«Люди Греческой Церкви. Истории. Судьбы. Традиции»

852

Описание

Эта книга – живая беседа с людьми Греческой Церкви об их судьбах, образе мыслей, буднях, церковном служении. Миряне и архиереи, приходские священники и афонские монахи рассказывают о себе, вспоминают, делятся духовным опытом. Из этих разговоров вырисовывается яркая картина жизни христианской Церкви – греческой по местоположению, но вселенской по существу.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Люди Греческой Церкви. Истории. Судьбы. Традиции (fb2) - Люди Греческой Церкви. Истории. Судьбы. Традиции 3437K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергий Тишкун (протоиерей) - Илья Викторович Кабанов

Протоиерей Сергий Тишкун, Илья Кабанов Люди Греческой Церкви: Истории. Судьбы. Традиции

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви ИС14-402-0205

В книге использованы фотографии из личных архивов героев, а также фотографии И. Кабанова

Предисловие

Эта книга – рассказ «из первых уст» о жизни православных христиан в Греции – стране, где на вопрос о национальности часто отвечают: я – христианин. Миряне и архиереи, приходские священники и афонские монахи в дружеской непосредственной беседе рассказывают о себе, вспоминают, делятся духовным опытом, рассуждают на злобу дня. Из этих разговоров, часто проводимых экспромтом, полных личных подробностей и непосредственных наблюдений, вырисовывается прекрасная картина жизни христианской Церкви – греческой по местоположению, но вселенской по существу. Для русского читателя эта книга – уникальная возможность без языкового барьера пообщаться с замечательными людьми, нашими братьями по вере, узнать о традициях древнейшей Церкви и просто погреться под теплым солнцем греческого народного благочестия.

Создание книги началось с идеи: Церковь – это люди. То есть рассказ о Церкви – это прежде всего рассказ о жизни людей, Церковь составляющих: об их судьбах, образе мыслей, буднях, церковном служении. Почему Греция? Во-первых, Греческая Церковь – древнейшая, основана самим апостолом Павлом. Во-вторых, на Руси Греческую Церковь всегда воспринимали как наставницу – ведь из Греции мы приняли христианство, греческие традиции легли в основу нашего богослужения, из греческих книг мы черпали и продолжаем черпать назидание и вдохновение.

Все интервью, составляющие книгу, взяты во время поездки авторов по Греции зимой 2013 года. Мы беседовали с мирянами и духовенством в храмах Афин и Салоник, на Святой Горе Афон. Русский читатель любит книги о греческих подвижниках: старцах Паисии, Порфирии, Иосифе и других, однако, как показал опыт, общение с людьми, пусть и не вписанными пока в святцы, с «простыми христианами», может быть не менее интересным и духовно обогащающим. К тому же многие наши собеседники лично знали знаменитых старцев и поделились своими воспоминаниями. Не будет преувеличением сказать, что каждая беседа становилась для нас маленьким откровением Святого Духа, делающего самых разных людей в самых разных странах едиными во Христе, в Котором, по слову апостола Павла, «нет ни эллина… ни скифа».

Илья Кабанов

Элладская Православная Церковь: краткая справка

Авторы и издатели благодарят инока Павлина (Святая Гора Афон), архимандрита Серафима (Димитриу, Афины), Александра Кристева (Салоники), Константина Филиди (Афины), Эриетту Константиниди (Афины) за помощь в организации интервью.

Элладская Православная Церковь (греч. ἡ Ἐκκλησία τῆς Ἑλλάδος) является одной из пятнадцати Поместных Православных Церквей и занимает одиннадцатое место в диптихе Автокефальных Церквей.

Основание христианской Церкви на территории современной Греции восходит к первому миссионерскому путешествию апостола Павла в 49 году. После видения, бывшего апостолу в Троаде (см.: Деян. 16: 9-10), он прошел по Греции и основал церковные общины в Филиппах, Фессалониках, Верии, Афинах, Коринфе и Никополе. К тому же апостол адресовал Фессалоникийцам два Послания, которые являются древнейшими текстами Канона Нового Завета.

Однако почти триста лет христианская вера распространялась в условиях жестоких гонений на христиан, периодически возникавших на территории Римской империи. В это время в пределах Греции прославился великий сонм мучеников, среди которых священномученик Дионисий Ареопагит – первый епископ Афин, фессалоникиец великомученик Димитрий, священномученик Леонид, епископ Афин, и многие другие. В 313 году Миланский эдикт святого равноапостольного императора Константина Великого окончательно завершил длинный период гонений на христианство.

Христианские общины Греции первоначально находились в ведении епископа Рима, а с VIII века по 1833 год – Патриарха Константинопольского.

После падения Константинополя в 1453 году Греция на долгие четыре столетия попала под власть Османской империи. Православная вера подверглась новым испытаниям. Явились сотни новомучеников, которые не отреклись от веры Христовой, отказавшись принять ислам. В течение этого трагического периода правящие митрополиты, епископы и простое духовенство в храмах и монастырях сохранили не только непоколебимой веру в Бога, но и традиции, язык и культуру греков, сделали возможным освободительное движение порабощенного народа.

25 марта 1821 года, на праздник Благовещения, в монастыре Агиа Лавра (Калаврита) митрополит Герман поднял знамя революции, давая сигнал к началу борьбы за независимость. А в 1830 году была официально признана независимость греческого государства.

В июле 1833 года в городе Навплия, где тогда находилась столица Греции, был созван Архиерейский

Собор. Под давлением со стороны правительства, направленным на принятие решения об автокефалии, была провозглашена независимость Греческой Церкви. Однако Вселенский престол отказался признать это отделение его канонических территорий. И только в 1850 году, вследствие политического давления, Собор под председательством Патриарха Константинопольского Анфима IV издал томос, который провозглашал, что элладские епархии, до этого времени подчинявшиеся Константинополю, освобождаются от всякой зависимости и Элладская Церковь становится автокефальной.

Православная Церковь в Греции имеет государственный статус. Третья статья греческой Конституции начинается словами: «Господствующей в Греции религией является религия Восточно-Православной Церкви Христовой». Устав Церкви является государственным законом.

Элладская Православная Церковь находится в молитвенно-каноническом общении с Вселенским Константинопольским Патриархатом, Русской Православной Церковью и другими Поместными Православными Церквями.

Административно разделена на восемьдесят четыре епархии: митрополии «Старой Греции», которые входили в состав греческого государства до Балканских войн (1912–1913), и митрополии Вселенского престола, или так называемых «Новых территорий» (Нэон Хорон), которые включены позже. Иерархи Нэон Хорон имеют равное представительство в Синоде Элладской Церкви вместе с иерархами «Старой Греции».

Юрисдикция Элладской Церкви не распространяется на полуавтономную Критскую Православную Церковь, митрополии Додеканесских островов (архипелаг в юго-восточной части Эгейского моря), а также на Святую Гору Афон, входящие в состав современного греческого государства, но находящиеся в полном каноническом подчинении Вселенского престола.

Высший орган управления Элладской Церкви – Священный Синод иерархии. В него входят все епархиальные иерархи Церкви, кроме титулярных епископов. Постоянный административный орган, принимающий решения по текущим вопросам, – Постоянный Священный Синод, члены которого переизбираются раз в год. В нем участвуют все архиереи Элладской Православной Церкви с определенной периодичностью.

В настоящее время Предстоятелем Элладской Православной Церкви является Блаженнейший Архиепископ Афинский и всея Эллады Иероним II. Действуют 7945 приходских храмов и около 200 монастырей. Пастырское служение несут 1227 женатых и 7288 монашествующих священников. Православных верующих насчитывается около 83 % от 10,8 млн всего населения Греции.

Протоиерей Сергий Тишкун

«Надеюсь, Бог не оставит Грецию»

Митрополит Ахелойский Евфимий (Стилиос)

За последние сто лет человечество пережило немало глобальных трансформаций. Рушились твердыни, сменяли друг друга режимы и системы. Вроде бы многое ушло навсегда, но при этом отнюдь не умерло, а продолжает жить в душах и даже очень влияет на современность… Владыка Евфимий стал епископом в 1968 году[1]. Он видел, как менялась его родная Греция, как патриархальная христианская страна превращалась в эмансипированного жителя «общеевропейского дома». Рассказывая о пережитом, владыка не скрывает своего удивления и грусти. А вот современность, пожалуй, радует и вселяет надежду, поскольку все более очевидно действие вечной благодати Божией, которая удерживает над бездной этот непостоянный мир.

Ветер перемен

– Владыка, расскажите о себе. Вы прошли долгий путь – почти пятьдесят лет архиерейского служения!

– Я принадлежу к военному поколению – поколению Второй мировой войны. Мне было одиннадцать лет, я учился в начальных классах гимназии, когда в 1940 году в Греции началась война. Наша жизнь сразу превратилась в хаос. Для нас, детей, все закончилось: не стало школ, нечего было есть, нечего надеть, мы жили в постоянном страхе…

Военное и послевоенное время для Греции стало важной исторической вехой. Именно тогда все начало очень сильно меняться. Раньше греческое общество было безмятежным, мирным. В небольших городах и деревнях жило много людей, все они были небогаты, но довольны своей жизнью, словно архонты[2]. У людей была своя церковь, свой священник, учитель, свои школы, ярмарки. Церковь располагалась в центре деревни, на площади, где все и собирались. Вся жизнь протекала в храме и около него, ничего другого не знали – только церковь и дом. Женщины ходили либо в церковь, либо в поле. Люди жили очень спокойно; духовенство, миряне – всё по-братски. Свадьбы праздновались в церкви и около нее, праздники также отмечались рядом. Мы не знали проблем и потрясений. В то время ни у кого еще не было автомобилей – детьми мы спокойно играли на улицах.

Когда пришла война, сразу все стало набирать обороты. Я, например, именно в те годы познакомился с автомобилем. Поскольку наша семья была богатой и жила в большом доме, мы поселили у себя одного английского офицера. У него была машина, тогда я увидел ее первый раз в жизни.

– Где вы жили?

– Мы жили в Агринио, в Западной Греции. Необходимо отметить следующее: в то время многие хорошие священники ушли на войну в Албанию[3]. Они совершали богослужения, исповедовали, причащали солдат. То, что в действующей армии было духовенство, принесло большую пользу, подняло дух солдат и повлияло на исход войны.

Когда же эти священники вернулись – а они в основном были монахами, – их раскидало по различным городам. Во время немецкой оккупации (1941–1944 гг. – Прим. ред.) они проповедовали, вели миссионерскую деятельность. Они ободряли людей, успокаивали их, вселяли в них веру. Это было голодное время[4], и Церковь организовывала кухни. Такая кухня была и перед моим домом, и я ребенком тоже ходил туда. Там нас учили христианским молитвам, песнопениям и кормили, поскольку дома нечего было есть.

Тогда многих молодых людей, по разным причинам не имевших отношения к Церкви, увлекли за собой коммунисты. Так мы разделились: все, кто был в Церкви, оказались с одной стороны, а коммунисты, взявшиеся потом за оружие, – с другой.

Я остался на стороне Церкви, когда еще был ребенком. Бог меня сохранил. А ведь могло быть иначе. В то время коммунисты не говорили о ненависти, а, напротив, их слова были христианскими: о любви, братстве, труде, хлебе, – чем они привлекли в свои ряды многих людей и даже детей. Вот почему в Греции потом началась гражданская война[5]. Примерно в те годы я познакомился с одним проповедником, который приехал к нам в город, – и с того момента моя жизнь изменилась, я сознательно обратился к Церкви.

Мой отец был богатым торговцем, но он происходил из очень бедной семьи, и ему пришлось работать с одиннадцати лет. Упорным трудом он разбогател, оказался в высшем обществе, и, поскольку у него не было других сыновей, он желал и мне того же. Отец хотел, чтобы я стал врачом. Таким было его поколение: все хотели, чтобы из их бедной, малообразованной семьи вышел ребенок, который смог бы занять высокое положение в обществе.

Поначалу я со всем этим соглашался, однако со временем постепенно обратился к богословию. И оно захватило всю мою жизнь, я захотел служить Церкви. Отец на мое увлечение отреагировал крайне негативно, так что в какой-то момент я даже подумал, что мой выбор неправильный, что быть врачом – это достойно и прекрасно, да и создавать проблемы своей семье мне не хотелось. И я пошел сдавать экзамены на медицинский факультет, но, по воле Божией, не прошел по конкурсу. Вернувшись домой, я сообщил, что стану богословом.

Тогда, после гражданской войны, в Греции был большой духовный подъем. Проводилась катехизация, духовные беседы, в которых принимало участие много молодежи, ученых… Я участвовал во всей церковной деятельности, познакомился со многими людьми Церкви, духовенством, преподавателями-богословами. Окончил богословский факультет при Афинском университете; потом Господь устроил так, что я стал священником, это произошло в 1963 году. Спустя пять лет меня посвятили в епископы, хотя поначалу я не думал об этом. Почти все мое служение – с того момента, как я получил свой диплом богослова, и до сего дня – прошло в Афинах. Хотя я много ездил и по Греции, и по всему миру. Бывал и в Москве.

Из-за высокой работоспособности меня назначали на высокие должности. В 50-е годы был основан союз православной молодежи всего мира под названием «Синдесмос»[6]. В 1954 году меня, тогда еще даже не священника, выбрали генеральным секретарем этого союза, и я оставался на этой должности в течение десяти лет. За это время я организовал четыре всемирные конференции православной молодежи. Когда в России была советская власть, молодым людям не разрешали принимать участие в деятельности «Синдесмоса». Но после перестройки в союз вступила и российская молодежь. Во время моей поездки в Москву уже все было разрешено, и я был очень рад видеть молодых русских в рядах союза. Конференция в Москве проходила на корабле, который плыл по Москве-реке. Это было своеобразное маленькое путешествие, во время которого мы совершили службу вместе с Патриархом Алексием, проводили заседания… Тогда на конференции выступил представитель Правительства России, и стало ясно, что ситуация улучшается. Так что посетить Москву было для нас большим удовольствием… А за исключением подобных поездок, я все время служу в Афинах, вот уже пятьдесят лет.

– Чем в Афинах занимается викарный епископ – помощник Афинского архиепископа?

– Раньше Синод не назначал епископов-помощников, он избирал только митрополитов. Архиепископ Афинский сам выбирал себе в помощь епископов: он выдвигал кандидатуру, которую потом утверждает голосованием Малый Синод. Поскольку кандидатов выдвигает архиепископ, это люди доверенные. Итак, первый архиепископ, который предложил мою кандидатуру (и которую одобрили), возложил на меня дело социального обеспечения малоимущих и организации благотворительных учреждений для них. Через некоторое время прибавилась работа с молодежью. Вот эти две большие отрасли мне удалось заметно развить. В Греции существует множество благотворительных учреждений, созданных благочестивыми христианами, которые бездетны и не имеют наследников. Такие люди оставляют свое имущество Церкви (а в сущности, государству, от которого Церковь не отделена), чтобы она им распорядилась с благими целями. Этими учреждениями всегда руководит архиепископ. Но архиепископ не ездил по учреждениям, этим и занимался я, епископ-помощник.

Среди молодежи мы проводили главным образом катехизацию. Она затрагивала все возрасты: детей, подростков, студентов, работающую молодежь.

Путем пастыря

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о ваших книгах и о катехизации.

– Мне выпала большая честь. Долгое время в нашей Церкви не было вспомогательной литературы для катехизаторов. Катехизация проводилась, но знания в этой сфере не были систематизированы и конкретизированы – а это следовало сделать. И я с большим удовольствием взялся за этот труд, которому посвятил пять лет денно-нощной работы… Результатом стали девять книг. Кстати, одна из них переведена на русский язык преподавателем из Москвы госпожой Наталией Николау[7]. Когда она здесь училась, она была моим духовным чадом, я ее знал, исповедовал…

Эти девять книг соответствуют трем уровням катехизации: детской, подростковой и студенческой. По три книги для каждого возрастного периода. Греческая Церковь использует эти книги вот уже двадцать лет – других пока нет. Те, кто мог бы написать, просили за это денег. Но это не дело, у нас нет денег… Так что используются мои пособия.

– Чем, по вашему мнению, является богословие? Это наука, такая же, как прочие, или это что-то другое?

– У нас богословие как научная дисциплина было включено в программу Афинского университета – и таким образом появился научный богословский факультет. К сожалению, преподавателями на этом факультете были люди, не имевшие к Церкви никакого отношения. Они просто вели предмет, и ничего более. Поэтому предыдущий архиепископ Афинский (Христодул, 19982008) попытался создать Университет высшего церковного образования, но не успел завершить начатое. Сейчас я отошел от дел и не знаю, как все это развивается.

В 50-е годы греческие богословы учились в университетах Германии и, вернувшись в Грецию, преподавали немецкое богословие, то есть фактически протестантское. Я тоже изучал это богословие. Его главной проблемой было отсутствие связи между богословской наукой и реальной жизнью Церкви. Нам, к примеру, не преподавали богослужебную практику. То есть мы изучали литургику: откуда взялась такая-то молитва, такой-то обряд, кто какие книги написал по этому вопросу, – сугубо научный подход. Но при этом нас не учили тому, как совершаются Божественная литургия, крещение на практике, так как это не считалось наукой. Равно как и богослужебное пение. Его не преподавали на богословском факультете, поэтому я и не знаю церковного пения. Что же это за богословская школа, совершенно не связанная с жизнью?

Но в 60-х годах пришло время православного богословия – молодые люди стали изучать отцов Церкви и писать богословские труды. Положение улучшилось.

– Может быть, богословие – это не наука, а жизнь по заповедям Христовым, в Церкви?

– Конечно.

– Кто-то из отцов Церкви или современных богословов оказал на вас влияние? На каких авторов вы опираетесь в своих богословских трудах?

– Поскольку мне необходимо было решать насущные, современные проблемы, я мало занимался историей богословия. Хотя ответы на вопросы искал с помощью святоотеческой литературы. В своих книгах я пишу о простых вещах: о том, как проводить катехизацию детей, или о пастырском служении. Например, одна из моих книг называется «Я православный христианин, что это значит?» Я пишу о том, Кто Такой Христос, Святой Дух, Святая Троица. Вот такие у меня книги.

Когда я изучал духовные проблемы города, я использовал иностранных авторов – за рубежом на эту тему есть много книг, а здесь никто ничего не писал. В других работах я не ссылаюсь на иностранцев – все, что могу, я черпаю из трудов греческих святых отцов. Я стараюсь писать не научные богословские трактаты, а книги, которые будут понятны людям, не имеющим специальной подготовки. Также когда я проповедую в храме, избегаю научности, и поэтому люди любят мои проповеди – они понимают, о чем я говорю. Многие чересчур теоретизируют, увлекаются богословием… Но простые люди хотят простых вещей. Они хотят понять, что такое литургия, что такое Божественное Причастие – главное в христианской жизни. Сегодня молодые люди, совсем не занимаясь пастырской работой, пишут одни богословские трактаты по отцам Церкви. Конечно, это тоже хорошо. Вот сегодня я читал работу моего друга, архимандрита, о том, какой смысл несет цвет священнических облачений. Хорошая, интересная тема, но очень уж специальная. Это же для священнослужителей, большинство мирян мало волнует цвет облачений, не так ли? Хотя автор говорит, что пытается заинтересовать людей. Но я не иду по пути преподавателей, я иду по пути пастырей. Поэтому я и стал не преподавателем университета, а епископом.

– В России существует традиция относительно цвета облачений, каждому празднику соответствует свой цвет, и духовенство не должно служить в других облачениях. В Греции тоже есть такая традиция? И вообще, надо ли уделять внимание такого рода деталям?

– Мне было радостно видеть русские церковные облачения. Это очень красиво: сорок священников в изумительных зеленых ризах. Зеленый цвет меня как-то особенно впечатлил. Также мне понравился византийский стиль русского богослужения. Мы, греки, потеряли пятьсот лет под турецким владычеством, поэтому мы немного выходим за рамки византийского богослужения, а вы, русские, не отходите от него. Оно такое же, как в древности, – и это мне очень понравилось. Часто, когда служу, я наблюдаю за тем, что делают священники, и говорю им: «Посмотрите, как это делают русские – как в древние времена; делайте и вы так».

В Греческой Церкви нет правил относительно цвета облачений – мы служим, в чем хотим. Я только слежу за тем, чтобы Великим постом и на Страстной седмице надевали темные тона, а на

Пасху служили в белом или в золоте, на отпеваниях, панихидах – в белом. В остальных случаях – кому что угодно. Это вопрос церковной культуры, которую и в нашей Церкви необходимо воспитывать. Но если устанавливать правила касательно цвета облачений, то это должен делать Священный Синод.

– Вы сказали, что занимались духовными проблемами города. Что это за проблемы?

– Мое основное исследование связано с многолетним епископским служением в большом городе. Оно называется «Современная городская среда как духовная проблема». В Афинах почти четыре миллиона жителей, треть Греции живет здесь. Я изучал влияние, которое оказывает многомиллионный город на приходы, на мирян, священнослужителей, архиереев. Это был поиск ответов на вопросы: каков современный человек? Как он мыслит, о чем думает, как работает, от чего устает? Какие в городской среде бытуют идеологии? Почему люди отдаляются от Церкви? Все это я описал в своем исследовании. Я собирал материал и в других странах, в Европе и Америке, поскольку там с этой проблемой столкнулись раньше. И моя книга – единственная в Греции на эту очень актуальную тему. Свою работу я защитил в качестве диссертации в Афинском университете и стал кандидатом богословия.

В большом городе множество проблем. Жизнь старинных городов очень изменилась. Когда-то священников знали все – сейчас их не знает никто, не знают даже епископов. Сегодня подчас очень тяжело добраться до храма из-за транспортных проблем. Большие дороги, проспекты – как через них дети пойдут в церковь? Раньше вокруг наших церквей было «священное окружение» – леса и парки, теперь же провели дороги, и деревья канули в Лету. Около церквей нет места, где христиане могли бы посидеть, пообщаться, даже просто сказать друг другу «доброе утро», где могли бы играть их дети.

– Вы первым стали главой церковной комиссии по вопросам окружающей среды и экологии. Почему вы захотели этим заниматься?

– Да, я начал с городской окружающей среды. Часть моего исследования о городах была посвящена экологии, тому, как город разрушает окружающую среду. Я собрал материалы и впервые в Греции написал об этом книгу, которую назвал «Богословие окружающей среды».

– Как же можно решить экологические проблемы?

– Я исхожу из учения Православной Церкви. Решение – в самоограничении, избегании нерационального использования, во взаимопомощи, в осознании ценности природы, значения материи, плоти. Ведь христианство не выступает против плоти и материальных ценностей, но рекомендует воздержание, разумное использование, уважение. Сегодня нет уважения ни к чему.

Необходимо уважение к деревьям, цветам, природе – ее, природу, наша Церковь освящает. На Богоявление происходит освящение воды, хлеб и вино освящаются на литургии… Православие – это христианский материализм: оно уважает материю в большей степени, чем другие религии. Пьяница, который пьет вино, не уважает свое вино – он его проклинает; а у нас при совершении Евхаристии используется вино. Какая разница? Мы благословляем вино, ведь и Христос сказал, что будет пить новое вино в Царствии Божием (Мк. 14: 25). Христос говорил о вине в добром смысле.

– У вас прекрасная библиотека, книги четко классифицированы, вы сами этим занимаетесь?

– Это одна треть библиотеки. Остальные две я отдал в дар архиепископии, потому что мне было некуда ставить. Здесь у меня основные книги, источники.

– Вы продолжаете писать книги?

– Сейчас у меня слабость и нет особого настроения, но я все равно пишу. В типографии сейчас две мои книги. Одна из них – «Православная христианская эсхатология».

– Владыка, вы сказали, что Божественная Евхаристия – главное в жизни Церкви. Как часто причащается современный греческий христианин?

– У нас две категории людей. Одни следуют традиции причащаться два-три раза в год. И это почти все греки – они причащаются на Пасху, Рождество, еще, может, на Успение Богородицы. Но есть и группа воцерковленных христиан, которые причащаются чаще. Конечно, многое зависит от духовников и от духовного состояния самих верующих, но раз в месяц они обязательно причащаются.

– Вы сами сторонник частого или редкого причащения?

– Человеку это, конечно, нужно обсуждать со своим духовником. Но лично я советую мирянам причащаться раз в месяц. И по случаю большого праздника – еще один раз в месяц.

– Какую вы как духовник рекомендуете подготовку?

– Если речь об воцерковленных христианах, то подготовка – это прежде всего исповедь. Я их благословляю причащаться раз-два в месяц. Но незнакомых я не благословляю: я должен их узнать, поговорить с ними, чтобы они осознанно причащались.

– Надо ли поститься перед причащением?

– Тем, кто часто причащается, я советую держать трехдневный пост – в четверг, пятницу и субботу, а в воскресенье причаститься. Поскольку они причащаются часто, им нет необходимости больше поститься. Но у нас есть и период Великого поста, и я настаиваю, чтобы люди постились как можно дольше, в зависимости, конечно, от возраста, духовного состояния, здоровья. Я не принуждаю поститься все пятьдесят дней, но, если человек хочет, благословляю. Я не настаиваю, поскольку считаю, что пост – это аскеза, а не добродетель и к этому христианин должен постепенно прийти. Я советую поститься, сколько возможно, – хотя бы неделю или две, в первую и последнюю недели поста. Но человек должен делать это осознанно, по зову сердца и с целью покаяния.

– В афонских монастырях причащаются четыре-пять раз в неделю. Что вы скажете по поводу такой практики?

– На Святом Афоне некогда существовало различие между личной аскезой монаха и общим ходом церковной жизни. В частности, это касается Божественной литургии. Афонские монахи стремились прежде всего к аскезе, к уединению с Богом – и Божественная литургия как бы отошла на второй план. Тогда и на Афоне, и в Греции люди причащались максимум три раза в год. Монахи-аскеты на Афоне однажды выходили из келий и шли в храм, чтобы причаститься, или же их возили на Божественное литургию. В XVIII–XIX веках ряд монахов совершили духовную революцию. Они объявили, что не могут жить без Божественного Причастия, что оно должно быть частым. Их называют святыми отцами-колливадами[8]. Это пришлось по нраву всей Греции, и священники, проповедники, богословы начали советовать причащаться чаще. Теперь я не знаю, что происходит на Афоне, но во многих монастырях монахи причащаются часто. И это правильно. Аскеза – это человеческое, но мы не сможем спастись своими силами, без благодати Христовой.

Православие на пользу корейцам

– Владыка, вы проходили служение в православных миссиях в странах, традиционно нехристианских. Насколько успешно проходит там проповедь Евангелия?

– Да, я служил в миссиях в Корее, в Африке. Православным миссионерам там сложно. К сожалению, предшествующие миссионеры Римско-Католической Церкви и протестанты хотели получить выгоду и использовали людей. Теперь на христианских миссионеров смотрят с подозрением, они – чужаки. Поэтому когда я выходил в рясе на улицу, люди становились серьезными и настороженными: «Чего он от нас хочет?»

Были и забавные случаи. Например, в Китае не носят бороду. Когда они видели меня, то говорили: «Это чужеземец… белый…» А дети хлопали в ладоши и все время норовили схватить меня за бороду – я очень смеялся.

В Азии, по крайней мере в Корее, место религии занимает почитание предков. Младший чтит старшего, старший чтит мертвых. При этом у них очень крепкие семьи, главой семьи является самый старший ее член, он направляет семью, контролирует все, в том числе браки младших. В его руках вся власть. Это прогонолатрия.

Православную Церковь в Восточной Азии основал сто лет назад русский миссионер. Православие, как правило, покоряет азиатов своей Божественной литургией, обрядами, храмом. Им очень нравится, что молиться можно на родном корейском языке, и вообще уклад, традиции нашей Церкви органично вписываются в их культуру. Особенно православная традиция молиться за умерших, относиться к ним как к живым. Вообще, азиаты очень загадочные, у них богатое воображение. В нашей Церкви присутствует таинство, и это производит на них впечатление… Потихоньку они приходят в Церковь. Если один человек из корейской семьи крестился, то мало-помалу и вся семья за ним последует. Когда они причащаются, это так трогательно: причащается сто человек, начиная с малышей и переходя, как принято у них по обычаю, к старшим.

Правда, в Корее нет ни хлеба, ни вина, все, даже сладости, делается из риса, поэтому в нашу церковь в Сеуле, как и в другие большие города Кореи, мы отправляем муку из Греции.

Что касается языка, то наши миссионеры учат корейский. Уже второй наш миссионер стал преподавателем Университета в Сеуле, преподает там греческую культуру и, следовательно, Православие. Когда миссионер является глубоко верующим, а не случайным человеком, он притягивает людей, ведет их ко спасению.

Из других черт православных корейцев мне запомнилась их любовь к порядку, они очень уважительны, приветливы, в них есть любовь. А еще они радостные люди. Корейцы обычно хмурые, но православные улыбаются и смеются – им явно Православие пошло на пользу. Я думал: «Смотри, они смеются, как мы, греки, и получают от этого удовольствие». То же самое я наблюдал и в Африке.

– Из бесед с греческим духовенством складывается впечатление, что миссия сегодня нужна как в нехристианских странах, так и в самой православной Греции. Так ли это?

– Да, конечно, так. И всегда в Греции так было. Нас, православных, крестят в младенческом возрасте, то есть Таинство Крещения совершается прежде катехизации. Но правильнее сначала проводить катехизацию, а потом уже крестить. Были времена, когда подготовка ко крещению и последующему причащению длилась три года.

Сейчас невозможно отменить крещение в младенческом возрасте, да это имеет и положительную сторону. Я это понял, когда встретился с сербскими священниками, которые приезжали в Грецию после падения коммунизма. Когда человек крестится в младенчестве и с малых лет причащается Плоти и Крови Господа, его тело, душа, вся его природа питаются Божественным Причащением и он освящается. Но если он крестится в возрасте сорока-пятидесяти лет, у него остается немного времени, чтобы покаяться. Сербы говорили мне: «Вы, греки, совсем другие, поскольку вас крестили в младенчестве». Но именно поэтому у нас есть необходимость миссии и катехизации после крещения.

Да, люди крестятся, но что после этого? Потому и секты развиваются: кто-то приходит и говорит грекам: «Знаете ли, Кто Такой Христос?» – «Нет, не знаем». Но разве мы их не учили этому? Они же крещеные. Поэтому я так много и говорю про катехизацию, о которой и книги написал.

После Второй мировой войны был большой расцвет воскресных школ для молодежи – в них шли сотни тысяч детей. Не было телевидения, не было радио, не было спорта, люди еще были чистыми – и все бежали в воскресные школы. Сотни тысяч детей… Но постепенно они начали ходить учить английский, русский, немецкий, на танцы, в кино – и стало не хватать времени на воскресную школу.

Церковь все равно настаивает на катехизации во всех возрастах. Вы видите образованных людей, которые ничего не знают: преподаватели университетов, ученые люди, политики – все они ничего не знают о Церкви.

Итак, поскольку я изучил данный вопрос, я считаю, что проблема номер один в Греции – это пастырская работа: каким образом провести катехизацию людей после их крещения. Чтобы люди были освящены, чтобы они получили пользу. Некоторые священники на приходах проводят очень хорошую работу – как, например, отец Серафим[9], у них живой приход, проводятся беседы, священники прихожан не бросают. Такая работа культивируется в ряде приходов, но, к сожалению, не во всех.

Есть и другая проблема – сейчас, во время экономического кризиса, становится все меньше священников в деревнях. У нас, к сожалению, священникам платит государство, которое теперь говорит, что не может платить, несмотря на свои обязательства перед Церковью. Наша Церковь после свержения турецкого владычества первой дала средства на создание государства, и государство обязалось платить священнослужителям. Но теперь оно это отрицает. В результате у нас большие трудности, острая нехватка священнослужителей. Есть молодые люди на богословских факультетах, которые могли бы стать священнослужителями, но им нечем платить. Поэтому многие из них поступают следующим образом: те, у кого есть хоть какая-то работа – в банке или где-то еще, – продолжают там работать и одновременно становятся священниками. Они так поступают, чтобы выжить вместе со своими семьями.

Один + один = одиннадцать

– Государственный статус – это благо для Церкви?

– И да и нет. Во времена турецкого господства, на протяжении пятисот лет, греками управлял Вселенский Патриарх, с дозволения султана, – и именно благодаря Церкви жила нация. Поэтому когда произошло освобождение[10], греки были глубоко верующими православными христианами.

Но потом начали вмешиваться другие страны: Россия, Англия, Франция – все со своими интересами. Они стали тянуть людей из Греции. Пришел король-немец[11] – и немцы правили Церковью. Они разрушили множество монастырей: немцы не знали о монашестве и о том, насколько важны монастыри[12]. С тех пор положение Церкви становится только труднее.

Государство, политики не осмеливаются открыто оскорбить Церковь, и Конституция признает Церковь как официальную – но на деле между Церковью и государством нет сотрудничества. Особенно сейчас. Это происходит под влиянием протестантов, еретиков. Людям навязывают так называемый секуляризм – обращение к светскому, материальному. Интерес к духовному искореняется. Люди почти ничего не знают о своей вере – нехватка катехизации, как мы говорим.

Мы живем в трудное время. Сегодня мы сильно обеспокоены тем, что не можем рукополагать священников, так как государство сокращает штаты госслужащих. Как человек будет жить без денег, если у него семья? Потом, мы не можем привлечь детей в воскресные школы, потому что они в это время занимаются иностранными языками и танцами… И у их родителей нет доверия к Церкви. А многие молодые родители и вовсе не венчаются – конечно, во многом из-за того, что у них нет денег на свадьбу[13]. Но некоторые просто не хотят создавать семьи и рожать детей. Это все – одна комплексная проблема.

Здесь, в нашем приходе, живут богатые люди, очень богатые. Раньше проводилось шестьсот таинств в год – крестины и венчания, а теперь проводится двести; а в других церквах и того меньше.

– А разве не в бедных странах или там, где люди переживают какие-то трудности, повышается религиозность, укрепляется семья, рождаются дети? Может быть, проблема связана не с деньгами, а с чем-то другим?

– Дело в том, что у каждой страны, у каждого народа свои особенности, свой характер. Мы, греки, живем у моря, мы радостные, открытые, мы хотим петь. А тут пришли немцы, у которых другой менталитет. У них один плюс один всегда равно двум, а для нас один плюс один может быть равно одиннадцати. Мы свободны в распоряжении временем и финансами. А теперь нам указывают: «Сделайте это… сделайте то… сделайте так…» Как будто бы на нас надели узкую одежду – а грек не может носить такую, он хочет танцевать. И Православие соответствует нашему менталитету.

Но, к сожалению, мы очень поддаемся постороннему влиянию: Америки, Европы. Мы смотрим, что делают иностранцы, и пытаемся делать то же самое в Греции. Но ведь мы же совсем другие – и поэтому сейчас, когда мы в Евросоюзе, дела у нас идут плохо. Конечно, нам пытаются помочь финансово, дают деньги, но в духовном плане мы очень различаемся. Они протестанты, у них благословение – это деньги, а у нас – Божественная Евхаристия. Это совершенно разные вещи. Поэтому я недоволен этим нашим вступлением в Евросоюз. Должно быть как-то по-другому: все должны были оставаться на своих местах – со своими обычаями, историей, Церковью, верой. А теперь хотят, чтобы в школах преподавали не только Православие, но и мусульманство, и буддизм… Говорить детям и про Христа, и про Мухаммеда – да они запутаются!

Сегодня нам очень сложно. Можно сказать, что греческое Православие в большой степени спасают праздники, точнее – традиции народного празднования Рождества, Богоявления, Пасхи, других церковных праздников.

Но там, где еще есть хорошие священники, проводится пастырская работа, и поэтому мы надеемся на возрождение. Мы уповаем на молитвы, особенно на молитвы достойных людей – монахов. В Греции много монастырей – это и Афон, и здесь, в Аттике, множество обителей. Так что в целом у нас все неплохо, даже хорошо, поскольку притеснений могло быть и больше. Я говорю так: Бог нас держит – и мы пролетаем над пропастью. Он не дает нам упасть – держит низко, но так, что мы не падаем. Я надеюсь, что Он нас не отпустит.

– Владыка, сейчас в России вводятся различные электронные документы, индивидуальные номера, и многие церковные люди говорят, что это признак конца света. В Греции это уже было, как реагировала Церковь?

– Да, многие чувствительные христиане подозрительны и болезненно реагируют на всякие технологические новшества. Однако официальная Церковь осторожна и внимательна, она, насколько возможно, сотрудничает с правительством и следит, чтобы не было тайного контроля над людьми. Пока у Церкви не было проблем. Допустим, правительство сказало, что надо поменять удостоверение личности[14]. А в народе пошел слух, что в нем якобы будет микрочип. Церковь и Священный Синод задали вопрос правительству: «Скажите, пожалуйста, там внутри будет такая штука?» – «Нет». Таким образом, у нас есть подтверждение, что внутри не будет микрочипа. Соответственно, Церковь не препятствует, чтобы у наших людей был ИНН и другие подобные номера. Большинство христиан в этом вопросе прислушались к мнению Церкви, но есть группы, ведомые фанатичными священниками, – и вот они реагируют отрицательно.

– Что вы скажете о скандалах, которые разразились вокруг Церкви в Греции? Они обоснованны или же это кампания по дискредитации Церкви?

– Существует группа журналистов, левых по своим политическим взглядам, которым нравится делать антирекламу Церкви по телевидению, в газетах. Часто они пишут о том, чего нет. Но даже если они пишут правду, то раздувают проблему и искажают ее сущность. К сожалению, как я уже говорил, обстановка в обществе изменилась. Многим не нравится все христианское и церковное – не всем, но некоторым, обладающим силой, кто владеет газетами, телевидением. И скажем, на Страстной седмице, когда люди идут в храмы, по телевидению показывают фильм про евреев, против Христа.

У нас меняют удостоверения личности. В старых было написано: «Евфимий Стилиос, православный христианин». Но из Америки дали приказ, и премьер-министр вычеркнул вероисповедание из удостоверений личности. Так что теперь уже не пишут «православный христианин»[15]. Идет кампания против греков – как идет кампания против русских. Нас не оставят в покое. И в Америке тоже ведется пропаганда против греков.

– Как вы думаете, владыка, иммигранты, наводнившие Грецию, создают проблемы для Церкви, для греческого мира?

– Это глобальная проблема. Когда, например, самым большим во Франции турецким городом является Лион, много турок в Берлине – это всеевропейский вопрос. Поэтому Каддафи как-то в Риме сказал, что не нужно войны: через несколько лет Европа и так станет мусульманской. Греция – это ворота, тысячи иммигрантов перебираются отсюда в Европу. Это серьезная проблема. Но у мигрантов нет проблем с Церковью – она их кормит, помогает им. Проблемы у политических партий и простых граждан, поскольку среди беженцев есть преступники, хотя много хороших людей, которые работают.

Сегодня из-за кризиса большой отток ученых, образованных людей из Греции. Мой племянник со стороны сестры – врач-хирург. Очень хороший человек, но хочет уехать в Германию. В Греции тоже есть работа, но очень сократили зарплату.

– Как вы думаете, духовная жизнь Церкви процветает во время гонений или когда все спокойно, благополучно?

– Не могу сказать. Я думаю, исторические условия сильно влияют на состояние общества. Через Грецию проходит много народа, это мост, соединяющий Восток и Запад. И это нас будоражит, меняет нас. На самом деле (и об этом многие говорят), если бы не было Церкви, Греция была бы ничем. Церковь все еще держит страну, формирует ее лицо, национальный характер. Монастыри, молитвы, праздники – если это убрать, ничего не останется от Греции. Для меня примером служит оккупация во времена моего поколения, то, как мы в то время обратились к Церкви. Это было массовое движение, нас было очень много. Сейчас я такого не вижу.

– Получается, что человек начинает искать Бога в тяжелые периоды жизни…

– Сейчас прошли те годы, когда у греков было много денег. Раньше по всем Афинам на цокольных этажах располагались магазины. Я не понимал: как все это может существовать? Как люди платят арендную плату? Нужно так много денег… Обувь, обувь, обувь, одежда, одежда, одежда, одежда, холодильники, холодильники, телевизоры, телевизоры… Как жили эти люди? Денег было много, но это были нехорошие деньги – займы. И в итоге все взорвалось. У народа наступили тяжелые времена. Конечно же, вера в народе не исчезла, но прежде всего людей занимают экономические проблемы, а все остальное отходит на второй план. Верующие люди держатся, но во многих приходах почти нет людей. Тем не менее я надеюсь, что вера, как уже не раз бывало в нашей истории, снова наберет силу, поскольку корни ее очень и очень глубоки.

«Ковчег мира»

Священник Антоний Папаниколау

«Академия Платона» – один из древнейших районов Афин. Археологи находят здесь следы построек, относящихся к 2000 году до Р Х. Древнегреческий историк Фукидид (460–440 до Р. Х.) называл это место одним из самых прекрасных пригородов Афин. По преданию, в одной из оливковых рощ похоронен мифический герой Академ, от имени которого происходит первая часть современного названия района. В этих рощах любил прогуливаться великий философ Платон. В 387 году до Р Х. он основал здесь свою философскую школу, просуществовавшую до 529 года н. э., когда ее закрыл император Юстиниан I.

Сегодня «Академия Платона» – неблагополучный район Афин. В этом древнем центре интеллектуальной жизни и образования процветает молодежная преступность и наркоторговля. Здесь же находится «Ковчег мира» – центр помощи детям из трудных семей. И действительно, после знакомства с деятельностью центра и его руководителем – священником Антонием Папаниколау возникают прочные ассоциации с ветхозаветным Ковчегом, в котором спасался от гибели древний мир.

В начале был… баскетбол

– Отец Антоний, как все начиналось? У кого возникла идея создания центра?

– Все началось по моей инициативе. И, как я верю, по благодати Святого Духа.

После окончания Духовной академии меня назначили в район «Академия Платона» настоятелем храма Святого Георгия и ответственным за работу с молодежью, хотя никакой молодежи тогда в храме не было. Жизнь большинства местных ребят проходила за пределами храма – на площади.

Парадоксальная ситуация: сотни детей прямо у стен храма чем-то занимаются, в основном криминалом, и не имеют никакого отношения к Церкви. Они – рядом с Церковью, и при этом очень далеки от Нее.

Приход нашего района – один из самых бедных и неблагополучных в Афинах. Здесь процветает наркомания, детская преступность, много неполных семей. Как правило, дети-преступники происходят именно из таких семей – тех, где единственный родитель – наркоман или алкоголик, или психически болен, или занят какими-то личными проблемами. Дети для него отходят на второй план, а попросту говоря, ими вообще не занимаются.

Я жил напротив храма, через площадь, на которой. вовсю шла торговля наркотиками. Я был потрясен, наблюдая происходящее. Особенно когда глубокой ночью видел детей на площади… Сам-то я вырос в провинции, у нас было принято рано возвращаться домой.

Пяти-шестилетних детей выгоняют на улицу с заданием принести двадцать, тридцать, сорок евро… Если не приносят – наказывают, бьют. Бывает, что детей рожают только для того, чтобы добывать с их помощью деньги, потому что сами взрослые не работают. Малыши в основном крутятся у светофоров, клянчат деньги у тех, кто сидит в автомобилях. Детишек жалеют, подают. Естественно, ни о какой школе никто даже не думает.

Как я уже сказал, все увиденное повергло меня в ужас. И я решил открыть двери, говоря образно, попытаться найти Церковь за пределами храма. В лице всех тех, кто находится рядом с его стенами, но не имеет к нему никакого отношения, и прежде всего в лице детей.

Но для этого мне надо было пойти к этим людям, туда, на площадь. Какое-то время я колебался, потому что не принято, чтобы священник выходил из храма на площадь: место это сомнительное, священнику негоже быть там, среди наркоторговцев и всяких подозрительных личностей. Могут подумать, что у нас какие-то общие темные дела. А мне, чтобы достичь своей цели, нужно было буквально жить там. Тем не менее я рискнул открыто, даже по-приятельски, общаться со всеми этими людьми с площади. Иначе я бы не понял, как им можно помочь.

Я начал знакомиться с детьми, которые не посещали храм, не являлись формально «чадами Церкви», но жили на территории моего прихода, и поэтому детьми Церкви я их все же считал. Для начала я стал играть в баскетбол с местными подростками. Так продолжалось довольно долго: игры, встречи и общение на ступеньках перед храмом. Я постепенно узнавал их, а они меня. Не как священника, который их поучает свысока, чтобы они хорошо себя вели, а просто как человека, которому можно доверять. Я ходил в дома, где живут неблагополучные семьи, знакомился с людьми, заводил с ними дружбу, помогал, чем мог. Это было самое главное: разделить с детьми их дом, их жизнь, а для них тем и другим, в общем-то, была площадь. Я понял, что главная причина детских страданий – отсутствие полноценной семьи, семейной поддержки, контроля. Поэтому, например, если они и начинали ходить в школу, то делали это нерегулярно, их отчисляли, и в итоге они совсем забрасывали учебу. Многие дети были сиротами – их родители умерли от наркотиков.

Вот так, благодаря играм, баскетболу, общению, мне удалось оказаться внутри этого мира – сложного, иногда страшного мира района «Академия Платона». И потихоньку я начал вытягивать детей оттуда. Думаю, удалось мне это потому, что ребята доверяли мне.

Первая группа собралась из тех детей, которые уже начали вести преступную жизнь: воровали, торговали наркотиками, сами их употребляли. С несколькими единомышленниками мы арендовали небольшое помещение рядом с площадью, бывшее кафе, и там стали заниматься с детьми. Вот так и был основан «Ковчег мира», в 1998 году. Мне тогда было двадцать шесть лет.

– Чем вы занимались? Это были какие-то общеобразовательные уроки, как в обычной школе? Математика, например, или что-то подобное?

– Нет, здесь надо было начинать с другого. Еще когда я только знакомился с местной молодежью, я заметил: никто из них не верит, что их жизнь может быть иной – без криминала, наркотиков и попрошайничества. Они уверены, что ни к чему больше не способны, ничего не могут, что они – ноль, ничтожества. Это внушали им родители, а вся окружавшая их с детства атмосфера безысходности поддерживала у них такое мнение о себе. И я начал с того, что попытался повысить самооценку детей. Я находил в них хорошее, пусть самую малость, например умение неплохо играть в баскетбол или футбол, и старался, чтобы они увидели это в себе. Вот с этого начали.

Тогда у нас не было ничего: ни денег, ни нужного оборудования. Я отдал свою зарплату, другие что-то добавили. Думали только о том, чтобы продержаться месяц, а там видно будет…

Я молился Богу: «Все, что я мог сделать, – я сделал, а теперь Твоя очередь сделать то, что нужно». И Господь преподал хороший урок и мне, и детям. Он показал, что Он жив. Вот уже четыре года мы живем в этом прекрасном помещении, после десяти лет тяжелой работы в суровых условиях.

Сегодня тем первым ребятам по двадцать четыре года. Некоторые отслужили в армии, имеют работу, многие – студенты. И все вспоминают произошедшее с ними как чудо Божие: с полного нуля развилась такая обширная деятельность на благо Церкви и общества.

– Сколько сегодня детей в «Ковчеге»? Как вы с ними работаете?

– Сегодня в центре четыреста детей. Многие приходят сами и просят защиты от родителя или от какого-то другого взрослого, который жестоко с ними обращается. В этом случае мы изучаем ситуацию и по решению суда забираем детей в центр.

Детки приходят истощенные психологически и физически. И наша задача – сделать так, чтобы они снова улыбались, смеялись. Все это очень непросто, особенно когда, например, над ребенком надругался собственный родитель. От всего, что ребенок пережил, его трясет, он всего боится, ждет ударов со всех сторон. Для него каждый человек – это зло, потенциальная опасность.

И если ребенок у нас снова начинает играть и радоваться, то я воспринимаю это как награду, ну или как оплату за наш труд. Глядя на таких детей, мы говорим: «Посмотри, каким был ребенок в прошлом году и какой он сегодня».

Обреченным на гибель детям мы помогаем встать на праведный путь, обрести опору в жизни, чтобы они смогли жить, используя свои руки или голову, а не другими способами.

А потом такой ребенок своим примером помогает другим детям. Я часто говорю нашим воспитанникам: «Если бы вы не прошли через все трудности, которые были в вашей жизни, то вы не стали бы такими сильными, как сейчас». И это не просто слова, я действительно в этом уверен. Потом, когда наши дети идут в обычную школу, они мне часто рассказывают: «Батюшка, ни с того ни с сего дети в классе начинают плакать, мы их спрашиваем – почему. Оказывается, по таким пустякам! Тогда мы рассказываем им про себя, и они лишаются дара речи!» И я говорю: «Вы сможете помочь многим людям… Но не потому, что пару раз посидели в тюрьме, и вообще прошли через огонь, воду и медные трубы, и такие крутые теперь. Главное, что вы спаслись, окончили школу, получили специальность и живете собственной, независимой жизнью и радуетесь ей. И можете делиться этой радостью с окружающими. Вы можете показать путь спасения всем оказавшимся в трудном положении, чтобы они тоже смогли выкарабкаться».

Вы видите, у нас даже есть почетная грамота Отдела по восстановлению порядка[16]. В этом году на Рождество к нам приезжал глава греческой полиции вместе с министром защиты граждан господином Дендиасом[17]. Глава полиции сказал мне: «Отец Антоний, если бы вы не работали с этими детьми, то завтра-послезавтра мы бы столкнулись с большими проблемами. Ваша и наша деятельность тесно связана…»

Но мы не только даем детям кров и пищу, помогаем получить профессию, устроиться на работу. Мы заботимся о духовной жизни ребенка, развиваем ее – и в этом характерная особенность нашего центра. Дети, которые крещены в Православной Церкви, ведут у нас полноценную церковную жизнь: исповедуются, причащаются, соборуются. В здании центра есть храм. И это – вместе с поддержкой психологов, педагогов и других специалистов – помогает справиться со многими сложными проблемами.

– На что вы опираетесь в своей педагогической работе: на церковную традицию или на достижения современной науки: педагогики, психологии?

– Я бы сказал, что отцы Церкви – это наша альфа и омега… Они сказали все задолго до появления великих психологов или педагогов. В особенности святой Иоанн Златоуст, Григорий Нисский, Василий Великий.

Отцы учат, что ответственность за воспитание лежит в основном на родителях. Какова семья – таков будет и ребенок. Если ребенок делает что-то выходящее за рамки, то в наибольшей степени в этом виноваты его родители. Они должны иметь правильные духовные установки, и тогда ребенок воспитывается на их примере. Так говорят отцы Церкви. Если ребенок не увидит в нас добродетели, он не получит правильного воспитания. Пусть даже мы наймем ему самых лучших учителей.

– Как у детей проходит день? Как сейчас в целом организована жизнь в центре, работа волонтеров?

– Сначала уроки по общеобразовательным предметам, потом обед и дополнительные занятия. Для каждого ребенка назначается ответственное лицо – волонтер. Он помогает детям организовать свое время, сделать домашнее задание. Зарплату мы не платим. Все волонтеры имеют высшее образование, но их допускают к работе с детьми только после специальных семинаров в нашем центре. Это необходимое условие. Кроме того, чтобы работать в нашем центре, волонтер должен быть религиозным человеком.

Волонтеры помогают детям упорядочить свою жизнь. Порядок – это как поезд, на котором только и можно доехать до «нужной станции». Мы говорим детям: «Не пропустите поезд своей жизни». То есть нет смысла сидеть и рыдать о своей матери или об отце, которые не такие, как бы тебе хотелось, которые не дают тебе ничего хорошего. Не упусти свой собственный шанс, и тогда ты сможешь протянуть руку помощи своим родителям.

Нам помогает множество волонтеров – около двух с половиной тысяч человек. С нами сотрудничают юристы, врачи всех специальностей, учителя, преподаватели центры психического здоровья, гематологические центры, агентства по трудоустройству. Мы и у себя готовим людей, у нас есть школа для родителей.

Например, при помощи волонтеров мы организовали свой собственный стоматологический кабинет. Кто-то приобрел кресло, другой что-то еще. Всё сами… Теперь ежедневно идет прием, совершенно бесплатно. Также мы открыли свою аптеку. В последнее время из-за экономического кризиса приходится помогать не только детям или неблагополучным семьям. К нам ежедневно обращаются самые разные люди, и мы должны быть готовы помочь им в их нуждах. Мы даем лекарства, еду, одежду, обувь. У нас тут есть секретариат, где мы выслушиваем просьбы людей. Сейчас он работает практически круглые сутки.

Можно сказать, от нашей помощи буквально зависят человеческие жизни.

Еду готовит мама

– Ребенок после того, как попадает в центр, как-то общается с родителями?

– Важнейший принцип работы нашего центра – не отрывать ребенка от семьи, не селить его окончательно у нас. К нам очень часто приводят детей, чтобы оставить. Но мы вместо того, чтобы увеличивать количество интернатов и сиротских приютов, избрали другой путь. Мы всячески поддерживаем «трудного» родителя, учим его быть настоящим родителем, чтобы впоследствии он сам заботился о своем ребенке. Неполным семьям выделяется ежемесячное пособие, чтобы они могли содержать свой дом. Хорошо получать тарелку еды и одежду, но, если у тебя нет крыши над головой, ты не имеешь права воспитывать своего ребенка. Таков закон. Если адвокат скажет, что у тебя нет дома и поэтому ты не можешь создать своему ребенку необходимые условия, его могут у тебя забрать.

Мы учим родителей профессии, кого-то направляем в школы, потому что некоторые люди нигде не учились и почти неграмотны. Сегодня у нас действуют четыре школы, где можно обучиться поварскому или парикмахерскому делу, кройке и шитью или уходу за престарелыми и младенцами. По окончании обучения люди получают дипломы. Сиделки для пожилых людей нужны многим, и к нам часто обращаются с просьбой подобрать кого-нибудь для этой работы.

Для женщин-матерей у нас организованы специальные группы общения. Например, в отдельной группе собираются матери, чьи мужья сидят в тюрьме, у женщин из другой группы – мужья с психическими расстройствами. Такие встречи, как показывает опыт, очень помогают женщинам почувствовать себя матерями. Мы предоставляем и медицинскую помощь, поскольку у наших подопечных нет никакой страховки. Действует социальный продуктовый магазин, куда ходят почти полторы тысячи человек.

Сейчас разные церковные учреждения кормят на улицах людей, но мы, хотя и могли бы делать то же самое, не раздаем готовую пищу. По-моему, это неправильно – побуждать людей стоять на улице с протянутой рукой. Мы раздаем только продукты, чтобы мать могла приготовить их дома сама, а ребенок бы видел, что еду ему дали не на улице, ее приготовила мама. Это очень важно психологически, особенно для греков.

Для того чтобы женщины не оставляли детей, мы содержим для них около ста двадцати квартир или домов. Какие-то из них принадлежат нам, за другие мы платим аренду. И деньги, которые мы затратили бы на то, чтобы вырастить ребенка, мы отдаем матери, чтобы та могла вести дом, сама кормила бы своего ребенка и воспитывала его. Дарила ему подарки на Рождество и на Пасху, из тех игрушек, которые мы ей дадим. Игрушек у нас много.

Конечно, это все касается детей, у которых есть кто-то из родителей. Но у нас много и сирот, или брошенных детей, их мы растим сами. Для них у нас есть два приюта: один в Пирее[18] – закрытый интернат для девочек, и такой же интернат для мальчиков в Колонос[19]. Там имеется все необходимое для воспитания и обучения детей.

Число детей-сирот с каждым годом увеличивается, потому что в Греции углубляется экономический кризис. Представьте себе, безработица среди молодежи уже достигла шестидесяти процентов! Растет число детей, которых забирают из семьи по прокурорскому запросу, чтобы защитить ребенка от родителя. Крайняя нищета влечет за собой насилие.

– Ощущают ли дети разницу между жизнью в «Ковчеге» и дома? Влияет ли пребывание здесь на психологическое состояние ребенка?

– Это очень важный момент. Мы стараемся направить и жизнь родителя в нужное русло. Поэтому, хотя многие родители не в состоянии помогать детям с учебой, мы их привлекаем к процессу воспитания. У каждого ребенка есть специальный дневник, в котором записано все, что было сделано за день, и есть перечень заданий, которые мать должна с ним сделать дома. Мы пишем: ребенок вел себя сегодня так, таким-то образом мы с ним справились, ту же линию поведения должна продолжить мать дома. И в результате у нас с матерью есть общая стратегия действий, что очень важно для нормального психического развития ребенка. Разницы между нашим воспитанием и домашним не должно быть.

Должен сказать, что самый большой дар для ребенка – его мама. Мы могли бы организовать большой детский приют для сотен детей. Но мы выбрали более трудный путь: оставить ребенку его мать, которая отчасти тоже ребенок, и ее надо вырастить вместе с ребенком. Для психического здоровья ребенка мать – это альфа и омега. Без матери он больше чувствует себя сиротой, чем без отца. Я узнал об этом от самих детей. Мать может быть плохой, но на исповеди, когда мы наедине, ребенок плачет и говорит: «Как можно ей помочь? Она делает мне больно, злит меня… Но она моя мама, она – все, что у меня есть. Как можно ей помочь, батюшка?..» Здоровье ребенка, его психическое развитие очень зависят от матери.

Прагматичное милосердие

– У нас есть приют для женщин, подвергшихся насилию. Им мы тоже помогаем самим растить своих детей. Работа с такими женщинами – самая трудная. Многие из них стали жертвами торговли людьми. Поэтому на здании приюта нет никаких отличительных знаков, так что никто не знает, что это за дом. Есть и охрана. Для того чтобы помочь таким женщинам, надо вырвать их из окружения, которое их эксплуатирует, пресечь всякое общение между ними и их «хозяевами». А кроме того, дать им возможность зарабатывать на жизнь достойным образом. В приюте женщины учатся, чтобы затем жить нормальной самостоятельной жизнью.

То есть наши основные принципы действуют и здесь. Попав к нам, ты не будешь просто сидеть в предоставленной центром квартире и оплакивать свою судьбу. Тебе надо мобилизоваться и сделать что-то самому для себя. В этом тебе помогут. Психологические проблемы ты сможешь решить с помощью специалистов, психологов, педагогов, социальных работников. Или же правовые вопросы… Многие из женщин судятся с кем-то, но, как правило, они плохо знают свои права и у них нет денег. Мы предоставляем им бесплатных адвокатов, рассказываем об их правах. Например, к нам обращаются жены, которые хотят уйти из дома, потому что мужья не только их бьют, но и торгуют ими. Они спрашивают, что можно сделать, имеют ли они на это какое-то право, то есть фактически – есть ли у них право на жизнь?

И мы помогаем им. Помогаем также многим юным беременным женщинам, которые хотят сохранить ребенка, хотя их партнер против этого. Мы помогаем им родить, а затем предлагаем следовать нашей программе, чтобы завтра-послезавтра своими силами вырваться из нищеты…

Итак, главное, на что мы обращаем внимание, – это человеческое достоинство. Мы стремимся не просто проявить милосердие. Ведь в этом случае завтра я опять им понадоблюсь, и они снова будут стоять у наших дверей с протянутой рукой. Из Евангелия видно, что Христос не раздавал милостыню просто так. Он прежде всего лечил душу человека, прощал его и затем говорил: «Иди, живи сам и не совершай больше тех же ошибок». Работая с женщинами, мы следуем этому примеру; наша цель – чтобы они не повторяли своих ошибок.

Делай добро и бросай его в море

– Мы заметили, что в вашем центре не только греки, даже не только европейцы, но и чернокожие дети, и мусульмане. То есть вы принимаете всех, без различий?

– В Ветхом Завете во Второзаконии говорится: если чужеземец приедет к вам в страну, не эксплуатируйте его, не делайте ему зла, не пользуйтесь тем, что он испытывает нужду, но проявите уважение к нему и полюбите его больше, чем себя, так как он нуждается и находится в опасности… (см.: Втор. 10: 17–19, 24: 17, 27: 19).

Мы учим детей, что в лице иностранца, который стучится в нашу дверь, к нам приходит Сам Христос. Поэтому надо использовать свой шанс и не отпускать нуждающегося, чтобы ему не пришлось стучаться к кому-либо еще. Об этом говорит святой Григорий Нисский: когда у ваших дверей стоит нужда, не ждите, пока другой возьмет ее у вас, ибо вместе с этим он украдет ваше сокровище, на которое вы можете приобрести рай.

Когда разразилась война в Персидском заливе, в Ираке, в наш район хлынули толпы беженцев. Они селились в заброшенных домах, предназначенных под снос. Если бы дома обрушились, их бы поубивало. Они сидели там, как мыши, без воды, без всего. И наши двери стали открываться, точнее, дети беженцев их открывали. Они приходили к нам (тогда мы еще арендовали здание кафе) – видели наших детей, которые ели за столиками, и, ничего не спрашивая, шли к столам и ели прямо руками. Что тут скажешь?

И тогда у меня возникла дилемма. Ведь поначалу меня ругали за то, что я открыл двери для всех. Но что было делать, спрашивать: «Кто ты?

Какая твоя религия? Покажи мне свое удостоверение личности, чтобы я посмотрел, откуда ты…» Спрашивать об этом, когда человек голоден, не имеет возможности помыться или что-то изменить?

Мы не закрываем двери перед детьми, которые к нам стучатся, просят что-либо и потом уходят. Но мы не хотим, чтобы дети приходили к нам на короткий срок и потом шли бы к другим дверям. Поэтому сегодня у нас существует программа для детей-беженцев из мусульманских стран.

Я считаю, что мы, священнослужители, не должны заниматься политикой, мы должны видеть в любом человеке образ и подобие Божие. И поэтому мы уважаем детей из стран Ближнего Востока, проживающих здесь, уважаем их традиции. Когда у них Рамадан, наша кухня работает и вечером, чтобы они могли поесть. Мы к этому очень внимательно относимся, показываем хороший пример. И знаете, очень часто слова оказываются лишними.

Эти люди видят, что здесь им помогают только из любви, без всяких задних мыслей, не желая что-то получить от них. Я бы сказал, что это и есть наша миссия. Нельзя заставлять другого сделать что-либо против его воли. Только если он сам к тебе придет и спросит, тогда ты и расскажешь, не так ли? Ты не можешь сказать: «Знаешь ли, твой бог – не тот». Ко мне несколько раз подходили жившие в центре цыганята и дети из Ирака и спрашивали: «Ты что, не знаешь, что мы мусульмане?» И я отвечал им: «Я это знаю». «И почему ты нам помогаешь?» Они не понимали этого. Их научили, как говорит исламская традиция, что помогать можно только своим, а если кто-то тебе предложит что-то, значит, это не просто так. И когда меня цыганенок спрашивает: «А кто тебе велел все это делать?», тогда уж я ему объясняю, что это – Бог, Который велит помогать всем людям и утверждает, что иностранец – наш брат.

Для мусульманских детей у нас нет духовной программы. В воскресенье с утра у нас литургия, Закон Божий, и эти дети приходят после двенадцати часов, когда по программе у нас футбол, баскетбол, пинг-понг. Они играют, иногда мы их водим в театр или музей. Все дети обращаются друг к другу по именам, а не так: «Эй, ты, иракец! Эй, болгарин, румын…» Нет, они уважают друг друга.

За то время, пока существует центр, у нас было много детей-иностранцев, которые теперь разъехались по разным странам. И сейчас они нам звонят и плачут. Дети-мусульмане плачут и спрашивают: «Как дела у батюшки?»

Такие дети – лучшие миссионеры нашей Церкви и послы нашей страны. Потому что они рассказывают про православного священника, который проявил к ним уважение, помог им просто так, не пытаясь заманить в Церковь или что-то еще. Они в себе это хранят…

Вы знаете, они нам теперь помогают деньгами, ведь мы их обучили специальностям. Кто-то, например, стал автомехаником, другой – электриком. А когда они к нам пришли детьми, они говорили: «Мы уедем от вас, нам не нужно сидеть заниматься, учиться». Но мы их все равно включили в программу. «Через сколько времени ты уедешь? Через полгода? Через год? Давай хотя бы месяц позанимайся. Что выучишь, то выучишь…» А часто они вообще не уезжали, или только лет через пять. И, уехав из Греции в какое-нибудь бедное государство, где ситуация иная, они нашли работу, устроились, завели семью. Теперь мы часто получаем деньги из-за границы и даже не понимаем – от кого. Начинаем гадать по подписи, кто бы это мог быть.

Однажды, к примеру, ко мне приехали из Швеции какие-то люди. Оказывается, у нас они были детьми, а тут уже с женами, со своими детьми. Говорят своим детям, указывая на меня: «Целуйте ему ноги, так как благодаря ему мы смогли выжить и нас не уничтожили».

Или другой случай. Каждый месяц в течение какого-то времени нам приходило по пятьсот евро. Неизвестно откуда. Потом выяснилось, что от нашего бывшего воспитанника, мусульманина. Он нашел хорошую работу. Своего ребенка он воспитал нормальным человеком, не фанатиком. «Знаешь ли, – говорил он сыну, – в трудную минуту этот христианский священник помог мне, и я избежал многих проблем. Поэтому теперь есть и ты…»

Я хочу сказать, что добро не пропадает. У нас есть поговорка: «Делай добро и бросай его в море». Море безграничное, оно принимает добро, которое вроде бы растворяется в воде, но, когда ветер подует в другую сторону, оно к тебе возвращается. И ты думаешь: «Ведь я не сделал ничего… Почему Ты мне это посылаешь, Боже мой?» Господь дает Свои дары, когда ты их совсем не ждешь… И этими дарами мы делимся с детьми. Ведь и мои собственные дедушка и бабушка были беженцами из Малой Азии[20]. Мы выросли на их рассказах. Я часто говорю нашим маленьким беженцам, что мы понимаем и чувствуем их боль. Поэтому – только любовь. Греки на протяжении всей своей истории не боялись жить среди других народов и всегда несли в мир свет и культуру, благодаря которым справлялись со всеми трудностями.

– Но приезжих так много, что меняется сам облик страны!..

– Это правда, мы становимся чужими в собственном доме… Я сам думаю, что это большая ошибка – пустить такое количество людей в Грецию. Но это проблема правительства и политиков. А когда за моей дверью стоит человек, я не могу его прогнать и, конечно, разделю с ним свой дом. В конце концов, если я не сделаю его своим братом, он станет моим другом. Но я не сделаю его своим врагом… Хотя, кажется, политики хотят именно этого.

Мы, священнослужители, православные христиане, должны выполнять свой долг. Мы же учим детей… Вы даже не представляете, как сильно порой приезжие дети любят Грецию. Даже больше, чем маленькие греки, которых воспитали без принципов и ценностей. Глядя на них, удивляешься: «Он что, грек? Какая у него может быть связь с Грецией?» Я думаю, что все эти дети эмигрантов, которым мы прививаем определенные ценности, станут хорошими гражданами, будут любить нашу страну и захотят внести свой вклад в нашу общую жизнь.

Когда ты смотришь на человека как на чужака, говоря: «Ты знаешь, что ешь мой хлеб?» – или: «Ты не должен учиться, у тебя нет права на медицинскую помощь и на другие социальные блага…», то ты ставишь этого человека на уровень животного. И потом сетуешь, что к тебе залезли в дом, что кого-то убили, обокрали.

– Греция в свое время сильно пострадала от мусульман… Помнят ли греки об этом? Может, поэтому люди недовольны мигрантами?

– Да, Греция пострадала. Но я думаю, что здесь яснее всего проявляется различие наших религий и наших стран. Естественно, мы всё помним, историческая память должна сохраняться. Но при этом я убежден, что нельзя увековечивать ненависть. Мне как-то сказал один сириец, мусульманин-алавит: «Если бы ты был на моей родине, жил бы в нужде. Мы бы не предложили тебе еды, не дали бы тебе ничего… Мы бы тебя без колебаний принесли в жертву». Я ему ответил: да, у нас разные религии. Потом спустя некоторое время я узнал, что он крестился со всей своей семьей, в которой десять детей.

Два слова о себе

– Отец Антоний, расскажите немного о себе. Из какой вы семьи и почему избрали путь священнослужителя?

– Я родом с острова Хиос. Учился в духовной академии, потом женился, стал священником. У меня есть еще брат, архимандрит Нового монастыря (Нэа Мони) на Хиосе.

Мы – семья потомственных священнослужителей, об этом говорит и наша фамилия – Папаниколау[21], которая досталась нам от прадедушки… Но мы – беженцы. Мой дед родом из города Айвали в Малой Азии, а бабушка из

Трапезунда. Оттуда они уехали в Россию, поженились и прожили там до сороковых годов. А потом уехали и оттуда.

Первые знания о Православии я получил от своей матери. Она была глубоко верующей и меня с детства водила в церковь. Но главное, она воспитывала нас примером своей жизни. Несмотря на то, что в нашей семье было много детей и жили мы совсем небогато, мама всегда находила, чем помочь нуждающимся. Если кто-нибудь стучался к нам и что-то просил, мама говорила: «Это Христос, и мы должны помочь».

С детских лет у меня был духовник – отец Иоанн. Сейчас он уже епископ, живет в монастыре Пендели. Он и в академии был моим преподавателем. Через него я познакомился с архимандритом Георгием (Капсанисом) из афонского монастыря Григориат, великим богословом…

Общение со всеми этими людьми во многом и определило мой выбор… А остальное вы уже знаете.

– В «Ковчеге мира» вы воспитываете сотни детей. А собственные дети у вас есть?

– Да, недавно у меня появился первенец. Я нашел его на пороге моего дома. Подбросили. Я назвал его Ноем.

Жизнь для Неба

Священник Василий Кондояннис

Всю жизнь отец Василий служит небу. Сначала он готовил к полетам военные самолеты, затем стал священником, чтобы вместе с Церковью взлетать в Небо духовное.

Для беседы с протопресвитером Василием мы пришли в штаб-квартиру волонтерской организации помощи больным, которой батюшка руководит. Здесь в самом деле всюду коробки, предназначенные для отправки в больницы, волонтеры принимают обращения, отвечают на телефонные звонки, отец Василий по ходу беседы решает различные вопросы. Помощь всегда востребованна.

Шаг в пропасть

– Отец Василий, создание организации помощи больным было вашей инициативой?

– Да, это была моя инициатива. Я был хорошо знаком с нуждами больниц и положил начало этой деятельности при участии других священников. Мы начали в 2003 году. Наша цель – организация и координация работы волонтеров, которые хотели бы помогать одиноким людям, находящимся в больницах. Это люди разного возраста: и пожилые, и новорожденные, и средних лет.

Когда мы только делали первые попытки, нас посетил архиепископ Христодул[22] и расспросил о подробностях нашей деятельности: что и как мы делаем, какие меры следует принять, чтобы сделать работу более эффективной. И я сказал ему, что было бы полезно создать волонтерскую организацию. Эта тема стала обсуждаться, и в конце концов к нам стали присоединяться люди, которые хотели быть волонтерами. Таким образом, мы непрерывно работаем уже десять лет согласно европейским и международным нормам. Организуем работу волонтерского движения помощи одиноким людям в больницах.

Помещение, где находится наша «штаб-квартира» и где мы с вами беседуем, принадлежит Церкви. Церковь благословляет нашу деятельность, но организация находится на самофинансировании. В 2011 году с наступлением экономического кризиса ситуация осложнилась. Мы не справлялись и даже хотели закрыть организацию. Обращались к волонтерам с просьбой помогать финансово, насколько они могут. Поначалу большинство этого не одобрило, ведь они и так оказывают помощь больным. Тогда стали думать: вот существуют общества помощи животным. Их финансируют те, кто их организовал, сами участники. Так неужели мы поступим иначе? Если дело, которое ты делаешь, тебе нравится, если оно помогает не только больным, но и тебе самому, – поддержи его. Если мы, люди, которые это организовали, работаем на благо своего дела, говорим другим о том, какое оно достойное, – и не хотим поддержать его, то пусть лучше эта организация закроется.

Итак, мы находились в очень тяжелом положении, дело шло к закрытию. Но к счастью, с Божией помощью, нам удалось решить проблемы, мы продолжаем свое служение. Это настоящее чудо. Бывают моменты, когда нужно сделать шаг в пропасть. И ты либо пропадешь, либо спасешься, оказавшись в руках Божиих. Так было и с нами. Иногда Сам Господь хочет, чтобы мы так поступили, чтобы показать, что на все есть Его воля и Он заботится о нас. Ведь за десять лет работы мы раз пять оказывались на грани закрытия.

– Существуют ли государственные организации, подобные вашей?

– Организаций, полностью соответствующих нашей, нет. Существует организация с аналогичной направленностью. Она находится в митрополии Эгалео, в больнице «Аттико». Мы относимся к Афинской архиепископии. Но какая бы больница ни нуждалась в нас, даже находящаяся за пределами нашей митрополии, мы отправляемся туда – берем благословение у епископа, договариваемся, получаем разрешение приехать.

– Как вы считаете, во главе такой организации, как ваша, должен стоять священнослужитель или мирянин?

– Если честно, я бы побоялся полностью доверить управление мирянину. Так как священник связан с Церковью определенной ответственностью и духовно. Мирянин не имеет такой ответственности и духовного образования. Часто он может не обладать церковным сознанием. Поэтому я никогда не считал правильным доверить руководство мирянину.

Когда я служил в военной авиации, у нас работали как профессиональные военные, так и гражданские сотрудники. Подготовкой самолетов всегда заведовал военный, который мог работать до позднего вечера и делал все, чтобы вылет состоялся. Так же и я. Когда ты чувствуешь личную ответственность за какое-либо дело, ты будешь работать столько, сколько потребуется.

А что сделает профессиональный служащий? Скажет: «Через полчаса я ухожу». Если хочешь сделать что-то на благо мира, прими в этом непосредственное участие. И это стоит труда. Если церковная жизнь, церковное служение оказываются отчужденными от людской повседневности, от людских проблем, то они имеют мало смысла. Церковная деятельность должна социализироваться, должна быть направлена на служение людям, а не сводиться к простой формальности.

Не ради благочестия

– Кто может стать волонтером?

– Мы открыты для общества – каждый, кто хочет внести свою лепту в нашу деятельность, может вступить в ряды волонтеров. Но предварительно мы встречаемся с желающим, чтобы познакомиться и понять, что он может делать, подходит нам его кандидатура или нет. И если мы видим, что у него есть необходимые качества, он пишет специальное заявление и мы зачисляем его в команду волонтеров. Бывают случаи, когда у кандидата возникают трудности, например психологического характера, когда он не может находиться рядом с больными.

– Обязательно ли для кандидатов быть воцерковленными людьми и знать не только о телесных, но и о душевных потребностях человека?

– В первую очередь нас интересует, сможет ли человек находиться среди больных, выдержит ли он это. Не все благочестивые люди обладают этим качеством. Но если человек невоцерковленный, но тем не менее уважает Церковь и может находиться в больнице и среди больных людей, – он нам подходит. Ведь мы ищем волонтеров не с тем, чтобы они учили пациентов благочестию. После встречи и знакомства с кандидатом, во время которого мы выясняем его способности к работе в данной области, он направляется на обучение. Мы организуем три учебные программы в год: первая продолжается с сентября до праздника Рождества Христова, вторая – от Рождества до Пасхи, третья, соответственно, начинается после Пасхи. Программа включает несколько различных дисциплин, идет обучение правильному поведению в больнице, основам санитарии, рассматриваются различные медицинские и психологические темы. К тому же, пока идет обучение, мы имеем возможность лучше понять будущих волонтеров, оценить их личные и профессиональные качества. Ведь к нам приходят очень разные люди. Некоторые все же отсеиваются.

– Приносит ли им этот опыт пользу?

– Безусловно, этот опыт очень полезен как для волонтеров, так и для пациентов. Мы даже завели специальную книгу, где они пишут о своих впечатлениях.

После окончания обучающей программы волонтер несколько раз посещает пациента в сопровождении другого, более опытного волонтера. За его работой наблюдает социальный работник, оценивая, насколько тот хорошо справляется. Если все проходит успешно, новый волонтер может ухаживать за больным самостоятельно. Если у волонтера есть время и готовность, он договаривается с социальным работником и идет к больному вместе с ним. Мы самостоятельно не находим больных. Больницы сами сообщают нам о поступлении пациентов, о которых необходимо позаботиться. Они знают о нашем существовании, о том, что мы располагаем добровольцами.

В свою очередь, мы принимаем больных, рассматриваем, кто в нас нуждается больше. После этого организуем отправку волонтеров. Параллельно во время выполнения волонтерами своей работы мы наблюдаем за их деятельностью и состоянием. Бывает, что они не справляются со своей работой, испытывают затруднения, расстраиваются – либо по причине большого объема работы, либо из-за каких-то личных, семейных проблем. Социальные работники стараются оказать им поддержку, они ежедневно наблюдают за работой добровольцев, общаются с ними. Кроме того, приблизительно каждые полтора месяца организуются встречи волонтеров и социальных работников, где они беседуют на протяжении одного-полутора часов. Таким образом, они всегда находятся в общении друг с другом, всегда в курсе дел.

– Какого рода помощь добровольцы оказывают пациентам?

– Любую помощь, которую мог бы оказать по отношению к больному его родственник. Все, что делала бы мать для больного младенца, брат – для брата, супруг для супруга, находящегося в больнице.

Для людей характерно желание чему-то поучать. Но мы всегда предупреждаем наших сотрудников: лучший учитель не слова, а личный пример. Можно приходить и наставлять, поучать людей, но при этом наше поведение не всегда соответствует тому, что мы говорим. Если же больной видит к себе человеческое отношение без лишних слов, он понимает, что источником этого отношения является Церковь, осознает тот факт, что Церковь является человеколюбивой.

– Проводите ли вы какие-то беседы с волонтерами как духовник организации?

– По мере возможности мы это делаем. Но довольно сложно собрать вместе триста шестьдесят человек. К тому же у них очень мало времени. В свободное время они занимаются своей работой. Почти у каждого есть свой духовный отец. Но по каким-то общим вопросам нам удается общаться.

– Многие ли больные изъявляют желание причаститься, встретиться с вами или с другими священниками?

– Если они просят об этом, мы исполняем их желание. Я посещаю больницу «Иппократио», однако есть и другие больницы, при которых служат священники.

– Бывали ли случаи, когда после общения с волонтерами и с вами больные приходили к вере и воцерковлялись?

– Такое случается. Я помню одну девушку из больницы «Иппократио». Ее навещала крестная. Эта девушка была больна лейкемией и на протяжении долгого времени лечилась с помощью химиотерапии. Я заходил к ней, мы общались. Неоднократно речь велась об исповеди и причастии, она наотрез отказывалась. В конце концов ее причастили без исповеди. Однажды вечером я пришел в ее палату, сел и сказал: «Слушаю тебя». Она не знала, о чем ей говорить. Но я предложил просто побеседовать, пусть она расскажет мне, что делает, а чего не делает. Мы поговорили. С того момента ей стало лучше, и по сей день она исповедуется и причащается.

«Господь не оставил меня»

– Отец Василий, в каком храме вы служите?

– В приходской церкви больницы «Иппократио», в которой и началась наша деятельность. Церковь освящена в честь святого евангелиста Луки, она находится прямо за зданием больницы. Однажды мы привозили туда мощи святого Луки.

– Каким был ваш путь к священству?

– В семнадцать лет я поступил в военное училище. Через пятнадцать лет я работал техником в военной авиации; к тому времени я уже был женат и родились мои старшие дети. Однажды, когда я находился в самолете, услышал колокольный звон и задумался о том, чтобы стать священником. Захотел уйти из авиации. Единственной возможностью уйти без потерь было участие в выборах в советники. Тот, кто избирается, автоматически увольняется из армии. Был, конечно, и другой путь – причинить какой-нибудь ущерб, например совершить кражу, после чего меня, разумеется, уволили бы. Но тогда я не смог бы стать священником. На выборах я не получил ни одного голоса, зато у меня появилось право уйти из армии. Таким образом, я ушел в отставку, сразу же после этого меня посвятили во диакона.

– Вы обсуждали свое решение с духовником?

– В Ларисе[23], где я родился и вырос, у меня с детства был духовник. Когда я служил в авиации, познакомился с другим духовником, так как не имел возможности постоянно ездить в Ларису. Я обсуждал с ним то, что хочу стать священником. К счастью, мой духовник знал епископа лично. Это помогло, потому что моя ситуация была непростая: человек, который увольняется из авиации, вдруг изъявляет желание стать священником.

– Сколько уже лет вы в сане?

– Меня рукоположили в 1981 году. Мой первый приход находился на Пелопоннесе[24]. Там я прожил в общей сложности десять лет, до 1985 года. Однажды я посетил Афон и на обратном пути остановился в Ларисе, чтобы повидать родителей. Супруга позвонила мне и сообщила, что мой кум – бездетный одинокий человек – находится в больнице «Иппократио» и необходимо навестить его. Сначала я засомневался, стоит ли мне идти, но меня уверили, что этот человек хочет меня видеть. Когда я приехал, то узнал, что при больнице нет священника. Так я в 1986 году оказался в «Иппократио», пытаясь делать все, что в моих силах. Когда я приехал туда, то был уже отцом пятерых детей. Многие были против, говорили, что будет сложно растить детей, не имея возможности зарабатывать на требах, крещениях, венчаниях. Но с Божией помощью дети выросли и обзавелись семьями. Всего детей – девять, сейчас у меня уже трое внуков. Нужно предаться на волю Господа, сказать себе: «Это мой долг» – и выполнять его. И Господь не оставил меня. Конечно, я был очень занят, я должен был помогать родителям, служить в «Иппократио».

Через какое-то время меня назначили ответственным за обучение священников различным медицинским темам, тому, как осуществлять служение в больнице, как вести себя с больными. Раньше этого не существовало, все организовывал архиепископ Иероним[25] в рамках Центра дополнительного пастырского образования. По мере возможностей мы собираемся и беседуем.

К сожалению, ввиду моей активной деятельности в волонтерской организации, у меня остается мало времени, чтобы заниматься приходом. Зато многие люди из храма помогают мне. По мере того как наша организация разрасталась, нам требовалась помощь и поддержка. Если в моем приходе оказывались люди, имеющие свободное время, я звал их к нам. Сейчас я ищу человека, который бы мог постоянно находиться в храме, чтобы, если возникнет необходимость в священнике, сообщал мне об этом и я приходил.

Храм Святого апостола и евангелиста Луки при больнице

– Вы – настоятель церкви, занимаетесь волонтерской организацией, есть ли у вас возможность уделять внимание семье, кто все это время смотрел за вашими детьми?

– Моя супруга. Когда мои дети были маленькими, я старался чаще находиться дома. К тому же дети приходили ко мне в церковь и помогали, я объяснял им, что нужно делать. Так у меня появлялась возможность присматривать за ними. В Пиргосе[26], где я начал свое служение, мой сын прислуживал в женском монастыре. Пребывание в храме и прислуживание за богослужением очень помогли моим детям. Это возрастило их духовно, пробудило желание отдавать и помогать. Они должны были понять, что со своей стороны необходимо стараться сделать как можно больше хорошего для Христа, что папа не бог и нужно самим разговаривать с Богом.

– Как относятся к детям священника в обществе? Есть ли у них какие-либо трудности?

– Трудности есть, и они касаются не только общественной, но и церковной жизни. Когда дети маленькие, они считают своего отца богом. Но по мере взросления дети понимают, что их отец не бог, что есть Истинный Бог – и их отца, и их собственный. Они должны научиться самостоятельно обращаться к Богу, следуя примеру отца. Должны говорить с Богом и увидеть, что Он отвечает.

Наш долг – объяснить детям, что мы не должны быть такими, какими нас хочет видеть этот мир. Что бы ты ни сделал – мир тебя осудит. Главное – делать свое дело и знать, зачем ты это делаешь.

Наполнить будни Небом

– Такая обширная внешняя деятельность – координация работы трехсот шестидесяти волонтеров – не отвлекает ли от внутреннего, сердечного предстояния Богу, от общения с Ним, о котором вы сейчас сказали? Как действует в вашей жизни молитва?

– Молитва очень помогает. Но не потому, что я священник. Главное здесь – вера человека. Однажды произошел такой случай. Девушка, которую я исповедую, прислала мне поздно вечером сообщение с просьбой помолиться, так как у ее отца начались почечные колики и он находился в очень тяжелом состоянии. Я прочитал ее сообщение только утром. Я написал ей и спросил, как сейчас чувствует себя отец. Девушка ответила, что после того, как она отправила мне сообщение, отцу стало лучше. И дело здесь совершенно не в том, что я священник. Играет роль только вера человека в Божию помощь. Даже самая совершенная молитва – какое значение она имеет и что она может дать человеку? Благодать, которая ниспосылается с Неба каждой душе, – вот что помогает.

– Множество забот и обязанностей – препятствуют ли они вашей личной ежедневной молитве и памяти о Боге?

– Смысл в том, чтобы освятить и приблизить к Богу свои ежедневные заботы. Можно сидеть и работать за компьютером, и это не будет отрезать тебя от Неба. Необходимо, чтобы Небо само сходило к тебе через твои дела. Мы освящаемся не только с помощью слов «Господи, помилуй». Наша ежедневная деятельность должна быть служением Богу.

– Вы часто служите в храме?

– Когда я еще не занимался волонтерской организацией, тогда полностью посвящал себя богослужению. Каждый день служил вечерню, утреню, в воскресенье, естественно, литургию. Литургии служились также по вторникам и пятницам – для причащения пациентов больницы. В субботу – литургия для поминовения усопших. Таким образом, у меня было по четыре литургии в неделю. Я служил один. Один раз в неделю у нас было соборование, один раз – молебен. У меня не было никаких других обязанностей, кроме богослужения. Но сейчас это время прошло и ситуация изменилась, я не имею возможности регулярно совершать ни литургии, ни других служб. Теперь я служу, когда у меня есть возможность. Если все твое время заполнено, приходится ограничиваться чем-то одним.

«Батюшка, слушай голос камня!»

– Как вы считаете, сложно ли в наше время быть христианином?

– Мы часто думаем, что мир с течением времени меняется, но на самом деле это не так. Человеческие проблемы одинаковы во все времена. Все, что существовало раньше, существует и сейчас. О мужчинах, одевающихся в женскую одежду, говорил даже Христос.

Но с другой стороны, Небо не прекращает своего диалога с нами. Часто нам становятся примером или оказывают поддержку те люди, от которых мы этого не ждем. Я часто рассказываю о произошедшем со мной случае. Однажды вечером я находился в храме, будучи очень уставшим и опечаленным. Тут пришел один человек, которого я, признаюсь, не очень уважал. Мы разговорились, и, слово за слово, я поведал ему о своем унынии. На что этот человек сказал: «Да что вы, батюшка, Господь любит вас!» Эти слова придали мне колоссальную силу, несмотря на то, что их произнес человек, к которому я относился с пренебрежением из-за его духовного состояния. Именно этот человек поддержал меня. Тогда я сказал себе: сдерживайся и прислушивайся к людям, Господь помогает через них. Даже у камня есть свой голос.

– Существует ли в Греции некий идеал священника? Чего люди ждут от духовенства?

– Каждый человек чего-то хочет, считает что-то полезным для себя и ждет, чтобы духовник помог ему обрести желаемое. Но часто люди желают вещей, которые им не полезны. Если мы дадим человеку полезную пищу, он будет чувствовать себя хорошо и поймет, что это как раз и есть то, чего ему не хватало. Но если мы дадим вредную пищу, которой человек, не понимая, желает, он не насытится и будет страдать. Задача священника – дать то, что действительно полезно на данный момент, даже если человек этого тотчас не оценит. Позже он поймет, что это и было самое необходимое. Священник должен давать то, что полезно, а не то, чего человек желает. И распознать это можно с помощью бесед, которые приятны и человеку, и священнику.

Другая опасность, которой нам следует избегать, – похвалы людей: «Какое благое дело! Какой ты великий человек – столько делаешь и стольким жертвуешь для Церкви, для Христа!» Я пресекаю подобные речи в свой адрес, чтобы спастись от этой страшной беды. Главное – не впасть в гордыню и не начать думать: «Какие замечательные вещи я делаю!» Но кто нам дает разум, мужество и мудрость, чтобы говорить правильные вещи? Что мы представляем сами по себе? Нужно уметь ценить дарованное нам Небом богатство, а не считать себя богом.

– Такая интенсивная деятельность, полная поглощенность служением, не вызывает ли чувства усталости, не уходит ли вдохновение, которое было вначале?

– Все мы люди, может случиться и такое. Но мне сложно представить для себя подобное. Может, я преувеличиваю, но это можно сравнить с горением, когда ты духовно отдаешь себя другим. В конце концов, какой смысл будет в нашем существовании, если мы ничего не делаем из любви к Богу? По мере возможностей, конечно…

– Иногда возникают ситуации, когда священники даже оставляют свой сан и уходят в мир.

– Это очень опасная ситуация. Такое происходит из-за того, что священник забывает смысл своего служения. Все мы люди, и от таких ситуаций никто не застрахован. Если это случится, человек должен применить себя в чем-то другом. Мы все подвержены страстям. Если священник предается мирскому, общественному служению, сопряженному с какими-либо страстями и грехами, это означает, что он больше не священник.

– Иногда священник выходит на пенсию и забывает свой приход. Никто не приходит на его место, и в результате церковь перестает функционировать.

– Значит, он относится к священству как к профессии, а не как к служению. Конечно, священство – это в определенном смысле работа, но человек не должен терять благочестие и связь с Богом.

– Поскольку мы представляем книжное издательство, хотим спросить вас о книгах. Мы понимаем, что вы вряд ли располагаете свободным временем для чтения, но, может, есть книги или авторы, которые вам нравятся?

– Сейчас существует много творений, написанных современными старцами, такими как Паисий Афонский[27]. Мы, священники, должны изучать сочинения святых отцов, воплощать их опыт и доносить его до людей, которые могут что-то неправильно понимать, ошибаться. Традиция не живет сама по себе. Люди должны принять ее и дать ей жизнь. То же самое касается и учения святых отцов. Мы должны уметь применить его в церковной жизни, в нашей конкретной действительности. Можно провести аналогию с медициной: врач знает, какое лекарство и в каком количестве нужно конкретному больному.

– Сейчас у вас есть духовник?

– Им был один архиепископ, в настоящее время почивший. Мы стараемся услышать слово Божие в нуждах людей. Люди сами помогают нам. Священник преподносит свою точку зрения пришедшему к нему человеку: что и как видит он. Но важно, как это видят другие люди. Они указывают тебе на твои ошибки, помогают посмотреть на себя со стороны. Духовный отец не поможет нам магическим образом, если мы сами этого не хотим. Мы должны уметь собрать в себе весь «мусор» и поведать о нем духовнику. Если мы не будем смотреть на себя критически, духовник нам не поможет. Если мы неверно общаемся с духовником, мы не получаем благословения. Часто мы ждем, что духовный отец примет решение за нас, – решение, которое мы должны сами обдумать и принять. Если мы не приложили усилий, не работали над тем, чтобы желаемое осуществилось, но при этом взяли благословение у духовника, – это неправильно. Духовный отец – не гуру и не волшебник. Он призван благословлять лишь те решения, которые человек сам сознательно принял перед Богом.

– Вы рассказали о больной девушке, которая не хотела исповедоваться и поэтому ее причастили без исповеди. То есть Таинству Причастия не всегда должна предшествовать исповедь?

– Два этих таинства тесно взаимосвязаны. Есть священники, очень категоричные в этом вопросе. Но лично я считаю, что излишняя строгость и формальность здесь не всегда полезны. Здесь играют роль личная оценка духовного состояния человека и отношения духовника с его духовным чадом. Если вспомнить литургию Иоанна Златоуста, то в ее молитвах мы не найдем ни одного упоминания об исповеди. Когда мы подходим к Чаше, то говорим: «Со страхом Божиим, верою и любовию». Ни слова об исповеди. Святое Причастие само по себе является очищением греха. Оно освящает человека.

Это очень индивидуальная тема. Все зависит от личной подготовки, от духовного состояния конкретного человека. Человек может прийти к своему духовнику и вместо исповеди рассказывать ему о мирских делах, многие из которых являются откровенными глупостями. Формально человек может считать себя исповедавшимся. Но действительно ли это так? Задача священников – научить людей не формальной исповеди, а сердечному покаянию перед Христом. Человек должен знать, что нельзя идти причащаться, если он находится во вражде со своим братом. Конечно, это не значит, что, если мой ближний идет на меня с ножом, я должен броситься ему в объятия. Нужно в сердце примириться с человеком, сказать Христу: «Я люблю своего брата и прощаю, несмотря на то, что он держит на меня злобу, помоги нам преодолеть эту ситуацию». Недостаточно просто сказать человеку: «Прости меня». Нужно на деле показать свое раскаяние и примирение с ближним. Формальное извинение ничего не стоит. Мы должны в сердце своем прощать наших ближних. Мы все должны стремиться иметь в своем сердце Небо. Сердце должно уподобиться губке, а не камню.

«Церковь позаботится о тебе»: храм Святой Марины в Афинах

Архимандрит Серафим (Димитриу)

Ангелики Влахаки

Исидор Стамателос

История храма Святой Марины[28] началась в 1935 году, когда бедные жители Илиуполи, пригорода Афин[29], решили построить в своем районе церковь. Первоначально это была небольшая деревянная палатка, которая со временем благодаря усердию прихожан и жертвователей преобразилась в прекрасный четырехэтажный храм, торжественно освященный в 1986 году.

С самого момента основания храма в нем началась широкая благотворительная деятельность. Илиуполи заселялся в 1930-е годы бедняками, покупавшими здесь дешевые участки земли и строившими на них свои лачуги. Эти люди нуждались в помощи, и ее стала оказывать община храма. Сегодня прихожане церкви Святой Марины продолжают традиции: здесь действуют благотворительная столовая, служба донорства крови, детский сад, помощь наркозависимым и многое другое. Финансируют все это сами прихожане. Например, когда мы пришли в храм для беседы, там проводилась благотворительная лотерея, вырученные средства от которой пойдут на помощь нуждающимся. На главную страницу интернет-сайта храма вынесены слова: «Ты голоден? Тебе холодно? Церковь позаботится о тебе». И эти слова – не пустой звук. Они не расходятся с делом.

Архимандрит Серафим (Димитриу) Настоятель храма Святой Марины в Афинах

– Отец Серафим, как давно вы служите в храме Святой Марины?

– Я служу священником на одном месте вот уже шестнадцать лет. С тех пор как я стал диаконом, наш приход насчитывает примерно двадцать тысяч жителей, а служат в нем всего шесть священнослужителей.

Служить в городской церкви очень непросто, потому что мы имеем дело с безликостью: невозможно знать всех людей, относящихся к приходу, и потому наши отношения в большей степени административные, а не духовные. Например, кто-то придет крестить ребенка. Мы его встретим, попросим у него нужные документы, совершим Таинство Крещения – и после этого больше не увидим, не запомним имени, не узнаем, как он живет, в чем нуждается. Вероятно, у нас не будет даже информации о том, ходит ли этот человек в церковь…

Каждое воскресенье на двух литургиях, которые мы служим, собирается шестьсот – семьсот человек, разве можно знать каждого? Среди двадцати тысяч прихожан лично мы знаем очень немногих. И нас очень волнует, как люди принимают то, что предлагает им церковная община, обретают ли они Христа, Который есть Жизнь и возможность разрешить все трудности? Это очень серьезная проблема. Мы испробовали все возможные способы, чтобы голос Церкви услышали в каждом доме: прибегали и к помощи Интернета, социальных сетей, таких как Facebook, Twitter и другие, делали объявления, развешивали в магазинах и на улицах афиши с приглашениями на различные мероприятия, беседы, в детскую воскресную школу, на богослужения.

Ежедневно в храме совершаются утреня и вечерня. Часто служим и Божественную литургию, но в основном – по воскресеньям и праздникам. А в период Рождества[30] литургия служится каждый день. Однако народ не приходит на ежедневные службы… То есть священник совершает утреню вместе с певчим, а в церкви при этом присутствуют всего четыре-пять человек. Причаститься подойдут еще сто. Во время богослужения многие заходят поклониться иконам и уходят… У всех этих людей присутствует религиозность, но она незрелая – они могут не разбираться в своей вере, не знать своих обязанностей при участии в таинствах. В итоге они рискуют потерять спасение. Мы чувствуем, что должны найти способ, который поможет привести этих людей к Истине. Мы могли бы пойти в каждый дом и стучаться в двери: «Я священник, пришел с вами познакомиться». Но это непросто в наше время. Люди стали отдаляться друг от друга, боятся даже дверь открыть, если им заранее не позвонили по телефону и не предупредили, что придут. К сожалению, нам не удалось составить списки прихожан, мы не знаем, кто они – наши прихожане. Можно было бы сказать: это те, кто принял у нас крещение или венчался, но, возможно, кто-то из них уже уехал из прихода.

– Сами жители знают, к какому приходу они принадлежат?

– В прошлом приход являлся административной единицей города. Например, если человек шел голосовать или ему нужно было получить какую-либо бумагу из муниципалитета, он должен был знать, к какому приходу относится.

Поэтому и сейчас люди знают, на территории какого прихода живут. Однако проживание традиционно в том или ином приходе не подразумевает никакой духовной связи с реальной приходской жизнью, за исключением лишь участия в таинствах или обрядах. В нашем храме служат шесть священников и один диакон. И все мы стараемся изменить сложившуюся ситуацию. Все мы заняты в различных сферах пастырской работы.

Конечно, на первом месте у нас стоит богослужение. Каждое воскресенье – две литургии. Первая начинается в шесть тридцать утра и заканчивается в девять тридцать – в основном для пожилых людей, которые рано просыпаются и хотят закончить свою молитву так, чтобы потом иметь возможность заняться другими делами. Вторая начинается в девять тридцать и заканчивается в одиннадцать – для тех, кто помоложе. В результате молодые семьи приходят на вторую службу, поскольку не надо просыпаться очень рано и им удается немного больше отдохнуть в нерабочий день.

– Как я понял, богослужение в воскресный день длится примерно три часа?

– Да, утреня и литургия служатся за три часа.

– Часы не читаете?

– Часы в большей степени – монастырская служба.

– Это по Уставу? По решению Синода?

– Я не знаю, решение ли это Синода, но такая практика преобладает в приходском богослужении – совершаются вечерня, утреня и Божественная литургия.

– Есть ли общий Устав для всех приходов?

– Все приходы одной епархии, в нашем случае Афинской архиепископии, имеют одинаковое расписание, то есть в одно и то же время они начинают богослужение. Если в каких-то приходах существует возможность сделать что-то еще сверх того, например служить вторую литургию, – можно внести изменения в расписание по благословению митрополита.

Священным Синодом ежегодно издается специальная книга, которая определяет порядок богослужений. Этим указаниям следует духовенство. Исключения бывают только в незапланированных ситуациях, например когда в какой-то конкретный день должно быть проведено некое мероприятие и из-за этого надо быстрее закончить службу. В таком случае священник может взять на себя инициативу исполнять не все стихиры вечерней службы или не весь канон. Но обычно указания Устава, издаваемого Священным Синодом, выполняются везде. Так проще и певчим, и священникам: все знают, что им надо делать. В нашей общине на сегодняшний день богослужение подкрепляется и за счет проведения всенощных бдений – агрипний. Это ночные литургии, которые проводятся в основном по большим праздникам.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о практике всенощных бдений.

– Всенощное бдение, как и многое другое, пришло к нам из монастырей[31]. В монастырях последование, которое состоит из вечерни, утрени, Божественной литургии, начинается вечером и заканчивается на рассвете. Всенощная в монастыре – это самое долгое по времени богослужение. Следуя этой традиции, в последние годы и в приходских храмах стали его совершать. Начинается служба в восемь вечера, а заканчивается примерно в час ночи. Такого рода богослужения совершаются в особой атмосфере: приглушенный свет, свечи, торжественные песнопения. Но одновременно они имеют и практическое значение – в праздники, не выпадающие на выходные дни, люди не могут пойти в церковь утром, а так они имеют возможность побывать на богослужении вечером. Тот, кто, например, особо почитает святого Димитрия Солунского, воспользуется возможностью поклониться ему вечером. А если бы этих служб не было, он бы не смог.

– А если он захочет причаститься Святых Таин, как ему подготовиться?

– Знаете, и в нашей практике существует очень большая проблема с тем, как именно должно проходить Святое Причастие. К причастию нет какой-то универсальной подготовки. У каждого свои духовные потребности и свои физические возможности.

Лично я бы не хотел вдаваться в рассуждения, например, о посте. Я думаю, что человек, если он не ест утром перед литургией, – это и есть его пост перед причастием. А если человек причащается вечером или ночью, то ему можно позавтракать, потом съесть что-то легкое на полдник и причаститься. Существует практика, тоже идущая из монастырей, по которой за восемь часов до причастия мы не должны ничего вкушать. Но это не является правилом для всех. Нет канона, который устанавливает, сколько часов нужно поститься перед причастием.

В раннехристианской Церкви причащались после ужина, как изображено на иконе Тайной вечери. То есть пост перед Божественным Причастием не является первоначальной церковной традицией. Это намного более поздняя практика, перешедшая в мир из монастырей. В монастырях же пост – это аскетическое упражнение, монахи призваны совершать подвиг, идти на жертвы. Не следует, однако, переносить монашеский подвиг на мирян, семейных людей. Когда в семье принято поститься по средам и пятницам – в воскресенье семья может причащаться, если нет никаких других препятствий. В воспитательных целях исповедующий священник может запретить приступать к причастию, но не в качестве наказания, а ради стремления избежать повторения греха.

Божественное Причастие – не только для хороших людей: «А, ты хороший человек, святой, чистый, – причащайся». Это лекарство для больных. Более того, когда священник причащается сам и причащает верующих, что он говорит? «Причащается раб Божий Николай во оставление грехов…» Мы знаем, что мы грешны, потому и причащаемся. Нам не говорят: «Подходите все те, кто чист, кто держал пост, кто не имеет ни одного греха», – но произносят: «Со страхом Божиим, верою и любовию приступите».

Я приступаю ко причастию, когда исполнен веры, что принимаю Самого Христа. Ведь слово «страх» (греч. φόβος) в древнегреческом языке не имело значения боязни греч. τρόμος), но означало уважение. Этот термин (φόβος) означает, что я Его люблю и уважаю – и потому приму причастие. Если я не пойду причащаться, то я отказываюсь от приглашения Христова: я не принимаю участия в Евхаристии по причинам, не имеющим отношения к любви ко Христу. Когда Христос пришел на землю, Он жил и общался с большими грешниками. Он не искал в людях образованности, знания закона, а нашел людей чистосердечных, которые просто хотели быть рядом с Ним. Он принял их, и они стали Его учениками. Он говорил с прелюбодейкой, с мытарем. Подобно Христу, и я, как священнослужитель, не выставлю охранника перед Святой Чашей, который бы проверял, что это за человек, желающий причаститься: «Ты исповедовался? Ты постился?»

Как поступал Христос? Христос, когда к Нему привели прелюбодейку, чтобы забить ее камнями, сказал: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень» (см.: Ин. 8: 2-11). Это живой пример для каждого духовника, когда перед ним стоит человек. Никто не безгрешен. А из священнослужителей, из духовников кто безгрешен? Страх, который в прошлом сеяли среди людей, не имеет отношения к православной традиции. Контролировать людей запугиванием – это авторитарное включение, пришедшее с Запада. Но это не Христос… Это не Бог любви, это Бог страха. «Кто ты? Постился? Исповедовался? Нет? Уходи! Не будешь причащаться!» Если мы верим, что Божественное Причастие является лекарством для каждого человека, дорогой в вечную жизнь, – тогда нам следует быть очень снисходительными, каким был Сам Христос. Не может быть так, чтобы Христос раскрывал Свои объятия, а мы, священнослужители, ставили ограждения перед Ним.

Богослужение на приходе – дело сложное. Однако мы очень рады, что каждое воскресенье сотни человек принимают причастие, вкушая Плоть и Кровь Христа. Мы не знаем их, имена их мы впервые слышим только у Чаши. Мы никогда не спрашиваем, исповедовались ли они. Конечно, мы говорим в проповеди, что нужно исповедоваться. Но может быть, они никогда не слышали проповеди, потому что приходят в церковь поздно, а проповедь к этому времени уже заканчивается. Возможно, когда-нибудь настанет тот момент, когда Бог их одернет и спасет, вытащит из ошибок и направит на праведный путь. Поэтому сейчас я не прогоню этих людей из церкви, навешивая на них неподъемный груз формальных правил.

– Однако существуют каноны…

– Каноны Церкви созданы людьми. Это очень важно понимать. Это не каноны, которые дал нам Бог. Никогда Христос не говорил «нельзя». Он лишь сказал: «Любите». Любовь не может допустить, чтобы люди грешили. Наша проблема – это нехватка любви. Если мы научим людей любить, тогда мы сможем требовать что-то от них. Но пока мы не научим их любить, мы не можем им преграждать путь ко Христу.

Каноны были созданы иерархами, людьми своей эпохи, для того чтобы регулировать жизнь общества. Как государственные законы ограничивают вседозволенность, так церковные каноны существуют для помощи в духовном руководстве верующим епископам и священнослужителям, но не для того, чтобы становиться судьями или полицейскими, которые, взяв свод правил, сказали бы: «Яннис, ты сделал то-то, поэтому не будешь причащаться». Священник расскажет людям о грехах, об аскезе, о посте и молитве, о любви… Но он не возьмет пистолет или плетку и не будет сидеть напротив, как следователь, вызнавая одно, другое, третье… Исповедующий священник должен только лишь выслушать и отпустить грехи. Ведь если человек доходит до исповеди, это означает, что он раскаялся в содеянном, что и есть главное. В том же случае, когда он не раскаялся, а я спрашиваю его: «Ты сделал это? Ты сделал то?» – мы ничего не достигаем. Человек не раскается в один миг, его характер не переменится, из плохого он не сделается хорошим моментально.

Христос учил нас любви и милосердию. Милосердный – это тот, кто открывает дверь людям, а не тот, кто закрывает ее. Открывает, чтобы они смогли достичь Бога, приблизившись к Церкви.

– Основа духовной жизни – это Божественная Евхаристия…

– Безусловно. Нет смысла в существовании Церкви, если нет Божественной Евхаристии. Потому что без причастия Христу мы не можем существовать. Он только об этом и просил людей: «Те, кто хочет Меня помнить, делайте так»[32]. Он сказал это и тем самым установил Таинство Божественной Евхаристии – фундамент всего.

Если мы берем за основу Евхаристию, остальное придет само. И оно приходит. Пример – катехизация молодежи. В нашем приходе много детей. В начальных школах полторы тысячи учеников. Я это знаю, потому что каждый год на праздник Трех Святителей[33] мы, священники, идем в школы. Узнав, сколько учеников насчитывается в школе, мы готовим для каждого из них маленькие хлебцы и по приходскому календарю на текущий год. Их забирают учителя и потом распределяют по классам, а перед этим, утром, мы идем в школу, где вместе с учениками читаем молитву и благословляем хлебцы. В Греции по утрам в школах читают молитву перед началом уроков. Каждый год происходит такого рода общение с учениками в день Трех Святителей. Итак, я знаю, что существует примерно полторы тысячи учеников в возрасте от шести до двенадцати лет, и из этих полутора тысяч учеников, относящихся к нашему приходу, примерно восемьдесят ходят в воскресную школу.

– Если в школе есть урок Закона Божия, то зачем нужна дополнительная катехизация? Разве детей не учат в школе основам веры?

– Да, конечно, они изучают Закон Божий. Но одно дело, когда ты узнаешь о своей вере от учителя и получаешь за это оценку, а другое, когда тебе самому интересно узнать. А интерес, естественно, передается только от матери и отца. Учитель тебе скажет то, что написано в книге, ты услышишь, получишь оценку, и делу конец. То есть в школе ничему не научат, если отец и мать не покажут ребенку, как креститься, не привьют навык молитвы, причащения.

– Тогда нужен ли этот урок в школе?

– Урок в школе нужен, так как ребенок получает систематические знания и это может стать основой для лучшего понимания того, чему его научили дома родители и что он видит в храме.

– А кто преподает курс Закона Божия в школах? Это люди Церкви?

– Мы не знаем учителей, не знаем, кто именно преподает Закон Божий нашим детям. Богословы преподают в гимназии (средней школе) и в лицее (старших классах средней школы). В начальной же школе преподают обычные учителя. Но верят ли они в то, о чем рассказывают детям? Живут ли они таинствами Церкви или являются государственными служащими, которые просто выполняют свою работу и могли бы точно так же заниматься чем-то другим?

– У вас есть возможность прийти в школу и пообщаться с учителями?

– У нас есть возможность такого общения. Но на сегодняшний день, в эпоху, которая заставляет людей быть очень далеко друг от друга, в школах учителя тоже отдалены от детей. То есть они чистой воды профессионалы: проводят уроки и уходят. Многие учителя делают что-то сверх программы – их любят ученики, и с ними можно найти способы общения. Они находят время для личной беседы и даже приглашают нас на уроки.

– А в греческих классах есть ученики другого вероисповедания?

– Да, на сегодняшний день в Греции насчитывается большое количество экономических мигрантов из стран Азии и Африки, среди них есть приверженцы других религий.

– Они также узнают о Православии? Или просят, чтобы им преподавали их религию?

– Наше государство пока не предусматривает преподавание других религий иноверными учителями. Тот, кто не является православным христианином, может не присутствовать на уроке религиоведения. В то время, когда другие ученики будут изучать этот предмет, он может заняться своими делами вне класса или, если хочет, находиться в классе, не участвуя в процессе обучения и не получая оценок.

Школьная катехизация в реальности нанесла большой вред тем, что уменьшила роль восприемника, крестного. Заниматься религиозным просвещением должен крестный. Еще совсем недавно крестные были безграмотными и не могли проводить катехизацию и просветителями детей по вопросам веры стали учебные заведения. С помощью воскресных школ, созданных в прошлые годы в приходах (в основном в городах и больших деревнях), ребенок получает знания о своей религии в достаточной мере. Тем не менее в роли катехизатора не должна выступать обычная или воскресная церковная школа, обязанности по катехизации ребенка должны прежде всего лежать на крестном. А в этом мы отстаем, это проблема. Крестные родители не выполняют свою функцию, не учат детей основам веры.

– Вы проводите какие-либо беседы с крестными родителями, когда они приходят крестить ребенка?

– Мы пытаемся это делать. Но на практике все бывает не так, как хотелось бы. Обычно крестные приходят прямо перед крещением, и неизвестно, кто они. Очень часто мы оказываемся в неловком положении, когда понимаем, что восприемники не имеют никакого отношения к Церкви, ведь кто-то становится крестным лишь по социальным причинам. Особенно заметна эта проблема в городских храмах, как я уже говорил, мы не можем знать всех наших прихожан. Очень важно, чтобы Церковь определила свою позицию в вопросе контроля за тем, кто становится крестным.

Если говорить о другом таинстве – Таинстве Брака, также очень важно не выдавать разрешение на венчание парам без предварительной церковной подготовки. Прежде вступления в брак им нужно провести хотя бы несколько бесед с людьми Церкви – преподавателями или священнослужителями. Это очень помогло бы в сближении молодых друг с другом, не было бы так много разводов, как сейчас. Но как системы этого нет, есть только отдельные попытки изменить ситуацию. Существуют школы родителей, но они не так популярны, как мы бы хотели.

– По каким причинам совершаются разводы?

– В основном по экономическим. В последнее время люди привыкли жить только ради денег, и, когда появляются экономические трудности, распадается брак. И эгоизм, конечно же, является важным фактором. Но большинство разводов в нашей сегодняшней реальности все-таки происходят из-за экономических проблем.

– А браки заключаются в Церкви или люди живут без церковного брака?

– Очень многие сегодня живут без совершения Таинства Венчания. Многие, зарегистрировав государственный брак, лишь по прошествии какого-то времени хотят заключить и церковный. Церковный брак ассоциируется с очень большими расходами на торжественные мероприятия: необходимо украшение церкви, красивая одежда, развлечения с праздничным столом и танцами, которые следуют после венчания. Все еще считается, что на событие венчания нужно тратить много денег, много блюд готовить. И очень часто это останавливает. Поэтому значительное

количество людей сегодня выбирают светский брак, а венчаются, только когда появляются деньги, к сожалению.

В Греции люди еще не поняли, что брак – это таинство, которое не нужно выставлять напоказ и связывать с финансовыми затратами.

– Давайте поговорим о другом таинстве – Елеосвящения, или Соборования. У вас совершается это таинство по желанию или есть какой-то регламент?

– У нас нет ограничений. К сожалению, наблюдается следующий неприятный феномен: просят о совершении Таинства Елеосвящения не над больными людьми, а «во благо» или «для дома». Люди не знают основы своей веры, хотя священники пытаются информировать верующих. Приходы, помимо Великой Среды, когда обыкновенно проходит елеосвящение, предоставляют возможность и в другие дни совершить это таинство. Главным образом – во время постов: Рождественского, Великого, Святых апостолов, Успенского, а также в дни памяти святых, которые имеют отношение к медицине: святых бессребреников Космы и Дамиана, святого Пантелеимона. Таинство проходит в храмах, принимают участие и больные, и весь народ. Если есть потребность собороваться, со стороны Церкви нет никаких ограничений. Совершать таинство над больным один раз или более – зависит только от желания самого больного.

– Может быть, существует ошибочное представление об этом таинстве, например, что если пособороваться, то умрешь?

– Что касается Таинства Елеосвящения – нет. Есть подобные представления о Святом Причастии. Люди, редко бывающие в церкви, на слова «надо причащаться» реагируют: «А я умру, если причащусь?» Или больной, которому мы предлагаем причаститься, пугается и говорит: «Вы думаете, я умру?» Но это касается причастия, а не елеосвящения.

– Какую деятельность вы ведете за пределами прихода?

– В нашем приходе служение выстроено так: трое наших священников по случаю больших праздников служат в деревнях или на маленьких островах, в регионах, где нет постоянного священника. И очень часто мы помогаем греческим общинам за границей.

– Это инициатива самих священников?

– Да, это наша инициатива и наше желание. Мы сами все организуем: узнаем, где есть необходимость в помощи, едем и служим. Лично я начал так делать с первого года, как стал священником, и могу сказать, что совершал службы Страстной седмицы и Пасхи в различных местах света. Например, я был в Центральной Африке, Бурунди, Таиланде, Бангкоке, Сан-Пауло в Бразилии, Мар-дель-Плата в Аргентине, два раза – на маленьком острове Ираклиа, где нет постоянного священника. Также служил на Рождество в маленьких деревнях епархий Северной Греции, в Эвросе[34], бывал в дни памяти великих святых в деревнях Пелопоннеса.

Мы в нашей общине всегда готовы помочь, но, к сожалению, не многие священники поступают так же. В провинции, да и в нашей митрополии, по всей Греции наблюдается феномен, когда в одном храме служат одновременно пять или десять священников, и никто из них не хочет ездить и помогать там, где это необходимо. Поскольку мы справляемся с нуждами нашего прихода, то помогаем и другим. Это прекрасный опыт для священника, когда он едет туда, куда, как он знает, никто, кроме него, не поедет. И ему очень важно понимать, что он даровал Христа людям, которые могли бы остаться без литургии и без причастия. Это прекрасное чувство.

Однажды я поехал в одно мусульманское государство, чтобы служить Божественную литургию для православных греков и славян: русских, украинцев и других. И там ко мне подошла русская женщина, которая была замужем за местным. Поскольку она родилась во времена коммунизма, ее не крестили в детстве – и она крестилась взрослой вместе со своими двумя детьми в один из приездов в Россию, втайне от своего мужа-мусульманина. Узнав в российском посольстве, что в часовню на территории посольства Греции прибудет православный священник для служения Божественной литургии, эта женщина пришла вместе со своими детьми. Она говорила по-французски – на этом языке разговаривали в том мусульманском государстве – и на русском. Женщина хотела исповедаться и причаститься. И для меня стало потрясением, когда я увидел, что она просит нашего оператора с камерой не снимать ее, так как боится, что муж увидит съемки по телевизору (он не знал, что она христианка). У нее могли возникнуть серьезные проблемы и даже угроза смерти, поскольку в этом государстве живут фанатичные мусульмане. Я испытал потрясение, поняв, что женщина причащалась только при крещении в России, а теперь я здесь причащаю ее тайно.

Мы с братьями-священниками всегда рады служить нуждам людей. Один из священников нашего прихода – сербский студент, он учится в Греции. И, будучи иеромонахом, тоже всегда рад служить людям из маленьких деревень, совершать богослужения в маленьких женских монастырях, где нет священников. Так делают не только наши монахи-священники, но и два женатых иерея нашего прихода. Они моложе нас, и с радостью направляются туда, где в них нуждаются. Но мы – уникальный случай, обычно так священники не делают. И они многое теряют.

– В Греции существуют особые традиции, связанные с просфорами. Расскажите о них.

– Наша традиция подразумевает, что каждый верующий, каждая семья, идя на Божественную литургию, принимает в ней участие – приносит с собой просфору и вино, которые будут использоваться в Божественной литургии.

– Как вы выбираете главную – Агничную просфору?

– У каждого священника свой подход. Некоторые отбирают хорошо испеченные просфоры, другие – просфоры от людей, ведущих, как им известно, праведный образ жизни. Лично я считаю, что мы не должны делать различий между приношениями. Даже те просфоры, которые они готовят не сами, а покупают в булочной, должны использоваться в литургии. И я обычно одну просфору выбираю для Агнца, но и частицы из остальных попадают в Святую Чашу. Таким образом, на Божественной литургии каждый принесший просфору будет помянут, и каждая просфора будет находиться в Святой Чаше.

– Что вы делаете с оставшимися просфорами?

– Остальные просфоры мы раздаем людям как антидор. Если просфор очень много, мы их отвозим в приходскую столовую для бедных. Часть берут те, кто трудится волонтером в приходе.

Могут и священники взять себе домой и употребить в пищу.

– Ваш храм ведет благотворительную деятельность. В чем она состоит?

– Каждый день наш приход предлагает пищу тем, кто не может себя обеспечить: либо по причине бедности, либо из-за недееспособности. Это старики или больные… Волонтеры утром готовят для сорока шести человек, которые, если могут, приходят в храм сами, или им разносят еду по домам.

Продукты для приготовления пищи или деньги на их покупку жертвуют прихожане. Благотворительность в нашем приходе практикуется и в форме финансовой помощи больным людям – оплачиваются счета за электричество, арендная плата за квартиру. Мы оказываем поддержку молодым людям – студентам, которые в чем-то нуждаются, проживая вдалеке от родного дома, от своих семей, в столице. У нас есть детский сад, в который наши прихожане могут привести своих детей за более низкую плату, чем в других частных детских учреждениях. Здесь дети, помимо всего прочего, получают правильное духовное развитие на базе греко-христианской традиции, как у нас принято говорить.

Мы тратим очень много денег на благотворительность, и очень часто нам сложно оплачивать работу служащих благотворительных организаций вместе с педагогами школы, певчими, уборщицами. Такова сегодня греческая реальность. Но слава Богу, до сего дня, несмотря на кризис, мы не в безвыходном положении. Есть финансовые трудности, но пока справляемся. Все-таки благотворительность не является основной деятельностью Церкви. Главная забота Церкви – это спасение верующих. Но поскольку государственные структуры не были готовы предоставить людям то, в чем они нуждаются, Церковь, руководимая любовью, положила основы благотворительности через веру в Бога. Это делается для человека, который является младшим братом Христа. Именно в Церкви впервые появились социальные столовые, учреждения для пожилых людей, для детей, хотя она и не обязана это создавать, напротив, государство должно было позаботиться о людях. Но государство не позаботилось, а Церковь позаботилась и продолжает заниматься благотворительностью. На сегодняшний день ни в каком другом месте, кроме Церкви, человек не может получить бесплатно тарелку горячей еды.

– Какие у вас отношения с государственными властями?

– В большинстве случаев отношения хорошие, если говорить о местных властях. Это, конечно же, благодаря тому, что региональные власти не хотят вражды с Церковью, опасаясь, как бы это не сказалось на результатах выборов.

Но очень важно отметить, что отношения между властями и Церковью не являются искренними, это взаимоотношения интересов. Власти используют Церковь в своих интересах, последняя же пытается посредством этой слабой связи получить какую-либо выгоду во благо верующих. Получается своего рода сотрудничество – хорошо бы было, чтобы с каждым разом оно становилось глубже и искренней. В настоящее время какие-то политические движения настроены воинственно по отношению к Церкви, но это не настоящая война, для нее нет веских причин. Напротив, в основе такой войны лежит «вчерашняя» ошибочная идеология. Если сесть вместе и обсудить, объяснить людям, рассказать – я уверен, их можно убедить в ошибочности их позиции. Но они не выходят на контакт и остаются при своем ошибочном мнении, в состоянии вражды…

– Что означает фраза «официальная религия»? Какие возможности дает Церкви ее государственный статус в Греции?

– В действительности этот статус не дает возможностей – только налагает обязательства. Официальная религия, а в Греции мы говорим про Православие, всегда зависит от законов государства. То есть там, где Церковь могла бы развить какую-либо свою инициативу, если государственное правительство не разрешит, невозможно ничего сделать.

Церковь могла бы, например, использовать какие-либо свои активы во благо народа, но государство на сегодняшний день не дает разрешения. И это большая тема для обсуждения, насколько выгодно Церкви быть зависимой от государства. Мы об этом не просили – нам это навязали и не хотят отделить Церковь от государства, поскольку правители боятся, что неподвластная им Церковь может обрести силу и стать соперником политиков. Во многом это касается экономических вопросов: в прошлом Церковь подвергалась высокому налогообложению, и до сих пор церковное имущество облагается такими налогами, что ее общины и структуры очень часто задыхаются.

– Сейчас, сокращая госслужащих, государство не говорит, что у вас в приходе слишком много священников?

– Пока еще нам ничего не говорили. В любом случае, нас не много – если принять во внимание количество людей, проживающих в нашем приходе. Поэтому сколько бы нас ни было, всегда для нас есть духовная работа[35].

– К вам как к духовнику приходят молодые люди, желающие стать священнослужителями?

– Да, приходят. С Божией помощью я наставил примерно десять молодых людей на путь духовного служения, преимущественно в монашестве. На сегодняшний день в Греции много неженатых священнослужителей, и этот феномен следует изучить внутри Церкви, узнать, почему так происходит. Похоже на то, что у нас большая проблема с девушками, которые не хотят быть женами священников. А это, в свою очередь, может повлиять на молодых людей и стать препятствием для тех, кто хотел бы создать семью и стать священником.

– Я полагаю, что вы можете провести такого рода исследование, опираясь на собственный опыт. У вас десять духовных чад, вы на них повлияли, чтобы они приняли монашество? Или они сами пришли к этому?

– Никто из них не относится к моей церковной общине, то есть у них не было духовной зависимости от меня как их приходского священника. Все они – молодые люди, которые ко мне пришли, а потом приняли духовный сан с целью служить в Церкви. Однако феномен, который я могу наблюдать, заключается в том, что на сегодняшний день в греческом мире монашествующее духовенство является необходимостью. У женатых нет возможности жить в провинции, в деревнях. В маленьких общинах регионов может служить монашествующее духовенство.

– Может, для них это то же самое, что пустыня Египта для древних монахов?

– Да, это своего рода жертва, которую приносят монахи-священники. Такова моя точка зрения. Но очень важно потихоньку донести до девушек церковные взгляды, ободрить их, чтобы они не боялись становиться матушками. Сегодня трудно: реклама, телевидение и в целом современный образ жизни заставляют людей бояться Церкви.

Ангелики Влахаки Прихожанка храма Святой Марины, участвует в благотворительной деятельности

– Госпожа Ангелики, вы гречанка, родились в христианской семье и с детского возраста посещали церковь. Расскажите, пожалуйста, о том времени.

– Тогда мы ходили в церковь ежедневно, но причащались лишь на Рождество, Пасху, Успение Богородицы и в день святых апостолов Петра и Павла. Так было принято. Духовник наш, деревенский священник, принимал исповедь перед причастием. Впрочем, пока мы были детьми, нас не исповедовали.

В Рождественский пост, начиная со дня святого апостола Филиппа и до Введения, мы ели с растительным маслом только по воскресеньям. Морепродуктов в нашей горной деревне не было. Затем до Рождества ели рыбу, кроме среды и пятницы, и на праздник причащались. Потом, в канун Богоявления, мы опять постились, чтобы, как тогда говорили, принять Великое освящение, когда приходил батюшка и кропил святой водой дома. Затем наступал Великий пост. Масло мы не ели с Чистого понедельника[36] и до дня святого Феодора Тирона. Потом масло разрешалось до Страстной седмицы, в Великий Четверг причащались. Это сейчас можно причаститься Святых Христовых Таин даже вечером, а в те времена храмовый колокол созывал нас уже к пяти часам утра – и до самого вечера мы были в храме.

На наш престольный праздник мы всегда готовили большое угощение, после литургии и трапезы танцевали. Батюшка, уроженец нашей же деревни, праздновал вместе с нами. И даже танцевал![37]

– Обращались ли люди к священнику при возникновении каких-либо личных или семейных проблем?

– Тогда не было принято ходить к батюшке за советом, да и разводов не происходило. Ссоры, конечно же, случались, но люди при этом не разбегались, во всяком случае, я не знала ни одного разведенного. Сейчас все изменилось…

– Как вы думаете, почему такое стало возможным? Может быть, люди просто отдалились от Бога?

– На то много причин… Из небольших селений мы переехали в города и отошли от своих нравов и обычаев. Я провела детство в деревне, где все друг друга знали, а в городе все перемешалось. Мы испытывали уважение к отцу, матери, к дедушке и бабушке и, конечно же, к супругу. Мы не бежали чуть что в слезах от мужа к родителям. Иногда бабушка говорила мне: «Он тебя отругал? Значит, ты что-то не то сделала!» Теперь не так: работа не позволяет женщинам отдавать все свои силы дому. Что говорить, и мужчины и женщины виноваты, но женщины, на мой взгляд, все же виноваты в большей степени.

– Продолжали ли вы посещать церковь, переехав в Афины?

– Наша семья всегда ходила в церковь, мой муж был человеком церковным. Пятьдесят лет назад мы купили землю и переехали сюда. Правда, до смерти моего мужа я бывала в храме значительно реже, чем сейчас, только по воскресеньям и праздникам. У меня росли дети, потом умерла мама, я ухаживала за отцом. Ежедневно бываю в храме только последние двадцать лет, с тех пор как потеряла своего супруга. И уже выполняю здесь разные поручения.

– Ваши дети тоже в Церкви?

– Были до тех пор, пока не поступили в университет. Потом они разлетелись… Они и сейчас веруют, но, к сожалению, пребывают вне Церкви и не постятся. Почему, я не знаю. Жизнь повлияла или общение с другими людьми, может, что-то еще. Старшая дочь раньше любила храм, причащалась. Младшая тоже всегда ходила в церковь, но что-то произошло с ней после одной из исповедей, а что именно, я до сих пор не знаю. Она – хорошая девушка и верит в Бога, но вот в церковь не ходит.

– К хорошему священнику прихожане непременно потянутся…

– Вы, конечно же, правы, однако если человек не приходит в церковь, как он сможет услышать батюшку?

– Какую работу вы выполняете в храме?

– Когда я потеряла мужа, меня попросили помочь готовить еду. Другие женщины занимались уборкой, работали в богоугодном заведении[38]. Многие из них были старше меня, стояли у истоков нашей благотворительной деятельности. Теперь нас – двенадцать человек. Кто-то готовит еду, другие занимаются свечками, третьи помогают с уборкой. Я тоже дважды в неделю готовлю и отвечаю за покупку необходимых продуктов. Когда я появилась здесь впервые, нуждающихся было пятьдесят человек, потом их стало меньше, так как экономическая ситуация в стране улучшилась, а теперь, во времена нового кризиса, под нашей опекой вновь находится сорок пять малоимущих; кроме того, есть семьи, которым мы помогаем на дому. У некоторых не хватает денег даже на еду, даже на то, чтобы заплатить за электроэнергию. В свое время они взяли в банке кредиты на покупку жилья, а в нынешних условиях расплатиться по ним оказались не в состоянии. Все это – греки, наши прихожане. Иностранцев у нас немного, хотя есть албанцы, болгары, поляки и русские. Впрочем, если они и приходят, то не на службы, а лишь за помощью. В нашем храме уже шестнадцать лет хранится Остробрамская икона Божией Матери, почитаемая как православными христианами, так и католиками, поклониться ей приезжают поляки. Мы построили часовню, служим литургии и ежегодно празднуем ее день.

Наша приходская жизнь чрезвычайно насыщенна. Церковь организовала для нас паломнические поездки в Иерусалим, Константинополь и на гору Синай. Нам удалось повидать Италию, Египет, Финляндию. Всякий раз нашу группу сопровождает кто-то из священников. Приход часто устраивает однодневные и двухдневные посещения греческих монастырей. Кроме того, в нашем округе есть немало прекрасных храмов, в которых мы тоже бываем. Назову лишь ближайшие: церковь Всех Святых, Святого Нектария, Святого

Спиридона, Святого Дионисия, Святого Димитрия, Святого Георгия, Успения Пресвятой Богородицы, Святого Константина. Наша церковь освящена во имя святой Марины. Должна сказать, что если у жителей Афин в особом почитании святой Дионисий Ареопагит, то в наших местах – святая Марина…

– Нам, русским, непривычно видеть в греческих храмах места для сидения. Каждый ли из приходящих в храм знает, в какой именно момент он может присесть, или садится, когда захочет? Не ощущают ли такие люди себя сторонними наблюдателями?

– К сожалению, сейчас многие вообще не понимают смысл богослужения. В храме читается Евангелие, а они в это время входят и выходят, отправляются за свечами, прикладываются к иконам или ищут стулья, чтобы присесть.

– Вы принадлежите к старшему поколению и воспитаны в былых традициях. Помогаете ли вы молодежи осознать истинную суть богослужения и просят ли вас о такой помощи? Кроме того, например, у нас, в России, молодым людям, приходящим в храм в неподобающей одежде, вполне могут сделать замечание. Случается ли у вас что-то подобное?

– Священник не должен позволять, чтобы в церковь входили в шортах. К сожалению, некоторые женщины приходят в храм с помадой на губах или в брюках и идут причащаться. Одна говорит, что больна, у другой, дескать, мерзнут ноги. Люди не обращают внимания на то, в какой одежде приходят в храм. В наше время мы не могли похвастаться нарядами, но, отправляясь в храм, надевали все самое лучшее, а брюк женщины тогда совсем не носили. То, что происходит теперь, меня возмущает. Я же вижу, что те же самые женщины носят юбки, отправляясь по магазинам, так почему же они позволяют себе приходить на службу в брюках? Обычно они отвечают: «Холодно!» – но отчего же другие в церкви не мерзнут? Это грех, но я их осуждаю. Замечаний не делаю – сейчас неизвестно, что услышишь в ответ, всякие неприятности могут быть…

– В некоторых храмах мы видели таблички, на которых написано: «Слева – женщины, справа – мужчины»…

– И здесь такие указатели есть, но это правило уже никем не соблюдается.

– Приходят ли в вашу церковь те сто учеников, которые учатся в воскресной школе?

– Эти дети приходят к поздней литургии. Они причащаются и отправляются на катехизацию. Но малышей должно быть намного больше, ведь приход наш маленьким не назовешь! К сожалению, многие так и не приходят, в том числе и мои внуки. По воскресеньям у нас проводятся две службы, причем большая часть прихожан обычно участвует в ранней. Позднюю посещают ученики воскресной школы и те из взрослых, кому сложно заставить себя встать пораньше в выходной день.

– Сегодня в Греции не принято исповедоваться всякий раз, когда причащаешься. Вы тоже придерживаетесь этого правила? Ведь в юности вы исповедовались перед каждым причастием.

– Нет, я и теперь исповедуюсь каждый раз, и другие женщины, которых я знаю, исповедуются. Вообще, у нас существует специальное расписание для исповедников. За каждым из священников закреплены определенные дни. Исповеди принимаются после литургии либо до или после вечерней службы. У нас это происходит не прямо в храме, а в отдельной комнате, и тот священник, который исповедует, как правило, не служит в этот день.

– Что означает для вас Божественное Причастие? Что вы чувствуете после того, как причаститесь?

– Я не знаю, как это объяснить, но после причащения я чувствую облегчение, спокойствие…

– Бывают случаи, когда духовник говорит: «Сегодня ты не будешь причащаться, а будешь завтра-послезавтра»?

– Пока со мной такого не было. (Смеется.) Не знаю, как у других. Но если мне вдруг запретят причащаться, для меня это будет суровым наказанием. Хотя, если духовник скажет, что я не в том состоянии, чтобы причащаться, я соглашусь.

– Как вы считаете, нужно священникам проповедовать в храме?

– Обязательно! Для себя лично я много получаю от проповеди. Может быть, если бы не получала, то меня и не было бы в церкви. У нас обычно священники проповедуют на литургии после пения «Отче наш». Объясняют смысл прочитанного Евангелия, рассказывают о святых, чья память совершается в этот день, стараются примерами связать их жизнь с нашей жизнью. Наши прихожане любят проповеди и внимательно слушают их. К сожалению, о практической стороне христианской жизни, о поведении в храме говорят мало. Многие даже не знают, как следует причащаться, поэтому во время совершения таинства позволяют себе разговаривать. В отличие от старшего поколения, молодые люди не понимают, что совершенно неважно, подойдешь ли ты к Чаше первым или последним, а потому толкаются и шумят. Но не я должна учить их всему этому, а священник.

– Расскажите о литургии апостола Иакова, которая совершается в вашем храме.

– Я очень люблю эту службу.

Дважды в год вместо литургии Иоанна Златоуста в нашем храме совершается литургия апостола Иакова. Это происходит в день его памяти и перед Рождеством. Мне нравится это богослужение. На этой литургии можно видеть все близко от начала до конца[39]. Перед амвоном собираются молящиеся и участвуют в богослужении, а после причащаются по Иакову[40].

– Можете сказать, что вам какая-то литургия нравится больше?

– Мне нравятся обе литургии. Просто за литургией Иакова мы можем все видеть, а когда ты видишь, больше вникаешь.

– В вашем приходе на литургии Иоанна Златоуста священник читает молитвы вслух или про себя?

– Да, вслух. Мы их слышим и понимаем – конечно, то, что нам доступно.

– Вам нравятся приходские батюшки? Расскажите о них, пожалуйста.

– Все священники хороши, особенно отец Серафим делает очень много и для детей, и для больных, и для стариков, во все вникает и занимается всем самолично. Мы – одна семья, по крайней мере я в это верю.

– А если священник делает что-то не подобающее его сану, христиане его легко прощают?

– Этого я не знаю… Но если я вижу какие-то ошибки священника, то просто иду и говорю с ним.

– Приносите ли вы с собой просфоры, приходя в церковь?

– Да, причем эти просфоры – не покупные. Я сама их замешиваю и выпекаю. Моя мать тоже пекла их сама, но мы, дети, тогда не обращали на это внимания. Позже, на именины уже своего сына, я хотела купить просфоры, но нигде не могла их найти. Тогда я отправилась в пекарню, попросила особую печать и впервые в жизни приготовила просфоры собственными руками. С тех самых пор этим и занимаюсь.

Я зажигаю свечу, беру дрожжи, просеиваю муку и добавляю в нее немного соли. С молитвой замешиваю тесто, выкладываю его на противень, ставлю печать, затем накрываю, чтобы просфоры дошли, и выпекаю. У меня есть подруга, которую я приобщила к этому занятию. Во время службы в храме мы приносим просфоры, вместе с поминальными записками. Также приносим в церковь масло, ладан, свечи и вино для Святого Причастия.

Недавно мы ездили на Пелопоннес, я родом оттуда, и посетили владыку Иеремию. Он подарил нам книгу, в которой описывается вся литургия. Впрочем, я и до этого знала, когда нужно вносить просфоры. Этому обучила меня мать.

Каждый день я начинаю с того, что после прочтения утренних молитв съедаю антидор, запивая его святой водой, и лишь затем приступаю к завтраку.

– Значительно ли изменилась приходская жизнь со времен вашей деревенской юности?

– В деревне ежедневных литургий не было. Служили лишь по воскресеньям и праздникам. Теперь же я могу бывать в храме каждый день.

Община храма Святой Марины, Афины

В 1975 году мы с мужем уехали на остров Митилини[41] и прожили там шесть лет. Объездили все храмы: сегодня присутствуем на службе в одной часовне, завтра – в другой… По понедельникам мы отправлялись в церковь Святого Нектария, по пятницам – в храм Живоносного Источника. Тогдашние люди жили богатой духовной жизнью. Коль скоро ты стремишься быть христианином, то идешь на службу даже в том случае, если тебе почему-то не хочется этого делать. Сейчас многое изменилось. Некоторые соседи не то чтобы подсмеиваются надо мной, но порой говорят: «Нечем тебе заняться, вот ты и ходишь в церковь!» Впрочем, меня не волнует чужое мнение. Я сама выбрала такой путь, и дети всецело поддерживают меня. «Мама, – говорят они, – делай то, что приносит тебе радость!»

Господь послал мне прекрасного мужа. Он был мне и отцом, и братом, и самым близким другом. Кроме него, мне не был нужен никто! Когда я его потеряла, возникло чувство, будто мне подрезали крылья. Я решила, что моя жизнь закончилась. Ежедневно ходила на кладбище и как-то встретила там нашего батюшку. Пожаловалась ему на то, что не могу заставить себя переступить порог нашего храма, потому что прежде всегда бывала там только с мужем. «Ты придешь, – ответил он мне. – Разве ты овца, отбившаяся от стада»? Так я вернулась в Церковь, стала заниматься делом и вновь обрела жизнь.

– Большинство греков утверждают, что они христиане, равно как и большинство русских. Но насколько мы являемся христианами?

– Мы не в достаточной мере христиане, и я не исключение. Да, я верую и стараюсь помогать людям, но в каких-то вопросах проявляю, наверное, излишнюю жесткость и бескомпромиссность. Не думаю, что это – гордыня. Когда мы с мужем начали совместную жизнь, у нас ведь ничего не было! Мы не могли себе позволить отправиться в кино или театр, муж не ходил в кафе. Рассуждали так: «На то, чтобы поужинать в таверне, нам понадобится пять тысяч драхм, а на такую сумму вся наша семья сможет прожить целую неделю!» Многие из тех, кто теперь приходит в храм за помощью, когда-то ни в чем себе не отказывали и смеялись надо мной, ведь я выбирала в магазине самый маленький кусочек мяса. Мне кажется, что христианин должен разумно распоряжаться средствами, ведь никто не знает, что его ждет завтра, и должен осознавать истинную цену вещей. Мы будем работать, оставлять хлеб на завтра, чтобы и послезавтра смогли поесть. Так нас учили, так мы жили в деревне. Там, конечно же, было проще: соседи помогали вдове обрабатывать землю и делились с ней хлебом и супом. Здесь такого нет. Утром ты должен купить воду, поскольку за нее тоже надо платить, а значит, следует обуздывать свои желания. Кризис во многом разразился именно из-за того, что нет в нас настоящих духовных сил…

– И все-таки в прежние годы, несмотря на тяготы, в Греции почти не было самоубийств…

– Что ж, я вам исповедуюсь. Когда умер муж, обе мои дочери были помолвлены. Одну свадьбу перенесли на год, вторую по какой-то причине вообще отменили. Для меня это был новый страшный удар. Я чуть с ума не сошла и думала, что все пропало. Утром я вышла из дома и направилась в Кареас, в монастырь Святого Иоанна Богослова. Ворота обители оказались заперты, и я стала подниматься на гору. У меня появилось искушение прыгнуть со скалы и разбиться насмерть, но потом я опомнилась: «Матерь Божия, о чем это я думаю! Жизнь не принадлежит мне, чтобы самовольно прерывать ее!»

Я не хотела возвращаться домой и пошла к Святой Мавре, но и этот храм был закрыт. У меня не было сил идти в свой приход, и я в слезах отправилась к Святой Фотинии. Шла вечерняя служба, я плакала, люди спрашивали, что со мной случилось. Я ничего не отвечала, помолилась, приложилась к иконам и ушла.

По дороге я встретила подругу и рассказала ей обо всем. Она позвонила моим детям, которые уже места себе не находили, а мне сказала: «Ты расстроилась из-за Марии? Она непременно выйдет замуж, и все у нее будет хорошо!» Так моя вера спасла меня.

Исидор Стамателос Общественный деятель, историк, писатель, богослов, прихожанин храма Святой Марины

– Господин Исидор, расскажите, пожалуйста, о себе, о своем приходе в Церковь.

– Я родился в Калифее в Афинах[42]. Я из «левитской» семьи[43], в нашем роду двадцать семь священнослужителей. Брат моей матери был епископом в Иерусалиме, другие мои родственники – священники в Константинополе и Иерусалиме. Моя мать родом из Константинополя, а отец с острова Сирос[44]. Я родился и вырос в Калифее, рядом с храмом Святого Харалампия, на проспекте Сингру. Все детство провел в церкви, поскольку мой отец был певчим и с малого возраста я вместе с ним стоял на клиросе.

К сожалению, у меня не было хорошего голоса для того, чтобы продолжить дело отца.

Господь меня благословил хорошими духовными отцами: это отец Ангелос Нисиотис и митрополит Новой Смирны[45] Хризостом. Я окончил церковную школу Ризари[46], затем учился на богословском факультете в университете в Салониках. Был катехизатором молодых людей Афинской архиепископии, сорок три из которых впоследствии стали священниками и один епископом. Также окончил факультет банковского дела Банка Греции, куда поступил на работу в 1973 году, а в 2010-м вышел на пенсию. По благословению Божию у меня хорошая семья.

– В вашей семье столько священнослужителей, епископов, но вы не стали священником. Вы считаете, что можно принести пользу Церкви, оставаясь мирянином?

– Мой духовный отец говорил: «Я никогда на тебя не буду давить, чтобы ты стал священником, поскольку не знаю, будешь ли ты хорошим священником. Мы оставим это на волю Божию. Если Господь примет твое желание, тогда ты станешь священником, а если нет, то не станешь».

– У вас было желание?

– Желание было…

– Как может послужить Церкви мирянин?

– Мирянин может многое и как катехизатор, и как проповедник. Сегодня, например, на собрании нашей общины мы, миряне, говорили про святую Филофею, покровительницу благотворительности Афинской архиепископии. В Афинах эту святую знают все, у нас есть места, связанные с ее именем. Поэтому люди очень хотят узнать как можно больше о жизни святой Филофеи.

– Ее мощи находятся в кафедральном соборе Афин. Расскажите немного о святой, которую так сильно любят афиняне.

– Святая Филофея родилась и выросла в Афинах в тяжелый для Греции период правления турок – в XVI веке. Ее родители были очень богатыми людьми и все свое состояние оставили в наследство дочери. На эти средства святая основывала школы, в которых обучала молодежь различным профессиям. Девушек – производству тканей, вышивке, кружевоплетению. Юношей – плотницкому делу и другим мужским профессиям. Также она заботилась о греческих девушках, прятала их, чтобы они не попадали в гаремы пашей. Организовала больницу, дом престарелых, сиротский приют. За деятельность, направленную на облегчение участи христиан, турки в конце концов ее замучили. Святая предала Богу свою душу 19 февраля 1589 года. Святая Филофея совершила множество чудес в Афинах. Она считается покровительницей женщин, которых угнетают мужья. В четырнадцать лет святая вышла замуж за очень жестокого человека, пьяницу, далекого от Церкви. Он часто бил Филофею. Но она простила его и построила много храмов, посвященных святому апостолу Андрею Первозванному, имя которого носил ее муж. Современные здания Афинской архиепископии построены на территории монастыря во имя апостола Андрея Первозванного, основанного святой Филофеей. Церковь архиепископии, посвященная апостолу, была церковью этого монастыря. Рядом с архиепископией проходит улица, названная в честь нее. Сегодня нетленные мощи святой Филофеи находятся в кафедральном соборе Афин, и афиняне всегда приходят к ним помолиться и попросить помощи.

– Итак, что же, по вашему мнению, может сделать богослов-мирянин сегодня, в трудные времена экономического кризиса? На какие темы он должен говорить с людьми?

– Он должен поддерживать людей в их проблемах. Очень сильную тревогу вызывает зрелище того, столько людей, в том числе молодых, собирается на кухнях при церквах, чтобы выжить. Душа болит за них, особенно за молодых. Сегодня шестьдесят процентов молодых людей не имеют работы. Поэтому человек, который проповедует слово Божие, мирянин или священнослужитель, должен оказывать моральную поддержку. Многие нуждаются именно в ней. Сегодня увеличивается количество самоубийств в Греции, такого раньше не было. Греки не кончали жизнь самоубийством, какие бы сложности ни встречались.

– Может, это в большей степени кризис духовный, а не экономический?

– В первую очередь духовный. Кризис настиг людей, когда они были заняты только материальным: как заполучить дом получше, машину, обеспеченную жизнь. «Как бы наесться и напиться, так как завтра умрем» (см.: 1 Кор. 15: 32). Таким стало мировоззрение современного грека, и, к сожалению, не хватило душевной глубины, чтобы принять тяжелое испытание экономическим кризисом.

– В центре Афин было множество акций протеста. Вы в них принимали участие?

– В некоторых из них, которые были с благими намерениями. Во многих участвовали люди Церкви, но не священники.

– Церковь должна быть рядом с народом?

– Не всегда, если это касается политики. Когда в Греции видят священника, то начинают думать, что он прикрывает что-то или помогает кому-то. Миряне, многие богословы были на первых демонстрациях перед парламентом. Однако когда все это приобрело сугубо политическую направленность, церковные люди стали уходить с демонстраций, так как все, что политизируется, теряет свою значимость.

– Вы можете сказать, что кризис содействует обращению человека к Богу?

– По правде говоря, многие, в особенности молодые люди, обратились к Церкви. Наши храмы заполнены молодыми людьми, которые считают, что теперь им некуда больше пойти, как только ко Христу.

– Вы обсуждали с молодыми людьми их проблемы?

– Молодежь ищет человека, который мог бы их поддержать. Многие хотят найти духовных лидеров.

– Есть такие люди в Греции?

– Есть. Люди Церкви поддерживают молодежь. Есть священники, которые готовы принять ее в свои объятия. И здесь, в церкви Святой Марины в Илиуполи, отец Серафим и отец Ламброс поддерживают вместе с остальными священниками многих молодых людей, находящихся на грани самоубийства.

– Можем ли мы сказать, что во времена кризиса черта, отделяющая людей Церкви от находящихся за ее пределами, становится более очевидной – она возникает между теми, кто ходит в Церковь, и теми, кто христиане только номинально?

– Нет, потому что люди, даже недавно говорившие, что являются атеистами, которые стоят за пределами Церкви, были потрясены работой Церкви в трудные времена – ее благотворительной деятельностью, поддержкой народа, сопереживанием. Сегодня многие из них также возвращаются к Церкви.

– То есть мы не можем разграничить людей и Церковь?

– Есть, конечно, упрямцы, которые, несмотря на то, что видят проводимую работу, несмотря на свои страдания от кризиса, продолжают жить в безбожии, во мраке. Но все же Церковь – это все люди.

«Плохо, если тебя любят все»

Георгий Манолис

Служение, которое несет Георгий Манолис, на взгляд русского церковного человека, определенно экзотично. Его должность в штате афинского храма Святого Елевферия называется «священнопроповедник». Но священного сана Георгий не имеет, его обязанность – проповедовать на богослужениях. Когда-то, во времена турецкого господства, в связи с нехваткой школ и образованных священников, это было распространенное служение: кто-либо из образованных мирян занимался катехизацией и проповедовал в храме. После освобождения Греции и открытия в стране богословских факультетов ситуация изменилась. «Оскудели миряне-проповедники», – наполовину в шутку, наполовину всерьез говорит Георгий.

Устами младенца

– Георгий, когда и о чем вы сказали свою первую проповедь?

– Первый раз я проповедовал, когда мне было шестнадцать, то есть уже тринадцать лет назад. Я учился в первом классе лицея, была Неделя о блудном сыне, что сегодня мне кажется очень символичным…

По примеру отца из этой евангельской притчи, который простил сына-грешника, я старался обличать грехи, а не грешника, не человека как такового. И призывал людей к покаянию.

– И какова была реакция прихожан на обличения из уст столь юного человека?

– Когда я говорил о человеческих грехах, я понимал, что и сам грешник и говорю, в общем-то, про себя, и призыв покаяться – это тоже ко мне. Но вот прямо во время проповеди одна женщина из прихожан высказалась: «Прекрасно! Нас тут мальчуган будет учить!» Наверное, ее гордость была как-то задета.

Так что вначале было неприятие, и именно из-за моей молодости. К тому же в этом храме меня знали с детства – я вырос на глазах прихожан. И вдруг – проповедую с амвона! Но постепенно все это прошло, и на мой возраст перестали обращать внимание. Кроме того, меня не очень волнует, если кому-то не нравится то, что я говорю. Я уверен, что проповедник, которого все любят, – плох. Нас не могут и не должны любить все, потому что мы обличаем грех, а грех не любит обличений – он сразу возмущается! Поэтому и не могут быть все согласны с тем, что мы делаем. Я думаю, что, если кто-то негодует, возмущается, не принимает наши слова, это означает, что его действительно «задело» и мы попали в цель, мы на верном пути.

– Вам кто-то посоветовал заняться проповедью? Может быть, ваш отец-священник?

– Нет, я сам захотел. Меня заинтересовала проповедь, потому что я видел, что люди, которые приходили в церковь, не очень понимали, для чего они это делают. Чтобы помолиться, раскаяться в своих грехах? Или по привычке, потому что мама этому научила? Или чтобы показать себя хорошими гражданами, хорошими людьми, вежливыми соседями? То есть для того, чтобы создать о себе хорошее впечатление у окружающих?

Увидев, что у людей нет опыта духовной жизни, что они не знают, зачем приходят в церковь, я понял, что хочу заниматься проповедью и просвещением.

Когда я только начинал, то обычно долго готовился, изучал тему, делал конспект, писал текст. Потом в храме зачитывал по бумажке. Но я чувствовал, что это очень сухо и как-то духовно безвкусно. Еще мне приходилось подниматься на амвон, который у нас в храме расположен высоко, я смотрел на людей сверху вниз и понимал, что никак с ними не контактирую. Поэтому я потихоньку спустился вниз, а в какой-то момент оставил и бумаги. Сколько раз я думал, о чем нужно сказать! Ко мне приходили идеи, я их записывал и на следующий день с записью приходил в храм. Однако после, уже спускаясь с амвона, я понимал, что ничего общего с написанным так и не сказал.

Постепенно вся моя подготовка свелась к чтению Евангелия, других духовных книг и размышлениям о том, что я собираюсь сказать. Уже в храме перед самой проповедью я крещусь, произношу молитву: «Уста моя возглаголют премудрость» (см.: Пс. 48: 4), прикладываюсь к иконе Христа и после этого говорю все, что приходит на ум, говорю прямо из сердца. И до сегодняшнего дня с помощью благодати Божией мне удавалось высказывать то, что я хотел. Слава Богу!

Свободно полюбить Христа

– Вы росли в церковной семье, ваш отец – священник, это значит, что вас воспитывали каким-то особенным образом?

– Для начала я расскажу случай, который произошел со мной недавно. Я преподавал основы православной веры одному шведу. Он был атеистом, хотя вырос в протестантской семье и в христианской стране. Никакой личной связи со Христом у него, естественно, не было, а представления о Боге, которые он вынес из своего воспитания, сводились к тому, что Господь – каратель за плохие поступки. Когда мы окончили курс катехизации, я его спросил: «Что тебе понравилось в православной вере? Хотел бы ты креститься?» Он ответил: «Шесть месяцев ты мне постоянно говоришь про Христа любви и свободы. А мы с детства учим, что Христос – каратель и строгий судья».

Так вот, я убежден, что в Православной Церкви решающую роль играет свобода. С момента, как Бог ввел человека в рай, Он наделил того свободой делать то, что ему угодно. И даже когда Он запретил вкушать плод с Древа познания добра и зла, свобода оставалась. Человек мог съесть плод, если хотел этого, если эгоизм побуждал его к тому, что в конце концов и произошло.

Итак, свобода играет очень большую роль в Церкви, и, к счастью, дома я рос в свободе, несмотря на то, что мой отец священник. Принято считать, что семьи священнослужителей очень строгие, как, возможно, и было когда-то. Но мы выросли в свободе, благодаря чему я безо всякого принуждения полюбил Христа и самостоятельно шаг за шагом вступил в полноценную духовную жизнь Церкви: с исповедью и постом. Постепенно я и Церковь так полюбил, что захотел посвятить ей всю свою жизнь. В итоге поступил на богословский факультет, хотя, по моему сегодняшнему глубокому убеждению, богословие нельзя постичь через учебу в университете, но только через молитву. Помните слова Евагрия Понтийского? «Если ты искренне молишься, то ты богослов. Если ты богослов, то ты искренне молишься». Эти слова – девиз моей жизни. Не знаю, правда, удается ли мне молиться искренне, но я по крайней мере стараюсь.

– У вас был духовный наставник?

Георгий Манолис

– Моим первым духовником был один женатый священнослужитель, думаю, он был настоящим старцем. Я познакомился с ним еще в детстве, но из-за того, что он жил далеко, мы редко общались. Настоящая нужда в исповеди и в духовнике у меня появилась уже в период учебы на богословском факультете. Я спросил у однокурсников: «Вы знаете какого-нибудь духовника, чтобы я смог к нему ходить на исповедь?» И они мне посоветовали одного женатого священника.

Вот только тогда, исповедуясь у него, я осознал, что такое Таинство Исповеди, хотя и до этого исповедовался. Мы, дети священников, иногда очень зажаты, мы думаем о том, что о нас скажут люди. Ведь даже у тех, кто плохо относится к Церкви, есть мнение, что ребенок священника должен быть образцом нравственности, должен подавать пример окружающим. Поэтому мы не хотим выставлять себя напоказ, чтобы не стать соблазном для кого-то.

Но на той исповеди я действительно почувствовал смирение и впервые плакал, говорил вещи, о которых, к сожалению, не сообщал своему первому духовнику, которые скрывал из-за того, что дети священников всегда должны быть более нравственными, более серьезными, более сдержанными, чем их сверстники.

Вообще, в Греции у верующих большие трудности с исповедью. На нас сильно повлиял западный стиль жизни, и мы отошли от исконной православной духовности. У большинства греков отношения с Церковью поверхностные, на уровне бытовых традиций. Люди празднуют Рождество, Пасху, 15 августа – Успение Богородицы, может, какой-нибудь праздник в родной деревне. Но это происходит чисто по-светски: с гуляниями, танцами, едой, напитками и тому подобным. А что касается исповеди, то все мы гордецы, не хотим смиряться. Аргумент против исповеди обычно такой: «Зачем мне идти к священнику? Я могу принести покаяние Богу, перед Его иконой». Но какой в этом смысл? Когда мы совершали грех, Бог нас видел, и Ему не нужно об этом рассказывать. Важно и то, что икона ничего нам не может ответить. Так что в целом у нас нет постоянных отношений с духовниками, за исключением тех людей, которые ежедневно пребывают в духовной борьбе.

– В Греции ведь не каждый священник может принимать исповедь?

– Да. Наша Церковь считает, что быть духовником и принимать исповедь священник может только после того, как приобретет соответствующий опыт и знания. Одного диплома богословского факультета недостаточно. Нужно подвергнуть себя испытаниям, провести много времени в покаянии и молитве – и только после этого принимать исповедь. Это очень важное таинство, поскольку духовник имеет власть «вязать и решить» грехи. На исповеди выясняется, каковы поступки или мысли человека, может ли он приступать к Чаше Христовой. Поэтому архиереи предпочитают, чтобы священники становились духовниками по прошествии какого-то времени. Но есть священники, которые сами не желают принимать духовное отцовство. Например, мой отец стал духовником только через двадцать пять лет священства. Сколько раз ему ни предлагали архиереи стать духовником, он отказывался, поскольку считал, что духовное отцовство – это очень серьезно, и не был уверен, что справится.

О христианской миссии среди христиан

– Как бы вы с точки зрения мирянина охарактеризовали место Церкви в жизни современных греков?

– По правде говоря, у многих современных греков есть какой-то страх перед Церковью, люди как будто стыдятся выражать публично свое отношение к Богу. К сожалению, на нас сильно влияет мирской образ жизни, пример Запада. Я думаю, что греческий народ верит в Бога, он не забыл Его, но боится проявлять свою веру, потому что всегда найдется кто-то, кто начнет подсмеиваться, говорить, что все это устарело, что это пройденный этап…

Для меня, например, хорошей школой веры была армия. Я помню, как однажды я при всех перекрестился. Никто вокруг меня этого не делал.

Но потом я заметил, что и другие молодые люди, глядя на меня, стали креститься. Потом мне доверительно говорили: «Знаешь, я тоже хожу по воскресеньям в церковь», или: «И я в детстве помогал священнику на службах», или: «Надо организовать богослужение в армии». То есть они увидели человека, который не побоялся выразить свою веру, и он повел их за собой.

Доводилось вам когда-нибудь ездить в греческом общественном транспорте? Заметьте, если автобус проезжает мимо храма и кто-нибудь перекрестится, то за ним начинают креститься и все остальные. То есть люди ждут, чтобы кто-нибудь подал пример.

– Однажды я так пошутил. Перекрестился в автобусе, хотя мимо церкви мы не проезжали. Вслед за мной и все остальные начали креститься, а потом – искать глазами церковь, но ее не было…

– Да, это происходит почти что бессознательно. Греки пока этого не утратили. Один епископ сказал, что если мы возьмем зубочистку и почистим зубы грека, то из них выскочат крошки от просфор… Церковь в нашей стране всегда была тесно слита с жизнью людей, государство и Церковь всегда составляли единое целое. За то, что сегодня мы сохраняем наш эллинизм и нашу православную веру, мы обязаны Церкви. В трудные времена Бог помогал нам. Правда, из-за этого мы часто как бы «приватизируем» Бога, называем

Его Богом Греции. Господь нам помогал во времена Византии: можно вспомнить Акафист Богородице, Которая спасла осажденный Константинополь[47]. Во времена турецкого господства именно Православная Церковь сохранила греческое народное самосознание, и туркам, несмотря на их ожесточенные попытки исламизации греков, не удалось совершить задуманное. Мы сохранили веру после четырехсот лет преследований и насилия. А ведь это было очень непросто. Я думаю, вы, прошедшие через коммунистический режим, понимаете, что значит хранить веру под угрозой быть за нее уничтоженными. Наша церковность отражается даже в фамилиях: Папандреу, Пападакис, Пападопулос, Папаниколас, Протопсалтис, Папас[48]. Эти фамилии очень распространены, и они указывают на связь с Церковью, с духовенством, следовательно, многие греки имеют прямую связь с Церковью.

В 1821 году, во время восстания против турок, греки провозглашали: «За святую веру во Христа и освобождение Родины!» Вместе с восставшими были и священники. В то время на первое место люди ставили веру. Мы боремся за нашу веру, говорили они, чтобы свободно и без страха поклоняться нашему Господу, а затем уже – за свободу страны. Наши предки действовали абсолютно противоположным образом, чем мы – современные люди. В первую очередь они желали свободы духовной, а уж затем – свободы физической, политической и так далее. Мы же хотим хорошей материальной жизни, а духовно мы какие-то затуманенные, дезориентированные… И в результате у нас сейчас усиливается влияние псевдорелигиозных организаций, индуизма, буддизма, медитации, рэйки и тому подобного.

– Православная Церковь в Греции не отделена от государства, большинство граждан страны являются православными христианами, но, судя по вашим словам, Церковь и в таких, казалось бы, идеальных условиях все же должна вести миссионерскую деятельность – уже среди самих христиан. То есть даже в православной стране разница между Церковью и «миром сим» очень заметна…

– Именно потому, что благодаря Церкви сохранилось национальное сознание греков, между ней и государством возникли тесные взаимоотношения, что отражено и в Конституции Греческой Республики. Она начинается с обращения к Святой Троице: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа.» Сегодня в политике существуют тенденции к разделению Церкви и государства, хотя Церковь у нас не вмешивается в дела государства, а государство в дела Церкви. Есть сотрудничество, которое выражается уроками Закона Божия, участием учеников школ в церковной жизни, принятием присяги в суде и так далее.

Люди светские, не имеющие духовного опыта, не понимают, что они являются частью Церкви. Они отождествляют Церковь с духовенством, считают, что Церковь – это священнослужители. Однако Церковь – это Тело Христово, она состоит из духовенства и народа, и даже не только из тех, кто крещен, но и из тех, кто не крещен, кого только призывают креститься. Поэтому Церковь молится за катехуменов[49] и за весь мир, находящийся вне ее объятий. Эти объятия раскрыты всем. Как говорится в Откровении: «Я стучу, но кто-то должен открыть дверь» (ср.: Откр. 3: 20).

Да, действительно, большинство современных греков, хотя и являются христианами, не имеют сыновних отношений с Церковью, не осознают, что Церковь – их мать. Однако в трудные моменты они начинают поиск, то есть живущее у них внутри дыхание Божие «актуализируется». Они ищут объятий Отца, чтобы Он защитил их. Но ведь Христос не отделяется от Своей Церкви, как и Церковь от Христа.

Многие сегодня исповедуют себя христианами, но чуждаются церковной жизни. А разве может кто-либо быть членом семьи, если он не принимает участия в общей жизни, не встречается со своими братьями за общей воскресной трапезой, на которой предложены Христом Его Плоть и Кровь?

Вот за таких людей сегодня борется Греческая Церковь. Мне нравится заканчивать проповедь напоминанием, что священнослужителей в Греции примерно восемь тысяч, а крещеных православных христиан девять – десять миллионов. Из них по крайней мере половина ходит в Церковь, и они должны быть для остальных апостолами и проповедниками Христа. Священник один на приходе, но христиан, которые ходят в церковь, много. Они могут донести Христа до тех, кто еще Его не познал…

К Богу через кризис

– Получается, только половина всех крещеных людей – в полном смысле христиане. Не очень радостная картина…

– Повода для отчаяния, тем не менее, нет. Несмотря ни на что, на Божественную литургию собирается немало народа, люди причащаются. Вероятно, единственное хорошее, что может получиться из нынешнего экономического кризиса, это наше возвращение к Богу, поскольку каждый раз, когда человек подвергается испытаниям, когда его качает из стороны в сторону, он вспоминает Бога. Кризис – это хороший повод снова и снова пересмотреть наше отношение к Богу. И мы видим, что сегодня люди постепенно возвращаются в Церковь.

– Вы видите это в приходе своего отца? У вас наблюдается приток людей?

– Людей стало приходить больше. И особенно радует тот факт, что приходит больше молодых людей, не школьников и студентов, а молодых семейных пар, которые приводят и своих детей. Очень радует, что в нашем приходе каждое воскресенье причащаются двадцать – двадцать пять детей, начиная с тех, которых только крестили, и заканчивая десятилетними. Не знаю, как для вас, но для нас это большая цифра.

– А что, молодежь, студенты совсем не приходят?

– Приходят, поскольку сегодня, во время экономического кризиса, Церковь пытается различными способами помочь молодым людям. И это не только еда, кухни для нуждающихся или чисто духовная помощь. Сегодня многие приходы и митрополии организуют социальные учебные центры, где дети и молодежь могут учить, например, иностранные языки, где им помогают подготовиться к поступлению в университет. Все это делается бесплатно.

– Эти учебные центры принадлежат Церкви?

– Да. Работают там преподаватели-волонтеры, которые на безвозмездной основе помогают детям и молодежи. Действуют воскресные школы, куда тоже в последнее время усилился приток детей. К примеру, в прошлом году в нашей приходской школе не было и десяти человек, а в этом году уже двадцать один ученик. Мы предлагаем детям то, за что раньше их родителям приходилось платить, но сегодня это для них невозможно. Церковь помогает здесь как может.

– Как вы думаете, сегодня люди доверяют Церкви?

– Кризис доверия Церковь испытывала, я думаю, в течение лет тридцати после падения диктатуры[50]. Хунта, чтобы иметь влияние на большинство людей, эксплуатировала религиозное чувство и представлялась борцом за христианскую веру. Но жизнь показала, что у них не было никакой связи со Христом и Евангелием. К сожалению, много людей стали отождествлять Церковь с тем периодом, и так в обществе возникли недоверие и нелюбовь к духовенству.

Вообще, Церковь в Греции часто становится жертвой политики. Когда политика хочет замаскировать свои проблемы, она отвлекает внимание общественности на Церковь. Поднимаются вопросы, связанные с финансами, налогами и так далее. Таким образом, в сознании людей прочно укрепилась связь Церкви с политикой, и поэтому большая часть общества настроилась против духовенства. Мы говорили: «Я верю в Бога, я христианин. Но у меня плохие отношения со священниками». Но к счастью, сейчас этого уже нет. Сегодня, в период кризиса, священник – единственный человек, который ежедневно выслушивает боль других людей. Он постоянно общается с людьми, не являясь при этом политиком. Людям нужно общение, поддержка, безо всяких политических игр. И находят они это в Церкви. Священник спрашивает: «Как дела, Костас? Как дела, Яннис?» – ему отвечают: «У меня все хорошо, батюшка, но есть такая проблема…» И так исповедь превращается из Таинства Покаяния в разговор о проблемах и поиск их решения.

Меня очень впечатлил один случай. Я сел в такси, водитель был примерно моего возраста. Своим внешним видом я немного похож на священнослужителя, и он у меня спросил, являюсь ли я человеком Церкви. Я ему ответил, что являюсь. Тогда он мне сказал: «Сейчас дела обстоят сложно, происходит то и то. Мы нуждаемся в поддержке Церкви». Это значит, что люди ждут от Церкви не решения экономических проблем, хотя она и в этом отношении делает все, что в ее силах. Экономические проблемы должно решать государство. Людям главным образом не хватает духовной поддержки.

Человек хочет быть уверенным в том, что существует определенный институт, есть люди, готовые протянуть ему руку и поддержать. И сегодня Церковь именно этим и занимается, начиная с рядового священника, с которым люди делятся своими проблемами, когда видят его по воскресеньям в храме или на улице. Люди звонят священнику домой, просят его прийти освятить дом, причастить больного, отслужить молебен и потом просто поговорить. Сегодня этого становится все больше.

«Не могу насытиться, слушая тебя…»

– Расскажите о проповедниках-мирянах, об их служении в современной Церкви.

– Проповедь всегда была главным средством научения людей истинам церковной веры. Во времена апостолов проповедь предшествовала Евхаристии. Затем в Церкви появились первые иерархи, епископы, которые были одаренными риторами, например Иоанн Златоуст. Его огромное письменное наследие есть не что иное, как записанные слушателями проповеди. Почти все величайшие произведения отцов нашей Церкви, Василия Великого, Григория Богослова, Григория Паламы, которые сегодня мы изучаем как научные труды, представляют собой проповеди, произнесенные в храме.

Если перейти к современной Греции. У нас в период турецкого господства не хватало школ, где могли бы учиться будущие священники. Но духовные потребности должны были удовлетворяться, и священниками часто становились люди, чье образование ограничивалось знанием грамоты или тем, чему их научил в церкви предыдущий священник. Таких избирали потому, что они сами хотели быть священниками, у них была к этому склонность. Но необходимыми богословскими знаниями они не обладали.

После освобождения и образования нового Греческого государства увеличилось количество образованных людей. Необразованный священник из народа, даже высокоблагочестивый, учащий примером своей жизни, уже не мог преподать людям слово Истины должным образом. На смену пришли образованные священники, окончившие богословский факультет. Главным образом это были неженатые священнослужители, монахи, которые имели свободу передвижения. Наряду с ними появились и богословы-миряне из народа, часто тоже неженатые, которые по благословению Церкви приняли на себя служение проповедников, стали ездить по храмам и проповедовать православную веру. Они произносили проповеди на церковные праздники, какие-то торжественные события. Их задачей было активно распространять слово Божие.

– То есть для священника проповедь была необязательной?

– Да, это не было обязательным, и сейчас все еще не обязательно. В каждой митрополии, в зависимости от ее размеров, есть два-три проповедника. Хотя в целом институт проповедников-мирян ослабел. Раньше они служили в Церкви по распоряжению Синода. А сегодня миряне, такие, как я, к примеру, которые учились богословию, задействованы в качестве помощников постоянных проповедников в митрополии.

– У вас есть благословение архиепископа?

– Да, я получил благословение проповедовать в четырех митрополиях. Но сегодня священники образованные, и каждый может проповедовать сам. К тому же часто в отдаленные приходы направляются письменные проповеди, в которых доступно объясняется Евангелие, чтобы люди узнали основы своей веры.

– Как вы поняли, что имеете талант проповедника?

– Насчет таланта уж не знаю… Это, наверное, было эгоизмом – я хотел говорить. Я вел воскресную школу для детей, работал катехизатором, так что у меня был определенный опыт. И однажды я подумал: может, мне начать проповедовать в храме? В 2000 году состоялась моя первая проповедь, вторую я произносил в армии – о покаянии, и третий раз проповедовал в Вербное воскресенье – о встрече Небесного Жениха, на тему тропаря «Се, Жених грядет в полунощи».

– Как вы выбираете темы для проповеди?

– Основой всегда являются Евангелие и Апостол, которые читаются в этот день, или тема празднуемого события.

– Епископ указывает, что говорить?

– Нет, ничего не указывает. Нет никакого перечня «обязательных» тем. Кроме того, если проповедник получил благословение, то это значит, что он сам может справиться с выбором темы.

– Вы как-то связываете Евангелие с современной жизнью?

– Да, конечно, недостаточно только богословски анализировать Евангелие или событие праздника. Необходимо преподнести это современному обществу, показать, что Евангелие в полной мере соотносится с современностью, указывает нам путь решения наших проблем.

К примеру, в прошедшее воскресенье мы читали Евангелие о хананеянке, которая просила Христа исцелить ее бесноватую дочь (см.: Мф. 15: 22–28). Там содержится интересный диалог, где Господь с целью испытать веру женщины говорит ей: «Нехорошо отнять хлеб у детей и бросить собакам». На что хананеянка с верой и мужеством ответила: «Но и собаки едят крошки со стола хозяев». И Христос выполнил ее просьбу.

В этом отрывке из Евангелия можно увидеть многое. Я сделал такую ссылку на современность: Христос пришел не только для избранного народа, не только для иудеев. Он пришел для всех наций, следовательно, все люди являются детьми Божиими. И поскольку сегодня в Греции во времена кризиса и нелегальной иммиграции мы сталкиваемся с проявлениями расизма, который даже поддерживается рядом политиков, то это Евангелие дает хороший повод напомнить людям о словах апостола Павла, что во Христе нет ни раба, ни свободного, ни бедного, ни богатого, ни грека или чужеземца. Мы все перед Лицом Божиим равны, у всех есть возможность спасения. Я как христианин не могу разграничивать свою любовь и говорить: «Я тебя люблю потому, что ты христианин, а тебя я не люблю, потому что ты мусульманин. А вот тебя люблю потому, что ты грек, а тебя не люблю, потому что ты албанец». Настоящий христианин любит всех людей и свою любовь выражает через поддержку и помощь. Мы не должны забывать слова Самого Господа о том, что каждый человек хочет прийти к познанию Истины. Поэтому если я начну разграничивать людей: этот хороший, тот плохой, один избранный, а другой нет, тогда, думаю, я перестану быть христианином. Христианин не может быть одновременно расистом, потому что Христос никогда таковым не был.

Вот так проповедь помогает решать насущные проблемы…

Другим примером служит притча о богаче, который сломал свои житницы, чтобы построить новые, большие, куда он смог бы собрать все свое достояние (см.: Лк. 12: 16–21). А ночью к нему пришел Господь и сказал: «Что будет со всем этим? Я тебя заберу сегодня». И богач умирает. Не трудно связать эту притчу с современностью. Во-первых, легкое обогащение… Богач совсем не трудился, земля принесла ему богатую жатву, а он, используя труд других, только собрал ее с полей. Вот вам и сегодняшний кризис в Греции, когда кто-то обогатился за счет других людей. Во-вторых, богач собирал богатство, чтобы насладиться мирской жизнью, материальными благами. Но в итоге у него ничего не получилось, потому что сегодня человек есть, а завтра его нет. Приходит смерть и показывает человеку его бессилие. Имущество и все другие блага этого мира не имеют значения, не могут избавить от смерти, богатство не заберешь с собой, оно останется на земле.

– Как вы думаете, ваши проповеди приносят плоды? У людей что-то остается в душе?

– Я расскажу кое-что из моего личного опыта. Обычно проповедь длится в течение десяти минут – считается, что ровно столько может воспринимать человеческий мозг. Я же считаю, что это не так. Когда я только начинал проповедовать, то минут через десять я действительно наблюдал некий дискомфорт у людей, но это потому, что они не имели привычки слушать проповедь. Со временем мне перестало хватать десяти минут, мне нужно было минут пятнадцать – двадцать, а иногда и больше.

Если я буду стараться показать свои знания или буду произносить какие-то невразумительные тирады так, чтобы после них какая-нибудь женщина сказала: «Сегодня проповедник очень хорошо говорил» и на вопрос ребенка: «А о чем он говорил, мама?» ответила бы: «Я не поняла, но он очень хорошо говорил», тогда что десять, что двадцать минут – все равно, никто ничего не вынесет из моих слов.

Для своей проповеди нужно выбирать тему, которая касается повседневной жизни людей. И чтобы твое слово помогло людям, нужно говорить просто. Человеку сегодня нужна разжеванная пища, он привык к легкости, к жизни без затрат сил, ему нужно преподносить все разжеванным и красиво оформленным!

Может, это покажется нескромным, но я расскажу о том, как меня однажды похвалили в одной деревне. Лучшей похвалы я не слышал. После проповеди один человек мне сказал: «Всего тебе хорошего, мой мальчик! Мы слышали многих проповедников, но сегодня мы впервые поняли проповедь. Ты с нами говорил по-нашему, по-деревенски».

На мой взгляд, в проповеди главную роль играет духовное состояние проповедника. Не в том смысле, что святой скажет хорошую проповедь, а грешник не скажет. Возможно, грешник скажет лучшую проповедь, именно потому, что он рассказывает о себе.

Один преподаватель на богословском факультете говорил нам: «Когда вы будете проповедовать, вы, возможно, будете жестикулировать. Поэтому всегда помните, если вы указываете одним пальцем на людей, которые стоят внизу, остальные три пальца указывают на вас. То есть грешники – это в первую очередь вы, а потом уж другие». Когда, к примеру, я начинаю говорить о богатстве: «Богатые то, богатые это, они такие-сякие», люди могут подумать: а может, он сам богатый и хочет это скрыть? Или он бедный и просто завидует, выплескивает здесь свою зависть и злость? Поэтому прежде всего мне нужно все понять самому и смириться…

Спускаясь с амвона, я испытываю удовлетворение, когда через свою проповедь я лучше узнаю себя, свои грехи. Люди чувствуют, что проповедник выступает не в роли судьи, который вещает с высоты амвона, но говорит с ними на равных: «И вы грешные, и я грешный. Давайте найдем способ, чтобы нам спастись». Такая проповедь действительно удачна. Человек настолько устал в духовном плане, что не хочет, чтобы ему говорили: «Ты грешник». Он и так это знает. Ему нужен кто-то, кто скажет: «Иди сюда, поможем друг другу».

Поэтому, с помощью Божией благодати, я могу проповедовать долго там, где люди меня уже знают, но и в других приходах в конечном счете мне это тоже удается, с помощью Божией.

Мне многие говорят: «Не могу насытиться, слушая тебя». Конечно, это не значит, что я потрясающий проповедник. Просто людей услаждает слово Божие, которое потихоньку проникает в них. Они уже не замечают времени: десять – пятнадцать или двадцать минут. За это время в них пробуждается жажда слушать еще.

Если вернуться к тем самым десяти минутам, о которых мы говорили чуть раньше, то скажу, что не верю в то, что более длинное по времени слово человек не воспримет. Я убедился на своем опыте: когда делишься любовью, а не знаниями или красноречием, то чем больше, тем лучше.

Еще я заметил такую деталь. Гораздо лучше воспринимают проповедь молодые люди, нежели люди в возрасте. Мне кажется, что у пожилых больше эгоизма, они более укоренены в своих привычках. Может, потому, что они прошли через многие испытания, тяжело работали, столкнулись со множеством трудностей. Или что-то читали и думают, что уже все знают. Ведь иногда христианин с легкостью занимается самооправданием или даже «самообожением»… Но молодые люди впитывают как губки. Прихожанам нужна проповедь за богослужением. В храме во время нее очень тихо, все спокойно и внимательно слушают. Иногда ребенок заплачет, как это было в прошлое воскресенье. С начала проповеди один малыш плакал, какие-то женщины сделали замечание. Но я как можно вежливее сказал: «Пусть вас не беспокоят дети. Они плачут, и Бог их слышит. Мы можем долго молиться, но Господь нас не слышит, потому что у нас не такое чистое сердце, как у детей». На проповеди надо принимать в объятия всех людей, и тогда они услышат то, что им нужно. Не то, в чем найдут самооправдание, а то, что успокоит их духовно, даст мир.

В Церкви нельзя осуждать и обвинять другого, критиковать его и выгонять. Церковь – это любовь, это прощение. Как поступал Сам Христос с блудницами и мытарями? Он именно для них пришел, чтобы их спасти, – грешников, а не праведников.

Но в то же время, я думаю, проповедь должна обжигать, задевать нашу совесть, открывать нам наши грехи. Нельзя все сводить к тому, что вот, мы все такие хорошие, святые. Прошло то время, когда мы гладили каждого, как милого котенка. Нам нужно почувствовать смирение.

За Григория Паламу

– В России очень популярны книги о современных греческих подвижниках, например о старце Паисии Афонском[51]. Немало издается у нас и богословских трудов греческих ученых. Вы же сказали, что сами греки мало читают. Неужели вся эта прекрасная духовная литература не востребована на своей родине?

– Сказать так было бы преувеличением. Слава Богу, сегодня в Греции возвращается интерес к книгам и чтению. Греция – родина великих философов, отцов Церкви, драматургов, поэтов. Весь мир знает лауреатов Нобелевской премии Сефериса[52] и Элитиса[53]. Мы являемся нацией литературы и искусства, но, действительно, еще совсем недавно большинство греков почти ничего не читали. Сегодня же есть интерес к чтению, и в частности к церковной литературе. На мой взгляд, этому способствовало знакомство с традицией Святого Афона и современными святыми. Люди читали о жизни афонских старцев Паисия, Порфирия, Иосифа Исихаста и других, рассказы о тех впечатлениях, которые дает Афон, и тому подобное. Людям интересна традиция святых отцов, то, что можно назвать опытным богословием.

Сегодня в Греции, например, существует светская газета, к которой каждую субботу прилагается какая-нибудь духовная книга. Это свидетельствует, что есть спрос на такую литературу. У нас проводятся различные книжные выставки, их организовывают монастыри и приходы. Мы занимаемся пропагандой чтения. Ведь одной проповеди не всегда достаточно, часто проповедь – это всего лишь повод для дальнейших изысканий. Поэтому меня нередко спрашивают: «Где мы можем прочитать о том, что вы нам сегодня рассказывали?» Конечно, по экономическим причинам людям сложно покупать книги, но ведь сегодня все есть в Интернете.

Я на своих уроках катехизации, которые веду в двух храмах, раздаю всем детям книги. Они с удовольствием читают, берут их домой, говоря: «Мы их прочтем летом, как только закончится учебный год». Дети многое хотят узнать.

– Вы сами что любите читать?

– Мне всегда нравился Григорий Палама. Он говорит, что существует две категории богословов: первые – это те, которые достигли опыта видения нетварного света через восприятие опыта святых отцов и передают его людям; вторые – те, кто проповедует, как говорится, «несказанные глаголы», то есть то, что придумывают сами. Насчет себя я все же полагаю, что, по милости Божией, принадлежу к тем, кто изучает святых отцов и пытается передавать людям их учение. Я сторонник опытного богословия. Я уверен, и сегодня есть люди, имеющие опыт, описанный у святых отцов. Ведь это богословие, обращенное ко всем людям. Есть замечательные книги старцев Иосифа Исихаста,

Емилиана Симонопетритиса[54] – это исключительные люди, а их труды – прекрасный путеводитель по христианской жизни, так же как и всевозможные отечники. Есть еще один прекрасный современный греческий богослов – митрополит Нафпакта и Святого Власия Иерофей[55]. Его труды переведены на многие языки. В настоящий момент, к примеру, я читаю его последнюю книгу о новейшем постсвятоотеческом богословии.

Мы, занимающиеся богословием, когда не изучаем академические книги, выбираем и читаем писания святых и старцев.

Дорога в рай

– Вы всю жизнь провели в Церкви, вы проповедник. Но, будучи молодым человеком, как вы взаимодействуете с миром, со сверстниками? Сегодня молодежь окружена многими соблазнами…

– Апостол Павел сказал: Все испытывайте, хорошего держитесь (1 Фес. 5: 21) – и еще: Все мне позволительно, но не все полезно (1 Кор. 6: 12). Да, я и мои сверстники, богословы и священники, выросли не на другой планете. Мы все из одного общества, и то, что есть в этом обществе, оказывает на нас влияние. Мы родились и жили не в монастыре, не родились священниками и богословами, но я прославляю Бога за то, что мы стали ими.

Честно говоря, я не знаю, кто на кого оказывает влияние. Я на мир или мир на меня. Если ты в компании, то поначалу к богослову все относятся пренебрежительно: «А! Так ты богослов? Знаешь, вот священники такие, а церкви сякие…» Но в конечном счете богослов может стать центром молодежной компании. Я могу пойти в кафе и повеселиться на празднике, но я каким-то образом и там буду проповедовать. Потому что я твердо верю, что человек имеет в себе частицу Бога, которую Он вдунул в нас при сотворении. И с того момента, как человек покинул рай, он ищет дорогу назад, хочет найти в себе это дыхание Божества. Человек всегда будет искать Бога. Вопрос только в том, где и как. Ложный путь поисков привел к созданию множества религий и ересей. Истинный – к Божиему Откровению в православной вере. Это мое убеждение, именно оно во многом повлияло на то, что я захотел посвятить свою жизнь Церкви.

Я думаю, молодость способствует проповеди. Потому что молодые люди любой социальной, политической, идеологической принадлежности, когда видят сверстника, живущего немного иначе, чем они, но одновременно знающего то, что происходит вокруг (как говорится, в миру, но вне мира), проявляют желание понять, почему он так живет. Они меня спрашивают: «Расскажи нам, какое у Церкви мнение по поводу такого-то вопроса», а затем мы касаемся и более глубоких вещей. Молодежь видит, что я в целом такой же, как они, принадлежу Церкви и при этом во мне нет ничего плохого.

К сожалению, были времена, когда наша Церковь считалась каким-то оплотом консерватизма. В хорошем смысле это, конечно, так. Но и не так. Церковь всегда современна. Открыть молодежи свободу Церкви – моя задача, когда я с компанией, например, сижу в кафе. Так что я постоянно при деле… (Смеется.)

Думаю, самый хороший способ проповеди – это наша радость, даже посреди самых тяжких обстоятельств и испытаний. Радость, которая источником имеет всесильную Божию благодать. И на вопрос: «С этим человеком произошло столько всего, почему он радуется, почему улыбается?» – ответ должен быть: «Потому что он христианин». А христианин не отчаивается.

Христианин принимает слово о Христе, воплощает его в жизнь и таким образом передает другим. Но бывает, какой-то христианин живет во грехе. А грех – это же не только, к примеру, убийство или блуд, это любое действие, уводящее нас от цели – обожения. Сделать человека богом по благодати – такова цель Церкви, наша первоосновная задача. Благотворительная и социальная деятельность выражает нашу любовь к человеку, но не в ней цель Церкви. Судить же о том, насколько близко мы подошли к своей цели, можно только по тому, как мы любим ближнего. Ведь нельзя любить Бога и ненавидеть человека, созданного Богом.

В этой связи я хочу рассказать один интересный случай. На этот Новый год мы резали «Василопиту»[56] в воскресных школах. Двадцать детей от четырех до восьми лет играли, друг друга задевали, провоцировали друг друга, шутили, смеялись. И вдруг один маленький мальчик, Николай, говорит: «Мы не должны дразнить икону Христа… Мы не должны смеяться над иконой Христа». Я сначала не понял, о чем он, о какой иконе, на стенах там висели разные иконы. Но когда вернулся домой, я понял, что четырехлетний Николай вспомнил, как однажды на уроке я им сказал, что нельзя злиться на человека, нельзя высмеивать его, а надо, наоборот, любить, поскольку каждый человек является иконой, то есть образом Христа[57].

Вот так этот четырехлетний ребенок, осознанно или нет, принял ту истину, что человек является образом Христа и его надо почитать. Вот в чем дело Церкви! В том, чтобы мы все осознали: человек, который находится рядом с нами, – образ Христа. Когда ты говоришь «я люблю Христа», ты любишь и Его образ. Я думаю, что Николай все сказал…

Священник Константин Влецис

Папа Коста

Салоники – второй по величине после Афин город Греции, ее северная столица. Полное название города – Фессалоники, что в переводе означает «Фессалия побеждает». Такое имя Филипп II Македонский (382–336 до Р. Х.) дал своей дочери, ставшей впоследствии женой царя Кассандра, который в 315 году до Р. Х. основал город и назвал его в честь любимой супруги. Христианство пришло в Салоники в I веке, вместе с апостолом Павлом. В своих посланиях апостол именует местных христиан подражателями Господу и образцом для всех верующих (1 Фес. 1: 6, 1: 7). С VIII века в Салониках и окрестностях селятся славяне. Именно из числа жителей этого города, которые, по словам византийского императора Михаила III (840867), «все чисто говорят на славянском языке», были избраны миссионеры – святые Кирилл и Мефодий – для проповеди христианства в славянских странах.

Современные Салоники по-прежнему играют значительную роль в жизни всего Балканского полуострова. Богатое историческое прошлое неразрывно связано с настоящим города – культурного, торгового и научного центра Греции.

В одном из новых районов Салоник в храме Святых Апостолов служит священник Константин Влецис, а для многих просто – папа Коста. Папа – это нечто вроде русского «батюшка», но в Греции так обращаются далеко не ко всем священникам, а только к тем, кто, по общему мнению, того заслуживает. Ну а Коста – это уж совсем по-домашнему, так обычно зовут только друзей или родственников.

Папа Коста встречает нас широкой улыбкой и распростертыми объятиями, словно старых друзей после долгой разлуки. Благодарит за радость общения, за то, что мы проявляем интерес к Греческой Церкви. Беседа проходит в здании, где размещается Общество традиционной византийской музыки. Папа Коста подчеркивает, что это не богослужебная, а именно светская музыка, исполняющаяся на средневековых музыкальных инструментах. В Обществе состоят дети отца Константина, а сам он здесь… технический работник. Он и розетку починит, и прокладки в кранах заменит, а если надо, и посерьезнее что-нибудь сделает.

Рабочие руки

– Я люблю что-нибудь делать своими руками. Видишь, у меня руки грубые, рабочие. Этот дом, где мы сидим сейчас, разрушался… Мы здесь все своими руками сделали.

– Батюшка, а сами вы музицируете?

– Да, играю на бузуки[58], на гитаре, изучал византийскую музыку. Но я любитель. В Обществе я не музыкант, не преподаватель (потому что у нас есть профессионалы) и даже не священник, я – техническая служба. Я знаю, как чинить, строить. Люблю это делать и делаю.

– А когда возникло музыкальное Общество? Кто был его основателем?

– Моему сыну Василию двадцать четыре года, значит, Общество существует уже восемнадцать лет. Мы с несколькими прихожанами организовали его для наших детей, чтобы они могли более глубоко изучать византийскую музыку.

Дети в то время уже пели в храме, некоторые учились играть на музыкальных инструментах. Но это был начальный уровень, а чтобы серьезно развиваться, требовался хороший преподаватель, больше уроков, помещение для занятий.

И вот мы, десять родителей, нашли преподавателей, помещение и взяли на себя все расходы. Теперь дети собираются здесь и занимаются.

Так же в других ассоциациях, членом которых я являюсь: в ассоциации детей-инвалидов, в ассоциации экологов, – мы ежегодно платим членские взносы, чтобы было помещение для нашей совместной работы.

Я считаю, что обязан делать то, что могу и что требуется в определенный момент и в определенном месте.

Быть Греческим священником

– Апостол Павел говорил, что во Христе нет ни Еллина, ни Иудея (см.: Кол. 3: 8), то есть сущность христианской жизни одна и она неизменна. Но тем не менее каждой Поместной Православной Церкви присущ свой национальный колорит, это естественно. Каковы, по вашему мнению, особенности служения священника в Греческой Церкви?

– У священника в Греции, как, в общем, и у каждого православного священника в любой стране, есть свой приход, своя семья, и он несет духовную ответственность. Здесь нет каких-то принципиальных отличий.

Я думаю, что священник в Греции должен учитывать два фактора. Во-первых, ему надо помнить, что каждый регион имеет свои особенности. Жизнь в Салониках отличается от жизни в Афинах, жизнь в центре города – от жизни в пригороде. Поэтому и методы пастырской работы различаются. Я служил на нескольких приходах. Был диаконом в кафедральном соборе, затем священником в рабочем районе, теперь служу в той части города, где проживает средний класс. По опыту скажу, что подход к людям должен меняться. Священник должен смотреть на мир широко раскрытыми глазами, чтобы понимать, как именно нужно служить, как проводить пастырскую работу в конкретном месте. Если бы я жил в центре города, я бы делал совсем не то, что делаю сейчас, в этом приходе. Здесь новый район, и, прежде всего, я должен помочь народу Божию адаптироваться на новом месте, потому что все они приехали сюда из разных краев.

Христос и апостолы с музыкальными инструментами.

Во-вторых, Греция хранит великую христианскую традицию, идущую от самых первых христиан, от апостола Павла. Церковь в Греции существовала всегда: ни войны, ни четырехсотлетнее турецкое рабство не прервали связь греческого народа с Православной Церковью. Языком Церкви был греческий язык. Великие отцы Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Назианзин использовали греческий язык, греческую философию, чтобы сформулировать догматы веры. Греческое наследие, великую культуру эллинизма они не только сохранили, но и развили. Речь идет не о греческом патриотизме – Церковь шире национальных границ. Мы, христиане, единая нация, нация Христа. Но греческий священник владеет великим культурным наследием. И это его ко многому обязывает, задает определенный уровень.

Поэтому мы, несмотря на все наши ежедневные заботы, на какие-то трудности, должны, как спортсмены, поднять планку как можно выше и попытаться перепрыгнуть ее.

Испытание электричеством

– Из ваших слов видно, что вы осознаете трудность и высоту священнического служения. Как же вы решились взять на себя столь тяжелую ношу? Почему вы стали священником?

– Мой отец – священник, и я с детских лет в Церкви. В четырнадцать лет я помогал старшему брату – он обучал основам веры детей. Вместе с братом мы создали в приходе христианское объединение детей и молодежи.

Нас у родителей семеро. Двое стали священниками: я и мой младший брат, он сейчас служит в Германии. Старший брат преподавал в Университете Монако, другой брат – богослов, занимается агиографией, работает в школе, еще один – филолог, младший – священник, одна сестра – филолог, другая – богослов. Наша семейная церковная традиция помогала нам в формировании мировоззрения. Так что мой выбор во многом определила семья, воспитание и то, что я в детстве узнал о жизни и учении Церкви.

Богословие и филология – традиционные для нашей семьи занятия. Но я, до того как занялся богословием, изучал технические науки – я по специальности электротехник. Хотел испытать себя вне богословской карьеры, к которой готовился поначалу. Я люблю делать что-нибудь своими руками, и мне хотелось попробовать себя в ремесле. Я сдал экзамены на факультет электротехники, окончил его. И до сих пор, если требуется, все, что связано с электричеством, я делаю сам.

И потом, я чувствовал, что еще слишком молод для священства. Я сказал себе: «Если будет воля Божия на то, чтобы я стал священником, то это случится в более зрелом возрасте». Я не хотел торопиться, не хотел становиться священником в восемнадцать-девятнадцать лет. Хотя знал молодых людей, которые в этом возрасте становились иподиаконами и диаконами.

Мне нужно было прожить годы, чтобы созреть и сделать сознательный шаг… После учебы я пошел в армию, потом поступил на богословский факультет – и только после всего этого принял священный сан. И не жалею об этом. И армия мне помогла, и профессия. Весь мой опыт пошел мне на пользу. На примере своего отца я видел: для того чтобы работать на приходе и помогать людям, необходима подготовка, знания. Я хорошо сознавал ответственность священника.

Сделать осознанный выбор мне отчасти помогло пребывание на Святом Афоне, куда я ездил каждое лето с восемнадцати до двадцати восьми лет. Я проводил там месяц-полтора. Кроме Афона я бывал на горе Синай в Египте, в монастыре Святой Екатерины. Пожалуй, именно в монастырях я услышал призыв Божий. И самый сильный – на Синае: именно там я понял, чего в действительности хочу.

Тогда же я познакомился со своей будущей женой, мы полюбили друг друга… Моя жена – богослов[59], и она меня подталкивала к принятию духовного сана. И мои друзья меня убеждали, чтобы я стал священником.

В двадцать семь лет я стал диаконом, в двадцать восемь – священником. К этому времени я уже был женат, у нас родился ребенок. Еще когда я изучал электротехнику, мама мне однажды сказала: «Мальчик мой, я очень хочу, чтобы ты стал священником. Я жду этого именно от тебя, не от других детей». У нашей мамы было предчувствие о судьбе каждого из нас, и я верю, что Бог дает нам то, чего мы хотим, главное – немного подождать.

Старцы

– Вы месяцами проводили время в монастырях, на Афоне, и в итоге женились…

– Монахи, наверное, хотели меня видеть одним из них, так как я был близок к ним. Но я учился в Салониках, ездил на Афон, возвращался – и в какой-то момент четко понял, что хочу жить в браке.

Я привык к большой семье, у нас в доме были особого рода отношения. И люди, с которыми я говорил на Афоне, с уважением отнеслись к моему решению и помогли мне определиться с тем, как я хочу прожить свою жизнь. Я выбрал жизнь в браке. Познакомился с девушкой и с ее помощью разобрался в себе.

– А чему вы как христианин учились на Святой Горе?

– Первый раз в жизни я исповедовался старцу Ефрему[60] из монастыря Филофей. Он сейчас в Америке. Это было лет тридцать пять назад, мне тогда было семнадцать-восемнадцать лет.

Старец Ефрем был человеком бесконечной любви. В духовной жизни он придерживался умеренности. Приведу такой пример. Однажды, когда я был подростком, меня попросили принести в монастырь небольшой кусочек мяса молочного козленка. Монахи, как известно, не едят мясного, но там был один ослабевший больной монах, которому необходимо было усиленное питание. Отец Ефрем позволил ему отступить от канонов и пару раз в неделю следовать совету врача, есть мясо.

Вот другая история. В Филофее бывали случаи, когда монахи говорили: «Я больше не могу в монастыре, я хочу жить в келье»[61]. Отец Ефрем всем им помогал, в том числе материально. Не отталкивал их, не держал на них зла или обиды за то, что они уходили из его братии. Он говорил: «Тебе сложно в монастыре? Хорошо… Куда ты пойдешь?

Ты выбрал келью? Ты должен всегда быть рядом с Богородицей, возле тебя кто-то обязательно должен быть, чтобы помочь, если что». Он искренне любил людей. Таким я узнал Ефрема – умеренным, любящим, рассудительным. Он ставил себе высокую планку в духовной жизни и достигал этого благодаря любви. Это я и получил от него в качестве главного напутствия.

Такую же любовь я наблюдал и у старца Паисия[62], с которым тоже встречался в юности. Он сначала жил в келье недалеко от монастыря Ставроникита[63], а затем перешел в келью неподалеку от Иверского монастыря, где я посещал его несколько раз. Я чувствовал, какая любовь исходит от него… Он помогал своими добрыми словами, помогал сделать такой выбор в жизни, чтобы выйти на путь спасения, а не пытался сделать из меня монаха. Нет, говорил отец Паисий, по зрелому размышлению и с любовью ты выберешь то, что нужно именно тебе. Сколько раз мы бы ни встречались со старцем Паисием в его келье или даже с другими монахами, я всегда получал такое напутствие. Все они говорили: «Двигайся вперед по пути спасения».

Помню, когда мне было лет двадцать, мы с одним монахом пришли к старцу Паисию. Дверь оказалась заперта, потому что он очень устал после Пасхи. Много людей тогда приходило к нему в келью… Монах постучал в дверь – он знал, что Паисий внутри, – и сказал: «Открой мне». Старец ответил: «Возьми ключ под камнем, открой, но потом ты закроешь опять, потому что я не могу, я устал.» Мы зашли к нему в комнатку, он дал нам какие-то яблоки, мы их съели, и монах спросил: «Старец, почему ты заперся?» Паисий ответил: «Я устал. Ежедневно ко мне приходило по тридцать и более людей, и все хотели говорить. Я больше не выдерживаю. Ко мне приходили отчаявшиеся, потерявшие веру молодые люди, студенты». Эти молодые люди принадлежали к разным церковным группам, но они разочаровались в своих духовных авторитетах. Старец говорил им: «Не ставьте перед собой человека в ваших отношениях с Богом. Если вам кто-то загораживает солнце Божией благодати, отстранитесь и смотрите прямо на солнце, смотрите прямо на свет Бога, с помощью молитвы, ищите сами. Не отрицайте Бога из-за того, что у каких-то людей есть слабости и они вам загораживают свет. Ищите свет сами». Старец Паисий никого никогда не осуждал, он просто призывал искать Бога самостоятельно, посредством молитвы. Он тогда произвел на меня ошеломляющее впечатление. Но все-таки в большей степени на мой выбор священства повлияли другие три человека.

Первый – мой отец. Он священник с молодости, очень хороший. Сейчас ему восемьдесят пять лет, его очень любят прихожане.

Другим был отец Иаков, иеромонах, архимандрит, который служил на нашем приходе. С одной стороны, он был строг, но с другой – полон любви. Он очень сильно поднял духовный уровень нашего прихода.

И третий – отец Ириней, мой преподаватель в Университете Салоник. Сейчас он на пенсии. Тоже человек абсолютной любви. При этом вдумчивый ученый, богослов, знаток математики, физики, астрономии. Он преподавал нам множество естественно-научных предметов, открывал нам другие, небогословские темы.

Обращаться к отцу Иринею как к духовнику меня благословил мой афонский духовник отец Агафон, к которому я ходил, потому что старец Ефрем был очень занят со своими семьюдесятью монахами. Из-за учебы, всяких других дел я не мог позволить себе часто ездить на Афон, а различных вопросов у меня тогда возникало много, и отец Агафон благословил меня обращаться к кому-нибудь в Салониках. И я стал советоваться с отцом Иринеем.

Отец Ириней, вероятно, одна из самых светлых личностей современного Православия. Именно вселенского Православия, а не только греческого. Но его мало знают, потому что он не стремится к известности, можно сказать, даже прячется. Его знают преподаватели университета, некоторые православные в разных странах, но, так сказать, в общецерковном масштабе он неизвестен. Он – очень красивая, духовная личность. Великолепно образованный, но, главное, глубоко человечный, отец Ириней очень меня поддержал и помог мне сформироваться. Как духовник он никогда не стремился к тому, чтобы духовное чадо зависело от него. Он хотел, чтобы его подопечные имели силы и возможности сами строить свою жизнь, несли личную ответственность в духовной жизни. И до сих пор мы с отцом Иринеем встречаемся, разговариваем, он мне помогает своими советами, своей любовью.

Именно благодаря тому, что возле меня были эти люди, которые горели подлинной любовью, я всегда крепко стоял на ногах в жизни.

Технология миссии: быть всем для всех

– Из предыдущего вопроса логично вытекает следующий: а каковы особенности вашей паствы?

– Очень часто люди ищут в священнике сверхъестественные способности, воспринимают его как волшебника, ясновидящего, думают, что он будет предсказывать будущее… И они забывают, что священник не может спасти. Спасает Христос, спасает Церковь. Священник – это проводник, он указывает путь, который приведет ко спасению. Это светофор, который включает сигналы: красный и зеленый.

Сегодня люди приходят в Церковь обремененные множеством проблем: депрессиями, стрессом, психическими травмами. И они говорят тебе: «На, возьми, батюшка, справься с этим». Поэтому современный священник нуждается в большем просвещении от Святого Духа, в большей помощи благодати. Иоанн Златоуст говорил, что душа священника должна быть светлее солнца, – и это действительно так. Благодать Святого Духа – это то, что направляет священнослужителя. Это главное. Но вместе с тем необходимы познания в различных сферах жизни. Недостаточно быть «просто священником» в окружении образованных людей, которые, как правило, окончили университет. Для того чтобы с ними разговаривать, необходимо и светское образование, какие-то научные знания, например из области медицины, астрономии.

Исповедуя людей, мы очень часто сталкиваемся с такими проблемами, решить которые можно только медицинскими средствами. У многих психические расстройства и заболевания, многие зависимы от психотропных веществ. Кроме того, дети, психика которых пострадала из-за распада семьи, дети с интернет-зависимостью… Часто ко мне на исповедь приходят молодые люди с шизофренией, наркоманы, гомосексуалисты. Как мне справиться с такого рода проблемами? Священник должен обладать соответствующими знаниями и опытом, чтобы говорить с подобными прихожанами.

Когда я на исповеди сталкиваюсь со сложными случаями, такими как тяжелые психические расстройства, мне приходится советоваться с психиатрами. Мне справиться с этими проблемами не под силу, поскольку я не врач, не психиатр… Я иду к друзьям-врачам, мы обсуждаем некоторые вопросы, и они мне помогают. А иначе что я скажу человеку на исповеди? Здесь недостаточно одного богословия. Во-первых, необходимо благодатное просвещение, но при этом надо понимать, что за проблема перед тобой.

– Быть всем для всех – таким был миссионерский принцип апостола Павла (ср.: 1 Кор. 9:22). Но где взять разума на это? Характеры людей бесконечно разнообразны…

– Здесь действует Дух Святой, дары Которого священник получил при рукоположении. Дух помогает. Но и самому священнику надо жить литургической жизнью, молитвой, исповедью, чтобы духовно обновляться и вдохновляться. Только тогда он сможет помогать прихожанам. Личное духовное усилие – обязательно. Личная духовная жизнь – это основа, на которой строятся отношения священника с народом. При необходимости и опять же для собственного духовного развития священнику надо учиться и каким-то другим вещам, узнавать, чем живут люди в миру, посещать лекции, семинары.

Мое собственное общение с людьми, понимание того, в чем они нуждаются, начинается с моей семьи. Вопросы возникают у жены, детей. Дети также приводят домой сверстников, а жена приносит проблемы с работы. Таким образом, и в семье я остаюсь священником, я должен справиться со всеми проблемами, чтобы достичь мира и гармонии в своем доме.

Потом, я общаюсь с людьми в церкви, на богослужении. Литургическая жизнь очень помогает «разглядеть» людей, понять их. Именно в церкви, когда я служу вечерню, утреню, Божественную литургию, полунощницу, я встречаюсь с людьми и устанавливаю с ними первые контакты. Я это называю литургической связью, это для меня очень важно.

Священнику сильно помогает в общении с народом Божиим и то, что он один из немногих, кто может быть допущен в чей-то дом. Только священник и врач вхожи в дома, другим этого не позволено, потому что это – частная жизнь. Здесь принимают только врача, который пришел к больному, и священника, чтобы он совершил таинство, прочитал молитву над новорожденным, пособоровал, освятил дом. И это уникальная возможность для священника. Он приходит домой к человеку и говорит с людьми, решает какие-то вопросы.

Кафедральный собор Святого Григория Паламы, Салоники

Таинства нашей Церкви сводят священника с людьми в самые значительные моменты их жизни, когда человек находится или на самом пике радости, или в самой глубокой скорби. Я говорю о Таинствах Венчания, Крещения, об отпевании. Священник должен принимать во всем самое живое участие, делить с людьми и боль, и радость. Нужно сделать так, чтобы каждая встреча с человеком вела к установлению подлинных прочных отношений. Таинства не должны быть только формальностью или каким-то официальным мероприятием, это должны быть моменты человеческого общения.

Например, ты приглашаешь супружескую пару и крестного за неделю до крещения ребенка, чтобы побеседовать, или же говоришь родителям: «Крещение состоится тогда-то, но приходите пораньше, чтобы обсудить кое-какие детали». И говоришь с ними о том, что такое крещение, что должно быть после крещения, как надо учить вере маленького ребенка. То есть ты по-человечески общаешься с родителями и крестными. Или женится пара. Я им говорю: «Приходите за десять дней до венчания, поговорим». Существует список документов для заключения брака[64], так что мне часто приходится сочетать административную работу с пастырской, и это время собирания бумаг становится катехизацией или даже исповедью. Обычно бывает так. Приходят люди: «Батюшка, мы хотим пожениться, нам надо подготовить документы». «Все сейчас сделаем, присаживайтесь, – говорю я им. – Нам понадобится полчаса, документов много. Хотите выпить кофе?» Мы пьем кофе, я занимаюсь документами, мы беседуем о любви, о том, где они будут жить, чем занимаются их родители. Шутим, смеемся. В этот момент люди раскрываются, и этот диалог часто становится первым контактом человека с Церковью. После венчания я их провожаю домой, совершаю освящение дома. Спустя месяц приглашаю их в церковь, чтобы снова с ними поговорить, а они приглашают меня на праздник по поводу рождения ребенка. Эти взаимоотношения, это общение постепенно помогает людям стать полноценными христианами, исповедоваться, причащаться, хотя раньше они не имели и не хотели иметь никакой связи с Церковью. И у меня много таких знакомых людей, семей. У меня есть друзья, с которыми я познакомился на похоронах их отца. Мы совершили отпевание, сходили на кладбище, потом снова встретились на сорок дней после кончины – и так стали друзьями…

– Вы считаете, что перед каждым таинством должна быть катехизация?

– Конечно. Но не просто рассказ о таинстве или изложение учения Церкви, а именно общение с людьми. Понимаете, о чем я? Человеческое общение, так сказать, внутренний контакт во время совершения таинств очень важен, в особенности во время крещения и венчания. Отпевание – более сложный случай, здесь нужно идти в дом, молиться, помочь справиться с горем и болью.

Общение и катехизация должны предшествовать самому таинству, поскольку во время самого последования ты уже не можешь объяснять, что происходит. Ты молишься, а сказать можешь только два-три слова, не больше. Поэтому место проповеди или беседы – перед таинством. Если ребенок маленький, то надо беседовать с родителями и крестными и объяснять, что им предстоит делать. Крещение ребенка часто первый этап взаимоотношений священника с людьми, и ты в это время можешь стать другом семьи и в дальнейшем помогать им. Если же взрослый человек хочет креститься, то я допускаю его только после нескольких месяцев катехизации. Например, ко мне приходило много людей из Албании или из бывшего Советского Союза, которые хотели принять крещение, и всегда таинству предшествовал большой период времени – для того, чтобы они изучили веру и уяснили для себя все связанные с ней вопросы.

Вообще, способы и формы катехизации могут быть разными. Надо искать наиболее подходящие для каждого конкретного человека. Мы, например, по вечерам приглашаем в храм молодых людей – студентов или молодоженов, чтобы обсуждать различные вопросы, связанные с Евангелием и современной жизнью. Люди распределяются по группам: студенты, молодые пары с маленькими детьми. Таким образом, они получают возможность через какой-то небольшой вопрос, который мы изучаем, узнавать и другие вещи. Мы начали это делать достаточно давно, в церкви Равноапостольного Константина. Там у нас еще был детский приют. И вот мы начали там собираться по вечерам. Я, моя супруга и трое наших друзей со своими женами. Женщины приносили пирог, наши дети играли в залах церкви. В наших греческих церквах есть подвальные помещения, а в них – залы, где детям можно поиграть. Так, в подвальной части храма мы, родители, сидели в одном зале, а наши дети играли рядом. И мы разговаривали… А через год нас уже было сорок пар. Многие захотели прийти поговорить и послушать о проблемах детей, семей, молодежи, обменяться опытом. Мы приглашали врачей, чтобы они что-нибудь рассказали: о детских болезнях, питании ребенка, о чем-то еще. Приглашали разных людей и говорили не только на богословские темы.

Существует множество способов сблизиться с человеком. Так как я вырос в приходе и почти что с детства занимался катехизацией, я видел много хороших примеров правильного подхода к людям. Вот, например, то, что лежит на поверхности, самое простое – иди туда, где твои дети. Мои дети ходят в школу, там есть родительские и учительские комитеты, нас приглашают на родительские собрания. Я хожу на эти собрания и стараюсь вникать во все дела и проблемы школы. Конечно, на собраниях в основном обсуждаются проблемы организации учебы и тому подобное, но часто мы говорим и о религиозном воспитании детей, о приобщении их к Церкви. И тогда у меня есть повод высказаться. Иногда я предлагаю что-то для школы, не как священник, а просто как отец, и это производит хорошее впечатление на остальных родителей: что, мол, «священник нам помогает… он отец Димитриса, Василиса, Хризостома, и он хочет помочь школе, потому что его дети являются нашими учениками».

– А как заинтересовать детей верой, какие формы катехизации надо для них придумывать?

– Здесь не может быть каких-то общих инструкций. Я приведу пример из собственного опыта. В первом классе лицея[65] у детей есть предмет литургика, на котором они изучают церковное богослужение. На Рождество, Пасху и другие праздники наши школы организуют для учеников посещение храма. Но и этих посещений, и школьной литургики недостаточно для того, чтобы узнать богослужение. Тогда я попросил школьных преподавателей-богословов приводить ко мне в храм детей и в другие дни, небольшими группами, по одному классу. Они согласились, и мы стали проводить уроки в церкви, ежедневно по часу. Мы угощали детей водой и соками и обсуждали с ними то, что они видели в храме во время богослужения. Или мы доставали Святую Чашу, священнические облачения и рассказывали, что это такое, какую роль эти предметы играют в церкви. Что носит священник? Рясу. Что надевает сверху? Епитрахиль… Почему он все это надевает? Что собой представляет Святая Чаша? Что такое просфора? Что символизирует Агнец? И так далее.

В другой раз мы действовали иначе. Один мой друг организовал большую выставку греческих музыкальных инструментов. Я захотел сделать то же самое и в своем храме. Попросил друга, и он согласился дать мне некоторые инструменты. Я их разместил в большом зале в подвале церкви. Потом я позвал своих друзей: художника и режиссера, мы перекрасили стены, создали соответствующий интерьер и в этом помещении стали проводить уроки традиционной греческой музыки. Мы рассказывали детям про уд[66], про свирель, про бузуки… Постепенно на эти выставки-уроки стали собираться дети всего нашего района – а это пять с половиной тысяч детей. Именно на этих занятиях они получили свой первый опыт общения со священником и Церковью. Многие из тех детей пришли потом на исповедь, потому что они услышали послание любви и приглашение к общению. Они подружились между собой и стали любимыми прихожанами нашего храма. Вообще, я это воспринимаю как чудо. Никого из них я не пытался убедить в том, что надо быть христианами. Они пришли в Церковь другим путем.

– Мы говорим о тех, кто готов прийти в храм, – по приглашению или, как те дети, когда их организованно ведут из школы. Но ведь есть и такие люди, которые по своей воле никогда не придут в Церковь?

– Я приведу один пример из собственной жизни. Есть какое-то количество людей из нашего прихода[67], которые не хотели участвовать в том, что мы делали, отстранялись от нас. У них было какое-то предубеждение против Церкви. Они входили в свои ассоциации, к примеру ассоциацию экологов, развития культуры, ассоциацию помощи детям-инвалидам… Однажды члены одной ассоциации позвали меня как священника, чтобы я с ними разрезал «Василопиту».

Я к ним пришел, мы разрезали пирог, и я остался на их общее собрание, а затем сказал: «Спасибо, что вы меня пригласили разрезать пирог! Я бы хотел стать членом вашей ассоциации. Какие у вас ежегодные взносы?» Кто-то мне сказал, что взнос составляет двадцать евро. «Возьмите двадцать евро и примите меня»… Другие ассоциации хотели тридцать евро, и я со временем стал членом всех групп и объединений, которые существуют в моем приходе. Теперь они меня приглашают на общие собрания, и мы решаем вопросы экологии, культуры, спорта, вопросы, касающиеся детей-инвалидов. В этих ассоциациях я не обладаю каким-то особым статусом, я – рядовой член, а не «священник ассоциации». Я не хочу выделяться. Мы решаем общие проблемы на равных, как друзья. Где будут учиться дети-инвалиды? Мы убедили муниципальную власть, чтобы она арендовала помещение для детей-инвалидов, предоставила учителей. Я тоже ходил к мэру, просил о помощи. Так я участвую в решении социальных проблем нашего прихода. Недавно в нашем районе начали вырубать леса, а на их месте – строить здания, дороги. Мне это небезразлично, ведь здесь живет моя семья, и я присоединился к группе, которая занималась этим вопросом. Для общих собраний этой группы я предложил залы церкви: «Зачем арендовать кафе? Приходите в храм, я вас угощу кофе, и мы сможем там провести собрание». Так я подружился с этими людьми. Они делают доброе дело: решают социальные проблемы, но им было нелегко прийти в Церковь. А сейчас они поменяли свое мнение.

Для чего я все это говорю? Нужно искать способы сблизиться с теми, кто не идет к нам навстречу. Нужно идти к ним самому. Поэтому я не жду, пока кто-то придет ко мне повенчаться – и больше я его не увижу, – нет, я сам пойду в группу, в ассоциацию, где состоит человек, мы станем друзьями и будем вместе решать проблемы нашей жизни.

Я здесь немного отвлекусь и скажу, что, на мой взгляд, в странах бывшего Советского Союза, в России, Молдавии, Белоруссии, с православными из которых мне довелось общаться, у священников есть некоторые сложности в контактах с людьми. Мне кажется, что священники в этих странах не желают вмешиваться в дела за пределами Церкви. То есть: здесь моя Церковь, мой храм, где я совершаю богослужение, и мне не пристало идти в какое-то там общество, на собрание, происходящее напротив храма. Зачем говорить с людьми, беседовать с ними на разные отвлеченные темы, если эти люди принадлежат какой-то другой, нецерковной культуре и непонятно, как с ними вести себя. А ведь в этих странах живет множество людей, которые крещены, но к Церкви относятся прямо-таки враждебно, а это значит, что они никогда не придут в храм и мы никогда их тут не увидим. Но ведь и с ними надо говорить о Христе, а значит, надо самому идти к ним!

Надо понять, что эти люди не враги нам, в том смысле, что они могут взяться за оружие и убить. Их крестили, но они не знают, чему учит Церковь, или, как часто бывает, относятся к ней отрицательно из-за того, что кто-то принадлежащий к Церкви (верующий сосед, священник) некогда причинил им какую-то неприятность. Поэтому они избегают Церкви, даже боятся ее. Но когда ты начинаешь им говорить о Церкви – в основном про вопросы веры, – люди принимают это и хотят слушать…

Поэтому надо искать пути общения с ними на их территории. Это, конечно, сложно: я выхожу со своей территории, которая называется храмом, и иду куда-то. И там я буду говорить как человек Церкви. Но не как сумасшедший, с какими-то откровениями и обличениями, а о самых насущных человеческих проблемах. Я не считаю себя мудрецом, который может прийти и просветить их, я – рядовой член общества, и у нас общая жизнь.

Я вам расскажу, что мы еще делали. Когда открыли границы, в начале 90-х годов, мы создали группу для общения с жителями других балканских стран. «Мы» – это друзья еще со студенческих лет. Все – верующие, люди Церкви, но не только священнослужители. Кто-то жил в Афинах, кто-то в Салониках. Тогда получить разрешение на въезд в Грецию было сложно, нужно было брать визу в Румынии, Болгарии, и наша группа помогала детям из других балканских стран приехать в Грецию на учебу или в летние лагеря. Мы назвали ее Межбалканской федерацией православной молодежи.

Мы и сами поехали в Болгарию, Сербию, другие страны, возникло общение. В основном нас принимали в молодежных лагерях, организованных какой-либо митрополией, или в монастырях, так как там можно было разместиться на ночлег, провести какие-то встречи. Мы обсуждали вопросы, имеющие отношение к вере, нашей общей с балканскими народами православной вере. Состоялось очень много совместных мероприятий, которые принесли большую пользу. Началось все это в 1992 году, и теперь в течение уже двадцати лет мы пожинаем плоды. Как-то к нам приехал молодой человек из Молдавии, мы узнали о положении в этой стране и решили помочь. Сняли комнату с кроватями, затем арендовали квартиру с двумя комнатами, затем – двухэтажный дом и создали общежитие, чтобы бедные молодые люди из Молдавии могли приезжать и учиться на богословском факультете. Так с наших балканских соседей мы переключились на другие страны.

Все это необходимо, потому что только так мы будем Церковью. Я считаю, что священник и вообще Церковь должны смотреть на мир широко раскрытыми глазами, чтобы понять, как можно помочь ближнему, оказать ему поддержку и содействие. Человек может оказаться в больнице или собирается жениться и нуждается в помощи священника, или надо разделить с ним его горе, а может, даже просто дать какую-нибудь книгу. Мы как-то ездили по глухим болгарским деревням, где не было ни священников, ни даже крохотных церквушек – вообще ничего, и раздавали книги по катехизации, переведенные на болгарский язык. В Молдавии раздавали иконы, богослужебную утварь, облачения для священнослужителей. Девяностые были сложными годами… Не забывайте также благотворения и общительности, говорил апостол Павел (Евр. 13: 16). Так наше сознание отходит от националистического восприятия народа. Мы святая нация, избранный народ – разве не так говорит Церковь? Что такое святая нация? Нация – жизнь во Христе, жизнь Церкви. Неважно, грек я, болгарин, румын. Нет, я принадлежу к святой нации, я принадлежу к Церкви. Что мы говорим на Божественной литургии? «Соединение веры и причастие Святаго Духа испросивше…» – мы не говорим «причастие сербам», или «грекам», или «русским», мы просим причастия Святого Духа.

– Как вы считаете, мирянин имеет право голоса в Церкви или же он всегда только «опекаемый»?

– В Грецию приезжают русские священники, мы встречаемся. И рядом с ними я вижу мирян, иногда это благотворители, но я замечаю, в какую зависимость от священника впадает мирянин. Священник для него – этакое высокопоставленное лицо… Но ведь это не так! Священник – это служитель, это тот, кто указывает дорогу. Он не начальник. Церковь не феодальная организация, Церковь – это место, где все мы служим, и миряне могут свободно выражать свое мнение.

Когда я еще был молодым священником, мне понадобилось узнать, сколько учителей у нас в районе и сколько детей в школах, но я не смог. Тогда я решил сделать такую вещь. Напечатал небольшие листочки с картинкой и текстом для детей и пошел по школам. Учителям я говорил: «Я принес интересную закладку, на которой с одной стороны картинка, а с другой текст. Вы мне позволите раздать это детям? Или если вы не хотите, чтобы я заходил в класс, я вам оставлю столько, сколько у вас детей». Одни позволяли войти в класс, другие говорили: «Нет, оставьте нам». Таким образом я раздал две с половиной тысячи экземпляров и узнал, сколько в наших школах детей.

Потом мне стало интересно, смогу ли я найти контакт с преподавателями. Я позвал группу школьных преподавателей в церковь, на чашку кофе. Семь человек. Я сказал им: «Мы, Церковь, предоставим еду и помещение, а вы, учителя, выберете тему и докладчиков, и мы организуем встречу, на которую пригласим преподавателей нашего района». Я предложил какую-то тему, но они сказали, что хотят другую. Я согласился. Они выбрали тему новых технологий, информатики, Интернета.

Я получил разрешение от управления образования и раздал преподавателям приглашения на собрание в храм. Зал при храме вмещал двести человек, пригласительных раздали двести пятьдесят, на встречу пришло примерно девяносто человек – и это было много. Конференция должна была начаться после литургии. Кто-то пришел на службу, кто-то позже. После литургии приготовили кофе, и начались выступления лекторов. Их было трое – из Университета Салоник, из Университета Афин и из Университета Ксанфи. Потом было обсуждение и большой шведский стол. И каков же был результат? Теперь я мог пойти в любую школу и сказать: «Доброе утро, господин директор, я могу сказать кое-что детям?» – и он мне отвечал: «Говори, что считаешь нужным, в микрофон». То есть мне предоставляли трибуну для выступлений. Я в свою очередь мог пригласить директора в церковь, и он становился моим другом, и потом говорил мне: «Приходи в школу и говори, что считаешь важным. Я тебе доверяю, знаю, что ты не будешь лгать, не обманешь нас». Вообще, школа, где священник выступает с микрофоном и может говорить детям что ему угодно, – это не так уж и просто, не каждый директор с легкостью соглашается на такое, он должен тебе доверять.

А ты должен найти способ заслужить доверие. Это я и сделал в своем районе. А кто-то у себя может сделать что-то другое. Каждый должен поступать по-своему. Поэтому я и сказал раньше, что в каждом регионе свой подход к решению проблем.

Все это я рассказал в подтверждение своей мысли о том, что священник – это не какой-то абсолютный авторитет. Священнику необходимо обсуждать все с людьми, с мирянами, которые говорят очень серьезные вещи… Ты служитель, ты приносишь стулья, а люди будут тебе говорить что-то важное. Таков мой способ общения с людьми: я предлагаю помощь, пусть небольшую. Но все вместе мы делаем много. Понемногу от каждого из нас, а в сумме – много. И я чувствую, что именно это жизнь Церкви, что это и есть Церковь.

Таинство Брака

– Вы говорили, что сменили уже несколько приходов. Как к этому относилась ваша паства, ведь уход священника из прихода часто ломает нормальное течение жизни, люди от этого страдают? И как это воспринимали вы сами?

– Когда рукополагают священника, его трижды обводят вокруг престола. Это называется «Исаия, ликуй!» И в чине венчания есть такой же обряд. Так водят по храму жениха и невесту. Это указывает, что связь священника с приходом – брачная связь, то есть связь навсегда. Священник «женится» на приходе, в котором начинает служить.

Когда я первый и второй раз менял храмы, ничего особенно не менялось, так как храмы эти находились в одном районе, недалеко друг от друга, и я продолжал служить тем же людям, хотя, конечно, по-другому. Но потом мне пришлось перейти оттуда в церковь поближе к дому. Были личные причины: по состоянию здоровья я не мог каждый день водить машину. Я ехал в храм утром и возвращался в полдень, после обеда ехал опять и возвращался вечером – это меня чрезвычайно утомляло физически, и семье было сложно, а тут как раз священник, который служил рядом с моим домом, вышел на пенсию.

Но все же я считаю, что священник не должен менять приход. Иначе он ничего не сможет толком сделать, не сможет организовывать, сплотить людей. Поэтому связь священника с приходом – брачная. Ведь и меня не хотели отпускать из того прихода… Люди собирали подписи, чтобы я не уходил. И то, что я все же ушел в другой приход, не является правилом. Просто иногда, ради интересов Церкви и митрополии, приходится ехать в другие места.

Главная трудность, которая возникает при переходе в другой приход, – это необходимость искать новые способы общения с людьми. Нужно настраиваться на другой лад, изучать обстановку. А ведь именно по тому, как священник общается с народом Божиим, можно судить о его духовном состоянии.

На каждом из приходов я пробыл почти по десять лет, и мне удалось, я думаю, поработать и помочь людям. Я не снимал себя духовной ответственности, не бежал от нее. Но священнику надо быть внимательным: иногда в приходе создается культ его личности, и все поклоняются священнику, а не Христу. Это очень нездорово и опасно. Как мы говорим в Греции, священник тогда становится «тяжелым», то есть не двигается с места, потому что ему так удобно. Ведь возможность перемещения имеет и положительные стороны. Если священник своенравный, если епископ тяжелый человек, то каково это, когда они все время служат в одном месте?!

Епископ и его оркестр

– А какие отношения у вас с вашим епископом?

– Я бы хотел подчеркнуть, что Церковь – это все мы, Церковь – это народ Божий, а не только епископы и священники. Поэтому я не говорю кому-то: «Когда вы мне это сделаете?» Я не жду благословения от владыки, чтобы он мне сказал: «Делай это вот так». Конечно, что-то я обсуждаю со своим епископом, но многое делаю самостоятельно, для этого мне не нужны епископские санкции. Разумеется, это касается только каких-то моих дел или общения с людьми. Право совершать церковные таинства, например исповедь, священник может получить от Церкви только через епископа. Священника, который будет исповедовать людей, выбирает сам епископ. Такой священник должен прослужить какое-то время на приходе, пережить, так сказать, первый шок и созреть для исповеди и разговора с людьми. Все должно исходить от епископа, чтобы в Церкви было единство, как бы точка отсчета. Не потому, что он – начальник или самое важное в Церкви лицо, просто он указывает путь к единению. Епископ должен мыслить другими категориями, отличными от мирских, и не стоит смотреть на него как на главу офиса или министерства… Мы иначе смотрим на связь с Церковью.

В Церкви связь между архиереем и священниками можно описать по аналогии с оркестром: епископ – это дирижер, священники – музыканты. Каждый музыкант должен играть свою партию без фальши, и тогда зазвучит музыка. А фальши можно избежать, только глядя на дирижера. Поэтому епископ, подобно дирижеру, старается сделать так, чтобы священники «не фальшивили» в Церкви, он помогает нам истолковать слово Истины, а священники стремятся сплотиться вокруг епископа. «В первых помяни, Господи, архиепископа нашего, его же даруй Святым Твоим Церквам в мире, цела, честна, здрава, долгоденствующа, право правяща слово Твоея истины» – как мы говорим на Божественной литургии…

Конечно, и священник, и епископ – живые люди. Очень часто проявляются их человеческие слабости, возникают разногласия, трения. Но если видеть в Церкви единую семью, то не будем же мы ее разрушать? Напротив, мы попытаемся прийти к соглашению, найти другой подход к каким-то темам, касающимся пастырского служения. Но не будем ссориться, мы не станем разрушать Церковь.

– Как часто вы встречаетесь, общаетесь с епископом?

– Возглавляющий нашу епархию митрополит Варнава очень близок к священникам. Можно запросто прийти к нему и поговорить. Не нужно для этого, как говорится, следовать протоколу. Все очень неформально. Я не знаю ни одного митрополита, к которому священники должны приходить, написав вначале прошение с просьбой о приеме.

Дверь нашего митрополита всегда открыта, и мы можем встретиться с ним в любой момент. Мы примерно одного возраста – у нас молодой митрополит, он был священником нашей епархии, и мы его давно знаем. Нередко наши взгляды не совпадают, но это не приводит к конфликтам. Мы обсуждаем проблемы, чтобы найти лучшее решение.

– Салоники, так же как и Афины, поделены на епархии?

– У нас в Салониках три митрополии: в центре – Фессалоникийская митрополия, западные районы – это Неапольская и Ставрупольская митрополия, где я и служу, и восточные районы – Ново-Кринийская и Каламарийская митрополия.

Литургия и семья как источники вдохновения

– В России с недавних пор обсуждается проблема так называемого «выгорания» священнослужителей, когда они по каким-то причинам начинают уставать от служения, разочаровываются и даже совсем уходят из Церкви. Знакома ли вам подобная проблема?

– Я понимаю, о чем вы говорите. Я и сам часто устаю и чувствую, что не в состоянии разрешить какие-то вопросы, о которых люди говорят на исповеди. Я очень из-за этого переживаю. Трудно помочь, когда проблемы психические или экономические. Сейчас в Греции кризис, серьезные финансовые трудности. Банки отбирают у должников дома. Это сложные ситуации, из которых невозможно сразу найти выход. А тут еще твоя личная усталость, физическая, – и очень мало времени для отдыха. Я вижу, что и все мои друзья-священнослужители чувствуют то же самое.

Случаются трагедии в среде духовенства: я видел людей, которые сняли с себя рясу, оставили священство. Я исповедовал бывших монахов… Но все это сложности человеческой жизни, поэтому я особо не анализирую такого рода события.

– Как вы думаете, можно ли справиться с синдромом профессиональной усталости?

– Я думаю, что священник должен духовно обновляться через богослужение. Если Божественная литургия не обновляет священника, то он в какой-то момент не выдерживает, взрывается. К примеру, утром я служил, вечером поздно лег спать, на следующее утро проснулся в шесть тридцать – семь часов, чтобы опять служить; с одной стороны, физически это тяжело, но это меня обновило, придало мне сил. Божественная литургия мне очень помогает в жизни. Вчера я служил литургию в маленьком храме – у одного моего друга есть красивая церквушка, и он попросил меня послужить. И сегодня утром тоже была литургия. Богослужение может утомлять физически, но духовно оно тебя поднимает. Божественное Причастие, благодать таинств – все это тебя возвышает, вдохновляет…

Второе, что очень важно для женатого священника и влияет на его духовное состояние, – это отношения в семье, с супругой. Надо уметь находить новые стороны в отношениях с женой, чтобы любовь не гасла, не увядала. Многие считают, что брак – это нечто статичное; я же считаю, что заключение брака – это только начало. Пара женится, и с этого момента начинает жить.

Любовь должна проявляться каждый день, лица мужа и жены должны быть всегда новыми друг для друга… Между нами и детьми не может быть какой-то исключительной привязанности, какого-то особого взаимопонимания, потому что есть разница в возрасте, в мышлении. Но и с ними надо сохранять добрые, сердечные отношения.

Семья – это очень важно. Она помогает обрести душевное спокойствие и силу.

Если наша духовная жизнь останавливается, если она не обновляется, тогда мы действительно пребываем в кризисе, тогда нужно говорить и о кризисе священника, и о кризисе его семьи. Это сложная вещь, и с этим нужно разбираться, потому что это подводит нас к самому важному вопросу – что ты сегодня можешь сказать людям?

Мы должны стать детьми Божиими, у нас должна быть доброта и простота, как у маленьких детей. Чтобы этому учить, священник сам должен это пережить: слова ничего не дадут, если люди видят, что я ссорюсь с детьми или развожусь со своей женой. Моя семья живет в моем же приходе. Меня и то, что я делаю, ежедневно оценивают. Дети ходят в школу, и там меня оценивают все учителя. Моя жена – преподаватель в школе. Следовательно, каждый раз коллеги оценивают ее и вместе с ней меня. Поэтому нужно, чтобы та позиция, которую я представляю как священник, и мои взаимоотношения с семьей были тождественны. Тогда достаточно сказать пару слов людям, и они тебя поймут, потому что твоя жизнь подтверждает твои слова.

Нечужие чужие

– Сегодня в мире происходят глобальные изменения, рушатся вековые устои, на которых доселе строилась человеческая жизнь. Делаются попытки изменить саму человеческую природу, узакониваются однополые браки. Мир становится другим, и мы пока не знаем, как в нем жить. Может быть, в недалеком будущем мы уже не сможем назвать Грецию Грецией, а Россию Россией…

– Я думаю, надо рассматривать эти вопросы диахронически, смотреть, что происходило на протяжении веков. Всегда люди перемещались по планете в поисках пропитания. Но они сохраняли свой образ мыслей, оставались в группе, в диаспоре или, лучше сказать, с подобными себе. Они ехали из Греции в Болгарию, потому что там можно было заниматься земледелием или охотиться, но при этом находились среди своих, общались только с людьми своей культуры. Сегодня же все очень перепутано.

Планета стала одной большой деревней, и во многом ее сделали таковой современные технологии, главным образом Интернет. Я нажимаю на кнопку, и через две минуты ты мне говоришь, что ты там делаешь в России, в Москве. Это очень серьезные изменения, и нам надо справляться с такой скоростью общения. Конечно, хорошо, что я могу узнавать новости, получать информацию и помощь настолько быстро, но одновременно это сложно и опасно.

Сильные мира сего, то есть правительства, поступают так, как им удобно. А им что нужно? Только две вещи. Собрать деньги и упрочить свою власть. Они все делают только для того, чтобы решить эти две задачи. Поэтому их интересы диаметрально противоположны интересам Церкви, да и большинства остальных людей. Правители издают законы для гомосексуалистов, и Церковь уже не может контролировать этот процесс и что-то запрещать. Но если жизнь людей Церкви соответствует их призванию, если они показывают пример, то и другие люди могут измениться. Закрыться, замкнуться в своем кругу – путь в никуда, так ты не сможешь ничего изменить. Но если ты откроешься другому человеку – иностранцу, язычнику, мусульманину, буддисту, ты можешь найти подход и вступить в контакт с ним.

Смешение культур выгодно для властей, они всегда создают волнения для того, чтобы иметь возможность управлять. Но Церковь, я считаю, должна сохранять гармонию: нам надо увидеть в других людях, пусть даже нехристианах, детей Христовых – людей, у которых есть потребность в общении. И нам нужно показывать пример подлинно христианской жизни.

У всех людей, в общем-то, одни и те же проблемы, и потому мы можем найти общий язык со всеми. Надо только подумать и постараться. В противном случае мы станем чьими-то врагами, у нас начнутся войны, и мы никогда не придем к взаимопониманию.

Церковь должна что-то противопоставить действиям власти. Она не может запретить неграм или мусульманам приезжать в Грецию, поскольку это решение правительства – открыть границы. Афины стали сумасшедшим домом: афганцы, пакистанцы, курды – полный хаос… Церковь должна найти путь к некоей гармонии, иначе через несколько лет будет поздно.

Есть и финансовые проблемы у населения. Здесь, в Салониках, Церкви удалось организовать некоторое количество кухонь для нуждающихся. Там раздают еду, не спрашивая, какая у кого религия. Это помогает достигнуть духовного равновесия в народе.

Об отношении к людям другой культуры, другой веры мы читали в воскресенье за литургией отрывок из Евангелия. Там рассказано о чуде, которое совершил Христос в городе, где жили хананеи, то есть язычники (см.: Мф. 15: 21–28). Он ушел туда от иудеев, от фарисеев, которые гнали и поносили Его… И вот одна женщина-язычница попросила Его об излечении ребенка. Христос отнесся к ней жестоко, прогнал ее со словами: «Уходи, ты собака, мы не кормим собак», но она ответила Ему: «Но и псы едят крохи, которые падают со стола». У Него было две причины, чтобы так себя вести. Во-первых, Он ушел от иудеев, Своих друзей, Своей семьи, и пошел к чужакам. Во-вторых, Он показал, насколько жестоки иудеи по отношению к людям иного вероисповедания. Он хотел сказать Своим ученикам: «Это ваша жестокость. Я вам показываю сейчас, как бы вы поступили по отношению к женщине, которая просит о помощи. Так поступают фарисеи, они жестоки по отношению к тем, кто не иудей, к тем, кто им противостоит». И он исцелил ребенка… Этим поступком Господь объяснил Своим ученикам, как надо вести себя с любым «чужим» человеком. Христос часто находился среди чужих для иудеев людей, и этим Он показал нам, как можно выйти за рамки того, чему мы научились, и продвигаться дальше к неизвестному. То же самое делал и апостол Павел, который ходил и учил чужие, языческие, народы. Мой брат может быть другого вероисповедания, другой религии. Но Христос показал путь и способ общения с ним – и об этом мы, Церковь, часто забываем.

Мы живем в современном обществе, очень сложном с точки зрения социологии. Оно включает людей с разными культурными корнями. Задача Церкви в таком обществе – перешагнуть через эти различия и двигаться дальше, в глубину. Это то, чего не делают, например, мусульмане, которые замкнуты только на своих. Но христианин – это тот человек, который отдает себя всем. Это сложно, но этот способ указал Христос.

У нас, конечно, есть трудности, так как мы, христиане, много между собой ссоримся. И не только христиане различных конфессий, то есть православные, католики, протестанты между собой, но и внутри у православных много трудностей. Я не буду касаться Западной Церкви, это отдельная история, но, как православные, мы можем и просто обязаны найти общий язык. Мы – братья – ссоримся… Это то, о чем Господь говорил Своим ученикам: «Вы не понимаете, Кто Я и зачем Я сюда пришел. Тот, кто хочет быть первым, пусть станет последним и служит всем» (ср.: Мк. 9: 35). Мы очень часто отходим от цели, которую нам ставит Евангелие… И это видит внешний мир, поэтому нам и не верят. Махатма Ганди, кажется, сказал: «Если бы христиане были каждый день христианами, я бы стал христианином».

Дети в грядущем мире

– Мы, взрослые, все это можем понять. Но люди боятся за своих детей. Ведь даже уже сложно представить, каким будет мой ребенок в этом новом мире. Многие дети не имеют контакта с родителями, говорят им: «Ты жил в старом мире, где не было однополых браков, а я живу в другом мире и должен мыслить иначе». Оправдан ли этот страх?

– У меня самого шестеро детей: четыре мальчика и две девочки. Мальчики студенты, учатся в университете, а девочки ходят в школу – одна в лицей, другая в начальную школу.

– Что изучают ваши сыновья?

– Старший сын получил диплом по специальности физиотерапевт, а теперь изучает византийскую музыку в Университете Македонии. Второй изучает традиционную музыку в Университете города Арты, третий – педагогику в Салониках, он будет учителем начальных классов, а четвертый учится в Физкультурной академии.

Я знаю, что будет сложно, очень сложно… Я это говорю не только как отец, но и как человек, который общается со студентами, с группами детей, так как мы организовываем лагеря и к нам приезжают дети из других стран. Но я не боюсь, я доверяю детям. И все же мы должны указать им путь, подать пример.

В Послании святого Игнатия Богоносца говорится: «И уже не я живу, но живет во мне Христос». Это должно стать жизненным опытом каждого из нас. Ребенок увидит и будет следовать этой мысли в собственной жизни. Я видел, как любят друг друга мои родители, и поэтому я захотел стать женатым священником, хотя мог быть монахом. Мои родители показали мне хороший пример, и я хочу сделать то же самое для своих детей. Что я могу рассказать своим детям о любви? Что я смогу сказать своему сыну, когда он познакомится с девушкой и женится, если буду ругаться со своей женой и он это будет видеть? То, как семья решает свои внутренние вопросы, помогает детям продвинуться в жизни. Если нам, родителям, не удается хранить мир и гармонию в своей личной жизни, мы не можем говорить детям о Христе.

Сегодня вокруг множество соблазнов. Заходишь в Интернет, вводишь в поиск слова и попадаешь в другой мир – в мир порнографии, гомосексуализма, зависимости от психоактивных веществ… У меня есть знакомые молодые люди, которых я исповедую. Некоторые из них страдают интернет-зависимостью, а некоторые связались с какими-то дьявольскими сектами. Все очень сложно. Но я думаю, что мы, как Церковь, должны себя открыть, распахнуться навстречу разным людям.

Если мы закроемся, я не думаю, что нам удастся выстоять.

Человек радости

– Апостол Павел говорит, что христианин должен всегда радоваться, и у вас, отец Константин, эта радость заметна невооруженным глазом. Как христианину не терять радость в нашем новом, устрашающем, мире?

– Очень часто проблемы на нас давят, омрачают нашу жизнь. Но представьте мучеников! Я упомянул святого Игнатия Богоносца. И миллионы других мучеников, которых терзали звери, испытывали радость, потому что имели Божию благодать и ждали единения с Богом.

У христианина должна быть эта благодатная надежда, именно она делает его человеком любви. Внешне любовь выражается через улыбку: христианин улыбается даже в трудные для него времена, но не как дурачок, а потому что принимает свои испытания как урок Божий. Христианин – человек надежды. Он верит и надеется, что Бог примет его в единство с Собою. Он надеется на Второе Пришествие Господне. Христианин – это человек, который постоянно живет надеждой, а не отчаянием.

Да, современная жизнь пытается повергнуть тебя в отчаяние, напугать: ты не справишься в финансовом плане, разразится война, придет Антихрист, дьявол, в мире случится катастрофа. Много вещей приводят человека к разочарованию в жизни и отчаянию… Но человек молитвы – это человек надежды и радости. Что говорили мученики? «Если настанет день Пришествия Господа – не страшно, если меня загрызут звери, мне будет хорошо». Правитель грозил Василию Великому: «Я тебя отправлю в ссылку, я тебя подвергну мучениям за то, что ты говоришь». И Василий ему отвечал: «Меня – мучениям? Мое тело не выдержит, я умру быстро» – это первое. И второе: «Что ты у меня заберешь? То, чего у меня нет? У меня же ничего нет, только моя одежда. Ты меня отправишь в ссылку? Куда меня сошлешь? Вся земля – дух Божий, везде есть Божия благодать, а мучения что мне сделают? Ты мне подаришь радость, так как я отправлюсь к Богу, ко Христу, Которого я люблю».

Василий Великий отвечал как человек, который познал истины веры на практике. Поэтому я считаю, что наши дети должны учиться на собственном опыте. С моим старшим сыном произошел такой случай. Он занимался музыкой с детства, не очень долго – пять лет, и в храме на клиросе был канонархом. Но вот в третьем классе он увлекся футболом и однажды сказал мне, что больше не пойдет в церковь: «В воскресенье утром я пойду играть в футбол». Я ему сказал: «Согласен, согласен, я принимаю твое решение. Но я хочу, чтобы ты ходил в церковь. Ты не будешь больше петь, будешь заходить в церковь на полчасика – зажжешь свечку и побудешь там до девяти тридцати (а служба в церкви заканчивается в десять тридцать), послушаешь Евангелие и пойдешь играть в футбол». Так продолжалось два года… Он играл в футбол и повредил ногу, ходил по больницам, перенес операцию. И в результате вернулся к музыке, сказав, что потерял два года впустую. Опыт научил его. Поэтому иногда надо подождать. Христианин должен уметь ждать, христианин ждет, потому что у него есть надежда на благодать. Нам, людям Церкви, необходимо показать всем людям значение Божией благодати, только она поможет нам разрешить наши многочисленные вопросы.

Провинциальные батюшки

Архимандрит Эльпидофор (Лимнэос)

Архимандрит Тит (Герониколос)

Архимандрит Агафангел (Каркангелис)

Архимандрит Аркадий (Разни)

Современную Грецию иногда называют страной одного города – Афин, где живут более четверти всех греков[68]. Но едва ли не большая часть нынешних афинян имеет деревенские корни, ведь почти всю свою историю Греция была именно страной деревень. Только после Второй мировой войны деревни стали пустеть. «Придет время, и люди закроются в больших коробках, а их отцы будут умирать в маленьких», – пророчествовал еще в XVIII веке о массовом переселении в города святой Косма Этолийский[69]. Тем не менее посещение родной деревни – дело чести для современного грека-горожанина. «Часто ты бываешь в своей деревне?» – этот вопрос обязательно прозвучит в беседе греков. И положительный ответ на него – повод для уважения.

В современных малонаселенных деревнях церковь, некогда центр деревенской жизни, теперь открывается только по большим праздникам. Своего священника нет, приезжает кто-нибудь «откомандированный», отслужит литургию, немного пообщается с людьми и уезжает. Семейному священнику в деревне не прожить, поэтому служат здесь, как правило, монахи. Вот такие «сельские батюшки» и рассказали нам о своей жизни и особенностях служения в греческой провинции.

Архимандрит Тит (Герониколос) Священник деревни Неос Пиргос (Северная Эвбея), Халкидская митрополия

– Батюшка, вы монах. В братии какого монастыря вы состоите?

– Я состою в братии Благовещенского монастыря на острове Скиафос, Северные Спорады[70].

Поступил туда как послушник и жил там довольно долго. Но после того, как меня рукоположили, я сразу отправился на приход. При этом связь с моим монастырем не прерывалась, у меня там своя келья. Я периодически возвращаюсь туда, мне это необходимо по духовным причинам. В нашем монастыре богатые традиции[71].

– Вы молодой человек – вам сорок лет. Сколько времени вы уже служите священником?

– Меня рукоположили в двадцать пять лет. С того времени служу на одном приходе в деревне, на севере острова Эвбея[72]. Я родом из тех мест, мой родной дом в полутора километрах оттуда. Мне всегда хотелось быть рядом с домом, еще, помню, с детства, когда приходилось уезжать для учебы в разные школы.

В приходе сегодня примерно четыреста пятьдесят человек. Это деревня беженцев из Константинополя. В служении здесь есть свои сложности и своя красота. Красота в том, что ты знаешь всех своих прихожан, они для тебя не безликие, привязываешься к людям и в ответ получаешь любовь – в любой момент. А сложность в том, что в малом обществе есть вещи, которые осуждаются, причем часто несправедливо.

– То есть нет полной свободы в общении из-за боязни, что какое-нибудь движение или слово будет неправильно воспринято?

– Вначале я очень сильно боялся этого. Но затем подумал, что в своем приходе не следует надевать какие-то маски и прятать чувства. Я должен быть таким, какой есть на самом деле. И это в итоге помогло мне выстроить очень хорошие отношения с прихожанами. Я понимаю их чувства, настроения, а они – мои.

– Как вы думаете, где лучше служить: в городе или в маленькой деревне, где лучше выстраивается контакт с прихожанами?

– Конечно, в деревне лучше. Потому что здесь ты знаешь нужды другого человека, и тебе не надо ждать, пока кто-то о чем-то тебя попросит. Ты можешь сам прийти на помощь. Есть и такие люди, которые не стесняются говорить правду о тебе самом. В деревне все про всех известно, здесь ничего не скроешь.

– Можно ли сохранять монашеский образ жизни на приходе или это возможно только в монастыре?

– Монахом можно быть где угодно. Если у тебя внутри порядок, ты сумеешь практиковать монашество и дома. Монашеский опыт, который приобретается в монастыре, следует использовать и вне монастыря. Постригая нас, игумен сказал: «Вы и голод испытаете…» Таким образом, ты по собственному выбору голодаешь, как в монастыре, так и на приходе или у себя дома. Трудно, например, не иметь холодильника…

– Люди в деревне имеют сознательную веру? Они понимают, что такое Божественное Причастие, молитва, пост? Или же Церковь для них – совокупность обычаев, которые они приняли от дедушек и бабушек?

– Чтобы ответить, следует начать издалека. В Греции из-за Второй мировой войны, потом гражданской, потом хунты не было хорошего богословского образования, которое распространилось бы и на деревню. И конечно же, тогда считалось унизительным образованному священнослужителю ехать служить в провинцию. В результате люди здесь имеют «народную» веру. Но слава Богу, они согласны учиться. Они такие, что если назовешь вещи своими именами и объяснишь все определенным способом, то понимают, принимают. Да, есть, как и везде, большая группа христиан, для которых вера – это просто обычай, и приходят они только по большим праздникам. И не просто приходят в церковь, но требуют, чтобы там все было, как они хотят, соответствовало их представлениям об обычаях.

– В вашей деревне есть дети, молодежь?

– Двадцать пять лет назад в моей деревне в начальной школе было сто семьдесят детей, а последние два года у нас нет начальной школы. Однако в храм приходит молодежь в возрасте от двадцати до сорока лет, и духовно они больше связаны с Церковью, чем даже люди старшего поколения. Пожилой человек не воспринимает, когда ему говоришь что-то. Он сам все знает, потому что так делала его бабушка, и это для него – правильно. Хотя, конечно, есть и исключения.

– Какие у вас отношения с епископом? Он часто посещает ваш приход?

– Так как митрополия очень большая, епископ нечасто ездит в один и тот же приход. Чтобы епископу попасть на Северную Эвбею из центра митрополии, города Халкиса, понадобится примерно два с половиной часа, а если поехать на Северные Спорады, понадобится день. Конечно, все зависит от самого епископа, каким он хочет быть… Наш митрополит Халкидский Хризостом с первой секунды показал, что готов служить даже в часовне, и он все посетил в нашей деревне. У нас с владыкой такие отношения, что всегда, когда у нас возникает проблема, мы просто говорим ему о ней. А бывает, и он совершит ошибку, но тогда, осознав ее, незамедлительно просит прощения и исправляет.

– Митрополит молодой человек или в возрасте? Вы его знали раньше?

– Он молодой. Ему примерно пятьдесят два – пятьдесят четыре года. Он был священником нашей митрополии, мы его знали, но общались не много. Владыка не отгораживается от людских нужд, несмотря на обширную территорию митрополии. В связи с финансовым кризисом он открыл социальные продовольственные лавки, аптеки в различных провинциальных городках Северной Эвбеи и Спорад. Он многое делает с величайшей радостью, не думая о трудностях.

– А если бы вы совершили какую-нибудь ошибку, он бы вам простил? Или был бы непреклонен?

– Меня он уже простил… (Смеется.)

Архимандрит Аркадий (Разни) Священник храма Преображения Господня, город Коринф, Коринфская митрополия[73]

– Отец Аркадий, у вас негреческая фамилия, откуда вы родом?

– Мой отец поляк, родом из города Вроцлава[74], а мама гречанка, из Козани[75]. Я родился в Польше, в Грецию переехал в возрасте двух лет, и с того времени ни разу не был в Польше.

– Вы с детства были православным?

– Нет, я был католиком, как и все в моей семье: отец, мама, трое братьев. Православным я стал тайно в восемнадцать лет, в 2005 году. Тайно, потому что моя мать не хотела этого. Но я уже с детских лет ходил в православную церковь, рядом с моим домом в Афинах, в районе Халандри – в церковь Святого Элевферия. Поначалу я посещал ее из любопытства, в будни, чтобы семья не знала. Шел на курсы иностранных языков после школы и потом в храм – и так каждый день. Пытался ходить и по утрам в воскресенье. Что-то меня захватило и держало в церкви. Это «что-то», конечно, Божественная благодать, которая нисходит в наше сердце и наполняет нас огнем, благодаря которому мы начинаем любить Бога больше всего остального.

– И потом возникло желание стать священником…

– В детстве я ездил на экскурсии по монастырям, которые устраивала Церковь. Мне понравился монашеский образ жизни. Первым моим духовником был тоже монах, архимандрит, в том храме рядом с моим домом. От него я узнал о Церковном Уставе, обрядах, таинствах. Он меня вдохновлял своей христианской и священнической жизнью. И тот огонь, который во мне уже горел, под влиянием духовника еще более усилился, я захотел стать священником. Именно неженатым священником, монахом.

– Когда вас посвятили в священный сан?

– Диаконом я стал в декабре 2006 года в столице Египта, Каире. Меня рукополагал Патриарх Александрийский и всей Африки Феодор II в патриархийном[76] храме Святителя Николая. Перед посвящением меня постригли в монашество.

В Египте помимо священнослужения я работал секретарем Патриаршей канцелярии Каира, руководил молодежным сектором, преподавал в греческой школе. Уклад жизни в Патриархии был монастырским, с ежедневным утренним и вечерним богослужением.

В 2007 году меня рукоположили в сан пресвитера и распределили в храм Святых Бессребреников в Субре[77]. Паства там немногочисленная, но у всех большая любовь ко Христу. Божественная литургия начиналась поздно – в десять часов утра, потому что только к этому времени к церкви подъезжал автобус греческой общины Каира, на котором прибывали люди из всех населенных пунктов нашего прихода. Расстояния там огромные, люди со множеством детей ехали до храма два часа. Такое стремление к Божественной службе меня очень трогало.

– Вашу египетскую паству составляли только греки?

– Нет, были и арабы. Мы не разделялись, все вместе, единой паствой, предстояли Единому Богу. В тех приходах, где арабы преобладали, Божественная литургия служилась на греческом и на арабском языках.

– Египет – мусульманское государство. Каково быть там христианским священником? Это опасно? Вы сталкивались с трудностями?

– Конечно, присутствие христиан не очень-то нравится мусульманам. Но опасность возникает, только если их провоцировать. Везде есть фанатизм и люди, выходящие за рамки… Частенько, когда мы по необходимости служения были в рясах и камилавках, в нас плевали, нас обзывали или насмехались над нами. Поэтому из соображений безопасности всем священнослужителям, включая епископов, позволялось надевать светскую одежду. Только Патриарх носил рясу постоянно.

Не забуду еще, как однажды я зазвонил в колокола в церкви Святителя Николая при встрече Патриарха, а на балконе соседней многоэтажки появился человек с оружием. Тогда я понял, что мы здесь не в игры играем, что мы должны быть очень осторожными, только служить и ничего более. Нам нельзя никого беспокоить, если мы хотим жить спокойно и в безопасности.

Но больше меня поразило, что многие мусульмане приходят в православный греческий монастырь Великомученика Георгия и просят святого о помощи. Особенно часто молятся о даровании ребенка, и святой им помогает, мусульманские женщины рожают детей. В храме на стенах множество надписей: «благодарю» – на греческом и дальше – на арабском. Икона великомученика Георгия увешана пластинками из драгоценных металлов в форме человеческих фигур и разных органов тела, которые приносят святому в знак благодарности за исцеление этих органов или дарованное дитя.

– Вам известно, чтобы кто-то из мусульман принимал христианство после таких чудес?

– Нет, по местным законам это – преступление. Я знаю, что некоторые египтяне-мусульмане приезжали в Грецию, становились христианами, но больше не возвращались в свою страну.

– Отец Аркадий, сейчас вы служите в Греции. Почему вы вернулись?

– Я поступил на богословский факультет Афинского университета. А ездить сюда из Каира часто невозможно – очень дорого. Поэтому я вернулся, и теперь служу в древнем Коринфе, церковь которого основана самим апостолом Павлом.

– Сегодня древний Коринф – небольшой провинциальный городок, можно сказать, даже деревня. Из чего складывается ваше служение на провинциальном греческом приходе?

– Мне кажется, мы не делаем ничего отличного от того, что делает любой приходской священник. Богослужение, пастырская работа. Когда я только пришел сюда, примерно два с половиной года назад, здесь не было воскресных школ, благотворительных учреждений. Сегодня по Божией милости в нашу воскресную школу каждое воскресенье приходят примерно восемьдесят детей.

Слева направо: архимандрит Агафангел (Каркангелис), архимандрит Аркадий (Разни), архимандрит Эльпидофор (Лимнэос), архимандрит Тит (Герониколос)

С ними занимаются музыкой, традиционными греческими танцами. Мы ездим на экскурсии в монастыри, посещаем различные исторические места. Действует у нас благотворительный фонд. Нам ежедневно стучат в дверь, просят о помощи, по мере сил мы всем помогаем. Наш митрополит Дионисий говорит о современном служении Церкви: «Меня не интересует строительство храмов, покупка чаш, пошив облачений. Нам нужно накормить бедных и помочь нуждающимся».

– Какие отношения между митрополитом и приходом? Он посещает приход? Знакомится с людьми? Или приезжает только по большим праздникам?

– Митрополит знает все о деятельности прихода. Старается посещать нас как можно чаще. Но митрополия у нас большая, приходов много, и владыка каждый день бывает где-то, поэтому не так уж и легко ему приезжать настолько часто, как бы мы хотели.

– Иногда говорят, что священником в Греции становятся для того, чтобы получить гарантированное место работы, стать государственным служащим и иметь стабильную зарплату. Когда вы избирали священство, вы думали об этих благах?

– Нельзя сказать, что все перечисленное именно такое – гарантированное, стабильное. Лично я в первый год своего служения не имел гарантированного заработка. В Александрийской Патриархии я не получал зарплаты вообще. Поэтому я не думаю, что кто-то избирает священство с целью обрести легкую жизнь.

Архимандрит Агафангел (Каркангелис) Священник деревни Потамни, Гортинская и Мегалопольская митрополия[78]

– Отец Агафангел, когда вы приняли сан?

– Я стал священником в 2011 году, сейчас мне тридцать лет. До рукоположения с двадцати лет я участвовал в семейном бизнесе. Мы занимались торговлей цветами и предметами домашнего декора.

– Вы были верующим, церковным человеком?

– С детских лет я регулярно ходил в церковь моего прихода. Я родом из провинциального города. С начальной школы, как помню, посещал церковь каждое воскресенье, носил стихарь и помогал в алтаре во время богослужения. Я, конечно, не мог особо помочь священнику, у которого преимущественно путался под ногами, но церковь была моей радостью. Помню, что с вечера готовил одежду, которую надевал на следующий день. И бабушка, которая меня подталкивала в этом направлении, брала за руку и вела в церковь.

– Что-то произошло в вашей жизни? Почему вы вдруг решили стать священнослужителем?

– Я хотел стать священником с очень раннего возраста. Когда в детстве меня спрашивали друзья моего отца или родственники о том, кем я хочу стать, я отвечал: «Священником». Но мои родители не приветствовали это желание. Когда я был маленьким, они ничего не говорили против, так как думали, что я забуду об этом намерении, когда вырасту. Но когда я вырос и пошел в гимназию, то попросил у отца, чтобы он отдал меня в богословский лицей в Афины. Однако он сказал, что не отпускает меня. Я не мог в пятнадцать лет уехать из провинциального города, откуда никогда не выезжал, и мне не хотелось расстраивать и огорчать отца. Я решил потерпеть. Окончил школу, занялся торговлей, но искра желания священства во мне не угасла. И, несмотря на то, что я работал в торговле и работа продвигалась наилучшим образом, эта искра год за годом разгоралась в пламя.

– Почему вы решили стать неженатым священником? Не встретили матушку?

– Нет, я всегда хотел быть неженатым священником. Не потому, конечно, что мне нравилась монашеская одежда, нет. Но мне всегда казалось, что я не смогу служить подобающим образом, если буду женатым. Разумеется, это не обязательное условие, но в моем представлении это так. Я думал, что не смогу жить и с семьей и с паствой. То есть, по сути, когда мне надо вступить в брак с Церковью и заботиться о пастве как о семье, у меня будет в то же время и собственная семья. А если еще и дети родятся, то как найти для них время и место в жизни? Я был уверен, что не справлюсь с этим. Так я захотел стать неженатым священником.

– Сейчас, прослужив какое-то время, вы не изменили своего мнения?

– Да, в некоторой степени изменил. Конечно же, и женатые священники служат Церкви и пастве. Я их уважаю и склоняю перед ними голову. Они прикладывают больше усилий, чем я, потому что заботятся и о своих духовных детях, и о семье. Особенно в нынешние тяжелые времена, когда наши прихожане голодают, нуждаются и ждут помощи от священника. Сегодня и у священника очень много трудностей.

– Когда вы имели возможность получать больше денег? Когда занимались торговлей или сейчас, будучи священником?

– Когда продавал цветы.

– Не жалеете? Или вы думаете, что ради Христа стоит даже испытывать голод?

– Я в это верю. У меня же были деньги. Но ради нашего Христа можно отдать все.

– Ваша деревня большая или маленькая?

– Маленькая. В нашем регионе много маленьких деревушек, в которых живут пять – десять, максимум двадцать человек. Каждое воскресенье я служу в различных деревнях, всего в четырех.

– Жители хотят, чтобы богослужения чаще совершались?

– Они удовлетворены настоящим положением дел.

– Почему? У них мало веры?

– Нет, только из-за технических моментов. Нет певчих, пономарей, нет денег. Например, в церковной кружке после службы мы находим один-два евро, однажды я нашел всего семьдесят центов…

– Как вы думаете, если государство из-за кризиса перестанет платить зарплату священникам, кто-то будет служить в деревнях?

– Нет, не будет. В нашей митрополии в настоящее время монашествующих священников гораздо больше, чем женатых. Женатые не могут здесь жить. Нет денег, нет школ. Нужно будет два часа, чтобы отвезти своего ребенка в начальную школу. Поэтому священник с семьей не может остаться в деревне, как это было раньше со священниками предыдущих поколений. В деревнях строили особые дома для священника и его семьи, были школы. А теперь, как я уже сказал, в деревнях живут по пять – десять человек.

– У вас в митрополии много монашествующих священников. Вы общаетесь между собой? Или каждый монах живет уединенно в своей деревне?

– Каждый живет у себя, но епископ регулярно нас собирает, проводит с нами духовные беседы и направляет нас. Из деревни нам приходится часто возвращаться в свои собственные дома, потому что мы не можем жить в деревнях и не можем ничего дать людям, кроме литургии и наших священнических обязанностей.

– Вы хотели бы перевестись в город? Чем монах занимается в свободное время?

– Я заполняю свое время чтением книг. Сейчас я учусь и, по правде сказать, когда возникают какие-нибудь сложности, думаю, что по окончании учебы надо просить разрешения уехать из деревни, из этой митрополии, потому что очень утомительно ездить туда-сюда из дома час-пол-тора на машине. Транспорта у нас нет, и если бы я не водил машину, то не смог бы добираться. Но все же я думаю, что останусь.

– Тем молодым людям, которые собираются стать священниками, вы можете посоветовать пойти по вашему пути? Принимая во внимание все трудности, которые они встретят.

– Да, я бы посоветовал… Я испытываю огромную радость и от того, что исполнилось мое заветное желание стать священником, и от того, что я вижу радостные лица немногих жителей, вижу их улыбки, вижу, как они ждут священника. Когда я приезжаю в деревню, после окончания службы они по-доброму спорят, к кому в дом я пойду сначала. Во всех деревнях для меня открыты дома. Это простые люди, они приготовят различные блюда, накормят меня и с собой дадут еды. Их дети и внуки посещают деревню раз-два в год, на праздники и в течение нескольких дней летом. И они тоже радуются, так как чувствуют, что их родительский очаг все еще теплится. Ведь когда закрылись школы, дети переехали в города, а теперь, если уедет и священник и не будут больше звонить колокола, не станет смысла приезжать в деревню и родственникам. Не будем мы служить праздничную литургию на Пасху и Рождество, для чего тогда сыну ехать в деревню? Он скажет: «Останусь-ка я в Афинах. поеду в Коринф. в Патры», то есть туда, где живет каждый из них, и будут встречать они Пасху.

– В деревне нет никакого больше учреждения, кроме церкви?

– Нет ничего, только церковь. Только в церкви они встречаются. И она – единственная причина, по которой кто-либо может вернуться в деревню.

Архимандрит Эльпидофор (Лимнэос) Кафигумен монастыря Рождества Пресвятой Богородицы в Дадье, Дидимотихская и Орестиадская митрополия[79]

– Сколько времени вы находитесь в монастыре в качестве игумена? Из кого состоит братия монастыря?

– В монастыре я нахожусь непрерывно три года, игуменом являюсь последних два. Братия состоит из монашествующих священнослужителей митрополии, которые приписаны к монастырю, но, к сожалению, в обители не проживают, так как по нуждам митрополии служат на приходах близлежащих деревень. В монастыре живу только я.

– Вы начали свой монашеский путь в этом монастыре?

– Начну издалека. С 1912 года история нашего монастыря прервалась – он был до основания разрушен турками. После этого, примерно в 1930 году, жители соседней деревни Дадьи, которая тоже пережила величайшую катастрофу, начали строить монастырь на развалинах прежнего. В то время, однако, братии в обители не было, только управление монастырем передавалось священнослужителям Суфлиона[80] в виде учреждения управленческой комиссии. Затем, где-то в 1959 году, была проведена реконструкция монастыря митрополитом Дидимотихским Константином, но больше ничего не изменилось. В 1974 году на территории монастыря расположилась военная база греческой армии, которая оставалась там до 1996 года. В 1998 году стараниями митрополита Дидимотихского Никифора монастырь снова перешел в руки митрополии и была проведена его очередная реставрация.

Но и тогда не удалось собрать братию. В итоге он был закрыт и заброшен, подвергся разрушительному воздействию времени и погодных условий. И вот я, официально первый монах монастыря, почти через сто лет вошел в обитель, и она снова начала оживать.

– А есть в Греции еще такие монастыри, чтобы жил один монах?

– Насколько я знаю, нет. Во всех есть хотя бы трое-пятеро братьев…

– Вы могли бы рассказать, в чем на сегодняшний день состоит служение монастыря? Нет монашеской братии, нет какого-либо производства в монастыре, чтобы содержать себя. Что делать? В чем состоит служение игумена в такой ситуации?

– Я не стану говорить про служение монастыря, а про мое собственное служение скажу. Итак, монастырь оставался заброшенным на протяжении долгих лет. Когда было объявлено, что монастырь возобновит свою работу, что здесь будет постоянный священник и богослужения в праздники и будни, то народ воспринял это с воодушевлением, откликнулся на призыв. По причине нехватки священников в митрополии помимо монастыря я служу еще на трех приходах и по мере возможностей пытаюсь, опираясь на свои силы, восстановить монастырь, его постройки, которые находятся в плачевном состоянии.

– Что люди ищут в монастыре?

– Я думаю, что люди в монастыре ищут покоя душе, которого не могут найти вне монастыря, на приходах. Когда мы служим, не включаем свет, у нас нет микрофонов, литургия проходит в более традиционном стиле. Я думаю, приходят не с целью что-то увидеть, а дабы получить радость от того, во что верят.

– Когда вы стали священнослужителем, думали, что будете жить в монастыре, – или представляли себя в другой роли?

– Я начал свой священнический путь в 2005 году, когда стал диаконом в Александрийской Патриархии. Я служил в Каире, затем вернулся в Грецию и захотел найти место, где было бы спокойно. По стечению обстоятельств мой духовник и старец, епископ Дамаскин, избирается в 2009 году митрополитом Дидимотихским, и я обретаю долгожданное успокоение, то есть узнаю, что существует такой монастырь. Хотя, конечно, митрополит сначала был против, потому что знал положение дел. Он видел монастырь, видел, что в нем ничего нет и трудно кому-либо жить. Но все же благодаря личной воле и настойчивости я поехал и обосновался в обители.

– Как вы думаете, это было Промыслом Божиим: Каир, Греция, потом монастырь, где вы единственный монах? Или вы сами строили свою судьбу?

– Я верю, что все делается по планам Божиим. На каждого из нас у Бога свой план. И если серьезно подумаем, то поймем, что многие вещи нам неподвластны. Я и не думал никогда, что окажусь в Каире, и никогда не ждал таких трудностей, какие обрушились на нас сегодня. Я имею в виду глубочайший финансовый кризис. Не думал, что взвалю на себя разрушенный монастырь и что за эти три года мы с Божией помощью доведем его до такого состояния, как будто он никогда и не закрывался. Я думаю, что все это невозможно человеку, но – во власти Бога.

– То есть Бог просвещает людей и они помогают монастырю?

– Да, конечно.

– Почему вы решили стать священником?

– Это была детская мечта. Все дети мечтают о чем-то. Я мечтал быть священником.

– Сколько вам было лет, когда вас посвятили в сан?

– Двадцать два года. И я сразу поехал в Каир.

– И как отреагировали ваши родители?

– Никакой родитель, я думаю, не может воспринять это спокойно: когда его ребенок уезжает в таком раннем возрасте, да еще как священник. У родителей всегда найдется какой-то довод против. Моих родителей не обеспокоил тот факт, что я стал священником, но их задело, что я уехал от них в таком раннем возрасте за границу. Недовольство продолжалось год, но со временем они приняли мой выбор. Однако в целом каких-то особых проблем не было.

– Как я понял, многие священники Афин служили в Каире. То есть Александрийская Патриархия действует за счет священнослужителей-греков?

– Все ключевые посты в Александрийской Патриархии занимают греки. Конечно, проводится большая работа в Африке, теперь священниками становятся и местные жители. Есть митрополиты-африканцы, которые также проводят значительную работу. Но основным поставщиком кадров является Греция, как и в другие восточные патриархаты.

– Вы не боитесь, что с таким рвением, которое у вас есть, сгорит все ваше внутреннее топливо?

– Я думаю, что это дело не моих личных сил, а Бога… Я искренне говорю, если учитывать мой жизненный опыт.

– И не бывает у вас мыслей уйти, поискать что-то получше?

– Нет-нет, слава Богу, у меня нет подобных мыслей, и я надеюсь, что не будет. Я прославляю Бога и Пресвятую Богородицу, нашу защитницу. Не думаю, что когда-либо покину это место, еще и по другой причине. Ведь когда ты лично боролся с целью что-то создать, тебе сложно отступиться потом, ведь это твой труд, дело рук твоих.

– Когда вы чувствовали себя в большей степени монахом: в Каире, где жили один без родителей и друзей? Или сейчас, когда вы один в монастыре?

– В большей степени я чувствую себя монахом здесь, в монастыре. Так как здесь соответствующие условия. У нас нет тысячи людей, как в приходах в Каире или в Афинах. В монастырь приезжает ограниченное количество людей, и то – не каждый воскресный день. А на протяжении всей недели я действительно сам по себе. В особенности зимой, когда мало кто приходит в монастырь. Летом, в июле, мы организуем в монастыре кемпинг митрополии, собираем народ. Так у нас проходит период бурной жизни, и мы за месяц «заряжаем батарейки» на целый год.

– Как вы думаете, почему люди, готовящие себя к церковному служению, решают не жениться?

– В наше время женщине непросто последовать за человеком, который станет священником. Может быть, потому, что нет правильных наставлений от духовников, от родителей, много дезинформации, и общая недобрая направленность в обществе: «Ты что, станешь попадьей?!» Поэтому женщины сегодня избегают будущих священников, да и мы, вероятно, не придаем семье особого значения. Я думаю, не так важно, женат ты или нет. Но если ты еще не определился, то положись на Бога – Он даст ответ.

Свободный Афон

Иеромонах Евфимий (Джафаров)

Со времени Крещения Руси русские люди стремятся на Святую Гору Афон как в высшую школу христианского благочестия. Богатая событиями тысячелетняя история русского святогорского монашества знала периоды расцвета и упадка. В конце XIX века на Афоне жили более пяти тысяч русских иноков, а в середине XX столетия – всего несколько десятков, пополнения из России не было. После падения Советского Союза ситуация изменилась. Сегодня на Святую Гору вновь приходят русские иноки. Большинство живет в Руссике – монастыре Святого Пантелеимона, но некоторые избирают обитель, в которой преобладает греческая братия. Мы беседуем с одним из них – иеромонахом Евфимием (Джафаровым), насельником святогорского монастыря Святого Павла.

Монастырь Святого Павла: историческая справка

Монастырь Святого Павла расположен на юго-западной стороне Афонского полуострова. Обитель основана в конце IX века преподобным Павлом Ксиропотамским (Ксиропотам – с греч. «сухой поток», так называлась местность на Афоне, где преподобный Павел начинал монашескую жизнь). После разорения пиратами монастырь был возрожден в XIV веке сербскими монахами. Материальную помощь обители оказывали византийские императоры из династии Палеологов и правители Сербии Лазарь и Георгий Бранковичи. Дочь Георгия царица Мара (Мария) передала монастырю Дары волхвов, принесенные ими Богомладенцу Иисусу Христу: золото, ливан (ладан) и смирну (впоследствии через эти святыни было совершено множество чудес и исцелений). Царица прибыла на Афон и хотела сама внести эту святыню в обитель, но голос Божией Матери свыше строго запретил ей нарушать «аватон» – правило, по которому доступ женщинам на Афон не позволен. На месте передачи сокровища в монастырь с тех пор стоит памятник в виде небольшой часовни.

В ходе греческого национально-освободительного восстания 1821 года обитель опустела, и возвращаться туда монахи начали лишь после 1830 года. В этот тяжелый период материальную поддержку монастырю оказали российские императоры Александр I и Николай I.

Сегодня в монастыре Святого Павла – более тридцати насельников. Помимо Даров волхвов, в обители хранится множество святынь и древних чудотворных икон, имеется богатая библиотека рукописных и печатных книг. Главный храм монастыря освящен в честь Сретения Господня (до XIX века храм был посвящен великомученику Георгию).

Птенец гнезда Сергиева

– Батюшка, расскажите о вашем духовном становлении, как вы пришли к вере, к монашеству?

– Родом я из России, из города Туапсе. Вырос в простой семье. Отец – рабочий, мать – учительница. Никто в семье в Бога не верил. Отец был коммунистом. После школы мы с братом учились в художественном училище в Ставрополе. Затем я пошел в армию, а мой брат в это время стал верующим. Когда я вернулся со службы, он меня начал духовно просвещать.

До армии я много читал разной духовной литературы, в основном восточной: китайские новеллы, рассказы о Лао-цзы, Конфуции и Будде. Правда, они меня интересовали не столько как учение, а скорее как произведения искусства. Но когда я первый раз открыл Евангелие, я понял, что это именно та Книга, которая проповедует Истину, что это и есть Истина. Таким было самое первое впечатление от Евангелия. Истину Евангелия я понял не умом, а почувствовал сердцем – конечно, по милости Божией.

Крестился я не сразу. Сначала со мной произошли некоторые скорбные события. Они дали решающий толчок. Примерно через полгода после крещения я поступил в иконописную школу при Московской духовной академии. Там стал задумываться о том, какой путь мне избрать. Духовник советовал идти в монашество, но я долго сомневался, думал. Нелегко было это принять, многое в душе восставало против монашества. По совету духовника я молился – больше всего Преподобному Сергию. И в итоге понял, что Господь хочет, чтобы я стал монахом. Мое сердце успокоилось, умиротворилось, и я поступил послушником в Троице-Сергиеву Лавру. Через некоторое время стал монахом, затем – иеромонахом.

Жизнь в Лавре была нелегкой, так как лаврские монахи несут очень трудное служение, по сути миссионерское: приходится много общаться с мирянами, служить. Священников ставят на исповедь сразу после хиротонии, еще без необходимого опыта. Все это меня тяготило. В 1998 году я в первый раз поехал на Афон. На следующий год – опять, и после второго посещения Святой Горы почувствовал желание переехать туда жить. В 2001 году Святейший Патриарх, покойный Алексий II, благословил меня продолжать монашескую жизнь на Афоне. К тому времени я уже шесть лет прожил в монастыре, в Лавре. Со всей братией у меня были очень хорошие отношения. Многие жалели, что я ухожу, но у меня на то были духовные причины.

Сейчас я с благодарностью вспоминаю годы, которые провел в Лавре, потому что меня там, если можно так сказать, человеком сделали. В Лавре – моя духовная родина, место становления как христианина.

– А что значит для монаха – «стать человеком»?

– Именно это и значит. В самом прямом смысле. Дело в том, что в России христианские традиции были искоренены, и мы, выходцы из неверующих семей, приходя в Церковь, хотя и имели по молодости большую ревность и силы, но ничего не знали о духовной жизни и ничего в ней не понимали. У нас было какое-то отвлеченное от реальной человеческой жизни представление о вере и христианстве.

В Лавре многие вещи я начал понимать и осмысливать по-другому – что мы не отделяем себя от жизни общества, от жизни людей. Мы просто начинаем это по-другому понимать и освобождаться от многих, я бы сказал, комплексов. Не назову их даже религиозными, потому что они никакого отношения ни к вере, ни к Богу не имеют. А люди, приходящие к вере, так называемые неофиты, ими преисполнены.

– Что это за комплексы?

– Часто человек, становясь православным, начинает отождествлять свое «я» с Православием, в том смысле, что Православие – это то, как думаю, верую именно я. Такому кажется, что он познал Истину и пребывает в ней, и его образ мыслей и действий абсолютно правилен. А на самом деле он приспосабливает свой эгоизм, свое мирское мышление к мировоззрению Православия, пытаясь скрыть негативные стороны своего «я».

Но когда ты живешь в духовной среде, проходишь определенный путь, понимаешь, что все это никакого отношения не имеет ни к вере, ни к Церкви, ни к Богу. Бог даровал нам свободу, и только тот человек стоит на духовно правильном пути, который ценит чужую свободу и не пытается другого человека подчинить своей воле. Если же кто-то стремится кому-то что-то навязать, то он очевидно находится в прелести, ему нужно каяться и молиться, прося у Бога исцеления от своего духовного недуга.

К сожалению, это одно из самых главных заблуждений новоначальных в вере. И оно ведет к самым нехорошим последствиям, поскольку вводит окружающих людей в соблазн.

– Каковы, по вашему мнению, причины этого духовного недуга, отождествления истины с собственным «я»?

– По крайней мере о своем поколении я думаю, что корни лежат в нашем советском прошлом. Коммунисты не оставляли людям свободы. В первые годы советской власти начался геноцид русского народа, людей силой заставляли делать то, что хотели безбожники. По сути дела, Советский Союз был большой тюрьмой, сначала строгого режима, затем общего и так далее. Естественно, христианские традиции и даже многие просто человеческие обычаи и отношения искоренялись самым варварским образом. Мы – дети того времени, дети коммунизма, рожденные и воспитанные родителями, которые «по вере и традициям» являлись коммунистами. Поэтому мы и впитали в себя идеологию насилия, то есть идею решения всех проблем силовым путем.

Но когда попадаешь в мир, где коммунизма не было, где люди жили свободно и христианская традиция не была уничтожена, как например, в Греции или на Афоне, то видишь, что человеческие отношения остались такими, какими они и должны быть у православных. Здесь люди могут быть нецерковными в нашем понимании, но у них в культуре, традициях и обычаях все-таки больше христианского, чем у нас. Я не говорю о какой-то внешней европейской культуре, которая в России, возможно, богаче. Я говорю именно о христианской культуре. Здесь, на Афоне, если живешь так, как тебя научили в России, тебя не понимают, ты постоянно испытываешь психологическое противостояние, иногда – духовное. В таких трудных ситуациях начинаешь думать: а что же происходит на самом деле? Молишься, спрашиваешь старца и других отцов. И все становится понятно.

– В этой связи вспоминаются слова старца Амвросия Оптинского, который советует все и всех вокруг себя предавать воле Божией.

– Мне кажется, что святой имел в виду не насаждать добро насилием. Потому что навязыванием другому человеку своей воли ничего хорошего не добьешься и этого человека можно отвратить от добра. А «предавай его воле Божией» означает – не старайся сделать за Бога то, что Он может и без тебя сделать, не бери на себя такой ответственности. Наше дело, если мы видим, что человек заблуждается, предать его на волю Божию, молиться о нем. Но молиться не так, как некоторые молятся: «Господи, хочу, чтобы вот так было. Хочу, чтобы этот человек то-то и то-то…» Правильнее будет сказать: «Господи, как Сам Ты знаешь и ведаешь, просвети этого человека, обрати его, помоги ему». В этом скрыта глубокая мудрость духовная, потому что Господь является Отцом и Создателем, и Он знает, как каждую душу обратить, как с кем обращаться, а мы часто лезем, куда не надо, и только мешаем, да еще людей соблазняем.

Свободный Афон

– На Афоне вы сразу попали в греческий монастырь или был какой-то поиск?

– У меня все в жизни, слава Богу, сложилось хорошо, потому что Господь заботился обо мне и посылал мне в наставники людей духовно-рассудительных и в России, и на Афоне. Они за меня молились и помогали своими советами. Когда у меня возникло желание перейти на Афон, я просил совета у отца Кирилла[81], но он не особенно благоволил к этому моему желанию. Он опасался, что я не смогу на Святой Горе укрепиться (потому что все-таки эта среда для нас довольно трудная) и, не выдержав, начну шататься по Афону или по миру, как это, к сожалению, нередко случается. Но я его убедил в серьезности моего желания, и тогда он благословил меня поискать место на Святой Горе. К тому времени я уже пару лет изучал греческий язык, так что мог немного говорить.

Так, в 2000 году я приехал на Афон, нашел духовника, грека, который мне очень помог своими советами и молитвами. Он мне сказал: «Иди вот в такие-то монастыри и молись. Там, где душа твоя почувствует успокоение, и останешься». И я почувствовал это состояние покоя здесь, в обители Святого Павла. Затем пришел к старцу, игумену Парфению[82], поговорил с ним, и он сказал: «Хорошо. Пиши прошение. И если собор старцев разрешит, можешь приехать».

– И как обстоит дело с личной свободой братии в вашем монастыре?

– В обители Святого Павла нет видимого идеального порядка, такой дисциплины, как например, в Ватопеде или в других монастырях, но здесь сохранен быт и монашеские отношения, которые существовали всегда на Афоне. Это очень естественные отношения. Монахи у нас простые, такие, какими всегда были святогорцы. И всегда в отношениях с братией игумен оставляет ей определенную свободу. Старец Паисий говорил: «Не ищи себе духовника и старца, который был бы образованным, который бы писал книги и умел красиво говорить, а ищи себе духовника такого, который учит своим примером». Именно таким игуменом является наш старец Парфений. Он всей своей жизнью, всеми своими действиями показывает нам пример, никогда не насилует чужую совесть и никогда не принуждает человека. Он всегда оставляет свободу: мы же приходим в монастырь не по принуждению, мы приходим сами, поэтому должны как свободные действовать, то есть жить сознательно.

– Как же сочетается свобода с монашеским обетом беспрекословного послушания?

– Никто не отбирает у тебя свободу. Просто если ты хочешь, ты сам ее отдаешь, на основе доверия. Если ты доверяешь старцу, то послушание исполняешь беспрекословно, а если не доверяешь – ну, он тебя оставляет делать так, как ты хочешь. Но в итоге такие люди не удерживаются здесь и уходят – сами, никто их не гонит.

Раз мы коснулись такой важной составляющей монашеской жизни, как послушание, мне хотелось бы сказать, как я понял эту добродетель, исходя из опыта моей жизни на Афоне. Наш старец Парфений всегда говорит: если монах или послушник не научился говорить «простите, благословите», то он человек потерянный. На послушании, на доверии к старцу-духовнику зиждется вся духовная жизнь человека в монастыре. Без этого невозможно монашество. Потому что когда человек творит послушание, когда он делает то, что ему непонятно, и то, что он делать не хочет, он связывает свой эгоизм, свою волю, а ведь именно в нашей воле гнездится грех. Господь будет просвещать такого человека, направлять его и вразумлять. На пути послушания приобретается рассуждение[83], потому что иным путем рассуждение приобрести невозможно. Можно сказать, что путем послушания приобретается все: и молитва, и пост, и бесстрастие и все другие добродетели. И когда старец умирает, послушник получает от него благословение как человек, прошедший путь послушания, подобно студенту, который сдал выпускные экзамены и получает диплом. Но если человек не выдерживает и уходит, то он становится, как говорили египетские старцы, как яйца-болтуны, с которых птица улетела, а они так и остались зародышами.

Наш старец рассказывал, что однажды он исполнял послушание на монастырской пристани. В его обязанности входило учитывать, что привозят в монастырь, что увозят и т. п. Там он попробовал строго поститься: ничего не вкушать в постные дни. Ему понравилось, и он решил всегда такой пост держать. Сказал о своем желании игумену (тогда игуменом был старец Андрей), и тот благословил. Буквально в тот же день на него напал такой сильный голод, что он стал есть все подряд! Пошел он к игумену и говорит: «Геронда Андрей, мне стыдно на вас поднять глаза. Мне очень стыдно». И все ему рассказал. Игумен ему тогда говорит: «Вот видишь, что бывает, когда человек хочет делать добрые дела по своей воле». Это значит, дьявол надоумил его на чрезмерный пост, а как только он рассказал о своем желании старцу и взял благословение, обнаружилась подлинная сущность этого дела – дьявольская.

Отец игумен

– Как в вашем монастыре выстраиваются отношения игумена и братии?

– Игумен здесь действительно отец братии. Это как раз то, что у нас в России не сохранилось.

Игумен – это старец, духовник, это отец, которому доверяют, которого любят, слушаются. Он подает братии пример монашеской жизни. Он везде первый – на службе, на послушании.

Я, к сожалению, здесь послушником не был, но видел, что бывает, когда приходят молодые послушники. Старец с ними очень много занимается, помогает им, часто принимает на исповедь, учит пению и чтению. Они с ним ходят в сад, обрезают виноград, работают – он держит их постоянно рядом с собой. А потом, когда человек немножко «подрастет», уже не требуется такой заботы. Как у ребенка: когда вырастает, он уже не просится на руки, многое может сам.

Игумен знает, что происходит в монастыре и что творится с каждым человеком. Поэтому во всех святогорских монастырях игумен и духовник – это одно лицо. Так лучше всего, но, к сожалению, в русских монастырях это разные люди. Поэтому бывает, например, когда духовник говорит наместнику не ставить этого человека на данное послушание, а наместник его не слушает и делает то, что считает нужным. Получается, духовник в русских монастырях не имеет никакой силы, никакого авторитета и никак не влияет на жизнь в монастыре. Только молится. Афонские монастыри так благоустроены и сохранили монашескую жизнь именно потому, что духовниками здесь являются игумены, они обладают властью и духовной, и административной. Их слова и действия имеют силу и влияние на всех насельников и на все, что происходит в монастыре. Если игумен решил, что этот человек не подходит для такого-то послушания, уже никто не сможет ничего сказать против, потому что он игумен, он отец и пастырь. Это его стадо. И это правильная традиция. Так было с глубокой древности.

– А бывают какие-то проступки, нарушения? Что старец делает в таких случаях?

– Действия старца в таких ситуациях подобны действиям Христа в Евангелии. Ведь Христос не был просто каким-то «добреньким». С тем, что не заслуживает снисхождения, Он был непримирим. Так и старец. Если что-то касается монастыря, его устава, его традиции и подобного, старец не делает снисхождения, ведь тогда монашеская жизнь рухнет. А в каких-то личных слабостях, обычно связанных со здоровьем или немощью человеческой, старец может терпеть, делать послабления, оставлять человека поступать в соответствии со своими силами. Поэтому старец, например, не дает всем одно и то же молитвенное правило. Если видит, что человек может больше молиться, он ему говорит: «Молись столько-то». Если видит, что не может, дает меньшее правило. Бывало, если происходили какие-то явные нарушения, старец не наказывал виновных монахов, но терпел или вразумлял их, внушая им исправиться. И поэтому многие исправлялись. И во всем так – в чем-то строго, в чем-то с благостью.

Старец с очень большим рассуждением руководит монастырем.

Старец Парфений действительно человек уникальный. Он один из старейших святогорцев, на Горе уже больше пятидесяти семи лет живет. Очень мудрый, все, что говорит, он говорит из своего опыта или по внушению Божию. Видно, что, когда его о чем-то спрашивают, он молится, и если не получает от Бога просвещения, то не отвечает ничего. Бывает, он начинает говорить то, о чем его не спрашивают. При этом явно, что он не вычитал это где-то, а оно из сердца исходит и содержит в себе суть дела или того, что нужно для вразумления данного человека. Бывает, он говорит вещи, которые каждый знает, но они обладают совершенно другой силой. Потому что он – пастырь, ему Господь поручил руководство стадом духовным. Это именно духовное дарование, которое получает добрый пастырь.

– Что, по мнению старца Парфения, главное в монашеской жизни?

– Жизнь по евангельским заповедям.

О богослужении и келейной молитве

– Мы говорили в основном о внутренней жизни монаха, тогда как в монастыре почти все время братия проводит вместе в храме на общем богослужении. Какое оно имеет значение, как сочетается с внутренним и личным?

– Братское богослужение[84] имеет очень важное значение, потому что принцип киновийной, то есть общежительной, жизни – это принцип семьи. У нас все общее: православная вера, Христос Господь, молитва, трапеза, послушания и так далее. Игумен – наш отец, все мы – братья. И Господу угодно, чтобы люди вместе приносили молитву в церкви. Господь нас слышит, потому что Он так установил и Он хочет, чтобы так было (ср.: Мф. 18: 20). Присутствие на всех службах в храме для святогорцев является краеугольным камнем духовного подвига молитвы. Это основа. Иначе как освятится человек, если благодать, которую Господь обильно посылает нам в храме, не осенит наши души? Именно эта благодать помогает нести труды в обители. Помогает верить, надеяться, любить. А кто нам еще поможет? Только Господь. Храм – дом Отца нашего Небесного, и, как сказал Спаситель, дом Мой домом молитвы наречется (Мф. 21: 13). И даже трапеза, которая совершается по окончании молитвы в храме, является продолжением богослужения[85].

Келейное правило – это личный подвиг. Когда человек находится в храме, его как бы несет вместе со всеми один духовный благодатный поток. Даже если он там задремал, все равно, как бы он ни молился, этот поток выносит, его молитва вливается в общую молитву, и Божественная благодать обильно изливается и помогает ему. А вот в келье он уже должен молиться сам. Это очень важно в духовной жизни, чтобы человек научился молиться везде, и прежде всего там, где его никто не видит, – в келье. С глубокой древности заведено, что монахи встают за полтора-два часа до службы и совершают молитвенное правило. Ведь когда человек совершает свое молитвенное правило именно перед службой, ночью, когда он один предстоит перед Богом, тогда весь день у него проходит по-другому. Он полон сил, чувствует радость, приподнятость духа. Он становится совсем другим человеком. Видит, что Господь его благословил, и он, как на крыльях, летит. Таково свойство келейной молитвы, когда она совершается правильно и в положенное время.

– Читаете ли вы какие-либо книги о молитве?

– Наш старец советует монахам больше читать жития святых, отечники – книги, повествующие о житии преподобных отцов и монахов-подвижников. На Афоне не особенно приветствуется, когда монахи читают книги такого высокого духовного содержания, как например, Симеона Нового Богослова, Исаака Сирина. Не то чтобы это возбранялось совершенно. Но в сочинениях этих святых часто написаны вещи, которые объяснить может только тот, кто сам обладает опытом такой молитвы и подвига. А если человек опытно не знает того, о чем читает, то и понимает это совсем по-другому. Он может просто воображать себе нечто, чего на самом деле нет, или святой Исаак будет говорить одно, а человек поймет иначе. Поэтому на Афоне старцы всегда старались своих учеников учить только тому, что они знали опытно. И египетские отцы говорили, что не имеет права духовник учить тому, чего он не познал на собственном опыте. И старец наш учит людей тому, чему опытно научился.

В России существует мнение, что якобы в киновиях монахи должны стремиться к тому, чтобы непрестанно молиться, подобно отшельникам-безмолвникам. К сожалению, и здесь, на Афоне, в некоторых киновиях тоже так думают. Но наш старец говорит, что киновия не рассчитана на это делание. Она рассчитана на то, чтобы человека держать на определенном духовном уровне и не давать ему спуститься вниз. В киновии нужно делать то, что положено уставом, и делать хорошо. Пришло время молитвы в храме – не болтай, не шляйся, а молись, время трапезы – вкушай с благодарностью, время работы – работай, время молитвы келейной – молись, время отдыха – отдыхай и набирайся сил. Наш старец, идя таким путем, приобрел Божественную благодать и дар рассуждения. А путь умного делания, когда монах полностью посвящает себя молитве Иисусовой, такой путь уже связан с призванием. Как и в монашество Господь призывает. То есть не всякий, кто хочет, может стать монахом. Если у человека нет призвания от Господа, он как пришел в монастырь, так и уйдет. И на делание непрестанной умной молитвы должно быть призвание от Бога. Нельзя это самому взять на себя.

Поэтому наш старец говорит, что люди, которые хотят заняться духовным деланием молитвы, прежде всего должны найти духовника, который знает это и может научить. Они, естественно, живут не в монастырях, а в кельях[86] и занимаются только молитвенным деланием. И конечно, соответствующие книги читают. Мы одни книги читаем, а они – Симеона Нового Богослова, или Исаака Сирина, или исихастов. А иначе чтение подобных книг будет только для вдохновения.

Вообще сегодня афонских монахов более-менее условно делят на два направления: на тех, кто придерживается традиционного для Афона устава, выразителем которого был старец Паисий, и на тех, кто следует старцу Иосифу Исихасту, который полностью посвящал себя Богу через молитвенное делание. Старец Иосиф был личностью очень духовной и святой, с большим самоотвержением, он стремился найти сердечную молитву, соединиться со Христом. У него был свой путь, который он долго и упорно искал, то есть у него было призвание от Господа. И что очень важно, старец Иосиф был келиотом, отшельником, а его духовные чада совместили в своих монастырях вещи несовместимые: жизнь келиотскую с киновийной. А это два разных образа жизни. Это все равно что масло с водой смешать. Многие святогорцы, чада старца Паисия и другие, говорят, что эти монастыри внесли новую струю в жизнь Афона. Однако на Афоне очень трепетно относятся к традициям и очень жалеют, когда появляется нечто противоречащее старым афонским киновийным традициям. Например, здесь, в монастыре Святого Павла, киновийная традиция не прерывалась сто семьдесят лет, в Дионисиате – двести лет. А так называемые монастыри старца Иосифа не больше двадцати лет существуют. Неплохо, конечно, что они стали искать что-то новое, но, пока эта жизнь войдет в свое русло, пройдут не десятилетия, а больше. Я не думаю, что старец Иосиф хотел, чтобы традиция исихастская, келиотская была таким образом совмещена с киновийной. Потому что задачи совершенно разные у киновии и у кельи. В киновии люди учатся азам жизни монашеской, и чаще всего основная братия в киновии моложе тридцати лет. А келья предполагает определенное совершенство, когда человек уже прошел духовный уровень киновии, прошел азы и может еще расти. И тогда он уходит жить в келью. Так что это два разных рода монашеской жизни, их нельзя совместить.

Об уставах и епископах

– Мы затронули тему Устава – традиционного и, так сказать, не очень традиционного. А есть какие-то существенные отличия традиционного святогорского Устава?

– Говорят, что русское богослужение совсем не похоже на греческое, в частности на святогорское. Но если вы откроете наш богослужебный русский Типикон, то увидите мало отличий от афонского. Это один и тот же Устав Лавры Святого Саввы Освященного в Палестине, или, как его еще называют, Иерусалимский. Именно он принят на Афоне. Только в каких-то мелочах этот Устав отличается от русского. Иногда в дисциплинарной части афонского Типикона можно увидеть отголоски Студийского устава[87]. Но в целом Афон равнялся не на Студийский устав. Известный греческий профессор-литургист И. Фундулис пишет, что Афон, который был не только местом монастырского монашества, но и местом отшельничества, не мог основывать свою жизнь на уставе монастыря, который находился в миру, как Студийский монастырь. Естественно, что Афон тяготел больше к Востоку, где монашество зародилось, где находится и Лавра Саввы Освященного.

В 1997 году мне, по милости Божией, посчастливилось посетить Святую Землю и в первый раз побывать в греческом монастыре, который соблюдает устав и жизнь монашескую безо всяких отступлений, – это монастырь Святого Саввы Освященного. Увиденное было шоком! Я всегда думал, что таких монастырей уже нет и быть не может. А тут я все это вижу воочию! У меня сразу возникло желание – бросить все и остаться там навсегда, но меня отговорил от этого духовник, потому что там, в монастыре Святого Саввы, еще более строгая жизнь, чем на Афоне. Место благодатное, но, к сожалению, единственное после Афона.

В России, когда речь заходит о восстановлении монастырских традиций, часто слышится: «Устав, устав!» Думают, что если ввести какой-то устав строгий, то сразу все пойдет как по маслу. Да, прекрасно, если восстановить в полноте монастырский устав. Многие так и сделали уже, но суть проблемы не исчезла. Только благодаря уставу ничего не изменится, ведь для того, чтобы восстановить традицию, нужен человек духовный – носитель традиции, хорошо знающий весь уклад монастырской жизни, который бы или жил на Святой Горе, или имел бы духовника-святогорца. Нужно иметь духовное общение со Святой Горой, и только так жизнь в новых монастырях восстановится. Важна живая передача монашеского опыта и люди, которые от Бога имеют дар.

– Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что Церковь созидалась Духом Святым и духоносными людьми, и поэтому попытки усовершенствовать что-либо в Церкви чисто земными средствами не будут иметь успеха. Более того, могут причинить серьезный вред.

– Так и есть. Не получится ничего. Для жизни Святой Горы очень большое значение имеет то, что Вселенская Патриархия не вмешивается в жизнь монастыря: ни в экономическую, ни в духовную. Патриархию только ставят в известность при выборе нового игумена, рукоположении нового иеромонаха, поставлении духовника, совершении пострига. Вмешаться в жизнь монастыря Патриархия имеет право, только когда происходят очень серьезные нестроения или соблазны. Например, монастырь уходит в раскол. Положа руку на сердце, скажем, да и наш старец так говорит, что если бы здесь епископы имели власть такую же, какую они имеют в миру, то Святой Горы давно бы уже не было. Я говорю это не для того, чтобы их как-то осудить, нет. К сожалению, сегодня многие епископы совершенно не понимают монашества, поскольку часто они вырастают в абсолютно другой среде, не монашеской. Хорошо было бы, чтобы они не вмешивались в монастырскую жизнь. А если и вмешивались бы, то в соответствии с теми правами, которые предоставляют им священные каноны Православной Церкви, а именно: епископ следит за тем, чтобы устав монастыря неукоснительно соблюдался всеми братиями, чтобы игумен и братия мудрствовали православно, чтобы на территорию, где живет братия, женщины и дети не допускались, чтобы средства обители тратились на нужды обители, а не по прихоти начальствующих, и, конечно, по всем вопросам советовались с духовниками. Но получается, что те каноны, которые говорят о епископской власти над монастырями, понимаются только как право властвовать над монастырями единолично и безраздельно. То есть епископ делает в монастыре что хочет и считает, что имеет право навязывать монастырю приходской устав, ставить в игумены и духовники кого захочет (в том числе и духовно невежественных людей, вопреки желанию братии), распоряжаться средствами обители по своему произволу, делая монастырь экономическим придатком епархии.

Это все совершенно неправильно. И поэтому способствует не процветанию монашеской жизни, а, наоборот, ее угасанию. Тем более что в миру монастырю очень тяжело выжить. Духовно, прежде всего, а тут еще ты не имеешь права ничего делать.

В чужой монастырь: русские на Афоне

– Сегодня во многих греческих монастырях на Афоне живут русские монахи. Как проходит адаптация русского человека в греческом монастыре?

– Вообще, на Святой Горе, когда слышат от кого-то «русский монастырь», «греческий монастырь», их поправляют, отмечая, что нет на Афоне «русских» монастырей, или «сербских», или «греческих». Это святогорские монастыри. Просто это святогорский монастырь, в котором живут русские, или болгары, или сербы. Неправильно делить монастыри по национальной принадлежности, потому что мы все святогорцы и не должны друг друга делить на русских, болгар или греков.

Приходят на Афон со всего мира, не только русские. И обычно это люди способные, талантливые. Конечно, их берут в монастыри. Люди нужны. Тем более что поток греческой молодежи в последнее время ослабел, к сожалению.

Для иностранцев важным критерием для того, чтобы поступить в греческий монастырь, является знание греческого языка. Если человек не знает языка, то это мука – объяснить ему что-либо.

А что касается адаптации… У меня есть один знакомый психиатр, русский, который живет за границей. Он говорит, что переехать жить в другую страну, даже если нет никаких трудностей, – это уже очень большой стресс. А тут не только переезжаешь за границу, ты приходишь в чужой монастырь, в чужую среду с другими традициями, другим языком. Все полностью другое. И тебя никто не освобождает от твоих обязанностей: вставать ночью молиться, ходить на все службы, выполнять послушание. Кроме того, возникает очень много всяких недоразумений, недопонимания, пока к тебе не привыкнут, пока ты не привыкнешь к братии, пока не настроишься на другой лад. Это все неизбежно для переезжающих жить за границу, и поначалу очень тяжело. Многие не выдерживают и уходят. Или же, зная обо всем, приходят сюда не на большой срок, а на полгода, год или даже месяц. Потому что на самом деле остаться здесь на долгие годы – это не так уж и легко.

– Среди наших монахов на Афоне нередки жалобы на греков: что они ущемляют права русских, притесняют их, так что они чувствуют себя какими-то духовными изгоями в месте, которое исторически складывалось как интернациональная, вселенская, монашеская страна.

– Всякое бывает, конечно. Подобные вещи – следствие событий, произошедших на Балканах в XIX веке. Когда балканские народы освободились от власти турок, они вдруг вспомнили о национальной принадлежности и стали активно культивировать эту свою самобытность. Так возникли две идеи: панэллинистская и панславянская. В результате началось противостояние славянских народов Балканского полуострова и греков. Оно затронуло и Святую Гору. Отголоски этого противостояния слышны до сих пор, потому что, к сожалению, христианские народы Балканского полуострова в результате таких националистических настроений духовно разделились. Народы, которые на самом деле должны были сохранить общность и, возможно, стать единым государством, были разъединены. Сейчас совершенно очевидно, что геополитически на Балканском полуострове противостояли две силы: Российская империя и Западная Европа, то есть Россия и славянские государства с одной стороны, а Западная Европа и греческое государство – с другой. И все эти идеи и разногласия, скорее всего, были инспирированы по принципу: «Разделяй и властвуй!»

Естественно, русским монахам нелегко здесь, потому что это другая среда. И греки очень ревниво относятся к людям, которые не хотят принимать их традиции. Это не значит, что они кого-то унижают, но просто не понимают и не хотят принимать такого отношения. А русским сложно привыкнуть, поскольку многие монастырские традиции, в принципе общие, имеют здесь национальную, греческую окраску. С другой стороны, мы все-таки гости здесь, разумеется, в хорошем смысле, потому что Афон всегда был в сфере интересов Византийской империи и греческого народа. Здесь всегда жили греки, и всегда здесь преобладали греческие традиции.

Не хочется никого судить, но, к сожалению, греки-святогорцы зачастую лучше к нам относятся, чем русские-святогорцы, которые имеют возможность нам помочь. Многие русские живут в «греческих» кельях, в «греческих» монастырях, и туда им часто гораздо легче поступить, нежели в «русский» монастырь. Парадоксально, но это так.

Но надо не обо всех этих национальных различиях помнить, а о том, что корни русского монашества – на Афоне. Преподобный Антоний Печерский сначала подвизался на Святой Горе и здесь научился монашеской жизни, которую потом принес в Россию по благословению своего старца – игумена одного из афонских монастырей. И здесь у нас не только духовные корни, но и во многом корни нашей культуры, государственности. Поэтому мы исторически и духовно привязаны к этому месту, отчего нас и тянет сюда. Ведь не просто так поток русских людей на Афон не прекращается. Мы мистически связаны с этим местом.

Государственная вера

– Православная Церковь в Греции не отделена от государства, более того, греческая Конституция начинается с исповедания Святой Троицы. Однако сегодня, во время жесткого экономического кризиса, отношения между государством и Церковью, в частности Святой Горой Афон, складываются непросто. Государство хочет обложить налогами имущество афонских монастырей. Что думают по этому поводу святогорцы?

– Чтобы разобраться в том, что сегодня происходит между греческим государством и Святой Горой, надо обратиться к истории. Императоры Восточной Римской империи, Византии, даровали святогорским монастырям автономию, независимый от государства статус. Не церковная власть, не епископы даровали, а именно императоры, поэтому мы до сих пор их поминаем. Когда Святая Гора вошла в состав греческого государства, права автономии были сохранены и признаны на международном уровне[88].

Императоры, другие богатые люди жертвовали афонским монастырям земли в материковой Греции, в Румынии и Молдавии, так что в XIX – начале XX века монастыри имели очень много земли, которую обрабатывали и получали доход. Но когда произошла Малоазийская катастрофа[89] и греков изгнали с их исконных земель в Малой Азии, с территории Турции, то все эти земли[90], которыми монастыри кормились, где были сады, огороды, пшеница, государство запросто отобрало для того, чтобы там поселить беженцев. При этом оно обязалось что-то выплачивать монастырям, однако обязательств не выполнило.

Сейчас государство уже обложило налогами Святую Гору, хотя по закону делать этого не имеет права. Святогорцы говорят: «Хорошо, мы будем платить налоги, но тогда и вы все те земли, которые у нас отняли, верните обратно. Мы будем их использовать, получать доходы и платить налоги. А сейчас – с чего мы будем налоги платить?» Например, у нас, у обители Святого Павла, есть один магазин в Салониках, другой в Афинах, дом, который мы сдаем, некоторая другая собственность. Но вся она стала нерентабельной в результате кризиса и новой разорительной налоговой политики все того же греческого государства.

Выходит, что государство занимает позицию антинациональную. Историческое достояние греческого народа – Гору Афон, где собраны реликвии, святыни, исторические памятники нации, оно хочет просто уничтожить. Вместо того чтобы такое уникальное место, общемировое сокровище, всеми силами сохранять, они стараются его разрушить. Не укладывается в уме, как такое возможно!

Афонцы сохраняют реликвии, архитектурные памятники, бесплатно принимают паломников. Летом, например, в монастыре Святого Павла каждый день бывает шестьдесят – восемьдесят человек. Мы их кормим, стираем постельное белье, убираем, помогаем посильно, и с нас же еще налоги хотят содрать. Греческое государство, получается, не Богу поклоняется, хотя Конституция Греции действительно начинается с исповедания Святой Троицы. Они золотому тельцу поклоняются. Им стыдно должно быть за то, что они причисляют себя к греческой нации – и такие вещи делают. Это же кощунство, война против своего же народа.

Найти свой путь к Богу

– Один духовник, живущий в пустыне, говорил, что Афон – это как бы высшая духовная академия. Потому что такие духовные опыты, который переживает здесь человек, он нигде больше не сможет пережить. Здесь человек понимает, кто он есть на самом деле, понимает свою меру, потому что часто оказывается в сложных в смысле духовной жизни ситуациях. Это очень важно для человека – не быть о себе в прелести и не иметь о себе духовно-ложных мнений, знать о себе правду. Часто человек, живя в миру, мечтает о себе, а попадая в духовную среду, познает свое состояние, свою меру.

– Могу по себе сказать, что попробовал здесь многое: строгий пост, молитву, что-то еще – и понял, что все это не так просто. Многое превышало меру моих сил, но в то же время было полезно, потому что привело к пониманию собственной немощи. Господь о каждом человеке имеет Свой Промысл и каждого человека к чему-то призывает, поэтому важно познать себя, чтобы жить в соответствии с собственными силами и мерой. Ведь часто бывает, что человек живет не в соответствии со своими способностями и повреждается или духовно, или умом, или здоровье портит.

Часто, когда находишься в каких-то трудных обстоятельствах (а тут постоянно такое бывает), они заставляют тебя мыслить. Как говорил старец Нектарий Оптинский: «Прекращайте думать, начинайте мыслить». Трудности заставляют философствовать, задумываться о таких вопросах, ответить на которые может только Бог. Наш старец говорит, что нужно усердно молиться Богу, для того чтобы познать Его волю о себе. В познании воли Божией через молитву состоит просвещение человека, а затем просвещение есть исполнение этой воли.

– Разве воля Божия не открыта в Евангелии?

– Она открыта, да. Тем не менее познать и принять ее невозможно никаким другим путем, как только через мистический путь молитвы, послушания, практического делания. Потому что, прочитав Евангелие, мы в первую очередь воспринимаем его умом, рассудочно. А рассудок – слаб, неспособен вместить такие понятия. Поэтому и не в рассудке Господь расположил нашу словесную силу, которой мы познаем духовные вещи и воспринимаем откровение[91], а в сердце. Но сердце имеется в виду не плотское, а духовное.

И в этом раскрывается смысл духовного служения старца, которое состоит в том, чтобы помочь человеку найти свой личный путь к Богу. Чтобы Евангелие, творения святых отцов человек понял на личном опыте, но не усилиями рассудка, а будучи просвещенным от Бога. Это истинный и единственный путь познания Бога – через молитву, через духовный подвиг.

– Святые отцы иногда называют монашескую жизнь «вышеестественной». Что это значит?

– В Евангелии Господь призывает человека к святости. То есть быть просто хорошим человеком мало. Нужно стать ангелом. Господь призывает человека стать ангелом, богом по благодати.

Служение ангелов – молитва, это совершенное слышание воли Божией, ее исполнение. Это высшее служение, к которому призван и монах. Что в этом служении самое трудное? Преодолеть свое человечество. Вот здесь и проявляется наша вера. Человек же постоянно надеется на свои силы, на свой ум, на свои способности, и, когда он переходит за их грань, – тут-то ему страшно становится, он боится, что может, например, заболеть или еще что-то с ним произойдет. И начинается настоящий подвиг, когда надо этот барьер перейти и Богу поверить в том, что уже там, за этим барьером, не он будет исполнять этот подвиг, а Христос будет действовать в нем. Вот это самое тяжелое в монашеской жизни – перейти этот барьер человеческий.

– Этот переход делается однажды или же растягивается во времени?

– Сложно сказать. Я думаю, у каждого по-своему. Наверное, у людей сильных духом это происходит один раз. Потом, когда преодолеют естественную немощь человеческой природы, они живут как бы в другом измерении. Вот чего Господь от нас хочет. И когда человек переходит эту грань, там и начинаются чудеса, и там все – настоящее, истинное. Это все очень сложно для современного человека, потому что истинный подвиг связан с понуждением себя.

У нас духу не хватает перейти эту черту. Мы топчемся у нее и не можем от чего-то отказаться, что-то отдать. Но в то же время, если не отдадим, то и не примем того, что Бог хочет дать. Отцы, которых мы называем святыми, говорили: «Отдай кровь – прими Дух!»

– Те, кто часто бывает на Афоне или живет здесь, говорят, что жизнь на Святой Горе сегодня меняется в сторону большего комфорта, появляются различные технические новинки. Не разрушает ли технический прогресс монашескую жизнь?

– Конечно, мы – дети прогресса. Если, допустим, старые монахи, как наш старец, выросли в совершенно других условиях, спартанских, привыкли к труду, привыкли к лишениям, то мы уже изнеженные, без того не можем обойтись, без сего… Поэтому и жизнь на Афоне потихоньку меняется, так как приходится приспосабливаться к тем людям, которые приходят и не могут уже, например, прожить без горячей воды, без душа. А ведь раньше на Афоне этого не было ничего. Была аскетическая традиция, монахи не мылись, жили в больших лишениях.

– Сейчас некоторые без телевизора не могут в миру прожить.

– Телевизор – это уже прошедший век.

– То есть можно теоретически предположить, что человеку, привыкшему в миру к активному пользованию, например, Интернетом, «не могущему жить» без Сети, – ему и в монастыре позволят сохранить свои привычки?

– Если человек «болеет» такими вещами, ему надо помнить, что он может стать неизлечимо больным, порабощенным страстью. Его и монастырь, и Господь будут терпеть только потому, что если он вернется в мир, то там погибнет вообще. У нас в обители старец воспрещает монахам пользование Интернетом. Интернет служебный, только для общих нужд обители. Такая же ситуация и в других святогорских монастырях: послушники, новоначальные монахи не имеют права пользоваться мобильными устройствами, компьютером и Интернетом, но только старшая братия, поставленная Духовным Собором на конкретное послушание.

– А как человеку вести себя в ситуации, если он видит, что постоянно побеждается грехом, что нет изменений к лучшему?

– Один святой отец египетский, когда к нему пришел молодой монах с такой проблемой, сказал ему, что лучше погибнуть в пустыне, чем возвратиться в Египет, к жизни греховной. Ведь если мы прекратим бороться, то уподобимся человеку, который тонет и перестает барахтаться, цепляться за жизнь. А это только ускорит его смерть.

Конечно, если сами хотят утонуть, это их дело. Но если они хотят бороться за жизнь, то что они думают – чтобы Господь их спас просто так, безо всякого труда? Такие люди должны помнить, что, как бы им плохо ни было, надо идти вперед, надо бороться. Лучше утонуть, барахтаясь, чем просто опустить руки и пойти на дно. Это совсем не по-христиански.

Старец наш рассказывал такой случай. Еще молодым монахом он нес послушание лесника, жил в лесу. Там есть храм, келья, и он следил за лесом, кто что вырубает, вывозит. И впал он там в какое-то странное уныние и нерадение, совсем перестал молиться и читать свое монашеское правило. В таком состоянии он пробыл целый год.

Ходил он как-то по лесу, ходил-бродил, вернулся в келью и в унынии лег на кровать. Взгляд его упал на икону Божией Матери… И вдруг его как осенило, и он взмолился со слезами: «Божия Матерь, помоги мне, я не могу ничего сделать! Сделай так, чтобы я преодолел это состояние». Как только он это сказал, сразу в сердце ощутил теплоту и почувствовал прилив духовных сил. Он говорил: «Я вскочил и сделал сразу четыреста земных поклонов, как на духу. Стал молиться, и все сразу прошло. Состояние уныния – все исчезло».

Борьба с грехом, борьба с собой является очень важным условием спасения. Господу надо увидеть, что человеку не безразличны и Его жертва на Кресте, и собственное личное спасение. Но очищение от страстей зависит не от нас. Это надо помнить. Мы можем бороться, но от страсти избавляет только Господь.

– Монастырская жизнь монотонная: церковь, послушание, келья. И так изо дня в день. Кажется, что такое однообразие должно способствовать скуке, унынию. Но в афонских монастырях не видишь угрюмых лиц. Напротив, большинство откровенно радостные. В миру жизнь большинства людей тоже однообразна, а христиане еще и со страстями борются. Где взять радость, как сделать серые будни праздником?

– Без однообразия, наверное, никакое дело не обходится. Вообще, Церковь предлагает своим чадам два пути, которые она считает духовно безопасными: путь монашества и путь семейной жизни. И во многом они равны друг другу. Чем миряне от монахов отличаются? Тем, что не дают обетов девства, нестяжания и послушания, то есть отречения от своей воли, а во всем остальном они такие же чада Церкви Христовой, как и монахи. Монахи и миряне – это два образа несения креста. Всегда несение креста связано с трудами, будь то монах или будь то мирянин. Для того чтобы порадоваться празднику, нужно прожить определенное количество будней, потрудиться. Господь человека по этому пути направил, сказав: в поте лица твоего снеси хлеб твой (Быт. 3: 19). Вот поэтому неизбежна эта рутина повседневной жизни, которая и в монашестве есть, и в семейной жизни.

Все дело в том, что человек не может здесь, на земле, в земных вещах, обрести счастье полноценное. Он его обретает только в Боге, когда соединяется с Богом духовно, в молитве, в таинствах, в храме. Только так он получает радость, силы, получает жизнь. Господь не хочет, чтобы человек страдал. Он хочет, чтобы человек имел великодушие, чтобы радовался, жил с чувством, что все жертвы, которые он приносит, например, ради семьи, не напрасны. Господь их принимает. Человеку надо найти силы посмотреть на жизнь с другой стороны. Естественно, самому сделать это очень трудно. Нужен помощник, нужен духовник, который вел бы к Богу. Но если человек будет стремиться к такой жизни, то Господь будет посылать ему радость и счастье.

Почему радуются монахи? Потому что человек, который приходит в монастырь, приходит к Богу, отрешается от всех мирских попечений. В Православной Церкви существует вера в то, что, когда человек постригается в великую схиму, Господь ему, как во втором крещении, прощает все грехи. Хотя по какой-то превратности человеческой (вероятнее всего – западные веяния) монашеский постриг в великую схиму считается в Русской Православной Церкви обрядом. Но это не обряд, это таинство. Если брак считается в Церкви таинством, когда люди обручаются друг другу, одна душа другой, то, конечно, более важным и священным является обручение души Христу. Естественно, когда Христос принимает человека, Он прощает ему все грехи за то, что тот пришел и обратился к покаянию. Такой человек какую тяжесть испытывает? У него нет забот, нет грехов – он рядом с Богом Отцом находится, в Его объятиях. Как не радоваться?

Быть с Богом легко

– Вы говорили, что главное – молитва, связь с Богом. А как сохранять эту связь мирянину, обремененному житейскими попечениями?

– Все люди призваны к молитве, к общению с Богом – Бог является нашим истинным Отцом. Потому что когда зачатие человека происходит, это тоже таинство, ведь если Господь не оживотворит зачатое, то оно никакой силы иметь не будет. Значит, истинным Отцом Кто является? Не человек, а Бог. Потому что Бог дает жизнь. Не человек дает жизнь, а Бог. Поэтому мы и должны к Нему относиться как к истинному Отцу и стараться всегда иметь с Ним общение в молитве.

Мирянину надо хотя бы какой-то минимум духовный на себя взять. Утренние, вечерние молитвы. Евангелие читать. Наш старец рекомендует мирянам читать такое молитвенное правило: сотня молитв Иисусу Христу – «Господи, Иисусе

Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» с неполным поясным поклоном, сотню – Божией Матери: «Пресвятая Богородице, спаси мя», сотню Ангелу Хранителю: «Ангеле Хранителю, моли Бога о мне», своему святому: «Святый (такой-то), моли Бога о мне» и одну сотницу читать о здравии жены, детей и сродников. Старец говорит, что это минимальное правило для всех мирян, которое они могут совершать каждый день. При этом старец говорит: «Надо естественно читать молитву, в своем ритме, как тебе это удобно. Не надо специально ее замедлять или убыстрять». То есть примерно на эти пять сотниц (можно их отсчитывать с помощью четок) у человека должно уходить где-то двадцать пять – тридцать минут. Вот такое правило. Но если человек привык молиться по молитвословам, пусть молится, как ему удобно.

Свое надо искать, свою молитву, свое общение с Богом, свое отношение, свой путь. Это должна быть твоя молитва, а не молитва Исаака Сирина или еще кого-то. Важно твое личное. Поэтому молиться надо просто, с покаянием, с сокрушением в сердце. Как пророк Давид молился в пятидесятом псалме. Не важно, обладает ли человек молитвой сердечной или умной, главное, с каким чувством он молится. Истина ли то, что он Богу говорит? Верит ли он в это? И молится ли от всего сердца? А на что-то «высшее» – уж кого Бог призовет.

И в миру человек, если захочет, может найти радость в Боге, в общении с Ним. Однако нам порой лень или жалко уделять время молитве. И получается, что утешение, которое могли бы от Бога получить, мы не получаем. Но для молитвы человек может любое время найти. Например, когда он идет на работу или едет куда-то. Человек, если захочет, всегда может быть рядом с Богом – это на самом деле не требует большого труда.

«У нас никаких новостей»

Схимонах Никодим (Варсамис)

Схимонах Никодим – настоятель, или, в греческой традиции, геронда, то есть старец, кельи Благовещения Пресвятой Богородицы в Новом скиту на Святой Горе Афон. Келья на Афоне – это не комната монаха, а скорее маленький монастырек, в котором по особому уставу живут несколько (не более шести) монахов. Благовещенскую келью основал в начале 50-х годов ХХ века афонский подвижник Иосиф Исихаст со своим братством. После кончины старца здесь подвизались его ученики: Иосиф[92], Харалампий[93], Ефрем[94], ставшие потом духовниками и игуменами монастырей на Афоне и за его пределами. Несколько лет на кухне Благовещенской кельи нес послушание повара сегодняшний игумен монастыря Ватопед архимандрит Ефрем[95].

Старец Никодим рассказывает о жизни и смерти на Афоне и о том, что путь к святости – единственный во все времена.

Новый скит: историческая справка

На Святой Горе Афон скитом называют небольшой монашеский поселок, состоящий из отдельных калив (небольших жилых помещений без церкви, где живут один – три монаха) и келий. Скиты придерживаются идиоритмического уклада жизни, то есть каждая келья или калива имеют собственный распорядок и ни в чем не зависят от других. На общие богослужения скитяне собираются по субботам, воскресеньям и праздникам. Для решения административных вопросов, приема паломников, организации скитских праздников и т п. на общем собрании скита избирается дикей (греч. «справедливый») сроком на один год. Скиты подчиняются какому-либо монастырю, в братстве которого состоят монахи скита.

Новый скит (греч. Nea Екдтд) находится на югозападной оконечности Афонского полуострова, принадлежит монастырю Святого Павла. В античное время на месте скита находился небольшой город, о чем свидетельствуют археологические раскопки. Монахи стали селиться на этом месте в X веке, но современный вид Новый скит приобрел во второй половине XVIII столетия, когда был построен соборный храм во имя Рождества Богородицы. Среди известных скитских подвижников: преподобный Никодим Святогорец, старцы-колливады Кирилл Философ, Афанасий Месолонгский, уроженец Малороссии новомученик Пахомий. Сегодня в Новом скиту двадцать семь келий, в них проживают восемьдесят монахов.

Тридцать два года на Афоне

– Геронда, почему вы стали монахом?

– Началам христианской веры и жизни меня научили родители. Уже подростком я начал ходить к духовнику, исповедоваться, читать духовные книги, жития святых. Мне стала интересна монашеская жизнь, и, чтобы посмотреть, какая она в реальности, я поехал на Святой Афон. Приезжал сюда много раз. Мне понравилось – и я остался навсегда. Это было в конце 1981 года. Я прожил пять лет в монастыре Кутлумуш[96], затем еще пять лет в Великой Лавре[97] и остальные двадцать два года в Новом скиту, в келье Благовещения Пресвятой Богородицы.

– По афонским правилам каждый монах должен иметь старца-наставника. Кто был вашим старцем?

– В Кутлумуше у меня был старец Христодул, игумен монастыря. Никто, кроме него, и не мог быть. Нельзя без духовника, без наставника. Иначе все наши действия будут, по существу, бездействием. И сейчас я даю отчет духовнику, советуюсь с ним. Я могу находиться далеко от своего духовника, но тогда я с ним общаюсь по телефону. По-другому никак. У нас обязательно должна быть внутренняя жизнь. Необходимо рассказывать о своих мыслях, о своих грехах. Благодаря духовному наставнику мы двигаемся по жизни.

– Вы можете сказать, какое наставление вам наиболее запомнилось? Чему учил духовник в монашеской жизни?

– Духовники всегда учат тому, что получили от святых отцов. Молитва, борьба со страстями. Путь ко спасению известен, не мы его придумали. По этому пути, уже приготовленному святыми отцами, мы и идем. Надо следовать этому пути в точности, нельзя отклоняться ни направо, ни налево, иначе заблудимся. Мы ежедневно изучаем святоотеческие книги, стремимся жить по их учению. И далее передаем этот опыт молодым, которые к нам приходят. Мы не говорим ничего нового. Для нас уже все было приготовлено святыми отцами.

– Но большинство святоотеческих книг написаны в древности. Все ли подходит современному человеку?

– Конечно, все подходит. Путь Божий не меняется… Может быть, сегодня люди в каком-то смысле более цивилизованные. Может, в их жизни больше греха, но Закон Божий до конца света остается неизменным и непогрешимым. Что же, нам теперь не исполнять Закон Божий из-за того, что он написан давно? Отцы опираются на Ветхий и Новый Завет, и если мы не будем им следовать, то не сделаем ничего. Ошибиться мы можем, но отцы не ошибались. Они достигли святости, спасения.

И Христос в Евангелии, и отцы учат тому, что мы должны делать для нашего спасения. Учат в полноте, объясняют всё. Но если мы не следуем им или выполняем заповеди только наполовину, то это уже наша проблема, а не их. Нам нужно идти к духовнику на исповедь. Конечно, все люди разные, у каждого своя мера. Не все могут равно поститься или молиться. Но это не меняет сущности пути Божия. Вот что надо понимать, а на исповеди рассказывать о недостаточном исполнении заповеди.

Какой-то человек, например, может быть более вспыльчивым, чем другие люди. Но он сознает это как свою ошибку, как грех. А если не сознает, то он будет совершать все больше грехов. Его гнев и вспыльчивость только усилятся. Признавать свои грехи, исповедоваться, снова двигаться вперед – это и есть борьба христианина. Нет человека без страстей, без гнева, без зависти, без внутреннего беспокойства. У нас у всех все одинаково… Но мы ведем борьбу, и Закон Божий остается неизменным. И мы не должны приспосабливать Закон Божий к каким-то своим страстям.

Я хочу подчеркнуть: цель человеческой жизни неизменна. Женатый человек или монах, его цель – Царствие Божие. И путь туда один: молитва, пост, исповедь, борьба со страстями, любовь к ближнему. Ведь нам не дадут другого шанса. После того момента, как человек уйдет из этой жизни, ничего уже не изменишь. Как если бы наступило Второе Пришествие Господне.

Поэтому любой ценой мы должны иметь духовную жизнь, постоянно бороться с грехами, потому что, если дать греху свободу – мы пропали. Терпение и молитва – вот цветы, которые мы должны бережно растить. Молитва – основа жизни христианина, мирянин он или монах. Мы здесь постоянно молимся Иисусовой молитвой: в келье и когда делаем что-то по хозяйству. Без молитвы никуда, без нее ничего невозможно сделать. Что такое молитва? Общение с Богом. Если человек не молится, тогда откуда к нему придет помощь? Кто ему поможет? Только Бог может нам помочь и дать нам Свой мир. Чтобы в тот благословенный день, когда мы уйдем из жизни, мы встретились со Христом. Нам не предоставят другой возможности. Любыми жертвами мы ежедневно должны стремиться ко спасению нашей души, потому что сегодня мы живы, а завтра – будем ли мы здесь? Мы не знаем…

Старец Паисий

– В те годы, когда вы жили в монастыре Кутлумуш, неподалеку от обители, в келье Панагуда, подвизался старец Паисий. Вам довелось встречаться с ним?

– Да, мы часто ходили к отцу Паисию[98]. И когда я был в Кутлумуше, и в Великой Лавре. Игумен Кутлумуша говорил: «Сегодня воскресенье. Кто хочет пойти прогуляться до отца Паисия?» И мы говорили: «Я, я, я.» Нас собиралось пять-шесть человек, и мы шли к отцу Паисию, кроме, конечно, тех случаев, когда старец болел и не принимал братию.

Часто, когда я говорил старцу Паисию о какой-то своей проблеме, он мне отвечал: «Потерпи. Ты знаешь, как страдают некоторые люди и что терпят?» То есть соблазны, болезни могут быть гораздо более серьезными, по сравнению с которыми твои – ничтожны. У меня, например, больной желудок, но ведь у другого нет ног. Так что и унывать мне нечего. А надо благодарить Бога, потому что все, что нам дает Бог, – во благо нам. Мы не можем возмущаться: «Почему Ты мне послал эту болезнь?» Бог знает, что делает. Болезнь – это молитва. Это значит, что завтра я могу умереть, и я должен быть готов. Послав мне болезнь, Господь послал мне возможность больше молиться, больше просить, чтобы у меня всегда было смирение.

Вы знаете, как сильно помог нам отец Паисий в том, чтобы мы продолжали жить христианской жизнью?! Отец Паисий проделал титанический труд. Как и старец Иосиф Ватопедский или старец Иосиф Исихаст, который сегодня с нами благодаря книгам. Они были строгими людьми, аскетами, истинными монахами. Они были для нас живыми примерами, и это несравненно больше, чем только книгу прочитать. Каждый раз мы выходили от старца Паисия окрыленными, наполненными. Приходили с искушениями, переживаниями, а уходили без них. Все были удовлетворены. Обычно старец рассказывал нам небольшие истории, в них содержался совет, и наставление, и духовная сила. Человек по-другому не может противостоять искушению, если не получит совет, если не будет слушаться старца и делать, как он говорит. Я, например, уже тридцать лет веду монашеский образ жизни. Мой духовник сейчас далеко, но и у меня часто возникает необходимость поговорить с ним. По-другому никак, ведь если не открыть свои мысли и не получить совет, то как жить монашеской жизнью?

Почему люди в миру совершают грехи? Потому что у них нет наставника, они не ищут духовных людей, чтобы советоваться с ними. Человек должен ходить к своему духовнику каждые две недели, в особенности если он живет в миру и не состоит в браке. Духовный человек посоветует ему найти девушку, жениться и не ходить по сторонам. Рожай детей, живи христианской жизнью, потому что если человек не состоит в браке, он не может себя сдерживать и впадает в грех. А в браке он получит Божию благодать.

Умереть в пустыне

– Что для современного человека самое трудное в монашеской жизни?

– Человек неизменен. Он всегда сначала живет в миру, потом приходит на Афон со своими страстями, чтобы вылечиться от них. Мы, монахи, видим Святой Афон как одну большую больницу, в которую мы поступили для лечения. Две тысячи лет назад у человека были те же самые страсти, что и сейчас, хотя, может быть, сейчас они ярче выражены. Вот их мы и лечим. Каждый христианин призван к этому. Всю жизнь мы боремся со своими страстями. Падаем – встаем, падаем – встаем.

Конечно же, это трудно. Уйти от мира и прийти в монастырь – это непросто. Трудно, например, оставить родителей, преодолеть, так сказать, их любовь. Нет, мы не испытываем к ним ненависти, но все же мы их оставляем. Также необходимо принять твердое решение устраниться от противоположного пола – нас не должна волновать женщина. Наш ум должен быть отдан молитве. У всех у нас, кто приходит из мира, есть такого рода сложности. Поэтому, когда мы приходим на Святой Афон, нас не сразу постригают в монахи. В течение некоторого периода времени нас испытывают. Кого-то – полтора года, другого – два, третьего – пять лет, и, когда человек готов, когда он действительно принял решение присоединиться к монашеской братии, тогда игумен постригает его. Но если у него есть хоть небольшие сомнения, тогда его не постригают. Нужно еще подождать и остаться на этапе предварительного послушнического искуса. Игумен не торопится, и те, которые хотят стать монахами, не должны торопиться. Им надо быть откровенными с игуменом, со старцем, потому что решение о постриге принимается совместно со старцем. Если старец решит постричь послушника в монахи, то он должен быть уверен, что тот останется в монастыре. А не так, что при первых же сложностях вернется в мир. Это будет трагической ошибкой. Нельзя возвращаться в мир… Об этом говорит и святой Исаак Сирин в своей книге: «Лучше оставить свои кости в пустыне, чем вернуться к мирскому образу жизни и наслаждаться мирскими вещами…»[99] Такое же решение приняли и мы: с Божией помощью остаться навсегда на Святом Афоне и умереть здесь, в пустыне.

Поэтому правильно, когда в первое время у монаха нет контактов с внешним миром, с родителями. И чтобы у него не было телефона. Но это все зависит от человека. Некоторые монахи сами не хотят разговаривать, а некоторые считают, что не понесут духовного вреда, и разговаривают со своими родителями по телефону, иногда их может посетить отец.

Вообще, все это решается совместно с игуменом, со старцем. Если игумен видит, что послушник или монах слабый и у него может появиться соблазн вернуться к мирской жизни, то он не разрешает отцу посещать его. Может, позднее. Притом и сам монах не должен постоянно вспоминать о своих родителях и думать про себя: «Надо мне пойти к старцу за благословением, чтобы навестить своих родителей». Это недопустимо. Тот, кто хочет стать монахом, должен об этом забыть. Он будет посвящать себя монастырю, у него будет старец, он будет ежедневно ходить на богослужения, исповедоваться, причащаться. И все это с Божией помощью. Господь удерживает нас здесь.

Монастырь и скит: сходства и различия

– Общежительный монастырь со множеством монахов и уединение в скиту – чем различаются эти две формы монашеской жизни?

– Есть разница, например, в порядке совершения богослужения. В монастырях в храме читают полностью все, что предписывает Церковный Устав. В скиту в келье мы не читаем всего. Мы совершаем половину богослужения в церкви, а затем молимся по четкам Иисусовой молитвой в своих комнатах, читаем каноны по книге или святых отцов. Я обычно отвожу час чтению, час – молитве по четкам, затем опять полчаса чтению и снова полчаса молитвы по четкам. Так чтение помогает молитве, а молитва чтению. И так мы живем… В скиту, в келье, где живут три-четыре человека, мы не можем полностью вычитывать все последование. Физически очень трудно столько читать и петь. Поэтому мы сидим в наших комнатах и молимся по четкам.

Мы стараемся всегда иметь в уме Иисусову молитву. С ее помощью мы, так сказать, собираем запасы на день, чтобы нам прожить. Собираем Божественную благодать, которая и помогает нам оставаться на Святом Афоне, помогает совершать наши богослужения, вести духовную жизнь. Все это делает Божия благодать. Что мы можем сами по себе? Поэтому мы просим Бога, чтобы Он помог нам вести духовную жизнь…

– В общежительном монастыре среди множества людей, наверное, могут возникать какие-то разногласия, конфликты. Если такое происходит, как преодолеваются трудности во взаимоотношениях?

– Конечно, такое случается время от времени. В монастыре для всех монахов духовником и старцем является игумен. С ним делятся мыслями, и когда у монахов возникают какие-то трения между собой, то их регулирует игумен. Например, если у меня есть разногласия с каким-нибудь братом, я открываю свои мысли старцу, и тот сделает то же. Старец устроит нам встречу, чтобы мы раскаялись и попросили прощения друг у друга, чтобы внутри нас не оставалось злости. Иначе мы не можем причащаться Святых Христовых Таин.

В монастыре духовником может быть не только игумен. Бывает и другой духовник, поскольку игумен иногда не может всех принять. Но оба духовника руководствуют сообща, чтобы в монастыре между братиями был мир. По крайней мере сегодня на Святом Афоне в монастырях хорошо обстоят дела, есть духовная жизнь, и все обители заполнены монахами. Большое значение имеет и то, что сегодня монахи на Святом Афоне в большинстве своем образованные, ученые люди. Они много читают, занимаются исследованиями. И это помогает им в монашеской жизни, помогает жить в мире и согласии.

Но вообще, все эти человеческие конфликты показывают нам наши грехи, благодаря чему мы думаем о себе смиренно. И даже в скиту мы все-таки не одни. Мы можем жить одни в келье, но у нас ведь есть соседи, и мы встречаемся с монахами на богослужениях. То есть у нас всегда есть возможность устроить скандал, так сказать. Это все указывает на наши внутренние проблемы, на то, что у нас есть гнев, зависть. Но ведь для того мы и молимся, чтобы Бог показал нам наши страсти и помог с ними справиться.

– Можно ли говорить о том, что где-то монаху жить лучше: в монастыре или в келье?

– Жизнь в большом монастыре подходит монахам, которым нравится общественная жизнь, которые общительны, любят взаимодействовать с другими. Таким людям хорошо в монастыре. А другой любит тишину и чувствует себя хорошо, избирая для себя жизнь исихаста…

Конечно, люди сами понимают, где им лучше жить. Каждый выбирает сам. Но обязательно рядом должна быть церковь, чтобы человек жил литургической жизнью. У нас в Новом скиту, слава Богу, полноценная литургическая жизнь. Каждые субботу и воскресенье в кириаконе[100] служится Божественная литургия. У нас много всенощных бдений[101]: примерно тридцать всенощных бдений в год. В скиту есть пять священников, и, слава Богу, литургия совершается постоянно. У нас все очень хорошо.

Тем не менее молодому монаху, который недавно пришел из мира, обязательно надо пожить в монастыре, рядом со старцем, чтобы получить духовные основы. По-другому нельзя. И главное, если ты начал монашескую жизнь, нельзя бросать ее. Ты должен проявить терпение, испытывая себя, подвергая себя искушениям. Надо умереть в монастыре. Мы живем здесь в келье, и нам не следует никуда переезжать. Нужно оставаться на одном месте и вести духовную жизнь. Святые отцы по этому поводу пишут: «Если ты часто пересаживаешь растение, оно не пустит корней…»

Но мы – люди, и стараемся устроиться так, чтобы иметь легкий доступ к необходимым вещам. Храм должен быть рядом, а не в часе ходьбы. Иначе мы не сможем ходить в церковь, если, к примеру, будет плохая погода. То же самое касается вопросов приобретения продуктов питания и прочего. Мы стараемся организовывать все так, чтобы нам было проще жить и в духовном плане, и в физическом.

– Церковь вашей кельи посвящена Благовещению? Как вы празднуете престольный праздник?

– Очень просто… Вообще, празднование престольных праздников[102] келий в нашем скиту во многом зависит от финансовых возможностей старцев. Ведь надо приглашать гостей, хор, готовить большое угощение. Важно еще и то, какому святому или празднику посвящена церковь кельи. У нас это Благовещение, которое празднуется на всем Святом Афоне, во всех монастырях. И здесь, в нашем скиту, мы совершаем общее всенощное бдение в кириаконе. А если какие-то монахи останутся в нашей келье, то общего праздника не будет, понимаете? С другой стороны, в скиту не так много монахов. Обычно на праздник часть братии идет на службы в монастыри, и если еще кто-то будет служить отдельно в келье, то в кириаконе останется совсем мало людей и невозможно будет совершить праздничную службу. Поэтому каких-то особенных торжеств в своей келье мы не устраиваем.

Келья Благовещения в Новом скиту, Афон

Есть и другая причина. Многие монахи скита не хотят пышных празднований с большим количеством гостей, чтобы сохранить тишину и безмолвие, чтобы избежать суеты. Ведь праздники требуют больших хлопот и затрат: приглашения епископа или игумена, певчих, мирских людей. Не все могут себе это позволить… Для многих лучше ограничиваться утреней, литургией, чтобы сохранялась исихия[103]. Пышное празднование не подходит скиту, иначе чем скит будет отличаться от монастыря? Здесь мы хотим, чтобы все было более скромно и сдержанно. Это больше соответствует нашему духу.

Об Иконах

– Здесь, в келье Благовещения, существует иконописная мастерская. Давно ли вы пишете иконы? Как вы стали иконописцем?

– Мне просто хотелось заниматься иконописью. Поначалу я обращался к различным отцам-иконописцам, и они показали мне искусство иконописи. Но главным образом я работал самостоятельно.

Я пишу иконы уже двадцать четыре года. Это требует большого труда, поскольку если рядом нет учителя, то возникает много проблем. Но с Божией помощью проблемы решались. И теперь, думаю, я достиг неплохого уровня. Другой причиной занятия иконописью для меня была необходимость зарабатывать, чтобы содержать келью и не попрошайничать. И слава Богу, я могу это делать благодаря иконописи.

– Геронда, а для чего вообще нужна икона?

– Икона помогает человеку в богообщении, это особая форма молитвы. Посредством иконы Господь, Богородица, святые становятся по-человечески ближе к нам. Представьте себе, что в храме нет икон. Сразу уходит ощущение какой-то особой теплоты… Понимаете? Иконы нужны для того, чтобы общаться с Богом.

– Существуют разные стили иконописания, какой предпочитаете вы?

– Мы здесь, в келье, занимаемся византийской иконописью. Называется она так потому, что эту технику письма изобрели и использовали еще в Византии. Эта техника – единственная, которая способна в полноте выразить Православие. Здесь двухмерное пространство, лик и тело святого выглядят строгими и целомудренными. Икона скромна, она «не кричит», не поражает внешней, телесной красотой, как, например, западная религиозная живопись эпохи Возрождения. Там много плотских подробностей, обнаженные части тела. Верующий человек понимает, что такой стиль неуместен в храме.

– Что для иконописца важнее: какое-то возвышенное молитвенное настроение или умение, техника?

– Нужно и то и другое. Когда мы пишем икону, мы молимся святому, которого изображаем. Но необходимо иметь и дар, твердость руки. Если рука не тверда, как можно научиться писать иконы? Необходимы способности, как например, для того, чтобы стать хорошим певчим, нужен голос – дар Божий. Бог одаривает людей: одному дает хороший голос, чтобы он мог петь, другому – твердую руку, чтобы писать иконы. Так украшается церковь, храм Христа. Один дополняет другого. Так созидается духовная жизнь.

– В афонских храмах преобладают иконы XVIII века. Они написаны не в византийском стиле. Почему же их не заменяют традиционными?

– Нет смысла их менять, так как иконы хорошие. Они были написаны специально для этих иконостасов. Зачем же их менять? Кроме того, на это нужно много денег. Потом, все это потребует одобрения скита, если кто-то вдруг предложит новые иконы. Но мы не хотим их менять. Нам нравится так.

– Как вы думаете, может ли нехристианин понять и оценить красоту иконы?

– Я думаю, да. Может понять… Представьте себе, такой человек зайдет в церковь и увидит, к примеру, икону какой-нибудь святой, изображенной с оголенными плечами. Ему это вряд ли понравится. Любой нормальный человек понимает, что уместно в церкви, а что нет. Поэтому последние пятьдесят лет в Греции существует только византийская иконопись. Наверное, и невозможно найти иконописца, который пишет иконы в западном стиле, маслом, где изображаются, как мы говорим, подробности тела…

А ведь когда-то было иначе. До 60-х годов XX века в Греции господствовал западный стиль в иконописи. Но в 60-е годы иконописец Фотис Кондоглу[104] возродил византийское искусство. Кондоглу был художником и хорошим христианином. Он видел, что стиль Возрождения не подходит для православного храма, и начал писать византийские иконы. Его никто не учил иконописи, потому что тогда и не было учителей, но он был талантливым художником и создал хорошие византийские иконы. Вот с того времени и началось возвращение к традиционному византийскому стилю. Этот стиль подходит нашему храму, красиво смотрится в домах. Людям нравится – скромно и строго, по-православному.

– На Афоне монах сам выбирает дело, которым будет зарабатывать на жизнь?

– Все решения принимаются совместно с духовником. В первую очередь монах должен знать, какие у него есть способности, что он может делать своими руками. Если он понимает, что не может заниматься иконописью, он может делать четки, это гораздо легче. Или он может делать ладан. Это тоже очень легко. В скиту нет ни одного монаха, который бы не занимался каким-либо делом, за исключением тех, кто уже в возрасте и не может полноценно трудиться. Необходимо знать какое-то дело, поскольку только так мы сможем зарабатывать деньги для дома. Ведь наши кельи – это наш дом, который требует денежных средств на свое содержание и ремонт.

Умри, и обрадуешься

– В монастырях можно встретить надпись «Умерев прежде смерти, ты не умрешь в час смерти»…

– Очень правильно говорится, именно так. Когда монах уходит из мира, он должен умереть для мира, то есть не думать о своей матери, отце, братьях, родине. Он умер для них… Поэтому мы так и говорим. Мы ограничиваемся здешней жизнью. Монах не должен ездить к себе домой, ему надо сидеть в своей келье. Святой Исаак нам советует не возвращаться в мир[105], чтобы увидеть своих родственников, даже тогда, когда они нас об этом просят – в письмах или, как в наши дни, по телефону. Потому что многие монахи поехали повидаться со своими родственниками и остались с ними, сбросили рясу и остались жить в миру. А если и вернулись, то с травмами, поскольку невозможно, чтобы человек поехал повидаться с матерью, отцом и не расстроился, чтобы ему эмоционально не было больно, понимаете? Так что лучше для него сидеть в своей келье, заниматься своими духовными делами и довольствоваться этим. А родственники должны вычеркнуть его из своей жизни, понимая, что он к ним не вернется. Вот это и значит умереть прежде смерти.

– Неужели потом, после ухода из мира, не бывает уже никаких воспоминаний о нем?

– Бывает, поэтому ежедневно мы должны выбрасывать из головы мысли о своих родственниках, друзьях, своей деревне. Постоянно мы мысленно отдаляем людей, которые на нас давят и нас беспокоят…

– Это, по-видимому, тяжело?

– Как вы сами, наверное, видели, большинство наших монахов радостные. Божия благодать вдохновляет нас. И прежде всего у нас нет таких житейских проблем, как у людей в миру, нет трудностей с детьми, с работой, у нас дела обстоят намного спокойнее в этом плане… Бог дает нам радость. Конечно, совсем без каких-то печалей и огорчений не бывает, но и это дело Божие, во благо нам. Господь дает нам радость, силу и наделяет нас оптимизмом, чтобы мы могли продолжать нашу христианскую жизнь. Главное – нам не оставлять Бога, не оставлять молитву, исповедь, причащение. Иначе Божия благодать нас покинет. А потом что? Мы будем постоянно в каких-то расстроенных чувствах, в постоянном стрессе, и в какой-то момент мы или с ума сойдем, или вернемся в мир. Чтобы этого не случилось, Бог дает нам радость. Есть и другая причина. Как-то один мирянин пришел к старцу-пустыннику и спрашивает: «Старец, ты живешь один в этой тоскливой пустыне, но я вижу, что ты чему-то радуешься. Чему?» Старец ответил: «Потому что я вижу, что рушится крепость моих грехов». Понимаете? Это великий повод для радости – когда страсти отступают.

Больше проблем – больше молитв!

– Сегодня в Греции экономический кризис, люди теряют работу, дома, средства к существованию. Как вы думаете, есть какой-то выход из этой ситуации?

– Такого рода трудности были всегда. Нам следует молиться, просить Бога, чтобы Он помог найти работу, даровал терпение, чтобы дети понимали, что мы живем в трудные времена и не просили у родителей многого. Сейчас нам нужно экономить. По-другому никак…

Сейчас, может быть, и кризис, но человек, который хочет работать, всегда может что-то найти. По крайней мере в Греции. Как говорят, «только у ленивого нет работы». Трудолюбивый человек найдет работу. Он может работать временно. Такая работа есть всегда, поскольку мало кто соглашается работать временно.

– Может быть, этот кризис послан, чтобы приблизить людей к Богу?

– Конечно, ведь когда у нас больше проблем, у нас больше повода для молитв! А чем больше молитв, тем мы ближе к Богу, а Он – к нам. Бог нас не оставляет, и нам нельзя Его оставлять. В трудностях Бог всегда с нами.

Я не знаю, как у вас в России, но мы в Греции перешли границы. Мы тратили очень много денег, причем впустую. Если бы греки на протяжении какого-то времени придерживали свои деньги, то сейчас не было бы такой нужды и наши дела шли бы лучше. Мне хочется верить, что есть бережливые люди, которые проживут эти сложные дни. Но. в Греции было чрезмерное расточительство, чрезмерное! Поэтому теперь нам придется поджаться и научиться довольствоваться малым.

Часовня над могилой Иосифа Исихаста в келье Благовещения в Новом скиту, Афон

– Если у человека не получается быть хорошим христианином, если грех часто оказывается сильнее… Многие из-за этого даже оставляют христианскую жизнь, считая, что измениться невозможно.

– Нужно исповедовать свой грех, советоваться с духовником. И, несмотря ни на что, продолжать бороться с грехом. Мы все люди грешные: одни совершают большие грехи, другие маленькие. Только надо исповедоваться и бороться. Человеку не надо смущаться, если в какой-то момент он снова согрешит. Ему просто опять надо будет пойти к духовнику исповедоваться. И так постоянно. Жизнь христианина в миру, в светском обществе, перевернута с ног на голову, понимаете? В миру обязательно нужна жена, дети. Они очень помогают в христианской жизни. Потому что молодые люди, у которых пока еще нет законной жены, пробуют то там, то здесь. Для них это проблема… Человеку надо принять твердое решение не грешить, найти жену и вести постоянную законную жизнь, как этому учит Церковь Христова. С постом, исповедью, причащением. И это потихонечку приведет человека к Божией благодати.

Христианская жизнь – это искусство, которому тоже надо учиться. И, как во всяком искусстве, обучение связано с трудностями. Но когда человек с Божией помощью обучится искусству, то он со всем будет легко справляться и однажды прославит Бога, Который даровал ему быть хорошим христианином.

– В житиях святых читаем, что все они несли продолжительные посты, всю ночь простаивали на молитве. Но сегодня вряд ли человек способен на такое. Он или подорвет свое здоровье, или же им завладеет гордыня. Как же спасаться-то?

– Именно поэтому мы и говорим, что человеку необходимо исповедоваться и иметь наставника. Если христианин будет соблюдать те посты, которые положены Церковью, то у него не будет причин для гордыни. Но если он захочет чего-то большего: постов или бдения, тогда ему нужно говорить об этом со своим духовником… Если он даст благословение, тогда можно что-то предпринимать.

Гордыня может нас в гроб вогнать. То есть либо гордыня, либо смирение. К сожалению, человеку сложно одержать победу над гордыней, да, впрочем, и над другими страстями. Все они могут убить нас. Но бесстрастие – это дар Божий. В день Суда Господь нас не будет спрашивать, почему мы имеем те или иные страсти, так как бесстрастие – это Его дар. Но Господь нас спросит, почему мы не исповедовались, не каялись.

Я расскажу один интересный случай. Много лет назад ко мне в гости приехал один человек, очень хороший христианин. Он мне рассказал, что его заставило вести христианский образ жизни. Когда ему было восемнадцать лет, он ходил в церковь, слышал там разговоры о рае, аде. Он думал: «Если я попаду в рай – хорошо, но если я попаду в ад, что будет?» И как-то он спросил у священника: «Батюшка, я, по правде говоря, не очень-то и верю во все это, что слышу здесь из Евангелия и на службе. Но мне все равно интересно, что должен делать человек, если хочет избежать ада?» Священник ему ответил (то есть его просветил Господь) и направил к одному духовнику. «Он тебя спросит о твоих грехах, о добродетелях – вот об этом ему и расскажешь», – сказал священник. Итак, он пошел к духовнику, исповедовался, и духовник попросил его приходить как можно чаще, хоть каждый день. И он начал ходить к нему, они разговаривали, он рассказывал ему о своих мыслях, о грехах. И однажды духовник благословил его причаститься. И так постепенно он стал глубоко верующим человеком. Он служил в армии, потом женился на верующей девушке. Сегодня, по милости Божией, у них трое детей, которые тоже на пути Божием. И он мне признался, что чувствует, что исполнил свой долг как человек и как отец. Вот так, благодаря одной мысли, например, «как мне избежать ада», можно обрести рай. Не нужно много стараний и трудностей, долгих постов, бдения. Смиренная мысль становится основой спасения. И затем следование тому, что говорит нам Церковь. Это два-три шага, которые человек должен сделать, чтобы приблизиться ко Христу, остальные шаги к нам делает Сам Христос. Это Его любовь. Но то, что требуется от нас, надо сделать любой ценой. Любыми жертвами надо быть рядом со Христом.

Об авторах

Протоиерей Сергий Тишкун – клирик московского храма Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском, выпускник богословского факультета Афинского национального университета.

Родился в Западной Украине в семье священника. После окончания Киевской духовной семинарии и академии с ученой степенью кандидата богословия митрополитом Киевским и всея Украины Владимиром направлен в Грецию для продолжения богословского образования.

По прибытии в Афины был принят на послушание иподиакона епископом Диавлийским Дамаскином, викарием архиепископа Афинского, что дало возможность сразу же всецело приобщиться к современной греческой церковной традиции. После иерейской хиротонии пастырское служение нес в греческом приходе Святого Елевферия (Амаруси) Афин. По просьбе митрополита Дидимотихского, Орестиадского и Суфлийского Дамаскина в рождественские и пасхальные праздники совершал богослужения в отдаленных приходах Северной Греции. Многократно бывал на Святой Горе. Считает своим долгом делиться знаниями и духовным опытом, приобретенными в Элладской Православной Церкви.

Илья Кабанов родился в 1972 году в Москве. Окончил Московский полиграфический институт, обучался в Общецерковной аспирантуре и докторантуре имени святых Кирилла и Мефодия.

В качестве автора и редактора работал в журнале «Ровесник», издательствах «Де Агостини», Православного Свято-Тихоновского университета, храма Сошествия Святого Духа на Лазаревском кладбище, «Правило веры», «Никея», на телеканале «Радость моя». Любимые темы: что есть духовная жизнь и как на нее настроиться современному человеку, духовное наследие святых отцов и жен Православной Церкви, история и современность афонского монашества. Автор-составитель многочисленных и популярных книг: «Оптинский цветник», «Стяжи дух мирен», «Во граде как в пустыне», «Скорбь станет радостью» и др., адресованных тем, кто желает найти ответ на актуальные вопросы в сокровищнице христианской святости.

О серии

Воплощая призыв Спасителя: …идите, научите все народы (Мф. 28: 19), – апостолы и их ученики принесли всему миру Благую весть. Сегодня православные храмы есть на всех континентах. В одних регионах православные верующие традиционно составляют большинство населения, в других – выглядят как белые вороны. Но везде, где исповедуют Православие, оно приобретает неповторимые черты, впитывая в себя элементы национальных культур. При этом неизменной остается сердцевина православной веры, объединяющая разных людей со всего света, ведь нет во Христе ни эллина, ни иудея.

Серия «Планета Православия» – это сборники бесед с православными христианами, представляющими страну, регион, Поместную Церковь. Через удивительные судьбы людей можно соприкоснуться с историей, узнать о церковных традициях, погрузиться в местный колорит. Каждый читатель найдет в этих книгах что-то для себя: возможность приобщиться к богатейшему духовному опыту мирового Православия, в новом свете взглянуть на многие вопросы, почувствовать себя частью вселенской Православной Церкви.

Об издательстве

«Живи и верь»

Для нас православное христианство – это жизнь во всем ее многообразии. Это уникальная возможность не пропустить себя, сделав маленький шаг навстречу своей душе, стать ближе к Богу. Именно для этого мы издаем книги.

В мире суеты, беготни и вечной погони за счастьем человек бредет в поисках чуда. А самое прекрасное, светлое чудо – это изменение человеческой души. От зла – к добру! От бессмысленности – к Смыслу и Истине! Это и есть настоящее счастье!

Мы работаем для того, чтобы помочь вам жить по вере в многосложном современном мире, ощущая достоинство и глубину собственной жизни.

Надеемся, что наши книги принесут вам пользу и радость, помогут найти главное в своей жизни!

Примечания

1

Митрополит Ахелойский Евфимий – титулярный епископ. Он не правит епархией, а помогает своему епархиальному архиерею – архиепископу Афинскому – в различных сферах церковной деятельности. По традиции такие епископы носят исторические титулы городов, которых уже не существует. Владыка Евфимий титулуется по имени древнего города Ахелоос, предположительно находившегося в Западной Греции у одноименной реки.

(обратно)

2

Архонт (др. – греч. apxrav – «начальник, правитель, глава»; от ар%ц – «начало, власть») – высшее должностное лицо в древнегреческих полисах (городах-государствах).

(обратно)

3

Речь идет о военных действиях на территории Албании в ходе войны Греции с фашистской Италией в 19401941 гг. Война завершилась победой греческой армии. Считается, что с этой войны началась Вторая мировая война на Балканах.

(обратно)

4

Во время немецкой оккупации в Греции от голода умерло около 300 000 жителей – больше, чем в любой другой оккупированной европейской стране.

(обратно)

5

В 1946–1949 гг.; эта война стала первым крупным вооруженным конфликтом в Европе, разразившимся до окончания Второй мировой войны сразу после освобождения Греции от немецких и итальянских оккупантов. Гражданская война развернулась между греческими коммунистами и правительственными войсками монархического режима, поддерживаемыми Великобританией и США. После поражения коммунистов Греция оказалась под влиянием США и вступила в НАТО (1952 г.).

(обратно)

6

Всемирное братство православной молодежи «Синдесмос» создано в 1953 г. во Франции группой молодых православных богословов, в которую входили Иоанн Мейендорф, Николай Ниссиотис, Георгий Ходр, священник Александр Шмеман и другие. Литургическая жизнь, пастырская работа с молодежью, миссионерская деятельность, богословие, православное свидетельство в экуменическом контексте, диалог с Восточными Православными Церквами стали основными темами молодежных встреч и фестивалей. В настоящее время во Всемирном православном братстве состоит 11 молодежных организаций и духовных школ Русской Церкви. С 1989 г. «Синдесмос» ежегодно проводит съезды, конференции, паломничества, семинары и совещания в России, на Украине и в Беларуси.

(обратно)

7

Директор школы греческого языка Московского общества греков, кандидат философских наук, лауреат премии Афинской академии наук, переводчик художественной и богословской литературы.

(обратно)

8

Колливады – движение в среде греческого монашества, ратующее за точное выполнение святоотеческих правил монашеской жизни, в частности за частое Причащение

Святых Христовых Таин. Поводом для начала движения стал разгоревшийся в 1754 г. на Горе Афон спор о неуставной поминальной службе над «коливом» (отсюда название движения) в воскресные дни. Сегодня большинство исследователей сходятся на том, что движение сыграло важную положительную роль в духовной жизни как Греции, так и Православия вообще.

(обратно)

9

См. раздел «Церковь позаботится о тебе»: храм Святой Марины в Афинах.

(обратно)

10

Годом освобождения Греции от османского ига можно считать 1829-й, когда после победы России в войне с Турцией был заключен Адрианопольский мирный договор, одним из условий которого стало признание Турцией автономии Греции.

(обратно)

11

Оттон I – король Греции в 1833–1862 гг., католик. Второй сын короля Людвига I Баварского. Через своего предка Иоганна II, герцога Баварского, потомок византийских династий Комнинов и Ласкаридов. Был избран в семнадцатилетнем возрасте, после упразднения Греческой республики, на Лондонской конференции 1832 г., признавшей независимую Грецию под протекторатом великих держав: Англии, России, Франции. Начавшийся период «Баварократии» продлился до 1862 г. и привнес много нестроений в жизнь Греческой Церкви.

(обратно)

12

Король Оттон I принял решение о закрытии всех обителей, где проживало менее трех насельников, и о конфискации их земель. Следующий указ предусматривал ликвидацию монастырей, населенных менее чем шестью иноками, расстрижение монахов, не достигших сорокалетнего возраста, и удаление из монастырей всех послушников. Также было принято решение о национализации монастырских земель, предметов культа, икон, книг, мебели и всех ценных предметов. Начались насильственные действия: вооруженные отряды врывались в православные обители, изгоняли из них насельников и начинали разграбление. В результате из 563 греческих монастырей (545 мужских и 18 женских обителей) было разграблено 412. Католических обителей подобные меры не коснулись, а уцелевшие православные монастыри были обязаны платить значительные налоги и оказались под управлением местного политического руководства.

(обратно)

13

По греческой традиции церковный брак, то есть венчание, и последующее за ним свадебное торжество принято совершать с большой пышностью, с сотнями приглашенных гостей, что может обойтись в тысячи евро.

(обратно)

14

Кампания по вводу новых удостоверений личности – «карты гражданина» – для общения с госучреждениями ведется в Греции с 2011 г. Карта будет содержать личные данные владельца, индивидуальный налоговый номер, регистрационный номер социального страхования и специальный номер, используемый при голосовании на выборах. Кроме того, новый документ будет использоваться и как паспорт при путешествиях в страны Шенгенской зоны.

(обратно)

15

Отмена графы «вероисповедание» произошла в 2001 г. Петицию провести всенародный референдум по этому вопросу подписал каждый третий житель Греции, однако правительство проигнорировало требования народа.

(обратно)

16

Подразделение греческой полиции (греч. M.A.T. – MovaSe? Алокатаатаап? Та^п?)-

(обратно)

17

Никос Дендиас – в момент проведения интервью был министром общественного порядка и защиты граждан Греции, с 9 июня 2014 – министр развития и конкурентоспособности; депутат парламента Греции.

(обратно)

18

Пирей – город в Греции, на берегу Эгейского моря, один из административных центров нома Аттика; входит в состав Больших Афин. Главный внешнеторговый порт Греции.

(обратно)

19

Район Афин, граничащий с районом «Академия Платона».

(обратно)

20

После поражения Греции в греко-турецкой войне (1919–1922) около 1 500 000 греков было выселено со своей исторической родины на территории Турции.

(обратно)

21

То есть «род священника Николая»: папа (греч. «священник, отец») + Николай.

(обратно)

22

Архиепископ Христодул (Параскевайдис; 19392008) – архиепископ Афинский и всей Эллады; предстоятель Элладской Православной Церкви с 28 апреля 1998 г. Отличался независимостью суждений, порой вступал в конфронтацию с греческим правительством, выступал против действий НАТО на Балканах и позиции в этих вопросах Греции как члена НАТО. В 2000 г. выступил против удаления графы «вероисповедание» из удостоверений личности. Критиковал глобализацию, шаги по отделению школы от Церкви, реформу греческой орфографии как действия, враждебные Церкви и народу.

(обратно)

23

Город в Центральной Греции на реке Пеней в провинции Фессалия. Родина Гиппократа и мифического героя Ахилла; упоминается в «Илиаде». Сегодня – пятый по величине город Греции.

(обратно)

24

Южный полуостров Балканского полуострова, соединяющийся с ним Коринфским перешейком.

(обратно)

25

Архиепископ Иероним II (Лиапис, род. 1938) – с 7 февраля 2008 г. и по настоящее время архиепископ Афинский и всея Эллады, Предстоятель Элладской Православной Церкви. Кроме того, почетный доктор медицинского факультета Университета Крайова и президент Греческого кардиологического общества.

(обратно)

26

Город в Греции, на западе полуострова Пелопоннес.

(обратно)

27

Старец Паисий Святогорец (Езнепйдис, 19241994) – один из самых уважаемых греческих старцев и духовных светил XX века, монах Афонской Горы, известный своими духовными наставлениями и подвижнической жизнью. Пришел на Афон в 1950 г., был послушником русского подвижника схимонаха Тихона (1884–1968), о котором после написал книгу. В 1958 г. его позвали в Коницкий монастырь в селении Стомио – помочь остановить распространение протестантизма. Старец перешел в обитель Рождества Богородицы в Стомио, оттуда в 1962 г. отправился на Синай. В 1964 г. вернулся на Афон и поселился в Иверском скиту. В 1966 г. он тяжело заболел, у него была удалена большая часть легких. С мая 1978 г. отец Паисий поселился в келье Панагуда монастыря Кутлумуш. Сюда к нему потянулись тысячи людей. Старца Паисия Святогорца широко почитают в России, а его канонизация считается вопросом времени.

(обратно)

28

Великомученица Марина Антиохийская. Родом из Антиохии Писидийской (Малая Азия). Прославлена в лике великомучениц как одна из многочисленных жертв гонений на христиан времен правления императора Диоклетиана (284–305 н. э.). Пострадала в 304 г. Память 30 июля (по н. ст.).

(обратно)

29

Сегодня Илиуполи – уже один из районов Афин неподалеку от центра города.

(обратно)

30

К этому периоду относят весь январь.

(обратно)

31

В Греции всенощное бдение служится только по большим праздникам. Например, воскресное богослужение не подразумевает всенощной. Вечером в субботу служат вечерню, а в воскресенье утром – утреню и литургию.

(обратно)

32

И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание (Лк. 22: 19).

(обратно)

33

День Трех Святителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого.

(обратно)

34

Северо-восточная окраина Греции, граничащая с Турцией.

(обратно)

35

В Греции представители духовенства имеют статус государственных служащих.

(обратно)

36

Так в Греции называется первый день Великого поста, который является официальным выходным днем, когда даже монастыри закрыты для паломников.

(обратно)

37

В традиционных греческих танцах участвуют, как правило, немало людей. Взявшись за руки, они образуют хороводы или цепочки, которые двигаются особым шагом. Во время церковных праздников во главе цепочки шел священник. Однако сегодня, с упадком деревенской жизни в Греции, эта традиция умирает.

(обратно)

38

При храме Св. Марины действует благотворительная служба.

(обратно)

39

Священнодействия литургии апостола Иакова совершаются при открытых Царских вратах, все входы, чтение Священного Писания проводятся в храме, среди народа.

(обратно)

40

На литургии апостола Иакова верующие причащаются отдельно Тела и отдельно Крови Христовых.

(обратно)

41

Митили́ни – так греки чаще всего называют остров Лесбос, по имени самого крупного его города и порта.

(обратно)

42

Калифе́я – район на юго-западе Афин.

(обратно)

43

Леви́ты – ветхозаветные священнослужители, из колена Левиина. Здесь это слово употреблено в переносном смысле и означает православных священнослужителей.

(обратно)

44

Си́рос – самый населенный остров в Эгейском море архипелага Киклады; расположен примерно в 140 км к юго-востоку от Афин.

(обратно)

45

Новая Смирна – район на юго-западе Афин. Заселен в 20-х гг. ХХ века греческими беженцами из Смирны (сегодня турецкий Измир).

(обратно)

46

Богословская школа в Афинах. В 1895–1907 гг. директором школы был свт. Нектарий Эгинский.

(обратно)

47

Имеется в виду Акафист Богородице («Взбранной Воеводе победительная…»), составленный в начале VII века в память избавления Константинополя от нашествия персов. Акафист поется в храме в субботу пятой седмицы Великого поста.

(обратно)

48

См. сноску 21.

(обратно)

49

В русской практике – за «оглашенных», то есть за тех, кто готовится ко крещению и проходит оглашение – учится основным истинам христианства.

(обратно)

50

Диктатура «черных полковников», как ее называли в советской печати, или просто хунта, – военная диктатура правого толка в Греции в 1967–1974 гг., пришедшая к власти в результате военного переворота под предлогом борьбы с «коммунистическо-анархической» опасностью.

(обратно)

51

См. о нем сноску 27.

(обратно)

52

Йоргос (Георгий) Сеферис (1900–1971) – крупнейший современный греческий поэт. В 1963 г. удостоен Нобелевской премии по литературе.

(обратно)

53

Одисеас Элитис (1911–1996) – греческий поэт. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1979 г.

(обратно)

54

Архимандрит Емилиан (Вафйдис, род. 1934) – игумен монастыря Великих Метеор в 1961–1973 гг., игумен монастыря Симонопетра на Святой Горе Афон в 1974–2000 гг. Богослов, писатель, духовник. Способствовал возрождению монашеской жизни в Греции.

(обратно)

55

Митрополит Иерофей (Влахос, род. 1945) – духовный писатель, специалист по богословию святых отцов, в особенности писаний св. Григория Паламы и других исихастов.

(обратно)

56

«Василопита» – пирог св. Василия, который традиционно выпекается греками 1 января – в день памяти свт. Василия Великого и первый день нового года. В пирог запекается монетка. Тот, кто при разрезании пирога получит кусочек с монетой, будет счастлив весь год.

(обратно)

57

По-гречески слово «икона» (егкоуа) означает не только изображение Спасителя и святых, но и просто образ.

(обратно)

58

Бузуки – струнный щипковый музыкальный инструмент, разновидность лютни. По одной из версий, происходит от древнегреческой лиры. В 20-40-е гг. XX века в Греции инструмент считался вне закона, поскольку под его аккомпанемент исполнялись песни в жанре «ребетико», воспевающие социальный протест и криминальную удаль. Бузуки можно было услышать только в тавернах, где обычно собирались криминальные элементы. Возрождение этого инструмента началось в 60-е гг. XX века, благодаря выдающемуся греческому композитору Микису Теодоракису, который создал музыку для всемирно известного фильма «Грек Зорба» с Энтони Куинном в главной роли. «Сиртаки» Теодоракиса стали визитной карточкой Греции.

(обратно)

59

В Греции богословами называют людей, окончивших богословский факультет.

(обратно)

60

Ефрем (Морайтис, род. 1928) – архимандрит, афонский подвижник, миссионер, основавший на североамериканском континенте около двадцати православных монастырей. В 1947 г. прибыл на Афон, где его встретил у самого причала сподвижник старца Иосифа Исихаста отец Арсений, сказав, что старцу Иосифу явился св. Иоанн Предтеча и повелел принять в братство Иоанна (мирское имя архимандрита Ефрема). После кончины старца Иосифа отец Ефрем был духовным руководителем кельи Благовещения Нового скита, затем кельи Св. Артемия в Провате и игуменом святогорской обители Филофей. За время своего игуменства с 1974 по 1990 г. он прекрасно устроил внутреннюю жизнь монастыря. Ученики старца Ефрема возродили монашескую жизнь в афонских монастырях Каракал, Костамонит, Ксиропотам, Ватопед, в скиту Андрея Первозванного. В 1972 г. отец Ефрем впервые приехал в Канаду по приглашению своих духовных чад. Визиты вскоре стали регулярными, а затем старец окончательно переселился в США для утверждения там православной монашеской жизни.

(обратно)

61

На Афоне кельей называется отдельный небольшой домик-монастырь с храмом, где, как правило, живут от одного до шести человек. Кельи объединены в скиты.

(обратно)

62

См. о нем сноску 27.

(обратно)

63

Монастырь Ставроникйта (греч. Movr| Етаироугк^та) – один из афонских монастырей, занимающий в святогорской иерархии пятнадцатое место. Находится в восточной части Афона; основан в X веке. Главный храм посвящен свт. Николаю Мирликийскому.

(обратно)

64

Церковный брак в Греции признается государством, обладает полной юридической и гражданской силой, поэтому для его регистрации требуются специальные документы.

(обратно)

65

Лицей – старшие классы греческих школ. Система среднего образования в Греции включает в себя начальную школу (6-12 лет) и вторую ступень обучения (собственно «среднее образование»), которая осуществляется в два этапа – посредством гимназий (12–15 лет) и лицеев (15–18 лет).

(обратно)

66

Уд – струнный щипковый инструмент.

(обратно)

67

Имеется в виду территория города, которая относится к храму.

(обратно)

68

Население Афин – около 3,5 млн человек.

(обратно)

69

Святой равноапостольный Косма Этолийский (1714–1779), память 6 сентября (н. ст.). Принял монашество на Афоне, но не остался в монастыре, а избрал миссионерскую стезю. Главным делом св. Космы было возрождение народного сознания в порабощенных странах Балканского полуострова. Он обошел с проповедью всю материковую и островную Грецию, Сербию, Малую Азию, Албанию. На проповеди св. Космы люди собирались тысячами, церкви не могли вместить их. Косма проповедовал в поле: вбив крест в землю, становился на скамью и говорил часами. Его трудами было открыто более тысячи школ. Образование он считал инструментом приобщения к Православию. Уже при жизни Косма Этолийский именовался в народе новым апостолом. Кончина его была мученической.

(обратно)

70

Северные Спорады – группа из семидесяти семи островов и многочисленных утесов в Эгейском море. Только четыре острова населены. Видимо, характер расположения островов сделал их название синонимом случайности.

(обратно)

71

Монастырь Благовещения Пресвятой Богородицы основан в 1794 г. ушедшими с Афона монахами, членами движения «колливадов» (см. о них сноску 8).

(обратно)

72

Эвбея (греч. Eijpoia) – крупнейший после Крита из островов Греции в Эгейском море, находится в двух часах езды к востоку от Афин. На Эвбее в местечке Неопрокопион хранятся мощи св. Иоанна Русского.

(обратно)

73

Коринфская, Сикионская, Земенонская, Тарсская и Полифенгосская митрополия Элладской Церкви. В епархии действуют 7 мужских монастырей и 21 женский, из которых самый крупный – в честь св. Патапия Лутракского, где подвизаются 39 монахинь; приходских храмов – 165, остальных – 625, клириков – 153.

(обратно)

74

На юго-западе Польши.

(обратно)

75

Город на севере Греции.

(обратно)

76

Патриархат Александрийский и всей Африки – основан апостолом Марком. Стоит на втором месте в диптихе Автокефальных Поместных Церквей. Сегодня на африканском континенте Божественная литургия совершается на десятках языков в более чем четырехстах приходах со штатом около трехсот священников; число православных христиан превышает 1 млн человек и стремительно растет.

(обратно)

77

Субра-аль-Хаймах – город неподалеку от Каира.

(обратно)

78

Гортинская и Мегалопольская метрополия находится на полуострове Пелопоннес. Город Мегалополь (совр. Мегалополи) был основан в 370 г. до Р. Х. и являлся одним из крупнейших городов в исторической области Аркадия на Пелопоннесе. Епископская кафедра существовала в Мегалополе уже в V веке. Гортина (Гортиния), город к северу от Мегалополя, переживала расцвет в IV веке до Р. Х. В 1852 г. Гортинская и Мегалопольская епархии были объединены в Гортинскую и Мегалопольскую епископию, которая в 1922 г. возведена в ранг митрополии. Кафедра находится в Димицане (собор освящен во имя мц. Кириакии), зимняя резиденция митрополита – в Мегалополи. В настоящее время в епархии 146 приходских храмов, 100 парекклисионов, 518 экзокклисионов (церквей и часовен в сельской местности), 146 кладбищенских храмов, 20 монастырских церквей.

(обратно)

79

Дидимотихская, Орестиадская и Суфлийская митрополия Элладской Православной Церкви. Кафедра митрополии – в городе Дидимотихо (ранее Дидимотихон), расположенном во Фракии. Первый епископ Дидимотихона Никифор упоминается в 879 г. После захвата Константинополя крестоносцами в 1204–1206 гг. здесь находилась резиденция Патриарха Константинопольского. Епархия была возведена в ранг архиепископии в конце XII века, в ранг митрополии – в XIII веке. В 1359–1361 гг. город захватили турки и Мурад I сделал Дидимотихон столицей своего государства до подчинения османами Адрианополя. В 1920 г. окончательно передан Греции. В настоящее время в митрополии сто три приходских храма, действующий мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы близ городка Дадья и подворье Афонского Иверского монастыря в Корнофолье. В настоящее время правящий архиерей – митрополит Дамаскин (Карпафакис).

(обратно)

80

Греческий город в Северо-Восточной Фракии на территории Дидимотихской митрополии.

(обратно)

81

Архимандрит Кирилл (Павлов), духовник Троице-Сергиевой Лавры.

(обратно)

82

Игумен монастыря Святого Павла архимандрит Парфений (Мурелатос) оставил мир совсем юным человеком и пришел на Афон в монастырь Святого Павла в 1954 г. Через двадцать лет братия монастыря избрала его, тогда простого монаха, своим игуменом. Сейчас старец Парфений – один из наиболее почитаемых в греческом мире духовников.

(обратно)

83

То есть искусство мыслить смиренно и соразмерно со своим духовным устроением, избегая душевного и телесного вреда, происходящего от неумеренности и неопытности в самых различных жизненных ситуациях. Святые отцы считали рассуждение главной добродетелью христианина.

(обратно)

84

В монастыре Святого Павла утреннее богослужение начинается: летом – в половине четвертого утра, зимой – в час ночи. Оно состоит из полунощницы, утрени, часов и литургии. Вечером служба начинается: летом – в шесть часов, зимой – в три часа и состоит из вечерни и повечерия с Акафистом Пресвятой Богородице.

(обратно)

85

В афонских монастырях трапезная расположена прямо напротив входа в главный храм.

(обратно)

86

Кельей на Афоне называют комплекс с домом, храмом, участком земли. Она стоит на территории одного из двадцати монастырей, зависит от него, но живет на самообеспечении и по своему уставу. Живут там обычно от одного до шести человек.

(обратно)

87

Составлен преподобным Феодором Студитом, настоятелем Студийского монастыря в Константинополе. На Афоне действовал в IX–XI веках. Позже был заменен Иерусалимским. На Руси был введен преподобным Феодосием Печерским (XI век) и действовал в Русской Церкви вплоть до XIV века.

(обратно)

88

Афон стал частью Греции в 1912 г. Его привилегии признаны на международном уровне в 1924 г. Государственно-правовой статус Афона закреплен в действующей Конституции Греции 1975 г. (в редакции 1986 г.), согласно которой земля Святой Горы неотчуждаема.

(обратно)

89

Результат поражения Греции во Второй греко-турецкой войне 1919–1922 гг. В 1923 г. состоялся самый крупный в истории официально закрепленный принудительный обмен населением между греческой, турецкой, а также болгарской сторонами.

(обратно)

90

Монастырская земля за пределами обители, на которой производятся сельскохозяйственные работы, называется метох.

(обратно)

91

«Мужи разумные поняли, что человек отличается от животных внутренним свойством, особенною способностью души человеческой. Эту способность они назвали силою словесности, собственно духом. Сюда отнесены не только способность мыслить, но и способность к ощущениям духовным, каковы ощущение высокого, ощущение изящного, ощущение добродетели… Это ощущение, самая способность этого ощущения называется духом человека» (святитель Игнатий Брянчанинов).

(обратно)

92

Старец схимонах Иосиф Ватопедский (1921–2009). Родился на острове Кипр в многодетной крестьянской семье. Монашеский путь начал на родине, в древнем монастыре Ставровуни. В 1945 году пришел на Святую Гору Афон, где стал членом братства старца Иосифа Исихаста. После кончины своего наставника он на малое время удалился в пустыню, а затем стал наставником и руководителем для большого числа иноков. Старец Иосиф был основателем и духовником монашеского братства в Новом скиту, а также подвизался в монастыре Кутлумуш и Симонопетрской келье Благовещения Пресвятой Богородицы в Карее. В 1989 г. старцу Иосифу было поручено внешнее и внутреннее восстановление монастыря Ватопед – второго по чину среди афонских обителей. Трудами старца

Иосифа и его учеников Ватопедская обитель была за короткий срок восстановлена буквально из руин, наполнилась монахами и превратилась в один из крупнейших духовных центров православного мира.

(обратно)

93

Архимандрит Харалампий Дионисиатский (1910–2001). Жил в Благовещенской келье до 1967 г. Затем был старцем афонской кельи Буразери (бывш. русская Белозерка) и игуменом монастыря Дионисиат, пятого в иерархии афонских монастырей.

(обратно)

94

См. о нем сноску 60.

(обратно)

95

Архимандрит Ефрем (Кутсу) родился в 1956 г. на Кипре. Обучался в богословской школе Афинского университета. В 1979 г. познакомился со старцем Иосифом Ватопедским, с братством которого переехал на Афон. В 1982 г. принял монашество в братстве старца Иосифа в Новом скиту. В 1989 г. братство переселилось в Ватопед, обитель была преобразована из идиоритмической в киновиальную. В марте 1990 г. иеромонах Ефрем избран игуменом Ватопеда.

(обратно)

96

Кутлуму́ш – общежительный монастырь, шестой в иерархии афонских монастырей. Расположен посередине северо-восточного склона Афона, рядом с Кареей, административным центром Святой Горы. По одной версии, название Кутлумуш – это искаженное турецкое слово кур-тур-муш («освобожденный от врагов»). Название это дано по поводу скрытия его туманом от разрушителей, искавших обитель с враждебными мыслями. По другой версии, так звали араба или турка, принявшего христианство. Монастырь впервые упомянут в 1169 г. Соборный храм посвящен Преображению Господню.

(обратно)

97

Лавра Преподобного Афанасия Афонского – первенствующий и самый крупный монастырь на Святой Горе, построенный на руинах античного города Акроафос, – находится на небольшом плато на юго-восточной оконечности полуострова. Обитель была основана в X веке преподобным Афанасием, организатором общежительной монашеской жизни на Афоне, одним из самых почитаемых сегодня на Афоне святых. Архитектурный ансамбль обители сооружен на пожертвования византийских императоров Никифора Фоки, Василия II и Иоанна Цимисхия. Есть в Лавре вклады и последнего русского императора святого страстотерпца Николая II. В Лавре и в подчиненных ей скитах и кельях подвизалось более пятидесяти святых. Среди них – Иоанн Кукузелис, Максим Кавсокаливит, свт. Григорий Палама и его соратник Патриарх Филофей Коккин.

(обратно)

98

Старец Паисий Святогорец, подробнее о нем см. сноску 27.

(обратно)

99

Лучше нам умереть в подвиге, нежели жить в падении (Слово 50). Лучше смерть за Бога, нежели жизнь со стыдом и леностью (Слово 58).

(обратно)

100

Кириакон (греч. «Дом Господень») – так в афонских скитах именуют главный храм, в который братия собирается на общие богослужения, в отличие от подобных храмов в монастырях, называемых соборными. В Новом скиту кириакон посвящен Рождеству Пресвятой Богородицы.

(обратно)

101

Всенощное бдение на Афоне служится только по случаю двунадесятых, великих праздников и в дни особо чтимых святых или икон и длится всю ночь.

(обратно)

102

На Афоне большой праздник в день памяти того или иного святого, а также Господский или Богородичный (престольный) праздник, которому посвящен монастырь, по-гречески называется панигир. Это слово известно еще со времен Византии и означает «всенародный праздник». Обычно это торжество со множеством гостей, большим угощением и т. п.

(обратно)

103

Греч. ἡσυχία—молитвенное спокойствие, уединение.

(обратно)

104

Фо́тис Кон́доглу (1897–1965) – греческий литератор, иконописец, этнограф и издатель. По общему признанию, один из наиболее выдающихся иконописцев Нового времени. Деятельность Кондоглу стала этапной в истории Эллады и послужила катализатором обращения греческой научной и академической общественности и общества в целом к традиции. Кисти Кондоглу принадлежат фрески, мозаики и иконы многих православных храмов Греции. Он работал реставратором в Афинском музее византийского искусства, в обителях Святой Горы Афон, Коптском музее в Каире. Благодаря Кондоглу в греческие храмы вернулась традиционная православная иконопись, а византийское пение вытеснило западный партес.

(обратно)

105

См., например, Слово 24 из «Слов подвижнических» преподобного Исаака Сирина.

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие
  • Элладская Православная Церковь: краткая справка
  • «Надеюсь, Бог не оставит Грецию»
  •   Ветер перемен
  •   Путем пастыря
  •   Православие на пользу корейцам
  •   Один + один = одиннадцать
  • «Ковчег мира»
  •   В начале был… баскетбол
  •   Еду готовит мама
  •   Прагматичное милосердие
  •   Делай добро и бросай его в море
  •   Два слова о себе
  • Жизнь для Неба
  •   Шаг в пропасть
  •   Не ради благочестия
  •   «Господь не оставил меня»
  •   Наполнить будни Небом
  •   «Батюшка, слушай голос камня!»
  • «Церковь позаботится о тебе»: храм Святой Марины в Афинах
  •   Архимандрит Серафим (Димитриу) Настоятель храма Святой Марины в Афинах
  •   Ангелики Влахаки Прихожанка храма Святой Марины, участвует в благотворительной деятельности
  •   Исидор Стамателос Общественный деятель, историк, писатель, богослов, прихожанин храма Святой Марины
  • «Плохо, если тебя любят все»
  •   Устами младенца
  •   Свободно полюбить Христа
  •   О христианской миссии среди христиан
  •   К Богу через кризис
  •   «Не могу насытиться, слушая тебя…»
  •   За Григория Паламу
  •   Дорога в рай
  • Священник Константин Влецис
  •   Рабочие руки
  •   Быть Греческим священником
  •   Испытание электричеством
  •   Старцы
  •   Технология миссии: быть всем для всех
  •   Таинство Брака
  •   Епископ и его оркестр
  •   Литургия и семья как источники вдохновения
  •   Нечужие чужие
  •   Дети в грядущем мире
  •   Человек радости
  • Провинциальные батюшки
  •   Архимандрит Тит (Герониколос) Священник деревни Неос Пиргос (Северная Эвбея), Халкидская митрополия
  •   Архимандрит Аркадий (Разни) Священник храма Преображения Господня, город Коринф, Коринфская митрополия[73]
  •   Архимандрит Агафангел (Каркангелис) Священник деревни Потамни, Гортинская и Мегалопольская митрополия[78]
  •   Архимандрит Эльпидофор (Лимнэос) Кафигумен монастыря Рождества Пресвятой Богородицы в Дадье, Дидимотихская и Орестиадская митрополия[79]
  • Свободный Афон
  •   Монастырь Святого Павла: историческая справка
  •   Птенец гнезда Сергиева
  •   Отец игумен
  •   О богослужении и келейной молитве
  •   Об уставах и епископах
  •   В чужой монастырь: русские на Афоне
  •   Государственная вера
  •   Найти свой путь к Богу
  •   Быть с Богом легко
  • «У нас никаких новостей»
  •   Новый скит: историческая справка
  •   Тридцать два года на Афоне
  •   Старец Паисий
  •   Умереть в пустыне
  •   Монастырь и скит: сходства и различия
  •   Об Иконах
  •   Умри, и обрадуешься
  •   Больше проблем – больше молитв!
  • Об авторах
  • О серии
  • Об издательстве Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Люди Греческой Церкви. Истории. Судьбы. Традиции», Сергий Тишкун

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства