«Пажи, кадеты, юнкера [Исторический очерк]»

Пажи, кадеты, юнкера [Исторический очерк] (fb2) - Пажи, кадеты, юнкера [Исторический очерк] 590K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Олег Аркадьевич Хазин

Хазин О. А ПАЖИ, КАДЕТЫ, ЮНКЕРА Исторический очерк

(К 200-летию Пажеского Его Императорского Величества корпуса)

Книга выпущена благодаря Юлии Олеговне Русовой (1964–2002)

От автора

Посвящается памяти братьев–пажей Сергея, Михаила, Василия и их отца генерала от инфантерии Павла Осиповича Бобровского

В октябре 2002 г. исполняется двести лет со дня учреждения Александром I Пажеского Его Императорского величества корпуса — элитного военно–учебного заведения России. Его воспитанники вписали немало ярких страниц в историю страны. Сегодня исследователи, не связанные идеологическими рамками, рассматривают вопросы традиционного военного образования в россии как один из аспектов военно–исторической культуры. История Пажеского корпуса тесно связана с организацией военного образования в России, начиная с эпохи Петра! и до октябрьского переворота 1917 г.

Великая заслуга принадлежит тем русским государственным деятелям, которые на протяжении столетий пестовали воспитанников военно–учебных заведений, справедливо считая офицерский корпус стержнем всей организации армии.

вызывает уважение стремление некоторых представителей белой эмиграции сохранить за рубежом, по возможности до середины ХХ в., хотя бы часть российских военно–учебных заведений в расчете на то, что они в будущем станут фундаментом нового офицерского корпуса армии.

С выходом России в русло европейской политики решение вопросов военного образования нашло достойное место в преобразованиях Петра Великого. Наряду с Московским университетом и Царскосельским лицеем, одаривших Россию выдающимися учеными, блестящими деятелями культуры, достойное место занимал Пажеский Его Императорского Величества корпус. Элитное военно–учебное заведение готовило не только офицерские, но и гражданские кадры для высоких государственных постов. С 1759 по 1802 г. Пажеский корпус существовал в форме полувоенного — полугражданского учебного заведения, в котором обучение пажей Высочайшего двора еще не стало главной задачей и было связано лишь с необходимостью дать образование юношам, несшим службу при дворе.

В XIX в. Пажеский корпус стал военным учебным заведением с высоким уровнем образования и воспитания его питомцев. Многие из бывших пажей отличились на полях сражений, достигли высоких воинских званий и важных государственных постов. С 1711 по 1894 г. 81 выпускник был награжден орденами Св. Великомученика и Победоносца Георгия первых трех степеней, а фельдмаршал И. Ф. Паскевич, единственный из пажей, был среди 25-ти полных кавалеров ордена. Двое пажей были награждены знаками военного ордена Св. Георгия Победоносца (известного как «солдатский Георгий»), а 109 «Золотым оружием», в том числе шесть — с алмазными знаками. С 1788 по 1877 г. в боях погибло 73 офицера из числа бывших пажей. Их имена запечатлены на памятных мраморных досках в православной церкви Рождества Иоанна Предтечи при Пажеском корпусе.

Сегодня в определенной мере продолжателями традиций могут стать воспитанники Санкт — Петербургского Суворовского военного училища, расположенного в стенах некогда знаменитого военно–учебного заведения России.

Слово паж происходит от итальянского слова paggio и является сокращенным от латинского — paedogogium. У древних римлян оно означало группу юношей для услужения знатным римлянам. В средние века в странах Европы пажи были обязательной принадлежностью свиты знатных феодалов. Их обучали верховой езде и владению оружием, они выполняли господские поручения, прислуживали за столом и за это получали богатую одежду и стол. По достижении 14-летнего возраста пажей производили в оруженосцы.

Институт пажей сохранился, например, во Франции при королевском дворе до буржуазной революции, и даже при дворе Наполеона. В султанской Турции при дворах вельмож также служили пажи,

В допетровской России услуги лицам царствующего дома оказынали дворяне или «отроки царей московских». В этом звании они начинали службу с 10 лет, затем они жаловались стольниками на царицыну половину, и, достигнув 17 лет, обыкновенно. становились спальниками, стольниками и стряпчими у царя. Спальники находились в комнате царя попеременно по несколько человек: раздевали, одевали и обували его. Монарху и прочим вельможам стольники прислуживали за столом на парадных обедах, стряпчие же при торжественных выходах носили царский скипетр и царскую шапку, в походах возили царское оружие. Несколько сот слуг в царствование Алексея Михайловича содержалось при дворе за государственный счет. Многие из них выполняли и отдельные поручения царя.

Петр Великий не уделял слишком много внимания парадной обстановке своего двора. Большую часть времени проводя в разъездах, он нашел для придворных другое предназначение. Тек в 1697 г. 50 спальников и стольников были отправлены в Италию, Англию и Голландию учиться морскому делу, а другие определены в полки. Их обязанности исполняли несколько денщиков, отнюдь не из лучших фамилий. Но, несмотря на любовь к простоте, монарх великого государства должен был выступать великолепном окружении. Поэтому, объявив 6 марта 1711 г. Екатерину своей супругой, по образцу германских дворов им были «учинены» придворные звания. Можно предполагать, что пажи при дворе были и ранее, но введение института пажей завершилось только к концу второго десятилетия XVIII в.

Бергхольц, камер–юнкер Курляндского герцога Фридриха Вильгельма (впоследствии супруга великой княгини Анны Иовнновны), при возвращении в Петербург в 1721 г. после семилетнего отсутствия отмечал, что «двор царицы так хорош и блестящ, как почти все дворы германские. У царя же, напротив, он чрезвычайно прост: почти вся его свита состоит из нескольких денщиков (так называются русские слуги), из которых только немногие из хороших фамилий, большая же часть — незнатного происхождения».

Первые пажи, как и денщики Петра, выбирались по уму, расторопности, наличию определенных знаний. Только указом императрицы Екатерины II от 15 ноября 1762 г. в пажи следовало «определять дворянских детей достойных по рассмотрению».

В первой половине XVIII в. большинство их состояло из детей придворных чинов и офицеров гвардии. Однако закон того времени делал доступным пажеское звание и для лиц не из дворян.

При учреждении придворных чинов по западноевропейскому образцу молодые люди разделялись на пажей и камер–пажей. Те и другие на действительной придворной службе не имели классных чинов и носили придворную ливрею и потому вместе с прочими низшими служителями двора назывались «ливрейными служителями». При этом разделенные на дежурства пажи (их было по 6 человек в смене) подчинялись по служба двум камер–пажам. Обязанности пажей до воцарения Елизаветы Петровны не регламентировались, но при Анне Иоанновне пажи и камер–пажи приводились к присяге.

Не было установлено и сроков их службы, точно так же, как и не был определен возраст, в котором детей жаловали званием пажа. От жалования в пажи до производства в офицеры после пажеской службы проходило от 5 до 17 лет. Это определялось не столько степенью усердия пажа на службе, сколько его возрастом и «Высочайшей волей». В среднем пажи служили 10 лет (6 лет пажом и 4 года камер–пажом). Пажи не обязательно производились через определенный срок в камер–пажи, как и в камер–пажи иногда зачислялись лица не бывшие до тою пажами.

По окончании пажеской службы и при отчислении от двора камер–пажи, как правило, выпускались в чине поручика гвардии, реже капитана армии, пажи — в чине поручика армии.

Ежегодное жалование пажам и камер–пажам выплачивалось незначительное: камер–пажу — 45 руб., пажу — 30 руб. С 1729 г. гофмейстеру пажей было положено 250 руб., камер–пажу Высочайшего двора — 180 руб., пажам великих княгинь — 100 руб., пажу Высочайшего двора — 144 руб., пажу комнаты — 70 руб.

Вся одежда камер–пажам и пажам выдавалась от придворной конторы и называлась придворной ливреей и разделялась на ежедневную и парадную — статс–ливрею. Первая изготавливалась ежегодно, а вторая — к особо торжественным случаям. Она не становилась собственностью пажей. Ливрея на каждый день отбиралась при выпуске пажа в офицеры, а парадная хранилась в придворной гардеробной. По приказу Анны Иоанновны на построение ежегодной ливреи удерживалось из камер–пажеского жалования — 40 руб., а из пажеского — 30 руб. На эту сумму соответственно уменьшалось жалование пажей. Стол для камер–пажей, пажей и их гофмейстера готовился на придворной кухне.

Число пажей и камер–пажей при дворе не было постоянным. Только Елизавета Петровна установила их точное число: б камер–пажей и 24 пажа. Императрица часто жаловала в пажи «до вакансии». Они не получали жалования, ливреи и стола. Все виды довольствия эти пажи начинали получать только после открытия вакансии, т. е. в случае выхода того или иного пажа в офицеры, при зачислении взамен выбывшего нового пажа — «в комплект».

Дворянские дети получили свое учебное заведение. В 1732 г. указом Анны Иоанновны был образован Кадетский корпус. Затем при Елизавете Петровне были созданы Морской и Пажеский корпуса. Все три заведения были в высшей степени сословными, и Пажеский корпус считался особо привилегированным.

ПАЖИ — КАДЕТЫ — ЮНКЕРА Военные школы при Петре Великом

При Петре I Россия стала активно приобщаться к достижениям европейской культуры. Война против Турции и взятие Азова в 1696 г. при содействии вновь построенного флота дали царю надежду вообще изгнать Турцию из Европы и получить для России выход к Черному морю. С этой целью было снаряжено посольство в Европу, в составе которого ехал сам царь под именем урядника Петра Михайлова. Создание антитурецкой коалиции во время Великого посольства (1697–1698) в страны Европы успеха не имело. С Турцией был заключен мир.

Из поездки в Европу Петр I вернулся с уверенностью, что война со Швецией за Балтийское море неизбежна. Северная война (1700–1721) стала главной внешнеполитической акцией петровского царствования. Царю предстояло решить задачи по возврату северо–западных исконно русских приморских земель и овладению побережьем Балтийского моря с прямым и близким выходом в Европу.

Швеция в конце XVII — начале XVIII в. по численности населения не уступала России и обладала лучшей в Европе армией, вооруженной по новейшим образцам того времени. Армию возглавлял честолюбивый и воинственный король Карл XII — блестящий тактик, действия которого отличались решительностью и стремительностью. Для того чтобы вступить в противоборство со Швецией Россия должна была стать в военном отношении такой же сильной. Петру I необходимо было Организовать новую армию, отлить новую артиллерию, создать новый военно–морской флот, воспитать офицерский корпус.

Достаточно сказать, что для овладения Азовом — крепостью с семитысячным гарнизоном потребовалась осадная армия в 75 тысяч человек. Основу боевых сил, осаждавших Азов, составляли стрельцы, дисциплина и боевая выучка которых оставляла желать лучшего. Еще в ходе путешествия в Европу царь изучал организацию европейских армий и их вооружение. Четыре месяца он провел в Англии. «Я остался бы только плохим работником, если бы не поучился у англичан», — говорил он при встрече с королем Вильгельмом III. Из Англии Петр привез с собой около 60 военных специалистов. В Голландии были набраны на службу 537 человек, главным образом офицеры, в том числе и один из лучших морских капитанов Корнелий Крюйс. Впоследствии он оказал Петру неоценимые услуги в создании военно–морского флота на Балтике. Специалисты и закупленные материалы следовали в Россию через Нарву и Архангельск морским путем.

Стрелецкий мятеж 1698 г., подавленный генералом Патриком Гордоном и силами выборных (иноземного строя) полков — Первомосковского и Бутырского, а также Преображенского и Семеновского, утвердил Петра во мнении о необходимости глубокого реформирования войска.

25 июня (6 июля) 1700 г. в селе Преображенском состоялась фактическая передача первых четырнадцати вновь сформированных полков командирам дивизий генералам A. M. Головину и А. А. Вейде. Эта дата вошла в отечественную историю как день учреждения регулярной армии, 200-летие которой отмечалось в 1900 г. Однако для боеспособной армии требовался обученный офицерский корпус. Если раньше для укомплектования полков иноземного строя вербовались западные военные специалисты, привлекаемые в Россию высоким денежным содержанием и определенными привилегиями, то теперь для новой регулярной армии вновь создаваемый офицерский корпус формировался из унтер–офицеров Преображенского и Семеновского полков. Сам Петр начал свое военное образование с «барабанной науки и солдатские чины прямыми своими заслугами получил». Спустя годы царь не отказывал себе в удовольствии лично подавать сигналы барабанным боем после успешного штурма очередной шведской крепости. Он прошел все ступени военной службы от бомбардира бомбардирской роты до полковника Преображенского полка. Солдатская, а затем унтер–офицерская служба молодых русских дворян на первом этапе образования регулярной армии была ступенью к получению первого офицерского звания.

Однако Петр I понимал, что солдатская служба не может вечно оставаться прямой дорогой к офицерскому званию. Указом от 14 января 1701 г. царь повелел: «Быть математических и навигацких хитростно наук учению». В палатах Сухаревой башни в Москве была открыта Навигацкая школа, которая положила начало созданию отечественной системы военного образования. Следует отметить, что это было первое светское высшее учебное заведение в России для подготовки специалистов военно–морского флота, судостроителей, геодезистов и др.

В период Великой Северной войны со Швецией потребность в обученных офицерских кадрах неизмеримо возросла. В указе царя особо подчеркивалось, что «Школа оная не только потребна к единому мореплаванию и инженерству, но и артиллерии и Гражданству». В нее принимали сыновей дворянских, дьячих и подьячих, из домов боярских и других чинов от 12 до 17 лет, потом и 20-летних, «добровольно хотящих, иных же паче и со gринуждением». Ученики из семей, которые имели более 5 дворов крепостных, учились за собственный счет (своекоштные), прочие получали «кормовые» деньги.

Среди первых учителей Навигацкой школы были профессор Эбердинского университета Генрих Фарварсон, англичане Степан Гвин и Ричард Грейс, а также автор первого русского учебника арифметики Леонтий Магницкий. По своим знаниям он не уступал иностранцам и, по словам современника, ими «хотя и навигаторы написаны, только до Леонтия наукой не дошли».

Леонтий Филиппович Магницкий (1669–1739) — выходец из крестьян. Самостоятельно овладел грамотой и основами латинского языка. В 1694 г. окончил Славяно–греко–латинскую академию. Изучил математику, немецкий, голландский и итальянский яpыки. В Навигацкой школе преподавал со времени ее открытия до последних дней жизни, пройдя путь от преподавателя до начальника школы. В 1703 г. Л. Ф. Магницким была издана «Арифметика» — первый русский курс математики, которую М. В. Ломоносов впоследствии назвал наряду с «Грамматикой» М. Смотрицкого «вратами учености». В том же году при его участии было подготовлено русское издание логарифмических таблиц А. Влакка, а в 1722 г. изданы астрономические и навигационные таблицы.

В Навигацкой школе ученики проходили арифметику, геометрию, тригонометрию плоскую и сферическую, навигацию, морскую астрономию, а также краткие сведения по географии. Кроме того, желающие брали уроки по фехтованию. Простые сословия обучались в школе грамоте и счету, а потом служили писарями, помощниками архитекторов, в Адмиралтействе. Дворяне шли на флот, в артиллерию и инженеры. Учеников переводили из одного отделения в другое, или «из одной науки в другую» по мере обучения и готовности к делу. На освободившиеся вакансии тотчас принимали новых учеников. Навигацкая школа имела два подготовительных начальных класса, в одном из них обучали чтению и русскому письму, в цифирной школе проходили начальный счет с арабскими цифрами. В 1710 г. в Петербурге была учреждена Академия морской гвардии, в нее были переведены старшие классы из Навигацкой школы, а Московская школа превратилась в ее подготовительное отделение.

С 1712 г. в Москве начала действовать Инженерная школа, а с 1719 г. — Петербургская инженерная школа. В 1725 г. они были объединены в одну Петербургскую инженерную школу. В 1712 г. также была образована школа при артиллерийском полку, а в 1721 г. — Особая школа при Петербургском лабораторном доме для уже состоявших на службе артиллеристов.

Решение политических задач, поставленных еще предшественниками Петра, зависело только от мощи военной силы русских. Знакомство с теоретической стороной военных дисциплин также было необходимо, как и знание иностранных языков. С их помощью можно было повысить уровень знаний в различных областях наук. С открытием Академического университета при Академии наук была установлена связь с научным миром других стран.

Следует отметить, что воинскому воспитанию солдатских детей положил начало Петр I. В 1721 г. он повелел при каждом гарнизонном полку учредить школу на 50 солдатских детей для обучения грамоте и мастерствам. Таких школ было образовано 49. В них принимались мальчики от 7 до 15 лет и если они обнаруживали способности и преодолевали начальный курс, то специализировались по следующим направлениям: 10 человек обучались артиллерии и фортификации, 20 — пению и музыке, 10‑мастерствам и 10 — письмоводству. Школы с самого зарождения претендовали на универсальность даваемых знаний и навыков. Этот принцип сохранялся и в дальнейшем, оттого–то из военных воспитанников вышло немало деятелей, проявивших себя в различных областях. С 15-летнего возраста отроки поступали в армейские и гарнизонные полки, а наиболее способные оставлялись в школах еще на три года для особого усовершенствования. Школы эти находились под попечительством губернских начальников: вице–губернаторов, губернаторов и генерал–губернаторов.

Сухопутный шляхетский кадетский корпус в системе военного образования России

С именем графа Павла Ивановича Ягужинского связано создание Кадетского корпуса России. Доверие к нему Петра I выразилось в том, что в 1722 г. он был назначен генерал–прокурором Сената, который получил большие полномочия. Не случайно генерал–прокурор Сената назывался «сердцем всего государства». П. И. Ягужинский показал себя на этом посту прекрасным администратором. После смерти Петра I П. И. Ягужинский служил послом в Польше, а затем в Пруссии. Там он познакомился с действовавшим кадетским корпусом. Его организации предшествовало создание кадетских рот, объединенных впоследствии в кадетский батальон, а позднее в кадетский корпус. В программу обучения немецких кадетов входило чтение, письмо, французский и немецкий языки, фехтование, вольтижировка, танцы. По инициативе П. И. Ягужинского и по представлению генерал–аншефа Х. А. Миниха императрица Анна Иоанновна в 1731 г. издала указ об учреждении Кадетского корпуса.

17 февраля 1732 г. в Петербурге было открыто учебное заведение закрытого типа для шляхетских (дворянских) детей от 13 до 18 лет. Императорский указ «Об устройстве корпуса кадетов» обосновал необходимость такого шага: «Хотя вечнодостойный памяти дядя наш, государь Петр Великий Император, неусыпными своими трудами воинское дело такое уже совершенное состояние привел, что оружие российское действия свои всему свету храбростию и искусством показало, а для происхождения определено было указом Его Величечества, все младшее шляхетство в гвардию с начала писать, и тем путем яко школою, далее дослуживаться…

А понеже воинское дело поныне еще в настоящем добром Порядке содержится, однако, дабы такое славное и государству зело потребное дело наивяще в искусстве производилось, весьма нужно, дабы шляхетство от малых лето в теории обучены, а потом и в практику годны были, тогда ради указали Мы: учредить Корпус кадетов, состоящих из двухсот шляхетских детей от тринадцати до осьмнадцати лет, как Российских, так и Лифляндских и Эстляндских провинций, которых обучать арифметике, геометрии, рисованию, фортификации, артиллерии, шпажному действу, на лошадях ездить и прочим к воинскому искусству потребным наукам. А понеже не каждому человеку природа к одному воинскому склонна, токож в государстве не меньше нужно политическое и гражданское обучение того ради иметь при том учителей чужеземных языков, истории, географии, юриспруденции, танцованию, музыке и прочих полезных наук дабы видя природную склонность, по тому б и к учению определять. И на содержание того корпуса и на учителей и прочих расходов определяем сумму 30000 руб., и повелеваем нашему Сенату по сему учредить учреждение, каким порядком содержать и обучать, таким и штат как офицерам, учителям и прочим служителям определили, из вышеописанной суммы по достоинству жалование и к тому способный дом приискать, и нам о всем том немедленно донесть, для известия всему шляхетству, сей наш указ публиковать, дабы желающие явились в Сенате».

В переводе с французского слово «сadete» означает младший, несовершеннолетний. Так назывались во Франции молодые дворяне, зачисленные на военную службу до производства в офицеры. Первоначально кадеты занимались только экзерцициями, т. е. строевым обучением, так как нужных преподавателей смогли найти несколько позднее. Рассчитанный вначале на 200 воспитанников корпус уже в первый год принял до 360 человек. Первым шефом корпуса стал генерал–аншеф ХА. Миних, а директором — генерал–майор И. Л. Люберас фон Потг.

Христофор Антонович Миних (1683–1767) родился в Ольденбурге в семье военного инженера. Получил домашнее образование, приобрел профессию отца и в течение 20 лет служил в немецкой, французской и польской армиях. В 1721 г. в чине генерал–майора он по приглашению русского посла в Варшаве Г. Ф. Долгорукова прибыл в Россию вести инженерные работы. Разработанный им чертеж нового укрепления Кронштадта понравился Петру: «Спасибо Долгорукову, он доставил мне искусного инженера и генерала». ХА. Миних руководил строительством шлюзов Обводного и Ладожского каналов. Инженерные работы по устройству судоходства на Неве и строительству Балтийского порта принесли Миниху глубокое уважение императора. В 1728 г. он был назначен губернатором Ингерманландии, Карелии и Финляндии. Став президентом Военной коллегии и генерал–фельдмаршалом, Миних уровнял в окладах денежного содержания офицеров из русских с иностранцами. Наряду с Кадетским корпусом он организовал гарнизонные школы, преобразовал Военную коллегию, сформировал два новых гвардейских полка — Измайловский и Конной Гвардии, произвел переустройство гвардейских и армейских полков, составил новые штаты для армии, заменившие старую «табель» от 1704 г. По его инициативе в армии был введен корпус тяжелой кавалерии (кирасир) — 12 полков и созданы первые гусарские полки.

В Кадетский корпус принимались только грамотные дети дворян в возрасте от 13 до 18 лет. Учебная программа была рассчитана на 5–6 лет и, по сравнению с прусским корпусом, была значительно расширена. Это было вызвано стремлением подготовить воспитанников не только для военной, но и гражданской службы. Учебная программа включала изучение Закона Божия, русского и французского языков (во всех классах), немецкого и латыни — по желанию, чистописание, арифметику, геометрию, географию, историю, складное письмо, риторику, юриспруденцию и музыку (для особо одаренных), мораль, геральдику, фортификацию и артиллерию. В последнем классе воспитанников учили тем наукам, «к которым склонности, прилежание и понятия показали». В конце курса, после строгого экзамена выпускникам предстояла военная или гражданская служба. В зависимости от успехов присваивались офицерские чины или унтер–офицерские звания. Для гражданской службы Кадетский корпус готовил чиновников, судей и дипломатов.

Параллельно шло развитие военных школ для других сословий. В конце XVIII в. гарнизонные школы были преобразованы к военно–сиротские отделения, призванные воспитывать детей нижних чинов. Учащиеся отделений назывались кантонистами (от кантонной системы комплектования войск в Пруссии). Позже военно–сиротские отделения были переименованы в батальоны военных кантонистов, затем в училища военного ведомства, и, наконец, в военные гимназии.

Кадетский шляхетский корпус нередко называли «рассадником великих людей». Из его стен вышли фельдмаршалы П. А. Румянцев и М. Ф. Каменский, писатели А. П. Сумароков и М. М. Херасков, первый русский актер Ф. Волков, историк И. П. Елагин, герои Отечественной войны 1812 г. генералы Д. С. Дохтуров, Я. П. Кульнев, И. С. Дорохов и др.

Особое место занял Сухопутный шляхетский кадетский корпус в истории развития русской литературы и театра. Его воспитанники объединились в «Общество любителей русской словесности», где читали свои стихи, сочинения и переводы. Трагедия А. П. Сумарокова «Хорев» была сыграна ими на сцене в 1749 г., а уже 1 января следующего года во дворце императрицы Елизаветы Петровны. В главных ролях выступали П. И. Мелиссино (будущий генерал от артиллерии, директор Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса), П. С. Свистунов (впоследствии действительный тайный советник), Н. А. Бектов (будущий генерал–поручик), кадет Ф. Волков и сам А. П. Сумароков. Спектакль неоднократно повторялся и в корпусе и при дворе. Вскоре по Высочайшему повелению был учрежден Русский театр во главе с директором А. П. Сумароковым.

Пажеский корпус — придворный пансион

Елизавета Петровна взошла на престол в результате переворота в ноябре 1741 г. Немецкая партия у российского престола пала и на политическую арену вышел целый ряд русских государственных деятелей. Царица управляла государственными делами через доверенных лиц: А. Г. Разумовского, П. И. Шувалова, А. П. Бестужева — Рюмина, М. И. Воронцова. Приход к власти Елизаветы Петровны ознаменовал возрождение и продолжение дела Петра I. Правительству удалось проводить более последовательный курс внешней политики, в системе управления Сенату была возвращена и даже усилена его былая роль, в экономической жизни страны наблюдался подъем промышленности и торговли. Особенно значительны были успехи в области национальной культуры: открытие Московского университета и первого Русского театра, создание шедевров архитектуры и живописи. Университет был учрежден Высочайшим указом 12 января 1755 г. При нем были две гимназии: одна для дворян, а другая — для разночинцев. Студенты–разночинцы получали автоматически дворянство, а по окончании университета — первый офицерский чин.

В начале царствования Елизаветы при дворе было 8 камер–пажей (личных пажей царствующих особ) и 24 пажа. Содержание этого штата было установлено указом 5 октября 1742 г. Их форменное обмундирование состояло из желтого кафтана с черными обшлагами и штанами того же цвета (цвета императорской фамилии), черного камзола с серебряными пуговицами и позументами, белых чулок с башмаками, пуховой шляпы с плюмажем и красной епанчи (плаща). Указом за пажами был закреплен определенный перечень постоянных придворных обязанностей.

На коронациях они шествовали непосредственно за кавалергардами со своим гофмейстером, на похоронах высочайших особ — с горящими факелами у катафалка. Также пажи сопровождали иностранных послов, на парадных приемах их место было у дверей дворцовых залов. На приемах и куртагах они разносили гостям билеты и карты, ежедневно служили за царским столом, выполняли поручения, связанные с поездками по столице и окрестностям. Таким образом, институт пажей стал необходимой структурой для выполнения определенных функций и придания блеска царскому двору.

Однако, несмотря на кажущийся внешний лоск, придворные не всегда превосходили по своему внутреннему содержанию рядовых дворян. Наставники пажей, отнюдь, не являлись образцовыми воспитателям. Битье розгами и мытье провинившимися пажами посуды были наиболее распространенными видами наказания в воспитательном процессе. Настала необходимость организации системы воспитания и образования пажей.

Значительная часть дворянских детей обучалась в домашних условиях иностранными педагогами главным образом из Франции. Любой заезжий иностранец мог объявить себя учителем и его брали в дом. Благо дворянский отпрыск зачастую уже в младенческом возрасте был записан в гвардейский полк, в котором ему шел отечет времени службы.

Не лучшим образом было поставлено воспитание и образование будущего наследника российского престола Петра III (Голштинского принца Карла Петра Ульриха).

Для продолжения образования к нему по повелению Елизаветы Петровны был приставлен ординарный профессор словесности и поэзии саксонец Я. Шгелин. Он читал публичные лекции по литературе, истории, оратории и другим разделам словесных наук и одновременно сочинял поздравительные вирши на все случаи жизни, описывал иллюминации и фейерверки, рисовал виньетки к книгам и ландкартам, работал в кунсткамере, приводил в порядок библиотеку, придумывал эскизы медалей. При этом Я. Штелин не имел ни малейшего представления о деле, которое ему было поручено, за что Екатерина II впоследствии отзывалась о нем как о «шуте гороховом». Благодаря хорошей памяти Петр III почерпнул некоторые знания из истории и выучил катехизис, предпочитая из всех наук военные, но так и остался немецким принцем, благоговевшим перед прусским королем Фридрихом II, не любившем ни России, ни русских.

Подражание западным образцам в высшем обществе считалось хорошим тоном. Пажей учили иностранным языкам, фортификации и математике, верховой езде, танцам. Историк И. Е. Забелин (1820–1908) отмечал, что главным наставником России в науках был балетмейстер Ланде. Маленьких пажей отдавали для обучения в дома близких ко двору за определенную помесячную плату. Те, кто постарше — обучались при дворе. Правил и сроков обучения при этом не существовало. Ежегодно часть обучаемых «просилась в отпуск». Составляли список и представляли императрице, которая его просматривала, по собственному мнению определяла достойных, после чего подписывала.

Так продолжалось до 1759 г. до вступления в должность гофмейстера двора остзейца Карла Ефимовича Сиверса. Он прибыл в Петербург из Эстляндии, где служил камердинером у барона Тизенгаузена — владельца восьми поместий. В Петербург Карл Сиверс приехал со скрипкой, на которой охотно играл в компании молодых друзей. Через горничных Елизаветы за хорошие манеры его взяли на службу сначала форейтором, а потом — буфетчиком. Отчаянно нуждавшаяся в средствах Елизавета поручила К. Сиверсу отправиться в Эстляндию, чтобы там, у богатых помещиков занять некоторую сумму денег. Карл Ефимович успешно выполнил это поручение, чем заслужил расположение принцессы. Когда Брауншвейгская династия была свергнута, 15 февраля 1742 г. Сивере был назначен камер–юнкером к Петру Федоровичу. В том же году он был послан в Берлин для передачи Фридриху II ордена Св. Апостола Андрея Первозванного. Одновременно ему поручили встретиться с принцессой Анхальт Цербетской (будущей невестой Петра Федоровича — Екатериной) и привезти в Петербург ее портрет. В 1744 г. К. Сивере встретил при первом посещении России принцессу с матерью в трех верстах от Москвы. Впоследствии ни свадьбе К. Сиверса Петр Федорович и Екатерина Алексеевна были посаженные отец и мать. В дальнейшем Карл Сивере — камергер и гофмаршал. Он совершил большое путешествие по европейским странам, после чего в качестве ближайшего помощника обер–гофмаршала ему поручили заниматься пажами.

В 1759 г. из Франции был выписан в Россию барон Шуди, который Высочайшим указом был пожалован в гофмейстеры после ухода в отставку Дефолини. Ознакомившись с постановкой воспитания и образования при дворе пажей, Шуди подготовил докладную записку (мемориал), в которой выступил против насильственных наказаний. Во Франции только в 1762 г. Жан Жак Руссо обратился к этой теме и написал роман–трактат «Эмиль» о реформе воспитания. Идеи Амоса Коменского и Локка также были известны в Петербурге.

Бароном была разработана довольно стройная система воспитания пажей, в основе которой лежал принцип приобретения воспитателем доверия воспитанников. Важнейшие положения его воспитательной системы состояли в следующем:

— наставления воспитанники будут принимать добровольно, так как воспитатель будет стараться быть приятным для воспитанников и стараться завоевать доверие молодых людей;

— все воспитанники должны быть равны между собой для того, чтобы общее жительство всех господ пажей соединить могло;

— попечение о дарах духа — умственное образование по развитию разума и памяти через изучение воспитанниками наук, необходимых и военной и гражданской службе;

— учителя должны быть и воспитателями, поступать с пажами тихо, честно;

— наказания и грубости непристойны для дворян.

«Мемориал» Шуди 25 октября 1759 г. получил продолжение в виде «Инструкции, данной Ее Императорским Величеством из придворной конторы гофмейстеру пажей Федору Генриху барону Шуди».

Инструкция гласила: «Поместить пажей в Крюйсов дом (бывший дом адмирала Крюйса, который находился на месте здания Старого Эрмитажа). Иметь во всегдашнем смотрении и порядке и для обучения французскому и немецкому языкам и других принадлежащих для дворян наук». Инструкция стала кодексом поведения пажей и их службы при дворе и основополагающим документом, который законодательно установил существовавшую до этого в течение сорока лет практику службы пажей.

25 октября 1759 г. было основано пока еще полувоенное учебное заведение, которое стало военным только в 1802 г.

Задачу воспитания Шуди разделил на три части: попечение о дарах духа, нрава и корпуса. По его мнению, первое состояло в развитии разума и памяти, в обучении наукам и имело конечной целью подготовку людей, способных для гражданской и военной службы. Гофмейстер пажей предлагал для этого не «педантические и сухие, которые только для школ касаются науки, но которые дают верные понятия о всем, что имеет приложение к жизни военного человека и мирного гражданина». Для обучения и воспитания пажей барон Шуди привлек Иоганна Литтхена и Морамберта. Им назначили оклад по 300 руб. в год каждому, казенную квартиру, дрова, свечи, положили столоваться вместе с пажами. Литтхен обучал пажей немецкому и латинскому языкам, а если пожелают, то и физике, геометрии, фортификации и алгебре. Морамберт с воспитанниками занимался французским языком, историей, географией и геральдикой, наукой необходимой для изучения новой истории.

Под развитием «даров нрава» Шуди подразумевал желание сделать пажей истинными патриотами и братьями солдат. Основой для этого служило происхождение пажей «от честного дворянства» из «государства знатнейших домов».

Развитие даров корпуса — телесное воспитание и состояло в обучении верховой езде, фехтованию, танцам, рисованию и музыке.

Шуди предложил объединить пажей в закрытом заведении и устроить на более рациональных условиях питание их и прислуги, разделение времени между службой и обучением.

Было решено ограничить число крепостной прислуги в окружении русских пажей с тем, чтобы бедные не завидовали богатым, а молодые люди высшего происхождения не смотрели на низшего по рождению пажа «с презрением» и не старались «отменными быть». Камер–пажу разрешалось иметь не более двух слуг, а пажу не более одного человека с условием, чтобы эти люди были честными и порядочными.

Шуди обратился с просьбой к императрице создать условия для обучения пажей и отменить указ, повелевающий всем пажам находиться ежедневно при высочайшем столе, ибо невозможно было молодым людям на следующий день приходить на занятия к семи утра. Предлагалось разделить пажей на две смены, которые бы дежурили при дворе через сутки, посвящая свободный от дежурства день учебе.

Гофмейстер сам составил расписание уроков воспитанников. Учитывая то, что «Инструкция» не предполагала обучение русскому языку, он ввел в обязанность пажей переводит на русский язык французские комедии, делать из театральных пьес «экстракты» и представлять их в придворную контору «для поднесения Ее Величеству и Их Императорским Высочествам».

Устанавливался порядок, при котором обед был не позже 12 часов, а ужин — 9, на которых должны были присутствовать все пажи, кроме больных, после чего дежурные пажи направлялись ко двору.

Питание пажей не только в Петербурге, но и в Петергофе, было отдано на подряд трактирщику–французу Бувье, который заключил с придворной конторой контракт на три года продовольствовать пажей, гофмейстера, учителей и прислугу, в том числе истопников, солдат и собственных людей пажей и учителей. Готовить в постные дни — постное для православных и скоромное для иноверцев, содержать всю необходимую для стола посуду и приборы, скатерти и салфетки, а также освещать Пажеский корпус поставляемыми по списку свечами, не требуя от придворной конторы ничего, кроме дров.

Помимо горячих и холодных блюд на обед и на ужин по специальному списку Бувье надлежало поставлять хлеб, каждому пажу по бутылке полпива и графину виноградного вина, а гофмейстеру и каждому учителю по бутылке пива и по полбутылки вина, сверх того каждому в квартиру — пива и меду по бутылке.

За все это было оговорено договором с придворной конторой выплачивать трактирщику по 55 коп. с человека в сутки и сдать в аренду на 10 лет трактир в Петербурге с ежегодной платой в придворную контору по 80 руб.

Барон Шуди в 1760 г. ушел со службы, но заведенные им порядки в корпусе держались очень долго, до 1800 г., когда продовольствование пажей по контракту с трактирщиками было заменено на казенное содержание.

Совершенствование системы воспитания и образования в гражданских и военных учебных заведениях

28 июня 1762 г. на русский престол вступила Екатерина II. Она немедленно обратила свое внимание на пажей. 15 ноября 1762 г. был издан указ о приеме в пажи исключительно лиц дворянского сословия и увеличено их число. При дворе образовался круг лиц, понимавших насколько важно было наладить процесс обучения и воспитания. Особое место среди них занимал личный секретарь императрицы Иван Иванович Бецкой (1762–1769), инициатор реформирования и создания системы учебно–djспитательных учреждений.

Он родился в 1704 г. в Петербурге и был внебрачным сыном фельдмаршала И. Ю. Трубецкого, поэтому получил лишь часть фамилии отца. Мальчик прошел курс обучения в Копенгагенском кадетском корпусе, некоторое время служил в датской кавалерии, но, получив серьезные травмы при падении с лошади, ушел со службы. Бецкой в 1721 г. приехал в Россию, где благодаря знанию иностранных языков, сделал успешную карьеру — был секретарем русского посла в Париже, ездил в качестве кабинет–курьера по Европе. Во время дворцового переворота 1741 г. поддержал Елизавету Петровну, за что был ею отмечен. Через шесть лет в чине генерал–майора ушел в отставку и отправился в многолетнее путешествие по Европе, изучал взгляды энциклопедистов, усвоил реформаторские идеи просветителей. и начале 1762 г. был вызван в Россию для службы Петром III.

В 1763 г. представил Екатерине II план реорганизации воспитания детей «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества», в котором использовал идеи А. Коменского, Д, Локка и Ж. Руссо. Его взгляды вполне соответствовали идеям Императрицы. И. И. Бецкой поставил себе задачу воспитать совершенных граждан, «новую породу людей». Для этого в традициях европейского просветительства он предлагал организовать закрытые воспитательно–образовательные учреждения, где 5-летние дети, избавленные от «развращающего» влияния окружающей жизни, будут находиться до 18 лет под неусыпным попечением педагогов, подающих пример своим поведением и внушающим им «страх Божий». И. И. Бецкой предлагал учить детей без принуждения, опираясь на их склонности и «никогда и ни за что не бить их». По его мнению, образованные дворяне будут гуманно обращаться с крестьянами. Одновременно он пытался решить и другую социальную проблему — вырастить необходимый в России «третий чин людей», занимающийся торговлей, промышленностью и ремеслами. Свои взгляды они должны будут передать своим детям, и таким образом, благодаря воспитанию, разумному законодательству и проповедям можно будет преобразовать общество. По его инициативе были открыты гимназии и воспитательные учреждения для мальчиков всех сословий (кроме крепостных), училище при Академии художеств, Смольный институт благородных девиц в Петербурге для дворянок и отделением для девочек из мещан. По примеру Смольного института в Москве было открыто Екатерининское училище и учрежден Московский воспитательный дом. Для него был выстроен грандиозный архитектурный ансамбль. 7 марта 1765 г. И. И. Бецкой вступил в должность главного директора Кадетского корпуса. В 1766 г. им был составлен «Устав Сухопутного шляхетского кадетского корпуса для воспитания и обучения благородного российского юношества», согласно которому ликвидировалось деление кадет на роты. Вместо этого они разделялись на пять возрастов. Каждый возраст состоял из пяти отделений, в которых учились и дворянские дети и гимназисты, т. е. дети разночинцев. Гимназисты в корпусе обучались и воспитывались на равных правах с кадетами, и предполагалось, что их будут готовить к роли учителей в корпусе. Совместное обучение кадетов и гимназистов, по мнению Бецкого, должно было сблизить их. В первый возраст набирали мальчиков 5 лет. В каждом возрасте срок обучения длился 3 года, таким образом, выпуск из корпуса мог состояться к 20 годам. На протяжении всего периода обучения в корпусе родители не имели права требовать возвращения своего ребенка домой. При приеме в корпус предпочтение отдавалось детям, отцы которых погибли или были ранены на войне, а также детям малообеспеченных родителей. Этот принцип сохранился и в дальнейшем при приеме в кадетские корпуса.

В первом возрасте (малолетнее отделение) кадеты находились под присмотром надзирательниц. Во втором и третьем возрасте — под присмотром гувернеров. В третьем возрасте заканчивалась общеобразовательная подготовка кадетов, при этом учитывались их склонности и успехи, проявленные во втором возрасте. По замыслу Бецкого в третьем возрасте кадеты должны были заботиться «о приведении в совершенство начатых предыдущих возрастных наук». К ранее изучаемым предметам добавлялись латинский язык, основы военной и гражданской архитектуры и бухгалтерия. В четвертом и пятом возрастах жизнь кадетов резко менялась. Они попадали под начало воспитателей и учителей–офицеров, от которых требовали обращаться с кадетами твердо, но, не внушая им страха. С 1775 г. обязательными предметами стали физика и химия. Появились физический и химический кабинеты с «оптической каморой», телескопом, компасами и др. Этими возрастами командовал подполковник, а находящиеся под его началом капитаны преподавали военные дисциплины (фортификацию, осаду и оборону крепостей, артиллерию, уставы). Унтер–офицеры руководили строевыми учениями. Наряду с этими предметами кадеты совершенствовались во французском, немецком, латинском (или итальянском) языках, занимались фехтованием и верховой ездой.

Устав Кадетского корпуса содержал основы нравственного воспитания. Так надзирателям приписывалось «иметь над вверенными им кадетами радетельное смотрение, дабы они во всех своих поведениях добродеяние, учтивость всегда чинили, а лжи и неверности и прочия шляхетству непристойные пороки у них весьма искоренены были».

И. И. Бецкой придавал особое значение личному общению начальника корпуса с кадетами. Приглашение хорошо успевающих кадетов к себе домой на чай — стало одним из видов поощрения. Малолетних кадетов для игр с внуками приглашала к себе и императрица Екатерина II.

Граф Ангальт, сменивший И. И. Бецкого на посту директора корпуса, также продолжал эту традицию, общался с кадетами в доме и во время их прогулок в парке после занятий, рассуждая вместе с ними на различные философские темы.

Следует отметить, что не все идеи проектов Бецкому удалось осуществить. Все свое состояние он вложил в развитие учебных заведений. Будучи заведующим Канцелярией строений в Петербурге, он много сделал для украшения города. При нем появился памятник Петру I на Сенатской площади, гранитные набережные Невы, Екатерининского канала и Фонтанки, дом Академии художеств, Эрмитажный дворец и др.

Заботы о совершенствовании обучения пажей в корпусе не ограничились только обучением по программе барона Шуди. В течение последующих двадцати лет в Пажеском корпусе официально руководствовались программой, разработанной академиком Федором Ивановичем Миллером (1705–1783).

Ф. И. Миллер с 1725 г. состоял на службе в Петербургской Академии наук после окончания Лейпцигского университета. Он стал основателем первого русского исторического журнала на немецком языке — «Zamlung russiscer geschchte», в котором публиковались материалы по истории России, в том числе из «Повести временных лет». С 1733 по 1743 г. Миллер участвовал во второй Камчатской экспедиции, во время которой он обследовал десятки городских архивов Сибири. Им было подготовлено 30 фолиантов актов, списанных в сибирских архивах. В 1754 г. Миллер был назначен конференц–секретарем Петербургской Академии наук. Придавая огромное значение работе в исторических архивах, особенно московских, он добился перевода в Москву сначала на должность надзирателя Воспитательного дома, а затем управляющего Главной коллегии иностранных дел и Архива иностранных дел. Миллер способствовал формированию новых представлений о России и ее истории у Вольтера, Г. Гете, Ф. Шиллера и др. Московский Главный архив Коллегии иностранных дел стал научным центром по сбору источников по истории страны (портфель Миллера). Ученый был избран почетным членом научных обществ Германии, Голландии, Великобритании, членом–корреспондентом Парижской Академии наук. Одновременно он занимался разработкой программы обучения и воспитания пажей.

Россия нуждалась в профессиональной школе, и просвещение, которое носило характер подражания Западу, шло сверху, от двора. Зарождавшийся творческий процесс пока еще не мог оказывать достойную альтернативу подражательству. По мнению Миллера Пажеский корпус должен был стать школой подготовки государственных деятелей, способных служить на высших придворных, военных и гражданских должностях. К такому роду деятельности были ориентированы пажи, с детства вращавшиеся в сфере, во многом решавшей судьбы России.

Им была разработана для Пажеского корпуса обширная программа. Памятуя о предназначении выпускников корпуса служить в одной из трех ипостасей — придворной, военной или гражданской, он предусмотрел ряд дополнительных курсов для лиц, готовящих себя к военной службе. Однако, он упустил из вида одно обстоятельство. России еще долго предстояло превращаться из государства, решавшего внешнеполитические задачи с помощью оружия — военного типа, в государство, по его определению — «промышленного типа». Под этим процессом он подразумевал развитие, когда мирные жизненные задачи вытеснят военные. По плану Миллера Пажеский корпус должен был утратить военный характер и стать гражданским учебных заведением, в котором к военному делу допускался лишь узкий круг лиц по желанию.

План ученого предусматривал воспитательную и образовательную части. Образовательная часть включала чистописание, изучение Закона Божия, арифметики, геометрии, этики, французского, немецкого и итальянского языков, а также латинского, законоведения, географии и военных наук, в частности — фортификации. Воспитанники, которые по желанию родителей должны были выйти в военную службу, изучали геометрию, тригонометрию, геодезию и механику. Через 20 лет, при введении новой программы (1785) прибавилась латынь и греческий. Программой Миллера при обучении руководствовались формально, поскольку на практике в основном продолжали придерживаться программы Шуди.

Для совершенствования знаний в 1766 г. были отправлены в Лейпцигский университет пажи: Алексей Кутузов, Петр Челищев, Алексей Рубановский, Александр Римский — Корсаков, Александр Радищев и Сергей Янов. Им в то время было по 17–18 лет. Очевидно, эти кандидатуры были выбраны лично Екатериной II, которая собственноручно отметила кружками их фамилии в представленном ей списке. Лейпцигский университет того времени не слишком славился своей профессурой, поэтому успехи русских студентов, по отзыву руководителя их группы, были отмечены высоко: «Все генерально признают, что в такое короткое время (полтора года) они оказали знатные успехи и не уступают в знании самим тем, которые издавна там обучаются. Особенно хвалят и находят отменно искусными Янова и Радищева, которые частью превзошли своих учителей».

Кроме Кадетского и Пажеского корпусов к концу XVIII в. подготовкой офицеров занимался кадетский корпус в Гродно, под названием Благородного училища (первоначально учрежденный на собственные средства генерал–майором Зоричем — сербом, поступившем в русскую службу еще при Елизавете Петровне). В 1762 г. при Екатерине II петровские артилллерийскую и инженерную школы объединили в Артиллерийский и инженерный шляхетский кадетский корпус. Усилиями П. И. Шувалова и А. П. Ганнибала, опытных педагогов М. И. Мордвинова и П. И. Мелиссино это учебное заведение к концу XVlIIa. стало центром подготовки офицеров–артиллеристов и военных инженеров русской армии. Среди первых его воспитанников были великий русский полководец генерал–фельдмаршал светлейший князь М. И. Голенищев — Кутузов Смоленский, известный военачальник генерал от инфантерии Ф. Ф. Буксгевден, видные организаторы артиллерийского и инженерного дела А. И. Корсаков, А. А. Аракчеев, П. И. Меллер — Закомельский, крупный ученый–артиллерист, родоначальник отечественной ракетной артиллерии А. Д. Засядько, профессора математики С. Е. Гурьев и В. И. Висковатов, герои Отечественной войны 1812 г. В. Г. Костенецкий, П. А. Козен, П. П. Коновницын, А. П. Никитин, И. С Дорохов, А. Н. Сеславин, А. С. Фигнер.

В 1794 г. после смерти графа Ангальта в командование Сухопутным шляхетским кадетским корпусом вступил Михаил Илларионович Кутузов. К этому времени он имел большой опыт армейской службы, в которую вступил в 1761 г. по окончании Артиллерийской и инженерной дворянской школы в Петербурге с присвоением звания инженера–прапорщика. Ему довелось в звании капитана командовать ротой астраханского полка, которым в 1762 г. командовал А. В. Суворов. М. И. Кутузов воевал в русско–турецкой войне в 1768–1774 гг., отличился в сражениях при Рябой Могиле, Ларге и Кабуле, а также при штурме Бендер. После перевода в Крымскую армию генерал–аншефа князя В. М. Долгорукого, в бою под Алуштой 27 июля 1774 г., командуя гренадерским батальоном Московского легиона, первым ворвался в укрепленную деревню Шумы и был ранен пулей в висок. В войне с Турцией 1787–1791 гг. участвовал в занятии крепостей Аккерман и Бендеры, а при штурме Измаила командовал 6‑й колонной и лично вел солдат на приступ. Его действия получили высокую оценку А. В. Суворова, и М. И. Кутузов был назначен комендантом Измаила. В 1792–1794 гг. в ранге чрезвычайного и полномочного посла в Константинополе Михаил Илларионович сумел склонить Турцию к союзу с Россией и другими европейскими державами против революционной Франции, а также к решению в пользу России результатов Ясского мира.

Многогранный опыт М. И. Кутузова позволил ему провести ряд реформ в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, которым он командовал до 1797 г. Вместо пяти возрастов в корпусе ввели четыре мушкетерские роты и одну гренадерскую. Было организовано малолетнее отделение, в котором дети 4–7 лет под присмотром воспитательниц проводили дни в активных играх и прогулках на свежем воздухе в любую погоду.

Лучшим кадетам мушкетерских и гренадерской роты присваивалось звание унтер–офицера, что давало преимущество по службе и повышенное жалование. В гренадерскую роту отбирались лучшие строевики из кадетов, служить в ней было почетно. Таким образом, учеба в корпусе приближала воспитанников к армейской службе. М. И. Кутузов ввел в корпусе занятия по тактике и лично проводил их не только с кадетами, но и с офицерами корпуса, читал военную историю, которая стала обязательным предметом. Летом старшие воспитанники переносили свои занятия на два месяца в летние лагеря, что впоследствии стало обязательным для всех военно–учебных заведений. Учеба в лагере давала возможность кадетам отрабатывать тактические приемы на местности, заниматься огневой подготовкой из ружей и артиллерийских орудий, распознавать подаваемые сигналы. В свободное от этих занятий время кадеты укрепляли свое здоровье физическими упражнениями, купанием и др.

В приказах по корпусу М. И. Кутузов неоднократно отмечал личный состав за отлично проведенные занятия: «Добрая воля и успехи господ унтер–офицеров, капралов и господ кадетов оправдывает доброе о них мнение с самого начала, да благословит Бог течение в сем благородном поприще. Надеюсь, что не погубят они в праздности драгоценного времени в классах, но приобретут знания, нужные благородному человеку во всяком состоянии». Как человек, воспитанный армией, в отличие от Бецкого и Ангальта, М. И. Кутузов воинскую дисциплину и порядок поддерживал не только методом убеждения, но и принуждения, о чем свидетельствуют такие слова одного из приказов по корпусу; «Из господ кадет и гимназистов великое число является ленивых, которым на поправление успехов даю месяц сроку, ежели и затем окажутся таковые, то унтер–офицеры будут разжалованы, а кадеты — наказаны». И далее: «…за нерадение ни по какому случаю, доколе исправятся, со двора не увольнять, в свободные ж часы приказать заниматься обучением в каморах, а в праздничные дни не отпущать даже и во внутренность корпуса». М. И. Кутузову удалось решить многие вопросы, что позволило Сухопутному шляхетскому кадетскому корпусу превратиться в кузницу подготовки высокопрофессиональных грамотных офицеров. Однажды при выпуске кадетов он сказал: «Господа, вы не полюбили меня за то, что я сказал вам, что буду обходиться с вами, как с солдатами. Но знаете ли вы, что такое солдат? Я получил и чины, и ленты, и раны, но лучшею наградою почитаю то, когда обо мне говорят — он настоящий русский солдат. Господа! Где бы вы ни были, вы всегда найдете во мне человека, искренне желающего вам счастья, и который совершенно награжден за любовь к вам вашею славою, вашею честью, вашею любовью к Отечеству». В этих словах М. И. Кутузов проявился и как воспитатель, и педагог, и воин.

Пажи и дворец мальтийских рыцарей в Санкт — Петербурге

В царствование императора Павла I военно–учебные заведения оставались в его поле зрения.

10 марта 1798 г. в Петербурге был учрежден Военно–сиротский дом для сирот и сыновей неимущих офицеров, а при гарнизонных полках образованы его отделения. В 1799 г. в Гродно создается первый в провинции кадетский корпус — ведущий свое начало от Шкловского благородного училища. Впоследствии, в 1807 г. он переехал в Смоленск, в 1812 г. — в Тверь, затем в Ярославль и Кострому, в 1824 г. — в Москву, где становится 1‑м Московским кадетским корпусом. В 1800 г. Сухопутный корпус, получивший свое наименование от бывшего Кадетского корпуса, в отличие от Морского, был переименован в 1‑й кадетский корпус, а Артиллерийский и инженерный кадетский корпус — во 2‑й кадетский корпус. При этом в корпусе было сформировано училище для подготовки дворян в офицеры, которое получило наименование — Дворянский полк.

В XVIII — начале XIX в. Пажеский корпус находился в старом доме адмирала Крюйса, затем его перевели в здание старого Зимнего дворца на Невском проспекте (ныне между улицей Гоголя и набережной Мойки). После того как деревянный Зимний дворец был разобран после смерти Елизаветы Петровны, Пажеский корпус разместили в «лейб–кампанском доме» (ныне по улице Миллионной).

В 1802 г. Пажеский корпус был преобразован по плану генерала Ф. И. Клингерна и переведен в «дом шевалье де Орбиньи», (вписанный в Литейной части под № 75 (дом № 6 по набережной реки Фонтанки). Наконец, в 1810 г. корпус обрел свой постоянный адрес: Садовая улица, д. № 26, где и размещался до 1917 г.

История дома и его обитателей до водворения туда Пажеского корпуса заслуживает особого внимания, поскольку судьба этого дворца отразилась и на характере его будущих воспитанников.

Этот городской участок в начале XVIII в. принадлежал вице–канцлеру графу М. И. Воронцову. С 1749 по 1757 г. здесь был построен дворец по проекту архитектора В. В. Растрелли. В 1763 г. дворец и прилегающий к нему участок были проданы в казну за 217,6 тыс. руб. До 1770 г, здание пустовало, а затем в нем поселился принц Генрих Прусский. От него дворец перешел другому принцу Нассау — Зигену, а потом вновь вернулся в казну.

В 1798 г. Павел I принял титул Великого магистра Мальтийского ордена и, желая оказать свое особое благоволение ордену, пожаловал ему этот дворец, который повелел именовать «замком мальтийских рыцарей». В нем разместились канцелярия, казна ордена, апартаменты для сановников и католическая церковь во имя Св. Иоанна Крестителя.

Мальтийский орден в конце XVIII в. не случайно нашел свое прибежище в России. Павел I, с юношеского возраста обладая живым воображением и крайней восприимчивостью, увлекался историей рыцарства и высокими воинскими добродетелями.

Мальтийский орден в свое время владел некоторой земельной собственностью на территории Волыни в Царстве Польском. В 1793 г. Волынь перешла под власть России, которая приняла на себя часть государственных долгов Польши, и в ответ на претензии ордена признала их законными и подлежащими удовлетворению. Возникшее еще при Екатерине II дело о претензии ордена к концу ее царствования не было закончено. Павел I после вступления на престол заключил с Великим магистром особую конвенцию в пользу ордена.

Получив известие о столь благоприятном положении дел, Великий магистр немедленно отправил в Петербург специальное посольство, во главе которого стоял бальи граф Литта, кавалер Большого креста, со званием полномочного министра. Графу Литте было поручено заключить с Россией конвенцию о восстановлении приорства ордена в бывших польских областях. Кроме того, он привез в Петербург от имени Великого магистра орденские знаки, которые и были вручены Павлу I и членам его семьи. Император объявил о своем намерении учредить независимо от Великого приорства, восстановленного в присоединенной Польше, еще и Российское приорство. Из государственного казначейства были установлены денежные выплаты в размере 300 тыс. злотых в год. Оно было образовано только для лиц римско–католического исповедания. Введение рыцарства в России, по мнению императора, должно было стать мощным щитом против революционных идей. Павел предоставил Людовику XVI убежище в Митаве и разрешил разместиться на Волыни и в Подолии семитысячному корпусу французских эмигрантов под начальством принца Конде. При этом принц был возведен в достоинство великого приора Российско–католического приорства.

Захват Мальты Наполеоном направил жизнь ордена в новое русло. Россия специальным актом заявила о взятии под свою защиту этого острова. Рыцари единогласно просили Павла I принять звание Великого магистра ордена, взамен низложенного ими Великого магистра Гомпеша, проявившего «глубокую беспечность» при сдаче острова французам. Папа Пий VI дал согласие на принятие Павлом I титула и обязанностей главы Мальтийского ордена, видя в нем союзника римской курии в деле защиты католического духовенства, которое было изгнано Наполеоном из Франции и Северной Италии. 16 сентября 1798 г. был издан манифест о восприятии Павлом звания Великого магистра ордена и о местопребывании капитула или Священного совета ордена в Петербурге. Указом Сената было поведено в конце императорского титула включить слова: «…и Великий Магистр Ордена Св. Иоанна Иерусалимского».

Павел I считал своей первейшей обязанностью вернуть остров Мальту рыцарям. С этой целью эскадра адмирала Ф. Ф. Ушакова соединилась в Средиземноморье с английской и неаполитанской эскадрами и установила жесткую блокаду острова. Однако, из–за двойственной политики Англии, блокада велась союзниками небрежно и Франция удерживала остров еще очень долго. Тогда Павел I приказал адмиралу Ф. Ф. Ушакову прекратить участие в блокаде и направиться к острову Корфу, где, как известно, русскими моряками затем была осуществлена неслыханная до того времени военная операция взятия островной крепости силами морской эскадры (20 февраля 1799 г.). После разрыва отношений с Англией Павел I начал подготовку к войне с ней, однако, его смерть 11 марта 1799 г. не дала осуществиться этому плану.

Выпуск пажей был подобен посвящению в рыцари. Паж преклонял колено перед государыней, после чего она дотрагивалась рукой до его щеки и вручала ему шпагу. Пажи, проучившиеся в корпусе более девяти лет, выпускались в армию капитанами наравне с сержантами гвардии, а те, которые учились менее десяти лет, но более шести — в армию поручиками.

11 сентября 1797 г. директором Пажеского корпуса был назначен генерал–майор артиллерии Шапошников. Назначение директором генерала подчеркивало желание Павла I иметь корпус более военным, чем гражданским. И тем не менее, на рубеже XV1II–XIX столетий он оставался полугражданским заведением

Реформы образования в царствование Александра 1 Пажеский корпус — военное учебное заведение

11 марта 1801 г. был обнародован манифест о вступлении на престол императора Александра I. Наступило время реформ. 15 марта А. Н. Радищев был освобожден из–под надзора полиции с правом возвращения в столицу. Ему вернули чин коллежского советника и наградили орденом Св. Владимира 4‑й степени. Среди указов, предусматривавших отмену запретительных мер внутренней политики, были опубликованы указы по преобразованию административной системы, в том числе в 1802 г. было учреждено Министерство народного просвещения, образовано шесть учебных округов (московский, виленский, дерптский, харьковский, петербургский, казанский). В городах были организованы гимназии и уездные училища. В Казани и Харькове открыты университеты. Был принят новый регламент Академии наук. Она продолжала сохранять педагогическое значение и заботиться о подготовке из студентов университетов академиков. В Петербурге начал работу Педагогический институт. В 1803 г. было издано новое положение об устройстве учебных заведений на основе принципов бессословности (приходские одноклассные, уездные училища, гимназии и университеты).

Министр, при нем — Училищный совет (попечители округов или их представители).

Во главе округа — университет, методически руководивший всеми учебными заведениями учебного округа.

В каждом учебном округе — гимназия. Директор гимназии одновременно являлся и главой уездных училищ губернии.

В каждом уездном городе — уездное училище с его начальником — смотрителем училища.

В приходских школах был установлен один год обучения, в уездных училищах — два года, в гимназиях — четыре года, а затем — университет. Интересно отметить, что дворянство все еще оставалось верным старым традициям XVIII в. и предпочитало военную карьеру, как наиболее «благородный» род занятий. Так харьковское дворянство прежде чем просить об открытии университета, ходатайствовало о создании кадетского корпуса. Первоначально в «Предначертании о Харьковском университете», одобренном дворянством, среди отделений предполагалось открыть и отделение военных познаний. Доклад на торжественном открытии университета профессор Белен де-Баллю назвал: «О необходимости наук для всех государственных званий и в особенности военного». «Военный факультет» не был образован, но на отделении физических и математических наук была создана кафедра военных наук.

Казалось, что была предложена стройная организация системы обучения, но в жизни она не была реализована из–за своей утопичности. Желание Александра I связать между собой всем доступные школы в единую стройную систему осуществиться не могло в условиях крепостного права, так как в ее основе было предусмотрено открытие низших школ для крестьян самими помещиками. Просвещение и крепостное право — понятия, взаимно исключающие друг друга. Школы в селах не были открыты, да и в городах начальные школы были крайне редки. Отсутствие реальных подвижек в деле народного образования привело Александра I к мысли о необходимости основания просвещения на евангельских истинах. В результате Министерство народного просвещения объединили с Управлением делами всех вероисповеданий и делами Святейшего Синода. Возглавил эту систему бывший паж — князь Александр Николаевич Голицын. И государь, и князь прониклись идеей воспитания молодого поколения в духе христианской православной церкви.

Таким образом, если Екатерина II задумывала создать новую породу людей под влиянием идей Жан Жака Руссо и энциклопедистов, то Александр I, разочаровавшись в возможности организации всеобщего просвещения подданных, ограничился их воспитанием в духе учения церкви.

Реформа Пажеского корпуса, назревшая при Павле I, нашла свое решение при его сыне. Он взялся устранять недостатки «безобразного здания» воспитания и образования пажей — т. е. лиц, стоящих близко ко двору. В поисках способного руководителя корпусом Александр I свой выбор остановил на генерале Карле Федоровиче Клингерне — выходце из Саксонии. Ему было поручено составление нового «Положения» о корпусе.

К. Клингерн — в молодости поэт, драматург и писатель, философ, поклонник Ж. Ж. Руссо и вольтерьянцев по протекции герцога Вюртембергского в 1780 г. в возрасте 28 лет прибыл в Петербург. До этого он закончил гимназию, изучил французский и английский языки. Много читал и стал пробовать себя в литературе. Написал драму «Scyturn und drang» («Штурм и натиск» — Авт.), которая дала название целому периоду немецкой литературы, был членом кружка Генриха Гете в Веймаре. В Лейпциге он получил место придворного поэта, но оставил его и вступил в австрийскую армию, в составе которой участвовал в войне за Баварское наследство.

В Санкт — Петербурге Карл Клингерн устроился чтецом при наследнике Павле Петровиче, а впоследствии был зачислен поручиком в «гатчинские войска», в «морской батальон», послуживший началом маленькой гатчинской армии. Клингерн сопровождал Павла и его супругу в поездке по Европе под псевдонимом графа и графини Северных. По возвращении в Россию он, в ожидании разрыва с Турцией, попросил назначение в предполагавшуюся действующую армию, но войны не случилось. Клингерн вернулся в Санкт — Петербург и был назначен в Сухопутный шляхетский кадетский корпус. Служба в нем давала определенные материальные преимущества (содержание офицеров в корпусе при одинаковых званиях было выше армейского. Капитан в корпусе имел содержание равное бригадирскому в армии). В корпусе Клингерн прошел все ступени служебной лестницы от майора до полковника. В 1800 г. он был назначен вместе с Платоном Зубовым (последним фаворитом Екатерины II) управляющим корпусом, причем П. Зубов занимал пост только номинально, получая денежное содержание. Они оба подчинялись великому князю Константину Павловичу. После выхода П. Зубова в отставку Клингерн стал единоличным главноуправляющим корпусом. Сын Клингерна — бывший паж — погиб в Бородинском сражении. При назначении на должность Клингерну было поручено написать новое «Положение». За несколько дней, в начале сентября 1802 г., он разработал и представил Н. П. Шереметьеву свой план преобразования корпуса, который тотчас был направлен к государю. Александр I сообщил Н. П. Шереметьеву: «Граф Николай Петрович, доставленный при донесении Вашем план преобразования Пажеского корпуса, сочиненный генерал–майором Клингерном, я утвердил и сообразно тому поручил ему по сношении с Вами составить начертания обязанностей каждого чиновника, сделать штаты и прочим распоряжения к исполнению сего плана нужные».

10 октября 1802 г. вышел императорский рескрипт о введении «Положения» о корпусе. До этого в сентябре, очевидно, с целью освободить корпус от дореформенных воспитанников, состоялся выпуск камер–пажей в офицеры вслед за выпуском 10 августа.

А через шесть дней по повелению государя на имеющиеся семь вакансий камер–пажей были избраны из пажей «не по старшинству их службы, но по отличности успехов в науках, произведя всем им под наблюдением господина Клингерна согласно с проектом учреждения экзамен, по коему достойнейшие семь пажей будут представлены Его Величеству к производству в камер–пажи». Император стал смотреть на пажей, как на воспитанников учебного заведения, для которых успех в учебе был решающим.

13 октября в Пажеском корпусе, в здании, где в последующем находилось Училище правоведения (набережная Фонтанки) было прочитано «Положение», разработанное совместно шефом корпуса Шереметьевым и педагогом–практиком Клингерном: «Пажеский корпус есть училище для образования нравов и характера, в котором имеют быть преподаваемые нужные офицеру познания. Корпус есть такое совокупное воинское установление, где благородное юношество через воспитание придет к воинской службе. Готовить дворян к офицерскому званию и средство для этого — дисциплина и нужные офицеру познания для удовлетворения требованиям военного искусства. Дисциплину вперять по заветам Суворова — показом».

Пажи — рота в строевом отношении, во главе которой стоял гофмейстер — штаб–офицер. Младшие офицеры в составе трех человек являлись гувернерами и старшими по отделениям. Надзор за порядком осуществляла гарнизонная служба — пикет из двенадцати пажей, ефрейтора и барабанщика, которые патрулировали по дому. Развод (вахтпарад) проводился ежедневно в 11 часов по окончании классов. В нем участвовали все офицеры и пажи. По воскресеньям и праздникам — в 9 часов. После развода в воскресенье — чтение роте устава Его Императорского Величества, что, конечно, вызывало недовольство воспитанников. Но Клингерн — верный хранитель механической дисциплины Фридриха Великого и отчасти законодателя вахтпарадов — Аракчеева — верил в спасительность механических методов, при которых «пажи и камер–пажи научатся познавать свои должности».

Обучение состояло из четырех ступеней — классов. В первом классе военные предметы не преподавались; во втором классе изучали полевую фортификацию и геометрию; в третьем — долговременную фортификацию и артиллерию плюс физику, алгебру, тригонометрию и коническое сечение. И, наконец, в четвертом классе — долговременную фортификацию, высшую геометрию, статику и механику. Во всех четырех классах велись общеобразовательные предметы. Везде французский и немецкий языки, а также русский, география, история, Закон Божий и т. д. Государство нуждалось в образованных людях вообще, а не просто в специалистах. Воспитанник, закончивший курс, мог быть офицером любого рода сухопутных войск, а также дипломатом или чиновником для самых различных учреждений.

Офицеры, заведовавшие отделениями, жили в квартирах, расположенных рядом со спальными отделениями пажей. Они несли двоякие обязанности: как наставников и воспитателей пажей, так и чиновников, подготавливающих пажей к будущей службе. Офицеры отвечали за поведение пажей, их успеваемость на занятиях, следили за опрятностью, чистотой жилья, одежды, белья и обуви своих подопечных, а также следили за увольнением пажей в воскресенье к родственникам, если они у тех в городе были. Таким образом, офицер отделения осуществлял повседневный контроль над пажами отделения как начальник и одновременно гувернер–учитель, проводивший с ними рядом большую часть времени.

Гофмейстер уже выполнял другие функции: во–первых, он был воспитателем; во–вторых, строевым начальником (ротным командиром); в-третьих, он руководил придворной службой пажей. Гофмейстер надзирал преимущественно за камер–пажами и являлся помощником директора корпуса.

Директор корпуса подчинялся главноуправляющему корпусом, а тот, в свою очередь шефу корпуса, который имел право личного доклада императору. Вся эта иерархическая система обеспечивала своего рода интригу педагогических воззрений Ж. Руссо и энциклопедистов с аракчеевской системой вахтпарадов и строевой службы.

На пять пажей полагался один служитель для их обслуживания, а для камер–пажей — один служитель на четыре камер–пажа. Внутренние полицейские обязанности исполняли два унтер–офицера. Пажи не имели дисциплинарных прав по отношению к своим служителям, но могли обращаться с жалобами на них к начальству.

Специальный комитет, состоявший из директора корпуса, штаб — и обер–офицеров, следил за экономической деятельностью казначея и бухгалтера корпуса, закупавших у поставщиков необходимое продовольствие и предметы вещевого довольствия пажей. Комитет рассматривал и утверждал расходование деежных сумм содержания Пажеского корпуса, поступавших из государственного казначейства.

Распорядок дня в корпусе был по–армейски достаточно строгим и напряженным:

Утренняя заря — 6 часов утра.

Утренний осмотр и завтрак.

Занятия до 11 утра с 10‑минутными перерывами через каждый час.

Обед — 12 часов (офицеры обедают вместе с пажами).

Занятия с 14 до 16 часов в классах.

Самостоятельные занятия с 16 до 20 часов.

Ужин.

Вечерняя заря — 21 час.

Отбой — 22 часа.

Для производства в офицеры аттестацию подписывал директор корпуса, затем она утверждалась главноуправляющим корпусом. И казенокоштные воспитанники, обучавшиеся на казенный счет и своекоштные — обучавшиеся за вносимую ими плату, находились одинаково на казарменном положении. Наказания осуществлялись публично, в исключительных случаях — розги. Высшая педагогика и командная инстанция — император, которому непосредственно докладывал и от которого получал инструкции шеф Пажеского корпуса (посредник между главноуправляющим корпусом и императором).

Устав корпуса не подлежал изменению без ведома императора. Директор корпуса — исполнительный организатор и руководитель. В течение 29 лет им был генерал–майор Гогель — до этого воспитатель Кадетского корпуса, участник штурма Измаила и других сражений, проходивший службу и в пехоте и в кавалерии. Об образовании этого человека в послужном списке было сказано: «По–немецки и французски читать умеет», вот и все, что известно о нем.

Гофмейстер Свиньин начал службу в 22 года в Лейб–гвардии конном полку капралом. Через шесть лет он стал подпоручиком, еще через год — поручиком, через три года перешел в армию подполковником. Воевал в Польше в 1749 г.

Карл Федорович Клингерн — один из дореформенных руководителей корпуса, боевой офицер, имел репутацию отличного педагога. При реформе корпуса офицерский состав переменился, а штатные учителя остались прежние. Это были дети священников или воспитанники солдатских рот, образованных при корпусах для замещения впоследствии вакансий преподавателей. Нештатные преподаватели — все из разночинцев.

Придворной Службы пажей реформа не коснулась. Четыре камер–пажа для царя и царицы дежурили только по большим праздникам и во время выходов на балах. При вдовствующей императрице Марии Федоровне — восемь камер–пажей для четырех очередей в ежедневных дежурствах по два пажа. При великих княжнах Марии и Екатерине — при каждой по два пажа для дежурства с 15 часов до вечера.

Императрица Мария Федоровна имела обыкновение ежедневно в 12 часов отправляться в сопровождении камер–пажей в заведения, находящиеся под ее попечением или институты и больницы. В ее привычки входило проверять все лично в подведомственных ей благотворительных заведениях. Камер–пажи несли за ней шали или боа. После этого неизменно в 16 часов был обед, во время которого камер–пажи стояли за императрицей, при необходимости оказывали ей за столом ту или иную услугу. В случае вечернего приема камер–пажи сопровождали выход вдовствующей императрицы.

В дореформенном корпусе знания даже выпускников оценивались неопределенно: «знает изрядно», «читать, писать умеет» и т. д.

После реформы корпуса в 1802 г. стали проводить экзамены, В том числе и для производства в камер–пажи. Оценка по результатам экзамена выставлялась по многобальной системе:

русский язык, арифметика — 30 баллов; алгебра, история, география, артиллерия, французский и немецкий — 60 баллов; геометрия — 80 баллов; фортификация — 90 баллов.

«Мы можем сказать без хвастовства, что в эту эпоху (1805–1809), когда на учебные заведения не было обращено особого внимания со стороны правительства, воспитанники Пажеского корпуса выходили с лучшим того времени образованием. Пажеский корпус в то время был лучшим из учебных заведений. Преподаватели все пользовались авторитетом в учебном мире. Так как тогда не было никаких программ, каждый преподаватель читал нам свой предмет, не стесняясь ничем, и развивал свободно наш ум» — напишет впоследствии бывший паж Ф. Я. Милорадович в своих записках. Большая часть пажей была прилежна, а немногие, считавшиеся ленивыми и тупыми, носили название — «черненькие».

До 1810 г. камер–пажи выпускались в гвардию поручиками, а пажи — в армию подпоручиками и прапорщиками, но с 1811 г. всех стали выпускать с первым офицерским чином, камер–пажей в гвардию, а пажей — в армию. Это положило конец старой традиции.

Особую страницу в истории корпуса оставила Отечественная война 1812 г. Многие его воспитанники, стремясь в действующую армию, под видом болезни увольнялись из Пажеского корпуса и поступали унтер–офицерами в полки, где за отличия производились в офицеры. 27 августа 1812 г. состоялся выпуск из корпуса 36 пажей, на следующий день после Бородинского сражения — усиленный выпуск 38 пажей, а в ноябре — еще семь пажей.

Среди погибших в Бородинском сражении были и воспитанники Пажеского корпуса: И. Ф. Буксгевден, А. Б. Миллер, А. П. Левшин, П. Ф. Шапошников, В. Ф. Саврасов, А. Е. Чемоданов, А. О. Раль, К. К. Сивере, А. Ф. Клингер, П. Г. Левшин.

Высочайшим рескриптом от 14 марта 1807 г. при 2‑м кадетском корпусе был создан Волонтерский корпус, предназначенный для ускоренной, в течение двух лет, подготовки офицеров из числа малоимущих дворян. Через год это учебное заведение получило название Дворянский полк, а спустя 48 лет, в 1855 г., оно было преобразовано в Константиновский кадетский корпус

Создание системы военного образования в России Пажеский корпус после реформ 1802 года

Известные события 14 декабря на Сенатской площади в Петербурге завершились словами обращения Николая I в письме к брату — Константину Павловичу: «Дорогой Константин, Ваша воля исполнена, Я — император, но, о Боже, какою ценою, ценою крови моих подданных».

По словам современника: «За царством чувств, сердца и мечты пришло царство воли и дисциплины». Среди прочих неотложных дел император обратил внимание на вопросы воспитания и образования юношей из дворянского сословия. По его мнению, ахиллесовой пятой этой системы было, так называемое домашнее воспитание, гувернеры, гувернантки и иностранные пансионы. По утверждению Николая I, школа — дело государства, а не частных лиц. Последние могут быть терпимы, но не желаемы. Самодержавие, православие и народность — вот цель и главный метод воспитания. Нравственная дисциплина или умение повиноваться и принимать на веру указания старших — главная цель воспитания. А так как это требование присуще всегда военной среде, то необходимо обратить все учебные заведения (мужские) в военные. Еще будучи великим князем, Николай тщательно вникал в дела Инженерного училища. В тоже время выяснилось, что поступающие в полки 2‑й бригады (которой командовал Николай) 1‑й гвардейской дивизии молодые офицеры располагали недостаточными знаниями военных наук и слабо усваивали требования воинской дисциплины. Великим князем были собраны офицеры Лейб–гвардии Измайловского и егерского полков, с которыми была организована учеба при его личном участии. По инициативе Николая Павловича была открыта школа гвардейских прапорщиков, а в 1823 г. — гвардейская юнкерская школа. В то же время даже такое учебное заведение, как Царскосельский лицей, продолжало выпускать офицеров. Вместе с тем существовали и военные училища: инженерное, топографическое, юридическое и др. Для управления ими был образован специальный Совет, во главе которого до 1831 г. стоял великий князь Константин Павлович. Указом императора была высказана «непременная и твердая воля дать военно–учебным заведениям новое устройство, связать их вместе в одну общую отрасль государственного управления, для направления одной и той же мыслью к одной и той же цели». Поскольку Константин Павлович постоянно проживал в Варшаве, была введена должность главного директора Пажеского и кадетских корпусов, на которую был назначен граф Коновницын, при котором была образована канцелярия в составе трех отделений: инспекторского, учебного и хозяйственного. В 1825 г. на должность главного директора был назначен генерал–адъютант Павел Васильевич Голенищев — Кутузов, георгиевский кавалер, герой 1812 г. В 1826 г. этот пост занял генерал–адъютант Демидов, своим служебным педантизмом превосходивший самого Аракчеева. Он был очень суеверен и считал себя внешне похожим на Наполеона. На его место просился небезызвестный генерал Жомини, но Константин Павлович посчитал, что перебежчик не может быть воспитателем будущих офицеров.

С 1831 по 1849 г. военные учебные заведения возглавлял великий князь Михаил Павлович, при котором в 1832 г. был учрежден Штаб Его Высочества по управлению Пажеским корпусом, кадетскими корпусами и Дворянским полком. В «Наставлении» для воспитанников военно–учебных заведений он написал каким он видит офицера: «Христианин, верноподданный, русский добрый сын, надежный товарищ, скромный и образованный юноша, исполнительный, терпеливый и расторопный офицер». В подготовке офицерского корпуса большое внимание было уделено воспитанию, краеугольным камнем которого были нравственные принципы, религия, как традиционное основание нравственности, так как «решительное влияние на образ мыслей и характер имела вера».

Несмотря на то, что фрунтовая наука была любимым коньком и Николая I и Михаила Павловича, они сумели из отдельных учебных заведений построить стройную систему военного образования.

Следует несколько слов сказать о начальнике штаба великого князя генерал–адъютанте Якове Ивановиче Ростовцеве (паж выпуска 1822 г.), председателе Редакционной комиссии по крестьянскому делу, члене Секретного и Главного комитетов по крестьянскому делу.

Яков Иванович Ростовцев родился в 1803 г. в семье директора училищ Петербургской губернии. Службу начал в гвардии. 12 декабря 1825 г. словесно известил императора Николая I о заговоре декабристов, не называя их фамилий. Участвовал в турецкой кампании 1828 г. и польской — 1831 г., будучи адъютантом великого князя Михаила Павловича. В должности начальника штаба великого князя Я. И. Ростовцев оставался двадцать лет (1835–1855). В качестве начальника штаба по управлению военно–учебными заведениями он заботился об улучшении преподавания, привлекал лучших специалистов, поощрял обучение молодых людей за границей, составил свод законов о военно–учебных заведениях (1837), «Положение» об управлении ими (1843) и «Наставление» для образования их воспитанников (1848).

В 1830–1840‑е гг. наступил новый период в истории кадетских корпусов. В Петербурге, Москве и десяти губернских городах, наряду с уже существовавшими, были открыты новые заведения подобного типа. Из них были образованы три округа военного образования: Петербургский, Московский и Западный.

В Петербургский военно–образовательный округ вошли:

Павловский кадетский корпус, созданный в 1829 г. на базе Императорского военно–сиротского дома. Он просуществовал более тридцати лет, а затем был переименован в Павловское военное училище. Финляндский топографический кадетский корпус первоначально был предназначен для подготовки топографов, однако через четыре года из уроженцев Финляндии стали готовить офицеров всех родов войск. Новгородский кадетский корпус, учрежденный в 1834 г. для дворянских детей Новгородской и Тверской губерний, получил свое название от Новгородского графа Аракчеева кадетского корпуса, основанного по завещанию графа Алексея Андреевича Аракчеева и оставившего для этого специально оговоренный в завещании капитал. В 1865 г., в связи с переводом в Нижний Новгород корпус переименовали в Нижегородскую графа Аракчеева военную гимназию (в соответствии с реформой военно–учебных заведений ДА. Милютина), которая через 16 лет снова стала кадетским корпусом. Александровский (для малолетних) кадетский корпус в Царском Селе был открыт для подготовки к поступлению в столичные кадетские корпуса 400 сирот и детей в возрасте от 7 до 10 лет обедневших дворян, отличившихся на полях сражений.

Московский военно–образовательный округ включил 1‑й и 2‑й Московские, Александрийский сиротский. Орловский Бахтина, Тульский Александровский, Михайловский Воронежский, Тамбовский, Оренбургский Неплюевский и Сибирский кадетские корпуса. При этом 2‑й Московский кадетский корпус был предназначен для детей беднейших дворян из каждого уезда Московской губернии. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус был рассчитан на 200 кадетов — детей местных казаков. Императора Александра I кадетский корпус в Омске — Сибирский кадетский корпус стал пятым в списке кадетских корпусов России и первым среди губернских корпусов. Его питомцы защищали Сибирь от разбойничьих набегов соседних кочевых племен, участвовали в завоевании новых для России земель, исследовали отдаленные районы этого края и Монголии, основали многие города Сибири и Казахстана.

Западный военно–образовательный округ объединил Полоцкий, Петровский Полтавский, Гродненский (Смоленский) и Калишский кадетские корпуса.

Об этом периоде развития системы военного образования писал военный историк Н. Мельницкий: «До того времени заведения эти, учрежденные в разные царствования отдельно одно от другого с различными целями и средствами и на различных основаниях — не могли иметь ничего общего: внутренний и наружный порядок, система воспитания, предметы учения, условия дисциплины и фрунтовое учение — все было у них различно».

В царствование Николая I была создана единая система военного образования, и в ней — Пажеский корпус, который начал занимать особое, первенствующее положение по качеству и глубине образования.

О том высоком статусе, который имели бывшие воспитанники Пажеского корпуса, говорил в речи на одном из выпусков директор — генерал–майор Павел Николаевич Игнатьев:

«Не забывайте, что имя ваше принадлежит Пажескому корпусу, и что каждый из остающихся здесь пажей будет и краснеть за вас и гордиться вами. Пусть воспитанники сего заведения, коему вы обязаны образованием вашим, по прошествии десятков лет, с чувством благородной гордости, глядя на вас, повторяют — и он был пажом. Воспитатели и наставники да указывают смело на неукоризненное полезное поприще ваше, как на пример подражания достойный».

20 марта 1830 г. в должность директора Пажеского корпуса вступил генерал–майор Кавелин (паж выпуска 1810 г.). 23 мая 1834 г. его сменил флигель–адъютант полковник Игнатьев. При вступлении в должность П. Н. Игнатьева напутствовал Николай I:

«Вот тебе Пажеский корпус, ты знаешь, что там воспитываются дети старейших и лучших моих служивых. Поставь их на ноги так, чтобы они служили как и их отцы». Затем директорами Пажеского корпуса были: генерал–майор Николай Васильевич Зиновьев, генерал–майор Николай Иванович Философов, генерал Желтухин.

В должность гофмейстера (и одновременно ротного командира) вступил К. К. Жирардот, который за 30-летнюю службу в корпусе (1831–1859) оставил заметный след в его истории. Именно гофмейстер обязан был все свои усилия направлять на воспитание пажей, как будущих офицеров, организовывать их повседневный быт и придворную службу. Свое отношение к обучению пажей К. К. Жирардот выразил следующим образом:

«Паж должен быть воспитан, вежлив, хорошо говорить по–французски, быть проникнутым чувством долга, любить царя, отечество, службу и никогда не лгать».

Карл Карлович Жирардот стал ротным командиром Пажеского корпуса в 1831 г. Эту должность он успешно совмещал с преподаванием в 4 и 5 классах французского языка. Вот что о нем написал бывший паж — князь Имеретинский: «Карл Карлович Жирардот известен многим поколениям пажей, а стало быть, и очень многим в Петербурге и целой России. Он носил скромное звание ротного командира (Пажеский корпус составлял роту сводного батальона, в который входили школа прапорщиков и школа инженеров). Но, будучи командиром роты, Жирардот был душой и двигателем всего, что делалось в корпусе, за исключением учебной части, в которую он благородно избегал вмешиваться, так что даже почти никогда не заходил в классы». Особое внимание Жирардот уделял маленьким пажам, стараясь оградить их от «тлетворного влияния» старших. Появлялся он в помещениях пажей в 6 часов утра. Следил за выполнением утренней части распорядка, т. е. до начала утренних классов, которые заканчивались в 11 утра. Практически, он весь день был в корпусе, который покидал только в дневное классное время с 3 до 6 часов. Каждое утро он шел на кухню в сопровождении дежурного камер–пажа и одного из пажей–ефрейторов. На кухне он самым тщательным образом осматривал провизию, предназначавшуюся на день, достаточно ли она свежа и хороша. В то время питание солдат в армии организовывали командиры рот и им равные по должности. Поэтому процедура осмотра провизии была очень полезна для принимавших в ней участие пажей в их будущей службе.

После утренних классов проходило фрунтовое учение под руководством К. Жирардота. А затем в сопровождении каптенармуса и закройщика он осматривал состояние и подгонку обмундирования на пажах и давал замечания по устранению недочетов. В 2 часа — обед. Обер–офицеры, командиры отделений роты обедали вместе с пажами, а К. Жирардот прохаживался между столами, присаживаясь иногда то к одному, то к другому, следил за качеством подаваемых блюд. А кормили пажей под его надзором отменно. Ежедневно к супу подавали слоеные пирожки, на второе были блюда из говядины или котлеты, на десерт — пирожное. Жирардот очень любил, когда пажи хвалили приготовленную еду, которая была намного лучше, чем в кадетских корпусах. После дневных классов в 6 часов был вечерний чай, а затем — занятия в гимнастическом зале и танцкласс, где Жирардот обязательно присутствовал, следя за выправкой и осанкой пажей. Назначал для сутулых специальные упражнения. В половине десятого пажи ложились в постели. К. Жирардот проходил по спальным помещениям до того времени, когда все затихало. Но около 12 ночи он появлялся снова, проверял ночную службу с тем, чтобы уже утром в 6 часов присутствовать при подъеме пажей. К. Жирардот ввел у пажей ночные рубашки, на что великий князь Михаил Павлович говорил: «Я знаю только три бесполезных учреждения в военном ведомстве. Это тамбур–мажор, конно–пионеры и ночные рубашки у пажей».

Особым объектом внимания у К. Жирардота была организация придворной службы пажей. Во дворец вместе с пажами, предназначенными в этот день к службе, он приезжал задолго до ее начала. Проходил в окружении стайки воспитанников все те залы, где они должны были вечером находиться, инструктировал их, особое внимание уделял при этом правильности представлений и поклонов старшим и уезжал вместе с пажами из дворца в корпус по окончании службы пажей. Все это время он разговаривал с пажами по–французски.

Князь Имеретинский далее вспоминал: «В школе нравственной он тоже был главным фактором. Влияние Жирардота в этом смысле было постоянное и действительное. Он влиял на нас собственным примером, являя изумительный образец сдержанности, порядочности, аккуратности, повиновения властям и заботливости о подчиненных. С другой стороны, он успешно действовал неослабностью надзора и неуклонным настойчивым терпением, с которым проводил свою воспитательную систему. Жирардот платил дань своему времени и главным правилом считал навык к строгой подчиненности и повиновению». Такое воспитание пажей заметно отличало их от других кадетов.

К. П. Энгельгард также тепло вспоминал о нем: «Жирардот в соответствии с требованиями своего времени много внимания уделял знанию французского языка и внешнему виду своих питомцев, но еще в большей степени он воспитывал в пажах чувство долга, точность и добросовестность в службе, а помимо того и общественный такт, который так важен в любом культурном и благотворительном обществе».

Камер–пажей в корпусе (1 класс) было 16, пажей (2 класс) — 35. Для выпуска из 1‑го класса в офицеры полков лейб–гвардии на экзаменах было необходимо получить: по Закону Божию — 10 баллов, по поведению — 10 баллов, по русскому языку — 9 баллов, по одному из иностранных языков — 9 баллов, по всем остальным предметам средний балл — 8 (но ни одного не менее — шести баллов), фронт (строевая подготовка) — не менее 9 баллов. В артиллерию, саперы и конно–пионеры — Закон Божий — 9 баллов, ни в одном предмете не менее 6 баллов, фронт — 8 баллов. В армию — Закон Божий — не менее 8 баллов также и русский язык, средний балл по всем остальным предметам должен быть не менее семи, но ни в одном не ниже 6 баллов, фронт — 8 баллов.

В строевом отношении Пажеский корпус продолжал числиться ротой. В военно–учебных заведениях того времени постоянных учителей почти не было. Их набирали из кантонистов и корпусных офицеров. В царствование Николая I было открыто 12 кадетских корпусов. Полный курс кадетских училищ составлял 8 лет (два подготовительных, четыре общих и два специальных для столичных корпусов). В 1852 г. при корпусах были открыты офицерские классы.

В 1832 г. по инициативе генерала Жомини в Петербурге была образована Императорская военная академия, предназначенная давать офицерам сухопутных войск высшее военное образование, готовить офицеров Генерального штаба, а также распространять в войсках военные знания. В 1855 г. Артиллерийская академия и Инженерная академия были объединены в Императорскую военную академию, причем собственно Военная академия получила название Николаевской академии Генштаба. Во главе объединенной академии был поставлен Совет под председательством начальника Главного штаба по военно–учебным заведениям.

Следует отметить, что Военной академии еще при Александре I предшествовала организация Училища колонновожатых, выпускники которого выполняли функции офицеров Генерального штаба. В училище принимались молодые люди, получившие домашнее образование. Им в 16 лет присваивалось офицерское звание и после окончания училища они служили колонновожатыми, офицерами штабов различных уровней. Учебный курс училища был рассчитан на 4 года в четырех классах. В его стенах преподавали русский, французский и немецкий языки, математику, топографию, тактику, артиллерию, фортификацию, фехтование и верховую езду. Естественно, была строевая подготовка. Просуществовало училище всего 8 лет и выпустило 180 офицеров, после чего оно было закрыто.

Военное образование и военная реформа России в середине XIX века

Несмотря на многочисленные усилия правительства, военно–учебные заведения в 60‑е гг. XIX в. готовили менее одной трети офицерского состава. Остальные две трети покрывались за счет производства в офицеры вольноопределяющихся, юнкеров и выслуживших установленный законом ценз унтер–офицеров, пожелавших стать офицерами и сдавших необходимые экзамены в частях и соединениях армии. Вольноопределяющиеся принимались на службу в армию из всех сословий по собственному желанию не моложе 16 лет.

В начале второй половины XIX в. среди необходимых государственных реформ, проводившихся в России при императоре Александре II, важнейшее место занимала глубокая военная реформа, вызванная к жизни отменой крепостного права и стремлением правительства преодолеть отсталость существовавшей военной системы, выявившейся в ходе Крымской войны (1853–1856), развитием военной техники и попыткой сократить военные расходы государства. Проведение подобной реформы требовало полной реконструкции системы военного образования.

Армия уже не могла ориентироваться на то, что большая часть Офицерского корпуса готовилась в частях из вольноопределяющихся, юнкеров и ветеранов — унтер–офицеров, не прошедших подготовки в военно–учебных заведениях. Существовавшая система военно–учебных заведений несла в себе отпечаток кастовости, защищавшей интересы потомственного дворянства. Если согласно указа 16 января 1721 г. и табели о рангах 1722 г. лица любого происхождения, достигшие первого офицерского чина XIV класса (прапорщика), получали потомственное дворянство, передававшееся детям и жене, то в 1856 г. класс чинов, дающих потомственное дворянство, был поднят на военной службе до VI класса (полковник), а на гражданский до IV класса (действительный статский советник). Личное дворянство давалось всем офицерским и гражданским чинам с IX класса.

В итоге, к 1864 г. только 55,8 % офицерского корпуса русской армии имело потомственное дворянство, остальные были дети личных дворян (офицеров и чиновников, не дослужившихся до потомственного дворянства), духовенства, почетных граждан, купцов, мещан, крестьян (казаков, в том числе солдатских детей). Возникла необходимость повышения профессиональной подготовки офицеров, которую в определенной степени обеспечивали кадетские корпуса и военные училища (офицерские классы), создание условий для получения специального военного образования в военно–учебных заведениях для широкого круа населения.

Военная реформа 1860–1870‑х гг. и реформа военного образования была проведена по программе, разработанной и осуществленной под руководством Дмитрия Алексеевича Милютина (1816–1912).

Как высокообразованный военный специалист, Д. А. Милютин знал недостатки подготовки офицеров в предшествовавшую николаевскую эпоху, нацеленную на муштру и парадность, особенно при производстве в офицеры в полках. «Полкам недоставало многих условий для доставления надлежащего образования офицерам, они не в состоянии дать и теперь всего того для достижения этой цели» — писал об этом в 1872 г. один из сподвижников Д. А. Милютина в военно–образовательной реформе генерал от инфантерии Павел Осипович Бобровский (1832–1905). Д. А. Милютин предложил и провел в жизнь решение об отделении общеобразовательного курса подготовки офицеров от военно–специального курса. Одновременно было образовано два уровня получения военного образования:

1‑й уровень включал военные гимназии, в которые были преобразованы кадетские корпуса и военные училища, где продолжали военное специальное образование выпускники военных гимназий;

2‑й уровень включал вновь организуемые военные прогимназии и юнкерские училища для продолжения образования выпускников военных прогимназий.

Общеобразовательными учебными заведениями стали военные гимназии, которые заменили приготовительные и общие классы кадетских корпусов. С организацией военных гимназий прекратилось совместное воспитание в одном учебном заведении детей и почти взрослых молодых людей. Было ограничено чрезмерное увлечение строевой подготовкой в ущерб классным теоретическим занятиям, устранялась необходимость выбора в одном лице и офицера и педагога. Выпускники военных гимназий получили установку на продолжение образования в военных училищах для получения военной профессии. Отсев выпускников военных гимназий из военных училищ был в два раза меньше, чем поступавших в эти училища из гражданских учебных заведений, которых принимали в училища ввиду нехватки выпускников военных гимназий.

Наличие второго уровня военного образования открыло дорогу к офицерским должностям широким социальным слоям, не принадлежавшим к потомственному дворянству и не имевшим в силу ряда причин возможности получать образование в военных гимназиях. Так, например, в военных прогимназиях не преподавались иностранные языки. Военные прогимназии имели курс уездного училища или 4-классного реального училища, позволяющие продолжить образование в юнкерских училищах. В военные прогимназии переводились воспитанники военных гимназий, не справлявшихся с программой обучения.

В юнкерские училища принимали также вольноопределяющихся и унтер–офицеров, призванные по набору. Вольноопределяющиеся могли стать офицерами только после сдачи выпускного экзамена за училище или после окончания его курса. Для поступления в юнкерское училище унтер–офицер должен был прослужить в этом звании не менее 3‑х месяцев, получить одобрение начальства и сдать вступительные экзамены по пяти общеобразовательным предметам.

Курс юнкерских училищ состоял из двух классов — младшего и старшего — специального. По окончании курса юнкер получал звание портупей–юнкера и возвращался в свой полк (вольноопределяющиеся и унтер–офицеры), где производились в офицеры «по удостоению начальства».

В январе 1863 г. военно–учебные заведения были переданы в ведение Военного министерства, в составе которого было образовано Главное управление военно–учебных заведений. Начальником Главного управления был назначен Свиты Его Императорского Величества генерал–майор Н. В. Исаков. Им и была под руководством Д. А. Милютина организована вся деятельность по преобразованию системы военно–учебных заведений, связанная с разделением ее на две ветви получения военного образования.

Н. В. Исаков воевал на Кавказе и участвовал в Венгерском походе, а также Крымской войне и обороне Севастополя, был участником сражения на Альме. Будучи попечителем Московского учебного округа, он провел ряд преобразований, качественно повысивших процесс обучения в учебных заведениях округа.

Военному министерству пришлось сразу же заниматься разработкой устройства и организации реформируемых военно–учебных заведений. Впоследствии Д. А. Милютин писал, что с Исаковым они «дружно принялись за работу по переустройству кадетских корпусов и прочих заведений. К счастью, наши взгляды на это дело совершенно совпадали».

Сам Н. В. Исаков так охарактеризовал необходимость реорганизации всей системы военно–учебных заведений: «С одной стороны, последняя война (Крымская — Авт.), выказав всю блестящую сторону духа нашей армии, привела вместе с тем к сознанию недостатков нашего подготовления к военной службе. С другой стороны, возникшие вопросы об улучшении и преобразованиях почти по всем отраслям государственного строя, вызвали натурально такое умственное напряжение во всех классах общества, которое не могло обойтись без значительного увеличения, проявившегося в особенности в молодых впечатлительных умах воспитывающего юношества».

Покинув должность начальника Главного управления военно–учебных заведений в 1881 г., Н. В. Исаков был назначен членом Государственного совета, одновременно он состоял членом совета Императорского человеколюбивого общества и товарищем председателя Общества Российского Красного Креста, членом Главного управления Красного Креста.

Следует отметить, что выпускники юнкерских училищ отнюдь не были отнесены к разряду офицеров «второго сорт»». С организацией юнкерских училищ открылась возможность получить способным юношам из народа военное образование, необходимое для дальнейшего успешного прохождения службы. Достаточно вспомнить генерала от инфантерии М. В. Алексеева. Он происходил из крестьян и занимал должность начальника Штаба верховного главнокомандования (1915–1917). Вице–адмирал С. О. Макаров был сыном прапорщика флота.

Организация юнкерских училищ позволила повысить качество профессиональной подготовки офицеров. К 1911 г. юнкерские училища были преобразованы в военные.

Реорганизация военного образования по схеме: военная гимназия (прогимназия) — военное училище (юнкерское училище) затронула и Пажеский корпус. В 1868 г. вышло новое «Положение» о корпусе, по которому он был разделен на военную гимназию и военное училище, при этом общее для них наименование — Пажеский корпус было сохранено.

Домашнее воспитание и образование пажей до их поступления в корпус–гимназию стало существенным дополнением к их образованию, о чем в свое время заботился академик Миллер. В тоже время корпус — училище сосредоточилось на подготовке пажей к военной службе преимущественно в гвардейских полках. К этому времени повысился престиж гражданской службы бывших пажей и многие из них, по окончании общих классов, не переходили в специальные классы корпуса.

В 1873 г. военные гимназии получили окончательное оформление, как семиклассные интернаты реального направления, чуждые профессиональным целям. Однако выпускников военных гимназий по–прежнему не хватало для военных училищ. По этой причине Д. А. Милютин предложил устроить военные гимназии для приходящих малолетних воспитанников из всех сословий, при внесении ими определенной платы за обучение. В 1873 г. были организованы две такие военные гимназии — в Петербурге и Симбирске.

Также было обращено внимание на качественный уровень подготовки воспитанников в военных гимназиях и прогимназиях. Показывающие отличные знания учащиеся военных прогимназий (дворяне) переводились в военные гимназии, слабоуспевающие воспитанники переводились в прогимназии, а так называемые «трудные воспитанники» военных прогимназий, главным образом по своему нравственному складу, переводились в специально открытую для такой категории лиц в городе Вольске прогимназию, чем облегчалась организация учебно–воспитательного процесса всей массы воспитанников, обучающихся в военных прогимназиях.

С 1862 г. в России активно функционировали четыре военные академии: Николаевская Генерального штаба, Михайловская артиллерийская, Николаевская инженерная — которые были образованы после разделения Императорской военной академии, а также Медико–хирургическая академия. При этом, Николаевская академия Генерального штаба была выведена из подчинения Главного управления. В Медико–хирургической академии готовились медицинские и ветеринарные врачи, а также фармацевты. Для становления академии центром передовой медицинской мысли много сделали профессора И. М. Сеченов и СП. Боткин. При академии находился Центральный военный клинический госпиталь, а в 1872 г. были учреждены «Курсы ученых акушерок» — первое учебное заведение в России для женщин, желавших получить высшее медицинское образование. Военно–учебные заведения стали подчиняться непосредственно Генеральному штабу.

В 1867 г. была создана еще одна академия — Военно–юридическая, на основе существовавшего ранее аудиторского училища и офицерских классов, «для приготовления штаб — и обер–офицеров к занятию должностей по военно–судебному ведомству». Александровская военно–юридическая академия стала известной не только как высшее военно–учебное заведение, готовящее военных юристов, но и как научный центр в области военного права. В 1875 г. командование академией было поручено П. О. Бобровскому, который привлек к работе в ней крупных ученых, в том числе историка К. Д. Кавелина. Большую роль в становлении Военно–юридической академии сыграл ДА. Милютин, бывший много лет ее почетным президентом.

Военно–учебные заведения России и Пажеский корпус в конце XIX — начале XX века

С воцарением императора Александра III, 1 марта 1881 г. вышел в отставку с поста военного министра Д. А. Милютин. В должность управляющего военным министерством вступил генерал–адъютант П. С. Ванновский. Оставил службу Н. В. Исаков, стоявший во главе военно–учебных заведений 18 лет, при котором и была проведена реформа военно–учебных заведений. Его на этом посту сменил генерал–лейтенант Н. А. Махотин.

Новое руководство военного ведомства к 1881 г. разработало общий план развития военно–учебных заведений. 22 июля 1882 г. все военные гимназии были переименованы в кадетские корпуса, а 3 августа 1886 г. было утверждено новое положение о кадетских корпусах. При этом были открыты новые корпуса в Петербурге (Константиновский, Николаевский и Александра II), в Москве, Тифлисе, Одессе, Новочеркасске и Симбирске. Затем появились Суворовский в Варшаве, Сумский, Владикавказский, Ташкентский, Вольский, Хабаровский и Иркутский кадетские корпуса. Всего в России почти за 200 лет было создано 40 кадетских корпусов, из которых к 1918 г. осталось 34.

При создании военных гимназий Д. А. Милютин подчеркивал, что эта мера носит временный характер. В докладе военному министерству 1 января 1864 г. он, упоминая о преобразовании 2‑го кадетского корпуса в военную гимназию, писал:

«С упразднением строевого состава заведение это получает характер строго воспитательных заведений и сохраняет свое особое назначение — приготовлять детей к поступлению в военные училища только до тех пор, когда прилив в сии последние молодых людей, окончивших полное гимназическое образование на свой счет, сделает возможным постепенное таких приготовительных учебных заведений в военном ведомстве, или постепенною же передачею их в Министерство народного просвещения».

Посчитав, что военные гимназии поставленную перед ними задачу выполнили, общий план развития военно–учебных заведений восстановил наименование военных гимназий кадетскими корпусами при сохранении общеобразовательных учебных курсов.

Были оставлены только две военные прогимназии с новым наименованием «военные школы» для малоспособных или нравственно испорченных воспитанников, остальные военные прогимназии были закрыты, как и Педагогические курсы при 2‑й Петербургской военной гимназии.

В 1880 г. была отменена плата за интернов Пажеского корпуса. В высочайше утвержденном положении о кадетских корпусах 14 февраля 1886 г. говорилось: «Воспитание в кадетских корпусах, живо проникнутое духом христианского вероучения и строго согласованное с общими началами русского государственного устройства, имеет главной целью подготовление воспитываемых юношей к будущей службе государю и отечеству посредством постепенной, с детского возраста выработки в кадетах тех верных понятий и стремлений кои служат прочной основой искренней преданности и сознательному повиновению власти и закону, чувству чести, добра и правды».

Кадетские корпуса делились на роты. В старшей роте строевые занятия проводились с оружием. С 1911 по 1912 г., начиная с 4‑го класса, в кадетских корпусах была введена стрельба.

Юноши, успешно заканчивающие курс, получали право на поступление в военное училище, а в случае неспособности к воинской службе шли в партикулярную с присвоением 14 класса.

Согласно Положения о кадетских корпусах (1886) по штату полагались:

Директор (генерал–майор или полковник).

Инспектор классов (коллежский советник или полковник).

Его помощник (коллежский советник или полковник).

4 командира рот (полковники).

Смотритель зданий (подполковник).

Заведующий обмундированием (капитан).

Старший врач (коллежский советник).

Младший врач (коллежский асессор).

Эконом (коллежский асессор}.

Секретарь (коллежский асессор).

2 барабанщика (унтер–офицер и рядовой).

2 горниста (рядовые).

Старший фельдшер.

Младший фельдшер.

Аптечный фельдшер.

3 старших писаря (нестроевые старшего разряда).

4 младших писаря (нестроевые).

После февральской революции кадетские корпуса были переименованы в гимназии военного ведомства без изменения программ обучения, а в 1918 г. в связи с ликвидацией царской армии кадетские корпуса были закрыты.

Новый штат получил с 1 января 1887 г. и Пажеский корпус. Было образовано три младших класса — пажи–экстерны с годовой платой по 200 руб. В остальных классах — 150 пажей–интернов с допущением определенного количества приходящих.

В корпусе было три роты: рота — пажи и камер–пажи специальных классов; одна рота — пажи и камер–пажи VI–VII общих классов; две роты — все остальные пажи. Первая и вторая роты имели строевую организацию. Все роты делились на отделения, в каждом из которых был офицер–воспитатель. Иностранные языки изучались по особой программе шире, чем в кадетских корпусах.

Всего в корпусе находилось 170 интернов и 160 экстернов. Гимнастика — специальная дисциплина. В 1889 г. вышло новое «Положение» о Пажеском корпусе, в котором взаимоотношения корпуса и придворного ведомства остались без изменений.

В 1893 г. в командование корпусом вступил полковник граф Федор Эдуардович Келлер. На личности одного из последних начальников Пажеского корпуса следует остановиться особо.

Ф. Э. Келлер (1850–1904) окончил Пажеский корпус в 1868 г. и Академию Генштаба в 1876 г. Службу начал корнетом Лейб–гвардии кавалергардского полка. В том же году добровольцем вступил в сербскую армию. После сформирования в составе сербской армии русской добровольческой дивизии был начальником ее штаба, участвовал в русско–турецкой войне 1877–1878 гг. С марта 1878 г. — начальник штаба земского болгарского войска. До назначения начальником Пажеского корпуса командовал Лейб–гвардии 4‑м стрелковым Императорской фамилии батальоном, был начальником Главного мобилизационного управления казачьих войск. В 1899 г. назначен екатеринославским губернатором в чине генерал–лейтенанта. По личной просьбе в 1904 г. был направлен на фронт русско–японской войны, где командовал 2‑м Восточно — Сибирским корпусом, а затем Восточным отрядом. Отличался личной храбростью и пользовался популярностью в войсках. Погиб в бою на Янзелинском перевале.

Выпускники кадетских корпусов зачислялись в военные училища без экзаменов после собеседования, на вакансии принимались все желающие, имевшие законченное среднее образование и прошедшие по конкурсному экзамену.

Перед февральской революцией в России насчитывалось 25 военных училищ, в том числе: 13 пехотных, 4 артиллерийских, 2 инженерных, 3 кавалерийских, 2 казачьих и одно военно–топографическое.

Воспитанники военных училищ носили звание юнкеров. Слово «юнкер» пришло к. нам из Пруссии — так называли молодых людей дворянских фамилий.

Курс обучения в военном училище при Николае II был рассчитан на 2–3 года: в пехотных, казачьих и кавалерийских — 2 года; в артиллерийских и инженерных — 3 года. В строевом отношении пехотное училище составляло батальон из 4‑х рот, артиллерийское — 2 батареи, кавалерийское — эскадрон и казачью сотню, казачье — две сотни.

Принятие присяги в военном училище было событием чрезвычайно торжественным. В начале октября после церковной службы на плацу выстраивались юнкера: на правом фланге — старший курс, на левом — первокурсники. Перед строем стоял аналой со святым Евангелием и крестом, неподалеку — оркестр. После приветствия начальника училища — равнение на знамя и сразу же, под звуки торжественного марша «Под двуглавым орлом» выносили белое знамя с золотым орлом на навершии древка. Знаменщик останавливался у аналоя, раздавалась команда «На молитву! Шапки долой!».

Священник негромким голосом произносил незабываемые слова: «Сложите два перста и подымите их вверх. Теперь повторяйте за мной слова торжественной военной присяги». Затем адъютант училища читал вслух военные законы, карающие за нарушение присяги и награждающие за храбрость. Юнкера были серьезны, ответственны, горячо молились, целовали поочередно крест. Евангелие и знамя, после чего возвращались на свои места в строю. Далее следовал церемониальный марш, после которого всех ждал праздничный обед, вечером — бал, на следующий день — первый отпуск в город, очень важное событие, так как по внешнему виду юнкера, его поведению в обществе и воспитанности судили не только о нем, но и обо всем училище.

С учебным курсом пехотных училищ был схож курс кавалерийских и казачьих училищ, но в них изучали еще иппологию (науку о лошадях). Юнкера–артиллеристы основное внимание уделяли точным наукам, включая дифференциальное и начала интегрального счисления, физику, химию, механику и черчение. В инженерных училищах изучали и специальные инженерные дисциплины, железнодорожное дело, военный телеграф и др. Все юнкера изучали Закон Божий, русский и иностранный языки, учились верховой езде, танцам, фехтованию и гимнастике.

Русские военно–учебные заведения на чужбине после исхода Белой Армии из России

Образцово проведенная генералом Врангелем операция по эвакуации русской армии из Крыма в начале ноября 1920 г. доставила в Константинополь на 126 кораблях 145693 человека, не считая судовых команд. В том числе за рубежом оказались до 50 тыс. чинов армии и 6 тыс. раненых, а также до 2 тыс. кадетов различных корпусов.

Вместе со всей русской армией в полной мере разделили ее трагическую судьбу и военно–учебные заведения России. В дни, последовавшие за февралем 1917 г., воспитанники военно–учебных заведений оказались в водовороте вооруженной борьбы противостоящих сторон.

Более двух недель продолжались в Москве бои юнкеров Александровского военного училища и трех кадетских корпусов с красногвардейскими отрядами. Большая часть юнкеров и кадет, отказавшись сложить оружие, погибли в бою. В Петрограде юнкера и кадеты, вступив в неравную схватку, были вынуждены покинуть свои учебные заведения.

После разгрома кадетских корпусов, расположенных на Волге, воспитанники Ярославского, Симбирского и Нижегородского корпусов пробились к Оренбургу и там влились в состав местных кадетских корпусов. Псковский кадетский корпус, переведенный в 1917 г. в Казань, во время октябрьских событий в полном составе присоединился к юнкерам Казанского военного училища. В 1918 г. кадеты–псковичи походным порядком с развернутым знаменем выступили в Иркутск. В декабре 1917 г. строевая рота Оренбургского — Неплюевского кадетского корпуса присоединилась к отряду оренбургских казаков атамана Дутова, в рядах которых кадеты приняли участие в боях под Карагандой.

Три дня держали оборону своего училища юнкера Одесского пехотного училища. Потом организованно отошли к Дону и вступили в ряды Добровольческой армии. Юнкерам Киевского пехотного училища после боев в городе удалось захватить поезд, сформировать эшелон и в полном составе выехать на Кубань. В январе — феврале они приняли участие в боях на подступах к Екатеринодару и в Кубанском походе (февраль — август 1918 г.). Уже с августа училище возобновило учебный процесс в Феодосии. Но через несколько месяцев юнкерам пришлось принять участие в боевых действиях в Крыму и на Кубани. За участие в боях училищу были пожалованы серебряные трубы с лентами ордена Св. Николая Чудотворца и почетное право на парадах проходить с оружием «на руку».

Вступив в должность главнокомандующего вооруженными силами на юге России, генерал Врангель издал приказ об отзыве из армии добровольцев с незаконченным средним образованием. Аналогичные приказы были отданы атаманами Дона, Кубани и Терека. Откомандированные из действующей армии юноши направлялись в созданный в Крыму на основе Полтавского и Владикавказского кадетских корпусов новый Крымский кадетский корпус (Ореанда). В Феодосии на базе Сумского кадетского корпуса был открыт интернат для малолетних кадет. Казачья молодежь направлялась во 2‑й Донской кадетский корпус (Евпатория). Гардемарины продолжили свое образование в новом Морском кадетском корпусе, открытом в Севастополе.

В ноябре 1920 г. вместе с частями Белой армии Россию покинул ряд кадетских корпусов: Крымский и 2‑й Донской оказались в Югославии, Морской кадетский корпус вместе с флотом ушел в Бизерту (Тунис), оттуда был переведен в Джебель — Кебир, где и просуществовал несколько лет. 1‑й Донской кадетский корпус обосновался в Египте (Иемаилия). 2‑й Донской кадетский корпус первоначально обосновался в Стрниште (Югославия), а затем передислоцировался в Билечу — на границе Черногории и Герцеговины. Крымский кадетский корпус продолжил занятия в Белой Церкви (Югославия) вблизи с румынской границей. Говоря о кадетских корпусах в Югославии, следует отметить особую роль короля Александра, взявшего под свое особое покровительство воспитанников русских кадетских корпусов.

В марте 1920 г. из состава Владимирского, Киевского и Одесского корпусов был образован 1‑й Русский великого князя Константина Константиновича кадетский корпус (Югославия). При корпусе был музей военно–учебных заведений. В нем хранились вывезенные из России 48 знамен Псковского, Полоцкого, Симбирского и Сумского кадетских корпусов. Этот корпус просуществовал до 1944 г. При подходе к Белграду советских войск во время Второй мировой войны, корпус был передислоцирован из Сараево в Чехословакию, затем на немецкую территорию, оккупированную американскими войсками (Шлейхайм). Дольше других вдали от Родины просуществовал кадетский корпус–лицей государя императора Николая II. Он был основан в январе 1922 г. во Франции. Обучение и воспитание в нем проводилось в духе лучших традиций российских кадетских корпусов. В него принимались дети и внуки русских эмигрантов, имевших отношение к белому движению. Корпус–лицей функционировал до 1960‑х гг. на пожертвования Лидии Павловны Детерлинг, известной в Европе общественной деятельницы.

Работа военно–учебных заведений, оторванных от Родины, была тесно связана с деятельностью «Русского общевоинского союза» (РОВС). Он был создан последним главнокомандующим русской армией Петром Николаевичем Врангелем 1 сентября 1924 г. По его замыслу в условиях, когда законная русская власть исчезла, у бывшей славной армии не было ни верховной власти, ни территории, ни оружия, ни настоящей армейской организации, но оставались кадры русской армии, спаянные национально–патриотическим единомыслием и единочувствием. Задача состояла в том, чтобы этот дух был сохранен и передан русскому народу во что бы то ни стало. РОВС носил в себе дух национальной, патриотической армии, а не частного сообщества граждан, организовавшихся для захвата власти. До Второй мировой войны его лозунгом стал «Кубанский поход продолжается». Он всецело владел умами офицеров в эмиграции и стал массовым источником антикоммунизма. Шесть отделов РОВС, расположенных во многих странах мира, вели активную объединяющую, военно–научную и военно–историческую работу, офицерами были созданы издания военной печати, в том числе «Вестник объединения Российских Пажеского, Морского и кадетских корпусов».

Особым направлением деятельности по воплощению лозунга была подготовка кадров для будущей российской армии. 5 июня 1930 г. было введено «Положение о приеме в воинские организации РОВС Союза молодых людей, ранее в войсках не служивших». Оно предусматривало в дальнейшем сдачу этими лицами (окончившие кадетские корпуса именовались юнкерами, получившие образование в объеме гимназического курса и выше — вольноопределяющимися, остальные — охотниками) экзаменов на унтер–офицерский чин, а имеющими соответствующее образование — офицерский. Само производство в офицеры осуществлялось председателем РОВС, когда это признавалось возможным.

В Белой армии в ходе гражданской войны и после эвакуации продолжали работать военные училища. Так Константиновское военное училище, открывшее прием по полному курсу в январе и сентябре 1919 г., за 5 лет сделало 3 полных (двухлетних) и 2 ускоренных выпуска — всего 343 офицера.

Уже в Галлиполи в 1920, 1922 и 1923 гг. производились выпуски в офицеры Александровское и Корниловское военные училища 29 июня 1921 г. в Галлиполи подготовили соответственно 107 и 69 человек. Корниловское училище дало всего пять выпусков офицеров с чином подпоручика. В Галлиполи в феврале 1921 г. было воссоздано Николаевское кавалерийское училище, впоследствии переведенное в Белую Церковь (Югославия), оно произвело 5 выпусков, всего 357 офицеров. Сергиевское артиллерийское училище сделало выпуск 29 июня 1921 г. в Галлиполи, а затем еще три выпуска — в Болгарии (Тырново), последний — летом 1923 г. Николаевское (Николаевско — Алексеевское) инженерное училище возникло в Галлиполи в виде курсов, а затем в феврале 1921 г. было преобразовано в училище. В Болгарии в 1922 г. сделало последний выпуск Кубанское Алексеевское училище.

В центрах расселения военной эмиграции функционировали организации военного самообразования. Генерал Н. Н. Головин объединил в «Заочные курсы высшего военного самообразования» 52 таких кружка с 550 участниками. А в 1927 г. в Париже открылись вечерние Высшие военно–научные курсы, просуществовавшие до 1940 г., на которых офицеры обучались по полной программе курса Академии Генерального штаба. Подобные курсы в 1931 г. были открыты генералом А. Н. Шуберским в Белграде. Отделения курсов работали в Праге и Буэнос — Айресе. В Париже их закончили 82 слушателя, в Белграде — 77 офицеров. В Париже были организованы трехгодичные Военно–технические курсы с программой Николаевской инженерной академии.

С 1930 г. в Париже открылись Военно–училищные курсы для подготовки юношей с 16 лет по программе военных училищ, выпускникам которых присваивался чин подпоручика.

ПОСЛЕСЛОВИЕ Личность и Армия

Исследования в области военной культуры России показывают, что инициаторами проведения реформ выступали, как правило, яркие личности. К сожалению, в последние десятилетия в системе воинского воспитания им отводили весьма скромную роль: происходившие события объяснялись развитием производительных сил и производственных отношении, борьбой классов, материальными и другими факторами. В этой схеме почти не оставалось места живым конкретным людям. Об этих временах академик Д. С. Лихачев писал: «История человека оказалась без человека. Опасаясь преувеличения роли личности в истории, мы сделали наши исторические работы не только безличностными, но и безличными, а в результате малоинтересными».

На самом же деле, если обратиться к истории культуры России, то она изобилует выдающимися государственными и общественными деятелями, полководцами, духовными наставниками, гениальными представителями науки и искусства, чей труд воплощался в победах на поле брани. Все они — «живое лицо истории», и без них простое, не олицетворенное перечисление фактов представляет собой абстрактную, мертвую конструкцию.

Безусловно, в истории культуры существуют объективные закономерности развития, и их роль важна и несомненна, но нельзя рассматривать этот сложный и многогранный процесс развития целой страны, руководствуясь одними только абстрактными моделями, точно так, как невозможно представить и объяснить становление и расцвет Древнерусского государства без деяний князей Святослава, Владимира Святого, Ярослава Мудрого; борьбу с псами–рыцарями без Александра Невского, Куликовскую битву — без ратного подвига Дмитрия Донского и духовного подвига Сергия Радонежского; образование Российского государства — без «государя всея Руси» князя Ивана III, прозванного «Великим»; преодоление «Смутного времени» начала XVII в. — без участия замечательной троицы: Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, патриарха Гермогена (вот когда Гражданин, Воин и Святитель выступили в «едином строю» для защиты Отечества!); реформы XVIII в. — без Петра Великого, полководца, флотоводца и государственного деятеля.

Результаты исследования духовной формы культуры России однозначно показывают:

военный человек должен быть Разумным и Нравственным.

Что представляет собой наемник на войне Россия познала на собственном опыте уже в XVII в. Он нес службу лишь тогда, когда ему платили — его можно было просто купить, а главное ему нельзя было доверять полностью. Не случайно уже с XI в. на Руси появилась традиция ставить иностранных воинов в центр боевого строя.

Военная организация представляет собой иерархическую систему, которая обладает одним характерным свойством — она принимает в целом свойства личности, которая находится сверху. Вот здесь приходит на память традиция русских князей — воспитывать дружину личным примером (стоит вспомнить Дмитрия Донского, который не в силах отойти от традиции, идет в бой в чужих доспехах). К слову сказать, одной из причин побед монгольского войска была именно традиция русских князей идти первым в бой. Когда русские князья вступали в бой, монгольские военачальники наблюдали и руководили действиями своих войск.

Нравственные качества воина, в сумме именуемые честью — являются залогом победы или поражения. Система воспитания русских воинов складывалась веками, и не является секретом, что в ее основе было христианство. Правда, немало было унаследовано из языческих времен — отношение к изменникам (смертная казнь), элементы военной демократии и пр. Но эта система имела одну особенность — она действовала в продолжении всей жизни человека.

Сохранилась точная дата, когда Русская Православная Церковь стала делить военную судьбу Отечества (радость побед и горечь поражений): 26 марта 1111 г. по приказу великого князя Владимира Мономаха (кстати, он является первым русским военным писателем) на поле брани с половцами во главе полков впервые были поставлены священники. К сожалению, много летний опыт работы священников с военной паствой утрачен, а многое из него бы пригодилось современным командирам.

Роль личности в армии вроде не вызывает сомнений. Стоит упомянуть о том, что в 1943 г. была издана первая в СССР книга по истории военной культуры (кстати, этого термина сегодня нет ни в одном военном словаре или энциклопедии!), которую удалось обнаружить исследователю О. А. Хазину. Из двух запланированных к публикации томов был издан только один, да и то тиражом 18 экземпляров. Эта книга не увидела свет по той простой причине, что показывала истинное значение личности в русской армии, что было неприемлемо для большевистской идеологии. А какие качества офицеров были известны русской армии?

Ответ содержится в книге «Стратегия духа», изданной «Российским военным сборником» (М., 2000). Видимо стоит перечислить их: «Бесстрашие — Безлукавие — Бескорыстие — Благоразумие. — Благородство — Благочестие — Бодрость — Великодушие — Вера (верность) — Воинственность — Воля — Выносливость — Героизм — Гордость — Гуманность (человеколюбие) — Дисциплина — Доблесть — Добродетель — Добросовестность — Долг воинский — Достоинство — Дух воинский — Духовность — Душа — Идеализм (идейность) — Инициатива (частный почин) — Интуиция — Искренность — Искусство военное — Исполнительность — Культурность (интеллигентность) — Красноречие — Любовь к военному делу — Мудрость — Мужество — Настойчивость — Находчивость — Неутомимость — Нравственность — Осторожность — Отвага (отважность) — Ответственность — Память — Патриотизм (отечественность) — Победоносность — Повиновение — Подвижничество — Понимание — Порядочность — Правдивость — Профессионализм — Прозорливость — Преданность — Преемственность — Призвание — Прямодушие — Рассуждение (рассудительность) — Решительность — Рыцарство (рыцарственность) — Самодеятельность — Самолюбие — Самоотверженность — Сила — Славолюбие — Служение — Смелость — Совершенство (отличность. — Совесть (совестливость) — Сознательность — Справедливость — Стойкость — Счастье — Товарищество (братство, корпорация) — Традиции — Трудолюбие — Ум (разум) — Храбрость — Характер — Честь — Честолюбие — Честность (правдивость) — Чистосердечность — Энергия (энергичность)». Не правда ли, от одного этого перечня качеств в сознании возникает теплое чувство, но сразу возникает вопрос: какие качества личности известны сегодня? Ответ можно найти в оригинальной монографии генерал–лейтенанта Е. Н. Махова «Управленческий потенциал таможни» (М., 2000), в которой дан весьма солидный перечень признаков и качеств характеристики современного человека в погонах.

Личное дело современного офицера представляет собой безликий документ с голым перечнем биографических данных, через призму которых совершенно не просматривается личность. Точно также не отражают свойства личности и аттестации вышестоящих начальников. Здесь так и подмывает привести, как пример, характеристики на подчиненных известного генерала М. И. Драгомирова, которые по своей яркости и образности граничат с афоризмами:

генерал–лейтенант Домантович: «Был конь, да уездился»;

генерал–майор князь Путятин аттестуется одним словом: «Ненормален»;

генерал–лейтенант Лесовой — «Усерден, но со времени орудий нарезных первого типа не ушел вперед по части подготовки артиллерии»;

генерал–лейтенант Засс — «Мягок, чтобы не сказать слаб. В умственном отношении скромен»;

генерал–лейтенант барон Зеделер — «Усерден, болезнен. Более претензий, нежели содержания»;

генерал–майор Отфиновский — «Давно по дряхлости нуждается в покое»;

генерал–лейтенант Зверев — «Честен, предан делу, добросовестен. Книжник. Молится на немцев. В поле теряется»;

генерал–майор Воинов — «Настойчив, мягок. Симпатично вкрадчив, тактичен. К нежному полу прилежен».

Комментарии здесь излишни. Может в чем–то и сгущает краски М. И. Драгомиров, но ведь даже в этих высказываниях генерала, безусловно, просматриваются личности, в том числе и его собственная.

Представляется очевидным, что система кадровой работы с офицерским составом нуждается в реформировании коренным образом — следует разработать систему оценки личности офицера, которая была бы справедливой и объективно отражала его внутреннюю сущность.

Начинать следует с создания новой системы воинского воспитания, в том числе с тех же биографий и анкет. Здесь нам поможет творческое наследие академика Ю. В. Рождественского. По его мнению, в отличие от анкеты, автобиография в нормальной практике должна отличаться свободой изложения и может повторять содержание анкетных ответов лишь частично. Смысл этого документа состоит в обосновании претензии личности на определенную должность в будущем. Поэтому, сведения, указываемые в нем, должны показать, что индивидуальный опыт, полученный в образовании и в деятельности различных офицеров достаточен для того, чтобы реализовать то, к чему составитель автобиографии имеет склонность или, выражаясь языком психолога, «своим опытом приобрел мотивацию», т. е. желание заниматься новым делом (на основе, разумеется, определенных достижений военной и общей культуры, обретенных личностью).

Характеристика как вид документа предполагает оценку офицера (составителя анкеты и автобиографии) как годного или непригодного к определенному виду деятельности. Характеристика составляется одним или несколькими лицами и должна быть обоснована сроком и характером их контактов с характеризуемым лицом. В содержание характеристики должны входить как оценка культуры описываемого человека с точки зрения его профессиональной пригодности, так и признание его врожденных и приобретенных способностей, и его нравственные качества.

Для подкрепления содержания характеристики составляется «объективка», включающая краткие данные о характеризуемом лице. Этот документ служит для проверки заключения характеристики на основе документных данных.

Субъективность характеристики, таким образом, сохраняется, а обоснованность ее выводов проверяется. Административное представление о культуре личности исходит непосредственно из перспектив непосредственной деятельности офицера, обосновывая эти перспективы характером культуры личности в той мере, как это доступно самонаблюдению и наблюдению.

Литературные представления о личной культуре воина широко представлены в мемуарной и исторической литературе — биографиях замечательных военных деятелей, которые в разное время имели разные названия: «характеры», «жития», «сравнительные жизнеописания» и др.

Если документное представление личной культуры касается каждого офицера, то литературные описания относятся только к историческим личностям. Мемуарная литература сильно различается по характеру отмеченных культурных событий, повлиявших на становление и развитие личностей. Здесь можно видеть любопытные вещи — так если военно–мемуарная литература конца XVIII в. отличается искренностью и непосредственностью изложения, то в мемуарах более позднего времени эти качества со временем просматриваются все меньше и меньше.

Мемуары военных людей обращают внимание на последовательность боевых задач, которые с логической и социальной необходимостью возникали перед авторами мемуаров. В них показывается, как решение одной задачи подводило к постановке следующей, как в субъективно–логическом смысле, так и в смысле боевой необходимости.

Мемуары военных также связаны с описанием жизненных или исторических ситуаций, в которых они участвовали или свидетелями которых были. При этом ситуации развиваются как объективная данность прошлого, но обсуждается возможность развития ситуаций по иным «сценариям», выбор сценария зависит от действий тех или иных лиц. Этим лицам, их способностям дается оценка и, здесь же, в скрытом виде, дается самооценка (очень метко Карел Чапек называл мемуары попыткой оправдаться перед современниками).

Из мемуарной литературы видно, что в одном случае боевой опыт достигается случайностью, в другом — развивается по законам жизни предмета и по законам логики, а в третьем — описываются возможности и выбор, которые, так или иначе, разрешают исторические ситуации. Это означает, что, с точки зрения мемуаристов, в разных областях деятельности личная культура офицера создается по–разному. Профессия военного определяет тип приобретения личного опыта так, как он субъективно оценивается.

Определение культуры личности офицера в административном отношении сегодня представлено документами, такими, как анкета, заполняемая при поступлении на службу и «автобиография», исходящая от самого носителя личной культуры и «характеристика» или ее аналог («объективка»), исходящая от лиц, связанных с характеризуемым по службе. Документы содержат, с одной стороны, самооценку, а с другой — оценку, идущую от других людей. При правильно организованном деле содержание этих документов должно совпадать лишь частично. При полном совпадении в составе дела кадровых документов смысл их утрачивается.

Длительная международная практика составления кадровых анкет сформулировала такие вопросы, которые представлены в кадровых документах разных национальных делопроизводств и в принципе, совпадают. Это следующие группы вопросов:

1. Имя (полное) и псевдоним, если есть.

2. Семейное происхождение.

3. Идентификация по национальности (в том числе юридическая).

4. Образование.

5. Вероисповедание и принадлежность к партиям и организациям.

6. Семейное состояние.

7. История трудовой деятельности.

8. Адрес местожительства.

Иногда к этому списку добавляют еще и пункт 9. Хобби — непрофессиональные занятия.

Как видим, такой состав анкетных вопросов в принципе воспроизводит спиральное движение роста культуры личности: личный опыт, с одной стороны, и усвоенные социокультурные ценности в их развитии. К сожалению, сегодня кадровые документы редко полно и объективно раскрывают профессиональные и нравственные качества личности офицера. Кстати, это обстоятельство упускается многими, кто пытается заняться проблематикой военных реформ или даже непосредственно ими занимается. В этом отношении весьма любопытно такое солидное издание, как «Власть. Правительство России» (М., 1997 г.), где излагаются духовные «кредо» лиц, занимающих высшие государственные посты. Так, бывший министр обороны И. Д. Сергеев вначале высказывает свое мнение об изменениях в области экономики, социальной сфере, политике, борьбе с преступностью и лишь в заключении говорит о том, что предстоит сделать в военной сфере: «Полагаем, что главная задача министерства обороны заключается в коренной реорганизации Вооруженных Сил РФ, предполагающей оптимизацию структуры и численности армии, качественный рост подготовки. При серьезном повышении уровня технической оснащенности войск необходимо создать экономную, рациональную систему комплектования, подготовки военных кадров, военного образования, военной науки и военной инфраструктуры. Все это должно осуществляться на фоне повышения правовой и социальной защиты военнослужащих, в том числе увольняемых с военной службы, их семей». Здесь нет даже намека на личность в погонах, как, впрочем, и возможных путей осуществления поставленных задач. А разрубить «гордиев узел» проблем военных реформ необходимо.

к. и. н., профессор Григорьев А. Б.

Приложение

Высочайшая грамота Пажескому корпусу

12 декабря 1902 года

Мы Божьей Милостью Николай II Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая Пажескому имени Нашего корпусу:

100 лет назад 10 октября 1802 года блаженной памяти Император Александр I в просвещенной заботливости Своей о нуждах армии, учредил Пажеский корпус, преобразовав его из придворного пансиона в военную школу, чтобы подготовить молодых людей из лучших родовитых и служилых семей для службы в рядах войск.

С тех пор Пажеский корпус не переставал давать нашей армии офицеров, воспитанных в чувствах благородства и воинской чести, добраго товарищества, дисциплины и любви к военной службе.

В рядах армии пажи всегда служили примером воинской доблести и на войне, на полях брани являли беззаветную преданность свою Престолу и Родине.

Многие из пажей, которым впоследствии приходилось работать на поприщах гражданской и общественной службы, показали себя высокополезными тружениками и выдающимися государственными деятелями.

В сегодняшний памятный день 100-летней годовщины учреждения Пажеского корпуса. Мы с отрадным чувством изъявляем ему Наше благоволение.

Те отличия и преимущества, которыми издавна пользуется Пажеский корпус в ряду прочих военных училищ и подобных корпусов, дарованных по воле Наших Державных Предшественников, налагают на пажей нравственный долг оправдать в службе своей это высокое Монаршее о них попечение.

Мы твердо уверены, что пажи и впредь будут свято хранить заветы воспитавшего их корпуса и не только на войне и в бою, но и в мирное время в рядах войск будут всегда являть пример воинских доблестей и свято оберегать высокое и благородное воинское звание, помня, что военная служба ныне стала великою школою государственного воспитания для народа и что, становясь руководителем нижних чинов, офицеры армии и в мирное время несут высокую ответственность перед Престолом и Россиею.

Николай II

В Царском Селе 12 декабря 1902 года

Известные выпускники Пажеского Его Императорского Величества корпуса

БРУСИЛОВ Алексей Алексеевич (1853–1926), родился в Тифлисе в семье генерал–лейтенанта А. Н. Брусилова. Крестным отцом его был наместник генерал–фельдмаршал князь А. И. Барятинский. Он рано потерял отца и мать и воспитывался вместе с младшим братом бездетной теткой Г. А. Гагенмейстер. 14 лет по экзамену А. А. Брусилов поступил в 4‑й класс Пажеского корпуса, который окончил в 1872 г. и был выпущен в 15‑й драгунский Тверской полк, дислоцировавшийся на Кавказе. Боевое крещение А. А. Брусилов получил в русско–турецкой войне (1877–1878), особенно отличившись при штурме крепостей Ардаган и Каре. За заслуги в боях был отмечен тремя боевыми орденами.

После окончания войны вплоть до 1881 г. А. А. Брусилов продолжал службу на Кавказе, а затем был направлен в Петербург в учебный эскадрон офицерской кавалерийской школы. Завершив обучение, он был оставлен в школе и последовательно прошел в ней ряд должностей, став ее начальником. Затем А. А. Брусилов принял командование 2‑й гвардейской кавалерийской дивизией, вслед за этим он покинул столицу и уехал в Люблин, заняв должность командира 14‑го армейского корпуса.

С 1912 г. А. А. Брусилов — командующий войсками Варшавского военного округа, а затем с 1913 г. — командир 12‑го армейского корпуса. В этот период А. А. Брусилов много занимался вопросами различных отраслей военного дела, изучал труды по истории военного искусства, был сторонником рационального обучения войск и строгой воинской дисциплины. С началом Первой мировой войны командовал 8‑й армией, отличившейся в Галицийской операции.

С марта 1916 г. — главнокомандующий армиями Юго — Западного фронта. На рассвете, 22 мая 1916 г. началось наступление войск Юго — Западного фронта русской армии. В ре зультате центральные державы оставили Галицию и Буковину. При этом они потеряли до 1,5 млн. убитыми, ранеными и пленными, 581 орудие.

Для ликвидации прорыва с Западного и Итальянского фронтов ими было снято 30,5 пехотных и пять кавалерийских дивизий. Из войны едва не была выведена Австро — Венгрия. Прорыв спас итальянцев в Трентино, облегчил положение французов под Верденом, побудил Румынию присоединиться к державам Согласия. Организатором и инициатором операции был генерал от кавалерии генерал–адъютант А. А. Брусилов.

Ровно через год после начала прорыва (24 мая 1917 г.) генерал А. А. Брусилов получил назначение на пост Верховного главнокомандующего русской армией, однако, русское командование не сумело развить успех и в результате заранее спланированного немцами контрудара русские войска менее чем за половину месяца были вынуждены оставить всю Галицию. Ответственность за поражение была возложена на А. А. Брусилова, и он был отстранен от должности и заменен генералом от инфантерии Л. Г. Корниловым.

Убежденный монархист А. А. Брусилов остро переживал кризис самодержавия, но в то же время критически относился к императору Николаю II и его окружению. Вместе с другими командующими фронтами в начале февральской революции выступил за отречение от престола Николая II. При Временном правительстве — А. А. Брусилов — военный советник. Он поселился в Москве и больше непосредственного участия в боевых действиях не принимал. Опыт генерала был востребован уже после прихода к власти большевиков. После того, как польская армия весной 1920 г. перешла в наступление на Украине, А. А. Брусилов возглавил созданное им Особое совещание при главнокомандующем вооруженными силами РСФСР. Особое совещание обратилось с призывом к бывшим генералам и офицерам русской армии: «Забыть все обиды… и добровольно идти с полным самоотвержением в Красную Армию… отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения». На этот призыв откликнулось почти 11 тыс. бывших генералов и офицеров. Они добровольно вступили в Красную Армию и внесли свой вклад в ходе боевых действий на Польском фронте.

Генерал А. А. Брусилов скончался в 1926 г. в Москве.

ВАСИЛЬЧИКОВ Виктор Илларионович (1820–1878) — князь, окончил Пажеский корпус в 1839 г. и начал службу корнетом Лейб–гвардии конного полка. Отличился в Кавказской войне, участвовал в Венгерском походе (1849). С ноября 1854 г. — начальник штаба Севастопольского гарнизона. Проявил незаурядные способности для создания санитарной части и снабжения гарнизона. Сумел привлечь к участию в обороне местных жителей по хозяйственному и санитарному обеспечению гарнизона.

В. И. Васильчиков сыграл главную роль в организации перехода Севастопольского гарнизона на Северную сторону, взяв на себя ответственность за это мероприятие, в то время как главнокомандующий в Крыму генерал М. Д. Горчаков отказался подписать диспозицию об оставлении города. П. С. Нахимов при предупреждении об опасности говорил: «Не то Вы говорите-с, убьют-с меня, убьют-с Вас, это — ничего-с, а вот если израсходуют князя Васильчикова, — это беда-с. Без него не сдобровать Севастополю». Виктор Илларионович последним оставил развалины города.

В 1856 г. он был назначен начальником штаба Южной армии, членом комиссии для улучшения по военной части и председателем комиссии для раскрытия злоупотреблений по интендантству Южной и Крымской армий. В 1857 г. занял пост директора Канцелярии военного министерства, в апреле — товарища (заместителя) военного министра, а в мае — управляющего военным министерством.

В. И. Васильчиков по состоянию здоровья оставил должность военного министра и ушел в бессрочный отпуск, а с 1867 г. — в отставку.

ГЕЙДЕН Федор Логгинович (1821–1900) — граф, генерал–адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного совета. Поступил в Пажеский корпус в 1835 г., который окончил в 1840 г. Службу начал прапорщиком в Лейб–гвардии Преображенском полку. С 1841 г. — в гвардейском штабе, откуда по личному ходатайству был переведен на Кавказ. Состоял при М. С. Воронцове, участвовал в боевых действиях, принимал участие в Венгерском походе (1849), состоял при И. Ф. Паскевиче. Последовательно занимал должности начальника штаба 1‑го пехотного корпуса. Балтийского корпуса, охранявшего балтийское побережье, Отдельного гренадерского корпуса. С 1861 г. — дежурный генерал Главного штаба, один из ближайших соратников Д. А. Милютина при проведении военных реформ. С 1865 г. начальник Главного штаба и председатель Военно–ученого комитета. С 1870 г. председатель Комиссии для разработки оснований всеобщей воинской повинности. С 1875 г. председатель Комитета по подготовке мобилизации войск. Провел мобилизацию войск перед началом русско–турецкой войны (1877–1878). После отъезда Д. А. Милютина в действующую армию, руководил военным министерством, пополняя действующую армию резервами и запасными войсками, одновременно — член Особой комиссии, учрежденной на период отсутствия императора Александра II, убывшего вместе с ДА. Милютиным в действующую армию. С 1881 г. — финляндский генерал–губернатор, командующий войсками Финляндского военного округа, член Государственного совета. С 1897 г. — в отставке.

ГОЛИЦЫН Александр Николаевич (1773–1844), был зачислен в Пажеский корпус в 1783 г. С детских лет он имел доступ ко двору и был наперсником детских игр великих князей Александра и Константина. Назначенный прокурором 1‑го департамента Сената, А. Н. Голицын в 1803 г., по настоянию Александра I вступил в должность обер–прокурора Святейшего Синода. В 1810 г. он становится, при сохранении прежней должности, главноуправляющим иностранными исповеданиями, в 1816 г. — министром народного просвещения. С 1817 г. А. Н. Голицын — министр объединенного ведомства духовных дел и народного просвещения. С освобождением от должности обер–прокурора с 1824 г. А. Н. Голицын только главноначальствующий над почтовым департаментом (что соответствовало званию министра путей сообщения). Эту должность он сохранил и при Николае I. С 1810 г. А. Н. Голицын состоял членом Государственного совета. Александр Николаевич играл видную роль и в учреждениях общественного характера. Он был президентом Библейского общества, президентом Человеколюбивого общества, принимал деятельное участие в организации попечительства о тюрьмах общества.

Если в молодые годы А. Н. Голицын был типичным вольнодумцем екатерининской эпохи, с веселым легкомыслием относящийся к религиозным вопросам и предпочитавший наслаждение жизнью общественной деятельности, то вскоре в настроении А. Н. Голицына произошла глубокая перемена. Он проникается религиозными интересами, которые постепенно принимают у него мистическое направление, и в связи с этим резко меняется его образ жизни. Широкое поле деятельности открывается перед ним в объединенном ведомстве духовных дел и народного просвещения. Школьное дело глава министерства ставил в тесную зависимость от религиозных верований. Благочестие было призвано стать основанием истинного просвещения. Взгляды А. Н. Голицына сказались на его отношении к литературе и установлению крайне придирчивой цензуры.

Церковно–реакционная партия, особенно в лице архимандрита Фотия, ссылаясь на его противный православию мистицизм, добилась устранения А. Н. Голицына от властных структур. Однако у него сохранилась личная близость с Александром I, и он даже был посвящен в вопрос о престолонаследии, державшийся в строгом секрете. Скончался А. Н. Голицын в 1845 г.

ГУРКО Иосиф Владимирович (1828–1901) — генерал–фельдмаршал, в 1848 г. окончил Пажеский корпус и был выпущен корнетом в Лейб–гвардии гусарский полк. Сразу проявил себя как многообещающий кавалерийский офицер. Перед началом войны в 1877 г. командовал 2‑й гвардейской кавалерийской дивизией. После переправы через Дунай возглавил передовой отряд для захвата некоторых перевалов через Балканы в составе 4‑х кавалерийских полков, стрелкового батальона, сформированного болгарского ополчения при двух батареях конной артиллерии. Задачу выполнил быстро и смело. Одержал ряд побед над турками, закончившихся взятием Казанлыка и Шипки. В период борьбы за Плевну И. В. Гурко — во главе войск гвардии и кавалерии Западного отряда. Разбил турок под Горным Дубняком и Телишем, затем снова пошел к Балканам, занял Энтрополь и Орханье, а после падения Плевны, усиленный 9‑м корпусом и 3‑й гвардейской пехотной дивизией, перевалил через Балканский хребет, взял Филипполь и занял Адрианополь, чем открыл путь к Царьграду. Лишь политическое противостояние России с Англией и Францией спасло Турцию от утраты Стамбула и полного краха.

После окончания войны И. В. Гурко был назначен главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. С апреля 1879 г. по 14 февраля 1880 г. он занимал должость петербургского временного генерал–губернатора, после чего был временным одесским генерал–губернатором и командующим Одесским военным округом. В июле 1883 г. его назначили варшавским генерал–губернатором и командующим войсками Варшавского военного округа. По инициативе И. В. Гурко были проведены работы по укреплению оборонительных сооружений вокруг Ивангорода, Новогеоргиевска, Брест — Литовска и Варшавы, созданы Варшавский укрепленный район и линия новых укрепленных пунктов. Он уделял внимание строительству новых дорог в крае. С 1884 г. — член Государственного совета. В отставку И. В. Гурко вышел 1894 г., скончался 15 января 1901 г.

ДОХТУРОВ Дмитрий Сергеевич (1759–1816), родился в семье мелкопоместных дворян. Детство провел в селе Крутом Тульской губернии. Его отец и дед были офицерами Лейб–гвардии Преображенского полка. В 1771 г. отец отвез сына в Санкт — Петербург и не без труда устроил его в Пажеский корпус. В 1781 г. Д. С. Дохтуров в чине гвардии поручика начал службу в Преображенском полку, где вскоре был замечен шефом полка Г. Потемкиным и в 1784 г. назначен командиром роты егерского батальона. В 1788 г. прибыл в Кронштадт, где гвардейцы обучались боевым действиям на море. В 1789 г. в войне со Швецией рота Д. С. Дохтурова на шлюпках под огнем противника обеспечила проход русской эскадры для атаки шведского флота. За успешные боевые действия он был награжден золотым оружием — шпагой с надписью — «За храбрость». Гребная флотилия Д. С. Дохтурова отличилась в сражениях 1790 г.

За время этой войны Дмитрий Сергеевич был дважды ранен. В 1799 г. он был произведен в генерал–лейтенанты, а в 1803 г. назначен шефом Московского пехотного полка. В войне с Францией (1805–1807) Д. С. Дохтуров проявил личное мужество, оставаясь в строю после полученных им ранений. В Бородинском сражении Д. С. Дохтуров командовал центром, а после ранения Багратиона — левым флангом русских войск. Он личным примером воодушевлял войска, причем одна лошадь под ним была убита, а вторая — ранена. На совете в Филях он высказывался за принятие нового сражения под Москвой. При бегстве французов из Москвы преградил им путь через Малоярославец по указанию М. И. Кутузова. В заграничном походе русской армии отличился в сражениях под Дрезденом и Лейпцигом, руководил осадой Магдебурга и Гамбурга. Был награжден многими орденами Российской империи. В 1816 г. вышел в отставку и в том же году скончался.

ИГНАТЬЕВ Алексей Павлович (1842–1906) — граф, генерал от кавалерии, генерал–адъютант, младший брат Н. П. Игнатьева окончил Пажеский корпус в 1859 г. Был выпущен корнетом в Лейб–гвардии гусарский полк. Окончил Академию Генерального штаба в 1862 г. и был назначен делопроизводителем Хозяйственного комитета Военного министерства. С 1864 по 1871 г. — командир эскадрона Его Императорского Величества, потом 1‑го дивизиона Лейб–гвардии гусарского полка и Лейб–уланского Курляндского полка, а затем до 1781 г. — командир Лейб–гвардии кавалергардского полка. В 1881–1884 гг. он возглавлял штаб гвардейского корпуса, в 1883 г. — штаб сводного гвардейского отряда, направленного в Москву на коронацию Александра III. С 1889 по 1897 г. — киевский, волынский и подольский генерал–губернатор.

В 1898–1905 гг. присутствовал в департаменте законов Государственного совета, председательствовал в Особом совещании для пересмотра установленных для государства порядка и Особом совещании по делам о веротерпимости, а также некоторых других государственных учреждениях. Последовательно отстаивал идею нерушимости самодержавия и выступал против любых преобразований, выдвигаемых С. Ю. Витте. После реорганизации Государственного совета (1906) вошел в число его членов. 8 декабря 1906 г. выехал в Тверь для участия в работе губернского земского собрания, членом которого А. П. Игнатьев был как губернский гласный. Во время перерыва заседания был убит четырьмя выстрелами в упор членом Боевой организации партии эсеров С. Н. Ильинским. Был похоронен в Петербурге.

ИГНАТЬЕВ Николай Павлович (1832–1908) — дипломат и государственный деятель, граф, генерал от инфантерии, генерал–адъютант. Окончил Пажеский корпус в 1849 г. и был выпущен корнетом в Лейб–гвардии гусарский полк. С ноября 1852 г. состоял при главнокомандующем гвардейскими и гренадерскими корпусами, затем составил подробную дислокацию войск гвардии, следовавших в Эстляндию. В 1855–1856 гг. — дивизионный квартирмейстер 2‑й легкой гвардейской кавалерийской дивизии, затем исполняющий обязанности обер–квартирмейстера Балтийского корпуса. С июня 1856 г. — военный агент в Лондоне, участвовал в работе Парижской мирной конференции.

С середины 1850‑х гг. у Н. П. Игнатьева сформировалось убеждение, что главным внешнеполитическим противником России является Великобритания. Он пришел к выводу о необходимости активизации политики России на Востоке. В 1858 г. им был заключен торговый договор с Бухарой, после чего Н. П. Игнатьев предпринимал активные действия в Китае по налаживанию дружеских отношений в противовес вторжению в Китай англичан и французов (опиумная война). В результате, в 1860 г. был заключен в Пекине договор, по которому за Россией признавались все земли по левому берегу Амура, а также территория между Уссури и Тихим океаном, что позволило России основать Владивосток и стать влиятельной силой в данном регионе Тихоокеанского бассейна.

В период с 1861 по 1878 г. он был директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел, чрезвычайным посланником и полномочным министром. С 1867 по 1877 г. — посол в Константинополе. Оказывал поддержку славянскому освободительному движению на Балканах, выступал за активное давление России на Турцию, вплоть до начала военных действий. В декабре 1876‑январе 1877 г. представлял страну на Константинопольской конференции, созванной по инициативе Великобритании для разрешения проблем в связи с антитурецким восстанием в Боснии и Герцеговине. Н. П. Игнатьев возглавил дипломатическую миссию в феврале–марте 1877 г. для переговоров по обеспечению нейтралитета европейских держав в предстоящей русско–турецкой войне (1877–1878). Состоял в свите Александра II во время его пребывания в действующей армии. 13 января 1788 г. — был командирован в качестве 1‑го уполномоченного на переговорах в Турции, руководил российской делегацией при подписании Сан — Стефанского мира. С 1877 г. — член Государственного совета.

С 1881 г. — министр внутренних дел. Основные цели своей деятельности на этом посту изложил в циркуляре губернаторам, в котором сформулировал задачи правительства как «искоренение крамолы» при поддержке «общественных сил».

В то же время отмечал необходимость сохранения неприкосновенности городских и земских учреждений, предпринял ряд мер по улучшению экономического положения крестьян. Вместе с тем укрепил административно–полицейский аппарат, восстановил независимость жандармерии от губернских властей. Сочетая политику усиления административной власти с попыткой привлечения представителей общественности к решению ряда вопросов, выдвинул идею созыва Земского собора с целью демонстрации единения императора и народа на основе прямых выборов от крестьянства, землевладельцев и купцов. Александр III увидел в этом предложении попытку ограничения самодержавия некоторыми правами со стороны правительства и уволил Н. П. Игнатьева в отставку.

Николай Павлович был избран председателем Общества для содействия развитию русской промышленности и торговли и Славянского благотворительного общества, почетным членом Всероссийского Экономического общества и Николаевской академии Генерального штаба.

КРОПОТКИН Петр Алексеевич (1842–1921) — князь, окончил Пажеский корпус в 1862 г. и затем до 1867 г. служил в Сибири при генерал–губернаторе М. С. Корсакове. В этот период совершил несколько путешествий по Восточной Сибири и Маньчжурии. В 1867 г. вышел в отставку и возвратился в Петербург. Принимал активное участие в работе Императорского русского географического общества. Был избран секретарем отделения физической географии. В 1872 г. выехал за границу и примкнул к бакунинской группе, которая вела борьбу с 1‑м Интернационалом. После возвращения в Россию участвовал как анархист в движении народовольцев.

В 1874 г. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, откуда в 1876 г. ему удалось совершить побег и уехать за границу. С этого времени он становится одним из ведущих деятелей анархизма. Яростно выступал против марксистской диалектики и учения о классовой борьбе и диктатуры пролетариата. В годы Первой мировой войны П. А. Кропоткин вместе с другими лидерами анархизма выступал с позиций защиты национальных интересов России, чем вызвал резкую критику со стороны В. И. Ленина.

После возвращения в Россию в 1917 г. оставался на буржуазных позициях. П. А. Кропоткин был крупным географом. В годы эмиграции написал множество статей по географии России. Участвовал в создании всемирной географии «Земля и люди». Его труды сыграли важную роль в развитии геоморфологии. Именем П. А. Кропоткина названы хребет на южной окраине Патомского нагорья, город в Краснодарском крае, площадь и станция метрополитена в Москве.

МУРАВЬЕВ-АМУРСКИЙ Николай Николаевич (1809–1881), родился в старинной дворянской семье, получил основательное образование дома, в частном пансионе и Пажеском корпусе. После его окончания в 1827 г. участвовал в русско–турецкой войне 1828–1829 гг. Награжден золотой шпагой с надписью «За отвагу». В 1831 г. участвовал в подавлении восстания в Варшаве. В 1833 г. вышел в отставку по состоянию здоровья, но в 1838 г. вновь вернулся в армию. Служил на Кавказе, был ранен. В качестве начальника Черноморской береговой линии много сделал для укрепления побережья. Произведен в 1841 г. в генерал–майоры, но из–за болезни был вынужден вновь покинуть армию, и теперь — навсегда. В 1846 г. был назначен тульским военным и гражданским губернатором. Понимая необходимость внутренних реформ, обратился к Николаю I с предложением отменить крепостную зависимость крестьян. После этого царь вспоминал о нем как о либерале и демократе. С 1847 по 1886 г. занимал пост губернатора Восточной Сибири. П. А. Кропоткин, работавший под его начальством, писал: «Он был очень умен, очень деятелен, обаятелен, желал работать на пользу края».

Беспощадный к казнокрадам, Н. Н. Муравьев — Амурский набирал на службу талантливых и честных людей. В своей работе по изучению и освоению восточно–сибирских земель привлекал к активному участию многих ссыльных декабристов. Оказывал содействие Г. И. Невельскому в исследовании устья Амура и открытии России свободного пути к Тихому океану. В 1858–1860 гг., благодаря его решительности и активной хозяйственной деятельности, предпринял занятие Уссурийского края военными силами. Подготовил почву для подписания в 1858 г. Айгунского и в 1860 г. Пекинского договоров, по которым территории, находившиеся в совместном владении России и Китая, вошли в состав российских владений.

В 1858 г. получил титул графа, с 1861 г. — член Государственного совета. С 1868 г. жил в Париже, где скончался в 1881 г.

ОЛЕНИН Александр Николаевич (1763–1843), в 1772 г. был отвезен в дом родственницы известной княгини Е. Р. Дашковой и по велению Екатерины II принят в Пажеский корпус. В 1780 г. он был отправлен в Дрезденскую артиллерийскую школу, где наряду с обязательными предметами с особенной любовью занимался историей, древностями и искусствами. После возвращения в Россию служил в артиллерии и в 1786 г. был избран членом Российской Академии наук за составленное им «толкование многих русских старинных речений». В последующие годы А. Н. Оленин принимал участие в военных кампаниях, занимал важные чиновничьи посты, но главным его поприщем стало служение искусству. В 1811 г. он стал директором Императорской публичной библиотеки и пригласил туда в качестве библиотекарей известных писателей: И. А. Крылова, Н. И. Гнедича, К. Н. Батюшкова, А. А. Дельвига и др. Еще более плодотворной была деятельность А. Н. Оленина на посту президента Императорской Академии художеств, куда он был назначен в апреле 1817 г. Широко образованный, он заботился о деятелях искусства, помогая им и словом и делом. После прибытия в 1819 г. в Санкт — Петербург Джорджа Доу и представления им на академическую выставку своих полотен, он был принят в «почетные вольные общники» академии и приступил к созданию портретов героев 1812 г. для Военной галереи Зимнего дворца.

В доме Олениных бывали А. С. Пушкин, Н. М. Карамзин, К. Н. Батюшков, О. А. Кипренский, Ф. П. Толстой, К. П. Брюллов и другие известные деятели культуры и искусства. Все они составляли знаменитый салон Олениных и оставили свои воспоминания о радушии хозяев. В 1827 г. А. Н. Оленин был назначен членом Государственного совета.

ПАСКЕВИЧ Иван Федорович (1782–1856), светлейший князь Варшавский, граф Эриванский, генерал–фельдмаршал. Был произведен после окончания Пажеского корпуса в поручики Лейб–гвардии Преображенского полка и тогда же назначен флигель–адъютантом. С 1806 по 1812 г. он участвовал в войне против турок, командовал небольшими отрядами, исполнял различные административные и дипломатические поручения. В 1911 г. был назначен бригадным командиром. В Отечественную войну 1812 г. участвовал в боях под Салтановкой, Смоленском, в Бородинском сражении.

В заграничном походе сражался под Дрезденом, Лейпцигом, участвовал в блокаде Гамбурга. Будучи начальником 2‑й гренадерской дивизии воевал под Арсис–на–Обе и брал Париж. В 1817 г. И. Ф. Паскевич был руководителем заграничного путешествия великого князя Михаила Павловича, при котором состоял до 1821 г., затем командовал 1‑й гвардейской пехотной дивизией, бригадами которой командовали великие князья Николай и Михаил. Поэтому Николай I называл И. Ф. Паскевича — «отцом–командиром».

В 1826 г. он был назначен генерал–адъютантом и направлен на Кавказ «содействовать» А. П. Ермолову, которому царь не очень доверял в связи с делом декабристов. В начавшейся войне с Персией 7 тыс. русских войск под Елисаветполем разбили 35-тысячную армию наследного принца Абасса — Мирзы. По случаю первой победы в царствование Николая I И. Ф. Паскевич был произведен в генералы от инфантерии. Сменив Ермолова в управлении Кавказом и командовании войсками, И. Ф. Паскевич продолжил борьбу с Персией, и в 1827 г. его армия двинулась в трудный поход в Эриванское ханство, подвластное Персии. Эривань была взята после падения крепости Сардар — Абад в результате энергичных осадных действий русских войск. Были захвачены богатые трофеи. «За отличное мужество, твердость и искусство, оказанные генерал–адъютантом И. Ф. Паскевичем при покорении Сардар — Абада и важном завоевании крепости Эривани» ему был пожалован орден Св. Георгия 2‑й степени. Он получил также в награду 1 млн. руб., на которые отстроил впоследствии роскошное имение в Гомеле с прекрасным парком.

После покорения Эривани И. Ф. Паскевичем был взят Тебриз, и он был готов к наступлению на персидскую столицу. Тегеран согласился на мир и по Туркманчайскому миру, подписанному в феврале 1828 г., Россия получила Эриванское и Нахичеванское ханства и право держать военный флаг на Каспийском море. В связи с успешным завершением войны главнокомандующий русской армией на Кавказе был удостоен титула графа с наименованием «Эриванский».

Русско–турецкая война 1828–1829 гг. велась на двух театрах: кавказском и дунайском. И. Ф. Паскевичу пришлось решать две задачи — прикрывать 500-километровую государственную границу на Кавказе и одновременно организовывать военные действия. И. Ф. Паскевич решил нанести удар по сильнейшей турецкой крепости Каре. В июне 1828 г. русская армия подошла к Карсу и приступила к активным осадным действиям. Главнокомандующий послал коменданту крепости ультиматум: «Пощада невинным, смерть непокорным, час времени на размышление». Гарнизон сложил оружие. За этим с бою были взяты крепости Ахалкалаки и Ахалцих. В полевом бою у Каинлы турецкая армия под командованием Гакка–паши была разбита. Когда в июне 1829 г. И. Ф. Паскевич подошел к Эрзуруму, гарнизон сдался без боя на милость победителя. Паскевич был удостоен ордена Св. Георгия 1‑й степени, став полным кавалером этого ордена — единственный из выпускников Пажеского корпуса. За победы в Закавказье И. Ф. Паскевич был произведен в генерал–фельдмаршалы. Поражение Турции на обоих театрах войны (и на Балканах — победы фельдмаршала Дибича) привели к заключению Турцией Адрианопольского мира.

После окончания войны И. Ф. Паскевич продолжал исполнять обязанности наместника на Кавказе, но привычный к военным методам борьбы, он мало сумел сделать для достижения мира на Кавказе, ему не хватало терпения и гибкости его предшественника — генерала Ермолова.

Последующая до 1849 г. служба фельдмаршала была связана с подавлением восстания в Польше в 1831 г., когда Варшава была взята штурмом, управлением в качестве наместника Царством Польским со строгим пресечением всех попыток вооруженных выступлений поляков и в оказании помощи австрийскому императору против восставших венгров. Венгерская война 1849 г. отнюдь не была поучительна с военной точки зрения, но, избегая потерь, И. Ф. Паскевич усмирил восстание венгров против австрийской короны.

В знак признания заслуг фельдмаршала в честь 50-летия его военной службы 5 октября 1850 г. в Варшаве состоялся парад войск. Присутствовавший на церемонии царь вручил фельдмаршалу новый образец фельдмаршальского жезла с надписью: «За двадцатичетырехлетнее предводительство победоносными русскими войсками в Персии, Турции, Польше и Венгрии». Николай I повелел, чтобы И. Ф. Паскевичу войска отдавали такие же воинские почести как и царю.

В 1854 г., когда ему шел 72‑й год, он был назначен командующим южной Дунайской армией в Крымской войне. Но сказывались преклонные годы, и ведение боевых действий командующий поручал своему начальнику штаба — князю М. Горчакову. В 1856 г. он скончался в Гомеле. Незадолго до своей кончины И. Ф. Паскевич завещал 50 тыс. руб. серебром для содержания ежегодно 200 человек увечных нижних чинов — бывших воинов.

ПЕСТЕЛЬ Павел Иванович (1793–1826), родился в семье сенатора, сибирского генерал–губернатора. Получил начальное домашнее образование, затем учился в Дрездене. Вернулся в Россию в 1810 г., обучался в Пажеском корпусе, который блестяще закончил с занесением его имени на мраморную доску. Был выпущен прапорщиком в Лейб–гвардии Литовский полк. Отличился в Бородинском сражении, был тяжело ранен и награжден золотой шпагой «За храбрость». В заграничном походе участвовал в сражении под Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом. Был награжден российскими и иностранными орденами.

После войны состоял членом преддекабристских обществ, затем «Союза спасения» и «Союза благоденствия». В 1821 г. был произведен в полковники и назначен командиром Вятского пехотного полка. Был создателем и руководителем Южного общества. Им был разработан конституционный проект «Русская правда». Убежденный республиканец, сторонник государственной централизации он выступал за уничтожение самодержавия и крепостного права, ликвидацию сословных привилегий и введение всеобщего избирательного права для мужчин с 20 лет. В аграрном вопросе считал необходимым произвести частичную национализацию земли, прирезку земли крестьянам, ограничение помещичьего землевладения. Достичь целей предлагал путем военного переворота. Пестель вдохновлялся идеей жертвы интересами отдельных граждан во имя создания «всемогущего организованного государства» для «наибольшего благоденствия народного целого». 13 декабря 1825 г. был арестован в Тульчине и отправлен в Петербург, где был заключен в Петропавловскую крепость. Был повешен вместе с приговоренными декабристами на кронверке Петропавловской крепости.

РАДИЩЕВ Александр Николаевич (1749–1802), поступил в Пажеский корпус в 1762 г. и в 1766 г. в числе 11 лучших его воспитанников был отправлен для продолжения образования в Лейпцигский университет на юридический факультет, который закончил в 1771 г. В университете он также изучал литературу, естественные науки, медицину, овладел несколькими иностранными языками. Познакомился с сочинениями французских просветителей — Вольтера, Д. Дидро, Ж. Ж. Руссо. После возвращения в Россию был назначен протоколистом в Сенат, затем до 1775 г. служил обер–аудитором (дивизионным прокурором) в штабе Финляндской дивизии. В этой должности он имел возможность знакомиться с официальными документами о внутреннем положении страны (в том числе манифестами Е. Пугачева и др.).

В 1777 г. А. Н. Радищев поступил в Коммерц–коллегию. В то время ее руководителем был оппозиционно настроенный к Екатерине II либеральный вельможа А. Воронцов. В 1780 г. А. Н. Радищева рекомендовали для работы в столичной таможне, в 1790 г. он стал ее директором.

В эти годы А. Н. Радищев сблизился с некоторыми из русских просветителей: Н. И. Новиковым, Д. И. Фонвизиным, Ф. В. Кречетовым, активно занимался литературным трудом, написал «Слово о Ломоносове», «Письмо к другу», закончил оду «Вольность». В 1789 г. анонимно опубликовал биографию одного из своих сокурсников по Лейпцигскому университету — «Житие Л. Ф. Ушакова», в которой, обличал деспотизм, войну, мздоимство придворных. С середины 1780‑х гг. работал над книгой «Путешествие из Петербурга в Москву», которую завершил к маю 1790 г. и напечатал в количестве 650 экземпляров. После известных слов Екатерины II: «Он бунтовщик хуже Пугачева» — книга была конфискована. Автора арестовали и заключили в Петропавловскую крепость. Суд приговорил его к смертной казни, которую Екатерина II заменила на 10 лет ссылки в сибирский острог Илим.

В 24 главах книги, каждая из которых носит название какой–то почтовой станции по дороге в Москву, НА. Радищев описывает во всем многообразии ужасы крепостничества, излагает свою политико–философскую теорию, предусматривающую уважение прав и свобод личности, справедливый раздел земель и республиканскую программу по переустройству общества. Книга была запрещена вплоть до 1905 г.

В ссылке по поручению графа А. Воронцова А. Н. Радищев изучал сибирские промыслы, экономику края, быт крестьян. В письмах к нему Александр Николаевич делился мыслями об организации экспедиции по Северному морскому пути. В Илиме он написал «Письмо китайского торга» (1792), философский труд «О человеке, его смертности и бессмертии» (1792–1796), «Сокращенное повествование о приобретении Сибири» (1791–1796) и др.

В 1796 г. Павел I разрешил А. Н. Радищеву поселиться на родине в Немцове под строгим полицейским надзором, а по воцарении Александра I он получил полную свободу и вернулся в Санкт — Петербург.

Привлеченный по протекции А. Воронцова к работе Комиссии по составлению свода законов, он занимался разработкой проектов законодательных реформ. Включил туда требования уничтожения крепостного права и сословных привилегий, произвола властей. Председатель Комиссии граф П. Завадовский за проявляемое А. Н. Радищевым «вольнодумство» напомнил ему об угрозе новой ссылки в Сибирь. 12 сентября 1802 г. А. Н. Радищев кончил жизнь самоубийством.

РЕДИГЕР Александр Федорович (1853–1918) — генерал от инфантерии — окончил Пажеский корпус в 1873 г. и Академию Генерального штаба в 1876 г. Участвовал в русско–турецкой войне (1877–1878). Занимал штабные должности и одновременно с 1880 г. преподавал в Академии Генерального штаба. С 1882 по 1883 г. — в болгарской армии, был товарищем (заместителем) военного министра и управляющим Военным министерством Болгарии. Затем с 1884 по 1905 г. служил в канцелярии Военного министерства (с 1898 г. начальником канцелярии). С 1905 г. — член Государственного совета. С июня 1905 г. по март 1909 г. — военный министр России. Составил план проведения военных реформ с 1905 по 1912 г.

РОСТОВЦЕВ Яков Иванович (1803–1860), родился в семье директора училищ Санкт — Петербургской губернии. С 1807 г. учился в Пажеском корпусе, после чего начал службу в гвардии. 12 декабря 1825 г. словесно известил императора Николая I о заговоре декабристов, не называя имен участников и не преследуя личных целей. В 1828 г. он был назначен адъютантом великого князя Михаила Павловича, которого сопровождал в турецкой кампании 1828 г. и польской 1831 г. В 1835 г. был назначен начальником штаба великого князя по управлению военно–учебными заведениями и сохранил эту должность после кончины великого князя, когда командование военно–учебными заведениями было возложено на наследника–цесаревича.

При вступлении на престол императора Александра II главное начальствование над военно–учебными заведениями было возложено на Я. И. Ростовцева со званием начальника Главного штаба Его Императорского Величества по военно–учебным заведениям. Он заботился об улучшении учебной части в военно–учебных заведениях, привлекал лучших преподавателей, поощрял поездки молодых людей за границу для подготовки к педагогической деятельности. Составил свод законов о военно–учебных заведениях (1837), «положение» об управлении ими (1843) и «наставление» для образования их воспитанников (1848).

В начале 1857 г. Я. И. Ростовцев был назначен членом негласного комитета (с 1858 г. Главный комитет) по крестьянскому делу и был одним из трех членов образованной при комитете комиссии, для рассмотрения сообщенных ему проектов и записок. В июле 1858 г. Я. И. Ростовцев был назначен одним из четырех членов комиссии для предварительного рассмотрения проектов положений, поступивших из губернских комитетов. Отправившись летом того же года в заграничный отпуск, Я. И. Ростовцев, по возвращении в Россию, стал сторонником крестьянкой реформы в том виде, каком ее понимали лучшие радикальные деятели реформы. Им были написаны четыре письма царю, извлечения из этих писем, сделанные самим автором, обсуждались главным комитетом под личным председательством императора, и на их основе были составлены правила, данные комитету. В 1859 г. были образованы редакционные комиссии под председательством Я. И. Ростовцева. На первых заседаниях он подробно изложил свои мысли об основании реформы, одобренные государем: освобождение крестьян с землей, выкуп при посредстве правительства, сокращение, по возможности, переходного состояния, перевод крестьян с барщины на оброк, самоуправление освобожденных крестьян в их сельском быту. Я. И. Ростовцев до самой своей смерти в 1860 г. был движущей силой в подготовке реформы, давал направление всем работам комиссий, соглашал возникавшие разногласия, впервые применил гласность при разработке законодательных мер, напечатав «труды» комиссий и разослав их лицам, которые могли быть полезными при их обсуждении. Были выработаны важнейшие части проекта «Положения о крестьянах» и составленная им перед смертью записка для государя по крестьянскому делу послужила, по Высочайшему повелению, наставлением для дальнейшей деятельности комиссий под председательством уже графа Панина.

После издания 19 февраля положения, вдова Я. И. Ростовцева с нисходящим потомством была возведена в графское достоинство.

РОСТОПЧИН Федор Васильевич (1763–1826), с 10-летнего возраста был зачислен в Лейб–гвардии Преображенский полк. В 1775 г. поступил в Пажеский корпус. В 1792 г. получил звание камер–юнкера, в ранге «бригадира». С 1786 по 1788 г. путешествовал за границей и слушал лекции в Лейпцигском университете. В 1788 г. принимал участие в штурме Очакова, а в 1791 г. ездил с А. А. Безбородко в Турцию для переговоров о мире. При Павле I за три года (1798–1800) сделал головокружительную карьеру: кабинет–министр по иностранным делам, третий присутствующий в Коллегии иностранных дел, граф Российской империи, Великий канцлер ордена Св. Иоанна Иерусалимского, директор почтового департамента, первоприсутствующий в Коллегии иностранных дел, член Совета императора. Павел I очень часто награждал его деньгами и населенными имениями. С 1801 по 1810 г. он жил в Москве в отставке, но в 1810 г. был назначен обер–камергером, а два года спустя, перешел в военную службу в чине генерала от инфантерии — главнокомандующим в Москве.

В 1812 г. Ф. В. Ростопчин содействовал набору и снаряжению в поход 80 тысяч добровольцев, побуждал дворян и купечество к пожертвованиям, поддерживал в народе бодрость и доверие. Наладил выпуск знаменитых «афишек», в которых, выставляя французов в презрительном виде, преувеличивал успехи русского войска отчасти с намерением скрыть истину, отчасти не зная намерений М. И. Кутузова. Когда после Бородинской битвы и совета в Филях было решено оставить Москву, организовал эвакуацию государственного имущества и ее жителей, а также истребление города огнем. Во время пребывания Наполеона в Москве Ф. В. Ростопчин продолжал своими посланиями поднимать крестьян на борьбу с французами.

В 1814 г. Федор Васильевич был уволен с поста главнокомандующего и назначен членом Государственного совета, но жил большей частью в Париже. В Москву вернулся только в 1823 г. Ф. В. Ростопчин был крайним консерватором, ревностно защищал крепостное право, нередко прибегал к насильственным методам. О себе он говорил: «Сердцем прям, умом упрям, на деле молодец».

Его перу принадлежит ряд литературных произведений: «Записки», «Правда о московских пожарах», «Последние дни жизни императрицы Екатерины II и первый день царствования Павла I» и др.

СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ Петр Дмитриевич (1857–1914), окончил Пажеский корпус и начал службу в Лейб–гвардии гусарском полку. Участвовал в русско–турецкой войне (1877–1878). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Командовал дивизией. Был губернатором в Пензе и Екатеринославе. С 1900 г. назначен товарищем министра внутренних дел, командиром Отдельного корпуса жандармов. С 1902 г. был виленским, ковенским и гродненским генерал–губернатором, министром внутренних дел.

При вступлении в должность заявил, что правительство вступает на путь доверия к обществу («эре доверия»). Репрессивная политика В. К. Плеве была смягчена. Многие административно–ссыльные были возвращены, цензурный гнет над периодической печатью несколько ослаблен. Управление П. Д. Святополка — Мирского облегчило развитие демократического движения, что вызвало к нему ненависть реакционных сил. Когда накануне 9 января 1905 г. в Петербурге ожидалось кровопролитие, к нему явилась депутация от петербургских литераторов, надеявшихся добиться отмены некоторых военных мер, однако, П. Д. Святополк — Мирский отказался принять ее. Последующие события вызвали отставку П. Д. Святополка — Мирского с его поста.

ЧЕВКИН Константин Владимирович (1802–1875), получил образование в Пажеском корпусе. В 1827 г. участвовал в персидской кампании, в 1828 г. находился в составе действующей армии при осаде Браилова и Варны, участвовал в переходе через Балканы и взятии Адрианополя. В польскую кампанию участвовал в действиях против мятежников при Остроленке, при штурме Варшавы и взятии Молдины.

В 1834 г. был назначен начальником штаба корпуса горных инженеров. В 1836 г. ездил за границу для осмотра иностранной горной промышленности, в 1840 г. осматривал там железные дороги. В 1843 г. К. В. Чевкин инспектировал горные и соляные промыслы Южной России, а в 1845 г. — Уральские заводы. С 1853 по 1862 г. Константин Владимирович был главным управляющим путей сообщения, а затем членом Государственного совета и председателем департамента экономики. С 1872 г. К. В. Чевкин состоял председателем комитета по делам Царства Польского.

Из воспоминаний выпускников Пажеского корпуса

В первый раз при Высочайшем Дворе Воспоминания камер–пажа Б. Н. Третьякова. 1911 г.

Юные годы,

Счастливые дни,

Как вешния воды

Промчались они…

И. Тургенев

Два резких удара в караульный колокол. Стремительно выбегающие строиться солдаты, и в незамедлительно наступившей тишине короткая команда: — «Смирно. Караул шашки вон!». За ней более плавное, но уже торжественно громко с обрывом последнего слова: Слу–ш–а-й, на к–а–р-а-ул!

И вот прошли годы. Много их прошло. Огонь и меч уничтожили миллионы людей, гибли и возникали государства, неслись смертоносные ураганы революций и бунтов. Но перед глазами моей памяти, не той, конечно, давно ушедшей в прошлое, юной и живой, а другой, уже дряхлеющей, все по–прежнему стоит тот незабываемый осенний день, начало нашей северной осени, августовский еще солнечный день, но уже с золотисто–оранжевыми листьями старого Петергофского парка. Временами набежит оттуда, от Ораниенбаума, от Красной Горки, от взъерошенной глади Финского залива ветерок и закружит быстро, золотой круговорот опавших листьев. Но солнце еще греет, голубеет небо, и в теплых солнечных лучах величественно, едва заметно покачиваются вековые деревья.

Я стою у большого окна, и в первый раз на мне расшитый золотом придворный мундир. Левая рука в замшевой перчатке сжимает золотой шишак с большим белым султаном черной кожаной каски. Как сейчас перед глазами ее звезда Св. Андрея Первозванного и незабываемые на ней слова: «За Веру и Верность».

Воспоминания о далеких школьных днях, о днях юности, о днях той молодости, где столько было надежд… которые полны неизменным чувством любви к нашему родному корпусу и благодарной ему памяти. Там, ведь, прошли эти счастливые годы, самые счастливые дни нашей молодой жизни.

Но не только одни воспоминания школьной скамьи и первых юношеских шагов связывают нас с корпусом, с Пажеским Его Императорского Величества корпусом. Для многих из нас это было время, когда впервые мы увидели блеск и торжественную красоту придворных церемоний, когда мы впервые переступили пажами и камер–пажами порог блистательного русского императорского двора. И эти впечатления навсегда врезались в нашу память, как заслуженная дань ушедшей теперь в невозвратное прошлое величественной красоте.

Обыкновенно в начале каждого учебного года, т. е. осенью, проходило назначение из состава старшего специального класса постоянных камер–пажей к высочайшим особам. Фельдфебель корпуса всегда состоял камер–пажом государя. К императрицам назначалось по два камер–пажа, выбиравшихся начальством корпуса из лучших учеников, если, само собой разумеется, не имелось особого указания их величеств. К великим княгиням назначалось по одному камер–пажу. Так же и к великим княжнам, достигшим совершеннолетия.

Кроме этих постоянных назначений, еще существовали особые наряды для несения придворной службы в случае больших церемоний и торжеств. Тогда пажи несли службу и при великих князьях. Помню, как в один из георгиевских праздников я состоял при великом князе Николае Михайловиче. Последний держался всегда весьма непринужденно и во время обеда все время шутил. После исполнения мною какого–то его поручения, он просто довольно сильно меня ущипнул. Это было, конечно, шутливым выражением благодарности.

Коронационные торжества, бракосочетания, погребения вызывали усиленные наряды и не только одного старшего класса, но иногда и двух и даже трех классов.

На дворцовых выходах и прочих церемониях камер–пажи и пажи находились и следовали за особами, при которых они непосредственно состояли. Они исполняли всевозможные поручения, на лестницах или поворотах слегка приподнимали и заворачивали длинный тяжелый трен придворных платьев, несли на согнутой в локте руке снятые накидки, мантильи и манто. На торжественных обедах они стояли или помогали в особых случаях придворным чинам.

В большие праздники, на Новый год или в Пасхальные дни надо было не только продолжительное и напряженное внимание, но требовалась и физическая выносливость. Стянутые в узкие мундиры с твердыми высокими воротниками, в белых лосинах и высоких лакированных ботфортах, с туго затянутым поясом и при шпаге, камер–пажи простаивали навытяжку целые часы, в то время, как государь и государыня, скрывая свое утомление, принимали поздравления.

В памяти остался пасхальный прием в Большом Царскосельском дворце весной 1911 г. На каникулы я уехал в Киев к моим родителям, но в Великую Субботу получил впервые телеграмму с отметкой: «служебная, вне очереди». Меня вызывали на придворную службу. В ту Пасхальную ночь я оставался один в вагоне курьерского поезда, мчавшего меня в Петербург.

По приезде, на второй день, в лучах весеннего солнца, игравшего на золоте наших мундиров, мы подъезжали в придворных экипажах к Царскосельскому дворцу. Внизу, в вестибюле главного подъезда мы встретили государя и государыню и, следуя за ними, медленно поднялись по широкой лестнице в большой зал.

Началось шествие приносящих поздравления, — незабываемая величественная картина сановников империи, блеска золота, орденов и мундиров. Не менее четырех часов нам камер–пажам государя и государыни пришлось стоять, почти не шевелясь непосредственно за ними и впереди прочих особ императорской фамилии. Не без волнения смотрели на молодую государыню, страдавшую уже в то время сердечным недомоганием. Все также была приветлива ее улыбка и все также, быть может, в тысячный раз, она протягивала свою утомленную руку. Государь христосовался не только с духовенством, министрами, придворными чинами, начальствующими лицами, но с многочисленными фельдфебелями и вахмистрами Шефских рот, эскадронов, сотен и батарей. Не забудется никогда и величественная красивая фигура П. А. Столыпина, следовавшего непосредственно за высшим духовенством, во главе гражданских чинов и сановников.

В других случаях придворная служба была и кратка и легка. Во время аудиенций камер–пажи стояли во внутренних покоях, и к их услугам тогда редко прибегали. Так было и во время моей первой придворной службы.

В этот год — 1908‑й международная политическая обстановка в Европе была напряженной. Дерзновенная аннексия Австрией турецких Боснии и Герцеговины волновали не только русские общественные круги. Турция искала защитников своих интересов, и взоры блистательной Порты обратились к нам. В Петербург был послан чрезвычайный посол Турхан–паша. Мы должны были оказать ему особое внимание, и государь император решил прервать свое пребывание в Финских шхерах нарочито для приема чрезвычайного посла.

Была уже половина августа. Уже закончились летние маневры войск Петербургского округа. Выпускные камер–пажи и пажи были произведены в офицеры, а два старших специальных класса корпуса находились еще на каникулах. Лишь в общих классах нашего корпуса, соответствовавших кадетским корпусам, как и в гражданских средних учебных заведениях уже после 15 августа начались занятия. У нас на переменах царило большое оживление. Набравшись за лето новых сил, съехалась со всех концов России молодежь и оживленно делилась своими впечатлениями. Прибыли новички, незнакомые еще и непривыкшие к нашей суровой дисциплине, твердо поддерживаемой старшими классами. Появились новые учителя, начали изучать новые науки. Я сам за несколько месяцев до этого поступил в корпус, лишь предшествовавшей осенью зачисленный в пажи Высочайшего двора. Я не видел еще ни одной придворной службы, но конечно, не раз любовался ехавшими во дворец камер–пажами старшего специального класса в расшитых золотом мундирах и в касках с красивым, с таким воздушно–легким белым султаном. Я только что перешел в седьмой класс, и было весьма маловероятно, что я попаду на придворную службу ранее 2–3 лет. Предстояло еще окончить общие классы. И младший специальный раньше, чем я мог рассчитывать быть назначенным камер–пажем. Однако, судьбе было угодно иначе. Она часто баловала меня в жизни. Так это произошло и теперь.

Не помню уже, на каком это было уроке. Читал ли наш старый Менжинский (отец известного впоследствии чекиста) со всеми подробностями историю французской революции и повторял нам своим присвистывающим голосом известную фразу революционного трибуна: «Nous sommes ici par la volonte du peuple», или другую, сказанную одним из придворных королеве на балконе Версальского дворца: «Madame, se ne sont que des gueux!», или, быть может, нервный Мебес теребил свой ус и, ломая при этом мел о черную доску, посвящал нас в премудрости бинома Ньютона. Уверен, что большинство из нас мало оценило все «прелести» французской революции, несмотря даже на историческую ценность сообщенных нам деталей и произнесенных фраз. Да и сложные выкладки Ньютона не надолго сохранились в нашей памяти. Северное осеннее небо в эти дни было голубым, и нас больше тянуло в наш уютный сад, где мы могли дать волю нашей резвости и нашим молодым мускулам.

Когда я прибыл в Пажеский корпус в середине учебного 1907–1908 г. (из Киевского кадетского корпуса), я без всякого усилия включился в давно начатые курсы. До моего приезда первым учеником был Сиамский принц, племянник короля Мом–чоу–Вольпокорн. Я быстро с ним сошелся и также быстро его опередил. Через несколько месяцев мы перешли в 7 класс, причем мой «средний» был на целый балл больше. Наш милейший воспитатель А. Н. Фену на вечерних занятиях обыкновенно вызывал меня к доске, и я объяснял решения наиболее трудных математических задач. Необходимо добавить, что в Пажеском корпусе наука стояла на большой высоте. У нас был также великолепный преподавательский состав. На уроках мы внимательно слушали наших учителей. И редкие, весьма редкие «балаганы», о которых вспоминают некоторые пажи были совершенно исключительным явлением.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что в этот день мы даже не заметили, как бесшумно открылась классная дверь и лишь по команде дежурного пажа: «Встать, смирно!» увидели входившего в класс всеми нами любимого нашего ротного командира полковника Д. Н. Черноярова. Он всегда заботился о нас, как о своих собственных детях, вникал во все мелочи нашей жизни, и не только каждый из нас, но и наши родители всегда находили в нем справедливого защитника наших интересов.

Майский парад Из воспоминаний камер–пажа И. Дарагана. 1904 г.

Так называемый Майский парад состоялся в 1904 г. После прохождения перед царем наша пажеская рота вернулась обратно в корпус, а я как знаменщик, в сопровождении адъютанта корпуса капитана Савурского отнес знамя на квартиру директора корпуса свиты его величества генерал–майора Епанчина. Знамя вскоре должно было быть перенесенным в Зимний дворец, в кабинет государя, где стояли знамена и штандарты Шефских полков государя, расквартированных в Петербурге.

Этот день остался для меня незабываемым! Наша рота выстроилась перед квартирой директора с оркестром музыки Павловского военного училища. Капитан Савурский и я поднялись в кабинет директора, я беру знамя и с капитаном Савурским, держащим руку под козырек, спускаемся вниз. Слышим команду полковника Карпинского: «Рота смирно. Под знамя слушай на караул!» и под звуки музыки мы подходим к роте, и я становлюсь на ее правом фланге. Мы идем по Садовой, Невскому, и, свернув направо по Большой Морской под арку Главного штаба, выходим на Дворцовую площадь и становимся развернутым фронтом у подъезда ее величества. Снова команда Карпинского: «Смирно. Под знамя слушай на караул!». Отчетливо исполняется команда, благо много любопытных и среди них и друзья и знакомые. Я, предшествуемый Савурским, отделяюсь от строя и иду ко дворцу. Поднимаемся на первый этаж. Нас провели в малую фельдмаршальскую залу, темным коридором к кабинету государя. Дежурный конвоец открывает дверь, и я вхожу в кабинет его величества, где застаю самого государя.

«Здравствуй, Дараган» слышу его, как всегда ласковый голое. — «Здравия желаю. Ваше Императорское Величество!» — «Ставь знамя на место», что я и исполняю, а затем прошу государя разрешить проститься мне со знаменем. Милостивый положительный ответ и я, перекрестившись, целую полотнище родного корпусного знамени, которое имел честь и счастье носить в течение моего последнего года в корпусе.

«Ваше Величество», набравшись храбрости и обращаясь к царю, — «разрешите мне снять со знамени темляк и носить его на своей шашке». «А как же со знаменем?» обращается с улыбкой ко мне государь. — «Я принес, на случай, другой знаменный темляк, если Вы, Ваше Величество, благоволили бы мне разрешить это». — «Я вижу, что ты предусмотрителен, но не надо, я надену на знамя свой» и, снявши с нашего знамени темляк, навешенный в день столетнего юбилея корпуса, государь дал его мне со словами «Носи его, я верю, что ты будешь его достоин». Со слезами радости на глазах и прерываемым от волнения голосом, я поблагодарил государя и поцеловал его руку, дающую мне эту святыню. — «Ну, иди, ведь теперь скоро поздравлю тебя с производством». — «Покорнейше благодарю, Ваше Величество, никогда не забуду Вашей милости и надеюсь своей жизнью оправдать Ваше доверие».

«Что Вам говорил государь?» — спросил меня Савурский, когда я с сияющим лицом вышел из кабинета государя. — «Но могу лишь Вас поздравить с первой Монаршей милостью», сказал он, когда я передал свой разговор с царем. Когда мы вышли на Дворцовую площадь, наша рота ушла и, взявши извозчика, мы поехали в корпус.

Этот священный для меня темляк, всегда был при мне на моей шашке. С ним я был участником Первой мировой войны, с ним же был на Юге России.

Когда я был арестован большевиками в Киеве в июне 1919 г., то моя жена зарыла его вместе с моими боевыми наградами и мальтийским крестом на склоне горы Андреевского спуска в Киеве. Место я знаю, но удастся ли мне его снова получить, на то воля Господня.

Воспоминания B. C. Хитрово. 1910 г.

5 декабря 1909 г. на вилле Казбек в Каннах скончался от паралича сердца великий князь Михаил Николаевич. За телом был послан во Францию крейсер «Богатырь», для прохода которого через Дарданеллы потребовалось специальное разрешение турецкого правительства. 18 декабря «Богатырь», на который в порту Вильфранш был погружен гроб с телом почившего великого князя, прибыл в Севастопольский порт и под звуки «Коль славен» прошел мимо императорской яхты «Штандарт», на борту которой находился государь император с августейшей семьей, покинувший Ливадию.

Вечером того же дня императорский поезд отошел на север и 20 декабря государь император вернулся в Царское Село. Одновременно отошел из Севастополя и траурный поезд с телом великого князя, а также заблаговременно командированные в Севастополь депутации частей, в которых покойный состоял шефом. Депутации эти несли непрерывное дежурство у гроба во все время пути. Особенно же во время остановок и торжественных богослужений во всех больших городах

Была депутация и от Пажеского корпуса. Состава ее я не помню, но, по словам Гоштофта, в нее входили: капитан Малашенко и камер–пажи Аршиневский, Гернгрос и Христиани. Дежурство при гробе наша депутация несла лишь во время остановок в больших городах, в частности, в Твери.

В понедельник 21 декабря поезд прибыл в Петербург, и в этот день утром состоялось перевезение тела с Николаевского вокзала в Петропавловскую крепость. Съезд на вокзал назначен был на 8 часов утра и в газетах опубликован подробный церемониал шествия. От Пажеского корпуса для участия в перевезении тела назначались: фельдфебель, который должен был сопровождать государя на всем пути следования, пажи, о которых в церемониале сказано: «По обе стороны духовной процессии и лафета, от орденов до императорской фамилии (ордена непосредственно предшествовали лафету, а императорская фамилия за ними следовала) идут пажи с факелами, имея через плечо шарфы из черного и белого крепа. Мне не пришлось никогда, участвуя в похоронах нести такой факел, но по рассказам других помню, что тушить его было не просто, а потому во дворе Петропавловского собора по обе стороны процессии, заранее были насыпаны кучи песку, в которые пажам, несущим факелы, надлежало их воткнуть. И, наконец, пажи участвовали в процессии как воинская часть, и первая рота, как и на парадах шла впереди пехотных частей. «На Знаменской площади от Невского к вокзалу — отряд войск, назначенных для отдания последних воинских почестей, и сопровождавший кортеж, в состав которого вошли: Пажеский Е. И. В. корпус с хором музыки Павловского военного и рота кадет 2‑го кадетского корпуса, оба со знаменами. Слева от вокзала и правее пажей к подъезду вытянулась рота Дворцовых гренадер» — читаем мы в газетах того времени. Для меня этот день был началом службы камер–пажом его величества.

Задолго до 8 часов привезли меня на вокзал и здесь на перроне начали собираться члены императорской фамилии и лица свиты. Вокзал был затянут весь черным, на перроне лежал ковер и стояли растения в кадках.

Государь император в форме лейб–гвардии конно–гренадерского полка вместе с императрицей Александрой Федоровной и принцем Генрихом Прусским прибыли на Николаевский вокзал прямо из Царского Села. Поздоровавшись с собравшимися, поздоровавшись с почетным караулом от Лейб–гвардии 4‑го стрелкового Императорской фамилии батальона, государь остался на перроне, а государыня, одетая в глубокий траур, ушла в парадные комнаты. Здесь же государь впервые поздоровался со мной, как своим камер–пажом. Ровно в 9 часов подошел траурный поезд. Из вагона вышли сопровождавшие тело великие князья Николай, Георгий, Алексей и Сергей Михайловичи. Затем отслужена была краткая лития, и гроб вынесен был старослужащими и сверхсрочными 2‑й генерал–фельдцехмейстера и великого князя Михаила Николаевича батареи гвардейской конно–артиллерийской бригады и установлен на лафет от той же батареи.

Затем процессия тронулась по Невскому, Садовой, через Марсово поле и Троицкий мост в Петропавловский собор. По всему пути следования стояли шпалерами войска. Горели фонари, обтянутые черным крепом. Шел небольшой снег, но погода была мягкая. Три раза процессия останавливалась, и отслужены были литии. Непосредственно за лафетом шел государь император. За государем в трех шагах я. На всю жизнь запомнилось мне это шествие и по сей день стоит в глазах красная лопасть государева кивера. Затем шел министр двора и дежурство: генерал–адъютант Максимович, свиты его величества генерал–майор Джунковский и флигель–адъютант Гаврилов. Далее иностранные делегации: принц Генрих Прусский, принц Вильгельм Шведский, герцог Зюдерманландский (муж великой княгини Марии Павловны младшей) и другие. Затем лица императорской фамилии, чины свиты и, наконец, ехали кареты. По прибытии в Петропавловский собор, гроб установлен был в храме, и отслужена была панихида, на которой присутствовал весь дипломатический корпус, в шествии не участвовавший. Погребение состоялось в среду 23 декабря. Государь император прибыл в 9 часов утра в форме Гвардейской конно–артиллерийской бригады, и тотчас же началась заупокойная литургия. Присутствовали обе императрицы, и, если память мне не изменяет, в наряде были все камер–пажи. На часах у гроба стояли такие лица, как генерал–адъютант барон Майендорф, военный министр Сухомлинов, председатель Государственного совета Акимов. Гроб с катафалка сняли сыновья покойного, вместе с 16 артиллеристами Лейб–гвардии 2‑й артиллерийской бригады. Богослужение было очень длинное и очень утомительное. После похорон состоялся завтрак в Зимнем Дворце, на котором камер–пажи не присутствовали.

Мой последний год в стенах родного корпуса Воспоминания князя Н. Л. Барклай–де–Toли Веймарн, старшего камер–пажа и знаменщика выпуска 1913 г.

Красносельский лагерь и наш барак

Окончены экзамены и после короткого отпуска оба специальные классы выступили 1 мая 1912 г. в Красное Село. Мы, младший специальный класс, для инструментальных съемок, а старший для всяких других топографических работ (глазомерных, маршрутных и прочих съемок).

Красносельский лагерь состоял из главного и авангардного лагерей. Главный лагерь, расположенный на возвышенности, тянулся на протяжении нескольких верст в направлении с севера на юг, параллельно Балтийской железной дороге, фронтом, т. е. лицом — на запад. Он упирался своим левым флангом в наш пажеский барак. Далее к югу, верстах в двух от него, находилось дачное местечко Дудергоф, расположенное у возвышенности того же названия.

Против нашего барака лежало Дудергофское озеро с его купальнями и многочисленными лодками. По ту сторону озера находился авангардный лагерь, занимаемый военными училищами и некоторыми частями гвардейской кавалерии и артиллерии. Далее на запад простиралось огромное по своим размерам военное поле с Царским Валиком в его центре.

Главный лагерь занимался частями 1‑й и 2‑й гвардейских пехотных дивизий, делился вдоль и поперек на всем своем протяжении параллельными дорогами на большие квадратные участки, усеянными опрятными вытянутыми в ниточку белоснежными палатками с зелеными деревянными стенками. Каждый полк, батальон и рота имели свои постоянные участки и ревностно соблюдали щегольство и опрятность их наружного вида.

Параллельные фронту дороги назывались линейками. Первая или передняя линейка являлась парадным лицом всего лагеря. Шириной в несколько сажен, окаймленная аккуратно подстриженными газонными кантами и песочным тротуаром, вдоль которого возвышались грибки с сидящими под ними дневальными, она содержалась в исключительном порядке и чистоте. Никто кроме государя императора и сопровождавших его лиц не имел права проезда вдоль всего протяжения передней линейки, а пересекать ее было дозволено только в некоторых предназначенных для этого местах.

Наш барак, как сказано выше, находился на самом левом фланге главного лагеря, и передняя линейка заканчивалась против него. Если не ошибаюсь, то с 1913 г. левее нас должен был расположиться гвардейский мортирный дивизион.

Красотой архитектуры наш барак не отличался. Это было высокое деревянное здание, темно–коричневого цвета с простой треугольной железной крышей.

Обращенный к передней линейке боковым фасадом, с небольшим крыльцом и парадным входом, барак тянулся во всю длину в глубь нашего участка. Внутри он состоял из двух передних комнат, служивших дежурной и приемной, и длинного высокого дортуара с 4‑мя рядами коек с проходом по середине. Койки были отделены друг от друга небольшими шкафчиками. Между высокими окнами по сторонам дортуара стояли в гнездах наши винтовки и висела прочая амуниция. В противоположном конце барака находилась умывалка, небольшой цехгауз и выход в сад. Отделенная этим небольшим садом от барака в некотором отдалении, параллельно второй линейке находилась столовая, открытый с одной стороны продолговатый барак.

Между второй и третьей находилось офицерское помещение, небольшой лазарет и всякие хозяйственные постройки. Далее, между 3‑й и 4‑й линейками были бараки наших «дядек», вестовых, барабанщиков, горнистов и прочих служителей и нижних чинов, обслуживавших наши нужды. Совсем, сзади нашего расположения была конюшня с нашими строевыми лошадьми, возраст которых во многих случаях на много превышал предельный срок браковки, но, несмотря на это, преданно и покорно исполняли свои нелегкие обязанности.

Для инструментальных съемок, местность вокруг Красного Села и Дудергофа делилась на участки приблизительно в одну квадратную версту, и мы на узелки тянули номер участка.

Эти съемки производились попарно, т. е. два пажа работали совместно и получали одинаковый бал (но не всегда) за произведенную работу. Моим компаньоном был Богдан Ахматович, очень милый, спокойный и трудолюбивый мусульманин. (Он и его брат Лев поступили в корпус в 4‑й класс. В 1917 г. Лев Ахматович покинул корпус при нашем переходе в 6‑й или 7‑й класс).

Первая стадия инструментальных съемок, на которые давалось приблизительно 3 недели, заключалась в триангуляции, т. е. в измерении расстояний и углов между самыми выдающимися пунктами участка, которые обозначались по нашему усмотрению вбитыми в землю вехами. От правильности триангуляции зависела правильность всей работы и, поэтому, было очень важно, чтобы все вехи были на своих первоначальных местах до самого окончания съемки и ее проверки.

Но мы не были одни на своих участках. Другие военные училища тоже производили инструментальные съемки и поэтому наши участки часто переплетались с их участками. Вехи каждого училища были выкрашены в разные цвета и поэтому легко различаемы.

Мы жили дружно со всеми училищами, за исключением Павловского пехотного. Со времен давным–давно забытых, антагонизм между пажами и павлонами традиционно передавался из поколения в поколение. Они нас презрительно называли «пижами» и «шаркунами», а мы их «павлонами» и другими менее благозвучными именами. Их было 600–700 человек, нас всего 60–70. Физическая сила явно была на их стороне и, пользуясь ею, они часто притесняли нас. Много было столкновений с павлонами и главной ареной этих столкновений являлось Дудергофское озеро. Если во время катания в нашей единственной лодке мы не были начеку, то могли быть уверены, что она очень быстро будет окружена многочисленными лодками павлонов и перевернута в воду со всеми сидящими в ней пажами. Мы мстили их грубой силе как могли. Павлоны, идя на стрельбище, должны были пересечь парадную линейку у нашего барака и пройти по дороге, отделяющей нас от Лейб–гвардии Финляндского полка. Как только раздавался крик дневального «Павлонов несут!», мы были готовы к их встрече. Если они шли под командой офицера, то — увы, для нас все проходило спокойно. Если же офицера не было, то мы вооружались всевозможными причудливыми медицинскими аппаратами, в том числе огромным, специально для этого заготовленным пульверизатором. Пропустив павлонов через переднюю линейку, мы, предшествуя и следуя за ними, «дезинфекцировали» какой–то невероятно плохо пахнущей жидкостью дорогу их прохождения. Великолепно дисциплинированные и во всех отношениях блестящие павлоны, свято сохраняя неприкосновенность своего строя, ничем не могли реагировать против наших выходок, и только их озлобленные взгляды высказывали их душевное состояние.

Когда наши отношения с павлонами обострялись настолько, что рисковали вылиться наружу и впутать в наши «семейные дела» начальство, мы взаимно искали исхода к успокоению темпераментов. Таков был случай во время инструментальных съемок в 1912 г. Павлоны стали вытаскивать наши триангуляционные вехи и переставлять их на другие места. Мы, конечно, не остались в долгу и последовали их примеру. Такое положение вещей не могло продолжаться, так как оно лишало возможности, как нас, так и павлонов продолжать съемки и отозвалось бы весьма плачевно на наших учебных успехах. Инцидент, к счастью для обеих сторон, был скоро улажен. Наш фельдфебель Безобразов и фельдфебель павлонов встретились где–то на нейтральной почве и пришли к соглашению, по которому павлоны обещали сохранять неприкосновенность наших вех, а мы, со своей стороны, обещали не «дезинфекцировать» дороги при их прохождении мимо нашего барака. Компромисс этот строго сохранялся, но это не мешало тому, что потопление нашей лодки продолжалось, как и раньше, а мы вместо «дезинфекции» нашли много других каверз, чтобы изводить павлонов. Так например, мы завели огромные монокли на широких желтых лентах, подзорные трубы и бинокли не меньших размеров (приобретенные у Пето на Караванной), чрез которые мы свысока смотрели на павлонов при их прохождении мимо нашего барака. К сожалению, некоторые из наших каверз были лишены остроумия и иногда выходили из рамок приличия. Подчеркну, что наш антагонизм с павлонами был основан на традиционных, а не на личных чувствах, и являлся исключительно «групповой», а не стихийной необходимостью. Единичных павлонов мы не затрагивали, так же как и они не затрагивали единичных пажей. Юнкер Павловского училища производящий, например, съемки на нашем лагерном участке, считался нашим гостем, и мы всегда приглашали его, как в наш барак, так и к нашему обеду или завтраку.

Во время съемок мы пользовались довольно большой свободой. После утренней молитвы и переклички мы собирались в столовой для раннего завтрака. Со дня выступления в лагерь казна отпускала нам только чай, кофе, какао, сахар и по одному горячему блюду к обеду и завтраку. Поэтому нам представлялась возможность официально дополнять наш скудный казенный рацион собственными средствами. Каждый класс разбивался по собственному выбору на артели человек по 10–12 в каждой. Из этого числа каждая артель выбирала своего заведующего, обязанности которого заключались в снабжении нас всевозможными кулинарными деликатесами. Каждая артель старалась превзойти другую в тонкостях своих гастрономических вкусов, и потому при месячных расчетах наш пай намного превышал заранее установленную плату в 15–20 руб. в месяц. Для удобства в этих случаях мы забывали наши неограниченные аппетиты и капризные требования, и ни чем не стесняясь, обвиняли заведывающего артелью в его хозяйственных неспособностях. Последнему ничего другого не оставалось делать, как покрыть из собственного кармана недоимку или, во всяком случае, часть ее. Это было необходимой лептой за «честь» быть нашим артельщиком. Ввиду этого своеобразного положения, последние выбирались только из имущих и из таких, которые не очень сопротивлялись остальным членам артели.

Заведующим нашей артелью был Дмитрий Ахлестышев, по прозвищу «Хлестаков». В течение трех лагерных сезонов он исполнял эту обязанность, и мы не могли пожаловаться на наш выбор.

После завтрака мы отправлялись на свои участки, как и, когда хотели. На ближние участки шли пешком, а на более дальние ехали, или на извозчиках или на подводах. Если была скверная погода, мы по желанию могли оставаться в бараке. Все что от нас требовалось — это выполнение съемки в назначенный срок, а как мы подразделяли время для нашей работы мало интересовало наше начальство.

Скорее для проформы и весьма редко нас посещали на участках курсовые офицеры и наш профессор топографии подполковник Орлов, по прозвищу «Алеха». Для проверки наших знаний постоянным и неизменным последнего был: «Укажите ваше сегодняшнее место нуля (техническое выражение)». Если начальство не находило нас на наших участках, это оставалось без последствий.

Наш с Ахматовичем участок лежал верстах в 2–3‑х к востоку от Дудергофа, который в мае месяце еще пустовал. Сезон дачников и «жуков» (дам легкого поведения) начинался только в июне, по пребыванию полков гвардии в лагерь.

Во время съемок мы нанимали на окраине Дудергофа небольшую дачу, где мы могли и отдохнуть и поесть и при желании и выпить. Начальство, конечно, знало о нашей даче, но смотрело на это сквозь пальцы, только бы не было бы скандалов и пьянства. На даче, как и на участках, маркитанты снабжали нас всем необходимым и питьевыми и съедобными припасами. Нашими частыми гостями там были юнкера других училищ, главным образом Николаевского кавалерийского, с которыми мы особенно дружили.

Часов в 5–6 вечера мы возвращались домой и, сдав наши планшеты одному из специально назначенных для этого «дядек» (забыл его имя), мы опять собирались в столовую к обеду (или, вернее, к ужину). Затем опять перекличка, вечерняя молитва и наш рабочий день окончен. И так в продолжение трех недель.

Традиции и цукание

С выступлением в лагерь для съемок мы пажи младшего специального класса получили, согласно традиции, от нашего старшего класса, так называемое «корнетское» положение и из «зверей» превратились в полноправных друзей нашего старшего класса, с которым мы были должны расстаться через месяц. Этот месяц равноправия в наших отношениях еще более сдружал нас с нашими старшими друзьями, с которыми мы в продолжение многих лет, все же до известной степени, были отделены традиционным цуканием. Тот, который не прошел сам школы цукания, вряд ли сможет понять весь комплекс взаимоотношений существовавший между старшими (корнетскими) и младшими (звериными) классами пажей.

Основанное на принципе сохранения старых традиций и на братской дружбе, связывающей пажей в единую семью, цукание было прекрасной школой воспитания, приучавшей нас к строгой дисциплине, порядку, беспрекословному послушанию и лояльности к старшим. Оно развивало в нас чувство сдержанности и самообладания. Оно заставляло нас помнить, что честь носить пажескую форму и с малых лет быть близкими служаками императорской семьи, налагало на нас строго установленные права (в корнетских классах) и обязанности (в звериных классах). Эти права и обязанности, касающиеся только наших внутренних семейных взаимоотношений, достались нам по наследству от старших поколений, которые в течение более ста лет создавали и строили этот непоколебимый «esprit de corps», который был одной из главных выдающихся черт, присущих только Пажескому Е. И. В. корпусу. Здесь следует отметить, что цукание в том виде, в каком оно проявлялось среди пажей, никогда и ни в чем не затрагивало ни самолюбия, ни личного достоинства «зверя». Если и случались единичные случаи такого вида цукания, или цукания с оттенком хамства, то цукалыцик своим же классом быстро приводился к разуму.

Мы любили наш старший класс. Мы знали, что сегодня они корнеты, но знали также, что и мы будем таковыми, и будем обучать наш младший класс тому, чему сами научились от них.

Многое говорилось и писалось «есрго» и «contre» цукания и я не берусь философствовать на эту, увы, отжившую тему. Как в общих классах, так и специальных «звери» были ограничены во всех своих действиях, передвижениях и даже в способе их мышления возможными традиционными правилами, перечень которых потребовал бы объемистую книгу.

(Для иллюстрации приведу несколько примеров. Каждое помещение имело ряд невидимых непосвященному глазу «корнетских черт», через которые «звери» не смели переступать. Время для вставания, утреннего и вечернего туалета, завтрака и обеда, ужина, прогулки и пр. и пр. были вычислены для «зверей» с минутной пунктуальностью. Складывание одежды и белья и постановка сапог на ночь подвергалась особой рационализации. Отдание чести, маршировка и, вообще строй, и строевой вид младшего класса являлся постоянным пунктом для строгого надзора со стороны старших и источником многих наказаний. Знание наизусть имен, номеров и мест стоянок полков армейской кавалерии являлось одним из многочисленных побочных требований для младшего класса. В общих классах наказания сводились, главным образом, постановкой в «башню». Вначале было трудно. Со временем все как–то приспособились и постановка в «башню» не производила на них никакого физического впечатления, являясь лишь неприятным и скучным препровождением свободного времени. Для того чтобы не быть пойманным начальством врасплох, существовала система «махальных», которые издалека установленными знаками предупреждали о приближении опасности. В лагере в Красном Селе для той же цели имелась скрытая сеть электрических звонков.

В специальных классах наказания были иными. Лишение отпуска, стоянка под ружьем, маршировка и др. О «башне» не было и речи.

До 1912 г. порядок перехода из класса в класс в специальных классах происходил следующим образом: 7‑й (общий) класс по окончанию в мае месяце экзаменов на аттестат зрелости, выступал 1‑го июня в лагерь и превращался в младший специальный класс. До того младший специальный класс, с того же числа становился старшим специальным классом, а старший специальный класс откомандировывался по полкам своего выпуска до дня производства в офицеры, обычно в день Святого Преображения 6‑го августа старого стиля.

В 1912 г., т. е. тогда, когда мы переходили из младшего в старший специальный класс, система перехода из класса в класс к нашему большому огорчению и неудовольствию была изменена.

Решением высшего начальства 7‑й класс не выступал в лагерь и потому, по откомандировании нашего старшего класса по полкам, мы остались в одиночестве, не имея под собой «зверей», над которыми мы могли бы изъявить силу нашей только что приобретенной корнетской власти. Это решение было, конечно, связано с вопросом борьбы против цукания, предпринятого по инициативе Главного управления военно–учебных заведений, которое во что бы то ни стало, хотело разбить и искоренить старые традиции.

Должен сознаться, 2‑месячный (июнь–июль 1911 г.) лагерный сбор для нас, только что перешедших в специальные классы пажей, был одним из самых тяжелых периодов. Наш старший класс, всей мощью своей корнетской власти, взял нас в обработку и днем и ночью заставлял нас не только помнить, но и чувствовать свое низкое «звериное» положение. Так как дежурный офицер не жил в нашем бараке, то мы были предоставлены сами себе, или, вернее мы «звери», были предоставлены в полное распоряжение старшего класса.

Кроме уже указанных выше требований и правил, замыкающих «зверей» в строго ограниченные рамы, существовал ряд других традиций, которые не давали покоя «зверям».

В старые времена пажи младшего специального класса прикомандировывались к нашим лагерным соседям Лейб–гвардии Финляндскому полку и в его рядах проходили ротные, батальонные, полковые и прочие учения. По этой, уже отжившей в мое время причине «подразумевалось», что весь младший класс выходил «офицерами» в этот полк. Поэтому, если кто–нибудь из корнетов напевал или насвистывал марш Финляндского полка, то весь младший класс должен был вскакивать навытяжку, даже из постели среди глубокой ночи.

В этом роде была и следующая традиция: «Младший класс! Кто виноват?». Вдруг раздавался возглас кого–нибудь из старших. При этом, иногда неожиданном, но хорошо знакомом вопросе, младший класс вскакивал и стоя «смирно» отвечал:

«Паулина», а затем хором исполнял следующие куплеты:

Paulina war ein Dame Ein, Dame Ein? Dame Ein sehr pikante Dame Ein Dame zu Plaisir Hap–tshi! Sie sass aufdem Balkone, Balkone, Balkone, Und drank tee mit Citrone Citrone zu Plaisir Hap–tshi Dann kam ein Eskadrone Eskadrone, Eskadrone Und ………… so weiter:

Да, в коротком очерке описать все стадии, пройденной нами школы цукания, связанной в одно целое со старыми пажескими традициями, невозможно. Но я уверен, что все мы, оставшиеся и разбросанные по всему миру коренные пажи, вспоминаем наше «звериное» время с тем же умилением, как и наше «корнетское» время, проведенное в стенах родного корпуса.

«Папа Римский» — Донон — Пажи

Вообще нам было запрещено посещать рестораны и всякие частные увеселительные заведения, и в громадном большинстве случаев администрация последних не допускала нашего входа. Но были и такие заведения, вроде Старого Донона у Николаевского моста Северной гостиницы на Мойке, несколько кавказских погребков и других второ — и третьеклассных ресторанов, которые допускали нас по секрету и, конечно, только в отдельные кабинеты. Помнится мне следующий случай. Мы были уже камер–пажами и в одну прекрасную отпускную субботу небольшой компанией человек в 8–10 собрались кутнуть у Старого Донона и приветствовать подвизавшуюся там кафешантанную певицу (кажется, ее звали Нюрой Хмельницкой), за которой мы все волочились и, кажется, все без исключения пользовались ее не столь строгой добродетелью.

Заняв отдельный кабинет на самом верхнем этаже ресторана и не выходившего окнами в общую залу, мы решили посмотреть акт нашей фаворитки. Потихоньку и прячась, пробрались мы на хоры общего зала, расположенные в том же с нами этаже, против сцены. Высокий парапет скрывал наши пажеские мундиры от внизу сидящей публики, и только наши физиономии высовывались иногда посмотреть, что делается в партере. А партер был полон всевозможной публикой, сидящей за отдельными столиками. Среди публики был стол, занятый несколькими офицерами Лейб–гвардии драгунского полка с ротмистром Римским — Корсаковым, или как его все звали «Папой Римским» во главе. Не знаю отчего, но вдруг головы всех лейб–драгун поднялись и их взоры устремились на наши высунутые лица. «Папа Римский», на вид весьма грозный, а на самом деле добрейший и милейший человек, встал и с суровым видом, сопровождаемый остальными лейб–драгунами, направился к выходу, пригрозив кулаком в нашем направлении.

Мы, конечно, не заставили себя ждать на месте. Вприпрыжку и вперегонку помчались обратно в наш кабинет. Но оставаться там было невозможно, так как стол со всеми признаками неоконченного ужина выдал бы место нашего пребывания, а кабинет не запирался на ключ. Уже на лестнице внизу слышался громкий голос «Папы» и тяжелые шаги поднимавшихся наверх офицеров. Правда, поднимались они не торопясь, но производили неимоверный шум гремевшими по ступенькам саблями. Испуганный метрдотель и лакеи–татары метались во все стороны, открывая свободные кабинеты и чуланы и размещая нас, кого в шкаф, кого под диван, кого за занавес, кого под стол. И с таким же успехом прятали наши пальто, шпаги и каски.

«Ну, вот я им покажу! Век будут помнить! Молокососы, да еще у Донона!» раздавался уже совсем близко голос «Папы». Уверения бегавшего вокруг него управляющего Донона, что никаких пажей здесь нет, и никогда не бывало, мало действовали на «Папу». Он продолжал грозить невидимым пажам всевозможными карами, уверяя, что узнал каждого из нас в лицо. Обойдя все кабинеты, и не найдя никого, по–видимому для поддержки своего престижа, «Папа» обрушился всей своей мощью на бедного управляющего. Это излияние его немного успокоило и, в конце концов, послышались его и остальных офицеров удаляющиеся шаги. Мы, конечно, были ни живы, ни мертвы и, думаю, представляли собой не весьма гордую картину, когда выползли из потаенных мест. Мигом расплатившись, мы столь ж быстро шмыгнули вон из негостеприимного Донона.

Несколько дней мы ходили как в воду опущенные, ежеминутно ожидая вызова к директору, изнемогая от неизвестности нашей судьбы. Я, как старший из бывших у Донона пажей, позвонил по телефону в Петергоф бывшему пажу — драгуну корнету Горбатовскому и передал ему, что по поручению некоторых из нас обращаюсь с весьма секретной просьбой выяснить, думает ли «Папа», как он грозился, подать рапорт относительно инцидента у Донона, и стал рассказывать ему в третьем лице происшедшее.

«Что ты мне очки втираешь!» — перебил и рассмеялся Горбатовский. «Ведь, сознайся, что и ты был там?» — «Да», — ответил я грустно, — «Ну хорошо» — продолжал Горбатовский, — «поговорю с «Папой» и разузнаю в чем дело. Завтра буду в городе и заеду в корпус». Еще сутки промучались мы. На следующий день, во время вечерних занятий, меня вызвали в швейцарскую. Это был Горбатовский. Поздоровавшись со мной, мы сели на ступеньках лестницы. «Вчера, — начал Горбатовский, — я не мог тебя успокоить, так как мы, слышавшие рассказ «Папы», обещали держать происшедшее в строжайшем секрете, теперь же «Папа», узнав состояние, в котором вы находитесь, рассердился, что вы могли подумать хоть минуту, что он, сам бывший паж, донесет на вас. Никакого рапорта «Папа» не собирался и не собирается подавать. На днях в собрании он рассказал некоторым из нас о вашей выходке. Правда, что он многих узнал в лицо и был весьма доволен и горд, что, дескать, напугал до смерти щенков и спас вас от непоправимого зла». Этой последней фразы я не понял и попросил объяснить, что она означает. «Да очень просто, — ответил Горбатовский, — в общем зале сидел плац–адъютант (фамилии я не помню) и когда «Папа» увидел вас высовывавшихся из–за парапета, пришел в ужас при мысли, что будет с вами, если этот последний заметит вас. Поэтому он решил действовать безотлагательно и так напугал вас, чтобы вы немедленно исчезли из стен Донона…». Я сознался, что «Папа» действительно так напугал нас, что вряд ли кто–либо из нас захочет еще раз посетить Донон. «Да, — прибавил Горбатовский, — Папа сказал мне: передай этим балбесам, чтобы хоть для приличия научились бы лучше прятаться. А то, что получилось: где сапог торчит из–под дивана, где шпора звякает из–под стола, где гардина неестественно колыхается. Прямо стыдно было перед метрдотелем».

Во время этого разговора я чувствовал, что слезы подступают к моим глазам. Не слезы успокоения за свою участь, но слезы восхищения перед человеком, прямота которого, не погубив нас на пороге жизни, дала нам урок, который нравственно был гораздо тяжелее, нежели совокупность всех наказаний, предусмотренных уставом о наказаниях.

Во время войны 1914 г. судьба часто сталкивала меня с «Папой», который в то время был начальником пулеметной команды нашей 2‑й гвардейской кавалерийской дивизии. Осенью 1915 г. во время боев вдоль Огинского канала я со своим эскадроном оторвался в разведке от полка и, возвращаясь к нашим позициям, очутился в районе лейб–драгун, к которым временно и присоединился. Бои шли непрерывно и как–то, будучи в прикрытии наших пулеметов и сидя с «Папой» в какой–то землянке, я вспомнил инцидент у Донона и в подробности рассказал ему наши переживания. Он долго смеялся и в свою очередь рассказал, что, пугая нас, ни он, ни остальные драгуны не чувствовали себя на особенно твердой почве, так как существовал приказ по гвардейскому корпусу, в котором «советовалось» господам гвардейским офицерам воздерживаться от посещения увеселительных заведений и ресторанов сомнительной репутации, в том числе и Старого Донона у Николаевского моста, и что вышеуказанный плац–адъютант, услышав шум в верхних этажах, предполагая, что это лейб–драгуны, только что поднявшиеся буянили, ринулся наверх, но уже на лестнице был встречен спускающейся компанией лейб–драгун, которые преградили ему дорогу. По–видимому, после некоторых пререканий, «Папа» навеял на плац–адъютанта тот же страх, что и на нас, так как он, по словам «Папы», быстро ретировался.

Генерал П. О. Бобровский и его сыновья

Среди соратников Дмитрия Алексеевича Милютина видное место занимал Павел Осипович Бобровский — военный педагог и юрист, знаток истории организации русской армии от «выборных солдатских полков иноземного строя» до учреждения регулярной армии Петром Великим, официальный историограф Лейб–гвардии Преображенского полка, автор многочисленных трудов по военной истории России.

П. О. Бобровский родился в 1832 г. в семье профессора Вильнюсского университета. Закончил Полоцкий кадетский корпус и курс обучения в Дворянском полку. Службу начал в 1851 г. в чине прапорщика в Лейб–гвардии Литовском полку. В 1853–1854 гг. участвовал в составе Дунайской армии в Крымской войне. В 1857 г. закончил Академию Генерального штаба, до 1864 г. служил в войсках и войсковых штабах.

Высочайшим указом в 1863 г. П. О. Бобровский был назначен состоять при военно–учебных заведениях для особых поручений с оставлением в Генеральном штабе. С этого времени он на долгое время был связан с реформой военного образования в рамках общей военной реформы, проводимой Д. А. Милютиным. Была организована двухуровневая система военного образования, в которой учреждение юнкерских училищ наряду с военными училищами занимало ключевое место. Это позволило повысить образовательный уровень лиц, производимых в офицеры и расширить социальную базу призываемых в армию в результате введения всеобщей воинской повинности.

Бобровский на практике в войсках мог убедиться в несовершенстве существовавшего до этого принципа подготовки офицеров непосредственно в полках из вольноопределяющихся и унтер–офицеров. Используя опыт организации юнкерских училищ, он написал фундаментальный труд «Юнкерские училища». В этой трехтомной монографии был дан исторический обзор деятельности и развития юнкерских училищ, основные Принципы военного воспитания и обучения в них, необходимые мероприятия по организации их хозяйственной деятельности и быта. Автор отмечал, что «полкам недоставало многих условий для доставления надлежащего образования офицерам, они не в состоянии дать и теперь всего того для достижения этой цели». Общее образование юнкеров имело первостепенное значение для качества их специальной подготовки. «Чем полнее и совершеннее общее образование, тем без сомнения легче прививаются те прикладные знания, тот запас специальных сведений, с которыми каждый начнет свою общественную деятельность». Такая позиция Павла Осиповича отражала важный этап военно–учебной реформы — организацию военных гимназий взамен кадетских корпусов, чем достигалось более углубленное изучение общеобразовательных дисциплин обучаемыми. Принципы военного воспитания в России и до военной реформы ставили во главу угла вопросы нравственного воспитания будущих офицеров. Продолжая эту традицию, П. О. Бобровский полагал, что «педагогика и здравый смысл не могут отделить понятие об обучении от понятия воспитания». По его мнению, «предметы долженствующие войти в состав учебного курса юнкерских училищ должны по своим качествам удовлетворять общечеловеческим и специальным требованиям и обнимать не только то, что пригодно для жизни и что пойдет в дело с первых дней службы, но и все то, чем обуславливается и от чего зависят успехи воспитания офицера, как человека». Высокие требования предъявлялись к воспитателям будущих офицеров. Каждый воспитатель должен был представлять нравственную норму, «дабы напоминать о нравственном законе молодому не созревшему человеку».

В период службы в Управлении военно–учебными заведениями П. О. Бобровский осуществлял методическое руководство в составлении программ обучения в юнкерских училищах, разделив их на три направления:

— специальные предметы умственного обучения,

— практические занятия в поле и

— строевое обучение.

Умственное обучение включало общеобразовательное и специальное. Из–за недостаточной подготовки по общеобразовательным дисциплинам, от поступавших в юнкерские училища требовалось особое внимание уделять изучению русского языка, как основы общеобразовательных дисциплин, а также русской истории, так как она «развивала патриотические чувства, но без извращения истины, и не должна поднимать чувства кичливости, не должна поднимать ни ненависти к иноземному, ни чувства веронетерпимости к другим исповеданиям».

Заслуги П. О. Бобровского на ниве военного образования не остались незамеченными. В 1864 г. он был произведен в полковники, а в 1870 г. — в генерал–майоры.

Параллельно с реформированием среднего военного образования шла реформа высшего военного образования, в том числе и военно–юридического. Специальное военно–юридическое образование в России вело свое начало от Аудиторской школы, образованной в 1832 г. Впоследствии она была преобразована в Аудиторское училище, в котором в 1866 г. был открыт офицерский класс. На его базе в 1867 г. была открыта Военно–юридическая академия. Окончательное Положение о военно–юридической академии было утверждено в 1868 г. Согласно ему в академию принимались штаб — и обер–офицеры. Курс обучения был рассчитан на два года, а ежегодный прием не превышал 25 человек. Аудиторское училище в 1869 г. было преобразовано в Военно–юридическое училище с трехлетним курсом обучения, куда принимались лица, имевшие законченное среднее образование. Таким образом, училище стало высшим военно–юридическим учебным заведением по подготовке гражданских чиновников к службе по военно–судебному ведомству. При этом существовало два однородных высших военно–юридических учебных заведения: одно — для офицеров, другое — для гражданских лиц. Второе по уровню подготовки слушателей и продолжительности курса обучения превосходило первое.

Возникшая двойственность поставила вопрос о ликвидации одного из них. Для обсуждения этого вопроса, которое длилось целых шесть лет, было создано Особое совещание под председательством военного министра Д. А. Милютина. В 1878 г. было принято решение об упразднении Военно–юридического училища. Курс обучения в академии был увеличен до трех лет. Наряду с офицерами на третий курс академии стали принимать чиновников–стипендиатов военно–судебного ведомства с юридическим образованием. На академию была возложена задача подготовки офицерских кадров для военно–судебного ведомства и одновременно ведение научных исследований в области военного права. Высочайшим приказом по военному ведомству от 25 декабря 1875 г. генерал–майор П. О. Бобровский был назначен начальником Военно–юридической академии с оставлением в Генеральном штабе.

П. О. Бобровский вступил в командование академией в период ее реорганизации и становления. По существу, ему пришлось быть организатором надежного фундамента военно–юридического образования в России, что было отчасти сопряжено с проходившей в те годы судебной реформой. Учебные программы академии включали углубленное изучение военно–уголовного законодательства, государственного и гражданского права, истории русского права, энциклопедии права, финансового, международного, полицейского и церковного права, судебной медицины, психологии и логики. К чтению лекций были привлечены выдающиеся ученые–юристы Н. А. Неклюдов (1840–1896), К. Д. Кавелин (1818–1875) и другие. Известный русский юрист и государственный деятель Анатолий Федорович Кони (1824–1927) писал, что П. О. Бобровскому «удалось вывести из молчаливого уединения… глубокого мыслителя (К. Д. Кавелина — Авт.) — историка русского юридического быта и выдающегося цивилиста, дать возможность воспитанникам академии услышать горячее, вдохновенное и полноценное слово старого профессора лучших времен Московского университета. Не только в серьезной любви к науке нашел Бобровский точку тесного соприкосновения с Кавелиным, питавшим к нему искреннее уважение, — чем он дарил не многих, но и в одной общей нежной любви к Петру».

«Когда мне бывает грустно, когда я поддаюсь сомнениям о будущем России, — говорил Кавелин, — я беру Евангелие или думаю о Петре, и мне становится легче». Так смотрел и Бобровский — и в мыслях о Петре, следы которого он видел во всем хорошем на Руси, и в словах Христа искал утешения и поддержки в те, в последнее время тяжкие минуты, когда его больное и усталое сердце сжималось тоскою и тревогой за родину. Академия воздала ему справедливость, приобщила его к себе, в качестве своего почетного члена.

До 1914 г. Военно–юридическая академия выпустила 1499 высокообразованных военных юристов. За время службы в академии П. О. Бобровского произошел переход к высоко научному военно–учебному процессу, что, в свою очередь, позволило военно–судебному ведомству России достойно вписаться в прогрессивную судебную реформу 1860–70‑х гг.

Служба П. О. Бобровского в академии повлияла на всю его жизнь. Не имея специального военно–юридического образования, генерал–лейтенант Бобровский не счел для себя зазорным фактически вступить в число слушателей академии. За три года он прошел весь курс лекций. В результате тесного общения с профессорско–преподавательским составом у него появилось желание к самостоятельной научной работе в области военного права. И в 1887 г. Бобровский написал фундаментальный труд «Военное право в России при Петре Великом». В обширном трактате о войсках Западной Европы XVI–XVII вв. дается интересная характеристика состава, организации и состояния русского войска, содержится подробный разбор петровского «Артикула воинского» с указанием источников происхождения этого замечательного законодательного памятника. Глубокое изучение наследия Петра I утвердило П. О. Бобровского в том, что при реформировании России, царь не ограничивался копированием западных системных образцов, а внес много своего национального.

В таких работах, как «Развитие способов и средств для образования юристов военного и морского ведомства в России» (1881) и «Беседа начальника Военно–юридической академии о значении военных законов Петра Великого для устроенной им регулярной армии» (1886) П. О. Бобровский отразил свой взгляд на основные положения военно–юридической науки, во многом сохранившие свою актуальность и до наших дней.

В 1897 г. он завершил службу в академии и был назначен сенатором, присутствующим в судебном департаменте правительствующего Сената. Это дало ему возможность наряду с новыми обязанностями посвятить себя научной работе, направленной на всестороннее изучение военных преобразований Петра Великого. В ряду множества научных трудов, посвященных этой теме, особое место занимают «История Лейб–гвардии Преображенского полка» и «История 13‑го Лейб–гренадерского Эриванского полка» — бывшего Бутырского. Обе монографии были изданы «По Высочайшему повелению». Таким образом, П. О. Бобровский стал официальным историографом обоих старейших полков русской регулярной армии, которые с честью служили России вплоть до октябрьского переворота 1917 г.

Научные работы исследователя отличаются глубиной. Это дало повод известному военному историку А. З. Мышлаевскому в рецензии на «Историю 13‑го Лейб–гренадерского Эриванского полка» написать: «Виден историк более широкого масштаба в смысле сбора материала, нежели требуется для составления полковой летописи». Эта монография охватывает широчайший круг вопросов, связанных с военно–историческим прошлым России, с ее социальной, политической, хозяйственной, дипломатической деятельностью.

Работа над историей Преображенского полка позволила поднять целый пласт интереснейших исторических сведений о борьбе за власть правительницы Софьи Алексеевны с молодым Петром, о создании Петром «потешного войска», а также событиях, завершившихся основанием Санкт — Петербурга и Полтавской битвой, которые полноправно ввели Россию в русло европейской политики.

Научное военно–историческое наследие П. О. Бобровского обширно и многогранно. «История двух вышеупомянутых полков, — писал А. Ф. Кони, — проникнута здоровым патриотизмом, чуждым какого–либо шовинизма и национального самовосхваления, она изобилует бытовыми картинами и обширными историческими очерками, достойными сжатого содержательного письма покойного Шильдера. Петр и Екатерина, Александр и Николай со своими сподвижниками и характерными чертами своих царствований, угрюмая северная природа, горы и зной Кавказа, планы и описания битв, рассказы о трудностях приспособления русского человека к новым условиям места и времени, обширное исследование о мюридизме — проходит пред читателем, раскрывая пред ним под скромным названием истории полка — историю его родины в ее боевых испытаниях. Искусное распределение материала и много новых, неведомых прежде данных, добытых на местах, подтверждают неослабевающий интерес к этим фолиантам и дают полное удовлетворение критической мысли, которая вместо дифирамбов и условных восторгов, находит спокойную объективность автора, согретую любовью к своему труду».

Работа над историей 13‑го Лейб–гренадерского Эриванского полка позволила обратить внимание ученого на истоки событий, предшествовавших Кавказской войне и участию в них А. В. Суворова. Некоторые аспекты этого исторического периода освещены в работах «Кубанский егерский корпус» (1893) и «Суворов на Кубани в 1778 г. и за Кубанью в 1783 г.» (1900).

Круг научных интересов П. О. Бобровского не ограничивался изучением вопросов организации военного образования, истории русского военного права и учреждения регулярной армии России. Его перу принадлежат исследования по статистике, связанные с Гродно и Гродненской губернией, уроженцем которой он был. Будучи членом Императорского русского географического общества, он занимался проблемами вероисповедания отдельных конфессий, в частности, вопросами, истории греко–униатской церкви, а также славистики. Он обратился к научному наследию Михаила Кирилловича Бобровского — известного ученого слависта и ориенталиста, открывшего Супрасальскую рукопись — памятник древней русской письменности.

В 1896 г. Павлу Осиповичу было присвоено воинское звание генерала от инфантерии. За выдающиеся заслуги он был награжден многими орденами, в том числе орденом Св. Александра Невского, стоявшего по статусу непосредственно за орденами Св. Апостола Андрея Первозванного и Св. Владимира 1 — и степени.

Скончался П. О. Бобровский в 1905 г. и был похоронен на кладбище рядом с имением «Макули», ныне Макуляй близь города Зарасай в Литве.

В семье П. О. Бобровского воспитывалось три дочери и три сына — Сергей, Михаил и Василий. Все трое были выпускниками Пажеского корпуса. По–разному сложилась их судьба в горниле октябрьского переворота и гражданской войны в России. Во многом их жизнь слилась с судьбами сотен бывших пажей и русских офицеров. Немного известно о жизни среднего сына Михаила и младшего — Василия.

Согласно документам Пажеского корпуса, Михаил Павлович Бобровский родился 22 октября 1876 г. и был зачислен в пажи в III класс корпуса в 1891 г. Впоследствии он был произведен в камер–пажи и выпущен из корпуса в августе 1897 г. хорунжим 3‑го Кубанского пластунского батальона. Фотография того времени сохранила облик молодого офицера в черкеске с газырями на бешмете и в кубанке — папахе со знаком Пажеского корпуса на мундире ниже газырей, сидящим в свободной позе с шотландской овчаркой у ног. Возможно, он, как и тысячи его сверстников, погиб на юге России в гражданской войне.

Василий Павлович Бобровский в 1895 г. учился в IV классе корпуса. Он был выпущен в Лейб–гвардии егерский полк. Семейный альбом хранит фотографию щеголеватого поручика–гвардейца с небольшой колодкой орденов и медалей, ниже которых — полковой знак Егерского полка, а под ним — неизменный знак Пажеского корпуса — белый эмалевый мальтийский крестик, такой же, как и на груди его брата Михаила. Поручик Василий Бобровский выглядит подтянутым с прямым, открытым взглядом. Согласно семейным преданиям, он не снял офицерскую форму с погонами и был застрелен революционным матросом на улице Петрограда.

Совсем иначе сложилась судьба старшего из братьев — Сергея. Он родился 28 мая 1875 г. В трехлетнем возрасте — в 1878 г. был зачислен в пажи–кандидаты Высочайшего двора. Обучение его началось в Николаевском кадетском корпусе, откуда он в 1888 г. был переведен в Пажеский Его Императорского Величества корпус. Поступить туда было не просто. Потребовался 10-летний кандидатский стаж. В августе 1893 г. Сергей Бобровский был переведен в младший специальный класс корпуса, а с 1 сентября ему начали засчитывать срок действительной военной службы. За проявленные успехи и прилежание в учебе в 1894 г. он был назначен исполняющим должность фельдфебеля, а вслед за этим в ноябре 1894 г. — фельдфебелем корпуса. В том же году он был произведен в камер–пажи Высочайшего двора. Традиционно производство камер–пажа старшего специального класса в фельдфебели корпуса означало, что он становился личным камер–пажом государя императора. В своих воспоминаниях фельдфебель старшего специального класса В. Н. Штрандман написал, что после его утверждения фельдфебелем в октябре 1896 г., директор корпуса граф Ф. Э. Келлер вручил ему специальную шпагу, которая переходила ежегодно от одного фельдфебеля к другому с выгравированными на ней их фамилиями. Среди них была и фамилия Бобровского. Кроме выдающихся успехов в учебе, фельдфебель корпуса должен был иметь определенные внешние данные, соответствующие его высокой должности.

По существовавшему положению, паж специальных классов корпуса после выпуска должен был прослужить три года в войсках. В августе 1895 г. Сергей Бобровский после экзамена был произведен в подпоручики и направлен в 7‑й саперный батальон с прикомандированием к Лейб–гвардии саперному батальону в ожидании открытия офицерской вакансии. Молодой подпоручик еще в корпусе проявил склонность к техническим дисциплинам. В том же году он получил подарок из кабинета его величества — золотые часы с государственным гербом. В 1896 г. СП. Бобровский был переведен в Лейб–гвардии саперный батальон и вступил в командование ротой и в заведывание отделением саперной школы. Прослужив положенный срок в войсках, он был откомандирован для сдачи экзаменов в Николаевскую инженерную академию. Эти экзамены он успешно сдал, однако, в академии не оказалось штатных вакансий. Учитывая отличные способности кандидата, с разрешения военного министра СП. Бобровский был зачислен сверхштатным обучающимся офицером в младший класс академии. Вскоре вакансия открылась, и молодой офицер окончил двухлетний курс по I разряду, получил право ношения академического знака и был переведен на дополнительный куре академии с получением права, за достигнутые успехи, на преимущество при производстве в штаб–офицерский чин. Дополнительный курс академии он окончил с отличием. В течение года поручик СП. Бобровский был произведен в штабс–капитаны, и вслед за этим в капитаны с переводом в военные инженеры в распоряжение Главного инженерного управления. Пришло время показать, на что способен выпускник с отличием закончивший Николаевскую инженерную академию.

За экзаменационный проект по мостам Конференция Николаевской инженерной академии присудила капитану СП. Бобровскому первую премию имени инженера путей сообщения, действительного статского советника Березина в размере 300 руб. С этого времени научные интересы СП. Бобровского в значительной степени были связаны с мостостроением. Перед Первой мировой войной на технических конкурсах он неоднократно занимал призовые места. За отличия в службе в 1910 г. Сергей Павлович был произведен в полковники и награжден орденом Св. Станислава 2‑й степени (ранее был награжден орденом Св. Анны 3‑й степени). В соответствии с положением о прохождении службы, после окончания академии было необходимо прослужить четыре года и шесть месяцев в войсках, с правом прослужить последние полтора года в военно–учебных заведениях. Как сказано в послужном списке капитан СП. Бобровский: «С соизволения Его Императорского Высочества Генерал — Инспектора по Инженерной части был утвержден штатным преподавателем Николаевской инженерной академии».

В это же время С. П. Бобровский наравне с другими военными инженерами принимал живейшее участие в сооружении моста Петра Великого через Неву (ныне Большеохтинский). До наших дней на мосту сохранилась памятная доска с именем полковника СП. Бобровского, выполнившего проект разводной части моста. В июле 1914 г. он был командирован в распоряжение штаба Варшавского военного округа. Приближающиеся военные события на границе требовали инженерной подготовки предстоящего театра боевых действий в части обеспечения войск. Полковник С. П. Бобровский неоднократно выступал в качестве руководителя строительства мостов на реках Неман, Зельве, Ясельда и Шара, а также выполнял иные задания начальника инженерных снабжений армий Северо — Западного фронта, за что был награжден орденами Св. Владимира 3‑й и 4‑й степени.

Но вскоре способности СП. Бобровского были использованы на новом поприще — организации автомобильного парка армии. Он хорошо знал автомобильное дело, сам управлял машиной. К тому же в семье имелся автомобиль, а его сестра Е. П. Лукницкая была одной из первых женщин в России, получившая водительское удостоверение.

В мае 1916 г. с «Высочайшего соизволения» был утвержден «Временный штат правительственного технического надзора за сооружением казенного завода военных самоходов и временных правил об обязанностях и правах указанного завода». Полковник С. П. Бобровский был назначен старшим инженерным приемщиком Главного военно–технического управления, а вслед за этим — «Старшим инспектором временного правительственного технического надзора за сооружением казенного завода военных самоходов и за постройкой последних на этом заводе». Приказом Временного правительства армии и флоту о чинах военных от 21 ноября 1917 г., за отличие по службе СП. Бобровский был произведен в генерал–майоры. Очевидно, это было последнее дооктябрьское производство в генеральское звание в старой России.

Строительство завода «военных самоходов» было намечено в Сибири и поручено одной из английских фирм. Для ознакомления с зарубежным автомобилестроением С. П. Бобровский, начиная с октября 1916 г., неоднократно бывал в Англии, Франции и Италии. О своих впечатлениях он докладывал в Ставку верховного главнокомандующего. В июле 1917 г. он был откомандирован в Англию по делам, связанным с сооружением казенного завода военных самоходов. Однако начать строительство завода СП. Бобровскому не удалось, грянул октябрьский переворот. 2 марта 1918 г. его миссия в Англию была завершена. Последняя запись в послужном списке генерал–майора СП. Бобровского была сделана 4 марта 1918 г.

Началась длительная одиссея русского генерала. На родину при жизни ему не было суждено вернуться, но душой он оставался с ней. Он собрал группу русских офицеров, которая зафрахтовала пароход во Владивосток, чтобы присоединиться к армии Александра Васильевича Колчака. Но в январе 1920 г. адмирал был арестован чехословаками и выдан большевикам в Иркутске. После 6-дневного допроса 7 февраля 1920 г. по решению Иркутского ВРК адмирал был расстрелян, а тело его сброшено в прорубь.

Вместо Владивостока пароход с русскими офицерами прибыл в Японию, но и там они долго не задержались и отправились в Южную Америку. Уругвай, Парагвай и Аргентина давали политическое убежище русским эмигрантам. В Парагвае тогда осело особенно много русских военных. Восемьдесят из них поступили на службу в армию Парагвая. Русские генералы И. Т. Беляев и Н. Ф. Эрн руководили боевыми операциями в кровопролитной войне (1932–1935) с соседней Боливией, которая была выиграна, несмотря на ее превосходящий экономический потенциал. Сегодня 10 улиц столицы Асунсьон носят имена русских офицеров. СП. Бобровский также не остался безучастным к жизни приютившей его семью страны. Используя свой громадный технический опыт, он занимался в Парагвае, как и в России, строительством мостов. Вместе с русскими учеными–эмигрантами он открыл Технический университет. В дальнейшем СП. Бобровский переехал в Аргентину в Буэнос — Айрес, где работал пока ему позволяло здоровье. В годы Великой Отечественной войны Сергей Павлович активно поддерживал Советский Союз в борьбе против фашизма. Он принимал деятельное участие в работе Общества помощи сиротам Отечественной войны. Живо интересовался книгами, газетами и журналами, приходившими из СССР. Сергей Павлович завещал похоронить его после смерти в России. Сразу сделать это не удалось. Но в начале «перестроечных» лет родные доставили урну с прахом покойного СП. Бобровского в Москву, где она и была захоронена на Котляковском кладбище.

Восстановлена могила сенатора, генерала от инфантерии П. О. Бобровского в родовом поместье. Некоторые из местных бабушек еще помнят рассказы своих родителей о «строгом и справедливом владельце Макуляй», украшают могилу зелеными ветками и цветами.

Потомки СП. Бобровского живут в Аргентине, в Англии и США. Сын СП. Бобровского — Сергей Сергеевич Бобровский, как его отец и дед, избрал военную карьеру, служил в армии Аргентины и ушел в отставку в звании полковника.

Память о генерале П. О. Бобровском и его сыновьях живет в наших сердцах. С грустью вспоминается революционное лихолетье и гражданская война, когда Россия потеряла десятки тысяч своих верных сыновей, среди которых были и воспитанники Пажеского корпуса.

Выдающиеся воспитанники сухопутного шляхетского кадетского корпуса

ХЕРАСКОВ Михаил Матвеевич (1733–1807), был выпущен из корпуса в Ингерманландский пехотный полк в чине поручика. В корпусе под руководством А. П. Сумарокова, который проходил в нем обучение в 1732–1740 гг., он начал писать свои первые стихи. В 1745 г. был рекомендован в титулярные советники с переводом в Коммерц–коллегию, в 1756 г. в чине коллежского асессора он начал служить в канцелярии Московского университета, где ему был поручен административный надзор за библиотекой, типографией и театром. На сцене университетского театра (объединенного с группой итальянца Л. Локателли) М. М. Херасков проявил свой драматургический и режиссерский талант, явился основоположником русской морализующей комедии («Безбожник», 1761 г.). В 1762 г. ему была поручена цензура всех университетских изданий, а через год М. М. Херасков был назначен директором университета с чином канцелярии советника.

Его деятельность в этой должности пришлась на переломный момент в истории университета: в 1765–1766 гг. получил дальнейшее развитие медицинский, а в 1767–1769 гг. юридический факультеты. По инициативе М. М. Хераскова был осуществлен перевод ряда иностранных учебников на русский язык, а к началу 1768 г. по повелению императрицы Екатерины II преподавание в университете начали вести на русском языке. В том же году было предпринято издание «Истории Российской с самых древнейших времен» В. Н. Татищева.

С целью привлечения внимания зарубежной научной общественности и обмена знаниями Конференция университета обязала переводить торжественные речи профессоров на латынь. Неоднократно под председательством ректора велась разработка положений университетского Регламента (устава).

В 1770 г. М. М. Херасков оставил Московский университет и перевелся в Санкт — Петербург на должность вице–президента Берг–коллегии. К этому времени он был известен как выдающийся литератор и общественный деятель.

В июне 1778 г. Михаил Матвеевич вновь вернулся в Московский университет на должность куратора. По его инициативе в январе 1779 г. при университете был открыт Благородный пансион для дворянских детей (с 1830 г. — дворянская гимназия), в 1781 г. был организован студенческий научно–просветительский кружок — Собрание университетских питомцев.

При поддержке М. М. Хераскова в Московском университете в 1782 г. официально открылось «Дружеское ученое общество». Эта организация ставила своей целью ведение широкой просветительской работы и стимулирование общественной и литературной деятельности.

В 1802 г. Михаил Матвеевич Херасков вышел в отставку в чине действительного тайного советника.

Был похоронен в 1807 г. в Москве на кладбище Донского монастыря.

ПРОЗОРОВСКИЙ Александр Александрович (1732–1809) — князь, был выпущен из Кадетского корпуса в полевые полки поручиком в 1754 г. Участвовал в войне с Пруссией (Семилетняя война). В сражении при Грос — Егерсдорфе (1757) был ранен пулей в ногу, был участником осады Кюстрина и сражения при Цорндорфе (где получил ранение в плечо), битвы при Пальциге и взятия Берлина.

В начале русско–турецкой войны А. А. Прозоровский командовал авангардом и переправился вплавь через р. Днестр. В бою под Хотином разгромил отряд Караман — Паши, овладел турецким обозом и захватил три знамени, содействовал разгрому двадцатитысячной армии крымских татар. Участвовал в занятии Ясс в Молдавии. В 1770 г. во время осады Очакова блокировал Бендеры и успешно отражал вылазки турецкого гарнизона крепости.

Под начальством Долгорукова участвовал в покорении Крыма (1771) и установлении власти Шагин — Гирея — союзника России. За боевые действия в Крыму был удостоен орденов Св. Георгия 2‑й и 3‑й степени.

В 1780–1790 гг. управлял Орловским и Курским наместничествами, был московским главнокомандующим и сенатором, начальником войск в Минске и Смоленской губернии.

В 1806 г. вступил в командование войсками VI области и был произведен в генерал–фельдмаршалы.

Несмотря на преклонный возраст, возглавил армию в войне против турок в 1808 г. Руководил боевыми действиями за Дунаем, брал крепости Браилов, Исакча и Тульча. Под командованием А. А. Прозоровского в разное время воевали А. В. Суворов, М. И. Кутузов и М. А. Милорадович.

По завещанию князь А. А. Прозоровский был похоронен в Киево — Печерской лавре, на могильной доске высечена надпись: «Те только памятники прочны, которые сооружает благородное отечество, прочие, воздвигаемые гордостию — ничтожны».

КАМЕНСКИЙ Михаил Федотович (1732–1809) — граф, был в 1756 г. выпущен из Кадетского корпуса поручиком в пехоту, а затем переведен в артиллерию. Во время Семилетней войны с Пруссией Франция вступила в союз с Россией, в 1757–1759 гг. М. Ф. Каменский служил волонтером во французской армии. По возвращении в Россию он был произведен в полковники и служил в Московской артиллерийской команде, а затем генерал–квартирмейстером–лейтенантом в корпусе П. А. Румянцева.

После Семилетней войны командовал 1‑м Московским пехотным полком, затем был откомандирован в Пруссию для знакомства с прусской системой военного образования, которая в дальнейшем стала для М. Ф. Каменского образцом для подражания.

В русско–турецкой войне 1768–1774 гг. генерал–майор М. Ф. Каменский доблестно проявил себя при взятии Хотина, участвовал во взятии Бендер, лично возглавлял штурмовую колону. Был награжден орденом Св. Георгия 4‑й степени. При проведении боевых операций соперничал с А. В. Суворовым, чем вызывал неодобрение главнокомандующего П. А. Румянцева. У Ени — Базара разбил турок и подступил к Шумле. За кампанию 1774 г. был награжден орденом Св. Георгия 2‑й степени, а до этого — орденом 3‑й степени. С 1783 г. М. Ф. Каменский исполнял обязанности рязанского и тамбовского генерал–губернатора и в 1784 г. был произведен в генерал–аншефы. В начале русско–турецкой войны 1787–1791 гг. получил командование корпусом во 2‑й армии П. А. Румянцева, отличился в сражениях при Сакульцах и Ганкуре. Г. А. Потемкин, объединивший командование армией, недолюбливал М. Ф. Каменского за педантичность и, якобы, капризный нрав. После смерти светлейшего князя М. Ф. Каменский попытался без санкции императрицы возглавить армию, за что заслужил ее гнев и был вынужден уйти в отставку.

Павел I, благосклонно относившийся к М. Ф. Каменскому, назначил его начальником Финляндской дивизии с производством в генералы от инфантерии, а затем в генерал–фельдмаршалы, но вскоре к нему охладел, и Михаил Федотович вновь удалился в свое имение.

В начале царствования Александра I М. Ф. Каменский непродолжительное время был генерал–губернатором Санкт — Петербурга, но отсутствие деловитости и такта привели его к быстрой отставке с этого поста.

Последним штрихом в его военной карьере стало назначение в 1806 г. по инициативе А. А. Аракчеева главнокомандующим русской армией в войне антифранцузской коалиции против Наполеона. Но престарелый фельдмаршал, обещавший «привезти в клетке» Наполеона, начал производить непонятные «эволюции» своей армии. В результате его хаотичных и непоследовательных действий русская армия потерпела ряд частных неудач, которые в итоге привели ее к поражению под Пултуском. Накануне сражения, ссылаясь на болезнь, М. Ф. Каменский передал командование генералу Л. Л. Беннигсену и отбыл в Остроленку. Сам Наполеон заявил, что этот его противник является для него самым опасным, так как планы всех здравомыслящих людей предвидеть можно, а планы М. Ф. Каменского нет. Александр I осудил его действия, однако, из–за уважения к чину и возрасту решил не предавать полководца суду.

Умер М. Ф. Каменский в своем поместье не своей смертью, был зарублен топором своим же крепостным.

ПОРОШИН Семен Андреевич (1741–1769), после окончания Кадетского корпуса был при нем оставлен. В 1762 г. — флигель–адъютант при Петре III. После воцарения Екатерины II — находился «кавалером» при цесаревиче Павле Петровиче вплоть до начала 1766 г. Считался одним из образованнейших людей своего времени. Вел подробный дневник с 20 сентября 1764 г. по 31 декабря 1765 г. В нем наряду с изложением исторических событий давал важные характеристики Павлу Петровичу.

Рано проявив склонность к литературному труду, С. А. Порошин принимал деятельное участие в редактировавшемся академиком Миллером издании «Ежемесячные сочинения», где поместил ряд переводных статей. Две оригинальные работы:

«Письма о порядке в обучении наукам» и «Праздное время на пользу употребленное» были опубликованы в журнале, выходившем при Сухопутном корпусе. О его начитанности свидетельствуют записи в его дневнике, где фигурируют Платон, Декарт, Маккиавели, Буало, Свифт, Бюффон и др. Он был подробно знаком с французской философией XVIII в. и с современной ему изящной литературой. Для Павла Петровича он готовил сочинение под названием «Государственный механизм». В качестве наставника по геометрии и арифметике он, благодаря своему образованию, приобрел преобладающее влияние на цесаревича. Бытовало мнение о, якобы, умышленном развращении Н. Паниным и С. А. Порошиным наследника престола. Но эти обвинения были категорически отвергнуты в специальном исследовании профессора Иконникова, который утверждал, что и Н. Панин и С. А. Порошин относились добросовестно и с любовью к делу воспитания цесаревича. Однако, в 1766 г. С. А. Порошин был отстранен от воспитания Павла. Можно предполагать, что многие неприятные факты из жизни важных персон, изложенные им в дневнике, стали известны императрице.

В 1768 г. С. А. Порошин был назначен командиром Старооскольского пехотного полка. Дневник С. А. Порошина был впервые напечатан в 1847 г. и издан повторно в 1881 г. в исправленном и дополненном по рукописям виде редакцией «Русской старины».

БУЛГАРИН Фаддей Бенедиктович (1789–1859) — сын польского шляхтича Ф. В. Булгарин был выпущен из корпуса в 1806 г. корнетом в Лейб–гвардии уланский полк. Участвовал в военной кампании 1806–1807 г. в сражении под Фридландом и русско–шведской войне (1808–1809). За сатиру на командира полка был переведен из Санкт — Петербурга в Кронштадт, а затем в Ревель. За дисциплинарные проступки был уволен из армии, уехал в Варшаву, где поступил в Польский легион армии Наполеона рядовым. Участвовал в боях в Испании и Италии, а в 1812–1813 гг. воевал против русских войск, будучи капитаном 7‑го легиона французских улан. Был взят в плен прусскими солдатами и после окончания военных действий царским манифестом от 30 августа 1814 г. помилован. Уехал в Варшаву, откуда в 1819 г. вновь вернулся в Санкт — Петербург.

Вскоре стал известен как предприимчивый издатель и литератор. Был знаком практически со всеми литературными деятелями своего времени, дружил с В. К. Кюхельбекером и А. С. Грибоедовым.

Ф. В. Булгарин издавал журнал «Северный архив» и участвовал в выпуске альманаха «Полярная звезда», был создателем первого в России театрального альманаха «Русская талия», где впервые опубликовал отрывки из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». Наибольшую известность приобрел как редактор–издатель (вместе с Н. И. Гречем) частной политической и литературной газеты «Северная пчела». Придерживался до восстания декабристов либеральных взглядов, после восстания сблизился с правительством. Издания Булгарина и Греча имели монопольное право на помещение политической информации, пользовались финансовой поддержкой 3‑го отделения. Ожесточенная борьба Ф. В. Булгарина с бывшими единомышленниками вызвала у них ответную реакцию, в результате он приобрел скандальную славу выразителя правительственного официоза и ренегата. Однако, сохранив архив Рылеева, он помог находившемуся под следствием А. С. Грибоедову. В 1826 г. представил правительству записки: «Нечто о Царскосельском лицее и духе оного», «О цензуре в России и о книгопечатании вообще», в которых изложил план «успокоения» общественного мнения в России, ратовал за усиление цензуры и искоренение «вольнодумства». В 1830–1831 гг. обвинял А. С. Пушкина, П. А. Вяземского и А. А. Дельвига в «литературном аристократизме», намерении читать и писать «для немногих». С 1840‑х гг. вел постоянную борьбу с представителями реалистического направления в литературе (Н. В. Гоголь, В. Г. Белинский, Н. А. Некрасов и др.). В записке «Социализм, коммунизм и пантеизм в России в последнее 25-летие» (1846) обвинил журнал «Отечественные записки» в пропаганде коммунистических идей. Ф. В. Булгарин был автором многочисленных произведений (173 тома, которые были им «написаны и изданы»): путевые записки, очерки, рассказы, сказки и т. д. Совместно с профессором Дерптского университета Н. А. Ивановым Ф. В. Булгарин издал книгу «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях» (1837). Булгарин — автор «Воспоминаний», не лишенных исторического интереса.

ШИЛЛИНГ Павел Львович (1786–1837) — сын полковника русской армии Людвига Иосифа Фердинанда Шиллинга фон Канштадта был выпущен из Кадетского корпуса подпоручиком в 1803 г. Затем от Министерства иностранных дел был направлен переводчиком в русское посольство в Мюнхен. Там он познакомился с физиологом и анатомом Самуилом Томасом Земмерлингом, ставившим опыты с применением гальванического тока. П. Л. Шиллинг заинтересовывается теорией электричества, и вернувшись спустя два года в Россию, обнародовал свое первое изобретение — дистанционный электрический минный взрыватель, который в 1812 г. успешно продемонстрировал Александру I при подрыве подводных мин на Неве. В том же году молодой ученый представил императору и другое изобретение — модернизированный им телеграф Земмерлинга.

В 1813 г. П. Л. Шиллинг возвратился на военную службу и участвовал в боевых действиях на территории Франции, за что был награжден орденом и именным оружием. После войны он снова покинул армию ив 1818 г. создал в Санкт — Петербурге при Министерстве иностранных дел первую образцовую литографию.

Введя важное усовершенствование в литографическое искусство, П. Л. Шиллинг печатает по своему способу текст изданной Н. Я. Бичуриным китайской рукописи. Долгие годы увлекается историей Востока. Русское правительство организовало экспедицию в Восточную Сибирь «для обследования положения местного населения и состояния торговли у северных и западных границ Китая». Руководителем экспедиции назначили П. Л. Шиллинга. Он привлек к участию в ней Н. Я. Бичурина (в монашестве Иакинф) — основоположника русского китаеведения, а также А. Д. Соломирского, приятеля А. С. Пушкина. Предполагавшаяся экспедиция увлекла поэта, который подал прошение на имя А. Х Бенкендорфа «О дозволении посетить Китай с посольством, которое туда скоро отправляется», однако получил отказ. А. С. Пушкин под влиянием П. Л. Шиллинга, А. Д. Соломирского и Н. Я. Бичурина обращается к ним с стихотворным посланием:

Поедем, я готов, Куда бы вы, друзья, Куда б ни вздумали, Готов за вами я Повсюду следовать, Надменно убегая, К подножию ль стены Далекого Китая…

Послание было датировано декабрем 1829 г. Тогда же в той же пушкинской тетради появился черновой набросок стихотворения, авторство которого многими исследователями приписывают именно к П. Л. Шиллингу:

О, сколько нам открытий Чудных готовит просвещенья дух. И опыт, сын ошибок Трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель.

Два года П. Л. Шиллинг путешествовал по Забайкалью, Монголии и пограничным с Китаем областям, изучал языки азиатских народов, собирал коллекцию китайских, маньчжурских, монгольских, тибетских, японских и индийских рукописей (ныне эта коллекция насчитывает 2600 томов), костюмов, утвари, предметов религиозных культов. Весной 1832 г. экспедиция вернулась в Санкт — Петербург. Столичное общество с почетом встретило путешественников. П. Л. Шиллинг был награжден орденом Св. Станислава 2‑й степени «во внимание к ревностной службе и в вящее одобрение к приложению изысканий по части естественных наук, польза коих опытом уже оправдана». Он был избран членом–корреспондентом Петербургской Академии наук, национальной корпорации французских востоковедов и членом Британского общества азиатской литературы.

Но изобретатель и ученый не забыл о телеграфном аппарате и продолжал его усовершенствовать. Осенью 1832 г. состоялась первая публичная демонстрация «телеграфной системы Шиллинга» — уже клавишной, принципиально отличавшейся от системы Земмерлинга. На ее основе П. Л. Шиллинг разработал конструкцию электромагнитного телеграфа, в котором передача сигналов велась при помощи особого шестизначного кода. Таким образом, он на несколько лет опередил Морзе в создании телеграфного языка: «Я нашел средство двумя знаками выразить все возможные речи и применить к сим двум знакам всякие телеграфические слова или сигнальную книжку» — скажет позднее П. Л. Шиллинг. Мы скажем больше — изобретение русского ученого легло в основу двоичного кода Рида — Мюллера, на использовании которого основана вся современная компьютерная техника электронно–вычислительных машин.

По указу Николая I был учрежден для испытания аппарата П. Л. Шиллинга специальный комитет. Испытание — передача депеши по подводному кабелю — прошло успешно. Однако сделать Россию первой в мире страной, обладающей телеграфным сообщением, помешала скоропостижная смерть изобретателя в 1837 г.

Именно с этим изобретением Павел Львович Шиллинг вошел в историю, точнее в историю техники. Современники видели в нем, прежде всего гуманитария, маститого востоковеда, а также создателя электрической мины. Приоритет П. Л. Шиллинга был восстановлен лишь в 1859 г. академиком Иосифом Гамелем.

Д. А. Милютин последний генерал–фельдмаршал русской Армии

Дмитрий Алексеевич Милютин родился в 1816 г. в Москве. Его отец Алексей Михайлович Милютин, в отличие от большинства представителей дворянского сословия, не чурался предпринимательской деятельности. Но, разорившись, он был вынужден ее оставить и до конца своей жизни был на службе секретарем комиссии по постройке храма Христа Спасителя.

Увлечение отца вопросами экономики и наукой передалось и его сыновьям Дмитрию, Николаю и Владимиру. Семья воспитала сыновей в духе любви к труду, чуждому «чванному тунеядству — источнику зла». В результате Н. А. Милютин стал товарищем (заместителем) министра внутренних дел и фактическим руководителем подготовки крестьянской реформы 1861 г. В. А. Милютин был известным экономистом и публицистом, профессором Петербургского университета. В Д. А. Милютине успешно сочетались энциклопедически образованный ученый, государственный и военный деятель с широчайшим диапазоном интересов и сфер деятельности.

В 1832 г. Д. А. Милютин после окончания губернской гимназии закончил с серебряной медалью пансион при Московском университете и тотчас, переехав в Петербург, поступил на военную службу в 1‑ю артиллерийскую гвардейскую бригаду фейерверкером, а через шесть месяцев в 17 лет получил первый офицерский чин, который открыл ему дорогу, благодаря блестяще сданному экзамену, сразу в старший класс Императорской военной академии.

Окончив ее с малой серебряной медалью, что было показателем выдающихся способностей, Д. А. Милютин был произведен в поручики и причислен к Генеральному штабу. В это время он также активно занимался научной и литературной деятельностью, сотрудничая в «Энциклопедическом лексиконе» А. А. Плю–шара, «Военно–энциклопедическом лексиконе» Л. И. Зедделера, в журнале «Отечественные записки», где им было опубликовано более 150 статей по математике, механике, астрономии, геодезии, физике и военным наукам. При этом особенно примечательна публикация в журнале «Отечественные записки» (1839, № 4 и № 5) статьи «Суворов — как полководец». Эта работа, как отметил военный писатель Н. П. Жерве, явилась для многих «новым слогом и откровением».

К тому времени А. В. Суворов был почти забыт, и Д. А. Милютину принадлежит заслуга «создания суворовского культа… Он первый дал научную разработку суворовских принципов, благодаря которым полководец одерживал свои блестящие победы». Автор писал, что А. В. Суворов «в отношении к военному делу стоял выше своего века, никто не мог постигнуть, что он создал совершенно новый образ войны прежде, чем Наполеон дал Европе уроки новой стратегии и тактики». Он весьма критически оценивал деятельность других военачальников, поэтому по цензурным соображениям статья «Русские полководцы XVIII столетия» не была опубликована.

В 1839 г. началась служба Д. А. Милютина в штабе Чеченского отряда на Кавказе, которым руководил командующий войсками Кавказской линии и Черноморья известный боевой генерал П. Х Граббе. Д. А. Милютин принимал участие в военных операциях против горцев, в том числе в экспедиции в Ахульго — столицу имамата Шамиля, которая после нескольких штурмов, ценой больших потерь, была взята отрядом и разрушена. Известный художник–баталист Руббо оставил в память об этом событии одну из своих батальных панорам «Штурм аула Ахульго».

В одном из боев Д. А. Милютин был ранен пулей в плечо с повреждением кости. Последствия этого ранения еще долго вызывали необходимость серьезного лечения. И все же он продолжал оставаться в отряде. За участие в боевых действиях Д. А. Милютин был награжден орденами Св. Станислава 3‑й степени и Св. Владимира 4‑й степени.

Вернувшись в Петербург в чине капитана, Д. А. Милютин вступил в должность квартирмейстера 3‑й гвардейской пехотной дивизии. С 1843 г. он — обер–квартирмейстер войск Кавказской линии и Черноморья. Опыт личного участия в боевых действиях, подкрепленный академическим образованием, позволил ему написать в помощь войскам «Наставление к занятию, обороне и атаке лесов, строений и деревень и других местных предметов», которое в то время было высоко оценено офицерами.

Обращаясь сегодня к опыту «первой чеченской войны» с горечью можно отметить, что российским офицерам не хватало подобного «наставления» при проведении боевых операций бронетанковыми колоннами за г. Грозный.

В специальных служебных записках, посвященных войне на Кавказе, Д. А. Милютин писал: «С первых же дней похода, мне уже бросились в глаза многие слабые стороны нашего образа действий против горцев в тактическом отношении. Более всего меня поразили те невыгодные условия, в которых нашим кавказским войскам приходилось вести борьбу. Тут же выказывалось то превосходство, которое следовало бы ожидать от европейского регулярного войска над неустроенными частями вооруженного населения, напротив того, превосходство было на стороне неприятеля».

В 1845 г. Д. А. Милютин был назначен на должность профессора Императорской военной академии по кафедре военной географии. Через некоторое время он пришел к выводу о научной несостоятельности курса военной географии в программе академии вообще: «Чем больше я читал и обдумывал, тем более убеждался в том, что составлять специальную военную «науку» из одних чисто географических знаний — немыслимо». И Дмитрий Алексеевич становится основоположником новой дисциплины — военной статистики, которая учитывала с военной точки зрения все многообразие различных сведений о государстве, его территории, населении, государственном устройстве, финансах, вооруженных силах и т. д.

Появлению нового курса предшествовала публикация двух обстоятельных статей: «Критическое исследование значения военной географии и статистики» и «Первые опыты военной статистики». Вторая работа была отмечена в 1850 г. Демидонской премией. Для введения в курс академии нового предмета понадобилось всего два года.

Обращаясь сегодня к военно–научному наследию Д. А, Милютина, следует отметить, что по существу, он принял эстафету от Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева, поддержал военную школу, в том числе Василия Никитича Татищева, досконально изучившего древние истоки русской истории. Военная география и военная статистика составляли в интерпретации Д. А. Милютина начала геополитики и заняли с его легкой руки четверть всего учебного времени. Академия Генштаба стала при нем авторитетнейшей кузницей научных кадров страны, и ее диплом был наиболее предпочтителен при назначении на любую государственную должность. Этому способствовало открытие к двум существовавшим курсам в академии третьего, на который зачислялись офицеры, проявившие исключительные способности на первых двух курсах. Они получали звание «офицер Генштаба», особые знаки различия, ряд преимуществ по службе.

Итоги Восточной войны и ее потери Д. А. Милютин предлагал локализовать и компенсировать за счет присоединения Туркестана, что означало выход на подступы к Индии, являвшейся основой могущества и одновременно ахиллесовой пятой Британской империи. В ней он видел главную опасность государственным интересами России. Милютин был инициатором всех новых походов в Среднюю Азию, которые фактически осуществляли казачьи отряды, исчислявшиеся лишь сотнями человек. Результатом их действий становилась ликвидация феодальной зависимости среднеазиатских городов от кочевников. Русское присутствие на занятых территориях фактически не намного изменяло внутреннюю жизнь коренного населения, так как вмешательство в нее было весьма ограниченным. Занятие Россией стратегически важных исходных позиций, с которых казачьи полки в Мерве и Ташкенте могли угрожать Индии, заставляло англичан отказаться от военных авантюр в Европе, подобных Крымской войне. Наступательная война России на Балканах (1877–1878) против Турции за освобождение славян стала экзаменом для ее геополитики и русской армии, которые она с честью выдержала. Дальше маневрирования английской эскадры Хорнби в Дарданеллах Англия не пошла.

Имя Милютина неотделимо от истории русской военной геополитической школы. Среди офицеров Генерального штаба его последователями стали: Николай Михайлович Пржевальский (1839–1888) — исследователь Центральной Азии и Тибета; Алексей Николаевич Куропаткин (1848–1925) — исследователь Туркестана; Лавр Георгиевич Корнилов (1870–1919) — активный исследователь Восточной Персии, погиб при штурме Екатеринодара в гражданской войне; Андрей Евгеньевич Снесарев (1865–1937) завершил после Д. А. Милютина работу по формированию русской геополитической методики исследования и тихо угас 4 декабря 1937 г. Все они — ученики Д. А. Милютина по своему духу и по делам.

Широкая эрудиция и научный подход к разрешению военных проблем выдвинули Д. А. Милютина на должность директора Канцелярии военного министерства при военном министре В. А. Долгоруком. Сменивший его Н. О. Сухозанет, возможно, видел в Милютине соперника и не позволил ему активно включиться в работу военного министерства. И осенью 1856 г. новый командующий Отдельным Кавказским корпусом князь А. И. Барятинский предложил Д. А. Милютину пост начальника Главного штаба Отдельного Кавказского корпуса (в дальнейшем — Кавказской армии). Реорганизация управления войсками и военными учреждениями края, выполненные по предложениям Д. А. Милютина, сыграли положительную роль, а после пленения Шамиля в 1859 г. при штурме аула Гуниб, в котором принимал личное участие Д. А. Милютин, Кавказская война была закончена. В значительной мере именно Д. А. Милютину русская армия была обязана успешным завершением Кавказской войны. За боевые заслуги он был награжден орденами, произведен в генерал–лейтенанты и вскоре удостоен звания генерал–адъютанта.

Служба на Кавказе позволила Д. А. Милютину проанализировать проблемы многолетней войны. Он пришел к выводу, что настоящая борьба на Кавказе и есть ни что иное, как продолжение борьбы христианства с исламизмом, варварства с просвещением и то, что «политика экономического приобщения страны важнее политики силы, ибо если война делается народною, никакие условия материальные, никакие армии и победы не могут одолеть великой силы нравственной и материальной целого народа».

По предложению А. И. Барятинского Д. А. Милютин в 1860 г. был назначен товарищем военного министра, а после назначения Н. О. Сухозанета наместником в Царство Польское, он был утвержден военным министром. Двадцатилетняя его служба на этом посту была тесно связана с проведением глубокой военной реформы. Необходимость ее была обусловлена поражением русских в Крымской войне и реформированием армий Западной Европы.

Реформы российской армии начались с сокращения срока военной службы в строю с 25 до 15 лет (из них шесть — на действительной и девять лет в запасе), отменой телесных наказаний в армии, улучшением быта солдат и обучением их грамоте. Для тех, кто имел образование, продолжительность службы сокращалась: для окончивших высшие учебные заведения — до шести месяцев, гимназию — до полутора лет, городское училище — до трех лет и начальную школу — до четырех лет. Замена рекрутского набора всесословной воинской повинностью стала стержнем этого раздела военной реформы. В запас стали уходить молодые и обученные люди, что привело к сокращению кадров, стоящих «под ружьем» в мирное время при наличии достаточно обученного резерва. Последовавшая война на Балканах, когда в короткий срок была отмобилизована действующая армия, подтвердила разумность и своевременность этой меры. В 1881 г. общая численность армии достигала свыше 32 тыс. офицеров, около 900 тыс. солдат и 800 тыс. запасных, а к 1900 г. вооруженные силы насчитывали более 1 млн. человек, а численность подготовленного резерва приближалась к 3 миллионам.

Введение в 1864 г. военно–окружной системы положило начало реорганизации системы центрального военного управления с распространением его прямого влияния на войска, дислоцированные на территории обширной империи. При этом было обеспечено оперативное руководство войсками из центра, их самостоятельность на местах и быстрое развертывание армии в случае войны.

Наряду с организационными вопросами реформирования армии Д. А. Милютин занимался и вопросами ее технического перевооружения. Армия переходила от гладкоствольного к нарезному стрелковому оружию. В 1868 г. на вооружение пехоты, кавалерии и казачьих войск стала поступать винтовка системы Бердана, а затем — системы Крнка и Карле. В 1867 г. в артиллерии появились первые нарезные орудия, заряжаемые с казны. Чугунные и бронзовые орудия заменялись на стальные. Д. А. Милютин неоднократно посещал заводы, выпускающие предметы вооружения и был твердым сторонником развития отечественной военной промышленности вместо закупок за рубежом. Однако, несмотря на все его усилия, значительных изменений в обеспечении армии артиллерийскими системами не произошло, и к началу войны 1877–1878 г. русская полевая артиллерия еще значительно отставала от зарубежной.

В 1863 г. было утверждено «Положение о сохранении воинской дисциплины и наказаниях дисциплинарных», которое устанавливало порядок наложения дисциплинарных взысканий и определяло границы их применения начальствующими лицами. Впервые в русской армии были введены «Дисциплинарный устав» (1869) и новый устав «Внутренней службы» (1877). Дисциплинарная практика стала соответствовать правовым нормам гражданских буржуазных законов, вызванных к жизни судебной реформой в стране. Были введены офицерские суды чести и офицерские собрания.

От системы снабжения, при которой провиантские и комиссариатские департаменты были рассадниками злоупотреблений, армию перевели на снабжение Главным интендантским управлением, и резко сократили число чиновников. Были созданы неприкосновенные запасы на всех уровнях снабжения. Архаичная система хозяйства полка — боевой единицы русской армии, при которой командир полка единолично и безотчетно распоряжался расходованием полковых сумм, была заменена системой траты средств только на основании составленной предварительно сметы. Согласно закону, контроль хозяйственной деятельности осуществляли провиантские комиссии и выборные хозяйственные комитеты. Д. А. Милютин писал: «С этого времени полковые командиры перестали смотреть на хозяйство полка, как на собственное, свое личное хозяйство». Это позволило увеличить размер солдатского пайка, оклады строевых офицеров, для улучшения их финансового положения были введены офицерские заемные капиталы и военно–эмеритальная касса.

По случаю введения всесословной воинской повинности Александр II направил военному министру именной рескрипт, в котором писал: «Тяжелейшими трудами Вашими в том деле и просвещенным на него взглядом Вы оказали государству услугу, которую ставлю себе в особое удовольствие засвидетельствовать и за которую выражаю Вам мою истинную душевную признательность. Закон, мною утвержденный и ныне обнародованный, да будет — при Вашем содействии приводиться в исполнение в том же духе, в каком он составлен». Благодарность императора и слова, обращенные им к Д. А. Милютину, могут быть распространены на всю его реформаторскую деятельность.

Известно, что военное строительство государства тесным образом связано с его внутренней и внешней политикой. Поэтому в вопросах, внутренней политики военный министр был сторонником буржуазных реформ. Так при обсуждении закона о печати в 1865 г., он был противником сосредоточения власти над прессой в одних руках — Министерства внутренних дел. Он выступал против проекта министра просвещения Д. А. Толстого, стремившегося «под наружной оболочкой педагогической системы» сделать гимназическое образование привилегией дворянства. Либерализм Д. А. Милютина в вопросах образования ярко проявился в создании военных гимназий, прогимназий, юнкерских училищ и женского образования. В 1872 г. он отдал приказ об учреждении при Медико–хирургической академии первых в России «Курсов для образования ученых акушерок», которые с 1876 г. стали называться «Высшими женскими врачебными курсами». Милютин был противником различного рода мер полицейского характера при решении вопросов стабилизации внутреннего положения в стране. Он выступал против усиления власти губернаторов над местными органами самоуправления и распространения ее на судебную власть, как предлагал министр внутренних дел А. Е. Тимашев. Он справедливо считал, что ужесточение полицейских мер в виде тотальной административной высылки «неблагонадежных», не сделают их благонадежнее.

Однако, Д. А. Милютин, будучи либералом умеренного толка, не исключал возможности преобразований в границах самодержавного строя. Он был сторонником беспощадного подавления восстания в Польше и в этом вопросе оказался в одном ряду с генералом М. Н. Муравьевым (вешателем), министром государственных имуществ А. А. Зеленым и реакционным публицистом 1860–80‑х гг. М. Н. Катковым.

В вопросах внешнеполитической деятельности его путь определяется от неприятия военной географии, как науки необходимой офицеру Генштаба, через основанную им военную статистику к геополитике, которую он, если и не основал, о чем говорилось выше, то, безусловно, был глубоким ее разработчиком. Благодаря страстной убежденности в необходимости продолжения борьбы за Плевну в войне 1877–1878 гг., несмотря на неудавшиеся предыдущие три ее штурма, Д. А. Милютин смог преодолеть на военном Совете сопротивление некоторых генералов во главе с великим князем Николаем Николаевичем, которые полагали, «что кампания не удалась» и осаду надо снимать. Только последовательная аргументация Д. А. Милютина, опирающаяся на необходимость взятия Плевны не в тактическом или стратегическом, а именно в геополитическом плане, привела к напряжению сил в целях обеспечения ее падения. При этом необходимо отметить то, что сам Д. А. Милютин вместе с царем в течение семи месяцев находился на русско–турецком фронте и лично влиял на Александра II и военное командование в том направлении, которое считал необходимым. Д. А. Милютин внимательно следил за ходом внешнеполитических процессов. Желание обеспечить условия для завершения реформ заключалось в его программе необходимости сохранения мира в Европе и на Ближнем Востоке, т. е. там, где положение было наиболее нестабильным и опасным. Восточный вопрос — краеугольный камень внешней политики России всегда был под его пристальным вниманием. В записке, посвященной судьбам Оттоманской империи, Д. А. Милютин обращал внимание на опасность распада этого государства. Он считал, что ни одна из европейских держав не должна претендовать на преобладающее влияние на Балканах, высказывался на недопустимость захвата проливов какой–либо одной страной и за объявление Мраморного моря и проливов нейтральными. Иным был взгляд англичан, в том числе Уинстона Черчиля, на значение этого «мягкого подбрюшья Европы» в европейских делах.

В Средней Азии Россия, по мнению Д. А. Милютина, должна была, вопреки мнению министра иностранных дел A. M. Горчакова, действовать без постоянной оглядки на Англию. Практическим подкреплением этой мысли, кроме активного вхождения в Среднюю Азию, было соединение Оренбургской и Сибирской укрепленных линий, в результате чего Россия получила на этом направлении защищенную границу. Деятельность Д. А. Милютина в вопросах внешней политики носила прагматический характер, о чем свидетельствует трансформация его взглядов на русско–германские отношения. Победы немцев во франко–прусской войне и образование в 1871 г. германского государства с тревогой были встречены военным министром. Он помнил об угрозе России со стороны Германии и без одобрения относился к восторженным высказываниям Александра II по поводу успехов немецкой армии. Однако, когда царское правительство из–за возникших в дальнейшем англо–русских противоречий и военной слабости России, взяло курс на сближение и восстановление союза с Германией, Д. А. Милютин поддержал этот курс. Он завершился восстановлением «Союза трех императоров». В последний год своей службы на посту военного министра Д. А. Милютин отошел от прогерманской позиции.

За свою военную деятельность Д. А. Милютин был награжден всеми российскими орденами, включая орден Св. Апостола Андрея Первозванного, и многих зарубежных наград. Он состоял почетным президентом Академии Генштаба и Военно–юридической академии, почетным членом Академии наук, Артиллерийской, Инженерной и Медико–хирургической академий.

Покушение на Александра II в 1881 г. стало причиной перехода правительства Александра III к открытой реакции. Манифест о «Незыблемости самодержавия» предопределил переход к контрреформам. Д. А. Милютин был вынужден уйти в отставку. В этом же году он покинул Петербург и поселился в своем имении — в Симеизе. Однако, в 1880–90‑е гг. он встречался с Александром III и Николаем II, великим князем Константином Николаевичем. Его посещали министр финансов С. Ю. Витте, министры иностранных дел Н. К. Гире и В. Н. Ламздорф, дипломаты А. Г. Жомини, А. И. Нелидов, П. А. Шувалов. О его заслугах в 1898 г. вспомнил Николай II и в дни торжеств по случаю открытия памятника Александру II в Москве Д. А. Милютин был произведен в генерал–фельдмаршалы. За эти годы он побывал практически во всех европейских странах, живо интересовался военным воздухоплаванием, проводил время среди книг.

Скончался Дмитрий Алексеевич 25 января 1912 г. и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Дневники и воспоминания по его завещанию были переданы на хранение в Императорскую академию Генерального штаба.

Оглавление

Хазин О. А ПАЖИ, КАДЕТЫ, ЮНКЕРА Исторический очерк

  От автора

  ПАЖИ — КАДЕТЫ — ЮНКЕРА Военные школы при Петре Великом

  Сухопутный шляхетский кадетский корпус в системе военного образования России

  Пажеский корпус — придворный пансион

  Совершенствование системы воспитания и образования в гражданских и военных учебных заведениях

  Пажи и дворец мальтийских рыцарей в Санкт — Петербурге

  Реформы образования в царствование Александра 1 Пажеский корпус — военное учебное заведение

  Создание системы военного образования в России Пажеский корпус после реформ 1802 года

  Военное образование и военная реформа России в середине XIX века

  Военно–учебные заведения России и Пажеский корпус в конце XIX — начале XX века

  Русские военно–учебные заведения на чужбине после исхода Белой Армии из России

  ПОСЛЕСЛОВИЕ Личность и Армия

  Приложение

    Высочайшая грамота Пажескому корпусу

    Известные выпускники Пажеского Его Императорского Величества корпуса

    Из воспоминаний выпускников Пажеского корпуса

      В первый раз при Высочайшем Дворе Воспоминания камер–пажа Б. Н. Третьякова. 1911 г.

      Майский парад Из воспоминаний камер–пажа И. Дарагана. 1904 г.

      Мой последний год в стенах родного корпуса Воспоминания князя Н. Л. Барклай–де–Toли Веймарн, старшего камер–пажа и знаменщика выпуска 1913 г.

    Генерал П. О. Бобровский и его сыновья

    Выдающиеся воспитанники сухопутного шляхетского кадетского корпуса

    Д. А. Милютин последний генерал–фельдмаршал русской Армии Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg