедиции Шестаков.

В.И. Роборовский. Фото XIX в.

В декабре 1893 г. караван пересекал Хамийскую пустыню. Здесь донимали снежные бураны такой силы, что юрту привязывали к тяжелым вьюкам, чтобы не унесло.

Труден зимний переход по этой пустыне в 35-градусные морозы. Даже в палатках не раз бывало минус 30–33 °C. По ночам борода и усы примерзали к подушке, ледяной коркой покрывалось одеяло. Руки Роборовского распухли, но он не обращал на них внимания, продолжая свою работу. Его больше беспокоили хронометры, которые, спасая от мороза, приходилось обкладывать грелками с кипятком, или помещать над ямой с горячей золой.

В январе 1874 г. экспедиция прибыла в оазис Сачжоу. Здесь была организована временная метеорологическая станция, отсюда делались постоянные разъезды в окрестности для наблюдений.

С наступлением тепла работать стало легче. Научные наблюдения и топографические съемки пошли успешнее. В продолжение этой весны участники экспедиции сделали съемки по еще не исследованным местам более чем на 1500 км.

В мае экспедиция двинулась из Сачжоу и направилась к горам Нань-Шаня. Через пять дней, пройдя за это время около 90 км, путешественники устроили бивуак вблизи прекрасного многоводного ключа. Около этого самого ключа, расположенного у речки Куку-усу, в 1879 г. почти три недели находилась стоянка экспедиции Н.М. Пржевальского. Пржевальский назвал этот ключ «Благодатным».

Еще до выезда из Сачжоу Роборовский тщательно обдумал план обследования. Он решил через каждую сотню километров устраивать продолжительную стоянку на 20–30 дней. Эти стоянки, расположенные в лучших местах, богатых водой и кормом для караванных животных, должны были служить удобными исходными пунктами для летучих географических разведок в стороны. Такие разведки намечено было проводить на каждой стоянке, в двух разных направлениях одновременно.

Намеченный план был полностью выполнен. От первого главного бивуака («склада-станции») Роборовский совершил трудную поездку, продолжавшуюся 18 дней. Глазомерная съемка проделанного им во время этой поездки пути на протяжении 600 км внесла большие изменения в старые карты.

Еще более интересной была вторая поездка Роборовского, со следующего «склада-станции» у ключа Багабулак, где путешественники провели почти месяц. Целью поездки было обследование хребта Риттера. С помощью гипсотермометра была определена абсолютная его высота – 4 800 метров (высота Монблана). Роборовский назвал перевал Звериным из-за его недоступности. Впоследствии он узнал его монгольское имя: Тургын-хутул. Потом был пересечен еще более высокий перевал. Роборовский увидел ледяные громады той части хребта Риттера, которая носит у монголов название Гучин-гурбу-тахалгын, что значит «33 непроходимых, безвыходных места». Этой поездкой окончательно выяснилось положение и орографическое строение хребта Риттера и значительно пополнилось знакомство с хребтом Гумбольдта.

Такими же трудными и столь же плодотворными для науки были дальнейшие исследования в Нань-Шане. Эта поездка Роборовского ознаменовалась еще одним новым открытием. Первым из европейцев Роборовский увидел громадную синюю поверхность озера Хара-нор. Подробные исследования Роборовского показали, что горная система Нань-Шаня состоит из многих самостоятельных цепей.

В походах по Нань-Шаню прошло лето.

С наступлением осени путешественники покинули Нань-шань и опустились в Курлык, где должны были подготовиться к последнему этапу путешествия черев верховья Желтой реки, в Сычуань – одну из юго-западных провинций Китая.

В начале декабря, оставив в Курлыке часть экспедиционного имущества, а остальное навьючив на яков – этих прирожденных обитателей гор, двинулись к хребту Амнэ-мачин.

Наступал новый 1895 год. Чем дальше продвигались путешественники, тем тяжелее становились переходы по неприступным горам, среди снега и льда, при морозах в минус 30–35 °C, при разреженном воздухе…

Как только достигали новых неизведанных мест, все страдания забывались и чувство восторга охватывало путешественников. Но неожиданно путь экспедиции прервался. Подкралось несчастье, предотвратить которое не в силах был никто.

Это произошло 9 февраля 1895 г. Стояла полночь. Уныло, монотонно завывала буря. Ее привычные звуки убаюкивали путешественников, точно колыбельная песня. Под нее еще крепче спалось усталым за день, измученным людям. Спал и Роборовский. Вдруг он проснулся от страшной боли и шума в голове. Хотел окликнуть друзей, но язык не повиновался; хотел двинуть правой рукой, но она не действовала. – «Паралич!» – мелькнула страшная мысль.

Дальнейший путь продолжать было нельзя; больного начальника нужно было везти на родину. Утром 17 февраля с давящим гнетом разбитых надежд двинулись в обратный путь.

Двухмесячная стоянка в Курлыке значительно поправила здоровье Роборовского.

В Люкчуне, где экспедиция сделала продолжительную остановку, Роборовский встретился с Шестаковым, два года тому назад оставленным на Люкчунской метеорологической станции. Из рассказов Шестакова Роборовский узнал, что к нему заезжал на обратном пути своего путешествия геолог, ныне академик, Владимир Афанасьевич Обручев, которому Шестаков был необычайно рад. Об Обручеве Роборовский пишет в своих книгах с глубоким уважением, как об ученом, положившем «немало сил и трудов для изучения геологии Азии». Работы Шестакова на метеорологической станции Роборовский нашел весьма успешными.

Наблюдения, проводившиеся на метеорологической станции, дали чрезвычайно ценный материал для географической характеристики Турфанской котловины. Эта обширная впадина, открытая еще экспедицией Грум-Гржимайло, вызвала большой интерес среди географов, так как абсолютная высота ее оказалась ниже уровня океана. Двухлетние наблюдения метеорологической станции, основанной Роборовским, дали возможность установить, что абсолютная высота впадины к югу от оазиса Люкчун достигает –17 м (т. е. 17 м ниже уровня океана).

В пределах Турфанской котловины находятся оазисы городов Люкчуна, Турфана и Токсуна. Из Люкчуна Роборовский совершал разъезды в окрестности. Он обнаружил здесь много старинных курганов-могильников, сложенных из камней и крупной гальки, посетил развалины двух древних калмыцких городов.

Роборовский исследовал плато Большого Юлдуса (в системе Тянь-Шаня), Турфанскую котловину, Хамийскую пустыню, хребет Нань-Шань, верховья Желтой реки и хребет Амнэ-мачин. В течение тридцати месяцев он проделал огромный маршрут, большая часть которого пролегала по местам, где еще никогда не бывал европеец-исследователь. Одной только топографической съемкой Роборовский охватил почти 18 тысяч километров пути!

Роборовский дал большой метеорологический материал, ценные результаты многих барометрических и магнитных наблюдений.

Путешествие Роборовского, так же как и путешествия Пржевальского, было комплексным. Роборовский вывез из Центральной Азии огромные коллекции животных, птиц, насекомых, растений, горных пород; кроме того образцы старинного письма, монет, книг, рисунков, гончарных изделий, украшений, добытых из развалин древних городов Турфанской котловины.

За свою научную и экспедиционную деятельность Роборовский получил высшую награду Русского географического общества – Константиновскую медаль и серебряную медаль имени Пржевальского.

Роборовский действительно оказался достойным учеником. Так же, как и Пржевальский, он всей душой был предан делу путешествий. Будучи больным, он отдал этому любимому делу весь остаток сил, настойчиво работая над отчетом своей экспедиции. Литературно обработанный им огромный материал составил три тома в 610 страниц.

Писал он свой труд, живя в деревне, в небольшом имении «Тараки» Тверской губернии. Там, в кругу семьи, он провел последние годы жизни. Среди любимых и любящих людей, среди близкой сердцу родной русской природы он окончил свой жизненный путь. 3 августа 1910 года в возрасте 54 лет Роборовский умер.

В.А. Русанов: след в истории Арктики

Владимир Александрович Русанов – видный полярный исследователь начала XX в. Его деятельность была многогранной; за свою сравнительно недолгую жизнь он проявил себя как ученый-энтузиаст и бесстрашный путешественник.

Русанов родился 3 ноября 1875 г. в городе Орле в купеческой семье. Он увлекался чтением книг, описывающих приключения и путешествия, загородными прогулками, с которых возвращался с карманами, полными всевозможных камней. Это были его первые «геологические коллекции».

Окончив весной 1897 г. Орловскую семинарию, Русанов поступил вольнослушателем на естественный факультет Киевского университета. Среди книг, прочитанных им в этот период, одна пользовалась его особым вниманием. Это была книга Ф. Нансена «Среди льдов и во мраке полярной ночи». Видимо, уже в то время Русанова занимала мысль о полярных путешествиях.

В мае 1901 г. на основании «высочайшего постановления» его высылают на два года в город Усть-Усольск Вологодской губернии. В Усть-Усольске Русанов поступил статистиком в земскую управу. Эта работа позволила ему исследовать огромный и почти неизученный Печорский край.

Русанов настойчиво хлопотал о разрешении выехать за границу. Осенью 1903 г. он уехал в Париж, где поступил в Сорбонну на естественное отделение.

Специализируясь по геологии, он отлично зарекомендовал себя при изучении потухших вулканов Франции и извержения Везувия в 1906 г. Блестящее окончание теоретического курса в 1907 г. дало ему право на защиту докторской диссертации. Русанов решил собрать материал для диссертации на Новой Земле, геология которой была почти не изучена, а полезные ископаемые не разведаны.

Весной 1907 г. В.А. Русанов возвратился в Россию. Когда Русанов прибыл в Архангельск, он встретил со стороны местных властей всяческое содействие в подготовке экспедиции на Новую Землю.

В Архангельске к Русанову присоединился студент-зоолог Харьковского университета Л.А. Молчанов, с которым он в середине июля и прибыл на рейсовом пароходе «Королева Ольга Константиновна» к западному устью пролива Маточкин Шар. Отсюда в сопровождении проводника-ненца они на обычном ненецком карбасе совершили плавание по проливу до Карского моря и обратно.

В сентябре Русанов вернулся в Архангельск, а затем снова выехал в Париж. Исследования Русанова на Новой Земле, проведенные им самостоятельно и по собственной инициативе, получили высокую оценку профессоров Сорбонны. Поэтому, когда весной 1908 г. для французской экспедиции на Новую Землю потребовался геолог, из многих кандидатов единодушно был избран Русанов. Он догнал экспедицию в бухте Белушьей на Новой Земле. Отсюда Русанов с тремя участниками экспедиции направился на пароходе «Королева Ольга Константиновна» в становище Маточкин Шар, затем на ненецком карбасе прошел проливом в Карское море и поднялся вдоль берега к северу до залива Незнаемого.

Продолжая свое путешествие, Русанов совершил первый в истории сухопутный поход по Новой Земле, он пересек ее от залива Незнаемого до бухты Крестовой на западной стороне острова.

В.И. Русанов

Эта экспедиция принесла Русанову славу талантливого геолога и смелого исследователя. Поэтому, когда архангельские власти стали готовить экспедицию на Новую Землю, они пригласили Русанова принять в ней участие в качестве геолога. Официально экспедицию возглавлял Ю.В. Крамер, фактически же она работала по программе, составленной Русановым, и под его руководством. 4 июля 1909 г. экспедиция, состоявшая из пяти человек, вышла из Архангельска на пароходе «Королева Ольга Константиновна». 9 июля пароход высадил Русанова и его спутников в Крестовой губе, где была организована главная база экспедиции.

Русанов, справедливо предполагая, что Новая Земля должна со временем стать одной из узловых баз, обслуживающих Северный морской путь, считал необходимым выяснить условия плавания вдоль западного побережья острова, которое, по его мнению, явится составной частью трансарктической трассы. С этой целью вместе с двумя проводниками он совершил смелый переход по морю на утлой шлюпке от губы Крестовой до полуострова Адмиралтейства. Осенью, вернувшись в Архангельск, он выступил с рядом лекций, докладов и статей, привлекших внимание общественности к Арктике.

Зиму 1909–1910 гг. Русанов снова провел в Париже. Весной 1910 г. его опять пригласили в Новоземельскую экспедицию, но на этот раз уже в качестве ее начальника.

Судно экспедиции «Дмитрий Солунский» под командой известного полярного капитана Г.И. Поспелова 12 июля покинуло Архангельск, имея на борту пять научных работников и десять человек экипажа. 20 июля «Дмитрий Солунский» благополучно достиг западного устья Маточкина Шара, где на судно был взят ненец Илья Вылка, прекрасный знаток полярных льдов, оказавший Русанову неоценимую помощь в предыдущей экспедиции. 16 августа судно достигло крайней северной точки Новой Земли – мыса Желания, обогнув который встретило плавучий лед.

Используя небольшие то открывавшиеся, то закрывавшиеся разводья, тянувшиеся под берегом, «Дмитрий Солунский» стал пробиваться на восток. Вскоре разводья стали увеличиваться и превратились в широкий прибрежный канал, открывавший путь на юг. Через двенадцать дней судно подошло к восточному входу в Маточкин Шар, а 31 августа вошло в Баренцево море, совершив, таким образом, обход всего северного острова Новой Земли. Это выдающееся плавание, совершенное русским судном, принесло Русанову заслуженную славу.

Вернувшись в Архангельск, Русанов направился в Москву.

На родине Русанов вел большую общественную работу, выступая с лекциями, докладами, статьями и заметками, посвященными Северу. К этому времени относится публикация одного из наиболее значительных его трудов, скромно озаглавленного «К вопросу о Северном морском пути».

Зиму Русанов опять проводит в Париже, усиленно работая над докторской диссертацией, а летом 1911 г. в четвертый раз отправляется на Новую Землю. В этой экспедиции на парусно-моторной яхте «Полярная», водоизмещением всего пять тонн, он наконец совершает плавание вокруг южного острова Новой Земли. Экспедиция на «Полярной» главное внимание уделила гидрографическим и метеорологическим исследованиям. Особенно много было сделано для изучения поверхностных течений Баренцева и Карского морей.

Затем он был назначен начальником экспедиции на Шпицберген. Его путешествия, не знавшие неудач, и все возраставший авторитет служили лучшей гарантией успеха экспедиции.

Экспедиция отправлялась на небольшом зверобойном судне «Геркулес», приспособленном для плавания во льдах. Кроме парусного вооружения судно имело двадцатичетырехсильный двигатель и обладало прекрасными мореходными качествами. В экспедицию вместе с Русановым отправлялась его невеста Жюльетта Жан – геолог и врач.

9 июля 1912 г. «Геркулес» вышел из Александровска-на-Мурмане, имея на борту четырнадцать участников экспедиции. По плану «Геркулес» должен был вернуться в октябре этого же года. Однако полуторагодовой запас продовольствия и обилие полярного снаряжения на судне свидетельствовали о том, что у Русанова были иные намерения. Об этом же довольно прозрачно говорил и сам Русанов в заключительной части плана экспедиции: «В заключение нахожу необходимым открыто заявить, что, имея в руках судно выше намеченного типа, я бы смотрел на обследование Шпицбергена как на небольшую первую пробу. С таким судном можно будет широко осветить, быстро двинуть вперед вопрос о Великом Северном морском пути в Сибирь и прийти Сибирским морем из Атлантического в Тихий океан».

16 июля «Геркулес» благополучно достиг острова Западный Шпицберген и вошел в залив Белзунд, находящийся на западной стороне острова. Отсюда Русанов вместе с двумя матросами пешком прошел до восточного берега Западного Шпицбергена и обратно.

Из Бедзунда «Геркулес» перешел в Айсфиорд, а затем в Адвентбай. Обследовав все западное побережье острова, Русанов открыл богатые месторождения угля.

К началу августа экспедиция закончила выполнение официальной программы: двадцать восемь заявочных знаков, поставленных Русановым, закрепляли за Россией право на разработку угля на Шпицбергене. Помимо этого были собраны палеонтологические, зоологические и ботанические коллекции, а во время плавания на Шпицберген и в его прибрежных водах проведены океанографические исследования.

18 августа в Маточкином Шаре он оставил для отправки на материк телеграмму следующего содержания: «Юг Шпицбергена, остров Надежды. Окружены льдами, занимались гидрографией. Штормом отнесены южнее Маточкина Шара. Иду к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток. Если погибнет судно, направлюсь к ближайшим по пути островам: Уединения, Новосибирским, Врангеля. Запасов на год. Все здоровы. Русанов». По-видимому, в телеграмме была пропущена частица «не». Следует читать «Если не погибнет», что по существу и вытекает из дальнейшего текста.

Эта телеграмма, раскрывавшая план Русанова, была последним известием, полученным с «Геркулеса». Где и при каких обстоятельствах исчезла экспедиция Русанова, выяснить не удалось. Поиски ее, проведенные в 1914 и 1915 гг. по инициативе Русского географического общества, ничего не дали. Только в 1934 г. на безымянном островке (сейчас остров Геркулес), находящемся близ берега Харитона Лаптева, был обнаружен столб, врытый в землю, на котором была вырублена надпись: «ГЕРКУЛЕС. 1913».

В том же году на другом островке (ныне остров Попова – Чукчина, по имени участников экспедиции Русанова), расположенном в шхерах Минина, были найдены остатки одежды, патроны, компас, фотоаппарат, охотничий нож и другие вещи, принадлежавшие участникам экспедиции на «Геркулесе».

После тщательных поисков неподалеку от этих предметов была найдена мореходная книжка матроса «Геркулеса» А.С. Чукчина и серебряные часы с инициалами В.Г. Попова, тоже матроса «Геркулеса», и справка, выданная на его имя.

Судя по этим находкам, можно предполагать, что крайне неблагоприятные ледовые условия в 1912 г. принудили «Геркулес» к зимовке где-то в районе северной части Новой Земли, а в следующем году Русанов, видимо, достиг Северной Земли. В пользу этого предположения говорят также следы чьей-то стоянки, обнаруженные в 1947 г. в заливе Ахматова на северо-восточном побережье острова Большевик (Северная Земля). По всей вероятности, это были следы экспедиции Русанова.

Н.П. Рычков: «Его описания и доныне могут служить с пользою»

Николай Петрович Рычков, сын историка Оренбургского края П.И. Рычкова; родился в 1746 г., умер в 1784 г.

С малолетства был записан в военную службу и числился, а затем и служил сперва в драгунском Троицком, а потом в Ревельском и, наконец, в Пензенском пехотных полках.

К 1767 г. Николай Рычков оставил военную службу с чином капитана и в том же году поступил в снаряженную Императорской академией наук экспедицию профессора Палласа «для физического описания южных Российских провинций» и описал места по западному берегу реки Белой до Камы и далее до Кунгура, Челябинска и по Киргизской степи; а также был в Вятке и Перми и осматривал Соликамские заводы.

Весной 1769 г. Паллас поручил своему спутнику, 22-летнему Николаю Петровичу Рычкову, обследовать лесостепь и степи Заволжья и среднего течения Камы. Летом 1769 г. Н. Рычков из Симбирска прошел на восток по «безлесным и необитаемым местам» до реки Шешмы, притока Камы.

От истоков Шешмы Н. Рычков «поперек высоких… каменных гор» добрался до реки Зай, которая прокладывала себе на север путь вдоль тех же лесистых гор, и правильно указал ее истоки. Поднявшись по Каме до устья реки Ик, он проследил ее почти до истоков, берущих начало «из довольно высоких гор» – самый приподнятый участок возвышенности. Река пробиралась между камышей и стариц. «По правую сторону ее [среднего] течения находятся крутые, лесистые… каменные горы, а с левой подошли открытые степи…» – широкая низменная долина между 54 и 55° с. ш.

Н.П. Рычков

Не доходя истоков Ика, Н. Рычков свернул к западу через центральную часть возвышенности, ничем, «кроме великих каменных гор», не характерную, и описал верховья рек Сок и Кинель, отметив «высокие каменные горы» ее правого берега – Кинельские яры, южный край Бугульминско-Белебеевской возвышенности. Осмотрев истоки Демы (приток Белой), он пересек восточный участок Общего Сырта: «Превысокие каменные холмы видимы на поверхности отделившихся гор, а при подошве оных находятся глубокие и весьма приятные долины, где протекают многие источники и реки», – заметил он. Зиму 1769/70 гг. он провел в Оренбурге.

Летом 1770 г. Н.П. Рычков обследовал часть реки Белой, ее приток Танып и «нагорную сторону» Камы – Сарапульскую возвышенность (между 56 и 57° с. ш.). По Каме он спустился до ее устья, повернув на север, добрался до устья р. Чепцы, впадающей слева в Вятку у 50° в. д., и проследил почти всю Чепцу, не дойдя примерно 70 км до ее начала. Затем от средней Чепцы он прошел около 15 км на север к истокам Вятки: «Собрав множество речек, течет Вятка близ Чепцы около 400 верст…» – записано у Рычкова.

В конце августа Н. Рычков от истоков Вятки перебрался в верховья Камы, которая, как Вятка и Чепца, берет начало на Верхнекамской возвышенности: «Истоки Камы… выходят из пологого увала. Воды… с приятным шумом текут сперва на запад до самой подошвы увала, потом поворачивают к полуночи… в лесистую долину. [Собрав]… неописанное множество болотных и ключевых вод», Кама вскоре становится глубокой и судоходной.

Общую длину Камы (1805 км) Н. Рычков лишь немного преувеличил. Он описал еще две реки ее системы – Обву и большую часть Колвы, в низовьях которой отметил ряд вершин кряжа, позже получившего название Полюдова.

Зимовал Н.П. Рычков в Челябинске. Весной 1771 г. его срочно вызвали в Орск, а летом он с военным караваном прошел по степи до реки Ишим. Он осмотрел степи по р. Ори и к востоку от Мугоджар. В походе он заболел и вернулся в Оренбург. В августе 1771 г., «чтобы не потерять напрасно время», он проехал к устью Демы и описал ее нижнее течение.

Результаты его исследований (с картой) опубликованы в 1770–1772 гг. Н.П. Рычков тщательно заснял много рек, стекающих с Бугульминско-Белебеевской возвышенности, большую часть которой обследовал. Пусть Рычков очень кратко и бегло описал район верховьев Камы и Вятки, все же он был первым научным исследователем Верхнекамской возвышенности.

«Не имея ученой подготовки, – пишет П. Пекарский, – в чем откровенно сознавался сам, он выказал, однако, много добросовестности и усердия при выполнении данной ему инструкции, так что его описания и доныне могут служить с пользою, в особенности по значительному количеству довольно точных для своего времени чертежей и известий о древних городищах и об устных преданиях, с ними связанных, а также о нравах, обычаях и занятиях разнородных обитателей проеханных им стран; наконец, о состоянии горного дела в названных губерниях во второй половине XVIII столетия».

В 1771 г. из Орской крепости отправился отряд войска в киргизскую степь для преследования калмыков, и Рычков присоединился к этому отряду, по его словам: «для исследования достопамятных мест, находящихся во владении киргиз-кайсацкого народа и собрания продуктов, находимых в той стране». Описание этого путешествия было составлено H.П. Рычковым и издано Императорской академией наук в 1772 г.

В 1772 г. Рычков был назначен директором только что открытого Ахтубского шелкового завода, вблизи города Царицына, это место он занимал до самой смерти в 1784 г.

Яков Санников: в поисках неоткрытой земли

Яков Санников родился в 1780 году в Усть-Янске. Именно он открыл и исследовал Новосибирские острова, в одиночку изъездив их на собачьих упряжках. Санников был убежден в существовании «неведомых земель», которые он трижды видел издали к северу от Новосибирских островов.

Собаки медленно тащились по мокрому снегу. Силы их были на исходе, как на исходе были запасы корма… А впереди, у самого горизонта, синеватой чертой едва выделялся, вернее, угадывался берег Третьего Ляховского острова. Собственно, никто не мог сказать определенно, остров это или исполинская земля.

Над Вторым Ляховским островом появилась темно-серая туча. Она двигалась вслед за ним и за нею с востока ползла серая тень. Когда спустя некоторое время он снова всмотрелся в даль, то заметил, что проступают черные пятна. Потом он различил скалы, сугробы снега в расщелинах и кресты на берегу…

Так весной 1800 г. «якутский мещанин» Яков Санников, служивший начальником артели промышленников у купцов Сыроватских, открыл остров Столбовой и оказался в конце концов в некоторой мере виновником, а затем и деятельным участником одной из самых интересных экспедиций начала XIX в.

Спустя четыре года после того, как Санников открыл остров Столбовой, он посетил остров Котельный, который в официальной переписке нередко именовался Третьим Ляховским. Земля оказалась столь обширной, что он не смог увидеть северных берегов. Было высказано предположение, что, возможно, она является частью северного континента, о котором слухи ходили со времен путешествия Михаила Стадухина в XVII в.

В 1805 г. Санников снова приехал на остров Котельный и по южному побережью направился на восток, пересек залив и открыл обширную песчаную землю, впоследствии названную островом Фаддеевским.

Известно, что в 1812 г., представляя Санникова к награде, влиятельный чиновник М.М. Геденштром отмечал, что этот промышленник открыл остров Столбовой, значительную часть берегов острова Котельного и весь остров Фаддеевский.

В 1806 г. промышленники первыми ступили на берега Новой Сибири, которая первоначально носила название «Земля, открытая купцом Сыроватским».

Спустя более 30 лет Геденштром писал, что первым Новую Сибирь заметил работник Портнягин. Он увидел на востоке «землю, о которой и было донесено хозяину».

Кроме Сыроватского и Портнягина Новую Сибирь видела весной того же 1806 г. артель, посланная купцом Поповым на север от устья реки Индигирки.

Сведения об открытиях сибирских промышленников, в которых обращалось внимание на то, что одна из обретенных земель весьма обширна и является материком на Ледовитом океане, поступили в Петербург и были включены в отчет о важнейших государственных мероприятиях России за 1807 г.

Таким мог представиться Якову Санникову необыкновенный остров

Министерство иностранных дел и коммерции решило отправить экспедицию, которая должна была составить надлежащее описание новых «островов и матерой земли».

В экспедиции, которая в марте 1809 г. отправилась из Усть-Янска, деятельное участие принял Яков Санников.

В первую весну Санников занимался «изведыванием» пролива между островами Котельный и Фаддевский, затем летовал на Новой Сибири, обследование которой Геденштром далеко не завершил в свою первую поездку.

Во время летовки Санников несколько раз совершал поездки в глубь Новой Сибири. Он открыл реку, которая текла на северо-восток от Деревянных гор. Санников рассказывал, что артельщики ходили по ее берегу «до 60 верст и видели взводную с моря воду».

В октябре 1809 г. Санников со своими товарищами переехал на остров, «им прежде открытый» (Фаддеевский), где встретился с артелью промышленника Чиркова. Чирков нашел следы «не столь давней обитаемости». Среди них были «жерди юкагирской юрты, под ними саночные полозья еще свежие и копылья; несколько костяных скобелей для делания кож и камни, которые в них вкладываются».

На основе этих находок Геденштром пришел к заключению, что в этот край в давние времена приходили юкагиры, которые, вероятно, удалились на восток.

Из показаний Санникова руководителю экспедиции стало очевидным, что Новая Сибирь, вероятно, является не исполинской «матерой землей», а островом не столь уж большой величины.

Санников поспешил на остров Фаддеевский, где его ждали сыновья, приехавшие туда за собранной минувшим летом мамонтовой костью.

Санников проводил сыновей до острова Котельного. Вместе с промышленником Бельковым он решил остаться здесь до осени и заняться ловлей песцов и сбором мамонтовой кости. Захватив запас провизии и корма для собак, он отправился в странствие по берегам острова Котельного.

В один из погожих дней перед ним далеко в море выросли высокие каменные горы. Санников прикинул расстояние. Не больше 70 верст. Неведомая земля лежала на северо-западе от острова Котельного. Но между нею и Санниковым находилось море, по которому плавали белые льды.

Вернувшись осенью в Усть-Янск, Санников поведал Геденштрому о том, что, находясь на острове Котельном, он заметил на северо-западе «высокие каменные горы». Геденштром нанес их на карту и написал: «Земля, виденная Санниковым». Он предполагал, что этот берег соединяется с Америкой. Именно этой, второй Земле Санникова и предстояло полтора столетия занимать умы географов России.

Геденштром осенью 1810 г. был отозван в Иркутск. Но прежде чем покинуть Усть-Янск, он сделал все «нужные приготовления» для дальнейшего исследования новооткрытых земель, которое должно было осуществляться следующим образом. Санникову с унтер-офицером Решетниковым поручалось объехать весной северную часть Фаддеевского острова, а затем остаться на летовку на Котельном острове, чтобы «неотменно пройти те Каменные горы…»

Участвовавший в экспедиции геодезист Пшеницын вместе с казаком Татариновым должен был пересечь Новую Сибирь, исследовать ее северный берег.

По окончании работ Якову Санникову было предписано «отправиться в Иркутск на коште экспедиции для личного донесения о своем успехе».

В марте – апреле 1811 г. Яков Санников вместе с сыном Андреем работал на открытом им в 1805 г. острове Фаддеевском. «Он, – писал Геденштром, – начал путь свой с западной стороны от залива, почитаемого прежде проливом. Восточный конец сего залива простирается к морю низменным песком, посредством которого Фаддеевский остров соединяется с Котельным». Открытый Санниковым песок впоследствии получил название Земли Бунге в честь выдающегося русского географа, обследовавшего Новосибирские острова спустя три четверти века.

Закончив рекогносцировочное обследование острова Фаддеевского, Санников с мыса Благовещенского отправился на север по льдам океана, «но проехав 30 верст, достиг до открытого моря».

В документе, составленном на основании журнала промышленника, Геденштром сообщает, что Санников с северного берега Новой Сибири видел «на севере Землю с высокими горами».

С вершины высокого тороса Яков Санников увидел темную полоску. Она ширилась и вскоре он явственно различил широкую полынью, протянувшуюся по всему горизонту. Объехать ее не было возможности. Геденштром писал, что проехал Санников «не более 25 верст, как был удержан полыньею, простиравшеюся во все стороны. Земля же ясно была видима, и он полагает, что она тогда 20 верст от него отстояла».

Спустя несколько дней путешественник снова с мыса Благовещенского направился по морскому льду на север. В 30 верстах от берега опять встретилась открытая вода. Земли не было видно. Как призрак, исчезла она среди Северного Ледовитого океана.

12 апреля Санников прибыл в Усть-Янск и занялся отправкой запасов продовольствия и корма для собак на остров Котельный. 2 мая промышленник выехал на север и через пятнадцать дней был на острове Котельном. 25 июня Санников оставил становище и 54 дня блуждал со своими спутниками по острову Котельному, обследуя береговую линию. 17 августа Санников возвратился в свое становище.

О его неутомимой деятельности свидетельствует «Журнал личных обсказаниев мещанина Якова Санникова, унтер-офицера Решетникова и с записок, веденных ими во время обозрения и летования на острове Котельном, существующем на Ледовитом море».

В глубинных районах острова Котельного путешественники нашли в «великом множестве» головы и кости быков, лошадей, буйволов и овец. Санников посетил зимовье на Котельном острове. Он со своими спутниками обнаружил могилу, над которой стоял деревянный, обложенный свинцом крест. В ней был деревянный сруб, в котором находились топор, пила, 17 железных стрел, колыб для литья пуль, обитый кремень, огниво, костяной гребень и истлевшие остатки шкур песца, оленя, куски овчины и другие вещи.

Во время этой поездки Санников обнаружил «многие признаки» жилищ юкагиров, которые, согласно преданию, удалились на острова от свирепствовавшей оспы лет 150 назад. В устье реки Царевой он нашел ветхое днище судна, сделанное из сосны и кедра. Швы его были проконопачены смоленой мочалой. Вблизи Нерпичьей губы путешественникам снова встретились остатки юкагирских жилищ и китовые кости, что, по мнению Геденштрома, доказывало, что от Котельного острова к северу простирается беспрепятственно обширный Ледовитый океан, не покрывающийся льдом, как «Ледовитое море при матерой земле Сибири, где никогда китов или костей их не видывано».

4 октября Санников отправился на остров Фаддеевский, где вел опись Пшеницын. Санников доставил Пшеницына и его товарищей в свое становище на острове Котельном. Пшеницын по описаниям и рассказам Санникова составил карту Котельного острова и всего Новосибирского архипелага, которая была опубликована только через 152 года.

Благодаря экспедиции Геденштрома – Санникова на географической карте появились все известные в то время острова Новосибирского архипелага: Большой и Малый Ляховские, Столбовой, Бельковский, Новая Сибирь, Котельный, Фаддеевский.

Вызывает восхищение поистине самоотверженный труд участников небольшой экспедиции. Геденштром, Санников и Пшеницын не только составили первую карту Новосибирских островов, но и собрали первые сведения о строении берегов, о полезных ископаемых, растительности, рыбах, птицах, четвероногих животных, о древних юкагирских жилищах, о зимовье безвестных русских и, по-видимому, якутских промышленников.

Две из трех земель, усмотренных Санниковым в различных местах Северного Ледовитого океана, появились на карте. Одна – часть суши с гористыми берегами – была нанесена к северо-западу от острова Котельного, другая – гористый берег – протянулась от меридиана западного берега Фаддеевского острова до меридиана мыса Высокого на острове Новая Сибирь и была названа его именем. Что касается земли к северо-востоку от Новой Сибири, то впоследствии именно здесь были открыты острова Жохова и Вилькицкого.

Таким образом, Санников видел в трех различных местах Северного Ледовитого океана неведомые земли. Он намеревался «продолжить открытие новых островов, и прежде всего той земли, которую видел он на север от Котельного и Фаддеевского островов и просил отдать ему на два-три года каждый из этих островов. Сибирский генерал-губернатор И.Б. Пестель находил «предложение Санникова весьма выгодным для правительства». Той же точки зрения придерживался и Н.П. Румянцев, по указанию которого был подготовлен доклад об утверждении этой просьбы.

В.В. Сапожников: ботаник с мировым именем

Василий Васильевич Сапожников – российский ботаник и географ, путешественник, заслуженный ординарный профессор кафедры ботаники Томского университета, внештатный преподаватель, приват-доцент Томского технологического института. Также он был министром народного просвещения во Временном Всероссийском правительстве А.В. Колчака.

Василий окончил пермскую гимназию в 1880 г. и по совету преподавателя истории и географии Н.Я. Гурьянова поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета и окончил его в 1884 г. со степенью кандидата естественных наук. Среди его профессоров были такие светила науки, как зоолог А.П. Богданов, физик А.Г. Столетов, химик В.В. Марковников, физиолог К.А. Тимирязев. В физиологической лаборатории последнего Василий Васильевич работал все свободное время.

Под руководством Тимирязева он выполнил свое первое научное исследование по геотропизму корней, которое явилось его кандидатским сочинением и побудило В.В. Сапожникова к занятию фотосинтезом.

После сдачи магистерского экзамена Василий Васильевич защитил диссертацию «Образование углеводов в листьях и передвижение их по растению» (1890), выполненную в лаборатории профессора К.А. Тимирязева, и был удостоен степени магистра ботаники.

С 26 октября 1890 г. Сапожников – приват-доцент Московского университета.

В 1891 г. он отправляется в Германию для ознакомления с западноевропейской наукой и новыми методами преподавания. Посетив Берлин и Лейпциг, он останавливается в университетском городке Тюбингене, где ведет исследования в лаборатории профессора Г. Фехтинга.

В 1892 г. Сапожников вторично отправляется в Тюбинген и завершает вчерне докторскую диссертацию. Будучи за границей, он в 1891 г. вместе с Г. Фехтингом, а в 1892 г. самостоятельно поднимается на ледники Швейцарии и Северной Италии. Это предопределило его интерес к гляциологии.

В 1896 г. Сапожников защищает в Казанском университете докторскую диссертацию «Белки и углеводы зеленых листьев как продукты ассимиляции».

С 1 мая 1893 г. Василий Васильевич Сапожников – экстраординарный, с 16 апреля 1901 г. – ординарный профессор кафедры ботаники Томского университета. Кафедру ботаники Василий Васильевич возглавлял более 30 лет. Он также заведовал Ботаническим садом и Ботаническим кабинетом. В 1906–1909, 1917–1918 гг. избирался ректором. В 1916 г. ему присваивают звание заслуженного ординарного профессора. С 1900 г. он по совместительству работал в Томском технологическом институте, где вел курс ботаники. В университете Василий Васильевич читал курс ботаники студентам медицинского факультета.

В 1895–1923 гг. совершил более 20 экспедиций на Алтай, в Саяны, Семиречье, Западную Монголию (Монгольский Алтай), на Зайсан, в Турецкую Армению.

В.В. Сапожников

В 1902 и 1904 гг. Василий Васильевич совершил две экспедиции в Семиречье.

С 1905 по 1909 гг. предпринимает 4 экспедиции в Западную Монголию, примыкающую к Сауру, Русскому Алтаю и Саянам.

Придерживаясь либеральных взглядов, Василий Васильевич был членом кадетской партии, входил в состав Сибирской областной думы от профессионального союза Забайкальской железной дороги. Во время Гражданской войны с поста ректора университета в июне 1918 г. был призван заведовать отделом народного образования в Западно-Сибирском комиссариате.

С 4 ноября 1918 г. по 5 мая 1919 г. являлся министром народного просвещения Временного Всероссийского правительства. При его содействии был открыт Иркутский университет и учрежден Институт исследования Сибири (Сибирская академия наук) в Томске.

В начале мая 1919 г. вернулся к научно-педагогической деятельности в университете, в июне – сентябре того же года вместе с Е.В. Никитиной исследует арктическую флору в низовьях Оби и на Обской губе, а в апреле 1922 г. утвержден деканом физико-математического факультета.

В 1922 г. вместе с Е.В. Никитиной Василий Васильевич проводит ботанико-географическую экспедицию по реке Чае и в районе с. Надыма на Оби, а в 1923 г. возглавляет свою последнюю экспедицию на Алтай. В том же году он руководит работами по подготовке демонстрации природы Алтая и Кузнецко-Алтайской области на Всероссийской сельскохозяйственной выставке в Москве и работами комиссии по районированию той же области.

Во время своих научных экспедиций на Русский Алтай, в Семиречье, Саяны и на Монгольский Алтай В.В. Сапожников собрал обширный гербарий, он подробно описал растительность и флору Алтая, исследовал его оледенение, открыв много новых ледников и определив высоту главных вершин. Его именем были названы два пика в горах Тянь-Шаня, а также один из ледников Южного Алтая.

Во время экспедиций Василий Васильевич много фотографировал, фотоработы Сапожникова использованы как в его книгах, так и в других исследованиях в области географии и геологии (его научное наследие составляет 10 тысяч фотопластинок и около 1000 цветных диапозитивов). Также занимался активной картографической деятельностью.

В 1895 г. преодолел 1000 верст вьючного пути по Алтаю, в частности, исследовав Катунский и Берельский ледники; установил, что они оказались значительно больше по размерам, чем ранее считалось.

Во время путешествий 1897, 1898, 1899 гг. изучил истоки Катуни вместе с главными хребтами Алтая, сделал множество открытий, составив точные карты самых больших современных ледников, в частности, ледника Родзевича (ныне Аккемский ледник) на северном склоне горы Белухи (1897).

В 1911 году Сапожников вновь посетил Русский Алтай – Катунские и Чуйские белки, положив начало систематическим наблюдениям за режимом ледников.

В 1902 г. он путешествовал по Семиречью – исследовал Тянь-Шань, по поручению Русского географического общества изучал Джунгарский Алатау – маршрут составил 2000 верст караванного пути. В результате путешествия был собран большой гербарий, коллекции млекопитающих, пресмыкающихся, птиц, рыб и насекомых.

В 1904 г. Сапожников предпринял второе путешествие в Семиречье. В 1905, 1906, 1908 и 1909 гг. совершил путешествия на Монгольский Алтай, открыл и исследовал мощную группу ледников в истоках реки Цаган-гол. В 1912–1914 гг. продолжал совершать ботанико-географические экспедиции по Семиречью.

В 1916 г. посетил занятую российскими войсками во время Первой мировой войны турецкую Армению, описал степи Армянского нагорья, луга суходольные и сырые, солончаки и редкие лесные насаждения.

В Томском университете Сапожников читал курс ботаники студентам медицинского, а затем юридического факультетов. Его лекции о жизни растений представляли собой увлекательный рассказ, дополнявшийся демонстрацией растений, специально привозимых из Ботанического сада, и показом цветных диапозитивов.

В 1900 г. Сапожников был приглашен внештатным преподавателем ботаники на кафедру питательных веществ Томского технологического института.

Всего Сапожниковым было организовано более 20 научных экспедиций по Сибири и за ее пределы, в них, кроме него, участвовали научные сотрудники, студенты томских вузов и других научных центров. Опубликовано 95 оригинальных исследований, которые принесли Василию Васильевичу мировую известность. Он состоял членом 15 научных обществ, учреждений страны и за рубежом, в т. ч. Русского географического общества, Московского общества любителей естествознания, этнографии и антропологии, Общества изучения Сибири и др.

Осенью 1923 г. он сильно простудился и с воспалением легких более месяца пробыл в клинике. В январе 1924 г. на 63-м году жизни Василий Васильевич Сапожников умер.

(http: //geo.tsu.ru/faculty/history/person/sapogn)

Г.А. Сарычев: составитель карт и генерал-гидрограф

В середине 1780-х гг. для обследования северо-востока России была снаряжена географическая и астрономическая Морская экспедиция под командованием капитана Биллингса.

Начальник экспедиции поручик Биллингс при назначении был произведен в капитан-поручики; после достижения устья реки Колымы он должен был объявить себя капитаном 2-го ранга; после достижения мыса Св. Ильи (Северная Америка) – капитаном 1-го ранга. Экспедиция была объявлена совершенно секретной. Устанавливался строгий порядок доставки в Адмиралтейство и хранения материалов экспедиции.

Основной целью экспедиции, согласно инструкции, являлось описание чукотского берега от Колымы до Берингова пролива, а также изучение морей, находящихся между землями Иркутской губернии и противоположными берегами Америки.

Назначение англичанина Биллингса начальником экспедиции возмущало многих передовых моряков русского флота. В этом назначении, как и в ряде других подобных случаев, проявилось характерное для правящих кругов России того времени преклонение перед иностранщиной. Деятельность Биллингса во время экспедиции вызывала нередко справедливые нарекания участников плавания. Как руководитель экспедиции Биллингс не справился с возложенными на него заданиями.

В числе морских офицеров, привлеченных для участия в экспедиции, был 22-летний лейтенант Гавриил Андреевич Сарычев.

Энергичный и вдумчивый юноша с ранних лет связал свою жизнь с флотом. Семи лет он был принят в Морской кадетский корпус, откуда выпущен гардемарином в 1778 г. Три года после этого Сарычев плавал в Финском заливе. В 1781 г., получив первый офицерский чин – мичмана, он был назначен на корабль «Не тронь меня» и в составе эскадры контр-адмирала Сухотина совершил плавание от Кронштадта до Ливорно (Италия) и обратно. Производство в лейтенанты состоялось одновременно с назначением в Северо-Восточную экспедицию.

Г.А. Сарычев. Портрет XIX в.

На долю Сарычева на первых же порах выпала наиболее трудная задача – обеспечить подготовку судов для экспедиции.

В середине мая оба судна были спущены на воду. Первое получило название «Паллас», командование над ним принял Биллингс; на второе судно, названное «Ясашна», командиром был назначен Сарычев.

25 мая 1787 г. «Паллас» и «Ясашна» снялись с якоря, а через месяц – 24 июня – вышли из Колымы в море.

Действия Биллингса во время этого плавания были подвергнуты впоследствии жестокой критике. Так, известный историк русского флота Вас. Берх писал: «Обсудим, вправе ли он был прекратить путешествие 21 июля? Должен ли был становиться так часто на якорь? Почему не следовал по одному направлению на север или восток и по каким препятствиям доставил нам только одно наблюдение в то время, когда именовался начальником Географической и Астрономической экспедиции. Капитан Биллингс, возвратясь из экспедиции своей, 8 лет и 5 месяцев продолжавшейся, оставил службу. Журнал путешествий его издан в свет почтенным Г.А. Сарычевым, коему ученый свет обязан всем, что в сей книге только есть полезное».

Биллингс сразу же после возвращения из плавания уехал в Якутск. Устройство и отправка команды и все остальные дела были препоручены Сарычеву.

Около двадцати дней продолжалось плавание Сарычева за бечевой тягой из Нижне-Колымска до Средне-Колымска на барке, груженной провиантом и людьми. Два месяца – с 24 сентября по 24 ноября – длилось сухопутное путешествие от Средне-Колымска до Якутска. Через Алазейское зимовье, Зашиверск на Индигирке, вверх по Яне, затем через Верхоянский хребет.

Между тем начальник экспедиции Биллингс, почти не задерживаясь в Якутске, проследовал в Иркутск. В начале января 1788 г. Сарычев выехал с командой в устье реки Май, чтобы организовать там постройку лодок для перевозки в Охотск тяжеловесов (медных пушек, камбузных котлов, якорных лап, цевьев и др.). Эта работа заняла более четырех месяцев. Только 12 июня Сарычев вернулся в Якутск, куда за три дня до этого прибыл Биллингс. Две недели отдыха, и 14 июля Сарычев уже снова был на Усть-Майской пристани. Во главе экспедиции из 120 человек и 17 лодок Сарычев отправился в Охотск. Лодки продвигались где на веслах, где бечевой тягой. 45 дней длился поход по pp. Мая и Юдома до Юдомского Креста. Здесь обрывался водный путь и начиналась сухопутная дорога. Выгрузив доставленные им грузы в Юдомском кресте, Сарычев уехал в Охотск, так как для дальнейшей перевозки не были подготовлены лошади.

Ранней весной 1789 г. Сарычев занимался описными работами в устьях pек Охота и Кухтуй. Потом он составлял план города Охотска. В последних числах мая на деревянной байдаре с двумя унтер-офицерами геодезии и 8 служителями Сарычев отправился описывать морской берег к юго-западу от Охотска до реки Улькан.

7 июля, когда Сарычев вернулся из экспедиции в Охотск, судно «Слава России» уже было спущено на воду. В Охотске находился Биллингс. Экспедиция готовилась к походу на восток, к берегам Америки.

5 октября «Слава России» вошла в Петропавловскую гавань. Вскоре начальник экспедиции огласил указ о повышении в чинах – Сарычеву присваивался очередной чин капитана 2-го ранга.

Зимовка прошла в разнообразных делах. Наконец, 9 мая 1790 г. начался второй, важнейший этап экспедиции. В этот день «Слава России» покинула Петропавловскую гавань и взяла курс к берегам Америки.

В общей сложности «Слава России» провела в плавании 5 месяцев. Во время этого плавания Сарычев описал на алеутской байдарке крупнейшие заливы острова Уналашка – Бобровую губу и Капитанскую гавань, обследовал залив Ляхик в гавани Трех Святителей на острове Кадьяк, побывал в Чугатской губе (у Сарычева – Шугачская) на коренном берегу Америки между полуостровом Кенайским и устьем реки Атна (Медная).

19 мая 1791 г. начался повторный поход к берегам Америки.

В конце июня «Слава России» дошла до острова Уналашки и 8 июля покинула Капитанскую гавань, направляясь на север к Берингову проливу. Миновав острова Прибылова, Св. Матвея, Св. Лаврентия и осмотрев по пути американский берег в районе мыса Родней, 2 августа экспедиция наконец достигла цели – она вошла в Берингов пролив.

После переговоров с чукчами Биллингс решил с частью команды пройти по северному берегу Чукотского полуострова, проведя вместо морской сухопутную опись. С отъездом Биллингса командование судном «Слава России» перешло к Сарычеву.

После устройства на зимовку Сарычев сдал капитану Галлу «Славу России», а сам принял в командование судно «Черный Орел».

В феврале на трехместной байдарке, в сопровождении нескольких алеутов, Сарычев занялся описью Уналашки. Наблюдения Сарычева, которые касались не только гидрографии, но осветили многие стороны жизни алеутов и дали ценные сведения о природных особенностях крупнейшего острова Алеутской гряды, заложили прочные основы научного изучения острова. Названия многих мысов и бухт, впервые появившиеся на карте Сарычева (в частности, название Капитанской гавани), сохраняются на картах и поныне.

19 июня суда вошли в Петропавловскую гавань. «Слава России» была передана здесь в распоряжение командира порта, а «Черный Орел» пошел в Охотск, куда и прибыл 18 сентября 1792 г.

Морская часть экспедиции фактически на этом заканчивалась.

Трудности завершения всех дел по экспедиции целиком легли на плечи Г.А. Сарычева. Путь до Иркутска, расчеты с участниками экспедиции, отправка их по местам жительства и многое другое заняло немало времени. Только в апреле 1794 г. Сарычев прибыл в Петербург.

Северо-Восточная экспедиция явилась для Сарычева великолепной школой. Уехав в экспедицию молодым моряком, только еще начинающим свой жизненный путь, спустя 9 лет он вернулся вполне сложившимся, опытным мореплавателем и гидрографом, обладающим обширными и разносторонними знаниями.

С 1794 по 1798 г. Сарычев служил в Кронштадтском порту и плавал в Балтийском море. В 1799 и 1800 гг., командуя кораблем «Москва», он совершил переход из Архангельска к берегам Англии и затем в Кронштадт.

Все эти годы он продолжал работать над книгой, обобщающей результаты Северо-Восточной экспедиции. Она называлась «Путешествие флота капитана Сарычева по Северо-Восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану в продолжение осьми лет при Географической и Астрономической морской экспедиции, бывшей под начальством флота капитана Биллингса, с 1785 по 1793 год». Труд Сарычева сразу же обратил на себя внимание. Вскоре книгу перевели на иностранные языки и издали в Германии, Франции и Голландии.

В 1803 г. Сарычев был произведен в контр-адмиралы и в том же году назначен членом Адмиралтейств-коллегии.

Осенью 1805 г. произошло событие, едва не стоившее жизни Г.А. Сарычеву. В это время Россия, как член так называемой Третьей коалиции, воевала с наполеоновской Францией.

Сарычеву было приказано конвоировать эскадру из 26 купеческих судов, доставлявших в Померанию десантные войска. Неудачи начались еще в начале пути, вблизи Рижского залива. Буря выбросила здесь несколько судов на берег между мысами Люзерортом и Домеснесом. Когда бриг «Диспатч», на котором находился Г.А. Сарычев, подошел к Рюгену, ветер снова резко усилился. Бриг никак не мог обойти восточный мыс острова и принужден был целый день лавировать под парусами.

Только на рассвете моряки обнаружили, что находятся в полуверсте от высокого и крутого берега. На узком пляже под крутояром толпились люди. Их собрал доктор Василевский, ночью вплавь добравшийся до острова. Жестоко избитый волнами и прибрежными каменьями, он все же дошел до ближайшего селения и сообщил о бедственном положении судна.

Последним, по традиции, покинул судно Сарычев. Сознание ответственности за жизнь подчиненных не оставляло его до последнего момента, пока он был на судне, но, едва вступив на берег, он упал, обессиленный от всего прошедшего за ночь. До ближайшей избы его довели товарищи по кораблекрушению…

Снова идут годы плавания на Балтике. В 1808 г. Сарычев был назначен почетным членом в Адмиралтейский департамент со званием генерал-гидрографа, а затем произведен в вице-адмиралы с назначением на должность командира Свеаборгского порта.

Командуя эскадрой в Балтийском море, Г.А. Сарычев продолжает заниматься описанием Финского залива. В 1817 г. выходит его труд «Лоция или путеуказание к безопасному кораблеплаванию по Финскому заливу, Балтийскому морю и Каттегату».

Хотя новые назначения на время отвлекают его от морской службы, в 1825 г. Сарычев выпускает вторым изданием свой труд «Геодезические и гидрографические правила снимать находящиеся на земной поверхности местоположения, измерять глубины морей, заливов и рек, и все оное означать на морских картах».

И, наконец, в 1826 г. выходит замечательный «Атлас северной части Восточного океана, составлен в чертежной адмиралтейского департамента с новейших описаний и карт под руководством вице-адмирала и гидрографа Сарычева». Карты Сарычева, собранные в этом атласе, долгое время являлись единственными для северной части Тихого океана. Ими пользовались не только в России, но в Англии и Америке, где они были широко известны в копиях.

Зарисовки Алеутских островов, выполненные Сарычевым, стали украшением отечественных лоций. Не лишено интереса то, что в английской лоции 1940 г. большинство рисунков Алеутских островов взято из сочинения Сарычева.

В 1827 г. Сарычев был назначен главным командиром и военным губернатором Кронштадта, а вскоре после этого – генерал-гидрографом Главного морского штаба. В 1830 г. Сарычев был произведен в полные адмиралы. Последние годы своей жизни Сарычев работал над историей русских портов. Он составил первый план Петербурга.

Умер Гавриил Андреевич Сарычев в 1830 г. от холеры. Один из образованнейших морских офицеров конца XVIII – начала XIX в., он оставил о себе память как крупный ученый-гидрограф и географ, руководитель многих экспедиций, много потрудившийся над составлением морских карт и лоций. Более полувека своей жизни он отдал морской службе, дав образец неутомимого служения отечеству, флоту и науке.

(По материалам Н. Зубова)

Н.А. Северцов: основоположник русской экологии животных

Н.А. Северцов – замечательный ученый и путешественник, географ, геолог, зоолог и ботаник, которому довелось стать продолжателем исследований Семенова-Тян-Шанского.

Северцов предпринял свою первую экспедицию тогда же, когда Семенов пересек Терскей-Алатау – в 1857 г. Эта экспедиция, охватившая низовья Сырдарьи и пустынные степи на восток от Аральского моря, закончилась катастрофой. Но ряд экспедиций, совершенных им позднее, в 1860-х гг., завершился удачно. Эти экспедиции не охватили таких огромных районов, как, например, путешествия Пржевальского или Потанина. Величайшая заслуга Северцова в другом: собрав огромный материал по геологическому строению, фауне и флоре Средней Азии, он обобщил этот материал в своих капитальных трудах; он первый дал общее описание Средней Азии с точки зрения всех основных географических дисциплин.

Особенно велика роль Северцова в истории русской зоологии и зоогеографии. Он – не только основоположник русской экологии животных, но и один из крупнейших представителей этой науки вообще.

Николай Алексеевич Северцов родился в 1827 г. Он провел свое детство в Воронежской губернии, в селе Хвощеватове Землянского уезда. Домашнее образование, полученное детьми, отвечало самым высоким требованиям того времени. Николай Алексеевич свободно владел несколькими европейскими языками, в том числе латинским.

Н.А. Северцов. Скульптор И.А. Рабинович

Что касается зоологии, то впоследствии Николай Алексеевич сам говорил, что стремление исследовать «образ жизни животных и отношение их к внешним условиям» явилось у него еще в детстве. Постоянное чтение «Естественной истории» Бюффона способствовало развитию этого интереса.

В университет Северцов поступил уже с основательной подготовкой. Окончательно определились его вкусы и наклонности именно в студенческие годы. Этому же способствовала встреча с известным русским путешественником-естествоиспытателем Г.С. Карелиным. Как раз в период между 1840 и 1845 гг. состоялся ряд замечательных путешествий Карелина на Алтай, Тарбагатай и в Джунгарию. В Карелине молодой натуралист увидал яркий пример настоящего активного полевого исследователя.

Еще заметнее влияние на Северцова одного из университетских профессоров, талантливого, но рано умершего зоолога К.Ф. Рулье.

Можно предположить, что именно под влиянием Рулье Северцов решил продолжать в студенческие годы свое изучение позвоночных Воронежской губернии. Этому он посвятил целых 9 лет – вплоть до защиты своей магистерской диссертации.

Жизненный рубеж – начало нового, двадцатилетнего периода путешествий Северцова по среднеазиатским дебрям – падает на 1857 г. Условия снаряжения и передвижения экспедиции по территории Средней Азии в то время были сложны до крайности.

Конечной целью путешествия он намечал западные предгорья Тянь-Шаня, ясно представляя себе препятствия и опасности этого неизведанного пути. Беззаветная преданность науке помогла победить все препятствия, встававшие на пути.

Сначала – в казахских степях – экспедиция проходила успешно. Посетив район Эмбы и северный Устюрт, Северцов в октябре 1857 г. достиг Казалинска, представлявшего собой форт так называемой Сырдарьинской линии. Зимой он сделал несколько маршрутов, сравнительно небольших, по побережью Аральского моря и по сухому руслу Джаны-дарьи.

Открытие весны он встретил в Приаральских Каракумах, затем совершил экскурсию по Сырдарье. Северцов впоследствии писал с восторгом «о могучей, полноводной, быстрой реке.

Катастрофа разразилась 8 мая 1858 г. За несколько дней перед тем Николай Алексеевич выехал из форта Перовского, присоединившись к отряду, командированному для рубки леса на нужды форта. Спутниками его были: препаратор Гурьянов, трое казаков и два киргиза-проводника. Проводники, въехав на холм, увидали впереди вооруженный отряд кокандцев.

Как оказалось впоследствии, этот отряд возглавлял кокандский джигит Дашан. Завидев Северцова с его малочисленными спутниками, Дашан решил отбить коней у казаков. Проводники поскакали в лагерь за помощью. Северцов с казаками стали отстреливаться от нападавших. Вооруженная схватка продолжалась недолго. Исколотый пикой, которой его сшибли с седла, изрубленный шашкой Северцов был захвачен в плен. Препаратор Гурьянов и казаки успели спастись.

Почти 170 км везли израненного Северцова по пустынной степи с привязанными к стременам ногами. Наутро Северцова привезли в кокандскую крепость Яны-курган (Джаны-курган). Комендант крепости, узнав о случившемся пограничном столкновении, оставил Северцова в плену. Вскоре Северцова опять посадили на коня. Предстоял переезд в город Туркестан. Пленником Северцов пробыл ровно месяц. В июне, по настоянию русских властей, он был освобожден.

Исследования Северцова и его пребывание в кокандском плену привлекли к нему всеобщее внимание. Вскоре он был избран действительным членом Географического общества, а позднее назначен членом Комитета по устройству Уральского казачьего войска; в связи с этим ему пришлось заняться изучением района реки Урала и Нижней Волги.

Лишь в 1864 г. представилась Николаю Алексеевичу возможность осуществления давнишней мечты: исследования Тянь-Шаня. С этой даты начинается тот замечательный цикл среднеазиатских экспедиций, которыми Северцов стяжал научную славу и неоспоримый авторитет, как преемник Семенова-Тян-Шанского.

Отправившись ранней весной из Петербурга в экспедицию, Северцов в мае прибыл в Кастек, расположенный западнее Верного, у подножия Заилийского Алатау.

После возвращения Северцов сейчас же приступил к подготовке новых, еще более обширных исследований Средней Азии.

На него и астронома К.В. Струве было возложено руководство работами крупной научной экспедиции, известной в истории географических исследований под именем Туркестанской ученой экспедиции 1865–1868 гг.

В сентябре 1867 г. Северцов направился из Верного в самое значительное из своих путешествий в Тянь-Шане. Через Заилийский Алатау и долину Джаланаш Северцов прошел в Каракол.

В октябре Северцов поднялся в верховья Нарына и проник к реке Аксай, несущей свои воды с тяньшаньских ледников уже на восток, в систему Тарима. Оттуда он спустился к реке Кочкуру и через Буамское ущелье прошел в Токмак. Таким образом, он первым из европейцев обошел центральный Тянь-Шань вокруг озера Иссык-куль. В Токмаке он привел в порядок свои коллекции и отправил их в Верное, а сам уехал в Чимкент и далее, в Ташкент, где и провел зиму. Туркестанская ученая экспедиция, продолжавшаяся с перерывами три года, была закончена.

Перед Северцовым открывалось все разнообразие среднеазиатского животного мира. С напряженным вниманием он изучал встречавшихся кабанов и кочкаров, маралов и хорьков, сорокопутов и серпоклювов в их естественном окружении: их окраску, строение тела, повадки, приспособление к природной среде.

В отчетах об его путешествии тщательно и любовно были описаны животные гор Средней Азии. Одним из многих примеров этих классических описаний может служить характеристика одной из самых красивых среднеазиатских птичек – нового рода синицы, открытого Северцовым на Терскей-Алатау.

Для исследований, осуществленных Северцовым в эти годы, рядовому натуралисту не хватило бы десятилетий: он открыл залежи свинцовой и железной руды в Каратау и золотые россыпи у реки Куркуреу. С равным интересом он изучал распространение тяньшаньских медведей и условия роста ели в Тянь-Шане, описывал рыб горных рек и производил геологические наблюдения. За предварительной обработкой собранных материалов Северцов провел зиму 1867–1868 гг. Оказалось, что ботаническая коллекция состоит из 3000 экземпляров, а зоологическая была еще больше: почти 4000 экземпляров. Коллекции включали много видов, неизвестных науке.

Северцов был одним из основателей Французского зоологического общества. Дрессер, Усталэ, Джердон, Роберт Шлагинтвейт, Шарп считали встречу с Северцовым за честь для себя.

Ряд основных обобщающих трудов Северцова появляется именно в эти годы. Отчет о географических результатах его экспедиций «Путешествия по Туркестанскому краю», первая сводная работа по позвоночным животным Средней Азии «Вертикальное и горизонтальное распределение туркестанских животных». Северцов дал в своей книге глубокий анализ среднеазиатской фауны. Перечень птиц, данный в этой работе, оказался почти исчерпывающим; он включает, между прочим, 49 новых видов и подвидов, неизвестных до тех пор науке.

В 1877 г. Северцов предпринял новую экспедицию.

Теперь его путь лежал на Памир, в глубь Памирской горной страны. Руководство двумя партиями экспедиции было поручено Северцову и Мушкетову.

В партию Северцова входили: два топографа, астроном Шварц (который в следующем году перешел в партию Мушкетова) и препаратор Скорняков. Знаменитая экспедиция Северцова на Памир началась в июле, тремя днями раньше экспедиции Мушкетова. Северцов обследовал, с чрезвычайной внимательностью, совершенно неизвестное до тех пор пространство между маршрутом алайской экспедиции 1876 г. и маршрутом английской экспедиции 1873 г. Затем Северцов направился к озеру Ранг-куль, и в августе была закончена съемка этой неизвестной части Памира.

В середине сентября в Гульче встретились все партии экспедиции, в том числе и ботаник Кушакевич, собравший огромные коллекции растений и насекомых и основательно исследовавший ботаническую географию Памира.

До этой экспедиции Северцова Памир представляла в естественно-историческом отношении совершенно неведомую страну. Богатейшие минералогические, геологические, палеонтологические и ботанические коллекции Северцова явились воистину научным сокровищем. Еще богаче были зоологические сборы: 60 видов млекопитающих, 350 видов птиц и так далее. Экспедиция определила свыше 2000 высот. Неисследованная часть Памира сократилась почти вдвое.

Съездив в 1879 г. еще раз в Семиречье и в Западную Сибирь, Николай Алексеевич поселился в Москве. В эти годы он закончил и выпустил в свет замечательное исследование «О зоологических (преимущественно орнитологических) областях внетропических частей нашего материка», в значительной степени определившее направление дальнейших работ наших зоогеографов.

Кроме названной работы в эти же годы Николай Алексеевич задумал обширную орнитологию Туркестана, а также решил закончить физико-географическое описание Туркестана и очерк об орографии Памирской горной системы. Внезапная смерть прервала научную деятельность Северцова в ее расцвете 8 февраля 1885 г.

Г.Я. Седов: одержимый Северным полюсом

Георгий Яковлевич Седов отдал всю свою жизнь и все свои силы изучению и завоеванию Арктики. Это был человек большой научной страсти, исключительной выносливости и смелости. Преодолевая неимоверные трудности, на скудные средства, собранные частным порядком, он провел важные исследования на Новой Земле и трагически погиб на пути к Северному полюсу.

Георгий Седов родился 20 февраля 1877 г. на берегу Азовского моря, на хуторе Кривая Коса, в семье рыбака. В детстве Г.Я. Седов помогал отцу в промысле и рано узнал море и опасности, связанные с ним. Только четырнадцати лет Г.Я. Седову удалось поступить в начальную трехклассную школу, которую он окончил в два года, обнаружив большие способности к учению.

Восемнадцати лет от роду ему удалось поступить в Ростове-на-Дону в мореходное училище и через три года успешно окончить его (в 1898 г.). Потом Г.Я. Седов плавал капитаном на небольших судах по Черному и Средиземному морям. В 1901 г. он блестяще сдал экстерном экзамен за курс Морского корпуса. В следующем году Г.Я. Седов был «определен в службу с зачислением по адмиралтейству». С тех пор он до самой смерти занимался исследованием и нанесением на карту различных вод, морей, островов на севере, северо-востоке, Дальнем Востоке, на юге.

В апреле 1902 г. Г.Я. Седов был назначен помощником начальника гидрографической экспедиции на судно «Пахтусов», снаряженное в Архангельске для исследования северных морей. На этом судне Седов плавал в 1902 и 1903 гг., производя съемку и описания берегов Новой Земли. В 1904 г. он был назначен в Амурскую речную флотилию и охранял вход в Амур от японцев. По окончании войны с Японией Г.Я. Седов два года служил во флоте на Тихом океане. В 1909 г. он произвел большие научные исследования в районе устья Колымы: проделал промеры, составил карты, исследовал первый (морской) и второй (речной) бары (наносные мели в устье реки). Оказалось, что река выдвигает песчаную насыпь морского бара все дальше в океан, в среднем на 100 метров в год. Г.Я. Седов выяснил возможность плавания морских судов в этой части Ледовитого океана.

Г.Я. Седов. Фото начала XX в.

В 1910 г. возник русский промышленный поселок в Крестовом заливе на Новой Земле. В связи с этим появилась необходимость гидрографического изучения залива, чтобы организовать возможность заходить в него почтовым пароходам и другим судам. Для производства описи и промера Крестового залива был командирован Г.Я. Седов. Он дал общее географическое описание Крестовой губы (залива), на северном берегу ее был измерен базис. Съемка всего берега губы на протяжении свыше 30 км производилась мензулой, в масштабе 1: 42 000. Беспрерывно производились метеорологические и гидрологические наблюдения. Была доказана пригодность Новой Земли для заселения.

Обе экспедиции – на Колыму и губу Крестовую – дали ряд новых географических данных, по которым были значительно изменены и уточнены географические карты исследованных Седовым районов.

Кроме проведения этих экспедиций Г.Я. Седов занимался также картированием побережья Каспия. Он стал профессионалом-гидрографом и накопил большой личный опыт исследования морей, преимущественно арктических.

Уже в 1903 г., во время плавания на судне «Пахтусов», у Г.Я. Седова возникла мысль о путешествии к Северному полюсу. В последующие годы эта мысль превратилась во всепоглощающую страсть. В то время американцы, норвежцы и представители других стран состязались в достижении Северного полюса. Г.Я. Седов всеми доступными способами доказывал, что в исследованиях Арктики должны принять деятельное участие и русские.

Однако Совет министров в деньгах отказал, а план Седова осудил.

Вопреки решению правительства, несмотря на враждебность сослуживцев, Г.Я. Седов принялся за снаряжение экспедиции.

Наконец, экспедиция в августе 1912 г. на судне «Святой великомученик Фока» вышла из Архангельска к полюсу. Седов предполагал еще в этом же году попасть на Землю Франца-Иосифа. Но опоздание с выходом и особенно тяжелые ледовые условия в Баренцевом море заставили экспедицию зимовать на Новой Земле.

Зимовка значительно истощила материальные ресурсы и утомила людей. Но это время Седов использовал для важнейших научных исследований. В бухте Фоки, где зимовала экспедиция, производились регулярные научные наблюдения. Были совершены поездки на ближайшие острова, мыс Литке, описан северо-восточный берег Новой Земли. Седов сам прошел в 63 дня с места зимовки «Фоки» около Панкратьева полуострова, вдоль берега до мыса Желания и далее до мыса Виссингер (Флиссингер) – Гофт, в оба конца, около 700 км.

Карта, составленная Г.Я. Седовым, обнаружила значительные неточности прежних карт, достигающие в некоторых пунктах 15 км. Он впервые обогнул на санях северную оконечность северного острова Новая Земля, а его спутники Визе и Павлов первыми пересекли остров по 76° с. ш. Исследования проводились согласно подробной письменной инструкции Г.Я. Седова, в которой была четко определена цель экспедиции и указаны способы достижения этой цели.

Участники экспедиции геолог Павлов и Визе блестяще выполнили задание Седова. Они выяснили географию внутренней части Новой Земли в области сплошного оледенения. От бухты Св. Фоки до Карской стороны они прошли вместе, а обратный путь – раздельно. Об итогах зимовки на Новой Земле Седов в своем дневнике отметил, что экспедиция сделала большую научную работу по многим отраслям науки.

Лишь в сентябре 1913 г. «Фока» освободился от сковывающих его льдов. На судне почти не было топлива. Ледяные поля могли затереть судно, разбить его или унести. Седов решил идти к Земле Франца-Иосифа. У берегов Земли Франца-Иосифа «Фоку» опять затерло льдом. Для зимовки была выбрана бухта, которую Седов назвал Тихой.

Вторая зимовка экспедиции Г.Я. Седова проходила в очень трудных условиях. Среди участников экспедиции появилась цинга. Седов из жизнерадостного и блестящего остроумием человека превратился в молчаливого и сосредоточенного. Он стал часто болеть. Но сохранились его упорство и упрямая мечта достигнуть полюса.

15 февраля 1914 г. Седов из бухты Тихой отправился в поход к Северному полюсу. Его добровольно сопровождали два матроса: двадцатилетний Александр Иванович Пустошный и двадцатишестилетний Григорий Григорьевич Линник. Начальник был болен. Он задыхался от кашля, часто терял сознание. Этот поход был вызван отчаянием. Из Петербурга ничего не прислали, хотя письма Г.Я. Седова с Новой Земли были получены. Все надежды рушились. Г.Я. Седов прошел пешком к полюсу около 2000 км. В последние дни он уже не мог идти, а сидел привязанным на нартах, чтобы не упасть. Хотя Георгий Яковлевич уже видел безвыходность своего положения и в забытьи иногда говорил: «все пропало», однако возвращаться назад не хотел.

Георгий Яковлевич Седов скончался 5 марта 1914 г., немного не дойдя до острова Рудольфа – самого северного из островов архипелага Франца-Иосифа. Тело Г.Я. Седова похоронено на острове Рудольфа. Здесь теперь построена российская полярная станция-база. Отсюда стартовали на Северный полюс папанинцы.

Похоронив начальника, Линник и Пустотный, преодолевая большие трудности, прибыли на «Фоку». Члены экспедиции совершили научные поездки по островам Земли Франца-Иосифа. В конце июля «Фока» покинул бухту Тихую, а через месяц пришел в Архангельск.

Во время экспедиции Г.Я. Седова в Петербурге и за границей много писали и говорили о необходимости оказать помощь русским полярным экспедициям – Седова, Брусилова и Русанова. Решительно об этом высказалась руководитель Русского географического общества П.П. Семенов-Тян-Шанский, известный полярник Фритьоф Нансен и др.

Но вернувшиеся на родину участники экспедиции Седова были встречены неприветливо и даже враждебно. После долгих мытарств матросы подали на имя царя телеграмму, в которой писали: «Много лишений и невзгод нам пришлось перенести вследствие недостаточного оборудования экспедиции. Чаша испытаний переполнилась, когда наш дорогой начальник, настойчиво преследуя свою заветную мечту водрузить русский флаг на Северном полюсе, погиб смертью идейного мученика. Вместо отдыха на родине нас ждало горькое разочарование: нас бросили на произвол судьбы на полуразрушенном экспедиционном судне без гроша денег…»

Такое же отношение царское правительство проявило и по отношению к семье трагически погибшего героя-полярника.

В Гидрографическом управлении Морского министерства не предприняли реальных шагов к обработке и опубликованию собранных экспедицией Седова научных материалов.

Г.Я. Седов составил две карты Новой Земли. По своему качеству они стоят несравненно выше всех предыдущих и сильно изменили представление об очертаниях исследованных берегов.

Метеорологические станции экспедиции Седова в бухте Фоки на Новой Земле и в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа доставили весьма ценные материалы по изучению атмосферного режима столь редко посещаемых областей. Ежечасно в бухтах Фоки и Тихой производились наблюдения над приливами и отливами. Эти данные дали возможность осветить вопрос о распространении приливных волн у берегов Новой Земли и Земли Франца-Иосифа, а также определить элементы приливно-отливной волны. Во все время плавания производились наблюдения над температурой моря на разных глубинах, над прозрачностью и делались промеры. Велись систематические наблюдения над северными сияниями. Многие из сияний зарисовал участник экспедиции Седова Н.В. Пинегин.

Одновременно с экспедицией Седова отправились на север еще две русские экспедиции – Русанова и Брусилова. Участники обеих этих экспедиций погибли. Экспедиция Седова – единственная, давшая значительные научные результаты.

Только после 1917 г. были опубликованы научные результаты экспедиции Г.Я. Седова. Имя его получило широкую известность. Советские полярники успешно продолжали работы, начатые мужественным сыном азовского рыбака, по исследованию Арктики.

В 1929 г. ледокол «Седов» доставил на Землю Франца-Иосифа зимовщиков, полярников, поселившихся в бухте Тихой, в которой зимовало судно Г.Я. Седова «Фока».

В 1990 г. в поселке Седово был открыт музей Г.Я. Седова, в котором представлены материалы о подготовке и проведении экспедиции к Северному полюсу под руководством Седова в 1912–1914 гг., а также об экспедициях Седова на Колыму в 1909 г. и Каспий в 1911 г.

В музее хранятся оригинальные экспонаты со «Святого Фоки» – части обшивки корабля, совковая лопата, найденная на месте гибели Г.Я. Седова на острове Рудольфа, части фотоаппарата и бритва, принадлежавшие участнику экспедиции художнику Н.В. Пинегину.

В 1929 г. экспедиция Отто Юльевича Шмидта поставила на острове Рудольфа памятную доску. На месте предполагаемого захоронения Седова экипаж дизель-электрохода «Обь» установил столб, на котором в верхней части написано «Седов», а ниже по окружности идет надпись «Экспедиция на «Седове». На мысе Бророк (юго-запад острова Рудольфа) на толстом деревянном брусе закреплена памятная доска с надписью: «Expedition Leut. Sedov 1912–1914 гг.». В 1934 г. советская гидрографическая экспедиция на ледоколе «Малыгин» установила на острове Рудольфа знак в память об экспедиции Г.Я. Седова.

В 1938 г. зимовщики полярной станции на острове Рудольфа нашли на мысе Аук флагшток и флаг, которые Георгий Яковлевич мечтал установить на Северном полюсе. На медном кольце древка была надпись латиницей «Sedov Pol. Exped. 1914». Это древко в 1977 г. было установлено на Северном полюсе участниками похода атомного ледокола «Арктика».

В 1977 г. на скалистом островке около мыса Столбовой был установлен памятный знак в честь гидрографической экспедиции Г.Я. Седова, который представляет собой металлическое сооружение высотой около 3 м. Седову установлены памятники в Ростове-на-Дону и Седове. Памятник в Ростове-на-Дону представляет собой бронзовый бюст на высоком постаменте из белого мрамора. Седов изображен во время полярной экспедиции, из овального башлыка выглядывает мужественное изнуренное лицо со строгими глазами, излучающими веру в свое дело.

(По материалам NPLit.Ru: Библиотека юного исследователя)

П.П. Семенов-Тян-Шанский: полвека во главе Географического общества

На крайнем юге нашей страны, в Средней Азии, высятся горные хребты и плоскогорья Памиро-Алая и Тянь-Шаня. Сто лет назад эти горные системы были почти неизвестны науке. Еще более загадочным для географов оставался Тянь-Шань: его не посетил еще ни один европеец.

Пётр Петрович Семенов родился в 1827 г. в Рязанской губернии, в военной дворянской семье. Дед великого ученого был участником знаменитой итальянской кампании Суворова и перехода через Альпы, принимал участие в 37 сражениях.

Отец был известен как драматический писатель. В 1812 г. он участвовал в Бородинском бою, получил отличие, дважды попадал в плен, дважды бежал и во время занятия Парижа находился в русских войсках. Он женился на Александре Петровне Бланк, ближайшие предки которой были известными зодчими, и поселился в своем имении. Младшему сыну Петра Николаевича – Петру, будущему знаменитому путешественнику – шел только еще седьмой год, когда его отец умер от тифа. Это несчастье так потрясло Александру Петровну, что она сильно заболела. Семья распалась. Пётр в продолжение двух лет жил в Москве у родственников.

Скоро оборвалось и систематическое учение. Материальные затруднения и болезнь матери заставили ее вместе с младшим сыном вернуться в деревню.

Зимой главным занятием было чтение. Наконец, это бессистемное чтение обратило на себя внимание родственников, изредка навещавших усадьбу. Петру шел уже четырнадцатый год, когда к нему пригласили учителя, почтенного старичка Данила Ивановича Крейме. Выбор оказался удачным. Они проводили вместе целые дни. На экскурсиях и при сборе коллекций ученик получал объяснения всех непонятных для него явлений природы. Оба с одинаковым увлечением собирали цветы, засушивали в гербариях и закрепляли за ними латинские названия.

П.П. Семёнов-Тян-Шанский. Скульптор М.Л. Литовченко

В конце 1841 г. за Петром заехал старший брат, учившийся в Царскосельском лицее: оба отправились в Петербург, где Пётр поступил в школу гвардейских подпрапорщиков.

Школа была окончена в 1845 г. Экзамены Пётр Петрович выдержал превосходно, в формуляре поименован «отличнейшим» и первым занесен на мемориальную доску. Военная карьера не привлекала П.П. Семенова. Он поступил в университет на физико-математический факультет.

Со многими из профессоров у Петра Петровича установилась дружба, сохранившаяся на долгое время после окончания университета. Близким товарищем Семенова в эти годы был Н.Я. Данилевский, сотрудник «Отечественных записок»: они вместе жили, вместе учились, вместе бывали на различных собраниях молодых ученых.

Уже в годы своей юности, будучи в университете, П.П. Семенов с увлечением отдавался занятиям географией. Как раз в это время в 1845 г. возникло Русское географическое общество. В 1849 г. Семенов избирается в члены Общества: сперва ему поручается заведывание библиотекой, но уже в мае 1850 г. он оказывается избранным в секретари Отделения физической географии.

Задачи, стоявшие перед обществом, были обширны и многообразны. Став секретарем Отделения физической географии, Семенов принял деятельное участие в подготовке новых крупных экспедиций, задуманных Обществом: снаряжении и составлении планов, разработке программ научных исследований.

В мае 1849 г. Семенов сам отправился вместе с Данилевским в экспедицию по черноземной полосе Европейской России. Надлежало определить ее границы, изучить растительность и произвести анализы почв. Частью пешком, частью верхом двигались они по лесам и полям Рязанской, Тульской, Орловской губерний.

На основе собранного материала Семеновым была написана магистерская диссертация «Придонская флора в ее отношении к растительности Европейской России».

Наступившая зима была для Петра Петровича заполнена не только подготовкой к магистерской диссертации. Он был привлечен к участию в новом предприятии Географического общества – к переводу многотомного труда Карла Риттера «Землеведение Азии».

Защита диссертации на степень магистра естественных наук почти совпала по времени с другим крупным событием в жизни Петра Петровича: с его женитьбой на Вере Александровне Чулковой. В ноябре 1852 г. у них родился сын Дмитрий. Но, едва оправившись от родов, Вера Александровна заболела скоротечной чахоткой. Болезнь развивалась стремительно и неотвратимо: через два месяца Вера Александровна скончалась.

Несчастье чрезвычайно глубоко потрясло Петра Петровича. Он сам тяжко заболел. Для окончательного выздоровления врачи требовали поездки за границу. Пётр Петрович уехал в Европу.

Еще до болезни у Петра Петровича зародилась смелая мысль о путешествии в неведомый для науки того времени Тянь-Шань.

Когда Пётр Петрович направился за границу, мысль о путешествии в Тянь-Шань вспыхнула в его сознании с новой силой.

К началу летнего семестра Пётр Петрович прибыл в Берлин и зачислился в студенты университета. Лекции, которые он посещал, должны были способствовать подготовке его к задуманному путешествию во Внутреннюю Азию; поэтому главное внимание было им обращено на географию и геологию. Геологию читали тогда известные профессору Бейрих и Розе; последний был спутником Гумбольдта в его азиатской экспедиции. Географию же читал престарелый Карл Риттер, чье «Землеведение Азии» Семенов уже начал переводить на русский язык.

В университете Пётр Петрович подружился с будущим знаменитым путешественником по Китаю Рихтгофеном, а также с братьями Шлагинтвейтами Адольфом и Германом, будущими исследователями Гималаев и Каракорума. Своим проектом путешествия в загадочные «Небесные горы» – Тянь-Шань – Семенов так увлек своих друзей, что Рихтгофен решил достигнуть Тянь-Шаня с востока, со стороны Китая, а Адольф Шлагинтвейт – с юга, из Индии.

В это же время состоялось знакомство Семенова с «отцом современной географии» – Александром Гумбольдтом. Он заинтересовался проектом Семенова в высшей степени, хотя и сомневался в возможности его осуществления.

С целью подготовки самого себя к экспедиции в высокогорные районы Тянь-Шаня Семенов предпринял пешеходное путешествие по Швейцарии, в Альпах. Затем он направился в Италию. Неаполь был крайним пунктом в путешествии Семенова по Европе, отсюда, через Венецию, Вену, Прагу, Дрезден и Берлин, он направился в Россию.

Весной 1855 г. он возвратился в Петербург. Предстояло закончить издание перевода Риттеровой «Азии» и приступать к практической подготовке путешествия в Тянь-Шань.

Семенов, не сообщая никому о своей твердой решимости проникнуть в Тянь-Шань, заявил в Географическом обществе, что для составления дополнений к следующим переведенным им томам Риттеровой «Азии» ему необходимо посетить Алтай и некоторые местности Средней Азии, которые описаны Риттером. Получив поддержку от руководителей Общества, Семенов весной 1856 г. выехал в далекое путешествие.

Во время краткого пребывания в Омске он познакомился с двумя молодыми офицерами, ставшими в дальнейшем его близкими друзьями. Из одного из них, Г.М. Потанина, под руководством Семенова выработался крупный ученый, известный как путешественник и исследователь Сибири и Центральной Азии. Другой – Ч.Ч. Валиханов, родом казах, под влиянием Семенова также стал выдающимся путешественником и ученым.

Из Омска через Барнаул, Семипалатинск и Аягуз Семенов направился к Заилийскому Алатау.

В августе 1856 г. он достиг укрепления Верного. Отсюда, собственно, и начинался неисследованный край. Terra incognita – так называли географы Центральную Азию. Одной из величайших горных систем в пределах этой «неизвестной земли» был загадочный Тянь-Шань.

Через два дня после прибытия в Верное с отрядом из 30 человек Семенов направился через горы к восточной оконечности Иссык-куля. 21 сентября Семенов достиг восточной оконечности Иссык-куля.

Первая поездка Семенова к Иссык-кулю оказалась весьма плодотворной. Для географической характеристики посещенных местностей был собран значительный материал.

Вскоре после возвращения в Верное Семенов получил возможность совершить новую, еще более интересную, поездку на западное побережье Иссык-куля, куда не ступала еще нога европейского исследователя.

2 октября отряд выступил из Верного в путь по намеченному маршруту. С чрезвычайной тщательностью заносил Семенов в дневник свои наблюдения над флорой, фауной, над почвами и горными породами. Ботанические, минералогические и энтомологические коллекции непрерывно пополнялись.

На пятый день после выхода из Верного отряд вступил в Буамское ущелье, через которое протекает одна из значительных рек Средней Азии – река Чу. Семенов рассчитывал, следуя по ущелью, проникнуть к озеру Иссык-куль. Два дня он занимался изучением берегов Иссык-куля, затем направился в обратный путь и благополучно вернулся со своим отрядом в Верное.

Научные результаты поездки оказались очень значительными. Главным из них было решение вопроса о верхнем течении реки Чу. Географы того времени полагали, что река Чу начинается из Иссык-куля. Семенов установил ошибочность этого мнения. Он выяснил, что река Чу начинается не из озера, а является продолжением реки Кочкура, вытекающей из горной долины Тянь-Шаня к западу от Иссык-куля.

Зиму 1856–1857 гг. Пётр Петрович провел в Барнауле. Дни проходили незаметно в разборке ботанических и геологических коллекций.

К весне П.П. Семенов съездил в Омск, а затем стал готовиться к продолжению путешествия. В мае 1857 г. он приехал в Верное вместе с художником Кошаровым – учителем рисования, которому он предложил сопутствовать в своей экспедиции.

По долине реки Зауки Семенов направился к знаменитому с древности Заукинскому перевалу – горному проходу, ведущему к Кашгарии.

Результаты экспедиции имели огромное научное значение: были открыты истоки Сырдарьи и получен великолепный геологический разрез от Иссык-куля до области этих истоков.

Вторую экспедицию Семенов предпринял уже в другом направлении – с целью сквозного пересечения Небесных гор. Поднявшись по рекам Каркаре и Кок-джару, экспедиции удалось достичь перевала в бассейн Сары-джаса. Прямо на юг от путешественников возвышался самый величественный из когда-либо виденных Семеновым горных хребтов. Семенов насчитал в нем не менее 30 исполинских снежных вершин. Как раз посредине этих исполинов возвышалась одна остроконечная пирамида, которая казалась с высоты перевала превосходящей высоту остальных вершин вдвое. То был Хан-тенгри, до последнего времени считавшийся величайшим из гигантов Тянь-Шаня. В верховьях Сары-джаса он открыл группу больших ледников; один из них, около 30 км длиной, с 12 боковыми носит теперь имя Семенова.

Экспедиция через несколько крайне трудных переходов благополучно вернулась в Верное. Население торжественно встретили путешественников на главной городской площади.

Основные задачи, которые Семенов ставил перед собой, обдумывая путешествие в Тянь-Шань, были разрешены.

В феврале 1859 г., вскоре после своего возвращения в Петербург, Пётр Петрович был назначен заведующим делами редакционных комиссий по подготовке к крестьянской реформе.

Но Семенов не оставлял и работы в Географическом обществе. Перевод и издание III тома Риттеровой «Азии», участие в издании карты Европейской России и Кавказа, редактирование грандиозного издания – Географическо-статистического словаря – вся эта деятельность совмещалась с работой по крестьянской реформе.

В 1864 г. Семенов назначается на должность директора Центрального статистического комитета. Восемнадцатилетнее пребывание его во главе этого учреждения создало в развитии статистического дела в России целую эпоху.

В эти же годы Пётр Петрович осуществляет свой капитальнейший труд – Географическо-статистический словарь. Первый том словаря вышел в 1863-м, последний (пятый) – в 1885 г.

После своего тяньшаньского путешествия Семенов совершал многочисленные экскурсии в разных местностях России. Они проводились им систематически вплоть до последних лет его жизни. Помимо прочего эти экскурсии преследовали энтомологические цели.

Семеновым была собрана замечательная коллекция жесткокрылых, переданная после его смерти зоологическому музею Академии наук. По подсчету, сделанному в музее, в ней оказалось более 700 тысяч экземпляров жуков, не считая дополнительных частей коллекции. Известный энтомолог А.П. Семенов, сын Петра Петровича, вспоминает, какое значительное место занимали энтомологические изыскания во всех путешествиях отца.

В 1889 г. П.П. Семенов был избран президентом Русского энтомологического общества. Собирателями материалов для семеновской коллекции были почти все путешественники Русского географического общества.

Полстолетия стоял Семенов во главе Русского географического общества. Это была пора многообразных и многочисленных экспедиций. Семенов разрабатывал маршруты и программы многих из них. Он как бы держал в руках нити, связывавшие отряды ученых, заброшенных в дебри Монголии, Памира, Тибета, даже Новой Гвинеи, с центром русской науки. Это пребывание в центре географической деятельности, развернувшейся в стране, позволило Семенову с необычайной быстротой закончить одно из своих крупнейших произведений – трехтомный труд «История полувековой деятельности Русского географического общества».

Когда исполнилось 50 лет со времени его знаменитого путешествия, к первой фамилии путешественника– Семенов, была добавлена вторая – Тян-Шанский. Закат этой долгой жизни был так же прекрасен, как ее расцвет. Ясность ума, творческая продуктивность и феноменальная память не покидали его до конца дней.

Семенов-Тян-Шанский скончался на 88-м году жизни, за несколько месяцев до начала Первой мировой войны.

Имя великого исследователя увековечено на географической карте в названиях восьми горных вершин и могучего ледника Семенова в группе Хан-Тенгри, а одна из вершин в Монгольском Алтае носит близкое каждому географу имя «Пётр Петрович».

О.И. Сенковский: «Мефистофель николаевской эпохи»

Осип (Юлиан) Иванович Сенковский – прозаик, журналист, путешественник, ученый-востоковед. Родился в 1800 г. в польской семье, принадлежащей к старинному, но обедневшему дворянскому роду. Получил первоначально домашнее образование. Затем учился в Минском коллегиуме, Виленском университете. Во время учебы в университете сотрудничал в газете «Wiadomosci Brucowe» («Уличные ведомости»), публикации в которой носили характер злободневной сатиры на общественные пороки.

Научные интересы Сенковского-студента были связаны с изучением Востока. Окончив университет в 1819 г., Сенковский на средства, собранные по подписке, предпринял путешествие в Турцию, Сирию, Египет, где собирал материалы по истории народов Востока, изучал географию, этнографию, древности, восточные языки. Впоследствии стал полиглотом.

В среде русской дворянской интеллигенции, где совершенное знание французского и других европейских языков считалось нормой, лингвистические познания этого человека казались феноменальными. «Я не Сенковский, чтобы знать все в мире языки!» – писал популярный беллетрист А.А. Бестужев-Марлинский. О том, насколько глубокими и обширными были эти знания, говорит следующий пример: в 1822 г., поступая на службу переводчиком в Министерство иностранных дел в Петербурге, О.И. Сенковский должен был держать специальный экзамен по арабскому языку. Экзаменовал его крупнейший арабист академик Х.Д. Френ, который нашел его знания классического арабского языка превосходными, а знание разговорного арабского – не имеющим себе равных среди известных ему ученых, не исключая и самого экзаменатора.

О.И. Сенковский

Для одних он был прежде всего писателем, «бароном Брамбеусом» или «турецким критиком Тютюнджи-оглы», для других – журналистом и публицистом, профессором восточных языков Петербургского университета, переводчиком произведений арабской, персидско-таджикской, староузбекской, турецкой и многих других литератур, автором ряда научных работ на французском, латинском, русском, польском, арабском и персидском языках.

Чтобы охарактеризовать творческую деятельность Сенковского, недостаточно было «собрать все, когда-нибудь написанное ученым-ориенталистом, филологом, археологом Сенковским, который соединял в себе самый основательный специализм со всеобъемлющим энциклопедизмом, – писал о нем его ученик, известный востоковед П. Савельев, – лекции его не ограничивались языком и литературой, а были живой энциклопедией науки о Востоке».

В возрасте 23 лет Сенковский был избран действительным членом Общества любителей наук в Варшаве (1823), затем – Ученого общества при Краковском университете.

Кипучая литературная, издательская и педагогическая деятельность в Петербургском университете, где он читал лекции и проводил занятия по арабскому языку, начиная с 1822 г., не исчерпывали разнообразия интересов О.И. Сенковского, который в дополнение к знанию всех основных языков Ближнего Востока самостоятельно изучил монгольский, маньчжурский, китайский и тибетский языки, а также исландский и староузбекский, и в самую горячую пору критической полемики со своими литературными противниками перевел записи уроженца Средней Азии великого индийского шаха Бабура.

С Востока О.И. Сенковский привез коллекцию рукописей и других древностей, которые сыграли большую роль в развитии русского востоковедения. В 1821 г. он даже собирался перевезти в Россию знаменитый дендерский зодиак, древнее изваяние на камне, вделанное в потолок дендерского храма, но этому помешал разрыв отношений России с Портой.

В 1830–1833 гг., находясь в самом расцвете творческих сил, О.И. Сенковский прекращает научную деятельность и отдает свои силы беллетристике и журналистике. Он издает «Библиотеку для чтения» – журнал, сыгравший значительную роль в культурной жизни России.

Сенковский много странствовал. Объездил все Средиземноморье: побывал в Греции, Турции, Египте. В феврале 1821 г., наняв слугу-мальтийца Насра-Игнацио Портелли и переодевшись в турецкое платье, молодой востоковед отправился в путешествие вверх по Нилу. Он посетил долину Гизы, где провел три дня, осматривая пирамиды и сфинкса и собирая арабские предания о них, затем города Верхнего Египта и Нубию.

Поездка О.И. Сенковского на Восток имела целью не только знакомство с изучаемыми странами, но и совершенствование в языках. Путешествие вверх по Нилу продолжило эту поездку страноведа. Однако на земле еще малоизвестной Нубии она приобрела черты исследовательского путешествия. О.И. Сенковский вел дневник, где описывал селения, древние храмы и церкви, которые он посетил. Он первым скопировал греческую надпись нубийского правителя VI в. по имени Силко, сделал этнографические заметки.

Трудно сказать, как далеко на юг удалось ему проникнуть. Подлинные дневники О.И. Сенковского не сохранились, но, судя по опубликованным материалам, крайним южным пунктом его путешествия была область Дар-Махас в Северном Судане.

В 1821 г. прибыл в Петербург и был зачислен на службу переводником Коллегии иностранных дел. В 1822 г. назначен ординарным профессором Санкт-Петербургского университета, получив две кафедры – арабского и турецкого языка. К середине 1820-х гг. стал выдающимся ученым-ориенталистом, одним из основателей русского востоковедения. Блестящий преподаватель, Сенковский увлекательно читал курсы лекций. В отставку вышел в 1847 г. Однако уже с середины 1830-х гг. пренебрегает преподавательскими обязанностями, отдавая все силы деятельности литератора и журналиста.

В 1833 г. отдельным изданием вышли «Фантастические путешествия барона Брамбеуса». Научную полемику с известными французскими учеными зоологом Ж. Кювье и египтологом Ж.-Ф. Шамполионом Сенковский облек в занимательную, остроумную форму. Так, Брамбеус читает на стенах пещеры повесть, начертанную иероглифами, расшифровывая их по системе Шамполиона, но потом оказывается, что это не иероглифы, а сталагмиты.

Надворный советник барон Брамбеус, мистификатор и болтун, совершивший невероятное путешествие на Медвежий остров, провалившийся в Этну и попавший в центр земли, летавший верхом на камне, надолго стал излюбленным героем-рассказчиком Сенковского, его литературной маской. В 1833 г. Сенковский заключил договоренность со Смирдиным о совместном издании с 1834 г. «Библиотеки для чтения», стал редактором этого ежемесячного журнала. Он редактировал все материалы, многие из них переписывал почти заново, писал статьи для всех отделов журнала.

Личность Сенковского неоднозначна. Наряду с практицизмом ему были присущи и романтические душевные порывы. Об этом свидетельствует история его женитьбы, которая нашла отражение в повести «Любовь и смерть»: будучи влюбленным в старшую замужнюю дочь разорившегося банкира барона Раля, он по ее желанию женился на ее младшей сестре.

В последние годы жизни Сенковский занимался гальванопластикой, фотографией, астрономией, изобретением музыкальных инструментов. Человек незаурядных способностей, наделенный острым умом ученого, ярким дарованием литератора и журналиста, он вошел в историю русской литературы и журналистики как «Мефистофель николаевской эпохи» (А.И. Герцен).

Г.В. Стеллер: открыватель морской коровы

Практически каждый образованный человек слышал о судьбе морской, или стеллеровой, коровы как о ярком примере полного и быстрого уничтожения крупного животного, павшего жертвой человеческой алчности. Но мало кому известна полная драматических событий судьба человека по имени Георг Вильгельм Стеллер – исследователя, открывшего и описавшего это удивительное животное. Да и не только его…

Георг Вильгельм Стеллер родился 10 марта 1709 г. в Виндсгейме, небольшом городке во Франконии (Германия). В пять лет Георг поступил в городскую гимназию, где обучение велось на латинском языке и длилось 14–15 лет. Стеллер, отличавшийся блестящими способностями и редким трудолюбием, сразу же стал первым учеником в классе.

Морская корова Г.В. Стеллера

Окончив гимназию в 1729 г., он поступил на теологический факультет Виттенбергского университета. После университета Стеллер посещал университеты в Лейпциге и Йене, но в конце концов в апреле 1731 г. поступил на теологический факультет университета в Галле. Он ходил на лекции не только на своем факультете, но и на медицинском, где изучал естественные науки.

Одновременно с обучением Стеллеру приходилось зарабатывать себе на жизнь. Благодаря профессору И. Юнкеру, большому другу старшего брата Стеллера, Георг Вильгельм получил место учителя в учебном заведении А.Г. Франке при сиротском доме в Галле. Стеллер стал там первым преподавателем ботаники. Школа пользовалась большой популярностью и авторитетом. Курировал курс ботаники, который читал Стеллер, профессор медицины Ф. Хофман – один из лучших медиков Европы того времени.

По совету Хофмана Стеллер решил попытать счастья в России, где была вакансия профессора ботаники в Академии наук. Однако на путешествие в Петербург требовались деньги. В 1734 г. он добрался до Данцинга, где стояла русская армия, и поступил в нее хирургом. В ноябре того же года, сопровождая на корабле русских раненых, ученый прибыл в Петербург. Там он близко сошелся с видным просветителем Петровской эпохи новгородским архиепископом Феофаном Прокоповичем, сыгравшим важную роль в его жизни. Глубокие ботанические знания, яркий живой ум Стеллера были в полной мере оценены Прокоповичем, и архиепископ предложил молодому ученому стать его лечащим врачом, на что тот с радостью согласился. От Прокоповича Стеллер узнал о Второй Камчатской экспедиции В. Беринга и загорелся идеей изучения неизведанных территорий Восточной Сибири. В Петербурге жил тогда известный путешественник-натуралист, первый ученый, исследовавший зверей Сибири, Даниил Готлиб Мессершмидт. Благодаря ходатайству Прокоповича в феврале 1737 г. он был принят на службу в Академию наук адъюнктом натуральной истории при Камчатской экспедиции. В августе того же года Сенат одобрил путешествие Стеллера в Сибирь.

В путь Стеллер отправился в январе 1938 г. Из Петербурга в Москву, затем по Оке и Волге до Казани, потом Екатеринбург, Тобольск, Кургут, Нарым и Томск, куда ученый прибыл осенью 1938 г. В Томске Стеллер очень тяжело заболел (врачи опасались за его жизнь), но сумел поправиться и в январе приехал в Енисейск, где в то время находились академики Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин. Из Енисейска Стеллер выехал в Иркутск и летом 1939 г. путешествовал по Забайкалью, собирая коллекции растений и животных.

Опасаясь за сохранность материала, ученый выслал коллекции из Иркутска в Петербург. В начале 1740 г. состоялась его встреча с М. Шпанбергом – вторым помощником Беринга по Камчатской экспедиции, и Стеллер добился разрешения ехать на Камчатку. В мае он прибыл в Якутск, оттуда выехал в Удомск, а затем в Охотск. В сентябре 1740 г. из Охотска морем Стеллер добрался до Камчатки. На Камчатке ученый встретился с Берингом, который согласился взять его на борт в качестве натуралиста.

Знаменитое путешествие началось 4 июня 1741 г., когда пакетбот «Св. Петр» под командованием Беринга отправился с Камчатки к берегам Америки. Во время экспедиции Стеллер вел дневники, в которые записывал сведения о курсе судна, о встреченных островах, их флоре и фауне, о туземцах и многом другом.

Двигаясь на восток и северо-восток, Беринг вскоре приблизился к гряде Алеутских островов и затем и к полуострову Аляска, но увидеть близкую землю мешал туман. Стеллер, однако, писал в своем дневнике «плыли вдоль земли» и обращал внимание офицеров на приносимые с севера водоросли и улетающих в том направлении птиц. Но Беринг не считал необходимым прислушиваться к советам натуралиста.

Лишь после полуторамесячного плавания, 16 июля, со «Св. Петра» увидели на горизонте покрытые снегом горные хребты. Спустя четыре дня судно подошло к острову Кадьяк, которому русские моряки дали тогда имя Св. Ильи. До экспедиции Беринга на нем не бывал ни один европеец. Однако капитан мало интересовался научными исследованиями острова, но Стеллер получил разрешение хотя бы на 6 часов сойти на неизведанную землю. За это время он сумел описать флору и фауну острова, обнаружив 160 видов растений.

30 августа судно стало на якорь около одного из Шумагинских островов, названных так по фамилии первого погибшего от цинги матроса. Здесь Стеллер нашел щавель и обладающую противоцинготным свойством горечавку. Он просил дать ему матроса, чтобы сделать запас трав для всей команды, но получил отказ.

Из животных, встречавшихся на острове Кадьяк и в прибрежных водах, Стеллер отметил сусликов, морских выдр, тюленей, китов, больших и малых акул. За время короткого визита на Кадьяк Стеллер успел описать и быт его обитателей. Самих туземцев тогда увидеть не удалось, они попрятались, но ученый обнаружил примитивные постройки и своеобразную утварь. Встретиться с аборигенами путешественники смогли только 4 сентября. Для знакомства отправили на берег лодку. Стеллер оставил описание внешнего вида туземцев, их одежды, украшений и байдарок, отличавшихся удивительной легкостью и быстротой хода.

Наконец, 6 сентября «Св. Петр» снялся с якоря и направился на запад. Обратный путь был очень трудным. Длительное плавание без свежей пищи вызвало у большей части команды цингу.

Только через два месяца экипаж корабля увидел землю. Все члены команды были больны и совершенно обессилены. Беринг, тоже тяжело больной, принял решение высадиться на берег неизвестного острова, который в дальнейшем получил его имя. Вскоре после высадки капитан-командор скончался.

За время плавания и зимовки погибли тридцать человек. Пища состояла в основном из мяса морских бобров (каланов), за которыми охотились те, кто еще мог ходить. В этих тяжелейших условиях проявилось исключительное самообладание, мужество и трудолюбие Стеллера. Он охотился на зверей, собирал растения, так как, будучи ботаником, прекрасно разбирался в них. Из трав он готовил своим товарищам чай, который был весьма им полезен.

Кроме того, с первых дней пребывания на острове ученый начал его обследовать. Он изучил топографию и геологию острова, описал его флору и фауну, собрал большой гербарий, многочисленные коллекции рыб, зверей и птиц. Среди птиц особый интерес представлял открытый ученым эндемик острова Беринга – очковый большой, или стеллеров, баклан. Эта большая, весом 12–14 фунтов, птица из-за маленьких крыльев была практически не способна летать. Она известна науке только благодаря описанию Стеллера – он был единственным натуралистом, видевшим ее живой.

Большую ценность представляют исследования Стеллера, связанные с изучением поведения млекопитающих. Он оставил интереснейшие записи о песцах острова Беринга. Их было огромное количество. Когда люди снимали шкуру с убитого зверя, песцы вертелись тут же и пытались выхватить мясо прямо из рук. Если мясо закапывали в землю и сверху клали камни, песцы сообща спихивали их. Они стаскивали с голов спящих на воздухе людей шапки, одеяла из бобровых шкур, вытаскивали вещи из-под головы. Чтобы предохранить свежеубитого зверя от песцов, люди ложились спать прямо на него, но песцы ухитрялись выедать мясо даже под спящим человеком. Так что людям приходилось ложиться спать с палкой в руке, чтобы в любой момент иметь возможность отогнать нахальное животное.

Особенно обстоятельно в своем дневнике Стеллер описал поведение морских млекопитающих, и в частности морской коровы. Свои наблюдения над этим животным он начал с первых же дней зимовки. Однако добыть первую корову удалось только в середине мая. Стеллер писал: «Это ставшее нам столь полезным животное достигало в длину 8—10 м и в окружности около пупа – 9 м. Вес, по моим расчетам… доходил до 200 пудов. Череп напоминал лошадиный; покрытый шерстью и мясом, он до некоторой степени, особенно губами, похож на голову буйвола. Во рту вместо зубов на каждой стороне две широкие, длинноватые, плоские шаткие кости, из которых одна прикреплена к небу, другая – к нижней челюсти.

…Эти животные, как и рогатый скот, живут в море стадами; обыкновенно самец и самка движутся рядом; детенышей они гонят перед собой. Спина и половина туловища приходятся постоянно над водой. Единственное занятие этих животных – отыскание пищи. Они питаются, как и животные, живущие на земле, медленно продвигаясь; ногами они сдирают морскую траву с камней и беспрерывно жуют ее… При еде они постоянно двигают головой и шеей, как быки, и каждые 4–5 минут высовывают голову из воды, чтобы набрать свежего воздуха, сопровождая это ржанием, подобно лошади… Они нисколько не боятся человека».

Постройка нового бота закончилась 9 августа, однако он был слишком маленький. Людям пришлось взять с собой только самое необходимое, научные материалы были оставлены Стеллером на острове. 17 августа люди увидели землю – Кроноцкий мыс, а 26 августа вошли в Петропавловскую бухту.

Приехав на Камчатку, Стеллер снова энергично принялся за научные исследования полуострова. В период с августа 1742 по август 1744 г. Стеллер вдоль и поперек исходил и изъездил Камчатку, посетил почти все остроги (поселения), собирая везде коллекции растений и животных, производя этнографические, исторические и лингвистические исследования. Стремясь собрать как можно больше материалов о Камчатке, Стеллер экономил на всем. Большую часть своих путешествий он проделал пешком.

В августе 1744 г. Стеллер оставляет Камчатку и отправляется в обратный путь: в Охотск, а оттуда в Якутск и далее.

Ученый вез с Камчатки помимо коллекций животных, минералов и гербариев также образцы редких растений для ботанического сада Академии наук. Он рассчитывал прибыть в Петербург зимой или ранней весной, но, потеряв много времени в Иркутске, Стеллер только в январе смог добраться до Красноярска. В марте он приезжает в Тобольск, в апреле – в Соликамск.

Множество образцов, которые вез Стеллер, разморозились и начали портиться, пропадали также и саженцы… Ученому ничего не оставалось, как остаться в Соликамске и высадить саженцы – 80 собранных им видов редких растений – в саду Демидова.

В пути Стеллера догнало разрешение Сената возвратиться в Петербург, но попасть в столицу России Стеллеру так и не удалось. В Тюмени Стеллер скончался. Ему было всего 37 лет.

Титанический труд Стеллера не пропал для науки. Многочисленные рукописи и черновые записи исследователя были переданы в Академию наук (и сейчас хранятся в ее архиве в Санкт-Петербурге). Всемирную известность получили сочинения Стеллера «Топографическое и физическое описание острова Беринга», «Дневники морского путешествия из Петропавловской гавани на Камчатке в Америку и события, происшедшие на обратном пути», опубликованные на немецком языке, и особенно знаменитое его произведение «De bestiis marinis», первоначально напечатанное в 1751 г. на латыни, а затем, в 1753 г., переведенное на немецкий язык. Этот труд Стеллера не только имел существенное значение для формирования отечественной териологии, но и внес огромный вклад в мировую науку.

Э.В. Толль: к неведомым землям

Одним из наиболее выдающихся путешественников, исследователей северо-восточных и арктических пространств Российской империи был барон Эдуард Толль.

«На протяжении всей своей деятельности Э.В. Толль проявлял себя как истинный патриот, он может служить образцом мужества и героизма», – так высоко отмечены заслуги барона Толля устами одного из наиболее выдающихся геологов и путешественников – Владимира Афанасьевича Обручева.

Эдуард Васильевич Толль родился 2 марта 1858 г. в Таллине (тогда – Ревель) в немецкой семье, несмотря на баронский титул ее главы, не имевшей значительного достатка. Эдуард учился в местной школе. После смерти отца, переступившего уже за 70-летний возраст, в 1872 г. с матерью переехал в г. Дерпт (ныне – Тарту). Проживание в знаменитом университетском городе предопределило жизненную судьбу любознательного юноши как ученого. В 1878 г. Толль поступил в Юрьевский университет на естественно-исторический факультет. Толль упорно изучал геологию, минералогию, увлекался медициной, не пренебрегая и историей, в 1879–1882 гг. занялся основательным изучением зоологии, затем биологии.

Э.В. Толль. Фото конца XIX в.

Э. Толль был включен в состав научной экспедиции своего бывшего учителя зоологии профессора Макса Брауна по Средиземному морю. По берегам Алжира и Балеарских островов он изучал фауну, знакомился с геологическими отложениями. По возвращении в Юрьев защитил кандидатскую диссертацию по зоологии и был оставлен при университете. Расширял знания в зоологии, но не забывал и о геологии, чем привлек внимание директора Геологического музея академика Императорской академии наук, участника двух экспедиций в Сибирь Ф.Б. Шмидта.

В середине 1880-х гг. готовилась экспедиция в Восточную Сибирь, на Новосибирские острова. Весной 1884 г. Толль получил от ее руководителя А.А. Бунге приглашение стать его помощником. Толлю надлежало прежде всего вести геологические исследования берегов реки Яны в верхнем ее течении. Отбыли Бунге и Толль в двухгодичную экспедицию 6 марта 1885 г., 30 апреля прибыли в Верхоянск, который стал исходным пунктом путешествия.

К 1 июня Толль, проделав путь в 390 км вниз по Яне, вернулся в город. Новый этап путешествия ученый проделывал уже на лошадях, на сей раз – по притоку Яны Дулгалаху, на юго-запад, до его истоков. Оттуда Толль через хребет Яндибуль проследовал до другого притока Яны – Бытынтая. Затем обследовал обрыв на левом берегу реки Холбуй, где в 1877 г. был найден труп древнего носорога. Толль за 38 дней прошел пешком 1500 км, собрав большую научную коллекцию.

С наступлением светлых дней нового 1886 г. Толль 21 апреля отправился на двух нартах к Чай-Поварне – северной оконечности материка. Отсюда 1 мая он проследовал по льду через пролив Дмитрия Лаптева на остров Большой Ляховский. Так Толль впервые вступил на Новосибирские острова, приступив к их исследованию. Он изучал разрезы южного берега, загадочный «каменный лед» и его обнажения.

Толль на упряжках перебрался через остров Малый Бельковский на остров Котельный и в основном обследовал его, затем – остров Фаддеевский, а позднее – Новую Сибирь. Выяснял движение льда, его структуру. На Новой Сибири обнаружил пласты бурого угля. Песчаную область Котельного он назвал Землей Бунге.

В середине августа Толль выехал на север Котельного, надеясь увидеть оттуда легендарную Землю Санникова. И вот что мы читаем в записях Толля: «При совершенно чистом горизонте мы ясно увидели в направлении на северо-восток 14—180 контуры четырех столовых гор, которые к востоку соединялись между собой понижением». Толль счел, что эта земля находится в 150–200 км, чуть ли не рукой подать. Надежда и страсть открыть Землю Санникова, ступить на нее возросли еще сильнее.

Толль вплоть до начала ноября 1886 г. продолжал обследовать просторы Котельного и Ляховского. Хребет на север от Балыктаха он назвал именем Шмидта. 28 января 1887 г. Толль прибыл со всем научным материалом в Петербург. Он преодолел 12 тысяч км пути, из которых 8 тысяч – на санях и пешком.

На заседании Академии наук были заслушаны доклад А.А. Бунге и выступление Э.В. Толля. Он высказал уверенность в существовании Земли Санникова.

Э.В. Толль получил известность в кругах специалистов и научной общественности. Он был зачислен хранителем Минералогического музея Петербургской Императорской академии наук. Занялся обработкой собранного геологического материала. Однако от переутомления, влияния последствий экспедиции он заболел расстройством речи и не смог принять предложение Академии наук по руководству экспедицией по исследованию рек Анабара и Хатанги. Выздоровев, он выступил на IX Международной географической конференции в Вене, где встретился с молодым, но уже очень известным норвежским полярным исследователем Фритьофом Нансеном.

Вскоре Академией наук была намечена на 1893–1894 гг. новая полярная экспедиция. Толль принял предложение ее возглавить. Главной целью для ученых ставился поиск останков мамонтов на реке Анабар и ее геологическое исследование. Хотя целых трупов мамонтов обнаружить не удалось, экспедиция была признана удачной.

Вскоре Э.В. Толль познакомился и близко сошелся с С.О. Макаровым, океанографом, флотоводцем, вице-адмиралом, совершившим два кругосветных путешествия.

В июне 1899-го он был срочно вызван в Академию наук и в конце года официально назначен начальником Русской полярной экспедиции Императорской академии наук. Главными целями этой его последней экспедиции были открытие гипотетической Земли Санникова, а также продолжение изучения Арктики, северного российского побережья и Новосибирских островов, работы по прокладыванию Северного морского пути.

21 июня 1900 г. из Кронштадта на яхте «Заря» в район поисков Земли Санникова уходит русская полярная экспедиция под руководством барона Э.В. Толля. Через 15 месяцев «Заря» подошла к Новосибирским островам.

В напряженной работе прошли два года, позади две зимовки. Собран большой научный материал. «Заря» обследовала районы, где когда-то видели I и II Земли Санникова. Тогда Э.В. Толль предпринимает последнюю, отчаянную попытку обследовать район третьей Земли Санникова у острова Бенетта.

Он и еще трое членов экспедиции своим ходом достигают этого острова. «Заря» из-за сплошных льдов и малого количества топлива не смогла пробиться вослед отважной четверке. Корабль был вынужден повернуть на юг. Такую инструкцию дал капитану Э.В. Толль перед уходом.

В Петербург пришли известия о том, что группа Э.В. Толля не встретилась с «Зарей» и не прибыла на остров Новая Сибирь, как было условлено. Спасательную экспедицию возглавил флотский лейтенант, будущий ученый и адмирал Александр Васильевич Колчак. До этого он почти три года провел с бароном в совместной полярной экспедиции на Таймыре. Тысячу километров люди и упряжка из 160 собак тащили по льду 36-пудовый вельбот, снятый с «Зари». Потом под парусом и на веслах плыли 500 км среди дрейфующих льдов. Но помощь опоздала.

На острове Бенетта была обнаружена стоянка Э.В. Толля, коллекции, карты, документы, последняя запись: «Отправляемся сегодня на юг. Провизии имеем на 14–20 дней. Все здоровы. 26.X/8.XI.1902. Э. Толль».

Можно только предположить, что вся отважная четверка погибла на обратном пути с острова. Полярная ночь, 40-градусные морозы, месиво изо льда и воды, полыньи, водяные испарения, туманы – все против людей. Эдуарду Васильевичу было всего 44 года.

Родина помнит своего сына. В Эстонии, вблизи Йыхви, находится родовое имение Толлей. На родовом кладбище установлен гранитный памятник ученому. Это его символическая могила. На Таймыре есть залив Толля и река Толевая. На острове Котельный – горы Толля. Это же имя носят пролив и мыс. Имя ученого входит в названия многих ископаемых видов растений и животных.

В заключение вернемся мысленно еще раз к загадке Земель Санникова. Почему их видели, но не открыли? Ученые высказывают три версии. Возможно, Санников и другие исследователи видели миражи. Может быть, это были огромные айсберги. Полярные летчики фиксировали плавучие громады размером 50 на 50 км. Возможно и то, что Земли Санникова существовали, но исчезли. В Арктике очень быстро идут процессы разрушения. Морские течения, прибой, дрейфующие льды очень интенсивно ведут свою разрушительную работу.

(По материалам И. Плотникова, В. Малова)

Г.Л. Травин: на «железном олене» вдоль границ СССР

Глеба Леонтьевича Травина называли чудаком, когда он в ноябре 1929 г. отправился в путешествие по Ледовитому океану на велосипеде. За полтора года он проехал по арктическому льду и побережью 40 тыс. км от Кольского полуострова до мыса Дежнева на Чукотке. В его паспорте-регистраторе печатями удостоверено прибытие велосипедиста в 1929–1931 гг. в Мурманск и Архангельск, на острова Вайгач и Диксон, в селения Хатанга, Русское Устье, Уэлен и другие.

Он родился в деревне Касьево Псковского уезда, в семье лесника. В 1913 г. семья Травиных переехала в Псков. Уже в детстве он очень полюбил природу. В юности Глеб организовал в Пскове клуб юных охотников-следопытов. Отец научил его находить еду и ночлег в лесу и в поле, питаться, по необходимости, сырым мясом.

После того как в 1923 г. в Псков прибыл голландский велосипедист, объехавший почти всю Европу, Травин задумал совершить более длительное путешествие и в более сложных условиях. На подготовку ушло пять с половиной лет. Многому его научила служба в армии, где он изучал географию, геодезию, зоологию, ботанику, фотодело и слесарное дело – словом, все, что могло пригодиться для далекого путешествия и, конечно, закалял себя физически.

После демобилизации из армии в 1927 г. Травин с товарищами отправился на далекую Камчатку, участвовал там в строительстве первой электростанции, работал электриком. Здесь и начались регулярные тренировки на японском велосипеде по нартовым дорожкам по льду Авачинской бухты, восхождения на сопки-вулканы. Он углублялся по склонам хребтов в долины Камчатки и к побережью Великого океана, летом 1928 г. совершил велопоход из Петропавловска-Камчатского в Усть-Камчатск. При этом было и форсирование рек, и преодоление высокогорной тундры. Одновременно готовил снаряжение к большому походу. Из Америки по спецзаказу он получил ярко-красный велосипед с белыми эмалевыми стрелами, оборудовал его двумя герметически закрывающимися сумками. К багажнику крепилась сумка с пайком «НЗ» – 7 фунтов прессованных галет и килограмм шоколада, там же фотоаппарат и зимняя одежда. По решению камчатского спортивного клуба «Динамо» Травин отправился 10 октября 1928 г. в агитационный велопробег, пароходом отплыл из Петропавловска-Камчатского во Владивосток, а дальше – на велосипеде. Глеб Леонтьевич установил строгий режим – двигаться при любой погоде независимо от состояния дорог, ежедневно по 8 часов. Питался 2 раза в сутки: утром и вечером, пил только во время еды, ночевал там, где застанет ночь, там и добывал пищу на ужин и на завтрак.

Г.Л. Травин

Травин проехал Дальний Восток, Сибирь, Среднюю Азию, Закавказье, Украину, Центральную и Северо-Западную часть России – 45 тысяч км вдоль сухопутных границ немногим более чем за год. Всю арктическую часть границы вдоль Северного Ледовитого океана от Кольского полуострова до мыса Дежнева на Чукотке он преодолел на «железном олене», так назвали чукчи велосипед, и на охотничьих лыжах, – это 40 тысяч км. Глеб Леонтьевич побывал в Мурманске и Архангельске, на островах Вайгач и Диксон, в селениях Хатанга, Русское Устье, Уэлен и других. Повсюду его встречали как героя.

В пути встречалось много опасностей. Продвигаясь вдоль южных границ, ему пришлось встретиться со змеями, шакалами, с вараном длиной 2 м, с тучами саранчи. Очень сложным был участок арктической трассы, который Г.Л. Травин прошел большей частью морем. На этом пути он часто ехал на лыжах по рыхлому снегу, лишь 8 % всего пути преодолел пароходом, на оленях и собаках. Он проваливался в полыньи, вмерзал в лед, попадал в снежные завалы.

На льду Печорского моря был случай, когда он ночью вмерз в лед из-за образовавшейся трещины. Освободившись с трудом от ледяного плена и добравшись до ненецкого жилья, ему пришлось самому себе сделать операцию, спасая от гангрены обмороженные ноги. Женщины приняли его за черта: человек резал себе пальцы и не плакал.

В июле 1931 г. Травин прибыл в поселок Уэлен. Все население вышло встречать путника с необычной двухколесной машиной. В честь перехода на велосипеде по Великому арктическому пути молодежь установила на высоком берегу мыса Дежнева памятный знак – в чугунной станине закрепили снарядную гильзу с флагом. Чукчи вырезали на память спортсмену пластину из моржовой кости и вышили бисером нарукавники с надписью «Турист. Вокруг света на велосипеде. Глеб Леонтьевич Травин».

Оттуда он отправился к бухте Провидения, по льду добрался до китобойного парохода, на котором отплыл в Петропавловск-Камчатский. 24 октября 1931 г. Г.Л. Травин снова прибыл в Авачинскую бухту, где закончилось беспримерное путешествие, полное риска и приключений.

Очевидцы опасного путешествия свидетельствуют: известный полярный летчик Герой Советского Союза Б.Г. Чухновский видел Травина у Новой Земли и на острове Диксон; cтарейший русский гидрограф, руководитель Морской Карской экспедиции 30-х гг. Н.И. Евгенов встречался с ним в бухте Варнек на Югорском Шаре; командующий полярной авиацией М.И. Шевелев рассказывал, что летчики видели велосипедиста в устье Енисея. Наконец, первый радист Чукотки И.К. Дужкин подтверждал прибытие Травина в Уэлен.

В паспорте-регистраторе путешественника содержится около 500 печатей и регистрационных отметок. Печати вытянутые, квадратные, круглые, эллипсообразные, всех цветов, например: «Временная организационная комиссия ненецкого округа», «Большеземельский кочевой самоедский совет», «Авамский родовой совет». Некоторые смельчаки в разные годы пытались частично пройти по пути Г.Л. Травина, но это были небольшие отрезки по сравнению с тем расстоянием, какое преодолел пскович.

Более 30 лет прожил Травин на Камчатке. Вернувшись из путешествия, тренировал велосипедистов, мотоциклистов и автомобилистов. В годы Великой Отечественной войны он командовал полком береговой обороны, после войны работал заместителем директора мореходного училища. В 1962 г. Глеб Леонтьевич переехал в Псков, где прошла его юность и зародилась эта мечта о путешествии на велосипеде. Здесь он прожил последние годы и умер в 1979 г.

В Псковском музее-заповеднике посетители могут увидеть этот уникальный велосипед, к которому старик якут сделал новый руль из ствола норвежской винтовки вместо треснувшего, охотничьи лыжи, винчестер, компас, паспорт-регистратор, другие вещи, которыми Травин пользовался в пути. В честь арктического велоперехода Травина комсомольцы Чукотки в июле 1931 г. установили памятный знак на мысе Дежнева.

А.П. Федченко: первый исследователь Ферганы и Алая

К 1870-м гг., когда Семенов и Северцов уже завершили свои замечательные экспедиции на Тянь-Шань, территория Ферганской долины оставалась почти неисследованной. Первым исследователем Ферганы и Алая заслуженно считается Алексей Павлович Федченко – один из крупнейших исследователей Средней Азии, открывший Заалайский хребет – северный рубеж «Крыши мира».

Родился А.П. Федченко он в Сибири, в семье золотопромышленника, в 1844 г. Получив первое воспитание дома, он поступил затем в Иркутскую гимназию. Матери Алексея Павловича вскоре пришлось переехать с сыном в Москву, где шестнадцатилетнему юноше удалось поступить в университет на физико-математический факультет. К счастью, его старший брат уже закончил к этому времени высшее образование. Когда при поездке на юг России для изучения соляных озер он взял с собою младшего брата, Алексей Павлович воспользовался этим для составления большого гербария. Ботаникой Федченко увлекся с первых же дней своего пребывания в университете. Он участвовал в кружке профессора Богданова, который объединил наиболее одаренных студентов-естественников и, уже будучи на втором курсе, составил первый в России гербарий флоры Москвы и ее окрестностей.

А.П. Федченко

В 1863 г. образовалось Российское общество любителей естествознания. Богдановский кружок явился ядром этого общества, а Алексей Павлович – одним из его основателей и самых деятельных сотрудников. Вскоре он был избран секретарем отдела антропологии, а затем председателем энтомологической комиссии. Работая в этой комиссии, он занялся изучением двукрылых насекомых Московской губернии. Энтомологические, а также и ботанические исследования обнаружили замечательную эрудицию молодого естествоиспытателя и научную зрелость, которой он достиг удивительно рано: Алексею Павловичу не исполнилось еще двадцати одного года, когда он окончил университет.

В 1866 г., когда его назначили инспектором Московского университета, Алексей Павлович получил возможность вернуться к научной деятельности. Верный своему старому увлечению – зоологии, Федченко очень расширил вместе с тем круг своих занятий. Особенно привлекали его антропология и этнография.

В этот же период произошла перемена и в его личной жизни: он женился на дочери профессора Армфельдта, Ольге Александровне. Молодая женщина получила естественно-историческое образование, переводила на русский язык работы западных натуралистов, занималась ботаникой. Ольга Александровна дополняла работу мужа, составляя гербарии, ведя экспедиционные дневники и делая зарисовки.

Первая совместная поездка молодых ученых состоялась в 1868 г. Для начала они избрали областью своих исследований Финляндию и Швецию, стремясь собрать в этих странах по возможности многосторонний антропологический материал. Вернувшись в Петербург, Федченко участвовал в I съезде естествоиспытателей, потом побывал с женой в Австрии и Италии.

В 1868 г. московское Общество любителей естествознания решило направить научную экспедицию в долину реки Зеравшана. Алексей Павлович принял предложение возглавить эту экспедицию.

Первая экспедиция в бассейн Зеравшана, в 1869 г., работала в течение 8 месяцев. Федченко собрал огромный гербарий и коллекции насекомых. В следующем году состоялась вторая экспедиция: намечалось закончить исследование Зеравшана и попытаться проникнуть в горные области между Ферганской долиной и Памиром, еще абсолютно никем не исследованные. Зоологическая коллекция исчислялась пятью тысячами экземпляров; гербарии далеко превзошли своими размерами прошлогодние.

Алексей Павлович провел конец лета, осень и зиму в Ташкенте, обрабатывая собранный материал. Часть коллекций следовало выделить для Политехнической выставки в Москве, намеченной на 1872 г. Значительное время Федченко посвятил организации Туркестанского отделения Общества любителей естествознания.

В апреле 1871 г. супруги Федченко предприняли сравнительно небольшую экспедицию – всего только на месяц – в пустыню Кызылкум. Это исследование значительно восполнило пробелы в деле изучения среднеазиатской природы. Но приходилось экономить силы для другого предприятия – самого трудного и самого важного путешествия Федченко, выдвинувшего его в ряды крупнейших исследователей: путешествия в Ферганскую долину и на Алай.

На юге располагалась обширная область, занятая мощной горной системой легендарного Памира. Не только Фергана, но именно эта горная страна особенно привлекала исследователя. Федченко предполагал нанести на карту всю территорию, которую удастся обследовать, изучить орографию страны, ее флору и фауну. Привлекал его также и ряд других проблем: этническая принадлежность, культура и быт среднеазиатских народов интересовали его не меньше, чем строение гор и распространение различных видов насекомых…

В июне 1871 г. экспедиция выступила из Ташкента по Ходжентской дороге. Кое-как добрались до Ходжента, лежащего на левом берегу Сыр-дарьи, за которой возвышаются скалистые утесы Могол-тау. За Ходжентом ландшафт изменился, точно по волшебству. Пашни чередовались с густыми садами, хлопок с пшеницей, селение следовало за селением; оазисы тянулись по правому берегу Сырдарьи сплошной цепью. Прозвище Ферганской долины «Благодатная» казалось вполне оправданным.

В Коканде Федченко получил от хана разрешение продолжать путь по территории Кокандского ханства.

Вскоре ущелье, по которому двигался отряд, замкнулось: его перегораживала серая масса большого ледника. Высота ледяного обрыва равнялась 24 м – шестиэтажному дому. Наутро Федченко решил подняться на ледник втроем со своими русскими спутниками, а Ольга Александровна занялась зарисовкой нижнего конца глетчера.

В честь известного геолога и путешественника, принявшего большое участие в организации экспедиции, открытому леднику – самому значительному из группы глетчеров в истоках реки Исфары – было присвоено имя Щуровского.

Экспедиция двинулась на восток по предгорьям Алайского хребта и вскоре достигла долины Шахимардана. Отсюда должен был начаться самый ответственный этап путешествия – пересечение Алайского хребта.

Селение Шахимардан, в котором остановился Федченко, расположилось у слияния двух горных речек – Аксу и Карасу. На открытой площадке среди садов над маленькой речкой Шахимардан был настоящий рай для натуралиста: такого обилия и разнообразия насекомых Федченко еще не видел нигде. За 6 дней энтомологическая коллекция увеличилась на 1700 экземпляров.

Ольга Александровна помогала Алексею Павловичу в сборе коллекций. Ему удалось поймать новый вид ящерицы, не встречавшейся ранее в Тянь-Шане. Добираться до ящерицы пришлось с риском для жизни по гладкой крутой скале, и Федченко очень гордился приобретением для коллекции единственного экземпляра этого нового вида.

По ущелью, местами имеющему вид гигантского каменного коридора, вверх по течению ревущего горного потока, направлялся путь экспедиции к перевалу Тенгиз-бай в Алайском хребте. Перевал был достигнут через два дня. С его гребня открылась панорама сплошь окутанной белоснежным саваном грандиозной горной цепи, не виденной еще ни одним исследователем. На подступах к этой горной цепи на переднем плане расстилалось степное пространство Алайской долины.

Так впервые был открыт северный рубеж «Крыши мира» – огромный, совершенно не известный еще для науки хребет, которому Федченко дал название Заалайский. Отважным исследователем была открыта и высочайшая вершина этого могучего хребта, носящая ныне название «Пик Ленина».

За короткие дни, проведенные Федченко на берегу Кызыл-су, ему удалось установить важнейшие орографические черты территории и собрать материалы для характеристики фауны и флоры Алая. Закончив работы, отряд Федченко двинулся по северному берегу Кызыл-су и, перевалив через Алайский хребет, проследовал в Ферганскую долину.

Миновав Ош, экспедиция направилась на Андижан и Наманган, обследовав по пути восточную и северную окраины Ферганской долины в пределах бассейнов Карадарьи и Сырдарьи.

Результаты всей экспедиции в целом представляли огромный географический интерес. Маршрутные съемки и барометрическое измерение высот позволили составить представление о рельефе страны и дали много новых картографических материалов. Были собраны богатые коллекции черепов и предметов быта народов, населявших Кокандское ханство, произведены антропометрические измерения.

Работы по организации Туркестанского отдела на Московской политехнической выставке на время отвлекли Алексея Павловича от разработки собранного материала. Кроме того, ему хотелось сопоставить свои наблюдения над туркестанскими ледниками с наблюдениями над глетчерами Альп. С этой целью, не доведя до конца обработки своих коллекций и записок, он в 1873 г. уехал в Швейцарию. Его не покидала решимость во что бы то ни стало проникнуть на Памир, и на свои альпийские экскурсии он смотрел как на подготовку к этому большому путешествию.

Но мечте исследователя не суждено было сбыться на этот раз. Трагическая смерть оборвала все планы.

Прибыв во французскую Швейцарию, Федченко отправился в местечко Шамуни, намереваясь подняться на один из ледников Монблана. Путники находились уже довольно высоко, когда погода резко изменилась. Поднялся сильный ветер, скоро превратившийся в метель. Помощь подоспела лишь через несколько часов; Федченко был найден уже в бесчувственном состоянии, полузанесенный снегом.

Алексей Павлович Федченко погиб двадцати девяти лет, не успев даже закончить описание своей замечательной экспедиции. За обработку его материалов и издание трудов энергично взялась Ольга Александровна, при содействии Общества любителей естествознания.

Первый выпуск «Путешествия в Туркестан» вышел уже в 1874 г., а последний – в 1875-м. Этот труд, так же как и коллекции, собранные Алексеем Павловичем, являются таким ценным вкладом в зоологию, ботанику, антропологию и географию, что в летописях среднеазиатских исследований имя Федченко по праву заняло место рядом с именами Семенова-Тян-Шанского и Северцова.

Работу Федченко отчасти продолжали Ольга Александровна и сын их, Борис Алексеевич, один из крупнейших ботаников, автор «Флоры Европейской России».

Пять лет спустя после гибели Алексея Павловича Федченко, в 1878 г., две русских экспедиции, одна – под начальством Северцова и Мушкетова, а другая под начальством Ошанина, проникли наконец на Памир. Открыв огромный хребет Петра I и один из величайших ледников земного шара, длиной 77 км, Ошанин не мог не вспомнить о Федченко. Сообщая о своем открытии в статье «На верховьях Муксу», Ошанин пишет об Алексее Павловиче Федченко: «Я желал, чтобы имя его осталось связанным навсегда с одним из грандиознейших глетчеров… Пусть “Федченковский ледник” и в далеком будущем напоминает путешественникам имя одного из даровитейших и усерднейших исследователей Средней Азии».

Е.П. Хабаров: «Четыре земли привел под государеву руку»

Неизвестно, когда и где умер Ерофей Павлович Хабаров, один из первых исследователей Амура, но имя его сохранили потомки: самый большой город на Амуре – центр Хабаровского края – называется Хабаровск. Там, где Великий Сибирский железнодорожный путь пересекает реку Урку, по которой плыл великий землепроходец на Амур, есть станция, носящая название Ерофей Павлович.

Ерофей Павлович Хабаров был родом из Сольвычегодска, где он родился в 1610 г. В юности, сильно задолжав на родине, он оставил семью и отправился в Сибирь поискать счастья. Там он первоначально промышлял торговлей и звериным промыслом, а в 1630-х гг. испросил у енисейского воеводы Н. Веревкина разрешение занять пустую землю по реке Лене. У Усть-Кутского острога он устроил соляную варницу и поставлял соль в окрестные города, а около Усть-Киренги распахал 60 десятин земли и построил мельницу. Так как Хабаров был одним из первых русских поселенцев на Лене, то велено было выдать ему из казны в награду 500 рублей, однако он их не получил. Хабарову земля была дана под условием отдачи в казну десятого снопа. И он жалуется, что первый якутский воевода П.П. Головин совершенно его разорил, взяв у него «пятую лучшую десятину», а затем, отписав на государя всю его землю и варницу, его же самого держал в Якутске за пристава.

Хотя земля на Лене осталась за Хабаровым, однако он недолго продолжает прежнее дело, а задумывает новое – покорение Даурской земли на Амуре, которая привлекала в то время многих смельчаков своими богатствами. На Амур уже ранее снаряжалось несколько экспедиций, однако не вполне удавшихся.

Последняя из них была отправлена в 1647 г. якутскими воеводами В. Пушкиным и К. Супоневым под предводительством казака В. Юрьева, но дошла только до границ Даурской земли. В 1649 г. в Якутске произошла смена воевод, и Юрьев вернулся назад. Новый воевода Дмитрий Андреевич Францбеков с первой весенней полой водой поплыл к месту своего назначения.

Памятник Е.П. Хабарову во Владивостоке

Не успел он еще доплыть до Якутска и принять дела от прежних воевод, как 6 марта 1649 г. в Илимском остроге к нему явился Ерофей Хабаров с предложением своих услуг для покорения Даурской земли. Он заявил, что прежние походы на Амур потому были безуспешны, что не был известен кратчайший путь в Даурию, он же брался идти именно таким путем. Кроме того, он ничего не требовал от правительства, а обещал на свои средства снарядить и прокормить 150 человек. Тотчас разосланы были памятки с вызовом желающих идти с Хабаровым. Набралось охотников только 70 человек. Хотя Ерофей Павлович объявлял, что снаряжает экспедицию на свой счет, но на деле он только ссужал деньги охочим промышленным людям на подъем. Кроме Хабарова и воевода давал служилым людям в долг деньги и оружие.

Осенью 1649 г. Ерофей Хабаров выступил со своим немногочисленным отрядом и пошел тем же путем, что и ближайший его предшественник, В. Юрьев, – по Олекме, Тугирю и волоком к Амуру. У устьев Тугиря он зазимовал. По пути он грабил якутов и ясачных тунгусов, уводя их стада. Не щадил он и русских промышленников, занимавшихся звериным ловом. В январе 1650 г. Хабаров на нартах и лыжах двинулся дальше по Тугирю и через волок вступил в Даурию. Туземцы были предупреждены одним казаком, что на них идет большое войско, которое хочет всю землю пограбить, а жен и детей в полон взять, и все разбежались.

Проехав несколько времени по пустой стране, он вернулся в первый из встретившихся ему по пути городков и, оставив там часть своего отряда, с остальными отправился в Якутск, куда прибыл 26 мая 1650 г. Воеводе он донес о богатстве и плодородии Даурской земли, которая «против всей Сибири будет всем украшена и изобильна». Он привез с собой также «чертеж» пройденной им страны. Рассказы Хабарова привлекли много желающих отправиться с ним в Даурию. В этот раз он набрал 117 человек промышленников; воевода дал ему 21 казака и 3 пушки. С ними Хабаров отправился на Амур тем же путем. Дауры между тем, увидев, что врагов вовсе не так много, как они думали, сделались смелее и не убегали от русских, но вступали с ними в бой. Однако, несмотря на свою многочисленность, они не могли устоять против огнестрельного оружия русских и должны были покориться, передать Хабарову аманатов и платить ясак, состоявший преимущественно из соболей.

Ерофей Хабаров засел в Албазине и оттуда рассылал отряды для привода инородцев под высокую царскую руку. Пробыв там зиму и часть лета, он послал в Якутск казаков Чечигина и Васильева, а также племянника своего Петриловского с собранным ясаком. Сам Хабаров, построив дощаники, двинулся вниз по Амуру доканчивать завоевание Даурии. Осенью он доплыл до последнего даурского владения, где князем был Толга. Взяв Толгин городок, Хабаров устроил острог, однако зимовать здесь не остался, как предполагал первоначально.

7 сентября 1651 г., предав огню сооруженные им постройки, поплыл вниз по реке в землю дучеров и зазимовал в Ачанском городке. Движение Е.П. Хабарова сопровождалось грабежом и убийством аманатов. По словам соратников Хабарова, он более радел о своем прибытке – собольих шубах, чем о прибыли государевой казне.

Ввиду того, что съестные припасы истощились, Хабаров 22 апреля того же года поплыл назад и вскоре встретился с казаком Чечигиным, вернувшимся из Якутска с порохом, свинцом и вспомогательным отрядом, состоявшим из 27 казаков и 110 промышленников. Оказалось, что Чечигин выслал вперед для разведывания, где находится Хабаров, небольшой отряд с И. Нагибой во главе, но этот отряд так и не встретился с Хабаровым. Казаки хотели плыть вниз для поисков пропавших товарищей, но Ерофей Хабаров воспротивился их желанию и принял решение продолжать свой путь вверх по Амуру. Это движение назад возбудило неудовольствие среди казаков, желавших докончить завоевание Приамурского края приведением в подданство царю гиляков, живших по нижнему течению Амура, и 1 августа 1652 г. в отряде Хабарова произошел раскол, 136 человек под предводительством Полякова поплыли назад. Они явились в гиляцкую землю, в которой начали действовать очень удачно. Е. Хабаров поплыл вслед за ними.

30 сентября он появился у выстроенного ими острожка и начал его обстреливать. Тогда Поляков с остальными бунтовщиками сдался, чтобы «не учинить позор Царскому Величеству и славу недобру и укор», заручившись предварительно обещанием Хабарова не наказывать их. Однако, как только они очутились в его власти, вожаки были заключены в оковы, а остальные подверглись побоям и истязаниям. Покончив с бунтовщиками, Ерофей Хабаров опять двинулся вверх по реке. Около устьев Зеи он встретился 6 августа 1653 г. с дворянином Дмитрием Ивановичем Зиновьевым, присланным из Москвы с золотыми для раздачи Хабарову и его соратникам. Вместе с тем Зиновьеву было поручено расследовать о злоупотреблениях Хабарова, слух о которых дошел до Москвы. Допрошены были его служилые люди, которые показали, что Хабаров посылал ложные донесения в Якутск и много приукрашивал в своих рассказах о Даурии и Маньчжурии, или, как ее называли, – Богдойской земле, чтобы побудить правительство к их завоеванию.

Поселений Е. Хабаров не возводил, острожки же, в которых зимовал, при отъезде обыкновенно сжигал. Отношения Ерофея Павловича к подчиненным также не были дружелюбны. Не говоря уже о ссудах, данных им при снаряжении в поход, он и на Амуре старался обогатиться за их счет. Так, данное ему воеводой оружие, серпы и косы, он продавал им по дорогой цене, и почти весь отряд был у него в кабале. То, что при сношениях с туземцами Хабаров не забывал о своей пользе, видно из росписи вещам, ему принадлежавшим: он приобрел большое количество собольих, лисьих и других шуб, кафтанов и т. п. Большая часть его имущества перешла в руки Зиновьева, с которым у Хабарова начались недоразумения с самого его приезда.

Началось с того, что Зиновьев потребовал, чтобы Е. Хабаров сдал ему дела, но не показал ему царской грамоты, как он того требовал. Зиновьев не стеснялся с Хабаровым и бил его. Чтобы избавиться от побоев, Ерофей Павлович делал ему подарки и таким образом передал ему много своих вещей. Остальное Зиновьев взял сам.

Сдав свою должность О. Степанову, Хабаров летом 1654 г. отправился в Москву и подал жалобу на Зиновьева. Начался сыск.

Ерофей Хабаров был в это время в очень стесненном положении.

Наконец осенью 1655 г. дело Хабарова с Зиновьевым закончилось в пользу первого: имущество, отнятое у него Зиновьевым, было ему возращено, сам же он был сделан сыном боярским и послан в Сибирь управлять Усть-Кутской волостью.

В 1667 г. он приехал по делу в Тобольск и 15 ноября подал воеводе П.И. Годунову челобитную, в которой просил снова разрешить ему снарядить на свои средства 100 человек и с ними идти на Амур в Даурской земле. Однако в Даурские земли Хабарова не пустили, хоть он и просился – «для городовых и острожных поставок и для поселения и хлебныя пахоты». Видно, сил в нем много еще оставалось, раз рассчитывал взяться за такую работу. А потом навсегда пропал…

История освоения русскими людьми территории Приамурья насчитывает менее двух столетий. Потомки должны помнить эпоху первооткрывателей новых земель, к которым относится и Ерофей Хабаров – завоеватель земель на Амуре.

(По материалам С. Киреева)

Л.С. Ценковский: выдающийся ботаник, основатель бактериологии

Лев Семенович Ценковский – знаменитый русский естествоиспытатель. Он родился 1 октября 1822 г. в Варшаве. По окончании в 1839 г. курса Варшавской гимназии был отправлен, в качестве стипендиата царства Польского, в Санкт-Петербургский университет, где сначала поступил на математический факультет, но вскоре перешел на естественный и стал заниматься ботаникой.

В 1844 г. Ценковский окончил курс университета со степенью кандидата естественных наук и остался при университете, а через 2 года получил степень магистра по защите диссертации «Несколько фактов из истории развития хвойных растений». Год спустя, получив командировку, Ценковский отправился с полковником Е.П. Ковалевским в Центральную Африку (в Северо-Восточный Судан, к устьям Белого Нила) и пробыл в путешествии два года.

К экспедиции Ковалевского он был прикомандирован Русским географическим обществом и Академией наук. Вначале Л.С. Ценковский ездил вместе с Ковалевским, а в дальнейшем он отделился от его экспедиции, оставшись в Восточном Судане. В очень тяжелых условиях, крайне стесненный в средствах, почти постоянно страдающий от приступов лихорадки, он проделал ряд самостоятельных маршрутов в бассейне Голубого Нила, Нубии и на юге Кордофана. Ценковский провел в Африке в общей сложности два года, сделав много ценных естественно-научных наблюдений.

Л.С. Ценковский

В 1850 г. Ценковский был назначен профессором по кафедре естественных наук в ярославский Демидовский лицей, где оставался до 1855 г., затем занял кафедру ботаники в Санкт-Петербургском университете. В следующем году он блестяще защищает диссертацию на степень доктора ботаники.

Неблагоприятный петербургский климат вредно влиял на здоровье Ценковского, и потому в 1859 г. он уехал за границу, где пробыл, постоянно занимаясь научными исследованиями, около четырех лет.

В 1865 г., с открытием Новороссийского университета, Ценковский приглашен был туда в качестве профессора ботаники. В Одессе он принял деятельное участие в основании Новороссийского общества естествоиспытателей. По его инициативе была основана Севастопольская биологическая станция.

В 1869 г. он перешел в Харьковский университет, занимался низшими организмами (инфузориями, низшими водорослями, грибами, бактериями и т. д.). Уже в своей пробной лекции Ценковский высказал верный и для того времени смелый взгляд, что между растительным и животным мирами нет резкой границы.

Последний период своей деятельности Ценковский посвятил тогда совсем новой отрасли знания – бактериологии. Он в высокой степени способствовал развитию практической бактериологии в России, в особенности им были усовершенствованы методы прививки сибирской язвы. Знаменитый ботаник Сакс назвал его основателем научной бактериологии.

В 1880 г. Ценковский предпринял поездку по Белому морю, причем занимался главным образом микроорганизмами, собранными им на Соловецких островах.

Сколь велика и значительна была научная деятельность знаменитого ученого, столь же высоки были и его душевные качества. Скромность, деликатность, доброта и гуманность были отличительными свойствами его характера. Во всех учебных заведениях, где он трудился, он создавал научное преподавание ботаники, которого в то время, когда он начал свою деятельность, почти не было. Очень многие из зоологов и ботаников России – прямые или косвенные ученики Ценковского.

Л.С. Ценковский скончался в 1887 г. в Лейпциге.

Г.Ц. Цыбиков: паломник у святынь Тибета

Бурятский улус Урда-Ага знаменит тем, что здесь в 1873 г. родился Гомбожап Цыбиков – путешественник, профессор-востоковед, исследователь Тибета. Именно в Урда-Аге готовился караван Цыбикова в далекую Лхасу, куда до него не мог проникнуть ни один ученый-востоковед России.

Путешествие в Тибет, предпринятое на средства Русского географического общества, продолжалось 888 дней. Главный труд Цыбикова «Буддист-паломник у святынь Тибета» принес ему мировую известность, а публикация 11 уникальных фотографий Лхасы спасла в 1905 г. известный журнал «National Geographic» от банкротства.

Цыбиков был удостоен высшей награды Русского географического общества – премии имени Н.М. Пржевальского и золотой медали «За блестящие результаты путешествия в Лхасу», итогом которого были фундаментальные труды по истории и культуре Тибета, грамматике монгольских и тибетского языков.

Пройдет много дней пути, прежде чем Цыбиков запишет в дневнике: «22 января навьючили верблюдов около полуночи и на рассвете уже проходили мимо города Синин-Фу, называемого монголами Сэлин. Затем повернули на реку Гуй, поднимались по ней верст семнадцать и, взявши дорогу направо, перевалили через небольшой холм. С вершины этого перевала перед нами открылся вид на монастырь Гумбум, отстоящий от Синин-Фу верстах в двадцати пяти. Не имея в монастыре знакомых, я недоумевал, где бы остановиться, но тотчас по въезде в монастырь с нами встретился один молодой бурятский лама, который посоветовал нам остановиться в доме прорицателя Лон-бо-чойчжона. Здесь мне оказали хороший прием и отвели небольшую комнату, где я прожил от 22 января до 6 февраля и от 28 февраля до самого отъезда в Тибет 25 апреля 1900 года».

Укрываясь от посторонних, Цыбиков заносит в дневник и сведения о том, что в 1560 г. один из лам построил в Гумбуме «небольшую келью и в ней поселил около десяти своих учеников, число коих затем увеличилось до тридцати. На пятом году правления императора Ван Ли, в год огненной коровы (т. е. в 1577 г.), был построен храм, в котором была поставлена статуя двенадцатилетнего «спасителя Майтреи», сделанная из целебной глины».

Г.Ц. Цыбиков

Перебирая четки, набожные пилигримы снуют среди святынь Гумбума. В руках ученого большая молитвенная мельница, но в ней спрятан фотоаппарат. Через хитроумную систему отверстий Цыбиков незаметно фотографирует улицы и святыни Гумбума. Его внимание привлекает и дерево цан-дан, укрытое от глаз паломников внутри большого субургана, священной ступы, отделанной серебром, золотом и желтым китайским атласом.

Цыбиков посещает медицинский факультет Гумбума, стремясь разгадать загадки тибетского врачевания, знакомится с факультетом Чжюд. Учатся там избранные – те, кто способен выдержать психические и моральные перегрузки. Бесценной реликвией храма Чжюд считается габала. Цыбиков внутренне содрогается: «В этом дацане хранится череп матери Цзонхавы… Он отделан золотом и, обращенный кверху, содержит в себе зерна риса, которые раздаются богомольцам как священные, имеющие силу исцелять болезни. Кроме того, говорят, что эти зерна сами размножаются, почему они очень способствуют обогащению своих владельцев».

В монастырях Гумбум и Лабран Цыбиков провел почти три месяца. Ждал, когда начнется массовый ход паломников из Монголии на большой праздничный молебен в Лхасу. В страхе перед разбойниками паломники предпочитают одолевать дороги Тибета большими отрядами. У многих с собой оружие. Четки и молитвенные мельницы – хорошо, но карабин или винчестер надежнее. Рассказывают ужасы про людей гансыламы Рабдана, которые живут за счет грабежей верующих.

Начинается Тибет. Перевал Куку-Тоно. Узкая дорога лепится к отвесным скалам, под которыми бурлят глубокие воды реки Найчжи. Паломники решаются одолеть перевал Куку-Тоно напрямик. Караванщики, жалея вьючных животных, которые задыхаются, как и люди, переносят часть грузов на своих спинах.

Цыбикову приходилось скрывать истинную цель своего путешествия в Лхасу. Выручала его книга Цзонхавы «Лам-рим-чем-по», между строк которой под видом благочестивых пометок он вписывал строки дневника.

21 июля караван, перевалив через хребет Бум-цзей (Сто тысяч вершин), прибыл в падь Накчу-цонра, населенную ламаистами-скотоводами. Несмотря на свой скромный вид (несколько заимок и невзрачный монастырек), Накчу-цонра являлся своего рода духовным контрольным постом Лхасы. После тщательного опроса паломников выявляют затаившихся иноверцев и отправляют их обратно – в сущности, на растерзание грабителей.

Начальник каравана в раздумье. Среди паломников за время длинного пути пошел шепоток: Гомбожап Цыбиков вовсе не настоящий паломник, и идет он в Лхасу не на молебен, а с какой-то другой целью. «Светский человек с русскими манерами», – так отзываются спутники о Цыбикове. Начальник каравана без обиняков говорит Цыбикову, что он обязан доложить хамбо-ламе, правителю Накчу-цонра, о его присутствии в их караване. Но если есть деньги, то Цыбиков может откупиться, говорит начальник каравана, пусть выложит пять ланов серебром на подарки хамбо-ламе. Ученому предложили лично явиться к «его святейшеству».

К хамбо-ламе Цыбикова сопровождает бурятский лама Чойнжор Аюшнев, и до плетей дело не доходит. Знающий все тонкости восточной лести и тибетского этикета, Чойнжор производит на хамбо-ламу самое хорошее впечатление. Хамбо-лама отпускает Цыбикова с миром, более того, ему разрешается посетить святая святых Тибета – город Лхасу.

Лхаса – «страна небожителей» (так переводится на русский это название). Горят огнем золотые крыши Поталы. Стены дворца далай-ламы как бы вырастают прямо из гор. Цыбиков осматривает храм Прул-нан-цзуг-лаг-хан (Храм чудесного сияния), знакомится с бытом лхасцев, с обычаями в монастырях. Дома простых жителей сложены из кирпича-сырца, улицы кривы и узки.

Храм Большого Чжу – главная святыня страны небожителей. Цыбиков изучает храм, процесс богослужения. Фотоаппарат, спрятанный в молитвенной мельнице, издает короткие щелчки.

Цыбиков изучает жизнь не только буддийских сановников, но и простых тибетцев, которые кормят Лхасу с ее тысячными толпами богомольцев. Интересуется искусством прорицателей.

В монастырях Лхасы живут и учатся молодые бурятские ламы. Особенно много их оказалось в монастыре Брайбун – более сорока человек. Цыбиков заказывает в храме Чжу молебен, дарит каждому земляку немного денег.

«4 февраля 1901 г. я был на поклонении у далай-ламы как обыкновенный богомолец». Лицезрение «его святейшества» стоит недешево: в казну Поталы надо внести восемь ланов серебра. Золотые ступы с прахом далай-лам, многовековой запах воскурений и лампадного масла в лабиринтах Поталы.

Наконец открывается тяжелая кованая дверь, ведущая в полусумрачный зал. «Прямо против двери поставлен высокий трон, обращенный к двери, на котором по-восточному восседал далай-лама, завернувшись желтой мантией, называемой чжянши, что буквально значит – китайская шелковая материя с разноцветным шитьем. Голова его была покрыта желтой остроконечной шапкой цзонхавинского образца… По обе стороны трона стояла свита из четырех-пяти человек, среди коих на первом плане стояли два телохранителя, выбираемых из самых высоких и представительных по наружности лам…

Паломники отбивают поклоны перед троном далай-ламы, вручают хадаки – дарственные платки. После всех подношений далай-лама принял хадак и благословил меня приложением своей правой руки к моему темени. В это время ему подали шнурок из ленты шелковой материи, он связал узел и, дунув на него, положил на мою шею. Этот охранительный узел, освященный дуновением после прочтения особого заклинания, считается талисманом, охраняющим от несчастий. Я отошел в сторону, моих товарищей он только благословил помянутым способом».

Начинается церемония чаепития. Далай-лама спрашивает (отвечать на вопрос далай-ламы не положено!), хорошо ли было паломникам в дороге, спокойно ли на родине. Вносят вареный рис, щедро наполняют им чашки.

Цыбиков работает в поте лица, фотографирует и записывает. В монастырях ученый покупает у лам древние буддийские книги, слушает диспуты монахов. Книг набралось несколько тюков. Для особо ценных Цыбиков покупает дорожные сундуки, обитые серебром и железом.

Сейчас эти сундуки находятся на родине Цыбикова, в Агинском краеведческом музее. Там же хранятся одежда и личные вещи профессора. Книги, вывезенные им из Тибета, стали собственностью научных библиотек. Имя Цыбикова помянет добром еще не одно поколение востоковедов. Его труд «Буддист-паломник у святынь Тибета», изданный в Петрограде в 1918 г., – бездонный кладезь знаний о жизни Тибета.

Профессор умер в Агинском осенью 1930 г. Когда профессор умер, ламы сделали все, чтобы заполучить его останки.

Смерть профессора (умер он в бурятской войлочной юрте, которую распорядился поставить перед самой смертью) вызвала скорбь не только близких людей, но и многих ученых. Но Гомбожап Цыбиков не забыт. Именем профессора названа улица окружного центра, воздвигнут памятник знаменитому востоковеду.

(По материалам Н. Янькова)

А.Л. Чекановский: нанес на карту Восточную Сибирь

Александр Лаврентьевич Чекановский родился в 1833 г. в Кременце (сегодня Тернопольская область Украины). Отец его, Вавжинец Чекановский, чиновник, а позднее владелец интерната для учащейся молодежи. Вскоре семья перебралась в Киев. Учеба на медицинском факультете не мешала Александру Чекановскому слушать лекции по естествознанию.

Сразу же после получения диплома врача 25-летний Чекановский выезжает в Дерпт, чтобы там заняться изучением происхождения Земли. Однако тяжелое материальное положение вынудило Чекановского оставить университет незадолго до его окончания. Он возвращается в Киев, где поступает работать в фирму «Сименс и Гальске», которая строила телеграфную линию из России в Индию. Работа, связанная с частыми поездками, дает возможность проводить научные исследования. Помимо работы на телеграфе Чекановский занимается систематизацией палеонтологических коллекций Киевского университета.

В Киеве за участие в польском восстании 1863–1864 гг. он был арестован, осужден на бессрочную ссылку в Сибирь и отправлен пешком по этапу из Киева в Тобольск. По дороге Чекановский ухитрился собрать большую энтомологическую коллекцию: определения он выполнял с помощью увеличительного стекла, отшлифованного им из обломка графина.

В Томске Чекановский перенес тиф, последствием чего стало периодическое психическое расстройство. Когда казалось, что смерть неизбежна, он прежде всего попросил отправить в Иркутск ящик с коллекцией насекомых.

В 1865 г. Чекановский достиг Забайкалья – места ссылки, а в следующем году перебрался в Падун, в районе Братского Острога. Академик Ф.Б. Шмидт, получив командировку Академии наук в Сибирь, узнал в Иркутске о судьбе Чекановского. Он поставил в известность видных ученых Петербурга, использовал все свое влияние и добился того, чтобы Чекановского перевели из Падуна в Иркутск и назначили в Сибирский отдел Географического общества.

А.Л. Чекановский

Работа над изучением Байкальских гор и сибирских земель от Байкала до Енисея и Саянских гор, а также работа над исследованием Иркутской губернии полностью занимали Чекановского в течение 1869–1871 гг. Пребывание Чекановского в Иркутске ознаменовалось рядом научных открытий, которые принесли ему славу одного из выдающихся геологов России. Изданная в 1872 г. монография по Иркутской губернии была удостоена золотой медали, а коллекции, собранные в Усть-Балее, легли в основу известного труда о юрской флоре, написанного профессором Цюрихского университета Геером.

Чекановский посетил остров Ольхон, самый большой из шести островов на Байкале. Он был древним центром шаманизма.

В 1872 г. Чекановский предложил Географическому обществу исследовать территорию между Енисеем и Леной, которая практически представляла собой «белое пятно». 26 марта 1873 г. Чекановский отправляется из Иркутска к истокам Лены, где изучает геологическую структуру берегов верхнего течения Лены и Ангары, производит исследования. Когда на Ангаре начался ледоход, из Иркутска прибыли астроном и физик Миллер, топограф Нахвальный. 12 мая группа двинулась в лодках по Ангаре – к истокам Нижней Тунгуски.

За три летних месяца 1873 г. путешественники проследили все течение Нижней Тунгуски до устья, нанесли ее на карту и определили длину – 2670 км (по последним данным – 2989).

В сентябре 1873 г. экспедиция, пройдя полярный круг, достигла Енисея. 5 ноября Чекановский и Миллер вернулись в Иркутск. Спешно готовилась новая экспедиция, которая должна была пересечь полярный круг и произвести исследования до еще неизвестной тогда реки Оленек.

Чекановский и Миллер покинули Иркутск 25 декабря 1873 г. и тронулись прежней дорогой в направлении Ербочагена. Сначала к озерам, из которых берет начало водная система Хатанги и Оленека. Путешествие длилось два месяца, и наконец в апреле экспедиция достигла берегов Сюрунгны (Вилюя). После нескольких недель исследования берегов озера Яконгна, 6 июня 1874 г., экспедиция достигла довольно значительной реки Мойеро (притока Котуя). С Мойеро через невысокий водораздел Чекановский перешел на Оленек, примерно в 150 км ниже истока, и на плоту в июле начал сплав по реке.

Чекановский завершил пересечение Среднесибирского плоскогорья в северо-восточном направлении, добравшись к устью Оленека в начале ноября.

Организовывая свою третью сибирскую экспедицию, Чекановский намеревался идти по берегу Лены до самого устья, и если удастся, то зайти в устье Оленека со стороны моря. Однако короткое лето сорвало планы экспедиции. Чекановский с баржи провел исследование берегов Лены от Якутска до Булуна. Вначале путь пролегал по глубокому и широкому заливу реки Аякит, а далее по скалистой и горной области, лежащей между Леной и Оленеком. Невысокий (до 529 м) водораздельный хребет, открытый и описанный Чекановским, впоследствии по предложению Э.В. Толля был назван кряжем Чекановского (длина 350 км). От Келимяра Чекановский проследил течение Оленека до устья. 26 августа с вершины горы Каранчат они увидели океан.

18 сентября экспедиция уже была в Булуне. Благополучно перебрались через замерзшую Лену и на оленях доехали до Верхоянска, откуда через горы и тундру 20 декабря 1875 г. вышли к Иркутску.

Так закончились три экспедиции Чекановского, результаты зоологических исследований которых член Академии наук Шмидт признал самыми богатыми из всех, какие когда-либо были предприняты в Сибири. Богатые по своему содержанию отчеты экспедиции, будучи переведены на разные языки, стали достоянием науки, а составленные Чекановским карты значительно изменили и дополнили карту азиатской России.

Смерть Чекановского в 1876 г. большой болью отозвалась в Иркутске в сердцах тех, кто его знал, работал с ним, кто уважал и восхищался этим неутомимым, чрезвычайно честным и деликатным человеком. В память о А.Л. Чекановском, истинном служителе науки, иркутяне еще в XIX в. начертали его имя на фронтоне Иркутского краеведческого музея. Его имя носят и поселок недалеко от Братска, небольшой горный хребет в Якутии, а также три вида современных растений – полынь, аконит, лиственница и несколько видов ископаемой флоры.

С.И. Челюскин: «Начатое свершиться должно»

Это был русский полярный исследователь, капитан 3-го ранга, участник 2-й Камчатской экспедиции. В 1741–1742 гг. С.И. Челюскин описал часть берега полуострова Таймыр, достигнув при этом северной оконечности Евразии (ныне мыс Челюскин).

Род Челюскиных имеет старинное происхождение. Предки Семена Челюскина служили воеводами, стольниками и стряпчими.

Круто изменилось колесо фортуны при Петре I. После подавления бунта московских стрельцов фамилия Челюскиных попала в список Тайной канцелярии. Оказавшись в опале, отец Иван Родионович был вынужден влезать в неоплатные долги и обрек свою семью на скудную жизнь в глухой деревушке.

До сих пор неизвестна точная дата рождения Семена Ивановича Челюскина. В Архиве древних актов удалось обнаружить документ, из которого косвенно можно установить, что Семен Челюскин родился около 1707 г. Не установлено и место рождения Челюскина. Скорее всего, он родился в одной из семейных усадеб Белёвского уезда, что на Оке. Там семья поселилась в начале XVII в.

Впервые Челюскин прибыл в Москву на смотр дворянских недорослей летом 1714 г., а осенью его уже зачислили в Школу математических и навигацких наук. Челюскин изучал алгебру, геометрию, географию. Преподаватель Леонтий Магницкий обучал воспитанников и началам астрономии. В 1721 г. Семен Челюскин «получил аттестации в науке и в практике», зарекомендовав себя, «как честному человеку надлежит, пробу дав в достоинстве штурманской должности и хорошем обхождении».

В 1720-е гг. Челюскин нес службу на кораблях Балтийского флота в должности навигатора, ученика штурмана и подштурмана. Вместе с тем он практиковался и в описании прибрежных участков Финского залива. По некоторым свидетельствам, он показал себя знающим моряком: в 1727 г. подштурман Челюскин обучал гардемаринов на Балтике. Тогда же он обзавелся семьей.

17 апреля 1732 г. подписали указ о снаряжении Великой Северной экспедиции под руководством В. Беринга. В конце января 1733 г. в Адмиралтейство был подан список морских и адмиралтейских служителей, отправляющихся в Камчатскую экспедицию. Одним из первых в нем числился подштурман Семен Челюскин. Вскоре его произвели в штурманы и направили в Екатеринбург – для «немедленного приготовления к судам припасов, вещей и артиллерии».

В экспедицию отправлялся также земляк и приятель Челюскина лейтенант Василий Прончищев. Ему предстояло возглавить отряд по исследованию северных берегов от Лены до Енисея. Лейтенант взял в свою команду энергичного штурмана.

Памятный знак на мысе Челюскина

В конце июня 1735 г. они уходили в неведомое и опасное плавание за Полярный круг, а спустя год Челюскин похоронил чету Прончищевых в вечной мерзлоте.

Во время второй зимовки в Усть-Оленеке Челюскин хорошо обдумал обстоятельства предыдущих неудачных плаваний. Вместе с геодезистом Никифором Чекиным и двумя солдатами он выехал в Якутск, но Беринга там не застал. Отправляясь на Камчатку, командор оставил ему предписание: переслать в Адмиралтейство рапорт и оставшиеся материалы, а самому ждать дальнейших указаний из Петербурга.

23 февраля 1738 г. в Адмиралтействе «слушали доклад по полученному из Камчацкой экспедиции от штурмана Челюскина рапорту». В частности, там говорилось, что если и далее «в определенной вояж следовать, то надлежит сделать малый ялбот». Еще он убедительно просил доставить из Петербурга новые канаты и тросы, паруса и компасы, «в чем ныне недостаток есть».

Без малого два года провел Семен Иванович в Якутске. Исполняя обязанности командира отряда, Челюскин заботился о матросах и солдатах, входивших в экипаж корабля (их было более 40 человек).

Пришла весна 1740 г. Челюскин начал кропотливую подготовку к плаванию: осматривал снасти, организовывал починку парусов. 13 июля вышли в очередной поход. Спустя месяц дубель-шлюп затерло дрейфующими льдами вблизи бухты Прончищевой. Было решено оставить «Якуцк» – «токмо бы людей спасти». На лед сгрузили снаряжение и припасы. Сделали санки и пошли к берегу, преодолевая торосы. Построили две «юрты земляные». Жили там до тех пор, пока не установился зимний путь. Через месяц, пройдя около 700 верст, пострадавшие от кораблекрушения «претерпевали великую трудность и едва не все одержимы были цынготною болезнию, от которой несколько служителей померло», но достигли зимовья.

За 1741 г. партии штурмана С. Челюскина и лейтенанта Х. Лаптева описали берег между устьями рек Пясины и Нижней Таймыры. Конец лета и осень провели в Туруханске. Шла кропотливая подготовка к съемке северной части таймырского побережья. Выполнить эту трудную и опасную работу, судя по обнаруженным документам, мог только Челюскин.

5 декабря штурман Челюскин выехал с тремя солдатами из Туруханска к реке Хатанге. Для «походу» было собрано 40 собак и «пять нарт благонадежных к дальнему и неизвестному пути».

Лаптев и Челюскин договорились так: штурман, достигнув северо-восточной части полуострова, повернет на запад, описывая побережье; лейтенант последует из Туруханска до устья Нижней Таймыры и далее на восток, ему навстречу.

Стояли суровые морозы – до –50 °C. Совершали переходы по 30–40 верст в день. Ориентируясь по звездам и компасу, пересекали Таймыр с юго-запада на северо-восток. 15 февраля 1742 г. по рекам Хете и Хатанге прибыли в обжитое Попигайское зимовье.

Челюскин отправился на север. Еще одну группу – якута Никифора Фомина с девятью нартами и грузом собачьего корма он отправил в устье Нижней Таймыры, чтобы оттуда двинуться западным берегом на встречу с ним. Челюскин на трех собачьих упряжках отправился вдоль побережья на северо-запад. На высоком берегу, у мыса Св. Фаддея, штурман соорудил маяк. Дальше на север еще никто не проникал.

Челюскин продолжал вести наблюдения с особой тщательностью. Его путевой журнал, единственная копия которого хранится в Госархиве Военно-Морского Флота в Санкт-Петербурге, – замечательный документ, свидетельствующий о необычайном упорстве и выносливости штурмана. День за днем Челюскин вел съемку побережья. Выбирали подходящее место, доставали инструменты. Установив бревно, брали пеленги, измеряли расстояния специальными цепями. Переезжая на новое место, все начинали заново.

Когда достигли неизвестного мыса, Челюскин записал в путевом журнале обычные, но навсегда вошедшие в историю географических открытий слова: «Погода пасмурная, снег и туман. В пятом часу пополудни поехал в путь свой <…>. Приехали к мысу. Сей мыс каменной, приярой, высоты средней, около оного льды глаткие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс: Восточный Северный. Поставил маяк – одно бревно, которое вез с собою». Отсюда Челюскин повернул на юго-запад.

Лишь в 1919 г., спустя 177 лет после открытия, норвежский геофизик и океанограф Харальд Свердруп, научный руководитель экспедиции Р. Амундсена на шхуне «Мод», установил, что именно этот невзрачный мыс и есть северная оконечность Евразии.

Только один час провел Челюскин в районе крайней северной точки материка. Штурман указал в журнале, что, по его мнению, Северо-Восточный мыс окончился, и земля лежит от запада к югу. По западному берегу полуострова он направился на юго-запад, к устью Нижней Таймыры.

Лаптев еще в феврале 1742 г. ушел к устью Нижней Таймыры, чтобы оттуда следовать навстречу Челюскину.

20 июля 1742 г. Семен Иванович Челюскин сделал в журнале последнюю запись. Северный вояж, обессмертивший имя штурмана Челюскина, закончился.

Итак, Челюскин сделал открытие, которое опередило географическую науку и время. Такова была его судьба: остаться в безвестности при жизни и навечно запечатлеться в памяти людей после смерти. Столетие спустя, впервые после первопроходцев, по Таймыру путешествовал будущий российский академик А.Ф. Миддендорф. По его предложению северную оконечность Евразии стали именовать мысом Челюскина (с 1878 г. это название внесено в международную литературу и карты).

27 августа 1743 г. Лаптев представил в Адмиралтейство рапорт, журналы и «сочиненные морские карты». Огромный северный полуостров перестал быть таинственной землей.

В сентябре 1743 г. была подготовлена рукопись «Описание, содержащееся от флота лейтенанта Харитона Лаптева в Камчацкой экспедиции меж реками Лены и Енисея, в каком состоянии лежат реки и на них всех живущих промышленников состояние». В литературе авторство этой работы причисляется только Х. Лаптеву. Но это далеко не так. Известно, что в ее основу легло «Описание берегов морских, рек и заливов Северного моря, начавшихся с реки Лены», составленное в 1742 г. штурманом Семеном Челюскиным. Лаптев лишь обобщил те разнообразные сведения, которые собрали лейтенант Прончищев, штурман Челюскин, геодезист Чекин и другие участники экспедиции.

Это была работа, содержащая первые научные сведения о большой Таймырской земле.

По возвращении в Петербург царский двор и Адмиралтейство не удостоили Челюскина «вознаграждением». Ему пожаловали чин мичмана (первый офицерский чин на флоте) – только такой ли награды он был достоин? И потянулась морская служба на Балтике со скупым продвижением в чинах. Судьба не баловала Челюскина, как, впрочем, и многих других участников Великой Северной экспедиции. Не вспоминали о нем и бывшие соратники.

С отставкой первопроходца в полном неведении для будущих поколений закончилась его подвижническая жизнь.

Первооткрыватель северной точки Старого Света Семен Иванович Челюскин умер в ноябре 1764 г. Место его погребения неизвестно.

(По материалам: В.В. Богданов. Штурман Челюскин. «Новая и новейшая история», № 9—2001)

И.Д. Черский: положивший начало изучению геологии Сибири

Труды Ивана Дементьевича Черского посвящены исследованию Сибири. Вместе с А.Л. Чекановским он выполнил важнейшие работы по изучению рельефа и геологического строения значительной части этой обширной страны. И.Д. Черский обследовал берега озера Байкал на всем их протяжении, изучил часть бассейна реки Селенги, почтовый тракт от Иркутска до Урала, описал обширную коллекцию четвертичных млекопитающих с островов Новой Сибири и начал большую экспедицию от Якутска через хребты в верховьях Индигирки на реку Колыму.

Иван Дементьевич Черский родился 15 мая 1845 г. в родовом имении Дриссенского уезда Виленской губернии, учился в Виленской гимназии, а затем в Виленском дворянском институте. В последний год пребывания в институте, когда его уже ожидала обеспеченная жизнь сельского хозяина, началось польское восстание 1863 г. Оно увлекло 18-летнего юношу. Схваченный среди повстанцев, он был осужден в ссылку с зачислением рядовым в 1-й Западно-Сибирский линейный батальон в Омске.

И.Д. Черский. Скульптор А.В. Пекарев

Пять лет Иван Черский провел в тяжелых условиях казарменной жизни простого солдата того времени, ходил в караулы, стоял на часах, но, несмотря на это, начал заниматься научными исследованиями. В Омске он нашел земляка В.И. Квятковского, который снабжал его книгами. Он познакомился также с известным русским путешественником Г.Н. Потаниным, только что вернувшимся из экспедиции в Южный Алтай и Тарбагатай. Потанин указал ему лучшие из известных в то время руководств по естествознанию, в частности по геологии, к которой И.Д. Черский проявил особую склонность. По указанию Потанина он изучил окрестности города в геологическом отношении и собрал материал для первой своей научной работы.

В 1869 г. И.Д. Черский по болезни был уволен от военной службы, но прожил в Омске еще два года, перебиваясь уроками.

В конце 1871 г. И.Д. Черский получил разрешение переселиться в Иркутск, где ему представлялась возможность работать в Сибирском отделе Географического общества.

Кроме того, он начал и полевые исследования в окрестностях Иркутска для сбора ископаемой фауны, позже посетил Китайские и Тункинские Альпы, выяснил их связь с Саяном, подробно изучил пещеру на реке Уде в предгорьях Саяна у города Нижнеудинска, где собрал богатую фауну вымерших четвертичных животных, которую подробно описал. Он разобрал также вопрос о путях проникновения тюленя из Ледовитого океана в озеро Байкал и вопрос о возрасте пород, распространенных в Иркутской губернии, а также обследовал ущелистую часть долины реки Иркута от Торской думы до устья.

Все эти исследования подготовили И.Д. Черского для более серьезной работы, порученной ему Сибирским отделом, – подробного изучения береговой полосы озера Байкал.

Первое изучение берегов Байкала выполнил в XVIII в. академик Георги, но его карта берегов столетней давности, конечно, была очень несовершенна и требовала переделки. Четыре года, 1877–1880, И.Д. Черский с весны до поздней осени занимался изучением береговой полосы Байкала. Он плыл на лодке с 2–3 гребцами вдоль берега, изучал береговые утесы с лодки, если они обрывались в воду, или пешком, если они не доходили до воды. В бурную погоду приходилось вытаскивать лодку на берег и выжидать; в такие дни И.Д. Черский вместе с одним из гребцов совершал пешие экскурсии в глубь береговых гор по долинам ручьев или сухим падям, иногда за 10–15 км от берега, чтобы лучше изучить их геологическое строение. Вернувшись на зиму в Иркутск, он обрабатывал записи дневников и собранные коллекции горных пород и составлял подробный отчет о летней работе, в котором описывал состав и строение береговой полосы. Поэтому его годовые отчеты содержат много интересных данных и до сих пор не утратили своего значения.

Закончив это исследование, И.Д. Черский в 1881 г. выполнил большую поездку по южной части Западного Забайкалья в бассейне реки Селенги от реки Кики на севере до монгольской границы на юге, чтобы непосредственно ознакомиться с высоким плоскогорьем Восточной Азии, наличие которого перед тем установил П.А. Кропоткин.

В 1882 г. И.Д. Черский уехал на целый год в село Преображенское на реке Нижней Тунгуске, где вел метеорологические наблюдения и обследовал долину верхнего течения этой реки, собрал остатки четвертичной фауны и первобытного человека. Путь от Иркутска до этого места и наблюдения в нем он также описал в большом отчете.

Полный отчет был напечатан Сибирским отделом в 1886 г. Черский подготовил также подробную геологическую карту береговой полосы озера в масштабе 10 верст в 1 дюйме на 2 листах с общей объяснительной запиской, которая была издана в 1886 г. Географическим и Минералогическим обществами.

В 1885 г. И.Д. Черский получил от Академии наук, обратившей внимание на крупные научные результаты его исследований, поручение произвести геологическое исследование вдоль всего Сибирского почтового тракта от Иркутска до Урала. Он выполнил задание за лето, сделав еще боковые экскурсии от тракта на север до Падунского порога на Ангаре и на юг до Минусинска. Им была установлена связь геологических данных между Уралом и берегами озера Байкал по новым наблюдениям, впервые после работ больших экспедиций XVIII в.

Почти семь лет (1885–1892) И.Д. Черский прожил в Петербурге, работая в музее Академии наук. Он закончил очерк по геологии берегов Байкала и на основании всех сибирских наблюдений сделал в Обществе естествоиспытателей доклад о тектонике (геологическом строении) горной страны, входящей в состав северо-западной окраины внутренней Азии.

В музее Академии наук ему были поручены обработка и описание обширных сборов костей четвертичных млекопитающих, собранных в 1885–1886 гг. экспедицией Бунге и Толля на севере Якутской области и островах Новосибирского архипелага. И.Д. Черский изучил нe только эту коллекцию, но и все остальные по четвертичной фауне, имевшиеся в музеях Академии, Геологического комитета, Горного института и университетов Петербурга и Москвы. Описание их составило большой том «Записок Академии наук», в котором И.Д. Черский подытожил также все свои литературные данные о четвертичных отложениях всей Сибири и дал новое деление их, описал условия жизни исчезнувшей фауны на севере и на полярных островах. Этот большой труд о геологической истории севера Сибири в четвертичное время побудил Академию наук снарядить новую экспедицию в эту малоизвестную область под руководством И.Д. Черского.

Всех знавших состояние здоровья И.Д. Черского это предложение обеспокоило. Приходилось опасаться, что он не выдержит чрезвычайно трудных условий экспедиции в далекую Якутскую область с ее суровым климатом. Но сам И.Д. Черский с таким желанием стремился к исследовательской работе на окраине Сибири, к решению новых научных задач, что никто не решился серьезно предупреждать его об опасности этого решения. Весной 1891 г. И.Д. Черский вместе с женой выехал из Петербурга. В конце мая он уже был в Иркутске.

Первые донесения И.Д. Черского из Якутска и Верхнеколымска, полученные Академией наук, были проникнуты бодрым духом и содержали очень интересные данные о высоких хребтах, которые он открыл между верховьями рек Индигирки и Колымы, и о ясных, вопреки его ожиданиям, следах прежнего оледенения в виде конечных морен на дне долин. В них были также интересные сведения о жизни и обычаях местного населения, о ценах на привозные продукты – сахар, муку, свечи, мыло – и в связи с этим о скудном продовольствии экспедиции.

Этот длинный и трудный маршрут из Якутска до Верхнеколымска сильно подорвал здоровье И.Д. Черского, а зимовка при суровом климате с длительными морозами в –40–55 °C в обстановке якутской юрты окончательно расстроила его здоровье и вызвала тяжелую болезнь легких. Предвидя, что ему не удастся закончить экспедицию, И.Д. Черский, преодолевая недомогание, привел в порядок собранные коллекции для отправки их в Академию и составил подробные отчеты, упомянутые выше. Он предчувствовал, что дни его сочтены, и сделал уже в Верхнеколымске распоряжения относительно продолжения экспедиции после его смерти и судьбы его жены и сына, 12-летнего мальчика, которые его сопровождали. Эти распоряжения он изложил письменно и оставил их священнику В.И. Сучковскому в Верхнеколымске, а сам выехал 31 мая 1892 г. вниз по реке Колыме на карбазе (большой лодке с каютой), чтобы выполнить программу экспедиции как можно полнее.

Он совершенно не щадил себя и проводил целые дни и светлые полярные ночи на узком сидении в носовой части карбаза, чтобы вести беспрерывные наблюдения над характером берегов реки. Только во время стоянок он переходил в каюту, где тяжелый кашель позволял ему уснуть лишь в сидячем положении и с перерывами. В.И. Сучковский, посетивший И.Д. Черского 3 июня на стоянке в Сиен-Томахе, говорил, что худое как щепка тело, желтый цвет лица с землистым оттенком и дрожащие руки свидетельствовали, что дни его сочтены. Тем не менее, он был бодр, спокойно говорил о близкой смерти, интересовался жизнью населения края. Он скорбел только о том, что экспедиция не будет закончена, но непременно хотел довести свои исследования хотя бы до Нижнеколымска.

10 июня 1892 г. экспедиция прибыла в Среднеколымск, где пробыла три дня, которые И.Д. Черский провел в каюте не вставая; горловые спазмы не позволяли ему уже говорить. На дальнейшем этапе пути наблюдения вела его жена, а он заносил их в дневник. С 20 июня он не мог делать и этого, поручив работу своему сыну, а сам оставался в каюте в сидячем положении: спазмы не давали ему лежать.

7 июля 1892 г. вечером, близ устья реки Прорвы, И.Д. Черский скончался. Он был похоронен на берегу Колымы, в урочище Омолон, в 30 км ниже Прорвы, где три дня пришлось копать могилу в вечной мерзлоте.

Велико значение большого труда И.Д. Черского, содержащего описание фауны четвертичных млекопитающих Сибири и характеристику отложений этого периода. Его наблюдения в Околобайкалье и на высоком плоскогорье Забайкалья, соображения о тектонике последнего и его северо-западного окаймления положили основу нашим современным знаниям об этой области, из которой исходили все дальнейшие более подробные исследования.

(По материалам g-to-g.com)

А.П. Чехов: «Моя мечта – поездка на Шпицберген»

Душным августовским вечером 1900 г. Антон Павлович сошел с парового катера на гурзуфскую пристань. Мостки с шаткими перилами находились рядом с домиком, где писатель задумал уединиться. В Ялте возможности побыть одному решительно не было, а Станиславский, гостивший у Чехова накануне, настаивал: без новой пьесы Художественный театр погибнет! Деваться некуда, пора приниматься за работу… Антон Павлович выкупался в бухточке и, задумчиво поглядывая на быстро темнеющие скалы, постукивал костяшками пальцев по столу.

А.П. Чехов (стоит справа) на Сахалине

Наутро, накинув халат, Чехов спустился к бухте… И увиделось вдруг, как в такой же яркий, пронзительно-солнечный день – десять лет назад! – он сидит на пристани у Байкала, ощущая тепло деревянного настила, как молодой офицер бодро сбрасывает опостылевший мундир, с размаху кидается в хрустальную влагу и с воплем выскакивает на берег… Как же звали этого офицерика, любителя споров и соленых шуточек? Шмидт, кажется… Воистину соленая личность… Капитан Соленый… Готовый персонаж пьесы.

Через минуту Антон Павлович сидел за столом и набрасывал строки пьесы, название которой уже крепко сидело в сознании: «Три сестры». Память старого путешественника высекла в творческом сознании искру; машина тронулась и завертелась… И не раз уже осознавалось, как много для писателя значит эта неистребимая жажда странствия, тяга к путешествию, новым впечатлениям…

Антон Павлович Чехов родился на юге России, в городе Таганроге. Город был расположен на берегу Азовского моря. Через Средиземное и Черное моря сюда заходили корабли из многих стран мира, на улицах звучала итальянская и греческая речь. Конечно, это пробудило у юного Антоши интерес к путешествиям. Юный Чехов увлекался романами Жюля Верна, рекомендовал братьям в качестве обязательного чтения книгу И. Гончарова «Фрегат “Паллада” – увлекательное морское путешествие в Японию! Приазовская степь с ее древними курганами и легендами о кладах способствовала пробуждению интереса к природе. В детские годы Антон совершил дальние поездки в степь: научился стрелять, скакать на коне, изучал птиц и растения.

Увлечение книгами о путешествиях и приключениях отразилось в творчестве писателя. Смерть знаменитого исследователя Центральной Азии Н. Пржевальского, который совершил в 1871–1888 гг. пять экспедиций в Монголию и Северный Тибет, вызвала горячий отклик Чехова. В некрологе «Н. Пржевальский» Чехов ставит его рядом со Стенли и Ливингстоном, отмечает громадное воспитательное значение научных подвигов: «Один Пржевальский или один Стенли стоят десятка учебных заведений и сотни хороших книг». Такие подвижники распространяют по земле «доброкачественную заразу» подвига.

«Жажду странствий» Чехов утолял благодаря ежегодным поездкам по России. Своеобразие Чехова-путешественника заключается в том, что он редко оформлял наблюдения в форме путевых очерков или дневников. Формой фиксации дорожных впечатлений явились письма, которые рассылались членам семьи, издателю А. Суворину, писателю А. Плещееву и другим доверенным адресатам. Письма содержат краткие, но емкие описания природы, типов людей, событий. Все это окрашено лиризмом и тонким юмором. Вот типичное высказывание Чехова о тяге к путешествиям из письма 1892 г.: «Ужасно тянет меня неведомая сила на Кавказ или в Крым; вообще к морю <…> если я не понюхаю палубы, то возненавижу свою усадьбу».

Впечатляет список поездок Чехова: они осуществлялись фактически ежегодно.

1887 г. Состоялась поездка из Москвы на родину, где Чехов не был восемь лет. Антон побывал во многих местах Донецкой степи, с которыми его связывали воспоминания детства. Впечатления легли в основу повести «Степь». Он провел пасхальные дни в Святогорском монастыре на реке Северский Донец. Святогорские наблюдения отразились в рассказе «Перекати-поле».

1888 г. – путешествие на Украину, по гоголевским местам (Полтавская и Харьковская губернии), затем в Крым (Феодосия) и на Кавказ. Впечатления использованы в повести «Дуэль». В письмах – исключительно поэтичные описания природы Кавказа.

1889 г. – поездка на Украину и на Южный берег Крыма. Чехов знакомится с прибрежными городами и курортными поселками – Гурзуф, Ливадия, Алупка, Форос, Балаклава. В Ялте работает над повестью «Скучная история» и пьесой «Леший».

1890 г. – путешествие из Москвы в Сибирь и на остров Сахалин; оттуда южными морями через Суэцкий канал в Черное море и далее в Москву.

1891 г. – первая поездка в Западную Европу: Австрия, Италия, Франция в компании с издателем А. Сувориным, прозаиком Д. Мережковским и поэтессой З. Гиппиус. Особое внимание было уделено историческим памятникам Италии: собор Св. Марка, Дворец дожей, усыпальница Кановы в Венеции, Колизей, Капитолий, Ватикан в Риме. Осмотрел развалины Помпеи, совершил восхождение к кратеру Везувия.

1892 г. – поездки в Воронежскую и Нижегородскую губернии России для оказания помощи крестьянам, пострадавшим от голода.

1894 г. – поездка в Таганрог, в Крым, потом в Италию, Францию, Германию.

1898 г. – поездка в Крым, которая привела к поселению в Ялте. По рекомендации врачей, которые определили у Чехова туберкулез в открытой форме, он решает перебраться на юг.

1899 г. – романтическое путешествие на Cеверный Кавказ ради встречи с актрисой Ольгой Книппер; в 1901 г. она стала его женой.

1900 г. – поездка с писателем Максимом Горьким и художником Виктором Васнецовым на Кавказ, в Грузию. Посетили Батум, столицу Тифлис и древнюю столицу Мцхет, где осмотрели развалины древнего собора, воспетого М. Лермонтовым в романтической поэме «Мцыри».

1901 г. – путешествие по Италии: Рим, Пиза, Флоренция.

1901 г.: свадебное путешествие с женой Ольгой Книппер на пароходе по Волге и Каме в Уфимскую губернию.

1902 г. – путешествие на Урал, в имение и на заводы Саввы Морозова, мецената и акционера Московского Художественного театра. Под влиянием Чехова Морозов ввел на своих заводах 8-часовой рабочий день (до этого работали по 12 часов).

1904 г. – поездка с женой в Германию, на курорт Баденвейлер. Здесь 15 июля 1904 г. Чехов умер.

Посмертное путешествие: через Берлин, Варшаву, Петербург в Москву, где писатель обрел покой на Новодевичьем кладбище.

Благодаря многочисленным поездкам круг общения Чехова оказался чрезвычайно широк – начиная от знаменитого мариниста Ивана Айвазовского (Феодосия, 1888) и до аферистки по прозвищу Сонька Золотая Ручка (Сахалин, 1890). Спутниками Чехова были священники, купцы, офицеры, каторжники, крестьяне, лавочники, моряки, религиозные паломники… Отсюда – необычайно широкая палитра типов и характеров, описанных на страницах его произведений.

Сибирское путешествие и поездка по Сахалину – единственный случай, когда чеховские наблюдения были оформлены в очерки «По Сибири». Они публиковались с продолжением в петербургской газете «Новое время», от которой Чехов получил корреспондентский билет. Научно-публицистическая книга «Остров Сахалин» вышла отдельным изданием в Москве в 1895 г.

Путешествие на Сахалин и обратно заняло восемь месяцев – с 21 апреля по 7 декабря 1890 г. Домой Чехов возвращался морским путем на пароходе «Петербург». Из-за холеры судно не смогло зайти в Японию, о чем путешественник Чехов весьма сожалел. Зато «Петербург» причалил к пирсу в Гонконге. Здесь писатель имел возможность сравнить колонизаторскую политику России и Британии. Если на Сахалине Чехов обнаружил «рабовладельческую колонию» и откровенное крепостничество, то в Гонконге его поразили прекрасные железные дороги, конки, ботанические сады. «Да, англичанин эксплуатирует китайцев, сипаев, индусов, но зато дает им дороги, водопроводы, музеи, христианство».

Яркие впечатления от плавания по южным морям отразились в рассказе «Гусев», при публикации которого Чехов сделал пометку: «Коломбо, 12 ноября». На Цейлоне писатель совершил поездку в храм, где созерцал золотого Будду и имел романтическое свидание с туземной красавицей на пляже под пальмами…

Чехов сошел на берег в Одессе, везя в багаже пару мангустов и тысячи сюжетов о Сахалине. Публикация книги «Остров Сахалин» вызвала в среде русских литераторов волну путешествий на Дальний Восток.

Замыслы разнообразных путешествий не оставляли Чехова до самой смерти. Он мечтал о поездке в Африку, Америку, на Ледовитый океан. Мечтал поехать на войну в Маньчжурию в качестве военного врача. За три года до кончины писал жене: «…Люблю я путешествовать. Моя мечта последних дней – поездка на Шпицберген летом или на Соловки». Ранняя смерть в 44 года оборвала эти планы.

(По материалам Г. Шалюгина, газета «Крымские известия»)

А.И. Чириков: открыватель дальневосточных просторов

13 декабря 1703 г. родился Алексей Ильич Чириков, выдающийся русский мореплаватель, исследователь Алеутских островов и северо-восточного побережья Сибири. Известен его огромный вклад в русскую науку и самоотверженный труд на благо Отечества.

Сознание долга, железная воля первооткрывателя и исследователя, полная уверенность в правильности своих действий и превосходное знание навигации позволили А.И. Чирикову в самых тяжелых условиях выполнить все поручения Адмиралтейств-коллегии. Просвещенный мореплаватель, смелый новатор, самоотверженно и полностью выполнивший свой долг – таким знали капитан-командора Алексея Ильича Чирикова его современники.

А.И. Чириков

Алексей Ильич Чириков родился в старинной дворянской семье в селе Аверьково недалеко от Тулы. В 12 лет поступил в московскую Навигацкую школу, в следующем году был переведен в только что созданную в Петербурге Морскую академию и стал лучшим воспитанником ее первого выпуска. На выпускных экзаменах Чириков продемонстрировал столь глубокие знания и отличные практические навыки, что присутствовавший при этом император Петр I повелел произвести гардемарина сразу в унтер-лейтенанты, минуя первый офицерский чин мичмана.

После трех лет службы на кораблях Балтийского флота он в 1724 г. вернулся в Морскую академию, но уже в качестве преподавателя. Представляя Петру I ходатайство о досрочном присвоении Чирикову звания лейтенанта, Адмиралтейств-коллегия указывала на педагогические способности Чирикова и отличное знание им теории военно-морского дела, характеризуя его как лучшего воспитателя будущих командиров флота.

Это ходатайство вновь обратило внимание Петра I на талантливого моряка при подборе в 1725 г. офицеров для участия в Первой Камчатской экспедиции. Формально экспедицию посылали для выяснения, «сошлася ль Америка с Азиею». Однако, по существу, Петр I мыслил гораздо шире. За время его царствования Россия прочно закрепилась на берегах Баренцева, Балтийского, Азовского и Каспийского морей. Пора было определяться с границами империи в Восточной Сибири, обеспечить там выход к морю.

По рекомендации Адмиралтейств-коллегии и по просьбе В.И. Беринга Чириков был назначен в эту экспедицию в качестве помощника начальника. Так началась его тернистая дорога моряка-исследователя. Экспедиция в составе 69 человек 24 января 1725 г. отправилась из Санкт-Петербурга и к апрелю 1727 г. прибыла в Охотск. Летом того же года на шитике (судне) «Фортуна» ее участники перешли на западный берег Камчатки, а зимой на собачьих упряжках добрались до восточного берега полуострова в Нижний Камчатский острог в устье реки Камчатки.

Только 13 июля 1728 г. на боте «Св. Гавриил» Беринг вышел в море для решения основной задачи экспедиции. Следуя на северо-восток вдоль берегов Камчатки и Чукотки, мореплаватели 13 августа прошли проливом между Азией и Америкой и вышли в Северный Ледовитый океан. Здесь Беринг пригласил своих офицеров на совет. Чириков решительно высказался за продолжение плавания, чтобы в соответствии с заданием дойти до устья Колымы. Однако Беринг заявил, что продолжение плавания будет сопряжено с большими опасностями, и решил возвращаться. Собрав ценные сведения о северо-востоке Сибири, экспедиция 2 сентября 1728 г. благополучно вернулась в Нижний Камчатский острог.

После зимовки в июне 1729 г. Беринг вышел в море на поиски земли к востоку от Камчатки, но никакой земли не нашел. Он обогнул Камчатку с юга и 23 июля прибыл в Охотск, после чего Беринг и Чириков вернулись в Санкт-Петербург.

В декабре 1732 г. по указу сената началась подготовка Великой Северной экспедиции с целью нанесения границы России от Белого до Японского моря. Важной частью этого грандиозного научного проекта была 2-я Камчатская экспедиция В.И. Беринга. А.И. Чириков вновь был назначен помощником Беринга. На этот раз мореплавателям предстояло найти и исследовать северную часть Американского материка.

В 1740 г. моряки построили в Охотске пакетботы «Св. Петр» и «Св. Павел», первым командовал В.И. Беринг, вторым – А.И. Чириков. Обогнув Камчатку, корабли пришли в Авачинскую губу. Здесь был заложен город Петропавловск, увековечивший названия их судов. В начале июня 1741 г. мореплаватели вышли на поиски берегов Америки. Через две недели, 20 июня, во время сильного тумана суда потеряли друг друга, и их дальнейшее плавание проходило самостоятельно.

Это плавание с самого начала было очень трудным. После открытия Аляски Чириков пошел вдоль побережья на север. На широте 58° пропали без вести 15 моряков, которые были посланы на двух шлюпках для обследования побережья. Чириков безрезультатно искал пропавших несколько дней, но 27 июля был вынужден взять курс к родным берегам.

10 октября 1741 г. «Св. Павел» вошел в Авачинскую губу.

Весной 1742 г. А.И. Чириков вновь предпринял попытку совершить плавание к берегам Америки и найти В.И. Беринга, который в 1741 г. не вернулся в Петропавловск. Однако из-за болезни он вынужден был возвратиться в Охотск и завершить работу экспедиции. В Санкт-Петербург Алексей Ильич вернулся только в 1746 г., после чего составил точную карту и подробный отчет об экспедиции.

Проведя два десятка лет в плаваниях и экспедициях, Алексей Чириков наконец-то получил признание своих заслуг. Ему было присвоено высокое звание капитан-командора флота, такое же, которое имел Витус Беринг. При этом Алексей Ильич отличался удивительной скромностью. Сам он ни разу не присвоил свою фамилию ни одному из десятков новооткрытых островов, гор, мысов и прочих географических объектов.

Морской историк А.П. Соколов подчеркивал, что Чириков превосходил своего начальника как в области морского искусства, так и в научном и нравственном отношениях. Эту же мысль развил в своих трудах М.В. Ломоносов, который писал, что Чириков был главным, и не потому, что он достиг Америки на 1–1,5 суток раньше Беринга, а потому, что он еще до первой экспедиции правильно определил местоположение Америки и указал кратчайший путь к ней.

(По материалам В. Додонова)

П.А. Чихачев: великий русский натуралист

«Один из великих русских натуралистов Петр Александрович Чихачев относится к тем гигантам, которые навсегда вошли в историю науки», – такую высокую оценку П.А. Чихачеву как личности дал крупнейший исследователь ботанических сокровищ мира академик Петр Михайлович Жуковский.

Научное наследие П.А. Чихачева многогранно. Он один из зачинателей комплексного изучения природы и человека в их самых разнообразных проявлениях, начиная от геологии и палеонтологии и кончая историей, социологией и философией. Научное наследие П.А. Чихачева, изложенное более чем на 10 000 страницах, представляется нашим национальным богатством.

П.А. Чихачев

Петр Александрович Чихачев родился 16 августа 1808 г. в Большом Гатчинском дворце – летней резиденции вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Его отец Александр Петрович, как и большинство его предков, служил в армии, в 1804 г. был переведен на должность первого директора Гатчинского дворца.

Мать Петра – Анна Федоровна, урожденная Бестужева-Рюмина – была женщиной передовых взглядов и уделяла большое внимание воспитанию своих детей – Петра и младшего Платона.

Первоначальное образование оба они получили преимущественно у лицейских профессоров в Царском Селе. Особенно большое влияние на формирование личности Петра Чихачева оказал Е.А. Энгельгардт, который в то время был директором Царскосельского лицея и воспитал самый первый его выпуск во главе с гениальным Пушкиным. Именно у Энгельгардта Петр еще в отроческие годы научился собирать и классифицировать окаменелости, минералы, различные виды растений.

22 июля 1823 г. мать Чихачева подала прошение об определении ее старшего сына Петра студентом в ведомство Государственной коллегии иностранных дел. Прошение было удовлетворено. В марте 1828 г. Чихачев окончил дипломатическую школу. Особо были отмечены его редкие способности к изучению иностранных языков (французского, немецкого, английского, греческого и итальянского), а также исторических наук. 30 марта Чихачев был определен на работу в Министерство иностранных дел в чине коллежского регистратора, одновременно произведен в первый офицерский чин.

Усердной работой и блестящими знаниями иностранных языков Петр выделялся среди молодых работников Министерства иностранных дел, за что 5 апреля 1830 г. был «пожалован в переводчики Государственной коллегии иностранных дел», а 30 апреля направлен на работу в Азиатский департамент этого министерства. Там П.А. Чихачев занимался преимущественно «восточным вопросом». Желая лично ознакомиться со странами Ближнего и Среднего Востока, а особенно с Турцией, П.А. Чихачев выехал в Константинополь для работы в русском посольстве.

В Константинополе П.А. Чихачев, наряду со своими служебными обязанностями помощника секретаря при русском посольстве, занимался изучением истории и этнографии народов, населяющих Малую Азию, совершенствовал свои познания в новогреческом языке и начал изучать турецкий и испанский языки.

С 1834 по 1836 г. П.А. Чихачев посетил различные страны Ближнего и Среднего Востока, а также Испанию, Португалию, Италию.

В России П.А. Чихачев приступил к углубленному изучению специальных наук у выдающихся в то время ученых Москвы и Петербурга, время от времени посещая научные центры Западной Европы.

Летом 1839 г. П.А. Чихачев по рекомендации А. Гумбольдта выезжает в страны Западной Европы с целью испробовать свои силы в исследовании ряда «загадочных в геологическом и ботаническом отношениях» районов европейского континента.

По возвращении из Италии и Франции в 1842 г. Петр Чихачев был направлен в 1842 г. штабом Корпуса горных инженеров в Восточный Алтай.

Вернувшись в Петербург в конце года, Петр Александрович в 1843 г. направляется в Париж для издания книги о его путешествии на Алтай. В 1845 г. П.А. Чихачев издал солидный труд «Voyage scientifique dans l'Altai», великолепно иллюстрированный русским живописцем Е.Е. Мейером, принимавшим участие в экспедиции, а также И.К. Айвазовским. Труд этот по богатству содержания, точности описания и красочности издания, а также по картографическому материалу стал непревзойденным памятником русской и мировой географической литературы, посвященной Алтаю первой половины XIX в.

Среди научных заслуг Петра Александровича Чихачева, явившихся итогом алтайской экспедиции, особое место приобрели его исследования в области геологического строения Алтая. Одна из важнейших его заслуг – открытие Кузнецкого каменноугольного бассейна.

Обосновавшись во Флоренции, Петр Александрович решил приступить к всестороннему изучению Малой Азии, где еще до научной экспедиции на Алтай он работал в русском посольстве. С 1848 по 1863 г. П.А. Чихачев провел восемь экспедиций и издал по этому региону около 100 научных работ. Среди них всемирную известность и признание получил многотомный труд «Малая Азия».

Большую научную ценность представляет книга «Босфор и Константинополь», выдержавшая три издания в странах Западной Европы.

Высокую оценку получили труды П.А. Чихачева также и за пределами его Родины – у крупнейших западноевропейских географов XIX и XX вв. «Я читал много книг о Востоке и особенно о Турции, – писал французский академик Сен-Map Жирарден в 1859 г., – но не знаю ни одной, которая заняла и научила бы меня больше, нежели “Письма о Турции” господина Чихачева. Он истинно европейский ученый первого разряда, а его путешествие по Малой Азии считается выдающимся явлением в науке».

В последние годы своей жизни П.А. Чихачев опубликовал ряд работ. подчиненных глобальной теме «Пустыни мира» и, в частности, Сахаре, Гоби, Тибету, оазису Мерв и Арало-Каспийской депрессии.

Умер П.А. Чихачев во Флоренции 13 октября 1890 г. на 83-м году жизни и был похоронен в районе Мунген на кладбище Аллори. Современным русским людям близка и понятна проницательность выдающегося нашего ученого-путешественника, так много сделавшего для отечественной, а тем самым и мировой науки.

В знак благодарного признания заслуг П.А. Чихачева в юбилейные дни 125-летия со дня его рождения были названы отроги горного массива Сейлюген на Алтае, где когда-то Петр Александрович проводил свои исследования, – хребтом Чихачева. В юбилейные дни 150-летия со дня рождения надгробие из серого гранита во Флоренции было увенчано беломраморной плитой, привезенной из Алтая, с надписью «Родина чтит тебя, дорогой Петр Александрович».

В 1978 г. в Гатчине, в честь 170-летия со дня рождения выдающегося естествоиспытателя, на здании, в котором в свое время бывал и А.С. Пушкин, установлена мемориальная доска с именем Петра Чихачева. А к 180-летию со дня его рождения в Барнауле имя Петра Чихачева присвоено одной из улиц.

(По материалам В. Цыбульского)

В.Я. Чичагов: моряк – кавалер ордена св. Георгия

Василий Яковлевич Чичагов – единственный моряк – кавалер ордена Св. Георгия 1-й степени. В.Я. Чичагов проводил в жизнь необычную тактику: принимал атаку противника на выгодной позиции, чтобы одерживать победы малой кровью.

Родился будущий адмирал 28 февраля 1726 г. в небогатой семье под Костромой. Получил домашнее воспитание и образование. Потом окончил Навигацкую школу в Москве. Морскую службу начал гардемарином, прошел все младшие офицерские чины на Балтийском флоте, отличился в Семилетней войне, выполняя ответственные поручения. Затем Чичагов служил в Архангельске. В 1765–1766 гг. моряк руководил секретной экспедицией, которая на трех небольших судах дважды пыталась пройти через Северный Ледовитый океан к Алеутским островам между Гренландией и Шпицбергеном. Русские моряки достигли 80 градусов 26 минут северной широты, побив рекорд Г. Гудзона. Сплошные льды не позволили продвинуться далее. Разумеется, плавания в те годы и не могли привести к успеху. Чичагову можно поставить в заслугу уже то, что он без потерь вернул свои суда с экипажами от кромки вековых льдов к родным берегам. Более того, капитан доказал, что такая задача невыполнима для деревянных парусников.

В.Я.Чичагов

Став главным командиром Архангельского порта, Чичагов боролся со злоупотреблениями среди чиновников и моряков. После начала Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. он старался увеличить возможности верфей, предложив закладывать сразу по 6 кораблей вместо 4. Построенные архангельцами корабли шли на Балтику. В 1770 г. туда же вызвали произведенного в контр-адмиралы Чичагова. Он обучал экипажи для кораблей Балтийского флота, а в 1772 г. одну из подготовленных эскадр провел без потерь на Средиземное море. Вернувшись, стал главным командиром сначала Ревельского, затем Кронштадтского порта. Благодаря его стараниям и последняя ушедшая на Средиземное море эскадра благополучно достигла цели.

Адмирал Чичагов, между войнами командовавший эскадрами на Средиземном и Балтийском морях, в начале Русско-шведской войны 1788–1790 гг. временно оказался не у дел. Весной 1789 г. Екатерина II поручила ему командование Балтийским флотом, силы которого стояли в Ревеле, Кронштадте и Копенгагене. Василий Яковлевич, несмотря на нетерпеливые указы из столицы, задерживал выход в море, стараясь обучить экипажи для похода и боя. Только 2 июля его флот выступил и 6 июля вел сражение со шведским у острова Эланда. Следуя своей тактике, Чичагов не атаковал неприятеля, а вел перестрелку и ожидал подхода копенгагенской эскадры, чтобы зажать противника с двух сторон превосходящими силами. Но шведы укрылись в Карлскроне (Карлскруне). Господство на море перешло к русским. Чичагов увел флот к своим берегам и, сберегая корабли, ограничивался блокадой, разведкой, охраной судоходства и поддержкой гребного флота, действовавшего в шхерах.

Это была вполне разумная стратегия, хотя императрица и рассчитывала на более эффектные победы. Но пассивность сухопутных сил в Финляндии не позволила воспользоваться успехом на море, и весной 1790 г. Густав III вновь перешел в наступление. Он хотел разбить русские эскадры по очереди, высадить десант у Ораниенбаума и диктовать требования России.

Уже 6 марта два шведских фрегата совершили набег на Балтийский порт (Палдиски), высадили десант, уничтожили запасы, заклепали пушки недостроенной крепости и ушли ранее, чем прибыли подкрепления из Ревеля. Это предупреждение Чичагов воспринял весьма серьезно, ибо Ревельский порт не имел иной защиты, кроме боевых кораблей. Адмирал принял меры для отражения возможного нападения. Посты на маяках, высланные в море отряды предупредили о приближении противника, и когда 1 мая шведский флот появился у Ревеля, Чичагов был готов к встрече с ним.

Адмирал решил принять бой на якоре, превратив корабли в деревянные бастионы. Он построил эскадру в три линии. Первую составили 10 кораблей и фрегат, за ее разрывами встали 2 бомбардирских корабля и 4 фрегата, третью линию составили 7 катеров. Кроме того, из ворот гавани могли действовать канонерские лодки, а в ее глубине оставались 2 брандера и вспомогательные суда. Правый фланг линии опирался на отмели, левый – на орудия Ревельской крепости. Обойти с фланга и взять в два огня русские корабли, стоявшие на небольших расстояниях, шведы не смогли, и им пришлось напасть с фронта.

Шведское командование решило атаковать русскую эскадру, не вставая на якорь. Предстояло линию из 21 корабля и 6 линейных фрегатов ввести на рейд в направлении русского левого фланга, поворачивать на восток и проходить вдоль всего фронта, обстреливая его на ходу. Но из-за бортовой качки большинство шведских снарядов не достигало цели, а русские моряки стреляли как на учениях. В итоге боя несколько шведских кораблей получили значительные повреждения, один сел на камни и был сожжен шведами, а второй сдался. Потери ревельской эскадры составили только 9 убитых и 27 раненых. Увидев безуспешность атаки, герцог Карл приказал отвести корабли. Его флот крейсировал у Наргена, не решаясь повторить нападение, пока не последовал приказ короля идти для прикрытия гребного флота у Выборга.

Чичагов после Ревельского сражения принял меры для подготовки соединения с Кронштадтской эскадрой вице-адмирала А.И. Круза, чтобы нанести удар с двух сторон противнику, угрожавшему столице. 17 мая Ревельская эскадра вышла к Наргену, а 23 мая отправилась на соединение с Крузом. В случае встречи с превосходящими неприятельскими силами адмирал предполагал занять позицию между островами и принять бой на якоре. В ночь на 26 мая он так и поступил, а утром соединился с Крузом, который в двухдневном Красногорском сражении 23–24 мая сдержал натиск превосходящих сил шведского флота. Русские эскадры заблокировали шведский флот, по приказу короля укрывшийся в Выборгском заливе. Вновь противник был изгнан с моря.

Из залива, где стояли шведские корабельный и гребной флоты, несколько фарватеров между островами и мелями вели на запад, юг и восток. Флот Чичагова развернулся против шведского. Почти месяц адмирал сжимал блокаду, хотя из столицы его и торопили. Русские корабли оттеснили шведские в глубь залива. Отдельные отряды заняли все проходы на юге и западе.

Оказавшийся в безвыходном положении Густав III решился на отчаянный прорыв. Он направил через западный фарватер кильватерную колонну кораблей и фрегатов. Путь ей должны были расчистить брандеры. Вслед за кораблями ближе к берегу должны были самостоятельно прорываться в шхеры гребные суда. Утром, пока уставшие гребцы Нассау-Зигена отдыхали, шведские гребные суда отошли к своим главным силам, а часть их демонстративно атаковала правый фланг русской линии, отвлекая внимание от фланга левого, где корабельный флот с потерями прорывался сквозь отряды контр-адмиралов И.А. Повалишина и П.И. Ханыкова в западном проходе. Больше всего потерь шведам нанесли их брандеры: от их огня погибли корабль и фрегат. Несколько судов сели на мель и сдались.

Чичагов первоначально наблюдал, в какую сторону направятся шведы. Он дал сигнал Козлянинову начать атаку с тыла, затем подкрепил отряды Ханыкова и Повалишина и, наконец, когда шведы прорвались, повел главные силы в преследование. Первоначально он приказал своим легким судам атаковать и брать вражеские гребные суда, оказавшиеся в море беспомощной добычей. Он собрал все парусные корабли и устремился за уходившим к Свеаборгу шведским флотом. Несмотря на то что адмирал вышел из Выборгского залива в числе последних, он оказался среди передовых преследующих. За время погони были взяты два шведских корабля, а остальные укрылись под батареями Свеаборга. Вновь адмирал добился нейтрализации противника с относительно небольшими потерями, которые с лихвой компенсировали трофеи.

За Ревельское сражение Чичагова наградили орденом Св. Андрея Первозванного. После Выборгского – он стал первым моряком, удостоенным ордена Св. Георгия 1-й степени. Императрица одарила его поместьями в Белоруссии. Это было хоть и запоздалым, однако достойным признанием заслуг В.Я. Чичагова.

В последующие годы В.Я. Чичагову не довелось командовать в сражениях, ибо на Балтике у русского флота соперников не осталось. Одно движение эскадр, выводимых адмиралом в море, было настолько внушительным, что никто не решался противодействовать им.

Умер адмирал 4 апреля 1809 г. и торжественно похоронен на кладбище при Александро-Невской лавре. Из десяти его сыновей большинство служило на флоте, а Павел Васильевич Чичагов стал морским министром, немало сделавшим для укрепления русского флота.

Н.П. Шалауров: пропавший галеот географа-самоучки

В истории освоения Чукотки имя Шалаурова встречается первый раз в 1748 г., когда он решил совершить отчаянное плавание на Камчатку на самодельном судне, сделанном из нестроевого леса, который островками растет на реке Анадырь.

Купец Шалауров искал тогда новые охотничьи и торговые угодья, понимая богатейшие возможности невыбитых котиковых лежбищ, торговли с неоткрытыми племенами. Он задолго до срока чувствовал богатейшие возможности, которые позднее золотым потоком залили Российско-американскую компанию, пайщиками которой состояли люди царской фамилии и острого ума, купцы и поэт Державин.

Мыс Шелаурова Изба

Уже тогда вместе с ним был Иван Бахов. О Бахове известно мало. Одни историки называют его купцом, другие – моряком, а третьи – ссыльным морским офицером, в юности участвовавшим в заговоре Меншикова.

Злая звезда Шалаурова сказалась уже в этой экспедиции. Их самодельное судно вынесло на Командорские острова и разбило у острова Беринга. После этого имя Шалаурова исчезло до 1755 г., пока не вышел указ Сената: «Ивану Бахову и Никите Шалаурову для своего промысла ко изысканию от устья Лены реки, по Северному морю, до Колымы и Чукотского носа отпуск им учинить». Снова купец Шалауров затевал экспедицию «для собственного промыслу». Но странным здесь было то, что он обязался «собственным коштом» составить карты к востоку от Лены и практически открыть морской путь на этом участке. Ни одна государственная даже, а не за «собственный кошт», экспедиция не имела перед собой таких обширных задач, исключая задуманную Петром I Великую Северную экспедицию, которая, как известно, распалась на ряд отдельных.

В первый год они добрались только до устья Яны. Ледовая обстановка была очень тяжелой. Шалауров спешил так, что проскочил даже мимо замеченного им нового острова, хотя и нанес его на карту. Это был один из Ляховских островов, которые тогда еще не назывались Ляховскими, потому что сам Ляхов доберется до них лишь через десять лет, в 1770 г.

Построенный «на собственном коште» галиот, видно, не был отличным судном, команда же Шалаурова состояла из ссыльных и беглых, точь-в-точь как у Христофора Колумба, который в свое время набирал экипаж по тюрьмам. Они зазимовали у мыса Сексурдах. В 1823 г. их зимовку видел штурман Ильин, участник известной экспедиции Анжу.

В следующем, 1761 г. Шалауров упрямо двинулся на восток и снова застрял, на сей раз у Медвежьих островов. С трудом ему удалось ввести судно в устье Колымы. Неподалеку был Нижне-Колымский острог, где находились казаки-поселенцы, начальство местных уездов и продовольственный склад. В припасах и провианте купцу Шалаурову было отказано, и зимовка получилась очень тяжелой. Умерли три человека из команды. И умер Иван Бахов, которому «ведома была наука мореплавания».

Пришло лето 1762 г. После вскрытия льда Шалауров снова пошел на восток. Он дошел с гидрографической съемкой до Чаунской губы, описал ее, открыл и исследовал крупный остров Айон. Дальше за Шелагский мыс хода не было. Были льды. На берегах Чаунской губы не растет лес, нет плавника. Скрепя сердце Шалауров вернулся в низовья Колымы на прежнюю зимовку. Снова колымское начальство отказало ему в провианте. И команда сочла за лучшее разбежаться, бросить купца, который почему-то вовсе не занимается торговлей.

Оставив судно, Шалауров через всю Сибирь помчался в Москву и Петербург. И добился своего упрямый купец. Указом Сената от 22 ноября 1763 г. экспедиция была признана государственной. И купец превратился в географа, руководителя экспедиции. И не теряя ни дня времени, через всю Азию вернулся на Колыму.

Летом 1764 г. галиот Шалаурова снова отправился на восток. И исчез без вести. Различные слухи о его судьбе ходили в Сибири. Первая информация о месте его гибели была сообщена И. Биллингсом, который в 1791–1792 гг. путешествовал по Чукотке. В дневнике Биллингса указано, что один чукотский старшина рассказал ему о существовании на побережье восточнее Шелагского мыса остатков хижины, построенной, по словам его отца, русским, спасшимся с большого корабля. Много лет тому назад чукчи вошли в хижину и нашли в ней несколько обглоданных волками и песцами скелетов, немного провианта, табака и большие белые паруса, которыми хижина была обита.

Многие годы спустя это место и развалины хижины разыскал Ф.Ф. Матюшкин. Прочность ее и способ кладки говорили о том, что это сооружение было делом рук коренных сибиряков-русских. Явных доказательств не оказалось, но все обстоятельства, место и время гибели позволили ему предположить, что здесь нашла свой конец экспедиция Шалаурова. Он был единственным мореплавателем, посетившим в те годы эту часть побережья Северного Ледовитого океана. По-видимому, обогнув наконец-то Шелагский мыс, Шалауров потерпел кораблекрушение возле этих пустынных берегов и умер от цинги со всеми своими спутниками.

(По материалам О. Куваева)

Г.И. Шелихов: «Проплыл моря, открыл страны безвестны…»

Среди имен первооткрывателей и первоисследователей Русской Америки на одном из первых мест стоит имя основателя первых постоянных русских поселений на Аляске Григория Ивановича Шелихова.

Григорий Иванович Шелихов родился в 1747 г. в небольшом городке Рыльске, Курской губернии, в небогатой купеческой семье.

Г.И. Шелихов

В 1773 г. он отправился с рекомендательным письмом знакомого курского купца Голикова к его родственнику в далекую Сибирь, в Иркутск. По приезде в Иркутск Шелихов поступил приказчиком к богатому купцу И. Голикову. На службе у Голикова он приобрел большой коммерческий опыт, побывал во многих городах Сибири, хорошо изучил этот край, познакомился с промышленниками и мореходами, занимавшимися промыслом на Алеутских островах.

В 1775 г. Шелихов женился и решил открыть свое собственное дело. Он оставил службу у Голикова и выехал в Охотск. Здесь Шелихов развернул кипучую деятельность. В компании с различными купцами он стал каждый год снаряжать корабли для промысла морских бобров и котиков на островах Тихого океана. За пять лет, с 1776 по 1781 г., им было снаряжено десять судов.

За эти годы Шелихов не только разбогател и ознакомился с условиями промысла и торговли пушниной, но и разглядел в них новые возможности. Шелихов предлагал образовать постоянную компанию сроком не меньше чем на десять лет. На средства этой компании снарядить корабли, направить их в самые отдаленные места Тихого океана, к североамериканскому побережью и официально присоединить его к русским владениям, основать постоянные русские поселения.

Шелихов считал необходимым наладить мирную торговлю с местными жителями, использовать их на промысле, обучать грамоте, счету, готовить толмачей-переводчиков, мореходов и мастеровых. Корабли компании будут каждый год доставлять пушнину из новых русских владений и отвозить туда все необходимое для русских поселенцев.

Первое постоянное русское поселение Шелихов решил основать на острове Кадьяк. К лету 1783 г. три галиота, заложенные Шелиховым, были готовы. Они назывались «Три Святителя», «Симеон и Анна» и «Св. Михаил». Первым галиотом, на котором предполагал плыть Шелихов, командовал один из лучших русских штурманов на Тихом океане Герасим Алексеевич Измайлов. Вторым галиотом командовал Дмитрий Иванович Бочаров, третьим – подштурман Охотского порта Олесов.

Вместе с Шелиховым в далекое и опасное плавание отправлялась и его жена Наталья Алексеевна. Смелая женщина стойко перенесла с мужем все трудности и лишения. Шелихов не раз потом в своих донесениях с гордостью упоминал об этом.

16 августа 1783 г. корабли вышли из устья Ураки в море. На случай, если бури и туманы разлучат корабли, Шелихов назначил сборным пунктом остров Беринга.

14 сентября галиот «Три Святителя» подошел к скалистому берегу острова. Здесь его поджидал «Симеон и Анна». Третьего судна не было. Шелихов велел высадиться на берег и готовиться к зимовке: наступил период сильных встречных ветров, и плыть на восток было невозможно.

В июне корабли Шелихова снова вышли в море. Сборным пунктом был намечен остров Уналашка. Для «Св. Михаила» оставили в землянке письмо.

22 июля галиоты Шелихова вышли в море. Вместе с промышленниками плыли два толмача и десять алеутов-охотников. На случай прихода «Св. Михаила» на Уналашку было оставлено письмо с требованием немедленно следовать к Кадьяку.

3 августа галиоты вошли в один из заливов на южной стороне Кадьяка и стали на якорь. В первые же месяцы жизни на Кадьяке Григорий Иванович организовал школу, где двадцать пять маленьких эскимосов обучались русской грамматике и счету.

Лишь к весне Шелихов приступил к дальнейшей реализации своих планов. Он нашел недалеко от селения подходящие места, где велел разбить огороды и посеять там ячмень, просо, бобы, картофель, свеклу и репу. Все посевы удались на славу. Привезенные промышленниками козы и свиньи чувствовали себя в Америке не хуже, чем дома, корма было сколько угодно, животные плодились нормально. Одновременно Шелихов приступил к сбору подробных сведений об окрестных островах и американском побережье, во всех направлениях рассылая для этого отряды своих промышленников.

Первый большой отряд в 50 промышленников на четырех байдарах Григорий Иванович отправил 2 мая. Промышленников сопровождали 11 алеутов и 110 эскимосов в своих байдарах. Отряд с успехом выполнил поручение. Русские посетили расположенные к северу от Кадьяка гористые, покрытые лесом острова Афогнак и Шуяк, описали места, удобные для стоянки кораблей, постройки крепостей и селений.

В течение всего лета и осени Григорий Иванович не переставал рассылать артели промышленников по всему побережью Кадьяка, на соседние острова и полуостров Аляску. Они вели промысел морских бобров и котиков и мирно торговали с местными жителями.

Шелихов провел в Кадьяке и вторую зиму 1785/1786 г. Артели Шелихова, которых было около десяти, размещались уже по всему побережью Кадьяка, в нескольких местах на побережье полуострова Аляска, на островах Афогнак и Шуяк. Люди жили в избах, окруженных частоколом. Если в окрестностях леса не было, то рыли землянки.

Григорий Иванович составил подробные планы крепостей на Кадьяке, в заливе Трех Святителей, на Афогнаке и полуострове Кенай, которые он впоследствии приложил к своей докладной записке.

Собираясь покинуть Кадьяк, Григорий Иванович решил оставить вместо себя правителем компанейских дел в Америке К.А. Самойлова, для которого составил обширную инструкцию. Шелихов понимал, что важным условием закрепления русских в далеком, никому из европейцев не известном крае было развитие там землепашества и скотоводства. Он велел Самойлову строить новые хлева и сенники, возделывать огороды.

В мае 1786 г. Григорий Иванович стал готовиться в обратный путь. Шелихов стремился подробнее познакомить своих соотечественников с бытом неведомых «американских народов», прекрасно понимая, как важно, чтобы в России знали возможно больше о новых русских подданных. Поэтому он велел приготовить к вывозу в Охотск несколько десятков оленьих, бобровых и котиковых парок, сплетенные из травы и выдолбленные из дерева шляпы, образцы эскимосской обуви.

22 мая 1786 г. Шелихов вышел в море на галиоте «Три Святителя». На судне находилось 40 эскимосов, которых Шелихов вез с собой в Россию. Не успели «Три Святителя» выйти из залива, как в море показалось какое-то судно. Скоро Григорий Иванович узнал свой галиот «Св. Михаил». Шелихов немедленно приказал «Св. Михаилу» следовать к острову Афогнак, где находилась одна из русских крепостей.

30 июля достигли, наконец, первого Курильского острова. Выйдя в Охотское море, галиот взял курс на север, и утром следующею дня на горизонте показались берега Камчатки. Спустя еще несколько часов галиот «Три Святителя» бросил якорь в устье реки Большой.

Тяжелое плавание было окончено.

В апреле 1787 г. Григорий Иванович с женой прибыли в Иркутск.

Иркутскому генерал-губернатору Якобию Шелихов подал специальную «Записку» о своем плавании, содержащую подробное описание деятельности первых русских поселенцев на Аляске и ценные сведения по географии и этнографии тех мест, карту плавания и планы воздвигнутых там крепостей.

Прекрасная карта плавания Шелихова, а также приложенный к ней подробный «план» Кадьяка, Афогнака и других более мелких соседних островов с частью побережья полуострова Аляска и Кенайского залива были немедленно использованы правительственными и научными учреждениями в Петербурге для составления карт Тихого океана.

Весь этот материал имел большую научную ценность. В 1791 г. «Записка» Шелихова была издана в Петербурге под заглавием «Российского купца именитого Рыльского гражданина Григория Шелехова первое странствование с 1783 по 1787 г. из Охотска по Восточному океану к Американским берегам». Через два года появилось новое издание книги Шелихова. В нем, кроме «Записки», имелась еще глава, посвященная историко-географическому описанию Алеутских и Курильских островов. Книга имела большой успех.

Григорий Иванович прожил в Иркутске до конца 1787 г. За эти несколько месяцев он не только составил свою «Записку», но и разработал обширный план организации крупной компании по изучению и эксплуатации природных богатств Аляски.

Одновременно Шелихов подбирал нового главного правителя на Кадьяк взамен временно оставленного Самойлова. Выбор его пал на искусного морехода и опытного промышленника Е.И. Деларова, пользовавшегося большой известностью среди русских мореходов на Тихом океане. Его именем была названа группа Алеутских островов и горная вершина на одном из островов Шумагина.

5 мая 1787 г. Шелихов дал новому правителю письменное наставление, где требовал, чтобы тот не позже 20 июля вышел в море и обязательно в тот же год достиг Аляски. Далее Григорий Иванович приказывал «по приходе стараться о промысле, о обыскании всяких металлов, минералов и о редкостях». Деларов поспешил уехать и, как потом стало известно, благополучно в то же лето добрался до Кадьяка и с успехом выполнил возложенные на него задачи.

В начале 1788 г. Шелихов вместе со своим главным компаньоном И. Голиковым приехал в Петербург и стал энергично добиваться одобрения планов их компании. Иркутский генерал-губернатор поддержал планы Шелихова и в связи с этим составил на имя Екатерины II обширный «всеподданнейший рапорт». Правительственные учреждения отнеслись с большим сочувствием к проекту Шелихова. Внимательно ознакомилась с ним и Екатерина II, прекрасно понимавшая всю важность этого проекта.

В начале 1789 г. Григорий Иванович возвратился из столицы в Иркутск. Здесь ждало его много неотложных дел. Русские поселения на Аляске требовали неустанного внимания и забот.

В следующее лето после своего прибытия на Кадьяк Деларов отправил по приказу Шелихова в далекое плавание на восток и юго-восток вдоль американского побережья галиот «Три Святителя» под командой опытных штурманов Измайлова и Бочарова. Все материалы, добытые Измайловым и Бочаровым, их судовой журнал, описи и карты Деларов спешно отправил Шелихову. Сведения по географии и этнографии тех мест представляли большой научный интерес.

Зимой 1789/90 гг. Шелихов деятельно готовился к летнему мореходному сезону. Вместе с тем Шелихов начал искать надежную замену Деларову. У Григория Ивановича давно находился на примете каргопольский купец Александр Андреевич Баранов. Григорий Иванович предложил ему место правителя русских поселений на Аляске. Баранов согласился на это предложение.

Деятельность Шелихова из года в год принимала все более широкий размах. Он собирался отправлять свои корабли в Китай, Калифорнию, Индию, Малайю, Индонезию, Филиппины. Баранов начал по его указанию строительство кораблей на Аляске.

Шелихов мечтал весь Тихий океан избороздить своими кораблями. Но совершенно неожиданно 22 июля 1795 г. Григорий Иванович скончался в самом расцвете сил, в возрасте 48 лет.

Велики его заслуги перед русской географической наукой. Они заключаются не только в открытии и исследовании им обширного района северо-западного побережья Америки, но и в том, что этот деятельный, инициативный человек явился организатором целого ряда морских экспедиций на Тихом океане и сухопутных исследований на его азиатских и американских берегах.

Н.Г. Шиллинг: первопроходец северного океана

Русский военный моряк, адмирал Николай Густавович Шиллинг родился в семье прибалтийских дворян. В 1848 г. Шиллинг окончил Морской кадетский корпус в Петербурге, был произведен в мичманы и оставлен в Высшем офицерском классе для продолжения обучения.

В 1851 г. Шиллинг начал военную службу на Балтийском флоте. В 1853–1855 гг. в чине лейтенанта фрегата «Диана» под командованием С.С. Лесовского он совершил переход из Кронштадта к берегам Японии, показав себя умелым и мужественным офицером. Эти его качества особенно проявились во время крушения фрегата. При возвращении домой он был взят в плен англичанами. В плену вел себя весьма достойно, не уронив честь русского офицера.

В последующие годы Шиллинг участвовал в многочисленных морских походах. В 1866 г. в звании капитана 2-го ранга на фрегате «Ослябя» с великим князем Алексеем Александровичем он совершил плавание из Кронштадта до Лиссабона и Азорских островов, в 1871–1872 гг. на фрегате «Светлана» в составе эскадры адмирала К.Н. Посьета ходил к берегам Северной Америки, в 1877 г. находился в действующей армии на Дунае.

В 1865 г. в «Морском сборнике» Шиллинг опубликовал статью «Соображения о новом пути в Северном полярном море». В изучении северных морей на первый план он ставил не достижение рекордов, а проведение научных наблюдений, необходимых для освоения этих морей. На основе изучения движения льдов в западной части Северного Ледовитого океана Шиллинг пришел к выводу о том, что между Шпицбергеном и Новой Землей «находится еще не открытая земля, которая простирается к северу дальше Шпицбергена и удерживает льды за собой». Его предположения блестяще подтвердились открытием в 1873 г. австро-венгерской экспедицией Ю. Пайера и К. Вейпрехта Земли Франца-Иосифа.

Н.Г. Шиллинг

В 1871 г. материалы этой статьи были использованы в «Докладе Комиссии по снаряжению экспедиции в северные моря», составленного П.А. Кропоткиным при содействии А.И. Воейкова, М.А. Рыкачева, Н.Г. Шиллинга, Ф.Б. Шмидта и Ф.Ф. Яржинского.

После смерти Шиллинга в некоторых публикациях именно 1871 г. назывался годом предсказания существования ЗФИ, а авторство этого предсказания приписывалось Кропоткину. Правомочность этой точки зрения опровергается словами самого Кропоткина, который в своих знаменитых «Записках революционера» с присущей ему объективностью сообщил, что «на возможное существование архипелага Земля Франца-Иосифа впервые указал Шиллинг в своем превосходном, но мало известном докладе о течениях в Ледовитом океане».

Умер Шиллинг в Царском Селе (ныне Пушкин) и похоронен на Казанском лютеранском кладбище. Его именем назван мыс на западе острова Вильчека архипелага ЗФИ.

С.Л. Шольц-Рогозинский: открытия под экватором

В 1881 г. мичман русского военно-морского флота, поляк по национальности, С.Л. Шольц-Рогозинский (1861–1896) выступил с проектом научной экспедиции в Западную Экваториальную Африку. Несмотря на молодость автора проекта, у него за плечами уже имелся опыт кругосветного плавания (на крейсере «Генерал адмирал» в 1879–1880 гг.), во время которого он побывал на африканских берегах.

Местом будущих исследований С.Л. Шольц-Рогозинский избрал Камерун – страну, которая тогда еще почти целиком оставалась неизвестной: знакомство европейцев с ее территорией ограничивалось лишь узкой полосой приморской низменности вместе с возвышающимся над ней вулканическим массивом Камерун, а также крайними северными районами между озером Чад и рекой Бенуэ, которые были в свое время частично исследованы путешественниками по Центральному Судану.

Задуманное Рогозинским предприятие было взято под покровительство Русским географическим обществом, в распоряжение которого молодого моряка откомандировали сроком на два года.

С.Л. Шольц-Рогозинский

Изыскать возможности для финансирования экспедиции РГО не смогло, и она была снаряжена С.Л. Рогозинским в основном за собственный счет, частично же – на средства, собранные по подписке (в их сборе Рогозинскому активно содействовали известные польские писатели Генрик Сенкевич и Болеслав Прус). Вместе с С.Л. Рогозинским в Африку отправились еще четверо поляков; из них действенную помощь в исследовательской работе ему оказали геолог Клеменс Томчек и метеоролог Леопольд Яниковский, остальные же двое, Владислав Осташевский-Баранский и Юзе Гиршенфельд, вскоре по прибытии в Камерун устранились от участия в экспедиции.

В декабре 1882 г. С.Л. Рогозинский и его спутники отбыли из Гавра на купленном во Франции паруснике. По пути они посетили Мадейру, Канарские острова, Либерию, Берег Слоновой Кости, Золотой Берег. 16 апреля 1883 г. экспедиционное судно бросило якорь в порту Санта-Исабель на острове Фернандо-По (ныне Масиас-Нгема-Бийого). В конце того же месяца путешественники перебрались на камерунское побережье и основали опорную станцию на острове Мондоле в бухте Амбас (близ современного города Виктория). Оставив там Л. Яниковского, С.Л. Рогозинский и К. Томчек предприняли в июле 1883 г. путешествие в глубь страны. Они поднялись на лодках по впадающей в Камерунский залив реке Мунго до области Бакунду, затем двинулись пешком вверх по долине этой реки и открыли большой семиступенчатый водопад, который она образует неподалеку от Кумбы. Из-за травмы ноги Рогозинский вынужден был на некоторое время задержаться в Бакунду, Томчек же проделал в сентябре 1883 г. самостоятельный маршрут к западу от долины Мунго. Им были открыты текущая в западном направлении река Меме и небольшое озеро Слоновое. В ноябре оба исследователя попытались проникнуть в область истоков Мунго, но это им не удалось. Обратный путь С.Л. Рогозинского и К. Томчека к побережью проходил вдоль восточного подножия вулкана Камерун. На свою базу в бухте Амбас они вернулись 1 января 1884 г.

Следующим этапом исследовательской работы С.Л. Рогозинского явилась инструментальная съемка камерунского побережья от бухты Амбас до устья Меме в феврале – марте 1884 г. В мае экспедиция лишилась еще одного участника: умер от тропической лихорадки К. Томчек. Последующие маршруты С.Л. Рогозинского были ограничены прибрежными районами: заслуживает упоминания совершенное им вместе с Л. Яниковским в декабре 1884 г. восхождение на вершину горы Камерун.

С.Л. Рогозинский собирался предпринять новое путешествие в глубь материка, но осуществлению этого замысла помешали материальные затруднения, болезни, а также конфликт Рогозинского с новыми хозяевами страны – немецкими колонизаторами. В 1885 г. работы экспедиции были свернуты.

В своих исследованиях Камеруна С.Л. Рогозинский рассказал в книге «Под экватором», вышедшей в свет на польском языке в Кракове в 1886 г. В том же году в Варшаве было издано описание его морского плавания вдоль западного побережья Африки. Еще раньше несколько научных сообщений Рогозинского было опубликовано во французской и немецкой географической периодике. С.Л. Рогозинский послал письменные сообщения о своих исследованиях также в адрес Русского географического общества, но они не попали в печать, ввиду чего результаты этой экспедиции остались практически не известными русской общественности.

В 1886 г. С.Л. Шольц-Рогозинский вновь отправился в Африку, на этот раз вместе с женой Хеленой, урожденной Богуской (впоследствии она получила некоторую известность как писательница под псевдонимом Гайота). Поселившись на Фернандо-По, он находился там до 1891 г. и изучал внутреннюю часть острова.

А.И. Шренк: знаток европейских тундр

Конец XVIII – начало XIX в. – время, когда снаряжаются академические экспедиции для изучения окраин Российского государства. Европейский Север в то время был малоизученной территорией, которая ждала своих исследователей. Одним из ее первопроходцев стал Александр Иванович Шренк.

Александр Иванович Шренк (Александр Густав фон Шренк) – немец русского происхождения, потомок древнего рода Шренков, родился в 1816 г. Окончив Дерптский университет со степенью кандидата философии, поступил в 1837 г. в ботанический сад на должность ботаника. В том же году летом был командирован в Архангельскую губернию.

По прибытии в Архангельск Александр Иванович встретился с архимандритом Вениамином, настоятелем Антониево-Сийского монастыря, который в 1824–1830 гг. побывал во всех уголках европейской тундры с православной миссией и был знаком с обычаями и языком местных жителей. Далее путь Шренка лежал через Мезень на Печору в Усть-Цилемскую слободу. Затем он пересек Большеземельскую тундру, посетил Вайгач и Полярный Урал. Через Пустозерск, Малоземельскую и Канинскую тундры вернулся в Мезень, а оттуда в Петербург. Путешествие закончилось в октябре 1837 г.

А.И. Шренк

Во время путешествия Александр Иванович особое внимание уделял северной границе леса, отмечал лесные острова, которые встречались на пути. Например, он так характеризует состояние лесного острова на реке Море-Ю: «Это была та самая лесная оаза, которая за исключением лесов, находящихся в нижнем течении Печоры, представляет самую северную в Большеземельской тундре и которая, подобно лесным оазам Точьги, служит самоедским кладбищем. Она называется Хайодепадара, т. е. священным лесом… Лес этот состоит исключительно из кривых елей, между которыми кое-где попадаются кустарники можжевельника».

А.И. Шренком на основе исследований Бэра и Рупрехта, а также на собственных наблюдениях разработана схема областей для европейских тундр. Эти области представляют собой географические подзоны, которые в общих чертах совпадают с современным районированием: лесная область с обильными лесами, северная лесотундра, кустарниковая тундра, арктическая подзона полигональных тундр.

Имея многосторонние интересы, Александр Иванович не ограничился изучением растительности. Он одним из первых заинтересовался вопросом распространения вечной мерзлоты. В городе Мезени и деревне Устье он проводил изучение глубины залегания вечной мерзлоты и установил, что в Мезени она находится на глубине 4,26 м, а около Устья на глубине 1,5 м, при этом толщина промерзания составляла 1,7 м.

Посетив оостров Вайгач и проведя геогностические наблюдения, А.И. Шренк подтвердил предположение, высказанное В.В. Крестининым и Н.Я. Озерецковским о том, что остров «есть продолжение горной цепи континента», которая в настоящее время называется Пай-Хойской складчатой системой, объединяющей в геологическом отношении хребет Пай-Хой, о. Вайгач и южный остров Новой Земли. Во время путешествия по Канинской тундре собрал сведения о Канинском кряже и сделал предположении о том, что он представляет «собой конец Тиманской цепи, отделенный от своего главного хребта Чошской губой».

Шренк был первым, кто исследовал и оставил научные сведения о рельефе северо-востока европейской части России. Установил, что тундра – это не только заболоченные пространства, как до того считалось, а «в ней достаточно сухих, холмистых территорий».

Александр Иванович не оставил без внимания гидрографию района путешествия, подробно описывая направление рек, характер течения, грунты. Собрал сведения о крупных озерах, в частности о Вашуткинской озерной системе и озерах Малоземельской тундры.

Шренк упоминает о минеральных источниках в скалистой горе Адак (хребет Чернышева). Источники находятся в долине ручья Пымва-Шор (с коми – ручей теплой воды), который впадает в р. Адьзву. Они известны как самые северные термальные источники в России, в 1999 г. объявлены памятником природы регионального значения.

В XIX в. большое внимание уделялось образу жизни коренных народов окраин России. Шренк дает антропологическое описание представителей ненецкой национальности, характеризует их как невероятно добродушный и честный народ. Александр Иванович записывает «скудные сведения» о родовой организации ненцев, с интересом изучает быт и обычаи местного населения, начиная от установки чума, меню, календаря и заканчивая религиозными воззрениями. Будучи на острове Вайгач, он посетил одно из важных святилищ ненцев и оставил его описание.

Помимо знакомства с жителями тундр Шренк собирал сведения о доненецком народе, который, как он полагал, был ассимилирован ненцами и коми и впервые упоминается как заволоцкая чудь, у ненцев же известен, как сихиртя. Память о нем сохранилась в географических топонимах: Лая, Куя, Вижас, Ома, этимология которых до сих пор неизвестна. В то время еще была свежа память о следах пребывания чуди – «чудские пещеры или курганы». Со слов ненца-проводника Шренк записал рассказ о пещерах, которые сохранились в долине р. Каратайки: «…их в том месте 5 или 6 холмов, почти четырехугольных, так что они, по-видимому, были сделаны человеческими руками; внутренность их пуста и представляет 4-угольное пространство, стены которого вытесаны балками, наподобие русских жилых комнат; только крыши у них не были покрыты тесом, отчего они почти во всех пещерах провалились… Двери или выходы этих подземных хижин были низки, все обращены к востоку».

Александр Иванович приводит сведения, по которым Хабаровы и Сумароковы, проживающие в Пустозерске, ведут свой род от чудского племени. Действительно фамилия пермяков Сумароковых часто встречается в Платежной переписной книге Пустозерской волости 1574/75 гг., в одном их первых документов о Печорском крае.

Во время путешествия Шренк проявил интерес к лингвистическим изысканиям. В частности, он изучал поморские выражения, и полученный материал использовал в статье, адресованной Русскому географическому обществу, – «Областные выражения русского языка в Архангельской губернии» (1850). Здесь приводится этимология 374 слов, собранных в течение двух путешествий на восток и на запад этого края.

Александр Иванович уделял внимание происхождению географических названий. Особый интерес вызывают легенды, связанные с возникновением топонимов. В свете утраты носителей языка у ненцев, исследования Шренка имеют огромное значение.

Во время путешествия по Архангельской губернии Александр Иванович обращал внимание на существующую транспортную систему. На обратном пути из Мезени возвращался по еще строящемуся сухопутному Мезенскому почтовому тракту, чтобы иметь о нем представление. Благодаря его записям исследователям стали доступны сведения о старинных водно-волоковых путях, которые соединяли Архангельск с Печорой и Сибирью: Пезский волок, Чешский волок через полуостров Канин, через п-ов Ямал по рекам Местна и Зеленая; водно-волоковой путь, соединяющий р. Каму и Печору, по которому ежегодно в Печору сплавлялись чердынские купцы и обеспечивали товарами все Нижнепечорье до начала XX в. Кроме этого была собрана информация о четырех переходах через Полярный Урал, «из них два южнейших были известны уже в XVI столетии, потому что посредством их сообщались с Сибирью; по ним же каждую зиму переходят Урал жители Пустозерска, Усть-Цильмы и ижемские Зыряне, которые ежегодно посещают устраиваемую в Обдорске ярмарку…»

Результатом экспедиции Шренка стал двухтомный труд «Путешествие к северо-востоку Европейской России через тундры самоедов к Северным Уральским горам». Он стал своеобразной энциклопедией по Малоземельской и Большеземельской тундрам и Полярному Уралу. Нашим современникам она предоставляет материал для исследования по ботанике, геологии, этнографии, метеорологии, лингвистике, экономике и пр.

Путешествие Шренка в европейские тундры стало началом его научной карьеры: в 1839 г он участвовал экспедиции в Лапландию, в 1841–1842 гг. – в казахские степи и Джунгарию. В 1848 г. защитил диссертацию в Дерптском университете, после чего был утвержден в звании приват-доцента и стал читать лекции по палеонтологии, минералогии и геологии. Однако в 1853 г. покинул университет и поселился в своем имении в Лифляндии, где занялся обработкой материала для описания казахских степей. В 1868 г. переехал в Дерпт, где умер 25 июня 1876 г.

(По материалам Н. Николаевой, Ненецкий краеведческий музей, г. Нарьян-Мар)

В.В. Юнкер: русский в дебрях Африки

В январе 1879 г. на заседании Русского географического общества в Петербурге собравшиеся слушали с огромным интересом доклад одного из своих сочленов, доктора медицины Василия Васильевича Юнкера. Докладчик изложил результаты своего трехлетнего путешествия по экваториальным областям Центральной Африки, проделанного им с конца 1875 г. по середину 1878 г. Маршрут, пройденный Юнкером, собранные им коллекции, мастерски и точно составленные карты, ценные в научном отношении сведения об этом малоизвестном континенте сразу же убедили слушателей в том, что перед ними находится настоящий исследователь, а не простой турист-путешественник, – вдумчивый, уже вполне сформировавшийся научный работник.

В.В. Юнкер

В.В. Юнкер родился в Москве 18 апреля 1840 г. Первоначальное образование он получил за границей в школах Германии и Швейцарии, некоторое время обучался в петербургской школе Петра и Павла. По окончании среднего образования он начал изучать медицину в Петербургской Военно-медицинской академии, затем продолжал учиться в Геттингенском, Берлинском и Юрьевском (ныне Тарту) университетах.

Получив степень доктора медицины, Юнкер тем не менее не занялся врачебной практикой, так как его привлекало иное призвание – географические исследования. Уже в зрелом возрасте, с 1873 по 1875 г., он предпринял большое путешествие по Западной Европе, посетил Адриатическое море, побывал в Северной Африке, в Тунисе, Нижнем Египте. Это послужило ему прекрасной школой, подготовившей его к давно задуманному им большому путешествию по Африке.

Окончательное решение приступить к серьезной работе по изучению Африки и выбор района исследований были приняты в 1875 г. после того, как Юнкер на Всемирном географическом конгрессе в Париже встретился с рядом африканских путешественников и обсудил с ними этот вопрос. Районом исследования была выбрана южная часть Судана, расположенная по левому берегу Белого Нила – малоизвестный в то время султанат Дарфур. Попутно Юнкер решил совершить небольшую экскурсию на запад от дельты Нила в Ливийскую пустыню.

Весь январь 1876 г. прошел у Юнкера в деятельных приготовлениях к новому путешествию, уже в глубь Африки.

Отправиться в глубь Судана было решено из города Суакин, лежащего на побережье Красного моря. Это давало возможность обследовать совершенно неизвестную тогда долину реки Барака и путь от Суакина до Кассалы и далее до Хартума у слияния Белого Нила с Голубым. От Каира до Суэца Юнкер проехал по железной дороге, а оттуда отправился морем сначала в Джедду на побережье Аравии, служащей портом Мекки, а далее до Суакина. Последнее плавание – через Красное море – Юнкер совершил на парусной барке.

Кассала – столица провинции Така, торговый город, с фабрикой для очистки хлопка. С Суакином и Массауа он соединен телеграфной линией. В окрестностях успешно возделывают зерновые хлеба, хлопчатник, имеются хорошие пастбища. Здесь много разнообразных диких животных, и поэтому область Така – прекрасное место для ловли зверей, отправляемых из Кассалы в зоологические сады и зверинцы Европы и Америки.

В начале апреля 1876 г. небольшой караван Юнкера, вожаками которого были бедуины-шукурие, выступил из пыльного и душного города. Путь далее, до Хартума, шел по пустынной и безводной местности. Сильные колебания суточной температуры воздуха сильно беспокоили путников. Юнкер наблюдал здесь собакоголовых обезьян-бабуинов.

После населенного пункта Абу-Харас путь пролегал уже вдоль берега Голубого Нила, столь благодатного для Египта своими половодьями. Отсюда уже недалеко до Хартума.

В Хартуме Юнкер провел два месяца, занимаясь обработкой своих дневников и приводя в порядок собранные им этнографические коллекции. Сопровождавший его помощник сначала коллектировал животных, главным образом птиц, в окрестностях Хартума, а затем отправился вверх по Нилу, откуда через два месяца привез богатую добычу.

Однако, если на Белом Ниле Юнкер преимущественно созерцал картины природы, то на реке Собат начались строго научные наблюдения, тем более, что эта река еще не была хорошо известна. Юнкеру удалось произвести тщательные измерения направления русла этой реки и составить карту, которая серьезным образом исправляла сделанные ранее. Также были описаны берега, сделаны наблюдения над режимом воды.

Прибыв в Ладо, Юнкер предполагал направиться в земли племени макарака, и для этого должен был ждать в Ладо ожидаемый оттуда транспорт слоновой кости и двинуться в путь с возвращающимися носильщиками. Это ожидание продолжалось два месяца, и Юнкеру удалось провести ряд наблюдений над племенем бари.

В конце января 1877 г. караван, к которому присоединился Юнкер со своим помощником, выступил в путь.

Пребывание Юнкера в области Макарака дало ему возможность самым тщательным образом обследовать эту местность, представляющую часть водораздельного пространства левых притоков Белого Нила, р. Конго и ее правых притоков. Ему удалось собрать значительные этнографические коллекции, составить карту посещенных им местностей, записать небольшой словарь языка мунду.

Наконец Юнкер решил закончить свою работу и, вернувшись в Ладо на Нил, выехал обратно в Хартум. Здесь он упаковал свои многочисленные коллекции и направился сначала через Беюдскую пустыню, затем вдоль Нила до Вади-Хальфа караванным путем. Отсюда он проехал сначала на барке, а потом по железной дороге до Каира, откуда возвратился на родину, в Петербург. Так закончилось трехлетнее пребывание Юнкера в экваториальных областях Центральной Африки.

Конец 1879 г. застает Юнкера снова в Александрии, куда он прибыл, направляясь в свое второе путешествие в Экваториальную Африку. Это путешествие, по ряду случайных причин, затянулось на семь лет, и только в самом начале 1888 г. Юнкер смог вернуться в Россию после очень тяжелых испытаний, потеряв все собранные им коллекции и сохранив только свои дневники.

Из Каира Юнкер отправился в Суэц по железной дороге, а оттуда в Суакин. Отсюда он решил пробраться в Хартум, но не по известному ему уже пути через Кассалу, а через Бербер – город на Ниле. В Хартуме, отпраздновав с некоторыми знакомыми ему там европейцами Новый, 1880 год, Юнкер отправился вниз по Белому Нилу с целью добраться до Ладо, а оттуда, через земли Макарака, к реке Уэле.

Юнкер решил проехать на пароходе по Бахр-эль-Газалю до Мешра-эр-Рек, чтобы оттуда уже двинуться сухим путем в страны племени азанде. Путешествие по Бахр-эль-Газалю оказалось нелегким. Пароход «Измаилия», на котором ехал Юнкер, все время должен был пробиваться через огромные плавучие скопления травы.

Прибыв в Джур-Гаттас, Юнкер решил направиться на запад, посетив одного из вождей племени азанде – Ндоруму, и через его страну и область Мангбатту пройти на реку Уэле.

Когда Юнкер прибыл к Ндоруме, приближался период сильных тропических дождей. Так как вождь желал удержать Юнкера как можно дольше в своих владениях, пришлось приступить к сооружению прочной станции. При помощи сотен работников, назначенных для этого Ндорумой, удалось соорудить хорошее и надежное жилище.

Устройство станции в резиденции Ндорумы не означало, что Юнкер решил долго здесь оставаться. Он обошел вокруг всех владений Ндорумы, подошел к реке Уэле, переправился через нее, достиг Мангбатту, и снова перешел через Уэле. Путешествие заняло четыре месяца.

Вернувшись на свою станцию во владения Ндорумы в декабре 1880 г., Юнкер тотчас же предпринимает новое путешествие, так как наступило лучшее для этого время года. Он совершает ряд экспедиций к соседним племенам.

Конец 1881 г. и половину 1882 г. Юнкер посвятил ряду круговых маршрутов к югу от Уэле и ее притока Бомоканди. Это дало ему возможность внести значительные исправления в карты некоторых участков этой местности, составленные до него итальянским путешественником Миани.

Найдя радушный прием у местных племен азанде, Юнкер имел возможность произвести интересные этнографические наблюдения.

Путешествия к югу от Уэле закончились переходом Юнкера на станцию Тангази в земле Мангбатту. Ему удалось доказать, первым из европейцев, что Уэле является притоком Конго, а не Нигера, как предполагали до него.

Потеряв возможность из-за волнения местных племен вернуться в Хартум и дальше в Каир, Юнкер решил пробираться на юг, в Уганду. В январе 1886 г. он отправился на юг с целью достигнуть Занзибара. Переправившись через озеро Альберт, Юнкер стал искать возможности пробраться далее.

Только в июле 1886 г. Юнкер покинул столицу Уганды и отправился в путь. Через полтора месяца он вышел к озеру Виктория и здесь сел на парусную лодку миссионеров, которая находилась в пути 26 дней. Плаванию мешали южные и юго-восточные ветры, особенно сильные в это время года. Переплыв озеро, Юнкер присоединился к большому каравану со слоновой костью и только в конце декабря 1886 г. достиг берега Индийского океана и затем Занзибара. Отдохнув на Занзибаре, Юнкер отправился на пароходе через Аден в Суэц, а оттуда по железной дороге в Каир. В апреле 1887 г., на торжественном собрании Русского географического общества в Петербурге, Юнкер выступил с подробным докладом о своем семилетнем путешествии по Экваториальной Африке.

Здоровье его было в значительной степени ослаблено перенесенными лишениями, и Юнкер мечтал, окончив обработку материалов своих путешествий, поселиться на юге Европы или в Египте. Три года он провел в Вене, приводя в порядок свои дневники, и издал описание своего путешествия в трех томах на немецком языке.

В конце 1891 г. Юнкер вернулся в Петербург, где стал хлопотать об издании своего труда на русском языке, но здесь заболел инфлуэнцой и умер 1/13 февраля 1892 г.

Работы Юнкера до сих пор представляют собою большую ценность: в них собран интереснейший и богатейший материал, полученный русским исследователем по географии, этнографии и истории южной части Восточного Судана и Уганды. Особенно следует отметить точность карт местностей, посещенных Юнкером.

Но не только карты представляют основное достоинство трудов Юнкера. С такой же добросовестностью он дает географические описания ландшафтов, описывает растительный покров, животный мир тропического леса. По отзывам специалистов, эти описания Юнкера не уступают в точности и в научности тем описаниям, которые сделали бы специалисты зоологии или ботаники. Интересен собранный им этнографический материал, характеристика племен, с которыми он встречался, их племенные отличия, вся их материальная культура: оружие, утварь, одежда и украшения.

В противоположность большинству западноевропейских путешественников, Юнкер во время своих путешествий неизменно проявлял уважение к туземцам. Своим отношением Юнкер заслужил доверие многих африканцев. Теплые дружеские чувства связывали его с вождем племени бомбе Ринггио; он совершил обряд побратимства, «поменялся кровью» с вождем племени Мангбатту Момбангой. Василий Васильевич Юнкер был искренним другом, врачом и советчиком многих обитателей стран Центральной Африки, которые он посетил.

Литература

Афанасий Никитин. Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг. М., Л., 1948.

Базилевская Н.А., Мейер К.И., Станков С.С., Щербакова А.А. Выдающиеся отечественные ботаники. М., 1957.

Беллинсгаузен Ф.Ф. Двукратные изыскания в южном ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 годов, совершенные на шлюпах «Востоке» и «Мирном». М., 1960.

Бутаков А. Пуло-Пенанг и Сингапур (Из записок русского морского офицера во время путешествия вокруг света в 1840, 1841 и 1842 годах). «Отечественные записки», XXVII, 1843.

Вахтин В. Русские труженики моря. СПб., 1890.

Визе В.Ю. Моря Советской Арктики. М., Л., 1948.

Голубев Д.М. Русские в Антарктиде. М., 1949.

Давидсон А.Б., Макрушин В.А. Облик далекой страны. М., 1975.

Давыдов Ю.В. Фердинанд Врангель. М., 1959.

Демин Л.М. Семен Дежнев. М., 1990.

Дивин В.А. Великий русский мореплаватель А.И. Чириков. М., 1953.

Доржиев Ж.Д., Кондратьев А.М. Гомбожаб Цыбиков. Иркутск, 1990.

Записки русского морского офицера во время путешествия вокруг света в 1840, 1841 и 1842 годах. «Отечественные записки», XXXIII, 1844.

Зубов Н.Н. Отечественные мореплаватели – исследователи морей и океанов. М., 1954.

Косвен М.О. Первый русский африканист М.Г. Коковцев. – «Советское востоковедение», 1956, № 2.

Котуков М.П. Великий подвиг: открытие Антарктиды, М., 1950.

Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики. М., Л., 1950.

Кублицкий Г.И. По материкам и океанам. Рассказы о путешествиях и открытиях. М., 1957.

Лактионов А.Ф. Ф.П. Врангель. – «Проблемы Арктики», 1945, № 2.

Леонтьева Г.А. Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров. М., 1991.

Магидович И. П., Магидович В.И. Очерки по истории географических открытий. М., 1984.

Метелкин А.И. Л.С. Ценковский. Основоположник отечественной школы микробиологов. М., 1950.

Молявко Г.И., Франчук В.П., Куличенко В.Г. Геологи, географы; биогр. справочник. Киев, 1985.

Нансен Ф. Шпицберген. Л., 1938.

Пасецкий В.М. «Геркулес» исчезает во льдах: жизнь и путешествия В.А. Русанова. М., 1961.

Пасецкий В.М. Отогревшие землю. М., 1971.

Первая Русская Антарктическая экспедиция 1819–1821 гг. и ее отчетная навигационная карта. Л., 1963.

Подвиг Семена Дежнева. М., 1973.

Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. 1849–1855. Хабаровск, 1969.

Прончищева (1713–1736). Гордость земли Тульской. Тула, 1991. Т. 2.

Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю… М., 1948.

Романов Д.М. Полярные Колумбы: (Туляки и калужане – герои Великой Северной экспедиции XVIII в.). Тула, 1976.

Русские мореплаватели. М., 1953.

Русские открытия в Антарктике в 1819–1820—1821 годах. М., 1951.

Сведения об экспедиции, снаряженной для описи Аральского моря в 1848 г. – «Вестник Географического общества», VII, 1853, отд. VII.

Светлов Л.Б. Позабытое имя (М.Г. Коковцев). – «Вопросы истории», 1967, № 1.

Собр. соч. Сенковского (Барона Брамбеуса): В 9 т. / Вступ. ст. П. Савельева. Спб., 1858–1859.

Сто великих мореплавателей. М., Вече, 2000.

Ступишин А.В. Ф.Ф. Беллинсгаузен и учение о корралловых островах. «Известия Всесоюзного географического общества», 1950, т. 82, вып. 3.

Teхомиров B.B., Cофиано T.A. Двести двадцать пять лет co дня рождения академика И.И. Георги. – «Изв AH CCCP Cep. геологич.», 1954, № 5.

Фрадкин Н.Г. Путешествия И.И. Лепёхина, Н.Я. Озерецковского, В.Ф. Зуева. М., 1948.

Фрадкин Н.Г. С.П. Крашенинников. М., 1974.

Ценковский Л.С. Отчет о путешествии в Северо-Восточный Судан. СПб., 1850.

Чеpненко М.Б. Ф.П. Врангель и Ф.Ф. Матюшкин. В кн.: Русские мореплаватели. М., 1953.

Шокальский Ю.М. Столетие со времени отправления Русской антарктической экспедиции под командой Ф. Беллинсгаузена и М. Лазарева. – Известия Российского географ. общества, 1928. Т. 60. Вып. 2.

Шренк Александр Иванович. Русский биографический словарь. Спб., 1911.

Использованы материалы сайта http: //100top.ru/encyclopedia

Оглавление

Во славу Отечества

П.Ф. Анжу: в поисках северных островов

В.К. Арсеньев: «русский Купер»

Л.К. Артамонов: стирая «белые пятна» с карты Черного континента

В.В. Атласов: «камчатский Ермак»

А.А. Баранов: правитель Русской Америки

Н.А. Бегичев: полярный землепроходец

Ф.Ф. Беллинсгаузен: вперед, к Антарктиде!

В. Беринг: «русский Колумб»

Н.Я. Бичурин: «Следопыт Востока»

Н.К. Бошняк: открыватель сахалинского угля

А.К. Булатович: исследователь «африканского Тибета»

А.И. Бутаков: исследователь Арала

Н.И. Вавилов: побывавший на пяти континентах

Ч.Ч. Валиханов: «блестящий метеор над головами казахов»

М.И. Венюков: объехавший мир и переведший «Марсельезу»

А.И. Велькицкий: имя, увековеченное на карте Арктики

А.И. Воейков: геофизик, предсказавший будущее

Ф.П. Врангель: в поисках «матерой земли»

Василий Гагара: хождение в Иерусалим и Египет

М.С. Гвоздев: знаменитый геодезист

И.Г. Георги: в честь него цветок назван георгином

С.Г. Гмелин: выдающийся натуралист

В.М. Головнин: патриот Дальнего Востока

Н.С. Гумилев: нетерпение достичь Харэра

С.М. Дежнев: открывший пролив, названный Беринговым

А.В. Елисеев: дорогами Африки и остального мира

Л.А. Загоскин: открыватель новых земель

В.Ф. Зуев: он первым пересек Северный Урал

М.А. Кастрен: «зачинатель, опередивший продолжателей»

А.Ф. Кашеваров: креол – патриот Аляски

Е.П. Ковалевский: странствователь по суше и морям

П.И. Козлов: наследник и преемник Пржевальского

М.Г. Коковцов: первый русский африканист

В.Л. Комаров: выдающийся академик-ботаник

Ф.Ф. Конюхов: покоритель пяти полюсов Земли

Н.Л. Корженевский: он стирал «белые пятна» с карты Памира

О.Е. Коцебу: он хотел видеть сильной Россию

А.Н. Краснов: творец колхидского рая

С.П. Крашенинников: летописец Камчатки

И.Ф. Крузенштерн: первый кругосветный мореплаватель России

М.П. Лазарев: флотоводец-новатор

Г.И. Лангсдорф: энциклопедист, объехавший полмира

Д.Я. Лаптев: его именем названо море

Г.С. Лебедев: адепт «древней мудрости Востока», первый русский индолог

И.И. Лепёхин: путешественник, естествоиспытатель и лексикограф

Ю.Ф. Лисянский: трижды первооткрыватель

Ф.П. Литке: его имя повторяется на карте мира 15 раз

Р.К. Маак: имя, оставшееся в истории Сибири

С.О. Макаров: его любимый девиз – «Помни войну»

С.Г. Малыгин: и капитан-командор, и ледокол

А.Ф. Миддендорф: познавший тайны северных земель

Н.Н. Миклухо-Маклай: друг темнокожих народов

И.Ю. Москвитин: искавший «Серебряную гору»

И.В. Мушкетов: родоначальник русской сейсмологии

Г.И. Невельской: и путешественник, и военный

А.Н. Никитин: «хожение за три моря»

А.С. Норов: поклонение Гробу Господню

В.А. Обручев: и ученый, и писатель

Д.Л. Овцын: участник Великой Северной экспедиции

Н.Я. Озерецковский: открывший Озерный край

П.С. Паллас: его именем называли животных и растения

П.К. Пахтусов: отважный мореход и честный гражданин

П.И. Пашино: известный востоковед – забытый странник

М.В. Певцов: разносторонний практик и географ-исследователь

Н.М. Пржевальский: гордость России

Епископ Порфирий (Успенский): божья пчела российской науки

Г.Н. Потанин: «сибирский Ломоносов»

В.Д. Поярков: открывший Амур и Приамурье

В.В. Прончищев: пионер русского Севера

Н.К. Рерих: «великий друг Индии»

В.И. Роборовский: достойный ученик Пржевальского

В.А. Русанов: след в истории Арктики

Н.П. Рычков: «Его описания и доныне могут служить с пользою»

Яков Санников: в поисках неоткрытой земли

В.В. Сапожников: ботаник с мировым именем

Г.А. Сарычев: составитель карт и генерал-гидрограф

Н.А. Северцов: основоположник русской экологии животных

Г.Я. Седов: одержимый Северным полюсом

П.П. Семенов-Тян-Шанский: полвека во главе Географического общества

О.И. Сенковский: «Мефистофель николаевской эпохи»

Г.В. Стеллер: открыватель морской коровы

Э.В. Толль: к неведомым землям

Г.Л. Травин: на «железном олене» вдоль границ СССР

А.П. Федченко: первый исследователь Ферганы и Алая

Е.П. Хабаров: «Четыре земли привел под государеву руку»

Л.С. Ценковский: выдающийся ботаник, основатель бактериологии

Г.Ц. Цыбиков: паломник у святынь Тибета

А.Л. Чекановский: нанес на карту Восточную Сибирь

С.И. Челюскин: «Начатое свершиться должно»

И.Д. Черский: положивший начало изучению геологии Сибири

А.П. Чехов: «Моя мечта – поездка на Шпицберген»

А.И. Чириков: открыватель дальневосточных просторов

П.А. Чихачев: великий русский натуралист

В.Я. Чичагов: моряк – кавалер ордена св. Георгия

Н.П. Шалауров: пропавший галеот географа-самоучки

Г.И. Шелихов: «Проплыл моря, открыл страны безвестны…»

Н.Г. Шиллинг: первопроходец северного океана

С.Л. Шольц-Рогозинский: открытия под экватором

А.И. Шренк: знаток европейских тундр

В.В. Юнкер: русский в дебрях Африки

Литература Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg