«Великий князь Дмитрий Донской»

Великий князь Дмитрий Донской (fb2) - Великий князь Дмитрий Донской (Правители России - 9) 6953K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Анатольевна Плотникова

Ольга Плотникова Великий князь Дмитрий Донской 12 октября 1350 – 19 мая 1389

© ИД «Комсомольская правда», 2015 год

* * *

И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль… Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль… А. Блок. На поле Куликовом

1 июня – день памяти Дмитрия Донского, князя Московского и великого князя Владимирского. Дмитрий Иванович умер на тридцать девятом году жизни, в 1389 году, и был погребен в Архангельском соборе в Москве. В 1988 году великий князь Дмитрий был причислен к лику святых, что совпало с 1000-летним юбилеем принятия христианства на Руси.

Икона Дмитрия Донского

Можем ли мы сегодня с уверенностью сказать, что хорошо знаем страницы истории нашей Родины, отделенные от нас более чем шестью с половиной веками? – конечно, нет. Историчность, так же как и легендарность, того или иного события в прошлом сложно доказуема. И связано это с тем, что количество источников, повествующих нам о событиях средневековья, крайне мало, а вопрос об их надежности сложен. Кто для нас сегодня Дмитрий Донской – легенда, миф, собирательный образ богатыря-героя, всегда готового встать на защиту своего Отечества? Я думаю, что все это именно так. «Лишь есть одна возможность сказать мгновенью “Стой”: Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой», – писал Константин Бальмонт.

Князь Дмитрий Донской занял ключевое место в нашей системе национальных ценностей.

Историческая память формирует для нас стойкие образы героев прошлого – Владимир Креститель, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Александр Невский, Дмитрий Донской и другие прославленные герои определяют лицо нации. Именно благодаря таким образам формируется культурно-исторический тип нации, выстраивается личностная самоидентификация – наше Я.

«Никто из потомков Ярослава Великого, кроме Мономаха и Александра Невского, не был столь любим народом и боярами, как Димитрий, за его великодушие, любовь к славе отечества, справедливость, добросердечие», – писал о великом князе великий историк Н. М. Карамзин.

Родословная великого князя Дмитрия Ивановича

Постигнуть судьбу и подвиг князя Дмитрия Ивановича невозможно без постижения его родословной. В первую очередь в связи с тем, что судьба этого великого человека неотделима от судеб его великих предков, своим трудом и ратными подвигами создавших историю государства Российского. Род Дмитрия Ивановича происходит от великого князя Киевского Владимира Всеволодовича Мономаха.

Владимир Мономах (1113–1125, великий князь Киевский)

Владимир Всеволодович был назван Мономахом благодаря своей матери – дочери византийского императора Константина Мономаха. Начиная с XV века корона русских князей – шапка Мономаха стала служить символом монархической власти и богоизбранности правящего рода. Идея возведения родословной русских князей от рода Мономаховичей, то есть от византийских императоров, впервые прослеживается в сочинении самого Владимира Всеволодовича – «Поучении», в более развернутом виде эта идея обнаруживается в произведениях XVI века – «Сказании о князьях Владимирских» и «Книге степенной царского родословия» («Степенной книге»), составленной по приказу Ивана Грозного.

Внимание, уделенное составителем «Сказания о князьях Владимирских» царскому венцу как символу власти, далеко не случайно. Здесь прослеживается все та же аналогия ветхозаветных и новозаветных событий, которую средневековые авторы находят во всех значимых событиях действительности и отражают, вкладывая определенный символический смысл, в своих произведениях.

Так, венец Христа – символ царской власти, символ богоизбранности и легитимности власти. Именно эта идея так нужна была для проведения централизации и укрепления власти.

Роль своеобразного венца играла на Руси княжеская шапка, впоследствии названная шапкой Мономаха: «отряжает убо послы к великому князю Владимеру Всеволодичю: митрополита ефескаго Неофита от Асиа и с ним два епископа, митулинскаго и милитинского, и стратига антиохийскаго, игемона иерусалимскаго Иеустафиа, и иных своих благородных. От своеа же царскиа выа снимает животворящий крест от самого животворящаго древа, на нем же распятся владыка Христос», – читаем в «Сказании…».

Великий князь Владимир Мономах. Портрет из «Титулярника» 1672 г.

В 1097 году в Любече Владимир Мономах организует княжеский съезд, на котором закрепляется принцип – «каждый держит отчину свою». Реализацией нового принципа междукняжеских отношений стало расчленение территории Древнерусского государства на уделы, закрепленные за потомками Ярослава. Режим Любечского съезда остался как идеальная желаемая схема в среде Мономаховичей (точнее, у Мстиславичей), которые и впредь не будут оставлять надежд возродить политическое наследие деда. Но их усилия останутся безуспешными, поскольку остальные князья будут придерживаться противоположного мнения о Киеве как общединастическом достоянии.

Попытки распространения отчины на Киев подорвали авторитет центральной власти, а незавершенность этого процесса предопределила ослабление Киева. Однако уже московские князья вновь возвратятся к идее старшинства и отчины, а вместе с ней начинают культивировать идею шапки Мономаха – обращаясь к ветхозаветным и новозаветным параллелям, с тем чтобы при помощи Ноя, Авраама и Иакова восстановить непоколебимость и легитимность власти династии Мономаховичей, что должно было способствовать возвышению статуса московских князей на новых рубежах истории.

После смерти Владимира Мономаха в 1126 году земли Киевского государства были разделены между его сыновьями в соответствии с завещанием. После смерти Владимира его сыновья повели ожесточенную борьбу за киевский стол. Междоусобная война князей послужила толчком к распаду Великой Киевской державы.

«Любое единство неизбежно относительно, поскольку оно всегда включает в себя остатки предшествующих общностей и соединяет также неоднозначные вновь возникающие тенденции и явления», – отмечал известный историк и филолог Владимир Алексеевич Мошин. За период с XI века по первую треть XIII века из состава Киевского государства выделилось 12 самостоятельных княжеств, границы которых практически совпадали с территорией бывших племенных княжений, некогда объединенных властных рукой Олега и его потомков. «Местные миры, стянутые к Киеву князьями в X в., опять потянули к своим центрам», – писал по этому поводу Василий Осипович Ключевский. Практически все эти княжества закрепились за определенной ветвью великокняжеского рода Мономаховичей, исключением стали Киевское и Переяславское княжества, а также Новгородская и Псковская земли. Несмотря на то что Киев потерял значение политического центра страны, до середины XIII века киевский стол продолжал считаться старшим в землях русских. А само понятие «отний стол», обнаруживаемое в летописях (также была употребима форма «стол отца своего и брата своего», а начиная с XII века устанавливается форма «стол отца и деда»), долгое время отождествлялось именно с киевским великокняжеским престолом и указывало на распространение принципа старшинства как основополагающего в вопросе передачи «стола».

В 1132 году скончался старший сын Владимира Мономаха – Мстислав Великий, вместе с ним в Лету кануло Киевское государство. После смерти Мстислава великокняжеский киевский престол перешел к младшему его брату Юрию.

Юрий Долгорукий (1155–1159, великий князь Киевский)

В 1155 году князь Ростово-Суздальской земли Юрий Владимирович, прозванный в дальнейшем Долгоруким, наконец-то, после продолжительной борьбы со своими двоюродными братьями, утвердился на киевском столе. Контроль над южнорусскими городами – Вышгородом, Туровом, Пинском и Пересопницей – Юрий передал своему сыну Андрею. Но Андрею были безразличны южные города, его душа тяготела к Суздальской земле и небольшому пригороду Суздаля, Владимиру-на-Клязьме (Владимир), расположенному на левом берегу реки Клязьмы, в котором и прошло его детство.

Юрий Долгорукий. Памятник в Москве. Скульпторы С. М. Орлов, А. П. Антропов, Н. Л. Штамм, архитектурное оформление В. С. Андреева

Князь Андрей Боголюбский. Художник В. М. Васнецов

Следующим шагом Юрия по приближению сына к великокняжескому престолу стало «посажение» Андрея в пригороде Киева Вышгороде, но Андрей не подчинился воле отца и сбежал из города в любимый Владимир, недалеко от которого в скором времени отстроил загородную резиденцию Боголюбово на месте явления ему Богородицы, где и обосновался. С большой пышностью Андрей застроил Владимир, белокаменный храм Успения, построенный в городе, своим убранством не уступал киевской Св. Софии. Столетие спустя именно в этом храме Успения все князья русские, получившие ярлык в Орде на великое княжение Владимирское, проходили процедуру интронизации (религиозный обряд посажения князя на престол). В этот храм из женского Богородичного монастыря в Вышгороде перенес Андрей киевскую реликвию – икону Богородицы, получившую название Владимирской иконы Богоматери и считавшуюся наиболее почитаемой на Руси, написанную самим евангелистом Лукой. Еще в V веке икона была привезена из Иерусалима в Константинополь, а в Киев реликвия попала в качестве дара от Константинопольского Патриарха князю Мстиславу Владимировичу, старшему брату Юрия Владимировича, и затем уже была передана им в Вышгородский монастырь.

Перенесение чудотворной иконы Богоматери из Киева, столицы Древнерусского государства, во Владимир для средневекового человека символизировало соответствующий переход статуса столицы от одного города к другому. Интересно, что в 1395 году, перед предполагаемым нашествием войск Тамерлана на Москву, икона была привезена в московский Сретенский монастырь и стала хранительницей города. Тамерлан по неизвестной причине так и не дошел до Москвы. Народная молва связывает это чудо со спасительной иконой. Меньше чем через 100 лет Москва стала сердцем христианской ойкумены и столицей великой державы, имя которой – Россия.

По странному совпадению в 1157 году, через два года после перенесения чудотворной реликвии из Вышгорода во Владимир, умирает отец Андрея Боголюбского Юрий Долгорукий. По одной из версий, Долгорукий был отравлен боярами, не желавшими видеть князя на киевском столе.

После смерти отца наследовать великокняжеский киевский престол должен был Андрей как старший в роду. Андрей, приняв статус великого князя Киевского, предпочел Киеву Владимир, куда в спешном порядке и уехал, чем нарушил заведенный порядок, по которому князь, принявший титул великого князя Киевского, оставался княжить в столице. К тому же Андрей перенес столицу Ростово-Суздальской земли из Суздаля во Владимир, в свое время подобным же образом поступил и его отец, перенесший столицу княжества из Ростова в Суздаль.

«Калка». Художник П. Рыженко

Возвышение власти в христианской средневековой традиции обязательно ассоциировалось с возвышением города, а город в этом случае отождествляет собой Небесный Иерусалим. Так, например, воздвижение храма Премудрости в Киеве имело идеологическую платформу – наличие храма Св. Софии в Киеве, построенного по образцу константинопольского храма, приравнивало Святую Русь к греческой священной державе; недаром тот же Нестор сопоставляет Ярослава Мудрого с Соломоном, с именем которого связаны ветхозаветные похвалы Премудрости, а Владимира – с Константином Великим.

Таким образом, и столица Владимира – Киев равна в славе своей столице Константина – Риму, и главный храм этой столицы имеет право носить то же самое многозначительное имя, что и освященный за полтысячелетия до того главный храм Константинополя, – имя Премудрости – Софии. В своем смысловом аспекте город как таковой соотносим с просторным храмом, а храм – средоточие города, и оба – суть образы одного и того же идеала: Небесного Иерусалима. Софийский собор – часть Киева, которая по смыслу своему равна целому городу.

В данном случае Богородица – сердце храма, а храм – сердце города. Киевский храм Софии, как в свое время константинопольский храм Софии, сопоставим с иерусалимским Соломоновым храмом и обозначает – дом Христа.

Если проследить идеологию власти по источникам, обнаруживается, что корону и бармы помазанника Божьего, а также статус нового Константина в православном мире примеряли на себя посредством литературных образов все великие князья земли Русской, начиная с Владимира Крестителя.

Понимая, что в новых условиях у Киева больше нет будущего, великий князь Андрей начинает создавать новую империю, сердцем которой стал Владимир, хранитель чудотворной иконы Богоматери, подарившей городу великую судьбу. Владимир оставался столицей Владимиро-Суздальского княжества и старшим городом всех городов русских до середины XIV века.

В 1176 году великий князь Андрей был убит, по одной из версий, в результате заговора бояр, организованного его женой Улитой. В 1146 году отец Андрея Юрий Долгорукий забрал усадьбу боярина Кучки, на месте которой им в 1147 году была основана Москва, и казнил непокорного Степана Ивановича Кучку и его сыновей, не желавших добровольно отдавать усадьбу, а красавицу дочь Улиту насильно выдал замуж за своего сына Андрея. Спустя несколько лет Улита отомстила за смерть отца и братьев.

Всеволод Большое Гнездо (1176–1212, великий князь Владимирский)

После смерти Андрея Юрьевича Боголюбского Владимиро-Суздальское княжество переходит к его младшему брату Всеволоду Большое Гнездо, прозванному так за свое многочисленное потомство.

В 1212 году Всеволод умер. Владимиро-Суздальское княжество перешло к его сыну Юрию, который не смог удержать единства земли. Начиная с периода правлению Юрия Всеволождовича из состава некогда единого Владимиро-Суздальского княжества выделяются следующие самостоятельные княжения – Переяславское с Тверью и Дмитровом, Ростовское с Белоозером и Устюгом, Ярославское, Углицкое, Юрьевское и Стародубское. Процессом собирания этих княжеств, но уже вокруг нового политического центра, Москвы, и в новых, более сложных условиях займется Иван Калита и его потомки.

В 1223 году русские князья впервые столкнулись с неведомым ранее врагом – татарами. Разбив объединенные русско-половецкие войска в битве на реке Калке, монголо-татары показали себя бесстрашными и хорошо обученными, а к тому же и прекрасно вооруженными воинами. Именно к 1223 году относятся отрывочные летописные известия о «народе незнаемом». Однако уже после 1223 года тон летописи меняется, и на ее страницах применительно к монголо-татарам начинают встречаться аллегории с «измаильтянами», использующиеся летописцами в случаях описания любых «неверных» народов, например половцев. Из Ветхого Завета (Библия) становится понятно, что «измаильтянами» именовались народы – потомки Измаила, сына рабыни Агари от Авраама. В соответствии с ветхозаветным сюжетом Агарь и Измаил были изгнаны из дома Авраамом в пустыню Фаран, где Измаил женился на египтянке, и от него произошло 12 царей – основателей «неверных» племен, от которых произошел народ мадианитян (бедуины-арабы), проживавший в пустыне. Как следует из Ветхого Завета, в XI веке до н. э. мадианитяне совершали неоднократные разрушительные набеги на Израиль, и в течение семидесяти лет евреи платили дань мадианитянам, пока не появился Гедеон (в переводе – отважный воин) и не избавил евреев от мадианитян, или «измаильтян». В библейской традиции все «неверные» народы (т. е. народы не христианской веры) сопоставляются с «измаильтянами», или «агарянами погаными», т. е. народами, произошедшими от рабыни Агари.

В своих аллегорических построениях русские летописцы, как правило, опирались на текст известного на Руси пророчества христианского богослова, автора многочисленных поучений и толкований Священного Писания Мефодия Патарского (псевдо-Мефодия), в котором он сообщал о том, что светопреставлению будут предшествовать два разрушительных для мировой цивилизации варварских набега. Первый набег свершится из Етривской пустыни, откуда выйдут изгнанные туда Гедеоном (отважным воином) «измаильтяне». Второй набег произойдет с севера, когда из-за гор и «железных врат» вырвутся Иафетовы потомки – Гог и Магог и другие нечистые племена, по легенде, запертые там еще Александром Македонским. Как указывается в повести об Александре Македонском, перевод которой был широко распространен на Руси с середины XI века под названием «Александрия», «железными вратами» Александр Македонский якобы закрыл узкие прибрежные проходы Каспийского моря, открывающие дорогу для северных народов «неверных» (Гога и Магога) в плодородные южные земли Месопотамии, Персии, Мидии.

Памятник Хану Батыю, установленный в Турции в городе Сёгют

В соответствии с ветхозаветной историей Магог являлся сыном Иафета, младшего сына Ноя, спасшегося вместе с отцом, старшими братьями и женой в ковчеге во время Всемирного потопа. От Магога впоследствии и произошли воинственные племена «неверных», которые вместе с Гогом – князем Рошем и его народами должны прийти с севера (в другой редакции Ветхого Завета – со всех четырех сторон света) на землю Израиля в последние времена, т. е. перед концом света, для истребления христиан. По преданию, Бог покарал Гога и Магога, их народы и их земли страшным землетрясением. В иудейской культуре Гог и Магог символизировали варварский север, а в христианской литературе – врагов церкви, а также посланников Сатаны.

Итак, нашествие монголо-татар, которое в соответствии с христианской традицией расценивалось как приход «неверных» народов, руководимых посланниками Сатаны Гогом и Магогом, в понимании средневекового человека предвещало неминуемую близость конца света. После прихода «измаильтян», по свидетельству того же Мефодия Патарского, придет Антихрист и погибнут все народы, а затем наступит Восьмой день Творения, когда на землю вновь придет Иисус Христос. Если постараться осмыслить логику средневекового человека, то получается, что нашествие монголо-татар – «измаильтян» не было Божьим наказанием, а расценивалось как неизбежный ход событий и предвещало собой неминуемый и очень скорый конец света, а борьба с волей Божьей могла расцениваться как бессмысленная.

После завоевания в 1236 году Волжской Булгарии монголо-татары перешли Волгу и в 1237 году направились на Рязань. В период междукняжеских усобиц князья не могли рассчитывать на поддержку со стороны соседних княжеств. Рязанский князь не нашел поддержки у своих могущественных соседей. Остался безучастным к беде Рязани великий князь Владимиро-Суздальской земли и ближайший сосед Юрий Всеволодович.

Своими силами Рязанское княжество могло выставить не более 3000 воинов против сильнейшей монгольской армии, насчитывающей не менее 100 000 хорошо вооруженных и обученных воинов, причем основную часть монгольских войск составляла мобильная конница. Завоевав Рязанское княжество, в 1238 году монголо-татары направились во Владимиро-Суздальские земли. Основной их удар был сосредоточен на Владимире. Теперь опасность угрожала самому князю Юрию Всеволодовичу. Юрий спешно попытался мобилизовать все силы для обороны Владимира и направился вглубь княжества набирать войска, однако был настигнут монголо-татарами на реке Сити, где потерпел полное поражение. Так Владимир остался без защитника и был разгромлен, затем войска Батыя повернули на юг, и разгрому подверглись Чернигов, Переяславль-Южный, Козельск и другие русские города. Годом позже, в 1239–1240 годах, наступила вторая волна натиска Монгольской империи на русские земли. Так, в 1240 году разграблению татар подверглись Киевское и Галицко-Волынское княжества, 1240 год принято считать началом установления монголо-татарского ига на Руси. В результате завоевательной политики монголо-татар русские земли на 240 лет попали в зависимость от Золотой Орды. Итогом Батыева нашествия на Русь 1237–1240 годов стал окончательный геополитический раскол Русской земли на три части, каждая из которых включала несколько русских княжеств, – Южную Русь, Северо-Восточную Русь с северо-западными Новгородом и Псковом и Западную Русь, – когда-то боровшиеся за независимость от Киева, а теперь на долгие столетия попавшие под гнет Золотой Орды.

Разгромив Южную Русь, Батый направил свою армию в Европу. Однако его действия не были согласованы с императором Монгольской империи Угедеем, сыном Чингисхана, управлявшим Монгольской империей с 1236 года. Именно Угедей был инициатором так называемого Северного похода, в результате которого монголо-татарское войско должно было завоевать территории Сибири, Волжской Булгарии, Дешт-и-Кипчака, Башкирии, Руси и Черкесии до Дербента. Возглавить Северный поход было поручено чингизиду Бату (Батыю), внуку Чингисхана от старшего сына Джучи. Агрессия Бату против Европы не входила в планы Угедея, в результате император отозвал часть войск, возглавляемых Гуюком, сыном Угедея от жены Туракины, и Бури, в империю. Уменьшение численности армии не помешало Бату завоевать Польшу, Венгрию и ряд Балканских стран, а весной 1242 году выйти к Адриатическому побережью, где он, вероятно, и получил известие о смерти Угедея, скончавшегося еще в декабре 1241 года. По закону Монгольской империи, как прямой наследник, Бату вместе с другими чингизидами должен был явиться на всеобщий курултай в Каракоруме и принять участие в выборах нового императора (каана). Но Бату не поехал на курултай, вместо этого он, отказавшись от дальнейшей завоевательной политики Европы, повернул на восток, в причерноморско-каспийские степи, где в низовьях Волги и обосновался. Вероятно, такое решение чингизида было неслучайным, он уже был осведомлен о том, как умер Угедей, смерть которого наступила в результате отравления ядом, подсыпанным в еду одной из его жен – Туракиной, матерью Гуюка, также претендовавшего на трон.

В 1243 году Гуюку и Бату удалось договориться о переделе власти мирным путем, в результате императорский титул получил Гуюк, взамен на это Гуюк предоставил Бату полную самостоятельность в его родовом улусе Джучи. В русских летописях улус Джучи получил название «Орда», а начиная с XVI века к нему стало применяться название «Золотая Орда», впервые употребленное в русском сочинении «Казанская история».

Ярослав Всеволодович (1238–1246, великий князь Владимирский)

После гибели Юрия, убитого в битве с монголо-татарами на реке Сити в 1238 году, Владимир отошел к Ярославу Всеволодовичу, княжившему в то время в Переяславле. В 1243 году Ярослав Всеволодович был вызван к хану Бату в Сарай – столицу улуса Джучи (Золотая Орда), где был вынужден признать вассальную зависимость своего княжества от Монгольской империи, после чего «с великими почестями», как сообщает летопись, ему был пожалован ярлык на великое княжение Владимирское и статус великого князя всея Руси. В дальнейшем каждый русский князь, получавший ярлык от хана на великое княжение Владимирское, почитался выше всех остальных князей русских, а владимирский стол превратился в предмет постоянных раздоров – чего, кстати, и добивались дальновидные ханы. В прибавление ко всем милостям Батый передал Ярославу Киев, еще в 1239 году покинутый своими князьями.

В том же 1243 году к Батыю были вызваны и другие князья русских земель. После признания ими власти императора и хана от имени Гуюка им были переданы во временное распоряжение их отчины. Все время существования ига ханы умело манипулировали князьями, в первую очередь благодаря политике интриг и устрашения. Так, например, на протяжении всех 240 лет в Сарае или Каракоруме обязательно проживал кто-то из русских князей или княжат, что позволяло ханам держать русских в постоянном страхе и одновременно следить за иерархией в княжеской среде, подстрекая князей к междоусобным распрям. Такая политика препятствовала не только объединению князей, но и усилению власти кого-либо из них.

Александр Невский (1252–1263, великий князь Владимирский)

После смерти Ярослава Всеволодовича ярлык на великое княжение Владимирское получил его сын Александр, зарекомендовавший себя отважным воином и отличным полководцем еще при жизни отца. Первое сражение Александра произошло в 1240 году, когда на Новгород напали шведы. Переплыв Финский залив, шведские войска вторглись на территорию Новгородской земли, которая относилась на тот период к землям Владимиро-Суздальского княжества. В планы шведов входил захват Старой Ладоги и Новгорода. Узнав о вторжении шведов, Александр, посаженный в Новгороде еще в 1228 году, решил не дожидаться помощи от отца и совершил контрудар на берегу реки Невы. Враг был разбит. В честь этой победы над шведами князь Александр был прозван Невским. Однако на этом череда несчастий для молодого князя не закончилась. В 1240 году войска Ливонского ордена, состоящие из датских и германских рыцарей, вторглись на территорию Новгородской земли и захватили город Изборск, а затем – уже в 1241 году – Псков. Александру Невскому удалось собрать войско и освободить города, а затем преградить путь захватчикам к дальнейшему наступлению. 5 апреля 1242 года на льду Чудского озера состоялась решающая битва, получившая название – Ледовое побоище. В ней русские войска под командованием Александра Невского одержали полную победу над рыцарями ордена.

«Благоверный князь Александр Невский умоляет хана Батыя пощадить землю Русскую». Хромолитография. Конец XIX века

В 1263 году Александр Невский умер. Еще при жизни Александр посадил в Новгороде своего сына Дмитрия, которого новгородцы прогнали после смерти его отца и пригласили на княжение брата Александра – Ярослава, в соответствии с законом старшинства получившего от хана после смерти старшего брата ярлык на великое княжение Владимирское и ставшего великим князем Владимирским. В удел Дмитрию по завещанию отошел Переяславль-Залесский, куда тот и уехал после изгнания из Новгорода. Дмитрий был вторым сыном Александра, но в результате конфликта, произошедшего между Александром и Василием, его старшим сыном, из-за того что тот, будучи наместником в Новгороде, послушав новгородцев, не дал дань монголо-татарским баскакам, присланным с повеления отца, Василий был лишен наследства. Среднему сыну Александра Андрею отошли Костромские земли. Для младшего Даниила Александр Невский выделил из земель Владимиро-Суздальского княжества небольшой удел, включавший пограничный городок Москву. Этот удел и получил в дальнейшем название – Московское княжество, а Даниил стал первым московским князем.

«Св. Бл. Князь Александр Невский». Икона

После смерти Александра Невского его сыновья Дмитрий и Андрей вступили в ожесточенную борьбу за владимирский престол сначала со своими дядьями, а затем, после их смерти, и друг с другом. В 1281 году Андрею удалось привлечь на свою сторону сарайских ханов и добиться от них ярлыка на великое княжение. Дмитрий, как старший в роду, после смерти своего дяди и брата отца Ярослава имевший все права на владимирский стол, не хотел уступать ярлык Андрею и, в свою очередь, нашел союзника в лице могущественного беклярибека Ногая, правителя западной части Золотой Орды, который и передал ярлык Дмитрию. Но уже в 1291 году пришедший к власти в Сарае хан Гийас уд-Дин Тохтогу (Тохта) пересмотрел права князей и вновь передал ярлык на великое княжение Андрею. В 1294 году князь Дмитрий Александрович скончался, и Андрею Александровичу удалось окончательно закрепиться во Владимире. Воспользовавшись междоусобными распрями князей, за период с 1281 по 1294 год из Владимиро-Суздальского княжества выделились некоторые земли, среди них – Галицкая, Костромская, Городецкая, Дмитровская, Московская, Переяславская, Ростовская, Углицкая, Ярославская, Стародубская, Суздальская и Тверская.

Даниил Александрович (1276–1303, князь Московский)

Даниил, вынужденный отказаться от борьбы с Андреем за великокняжеский ярлык, решил заняться расширением территории своего княжества и в 1300 году повел войска на Рязань, а в 1301 году уже отвоевал у рязанского князя Коломну. В 1302 году Даниилу удается присоединить к Москве Переяславское княжество, а в 1303 году – Можайск. В итоге такой стремительной завоевательной политики важнейший водный торговый путь, Москва-река, оказался полностью в распоряжении Даниила, а Московское княжество превратилось в одно из крупнейших княжеств Северо-Восточной Руси.

В 1303 году Даниил умер, и московским князем стал его старший сын Юрий, а в 1304 году умер и старший брат Даниила великий князь Владимирский Андрей Александрович. Основным претендентом на Владимирское княжение по закону старшинства стал тверской князь Михаил Ярославич – сын Ярослава Ярославича, младшего брата Александра Невского. И в 1304 году Михаил Ярославич поехал в Орду за ярлыком, поехал в Орду попытать счастья и московский князь Юрий Данилович. Справедливости ради надо отметить, что московские князья в каждом поколении оказывались «младше» тверских – их дальними племянниками, что согласно очередному порядку престолонаследия лишало их права на владимирский великокняжеский стол. Однако вопреки заведенному правилу московские князья силой или хитростью неоднократно добивались ярлыка. Ярлыком на великое княжение Владимирское хан Тохта пожаловал Михаила Ярославича, который и удерживал его в своих руках до 1317 года. Михаил стал первым русским князем, получившим разрешение от хана на сбор дани во Владимирском княжестве, за исключением Рязани.

В 1312 году к власти в Орде приходит новый хан Гийас уд-Дин Мухаммед Узбек. И московский князь Юрий Данилович, решив воспользоваться случаем, просит Узбека передать ему ярлык на владимирский стол, но Узбек отвергает претензии Юрия и вновь в 1315 году отдает ярлык тверскому князю Михаилу. Тогда Юрий принимает решение добиться ярлыка другим путем и в 1316 году сватается к сестре Узбека – Кончанке, а в 1317 году Юрий женится. После свадьбы хан Узбек в качестве дара передал московскому князю ярлык на великое княжение Владимирское и к тому помог еще и военными отрядами, которые возглавил приближенный хана бесстрашный Кавдыгей, для усмирения Михаила. Михаил, узнав о случившемся, без боя уступил владимирский стол Юрию. Княжить во Владимире Юрий не стал и посадил там своего наместника, а в Москве посадил своего младшего брата Ивана, прозванного в дальнейшем Калитой (денежный мешок), в то время как сам поехал княжить в полюбившийся Новгород.

Итак, сначала Тверь, а потом Москва стали собирателями русских земель. Оба княжества стремились к усилению центральной княжеской власти, при этом тверские князья тяготели к Литве и родству с Гедиминовичами, а московские – ориентировались на поддержку Золотой Орды и родство с золотоордынскими ханами. В дальнейшем это могло бы привести к возникновению литовско-тверского союза против Золотой Орды и московских князей, но на деле все произошло совсем иначе. Литовские связи тверских князей заставили Орду более благосклонно смотреть на Москву. В итоге именно с помощью Орды московские князья победили тверских, а Москва стала центром объединения русских земель.

Всего 6 лет пробыл Юрий Данилович на великом владимирском столе. В 1325 году он был вызван в столицу Золотой Орды Сарай-Берке, где его убил тверской князь Дмитрий – сын Михаила Ярославича, так Дмитрий отомстил Юрию за смерть отца, убитого по приказу хана и не без участия московского князя. За такое преступление и оскорбление семьи хана, все же Юрий являлся зятем Узбеку, Дмитрий был казнен, но ярлык на великое княжение Владимирское хан все-таки передал тверским князьям.

Иван Данилович Калита (1325–1340, князь Московский, 1327–1340, великий князь Владимирский)

Вернуть ярлык удалось младшему брату Юрия, московскому князю Ивану Даниловичу Калите, деду Дмитрия Ивановича. Иван Калита заслужил расположение хана Узбека благодаря подавлению в 1327 году мятежа в Твери, направленного против сборщиков налогов. Помимо ярлыка хан пожаловал Ивану Кострому и Новгородское княжение, а также право сбора дани во всех русских землях в пользу Орды. Если раньше дань собирали и отправляли в Орду представители хана в русских землях – баскаки, то теперь этим вопросом занимались дружинники великого князя Ивана Калиты, при этом Узбек доверял московскому князю и не вторгался на территорию русских земель, а за свою службу Иван получал к тому же ежегодное вознаграждение. В год с русских земель собиралась дань в размере 1300 кг серебром, и это только так называемая царева дань, кроме нее в ханскую казну отчислялись налоги для «кормления» ханских чиновников, отчисления с торговых пошлин и единовременные отчисления в пользу хана, всего историки насчитывают четырнадцать видов дани в пользу хана. Благодаря Ивану Калите русские земли получили на несколько десятилетий передышку от татаро-монгольских набегов, как указывают летописцы, в русских землях установилась «тишина великая», и только в 1368 году эту «тишину» уже при внуке Ивана Калиты, князе Дмитрии, нарушил Ольгерд Литовский.

Великий князь Иван Калита. Портрет из «Титулярника» 1672 г.

Историк В. А. Кучкин отмечал, что в течение второй четверти – середины XIV века благодаря стараниям Ивана Калиты и его сыновей к московским землям были присоединены Галич-Мерьский, Углич, Белоозеро, Дмитров, Кострома, Стародуб, Калуга. Также, что не менее важно, Москва стала христианской столицей русских земель, и связано это было в первую очередь с переездом в нее из Владимира митрополита. Благодаря «великой тишине», экономическому подъему, связанному с притоком средств в казну, удобному географическому расположению вдалеке от татарских, литовских, немецких и шведских рубежей и росту авторитета великого князя Московское княжество постепенно превращалось в политический центр Северо-Восточной Руси. В 1340 году Иван Калита умер. Летописцы описывают «плач великий», стоявший на Руси, по великому князю Ивану Даниловичу. В соответствии с завещанием Ивана Москва отходила старшему сыну Семёну, а остальные города и села были поделены между Иваном и Андреем.

Карта русских земель в конце XIV века

В том же 1340 году трое сыновей Ивана Даниловича – Семён, Андрей и Иван – отправились в Золотую Орду за ярлыками на уже отписанные по завещанию уделы. Но главной целью поездки князей в Орду был, конечно, ярлык на великое княжение Владимирское. На основании закона старшинства первым претендентом на владимирский стол был Константин Васильевич Суздальский, являвшийся троюродным братом Ивана Калиты и претендовавший на владимирский стол еще при его жизни. Однако хан Узбек, всегда благоволивший к Ивану Даниловичу, отдал ярлык его старшему сыну, Семёну Ивановичу. Семёну удалось расширить прерогативы, полученные отцом от хана. Так, если раньше суд вершился в Орде, то теперь все тяжбы разбирали чиновники великого князя Владимирского Семёна Ивановича.

В 1341 году в Золотой Орде скончался хан Узбек, благоволивший к московским князьям. Правление Узбека связывают с расцветом Золотой Орды, за период своего правления хану удалось осуществить многое, в частности, он провел ряд крупных религиозных и административных реформ – ислам был признан общегосударственной религией, а страна была поделена на 4 улуса – Хорезм, Сарай, Крым и Дешт-и-Кипчак (Кипчакская степь), широко велась международная торговля и строительство. Все эти реформы позволили усилить центральную власть в государстве и повысить авторитет хана. Кончина Узбека ознаменовалась началом «великой замятни», или смуты, в Орде. Многочисленные братья, сыновья и племянники хана тут же открыли резню за царский престол. Сразу после смерти Узбека на престол взошел его старший сын – Тинибек, но он не смог удержать престол и уже в 1342 году был свергнут своим младшим братом Джанибеком. Джанибек жестоко уничтожил всех своих многочисленных родственников, претендовавших на престол, благодаря чему 14 лет удерживал Орду. В 1342 году Джанибек, так же как и его отец, передал ярлык на великое княжение Владимирское московскому князю Семёну Ивановичу.

Иван II Красный (1353–1359, князь Московский, великий князь Владимирский)

Великий князь Иван Красный. Портрет из «Титулярника» 1672 г.

В 1353 году великий князь Семён Иванович умер. В этом же году, вероятно от моровой язвы (чумы), умерли его сыновья и младший брат Андрей, и на московском столе оказался Иван II Красный, отец Дмитрия Ивановича Донского. В том же году князь Иван получил ярлык на великое княжение Владимирское, несмотря на претензии суздальского князя Константина Васильевича, пользующегося поддержкой новгородцев. Став великим князем, Иван Иванович, также прозванный Кротким за свой тихий нрав, старался избегать военных конфликтов, за что пользовался уважением и поддержкой как простых горожан, так и боярства. Благоволил к нему и митрополит Алексий. При Иване Красном в состав Московского княжества вошли Дмитровские и Костромские земли. Но все же период правления Ивана II историки считают периодом относительного ослабления позиций Москвы. В этот период в Орде усиливается влияние протверских группировок. В 1356 году литовский князь Ольгерд, захватив Брянское княжество, пошел на Можайск, принадлежавший Москве, но был отбит.

В 1359 году Иван Красный умер.

Жизнь и подвиг

Родился Дмитрий 12 октября 1350 года, он был старшим сыном Ивана Красного и внуком Ивана Калиты. В числе претендентов на московский стол и ярлык великого княжения Владимирского Дмитрий, по закону старшинства, оказался на незавидном восьмом месте. Первым претендентом после смерти великого князя Семёна Ивановича считался его брат – князь Иван Иванович – отец Дмитрия, за ним на московский стол мог претендовать Андрей Иванович – младший сын Ивана Калиты – дядя Дмитрия; после смерти Андрея право на московское княжение должно было перейти к сыновьям Семёна, которых у того было пятеро. Очевидно, что в соответствии с такой очередностью князю Дмитрию не хватило бы и трех жизней, чтобы по закону получить ярлык и занять престол Московского княжества, но волей судьбы через три года все изменилось. В Москву из Европы пришла эпидемия чумы, черная смерть, как ее называли в народе. Средств борьбы с чумой в средневековье еще не знали, и она в одночасье унесла тысячи жизней. От нее умер великий князь Семён, все пятеро его сыновей и младший сын Калиты – Андрей. Через сорок дней после смерти Андрея у него родился сын. Как известно, в христианской традиции душа преставившегося на сороковой день всходит на святую гору небесного Синая и предстает перед ликом Божьим. И в тот день, когда душа Андрея предстала перед ликом Божьим, на свет появилась новая жизнь. Мальчика нарекли Владимиром – ему суждено будет стать сподвижником Дмитрия в ратных делах и героем Отечества.

К счастью, князя Ивана Красного и его семьи не коснулась беда, и в 1353 году, как старший в роду, он занял московский стол и получил ярлык на великое княжение Владимирское. Иван Красный был дважды женат, первый раз на Феодосии, дочери князя Дмитрия Брянского, а второй раз на Александре, дочери московского тысяцкого Василия Вельяминова. От второго брака у Ивана родились два сына – Дмитрий (будущий великий князь), Иван, скончавшийся в десятилетнем возрасте, – и две дочери – Анна и Мария. Иван Иванович прожил короткую жизнь и скончался в возрасте тридцати трех лет. В этом году его старшему сыну Дмитрию исполнилось всего девять лет.

О Дмитрии, которому суждено было стать великим князем Владимирским, князем Московским и народным героем, прославившимся в веках, мы узнаем из летописей и отдельных сохранившихся документов (договоров, завещания князя), а также из немногочисленных литературных памятников. В первую очередь это памятники так называемого Куликовского цикла конца XIV – середины XV веков, к которым относят следующие произведения: летописную повесть о Куликовской битве, «Задонщину», «Сказание о Мамаевом побоище», «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского» («Слово»). Еще одним произведением, дающим нам некоторую информацию о князе Дмитрии, является «Житие Сергия Радонежского».

Нестор Летописец

К наиболее ранним текстам следует отнести летописную повесть о Куликовской битве, сохранившуюся в двух редакциях – краткой и пространной. Сейчас уже доказано, что именно краткая редакция является самым ранним источником, отобразившим Куликовскую битву. Одним из самых сложных текстов, повествующих о Куликовской битве, является «Задонщина», скомпилированная из нескольких ранних текстов, посвященных Куликовской битве, и более поздних легенд, дошедшая до нас в шести списках. Автор «Задонщины» в своем произведении показывает Русь единым могущественным государством, принадлежащим роду Рюриковичей. Это восприятие «Руси великой» как единого государства дает право автору рассматривать Дмитрия Ивановича, князя Владимиро-Суздальской земли, как государя «всея Руси», первого среди князей русских. Эта же идея читается и в другом памятнике Куликовского цикла – «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского». Наиболее поздним и одновременно обширным текстом, повествующим о Куликовской битве, принято считать «Сказание о Мамаевом побоище», которое известно примерно в полутораста списках, самый поздний из которых относится к концу XVIII века, ни один из них не сохранил первоначального текста. «Сказание…» содержит ряд наносных фактов, имеющих крайне далекое отношение к битве. Так, в «Сказании…» содержится описание беседы митрополита Киприана с Дмитрием Донским перед сражением, что является вымышленным фактом с целью позиционирования единства княжеской и церковной власти в борьбе против «неверных», что вполне оправдано необходимостью укрепления веры народа в неминуемую победу над захватчиками. Данная беседа, как будет показано в следующих главах, не могла состояться из-за серьезных идеологических противоречий между князем Дмитрием и митрополитом Киприаном, выгнанным Дмитрием, который желал видеть на митрополичьей кафедре своего духовника Михаила (Митяя).

«Великокняжеский меч». Художник П. Рыженко

Характерно то, что во всех указанных источниках Русь показана великой христианской державой, князья – радетелями земли Русской и хранителями веры христианской, а победа князя Дмитрия Донского на Куликовом поле – как победа великого царя русского и всего русского народа над «погаными измаильтянами». Здесь очевиден героический эпос, без которого невозможно представить ни одно средневековое литературное произведение историко-публицистического жанра. И только по этой причине, не говоря уже о других, современный историк не может и не должен использовать литературные памятники средневековья в качестве надежного фундамента для построения фактологических исследований. Однако далеко не все исследователи учитывали жанровые особенности и символический характер литературных произведений прошлого, что породило немало ошибок в восприятии истории средневековья.

Слово о «Слове»

Биография Дмитрия Ивановича хорошо восстанавливается по «Слову о житии и преставлении…» («Слово»), благодаря этому произведению, в иносказательной форме передающему нам отдельные эпизоды жизни Дмитрия, мы можем не только осмыслить деятельность и ратный подвиг князя, но и постигнуть глубокий духовный мир средневекового человека, а через него прикоснуться и к самой эпохе. Произведение, созданное почти шесть столетий назад, и сегодня не потеряло своей актуальности и яркости образа. Основное содержание «Слова» составляют похвальные тирады Дмитрию Ивановичу и философские размышления автора о величии князя. Сочинение опирается на ряд предшествующих текстов того же жанра, среди которых и летописная повесть о Куликовской битве, обнаруживаемая в тех же двух летописях, Софийской первой и Новгородской четвертой, что и «Слово», только несколькими статьями раньше; «Житие Александра Невского», «Паремийное чтение о Борисе и Глебе» и апокрифическое «Слово на Рождество Христово о пришествии волхвов». «Слово» написано в жанре княжеских житий. Сочинения этого жанра имели историко-публицистический характер, они были распространены на Руси начиная с XI века и представляли собой особую литературную форму восхваления русских князей. К наиболее ранним княжеским житиям относят «Чтение о Борисе и Глебе» Нестора Летописца. Князья Борис и Глеб, вероломно убитые своим братом Святополком Окаянным, стали первыми канонизированными святыми в лике мучеников-страстотерпцев, заступников Русской земли, и небесными помощниками князей русских. О мученичестве Бориса и Глеба также повествует нам в своем «Сказании» Иаков Черноризец. Из числа более поздних княжеских житий стоит выделить «Житие Александра Невского», обнаруженное в виде статьи под 1389 годом сразу в нескольких летописных сводах, образные выражения которого вошли в «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского».

Начиная с XIV века в княжеских житиях на первое место выходит именно житийный план, оттесняя собой историко-публицистический. Теперь церковь больше не довольствовалась просто общественно-государственными подвигами князей, для их канонизации или хотя бы церковного прославления теперь требовались выдающиеся христианские добродетели или мученичество ради веры. В связи с чем авторы княжеских житий были вынуждены в своих произведениях приписывать князьям многочисленные христианские добродетели и даже подвиги веры, что позволяло приблизить жизнь князя к жизни великомученика или христианского подвижника. Подобная аналогия прослеживается и в рассматриваемом нами «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского». Однако, несмотря на то что автор «Слова о житии…» превозносит в своем произведении князя христолюбца и спасителя православной Руси – победителя «поганых измаильтян», Дмитрий Донской так и не был канонизирован церковью, а его причисление к лику святых, почитаемых церковью, произошло только в 1988 году. И этому были свои причины, о чем речь пойдет в следующих главах.

Известный литературовед, специалист в области исследования древнерусского фольклора, поэзии и религиозных преданий XI–XVII веков Варвара Павловна Андрианова-Перетц отмечала: «Если в характеристике мужества Дмитрия Донского автор «Слова о житии…» отразил воздействие стиля исторических панегириков – прежде всего повести «о мужестве» Александра Невского, то в тех разделах первой части своего «Слова», где он восхвалял христианские добродетели великого князя, он шел вслед за традиционной житийной схемой. Эта схема предусматривала определенный тип биографий святого и в некоторых случаях заменяла реальную биографию, в других – дополняла неизвестные факты этой биографии: сведения о детстве, ранних подвигах благочестия, целомудрие в браке, чудеса при кончине и т. д. Именно по этому типу строится канва биографии Дмитрия Донского, когда автор не заполняет ее историческими фактами».

Стоит добавить к сказанному, что стандартные риторические мотивы, перекочевавшие в «Слово» из других житий, обусловлены не только ориентацией одних произведений на другие, но и христоцентричностью самого феномена мученичества: мученик в лице князя повторяет победу Христа над смертью, свидетельствует о Христе и тем самым приближается к Богу, а затем входит в Царство Христово.

Очевидно, что автор «Слова» в первую очередь старался показать образ князя христолюбца, спасителя веры, которому за подвиги его светлые будут открыты врата Царства Божьего. Таким образом, «Слово» дополняет известную историческую биографию князя некоторыми интересными деталями, имеющими аллегорический характер. Несмотря на то что все средневековые сочинения строились по определенным шаблонам и, как правило, изобиловали многочисленными цитатами как переводного, так и оригинального характера, а также содержали массу аллегорических сопоставлений с ветхозаветными и новозаветными лицами, они помимо всего этого, конечно, содержали и фактологическую информацию об описываемом событии или деятеле, вызывающую большой интерес у историков и сегодня; тем не менее порою очень спорную и трудно верифицируемую, что в первую очередь связано с самой логикой изложения средневекового произведения, малопонятной современному человеку. Здесь надо понимать, что средневековый автор выстраивал свое произведение, руководствуясь сразу несколькими задачами – во-первых, необходимостью соблюдения христианской риторики как основного посыла всех событий и явлений в истории вообще; во-вторых, необходимостью вписаться в жанровые и стилистические рамки; и в-третьих, как можно точнее выразить общественное мнение на происходящее, и к тому же учесть предпочтения заказчика текста, если таковой был. Как мы прекрасно знаем, многие произведения древности писались по чьему-то заказу, чаще всего это были князья правящего рода, в чьих интересах было по каким-то причинам политического или межличностного характера заказывать произведения определенной направленности и с подтекстом. По такому принципу была, например, составлена родословная великих князей от Владимира Крестителя до Ивана Грозного или «Книга степенная царского родословия», в которой родословная великих русских князей возводится к римскому императору Августу, что, конечно, не могло быть правдой, но тем не менее этот вымышленный факт позволял повысить статус династии Рюриковичей на международной арене, что и требовалось Ивану Грозному в условиях острой борьбы с сепаратистами за централизацию и укрепление международного авторитета России.

Приведем здесь небольшой фрагмент «Слова», который позволит лучше понять логику изложения княжеского жития, как типичного памятника средневековой словесности: «Князь сей Дмитрий родился от именитых и высокочтимых родителей: был он сыном князя Ивана Ивановича, а мать его – великая княгиня Александра. Внук же он православного князя Ивана Даниловича (Калиты. – О. П.), собирателя Русской земли, корня святого и Богом насажденного сада, благоплодная ветвь и цветок прекрасный царя Владимира, нового Константина, крестившего землю Русскую, и сородич он новых чудотворцев Бориса и Глеба. Воспитан же был он в благочестии и в славе, с наставлениями душеполезными, и с младенческих лет возлюбил Бога…»

Приведенное описание позволяет нам составить некоторое представление не только о самом князе, но и о его родословной в ветхозаветном ключе. Так, в «Слове» подчеркивается, что дед Дмитрия Донского, Иван Калита, был князем православным, собирателем Русской земли и к тому же – «корнем святого и Богом насажденного сада», а Дмитрий – «благоплодная ветвь и цветок прекрасный царя Владимира, нового Константина, крестившего землю Русскую». Сравнение Дмитрия Ивановича с «цветком прекрасным» неслучайно и представляет собой многосложную метафору, довольно часто используемую средневековыми авторами для указания на благочестие и высокий статус русских князей. В библейской традиции с «цветком прекрасным» ассоциировался Иисус Христос. Под словосочетанием «благоплодный сад» необходимо понимать ветхозаветных праотцов, а также всех православных русских князей, потомков Владимира Крестителя.

Из чего можно заключить, что Владимир Креститель, названный автором «Слова» царем, уподоблен сразу нескольким образам святых праотцов, и в первую очередь, как это принято в христианской традиции, – Аврааму, а также сравниваем с римским императором Константином, крестившим Рим. Параллель Владимир I – Константин является для автора «Слова» формой, позволяющей возвысить статус русского князя, сравнив его с великим императором, крестившим Рим. Подобные метафоры позволяли средневековому автору не только соблюсти обязательную панегирическую (хвалебную) риторику жанра княжеского жития, но и возвеличить, а где и прибавить христианские добродетели князей, что также являлось обязательным элементом житий начиная с XIV века. Интересной особенностью «Слова» является то, что в сравнении Дмитрия с ветхозаветными праотцами в некоторых случаях подчеркивается превосходство Дмитрия над ними, что является крайне редким случаем для средневековой христианской экзегезы, о чем явно свидетельствует следующий фрагмент «Слова»: «Аврама ли тя (князь Дмитрий. – О. П.) уподоблю? Но тому убо верою уподобися, а житьем превзыде паче оного».

Как видим, в своих размышлениях автор указывает, что в вере Дмитрия можно уподобить Аврааму, в то время как жизненным подвигом князь даже превосходит ветхозаветного Авраама. Конечно, древнерусская словесность, образцом которой является «Слово о житии…», хранит еще много неразгаданных тайн, одно можно сказать со всей очевидностью: расценивать это уникальное произведение необходимо гораздо шире просто биографии – это кладезь культурных и духовных ценностей русского человека той эпохи.

«И остался он (князь Дмитрий. – О. П.) на великом княжении» – так заканчивается вступительная часть «Слова о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского». Однако вопреки несколько приглаженной информации княжеского жития «остался он на великом княжении» далеко не сразу, и этому были свои причины. Но начнем все по порядку.

Возвышение Мамая

Неожиданная смерть великого князя Ивана Ивановича в 1359 году застала врасплох его окружение. Бояре и приближенный к княжеской семье митрополит Алексий ломали голову над тем, как заполучить ярлык для старшего сына Ивана – девятилетнего князя Дмитрия. К тому же этот вопрос был осложнен и внешнеполитической ситуацией – в Орде произошла очередная смена власти: хан Бердибек, благоволивший к московским князьям, был убит Кульпой, в результате чего там началась «великая замятня», продлившаяся более двадцати лет и закончившаяся только в 1380 году, когда на сарайский престол взошел чингизид Тохтамыш, сумевший уничтожить узурпатора темника Мамая и укрепить центральную власть. С 1359 по 1380 год на ордынском престоле сменилось 25 правителей разных ветвей Джучидов (потомков Джучи, отца Батыя). Со смертью последнего сына Джанибека, Бердибека, в 1359 году династия Батуидов (потомков Батыя) прервалась, а Золотая Орда раскололась на две части – восточную, или Синюю Орду, и западную – Белую Орду (Дунайскую). В ее западной части, Дунайской или Причерноморской Орде, расположенной на левом берегу Волги, сначала при хане Абдулаххе (Авдуле), а потом при его сыне Мухаммед-Булаке укрепился темник Мамай. Мамай был внуком эмира Исатая, близкого к хану Узбеку, и зятем убитого хана Бердибека, от которого он получил должность беклярибека, в его ведении находились верховный суд, армия и вопросы внешней политики.

После смерти хана Бердибека Мамай повел борьбу против самозванца Кульпы, стремясь передать власть в Сарае малолетнему хану Мухаммед-Булаку, при котором он был назначен ханом Авдулей регентом. Однако сарайские эмиры и мурзы не поддерживали кандидатуру Мухаммед-Булака. Противостояние сарайских эмиров и Мамая с переменным успехом длилось долгие одиннадцать лет – с 1359 по 1370 год. За это время Мамаю удалось установить свой контроль над другой частью Белой Орды, расположенной на правобережье Волги. В 1370 году Мамаю наконец-то удалось возвести на престол своего ставленника – малолетнего Мухаммеда Булак-хана при регентстве его матери Тулунбек-ханум, но уже через два года Мухаммед был смещен Урус-ханом. Восстановить Мухаммеда на сарайском престоле Мамаю удалось только в 1375 году, и к тому же, всего на полгода – престол вновь захватил Урус-хан.

«Хан Мамай». Художник В. Маторин

Итак, в 1359 году русские князья собрались в Орду на поклон к новому хану Кульпе. Но не успели князья собраться, как Кульпа был смещен и на сарайском столе оказался Мухаммед Наурузбек (Науруз-хан) – к которому и поехали князья на поклон. Поехал в Орду в сопровождении своего регента митрополита Алексия и малолетний московский князь Дмитрий Иванович. Но Науруз-хан, посмотрев на маленького мальчика, посчитал правильным отдать ярлык на великое княжение нижегородскому князю Андрею Константиновичу, сыну Константина Васильевича, некогда претендовавшего на стол по «праву старшинства». В свою очередь, Андрей Константинович, не захотев великого княжения, уступил ярлык своему младшему брату Дмитрию Константиновичу Суздальскому, а сам поехал на княжение в родовой удел Суздаль. В 1360 году Дмитрий Константинович въехал во Владимир уже в статусе великого князя, а Дмитрию Ивановичу пришлось вернуться в Москву ни с чем.

Иллюстрация к былине «Изгнание хана Батыги». Художник И. Билибин

В окружении князя – в первую очередь митрополит Алексий и тысяцкий Василий Вельяминов, а также приближенные бояре – прекрасно понимали, что потеря ярлыка на великое Владимирское княжение означала еще и потерю обширных территорий; а главное – крупных городов, имеющих большое политическое, экономическое и стратегическое значение для князя: Владимира, Переяславля, Костромы, Дмитрова, Юрьева-Польского и других. К тому же хан передал Галицкое княжение, принадлежавшее московскому князю, Дмитрию Борисовичу Дмитровскому, а часть Ростова, присоединенная еще в середине XIV века к московским владениям, была возвращена ростовским князьям. Таким образом, территория Московского княжества значительно сократилась и фактически вернулась к границам начала правления деда Дмитрия Ивановича – Ивана Калиты.

В свое время Н. М. Карамзин отмечал: «Природа одарила внука Калитина важными достоинствами; но требовалось немало времени для приведения их в зрелость, и Государство успело бы между тем погибнуть, если бы Провидение не даровало Димитрию пестунов и советников мудрых, воспитавших и юного Князя и величие России». Пока «пестуны и советники мудрые» размышляли над тем, как вернуть владимирский стол и утерянные земли, на помощь князю Дмитрию пришел случай. В Орде был убит хан Мухаммед Наурузбек (Науруз-хан), благодетель нижегородского князя Андрея, престол занял Махмуд Хизр-хан. Русские князья были вынуждены опять отправиться в Орду на поклон к новому хану.

Вновь поехал в Орду и князь Дмитрий Иванович, надеявшийся получить от Хизр-хана владимирский стол. Однако хан только подтвердил решения, принятые его предшественником, и Дмитрий опять уехал из Орды без ярлыка. Но не успели князья покинуть Орду, как Сарай захлестнула волна новых междоусобиц, и за короткий период всего в один год (1361) на сарайском престоле побывало три хана. В конце концов уже в 1362 году осталось два претендента на престол – хан Мюрид (Мурад) и хан Авдуля, ставленник Мамая, в результате на престол взошел Мурад.

В этот раз князь Дмитрий принял решение больше не тратить времени попусту и не поехал в Орду, отправив туда своих послов, повезших от него к хану Мураду грамоту с поклоном и просьбу о передаче ярлыка. При этом Дмитрий Иванович обосновывал свои претензии тем, что Владимир принадлежал ему по праву «отчины и дедины», а ярлык на великое княжение Владимирское, доставшись в 1327 году его деду князю Ивану Калите, затем так и закрепился за московскими князьями.

По одной из версий, поклонную грамоту и просьбу о передаче ярлыка князь Дмитрий Иванович отправил и другому претенденту на сарайский престол, ставленнику Мамая хану Авдуле, так как на тот момент Москве было не совсем понятно, кто из ханов все же укрепится на сарайском престоле. Дмитрий Константинович Суздальский, не желавший уступать ярлык московскому князю, тоже отправил своих послов в Орду к Мураду с просьбой о передаче ему ярлыка.

После этого в период ордынской «большой замятни» русские князья, за редким исключением, больше не ездили в Сарай на поклон к ханам, а отправляли туда своих послов с поклонными грамотами, что было безусловным свидетельством роста независимости русских княжеств и ослабления Орды. Ярлык на великое княжение Владимирское от Мурада получил московский князь.

В 1363 году князь Дмитрий Иванович въехал во Владимир, а Дмитрий Константинович вернулся в родовой Суздаль. В скором времени в Орде узнали о том, что московский князь Дмитрий посылал за ярлыком к противнику Мюрида хану Авдуле, что изменило принятое ранее ханом решение и он передал ярлык на великое княжение Владимирское противнику московского князя – суздальскому князю Дмитрию Константиновичу. Воспользовавшись отсутствием во Владимире князя Дмитрия Ивановича, Дмитрий Константинович занял город. Узнав об этом, Дмитрий Иванович, объединившись с братом Иваном и двоюродным братом Владимиром Андреевичем, повел войска на великого князя Владимирского и князя Суздальского Дмитрия Константиновича. Напомним, что на тот момент Дмитрий Константинович, вернувший себе ярлык, занял Владимир по закону, однако этот факт не остановил Дмитрия Ивановича.

«Князь Михаил Черниговский перед ставкой Батыя». Художник В. Смирнов

Надо сказать, что на тот период времени военный поход московского князя Дмитрия Ивановича на законного великого князя Владимирского и князя Суздальского Дмитрия Константиновича представлял собой беспрецедентное явление и мог расцениваться современниками только в двух вариантах – или как необдуманная выходка молодого сумасбродного князя, или как подвиг, заслуживающий всякого уважения и почестей. И связано это было с тем, что за весь предыдущий период вассального положения русские князья обязаны были решать все вопросы только через ханов, как известно, даже судебные тяжбы очень долго, вплоть до середины XIV века, разбирались в Сарае, не говоря уже о более значимых вопросах политического или экономического характера, а любое неповиновение ханской воле или того хуже – самостоятельно принятое решение, как правило, каралось жестокими погромами русских земель и даже смертью бунтаря. Вспомним хотя бы тверской мятеж против сборщиков дани в 1327 году, который был жестоко подавлен монголо-татарами, а город разгромлен – не без помощи Ивана Калиты; или случай с Михаилом Черниговским и Даниилом Галицким – заподозренные в союзе с Папой Римским Иннокентием IV, направленном против хана, в 1246 году они были вызваны в Сарай, где по приказу Батыя убиты. И таких прецедентов было великое множество.

Но раскол в Орде сильно пошатнул авторитет ханов в среде русских князей, и на тот момент времени князь Дмитрий прекрасно понимал, что хан, ослабленный борьбой за престол, вряд ли сможет должным образом отреагировать на случившееся. В этот раз московский князь решил любой ценой заполучить владимирский стол. Две недели простояли войска Дмитрия Ивановича под стенами Владимира. Великий князь Дмитрий Константинович так и не решился сразиться с московским князем в открытом бою и сбежал из Владимира в Суздаль. После чего князь Дмитрий Иванович въехал во Владимир победителем. Расчет Дмитрия Ивановича оправдался: узнавший обо всем хан Мурад, не найдя сил для карательных действий, решил передать московскому князю ярлык на великое княжение. В этом же году Дмитрию удалось вернуть галицкие земли и часть Ростова.

Хорошо понимая всю слабость своих позиций по отношению к укрепившемуся московскому князю, Дмитрий Константинович Суздальский пошел на союз с Дмитрием Ивановичем и отказался от прав на великое княжение Владимирское взамен на помощь Дмитрия в его утверждении на столе Нижнего Новгорода. Как указывает летопись, князь Дмитрий Иванович, подписав соглашение и помирившись с суздальским князем, как и обещал, помог ему занять престол Нижнего Новгорода, прогнав оттуда в Городец брата Дмитрия Константиновича – Бориса.

Реконструированный облик Тамерлана по его останкам

В знак дружбы и примирения в 1367 году Дмитрий Константинович выдал свою дочь Евдокию за великого князя Владимирского и князя Московского Дмитрия Ивановича. Евдокия была единственной женой Дмитрия, она родила ему 12 детей. После свадьбы Дмитрий Иванович занялся укреплением уже обветшавших стен Кремля, по его приказу старые дубовые стены были заменены белокаменными. Однако уже следующий, 1368 год принес новые беды московскому князю. Так, из подчинения Дмитрию Ивановичу вышла Тверь, стол которой занимал родственник московского князя и его наместник Василий Михайлович. Василия Михайловича сместил его племянник Михаил Александрович, заручившийся поддержкой литовского князя Ольгерда. Начиная с 1368 года Дмитрий неоднократно пытался вернуть Тверь, но многочисленные и хорошо вооруженные войска Ольгерда отбивали атаки. Однако и Ольгерду не удалось взять белокаменную московскую крепость. Напряжение между Москвой и Тверью нарастало. К Дмитрию Ивановичу в борьбе против Твери присоединился Михаил Васильевич Кашинский, двоюродный брат Михаила Александровича, а к Михаилу Александровичу в борьбе против Москвы присоединился смоленский князь Святослав Иванович. Не остался безучастным к этим событиям и митрополит Алексий. Всегда выступавший на стороне Дмитрия и во всем поддерживавший его, митрополит отлучил от церкви непокорных князей Михаила и Святослава, посмевших пойти против самого великого князя Дмитрия. После чего в 1370 году Михаил сбежал в Литву, а оттуда отправился в Орду к хану Мухаммеду, ставленнику Мамая, с богатыми дарами и жалобами на московского князя. В конце концов Михаил добился ярлыка на великое княжение Владимирское и в 1371 году въехал в Тверь с ярлыком в сопровождении посла из Сарая Сарыхожи, который тут же оповестил князя Дмитрия Ивановича о том, что законный обладатель ярлыка Михаил собирается занять Владимир. Однако Дмитрий Иванович дал недвусмысленно понять, что не собирается покидать Владимир, но все же пригласил сарайского посла для переговоров в Москву. После переговоров Дмитрий решил сам поехать в Орду и ценой богатых даров в 1371 году все же добился возвращения ярлыка.

Однако борьба между Москвой и Тверью на этом не закончилась. Михаил продолжал удерживать за собой часть территории Владимирского княжества. Весной 1372 года объединенные войска князя Михаила и литовского князя Ольгерда разгромили Переяславль, Торжок и направились на Москву. Но князь Дмитрий не пустил их к городу, сражение состоялось на берегу реки Оки, в районе Любутска, где и был заключен так называемый Любутский мир, по которому Ольгерд признал право Дмитрия на великое княжение Владимирское. В том же 1372 году пришедший к власти в Орде Урус-хан вновь подтвердил право на ярлык московского князя, к тому же Дмитрий сумел добиться от хана значительного снижения размера дани для своих княжеств и выкупить из татарского плена сына Михаила Тверского Ивана.

Уже в 1374 году вновь изменилась ситуация в Орде, Урус-хан был свергнут, и к власти пришел Черкес-хан, при нем по-прежнему безраздельной властью продолжал пользоваться темник Мамай, за спиной марионеточного хана принимавший все государственные решения. По одной из версий, в этом году Черкес-хан, по научению Мамая, увеличил размер взимаемой дани с русских княжеств, Дмитрий Иванович, в свою очередь, посчитал незаконным такое решение, тем более что оно исходило не от легитимного представителя власти, а от самозванца Мамая, и отказался выплачивать дань Орде. Тогда Мамай от имени Черкес-хана отправил за данью тысячный отряд в Нижний Новгород к тестю Дмитрия Ивановича – князю Дмитрию Константиновичу, но тот тоже дани не дал, а монголо-татарский отряд перебил. В данном случае солидарность князей, бывших противников в борьбе за владимирский стол, объяснима обоюдным нежеланием подчиняться воле темника Мамая, самозванца и узурпатора ханской законной власти.

Начало борьбы против Мамая

Князь Дмитрий Иванович, прекрасно понимая всю остроту сложившейся ситуации, решил объединить русских князей в борьбе против самозванца Мамая. По инициативе князя в 1374 году в Переяславле-Залесском был созван съезд русских князей, на котором князья приняли решение совместными силами противостоять Мамаю. Здесь же по настоянию Дмитрия Ивановича кандидатом в архимандриты кремлевского Спасского монастыря был назначен духовник князя Дмитрия священник Михаил (Митяй). Вероятно, уже на тот момент Дмитрий планировал возвести Митяя на митрополичью кафедру всея Руси и для этого подготавливал почву. Здесь же князья приняли решение возвратить в состав Суздальской епархии Нижний Новгород и Городец, а епископом Суздальским был назначен Дионисий.

Тем временем Михаил Тверской, не терявший надежды вновь получить владимирский ярлык, воспользовавшись разладом между Мамаем и князем Дмитрием, в 1375 году отправил послов в Орду к новому хану с поклоном и просьбой о передаче ему ярлыка. Ожидания Михаила оправдались – хан Черкес передал Михаилу ярлык на великое княжение Владимирское.

Узнав об этом, Дмитрий Иванович, не дожидаясь приезда Михаила во Владимир, собрал объединенные войска и двинулся на Тверь. Очевидно, что уже в это время московский князь имел непререкаемый авторитет среди князей Северо-Восточной Руси. Поход продемонстрировал не только единство русских князей, но и их солидарность в нежелании подчиняться марионеточным ханам, а по сути – власти самозванца Мамая; выступая против воли темника Мамая, русские князья тем самым поддерживали официальную власть законных правителей Золотой Орды. В походе против Твери приняло участие 19 русских князей, среди них были могущественные ростовские, белозерские, стародубские, брянские, новосильские и оболенские. О масштабности самого похода говорит состав князей, принявших в нем участие: Владимир Андреевич Серпуховской (двоюродный брат Дмитрия), суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович с сыном Семёном и братьями Дмитрием и Борисом, ростовские князья – Андрей Фёдорович, Василий Константинович и Александр Константинович, вяземский князь Иван Васильевич, ярославские князья – Василий Васильевич и Роман Васильевич, белозёрский князь Фёдор Романович, кашинский князь Василий Михайлович, моложский князь Фёдор Михайлович, стародубский князь Андрей Фёдорович, брянский князь Роман Михайлович, новосильский князь Роман Семёнович, оболенский князь Семён Константинович и его брат тарусский князь Иван Константинович.

Михаил, увидев у стен Твери «рать несметную», решил сдаться без боя и, по свидетельству летописца, назвав себя «молодшим» братом Дмитрия Ивановича, признал за ним право на владимирский стол и возвратил все занятые им московские города, а также отказался от претензий на великое княжение Владимирское в дальнейшем. В свою очередь, князь Дмитрий вернул Михаилу его сына Ивана, выкупленного им из татарского плена несколько лет назад.

Раздосадованный новыми победами и усилением князя Дмитрия Мамай, собрав все силы, в 1375 году ударил по союзнику Москвы – Новосильскому княжеству Романа Семёновича. Столица княжества Новосиль была разорена татарами. Князь Дмитрий Иванович, не стерпев обиды, уже в 1377 году предпринял ответный удар. Объединившись с нижегородским князем Дмитрием Константиновичем, Дмитрий Иванович организовал военный поход на Волжскую Булгарию, находившуюся в вассальной зависимости от Орды. Наместники Волжской Булгарии татарские князья Асан и Махмат-Салтан были вынуждены сдаться на милость врагу, а Волжская Булгария перешла в зависимость от Москвы.

В том же 1377 году ордынцам, под руководством царевича Арабшаха (Арапши) перебежавшим из Синей Орды (восточная часть) в Белую Орду (западная часть) к Мамаю, удалось взять реванш над русскими князьями и вернуть себе контроль над Средним Поволжьем. О трагической битве на реке Пьяне – наиболее известном поражении в полководческой биографии Дмитрия Ивановича – сообщает нам летописная повесть о битве на реке Пьяне, сохранившаяся в Симеоновской летописи. Вот как описывает события летописец: «И пошли за реку Пьяну, и пришла к ним весть, – поведали им, что царевич Арапша на Волчьей воде… А в то время поганые князья мордовские привели тайком рать татарскую из Мамаевой орды на князей наших, а князья наши не ведали, и про то им вестей не было; и дошли наши до Пара, и тут поганые, быстро разделившись на пять полков, внезапно неведомо откуда ударили на нашу рать в тыл, избивая, иссекая и коля, неожиданно. Наши же ничего не сумели сотворить, и побежали… Татары же, одолев христиан, встали на костях, полон весь и награбленное там оставили, а сами пошли к Новгороду Нижнему…»

Сражение на Воже

Воодушевленный победой на Пьяне, Мамай уже в 1378 году направляет на Москву сильное войско под командованием темника Бегича. Дмитрий Иванович, хорошо осведомленный о продвижении войск Бегича на Москву, объединившись с рязанским князем, встретил монголо-татар на реке Воже, притоке Оки. По приказу князя Дмитрия русские войска перекрыли брод, по которому монголы планировали осуществить переправу, а затем заняли удобную боевую позицию на холме. Построение русских имело форму дуги, главный полк возглавлял сам князь Дмитрий, полк левой руки – окольничий Тимофей Вельяминов, полк правой руки – князь Данила Пронский.

Вот что сообщает нам о битве на реке Воже Симеоновская летопись: «Побоище это случилось месяца августа в 11-й день, на память святого мученика Евпла Диакона, в среду вечером, и помог Бог князю великому Дмитрию Ивановичу, одолел он противника и победил врагов своих, и прогнал поганых татар, и посрамлены были окаянные половцы, возвратились со стыдом, безуспешно нечестивые измаильтяне… Побежали они, гонимые гневом Божиим, прибежали в Орду к своему царю, а точнее к пославшему их Мамаю, поскольку царь их, имевшийся в то время, не владел ничем и не смел ничего сотворить пред Мамаем, но всякое старшинство держал Мамай, всем владея в Орде…»

Из текста повести очевидно, что победа досталась русским войскам. Князь Дмитрий нанес татарам сильнейший урон. Автор повести высоко оценивал победу московского князя, с Божьей помощью сразившегося и посрамившего «поганых измаильтян», при этом очевидно, что летописец, так же как и князья русские, не признавал Мамая законным правителем – «прибежали в Орду к своему царю, а точнее к пославшему их Мамаю», в связи с чем борьба с самозванцем носила характер «священной войны» против «неверных» народов, а князь в этой войне выступал защитником веры христианской и всей земли Русской.

В феврале того же 1378 года радость недавней победы на Воже была омрачена – умер митрополит Алексий, приближенный, друг и учитель князя Дмитрия. По словам летописца, Алексий «пребывал во святительстве и в учительстве много долгих лет, уча слову Божьему, за благочестие борясь, правя слово истинной православной веры, поставляя епископов и священников, попов, диаконов…».

Битва на реке Воже. Миниатюра Лицевого летописного свода

Алексий был воспитателем и наставником великого князя Дмитрия как в вере, так и в делах власти. На Руси он пользовался непререкаемым авторитетом и был известен далеко за ее пределами. «За премногую премудрость святого и слово разумное, ко всем доброе и приветливое, а особенно за долгое молитвенное житие перед Богом повсюду о нем все больше слава расходилась, не только в своих странах или окрестных, но среди дальних и безбожных татар; где Христос неведом был, там Христова служителя Алексия хвалили, и промеж них имя святого Алексия как нечто священное произносилось», – писал несколько десятилетий спустя, в начале XV века, Пахомий Логофет в «Житии святителя Алексия».

Поистине тяжелой была эта утрата для князя Дмитрия. К тому же смерть Алексия и последовавший за этим раскол в Русской церкви из-за наследования митрополии, как увидим, немало осложнили отношения Дмитрия с духовенством в канун тяжелых испытаний – и до самого конца его правления.

После смерти Алексия Дмитрий Иванович решил воплотить давнее свое намерение – поставить на митрополичью кафедру всея Руси к тому времени уже архимандрита кремлевского Спасского монастыря и своего духовника Михаила (Митяя). Решение это было очень смелым по тем временам сразу по нескольким причинам. Во-первых, Русская церковь находилась в зависимости от Константинополя и решение о поставлении митрополита всея Руси начиная с X века принималось только на Церковном кафедральном соборе в Константинополе. Русская церковь получила автокефалию (независимость от Константинополя) только в середине XV века.

Кандидатом в митрополиты от Константинополя был назначен Киприан. Киприан, еще в 1375 году поставленный Константинополем митрополитом западнорусских земель, входивших в состав Великого княжества Литовского, теперь, после смерти Алексия, должен был объединить под своей юрисдикцией епархии западнорусских и северо-восточных земель. И, во-вторых, сам Алексий, недолюбливающий Михаила (Митяя), еще при жизни завещал кафедру Киприану. Решение князя, противоречившее всем правилам, встретило открытую оппозицию в лице епископа Дионисия Суздальского и игуменов Сергия Радонежского и Фёдора Симоновского. Но Дмитрий, не привыкший отступать от принятых им решений, стоял на своем. И в 1379 году Митяй отправился в Константинополь на поставление, но по пути был убит заговорщиками. В результате решением Священного Собора в июне 1380 года митрополитом всея Руси был поставлен Переяславский архимандрит Пимен.

Князь литовский Ольгерд

Тем временем Мамай собирал силы для нового похода на Москву. По свидетельствам русских летописцев, численность монголо-татарского войска в 1380 году составила порядка 120 000 воинов, а русские войска насчитывали 100 000 конных воинов. Конечно, этим цифрам нельзя доверять. Сегодня уже хорошо известно, что Белая Орда (западная часть), находившаяся в 1380 году под властью Мамая при ханстве Арапши, насчитывала в своем распоряжении порядка 9 туменов, при этом основную ее часть Мамай был вынужден задействовать во внутренней борьбе с чингизидом Тохтамышем за удержание престола. Еще в 1377 году Тохтамыш, поддерживаемый Тамерланом, повел борьбу за престол и, овладев восточной Ордой (Синей Ордой), в 1380 году вторгся в ее западную часть – Белую Орду, подконтрольную Мамаю. Таким образом, Мамаю пришлось вести войну на два фронта – кинув часть войск на борьбу с Тохтамышем, Мамай возглавил давно запланированный и тщательно подготовленный поход на Москву, что стало его роковой ошибкой. Не обладавший серьезными силами для битвы с князем Дмитрием, Мамай вынужден был пойти на союз с литовским князем Ягайло Ольгердовичем. В том же году рязанский князь Олег, вероятно, чтобы уберечь свое княжество от разгрома монголо-татарами, признал зависимость от Мамая и, став его подданным, получил информацию о предстоящем походе на Москву, о чем и предупредил князя Дмитрия. Узнав о том, что Мамай вновь собирает силы, Дмитрий Иванович заключил союз с Дмитрием Ольгердовичем, сводным братом Ягайло от первого брака Ольгерда с Анной. Союз с литовским князем был для Дмитрия вынужденной мерой, в первую очередь эта мера была вызвана большими потерями, понесенными в походах последних лет против Орды. Князь Дмитрий прекрасно понимал, что, даже объединившись с князьями других русских княжеств в борьбе против Мамая, он вряд ли сможет собрать войско, по численности превосходящее войско Мамая, постоянно пополняемое за счет наемников из вассальных стран. В то время как численность населения русского княжества в XIII–XIV веках составляла всего от 5000 до 12 000 человек с учетом женщин, детей и стариков, княжеская дружина в самом крупном княжестве не превышала 400 человек. По данным историка М. Н. Тихомирова, объединенные русские княжества на тот период времени могли выставлять от 3000 до 15 000 воинов – не более. Небольшим, по нашим меркам, было и само население русских средневековых городов – от 1000 человек в малых городах до 10 000 в крупных. В то время как Великая Монгольская империя, к началу XIII века уже завоевавшая Северный Китай, Среднюю Азию, Ближний Восток, Южную Сибирь, Закавказье и часть Индии, располагала войском в 120 000–150 000 хорошо вооруженных конных воинов. Однако к концу XIV века в период «большой замятни» расколовшаяся в междоусобной войне империя уже не обладала таким войском, при этом Мамай все же мог выставить войско порядка 7000 конных всадников.

«Владислав Ягайло». Художник Марсело Баччиарелли

Куликовская битва

Летом 1380 года Дмитрий Иванович стал собирать союзные войска для решающей битвы с Мамаем. Сбор всех войск Дмитрием была назначена Коломна. Сам великий князь привел в Коломну московские войска, его двоюродный брат Владимир Андреевич – серпуховские, встали под знамена московского князя войска белозёрских, ярославских, ростовских, суздальских и смоленских князей. Здесь же был сформирован и боевой порядок – князь Дмитрий Иванович возглавил главный (большой) полк, составляющий основные силы войска, Владимир Андреевич Серпуховской возглавил полк правой руки, который в битве выполнил роль засадного полка, а полк левой руки был вверен Глебу Брянскому, передовой полк составили коломенцы. На пути к Дону, в урочище Березуй, к русскому войску присоединились полки литовских князей Ольгердовичей – Андрея, наместника князя Дмитрия Ивановича в Пскове, и Дмитрия, наместника московского князя в Переяславле-Залесском. Предполагая, что Мамай может объединиться с войсками литовского князя Ягайло, князь Дмитрий примерно 7 сентября 1380 года переправился на правый берег Дона и расположился недалеко от устья реки Непрядвы, тем самым вынудив Мамая вступить в бой, не дожидаясь поддержки от Ягайло.

На месте будущей битвы Дмитрий расположил свои войска следующим образом – впереди стоял сторожевой полк, за ним располагался передовой полк, а за ним уже большой пеший полк под командованием самого Дмитрия Ивановича. Фланги заняли полки левой и правой руки. В тылу был оставлен резервный полк. За левым флангом расположился засадный полк, которым командовали двоюродный брат Дмитрия Ивановича Владимир Андреевич Серпуховской и воевода Дмитрий Боброк-Волынский.

Перед сражением князь Дмитрий неоднократно объезжал свои войска, поднимая боевой дух воинов.

По одной из версий, перед началом битвы Дмитрий Донской, поменявшись одеждой со своим дружинником Михаилом Бренком, встал в ряды воинов сторожевого полка, который первым должен был принять удар монголо-татарской конницы. После сражения в рядах сторожевого полка князь Дмитрий принял на себя командование главным полком всех войск.

«К полю Куликову». Художник Е. Данилевский

8 сентября 1380 года состоялось решающее сражение между объединенными войсками во главе с великим князем Владимирским и Московским Дмитрием Ивановичем и монголо-татарскими войсками, возглавляемыми темником Мамаем. Это сражение вошло в историю как Куликовская битва, его название связано с названием места, где произошло сражение, – Куликово поле, расположенное между реками Дон и Непрядва. В источниках встречаются и другие названия сражения – например, Донская битва или Мамаево сражение. Споры ученых о точном месте битвы не утихают до сих пор. Так, первый исследователь Куликовской битвы С. Д. Нечаев считал местом сражения не Куликово поле, а правый берег реки Красная Меча (Красивая Меча), правого притока Дона, на том самом месте, где как раз и располагалось его родовое имение Полбино, в 40 километрах от Куликова поля.

Реставрированный план Куликовской битвы к «Историческому обозрению Тульской губернии» И. Афремова

Уже в XX веке ученые при помощи методов палеографии установили, что битва, вероятнее всего, проходила на правом берегу реки Непрядвы, так как на левом берегу находился лес. Безлесный участок был расположен в слиянии рек Дона и Непрядвы и составлял небольшой участок протяженностью около 2 километров и шириною около 1 километра. На таком участке могло расположиться не более 5000–7000 конных всадников с каждой стороны, при этом учитывая, что каждому всаднику требовалось место для осуществления маневра. Отсутствие значимых находок боевого снаряжения, а также захоронений воинов как на самом Куликовом поле, так и в районе Красной Мечи оставляет вопрос о месте Куликовской битвы открытым.

«Куликовская битва». Художник С. Присекин

Описание Куликовской битвы сохранилось всего в нескольких источниках Куликовского цикла конца XIV – середины XV веков, к которым, как уже указывалось, относят летописную повесть о Куликовской битве, «Задонщину», «Сказание о Мамаевом побоище» и «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского». При этом информация в основном черпается из наиболее полного и наименее достоверного текста «Сказания о Мамаевом побоище», одна из последних редакций которого относится к XVIII веку.

«Победа Пересвета». Художник П. Рыженко

Приведем здесь фрагмент описания Куликовской битвы из наиболее древнего источника – летописной повести «О великом побоище на Дону». Полный ее текст обнаруживается в двух ранних летописях – Московском летописном своде 1390 года, входящем в Симеоновскую летопись, и тверской Рогожской летописи 1412 года. Вот что сообщает о битве летописец: «И было в месяце августе – пришли из Орды вести к князю к великому Дмитрию Ивановичу, что воздвигается рать Татарская на христиан, поганый род Измалитский, и Мамай нечестивый… с силой многой, желая пленить землю Русскую. Услышав это, князь великий Дмитрий Иванович, собрав воев много, пошел против них, желая оборонить свою отчину, и за святые церкви, и за правоверную веру христианскую, и за всю Русскую землю. И когда переехал Оку, пришла ему еще другая весть, поведали ему, что Мамай собрал за Доном силы, стоит в поле и ждет к себе на помощь Ягайла, рать Литовскую. Князь же великий пошел за Дон; и было поле чистое и великое очень, и тут встретили поганых половцев, татарские полки – было ведь поле чистое в устье Непрядвы-реки. И тут ополчились те и другие, и устремились в бой. И сошлись те и другие, и много часов была брань очень крепкая и сеча злая. Весь день напролет секлись, и пало мертвых бесчисленное множество у тех и у других. И помог Бог князю великому Дмитрию Ивановичу, а Мамаевы полки поганые побежали, а наши преследовали, избивая, иссекая поганых без милости. Ибо Бог невидимою силою устрашил сынов Агариных, и побежали, обратив плечи свои под язвы, и многие от оружия пали, а другие в реке потонули, и гнали их до реки Мечи, и так множество их перебили, а другие погрузились в воду и утонули».

«Герой Куликовской битвы. Боброк Волынский». Художник В. Маторин

Основываясь на других летописных источниках того же цикла, мы узнаём, что сражение началось около 12 часов дня, после того как рассеялся туман, поединком двух воинов – русского инока Пересвета и ордынского богатыря Челубея. Два витязя сошлись на копьях, и оба погибли. Описание данного эпизода обнаруживается в двух источниках – «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище» – и, по мнению большинства исследователей, является легендой. Затем ордынская легкая конница атаковала сторожевой полк конных русских. После чего татары перешли в наступление по всему фронту, и сторожевой полк русских, не выдержав атаки, был вынужден отступить и объединиться с силами большого полка для контрудара. Ожесточенный бой длился около двух часов, пока татары не прорвали строй русского полка левой руки и оказались между Доном и тылом сражавшегося большого полка на Красном холме.

«Поле Куликово». Триптих. Фрагмент. Художник Ю. Ракша

В Софийской первой летописи о самых трагических для русских часах сражения говорится так: «И сошлись оба полка великие на долгие часы, и покрыли поле полки на десять верст из-за множество воинов, и была сеча великая и брань крепкая, так что от начала мира не бывало такой сечи великим князьям русским, как сему Дмитрию Ивановичу. И проливалась кровь с обеих сторон, и христиан, и татар, как из дождевой тучи, и бесчисленное многое множество пало мертвыми трупами у тех и у тех. И много руси побито было от татар, а татар от руси, и падал труп на труп, падало тело татарское на тело христианское. Где-то, видели, русин за татарином гнался, а где-то татарин русина настигал, – смешались все и перемешались, так что каждый искал победить лишь своего противника. Многие же неопытные видя то, устрашились и в животе отчаялись».

Остановить ордынцев удалось только силами засадного полка под командованием двоюродного брата князя Дмитрия – князя Владимира Серпуховского и воеводы Дмитрия Боброка-Волынского. Выступление резервного полка позволило князю Дмитрию перестроить боевой порядок войск и атаковать ордынцев. В результате чего монголо-татары были полностью разбиты русскими войсками. До наступления темноты русские воины преследовали ордынцев. На пути в Сарай разбитые и разрозненные части Мамаевого войска были добиты войсками Тохтамыша, уже воцарившегося к тому времени на сарайском престоле, сам Мамай бежал в Кафу.

«Удар Засадного полка в Куликовской битве». Художник П. Попов

Потери сторон были огромны. В числе погибших оказалось много русских князей и бояр. Сам великий князь Дмитрий Иванович, мужественно сражавшийся в рядах большого полка, был контужен, но чудом остался жив.

На поле Куликовом

Опять над полем Куликовым Взошла и расточилась мгла, И, словно облаком суровым, Грядущий день заволокла. А. Блок. На поле Куликовом

Значение Куликовской битвы нельзя недооценить. Еще Н. М. Карамзин писал о Куликовской битве: «Известие о победе столь решительной произвело восхищение неописанное. Казалось, что независимость, слава и благоденствие нашего отечества утверждены ею навеки; что Орда пала и не восстанет… и славили Димитрия как второго Ярослава Великого и нового Александра, единогласно назвав его “Донским”».

По мнению подавляющего большинства современных исследователей, на Куликовом поле Золотая Орда потерпела первое крупное поражение от русских войск, возглавляемых московским князем Дмитрием Ивановичем.

«Куликовская битва». Художник Адолф Ивон

Литературные памятники, сообщающие нам о Куликовской битве, историки объединяют в так называемый Куликовский цикл, который, в свою очередь, принято разделять на три группы.

К первой группе относятся летописные повествования о битве. Тексты этой группы принято считать наиболее ранними, они существуют в двух редакциях – краткой и пространной. Повесть о Куликовской битве в кратком изложении обнаруживается в составе трех летописей: Симеоновской, Рогожской и Суздальской. Пространная редакция текста содержится в составе Софийской первой и Новгородской четвертой летописей.

Текст пространной редакции повести о Куликовской битве интересен прежде всего тем, что в нем Дмитрий Иванович показан как защитник православной веры и великий царь всей земли Русской. Мамай же показан не только как захватчик, но и как гонитель христианства: «Пойдем на русского князя и на всю Русскую землю, как и при Батые царе было, и христианство истребим, а церкви Божии попалим огнем, а закон их погубим, а кровь христианскую прольем…»

Памятник в честь победы на Куликовом поле, воздвигнутый по инициативе С. Д. Нечаева по проекту А. П. Брюллова в 1848 году

Вторую группу цикла составляет эпическая поэма «Задонщина». «Задонщина» написана в том же ключе борьбы Русской церкви и русских князей против «неверных измаильтян», что и летописные повести о Куликовской битве. При этом «Задонщина», составленная в жанре эпических поэм или так называемых героических песен, более лирична и пространнее летописного повествования. «Задонщина» стала очень известна и любима на Руси наряду с другой героической песней, послужившей для нее образцом, – прославленным «Словом о полку Игореве». Автором «Задонщины» обычно считается названный в ней Софоний Рязанец. Из текста очевидно, что первостепенным для автора являются не исторические детали сражения, а значение великой победы, которая должна стать известна всему ведомому миру: «Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы и не кречеты – то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья каленые о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом на речке Непрядве. Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита…»

Схема Куликовской битвы

Именно из «Задонщины» мы получили самое древнее и самое выразительное описание атаки засадного полка под водительством Владимира Андреевича, решившей исход сражения: «И, кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: “Брат Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили – столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по колено бродят. Жалостно ведь, брат, видеть столько крови христианской. Не медли, князь великий, со своими боярами”. И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: “Братья, бояре и воеводы, и дети боярские, здесь ваши московские сладкие меды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть”».

Третью группу памятников Куликовского цикла образует «Сказание о Мамаевом побоище», как уже отмечалось, представляющее собой наиболее обстоятельное и наименее достоверное описание сражения русских ратей с полчищами Мамая, известное нам в десяти различных редакциях и сохранившееся более чем в 150 летописных списках.

В памятнике, например, присутствует вымышленный рассказ о сражении перед боем двух богатырей – Александра Пересвета, схимника из Троицкого монастыря, и Челубея. Фигура Пересвета вызывает споры у историков и по сей день. Он упоминается уже в самой ранней летописной повести, но просто как «Александр Пересвет», без уточнений. О Пересвете как «чернеце» повествует не только «Сказание…», но и другой памятник Куликовского цикла, более ранний, – «Задонщина», но о поединке в нем ничего не говорится – только о мужестве и героической гибели: «И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: “Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича”». Из текста «Задонщины» мы узнаём, что Пересвета вместе с братом Ослябей на помощь Донскому отправил преподобный Сергий Радонежский, после того как благословил Дмитрия на ратный подвиг в Троицком монастыре.

Давно доказано, что очной встречи Дмитрия Ивановича с преподобным Сергием состояться не могло. Однако такой вымышленный сюжет был необходим для составителя, так как именно благодаря ему можно было показать ведущую роль церкви в деле спасения Руси.

Упоминание о благословении находим также и в «Житии Сергия Радонежского» («Житие»), редакции которого, создававшиеся на протяжении XV–XVII веков, содержат многочисленные разночтения и дополнения, происходившие из устных преданий. На основании текста «Жития» можно усмотреть обстоятельства идеологической борьбы между князем и преподобным.

Благословение Сергия Радонежского, якобы данное им великому князю Дмитрию и его войску перед битвой, занимает в «Житии» особое место. Значение этих побед очень хорошо осознавалось современниками великого князя, именно поэтому в «Житии» и было размещено пространное описание благословения, которое делает причастным преподобного, а вместе с ним и Русскую церковь к великой победе.

Дмитрий Донской на памятнике «Тысячелетие России». Великий Новгород. Скульптор М. О. Микешин. 1862 г.

По этому поводу один из последних, уже нового времени, редактор и исследователь «Жития» Никон (Рождественский) писал (цитата в тексте принадлежит В. О. Ключевскому): «…Великий избранник Божий Сергий дарован Богом земле Русской именно в такое тяжкое время, когда татары заполонили почти все пределы ее, когда междоусобия князей доходили до кровавых побоищ, когда эти усобицы, бесправие, татарские насилия и грубость тогдашних нравов грозили русскому народу совершенной гибелью. Конечно, было бы неправильным, с точки зрения средневекового автора, не задействовать в процессе спасения христиан и христианской веры преподобного – Сергий, как истинный печальник родной земли, конечно, по праву, наравне с великим князем, должен стать ее освободителем от неверных измаильтян. И вот мы видим, что “народ, сто лет привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался наконец с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями”».

«Оборона Москвы от хана Тохтамыша. XIV век». Художник А. Васнецов

И здесь вновь стоит подчеркнуть, что все авторы средневековых произведений, особенно раннего периода, выстраивали изложение действительности на прочнейшей идеологической – христианской, проведенческой – платформе, что впоследствии уводило многих исследователей от понимания реально происходивших фактов, имевших место в истории.

Аргументов против возможности самого факта благословения немало, и в первую очередь это острые противоречия между князем и митрополитом Киприаном. Примечательно также и то, что старейший источник, сообщающий о Куликовской битве, – московский свод 1390 года ничего не знает о благословении, данном преподобным Сергием великому князю перед боем. Ничего не говорит о благословении Сергия и поэма «Задонщина». А в «Слове о житии и преставлении Дмитрия Ивановича…» Сергий упоминается единственный раз среди присутствующих при кончине князя.

Возможно, как предполагают некоторые ученые, благословение могло быть заочным, предположительно посланником, вручившим князю грамоту и просфору от игумена, был Александр Пересвет. Легенда о благословении Сергия вне зависимости от ее историчности превратилась в символ единения русского народа, светской власти и Русской церкви перед лицом «неверных измаильтян», угрожающих всему христианскому народу.

В «Сказании…» содержится и еще один интересный факт – беседа митрополита Киприана с Дмитрием Донским перед сражением. Несмотря на противоречивые мнения историков на этот счет, мы склонны интерпретировать данную беседу как вымышленную, приведенную автором с целью позиционирования единства княжеской и церковной власти в борьбе против «неверных».

В действительности подобная беседа не могла состояться. Остановимся более подробно на этой проблеме. После смерти в 1378 году митрополита Алексия, как мы знаем, князь Дмитрий пытался возвести на митрополичий престол всея Руси своего духовника, к тому времени уже архимандрита кремлевского Спасского монастыря, Митяя вопреки решению Константинополя, пророчившего в митрополиты северо-восточных русских епархий Киприана, являющегося на тот момент времени митрополитом южнорусских епархий Великого княжества Литовского.

Князь Дмитрий не нашел поддержки своему решению у духовенства. Особенно ярыми противниками Митяя выступили епископ Дионисий Суздальский, игумен Сергий Радонежский и игумен Фёдор Симоновский, ратующие за объединение двух русских епархий под юрисдикцией Киприана. Однако Дмитрию все же удалось добиться от церковного клира пострижения Митяя в монахи под именем Михаила и введения его в управление делами Московской митрополии как митрополита. А когда в том же 1378 году из Константинополя на кафедру приехал Киприан, князь с позором прогнал его. Разгневанный Киприан за такое «непослушание» отлучил князя Дмитрия от церкви и предал анафеме. Этот факт не смутил князя, и уже в 1379 году он отправил Митяя в Константинополь на поставление. Но по пути в Царьград Митяй умер, вероятно отравленный заговорщиками, и в июне 1380 года решением Священного Собора митрополитом всея Руси был поставлен Переяславский архимандрит Пимен. Данное поставление оказалось совсем не по нраву Дмитрию, и он решил примирится с Киприаном, чтобы через него распространить свое влияние на западнорусские епархии, в которых Киприан по-прежнему оставался митрополитом.

Наконец-то в июне 1380 года утвердившись в Москве, Киприан не выказал желания продолжать политику Алексия, а вместо этого, напротив, вступил с Дмитрием Ивановичем в открытый конфликт, продолжавшийся долгие десять лет. Памятуя старые обиды, Киприан ни в чем не поддерживал князя. Так было и когда Дмитрий воевал с Великим Новгородом, и когда защищал Москву от литовского князя Ягайло. Основной задачей Киприана на посту митрополита стало отстаивание независимого положения церкви от власти московского князя. Такая позиция митрополита совсем не устраивала князя. В первую очередь это было связано с тем, что в лице церкви Дмитрий видел крупного землевладельца и к тому же серьезного претендента на его властные полномочия. После смерти Киприана в 1406 году ставший митрополитом грек Фотий также повел борьбу за единую церковную власть во всей Руси. Фотию удалось сохранить независимость церкви от государства, однако отношения церкви и власти оставались напряженными.

Теперь постараемся раскрыть второй уровень понимания источника – сакральный. Для прояснения всех аспектов этого уровня понимания приведем здесь еще раз выдержки из наиболее ранней летописной повести о побоище на Куликовом поле (цитата по тексту Рогожской летописи): «И помог Бог князю великому Дмитрию Ивановичу, а Мамаевы полки поганые побежали, а наши преследовали, избивая, иссекая поганых без милости. Ибо Бог невидимою силою устрашил сынов Агариных, и побежали, обратив плечи свои под язвы, и многие от оружия пали, а другие в реке потонули… Тогда же Мамай с немногими утек с Донского побоища, и прибежал в свою землю с малой дружиной, видя себе битым, и бежавшим, и посрамленным, и поруганным… и се, пришла ему весть, что идет на него некий царь с востока, именем Токтамыш из Синей Орды. Мамай же приготовил на него рать. Мамаевы же князья… оставили, как поруганного. Мамай же, то увидев, скоро побежал… Царь же Токтамыш послал за ним в погоню воев своих, и убили Мамая…»

Московский Кремль при Дмитрии Донском перед нашествием Тохтамыша в 1382 году. Художник А. Васнецов

Особенностью приведенного фрагмента «Сказания…» является то, что хан Тохтамыш и великий князь Дмитрий выступают здесь в роли союзников против «сынов Агари», то есть войска князя Мамая. Также в тексте князь Дмитрий показан хранителем земли Русской и веры православной: «желая оборонить свою отчину, и за святые церкви, и за правоверную веру христианскую, и за всю Русскую землю».

В приведенном тексте впервые прослеживается идея единоначалия власти великого князя – защитника православной веры и всей Русской земли.

Мамай, в свою очередь, описывается, так как обычно это было принято во всех древнерусских сочинениях, повествующих о «неверных» народах, «поганых измаильтянах», – как «безбожный злочестивый ордынский князь поганый». При этом хан Тохтамыш отнюдь не характеризуется подобными нелицеприятными эпитетами. В чем проявляет себя еще одна идея автора о легитимной и нелегитимной власти. В данном случае Мамай – князь, а не царь по рождению, ослушавшись Тохтамыша, пошел с ратью на Русь, где ему оказал сопротивление великий князь Дмитрий Иванович, хранимый Богом законный царь всея Руси и защитник веры христианской.

Очевидно, что фраза, говорящая о заступничестве Бога за князя русского и землю Русскую, приведенная в «Сказании…», тоже неслучайна: «И помог Бог князю великому Дмитрию Ивановичу…» В соответствии с христианской традицией заступничество и покровительство Бога возможно только по отношению к законному правителю, т. е. – праведнику. Эта идея подчеркивается следующей деталью – в летописи перед «Повестью…» размещен текст о Кириопасхе, в котором сообщается о совпадении Пасхи и Благовещения. Такое совпадение действительно приходилось на 1380 год, что являлось очень редким явлением и особо почитаемым православным праздником. Именно в этот день под Божьим покровительством князь Дмитрий Иванович решает выступить против «неверных».

В этой связи интересно будет еще раз обратиться к тексту пророчества Мефодия Патарского, в котором, как помним, Патарский сообщал о двух разрушительных варварских набегах, которые должны предшествовать светопреставлению. Первый набег произойдет из Етривской пустыни – из нее выйдут «измаильтяне»; а второй – с севера, откуда вырвутся Иафетовы потомки – Гог и Магог и другие нечистые племена для истребления христиан. И многие христиане истреблены будут ими, за что «нечестивых» покарает Бог великим землетрясением.

В соответствии с христианской традицией народы Гога и Магога воспринимались посланниками Сатаны или Антихриста, после пришествия которых, по свидетельству Патарского, должен прийти и сам Антихрист и погубить все грешные народы. После чего наступит Восьмой день Творения и на землю вновь придет Иисус Христос, чтобы открыть спасенным им мученикам врата в жизнь вечную.

Теперь постараемся посмотреть на текст «Сказания…» исходя из логики средневекового автора, основанной на указанных ветхозаветных аллегориях.

Итак, исходя из христианской логики, на основании которой летописец и вел свой рассказ, Мамай должен был восприниматься как Гог – некий предводитель «неверных» народов, вместе с Магогом посланный на землю Сатаной для истребления христиан в последние времена. В данном случае под христианами надо понимать христианскую Русь. Также становится очевидным, что посланники Сатаны – Гог и Магог, а также их народы, пришедшие по воле Сатаны, тем самым нарушили закон Божий.

Под законом, нарушенным посланниками Сатаны в образе Мамая и его войска, вероятно, надо понимать власть законных ханов, узурпированную самозванцем Мамаем. По пророчеству, Бог покарал «неверных» Гога и Магога, их земли и их народы страшным землетрясением. В нашем случае, т. е. в тексте «Сказания…», в качестве кары Божьей был послан на Мамая и «поганых измаильтян» великий князь – царь русский и защитник веры христианской Дмитрий Донской. Здесь прослеживается еще одна идея, разрабатывавшаяся русскими книжниками на протяжении более двух столетий, – московский князь – царь всея Руси. Москва – Третий Рим. Данная идея хорошо читается в Хронографе редакции 1512 года. В нем исторический процесс рассматривается как смена великих царств. Так, на смену ветхозаветному Израилю идут друг за другом Вавилонское, Персидское царство, Македонская держава, государство Египетских Птолемеев. Затем следуют Римская империя и Византия. Возвышение и гибель этих царств определяются Божьим промыслом, который ведет историю. Центральная идея Хронографа – с падением под натиском турок православных «благочестивых царств» – Греческого, Сербского и Болгарского – единственным средоточием православия осталась Русь. Она «растет, младеет и возвышается».

Таким образом, в представлении автора Хронографа, Русь, унаследовав от Византии традицию православного «царства», является законной преемницей былых империй. Долг русских государей как преемников православных «царей»-императоров – защищать православную веру во всем мире.

Историческая идея Хронографа, заключающаяся в концепции восприятия русской истории как части всемирной истории и божественного замысла, нашла отражение еще в одном памятнике – Никоновском летописном своде (40–50-е годы XVI века). Отдельные статьи этого свода посвящены биографиям русских князей, в них передана родословная от Рюрика до Ивана Великого, которая увязывается с жизнеописаниями царей, почерпнутыми из всемирной истории. Особенное внимание в источнике уделяется падению Византии и возвышению Москвы – Третьего Рима – центра православия. Роль Москвы как стольного города на новом, третьем этапе русской истории, как преемницы Киева и Владимира предопределяется уже в княжение ее основателя Юрия Долгорукого: «Сий великий князь Георгий Владимеричь в богоспасаемом граде Москве господьствуя, обновляя в нем первоначальственное скипетродержание благочестиваго царствия…»

Кульминацией идеологов концепции возвышения власти стала уже упоминавшаяся нами «Книга Степенная царского родословия» («Степенная книга»), содержащая жизнеописания русских государей – великих киевских, владимирских и московских князей. Ключевой идеей здесь является непрерывность самодержавной власти, берущей начало в Киеве и продолжающейся, несмотря на удельную раздробленность, во Владимире, а далее в Москве.

Завершает родословную биография царствующего монарха, первого русского царя Ивана IV.

Таким образом, следуя логике и идеологии средневекового автора, в рамках восприятия русской истории как части всемирной истории и божественного замысла великий князь Владимирский и князь Московский Дмитрий Донской видится спасителем земли Русской, осуществившим промысел Божий.

Подобное проведенческое понимание роли великого князя Дмитрия Ивановича позволяет нам в этом же ключе осмыслить и цифровую символику «Сказания…».

Сегодня подавляющее большинство историков сходятся в том, что в тексте не идет речь о времени как таковом, которое с точностью до часа было очень сложно определить русским воинам, всего лишь основываясь на расположении солнечного диска, также сомнению подвергается и сама датировка сражения.

Для понимания проведенческого значения для средневекового человека роли Куликовской битвы в масштабе вселенской истории необходимо разобраться с датировками, используемыми в русских летописях.

Итак, после принятия христианства на Руси стал использоваться юлианский календарь, продолжительностью 365,25 суток с семидневной неделей. Летоисчисление стало вестись в соответствии с византийским календарем (юлианский календарь по византийской эре) от сотворения мира, отсчет производился с 5508 года до Рождества Христова.

Исходный момент византийской эры служил началом для всех циклов, применявшихся в расчетах при определении дат подвижных церковных праздников, связанных с временем совершения Пасхи. Однако если в Константинополе, откуда и пришел на Русь юлианский календарь, год начинался 1 сентября, древнеславянское начало года долгое время приходилось на 1 марта. Но уже в конце XIV века наряду с весенним годом в русских летописях начинают встречаться датировки, основанные на сентябрьском новолетии. В XV веке сентябрьский год полностью вытеснил мартовский.

Важно иметь в виду, что в христианской традиции один день Творения был сравним с земным 1000-летием. В такой трактовке 6000-е и 7000-е столетия приобретали особый сакральный смысл – в понимании 6-го и 7-го дней Творения. Седьмая тысяча лет от сотворения мира должна была завершиться концом света, после чего последует последний день Творения – 8-й и на землю вновь придет Мессия.

В связи с тем что в 7000 году от сотворения мира, или в 1492 году от Рождества Христова, в соответствии с григорианским календарем конец света так и не наступил, на Московском церковном соборе была утверждена новая пасхалия, по которой начало года уже официально было перемещено на 1 сентября.

Несколькими столетиями позже, 31 декабря 7208 года от сотворения мира, Пётр I повелел перейти на новое летоисчисление от Рождества Христова, и следующий за 31 декабря 7208 года день был обозначен 1 января 1700 года от Рождества Христова, но с поправкой на 11 дней, по юлианскому календарю. Каждое тысячелетие эта поправка увеличивается на один день, так, в XXI веке она составила уже 14 дней в сторону отставания юлианского календаря (по старому стилю) от григорианского (по новому стилю). Так, с 1700 года от Рождества Христова в России стали отмечать Новый год 1 января.

«Утро на Куликовом поле». Художник А. Бубнов

Григорианский календарь, признанный во многих странах Европы еще в XVI веке, был утвержден у нас декретом Совнаркома от 24 января 1918 года, в соответствии с которым была введена поправка в 13 суток, и после 31 января 1918-го стали считать сразу 14 января. В связи с тем что дни недели в обоих календарях совпадают при переходе от одного из них к другому, день недели сохранился.

Теперь пришло время рассмотреть цифры, относящиеся к описанию Куликовской битвы, которыми мы располагаем на основании данных из известных нам источников.

Итак, во всех источниках датой Куликовской битвы указывается 8 сентября 6888 года от сотворения мира (1380). В соответствии с византийской эрой 8 сентября 6888 года являлось последним днем уходящего года и одновременно седьмого тысячелетия, другими словами, по христианской традиции 7-го дня Творения.

Крейсер «Дмитрий Донской»

С тем чтобы более подробно разобраться в символических деталях Куликовской битвы, нам придется вновь обратиться к тексту «Сказания…», а именно той его части, в которой описаны действия Владимира Андреевича Серпуховского и Дмитрия Боброка-Волынского, под чьим командованием находился тот самый засадный полк, решивший исход битвы: «Когда же настал седьмой час дня, по божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать. Вот уже из знатных мужей многие перебиты, богатыри же русские, и воеводы, и удалые люди, будто деревья дубравные, клонятся к земле под конские копыта: многие сыны русские сокрушены. И самого великого князя ранили сильно, и с коня его сбросили… Христианские полки поредели – уже мало христиан, а все поганые».

Далее летописец описывает нетерпение князя Владимира, обращающегося к воеводе Дмитрию и побуждающего его более не ждать исхода сражения и вступить в бой: «Уже наши князья и бояре, все русские сыны, жестоко погибают от поганых, будто трава клонится!” И ответил Дмитрий: “Беда, княже, велика, но еще не пришел наш час…” И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул Волынец голосом громким: “Княже Владимир, наше время настало и час удобный пришел!” – и прибавил: “Братья моя, друзья, смелее: сила святого духа помогает нам!”».

Храм Сергия Радонежского на Куликовом поле, построенный по инициативе С. Д. Нечаева

Итак, попробуем дешифровать детали «Сказания…», начиная с загадочной фразы – «Когда же настал седьмой час дня, по божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать».

Очевидно, что для средневекового автора сакральная нагрузка, связанная с указанным часом, была просто колоссальна. Это связано с тем, что в соответствии с христианской логикой этот день был сопоставим с последним – седьмым днем Творения и, по пророчеству, именно в этот день должно было произойти сразу несколько судьбоносных для всего человечества, а в переносном смысле для всей Руси, событий.

Во-первых, этот день должен был знаменовать собой пришествие по грехам человеческим и по Божьему попущению «поганых измаильтян», ведомых Гогом и Магогом, которые перебьют христиан, в нашем случае это монголо-татарские войска, ведомые самозванцем Мамаем и перебившие на ратном поле Куликовом великое множество русских воинов христиан.

Так, в «Сказании…» находим: «Когда же настал седьмой час дня, по божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать» – далее после избиения христиан в соответствии с пророчеством должна последовать кара Божия. Бог должен наказать «неверных», «избивших христиан», гибелью.

В нашем случае это пророчество интерпретируется следующим образом – «И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул Волынец голосом громким: “Княже Владимир, наше время настало и час удобный пришел!”» – что свидетельствует о пришествии Мессии, который, придя на 8-й день Творения, должен даровать праведникам жизнь вечную. Южный ветер в понимании летописца ассоциируется с поддержкой Иисуса Христа и с избавлением от «неверных».

Великий князь Дмитрий предстает в «Сказании…» как избавитель земли Русской и спаситель веры христианской от неверных народов Гога и Магога (Мамая), посланных для истребления христиан, и одновременно как сила, ниспосланная самим Богом для кары «неверных». Спасенные князем праведники войдут в Царство Божие.

В 1980 году в СССР отпраздновали 600-летний юбилей победы над Мамаем. Празднования прошли 8 сентября, в соответствии с летописной датировкой по юлианскому календарю от сотворения мира. Историки решили не переводить дату на григорианский календарь, по которому празднование необходимо было бы перенести на 16 сентября.

Великая победа русского оружия на Куликовом поле так и вошла в историю восьмым сентября, знаменующим собой новый день Творения, в который Русь Великая вступит в Царство Божие.

Последние годы

В конце 1380 года хан Тохтамыш отправил своих послов на Русь – «возвестить князьям о своем воцарении». На Руси послов одарили богатыми дарами и отправили к хану с поклоном. Однако Тохтамыш рассчитывал еще и на получение от русских князей дани, полагаемой ему как легитимному правителю Орды и как вассалу русских земель, но дань русские князья не выслали. Дмитрий Иванович не спешил восстанавливать даннические отношения с Ордой, вероятно, надеясь на очередную перемену власти на сарайском престоле.

Так и не дождавшись от русских князей дани, в 1382 году Тохтамыш направил на Москву войска.

В этом же году великий князь Дмитрий Донской выехал из Москвы вглубь княжества, с тем чтобы набрать войско для сопротивления Тохтамышу. Тема отъезда Дмитрия из Москвы и сейчас является остродискуссионной. Многие исследователи, ссылаясь на летописную информацию, акцентируют внимание на том, что Дмитрий «не хотя стати противу самого царя», подчеркивая, что великий князь не хотел выступать в бой против законной власти в лице Тохтамыша.

Однако с этой версией вряд ли можно согласиться, на основании того что в данном случае Дмитрий еще в 1380 году, сразу после встречи с послами от Тохтамыша, должен был бы выслать в Орду полагающуюся по праву хану дань или хотя бы ее часть, чего, как известно, не случилось.

Князь Дмитрий Иванович не сделал этого и в следующем, 1381 году, и через год, оставив законного хана в недоумении, и, наверное, не сделал бы этого вообще, если бы Тохтамыш не предпринял соответствующие меры. Из чего следует, что Дмитрий Иванович либо неверно понял сложившееся в Орде положение дел и ждал очередной смены хана; либо тянул время, для того чтобы собрать объединенные войска для отпора Тохтамышу. В том, что Тохтамыш направит войска на Москву забирать дань, князь, по предыдущему опыту взаимоотношений с Ордой, вряд ли мог сомневаться.

В Симеоновской летописи поход Тохтамыша на Москву описывается следующим образом: «Князь же великий Дмитрий Иванович, услышав, что сам царь идет на него со всей силой своею, не встал на бой, не поднял против него руки, против царя Тохтамыша, но поехал в свой град, на Кострому».

Несколько иную информацию по этому поводу обнаруживаем в Софийской первой летописи: «Великий же князь Дмитрий Иванович, слыша такую весть, что идет на него сам царь со множеством силы ратной, начал собирать свои полки ратные, желая идти против татар, и начали думать думу такую великий князь Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими. И обнаружились разногласия у них, – не хотели помогать… Не было между ними единства и доверия; и поняв то и уразумев, великий князь Дмитрий Иванович был в недоумении и в размышлении; не захотел встать против самого царя, но поехал в свой град Переяславль, а оттуда, мимо Ростова… быстро на Кострому».

Из приведенного текста становится очевидным, что князь Дмитрий все-таки хотел организовать сопротивление, но ему помешали княжеские раздоры и ненадежность союзников. В северных землях Московского княжества великий князь мог рассчитывать собрать необходимые войска до того, как татары достигнут стольного города. Однако Тохтамыш опередил князя и внезапно напал на Москву. Город, оставшийся без своего защитника, был сожжен татарами. Внезапность нападения была обеспечена рязанским князем Олегом, указавшим броды через Оку для подступов к Москве.

Нашествие Тохтамыша – катастрофа после великой победы – подробно описано в летописной повести, старейшую версию которой мы находим все в той же Симеоновской летописи: «Царь, – повествует летописец, – перейдя реку Оку, прежде всего взял град Серпухов, и огнем пожег его, а оттуда пошел к Москве, поспешно устремился, волости и села сжигая и воюя, а род христианский иссекая и убивая, а иных людей забирая в полон… Татары же, взяв Москву-град, товар и имущество все разграбили, а потом огнем пожгли, предав, таким образом, град огню, – а людей мечу предали; так вот быстро взяли град».

После описания грабежей в летописи следует довольно значительное по объему описание «плача великого», стоящего на Руси, по разоренной столице. Описание плача является характерной деталью практически всех средневековых сочинений, содержащих информацию о подавлении и разграблении Руси захватчиками, это связано с тем, что для средневекового автора беды были поучительнее, а значит, и важнее успехов – они лучше заставляли вспомнить о грехах человеческих и о долге перед Богом… Да и писалась повесть о Тохтамыше около 1390 года, когда разорение Москвы было памятным.

Впрочем, торжество Тохтамыша было недолгим. Против хана выступил серпуховской князь Владимир Храбрый, которому некоторые исследователи даже приписывают прозвище Донской, что связано с его геройством на поле Куликовом.

«А князь Владимир Андреевич, собрав воев много вокруг себя, встал и ополчился близ Волока. И там какие-то татары наехали на него; он же прогнал их от себя. Они же прибежали к Тохтамышу-царю, устрашенные и побитые. Царь же, услышав, что князь великий на Костроме, а князь Владимир у Волока, поостерегся, ожидая на себя нападения. Потому-то он немного дней простоял в Москве, но взяв Москву, быстро ушел». За это пришлось расплатиться Олегу Рязанскому: «Царь же переправился через Оку, и взял всю Рязанскую землю, и огнем пожег, и людей посек, а полон повел в Орду, множество бесчисленное. Князь же Олег Рязанский, то видя, побежал».

Так ордынцы возместили себе недобранное в Московской земле – а Олег получил возможность убедиться, что победы московского соперника гораздо выгоднее для Рязани, чем поражения… «Пуще ему стало и татарской рати», – с удовлетворением отмечает летописец чуть далее, описывая уже поход московских дружин на Рязань. Но Москве это частичное отмщение не могло вернуть погибших и угнанных.

Однако вне зависимости от разнящихся летописных деталей, приводимых нами по двум источникам и указывающих на причины того, почему князь Дмитрий не собрал войско для сопротивления Тохтамышу, лейтмотив этих источников один – «не захотел встать против самого царя».

Надо сказать, что довольно логичные умозаключения по поводу нашествия в 1382 году хана Тохтамыша на Москву многих историков как прошлого, так и настоящего разбились в щепки именно об эту сакраментальную фразу как о риф – «не захотел встать против самого царя».

Однако ее интерпретация в христианском ключе вскрывает для нас одну простую, но очень важную деталь, а для средневекового автора проводит определенную черту, заступить за которую он не мог даже ради достоверности изложения.

Шел 6810 год от сотворения мира (1382), что в соответствии с пророчеством означало наступление 8-го дня Творения, когда на землю должен был вновь прийти Иисус Христос, чтобы открыть праведникам врата в жизнь вечную. Опять же цифра 8 – символ вечности.

По логике летописца, Тохтамыш – праведный царь, соответственно сопротивление праведнику может расцениваться как сопротивление Воле Божьей и караться по Закону Божьему, а ко всему прочему грешник еще и не войдет в Царство вечное. Таким образом, летописец просто «не мог» позволить великому князю, праведнику и спасителю веры христианской, в 8-й день Творения пойти против воли Божьей и сразиться с праведником Тохтамышем, тем самым преграждая всему народу русскому дорогу в Царство Божье. По логике, что, собственно, и наблюдается в источниках, великий князь Дмитрий не должен встать против праведного царя – «не захотел встать против самого царя».

«Когда же ушли татары, потом, спустя немного дней, князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, со своими боярами въехали в свою отчину, в град Москву. И увидели город взятый и огнем пожженный, и церкви разоренные, и людей мертвых множество бесчисленное лежащими, – и очень опечалились из-за этого, так что и расплакались оба; и повелели тела, трупы тех мертвецов, хоронить…»

Насчитали 12 тысяч погибших… Москва была вынуждена вновь смириться перед Ордой. Дмитрий стал платить дань, а Тохтамыш спустя некоторое время признал его законным князем. Окончательное освобождение русских княжеств произойдет спустя сто лет, в 1480 году, уже при правнуке Дмитрия Донского Иване III.

Последние годы правления Дмитрия не отмечены уже знаменитыми воинскими свершениями. Однако великому князю еще не раз пришлось воевать, оберегая попавшее под сомнение после нашествия Тохтамыша первенство Москвы. Самым крупным был поход на Великий Новгород в 1386 году, закончившийся выгодным для Москвы миром и практически без потерь для великокняжеского войска.

19 мая 1389 года после тяжелой болезни князь Дмитрий Иванович скончался. Свое великое княжение князь Дмитрий завещал старшему сыну, семнадцатилетнему Василию Дмитриевичу, – не спрашивая на то разрешения в Орде и предрешая ее волю.

До нашего времени сохранилось завещание Дмитрия Донского – «Духовная грамота великого князя московского Дмитрия Ивановича», предположительно составленная Дмитрием незадолго до смерти. По этому завещанию впервые за всю историю золотоордынского ига великий князь Дмитрий Иванович передает своему старшему сыну Василию, как отчинный удел, великое княжение Владимирское.

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа, се аз, грешный худой раб Божий Дмитрии Иванович, пишу грамоту душевную целым своим умом. Даю ряд сынам своим и своей княгине. Приказываю детей своих своей княгине. А вы, дети мои, живите заодно, а матери своей слушайтесь во всем. А приказываю отчину свою Москву детям своим, князю Василию, князю Юрию, князю Андрею, князю Петру. А брат мой, князь Владимир, ведает свою треть, чем его благословил отец его, князь Андрей. А сына своего, князя Василия, благословляю на старейшее место в городе и в станах моего удела, из двух жеребьев половина, а трем сынам моим половина, и в пошлинах в городских половина… А се благословляю сына своего, князя Василия, своего отчиною, великим княженьем… А переменит Бог Орду, дети мои не будут давать выхода в Орду, и который сын мои возьмет дань на своем уделе, то тому и есть…»

Так, князь Дмитрий Донской не только закрепил за родом своим великое княжение Владимирское в качестве отчины, но и наставлял своих сыновей в случае очередной смены власти в Орде не платить татарам дани, а забирать собранную дань со своих уделов себе.

Согласно завещанию в 1389 году Владимирское княжение и великокняжеский владимирский стол были переданы старшему сыну Дмитрия Василию в качестве наследственного владения. В результате чего произошло фактическое объединение Владимирского и Московского княжеств в руках московского князя Василия I.

В 1432 году уже внука Дмитрия Ивановича, Василия II, короновали в Москве, а Владимир окончательно превратился в провинциальный город, несмотря на то что в великокняжеской и царской титулатуре он по традиции еще очень долго упоминался на первом месте. Благодаря усилиям великого князя Дмитрия Ивановича Донского Московское княжество стояло на пороге освобождения от монголо-татарского ига.

Кончина великого князя с болью описана неизвестным автором в «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского»: «И, призвав сначала сына своего старшего, князя Василия, на старейший путь, передал в руки его великое княжение – стол отца его, и деда, и прадеда, со всеми пошлинами, и передал ему отчину свою – Русскую землю. И раздавал каждому из своих сыновей: передал им часть своих городов в отчину, и каждому долю в княжении их, где кому из них княжить и жить, и каждому из них дал по праву его землю… И так утвердил он все это златопечатной грамотой, и, поцеловав княгиню, и детей своих, и бояр своих прощальным целованием, благословил их, и, сложив руки на груди, предал святую свою и непорочную душу в руки истинного Бога».

Поэтично описан автором «Слова» плач княгини об умершем супруге: «Как же ты умер, жизнь моя бесценная, меня одинокой вдовой оставив! Почему я раньше не умерла? Померк свет в очах моих! Куда ушел ты, сокровище жизни моей, почему не промолвишь ко мне, сердце мое, к жене своей? Цветок прекрасный, что так рано увядаешь? Сад многоплодный, уже не даруешь плода сердцу моему и радости душе моей!»

Оплакивает великого князя Дмитрия в «Слове» и сама земля Русская: «Когда же уснул вечным сном великий царь земли Русской – Дмитрий, воздух взмутился, и земля тряслась, и люди пришли в смятение. Как назову тот день – день скорби и уныния, день тьмы и мрака, день беды и печали, день вопля и слез, день сетования и горести, день поношения и страдания, день рыдания и возгласов отчаяния, не решаюсь сказать – день погибели! Князь князей почил, господин властителей умер! Солнце затмевается, луна облаком закрывается, звезда, сияющая на весь мир, к западу грядет».

Но вслед за погребальным плачем автор слагает последнюю похвалу князю-подвижнику: «Восхваляет земля Римская Петра и Павла, Азия – Иоанна Богослова, Индийская же земля – Фому-апостола, Иерусалимская – Иакова, брата Господня, Андрея Первозванного – все Поморие, царя Константина – Греческая земля, Владимира – Киевская с окрестными городами, тебя же, великий князь Дмитрий, – вся Русская земля».

«Светлый герой»

К нему не притронутся бури, Его не коснутся печали, Ему не знакома борьба. С бессмертной загадкой во взоре, Он высится где-то над нами, В душе отразив небосвод. К. Бальмонт. Светлый герой

Герой Куликовского сражения великий князь Дмитрий не забыт, слава его прошла через века.

В 1807 году В. А. Озеровым была поставлена пьеса «Дмитрий Донской», которая была наполнена духом патриотизма, так необходимого соотечественникам в канун войны с Наполеоном. На русской сцене роль Дмитрия Донского исполняли А. С. Яковлев (1807), П. С. Мочалов (1820), В. А. Каратыгин (1822).

На киноэкране образ князя Дмитрия Донского был воссоздан в 1909 году американским режиссером Каем Ганзеном в короткометражном фильме «Дмитрий Донской».

В 1980 году к 600-летию Куликовской битвы на студии «Союзмультфильм» режиссер Роман Давыдов создал мультипликационный фильм «Лебеди Непрядвы», посвященный славе русского народа, победившего на поле Куликовом.

В 2003 году режиссерами А. Громовым и В. Беляковым был снят документальный фильм «Великий князь Дмитрий Донской», 13-й фильм из цикла «Правители России» («Иллюстрированная история Российского государства»).

В 2008 году вышла телепрограмма «Димитрий Донской – строитель и воин» из цикла «Час истины» на телеканале «365» («Первый исторический канал») с участием доктора исторических наук С. Перевезенцева и доктора исторических наук, профессора В. Волкова.

Впервые решение об увековечивании памяти героев Мамаева побоища было принято еще в XIX веке по инициативе тульских помещиков и представителей властей. В 1850 году на Красном Холме, предполагаемом месте полного разгрома войск татаро-монголов, был установлен памятник Дмитрию Донскому архитектора А. П. Брюллова.

Атомный крейсер Дмитрий Донской

В 1865–1884 годах на месте деревянного храма в селе Монастырщине, у слияния рек Дона и Непрядвы, где начинается путь к месту Мамаева побоища, была построена каменная церковь Рождества Богородицы (архитектор А. Г. Бочарников).

В 1913–1917 годах на месте Куликовской битвы был создан храм-памятник Сергия Радонежского, по легенде, благословившего Дмитрия Ивановича на бой с татарами. В 60-е годы XX века здесь открыли филиал Тульского областного краеведческого музея. В 80-е годы XX века к празднованию 600-летия Куликовской битвы был отреставрирован храм Сергия Радонежского и открылась крупномасштабная музейная экспозиция. В 1996 году в Тульской области, на месте предполагаемой битвы, был создан военно-исторический музей «Куликово поле».

Имя Дмитрия Донского носил крейсер времен Русско-японской войны. Российский океанский броненосный крейсер «Дмитрий Донской» являлся головным в серии из двух кораблей, второй – «Владимир Мономах». 18 августа 1883 года крейсер «Дмитрий Донской» был спущен на воду, он вошел в строй осенью 1885 года под командованием капитана первого ранга Ивана Николаевича Лебедева.

В мае 1905 года «Дмитрий Донской» в составе Второй Тихоокеанской эскадры принял участие в решающем и роковом сражении Русско-японской войны – Цусимском. В один из моментов сражения «Донской» и «Мономах» прикрыли своими корпусами лишившуюся управления флагманскую «Аврору».

У острова Дажелет (Мацусима) в Японском море «Донской», спасая команду с тонущего миноносца «Буйный», был настигнут японскими быстроходными крейсерами и двумя миноносцами, которые взяли русский крейсер в клещи. «Донской» готовился к своему последнему бою. Перевес сил оказался на стороне японцев. «Донской» сумел подбить 2 японских крейсера – «Отаву» и «Наниву», – при этом получив тяжелые повреждения. Силы оказались неравны.

«Дмитрий Донской» горел и тонул, но в ответ на предложение японцев сдаться на фок-мачте взвился флажковый сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь». Крейсер затонул, не спустив флага, – это был последний морской бой Русско-японской войны…

Сегодня имя «Дмитрий Донской» носит тяжелый ракетный подводный крейсер стратегического назначения проекта 941 «Акула», построенный на верфи «Севмаш» и зачисленный в списки кораблей ВМФ в 1976 году. Наименование «Дмитрий Донской» крейсер получил в 2002 году.

Атомный подводный крейсер «Дмитрий Донской» был занесен в Книгу рекордов Гиннесса как самая большая субмарина в мире. На борту подводной лодки размещены 24 ракеты, весом почти 100 тонн каждая. С борта подводного крейсера проводятся испытания новейшего ракетного комплекса «Булава».

«Вернуть сегодняшнее утро ничуть не легче, чем эпоху Пунических войн», – написал однажды Лев Николаевич Гумилёв. Однако мы попробовали на страницах книги оживить утро нашей многострадальной Родины и воссоздать прекрасный образ ее светлого героя, память о котором должна жить в наших сердцах вечно!

Главные даты жизни Дмитрия Донского

12 октября 1350 г. – Рождение князя Дмитрия Ивановича.

1353 г.

Эпидемия черной чумы в Москве.

Умер великий князь Владимирский и князь Московский Семён Иванович Гордый.

15 июня – Родился князь Владимир Андреевич Серпуховской.

13 ноября 1359 г. – Умер великий князь Владимирский и князь Московский Иван Иванович Красный (отец Дмитрия).

1362 г. – Князь Дмитрий Иванович получил ярлык на великое княжение Владимирское.

1364 г.

Умерла мать князя Дмитрия княгиня Александра.

Умер Иван, младший брат Дмитрия.

1367 г.

Свадьба Дмитрия Ивановича и Евдокии, дочери суздальского князя Дмитрия Константиновича.

Строительство белокаменного Кремля в Москве.

1368–1372 гг. – Война Московского княжества с Литвой.

1372 г. – Подписание мирного договора с Литвой (Любутский мир).

1374 г. – Съезд русских князей в Переяславле-Залесском.

1375 г. – Поход Дмитрия Ивановича во главе объединенных русских войск против тверского князя Михаила.

1377 г. – Разгром монголо-татарами объединенных московско-нижегородских войск на реке Пьяне.

1378 г.

12 февраля – Умер митрополит всея Руси Алексий.

11 августа – Разгром монголо-татар на реке Воже.

8 сентября 1380 г. – Куликовская битва.

26 августа 1382 г. – Захват Тохтамышем Москвы.

1385 г. – Заключение мира с Рязанью.

1386 г. – Поход Дмитрия Ивановича на Великий Новгород.

19 мая 1389 г. – Смерть великого князя Владимирского и князя Московского Дмитрия Ивановича.

Оглавление

Родословная великого князя Дмитрия Ивановича

  Владимир Мономах (1113–1125, великий князь Киевский)

  Юрий Долгорукий (1155–1159, великий князь Киевский)

  Всеволод Большое Гнездо (1176–1212, великий князь Владимирский)

  Ярослав Всеволодович (1238–1246, великий князь Владимирский)

  Александр Невский (1252–1263, великий князь Владимирский)

  Даниил Александрович (1276–1303, князь Московский)

  Иван Данилович Калита (1325–1340, князь Московский, 1327–1340, великий князь Владимирский)

  Иван II Красный (1353–1359, князь Московский, великий князь Владимирский)

Жизнь и подвиг

Слово о «Слове»

Возвышение Мамая

Начало борьбы против Мамая

Сражение на Воже

Куликовская битва

На поле Куликовом

Последние годы

«Светлый герой»

Главные даты жизни Дмитрия Донского Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg