«Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи»

Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи (fb2) - Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи 11113K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Юрьевич Гусаров

Андрей Гусаров Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи

Посвящается моему деду НИКОЛАЮ ГРИГОРЬЕВИЧУ ГУСАРОВУ,

редактору и журналисту

Легкая вера имеет глубокие корни.

Э. Ренан

Для Бога не существует закона! Где станет Бог – там уже место Божие! Где стану я, там сейчас же будет первое место… «всё дозволено», и шабаш! Всё это очень мило; только если захотел мошенничать, зачем бы ещё, кажется, санкция истины? Но уж таков наш русский современный человечек: без санкции и смошенничать не решится, до того уж истину возлюбил…

Ф.М. Достоевский. «Братья Карамазовы»

Дело не в Распутине – дело в нас.

И.И. Колышко. «Великий распад»

Пролог

В России ушедшее XX столетие на фоне и без того сложной истории выделяется пугающим количеством трагических событий: «Кровавым воскресеньем» 9 января 1905 года, Русско-японской войной, Первой мировой войной, Февральской революцией, большевистским переворотом, Гражданской войной, не менее страшными сталинскими репрессиями и новой, кровавой и бесчеловечной Великой Отечественной войной.

Жестокая первая половина железного века, миллионы человеческих жертв, забытых бессердечными потомками…

Кто застыл у померкших окон, На чьём сердце «палевый локон», У кого пред глазами тьма? — «Помогите, ещё не поздно! Никогда ты такой морозной И чужою, ночь, не была!» Ветер, полный балтийской соли, Бал метелей на Марсовом поле И невидимый звон копыт… И безмерная в том тревога, Кому жить осталось немного, Кто лишь смерти просит у Бога И кто будет навек забыт. А.А. Ахматова. «Поэма без героя»

В той трагической эпохе находись свои герои. О них уже слагаются мифы и легенды.

В 1991 году формально перестало существовать советское государство, созданное Лениным, Троцким и Сталиным на прочном фундаменте империи Романовых. Русское общество вступило в XXI век – новую цифровую эпоху глобального мира, но трагические события нашего прошлого каждый раз напоминают о себе очередными круглыми датами, и его герои оживают на страницах книг и экранах телевизоров, смахивая тлен со своих выдуманных биографий.

Примета нашего странного времени – псевдоисторики рисуют «красивое» прошлое…

Так незаметно подошло и 100-летие со дня гибели Григория Ефимовича Распутина – одного из тех исторических персонажей, кто олицетворял собою начало нового, тогда XX, столетия, кто стал символом правления императора Николая II, последнего царя бескрайней империи, «хозяина русской земли». И кто так трагически ушёл из жизни во дворе великокняжеского дворца, потянув за собой государя-императора и его семью.

В отчаянной попытке спасти шатающийся трон, сохранить страну, о которой мы сейчас судим только по мемуарам, старым фотографиям и вымышленным non-fiction произведениям беллетристов, группа заговорщиков убила «старца» в декабре 1916 года. Царскую семью вчерашние крестьяне расстреляли через полтора года.

Да, судьба или рок расписали жизнь Григория Ефимовича по минутам. В год Первой русской революции вошёл старец в высший свет блистательной имперской столицы, в огне Февральской революции он её покинул. Причем последнее произошло в буквальном смысле этого слова – забальзамированное тело царского «друга» сожгли в котельной Политехнического института в дни жестокой русской революции, названной совершившими её Великой.

Писать о Григории Распутине и легко, и сложно одновременно. Легко потому, что существует множество свидетельств и материалов о его жизни: воспоминания, журналистские расследования и архивные материалы. Да и написано о «старце» достаточно большое количество книг – от художественных малоправдоподобных произведений до исследований и документальных повестей хорошего, а иногда и научного уровня.

Распутиноведение зародилось ещё при жизни «старца» в форме многочисленных газетных публикаций, но в годы советской власти вяло и по-марксистки прямолинейно описывало лишь чудачества Григория Ефимовича, особо напирая на его «огромное влияние» на императора и русское правительство. Вновь вернулись к серьёзным исследованиям уже на исходе XX века, когда отдельные фрагменты биографии «старца» начали складываться в цельную картину распутинского мира.

Для историков в биографии Распутина всё ещё остаются белые пятна. Первым вспоминается дело Тобольской духовной консистории о принадлежности Григория Ефимовича к хлыстам. Никто ещё убедительно не доказал обратного, так что эта работа ждёт своих исследователей.

Почитатели Распутина, а их стараниями в XXI веке возникла определённая мода на «старца», к фактам обращаются редко. В их оценке Григория Ефимовича всё сводится к вере в его исключительность. Система рассуждений на удивление проста. Любые свидетельства отрицательного свойства отвергаются полностью, а совпадения и события случайного характера приписываются «божественному проведению» или «божественной сущности» самого старца. Всё сводится к одному утверждению: Распутин святой. Каким он, впрочем, был и для императрицы Александры Фёдоровны, и для группы петербургских дам определённого психологического склада.

Что ж, вера в «старца» – личный выбор, оставим его тем, кто его предпочитает. В этой книге они вряд ли найдут подтверждение «святости» своего кумира. Но учтём их мнение, а в попытке рационального объяснения событий и фактов жизни Григория Ефимовича необъяснимое оставим таковым. Небольшие тайны и трудные загадки обязательны для ненаучного исследования прошлого.

В историографии XX века имя Распутина связывали в основном с его (и его кружка) влиянием на внутреннюю и внешнюю политику государства, придавая этому большое значение. В трудах некоторых историков проводилась идея, что вся политика Николая II зависела от полуграмотного тюменского мужика. Это не так. Конечно, взаимоотношения Распутина и той же Александры Фёдоровны со временем приняли невероятную для Двора форму – при виде старца императрица иногда впадала в религиозный экстаз. Но корни этого нужно искать не в

Распутине, а в самой императрице, в её страхах и переживаниях. Здесь, как говорят, зёрна попали на благодатную почву.

Этим пользовался и сам Распутин, и группа лиц, сформировавшаяся вокруг него. Занимались ли они политикой? Безусловно, да. Распутинский кружок оказывал влияние на внутреннюю и внешнюю политику в той степени, в какой это было возможно, как и другие группы политиков, придворные или государственные институты, такие как Дума. Часть из них находилась в видимой части политического небосклона – та же церковь или депутаты. Другая часть оставалась невидимой для большинства, но оказывала сильное влияние на решения императора и высших государственных чиновников.

Здесь вспоминаются петербургские великосветские салоны и кружки. Эти неформальные собрания объединяли не только политических деятелей империи, но и промышленников, финансистов, а также думающую часть русского общества – писателей, журналистов и философов. Впрочем, вхожи сюда были многие. Некоторое число священников разного ранга активно участвовали в политической жизни страны, и, соответственно, примыкали к тому или иному неофициальному центру власти.

Назовём несколько конкретных имён.

В какой-то промежуток времени особенно влиятельным стал салон, организованный сенатором А.А. Римским-Корсаковым. С усилением группы сановников, продвигавших Б.В. Штюрмера, кружок А.А. Римского-Корсакова перестал существовать, объединившись со штюрмеровским. Его состав впечатлял: А.А. Макаров[1], Н.Б. Щербатов[2], Н.Е. Марков[3], А.П. Струков[4], князь В.М. Волконский[5], Д.Н. Чихачев[6] и другие.

У тибетского лекаря П.А. Бадмаева собиралась любопытная публика, обсуждавшая многие вопросы внутренней и внешней (по настоянию Бадмаева) политики. Здесь бывали А.Д. Протопопов, С.П. Белецкий[7], генералы П.Г. Курлов, А.П. Балк.

Уместно вспомнить слова эсера М.В. Вишняка: «…Ни одна форма правления не даёт стольких оснований для пристального внимания к личности правителей, как абсолютизм, ибо самодержец не символ строя, а самый строй. От него исходят и в нём сосредоточиваются формально и фактически все начала и концы государства. Его личностью определяется социальный уклад, быт, иногда самый образ мыслей в стране»[8]. Как это знакомо!

К дворцовой камарилье, «тайным центрам власти», влиявшим на политику, относились и группы князя В.П. Мещерского, салоны графини С.С. Игнатьевой, группа графа А.А. Бобринского, А.М. Безобразова и, конечно, кружок Григория Ефимовича Распутина. Уже в эмиграции свидетель всех политических событий начала XX столетия Н.Е. Врангель писал: «Государством правила его жена [супруга императора Николая II. – Прим. А. Г.], а ею правил Распутин. Распутин внушал, царица приказывала, царь слушался». Причём мнение Врангеля в те времена разделяли многие – слишком явным было влияние Распутина, но, тем не менее, не всеобъемлющим, как многие советские историки пытались представить.

Другой русский мемуарист, Иосиф Иосифович Колышко, в эмиграции вспоминая начало XX столетия, весьма точно охарактеризовал состояние дел: «Политический маразм охватил страну. <…> А на фоне этого маразма извивалась цветистая фигура кудесника-плясуна Распутина»[9].

В общих чертах столичное общество (где-то с 1912 года) придерживалось оценки жизни и деятельности Распутина, выраженной Врангелем и Колышко, и считало его участником многих нелицеприятных событий, связанных с престолом, Синодом и правительством. Газетные статьи и слухи активно формировали образ старца, а сам «кудесник» помогал этому своими «плясками».

При оценке значения Распутина в русской истории обязательно надо принимать во внимание личности императрицы Александры Фёдоровны и императора Николая II. Их психологическое состояние, семейные проблемы не только позволили оказаться Распутину рядом с русским престолом, но и «питали» жизненные силы «старца», поддерживали, продвигали и защищали его мифологическую «святость». Это важнейшая тема, и мы на ней подробно остановимся.

Противники Распутина готовы обвинить его во всех смертных грехах, а сложную и драматическую историю гибели империи свести к проискам крестьянина из сибирской глухомани. Но жизнь всегда многообразнее самых изощрённых теорий.

Известный русский политик того времени, член Государственной думы Василий Васильевич Шульгин писал в своих мемуарах: «А кроме того, есть нечто, перед чем бессильно опускаются руки… Кто хочет себя погубить, тот погубит.

Есть страшный червь, который точит, словно шашель, ствол России. Уже всю сердцевину изъел, быть может, уже и нет ствола, а только одна трёхсотлетняя кора ещё держится… И тут нет лекарства… Здесь нельзя бороться… Это то, что убивает… Имя этому смертельному: Распутин!!!»[10].

Возможно, основная сложность в работе с биографией «старца» связана с оценкой тех или иных событий жизни, но более всего с интерпретацией подспудных исторических процессов, породивших Распутина как религиозного и политического деятеля, способствовавших его человеческой деградации, совпавшей, словно в насмешку, с гибелью старого мира.

В рассказе о жизни Григория Ефимовича всегда есть опасность соскользнуть не только к устоявшимся мифам о нём, но и в тёмный омут фантазий на тему магии Распутина и паранормальных явлений вокруг его деятельности.

Действительно, обычный сибирский крестьянин, каких на Руси полным-полно, хлыст (это пока не опровергнуто), каким-то невероятным, чудесным образом взлетел на самый верх русского общества. Тут вспоминается модный публицист и писатель начала XX века Василий Васильевич Розанов, высказывавшийся о том, что лежит за гранью логики: «…мистическое не столько есть в природе, сколько заключается в человеке: можно мистически смотреть на все вещи, все явления, но можно – и натурально. Камень упал на человека, и он умер: доселе – натурализм; но почему он упал на этого человека – это уже мистика»[11].

Может быть, мы хотим видеть тайну в том, что таковым не является. Распутин становится загадочной фигурой лишь в нашем воображении, не способном принять факты его биографии и тем более объяснить их разумно. А это стоит делать всякий раз, когда за событием маячит неясный свет мистики, пронизывавший всё петербургское общество в последние годы существования империи. Многие отмечают, что модой «на необычное» в начале XX века Санкт-Петербург заболел, как чумой. А в такой атмосфере обязательно появляются свои «пророки».

Ещё в 1894 году начальник библиотеки Святейшего Синода коллежский советник, историк и публицист Аполлинарий Николаевич Львов записал в дневнике новость о том, что в Санкт-Петербурге объявился некий Антоний, пришедший в столицу пешком (и босиком!) в лохмотьях и веригах. Автор дневника подметил важную особенность: «Народ валит к нему тысячами и несёт, конечно, всевозможные приношения – и большие, и малые. Такие явления повторяются ныне всё чаще и чаще и составляют просто знамение времени. Относительно таких безобразных проявлений всяких ханжей и проходимцев и писания об них не принимается никаких ни полицейских, ни цензурных мер. Можно ожидать, что скоро их будут возводить в звание „синодальных странников“, как есть теперь синодальные миссионеры. Удивительное, право, время!»[12]. А какое удивительное время ожидало всех впереди! Но Аполлинарий Николаевич не застал его, так как умер в 1901 году.

Высший свет и простые обыватели по всей России были вполне подготовлены к появлению очередных провидцев, странников, старцев и юродивых. Что уж говорить о Санкт-Петербурге, с его почитанием блаженной Ксении или Матроны Босоножки. Напомню читателям, что Ксению Петербургскую официально признали святой только в 1978 году – это сделала Русская православная церковь за границей. Блаженная Матрона святой церковными властями пока не объявлена. Но православные верующие почитают обеих уже более ста лет…

А что же сам Григорий Ефимович? Как он воспринимал собственное положение при дворе? Подробно мы поговорим об этом далее, а здесь вспомним слова Распутина, сказанные историку и знатоку русской церкви Александру Степановичу Пругавину: «Вот видать, што ты ничего не знаешь: это я-то ничего не сделал царю? Да, думается, во всей Рассей нет никого, кто бы ему столько зла сделал, как я, а он меня всё любит». Распутин замолчал, а затем продолжил: «Ты не думай о том, што я сказал, всё одно тебе не понять, в чём дело тута. А только помни: покеда я жив – то и они живы, а коли меня порешат – ну, тогда узнаешь, что будет, увидишь»[13].

В словах старца много кокетства и самолюбования, но в здравомыслии ему не откажешь – старец прекрасно понимал свою роль при царствующих особах.

Право, история постоянно преподносит нам сюрпризы. Жестокое убийство старца совпало с падением империи и расстрелом царской семьи. Умирая на петербургском снегу, Григорий Ефимович отомстил своим обидчикам, открыв проход в мир живых демонов революции, утопивших Россию в крови.

Но не сидели ли эти самые демоны в головах и душах русских людей? О грядущей революции последние несколько лет, а особенно весь 1916 год, говорили все: от извозчиков и рабочих до министров и депутатов Государственной думы. Предчувствие катастрофы было всеобщим. Так что все сказанные Распутиным Пругавину слова полностью соответствуют общему настроению времени, и не могут являться предсказаниями святого.

Нужно понимать, что убийство Николая II и его семьи в годы красного террора – довольно естественный шаг новой власти: большевики перестреляли большую часть Романовых, а заодно и десятки тысяч лучших русских людей, цвет нации. Пришла новая, весьма примитивная, человеконенавистническая власть, и она не собиралась уходить, а терпеть рядом с собой поверженных конкурентов Ленину и Троцкому было просто незачем. Мир медленно и верно сползал к любимому советскому принципу: «Нет человека – нет проблемы».

Крестьянская душа Распутина тонко чувствовала приближающуюся эпоху красных комиссаров – таких же, как он, вчерашних крестьян, но получивших наган, а с ним и безграничную власть. Не зря Григорий Ефимович часто повторял одно и то же предостережение: «…покеда я жив – то и они живы».

В определённой мере и сам Распутин ощутил пьянящий вкус власти. Это проявилось в обращении его со своими почитательницами, в покровительственном отношении к императрице, в записочках «министеру Хвостову», в возможности назначать чиновников. Даже в словах «покеда я жив – то и они живы» сквозит властный тон вчерашнего раба.

«Трагедия распада надвигалась с головокружительной (в историческом смысле) быстротой. Подогретая материалистическим прогрессом Европы и скованная инертностью Азии, славянская слизь претворилась в сплошной яд злостности, самоанализа, самолюбования, самодовления, окуталась испарениями мистицизма, загнила алчностью, похотью, аморальностью», – с горечью писал И.И. Колышко, и, словно описывая нам Распутина, продолжал: «Одним фасом рыдая, другим хохоча, этот загадочный фантом на рубеже двух столетий, этот всероссийский Хам… со складкой елейной религиозности, с невинной усмешкой отравленных уст, с лукавым поблёскиванием таивших ненависть глаз, широко крестясь и глубоко вздыхая, вёл Россию прямёхонько к пропасти. И шла святая Русь за страшным вожатым своим – хоть и упиралась, дрожала, падала и вставала, но всё же шла с повязкой на глазах, с залитым стыдом, схваченным тернием челом»[14].

Всеобщее ожидание катастрофы, охватившее русское общество в начале XX столетия, довольно точно показал Николай Степанович Гумилёв в страшном своим финалом пророческом стихотворении «Мужик» (1918), посвященном, кстати, Григорию Ефимовичу Распутину.

В чащах, в болотах огромных, У оловянной реки, В срубах мохнатых и тёмных Странные есть мужики. <…> В диком краю и убогом Много таких мужиков. Слышен по вашим дорогам Радостный гул их шагов.

И они пришли. Пришли за всеми. Пришли вскоре после убийства представителями высшей петербургской знати удалого крестьянского «кудесника-плясуна».

Часть I Божий отрок. Покровское и Россия

Глава 1 Тобольская губерния

Григорий Ефимович Распутин родился в селе Покровском Тюменского уезда Тобольской губернии (ныне – Ярковский район Тюменской области). Так указано во всех биографиях старца. Что ж, начнём и мы биографию Распутина с этого общеизвестного факта. А к нему добавим, что его родители происходили из сибирских крестьян.

Но прежде чем поближе познакомиться с семьей Распутиных и вспомнить детские годы нашего героя, посмотрим на край, где появился на свет будущий «друг» императорской семьи.

Далёкая от столиц Тобольская губерния возникла на карте нашего Отечества в конце XVIII столетия на месте Сибирского царства со столицей в Тобольске, существовавшего со времён императрицы Екатерины II. Государыня во время своего правления преобразовала в царство бывшую Сибирскую губернию, утверждённую ещё Петром I.

Сибирь. Как многозначно это слово для русского человека, какой далёкой казалась (да и сейчас кажется) эта земля. Расстояние от Тобольска до столицы Российской империи составляло 2834 верст[15], до Москвы – 2318 верст[16].

Сибирь на карте XVIII в.

И какой близкой, в случае надобности, оказывалась Сибирь для русской власти. С начала XVII века сюда ссылали неугодных. Сподвижник Петра, светлейший князь

А.Д. Меншиков, умер здесь, в Берёзове, в нужде и лишениях. А сколько таких, как он, знатных особ, сгинуло на сибирских просторах… Ещё больше страдальцев не столь высокого происхождения замёрзло в сибирских снегах в XIX столетии. Но и этого истории показалось мало. XX век стал рекордным по числу сосланных в сибирские лагеря.

Как место ссылки политических преступников и неугодных режиму людей Сибирь и, в частности, Тобольск, известны ещё с XVII столетия. Многим арестантам запомнилась Тобольская каторжная тюрьма, долгое время служившая перевалочным пунктом для бесконечных каторжных этапов, что при монархии, что при советской власти.

Именно в Тобольск в 1616 году сослали Марию Ивановну Хлопову, так и не ставшую русской царицей, женой царя Михаила Фёдоровича. Этот же город стал местом ссылки последнего Романова и его близких в 1917 году. Через Покровское везли Николая II Александровича и Александру Фёдоровну. Бывший монарх и его супруга проехали мимо дома их убитого «друга».

Тайга да километры, Звезда в небе светит. Сибирь. Кто ответит Тебе коли крикнешь? Е. Ваенга, Д. Винокуров. «Тайга»

С другой стороны, не занятая никем сибирская земля ждала своего хозяина – работящего крестьянина из центральной России, где наделов на всех катастрофически не хватало. Судьба переселенцев складывалась по-разному. Всё зависело от места, где располагался земельный участок, богатое было село или нет. В иных местах и земли хватало на всех, но не рос на ней хлеб – то камней много, то солончаков. Полей в Сибири в те годы было мало, и многие из них были отвоёваны у густого векового леса. Это в наши дни лес не помеха, а тогда он становился непреодолимой преградой для развития земледелия в суровом северном краю. История сибирских поселений знает случаи переноса сёл на новое место, за десятки вёрст от старого. Например, в районе Верхотурья хорошие пахотные земли располагались в 100 верстах от города, деревни были малолюдны. В основном деревни состояли из одного (!) двора, а самой большой была деревня на реке Невье с десятью дворами. Необходимо отметить, что указанное положение вещей сохранялось до начала XIX столетия.

Тобольск. С гравюры XVIII в.

Бескрайние сибирские просторы русские заселяли охотно, и процесс этот нарастал с каждым годом. В конце XIX столетия на территории губернии проживало почти 1,5 миллиона жителей, а города Тюмень, Тобольск и Курган уже были важными экономическими центрами не только региона, но и всей империи. Напомню, что при Петре I число русских сибиряков едва превышало 250 тысяч человек, так что прирост населения был значительным.

Конечно, русские люди приходили в обжитые места. На земле за Уральским хребтом уже жили немногочисленные местные племена. Но территория Сибири столь громадна, что аборигены просто терялись на её просторах, так что переселенцы из России занимали совершенно нетронутые человеком территории, и лишь изредка натыкались на юрты и деревни коренных сибирских народов и переселенцев других национальностей.

Заселение проходило не без сложностей, к числу которых относятся и природные условия, отличные от тех, к которым русские привыкли в европейской части. По нескольку раз прокладывали дороги и возводили мосты первые переселенцы: с весенними паводками пути совершенно размывались, а переправы уносились бурными потоками воды.

Летом дороги и мосты восстанавливали, но следующей весной стихия вновь разрушала построенное человеком.

Новые населённые пункты, ставшие позднее городами, возводились по одному плану. В 1598 году появилось, например, упомянутое мною Верхотурье, строителями которого история называет Василия Петровича Головина и Ивана Васильевича Воейкова. Для постройки города они наняли 550 человек, а смета расходов составила приличную для того времени сумму в 3120 рублей[17]. Все постройки города, естественно, были деревянными. Первым возвели острог – стены с башнями. В центре поселения поставили небольшой Троицкий храм, воеводский двор, съезжую избу, заложили двор настоятеля храма. Позднее в Верхотурье появились Гостиный двор с амбарами и кабак. Так, или примерно так, строились и другие сибирские города и крупные села. То же Покровское возникло как небольшой острожек.

Интересен состав жителей Верхотурья, указанный в официальном сборнике: «Книга, кто именем верхотурские и приезжие люди приведены к присяге с 15 октября 1645 г. по 3 июня 1646 г.». Можно предположить, что похожий состав жителей был и в других новых сибирских городах XVII–XVIII столетий. Детей боярских – 9 человек; таможенных и заставных голов – 5; таможенных подъячих – 3; связанных с церковью – 16; мельников – 7; сторожей – 17; палач, кузнец – 2; служилых людей – 100; купцов – 2; посадских людей – 43; крестьян – 10; гулящих людей – 617; ссыльный князь Матвей Великопермский – 1.

Общая численность жителей города достигала 850 человек, но нужно учитывать, что в список не включены женщины, дети, священники с семьями и монашество[18].

Верхотурье. С гравюры XVIII в.

Отметим высокий процент жителей Верхотурья, живших за счёт казны, то есть тех, кого сейчас называют бюджетниками, и низкий процент самоорганизованных горожан, таких как купцы или ремесленники. Эта диспропорция вкупе с трудностью в возделывании земель влекла за собой проблемы с продовольствием. Город зависел от хлеба, ввозимого с «большой земли». Так, в 1609 году тобольский воевода писал: «…Люди бьют челом о денежном и хлебном жалованьи беспрестанно, а дать им нечего: денег и хлеба на 1609 год с Руси не прислано, а в казне денег и в житницах хлебных запасов нет. От служилых людей всех [сибирских. – Прим. А. Г.] городов докука [просьба. – Прим. А. Г.] великая, а говорят, приходя к нам, только-де им хлебного жалованья не будет, и им всем от голоду с жёнами и детьми брести на Русь, а сибирские города и остроги покинуть, чтобы им с голоду не помереть…»[19].

Что ж, освоение Сибири считалось государственным делом, что и подтверждают указанные примеры.

Собственно Тобольская губерния вместе с несколькими соседними областями и являлась тем, что всегда называлось Сибирью – обширной и холодной территорией, покорять которую всевластные миллионеры Строгановы отправили в 1582 году авантюрного и лихого казака Ермака Тимофеевича. Естественными границами Сибири служили тогда Уральские горы, побережье Северного Ледовитого океана и Колымский край. В более позднее время в её состав стали включать и Дальний Восток.

Губерния заканчивалась у Северного Ледовитого океана, но наиболее населенной её частью, что естественно, оставался юг, ограниченный реками Тавда и Иртыш. После Тобольска Иртыш поворачивает направо, в сторону Севера, и берега великой реки активно заселялись в этой её части.

Как и по всей Российской империи, большинство сибирского населения и по роду занятий, и по происхождению составляли крестьяне.

В плане принадлежности к той или иной религии большая часть сибиряков относилась к православной вере, что естественно. Конечно, жили здесь и мусульмане, и можно было встретить христиан иных конфессий. Многие местные народности оставались язычниками и молились своим богам.

Статистика конца XIX столетия говорит о том, что порядка 4–5% верующих Сибири считались староверами, или раскольниками. Но была в этих цифрах одна неточность. С целью уменьшения процента раскольников многих из них приписывали к православным церквям, а некоторые из них и сами скрывали свою веру. Статистики по православным сектам нет, но их количество в Сибири всегда было большим – непокорный народ бежал сюда со всей России уже давно. Нас, конечно, будет интересовать история сибирских хлыстов – Григорию Распутину приписывали принадлежность к этой секте. Но хлысты посещали обычные приходские храмы и мало чем выделялись среди своих односельчан. Сколько их было в Сибири, мы точно не знаем, но исследования на эту тему велись ещё в XIX веке и определённые данные о хлыстах имеются. К хлыстам мы обязательно ещё вернёмся, вместе с историей «Дела о хлыстовстве» Распутина 1907 года.

Служба священников в Сибири в XVII и XVIII веках проходила не так гладко, как может показаться на первый взгляд. Постоянно ощущалась нехватка и иереев, и причта. В России мало находилось желающих добровольно отправиться в Сибирь. Ко всему прочему духовенство здесь постоянно притесняли воеводы и служилый люд, да так, что тобольский архиепископ Киприан писал жалобы в Москву патриарху и царю. В одном из таких писем государю архиепископ отмечает: «В сибирских городах твои государевы воеводы и приказные люди во всякие наши святительские и духовные дела и суды вступаются и церковников попов, дьяконов, дьячков, пономарей и всяких причетников к твоему государеву всякому делу и к письму от твоего царского богомолья от Божиих церквей насильно берут, во всём их судят и смиряют и от церквей Божиих оставляют, и с попов скуфьи снимают, в тюрьму сажают и батогами бьют и побивают. ив том попам и причетникам в Сибири от воевод и от приказных людей обида и притеснения великие»[20].

Кроме того, далёкая Сибирь всё время оставалась культурной провинцией империи, а появление здесь общедоступных библиотек, театров и большинства высших учебных заведений относится уже к веку XX, периоду советской власти.

Хотя в том же Тобольске, основанном в 1587 году, драматический театр открылся в 1705 году, и основал его митрополит Филофей (Лещинский). Труппа существовала при семинарии, а её репертуар ограничивался постановками религиозного содержания. В 1794 году театр получил отдельное здание. В 1798 году в Тобольске начал выходить первый в Сибири литературный журнал «Иртыш, превращающийся в Иппокрену», а 1887 году в городе открылся художественный музей.

Первый город Сибири – Тюмень (основан в 1586 г.) отличился на ниве народного образования. Первое приходское училище (Знаменское) открылось здесь в 1796 году, а первый институт (педагогический) – в 1930 году. Театр в Тюмени появился в середине XIX века.

Сибирская земля дала миру многих известных людей. В Тобольске родились: выдающийся ученый-энциклопедист Дмитрий Иванович Менделеев; первый директор Академии художеств, архитектор Александр Филиппович Кокоринов; математик Юрий Сергеевич Осипов и физик-теоретик Николай Александрович Дмитриев. Уроженцем города был композитор и дирижёр Александр Александрович Алябьев. В Новосибирске появился на свет и другой российский композитор, Александр Сергеевич Зацепин.

Холодный край стал местом рождения таких замечательных актёров, как Лидия Смирнова и Александр Абдулов, Ирина Алфёрова, Николай Ерёменко и Юрий Назаров.

Но главной знаменитостью Сибири был и остаётся Григорий Ефимович Распутин.

Глава 2 Жизнь в деревне

Русская деревня, что в Сибири, что в Центральной России мало изменилась за последние сто – сто пятьдесят лет. Это хорошо видно из описания села Покровского, данного журналистом столичной газеты «Биржевые Ведомости» в 1915 году: «Село захудалое, бедное, окружённое болотами, глухое и дикое, забытое Богом и людьми. Пробираться туда пришлось на телеге, которая иногда утопала в грязи выше колёс». Читаешь эти строки о Покровском времён Российской империи, а кажется, что написано о сегодняшней России. Слава Богу, не только на телегах передвигаются нынче сельские жители, но дорог как не было, так и нет, а многие деревни в нашей стране действительно уже давно забыты и людьми, и Господом.

Возникновение Покровского относится к XVII веку. Поселенцы из России появились здесь в 1642 году. Как водится, первыми постройками стали небольшой острог и церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Со временем в селе, получившем своё название по храму, образовалось две улицы (одна из них – Тобольский тракт), а деревянный частокол за ветхостью и ненадобностью разобрали. Так как село стояло на оживлённой дороге, то до десяти постоялых дворов (в XIX в.) принимали здесь усталых путников. Даже для ночлега каторжников, направлявшихся далее на Север, в Покровском организовали пересыльный пункт – большую избу на окраине поселения. Среди знаменитых каторжан, ночевавших в Покровском, можно вспомнить литератора и философа А.Н. Радищева, участников восстания на Сенатской площади в декабре 1825 года и писателя Ф.М. Достоевского.

Часть жителей Покровского устроилась на государственную ямскую службу. История ямщичества началась в губернии практически с самого начала освоения северных земель, а первый ям[21] появился в Тюмени (Покровское входило в Тюменский уезд) в 1601 году. По-разному складывалась судьба сибирских ямщиков. Денежное содержание было скромным: 20 рублей годового жалованья и 12 четвертей ржи и овса. Если у ямщика была своя пашня, он получал только жалованье. Условия работы и размер вознаграждения часто менялись и зависели от места службы, но указанные цифры можно считать средними для новых земель. Учитывая огромные прогоны, иной раз приходилось преодолевать расстояние в 400–500 вёрст, денег постоянно не хватало, и народ бежал со службы.

Автор исследования по истории Сибири П.Н. Буцинский отмечал: «.. Ямская служба была столь тяжела в Сибири, что немногие русские люди соблазнились этим жалованьем и немногие откликнулись на призыв воеводы, и если ямщиков набрано столько, сколько требовалось указом [подписан царем Михаилом Фёдоровичем в 1629 г. – Прим. А. Г.], то это потому, „что воевода велел насильно писать в ямские охотники“, как впоследствии жаловались последние».

Особых достопримечательностей в Покровском никогда не было. Долгое время возвышался над селом православный храм, но его разобрали в 1953 году, а на освободившемся от церковного здания участке построили типовой Дом культуры.

Сибирский извоз. Фото начала XX в.

Так и не узнали бы многие люди о селе в сибирской глубинке, если бы не Григорий Ефимович. Его имя позволило даже открыть здесь музей. Жаль только, что снесли дом «старца», хранивший память о своём неординарном владельце.

В Покровском по-разному относились к семье Распутиных, особенно после того, как Григорий стал в столице популярной личностью. Но вот корреспондент газеты «Биржевые Ведомости»[22] сообщал своим читателям наиболее распространённое мнение односельчан о семье старца: «„Воры они и пьяницы“, – говорят в один голос о Распутиных покровцы». Отзывы односельчан трудно назвать положительными. Всё можно было бы списать на зависть – явление, распространённое в крестьянской среде, если бы они не находили подтверждения.

Отец старца – Ефим Яковлевич Распутин, слыл человеком не бедным, если, конечно, судить соразмерно уровню жизни в деревне. Занимался земледелием, ловил и продавал рыбу, возил в Тюмень и Тобольск пассажиров за плату, говорят, что владел мельницей, даже служил почтовым ямщиком, то есть состоял на государственной службе. В собственности Ефима Яковлевича значилось восемь выездных лошадей и двенадцать дойных коров. Для Сибири и Алтая это средних размеров крестьянское хозяйство.

Всё это подтверждает и дочь Григория Распутина, Матрёна, оставившая интересные и подробные воспоминания. В них, правда, она именует своего деда Ефимом Алексеевичем, а бабушку Анной Егоровной, но речь идёт о родителях Григория Ефимовича. Странно, но Матрёна ошиблась с отчествами дедушки и бабушки, что, однако, не умаляет значения оставленных ею воспоминаний.

«Дом на восемь комнат, хозяйство. Как и все в Покровском, Распутины делали обычную крестьянскую работу, занимались извозом и рыболовством», – пишет Матрёна Распутина. Ко всему прочему Ефима Алексеевича [Яковлевича] выбирали в селе старостой[23], стало быть, был он человеком уважаемым и рассудительным.

«А как же пьянство?» – спросите вы. Очевидно, исправился, взялся за ум, да и семейная жизнь благотворно повлияла. Но односельчане ничего не забыли, как помнили они и Гришку, пляшущего и резвящегося пьяным на очередном сельском празднике. Поэтому и произнесли резкие слова в ответ на вопрос петербургского корреспондента: «Воры они и пьяницы».

В 20 лет Ефим Распутин женился на Анне Васильевне Паршуковой, дочери крестьянина Василия Паршукова из деревни Усалки[24]. Невеста была на два года старше жениха. Распутины часто общались в Паршуковыми, жившими в соседнем населённом пункте, так что вопрос женитьбы решился между семьями достаточно быстро. Венчание в местной церкви Покрова Пресвятой Богородицы состоялось 21 января 1862 года[25].

Предки Распутиных относились к финно-угорскому народу зыряне (коми), издревле населявшего земли современных Тюменской, Омской и Мурманской областей, Урала и республики Коми. По вере они были православными, свою своеобразную культуру к тому времени утратили. Так что к моменту рождения Григория семья Распутиных была достаточно типичной для русского крестьянства. Ничто в «старце» не напоминало о финно-угорских корнях.

Ефим Яковлевич родился 24 декабря 1841 года в семье Якова Васильевича Распутина, годы жизни которого нам доподлинно неизвестны. У Ефима был родной брат – Матфей. В 1760-х годах в Покровском жили Иван и Мирон

Распутины, причём имена сохранились в истории благодаря их участию в строительстве новой деревянной сельской церкви.

В Тобольской губернии Распутины поселились в XVII столетии. Более ранние следы этой семьи исследователи находят в республике Коми. В 1653 году семья Изосима Фёдоровича Распутина перебралась в Сибирь из деревни Палевицы, стоявшей на реке Вычегде.

О предках и родственниках Анны Васильевны мало что известно. Умерла она 30 января 1906 года. Супруг её, отец «старца», пережил её на десять лет и скончался в один год с сыном.

Немного пишет о бабушке (и о дедушке) и Матрёна Распутина, хорошо помнившая родителей своего отца. Жаль, ведь она одна из немногих, кто имел возможность рассказать о своих родственниках.

Из воспоминаний М. Распутиной: «В семье Ефима Распутина родилось пятеро детей. В живых остался только Григорий. Ещё и так ему самой судьбой давался знак – на нём лежит какой-то долг. Не случайно же именно ему суждено было остаться жить»[26].

Вначале на свет появлялись девочки[27], но долго они не жили и умирали в младенчестве. Словно проклятье преследовало семью Ефима. Первого мальчика, родившегося 17 августа 1867 года, родители назвали Андреем, но ребёнок умер спустя несколько дней. Второй появился в семье на следующий год и получил имя Михаила.

И действительно, когда родился Григорий, в семье уже был старший сын Миша, трагическая судьба которого сильно повлияла на психику будущего проповедника.

Можно сказать, что жизнь всех детей Ефима Распутина сложилась трагически. Неведомое проклятие тяготело над потомством простого сибирского крестьянина и отчасти передалось его сыну Григорию.

Историю гибели Михаила подробно рассказала Матрёна Распутина. Как это часто бывает, старший брат стал для младшего своеобразным наставником и другом – Миша с Гришей часто гуляли вдвоём в лесу, рыбачили и купались в Туре. Первому – 10, второму – 8 лет. В один из летних дней 1878 года братья отправились на речку и, накупавшись в прохладной проточной воде, переместились к пруду. Как развивались события, мы знаем от Матрёны Распутиной: о них, очевидно, не раз рассказывали близкие родственники: «Миша нырнул первым. Как там что – не знаю, но он стал тонуть. Миша уже исчез из виду, когда отец подбежал к воде. Протянул руку, пытаясь нащупать брата под водой. Миша схватился за его руку и попытался выбраться, но лишь утащил за собой под воду и отца. Мальчики цеплялись друг за друга, пытаясь встать на ноги. К счастью, их увидел проходящий мимо крестьянин, бросился к пруду, дотянулся до них и схватил одного из мальчиков за руку. Они так вцепились друг в друга, что стали одним клубком. Только потому их и вытянули».

К вечеру братья слегли, но лечить детей в деревне оказалось некому – ближайший врач находился в 120 верстах. Так семья потеряла старшего сына, а Григорий лишился любимого и единственного брата. С этого момента, считает Матрёна, её отец замкнулся в себе, «заболел чёрной немочью».

Что удивительно, и это подмечает в воспоминаниях и дочь «старца», выкарабкавшись из воды в детстве, Григорий Ефимович закончит свою жизнь в холодной невской воде, словно отдаст долг смерти, от которой он сумел увильнуть, будучи восьмилетним мальчиком.

Глава 3 Сын Григорий

О рождении своего отца Матрёна Распутина написала короткую и красивую легенду: «Небо над деревней ночью 23 января 1871 года осветила падучая звезда – предвестница великого события. В ту же минуту жена Ефима Алексеевича Распутина – Анна Егоровна – родила второго сына. Его крестили Григорием».[28]

С датой рождения Григория Распутина много неясного. Дочь называет одну, сам старец несколько раз указывал другие, причём несовпадающие между собой. Но вот в Тобольске в архиве сохранилась переписная книга жителей Покровского за 1897 год. В этом официальном документе обнаружилась дата рождения Григория Ефимовича Распутина – 10 января 1869 года [29].

Так что со звездой, осветившей рождение нового «миссии», дочь немного приукрасила действительность ради красного словца, и великое событие произошло в более тривиальной обстановке.

Анна Васильевна родила Гришу 9 января, но в метрической книге священник Николай Титов, совершивший обряд крещения младенца, записал его на 10 число. Имя новорождённому дали по святкам в честь святителя Григория Нисского. Очевидно, выбор пал на этого малоизвестного святого случайно: по юлианскому календарю 10 января день его памяти. Католическая церковь отмечает этот день 9 марта.

Григорий Нисский (брат Василия Великого) служил епископом в г. Ниссы в 372–379 годах и был уважаемым философом и богословом, последователем греческого христианского ученого Оригена. Особой славы в христианском мире Григорий Нисский не стяжал, занимался в основном богословскими проблемами и борьбой с ересями. Очень мирного небесного покровителя получил Гриша Распутин.

Крёстными мальчика записали Матвея Яковлевича Распутина, его дядю, и жительницу села из семьи ямщиков Агафью Ивановну Алемасову.

Ребёнок родился здоровым, весил при рождении 2,87 кг, но что-то его беспокоило: мальчик плохо спал и постоянно крутился в люльке. Дочь в воспоминаниях отмечает плохое здоровье отца в детстве, но свидетельств этому недостаточно, а его быстрое развитие в определённой степени опровергает это: к полугоду Гриша мог легко подтянуться в люльке и встать, а после восьми месяцев он уже вовсю ходил по избе.

Со временем у Гриши выявились две проблемы: он страдал ночным недержанием мочи и поздно начал говорить. Первое время он говорил с трудом, словно что-то мешало ему, иногда было даже трудно разобрать, что же именно мальчик сказал.

Сам Распутин писал в своём мифологическом житие: «Вся жизнь моя была болезни. Всякую весну я по сорок ночей не спал. Сон будто как забытьё, так и проводил всё время с 15 лет до 38 лет. Вот что там более меня толкнуло на новую жизнь. Медицина мне не помогала, со мной ночами бывало как с маленьким, мочился в постели. Киевские сродники исцелили, и Симеон Праведный Верхотурский дал силы познать путь истины и уврачевал болезнь бессонницы».

Очевидно, что детские и подростковые проблемы Распутина относятся к отклонениям психологического характера. Физическому здоровью Григория Ефимовича можно только позавидовать. С теми же проблемами во многом связано и мессианство нашего героя. Известный советский психиатр профессор Владимир Евгеньевич Рожнов так определил тип психологической патологии Распутина: «параноическая психопатия или психопатия истерического круга со сверхценными идеями религиозного характера»[30].

Но этот пример – лишь небольшая иллюстрация к рассказу о детских годах Григория, а позднее мы ещё вернёмся к мнению психиатров о его душевном состоянии. Но запомним диагноз, поставленный профессором Рожновым.

Трагическим рубежом стало для Григория его восьмилетие – неожиданная смерть брата повлияла на психику мальчика. Он и раньше своей активностью доставлял большие заботы матери, а после трагедии с Мишей и вовсе стал непредсказуем. Играет, бегает и вдруг остановится, сядет и сидит часами, не произнося ни звука. А бывало, неожиданно убежит в лес, бегает там и плачет, или, испугавшись чего-то, спрячется в доме, да так, что и не сразу его найдут.

Показательно, что у Гриши не было друзей, это подтверждает и Матрёна в своих воспоминаниях. Возможно, дети просто сторонились «странного» для них односельчанина, да и сам Распутин не особо нуждался в дружбе, живя в своём выдуманном детском мире. Родителям, не одобрявшим такой замкнутости, он говорил: «Не надо мне никаких друзей…».

«Был костляв и нескладен», – отмечает Матрёна, которая в своих воспоминаниях особо останавливается на цвете глаз отца, называя их ярко-синими.

О проблемах с психикой и о богатом воображении Гриши вспоминала и его мать, которой он рассказывал о красивой городской женщине, сидевшей у его постели в то время, когда он лежал с высокой температурой. Болезнь обострила все чувства мальчика, что и вылилось в это видение. Для почитателей Григория Ефимовича (и для дочери) эта женщина – Богородица, что, конечно, не соответствует словам самого ребенка, хорошо знавшего канонический облик Богоматери. Вряд ли он соответствует виду «красивой городской женщины».

Время шло, и Гриша рос. В 14 лет, со слов дочери, его «захватило» Священное писание, но увлечение это было мимолётным. Позднее оно вернётся к Распутину вновь, и пойдеёт он странствовать и проповедовать.

Став подростком, он уже мог помогать отцу в торговле, проявляя экстрасенсорные способности. Варвара вспоминала: «Как-то торговец лошадьми, пытаясь взвинтить цену, нахваливал свой товар. Отец отвёл деда в сторонку и предупредил: «Он врёт». Дед, разумеется, отмахнулся. Через некоторое время лошадь ни с того ни с сего, как казалось деду, околела».

А бывало, сидит Гриша у печки и вдруг скажет: «Идёт незнакомец». И действительно, спустя некоторое время в дом кто-то стучался.

С предсказаниями Распутина, особенно с высказанными в более старшем возрасте, случались интересные истории. Как-то в Покровском, стоя среди односельчан, Григорий Ефимович посмотрел на небо и изрёк: «Три месяца, до самого Покрова не будет дождя». И дождя не было три месяца. Легенда это или нет, но слухи о сибирском предсказателе поползли по России.

Эти выходки молодого человека пугали не только родственников, но и односельчан – в деревне нет семейных секретов.

Матрёна, однако, в воспоминаниях отмечает отчуждённость Гриши в отношениях с родителями, особенно с отцом, который считал, что все причуды сына связаны с нежеланием работать. Только позднее, когда сын стал известным, Ефим Алексеевич Распутин скупо скажет: «Парню, может быть, и дано…». Ну а пока между отцом и сыном, по словам Матрёны, установилось «вооружённое перемирие».

Изменилось поведение Григория и на улице – он стал драться, а вскоре и пить спиртные напитки. Иногда одно сочеталось с другим. Одну из таких драк описывает Матрёна: «Однажды, устав от издевательств, отец, под гиканье и свист, вступил-таки в драку. Его соперник, уверенный в своём превосходстве, ткнул в него кулаком, но отец отбил удар. Да так, что нападавший упал. Пока тот лежал, другие навалились на отца скопом. Но он справился с ними. И оставался при этом абсолютно спокойным».

Отец Распутина рассказывал: «…Пьёт, пьёт, а потом вдруг ну замаливать свой грех. В Верхотурье уйдёт. А как вернётся – не узнать моего Григория. Молится и прощения у всех просит»[31]. А ещё с кружкой в руках обходит дома в близлежащих селах и собирает деньги на строительство церкви.

Односельчане Григория Ефимовича отмечали, что в молодости его друзьями-собутыльниками были Стряпчев и Варнава. Последний, благодаря участию Распутина, станет тобольским епископом.

Г.Е. Распутин

Григорий Ефимович не скрывал своего пьянства в молодости. В интервью газете «Новое Время» в 1912 году он поведал сказочную историю своего падения: «В 15 лет в моём селе, в летнюю пору, когда солнышко тепло грело, а птицы пели райские песни, я ходил по дорожке и не смел итти по середине её… Я мечтал о Боге… Душа моя рвалась вдаль… Не раз мечтая так, я плакал и сам не знал, откуда слезы и зачем они. Постарше, с товарищами подолгу беседовал я о Боге, о природе, о птицах… Я верил в хорошее, в доброе… и часто сиживал я со стариками, слушая их рассказы о житии святых, о великих подвигах, о больших делах, о царе Грозном и многомилостивом… Так прошла моя юность… В каком-то созерцании, в каком-то сне… И потом, когда жизнь коснулась, дотронулась до меня, я бежал куда-нибудь в угол и тайно молился… Неудовлетворён я был… На многое ответа не находил… И грустно было… И стал я попивать»[32].

В селе Григорий получил прозвище «Вытул», некоторые звали его «Гришка-вор». Нужно помнить, что обвинения Распутина в конокрадстве[33] не имеют документального подтверждения и, скорее всего, являются лишь вымыслом.

Первый самостоятельный выезд в Тюмень Григорий совершил в 1884 или 1885 годах. Семья собрала хороший урожай ржи, продав большую его часть в самом селе, но остатки Ефим Алексеевич решил продать в городе. Так как работа по сбору урожая ещё продолжалась, в Тюмень отправили Григория: в поле он был неважным работником. Поездка оказалась удачной, Распутин-младший хорошо сторговался и привёз домой даже больше денег, чем планировал его отец.

С этого момента Григорий стал ездить самостоятельно в Тюмень или в Тобольск довольно часто, но возвращался домой без денег, пьяным и избитым. За такое поведение по решению местной власти Григория не раз секли розгами, но помогало это мало. И чем дальше, тем больше пил Распутин, а будучи в алкогольном опьянении дрался и воровал.

Столичный публицист П.И. Ковалевский писал о Распутине: «Прежде его обычным занятием были пьянство, дебош, драки, отборная ругань. Бывало, едет он за хлебом или за сеном в Тюмень, возвращается домой без денег, пьяный, избитый и часто без лошадей. Такая жизнь продолжалась до тридцати лет. Всё это время среди односельчан он слыл за пьяного, развратного человека»[34]. Эти слова подтвердила и дочь «старца» в своих воспоминаниях.

Тюмень. Фото С.М. Прокудина-Горского

В одну из поездок в Тюмень молодого Григория обольстила Ирина Даниловна Кубасова, стройная молодая женщина с белокурыми волосами.

К телеге Григория подъехала коляска со служанкой Кубасовой, которая передала просьбу Ирины Даниловны: «Через час ты должен сидеть на ограде имения Кубасовых напротив чёрного входа». В назначенное время Гриша подошёл к дому Кубасовых и по знаку всё той же служанки перелез через ограду и, пройдя по саду, зашёл в летний домик. Там его встретила Ирина Даниловна, обнажённое тело которой прикрывала лишь лёгкая накидка. Можно только представить, что испытал юноша в этой ситуации. Женщина обняла Григория, прошептала ему «Раздевайся» и шаловливо выбежала в сад. Распутин повиновался, но не стал ждать, а последовал за Ириной, забежавшей в дом. Вбежав в полутёмную комнату, он увидел Кубасову, лежащую на диване. Она громко скомандовала: «Теперь!». Оказавшиеся в комнате служанки распахнули тяжёлые гардины, и небольшое помещение залил солнечный свет. Распутин совершенно голый стоял перед лежащей в накидке владелицей дома и стоящими рядом с ней четырьмя молодыми женщинами.

В этот момент в комнату вошла ещё одна служанка Кубасовой с ведром воды, которую она выплеснула на Григория. Под общий оглушительный смех присутствующих дам, юноша упал, но одна из служанок, четырнадцатилетняя Дуня Бекешева, выбежала из комнаты. Она позднее и поведала Распутиным подробности этого происшествия.

Унижение в доме Кубасовых надломило впечатлительного юношу. По приезду домой он молчал, а о случившемся стало известно спустя много лет. Может быть, тогда Григорий и начал пить?

Но дочь Распутина приводит другой случай, также сильно повлиявший на отца и ставший, по её мнению, причиной его пьянства. Эту история Григорий Ефимович сам рассказал Матрёне.

Одну жительницу села Покровское уличили в связи с незнакомцем, причём женщина эта, Наталья Петровна Степанова, жила одна, будучи вдовой. Как водится, ревнители морали потребовали суда над ней, а правосудие вершил местный священник отец Павел. Приговор батюшки был прост: снять с «грешницы» всю одежду, выпороть плетьми и изгнать из общины. Всё это варварство происходило на исходе XIX столетия, тем не менее, селяне активно приняли в нём участие. Наталью Степанову раздели догола и привязали к лошади верёвкой. Животное медленно побрело вдоль рядов покровцев, вооружённых кольями и плётками, и те стали нещадно бить свою жертву.

Григория Распутина поразило, что все, кто избивал женщину, сами проделывали то, в чём обвиняли и наказывали несчастную.

Женщина потеряла сознание после первых ударов, и лошадь просто тащила окровавленное тело. Григорий догнал лошадь с несчастной уже в поле, отвязал Наталью Петровну и перенёс её в лес, где навещал некоторое время, принося еду.

Оправившись от ран, она тайком вернулась в свой дом за деньгами, решив навсегда покинуть село. Когда она уже выходила из Покровского, её заметили, и началось преследование, причём среди молодёжи был и Григорий. Он в итоге и спас бедную женщину, загородив её собой и дав ей возможность уйти по Тобольскому тракту. Покровцы не стали драться с Распутиным.

Свою будущую супругу Григорий встретил на очередной гулянке, которые он стал посещать с завидным постоянством. Многие очевидцы подчёркивали особую любовь Григория Ефимовича к пляскам, часто до изнеможения. В кабаках он мог плясать по три-четыре часа и в молодости, и во время жизни в Санкт-Петербурге.

Влюбился Григорий в крестьянскую дочь Прасковью Фёдоровну Дубровину, и после трёх месяцев ухаживаний они обвенчались. Супруга была старше на три года. Свадьбу сыграли в 1890 году, а первый ребенок в семье появился спустя четыре года. Всё шло нормально, но через несколько месяцев первенец Распутиных умер, и его кончина сильно сказалась на Григории, винившем себя в этой трагедии. Вспоминал он, возможно, и своих родителей, потерявших пятерых детей. Словно сама судьба противилась продолжению рода. Но в 1895 году родился сын Дмитрий, через три года, 27 марта 1898 года, на свет появилась Матрёна Григорьевна, а в 1900 году – Варвара Григорьевна. Несчастья миновали семью «старца».

Дом семьи Распутиных в селе Покровское

Дочь в воспоминаниях отмечает, что отец много работал. Поначалу они жили в доме Ефима Яковлевича, но затем Григорий отстроил рядом отдельный двухэтажный дом. «Самый большой», по мнению его дочери. Но в историю вошёл не он, а другой распутинский дом. До 1980 года стоял он в Покровском – местная историческая реликвия, погибшая на исходе жизни советской страны. Народная власть отомстила не только Николаю II, но и Распутину.

Григорий Ефимович приобрёл высокий и относительно новый жилой двухэтажный дом в три окна 19 декабря 1906 года. Деревянную постройку площадью около 100 кв. м срубил лоцман Тимофей Зубов и продал его Распутину за 1700 рублей, что было недёшево по тем временам.

По причине постоянных паломничеств главы семьи основные заботы по дому и хозяйству легли на плечи Прасковьи Фёдоровны. Но вести дела одной было всё же трудно, и Распутины наняли работниц. Первую из них звали Екатерина Иванова, и о ней мало что известно. Вторую – Дуня Бекешева, короткую биографию которой нам поведала Матрёна Распутина: «Дуня родилась в Тюмени, то есть была городская. В некотором смысле это весомая характеристика в глазах деревенского жителя. Но в ней не было ничего такого. Она несколько лет была в услужении у Кубасовых, вернее, у Ирины Даниловны Кубасовой. Следовала за ней по всем местам, где та путешествовала с мужем».

В одной из комнат дома Распутиных в Покровском

Да, в доме у Распутиных работала та самая Дуня Бекеше-ва, бывшая служанка той самой Ирины Кубасовой. Теперь понятно, как неприятная история, приключившаяся с молодым Григорием в Тюмени, стала известна в Покровском. Впрочем, Прасковья Фёдоровна так и не узнала об этом: Дуня поведала тайну только детям «старца».

Матрёна вспоминает, что мать часто плакала вечерами и смотрела на детей, как смотрят на сирот. В какой-то мере они жили и росли без отца, полностью предоставленными сами себе.

«Целый день мама буквально не присаживалась. Не помню, чтобы она и за столом сидела дольше нескольких минут. Всё боялась чего-нибудь не успеть. Тем более что после ухода отца свёкор и свекровь начали косо смотреть на неё. Думали, что в поступке сына (а они, разумеется, видели в нём только внешнюю сторону, так же, правда, как и мама) виновата жена. Так что ей пришлось очень нелегко», – отмечает Матрёна.[35]

Семья Григория Ефимовича занимала второй этаж с высокими окнами на улицу. На первом этаже жила прислуга и располагались хозяйственные помещения. В 1914 году Распутин решает перестроить «маленькое», по его мнению, здание, что и делает – площадь дома после реконструкции увеличивается в два раза, а на улицу смотрят уже не три, а шесть окон с тёмными резными наличниками. Перед домом появляется небольшой, обнесённый невысоким деревянным забором, палисадничек. Двор, примыкающий к дому, от улицы отгораживал забор в человеческий рост, с мощными воротами и глухой калиткой-дверью.

Распутин с детьми в Покровском

После кончины главы семьи дом и остальное имущество разделят наследники: супруга, сын Дмитрий и дочери Матрёна и Варвара. Дом подорожает после реконструкции и будет оценён Распутиными и нотариусом в 2 тысячи рублей. Стоимость же всего недвижимого имущества «друга» императорской семьи составит 2 600 рублей!

Падение царского режима, разгром Временного правительства и установление власти большевиков в общем-то мало повлияли на жизнь Распутиных. Хотя без «приключений» не обошлось.

Утром 21 апреля 1917 года в дом, в котором находились дочери Распутина, Анна Николаевна Распутина[36] и Екатерина Ивановна Печёркина уверенно постучали, а на вопрос «Кто?» мужской голос ответил: «Открывайте двери!». В окна было видно, что у дома толпятся солдаты. Печёркина выглянула в окно и сказала, что в доме одни женщины, и они боятся открывать. Кто-то из военных ответил, что они сломают дверь. Ничего не оставалось, как впустить солдат в дом. Целый час они шатались по дому, вырывали фотографии Распутина из альбомов и что-то искали. Фотографии позже нашли изорванными во дворе дома. Уходя, солдаты вынули из рам два портрета «старца» и унесли их вместе с золотыми столовыми часами, золотым медальоном с портретом Григория Ефимовича, шёлковым шарфом, дамским гребешком, колодой карт на французском языке и другими подобными вещами.

Невольным свидетелем происшествия стал знакомый одного Покровского священника[37], некий Сергей К., случайно зашедший в дом Распутиных. Часть фотографий и писем солдаты отдали этому человеку[38]. После ухода незваных гостей Распутины обратились в полицию.

Распутины. В центре – вдова Григория Распутина, Параскева Феодоровна; слева – сын Дмитрий; справа – его жена Феоктиста Ивановна. На заднем плане – Екатерина Ивановна Печёркина (работница в доме)

Стараниями директора Покровского музея Распутина М. Смирновой в архиве нашлось дело Тюменского окружного суда, начатое по заявлению старшей дочери «старца».

Матрёна Распутина в эмиграции

В первом протоколе значилось: «Протокол 1917 г. апреля 22 дня. Я, младший начальник 2-го участка Тюменской уездной милиции Филипчинский, составил настоящий протокол о нижеследующем. Сего числа гражданка с. Покровское той же волости Тюменского уезда Матрона Григорьевна Распутина заявила мне, что 21 апреля часов в 9 утра к нам в дом под командою неизвестного ей офицера пришли человек 50 нижних чинов…».

Дело об ограблении ни чем так и не закончилось, и его закрыли в мае 1919 года.

Дальнейшая семейная история Распутиных складывалась непросто.

Сын Дмитрий женился в феврале 1918 года, в возрасте 22 лет. Его избранницей стала крестьянская дочь из деревни Ламбиной (Кулиги) Куларовской волости Тобольского уезда Феоктиста (Фёкла) Иоанновна Печёркина. Их судьба сложится трагически: родство с Распутиным в Советской России ничего хорошего не предвещало.

В декабре 1920 года всех выселят из семейного дома, в котором откроют больницу, а позднее школу и магазин. Со временем Распутины построят на краю села небольшой новый домик, но и там советская власть не даст им спокойно жить. В 1930 году в один из дней вдову «старца» Параскеву Фёдоровну, сына Дмитрия Григорьевича и сноху Феоктисту Иоанновну посадят на телегу, разрешив взять с собой чуть более 30 кг личных вещей (на всех!), и отправят в Тобольск. Там несчастных разместят с другими раскулаченными крестьянами на открытой барже и повезут в Обдорск (Салехард). В пути на холодном судне Параскева Фёдоровна умрёт, место захоронения ее неизвестно. Где-то на берегу по пути в ссылку.

В Обдорске Дмитрию и Фёкле выделят место в большом общем бараке № 14, где через три года, 5 сентября 1933 года, от туберкулёза скончается Феоктиста, а в декабре того же года не станет и самого Дмитрия Григорьевича Нового (Распутина).

Младшая дочь Варвара умрёт в 1925 году от тифа. Она переберётся в Москву и до неожиданной кончины будет работать стенографисткой в Управлении юстиции.

Только дочь Матрёна, вовремя уехавшая из России, проживёт долгую жизнь и скончается от сердечного приступа в 1977 году в Соединенных Штатах Америки в возрасте 79 лет. Правильный выбор, сделанный однажды, сохранил Матрёне жизнь.

Часть II В поисках Бога. Время странствий

Глава 4 Опытный странник

Всё хорошо в семье Григория Ефимовича Распутина – новый дом, хозяйство, планы на будущее, а неспокойно на душе главы семейства, сны снятся странные, кто-то зовёт куда-то. Часто во время сна является Казанская икона Божией Матери, и вроде бы неспроста, да растолковать значение этого не может Григорий, а подсказать пока некому.

Однажды, а дело было в 1892 году, Григорий вызвался отвезти в Тюмень на телеге студента духовной академии Малотия Заборовского, будущего ректора Томской духовной академии. Дорога в 80 верст занимала немало времени, так что монологи студента-монаха, очевидно, сильно подействовали на Григория, который спустя некоторое время отправился паломником в Верхотурье, в тамошний Николаевский монастырь, где пробыл три месяца. С этого началась история знаменитых распутинских религиозных путешествий.

Помимо этого, на Григория, как считала его дочь Матрёна Распутина, оказал влияние Дмитрий Иванович Печёркин – крестьянин той же губернии, потерявший жену и троих детей. В декабре 1919 года дочь Г.Е. Распутина давала показания следователю по особо важным делам при Омском окружном суде Н.А. Соколову, известному по расследованию убийства семьи Николая II. Матрёна тогда сообщила: «Раньше отец жил, как все крестьяне, занимаясь хозяйством. Вдруг он оставил семью и ушёл странствовать. Должно быть, что-то произошло у него в душе: он перестал пить, курить, есть мясо и ушёл из дома. Я думаю, что на него так подействовал известный в наших местах странник Дмитрий Иванович Печёркин, родом из деревни Кулиги (вёрст 300 от Тобольска). По крайней мере, перед уходом отца Печёркин у нас был, и они ушли тогда вместе с отцом. Приблизительно это было в 1905 году».

Где и когда познакомился Распутин с Печёркиным – нам неизвестно, но то, что оба паломника сблизились на духовной почве – это факт. В семье Григория Ефимовича в Покровском долгое время работала прислугой племянница Печёркина – Екатерина Ивановна; у Распутиных служила и его сестра – Авдотья Ивановна Печёркина. Екатерина, кстати, успела пожить и в столице, в квартире на Гороховой, 64, тоже в качестве прислуги. О своей работе Екатерина Ивановна сообщала при расспросах в Тобольской духовной консистории: «Живём, управляем хозяйством из-за содержания, когда нуждаемся в одежде, деньгах, Гр. Еф. не отказывает нам. Обращаются с нами хозяева и гости всегда хорошо и ласково, держат нас не внизу, а больше вместе с собою. С ними мы беседуем, поём церковное и слушаем чтение Евангелия. <…> Учит нас Гр. Еф. иметь чистую совесть и любить друг друга, заставляет ходить в церковь, исповедоваться чаще и причащаться».

Кроме этого, как я уже писал, сын Распутина Дмитрий женился на Фёкле (Феше) Печёркиной – родственнице Дмитрия Ивановича.

Так, по стечению обстоятельств и под влиянием новых знакомых, Григорий Ефимович встал на путь странничества и прославления православной веры.

Решение покинуть семью далось Григорию непросто. Всю ночь простоял он перед иконой, молясь и ища поддержки у Бога. Утром собрался и ушёл. Что он сказал своей жене, как объяснил своё решение, но только она подумала, что разлюбил Григорий её. «Поторопись», – только и смогла сказать ему на прощание Прасковья Фёдоровна. По свидетельству многих очевидцев, она не сразу признала новый стиль жизни своего супруга. По крайней мере, день, когда муж ушёл первый раз, стал для неё трагическим.

Иную интерпретацию истории первого ухода Распутина сообщает иерей Илиодор (С. Труфанов): «…Во время молотьбы, когда над его святостью смеялись домашние, он воткнул лопату в ворох зерна и, как был, пошёл по святым местам. Ходил целый год. Много видел, много слышал»[39]. Так Илиодору рассказывал сам Распутин, но, учитывая скандальную известность Труфанова, полностью доверять его словам довольно сложно.

Странствия Григория Ефимовича по России, на Святую землю и по святым местам Греции, Турции и других стран занимают в биографии старца важное и, конечно, почётное место. Эти путешествия Распутина в определённой степени сформировали его будущее петербургское «старчество». Не только бесценный духовный опыт обогатил сибирского крестьянина в долгих походах и поездках, но и уникальная возможность познакомиться с массой людей, увидеть свет, вырваться, в том числе и психологически, из замкнутого мира крестьянской общины. Жизнь в деревне назвать комфортной для Григория сложно, прежде всего в духовном смысле.

Многие участники событий подтверждали, что христианство определённым образом трансформировалось в сознании Распутина (под влиянием не только впечатлений от паломничества, но и знакомства с хлыстами) в разновидность «народного христианства», лишённого привычных атрибутов церкви, но воплощённого в самом Распутине – центре этого верования. Так, сам собой, возник и образ «старца», который Григорий Ефимович всячески пестовал, но который был бы невозможен без кружка почитателей, видевшего в Распутине провидца и утешителя. Было ли это просто игрой со стороны Григория Ефимовича? Вопрос сложный. Скорее всего, довольно быстро «старец» уверовал в свою избранность и в свои силы. Та же трансформация произошла и с его христианской верой.

Наиболее точно это передал секретарь «старца» Арон Симонович Симанович: «Распутин был верующим, но не притворялся, молился мало и неохотно, любил, однако, говорить о Боге, вести длинные беседы на религиозные темы и, несмотря на свою необразованность, любил философствовать. Его сильно интересовала духовная жизнь человека. Он был знаток человеческой психики, что оказывало ему большую помощь».

Впрочем, любовь к беседам и философствованию – это от поездок, от путешествий. В дороге, с незнакомцами, русский человек любит пофилософствовать, поговорить «по душам».

Сам Григорий Ефимович в «Житии» это подтверждает: «Я нашёл много людей, сомневающихся в себе с 16 лет и до 33, и мне пришлось беседовать по поводу сомнения. И так это сомнение доходит до такой глубины в забытье, что представляется в конце концов, что даже не достоин в храм ходить, Святыя Тайны принимать и на иконы, то есть на лик Божий взирать»[40].

А.С. Симанович

В другом месте «старец» рассуждает так: «Придётся если на мягком спать, то и хорошо в интеллигентном обществе, а в поле на кочке и слаще, и берёзонька под боком и зорьку не проспишь, и на всё это опыт. Ещё в петровские ночи я пахал, оводов тоже убирал с себя – пускай покушают тело и попьют дурную кровь. Я размышлял: и они Божие создание, так и я сотворен Богом. Кабы Бог не дал лета, не было бы и комаров. Ах, какой у мужика труд золотой, и он делает всё с рассуждением. Вот и комаров-то покормит и то во Славу Божию. Мужичок мудреный и опытный»[41].

Указанные образцы незатейливой крестьянской философии Распутина, наивной, а местами примитивной, приводили в восторг «образованную» петербургскую публику.

Возникает ещё один важный вопрос. Не в многочисленных ли паломничествах появился у Григория Ефимовича определённый интерес к духовной жизни других людей, не там ли познал он многие стороны человеческой души? Ответить на это можно утвердительно. И о чём также можно говорить с уверенностью, так это о том, что все свои знания о Библии и вере вообще Распутин получил в поездках.

Писатель и проницательный человек Василий Васильевич Розанов писал о Распутине: «Мужичишко, серее которого я не встречал». Мы не раз ещё столкнёмся с подобными суждениями о Григории Ефимовиче, которого в беседе на духовные темы спасала лишь хорошая память и жизненный опыт.

Многие отмечали ум Распутина. Но мы должны понимать, что речь шла не об интеллектуальных способностях «старца», а о том, что мы называем «народной мудростью»: особенное житейское понимание действительности, основанное на личном опыте. У каждого из нас за плечами тот или иной багаж знаний о жизни, собрание наших личных представлений и предпочтений. Называть это умом, конечно, можно, но, согласитесь, это всё относится лишь к человеческому опыту, а не к интеллекту того или иного индивидуума. Так что не умом брал высший свет Григорий Ефимович, а хитростью и чутьём, в отношении человеческой, а точнее женской, психологии.

Психиатр профессор В.П. Рожнов точно подметил: «…Распутин был в какой-то степени личностью незаурядной. В ту мрачную эпоху не было у него ни знатного происхождения, ни богатства, ни образования. Однако, когда жизненная борьба столкнула его, малограмотного мужика, с представителями аристократической знати, он проявил великолепное понимание их человеческой натуры»[42].

Окружающим последователям и особенно впечатлительным дамам казалось, что перед ними знаток Библии, да ещё и её толкователь, что, конечно, абсурдно. Нетрудно представить, что общение с духовными лицами и другими паломниками во время путешествий к святым местам позволили запомнить и толкование святых текстов. К тому же Распутин был неграмотным, и почерпнуть необходимые знания в части толкования библейских текстов из книг он никак не мог. Хотя в своем «Житие…» Распутин пишет, что черпал знания, читая Евангелие. Нужно понимать, что это выдумка – часть «старческой» легенды Распутина, а библейские знания Григория Ефимовича, скорее всего, состояли их толкований Библии всех тех, с кем он познакомился во время странствий, и того, что проницательный крестьянский ум выделил и запомнил.

Распутин открыто признавался в своей неграмотности во время встречи с Тобольским епископом Антонием, говорил, что читает по-русски плохо, а писать не может совсем, но любит слушать чтение Евангелий и книг на богословские темы. Подтверждал Распутин при этой встрече и то, что книг по богословию он не читал, как и саму Библию.

Писать невообразимыми каракулями и читать старец научился лишь в Петербурге, в 1910-х годах. Это и стало вершиной образования нашего героя.

Историк М.Н. Покровский отмечал: «Не может быть, чтобы „божий человек“ не умел говорить понятно, по-своему, по-крестьянски, но и ему, и его поклонникам обыкновенная человеческая речь показалась бы отступлением от ритуала»[43].

А потому и вёл себя Распутин, как оракул, провозглашая общеизвестные истины и христианские сюжеты в форме народной, речевой, необычной для городских обывателей. Делал это осознано, специально говорил витиеватым языком. «Человеку, чем непонятней, тем дороже», – признавал в интимных беседах сам «старец».

Конечно, в определённый момент игра в старчество, которую начал «мужичишко» Распутин в Петербурге, а может быть, ещё и в Покровском, со временем переросла в нечто большее. И поверил он в свою великую миссию, решив, что он – мессия.

«Некоторые из его изречений меня удивили оригинальностью, – писал в 1912 г. в „Новом Времени“ о встречах с Распутиным М.О. Меньшиков, – и даже глубиной. Так говорили древние оракулы или пифии в мистическом бреду: что-то вещее развёртывалось из загадочных слов, что-то тёмно-мудрое»[44].

С какой же убедительностью и силой малограмотный крестьянин изрекал свои истины, что удивил даже образованного публициста и идеолога русского национального движения Михаила Осиповича Меньшикова, которого никак нельзя причислить к последователям старца.

Нехитрый информационный «багаж» хорошо поможет старцу в Петербурге, где «духовная учёность» Григория Ефимовича станет предметом слепого поклонения группы экзальтированных особ женского пола, в числе которых окажется и императрица Александра Фёдоровна. Но у этой «учёности» старца была и оборотная сторона – отношение к ней Синода и его известных представителей.

Распутин намеренно противопоставлял себя официальной церкви, и это, в частности, выражалось в его особых интимных отношениях с женщинами, его взглядах на проблему взаимоотношения полов и греховности. К этой темой мы ещё вернёмся не раз.

Замечу лишь, что распутинское христианство в своей основе ближе к мироощущению библейских пророков-многожёнцев или того же весёлого царя Давида, чем к строгим положениям апостольской церкви. Давид, как известно, любил пиры и пляски, а пророки имели гаремы и бесчисленное потомство, что официальной церковью считается грехом. Впрочем, если Григорий Ефимович позиционировал себя в качестве пророка, то стиль его жизни был вполне органичен и находился в рамках библейских мифов.

Как и древние пророки, Григорий Ефимович превратил грех в фарс, а веру – в игру, назвав свои похождения добродетельными. И удивительно здесь то, что во всём этом была своя крестьянская правда: та незатейливая действительность, на словах отвергаемая лицемерным столичным обществом, властью и православной церковью.

По прошествии ста лет нам сложно представить картину жизни Григория Ефимовича во всей полноте, но определённое понимание его внутреннего мироустройства даёт книга «Житие опытного странника», вышедшая в 1907 году. Старец надиктовал её, вспоминая свои походы по России и в Палестину.

Основной идеей, пропагандируемой Григорием Ефимовичем, остаётся всё тот же славянофильский крестьянский монархизм, где народ, царь и христианство сливаются в соборной гармонии. Мудрый царь-батюшка правит, плохие чиновники мешают жить, пахарь пашет, воин воюет и так далее. Идиллия русского мира.

Довольно стройный отредактированный текст «Жития» рассказывает о походах «старца» достаточно подробно, в основном без точного указания мест. Рассказы о странствиях перемешиваются с историями об ощущениях Григория Ефимовича и рассуждениями о Боге и вере.

«Я шёл по 40–50 верст в день, – пишет Распутин, – и не спрашивал ни бури, ни ветра, ни дождя. Мне редко

приходилось кушать, по Тамбовской губернии на одних картошках, не имел с собой капитала и не собирал во век: придётся Бог пошлёт, с ночлегом пустят – тут и покушаю. Так не один раз приходил в Киев из Тобольска, не переменял белья по полугоду и не налагал руки до тела – это вериги тайные, то есть это делал для опыта и испытания. Нередко шёл по три дня, вкушал только самую малость. В жаркие дни налагал на себя пост: не пил квасу, а работал с подёнщиками, как и они; работал и убегал на отдохновение на молитву. <…> Природа научила меня любить Бога и беседовать с Ним. Я воображал в очах своих картину самого Спасителя, ходившего с учениками своими. Приходилось нередко думать о Царице Небесной, как Она приходила на высокие места и просила Бога – „Скоро ли я буду готова к Тебе“».[45]

И далее в том же духе.

Странствия Григория Ефимовича начались примерно в 1892 году, а первые остановки ищущего Бога паломника из Покровского произошли в двух монастырях: Абалакском и Верхотуринском.

Глава 5 Верхотуринский монастырь

Первое паломничество Григорий совершил в Верхотуринский Николаевский мужской монастырь, обитель достаточно древнюю и почитаемую у жителей Сибири и Урала. Неспроста пошёл Распутин в Верхотурье – здесь находятся мощи самого чтимого в этих краях святого Симеона Верхотурского, считающегося у верующих небесным покровителем Урала.

Мы уже немного познакомились с историей города Верхотурье, основанного у берегов Туры на месте небольшого поселения народности манси. Появление этого города связано со строительством в конце XVI века новой дороги в Сибирь от Соликамска, получивший название Бабиновской[46]. В конце этой дороги необходимо было поставить острог, а в 1597 году удобное место нашлось на берегу речки Туры, где располагалось старое городище Неромкура. О нём в Москву сообщалось: «На северном берегу Туры находится крутой камень-гора, возвышающийся над поверхностью воды на 12 саженей и больше, а длина оного по реке простирается до 60 сажен, так что со стороны Туры нет надобности ставить стены, то место и без городовой стены всякого города крепче, разве б по тому месту велеть хоромы поставить в ряд, да избы поделать, а дворы поставить постепенно, а по углам города от Туры поставить наугольные башни»[47].

Весной 1598 года новый русский город в Сибири был заложен. Головин и Воейков участвовали в строительстве острога лишь на начальном этапе, и вскоре их сменили воевода Михаил Михайлович Вяземский и голова Таврило Самойлович Салманов.

Примерно в это же время, в конце XVI века, в Верхотурье прибывает иеромонах Иона, который решил рядом с отрогом основать мужскую обитель, выбрав место на берегу речек Калачик и Свияга. Он обратился к воеводе с просьбой бесплатно выделить лес, но получил категорический отказ. Обиженный Иона составил челобитную царю Борису Годунову, и монарх распорядился выдать необходимые строительные материалы. Руководство острогом выполнило волю царя, но весьма своеобразно: лес для постройки монастырского храма и келий они поставили Ионе в долг, и через некоторое время начали требовать его погашения. В 1602–1603 годах монах построил церковь святого Николая Чудотворца и кельи. В 1604 году Иона отправляется в Москву просить о постоянном жалованьи себе (6 рублей в год) и дьяку (3 рубля в год), которое в итоге получает. Так что строительство Верхотуринского Николаевского мужского монастыря идёт при активном участии правительства.

В этом нет ничего удивительного, так как Москва целенаправленно вела в Сибири работу по распространению православия. Даже иереев и монахов сюда направили по царскому указу вместе с первым архиепископом Киприаном. Большую часть белых и чёрных священников набрали в Москве, но не слишком удачно – многие убежали обратно в Россию, а оставшиеся отказывались служить в тяжёлых условиях. Беглецов задерживали и возвращали в Тобольск. И это при том, что священникам-переселенцам полагалось высокое жалованье – 23 рубля в год. Более того, со временем, кроме жалованья, стали выплачиваться и деньги на обустройство (подъёмные), которые достигали 60 рублей на семью. По тем временам это были большие средства. Для сравнения, дьяк в монастыре получал 3 рубля годового жалованья.

Город Верхотурье рос очень быстро. К 1624 году здесь проживало более 110 семей, общая численность членов которых достигала 200 человек. Монастырей рядом с городом к этому времени было уже два. В 1621 году сибирский архиепископ Киприан основал Покровскую женскую обитель.

Отстраивался и мужской монастырь. В 1624 году, кроме храма, на монастырской территории стояли четыре кельи: игумена, иеромонаха, старца и строителя. Рабочие жили тут же на собственном подворье. Кроме этого, монастырю принадлежали две деревни и земля рядом с самой обителью. Она и выступала основным источником натуральных доходов, главным из которых был, конечно, хлеб.

Площади монастырских земель с годами увеличивались, хотя число обитателей монастыря росло не так быстро: в 1621 году здесь проживало 8 монахов, а к 1672 году их стало 19 человек.

Особых событий в Верхотуринском монастыре не происходило. В начале XVIII века здесь возвели новый деревянный храм Покрова Пресвятой Богородицы. В 1704 году в нём установили раку с мощами Симеона Верхотурского. Спустя некоторое время московские архитекторы И.Б. Сорока и Н.Я. Грамотин построили рядом с ним большой каменный Никольский собор, в который в 1738 году перенесли останки Святого Симеона.

Верхотурский монастырь. 1890-е гг.

Расцвет паломничества в Верхотурье пришелся на вторую половину XIX столетия. С этим периодом связан и расцвет монастыря, его становление как важного духовного центра православия в Сибири. В обители возводятся новые здания, ремонтируются храмы. Так, деревянная гостиница для паломников появляется здесь в 1865 году, с увеличением числа верующих в 1892–1894 годах возводится новая двухэтажная каменная гостиница, а в 1910–1914 годах строится ещё и деревянный барак на 500 человек.

Во время, когда Григорий Распутин впервые посетил Верхотуринский монастырь, настоятелем в нём служил иеромонах Иов (Иван Брюхов), присланный с Валаама вместе с Арефом (Афанасий Тихонович Катаргин), известным впоследствии как преподобный Ареф Верхотуринский. Он, кстати, стал настоятелем обители в 1903 году, после Иова.

Но особо подружился Распутин с архимандритом Ксенофонтом (Медведевым), возглавившим монастырь в 1905 году. Познакомились они ещё при первом посещении, и в дальнейшем встречались не раз. По свидетельству Матрёны Распутиной, её отца приняли в обитель послушником. Условия жизни в монастыре комфортными назвать трудно: сырая келья с малюсеньким окошечком, узкая деревянная кровать без матраса, холодный каменный пол, старый грубо сколоченный стул, такой же стол.

Архимандрит Ксенофонт (слева)

Во второе или третье паломничество в Верхотуринский монастырь Распутин поселился не в самой обители, а у старца Макария (Михаила Васильевича Поликарпова), живущего в ближайшем к монастырю лесу отшельником. Григорий решил укрепить веру под началом знаменитого сибирского монаха, да и в самом монастыре ему настоятельно советовали отправиться в лес «за умом».

Макарий жил в лесу один и, кроме молитв, занимался выпасом монастырских коров и разведением домашней птицы. Он даже получил соответствующее прозвище – «Куриный святой». Постриг он принял уже в зрелом возрасте в марте 1900 года и почти сразу отправился в монастырскую заимку в лесу, в Октайский (Актайский) скит.

Старец Макарий

Участок земли на берегу реки Актай монастырь получил в 1850 году для заготовки дров и выпаса скота. Кроме этого, здесь косили траву и сушили на зиму сено и выращивали овощи. Довольно быстро скит стал и местом паломничества, особенно для странствующих православных людей, тут можно было отдохнуть и помолиться. К концу XIX столетия на заимке построили постоялый двор. К тому же местный родник вдруг стал целебным, что увеличило число паломников, желавших окунуться в святые воды. Над родником вначале поставили небольшую деревянную часовню, которую позднее перестроили в полноценный храм.

Матрёна так пишет о старце Макарии: «Сам старец – интереснейший тип. В молодости был мотом, спустил отцовское наследство. А в один прекрасный день проснулся, преисполненный отвращения к земным радостям. Следуя завету Христа: „Если хочешь быть совершенным, пойди и продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною“, Макарий так и поступил. Когда желания плоти слишком донимали его, умерщвлял её жестокими самоистязаниями. Наконец он пришел к полной душевной безмятежности. Жил в лесу и наставлял тех, кто приходил к нему»[48].

Видно, что история самого Распутина в чём-то схожа с историей монаха Макария, а его наставления благотворно влияли на бывшего крестьянина из Покровского.

Сам Макарий рассказывал о Распутине Следственной комиссии Временного правительства в 1917 году: «Старца Г.Е. Распутина я узнал лет 12 тому назад [в 1905 г. – Прим. А. Г.], когда я был ещё монастырским пастухом. Тогда Распутин приходил в наш монастырь молиться и познакомился со мной. Я рассказал ему о скорбях и невзгодах моей жизни, и он мне велел молиться Богу. Видимо, Распутин рассказывал обо мне бывшему царю, ибо в монастырь пришли от царя деньги на устройство для меня кельи. Кроме того, были присланы деньги для моей поездки в Петербург, и я приезжал тогда в Царское Село, разговаривал с царем и его семейством о нашем монастыре и своей жизни в нём. Каких-либо дурных поступков за Распутиным и приезжавшими к нам с ним не заметил».

Долго жил Григорий в лесном скиту, постоянно молился, носил тяжёлые вериги – усмирял свою гордыню. Но настала пора покинуть прибежище, что он и сделал, получив благословение от Макария на поездку в Святую землю.

В определённой мере старец сам подвигнул Распутина к дальнейшим паломничествам. На вопрос Григория: «Я сделаю, как ты велишь. Остаться мне в Верхотурье?», – Макарий ответил пространно: «Господь обитает не только в монастыре. Весь мир – Его обитель. Он всегда с тобой»[49]. Так Григорий и сделал – отправился обходить весь мир.

С началом Первой мировой войны в монастыре разместили воинскую часть, а на следующий год устроили тюрьму для австрийских солдат: с 1915 года в обители содержалось не менее 500 военнопленных. Кроме того, на территории Верхотуринского Николаевского монастыря на средства монахов открылся военный госпиталь на 15 коек. В дополнение к ним Русский Красный крест оборудовал лазарет на 30 мест.

Стоит отметить, что в 1905–1913 годах в монастыре велось активное строительство, и монастырская казна оскудела. Несмотря на это с началом войны обитель постоянно жертвует деньги на нужды армии, собирает и отправляет в воинские части продукты, обувь и обмундирование.

В первый раз Григорий Ефимович пробыл в Верхотурье три месяца, молился и познавал евангельские истины. А когда пришло время, отправился дальше. Дорога лежала в сторону Тобольска, поэтому следующая остановка молодого паломника пришлась на Абалакский монастырь.

Глава 6 Абалакский монастырь и далее по России

Абалакский Знаменский мужской монастырь стал вторым местом, с которых Распутин начал свою паломническую жизнь. Обитель располагалась в 20 верстах от Тобольска, в старом татарском селении Абалак.

Со слов Матрёны Распутиной нам известно, почему её отец направился именно в Абалакский монастырь. В одном из домов, где ночевал Григорий, расположились и монахи с чудотворной иконой Абалакской Божией Матери, они обходили с ней села и деревни Тобольской губернии. То ли Распутину приснилось, то ли привиделось, но увидел он, как плачет чудотворный образ, а неизвестный голос говорит: «Григорий! Я плачу о грехах людских; иди, странствуй, очищай людей от грехов их и снимай с них страсти».

Так Распутин оказался в Абалакском монастыре. Кроме того, наш интерес к этой в общем-то рядовой обители связан с тем, что именно в Абалаке Распутин познакомился с представителями различных христианских сект, которых сюда ссылали на перевоспитание в духе традиционного православия. Такова была официальная политика государства в борьбе с «другими» христианами России, причем детей обычно отнимали от родителей, семьи разлучали, а последователей неофициальной церкви заточали в тюрьму и монастыри.

Григорий Ефимович посещал Абалакский монастырь неоднократно. За что-то он любил эту обитель, возможно, за то, что здесь он познакомился с сектантами. Об этом в своих воспоминаниях пишет М.В. Родзянко. Но что интересно, с хлыстовскими радениями, по воспоминаниям Матрёны Распутиной, её отец познакомился не в Абалакском, а в Верхотуринском монастыре, где монахи практиковали хлыстовские пляски до изнеможения.

Монастырь на правом берегу Иртыша обосновался вокруг небольшой деревянной церкви, сооружённой в 1636 году на месте явления Абалакской иконы Богоматери. Собственно монастырь учредили в 1783 году, но обитель долгое время оставалась малолюдной. Определённые изменения произошли здесь в начале XX столетия, с приходом в Абалак большой группы монахов Валаамского монастыря.

Всё время своего существования Абалакский монастырь служил своеобразным форпостом, несущим веру сибирским татарам и многочисленным местным народам, но с появлением валаамцев работа по крещению язычников и мусульман усилилась.

Где только не был наш неутомимый странник! Распутин исходил всю Россию, плавал к Соловецким островам и на Валаам, молился в Оптиной Пустыни и Почаевской лавре, посетил Киев, Одессу и побывал на родине Христа.

В Одессе Распутин много раз бывал в Свято-Успенском мужском монастыре. Эта обитель относительно новая, возникла в 1824 году на месте архиерейского подворья. В Киеве, кроме знаменитой лавры, обошёл все церкви города, словно искал чего-то, и в каждой истово молился перед иконами.

Глава 9 Первый опыт

о Покровское Распутин вернулся после года странствий. Илиодор (Труфанов) пишет: «Пришёл домой… в хлеву у себя выкопал пещеру и молился там Богу две недели. Через некоторое время пошёл опять странствовать. Повелел это ему… св. Симеон Верхотурский. Он явился ему во сне и сказал: „Григорий! Иди, странствуй и спасай людей“. Он пошёл. На пути в одном доме он повстречал чудотворную икону Абалакской Божией Матери, которую монахи носили по селениям. Григорий заночевал в той комнате, где была икона. Ночью проснулся, смотрит, а икона плачет, и он слышит такие слова: „Григорий! Я плачу о грехах людских; иди, странствуй, очищай людей от грехов их и снимай с них страсти“»[50].

По дороге в Покровское Распутина встретил его односельчанин Подшивалов, который рассказал, что видел Распутина, возвращавшегося в село, с распущенными волосами и без шапки. Он что-то громко пел и неистово размахивал руками.

Ещё не раз отправится Григорий Распутин в походы по святым местам, и, возвращаясь обратно в Покровское, он всё больше и больше становился в глазах односельчан праведным христианином. Для некоторых уже тогда Распутин сделался почитаемым «старцем».

В один из дней, а Григорий недавно вернулся из очередного паломничества, у него собрались несколько односельчан, в числе которых были Николай Матвеевич Распутин, Илья Тимофеевич Арапов, Николай Павлович Распопов, две молодые странницы из деревни Дубровской и девицы Печёркины. Группа помолилась и выслушала рассказ Григория о недавнем походе «по святым местам», более напоминавший проповедь. На том и разошлись. Но вскоре неформальный православный кружок собрался вновь, и довольно быстро эти встречи стали регулярными. На них Григорий Ефимович получил необходимый опыт управления последователями.

Число участников распутинского кружка в Покровском росло в основном за счёт девушек и женщин, многие из которых почитали своего односельчанина как «старца». Слава Серафима Саровского вскружила голову Григорию Ефимовичу, много молившемуся в лесу отшельником, при этом, правда, почитательницы (Распутин звал их сестрами) всегда знали, где их «старец» находится. А он, как монах-отшельник, бродил по чаще, взбирался на деревья и на верхушках устанавливал кресты. Бесконечными постами и молитвами Распутин довёл себя до сильного физического истощения, но одновременно и до состояния психического возбуждения: его впалые глаза с чёрными кругами вокруг фанатично горели. Так, находясь в состоянии экзальтации, кликушествовал и проповедовал Григорий Ефимович христианскую веру, доводя себя и своих последователей до исступления.

Часто «старец» молился в лесу со своими сестрами, причем всё заканчивалось весёлыми плясками и хороводами. В селе, тем временем, поговаривали, что Распутин только «портит девок», и вера лишь прикрытие греховным страстям мужика.

В доме Григория Ефимовича молитвенные собрания проходили на втором этаже. Глава кружка надевал чёрный подрясник и золотой наперсный крест. Собравшиеся много молились и громко пели, а репертуар состоял из различных христианских песнопений: «Отверзу уста мои», «Хвалите имя Господне» и другие.

После собраний кружок в составе «старца» и женской его части отправлялся в баню. Свидетелем этого стал однажды местный священник Фёдор Афанасьевич Чемагин: «.. Как-то вечером[51] с матушкой случайно зашёл к Распутину, вслед за нами в комнату вошёл мокрый из бани сам Григорий, а через несколько минут из той же бани пришли и все живущие женщины, тоже мокрые и парные. Ныне он признавался мне, что есть за ним слабость ласкать и целовать „барынишек“ и, между прочим, сознавался, что был вместе с ними в бане».

В 1913 году священник Александр Юрьевский спрашивал у покровских девушек и женщин о совместных с Распутиным посещениях бани, и на основе их рассказов сообщал, что перед баней Распутин молился, затем все громко и троекратно повторяли: «Бес блуда, изыди вон!», и Григорий Ефимович заходил в баню с одной из женщин. Там между ними происходило соитие, и женщину «покидал бес блуда». Эта информация готовилась для дела Тобольской духовной консистории, заведённого против Распутина и закрытого в 1912 году.

Совместное посещение бани Григорий Ефимович продолжит и в Санкт-Петербурге. В столице кружок разрастётся, а его женская часть будет уже состоять из представительниц высшего света. Совершалось что-то неприличное в петербургских банях или нет – доподлинно неизвестно, но его страстная почитательница Ольга Владимировна Лохнина заявила на допросе в 1917 году: «Для святого всё свято. Что, отец Григорий – как все, что ли? Это люди делают грех, а он тем же только освящает и низводит на тебя благодать

Божию». Очевидно, и в Санкт-Петербурге «старец» активно «низводил на дам благодать».

Ещё в 1902 году Тобольская консистория заинтересовалась ситуацией в селе Покровском и личностью местного почитаемого «старца» крестьянина Григория Распутина. Вскоре нашлись и свидетели его любовных утех.

Дело (секретное) о крестьянине Григории Ефимовиче Распутине Тобольская духовная консистория открыла только в 1907 году– «старец» уже был приближен к царской семье, но пока с очень скромными правами. Дело касалось принадлежности царского «друга» к хлыстам, но некоторые интересные сведения, относящиеся к истории распутинского кружка в Покровском, в этом деле имеются.

В письме[52] епископ Тобольский и Сибирский Антоний отмечает: «У Распутина в доме уже лет пять тому назад [в 1902 году. – Прим. А. Г.] поселились совершенно посторонние ему женщины, которых было прежде до 8, а в настоящее время 4 или 5; они одеваются в чёрные платья с белыми головными платочками, всегда сопровождают Распутина в местный храм и обращаются с ним с чрезвычайным уважением, называя его „отец Григорий“, – то же делают и петербургские его последователи, которые водят Распутина под руки и которых на глазах всех Распутин часто обнимает, целует и ласкает». Сам Григорий Ефимович называл это духовным лобзанием.

Трудно однозначно интерпретировать все эти лобзания и обнимания «старца». В конечном итоге Распутин проповедовал христианскую любовь, одним из проявлений которой наш герой считал телесный контакт (и предпочтительно с противоположным полом).

Была, конечно, и другая точка зрения. Знакомая Распутина Елизавета Александровна Казакова в письме к священнику Фёдору Чемагину сообщала: «Григория Ефимовича я встретила первый раз у себя в коридоре совершенно неожиданно и первое, что удивило меня, это то, что он подскочил и поцеловал меня, затем, пропустив мимо соседку по квартире, он приветствовал лобызанием молоденькую застенчивую послушницу». Далее в письме Казакова сообщала, что не увидела в «старце» склонности к разврату, скорее «стремление к целомудрию»[53].

В остальном Распутин, его семья и последователи вели обычную жизнь прилежных христиан: ходили на причастие, соблюдали посты, посещали все молебны в местном храме, причем Григорий Ефимович после службы обходил церковь и целовал все иконы, то же самое проделали его родственники и участники кружка.

Но не так вёл себя в церкви Григорий первое время после возвращения. Распопов вспоминал, что Распутин во время службы постоянно озирался по сторонам и неожиданно начинал громко петь неистовым голосом. Эти привычки Григорий Ефимович сохранил на всю жизнь. Журналист А.И. Сенин вспоминал, как Распутин «…раньше священнослужителя является в храм Божий[54], встает на клирос и молится. Быстро, быстро и неистово крестится и резко взмахивает головой, бьёт лбом о землю, лицо и губы его при этом искривляются, зубы оскаливаются, как будто он дразнит кого-то неведомого и хочет укусить, жестикулирует руками и вертит головой во все стороны, оглядывается при поклонах на молящихся и вращает глазами»[55].

Проповедуя и пророчествуя, Распутин в то же время мало интересовался духовной жизнью других людей, например своих односельчан. На вопрос М.К. Коровиной: «А у вас в Покровском все крестьяне духовно сыты или нет?», Григорий ответил: «А кто же их знает?». Эту особенность натуры Распутина очень точно подметил английский посол в России Дж. Бьюкенен, сказавший как-то: «Его основным принципом было себялюбие».

Конечно, для старца важным было общественное признание. Всегда быть в центре внимания в Петербурге стало не прихотью, а потребностью. В определённой степени это касалось и его благотворительных акций, например постройки новой церкви в Покровском. Однозначной оценки его действиям быть не может, ведь Распутин никогда не был жадным человеком. Так, он нашёл средства на строительство деревянной мечети в деревне Матмасы[56]. На ограду денег не хватило, так мусульмане вновь обратились к Распутину, и тот внёс недостающую сумму[57].

Односельчане отмечали, что после каждого нового паломничества Григорий возвращается преобразившимся, становясь всё более и более богомольным. Особенно это было заметно в церкви, где, неистово молясь на коленях, он разбивал в кровь лоб, посещал все церковные службы, а в свободные часы между ними молился в пещере, вырытой в хлеву, подобно первым христианам.

Но, вкусив прелести (и горести) долгих странствий, Григорий уже не мог подолгу жить в родном селе. Подсчитано, что за последнее десятилетие XIX века он жил в Покровском по нескольку месяцев: зимой 1892 года, в начале зимы 1895 года, во второй половине лета 1897 года и в конце зимы 1900 года[58].

Глава 8 Палестина

Путешествия Распутина по России во многом определили формирование его внутреннего мира. Он повидал много людей, научился в них разбираться.

Путешествие в Палестину, в древний Иерусалим, на родину христианства имели для Распутина совершенно иные последствия. Здесь ему открылся истинный свет веры, а о земле Израилевой он сказал, что: «Нет на свете мудрее этого места».

Обстоятельства первого паломничества в Святую землю историкам не известны. Воспоминаний об этой поездке Григорий Ефимович не оставил, в отличие от поездки 1911 года, о которой мы поговорим отдельно. Стоит, однако, немного познакомиться с Палестиной начала XX столетия, попробовать ощутить ту атмосферу, в которую окунулся «старец».

В биографии Распутина пишут, что он доходил до Иерусалима пешком. Своё большое паломническое путешествие 1911 года он совершал уже на пароходе. Что ж, вполне возможно дойти до родины Христа, при большом желании и ангельском терпении.

Путешествующие по Палестине паломники первым делом шли в Иерусалим и в Вифлеем – место появления на свет Спасителя. Описание Иерусалима требуют большой обстоятельности, в данной книге не уместной, а о Вифлееме начала XX века скажем несколько слов.

Русские паломники в Палестине. Фото начала XX в.

В те годы по шоссе от Иерусалима до Вифлеема можно было дойти пешком часа за три, а наняв экипаж, доехать с ветерком минут за 50. Вряд ли Григорий Ефимович имел столько денег, чтобы быстро добраться в Вифлеем. Скорее всего, он проделал этот путь, как и в России, своим ходом. В начале пути (у Иерусалима) дорога петляла между невысоких холмов, у подножий которых то тут, то там виднелись убогие арабские хижины, а повыше росли небольшие масличные рощицы.

После монастыря святого Ильи дорога спускалась на равнину, названную когда-то «гороховым полем».

Это название связано с одной христианской легендой. Однажды здесь проходила Божия Матерь и увидела, как местный крестьянин сеял горох. «Что ты сеешь?» – спросила она. «Камни», – насмешливо ответил мужчина. «Хорошо, пусть так и будет», – согласилась Богоматерь, и продолжила своё путешествие. В то же мгновенье весь горох, что был уже высеян, превратился в камень, а каждая новая горсть, брошенная на землю, тоже превращалась в россыпь круглых камешков.

В XX в. на «гороховом поле» можно было встретить верующих, ищущих и находящих небольшие круглые камни, считавшиеся для паломников реликвиями. Собирал ли их Распутин, нам доподлинно неизвестно.

Где-то в середине пути Распутин увидел небольшое здание с куполом – это гробница матери Иосифа и Вениамина, жены патриарха Иакова «прекрасной Рахели». «И умерла Рахель. И погребена была она на пути в Эфрат, он же Бейт Лехем. Иаков поставил на её могиле памятник, и это памятник могилы Рахели до сего дня»[59]. Издревле гробница считалась символом надежды на возвращение евреев на родину. В наши дни историческая гробница в целях безопасности обнесена высоким бетонным забором.

За гробницей шоссе поворачивало в арабское селение Бейт-Джалу (ныне – город Бейт-Джала), расположенное на месте древнего города Гило. Когда-то здесь жили христиане, и с того времени сохранилось несколько церквей. Самой известной в начале XX века считался храм Николая Чудотворца.

Пройдя дальше, мимо прудов Соломона, паломники оказывались у Мамврийского дуба, под тенью которого Авраам принимал Бога. Это дерево – всё, что осталось от знаменитой библейской дубравы Мамре.

«Кому из русских неизвестен, и кому из русских поклонников не памятен Мамврийский дуб, этот древнейший памятник древнейшего и славнейшего из событий Священной Истории? <…> Для тех, кто не бывал на Св. местах, Замечу, что Мамврийский дуб находится на юге от Иерусалима, за Вифлеемом, Возле города Хиврона, на склоне невысокой (относительно общего уровня иудейских гор) каменистой горы, посреди множества виноградников, летом оживленных народом, а зимой совершенно пустых. <…>

Русские паломники у Мамврийского дуба. Фото начала XX в.

Около 2-х часов по полудни, мы достигли ключа, истомлённые донельзя, жаждавшие, алкавшие, едва дышавшие. Отдохнув тут, потянулись ещё раз в гору, с вершины которой думали уже увидеть Священный дуб, видимый, по рассказам, на большом расстоянии, но и ещё раза три мы то поднимались, то спускались, пока дошли до места, где дорога расходилась на две стороны, влево к Хеврону, а вправо к Дубу. Направившись по последней, мы спустились в широкую долину, усаженную всю виноградом. Пересекши её с востока на запад вошли в небольшую масличную рощу и стали огибать гору, которую именовали Мамврикийскою. Вскоре открылось на пригорье и Священное дерево, высокое, широкое, одиноко стоящее и действительно поражающее своим величием. Оно зеленеет круглый год, и ещё недавно, говорят, давало кругом себя густую тень, сажень на 10. Теперь же представляется значительно общипанным и даже как бы изувеченным от небрежения и от спекулятивного расчёта на него первого встречного, а равномерно и от великого почтения к нему от нашего поклоннического люда. Не нужно говорить, с какими чувствами мы подошли к нему. На всём протяжение ветвей его под ним зеленеет вечная полянка, образуя несколько наклонную с севера на юг площадку. Мы помолились, стоя на ней, кто как знал и умел, и по книге, и на память, и на призыв минуты богомыслия, без которого невозможно стоять на месте Богоявления»[60].

Наконец, путники входили в Вифлеем, лежащий на двух невысоких каменистых холмах, склоны которых были засажены виноградниками. Кругом в долине виднелись поля с пшеницей.

В начале XX века Вифлеем был маленьким грязным городком, с узенькими улочками и невысокими домишками.

На месте исторического библейского вертепа император Константин построил большой храм Рождества Христова, вход в который позднее перестроили и сделали узким и низким: это сделано для того, чтобы арабы-мусульмане не смогли заводить внутрь своих ослов.

Когда Распутин посещал Вифлеем, он, конечно, побывал и в главной святыне, церкви Рождества Христова. Зайдя внутрь, в притворе он видел турецких полицейских, охранявших здание. Как известно, до 1922 года территория города входила в состав Османской империи. Из притвора верующие попадали в большой зал с колоннами, в котором находились и находятся сейчас несколько алтарей: католический, армянский и греческий, причем рядом с последним стоит турецкий часовой.

К пещере, где по преданию появился на свет Иисус, ведут ступеньки. Сам вертеп задрапирован вышитыми полотнами, его стены и пол отделаны мрамором, а освещают помещение 15 серебряных лампад. Место рождения Спасителя отмечено большой звездой из драгоценных камней и надписью на латинском языке: «Здесь от Девы Марии родился Иисус Христос».

Вот такой видел Палестину Григорий Ефимович Распутин во время своего путешествия в начале XX столетия.

Часть III

Глава 9 Казань-Петербург

Поездка Григория Ефимовича в Казань, состоявшаяся, скорее всего, в 1902 году, в определённой мере стала исторической и существенно повлияла на всю последующую биографию «старца». В Казань Распутин попал после долгого путешествия по югу России. Он выехал странствовать в 1900 году и посетил Киев, несколько городов на Волге, добравшись до Царицына и Астрахани, а возможно, и до Ростова-на-Дону. Город Казань оказался в конце списка паломнических мест.

Считается, что его сюда привезла купчиха из Тобольска Башмакова, с которой начинающий «старец» познакомился в одном из монастырей. Исследователь биографии нашего героя А. Елдашев считает, что Распутин встретил купеческую вдову в Абалакском монастыре, что вполне возможно, но точно не установлено. Башмакова потеряла супруга и, сильно переживая потерю, посещала один за другим храмы и святые места.

История не оставила имени этой женщины, хотя тот же Елдашев называет несколько жительниц Казани начала XX столетия, подходящих по своему положению на роль знакомой Григория. Осталась в истории некая Пелагея Башмакова, пожертвовавшая небольшую сумму денег местному Кизическому Свято-Введенскому мужскому монастырю.

Жила в Казани и купчиха Прасковья Дорофеевна Башмакова, о которой мало что известно. Работал в Казани книжный магазин Николая и Сергея Яковлевичей Башмаковых, правда, нам неизвестно имеют ли они отношение к вдове-купчихе.

Часть исследователей называют знакомой Распутина Ирину Александровну Башмакову. Её муж владел золотодобычей в Тобольской губернии, а сама Башмакова частенько приезжала в Казань к родственникам.

Первое время «старец» жил не в самом городе, а в 17 верстах от него, в Седмиезерной Богородичной пустыни. Оно и понятно: православный паломник, жаждущий света Божьего, а именно им и был Распутин в те годы, посещает святые места. Башмакова или кто-то из Казанской духовной академии знакомит Распутина с почитаемым в Казанской епархии старцем Гавриилом (Гавриилом Фёдоровичем Зыряновым), наместником Седмиезерной пустыни.

Сам Григорий Ефимович в «Житии опытного странника» писал: «Когда я стал ходить по святым местам, то стал чувствовать наслаждение в другом мире. Ходил временно не всегда по святым местам; испытывал много чего; видел как Богу служат в обители святой и думал, что в миру кто делает со страхом и благословением Божиим тоже участник даже и больший, потому что Сам Самодержец Царь крестьянином живет, питается от его рук трудящихся, и все птицы крестьянином пользуются, даже мышь и та им питается»[61].

Пустынь в селе Седмиозёрка появилась в начале XVII столетия стараниями схимонаха Евфимия, поселившегося здесь в 1615 году. Поначалу обитель была небогата и малолюдна, но затем число братии увеличилось и достигало в иные года ста человек. С 1884 года пустынь управлялась казанским правящим архиереем, а настоятель (наместник) выступал здесь его представителем.

Седмиезерная Богородичная пустынь. 1900-е гг.

В 1900 году наместником пустыни назначили схиархимандрита Гавриила, известного и почитаемого в округе монаха. Происходил новый руководитель пустыни из числа государственных крестьян Ирбитского уезда Пермской губернии и родился в 1844 году. На момент назначения преподобному исполнилось всего 56 лет. Духовную жизнь Гавриил начал послушником в Оптиной пустыни, пострижен с именем Тихон в августе 1874 года в московском Высоко-Петровском монастыре. Перед тем, как появиться в Седмиезерной пустыни, служил экономом Казанского архиерейского дома. В течение восьми лет Гавриил (Зырянов) оставался наместником Седмиезерной Богородичной обители и много сделал для развития как самого монастыря, так и для его братии.

Григорий Распутин, очевидно, понравился преподобному, так как тот предложил ему остаться, и наш герой остановился в монастырском странноприимном доме. Они даже сфотографировались вместе, и позднее Григорий Ефимович хвастался этим знакомством, показывая всем фото.

Схимандрит Гавриил (Зырянов)

Будущий Сан-Францисский архиепископ Тихон (Троицкий) учился на втором курсе Казанской духовной академии, и позднее вспоминал: «Раз группа студентов [дело происходило в 1904 г. – Прим. А. Г.] посетила старца Гавриила, который по обычаю, приглашал чайку попить в 4 часа. На чае среди гостей был и Распутин. В то время он считался „all right“ и был в почёте, посещал старца и очевидно был на большом счету у него. Когда Распутин стал говорить ему, что он собирается в Петербург, то старец про себя подумал: „Пропадёшь ты в Петербурге, испортишься ты в Петербурге“, на что Распутин, прочитав его мысль, вслух сказал: „А Бог? А Бог?“. Услышав это, я понял, к чему это относится, и старец спустя объяснил мне как явный случай прозорливости Распутина»[62].

Об умении Григория Ефимовича предугадывать мысли других людей сохранилось ещё несколько любопытных воспоминаний. Вёз однажды из Тюмени в Покровское Распутина местный извозчик, и, когда пассажир садился, обратил внимание на его сапоги, и подумал: «Какие хорошие сапоги. Мне бы такие. Даже размер мой. Жаль, денег нет». По приезду в Покровское, Распутин снял с себя сапоги, протянул их вознице, сказал «Носи» и направился домой.

Похожий случай произошёл в Покровском во время раздачи милостыни паломникам и нуждающимся односельчанам у местной церкви. Когда Распутин начал раздавать деньги, один из паломников подумал: «Не даст три рубля, подожгу дом». Когда дошла очередь, Григорий Ефимович протянул несчастному три рубля и строго сказал: «Не вздумай!»[63].

Указанные примеры подтверждают проницательность «старца», но говорят не об особом даре провидца, а показывают элементарное знание людей и богатый опыт общения с представителями разных социальных групп, особенно с теми, кто был наиболее близок самому Григорию Ефимовичу – крестьянами, извозчиками и паломниками.

Со временем отношение Гавриила к Распутину кардинально изменилось. Православный писатель епископ Варнава (Николай Никанорович Беляев) в книге о схиархимандрите Гаврииле вспоминал: «Прихожу к Алексею-затворнику, тот в заметном волнении: „Представьте себе, что отец Гавриил Великой Княгине [Елизавете Фёдоровне. – Прим. А. Г.] сказал. Она спрашивала его про Распутина. И что же он сказал?! „Убить его, что паука: сорок грехов простится…“».

Судя по «Житию опытного странника», монастырская жизнь не очень нравилась Распутину. Большую роль играл его личный отрицательный опыт и приключения в Верхотуринском монастыре. К тому же многое повидал Григорий во время странствий, и не всё увиденное можно назвать приятным. Тем не менее, Григорий остался в монастырской гостинице пустыни, много молился, общался с братьями и самим наместником.

Кроме богословских тем, Распутин разговаривал с Гавриилом и о протекции для поездки в столицу. Григорий Ефимович прекрасно понимал, что в Санкт-Петербурге без связей трудно будет завести нужные знакомства, а потому искал в провинции наиболее авторитетных священнослужителей, чьё ходатайство откроет двери в столичные церковные круги. Об этом упоминает другой исследователь биографии Распутина А.Н. Варламов[64]. «Старец» собирался раздобыть в Петербурге денег на постройку в Покровском нового храма. Интересно, что идея строительства церкви сидела в голове Григория Ефимовича с молодости: помните, как он по деревням собирал пожертвования?

Но с поездкой в Санкт-Петербург Распутину помог совершенно другой человек – викарный епископ Хрисанф, в миру – Христофор Петрович Щетковский.

Выпускник (1899 г.) Казанской духовной академии, Хрисанф в 1898 году принял монашеский постриг. По окончании учёбы его назначили руководителем Российской Духовной миссии в Корее, в которой он пробыл до начала в 1904 году Русско-японской войны. Хрисанф слыл человеком серьёзным и знающим и был известен в богословских кругах Казани. Трудно сказать, как повёл бы он себя по отношению к «старцу» в более позднее время, ведь прожил Хрисанф всего 37 лет, скончавшись в октябре 1906 года. И то, что случилось с Распутиным в Санкт-Петербурге, кем стал вчерашний странник и богомол, епископ так и не узнал.

Епископ Хрисанф (Щетковский) (в центре)

Знакомство Распутина с Хрисанфом произошло, скорее всего, в мае-июне 1904 года. Весной руководитель корейской миссии вернулся в Россию (из-за Русско-японской войны) и уехал в Санкт-Петербург, где 17 мая в Александро-Невской лавре произошло его посвящение в епископы Чебоксарские, викарии Казанской епархии. Находясь в столице, Хрисанф ближе познакомился с митрополитом Санкт-Петербургским Антонием (Алексеем Васильевичем Вадковским) и ректором Санкт-Петербургской духовной академии епископом Сергием (Страгородским). К ним чуть позже отправится и наш герой.

Среди многочисленных казанских знакомств Распутина выделяются два: архимандрит Андрей (А.А. Ухтомский) и учитель 4-го Казанского городского училища Павел Фёдорович Мойкин.

Архимандрит Андрей (в миру князь Александр Алексеевич Ухтомский) происходил из древнего дворянского рода, ведущего свою родословную от легендарного Рюрика. Решение стать священником он принял после встречи с Иоанном Кронштадтским, состоявшейся во время поездки на пароходе по Волге. В 1891 году он поступил в Московскую духовную академию и через четыре года окончил её кандидатом богословия. Монашеский постриг князь принял в 1895 году, получив новое имя – Андрей. После миссионерской службы в Осетии, архимандрит Андрей получил назначение в Казанский Спасо-Преображенский монастырь. В Казани его кипучая общественная деятельность во многом была связана с борьбой с пьянством, что привело пастыря в Казанское общество трезвости (в 1901 г.), ставшее основой местного черносотенного движения. Нужно отметить, что Андрей всегда придерживался традиционных взглядов, в том числе и в политике, хотя многие его биографы отмечают его интерес к спиритизму и мистике. Славянофильство архимандрита было основано на русской традиции почитания верховной власти, да и вообще всех начальников. В 1903 году он писал: «Царь в глазах народа – это воплощение всего лучшего, это символ смирения, смиренного служения Богу и служения людям, символ любви; любовь к Царю своему и помазаннику Божиему – это чувство совершенно неотъемлемое, неизгладимое из русского сердца. Жизнь без постоянного представления о Царе – прямо не мыслима для русского человека»[65]. Московское самодержавие он противопоставлял петербургскому абсолютизму.

Архимандрит Андрей (Ухтомский)

С Распутиным архимандрит Андрей познакомился в 1905 году, и «старец» несколько раз ночевал в его казанской квартире. В дальнейшем их дороги разошлись, но в 1913–1916 годах, будучи епископом Уфимским и

Мензелинским, Андрей сделался ярым противником Распутина и осуждал его вмешательство в церковную и политическую жизнь.

Со вторым казанским знакомцем, Мойкиным, Григория Ефимовича связывали достаточно тёплые взаимоотношения. «Старец» не раз останавливался в его доме в Суконной слободе или, как называли её местные жители, в Суконке. Павел Фёдорович был человеком известным: он участвовал в создании местного монархического движения, однако в силу личных качеств не задерживался в рядах той или иной организации. Наиболее известной организацией, у истоков которой стоял Мойкин, был Казанский русский народный союз имени Михаила Архангела. Его основал вышедший из Союза русского народа В.М. Пуришкевич, с которым у П.Ф. Мойкина были хорошие отношения. Парадокс заключается в том, что именно Пуришкевич в декабре 1916 года станет активным участником убийства Григория Ефимовича Распутина. Трудно сказать, как относился бы к позднему Распутину его казанский приятель из Суконной слободы. Он не дожил до петербургского триумфа Распутина и умер в 1910 году.

В Казани Григорий Ефимович свёл дружбу с ещё одним духовным лицом, чью роль в судьбе нашего героя можно считать беспрецедентной. Бывший начальник охраны императорской фамилии генерал-майор Александр Иванович Спиридович вспоминал: «Он отправился на богомолье в Киев и сравнительно долго жил на обратном пути в Казани, где познакомился с неким отцом Михаилом, имевшим какое-то отношение к местной Духовной академии. Отец Михаил очень заинтересовался необычным „странником“ Григорием. Он видел в нём человека сильной веры и характера, работающего над собой, и он увлёкся им. Покровительствуя Григорию, отец Михаил укрепил его в идее отправиться в Петербург и снабдил рекомендательным письмом к инспектору Духовной академии епископу Феофану»[66]. По словам генерал-майора, отец Михаил направил Распутина в столицу и поспособствовал его приёму в кругах высшей православной бюрократии.

Архимандрит Михаил (Богданов)

Архимандрит Михаил в миру носил имя Михаила Александровича Богданова и происходил из семьи священника. По окончании Казанской духовной академии он остался в Казани, где начинал псаломщиком, получив спустя три года сан священника. Дальнейшие события говорят о том, что Михаил выбрал путь служения Богу, так как в 1902 году он принимает монашеский постриг, а в 1905 году его назначают ректором Казанской семинарии. Тогда же он становится архимандритом. Владыка умер в Харбине, покинув Россию осенью 1922 года.

Судьбе было угодно, чтобы знакомство Распутина с архимандритами Михаилом (Богдановым) и Хрисанфом (Щетковским) произошло в нужное время, и Распутин, вдохновленный казанскими священниками, отправился покорять столицу.

Глава 10 Петербургская духовная академия

Отвлечёмся на время от истории нашего героя и познакомимся с Петербургской духовной академией и общей ситуацией в Русской православной церкви.

История Санкт-Петербургской духовной академии началась в 1809 году, а первые выпускники покинули её стены спустя пять лет. Тогда учебное заведение занимало Фёдоровский корпус, а в 1821 году для Академии на территории Лавры возвели ещё одно здание. Примечателен был состав преподавателей. Лекции по философии в 1810-е годы читали немецкие профессора И. фон Хорн и И. Фесслер. В стенах Академии работали такие учёные, как Фёдор Фёдорович Сидонский и Василий Николаевич Карпов, чья деятельность пришлась на 1830–1840 годы.

На рубеже веков, а именно в мае 1899 года, ректором Академии назначили епископа Бориса (Владимира Владимировича Плотникова), выпускника, кстати, Казанской духовной академии (в 1880 г.). До своего назначения в столицу он успел поработать в Московской и Киевской духовных академиях. Борис недолго руководил учебным заведением, так как скончался от тяжёлой болезни в 1901 году.

На посту ректора столичной духовной академии его сменил епископ Сергий (Страгородский)[67], с письмом к которому и приехал Распутин из Казани. Епископ Сергий отличался большой работоспособностью и много занимался богословскими науками. В 1901–1903 годах он руководил знаменитыми религиозно-философскими собраниями, закрытыми К.П. Победоносцевым. Участниками диспутов были Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, В.В. Розанов, Д.В. Философов, Н.А. Бердяев, С.П. Дягилев и другие философы, писатели, поэты и художники. Со стороны русской православной церкви на собрания приходили преподаватели Академии.

В определённой степени Распутину повезло, что руководителем Академии был епископ Сергий – интересующийся и деятельный человек, живо откликавшийся на что-то новое. Паломник из Покровского был, конечно, не первым, кто стучался в двери церковного начальства. К тому же слух о нём уже проник в столицу, что, безусловно, помогало в знакомствах и встречах с нужными людьми.

В начале XX столетия в православной церкви сплелись воедино две противоположные тенденции. К этому времени официальная церковь утрачивает свои позиции духовного и морального лидера общества. Причём процесс этот характерен как для города, так и для деревни. Славянское православие императора Александра III, как и псевдорусский стиль в архитектуре весьма точно передают атмосферу, царившую в церкви на исходе столетий. Красивый пряник на пробу оказывается чёрствой коркой хлеба. Это время, как и последующее правление императора Николая II Александровича, стало временем религиозной истерии, византийства и кликушества – всего того, чему активно противодействовал тот же митрополит Антоний (Вадковский). Говоря о ситуации, сложившейся в русском обществе в начале XX века, профессор В. Рожнов отмечает: «Особенно активизировались разного рода духовные и телесные „целители“. Гремели имена иеромонаха Илиодора и первого из первых в искусстве „чудесного исцеления“ и „бесоизгнания“ протоиерея Иоанна Кронштадтского. Как никто другой умел он истошными воплями разжечь эпидемию истерического исступления среди своих поклонников, до отказа переполнявших Андреевский собор Кронштадта. И отсюда, с припадочных сборищ, в которые превратились его коллективные исповеди (по определению одного психиатра – „сумасшедший дом на свободе“), бежала о нём молва во все уголки необъятной России как о великом утешителе и врачевателе словом Божьим»[68].

Епископ Сергий (Страгородский)

На фоне всего этого расцветает монашеское подвижничество – подлинная святость, близкая первым христианам. Развивается философское осмысление христианской веры, диспуты и научные статьи заполняют общественное пространство, а вопросами христианской этики, морали и философии задаются крупнейшие учёные и богословы страны.

Интересно, что Петербургская академия в научной сфере разрабатывала проблемы современного греческого православия, историю Византии и неоэлинизм, то есть то, что тогда называли греческим Востоком. Это направление, или научная специализация, возникла естественным путём во второй половине XIX столетия и чудесным образом расцвела в следующем столетии.

Наиболее прогрессивные деятели церкви остро чувствовали необходимость реформ, понимая, что церковь в существующем виде становится прибежищем для безграмотной части русского общества и откровенных мракобесов. Последующие трагические события только подтвердили эти опасения.

При этом проблемы в русской церкви, копившиеся если не столетиями, то десятилетиями, стали основой уже в 1850-х годах для дискуссии, особенно после выхода книги сельского священника Ивана Степановича Белюстина «Описание сельского духовенства». И если вы хотите составить полную картину состояния русского православия в XIX веке, то обязательно прочитайте это произведение. Несмотря на возрастающие проблемы, вопросы жизни церкви открыто не обсуждались до 1905 года.

К этому времени произошло фактическое разделение русского православного мира на два непримиримых лагеря. Но что удивительно, Григорий Ефимович оказался в стороне от этого. Вернее, он одинаково хорошо относился и к черносотенцам, и к реформаторам, что лишний раз подтверждает самодостаточность его христианства, ограниченного квартирой на Гороховой улице и домиком Вырубовой в Царском Селе.

Протоиерей Иоанн Кронштадтский

Схожесть методов воздействия на окружающих Распутина и Иоанна Кронштадтского подчёркивали многие. Их адептами становились люди с неуравновешенной психикой, и, в основном, женщины, имеющие, зачастую проблемы в личной жизни. Вот как характеризовал Иоанна Кронштадтского придворный хирург профессор Николай Александрович Вельяминов: «Думаю, что этот человек по-своему верующий, но прежде всего большой в жизни актёр, удивительно умевший приводить толпу и отдельных более слабых характером лиц в религиозный экстаз и пользоваться для этого обстановкой и сложившимися условиями. Интересно, что отец Иоанн больше всего влиял на женщин и на малокультурную толпу, через женщин он обычно и действовал;

влиять на людей он стремился в первый момент встречи с ним, главным образом, своим пронизывающим всего человека взглядом – кого этот взгляд смущал, тот вполне подпадал под его влияние, тех, кто выдерживал этот взгляд спокойно и сухо, отец Иоанн не любил и ими больше не интересовался. На толпу и на больных он действовал истеричностью тона в своих молитвах». Читаешь это свидетельство об Иоанне Кронштадтском, а кажется – о Григории Ефимовиче Распутине: те же способы, та же игра и та же аудитория. Разница лишь в том, что к отцу Иоанну в огромный храм стекались бедные и убогие, а Распутин окружил себя в мещанских апартаментах богатыми и красивыми.

Оба проповедника олицетворяли апокалипсическую эпоху, на которую выпали годы деятельности Распутина и Иоанна Кронштадтского, причем последний, скончавшийся в 1908 году, передал своеобразную эстафету первому, доведшему дело до своего логического конца.

Глава 11 Человек Божий Григорий

Имя сибирского провидца Григория Распутина в Санкт-Петербургской духовной академии стало известно в конце 1902 года. Илиодор (Труфанов) вспоминал, что слухи среди студентов о новом пророке, объявившимся в Сибири, стали циркулировать в ноябре-декабре 1902 года. Было известно даже имя подвижника – Григорий. «В религиозных кружках студенческой молодежи, группировавшейся вокруг истинного аскета, тогдашнего инспектора академии архимандрита Феофана, рассуждения о новоявленном пророке велись на разные лады…», – отмечал Илиодор.

Идею показать столице нового сибирского «старца» подал и поддержал архимандрит Михаил (Богданов), а ввёл «старца» в круг первых лиц этого учебного заведения уже известный нам архимандрит Хрисанф (Щетковский).

По свидетельству Илиодора Григорий Ефимович прибыл в Санкт-Петербург в дни Великого поста в 1903 году с письмами от казанских покровителей (от Михаила и, возможно, от Хрисанфа) на имя ректора Санкт-Петербургской духовной академии. Следственная комиссия Временного правительства установила, что Распутин приехал в столицу империи осенью 1904 года, что подтверждает и А.И. Спиридович[69]. Так что у нас есть на выбор две даты, хотя вторая, как мне кажется, более достоверна.

Иеромонах Илиодор (Труфанов)

Распутин приехал в Петербург поездом. Позднее родилась, или была создана умышленно, легенда о явлении «старца» городу. Пришёл Григорий пешком в стольный град, босой (!), с посохом и котомкой за плечами. Насколько известно, Распутин и ранее не был замечен в хождении без обуви, и было бы весьма неудобно идти босым в холодное время года.

Илиодор сообщает, что архимандрит Хрисанф (Щетковский) сам привёз Распутина в Петербург, тогда как остальные источники свидетельствуют, что «старец» приехал самостоятельно. Это разночтение понятно: архимандрит рано умер и не мог подтвердить что-либо, Илиодор много навыдумывал в своей книжке, вышедшей в 1915 году на Западе, а официальные биографы «старца» создавали ему «житие» с нужными им событиями.

Как в тот момент выглядел Распутин, можно судить со слов всё того же Илиодора: «Григорий был одет в простой, дешёвый, серого цвета пиджак, засаленные и оттянувшиеся полы которого висели спереди, как две старые кожаные рукавицы; карманы были вздутые; брюки такого же достоинства. Особенно безобразно, как старый истрепанный гамак, мотался зад брюк; волосы на голове „старца“ были грубо причёсаны в скобку; борода мало походила вообще на бороду, а казалась клочком свалявшейся овчины, приклеенным к его лицу, чтобы дополнить всё его безобразие и отталкивающий вид; руки у „старца“ были корявы и нечисты, под длинными и даже немного загнутыми внутрь ногтями было много грязи; от всей фигуры „старца“ несло неопределённым нехорошим духом».

О первой поездке в Санкт-Петербург в 1907 году рассказал и сам Григорий Ефимович в «Житии опытного странника». Приехал он, очевидно, на Николаевский вокзал и пешком дошёл до Александро-Невской лавры, до монастыря примерно 1,6 километра по Невскому проспекту. В Лавре Распутин поклонился мощам, «отслужил молебен сиротский за 3 копейки и 2 копейки за свечку» и направился к настоятелю Духовной академии епископу Сергию (Страгородскому). Для начала решил спросить у полицейских, где искать епископа, на что получил ответ: «Какой ты есть епископу друг, ты хулиган, приятель». Разыскал Распутин швейцара, от которого получил по шее. Распутин пишет далее: «…я стал перед ним на колени, он что-то особенное понял во мне и доложил епископу: епископ призвал меня, увидел и вот мы стали беседовать тогда»[70].

Со слов нашего героя, Сергий познакомил его со многими «высокопоставленными» лицами и, даже, с батюшкой-царём, который лично принял сибирского «старца» и дал ему денег на строительство новой церкви в Покровском. Всё это вымысел, призванный создать миф о божественном провидении, которое вело «старца» в столицу к императорской фамилии. История встречи Распутина с Николаем II и Александрой Фёдоровной ждёт нас впереди.

Григорий Распутин

В кабинете у ректора Академии Распутин, ссылаясь на свои казанские знакомства, познакомился с отцом Феофаном (Быстровым). Об этой встрече Феофан давал показания в 1917 году Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. В один из дней его, нескольких монахов и студентов пригласил к себе епископ Сергий, у которого в тот момент находился Распутин, которого ласково называли «брат Григорий». Они сидели, пили чай и вели беседу. В то время продолжалась Русско-японская война, а на Дальний Восток шла 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского[71]. Поэтому кто-то из присутствующих спросил у брата Григория: «Как закончится встреча наших кораблей с японцами?». Распутин ответил: «Сердцем чувствую, утонет». Не будем сильно преувеличивать способности нашего героя видеть будущее: о проблемах флота говорили на каждом углу, и Распутин не единственный, кто предсказывал поражение своим соотечественникам. И здесь вспоминается наиболее яркий пример. Перед отходом эскадры из Кронштадта командир броненосца «Император Александр III» капитан 1-го ранга Николай Михайлович Бухвостов произнёс: «Мы все умрём… но никто из нас не сдастся». Экипаж его корабля в составе 857 человек погиб в Цусимском сражении.

Составить определённое представление об отце Феофане можно по воспоминаниям поэтессы Зинаиды Гиппиус: «Феофан был монах редкой скромности и тихого, праведного жития. Помню его, маленького, худенького, молчаливого, с тёмным, строгим личиком, с чёрными волосами, такими гладкими, точно они были приклеены. Но он смотрел „горе“, поверх человека, – где ему распознать было сразу хитрого сибирского мужичонку!»[72].

Знакомства с инспектором Санкт-Петербургской духовной академии Феофаном (Быстровым), Гермогеном и Сергием (Старгородским), представивших обществу в Александро-Невской лавре «старца и провидца» из далёкой Сибири, стали лишь прелюдией к завоеванию Распутиным столицы.

Трудно говорить о планах нашего героя в то время. Скорее всего, Григорий Ефимович о будущем не думал и жил сегодняшним днём. Но в образ православного подвижника он уже вжился, а крестьянская смекалка подсказывала Распутину правильность выбранного им пути. Он видел, как архиереи церкви прислушиваются к простому мужику.

Архиепископ Феофан (Быстров)

Говоря о петербургских встречах Распутина, необходимо затронуть тему его знакомства с настоятелем Андреевского собора в Кронштадте отцом Иоанном, самом популярном проповеднике начала XX столетия. Григорий Ефимович не мог не искать встреч с ним, но состоялась ли она – нам доподлинно неизвестно. Документальных свидетельств знакомства старца с Иоанном Кронштадтским нет – остались лишь воспоминания ряда современников, о которых мы и поговорим.

Впервые о встрече двух проповедников, на которой Иоанн благословил Григория на духовные подвиги, рассказала газета «Русское слово» в декабре 1916 года, а Илиодор (Труфанов) повторил это в своей книге «Святой чёрт»[73]. Легенду о напутствии Распутина кронштадтским пастырем поддержала и Матрёна Распутина. «Архимандрит Иоанн, – пишет она, – вышел из алтаря, остановился перед отцом, взял его за руку и заставил встать [Распутин молился на коленях. – Прим. А. Г.]. Сказал, что почувствовал присутствие отца в храме: „В тебе горит искра Божья“. Отец попросил благословения у архимандрита. „Господь тебя благословляет, сын мой“, – ответил тот. В тот день отец принял причастие из рук Иоанна Кронштадтского, что было большой честью. После архимандрит позвал отца к себе». Далее между Распутиным и Иоанном Кронштадтским произошел диалог, в завершении которого отец Иоанн якобы сказал: «Будь моей правой рукой»[74].

Всё бы хорошо было в этих свидетельствах, представленных, кстати, уже после смерти Иоанна Кронштадтского и самого Григория Распутина, если бы не интервью настоятеля Казанского собора протоиерея Философа Орнатского, опубликованное в газете «Петербургский курьер» 2 июля 1914 года. Действительно, Иоанн Кронштадтский столкнулся с Григорием Ефимовичем в Андреевском соборе, но единственное, что спросил: «Как твоя фамилия?», а после ответа Распутина заметил: «По фамилии твоей и будет тебе». Вот и весь разговор. Нужно понимать, что подобных встреч у настоятеля Андреевского собора случалось довольно много, но о самых значимых и интересных отец Иоанн писал в своём дневнике. Фамилия Распутина там не упоминается. В вопросе знакомства Иоанна Кронштадтского и Григория Распутина слишком много спекуляций, а слухи и предположения выдаются многими современными авторами за достоверные факты.

Великий князь Петр Николаевич

Путь в высший свет начался для Григория Ефимовича случайно, а больной интерес русского общества к мистике стал красной ковровой дорожкой, заботливо уложенной для «старца» великосветскими дамами.

Историю появления «старца» при дворе вспоминал в 1915 году великий князь Николай Николаевич (младший), сказавший однажды протопресвитеру военного и морского духовенства отцу Георгию Шавельскому: «Представьте мой ужас: ведь Распутин прошёл к царю через мой дом». Здесь мы вынуждены вернуться к Феофану (Быстрову).

Будущий ректор Духовной академии епископ Феофан в начале века, будучи ещё архимандритом, водил знакомство со многими представителями правящий династии. Он был яркой личностью, интересовался мистической стороной христианства и весьма аргументированно спорил на богословские темы. Так, Феофан был вхож в семью великого князя Петра Николаевича, где почитательницей богослова стала супруга, великая княгиня Милица Николаевна.

Великая княгиня Милица Николаевна

Генерал-лейтенант великий князь Пётр Николаевич – дядя императора Николая II, приходился вторым сыном великого князя Николая Николаевича (старшего) и, соответственно, был внуком императора Николая I. На фоне остальных Романовых, в том числе своего старшего брата Николая, великий князь особо не выделялся, и, получив военное образование, больше интересовался архитектурой и, в частности, церковным зодчеством. По его эскизам построили храмы в Киеве и дворец в имении Дюльбере (Крым). На Милице Николаевне, дочери черногорского князя Николы I Петровича, Пётр Николаевич женился в июле 1889 года, а церемония их венчания прошла в Петергофе. Так черногорская княжна оказалась в России.

Черногорские княгини Милица и Стана

Иностранке с Балкан не было одиноко вдали от родины – её младшая сестра Стана (Анастасия) в том же году стала супругой Георгия Максимилиановича Лейхтенбергского. В 1906 году она разведётся с нелюбимым мужем, чтобы сочетаться браком с великим князем Николаем Николаевичем (младшим) – старшим братом Петра Николаевича.

Сестёр не любили при Дворе, называли презрительно «черногорками» и не одобряли их общественную активность. Стана и Милица устраивали у себя вечера, куда приглашали прорицателей, гадалок и оккультистов, большая часть из которых оказывалась обычными проходимцами. Серьёзность увлечения мистикой Милицей подтверждает такой, например, факт: княгиня специально выезжала в Париж для изучения алхимии и получила в 1900 году диплом почётного доктора этой лженауки. «Суеверные, простодушные, легковозбудимые, эти две черногорские княжны представляли собой лёгкую добычу для всякого рода заезжих авантюристов», – писал великий князь Александр Михайлович.

Великий князь Николай Николаевич (младший)

С.Ю. Витте отрицательно оценивал деятельность княжон, о которых писал: «Ох уж эти черногорки, натворили они бед России». Знаменитый царский сановник вовсе не имел в виду тот факт, что именно Стана и Милица ввели Распутина в царскую семью. Хотя нужно признать, что одного этого достаточно для обвинения.

Витте, кстати, поведал потомкам о знакомстве черногорок с императрицей. Александра Фёдоровна, склонная к различным недугам, особенно на нервной почве, заболела желудочным расстройством и слегла. Стана и Милица вызвались ухаживать за больной и не отходили от её постели ни днём, ни ночью, сменяя друг друга. Так, по словам Витте, они «втёрлись в доверие» к императрице, заняв место лучших подруг.

В определённой степени неприятие Двора подвигло черногорок к сближению с императрицей Александрой Фёдоровной, также не нашедшей у большинства Романовых расположения и замкнувшейся в своём семейном мирке. После той болезни установилась дружба со всей императорской семьёй, позволившая Стане и Милице лоббировать свои интересы на самом высоком уровне.

До знакомства с Распутиным Феофан (Быстров) уже некоторое время посещал вечера на квартире Милицы и Станы, став для сестёр духовным наставником. Конечно, сразу после встречи с новым сибирским «старцем» Феофан рассказал о нём черногоркам. Так Григорий Ефимович стал желанным гостем в домах великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича, где проповедовал и пророчествовал в полную силу.

Очевидно, сёстры-черногорки были без ума от Распутина, так как довольно быстро потащили его к Александре Фёдоровне, и человек Божий Григорий получил шанс, который выпадает лишь избранным. И он им воспользовался в полной мере.

Встреча с императором и императрицей состоялась в усадьбе Сергиевка под Петербургом, а благодаря дневнику Николая II известна точная дата этого исторического события. Во вторник 1 ноября 1905 года царь записал: «Завтракали: кн. Орлов и Ресин (деж.). Погулял. В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губ.».

Старый Петергоф. Сергиевская дача. 1900-е гг.

Совсем иную, более мистическую, версию знакомства «старца» с Александрой Фёдоровной излагает Илиодор (Труфанов)[75]. Встречу назначили на поздний вечер в Царском Селе, причём Распутина Вырубова разместила в одной из комнат, а прислуге приказала впустить «старца» в полночь. Далее, как в хорошей пьесе, события развивались поэтапно.

Императрица и Вырубова сели за рояль. Они в четыре руки принялись исполнять бетховенскую «Лунную сонату» – любимое произведение Александры Фёдоровны. В зале горели свечи, и неожиданно в темноте дверного проёма возникла, словно приведение, огромная фигура. Кто-то неподвижно встал в полумраке большого зала и стал пристально смотреть на сидевшую спиной к выходу императрицу. Большие часы неспеша и гулко пробили полночь.

Вырубова, как актриса, томно прошептала: «Не чувствуешь ли, Сана, что происходит что-то особенное?», и повернула голову в сторону двери, где стоял незнакомец. Императрица сделала то же самое, и, увидев Распутина, вскрикнула от ужаса – у Александры Фёдоровны началась истерика.

Добрый «старец» подскочил к женщине, начал гладить её по волосам и приговаривать: «Не бойся, милая, Христос с тобою». Императрица припала к груди Распутина.

Император Николай II. 1900-е гг.

Эту сказку Илиодор пересказывал со слов Григория Ефимовича, но кто придумал эту версию истории знакомства – нам неизвестно. Их ходило множество. Например, известный нам отец Феофан (Быстров) рассказывал Илиодору другую неподтвержденную историю.[76]

Однажды батюшка-царь, матушка-царица, царевич Алексей, отец Феофан и «друг» Григорий сидели за большим столом в царском дворце и обсуждали политическую ситуацию в России. Возможно, Феофан с Григорием давали мудрые советы по внутренней политике Николаю II, но то ли царь не слушал, то ли плохо вникал в бесценные слова двух отцов, как вдруг Григорий Ефимович вскочил и со всей силы ударил кулаком по столу. Царь вздрогнул, царевич заплакал, царица встала, Феофан испугался.

– Ну что? Где ёкнуло? Здеся, али туто? – обращаясь к императору, прокричал Распутин.

– Здесь, – смущённый Николай показал на грудь, – сердце сильно забилось.

– То-то же, – назидательно протянул Распутин, – коли что будешь делать для России, спрашивай не ума, а сердца. Сердце вернее ума, – философствовал Григорий Ефимович.

– Спасибо, спасибо, учитель! – воскликнула Александра Фёдоровна и поцеловала руку святому Григорию.

Занавес.

Возможно эту дату – 1 ноября 1905 года можно отнести к тем роковым историческим вехам, которые меняли обычное течение реки времени, направляя её в новую, ещё неизведанную даль. Но не сама встреча оказалась тем поворотным пунктом, изменившим ход истории, нет. Здесь сложились многие составляющие, позволившие незначительному событию – знакомству очередного «провидца» с царской семьей – перерасти в катастрофу.

Среди этих составляющих важнейшей оказался не сам Григорий Ефимович и его народное православие, а личность императрицы Александры Фёдоровны. Это точно подметил отец Георгий Шавельский: «Для Императрицы старина была дорога в мистическом отношении: она уносила её в даль веков, к тому уставному благочестию, к которому, по природе, тяготела её душа. Императрице подвизаться бы где-либо в строго сохранившем древний уклад жизни монастыре, а волею судеб она воссела на всероссийском царском троне…

Но мистицизм такого рода легко уходит дальше. Он не может обходиться без знамений и чудес, без пророков, блаженных, юродивых. И так как и чудеса со знамениями, и истинно святых, блаженных и юродивых Господь посылает сравнительно редко, то ищущие того и другого часто за знамения и чудеса принимают или обыкновенные явления, или фокусы и плутни, а за пророков и юродивых – разных проходимцев и обманщиков, а иногда – просто больных или самообольщённых, обманывающих и себя, и других людей. И чем выше по положению человек, чем дальше он вследствие этого от жизни, чем больше, с другой стороны, внешние обстоятельства содействуют развитию в неём мистицизма, тем легче ему в своём мистическом экстазе поддаться обману и шантажу»[77].

Не будем напрасно наговаривать на человека Божия Григория – не обманывал он императрицу, так как уже уверовал в своё предназначение быть пророком, и его приезд в Сергиевку стал лишь подтверждением этого факта. Это был другой Григорий Распутин.

Кстати, в той же Сергиевке Николай и Александра Фёдоровна участвовали в спиритических сеансах, устраиваемых Милицей или Станой. В головах участников различных эзотерических сеансов православный мистицизм соседствовал с европейской алхимией и восточными духовными практиками. Забегая вперёд, скажу, что Александра Фёдоровна в итоге отошла от всего мистического, не связанного с христианством, однако вера в чудеса, связанные с православием, приняла в её душе законченную форму. И сибирский «старец» был таким чудом.

Так цепочка событий привела Григория Ефимовича Распутина в императорскую семью, на самый верх русского общества. То, что случится дальше, перевернёт всю нашу историю.

Современный историк А. Елдашев весьма точно подметил: «На самого Распутина следует смотреть с позиции разновременных рамок: Распутин до 1905 года и Распутин после 1905 года; Распутин до санкт-петербургского периода и Распутин, вошедший в доверие к царской семье… Распутин, искренне ищущий Бога, преодолевая сотни и сотни верст, этот уходящий русский тип странника, „калики перехожего“, и Распутин – интриган, использующий свой несомненный провидческий дар во зло; Распутин – это Божий человек, и Распутин – это воплощение дьявола, оказавшийся в плену, в силках у тёмных сил, ставший их воплощением и олицетворением, нанёсший колоссальный вред и непоправимый урон моральному престижу правящей династии».[78]

Глава 12 Время юродивых

Как, однако, точно подметила Зинаида Гиппиус: «К юродству же в каждой русской душе премирная тяга»[79]. Поэтесса, свидетель всех распутинских приключений в Санкт-Петербурге, полагала, что в самом старце настоящего юродства не было. А если что-то и было, то закончилось оно «бабничеством»[80].

Григорий Ефимович был не первым «святым», представленным Николаю II и его супруге в Петербурге. До него в императорских дворцах побывало несколько весьма колоритных персонажей из мира целителей и предсказателей, тех, кого принято в наше время называть экстрасенсами. Оккультизм стал настоящей модой. Санкт-Петербург, да и другие русские города, заполонили астрологи и хироманты, маги и чародеи. Как грибы после дождя росли оккультные кружки, в большом количестве издавались книги и журналы о магии. Особый интерес возник, как ни странно, к спиритическим сеансам – столоверчение стало повальным увлечением. Большой популярностью пользовались гастроли иностранных и отечественных предсказателей и гипнотизёров. В конце XIX столетия публичные сеансы проводил популярный «прорицатель» Осип Ильич Фельдман, практиковавший телепатию и магнетизм в последней четверти XIX столетия. Но прославился он тем, что вытащил упавшего в воду К.П. Победоносцева. Это неприятное происшествие случилось с обер-прокурором Синода в Севастополе.

Григорий Распутин. Петербург. 1900-е гг.

В 1884–1885 годах в России гастролировал «изобретатель и всемирно известный чтец чужих мыслей» Вашингтон Ирвинг Бишоп, чья загадочная смерть в 33 года привлекла больше внимания, чем нахождение им в зале спрятанных булавок.

Указанные примеры показывают, как мистика и шарлатанство ещё в 1880-х годах начало проникновение в общественное сознание городских обывателей. В новом XX веке мода на магов и прорицателей стала в Санкт-Петербурге и других крупных городах всеобщей.

Я уже писал, что черногорские княжны Милица и Стана, увлекавшиеся оккультизмом и мистикой, активно продвигали их в среде высшей знати. Через них (и их мужей) в царскую семью проник Григорий Распутин, «друг». Они же, вернее любовник (ставший мужем) одной из них, великий князь Николай Николаевич (младший) познакомил в Компьене в 1901 году императора Николая II с неким месье Филиппом, ставшим довольно быстро первым «другом» царской семьи.

Н.А. Филипп

Низье Антельм Филипп родился в 1849 году в деревеньке Луазье департамента Савойя. Интерес к народной медицине и знахарству начал у него проявляться уже в подростковом возрасте, а первых успехов на этом поприще достиг в 13 или 14 лет, когда подрабатывал в Лионе у родного дядьки, торговавшего мясом. Имея определённые способности к врачеванию и, в частности, к гипнозу, Филипп решил было получить медицинское образование, но не стал этого делать. Просто открыл в Лионе кабинет, где принимал больных, а одним из методов лечения была… молитва. Приём пациентов проходил на удивление просто: Низье спрашивал о болезни, а затем просил Бога исцелить больного. Так из мясника мэтр Филипп превратился во врача. Говорят, правда, что он начинал учиться на фармацевта, но бросил. Власти города штрафовали чудо-доктора за незаконную врачебную деятельность, но особых успехов в борьбе с ним не добились. Страждущие выстраивались в очередь к чародею, «излечивавшему», по слухам, все известные болезни.

Первым, кто из знатных русских познакомился в Лионе с Филиппом, стал великий князь Владимир, и произошло это в сентябре 1900 года. Князь пригласил француза в Петербург, Филипп приезжал в столицу Российской империи, но пробыл недолго и вернулся на родину. Довольно быстро с целителем во Франции познакомились другие члены императорской фамилии, и вскоре Филипп предстал перед государем императором Николаем II и государыней императрицей Александрой Фёдоровной.

Вместе с великим князем Николаем Николаевичем (младшим), приведшим мсье Филиппа к царю, была и черногорская принцесса Стана. Она тогда много времени проводила в Ницце, где чуть ли каждый день посещала спиритические сеансы. И если Николаю шарлатана рекомендовал великий князь, то перед Александрой Фёдоровной за Филиппа слово замолвила именно черногорка[81]. В 1901 году мэтр обосновался при Дворе в Петербурге, его поселили в одном из царскосельских дворцов.

Здесь возникает законный вопрос: «Как это могло случиться? Кто виноват?». Конечно, определённую роль играла атмосфера, царившая в высших кругах империи. Но определяющим здесь всё же нужно считать личностные предпочтения самих Александры Фёдоровны и Николая II. Речь идёт об их интеллектуальном и духовном мире.

Принцесса Алиса Гессенская

О слабостях и заблуждениях царя, о предрассудках и наклонностях его супруги написано немало, нет смысла повторять всё это. Но некоторые любопытные сведения из их биографий упомянуть всё же стоит.

Конечно, молодая немецкая принцесса Алиса Гессенская, воспитанная при английском дворе, только что вышедшая замуж за наследника русского престола, и императрица Александра Фёдоровна, мать к описываемому моменту троих дочерей, – совершенно разные люди, в том числе и по мироощущению. Русский писатель и библиофил Сергей Рудольфович Минцлов рассказывал, что бывшая лютеранка Александра Фёдоровна, перешедшая перед замужеством в православие, вдруг сделалась ревностной верующей. Причина, по его мнению, связана с одним случаем, произошедшим ещё до свадьбы Николая и Алисы.

«В царской семье, – пишет С.Р. Минцлов, – есть обычай заезжать невесте перед венцом в Казанский собор и молиться там; не исполнившим это предание грозит бесплодие, или рождение только одних девочек. Когда Александре Фёдоровне сказали об этом, она засмеялась и в собор не поехала»[82]. Да, как в старой сказке: смеялась молодая и образованная Алиса Гессенская, а в тёмное византийское православие ударилась императрица Александра Фёдоровна, с ужасом наблюдавшая, как исполняется старое проклятие. Получается, что не только в христианские догматы верила императрица, но и в глупые приметы, лишённые всякого смысла и не имеющие отношения к вере. Особенно любила ездить Александра Фёдоровна на Смоленское кладбище к могиле Ксении Петербургской, которую постоянно просила о рождении сына. На свет появлялись одни девочки.

По свидетельству журналиста Л. Львова (Л.М. Клячко), перемены в психике императрицы произошли после событий на Ходынском поле в Москве, когда во время коронационных торжеств в результате давки погибло большое число горожан. «…При дворе появились богомолки, юродивые и пр. „Вода с Афона“, земля, взятая от „Гроба Господня“, ладонки, амулеты стали страстью Александры Фёдоровны», – отмечает Л. Львов.

Отвлекаясь от истории с Низье Филиппом и особенностей мировосприятия Александры Фёдоровны, вернёмся в сентябрь 1900 года, когда в Париже Стана и её сестра Милица с супругом великим князем Петром Николаевичем знакомятся, пожалуй, с самой знаковой фигурой европейского мистицизма – Папюсом. Двух дам и князя заинтересовал мартинизм[83], а Папюс являлся основателем (совместно с П. Шабосо) знаменитого французского Ордена Мартинистов. Он, кстати, трижды приезжал в Россию, и его принимали в царской семье как дорогого гостя. Француз жил в Царском Селе, в императорской резиденции, рядом с семьёй Романовых. В Петербурге глава мартинистов читал лекции по магии, посещал важных представителей знати, да и вообще был принят столичным обществом. Позднее Папюс познакомится с мэтром Филиппом и даже будет восхищаться его магическими способностями.

Папюс

В Петербурге мсье Филипп был буквально нарасхват. Он вылечил от оспы одну из великих княжон, удалил (молитвой) камни из почек у Александры Фёдоровны, избавил от гангрены племянника библиотекаря Зимнего дворца. В принципе, указанных «чудес» достаточно для канонизации, но, возможно, это дело будущего. Зато «чудес» хватило для того, чтобы одарить Филиппа по приказу императора

Николая II дипломом русской Военно-медицинской академии (во Франции шарлатану наотрез отказались давать диплом врача, причём неоднократно). Но Россия – не Франция. У нас желание главы государства уже закон. Кроме того, француз получил чин действительного статского советника, что соответствует званию генерал-майора. В России власти всегда любили французских клоунов и комедиантов.

Но мэтра привезли в Россию не для этого. Семье нужен был наследник, и Филипп обязался предсказать рождение мальчика. Настал срок, и он предсказал – будет мальчик! Родилась девочка – четвёртая по счёту, которую назвали Анастасией. Разразился скандал, но мэтр Филипп не унывал – в 1903 году он вновь предсказал Александре Фёдоровне новую беременность и, как итог, рождение наследника. Беременность оказалась ложной – этот факт удостоверил профессор Д.О. Отт, и, на этот раз, предсказателя Филиппа отставили, отправив обратно во Францию, правда, с хорошей оплатой за «прекрасно проделанную работу».

О том, что отсутствие наследника было большой проблемой для венценосной четы, говорит одно признание, сделанное императрицей. Однажды она призналась своей фрейлине и подруге Анне Вырубовой в том, что «…рождение первой девочки нас разочаровало, рождение второй – огорчило, а следующих мы встречали с раздражением».

Казалось бы, что случай с мэтром Филиппом должен был заставить Николая II и Александру Фёдоровну усомнится в методах, предлагаемых всевозможными магами и гипнотизёрами. Но нет, эффект был прямо противоположный. Вакантное место придворного прорицателя оставалось таковым недолго.

Императрица Александра Фёдоровна и фрейлина Анна Вырубова

Вторым «другом» царской семьи стал юродивый Дмитрий Знобшин (Попов), более известный как Митя Козельский, Коляба или Гугнивый, подвизавшийся при Оптиной пустыни. Вот как описывал нового «друга» Л. Львов:

«Митька был юродивый, привезенный из Оптиной пустыни, расположенной в Козельском уезде. Это был типичный эпилептик, с выпученными, бессмысленными глазами и с характерным постоянным слюнотечением. Говорил он не вполне членораздельно, так что понять его было довольно трудно. При встречах с людьми Митька неизменно лобызался. Чванные бюрократы безропотно переносили это челомкание, оставлявшее на их родовитых ланитах липкую слюну, которую они тут же украдкой брезгливо вытирали»[84].

В своих воспоминаниях о юродивом писал и французский посол Морис Палеолог: «Он родился около 1865 г. в окрестностях Калуги, он глухой, немой, полуслепой, кривоногий, с кривым позвоночником, с двумя обрубками вместо рук. Его мозг, атрофированный, как и его члены, вмещает лишь небольшое число рудиментарных идей, которые он выражает гортанными звуками, заиканием, ворчанием, мычанием, визжанием и беспорядочной жестикуляцией своих обрубков»[85].

Для перевода тех звуков, что издавал Митя, рядом с ним пристроился Елпидифор Кононыкин, который всем рассказывал, что только он может интерпретировать божественные истины, изрекаемые юродивым. Тандем получился на славу!

В Петербурге, вернее в Кронштадте, Митя впервые появился в 1901 году, и затем через Илиодора (Труфанова) познакомился с инспектором Духовной академии архимандритом Феофаном, что, в итоге, и позволило проникнуть и в высший свет, и в императорскую семью. Феофан познакомил Митю с Милицей Николаевной, которая и представила юродивого Николаю II и Александре Фёдоровне. Журналист Л. Львов вспоминал: «Каноныкин хорошо изучил Митьку, и, предчувствуя приближение припадка, водил его в царские покои. Здесь Митька катался по полу, изрыгая обильную слюну и нечленораздельные звуки. Царь и царица с напряжением наблюдали за припадками и выслушивали Каноныкина, переводившего на общепонятный язык прорицания юродивого»[86].

С Распутиным Митя Козельский познакомился заочно у епископа Феофана, в присутствии П.М. Евреинова, Н.А. Чернышёва, В.Н. Муравьёва и студентов Духовной академии. Феофан неожиданно заговорил о Распутине и достал его фотографию, чтобы показать «старца». Подавая Мите фото, епископ произнёс: «Это мудрый старец». Юродивый взял фотографию, посмотрел на неё и разорвал. «Зачем ты это сделал?», – спросил Феофан. Митя начал громко и в свойственной ему манере говорить (речь расшифровывал Каноныкин): «Это не святой, а развратный душегуб. Он враг церкви, опасный антихрист, Ты его берегись. Он тебя погубит. Это человек не от Бога, а на соблазн тебе пришёл от беса».

В этот момент в комнату вошёл Григорий Ефимович.

– Вот он, антихрист, – в припадке закричал Митя. Распутин смутился и быстро вышел.

– Милый батюшка, не принимай его. Он опасный человек. Он и тебе принесёт много горя и многих погубит. Ты меня тогда вспомнишь! – со слезами молил Феофана юродивый.

– Я слушать тебя не хочу и тебе не верю, – только и ответил епископ.

– Господь тебе судья! Я говорю правду! Ты меня после вспомнишь, – сказал Митя.

Заметьте, Григорий Ефимович попал в царскую семью по той же схеме, что и Митя, которого, в итоге, удалили от царственных особ. Несчастный юродивый исчез из Петербурга в конце 1905 года.

Тем временем в императорские покои идут и идут народные целители и прозорливцы. Из Киева кто-то привёз слепых монахинь – идею подала неугомонная Милица Николаевна. Все ждали чуда! Вырубова позднее вспоминала: «Они привезли с собой четыре свечи и четыре бутылки с Вифлеемской водой. Они зажгли свечи, окропили водой царское ложе и предсказали рождение наследника после того, как солнце обернётся четыре раза». Императрица родила девочку, монахинь вернули обратно в монастырь.

В разное время в императорских резиденциях побывали: инок Мардарий, Олег Босоножка, старица Мария Михайловна. В Дивеевской женской общине император и императрица пообщалась с юродивой Пашей Саровской: Николай II поцеловал руку блаженной, и та сказала: «Будет маленький». Затем Паша показала на куклу и красную ленту и промолвила: «Будет много, много». Дивеевские толкователи разъяснили Александре Фёдоровне, что будет много крови.

Через Пашу и Филиппа в высшие круги была внедрена идея канонизации Серафима Саровского. Своё видение юродивая передала архимандриту Серафиму (Чичагову), который и привез её в столицу. В своих воспоминаниях С.Ю. Витте отмечал: «На даче великого князя Петра Николаевича около Петергофа с Филиппом виделся и Иоанн Кронштадтский. По-видимому, там и родилась мысль о провозглашении старца Серафима Саровского святым. Об этом эпизоде мне рассказывал К.П. Победоносцев».

Среди множества петербургских юродивых выделялся странник Василий (Василий Филиппович Ткаченко), с редкими волосами, длинной бородой в виде мочалки, в тёмносинем подряснике, без шапки и обуви зимой и летом. В руках он всегда держал известный всему Санкт-Петербургу жезл (посох), увенчанный небольшим крестом и заострённый внизу. На посохе была надпись: «Сей посох дан страннику Василию его императорским величеством по резолюции в Петергофе»[87]. С собой он обычно носил небольшие брошюры с историей своих путешествий. Если Василию подавали милостыню, он её прятал за пазухой в специальную металлическую кружку.

Императрица Александра Фёдоровна и царевич Алексей

На фоне упомянутых предсказателей и целителей Григорий Ефимович смотрелся весьма респектабельно. Босиком он не ходил, по полу в припадках не катался и говорил понятные и в общем-то правильные вещи. А в атмосфере истерического страха и постоянного ожидания худшего, пронизывающих всё существование императорской семьи, он, как оказалось, ориентировался лучше всех.

Ничего не изменилось даже с рождением цесаревича. Тяжёлая болезнь мальчика только усугубила психологические проблемы как Александры Фёдоровны, так и Николая II. Радость от рождения сына оказалась недолгой, а скорбь стала нормой.

И Григория Ефимовича призвали к врачеванию. Парадоксально, но исцеления требовал не только несчастный ребёнок, страдающий от неизлечимой болезни, но и его мать, чьи душевные недуги стали проблемой всего большого государства. Распутина не сразу допустили до семьи и до наследника престола: между первой и второй встречей «старца» с Николаем и Александрой Фёдоровной прошёл год.

Относительно гипнотического воздействия Распутина на наследника престола и врачевание его тяжёлой болезни (гемофилии), существует несколько предположений.

Если говорить о природных способностях Григория Ефимовича к гипнозу, то стоит обратиться за ответом к исследованиям В.П. Рожнова, Ф.В. Басина и И.А. Аладжаловой, проводившихся в 1970-е годы в НИИ неврологии Академии медицинских наук.

Тогда учёные установили, что: «.. не всё в гипнозе связано с действием внушения, что он, напротив, сам по себе – качественное иное, особое, состояние, хотя и создающее для внушения исключительно благоприятный психофизиологический фон. <…> Таким образом, здесь гипнотическое состояние выступает как некий водораздел, как бы черта горизонта, отделяющая сознание и бессознательное. Тем самым гипноз, приобретая одновременно черты того и другого состояния, того и другого качества, являет собой нечто новое, не сопоставимое ни с тем, ни с другим, особый вид мозговой деятельности, исключительное психофизиологическое состояние, характерно преобладанием бессознательного над сознанием»[88].

Александра Фёдоровна у постели Алексея

Конкретно о Распутине профессор Рожнов писал следующее: «…способность Распутина быстро, как говорится, с первого взгляда проникать в мир внутренних, наиболее интимных переживаний людей истеро-невротического склада, как правило, хорошо податливых к мгновенному гипнозу, находит реальное объяснение в этих особенностях гипнотического состояния. В таком состоянии ведь и выступают на первый план бессознательные, вне гипноза не проявляющиеся в памяти переживания, а также скрываемые эмоции. Если к этому прибавить, что сам Распутин, очевидно, обладал ещё и умением самопогружаться в трансподобное сомнабулическое состояние, во время которого чрезвычайно обострялась его врождённая интуиция, то всё сказанное в значительной мере объясняет нам ту атмосферу преклонения и мистики, которая его окружала… Эта-то способность «видеть», «угадывать», «прозревать правду» и таким образом влиять на людей и создавала ловкому проходимцу славу, была одной из важных основ его успеха»[89].

По свидетельству директора петербургского Департамента полиции С.П. Белецкого, проверить которые мы, конечно, не можем, в 1914 году Распутин несколько раз ездил на Васильевский остров к известному в городе гипнотизёру Герасиму Папандато. Если ездил, то, очевидно, брал уроки гипноза. Так к способностям прибавились и знания.

С другой стороны, академик В.М. Бехтерев отмечал: «Всё, что известно о Распутине в этом отношении говорит за то, что его сила заключалась вовсе не в гипнотизме, а во властном характере его натуры и умении поставить себя сразу до фамильярности близко…»[90].

Будем иметь в виду мнения известных русских психиатров В.М. Бехтерева и В.П. Рожнова и обратимся к истории болезни цесаревича Алексея, сына императора Николая II.

Сын царя унаследовал по материнской линии гемофилию, заболевание, при котором нарушается свертываемость крови. Небольшой ушиб вызывает у больного обильное внутреннее кровотечение, а кровотечения из носа или рта вообще может привести к смерти. Кстати, цесаревич Алексей однажды чуть не погиб именно таким образом: кровь из носа долго не могли остановить.

Впервые гемофилия проявилась у ребёнка уже в возрасте двух месяцев, когда открылось кровотечение из пупка. В дальнейшем особую боль мальчику причиняли кровоизлияния в суставах.

За здоровьем наследника следило множество людей, в частности, им постоянно занимались хирург С.П. Фёдоров, ставший в 1909 году придворным медиком[91], педиатры С.А. Острогорский и К.А. Раухфус, доктор Е.С. Боткин.

Очень тяжёлое положение сложилось осенью 1912 года в охотничьем угодье Спала в Польше, после ушиба внутренней стороны бедра. Состояние здоровья Алексея в те дни было критическим.

Распутин отправил императрице телеграмму: «Надеюсь здоровье улучшится. Благодать Божия выше болезни. Будь богобоязненна во всём».[92] В Польше это послание получили уже тогда, когда острая стадия миновала, так что объяснять выздоровление Алексея в те дни влиянием «старца» мы не можем. Никакого отношения к действиям докторов и лечению наследника эта телеграмма не имела, а спасли мальчика только естественный ход течения болезни и профессионализм врачей, облегчавших его страдания. А впечатлительные родители, Николай и Алике, вновь увидели во всём этом чудо.

Что касается помощи «старца» больному гемофилией наследнику, то сошлёмся на авторитет психиатра профессора А.П. Кацюбинского, отметившего: «…Больному гемофилией можно до известной степени внушить улучшение состояния и тем самым помочь преодолеть кризис»[93].

Но нужно помнить, что, как правило, Распутин приезжал в Царское Село уже к концу приступа, когда улучшение состояния цесаревича наступало от сильной потери крови и, как итог, общего истощения организма, когда артериальное давление снижалось, а кровотечение замедлялось и останавливалось[94]. Не забудем, что остановкой крови всё это время занимались придворные врачи.

Очень точно подметил петербургский историк профессор Игорь Викторович Зимин в своей книге о лейб-медиках Русского двора: «Несмотря на то, что в общественном сознании закрепился миф о спасении наследника только благодаря влиянию Распутина, о нём [о наследнике. – Прим. А. Г.] ежедневно и ежечасно заботились квалифицированные врачи»[95].

Глава 13 Кружок собирается

В Санкт-Петербурге Распутин обосновался в квартире Лохтиных на Литейном проспекте, 37, куда он переехал от архиепископа Феофана, и на новом месте «старец» прожил до начала 1910 года.

С Ольгой Владимировной Лохтиной «старец» познакомился одной из первых, 3 ноября 1905 года, а их встречу организовал архимандрит Феофан, её духовник. Отмечу, что Лохтина в разные годы меняла свои свидетельства о том, кто свёл её со старцем. Кроме Феофана, то же самое, по её словам, проделал и отец Роман (Медведь).

В 1905 году она с мужем, действительным статским советником инженером Владимиром Михайловичем Лохтиным, жила на Греческом проспекте, в доме № 13, кв. 4, номер телефона 22–02. В квартире также проживала их дочь Людмила. Инженер Лохтин заведовал автодорогами в Царском Селе, был чиновником высокого ранга и имел доступ в императорскую резиденцию. Среди его знакомых значился, например, полковник Д.Н. Ломан, доверенное лицо императрицы Александры Фёдоровны.

В то время Ольгу Владимировну преследовала полоса неудач: у женщины начались проблемы с психикой, которые она называла красивым словом «духовный переворот». Плюс ко всему Лохтина страдала «неврастенией кишок», что приводило к постоянным запорам, болям, вздутию живота и повышенному газообразованию. По словам самой Ольги Владимировны, её исцелил Распутин, что может быть правдой: «старец» умел утешать страждущих.

Но Лохтина сделалась не простой почитательницей распутинских талантов. Она вошла в число ближайшего окружения Распутина, которое тогда и началось формироваться. Григорий Ефимович пригласил её в гости в Покровское, куда они вместе отправились 15 декабря 1905 года. Жизнь в Покровском пришлась по вкусу генеральше Лохтиной. Вместе спали, где придётся, обычно в одной комнате, вместе истово молились. «Молитва с ним отрывала от земли», – рассказывала позднее Лохтина. Кроме того, пели церковные псалмы и всем скопом мылись в бане – последнее особенно понравилось Лохтиной: нет ничего лучше, чем попариться со святым.

Верная последовательница Григория Ефимовича, она всеми силами старалась возвысить своего кумира. По этой причине их отношения доходили до различного рода странностей. Невольным свидетелем проявления одной из них стал Тобольский губернатор (занимал должность с ноября 1915 г. по март 1917 г.) Николай Александрович Ордовский-Танаевский, оставивший мемуары. Вот, что однажды губернатор увидел в квартире Распутина:

«Когда я раздевался в прихожей, то вся вешалка была полна, и из столовой слышались женские голоса, покрываемые криком Григория… Отворяю дверь – картина!

В конце столовой, у окна, в большом кресле, во всем белом, сидит дама [Лохтина. – Прим. А. Г.], руки сложены ладонями вместе, простёрты к Григорию. Дама вопит истерическим голосом:

– Иисусик, Иисусик, Иисусик, убей меня, меня, великую грешницу. Убей, убей, убей.

Григорий хватает стул:

– Сказал тебе, дура, молчи, не кощунствуй! Убью!

Дамы кругом стола замерли. Григорий уже близ неё и замахнулся стулом. Я хватаю правой рукой за стул, вырываю его. Григорий обалделый:

– Оставь, убью мерзавку и… вполне непечатное слово.

Я левой рукой беру его за шиворот, правой – ниже пояса, за штаны, и выволакиваю в открытую дверь в соседнюю комнату, там бросаю на оттоманку.

– Дамы, дайте холодной воды, надо окатить сумасшедшего!

– Ты откуда взялся?! Жаль, помешал, таких дур и… да ещё кощунниц, убивать надо!

– Пей воду, дурак. Ни её от смерти, ни тебя от каторги я не думал спасать, а спасал Государя и Государыню от новых пересуд. Пригласили мужика, он зазнался, а теперь о Помазанниках Божиих Бог знает что вопят по Руси мерзавцы!

Анна Александровна Вырубова, бывшая тут же, опустилась на стул, закрыла лицо руками.

– И Вы хороша! Близкий Государыне человек! Забыли, что кричали рабочие на станции?

Зарыдала.

Григорий:

– Спасибо тебе. Верно говоришь, не думал о Царе и Царице. Довела кликуша до бешенства. А вы все, дуры, чего глазами хлопали и её не унимали? Не впервой кричит, предупреждал, чтобы ко мне в дом не водили! К мужу и семье должна вернуться, а не таскаться Бог весть где! Увезите сейчас же вон, чтобы никогда её не видал!».[96]

Как можно видеть, Лохтина уже вполне достигла уровня юродства Мити Козельского. По воспоминаниям, перелом в её поведении произошел в 1910 или 1911 годах, когда она обрядилась в белое платье, увешанное разноцветными ленточками, и начала изрекать моральные истины, путешествуя босая по столице и губернии. Илиодор её, кстати, благословил на юродство, обещал провести молебен, но этого не произошло по настоянию родственников сумасшедшей женщины. Конфликт между Илиодором и Распутиным, о котором мы ещё поговорим, только усилил помрачение рассудка Лохтиной.

Приключения Лохтиной достойны романа. В Покровском полоумная Ольга Владимировна пыталась у одного из крестьян выпросить корову, была побита женой Распутина, пешком дошла до Верхотуринского монастыря, вернее до Флорищевой пустыни, где привязалась к старцу Макарию. Бедный инок, не зная, что делать, запер буйную Лохтину в чулан, причем дверь припёр камнем, и кормил её остатками своей скудной еды. В обители узнали об этом и пытались со скандалом изгнать генеральшу. Монахи окружили келью Макария и позвали полицейского. В мужском монастыре не может жить сумасшедшая женщина, считал настоятель обители. Но не тут-то было. В дело вмешался император Николай II, возможно через Распутина, и Лохтину оставили в мужском монастыре. Рядом находилась действующая женская обитель.

Впрочем, довольно быстро старец Макарий стал для Лохтиной очередным живым святым, и она, вся в белом, с ленточками на платье и иконами на шее, рубила дрова, мыла кельи и делала всю хозяйственную работу в скиту. В Верхотурье она прожила до марта 1917 года, пока не была арестована по делу Распутина новой российской властью. Далее, след знаменитой петербургской генеральши затерялся.

О.В. Лохтина в скиту Октай

Воспитание христианского духа, практиковавшееся в распутинском кружке, не ограничивалось одной только Лохтиной. Вот, например, показания А.Н. Хвостова о «смирении» Вырубовой, данные ЧСК весной 1917 года:

«Она целовала полы его кафтана… Он всячески над нею надругивался: например, привозил к ней уличных женщин, свою кухарку, какую-нибудь судомойку, грязную публичную женщину, – всех он привозил, которые ему понравятся, всех он привозил к ней в гости, чтобы укрощать её гордыню, – всех заставлял угощать, кормить, чтобы снимать её гордость… Он заставлял её делать всё, что ему было угодно»[97].

Что тут можно сказать. «…Для святого – всё свято!», – справедливо заметила генеральша.

В кружке почитательниц Григория Ефимовича Лохтина была, пожалуй, самым ярким персонажем, достигшем в своей вере в «старца» наивысшей точки. Но рядом с ней в числе приближённых к Распутину женщин можно назвать ещё одну, в чём-то похожую на генеральшу. Это императрица Александра Фёдоровна.

Но если взаимоотношения Распутина с Лохтиной напоминали фарс, то с Александрой Фёдоровной они достигли уровня настоящей трагедии. Здесь духовный упадок непосредственным образом повлиял на историю России, не оставив не единого шанса выжить правящей династии.

По воспоминаниям родных Распутина, и, в частности его дочерей, которые приехали к нему в Санкт-Петербург в 1910 году, Григорий Ефимович вёл в столице привычный образ жизни. Одевался старец, как одевались тогда зажиточные сельские жители, причём постоянно ходил в сапогах. Со временем дешёвые рубашки он поменял на дорогие шёлковые, а сапоги заказывал у лучших мастеров. Зимой Григорий Ефимович ходил в дорогой шубе.

Что касается гастрономических предпочтений «старца», то и здесь он оставался крестьянином. Любил уху (из стерляди или осетрины) и ел много овощей – лук, огурцы, редис… Особым лакомством для него оставались ржаные (чёрные) сухари, они всегда были на столе у Распутина. Из напитков «старец» предпочитал чай и квас, но особую любовь Григорий Ефимович питал к вину, а именно к португальской мадере или нашей Сахре. Из сладкого он ел лишь орехи в меду да кусковой сахар и не был любителем пирожных и булок. Говорят, что благодаря Распутину в высшем свете возникла мода на сухари, которые даже готовились в ресторанах. Ржаной хлеб резали, поливали маслом и сушили в печах.

Так как сам «старец» ел руками, кроме супа, конечно, то и участницам кружка он раздавал за общим столом еду тоже руками. Этот общий пир, где великосветские дамы вкушали осетринку со своим кумиром, походил на тайную вечерю.

Об одном из обедов с Распутиным вспоминал профессор Александр Александрович Пиленко. Застолье проходило в доме Л.В. Головиной на Мойке, 104. Кроме А.А. Пиленко, приехавшего с супругой, на обеде присутствовали княгиня Т., две неизвестные профессору дамы и сестра милосердия, скорее всего Лаптинская. Все говорили вполголоса, «точно рядом с комнатой покойника»[98]. Когда Пиленко закурил, сестра милосердия ехидно заметила: «Которые курят, у тех душа прокоптиться; ан в рай то, жёлтого, не пропустят…».

Далее А.А. Пиленко описывает приход «старца»: «Распутин вошёл медленно, с развальцем. На нём были лакированные высокие сапоги, бархатные шаровары и рубаха на выпуск, лилового фая. Подпоясан он был толстым, белым кручёным, шёлковым же жгутом: – пейзан из балета или из первого действия „Евгения Онегина". Сверху всего этого бархата и шёлка посажена была мерзкая, явно непромытая голова: опухший нос, отёкшие глаза и засаленные волосы, „перьями" со всех сторон».

Все дамы вскочили со своих мест и выстроились целовать руку Распутина. Довольно быстро всех пригласили пройти в столовую. Распутин сел за обеденный стол первым, затем расселись все остальные. Перед «старцем» поставили щуку по-сибирски в ржаной муке, которую Григорий Ефимович начал молча есть руками; остальным подали суп. Специально для «старца» принесли бутылку мадеры – он наливал из неё в рюмку и пил, «.. облизывая губы, с ужимками старого алкоголика».

Через некоторое время за столом началось небольшое представление. Распутин наливал себе очередную рюмку вина, но отпивал лишь половину, и ставил бокал на стол. Тотчас Лаптинская или Муня, кто успеет, хватают рюмку и залпом выпивают то, что недопил «Святой Григорий».

Григорий Распутин в окружении почитательниц. 1900-е гг.

Когда Григорий Ефимович основательно захмелел, между ним и присутвуюгцими состоялся любопытный разговор.

– Да!., умный вы человек, Григорий Ефимович, – заметил Пиленко.

Распутин подскочил на стуле, потёр руки, хлопнул ладошами над головой и буквально заржал:

– Ехе-хе-хи!.. А что, брат, ехе-хе-хи! Вот оно… что… братик… да! еххеххе… строгось нужна… строгось…

– Ну что, грязную мою рубашку носишь? – обратился «старец» к княгине. Она показала.

– То-то, носи, не сымай… Луш-ше тебе будет, – заметил Распутин и протянул княгине руку, обмазанную жиром. Она с чувством поцеловала.

– Дайте бумашку… я иму бумашку написать хочу… – закричал Распутин.

– Бумажку!., бумажку!.. – залепетали дамы, а Муня тотчас подала перо и белую бумагу.

Распутин долго смотрел на Пилипенко, закрывал то правый, то левый глаз, и, вздохнув, нарисовал что-то на листке.

– На!

На бумажке распутинским почерком значилось: «Твая мудрось выши света».

– С этой бумажкой вы далеко пойдете… ради Бога, не потеряйте только… Вы знаете?.. Вы знаете? – с волнением произнес кто-то.

Но так просто Распутин обедал дома или у своих почитательниц. Совсем иначе трапеза проходила в ресторанах и на званых ужинах, где подавались изысканные блюда. Очевидцем одного ужина с участием Распутина стал артист В.Ю. Вадимов[99]. Дело происходило в 1916 году на «Вилле Родэ». Вадимов приехал в разгар застолья. Кроме «старца» за столом сидели: его секретарь А.С. Симанович, И.Ф. Манусевич-Мануйлов, артист оперетты Валерский и две артистки кафе-шантана. Рядом с Распутиным стоял Адольф Родэ. Перед Григорием Ефимовичем на столе красовались бутылка водки и осетрина с хреном и огурцами.

– Ну ты, гад зелёный, графин-то пополни, – обратился «старец» к Адольфу. Лакей налил ещё водки, а Родэ вышел из зала, но быстро вернулся.

– Вас хочет видеть господин Белецкий, – прошептал Распутину владелец ресторана.

– Пусть ползёт, – ответил «старец», и обратился с речью к Вадимову и Валерскому:

– Вы, ребятишки, что-то замышляете против меня, грешного?

На вопрос Вадимова, когда он собирается в Царское Село, Распутин ответил:

– Зимой Царское Село – отцвело, а весной – везде водопой, чтоб те язвило!

Посиделки продолжались до 5 часов утра, затем все разошлись. Распутин уехал на новом и дорогом автомобиле.

Во втором случае мы видим «позднего» Распутина, который, как я уже отмечал, отличался от Распутина 1905 года, и тем более от Григория Ефимовича из села Покровского.

Конечно, этот период жизни в Санкт-Петербурге (1905–1907) состоял не только из обедов и посещений церкви.

Летом 1906 года, а именно 18 июля, происходит вторая встреча Распутина с императорской семьей. Целый год «старец» находился вне сферы интересов Николая и Александры. Впрочем, и второй раз стал для Распутина по существу проходным – Григория Ефимовича пока не приглашают в Царское Село. Самой важной становится встреча 13 октября, когда его знакомят с царскими детьми, и «старец» дарит императору Николаю II небольшую икону Симеона Верхотурского. Григорию открывают государственную тайну Российской империи – наследник престола неизлечимо болен.

Уже в 1907 году Распутин станет чаще бывать в Царском Селе и встречаться с императором и императрицей. Отношение к нему Николая лучше всего проиллюстрирует один небольшой разговор, состоявшийся между императором и дворцовым комендантом, генерал-адъютантом

В.Н. Дедюлиным, всячески избегавшим знакомства с Распутиным.

– Почему вы, В.Н., упорно избегаете встречи и знакомства с Григорием Ефимычем? – спросил однажды государь.

Дедюлин чистосердечно ответил, что Распутин ему в высшей степени антипатичен, что его репутация далеко не чистоплотная и что ему, как верноподданному, больно видеть близость этого проходимца к священной особе Государя.

Григорий Распутин с императорской семьей

– Напрасно вы так думаете, – ответил Николай, – он хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно»[100].

Собственно в этом и состоит загадка влияния Распутина на царя. «Старец» словно психотерапевт успокаивал императора. Ничего особенного или сверхъестественного в этом, конечно, не было.

Совсем другое дело императрица Александра Фёдоровна. Её отношение к Распутину сложнее, и менялось оно на всём протяжении их знакомства. Но к 1907 году для неё он уже стал «Нашим Другом», а в последний год жизни империи Распутин и вовсе заменит несчастной женщине всех друзей.

Нужно учитывать и то, что сам Николай II, что естественно для его характера, на первых порах сомневался насчёт Распутина, и интересовался мнением о «старце» своих приближённых. Когда в 1912 году о влиянии Распутина на семью царя стало известно широкой общественности, Николай II осведомился о позиции по этому вопросу у председателя Совета министров графа Владимира Николаевича Коковцова.

Коковцов встречался с Распутиным один раз. Незадолго до этой встречи он виделся с вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, сказавшей графу следующее: «Несчастная моя невестка [императрица Александра Фёдоровна. – Прим. А. Г.] не понимает, что она губит и династию, и себя. Она искренно верит в святость каждого проходимца, и все мы бессильны отвратить несчастие».

В.Н. Коковцов

На вопрос царя: «А какое впечатление произвел на Вас этот „мужичок“?» Коковцов ответил, что «у него осталось самое неприятное впечатление, и ему казалось во всё время почти часовой с ним беседы, что перед ним типичный представитель сибирского бродяжничества, с которым он встречался в начале службы в пересыльных тюрьмах, на этапах и среди так называемых „не помнящих родства“, которые скрывают своё прошлое, запятнанное целым рядом преступлений, и готовы буквально на всё во имя достижения своих целей». Граф сказал, что: «не хотел бы встретиться с ним наедине, настолько отталкивающая его внешность, неискренне заученные им приемы какого-то гипнотизёрства и непонятны его юродства, рядом с совершенно простым и даже вполне толковым разговором, на самые обыденные темы, но которые также быстро сменяются потом опять таким же юродством».[101]

В воспоминаниях В.Н. Коковцов пишет: «Государь упорно молчал, смотрел большею частью в сторону, в окно – признак того, что весь разговор ему неприятен – а когда я закончил и сказал, что я считал своим долгом лично доложить, как было дело и предупредить новые легенды, столь охотно распускаемые досужими вестовщиками, Государь сказал мне, что он очень дорожит такой откровенностью, но должен сказать мне, что лично почти не знает „этого мужичка“ и видел его мельком, кажется не более двух-трёх раз и притом на очень больших расстояниях времени».

Распутинский кружок

История взаимоотношений Распутина с царским сановником Коковцовым частность, прекрасно характеризующая общее отношение здравомыслящих представителей правящего класса к «старцу». Да и сам император в то время реально оценивал Григория Ефимовича. Скоро эта оценка изменится…

И 1908, и 1909 годы пролетают в различных хлопотах и поездках, так что Григорий Ефимович редко встречается с Николаем и Александрой Фёдоровной, причём встречи проходят в основном дома у А. А. Вырубовой. Но в 1910 году первые зимние месяцы отмечены постоянными поездками «старца» в Царское Село.

В начале этого же года Григорий Ефимович меняет место жительства и переезжает от Лохтиных к издателю журнала «Экономист России» Георгию Петровичу Сазонову на Николаевскую улицу, 70. Здесь «старец» занимает одну комнату с довольно простой обстановкой: кровать, деревянный стол и буфет. Позднее Сазонов рассказывал: «Он производил впечатление человека нервного, не мог спокойно усидеть на месте, дёргался, двигал руками, говорил отрывисто, по большей части бессвязно, в глазах его светилась особая сила, которая и действовала на тех, кто особо подвержен чужому влиянию. Женщины, окружавшие его, относились к нему с мистическим обожанием, называли „отцом“, целовали руку».[102]

Кружок почитательниц Григория Ефимовича сложился не сразу, но довольно быстро. Уже в 1905 году в их число вошли известная нам Ольга Владимировна Лохтина, вдова Любовь Владимировна Головина и её дочь Мария Евгеньевна Головина, которую все звали «Муня». Сам Распутин часто нахваливал Головину-младшую, служившую у него горничной: «Мунька – хорошая девка, ничего у меня не крадёт». Кроме указанных дам в кружке состояли: вдова Хиония Михайловна Берладская, Зинаида Львовна Манчтет из Смоленска, сестра милосердия Акулина Никитична Лаптинская и некоторые другие.

Количество последовательниц Григория Ефимовича постоянно менялось, но указанные дамы, к которым смело можно добавить императрицу, её подругу А.А. Танееву (Вырубову) и Ю.А. Ден, можно считать наиболее верными и близкими Распутину. Вместе с Александрой Фёдоровной верующими в «таланты» Григория Ефимовича волей-неволей стали великие княжны, то есть царские дочери.

Императрица Александра Фёдоровна с фрейлинами А. Вырубовой (слева) и Ю. фон Ден (справа)

Сейчас довольно трудно сказать, кто из указанных дам и при каких обстоятельствах попал в петербургский кружок почитательниц «старца». Многих привела туда Лохтина, некоторые пришли сами. По воспоминаниям Матрёны Распутиной, с Лаптинской «старец» впервые столкнулся в одном из монастырских подворий на Охте. Рассказ дочери больше напоминает легенду или сказку о доблестном рыцаре, спасшем царевну от злых чар.

В монастыре, куда заехал Распутин, находилась одна из послушниц, страдающая «падучей». Это и была Акулина Никитична Лаптинская. Вот, как её описывает в воспоминаниях Матрёна: «В келье, чья дверь представляла собой частую решётку, на куче зловонного хлама, ощерившись, лежала женщина, имевшая вид безумной – волосы всклокочены, лицо и тело, видное сквозь разорванное платье, исцарапаны до крови. Увидев пришедших, она как будто очнулась и снова начала завывать, теперь – почти басом. Из её горла вырывались крики, в которых можно было различить ругательства и богохульства. При этом тело больной извивалось, она загораживалась руками, словно пытаясь защититься от удара». Григорий Ефимович, как водится, избавил Акулину от бесовщины (или от иного недуга), и бывшая послушница плавно переселилась в квартиру Распутина, став верной последовательницей.

Сама Лаптинская этого эпизода из своей жизни не помнила, и позднее рассказывала лишь следующее: «Слышала я о Григории Ефимовиче разговоры в Троицкой общине гор. Петербурга давно, как о человеке редком, и, пожелав познакомиться с ним, обратилась к О.В. Лохтиной, у которой состоялось наше знакомство месяца 4 тому назад. Григорий Ефимович произвёл на меня сильное впечатление, как человек действительно необыкновенный».

Из важных событий периода 1906–1908 годов стоит упомянуть о перемене «старцем» фамилии. Официально он обратился к государю с этим вопросом 15 декабря 1906 года, и уже 22 числа император подписал распутинское ходатайство. Так покровский крестьянин Григорий Распутин превратился в Покровского крестьянина Григория Нового.

Нового в Григории Ефимовиче, как вы понимаете, ничего не было – перед нами все последующие годы выплясывал всё тот же кудесник-плясун.

Глава 14 Депо о хлыстовстве

Ыесмотря на перемену фамилии, все последующие годы Григорий Распутин так и останется Распутиным в газетах и в разговорах обывателей. Его редко называют другим именем, хотя газеты пишут фамилию «старца» через дефис (по паспорту): «Распутин-Новый».

История с фамилией окутана необходимой для «святого» тайной. По одной из версий, «старцу» не нравилась его старая фамилия – она не соответствовала великой задаче духовного просвещения, которую ставил перед собой Григорий Ефимович[103]. По другой, «героической», версии, изложенной Распутиным монаху Илиодору, перемене фамилии предшествовало «божественное провидение» в лице наследника цесаревича. Маленький Алексей, увидев Распутина первый раз, будто бы радостно закричал: «Новый, Новый, Новый!». И благодарный Царь издал указ именовать Распутина Новым[104].

Распутин активно продвигал именно вторую версию. Священнику Сретенской церкви Александру Юрьевскому он заявил: «Он [Николай II. – Прим. А. Г.] мне новую фамилию дал. Я не просил. Не знаю, почему. Он сказал мне: та будешь называться „Новым“. Вот посмотрите.

С этими словами Распутин полез в карман и достал оттуда новенький паспорт, пока ещё чистый. Развернув его, он дал мне для просмотра. Пробежав мельком поданный мне паспорт, я увидел, что названный там по профессии чернорабочим и, кажется, 40 лет (на возраст я как-то не обратил внимания), мой собеседник именуется там таким образом: Григорш Ефимовъ Распутинъ-Новый».[105]

Из подобных сказок медленно, но верно рождался образ «святого» и «старца» отца Григория. Но среди массы легенд о жизни нашего героя одна имела под собой основания и отразилась в официальных документах того времени. Речь идет о хлыстовстве Г.Е. Распутина.

Вопрос его принадлежности к секте хлыстов для истории не имеет особого значения. Был он хлыстом или нет – это ничего не меняет. Более того, хлыстовство Распутина мало связано с его влиянием на императрицу и экзальтированных дам высшего света.

Другое дело, что в начале XX столетия в царской России, православном царстве, «Третьем Риме» и наследнице Византии официально Синодом хлыстовство всячески порицалось и преследовалось. И неважно, что секта хлыстов была православным народным движением. Звание хлыста было равнозначно званию врага народа, тогда ещё православного.

Хлысты, или люди Божьи, впервые появились в русской деревне в середине XVII столетия, но точных данных об истоках этого религиозного течения нет. Наиболее вероятной можно считать версию возникновения хлыстовства как попытки соединить упрощённые обряды церкви с памятью о языческом прошлом.

При всём своём показном единстве, русская церковь всегда страдала от внутренних сектантских течений и различного рода персонифицированных ответвлений местного христианства. В качестве примера можно указать на культ почитания Серафима Саровского, более подходящий для немецких протестантов, чем для православной церкви. При этом мы не касаемся такого огромного пласта церковной истории, как раскол, вызвавший к жизни целые учения внутри русского христианского мира.

Основателем секты считается крестьянин из Муромской губернии Иван Тимофеевич Суслов, умерший в 1716 году. Его тело в 1739 году власти выкопали и сожгли в неистовой борьбе с последователями хлыстовского учения. Суслов же стал почитаться у последователей учения в качестве одного из земных воплощений Христа.

Позднее сектанты создали теорию (воплощена в песнях) средневекового происхождения своего религиозного течения и относили его начало к XIV–XV векам, подтверждения чему не найдено.

Против хлыстов последовали жесточайшие репрессии, но остановить распространение хлыстовства они не смогли, и одной из причин этого являлось отсутствие единого центра управления: секта состояла из независимых друг от друга ячеек.

Хлыстовская община носила название корабля, во главе стоял кормщик, которого все участники называли Христом, Богом или другими подобными именами. Причем руководить кораблем могла быть и женщина – кормщица. Её, соответственно, именовали Богородицей, или Матушкой (Восприемницей).

Радение. С рисунка XIX в.

Церковная обрядность в корабле не признавалась полностью, хотя посещение православной церкви не воспрещалось и даже поощрялось в целях сокрытия истинной веры. Но святые, священные книги и священники ими отрицались полностью. Хлыстовские богослужения, или радения, проходили, как правило, поздно ночью и состояли из плясок, кружения и доведения участников до экстаза. Во время радений в обязательном порядке пелись духовные песни.

Уж как по морю, по морю, По синему морю, По хвалынскому и житейскому Плыли-выплывали гости-корабельщики Из дальних городов, израильских родов; Приплывали гости К Иерусалиму граду, к каменной Москве, Приходили они к земляной тюрьме. Стали они караульщиков спрашивать: «Ай, вы, гой еси, караульщики! Что у вас это за темницы стоят? Что в темницах за невольники сидят? Про что вы их бьёте, про что мучаете? Что на них пытаете? Чего спрашиваете?» Тут ответ держат караульщики: «Ах, вы, братцы корабельщики! Их про веру бьют Божью истинную, На них спрашивают самого Бога Христа». Стали гости между собой оглядываться, Золотой казной стали складываться, Выкупать стали, выручать, И на волю выпущать[106].

Вероучение хлыстов состояло в крайне упрощённом христианстве, причём Бог у них постоянно перевоплощался в конкретных людях. Так как хлысты признавали Святую Троицу, то воплощаться в людей могли её составные части: в одного переходил Христос, в другого – Бог-Отец, в третьего – Святой Дух.

Толкование библейских сюжетов сводилось к аллегориям и приданию событиям символического значения. Так, по сообщению священника Сергеева, излагалось хлыстами грехопадение первого человека: «Ни Адама, ни рая вовсе не было. Под Адамом нужно разуметь ум наш, Ева – это душа, жена и помощница, которую Бог будто бы создал Адаму – это плоть; Едем [рай. – Прим. А. Г.] – общество „божиих людей“, древа райские – люди их согласия; дерево среди рая, красное в снедь – прелестный женский пол; змий искуситель – плотское вожделение, чрез которое впадает человек в грех, плод древа райского, от которого будто бы вкусили прародители – самый грех» [107].

Многие авторы отмечали существование практики сексуальных игр и групповых сношений во время радений, но документальных подтверждений этому нет, а потому вряд ли подобное имело массовый характер.

Нужно признать, что секс как часть хлыстовских радений был возможен, с другой стороны важно помнить, что для очернения сектантских течений использовались любые методы, в том числе и откровенная ложь. Кстати, к одной из хлыстовских заповедей относится воздержание от сношений с противоположным полом наряду с умеренным питанием.

Повод для обвинения Распутина в хлыстовстве у церковных властей появился довольно быстро – многим бросалась в глаза своеобразная манера его разговора: Григорий Ефимович использовал уменьшительно-ласкательные имена, трогал и целовал своих собеседников. Особенно любил «старец» обнимать молодых девушек.

«До нас в Лавру стали доходить слухи, что при обращении с женским полом Распутин держит себя вольно, гладит их рукою при разговоре. Всё это порождало известный соблазн, тем более, что при разговоре Распутин ссылался на знакомство со мною и как бы прикрывался моим именем», – сообщал на допросе в 1917 году епископ Феофан (Быстров).

Сам Распутин так объяснял своё поведение: «…Если я дотрагиваюсь до твоих рук, так это опять-таки потому, что у меня много любви, я и о. Александра трогал за руки, ведь ты заметила? Да я и не могу иначе, без дотрагивания за руки у меня нет вдохновения».

Сегодняшние знатоки экстрасенсорики сказали бы, что так Распутин устанавливал контакт с новыми знакомыми, получал от них информацию или подпитывался их энергией. Может быть, так оно и было.

К определённому моменту количество негативной информации о Распутине превысили допустимую меру и архиепископ Сибирский и Тобольский Антоний (Коржавин) отдал распоряжение Тобольской духовной консистории о возбуждении дела о принадлежности к секте хлыстов крестьянина Григория Распутина-Нового. Так, 1 сентября 1907 года началось секретное дознание против «старца», вести которое поручили противораскольническому миссионеру отцу Никодиму Глуховцеву.

Обложка Дела Григория Распутина, заведенного Тобольской духовной консисторией

Помешать расследованию и закрыть дело Распутин тогда ещё не мог, и сохранились материалы, собранные Тобольской духовной консисторией за пять лет работы. Сейчас «Секретное дело…» находится в Государственном архиве Российской Федерации[108].

В письме епископа Антония указывалось, что Распутин познакомился с учением хлыстов, живя на заводах в Пермской губернии, хотя, скорее всего, первое знакомство с хлыстами произошло в Абалакском монастыре – там сектантов перевоспитывали в духе официального православия. Формальным поводом для начала дела послужила докладная записка Марии Коровиной собранию членов Пятницкого братства, в котором она подробно описывает привычку Распутина к целованию и обниманию незнакомцев, особенно женщин; а также письма Е.А. Казаковой священнику отцу Федору Чемагину.

Предварительное дознание, проведённое Глуховцевым 6 сентября 1907 года, ответа на поставленный вопрос не дало. Священник опросил в Покровском односельчан Распутина, которые рассказывали о нём как о примерном христианине. Лишь Евдокия Алексеевна Корнеева, 28 лет от роду, поведала, как однажды Распутин поцеловал её в щёку, а когда она ночевала в его доме, Григорий Ефимович, «…лез целоваться, и говорил, что у них существует духовное лобзание». Для обвинения в хлыстовстве этого было мало.

Следователь о. Никодим Глуховцев вместе с полицейским урядником Н.В. Сейфуллиным, священником Покровской церкви Петром Остроумовым и старостой села Р.А. Мироненко осмотрели дом Распутина.

В протоколе осмотра от 2 января 1908 года, в частности, отмечено: «Все комнаты увешаны иконами и картинами религиозного содержания, некоторые из них символического значения, в роде прилагаемой при сем Иконы Божией Матери Остробрамской, по столам и стенам много карточек, на которых Распутин-Новый снят с Великими князьями и другими светскими и духовными особами… Обстановка в верхних этажах городская, в нижних – крестьянская, подозрительного в дому ничего осмотром не установлено…».[109]

Допросил следователь и самого «старца», рассказавшего следующее: «При встречах, при прощаниях с теми женщинами, с коими я близко знаком и которые могут вместить, я приветствую их поцелуем в щёку из истинной любви. Называю таких ласкательными именами: „Хоня, Еля, Зина“ по примеру их родителей. С посторонними женщинами никогда не лобызаюсь, а чтобы, когда целовал какую странницу насильно или рассказывал ей о влиянии Троицы не упомню».[110] Строит заметить, что Распутин отрицал все случаи насильственного целования и обнимания женщин, а на очных ставках твердил одно: «Ничего этого за давностью не помню». Отрицал «старец» и совместное посещение со своими сторонницами бани. Впрочем, позднее это уже не пришлось скрывать.

Положительно о Распутине отозвались и все его родственники (отец и жена) и почитательницы (Лохтина, Вернадская, сестры Соколовы и Лаптинская).

В мае 1908 года следствие против Распутина власти неожиданно приостановили. Почему это произошло – можно только гадать. В определении Консистории от 15 мая сказано следующее: «Ввиду того, что рассмотренное следствие произведено слишком формально, не полно и не обстоятельно, и что о. следователь не обратил внимания, по своей неосведомленности в сектантских делах, на такие обстоятельства, которые могли бы дать основание к ясным и точным заключениям и выводам о том – есть ли крестьянин Григорий Новый – православный христианин, не вышедший из ограды Церкви, но только в силу некоторых особенных условий своей жизни и характера мнящий о себе, как об особенном избраннике Божием, учителе и молитвеннике, или же здесь, под внешним видом благочестия и приверженности к Православной Церкви, скрывается лжеучитель-сектант, насадитель, напр., зловредного хлыстовства, – обратить это следственное дело к новому доследованию, поручив таковое опытному и сведущему лицу, каковым мог бы быть противосектантский миссионер;… но так как такового миссионера в Тобольской епархии не имеется, приглашение же его из другой епархии потребовало бы значительных средств, между тем сведущим лицом в делах расколо-сектантства в гор. Тобольске является г. инспектор Духовной семинарии Димитрий Михайлович Берёзкин, то просить сего последнего принять на себя обязанность дополнения произведённого противораскольническим миссионером, священником Никодимом Глуховцевым следственного о крестьянине Григории Новом дела и, в случае изъявления им на это согласия, войти в обсуждение вопроса об изыскании средств на поездку по этому делу».[111]

Указ о возобновлении дела Григория Распутина

Григория Ефимовича Распутина оставили в покое на несколько лет, а следующая атака на «старца» началась в 1912 году.

К этому времени за Распутиным стоял Двор, и секретное дело в конце того же года закрыл епископ Тобольский

Алексий (Молчанов). «Нашего Друга» церковные власти признали «православным христианином».

Кроме следователей Тобольской духовной консистории хлыстовством Григория Ефимовича в разное время занимались историки и исследователи, и мнение их о Распутине не так однозначно, как решение духовных властей.

О знакомстве с хлыстами сообщает в своих воспоминаниях дочь Распутина, познакомившая читателей с историей исцеления больного ребенка в одном из хлыстовских семейств. «Так отец познакомился с хлыстами, – пишет Матрёна. – Весть об исцелении девочки быстро облетела хутор, Кормщик упросил отца познакомиться. Рассуждения кормщика сводились к тому, что без радений по хлыстовскому обряду нет никакой возможности приблизиться к истине. И что поэтому члены секты удовлетворены и счастливы, и, безусловно, ближе к Богу, чем православные. Отец никогда не скрывал, что бывал на радениях хлыстов. Но точно так же он никогда не говорил, что разделяет их взгляды».

Здесь Матрёна, вольно или невольно, высказывает интересную мысль: не принимая хлыстовство в качестве верования, Григорий Ефимович понял могучую силу сектантства как такового. Он увидел, как и чем можно удерживать вокруг себя последователей, которых может быть мало, но они будут с тобой до самого конца и пойдут на любые жертвы.

Матрёна продолжает: «Секта, которую он основал, была сколком с секты хлыстов, или бичевальщиков. Члены её стремились к непосредственному сношению с богом, хотя несколько странным образом. Их служба, которую они совершали ночью, была больше похожа на вакханалию Древнего Рима, чем на обряд христианской церкви. С пением и плясками они вели хоровод, ускоряя шаг при каждом круге, до тех пор, пока, завертевшись в безумной пляске, не падали обессиленные на землю… Распутин был вполне подходящим первосвященником для такой секты, потому что он пользовался необыкновенным вниманием женщин. Несмотря на его ужасное обращение с ними, они готовы были терпеть от него всякие унижения, лишь бы не покидать его»[112].

Известный миссионер начала XX столетия В.М. Скворцов уже в эмиграции в разговоре с издателем и литератором В.А. Маевским заметил: «Да, Григорий Распутин был, несомненно, хлыстом, с молодых ещё лет. И сектантские навыки сохранял до конца своей жизни»[113].

Глава 15 Влияние растет. Под надзором

Утвердив секретное дело, затеянное против Распутина Тобольской консисторией, епископ Антоний отложил его на всякий случай в долгий ящик. Церковные следователи ничего предосудительного в жизни Григория Ефимовича не нашли, но закрывать дело не стали. Словно в утешение Распутину выдали похвальный лист от епархии за финансирование строительства в Покровском новой церкви. 1908 год в целом стал удачным для Григория Распутина, причём новые знакомства позволили упрочить положение «старца» в петербургском высшем свете.

В том году Распутин посетил царскую семью первый раз только весной: 12 марта его к императору привёз Феофан и, по словам Николая Второго, «так было хорошо!».

Второй раз царская чета встретилась с «Нашим Другом» в домике у Вырубовой, причём беседовали с мужиком они в течение двух часов – неспешный разговор хорош для успокоения нервов.

В 1908 году Распутин посещал Николая II и Александру Фёдоровну минимум три раза, это зафиксировал сам император в личном дневнике. Да, настало время, когда Григория Ефимовича уже стали принимать в царской семье, причём неважно, где в итоге проходили их аудиенции. Уже многократно посчитано, что большая часть встреч Распутина с царицей проходили вне стен императорских резиденций. Бывал он в них нечасто, но с царицей они встречались регулярно. И чем дальше, тем чаще проходили эти встречи.

Дом А. Вырубовой в Царском Селе

Естественно, что активность крестьянского проповедника при Дворе не осталась без внимания как в самом высшем свете, так и в русском обществе. Кроме того, за Распутиным устанавливают полицейское наблюдение – все, кто контактировал с государем и его близкими, подпадали под пристальное наблюдение специальных служб.

Результатом этих наблюдений стал доклад о Распутине председателя Совета министров П.А. Столыпина, поданный на высочайшее имя. Одновременно с этим полиция получила распоряжение выслать «старца» на малую родину. В какой-то момент, казалось, что звезда сибирского проповедника погасла. Распутин стал готовиться к отъезду, одновременно с этим его друзья начали борьбу против незаслуженного притеснения «святого».

Пётр Аркадьевич не раз сталкивался с последствиями странных отношений царя, царицы и «Нашего Друга».

Однажды, председатель Совета министров ожидал в приёмной государя, и Николай II опаздывал – он в это время находился в покоях императрицы, где венценосная семья беседовала с Распутиным. Государственные дела могут и подождать, пока государь разговаривает с «Другом».

Что удивительно, но распутинские последовательницы оказались позубастее председателя Совета министров Российской империи. Главную роль в нивелировании распоряжения Столыпина сыграла великая княгиня Милица Николаевна, повлиявшая, очевидно, на своего супруга великого князя Петра Николаевича, а тот, в свою очередь, тихо попросил государя о спасении «божьего человека». Человека, конечно, спасли. Будем объективны. После 1910 года великая княгиня Милица Николаевна и её сестра, великая княгиня Стана Николаевна, перейдут в оппозицию к Распутину и будут, в силу своих возможностей, бороться с ним. Но, взрастив однажды монстра, не смогут его остановить. Черногорки вольно или невольно внесли посильный вклад в дело разложения царской власти, но, как это часто бывает, избежали маломальской ответственности за свои действия. Та же Милица после 1919 года доживала свой век в Европе[114].

Конечно, не черногорки и не Распутин виновны в гибели монархии. Но нужно помнить и то, что история знает примеры, когда в результате череды мелких ошибок и предательства рушились могучие державы, не выдерживая накопившегося груза проблем. Так Милица Николаевна и Распутин сыграли свою роль маленьких хворостинок из огромной охапки дров для костра, в огне которого в 1917 году сгорела 300-летняя русская государственность. Во второй и, к сожалению, не последний раз.

Иеромонах Илиодор

«Старец» решил, что опасность миновала, но беда, как это часто бывает, пришла откуда не ждали. История развивалась постепенно, словно был написан кем-то невидимым и могущественным определённый сценарий.

В июне 1909 года епископ Феофан (Быстров) отправился в Сибирь и посетил село Покровское. Зимой того же года Распутин поехал в Саратов к Гермогену и они вместе направились в Царицын к Илиодору.

Крестьянка Ксения Васильевна Гончаренкова показывала на следствии в 1917 году: «Григория Распутина-Нового я увидела в первый раз во время приезда его с владыкой Гермогеном из Саратова к нам в Царицын… Владыка пробыл в Царицыне несколько дней и уехал обратно в Саратов. Распутин пробыл после этого ещё несколько дней и затем вместе с Илиодором уехал в село Покровское Тюменского уезда. Вернулись они назад в Царицын вместе 21 декабря. Распутин прогостил у Илиодора, всё время жил у Илиодора, до 1 января, и уехал. За всё время пребывания своего

Распутин пользовался общим почётом, так как Илиодор, имевший огромный круг почитателей, постоянно посещал дома в Царицыне, всем рекомендовал Распутина как благочестивого человека».[115]

Ничто пока не предвещало беды. Замечу только, что Илиодор, будучи в гостях в Покровском, прихватил с собой пачку писем императрицы, адресованных Распутину. Какие мотивы двигали тогда монахом – сказать трудно, но в нужное время эти письма всплывут в столице.

Вернувшись обратно в Санкт-Петербург, епископ Феофан позвал к себе Григория Ефимовича, и между друзьями состоялся неприятный разговор, в котором Феофан выступил в роли обличителя, а Распутин громко каялся в своих грехах. Свидетелем беседы стал иеромонах Вениамин.

В начале 1910 года своё уже отрицательное мнение о «старце» епископ Феофан излагает члену Синода саратовскому епископу Гермогену (Долганеву). Летом 1911 года монах Илиодор, близкий к епископу, окончательно разругался с Распутиным.

Бунт против Распутина назрел и в самом императорском дворце. Участие его в делах царской семьи возмутило прислугу. Это недовольство императрица Александра Фёдоровна погасила быстро и просто – возмутителям спокойствия предложили уйти с работы.

В один из дней няня цесаревича Вишнякова принесла во дворец газету «Петербургский листок» со статьей о «приключениях» Григория Ефимовича и показала её императрице. Александра Фёдоровна, не читая, отшвырнула газету, а няню предупредила, что ещё одна такая газета – и они расстанутся навсегда.

Отрицательное отношения Столыпина к «старцу» и его попытка избавить столицу от него имели последствия. Для императрицы Александры Фёдоровны он стал врагом. Дни Петра Аркадьевича на высоком посту были сочтены. Столыпин «вовремя» умер – 1 сентября 1911 года его смертельно ранил в Киеве агент охранки Багров.

Известная в Петербурге хозяйка великосветского салона Александра Викторовна Богданович отмечала в своём дневнике: «Мельком слышала рассказ, что Распутин был у царицы в Киеве, был ею вызван из Петербурга. Боже! Это что-то умопомрачительное! Это поистине кошмарно, что творится вокруг бедного царя. Царь едет в Чернигов, в это время царица принимает Распутина и, того гляди, вызывала этого мужика для совета, как заместить Столыпина, убитого ни кем иным, как охраной. Разве это тоже не кошмар?! Прямо страшно! Вырубова – это большая сила! Становится и гадко, и грустно, и противно, что у нас творится много, много ужасного, утеривается престиж русской семьи, которая должна бы служить образцом добродетели для всех нас. Никогда у нас родство и кумовство не играли такой роли, как теперь».[116]

Интересно, что В.Н. Коковцов в своих воспоминаниях[117]приводит рассказ издателя Сазонова, на квартире которого одно время жил и столовался Григорий Ефимович, о поездке Распутина в Нижний Новгород на смотрины кандидата в новые министры внутренних дел России. Дело происходило весной 1911 года, то есть ещё до убийства Столыпина.

А.Н. Хвостов

Претендентом на его место камарилья определила нижегородского губернатора Алексея Николаевича Хвостова и отправила «старца» посмотреть, годится ли он в министры. Гостей из Санкт-Петербурга принимали с размахом, и на одном из званых обедов Распутин спросил у Хвостова: «Хош быть министером?». Хвостов ответил утвердительно. Гости ему объяснили, что его назначат, но председателем Совета министров должен стать Витте, и Хвостову придётся просить об этом государя (Витте находился в отставке). Нижегородский губернатор отказался, сославшись на плохие отношения с Сергеем Юльевичем. Председателем правительства тогда служил Владимир Николаевич Коковцов, которого камарилья также планировала заменить.

Вернувшись в Санкт-Петербург, Григорий Ефимович докладывал, что хорош Хвостов, но пока молод. Через шесть месяцев царь утвердил министром внутренних дел империи повзрослевшего к этому времени А.Н. Хвостова.

Может быть, о чудачествах Григория Ефимовича и его высоком положении при императорском дворе общественность и не узнала бы, но в несвободной России того времени, к счастью, существовала полусвободная пресса. Газеты «Речь» и «Русское Слово» задавали тон. Здесь всё чаще стали появляться небольшие заметки о путешествиях великосветских дам в село Покровское – столицу сибирского «старца» отца Григория. Иногда пресса сообщала о странном назначении чиновника, единственным достоинством которого являлось знакомство с Распутиным.

Нужно понимать, что мнение русского общества немного значило для императорской семьи. Публикации лишь раздражали. Вечная беда России.

Участие Распутина в делах царской семьи, растиражированное газетами, а ещё больше слухами, циркулировавшими в Санкт-Петербурге, не прошло мимо Государственной думы, и, особенно, её левой части и конституционных демократов. По империи начали циркулировать копии личных писем Александры Фёдоровны и великих княжон к Распутину. В Государственной думе их активно распространял Гучков.

Власти, как могли, пытались ограничить появление антираспутинских статей, да и вообще любых сообщений с упоминанием о «старце», но безуспешно. Император даже сказал с обидой министру внутренних дел А.А. Макарову: «Я просто не понимаю, неужели нет никакой возможности исполнить мою волю». Только в 1914 году властям удалось ввести официальный запрет на любое упоминание в печати имени Распутина. Полусвободная пресса стала просто несвободной.

Видя, что ситуация со «старцем» выходит из-под контроля, епископ Гермоген и его протеже Илиодор решили положить конец влиянию Покровского мужика на трон, правительство и церковь.

Г.Е. Распутин, епископ Гермоген и иеромонах Илиодор

В середине декабря 1911 года Гермоген пригласил Григория Ефимовича к себе на беседу в Ярославское подворье, располагавшемся на Васильевском острове. Когда старец вошёл в комнату, там, кроме самого саратовского епископа, уже находились Илиодор и Митя Козельский.

Гермоген и Илиодор сходу принялись обвинять и осуждать Распутина, «упрекать его в развратной жизни, в его посещениях Царского Села и резко осуждали его за его поведение, говоря, что он губит государя и его семью, что газетные статьи топчут в грязь то имя, которое должно быть священно для всех, и требовали от него клятвы, что он немедленно уедет к себе в деревню, в село Покровское, Тобольской губернии, и больше оттуда не вернётся»[118].

Распутин, как и следовало ожидать, вступил с ними в перебранку, понимая, от чего его пытаются отлучить конкуренты. В какой-то момент стороны от слов перешли к рукоприкладству. Более горячий и энергичный Илиодор схватил Распутина за горло и начал его душить. На помощь старцу неожиданно пришел Митя, оттащивший брыкавшегося Илиодора. Освобождённый таким образом Распутин с воем выбежал на улицу. Здесь он истошно закричал, что его пытались лишить мужского достоинства в епископских покоях.

Информация о насилии над «Нашим Другом» быстро дошла до Царского Села. Гермоген со своей стороны выслал государю телеграмму с объяснением случившегося, но опоздал: версия, изложенная Распутиным, стала единственно верной для Двора.

Конфликт Распутина с Гермогеном ярко показал, кто в России является хозяином. Царь категорически отказался принимать Гермогена, а обер-прокурору В.К. Саблеру приказал удалить епископа из Синода. Решение, по которому Гермогену предписали удалиться в Жировецкий монастырь, вступило в силу 17 января 1912 года, но заслуженный иерарх церкви не поверил в эту фантасмагорию. И, правда, любому здравомыслящему человеку вряд ли в голову пришла бы мысль, что высочайшие решения могут быть основаны на мнении малограмотного сибирского мужика, любившего женщин, пляски и кутежи.

Второго активного участника «оскопления» Распутина, иеромонаха Илиодора, покровители «старца» решили поместить во Флорищеву пустынь в Нижегородской губернии, причём не в меру активному монаху строго указали на запрет посещения Петербурга, Царицына и других городов империи.

Но возникли некоторые проблемы. Гермоген отказался покидать Санкт-Петербург и стал телеграммами упрашивать Николая II о переносе поездки – епископ ссылался на плохое здоровье. Вполне возможно, что царь и позволил бы уважаемому церковному иерарху остаться, но его судьбу решали Александра Фёдоровна и распутинский кружок. От Николая слезами и мольбами потребовали быть жёстким, и 22 января 1912 года министр внутренних дел получил распоряжение относительно опального епископа: если понадобится, применить силу для его выдворения из столицы.

Николай Алексеевич Маклаков писал в воспоминаниях: «Макарову сообщили по телефону с Варшавского вокзала, что Гермоген приехал с юродивым Митей Козельским. Увидевши на вокзале жандармского генерала Соловьева, он хотел было вернуться домой, но тут вмешался Митя Козельский, стал дёргать Епископа за рукав, громко повторяя много раз фразу: „Царя нужно слушаться, воле Его повиноваться“. Епископа усадили в вагон, и поезд спокойно отошёл, с опозданием всего на 5 минут. При отходе поезда почти никого не было, какая-то женщина начала было причитать. Другая бросилась перед вагоном на колени, но ожидавшаяся демонстрация так и не состоялась».

Иеромонах Илиодор сумел увильнуть от полицейского надзора и некоторое время скрывался у графини Игнатьевой и доктора П.А. Бадмаева, а затем решил бежать в свою вотчину – Царицын. Но иеромонаха, пробиравшегося в сторону Москвы, обнаружили в лесах под Тосно и задержали. Душителя «старца» силой посадили в поезд, приставив к купе караул из вооружённых полицейских, и из рук в руки передали настоятелю обители.

История с Гермогеном имела эффект разорвавшейся бомбы. Она показала не только могущество группы вокруг Г.Е. Распутина, но и реальность влияния «старца» на церковные и, в конечном итоге, государственные дела. То, что это влияние пагубное, станет понятно многим довольно скоро.

Активно ситуация с Распутиным и его воздействие на внутреннюю политику империи обсуждались в Государственной думе, особенно после выступления Александра Ивановича Гучкова, закончившегося словами: «…никакая революционная и антицерковная пропаганда в течение ряда лет не могла бы сделать того, что достигается событиями последних дней»[119]. С этого момента господин Гучков пополнил небольшой список личных врагов императрицы.

Ко всему прочему Дума затребовала старое секретное дело Тобольской консистории о хлыстовстве Распутина-Нового, о чём сразу стало известно Александре Фёдоровне. Но царь сам предложил Гучкову посмотреть документы Тобольской духовной консистории. Скорее всего, царь предполагал, что секретное дело обелит Григория Ефимовича в глазах патриотически настроенных депутатов.

Один Бог ведает, что творилось тогда в покоях императрицы, но управляли ситуацией именно оттуда. Дело в Тобольске, как нам уже известно, спешно закрыли, лишь бы не дать лишнего повода думским (да и другим) противникам «Нашего Друга».

Председатель думы М.В. Родзянко со своей стороны предпринимал попытки повидаться с царём и обсудить создавшееся положение, но Николай под давлением супруги несколько раз отказывал в аудиенции, в общем-то, верному монархисту. Глупость правила бал в русской политике.

События 1912 года показали степень влияния «старца» на царя и царицу, а проницательная и сведущая Богданович сделала в дневнике такую запись: «Весь Петербург так взбудоражен тем, что творил в Царском Селе этот Распутин. Думский запрос о Распутине является как бы успокоением: из него видно, что изыскивают все средства обезвредить этого мерзавца. У царицы – увы! – этот человек может всё. Такие рассказывают ужасы про царицу и Распутина, что совестно писать. Эта женщина не любит ни царя, ни Россию, ни семью, и всех губит»[120].

Глава 16 Вновь Палестина

Говоря о событиях жизни Григория Ефимовича, относящихся к 1910–1912 годам, я намеренно опустил рассказ о паломничестве «старца» в Иерусалим, предпринятое весной 1911 года. Никакого отношения к внутриполитическим событиям эта поездка не имела, но рассказать о ней всё же стоит. На родину Христа отправился уже другой Распутин.

«Старец», кстати, в 1915 году издал небольшое сочинение по итогам этой поездки. Целью поездки Распутина, продолжавшейся всю весну 1911 года, был, конечно, Иерусалим, но маршрут пролегал через Киевскую и Почаевскую лавры, а также Турцию и Грецию.

До Киева Распутин добрался на поезде, а по приезду отправился в Киево-Печерскую лавру. Кроме службы, «старец» побывал в пещерах.

«И увидел Иова в пещерах Печерских, где его конурочка тесная, претесная и несёт ароматом благоухания», – отметил Григорий Ефимович.

Из Киева Распутин направился в Почаевскую лавру, а затем отправился в Одессу, где сел на пароход, заполненный паломниками, направлявшимися в Святую землю.

Паломники у поезда. Фото начала XX в.

Первую остановку пароход сделал в Константинополе. Здесь у православных на первом месте поклонения Святая София, перестроенная под мечеть. «О, горе! как Господь гневается за нашу гордость, что передал Святыню нечестивым Туркам и допустил свой Лик на посмешище и поругание – в нём курят. Господи, услыши и возврати, пусть храм будет ковчегом!», – по поводу храма заметил «старец». Святая София, – символ «золотого века» Византии. Падение Византийской империи отразилось и на соборе. Турки построили рядом с храмом четыре минарета, мозаику и мрамор выломали, все изображения заштукатурили, вместо креста установили на куполе полумесяц.

Побывал Григорий Ефимович в самой известной обители Византийской империи – Студийском монастыре святого Иоанна Предтечи, основанного в Константинополе примерно в 462 году ромейским патрикием Флавием Студием. Самым знаменитым его настоятелем считается преподобный Феодор Студит, руководивший обителью в 759–826 годах. При нём в монастыре проживало до тысячи монахов.

Пароход с паломниками. Фото начала XX в.

«Келья Феодора Студита исповедная до сих пор сохранилась, тёмная и призывающая к покаянию – действительно подвижник Божий», – отметил Распутин. Монастырь находился в разрушенном состоянии после землетрясения 1894 года и не действовал[121].

«Старец» обошёл множество разрушенных христианских святынь, побывал даже у знаменитой «колонны из Рима». День в Константинополе прошёл весьма и весьма насыщенно.

Далее православных путешественников ждала Греция, и первая остановка – городок Мителена на острове Лесбос. Нужно помнить, что в 1911 году остров принадлежал Османской империи и был отвоёван греками вновь в 1912 году. Так что Распутин и остальные паломники ездили в турецкий городок Мителена.

Духовная миссия в Иерусалиме. Кухня. 1900-е гг.

В Смирне, вернее в Измире, Распутин поклонился мощам Георгия Победоносца и Косьмы Бессребреника, побывал у горы, где были «…замучены ученики Иоанна Богослова и много других с ними». В Эфесе путешественники поминали Иоанна Златоуста. Из других греческих островов, кроме Лесбоса, посетили они Патмос, Хиос, Родос и Кипр – везде нашлись места, напоминавшие о христианских праведниках и мучениках, пострадавших за веру.

Далее паломников ждал Ливан, где они поклонились могиле Ионы и побывали в Бейруте и православном монастыре в Яффе. «Вот Яффская долина необъятной красоты захватила рай… Нет на свете мудрее этого места. Как говорится в церкви про изобилие плодов земных, то вот здесь оно и есть. Даже невероятно, что можно и на земле встретить необъятный рай красоты… Окончил путешествие, прибыл в Святой град Иерусалим переднею дорогою».

Духовная миссия в Иерусалиме. Помещения для паломников. 1900-е гг.

По приезду паломники отслужили молебен, а потом уж по святым местам: Храм Гроба Господня, Голгофа, могилы святых…

Русских паломников на Святой земле окормляла Иерусалимская духовная миссия – главное духовное учреждение за пределами Империи. Миссия учреждена в 1847 году с первоначальным бюджетом 7 тысяч рублей, и финансировалась Государственным казначейством и Священным Синодом. Интересны были задачи, которые Синод поставил перед миссией:

1. Ободрять и облагораживать единоверное духовенство, укрепляя в нём чувства уважения, доверия и любви к российской церкви;

2. Способствовать повсюду, где представляется возможным, миру и доброму согласию с иноземными исповеданиями и народами, убеждая их на деле в том, что российская церковь, заботясь о непреложном сохранении своей первобытной чистоты и целости, не перестаёт питать ко всему христианскому миру те возвышенные чувства любви, участия и веротерпимости, которыми издревле красуется история России».[122]

В Палестине миссии подчинялись восемь церквей и несколько молитвенных домов. Для размещения верующих миссия открыла одиннадцать странноприимных домов, в которых паломники получали кров и бесплатное питание. Кроме Иерусалима, дома располагались в Яффе, Горнем граде, Вифании, Иерихоне, у Мамврийского дуба, Хайфе и некоторых других местах. Миссия также открыла в Иерусалиме детский приют и богадельню для бедных русских женщин. Бедные паломники из России могли получить денежные средства на обратный проезд на родину. Штат миссии состоял из начальника, шестерых иеромонахов, двух протодьяконов, одиннадцати послушников, регента, певчих и драгомана[123].

Ежегодно в Иерусалим приезжало до 8 тысяч паломников из Российской империи, останавливающихся в миссии. С началом Первой мировой войны Иерусалимскую духовную миссию закрыли, все служащие выехали в Египет, а охрану зданий и имущества поручили итальянскому консулу.

Глава 17 Властитель сердец

Вспоминая паломничество Распутина в Палестину, мы забыли о кружке, сформировавшемся вокруг «старца» в Санкт-Петербурге, без которого Григорий Ефимович вряд ли стал бы придворным провидцем. Именно окружение, состоявшее из великосветских дам, толкало сибирского мужика наверх, а первую скрипку в этом небольшом оркестрике играла фрейлина императрицы Анна Александровна Танеева, известная всем по фамилии мужа – Вырубова. Её отец, А.С. Танеев, служил управляющим Собственной канцелярии императора Николая II.

Я только сейчас обратил внимание читателя на этот персонаж распутинской истории, хотя имя Анны Вырубовой уже встречалось на страницах книги. Для нашего исследования хронологическая точность изложения не так важна. Важнее внимание к отдельным деталям и лицам, связанным с историей восхождения Г.Е. Распутина. Можно сказать, что во многом благодаря Вырубовой, подруге императрицы, «старец» смог так долго дурачить Николая II.

О фрейлине написано множество книг, сама Анна Александровна оставила воспоминания о своей жизни, которые она написала в эмиграции в Финляндии. Пожалуй, наиболее точную характеристику фрейлине дала поэтесса Зинаида Гиппиус, назвав свой рассказ о ней сказкой, но самой страшной сказкой, длинной и недосказанной.

А. А. Вырубова

Гиппиус пишет: «Верная слуга царицы. Верная „другиня“ Распутина. Верная – это прежде всего. Сидит в кресле немножко тяжело (она вся тяжеловата и хромает сильно после неудачного сращения переломов), но держится прямо и всё рассказывает, рассказывает, с детскими жестами пухлых ручек. У неё и говорок детский – или бабий – скорый, с захлебыванием, с чуть заметным пришепетыванием. „Каша во рту“, – обмолвилась однажды рассерженная царица».[124]

В этом коротком фрагменте воспоминаний вся Анна Вырубова, фрейлина императрицы огромной империи, друг «старца».

Императрица Александра Фёдоровна и фрейлина А. Вырубова

Первое время знакомство с Распутиным не афишировалось Анной Александровной. Генеральша Богданович в своём дневнике за ноябрь 1908 года отметила новость, вернее, слухи об общении Вырубовой с каким-то мужиком-монахом. Информация поступила от горничной Анны Александровны, показавшей фотографию Вырубовой с Распутиным, которую та держит в Евангелии и не показывает никому.

Но ситуация изменилась, а тайное (насколько это возможно) знакомство стало открытым, даже публичным. Когда ты чувствуешь свою власть, скрываться не имеет смысла.

Обстоятельства знакомства с Григорием Ефимовичем изложены самой Вырубовой в воспоминаниях: «За месяц до моей свадьбы Её Величество просила Великую княгиню Милицу Николаевну познакомить меня с Распутиным. Приняла она меня в своём дворце на Английской набережной, была ласкова и час или два говорила со мной на религиозные темы. Помню, что я очень волновалась, когда доложили о приходе Распутина. „Не удивляйтесь, – сказала она, – я с ним всегда христосуюсь“. Вошёл Григорий Ефимович, худой, с бледным, измождённым лицом, в чёрной сибирке; глаза его, необыкновенно проницательные, сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского. <…> Через месяц я написала Великой княгине, прося ее спросить Распутина о моей свадьбе. Она ответила мне, что Распутин сказал, что я выйду замуж, но счастья в моей жизни не будет. Особенного внимания на это письмо я не обратила».

Анна Танеева вышла замуж за морского офицера Александра Васильевича Вырубова в конце апреля 1907 года, но брак этот не стал ни долгим, ни удачным. Но оставим личную жизнь фрейлины и обратимся к политической деятельности Анны Александровны, которой удавалось вмешиваться в государственное управление империи.

Но обращаясь к этой сложной теме, нужно вспомнить ещё одну важную фигуру на большой шахматной доске русской истории – королеву, в нашем случае – императрицу.

На горизонте распутинского кружка гордо возвышалась фигура государыни-императрицы Александры Фёдоровны, формально не входившей в круг почитательниц «старца», но образовавшей свой собственный круг – она, царь, семья и Распутин. По своему положению императрица и не могла снизойти до фрейлин и приближённых, но возвысить Григория Ефимовича до своего уровня было в её власти. Это и произошло. Сформировалось удивительное переплетение двух распутинских окружений: высшего царского и ближайшего великосветского, а связующим звеном между ними выступала всё та же Анна Вырубова.

Первые годы знакомства Распутина с Александрой Фёдоровной говорят о некой дистанции между «старцем» и императрицей, но последние два года вера в «святого Григория» была уже безоговорочной. Он уже не просто «Наш Друг». Распутин становится спасителем семьи, наставником и святым старцем, представителем народа, безмерно любящего своего императора.

Гиппиус пишет, что «маленький Анин домик» к 1916 году превратился в один из центров принятия важных государственных решений. «Этот „маленький домик“ вблизи Царскосельского Дворца должен быть отмечен историей. Там писался четвертый акт русской трагедии. Там заседало последнее самодержавное правительство», – точно подмечает поэтесса.[125]

У Вырубовой на встречах Александры Фёдоровны и Распутина во многом определялась внутренняя политика империи, пока Николай II воевал в Европе неизвестно за что.

Сам «старец» был не прочь поиграть в политика. Журналист и агент И.Ф. Манасевич-Мануилов вспоминал, как Распутин рассуждал однажды о назначении Н.А. Добровольского министром юстиции: «Кого назначить. Юстицу особенно трудно. Арошка [Симанович. – Прим. А. Г.] говорит про Добровольского. Говорит, что свой. Пойдёт, куда хочешь. Сделат, что хошь. Я его видел. Был у него на Каменноостровском. Шустрый, в глаза не смотрит. Арошка рекомендует. Арошка и отвечает. Через два дня будет гумага»[126].

Наиболее сильно Распутин влиял на дела Священного Синода, но и в делах русского правительства он успел поучаствовать, назначив, например, председателем Совета министров Б.В. Штюрмера или министром юстиции Н.А. Добровольского. Правильнее, конечно, сказать: «посоветовав назначить», но суть от этого не меняется. Решения по некоторым ключевым делам империи принимал триумвират из Александры Фёдоровны, Анны Вырубовой и Распутина.

«Старец» прекрасно понимал, что в отсутствии императора можно было желать всё, что заблагорассудится. Но во время приездов Николая с фронта в Царское Село нужен был постоянный контакт уже с самим царём. Петербургский историк В.С. Дякин подсчитал, что каждый приезд в Петербург и отъезд на фронт Николая II весной 1915 года обязательно совпадал с личной встречей императора с Распутиным[127].

В дальнейшем эти встречи стали нерегулярными. Николай уступил общественному мнению, но контакт с Александрой Фёдоровной был постоянным, и если Распутин не виделся с императрицей, то приезжала Вырубова. Они принимали решение, которое далее переправлялось царю в Ставку. Александра Фёдоровна ежедневно писала мужу, и между строчек о погоде, здоровье наследника и великих княжон, объяснений в любви, императрица напоминала государю о делах: «Ты… позволяешь ему [А.Ф. Трепову. – Прим. А. Г.] руководить тобой, – а почему не нашему Другу, который руководит при помощи Бога?.. Слушайся меня, т. е. нашего Друга, и верь нам во всём»[128].

Так погибала Российская империя.

Глава 18 Покушение. Война

Наступивший 1914 год стал роковым не только в судьбе Григория Ефимовича, но и Российской империи: Распутин пережил покушение, а страна ввязалась в войну, погубившую её окончательно.

1913 год прошёл под знаком усиливающегося влияния «старца». Один за другим его недоброжелателей власти изгоняли с насиженных мест, а публикации в газетах запрещались и изымались. «Старец» ощутил силу власти, зажатую в мужицком кулаке плясуна-проповедника.

Весной настала пора посетить родное село, и в 20-х числах марта Распутин отправился в Покровское. В Тюмень «старец» прибыл утром 27 числа, и остановился он в доме у своих давних знакомых Стряпчих на улице Никольской. Бывший сибирский босяк был теперь одет как столичный купец: дорогое пальто на лисьем меху, шапка из бобра, на ногах дорогие английские зимние сапоги. Днём его видели в разных тюменских магазинах.

Заметим, что одежда «старца» существенным образом изменилась. Нищий христианский паломник из Сибири довольно быстро превратился в провинциального купца: дорогие шелковые рубаки ярких цветов, брюки из вельвета или английской шерсти, мягкие кожаные сапоги. Он и вел то себя, как лубочный торговец на ярмарке. Вот, что писал корреспондент «Биржевых Ведомостей», столкнувшийся с Распутиным на вокзале Вологды: «По-мужицки рисуясь, запустив руки в карманы плохо пристегнутых штанов, нарочитой развалочкой с ноги на ногу прогуливался взад и вперед»[129].

Переночевав, Григорий Ефимович взял лошадей и отправился в Покровское. Отпуск в Покровском прошёл без происшествий, и 8 мая утренним поездом «старец» выехал из Тюмени в столицу.

После возвращения в Санкт-Петербург Распутин снял новую квартиру в доме № 64 по Гороховой улице, недалеко от Семёновского плаца и Царскосельского вокзала[130]. Как оказалось, она станет последним пристанищем «старца». Отсюда он выйдет навстречу своей гибели в декабре 1916 года.

Вторая поездка в Сибирь состоялась в июне. 22 числа Григорий Ефимович в сопровождении дочерей выехал из столицы Российской империи, а спустя шесть дней Распутины прибыли в Покровское. Утром 29 июня 1914 года Распутин направился в Покровскую церковь на службу и вернулся домой к обеду. Днём «старец» вновь выходит на улицу, и около дома получает от неизвестной удар длинным ножом в живот. Распутин резко согнулся от боли, но немного выпрямился и отбежал от нападавшей, бросившейся за ним. «Старец» схватил лежавшую на земле оглоблю и успел ударить женщину по голове – та рухнула в беспамятстве на землю. Сел на землю и сам Распутин.

К этому времени к ним сбежались жители села, причём некоторые начали кричать: «Убьём её», обращая свой гнев в сторону нападавшей, уже очнувшейся. Её связали и избили.

Григорий Распутин в Покровском. Фото начала XX в.

Сохранилось описание ножа, составленное следователем: «Осматриваемый кинжал с ножнами – кавказского образца, со стальным, остроотточенным с обеих сторон лезвием, посредине с обеих сторон имеется по ложбине, длина лезвия 8 вершка[131], ширина у ручки 1 вершок[132], белая костяная ручка кинжала потрескалась, на ней имеются выцарапанными буквы „К.С.И.“, ручка прикреплена к кинжалу 3 заклепками, длина ручки 2 вершка[133], ширина: у лезвия – 4 сантиметра, в средине – 2 сантиметра и в верху 4 сантиметра; толщина ручки 2 сантиметра; с каждой стороны у нее имеются по небольшой выемке для более удобного захвата ручки рукой. Кинжал вставляется в деревянные обтянутые кожей, сверху окрашенные желто-зеленой краской, ножны, на конце которых прикреплен из белой жести полукруглый наконечник…».

Покушавшаяся оказалась Хионией Кузминичной Гусевой, 33 лет, родом из Сызрани, последовательницей монаха Илиодора. Постоянно Гусева проживала в Царицыне.

На следствии Гусева показала, что с Распутиным познакомилась в 1910 году в Царицыне, где его с большими почестями принимал Илиодор (Труфанов). Спустя некоторое время Гусева поинтересовалась у Илиодора: «Батюшка, отчего не едет, как обещался, братец Григорий Распутин?». Монах ответил: «Развратник, клеветник и ложный пророк, ваш братец Григорий!», и показал женщине газету «Свет» со статьей «Илиодор и Гриша»[134]. После разговора с Илиодором Гусева и решила, подобно пророку Илие, заколоть Распутина кинжалом, который купила у черкеса за три рубля на базаре Царицына.

Царское Село узнало о покушении в тот же день. После истерики императрицы министру внутренних дел предписано было организовать круглосуточную охрану «Нашего Друга». В Покровское, да и вообще в сторону Тюмени потянулись близкие «старца». На следующий день в селе появился тобольский епископ Варнава.

Местные газеты писали по поводу случившегося: «Когда 29 июня Распутин шёл в волостное правление, желая сдать какую-то телеграмму, Гусева ранила его в живот кинжалом, задевшим брюшную полость и кишки. Вызваны из Тюмени было три врача, в том числе врач Владимирский, зашивший рану. Положение раненого пока вне опасности». [135]

Специальным (!) пароходом властями был отправлен в Покровское хирург из Тюмени Михаил Владимиров, из Петербурга срочно приехали сестры милосердия Ксениевской общины Красного Креста – кто же лучше мог ухаживать за «старцем»?!

Григорий Распутин в Тюменской больнице

На том пароходе, что привёз доктора, раненого отправили 3 июля в Тюмень, где в отдельной палате Тюменской городской больницы принялись лечить бесценного для государства «Нашего Друга».

Интересно, что многие, кто ухаживал в те дни за Распутиным, отмечали, что «старец» постоянно твердил одно и то же: «Выживу, выживу, выживу»[136].

Почти месяц (до 19 июля) провёл Григорий Ефимович в Тюменской городской больнице, а после выписки вернулся в столицу, где пробыл до 5 ноября и снова выехал в Покровское. Обратно в Санкт-Петербург Распутин приехал 12 декабря 1914 года.

С этого времени кутежи и попойки проходят почти ежедневно. Распутин беспробудно пьёт, пока Россия воюет.

Действительно, пока Распутин лежал в больнице, государь император ввязался в гибельную военную авантюру, надеясь, что победоносная война решит все внутриполитические проблемы. Распутин одно время утверждал, что писал из больницы Николаю, прося не воевать, посылая в Царское Село телеграмму за телеграммой. Возможно, мужицким умом «старец» чувствовал, в какую бездну утянет страну милитаристский авантюризм правящей верхушки. Но это только часть правды.

Уже в Санкт-Петербурге, в разгар военных действий, Распутин обмолвился за обедом у графини Д. в Царском Селе: «Я в восторге от этой войны, она избавила нас от двух великих бедствий: от пьянства и от немецкой дружбы. Горе царю, если он остановит борьбу раньше, чем Германия будет раздавлена»[137]. Так что активное выступление Распутина против войны в Европе скорее миф, созданный уже после его смерти.

Нам нет нужды разбирать причины, побудившие европейские державы начать взаимоуничтожение, и вновь рассуждать о ложных поводах к вступлению России в мировую бойню.

Вспомнить Первую мировую войну стоит лишь в одном аспекте. Участие русской армии в военных действиях в Европе повлечёт за собой гибель империи, а с ней и крах династии Романовых, о благополучии которых думал в те дни «старец».

При общей бездарности правления в России начала XX столетия наиболее востребованными оказались два министерства: иностранных дел и военное[138]. Первое боролось с недоброжелателями Отечества устами своего красноречивого министра, второе гремело реляциями после очередных маневров победоносной русской армии. Царь, как и положено самодержцу, всецело отдался военному делу. А общество с упоением предалось разрушительной военной истерии в угаре ложного патриотизма. Как-то сам собой расцвёл в великороссах шовинизм, и с началом войны толпы патриотов пошли громить немецкие лавки, город святого Петра превратился в Петроград (на радость патриотам), а столичные булочники Майеры и Шмидты спешно становились русаками Ивановыми. Впрочем, скоро немецких подданных начнут высылать из России. Советские методы борьбы с нежелательными элементами были ещё неизвестны, так что обходились с российскими подданными пока гуманно: собирай вещи и возвращайся на свою историческую родину!

На фоне этого пил и плясал Григорий Ефимович Распутин.

Россия, как писал позднее писатель Колышко, «…поделилась на две или, вернее, на три: воинствующая, миролюбивая и равнодушная… думские элементы… потирали руки, а Россия мужицкая, провинциальная, захолустная по-прежнему, по-всегдашнему, тупо молчала. Во дворцах, министерствах, ресторанах, в бельэтажах и в скромных квартирах перед загадкой, купить или продать, перестали спать. Столица России превратилась в игорный вертеп… В золотой пыли биржевой вакханалии и во мгле Маркизовой лужи едва различался облик безвольного царя и загадочного «старца».[139]

Воровство и хищения казённых средств сделались всеобщим делом. Члены правительства, их друзья и друзья друзей наживали состояния на государственных заказах. Подряды на поставку армии отдавались только приближённым. Миллионы делались даже из обычной воды. Вспомним хотя бы историю с дворцовым комендантом генералом Владимиром Николаевичем Воейковым и его водой «Кувака», поставки которой стали, в один момент, государственным делом. Денежки потекли к генералу и его семье, но и этого оказалось мало. Всем железнодорожным станциям империи предписали продавать только «Куваку». Министр путей сообщения пользовался министерством как полноправный хозяин. Грандиозный скандал разгорелся в 1916 году, когда выяснилось, что железная дорога задерживала отправку составов с оружием на фронт, пропуская вперед вагоны с «Кувакой».

В России предреволюционных лет ходило шуточное стихотворение Владимира Петровича Мятлева о минеральной воде царского генерала.

Хотя коньяк и хвалит Фейков, Я никогда его не пью, И лишь воды твоей, Воейков, Источник чистый признаю. Хоть алкоголь толкает к мраку, Его бояре пили встарь, Теперь того, кто пьёт «Куваку», Ласкает двор и любит царь. Абрав-Дюрсо, конечно, вкусен, Игрой приятен он для глаз, Но тот, кто ловок и искусен, Тому милей «Куваки» газ! Как велика людей наивность: Один поверил от души — В твоей воды радиоактивность, А ты – в дворянские гроши! Тот будет свят, кто был беспутен, Отведав несколько глотков; Её запоем пил Распутин, И очень хвалит Маклаков. Но мир на лести съел собаку, Высокий пост – удел льстеца! Друзья, так будем пить «Куваку» И прославлять её творца![140]

Глава 19 «Старец» чудит и размышляет

С большого несчастья начинается 1915 год для распутинского кружка. 2 января Анна Вырубова попадает в железнодорожную катастрофу. В этой трагической ситуации ярко проявляются способности Распутина-психотерапевта. Хотя кто-то увидит в этих событиях и большее.

Катастрофа с поездом, выехавшим из Царского Села в Петроград, произошла на второй день нового года. Когда Вырубову вытащили из-под груды обломков, в которые превратился вагон, врач, бегло осмотрев её, объявил: «Она умирает, и её не стоит трогать». Фрейлина получила тяжёлую травму головы и многочисленные переломы. Её перенесли в будку сторожа при железной дороге и позвали священника. Императрица позвонила Распутину, попросив «старца» срочно приехать к умирающей подруге. Распутин немного запоздал, так как не мог найти машину, обзванивая всех подряд. В итоге автомобиль дал Витте.

А.Вырубова после крушения поезда. 1915 г.

Когда «старец» вошёл в сторожку, Вырубова лежала без сознания, вокруг суетились люди, рядом сидела заплаканная императрица и грустный император. Распутин быстро подошёл к Анне и начала говорить: «Аннушка, Аннушка… Открой глаза». Распутин повторил это несколько раз и… произошло чудо – Вырубова очнулась и медленно открыла глаза. Особенно сильное впечатление это произвело на Николая и Александру, уверовавших, что Распутин воскресил фрейлину. Сильно вспотевший и обессиленный, Распутин хриплым голосом произнёс: «Жить будет, но останется калекой». Однако это только одна из версий истории. Совершенно иначе события пересказывает поэтесса Зинаида Гиппиус: «…Распутин, когда Аня лежала при смерти и царица спросила, чего ожидать, с необыкновенной ловкостью ответил:

– Если она ещё нужна тебе и России – Господь сохранит её. Если же, напротив, она чем-нибудь может повредить – Бог возьмёт её к себе.

Аня выжила, – ну, значит, „на благо России“».[141]

А. Вырубова в своём доме в Царском Селе. 1915 г.

Свидетельницей приезда Распутина к искалеченной Вырубовой была и Валентина Чеботарёва, работавшая в Дворцовом лазарете. Из воспоминаний Чеботарёвой: «Послали за Григорием. Жутко мне стало, но осудить никого не могла. Женщина умирает; она верит в Григория, в его святость, в молитвы. Приехал перепуганный, трёпаная бородёнка трясётся, мышиные глазки так и бегают. Схватил Веру Игнатьевну [Гедройц, женщина-хирург. – Прим. А. Г.] за руку: „Будет жить, будет жить…" Как она сама мне потом говорила, „решила разыграть и я пророка, задумалась и изрекла: «Будет, я её спасу». Несмотря на трагизм минуты, государь не мог не улыбнуться, сказав: „Всякий по-своему лечит"»[142]. Вот и всё прорицание.

Ещё один любопытный случай из жизни «старца», похожий на историю с Вырубовой, оставила в своих воспоминаниях Елена Францевна Джанумова.

Дело было в том же 1915 году. В Киеве тяжело заболела племянница Алиса. Врачи сообщили родственникам, что больная может умереть. В один из дней Распутин пришёл в гости на квартиру Джанумовой, и та сообщила, что должна срочно выехать в Киев. «Зачем?» – спросил «старец», и Елене Францевне пришлось рассказать о болезни своей племянницы.

«Тут произошло что-то странное, – пишет Е.Ф. Джанумова в своём дневнике, – чего я никак объяснить не могу. <…> Он взял меня за руку. Лицо у него изменилось, стало как у мертвеца, жёлтое, восковое и неподвижное до ужаса. Глаза закатились совсем, видны были только одни белки. Он резко рванул меня за руки и сказал глухо: „Она не умрёт, она не умрёт, она не умрет“. Потом выпустил руки, лицо приняло прежнюю окраску».[143]

Вечером из Киева пришла телеграмма: «Алисе лучше температура упала». На следующий день Распутин вновь пришёл в гости, и Джанумова показала телеграмму, спросив: «Неужели ты помог этому?» Распутин серьёзно ответил: «Я же тебе сказал, что она будет здорова».

Та же Джанумова упомянула в воспоминаниях о разговоре Распутина с наследником русского престола. В один из дней в квартиру «старца» позвонили из императорской резиденции и попросили поговорить с цесаревичем, который никак не мог заснуть из-за болей в ухе. Распутин взял трубку: «Ты что, Алёшенька, полуночничаешь? Болит? Ничего не болит! Иди сейчас же, ложись

Ушко не болит! Не болит, говорю тебе! Слышишь? Не болит. Спи!».[144]

Минут через пятнадцать из Царского Села перезвонили вновь и сообщили, что ребенок уснул, ухо перестало болеть.

Жизнь в столице текла своим чередом, и в образе жизни «старца» мало что менялось: кутежи и попойки следуют одни за другими, и в квартире на Гороховой, и в домах распутинского окружения, и в многочисленных ресторанах столицы; их сменяют приёмы просителей и поездки в Царское Село.

Гороховая улица, д. 64.

Как проходили застолья в квартире Григория Ефимовича, можно судить по дневникам его соседа по дому, чиновника Святейшего Синода Павла Александровича Благовещенского.

«15 июня… Пишу у себя в кабинете, а за стеной происходит какая-то вакханалия, по-видимому, идет кутёж перед „его“ отъездом на родину. Гостей очень много перебывало за день, вечером ещё прибавилось. Собралось очень большое, весёлое общество, некие пляска, смех. К 12 часам ночи пришли музыканты – струнный оркестр, человек 10–12, видно, из какого-нибудь увеселительного сада, вроде „Виллы-Родэ“, „Буффа“. Играли и пели всевозможные опереточные мотивы, сопровождавшиеся в конце бурной пляской. Неоднократно были пропеты грузинские песни, и баритоном. Затем была три раза повторена после очень шумных оваций „Песнь о вещем Олеге“ в переложении веселого интимного театра, с выкриками „здравия желаем… ство“ и дальнейшими нововведениями к этой песне. Кутеж продолжался до поздней ночи. В конце уже слышались только отдельные пьяные голоса, пляска отдельного лица и гром аплодисментов после этой пляски. По-видимому, „сам“ разошелся вовсю и пел и плясал соло. В этот день кухонное окно было открыто, и штора не была спущена[145]»[146].

«1 августа… Часов около десяти – в начале одиннадцатого пришло 6 музыкантов с инструментами, скрипками и виолончелью. Начались музыка, пляски казачки, затем рёв самого. Г. Е. не пел, а кричал что-то вроде песни, но ни мелодии, ни слов разобрать было нельзя. Так поют пьяные мужики в деревне. После каждого танца следовали аплодисменты. В кухню входила А. Д. и тощая, покурить, был какой-то офицер-блондин со Стан. 3 ст. на груди. Опять выходила Анна Дмитриевна мыть руки, и опять Г. Е. похлопывал ее по очень жирному месту сзади, гогоча очень громко. Выбегал Г. Е. закусить хлебом и пил из стакана, найдя бутылку меж кухонными дверями. Музыка была до двух часов ночи, музыканты ушли шатаясь»[147].

«3 августа… к вечеру начали собираться гости, и всю ночь происходил кутёж. Был приглашён хор цыган, 40 человек. Пели и плясали с 9 вечера до 3 часов утра, к концу все были пьяны, в особенности „сам“. Вообще от 6 августа он пьянствует, приставал на дворе у себя к прислугам, лез с ними целоваться. 9 августа уехал, как говорят, к себе опять в деревню»[148].

Так же или примерно так же проходили посиделки и на других квартирах.

Другое дело рестораны. Многие подобные заведения Санкт-Петербурга 1915–1916 годов повидали Григория Ефимовича, но самым любимым и известным было увеселительное заведение на Черной речке, принадлежавшее господину Адольфу Родэ. Оно называлось загадочно и торжественно «виллой», хотя в реальности представляло собой ресторан загородного клуба (как сказали бы в наши дни). Но ресторан бойкий, весёлый, с цыганскими песнями, шампанским и безумными плясками до утра. Со своей собственной электростанцией и обширной верандой. Вилла Родэ открылась в 1908 году, но завсегдатаем здесь Распутин стал в 1915.

Москва. Ресторан «Яр»

К разряду самых скандальных относится и знаменитое происшествие в московском ресторане «Яр» 26 марта 1915 года.

Ресторан «Яр» для Москвы был примерно тем же, что «Вилла Родэ» для Санкт-Петербурга, те же безумные пиршества, цыгане, пляски до утра и безвкусная купеческая роскошь. Недаром новая пристройка, появившаяся у здания ресторана в 1910 году, получила название «Дворец Веселья». Как здесь веселился Распутин, известно по документам полиции.

В первопрестольную Григорий Ефимович отправился с благой целью – помолиться на могиле патриарха Гермогена. С утра и днём дела, а вечером «старца» ждала культурная программа в ресторане «Яр», начавшаяся около полуночи. Для Григория Ефимовича забронировали почётное место, а сопровождали нашего героя три молодые женщины и два господина. Стол ломился и от закусок, и от спиртных напитков, которые, по словам очевидцев, текли в тот вечер рекой.

Выпив значительное количество мадеры, Григорий Ефимович принялся под звуки балалаечного оркестра хвастаться своими любовными приключениями в столице, подробно рассказывая о своих отношениях с некоторыми женщинами. Плавно и незаметно рассказ Распутина перешёл на императрицу. Выставляя на показ свой жилет, Григорий Ефимович хвастался: «Жилет-то мне старушка вышила». Под «старушкой» подразумевалась государыня-императрица.

Далее последовала ссора Распутина с цыганами, чуть не переросшая в потасовку из-за приставаний Григория Ефимовича к женщинам. Опасаясь большого скандала, официант быстренько принёс счет, оплаченный тут же одной дамой из свиты Распутина, и гости покинули «Дворец Веселья», причём «…Распутин вышел последним, бранясь, рыгая и шатаясь».

Информация о высказываниях «старца» в отношении Александры Фёдоровны достигла императора, несмотря на то что сама императрица и её окружение делали всё, чтобы этого не произошло. Императрица, как и Вырубова, не поверила в эту историю, решив, что «Нашего Друга» напоили намеренно, приписав ему все художества. Только 1 июня товарищ министра внутренних дел В.Ф. Джунковский доложил Николаю о происшествии в ресторане «Яр», ожидая от императора какой-нибудь реакции. И что хозяин земли русской? Ничего! Ничего с Распутиным не произошло, так как в Царском Селе верили только ему.

С началом войны, и особенно в 1915 и 1916 годах, квартира Распутина превратилась в приёмную, куда каждый день приходило большое число просителей из всех слоёв общества с самыми разными проблемами. Кроме денег, «Старцу» несли подарки, цветы, сладости и спиртные напитки.

Интересную сценку из жизни приёмной Г.Е. Распутина приводит в своей книге А. Амальрик: «Около стены сидели два священника с большими золотыми крестами на груди. Они с удивлением смотрели на всё происходящее… „Ну и кутил же я, поп, – обратился Распутин к одному из них, – одна такая хорошенькая цыганка пела, ну и пела же… „Еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей“, – запел он. Один священник, опуская глаза, сказал нараспев: „Это, отец, серафимы, херувимы тебе пели, ангелы в небеси…“ Распутин ухмыльнулся, махнул рукой и пошёл в переднюю к просителям».[149]

«Старец» старался помогать обращавшимся к нему. Одному давал совет, второму на клочке бумаги царапал записочку в высокую инстанцию, третьему совал пачку денег, причём не считая. Одна просительница, расплакавшись перед «старцем», что после смерти мужа жить не на что, получила пачку ассигнаций и сосчитала их только на лестнице. Оказалось, что «старец» выдал вдове пятьсот рублей.

Записка Г. Распутина П. Бадмаеву

Записка Г. Распутина А.Н. Хвостову

Записками и письмами Распутин занимался и после официального приёма. Очевидец этого Пругавин писал позднее: «В корявых пальцах неловко торчало перо. Старательно выводя какие-то каракули, „старец“ всё время сопел».

В 1915 году вышла новая книга Распутина с соответствующим статусу «старца» заголовком: «Мои мысли и размышления». Сочинение, как положено, имело длинный подзаголовок: «Краткое описание путешествия по Святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам». Сами сочинения предваряло любопытное предисловие от издателя.

«Большинство из публики оставалось до сих пор в области догадок, предположений и легенд, передаваемых из уст в уста, относительно прославленного „старца“, которому, однако, всего 52 года и который отличается редкой гибкостью и выносливостью, чисто юношеским экстазом и задором. <…> Красота стиля Распутина заключается в выразительности и краткости, с которой схватывается не столько предмет или явление в их внешних формах, сколько сущность и их значение для нанято сердца. <.. > Ханжество и притворство не присущи натуре Г.Е. Распутина и не помышляющего в миру прославиться искусом „старчества“, понятие о котором тесно связано с традициями и преданиями Оптиной пустыни. Отсутствие ханжества и кладет своеобразный отпечаток и на „Мысли и размышления“. В них нет тени затхлой церковной елейности, не найдёте и шаблонного проповедничества: эти мысли умилительны, как глубокий простой вздох мирянина, вдруг радостно убедившегося в обоснованности веры своей и красоте пережитых им чувств».

Действительно, юношеский задор всегда выделял Григория Ефимовича от коллег по цеху: кудесник-плясун никогда не был товарищем унылым монахам, нудным проповедникам и скучным праведникам.

Прошло семь лет после издания «Жития опытного странника», и уже не просто паломник перед нами, но умудрённый богатым опытом «старец», изрекающий истины. Истины, правда, особо не изменились – народное русское православие, близкое по форме к европейскому протестантизму, так и осталось в основе религиозного мировоззрения Григория Ефимовича, а собственный опыт в столице лишь упрочил его мнение в правоте своей веры.

Всё так же по-детски умиляется Распутин окружающему миру, созданному Богом, как он считает. Отсутствие образования «старец» считает идеалом. «Философии» для него лишь пустая трата времени, они жизни и вере не научат.

Глава 20 Паломники

Из событий 1916 года более подробно стоит остановиться на произошедшем в Сибири в связи канонизацией Иоанна Тобольского и на паломничестве Вырубовой и других членов кружка на родину «старца».

Идею с канонизацией Иоанна Тобольского начал активно продвигать епископ Варнава (Накропин) ещё в 1915 году. Известно, что к этой истории, как и к назначению самого Варнавы на высокий пост, прямое отношение имел Григорий Ефимович. «Старец» называл тобольского епископа «сусликом».

Всё началось с назначения самого Варнавы на высокий пост Тобольского епископа. Слухи разнесли по стране историю о том, как Распутин способствовал проталкиванию Накропина на эту должность. Синод протестовал против назначения, но власть царя (и «старца») была выше. Известны и другие случаи участия Распутина в назначении церковных иерархов. Член Святейшего Синода и протопресвитер военного и морского духовенства Г.И. Шавельский писал: «Опредёленно утверждали, что под влиянием Распутина Томский архиепископ Макарий, семинарист по образованию, был назначен Московским Митрополитом; Псковский еп. Алексий Молчанов (опальный) – Экзархом Грузии (Экзаршеская кафедра в Грузии следовала после трёх митрополичьих, являясь, таким образом, четвёртой по важности архиерейской кафедрой в России.); опальный же (после бестолково проведённых им торжеств открытия мощей свят. Иоасафа Белгородского) архиепископ Питирим быстро поднялся из Владикавказа на Самарскую кафедру, а затем в экзархи Грузии и Петроградские митрополиты. Подобному же влиянию Распутина приписывали и разные высокие назначения по гражданскому ведомству».[150]

Архиепископ Варнава (Накропин)

Уже после Февральской революции 1917 года в «Церковном Вестнике»[151] протоиерей Тимофей Буткевич отмечал: «И церковью управлял, собственно, Распутин. Он назначал обер-прокуроров Св. Синода из лиц, лизавших его руки. Своих единомышленников он возводил на митрополичьи (м.м. Питирим и Макарий) и архиепископские кафедры. Огородник Варнава, не умевший написать грамотно двух слов, гнавший науку и просвещение, был возведён в сан архиепископа! Где и когда была доводима Православная Церковь до такого позора?!».[152]

То, что Варнава нигде не учился, было известно всем, в том числе и Николаю II. До конца жизни епископ писал с большим трудом, каждое слово он выводил с заглавной буквы и после каждого слова ставил точку. Других знаков препинания епископ Варнава не знал. По свидетельству Шавельского, служба на должности руководителя Тобольской епархии запомнилась всем двумя особенностями. Во-первых, неуч Варнава ненавидел образованных священников и изгонял их отовсюду. Во-вторых, епископ любил длинные и невежественные с точки зрения христианства проповеди в кафедральном соборе. Когда в Тобольск приехала балерина Анна Павлова, Варнава разослал по епархии послание, где назвал балет в исполнении знаменитой балерины «дьявольской пляской». Постоянно проклинал епископ кинематограф, называя его «гнусным вместилищем дьявольских дел, развращающим людей». Варнава призывал все места, где показывают кино, передать для нужд армии под казармы.

Печально обстояли дела в русской церкви, и история этого позора ещё ждет своего исследователя. Ну а мы вернемся к Иоанну Тобольскому.

В провинции наличие местного святого особенно выгодно церковным властям: доходы от паломников многократно увеличивали церковную кассу, скудеющую по причине уменьшения поступлений от крестьянства. На счастье Варнавы нашлись и подходящие останки архиепископа Иоанна Максимовича, скончавшегося в Тобольске в 1715 году.

В нарушение всех законов епископ Варнава начал процедуру канонизации Иоанна, причём его не смущало то, что за скончавшимся архиепископом не отмечалось «чудес», необходимых для любого будущего святого. Варнава издал епископское распоряжение о причислении Иоанна к лику святых, но для завершения процедуры требовалась императорская конфирмация. На царя нажали, и Николай послал телеграмму со следующим текстом: «Пропеть величание можно, прославить нельзя».

Государь-император не был знатоком церковных тонкостей, но то, что написано в телеграмме, противоречит простому здравому смыслу. Величание поют только святым. Но если нельзя прославить, то есть объявить святым, то как же можно пропеть величание?

Праздничное богослужение проходило в Софийском Успенском соборе, где находились мощи Иоанна. На службу собрались тысячи верующих со всех уголков Сибири. На соборной площади соорудили специальный крытый помост с куполом в восточной части и временным алтарем и престолом внутри. Здесь разместились наиболее важные гости, а также обер-прокурор Священного Синода Волжин, тобольский губернатор Ордовский-Танеевский, митрополит Макарий и Варнава. Проповеди читал И.И. Восторгов.

В завершении церемонии мощи Иоанна Тобольского переодели и положили в серебряный ковчег, который поместили в кипарисовый гроб.

Так как святость Иоанна Максимовича уже объявили, то пришлось пропеть величание, но сделали это хитро: тропарь пели святому Иоанну Златоусту, а припевы так: «Святителю, отче Иоанне, моли Бога о нас». Получалось, что если возникнут претензии у Синода, то всегда можно было сослаться на то, что прославляли Иоанна Златоуста.

В следующие дни эту уловку начали повторять и в других храмах Тобольской епархии. Народ заметил это, и поползли слухи о ложном прославлении Иоанна Тобольского, сохранившегося в народной памяти усердным служителем церкви.

Скандал разразился в Священном Синоде. Абсолютное большинство его членов понимали, что канонизация в Тобольске – сплошная фикция. Такого попрания многовековых церковных правил начальство русской церкви во главе с обер-прокурором Самариным не стерпело. Тобольскому епископу приказали явиться на заседание Синода 8 сентября.

Варнава, в силу своего деревенского воспитания, а ещё более по причине высокого покровительства, вёл себя на заседании Синода очень дерзко. Самарину он заявил следующее: «А ты кто такой здесь будешь? Прокурор, что ли? Коли прокурор – твоё дело писать, а не судить архиерея!.. Когда архиерей стоит, мирянам не полагается сидеть»[153]. На этом Варнава покинул заседание, да и вообще выехал из столицы в Тобольск, заехав в Москву. Епископа сопровождал Григорий Ефимович. Два закадычных друга остановились в Первопрестольной в доме А.И. Решетниковой на Царицынской улице, в ожидании изменения позиции Синода, постановившего отменить канонизацию Иоанна, а Варнаву отстранить от руководства Тобольской епархии.

Но решение Священного Синода должен был утвердить Николай, который этого не сделал. Вновь сработала тяжёлая артиллерия в лице Распутина, Вырубовой и Александры Фёдоровны, и итогом их закулисной деятельности стал разгром непокорной фронды в Священном Синоде. Самарина царь уволил, Варнаву оставил (попросил оставить), а Петроградского митрополита Владимира перевёл в Киев, что было равносильно ссылке. Место умного и честного Владимира отдали распутинскому назначенцу – бездарному и завистливому архиепископу Питириму (Окнову).

В разговоре с Шавельским полковник Ломан историю с назначением Питирима подытожил так: «Пока не было Питирима, ещё можно было бороться с Гришкой. Теперь же он непобедим». Что ж, Распутин прекрасно понимал, кого проталкивал в Синод.

С завершением канонизации Иоанна Тобольского активизировался и распутинский кружок. Поклониться новому святому участницы посиделок на Гороховой, 64, сочли своим первостепенным долгом. Многие из кружка неоднократно посещали родину Григория Ефимовича. В разное время в селе Покровском бывали О.В. Лохтина, Е. Сильвере, Х.М. Берладская и А.Н. Лаптинская. Но особенно примечательной по составу участников оказалась поездка в Сибирь летом 1916 года во главе с самим «старцем». Поклониться новому святому отправились Анна Александровна Вырубова и Юлия Александровна фон Ден.

О поездке двух близких к императрице Александре Фёдоровне женщин она сама написала царю 4 августа: «Она в понедельник едет с нашим Другом и с милой Лили в Тобольск, чтобы поклониться мощам новоявленного святого. Она в отчаянии, что должна ехать так далеко без твоего напутствия, и притом именно тогда, когда я только что сюда вернулась, но Он хочет, чтоб она ехала сейчас, находя, что сейчас самое подходящее время». Легко понять, что «он» – Григорий Распутин, а «она» – Анна Вырубова.

А.А. Вырубова, Г.Е. Распутин, Ю.А. фон Ден в Покровском. 1914 г.

Общее число паломников в группе, выехавшей из Санкт-Петербурга 9 августа 1916 года, было не таким уж и маленьким. Вырубову сопровождал фельдшер и служанка Беляева, Распутин взял своих дочерей Варвару и Матрёну, кроме того, страстное желание ехать изъявили Муня Головина и сестра милосердия, скорее всего Лаптинская, и, конечно, охрана.

Поездку власти обставили как большое государственное дело. Губернатор был предупреждён заранее и успел приготовить для приёма столичных гостей свой большой белый каменный дом на берегу реки. Распутин ночевал у священника.

У мощей Иоанна Тобольского участники паломничества молились 14 августа. Вырубова регулярно посылала императрице телеграммы с небольшими отчётами. «Царское Село. Государыне Императрице. Молимся раке митрополита Иоанна, – писала фрейлина, – о всех дорогих были обедни идем молебен всенощную ночью выезжаем очень прошу известье 16 Покровское холодно Целую руки всегда душой тобой. Аня».

В Покровском у Распутина состоялся небольшой разговор с Вырубовой, на котором присутствовала и Ден. «Старец» заговорил о том, что неплохо бы царю с царицей приехать сюда, посмотреть малую родину Распутина. Вырубова и Ден возразили, что далеко село находится от столицы, и трудно будет в военное время организовать такую поездку. На это Григорий Ефимович ответил следующее: «Они должны приехать. Волей или неволей они приедут в Тобольск и, прежде чем умереть, увидят мою родную деревню»[154].

Настоящим пророком оказался «старец». В 1918 году карета с арестованными Николаем и Александрой проследовала через Покровское, рядом с домом «Их Друга».

Кроме Покровского Распутин и его попутчицы посетили два раза Верхотуринский монастырь, и, конечно, скит, где Григорий Ефимович подвизался у старца Макария. В скиту условия были спартанские. Вырубова, Ден и сам Распутин спали на глиняном полу, кроватей здесь просто не было. На следующий день случилась неприятность, если не сказать больше, знамение. Неожиданно, с грохотом упала икона, висевшая на стене. Во время падения она сбила фотографию Распутина.

С этим паломники вернулись в столицу.

Глава 21 Агония

В истории императорской России 1916 год стал последним. Год войны, продолжающегося распада государства и безумной пляски «Нашего Друга». Весь Петербург веселился, словно в последний раз. Во всей этой вакханалии было что-то жуткое и зловещее. Солдаты погибали в окопах и бездарных наступлениях, а в это время в ресторане «Вилла Родэ» совершались миллионные сделки по государственным заказам, распределяемых среди приближённых особ. И в центре этой коррумпированной системы – Григорий Ефимович Распутин, захвативший «бразды правления», или, лучше сказать, управления Александрой Фёдоровной, а через неё и самим Николаем II. За спиной же «старца» стояла толпа авантюристов всех рангов, жаждавших поживиться за счёт казны.

«Старец» любил хвастаться своей властью: «Меня царским лампадником зовут. Лампадник – маленькая шишка, а какие большие дела делает!.. Захочу, так пёстрого кобеля губернатором сделаю»[155].

Что правда, то правда. В марте 1916 года за высказывания против «старца» в отставку отправили Могилёвского губернатора Александра Ивановича Пильца. Вернее, его перевели начальствовать в Иркутскую губернию, что было равносильно ссылке. Не нужно, правда, преувеличивать влияние старца на внутреннюю политику. Просто так Николай губернаторов не менял, а в немилость попадали лишь те чиновники, с которыми у Распутина был конфликт. Причём камарилья оказывала на Николая сильное давление посредством Александры Фёдоровны, сам он, обычно, боялся принимать решения.

Вырубова вспоминала разговор, состоявшийся в покоях императора. Решался вопрос о назначении обер-прокурора Святейшего Синода. Николай II спросил, кого можно назначить на это место. Старец, указав на В.К. Саблера, дал ещё и его характеристику: «Не человек, а воск, чистейший воск. Подогреешь и жми его».

Особенно неприглядным стало уголовное преследование Дмитрия Леоновича Рубинштейна, затеянное чиновниками высокого ранга с единственной целью – обогатиться за счёт банкира. Это было вымогательство с участием государственных чиновников, а среди его участников – руководитель контрразведки генерал Н.С. Батюшин, жандармский полковник А.С. Резанов, прапорщик Логвинский и близкий к Распутину агент охранки и журналист И.Ф. Манасевич-Мануйлов. Кроме того, посильное участие приняли начальник Северо-Западного фронта генерал от инфантерии Н.В. Рузский и начальник контрразведки полковник Н.П. Злобин. За спиной этой группы, или, как она официально называлась, комиссии, можно разглядеть тогдашнего председателя совета министров Б.В. Штюрмера и Г.Е. Распутина. Молва приписывала именно этим двоим негласное участие в деле Рубинштейна.

Дом банкира многие годы служил местом постоянных приёмов и парадных обедов. Супругу Рубинштейна Стеллу Соломоновну Санкт-Петербург знал как щедрую благотворительницу. Ближе к вечеру 10 июля 1916 года на даче Рубинштейнов собрался высший свет страны и, в частности, Родзянко и Протопопов. Гости разошлись уже под утро, а немного погодя в дом нагрянули жандармы и солдаты. Начался обыск. Среди пришедших жандармских чинов Рубинштейн узнал двоих: полковника А.С. Резанова и агента и журналиста И.Ф. Манасевича-Мануйлова.

– В чём дело? – спросил Рубинштейн у руководителя группы.

– Комиссия Батюшина обвиняет Вас в сношении с неприятелем, – был ответ жандарма.

– Каким же образом? – спросил изумлённый банкир.

– Во время поездки в Швецию Вы вывезли образцы пуль нового калибра.

– Как же я это сделал?

– Из пуль был составлен брелок для Ваших часов.

– И кому я возил этот брелок?

– Немцам, кому же ещё.

Примерно такой диалог состоялся в начале обыска у директора Русско-Французского банка. Понимая абсурдность обвинений и свою беззащитность, Рубинштейну делается плохо, у супруги начинается истерика. В этот момент в дело вступает Манасевич-Мануйлов, который шепчет женщине на ухо: «Не переживайте Вы так, всё устроится. Пришлите мне для Штюрмера один миллион рублей и дело быстро закроют».

Конечно, для Рубинштейна один миллион рублей – сумма доступная, и уже утром он мог бы её передать вымогателям. Но банкир упёрся, вернее Стелла Соломновна напрочь отказывалась выплачивать эту сумму. Самого Рубинштейна ночью же забрали в тюрьму.

Следующее предложение комиссии Батюшина – продажа за полцены акций Юнкер-банка. Ответ – «Нет». Банкира таскают на допросы, Батюшин требует срочно получить доказательства, которых следствие так и не нашло. Следствие ведут лично Резанов и Логвинский. Тем временем жене поступает новое предложение – оплатите векселя сына Штюрмера на 300 тысяч рублей и дело будет закрыто. Рубинштейны отказываются. Со стороны Батюшина следует новая репрессивная мера: банкира конвоируют в псковскую тюрьму, рядом с фронтом, что, по мнению преступников в погонах, поможет сломить супругу Рубинштейна. Кроме этого, в прессе комиссия Батюшина начинает компанию по очернению банкира, а петербургское общество принимает её сторону.

Манасевич-Мануйлов вновь идет к С.С. Рубинштейн, угрожая уже ей тюрьмой и, одновременно, прося хоть 50 тысяч наличными. Так с одного миллиона комиссия спустилась до 50 тысяч.

Заплаканная госпожа Рубинштейн через знакомых находит в полиции людей, взявшихся помочь в борьбе с мошенниками. Все номера купюр переписываются, и Рубинштейн отдает 50 тысяч Манасевичу, которого арестовывают с деньгами. Он долго не отпирается и рассказывает следователям, что деньги предназначались комиссии генерала Батюшина. Но дело банкира на этом не закончилось и только в суде, доказав свою невиновность, он смог получить освобождение. Это произошло 6 декабря.

Участие Распутина в этом деле косвенно подтверждает письмо Александры Фёдоровны, отправленное Николаю 26 сентября 1916 года: «Рубинштейна [надо] без шума [отправить] в Сибирь; его не следует оставлять здесь, чтоб не раздражать евреев. Протопопов] совершенно сходится во взглядах с нашим Другом на этот вопрос»[156].

О работе генерала Батюшина писал генерал-лейтенант П.Г. Курлов: «Его деятельность являлась формой белого террора, так как им подвергались аресту самые разнообразные личности, до директоров банка включительно. Получить сведения об основаниях задержания было затруднительно даже самому министру внутренних дел, что проявилось в деле банкиров Рубинштейна, Добраго и др., которые просидели в тюрьме без всяких оснований пять месяцев»[157].

Интересно, что из всех участников этого вымогательства осудили одного только Манасевича-Мануйлова, да и за того заступился «старец».

Глава 22 Выстрелы на Мойке

Трагические события 17 декабря 1916 года, разыгравшиеся в центре Санкт-Петербурга, известны историкам в деталях и многократно воспроизведены как в воспоминаниях участников и очевидцев, так и в книгах о Распутине.

По воспоминаниям Владимира Митрофановича Пуришкевича, участника убийства «старца», первый разговор на эту тему состоялся 21 ноября 1916 года. Собеседником депутата Государственной думы утром этого дня стал князь Феликс Феликсович Юсупов, второй участник «устранения Распутина».

На вопрос Пуришкевича: «Кто возьмётся за это?», князь ответил, что «…люди в России найдутся, и один из них перед вами».[158]

Далее в разговоре Юсупов поведал собеседнику об охране Распутина, состоявшей из сыщиков Министерства императорского двора, шпиков Министерства внутренних дел и частных охранников, нанятых петербургскими банкирами. Так возник заговор.

Конечно, прежде чем поговорить с Пуришкевичем, князь обсудил проблему с несколькими единомышленниками, и, в частности, с великим князем Дмитрием Павловичем.

Депутат В.М. Пуришкевич

С ним Владимир Митрофанович познакомился уже на следующий день, в доме Юсупова. На этом совещании хозяин дворца поведал план по заманиванию «старца» в нужное место, причём роль наживки сыграет графиня Ирина Юсупова. Вот что, со слов Пуришкевича, сказал тогда Феликс Юсупов: «…При последнем посещении моём Распутина я заявил ему, что графиня на днях возвращается в Петроград, где будет несколько дней, и что если он, Распутин, хочет, то я могу его с нею познакомить у себя в доме в тот вечер, когда графиня будет у моих родных».[159]

Далее заговорщики решали, как убить ненавистного «старца» и куда спрятать его труп. В разговоре всплыло имя доктора С.С. Лазаверта, главного врача головного отряда Красного Креста, как одного и наиболее верных Пуришкевичу людей.

Следующая встреча состоялась 24 ноября в 10 часов вечера в вагоне-библиотеке санитарного поезда, стоявшего на путях Варшавского вокзала. К Пуришкевичу и Лазаверту в назначенное время присоединились князь Юсупов, великий князь Дмитрий Павлович и поручик Преображенского полка Александр Сухотин.

Собравшиеся в течение двух часов составляли план предстоящего убийства, причём Юсупов на встречу привёз цианистый калий, который предполагалось использовать для устранения Григория Ефимовича.

План состоял в следующем. Заговорщики собираются в полночь в доме Юсупова, где готовят место в полуподвальной части дворца для приёма Распутина. Распутину скажут, что здесь с ним и встретится Юсупова. В час ночи Феликс на машине, за рулём которой будет доктор Лазаверт, поедет к Распутину на Гороховую, 64, в квартиру № 20. Вход в подъезд находился во дворе дома, и туда можно было попасть, пройдя через арку под круглым эркером.

Забрав Распутина и привезя его на Мойку в свой особняк, Феликс должен был препроводить гостя в нижний этаж и предложить вина и закусок, всё то, что предварительно они отравят цианидом.

По плану смерть Распутина должна была наступить минут через десять – пятнадцать, после чего вся группа спускается вниз, собирает вещи Распутина в узел, а его шубу одевает поручик Сухотин, то есть выдаёт себя за «старца». Всю его одежду предполагалось сжечь в печи вагона санитарного поезда (супруги Пуришкевича и Лазаверта должны были ждать их там, женщин посвятили в детали заговора). Тело убитого Распутина предполагалось завернуть в материю, и, привязав к ногам двухпудовые гири, сбросить в воду, причём место нужно было отыскать заранее, так как из-за морозов большая часть рек и каналов покрылась толстым слоем льда.

Князь Ф.Ф. Юсупов и его супруга И.А. Юсупова

Участники заговора обсуждали и другие детали операции, которые можно опустить. Следующее заседание они назначили на 1 декабря 1916 года.

Гири и цепи купил на Александровском рынке Пуришкевич, а свободные ото льда места он приметил, объезжая город с Лазовертом. Одна полынья образовалась в канале рядом с Царскосельским вокзалом, вторая, более удобная, находилась у моста в районе Каменного острова.

Пуришкевич как депутат Государственной думы предпринял определённые шаги в информационном обеспечении операции по устранению Распутина. Мало того, что Дума отказывалась даже слушать царских министров, так ещё и Владимир Митрофанович выступил на вечернем заседании 2 декабря с резкими словами в адрес правительства: «Надо чтобы впредь недостаточно было одной рекомендации Распутина для назначения самых гнусных кандидатов на самые высокие посты. Распутин в настоящее время опаснее, чем был когда-то Лже-Дмитрий… Господа министры! Если вы – истинные патриоты, поезжайте в Ставку; бросьтесь к ногам царя; имейте мужество заявить ему, что внутренний кризис не может дальше продолжаться, что слышен гул народного гнева, что грозит революция и что не подобает тёмному мужику дольше управлять Россией»[160].

Утром 13 декабря в квартире Пуришкевича зазвонил телефон. Хозяин поднял трубку и услышал фразу: «Ваня приехал». Это означало, что заговорщики встречаются в заранее условленном месте – у князя Юсупова на Мойке.

Ликвидацию «старца» назначили на 16 декабря. Князь Ф.Ф. Юсупов о том дне вспоминал: «Мы дошли до ворот дома № 64 по Гороховой улице, прошли через двор и по чёрной лестнице поднялись в квартиру Распутина. <…> Распутин сам отпер нам дверь, которая была тщательно заперта на замки и цепи. Мы очутились в маленькой кухне, заставленной всякими запасами провизии, корзинами и ящиками. На стуле у окна сидела девушка, худая и бледная, со странно блуждающим взглядом больших тёмных глаз. Распутин был одет в светло-голубую шёлковую рубашку, расшитую полевыми цветами, в шаровары и высокие сапоги. Встретил он меня словами: „Наконец-то пришёл. А я ведь собирался было на тебя рассердиться, уж сколько дней все жду, да жду, а тебя все нет!“.

Из кухни мы прошли в его спальню. Это была небольшая комната, несложно обставленная: у одной стены в углу помещалась узкая кровать, на ней лежал мешок из лисьего меха, подарок Анны Вырубовой, у кровати стоял огромный сундук. В противоположном углу висели образа с горящей перед ними лампадой. Кое-где на стенах висели царские портреты и лубочные картины, изображавшие события из Священного писания. Из спальни Распутин провёл нас в столовую, где был приготовлен чай. Там кипел самовар. Множество тарелок с печеньем, пирогами, сластями и орехами, варенье и фрукты в стеклянных вазах заполняли стол, посередине которого стояла корзина с цветами. Мебель была тяжёлая, дубовая, стулья с высокими спинками и большой громоздкий буфет с посудой. На стенах висели картины, плохо написанные масляными красками; с потолка спускалась и освещала стол бронзовая люстра с большим белым стеклянным колпаком; у двери, выходившей в переднюю, помещался телефон. Вся обстановка распутинской квартиры, начиная с объёмистого буфета и кончая нагруженной обильными запасами кухней, носила отпечаток чисто мещанского довольства и благополучия. Литографии и плохо намалёванные картины на стенах вполне соответствовали вкусам хозяина, а потому, конечно, и не заменялись ничем иным».[161]

Как и было спланировано, Юсупов приехал ночью к Распутину, чтобы забрать его и вернуться во дворец для встречи с Ириной.

Дочь старца Матрёна Распутина вспоминала: «Против обыкновения отец был совсем невесел, ушёл в спальню переодеться. Я отметила, что он выбрал самую лучшую свою рубашку – шёлковую, с голубыми васильками – её вышивала Александра Фёдоровна. Около семи часов раздался звонок в дверь. Пришёл Александр Дмитриевич Протопопов, министр внутренних дел, часто навещавший нас. Вид у него был подавленный. Он попросил нас с Варей выйти, чтобы поговорить с отцом наедине. Мы вышли, но через дверь слышали всё.

– Григорий Ефимович, тебя хотят убить.

– Знаю.

Когда Протопопов ушёл, отец сказал, ни к кому не обращаясь:

– Я умру, когда Богу будет угодно».

Юсупов с Распутиным отправились к машине, ждавшей на Гороховой. Реализация плана началась. В литературе, посвящённой убийству Распутина, приводится несколько версий случившегося, но я буду придерживаться той, что изложена в воспоминаниях участников преступления.

Комнату в нижнем этаже дворца отремонтировали специально для приёма Григория Ефимовича. Помещение разделили на две части. В одной из них находился камин, во второй, более удалённой, поставили мягкие кресла и диван. Здесь же на полу лежала громадная шкура белого медведя. На небольшом столе под высокими окнами стояло четыре бутылки с мадерой, хересом, портвейном и марсалой; на чайном столике заговорщики расположили различные закуски и пирожные птифуры с шоколадным и розовым кремом. Именно их, Юсупов и Лазаверт нашпиговали порошком цианистого калия, а великий князь Дмитрий Павлович наполнил рюмки отравленным вином.

В начале второго часа ночи машина с Юсуповым и Распутиным въехала во двор юсуповского дворца. Заговорщики слышали, как они вышли из машины – хлопнули дверцы, а через несколько секунд в вестибюле глухо прозвучали шаги, при этом «старец» спросил: «Куда, милый?».

И действительно, из парадного вестибюля Григорий Ефимович в сопровождении Феликса Юсупова спустился в подвальное помещение, где они стали беседовать в ожидании Ирины. В то же время на втором этаже особняка для усыпления бдительности Распутина участники заговора разыгрывали спектакль – были слышны голоса, в том числе и женский, играла музыка, слышался звон бокалов.

Юсуповский дворец. 1900-е гг.

– Моя тёща ещё наверху с несколькими нашими знакомыми молодыми людьми, но все они собираются уходить. Моя жена присоединится к нам, как только они уйдут… Сядем, – сказал Юсупов своему гостю.

В доме, кроме Ф.Ф. Юсупова и Г.Е. Распутина, в тот момент находились: великий князь Дмитрий Павлович,

В.М. Пуришкевич, доктор С.С. Лазаверт и, возможно, резидент британской разведки лейтенант Освальд Рейнер, о котором мы поговорим отдельно.

Тем временем события развивались своим чередом, и вскоре наступила трагическая развязка. В какой-то момент князь Юсупов оставил Распутина одного, сказав, что желает посмотреть, что происходит на втором этаже. Обратно князь вернулся с револьвером.

Великий князь Дмитрий Павлович

Выждав некоторое время, князь выстрелил из браунинга в живот старцу, который рухнул на пол. Вниз сбежали остальные участники заговора, решили, что Распутин убит и уходят, оставив тело в подвале. Спустя некоторое время князь вновь спускается в подвал за забытым плащом, и в тот момент, когда он берёт вещи, живой, тяжелораненый Распутин набрасывается на князя и начинается потасовка. На шум сбегаются все заговорщики, которые вновь стреляют (или не стреляют) в Григория Ефимовича, и принимаются избивать его. После этой кровавой сцены, участники убийства, решив, что на этот раз всё действительно кончено, вновь оставляют его, а сами отправляются за куском ткани или ковром, чтобы завернуть бездыханное тело. По плану тело Распутина нужно было утопить в реке. Но это был ещё не конец.

Очнувшись в темноте, Распутин обнаружил, что он в комнате один. Тяжелораненый и жестоко избитый «старец» как-то выбирается из подвала во внутренний двор юсуповского дворца и медленно бредёт в сторону ворот высокой ограды. Услышав в ночной тишине шаркающие шаги Григория Ефимовича, начинают звонко лаять собаки, и заговорщики один за другим выбегают во внутренний двор. У ворот маячит огромная и страшная фигура живого Распутина!

Тогда стреляет великий князь Дмитрий Павлович, но, возможно, промахивается, или попадает в спину (одну пулю нашли в позвоночнике Распутина). Из пистолета американской компании Savage стреляет Пуришкевич, но промахивается. Третий и последний выстрел великий князь делает уже в лежащего на спине «старца» с близкого расстояния. По одной из версий, этот последний выстрел производит из пистолета «Уэбли» британский разведчик О. Рейнер. Пуля попадает в лоб «друга» императорской семьи, который умирает на петербургском снегу.

Далее, уже по плану, труп отвозят на автомобиле за город и сбрасывают в Неву недалеко от Каменного острова. Второпях заговорщики теряют одну из галош Распутина. Всё! В ночь на 17 декабря 1916 года русская история поменяла свой вектор развития.

В этот день французский посол Морис Палеолог записал в своём дневнике: «Около семи часов вечера превосходный осведомитель, состоящий у меня на жалованьи, сообщает мне, что Распутин был убит сегодня ночью во время ужина во дворце Юсупова. <…> Я тотчас отправляюсь к г-же Д. Она телефонирует своей тетке, г-же Головиной, большой приятельнице и покровительнице Распутина. Заплаканный голос отвечает: „Да, отец исчез сегодня ночью. Неизвестно, что с ним сталось… Это ужасное несчастье“».

Потеряли «Друга» и в Царском Селе. В 4 часа 37 минут 17 декабря 1916 года императрица отправляет мужу срочную телеграмму: «Можешь ли ты послать Воейкова сейчас же? Нуждаюсь в его совете относительно нашего друга, который пропал в эту ночь. Мы продолжаем уповать на милость Божию. Феликс и Дмитрий замешаны».

На следующий день в 11 часов 42 минуты Александра Фёдоровна вновь пишет Николаю II: «Пока ничего неизвестно, несмотря на расспросы народа. Надо бояться худшего, устроено этими двумя мальчиками».

Версия об участии в убийстве английского шпиона Рейнера появилась осенью 2004 года, а поведали её британский историк Эндрю Кук и его соотечественник, бывший разведчик Ричард Кален. По их версии, мотивами английских организаторов операции по ликвидации Распутина послужила прогерманская позиция «старца» в общеевропейской войне, бушевавшей в то время на континенте. Планирование операции взяли на себя два офицера английской разведывательной службы Джон Скейл и Стивен Али. Они как раз находились тогда в столице Российской империи[162]. Непосредственным участником убийства назначили Рейнера, хорошо знавшего князя Юсупова по учебе в Оксфорде. Именно Рейнер, по мнению британского историка, предложил князю план по ликвидации «старца».

В интервью одной из московских газет Эндрю Кук сказал: «.. Нам удалось получить доступ к отчету патологоанатомов, исследовавших труп Распутина, и фотографии трупа и места убийства. Мы беседовали по этому поводу и с несколькими патологоанатомами в России и в Англии. Анализ всех этих судебно-медицинских заключений свидетельствует о правильности нашей версии. К примеру, мы получили доказательства того, что в теле Распутина было три пулевых отверстия, а не два, и смертельным оказался выстрел в лоб. Юсупов не упоминает об этом выстреле, говоря лишь о двух ранах в затылочной части черепа»[163].

О пулевых ранениях говорил ещё судебный следователь В.Н. Середа, занимавшийся этим убийством: «Из трёх пуль одна только застряла. Пуля в оболочке, деформированная, но определить, какой системы револьвер нельзя; так как подобные пули пригодны для целого ряда револьверов»[164].

В газете «Вечернее Время» 19 декабря 1916 года появилась заметка «Таинственное убийство». В ней, в частности, говорилось: «Сегодня вся местность в районе Петровского моста на Малой Невке была окружена значительным нарядом полиции. В исходе девятого часа утра к Петровскому мосту прибыл прокурор судебной палаты Завадский, судебный следователь по особо важным делам Середа, Петроградский градоначальник генерал-майор Балк, начальник охранного отделения генерал-майор Глобачев, начальник сыскной полиции А.А. Кирпичников, управляющий речной полицией генерал-лейтенант Наумов и полицмейстер 4-го отделения генерал-майор В.Ф. Галле. Искали тело убитого, о котором вчера было напечатано сообщение и часть одежды которого и следы крови были найдены на перилах и быке Петровского моста». Далее, автор заметки излагает свою версию происшедших трагических событий.

Рано утром 18 декабря городовой речной полиции заметил пятна крови и следы автомашины у Петровского моста. Кроме этого, кровь обнаружилась на перилах и балке моста, рядом с которой виднелась небольшая прорубь. Около кровавых пятен полицейский обнаружил следы трёх человек. Создавалось впечатление, что с моста в прорубь сбросили раненого человека или животное.

Отвлекаясь от рассказа, напомню, что убийство Распутина русское общество встретило всеобщим ликованием, незнакомые люди на улицах поздравляли друг друга, в театре после представления весь зал пел гимн в честь героев, «…освободивших Россию от кошмарной грязи». Свидетелем этого был, в частности, Морис Палеолог, записавший в своем дневнике: «Убийство Григория – единственный предмет разговора в бесконечных хвостах женщин, ожидающих в дождь и ветер у дверей мясных и бакалейных лавок распределения мяса, чая, сахара и пр. Они рассказывают друг другу, что Распутин был живым брошен в Невку, одобряют это пословицей: „Собаке – собачья смерть“».

Городовой спустился к проруби и заметил подо льдом что-то тёмное. Прорубив новую полынью, полицейский достал обезображенный труп, ноги которого были связаны верёвкой. Протокол, составленный на месте страшной находки, подписали директор Департамента полиции Алексей Тихонович Васильев, начальник охранного отделения Константин Иванович Глобачев и понятые. В протоколе, в частности, значилось: «Наружным осмотром установлено, что труп принадлежит мужчине около 50-ти лет на вид. Труп одет в две рубахи: верхнюю – голубого (бирюзового) цвета (с вышивкой – васильки, синие колосья); из-под цветной рубахи выглядывает нижняя, белая; ноги обуты в сапоги с высокими мягкими голенищами.

На шее обнаружена золотая большая цепочка, причем одно звено разогнуто.

Лицо покрыто кровью ниже лба. На белой рубахе на уровне правой сосковой линии пятна крови.

Под рубахой большой нательный крест и браслет цепочкою с брелоком из золота и платины».[165]

Позднее вышитую шёлковую рубаху, крест, цепочку и браслет передали в Царское Село императрице. Как бесценную реликвию будет хранить Александра Фёдоровна эту окровавленную рубаху с васильками.

В районе 6 часов вечера, после завершения необходимых процессуальных действий, труп Распутина положили в большой ящик и на грузовике Красного Креста отвезли в прозекторскую Военно-медицинской академии. Пока автомобиль был в дороге, по телефону шли непрерывные переговоры между Царским Селом, полицейскими учреждениями и Академией. Очевидно, императрица настаивала на том, чтобы тело «старца» привезли к ней в резиденцию, но, в итоге, было решено отправить его в морг Чесменской богадельни за Московской заставой. Уже у Военно-медицинской академии на Нижегородской улице водителю передали новый приказ, и грузовик умчался в противоположную часть города.

Вскрытие, необходимое для выяснения обстоятельств преступления, долго не могли произвести, так как труп превратился в ледяную глыбу, и его отогревали целый день при помощи теплой воды. Руководил всем крупнейший специалист по судебной медицине профессор одноименной кафедры Военно-медицинской академии Дмитрий Петрович Косоротов. Его отчёт о вскрытии 10 марта 1917 года опубликовала газета «Русская воля» (№ 8).

Анатомировали тело Распутина уже ночью 20 декабря при свете керосиновых ламп и в присутствии четырнадцати свидетелей.

Косоротов установил, что большинство повреждений тело получило уже после смерти, а голова расплющилась из-за падения с моста. Очень сильно пострадала печень, особенно её правая часть, и одна почка (в результате попадания пули). По мнению профессора, смерть наступила в результате внутреннего кровотечения. Отмечено, что «на трупе имелась также огнестрельная рана в спину, в область позвоночника… и ещё рана в упор, в лоб (вероятно, уже умиравшему или умершему). Ещё одно пулевое ранение имелось в области живота. Профессор Косоротов засвидетельствовал, что в лёгких Г.Е. Распутина воды не было. В воду Распутин был брошен уже мёртвым.

По Петербургу тогда ходила легенда, что Григория Ефимовича бросили под воду живым и умер он уже в воде, то есть утонул. Об этом в своих воспоминаниях пишет та же Вырубова.

Для горожан же эта подробность была тогда радостным известием: утопленника не причисляли к лику святых. Многие опасались, что царь пойдет на поводу у супруги и сделает Распутина новым святым. Скорее всего, так бы и произошло, если бы не Февральская революция.

Довольно быстро Косоротов завершил осмотр трупа. Профессора постоянно торопили с этим. В зал, где лежало тело «старца», зашла бывшая послушница Охтайского монастыря Акулина. Молодая женщина принадлежала к распутинскому кружку, познакомилась с Григорием Ефимовичем в обители, где наш герой излечил её от «беснований» перед распятием Христа. Акулина происходила из семьи крестьян Городецкого уезда Могилёвской губернии, а её полное имя Акулина Никитична Лаптинская. В доме «старца» она, как я уже отмечал, играла роль личного секретаря.

Только Акулине императрица доверила (в письменной форме!) омыть и одеть «Друга», что послушница-секретарь и сделала. «Старца» уложили в гроб, на его грудь Акулина положила крест, а в руки вставила письмо Александры Фёдоровны следующего содержания: «Мой дорогой мученик, дай мне твоё благословение, чтобы оно постоянно сопровождало меня на скорбном пути, который мне остаётся пройти здесь, на земле. И вспоминай о нас на небесах в твоих святых молитвах. Александра»[166].

На следующий день в Чесменский дворец прибыла и сама императрица в сопровождении верной подруги Вырубовой. Гроб с телом «Друга» украсили цветами и многочисленными иконами. Женщины долго молились то ли Богу, то ли Григорию Ефимовичу. Настоятель Успенского Свято-Троицкого монастыря епископ Исидор (Колоколов) в нарушение всех церковных правил провёл службу и отпел убитого.

После падения режима, в начале марта 1917 года к Исидору придет новый обер-прокурор Синода В.Н. Львов и между ними состоится любопытный диалог.

– Это вы отпевали Григория Распутина? – спросит В.Н. Львов.

– Я, – ответит Исидор. Затем, помолчав, добавит:

– Но ведь он был конституционалистом-демократом.

В.Н. Львов рассмеется и ответит на эту глупость:

– Распутин был просто пьяница и развратник.

«У Акулины Никитишны, по свидетельству врачей, сильное нервное расстройство, вследствие перенесённого несчастья. Секретарша – самый преданный ему человек, не может прийти в себя и всё шепчет: „Знаю тайну его, знаю боль его…“. Встревоженные состоянием Акулины Никитишны близкие хотели оставить её под наблюдением врача, но она уклонилась от этого», – сообщала читателям 21 декабря 1916 года столичная газета «Биржевые Ведомости».

Тем временем бесценное тело «святого» в четвёртом часу утра увезли на санитарном автомобиле в Царское Село.

Глава 23 Пантеон святому Григорию

В Царское Село гроб с телом Распутина привезли Д.Н. Леман и Л.В. Головина – так распорядилась Александра Фёдоровна. В газетах, правда, сообщалось, что «старца» забрали В.Н. Воейков и А.Д. Протопопов[167]. Для прощания отвели большой зал в «маленьком анином домике» – месте встреч императрицы и «Друга» в былые счастливые времена. Все они – и Александра Фёдоровна, и Анна Вырубова, и Григорий Ефимович Распутин, по точному определению 3. Гиппиус: «…написали страницу русской истории, которая не скоро забудется».

Императрица, войдя в зал, где возвышался гроб, тут же бросилась к нему и зарыдала, у Александры Фёдоровны началась истерика. Она постоянно повторяла: «У меня отняли живого, мёртвого не отнимут!».

Местом погребения стало Царское Село. На краю Александровского парка императрица лично выбрала место для будущего распутинского пантеона. Учитывая острый общественный интерес к происходящему и неспокойную обстановку в столице, охранка распустила слух, что тело Распутина отправили на родину, в село Покровское, где оно будет захоронено. Кроме этого, в Петрограде говорили, что тело «старца» нетленно.

Очередное отпевание «Друга» перед похоронами производили в придворной церкви, откуда, под звон колоколов, и вышла траурная процессия с гробом, который несли Николай II, В.Н. Воейков, А.Д. Протопопов и В.Б. Фредерикс. За ними шла убитая горем Александра Фёдоровна. Кроме указанных лиц, в похоронах приняли участие: молодые великие княжны, А.А. Вырубова, полковники Д.Н. Леман и В.Н. Мальцев, митрополит Питирим (П.В. Окнов) и придворный архиерей отец Василий.

Место погребения старца утопало в живых цветах. Перед тем, как закрыть гроб и опустить его в землю, Александра Фёдоровна положила на грудь Распутину икону «Знамения Божией Матери», на обратной стороне которой имелась надпись: ««Александра, Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия». Здесь же в левом углу рукой императрицы было написано: «11 декабря 1916 г. Новгород». Ещё одно факсимиле «Анна» находилась в правом углу обратной стороны иконы, и принадлежала оно, конечно, Анне Вырубовой.

Интересна история этой иконы. В декабре 1916 года Александра Фёдоровна в сопровождении дочерей посетила Новгород, и 11 числа, помимо утверждённого маршрута, поехала в Десятинный женский монастырь, где подвизалась 116-летняя старица Мария Михайловна. Более 30 лет жила она в одной кельи, которую никогда не убирали, и получила известность среди верующих своими предсказаниями. Последние голы старица не могла уже ходить и принимала посетителей, сидя на постели.

В тот день, кроме императрицы и четырёх великих княжон, в монастырь приехали князья Иоанн Константинович и Андрей Александрович (19 лет).

Когда вся группа во главе с Александрой Фёдоровной вошла в келью, старица спросила: «Ты – царица?». «Да, я царица!», – ответила Александра Фёдоровна. «Нагнись ко мне», – сказала Мария Михайловна, и стала что-то шептать на ухо Александре Фёдоровне. Последнее, что старица сказала уже вслух, были слова: «Береги царя: ему трудно. Бойся 1 марта».

По поводу наследника Мария Михайловна заметила: «Лёшеньку не убьют. Дай ему от меня просфору». Отдельные наставления старица высказала присутствующим великим княжнам и князьям Иоанну и Андрею.

Иконку Знамения Александре Фёдоровне подарил епископ Арсений после молебна в главном новгородском соборе.

История быстро показала, чего стоят слова новгородской старицы. Император Николай II отрекся от престола 2 марта 1917 года. Лёшеньку, то есть наследника престола цесаревича Алексея, в возрасте 13 лет убили выстрелами из револьверов в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Та же участь постигла его сестёр, мать-императрицу и отца-государя. Князя императорской крови Иоанна Константиновича живым сбросили в шахту под Алапаевском 18 июля 1918 года. И только князь императорской крови Андрей Александрович прожил 84 года и умер в своём доме в Великобритании.

Новгородская монахиня Мария Михайловна скончалась в начале февраля 1917 года и не увидела всего того кошмара, который пережила Россия в последующие годы. Перед смертью её посетил последний царский обер-прокурор Священного Синода Николай Павлович Раев[168], который в разговоре упомянул об убийстве Распутина. «А ну его, – сердито воскликнула старица, – Он – сатана, сатана, сатана».

Глава 24 Жизнь после смерти

После свержения царизма в феврале 1917 года о Распутине не забыли. Более того, его имя, как и имена свергнутого монарха и его супруги волновали власти и общественность с новой силой. Не проходило и дня, чтобы какая-нибудь газета не печатала статьи на эту тему. Кто-то подсчитал, что только в четырёх газетах: «Петроградская газета», «Петроградский листок», «День» и «Новое время», в марте 1917 года вышло 232 статьи, так или иначе связанные с Григорием Ефимовичем. Конечно, абсолютное большинство напечатанного касалось неприглядной роли, которую играл Распутин в последние годы существования императорской России. Но встречались статьи и книги, где «старец» представал в положительном свете. Так, в феврале 1917 года в Петрограде появилась брошюра «Новый мученик», и её распространение продолжилось в последующие месяцы.

В этой брошюре Григория Ефимовича представили святым, пострадавшим за веру и доброту, и впервые была предложена попытка обоснования его святости, так как, даже находясь в ледяной невской воде, он не прекращал одной рукой крестить своих последователей, другой – благословлять их. На отпечатанной фотографии трупа, сделанной при расследовании убийства, указано на характерное расположение рук «святого».

Эта сказка противоречит выводам судебно-медицинской экспертизы, да и фотографии замороженного трупа Григория Ефимовича опровергают всё, что написано в брошюре «Новый мученик». Тем не менее, до сих пор новые последователи Григория Ефимовича раз за разом пересказывают выдумку столетней давности. Вера слепа.

Но товар – книги о Распутине – продавался хорошо. Торговцы, для привлечения покупателей, кричали: «Купите книжку – про Распутину Гришку. Гришка в бане моется, а Вырубова молится».

Быстро подсуетились воротилы русского кинобизнеса. Московское акционерное общество Г.М. Либкена выпустило в середине марта 1917 года на экраны страны новый фильм «Гришка Распутин и Тёмные силы». Картина состояла из четырёх частей: «Гришка конокрад», «Первые шаги», «На вершине славы» и «Смерть Распутина». Многие газеты отметили, что фильм содержит весьма пикантные сцены любовных утех главного героя, а некоторые прямо называли фильм порнографическим.

Кроме публикации статей и показа фильмов о Распутине, в столице происходили и другие события, связанные с умершим «старцем».

Временное правительство закрыло производство по уголовному делу об убийстве Г.Е. Распутина. Министр юстиции А.Ф. Керенский издал соответствующее распоряжение уже 5 марта 1917 года.

Новые власти России ночью 15 марта арестовали детей Григория Ефимовича. Сына и дочерей Марию (18 лет) и Варвару (15 лет) доставили под конвоем в Таврический дворец. Арестованных, совершенно не понимающих своей вины, поместили в министерском павильоне. Арестовали и секретаря Симановича. Вместе с ним в Таврический дворец привезли его супругу, дочь и племянника. Но и это было ещё не всё.

Поздно ночью 18 марта в совершенно пустой квартире Распутина на Гороховой власти провели обыск и изъяли все находившиеся там бумаги. Газеты отметили, что «…найдена обильная порнографическая литература и особенно много порнографических фотографических карточек»[169].

Наконец, дошла очередь и до самого «старца», вернее, его останков.

Место захоронения Распутина Двор особо не афишировал, и некоторое время оно сохранялось в тайне – императрица могла спокойно посещать могилу кумира. Как мы помним, власти даже распустили слухи о захоронении Григория Ефимовича на родине, в Сибири. Но долго скрывать место захоронения не получилось, и некто капитан Климов нашёл его зимой 1916 года. Он объезжал на автомобиле окраины Александровского парка (он огромный), но был остановлен жандармам у небольшого леска, потребовавшим покинуть закрытую территорию. На помощь полицейскому из леса, рассказывал Климов, выскочила «целая толпа сыщиков и чинов охраны». После революции, в марте 1917 года Климов продолжил поиски могилы Распутина, и, расспросив местных жителей, нашёл тот самый лес, в который его не пустил жандарм.

Пройдя по утоптанной тропинке с четверть версты, Климов с группой солдат вышел к часовне при Серафимовском убежище. Миновав небольшие ворота из свежесрубленных берез, они прошли по мосткам с перилами к опушке леса. Там стоял неоконченный деревянный сруб будущей часовни. Рядом они нашли строительные материалы.

Раскопав подвал в восточной стороне неконченой постройки (под будущим алтарем), солдаты обнаружили металлический цинковый гроб, и, вскрыв его, нашли то, что искали – тело Г.Е. Распутина.

Царское Село. Аллея, ведущая к месту захоронения Г. Распутина. Фото из газет 1917 г.

Тяжёлую крышку солдаты сдвинули со стороны головы, так что при хорошем освещении можно было хорошо разглядеть почерневшую голову Распутина и даже пулевое отверстие на виске, заткнутое ватой. Один из солдат просунул руку в гроб и немного пошарив, вытащил оттуда небольшую деревянную икону Знамения, положенную, как мы помним, императрицей.

Известие об обнаружении могилы «старца» быстро распространилось по Царскому Селу и достигло Петрограда. Почитатели «святого», а также просто любопытные толпами потянулись в лес на окраине Александровского парка.

Уже 7 марта 1917 года комендант Царского Села приказал выкопать гроб Распутина и вывезти его во временное хранилище до особого распоряжения Временного правительства. Приказ исполнил взвод солдат под командованием прапорщика Бахтадзе, но вначале гроб перевезли на автомобиле в здание городской ратуши, где его вскрыли, о чем составили протокол.

Тело «старца» почернело и окоченело, хотя и было забальзамировано. Голова Распутина покоилась на шелковой кружевной подушечке, а тело было завернуто в тонкую кисею и зашито в полотно. Пока обследовали содержимое гроба, собравшаяся у ратуши толпа разломала цинковую крышку, а куски растащила на память о «старце».

Из ратуши гроб на машине вывезли на станцию железной дороги. Здесь, недалеко от Царскосельского вокзала, он простоял в товарном вагоне целый день. Вечером, как сообщали городские газеты, пришло распоряжение Временного правительства о перевозке останков Распутина в Петроград и придании их земле на одном из кладбищ.

Но уже через несколько дней по Петербургу поползли слухи о сожжении тела Распутина в районе деревни Гражданки. Слухи обильно подпитывались газетными публикациями. Так, в «Новом Времени» № 14726 от 14.03.1917 года сообщалось: «Тело Гр. Распутина, как нам сообщают, в последний момент со станции Сомрино, М.-В. Рыбинской железной дороги было передано на Финляндскую, а затем на автомобиле доставлено в деревню Гражданку, лежащую между Лесным и Пискаревкой. Извлечённый из гроба труп Распутина был предан сожжению».

Слухи содержали и некоторые подробности, превратившиеся, позднее, в городскую легенду. Грузовой автомобиль с телом Григория Ефимовича застрял в районе Поклонной горы, и сопровождавшие его представители Временного правительства решили сжечь тело, так как уже становилось темно и продолжать движение дальше было опасно. Разведя костёр, они поместили гроб с неплохо сохранившимся трупом в огонь. Старец лежал словно живой, правда почерневший, и зловещие тени от костра делали общую картину происходящего жуткой. И тут, на глазах солдат произошло невозможное, приведшее в ужас всех участников ритуала – Распутин зашевелился и начал оживать. Неожиданно, «старец» сел в своём гробу. В этот момент одежда на нём вспыхнула и труп, в итоге, сгорел.

То, что осанки Распутина сгорели в огне 11 марта 1917 года – исторический факт. Но события развивались более прозаически и лишены всякой мистики.

По плану Временного правительства тело Распутина предполагалось захоронить на окраине Санкт-Петербурга, а место это скрыть. Гроб погрузили на грузовик марки «Бенц», который выехал в сторону Выборгского шоссе, но заглох в районе Лесного. Машину в 3 часа ночи обнаружил студенческий пост Политехнического института, причём сопровождавшие труп Распутина уполномоченный Временного комитета Государственной думы Ф. Купчинский и ротмистр В. Кодичеев уже развели костёр, решив сжечь забальзамированные останки.

Посовещавшись на месте, участники этого необычного происшествия договорились всё же уничтожить останки «старца», но сделали они это в котельной Политехнического института уже под утро, около 7 часов. Тогда же составили официальный акт «О сожжении трупа Григория Распутина», подписанный сопровождавшими и шестью студентами.

А люди тем временем разнесли по городу слух о том, что прах Григория Ефимовича зарядили в пушку и выстрелили в сторону почему-то Финляндии.

Так в огне революции сгорел кудесник-плясун, а прах его развеял холодный балтийский ветер. С ним исчезла и императорская Россия, да так, словно и не было трехсот лет славного правления династии Романовых.

Современники лишь смеялись и вспоминали стихи В.М. Пуришкевича.

Как хорошо дурманит дёготь И нервы женские бодрит! Вы разрешите Вас потрогать? Статс-дама Гришке говорит. Ведь Вы такой необычайный Что я не в сипах устоять, И сверхъестественною тайной, Должны, наверно, обладать. . Вы квинтэссенция эротик, Вы высший мистик по уму. . Сложивши в дудочку свой ротик, Графиня тянется к нему. Она как бабочка трепещет В силках расставленных сетей, И маникюр графини блещет На фоне траурных ногтей… В салоне тихо, гаснут люстры. Войдя в мистическую роль, Мужик находчивый и шустрый, Ведёт себя, как Рокамболь… Его пластические позы Вне этикета, вне оков; Смешался запах туберозы С ядрёным запахом портков. И даже пылкому Амуру Неловко стало свысока — За титулованную дуру В объятьях потных мужика…

Эпилог

Наше небольшое знакомство с феноменом Григория Распутина чрезвычайно важно для полного понимания общественной атмосферы и внутреннего состояния Российской империи, сформировавших вначале христианского паломника Григория, искренне верящего в Царствие Небесное, а затем и «Нашего Друга», «отца Григория», уверовавшего в своё божествование.

Соприкасаясь с историей его путешествий, знакомств и приключений, мы должны помнить то, что в какой-то момент жизнь Григория Ефимовича превратилась в миф, а миф быстро стал религиозным культом, предметом поклонения в небольшом обществе, потерявшем себя, развращённым ложью и лицемерием.

А какая это была красивая жизнь!

Как показала история, Распутин появился в нужный день и час – не раньше и не позже. Хронология его жизни в Санкт-Петербурге в 1914–1916 годах удивительным образом подтверждает этот факт, а трагические события планетарного масштаба, последовавшие за смертью «Нашего Друга», можно смело считать закономерными и, к сожалению, неотвратимыми.

Когда Распутин появился в Санкт-Петербурге в 1905 году, власть дома Романовых агонизировала – уже тогда её выздоровление многие считали невозможным. К 1915 году режим умер, и Григорий Ефимович в своеобразной манере поминал его плясками и песнями в ресторанах «Вилла Родэ» и «Яр». Упадок и деградация при внешнем православном благочестии сделались приметой времени.

Давно подмечено, что крах государств вызывает к жизни странных персонажей, которые со временем становятся символами ушедших эпох. Здесь Россия не оригинальна. Символом правления Николая II – времени разрушения великой и блистательной империи – стал, безусловно, Распутин.

В определённый момент, а случилось это между 1881 и 1905 годами, власть и государство выродились в тусклую декорацию, политическая жизнь стала лишь имитацией, а народное представительство, как никогда не существовало, так и не появилось во времена первой русской революции.

«В те предреволюционные годы в особняке Кшесинской, в хоромах Мануса, среди фарфора Ваньки Мануйлова, в укромном кабинете старика Суворина, в берлоге Распутина, в пышных залах у „Митьки” Рубинштейна, – в годы эти творилась не то мистерия, не то фарс императорской России, и было вавилонское смятение сословий, рангов, культур и дарований. Была сплошная авантюра. Не то отчаянием, не то торжеством звенела лебединая песнь режима», – отмечал И.И. Колышко[170].

Начало XXI столетия в России отмечено усилением интереса к Распутину – вновь эта тень прошлого вытаскивается на свет, причем вуалью таинственности покрывается то, в чем нет ничего тайного, а ореолом святости окружают совершенно несвятого святого.

Неподдельный интерес к «старцу» сродни похожему увлечению Сталиным, Грозным, двумя Николаями —

Первыми и Вторым, да и вообще разными чудными персонажами из национальной истории. Причём в одежды добродетели рядится всё самое гнусное и подлое, что было в нашем прошлом, всё то, что нужно осудить и оставить, но помнить, чтобы не позволить этому вернуться в нашу жизнь.

Но нет. Вместо того, чтобы смотреть вперёд и думать о будущем, наше общество живёт вчерашним днем. Эту чисто русскую черту гениально определил писатель Антон Павлович Чехов: «Русский человек любит вспоминать, но не любит жить»[171]. Это сказано о нас сегодняшних, страстно обсуждающих за кухонным столом у телевизора, мифы давно ушедших эпох. Но и этого мало.

Империя вновь в упадке, и ей, за неимением реальных «старцев» (измельчал народ), нужен, как воздух, Григорий Ефимович Распутин, умытый, с причёсанной бородой, с прищуренными «по-русски» в ехидной усмешке глазками. Нужен для того, чтобы поставить жирную точку в затянувшейся агонии, начавшейся сто лет назад.

Рядом с Распутиным

Многие исследователи жизни Григория Ефимовича Распутина (Р.[172]) обращали внимание на огромное число людей, так или иначе связанных со «старцем»[173].

Кроме родственников, близких знакомых и почитателей, рядом с ним постоянно возникали всё новые и новые лица: чиновники, крестьяне, мещане, военные и священнослужители. Большая их часть выступала в роли просителей – чтобы попасть в распутинскую квартиру на Гороховой, собиралась длинная очередь обиженных и страждущих справедливости.

Настоящий список близких в Распутину людей составлен на основе книг о нём, газетных статей и данных архивов, опубликованных в различных источниках.

Небольшая часть персонажей входила в ближайшее окружение «старца», некоторые просто с ним встречались, даже однократно, но включены в него и те, кто никогда не видел Распутина, но принимал участие в его судьбе, что отмечено в комментарии.

Аверкий, иеромонах, благочинный Верхотуринского Николаевского монастыря.

Августин (А. Пятницкий) (1884–1918), архимандрит, епархиальный миссионер в Тобольской епархии, настоятель райской мужской пустыни (в 1918 г.). Встречался с Р. в Петербурге на Гороховой, 64.

Авчухова Мария Семёновна, жительница г. Миргорода Полтавской губернии. Встречалась с Р. с мужем И.И. Добровольским – инспектором народных училищ Царскосельского уезда. Проживала: СПб., ул. Пушкинская, 17, кв. 5. Посещала Покровское.

Анапьев Николай Петрович, капитан, встречался с Р. в Ялте.

Адабаш Михаил Алексеевич (1864– после 1921), генерал-майор, военный цензор. Проживал: СПб., Знаменская, 40. Несколько раз встречался с Р.

Адамович Анна Дмитриевна (1890-е – после 1914), из г. Городок Витебской губернии.

Акимова Елизавета Григорьевна, жительница г. Козлов.

Альбранд (Албранд) Константин Александрович (1873 – до 1929), из дворян Херсонской губернии, служил чиновником Министерства иностранных дел. Проживал: СПб., Михайловская пл., 5/4.

Алексеев Борис Кирович (1884–1934), титулярный советник, с 1903 г. служил чиновником особых поручений МВД.

Алексеева Ольга Сергеевна (1880-е-1939), его супруга. Встречались с Р. 07.12.1915 г. в своей квартире по адресу: СПб., Фонтанка, 88.

Алексей (А.В. Молчанов) (1853–1914), епископ Тобольский и Сибирский, экзарх Грузии, закрыл секретное дело против Р.

Алемасов Павел Степанович (1871 – после 1907), крестьянин села Покровское, участник производства по секретному делу Тобольской Духовной консистории.

Алемасов Степан Кондратьевич (1836 – после 1907), крестьянин села Покровское, хорошо знавший Р. с детства.

Ананьев Семен Осипович, крестьянин из Калужской губернии.

Анастасия (Стана) Николаевна (1867–1935), великая княгиня, черногорская княжна. Познакомила Р. с императорской семьей в своем дворце в Сергиевке.

Ангелина (Сергеева) (1867–1927), схиигуменья, настоятельница Иоанновского монастыря.

Андреева Елизавета Дмитриевна (ум. после 1917), супруга потомственного почетного гражданина. Проживала: СПб., ул. Николаевская, 12.

Андрей (князь А.А. Ухтомский) (1872–1937), епископ Уфимский и Мензельский, знакомый Р. по Казани.

Андро-де-Бюи-Гинглятт Ольга Владимировна, урожденная Тизенгаузен, супруга чиновника 5-го класса при наместнике на Кавказе.

Андронников Михаил Михайлович, князь, («Побирушка») (1875–1919), чиновник МВД (до 1914 г.), чиновник особых поручений при обер-прокуроре Синода. Неоднократно встречается с Р., входил в его близкое окружение.

Анненкова Варвара Павловна, дочь коллежского советника, проживала в квартире Л.Ю. Анчица. Анчиц Леонид Юлианович (1872 – после 1921), инженер завода «Сименс и Шуккерт». Анчиц Софья Михайловна, супруга Л.Ю. Анчица. Проживали: СПб., Каменноостровский пр., 38, тел. 22630.

Антипова Анна Евдокимовна, домовладелица, из семьи крестьян Петроградской губернии.

Антоний (А.Л. Гиоргадзе) (1866–1918), митрополит Кутаисско-Гаенатский.

Антоний (А.Н. Каржавин) (1858–1914), епископ Тобольский и Сибирский, открыл секретное дело против Р.

Антоний (А.П. Храповицкий) (1863–1936), ректор Казанской духовной академии, митрополит Киевский и Галицкий, в эмиграции.

Арапов Илья Тимофеевич (1879 – после 1915), крестьянин села Покровское, близкий к Р.

Аргамакова (Чапкина) Соломония Ивановна (ум. после 1909), из семьи потомственных дворян Аргамаковых, супруга штабс-ротмистра Николая Ивановича Чапкина, проживала в г. Харькове, Михайловский пер., 12 (собственный дом).

Аронсон Янкель Ноум Лейбович (1872 (1873)-1943), скульптор, родился в Витебской губернии (ныне – Латвия). С 1891 года проживал во Франции, в 1941 году эмигрировал в США. Автор бюста Г.Е. Распутина (1915–1916).

Арсеньева Софья Дмитриевна (ум. после 1917), жительница СПб.

Астахов Федор Дмитриевич, губернский секретарь, околоточный надзиратель Петроградской полиции.

Атлас Абрам Шмеерлевич, охтинский купец, супруга – Муша-Маня Хаимовна Лейзеровна.

Бабицкий Исаак Исхевич, из г. Мозырь (ныне – Республика Беларусь).

Багратион-Давыдов Давид Александрович (1864 – после 1918), князь, близкий знакомый Р.

Бадмаев Петр Александрович (Жамсаран) (1849 (1851)—1920), бурятский лекарь, действительный статский советник. Практиковал лечение травами и тибетскими снадобьями. СР. встречался в своём кабинете на Литейном, 16, и в особняке на Поклонной горе (Ярославский пр., 65). Р. был его пациентом.

Бадмаев Николай Николаевич (1870-е – после 1917), сын П.А. Бадмаева.

Бадмаев Николай Николаевич, племянник П.А. Бадмаева, прапорщик запаса, участник Первой мировой войны.

Бадмаева Елизавета Фёдоровна (1872 (1873)-1954), урожденная Юзбашева, гражданская жена П.А. Бадмаева, врач.

Базилевская (Мамонова) Лидия Платоновна (ум. 1969), из семьи генерал-лейтенанта П.Е. Базилевского, супруга инженера Мальтуновского (развод). Участница Русско-японской войны, Первой мировой и белого движения (сестра милосердия), с 1920 г. в эмиграции в Бельгии. Кавалер Георгиевской медали.

Байков Роман Тимофеевич, дьякон из Вятской губернии.

Балицкий Лев Александрович (1886 – после 1918), педагог, приват-доцент Университета, преподаватель Екатерининской женской гимназии, участник Русского Народного союза им. Михаила Архангела.

Барашков Владимир Васильевич, кондуктор 2-го класса инженерного склада.

Барашкова Александра Васильевна, его дочь.

Баркова Вера Ивановна (1894 – после 1920), дочь И.Ф. Манасевич-Мануилова. Часто бывала в квартире Р.

Башинский Борис Петрович (1886-?), родился в Самаре в семье штабс-капитана в отставке П.С. Башинского. Чиновник особых поручений при МВД. Неоднократно бывал у Р.

Башинская Раиса Захаровна, вдова штабс-капитана в отставке П.С. Башинского.

Башмакова Ирина Александровна (ум. после 1906), Вдова из села Реполова, Тобольского уезда. Возможно, одна из знакомых Р.

Безроднов Николай Сергеевич (1847–1923), врач, действительный статский советник, главный врач Елизаветинской общины сестер милосердия. Давний знакомый Р. Проживал в СПб., на Суворовском пр., 63.

Белецкий Степан Петрович (1873–1918), государственный деятель, тайный советник, директор Департамента полиции (1912–1915). Р. содействовал назначению Белецкого товарищем министра внутренних дел. Расстрелян большевиками как заложник.

Беликина Надежда Фёдоровна, крестьянка Рязанской губернии.

Беликов Павел Павлович (ум. после 1917), коллежский секретарь Главного управления неокладных сборов.

Белинг Александра Александровна (1864 (1880)—1958), оперная и эстрадная певица, урожденная Невтонова. Муж – дирижер Э.Е. Беллинг. На сцене выступала с нач. XX века. Сценический псевдоним – Сандра Беллинг. Работала в лазарете у А.А. Вырубовой. Поклонница Р. С 1926 г. – в эмиграции, умерла в Бейруте (Ливан).

Бельгард Татьяна Михайловна (1885-?), урожденная Кропотова, вдова генерал-майора Н.В. Бельгарда.

Бельсковский Александр Петрович, коллежский асессор, помощник столоначальника Главного управления неокладных сборов.

Бельская Мария Васильевна, в Петербурге проживала на Мойке, 24.

Беляев Афанасий Иванович (1845–1918), протоиерей, настоятель Федоровского собора.

Беляев Михаил Алексеевич (1863–1918), из дворян. Последний Военный министр Российской империи. С Р. встречался один раз. Расстрелян большевиками.

Белянин Михаил Михайлович, из Владивостока, просил Р. избавить его от уголовной ответственности.

Бемельсдорф Михаил Алексеевич, петербургский купец.

Берггрюн Александра Ивановна, из семьи старообрядцев, промышлявших золотодобычей. Гражданская жена Тобольского губернатора Н.А. Ордовского-Танаевского.

Берге Фульф Янкелевич (ум. после 1915), житель Перми, с Р. встречался в Покровском.

Бергман Лариса Михайловна (1880-е– после 1917), вдова надворного советника.

Берестовская Зинаида Алексеевна (1885 – август 1942), урожденная Мириниченко, жена помощника присяжного поверенного, зубной врач.

Берладская Хиония Михайловна (1878 – после 1918), вдова поручика Инженерной академии. С Р. познакомилась осенью 1906 г. и входила в число ближайшего окружения «старца».

Берман Екатерина Ивановна, жена петроградского купца, потомственного почетного гражданина. Проживала: СПб., наб. р. Фонтанки, 5. Через Р. пыталась вернуть мужа, высланного из столицы за шпионаж.

Бернацкая Варвара Викентьевна, супруга коллежского советника.

Бернацкий Всеволод Михайлович (1879–1927), коллежский советник.

Бернер Жанна, гражданка Франции.

Бернер Людвиг-Франц Фридрих, секретарь бельгийского консульства.

Бирман Хаим Айзер Гиршевич, купец из г. Козлова.

Благовещенская Александра Даниловна (после 1917), супруга П.А. Благовещенского.

Благовещенский Павел Александрович (ум. после 1925), коллежский секретарь, служил в хоз. управлении Синода. Супруги проживали в том же доме, что и R, на Гороховой ул., 64.

Боберман Абрам Моисеевич (1867 – после 1918), самарский купец 1-й гильдии. В СПб. проживал в гостинице «Европейская». Часто встречался с Р.

Бобринский Алексей Александрович (1852–1927), государственный деятель, товарищ министра внутренних дел. С Р. виделся один раз.

Богачев Николай Павлович, из крестьянин Московской губернии.

Богданов Алексей Александрович (ум. 1926), потомственный почетный гражданин, известный табачный фабрикант. После 1918 г. в эмиграции.

Богданова-Бельская Паллада Олимповна (1885–1968), урождённая Старынкевич, происходила из семьи военного инженера. Поэтесса, автор карандашного рисунка R, сделанного 26.12.1915 г.

Богдановский Филипп, священник Черниговской губернии.

Боголюбова Антонина Яковлевна, дочь генерал-майора Я.П. Боголюбова, владела большой библиотекой.

Богушевич Константин Иосифович (1892–1921?), прапорщик русской армии.

Богушевич Михаил Иосифович, во время встречи в Р. – студент Лесного института.

Бок, фон Лев Карлович, коллежский советник, директор правления Петербургско-Ялтинского товарищества недвижимости. В СПб. проживал в Соляном пер., 7, тел. 7950. В 1915–1916 гг. часто встречался с Р.

Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873–1955), из дворян. Этнограф, писатель, изучал деятельность различных сект. Неоднократно беседовал с Р. Проживал: СПб., Херсонская, 5.

Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич (1870–1956), из дворян, брат В.Д. Бонч-Бруевича. Военный деятель, Начальник штаба Северного флота. Противник Р, с которым встречался один раз.

Боратынская Ксения Николаевна (1878–1958), педагог, последовательница учения Л.Н. Толстого, внучка поэта Е.А. Боратынского. С Р. встречалась в Казани в 1906 г.

Боратынский Александр Николаевич (1867–1918), политик и общественный деятель, предводитель дворянства. Брат К.Н. Боратынской. Видел Р. в Казани в 1906 г. Расстрелян большевиками.

Борх Борис Юрьевич (1859 – после 1918), граф, действительный статский советник, чиновник особых поручений при министре внутренних дел.

Боткин Евгений Сергеевич (1865–1918), из дворян, лейб-медик при Николае II, поклонник Р, которого считал «избранным». Расстрелян большевиками вместе с царской семьёй.

Брандт Александр Андреевич (1855–1932), учёный-механик, инженер путей сообщения. С 1920 г. – в эмиграции. Однажды, в 1916 г. принимал Р. в своей квартире.

Бремер Екатерина Александровна (ум. 1916), вдова генерал-майора А.А. Бремера, владелица дома № 5 на ул. Колокольной. Проживала на Каменноостровском пр., 22в.

Брешко-Брешковский Николай Николаевич (1874–1943), журналист, писатель, критик. После 1920 г. в эмиграции. С Р. встречался в 1915–1916 гг.

Брик Лиля Юрьевна (1891–1978), встретилась в Р. в вагоне поезда Петербург – Царское Село.

Бродский Лев Израилевич (1852–1923), коммерции советник, из семьи сахарозаводчиков. С 1918 г. – в эмиграции.

Брусиловский Осип Моисеевич, купец из Харькова.

Брянцев Владмирир, дьякон в церкви с. Покровское.

Бурдуков-Студенский Николай Федорович (1869–1937), действительный статский советник, шталмейстер Высочайшего двора, чиновник в Министерстве внутренних дел, издатель газеты «Гражданин». Один из доверенных лиц «старца».

Бурман Георгий Владимирович (1865–1922), генерал-майор, начальник офицерской электротехнической школы.

Бутковская (Хьюит) Анна Ильинична (1885 – после 1978), из семьи адвоката. Последовательница учения Гурджиева. Ездила с Р. в Царское Село.

Бучерин Алексей Яковлевич (ум. после 1917), проживал в том же доме, что и R, на Гороховой, 64.

Быков Петр Иоаннович (1882-?), псаломщик церкви с. Покровское.

Былинин Александр Васильевич (ум. после 1925), член ревизионной комиссии СПб. Учетного и Ссудного банка, член правления СО «Россия».

Быстрицкий Петр Семёнович (ум. после 1914), прапорщик.

Быхалова Дарья Ефимовна, жительница Москвы.

Быховский Исаак Викторович (1876 (1877) – после 1918), помощник присяжного поверенного, участник застолий с Р.

Бьюкенен Джордж (1854–1924), британский посол в России. С Р. не встречался.

Бьюкенен Мьюриэл (1886–1959), дочь британского посла Дж. Бьюкенена.

Вадимов Владимир Юрьевич (1865 – не ранее 1935), артист и режиссёр петербургского театра «Зимний фарс». Встречался с Р. в ресторане «Вилла Родэ».

Важенин Федор (ум. после 1908), унтер-офицер, житель села Покровское.

Вайнштейн Елена Михайловна, супруга помощника присяжного поверенного, владела фотоателье «Денар», проживала на Каменноостровском пр., 20.

Ваккерова Альма Николаевна, зубной врач.

Ваксель Ольга Александровна (1903–1932), из дворянской семьи. Встречалась с Р. во время работы в дворцовом лазарете.

Валуев Федор Михайлович (ок. 1857–1917), действительный статский советник, инженер, Начальник управления Северо-Западных железных дорог.

Валуев Ольга Александровна (1867– после 1915), урожденная Богушевская, супруга Ф.М. Валуева.

Вальберг Иван Иванович (1859–1918), из дворян, генерал лейтенант, начальник Павловского юнкерского училища.

Варварова Вера Карповна (1888 (1889) – после 1917), из г. Николаева, артистка, исполнительница цыганских романсов. Несколько раз выступала и ночевала на квартире Р. В СПб. жила с подполковником Н.С. Езерским по адресу: Алексеевская, 10, кв. 10.

Варнава (В.А. Накропин) (1859–1924), епископ Тобольский и Сибирский, друг и поклонник Р. У него «старец» останавливался в Тобольске в архиерейском доме.

Васильев Александр Петрович (1868–1918), протоиерей, царский духовник, обучал детей императора Закону Божьему.

Васильев Алексей Тихонович (1869–1930), товарищ прокурора Санкт-Петербургского окружного суда. Неоднократно встречался с Р.

Васильев Владимир Николаевич (1869 – после 1918), полковник, военный инженер.

Васильева Мария Николаевна, жена судебного следователя Новгородской губернии.

Вассерман Дмитрий Романович (1878–1937), московский фотограф. После 1918 г. в эмиграции.

Векки Джозеф (ум. после 1948), британский ресторатор, владелец ресторана в отеле «Астория». Его частым посетителем был Р.

Вендт Елизавета Наумовна, вдова, проживавшая: СПб., наб. Обводного канала, 101.

Вениамин (И.А. Федченков) (1880–1961), митрополит Саратовский и Балашовский (1955), с Р. познакомился в Академии.

Вергилесов Феёдор Владимирович.

Веревкин Александр Николаевич (1864–1922), товарищ министра юстиции, сенатор, гофмейстер, знакомый Р.

Веретенников Алексей Порфирьевич (1860 – после 1918), военный инженер, генерал-майор, Гласный Городской думы. В 1914 г. сдавал одну из квартир своего дома Р.

Веретенников Порфирий Алексеевич (1893–1956), капитан 4-го стрелкового полка, сын генерал-майора А.П. Веретенникова. Умер в эмиграции.

Верзиев Семён Андреевич, дьячок Исаакиевского собора.

Вернер Жанна, из Франции.

Вильбушевич Евгений Борисович (1874–1933), пианист, композитор. Приглашался на обеды к Р.

Виноградова Александра Ивановна, жительница Санкт-Петербурга, дочь коллежского советника.

Виссарионов Сергей Евлампиевич (1867–1918), чиновник по особым поручениям МВД.

Витко Дмитрий Петрович, фельдшер, смотритель Тюменской городской больницы.

Виткун Сергей Михайлович (1877–1937), царскосельский купец.

Витте Матильда Ивановна (1863 – после 1937), урожденная Нурок, графиня, супруга председателя Совета министров

С.Ю. Витте.

Витте Сергей Юльевич (1849–1915), граф, государственный деятель, поддерживал с Р. близкие отношения.

Вишняков Владимир Андреевич, служащий Канцелярии градоначальника.

Вишнякова Мария Ивановна (1872–1917), няня в императорской семье (до 1913 г.), бывала в Покровском, противница Р.

Владимиров Александр Сергеевич (1872 – после 1917), врач Тюменской городской больницы, оперировал Р. в Покровском после покушения.

Власов Алексей Михайлович, штабс-капитан 145-го пехотного императора Александра III полка.

Воейков Владимир Николаевич (1868–1947), генерал-майор свиты Его Императорского Величества, противник Р, с которым встречался пару раз.

Войно Феодосия Степановна, фельдшер Серафимовского лазарета-убежища, последовательница Р.

Волков Сергей Степанович (ум. после 1931), священник петербургского подворья Творожинского женского монастыря.

Волынская Софья Леонтьевна (род. ок. 1890), супруга Д.М. Волынского, входила в близкое окружение Р.

Волынский Михаил Давидович (1859 – после 1918), агроном, губернский секретарь.

Воронец Сергей Николаевич, коллежский асессор.

Воронин Александр Константинович, прапорщик, комендант царскосельского военного санитарного поезда.

Воскобойникова Надежда Ивановна (1889–1947), вдова подъесаула.

Востоков Владимир Игнатьевич (1868–1957), протоиерей, встретился я с Р. в с. Старый Яр, под Москвой в 1896 г.

Восторгов Иоанн Иоаннович (1864–1918), настоятель храма Василия Блаженного (Москва), встречался с Р. в Москве.

Врангель Ольга Кронидовна (ум. после 1930), баронесса, супруга полковника отдельного корпуса жандармов.

Вреден Роман Романович (1867–1934), врач-ортопед, хирург, профессор Психоневрологического института, консультировал Р.

Вульфиус Нина Саватьевна, жительница Санкт-Петербурга.

Вырубова Анна Александровна (1884–1964), урожденная Танеева. Фрейлина, ближайшая подруга императрицы Александры Фёдоровны, одна из ближайших почитательниц Р.

Высоцкий Вениамин Николаевич, сельский врач, проводил осмотр раненого Р.

Высоцкий Всеволод Семенович (1888–1949), из г. Торопца, Псковской губернии, студент Горного института.

Гаар Мария Генриховна, потомственная почетная гражданка, поклонница Р.

Гавриил (Г.М. Зырянов) (1844–1915), схиархиамандрит, наместник Седмиезерной пустыни.

Гаврилов Николай Иванович (ум. после 1917), вице-губернатор Тобольской губернии.

Гагман фон Дмитрий Федорович (1861 – после 1913), Тобольский губернатор в 1908–1912 гг.

Гайдебуров Евгений Иосифович (1895 – после 1920), поручик, из потомственных дворян, участник Гражданской войны. Жил по соседству с Р. на Гороховой, 64.

Гайдебурова Ксения Иосифовна, сестра предыдущего.

Гайдебурова Людмила Клементьевна (1870–1927), мать Е.И. и К.И. Гайдебуровых, вдова действительного статского советника И.А. Гайдебурова. В 1914–1916 гг. Гайдебуровы проживали в доме на Гороховой, 64, по соседству с Р.

Галаничев Владимир Иванович (ум. после 1935), прапорщик.

Галкин Владимир Павлович (ум. 1915), протоиерей, священник Спасо-Колтовской церкви.

Гапонов Стефан Архипович (ум. после 1930), управляющий домом (Гороховая, 64), где с 1914 по 1916 г. жил Р.

Гарнич-Гарницкая Наталья Алексеевна (1867 – после 1918), урожденная Тризна, супруга последующего.

Гарнич-Гарницкий Фёдор Фёдорович (1867–1916), директор Императорской фабрики игральных карт, председатель спортивного общества «Геркулес-клуб», отравлен немецкой разведкой.

Гарязин Александр Львович (1868–1918), управляющий сталелитейного завода «Томас Фирт» (г. Рига), издатель газеты «Дым Отечества». Один из лидеров русских националистов. Неоднократно встречался с Р.

Гвоздевич (Гвоздович) Михаил Михайлович (1864–1920), помощник градоначальника Ялты И.А. Думбадзе, служил в полицейском управлении.

Ге Петр Николаевич (1859–1939), мировой судья, член Городской управы. Встретился с Р. в поезде.

Гедройц Вера Игнатьевна (1870–1932), врач-хирург, профессор, близкая знакомая императрицы Александры Фёдоровны, противница Р.

Геллер Мария Юльевна, супруга личного почетного гражданина.

Гермоген (Г.Е. Долганов) (1858–1918), епископ Саратовский и Царицынский, близкий знакомый Р., впоследствии его противник.

Гиль Мария Сергеевна, супруга капитана, почитательница Р.

Гиль Эрвин Христофорович, капитан 145-го Новочеркасского полка.

Гиммельман Николай Васильевич (1862–1941), личный почётный гражданин, давал уроки танцев. Сосед Р. по дому на Гороховой.

Гиммельман Анна Васильевна (1880-е– после 1917), супруга предыдущего. Минимум семь раз Гиммельманы посещали квартиру R, у них Р. бывал минимум два раза.

Гинзбург Муся Израилевна, супруга инженера-техника.

Гинсбург Моисей Акимович (1851–1936), статский советник, купец 1-й гильдии, поставщик угля Морскому ведомству.

Гладыревский Георгий Леонидович (1898–1968), хормейстер, дирижёр, с 1920 г. – в эмиграции. Встречался с Р. в ресторане «Вилла Родэ».

Глазов Николай Алексеевич, чиновник особых поручений при санкт-петербургском губернаторе.

Глауберман Ита Мордуховна (1882–1942), урожденная Ютт, супруга Витебского купца 1-й гильдии.

Глебовская Александра Григорьевна, артистка.

Глебовский Владимир Львович (ум. после 1918), штабс-капитан, смотритель Петергофских продовольственных складов.

Глинка Григорий Вячеславович (1862–1934), начальник переселенческого управления Министерства земледелия, сенатор, участник белого движения.

Глинка Екатерина Иосифовна, супруга.

Глобачев Константин Иванович (1870–1941), генерал-майор, начальник Петербургского охранного отделения.

Гнида Евгения Константиновна, супруга генерал-лейтенанта Д.И. Гниды.

Говорова Ольга Васильевна, супруга коллежского секретаря.

Голдарбейтер Иосиф Львович, личный почетный гражданин.

Головина Любовь Валериановна (1853–1938), урожденная Карнович, вдова действительного статского советника. Входила в число ближайшего окружения Р.

Головина Мария Евгеньевна (Муня) (1887–1972), младшая дочь Л.В. Головиной. Входила в число ближайшего окружения Р.

Головина Ольга Евгеньевна (1873–1956), старшая дочь Л.В. Головиной. К Р. была равнодушна.

Голубева Мария Николаевна, учительница, почитательница Р.

Горбенко Павел Корнилович, певчий Придворной певческой капеллы.

Горбунова Надежда Степановна, крестьянка из Ярославской губернии.

Гордон Борис Абрамович (1881–1952), купец 1-й гильдии, владелец газеты «Приазовский край» (г. Ростов-на-Дону). С 1920 г. – в эмиграции. Издавал в Париже журнал «Иллюстрированная Россия».

Горемыкин Иван Логгинович (1839–1917), государственный деятель, встречался с Р. один раз. «Горемыка» – прозвище, данное Р.

Горемыкина Александра Ивановна (1845–1917), супруга, сторонница Р.

Горчаков Платон Сергеевич (ум. после 1918), крестьянин Ярославской губернии, торговец.

Горчакова Анна Михайловна, супруга предыдущего.

Горязин Александр Львович, титулярный советник.

Гофман Вячеслав Францевич Адольфович (1878-?), коллежский секретарь.

Гофман Евгения Ефросимовна, из Витебской губернии.

Гофшиттер Ипполит Андреевич (1860–1951), писатель, религиозный мыслитель, с 1922 проживал в Салониках (Греция). Хороший знакомый Р.

Гошкевич Клавдия Александровна, мать жены военного министра Е.В. Сухомлиновой.

Граматчиков Федор Андреевич, житель Екатеринбурга.

Гречнева Любовь Антоновна, супруга коллежского регистратора.

Гривин Георгий Антонович (1875–1919), подполковник, участник белого движения.

Григорий (И.М. Васильев) (1862 – после 1918), архимандрит, знакомый Р. по Москве.

Григорова-Рудыковская Татьяна Леонидовна (1892–1981), встречалась с R, работая в лазарете в Царском Селе, и посещала его на квартирах.

Губин Иван Матвеевич, крестьянин Ирбитского уезда Верх-Ницинской волости. Принимал участие в освидетельствовании Р. после покушения в 1914 г.

Гудзенко Анатолий Николаевич (1868 – после 1917), войсковой старшина Уссурийского полка.

Гулишамбарова Софья Богдановна, вдова коллежского советника.

Гурамов Иван Вахтангович, князь, надворный советник, начальник одиночной тюрьмы.

Гурлянд Илья Яковлевич (1868–1921), юрист, действительный статский советник, член Совета Министерства внутренних дел, редактор газеты «Россия».

Гурлянд Наталия Валериановна (1877–1958), урождённая Секерина, супруга.

Гурьев Петр Викторович (1863–1943), директор канцелярии Святейшего Синода.

Гусев Фёдор Афанасьевич (ум. 1937), житель г. Семипалатинска, старообрядец.

Гусева Наталья Алексеевна, крестьянка из Тверской губернии.

Гусева Хиония Кузьминична (1881 – после 1919), из мещан г. Сызрани. Покушалась на Р. в июне 1914 года.

Гущина Александра Егоровна (1843 – после 1917), вдова врача, коллежского советника, поклонница Р, с которым в 1914 г. познакомилась в церкви.

Гюлинг Артур Оскарович, житель Петербурга.

Давыдов Леонид Федорович (1866–1941), служащий Министерства финансов.

Дагинадзе Александр Ермилович, артист.

Дагинадзе Мария Алексеевна, супруга предыдущего.

Даманский Петр Степанович (1860–1916), товарищ Обер-прокурора Святейшего Синода, сенатор.

Данилевская Надежда Михайловна, вдова штабс-капитана.

Двинов Моисей Шмуйлович, помощник присяжного поверенного Петроградской судебной палаты.

Двинова Двейра Вульфовна, супруга. Принимали Р. у себя в квартире на 10-й Рождественской, 15, кв. 24.

Дедюлин Владимир Александрович (1858–1913), из дворянской семьи, генерал от кавалерии, дворцовый комендант.

Дедюлина Мария Николаевна, супруга штабс-капитана.

Дедюхина Анна Ивановна, из г. Сарапула, сестра милосердия.

Дементьев Гавриил Дмитриевич (1879–1942), тайный советник, служил в Министерстве финансов и Казначействе. Сосед Р. по дому на ул. Гороховой в 1916 г.

Дементьева Мария Ефимовна (ум. после 1935), супруга Г.Д. Дементьева.

Дементьева Елена Гавриловна, дочь.

Ден фон Юлия Александровна (Лили) (1880–1963), урожденная Смонская, супруга капитана 1-го ранга К.А. Дена. Подруга императрицы Александры Фёдоровны и А.А. Вырубовой.

Денисов Николай Георгиевич (ум. после 1923), купец 2-й гильдии, занимался торговлей лампами и электротехническими принадлежностями (склад находился на Гороховой, 64). Сосед Р. по дому на ул. Гороховой в 1914–1916 гг. С ним проживали супруга, дочь и пять сыновей.

Денисова Анастасия Терентьевна, вдова.

Дергаш Мария Александровна, артистка.

Деревенко (Деревенько) Владимир Николаевич (1879–1936), придворный врач, состоял при цесаревиче Алексее с 1912 г.

Деревенько Владимир Федорович (ум. в 1921), боцман Императорской яхты «Штандарт». «Дядька» цесаревича с 1905 г.

Деревенский Петр Ионович (род. 1879), певчий Афонского подворья.

Джавров Константин Семёнович, штабс-капитан лейб-гвардии, знакомый Р. с 1916 г.

Джанумова Анна-Елена Францевна (1879 – после 1922), из Москвы, супруга купца, последовательница Р.

Джунковский Владимир Фёдорович (1865–1938), генерал-лейтенант, предпринимал шаги по удалению Р. из столицы.

Диоклия, монахиня, привратница Ново-Тихвинского женского монастыря (Екатеринбург), который несколько раз посещал Р.

Дитин Николай Васильевич (1882–1942), мастер по изготовлению музыкальных инструментов. Сосед Р. по дому на Гороховой.

Дитина Екатерина Алексеевна, из крестьянок. Квартиру Р. на Гороховой посещала один раз.

Дитлова Ольга Александровна, вдова коллежского асессора, сестра милосердия.

Длин (Долина) Ефросинья Михайловна, новгородская мещанка.

Дмитрий Константинович (1860–1919), великий князь, двоюродный дядя императора Николая II. Встречался с Р.

Дмитров Петр Евграфович, полковник пограничной стражи.

Добровольский Иван Иванович, коллежский советник, инспектор народных училищ Царскосельского уезда. Водил в число ближайшего окружения Р. Иногда посещал «старца» с М.С. Авчуховой.

Добровольский Николай Александрович (1854–1918), тайный советник, сенатор, министр юстиции.

Добровольская Ольга Дмитриевна (1870–1958), урожденная княгиня Друцкая-Соколинская.

Добровольский Николай Степанович (1867–1942), коллежский советник.

Долгорукова Стефания Семёновна, урождённая Бруад, супруга камер-юнкера А.М. Долгорукова.

Долинская Екатерина Васильевна (род. 1863), вдова генерала.

Доманский Пётр Степанович, тайный советник, товарищ обер-прокурора Святейшего Синода. Встречался с Р.

Домбровская Екатерина Александровна (1887 – после 1950), урождённая Микулина, художник, супруга И.Г. Домбровского.

Домбровский Иван Грацианович (Джон Д. Грэм) (1886–1961), из дворян, художник.

Досифей (Разумов), иеромонах, священник 131-го сводного эвакуационного госпиталя в Царском Селе.

Драгомирецкий Василий Степанович (1865 – после 1928), директор Департамента духовных дел, чиновник МВД.

Дрентельн фон Александр Александрович (1868–1925), генерал-майор Свиты, командир лейб-гвардии Преображенского полка.

Дружинина Екатерина, жительница села Покровское.

Дубельт Александра Ивановна (1843? – после 1918), урожденная Базилевская, вдова генерал-лейтенанта.

Дубинская Дарья Филогнеевна (род. 1870-е), супруга архитектора.

Дубровин Александр Иванович (1855–1921), врач, известный монархист, неоднократно встречался с Р.

Дувидзон Вениамин Борисович, журналист газеты «Петербургский курьер».

Дьякова Валентина Евгеньевна, супруга надворного советника.

Дьячевская Вера Васильевна, вдова надворного советника.

Дьячевская Нина Дмитриевна, её дочь.

Евдоким (В.И. Мещерский) (1869–1935), архиепископ Алеутский и Северо-Американский (с 1914).

Евдокимова (Юдова) Елизавета Ивановна (1897–1989), жительница Санкт-Петербурга.

Евреинов Андрей Васильевич, житель Санкт-Петербурга, частный поверенный.

Егоров Николай Андрианович (1858 – после 1935), действительный статский советник, предводитель уездного дворянства (г. Таганрог).

Ежова Евгения Карловна, из г. Клина, просила Р. об устройстве государственного подряда.

Езерский Николай Семёнович (1885–1937), подполковник, адъютант 3-го армейского корпуса при Штабе гвардии. Часто посещал Р. с В.К. Варваровой.

Еловский Владимир Владимирович, подполковник, военный цензор.

Енгалычева Надежда Иосифовна, княжна.

Ерандаков Василий Андреевич (1875–1919), полковник, служил в контрразведке, участник белого движения.

Ермаков Виталий Дмитриевич (ум. 1927), инженер-электрик. Сосед Р. по дому на ул. Гороховой.

Ермакова Александра Павловна, жена предыдущего.

Ермолов Сергей Степанович, губернский секретарь.

Ермолова Наталья Алексеевна (1880–1956), фрейлина императрицы Александры Фёдоровны.

Ерохина Прасковья Афанасьевна, из Оренбурга.

Есенин Сергей Александрович (1895–1925), поэт, встречался с Р.

Жевахов Николай Давыдович (1874–1949), князь, статский советник, камер-юнкер, товарищ обер-прокурора Святейшего Синода.

Животовский Абрам Львович, купец 1-й гильдии, банкир, дядя Л.Д. Троцкого.

Жук Аким Иванович (1868 – после 1918), фельдшер, работал в Царском Селе в госпитале.

Жуковская (Подревская) Вера Александровна (1885–1956), урожденная Микулина, писательница.

Журавлева Мария Васильевна (1888 – после 1917), из крестьян, швейцар во 2-й парадной дома на ул. Гороховой, 64.

Журова Наталья Ефимовна, супруга чиновника.

Завальниковская Елизавета Николаевна, жена штабс-капитана.

Завороткова Пелагея Кузьминична (1873 – после 1918), урожденная Гусева, сестра Х.К. Гусевой, встречалась с Р. на богомолье.

Завороткова Мария Григорьевна (род. 1896), племянница Х.К. Гусевой, с Р. не встречалась. Давала показания по делу о покушении.

Заикин Иван Михайлович (1880–1948), спортсмен-борец, познакомился с Р. в Царицыне и неоднократно встречался с ним.

Запуниди X., фотограф (г. Ялта, Крым).

Залежный Дмитрий Маркович, священник Екатеринославской епархии.

Заусайлова Варвара Васильевна (1879 – после 1915), дочь сенатора В.В. Мамонтова, сестра милосердия в санитарном поезде императрицы Александры Фёдоровны.

Зегоуш Нина Георгиевна, из дворян, жительница Санкт-Петербурга.

Зейман Иван Иванович, домашний учитель, Р. жил у него в 1912 г. по адресу: Никольская ул., 70.

Зеленин Пётр Александрович, студент Политехнического института.

Зиновьев Фёдор Григорьевич, крестьянин Симбирской губернии.

Зобнин Михаил Степанович, крестьянин Тюменского уезда, понятой при медицинском освидетельствовании Р. после покушения.

Зозулина Зинаида Алексеевна, дочь потомственного почётного гражданина.

Золотухин Максим Фёдорович, крестьянин Тамбовской губернии.

Зотов Иван Петрович (род. 1869), крестьянин с. Покровское.

Зотова Александра Ильинична, работница в доме Р. в Покровском.

Зотова Екатерина Ананьевна (род. 1901), жительница с. Покровское.

Зонн Иосиф Михайлович (09.03.1865 – после 1923), потомственный почетный гражданин, проживал в 1915 г. на ул. Гороховой, 64, с супругой Ю.А. Зонн.

Зубов Валентин Васильевич, крестьянин.

Зубов Дмитрий Капитонович, крестьянин с. Покровское.

Зубов Кузьма Герасимович (1873 – после 1930), крестьянин с. Покровское.

Зубова Мария Гавриловна (1873–1932), супруга предыдущего.

Зубова Пелагея Карповна, крестьянка с. Покровское, свидетельница покушения на Р.

Зырянов Михаил Лукич (1868-?), крестьянин с. Покровское, сосед Р.

Зырянова Мария Михайловна (род. 1899), крестьянка с. Покровское, свидетельница покушения на Р.

Зырянова Раиса Михайловна, крестьянка с. Покровское.

Иванов Василий Иванович, крестьянин Петроградской губернии.

Иванов Георгий Александрович, прапорщик.

Иванов Григорий, агент охранного отделения, следил за Р.

Иванов Евгений Павлович (1879–1942), журналист.

Иванов Николай Петрович, полицейский пристав московской части Санкт-Петербурга.

Иванова Анна Андреевна, супруга предыдущего.

Иванов Сергей Иванович, сторож Казанского собора в Петербурге.

Иванова Анна Фёдоровна (ум. после 1989), крестьянка с. Покровское

Иванова Елена Петровна, вдова действительного статского советника.

Игнатьева Софья Сергеевна (1850–1944), графиня, содержательница аристократического салона в Санкт-Петербурге.

Измайлов Александр Алексеевич (1873–1921), журналист, записал голос Р.

Изосимов Алексей Дмитриевич (род. 1871), крестьянин с. Покровское, волостной заседатель.

Изосимов Дмитрий Варлаамович (род. 1850), крестьянин с. Покровское.

Изосимов Иван Семёнович, крестьянин с. Покровское.

Изосимова Анна Григорьевна (род. 1904), из крестьянской семьи с. Покровского, играла с дочерьми Р.

Изосимова Анна Михайловна, крестьянка с. Покровское.

Икскуль фон Гильденбандт Варвара Ивановна (1850–1928), баронесса, содержательница великосветского салона в Санкт-Петербурге. Частый гость в доме Р.

Илиодор (Сергей Михайлович Труфанов) (1880–1952), иеромонах, духовный и политический деятель националистического толка, запрещен в служении, сложил с себя сан. Один из тех, кто способствовал возвышению Р.

Ильин Вячеслав Иосифович, из г. Терешкова Могилевской губернии, подрядчик при Министерстве торговли и промышленности.

Ильина Надежда Францевна, супруга предыдущего.

Иннокентий (К.П. Соколов) (1846–1937), архимандрит, епископ Бийский, знакомый Р.

Иоанн Кронштадтский (И.И. Сергеев) (1829–1908), популярный проповедник, церковный и общественный деятель крайне правых взглядов, настоятель Андреевского собора (Кронштадт). Его встреча с Р. документально не подтверждена.

Исидор (П.А. Колоколов) (1866–1918), епископ, наместник Верхотуринского Николаевского монастыря, близкий знакомый Р. отпевал его тело.

Искандер Надежда Александровна, из семьи потомственных дворян.

Итин Яков Осипович (1886–1964), артист драматических театров, сценический псевдоним Малютин.

Кадулин Дмитрий Егорович (род. 1879), крестьянин с. Покровское.

Казакова Елизавета Александровна, знакомая Р. по Тобольску.

Казакова Екатерина Дмитриевна, дочь Казаковой Е.А.

Казакова Мария Дмитриевна, дочь Казаковой Е.А.

Кайранский Савелий Александрович, аптекарь, вольноопределяющихся 1-й запасной земской роты.

Каменский Анатолий Павлович (1876–1941), писатель, бывал у Р.

Капустин Александр Васильевич, из г. Старая Русса.

Капустина Анна Васильевна, из г. Старая Русса, сестра предыдущего.

Каравья Софья Афанасьевна, греческая подданная.

Караулов Михаил Александрович (1878–1917), депутат Государственной думы, несколько раз встречался с Р.

Карнович Ольга Васильевна (1830–1919), урожденная Мессарош, мать Л.В. Головиной, встречалась с Р.

Карновский Адольф Яковлевич, петербургский купец.

Карновский Герман Гершевич Адольф Абелевич, редактор-издатель журнала «Вестник механического производства обуви».

Карновская Берта Зельмановна, супруга предыдущего.

Карнацевич Станислав Иосифович (1891–1977), студент-медик, участвовал в операции Р. в Тюменской городской больнице.

Карпотин Николай Васильевич (род. 1896), прапорщик учебной автомобильной роты.

Карпотина Ольга Васильевна, супруга, бывали на квартире Р.

Картавцев Егор Иванович (1850 – после 1918), крестьянин с. Покровское, поймавший Р. на воровстве жердей.

Катун Александр Иванович, потомственный почетный гражданин.

Катун Анна Яковлевна, супруга предыдущего.

Кауфман фон Елизавета Петровна (ум. 1919), урожденная Эльсен, супруга министра народного просвещения П.М. фон Кауфмана.

Кашин Георгий Петрович, потомственный дворянин.

Кащеева-Потапова Екатерина Степановна, крестьянка Петербургской губернии.

Кельцев Сергей Андреевич (1856 – после 1917), общественный деятель, писатель, монархист (Русский Монархический союз), с Р. встречался в Москве.

Кемарская Прасковья Никифоровна, жена титулярного советника.

Киммельман Николай Васильевич, артист балета.

Кириллов Иван Иванович (1868-?), действительный статский советник, мировой судья в Санкт-Петерубрге.

Киселев Милий Дмитриевич (1855 – после 1917), корнет в отставке.

Киселева Валентина Михайловна, из Нижнего Новгорода.

Кислицына Анна Тимофеевна, встречалась в Р. будучи гимназистской в 1913–1914 гг.

Кислякова Антонина Александровна (1889–1942), вдова генерал-майора.

Китаева Вера Прокофьевна, вдова из Саратова.

Клевезат Александр Александрович (1865 – после 1916), полковник, командир Сибирского железнодорожного батальона.

Клейгельс Николай Васильевич (1850–1916), генерал от кавалерии, государственный деятель, Петербургский градоначальник (1895–1903), встречался с Р. в гостинице «Астория».

Клейст Ольга Константиновна, артистка, танцовщица.

Клепацкий Генрих Иосифович, журналист, корреспондент газеты «Голос Москвы».

Клещевников Владимир Тимофеевич, житель г. Нарвы.

Климович Евгений Константинович (1871–1930), генерал-майор, директор Департамента полиции, с 1920 г. – в эмиграции.

Клионовский Даниил Гаврилович (ум. после 1943), статский советник, служащий Морского ведомства.

Клокачева Елена Никандровна (1871 – после 1941), художница, автор портрета Р.

Клюев Николай Алексеевич (1884–1937), поэт, встречался с Р.

Книрша Андрей Ипполитович, потомственный почетный гражданин, служащий в страховом обществе «Волга». Р. бывал у него на квартире на ул. Песочной, 26. Близкий почитатель «старца».

Книрша Елизавета Ипполитовна, сестра предыдущего.

Ковалевский Евграф Петрович (1865–1941), депутат Государственной думы, встретился с Р. в поезде.

Коварский Овсей Иоселевич, кандидат юридических наук, встречался с Р. в гостинице «Европейская».

Ковтун Александр Петрович, казак из Полтавской губернии, служил швейцаром в гостинице «Ялта» (г. Ялта), в то время, когда в ней жил Р.

Коган Александр Эдуардович (1878–1949), издатель газеты «Копейка» и ряда журналов.

Коган Соломон Моисеевич (1861–1944), журналист, брал интервью у Р. в 1916 г.

Козлов Иосиф Семёнович, коллежский секретарь.

Койранский Моисей Исаакович, сотрудник газеты «Петроградский листок».

Коковцов Владимир Николаевич (1853–1943), государственный деятель, встречался с Р. один раз.

Колачев Владимир Яковлевич (ум. после 1918), протоиерей, настоятель церкви Зимнего дворца.

Коллегина Надежда Матвеевна, служащая Почтово-телеграфного ведомства.

Коломбо Эмилио (1874–1937), итальянский скрипач, неоднократно играл для Р.

Коломойцева Анна Петровна, учащаяся Консерватории.

Коломойцева Розалия Немановна, учащаяся Консерватории.

Коломнина Мария Илиодоровна (1891–1967), урожденная Горленко, жена штаб-ротмистра, почитательница Р.

Колотушкина Анастасия Лаврентьевна, жительница Санкт-Петербурга.

Колчинская Ольга Васильевна, супруга капитана артиллерии.

Комисаров Михаил Степанович (1870–1933), полковник, познакомился с Р. у Бадмаева, организовал в 1915–1916 гг. охрану «старца».

Комисарова Вера Васильевна, супруга предыдущего.

Комольцев Василий Михайлович (1868 (1869) – после 1923), петербургский купец 2-й гильдии, торговал трикотажем и кружевами, занимался общественной и благотворительной деятельностью. Сосед Р. по дому на ул. Гороховой. С ним проживали: супруга и две дочери.

Кон Александр Александрович (1874–1916), надворный советник, чиновник особых поручений при Министерстве финансов.

Кон Екатерина Яковлевна (1877–1942), супруга.

Кондырева Лидия Ивановна (1838 – после 1917), урожденная Базилевская.

Конев Сергей Никандрович, врач Петербургского воспитательного дома, который посещал Р.

Конье Мария Францевна, экономка Е.В. Сухомлиновой.

Конюхов Мирон Иосифович (1847 – после 1914), крестьянин с. Покровское, понятой в деле о хлыстовстве.

Конюхова Александра Ивановна (род. 1881), крестьянка с. Покровское, свидетельница покушения в 1914 г.

Конюхович Алексей Николаевич, помощник присяжного поверенного из Тобольской губернии, бывал у Р. в Покровском

Копанский Николай Васильевич (1869 – после 1919), полковник артиллерии.

Кордман Федор Борисович, статский советник, старший делопроизводитель Капитула императорских орденов.

Кордман Евгения Оскаровна, супруга.

Коренев Сергей Александрович, старший врач общины сестёр милосердия во имя Христа Спасителя.

Коркиа Александр Дмитриевич, коллежский секретарь (Министерство юстиции).

Корнеева Евдокия Алексеевна (1879-?), просфорня в церкви с. Покровское.

Корниенкова Надежда Григорьевна, из крестьян, сестра милосердия.

Корнилов Иван Иванович, титулярный советник.

Корнилова Анна Всеволодовна, супруга предыдущего.

Корнилович Август, крестьянин.

Коровина Мария Константиновна, жительница г. Тобольска.

Короленко Владимир Галактионович (1853–1921), писатель, издатель, общественный деятель. В 1909–1901 гг. Р. проживал в его квартире.

Короленко Евдокия Семёновна (1855–1940), супруга писателя.

Короченцева Анна Павловна, почитательница.

Корпуснов Степан Фёдорович, крестьянин Тверской губернии, швейцар в доме Святейшего Синода.

Коршунов Федор Антонович (1886 – после 1918), дворник дома № 64 на ул. Гороховой. Стоял на воротах в ночь убийства Р.

Косовская Анна Васильевна, вдова из Ярославской губернии.

Котов Михаил Иванович (1871 – после 1916), полковник.

Котова Капиталина Ефремовна, супруга предыдущего.

Котова Феодора Сидоровна (1885 – после 1919), горничная в гостинице «Ялта», во время проживания в ней Р.

Кофман Иосиф Евгеньевич, петербургский купец.

Кошевский (Кричевский) Александр Дмитриевич (1873–1931), артист оперетты.

Ксенофонт (К.П. Медведев) (1871–1933), архимандрит, настоятель Верхотуринского Николаевского мужского монастыря.

Краруп Анна Теодора (1862–1941), художница, автор последнего прижизненного портрета (написан 13 декабря 1916 г.).

Краузе-фон Мария Фёдоровна, дочь действительного статского советника, последовательница «старца».

Крейц фон Александр Александрович (1883–1948), поручик лейб-гвардии Конного полка.

Крейц фон Александр Александрович (младший) (1907–1980), сын, мальчиком играл с Р.

Крейтц фон Ольга Эриковна (1888–1963), графиня, супруга А.А. Крейца, неоднократно бывала у Р.

Криворучков Владимир Викторович, потомственный дворянин, чиновник Ставропольского попечительского детского приюта.

Кривошеин Александр Васильевич (1857–1921), государственный деятель, действительный тайный советник, встретил Р. в поезде.

Круглова Мария Александровна, супруга штабс-капитана.

Кручинин Михаил Филиппович, в 1916 г. проживал в доме на ул. Гороховой, 64.

Кугульский Семён Лазаревич (1862–1954), редактор-издатель московской газеты «Новости сезона», с Р. встретился в ресторане «Яр».

Кузнецова Прасковья Андреевна (1878–1964), урожденная Зворыгина, фельдшер в Тюменской городской больнице, принимала участие в операции Р.

Кузьменко Николай Андреевич, надворный советник, полицейский пристав.

Кузьминский Василий Александрович (ум. после 1919), старший лейтенант Гвардейского флотского экипажа.

Кузьминская Надежда Дмитриевна, супруга предыдущего.

Кулагин Пётр Игнатьевич, из г. Самары.

Кульжицкий Сергей Николаевич (1874 – после 1922), инженер путей сообщения.

Кульчицкий Николай Константинович (1856–1925), учёный-гистолог, государственный деятель, министр народного просвещения. Встречался с Р.

Кунгуров Федор, священник церкви с. Покровское.

Куницкая Мария Иосифовна, супруга титулярного советника.

Куприянова Александра Николаевна, вдова адмирала.

Куркуль Анна Иосифовна, в 1914–1916 гг. проживала в доме на ул. Гороховой, 64.

Курлов Павел Григорьевич (1860–1923), генерал-лейтенант, товарищ министра внутренних дел. Встречался с Р.

Курлова Мария Владимировна, супруга предыдущего.

Кусова Вера Илиодоровна (1886 – после 1917), баронесса, урожденная Горленко, супруга офицера Крымского полка барона Кусова. Познакомилась с Р. в 1913 г. и неоднократно бывала в его квартире.

Кюн Альберт Джонов-Ерухович, из Риги.

Лазаверт Станислав (Сергей Сергеевич) (ум. после 1950), поляк, врач, участник убийства Р.

Лазари Иван Константинович (1871–1931), певец, артист театра, гитарист.

Лангут Наталья Григорьевна, жительница г. Колпино.

Лапин Никанор Николаевич (1853–1919), священник церкви с. Покровского.

Лаптинская Акилина Никитична (1877 – после 1920), крестьянка Могилевской губернии. Одна из ближайших почитательниц R, с которым познакомилась в 1907 году. Проживала в квартире «старца».

Лахтин Владимир Михайлович (1849–1919), действительный статский советник, начальник Казанского округа путей сообщения. В квартире Лахтина на Греческом пр., 5 жил Р.

Лахтин Евгений Михайлович, племянник В.М. Лахтина, служащий Юго-Западных железных дорог.

Лахтина (Лохтина) Ольга Владимировна (1865 – после 1917), супруга В.М. Лахтина. Познакомилась с Р. в 1905 г., и входила в его ближайшее окружение.

Лебедев Александр Николаевич, коллежский советник, директор Гимназии и Реального училища Юргенсона.

Лебедев Иван Григорьевич (ум. после 1918), руководитель цыганского хора (г. Москва).

Лебедева Мария Николаевна, супруга, певица в хоре.

Лебен Рахиль Мовшевна, провизор.

Лебензон Мовша-Шиман Шмулевич (1873 – после 1931), петербургский купец 2-й гильдии, проживал на ул. Гороховой, 64. С ним жили: супруга Сара-Хана Фишелевна Лебензон (1890 – после 1931) и четыре дочери. Р. минимум один раз посещал квартиру Лебензона.

Левако Иосиф Абелевич (Илья Абрамович) (1873 – после 1918), купец 2-й гильдии (г. Каинск), владелец кожевенного завода.

Левако-Левах Сима Залмовна, супруга предыдущего.

Левако Мовша Абелевич (Моисей Абрамович), купец 1-й гильдии (г. Каинск).

Левестам Генрих Густавович, чиновник Российского Красного Креста.

Левестам Густав Густавович, из Москвы, чиновник особых поручений при московском градоначальнике.

Лежен Нина Фёдоровна (1881–1961), артистка оперетты.

Лейкарт Ольга Алексеевна (1887 – после 1918), урождённая Мордвинова. Почитательница Р.

Лейкин Аркадий Васильевич

Лемке Василий Иванович, потомственный почетный гражданин.

Леонова Александра Васильевна, супруга прапорщика.

Лесненко Екатерина Дионисьевна, артистка, жительница г. Таганрога.

Лиллэ Альма Розалия Ивановна, крестьянка Эстляндской губернии.

Лобысевич Екатерина Александровна, вдова полковника.

Лоллий (А.И. Юрьевский) (1875–1935), настоятель церкви Параскевы Пятницы в г. Тобольске.

Ломан Дмитрий Николаевич (1868–1918), полковник, штаб-офицер для поручений при Дворцовом управлении, доверенное лицо императрицы.

Ломан Ольга Васильевна (1877–1919), супруга предыдущего.

Ломан Надежда Дмитриевна (1896 – после 1965), дочь Ломана Д.Н.

Ломан Юрий Дмитриевич (1906–1980), сын Ломана Д.Н.

Лубник Ирина Леонтьевна.

Лукьянова Надежда Ивановна.

Лунц Шейла Гершовна (1891 – после 1918), супруга помощника присяжного поверенного, посещала квартиру Р.

Лысенко Анна Феофиловна, из Полтавской губернии.

Львов Лоллий Иванович (1888–1967), журналист, поэт, прозаик и историк литературы. Встречался с Р. зимой 1915–1916 гг.

Львова Юлия Фёдоровна (1873–1950), старшая хирургическая сестра в Дворцовом лазарете (Царское Село).

Маймескуль Мария Николаевна (1897– после 1916), дочь

С.И. Каравья.

Макаева Маргарита Яковлевна, княгиня, супруга потомственного дворянина.

Макарий (М.В. Гневушев) (1958–1918), настоятель московского Ново-Спасского монастыря, в котором останавливался Р.

Макарий (М.А. Невский-Парвицкий) (1835–1926), митрополит Московский и Коломенский, почитатель Р.

Макарий (Поликарпов) (1851–1917), старец, почитаемый Р.

Макарий (Розанов) (ум. 1911), иеромонах, смотритель Смоленского духовного училища.

Макарихин Иван Петрович, торговец текстилем. С 1914 г. жил на ул. Гороховой, 64.

Макаров Александр Дмитриевич, служащий.

Макаров Михаил Петрович, священник из г. Тюмени.

Макарьевский Михаил Иванович, коллежский советник, член Петроградского комитета по делам печати.

Макарьевская Мария Львовна, супруга предыдущего.

Маклаков Николай Алексеевич (1871–1918), член Государственного совета, гофмейстер, министр внутренних дел.

Маклакова Мария Леонидовна (1874–1949), супруга предыдущего, урожденная Оболенская.

Малаков Иван Исакович, потомственный почетный гражданин.

Малеин Александр Петрович, студент Политехнического института.

Малышева Валентина Михайловна, супруга коллежского советника.

Малютина Таисия Николаевна, супруга помощника присяжного поверенного.

Маляревский Григорий Яковлевич (1867–1932), директор народных училищ г. Тобольск, знакомый Р.

Мамаева Пелагея Петровна, артистка.

Мамонтов Василий Николаевич (1849–1916), сенатор, тайный советник.

Мамонтова Александра Николаевна (1864 – после 1917), урожденная Коковцова, супруга сенатора, сестра В.Н. Коковцова.

Мануйлов-Манасевич Иван Федорович (1869–1918). Сотрудник газеты «Новое время», чиновник по особым поручениям при председателе Совета министров Б.В. Штюрмере (в 1916 г.). Неоднократно встречался с Р.

Манус Игнатий Порфирьевич (1860–1918), действительный статский советник, банкир, промышленник, директор правления товарищества Петроградского вагоностроительного завода, председатель правления Российского транспортного и страхового общества. Неоднократно встречался с Р., и ссужал ему крупные суммы денег.

Манчтет Зинаида Леонидовна (1875–1918), входила в ближайшее окружение Р.

Маныч Сергей Дмитриевич, прапорщик.

Мардарий (И. Ускокович) (1889–1935), епископ, вице-председатель Всероссийского Русско-черногорского общества. Р. воспринимал Мардария как конкурента.

Мария (Дружинина) (ум. 1923), настоятельница Иоанно-Введенского женского монастыря (Тобольск), который посещал Р.

Мартимиан, архимандрит, игумен Тюменского Свято-Троицкого монастыря, близкий друг Р.

Марченко Митрофан Михайлович (1866–1932), из дворянской семьи, генерал-майор, начальник Николаевского кавалерийского училища.

Масальская Антонина Антоновна, из дворянской семьи.

Мачабели Илья Васильевич (1891–1938), окончил юридический факультет Университета, служил управляющим в имениях Нино Мингрельского.

Мдивани Елизавета Викторовна (ум. 1924), урожденная Соболевская, супруга генерал-майора З.А. Мдивани.

Мевес фон Елена Ричардовна, фрейлина, супруга корнета.

Медведь Роман Иванович (1874–1937), священник, знакомый Р.

Медведь Анна Николаевна (ум. после 1937), супруга священника Р. Медведя, познакомилась с Р. в 1906 г.

Мелетий (М.В. Заборовский) (1869–1946), митрополит, митрополит Харбинский и Маньчжурский.

Мелхиседек (М.Л. Паевский) (1879–1931), архимандрит, знакомый Р. по Казани.

Мельниченко Василий Афанасьевич, студент Юрьевского университета (ныне г. Тарту, Эстония).

Меньшиков Михаил Осипович (1859–1918), общественный деятель, сотрудник газеты «Новое время».

Метцель Владимир Людвигович, австрийский подданный.

Мешкова Татьяна Ивановна, крестьянка Московской губернии.

Мещерский Владимир Петрович (1839–1914), общественный деятель, публицист, издатель газеты «Гражданин».

Мигулин Пётр Петрович (1870–1948), экономист, профессор, встречался с Р. на квартире Сазонова.

Миклос Юрий (Георгий) Николаевич (1878–1938), барон, помощник присяжного поверенного. В СПб. жил на ул. Фурштатской, 11, где его трижды посещал Р.

Милица Николаевна, великая княгиня (1866–1951), черногорская принцесса, супруга великого князя Петра Николаевича. Ввела Р. в высший свет. Позднее выступала против «старца».

Миллер Моисей Насонович, житель г. Слонима.

Миллер Бася-Лея (1873 (1874) – после 1916), супруга предыдущего.

Минчева Екатерина Андреевна.

Мироненко Роман Алексеевич, сельский староста с. Покровского.

Миронов Самуил (Соломон) Романович (ум. после 1937), помощник присяжного поверенного. Проживал с супругой Дарьей Акимовной Мироновой в кв. № 12 в доме наул. Гороховой, 64.

Мирошниченко Василий Антонович, коллежский регистратор.

Митинская Александра Романовна, вдова статского советника, принимала Р. в своей квартире на ул. Литовской, 63.

Митя Козельский (ум. 1929), настоящее имя Дмитрий Попов. Юродивый из Оптиной пустыни. Противник R, с которым встречался всего несколько раз.

Михаил (М.А. Богданов) (1867–1925), епископ Самарский и Ставропольский.

Михаил Старший, Маркиан (М. Попов) (1871–1934), монах Валаамского монастыря, встречался с Р. в Иерусалиме.

Михайлов Владимир Никифорович, губернский секретарь.

Михалкин Семён Васильевич, камердинер великой княгини Александры Иосифовны.

Михеева Татьяна Виссарионовна, супруга титулярного советника.

Моло Солон Илларионович, служащий биржевой хлебной торговли.

Молчанов Леонид Алексеевич (1889–1942), служащий Святейшего Синода, член Петроградского комитета по печати.

Молчанова Серафима Петровна, супруга предыдущего. Р. жил на квартире Л.А. Молчанова.

Мордухович Фанни Аркадьевна Ароновна, супруга купца из Кронштадта.

Морозов Алексей Филиппович, крестьянин Рязанской губернии.

Морфесси Юрий Спиридонович (1882–1949), актёр оперетты, певец, обедал с Р.

Мосолов Александр Александрович (1854–1939), генерал-лейтенант, начальник Канцелярии Министерства двора.

Моторина Анфиса Федотовна (1902 – после 1991), жительница с. Покровское, видела Р. будучи ребенком.

Мудров Михаил Михайлович (1884–1934), коллежский регистратор.

Мудролюбов Петр Васильевич (1864–1922), статский советник, обер-секретарь Святейшего Синода.

Мудролюбова Мария Ивановна, супруга предыдущего.

Мулен Надежда, мещанка.

Муфти-Заде Лейла Ханум (1878–1966), супруга штабс-ротмистра Крымского конного полка.

Мясоедов Сергей Николаевич (1865–1915), дворянин, жандармский полковник. Казнён за шпионаж. Часто бывал у Р.

Найман Мендель Янкелевич, инженер-технолог.

Налюбина Ирина Васильевна, жительница с. Покровское, свидетельница покушения на Р.

Напойкина Прасковья Васильевна, вдова петербургского купца.

Напойкина Александра Ивановна, дочь предыдущей, поклонница Р.

Насонова Раиса Васильевна, супруга личного почетного гражданина.

Наумов Александр Николаевич (1868–1950), генерал-лейтенант, министр земледелия (1915–1916), с 1917 г. – в эмиграции.

Нахимов Яков Борисович, купец из Гродно.

Нейштейн Густав Густавович (ум. после 1917), потомственный почетный гражданин. Проживал с женой, сыном и невесткой в кв. № 21 в доме на ул. Гороховой, 64.

Непряхин Константин Иванович, из Вятской губернии.

Никитин Владимир Николаевич (1848–1922), генерал от артиллерии, комендант Петропавловской крепости.

Никитин Семен Иванович, журналист, сотрудник «Петроградской газеты», встречался с Р.

Никитина Лидия Владимировна (ум. 1947), фрейлина, дочь коменданта Петропавловской крепости, поклонница Р.

Никитина Мария Владимировна, фрейлина, дочь коменданта Петропавловской крепости.

Николаев Владимир Николаевич (1873–1942), полковник, адъютант военного министра В.А. Сухомлинова.

Николай Николаевич (младший) (1856–1929), великий князь.

Никольский Борис Владимирович (1870–1919), общественный деятель, публицист, один из создателей «Союза русского народа».

Никольский Иван Иванович (1854–1918), тюменский городской врач, статский советник, осматривал Р. после покушения в 1914 г.

Нирод Мария Георгиевна (род. 1876), графиня, почитательница Р.

Ниценко Варвара Алексеевна (род. 1880), вдова надворного советника, просила Р. за дядю, полковника Жилецкого.

Новиков Дмитрий Николаевич, служащий в учреждении императрицы Марии Фёдоровны, проживал на Охте, встречался с Р.

Новосёлов Сергей Викторович, прапорщик.

Новосёлов Сергей Семенович, надворный советник.

Новосёлова Софья Анатольевна, супруга предыдущего.

Нордман Федор Борисович (1860–1926), потомственный дворянин, статский советник, старший делопроизводитель капитула императорских орденов. С 1918 г. – в эмиграции.

Нордман Евгения Оскаровна (1875 – после 1918), супруга предыдущего.

Оболенский Александр Николаевич (1872–1924), князь, генерал-майор, Петербургский градоначальник (1914–1916).

Оболенская Саломея Николаевна (1878–1961), княжна, урождённая Дадиани, супруга князя.

Обыденская Татьяна Николаевна, жительница Санкт-Петербурга.

Озеров Иван Христофорович (1869–1942), учёный-экономист, действительный статский советник, профессор, член Государственного совета.

Ознобшин Дмитрий (Митя Козельский) (после 1929), православный юродивый, прорицатель.

Ознобшина Софья Дмитриевна, из Казани, вдова.

Олимпиада (О.М. Шубина) (1880–1963), монахиня Верхотуринского Покровского монастыря.

Ольга Александровна (1882–1960), великая княгиня, сестра императора Николая II. Впервые встретила Р. в 1907 г.

Ордовский-Танаевский Николай Александрович (1863–1950), тобольский губернатор (1915–1917). Встречался с Р. на его квартире.

Орлов Александр Александрович (1889–1974), артист балета Мариинского театра.

Орлов Яков Иванович, полковник в отставке.

Орлова Евдокия Алексеевна, из крестьян Тверской губернии, артистка, сценический псевдоним – Огинская.

Орлова Евдокия Ефимовна, супруга дипломата.

Орлова (Лерман) Екатерина Фёдоровна, артистка, содержанка И.Ф. Манасевича-Мануйлова.

Орлов-Давыдов Алексей Анатольевич (1871–1935), граф, общественный деятель, депутат Государственной думы.

Орлова-Давыдова Мария Яковлевна (1863–1933), урожденная Пуаре, певица оперетты.

Осипенко Иван Зиновьевич (1882 – после 1930), секретарь Петроградского митрополита Питирима (Окнова), посредник R, передававший его записки.

Отроумов Петр Иоаннович (1878 – после 1918), священник церкви с. Покровского.

Оцуп Михаил Авдеевич (1884 (1887)—1959), журналист (псевдоним Снарский), работал в газете «Вечернее время».

Ошелович Михаил Иванович, житель г. Тобольска.

Ошурков Петр Васильевич (ум. после 1917), губернский секретарь, сосед Р. с 1915 г. по дому на Гороховой.

Павленко-Омельянович Надежда Степановна, жительница Санкт-Петербурга.

Пайкин Рафаил Израилевич, мастер по ремонту швейных машин. Проживал в 1915 г в доме на ул. Гороховой, 64.

Пайкин Леопольд Рафаилович (1876–1941), сын предыдущего.

Палей Ольга Валериановна (1865–1929), супруга великого князя Павла Александровича, сестра Л.В. Головиной.

Палладий (Н.К. Добронравов) (1865–1922), епископ Саратовский и Царицынский.

Пальмский-Балбашевский Леонард Леонардович (1866–1942), драматург, директор театра «Буфф».

Пальмская Варвара Григорьевна, супруга предыдущего.

Панкевич Иосиф Федорович, петербургский купец.

Панкова Леонтина Павловна, танцовщица.

Пантелеев Григорий Михайлович, из г. Великие Луки.

Папандато Герасим Дионисиевич, проживал на Васильевском острове, давал Р. уроки гипноза.

Панфилов Алексей Никифорович (ум. после 1926), торговец цветами, сосед Р. по дому на Гороховой.

Панфилов Семён Никифорович (ум. после 1929), брат предыдущего.

Панфилова Мария Григорьевна, супруга Панфилова А.Н.

Папков Александр Александрович (1868–1920), церковный писатель.

Парфёнов Никита Григорьевич (1891 – после 1918), крестьянин с. Покровское, свидетель покушения на Р.

Парчинский Александр Михайлович, прапорщик.

Паскевич Анна Михайловна, супруга мичмана.

Пасынкова Кира Алексеевна (1887 – после 1910), сибирская странница, встречалась с Р. при паломничестве по монастырям.

Патек Станислав (1866–1944), юрист, адвокат, в 1920 г. – министр иностранных дел Польши.

Патушинский Григорий Иннокентьевич (1884 – после 1918), нотариус г. Ялуторовска. Патушинская Елена, супруга предыдущего. Друзья Р. по Тобольской губернии.

Персиц Героний (Григорий) Абрамович (1870–1942), купец 1-й гильдии из Могилева. Торговал хлебом на Калашниковской бирже. Сосед Р. по дому на Гороховой – в 1915–1917 годах они жили в кв. № 24. С Г.А. Персицем проживала жена и трое сыновей. Известно, что один раз Г.А. Персиц посещал квартиру «старца».

Пестриков Василий Евгеньевич, купец, владел гостиницами «Знаменская» и «Москва». Р. посещал его квартиру на Лиговской ул., 45.

Пётр (Пётр Федорович Полянский) (1862–1937), митрополит Крутицкий, встречался с Р. в Тобольске будучи чиновником Синода.

Пётр Николаевич (1864–1931), великий князь, супруг великой княгини Милицы Николаевны.

Петров Пётр Георгиевич, прапорщик.

Петрова Александра Васильевна, вдова, домовладелица.

Петрова Александра Михайловна, супруга помещика.

Петровский Леонид Константинович (ум. 1941), коллежский советник, чиновник Санкт-Петербургской сыскной полиции.

Петугер Августа, из Германии.

Печёркин Дмитрий Иванович (1874– после 1919), крестьянин с. Покровское, паломник, посещал монастыри вместе с Р.

Печёркина Евдокия Ивановна (1876–1949), крестьянка с Покровского, работала в доме Р.

Печёркина Екатерина Ивановна (1883 (1887)-1956), племянница Д.И. Печёркина, работала у Р.

Пиленко Александр Александрович (1873–1956), правовед, профессор Петербургского университета, Александровского лицея, журналист. Встречался с Р. в доме Л.В. Головиной и посещал квартиру Пиленко на Каменноостровском пр., 19.

Пиленко Ирина Алексеевна, супруга предыдущего.

Пименов Фёдор Алексеевич, крестьянин из Саратовской губернии.

Пистолькорс фон Александр Александрович, корнет.

Пистолькорс фон Александр Эрихович (1885–1944), титулярный советник, служащий Государственной канцелярии. Р. часто посещал его квартиру в доме на ул. Глинки, 6.

Пистолькорс фон Александра Александровна (1888–1968), супруга А.Э. фон Пистолькорс, сестра Вырубовой, фрейлина, входила в ближайшее окружение Р.

Питирим (П.В. Окнов) (1858–1920), экзарх Грузии, митрополит Петроградский и Ладожский, член Святейшего Синода. С Р. познакомился в 1914 г., «старец» содействовал церковной карьере Питирима.

Плещеева Мария Степановна, супруга потомственного почетного гражданина.

Поган Спиридон Георгиевич, потомственный дворянин, близкий знакомый Р.

Подвинский Валентин Викентьевич.

Подшивалов Степан Григорьевич (род. 1888), крестьянин с. Покровское, свидетель покушения на Р.

Подшивалова Мария Еремеевна (род. 1895), крестьянка с. Покровское, свидетельница покушения на Р.

Подшивалова Ульяна Кондратьевна (1854– после 1918), крестьянка с. Покровское, свидетельница покушения на Р.

Позднякова Елизавета Захаровна, крестьянка из г. Себежска, Витебской губернии.

Покровская Екатерина Петровна, урожденная Волкова, супруга министра иностранных дел Н.Н. Покровского (1916–1917) два раз встречалась с Р. у С.В. Рыковой.

Покровский Николай Иванович, корнет.

Поливанова Софья Петровна, супруга капитана 2-го ранга.

Полтавцев Павел Владимирович, житель Санкт-Петербурга.

Полуботко Михаил Васильевич, товарищ прокурора при окружном суде Тобольска, депутат Городской думы.

Полякова Анастасия Алексеевна (1877–1947), московская певица, исполняла цыганские песни и романсы. Р. видела в ресторане «Яр».

Полянская Ольга Николаевна, жена капитана.

Попов Александр Дмитриевич, купец из г. Уфы.

Попова Ольга Сергеевна, супруга Попова А.Д.

Попов Василий, агент охранного отделения, следивший за Р.

Попова Ольга Аполлоновна, вдова священника, жительница Ялты.

Порфиров Иван Федорович (1866–1942), художник.

Порфирова Пелагея Терентьевна (ум. 1942), супруга предыдущего.

Потапова Вера Алексеевна, супруга генерал-майора.

Прилежаева Наталья Александровна (1876 (1886)—1939), урожденная Накропина, сестра Тобольского епископа Варнавы. Р. снял ей квартиру на Таврической ул., 17, которую неоднократно посещал.

Просужих Александр Филиппович, крестьянин из Вологодской губернии.

Протопопов Александр Дмитриевич (1866–1918), действительный статский советник, промышленник, депутат Государственной думы, министр внутренних дел (1916). Познакомился с Р. у Бадмаева.

Протопопова Елена Константиновна, из дворянской семьи, супруга товарища прокурора Киевского окружного суда.

Пругавин Александр Степанович (1850–1920), публицист, изучал жизнь молокан, встречался с Р.

Пряслов Михаил Андреевич (1856 – после 1919), генерал-лейтенант

Пуришкевич Владимир Митрофанович (1870–1920), политический деятель, депутат Государственной думы, участник убийства Р.

Путятин Михаил Сергеевич (1861–1938), генерал-майор, начальник Царскосельского дворцового управления.

Пхакадзе Семен Иванович (1894–1937), прапорщик 17-го гусарского черниговского полка.

Радосский Стефан Алексеевич, библиотекарь Петербургской духовной академии, хороший знакомый Р.

Раев Николай Павлович (1856–1919), действительный статский советник, обер-прокурор Святейшего Синода.

Раевский Александр Дмитриевич (1869 – после 1918), художник, автор портрета Р. 1912 г.

Разыграев Евгений Васильевич (1882–1942), художник, преподаватель Женской гимназии императрицы Марии Алексеевны. С 1914 года жил в кв. № 17 на Гороховой, 64. Погиб в блокаду.

Разыграева Мария Константиновна (1876–1942), урождённая Даннеман, супруга Е.В. Разыграева.

Рамш Федор Егорович (1889–1928), музыкант, баянист, с 1918 г. – в эмиграции.

Распопов Николай Павлович (1876 – после 1918), крестьянин д. Никитиной, родственник Р.

Распопов Павел Тимофеевич, крестьянин с. Покровское, работал с Р.

Распутин Михаил Фёдорович, крестьянин с. Покровское, Р. украл у него сено.

Распутин Михаил Федорович (род. 1872), почтальон с. Покровского.

Распутин Николай Матвеевич (1874 – после 1918), двоюродный брат Р.

Распутина Анна Николаевна (1899-?), племянница Р, проживала с ним в Санкт-Петербурге на ул. Гороховой, 64, кв. 20.

Распутина Таисия Николаевна (1905 – после 1927), двоюродная племянница Р.

Ратнер Мария Соломоновна, супруга доктора медицины Е.А. Ратнера.

Ратнер Агнесса Ефимовна, (1899-?), дочь предыдущей.

Ратнер Илья Исидорович (1874-?), директор фабрики «Блигкен и Робинсон».

Рауш фон Траубенбург Константин Константинович (1871–1935), скульптор, график.

Резанов Александр Семёнович (1878 – после 1933), полковник, служил в контрразведке.

Резцов Николай Григорьевич, инженер путей сообщения.

Ренненкампф Павел Карлович (1854–1918), генерал от кавалерии, командующий Первой армией (1914).

Решетников Николай Иванович (1857–1928), житель г. Москвы, биржевой нотариус. Ездил к Р. в Санкт-Петербург.

Решетникова Александра Ивановна, урождённая Лобанова, супруга предыдущего.

Решетникова Анисья Ивановна (1836–1916), московская купчиха, хорошая знакомая, у которой Р. останавливался при поездках в Москву.

Решетова Евгения Матвеевна, крестьянка из Вятской губернии.

Риттер Михаил Сергеевич, из дворян, титулярный советник.

Риттер Серафима Александровна, супруга предыдущего.

Рихтер Евгения Клементьевна (1879–1950), педагог и общественный деятель. С 1914 по 1917 г. проживала в доме на Гороховой, 64. С 1923 г. – в эмиграции.

Роган-Шабо Августа-Мари-Жозефина (1876–1951), принцесса Люсьен Мюрат, француженка.

Роганович Иван Петрович, епархиальный наблюдатель церковных школ из г. Тобольска.

Рогович Алексей Петрович (1858–1921), гофмейстер, член Государственного совета.

Родзянко Михаил Владимирович (1859–1924), государственный деятель, председатель Государственной думы. Выгнал Р. из Казанского собора.

Родзянко Тамара Антоновна, урождённая Новосильцева, фрейлина, просила Р. о помощи.

Родионов Иван Александрович (1866–1940), общественный деятель, монархист, антисемит.

Родэ Адолий Сергеевич (1869–1930), владелец ресторана «Вилла Родэ», который любил посещать Р.

Розанов Василий Васильевич (1856–1919), писатель, публицист и журналист.

Розмыслов Яков Петрович (1876–1942), Мастер по изготовления гитар, купец 2-й гильдии. С 1914 г. проживал с супругой Анастасией Васильевной в доме на Гороховой, 64. Умер во время блокады.

Рош де-ля Лев Фёдорович, корнет Ахтырского гусарского полка.

Рубинштейн Дмитрий Леонович (1876–1936), директор Русско-французского банка, финансист и промышленник. Близкий знакомый Р.

Рубинштейн Стелла Соломоновна (1878–1958), супруга предыдущего.

Руденко Павел Иванович.

Рукавишников Митрофан Сергеевич (1887–1946), скульптор.

Рыжов Прокофий Алексеевич, шофёр.

Рыкова Софья Васильевна (1844–1918), урождённая Лапина, вдова генерал-майора.

Рылов Александр Алексеевич (1903–1978), встречался с Р. в 1916 г. в возрасте 13 лет на пароходе по пути в Тобольск.

Рысс Пётр Яковлевич (1870–1948), журналист.

Рябова Елена Ивановна, жительница Санкт-Петербурга.

Саблер Владимир Карлович (1845–1929), обер-прокурор Святейшего Синода (1911–1915).

Саблин Николай Павлович (1880–1937), флигель-адъютант, служил на яхте «Штандарт».

Савельев Андрей Иванович, купец.

Сазонов Георгий Петрович (ок. 1853 – после 1923), издатель журнала «Экономия России». Р. жил в его квартире на Кирочной, 12.

Сазонова Мария Александровна, супруга предыдущего.

Сазонова Мария Георгиевна, дочь.

Саламаха Александр Иванович, прапорщик гусарского Сумского полка.

Самохоткина Рита Гавриловна, жительница Санкт-Петербурга.

Сандецкая Клавдия Амвросиевна, супруга штабс-капитана.

Сапожникова Елизавета Александровна, супруга капитана.

Сафонова Мария Николаевна, жена отставного полковника.

Свечина Елизавета Евгеньевна (1885–1941), супруга полковника Генерального штаба, проживала в СПб. на Фурштадской, 11. Её квартиру неоднократно посещал Р., а сама Свечина приходила в квартиру Р.

Свидерская-Пономаревская Александра Иосифовна, супруга коллежского регистратора.

Свистунов Пётр, агент охранного отделения, охранявший Р.

Седергольм Дмитрий Карлович (1869–1920), полковник.

Седергольм Анна Николаевна (1875–1953), урождённая Якоби, фрейлина, супруга предыдущего.

Сейфуллин Николай Васильевич, урядник 7-го участка 2-го стана, участник секретного дела о хлыстовстве.

Секретов Пётр Иванович (1877–1935), генерал-майор, командир учебно-автомобильной роты.

Сельская Ольга Никитична, крестьянка Петроградской губернии.

Семёнова Екатерина Александровна.

Сементовская Мария Евмениевна, супруга протоиерея.

Сенин Александр Васильевич (1872– после 1917), политический ссыльный, живший в с. Покровском. Много раз беседовал с Р.

Серафим (С.Г. Голубятников) (1856–1921), епископ Екатеринбургской епархии, встречался с Р. в Екатеринбурге один раз.

Серафим (Л.М. Чичагов) (1856–1937), митрополит, в 1914 г. служил в Твери.

Сергеева Татьяна Михайловна, работала в лавке в с. Покровском, следила за Р.

Сергий (И.И. Страгородский) (1867–1944), будущий патриарх Московский и всея Руси, неоднократно встречался с Р. в Лавре.

Симанович Арон Симонович (1872–1944), купец 1-й гильдии, ювелир, секретарь Р.

Симанович Семён Аронович (1894–1958), сын Симановича А.С.

Симанович Иоанн Аронович (1897–1976), сын Симановича А.С.

Симанович Иосиф Аронович (1898-?), сын Симановича А.С.

Симович Мария Романовна, графиня.

Синельников Василий Васильевич, крестьянин Петербургской губернии.

Скатов Николай Ефимович (1872 – после 1918), титулярный советник, помощник исправник (Тобольская губерния), участвовал в расследовании покушения на Р.

Скворцов Василий Михайлович (1859–1932), издатель газеты «Колокол».

Скворцова Наталия Арсентьевна, крестьянка из Ярославской губернии.

Скопинская фон Штрик Аглаида Викторовна, супруга командира лейб-гвардии Московского полка генерал-майора А.А. Скопинского фон Штрик.

Скотницкая Ксения Михайловна, из семьи полковника.

Скрында Казимир Донатович (1875–1919), ксендз, настоятель римско-католической церкви Святой Екатерины. Встречался с Р.

Слепова Александра Николаевна, крестьянка из Москвы.

Слепцов Александр Осипович, крестьянин Тамбовской губернии, просил Р. о помощи в помиловании по уголовному делу.

Слиозберг Генрих Борисович (1863–1937), присяжный поверенный.

Слуцкий Пётр Анатольевич, коллежский регистратор.

Смирнов Леонид Васильевич, губернский секретарь.

Смирнов Павел Николаевич, крестьянин Ярославской губернии.

Сморчевский Борис Николаевич (1885–1941), полковник лейб-гвардии Семёновского полка.

Смульский Александр-Фридрих Адамович (1858 – после 1917), генерал-лейтенант, отец Ю.А. Ден, один раз встретил Р. на улице.

Сноре Наталия Давыдовна, урождённая княжна Эристова, вдова.

Соваж Вера Георгиевна, урожденная Сазонова, вдова генерал-майора С.И. Соважа.

Соедов Николай Никитич (1860–1922), журналист.

Соймонова Екатерина Михайловна, в 1916 году проживала в доме на Гороховой, 64.

Соколова Виктория Васильевна, землевладелица из Екатерино-славской губернии.

Соколова Екатерина Дмитриевна (1882 —?), из семьи купцов Тверской губернии, знакомая Р.

Соколова Екатерина Дмитриевна (1884—?), из семьи купцов Тверской губернии, сестра, знакомая Р.

Соловьёв Борис Николаевич (1893–1926), муж Матрёны Распутиной, сын Н.В. Соловьева.

Соловьёв Николай Васильевич (1863–1916), действительный статский советник, служащий Синода. Близкий друг Р.

Соловьёва Елизавета Петровна (1884 – после 1918), супруга предыдущего.

Соловьёв Пётр Петрович, певчий Александро-Невской лавры.

Сологуб Фёдор Кузьмич (1863–1927), писатель, драматург.

Сорокина Мария Платоновна, жительница г. Шлиссельбурга.

Спиридович Александр Иванович (1873–1952), генерал-майор, начальник Императорской дворцовой охраны.

Спиридонов Василий Григорьевич (1869–1942), протоиерей, настоятель церкви святого Сергия Радонежского на Литейном пр. Встречался с Р.

Станкевич Андрей Афанасьевич (1868–1916), Тобольский губернатор (1915), встречался с Р. на официальном приёме.

Станьковская Гиля Леонидовна, супруга чиновника.

Стенбок-Фермор Надежда Германовна, графиня.

Столыпин Пётр Аркадьевич (1862–1911), государственный деятель, председатель Совета министров.

Стрелова Вера Григорьевна, супруга действительного статского советника.

Стряпчев Дмитрий Дмитриевич, купец из Тюмени, Р. останавливался у него дома.

Стряпчева Анна Карповна, супруга предыдущего.

Стряпчев Андрей Дмитриевич (род. 1883), сын Стряпчего Д.Д.

Стулов Николай Тимофеевич (ум. 1973), купец и Москвы, прапорщик отряда санитарного поезда.

Субботина Татьяна Андреевна (1876–1942), артистка Императорских театров.

Суворин Алексей Сергеевич (1834–1912), издатель, общественный деятель. Р. посетил редакцию его газеты.

Суворина Мария Николаевна.

Суворова Татьяна Васильевна, крестьянка Ярославской губернии.

Супрунова Лидия Владимировна, супруга управляющего Тавризским отделением учетно-ссудного банка Персии.

Сурикова Анна Васильевна, из Костромской губернии.

Сурменова Софья Леонидовна.

Суручан Егор Федорович (1864–1925), депутат Государственной думы от Бессарабской губернии. Встречался с Р. на квартире брата.

Сутокский Иван Михайлович, священник.

Сутормин Василий Станиславович, проживал наул. Гороховой, 64, с 1915 года с супругой Александрой Петровной.

Сухомлинов Владимир Александрович (1848–1926), генерал-адъютант, военный министр, к Р. относился отрицательно.

Сухомлинова Екатерина Викентьевна (1882–1925), супруга предыдущего.

Таисия (Сычева) (ум. 1925), настоятельница Свято-Покровского Верхотуринского женского монастыря.

Танеев Александр Сергеевич (1850–1918), статс-секретарь, главноуправляющий Собственной Его Величества канцелярией, отец А.А. Вырубовой.

Танеева Надежда Илларионовна (1860–1937), урожденная Толстая, мать А.А. Вырубовой, супруга предыдущего.

Тартаков Иоаким Викторович (1860–1923), артист, главный режиссёр Императорских театров.

Тартакова Мария Ивановна (1861-?), супруга предыдущего.

Тарханова Софья Власьевна (1851–1936), вдова генерал-майора.

Татаринова Анна Михайловна (1872 – после 1930), супруга полковника.

Татищев Владимир Сергеевич (1865–1928), граф, из Москвы, финансист, хороший знакомый Р.

Таубе Александра Александровна (1868–1932), баронесса, вдова генерал-лейтенанта.

Таубман Герман Борисович, лекарь.

Терехова Евгения Георгиевна, урожденная Миклашевская, московская почитательница Р., в Петербурге жила в гостиницах.

Тизенгаузен Елена Михайловна, графиня, вдова.

Тимофеева Вера Васильевна, жительница Санкт-Петербурга.

Тимофеева Елена Михайловна, родственница дьякона В. Спиридонова.

Тимофеева Зинаида, почитательница Р.

Тихон (А. Троицкий) (1883–1963), архиепископ, познакомился с Р. во время учебы в Казанской Духовной академии.

Толмачева Варвара Алексеевна, графиня, урожденная Григорьева, супруга надворного советника.

Толстая Елизавета Николаевна, графиня, фрейлина, сестра милосердия в госпитале в Царском Селе.

Торопов Иван Васильевич (1875 – после 1919), из Москвы, общественный деятель, монархист, издатель газеты «Вече».

Трегубова Вера Иевлевна (род. 1889), жительница г. Шлиссельбурга, близкая знакомая Р.

Третьякова Надежда Гавриловна (ум. после 1931), супруга штабс-капитана, в доме наул. Гороховой, 64, проживала с 1915 года.

Троицкий Виктор Васильевич (1873 – после 1934), надворный советник, бухгалтер в одном из управлений МПС.

Троицкая Любовь Самуиловна, супруга. С 1915 года проживали в квартире № 22, которая расположена над квартирой Р.

Трусов Александр Павлович (1862 (1863) – после 1918), петербургский купец 2-й гильдии. Супруга – Мария Григорьевна. В 1916–1917 годах проживали в доме на ул. Гороховой, 64.

Туманова София Александровна, княгиня.

Тупицын Андрей Михайлович (1887 – после 1918), крестьянин Вятской губернии, проживал в Тюменском уезде, свидетель покушения на Р.

Тупицын Дмитрий Михайлович (1881 – после 1918), крестьянин Вятской губернии, проживал близ Тюмени, в день покушения на Р. работал в его доме, старший брат А.М. Тупицына.

Турович Станислав Людвигович (род. 1887), чиновник Главного управления земледелия и землеустройства.

Турович Елена Порфирьевна, супруга, начальница женской частной гимназии, почитательница Р.

Тэффи (Бучинская) Надежда Александровна (1872–1952), писательница.

Тютчева Надежда Николаевна, вдова врача.

Тютчева Софья Ивановна (1869–1957), фрейлина, воспитательница детей императора, противница Р.

Урлайнис София Антоновна, артистка, сценический псевдоним Ланина.

Урусов Сергей Петрович (1859–1918), редактор газеты «Правительственный вестник», знакомый Р.

Усов Михаил Дмитриевич, петербургский купец.

Устинова Ольга Антоновна, учительница.

Уткина Анна Ивановна (ок. 1881 – после 1923), из крестьян Ярославской губернии. Дважды посещала квартиру Р.

Ухтомский Алексей Алексеевич (1875–1942), физиолог, академик, во время знакомства с Р. служил лаборантом в Санкт-Петербургском университете. Р. часто ночевал у Ухтомского.

Ушакова Лидия Петровна, жена штабс-капитана.

Фадеев Василий Фадеевич (1871–1938?), крестьянин Новгородской губернии.

Фёдорова Людмила Александровна, из г. Шлиссельбурга.

Федосеев Григорий Ардалионович (1851 – после 1918), тайный советник, начальник Канцелярии дворцового коменданта.

Фелицына Ольга Владимировна.

Фельдман Мария Исааковна, супруга художника.

Феофан (В.Д. Быстров) (1873–1940), ректор Санкт-Петербургской Духовной академии, религиозный деятель. Именно Феофану Россия обязана появлению Р. в высшем свете. С 1911 г. противник «старца».

Ферзен Эрик Николаевич (1877– после 1918), барон, старший пристав Государственной думы, столкнулся с Р. в Казанском соборе.

Фигнер Николай Николаевич (1857–1918), оперный певец.

Филарет, архимандрит, наместник Александро-Невской лавры.

Филиппов Алексей Фролович (1870 – после 1950), директор-распорядитель банковского дома «Филиппов и Кº», редактор-издатель газеты «Деньги». Издавал сочинения Р.

Филиппова Галина Фёдоровна (род. 1886), подруга А.Ф. Джанумовой, почитательница Р.

Филиппова Екатерина Александровна, супруга потомственного почетного гражданина.

Финкелынтейн Хонон Давидович (1858–1942), петроградский купец 1-й гильдии, занимался торговлей фруктами, овощами и зеленью. На ул. Гороховой, 64 поселился в 1914 г. и жил там с женой и двумя дочерьми.

Фредерикс Эмма Владимировна (1869–1945), дочь барона В.Б. Фредерикса, почитательница Р.

Фросин Федор Ефимович, лакей князя Багратион-Давыдова.

Хабазов Александр Иванович, петрозаводский мещанин.

Хазин Александр Александрович (1869 – после 1917), коллежский регистратор.

Харитонов Пётр Алексеевич (1852–1916), государственный контролёр.

Харузин Алексей Николаевич (1864–1932), этнограф, государственный деятель.

Хвостов Александр Алексеевич (1857–1922), государственный деятель, министр юстиции, встречался с Р. один раз.

Хвостов Алексей Николаевич (1872–1918), государственный деятель, министр внутренних дел, встречался с Р. в Нижнем Новгороде и в Санкт-Петербурге.

Хитрово Маргарита Николаевна (1895–1952), фрейлина императрицы Александры Фёдоровны.

Ходотов Николай Николаевич (1878–1932), актёр Александровского театра.

Хольм Эльфрида Робертовна.

Хольцов Борис Николаевич (1861–1940), доктор медицины, старший врач Обуховской мужской больницы.

Хотимская Зинаида Дмитриевна, жительница Усть-Каменогорска.

Хотимский Сергей Иванович, чиновник Главного управления земледелия и землеустройства.

Хохлов Александр Никитич (1852 – после 1918), крестьянин с. Покровское, давал показания по делу о покушении на Р.

Хохлов Степан Александрович (1878 – после 1918), крестьянин с. Покровское, давал показания по делу о покушении на Р.

Хохлова Матрёна Степановна (род. 1902), дочь предыдущего.

Хохлова Агафья Константиновна (1884 – после 1918), крестьянка с. Покровское.

Хохлова Анисия Ерофеевна (1881 – после 1918), крестьянка с. Покровское.

Хрисанф (Х.П. Щетковский) (1869–1906), епископ, викарий Казанской епархии,

Цветковский Николай Георгиевич, прапорщик.

Цезарева Мария Андреевна, Цезарева Юлия Андреевна – сестры, жительницы Санкт-Петербурга.

Циперович Надежда Моисеевна, супруга врача.

Чайковский Павел Викторович, потомственный дворянин, домовладелец.

Чеботарёва Валентина Ивановна (1879–1919), старшая сестра в дворцовом лазарете (Царское Село).

Чеботаревская Анастасия Николаевна (1876–1921), писательница, супруга писателя Ф.К. Сологуба.

Чемагин Федор Афанасьевич (1878–1959), священник церкви с. Покровское.

Чемагина Глафира Николаевна (ум. после 1956), супруга священника.

Червинская Наталья Илларионовна (1863–1926), урожденная Бутович, поклонница Р.

Черкасский Дмитрий Борисович (1877 – после 1936), князь, служащий Департамента иностранных исповеданий.

Черкасская Дагмара Владиславовна, супруга предыдущего.

Чернышева Екатерина Андреевна, супруга чиновника особых поручений.

Честнов Михаил Николаевич (1862 – после 1918), петербургский купец 2-й гильдии, занимался торговлей вином. В доме на ул. Гороховой, 64 жил в 1914–1916 гг.

Честнова Надежда Григорьевна, супруга предыдущего.

Чихачев Константин Яковлевич, товарищ прокурора Саратовской судебной палаты.

Чуриков Иван Алексеевич (1861–1933), христианский проповедник, основатель братства трезвости в Вырице.

Шак Татьяна Моисеевна, жительница Санкт-Петербурга, преподаватель французского языка, подруга одной из дочерей Р.

Шарнин Александр, ученик начальной школы при Верхотуринском монастыре.

Шах-Пирумова Александра Павловна (1859 – после 1918), владелица гостиницы «Ялта» (Крым).

Шаховская Евгения Михайловна (1889–1920), княгиня, супруга гражданского инженера, поклонница Р.

Шаховская Татьяна Фёдоровна (1888 – после 1917), княгиня, урождённая Крузе, в 1915 г. – сестра милосердия санитарного отряда Красного Креста, поклонница Р.

Шаховской Всеволод Николаевич (1874–1954), князь, действительный статский советник, министр торговли и промышленности.

Шаховская Александра Михайловна (1873–1944), урожденная О ну, супруга предыдущего.

Шаховской Иван Петрович (1878–1936), князь, прапорщик, чиновник особых поручений Синода.

Шаховской Петр Алексеевич (1889–1930), князь, ратник команды сортировочного госпиталя.

Швалев Василий Афанасьевич (1880 – после 1918), полицейский урядник 7-го участка 3-го стана Тюменского уезда, житель с. Покровское.

Шведов Николай Константинович (1849 – после 1920), генерал от артиллерии, близкий знакомый Р.

Шелли Джерард, британский подданный.

Шелькинг Николай Николаевич (1868-?), из дворян, член правления Сибирского Торгового банка.

Шелькинг Елизавета Александровна, супруга предыдущего.

Шеповальников Николай Петрович, врач больницы при Обществе Святого Георгия, директор Гимназии и Реального училища практикующих врачей.

Шеповальникова Анастасия Николаевна, супруга предыдущего.

Шестаков Е.Д., начальник почтово-телеграфного отделения в с. Покровском.

Шиловская Мария Павловна.

Шипова Анна Дмитриевна (ум. 1913), фрейлина.

Шишкин Гавриил Пантелеевич, крестьянин Саратовской губернии, просил Р. о содействии в судебном деле.

Шлапов Михаил Александрович, титулярный советник.

Шлейфер Владимир Карлович, житель Санкт-Петербурга.

Шляков Степан Силантьевич, из крестьянин Рязанской губернии, проживал в Санкт-Петербурге на Охте.

Штейнберг Яков Владимирович (1880–1942), петербургский фотограф, снимал Р. и его кружок.

Штюрмер Борис Владимирович (1848–1917), государственный деятель, председатель совета министров (1916).

Шульгина Мина Алексеевна, дочь действительного статского советника.

Шустер Иосиф Шевелович (ум. после 1920), фотограф и владелец ателье из Тюмени.

ЫДегловитов Иван Григорьевич (1861–1918), председатель Государственного совета, министр юстиции.

Щегловитова Мария Фёдоровна, урожденная Куличенко, супруга предыдущего.

Щетинин Николай Александрович (1866–1943), князь, статский советник, с 1920 г. – в эмиграции.

Щетинина Анжела Антоновна (1867–1943), супруга предыдущего.

Энгельгардт Максимилиан-Евгений Рудольфович, штабс-капитан.

Эристов Нестор Давидович (1875–1961), князь, прапорщик, в эмиграции в США работал актёром в Голливуде.

Эрьзя Степан Дмитриевич (1876–1959), скульптор.

Эффениди Лидия Константиновна, супруга товарища прокурора.

Юсупов (младший) Феликс Феликсович (1887–1967), князь, участник убийства Р.

Якоби Екатерина Карловна (1853–1942), урождённая фон Ганзен, вдова сенатора.

Яковлев Всеволод Иванович (1884–1950), архитектор, искусствовед, музейный работник.

Яковлева Пелагея Петровна, супруга подпоручика.

Яполутер Исай Соломонович (1857 – после 1918), петербургский купец 1-й гильдии, занимался строительством.

Яррес Мария Александровна, жительница Санкт-Петербурга.

Ярресе Мария Александровна, гражданская жена С.М. Виткуна.

Ясинская Мария Марковна, супруга потомственного почетного гражданина.

Яхимович Нина Дмитриевна, почитательница Р.

Яцкевич Виктор Иванович (1861–1924), директор канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода.

Яцимирский Константин Константинович (ум. 1916), подполковник 145-го пехотного Новочеркасского полка.

Ячимирская Елена Петровна, супруга предыдущего.

Библиография

АврехА.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989.

Александра Фёдоровна (императрица). Последние дневники императрицы Александры Фёдоровны Романовой. Новосибирск, 1999.

Алексеева И.В. Агония Сердечного Согласия. Л., 1990.

Алмазов Б. Распутин и Россия. Прага, 1922.

Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Санкт-Петербурга. В 3 т. СПб., 1994.

Белецкий С.П. Григорий Распутин. (Из записок). Пг., 1923.

Брандт А. Листья пожелтелые. Передуманное и пережитое. Белград, 1930.

Бреьико-Брешковский Н.Н. Жуткая сила. Ростов-на-Дону, 1991.

Вишняк М.В. Падение русского абсолютизма // Современные записки. Париж, 1924. Т. 18.

Вопросы истории, журнал. №№ 7-12 за 1991 год.

Воспоминания князя Николая Давидовича Жевахова. Т. I, II. Издательский отдел Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1993.

Врангель Н. Воспоминания: (От крепостного права до большевиков). Берлин, 1924.

Гиппиус 3. Стихотворения. Живые лица. М., 1991.

Глезеров С.Е. Исторические районы Санкт-Петербурга. СПб., 2005.

Григорий Распутин: сборник исторических материалов. В 4 т. М., 1997.

Григорий Распутин в воспоминаниях современников. М.; Тюмень, 1990.

Джанумова Е. Мои встречи с Распутиным. Пг., 1923. Дневник А.С. Суворина. М.; Л., 1923.

Дневники императора Николая II (1894–1918). М., 2011. ДякинВ.С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911–1914 гг. М., 1988.

Дякин В. С. Николай, Александра, Распутин и Камарилья // Новый Часовой. Русский военно-исторический журнал. 1995. № 3. Евреинов Н.Н. Тайна Распутина. Л., 1924.

«Жизнь Православная, газета». № 10 (58), 2006.

Житие блудного старца Гришки Распутина. М., 1990. Жуковская В.А. Мои воспоминания о Григории Ефимовиче Распутине, 1914–1916 гг. М., 1992.

Засосов Д.А., Пызин В.И. Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов. Л., 1991.

Зимин И.В. Врачи Двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. М., 2016.

ИлиоЬор (Труфанов С.) Святой чорт. Записки о Распутине. Репринт. М., 1991.

Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Минск, 2004.

Колышко И.И. Великий распад: Воспоминания. СПб., 2009. Коцюбинский А.П., Коцюбинский Д.А. Григорий Распутин: тайный и явный. СПб.; М., 2003.

Коцюбинский А.Я., Коцюбинский Д.А. Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна. СПб., 2014.

Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 2002.

Львов Л. За кулисами старого режима: Воспоминания журналиста. Л., 1926.

Мосолов А. При Дворе императора. Рига, 1934. Новосибирский епархиальный вестник, журнал. №№ ΙΟΙ 1 (60–61), ноябрь-декабрь 2006.

Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая И. Репринт. М., 1992.

Ордовский-Танаевский Н.А. Воспоминания. М.; СПб., 1993.

Охранка: Воспоминания руководителей охранных отделений. М., 2004.

Падение царского режима. Стен, отчет. М.; Л., 1926–1927.

Палеолог М. Распутин: воспоминания. М., 1923.

Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М.; Пг., 1923.

Петрова Е.Е., Битюков К.О. Великокняжеская оппозиция в России 1915–1917 гг. Монография.

Пикуль В. Нечистая сила. Роман-газета. №№ 1 (1151), 2 (1152), 3 (1153). 1991.

Платонов О.А. Жизнь за Царя (Правда о Григории Распутине). СПб., 1996.

Последние дни Распутина. Сборник. М., 2005.

Правда о русской царской семье и тёмных силах, записка В.М. Руднева. Омск, 1919.

Пругавин А.С. «Старец» Григорий Распутин и его поклонницы. Иваново, 2010.

Радзинский З.С. Распутин: жизнь и смерть. М., 2000.

Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М., 2001, 2005.

Рене Ф.-М. Святой демон. Распутин и женщины. М.: Республика, 1992.

Родзянко М.В. За кулисами царской власти. М., 1991.

Родзянко М.В. Крушение Империи // Гибель монархии. М., 2000.

Родина, журнал. № 1, 2000.

Рууд Ч.А. у Степанов С.А. Фонтанка, 16: Политический сыск при царях. М., 1993.

Симановин А. Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина. М., 1991.

Синдаловский Н.А. Санкт-Петербург: История в преданиях и легендах. СПб., 2002.

Синдаловский Н.А. Призраки Северной столицы. М., 2007.

Смена, газета. 21.01.2005.

Собеседник, газета. 26.12.2007.

Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Минск, 2004.

Сухомлинов В. Воспоминания. М., 1997.

Танеева (Вырубова) А.А. Страницы моей жизни // Верная Богу, Царю и Отечеству. СПб., 2005.

Тихомиров Л.А. Из дневника за 1916–1917 гг. Электронный ресурс.

Три последних самодержца. Дневник А.В. Богданович. М.; Л., 1924.

Фирсов С. Русская церковь накануне перемен. Электронный ресурс.

Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954.

Шульгин В.В. Дни. 1920: Записки. М., 1989.

Эткинд А. Хлыст. Секты, литература и революция. М., 1998.

Юсупов Ф. Конец Распутина. М., 1990.

Radziwill Е. Rasputin and the Russian revolution. New York – London, 1918.

Примечания

1

Министр внутренних дел (1911–1912), министр юстиции (1916).

(обратно)

2

Министр внутренних дел (1915).

(обратно)

3

Монархист, националист, председатель Совета Союза Русского народа.

(обратно)

4

Председатель Совета Объединенного дворянства.

(обратно)

5

Товарищ министра внутренних дел.

(обратно)

6

Депутат Государственной думы, лидер националистов.

(обратно)

7

Сенатор.

(обратно)

8

Цит по: Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989. С. 15.

(обратно)

9

Колышко И.И. Великий распад: Воспоминания. СПб., 2009. С. 45.

(обратно)

10

Шульгин В.В. Дни. 1920: Записки. М., 1989. С. 133.

(обратно)

11

Розанов В.В. Сочинения. Сост., подгот. текста и коммент. А.Л. Налепина и Т.В. Померанской. М., 1990. С. 251.

(обратно)

12

Аполлинарий Львов. Дневник // Нестор. 2000. № 1.

(обратно)

13

Жуковская В.А. Мои воспоминания о Григории Ефимовиче Распутине. 1914–1916 гг. М., 1992. С. 261.

(обратно)

14

Колышко И.И. Великий распад: Воспоминания. СПб., 2009. С. 17.

(обратно)

15

3023,31 км.

(обратно)

16

2472,84 км.

(обратно)

17

Например, годовая зарплата дьяка в церкви оставляла 1–3 рубля.

(обратно)

18

Буцинский П.Н. Сочинения в 2 т. Тюмень, 1999. С. 34.

(обратно)

19

Буцинский П.Н. Сочинения в 2 т. Тюмень, 1999. С. 36.

(обратно)

20

Буцинский П.Н. Соч. в 2 т. Тюмень, 1999. С. 187.

(обратно)

21

Почтовая станция.

(обратно)

22

Биржевые Ведомости. 1915 г. № 222

(обратно)

23

Важная выборная должность в системе сельского самоуправления во второй половине XIX века. Избирался сельским сходом. В обязанности старосты входило исполнение распоряжений волостного правления, сохранность имущества, соблюдение крестьянами государственных, земских и местных повинностей, уплата податей, поддержание безопасности и общественного порядка, поиск и задержание дезертиров, бродяг и беглецов. При проведении расследования преступления староста производил предварительное дознание.

(обратно)

24

Деревенька Усалка (Ярковский район Тюменской области) и ныне стоит на берегу реки Тобол. Одноэтажные, похожие друг на друга дома, деревянный клуб, несколько кирпичных построек, гуси на дороге…

(обратно)

25

В Тюменском архиве сохранилась метрическая книга с записью о венчании.

(обратно)

26

Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М., 2001. С. 8.

(обратно)

27

Мария (?), Евдокия (1863 г.), Евдокия (1864 г.), Гликерия (1865 г.).

(обратно)

28

Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М., 2001. С. 5.

(обратно)

29

Радзинский Э.С. Распутин: жизнь и смерть. М., 2005. С. 11.

(обратно)

30

Рожнов. В. Последний временщик последнего царя // Наука и религия. 1974, № 7–8.

(обратно)

31

Биржевые Ведомости. 1914. № 222.

(обратно)

32

«У Григория Распутина» // «Новое Время», 1912, № 1290.

(обратно)

33

Единственным свидетельством были показания местного жителя Е.А. Картавцева, но деревенский сход не нашёл убедительных улик против Григория Распутина.

(обратно)

34

Ковалевский П. Гришка Распутин. М., 1917. Цит. по: Григорий Распутин: сборник исторических материалов. В 4 т. М., 1997. Т. 2. С. 123.

(обратно)

35

Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М., 2001. С. 23.

(обратно)

36

Приходилась троюродной сестрой М. и В. Распутиным.

(обратно)

37

Ф.И. Распопов родился в Покровском, но служил в Екатеринбургской губернии. Расстрелян красногвардейцами в июле 1918 г. в возрасте 26 лет.

(обратно)

38

Смирнова М. Распутин. Из сибирских архивов // «Тюменская область сегодня». 4 февраля 1915 г.

(обратно)

39

«Святой чорт (Записки о Распутине)», бывш. иер. Илиодора (Сергея Труфанова). М., 1917. Указанное сочинение содержит массу вымышленных фактов, которые автор искусно вплетает в реальные события из жизни «старца». Цит. по: Евреинов Н.Н. Тайна Распутина. Л., 1924. С. 16–17.

(обратно)

40

Распутин Г.Е. Житие опытного странника. СПб., 1915. С. 8.

(обратно)

41

Распутин Г.Е. Житие опытного странника. СПб., 1915. С. 7.

(обратно)

42

Рожнов В. Последний временщик последнего царя // Наука и религия. 1974. № 7. С. 49.

(обратно)

43

Цит. по: Евреинов Н.Н. Тайна Распутина. Л., 1924. С. 55–56.

(обратно)

44

«У Григория Распутина» // «Новое Время». 1912. № 12908.

(обратно)

45

Распутин Г.Е. Житие опытного странника. СПб., 1915. С. 2.

(обратно)

46

По имени её строителя Артемия Софоновича Бабинова.

(обратно)

47

Буцинский П.Н. Сочинения в 2 т. Тюмень, 1999. С. 28–29.

(обратно)

48

Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М., 2001. С. 17.

(обратно)

49

Распутина М. «Распутин. Почему? Воспоминания дочери». М., 2001. С. 17.

(обратно)

50

«Святой чорт (Записки о Распутине)», бывш. иер. Илиодора (Сергея Труфанова). М., 1917. С. 24.

(обратно)

51

Зимой 1905 г.

(обратно)

52

Письмо № 8267 от 1 сентября 1907 года. Находится в деле.

(обратно)

53

Письмо от 15 июня 1907 г.

(обратно)

54

Дело происходит в 1907–1909 годах.

(обратно)

55

Амальрик А. Распутин. М., 1992.

(обратно)

56

Село в Ярковском районе Тюменской области.

(обратно)

57

Смирнова М.Ю. Григорий Распутин в воспоминаниях земляков // Тюменская область сегодня. 2013.

(обратно)

58

Коцюбинский А.П. Григорий Распутин: тайный и явный. СПб., 2003. С. 95.

(обратно)

59

Книга «Берешит» 35:19–20.

(обратно)

60

Отшибихин А. Мамврийский дуб // Всемирная иллюстрация. 1869. Т. 2, № 42. С. 243.

(обратно)

61

Распутин Г.Е. Житие опытного странника. СПб., 1915. С. 6.

(обратно)

62

Цит. по: Бэттс Ричард. Пшеница и плевелы. М., 1997. С. 46–47.

(обратно)

63

Смирнова М. Григорий Распутин в воспоминаниях земляков // Тюменская область сегодня. 17 июля 2013 г.

(обратно)

64

Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. 3-е изд. М., 2012. («Жизнь замечательных людей».) С. 27.

(обратно)

65

См. статью «Царь и народ, Русь православная, в Сарове» в журнале «Деятель» № 10 за 1903 г., издававшемся в Казани обществом трезвости.

(обратно)

66

См. журнал «Иллюстрированная Россия» № 15 (361) от 9 апреля 1932 г., издавался в Париже.

(обратно)

67

Епископ Сергий (Страгородский) в 1899 году назначен ректором Петербургской духовной семинарии.

(обратно)

68

Рожнов В.Е., Рожнова МЛ. Гипноз от древности до наших дней. М., 1987.

(обратно)

69

А.И. Спиридович пишет, что Распутин приехал в Санкт-Петербург летом 1904 года, а Илиодор (Труфанов) – в 1903 году.

(обратно)

70

Распутин Г.Е. Житие опытного странника. СПб., 1915. С. 9.

(обратно)

71

Эскадра вышла из Балтики в октябре 1904 года и прибыла в Цусимский пролив 14 мая 1905 года.

(обратно)

72

Гиппиус З. Стихотворения. Живые лица. М., 1991. С. 281–282.

(обратно)

73

«Святой чорт» (Записки о Распутине), бывш. иер. Илиодора (Сергея Труфанова). М., 1917.

(обратно)

74

Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М., 2001. С. 32–33.

(обратно)

75

«Святой чорт» (Записки о Распутине), бывш. иер. Илиодора (Сергея Труфанова). М., 1917. С. 7.

(обратно)

76

«Святой чорт» (Записки о Распутине), бывш. иер. Илиодора (Сергея Труфанова). М., 1917. С. 7.

(обратно)

77

Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954 С. 54–55.

(обратно)

78

Елдашев А. Григорий Распутин // Звезда Поволжья. 3 августа 2013 г.

(обратно)

79

Гиппиус 3. Стихотворения. Живые лица. М., 1991. С. 282.

(обратно)

80

Там же.

(обратно)

81

Дневник А.С. Суворина. М.; Л., 1923. С. 357. Мосолов А. При Дворе императора. Рига, 1934. С. 35–36.

(обратно)

82

Минцлов С.Р. Петербург в 1903–1910 годах. М., 2012. С. 32.

(обратно)

83

Эзотерическое направление христианства, связанное с масонством.

(обратно)

84

Львов Л. За кулисами старого режима: Воспоминания журналиста. Л., 1926. С. 41.

(обратно)

85

Палеолог М. Распутин: Воспоминания. М., 1923. С. 37.

(обратно)

86

Львов Л. За кулисами старого режима: Воспоминания журналиста. Л., 1926. С. 42.

(обратно)

87

В марте 1917 года революционные власти отберут у Василия этот посох, дабы он не агитировал им среди тёмных масс.

(обратно)

88

Рожнов В. Последний временщик последнего царя // Наука и религия. 1974, № 7–8. С. 5

(обратно)

89

Рожнов В. Последний временщик последнего царя // Наука и религия. 1974, № 7–8. С. 54.

(обратно)

90

Бехтерев В. Распутинство и общество великосветских дам // Петроградская газета. 1917. 21 марта.

(обратно)

91

Зимин И.В. Врачи Двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. М.; СПб., 2016. С. 337.

(обратно)

92

Морис Палеолог приводит в своих воспоминаниях иной текст: «Бог воззрил на твои слёзы и внял твоим молитвам. Не печалься. Твой сын будет жить».

(обратно)

93

Коцюбинский А.П., Коцюбинский Д.А. Григорий Распутин: тайный и явный. СПб.; М., 2003. С. 48.

(обратно)

94

Там же.

(обратно)

95

Зимин И.В. Врачи Двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. М.; СПб., 2016. С. 361.

(обратно)

96

Жуковская В.А. Мои воспоминания о Григории Ефимовиче Распутине. 1914–1916 гг. М., 1992. С. 265–266.

(обратно)

97

«Падение режима». Стен, отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезв. След, комиссии Времен, правительства.

(обратно)

98

Сегодня. 29.11.1931. № 330. С. 4.

(обратно)

99

Суслова Е.С. Из мемуаров актера В.Ю. Вадимова // 40 лет Научному студенческому кружку источниковедения истории СССР: Сб. науч. студ. ст. М.: Московский гос. историко-архивный ин-т, 1990.

(обратно)

100

В изложении М.В. Родзянко.

(обратно)

101

Всё по изд.: Графъ В.Н. Коковцовъ. Из моего прошлого. Воспоминанш 1903–1919 гг. Париж, 1933. Т. 2. С. 22–25.

(обратно)

102

Радзинский Э.С. Распутин: жизнь и смерть. М., 2000. С. 44.

(обратно)

103

Петербургская газета, № 306, 1911 г.

(обратно)

104

Илиодор (Труфанов С.) «Святой чорт. Записки о Распутине». Репринт. М., 1991. С. 26.

(обратно)

105

Из материалов «Секретного дела Тобольской духовной консистории о крестьянине Григории Распутине-Новом». ГАРФ.

(обратно)

106

Песни русских сектантов мистиков. СПб., 1912. С. 5–6.

(обратно)

107

Барсов Н. Русский простонародный мистицизм. СПб., 1869.

С.443–444.

(обратно)

108

ГАРФ. Ф. Р-1467. Оп. 2.

(обратно)

109

Из материалов «Секретного дела Тобольской духовной консистории о крестьянине Григории Распутине-Новом». Ф. Р-1467.

(обратно)

110

Там же.

(обратно)

111

Из материалов «Секретного дела Тобольской духовной консистории о крестьянине Григории Распутине-Новом». Ф. Р-1467.

(обратно)

112

Распутина М. Распутин. Почему? М., 2001. С. 51.

(обратно)

113

Маевский В. На грани двух эпох. Мадрид, 1963. С. 47.

(обратно)

114

Умерла в Александрии (Египет) в 1951 г.

(обратно)

115

«Падение режима». Материалы ЧСК Временного правительства. М., 1924.

(обратно)

116

Три последних самодержца. Дневник А.В. Богданович. М.; Л., 1924. С. 491.

(обратно)

117

Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг.: в 2 т. Париж, 1933. Т. 2. С. 23–24.

(обратно)

118

Со слов В.Н. Коковцова.

(обратно)

119

Государственная дума. Стенографические отчеты. Третий созыв. Сессия V. Ч. III. СПб., Стб. 583–584.

(обратно)

120

Три последних самодержца. Дневник А.В. Богданович. М.; Л., 1924. С. 496.

(обратно)

121

В 2013 году власти Турции решили перестроить христианскую святыню в мечеть.

(обратно)

122

«Русский паломник». 1915. № 3.

(обратно)

123

Переводчик в странах Ближнего Востока.

(обратно)

124

Гиппиус 3. Стихотворения. Живые лица. М., 1991. С. 278.

(обратно)

125

Гиппиус 3. Стихотворения. Живые лица. М., 1991. С. 288.

(обратно)

126

Красный архив. 1936. № (77). С. 208.

(обратно)

127

Дякин В.С. Николай, Александра, Распутин и Камарилья // Новый Часовой. Русский военно-исторический журнал. 1995. № 3.

(обратно)

128

Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. С. 184–185.

(обратно)

129

Биржевые ведомости, 19.06.1914, № 14210.

(обратно)

130

Ныне – Витебский вокзал Санкт-Петербурга.

(обратно)

131

35,56 см.

(обратно)

132

4,44 см.

(обратно)

133

8,89 см.

(обратно)

134

«Свет». № 127 от 18 мая 1914 г.

(обратно)

135

«Сибирский листок». 1914 г. 1 июля. № 76.

(обратно)

136

Рожнов. В. Последний временщик последнего царя // Наука и религия. 1974, № 7–8. С. 54.

(обратно)

137

В пересказе французского посла М. Палеолога.

(обратно)

138

Это точно подметил очевидец событий – писатель И.И. Колышко.

(обратно)

139

Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания. СПб., 2009. С. 260.

(обратно)

140

Петроградский листок». 1917 г. 17 марта. № 65.

(обратно)

141

Гиппиус 3. Живые лица: в 2 т. Тбилиси, 1991. С. 289.

(обратно)

142

Чеботарева В. В Дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915—5 января 1918. Новый журнал. Кн. 181,182. Нью-Йорк, 1990.

(обратно)

143

Джанумова Е.Ф. Мои встречи с Григорием Распутиным. Пг.; М., 1923. Цит. по: Григорий Распутин: сборник исторических материалов. В 4 т. М., 1997. Т. 2. С. 265.

(обратно)

144

Джанумова Е.Ф. Мои встречи с Григорием Распутиным. Пг.; М., 1923. Цит. по: Григорий Распутин: сборник исторических материалов. В 4 т. М., 1997. Т. 2. С. 266.

(обратно)

145

Окно кухни квартиры П.А. Благовещенского располагалось напротив окна кухни Г.Е. Распутина.

(обратно)

146

ГАРФ. Ф. 1467. Он. 1. Д. 479.

(обратно)

147

ГАРФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 479.

(обратно)

148

Там же.

(обратно)

149

Амальрик А. Распутин. М., 1992. С. 91.

(обратно)

150

Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Нью-Йорк, 1951. С. 59–60.

(обратно)

151

«Церковный Вестник» – официальное издание Святейшего Синода.

(обратно)

152

Православная церковь и государственный переворот // «Церковный вестник». 1917. Апрель-май. № 9-17.

(обратно)

153

Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954. С. 372.

(обратно)

154

По воспоминаниям Юлии Ден.

(обратно)

155

Фабрика администраторов Распутина и Комп. // Петроградский листок. 30 марта 1917 г.

(обратно)

156

Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 619.

(обратно)

157

Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 1992. С. 182.

(обратно)

158

Дневник члена Государственной думы В.М. Пуришкевича. Рига, 1924. С. 12.

(обратно)

159

Дневник члена Государственной думы В.М. Пуришкевича. Рига, 1924.. С. 17.

(обратно)

160

Цит. по: Палеолог М. Распутин. Воспоминания М., 1923. С. 95.

(обратно)

161

Юсупов Ф. Конец Распутина. М., 1990. С. 46–48.

(обратно)

162

См., например, обстоятельную статью А. Потапова «Страсти вокруг убийства Григория Распутина», опубликованную в журнале «Нева» № 8 за 2005 г.

(обратно)

163

Потапов А. «Страсти вокруг убийства Григория Распутина» // Нева. 1998. № 3.

(обратно)

164

Дневник Андрея Владимировича за 1916–1917 гг. // Источник. 1998. № 3. С. 44.

(обратно)

165

Дело о Распутине // Петроградская газета. 1917 г. 11 марта. № 60.

(обратно)

166

Текст записки в изложении М. Палеолога.

(обратно)

167

Как хоронили Распутина // Петроградский листок, 06.03.1917, экстренный выпуск.

(обратно)

168

Н.П. Раев по свидетельству многих знавших его, принадлежал к числу верных распутинцев, часто посещал квартиру «старца» и выполнял многие его поручения.

(обратно)

169

Обыск в квартире Распутина // Биржевые Ведомости, 19.03.1917, № 19144.

(обратно)

170

Колышко И.И. Великий распад: Воспоминания. СПб., 2009. С. 296.

(обратно)

171

Чехов А.П. Степь.

(обратно)

172

Р. – далее по тексту Распутин.

(обратно)

173

Список знакомых Г.Е. Распутина составляли и другие авторы. См., например: Платонов О.А. Жизнь за царя. СПб., 1996. С. 149–175.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть I Божий отрок. Покровское и Россия

  Глава 1 Тобольская губерния

  Глава 2 Жизнь в деревне

  Глава 3 Сын Григорий

Часть II В поисках Бога. Время странствий

  Глава 4 Опытный странник

  Глава 5 Верхотуринский монастырь

  Глава 6 Абалакский монастырь и далее по России

  Глава 9 Первый опыт

  Глава 8 Палестина

Часть III

  Глава 9 Казань-Петербург

  Глава 10 Петербургская духовная академия

  Глава 11 Человек Божий Григорий

  Глава 12 Время юродивых

  Глава 13 Кружок собирается

  Глава 14 Депо о хлыстовстве

  Глава 15 Влияние растет. Под надзором

  Глава 16 Вновь Палестина

  Глава 17 Властитель сердец

  Глава 18 Покушение. Война

  Глава 19 «Старец» чудит и размышляет

  Глава 20 Паломники

  Глава 21 Агония

  Глава 22 Выстрелы на Мойке

  Глава 23 Пантеон святому Григорию

  Глава 24 Жизнь после смерти

Эпилог

Рядом с Распутиным

Библиография Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg