«Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает»

Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает (fb2) - Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает 2420K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Иннокентьевич Байгушев

Александр Байгушев Русский орден внутри КПСС. Помощник МЛ. Суслова вспоминает…

Введение. Исчезнет ли русская нация?

Одна встреча во многом определила мои взгляды и мою борьбу. В далекой моей молодости, в середине 60-х годов, когда меня молодым человеком профессионалы готовили на случай возможных нелегальных вояжей на Запад, со мной стала индивидуально заниматься дочка знаменитого Михаила Владимировича Родзянко. Старая, но еще поразительно красивая дама проживала в Швейцарии. Однако регулярно наведывалась в Москву, где в КГБ и АПН натаскивала будущих ряженых «немцев», не столько даже оттачивая на характерный беспроигрышный диалект во владении языком, сколько нажимая, чтобы не засыпаться, на манеру держаться в обществе, характерные бытовые детали, манеру есть и прочее, прочее. Аристократическую даму расположило ко мне мое прохоровское происхождение (по матери). Дед мой, в молодости знакомец ее отца Родзянко, мне тоже кое-что успел порассказать. И, найдя кровно интересующую обоих нас проблему, мы с ней в наши «выходы в общество» — на концерты и выставки, в театр и рестораны по линии «Интуриста», смешиваясь с немецкими туристами и практикуясь в немецком, — часами тайно беседовали на тему, исчезнет ли русская нация?

Сама постановка такого вопроса воспринимается как чудовищная. Однако, увы, сегодняшнее наше жуткое положение: политическая и экономическая забитость русских, культурная манкуртизация, стремительное вымирание, подготовленная нам «этническая бомба» — уже делает такой жуткий вопрос вполне банальным. Но и тогда в 60-х, в апогее хрущевской, троцкистско-космополитической «Оттепели» быть русским и вращаться в приближенных к партии кругах интеллигенции, тогда по составу преимущественно еврейской, было ох как не сладко, я чувствовал себя в стане «чужих».

Вадим Кожинов вспоминал об обстановке в 60-х, в которой мое поколение, мы, русские интеллигенты (которые вскоре полуподпольно объединятся в «русских клубах»!), входили в культурную жизнь. Был какой-то ужас. Было «их» полное, как сейчас на телеэкране в программе «Культура», засилье вокруг. В интервью специзданию «Русский переплет» (5. 8. 1999 г.) Кожинов признавался: «Я общался почти исключительно с евреями. Потому что русских не было (?), они исчезли (?), то есть русские высокого интеллекта и высокой культуры, их почти не было».

Мы были так «ими» забиты, так ими «обмишурены», что даже лучшие из нас чуть ни молились на них. А они держались как высшие существа; особо не ценить их могли только презренные «антисемиты». Вадим Кожинов искренен: «Когда я приехал к Михаилу Михайловичу Бахтину (выдающийся русский ученый, теоретик русского полифонического романа — А.Б.) чуть ли не первое, о чем я его спросил: “Михаил Михайлович, я не могу понять, как вы мне порекомендовали почитать Розанова, ведь он такой страшный антисемит”». Кожинову казалось, что читать такую книжку, такого автора просто неприлично. И он был, как громом-молнией, поражен спокойно-грустным ответом великого Бахтина: «Что ж поделаешь, но примерно также думали и писали о “них”, правда, чуть меньше, чем Василий Васильевич Розанов, почти все великие писатели и мыслители России, начиная с Пушкина, Лермонтова, Гоголя или Киреевского, Аксакова и прочая».

Кожинов растерялся, не поверил ушам своим: «И тут я опять изумился: “Ну, как же так?! я не читал”. Он же мне говорит: “Понимаете, это замалчивается, многое выбрасывается. Например, в собрании сочинений Льва Толстого, которое называется полным, есть более пятидесяти купюр, касающихся еврейского вопроса. Так все думали, потому что это воспринималось как реальная опасность, реальная угроза”».

Вадим Кожинов признается (и такое было со многими из нас; у каждого из нас был свой Бахтин, снявший пелену с глаз!): «Это открытие было для меня колоссальным переломом. В то время не было человека в мире, который мог бы вот так меня изменить. Мне до этого казалось, что сказать что-нибудь критическое об евреях значило проявить себя как человека неинтеллигентного. Что интеллигентный человек, культурный человек не может ничего говорить против евреев. Ну, хотя бы потому, что это такой страдающий народ, гибли от рук нацистов, что это недопустимо».

Евреи действительно еще со средневековья носили мученический венец. В 1290 году евреи были изгнаны из Англии. В 1306 году изгнаны из Франции. В 1492 году после жуткой «севильской резни» изгнаны из Испании. В Германии евреям отводили особые кварталы («гетто»). В тот же период для выходящего из гетто «ношение позорного еврейского знака» — в виде желтого кружка на одежде или безобразной остроконечной шляпы с рогами считалось обязательным» (С. Дубнов «Учебник еврейской истории для школы и самообразования»).

А уже в наше время гитлеровский варварский холокост (уничтожение евреев) вызвал содрогание во всем мире.

Но за этими черными полосами в истории еврейства, нельзя не видеть и другого. Евреи каждый раз, благодаря свой сплоченности, поднимались с колен и успешно занимали ведущие позиции в мире. Оттесняли с ведущих позиций в обществе «туземцев».

У нас в царской России, по типу гетто, была введена «черта оседлости» для евреев. Но наша русская благородная общественность бурно протестовала. М.Е. Салтыков-Щедрин, сам не только постоянный автор передовых «Отечественных записок», но и вице-губернатор, трезво видел, «что из евреев вербуется значительный контингент ростовщиков и эксплуататоров разного рода», но, тем не менее, возмущался: как же можно за счет одного типа переносить обвинение на все еврейское племя?! он негодовал: «История никогда не начертывала на своих страницах вопроса более тяжелого, более чуждого человечности, более мучительного, нежели вопрос еврейский… Нет ничего бесчеловечнее и безумнее предания, выходящего из темных ущелий далекого прошлого… переносящего клеймо позора, отчуждения и ненависти… Чтобы еврей не предпринял, он всегда остается стигматизированным». Благородная общественность победила.

Но мы их жалели, а они нас презирали. Увы, было и такое. Борьба есть борьба, даже если она «всего лишь» духовная. И после того, как русская опора — наш родной «черносотенный» Союз Русского Народа проиграл духовное противостояние с «ними» в иудаизированном 1917-м году, то, говоря любимыми словами «Меченого»-Горбачева, «процесс пошел». Иудо-советская власть с первых же своих шагов программно заявила, что будет воспитывать, вместо русских, «новых человеков» для Мировой Революции. Пережитками от «тюрьмы народов», какой якобы была Российская Империя, были объявлены сама русская национальность и вообще свое русское Отечество.

Ленин, требуя ассимиляции от евреев, для русских вообще оставлял лишь положение касты, вечно кающихся перед другими национальностями в своей неполноценности. Временами делались послабления в генеральной линии партии — особенно, когда замаячил конфликт с Германией, и Сталину пришлось готовиться к Отечественной войне. Но, увы, при советской власти мы, русские, как национальность все время были в положении обороняющихся. В народе это чувствовалось меньше. В народе могли «их» и презрительно «жидками» понести. Но в интеллигенции мы, русские, даже при Сталине были явно изгоями. Все время вели затяжные окопные оборонительные бои с «ними». Это голая правда, как ни горько ее признавать, потому что при советской власти ведь, конечно, не все было плохо — были социальные блага и равные возможности, хотя русские использовались как нация — экономический донор, и присоски из нас щедро попили кровушки.

…Вот мы с аристократической дамой из высокопоставленной русской эмиграции (моим вразумителем Бахтиным!) обо всем этом в сердцах часами как раз и стали шептаться.

Ну, и, естественно, моя дама много вспоминала всего о предреволюционном «русском времени», когда ее «октябрист» отец был Председателем последней Государственной Думы. И — о Союзе Русского Народа (!!). Который в решающий для русской нации час своими руками опрометчиво поставили вне политической игры ее отец и его друг предшествующий Председатель Государственный думы и лидер ведущей монархической партии «октябристов», миллионер Алексей Иванович Гучков. Вспоминала она с благоговением и о друге обоих и яростном оппоненте Н.Е. Маркове Втором — идеологе и моторе Союза Русского Народа, перед которым оба запоздало сняли шляпу.

Повторюсь, дед мне кое-что рассказывал, сам тоже каясь ужасно. И я отнюдь не обольщался фигурами ни Родзянко, ни Гучкова — наблудили по отношению к нашей русской нации те много. Но я благодарен был старой даме за то, что она заставила меня, готовившегося к конспиративной деятельности, о многом задуматься. Прежде всего о Революции: — Почему тогда мы, русские, имея свою отнюдь не маленькую национальную и, главное, народную — из «черных сотен», то есть из простых людей! — организацию, перенадеялись на легальные методы борьбы через Думу и так катастрофически проиграли «им»? Почему русские националисты тогда не мобилизовались, не сплотились в один кулак, хотя все понимали, что Россия на краю пропасти? в одной ли иудаизированной «распутинщине» и неуравновешенной царице, помешанной на Великом Старце с окружившими его «Рубинштейнами» вся несчастная заковыка? Что делали те же Гучков и Родзянко да и мой дед в масонской ложе? по какой «прогрессивной дури» (их собственные слова!) их туда занесло? Какие всеми русскими людьми по отношению к «бесновавшимся» были сделаны жуткие ошибки?

Старая дама даже решилась и, чтобы раскрыть мне глаза, тайно провезла и передала мне предсмертные записки ее отца. Это был практически покаянный вариант по сравнению с теми «хорохорившимися» записками, которые были изданы им в Ростове-на-Дону в стане Деникина, хотя я и тот вариант тогда, естественно, не знал — все при советской власти, что не миф о радетелях народа большевиках, было замуровано в «спецхране». Привезла мне моя фея и такую же практически покаянную стенограмму воспоминаний Гучкова и даже копию великой и отчаянной рукописи Н.Е. Маркова «Войны Темных Сил» — о закупнеє масонских лож и «жидовствующего» подполья в России.

Якобы для дела (для проверки прошлого старых эмигрантов, с которыми предполагалось выйти на перспективные контакты) мы с ней даже забрались в закрытые даже для историков разделы Центрального государственного архива — фонд ЦГАОР СССР № 116 — Союз Русского Народа и фонд № 117 — Русский народный союз имени Михаила Архангела. И жадно пили их горько русский потаенный яд.

А потом мы с аристократической дамой вдохновенно на пару честили евреев. Она закатывала глаза и вздыхала: — Видит Бог, я не антисемитка. Но еще мой «папа» говорил: антисемит — это вовсе не тот, кто выступает против евреев; антисемит — это тот, против кого выступают евреи. Так что, если мы с тобой верим в Россию, то обязательно окажемся у «них» в антисемитах. Видно, такова уж наша историческая провиденциальная судьба.

Мы оба вздыхали и строили наивные планы, как попытаться умно организовать уже русскую спасительную закулису в иудаизированном СССР, чтобы хоть как-то оттянуть процесс крушения русской нации. И многое из советов старой дамы я и мои друзья вскоре использовали при организации движения «русских клубов», которое дало русским относительную передышку на двадцать брежневских золотых «застойных» лет.

Но картинка Союза Русского Народа, живо нарисованная аристократкой, увы, как под копирку, предсказала плачевное поведение русских национальных движений на рубеже 90-х годов. Та же необъятная многочисленность и амбициозная разбросанность весьма живых, но мелких организаций, которые уже в нашем «Славянском Соборе» (в котором я был сопредседателем), столь же туго связывались в единый узел, как в Союзе Русского Народа. Неужели, это в какой-то степени естественная болезнь «большого народа», который все никак не осознает, что перед агрессивностью «малого народа» всем нам, русским, надо сплотиться и забыть, забыть, забыть обо всех личных амбициях? Что сплотиться на национальной почве — сегодня единственный для нас, русских, шанс спасти свою нацию?!

1. «Мы»

«Заклинание духов»? — так «они» всегда глубоко презрительно отзывались о попытках русских найти себя, утвердить свое русское самосознание, «откопать» себя из талмудической гробницы, в которую «они» наше русское сердце вот уже больше тысячи лет как заживо пытаются похоронить.

Почему я говорю сердце? Для чего я это подчеркиваю? а потому, что у нас, русских, православных, «дух обыкновенно называется сердцем» (свт. Игнатий Брянчанинов). И согласно нашим русским древним духовным заветам, а они сформулированы в нашей Русской Тайной Доктрине, называемой Исихазмом — Внутренним Безмолвным Созерцанием Сердца (опять Сердце!), мы, русские, призваны Провидением в этот бренный мир, чтобы бороться против Мертвого Духа.

Я чувствую ваш первый вопрос, читатель: «Мертвый Дух? Сердце? а нужны ли нам, простым людям, эти сложные и сугубо богословские понятия?». И я отвечу совершенно убежденно: «Очень нужны. Потому что иначе нас не будет». А это уже не философия, это уже борьба за выживание.

И вот «они» это прекрасно понимают. Иначе, почему же СМИ — «четвертая власть», власть над умами, захваченная «ими» и находящаяся всецело в «их» руках, всегда так тщательно скрывает, казалось бы, застарелые православные истины про Русское Сердце? Скрывали при советской власти — даже при брежневском, ее самом мирном режиме андроповский ГБ сразу безжалостно «изолировал» всякого, кто об этом хоть чуть-чуть заикался. Скрывают тщательно и сейчас, когда во всем полная вседозволенность — хоть нагишом по голубому экрану ходи. Ходи, но про Русское Сердце не заикайся.

Русское Сердце — это на языке исихазма — нашей сокровенной русской доктрины означает: «Мы — «народ богоносец» (Достоевский). Мы — «Москва — Третий Рим». Мы — второй мессианский народ, сохранивший Православие, то есть раннеапостольское, родниковое, исконное христианство — нашу Церковь на Западе так официально и именуют Ортодоксальной».

Тема это отдельная, богословски очень сложная, в своей основе эсхатологическая и слишком возвышенная, чтобы свести ее к азбучным истинам. Но, тем не менее, азы из нее каждый, кто считает себя русским, должен знать, ибо в ней сокровенная тайна нашей русской самоидентификации. Особо интересующихся отсылаю прежде всего к книге протоиерея Георгия Флоровского «Пути Русского Богословия», изданной в Париже в 1937-м году. Но прописные истины философии России как второго мессианского народа есть в каждом солидном православном труде. Я скажу здесь лишь, что смысл теории о втором мессианском народе в том, что, мол, иудеи, — хотя Мессия Христос сначала к ним обратился, — от Него происками своих фарисеев и саддукеев отвернулись. А мы, русские, вняли Его великим знамениям и сохраняем и охраняем в родниковой неприкосновенности Его «Новый Завет». Евреи же остались в «Ветхом Завете». Остались духовно в «Ветхом завете» и повели принципиальную идеологическую войну против «Москвы — Третьего Рима» и второго мессианского богоизбранного народа.

Все это, конечно, не более чем богословский спор. Но как блестяще показал Николай Яковлевич Данилевский в программной книге русского национализма «Россия и Европа» (первое издание в 1871 году), этот духовный спор сформировал сам тип иудейской и русской наций, сам национальный характер и образ культуры обеих. И мы, и евреи сохраняем себя лишь до тех пор, пока верны этому своему историческому, совершенно провиденциальному и мистическому предназначению.

«Религия выделилась как нечто особенное и вместе высшее только в цивилизации еврейской и была всепроницающим ее началом. Только религиозная деятельность еврейского народа осталась заветом его потомству. Религия эта была беспримесная, а только сама налагала на все свою печать, и все остальные стороны деятельности оставались в пренебрежении; и в них евреями не произведено ничего заслуживающего внимания их современников и потомства. В науке они даже не заимствовали ничего от своих соседей — вавилонян и египтян; из искусств процветала у них одна лишь религиозная поэзия; в других отраслях художественной деятельности, так же как в технике, они были столь слабы, что даже для постройки и украшения храма Иеговы — центра их народной жизни — должны были прибегнуть к помощи финикиян. Политическое устройство еврейского народа было столь несовершенно, что он не мог даже и охранить своей независимости не только против могущественных государств, как Вавилон, Ассирия, но даже против мелких ханаанских народов, и вся политическая их деятельность, так же, как и самое общественное экономическое устройство, составляли полное отражение их религиозных воззрений. Но зато религиозная сторона их жизни и деятельности была возвышенна и столь совершенна, что народ этот по справедливости называется народом богоизбранным», — писал Данилевский.

Религия, — православие! — тоже целиком определила и формирование нашего русского национального типа. «Религия составляла самое существенное, господствующее (почти исключительно) содержание древней русской жизни, и в настоящее время в ней же заключается преобладающий духовный интерес простых русских людей… со стороны объективной, фактической русскому и большинству прочих славянских народов достался исторический жребий быть главными хранителями живого предания религиозной истины — православия и, быть таким образом, продолжателями великого дела, выпавшего на долю Израиля и Византии, быть народами богоизбранными», — разъясняет Данилевский.

Ну, а чья богоизбранность восторжествует? Это решит Провидение. Мы же только его инструменты. Мы объект мистической воли.

2. «Они»

Вот, оказывается, где собака зарыта. Идет тысячелетняя полемика о духовном избранничестве. И для нас «они», сейчас захватившие все СМИ — всю духовную «четвертую власть», об этом сознательно умалчивают. А у себя в своих инструктивных трудах «они» только и говорят об этом.

Есть в Израиле конспирологический, освещающий тайную закулисную политику журнал «22». Назван он «22» немного с самоиронией над еврейской всегдашней манерой бежать впереди паровоза истории и поэтому нередко при игре в историческое «очко» набирать, вместо выигрышного 21-го, непременно с перехлестом, когда все очки сгорают, «22»! в этом журнале в «Колонке редактора» его главный редактор, видный еврейский теоретик Р. Нудельман прямо пишет: «Мы евреи, мы выросли в России… но было не только давление, не только насильственное сращение — было еще и неожиданное сродство этих проникающих друг в друга начал в каких-то глубинных душевных пластах. Словно бы они дополняли друг друга до новой полноты: пространство — временем, душевную широту — душевной глубиной, всеприятие — всеотрицанием; и была взаимная ревность об избранничестве».

Тут еврейским идеологом выстроен целый параллельный ряд контрастных устремлений русского и еврейского народов. Пространство (это «они» отдают нам, какие у нас просторы!) — время (оно у них, они всегда гордились, что минимум в пять раз древнее). Душевная широта (ее они оставляют нам, все иностранцы всегда отмечали душевную широту русского народа) — душевная глубина (у них, мол, бездны Каббалы). Всеприятие (у нас, о русской всемирной отзывчивости ходят легенды) — всеотрицание (у них, Каббала — это гимн Всеотрицанию).

Особо остановимся на их «всеотрицании». В авторитетном израильском журнале «Время и мы» опубликовано исследование М. Бубера «Национальные боги и Бог Израиля», и вот к какому выводу известный еврейский философ пришел: «До сих пор нашего существования хватало лишь на то, чтобы сотрясать идолов, но не на то, чтобы воздвигать трон Господень. Именно в силу этого наше существование среди народов столь таинственно. Мы претендуем на то, чтобы научить Абсолюту, но в действительности мы лишь говорим “нет” другим народам, или, пожалуй, мы сами являем собой такое отрицание и ничего больше. Вот почему мы стали кошмаром наций».

Все здесь понятно насчет самой сути «русско-еврейского противостояния» — насчет «взаимной ревности об избранничестве» и насчет «отрицания и ничего больше», вместо Абсолюта?

В статье «Культура и национальная безопасность» (газета «Российский писатель», №№ 19–20, за ноябрь 2004 г.) Николай Дорошенко очень четко проанализировал, как этот американо-европейский = еврейский идеологический феномен последовательно воплощается в «основной принцип буржуазного либерализма, заключающийся в том, чтобы не иметь любых иных ценностных приоритетов, кроме одного права: права на их отрицание».

Кто же сегодня в старом и новом свете все-таки еще не живет «всеотрицанием»? да в той общей иудо-христианской суперцивилизации, что вышла из Святого Града Божьего Иерусалима, последними могиканами остались только мы, русские — по определению православные. Даже если кто из нас формально и не воцерквлен, но дух в нас живет соборно-созидательный.

«Мы» волею Господа перехватили у евреев идею духовного строительства. «Они» остались при разрушительной «оборонительной» идее, заключенной в Талмуд. «Мы» или «они» — это Сердце или Мертвый Дух Талмуда. «Мы» пытаемся возвести трон Господень — «Третий Рим» в «этой стране», а «они» в ответ потрясают ее разрушениями. И вот уже тысячелетие как в «этой стране» (называю нашу страну так, как «они», демонстративно отстраняясь, предпочитают свою вторую родину называть) идет схватка насмерть двух духовных сил. А все остальное — только эсхатологическая проекция в наши умонастроения с небес на грешную землю. Только надстройка над этой смертельной схваткой, как декорация романтического белопарусного корабля, плывущая на уходящем в чудовищную глубину ледяном тысячелетнем айсберге.

3. Насмерть воюют не Иван с Мойшей, а закоперщики — духовные элиты. Общая проблема «перебежчиков»

«Мы» и «они» — крутая связка истории. И я расскажу в этой книге, как эта связка завязалась и почему развязаться никак не может. Расскажу о ее философии. И об ее тысячелетней истории. И особо подробно — о «русских клубах», и боях последнего сорокалетия.

Но прежде должен предупредить: упаси Боже, у нас в России с попеременным успехом издревле насмерть идет никак не вульгарная война двух национальностей — русской и еврейской; это было бы самым детским упрощением Божьего Промысла; самым низким мракобесным опошлением провиденциальной задачи, поставленной переда нашими народами историей.

Надо прежде всего понимать, что в каждой национальности ее массу составляют рядовые обыватели, которые живут себе тихой жизнью — от семейного очага до работы ради куска хлеба и даже и в мыслях не имеют проверять на себе какие-то провиденциальные небесные откровения. Еще Герцен писал: «Тинистый слой мещан не определяет судьбу нации». Поэтому сразу вынесем рядового обывателя за скобки нашей борьбы. Он страдалец в этой борьбе, на него все шишки валятся, на нем отыгрываются. На него приходится волна злобы и ненависти в период обострений русско-еврейского противостояния. Но борются-то никак не рядовой Иван с рядовым Мойшей, которые собой — своим телом и своим благосостоянием, — порой не солоно хлебавши, страдают за свою национальную принадлежность. Борются вожаки, духовные элиты, как сказал бы Лев Гумилев, пассионарии, то есть наиболее активные личности, с той и с другой стороны. А обыватель — обывательская масса, она только, увы, расплачивается своей судьбой за трансцендентные эксперименты элит. Уясним это крепко и основательно, чтобы не опускаться до бытовой ксенофобии, до дикарской национальной розни.

Причем сразу же мы должны еще и отметить великую проблему пассионариев-«перебежчиков». Оба лагеря насчитывают немало отщепенцев-прозелитов, поменявших духовную и национальную ориентацию формально (то есть окрестившись или, напротив, приняв иудаизм), а, чаще всего, — неформально примкнувших к противоположной из духовно борющихся сторон, считая, что именно на другой стороне он, отщепившись от своей национальности, себя полнее раскроет как личность. Выкресты благодаря своей энергии нередко оказывались на знамени русской нации. Мы гордимся живописцем Левитаном, композитором Рубинштейном, поэтом Пастернаком. Да несть числа таким, плодотворно влившимся в русскую нацию. И напротив, собственные «жидовствующие» (употребим этот богословский термин), такие, как политик А.Н. Яковлев, стали сущим бедствием нашей русской нации. Так что все, не так просто, не так наивно с национальным самоопределением.

Перебежчики были не только духовные (ради другого Духа), но и материальные (ради прозаической «материи» — определенных благ для себя, которые могли удобнее получить в другом лагере). При царизме немало выкрестов стали ими, чтобы лучше устроиться в жизни. Переходили и в «жидовствующие», когда это было выгодно для своего «бизнеса». В советское время сколькие «индивидуумы» продали свою совесть только за то, чтобы получить доступ к «привилегиям», выдававшимся высшей партийной номенклатуре — «кремлевке» (шикарному медицинскому обслуживанию с ежегодными бесплатными путевками для всей семьи в элитные санатории), «авоське» (отборным «дефицитным» и страшно дешевым продуктам только для «своих») и спецдаче. «Привилегии» были бельмом на глазу у всего советского общества, именно за «привилегии» масса тихо ненавидела «новое партбоярство». Борис Ельцин именно на обещании (не выполненном!) борьбы с «номенклатурными привилегиями» набирал сначала на выборах под 90 % голосов и торжествовал свою полную моральную победу над «конвертиком» Горбачевым. Характерно, что никто из подвижников Русской Идеи — стойких членов «русских клубов» (о которых я буду много рассказывать), никто, по крайней мере, на моей памяти из «наших», поднимавшихся в «номенклатуру», — привилегиями демонстративно не воспользовался. Заявлений, как генерал Григоренко, не подписывали (за такие заявления исключали из партии). Но не пользовались. Стыдились. «Нас не купишь!» и — держались!

Но о чем все это говорит? да только подтверждает тот тезис, что, если и продолжается у нас русско-еврейская война, то именно и исключительно как идеологическая война «практичного» Духа Талмуда против «широкого» Русского Сердца.

4. В тени Иеговы. «Отщепенство» как «их» кардинальный принцип

Надо также понять, что, — как это сплошь и рядом случается в идеологии, — «надстройка» в русско-еврейском противостоянии уже весьма удалилась от «базиса», и живет довольно самостоятельной общественной жизнью. Поэтому очень часто русско-еврейскую духовную войну ее осторожные исследователи пытаются даже от ее национальной ориентации как бы и вовсе абстрагировать. Не то чтобы закрыть глаза на генеалогическое национальное происхождение столкнувшихся сил. Но свести генеалогию до минимума. Разве только как к первотолчку, вслед за которым дальше уже все пошло-закрутилось, спонтанно освобождаясь от национальной оболочки или, во всяком случае, уже совершенно не делая из нее самоцель.

Конечно, за таким подходом чаще всего стоит сильное желание «не дразнить гусей» и попросту закрыть глаза на самое опасное в теме. Но, с другой стороны, мы не можем не признать и того, что «кто есть кто» на генетическом уровне — корешки иногда и днем с огнем не раскопаешь. Да, может быть, не всегда публично и надо раскапывать, чтобы, действительно, не дразнить спасших Рим гусей. Зачем поминать «еврейское всеотрицание», когда достаточно иносказательно вызвать тень Герострата? Все и так всем ясно. Но без излишней напряженности — без «душка». Кошка знает, чью кашку съела. И все это знают.

Сильное впечатление на общество произвела опубликованная в № 37 за 2004 год «Литературной газеты» статья Юрия Полякова «Государственная недостаточность». Автор убедительно, на множестве фактов показывает, как у нас действует «Герострата». Цитирую: «Этот неологизм составлен мною из двух слов: «Герострат» и «страта» (общественный слой). Возможно, кто-то увидит здесь аналогию с гумилевской «антисистемой» и будет прав».

Поясню, что по Льву Николаевичу Гумилеву «антисистема — это системная целостность людей с негативным мироощущением», а наиболее яркий ее пример — «малый народ», погубивший Великий Хазарский Каганат. В «малый народ» внутри «большого народа», как показывают многие исторические примеры, чаще всего группируются люди, ненавидящие свою вторую Родину. Но духовная доминанта тут не в изначальной корневой племенной принадлежности, не в происхождении, а в отщепенстве. В программном противопоставлении себя «большому народу», в котором некий «интеллектуал» (таким он сам себя объявляет в противовес окружающему его «туземному быдлу») вынужден жить, но который со всеми его нравами и обычаями, историей и культурой безмерно презирает. Тут вся соль в отрицании. Поляков растерян: «Люди, составляющие нашу отечественную “Герострату”, принципиально считают российскую цивилизацию низшей по сравнению с Западом и убеждены, что она для своего же блага должна исчезнуть как самодостаточное культурно-историческое целое, став подчиненной частью западного мира».

«Они» высказываются без обиняков и по самому существу. Позиция «их» абсолютно антирусская. И здесь уже не так и важно, какого происхождения сам нам это цинично предлагающий «исчезнуть» конкретный растленный тип. Принадлежал ли он искони по своим корням к некоему подрывному «малому племени», обжившемуся среди «большого народа» для того, чтобы его уничтожить как самодостаточное культурное целое. Или вот только-только примкнул к бесам, посчитав, что это ему даст товарищей-подельников и больше благ. Здесь главное — чтобы отщепиться.

Согласно Александру Солженицыну: «да и нет, пожалуй, более яркого примера отщепенца, чем Ленин с его дедушкой по матери Израилем (в крещении Александром) Давидовичем Бланком».

Ленин формально по еврейским законам мог бы сейчас стать гражданином Израиля. В Израиле национальность определяется по материнской линии. Но ведь и дедушка по отцу у «Ильича» не был русским. Мне пришлось редактировать книгу члена Политбюро Романова «Ленин», и я имел доступ к архивам, согласно которым предком Ленина по отцу был хазарин Улей, переехавший из Астрахани в Симбирск и взявший фамилию «Улянов», затем переделанную в «Ульянов». Мариэтта Шагинян жаловалась мне, что давно это знала, но ей не разрешили «компрометировать вождя» хазарским происхождением. Так что, если судить по духу предков, то тот с обеих сторон у Ленина был иудейским. Но Солженицын мудро комментирует: «Да, ему отвратительна и омерзительна была русская древность, вся русская история, тем более православие. Не проявилось у него никакой привязанности даже и к Волге, на которой прошла его молодость (а с мужиками своего имения судился за потраву), напротив, — он безжалостно отдал всю ее ужасающему голоду 1921 года. Всё — так. Но это мы, русские, создали ту среду, в которой Ленин вырос, вырос с ненавистью. Это в нас ослабла та православная вера, — в которой он мог бы вырасти, а не уничтожать ее. Уж он ли не отщепенец?»

Наиболее ярким примером отщепенца в современности стал А.Н. Яковлев. Причем, в отличие от Ленина, у него даже и в происхождении чужих корней вроде не обнаружено. Всегда даже изображал из себя этакого ярославского мужичка, как артист Качалов. Даже и говорит на «о» и крякает по-мужицки. Правда, когда начинает волноваться, то о роли забывает и говорит сразу «нормально», то есть обкатанно, бесцветно «интеллигентски» — с обилием иностранных слов, вместо перца, для шика. Так вот, Яковлев в своей ненависти к русской истории и русскому народу даже перещеголял Ленина. Тот хоть в утопическом раю, который он, мол, построит для «новых человеков», хоть в призрачном светлом будущем, витал. А у Яковлева только мрак впереди, и мраку он, как Сатане, поклоняется.

Вот такие они — отщепенцы. Вот уж воистину «исчадье», как оценивает таких Солженицын. Но ведь не сами же они в утробе матери-Родины такими рождаются? Под каким-то внешним воздействием их мутация происходит? Должен же быть какой-то вызывающий нарушения в нормальной генной природе человека ядовитый фермент, который, воздействуя, делает из него выродка? Выродка из той среды обитания, в которой он вырос?! Выродка из той национальной общности, в которой он обретается?!

Солженицын нажимаем на мораль: «И что ж — могут ли народы от своих отщепенцев отречься? и — есть ли в таком отречении смысл? Помнить ли народу или не помнить своих отщепенцев, — вспоминать ли то исчадье, которое от него произошло? на этот вопрос — сомнения быть не должно: помнить. И помнить каждому народу, помнить их как своих, некуда деться» (Двести лет вместе. — М: Русский путь, 2002. Ч. 2).

Согласимся с Солженицыным, и в поисках ядовитого фермента, мутирующего выродков, продолжим цитировать Полякова. Писатель хочет себя и нас немного успокоить тем, что, мол, все еще не так безнадежно: «Мы имеем сегодня своего рода двоевластие. Власть кремлевская и власть медийная (телевидение) ставят перед собой совершенно разные задачи и тянут страну в разные стороны. Первая, если воспользоваться историческими аналогиями, уже прошла этап «смены вех» (хочется очень в это поверить, но пока трудно — А.Б.) и пытается строить национально сориентированную демократию в отдельно взятой стране, а вторая все еще самозабвенно служит мировой общечеловеческой революции, из-за которой явно торчат ослиные и слоновые уши».

Чьи ослиные и слоновые уши? Писатель лишь иносказательно обращает внимание, что ТВ по-прежнему заполняют «русофобы» типа «ночного кошмара» Сванидзе: «Отпрыск революционного клана именно так борется со своими семейно-коммунистическим комплексами, но с ними, полагаю, лучше бороться все-таки в тихом кабинете психоаналитика, а не в телевизионной студии общероссийского канала». Писатель призывает, что пора: «влиять на подбор эфирных кадров, не допуская, чтобы малообразованные негигиеничные губошлепы навязывались народу в качестве общенациональных златоустов». И негодует: «у нас развилось неведомое на Западе «державопоносительство» за казенный счет. Оказывается за презрение к русскому народу, «за публичное презрение к Отечеству можно еще и суточные получать… Как понять государство, которое само финансирует черный пиар против себя? и когда же, наконец, наша продвинутая интеллигенция поймет, что патриотизм — это всего лишь порядочность по отношению к собственной стране!»

И страшный вывод делает русский писатель: «Понимаете: нас учат смотреть на свое как на чужое! Это очень опасно. Именно с этого начинается утрата культурной самоидентификации, а потом археологи недоумевают, куда это без всяких войн девалась богатая и могучая цивилизация, развивавшаяся вроде бы нормально?»

Но неужели не ясно, что именно этого-то отщепенцам и надо? не может «малый народ» успокоиться: то нас «ихние» большевики пытались всех «интернационализировать» и превратить в «новых человеков», то теперь опять достают «ихние» же идеологи, желая превратить в «общечеловеков». Только лишь бы не русских. Суть тенденции едина — чтобы русские, Россия вовсе с лица земли исчезли. А остались на этой земле «они».

Но кто же, кто «они»? и вот здесь, как бы мы нехорошего «душка» не боялись, как бы с причитаниями «Чур! Чур меня, а то еще посчитают, антисемитом!» испуганно не отмахивались от призрака, как бы с нашей русской всемирной отзывчивостью не заставляли себя закрыть на зло глаза, но нам придется признать, что стоит таки на отдалении за всем этим нынешним развалом, за всем этим пиром во время чумы «всеотрицания», стоит некая гигантская дьявольская тень и кощунственно ухмыляется: — Пассионарная «антисистема»? Абстрактные «отщепенцы»? Этнически безликий «малый народ» среди большого? Да, конечно! но согласно Теории Катастроф среди множества действующих сил всегда есть векторная, сама интенсивная — присмотритесь к ее окраске. Окраска-то иудейская.

Следуешь Теории Катастроф, ищешь самое-самое в «малом народе», и тогда хочешь — не хочешь, но обращаешь внимание, что на поле духовной битвы, которую, отчаянно защищаясь, ведет русский народ со дня своего рождения разлит под ногами талмудический яд. Для кого (для «них»!) яд сладкий, питательный. Для кого (для нас, русских!) яд инфернальный, трупный. Вот тут сразу и исчерпываются все проблемы с «перебежчиками» и с «отщепенцами», с явным или не очень явным ликом Иегрвы, который возник в тени и ухмыляется, торжествуя во «Всеотрицании».,

Это, тем более, неоспоримо, что сами еврейские идеологи видят в еврействе не национальность, а мировой клан Иеговы: «Отличительной чертой еврея является не его принадлежность к той или иной расе, культуре или языку, а религия» (Артур Кестлер «Иуда на перепутье»). И — подчеркнем — даже не сама религия, как ритуал, а именно особая философия еврейства. Я бы даже еще более уточнил — философия не еврейства вообще, а философия той стороны «луны» (раби Шимон), которой она обращена к земле. Не к теософии Космоса, не к каббалическим безднам духа, а к повседневной практике. То есть регламентирующая практику талмудическая философия отщепенства.

С характеристики этой сугубой философии я и начну эту свою книгу — с раздела первого «Этот сладкий яд талмудизма — этот трупный яд талмудизма. Философская дедукция».

Я отдаю себе отчет, что какие-то категории и постулаты первого раздела моей книги покажутся читателю несколько усложненными. Конечно, куда проще лозунг из подворотни «Бей жидов — спасай Россию!». Вроде бы все предельно ясно — иди и действуй. Но еще и еще раз настойчиво повторю: мы, цивилизованные русские люди, прекрасно осознаем, что такой лозунг — мракобесие. Что именно такого сумасшедшего лозунга только и ждут от русских националистов всякие «дейчи», «Черкизовы», «Сванидзе» — несть «им», провокаторам, числа! Вот и «конструктор» перестройки и крушения советской власти престарелый А.Н. Яковлев в своей инструктивной книге «Постижение» (М, 1998) уже подзуживает, уже заранее моделирует аварийную ситуацию: «Сегодня национализм разделся до наготы, сросся с фаилизмом. Теперь он называет себя патриотизмом, замешанным на национал-большевизме, то есть нацизме». Ах, как бы «Яковлевым» нашего русского безрассудства хотелось! Как бы они тогда умело мировое общественное мнение («ихнее») подняли! Как бы умело к репрессиям против русских свою власть призвали!

Уже сейчас мы, русские, к сожалению, не можем зарегистрировать нашу партию под старым добрым именем «Союз Русского Народа». Увы, Конституционный суд в декабре 2004 года не нашел оснований для смягчения жестокого закона «О политических партиях» и подтвердил запрет на создание в России религиозных и национальных партий. В Германии возможен правящий ХДС. Первое слово «христианский» в ХДС никого в Европе не пугает. Да и странно бы это было. Мы же боимся в названии партии, чтобы было — православная и, тем паче, русская. Это по терминологии КС «запрещенные слова». В православной России-то «запрещенные», где 80 % населения православные и русские?! Вот до чего мы дожили! Все мы помним, что объединиться и сбросить трехсотлетнее оккупационное татаро-монгольское иго наш народ смог по призыву Сергия Радонежского. Теперь такой призыв получается, что Государственной Думой и Конституционным судом запрещен. Нельзя, по религиозному принципу. Церковь у нас не участвует в выборах, то есть демонстративно не участвует в устроении государства. И это-то у нашей русской нации, которая и сформировалась-то в XIII веке на православии, как избранный мессианский народ Нового Завета. Мы русские — традиционно не светская, а верующая нация. Значит, это надо было учитывать. Надо учитывать историю своей нации. А не подыгрывать чужеродным атеистам. Не ущемлять права человека в отношении собственной русской нации.

Довод Конституционного Суда: «дифференциация партий по религиозному и национальному признаку чревата расколом общества». Какого общества? Чьего общества?

Русские всегда были веротерпимы и прекрасно уживались с мусульманством и иудаизмом. Но ведь есть у нас и какие-то свои русские интересы, которые кто-то должен защищать. Не делегированный же подрывниками Жириновский? Русским и православным насильно запрещают собираться в общую организацию. Такое может выгодно только угнетателям. Тем, кто боится, что угнетенные объединятся. Это как было с порядками в КПСС, когда всем народам, членам Союза ССР, разрешалось иметь свои партии по национальному признаку, кроме русского. Тут невольно приходят на ум аналогии с оккупационным режимом. Кричали против тоталитарного большевизма, а повторяем снова его пренебрежение (или сознательное притеснение?) по отношению к 80 % населения. На выборы с каждым разом приходит все меньше народу, выборы все чаще срываются — и не удивительно, потому что у нас практически, как во время однопартийной системы в Советском Союзе, уже не стало выбора. Есть набор партий-марионеток на одно лицо, и все одинаково — без креста. Когда правит «малый народ», то, конечно, надо, главное, не дать «большому народу» объединиться — почувствовать силу своего большинства. Вот и изгоняют с политической арены православный крест, делают запрещенным название «русский».

«Русская» — запрещенное законом название на выборах? да где мы живем? Сейчас «Православная партия России», «Русский общенациональный союз» и «Российская христианско-демократическая партия» уже заявили, что будут жаловаться выше — в Европейский суд по правам человека. Мы же прокомментируем: вот каким лукавым путем сгоняют оппозицию скопом в «подставные», давно скомпрометировавшие себя КПРФ иди ЛДПР Посмотрим, что скажет Европейский суд по правам человека? Или у них там двойные стандарты? во всех странах — права человека, а в России, где «малый народ» у власти, их можно не соблюдать? Посмотрим.

Но в КПРФ мы, русские, не вернемся. И в ЛДПР не пойдем. И как бы нам не оставляли, как волку обложенному флажками, проход под обстрел в фашизм, и в фаищзм мы тоже не пойдем. Его бесчеловечные лозунги никак не для нас. Гитлер не для нас, переживших Великую Отечественную войну 1941-45 гг. Мы воюем, — еще раз настойчиво это повторю! — не с Мойшей, который пострадал от «ельциниады» одинаково с Иваном — так же все свои сбережения, «наколотый» Гайдаром, потерял, так же получает мизерную пенсию (хотя проработал всю жизнь и заработал пенсию достойную), так же бесстыдно и нагло ограблен Чубайсом при приватизации.

Нет и нет! мы, русские националисты, никогда не пойдем на крайности и не дадим «Гайдарам» и «Чубайсам» толпу, как бы об этом не мечтали «Яковлевы», на погромы спровоцировать. Мы критикуем «талмудический яд», но мы никогда не критиковали отдельного еврея за то, что он еврей. Напротив, мы всегда с уважением относились к евреям, как тоже мессианскому народу. Наш первейший постулат именно в том, что нынешнее русско-еврейское противостояние стоит на уровне философии, а не на уровне физического мордобития.

Вот почему, как бы проще не казалось обойтись «без философий», нам придется по русско-еврейскому противостоянию всегда начинать разговор именно с философии.

5. Историческая ипостась. Почему стихийно появились значки «Россия для русских»? «Русская цивилизация» — в третий раз над пропастью

Мы сейчас снова особо вынуждены заниматься своей историей — объяснять, как наша русская цивилизация сформировалась. И вовсе не потому, что этого так хотим мы, но потому что к этому нас сейчас, выкручивая нам руки, вынуждают они.

Вот что с тревогой пишет о сегодняшнем состоянии умов крайне опасном для самого существования русской нации не какой-нибудь желтый ненормальный листок, а газета, вполне респектабельная и очень интеллигентная: «Именно у русских вызывает наибольшие затруднения национальная самоидентификация. Именно среди русских широко распространено воззрение (давно уже похороненное в научных кругах), что наша этническая общность является продуктом случайного смешения разноязыких племен, чья нога когда-то проходила по нашей земле, т. е. Сбродом. Именно среди вроде бы русских людей нередко встречаются повторяющие бредовый тезис, что нации русских нет. Кажется, еще немного, и нас убедят окончательно, что всё русское кануло в Лету, восстанавливать уже нечего, или что, напротив, наша нация «еще» не сложилась, и позволять нам или нет ее создать — решат другие. Что, стало быть, у нас не может быть русского национального самосознания, русских национальных интересов. Что человек, называющий себя русским, — просто фашист, мракобес и охотнорядская рожа». («Литературная газета», 2004, № 37.)

Да, они нам сейчас такое пытаются внушить. И «они» не унимаются. «Они» уже подсовывают нам вместо Русской Национальной Идеи некую Гражданскую Идею Русскоязычных, соблазняя тем, что, мол, при «их», в таком случае, несомненно, самой активной еврейской помощи, «политик любого направления может собрать такой электорат, какой за год не соберут сторонники имперской надутости или близорукого национализма». Они не скрывают, что родилась эта идея в русскоязычной еврейской эмиграции Израиля и США, где евреи продолжают говорить на русском языке и предлагают, уже считая, что они все захватили, распространить теперь эту идею и на саму

Россию. Под рубрикой «крайне спорно» газета «Литературная Россия» (2004 г., № 47) дала возможность некоему Сергею Мирову (в псевдониме намек на предложение мира в русско-еврейском противостоянии, который усиливается Названием статьи «Если, конечно, еще не поздно») изложить эту ползучую и давно профессионалам известную отщепенческую идею для русского читателя.

Для затравки Миров оправдывает сионизм: «Начнем, как водится, с сионизма. Тысячелетние скитания евреев по миру вылились в доктора Герцля, который говорит, что все евреи должны вернуться на свою историческую родину, в Палестину. Всё. Это, собственно, весь сионизм, о котором так долго твердили всяческие национал-большевики». Этакая невинность!

Затем Миров начинает издеваться над русскими, уверяя, что при слове национальная идея применительно к русским здравомыслящие люди (надо понимать евреи и «жидовствующие») «скорее всего, позвонили бы психиатору, потому что непонятно, о какой национальности идет речь». И берет быка за рога: «основная цель этого экскурса — оспорить приватизацию всего русского нашими славянофилами, ибо о русской нации возможно говорить только в свете ее полиэтнического формирования, которое отнюдь не завершилось тысячу лет назад, а динамично продолжается до сих пор, благодаря смешанным бракам (?! — надо понимать, прежде всего с хазарами и евреями — А.Б.), в результате которых семьи говорят на русском языке».

Дальше начинается бред про то, что само слово «русь» якобы не похоже на названия славянских племен, и про то, что, мол: «Жители же окрестностей речки Рось, на которых ссылаются славянофилы, по всем законам словообразования назывались смешным словом «поросяне»».

Русофобская злоба так и пышет в Мирове. Единственно чем он восторгается, так это якобы умением России выживать, благодаря впитыванию свежей крови: «Татарское иго и ливонское нашествие в XII–XV веках, польская и шведская интервенция в XVI и XVII, немецкое влияние в XVIII веке не ослабили, а сплотили Россию, запустив в ее жилы свежую кровь, а в головы — свежие мысли. Благодаря этому, Россия вступила р XIX век как сднр из самых развитых государств».

Что евреи и «жидовствующие» сделали с Россией в начале XX века, Миров, естественно, обходит. Но не забывает посетовать на вредную «маленькую деталь — графу “национальность” в советском паспорте», которая по мысли автора, даже больше, чем деление на республики, не дала возможности сложиться общности по «приснопамятной формуле “советский народ есть новая исторически сложившаяся общность людей”».

Миров неистовствует: «Сейчас многие представители сил, называющие себя патриотическими, поднимают крик по поводу разрушающего еврейского или, скажем, американского влияния на Россию. Чушь». И тут же иронизирует: «Пресловутая “загадка русской души” тоже была вычитана из книг». И пугает-пугает: «Неудачи стали преследовать Россию именно тогда, когда интересы государства и творческой интеллигенции фатально разошлись». Какую интеллигенцию автор имеет ввиду, — то есть, что интеллигенцию, формирующую себя из «них», автор подсказывает жирно выделенным намеком: «Несмотря на свою относительную малочисленность, именно интеллигенция всегда была проводником большинства идей, распространявшихся не только с помощью СМИ, но и традиционным “беспроводным” способом». Смысл угрозы вызова «Если, конечно, еще не поздно» откровенен до примитивной наглости: не сдадитесь, не согласитесь отдать «нам» свой язык и культуру, погубим! Культуру вы уже проиграли. Соглашайтесь хотя бы на то, что вас оставят заниматься земледелием и вообще работать на нас. Автор, прибегая к примитивной аллюзии, цинично выделяет: «Противопоставить здесь хотелось бы не США, а именно Русь конца первого тысячелетия. На заре своего существования наша страна представляла собой огромный улей, в котором воедино слились все национальные составляющие, причем славяне выполняли в основном земледельческую функцию, скандинавы — боевую, финны — охотничью, византийцы — культурную, а хазары (= евреи) и арабы — торговую». Место исчезнувших византийцев теперь, надо понимать, должны занять евреи. В общем: даешь «улей», в котором будем командовать мы, а вы останетесь рабочими пчелами. Не слабо задумано. Но все «ими» делается, чтобы этот свой циничный замысел осуществить.

Жутко! но все это действительно, как ржавая болотная ряска, затягивающая нас. Нажмешь любую кнопку телевидения, как услышишь именно такие характеристики. Купишь любую массовую газету, как прочтешь непременные оскорбления в свой, русский адрес. Словно мы, русские, живем уже в резервации, отведенной нам «ими» — каким-то особым сверх-интеллектуальным народом-небожителем, который милостиво снизошел до нас с нашей «рабской парадигмой» (да, именно так! именно такая на нас, русских, вполне официально А.Н. Яковлевым была наклейка наклеена!), чтобы нас физически и духовно оккупировать.

«Они» сегодня настолько взяли над нами верх, что некоторые умеренные уже даже из «их» собственной среды «жидовствующих» интеллектуалов хватаются за голову. Потому что разрушать-то они умеют, во «всеотрицании» понаторели, а создать-то их разрушительному духу ничего не дано. Вот оно их коронное в действии: «мы сами являем собой такое отрицание и ничего больше». Разрушили. А дальше что?

«Многие десятилетия длилась борьба свободолюбивых советских писателей (из еврейских “интеллектуалов” — А.Б.) с тоталитарным советским режимом — и вот свершилось! в судьбоносном девяносто первом наши инженеры человеческих душ одержали-таки безоговорочную победу. Ненавистную общую “тюрьму народов” развалили на целую кучу самостоятельных застенков, охраняемых вертухаями исключительно из “инородцев”. Гигантское имущество “единой и неделимой” поделили между наиболее достойными сынами: чиновниками, олигархами и просто бандитами», — издевается сам над собою и своими подельниками недавний самый прогрессивный и передовой «демократ» А. Нуйкин.

«Что мы натворили?!» — рыдают сейчас и многие другие отпетые «интеллектуалы», вроде А. Нуйкина, и тоже обличают уже своих — самых своих оголтелых. Подобно тому, как А. Нуйкин обличает А. Приставкина (бессменного советника президента Ельцина, оставшегося в окружении Путина): «Нынче у него народы явно делятся на хорошие (чеченцы — в первую очередь), не очень хорошие и совсем плохие. Русский народ, надо понимать самый худший из всех плохих. Оказывается, пьянство, вороватостъ, куражливостъ, жестокость и безразличие — извечные родимые черты «всех русских»! Следуя своим «темным инстинктам», русский народ сегодня вдруг возжаждал «всё отнять и поделить». Не нувориши в бандитской спайке с чиновниками ограбили и довели до нищеты русский народ, а наоборот. Склонность к пьянству и жесткость нравов у русского народа «в исторической крови», в его «дремучем нутре». Русские «неуправляемы», у них «нет твердых категорий поведения. Не убий? Убьет! не возжелай ближнего? Возжелает!» («АИФ», 2004, № 23. — «Литгазета», 2004, № 43).

Ну, что тут добавить к таким саморазоблачениям «интеллектуалов»?!

Но что мы, русские, сейчас можем этой тотальной духовной оккупации противопоставить? Разве что впрямь «заклинание духов»?

«Они» усиливают давление. Чуть заикнись о своем русском самосознании, и получишь в ответ: «Черносотенец! Антисемит!» Непременно почему-то сразу, вроде как, значит, само собой разумеющееся, из русского самосознания вытекающее — антисемит! и уже тебя гвоздит, приколачивает к позорному столбу оппонент с мокрыми от волнения губами, считающий себя демократом и интеллектуалом — уж, конечно, интеллигентом именно вот так, как написала газета: «Фашист, мракобес и охотнорядская рожа».

Пока «народ безмолвствует». Пока мы только молим Всевышнего о спасении: «Даруй нам Союз Русского Народа! Даруй нам сплачивающий нацию русский национализм! Даруй нам наш, свой русский Кодекс Чести, чтобы мы им спаслись, как когда-то загнанные в гетто евреи спаслись своим практичным Талмудом!»

Увы, нет у нас, русских, сегодня такого своего прагматичного Кодекса Чести. Много отдельных идей, много отдельных партий, но идеи не заключены в единый монолит, а национальное движение бледнолико и разрозненно. Мы все никак национально не сплотимся, хотя уже все отчетливо понимаем, что стоим на самом краю гибели.

И ведь разнесет страну в куски так, что не одни мы, русские, но и «они» погибнут. Взорвется переполненный паром котел с завинченной «ими» крышкой. Наиболее просвещенные и благоразумные из «них» тоже уже это понимают. Но оголтелые торопятся русских дограбить.

На поверхности разогревающегося котла народного гнева пузырьки уже появились. Газета «Время новостей» (главный редактор В. Гуревич, 2004 г., № 200) в перепуганной статье «Фашизм в большом городе» расписывает, что в Санкт-Петербурге среди питерских юнцов стало модным носить значки с девизом «Россия для русских». Та же самая картина в большинстве русских городов. Хотя это всего лишь пока наивная стихия — подростки говорят вслух то, что взрослые думают и обсуждают в семье. От появившихся малых пузырьков до всенародного осмысленного взрыва пока еще далеко. Историческое осмысление у нас, русских, явно не успевает за инстинктом нации к самосохранению. Есть внутреннее брожение, но оно не заключено во внятную программу.

Оккупантам-то выгодно, чтобы русский национализм выражался именно в такой вот подростковой форме наивных значков «Россия для русских». В этом случае есть, чем пугать и против чего призывать «общественное мнение». Но взрослые-то дяди-мыслители где?

Газета «Завтра» (главный редактор популярный писатель Александр Проханов, 2004, № 42) рисует такую безрадостную панораму, сочувствуя вконец похороненному под оккупацией русскому самоуважению: «Русский национализм в последние годы переживает тяжелые времена. Несмотря на то, что, согласно опросам, свыше пятидесяти процентов граждан под держивают лозунг «Россия для русских», собственно на росте и активности националистов этот факт не отражается. Зачастую носители бытового национализма крайне далеки от национализма политического, и в своих политических симпатиях готовы отдать предпочтение совершенно разным силам, вплоть, как ни странно, до откровенно антинациональных. Проблема еще в том, что за все годы так и не оформился Русский национальный фронт, способный аккумулировать националистические настроения. Причин тут много, и не последняя — крайне репрессивная политика официальных властей».

Тут нельзя не согласиться. Попробуй гордо заяви с трибуны, что ты русский. Да еще, не приведи Господь, присовокупи, что ты не только русский по старому советскому паспорту (в новом российском паспорте национальность можно не указывать), но и по духу русский националист. Так тебе уже тут же начнут готовить судилище. Русских националистов оппоненты сразу беззастенчиво подло стараются подвести под статью 282 УК РФ (возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды). Бывший председатель Роскомпечати, уже при Ельцине, Борис Миронов, баллотировавшийся на пост губернатора Новосибирской области, объявлен в розыск в связи с расследованием уголовного дела о возбуждении национальной вражды. Миронов человек известный, образованный, Академию Общественных наук закончил. Слова умеет по Марксу формулировать. Но пришивают «ненависть». К кому, к чему? а это уже даже и не столь важно. Важно, что некую «ненависть». Этот ярлычок у «них» всегда, как лагерный номер, наготове. Хотя ни один просвещенный славянофил, ни один просвещенный русский националист никогда, если оглянуться в историю, не был ненавистником к другим национальностям. Напротив, Федор Достоевский, выражая Русскую Идею, сформулировал ее как идею «всечеловечности» и «всемирного боления за всех». Он с гордостью писал: «Мы убедились, наконец, что мы тоже отдельная национальность, в высшей степени самобытная, и что наша задача — создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал. Мы предугадываем, и предугадываем с благоговением, что характер нашей будущей деятельности должен быть в высшей степени общечеловеческий, что русская идея, может быть, будет синтезом всех тех идей, которые с таким упорством с таким мужеством развивает Европа, в отдельных своих национальностях; что, может быть, все враждебное в этих идеях найдет свое примирение и дальнейшее развитие в русской народности».

Русские националисты, русские «славянофилы», естественно, всегда любили свою собственную нацию («фил» — от греческого «люблю») так же, как «они» — скажем, те же образованные евреи, — горячо любят свою. Чего тут криминального? Радоваться любви надо! но до сих пор в нашем обществе живы, внушенные ненавистниками русской нации еще «хазарские» ленинские представления о том, что русским любить себя позволять нельзя. Всем другим национальностям можно, а русским нельзя.

Им надо страдать в самоунижении, как прокаженным, как касте неприкасаемых, и позволять безнаказанно обзывать себя «фашистами, мракобесами и охотнорядскими рожами». Русских, — так нам внушают СМИ, — публично можно и даже нужно, как рабов, постоянно оскорблять.

Мы титульная нация, самая большая, стержневая в государстве, «державообразующая». А именно нас третируют почем зря в захваченных «ими» телевидении и газетах. Да это мы должны были бы завалить прокуратуру и суды заявлениями и исками об оскорблении чести и достоинства — о преследовании и форменной травле нас, русских, по национальному признаку. Да это мы могли бы попросту разорить «их» СМИ и печатные органы, настойчиво добиваясь возмещения морального ущерба за оскорбления. Но, похоже, что за свою историю мы уже привыкли, что другие национальности нельзя, а русскую можно безнаказанно оскорблять. Евреи, сделавшие адвокатуру своей национальной профессией, понаторели в «исках». А в случае с русскими никому и в голову не придет вспомнить о статье 282 УК РФ. И во многом мы сами — руками нашей (ой, нашей ли?) интеллигенции! — себя так поставили. Мы же ведь презираемая в «интеллигентном обществе» титульная национальность — русские.

Что мы можем сегодня такому «их» сатанинскому напору противопоставить?

Прежде всего, свою великую историю как мессианской нации, о которой «они» сейчас всеми средствами нас пытаются заставить забыть.

Не мы, а они нас сейчас третируют. А мы в ответ на это, прижатые к стенке, не можем не вспомнить некоторые неприятные для них исторические факты. И раз уж так «они» сами этого захотели, то придется напомнить о тысячелетней истории русско-еврейского противостояния. В этом противостоянии не было «севильской резни». Война была больше духовной, но от того не менее острой.

И давайте не затемнять провиденциальный исторический смысл. Только и исключительно взаимная ревность об избранничестве является ключом к пониманию сути нашего русско-еврейского духовного противостояния. И именно она в ходе этого противостояния (причем противостояния не только губительного, но и нередко диалектического, знаменитого гегелевского, в котором отрицание отрицания дает плюс: во всяком случае оставляет после себя не только руины и разрушения, но и дает невиданный духовный толчок вперед!) трансформируется на русском поле в совершенно феноменальную русскую цивилизацию.

Мы закалялись и крепли русским духом в нашей тысячелетней всемирной эсхатологической духовной войне с «жестоковыйным» Сионом. Но мы однако в этой борьбе уже несколько раз и стояли над пропастью, были на грани духовного уничтожения как русский народ.

Дважды все решил случай (или Провидение!). Так было в X веке, когда мы платили иудейским хазарам поголовную дань, и стояли перед соблазном — не принять ли иудаизм и не раствориться ли в иудейских хазарах? в 988 г. Великий князь Владимир сделал окончательный духовный выбор, и Русь, весьма христианизированная еще при его бабке-христианке великой княгине Ольге, приняла Православие, одновременно взяв на себя обет стать духовной наследницей и преемницей Второго Рима — Византии. Стать провиденциальным «Третьим Римом»! но ведь все висело на волоске. Иудей мог и выиграть соревновательный богословский спор при князе Владимире. А после 1917-го? да приди к власти на место Ленина Троцкий, а не Сталин, нас уж точно бы не было, нас всех бы спалили в костре Перманентной Мировой Революции. Таковы два самых великих урока нашей истории.

Предшествующей истории я отдал весь второй раздел моей книги «Тысячелетняя русско-еврейская война», содержащий беглый исторический обзор русско-еврейского духовного противостояния с древности, с 965 года, когда князь Святослав разгромил Иудейский Великий Хазарский Каганат, до 1964 года, после которого Брежневым была выработана совершенно новая концепция русско-еврейского противостояния.

Я считаю, что такой — пусть вынужденно беглый — исторический обзор нужен, чтобы ввести читателя в основную тему книги. Во втором разделе я однако старался выпукло подчеркнуть некоторые линии противостояния, особо важные для сегодняшнего дня. Подчеркнуть тенденцию духовной войны, которая на протяжении тысячелетий в зависимости от исторических условий в самой России, от сотрясавших ее глобальных перемен, меняла лики, но не меняла своего существа

В идеале — опустить бы в таком историческом обзоре читателя на грешную землю. И, если уж тень иудаизма (не столько в его высоком каббалическом, а именно в низменном, практичном, сугубо бытовом талмудическом образе!) действительно стояла за всей нашей отечественной историей, то надо сделать какие-то предварительные выводы. Уяснить для себя, когда нам от такой стращающей, заставляющей собраться с духом тени была даже польза, а когда прямой вред. Когда идейный противник своей беспардонной оголтелостью, лишь работал на нас. Заставлял нас опомниться и объединиться, чтобы воспрянуть сердцем. А когда мы не умели давать сдачи. Когда горестно проигрывали и покорялись, и оказывались под игом Талмуда. Я это еще раз настойчиво подчеркиваю: под игом Талмуда — то есть не под национальным, а под определенным духовным игом. Хотя даже и это определение никак не исчерпывает содержания, а лишь берет его какую-то одну, в известной мере, только воинственно не терпимую к другим сторону, потому что сам по себе «заключенный» в 500-м году и оформившийся в кодекс действий Талмуд — явление многозначное, за которым стоит громадный духовный опыт не рядового, а библейского, избранного народа-мессии.

Удалось или не удалось еврейству его избранничество и мессианство — это, в конечном счете, решать только самим евреям. Нас, русских, эта проблема касается только одной своей ипостасью. Как второй Богом избранный, второй мессианский народ мы тут приняли на себя удар. Я убежден, что все остальное в русско-евpeйском противостоянии уже производное и побочное. «Мелочи жизни», в которых проявлялась противоположная провиденциальная духовная установка.

Со знания своей русской философии и своей русской истории (не «ими» составленных, а реальных) начинается самосознание. Мое поколение почувствовало это особенно остро, потому что мое поколение «они» держали с завязанными глазами. Мы начинали в духовных потемках. Своя русская философия и своя русская история советской = полуиудейской властью от нас, русских, то есть от подавляющего большинства народа, тщательно скрывались. Из нас растили «манкуртов» — «нового советского человека» без рода, без племени с Марксом вместо сердца. Все было от нас убрано в «спецхраны», в которые допускались только «контрпропагандисты» (= конспирологи, «тайные советники» всевластного Политбюро) и высшая партийная номенклатура.

Мы, русские националисты, поэтому вынуждены были начинать свою борьбу с полуподпольного самообразования. Рискуя страшно, доставали «запрещенные» только потому, что они русские книги, и изучали свою русскую философию и историю. Для этого мы создали «русские клубы», на которых сделан акцент в этой книге, потому что без них мы так бы манкуртами, Иванами не помнящими родства, и остались.

Теперь с русским самообразованием в чем-то легче. Хоть что-то можно где-то достать, прочитать. Хотя телевидение, находящееся в «их» руках, и образование, начиная со школьного, — всё контролируют «они». И, разумеется, о русской философии и истории подло молчат. А те крохи, которые просачиваются, подаются в искаженном, оболганном виде. Но я стараюсь в этой книге указать источники и авторов, которые сейчас уже все-таки стало можно найти и купить в русских торговых точках (немногих, но существующих, например, в том же здании Союза писателей на Комсомольском проспекте, 13 в Москве), и, основываясь на которых, русский человек может сформировать себя.

Подчеркну сразу, что в новейшей истории ключевая внутренняя дата, для нашей темы чрезвычайно важная, — 1948-й год. Решающая борьба Сталина с космополитизмом (по своей сути, с иудейскими, антирусскими установками Октябрьского переворота) в тот знаменательный год провиденциальным образом соединяется с тем парадоксом, что именно Сталин создает Израиль — самостоятельное еврейское государство. Тем самым Сталин как бы подводил черту под русско-хазарской тысячелетней войной — условно эсхатологически «искупив вину за разгром Иудейской Хазарии» (так, во всяком случае, считают Артур Кестлер и некоторые другие еврейские историки). То есть «вину» за насильственное прекращение второй еврейской государственности и повторное превращение еврейства еще на тысячелетие в неистовый фантом, буйствующий за «чертой оседлости». Конечно, «вина» эта весьма относительна — тогда в войне с иудейскими хазарами было так, что не мы их, так они нас. Но в 1948-м именно мы благородно помогли евреям восстановить свою государственность. Мы «искупили вину за еврейское рассеяние».

Но как ни парадоксально, а именно после этого сталинского жеста евреи от СССР и отвернулись. До создания Израиля их «свое» — это был Советский Союз. Какой бы никакой, а с евреями, осуществившими «свою» революцию, евреями на ведущих идеологических ролях. С созданием Израиля все принципиально переменилось. Мировая «демократическая» (= еврейская) печать единодушно сменила свою «мекку», в сторону которой она молилась. Не только западная печать, но и патриотическая газета «Завтра» (№ 1, 2005 г.) сегодня признает: «Мировое лидерство Советского Союза во многом было обусловлено поддержкой или благожелательным нейтралитетом мирового еврейства. Когда они сменились открытым противостоянием, “пара ” для нашего “паровоза ” оказалось уже недостаточно».

После 1948-го мы для «них» уже только «Империя Зля» — официальная доктрина американской контрпропаганды, в которой всегда задавали тон профессиональные «советологи», преимущественно из русскоязычных евреев или с их кругами тесно связанных.

На этом принципиальном рубеже 1948-го я меняю и сам стиль этой книги — сам метод ее авторского взгляда. Конечно, это уже сугубая случайность — мне так повезло с возрастом. Но дело в том, что о событиях после 1948-го я уже могу судить не со слов, а по собственному богатому жизненному опыту непосредственного активного участника русско-еврейской схватки. Абстракции высокой философии и высокой истории (духовная «небесная» война!), начиная с 1948-го, для меня опускаются на землю и становятся вполне осязаемыми — руками можно потрогать. Все уже теперь — личное. Для читателя всегда занимательно, что автор сам делал и чувствовал при описываемых событиях. Хотя современнику погружаться в «мелочи» жизни на нашей грешной земле тоже всегда достаточно болезненно. Но тут автор зато может сказать: «Я сам этому свидетель. Сам это видел, слышал, на себе испытал. И я надеюсь, что свидетельства мои будут, по крайней мере, для историков не бесполезны».

6. Нужен «Русский Манифест» — и как это делать в условиях духовной оккупации, нам показал в брежневское время Сергей Семанов

Я надеюсь, что, вспоминая прошлое, я даже кое-что нынешнему поколению русских смогу и подсказать. Да, сейчас по всем ощущениям мы снова перед бездной.

Многие даже считают, что русская нация дожила до самого страшного испытания за всю ее тысячелетнюю историю. «Они» уже радуются, уже праздничные семи-свечия возжигают: «Россия над пропастью, осталось совсем-совсем чуть-чуть еще подтолкнуть! а русской нации считай, что уже и нет — началось ее стремительное вымирание и растворение в чужом этносе и чуждой цивилизации!» и это нас не на испуг берут. Это, увы, горькая эсхатологическая правда.

Но ведь был, был же у нас опыт, когда в подобных же тяжелых обстоятельствах мы объединялись и давали сдачи. Мое поколение помнит, как, когда нас уже совсем было «они» загнали на край, мы сумели гордо поднять голову.

На рубеже 70-х годов прошлого века направляемые тогда еще молодым и очень энергичным «агентом американского влияния» А.Н. Яковлевым, занявшим ключевой пост в тогдашней советской идеологии и практически контролировавшим все СМИ, сплотившиеся вокруг этого беса, как своего знаменосца, антирусские сипы стали настойчиво внедрять в сознание народа «рабскую парадигму русской нации» (любимый термин А.Н. Яковлева). Все «они» тогда вот тоже так, уже злорадно потирая руки, предсказывали тотальную духовную катастрофу русского народа. Тоже уже праздновали, что русский дух, и без того уже сильно подорванный «левой» (особенно космополитами-троцкистами 20-х годов) властью, вот-вот будет окончательно замордован и добит.

Но мы, тогда совсем молодые и неопытные, но крепкие русским духом сплотились вокруг написанного молодым С.Н. Семановым Русского Манифеста «О ценностях относительных и вечных» (впервые был опубликован в «Молодой гвардии», 1970 г., № 8). И мы тогда выиграли общими русскими силами, казалось бы, безнадежное сражение с Отделом пропаганды ЦК КПСС, который был тогда страшнее КГБ. Выиграли тогда публичную войну с науськиваемой А.Н. Яковлевым сворой СМИ и партийными пропагандистами (а тогда это была великая сила — на каждом предприятии все поголовно были обязаны посещать принудительные партсеминары). Я расскажу о битве с Хромым Бесом Яковлевым позже весьма подробно, ибо это очень важный опыт.

Предварительно же я хочу подчеркнуть: сейчас, перечитывая тот Русский Манифест 1970-го года, видишь, что ничего сногсшибательного и уму непостижимого не было в тех четких тезисах, предельно ясно сформулированных. А была просто Русская Правда. Что можно было, то сказано в открытую, прямым текстом. Что не пропустила цензура — подспудно, но достаточно прозрачно. Но главное — высказаны громко вслух программные истины, которые всегда были чужды «им», но на которых издревле держались мы, русские. Названы своими именами понятия, которые, никак не хотели замечать «они» и старались не дать осознать нам. Мужество молодого Сергея Николаевича Семанова как раз в том и было, что он решился веско и с достоинством объявить вслух, что он русский ревнитель.

Основной постулат Семанова: «Ощущение преемственности поколений в деле строительства и защиты Родины есть лучшая основа для патриотического воспитания граждан, в особенности молодых». Вот именно «ощущение преемственности поколений», столь неистребимое в русском человеке, всегда больше всего и раздражало наших оппонентов. Оно единственное для Семанова — вечная ценность. Как и понятие Матери Родины. Социальная же система — уже понятие относительное, приспособляемое к историческим условиям.

Семанов приводил вещие стихи, воспевающие подвиг Ивана Сусанина:

Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело, И радостно гибнет за правое дело! Ни казни, ни смерти и я не боюсь! Не дрогнув, умру за царя и за Русь!

И пояснял: «Стихи эти написал известнейший поэт-декабрист Кондратий Федорович Рылеев. Он же, как все знают, не был ни славянофилом, ни «почвенником», а принадлежал к числу дворянских революционеров. Дума Рылеева «Иван Сусанин» была опубликована в 1823 году и перепечатана без изменений в 1825 году — то есть тогда, когда автор ее стал одним из руководителей тайного революционного общества». Почему? да потому, что понятие Русь для русского человека выше любого из общественных понятий.

Семанов издевался над костромскими «сверхреволюционными товарищами», которые убрали памятник Сусанину: «Спрашивается, неужели подвиг Сусанина стал для нас “относителен”? Так и полагали некоторые сверхреволюционные товарищи, которые в свое время сняли памятник, стоявший в Костроме. Можно, конечно, попытаться вымарать Сусанина из реестра героев отечественной истории на том основании, чтр он был «монархист». Можно и рассказать на тему сусанинскош подвига скабрезный анекдот: мол, заблудился старик, а тупые русские черносотенцы его на щит подняли. Можно. Но, как говорил Чехов, не нужно. Потому не нужно, что подвиг крестьянского сына Ивана Осиповича Сусанина относится к числу тех самых ценностей, которые вечно остаются народными святынями — именно святынями, независимо от того, причисляется ли тот или иной народ к числу религиозных или атеистических».

Конечно, написать такое в советском насильственно «атеистическом» и «антимонархическом» государстве, даже хитро упомянув царя и черносотенцев, было общественным вызовом всем его начальствующим «Яковлевым». Но Семанов не успокоился и развил тему. Он нашел очень правильный инструмент, чтобы вскрыть раковую опухоль, разрушающую русскую нацию. Он указал на прием «аллюзий», которым сатанински хохоча игрались «жидовствующие» нигилисты, издевавшиеся над всем русским. И к ужасу тогдашнего правящего ЦК КПСС врубил в лоб: «Добавим, что литераторы и публицисты аллюзионного способа письма гневаются совсем не на Ивана IV, обличают отнюдь не Николая I, а, прйкрываясь всем этим псевдоисторическим реквизитом, метят свои обличительные молнии — чаще намеком, а иногда и напрямую — совсем в иные эпохи, иные социально-политические отношения». Метят в русскую нацию, чтобы уничтожить саму нашу Державу.

Сегодня так и хочется все это повторить, потому что ничего не изменилось и идет попросту новая волна все того же «яковлевского» духовного насилия, все того же программного тотального русофобства.

Семанов обличал: «Что ж, аллюзионные истолкования нынче в моде. Задача, которую ставят перед собой их адепты, совершенно отчетлива, если об этом говорить прямо: Россия, мол, всегда, испокон веков пребывала во тьме, мраке, невежестве, реакции, косности, тупости и т. д. И только некоторые “европейски образованные” интеллектуалы-мыслители (в каком веке — не важно, ведь и время, и все прочее относительно, вы не забыли?), так вот только несчастные и никем не понятые “интеллектуалы” в кромешном том мраке зажигали свою одинокую свечу и… Нет ничего более оскорбительного для нашего народа, чем подобное толкование его роли в истории (и не только в истории, выразимся так). С подобной точки зрения русский народ — “быдло”, которое надо тащить за вихор в рай, изобретенный иным решительным интеллектуалом. Какая уж тут любовь к народу, в которой так часто клянутся любители обличать “мрак и невежество” русской истории? Если и есть тут любовь к кому-нибудь, то только уж к своему брату “интеллектуалу”. Что ж, такая точка зрения не нова. Она звучала и раньше: вспоминается истерическая реплика одного из героев горьковской пьесы: “Культурные люди всех стран, соединяйтесь!” Пьеса эта недвусмысленно называется “Враги”», — заканчивал Семанов. Враги!

А мы сегодня лишь поставим точку над «и» — договорим то, что по цензурным условиям Русский Манифест тогда никак не мог договорить, но что все прекрасно понимали. Если мы, русские, для «них» всегда были «быдлом», то за «интеллектуалов» всегда держали и выставляли себя «они» — отщепенцы-«яковлевы», с их фантомной национальностью, как бы ее на каком историческом этапе впрямую или иносказательно не называли.

7. Почему я написал эту книгу

В самое последнее время о прежнем нашем опыте духовного противостояния появились «спокойные», вполне корректные и добросовестные книги даже с «их» стороны. Разумеется, они написаны с «их» позиций. Но глядят в корень. Такова, например, изданная миллионершей Прохоровой, — возглавляющей вполне интеллигентное «ихнее» издательство «НЛО», — толстая книга молодого въедливого историка Николая Митрохина, названная без обиняков «Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы» (2003, 600 страниц). Поскольку я сам имел некоторое отношение к закулисным ходам этой партии, то могу засвидетельствовать, что вопиющих ошибок в исследовании Митрохина нет. Все так и было! и меня очень порадовала оперативная и тоже взвешенная положительная рецензия на книгу Митрохина в последовательно русском журнале «Наш современник», 2004, № 8. Ее автор Кирилл Титов — тоже молодой историк, но видно, что он уже много понял.

Такие «чужие» исследования, как «Русская партия. Движение русских националистов» Николая Митрохина, ясно доказывают, что пришла пора и нам самим честно во взаимном обсуждении всё-всё вспомнить, осмыслить и сделать выводы. Иначе, — пока мы, русские, сами о себе про ту закулисную борьбу, как по обету, молчим (у нас ведь традиционный русский «Орден Безмолвия»!), — наши оппоненты будут не только сугубо полемические, «передергивающие» и «нагнетающие», как Марк Дейч, с расширенными глазами «пугающие» (ах, ужас, русские идут!) передачи и книги про «нас» выпускать. Но и попытаются застолбить за собой «объективные» позиции. А с «объективных» позиции» выбить противника потом будет много труднее.

Я по своему второму образованию сценарист, и знаю насколько сильнодействующее средство — «эффект присутствия». И я «эффектом присутствия», как умею, активно пользуюсь. Хотя про себя говорить не всегда удобно, но мне 72 года, я уже в «мемуарном» возрасте, когда промолчать — это унести с собой в могилу, и потому я заставил себя уже не молчать даже о том, о чем, пусть не давая подписок, всегда строго молчал прежде. О каждодневной поганой закулисной рутине, о жутких змеино шепчущихся кулуарах, о вульгарно политиканских, иезуитски «просчитанных» статьях с обязательными цитатами из действующих «партбоссов». Такими фиговыми листками мы прикрывали «спорное» (русское всегда считалось в советском государстве в лучшем случае «спорным»!) содержание. Лучше бы всего этого в жизни не было! но ведь и об этом змеином клубке надо русской молодежи знать. Чтобы не повторять наших методологических ошибок. Кому-то может показаться, что моя книга даже слишком перегружена «закулисой». Перенасыщена, как суп специями, описаниями взаимоотношений в системе контрпропаганды («тайных советников» Политбюро) и политических подковерных интриг. Пересказами кому кто чего «в идейных целях» хитро наверх шепнул и оппоненту подставил ножку. Восторгами, как удалось сквозь строки протащить национальную идею и свалить «идеологического противника».

«Протащить национальную идею?» — звучит болезненно. Но боюсь, увы, что мы сейчас все больше и больше погружаемся в такое время, когда русским людям, спасая нацию, скоро останется только опять ходить по лезвию. То есть вся эта наша рутинная школа подковерной идейной борьбы даже слишком станет актуальной и как никогда пригодится.,

Надо вспомнить всю рутину — все, как было, чтобы сохранить накопленный бесценный опыт борьбы.

Вспомнить, чтобы сохранить имена борцов. И наша молодежь не озадачивалась бы при именах Сергея Семанова, Олега Платонова, Игоря Шафаревича, Валерия Ганичева, Юрия Прокушева, Вадима Кожинова, Петра Палиевского, Марка Любомудрова, Святослава Котейко, Дмитрия Жукова, Владимира Осипова, Валентина Сорокина, Татьяны Глушковой, Юрия Селезнева, Станислава Куняева, Геннадия Гусева, Александра Проханова, Юрия Лощица, Владимира Бондаренко, Валерия Хатюшина, Станислава Карпова, Ларисы Захаровой и многих-многих других форменных подвижников Русской Идеи — людей, жертвовавших обывательским спокойствием, семейным благополучием и карьерными благами ради своей нации.

Вспомнить их всех, чтобы нынешнее молодое поколение училось бы у них всех выживать и сохранять сердце нации даже под духовной оккупацией.

Раздел первый. Этот сладкий яд талмудизма — этот трупный яд талмудизма поясняющая философская дедукция

Обстановка, что ни говори, сейчас у нас для русского человека сложная. Мы не только под гнетом «их» философии. Для большинства населения, не привычного к экономическому гнету (при советской власти уж что-что, а работу и кусок хлеба, по крайней мере, в ее золотой век — брежневское время — имел каждый!) прибавился просто страх за свою семью: взорвут кавказские ваххабиты-террористы в метро, в поезде, в театре, даже дома. Кто может знать, под какой несчастный обычный дом подложат бомбы? в какой вагон войдет чеченка-смертница в поясе, начиненном взрывчаткой? Тут не только благословенного царя-мученика Николая Второго (да, да того самого, которого иудеи-большевики обзывали «Николашкой-кровавым») в сердцах помянешь и свечку ему поставишь. Тут о Сталине с его «архипелагом ГУЛАГом», но наведшим порядок, как о Мессии вспомнишь. 90 % населения отброшены за черту бедности, еле сводят концы с концами. До духовности ли тут?

Тем более, до какой-то там русской национальной самоидентификации? Тут бы хоть выжить как?! Сводки переписи сообщают о стремительном сокращении русского населения.

Но русский человек всегда тем и отличался, что, оказываясь над пропастью, никогда головы не терял. Наполеон и Гитлер дошли до Москвы; татаро-монгольское иго, пока Сергий Радонежский не объявился, длилось 150 лет, — однако перемололи.

1. Не терять головы

Я продолжаю читать в газете «Завтра» программную статью «Страна экстремистов», которую уже с одобрением процитировал, и опять вроде бы готов его одобрить и поблагодарить за проницательность: «Когда воля к сопротивлению парализована экраном телевизора, а человек не принимает никакого участия в жизни, удовлетворяясь ролью пассивного созерцателя, опыт и стратегия экстремистов могут оказаться на порядок адекватнее, чем действия структур, ориентированных на парламентскую работу. Экстремизм действует в самом центре системы».

Очень верно! Как панацею, или точнее, как динамит, способный взорвать эту нынешнюю трагическую для русской нации ситуацию, газета предлагает экстремизм. А что остается? Автор Андрей Смирнов с четким намеком даже ведь так прямо вызывающе и называет свою статью «Страна экстремистов». И я и тут его всецело одобряю.

Больше того. Сразу же признаюсь: для меня этот термин — не новость. Нас, «славянофилов» и русских националистов, как правило, оппоненты объявляли экстремистами. Да и даже свои же русские либералы (из нашей собственной националистической среды!) нередко шпиняли экстремизмом. Не скрою, меня, конечно, немного шокировало, что в сравнительно недавно изданном «ими» толстом справочнике «кто есть кто в радикальных общественных движениях», пышно названном «Антологией русского экстремизма», весь обзор начинался со «Славянского собора» и моего имени. Вот, мол, откуда тянутся все корни — со «Славянского Собора». Понимаешь, что это противник наклеивает неприятный ярлык, но все равно как-то скребет.

Но трезво вспоминаю, что меня «экстремистом» характеризовал отнюдь не в частном разговоре (а когда у него попросили консультацию «в инстанциях» для назначения меня на должность) еще наша русская звезда Петр Васильевич Палиевский, мой же коллега, о чем мне, разумеется, сразу же донесли. В ответ я принес очень ответственному лицу и положил на стол открытым на нужной странице изданный еще при Сталине в 1949 году, в разгар борьбы с космополитизмом Словарь иностранных слов: «экстремизм (лат. extremus крайний) — приверженность к крайним взглядам и мерам, преимущественно в политике; экстремизм — термин, обычно применяемый реакционерами и реформистами по отношению к прогрессивным политическим деятелям». Ответственное лицо внимательно прочитало словарь, жирно подчеркнуло комментарий и скрылось со словарем за двойными дверями высокого кремлевского кабинета. Через минут пять словарь мне был возвращен вместе с подписанным красивым «номенклатурным» удостоверением: — Ну, Хозяин сказал, что лучшей характеристики тебе нельзя было дать!

Для чего я этот случай привожу? да потому, что и сейчас жупел экстремизма весьма назойливо наклеивается нашими оппонентами, которые хотят на корню задавить русское движение. И иного нельзя было и ожидать. И надо быть готовым к тому, что, если ты отстаиваешь «русскую правду», тебя «их» холуи во власти будут пугать уголовным преследованием за экстремизм. Но и самим надо с «экстремизмом» обращаться осторожно. Если экстремизм действительно — необходимый идейный динамит, то обращаться с ним надо, не теряя головы. Расходовать всегда четко, направляя взрывную волну по нужному вектору, как это делает профессиональный сапер, а не «абы кабы», лишь бы пошуметь. Вот так, как сделал это Игорь Шафаревич в своей новой, с вызовом названной исповедальной книге «Записки русского экстремиста» (М, 2004 г.). А не так, как автор упомянутой статьи с хлестким названием «Страна экстремистов» Андрей Смирнов. Точкой отсчета в своем обзоре современных национальных русских движений когда взял именно «ихнюю» (то есть сделанную руками наших духовных оппонентов), заведомо заказную и доносительскую «Антологию экстремизма» и вдруг начал бездумно упиваться самим этим «опасным словом», делая его самодостаточным. Не инструментом, а целью общественных действий в духе известных анархистов Ги Дебора и Герда Бергфлета и их молодого последователя, антиглобалиста Мика Джаггера. Автор, кстати, усердно и цитирует их и призывает, вместо конструктивных действий, — выйти на улицу, чтобы швыряться камнями в прохожих. Я не шучу. Он в восторге от «народных гуляний» (так он это называет) 9 июня 2002 года, когда недовольные поражением футбольной команды молодые люди разбивали витрины, переворачивали и жгли автомобили. Он причитает: «Но, главное, что двигало крушившими центр лужковской Москвы, было ощущение свободы. В реальности эрефии для многих молодых людей не существует большей возможности самопроявления. Они вступили в осмысленную жизнь на историческом пустыре. Советской Империи уже нет, а новая Россия — РФ — есть странная сомнительная пародия на великое прошлое. И чем меньше собственно России и русских, тем круче патриотический пафос, идущий от власти. Причем выступления против политики власти уже приравниваются к выступлению против России. Посему нет никаких иллюзий по поводу своего будущего в этом государстве. Есть существование в резервациях с бантиками на колючей проволоке». А значит — бей и круши!

Но чего мы, «славянофилы», русские националисты, никогда не хотели, так этого «Бей и круши!». Да, мы не всегда побеждали в противостоянии с «западниками» (хазарами, «жидовствующими», «вольными каменщиками», космополитами, иудеями — тривиальное название менялось, но суть его оставалась). Но мы терпеливо и грозно осваивали науку выживать и никогда не доходили до подобных анархических истерик, до такой полной моральной разнузданности, а практически сдачи позиций. Нигилизм всегда был главным нашим врагом. Мы ненавидели разрушителей и боготворили созидателей. И наш первый громогласный Манифест «О ценностях относительных и вечных», написанный Сергеем Семановым, о котором я уже говорил, был написан не как призыв к анархическому бунту, а, напротив, как призыв к сохранению национальных «вечных» ценностей против разрушительного нигилизма. Наш «русский манифест» был весь пропитан духом борьбы «против нигилистических извращений», за сохранение созидательного опыта нации. «В эпоху, когда происходит размыв и распад духовных ценностей, сознательно провоцируемый некоторыми вполне определенными силами, когда пресловутая «относительность» понятий распространяется на сферу нравственности и сегодня очень заметна в таких проявлениях, как «сексуальная революция», «хипписоство и прочая, и прочая, — в этих условиях, — отчаянно призывал Семанов, — на интеллигенцию ложится моральный Долг противоборства всему этому разрушительному потоку».

Похоже однако, что весь опыт «русских клубов» по выращиванию национальных кадров и оформлению Русского Манифеста прошел мимо нынешнего политического плакальщика. Ему не надо программ, потому что он, Смирнов, хочет только «бессмысленного русского бунта». Вывод автора тоже совершенно «ихний», старательно внушавшийся нам еще со времен Андроповского КГБ: «Россия погибает не из-за отсутствия программ, а из-за отсутствия людей».

В его глазах в России сейчас нет людей, потому что он их просто не знает. Может быть, кто-то действительно еще не оформился в громкие лидеры. Но крупные личности не приходят из политической пробирки — их выращивают на благотворной почве духовного общения. Те же нынешние всем известные наши великие подвижники Русской Идеи Игорь Шафаревич, Александр Солженицын, Олег Платонов или Сергей Семанов не сразу стали, как по мановению волшебной палочки, нашими национальными духовными лидерами. Не сразу написали свои книги и проявили себя как общественные деятели. Им, чтобы вырасти в фигуры общенационального масштаба, нужна была своя среда, возможность постоянного идейного общения с единомышленниками. И, главное, всемерная поддержка этой своей знаково русской духовной среды. Солженицыну пришлось пережить эмиграцию, выйти там на круги еще старой русской «белой интеллигенции», чтобы из бунтаря-диссидента, «всего лишь» разоблачителя ГУЛАГа, превратиться в национального лидера. При ином порядке могут возникать лишь объединения однодневки, умирающие как бабочки после кратковременного полета. Коренная духовная импотенция и политическая слабость той же «Единой России», несмотря на все огромные средства в нее вложенные и многие энергичные фигуры в нее собравшиеся, в том, что в эту партию набились не единомышленники, а гости за праздничный стол очередного Хозяина.

К чему я это говорю, а к тому, что была бы взрыхлена и подготовлена почва, а лидеры не заставят себя ждать. Да они и сейчас есть. Просто мы не умеем их увидеть.

2. При первом приближении — в нашем русском унижении виновата советская (= полуиудейская) власть, но не в ней корни

А пока давайте спокойно разберемся, откуда тянутся корни «интеллигентской» (среди «интеллектуалов») традиции унижать русских.

При первом приближении мы вынуждены вспомнить, что традиция эта еще советская. Вот цитаты из двух записок В.И. Ленина в Политбюро от 30 и 31 декабря 1922 года, целиком посвященных изничтожению ненавистных ему русских. Тогда шла борьба за власть в большевистской партии и в новом государстве, создаваемом на останках Русской Империи. Сцепились евреи во главе с Лениным-Бланком и Троцким-Бронштейном, с одной стороны, и «славянофилы» — грузины Сталин-Джугашвили и Орджоникидзе и номинальный поляк Дзержинский (отец Дзержинского, как свидетельствует публикация из АПРФ — Архива Политбюро — крещеный в католичество еврей, а жена варшавская еврейка), с другой стороны, которых ленинцы-троцкисты презрительно объявили «обрусевшими». Я представляю, что было бы, если бы на месте «обрусевших» попались бы Ленину и Троцкому не защищенные чужими корнями, а реальные русские люди. Их, боюсь, что сразу бы расстреляли за «великорусский шовинизм». Но вот как досталось подозревавшимся в «обрусении»! Цитирую по «Архиву Троцкого» (т. 1, — М.: Терра, 1990): «стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у нас третируются инородцы. Как поляка называют не иначе, как «полячишка», как татарина высмеивают не иначе, как «князь», как украинца не иначе, как «хохол», грузин и вообще кавказских инородцев, как «кавказский человек». Поэтому интернационализм со стороны угнетающей, или так называемой великой нации (хотя великой только своими насилиями, великой только как держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства нации, но… нужно возместить так или иначе своим обращением или своими уступками по отношению к инородцам то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесла ему правящая нация».

Возместить! Уступки! Какая тысячелетняя, воистину еще хазарская ненависть к русским за всеми эти ленинскими назойливыми требованиями нарушить «формальное равенство» и задвинуть русских на положение кающихся рабов. И дальше пики в адрес Сталина и Дзержинского: «Тот грузин, который пренебрежительно относится в этой стороне дела и обвиняет других (то есть правящих от имени советской власти евреев— А.Б.) в «социал-шовинизме»… Сам является грубым великодержавным держимордой»; «Дзержинский, который ездил на Кавказ «расследовать» дело о «преступлениях социал-националов», отличился тут только своим истинно русским настроением (известно, что обрусевший инородец всегда пересаливает по части истинно русских настроений)». Ленин категорически требовал не допускать русских в правящий аппарат, чтобы тем самым «защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великорусского шовиниста, в сущности, — подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ». Не правда ли, какими удивительно злободневными, «олигархическими», будто взятыми из сегодняшней властной элиты, будто Чубайсом или Березовским с Гусинским написанными, выглядят ленинские записки? Ограбить русский народ, все себе забрать, оставить в нищете и разрухе да еще в морду ткнуть русским шовинизмом.

Мы сейчас растерянно удивляемся, откуда у нынешней (советского производства) интеллигенции столько наглости в поношении всего русского, столько ненависти к истинно русскому человеку. Да вот еще откуда! Ленин гвоздит и гвоздит русских и пугает и пугает: «Нет сомнений, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих (напомним, что «от имени рабочих» в марксизме выступали евреи! что «от имени рабочих» есть самая суть талмудического яда в большевизме — А.Б.) будет тонуть в этом море шовинизма великорусской швали, как муха в молоке» («Архив Троцкого», т. 1). В переводе на современный политический, телевизионный и юридический язык именно ленинский прецедент как раз и предписывает — унизить, оскорбить человека, всего лишь заявившего, что он русский. Какой такой русский? «Море великорусской швали»!

3. Фантомная парадигма еврейскости. Немного старого мудрого Маркса и нынешнего «властителя дум» Солженицына

Мы выяснили, какого отношения к русским требовала советская власть 20-х годов устами главного русского марксиста Ленина. А как насчет евреев? Ленин, как известно, готов был поступить с ними еще круче — настаивал на их ассимиляции. То есть растворении в «большом народе» и исчезновения как национальности. Использовать как инструмент и выбросить. Откуда эта установка? О, оказывается она от самоей сути марксизма.

Ссылаться на Маркса сейчас не модно, хотя этот внук раввина вообще даже считал еврея не столько за национальный тип, сколько за тип социально-политический. Идеально «отщепенческий». В знаменитых размышлениях «К еврейскому вопросу» Маркс пророчил: «Мы обнаруживаем в еврействе проявление общего современного антисоциального элемента, доведенного до нынешней своей ступени историческим развитием, в котором евреи приняли, в этом дурном направлении, ревностное участие; этот элемент достиг той высокой ступени развития, на которой он необходимо должен распасться». Всем известна резкая характеристика Марксом еврейства (Judentum) как торгашества: «Поищем тайны еврея не в его религии, — поищем тайны религии в действительном еврее. Какова мирская основа еврейства? Практическая потребность, своекорыстие. Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги. Но в таком случае эмансипация от торгашества и денег — следовательно, от практического, реального еврейства — была бы самоэмансипацией нашего времени. Эмансипация евреев в ее конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства». Жестче не говорил ни один «записной антисемит» — ни покойный герой «Памяти» Константин Смирнов-Осташвили, ни лидер Национально-державной партии «антисемит» Борис Миронов, хотя уж Маркса никак не обвинить в антисемитизме.

Но мы бы не стали только на этой социальной характеристике останавливать внимание русского читателя. Это оценка не еврея субботы, а еврея — мирянина, еврея будней (что подчеркивает и сам Маркс). Но для духовного русско-еврейского противостояния не менее важна провиденциальная ипостась той же роковой проблемы. Маркс щеголяет парадоксами. Он обличает Талмуд: «Еврейский иезуитизм, который Бауэр (видный еврейский теоретик Бруно Бауэр, автор труда «Еврейский вопрос» — А.Б.) находит в Талмуде, есть отношение мира своекорыстия к властвующим над ним законам, хитроумный обход которых составляет главное искусство этого мира. …Еврейство не могло дальше развиваться, как религия, развиваться теоретически, потому что мировоззрение практической потребности по своей природе ограничено и исчерпывается немногими штрихами». Поэтому еврейство и выродилось во «всеотрицание». Маркс сводит Талмуд к справочнику «отщепенства». Он нагнетает, показывая, чтб именно через отщепенство «смогло еврейство достигнуть всеобщего господства и превратить отчужденного человека, отчужденную природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества». Но это все цветочки марксова «антисемитизма». А вот и ягодки: «Как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства, торгашество и его предпосылки, еврей станет невозможным, ибо его сознание не будет иметь больше объекта, ибо субъективная основа еврейства, практическая потребность, очеловечится, ибо конфликт между индивидуально-чувственным бытием человека и его родовым бытием будет упразднен. Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 1. — М., 1954).

Не правда ли, после всех этих мудрых марксовых размышлений усиливается впечатление, что в русско-еврейском противостоянии нам противостоит вовсе не национальность, а некий фантом? Некий призрак, прячущийся под оболочкой еврейскости, но вовсе даже и не являющийся ею? Всего лишь «инструмент Дьявола = Практической Пользы», от которого, поработав вволю им и измазав весь в крови, Ленин, настаивая на ассимиляции, спешил как можно скорее избавиться. Да, да, использовать и избавиться. Что вульгарно и сделает Сталин в 1937-м. Правда, сняв тогда только верхний, самый инициативный пласт еврейства. Но Сталин мог бы вполне довести дело и до конца в 1952-53, если бы успел. Вот так вожди советской власти готовы были расправиться с «фантомом».

«Фантомность» понятия «еврейскости», когда это уже как бы не сама национальность, а лишь ее Инфернальная Тень оперирует в истории и вершит ее «от имени евреев», — очень важно это философски осмыслить вполне по Марксу да и по «Зогару» Раби Шимона — одному из величайших памятников Каббалы, созданных уже в талмудическую эпоху.

«Русскость» тоже, хотели мы того или нет, сподобилась такой же исторической фантомности, когда заключала себя в понятие «Москва — Третий Рим» и объявила себя второй мессианской нацией. Вот и получилось в тысячелетнем русско-еврейском духовном противостоянии, что идейный бой на самом деле идет где-то там очень высоко в небесах, а на нас, грешных, нисходит только сиюминутная проекция этого вечного боя, заложенного самим провидением в противостояние «Ветхого завета» «Новому завету» в Библии.

Чтобы быть объективным, надо помнить, что спор этот сугубо онтологический, а не земной, спор, обнаженно богословский и философский, а не этнический.

В знаменитой книге «Грядущая гибель России» (Спб., 1908) А.А. Арцыбашев писал: «Русский характер, черты гостеприимства славян вообще, и в особенности русских, прекрасно взвешены и учтены евреями. Недаром Россия буквально осаждена евреями». Перепись 1897 года насчитала в России 5.215.800 евреев, тогда это была половина евреев всего земного шара, а к 1913 году с учетом ежегодного прироста и вычетом эмиграции (российские евреи обильно выплеснулись в США и Европу!) еврейское население России вышло на 6.000.000 человек.

И ведь до обострения еврейской активности в начале XX века, то есть до того, как евреи сами попытались верховодить в политической жизни и диктовать русским свою волю, о погромах и слыхом и не слыхивали. Уживались!

Что до земной ипостаси, то, как это ни парадоксально, но между русскими и евреями никогда не было, хотя и давно проживаем вместе, как в коммунальной квартире, никакой особой «коммунальной» вражды. Среди широких рядовых слоев русского населения до сих пор принято — если и ругнем «жидом», то так, как не излеченная болезнь взаимности! Это в небесных высях идеологии мы враги, а в быту сжились. Поэтому русскоязычные евреи, уехав из России, искренне вспоминали только о добре со стороны русских. Мне по профессиональному опыту пришлось много иметь дело с эмиграцией. Сколько у нас в работавшей с эмиграцией газете «Голос Родины» было ностальгических писем русскоязычных евреев с тоской по России! Сколько просьб помочь вернуться назад в «русский рай». Русскоязычные евреи, выходцы из России вообще, оказавшись за рубежом, как правило, — за исключением разве только тех «непримиримых», которые были на прямом содержании американских спецслужб, вроде радиостанции «Свобода», — становились сразу для нас «своими». Это они у нас здесь в России вечно делят шкуру неубитого русского медведя, а за кордоном они вздыхают по русским березкам и русской широкой душе, которой иногда, сами признают, слишком откровенно злоупотребляли, — и уже готовы всячески нам помочь. Для большинства из «них» их вторая Родина Россия — ностальгическая святыня. Всегда пособят в самых «деликатных» делах и снабдят жгуче необходимой ценной информацией. Полразведки на них держится. Я обязан об этом сказать, чтобы у нас не было односторонней примитивной перебранки. Еще раз подчеркну, что ни в коем случае нельзя говоря о специфическом «фантомном» русско-еврейском противостоянии опускаться до быта. В быту нам давно уже делить нечего. А вот в духовных сферах — тут фантомы.

Не удивляйтесь. Как это ни неожиданно, но в другой плоскости, чем атеист Маркс, однако опять же вроде как перед явлением фантома и призрака, вместо еврейской национальности, останавливается и православный христианин Александр Солженицын.

Он растерянно пишет: «Дореволюционная Еврейская энциклопедия в статье «еврей» не дает никакого определения. Она лишь указывает, что «термин еврей для обозначения израильтянина в противоположность египтянину встречается уже в древнейших частях Пятикнижия», и приводит конкурирующие гипотезы об этимологии слова. Современная же Еврейская энциклопедия обходится таким определением: «Лицо, принадлежащее к еврейскому народу». Но, как видно, не многие удовольствовались этим определением. «Кого считать евреем? Кто — еврей?», и еще так: «что такое еврейскость?» — это для самих евреев сегодня не простой вопрос. Вот русско-еврейские авторы пишут о понятии «еврейский»: «Ни в Израиле, ни за границей среди самих евреев нет никакого согласия относительно содержания этого понятия. Чем ближе к нему приближается новичок, тем расплывчатее становится для него этот неуловимый образ»; через 74 года после российской революции и 43 года после возрождения государства Израиль попытка определения еврея — почти головоломная задача». Однако она никогда не была сложна для евреев религиозных. Определение ортодоксальных раввинов: «Еврей — это тот, кто рожден от матери-еврейки или обращен в еврейство согласно Галахе». (Галаха — религиозная регламентация жизни евреев: «совокупность законов, содержащихся в Торе, Талмуде и в более поздней раввинистической литературе».)

Евреи любят бить себя в грудь: «Что нам давало и сейчас дает силу жить и в чем значение этой жизни? и то и другое лежит в области религии»; «Еврейская национальная полнота возможна только в религиозном образе жизни».

Но Александр Исаевич опытный конспиролог (специалист по закулисам), его не проведешь на мякине. Он копает «еврейскую национальную полноту» глубже и подчеркивает маленькую подробность. Она приведена в самом начале его второго (главного!) тома: «А в 1958 “Высший суд справедливости Израиля”, разбирая одно конкретное дело, вынес решение — со ссылкой на раввинистическую литературу: “в глазах Галахи, еврей, перешедший в другую веру, тем не менее остается евреем… Еврей не перестает быть евреем, даже нарушая еврейский Закон. — Для еврея переход в иную веру в сущности невозможен”». Все понятно насчет «выкрестов»? Все понятно насчет советских «атеистов»? Вот где собака зарыта. В иудейском оборотеничестве.

Солженицын приводит весьма знаменательные размышления современного иерусалимского раввина Адина Штейнзальца, который объясняет явление иудейского оборотеничества: «это наша поразительная способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на людей, среди которых живем. Способность впитывать окружающую культуру. Наша адаптация — это внутреннее преображение. С языком чужого народа к нам приходит глубокое понимание его духа, его чаяний, его образа жизни и мыслей. Мы не просто обезьянничаем, а становимся частью этого народа, и даже мы оказываемся в состоянии понять этот народ лучше, чем он сам понимает себя». А оттого «у других народов складывается ощущение, что евреи не только берут их деньги, но изощренно похищают у них душу и таким образом становятся национальными поэтами, драматургами, художниками. а через некоторое время — устами и мозгом их народа». Последнее признание «похищают душу» очень существенно, потому что сразу объясняет, почему мы, русские националисты, так болезненно восприняли, когда евреи стали преобладать на телевидении и во всех творческих союзах — писателей, театральных деятелей, кинематографистов, художников (до оглушительной официальной цифры в 83 %). Конечно, «они» при этом убеждены, что они понимают «этот народ» лучше, чем он в состоянии понять себя сам. Но мы-то с этим, естественно, не согласны. Мы-то понимаем, что «они», считая, что они все поняли лучше нас коренных русских, попросту попирают и разрушают наши «вечные ценности» и подменяют их «ценностями относительными» — сиюминутными, а чаще даже и вовсе не ценностями. А так называемой «массовой культурой», дешевым голливудским «ширпотребом», которым они разлагают коренные духовные «вечные ценности» в душах населения, чтобы превратить его в стадо, в «быдло», над которыми «они» будут пастухами.

А сейчас, — пока мы занимаемся, как это принято перед настоящим боем (а я уже говорил, что наш бой с «ними» неизбежен!) «теоретическими занятиями на макете», — я скажу только, что Солженицын на последних страницах своей книги предоставляет и последнее слово «им», чтобы поставить жирную точку: «Стопроцентно ассимилированного еврея даже советская жизнь не породила — такого, чтобы он был ассимилирован на самом глубоком, психологическом уровне. Куда ни бросишь взгляд, везде найдешь в ассимилированной жидкости нерастворимый еврейский осадок», — цитирует Солженицын Ю. Штерна и О. Рапопорта. А мы глубокомысленно и тревожно спрашиваем: — Что это за «нерастворимый еврейский осадок»?

Ответ крайне болезнен и сложен для обеих сторон в русско-еврейском противостоянии. Он на дне окопов той изнурительной духовной войны, которая вот уже тысячелетие как изнутри потрясает русскую нацию.

Мы, русские националисты, никогда не сводили все еврейство к его фантомной парадигме. Мы всегда были гораздо более внимательны и уважительны к еврейству, чем даже сами его лидеры. Мы всегда понимали, что то, что позволено Марксу, то будет уже звучать несколько оскорбительно по отношению к еврею в русских устах, всегда нервно подозреваемых «ими» в антисемитизме.

И даже в периоды крайних обострений мы не опускали нашей борьбы на бытовую почву. Мы строго разделяли «фантомную парадигму», некий возникший исторический мертвый призрак «антисистемы» («Геростраты») и — само живое деятельное еврейство. В советское время русский народ полюбил Марка Бернеса и Леонида Утесова. Всегда с удовольствием ходил на Кобзона и Пугачеву. Мы не мыслили современной нашей эстрадной музыки без Дунаевского, Блантера и Фельцмана. Да всех любимых русским народом еврейских имен не перечислить.

А духовная русско-еврейская война велась в совершенно иной плоскости. Она велась именно как «фантомная». Как война «небесных духов». В «их» программном манифесте «Заклинание духов» журнал «Юность» (№ 2, 1968 г.), как даже укорял «их» по решению Политбюро журнал «Коммунист» (1970, декабрь): «впал в непозволительную иронию над самими понятиями и явлениями, характеризующими духовную суть народной жизни». В наших ответных статьях мы заклинали их духов, ведя очистительную духовную войну не с самим живым и деятельным еврейством, а с его инфернальным призраком.

Вот именно с ним, с фантомом и сладким талмудическим ядом, который фантом, как призрачный дракон, разбрызгивает, поражая живые организмы истории, нам и проходится, как Илье Муромцу, бороться.

4. Талмудический экспансионизм и талмудический космополитизм по Фейхтвангеру. Масонские превращения Талмуда

Что такое «сладкий талмудический яд»? Поскольку это понятие давно уже стало мистическим не только для России, но и для всего западного мира, попробуем ответить на этот вопрос, поднимаясь по логическим ступенькам его толкования, начиная с самого банального бытового уровня до онтологического и звездно-богословского.

Обычный словарь дает тут такое вполне банальное объяснение: «Талмуд (древне-еврейск. talmud — учение, от lamad—учить) — кодекс религиозных, бытовых, правовых предписаний иудейства; основан на казуистическом, схоластическом толковании еврейских священных книг — “Ветхого завета”. Талмудист — в фигуральном, переносном значении схоласт, начетчик, буквоед».

Но на практике «буквоедство» и «казуистика» Талмуда оказались для еврейства, как волшебная «живая вода». Талмуд обернулся той строжайшей регламентацией еврейской жизни (когда нельзя ни шагу шагнуть без талмудического обоснования), которая единственно помогла евреям сплотиться и выжить в условиях рассеяния и в гетто, похожих по порядкам нередко на принудительные (а то и демонстративно добровольные) концлагеря.

Однако продолжением несомненного плюса от Талмуда стала тупая «расписанность» не только быта, но и духа. Железный прагматизм врывается даже в Тайную Доктрину Иудейства — великую Каббалу, пленявшую духовными безднами. Красивое библейское откровение о еврейском народе как народе богоизбранном, мессианском, призванном повести человечество к Богу — в духовный рай, превращается у радикальных талмудистов в практичную идею Мирового Правительства, в котором еврейские банкиры будут вершить судьбами всего мира.

В своем самом жестко радикальном «вольнокаменщическом», масонском (предназначенном для «избранных») варианте Талмуд выродился даже, в сущности, в программную Бездуховность. Что открывается братьям-масонам по достижению высокого градуса — 33-го и выше? Бог — как некая абстракция, которую можно повернуть, куда надо, для пользы дела. Буржуазная практичность, доведенная до абсурда — до превращения человечества в машину, расписанную по классам, а отдельных индивидуумов до уровня «винтиков и гаечек». Причем практичность эта, как гидра, могла менять шкуру — то быть синей капиталистической, то красной социалистической.

Может показаться парадоксальным, но серьезные исследователи идей масонства сходятся на чудовищном выводе. Что именно рука масонства спровоцировала два внешне противоположных, но одинаковых по механизму действий режима — интернационал-социалистический и национал-социалистический. В бурном XX веке масонская Февральская революция 1917-го года неожиданно выродится в Октябрьский переворот. Тогдашним «глобалистам» тогда показалось, что так им будет удобнее всего, обобщив, затем прибрать к рукам природные ресурсы бывшей Российской империи. Ленин, кстати, и начал, было, направо и налево раздавать капиталистическому Западу концессии. Забили в пропагандистский барабан, прославляя государственный капитализм. Но дальше уже вмешались Проведение и Сталин, повернувший руль в сторону создания социалистической Империи.

Ну, а Гитлер, всем известно, для глобального господства каких финансово-промышленных картелей старался. По роковому предопределению крайними и тут и там оказались евреи. Национал-социалист Гитлер устроил чудовищный холокост евреям в Германии, а интернационал-социалист Сталин все в том же 1937 в СССР. Евреи оказались и тут и там для тоталитарной политической машины «крайними». Разница лишь в том, что фашисты сразу программно заявляли, что будут евреев истреблять, а большевики прежде ударными силами евреев-комиссаров сделали переворот, развязали гражданскую войну и осуществили коллективизацию, пролив море русской крови, а затем на евреях же и отыгрались.

В чем криптологическая тайна такого обращения с евреями? в их слишком большой динамичности, в манере забегать непременно вперед марширующей в историю этнической колонны? Ну, а наперед батьки в пекло лезешь — первым по загривку и получаешь?! Можно найти и такое обывательское объяснение. Но вне сомнения, что внутренний механизм остается при этом одним и тем же — без Неба, без Духа. Одна Абстракция при торжествующем принципе — ничего святого, кроме потребления.

Талмуд в его самом практичном и прагматичном масонском варианте молится уже не Богу, а Абстрактному Прогрессу как таковому. Мы категорически возражаем против термина «жидомасонство», поскольку при такой терминологии существо дела затемняется бытовым оскорблением. Но «иудомасонство» несомненно имеет место быть. И оно братается с крайним модернизмом в христианстве — с христианским реформизмом (лютеранством) и протестантизмом. У протестантов, чем ты больше зарабатываешь для себя, тем ты лучше служишь Богу. Главенствует обнаженный нравственный принцип пользы (прежде всего пользы от «делания денег») и голой практичности. Считается, что, чем ты больше делаешь для «себя родимого», тем больше тем самым делаешь и для общества, в котором живешь. Демократию такая мораль превращает в казуистику и схоластику.

Лозунг — «свобода, равенство и братство» становится красивой ложью, знаменующей всего лишь свободу движения капитала, не признающего никаких ни расовых, ни национальных, ни вероисповедальных границ. Бог сводится уже даже и не к атеистической Абстракции. А все гораздо хуже — уже и Абстракция выносится за скобки, в своих крайних течениях «вольные каменщики» начинают с поклонения Христу, а затем цинично поднимаются к вседозволенности — к поклонению Сатане.

Особая тема в «талмудизме» — его иудо-масонский космополитизм. В еврейской философии общепринята точка зрения, что «Талмуд — это щит диаспоры. Талмуд — это идеология рассеяния». Но «идеология рассеяния» транспонируется в космополитизм.

Олег Платонов пишет о «золотом веке советской власти» — то есть брежневском времени, самом тихом и умеренном под «большевиками»: «В то время в обществе существовали две силы. Одна сила хотела реформ в нашем национальном русле, а другая, и более многочисленная, хотела реформ в русле космополитическом».

«Космополитическом»! Запомним это понятие, потому что оно ключевое. Оно по определению противостоит национальному. Но космополитизм — только инструмент, который берут «враги». При этом самое поразительное, что для себя эти «враги» делают исключение. Для них космополитизм национальному началу не противостоит. Они особенные. В «Философии еврейской аномалии» еврейский теоретик С. Цирюльников пишет: «Особость, не имеющая себе аналога в мировой истории, что мы народ — сугубо национальный и космополитический в одно и то же время». А. Кучерский в «Еврейской парадигме» уточняет: «Наше самосознание было в целом и космополитическим, и элитарным». Ах, эти самовлюбленные еврейские «интеллектуалы», на всех инородцев смотрящие свысока!

Почитайте романы известного еврейского писателя и канонического носителя талмудической идеологии Лиона Фейхтвангера. Они у нас в советское время страшно популяризировались и переиздавались громадными тиражами. Ничего не имею против этого — сам люблю Фейхтвангера, чтобы понять еврейскую душу, регулярно перечитываю его «Еврея Зюсса», «Успех», «Семью Оппенгейм», «Иудейскую войну». Хотя для советской власти издавать яркого пропагандиста «западного космополитизма» при программной государственной борьбе с космополитизмом, которому противопоставлялся «советский интернационализм», выглядело несколько странным. Но тут, видимо, действовали советские двойные стандарты — я о них расскажу дальше весьма подробно и, надеюсь, кое-что нового приоткрою из бытия советской «контрпропагандистской» закулисы даже для самого искушенного читателя. Так вот. У Фейхтвангера еврей — это прежде всего гражданин мира. Герой «Иудейской войны» Иосиф пишет «Псалм гражданина вселенной»:

Сорвись с якоря своего — говорит Ягве — Не терплю тех, кто в гавани илом зарос. Я дал человеку бедра, чтобы нести его над землей, И ноги для бега, Чтобы он не стоял как дерево на своих корнях. Раб тот, кто к одной стране привязал себя! Не Сионом зовется царство, которое вам обещал я: Имя его — Вселенная.

Фейхтвангер комментирует: «И Иосиф начинал ненавидеть те границы, которые раньше знаменовали для него исключительность, избранность. На самом деле задача заключалась в том, чтобы перелить свое хорошее в других, а чужое впитать в себя. Он оказался первым, предвосхитившим подобное мировоззрение. Это был человек нового типа: уже не еврей, не грек, не римлянин: просто гражданин вселенной». Происшедшее «освобождение» Фейхтвангер именует Мессией еврейства и многозначительно добавляет: «Правда, освобождение через этого мессию совершалось несколько иначе, чем Иосиф предполагал: медленно, трезво, буднично. Оно состояло в том, что этот человек разбил скорлупу иудаизма, так что ее содержание растеклось по всей земле». Так по мысли Фейхтвангера действует «талмудический яд».

Но мы были бы весьма наивны, если бы поверили только именно в такое его действие: создает коллектив человечества — нечто вроде современной утопии глобального мира или старой марксовой утопии мирового коммунизма. В утопической объевреенной Александрии: «Со всех концов света стекались они в этот город, но быстро забыли свою родину и почувствовали себя александрийцами. Александрия была одновременно городом и восточным и западным, городом глубокомысленной (?) философии и веселого (?) искусства, расчетливой торговли, яростного (?) труда, кипящего наслаждения (?), древнейших традиций и современных форм жизни». Но это еще не все. Сам Фейхтвангер мило добавляет: «Среди этого человеческого коллектива жила кучка людей, еще более древняя, еще более богатая, еще более образованная и высокомерная, чем остальные: это были иудеи». Вот где идеал! Вот где действительная мечта! Вот где та конечная пленительная галлюцинация всеобщего благоденствия, наступающая под воздействием «талмудического яда».

Олег Платонов считает «талмудический яд», скрепивший, но одновременно и обрекший на гетто мудрое иудейство одной из загадок мировой эсхатологии. Он даже настроен совершенно апокалиптически: «Я написал книгу «Почему погибнет Америка?», но ту же самую проблему поднимает Джордж Сорос. Америка стоит перед своим концом. Мы должны бояться другого. За Америкой может погибнуть и вся белая цивилизация. В белую расу вошел яд талмудизма, отравил ее и сделал беспомощной перед своими врагами. Талмудизм разрушает любую веру, в том числе и сам иудаизм, евреи сами погибнут со всей белой расой. Но в России пока еще царит Православие, и эта мировая беда может нас не захлестнуть. Мы должны быть в этой схватке в стороне от западного мира. Вот тогда-то, если мы удержимся от общей мировой беды, и воцарит у нас Святая Русь».

Понимаю, что крупный ученый масштаба Платонова может себе позволить подобные глобальные пророчества. Тем более, что за ними явно стоит эсхатология тайного православного учения — исихазма, который еще древние считали единственным сильным духовным соперником еврейской Каббалы.

Раздел второй. Тысячелетняя духовная война (965-1964)

1. Хазарская тайна событий современности

Тысячелетняя духовная война? не слишком ли я? Но, увы, это так.

Федор Достоевский пишет в «Дневнике Писателя» (март 1877 г.): «Чтобы существовать сорок веков на земле, т. V. Во весь почти исторический период человечества, да еще в таком плотном и нерушимом единении; чтобы терять столько раз свою территорию, свою политическую независимость, законы, почти даже веру, — терять и всякий раз опять соединяться, опять возрождаться в прежней идее, хоть и в другом виде, опять создавать себе и законы, и почти веру — нет, такой живучий народ, такой необыкновенно сильный и энергичный народ, такой беспримерный в мире народ не мог существовать без «государства в государстве», которое он сохранял всегда и везде во времена самых страшных рассеяний и гонений своих. Не вникая в суть и глубину предмета, можно изобразить хотя бы некоторые признаки этого «государства в государстве», по крайней мере, хоть наружно. Признаки эти: отчужденность и отчудимостъ на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире лишь одна народная личность — еврей, а другие хоть есть, но все равно надо считать, что как бы их не существовало. «Выйди из народов и оставь свою особь, и знай, что до сих пор ты един у Бога, остальных истреби или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе… а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй, и ожидай — ожидай»… Вот суть идеи этого «государства в государстве», а затем, конечно, суть внутренние, а может быть, и таинственные законы, ограждающие эту идею. Приписывать это «государство в государстве» одним гонениям и чувству самосохранения недостаточно. Сильнейшие цивилизации в мире не достигали и до половины сорока веков и теряли политическую силу и племенной облик. Тут не одно самосохранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая нечто такое мировое и глубокое, о чем может быть человечество еще не в силах произнести последнего слова».

Еврейство в духовном отношении действительно сила страшная. А мы, русские, чем же мы перед ней особо провинились? да единственно тем, что если они оказались по общему признанию «бичем Божиим», то мы стали той рукой, которая была призвана заслонить человечество от этого бича. Если все человечество сталкивалось с еврейскою силою только, как «с государством в государстве», то мы столкнулись с нею изначально в прямом бою. Именно на нашей территории образовался в VII–X веках Иудейский Великий Хазарский Каганат — второе собственное еврейское государство в мире после изгнания евреев из Обетованной Земли священного града Иерусалима. Именно на нашей территории оказалась в «черте оседлости» самая большая — в шесть миллионов (51 % всего мирового еврейства) — и, главное, самая пассионарная еврейская группировка, роившаяся как пчелиный рой, и сделавшая затем гигантские выбросы в Европу и в Америку, а затем захватившая власть и в самой России.

И тут не надо пугаться «Свят, свят, свят!», в панике открещиваясь от Антихриста (Н.Е. Марков пишет: «Еврейская идея — есть идея Мессии-Антихриста, царя всей земли»), а надо принять все просто как выпавшую на нашу русскую долю эсхатологическую неизбежность — как великое Божье испытание для духа нашего второго мессианского народа.

Провиденциальный синтез-симбиоз, сосуществование и смертельное противоборство двух неистово отрицающих друг друга духовных сил, очевидно, были заданы России изначально — самим Провидением, избравшим именно страну «В-г-б-л» (так наши пределы названы в Библии) для глобальных духовных экспериментов.

Богом ли (если вы верующий), исторической закономерностью ли (если вы атеист) — считайте, как Вам угодно, — но несомненно было это предопределено еще тысячу лет назад: столкнуть лбами, чтобы посмотреть, что из этого получится, два идейных вектора, раздирающих Библию: ее Ветхий и ее Новый Заветы.

Не забудем, еще и еще раз это повторим, что в диалектике отрицание отрицания дает плюс. Во всяком случае, это уж точно — дает толчок развитию. Может быть, потому наша русская земля и оказалась удобным экспериментальным полем, на котором осуществлялись (и рушились!) самые заоблачные утопические эксперименты под флагом немедленного создания рая на земле, а не где-то там на небе. Рая Святой Руси? Коммунистического ли рая? Это уж кому что по сердцу.

Во всяком случае, чем иначе, если только не предопределением, можно объяснить, что именно в пределах нашей земли (мистических испытательных пределах «В-г-б-л») к X веку оформились две совершенно противоположные по духу цивилизации. Одна — «ветхозаветная» в низовье Волги, получившая по тому имени весьма громкое имя Иудейский Великий Хазарский Каганат и считавшаяся по тем временам третьей державой мира (после христианской Византии и мусульманского Халифата). А другая — «новозаветная», расположившаяся по Днепру и Волхову, стремительно, как на дрожжах, растущая и перехватывавшая духовно-историческую инициативу у Второго Рима — Византии и вскоре заявившая о себе как о «Третьем Риме» православная Золотая Русь.

Все остальное и последующее — а под остальным и последующим я имею в виду заставившее содрогнуться весь мир глобальное русско-еврейское противостояние — уже лишь вытекало из духовной войны, начатой тысячу лет назад в X веке. Было попросту лишь как бы опущенным на землю небесным духовным противостоянием. Земной вульгарной проекцией чего-то высочайше трансцендентального и не объясняемого низменным бытовым разумом.

Мы можем сколько угодно предлагать самые тривиальные объяснения каким-то случившимся на нашей земле парадоксальным поворотам и переворотам. И быть в этих конкретных тривиальных объяснениях абсолютно доказательны. Но я абсолютно убежден, что за всеми ними, увы, тем не менее всегда маячила одна и та же трансцендентальная конфессиональная великая тень: Ветхий Завет против Нового Завета. Конкретные же люди и события, споры о коренных национальностях и инородцах, о роковой «черте оседлости», о «русофобии» и «антисемитизме» были и остаются лишь циничным инструментом вульгарной истории.

И при таком подходе уже становится совершенно одиозным брать на бытовой помойке и притягивать какие-то вульгарные факты зауши. Уже становится совершенно второстепенным, какой национальности была жена или отдаленные предки какого-то определенного носителя «ветхозаветности» или, напротив, «новозаветности». Становится важным лишь Дух. Какой дух возобладал в семье. На каком духе выпестован оппонент. Скажи, кто твои друзья, и я скажу, кто ты. Разумеется, речь идет о духовных ориентирах.

Артур Кестлер, тот самый, на кого ссылался в определении еврея Солженицын — знаменитый писатель, который в манифесте «Иуда на перепутье» и книге «Обетование и претворение: Палестина 1917-49» обосновал и сформулировал многие идеи современного сионизма, написал специальную книгу «Тринадцатое колено — Хазарская Империя и ее духовное наследие». Мой учитель Лев Николаевич Гумилев так отозвался о ее появлении: «Основной тезис книги, ради которого она написана, таков: поток еврейской миграции в Европу шел не через Средиземноморье, как раньше считалось, а из Закавказья через Польшу и Центральную Европу. Поэтому обитатели Восточной Европы — потомки евреев — тринадцатое колено израилево». (Древняя Русь и Великая степь. — М.: 1989).

Так вот Кестлер сделал предками большинства современных евреев хазар, чтобы прямо «материализовать» поразившее его своей глобальностью русско-еврейское противостояние. Но Гумилев убежден, что это было бы уж слишком прямолинейным упрощением духовной проблемы. Да, в «черте оседлости» на Волыни, в этом пассионарном котле, выбросившем в XIX веке массу евреев в Европу и Америку, в основном действительно варились потомки хазар. Туда белолицые хазары ушли после разгрома Хазарии князем Святославом. И оттуда, даже обведенные, как нечисть в гоголевском «Вие» чертой оседлости, продолжали свою войну от лица духовных наследников Хазарии. Гумилев в разговорах со мной смеялся: — Кестлер превращает Россию в несчастного Хому Брута. Нечисть, попрыгает за чертой оседлости, позовет своего Вия Ленина и таки одолеет Русь. Но это далеко не так! Все гораздо глубже и эсхатологичней!

С Гумилевым нельзя не согласиться. Не надо опошлять духовные проблемы. Конечно, удобно объяснить древние русско-еврейские отношения, как нынешние наши отношения с Японией: давно отвоевали, но мир до сих пор не подписан. Формально продолжается состояние войны. Вот, мол, и тогда не нашлось Русского Правителя, чтобы подписать с хазарскими наследниками мир. Отсюда и пошли все беды. Но если бы все наши беды можно было объяснить всего лишь наличием или отсутствием формального мирного договора?!

Смею быть уверен, что и Солженицын так не думает, хотя, ограничив свою книгу о русско-еврейском симбиозе-противостоянии рамками «Двести лет вместе», тоже ее предваряет глубокомысленным предупреждением: «Первым русско-еврейским пересечением можно было бы счесть войны Киевской Руси с хазарами».

Я могу сейчас несколько более подробно рассказать об этом «пересечении», потому что много лет работал под научным руководством Льва Николаевича Гумилева над историческим романом «Плач по неразумным хазарам». По крохам собирал материал об этом таинственном и вроде бы исчезнувшем народе, для чего пришлось перелопатить множество восточных источников и погрузиться в иудейский духовный мир X века, в том числе в Каббалу и Талмуд, так как без них хазар было не понять. Хазары были иудейской веры. И поскольку хазары были этой сакраментальной для советских властей веры (хотя специфическая красная модификация Талмуда в виде 49 томов Маркса была у каждого партноменклатурщика в шкафу в кабинете!), я в советское время многие годы не мог издать свой роман. Мой исторический роман читали на самом верху (я этого добился, потому что сам занимал немалый пост в системе советской контрпропаганда, то есть политической конспирологии), но меня «в инстанциях» заподозрили в злостных аллюзиях и даже предсказании крушения Советского Союза. Только в 1989 году уже на излете советской власти в «Молодой гвардии» (№№ 2-А) вышел сильно порезанный цензурой журнальный вариант, а на следующий год в издательстве «Столица» книжный текст (хотя тоже не без цензурных пробелов).

Увы, политика — не только вещь жестокая, но и повторяющаяся на каждом новом кругу тянущейся вверх — к Богу? к Сатане? — спирали-пирамиды так называемой общечеловеческой цивилизации. И в нашем конкретном отечественном историческом случае — да, именно трагедия «неразумных хазар» была прелюдией к тысячелетнему «Терновому венцу России». В неразумных хазарах, как в пророческом зеркале, уже тогда тысячу лет назад были предвещены все наши беды. И клянусь, я ничего не додумывал, не подгонял к концепции, когда работал над «Плачем по неразумным хазарам». Я просто добросовестно и с полным уважением к реалиям следовал тому историческому материалу, который с помощью Льва Николаевича Гумилева и его учителя Михаила Илларионовича Артамонова (оба как археологи и исследователи были специалистами по «таинственным хазарам») удалось раскопать.

Иудейский Великий Хазарский Каганат был больше тысячи лет назад на территории нынешней России — в низовьях Волги, а столица его Итиль была на месте нынешней Астрахани. И был Каганат, подчеркнем это, весьма цивилизованным по своему времени государством, с примитивной «демократией», с роскошной библиотекой, со школами. Ни в коем случае, не варварским, не отсталым по сравнению с нарождавшейся Золотой Русью, а просто другим по сравнению с нами по духу. Еще в XIX веке выдающийся русский востоковед Василий Васильевич Григорьев, главный редактор «Правительственного Вестника», выражая позицию русской интеллигенции, писал: «Необыкновенным явлением в средние века был народ хазарский. Окруженный племенами дикими и кочующими, он имел все преимущества стран образованных: устроенное правление, обширную цветущую торговлю и постоянное войско. Когда величайшее безначалие, фанатизм и глубокое невежество оспаривали друг у друга владычество над Западной Европой, хазарская держава славилась правосудием и веротерпимостью, а гонимые за веру стекались в нее отовсюду. Как светлый метеор, ярко блистала она на мрачном горизонте Европы и погасла, не оставив никаких следов существования». Важно подчеркнуть, что, наряду с «темными» ордынскими хазарами (их звали «кара-хазары» — «черные хазары»), среди хазар был высокий процент белого населения — вот этих самых «гонимых за веру» — беженцев после иудейских погромов в Восточной Европе, Арабском Халифате и Иране.

Не семьдесят лет, как Советский Союз, а целых три столетия процветал возглавляемый иудеями Великий Хазарский Каганат. И однако крах Иудейского Хазарского Каганата был впрямь пророчески сродни краху Советского Союза. Те же коренные причины. Их много, но для нас по нашей теме самая интересная — это внутренние духовные распри. В хазарской элите внутри иудаизма (как у нас внутри общей советской идеологии) разгорелась смертельная война между талмудистами — сторонниками обновленной «ортодоксальной» иудейской веры, заключенной в 500 году в Талмуд, и «отсталыми» консерваторами — караимами (то есть «книжниками» = библейцами). Караимы были «почвенниками». Они оставались верны старым «ветхим» иудейским порядкам, на которых сформировалась изначально хазарская власть. И не принимали талмудического «модернизма», исходившего от набежавших из гетто в Хазарию, в свое еврейское государство, со всего света «перемещенных лиц». Караимы, как старообрядцы, держались только Книги = Библии — его Ветхого Завета и чурались «талмудического яда», как модернистской ереси. В воинственной регламентированной «ортодоксальности» Талмуда они увидели опасное отступление от Моисеева Закона. Восторжествовал «сладкий талмудический яд». Но ценою этого торжества стало разобщение всех внутренних живительных сил и крушение Великого Хазарского Каганата. Хазары долго собирали дань с Руси, но из-за внутренней духовной войны в своей собственной элите ослабели, и в 965 году русский князь Святослав взял штурмом их столицу Итиль и разрушил Третий (временный) Храм Соломона. Евреи остались снова без своего государства и Храма своему Богу и разбрелись. А по пределам земли «В-г-б-л» (будущей России!) пополз, как ядовитый дым, «сладкий талмудический яд».

2. Вялотекущая перманентная русско-«хазарская» война «Жидовствующие»

Дальше исторические события развивались совершенно эсхатологически. Исчезнув с лика земли в государственном облике, Иудейская Хазария не только не покинула пределы мистического экспериментального поля — библейской земли «В-г-б-л», но стала последовательно испытывать сладким ядом талмудизма ее население, оборачиваясь из сладкого яда нередко в трупный яд.

Формально Святая Русь не трлько не пустила иудейских хазар в свои пределы, но даже вроде как совершенно мистически, как мы уже говорили, подобно герою знаменитой повести Николая Гоголя «Вий» Хоме Бруту, очертила себя от нечистой силы своего рода роковым кругом — чертой оседлости.

Раз перманентная хазаро-русская = иудо-христианская война, то, как врагов Русской Державы, иудеев (крестившиеся евреи = хазары не в счет — они считались обрусевшими; даже в разгар любой войны не уничтожают пленных перебежчиков!) мы восемьсот лет даже вовсе не впускали на свою территорию. А когда двести лет назад все-таки впустили, то лишь малую толику, а остальным, всей массе, отвели им, как отбывшим срок и выпущенным на поселение преступникам, все ту же строгую «черту оседлости».

Но было бы неверно думать, что условные «хазары», не впускаемые на Русь мирились с тем, что их считают за духовных врагов и не впускают. Владимир Святой по решению Совета князей «выслал всех Жидов; чтобы с этого времени не было их в нашем отечестве».

Но «хазары» рвались проникнуть в Россию. Еще в пятнадцатом веке они пошли даже на такой неслыханный шаг, как попытаться соблазнить русских самоей своей за семью печатями «Тайной доктриной — Каббалою», рискнули даже какие-то свои великие тайны раскрыть, лишь бы сокрушить «Православие». Так возникла знаменитая «ересь жидовствующих».

Солженицын, говоря о феномене «жидовствующих», цитирует самого Николая Михайловича Карамзина. Процитируем великого автора двенадцатитомной «Истории государства Российского» и мы. Был заслан в православное священничество «казачек» по имени Схария. И вот что он сделал: «Схария обольщал Россиян Иудейскою Каббалою, наукою пленительную для невежд любопытных и славною в XV веке, когда многие из самых ученых людей искали в ней разрешения всех важнейших загадок для ума человеческого. Каббалисты хвалились, что они знают все тайны Природы, могут изъяснять сновидения, угадывать будущее, повелевать Духами». Карамзин знал, о чем писал. Сам побывал в масонах, но затем разочаровался в этих тайных слугах Иеговы.

В разоблачении «жидовствующих», успевших проникнуть во власть, в ближайшее окружение великого князя Ивана Третьего и даже на церковный престол (возведенный в митрополиты архимандрит Зосима был их человек), ключевую роль сыграл собравшийся в 1490-м году Церковный Собор.

Собор предал сторонников ереси из духовенства проклятию и приговорил к заточению. Однако, как пишет в двухтомных «Очерках по истории Русской Церкви» (Париж, 1959) знаменитый А.В. Карташов: «Жидовствующая ересь не только не замирала, но пышно распространялась», это были псевдопрогрессивное, лжедемократическое «вольнодумство, соблазны просветительства и власть моды». Без глубокой духовной ямы «жидовствующих», убежден Карташов, не угнездилось бы в России масонство.

Однако «жидовствующие» соблазняли не только верхние, как мы бы сейчас сказали, интеллигентные слои русского общества. Как пояснил дореволюционный «Полный православный богословский энциклопедический словарь» (переиздан по рекомендации Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата в 1992 году): «Жидовствование еще и в XIX веке распространялось в Тульской, Тамбовской и Воронежской губерниях. Называли себя жидовствующие по главному еврейскому празднику субботниками». Поэтому, как свидетельствует тот же Богословский Словарь: «В целях возбуждения в народе отвращения к этой секте, повелено было членов секты вместо субботников звать напрямую жидовствующими и объявить, что они — настоящие жиды. Вместе с тем было постановлено из мест распространения ереси евреев изгонять и не допускать их появления в таких местах (отменено в 1884 г.)». Отыгрались, как видим, на евреях.

Но справедливости ради надо уточнить, что главными фигурами «жидовствования» были вовсе не евреи. Выкрест из евреев священник Схария, присланный в Новгород из Литвы в качестве «подарка» от польского короля, был только первотолчком в еретическом мудрствовании. А истинными распространителями и духовной опорой «жидовствования» стали приближенный к великому князю дьяк Федор Курицын, курировавший русскую внешнюю политику, всесильная сноха великого князя Елена и тайно сам глава церкви — митрополит Зосима (смещен только в 1494 году). Евреям тут досталось по цепочке — по их прямой принадлежности к иудаизму, с которым собственно и шел сугубо духовный спор — брать из него русскому обществу на вооружение какие-то специфические «космополитические» (их тогда называли «каббалическими») идеи или не брать?

Разгром «жидовствующих» на сто лет дал возможность Руси беспрепятственно формировать мессианский русский дух. «Когда агарянская мерзость запустения стала на месте святе и св. София на месте святе (в Константинополе — А.Б.) превратилась в мечеть, а вселенский патриарх в раба султана, тогда мистическим центром мира стала Москва — Третий и последний Рим. Эта страшная, дух захватывающая высота историософского созерцания и еще более страшная ответственность. Ряд московских публицистов высокого литературного достоинства с вдохновением, возвышающимся до пророчества, с красноречием подлинно художественным не пишет, а поет ослепительные гимны русскому правоверию, Белому Царю Московскому и Белой пресветлой России. Пульс духовного воления души русской возвышается до библейских высот», — поет гимн этому времени славянофильская мысль.

Но уже в начале следующего века Россию ждет испытание. Временщик «жидовствующий» Борис Годунов возмечтал снести в Кремле церкви и построить Храм Соломона. Возмездие Провидения следует незамедлительно: наступает трагическая первая Русская Смута — 1612 год, и поляки в Кремле. Русское ополчение, сформированное «черносотенцем» (из податного «черного люда») Мининым и князем Пожарским на традиционном принципе ополченческих «черных сотен» (рассчитанного на сотни податного сословия — черного люда) освобождает Отечество, и Собор всех сословий избирает на трон династию Романовых. И опять почти сто лет возвышения России.

Новое испытание ждет Россию при Петре Первом. Фигура эта в глазах русских националистов столь же монументальна и столь же неоднозначна, как Иосифа Сталина. С одной стороны, неоспоримый вклад в становление Империи. С другой стороны — закрепощение крестьянства, и ликвидация самоей основы русского духа — Православной Патриархии, замена равного Государю и окормляющего паству совместно с ним духовного владыки Патриарха послушным «чиновничьим» аппаратом — правящим Синодом. С Петром Первым приходит на Русь масонство, подобострастие перед чужеземным и презрение к своим национальным традициям.

К чести Петра Первого сам, он довольно решительно вырвался из лакейской иудаизма. Согласно официальному масонскому каноническому двухтомнику «Масонство в его прошлом и настоящем» под редакцией С.П. Мельгунова и Н.П. Сидорова (издание «Задруги» и К.Ф. Некрасова, 1914 г.): «Среди русских масонов существовало предание о том, что первая масонская ложа в России была учреждена Петром Великим немедленно по его возвращении из первого заграничного путешествия: сам Кристофер Рен, знаменитый основатель ново-английского масонства, будто бы посвятил его в таинство ордена; мастером стула в основанной Петром ложе был Лефорт, Гордон — первым, а сам царь — вторым надзирателем». Масонами был рекомендован Петру Первому еврей Петр Шафиров, ставший у него вице-канцлером и ведавший финансами Империи. При Анне Иоанновне Шафиров потом поднимется до президента Иностранной Коллегии, то есть до главы российского внешнеполитического ведомства. Но на Шафирове Петр Первый, воспитанник масона Лефорта, и остановился. Во всяком случае, известно, что, когда масоны предложили ему в порядке исторического эксперимента организовать государство на масонских принципах, обещая всяческую помощь, он это категорически отверг. Так же категорически пресек он и предложение разрешить евреям въезд в пределы России. Тут он остался непреклонен: «Я хочу видеть у себя лучше народов Магометанской и языческой веры, нежели Жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю; не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о том ни стараются, и как ближних ко мне ни подкупают». Это решение Петра Первого еще на сто лет отдалило «хазарскую» экспансию и предопределило экономический расцвет Империи.

3. Масонские ложи в России. «Западники» и «славянофилы» как отражение противостояния «жидовствующих» против «почвенников»

Вплоть до 1793-95 годов, когда после раздела Польши, в состав России влилось миллионное еврейство Литвы, Подолии и Волыни, евреев за редким исключением на территории России не было, случайные единицы. Даже Екатерина Вторая в манифесте о дозволении иностранцам селиться в России бескомпромиссно оговорила «кроме Жидов».

Но талмудический яд, завезенный в Россию при Петре Первом в заграничной упаковке, — в виде россыпи масонских лож особо распространился при той же Екатерине Второй. Тут была прямая преемственность с «жидовствующими».

Как подчеркивали сами масоны в своем каноническом двухтомнике «Масонство в его прошлом и настоящем» под редакцией С.П. Мельгунова и Н.П. Сидорова (издание «Задруги» и К.Ф. Некрасова, 1914 г.): «В России масонство было пришлым явлением». Но оно «несмотря на кажущуюся космополитичность, имеет определенные специфические черты национальности». Какой? Той самой, которая дала масонству его главный символ Иегову.

Олег Платонов в книге «Терновый венец России. История Масонства. 1731–1995» пишет резче: «В XVIII веке окончательно выкристаллизовались главные ценности западной цивилизации, ядром которых стали масонские идеалы избранничества и особых прав управлять «темным большинством» человечества, выросшие из иудаизма, торы и каббалических учений… Конечно, в своей основе масонские ложи служили прикрытием еще более тайной деятельности глубоко законспирированных тайных еврейских сект, активизация которых со второй половины XVIII века, была, связана, в частности, с деятельностью банкиров Ротшильдов».

На разных этапах масонство в России то приветствовалось даже царями (Екатериной Первой и Александром Первым), то ими же запрещалось и загонялось в глубокое подполье. Тем не менее, «пришлое явление» Иегова взял верх в острой идейной схватке. Как отмечал упомянутый канонический двухтомник «Масонство»: «Оно пышно распускается в эпоху мистических исканий, последовавших после Отечественной войны 1812 года, получает как бы правительственное одобрение, становится достоянием широких более или менее масс, делается модным увлечением людей александровского времени. Но кончился золотой век масонства накануне того водораздела русской истории, который связан с событиями 14 декабря 1825 года».

После первой неудачной попытки взять власть восстанием декабристов масонство вынуждено было уйти в подполье. Легальные формы, в которых повелась духовная война за и против масонских идеалов, вылились в противостояние «западников» и «славянофилов», потрясавшее все русские устои в XIX и начале XX веков.

Славянофилы разглядели под спекуляциями «так называемым прогрессом» и призывами к «общечеловеческому» попытку навязать русским чужой образ жизни и совершенно чужую отрицательную культуру. «Пагубное заблуждение, известное под именем западничества, которое, не сознавая ни тесного общения между Россией и Славянством, ни исторического смысла этого последнего, отмеривает нам и братьям нашим жалкую, ничтожную историческую роль подражателей Европы, лишает нас надежды на самобытное культурное значение, т. V. На великую историческую будущность», — четко сформулировал Н.Я. Данилевский.

«Западники» в их самом радикальном, самом «прогрессивном», экстремистском варианте концентрировались в ложах тайного масонства. Они ощущали себя «вольными каменщиками» некоего прогрессивного «нового мира». «Славянофилы» — они же почвенники цеплялись за Православие, как за плот спасения, и склонялись к консервативному романтизму и охранительным тенденциям. Как подчеркивал критически относившийся к «славянофильству» исследователь (иных в советское время просто не печатали): «Сущность славянофильской доктрины заключалась в идее национального единения всех русских людей в лоне христианской церкви без различия сословий и классов. Проповедь идеи «русского народа-богоносца», призванного спасти мир от гибели, объединить вокруг себя всех славян, совпадала с официальной панславистской доктриной Москвы как Третьего Рима» (В.И. Кулешов. История русской критики. — М.: Просвещение, 1972). Впрочем, даже оппоненты всегда признавали, что славянофилы были разумными охранителями: «У славянофилов были и настроения недовольства существующими порядками — в рассуждениях славянофилов о необходимости совещательных земских соборов, особенно в заявлениях о необходимости личного освобождения крестьян, в обличениях неправого суда, злоупотреблений чиновничества, чуждых истинно христианской морали». Да о чем тут говорить, если на позцции «славянофильства», пережив жесткое разочарование в западном марксистко-еврейском утопическом социализме после 1848 года, перешел сам Герцен и, как признает Кулешов, «находились теоретики, которые Чернышевского и народников, разрабатывавших идеи все того же крестьянского “общинного социализма”, относили к славянофилам».

Надо особо подчеркнуть, что, хотя за «западниками», как правило* стояла тень масонства с его поклонением Иегове, дурного отношения в русском обществе к еврейству это не вызывало. И «западники» и «славянофилы» равно сочувствовали еврейству, загнанному правительством за «черту оседлости»».

«Черту оседлости» русскому правительству приходилось долго сохранять лишь сугубо по экономическим причинам. Джеймс Паркс в откровенной книге «Евреи среди народов: Обзор причин антисемитизма» (Париж, 1932), осуждая антисемитизм, вынужден однако признать, что в России, даже несмотря на ограничения, «евреи сосредоточили в своих руках значительное богатство, что вызывало опасения, что с уничтожением ограничений евреи быстро сделаются хозяевами страны».

Но и несмотря на сдерживающую еврейский напор «черту оседлости» к 80-м годам XIX века евреи держали по самым осторожным подсчетам более 50 % торгового и банковского капитала. 59,1 % сверхдоходных питейных точек принадлежало евреям. Но и железные дороги, ведущие артерии быстро развивавшегося капитализма, контролировал Самуил Поляков. Еврейские железнодорожные магнаты воспитали и выдвинули из Одессы даже «своего человека» в Главы Правительства — женатого на еврейке «со связями», энергичного и вероломного С.Ю. Витте. «Министр-маклер» (такое Витте сразу же получил прозвище), став другом берлинского влиятельного банкира Мендельсона и взяв себе ближайшим советником директора Международного банка тоже еврея Ротштейна, настойчиво и последовательно передавал экономическую власть в стране еврейскому капиталу. «Место русского купца все более и более занимается евреем — констатирует видный тогдашний экономист В. Гурко. — Кредит давно стал родной стихией еврее». Крупнейшие банки страны почти все уже в их руках».

Естественно, что в простом народе резко усилился бытовой антисемитизм. Привычно нажимающий на классовость советский исследователь С.А. Степанов пишет: «Козырной картой простонародья был классовый антагонизм в национальном одеянии. Торговцами были из каждой тысячи жителей 360 евреев и только 38 представителей других национальностей. Десятикратное преобладание евреев в значительной мере объяснялось мелким характером торговли. Вместе с тем, нельзя отрицать наличия многочисленной буржуазии еврейского происхождения. Накопленный многими поколениями опыт торговых операций и хорошо отлаженные связи с зарубежными финансовыми центрами превратили банкиров и промышленников в ермолках в один из наиболее мобильных отрядов российского капитала. Их конкуренты в лице русского купечества были весьма восприимчивы к антисемитской пропаганде. Для остального населения евреи сливались в сплоченную касту лавочников и шинкарей. Антисемитизм был суррогатом классовой борьбы».

Но русская интеллигенция не только не прислушалась к этому сигналу из низов о неблагополучии. Но, напротив, вместо устранения социальных причин, просвещенно ополчилась на «дремучий антисемитизм темного черного люда». Сергей Семанов пишет: «Тогдашнее образованное сословие России, не знавшее еще ни про еврейских комиссаров, ни про еврейских “олигархов”, горячо выступало на стороне еврейства, считая ограничения его прав делом несправедливым. К этому числу следует отнести и основную массу учащейся молодежи, весьма действенную политическую силу в ту пору (тогдашние гимназисты и студенты не знали еще про “рабфаки” и “красных профессоров”). Поскольку вождями революционных партий, действовавших среди российского пролетариата, в значительной мере, были евреи, и рабочее движение зачастую выступало с проеврейскими лозунгами».

К концу XIX века под напором общественного мнения «черта оседлости» превратилась в пустую формальность. «Черта» умирала уже сама собой, ее окончательная агония была предрешена. Казалось бы, евреям надо было радоваться и поддерживать власть и сами устои страны, где они так удачно прижились. Но сказалась типичная еврейская черта — перехлест. Вместо того, чтобы осмотреться и вжиться в нацию, принявшую их в себя, евреи тут же решили, раз все так удачно пошло, то сесть русской нации на хребет не только экономически, но и политически. Евреи рванули из-за «черты оседлости» — сразу делать русскую историю. Лидер еврейства Вл. Жаботинский писал: «новое поколение хочет активно вмешаться в историю. Новые евреи хотят отныне сами делать свою историю, наложить печать своей воли и на свою судьбу, и, в справедливой мере, также на судьбу страны, где они живут».

«Мы, евреи решили провести революцию, чтобы окончательно переделить собственность и взять политическую власть» — я цитирую сионистскую листовку. В 1905 году в издававшемся в Англии конспирологическом сионистском журнале «Маккавей» Яков де Хаас даже опубликовал «пророческую» статью так и названную «Еврейская революция». Крупный еврейский идеолог без обиняков объяснял: «Революция в России — еврейская революция, ибо это есть поворотный пункт в еврейской истории. Положение это вытекает из того обстоятельства, что Россия является отечеством приблизительно половины общего числа евреев, населяющих мир, и потому свержение деспотического правительства должно оказать огромное влияние на судьбы миллионов евреев, как живущих в России, так и тех многих тысяч, которые эмигрировали недавно в другие страны. Кроме того, революция в России — еврейская революция еще и потому, что евреи являются самыми активными революционерами в царской Империи».

И надо сказать, что мировое еврейство действительно сделало все, чтобы организовать революцию. Исключительная роль в этой компании принадлежала Якову Шиффу — по характеристике лидера русского еврейства Слиозберга, одному из «величайших евреев, душевные стремления которого могли получить осуществление, благодаря его исключительному положению в мире экономическом». Шифф сделал деньги на питейном бизнесе, из Германии переехал в Нью-Йорк и стал американским железнодорожным королем, которому принадлежало 22 тысячи миль рельсового пути, а также возглавил банк «Кун, Леб и Ко»., работавший по всему миру, в том числе в России. Как сообщает Еврейская Иерусалимская энциклопедия, Шифф «впечатляющим займом в 200 млн. Долларов» финансировал русско-японскую войну — для подрыва экономического положения и организации политической нестабильности в России. Одновременно он же «оказывал крупную финансовую поддержку группам самообороны евреев», а, проще говоря, субсидировал организацию евреями революции 1905 года. Во время своих контактов с Витте, он в разговоре с чиновником российского министерства финансов и своим дальним родственником Г.А. Виленкиным, работавшим у Витте, «признал, что через него поступают средства для русского революционного движения». Но отговорился, что остановить финансирование революции он уже не может — “дело зашло слишком далеко”, и поэтому он лишь предупреждает об этом “своего человека Витте”».

Политическая атмосфера все более раскалялась. Даже сам «их» ставленник Витте вынужден был еще в 1903 году на встрече с лидером мирового сионистского движения Герцлем указать ему на то, что в России, составляя менее 5 % населения страны, 6 миллионов из 136, евреи рекрутируют из себя 50 % революционеров. Что так вызывающе вести себя в России евреям все-таки нельзя, ибо это неминуемо, как ответную реакцию, вызывает бурный рост антисемитизма в остающемся традиционно верным царю и православным ценностям простонародье. В том же году на встрече с бароном Гинцбургом, Слиозбергом, Винавером и Кулишером, ходатайствовавшими об «особом благорасположении» Правительства к русскому еврейству, Витте заверяет их, что это все делается постепенно, но, мол, Правительству активно мешает само еврейство. Витте в своих «Воспоминаниях» пишет, что он даже осмелился сгрубить: — Для того, чтобы успешно провести еврейский вопрос, евреи должны усвоить совсем иное поведение и отказаться от участия в политической деятельности. Это не ваше дело, предоставьте политику русским по крови и по гражданскому положению, не ваше дело учить нас, заботьтесь о себе.

Но лидер левых Винавер витиевато напыщенно объяснил тут же Витте, что выход еврейства из-за «черты оседлости» в русскую политику — это по значению для нации второй Исход евреев из Египта. И евреи уже никак не могут остановиться в пути и встать в сторону, а, напротив, должны всеми силами поддерживать тех русских, которые добиваются устроения на месте России Земли Обетованной и за это воюют с властью.

Под давлением Шиффа и еврейства С. Ю. Витте, запугав царя революцией, предательски торопливо заключил пораженческий Портсмутский мир, хотя Япония уже совершенно выдохлась, а Россия только вводила в войну реальные свои силы. Но евреям нужно было, чтобы авторитет власти был подорван, и в стране создалась «революционная ситуация». Евреям казалось, что они вот-вот возьмут власть в России голыми руками.

4. Союз Русского Народа останавливает первую попытку еврейской революции

Однако первая попытка иудо-масонской революции, сделанной всецело на еврейские деньги — ради передележа собственности и власти, в 1905 году не прошла. В советской историософии много писали о том, что это потому, что, мол, было только пробой сил, необходимой «репетицией», и прочую чушь. Но пора спокойно сказать правду: первый хазарский реванш в русско-еврейском противостоянии (за сокрушительный разгром иудейских хазар князем Святославом в 965-м году) не состоялся только потому, что в 1905 году стеной против разрушителей — «революционеров» встала не хилая и в душе согласная «на перемены» административная власть (которую «осуществлял» еврейский ставленник С.Ю. Витте), а сам русский народ — Союз Русского Народа.

Союз Русского Народа? При советской власти, впрочем, как и его антипод масонство, он был весь в «спецхране» за семью печатями. Даже ученым историкам не давали никакого доступа к документам. Раскручивался лишь гнусный миф о некоем черносотенном (= фашистском?) демоническом страшилище, о котором даже и заговорить-то приличному человеку (= еврею или «жидовствующему») не пристало.

Впрочем, в это же время сами же советские идеологи и вожди не забыли воспылать «священной иудейской жаждой мести». Бывших деятелей Союза Русского Народа (хотя они были уже стариками и не принимали никакого участия в политической борьбе) нашли и показательно уничтожили. ВЧК казнило в своих застенках легендарного доктора А.И. Дубровина и профессора Б.В. Никольского. Утопили в реке епископа Гермогена. 23 августа 1918 года на Ходынском поле расстреляли протоиерея И.И. Восторгова, бывших министров И.Г. Щегловитова и А.Н. Хвостова. Неистовый В.М. Пуришкевич умер своей смертью — в армии Деникина от сыпного тифа в феврале 1920-го. И только Н.Е. Марков, председатель Высшего монархического совета, В.В. Шульгин, архимандрит Виталий и митрополит Антоний успели уйти в белую эмиграцию.

Все это важные для русского сердца имена. Но кто в народе знает теперь их? Память о них, хотя они совершили в 1905–1907 гг. подвиг, почти стерта.

До сих пор народ у нас практически не знает о Союзе Русского Народа — об этом замечательном политическом движении, со всеми его недостатками и ошибками явившем бесценный опыт русской национальной самоорганизации.

А «они» всегда беззастенчиво и нагло, со свойственной им циничной бесцеремонностью и неуважением к русскому самосознанию клеветали и продолжают панически клеветать на Союз Русского Народа. Советская историография 20-30-х годов внушала, что «Союз Русского народа по существу своему явился первой фашистской организацией задолго до появления фашизма в Европе». Русским людям это внушали голословно — одной грязной наклейкой. А еврейская «контрпропаганда» распространяла среди своих брошюры типа «Русский фашист Владимир Пуришкевич» С.Ю. Любоша (издана зиновьевцами в Ленинграде в 1925 году).

Впрочем, объективности ради надо сказать, что нет дыма без огня. Тогда в 20-30-х годах в Европе — в Италии и Германии как раз начал набирать силу яростно антисемитский национализм, и евреи сразу вспомнили про 1905 год — про то, как и в России националисты тогда смогли объединиться в свою мощную организацию, давшую еврейскомуэкстремизму крепко сдачи.

Тем более, что вспомнили об этом не они одни. А и оппоненты советской власти — белая эмиграция. Те почти все тоже вдруг засимпатизировали фашизму, и среди них даже такие прежде до 1917-го весьма умеренные, как Родзянко и Гучков. Родзянко был в восторге от Муссолини, а Гучков даже стал советником Гитлера. Все ведь было не так просто: белая эмиграция искала силу, которая бы наказала «жидовские советы». Белая эмиграция, видя, что с Россией произошло, в чьи «чужие лапы» страна попала, потому и приветствовала «оборонительный от талмудического» яда европейский крутой национализм в лике фашизма в мягкой муссолиниевской форме — разумеется, без Освенцима для евреев и без того гитлеровского безумного расизма, который вслед за евреями, отнес и славян к неполноценной расе.

Фашизмом белая эмиграция сначала наивно обольстилась, и потому именно так — «Первый русский фашист Петр Аркадьевич Столыпин» программно называлась книга Ф.Т. Горячкина, вышедшая в 1928 году в самом непримиримом гнезде белой эмиграции Харбине. Автор выступал от имени «организации православных русских фашистов» и обращался к русской молодежи, оказавшей в белой эмиграции: «Вам, только Вам посвящаю, православная молодежь святой Руси». Начав книгу со стихотворения «Русь быть русскою должна», далее автор сразу объяснял про Столыпина: «Почему же он фашист, да еще первый? Фашист — слово итальянское, новое. Но должно пониматься нами по-русски как крайний националист, активист… Фашисты русские — это истинные охранители своих исторических национальных святынь, эти святыни: Бог, вера православная, царь православный и земли русская народа православного. Ясно также, почему фашисты и общенационального русского вождя великого князя Николая Николаевича признают также своим вождем. А духовно-церковный наш вождь в эмиграции митрополит Антоний, председатель Заграничного Архиерейского синода… Да, только один религиозно-нравственный фашизм сотрет с лица земли этот кровавый, звериный, материалистический интернационализм с возглавляющим его жидо-масонством».

По мысли Горячкина: «Столыпинская реформа была применена для уничтожения навсегда экономических еврейских революций, которые евреи устраивают, чтобы в очередной раз переделить собственность в свою пользу. Она удовлетворяла справедливые запросы трудящихся. И, что очень важно, исключительно только свой народ, своя нация обогащается. Вот этим, главное, и обезвреживается в корне беспощадно жадный, сатанинский жидомасонский интернациональный капитал — этот проклятый бич человечества… Петр Аркадьевич Столыпин был своеобразный, даже гениальнее современного Бенито Муссолини. Этот русский колосс, этот гениальный государственный деятель». Такие белые пели великие дифирамбы Столыпину, задним числом наивно модернизируя его действительно исполинскую фигуру — и грубо приспосабливая ее в предшественники Муссолини.

Но к чести русской белой эмиграции, она вовремя пришла в себя. Когда гитлеризм проявил себя агрессором, то белая эмиграция, ради России, встала на защиту Отечества, даже скрепя сердце смирясь с ненавистным ей иудо-советским общественным строем. Ведь русский народ начал переваривать еврейское засилье, и при Сталине перед нависшей Отечественной войной геноцид русского народа вроде как прекратился. А гитлеровское нашествие — это было уже новым страшным геноцидом. Поэтому все вздохи о Столыпине как о первом русском фашисте после 22 июня 1941 года мгновенно прекратились.

Да в действительности он никогда им и не был, никогда и не мог никак быть фашистом. По социальным условиям России. Даже в разгар холодной войны американские русофобы-советологи, — например, воспевающий евреев — творцов революции X. Роггер в книге «Еврейские политики в Империалистической России» (Хэмпшир, 1986), — соглашались, что «в русской истории отсутствовал ряд условий, которые в других странах делают возможным фашистское движение и благоприятствуют ему».

Но вот у нас дома, в России, даже после падения советской власти, как наследие иудо-советской историософии, еще продолжают раскручиваться грязные параллели между черносотенством, то есть благородным Союзом Русского Народа, и итальянским фашизмом. Например, в вышедшей в 1992 году книге С.А. Степанов, отметая как абсурдный гитлеровский унисон, рассуждает: «Когда к власти в Германии пришел национал-социализм, в марксистской литературе утвердилось понимание фашизма как диктатуры наиболее реакционных кругов монополистической буржуазии. Это нельзя отнести к российским крайне правым. Однако можно констатировать, что арсенал средств, использованных черносотенцами, во многом совпадал с приемами фашистской пропаганды. Черносотенная идеология предвосхищала фашизм в том, что делала ставку на широкие социальные слои, возбуждаемые шовинистическими и демагогическими лозунгами». Логика чудовищная. По такой «жидовствующей» логике всякий национальный русский порыв — уже фашизм. И не удивительно, что автор лишь «скромно» уточняет: «Следует отметить, что параллели проводились между черносотенством и итальянским фашизмом». Ах, ах! Вроде бы даже объективность — на тень Гитлера уже прямо не кивают. Ограничиваются тенью Муссолини. Совершенно другое историческое время. Совершенно другие социальные условия и другой дух общества. Но есть социальный заказ от «жидовствующих», и историк, жонглируя старым еврейским пугалом-ярлычком про «шовинистические и демагогические лозунги», фальшиво играет в объективность, выстраивая гнусную «историческую параллель».

Вот так «объективно» сегодня загрязняют русскую историю в угоду «жидовствующим». Вот так наводят тень на плетень в ясный день. Но и мы, русские, сами глубоко виноваты, что до сих пор не можем гордо реабилитировать исконное народное имя «Мы — черная сотня». Что мы-то, русские, противопоставили беспардонной и циничной клевете жидовствующих на Союз Русского Народа? на выдвинутую Союзом Русского Народа исполинскую фигуру П.А. Столыпина? Написал небольшую брошюру В.М. Острецов. Появилась своеобразная, весьма половинчатая, хотя и не без пафоса книга В.В. Кожинова о черносотенцах, содержательная книга Л.Ф. Смирнова «Государственная Дума Российской империи» (М., 1998). Но надо еще работать и работать — поднимать архивы, мемуары и дореволюционную прессу. Открыть, наконец, всю впечатляющую картину многочисленных патриотических организаций, которые фигурировали под общим собирательным именем Союз Русского Народа. Ибо не в двугорбом 1917-м (с двумя переворотами в феврале и октябре) скрыто истинное объяснение, почему мы допустили над собой оказавшийся утопическим красивый и кровавый большевистский эксперимент. А в победах и ошибках Союза Русского Народа и только в них скрыта подлинная правда о великой трагедии русского народа, испытавшем, как подопытный кролик, на себе еврейский марксизм.

Н.Е. Марков (а ему ли не знать?) утверждает, что Союз Русского Народа возник стихийно, как народный порыв для защиты от сил разрушения. Основной пафос «Устава и основоположений Союза Русского народа» возник, как единый порыв русских миллионов: «Русская народность, как собирательница земли Русской и устроительница Русского государства, есть народность державная, господствующая и первенствующая», и поэтому берет на себя защиту державы в час испытания.

По воспоминаниям Маркова, в стране, готовя «хазарский-реванш», на еврейские деньги грозно разбушевался левый терроризм. Ежедневно от рук левых террористов погибало от 12 до 18 человек. От убийств русской власти — «царских сатрапов», то есть крупных официальных лиц, финансируемые еврейским капиталом левые перешли к массовому развлечению бомбами. В моде стал «обыкновенный теракт», когда, «планово накаляя революционную атмосферу», бомбу просто кидали на улице в прохожих. Газетами, например, описывался такой «самый обыкновенный теракт» в Севастополе, когда 14 мая от взрыва бомбы на Соборной площади погибло 8 человек на месте, из них двое детей, 40 человек получили тяжелые ранения.

И вот, когда в 1905 году революционный терроризм достиг своего апогея, стал держать страну в постоянном страхе, — то тихие просветители и радетели старины из просветительских «русских собраний» стали стихийно организовываться и собирать простой народ в боевые дружины самозащиты населения — «черные сотни». Название это из русской древности — от традиционного расчета в податном «черном» сословии, поставлявшем в случае народной войны свое ополчение. Политически руководить стихийным народным ополчением из «черных сотен» взяла на себя целая россыпь патриотических организаций — в Петербурге «Братство свободы и порядка», в Москве «Военно-Сергиевское Пантелеймоновское братство» и «Лига Московских патриотов», в Курске «Партия народного порядка», в Бердичеве «Кирилло-Мефодиевское братство», в Киеве и Одессе «Двуглавый орел» и «Союз Русских людей», в Севастополе «Покровское братство», в других южных городах «Союз Михаила Архангела», в Вильне «Русское Вече», в Гродно «Православно-софийское братство», в Нижнем Новгороде «Минин и Пожарский» и прочее. Наибольшую активность проявили куряне во главе с Н.Е. Марковым. 20 июня 1905 года делегатов «Курской народной партии» принял Царь Николай Второй. Головной организацией народного ополчения «черных сотен» стал петербургский «Союз Русского Народа» во главе с А.И. Дубровиным, в первом пункте устава которого торжественно записали: «Союз Русского Народа постановляет себе неуклонной целью развитие национального русского самосознания и прочное объединение русских людей всех сословий и состояний для общей работы на пользу дорогого нашего отечества — России единой и неделимой».

Но, разумеется, такая неожиданная россыпь не появилась бы на поверхности, если бы заранее в русскую землю не была заложена грибница. Такой «грибницей» послужило скромное просветительное общество — Русское Собрание.

Возникло движение Русского Собрания еще в конце 1900 года, когда левый террор еще не бушевал; и было в стране относительно тихо. Но уже тогда передовые русские умы провиденциально почувствовали, что с практической ликвидацией «черты оседлости» и полной передачей русских финансов в руки еврейского ставленника Витте над русской нацией явственно склонилась грозная тень Иеговы. И задумались о том, что дьявольской тени противопоставить. Ответ был прост — свое русское исконное самосознание. Спорили об истоках, но все сходились на одном: русско-еврейская духовная война на пороге.

На рубеже нового ХХ-го века Россия вдруг всерьез опять встала перед эсхатологическим выбором в русскохазарском (= еврейском) тысячелетнем противостоянии. Нет, открытая война России еврейскими революционерами еще объявлена не была, но атмосфера уже сгустилась в предгрозовую. И в обществе само собой возникла естественная потребность в предчувствии опасности определиться — кто мы? почему называемся русскими? и чего мы Достигли за свою историю, чтобы защитить свои ценности?

Задачи Русского Собрания скромно формулировались как просветительные и «охранительные» — забегая вперед, скажу, что именно по его типу мы, русские националисты советского периода, в брежневский период организовали Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры — знаменитый ВООПИК.

Первым пунктом устава Русского Собрания, утвержденного еще 26 января 1901 года, скромно стояло: «Ознакомить общество со всем, что сделано важного и своеобразного русскими людьми во всех областях научного и художественного творчества». И сразу прославились «русские пятницы», на которых обсуждались доклады и устраивались музыкальные вечера, привлекавшие не только столичную интеллигенцию, но и «черный люд». (По образцу «русских пятниц» мы потом в брежневскую эпоху проводили «русские вторники».)

Официально отпечатанный «Список членов Русского Собрания с приложением исторического очерка Собрания за пять лет работы» (СПб., 1906 г.) информировал широкие круги населения, что Русское Собрание осуществляет «изучение явлений русской и славянской народной жизни в ее настоящем и прошлом; разработку вопросов словесности, художества, народоведения и народного хозяйства и охранение чистоты и правильности русской речи». Оно проводило конкурсы для поощрения лучших русских произведений, устраивало библиотеки и читальни, финансировало научные и образовательные поездки по изучению памятников истории и культуры, открыло даже свою гимназию.

Интересно, что, как правило, при местных помещениях Собрания работала своя «чайная», куда почитать газету и посмотреть православную, а также «анти-иудо-масонскую» и «противо-антихристову» литературу, пообщаться с родными русскими людьми мог заглянуть на огонек любой человек. В том числе и даже особо желательно — чтобы из простонародья. Эту традицию широко развил Союз Русского Народа, сделавший акцент на привлечение «черного люда» и снизивший годовой членский взнос с 5 руб. До 50 коп. «Русские чайные» были открыты повсеместно. И чтобы посещать «русскую чайную», даже не обязательно было становиться членом общества, официально записываться и платить годовой взнос. Впрочем, неимущие освобождались от взноса. А купцы считали для себя честью вносить не по пять рублей, а по нескольку тысяч.

Содержание «русской чайной» брал обычно сочувствующий союзу трактирщик, и вскоре стало возможно даже и по рюмочке под закуску пропустить, честя евреев и не торопясь читая дружественные союзу общенациональные консервативные газеты «Московские ведомости» и «Новое время» («жидовствующих» газет «не подавали»!). Бесплатно раздавали собственные официальные газеты Союза Русского Народа — «Русское знамя», «Земщину», «Вече», «Патриот», «Вестник русского народа», «Черную сотню» и всевозможные популярные брошюры. Газеты и брошюры были на разный вкус. От «забористых» и «скандальных» до весьма и весьма ученых. Союз Русского Народа способствовал изданию и усиленно пропагандировал в своих библиотеках, читальнях и чайных книги о мессианском призвании русской нации Господом для противостояния Грядущему Антихристу, о Москве — Третьем Риме и великих русских духовных ценностях. Но не оставался в стороне Союз Русского Народа и от прямой полемики с «жидовствующими». Продвигал в обществе такие принципиальные книги, как «Свобода и евреи» А.С. Шмакова и его же «Международное тайное правительство», «Россия на распутье. Каббала или свобода?» Г. Бутми и его же «Иудеи в масонстве и революции», «Тайная сила Масонства» Александра Селянинова и «Близь грядущий Антихрист и царство дьявола на земле» Сергия Нилуса, книгу, изданную православным издательством «Сергиев Посад» и содержавшую в приложении комментированные «Протоколы собраний Сионских мудрецов». Союз Русского Народа даже положил «Протоколы» и пояснительные книги к ним, вроде «Речи раввина», на стол самому Царю Николаю Второму. Но промасоненное царское окружение отговорило Царя от активных действий по поддержке этих принципиальных книг, хотя Царю Николаю Второму они весьма пришлись по сердцу, и он сказал, что в них, пожалуй, много правды.

Председателем Русского Собрания был избран именитый князь Д.П. Голицын. Главой Союза Русского Народа — популярный доктор А.И. Дубровин. Среди учредителей были самые громкие имена. Художник Н.К. Рерих подарил Собранию картину, ему последовали другие. Среди учредителей были известные русские меценаты и весь цвет русской консервативной журналистики во главе с издателем «Нового времени» А.С. Сувориным и будущим редактором официоза «Россия» С.Н. Сыромятниковым.

Будучи монархическим и охранительным, Русское Собрание однако вовсе не было сугубо конформистской, слепо, по-лакейски поддерживающей Царя организацией, как ее потом пытались представить иудо-«демократические» журналисты. Напротив, министр внутренних дел В.К. Плеве даже сначала попытался «запретить не предусмотренную никакими циркулярами организацию». Да и как было реагировать министру, если Русское Собрание изначально и программно заявило: «Русские государи, начиная с Петра I, хотя и продолжали именовать себя самодержавными, но это самодержавие было уже не православно-церковным, а весьма близким к западно-европейскому абсолютизму, основанным не на исконно русском православно-церковном и земско-государственном единении и общении царя с народом, а на праве сильного». Было от чего Плеве поежиться? Хотя, в конце концов, под настойчивым давлением русской общественности он сдался и не только отменил запрещение, но и даже сам стал членом Русского Собрания. И, между прочим, это программное заявление Русского Собрания затем было дословно перенесено в «Устав и основоположения Союза Русского Народа», ставшего восприемником Русского Собрания. И даже усилено уже прямо вызывающе: «Союз Русского Народа признает, что современный чиновничий строй, осуществляемый в громаднейшем большинстве случаев безбожными, нечестивыми недоучками и переучками, заслонил светлый образ царя от народа».

Уже по уставу Русского Собрания было понятно, что его идейной основой было славянофильство и принципиальный тезис «о соборном единении всей русской земли». «Если бы были живы апостолы славянофильства Хомяков, Аксаков и другие с одной стороны, и Катков, граф Толстой с другой стороны, то все они были бы в наших рядах», — подчеркивал затем и «Вестник Союза Русского Народа».

К Западу в Русском Собрании относились крайне настороженно, вполне в традициях труда Н.Я. Данилевского «Россия и Европа». Союз Русского Народа уже прямо провозгласил неприятие современного вульгарно рационального, капиталистического Запада. «Необходимые свойства европейской цивилизации, бездуховной по существу — вражда, ненависть, разобщенность, узкий личный материалистический эгоизм, господство матермальной силы, рабство духа и души, — нужно ли нам это перенимать?» — стало темой многих обсуждений в Собрании и Союзе. Были и более беспощадные высказывания: «…“они” уже давно умерли, разлагаются и издают невыносимое зловоние и скоро, скоро совсем разрушатся», — утверждал видный деятель Союза священник Илиодор в программной книге «Правда о Союзе Русского Народа, Союзе русских людей и других монархических партиях» (Одесса, 1907 г.).

Особо популярны в Собрании были русские мыслители К.Н. Леонтьев, М.В. Юзефович и В.В. Розанов, а больше всех Иоанн Кронштадтский. Прославляли Святую Соборную Русь! и черной тенью за всеми полемиками стояло русско-еврейское противостояние. Вопрос обычно ставился цивилизованно: «возбудить энергию евреев в деле скорейшего переселения в собственное царство и обзаведение собственным хозяйством». Но в брошюрах для простонародья не церемонились: «Жидов надо поставить в такие условия, чтобы они постоянно вымирали». Конечно, это был перегиб.

Вопреки сложившимся стереотипам, основанным на незнании фактов, славянофильство для Собрания и Союза однако не стало только классическим незыблемым наследием, на которое все опирались идейно. Но оно и теоретически развивалось, вступало в самые острые и злободневные ученые полемики. Гучков вспоминает секцию Русского Собрания, возглавляемую Новоселовым, и состоявшую из сторонников церковного собора, которые были тесно связаны с высшим духовенством. Именно в этой секции была подготовлена написанная Новоселовым жесткая полемическая брошюра «Григорий Распутин и мистическое распутство», опубликованная затем в газете «Голос Москвы», основанной Гучковым. Московский генерал-губернатор Гершельман газету приостановил в виде кары на семь дней. Но идеологическая почва для уничтожения Распутина была именно так подготовлена. Вот так умно тогда работали идеологи Русской Идеи. Вот так направляли того же неистового Пуришкевича.

«Правозащитная» деятельность «русских собраний» сначала повсеместно носила лишь исключительно интеллектуальный характер. Но с основанием Союза Русского Народа носить на груди «Конька-скакунка», так в народе прозвали значок Союза Русского Народа, изображавший Георгия Победоносца, и черно-злато-белую ленту уже считалось высшим русским шиком равно и для извозчика и для его седока дворянина или интеллигента. Вопреки формальному запрету для армии и чиновничества вступать в какие-либо партии, можно было увидеть с «коньком-скакунком» на мундире равно солдата и офицера, мелкого чиновника и даже иного губернатора, желавшего продемонстрировать, что он русский по убеждениям. Первоприсутствующий член Святейшего Синода митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний попытался запретить священникам вступать в «черные сотни». Но Союз Русского Народа опубликовал открытое письмо, потребовав от главы Синода либо встать на сторону Союза Русского Народа, либо уйти со своего поста. На съезде союза после этого письма произошло публичное лобзание митрополита Антония с главой СРН А.И. Дубровиным, и всему русскому православному духовенству было дано от Святейшего Синода открытое и официальное разрешение и благословение на безбоязненное служение в составе Союза Русского Народа. Священники тоже стали ходить с «Коньком-скакунком» и черно-злато-белой лентой на облачении. Корреспондент английской газеты «Дейли Телеграф» (№ 251 за 1907 г.) описывает, что скромный значок Союза Русского Народа на черно-златобелой ленточке любил носить, вместо орденов и парадных лент, сам Государь.

Откуда вдруг у русских людей появилась такая необходимость в публичной демонстрации своих взглядов? Дело в том, что и евреи держались настолько вызывающе, 4jo довольно массово, разве что кроме маскировавшихся революционеров-террористов, нахально ходили в иудейских ермолках. «Нацепить Конька-скакунка» стало самой простой формой общественного негодования на засилье «ермолки».

Но «Коньком-скакунком» дело не ограничивалось. Началось всеобщее русское увлечение православной и собственно черносотенной символикой. Черносотенные отделы в провинции столь активно выписывали из столицы черно-злато-белые знамена, иконы и хоругви, черно-злато-белые ленты для своих собраний, что возник даже целый промысел. Головную хоругвь изготовили по специальному эскизу великого русского художника В.М. Васнецова. Знамена были нередко металлические с эмалью и позолоченными древками, но чаще из бархата и атласа. Значки были золотые, серебряные и простые латунные.

Нацепят на грудь значок или черно-злато-белую ленту и ищут сцепиться с «черной ермолкой» в жарком споре. Сцеплялись и на собраниях и в газетах. Публицисты старой России в высказываниях лупили в лоб: «еврейский народ признает себя удовлетворенным лишь тогда, когда утвердится на Руси не равноправность, а полное его господство» (брошюра «Еврейский вопрос в печати и в жизни», — Киев, 1904 г.). А вот цитата, из газеты «Русское Знамя» (официального органа Союза Русского Народа) за 19 июля 1907 г., отражающая тогдашние повсеместные настроения: «Что нас ждет? По-видимому, будет существовать русское государство, но только по-видимому, а на самом деле государство будет еврейским. Русские же люди будут нести в нем самую тяжелую долю, будут его рабочей силой, будут обрабатывать землю (каждый поровну, земля общая), будут сохнуть на фабриках у станков (фабрики — собственность рабочего класса, от имени которого будут править евреи), будут защищать границы еврейского государства (нового иудейского Хазарского Каганата) от нынешних врагов, будут усмирять внутренних врагов (остатки русского национального самосознания), и евреи повсюду будут господами, помещиками, господствующим классом, хозяевами финансового и материального благополучия страны». Теперь понятно, почему, захватив власть в 1917-м, еврейская верхушка большевистской партии сразу упрятала все материалы о Союзе Русского Народа в спецхран?

Но тогда в начале XX века действительно было от чего появиться столь эсхатологическим мрачным настроениям. Дело было даже не столько в полном господстве еврейского капитала, сколько уже и в идеологическом духовном напоре «жидовствующих» в традиционном русско-еврейском противостоянии. Духовные сражения предвещали прямой уличный бой. И к уличному бою начали готовиться.

«Жидовствующие» требовали Манифеста о Конституции и введения парламентаризма. Русские общества стояли на созыве Земского Собора от всех сословий: — Никаких Государственных Дум! Зачем нам парламентская говорильня по чужому западному образцу? Собор соберется, решит главные вопросы, как справедливо править царю и правительству, и разойдется — не будет мутить больше воду до нового созыва. А Дума — так это станет только трибуна для политических спекуляций и саморекламы «жидовствующих», которые сразу будут подхватываться и разноситься «ихней», «жидовствующей» прессой. А еще — для постоянного вмешательства в дела правительства с целью извлечения чьей-то частной коммерческой банковской (а известно, в чьих руках у нас кредит?) выгоды.

С самого начала в черносотенных организациях образовалось несколько идейных ветвей, исповедовавших славянофильство в большей или меньшей степени — от резкой критики царя и чиновничества за отход от самодержавия в сторону западного абсолютизма (Дубровин, Никольский) до почти полной поддержки царизма, как вполне соответствующего соборному самодержавию и лишь нуждающегося в очищении от масонов и «жидовствущих» (Пуришкевич, Марков, Шульгин). Но и те, и другие стояли резко против введения в стране конституционного парламентаризма по западному образцу, с которым носился Витте, — против подготавливавшегося правительством «жидовствующего переворота» в виде учреждения Государственной Думы, а за альтернативу в русских традициях — созыв Земского Собора от всех сословий. На неприятии западного парламентаризма и сошлись.

Объединенные черносотенцы не стали «меченосным орденом», как партия социал-демократов. Не стали и буржуазной партией. Ее организационный принцип был провозглашен «соборным». Главная Управа Объединенного Русского Народа действовала как своего рода вече, на которое приглашались представители всех черносотенных организаций с правом выступить и совместно провозгласить «любо» или «не любо». После чего коллективное решение Главной Управы вступало в силу для всех.

Удачное гибкое соборное построение Союза Русского Народа при единой цели и разных методах отмечают все исследователи. Упомянутый советский историк времен гласности С.А. Степанов (его книга было подписана в набор феврале 1991 года, но смогла быть напечатана только в апреле 1992 года, уже после падения советской власти) пишет: «Нелегальная партия большевиков выработала особые принципы построения основанные на строгой Дисциплине, сплоченности и централизме. Для легальных буржуазных партий была характерна иная модель, рассчитанная на активность в период избирательных кампаний и частичное свертывание работы после выборов. Не сумев создать единой партии (а они и не ставили такой цели. Мы, когда по образцу черносотенцев организовывали «Славянский Собор», — название Союз Русского Народа нам «горбачевцы» отказались регистрировать, — тоже сознательно взяли именно соборную, искони русскую модель — А.Б.), они пришли к сообществу близких по духу, но практически независимых союзов с расплывчатыми понятиями членства. В такую модель изначально закладывались недостатки. Но при решении определенного рода задач слабость черной сотни оборачивалась ее силой. Прежде всего, следует подчеркнуть гибкость такой модели. Черносотенцы, предлагая на выбор ряд организаций, могли привлечь под свои знамена социальные группы с различными, порой даже противоположными интересами. Они были единственной партией, которой удавалось заручиться голосами и в помещичьей, и в крестьянской куриях.

Черносотенной организацией было Русское Собрание, куда входили крупные землевладельцы, но черносотенной организацией были и сельские подотделы Союза Русского Народа, состоящие из крестьянской бедноты». Сохранившиеся списки черносотенных организаций подтверждают, что советский историк Степанов лишь с натяжкой прав: хотя, конечно, «вектор» какой-то был, но вообще состав всех организаций был достаточно перемешанным и далеко не по классовому принципу. И уже полная ложь, будто «монархисты со стажем брезгливо сетовали, что после погромов в правые организации повалили «простонародье», «серый элемент», «подонки общества». Кто же тогда осуществлял массовые стихийные погромы? Рафинированные интеллигенты — ревнители старины? Нет, в том-то и дело, что Союз Русского Народа, объединив по его собственным подсчетам 3 млн. Активных членов (это уплатившие взносы и гордо носившие значки «Конька-скакунка»!), изначально сложился как соборный союз всех русских сословий с главной опорой на «простонародье», на «черные сотни». И это себя полностью оправдало.

В 1905–1907 гг. именно Союз Русского Народа и его составляющие местные черносотенные организации (2229 отделов в 2208 населенных пунктах в 66 губерниях по отчетам полиции!) своими непосредственными действиями, выйдя на улицы и приняв народным ополчением «черных сотен» прямой бой с «террористами» и «революционерами», хорошенько народной дубиной дал «им» сдачи и спас Россию.

Кульминация противостояния произошла в октябре 1905 года. Несмотря на противостояние Союза Русского Народа, еврейский ставленник Витте все-таки подготовил втайне ублюдочный (ни то, ни сё — только раздражение для противостоящих сторон!) Царский Манифест о свободах и Государственной Думе от 17 октября 1905 года. К его разработке было привлечено всего лишь 11 человек, преимущественно из сотрудников Витте. Царя Николая Второго попросту обманули, подсунув ему на подпись «не обсужденный документ». Витте в «Воспоминаниях» хвастается, как он ловко шантажировал Двор, предлагая или Манифест или Диктаторство. И как Двор открещивался: «все от диктаторства уклоняются, боятся, все потеряли головы, поневоле придется сдаться графу Витте». Но никаких «всех» не было. Даже размножался манифест тайно — не официальными переписчиками царственных документов, как было заведено, а на пишущей машинке. В полном неведении находились даже военный министр А.Ф. Редигер и министр финансов В.Н. Коковцев, которые вспоминали, что узнали о Манифесте из газет. Наместник Кавказа граф И.И. Воронцов-Дашков запрашивал столицу: «Сегодня получил указ о свободе слова, союзов и прочее, подписанный 17 октября. Считать его действительным? Отвечайте шифром».

Зато еврейские активисты были ловким Витте тайно информированы заранее и «восприняли манифест как прорыв черносотенного фронта» — так им было внушено. И повели себя вызывающе, развивая политическое наступление — организуя не только антиправительственные манифестации, но и баррикады и пытаясь, как тогда выражались, «оседлать революционную ситуацию», перевести ее в вооруженное восстание. Дирижировал вылазками на местах прекрасно подготовившийся к оглашению Манифеста, самоорганизовавшийся 13 октября 1905 года петербургский «Совет Рабочих Депутатов», в котором рабочих-то вовсе и не было, а «от имени» рабочих (ах, уж это излюбленное еврейское «от имени»!) выступили получившие крупные субсидии Шиффа «Троцкий»-Бронштейн, Бревер, Эдилькен, Гольдберг, Фейт, Мациев, Брулер и прочие такие же.

Для справки, чтобы понимать, откуда ноги растут, полезно знать, что в компаниях «шестидесятников» периода хрущевской Отепели, — среди которых большим влиянием пользовались возвращенные Хрущевым и его главным идеологическим советником Куусиненом из концлагерей и реабилитированные троцкисты, — упорно еще ходила версия, будто Троцкий, а не Ленин был в революцию первой фигурой, потому что жена «Троцкого-Бронштейна энергичная «Седова» была дочерью крупного еврейского банкира, принадлежавшего к пулу «Кун, Леб и Ко». И что лишь после провала открыто еврейской революции 1905 года, Троцкий в 1917-м году якобы сознательно уступил номинальную первую роль «Ленину» с паспортно русской фамилией Ульянов (дедушка у того А. Бланк тоже был якобы повязан на петербургский филиал банка того же пула). Троцкий разъяснил: «Чтобы еврей был только вторым». Хотя делал переворот именно он, Троцкий, а Ленин-Ульянов в это время дрожа прятался на конспиративной квартире и пришел, лишь чтобы произнести речь, когда дело было уже сделано. Не знаю, насколько тут что достоверно, но я слышал эту версию, бывая тогда по молодости (и ради информации) в этих компаниях, не однократно. В частности, ее распространял вернувшийся из ГУЛАГа и слывший политически весьма информированным спецкорр АПН Аграновский. Я попытался эту версию, едва предоставилась возможность, проверить в архивах, осторожно выспрашивал Мариэтту Шагинян. Но она качала головой: «Кто теперь знает! Кто знает… Определенные связи были. Нет дыма без огня. Но лучше в это дело не лезть». Белые эмигранты же, с которыми мне довелось пообщаться по работе, откровенно были зациклены на троцкистской версии.

Безусловно одно: компания Троцкого расценила царский Манифест от 17 октября «капитуляцией» перед еврейским революционным напором и призвала к усилению напора — к вооруженному восстанию. Однако и Союз Русского Народа не бездействовал. Он оказался предупрежденным из окружения Царя. Ходила потом легенда, что не выдержал виттевского уговора предварительного молчания сам опамятовавшийся Николай Второй. О чем был разговор с Дубровиным, не известно. Но накануне оглашения Манифеста в воскресенье 16 октября по призыву Союза Русского Народа все русские люди были оповещены, чтобы собраться в церквах, рассчитаться на «черные сотни» и превратить храмы в опорные пункты борьбы с гидрой иудо-масонской революции.

С.Ю. Витте ругали почем зря и раньше, но после Манифеста 17 Октября он теперь окончательно превратился для правых в самую ненавистную фигуру — в олицетворение наступления «жидовствующих» по всему фронту. Черносотенцы на собраниях в церквях 16 октября открыто поименовали Витте злокозненным «графом Полусахалинским» (ибо именно за Портсмутский мир, предавший Россию и отдавший японцам половину Сахалина, Витте еще изловчился получить графский титул). 16 октября на собраниях в церквях по всей стране черносотенцы открыто предупреждали народ, что ставленник еврейского капитала граф Полусахалинский приготовил русскому народу еще более страшную подлость, чем пораженческий Портсмутский мир, что он завтра сдаст страну евреям.

И даже советский историк признает: «В данной ситуации призыв продемонстрировать верность престолу легко нашел отклик. Трудно сказать, кто бросил клич собираться у стен храмов. В конце концов, ничего необычного в шествиях с иконами и царскими портретами не было. Важно то, что местные власти и правые круги с готовностью ухватились за эту мысль. Впрочем, в тех случаях, когда власти считали манифестации ненужными, черносотенцы обходились без их поддержки. В Баку генерал-губернатор С.А. Фадеев запретил сборища. Но вот явились к его дому черносотенцы с требованием разрешить патриотическую Манифестацию. После долгих и настойчивых просьб и требований толпы генерал-губернатор уступил, заявив, что слагает с себя ответственность за последствия. Так было по всей России». Витте требовал от губернаторов разогнать черносотенцев, но те были бессильны действовать по его приказу, ибо на улицы массово вышел простой народ.

Революционеры, выполняя директиву Троцкого, после 17-го октября активно начали «бузить от имени рабочих». Провоцировали, стреляли в толпу, бросали бомбы. Но почти повсеместно вооруженные вылазки всех террористов и «революционеров» с откровенно иудейским оскалом провалились благодаря мощному отпору со стороны Союза Русского Народа, сразу выведшего на улицу свои контр-манифестации, поддержанные народным ополчением из «черных сотен».

Н.Е. Марков подчеркивает: «Историческая заслуга Союза Русского народа та, что он на деле показал и правительству, и обществу, что с затеянным евреями “освободительным ” движением можно и должно бороться силою, применяя те именно способы, которыми пользовались сами "освободители ”».

О том же свидетельствуют и другие современники тех событий, которые все единодушно обращают внимание, что войска пришли только после того, как Союз Русского Народа показал пример. Да л сами эти войска практически лишь «зачищали» места событий после «беспорядков», в ходе которых еврейским революционерам по-русски просто набили морду. Исключение составили разве только события в Москве на Красной Пресне, куда террористы и революционеры сконцентрировали все силы, и где народные «черные сотни», увы, не справились с хорошо вооруженными «повстанцами», и бои затянулись. Но и здесь Семеновский полк, подавивший «баррикадников», распропагандировали и подняли именно руководители Союза Русского Народа во главе с профессором Борисом Никольским.

Все мемуаристы обращают внимание на то, что зачинщиками беспорядков были «еврейские элементы». Даже советский исследователь признает: «Как бы ни были взвинчены толпы черносотенцев, для насилия требовался повод, например, выстрелы из-за угла по монархическим манифестациям. Относительно нападений на манифестации высказываются прямо противоположные мнения. Черносотенцы единодушно утверждали, что их действия не выходили за рамки необходимой обороны. Полицейские рапорты почти всегда поддерживают Эту версию».

Но, увы, — в Киеве, Одессе, Орле, Курске, Симферополе, Ростове-на-Дону, Рязани, Великих Луках, Великом Устюге, Иванове-Вознесенске, Калуге, Казани, Новгороде, Нижнем Новгороде, Смоленске, Томске, Туле, Уфе и многих других городах уличные столкновения стихийно переросли в еврейские погромы. Погромы, — как вспоминали в белой эмиграции черносотенцы, когда им уже нечего было скрывать, — никоим образом не планировались. Но тут уже действовал звериный инстинкт толпы. И войска уже вынуждены были защищать евреев-обывателей от разъяренных погромщиков. Трагично, но так было.

Совершенно не оправдывая погромщиков, надо однако признать, что, как показали судебные разбирательства, в каждом конкретном случае погромные действия толпы были именно сознательно спровоцированы. В Екатеринославе, например, евреи картинно собирали пожертвования «на гроб самодержавию» и пускали по улицам собак с привязанными на шею крестиками. Этот факт был установлен на судебном процессе об еврейском погроме в Екатеринославе 21–23 октября 1905 года и признавался еврейской прессой. В Нежине были задержаны Янкель Брук, Израиль Тарнопольский и Пинхус Кругерский, которые разбрасывали воззвания: «Народ! Спасайте Россию, себя, бейте жидов, а то они сделают вас своими рабами» (ЦГАОР СССР. Ф. 102. 1905.). Точно такие же факты сознательных провокаций со стороны еврейских «дестабилизаторов обстановки», подло звавших на погромы с целью всколыхнуть общественное мнение против русского народа, были зафиксированы и на судебных процессах против погромщиков в других городах. А процессов по погромным делам состоялось 205. Были максимальные наказания за убийства во время погромов — 10 лет каторжных работ. Остальные задержанные полицией или войсками погромщики получили от трех недель до нескольких месяцев «содержания при полиции». Но в целях умиротворения 1713 человек были затем сочтены достойными царской милости. Отказано в помиловании было 78 кровавым погромщикам.

Можно ли было провокации предвидеть и погромы предотвратить? Рьяные потом утверждали, что ничего страшного вовсе и не произошло — таким образом «выпустили пар из котла». Марков даже гордо вспоминает: «В 1905–1906 году евреи слишком погорячились и не соблюли меры. Опьяненные небывалым до того успехом, они вздумали повалить Россию одним взмахом, но, выступив слишком вперед, неосторожно и преждевременно обнаружили себя. Простой русский народ вовремя опомнился и проявил то чувство самосохранения, которого были лишены образованные верхи. Только это пробуждение антисемитизма тогда спасло Россию и провалило еврейское предприятие».

Однако мы позволим себе не согласиться с Марковым. Неспособность руководителей Союза Русского Народа удержать толпу от погромов была тяжелым просчетом, за который черносотенцам пришлось потом долго и мучительно расплачиваться перед общественным мнением. Когда мы уже в 80-е годы ХХ-го века организовали на принципах русского черносотенного движения «Славянский Собор», то мы прежде всего сделали все, чтобы удержать «наших» от скатывания на погромы. Особенно пришлось работать с нашей головной организацией «Русское Национальное Единство», возглавляемой непримиримым Александром Баркашовым. Правильно ли мы сделали? Может быть, перехлест с погромами и остановил бы агонию советской власти? Разгромили бы всем народом ЦТ, «Московские Новости» и «Огонек»? Набили бы по-русски морду окопавшимся там «жидовствующим». Глядишь, другие «жидовствующие» н поджали бы хвост?! не думаю. Это только бы развязало гражданскую войну.

Даже в более благоприятной атмосфере 1905 года при еще сохранявшемся русском национальном единстве еврейские погромы мало что дали, а скорее только опорочили Русскую Идею. Как признает сам же Н.Е. Марков: «Вполне естественно, что еврейство и зависимая от еврейства российская либеральная и революционная печать со всех сторон накинулась с бранью, клеветой и доносами на сразу ставший им ненавистным Союз Русского Народа и его основателя доктора А.И. Дубровина. Самые гнусные, самые нелепые обвинения посыпались на народную организацию. “Погромщики”, “убийцы”, “сыщики”, “черная сотня” — пестрели страницы “освободительной” печати, не могшей простить Союзу Русского Народа провала революции. “Союзник” изображался в еврейских карикатурах не иначе, как в виде дюжего волосатого мужика с бутылкой водки в кармане и с отрубленной головой еврея в окровавленной руке. “Чайная Союза Русского Народа” стала нарицательным именем всякого неугодного еврейскому нанимателю патриотического собрания. “Освободительные” демократы более всего издевались над Союзом Русского Народа за то, что он состоял преимущественно из простонародья».

И вот тут началось самое тяжкое испытание для русского народа. Нажим печати был столь сильным, что «антисемитского простонародья» вроде как застеснялась и сама русская элита, сама «думающая верхушка».

Во всяком случае, именно в этот момент русская элита принимает роковое для русской нации решение — перевести свою активность из скомпрометированных «антисемитских» стен Союза Русского Народа в Государственную Думу.

Союз Русского Народа остался самой массовой организацией. Но правящая элита искусственно стала ставить его вне игры. Мол, вы пропагандируйте себе, а чтобы не дразнить гусей (надо понимать, евреев) — править страной, направлять Правительство будет новая «партия власти».

Создана «партия власти» была под названием «Союз 17 октября». В «партию власти» вошли два десятка организаций. И если правый фланг «октябристов» практически слился с черной сотней, то на левом фланге октябристов даже принимали в свои ряды евреев, что вызвало бурю возмущения на Первом монархическом съезде в феврале 1906 года. Захватившие закулисную власть в «партии власти» Гучков и Родзянко оказались фигурами русскими, но тайно повязанными масонством. И хотя потом, уже в эмиграции, раскаявшиеся, они от своего масонства открещивались, валили все на кадетов (что те были иудо-масонским инструментом) и называли свои собственные посещения ложи вынужденным «разведовательным» политическим ходом, чтобы контролировать ситуацию и знать, что задумали «жидовствующие». Но не этим ли их «разведовательным ходом» объяснимы все их тяжелые исторические ошибки и практически выдача царя на масонскую расправу?

«Партия власти» — «октябристы» медленно, но верно сдаст Россию еврейству. «Партия власти» не только не была подготовлена к думской деятельности. Но у нее не оказалось даже своей идейной программы. Открыто черносотенной программы «октябристы» испугались, а «своя», компромиссная получилась жалкой, обходящей молчанием все злободневные вопросы. В итоге «октябристы» с треском проиграли первые же выборы открыто жидовствующим «конституционным демократам» — кадетам.

Вроде бы «оппозиция» восторжествовала. Еврейский ставленник Витте страшно радовался, но дни его были сочтены. Союз Русского Народа, презрев Думу, уж искал в коренной русской провинции замену на пост главы

Правительства. Молодого и энергичного, «русских взглядов». Черносотенцы искали и нашли Столыпина.

Ближайшие события вроде бы были в пользу непримиримого к Думе Союза Русского Народа.

Историки свидетельствуют: «Открытие Первой Государственной Думы 27 апреля 1906 года было обставлено Витте с необыкновенной пышностью. Царская семья вышла к депутатам в Георгиевский зал Зимнего дворца в старорусских платьях, усыпанных драгоценностями. Но даже великий князь Александр Михайлович саркастически заметил: «более уместным, по моему мнению, был бы глубокий траур»; «Бедный Ники стоял в слезах — самообладание его покинуло, и он не мог удержаться от слез».

Дума с самого начала, как и предсказывал Союз Русского Народа, была превращена кадетами в пустую пропагандистскую говорильню. Из 222 законодательных актов, подписанных царем Николаем Вторым, за время существования Первой Государственной Думы только один рассматривался и был одобрен Думой.

Первая Государственная Дума абсолютно ничем не занималась, кроме кадетской (= масонской) спекулятивной пропаганды, и, когда была распущена за бездеятельностью уже 8 июля 1906, о ней никто не пожалел.

5. Великий русский националист Петр Аркадьевич Столыпин, провиденциально убитый еврейским террористом Д.Г. Богровым

Иудо-советская пропаганда 1920-х годов назвала творца «столыпинской реакции» (официальная советская формулировка, вдалбливавшаяся народу со школьной скамьи!) «погромщиком».

Но кем же был на самом деле Столыпин? Неужели «погромщик»? Даже при Сталине, даже когда многих старых русских патриотических деятелей «помиловали», Столыпин по-прежнему не вылезал из страшного списка «погромщика». Хрущевская Большая Советская Энциклопедия дает ему «смягченную» характеристику: «С его именем связан период жесточайшей политической реакции, вошедшей в историю страны под названием “столыпинской реакции” (1908–1912 годы)».

Но в чем «реакция»?

А «реакция», оказывается, прежде всего была в том, что Председатель Совета Министров России Петр Аркадьевич Столыпин, пожалуй, впервые за всю «послепетровскую» историю Российской Империи открыто провозгласил принципиальную национальную русскость своей политики. Он закончил свою Речь об устройстве быта крестьян и о праве собственности, произнесенную в Думе 10 мая 1907 года патетическим возгласом, всколыхнувшим всю думающую Россию: «В западных государствах на это (на реформы — А.Б.) потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, путь освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия». Ну, как же после таких слов не «страшный реакционер»?!

Но вопрос был поставлен ребром, и эти слова «сделали историческую фигуру Столыпина». Все остальное было уже, как красивые осенние листья, сыплющиеся на живой монумент и украшающие его сполохами закатного пожара..

Столыпин — сын севастопольского героя генерал-адьютанта Столыпина от брака с княжной Горчаковой, детство провел в имении Середниково под Москвой. Воспитывался на русских культурных традициях и фамильной гордости за предков. Шутка ли? Прадед — сенатор Столыпин, соратник Сперанского. Знаменитая бабушка Лермонтова — урожденная Столыпина. Отец — друг Льва Толстого. Жена — правнучка Суворова. Он окончил физико-математический факультет Петербургского университета. Но увлекался и литературой, особенно русской поэзией. В его студенческой квартире собирался университетский литературный кружок, где царил Апухтин. Вокруг Столыпина — одни коренные имена. А сам скромен. После университета поступает на чиновничью службу на «учебную должность» помощника столоначальника. Через год уезжает в провинцию — уездным предводителем дворянства. Через десять лет дослуживается до губернского предводителя дворянства. А еще через три года, в 1902 году в сорокалетием возрасте становится самым молодым в России губернатором — сначала Гродненским и уже в следующем году Саратовским.

Его возвышение — вызов в столицу и назначение самым влиятельным в Правительстве министром внутренних дел, едва в апреле 1906 года, наконец, пало правительство еврейского ставленника С.Ю. Витте; а затем всего-то через два с половиной месяца, сохраняя за ним пост министра МВД, и Председателем Совета Министров, — для всех было неожиданной игрой случая. Но только не для него самого, дерзко написавшего в активно русском, «черносотенном» «Новом времени»: «Не черная сотня — а черные миллионы!» он публично сделал выбор, и на плечах Союза Русского Народа мгновенно поднялся из провинции на верховную власть в стране.

А обратил на себя внимание черносотенцев он еще в Гродно, когда решительно взял их сторону в столкновениях с еврейскими боевиками, высыпавшими из-за «черты оседлости». Имел крупные неприятности от Витте. Но благодаря черносотенцам «в наказание» был переведен даже на более заметный и важный пост губернатора в Саратов. Ну, а остальное при тогдашней влиятельности черносотенцев в придворных кругах и на самого царя было делом рутинной техники.

Пытаясь предотвратить назначение Столыпина главой правительства, остраненный от власти еврейский ставленник Витте организовал шикарную провокацию. Кадетская газета «Речь» вдруг опубликовала некие секретные полицейские документы, переданные ей служившим при Витте директором департамента полиции А.А. Лопухиным, тайным масоном, оставшимся слепо верным Витте. Как потом выяснилось, личностью крайне нечистоплотной, тесно связанной с масонами и подспудно покровительствовавшей террористам — революционерам, вскормившей Азефа. Фальшивые секретные документы были о подпольной полицейской типографии, якобы вызвавшей еврейские погромы — якобы в ней печатались прокламации, распространявшиеся через Союз Русского Народа. И тут только что назначенный новый министр внутренних дел Столыпин, еще не привыкший к масонскому коварству, сделал грубый промах. Вместо того, чтобы представить объясняться своему предшественнику, при котором было совершено «некое преступление», он, прочитав газету, самолично взял и немедленно вызвал жандармского ротмистра Комиссарова, в ведении которого была ручная ротационная машина полиции и два печатника, и приказал от греха подальше типографию немедленно уничтожить.

Получилось, будто бы он заметает следы — уничтожает вещественную улику преступления. Коварный Витте о такой промашке Столыпина только и мечтал. Тут же кадетская Дума на основе публикации газеты сделала «запрос о погромной агитации со стороны властей», и Столыпину пришлось лично идти в Думу объясняться перед общественностью. Сразу после него думскую трибуну занял родственник Лопухина, его тесть С.Д. Урусов, тоже тайный масон, служивший при Витте товарищем министра внутренних дел и, естественно, ненавидевший «чужого» Столыпина. Проинструктированный Витте «правдолюбец» Урусов вдруг «вспомнил» якобы о циничных откровениях ротмистра Комиссарова: «Погром устроить можно какой угодно: хотите на 10 человек, а хотите на 10 тысяч».

Урусов показал, что тайная полицейская типография возникла, будто бы «когда группа лиц, составляющая как бы боевую дружину одного из наших патриотических собраний, в связи и в единении с лицами, близко стоящими к редакции одной непетербургской газеты, задумала борьбу с революцией». Урусов сознательно говорил туманно, чтобы его не уличили в конкретной лжи. Ребенку понятно, что полицейские профессионалы не стали бы печатать листовки в собственной типографии, а организовали бы подпольную типографию где-нибудь в другом месте, как они организовывали их Азефу. Но «жидовствующей» кадетской Думе хотелось, чтобы именно «было!». Тщетно Столыпин пытался потребовать от Урусова конкретного признания: кто? с кем? какая газета? какая патриотическая организация? но его в ответ кадеты хором обличали: «А зачем же тогда вы самолично приказали Комиссарову уничтожить улику?» Впоследствии выяснилось, что эта машина была приобретена и два печатника были наняты много позже октябрьских погромов, и, следовательно, по принципу полного «алиби» по времени ротационная ручная машина полиции никак не могла иметь никакого отношения к погромам. Все было насквозь придумано в масонской ложе, но Столыпина и Союз Русского Народа полоскали во всех «прогрессивных», то есть массовых еврейских газетах, а последующее опровержение было этими газетами просто замолчано.

Вот так «прогрессивная» пресса уже тогда умела работать, создавая нужное общественное мнение. Столыпина она будет травить изо всех сил, пока не подведет под смертельные выстрелы еврейского экстремиста Богрова. А Союз Русского Народа постоянно будет обвинять в полицейских связях и даже субсидиях, хотя до сих пор так и не обнаружены какие либо документы такие связи подтверждающие. Насчет субсидирования самой полицией террористов через Азефа документы были обнаружены, и А.А. Лопухин был справедливо разжалован и отдан под суд. А тут только голословные утверждения «прогрессивной» печати. Но в масонских руках всегда были все средства хороши.

Впрочем, Союз Русского Народа еще был в силе — Столыпин все-таки был назначен Председателем Совета Министров да еще при сохранении поста Министра внутренних дел.

«Русский националист» (так его постоянно честила «прогрессивная пресса») сосредоточил в своих руках всю власть и сразу начал успешно управлять государством — подавил брожение, задавил терроризм и резко толкнул, вперед на подъем экономику страны, потому что оперся на русские массы. А конкретно — на «черные сотни».

Он сумел выйти и на правильные отношения с Думой. Первую Думу — он ее элементарно разогнал, опираясь на широкую общественную поддержку — на Союз Русского Народа.

Как разгонялась Вторая Дума, такая же кадетская, как не работавшая Первая? а так же примитивно. По «голосу народа»! Главный Совет Союза Русского Народа направил местным отделам циркуляр: «С того момента как в органе союза “Русском знамени” на первой странице появится знак креста, тотчас начать обращаться с настойчивыми телеграммами к Государю Императору и к Председателю Совета Министров П.А. Столыпину и в телеграммах настойчиво просить и даже требовать: а) немедленного роспуска Думы б) изменения во что бы то ни стало избирательного закона».

И вот 14 марта 1907 г. На первой странице «Русского знамени» появился черный крест, и в столицу хлынул неистовый поток народных телеграмм, а по стране прокатилась волна «верноподданных» манифестаций. Царь и Столыпин уверились в себе, что народ, широкая русская общественность их действия поддержит. А дальше уже была проходная рутина, ибо было бы принято властное решение, а конкретный повод, найти к чему прицепиться, и как разогнать — это элементарная политическая техника. Вдруг документами Столыпин «уличил» социал-демократов, что они хотят революции. Но ведь они этого и не скрывали никогда. Однако Столыпин явился в Думу и потребовал отстранить 55 социал-демократических депутатов. Тут же от Союза Русского Народа подключился Пуришкевич и предложил «выдать этих 55 террористов и отправить на виселицу». Заваруха. Компрометация Думы. Позорище на всю страну. Может ли дальше такая Дума нормально работать?

И — на первый странице «Русского знамени» аршинными буквами напечатан царский манифест от 3 июня 1907 года о роспуске Второй Государственной Думы. Газета ликующим аншлагом сообщала: «Главный совет Союза Русского Народа поздравляет свои отделы с роспуском крамольной думы». А на следующий день Царь Николай Второй прислал на имя А.И. Дубровина благодарственную телеграмму: «Да будет же мне Союз Русского Народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка».

Союз Русского Народа не боролся за Таврический дворец. Идгриги внутри Второй Государственной Думы были черносотенцам мало интересны. А один худосочный «Союз 17 Октября», то есть «партия власти», никак не мог без активной помощи Союза Русского Народа выиграть выборы, пока черные сотни массово не принимали Думу как учреждение и ратовали за предложение председателя монархического съезда князя Н.С. Щербатова заменить ее Земским собором. Но после того, как власть, опираясь на все тот же Союз Русского Народа, разогнала обе эти Думы, перед Столыпиным встал вопрос — что же делать дальше? Отменять «Манифест 17 октября»? Уступить Союзу Русского Народа и созывать Земский Собор всех сословий?

Столыпин решился на полумеру — попытаться оседлать Думу, добившись размежевания внутри Союза Руского Народа на «старообрядцев»-«соборников» и обновленцев «думцев».

У мемуаристов есть два взгляда на тот период русской истории.

Первый взгляд. В Третьей Государственной думе «октябристы», наконец-то, сумели сколотить большинство. Обеспечил им это большинство Союз Русского Народа, который раскололся, на «дубровинцев» — противников и «марковцев» — сторонников участия черносотенцев в работе Думы. Марков и Пуришкевич (этот даже полувыделился в несколько обособленный «Союз Михаила Архангела»!) стали лидерами черносотенной группировки в Думе, сотрудничавшей с «октябристами». «Октябристы» возглавили Думу. Гучков и Родзянко, понадеялись сохранить русскую власть, ринувшись в Государственную Думу «писать законы». Но тем самым русская элита приняла иудо-масонскую игру. Перешла на «их» поле. Дочь Родзянко мне потом рассказывала, что ее отец и Гучков лишь уже в эмиграции этот свой катастрофический для соборной России просчет поняли. Ведь переведя политическую борьбу на думское поле, они свой «большой народ» сразу уравняли в силах с «малым народом». Хуже того, обеспечили «малому народу» полнре превосходство в силах за счет того, что именно «малый народ» владел всеми массовыми газетами и мог освещать деятельность Думы, как ему было выгодно. Мог засорять через прессу умы, а тем временем преспокойненько подпольно готовить насильственный захват власти, зная, что Союз Русского Народа теперь сидит вместе с Пуришкевичем и Марковым Вторым в Думе, занят думской борьбой, и уже практически вне народа. Зная, что поднимать повсеместно «черные сотни» на манифестации, а то и на погромы уже практически некому, и русский народ при смене власти наверху останется в стороне — будет безмолвствовать.

Противоположный взгляд. Когда выборы в Третью Государственную Думу Столыпин взял под контроль и уговорил обновленческое крыло Союза Русского Народа во главе Марковым и Пуришкевичем отказаться от бойкота Думы, согласиться на думскую деятельность, поддержать активно на выборах «октябристов» и самим войти в Думу, то это решение Столыпина было в той ситуации единственно реальным. Во всяком случае, только благодаря такому решению «октябристы» на этот раз оглушительно победили, и Столыпин получил в Думе гарантированную поддержку, умело балансируя между двумя думскими большинствами — правоктябристским (крайним, последовательно черносотенным) и октябристско-кадетским (праволиберальным). В некрологе на его смерть «Новое время» 6 сентября 1911 напишет: «Столыпин выдвинулся и определился в Думе. Но, в то же время, он в значительной степени определил собой Государственную думу. Если Государственная дума в настоящее время работает и законодательствует, то этим она обязана Столыпину.

Столыпин «чувствовал» Государственную думу». Нужно ли это было политически — «чувствовать» Думу? во всяком случае, это надо было уметь. И именно это дало ему возможность получить целых пять благотворных лет для надежного разгона «столыпинской реформы», на которую сам Столыпин просил у общества и отводил ей двадцать лет.

Как сам Столыпин свои реформы формулировал? «Итак, главная наша задача — укрепить низы. В них вся сила страны. Их более 100 миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте — и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед всем миром. Дружная, общая, основанная на доверии работа — вот девиз для всех нас, русских! Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете России».

Кого Столыпин считал внутренним и внешним врагом России? Столыпин не скрывал, что «их», противостоящих Русской Идее. И как ни парадоксально на первых порах его активно подержали не только справа, но и разумные силы слева.

«Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!» — повторяли и справа и слева. Понятно, что такой призыв сразу подняли на щит газеты близкие к Союзу Русского Народа. Но и левые вовсю склоняли столыпинский призыв к «Великой России», пытаясь перехватить идею в арсенал оппозиции. Знаменитый П.Б. Струве назвал статью «Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества», а затем выпустил целый сборник, подчеркивая: «я не случайно, а совершенно намеренно свой лозунг “Великая Россия” заимствовал не у кого иного, как у П.А. Столыпина». Известный русский философ С.Н. Булгаков в статье «Две Цусимы» писал: «Создается национальное чувствилище, старому просветительскому космополитизму приходит конец. Теперь картина изменилась, патриотизм входит в моду, потому что становится оппозиционным. На этой основе может родиться необходимый национальный подъем, который в патриотическом порыве вернее сметет старую гниль и приведет страну к возрождению. Иначе неразрешима проблема “Великой России”».

Столыпин нашел верный ключ к общественному сознанию. Он для интеллигенции настойчиво говорил о реформах, и вроде бы отдавал дань идеям прогресса, но одновременно сказал четкое «нет!» иудейскому нигилизму и разрушительству. Раз за разом он повторял: «Наши реформы для того, чтобы быть жизненными, должны черпать свою силу в русских национальных началах». — «Мы хотим верить, господа, что вы прекратите кровавое безумство, что вы скажете то слово, которое заставит всех нас встать не на разрушение исторического здания России, а на пересоздание, переустройство его и украшение». — «К нашему русскому стволу нельзя прикреплять какой-то чужой, чужестранный цветок. Пусть расцветет наш родной цветок, расцветет и развернется под взаимодействием Верховной Власти и дарованного ею представительного строя». Обращаясь к евреям, он говорил: «Станьте на ту точку зрения, что высшее благо — это быть русским гражданином, носите это звание так же, как носили его когда-то римские граждане, и вы получите все права». А крикливой «жидовствующей» (= кадетско-масонской) оппозиции прямо в Думе ответил: «Вы хотите вызвать у правительства паралич воли и мысли, ваши требования сводятся к словам: “руки вверх!” на эти два слова правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить двумя словами: “не запугаете!”». И подчеркнул: «Правительство должно восстановить в России порядок и спокойствие; оно должно быть и будет правительством стойким и чисто русским».

Никогда в Российской Империи не было правительства со столь русским акцентом. Никогда, пожалуй, с рубежа XVI века, когда разгромили «жидовствующих», столь ясно и четко не говорили с «жидовствующей» оппозицией.

Поэтому, естественно, что широкое общество носило Столыпина на руках, а «жидовствующие» левые повели за ним самую коварную охоту. Уже 12 августа 1906 года после первых же программных выступлений на Столыпина было совершенно покушение — мощная бомба взорвала его министерскую дачу на Аптекарском острове. Было убито 22, ранено 30 лиц (в их числе тяжко пострадала дочь и ранен малолетний сын Столыпина), но волею Провидения сам он остался невредим и еще пять лет, пока его таки не достала пуля террориста, стоял у штурвала стремительного набиравшего ход корабля Великой Империи.

Столыпин успел только начать свои реформы. Но Столыпин, по крайней мере на время своего правления добился-таки общественного успокоения. Кстати, для Ленина именно в этом был главный довод назвать столыпинское время «временем политической реакции». Россия семимильными шагами рванула вперед в экономическом развитии. По темпам роста и экономической мощи Россия стала резко опережать западную Европу, золотой русский рубль общепризнанно стал самой стабильной валютой, Россия грозилась в самые ближайшие годы выйти на первое место в мире, опередив даже Соединенные Штаты.

Во всем ли был прав и последователен Столыпин в своих реформах? мы, русские националисты, в советское время сделали из Столыпина для себя идеал. В «русских клубах» у Сергея Семанова была даже заглазная «конспиративная» кличка «наш Столыпин». А Дмитрий Жуков в предисловии к книге вернувшегося на Родину нашими стараниями белоэмигранта В.В. Шульгина «Дни», выпущенной активно русским издательством «Современник», лишь слегка завуалированно, выдавая за пересказ «спорных» рассуждений вернувшегося белоэмигранта и так обходя иудо-советскую цензуру, писал: «Ход рассуждений Шульгина весьма глубок. Подумаем о том, что капитал — явление не сугубо национальное, что капиталисты в Америке, тесно связанные с президентами, со своими правительствами, тревожились в связи с растущей конкуренцией России, которая в результате столыпинских реформ и росту самого передового, по словам Ленина, финансового капитализма могла потеснить Америку. На Уолл-стрите понимали, что вот-вот их монопольному превосходству в промышленности придет конец, поднимается Россия, и тогда были приняты самые решительные меры. Для низвержения конкурента годилось все. Политика не исключала ни продолжения ее иными средствами, ни террора. Прежде всего решено было убрать носителя идеи сильной России, то есть самого Столыпина. И тогда, хотя еще не существовало ЦРУ, прибегли к практике в отношении Столыпина, ныне не удивляющей никого. Столыпин пал жертвой евреев-банкиров с Уолл-стрита». Жуков, вынужденно поминая Ленина, и несколько по-ленински упрощал и «классово» вульгаризировал обстановку. Планировалось устранение Столыпина не на Западе, а евреями в самой России. Но, с другой стороны, как ни парадоксально, а взрыв-покушение на Аптекарском острове и убийство Столыпина евреем Д.Г. Богровым были подготовлены именно на еврейские деньги Шиффа, поступившие из-за океана, с Уолл-стрита.

Я бы не стал однако сейчас совсем уж идеализировать Столыпина. Фигура эта, повторюсь, конечно, в русской истории уровня Петра Первого и Сталина, но, как и они, увы, далеко не однозначная. Столыпин был ставленником Союза Русского Народа, но ради успешной думской деятельности пытался заигрывать и с «кадетами». А в какой-то момент, борясь за абсолютную власть в стране, он даже и испугался мощно стоявшего за его спиной трехмиллионного Союза Русского Народа. Якобы, как он сам объяснял, для оперативной «сугубо думской деятельности» он даже 19 апреля 1909 года на учредительном собрании, на котором присутствовало всего 70 человек, создает карманную партию русских националистов во главе с богатейшим помещиком Подольской губернии П.Н. Балашовым, который щедро взялся содержать партию за свой счет. Главным программным лозунгом новой партии был лозунг «Россия для русских». Через год, 31 января 1910 года в Александровском зале городской думы на 300 человек карманная партия Балашова слилась со «Всероссийским Национальным Союзом», идеологом которого был публицист М.О. Меньшиков. Первый параграф устава Всероссийского национального союза формулировался: «Союз имеет целью содействовать: а) господству русской народности, б) укреплению сознания русского народного единства, в) устройству бытовой самопомощи и развитию русской культуры, г) упрочению русской государственности на началах самодержавной власти царя в единении с законодательным народным представительством». Боевым кличем Союза было: «Отпор инородческому засилью!» в общем-то принципиально программа не слишком отличалась от программы Союза Русского Народа. Но во всем «умереннее», мягче. Союз Русского Народа очень болезненно воспринял пункт г) — об «фальшивом» единении самодержавной власти царя с законодательным народным представительством — понимай с ненавистной Думой и на замену в боевом кличе открытых противо-иудо-масонских лозунгов на абстрактнр смазанный «отпор инородческому засилью».

Неожиданно для Столыпина оба спорящих крыла Союза Русского Народа опять сошлись — на возмущении «самостоятельностью» Столыпина. Ясно, что «соборники»-дубровинцы всегда «поправляли» Столыпина. Но тут и «обновленцы» — марковцы и пуришкевичевцы кровно разобиделись в общей обиде. Н.Е. Марков жестко вспоминает:

«Как только наступило “успокоение”, то есть разрушительная работа иудо-масонства ушла в Государственную Думу и в подполье, Союз Русского Народа стали определенно теснить, принижать и вести к разложению. Даже крупные государственные люди, как П.А. Столыпин, думали, что “мавр сделал свое дело и что мавру время уйти”. Не знакомые с шекспировской трагедией наши черносотенцы сформулировали это по-своему: “Кашку съел — чашку об пол”. И было именно так. Либеральная министерская мелочь, вроде Коковцева, Философова, Тимирязева, князя Басильчикова, барона Нольде и им подобных, злобно шипели на Союз Русского Народа и в своих ведомствах учиняли на членов Союза формальное гонение».

Марков зло разносит задним числом Столыпина за излишнюю увлеченность рутинной и трепливой думской деятельностью и забывчивостью о том, что его поставила не Дума, а сам народ — «черносотенные миллионы». За то, что столпинская «несомненно Русская власть» сама из-под себя и выбила народную опору, соблазнившись перейти на иудо-масонский механизм некоей заранее расписанной партийной борьбы и слепо согласившись на думскую деятельность. Широкие народные слои были отключены от политики, стали пешками для хитроумных операций вокруг голосования на выборах, совершенно не понимая, за кого голосуют. По-современному мы бы сказали: превратились в жертву выборных пиаров. Избирателей обманывали через газеты и попросту подкупали.

Но однако Марков кое-что и не договаривает. Все было за политическую кулисою уже давно не так гладко, как в массовых патриотических телеграммах в поддержку Столыпина. В какой-то момент Союз Русского Народа продолжил поддерживать Царя, а вот со Столыпиным «за кулисою», несмотря на всю его русскую фразеологию, у черносотенцев и всей правой русской общественности принципиально испортились отношения. Из-за крестьянства.

Советские историки разъясняют «столыпинскую реформу» как разрешение выходить из крестьянской общины на хутора и отруба (закон от 9 ноября 1906), укрепление Крестьянского банка, принудительное землеустройство и добровольное переселение малоземельного крестьянства на свободные земли, прежде всего в Сибирь. Конечно, это весьма узкое понимание. Но правда тут в том, что именно по этой разделительной линии разошлись Столыпин и Союз Русского Народа. За укрепление Крестьянского банка и за умную (только сугубо добровольно!) переселенческую политику черносотенцы благодарили Столыпина.

Но газеты Союза Русского Народа хором выступили против так называемых «правил 9 ноября» — как подрывающих сами устои традиционной русской крестьянской «соборной» общины и насаждающей, вместо национального русского общинного земледелия, кулаческие хутора. Пропагандистская кампания СРН пошла под звучным лозунгом: «В сознании народа царь не может быть царем кулаков» («Русское Знамя» от 10 дек. 1908 г.). Высказывания были резкими: «Все чисто теоретические рассуждения о благах личного, в частности хуторского землевладения по сравнению с общинным, совершенно не оправдывают правил 9 ноября, имеющих характер какого-то хищного союза власти с разрушителями общины» (там же, 2 ноября 1908 г.); «Допустим, что этот план удастся. Но к какой партии примкнут 90 млн. Обезземеленных крестьян? Тоже к октябристам или националистам? Нет, это будущие социал-демократы или социалисты-революционеры» («Старое Вече», 12 авг. 1911 г.).

Столыпин и сам понимал, что Союз Русского Народа во многом прав. Но считал, что Союз уж слишком не гибок — слишком прямолинеен. Особенно в критике «жидовствующей» интеллигенции. Что не так с ней надо грубо обращаться. Бывший саратовский губернатор П.П. Стремоухое вспоминал, как Столыпин жаловался ему на одного из руководителей Союза Русского Народа иеромонаха Илиодора: «Ужасно то, что в исходных своих положениях Илиодор прав, жиды делают революцию, интеллигенция, как Панургово стадо, идет за ними, пресса также, но приемы, которыми он действует (подогревая откровенный антисемитизм — А.Б.), и его безнаказанность все губят и дают оппозиции полное основание говорить, что она права».

Илиодора Столыпин попытался приструнить, но тот обратился сразу с жалобой к Николаю Второму, и царь по воспоминаниям иеромонаха лишь пробормотал что-то вроде «ты… Вы… ты не трогай моих министров». Илиодор вышел от царя и произнес проповедь против Столыпина, играющего в поддавки с еврейским капиталом. Илиодор напирал на враждебность крупного капитала, находящегося в еврейских кругах, всему населению. Его активно поддержали соратники-черносотенцы.

В свою очередь Столыпин начал уже в открытую всячески третировать свою опору — Союз Русского Народа, стараясь не то, чтобы загнать его в подполье, но хоть умерить его влиятельность. Этим он сам себе рыл могилу. Но Столыпин пошел в разнос. Он «всячески через своих подчиненных поддерживал рознь в Союзе Русского Народа» (см. «Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства», — М., — Л., 1924-27, т. 6). Доходило до абсурда. Черносотенцы, например, решили отпраздновать 200-летие Полтавской победы — торжественно вынести в Полтаве 750 знамен Союза Русского Народа. Полтавский губернатор докладывал Столыпину: «Почетный и действительный председатель Союза Русского Народа Дубровин подал мне лично письменную просьбу о разрешении всероссийского съезда Союза русского народа в г. Полтаве «9 июня текущего года при 10 000 делегатов». Правительство (Столыпин) однако «сочло необходимым запретить монархический съезд в Полтаве и существенно ограничить участие в торжествах черносотенных организаций».

Еще тревожнее и трагичнее обстояло дело с боевыми дружинами черносотенцев. Добившись «успокоения», Столыпин под напором «демократической общественности», то есть евреев, согласился разоружить и свою собственную единственную реальную силу против иудо-масонского терроризма. Проникшие во власть масоны давили на губернаторов, и те стали запрещать боевые организации Союза Русского Народа. Так было сначала в Одессе (кстати, с ведома Столыпина), Астрахани, Иркутске, потом в обеих столицах. Мало что «черные сотни» — то есть сам русский народ Столыпин разоружил. «Черносотенцам» порой не разрешалось устраивать даже благотворительные вечера, отказывалось в разрешении проводить собрания.

Историки утверждают, что «покровителями черной сотни зарекомендовали себя петербургский градоначальник В.Ф. Фон дер Лауниц и ярославский губернатор А.А. Римский Корсаков». Но обеих вынудили уйти со своих постов. Став сенатором, А.А. Римский-Корсаков демонстративно подписывался «Член Главного Совета Союза Русского Народа».

А вновь назначенные губернаторы уже опасались показывать своим симпатии к Союзу Русского Народа. «Жидовствующие» спешили порадоваться. Вот одна такая мемуарная запись: «Новый губернатор приехал, но не черный, а для всех одинаковый, и черная сотня потеряла свое могущество и славу».

Давление новых «умеренных» губернаторов и полиции на «черносотенцев» так резко возросло, что черносотенные организации повсеместно свертывали свою деятельность. Но Столыпин не почувствовал, что и власть его тем самым зашаталась, а безопасность, которую до этого брала на себя «черная сотня», свелась к нулю. Столыпин не внял предупреждению Союза Русского народа, чтобы почистить полицию от лиц, заподозренных в масонстве и убрать прежде всего из собственного окружения омасоненные личности, вроде генерала Курлова. Он побоялся испортить отношения с «жидовствующими». Ну, а итог мы знаем — убийство еврейским террористом самого Столыпина при сознательном попустительстве связанных с масонством чинов в полиции, прежде всего того же Курлова. Почитайте воспоминания генерала П.Г. Курлова — товарища министра внутренних дел при Столыпине, то есть его собственного заместителя. Курлов практически не скрывает, на кого работал, и почему Столыпина полиция дала возможность убить еврейскому террористу.

Столыпин перестал опираться на Союз Русского Народа, и с этого дня был обречен. (Кстати, так было и со Сталиным, когда он, создав «ленинградское дело», отвернулся от «ждановцев», от своей опоры на «Русскую партию», и тут же прочно попал в иудейские сети Берии, изолировавшего Сталина и несомненно в компании с Хрущевым и Маленковым поторопившего его смерть.)

Сейчас наши исследователи не прочь побрюзжать на «грубоватую и недостаточно умелую» работу Союза Русского Народа, которая — цитирую — «зачастую лишь отпугивала возможных сторонников. Наиболее популярный деятель их Пуришкевич, шумный оратор и литератор, в исторической перспективе удивительно соответствует Жириновскому, хотя и был тот русским дворянином, а не “сыном юриста”. Отсюда логично последовали все слабости и несчастный конец всего движения и его вождей». Семанов прав в сравнении. Жириновский действительно использовал фразеологию Пуришкевича. Но Жириновский — это Азеф сегодня. А Пуришкевич уничтожил Распутина и заклеймил «распутиновщину», которая целиком состояла из евреев и «жидовствующих». И уже одно это снимает с него всякие подозрения в провокаторстве и «азефовщине». Вы можете себе представить Жириновского, организующим уничтожение Чубайса?

А знаменитая реплика Пуришкевича в 3-й Думе? Современники вспоминали: «Речь правого депутата прерывалась неистовым шумом, криками и бранью из ложи прессы. Выведенный из себя Пуришкевич вдруг прекращает свою речь и, протягивая указательный палец в сторону ложи печати, пронзительно на весь зал кричит: «Посмотрите же наконец на эту черту еврейской оседлости!» Весь зал поворачивает головы. Добрая сотня смущенных внезапным вниманием зала лиц глядит из этой ложи. Причудливая смесь и многообразие еврейских физиономий. Секунда тишины — и громкий хохот всей Думы сотрясает стеклянный потолок. В Думе смеялись, а надо было плакать. Ничего не было смешного в том, что все думские речи и вся думская и правительственная деятельность передавалась Русскому народу почти исключительно евреями и в еврейском освещении. То, что действительно происходило в Таврическом Дворце, видела и слышала какая-нибудь тысяча человек. Но сотня миллионов русского народа узнавала обо всем лишь через газеты, телеграфные агентства и журналы. И все эти сведения составлялись, подгонялись, подделывались и объяснялись так, как это требовалось иудо-масонству. Бесчисленны были случаи, когда правым членам Государственной Думы газетные «отчеты» приписывали прямо противоположное тому, что они говорили. Понадобилось всего десять-двенадцать лет, чтобы почти вся думающая и читающая Россия исполнилась доверием и уважением к «их» партиям, которые восхвалялись, и недоверием, почти ненавистью к тем, кто в действительности стояли за Русский народ».

Печать — четвертая власть, а в условиях России она после того, как был разоружен и загнан в полуподполье Союз Русского Народа, уже совершенно беспрепятственно стала первой. И это была «их» власть. Даже такая газета, как «Новое время» после смерти старика Суворина перешла в руки еврейского союза журналистов. Самая распространенная московская газета сытинское «Русское Слово» держала в Думе своими корреспондентами исключительно евреев. Петербургские газеты почти все принадлежали евреям. «Речь» — Гессену и Винаверу, «Биржевые Ведомости» — Пропперу, «День» — Когану и Биккерману, «Копейка» — Городецкому, все иллюстрированные издания принадлежали Корнфельду. Евреи издавали «Сатирикон» и все юмористические листки. Евреи всецело владели газетными объявлениями, рекламами и телеграфными агентствами. Евреи держали свою цензуру в киосках и газетных артелях.

Печать — еврейская четвертая власть и подвела Россию к пропасти 1917-го года.

А где были в это время русские националисты? а они были в том роковом положении, в которое их поставил их возлюбленный Петр Аркадьевич Столыпин. В бездействии.

После некоторой чехарды во власти Союзу Русского Народа все же удалось поставить своего министра внутренних дел — бывшего нижегородского губернатора А.Н. Хвостова, тесно связанного с Союзом Русского Народа. Он даже демонстративно оставил свой пост, когда у него Столыпин потребовал снять с груди черно-злато-белую ленточку и «Конька-Скакунка». Курлов ядовито вспоминал: «В роли нижегородского губернатора А.Н. Хвостов демонстративно встал на сторону крайних правых организаций, причем относился к ним не как губернатор, а как партийный человек, окруженный «сомнительными личностями» (сомнительными личностями для «товарища министра» Курлова были русские националисты — А.Б.). П.А. Столыпин поручал неоднократно мне указывать А.Н. Хвостову на недопустимость его действий. Переделать Хвостова было нельзя, и министр настоял на оставлении им должности». Хвостов от Союза Русского Народа прошел в Думу, и уже там настойчиво и последовательно продолжил бороться с «чужеродными элементами». Все видели в нем нового Столыпина. Но, став Министром внутренних дел, Хвостов, как и Столыпин, не решился на чистку полиции от масонских ставленников. Возможно, дело уже слишком далеко зашло. Но, во всяком случае, такие, как Лопухин и Курлов, обступили его и «нейтрализовали», как они сами хвастались в своих мемуарах. И Хвостов, не встречая поддержки в своем требовании разрешить ему почистить промасоненную и прикрывающую революционеров полицию, вынужден был подать в отставку. Путь к масонскому перевороту был открыт.

В условиях войны, когда законы военного времени запрещали выводить массы на улицы, задавленный самой же русской властью и ею же разоруженный Союз Русского Народа не смог противостоять Февральскому заговору.

Когда в августе 1915 года масоны объединили все антиправительственные силы в Прогрессивный блок из «отечественных младотурок» (масонов, готовивших переворот по образцу сделанного ими переворота «младотурок» в Турции), то черносотенцы незамедлительно приняли меры для контробъединения. В том же августе 1915 года незамедлительно было собрано представительное совещание черносотенцев в Саратове. Саратовское совещание потребовало от правительства «распустить Государственную Думу, члены которой создали изменническую организацию». 21–23 ноября того же года состоялось широкое совещание черносотенцев уже в Петрограде, на которое прибыли высшее духовенство, члены Государственного Совета и Государственной Думы, сенаторы. Совещание, избравшее своим председателем бывшего министра юстиции И.Г. Щегловитова, выразило серьезную озабоченность готовящимся антирусским заговором. Оно отмечало: «В особенности обращает на себя внимание деятельность министров и придворных чинов, которые вступили в соглашение с Прогрессивным парламентским блоком, покусившимся для достижения своих политических домогательств преступно использовать тяжелые военные обстоятельства».

Черносотенные совещания справедливо расценили «жидовствующую распутинщину», лукаво организованную масонским Прогрессивным блоком, и завлекшую в свои тенета царя и царицу, как наивысшую опасность для существования России. Пуришкевич заявил: «Так сидеть нельзя. Все равно. Мы идем к концу. Хуже не будет. Убью. Его как собаку». 17-го декабря 1916 года приговор

Распутину в результате заговора, в котором участвовали многие силы, был с участием Пуришкевича приведен в исполнение.

Но приговор запоздал. Самодержавию осталось в России существовать всего два с половиной месяца. Царь не успел очиститься от распутинской «жидовствующей» паутины. Запуганный и подло обманутый масонами Николай Второй сам подписал отречение в пользу наследников, но 3 марта 1917 года великий князь Михаил, одурманенный «жидовствующими», и вовсе отказался от трона, и формально Союзу Русского Народа не за что было уцепиться, чтобы вывести массы на улицы. Да и силы у Союза Русского Народа были уже не те. Большинство его крупных активистов, начиная с того же Пуришкевича, переключились с политической деятельности на хозяйственную рутину — по обеспечению снабжения и всемерной поддержке воюющей армии. А черносотенцы среднего звена в массовом порядке добровольцами ушли на фронт. В самом Санкт-Петербурге отделения Союза Русского Народа были пусты — все ушли на фронт. Вот и вышло, что «черные сотни» безмолвствовали, когда сброд, финансируемый предателями Родины, высыпал на улицы Петрограда. Когда началась смута, «октябристы» — те же Гучков и Родзянко, полагая, что спасают Россию, даже сами безумно поспособствовали трагическому отречению царя Николая Второго, хоть потом в этом и каялись. Были ли они сознательными предателями? Потом они рвали на себе волосы. Дед мой Прохоров был тоже грешен — даже в заигрывании с большевиками. Но все они тогда, как он меня потом уверял, поступили так, потому что считали, что царская семья, во-первых, разрослась и слишком дорого им обходится, во-вторых, ввязалась в заведомо опасную войну, а, в-третьих, своим консерватизмом и негибкостью давно мешает широкому выходу русского капитала на мировой рынок. Поэтому, мол, пусть-ка ее революционеры пощупают, наведут страху. Всяких там «большевиков», не умеющих хозяйствовать, русские купцы-миллионеры всерьез не принимали. Считали, что этих еврейских фигляров русский народ потерпит месяц другой, останется голодным и сразу из страны выкинет. Такая была наивность у русских миллионщиков. Про Гучкова, правда, говорили, что у него мать еврейка, но дочка Родзянко меня уверяла, что мать его была француженкой по фамилии Вакье (фамилия, по крайней мере, никак не еврейская, да и вроде не мог убежденный старообрядец Гучков-отец жениться на еврейке, хотя в жизни все бывает, когда вмешивается безумная любовь). Однако как бы то ни было, но именно свои русские Гучковы, Морозовы, мои предки Прохоровы в самый критический момент отказались финансировать Союз Русского Народа. Не скинулись на закупку оружия для «черных сотен». Это мне дед, тяжело каясь, говорил. Даже признавался, что они, напротив, «на всякий случай на революционеров скинулись».

Почему после иудо-масонского Февральского так быстро и бескровно произошел иудо-большевистский Октябрьский переворот? а все цинично просто: Временное Правительство во главе с евреем и видным масоном Керенским сознательно передало власть «эксперимента масонского ради!» еврейской группировке крайних красных экстремистов, объединенных под Троцким-Бронштейном при подставной фигуре якобы русского Ульянова-Ленина, по матери еврея Бланка. Временное Правительство сразу же запретило и подвергло репрессиям Союз Русского Народа. А вот Ленину-Бланку даже разоблачение финансирования его партии немецким Генштабом сошло с рук. Сохранилось в воспоминаниях, что именно Керенский, пока Ленин отсиживался с другом Зиновьевым в шалаше, приказал министру внутренних дел «закрыть дело». Так иудо-масоны сознательно открывали путь для эксперимента над Россией иудо-большевикам.

6. Масонская Февральская революция 1917 года как торжество «тайны полупосвящения»

В советское время подноготная масонской Февральской революции 1917-го года тщательно скрывалась. Само слово «масонство» было запрещено. За любую попытку «покопаться» в масонстве грозил немедленный расстрел, в лучшем случае ГУЛАГ. Все это наводило на некоторые подозрения, что в «крипте» масонство с «большевизмом» было тесно связано. Но даже когда видный чекист Глеб Бокий вроде как по служебному долгу занялся масонами, расправа над ним последовала незамедлительно.

О Февральской революции 1917-го года Платонов, обильно цитируя документы, делает вывод без обиняков: «Движущими силами второй антирусской революции было мировое масонство, российское либерально-масонское подполье, а также социалистические и националистические, прежде всего еврейские круги, активно действовавшие во время войны на деньги германских и австрийских спецслужб, а также международных антирусских центров». Первая, напомним, попытка, точно такая же по замыслу, была на сто лет раньше 14 декабря 1825 г.

Сейчас о Февральской революции возвращено из «спецхранов» и переиздано полно книг. По официальному отчету масонского юбилейного сборника «Двести лет масонства. 1717–1917» в 1917 году действовало 25 тысяч масонских лож с 2 358 ООО масонов, и свой юбилей масонство отпраздновало взятием власти в отдельно взятой стране — России. Как оно происходило? Об этом есть множество воспоминаний. Но наиболее яркое из них — книга видной масонки Нины Берберовой «Люди и ложи».

Для нашей темы важно даже не столько осуществленное масонами насильственное отречение Николая Второго, сколько умелая организация евреями и масонами атмосферы нестабильности в стране. Все было, как под одну копирку, как при свержении советской власти в 80-х годах. Атмосферу нестабильности в стране умело создала легальная печать так называемого «прогрессивного блока», щедро финансировавшаяся Закулисой — все теми же еврейскими деньгами американца Шиффа, отечественных еврейских банкиров и деньгами немецкого Генштаба через все того же еврея Парвуса — лицо, может быть, даже в закулисье более значительное, чем Ленин.

Долгое время это имя тщательно скрывалось от русского народа. Даже в контрпропагандистских (конспирологических) кругах партии, обучая профессиональным действиям по организации государственных переворотов, с этим именем знакомили только под особую расписку о неразглашении. Разве что чуть приоткрыла тайну всезнающая Нина Берберова, проговорившись, что это вовсе не Троцкий, а сам Парвус придумал «их» знаменитую Перманентную Революцию. Нанятый же «ими» Троцкий ее только озвучил! Даже всезнающий А.И. Солженицын в книге «Двести лет вместе» лишь вполголоса говорит о нем: «Помимо видимых официальных постов ленинская структура, построенная отначала конспиративно, была сильна еще фигурами невидимыми и немыми, не предназначенными вписаться когда-либо в какую-либо летопись: от самого любимого его проходимца Ганецкого, и все туманные фигуры в облаке Парвуса». Но вот сейчас в 2004 году про Парвуса в Австрии вышла подробная, целиком основанная на спецархивных документах книжка Элизабет Реше «Купленная революция. Тайное дело Парвуса». Из нее, наконец, все узнали, как Парвус, он же Израиль Лазаревич Гельфанд, покупал и содержал Ленина и Ко. «Капиталист и марксист в одном флаконе», выходец из черты оседлости, однако получивший образование в Швейцарии, он сделал свои деньги на масонской революции «младотурков» и потом решил воспроизвести «младотурецкую» в повторном варианте в России. Ограничения в финансировании со стороны еврейского мирового капитала не было. Но он еще и «германскому кайзеру предложил грандиозный план ведения войны с Россией не военными средствами». План был принят и осуществлен вплоть до таких мелочей, как транспортировка «подрывников» (то есть Ленина и его еврейской свиты) через территорию воюющей Германии в Россию. Жутки были предательские махинации по подготовке и осуществлению крушения России, и в них Парвус четко знал на кого и когда из еврейских оппозиционных кругов опереться. Дирижировал из-за кулисы блестяще. Куда до него провалившимся нынешним олигархам Гусинскому и Березовскому, как настойчиво не учились они у него (это я говорю не ради красного словца, а зная, что консультантом Гусинского был первый зам. Председателя советского КГБ, генерал Ф.Д. Бобков, прекрасно осведомленный о роли Парвуса — на него в КГБ «молились», как на икону в закулисных действиях!)

Так вот, Парвус не только нанимал «революционеров», как сейчас нанимают у нас киллеров и террористов. Парвус «прозорливо приложил умелую руку и к тому чтобы дискредитировать и изолировать Союз Русского Народа». Щедро профинансированная «демократическая» печать буквально задавила немногие сохранившиеся патриотические издания, которые она умело третировала как консервативные, антисемитские и черносотенные. А сама «демократическая» печать под Дирижерской палочкой Парвуса стала рупором «<полупосвящения» в ореоле некоей особой интеллигентности неких «свободомыслящих» демократов. «Полупосвящение» стало наряду с «перманентной революцией» особенно дорогим детищем конспирологических открытий Парвуса.

Что это за гидра такая — «полупосвящение»? Нина Берберова без обиняков свидетельствует: «Посвященных (то есть давших клятву “жидовствующих” масонов — А.Б.) были сотни, настоящего числа их никто не знал, а вокруг них были полупосвященные, те, которые не давали таинственной клятвы, но молча поддерживали первых… Сочувствовавшие и молчавшие, и стоявшие где-то совсем близко, чтобы в нужную минуту ответить на перекличке. Этот “второй слой” был очень значителен. Он особенно разросся во время “прогрессивного блока”».

Обратим внимание на крупномасштабную и специфически политическую терминологию, которой уверенно пользуется известная масонка Берберова, подруга знаменитой Кусковой, секретаря масонского Гроссмейстера в России: «Второй слой», «Время «прогрессивного блока». И здесь мы подходим к ключевому понятию, вне которого не было бы ни тайны масонства, ни тайны «жидовствования», ни вообще никаких еврейских побед в антирусской духовной войне. Второй слой — это не полноценные молчаливые члены Таинственного Иудейского Ордена, вершащего судьбы мира (во всяком случае, еще с седой древности, времен изгнания из Древнего Египта, созданного для такой цели), а рядовые мечтатели о свободе, вольнолюбии, которые могут мечтать вполне искренне. И могут даже искренне что-то делать, — как они сами в это верят, — для прогресса. Но которые в общем-то, как правило, остаются лишь своеобразной полуинтеллигентной «толпой», умело управляемой Закулисой, сами даже не ведая, что еврейские «кукловоды» вертят ими в своих целях.

Русскому национализму, как это ни прискорбно, всегда приходится буквально, как через чертополох, как через цепкие заросли сорняка, всегда пробиваться через «полупосвященных». Это самый страшный щит духовного иудейства. Именно в чертополохе «полупосвященных» концентрируется талмудический яд и преобразуется в свою трупную модификацию. Именно этот «второй слой» всегда становится самым удобным инструментом разрушения державы.

7. Мифы Великого Октября. Почему Октябрьская «перестройка» делалась преимущественно руками евреев?

Миф Великого Октября творился советской = полуиудейской пропагандой в течение семи десятилетий. Со школьной скамьи русским, пряча от них за семью замками в «спецхранах» подлинную русскую философию и историю, вдалбливали в мозги красивую сказку о революционном движении — о большевиках подпольщиках, которые вышли из народных масс, из рабочего класса. На самом деле, увы, все было гораздо прозаичнее: на нас ставился «жидомасонский» (этот термин потом употребляла белая эмиграция, хотя можно сказать и более приемлемо «иудомасонский») грандиозный утопический эксперимент. Я заранее твердо оговариваю, что нам, русским националистам, никак нельзя его полностью перечеркивать. Из утопии многое удалось осуществить и положительного. Русская «соборность» оказалась в чем-то близка самым смелым начинаниям социализма. И в 30-е годы Сталинская Конституция, по крайней мере, формально закрепила некоторые весьма положительные социальные гарантии. На это нам, русским националистам, никак нельзя закрывать глаза. Другое дело, что достигнуты эти социальные гарантии были через море русской крови. Утопический эксперимент, как кровавый Молох, потребовал жертв, и именно мы, русские, за утопический эксперимент тяжело заплатили. На нас отыгрались смелые утописты — увы, чтобы потом всего через семьдесят лет, вернуть все на исходные позиции — опять в капитализм, однако с основной собственностью уже не в русских, а в еврейских руках, в руках всего нескольких «их» олигархов. И в капитализм вернуть не относительно цивилизованный, русский, какой вызрел к 1914 году, а в самый изначальный, самый дикий, самый грабительский.

Семанов спрашивает: «Сейчас в среде либеральной интеллигенции принято ругать “революцию”, “советский строй”, “коммунизм”. Не вступая в спор по сути, отметим лишь одно важное обстоятельство: и “революция”, и “строй” не падают с неба, а создаются определенными людьми, чьи имена, происхождение и биографии могут быть изучены и оценены… Кто они были — баскаки иноземного захватчика, марсиане, спустившиеся с неба?» и сам же дает подробный ответ — преимущественно евреи. От такого ответа не уйдешь. Но тот же Семанов, объясняя революционный порыв масс, пошедших за преимущественно еврейскими лидерами, справедливо взвешенно пишет: «По нашему убеждению, в тех драматических событиях слились два потока, конечные цели которых были противоположными, а силы неравными. С одной стороны — гигантский творческий порыв русского народа, который желал разом, единым напряженным рывком покончить с вековой и всеобщей несправедливостью, царящей на земле. Учредить, наконец, истинное царство свободы, где не будут более править сильные и богатые, где воцарится подлинный мир и равенство и не станет богатых и бедных, знатных и простых, когда все народы сольются навеки в братскую семью. Ведь не в кинофильмах, а в самой реальной тогдашней действительности выводили в тетрадях бывшие малограмотные: «Мы не рабы. Рабы немы». Великие слова, над которыми напрасно пытаются иронизировать ныне. С другой стороны, еврейская революционная верхушка попыталась оседлать этот поток и верховодить. На внешний взгляд это, как им казалось, удалось. Но был и обман, и самообман. Очень скоро и то и другое обнаружилось». Обнаружилось и вылилось в роковой 1937-й. И сотрясало советское общество десятилетие за десятилетием, пока не привело его к краху.

Ну, а политические детали? Они сейчас всем известны.

Многих в мире удивил легкий, совершенно без сопротивления масонской власти Временного Правительства во главе с «душкой» Керенским бескровный Октябрьский переворот 1917-го года, технически-организационно совершенный Лейбой Троцким-Бронштейном (Ленин-Бланк отсиживался в рыжем парике на конспиративной квартире). Но уже мы в «русских клубах» от эмигрантов знали, что Лейба прошел школу масонства аж с восемнадцати лет. Опять же на основе кропотливого изучения архивов и исторических документов, Олег Платонов совершенно убедительно объясняет эту «везуху» крайнего еврейского экстремиста Троцкого: «Масонов двадцатых годов вполне устраивал большевизм как орудие искоренения русского национального духа, препятствующего космополитическим идеалам “вольных каменщиков”. Прежде всего масоны этих лет с враждебностью относились к православию. В русской истории они видели только темные стороны. “Вольные каменщики” были не против большевиков, а стремились помочь в их работе. Они полагали, что им удастся из-за кулисы регулировать большевистские эксперименты в нужном направлении».

Дан посмотрим на сразу задействованные большевиками ключевые фигуры. Существует версия о принадлежности к масонству самого Ленина, вступившего в ряды «братьев» в Лондоне. Но Олег Платонов пишет, что документального подтверждения он этому факту пока в архивах не нашел. А вот крупный масон, ближайший ленинский соратник Л.Б. Красин, «которому вождь большевиков поручал самые грязные и кровавые дела, особенно связанные с деньгами», стал дипломатическим представителем большевистского режима на Западе, сначала в Англии, потом во Франции. Через него Ленин расплатился награбленными при ликвидации русских православных церквей ценностями с ложей «Великий Восток Франции». Организатор большевистских формирований 1905 года, сподвижник Красина Г. Бокий стал одним из столпов ВЧК, рядом с масоном Ф. Дзержинским. Масон Раковский был брошен устанавливать большевистский порядок на Украине. Масон «Луначарский» стал наркомом просвещения и бессменно двенадцать лет травил русскую культуру и образование. Отец его выкрест Мандельштам. Другие фигуры помельче. Разве что масон Н.И. Бухарин?!

Во втором томе книги «Двести лет вместе» Александр Солженицын дает вполне объективную картину, как «вместе» Делали утопический советский социалистический эксперимент русские и евреи. «Мы дрожжи… наша задача — сбраживать чужое тесто», как лихо бравирует в журнале «22» И. Воронель. Вот это, конечно, проявилось во всю. Даже и с невиданным перехлестом: чужой крови не жалко.

О том, что Октябрьский переворот жестоко делался преимущественно руками евреев, написано так много, что тайн вроде уже нет. Это уже давно аксиома, которую сами евреи не охотно, но признают. Как признают и то, что, увы, но именно из «них» почти целиком рекрутировался карательный аппарат зверского ЧК и все начальники концлагерей — «архипелага ГУЛАГа», ставшего страной в стране.

Для нас, русских, сейчас однако гораздо важнее разобраться, почему еврейским лидерам типа Троцкого-Бронштейна или Ленина-Бланка, удалось всколыхнуть массу призрачной мечтой о социалистическом рае на земле. Почему русская «соборность» оказалось столь наивно беззащитной перед большевистским экстремизмом? и еще мы должны честно сами перед собой ответить на вопрос: «Почему прогнили устои Соборной Монархии, за которую мы так держались? Почему она не устояла, рухнула под напором эсеровского терроризма и большевистского экстремизма?» Вопросы эти не по нашей теме. Но держать их в уме русскому националисту всегда надо. Не приятно. Но надо. И мы долго еще будем примерять к себе социализм, ища, в чем могла быть от него польза, если бы вот так все еврейскими руками не было пущено наперекосяк.

А еврейской массе, еврейскому обывателю, а не только революционерам, ясно было, что государственный переворот был на руку. Власть менялась. К власти приходил новый клан, и еврей в этот новый правящий клан попадал автоматически. М. Хейфец пишет в журнале «22»: «еврей, человек заведомо не из дворян, не из попов, не из чиновников, сразу попадал в перспективную прослойку нового клана». Для русских кровопролитная братоубийственная классовая война. Затем ограничения на получение высшего образования, служить в парт- и госаппарате, даже просто голосовать на выборах — из-за сомнительного социального происхождения. Для русских — раскулачивание. А любому еврею прямая широко открытая дорога во власть. «Малый народ» при большевистской перемене власти автоматически садился на шею «большому народу». Больше того: становился его, «большого народа», интеллигенцией. Жутко, но такая вот низменная подноготная большой игры с социальной утопией.

Само собой, что такое положение не могло, однако, продолжаться вечно, что «большой народ» не сразу, но должен таки постепенно пересилить «малый народ», севший ему на шею. Стянуть за ногу нахального ездока. Именно поэтому сталинский 1937-й стал исторически неизбежен.

8. «Антисемит» товарищ Сталин — великий отец Израиля. Обескураживающий разгром Сталиным русской партии. «Ленинградское дело»

Русско-еврейский вопрос применительно к современности, как правило, начинается со Сталина.

Фигура Сталина, казалось бы, давно провалившаяся в разверзшийся под ним «ледяной» пьедестал, после «оттепельного» ХХ-го съезда партии в роковом 1956 году, теперь вдруг необъяснимо величественно начала подниматься, как не из бездны ада, а из дантевского «чистилища». Осыпается шелуха времени. Гигантская тень поднялась и растет, растет, и начинают проясняться совсем другие не суетные, а глобальные ее контуры. Гений и злодей? но по новым данным, вскрывшимся только после зачистки глубинных архивов истории даже и злодей ли? а может быть, сам прежде всего трагическая жертва талмудического яда?

Даже Александр Зиновьев — тот самый выдающийся диссидент, за опубликование в 1976 году на Западе беспощадного романа-карикатуры на советскую власть «Зияющие высоты» (в котором изобразил сталинский СССР в виде «Мусорной Свалки с большой буквы»!) разжалованный «из всех степеней, званий и наград» и уволенный с работы. А в 1978 году за совершенно издевательский антисоветский роман «Светлое будущее» и вовсе лишенный гражданства и выдворенный вместе с женой Ольгой и дочерью Полиной к друзьям в Мюнхен, где опубликовал еще двадцать антисоветских книг. Даже он вроде как опомнился. На исходе советской власти он уже из Парижа оправдывался: «Я на Западе считаюсь самым острым критиком коммунизма. Но не антикоммунистом» («Правда», 6 июня 1990 г.). И причитал: «Наша система возникла не по злому умыслу “горстки евреев”, как утверждали антикоммунисты 20-х годов и как бездумно повторяют это некоторые их последователи сегодня». А вернувшись и насмотревшись, что натворили его единомышленники-демократы, дорвавшись в России вместе с Горбачевым и Ельциным до власти, теперь прямо льет горькие слезы по Сталину. Причитает, что Сталина на «них» всех надо! и неподдельно негодует: «Если бы Сталин вел себя, как паинька, так, как этого желают нынешние теоретики и критиканы, войну бы мы не выиграли»; «К Тегеранской конференции Сталин уже завоевал себе место ключевой фигуры в мировой политике. В значительной мере он уже манипулировал поведением лидеров западных стран. А у нас до сих пор происходят поразительные вещи. Отмечая День Победы, даже не упоминают имени Верховного Главнокомандующего. Это все равно что наполеоновские войны без Наполеона! я в университете задаю студентам вопрос о том, кто был Верховным главнокомандующим? Никто не знает! Называют Жукова, Конева, но не Сталина. Но это же возмутительно!» («Литературная газета», 2004, № 42).

Это очень характерно для сегодняшнего социалистического мышления многих. Если хотят вспомнить о Революции 1917-го и последующей советской власти что-то положительное, а не только как о кошмарном Разгуле «жидовствующих», талмудическом яде и победе «горстки евреев» над великим народом, то отчаянно Цепляются за Сталина и противопоставляют негативные «ленинские 20-е годы» позитивным «сталинским 30-м годам». Русские патриоты в этом усердствуют особенно. И их можно понять. В самом деле, все «ленинские 20-е годы» прошли под знаком борьбы с «русской швалью» — это постоянная грубо уничижительная характеристика русского народа В.И. Лениным из выступления в выступление, из статьи в статью. И единственным кто в 1920 годы хоть как-то защищал русский народ от прямых оскорблений тогда был грузин Сталин. Как набросились тогда «они» все на Сталина, тогда наркома по делам национальностей, которому было поручено оформить статус и название нового социалистического государства, за «великодержавную и великорусскую, шовинистическую резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в РСФСР». Никакой «Российской», возмущался Ленин в записке 27 сентября 1922 года всем членам тогдашнего Политбюро, то есть Сталину, Троцкому, Зиновьеву, Рыкову, Томскому, Молотову и Калинину и предлагал свою формулировку: «мы признаем себя равноправными с Укр. ССР и другими, и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, “Союз Сов. Республик Европы и Азии”».

Вот когда еще закладывался динамит в фундамент государства для его развала в 1991 году сначала в горбачевском некоем новом союзном договоре, а затем в ельцинских беловежских соглашениях. Сталин хоть сопротивлялся, настаивал, что русские как стержневая, государствообразующая нация должны остаться титульной нацией в названии «союза», создающегося на месте Российской Империи.

Надо ли пояснять, почему зная о такой раскладке, русские националисты всегда панически страшились возвращения к «ленинизму» и предпочитали «сталинизм». Жестокий деспот, но все-таки хоть не программный русофоб. Если нам нужна сильная рука, то уж, конечно, Сталин, а не Ленин. Если социализм, то «сталинский», а уж никак не истребительный к русской нации «еврейский ленинский».

А е&реи? Сталина «они», даже те, кто вздыхают по социализму после нынешнего всеобщего ограбления народа, сейчас программно стараются замолчать, как бы вычеркнуть из истории, как страшный сон. Очень воспоминание о нем для них стало опасным. А ведь помню сам, хоть был еще школьником (но жил в коммунальной квартире на Чистых прудах, 14 в бывшем Доме Московской Патриархии вместе с втиснувшимися к нам элитными евреями!), какой душевный подъем, какая великая благодарность после войны во второй половине сороковых была к Сталину у евреев за его энергичную деятельность по воссозданию еврейского национального государства. Гимны они Сталину пели. Славословили Сталина, как Бога. Духовные лидеры еврейства Михоэлс, Молотова-Жемчужина, Ворошилова-Горбман, Эренбург, армянский еврей Симонов ковриком у ног Великого Кавказца стелились, только вытирай о них ноги.

Сейчас «они» переадресовывают славословия Сталину, как якобы всегда исходившие только от русского лагеря. Мой университетский коллега убежденный еврей и ныне профессор Вадим Роговин в книге со знаковым названием «1937» (М., 1996) громит известного русского историка и публициста Сергея Семанова:

«Существуют мифы, идущие из лагеря так называемых “национал-патриотов” и сводящиеся к отвержению Октябрьской революции и большевизма при преклонении перед Сталиным. Такого рода “мировоззрение” складывалось в определенных кругах советской интеллигенции с конца 60-х годов. Своего рода идеологическим манифестом данного течения стала статья С. Семанова “О ценностях относительных и вечных ". Ее автор, не имевший еще возможности объявить о своей приверженности идеалам “православия, самодержавия и народности” (относимым “национал-патриотами” к вечным, “истинно русским” ценностям) ограничился противопоставлением “нигилистических 20-х” и “патриотических 30-х годов”. То есть противопоставлением Ленину Сталина».

Я никогда не был особым поклонником Сталина. Когда хоронили Сталина, по Москве бродили толпы — рвущих на себе волосы и причитающих по Великому Кавказцу — Отцу Народа. В очередях к его гробу задавило много народу. Особенно меня поразили евреи. Тогда по Москве упорно ходила байка, будто, для них предназначены, стояли сталинские эшелоны для депортации в Сибирь, а они плакали больше всех. Я не плакал по Сталину, я, напротив, воспринял его смерть, как освобождение. Я был тогда слишком еще юн и не мог сравнивать русофобские «троцкистско-ленинские» 20-е годы и мое время, когда к русским стали относиться уважительно. Не мог тогда оценить, что именно Сталин дал мне возможность и право получить высшее образование — скромным постановлением Правительства, опубликованным в «Известиях» от 30-го декабря 1935 года: «Отменить ограничения, связанные с социальным происхождением лиц, поступающих в высшие учебные заведения и техникумы». Я не мог тогда оценить, что именно Сталин вернул мне права человека — Сталинской Конституцией возвращающей всем гражданам СССР права человека, отнятые троцкистско-ленинской революцией. Сейчас во всем мире согласны, что это была одна из самых демократических конституций. Другое дело, что потом не всегда она соблюдалась. Но перед Законом-то хоть формально при Сталине все люди были снова уравнены. А до этого русские люди жили в декларированном конституционном бесправии. Первая Советская Конституция 1918 года наделяла всеми правами только пресловутый пролетариат.

Причем принадлежность к пролетариату рассматривалась весьма специфично, прежде всего в угоду евреям, выступавшим везде и всюду «от имени пролетариата». Сделацо это было простенькой разъяснительной поправкой, что, помимо промышленных рабочих, по той же категории пролетариата идут представители так называемых в прошлом угнетенных наций, так что дети еврейской буржуазии или раввинов беспрепятственно шли в университеты и, конечно, в красную профессуру. Получали любые высокие должности. А русские, во всяком случае, большая часть русского населения — крестьянство и все «бывшие»: бывшие буржуи, бывшие дворяне, бывшее духовенство и их дети и внуки были на положении рабов «гегемона» — так именовался пролетариат.

Мои отец и мать был выдворены — отец из МГУ, а мать из Консерватории по троцкистско-ленинским правилам как бывшие — за дворянское происхождение, даже несмотря на некоторые заслуги перед революцией моего деда (я о нем еще расскажу). Я это прекрасно знал. Знал, и что после Сталинской Конституции все изменилось. Но почему-то вешал за предшественников всех собак на Сталина, тупо считая Сталина самым верным ленинским учеником, как об этом трубили в газетах, и значит ответственным за все ленинские классовые перегибы. Великую разницу между русофобом Лениным и русофилом Сталиным я понял только много позже, когда смог почитать архивы революции и советской власти, хранившиеся в спецхранах. А тогда в 1953-м все «они» были Для меня на одно лицо. Так нас учили.

И тогда, узнав о смерти Сталина, мы всю ночь шли вдвоем с университетским комсомольским лидером Артуром Ермаковым пешком из центра в общежитие на Стромынку и спорили-спорили. Артур тогда был другом дружно университетского комсомольского вожака Михаила Горбачева и Раечки Титаренко, которые в том же 1953 году поженятся, и все они были тогда ярыми сталинистами. При Хрущеве они все вдруг сразу «прозреют», станут самыми отчаянными хрущевцами и страшными либералами, пронеся «оттепель» через всю жизнь. Но тогда поди попробуй при них было хоть волос сдунуть с монумента Сталину. В споре с Артуром я кипятился: «Может быть, кончится этот морок? Может, прекратится это чудовищное идолопоклонничество?», а Артур страшно возмущался моей неблагодарностью и в сердцах на меня грозился донести. Но не донес, хотя я потом сильно раскаивался в своих откровенностях и даже чемоданчик на всякий случай с бельишком собрал. Времена были соответствующие. Я ни в коей мере тогда не был антисоветчиком. Я не бредил восстанием против советской оккупации русского духа. Но я был тогда как бы на распутье. Я видел, что я живу в громадной Красной Казарме, где все, как по Талмуду, регламентировано, расписано по полочкам, кому куда на работу ходить, кому поклоняться, что думать можно, а что запрещено, что читать нужно, а что нельзя. Дома у нас — это было мое счастье! — оставалось много дореволюционных книг, из которых я узнал, что по корням своим принадлежу к великой нации с тысячелетней духовной историей. Я видел, насколько запрещенная большевиками Библия по духу выше, поэтичней, невообразимо ярче, чем маниакальные сталинские «Основы марксизма-ленинизма», которые мы тупо зубрили по пунктам в университете.

Я на первых курсах университета прочел всего Маркса и Энгельса, все искал, в чем же они «гениальны», и удивлялся, насколько оба примитивны, однолинейны по сравнению со старыми мыслителями. От Маркса разило Кагалом, хоть он и последовательно громил «judentum» — еврейство за дух торгашества и прямо ставил знак равенства между торгашем и евреем. А Ленин и Сталин в своих сочинениях выглядели в моих глазах неоталмудистами, нахватавшимися иудейских, «катальных» лозунгов и бросившихся на принципах Кагала переустраивать русскую жизнь. Вокруг были сплошные «цадики» — партсекретари, тупые и барабанные. А уж все советские = еврейские красные профессора с их совершенно оглупленными «классовыми» историей и философией, выглядели сплошным кошмаром, нахлынувшим из местечка. Не думаю, что студентов, мысливших, как я, было в начале 50-х годов уж очень много. Действовала еще инерция «красной массовки». Но думаю, что уже и таких, как я, было и не мало. Иначе, с чего бы Хрущев (поначалу еще верный сталинец, еще до все перевернувшего с ног на голову ХХ-го съезда) начинал свое правление с повальной чистки ведущих вузов от «бродившего элемента» — с исключений, сдачи в армию и судов над инакомыслящими студентами?

А что до Сталина, то все мы — и ярые сталинисты и, напротив, те, кто из русских националистов, кто в чем-то антисталинисты, не согласные с его казарменными и чингисхановскими методами, одинаково сознаем, что он, каким бы он деспотом ни был, спас Россию. Повторюсь. Не дай Бог, победил бы не Сталин, а Троцкий-Бронштейн — не было бы уже нас русских как нации.

Семанов сейчас пишет: «Еще в начале 20-х годов, начав борьбу с вождем космополитических революционеров Троцким, Сталин отчетливо понимал, что в случае победы ему придется разрушителей заменить созидателями. Так он и сделал, по условиям того времени — весьма жестоко (имеется в виду 1937-й год). Но то были их же правила игры. А в самом начале борьбы он предупредил: «Мы боремся с троцкистами не потому, что они евреи, а потому что они оппозиционеры». Верно. Евреи Каганович, Мехлис или тот же Ярославский служили своему вождю верой и правдой. И Молотова-Жемчужина, надолго пережив Сталина, сохранила к его памяти те же чувства».

Ну, а знаменитая триада «православие, самодержавие и народность» — она тоже по отношению к Сталину вполне применима. Что он был самодержец? с этим согласны все. Народность егб по большому счету тоже никогда не вызывала сомнений — в чем, в чем, а в элитарности, в барстве, в стремлении отдалиться он народа его уж никак не обвинишь. Иное дело — какой народ он искал себе в опору? Русский? а почему Госбезопасность (свою безопасность!) доверил грузинскому еврею Берии? Остается православие. Но вот тут есть подлинные научные открытия. Сейчас вышел замечательный полнометражный хронико-документальный фильм Татианы Мироновой и Анны Москвиной «Вождь и пастырь», сопоставляющий некоторые прежде мало известные факты и, главное, отснятые документы, представляющие Сталина в совершенно новом свете во взаимоотношениях с церковью.

Фильм начинается с утверждения, что Сталин должен был с отличием закончить Тифлисскую духовную семинарию, что у него единственного из всех стал духовником сам настоятель Ново-Афонского монастыря архимандрит Иерон (Васильев). Сталин готовился к постригу в монашество. Но тайным орденом был послан в мир на подвиг: «Грядет царство Зверя на Россию, антихристы будут уничтожать русский народ, а ты иди, внедрись в их число, чтобы уничтожать “их”». Наверное, это всего лишь легенда, хотя фильм старается быть строго документальным, а случаи, когда церковь пыталась засылать в революционное движение своих людей, действительно были. Я писал роман о Хрущеве, поэтому много работал в архивах, искал специсточники по его семье. И вот, оказывается, есть версия, что жена Хрущева Нина Петровна Кухарчук была одной из таких засланных «тайных агентов» православия. Получила соответственное образование в Мариинском женском училище, и была избрана на мирской подвиг своим высоким духовником архиепископом Волынским Евлогием — ярым антисемитом, видным черносотенцем. Когда белые были в Одессе, была внедрена в красные кружки и оставлена при отплытии Евлогия в Париж со спецзаданием. Однако потом целиком перешла на сторону советской власти, на Польском фронте при наступлении красных на Варшаву служила переводчицей, пришлась по душе Сталину (!!) и по его рекомендации была откомандирована в кузницу функционеров Мировой Интернационалки — в Коммунистический университет Якова Свердлова, сдружилась с еврейскими однокурсницами, а прибыв со спецзаданием уже «Интернационалки» в Донбасс даже вышла замуж за воинственного безбожника, митингового балабола Никитку Хрущева и благодаря своим тесным связям со Сталиным и Кагановичем вытащила его в люди — совершенно авантюрная биография! Есть такая версия, и она проглядывает, если внимательно вчитаться в мемуары Хрущева не по сокращенному варианту, а по расшифровке наговоренных им пленок. Там сквозь нагромождения повторений многое проскальзывает.

Но чтобы и Сталин тоже, как Кухарчук, вышел из «агентов влияния» тайного православного ордена? Причем, в отличие от нее, оставшимся верным обету, не предавший православия?! Это уж выглядит вроде слишком авантюрно-романтично. Однако фильм шаг за шагом начинает отслеживать на документах (каждый из которых имеет точную датировку и отснят на экране), как Сталин на XII съезде РКП (б) занимает особую позицию (практически оппозицию!) при принятии резолюции «О постановке антирелигиозной агитации и пропаганды», как воздерживается при голосовании решения руководства партии об изъятии церковных ценностей. Как раз за разом, утвердившись во власти, подписывает указания о запрещении закрывать храмы, об освобождении больших групп священнослужителей из Гулага, как санкционирует открытие новых храмов и восстанавливает патриаршество. И в его тайную миссию вдруг невольно начинаешь немножко верить. Тем более, когда съемки подлинных документов из спецархивов сопровождаются хроникальными съемками встреч Сталина с церковными иерархами. Мы и раньше знали, что перед войной и особенно во время войны Сталин ухватился за православие, чтобы поднять в народе патриотический дух. Но хроникально-документальный фильм «Вождь и пастырь» заставляет поверить, что для Сталина — это была не только политическая тактика, но и духовная тоска по Православию, сыном которого он все-таки остался несмотря на все свои великие грехи. Да, оказывается, очень не однозначной фигурой был Сталин и много еще мировых тайн стоит за ним. Конечно, всё это версии, версии, которые еще надо доказывать и доказывать.

Но ведь вот и сталинский знаменитый, вроде как давно уже никем не оспариваемый «антисемитизм» («дело врачей» перед смертью в 1952-53 годах — одно чего стоит!), за который, что греха таить, Сталина так ценят и всё ему так прощают некоторые русские националисты, и, напротив, так зверино ненавидят евреи, не столь уж наивно прост.

На кадрах у Великого Кавказца с самого начала его возвышения сидел Лазарь Моисеевич Каганович, который по некоторым версиям в молодости побаловался сионистским движением (сам он это категорически отрицал, утверждал, что его оговорили, что в обнаруженных списках сионистов был его двойник с такими же инициалами!) и все «кадры» знал в лицо. Далее. Ну, почему-то все забывают, что это именно хитрый политический лис Сталин сразу после Отечественной войны начал настойчиво пробивать в Организации Объединенных Наций — и пробил-таки благородную идею независимого еврейского государства?! а за кулисой все это время, подкрепляя свою идею делом, товарищ Сталин не менее настойчиво помогал еврейским повстанцам «чехословацким» (нашим, переправляемым через Чехословакию!) оружием. Без того нашего русского оружия и без тех наших тайных военных советников в полковничьих и генеральских чинах с бесценным фронтовым опытом в Отечественной войне не было бы провозглашения независимости Израиля! а в мае 1948-го Сталин, показав всем державам пример, мгновенно признал Израиль, и на потоке стал поставлять туда опытные руководящие кадры. В сентябре 1948-го первым израильским благодарным послом в СССР прибыла аж сама Голда Меир.

Сталин вроде бы открыл дорогу — катитесь в свой Израиль. Но типичная еврейская черта, как продолжение хваленой перевозбудимой еврейской динамичности, — . грубые перехлесты. Понеслись, так уже удержу нету никакого. В раже израильской победы («Сбылись сроки! мы снова не перекати-поле, а уважаемая нация, со своей территорией, куда можно рвануть, чтобы отсидеться!») мало евреям сразу стало своего далекого Израиля — давай они здесь в России тоже к полной власти в стране опять безумно нагло рваться. В 1937-м их откинули, так они опять. И вдобавок требовать еще и собственную автономию на территории России не в далеком Биробиджане, а в благословенном крае правительственных курортов — отдайте им Крым! но даже не скрывали, что потом, «может быть, и отделятся — присоединятся к Израилю». И в результате эта иудейская эйфория еврейского национального подъема вылилась в грязную и подлую антирусскую и антиправославную кампанию, на которую толкали Великого Кавказца.

И товарищ Сталин, всегда такой мудрый, такой расчетливый, тут «поддался». Спровоцировали его, или сам перемудрил? но вот только факты.

В Отечественную войну русские без малейшей примеси Николай Александрович Вознесенский и Андрей Александрович Жданов стали любимцами Сталина. Куда же было без русских, когда надо в войне море крови проливать?! Оба стали членами Политбюро и влиятельнейшими в партии деятелями. Академик Вознесенский, талантливый экономист-хозяйственник, всю войну был председателем Госплана. Это он организовал бесперебойное снабжение фронта и наращивание экономической мощи тыла, а после войны поднимал разрушенное хозяйство. А академик Жданов, глава ленинградской парторганизации, организовал победную оборону не сдавшегося врагу Ленинграда и до самой своей смерти 31 августа 1948 года был идеологом партии.

В сентябре 1946 г. Жданов выступил на активе Ленинградской партийной организации с весьма эрудированным докладом о журналах «Звезда» и «Ленинград», развивающем идеи одноименного Постановления ЦК от 14 авг. 1946 г., написанного им же. Относиться к нему можно по-разному. Печать марксистской вульгарности в подходе к явлениям литературы, не самый удачный выбор объектов для критики, известная наивность присущи этому докладу. Но были в нем — патриотизм, гордость за русскую классическую культуру, непримиримость к наносным, «чужим», чуждым русской национальной традиции явлениям, чего до этого в партдокументах, написанных под еврейско-большевистскую, антирусскую копирку, никогда не было. Объективно, несмотря на все издержки, ждановское Постановление ЦК от 14 авг. 1946 г. Позволило в Ленинграде (и не только в Ленинграде) начать формирование «Русской партии внутри ВКП(б)». Не случайно, когда в горбачевскую «перестройку» культура провалилась в откровенную русофобию и мерзость «западной массовой культуры», то на совещании деятелей культуры у Горбачева главный редактор «Молодой гвардии»* выдающийся русский писатель Анатолий Иванов (Шолохова с нами уже не было) поднял вопрос о необходимости нового, — «типа ждановского!» — серьезного патриотического Постановления. Иванов был яростно оплеван на том совещании и затем в прессе «вольной» еврейской культурной мафией, но все мы видим, в какой позорной яме с нечистотами русская культура у нас сейчас, какое у нас вышло засилье самой низкопробной, самой примитивной «западной массовой культуры для быдла». Так что, может быть, Иванов был и прав в том, что кардинальные «ждановские» меры надо было принимать. Прими партия эти меры, может быть, и сама бы была цела, и Советский Союз еще стоял бы и стоял.

Жданова не коснулась благодать. Он позорно упрекал великую поэтессу Анну Ахматову, что она блудливая кающаяся монашенка. Из Савла не вышел Павел. Но Жданов был слишком русским, чтобы не придти рано или поздно к Богу. Именно рукой Жданова были вычеркнуты из Постановления ЦК ВКП(б) от 7 сентября 1944 года «Об организации научно-просветительной пропаганды» сатанинские призывы к «решительной борьбе за преодоление религиозных пережитков» и к «бескомпромиссному наступлению на реакционную поповщину». Вычеркивал он сатанизмы из идеологических партдокументов и дальше.

В 1947-м году Берия подложил под Жданова своего ставленника Суслова. Суслова взяли секретарем по международным делам. Но почти сразу же именно ему по инициативе Берии поручили подготовить Постановление ВКП(б) «О задачах антирелигиозной, атеистической пропаганды в новых условиях». В полном соответствии с богоборческой традицией 20-30-х годов Суслов тут же опять предложил придать антирелигиозной пропаганде «наступательный» и «решительный» вид, чтобы «обеспечить скорейший переход от социализма к коммунизму». Но случилась накладка. Жданов наотрез отказался подержать это Постановление, считая его «мракобесием». Оно зависло, и так и не было принято — редчайший случай в практике ЦК.

Дальше, больше. Сталин, накручиваемый «дружками» Берией и Хрущевым, поверил, что внутри партии образовалась сильная теневая «русская партия», возглавляемая Ждановым и Вознесенским и базирующаяся преимущественно на ленинградских кадрах. Ему нашептывались имена А.А. Кузнецова, П.С. Попкова, М.И. Родионова, Е.Н. Капустина, П.Г. Лазутина, которые якобы должны стать опорой рвущихся к «русской власти» Жданова и Вознесенского. Хрущев будто бы для достоверности добавлял, что, мол, и его склоняли, но он не клюнул. Оба дружка тогда находились у Сталина несколько в опале. Берию Сталин в это время уже даже отодвинул от курирования госбезопасности. Министр госбезопасности В.С. Абакумов был Сталиным лично настолько обласкан, что хвастался тем, что шьет себе френчи из одного со Сталиным отреза. А куратором госбезопасности стал переведенный из Ленинграда новый секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецов. Вот оба дружка Берия и Хрущев и хотели вылезть опалы на лукавом «сигнале». Во всяком случае, совершенно достоверно, что «ленинградское дело русской партии» вызрело не в недрах госбезопасности, а было неожиданно спущено в следственную часть по особо важным делам из Политбюро (то есть от Сталина) с уже готовой резолюцией: «намерение превратить ленинградскую парторганизацию в опору для борьбы с ЦК». Остальное предлагалось дорисовать в ГБ до расстрела. Ни начальник Ленинградского управления МГБ Курбаткин (он был тут же арестован), ни Абакумов, ни его шеф Кузнецов, ни даже Жданов к такому изуверскому сталинскому ходу готовы не были. И Жданов встал на дыбы. Сильно перенервничал и умер. Он умер своей смертью, что бьуто удивительно для крупного большевика в сталинскую эпоху. Поэтому было столько домыслов и сплетен, что его убрали.

Сразу же со смертью Жданова началось физическое уничтожение «русской партии» — было таки раскручено «ленинградское дело» Кузнецова-Родионова-Попкова-Капустина-Лазутина, по которому было расстреляно Великим Кавказцем Сталиным 2000 русских патриотов-державников. В том числе и недавний любимец академик Вознесенский.

Мне пришлось после смерти Сталина общаться с некоторыми высокопоставленными чекистами, ведшими то дело. Они сходились на таком же мнении. Во всяком случае, именно так лечили свою русскую совесть. Потому что другого ничего за массово расстрелянной «русской партией» не было. Русские единственно, что хотели, — уравнения в правах, потому что собственный ЦК и своя компартия, и своя столица были во всех союзных республиках, у всех националов, которые таким образом защищали свои интересы. А защитить русских было некому и негде. Даже собраться русским и поговорить о своих национальных интересах негде было. То есть продолжалась ленинская политика делать из русского народа бесправную «дойную корову». Именно русские области (особенно Нечерноземье) оставались самыми нищими, вымирающими в сталинском советском государстве. Нет, русских Сталин, в отличие от Ленина, никогда не унижал и не оскорблял. Но русских как голодную «дойную корову» таки держал. В этом тоже была правда, о которой и хотела сказать «русская партия». Правда, которую докладывали Вождю Жданов и Вознесенский, но которую не захотел выслушать, расстреляв «ленинградцев», Великий Кавказец.

Точка в «ленинградском деле» была поставлена расстрелом Абакумова. Его обвинили в том, что он «всячески препятствовал ведению следствия, как по «ленинградскому делу», так и по «делу врачей»», «подозрительно настойчиво» (??) требовал от следователей вещественных доказательств, а не шапочного политического обвинения. Вообще с Абакумовым до сих пор многое не ясно. Одни считают его страшным палачом, работавшим в «белых перчатках» (Бобков). Но не потому ли тезис о «белых перчатках», что больше ничего конкретного пришить Абакумову оказалось невозможно? Абакумов был сыном диакона. Дома держал иконы. При нем не было заведено ни одного дела против священников. Все его бывшие сослуживцы (а я уже говорил, что еще застал многих из них) отмечали, что он был демократичен, доступен, мог совершенно неожиданно заглянуть к рядовому сотруднику, посмотреть, как тот ведет дело, и во всех приказах красной нитью у него проходило, что сотрудникам безопасности необходимо строго соблюдать законность, а не бездумно наклеивать ярлыки «врагов народа». И ведь это Абакумов «саботировал»(?) подсказывавшееся Берией «профилактическое» внесение в расстрельные списки поголовно почти всей ленинградской партийной организации и массовое выселение русских людей из Ленинграда, как в тридцатые годы после убийства С.М. Кирова. Это Абакумов в «деле врачей» сразу взял под сомнение работу афериста-следователя Рюмина, выбившего из обезумевшего от побоев Этингера показание, будто бы группа еврейских врачей подготовила физическое уничтожение руководителей партии и правительства. И отстранил Рюмина (обратившегося потом к Берии) от работы. Я не идеализирую добросовестность Абакумова. Он плод сталинского времени. Но даже само по себе его желание выполнять грязную работу в «белых перчатках» чего-то стоило?!

Абакумов был уничтожен по русским расстрельным спискам. А чем Сталину это отозвалось? «Свой» кавказец Берия опять взял верх. И не только взял верх, но и сумел опутать бесовской паутиной самого стареющего Вождя Всех Народов и всю страну. Я в то время как раз входил в сознательную общественную жизнь. Поэтому особенно остро запомнил ту атмосферу страха и какой-то искореженной шкалы национальных ценностей, которая нас тогда окружила. Привилегированным сословием в стране снова стали чекисты — а конкретно грузины и другие кавказцы, которые как бы олицетворили собой всесильную руку ЧК, контролировавшую страну, как охрана концлагерь. Они уверенно били по головам направо и налево. Налево — по космополитам, преимущественно евреям. Направо, по русским. Отечественная история, после Отечественной войны 1941-45 годов воссиявшая, как Памятник русского величия, снова дала свой скабрезный зигзаг.

Я к отечественной истории был с детства неравнодушен. Моя родная тетка Мария Кирилловна Прохорова, работавшая заведующей Отделом Хранения Государственной исторической библиотеки, приносила мне, вместо детективов и фантастики, которыми многие болеют в отрочестве, целыми сумками старые исторические книги. А с восьмого класса я уже пошел в кружок при Государственном Историческом Музее. В то время это единственное в Москве место, где собирались любители отечественных древностей, и я уже тогда любознательным отроком познакомился со многими ведущими университетскими профессорами, даже самим академиком Борисом Александровичем Рыбаковым. Отвечал я в школе на уроках истории уже только по вузовским университетским учебникам, неизменно превращая уроки в исторические лекции. Поэтому надо ли пояснять, что для меня слова из тогдашнего государственного гимна «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь» приобрели какое-то особенное гордое героико-мистическое значение. И как же велики были мои переживания, когда Сталин в 1948 году вдруг начал бить русских за попытку узаконить величие Руси — именно так мы в историческом кружке при Государственном историческом музее восприняли «ленинградское дело».

Мало того, что грузины, вообще кавказцы — привилегированная национальность — чекистская. Теперь они стали правящим народом. Два портрета рядом над всеми — Сталин и Берия. Во главе страны два грузина, вроде как управлять «этой страной» — особая кавказская миссия. В слухах умело инспирированных с Лубянки внушалось, что Берия — самый достойный и реальный преемник Сталину. Все особо осторожно разговаривали в присутствии кавказцев и не забывали несколько раз вставить к месту и не к месту похвалы Сталину и советской власти. Тень Берии, возникнув из тьмы, зловеще встала за Сталиным и компрометировала его перед народом.

А идеологом себе Берия взял на место Жданова «серого кардинала» Суслова.

Фигура эта при Хрущеве и затем Брежневе в идеологии станет ключевой. Поэтому я опишу ее поподробнее. Он ходил всегда в долгополом черном пальто и черной шляпе, как хасид, хотя по происхождению был саратовский мужичишка. Имел две клички — народную «Кашей» и внутриаппаратную «Калоша». Первую, потому что был тощ, как скелет. Вторую, потому что демонстративно не расставался с калошами завода «Красный богатырь» на красной подкладке и с длинной тростью-зонтиком «под Чехова». В таком виде он любил прогуливаться по Александровскому саду, где у него были «не протокольные» встречи со своими «контрпропагандистами», «помощниками по особым поручениям». Числился он академиком Академии общественных наук, но был человеком весьма серым, грубым начетчиком и талмудистом. Закончив рабфак в Москве на Пречистинке, а потом даже и Плехановский институт и Институт Красной Профессуры (учиться хотел, но чему, кроме Талмуда, могли научить в скороспелом и по-иудейски поверхностном Институте Красной Профессуры?), «Калоша» работать преподавателем однако не захотел, а отличился на чистках партии, быстро выдвинувшись в Народный комиссариат Рабоче-крестьянской инспекции и в Центральную Контрольную Комиссию ВКП(б). Причем, «чистил» хозяйство и партию он не столько от троцкистов и зиновьевцев, сколько от бедолаг, уличенных в тайном ношении креста или посещении церкви. Единственно, что мне в Суслове всегда нравилось, что он, как и Сталин, как и будущий помощник Горбачева Болдин, был страшно скромен в быту. Аскетическая натура, монашеское самоограничение. Никаких излишеств. Отказывался демонстративно от так называемых «номенклатурных привилегий». Хапуг ненавидел. Тут я ему даже наивно старался подражать. За это перед ним всегда преклонялся. Но в остальном он был именно «серым кардиналом». И уже при Великом Кавказце Суслов не последним человеком стал. Сначала Берия его, приметив на усердии в «чистках», подсказал в секретари Ростовского обкома, потом в персеки Ставропольского крайкома, а в 1947-м аж в секретари ЦК протащил. И с первого же шага, как я уже говорил, Берия пытался противопоставить его Жданову.

Берия «серого кардинала» Суслова и в Президиум ЦК (Политбюро) в первый раз тогда всунул. А потом «Калоша», как бериевский человек, ловко от Сталина отмазался. Отмазался он однако затем и от Берии: перебежал вовремя к Кузькиной Матери — саратовский негодяй-мужичишка с Пречистенского рабфака стакнулся с сатанистом Хрущевым на общей лютой ненависти к Православной Церкви. Суслов всплывал, как дерьмо, которое на самом верху всегда плавает. Сталина он продал, Берию продал, так же продаст и Хрущева. Но Брежневу отслужил вроде как до конца и верно. Жена у Суслова была скромная евреечка-стоматолог. Что она побывала личным стоматологом Берии — возможно, брехня. Хотя Берия на всех баб без разбору кидался.

После смерти Жданова Суслов прочно занял при Сталине ждановское место на идеологии, и на фоне иудейского бума вокруг признания Израиля именно он успешно дожал для Берии также и идеологически «русскую партию». Но настолько оживил на расправе с русскими определенные настроения, что воодушевил иудейский экстремизм, так что Сталину пришлось опять принимать экстренные внутренние меры уже для еврейского охолона. Расстрелы еще по спискам «теневой русской партии» не закончились, а Сталин вовсю раскручивает уже антиудейскую кампанию. Помню, мой сосед секретарь райкома партии Чернышев прибегает с выпученными глазами: «Евреи доигрались! что будет? что будет? Эшелоны для отправки в Биробиджан уже готовят!» Эшелонов не было, но, видно, так их народу хотелось, что слух об эшелонах для депортации евреев распространился по Москве тогда мгновенно.

И впрямь: Великий Кавказец вроде как иудеям шикарную кость в виде Израиля сам только что кинул, а они неблагодарные опять бузят, воду мутят. Ну, им Сталин даст! и поделом! Так это тогда не только «Чернышевыми» воспринималось.

Ссылаются, что к концу жизни Сталин был болен маниакальным преследованием? Версия удобная. Но не маниакальность, а четкий политический расчет стоял за устранением главного иудейского закоперщика. Председателем ЕАК — Еврейского Антифашистского Комитета («антифашистского»? — хотя фашистов после мировой войны уже не было? Или это у «них» русские остались за «фашистов»?) был Михоэлс. Сталину докладывали, что ЕАК стал ширмой-координатором еврейского национального движения. Его деятели не вылезали с Запада. Печатались за рубежом, получая крупные гонорары. Потоком текли подарки из-за кордона, распределяемые по нужным людям. По докладной министра госбезопасности В.С. Абакумова, — Михоэлс попался аж «на сборе личных сведений о вожде и на попытках с целью постоянного влияния внедрить еврейских родственников в семьи вождя и других партлидеров». Так надо бы судить? но прямо тронуть еврейского «авторитета», — выдающегося трагического актера Михоэлса (настоящая фамилия Вовси) даже Сталин не решился. С Михоэлсом в 1948-м произошел «несчастный случай», в который никто не поверил. Эренбурга и Симонова Стал™ строго предупредил. А вот на женах Молотова и Ворошилова — чрезвычайно влиятельных еврейках Голде Горбман и Перл Жемчужиной (арестована в начале 1949-го), которые сперва не без его же сталинского одобрения опекали и направляли всю иудейскую активность, — Великий Кавказец отыгрался сполна — концлагерем. Полетел еще раньше с треском и «фактический руководитель ЕАК» — ведавший всей партийной Контрпропагандой глава Совинфорбюро Лозовский. Еще назначенная Ждановым проверочная комиссия ЦК установила, что «аппарат Совинформбюро засорен… в нем недопустимая концентрация евреев», и Лозовского убрали с поста зам. министра иностранных дел и главы Совинформбюро. Теперь еврейскую «контрпропаганду» дочищали железной метлой.

Гвоздем кампании по борьбе с космополитизмом стало поистине эффектное театральное представление — сбрасывание масок. По требованию Сталина с евреев демонстративно сбрасывали русские маски: контролируемая евреями «Литературная газета» из номера в номер «раскрывала псевдонимы». Поучительно, что конферансье-доносчиками тут же услужливо выскочили сами евреи. Кто отличился? Яковлев на самом деле Хольцман, Холодов на самом деле Меерович, Ясный на самом деле Финкельштейн, Светов на самом деле Шейдман, Мельников на самом деле Мильман, Викторов на самом деле Злочевский и иже с ними.

А все акценты специально в науку для молодого поколения по указанию товарища Сталина постаралась с ее многомиллионным тиражом расставить «Комсомольская правда», где тогда работал на отделе культуры отчаянный «русофил» молодой Федор Шахмагонов. Его евреи съели за борьбу с космополитизмом, но он перешел помощником к Михаилу Шолохову, отсиделся в Вешенской и снова всплыл в Москве. Да еще как всплыл!

Эту фигуру русским надо знать. Федор Федорович Шахмагонов, обходительный русский красавец из донских казаков, умеющий широко принять и влезть в душу, был одной из теневых крипто-ключевых фигур в «русской партии» еще со времен Сталина и вплоть до 1993-го года. Фронтовик, он имел три высших образования — исторический факультет МГУ, Литературный институт и Высшую дипломатическую школу. Лауреат премии КГБ. Иудеи его постоянно травили, замалчивали его талантливые романы. Но он не сломался. Близость к Шолохову, выдающемуся писателю и члену ЦК КПСС, — представлявшему творческую интеллигенцию в партии! — открыла Федору Шахмагонову невиданные «оперативные возможности». Поэтому я о нем еще чуть-чуть расскажу. Мой близкий друг не только по общему русскому делу, но и домами, Федор Федорович Шахмагонов известен читателям многими своими историческими романами (лучшие из них о Куликовской битве и «Остри свой м§ч». — о Смутном времени с ошеломляющими историческими подробностями про «жидовствующих»), уникальным двухтомником «Поклонение Антихристу» (о тайнах сталинского времени) и детективами, которые писал не случайно, а потому что сам провел поистине детективную жизнь. Сейчас ему за восемьдесят, он живет в Брюсселе — в политическом центре старой русской эмиграции, с которой всегда был, как и Шолохов, тайными «белогвардейскими», «белоказаческими» предками тесно связан.

Но первым браком он был женат на дочери страшного Абакумова. А потом (он был два раза женат) — на редкой красавице Римме, «княжне» — жертве ГУЛАГа (вот такой поворот!), удивительно деятельной, имевшей самые тесные связи в особом мире бывших сталинских политических заключенных, ставших весьма влиятельными при Хрущеве и Брежневе и запросто вхожих к Андропову. Под псевдонимом Е. Матвеева она написала «Историю одной зечки» — о специфической атмосфере ГУЛАГа. Редкой искренности воспоминания с прозрачно угадываемыми крупными именами. С кем только «княжна» не была трагическим прошлым повязана.

Но и сам Шахмагонов от лица Шолохова мог открыть любую высокую дверь и умело нас «страховал», в ключевых случаях мобилизуя на «русское дело» самого Михаила Александровича, перед которым даже серый кардинал Суслов порой пасовал, а Черненко и сам Брежнев с которым страшно любили советоваться. Вот мы и играли в карты на чертовой мельнице — иудеи бросают на кон своего туза, как они сами нарочно «выбалтывали», чтобы нас запугать, «генерала КГБ» Маковского, а мы его кроем своим тузом ЦІолоховьім. Квартира Шолохова в Москве чаще всего пустовала, живой классик любил станицу Вешенскую, но зато огромная квартира его официального помощника Шахмагонова на Ленинском проспекте все наши годы была штабом русского движения, где можно было быстро решить все русские вопросы. Так что мы были в войне с иудеями тоже не так уж совсем с голыми руками.

Уже тогда и я, так уж получилось, примкнул к русским «катакомбам».

Я еще в школе перед выпускными экзаменами заполнил громадную на двадцать страниц чекистскую анкету со всеми корнями на много поколений и дальними родственниками за рубежом и оказался, раз и навсегда для советской власти проверенным человеком. По отцовской линии у меня все было идеальным — сибирским и пролетарским. А мать подкачала — прохоровская калязинская линия, из-за которой ей самой не дали доучиться в Консерватории и получить высшее образование. Но неожиданно выручил дед, «экспроприированный миллионер». Пока я копался в семейных архивах и бегал по родственникам, выясняя, кто есть кто, как раз вдруг пришли за портретом деда из Музея Советской армии. Подтвердилось в архивах, что он «баловался» Революцией. Не только давал на нее деньги, почему его, экспроприировав, однако милостиво не расстреляли. Но и поиграл в начальника связи Московского вооруженного восстания в 1917-м — а это уже прямая революционная деятельность и особые привилегии для потомков. Заполненная еще в школе чекистская анкета предназначалась для того, чтобы можно было меня как отличника и активного комсомольца направить учиться на секретное атомное отделение механико-математического ф-та МГУ. Я на мехмат не пошел — предпочел выдержать конкурс в восемь человек на место на романо-германское отделение филологического факультета МГУ. Но чекистская анкета (проверенный по всем корням от «а» до «я»!) осталась навсегда в моем личном деле «там» и очень хорошо меня охраняла, когда у меня возникали неприятности, и кто-то пытался бросить тень на мою лояльность к государственной власти. Сыграла она, конечно, свою роль и в том, что я попал в «номенклатуру» Большой Дома. Во всяком случае, она не воспрепятствовала этому кадровому вниманию. Хотя тут больше сыграл роль случай.

Романо-германское отделение филологического факультета МГУ в те годы было особым идеологическим объектом. На этом привилегированном отделении для работы с лакомым Западом присматривались особо проверенные спецкадры, и «тюфяков» по определению не держали, в момент «выкидывали» за профнепригодность на обычный факультет журналистики. По самому своему профилю романо-германское отделение тогда вело в спецхран (Запад был ведь за «железным занавесом»!) и было напичкано уникальными спецсеминарами. В его маленьких человек по 8-10, —тщательно «просвеченных» благодаря русофилу декану, беспартийному, но зато всемирно известному профессору, заместителю директора ИМЛИ Роману Михайловичу Самарину, — учебных группах приглядывала себе молодые кадры разведка, отсюда шли в дипломаты и на контрпропаганду. Конечно, попадали на работу с «проклятым Западом» не все. Но уж если попадали, то знания для такой работы имели основательные. Роман Михайлович сам лично опекал и рекомендовал кадры «наверх». Я на четвертом курсе вылез из окопа в курсовой работе о творчестве Генриха Гейне. Половину работы посвятил «влиянию Гейне на нашу современность», в которой пространно писал о том, как этот поэт стал знаменем современного воинствующего иудаизма. Мой научный руководитель А. Дмитриев Ударился в панику. Не студенту дерзко касаться сакраментальной темы. Я не приму эту работу. Мне, отличнику, грозило исключение из университета за… неуспеваемость. Самарин вызвал меня к себе: «Вынимай из своей курсовой раздел «Гейне и наша современность», и Дмитриев ставит тебе «отлично», иначе «неуд» и прощай «альма матер» — сдадим в армию!» я наотрез отказался: «Русские своими взглядами не поступаются!» Было это с моей стороны, конечно, ужасно наивно и самонадеянно. Но Самарин взял мою зачетку, самолично вывел жирное «удовлетворительно»: «Молодец! Делаю тебе, что могу. Но красные корочки теперь для тебя — тю-тю. А это сложности с аспирантурой. А диплом будешь писать у меня самого — по контрпропаганде, по современным модернистским течениям. Завтра приходи ко мне в ИМЛИ за пропуском в особый спецхран». Так я стал его единственным в тот выпуск дипломником.

Рассказал о Шахмагонове и о себе, чтобы показать, как уже тогда было опасно касаться иудейской темы. Как током, могло шибануть!

Но вернусь к Великому Кавказцу Сталину.

Даже воюя с ожившей внутренней еврейской, активно «космополитической» оппозицией, несмотря на некоторое, естественно в таких новых условиях возникшее дипломатическое охлаждение между СССР и Израилем, товарищ Сталин врагам Израиля однако оружия не поставлял. Симпатии его к государству Израиль оставались неизменными.

Да и в 1948-м году, чтобы там о нем не писали наши оппоненты, но особых перехлестов в гонениях на евреев не было. Критиковали иудеев не всех подряд, а космополитов — за дело. Родину, хоть она и вторая, все-таки надо любить. А псевдонимы нередко впрямь дурно пахнут.

Однако вот антисемитская кампания с 1952-го в связи «делом врачей» разворачивалась уже поразительно цинично и грязно. Походила на огульный «еврейский погром». Страдали невинные люди. Даже русские идейные оппоненты евреям сочувствовали, старались укрыть. Одно дело идеологические споры, а другое репрессии против ни в чем не замешанных рядовых аптекарей или враче# только за то, что они евреи.

В церковных кругах бытует легенда, что Сталин перед смертью вспомнил о душе. Основания для этого были. Он заканчивал свою жизнь в страшном одиночестве. Уничтожив «русскую партию» и потеряв (позволив Берии уничтожить?) самого близкого к себе человека Жданова, он был совершенно обложен бериевскими кадрами. Есть версия, что «дело врачей» было придумано Берией, чтобы сменить у Сталина лечащих врачей. Во всяком случае, на этой версии настаивал бывший сталинский охранник. Подтверждено, что незадолго до смерти Сталин призывал к себе священника и исповедался. Хотя в чем — это тайна исповеди, тайна Церкви. Погиб Сталин мученически. Документально подтверждено, что врача троица заговорщиков Берия, Хрущев и Маленков к лежавшему с инсультом Сталину почти сутки сознательно не подпускала. А остальное — кто знает, кто знает. Берию Кузькина Мать Хрущев переиграл и быстро расстрелял. Переиграл и своего закадычного друга Маленкова. Они все по улице Горького вместе семьями напоказ всей Москве прогуливались — мы студентами МГУ бегали на Горького пить дешевый тогда коньяк в кафе-мороженое и часто их прогуливающихся встречали. Так вот: убежденно русского и, как говорили, настроенного весьма православно Маленкова Сталин готовил себе в преемники. Охранники слышали, как они, выпив на пару, пели для души церковные гимны. И это было! не забудем, что Сталин заканчивал духовную семинарию.

Хотя с тайными молитвами Сталина все не так просто. Кому как не лучшему ученику Духовной семинарии было не знать, что сокровенный оплот Православия — это мистический храмовый «Новый Иерусалим» под Москвой. Его пытались взорвать еще фашисты, но взрывчатка не сработала. Священный храмовый комплекс Святой Руси — Третьего Рима устоял. И вот страшный факт. В 1949-м году, когда уже нет Жданова, в разгар избиения «русской партии» в Новый Иерусалим по инициативе Суслова снова завозится взрывчатка. И снова взрывчатка святым промыслом не взрывается, либо взрывается весьма ограниченно — только чуть-чуть покосилась крыша. Сталину докладывают о «саботаже», но тот в гневе отменяет взрывные работы — саперы уходят по звонку из Кремля. Я не знаю, почему об этом общеизвестном в православных кругах и у специалистов ВООПИК — Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, нет ни слова в прекрасном фильме Татианы Мироновой и Анны Москвиной «Вождь и пастырь». Как было пройти мимо такого божественного знака?!

К старости ностальгия по юным годам всегда бередит душу. На старости и Маленков стал псаломщиком в храме. Но не поздно ли пришло покаяние? Маленков ведь таки предал ослабшего старика Сталина и подыграл заговорщикам Хрущеву и Берии. На что надеялся? на что ставил? Хрущев ловко использовал его против Берии, а затем убрал со всех постов в «электрофикацию». Хрущев оказался жалостливее к своему закадычному другу — хоть не уничтожил его, как Берию.

9. Антиизраильская «Оттепель» антисемита Хрущева. Троцкизм «Кузькиной Матери». «Кухонная Свобода»

Итак, Сталин не доверял евреям, но государство Израиль… благословил. Я не думаю, что он искупал грех Святослава. Скорее умно понимал, что еврею тоже своя Родина нужна. А вот дурной бытовой «антисемит», не кавказец, а наш, вроде даже русский Никитка Хрущев повернул руль агрессивно против Израиля: мол, «бей жидов на их исторической Родине!» Сомневаетесь в бытовом антисемитизме «творца Оттепели»? Почитайте его мемуары, переданные им через друга семьи Шахмагонова «двойного агента» Леви за кордон: даже после лояльной «американской» (и советской?!) правки в них осталось рефреном — этот был еврей, но хороший человек. Как будто еврей заведомо должен быть плохим?!

Кузькина Мать (таковое у него было с юности прозвище, потому что он всем показать Кузькину Мать грозил) Хрущев сам не знал, кто он от роду: то ли Перельмутер, как его отца дразнили (это есть в хрущевских мемуарах!), то ли украинец, то ли русский отщепенец, подаривший Украине Крым. Но «антисемитизмом» щеголял, как Жириновский.

Бытовой «антисемитизм» Никитки «Перельмутера» спутал на русско-еврейском фронте все карты.

Все и раньше было не так просто. Что было, то было. Уже в конце правления товарища Сталина всем было не до иудо-марксизма. В общем-то все уже тогда прозрели, что это нам, русским, была хитро навязана закамуфлированная под классовую борьбу сугубо иудейская идеология, ловко придуманная сыном раввина Марксом. Замени в трудах Маркса и Энгельса термин «пролетариат» на его любимое «judentum» — «еврейство», и сразу вся подоплека обнажается. Иезуитская ловкость и беспардонное шарлатанство марксизма в том, что от имени «пролетариата» в нем действует еврейство. Ленин-Бланк даже и не скрывал этого: сквозной нитью через все его труды проходит объяснение; мы, большевики, действуем «от имени» рабочего класса. Ключевое слово здесь: «от имени!». Посмотрите на состав руководящих органов большевиков, свершивших революцию 1917-го года — сплошь евреи, многие под русскими псевдонимами. Рабочих нет. За довольно мнимых рабочих Андреева и Калинина Сталин в своем Политбюро держался, как за фиговые листки. К концу правления Сталина до чего это дошло: партбоссы делали своим детишкам «рабочий стаж», заставляя пару-другую месяцев поработать на заводе, прежде тем делать карьеру. Это позволяло им затем в анкетах писать, будто они — «рабочие, выдвинутые партией в политику».

Марксистская философия уже к концу жизни Сталина превратилась в сплошное и откровенное фарисейство. «Лениным-Сталиным» (такая была непременная связка!) еще кое-как козыряли. А Марксом-Энгельсом в правящих кабинетах если и пользовались (их красно-коричневые тома стояли в «некоторых» высоких кабинетах рядом с особенным кабинетным шиком — золотыми корешками энциклопедии Брокгауза и Ефрона), то как «цитатником», из которого отпетые партийные идеологи могли подобрать любую нужную цитату на любой вкус и цвет. Особым шиком считалось умение вывернуть цитату так, чтобы придать ей «новое диалектическое звучание». Каюсь, меня в МГУ профессора особо приметили за такой талант «наперсточника с цитатами», что предопределило мою специализацию по профессиональной контрпропаганде. Радовались: «Вот, оказывается. Не одни евреи умеют цитатами, как булавами, жонглировать — русский парень нашелся!»

А при Хрущеве стало с коммунистической теорией еще беспросветней — на потоке массовых «реабилитаций» покончили и с последним авторитетом — авторитетом Ленина-Сталина. Вместо того упрощенного ленинизма, как азбука для неграмотных, что «откомментировал» по «пунктам» сам товарищ Сталин, — который именно по пунктам требовали от всех учить наизусть, — появилось нечто еще более примитивное и жуткое. Поскольку освободили из заключения многих упертых «русофобов», недобитых троцкистов, то на волне реабилитации, при личном покровительстве Хрущева и его идеологического наставника престарелого троцкиста и масона Куусинена, надев маску «последовательного интернационализма», прорвался во власть ничего общего с ленинизмом не имеющий сущий космополитический троцкизм. Ленинизм хоть признавал строительство социализма в одной стране. А троцкизму непременно подавай Мировой Пожар!

Хрущев в молодости начинал как ярый троцкист, за что его постоянно потом попрекал Сталин. При Сталине однако Кузькина Мать предал своих троцкистских учителей (уж что-что, а предавать он умел виртуозно!) и, выслуживаясь перед Сталиным, самолично, отлично зная иудейско-троцкистскую среду, где кого брать, устроил в Москве на троцкистов показательные массовые облавы. Палача-доброхота на грязную работу всегда не так-то просто найти. Но антисемита Хрущева подмывало «им» насолить. За палачество Хрущев и полюбился Сталину. Но что заложено в генах юности, то все равно проявится под старость — Хрущев вернулся в троцкизм.

При товарище Сталине товарищ Хрущев уже неумеренно и часто вздорно «активничал», «булькал», как выражался Сталин, но хоть под контролем — под сталинским зорким пристальным взглядом. Несло Никитку прямо, как действительно Перельмутера, как дешевого малообразованного, но с огромными амбициями, нахального Донельзя местечкового еврея. Предлагал он Сталину самые бредовые инициативы. Почитайте мемуары Лазаря Моисеевича Кагановича, там очень хорошо про его любимого выкормыша все описано; как Сталин постоянно высмеивал «местечковые» инициативы «булькающего» Хрущева. Кстати, это не Лазарь Каганович, — тот только поддержал! — а это Хрущев придумал взорвать Храм Христа Спасителя, чтобы на его месте построить необъятный «Дворец Советов».

И вот с 1953 года мы на целых десять лет получили над собой «инициативного» антисемита, а по уровню мышления и образованию, увы, чисто «местечкового» наглеца. «Я все могу! я во всем понимаю! Хотите всю русскую культуру лично перетопчу?!» — и ведь в прямом смысле топтал — в бешенстве по замечательным картинам ногами. Сам я своими глазами, как верный пес, стоя за спиной Фурцевой (такая была работа), в ужасе видел этот шабаш своего тощашнего шефа в Манеже, тогда Центральном выставочном зале. Он сбросил под ноги и топтал картины Филонова. А как с кулаками он накинулся на скульптора Эрнста Неизвестного, чья круто еврейская физиономия пришлась Хрущеву «не по ндраву»?!

Мне скажут: — Как?! ты поднимаешь руку на Хрущева? а ведь при нем «шестидесятники» дали нам свободу.

Но вспомним, какую свободу. Кухонную! При нем да — стало можно между собой, но только у себя дома на кухнях, что-то говорить. Сажали студентов пачками, а еще больше отправляли в армию. Я потерял так многих друзей и в МГУ и во ВГИКе. Едва друга Гену Шпаликова, потом известного киносценариста, удалось «прикрыть». А стоило, например, Владимиру Осипову прочитать православные стихи возле памятника Маяковскому, как ему дали срок, который он отсидит от звонка до звонка (христиан советская антихристова власть не миловала!) — с 6 октября 1961-го по 5 октября 1968-го года. Семь лет за упоминание Христа!

Только на собственных кухнях и была Оттепель (термин Оренбурга, евреями активно подхваченный!). Маленькая Свобода, что хочешь, в междусобойчиках шепотком говорить. «Жучков-подслушек» у чекистов на всех уже не хватало. За одни разговоры уже, как прежде в жестокие сталинские времена, никого не сажали. Так тогда и шутили все: «У нас в стране Кухонная Свобода».

Кухонная Свобода — жуткая свобода. Она внесла в нашу жизнь двуличие — сознательное фарисейство, когда говоришь одно, а про себя думаешь другое. Именно на кухнях под рюмочку и закуску лопнули советские убеждения. Кто-то хотел назад к Сталину, кто-то вперед к «социализму с человеческом лицом». Но все постоянно фальшивили сами, говорили дома одно, а на работе другое, и детей приучали фальшивить, а практически просто лишали детей хоть каких-то духовных жизненных устоев. Самое отвратительное, что наибольшими фарисеями были партийные функционеры. При Сталине была высокая трагедия советской власти, при Хрущеве началась ее жалкая комедия. Расходились, отпускали всякие тормоза на кухнях — и молчали на собраниях и в прессе в тряпочку, только поддакивали любому партийному вздору. Всем даже в голову не приходило как-то «вякйуть». Какая-нибудь бойкая бабенка, секретарь парткома на собрании соловьем за «родную советскую власть» заливается, а на кухне у тебя она же почем зря эту самую «родную» честит и, как на Западе, где она туристом побывала, все распрекрасно живут, восхищается.

Нет, конечно, все-таки строптивцы «не от мира сего» нашлись. Больше как клиенты психиатрических института Сербского и больницы Ганнушкина. А в реальности публично «вякающих», публично недовольных советской властью было при Хрущеве очень немного — меньше 0,001 %. Они придумали «самиздат». Размножали на машинке свои строптивые мысли. Таких публично сторонились, боялись «самиздат» взять — прочитать. Но втайне все их очень уважали и считали героями. Официоз их обзывал «инакомыслящими» или на западный лад «диссидентами».

Свалив монументальную фигуру Великого Кавказца (какой бы он зверь ни был, но он-то был Великим Зверем!), Хрущев целиком окунулся в троцкистскую идею — пожертвовав Россией, раздуть «мировой пожар». Сорил деньгами направо и налево, весь сталинский золотой запас профукал, поддерживая карликовые компартии по всему миру. Знаю об этом хорошо, потому что сам, работая в АПН, нахлынувших «просителей» с Запада и Востока «сопровождал». Во время Карибского конфликта, когда Кузькина Мать завез ракеты на Кубу, только Божье чудо и Политбюро, набравшееся от отчаяния храбрости и дружно схватившее поджигателя за руку, спасли мир от атомного апокалипсиса. Это была жуткая тайна хрущевской «Оттепели», но теперь ее уже все знают.

Параллельно внутренний бытовой «антисемитизм» жег нутро Хрущеву, не давал местечковому Никитке «Перельмутеру» покоя. В мае-августе 1956-го года, сразу после двадцатого съезда, Хрущев на потоке, без обиняков внушал устремившимся в СССР на поклон и за «интернациональными» денежными субсидиями делегациям братских компартий: «В начале революции у нас было много евреев в руководящих органах партии и правительства. Но если теперь евреи захотели бы занимать первые места в наших республиках, это, конечно, вызвало бы неудовольствие среди коренных жителей. Если еврей назначается на высокий пост и окружает себя, как это они обычно делают, сотрудниками-евреями, это естественно вызывает зависть и враждебные чувства к евреям». И затем, якобы нечаянно касаясь «вопроса о хороших и дурных чертах у каждого народа», Хрущев последовательно останавливался на дурных чертах у одних только евреев и подчеркивал прежде всего, — цитирую, — «ненадежность «их» в политическом отношении». Тогда же сразу все эти вполне откровенные «антисемитские» высказывания товарища Хрущева появились за рубежом в широкой печати. Одни публикации переводчика французской делегации Пьера Лошака (Париж, май 1957) и широко распространяемой «Еврейской жизни» (февраль, 1957) как воду взбаламутили! Евреи всполошились.

Но Хрущев продолжал упорно гнуть активно «антисемитскую» линию. Он даже убрал своего духовного отца-покровителя Лазаря Моисеевича Кагановича, подобравшего его в троцкистском «отсеве» и слепившего из него — мелкой сошки фигуру неистового ревнителя воли Сталина (особенно при «чистках»!) и сталинского соратника. Впрочем, ведь так же неблагодарно поступил Хрущев и с самим Сталиным, с друзьями Берией и Маленковым.

Но для нашей темы сейчас важно не это. Не то, как Хрущев поступил с товарищем Сталиным и товарищем Кагановичем. А то, что именно товарищ Хрущев возвел всем удобную теоретическую крышу для «законного» антисемитизма — государственную «моду на борьбу с сионизмом» (Солженицын). Этой «крышей» для того, чтобы вволю погромить евреев, стали все активно пользоваться, не боясь уже судебного преследования за «антисемитизм». Преследование за антисемитизм было одним из первых актов советской (оккупационной еврейской?) власти. А 27 июля 1918 года (сразу за расстрелом царской семьи) был издан закон: «ставить активных антисемитов “вне закона”, то есть расстреливать». Под этим крылышком евреи себя прекрасно чувствовали: как под охранной грамотой для особо привилегированного сословия — чуть что: вопли об антисемитизме. Еврейская популяция размножилась и обустраивала себя в самых злачных местах наверху русского общества, как животные из красной книги, которых нельзя трогать. С хрущевским введением особого нового термина «антисионизм» воспрянули все — и достойные идеологические борцы, сражавшиеся с еврейским Духом, и замшелые бытовые антисемиты, которым у евреев крутой нос или мокрые губы не по «ндраву». Привилегированное положение евреев, наконец-то, закончилось. В этом была несомненная великая польза от «моды на борьбу с сионизмом». Но были в объявленной «антисемитом» Хрущевым моде и свои крупные издержки — внешнеполитические.

Сионизм — движение многослойное, даже отчасти противоречивое. Одно направление — за возвращение евреев к Сиону, то есть на историческую Родину. Чего же тут плохого? Другое направление ориентировано на мировое господство — сделать в Израиле центр управления всем миром. Это направление даже определенной части американского общества не нравится. Ревнуют.

Естественно, что нам в противовес американцам надо было использовать противоречия внутри сионизма. Не поносить всех евреев подряд, а воевать конкретно именно с теми из них, кто не хочет уживаться с русскими мирно, а несет раздор и национальную нетерпимость. Воевать с теми, кто не хочет работать наравне со всеми, а норовит урвать кусок послаще, пожирнее. Но увлекающийся безудержный Никитка «Перельмутер» любил рубить с плеча, а приближенные идеологи Хрущева — «младотурки» во главе с его зятем Аджубеем тут вот и подбросили увлекающемуся, страшно недальновидному, слишком простоватому Никитке грубую идею тотального внешнеполитического и внутреннего «антисионизма». «Младотурки» тут откровенно сработали на «Огненный Ислам». Но «младотурками» аджубеевцы себя красиво-самообольстительно называли вовсе не потому, что сами были мусульманами, а лишь по известному иносказательному маскирующему газетному самоназванию «масонов» перед 1917-м годом. Тогда только что, в 1908 году, произошла масонская революция в Турции, организованная «младотурками». Ну, и наши русские масоны, себя иносказательно называя «младотурками», тогда намекали, что нам надо, мол, тоже самое сделать. И они свергли таки царя и сделали Февральскую масонскую буржуазную революцию 1917-го. Теперь «младотурки» Аджубея тоже тайно мечтали о новой Февральской буржуазной революции. Не обязательно социально буржуазной, но уж точно — с буржуазными масонскими свободами.

Я вместе с «турком» (на самом деле, скорее крымским татарином) Аджубеем и многими другими «аджубеевцами» учился в МГУ. Начал печататься в центральной прессе нашумевшей, реабилитировавшей Брехта большой статьей «Бертольт Брехт и его театр» (до этого имя еврея Брехта было в СССР под негласным запретом) в «Комсомольской правде» от 7 мая 1957 г. У Аджубея. Варился в их среде и через них попал в АПН, которое Аджубей внушил Хрущеву создать по типу американского мощного контрпропагандистского агентства ЮСИА — как свою хрущевскую контрпропагандистскую опору, на месте расформированного, насквозь еврейского «Совинформбюро». Место это считалось страшно лакомым. А я еще получил статус специального корреспондента (привилегированная писательская ставка в редакциях, на которую рвались «лучшие перья» и на которой не гнушались «сидеть», такие как Илья Эренбург, Константин Симонов, Петр Проскурин, Наум Гребнев). Я много ездил, выходил на самых высоких людей. А в самом АПН работал рядом со многими высокопоставленными сынками и, особенно, дочками, туда внедренными, вроде Нины Буденной или Ирины Луначарской. В том числе — Юлей Хрущевой и Галей Брежневой, зорко следившими, каждая, за своими сторонниками.

Ох, эти тайные советники, «закулисники» уровня «арбатовых» и «бовиных». Чего только «конспирологически» не напридумывают! Так вот «младотурки»-аджубеевцы придумали, что, мол, мы активным противостоянием Израилю и нашим официальным государственным «антисионизмом» чистыми руками — без вульгарного бытового «антисемитизма»! — так отечественных евреев, разбаловавшихся диссидентством, то есть инакомыслием, смертельно пуганем, что сразу в норму приведем. В среду «младотурков», тогда затесалось немало евреев. И нет отвратительнее, когда сам еврей, типа Жириновского, а с антисемитским остервенением воюет против евреев! Придумывает вариации тотального «антисионизма».

Сказано — сделано. И под яростным флагом глобального «тотального антисионизма», начертанного на знаменах, Хрущев, не мудрствуя лукаво, в противовес «окаянному товарищу Сталину», радикально развернул всю международную политику СССР на сто восемьдесят градусов — на программную, вульгарно и тенденциозно направленную «против Израиля как класса».

Именно так! Уже не Америка (в Америку Хрущев теперь торжественно ездил на поклон, Америку Хрущев призывал догонять!), а весь с потрохами Израиль стал для нас врагом № 1. С Америкой сцеплялись на принцип, но как-то пытались договариваться. К «сионистскому»

Израилю стали зверино непримиримы. Оружием теперь обильно снабжали не Израиль, а, наоборот, любых, даже самых грязных его врагов. Первый попавшийся кровавый диктатор мог за бесплатно получить наше советское оружие, как только заявлял, что он против Израиля. АПН кишело тогда такими «просителями». «Огненный Ислам» активно подкармливали все — мы, чтобы натравить на Израиль; американцы, чтобы натравить на СССР. Сами, сами мы обоюдными усилиями с американцами вскормили безудержный ваххабитский террористический экстремизм.

Хрущев, как тогда ошарашенно писали за рубежом, «программно декларировал советскую проарабскую и антиизраильскую политику». Сейчас наши политики, например Алексей Кива в «Литературной газете» (2004 г., №№ 38–39), вроде как проснулись: «Неоспорим факт, что мощным стимулом для развития исламского терроризма явился затянувшийся на много десятилетий арабо-израильский конфликт, политика США в арабском мире». Hо и у нас самих тут рыльце ох как в пушку!

И, Господи, сколько Хрущев, отняв даже хлеб (с хлебом у нас в стране стали перебои!) у русского населения, вбухал золотых «вливаний» в чужую цивилизацию?! в далекий от нас, непонятный для нас мусульманский арабский мир, пытаясь вооружить его до зубов, чтобы он раздавил, как клопа, ненавистный и при этом наполовину нам свой, из наших бывших соотечественников, «русскоязычный» Израиль.

Мы в контрпропаганде занервничали. Ну, Хрущев не питал симпатий к еврейству. Но ведь и меру надо знать, идеологическая борьба борьбой, а и «своих» среди евреев, где они есть, нам тоже надо уметь видеть?! на улицах Израиля всюду русская речь. Две трети населения Израиля выходцы из России или Восточной Европы… И большинство из них ностальгически вспоминают о русской культуре. А Хрущев в ответ как варварски поступил по отношению к недавним нашим соотечественникам?! Вполне естественно, что пошло острое брожение внутри российского еврейства. И вполне понятно, что в разрывающейся от обиды душе еврейства, — тайно вполне понятно, что сочувствовавшего объявленному советскому врагу № 1 Израилю (и нельзя евреев за это тайное сочувствие осуждать! почему они из-за хрущевской дури должны были стать врагами своей прародины?!), — вспыхнул протест и пошел набухать самой ядовитой, все советские устои заливающей и разъедающей пеной.

Хрущев настолько увлекся показать врагу № 1 Израилю свою излюбленную «Кузькину Мать», что президенту Египта, ярому антикоммунисту Насеру (всех своих коммунистов на глазах Хрущева пересажавшего по тюрьмам) он «за анти-израильское противостояние» самолично навинтил на пиджак золотую звезду Героя Советского Союза. Мы Хрущева дружно скинули. Не за евреев — за дуроломство и безудержные «перестройки». Но Золотая Звезда Насеру была последней каплей перед уже подготовленным заговором. Убрали. Достал всех!

Раздел третий. Двадцатилетний брежневский полет на двух крыльях — русском и еврейском записки из русского подполья (1964–1985)

1. Ушел утопический поезд! Еврейский чертополох

Хрущев своим баламутством достал всех, и его убрали. Но дальше? а вот дальше как раз и начинается для темы русско-еврейского противостояния самое парадоксальное. «Моду на антисионизм» Брежнев категорически не захотел отменять — понятно, что евреев нельзя ставить в привилегированное положение, что на них нужен хоть какой-то идеологический охолон.

Но вы думаете наш Второй Ильич — Брежнев хотя бы остановил вздорную анти-израильскую линию Советского Союза, прекратил хотя бы поставки арабам оружия? Разрешил евреям массовый отъезд на свою историческую Родину? Казалось бы, да пусть массово уезжают. «Прижившиеся» все останутся. Оголтелые уедут, спокойнее будет. Может, и отношения между высоколобыми — между конкурирующими русской и еврейской интеллигенцией как-то, хоть для виду, наладятся. «Тайные советники» Брежнева так и подсказывали кивавшему головой Хозяину. Но как бы не так! Стеной против встал кто именно? да Андропов! Даже свою мать Евгению Карловну Файнштейн презрел. Свой иудей-чекист Андропов, панически боясь остаться в «этой стране» без подпирающих его соплеменников, всячески блокировал отток евреев в Израиль. По закону отъезд вроде бы разрешили. Но по указанию Андропова органы безопасности по собственной инициативе всячески чинили евреям препятствия, придумав тотальную игру в «носителей секретов». «Носителей секретов» находили аж в скупке на вещевом рынке. А все это провокационно раскаляло обстановку, настраивало евреев против советской власти — и… непримиримо против русских. Почему-то не против «своего» Андропова? а по типичной еврейской массовой психологии переноса любой своей неприятности именно на «мальчиков для битья» — на русских.

Я при «Втором Ильиче» продолжал служить «в контрпропагандистах» (Брежнев выговаривал не без покровительственной издевки: «в контрабандистах»! «ах, вы моя дорогая банда»!) — занимался грязной профессиональной работой, начатой при Хрущеве. Политическую кухню Второго Ильича знаю хорошо. И не только профессионально-формально, но и немного изнутри. Из «семьи», как у нас принято теперь красиво говорить.

Я в то время дружил с его дочерью Галей Милаевой-Брежневой, с которой мы рядышком работали в АПН. Я до сих пор помню, какой она мне устроила тогда сказочный день рождения. Он пришелся на выходной день в Центральном Доме Журналиста, но Галя договорилась, и для меня одного его специально открыли. Я тогда очень много писал на заграницу, в самые престижные западные журналы, и хорошо зарабатывал, и я пригласил на банкет массу друзей. Весь ЦДЖ был заполнен моими друзьями. А ночью мы все взяли такси, и все поехали на Ленинские горы — смотреть на Москву с высоты Воробьевых гор, как Герцен и Огарев, которые дали клятву вечной дружбы в виду Москвы. Мы тогда действительно все чувствовали себя герцеными и Огаревыми. Брежнев собирался провозгласить совершенно новый «не репрессивный» курс, а мы искренне хотели ему в этом помочь.

Брежневская Галя, как сам папа, старалась сидеть на двух стульях — пила непременно в обществе то «их», то «нашем». Ее сейчас изображают опустившейся выпивохой, она действительно плохо кончила. Но в молодости была очень шустра и приметлива. Отменно работала на папу. Помню, в 1964-м, незадолго до устранения Кузькиной Матери Хрущева, пьем мы вчетвером вместе с близкой подругой Гали «гречанкой» Иечкой (у нее было греческое имя Йя, по маме гречанке. Галя звала ее Читой) и ухажером Иечки дома у «гречанки» в высотке на Красных Воротах. Те уже уединились. А Галочка про Фурцеву пытает, насколько «Катя» будет опасна? с «Катей» мне до АЦН довелось поработать — «журналистом-переводчиком» от «Советской культуры» на приемах иностранных делегаций, чтобы перед какой-нибудь Софи Лорен министру дурой не выглядеть — я не столько переводил, сколько за Катерину Алексеевну демонстрировал всю свою кинематографическую эрудицию; Софи охала — какая советский министр культуры начитанная! как всех знает! все наши фильмы смотрела! а «Катя» лишь ревниво шипела: «Не трись об ее груди! я все вижу!». Про «Катю» я многое знал и был к ней вхож. «Катя» была у Хрущева наиболее реальной опорой. Вот Галя и пытала, как «Катю» поумнее вывести бы из игры. Галя, повторюсь, была очень не проста. Ушки у нее всегда были на макушке. И теневой организатор она была не «тюха». У нее всегда было много кавалеров. Даже знойный «цыганский барон» Бурятица. Но ее голубой мечтой был белокурый, как ангел, танцор Марис Лиепа. Однако папа настоял, чтобы в мужья себе она подобрала русского — с прицелом. Папе нужен был зять, если не сразу на КГБ, то уж, по крайней мере, на Министерство Внутренних Дел, получившее при Брежневе необъятные полномочия и почти уже свысока поглядывавшее на хиреющий, на всего лишь «комитет». Мужем Галочки стал милицейский офицер Чурбанов, который вскоре стал Первым заместителем на Министерстве Внутренних Дел. И он, увы, по наивности своей стал одной из косвенных причин возвышения «перевертыша» Горбачева. О том, как это было, я расскажу, когда до него дойдем.

А пока только прошу поверить мне в том, что я вполне осведомленно объясняю: уже при Брежневе «наверху» горько осознали, что политического единства в КПСС нет, и его уже никакой даже самой лучшей «контрпропагандой» не добиться.

Аналитики-конспирологи докладывали новому генсеку Брежневу нерадостную общую картину. Практически после Хрущева в нелегкое наследство нам досталось из-за хрущевской вульгарно антиизраильской политики весьма сплоченное в ненависти к русским еврейское недовольство. Сознание масс после Хрущева и так раскололось, стало «амбивалентным», духовно двойственным. А тут еще ненависть к русским. «Оттепельная» интеллигенция как взбесилась. Ах, нельзя? Запрещено? Так мы в пику хотим все Израиль! Все, и русские тоже, — в Израиль, сделаем себе из солидарности еврейских предков. В Израиль, в Израиль, только не оставаться в Отечестве! по рукам пошел теперь ставший обидным, подводные ручейки сползлись в катакомбную реку, — самый крамольный «самиздат». В пишущую машинку загоняется до десяти экземпляров папиросной бумаги и — «долой эту власть! эту страну!».

Расплодились, как мухи, диссиденты — преимущественно из евреев. Сталинский 1937-й год почистил партийную верхушку, верхи власти и армии. Но кругов-то интеллигенции ведь практически не коснулся. Сняли под горячую руку тогда только уж самую-самую пену. Да и то нередко под эту горячую руку убирали вовсе не тех. Конечно, ужасно, что случилось с Исааком Бабелем, но тот хоть был последовательным троцкистом. А православный Осип Мандельштам? Его-то за что? за стихи против «усатого осетина»? Так пожурить было достаточно, никакой же он не идейный оппозиционер. Хотя таких вопиющих случаев, как с несчастным Мандельштамом, были на практике единицы. Но в Оттепель-то за них-то уж постарались «они» уцепиться и раскрутить как «сталинские массовые зверства против еврейской интеллигенции» на полную катушку. Мы докладывали Брежневу:

— Если глядеть в корень, то еврейская интеллигенция таки без особых потерь пережила и 1937-й, и борьбу с космополитизмом 1948-го. Пообрубили листья, но чертополох устоял и размножился. И к середине 60-х годов за редкими «выставочными» русскими фигурами (на них-то пальцем в смердящей «жидовствующей», заполненной «ими» прессе и указывают! на них-то грязь намеренно и льют, себе любимым места выгораживая!), основную часть творческих союзов, аппарата СМИ — газет и журналов, телевидения по-прежнему составляют именно динамичные евреи. Увы, при советской власти они почти полностью вытеснили русских из интеллигенции и держат у себя контрольный пакет по ее кадровому составу. Например, Союз писателей и сообщество кинематографистов — от 86 до 83 %! Полностью господствует еврейство на телевидении. Вот они-то и подогревают принявшее колоссальный размах диссидентство, то есть инакомыслие, распространение «самиздата». Вся «прогрессивная пропаганда» целиком в руках еврейства. А в чем этот прогресс? в том, чтобы шею власти свернуть, а дальше им все по фене — будь, что будет? Дешевое «кухонное» свободомыслие, превратившее хрущевскую «Оттепель» в совершенно безответственную вседозволенность и подрыв государственных устоев, — опять же всецело стало именно еврейским «прогрессивным» хобби.

У Брежнева была небольшая дача совсем рядом с кольцевой дорогой в Заречье, предоставленная ему как члену Политбюро. Самая скромная дача из всех госдач, низенькая, в два этажа, внешне совершенно неказистая. Брежнев по характеру не был барином. Подарки охотно принимал, но и сам страшно любил делать ответные подарки — поедет в командировку, так ни одного скромного зам зава отделом, ни одну секретаршу без сувенира от себя на память не оставит. И всех выслушает. Очень умел слушать! Всем слова ласковые скажет. Любил выпить в компании, но никогда не напивался до невменяемости, как Ельцин — а так, пил по-русски, «для разогрева души». Острил, сыпал прибаутками. Читал наизусть стихи. А дома сидит — начинал обзванивать друзей и знакомых. Всю страну обзвонит, всех первых и вторых секретарей обкомов, и видных людей — каждому поддержка. Искал популярности? Да. Но и просто таков был его широкий русский, страшно общительный характер. По духу он был «собирателем», из тех, вокруг которого всегда куча людей. «Своих» он страшно берег, и недостатком его было, пожалуй, даже то, что он уж слишком опекал «своих». Никак не мог разочароваться в каком-то потерявшем себя человеке — все на что-то надеялся, все хотел дать шанс выправиться.

А свою самую скромную дачу он сохранил за собой и став генсеком, — пусть, мол, маленькая, но зато удобная, от Москвы в пяти минутах, людям до меня легко добраться. На ней Брежнев очень любил принимать людей — не на показуху, не на разгул, а потолковать — разных, как можно более широкий круг, чтобы держать руку «на пульсе». На ней Брежнев и советовался в узком кругу своих особо приближенных «тайных советников» — что делать?

Что же — назад к Сталину? Репрессии направо и налево? Устраивать новый 1937-й год, чтобы сохранить партию и государство? да и с кем его устраивать, на кого опереться? на молодых «шестидесятников» — так они сами все поражены диссидентской чумкой, все не знают сами, чего хотят. Среди молодых «шестидесятников» к тому же еще большинство и «аджубеевцы», «младотурки». Но кем их заменить?

Брежнев — недавний удачливый Первый секретарь Молдавии, а затем Казахстана, поднявший целину (по крайней мере, для своей собственной громкой организаторской славы!). Потом «рабочая лошадка» — секретарь ЦК, сидевший «на хозяйстве». Потом какое-то время декоративная фигура при советской власти Президент — Председатель Президиума Верховного Совета СССР. И — снова секретарь ЦК, «рабочая лошадка», Второй при только болтавшем, разъезжавшем с помпой и даже переставшем ходить на Политбюро Никитке Кукурузнике. Второй — он и не рвался в Первые. Так уж получилось, что окружение его практически заставило «короноваться» — он среди заговорщиков всех устраивал. Не молодому же «Железному Шурику» — Александру Николаевичу Шелепину сразу власть отдавать? Тот уж очень властолюбив и крут. А Брежнев прекрасно отдавал себе отчет, что он по масштабу не Сталин. Прихода нового Сталина боялись. Да и сталинские «кавказские снимания скальпов» то с евреев, то с русских были всем совершенно не по нутру. А Брежнев не скрывал, что был православным. Мать его была глубоко верующей и внучку Галочку крестила. Всем рассказывала, как в Днепропетровске юродивый предсказал ее Ленечке долгое правление, если не будет трогать церковь. «Ленечка» ее рассказы «терпел». Он лишь неизменно сглаживал (сглаживать было у него в крови!): добавлял, что никогда сам в церковь, как мама и Галя, все-таки в открытую не пойдет: — Партийное положение обязывает! в уставе у нас пункт об обязательном атеизме. Конечно, он устарел. Но сразу его как отменить? Приучаться к Богу снова нам постепенно надо! а пока — в душе надо Бога держать. Я за Бога в душе! Как же русскому в душе без Бога?!

Жена Виктория Петровна тоже у Брежнева была православная. Болтали, что из выкрестов. Но Галя мне говорила, что это брехня, и байку эту они сами распустили, чтобы завоевать симпатии иудейской элиты. Так, кстати, не один Брежнев тогда делал. С иудейской элитой наверху очень считались. Жена еврейка — вроде как для «отмазки», чтобы «они» прощали и не слишком агрессивно спихивали с поста. Брежнев даже и Кобзона демонстративно полюбил — заводил же «помлеть», послушать для души Зыкину.

Но что Кобзон? Андропова-Файнштейна Брежнев поставил на КГБ именно под этим лозунгом: — КГБ у нас теперь пост не популярный. Любые его действия будут визгом встречать. И у нас, и особенно из-за кордона.

А своему Файнштейну, глядишь, что и простят. Не так вопить будут!

Брежневу, подчеркну еще раз, уже даже в силу его мягкого характера было не по душе задействовать репрессивный аппарат.

Но если не по-сталински, не поочередными репрессиями против то евреев, то русских, то как держать государственный корабль, чтобы с борта на борт не кидало, не раскачивало?

Сталин пытался сделать из партии Меченосный Орден Революции. И Сталину это ценой постоянных репрессий, чисток, — но удавалось. Многие нынешние «патриотические» мечты о новом Сталине связаны именно как раз с его умением наводить порядок железной метлой. Неосталинисты согласны на железную метлу — лишь бы не нынешний хаос и разгул терроризма. Но неосталинисты не понимают — для нового Сталина нужен и новый «Меченосный Орден». А такового уже нет и никогда не будет. Одного оголтелого с железной метлой еще можно найти. Но создать Партию Железной Метлы? Где такую взять? Александр Петрович Баркашов с его «Русским Национальным Единством»? он бы справился. Он бы навел порядок. На местах он кое-где уже и наглядно доказывал, как надо наводить порядок. Мгновенно весь бандитизм прекращался, едва чернорубашечники Баркашова начинали прохаживаться по улицам. Но при всех моих личных симпатиях к Баркашову — «РНЕ» входило как головная организация в «Славянский Собор», в котором я был сопредседателем — я не уверен, что это необходимое решение. Он бы, не дрогнув, отправил за «черту оседлости» и евреев, и кавказцев, попробуй только они при нем «бузить». Но готовы ли мы все морально при нашей «всемирной отзывчивости» к такому решению?! Боюсь, что, только когдр окончательно начнем вымирать как народ, то спохватимся по Баркашову. А сейчас, зная, что Баркашов всенепременно бы выиграл выборы, «Русскому Национальному Единству» наши власти никогда не дадут в выборах участвовать. Такая вот у нас «оккупационная демократия»!

Вернусь однако в брежневские времена. Меченосного Ордена Революции у Брежнева в руках, увы, уже не было. От Железной Метлы Сталина после Хрущева остались одни ошметки.

Хрущев трагически расколол монолит партии. Сколько ни тяжко нам было это видеть, но мы в аппарате контрпропаганды тогда, в 60-х годах, вынуждены были смотреть в лицо трезвой реальности. И мы скрепя сердце осознали горький результат «оттепельного шестидесятничества» — больше не стало убежденных красных «отщепенцев». Не стало отщепившихся от своей национальности, от своего собственного народа и навязывающих свой красный «отщеп» другим. Ведь именно на великих красных «отщепенцах» — на большевиках-интернационалистах (а точнее, по существу-то, на безродных «космополитах») с их убежденной «классовой» психологией «Ивана (равно Абрама), не помнящего родства», — на таких воинственно и отчаянно безродных, как Ленин-Бланк, Троцкий-Бронштейн, Каганович, Сталин-Джугашвили, сам Хрущев-Перельмутер, «серый кардинал» Суслов — только на них и держалась искренняя утопическая коммунистическая идея.

Но на них она и закончилась, оборвалась безвозвратно. Ее разъел-таки космополитический мировой «интернационализм». Ее разорвали на кусочки неистребимые, как само человечество, «национальные особенности». Сейчас нам те же иудейские силы пытаются взамен «интернационализму» навязать мировой «глобализм». Но и его, я уверен, разъедят эти упрямые «национальные особенности». Не хочется людям превращаться в беспородный рабочий скот под Мировым Еврейским Правительством.

А тогда мы жаловались: — Сталинский идеологический гранит, отсекавший «оппозиционеров», из-за непродуманности политики Хрущева бесповоротно раскололся пополам.

И мы беспомощно разводили руками: — Гранит не склеивается никаким «контр-пропагандистским» клеем.

После оглушительного ХХ-го съезда с его хрущевскими, крайне субъективными разоблачениями, внешне вроде столь до жути откровенными, хотя Хрущев сознательно сгустил краски, многое и приврал, цинично приписал Сталину мало что убийство Кирова, но даже все свои собственные, именно свои собственные репрессивные зверства в Москве и на Украине!.. Но дело сделано — после этих неумелых разоблачений — иезуитски красивых, ультра «прогрессивных», самых «демократических», но во многом опрометчивых, безжалостно разбивших великие иллюзии народа, — к товарищу Сталину возврата нет, потому что, увы, духовно уже почти не стало искренних марксистов.

Мы докладывали Брежневу, что, хотим мы этого или не хотим, но придется за кулисой конспирологам, прорабатывающим партийную политику в тайне, — только меж самыми высокими партчинами и их «конспирологической» обслугой, — горько, но прямо признать: утопических иллюзий про грядущий коммунистический рай после Хрущева в народ уже не вернешь. Бога, как делали из товарища Сталина, нам из него — товарища Брежнева никак не сделать! Невозможно. Крах иллюзий полный. Общественное разочарование в коммунизме стало всеобщим. Хрущев практически подрубил под корень весь авторитет и бурный рост коммунистических партий на Западе. А у себя в стране превратил весь народ в лицемеров. Во что верят теперь? а только в то, что Бога нету. Хрущев со своими аджубеевскими «младотурками», мало что Сталина с пьедестала свалил, еще к тому же и сам сатанински рехнулся — крайне не к месту и не ко времени начал второй глобальный поход против Православной Церкви. Сталин в Отечественную войну понял, что народ без Бога нельзя оставлять, что он сам все-таки не может до конца заменить Бога, и перед лицом кровавого нашествия Гитлера мудро вернул Православной Церкви ее тысячелетнее прочное место в русской духовной жизни. А вот Хрущев своим тотальным разрушением храмов (при нем больше было разграблено, закрыто и снесено, чем при Ленине и Сталине вместе взятых!) и бесовскими воплями по телевидению, что через пару лет он покажет народу последнего попа, даже и это последнее духовное прибежище — церковь у народа окончательно отнял.

Таково было брежневское, после Хмельной Оттепели, тяжелое протрезвление с больной головой.

Брежнев был растерян, подавлен. Но признал, что духовную сумятицу в народе и партии, «Перельмутером» в злое наследство ему, Брежневу, оставленную, уже не преодолеть, что духовный раскол общества состоялся.

Но жить-то надо. Партию сохранять как-то надо. Нужно было искать какую-то хотя бы полу-иезуитскую, но на какое-то время эффективную, пусть временно, но жизнеспособную модель политического управления огромной страной. И что делать с совсем вышедшими из-под государственного контроля «шестидесятниками»? Что делать с динамичными бунтующими евреями?

Ленин был за ассимиляцию евреев. Ничего из этого не вышло. Всегда в них бунт. Всегда у них, как политические карты ни тасуй, выбрасывается при игре в очко не 21, а 22 — «нерастворимый бунтующий еврейский осадок остается на дне в душе каждого, даже вполне ассимилированного» (О. Рапопорт. «22», 1978, № 1). Да, тут ничего не попишешь. Выживаемость потрясающая, как у чертополоха. Но что же делать? Что делать?

Как раз случился частный опыт, который я поставил на самом себе, но который произошел не без предварительного одобрения Самого, мне пообещавшего: «Коли сорвешься и затопчут, я тебя потом вытащу? а мы хоть увидим наглядно, как “они” себя поведут — эта наша отборная интеллигенция, которую Хрущев с Аджубеем в АПН нагнали. Тут они уж все, как на подбор. Вот и посмотрим, как они себя поведут». Для чистоты эксперимента он должен был контролироваться шаг за шагом наблюдательной дочкой Самого Галей Брежневой-Милаевой — под ее всевидящим зорким оком. Я знаю политиков и, честно говоря, не был уверен, что Сам просто не позабудет обо мне, если дело сильно пойдет в разнос. Как Бойкая Галя, а она любила авантюры, меня не подбадривала, я вполне трезво оценивал и такой вариант. Но я был молод и тоже авантюрен.

Итак, к опыту, который я поставил на самом себе. Мне поручили сделать доклад на закрытом партсобрании на скользкую тему — об умонастроениях в кругах зарубежной интеллигенции по отношению к Советскому Союзу и методах нашей контрпропаганды, способных положительно воздействовать на такие умонастроения. Я перед этим как раз сопровождал нашу гостью — дочку видного чехословацкого деятеля Гоффмейстера (он станет одним из лидеров «Пражской весны»). Мы дочку так Ублажали, что даже открыли для нее одной в выходной День Третьяковскую галерею, и мы вдвоем с ней бродили по залам и больше всего по «запасникам», а она, не стесняясь, неслаб как могла русскую тупость и отсталость от Запада. Она была активной сионисткой, как и ее папа, и совершенно не скрывала, что в самое ближайшее время «они дадут бой». Я пересказал весь наш разговор Гале и еще раз вместе с ней уже ее папе. Вот тогда он и предложил: «Вот раз тебе как раз делать спеццоклад на закрытом партсобрании, лучшего случая не будет. Пощупаем наших интеллигентов на вшивость».

Я вылез на трибуну закрытого партсобрания и по-нахалке, нарочно вызывая огонь на себя, осудил линию АПН: «Вот мы тут провозгласили “розовую” компромиссную контрпропаганду, вместо наступательной и державно национальной “красной”. А даже в облагодетельствованной нами Восточной Европе у наших друзей закадычных антирусские настроения, и кто закоперщики таких настроений? Поднявший, как кобра, голову сионизм! на кого, выходит, работаем?» я назвал несколько характерных материалов и их авторов. Естественно, иудейское лобби бросилось меня исключать из партии. А мы уже только смотрели, кто за кем стоит, кто как себя поведет, кто чего стоит. Меня «они» на парткоме АПН аж исключили из партии «за политическую безответственность» (!). И тут же уволили по статье с работы. Не слабо!

МГК меня восстановил в партии и на работе. Но не без выговора. Я, наверное, действительно перестарался, так что партвыговор на МГК мне дали с милой формулировкой, придуманной лично членом Политбюро незабвенным Виктором Васильевичем Гришиным «За нетоварищеское отношение к товарищам по работе». А в КПК член Политбюро Арвид Янович Пельше мне так же мило, как Гришин, сказал: «Выговор КПК, пожалуй, отменять не будем. Не стоит тебе настаивать. Пусть чуть поутихнет, а то “они” тебя сожрут. Перегнул, не надо было еврейские фамилии мусолить — “душок” появился. На Политбюро мы обменивались насчет ЧП в АПН. Все, конечно, “они” проявились, как на ладони. Готовим реорганизацию АПН и самую серьезную кадровую зачистку. Ни одного, кто на тебе высветился, не оставим на идеологии. Всю верхушку АПН поменяем. А тебя Гришин уже рекомендовал поставить на самый опасный идеологический участок в АПН. Чего тебе еще надо?! в главную редакцию издательства АПН по заказам зарубежных капиталистических фирм, призванную взять под контроль “самиздат” и утечку рукописей за рубеж. Будешь впрямую встречаться с приезжающими в СССР самыми закоренелыми антисоветчиками, официально принимать и сопровождать их, куда захотят пойти, с кем встретиться. Пока выговор будем снимать, посмотришь на “идеологического противника” в прямом контакте, непосредственно в лицо. Мы верим, что уж тебя-то идеологический противник не завербует в “двойные агенты”. Но смотри в оба, чтобы “друзья” не “подставили”».

2. Двадцатилетний полет на двух разного цвета крыльях двуглавого имперского орла

Смею думать, что мой опыт на себе как-то тоже повлиял на неожиданное брежневское решение, которое мы же ему сами и подсказали: — Одним хрущевским «антисионизмом» теперь уже процесс не остановить. «Они» быстро блокируются и обороняются скопом, в всю интеллигенцию не пересажаешь и даже не уволишь. А что, если не давить «еврейское диссидентство», в просто попытаться его на государственных весах как-то Уравновесить? Уравновесить хоть даже «черносотенством» — верным идее Великой Державы, «имперским» русским патриотическим крылом в партии — из последовательных, но сдержанных и подконтрольных «великодержавников». Немного не по Ленину, но гибко, вполне соответствующе историческому моменту.

Идею эту образно сформулировали так: а что если полететь на двух крыльях и с двумя головами, как самодержавный орел на старом российском гербе? Свою модель правления тайно, только среди самых-самых своих, Второй Ильич так и назвал «политикой двуглавого орла». Немного самодержавно, намекая на русские имперские традиции, но достаточно образно.

Аскет-идеалист, сухой догматик-марксист Суслов у Брежнева остался красиво сидеть на пропаганде, остался ее образцовым талмудистом и марксистской декорацией. Но Брежнев сам стал последовательно «амбивалентен». В речах он по-сталински (стараясь не упоминать имени Сталина — зачем дразнить иудейских гусей?) громко барабанно вещал о единстве в партии, а тихо сокровенно сидел на двух стульях.

Практически за кулисой с брежневских времен мы уже вычисляли-строили всю глобальную конспирологическую линию КПСС на балансе двух голов российского державного орла и двух его могучих крыльев. На соперничестве-противостоянии двух теневых партий внутри Большого дома и по всей стране. Влиятельной, якобы «прогрессивной», «демократической», а на деле просто прозападной, интеллигентской, условно говоря, «Иудейской партии внутри КПСС». И противостоящей ей — сдерживающей ее, быстро усиливавшейся, якобы «консервативной», «имперской», а на деле чисто «туземной», равнодушной к «интернационализму», а напротив, державно-почвенной, имперско-государственной, «черносотенной», условно говоря, «Русской партии внутри КПСС».

Подчеркну, что понятия эти весьма и весьма конспирологические, то есть сугубо закулисные и кадрово размытые. Без оконтуренных четких кадровых границ. Случалось и нередко, что люди перебегали из одной теневой партии в другую, что «протрезвлялись» и опять же меняли кулису. Состояли — и не были постами обижены! — внутри каждой из группировок и свои непременные прозелиты. Обрусевшие твердые государственники-иудеи, вроде блистательно публициста Анатолия Салуцкого, — иногда даже тайно крестившиеся, были среди нас. И напротив: свои активно, как «хромой бес» Александр Николаевич Яковлев, «жидовствующие», — извините еще раз за вульгаризм, но именно так не только в грубом быту, но и на величавом церковном богословском языке говорят, — «гнилые западники» из русских были активны в кругах евреев.

Не обошлось и без многочисленных, как мухи, севшие на сладких пирогах, примазавшихся. Эти паршивцы делали себе карьеру на русско-иудейском противостоянии. А в душе им было до лампочки, к какой теневой партии приткнуться — лишь бы с ее помощью на сладкий пирог сесть. Но этих прихлебателей-приспособленцев хоть не сразу, но все-таки можно было проверить на вшивость — доходило дело до борьбы, и они с поля боя тут же разлетались, как вспугнутые с зерна воробьи.

А еще хуже: были среди нас и свои высокопоставленные русские «тюфяки» — свои неваши-ненашевы, неповоротливые Воротниковы, шкуры-шауры, лапотники-лапины, которые вроде бы по виду представляли «русских», занимали наши русские законные места в балансном руководстве, а были, по сути, лишь ужасным балластом. И людьми они вроде бы были не плохими, и по тайным взглядам вполне «своими». И подлостей явных не делали. Но уж, лучше бы на их месте были «оппоненты». Идейного оппонента «высветить» можно — «просчитать» и блокировать. С оппонентами во всяком случае все всем всегда понятно. А от какого-нибудь русского неповоротливого медведя Михаила Федоровича — я о нем еще расскажу поподробнее — ждут действий, подсаживают его в самое солидное кресло для русских действий, а он ни рыба, ни мясо, ни мычит, ни телится, все только мечтает, что само за него русское дело сделается. И все в кулуарах на судьбу жалуется: «Ох, как трудно с “иудеями” какие они пронырливые, какие не сговорчивые. Чуть их прижмешь, сразу к своим побежали, сразу телеги на самый верх пишут. Уже не работаешь, а только отбиваешься!» Таким хотелось ответить: «Так и не работай! ты занимаешь место, предназначенное по теневому балансу для русского человека. Освободи! а то сейчас “они” тобой только в нос “нам” тыкают».

Было распространено мнение: «Ваш, мол, «антисемит» Лапин контролирует все телевидение». Такое мнение, кстати, и пересказывает сейчас Митрохин в книге «Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы». Но тогда этому «антисемиту» сколько раз хотелось сказать: «А ты разве “их” контролируешь? ты только вид “антисемита” показываешь. Ну, максимум, какого-нибудь уж слишком охамевшего местечкового иудея иногда публично одернешь. К насквозь еврейскому “КВН” придерешься чуть-чуть. А вожжи давно своему первому заму кавказцу Мамедову всецело передал. Тот же свою особую политику проводит. Его нападки исподтишка на русских тебя вполне устраивают. Но делает он на этих нападках вовсе не “союзную политику”, а свою, обособленчески “кавказскую”. Да и болтают про азербайджанца Мамедова, что колется он, что деньги ему на укол всегда нужны. Бред? а посмотри, какой он, нередко совсем смурной, инструктивные летучки для руководящего состава Гостелерадио ведет? до идеологии ли ему? ты же держишься только тем, что у вас дачи с Черненко рядом!»

И таких русских, как Лапин, передоверявших вожжи, было, увы, немало. Вот они и все жаловались, как Воротников, как Зимянин, как Ненашев, как Шауро: «Мы везем воз!». А везли не туда; под откос везли. Конечно, хотелось это все в лицо сказать? но поди скажи, если у него дача с Черненко рядом.

В итоге «русские тюфяки» под откос советскую власть таки отвезли, а такие, как Мамедов, посмеивались. При Брежневе немного поутихли с международным интернационализмом. Но свой-то внутри Советского Союза сколоченный «интернационал» куда было девать? — приходилось ублажать «националов» всякими привилегиями перед коренным русским населением, несшим на себе всю тяжкую государственную ношу. А те и рады нажить капитал. И не только духовный, а прямой материальный. На «национальных окраинах» прямо-таки феодальные царьки сели и гребли-гребли под себя. С коренной России последнюю копейку дерут, а им дотации. Предприятия самой передовой технологии почему-то строились именно в Прибалтике. Именно там, единственно где, была отстроена самая дорогостоящая дорожная инфраструктура. В России бездорожье — в Прибалтике всюду, даже к маленькому хутору, гладкий асфальт. В лучших ВУЗах «националам» всюду отдельные льготные квоты, в центральных аппаратах опять же льготные квоты. На всех культурных направлениях — националам первые места и на сцене и в партере. Русских стихов и прозы столько в советское время не выходило, сколько переводов с национальных языков. Ну, а главные переводчики — иудеи. «Русские» с «иудеями» грызутся, а они арбитры. Не за так! а кто больше подбросит. Но и это бы ладно. Сколько раз готов повторить: в диалектике отрицание отрицания дает плюс! Так что не все в русско-еврейском противостоянии было беспробудно плохо. Какая-то взаимокритика хоть гнилому болоту не давала застаиваться. Однако на гегелевской триаде русско-еврейского противостояния всегда пытались сыграть свою особую игру и половить рыбку в мутной воде всякого рода националисты и «евразийцы» с наших — на наши же русские деньги! — не в меру развитых национальных окраин. Как присоски-пиявки, крови напились, и почему-то бы от державного стержня не отвалиться. То же и с Украиной, на которой были построены лучшие заводы, а как результат — самодовольство и оживление «украинской самостийности». Особый «самостийный», «европейский» форс перед «русскими азиатскими медведями». Мы к ним всей душой, а они к нам — задом. Но это особый деликатный и немного «периферийный» разговор.

Пока же вернемся к главному — к русско-еврейскому стержневому противостоянию. Итак, мы сознательно внутри КПСС разделились на две головы, два крыла.

Как теневые партии выстраивались?

«Иудейской партии внутри КПСС» — именно ей, учитывая ее великие связи на Западе, и, в том числе для нас особо важные, тайные масонские контакты, была почти всецело доверена внешняя политика — курс на разрядку. Также ей была доверена тонкая работа с многочисленной «жидовствующей», так называемой прогрессивной интеллигенцией.

Ревниво почвенной, державно-государственной «Русской партии внутри КПСС» была доверена работа с консервативной частью интеллигенции, а также с опорными государственными «сословиями» — с рядовыми партаппаратчиками, чекистами, армейскими офицерами. На «Русскую партию», подчеркиваю, именно и только на ее кадры опиралась брежневская КПСС во внутренней политике. Ни одного «персека» на край, область или автономную республику без тщательного «нашего» просвечивания на «порхатость» не назначали, все вторые «контрольные» секретари в союзных республиках с огромными правами были из «Русской партии». Как вышло с Горбачевым и Ельциным, я скажу позже.

То же было и при дележе «четвертой власти», сиречь СМИ. «Иудейская партия» получила в свое практически полное распоряжение «Литературную газету», журналы «Юность», «Новый мир», «Знамя», журнал «Наука и жизнь», издательство «Советский писатель», мощный Политиздат.

А «Русская партия» при дележе влияния получила «Огонек», «Литературную Россию», «Молодую гвардию», «Москву», «Наш современник», «Кубань», «Волгу», издательства «Современник», «Советская Россия», Воениздат, а также такие массовые журналы, как «Роман-газета», «Театральная жизнь», «Пограничник», как многомиллионный знаковый (права человека!) журнал «Человек и закон». Я говорю только про самые знаковые издания. На телевидении сидел Лапин, про которого ходила слава, что он страшный «антисемит», но на самом Деле он, увы, был из особой породы русских «тюфяков». О таких отдельно позже.

Аппараты Союза писателей, Союза кинематографистов СССР, Союза театральных деятелей были чисто «передовыми», «демократическими», что на практике означало — «иудейскими». Но Союзы писателей РСФСР и Союз художников РСФСР, напротив, были даже чересчур, воинственно нетерпимо русскими. Благодаря активной издательской политике Юрия Прокушева и Валентина Сорокина «Современник» на потоке выпускал в свет книги только русских авторов, особенно русских поэтов, которых тут же принимали в Союз писателей. При Феликсе Кузнецове, пополняясь русскими, быстро обрусело прежде почти поголовно «иудейское» Московское отделение Союза писателей. Обрусели и выросли и все местные отделения, кроме Ленинградского.

Особого разговора заслуживает театр. Союзной театральной творческой организации по традиции не было. А ВТО — Всероссийское Театральное Общество с 1964 по 1986 год возглавлял великий русский артист Михаил Иванович Царев, отчаянный русофил. В ВТО было сильное русское правое крыло во главе с критиком Зубковым и такими крупными русскими главными режиссерами как Николай Охлопков, Андрей Гончаров, ленинградец артист и режиссер Игорь Горбачев. Еврейское левое крыло возглавлял драматург Шатров (Маршак) — автор насквозь русофобских и скрыто троцкистских пьес о Ленине. Сам, кстати, родственник репрессированных видных троцкистов. Вокруг псевдо-ленинских пьес Шатрова в верхах вечно кипел скандал. Но его поддерживал Андропов-Файнштейн. Андропов же всеми силами поддерживал еврейский «Театр на Таганке» Любимова (дочка Ира у него была замужем за артистом) и такой же объевреенный «Ленком» Марка Захарова. Театр-студия «Современник» сначала Ефремова, потом Табакова болтался между двумя стульями, как и потом МХАТ с Ефремовым. Но «Малый театр» («Дом Островского»!) Михаила Царева традиционно оставался русской цитаделью.

Вся театральная провинция за малыми исключениями была русской. Я после АПН какое-то время поработал спецкорром «Театральной жизни» (куда только не забрасывала номенклатурная «служебная необходимость»!). Колесил по русской провинции и использовал эту возможность для организации русских опорных пунктов на местах. Парадоксально, но высшее партийное руководство страны тогда думало о состоянии умов в провинции и хотело быть информировао о нем не только по гладким обкомовским отчетам и не по несколько тенденциозным (особенно к православию и всему специфически русскому!) сводкам андроповского КГБ. Вот и пришлось мне много поездить. Я был давним поклонником Царева, писал о нем еще в своей студенческой работе по пьесе и спектаклю «Перед заходом солнца» (написанное студентом тогда похвалил сам Царев) и нередко сопровождал его в поездках по провинции. Мы с ним рядом даже еще целину на зеленом автобусе исколесили, где Брежнев попросил его повыступать перед молодыми энтузиастами. Связка эта снова благотворно для меня заработала. Царев мне на многое в жизни русской элиты открыл глаза.

Главный редактор «Театральной жизни» Юрий Александрович Зубков был по натуре «собирателем», к нему тянулась вся провинция. Он дружил домами с Царевым, Софроновым, главным редактором «Огонька», и с членом Политбюро Черненко. И меня, как правило, принимали по приезде в область или край Первые секретари — и не шапочно, а с долгим серьезным разговором — не только по репертуару и по оценкам отдельных спектаклей облдрамы, а как помочь областному театру с финансированием из дополнительных «спонсорских» источников и с квартирами, чтобы пригласить крупных актеров, но, главное, как сделать его центром местной русской культурной жизни. В театрах всегда всю элиту своей области знали насквозь, как под лупой, и эти сведения были очень полезны Брежневу и Черненко. Я всегда осторожно подсказывал областным лидерам, и как использовать в качестве русской опоры местные организации ВООПИК — «русские клубы», и как дипломатично уберечь их от нередко «деконструктивной», излишне нервной заботы местного КГБ. (Между линией Брежнева и линией Андропова уже тогда наметились «разночтения»). Ни на Брежнева, ни на Черненко я, естественно, впрямую никогда не ссылался, но намекал, что именно они были организаторами ВООПИК и сейчас в успешной деятельности на местах Общества охраны памятников истории и культуры, как истинно русские патриоты — отцы высокого полета державного орла, кровно заинтересованы.

Подобные разговоры, как правило, легко давались. На местах понятно, что преобладала «Русская партия внутри КПСС», а евреев «несли», как могли, не стесняясь.

3. Русские и еврейские «опорные пункты»

Естественно, что фиксированного членства в иудейской или русской партиях не было. Партвзносы все платили в общую кассу КПСС. Но у каждого «крыла» были свои заведомо знаковые фигуры.

Иудейское крыло, начиная с «Литгазеты» и т. п., курировал член Политбюро Юрий Владимирович Андропов-Фанштейн. «Литературную наковальню» (так «Литгазету» прозвали!) не случайно считали сливным отстойником гебешных спецматериалов.

Рупором же иудейского крыла, его «репрезентативной» (представительной) фигурой стал «жидовствующий» Александр Николаевич Яковлев, первый зам при знаково отсутствовавшем много лет Заведующем отделом Пропаганды ЦК КПСС (считалось, что Заведующим должен стать человек из русского крыла, но Суслов все ну никак «не мог» подобрать достойно значимую кандидатуру — впоследствии на эту должность перевели Первого секретаря ЦК ВЛКСМ Тяжельникова, которого Андропов позже съел).

Русское крыло, начиная с «Огонька» и т. п. по нисходящей, курировал ближайший друг генсека, «сидевший на кадрах и проверке исполнения» член Политбюро Константин Устинович Черненко. И «горбачевского хаоса» в партии при нем не было; как выполняются все решения и постановления ЦК, он проверял всегда «в нужном направлении» — скрупулезно, дотошно, умело используя своих людей в «Русской партии внутри КПСС». Можно, что угодно теперь задним числом говорить о низком уровне его образованности, хотя Андропов был, увы, абсолютно такого же, если не гораздо меньшего, — так мне, по крайней мере показалось, — уровня образованности. Формально Андропов-Файнштейн даже вообще ведь ничего не закончил: корочки примитивной ВПШ на старости лет — смешно. А Черненко хорошее гуманитарное высшее образование имел и не с ходу, но мог вникнуть, когда ему объясняли даже самые тонкие идеологические дефиниции. Иногда бывало, Суслов еще разбирается, еще в цитатах копается, а Черненко в «засеченной» идеологической операции «противника» уже схватил самую суть. А прямое свое дело Черненко твердо знал. Кадровые узды правления в руках крепко держал (ни одно назначение без проверки «на порхатость» У него не проходило!), и он мог даже перед великим демагогом Сусловым стеной стать — русскую точку зрения, русского человека, когда надо, таки отстоять. Таков был куратор «Русской партии»; хотя, как правило, за тенью «друга Кости» маячил сам Брежнев, который, не торопясь, стараясь сгладить, как можщ>, но таки решал, асе щепетильные русские вопросы. На русскую боль он всегда отзывался.

Рупором же, представительной, как знамя, которым размахивают, фигурой у русского крыла быстро стал главный редактор массового журнала «Человек и Закон» еще молодой Сергей Николаевич Семанов. Человек редкой энергии, он формально, конечно, имел неизмеримо меньше веса, чем Яковлев: тот все-таки инструктировал главных редакторов на летучках на пятом этаже в пятом подъезде Большого Дома (хотя всегда под надзором Суслова или другого секретаря ЦК — одного его никогда инструктировать не оставляли — не слишком доверяли!). А Семанов зато ухитрялся исподтишка «инструктировать» все наше общество. Он перевел «правозащитников», — традиционно еврейский конек — под Русское Знамя. Это была наша крупная идеологическая победа не только на внутреннем, но и на внешнем зарубежном фронте, что признавал Андропов (он даже позвонил в «Голос Родины», посоветовал раскрутить эту тему на зарубеж), и с особым удовлетворением отметили Суслов, Черненко и сам Брежнев.

Вокруг «репрезентативных», «знаменных» фигур сразу же завязалась основная борьба. Скинуть «репрезентативную фигуру» противника, оставить без знамени — означало общую победу, по крайней мере, на несколько лет вперед. Как в военных играх, где борьба ведется вокруг Знамени.

Ну, а саму «военную игру», естественно, определяли «штабы», которыми руководили в обеих закулисных партиях полководцы чрезвычайно мудрые — с обеих сторон форменные «гроссмейстеры», соответственно, Русской и Иудейской Идей — мыслители уровня знаменитых «сионских мудрецов».

Есть особая порода людей, которые как-то спонтанно к себе притягивают единомышленников. Не кодлу, не банду, не пьяную компанию формируют, а именно идейных единомышленников. В русской истории было две великих организационных группировки по Духу — «Могучая кучка» и «Передвижники». В «Могучей кучке» вождем-«собирателем» был композитор М.А. Балакирев. У «Передвижников» живописец И.Н. Крамской. Без таких «собирателей» невозможны крупные духовные прорывы. Они своими действиями определяют стратегию духовного развития на целые поколения.

В русско-иудейском противостоянии тоже спонтанно выявились свои вожди— «собиратели».

В «Иудейской партии» начали верховодить популярные Симонов, Чаковский и Шатров; в «Русской» не менее популярные Ганичев, Прокушев и Зубков. О, как разны были эти фигуры по своему менталитету?! Сразу уже по ним одним была видна полярная разность внутренних духовных установок в еврейском и в русском лагерях. Все шестеро в творческом отношении примерно одного уровня. Наши Ганичев, Прокушев и Зубков, пожалуй, даже покрепче.

Константин Симонов, ловкий армянский еврей-полуграфоман, практически поэт одного стихотворения «Жди меня», написанного в войну. Все остальное очень средне, очень банально. Писал много. Но на поверхностную публику. Александр Чаковский и того слабее — автор слащавых, банальных повестей и нудного романа «Блокада», который ему рисала вся «Литгазета», на которой он сидел, — так сказать, сборным творческим коллективом. Но Боже, как, пользуясь своим положением, оба раскручивали себя, как заставляли своих единомышленников и, торгуясь, даже врагов писать про них. Как выбивали себе все мыслимые и немыслимые премии. Шатров вообще был пропагандистским прихлебателем — примитивным драматургом одной «ленинской» (с троцкистским акцентом!) темы. Вокруг его творений искусственно поддерживалась атмосфера полускандала, его спектакли и фильмы ловили на том, что фразы якобы Ленина на самом деле он почерпнул у Троцкого.

Напротив, три русских богатыря-«собирателя» были всегда поразительно скромны. Ганичев писал нужные, «просветительские» исторические сочинения. Прокушев и Зубков были крепкими и умными, соответственно, литературоведом и театроведом, ничем не слабее, чем знаменитый музыковед В.В. Стасов в «Могучей кучке». Но себя все никогда не выпячивали, говорили, группировавшимся возле них и, естественно, горевшим желанием их прославить молодым литературным критикам: — Зачем про меня? Напиши про Валентина Распутана. Его, его надо поднимать. А еще лучше найди молодое имя — вытащи на свет молодого автора. Это тебе на Божьем Суде сторицей зачтется.

Естественно, кроме «собирателей» были у «них» и у нас свои «теневики». Закулисную игру у иудеев вели их «сборщики» — держатели кассы еврейской взаимопомощи. Вот она знаменитая еврейская бытовая солидарность, у нас такой никогда не было. Да и попробовали бы у нас такую сделать? Много ведь русских людей попадали в беду, затравливались еврейскими лобби, лишались работы, оставаясь без средств к существованию. Но когда мы с моим другом критиком Святославом Котенко дернулись создать такую русскую кассу, на нас обрушилось ГБ: «Вы что, опозорить государство хотите? Вам что, советских профсоюзов не хватает? Подумаешь, евреи? — они “малый народ”. Нацменьшинства тут можно понять, что они собирают черную кассу. А вы — “большой народ”. У вас это будет выглядеть опасной мафиозной группировкой».

Нам любое «финансовое» объединение запрещалось. А вот евреи и на партсобраниях держались всегда «сворой» — мгновенно формировали свое «лобби», забывали про внутренние приязни и неприязни, и терзали жертву. Вообще партийные собрания были самой удобной формой для еврейского самоутверждения, словно самой природой созданной для «сворного» манипулирования общественным мнением. Убежден, что они родились и оформились в большевистской среде (со всей гнусной системой партвыговоров с занесением в учетную карточку и исключений из партии!) по апробированной веками схеме Кагала. Мы, русские, что-то на самом деле пытаемся обсудить, в чем-то разобраться. У нас соборное мышление, когда никого не обижают, всех выслушивают. А евреи? Выдвигают сворой «наверх» только своих, задвигают, дают выговора только «чужим».

Но конкретно о «сборщиках». У евреев многие годы им был Индурский, внешне невзрачный, но умнейший главный редактор «Вечерней Москвы», тесть будущего Министра Культуры при Ельцине Евгения Сидорова. Бездарного проходимца-зятька, полукритика-полуюриста, вон куда вытащил! Чтобы Кагал заправлял всей русской культурой! с Индурским я никогда не сталкивался, хотя в его «Вечерке» часто печатался с рецензиями на фильмы и спектакли — активной идеологической «просионистской» позиции «Вечерка» осторожно не занимала, да и под Первым секретарем Москвы Гришиным это было бы затруднительно. А в отдельном еврейском городе внутри Москвы — останкинском Новом Тель-Авиве таким сборщиком был посредственный режиссер, но весьма активный организатор Леонид Пчелкин. Евреи ему поддерживали ореол «гонимого» — его черно-белый троцкистский «ленинский» фильм по Шатрову был положен на полку (хотя все выплаты за него все получили сполна). Уже в «перестройку» фильм этот сняли с полки и показали, и все увидели, что это просто троцкистский «капустник» без малейших признаков искусства.

Клеймо гонимого «полочника» однако не помешало Пчелкину много лет переизбираться секретарем парткома. Такая вот вызывающе «протестная» была на ЦТ парторганизация. У Пчелкина был личный особняк аж на Садовом кольце. Генсек такого шика не имел. И деньги умел Пчелкин делать прямо из воздуха. Был сам паршивеньким, совершенно бездарным режиссером. Но был блестящим сводней для артисточек, мечтавших получить благослонность телевизионного начальства, чтобы показаться на голубом экране, и этим держал все телевидение в своих руках. Сам был поразительно энергичен и поразительно бездарен. Но умел не мытьем, так катаньем уговаривать «подхалтурить на телевидении» хороших актеров. Те морщились — сниматься у Пчелкина считалось дурным вкусом, его вечно осмеивала пресса. Но он умел выбить непомерно большие гонорары, и многие даже великие не удерживались — решались «подхалтурить» на жизнь у Пчелкина. Он снимал самые примитивные, с неподвижной камерой, как во времена рождения Великого Немого, самые дешевые фильмы-концерты, фильмы-спектакли, но по ведомостям выдавал их за полноценные и ужасно дорогие художественные фильмы. Оплата в разы выше, и практически вся себе в карман. В конце жизни он был полуслепой, еле передвигался, но делал себя художественным руководителем, пробивал тему в план и нанимал «кинорабов» попахать за него. Пронзительная по бесстыдству и проходимистости фигура.

Мне довелось поработать на телевидении главным редактором (я позже расскажу об этом поподробнее), и меня он таки достал. Сначала все пытался «наладить отношения» — предлагал конверты с деньгами, норовил подсунуть артисточку, пытался затащить на «отдых с дамами». Но я не клюнул и категорически отказался подписать ему гонорар за сценарий «Дети солнца», в котором он, механически переписав пьесу Горького, даже запятой своей не поставил, но деньги хотел по высшей ставке — разумеется, не покойному Горькому, а себе. Не прошел номер, но тогда он приносит тот же сценарий, но уже за подписью, исполнителя главной роли артиста Иннокентия Смоктуновского. И не моргнув глазом, опять деньгу качает — заплати за пьесу Горького по высшей ставке как автору Смоктуновскому, мол, уж ему-то Лапин не откажет. Плати ему — он мне отдаст. Иннокентий Михайлович Смоктуновский — друг Святославу Котенко и мне. Охотно выступал в публицистических, очень русских диалогах с критиком Котенко, которые я еще в «Театральной жизни» печатал. Сколько раз делом он помогал русской партии?! Например, когда закрыли за национализм документальный фильм Котенко «Русская изба», Смоктуновский тогда взялся сам прочитать патриотический текст, не дал из него выкинуть ни строчки и затем приехал на Худсовет студии, где мы с ним на пару (я от ВООПИК — от общественности!) отстояли прекрасный русский фильм. Но ты мне друг, а совесть дороже — я не подписываю разворовывать казну. Но Пчелкин пошел к Лапину. И Лапин… не отказал. А у меня сразу смертельный враг. Мне с Пчелкиным довелось столкнуться, и я о нем еще расскажу поподробнее. Вот такие напористые были «сборщики» у евреев.

А у нас (хотя нам «русскую черную кассу» создать не дали!) теневой работой занимался всесторонне образованный публицист, и блестящий переводчик романиста и будто бы агента контрразведки Сомерсета Моэма неутомимый и изощренный, стоически православный Святослав Котенко. Очень благородно, что Семанов в своей книге «Русско-еврейские разборки» о важной фигуре, к сожалению, рано ушедшего из жизни Святослава Котенко достойно вспомнил. Мы были со Святославом весьма близки, учились вместе на романо-германском отделении филологического ф-та МГУ, дружили семьями. Боец Святослав Котенко, как и я, был в любимцах у Самарина. Святослав Георгиевич — красавец с артистической внешностью, — он преподавал в МГУ, работал одновременно под крышей ВООПИК и редактором отдела критики «Молодой гвардии», где именно он заказывал и редактировал важнейшие статьи, практически определяя все «знаковое» направление журнала. Он остался, как и наш учитель Самарин, принципиально беспартийным (отказывался Котенко многажды, а партия была условием высокой должности — но он упорствовал: «я в Бога верующий!») и был повсюду вхож и близок с самыми высокими академиками и выдающимися деятелями, как нашими, так и с Запада.

Именно Святославу Котенко вместе с Петром Палиевским (он после смерти Самарина займет его место зама по научной работе в ИМЛИ) была доверена «русской партией внутри КПСС» изначальная организация «русских клубов».

Поподробнее про «нас».

У нас было несколько ключевых сборных организационных опорных пунктов.

Во-первых, ВООПИК — Всероссийское Общество Охраны Памятников Истории и Культуры с его бессменным лидером академиком Игорем Васильевичем Петряновым-Соколовым — на базе ВООПИКа возникли легально по всей России «Русские клубы».

Во-вторых, журнал «Молодая гвардия» незабвенного Анатолия Никонова и сменившего его популярного прозаика Анатолия Иванова. Прекрасный журнал. Самый русский из всех! Едва туда еще при Анатолии Никонове пришел заместителем главного редактора Виктор Чалмаев, мне он сделал предложение прийти к ним членом редакционной коллегии на ключевой отдел публицистики. Я потом всю жизнь жалел, что отказался. А ведь и у меня была бы более счастливая, настоящая творческая жизнь среди своих. И «Молодая гвардия», — смею, может быть, слишком самонадеянно думать, — не сделала бы некоторых своих лишних телодвижений — во всяком случае, я уж согласовал бы «на даче» и заранее обеспечил прикрытие для некоторых острых выступлений тех же В. Чалмаева, М. Лобанова, С. Семанова. Но, к сожалению, тогда мне в переходе в «Молодую гвардию» в порядке партийной дисциплины категорически отказали — я уже был слишком повязан на закулису, а Брежневу тогда позарез нужно было разобраться с АПН — этим доставшемся ему логовом «младотурок»-аджубеевцев.

В-третьих, само издательство «Молодая гвардия» великого «собирателя» Валерия Ганичева.

В-четвертых, «Наш современник» Сергея Викулова, пришедшего туда из замов в «Молодой гвардии». Вокруг «Нашего современника» после цикла статей Владимира Чивилихина сформировались по всей стране острые храбрые боевые клубы «Память». Целая сеть «Памятей» — самые знаменитые из них три московские «Памяти» незабвенного Кости Смирнова-Осташвили, Штильмарка и Васильева.

В-пятых, издательство «Современник» во главе с самим нашим «гроссмейстером русского духа» Юрием Львовичем Прокушевым и главным редактором Валентином Васильевичем Сорокиным.

В-шестых, нашей крепостью стал Союз писателей РСФСР на Комсомольской 13 под руководством сначала великого русофила Леонида Соболева, затем Сергея Михалкова, затем Юрия Бондарева, затем Валерия Ганичева. Про крепость я сказал не ради красного слова. В августе-сентябре 1991-го здание Союза писателей стало баррикадой. Писатели с помощью боевиков «Славянского Собора» во главе со Станиславом Карповым выдержали месячную осаду, отразив все попытки комиссаров-«дерьмократов» Ельцина с милицией ворваться в здание. У СП РСФСР были энергичные отделения на местах. Особо выделялось Московское отделение Союза писателей во главе с мудрым критиком и «собирателем кадров» Феликсом Кузнецовым (теперь он академик, директор Института мировой литературы). На периферии организационной деятельностью выделялись журналы «Кубань» и «Волга» — русские бастионы.

Весьма деятельным и влиятельным быстро стало Бюро Пропаганды русской литературы при Союзе писателей РСФСР, во главе с чрезвычайно энергичной Аллой Васильевной Панковой, эффектной жгучей брюнеткой южно-русских кровей, организовывавшей массу писательских выступлений перед читателями по всей стране.

Она стала поистине душой русского национального движения. Знала широкую массу патриотов-читателей — вся и всех. К ней в очередь за билетами на встречи с писателями стекались руководители патриотических клубов со всей России. Она умела арендовать громадные Дворцы Спорта по всей стране, которые так битком заполнялись патриотической публикой, как не рвутся на эстрадных звезд. Благодаря моим связям она проникла даже в престижный зал Дома Союзов, где прошел юбилейный вечер «Нашего Современника» и мой вместе с Федором Федоровичем Шахмагоновым творческий вечер. Оба вечера были показаны по Первой программе телевидения.

В-седьмых, у нас был свой крупный подпольный православный центр. Им стал «самиздатовский» журнал «Вече» поистине подвижника, «нашего катакомбного Сергия Радонежского», как мы ласково шутили, Владимира Николаевича Осипова. О нем я уже говорил. Андропов-Файнштейн вкупе с своим псом «Бобком» Осипова таки «вычислили» и арестовали снова в 1974 году, дали восемь лет, но он успел подготовить хорошо организованную конспиративную структуру. Отсидев, он уже в «гласность» вывел из подполья крепкое православное общественно-политическое движение — «Союз “Христианское Возрождение”». Но я вернусь в изначальные 60-е.

4. «Русские клубы»

Из всей этой «великолепной семерки» тогда особо выделялся ВООПИК. Олег Платонов, который как историк и мыслитель, сформировался в «русских клубах» — в том самом благословенном для многих из нас ВООПИК — Всесоюзном обществе по охране памятников истории и культуры вспоминает: «Мы помогали восстанавливать исторические памятники. Но каждый из нас становился ученым-подпольщиком по возрождению исторической Святой Руси. Я начал писать книгу по истории русского народа с древнейших времен до наших дней. Постепенно вокруг меня образовался целый коллектив единомышленников. Мы собирали материалы и очень много путешествовали по историческим местам России. Мы составляли программу на каждый год и по этой программе путешествовали. Там были не только памятники старины, не только православные храмы, древние монастыри, но и места рождения и пребывания наших русских подвижников, мыслителей, которых в то время никто не знал. Например, мы впервые открыли Нилуса, объездили все места его жизнедеятельности. Тогда он был почти вычеркнут из истории России. И среди своего русского круга при помощи самиздата распространяли все его сочинения. В том числе публикацию «Протоколов сионских мудрецов»».

Как Платонов сам признается, у него уже было написано несколько рукописей, но писал он их в стол: «Все, что я писал, было тайной даже для моих друзей из ВООПИКа. Думаю, что я поступал правильно. В нашей среде было много сотрудников спецслужб. Я отношусь к ним без предубеждения. Многие из них сами были или становились истинными патриотами России». Но береженого Бог бережет. Талант ученого смог раскрыться только уже в постсоветское время, когда были сняты официальные запреты на даже самое употребление термина «масонство» и на даже сами имена духовных подвижников Третьего Рима — Святой Руси.

Но уже и в советское время мы в ВООПИК начали заниматься не только восстановлением памятников, сопровождавшимся практически нелегальной духовной деятельностью. Но и занимались прямой легальной политической практикой, бросив вызов официальной иуцаизированной идеологической рутине, насаждавшейся «Яковлевыми».

Особенно прославились «Русские клубы». Слово-то какое! а оно у всех было на устах — «Русские клубы!»

Именно в «Русском клубе» на Петровке 28, в знаковых стенах древнего русского Высокопетровского монастыря сформировался духовный центр, откуда пошла-полетела по всей стране, возрожденная из пепла, как птица Феникс, Русская Идея. Та самая, которой сейчас так не хватает, чтобы стать на ноги стране и обществу. Тогда тоже все было после Русской Смуты при Хрущеве муторно, как сегодня. Но ведь нашли мы духовно себя, возродили Русскую Идею. О «Русских клубах» подробно написано у Сергея Семанова в его «Русско-еврейских разборках». Я тоже уже писал о роли «Русских клубов» в своем злободневном романе «Сатанинские признания закулисного человека» («Молодая гвардия», 1995, № 12, 1996, №№ 1–7). Что было в них главного? и знало ли о них руководство страны?

Прекрасно знало. Даже поддерживало. Решение Политбюро о создании Всероссийского Общества Охраны Памятников Истории и Культуры состоялось, как только Брежнев пришел к власти. До Брежнева такие общества показательно были разрешены всем союзным республикам, кроме РСФСР. Русским же создание своего такого общества принципиально запрещалось — иудеи панически боялись возникновения нового Союза Русского Народа. Но Брежневу объяснили, что иного выхода, чтобы удержать власть у него нет.

Мы ведь подвели Брежнева к мысли, что, если он хочет опереться на русское крыло, то нужно дать русским выстроить «окопы», чтобы защищать свои исторические и культурные ценности, а заодно и, само собой, крепкую Государственную власть. Целый коллектив молодых сторонников Брежнева, активно помогавших ему убрать «ублюдка Никитку с его “младотурками”-“шестидесятниками” (разрушавшими советскую власть во имя троцкистого космополитического «интернационализма») вынашивал, разрабатывал эту идею. И — готовил-готовил почву в «косных партмозгах», пока Михаил Шолохов, со свойственной ему образностью мышления, уже открыто не сформулировал Брежневу «эту шикарную мысль» — о создании опорных пунктов (типа пунктов охраны порядка для помощников милиции — дружинников) в форме «русских клубов» на базе тут же Брежневым моментально и созданного Всероссийского Общества Охраны Памятников Истории и Культуры. Это, мол, будут твои, Леня, самые самоотверженные, самые неподкупные, самые верные государству и тебе, дружинники — Дружинники Русского Духа!

Так вот. На Политбюро было принято закрытое решение, и 24 июля 1965 года состоялось Постановление Совмина Российской Федерации о создании Всероссийского Общества Охраны Памятников Истории и Культуры. Брежнев лично поручил Черненко проследить, чтобы в оргкомитет ВООПИК попали лишь «государственники» — не перекати-поле-иудеи, а крепкие русские люди. И тщательный отбор и подготовка к Учредительному съезду ВООПИК шли почти год. Но поработали на славу. Чужих не было!

Андропов приходит на Лубянку 19 мая 1967 года, когда «опорные пункты дружинников русского духа» — «русские клубы» уже практически развернулись.

Кто такой Андропов? Вот характеристика, данная ему собственным выкормышем, которого он вытащил из Ставропольского края, где всегда отдыхал, продвинул в Политбюро и подготовил, чтобы передать ему власть. Ну, точно так же, как Каганович выкормил Хрущева. Помошник Горбачева В.И. Болдин вспоминал, как Горбачев жаловался на жизнь: — а что Андропов сделал для страны? Думаешь, почему бывшего председателя КГБ, пересажавшего в тюрьмы и психушки диссидентов, изгнавшего многих из страны, средства массовой информации у нас и за рубежом не сожрали с потрохами? да он полукровок, а они своих в обиду не дают. У него мама Файнштейн Евгения Карловна.

Горбачев и сам, чтобы «они» его в обиду не дали, к месту ни к месту вспоминал своего деда, ненавидевшего советскую власть Андрея Моисеевича. Вот в такой «идеологической атмосфере» возникли «русские клубы».

Естественно, что первая реакция Андропова-Файнштейна была — закрыть «рассадник», но ответная реакция Хозяина была для него совершенно неожиданной — он посоветовал КГБ не вмешиваться в «сугубо русское дело» и передал «русские клубы» под негласную опеку самой партии, то есть близких ему самому «контрабандистов» («контропропагандистов»).

Тем не менее, Андропов не смирился и оперативно возрождает расформированный после Сталина СПО — Секретно политический отдел, который занимался политической оппозицией и был самым страшным жупелом «чекизма». Он создает «Пятку» — Пятое управление по борьбе с идеологической диверсией. «Пятка» сразу стала любимым детищем Андропова, ею он только и занимался, практически передоверив внешнюю разведку и охрану границ своим заместителям К.К. Циневу и С.К. Цвигуну, ставленникам Брежнева и давним друзьям брежневской семьи, предусмотрительно подсаженным под «Файнштейна».

Возглавил «Пятку» бывший секретарь Ставропольского краевого комитета партии по пропаганде М.Ф. Кадышев. Но того быстро съел его первый зам, лизавший известное место Андропову Филипп Денисович Бобков, службист, без оперативной практики, никогда Лубянку не покидавший, «пороху не нюхавший» чиновник, только протиравший штаны, хоть и закончивший карьеру в самом престижном кабинете на 4-м этаже дома № 3 на Лубянке. Он продвинулся в комитете по выборной партийной линии — охотно брался за общественную нагрузку не освобожденного парторганизатора, от чего другие отлынивали. Странная эта была личность. Насквозь «андроповская». Показно добродушный, с чертами булгаковского героя «Собачьего сердца», он родился в местечке на Украине, но потом его семья перебралась в Макеевку, где его отца в 1937-м уволили с завода, но, хотя в местных газетах всячески поносили, так и не посадили. В войну семья уходила из Донбасса «пешком», но добежала аж до Перми, где отец устроился прорабом, а мальчика своего Филиппка папа устроил сначала комсоргом, а затем тот попер в горком и аж до секретаря горкома ВЛКСМ (всего за пару-другую месяцев — какая карьера, когда все сверстники на фронте!). Но дальше его самого взяли в армию, где Филиппок дослужился ко дню Победы аж до старшины. А сразу после армии его, как молодого коммуниста, зачисляют уже 9 июня 1945 года в Ленинградскую школу контрразведки «СМЕРШ» — «смерть шпионам!». После скороспелой годичной школы «из-за ошибки писаря, который вместо направления в Макеевку написал в Москву» (так в мемуарах самого Бобкова!), выпускник СМЕРШа получает погоны младшего лейтенанта и направление аж на саму Лубянку, где он отирает ковры 45 лет.

В 1961 году советская контрпропаганда — Совинформбюро и его преемник Агентство Печати Новости (как раз тогда прошла «аджубеевская» реорганизация) потерпели миллионные убытки из-за того, что фотографию первого космонавта Гагарина, за которую органы печати всего мира готовы были заплатить бешеные деньги, те вдруг получили, не известно откуда, совершенно «бесплатно». Мы искали предателя у себя в АПН. Но впоследствии оказалось, что маленькую, три на четыре фото, передал (или продал?) в средства западной массовой информации сотрудник КГБ Ф.Д. Бобков. Не бедно уже тогда умел работать?! Или был настолько идиотом, что не понимал, сколько в мировых СМИ стоит эксклюзивная фотография первого космонавта?

Бобков заочно заканчивает Высшую партшколу. Но кто ее не заканчивал? — это ниже азбуки. Вам понятно, какой уровень образования и какой жизненный багаж у выдвиженца, которого Андропов ставит на идеологию? Впрочем, у самого Андропова точно такой же багаж. Забегая вперед, скажу, что «Бобок» потом вызывал многих деятелей «русских клубов» на протокольные «профилактические» и не протокольные, провокационные «дружеские» беседы». Приходили от него с недоумением в глазах. Неужели такая серость и необразованность сидит у Андропова на важнейшем и требующем особо высокого образования и уникальных контрпропагандистских знаний идеологическом участке работы? Недостаток элементарной культуры Бобков пытался компенсировать тем, что, как он сам хвастался в мемуарах, стал немного вхож в круги интеллигенции (какой, я думаю всем, понятно; той, которая сшибает верхушки; во всяком случае, знаково ни в коем разе не нашей?). Сам Бобков гордился, что «там», — «в кругах»! — он зачитывался поэмой Александра Хазина, опубликованной в журнале «Ленинград», и бегал успеть посмотреть еще раз «Парусиновый портфель» Михаила Зощенко. В «Пятке» во главу угла «Бобок» поставил работу против церкви, буквально терроризировал церковь, создав специальный отдел с полковниками во главе, который пытался вмешиваться даже в хиротонии — рукоположения во епископы. Больше всего арестов шло именно по линии обезвреживания Православия. Бобков был убежден: «расчет на возбуждение недовольства среди верующих продолжает оставаться одним из важных рычагов “холодной войны”». Слабее не скажешь.

В мае 1967-го пришел на Лубянку Андропов, и первое крупное дело — в декабре 1967-го суд в Ленинграде над четырьмя руководителями православного «ВСХСОН» («Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа») И.В. Огурцевым, Е.А. Вагиным, М.Ю. Садо и Б.А. Аверичкиным. С 14 марта по 5 апреля в Ленинграде проходит судебный процесс еще над семнадцатью православными русскими. Получают сроки В.М. Платонов, преподаватель восточного факультета ЛГУ, Н.В. Иванов, преподаватель кафедры истории искусства исторического факультета ЛГУ и их единомышленники. Мы кидаемся к Брежневу. Второй Ильич возмущен, звонит Андропову: «Ты что меня на весь мир позоришь? Новое “ленинградское дело” против русских устраиваешь?» Андропов пишет объяснительную записку в Политбюро. Он кается, виляет хвостом: «Приговор был воспринят присутствовавшими в зале с одобрением». И тут же, не понимая, что сам себе противоречит, сам себя с головой выдает, оправдывается: «Данные о практически враждебной деятельности (?? — что это значит “практически враждебной”? то, что людей осудили только за взгляды, за Православие? что других фактов нет?) в ходе судебного процесса не получили широкой огласки». Дальше еще циничнее: «Отдельные слухи о нем, распространившиеся за рубежом, являлись домыслами буржуазных корреспондентов, которые, вследствие продвинутой заранее через возможности Комитета госбезопасности (sic!) выгодной для нашей страны информации, не имели сенсационного значения». То есть явно сработали на подыгрыш западным антиправославным, антирусским настроениям да еще сами доложились в этом?!

Травили они православных и в дальнейшем. 19 января 1971 года вышел первый номер самиздатовского журнала «Вече» — главный редактор Владимир Николаевич Осипов. Тот самый Осипов, что был «заметён» еще при Хрущеве — за организацию поэтических выступлений возле памятника Маяковскому. Вышло девять толстых номеров — по три в год, пока главного редактора таки «отрентгенили». 30 апреля 1974 года Андропов дает личное указание Владимирскому ГБ (Осипов как бывший зек проживал в стокилометровой зоне от столицы — в г. Александрове) открыть дело на Осипова. За что? я как профессионал читал все номера «Вече» и могу с полной ответственностью сказать, что это был чисто православный журнал — в нем не было ни грана политики, никакой антисоветской пропаганды. Но 28 ноября 1974 года Осипов был таки арестован и осужден на 8 лет.

Вот на таком сатанинском уровне Лубянка у Андропова против православия и работала. Напротив все то, что творили евреи, — «Пятка» как бы не видела, их на Лубянке уважали, им давали личные телефоны, помогали с изданиями и с выставками, играли с ними в призрачный «раскол демократического движения». Надо было уж очень засветиться на антисоветчине, с непременной передачей рукописей на зарубеж, чтобы отдельного еврея тронули, пожурили и по израильской визе на Запад спровадили. Только кто кого обыгрывал в этих «демократических» играх? мы Запад или Запад нас? Прокол следовал за проколом.

Конечно, «Бобок» не поморщился и разгромил бы попросту не понятные ему, слишком интеллектуальные, занимающиеся какой-то там философией Духа «русские клубы». Но, слава Богу, Брежнев, и Черненко, и даже серый кардинал Суслов, которому персонально поручили «бдить и опекать!» нас, хоть и негласно, всегда тихо, но против «них» таки поддерживали, не давали в обиду, боясь остаться с глазу на глаз с нагло прущим местечковым экстремизмом.

Суслов слегка мандражил, постоянно требовал стенограммы, что, мол, там у вас на русских клубах говорится. Тихо предупреждал, чтобы не зарывались. Очень был насторожен. Но как ни кляузничал-«докладывал» ему на «антиленинцев», «великодержавных шовинистов — черносотенцев», как ни провоцировал его «опасными» цитатами из стенограмм «хромой бес» — русофоб, тогдашний первым зам. по пропаганде Александр Николаевич Яковлев, все нам сходило с рук. Суслов его успокаивал: «В узком кругу — можно! Они же в своем узком кругу! а что у евреев в узком кругу творится?!»

От стенограммы обстоятельного доклада в «русском клубе» нашего идеолога Сергея Николаевича Семанова о «программной русофобии Троцкого-Бронштейна, которой и до сих пор вооружены русофобы-иудеи» Хромого Беса аж перевернуло.

Мы в «русском клубе» очень большое значение придавали этому докладу. Семанов должен был задать тон и подвести идейную платформу под всю нашу борьбу с «русофобией». Помню, я нервничал дико. Вся наша борьба висела на волоске. Но Семанов сподобился пройти сквозь игольное ушко. Никаких подставок. Все строго научно, все выверено до грани. Дело блестяще удалось. Всю теоретическую базу его излюбленной (слизанной под копирку у Амальрика) «рабской парадигмы русского народа» у «жидовствовавшего» беса из-под ног выбивал семановский доклад. Мы потирали руки, а А.Н. Яковлев встал на дыбы. Прикрыть «русские клубы»! Ишь, полезли в спецхран и цитируют Троцкого, кто им позволил? но даже догматик Суслов, как ни провоцировал Яковлев, не нашел в стенограмме доклада Семанова криминала: — Семанов раскритиковал русофобию Троцкого? Какой же тут криминал? Очень даже для нас полезно об этом вспомнить в борьбе с поднявшим голову после дуролома Хрущева иудейским троцкизмом?!

Суслов не хотел нарываться на русских. К тому же ему нужен был инструмент против Андропова-Файнштейна.

Структурно «русские клубы» назывались весьма учено-туманно (это придумал хитрый русский либерал Петр Палиевский): комиссии по комплексному изучению отечественного исторического и культурного наследия, которые традиционно собирались по вторникам. «Русские вторники!» но вскоре название стало более обобщенным — й мы и переполошившиеся в диком испуге «они» иначе, как «русскими клубами», наши «вторники» в глаза и за глаза не называли. На слуху только было это вызывающее название. Одно время и само слово-то «русское» было под полузапретом, из статей вычеркивалось. А тут «русские идут!». И мы шли!

Семанов пишет о специфической русской среде ВООПИК — академики Игорь Васильевич Петрянов, Борис Александрович Рыбаков, Михаил Константинович Картер, Олег Васильевич Волков, народный артист Иван Семенович Козловский и другие их уровня. И далее цитирую: «Вот в эту-то среду и “внедрились ” как выражаются профессиональные разведчики, Палиевский, Котенко, Кожинов, Пайщиков, Байгушев, Кольченко и другие. Ну, «мы историю не пишем», а кратко: случилось маленькое чудо — молодые русские патриоты получили право на законные собрания-заседания, и не в овраге за городом, а в центре столицы СССР. Общество получило апартаменты в одном из домов Высокопетровского монастыря, весьма просторного. Вот здесь-то и стала собираться «общественность, законно предусмотренная уставом». Русская общественность! Это при иудейской советской власти-то! Вот это был прорыв!

Добавлю от себя, что попасть на «русский вторник» было не проще, чем в члены КПСС. Хотя формально заседания были открытыми, но «чужих» не пускали. Чтобы получить приглашение мало что надо было получить две устных, но от этого не менее ответственных рекомендации от известных членов «русского клуба», но еще и пройти негласную предварительную проверку — замеченные в посещении «их» сборищ, в русский клуб категорически не допускались (ходи к «своим»!).

Председательствовать у нас обычно вызывался умевший не выпускать бразды правления из рук (иногда уж даже слишком, но приходилось терпеть ради «конспирации»!) публицист Дмитрий Анатольевич Жуков. Он демонстративно надевал для председательства черный кожаный пиджак, как будущие «баркашовцы». Два десятилетия позже я и сам ходил на сопредседательство в тот же «Славянский Собор» исключительно в черной рубашке и черной коже; времена меняются. Но тогда «черный цвет» был как черносотенный вызов.

Представлял председательствующий выступавших всегда по фамилии, имени и отечеству. Далее называл только по имени-отчеству. Такими же в русском стиле до 1917-го года были и все обращения друг к другу внутри клуба. Свободные похлопыванья «Серега», «Митя», «Дима», «Петя», «Олежка», «Свет» начинались уже только «вне особой русской территории». Мы уважали себя.

Дмитрий Анатольевич Жуков был у нас несколько загадочной фигурой. У него было «темное прошлое». Он блестяще владел нескольким языками. Имел аристократические манеры. Мог, когда хотел, держаться, как лорд. Но неизвестно было, где он учился. Из всех он был ближе ко мне, у него были солидные дворянские корни. В пору «русского клуба» мы дружили семьями. В литературу он пришел после того, как Хрущев провел бессмысленные повальные сокращения офицерского корпуса в армии и органах. Он показывал мне свой бывший кабинет на Лубянке. Отечественную войну он начал в ГРУ. Недавно «Литературная газета» напечатала его воспоминания и фото, как спецслужбы обеспечивали историческую сталинскую «встречу в верхах» в Тегеране. Работал он и на Балканах. Знал хорошо Израиль. Вхож был везде. Автор фильма о сионизме «Тайное и явное» (режиссер Б. Карпов, тоже замечательный активист «русского клуба»), курировавшегося лично Ю.В. Андроповым и показывавшегося на закрытых просмотрах. Мирную гражданскую жизнь Жуков начал как переводчик английских детективов, чем-то кормить семью надо было. Потом уже переводил известную английскую художественную прозу Его русскую прозу равно печатали «Новый мир» и «Молодая гвардия».

Выделялись ораторским мастерством критики — демонстративно «косноязычно» держащий фигу в кармане Виктор Андреевич Чалмаев и гибкий, игравший под либерала Анатолий Петрович Ланщиков, неизвестно где получивший хорошее образование. Вроде бы, тоже выпускник спецучилища и тоже жертва хрущевских повальных сокращений. Сам он мне говорил, что ему с хрущевским сокращением несказанно повезло. Кстати, той же версии искренне держался и Жуков, и Олег Михайлов.

Олег Николаевич Михаилов блистал эрудицией и парадоксами — критик и прозаик, удивительный знаток Ивана Бунина, «суворовец» по воспитанию. С поэтом и публицистом, выпускником философского факультета МГУ, знатоком современного масонства Валентином Митрофановичем Сидоровым мы всю жизнь были близкими друзьями. За ним была история, когда он оказался рядом с Андроповым во время Будапештского путча, на котором Андропов сделал себе карьеру, чтобы затем прийти на Комитет госбезопасности. Рядышком, оба страшно перетрусив, лежали под окном под свистевшими пулями венгерских путчистов. Сидоров много занимался деликатными поручениями за рубежом, даже в США, но, особенно, в Индии. Был весьма влиятелен в СП. И буквально помешан на Рерихе, на Блаватской, на «тайных доктринах».

Кипятился страстно ненавидевший «мокрогубых» русофил и знаток народного творчества поэт Иван Лысцов — поэт милостию Божией. Он отличился несколькими открытыми выступлениями против засилья «сионистов» в Союзе писателей.

Молодой блистательный доктор филологии, уже тогда известный на Западе шекспировед Дмитрий Михайлович Урнов (он станет главным редактором журнала «Вопросы литературы», сейчас живет в США), наездник, свой на ипподроме, расхваливал русских лошадей.

Играл цитатами из Бахтина «Кровавый Валерианыч» — такая с легкой руки опекаемого им поэта, талантливейшего Владимира Соколова прилипла кличка к Вадиму Валериановичу Кожинову. Про Кожинова до сих пор оберегается миф: «мощнейший интеллект, живой классик, но человек был чрезвычайно сложный, любил “строить” всех по-своему, был даже не “генералом” литературным, а чуть ли не “маршалом”, способным обеспечить любое издание и даже славу в почвеннических кругах» («Завтра», 2005, № 1). Ни маршалом, ни хотя бы полковником он не был, хотя с Бобковым душеспасительные беседы, по слухам, вел. А почему бы нет? мы ему доверяли. И он и на самом деле за «своих» мог горло перегрызть. Не имел официальных должностей и регалий, но, помню, брал за горло, звонил-звонил мне и на службу и домой: «Издай Палиевского. Это нужно всем!» он искренно верил в свой нюх и в будущее тех, кого опекал, и даже рок за ним ходивший — опекаемый им прекрасный поэт Прасолов застрелился, изумительного русского поэта Рубцова задушила любовница, рано ушел из жизни Владимир Соколов и т. п. — не отпугивал от него. А Святослав Котенко? Какой мировой эрудицией обладал! Как сыпал парадоксами! Все были личности!

Настолько были личности, что тайные советники Андропова «арбатовы» и «бовины» попытались в порядке «контригры» распустить по Москве слух, что «русский клуб» — вообще структура партийной разведки, его тайный мозговой центр, где обкатываются идеи, которые могут быть использованы против «нашего мощно набирающего силу сионизма». Ах, если бы это было так?! Но, с другой стороны, совершенно верно было подмечено, что в мозговой центр «русского клуба» как-то неожиданно сплоченно и энергично подобрались люди с определенным весом. Не личности бы не выдержали затяжных боев с «ними», не личностей бы сразу «они» смяли, а к таким так-то вот запросто рядового оперуполномоченного с Лубянки не пришлешь и таким на «тяп-ляп», за «здорово живешь» дела не пришьешь. (Семанову-то потом, когда он уж слишком вылез на бруствер, дело все-таки пришили, но на каком высоком уровне!) а пока… Сам начальник Пятка Бобков было дернулся «проникнуть», но его вежливо предупредили, что «Пяток» в любом качестве на особой русской территории Высокопетровского монастыря не желателен и вдобавок еще нагло нажаловались зампреду КГБ Цвигуну. Да еще и самому Суслову капнули, что «сионисты провоцируют». «Они» тут уже поняли, что «русский клуб» может дать сдачи.

И еще была одна настораживавшая оппонентов деталь. Примечательно было, что ядро московского «русского клуба» составили профессиональные «западники» по основному образованию. Петр Палиевский, хоть и закончил русское отделение МГУ, но знал несколько языков и уже был известен на Западе работами по американистике (по Уильяму Фолкнеру). Перед Дмитрием Урновым преклонялись западные шекспироведы. Дмитрий Жуков переводил современных западных классиков, английский знал лучше англичан, был известен своими трудами по балканистике (в Югославии была популярна его книга о Нушиче). Мы со Святославом Котенко, хотя самостоятельно и сдали дополнительно университетские курсы по русской литературе и русской истории, но закончили-то специфическое романо-германское отделение, и Котенко, как я уже говорил, был известен как блестящий переводчик Уильяма Сомерсета Моэма. Я тогда через АПН много печатался в крупных западных изданиях.

«Западники» по образованию, а вдруг ударились в «славянофильство»?! Это не могло оппонентов не настораживать. В парадоксе этом, сейчас я думаю, что была однако своя глубокая закономерность. Мы понюхали Запад и были свободны от того завистливого «придыхания», с которым наши «жидовствующие» — как правило, люди, весьма поверхностно образованные, нахватавшиеся верхушек, всегда смотрят на Запад. Они закатывали глаза и вздыхали: «Ах, “там” Кафка! Ах, там Марсель Пруст! Ах, Джойс! Ах, Стефан Цвейг! Ах, Гейне». Все «корифеи» там с еврейскими корнями! Они их при этом, как правило, сами не читали (Кафка, Джойс и Пруст были тогда вообще под полузапретом), а мы-то все читали и хорошо знали истинную цену.

Больше того, мы знали вообще всю истинную цену весьма практичной, прагматичной, но довольно поверхностной западной культуре, растерявшей духовную глубину еще тогда, когда отделившийся от исконной ортодоксальной Церкви «модернистский», «практичный», даже в вере прагматичный католический Запад катастрофически отстал от Византии — исконной хранительницы глубинных христианских духовных ценностей, передавшей по преемству свое великое духовное мессианство затем именно нам — Москве Третьему Риму.

Мы знали, что как бы Запад собой ни кичился, у него не было таких духовных титанов, как Федор Достоевский и Лев Толстой. Вся литература духовно ниже, приземленнее, без мистических тайн, максимум, уровня Бальзака. Вершины — Шекспир и Гёте. Но они были давно. А в современности — самое большое Фолкнер. Что же до философии, то вообще почитать некого. На том фоне ну Гегель, ну занудный и не слишком глубокий Маркс, закамуфлировавший еврейскую каббалическую «избранность» «под диктатуру от имени пролетариата».

И мы, «западники» по образованию, не то, чтобы презирая Запад, но несколько свысока отталкиваясь от его, в сущности, почти бездуховной прагматичной культуры, едва теплящейся на остатках эллинизма, искали глубинную истину в своих корнях, в своей истории и культуре.

Кстати, именно эта специфическая обстановка с «западническим» по образованию ядром русских клубов естественным образом обусловила и то, что в нашей среде на позиции нашего «рупора» мы стали выдвигать Сергея Семанова. Единственный среди нас авторитетный ученый-историк со степенью, он вроде бы уже самой судьбой был предназначен научно формулировать вызревавшие в «русском клубе» идеи. Практически мы с ним только двое в «русском клубе» официально были членами КПСС. Значит Семанову и карты в руки — выходить «с крепких партийных позиций» в печать. Умело подкладывая необходимые «прокладки», именно он оформил Русскую идею в том же докладе о русофобии троцкизма (то есть о современных корнях «жидовствования») и, наконец, главное — в русском манифесте «О ценностях относительных и вечных» — наиболее серьезном и ответственном документе, вышедшем из русского клуба и определившем генеральную линию русского движения, по крайней мере, лет на тридцать, включая весь брежневский «золотой век». Да, думаю, и до сих пор не потерявший своего стратегического значения (поэтому, я его первым и публикую в приложениях к этой своей книге; почитайте для души — тот русский манифест и сейчас звучит на редкость современно!).

Но вернусь к «кадровому контингенту русского клуба».

Семанов пишет: «Не появлялись на наших заседаниях лица, находившиеся тогда под “гласным надзором”, хотя с отцом Дмитрием Дудко и с Владимиром Николаевичем Осиповым многие из нас поддерживали добрые отношения. Как видно, все понимали “правила игры”. И еще добавлю для полноты картины, что такие известные тогда деятели русской культуры, как Илья Глазунов или Владимир Солоухин, в работе клуба не участвовали. Во всяком случае, я о том не могу вспомнить». Я должен тут просто уточнить, поскольку «рассылать и контролировать приглашения» было на меня коллегами возложено, — не часто, не выступая, чтобы не засветиться, но подпольный православный лидер Владимир Николаевич Осипов на «русский клуб» ходил. По крайней мере, на особо важные, принципиальные заседания мы его всегда приглашали. И могу добавить, иногда в штатском даже приходил, тоже никогда не выступая, присмотреть для Церкви кадры сам архиепископ Питирим. И в проверенных надежных кадрах мы церкви никогда не отказывали. Сколько высоко образованных священников из интеллигенции вышло из «русских клубов»! я жалею, что Питирим не стал Патриархом, хотя в списке на голосование был, и «Известия» именно о его избрании заранее подготовили публикацию. Питирим проделал огромную работу, много дет возглавляя журнал Церкви и весь ее огромный редакционно-издательский отдел, работавший по нескольким направлениям, включая даже организацию замечательных хоровых коллективов. «Русскому клубу» Питирим помогал постоянным духовным наставничеством.

А вот Глазунов и Солоухин действительно формально в нашей работе не участвовали, хотя в курсе всего, конечно, были. Но за Глазуновым и Солоухиным вечно ходил чужой «хвост» из прессы. Что же всех западных корреспондентов на и без того острый русский клуб допускать? да с, Андроповым инфаркт бы был. Поэтому мэтры помогали нам и делом и советами, но во избежание скандала выступить с рефератом мы их «не просили», хотя, знаю, они бы ни в коем случае не отказались. Солоухин рвался, но мы его отговорили — прикроют нас, Владимир Алексеевич! о тебе же все западные газеты напишут. И то же было с Ильей Сергеевичем Глазуновым. О масонстве тогда уже Глазунов знал столько, сколько наши старики все вместе не знали. А как Илья Сергеевич рассуждал о русском монархизме? мы очень, очень духовно нуждались в том, чтобы его послушать. Но — правила игры. Нам и так, по мнению Андропова, слишком многое позволялось. И в этих случаях нас бы Суслов не заслонил — Андропов бы тут же записку в Политбюро накатал.

Из стариков особо почитаемыми нашими мэтрами были видный скульптор Сергей Дмитриевич Шапошников и Валентин Дмитриевич Иванов, автор негласно запрещенного романа «Желтый металл» (вышел в 1956 году — первый серьезный роман о сионизме) и изумительных романов о Древней Руси. Валентин Иванов блистательно показал тесную связь и духовную преемственность между Вторым Римом Византией и Третьим Римом Русью. Византию он знал не хуже Древней Руси и пропел ей достойный гимн, показав все духовное величие Православной Империи.

Очень много было у нас на «русских клубах» гостей.

Приезжал из Новгорода теперь знаменитый автор исторических романов, уже классик, незабвенный Дмитрий Балашов. Когда он приезжал в Москву, он всегда останавливался у Святослава Котенко, они понимали друг друга, как никто; оба священнодействовали, «помешанные» на исконных русских обрядах и обычаях, на русской еде, и, конечно же, на русском образе мыслей. «Митю» трудно печатали, всегда с боем. Но уже в «перестройку» его исторические романные циклы буквально заполонили прилавки. Он первым из русских писателей дал широкую панораму Третьего Рима. До него мы Святую Русь так досконально не знали. Он проделал колоссальную работу и был редким подвижником Русской Идеи. А как этнографу ему вообще цены не было. Его «Русская свадьба» — настольная книга всех профессиональных специалистов. Балашов, как и я, близко дружил с ученым историком Львом Гумилевым. Но Гумилев у нас в «русском клубе» не выступал. Он был по убеждениям «евразийцем». Они по некоторым проблемам расходились с Борисом Александровичем Рыбаковым. И Рыбаков ревниво оберегал свою «территорию влияния». Из-за этого же я, как и Гумилеву, организовал лишь выездной «русский вторник» в Политехническом музее для выступления ленинградского историка, академика многих зарубежных академий, директора «Эрмитажа», выдающегося археолога Михаила Илларионовича Артамонова. Но не смог пригласить и его на «узкий вторник» в Высокопетровский монастырь. Были, увы, у нас свои внутренние «исторические тонкости».

Приезжала из Киева незабвенная Татьяна Глушкова — неистовый трибун и великая русская поэтесса, сейчас по прошествии времени это смело можно утверждать. Приезжали из Краснодара отважные и самоотверженные писатели-борцы Виталий Канашкин и Анатолий Знаменский. Приезжал из Ленинграда театровед Марк Любомудров — блистательный трибун. Шел девятый вал и совсем молодых ребят, искавших себя на русском поприще. Приехал из провинции, из «Волги» неистовый ревнитель России молодой поэт, уральский казак Валентин Васильевич Сорокин. Весь вечер на бис читал стихи.

Прекрасно всем показался. И вскоре получил приглашение в Москву, на хорошую должность. Таких «просмотров» с последующими продвижениями было множество. Тот же знаток Достоевского Юрий Селезнев из Краснодара. Да многие. Но эти два случая я особенно запомнил, потому что о пророческом даре Валентина Сорокина, о том, что это русская восходящая звезда заговорили по всей Москве — с превеликой радостью у «нас» и с тревогой у «них». Быстро поднялся и Юрий Селезнев — сменивший Семанова на руководстве серией «Жизнь замечательных людей». И сам он — автор замечательной книги о Достоевском, в которой пригвоздил Вечного Жида (сколько ухищрений мне пришлось положить, — я тогда уже работал замом главного редактора в издательстве «Современник, — чтобы эта дивная книга проскочила цензуру) и многих ярких критических статей.

Конечно, не все было так гладко. Юрия Селезнева мы рано потеряли. Он странно погиб от инфаркта на территории ГДР, вотчине наших спецслужб — не приехала скорая. Кого-то из наших, полюбившихся в русском клубе, «они» сумели-«съели». Не смогли мы достойно защитить самоотверженного ленинградца Марка Любомудрова и москвича, доцента факультета журналистики МГУ Юрия Иванова. Тем более трудно было помочь, если «нашего» русского ели поедом в «чужих» журналах и на телевидении. В лучшем случае в «инстанциях» нам предлагали «перевших на рожон», — так это формулировалось, — самоотверженных «наших» русских куда-то трудоустроить и тихо, не обостряя еще больше, а то совсем, мол, затравят, снять с них партвыговора, которые им «иудейское лобби» вкатывало. КПК — Комитет Партийного Контроля во главе с Арвидом Яновичем Пельше, а затем с 1983-го Михаилом Сергеевичем Соломенцевым всецело был на стороне державников и почвенников. Тем не менее, даже КПК порой пытался все спустить на тормозах, не дразнить порхатых гусей. А лишь принимал закрытую рекомендацию для ЦК осторожно подготовить и затем провести «реорганизацию» засветившейся на русофобии организации и под этим милым флагом «немного почистить ее от зарвавшихся лобби». Но мы особенно и не жаловались — мы понимали, что борьба есть борьба.

5. Теоретическая база «Русской партии». «Русофобия» Игоря Шафаревича

Всякое серьезное политическое движение начинается с теоретической основы. У нас же ее тогда, в 60-х годах практически не было. Мы начинали приходить в себя — в русское самосознание чуть ли не с нуля: все знаково русское тогда держалось за семью замками в засекреченном от народа «спецхране». После первой иудейской Октябрьской революции Ленин выслал выдающихся русских философов специальным «философским пароходом» за кордон в принудительную эмиграцию. Двести человек элиты русской интеллигенции было отправлено (потом опытом Ленина-Бланка воспользуется Андропов-Файнштейн, высылая Солженицына и иже с ним). Обезглавив русскую духовную мысль, советская власть массовыми расстрелами и концлагерями добила коренную русскую интеллигенцию и на ее место из-за черты «местечек» широком потоком через липовые краткосрочные курсы — институты Красной Профессуры! — влилась советская иудейская псевдо-интеллигенция, всякие академики Минцы и иже с ними, которая и составила костяк всех СМИ, всего преподавательского состава, всех творческих союзов (от 70 до 83 % — официальные тогдашние цифры).

Еврейская «местечковая» интеллигенция не могла ни по своей эрудиции, ни по мысли конкурировать с высоким Русским Духом. У них был совершенно другой дух — дух Каббалы. Дух темных абстракций, глубинной знаковой символики, обожествляемого «Ничто» под именем не имеющего лика Иеговы. Русскую культуру советская иудейская власть никогда не понимала и не принимала. Поэтому сразу же изобрела «спецхран» — колючую проволоку, своего рода идеологический концлагерь, куда отправила всю самобытную русскую духовную культуру. Еще жестче был полузапрет. Даже Сергей Есенин, даже Федор Достоевский были под полузапретом — не переиздавались. Льва Толстого и Лескова долго топтали и не выпускали. Бунина боялись. Что уж говорить о великой книге Николая Данилевского «Россия и Европа», объяснившей всему миру русскую душу?! в современной западной философии имя Данилевского упоминается первым в ряду таких выдающихся мыслителей, как О. Шпенглер, А. Тойнби, Ф. Нортрон, В. Шубарт, П.А. Сорокин. Но на своей Родине о Данилевском молчали, как о прокаженном. Великого Федора Тютчева толком не знали. Об Алексее Хомякове и Иване Киреевском, Иване и Константине Аксаковых, Константине Леонтьеве и Василии Розанове, Георгии Федотове с его «Будет ли существовать Россия?», Иване Ильине и Иване Солоневиче писать запрещалось — этих вроде как и не было, иудейская цензура любое, даже осторожное критическое упоминание о них с воплями вырезала! о православном орденском исихазме — «самопознании духа в великом безмолвии через сердце» даже многие культурные и тайно верующие русские слыхом не слыхивали. Заикнешься — смотрят на тебя растерянно даже на уровне эрудитов Петра Палиевского или Вадима Кожинова.

Поэтому «Русские клубы» призваны были первым делом вернуть в обращение самобытную русскую духовную культуру. Через осторожные рефераты и лекции. Через хорошо законспирированный «самиздат». Через общение русских людей на своем русском духовном языке. Sic! Через осторожное по шажочку возвращение русского самосознания в лоно Правоcлавной Церкви и в ее тайную доктрину — в исихазм.

Кадров своей русской интеллигенции у нас практически не было, с миру по нитке собирали. Знаковых русских фигур — кот наплакал: Леонид Леонов, Михаил Шолохов с его верным помощником Федором Шахмагоновым, молодые Владимир Солоухин и только что вышедший из запрещения Илья Глазунов. Я горжусь тем, что первым пробился через тяжелую цензуру с легальной статьей о молодом Глазунове, — по обстоятельствам витиеватой, жалко оговаривающейся, но со знаковым названием «Обещание» и крупными фотографиями работ — смотри, как это по-русски прекрасно «живописано», каждый сам все поймет! Был тогда такой «террористический» взрыв («Советская культура», 3 апреля 1962 г.), что на следующий же день меня пригласили, — на меня посмотреть, — на элитное сборище военных атташе и посланников по культуре, то есть всех «профессионалов», в Британское посольство, где мы по душам поговорили! Недавно, 31 августа 2004 года Народный художник СССР, лауреат Государственной премии России, ректор русской Академии художеств, почетный руководитель реставрационных работ в Большом Кремлевском Дворце Илья Сергеевич Глазунов открыл на Волхонке 13, рядом с Храмом Христа Спасителя, свой личный музей, подарив городу 306 своих работ. А в них вся русская история в знаковых картинах. Где «свои», а где «чужие» в лоб «живописано», не ошибешься. Дивная галерея русского самопознания. Сведите, русские, к Глазунову своих детей, чтобы русский дух в них пробудился. Видите, добился своего торжества русский гений.

В 60-е такое было невозможно. И от себя и от Запада мы, русские, были отгорожены одинаково «железным занавесом». И нам было лишь бы подняться с колен.

Если иудейские шустрые мальчики, вроде поэта Евтушенко, имея в кармане личный телефон Андропова, не вылезали из-за границы, провозя через таможню и инструкции, и «нужную» иудеям литературу (русофобию всех Амальриков, Помераниц, Шрагиных, Яновых и иже с ними), то «открыто русских» деятелей андроповское ведомство под любым предлогом делало «не выездными». Пробился в выездные бесстрашный Глазунов, но таких из «наших», были считанные единицы.

В 60-70-е годы современную историю русско-еврейского противостояния в его особо поучительном не только открытом, но и закулисном, «подковерном», тайно-конспирологическом варианте, как и оперативные сводки боев на русско-еврейском фронте, мы получали практически только со слов идеологического противника. Прежде всего из «Материалов исследовательского отдела радио «Свобода»». Их не только слушали те «счастливчики», кому удастся обойти вой заглушки, но и тщательно записывали советские спецслужбы. А потом без комментариев они тут же попадали на стол особо доверенного идеологического аппарата. Считалось, что наша «номенклатура» — особо проверенные люди, которые способны сами разобраться, где правда, где ложь.

Я, например, работая в АПН, а особенно позже в «Голосе Родины», запершись в кабинете, начинал свой рабочий день с чтения свежего «спецрадиоперехвата», то есть всех этих «Свобод» и «Голосов Америки». А затем толстой пачки так называемого «белого ТАСС» — с довольно подробными и исключительно свежими обзорами всей «острой» зарубежной прессы. А уж только потом переходил к чтению всех антисоветских эмигрантских газет и журналов — солидных «Русской мысли», «Русского слова», русскоязычного проеврейского «Нового русского слова», «Нового журнала», «Посева», «Континента», «Часового» и т. п., и т. д. Мы имели все! и только уже на закуску, выдохнувшись, читали наиболее авторитетные зарубежные газеты, начиная непременно с американских проеврейской «Нью-Йорк тайме» и консервативно солидной «Вашингтон пост», и журналы от английского «Лайф» и немецких «Штерна» и «Шпигеля» вплоть до «Остойроп» («Восточной Европы») — специального профессионального инструктивно-аналитического издания контрпропагандистов-«антисоветчиков». Редактора этого журнала, блестящего врага-профессионала, я лично знал — «сопровождал» и много беседовал с ним, когда он посетил Москву.

Но такую богатую возможность утолить информационный интерес имела тогда исключительно только «контрпропаганда» и «номенклатура» — равно русская или еврейская.

Книги были дешевыми, как хлеб. В стране несмотря на огромные тиражи был постоянный книжный голод — за «подпиской» на собрания сочинений русских классиков становились с ночи. То же за «дефицитной» художественной литературой. Все, что более или менее содержательное и что тиражом менее полумиллиона, сметалось с книжный полок за час-два. Поэтому для «номенклатуры» были особые списки свежих книг, в которых привилегированный товарищ мог просто расставить галочки, что ему надо. Но существовали уже для более узкого круга еще «ограниченные тиражи»; издавались, скажем, Кафка или другие западные «писатели-модернисты», которыми элитные евреи себя тешили, но народу которых знать не полагалось. А для особо посвященных и доверенных печатались «спецтиражи», в которых каждый экземпляр был типографски, как денежные знаки, пронумерован и выдавался под расписку. Спецтиражами издавались переводные книги западной «контрпропаганды», вроде антисоветчика-социалиста Роже Гароди или нашего «перебежчика»-социалиста Александра Зиновьева с его «Зияющими высотами». Интересно, что практикой спецтиража воспользовался в 1993-м году и глава «Русского Национального Собора» генерал КГБ Стерлигов, который отпечатал в известной типографии № 13 книжную серию «Библиотека генерала Стерлигова— Русские идут!». Серию неравноценных, не всегда по именам выверенных точно, — некоторых записали в «евреи» по сплетням! — «антисионистских» брошюр. Но одна брошюра «Памятка Русскому Человеку» В. Ушкуйника о «мировой борьбе Ильи с Моисеем» тут чего стоила! Стерлиговцы «Русского Национального Собора» раздавали брошюры русским людям прямо на демонстрациях. Увидят ясно русское открытое лицо — и подарят.

Но тогда в 60-70-х русский читатель и русский слушатель был лишен «своей» информации. Повторюсь, рядовой обыватель вынужден был задыхаться, ловя искорки правды, из густого потока смрада, валившего с крайне враждебного всему русскому, истерично тенденциозного, местечково «евреезированного», отвратительно вульгарного, вещавшего на деньги ЦРУ радио «Свобода». Сколько я написал для ПБ (Политбюро) закрытых докладных, что «заглушки» — не великое изобретение, а великая глупость ведомства Андропова: чуть сдвинь настройку, я обошел «вой» — слышно похуже, но вполне разборчиво! а главное — идиотский «вой» только подогревает интерес к враждебной пропаганде, набивает ей дикую цену. Что надо «заглушки» снять (сколько электроэнергии будет по всей стране сэкономлено, больше чем идет на все радиовещание и телевидение!), а нам, советской контрпропаганде, дать возможность отвечать «идеологическому противнику» на каждую антисоветскую клевету и макать лицом в грязь за антисоветчину, ложь и искажение фактов! Что мы проанализировали материал враждебных передач и убедились, что они крайне поверхностны, примитивно злобны, действуют только ярлыками и опровергнуть их не составит труда. А что контрпропагандистский успех будет огромный — люди перестанут верить в сказку, что за железным занавесом — капиталистический рай. Что пишем, например, в «Голосе Родине» о мгновенно бесплатно приезжающей скорой помощи, об абсолютно бесплатном для всех здравоохранении и таком же бесплатном, даже высшем образовании, и наш читатель на Западе ушам не верит — откликается тысячами писем. Что вот так надо вести контрпропаганду — подчеркивая наши великие социальные преимущества. А что до прорех, то пусть брешут — иного первого секретаря обкома или крайкома за руку на воровстве схватят — так КГБ меньше работы. А мы мгновенно в новостях сообщим, что Прокуратура отреагировала. И оперативно дадим подробную статью о наведении в крае порядка — журнал «Человек и Закон» под руководством въедливого Сергея Семанова прекрасно это сделает.

Но Политбюро сняло только тушение «Голоса Америки» и «Немецкой волны». Из американской «Свободы» Андропов продолжал делать идиотским «воем» соблазнительный запретный плод.

Мы благодаря Андропову играли в прятки. Поймаешь — не поймаешь «Свободу» через заглушки. И нам, контрпропагандистам, оставалось только объяснять своим русским людям, как отшелушить рациональное зерно и получать нужную информацию даже из передач «Свободы», в первую очередь из «материалов ее исследовательского отдела». К примеру, поставляла в эфир информацию умная К. Вишневская. Именно она «откуда-то» хорошо знала внутреннюю жизнь «Русской партии внутри КПСС» и, например, первой и вполне осведомленно с достоверной аналитической картинкой сообщила миру о провокации Андропова против Сергея Семанова. В осведомленности никогда нельзя было отказать и Марку Дейчу. Мы у себя в «русских клубах» советовали его слушать «через фильтр». Непримиримый, как хасид, он сначала раздражает. Очень уж злоупотребляет наклейками. Но надо признать, что это достойный идеологический противник. Подготовленный профессионал, окончивший МГУ и даже поработавший под крышей АПН, нашпигованного разведчиками, стажировавшийся в полярных «Литературной газете» и «Литературной России», он с 1980 года стал уже открыто выступать под своей собственной, куда уж «знаковой» фамилией. Причем специализировался он на «черносотенцах», как он любил выражаться, то есть на «Русской партии».

Я бы посоветовал русским людям забавы ради почитать книгу «Марк Дейч на “Свободе”» (— М.: Феникс, 1992). Врагов надо знать. И много информации. А наш фильтр к ней элементарный — «конфеты в грязной обертке». Мы, русские профессионалы контрпропаганды, тоже часто пользовались таким приемом. Бывало, что надо было непременно информировать своего русского читателя о каких-то важных высказываниях видных русских людей, но прямо этого было сделать никак нельзя. — Сразу бы иудейская цензура сняла да еще стукнула — и иди на ковер под громы-молнии ведомств Суслова или Андропова. Но мы успешно выходили из положения. Мы печатали якобы критическую статью, в которой цитаты огромные, а «фальшивое разоблачение» (грязная конфетная обертка) — лишь две-три грубо ругательных наклейки из дешевых ярлычков.

Вот и Марка Михайловича Дейча русскому человеку надо читать по принципу той же «конфеты в грязной обертке». Обложка грязна, но пища (цитаты «черносотенцев») вкусная, здоровая, своя. Марк Михайлович, работая на быдло, очень верил в силу именно этой самой «грязной обертки», в которую он завертывал информацию, и он всегда давал обширные «доказательные» цитаты из ненавистных ему русских оппонентов. И вот всякий неглупый человек, брезгливо отбросив дейчевские ярлыки, вроде «черносотенцы», «коричневые», «фашисты», «красно-коричневые», может получить даже из Дейча реальную информацию. А книга «“Память” как она есть» (— Владивосток-Москва: Цунами, 1991), опять же, если отбросить грязные ярлыки, то вполне компетентный справочник по такому массовому русскому движению, как клубы «Память». «Грязные ярлыки» усваивает только быдло, но от быдла все равно толку нету. Еще Герцен писал, что безголовое мещанство не определяет судьбу нации. Это стадо. А элита, интеллигенция, что «их», что «наша», всегда брезгливо сторонилась грязных ярлыков. Поэтому я не совсем понимаю сейчас Владимира Бондаренко, когда он начал вдруг с пеной у рта проклинать Марка Дейча. Зачем? да нам он на руку. Пусть продолжает выпускать свои невольные «конфеты с грязной оберткой». Тиражи иудеи ему, как своему хасиду, предоставляют громадные. Недавно Марк Дейч (теперь он в желтом «Московском комсомольце» — «Свобода» совсем измельчала, там уже одни междуеврейские дрязги) не убоялся «рявкнуть» на страницах «Московского комсомольца» даже на Нобелевского лауреата, великого писателя Солженицына за книгу «Двести лет вместе». Выглядит это комично — моська лает на слона. Не по Сеньке шапка. Солженицын весьма и весьма корректен и пишет правду, относясь к евреям с большим уважением и признавая их право на собственный дух — собственную позицию и собственную идеологию. Надо и ответно корректно, с превеликим почтением разговаривать. Марк Дейч, как стойкий хасид, этого не понимает. Ну, и Бог с ним, с «непримиримым» Дейчем. Для нас гораздо важнее, чтобы двухтомник «Двести лет вместе» не замалчивался. Русский читатель прочитает «погромную» рецензию Дейча и тут же побежит покупать прекрасную книгу.

А вот тогда в 60-70-е побежать-купить русскую книгу было некуда. Они и «амальриков»-то старались только между собой по номенклатурному «спецсписку» распространять. В своем сугубо «проверенном» кругу, чтобы мы, русские, не могли дать сдачи. Весь с потрохами «ихний» (что по раскладу и не скрывалось!) многолетний Первый зам при отсутствующем заведующем Отделом Пропаганды ЦК КПСС Александр Николаевич Яковлев, весь пропитавшись «амальриками», которых он по должности читал запершись в кабинете, вопит о «рабской парадигме русского народа». А нам, как аргументированно, с цитатками в руках ответить на клевету на Россию и на русских?

Поэтому величайшим событием стала для русского самосознания «Русофобия» Игоря Ростиславовича Шафаревича, которую мы, размножив, старались положить на стол каждому мыслящему русскому человеку. Организовали даже, как в революционные времена, «подпольную типографию» под самым носом у КГБ.

Мы учили «Русофобию» наизусть — каноническое авторское издание: — М.: Молодая гвардия, 1990. Но написана она была однако еще в августе 1974-го; с февраля 1976-го с предисловием Солженицына.

Сегодня каждый русский человек начинается с чтения «Русофобии» Игоря Ростиславовича Шафаревича. Открываешь, и книга изданная подпольно три десятка лет назад звучит, будто сегодняшний набат:

«На нашем горизонте опять вырисовывается зловещий силуэт «малого народа». Казалось бы, наш исторический опыт должен был выработать против него иммунитет, обострить наше зрение, научить различать этот образ, но боюсь, что не научились. И понятно почему: была разорвана связь поколений, опыт не передавался от одних к другим. Вот и сейчас мы под угрозой, что наш опыт не станет известен следующему поколению. Зная роль, которую «малый народ» играл в истории, можно представить, чем чревато его новое явление: реализуются столь отчетливо провозглашенные идеалы — утверждение психологии «перемещенного лица», жизни «без корней», «хождение по воде», т. е. окончательное разрушение религиозных и национальных основ жизни. И в то же время при первой возможности безоглядно-решительное манипулирование народной судьбой. А в результате — новая и последняя катастрофа, после которой от нашего народа, вероятно, уже ничего не останется».

Игорь Ростиславович начинает с обзора взгляда на «русское быдло» всех этих видных еврейских теоретиков-«шестидесятников» А. Амальрика, Г Померанца, В. Шрагина, А. Янова и т.п.:

«Вот очень сжатое изложение основных положений, высказываемых в этих публикациях. Историю России, начиная с раннего средневековья, определяют некоторые “архетипические” русские черты: рабская психология, отсутствие чувства собственного достоинства, нетерпимость к чужому мнению, холуйская смесь злобы, зависти и преклонения перед чужой властью. До сих пор в психике народа доминирует “тоска по Хозяину”. Паралельно русскую историю, еще с XV века, пронизывают мечтания о какой-то особой роли или миссии России в мире, желание чему-то научить других, указать какой-то новый путь или даже спасти мир. Это “русское мессианство” (а проще — “вселенская русская спесь”), начало которого авторы видят в концепции «Москва — Третий Рим», высказанной в XV-м веке, а современную стадию — в идее всемирной социалистической революции, начатой Россией. В результате Россия все время оказывается во власти деспотических режимов и кровавых катаклизмов. Но причину своих несчастий русские понять не в состоянии… Освобождаясь от чуждой и непонятной европеизированной культуры, страна становится все более похожей на Московское царство. Главная опасность, нависшая над этой страной: возрождающиеся попытки найти какой-то собственный, самобытный путь развития — это проявление русского национализма. Такая попытка неизбежно повлечет за собой подъем русского национализма и волну антисемитизма», — пугают еврейские авторы.

Но, мол, русского «народа больше нет. Есть масса, сохраняющая смутную память, что когда-то она была народом и несла в себе Бога, а сейчас совершенно пустая.

Народа в смысле народа богоносца, источника духовных ценностей вообще нет. Есть неврастенические интеллигенты — и масса. Итак, если в прошлом у русского народа «е было истории, в настоящем нет уже и русского народа» (Померанц). Но кто же есть? Кто командует? Еврейская интеллигенция. «Можно было бы сказать: антинарод среди народа». «Духовно же все современные интеллигенты принадлежат диаспоре. Мы всюду не совсем чужие. Мы всюду не совсем свои» (Померанц).

Шафаревич комментирует: «Однако, когда «они» сталкиваются с болезненными для них вопросами, то не только не проявляют терпимость и уважение к чужому мнению, но без обиняков объявляют своих оппонентов фашистами и чуть ли не убийцами».

Книга академика Шафаревича приводит десятки примеров ненависти со стороны «Малого народа», перераставшей в прямое физическое насилие над «Большим народом».

Что же такое «малый народ»? в народе вульгарно говорят «жидомасоны». Но это оскорбительный и не совсем верный ярлык. Хотя «малый народ» всегда действительно составляли две силы «масоны» и «евреи», но лишь в определенные моменты истории они пересекались и составляли разрушительную коалицию. О масонах тогда, в 70-х мы знали меньше. Что-то мне рассказывал мой дед Прохоров, общавшийся с ними еще до 1917-го. Что-то мы доставали из-за рубежа. Но под диким страхом.

Про «еврейскость» мы уже тогда знали больше. Все книги их вождей были, например, у меня в «спецхране». Но ведь надо было все материалы обобщить, выделить главное. Размножить тайно.

Однако уже тогда в 60-70-е годы мы, мало что, кое-что распространили в «русских клубах». Мы начали «доводить» источники не только для себя самих, не только ограниченно через «самиздат». Но слегка завуалированно стали «разжевывать» азы Русского Духа для широкого русского самосознания через гласную печать. Через наши рупоры — «Молодую гвардию», «Наш современник», «Москву», «Кубань», «Волгу», через «наше» крупное издательство «Современник», быстро во главе с Юрием Прокушевым и Валентином Сорокином ставшее центром русского сопротивления.

6. Хромой Бес, он же Бафомет

Высшим достижением «русских клубов», а если говорить более обще, то всей «Русской партии внутри КПСС» была смертельная схватка с рупором и знаменем «Иудейской партии внутри КПСС» — «хромым бесом» Александром Николаевичем Яковлевым.

Странная это фигура, во многом из-за своих неумеренных сатанинских амбиций предопределившая крушение советской власти и разграбление нашей Великой Державы еврейскими олигархами. Странная, или слишком глубоко повязанная.

Звали мы, русские, его между собой Бафометом. Ну, распространилось еще в непросвещенное, не познавшее еще демократического прогресса Средневековье некое убеждение, будто Бафомет — это резидент Сатаны на земле, представитель темных закулисных сил, орудие Закулисы. А сам-то по себе это сначала был тогда тайный живой идол, вместо Бога, в ордене фарисеев-храмовников, которому они все при посвящении, становясь по-рыцарски на одно колено, преданно зад целовали. И было тогда принято, что Бафомет особо посвященным любовную аудиенцию, так сказать, в знак особого благоволения к их физической преданности, давал. Было это еще и с голубизной храмовников ритуально увязано — так что вроде как обряд на взаимоприятный походил. Но когда это было?! Теперь уж, конечно, все по-другому обставляется. А как? Откуда мне знать?! во всяком случае, когда мне аудиенцию этот самый Бафомет (ну, на которого в коридорных сплетнях пальцем показывали, что он не иначе, как Бафомет!) в Большом Доме давал, я с его стороны никаких поползновений, врать не буду, не заметил.

Давно еще, дай Бог память, в 1967-м году я, было, в «литературные рабы» нанялся. Для швейцарского издательства книжку «Ленин в революции» готовил, на обложке которой должна была встать подпись тогдашнего ленинградского Первого, члена Политбюро Романова. Про него тогда острили, что вернулся на трон в Санкт-Петербург Романов, но оказалось: Романов, да не тот. Вот этот Романов тогда нашего дорогого «Ленечку» — генсека Брежнева и подсиживал. Вместе с московским Первым Гришиным — кто вперед подсидит. Оппозиция к Брежневу на них круто ставила.

А чтобы подсидеть вернее, Романов и захотел прославиться, себя видным историком партии, наследником ленинского дела показать. Ну, а мне левый заработок. Хотя я больше старался не из-за валюты, а чтобы на Романова своими глазами посмотреть, понюхать, доложить, какая в Ленинграде в закулисе обстановка, насколько серьезны наши подозрения насчет амбиций Романова на кремлевский трон. Ну, и иметь возможность в Санкт-Петербургских закрытых архивах вволю порыться — кто Романову откажет? Мотался я из Москвы в Ленинград, как на вторую работу. Отпускали с основной работы в издательстве АПН, в Главной редакции по заказам зарубежных капиталистических фирм в бесконечные ленинградские командировки без звука. Ну, и однажды Романов, мне уже доверяя, попросил в виде особой услуги, некий сакраментальный списочек — по бафометовой заговорщической линии, как я догадался — передать. Условие было: непременно лично в руки! Мол, никакому фельдъегерю не могу этого списочка доверить. А ты, как функционер, вхож. Вот бери — и, никуда не заворачивая, прямо Яковлеву в руки! Положил Романов списочек при мне в конвертик, заклеил небрежно и дал он мне свою личную черную персековскую машину с 001 на номере, чтобы меня под сирену прямо к трапу самолета подкатила.

Не думаю, однако, что Романов был столь наивен, вручая мне этот сакраментальный списочек. Наверняка, он поинтересовался, кого ему Москва подсунула книгу о Ленине за него писать. Наверняка, ГБ ему быстро выяснила, что я в Москве с Галей Брежневой-Милаевой дружен, на дачу вхож, да и в Ленинграде в первый же вечер сопровождаемый артистом Меркурьевым посетил еврейскую штаб-квартиру у дочки Мейерхольда, а затем все остальные вечера пропадал по русским «окопам» с проводником Николаем Утехиным (на которого в ГБ было досье как известного русского националиста). Такие знакомства случайными не бывают. Видимо, Романов сообразил, откуда я. И давая списочек, играл в свою игру — тем более, что к списочку была приложена справочка на бывшего ленинградца, ставшего москвичом, активного деятеля «русских клубов», главного врага и антипода Яковлева — Сергея Семанова. Видимо, хотел Романов Брежневу намекнуть, в какие сложные игры Яковлев играет. Сам был русских взглядов, и хотел, видимо, косвенно показать, кто воду мутит и что сам он Брежнева подсиживать ради евреев не будет. А напротив — предупреждает.

Я полетел. И конвертик доставил. Содержимое конвертика в самолете в уборной, не удержался, подглядел. Сразу понял, что там перечислены ленинградские «полупосвященные» — в основном еврейская интеллигенция, всякие там деятели культуры с «передовыми» взглядами. У меня на таких нюх всегда был. Мне очень хотелось списочек, вместо Яковлева, на дачу отвезти. Но я ввязываться в не ясную мне игру не стал, хотя смолоду сумасшедшим был — риск страшно любил. Повез списочек, как обещал Романову, прямо к Яковлеву. В комплекс зданий Большого Дома. Подъезд прямо напротив Политехнического музея. В кабине из-за стола мне навстречу вышел, заметно хромая, человек с сильно помятым, вялым, бабьим русским лицом — «Великий Жидовствующий», переживший правление пяти генсеков (Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева) и «Царя Бориса Второго» и все это время возглавлявший «Иудейскую партию».

Яковлев Александр Николаевич — слева и справа вам одно скажут — умнейший человек. Хромает, как бес? Пояснял, что ранение с войны. Хотя орден за Отечественную ему только задним числом сделали. Но с эрудицией подкован! Подкован, тоже как бес. «Подковка», правда, очень поверхностная — пыль в глаза из «амальриков» и «помераниц» лишь для «местечковой», падкой на дешевку интеллигенции. Но иностранные термины, вместо своих русских слов, очень умел употреблять. В Большом Доме все его уважали и боялись, как Сатаны. Даже те, кто вслух ему осанну на все голоса пел. А вот наши интеллигенты-«полупосвященные» после общения с ним даже как-то обмирали, себя не помнили, так он их привораживал и умом и всякими там иностранными словами. Еще бы не обмереть, когда им про рабскую Душу русского народа говорят!

Умным всегда завидуют, а тут еще слушок про Бафомета. Поэтому аппаратчики часто завистливо проезжались, будто у нашего «большедомовского» Бафомета толстый зад как верный сакральный признак все-таки есть. Я только по слухам на яковлевский зад пальцем, указываю; все так болтали, ну, и я чужие глупости повторяю. Шутили, будто он зад в Америке отрастил, куда его, рядового инструктора отдела Пропаганды ЦК КПСС Никитка Кузькина Мать широкий жест сделал — послал учиться у Запада прямо в самое логово Закулисы. Никитка Хрущев тогда как раз только что Кукурузу из Америки привез и нещадно по всей стране, где надо и где не надо, ее кнутом насаждал. Ну, и стратегических глобальных идей ему захотелось у американцев тоже перехватить. А кого послать? и тут инструктор Яковлев и подвернулся. Яковлев в армии генерала Власова, но до его предательства, — чуть повоевал, был почти сразу ранен и после госпиталя, вступив в 1944 году в ВКП(б), сделал в тылу аппаратную карьеру. Вот Никитка Александра Яковлева как «проверенного фронтовика» для обучения в Америке глобальному уму-разуму и выбрал. Стажировался «наш человек» аж в самом знаменитом Колумбийском университете, что возле единственного в мире Масонского Храма. Кто не знает: у «вольных каменщиков» — масонов есть свой Храм. И, подобно тому, как был у иудеев в Иерусалиме Храм Соломона, тоже — принципиально единственный. Единственно в Храме земное обиталище Бога, а все остальные лишь Его молитвенные дома — просто синагоги, «дома собраний». Так что сейчас еврейский Бог вроде бы как на земле и вовсе не обитает. Негде! Храм Соломона до сих пор разрушен, на его месте арабская мечеть. А главный Масонский храм возле Нью-Йорка действует.

Теперь байка про Яковлева: когда наш отечественный кандидат в мудрые Бафометы там в Америке в Колумбийском университете стажировался и стратегию мирового глобализма — американскую доктрину из первых рук изучал, то должен же был как-то питаться. А у нас всегда на загранкомандировочных в советское время валюту экономили. И долларов нашему русскому особо доверенному стажеру мало обменяли, привычно с валютой пожадничали — вот и пришлось будущему советскому Бафомету одними гамбургерами с лотков питаться. А гамбургеры известно — сплошной маргарин. Вот зад и сформировался. Такая вот была байка. В общем-то вздорное преувеличение. Крепкий русский мужичок. Ну, и зад крепкий. Чего тут острить?! Все-таки похабные люди — аппаратчики. Сами всегда одним задом крепки.

Известно, что любое общественное мнение в стране всегда создается с помощью «полупосвященных». Из тех, кому вроде что-то доверено, что-то приоткрыто. Одним словом из тех, кто политикой интересуется, а не кому на нее, извините, как большинству русского народа до лампочки. Черт не свистнет — попадья не перекрестится. Так у нас русских большинство — в работягах. А у евреев — в «интеллигенции», в «полупосвященных». А «полупосвященные» вроде как всегда в курсе. Через прессу-блудницу ли, кухонные ли под водочку с закусочкой «доверительные» разговоры-оговоры, али каким другим, вроде семинарского «просвещения», дурным путем, а гордятся тем, что «в курсе». Ну, так вот все «полупосвященные» в стране только из яковлевских бафометовых рук вокруг себя и смотрели. Интеллигенция, а она всегда самая «полупосвященная», под его песнопение за неимением для себя другого Патриарха молилась. Православный Патриарх вообще-то формально существовал, но был в советское время в полном загоне, на самых последних задворках. А не молиться как? Вот на «Него» и молились.

А он моления оправдал. Дошлый мужичок, фронтовик с ранением — не хухры-мухры, он после войны, как поучился в Америках, вернулся вполне обученным «искоренять вековую рабскую парадигму русского народа» (слова-то какие нашел загранично ученые, до сердца нашей полупросвещенной интеллигенции сразу, как наркотический шприц, доходящие!).

В начале 70-х годов «Иудейская партия» перешла в наступление по всему фронту. Насколько мы «их» просчитали, криптозадача у них была свалить таки осторожного, балансирующего «слабого» Брежнева «крепкой» фигурой — Романова или Гришина. А затем, уже как тупых однолинейных «дуроломов», убрать быстро и их и поставить своего Андропова-Файнштейна, а «рабочей лошадкой» у Андропова, вместо «нейтрального» начетчика «серого кардинала» Суслова, сделать своего суперактивного «хромого беса» Александра Николаевича Яковлева. При этом Андропов-Файнштейн занял бы позицию его прикрытия, полностью себя не разоблачая, оставляя себе как бы «сталинские» тылы.

«Царствование» Брежнева с самого начала было не так безмятежно, как внешне казалось. С самого начала по заданию Брежнева мы оттирали «Железного Шурика» — Шелепина. Ну, с тем оказалось все не очень сложно. Старый партаппарат был против него — слишком уж молодой да ранний. А у молодых он подорвал себе репутацию поддержкой Шатрова (Маршака) с его откровенно троцкистскими пьесами о Ленине. Молодые к троцкизму не тянулись. Наелись при Хрущеве.

Но все же поработать над нейтрализацией шелепинцев пришлось. Реальной сплоченной силой у Шелепина были только «младотурки» — бывшие «аджубеевцы». Но ключи уже были не у них. Шелепин попытался опереться на «спецслужбы». А.Н. Яковлев в своих мемуарах «ОмуТ памяти» (— М.: Вагриус, 2000, 604 с.) признается, что он был одной из надежд заговора: «Я был тоже в списке людей, которых «молодежная группа» якобы собиралась использовать в будущем руководстве. В каком качестве не ведаю. Об этом мне сказал, сославшись на Микояна, первый заместитель председателя Гостелерадио Энвер Мамедов». Как видим, турки в заговоре были и реальные, а не только «младо». О зловещей фигуре «профессионала» спецслужб Мамедова я еще расскажу — он был убран с Гостелерадио только много позже — уже по настоянию Лигачева с подачи «русской партии». Пока же продолжу ссылаться на Яковлева. Он обращает внимание на то, что главными действующими лицами «малого заговора» оказались Шелепин (член Политбюро) — перед этим председатель КГБ, Степаков (зав. Отделом пропаганды ЦК) — бывший начальник УКГБ по Москве и Московской области, Месяцев (председатель Гостелерадио) — бывший следователь по особо важным делам еще при Сталине. Все из спецслужб. Яковлев раскрывает и распределение ролей после переворота: «Таким образом, планировалось, если свести все разговоры и намеки воедино, следующее: Шелепин — генсек, Косыгин — предсовмина, Ешрычев — его первый заместитель, Степаков — секретарь ЦК по идеологии, Месяцев — председатель КГБ». Про себя, что он должен быть сменить аж самого непотопляемого Суслова, он молчит.

Яковлев тяжко вздыхает, как все глупо провалилось. Якобы всецело по-русски, по-пьянке: «В аппарате, и не только в центральном, активно обсасывалась информация из Монголии. Там была партийно-правительственная делегация во главе с Шелепиным. Одно из застолий, видать, было затяжным и обильным. В конце его Николай Месяцев провозгласил тост за будущего Генерального секретаря ЦК Шелепина. Тем самым судьба молодежного клана была предрешена. Но Брежнев дал им возможность «порезвиться» еще какое-то время и выявить себя в более трезвой обстановке». Брежнев дал «порезвиться», потому что все были под наблюдением.

Как сам Яковлев «резвился», он откровенен: «Вскоре состоялся пленум ЦК (на котором собирались сместить Брежнева — А.Б.). Со. своим заведующим Степаковым я шел пешком со старой площади в Кремль. В ходе разговора он буркнул: «Имей в виду, сегодня будет бой. С Сусловым пора кончать. Леонид Ильич согласен». Но по плану нападение на Суслова должно было стать сигналом к тому, чтобы, как кабана, завалить самого Брежнева. Яковлев этого и не скрывает: «В кулуарах, еще до начала пленума, ко мне подошел Николай Егорычев — первый секретарь горкома КПСС — и сказал: «Сегодня буду резко говорить о военных, которых опекает Брежнев».

Далее все было, как в дешевом кино. Цитирую Яковлева: «Я сидел и переживал за Егорычева, ждал речей в его поддержку, но их не последовало. Его предали. Наутро выступил Брежнев. Кто-то сумел за одну ночь подготовить ему речь, достаточно напористую».

Я думаю, читателю не надо объяснять, что подготовить пламенную речь Брежневу могли только писатели из «русской партии». Так он сделал свой выбор, и так мы сделали свой выбор. Я думаю исторически правильный — уж с «младотурками»-то русским никогда не было по пути.

Брежнев быстро раскидал «заговорщиков». Егорычева сослали в какое-то министерство, Степакова послом в Югославию. Как плачется Яковлев: «Вскоре были освобождены со своих постов и менее значительные работники номенклатуры из политического окружения Шелепина». ‘«Железный Шурик» остался голым и медленно политически «ржавел».

Романов и Гришин были конкуренты повесомее и посерьезнее. За каждым был свой крепкий клан. Свои сторонники в ЦК. За ними приходилось крепко присматривать, чтобы не переиграли — не заработали больший, чем у Брежнева, политический авторитет. Это были, как «Кировы» при Сталине. Вроде бы и поддерживают и с трибуны Второго Ильича славят. А что там под трибуной? не бомбу ли замедленного действия кладут? Отсюда, может быть, и перегиб «Второго Ильича» с орденами и золотыми звездами себе на грудь. Наивно укреплялся таким детским игрушечным образом.

А дворцовые интриги против него плелись во всю. То обостряясь, как на сквозном ветру, то затихая, как в штиль, но всегда заставляя Брежнева балансировать на проволоке. Яковлев же, обжегшись на шелепинских «младотурках», но не засветившись, искал то ли по заокеанскому заданию, то ли из собственного неистового авантюризма, с кем бы еще поумнее сыграть в фальшивую игру (много позже он сыграет с Горбачевым и станет таки членом Политбюро, а Горбачева выжмет, как лимон, и выбросит из политики!).

Подняться и стать героем интеллигенции Хромой Бес Решил на русофобии.

У него всегда было одно кредо. Он всегда чувствовал себя в России, как грешник в аду. Перед глазами у него всегда была одна придуманная им самим страшилка-декорация пришедшего за его распутной душой возмездия. Декорация, нарисованная его неуравновешенной, психической больной, маниакальной фантазией в образе некоего русского черно-злато-белого, «фашистского», «националистического» торжества. Его преследуют шизофренические видения: «Разрушительный шовинизм и национализм под флагом патриотизма пели свои визгливые песни». Он и сейчас, даже на старости лет не опамятовавшись, убежден, что русские люди вокруг него — сплошные фашисты: «Уверен, что и сегодня в утверждении агрессивного национализма в России во всех его формах и на всех уровнях значительную роль играют люди и группы, которые рядятся в одежды “национал-патриотов”. Я понимал тогда чрезвычайно опасную роль националистических взглядов, но у меня и мысли не возникало, что они станут идейной платформой развала страны, одним из источников русского фашизма, за которой народы России заплатят очень дорого, если не поймут его реальную опасность сегодня».

У Яковлева всегда был страх висельника, осознающего, что натворил и понимающего что рано или поздно, но таки придут за его душой из преисподней. Такие, как Яковлев, заранее боятся тени. Они понимают, что есть «Неизбежность» — так, кстати, именно и называлась статья В. Чалмаева в «Молодой гвардии», № 9, 1968 г., почти сорок лет назад всколыхнувшая русским национализмом советское интернациональное болото! Даже в гетто были восстания, а мы пока еще не в гетто. Мы-то знаем: возмездие на «оккупантов» придет, потому что русский народ долготерпелив, но ведь, как тяжко сжимающаяся пружина, которая, дойдя до предела, затем разжимается с невероятной силой. Ну, а отщепенцы Яковлевы всегда пытались сыграть на опережение. Заранее в зачатках задавить ростки русского самосознания. Сразу навесить ярлык «черносотенец, фашист» и растоптать.

Он вспоминает, как его безумно напугали русские: «Журнал ЦК комсомола “Молодая гвардия” опубликовал одну за другой статьи литературных критиков М. Лобанова “Просвещенное мещанство” и В. Чалмаева “Неизбежность”. Лобанов обвинил интеллигенцию в “духовном вырождении”, говорил о ней с пренебрежением как о “зараженной мещанством” массе, которая “визгливо” активна в отрицании и разрушительна. Вызывающим было и то что официальный курс… автор объявляет неприемлемым для русского образа жизни. “Нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия”, ибо “бытие в пределах желудочных радостей” неминуемо ведет к духовной деградации, к разложению национального духа. Лобанов рекомендовал властям опираться не на прогнившую, сплошь проамериканскую (= еврейскую — А.Б.) омещанившуюся интеллигенцию, а на простого русского мужика, который… способен сохранить и укрепить национальный дух, национальную самобытность… Пока власти приходили в себя, журнал публикует статью Чалмаева “Неизбежность”. Как и Лобанов, он тоже осуждает “вульгарную сытость” и “материальное благоденствие”. В статье немало прозрачных намеков на то, что русский народный дух не вмещается в официальные рамки, отведенные ему властью, как и сама власть “никоим образом не исчерпывает Россию”. Такой пощечины власти снести не смогли. На этот раз на статью Чалмаева буквально обрушился пропагандистский аппарат партии, был запущен в обращение термин чалмаевщина”». Понимай: он, Яковлев, как руководитель пропагандистского аппарата приказал на директивной летучке главных редакторов в Большом Доме спустить всех собак на молодежный журнал и даже термин «чалмаевщина» самолично подсказал.

Хромой Бес объявил тотальный поход на «черносотенцев». Но мы в русских кругах над изобретателем термина «чалмаевщина» только посмеивались. Как ни парадоксально, широкая общественность бросилась читать обруганный журнал. В коридорах только о храброй «Молодой гвардии» и шептались. Мол, наконец-то, кто-то за русских заступился. Правду против «них» сказал. Лучшей рекламы, чем бешенство Яковлева, было не придумать. Средний партаппарат был весь в восторге. Знакомые офицеры ГБ наперебой звонили: — Достань журнальчик — для своих «чалмаевщину» размножить!

И тогда Яковлев организовал провокацию.

Крейсером, который должен был сделать новый исторический залп Авроры против пробудившейся от спячки дремучей туземной России, был избран журнал «Новый мир» — тогда «их» цитадель. Бывший зам. главного редактора этого журнала, его идеолог критик А. Дементьев, уже выгонявшийся за «не нашу линию», но рвавшийся вернуться в редколлегию, по заданию Яковлева сочинил громадную статью-донос на «черносотенцев» из «русских клубов». Как излагает содержание статьи сам организовавший ее Яковлев: «Андрей Дементьев резко раскритиковал статью Чалмаева. Дементьев рассуждал в том плане, что Чалмаев говорит о России и Западе языком славянофильского мессианства. От статьи Чалмаева один шаг до идеи национальной исключительности и превосходства русской нации над другими». Но этого пафоса Яковлеву только хотелось. Сделано же все было гораздо топорнее. Опираясь на материалы ведущих идеологов русского движения преимущественно в журнале «Молодая гвардия», А. Дементьев грубо, «по-местечковски» глобально оболгал русские традиции и народность. Статья так и называлась «О традициях и народности» («Новый мир», 1969 г., № 3). Но их он огульно перечеркивал, а подспудно, в виде соблазнительной положительной программы на прозрачных намеках противопоставлял им «конвергенцию». Оба — и сам мастер из «вольных каменщиков», и его подмастерье — были убеждены, что русские — такие туземцы, что не знают что это такое. Что это «ихнее», «вольнокаменщическое», понятное только «посвященным».

Что это за жаба? а процитирую, чтобы было ясно, «подземную», как зарытая атомная бомба, но широко распространявшуюся тогда в еврейском «самиздате» подрывную «Мою программу» академика Андрея Сахарова, целиком попавшего уже тогда под влияние своей крупной авантюристки жены иудейки Боннэр. Под резюмирующим пунктом 6, у Сахарова стояло жирно, выделено самим Сахаровым: «6. Конвергенция. То есть сближение социалистической и капиталистических систем, сопровождающееся встречными плюралистическими, процессами в экономике, социальной сфере, культуре и идеологии, — единственный путь радикального устранения опасности гибели человечества в результате термоядерной и экологической катастроф».

В какую яму попала наша Великая Держава в результате тотального «дерьмократического» осуществления подрывной Программы Сахарова, то есть конвергенции (а на Практике попросту жалкой сдачи всех позиций и переходе на роль капиталистической колонии — именно эта роль русским программно отводилась/), каждый сам видит сейчас вокруг себя. Все потеряли — экономику, культуру, Русскую Идею. Скатились в болото дикого капитализма — выберемся ли когда?

Увы, уже тогда в 70-х сахаровская конвергенция была У всех иудеев на лукавых устах. Прямо вслух, что, мол, давайте откажемся от социалистических завоеваний и переделим собственность в частные руки, никто не говорил. Говорили: будем сближаться с капиталистической системой, пойдем на конвергенцию с нею, как нас призывает программа «нашего человека» академика Сахарова. Выступить против сахаровской конвергенции в «избранном обществе» — значило сразу получить ярлык «антисемита» и «охотнорядца». Выступить против «них».

Однако тогда в 70-х мы дали сахаровской (= сионистской) конвергенции отпор. И на целых двадцать лет, во всяком случае, отсрочили падение советской власти и ограбление России.

Мы были уже не те мальчики для битья, какими мы были до супервысшего образования, полученного в «русских клубах». Совершенно неожиданно для горластых иудеев, привыкших к русскому безмолвию, что русских еврейские идеологи с «ленинских интернационалистских» позиций бьют, а русские, как мальчики для битья, лишь еще ниже наклоняют головы, — русские дали крупно сдачи. Нами было организовано оперативно письмо одиннадцати крупнейших русских писателей в защиту «Молодой гвардии» и, преодолев цензуру (письмо это прошло-таки через ее стену — я для этого использовал все свои «права»), оно попало на страницы воскресного «Огонька» — прямо под очи Брежнева, который начинал свой выходной день с чтения любимого «Огонька». К тому же его еще и предупредили, чтобы не пропустил письмо русских корифеев. Сам Шолохов позвонил, что всем сердцем вынужденное письмо поддерживает и что поднимет вопрос на ближайшем съезде партии. Ну, Второй Ильич понял, что дело далеко зашло.

Двенадцатым подписантом у нас тайно был Солженицын, он нам сочувствовал, мы могли организовать его подпись. Но уперся Софронов: «Только без Солженицына! Для Володьки Солодина это лучший повод «Огонек» в цензуре задержать. Этот главный яковлевский «бдила» и так будет на ушах стоять. Сделайте все, чтобы Солодина нейтрализовать! и ни в коем случае мне не надо Солженицына». Мы смирились. Но потом в памфлете «Бодался теленок с дубом», посетовав, что она говорит немножко еще нечленораздельно, «мычит» намеками, боится прямо высказаться, Солженицын все-таки принципиально поддержал «Молодую гвардию».

Мы поработали над письмом основательно. Я даже вписал в текст пресловутую «конвергенцию», не очень понятную самим писателям, но зато ключевую в профессиональной терминологии контрпропагандистского аппарата. Бить так бить наотмашь — мы тоже умеем смертельные ярлыки клеить. Мы вели огонь по А. Дементьеву из всех калибров, засыпали письмами ЦК, издевались, где только можно.

Яковлев попытался организовать ответ письму одиннадцати. Симонов с трудом собрал шесть подписей членов правления союза писателей под ответом на письмо одиннадцати через тогда контролируемую евреями «Литературную газету». Но письмо развалилось, не дойдя до печати. Мы поработали с русскими писателями, которых Симонов попытался соблазнить на русофобию. Открыли им глаза, и они разобрались.

Бой же в закулисе разгорелся не на шутку, и отчаянные столкновения шли с попеременным успехом.

7. Русские ослушались!

Русские не только не сдались, «безмолвствуя», на милость победителя, как было привычно заведено в советское время, к но — дерзко опубликовали свой Русский

Манифест — «О ценностях относительных и вечных», блестяще написанный Сергеем Семановым. Я уже подробно говорил о нем во «Введении» к этой книге. Здесь лишь добавлю, что все мы понимали, что таким Манифестом бросаем вызов уже даже не Хромому Бесу Яковлеву, а всей коммунистической идеологии. Требуем коренного пересмотра ее принципов. Поднимаем свое Русское Знамя и громогласно объявляем, что готовы насмерть сплотиться под ним.

Впечатление, которое произвел «семановский» манифест (так его довольно быстро прозвали и в наших, и в «их кругах»)* было огромным. Последовательно по логическим темам, манифест охватывал всю панораму общественной жизни страны, брал все болевые точки. И спокойно, доказательно, заглядывая в прошлое и показывая, как оно может, если уметь им гордиться, плодотворно работать на современность, обозначал путь, по которому мы, русские, хотели бы, чтобы наше общество развивалось и державно укреплялось. Многие вслух говорили (и даже в высоких партийных кругах, на уровне помощников Демичева, Суслова, Черненко, самого Брежнева), что, мол, вот так, в такой проникновенной, спокойно объяснительной манере на уровне «столыпинской» патетики надо бы готовить для генерального отчетные доклады на съездах. А то, мол, наш яковлевский отдел пропаганды только руками умеет размахивать и ярлыки клеить. А тут программа просто и ясно, без иностранных слов подана — и кто враги и кто друзья и что делать всем сразу, по крайней мере, совершенно понятно. И я подозреваю, что от помощников такая оценка «манифеста» шла не по их собственной инициативе.

А вот кто буквально взбесился, так это «яковлевская свора», пытавшаяся монополизировать «голос партии».

Те аж на стенку полезли: — в этих «русских клубах» уже для партии готовую разработанную программу подносят на блюдечке с голубой каемочкой?! Ленина бы на эту шовинистическую великорусскую шваль. Он бы им дал, как партию учить. А с нашим Вторым Ильичем разве когда будет идеологический порядок.

«Русский манифест» резко изменил политическую атмосферу в обществе. До этого в статьях Чалмаева, Лобанова было, как выразился А.И. Солженицын, в памфлете «Бодался теленок с дубом», действительно нечто вроде нечленораздельного русофильского «мычанья» — праведного, но несколько забитого. С фигой в кармане. Как бы дерзящего из-под полы. А тут уже вполне четкий и уверенный вдруг голос прорезался. Мы уже не жаловались, не вздыхали, не скулили, мы четко формулировали нашу программу и не боялись, что хуже «них», хуже какого-нибудь липового доктора наук из Отдела пропаганды Яковлева знаем свою историю. Да и про «вооруженность классиками» не забыли. Четко показывали, что В.И. Ленину с Л.Д. Троцким знаем цену.

Сергей Семанов, как князь Святослав иудейским хазарам, гордо и уверенно послал «яковлевцам» бересту «Иду на вы».

И не надо подозревать нас, что мы поступили так спонтанно. От отчаяния. Вышли навстречу противнику на бруствер со знаменем, потому что уже решились на всё. Нет, мы верили в себя и решили воевать по всем правилам современного полководческого искусства. Не даром Сергей Семанов написал несколько книг о выдающихся русских полководцах. Мы использовали военную науку.

Скажу честно про себя. Я понимал, что рискую головой, что будут долго и — самое страшное: тихо! за кулисой! — бить. Но надо спасать Русскую Идею, и я, используя все сугубо профессиональные познания и всю самую свежую закрытую информацию, обнародовал на страницах «Молодой гвардии» (1970, № 3) программно-теоретическую статью с вызывающим заголовком «Силуэт идеологического противника». Я не говорил о наших ценностях — это предстояло фундаментально сделать Семанову. Я лупил из всей силы по «их» ценностям — по их окопам. Эта была артподготовка перед наступлением — артиллерийское обеспечение Русского Манифеста.

Уже в названии стояло «силуэт» — еще даже до «Русофобии» Шафаревича. Но мы подстраховались. Статья начиналась с цитаты из «работы» члена Политбюро, второго секретаря — по идеологии Суслова, а заканчивалась цитатой из «работы» Кандидата в члены Политбюро — рабочего секретаря по идеологии Демичева. Так тогда было принято, и они, зная меня, бегло «проглядели» статью до публикации и дежурно согласились. Мол, валяй! Тем более, что статья была замаскирована под развернутую рецензию на две «опробированные» книги Марушкина и Кортунова, только что выпущенные «Наукой» и «Политиздатом». Они решили, что это очередной «барабан».

Но в том-то и дело, что пафос статьи был отнюдь не обычный, не барабанно догматический. Ее пафос был: «Во время войны, помнится, нас учили угадывать вражеского налетчика по характерному силуэту самолета. Нам показывали образец, и мы потом угадывали врага безошибочно. В наше мирное время быстро различать противника стало труднее». Но мы, мол, поможем. И подробнейшим образом с цитатами из закрытых источников я объяснял, что на самом деле в планах ЮСИА — американского агентства по контрпропаганде, нашего прямого идеологического противника, и иже с ним (то есть наших частично оболваненных «дерьмократов», частично сознательных антисоветчиков иудеев-«сахаровцев») — стоит за подсовываемой нам через «Новый мир» и «Юность» программой «Конвергенции».

Я для отвода глаз пару раз похвалил Марушкина и Кортунова, что-то процитировал. Но в действительности-то статья опиралась целиком и полностью на совершенные иные — оперативные материалы, и ядро ее было в разъяснении именно новейшего инструмента в руках русофобов. Помянув вполне знаково про «ленинское учение (пришей кобыле хвост, но свои все поймут!) об эпохах русского освободительного движения» — весь акцент на русском освободительном движении! намеки-то какие грозные: начинается, мол, новая эпоха в «русском освободительном движении!» — я дальше предупреждал: «Поэтому сегодня шансы пропагандиста, вооруженного “статичной моделью” советского общества, стали минимальными. Надо уж действительно давно не читать ничего о прошлом России, кроме энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (имена поставлены знаковые! — А.Б.), чтобы поверить в “национальный русский тоталитаризм” или отождествлять тех же славянофилов с крепостниками, а затем большевиками. Понимая все это, руководители “четвертой сферы” (профессиональное обозначение СМИ — средств массовой информации) срочно стали перестраиваться. Так явилась “динамичная” теория “конвергенции”, то есть “растущего сходства и конечного слияния” социалистической и капиталистических систем». Я цитировал академика Сахарова, не называя ни его, ни его тень Боннэр. И дальше сразу подробно переходил к Теодору Герцлю — основоположнику сионизма. К профессиональным антисоветчикам, вроде А. Мейера. И тут же в стык цитировал — не худо-бедно, а секретные инструкции резидентам НАТО в социалистических странах, как определять, какие группировки в настоящий момент наиболее восприимчивы к психологическим операциям Запада. Наша русская белая эмиграция тоже кое-что тогда умела перехватить! Материал у меня был убийственный. Тут бы завопить! но я сознательно избрал несколько академический тон. И результат был самый действенный. О статье говорили на всех собраниях. Первый секретарь Союза писателей РСФСР Леонид Соболев с трибуны назвал ее «глотком кислорода в затхлой местечковой атмосфере». Но никто, ни в одном противоборствующем органе печати ее не решился облаять. Даже Александр Николаевич Яковлев смолчал на летучке для главных редакторов. Не по зубам. Такую статью бить — это самому раздеться и сказать: «Вот я агент американского влияния. Берите меня голеньким».

А прямо в стык к «Силуэту» уже в журнале «Москва» (1970, № 9) появилась моя статья «Воткнутые деревья», в которой, развивая тему, я показал, что вместе с сомнительными западными ценностями нам одновременно всякими «Вайнштейнами» и «ягодовскими» цинично, как отрава серым мышам, подбрасывается программная «девальвация ценностей», построенная на иудейском всеотрицании, и, главное, — наносится циничный и беспощадный удар по русским традициям, на которых, собственно, и держится нация. Цель моих статей была максимально обезопасить Русский Манифест от «жидовствующей» критики и привлечь к нему широкое общественно внимание. В бою — как в бою! Если уж знамя поднимаем, то надо его хорошо прикрыть.

Статью «Воткнутые деревья» мне заказал журнал Союза журналистов СССР «Журналист», и она была уже набрана. Но когда сигнал номера прочитал президиум союза, то перепугался: — Это статья на снятие с треском главных редакторов ряда изданий. Мы, Союз журналистов, вроде бы должны защищать своих, а мы их выдаем с потрохами…

Верстку унес с собой Анатолий Софронов, главный редактор «Огонька» и пригласил меня к себе в кабинет: — я напечатаю срочным набором!

Мы часа два обсуждали проблему, но я печататься в «Огоньке» отказался. Я за всю свою жизнь ни разу не опубликовался в слишком уж «конформистском» «Огоньке» — разве только давал фотографии для обложки, после ВГИКа я немного баловался «для себя» художественной фотографией. Но публиковаться в «Огоньке» за собственной подписью? Это было бы делать уж слишком явными мои тайные связи — все ведь знали, что Софронов — друг Черненко, а первый читатель журнала — сам Брежнев. Да и вообще это было бы немножко «моветоном». Русские умы могли печататься у «противника» — в «Новом мире», охотно участвовали в дискуссиях на страницах «Литературной газеты», хотя знали, что их приглашают для того, чтобы хорошенько приложить за русские идеи. Но несколько чурались «Огонька» с его многочисленными официальными фотографиями Брежнева, хотя в принципе фотографии эти были всего лишь «светской хроникой», естественной в иллюстрированном общественно-политическом еженедельнике. В русском лагере не принято было славить Брежнева — вообще безудержно славить власть имущих, как это делали беспринципные «жидовствующие», вроде Коротича. Мы власть поддерживали, но — как свою державу. Ради сохранения своей державы. А гимны советской власти никогда не пели, сознательно вынося ее оценки как бы за скобки нашего русского публичного мировоззрения. Считали, что оценки — это дело будущего, когда «Русская партия внутри КПСС» окончательно русифицирует КПСС и получит абсолютно доминирующие позиции. Вот тогда, мол, и разберемся с «ними». А к этому тогда все шло.

Посоветовавшись, мы с Софроновым нашли для публикации «Воткнутых деревьев» более нейтральный и интеллигентный журнал «Москву». Так удар должен был прозвучать заведомо объективнее и сильнее.

Воткнутые в русскую почву, но так и не укоренившиеся деревья — это, конечно, «они». Партруководство наиболее опасным участком культуры всегда считало изобразительное искусство. В мастерских ряда художников иностранные корреспонденты и чины посольств буквально паслись. Процветал черный рынок живописи с «утечкой» на Запад. Да и я сам лицезрел, стоя за спиной Фурцевой, знаменитый хрущевский скандал в Центральном выставочном зале в Манеже, когда рассвирепевший бузотер Никитка с налитыми кровью красными свиными глазками топтал ногами картины. Я изобразительное искусство хорошо знал изнутри. Мало что работал в изобразительном отделе газеты «Советская культура» в самые острые дни хрущевской «антиживописной» дури. Но моим крестным отцом был Первый секретарь Союза художников СССР, всемирно известный живописец, поживший во Франции, беспартийный, глубоко православный Сергей Васильевич Герасимов.

Человек с русским характером, он категорически отказывался рисовать Сталина, что на волне «Оттепели» и предопределило его избрание «вольными художниками» своим персеком. Сергей Васильевич еще в 1964-м умер у меня на руках в Кунцевской «кремлевке» с именем Христа на устах, я уже не мог никак крестному повредить, и я в «Воткнутых деревьях» разошелся. Я цитировал А. Бенуа: «…то, чем мы сейчас любуемся в икоцах. — не только просто их яркие краски, их изумительная графичность, их ни с чем не сравнимая техника, но — и это главным образом — глубина духовной жизни, в них отразившаяся». Я славил икону за Дух. Это в советское-то время. И в стык статья на массе примеров показывала, как «девальваторы ценностей — вайнштейны-рубинштейны» пытаются взорвать отечественные традиции «психологической глубины в живописи» при активной поддержке «своих» журналов по изобразительному искусству «Творчество» и «Декоративное искусство СССР». Я цитировал мечту П. Кончаловского: «Создать живой пейзаж, в котором деревья не просто торчат, воткнутые в землю, как это часто приходится видеть в современной живописи, а логически вырастают из земли, как у старых мастеров, чтобы зритель чувствовал их корни». И я комментировал, приведя пример, как «вайнштейны» издевательски называют русских «провинциалами»: «“Воткнутые деревья” и зритель, который “чувствует корни” — вот она суть конфликта!» *

Суслов попрекнул меня: «Ну, почему противопоставлять «им» надо было именно иконы?». Но оргвыводы по «ним» последовали незамедлительные: главные редактора обоих журналов были сняты, выставкомы укреплены русскими художниками.

А Андропов был в таком шоке от «Силуэта идеологического противника» и «Воткнутых деревьев», что возненавидел всю партийную службу «К» (Контрпропаганды), переигравшую его, как он посчитал. Он метал громы и молнию в свою тупую «Пятку», которая умеет ловить только придурков с листовками-прокламациями, и решил срочно преобразовать свою собственную бездарную службу «К» в мощное Управление «К».

Впопыхах он потерял бдительность и не нашел лучшей кандидатуры, чем проштрафившийся и даже выводившийся из престижной Внешней разведки в ссылку в Ленинград, но как раз тут под руку подвернувшийся «сомнительный» Олег Калугин.

Я говорю про потерю бдительности самим Андроповым — но это еще очень мягко говорю, потому что Управление «К» — внешнюю контрразведку, «которая является продолжением нашей внутренней контрразведки за рубежом» (формулировка самого Андропова; здесь важно именно «контр», то есть контролирующая своих и выявляющая двойных агентов) была лично Андроповым передоверена человеку, на которого еще перед этим личным волевым андроповским назначением были сигналы, что он в Америке был «повязан». Увы, мы никогда уже не узнаем, почему Андропов вдруг наплевал на протесты собственного отдела кадров и вдруг доверился Калугину? Что их связало? Оба «агента американского влияния» (выражаюсь формулировкой в их адрес председателя КГБ Крючкова!) — и Яковлев, и Калугин — стажировались в Америке. В Колумбийском университете, поставляющем спецкадры. Но это еще ничего никому не доказывает конкретно. Нам гораздо важнее, что практически именно сомнительному Калугину Андропов доверил проверять все КГБ, то есть собственноручно вручил тому получить полную информацию о КГБ. Только сдавай все КГБ с потрохами, если захочешь, противнику. А потом, уже после смерти Андропова, вдруг скандал, вплоть до лишения Калугина генеральских погон и увольнения из КГБ. Профессионалы давно не стесняются между собой называть Калугина «наш прекрасный предатель». Выражение руководителя управления «С» (нелегальная разведка), а затем заместителя руководителя внешней разведки генерал-лейтенанта Вадима Кирпиченко. Но только в июне 2003 года Мосгорсуд заочно приговорил Калугина к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима по статье «государственная измена». Почему же, как Горбачев попался на крючок Яковлеву, так сам Андропов попался на крючок Калугину? Это тайна за семью печатями.

Есть, правда, одна версия, согласно которой Андропову нужен был на одном из Управлений человек имеющий опыт внешней разведки и одновременно ущемленный, обиженный, который своим возвращением в «святая святых» всецело только ему Андропову лично обязанный. Некто Олег Греченевский (фамилия это явно псевдоним, за которым, судя по материалу, стоит человек достаточно компетентный в теме) опубликовал в Интернете информацию о том, что Андропов, кроме общеизвестных, сформировал свою тайную личную разведку, с главой которой председатель КГБ встречался, как и с товарищем Чазовым, начальником 4-го Управления Минздрава (в просторечье «кремлевкой»), на конспиративной квартире. Почему столь секретно? Греченевский объясняет: «Во-первых, сугубая конспиративность здесь нужна была, чтобы скрыть эти встречи от «сторожевых псов», Цинева и Цвигуна (своих замов, подложенных под него Брежневым). Во-вторых, эта личная спецслужба занималась именно тем, что чекистам было строжайше запрещено: вела оперативную разработку партийного аппарата и готовила почву для захвата КГБ власти над страной. В-третьих, эта спецслужба состояла из разведчиков — и действовала теми методами, которые они применяли, находясь на вражеской территории. То есть: сбор компромата — шантаж — вербовка! а если нужно — то и автомобильная катастрофа» («Завтра», 2004 г., № 42). Все в версии сходится, и все сразу в особых взаимоотношениях Андропова и Калугина объясняет. Но, повторюсь, это только версия.

А вот что перебежчик сам пишет в книге не без вызова названной «Прощай, Лубянка!» (ее западные издания лета 1991 года, русское издание: — М.: ПИК — Олимп, 1995). Цитирую: «Итак, с лета 1972 года начался новый этап в жизни внешней контрразведки. Нам добавили людей, средств на приобретение оборудования и создание современного банка данных. С переездом в Ясенево мы получили отличные кабинеты, в которых разместились сотни офицеров. Шесть оперативных отделов охватывали все географические районы мира, из них три специализировались на эмиграции и центрах идеологической диверсии. Седьмой отдел выполнял роль аккумулятора информации, стекавшейся из оперативных отделов, а также других подразделений ПГУ, КГБ и ГРУ. Здесь же сосредотачивались все публикуемые на Западе материалы о деятельности спецслужб всех стран, досье на разведчиков ЦРУ. Этот отдел готовил и обобщенные справки об оперативной обстановке за границей, и ежедневные сводки о происшествиях в совколониях, и долгосрочные прогнозы. Стержнем работы Управления, пронизывающим деятельность всех его отделов, стала организация агентурного проникновения в стан главного противника — Центральное разведывательное управление США и союзные с ним спецслужбы НАТО, подготовка и проведение активных мероприятий, направленных на сковывание, пресечение и разоблачение их подрывных операций против СССР и стран социалистического содружества. К тому времени состояние внешней контрразведки, как отмечалось выше, было плачевным. Ценные источники информации сохранялись лишь во Франции». Состояние было плачевным!

Я сознательно дал большую цитату, чтобы была ясна та картина развала, которую оставит Андропов своему ставленнику Михаилу Горбачеву. Единственно, чем лично занимался Андропов-Файнштейн, это печально знаменитой «Пяткой». А остальных проверял на надежность Калугин. Выходит, сам Андропов своими руками практически сдал КГБ противнику. Оттого оно и не сработало, когда советская власть зашаталась. Опору Андропов из-под КГБ выбил.

Процитирую еще один абзац из книги Калугина: «Прага и Карлови-Вари использовались нами как пункты встреч с интересующими КГБ лицами из числа эмигрантов, активистов сионистского движения. Здесь же проводились крупные совещания спецслужб стран Восточной Европы, Кубы и Монголии. В последнем таком совещании мне пришлось участвовать в апреле 1979-го года». То есть все в одном месте, видны, как на ладони. Умел работать Олег Калугин. На кого? Калугин не стесняется объяснить: мол, начальник польской разведки Мирослав Милевский «хорошо усвоил советский стиль доклада высшему руководству страны, настроенный на смеси правды, полуправды и лжи» (там же). Теперь вам понятно, почему Брежнев к концу своего правления уже не доверял Андропову?

Андропов-Файнштейн после «Силуэта» и «Воткнутых деревьев» сразу затих. Как мы поняли — готовился. Осознал, что его переиграли, и хотел, создав свою службу «К», хорошенько вооружиться, чтобы воевать, хоть имея за спиной тоже, по крайней мере, начитанных и информированных профессионалов.

А тем временем общество вдосталь читало и одобряло русский манифест — «О ценностях относительных и вечных».

8. Низвержение Хромого Беса

Андропов затаился.

Но Яковлев, оставшись один, не унялся. Он был всегда авантюрист, но шел до конца. И «иудеи» по команде «хромого беса», как шавки, еще яростнее набросились на «Молодую гвардию». Меня не называли, но за меня крепко били других авторов «Молодой гвардии», не защищенных цитатами из Суслова и Демичева и профессиональным весом в «контрпропаганде». Дым стоял коромыслом — не печать, а бесовский иудейский шабаш.

Основной удар, естественно, оппоненты наносили по нашему Русскому Манифесту — «О ценностях относительных и вечных», написанному (поднятому как знамя!) Сергеем Семановым.

Но и как «они» могли такое стерпеть? Сам Яковлев вспоминает с ненавистью: «Семанов славил “национальный дух”, “русскую почву”, сделал вывод о том, что “перелом в деле борьбы с разрушителями и нигилистами произошел в середине 30-х годов”. Словно бы и не было XX съезда с докладом Хрущева о преступлениях Сталина».

И — выворачивается змеей: «Подобное кощунство над трагедией российского (? — ну, сказал бы уж прямо: еврейского — А.Б.) народа шокировало общество. Посыпались письма в ЦК. Появились возмущенные отклики в «Комсомолке», «Литературке», «Советской культуре» (то есть в тогда подконтрольных иудеям органах — А.Б.).

Адепты шовинизма явно перебрали. Собранные нашим отделом письма я направил в Секретариат ЦК». Яковлев суетился, сколачивал «общественное мнение».

Но и наши уже огрызались вовсю. На собраниях — так уже прямо поливали «проеврейский агитпроп».

Беспомощной оказалась попытка раздать всем сестрам по серьгам через главный теоретический орган партии журнал «Коммунист». Делался вид, что статью «Социализм и культурное наследие» подписал реальный руководитель ВООПИК В.Н. Иванов, первый заместитель председателя президиума общества, бывший директор музеев Кремля (как и в других советских общественных организациях, председатель у нас был декоративный, для официального веса — на уровне зампреда Совмина РСФСР). Над статьей так и поставили — В. Иванов. Но готовили ее аж по механизму подготовки партийных документов целым аппаратом. Больше всех суетился А.Н. Яковлев, однако ему особенно разойтись Суслов не дал. Статья получилась и вашим и нашим, и всем спляшем. Большую ее часть занимал ни уму, ни сердцу ничего не дающий талмудический набор цитат из В.И. Ленина, вроде «хранить наследство — вовсе не значит ограничиваться наследством». Но статья уже не могла не лягнуть ползучую «конвергенцию» и «попытки истолковать социалистическую культуру как лишенную всего национального».

Осуждались апологеты «ультрасовременного, в сущности, безнационального стиля», навязываемого под флагом «конвергенции» и теорий единого «индустриального общества», «вместо традиционного стиля классиков». Первый удар наносился по статье А. Дементьева «О традициях и народности» в «Новом мире» (№ 3, 1969) — за то, что: «Полемизируя с отдельными проявлениями идеализации патриархальщины, он высказал недоверие вообще национальным чувствам и подверг осмеянию то, что и в самом деле дорого народу: любовь к родной земле и т. п. Подобным же образом Вл. Воронов в статье “Заклинания духов” («Юность», № 2, 1968) впал в непозволительную иронию над самими понятиями и явлениями, характеризующими духовную суть народной жизни».

Но затем следовали нападки на «Молодую гвардию» — за «пожалуй, именно беспрецедентный для нашей современной критики внесоциальный подход к истории, смешение всего и вся в прошлом России, попытку представить в положительном свете не только истинные ценности в нем, но и все реакционное, вплоть до высказываний даже таких архиреакционеров, как Константин Леонтьев, В.В. Розанов и т. п.».

Заканчивалась статья в «Коммунисте», естественно руганью в адрес русского манифеста — статьи С.Н. Семанова «О ценностях относительных и вечных» — за «оценки, явно идущие вразрез с марксистско-ленинской методологией вплоть до попыток найти в политике самодержавия некие прогрессивные моменты, которые якобы способствовали укреплению национального самосознания». Причем, аргументов не приводилось никаких. Да возразить что-то по существу Семанову было и невозможно — он всегда умел четко формулировать русские позиции. Поэтому «Коммунист» ограничился абстрактным «лаем»:

«Печать неоднократно критиковала подобные ошибки ревнителей старины. Но они не считаются с этой критикой… “Литературная газета” в реплике правильно отмечала, что подобное выступление есть очередная попытка под видом дискуссии подвергнуть сомнению давно решенные и ясные вопросы».

Кем решенные? «Ими»? «Жидовствующими» русофобами, стремящимися еще с 20-х троцкистских годов перечеркнуть русскую историю и опоганить русскую нацию? Теоретический журнал партии «Коммунист» предпочел тут в полемику не вступать. И его нападки на Сергея Семанова повисли в воздухе. Повторить за «русофобами» их глупости и дремучую местечковую невежественность теоретический журнал партии таки устыдился.

Яковлев в мемуарах потом жаловался: «Ситуация с «Новым миром» и «Молодой гвардией» ясно показала, что либерально-демократические надежды к началу 70-х годов явно потускнели». То есть, говоря проще, ползучей «дерьмократической» контрреволюции тогда мы, русские, дали по морде.

Яковлев аж прямо рыдает по тогда побитым подрывникам-«дерьмократам». Он злобно шипит: «Их буквально оттеснила на обочину охранительная тенденция, в которой отчетливо пробивалось стремление реабилитировать Сталина, отгородиться понадежнее от внешнего мира и покрепче завинтить гайки после «оттепели». В открытую заявляли о себе шовинистические и антисемитские (!) настроения… Аппарат партии постепенно терял контроль над духовной жизнью общества. Он метался — то громил, то уговаривал, то подкупал. Руководство партии панически боялось свободы творчества и свободы слова. Здесь и было зарыто главное противоречие. С одной стороны, нельзя было публично поддерживать шовинизм и антисемитизм, да еще в исполнении убогой бесталанной писательской группировки».

Стоп. Поясним, что у «Яковлевых» талантливы всегда только «они» — только «жидовствующие», а коренные русские всегда заведомо бесталанны, хотя у русских, напротив, пользовались тогда редкой популярностью именно русские писатели, тот же Анатолий Иванов и все иже с ним. Сериалы «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов» смотрела вся страна» Книги серии ЖЗЛ, выпускавшиеся редакцией Семанова, котировались превыше всего. Молодогвардейскую критику читали взахлёб все думающие русские люди.

Далее Яковлев признает: «В то же время либерально-демократические позиции и вовсе противоречили политическим принципам партии. Я цомню эти метания — потрафить всем, понравиться тем и другим. Приведу только один пример. Сразу же после статьи в “Коммунисте” секретарь ЦК Демичев принял членов редколлегии этого журнала (“Молодой гвардии”). Разговор продолжался более двух часов. Иванов, Федоров, Солоухин, Чивилихин, Лобанов, Фирсов говорили Демичеву, что позиция защиты патриотизма в журнале верная, а потому им непонятны обвинения, что линия идет вразрез с линией ЦК».

Да, позиция «Русской партии внутри КПСС» была уже настолько сильна, что мы не только не сдались на окрик из теоретического журнала партии, но еще и решительно потребовали объяснений от самого секретаря ЦК. И в результате, Демичев практически вынужден был дезавуировать статью в «Коммунисте». Яковлев вспоминает: «Трудно сказать, что повлияло на секретаря ЦК: то ли клятвы визитеров в своей верности линии ЦК, то ли указания «сверху», то ли забота о собственном выживании, только Демичев заверил их, что антипартийной линию журнала никто не называл, никакого документа в ЦК о неправильной линии журнала не существует… Что касается борьбы с буржуазной идеологией и защиты патриотизма, то эта линия заслуживает полной поддержки».

Указания Демичеву «сверху», естественно были — мы могли уже убеждать членов Политбюро и самого генсека.

Тем более, что особо и убеждать-то его не пришлось. Статья «О ценностях относительных и вечных» ему сразу понравилась. Конечно, ему на нее «они» потом стали капать, пугать его каким-то якобы подтекстом, якобы намеками.

А он? Увы, при всем моем уважении к Брежневу, я не могу сказать, что он был, как Сталин решителен. Ему положили на стол программу, которая ему понравилась. А ведь перед этим «они» исподтишка все время именно и обвиняли-то его в том, что у него нет программы. Именно на этом играли, противопоставляя ему сначала «Железного Шурика» Шелепина, потом Романова и Гришина. Так схватись за понравившуюся программу. Вызови этих смелых и умных молодых людей, поручи им ее доработать, расширить. Тебе Провидение в помощь. К тебе помощники сами пришли. Такой тебе Господень подарок. Но, увы, Брежнев запомнил имя, посоветовал Черненко взять имя на заметку для «кадрового резерва». Но все это как-то бюрократически, с оглядкой как бы кого не обидеть из стоящих в бесконечной очереди на повышение партийных работников. Очень соблюдением порядка в этой длинной парточереди за привилегиями Брежнев дорожил. Вот и угодил с нею в «застой». Потому что по очереди приходили серенькие ненашевы-невашевы и тормозили развитие страны и общества.

Нет, не решился Брежнев круто повернуть руль.

Но, во всяком случае, чего-то мы все-таки добились. Мы крепко держали в своих руках каналы закрытой информации. И о «собственном выживании» любому секретарю ЦК уже теперь надо было подумать, прежде чем вызывать недовольство «Русской партии внутри КПСС», ибо это теперь стало игрой с огнем. Маятник качнулся в русскую сторону. Это поняли все аппаратчики.

После победного визита в ЦК «Молодая гвардия» почувствовала свою силу, и весь русский лагерь не только не притих, а, напротив, стал напирать жестче, наступательней и обоснованней. Мы видели, что в закулисье партии Яковлев уже морально умер — уже сыгранная фигура, которой надо лишь помочь упасть, как перезрелому подгнившему плоду. Мы, русские в контрпропаганде, сделали правильные выводы после прямой схватки и избавились от мягкотелости, от обтекаемых формул, стараясь в закрытых сводках для Политбюро четче и без обиняков показывать, кто ведет разрушительную работу в стране. Песенка Яковлева была спета. Но самодовольный авантюрист еще даже обольщался, что его повысят — наконец, то сделают зав. Отделом. Перенадеялся на влиятельность «Иудейской партии внутри КПСС», напирал на свою знаковую борьбу с антисемитизмом, и сам сдуру распространил про себя слух, что был главным закоперщиком и редактором статьи в «Коммунисте». А итог? в русских кругах открыто острили, что кандидат исторических наук Семанов с «Ценностями относительными и вечными» оказался лучшим теоретиком, чем занимающий не свой стул, образованный на краткосрочных масонских курсах в Америке, липовый доктор исторических наук Яковлев.

И уж, конечно, все эти остроты гебешными и партийными спецслужбами, как положено, оперативно доводились до ушей Андропова и членов Политбюро. Сам Яковлев вспоминает, как от него в испуге отвернулись даже единомышленники-евреи: «Арбатов, мы с ним играли на бильярде, сказал мне: “Тебе, Саша надеяться не на что. Тебя не утвердят”. Тогда мы были с Арбатовым в “никаких отношениях”. Это потом стали друзьями. Тем же вечером Александр Бовин с присущей ему прямотой сказал: “Ты, Саша, не расстраивайся, мы тоже подложили дерьма в твой карман”. Надо полагать, соответственно настроили Андропова».

Но Яковлев не был бы Яковлевым, если бы сдался. Он решил всем все-таки показать, какой он умный. Доказать, что его напрасно русская закулиса смешала с грязью, что он, не хуже Троцкого, обладает красноречием и умеет переубеждать.

15 ноября 1972-го года он опубликовал в «ихней» «Литературной газете» обширную статью на разворот «Против антиисторизма», подписанную жирными буквами «А.Н. Яковлев». Этого-то то мы и ждали.

Про статью Дементьева сам Яковлев потом цинично объяснял: «Статья Дементьева была полна лукавства. Это очевидно. Но тогда нельзя было обойтись без использования марксистских банальностей. И, тем не менее, несмотря на искусственную оболочку…». Про собственноручное творение, хотя рука была одна, он объясняет то же самое: «Моя статья, как и статья Дементьева, была выдержана в стиле марксистской фразеологии. Я обильно ссылался на Маркса и Ленина, и все ради одной идеи — в острой форме предупреждал общество о нарастающей опасности великодержавного шовинизма, местного национализма и антисемитизма».

Понятно, почему Яковлев так настойчиво себя выставляет Борцом с антисемитизмом — это для «жидойствующего» как клятва: «я свой», «я «весь ваш».

Вся статья была образцом двурушничества и ползучей конвергенции. Ища поддержки в определенных кругах, он как только не заигрывал с «интеллигенцией», как только ее не ублажал. Отбарабанив, как пономарь, довольно бессвязные цитаты из В.И. Ленина и… Л.И. Брежнева, то есть «отметившись».

Прямо конвергенцию Яковлев не пропагандировал. Но в первом «информативном» разделе своей статьи, «свернутом» по принципу талмудистской (= сионистской) конфеты, где информативное ядовитое содержание формально завернуто в якобы отрицающую его (= прикрывающую) обложку, Яковлев пересказывал даже — «предшественника нынешних теоретиков конвергенции Вернера Зомбарта, уверявшего, что класс образуется на основе убеждения групп людей в их общности». То есть показывал свою полную посвященность в еврейский «самиздат».

Затем Яковлев цинично обрушивался на концепцию «истоков», которая, мол, дремуче не признает «сторонников “интеллектуализма”». То есть тех «интеллектуалов», взгляды которых он подобострастно пространно изложил. Он возмущался: «По адресу сторонников “интеллектуализма” мечутся громы и молнии, а сами они именуются не иначе как “разлагатели национального духа”». И обрушивался на «Лобанова, Кожинова, Семанова и других апологетов охотнорядчества».

Передергивает и лжет Яковлев — антисемитизма ни Лобанов, ни Кожинов, ни Семанов вообще не касались. Великодержавным шовинизмом и, тем более, охотнорядством они не щеголяли. Однако на воре шапка горит. Передергивая Лобанова, а, тем паче, скрупулезно научно выверенного — чтобы не подкопаешься! — Семанова, приписывая им «антисемитизм» и «охотнорядство», Яковлев невольно сам раскрывался. Невольно показывал, что, как и все «жидовствующие», больше всего боится панически ненавистного им черно-злато-белого знамени Союза Русского Народа, и прояснял свою отщепенческую, продажную, подлую по отношению к русскому народу и Отечеству позицию.

Яковлев возмущался, что «Молодая гвардия» якобы «возвращает нас к давно высмеянной привычке путать понятия «отечество» и «ваше превосходительство» и даже предпочитать второе первому». Больше всего он негодовал, что в младогвардейской антологии русского стиха «О Русская земля!» — «без всяких комментариев опубликовано стихотворение видного русского поэта первой половины прошлого века Н.М. Языкова «К не нашим», в котором есть такие строки: «Вы, люд заносчивый и дерзкий, вы, опрометчивый оплот ученья школы богомерзкой, вы все — не русский вы народ!»

О, как мы потирали руки, радуясь яковлевскому грубому просчету. Ну, вот ты и в наших руках, замаскированный агент влияния! Прежде нам было трудно Яковлева размазать в лепешку, потому что он действовал не от своего имени, а от имени партии. На партию открыто не попрешь. Приходилось действовать «подтекстами», аллюзиями, иносказаниями. А со своей жалкой подписью Яковлев? да кто он такой? Даже не член ЦК. Ну, тряситесь «жидовствующие»!

Теперь, когда «ихний» знаменосец раскрыл напоказ себя, мы получили возможность по нему уже совершенно конкретно, с его названным именем (раз статья им подписана, то уже и тайное имя названо!), повести прицельный ракетный огонь и уничтожить. Повторюсь, мы уже были не те дети, что в начале «русских клубов». Мы развили такую контрпропагандистскую активность, что даже друг Андропов в ужасе отшатнулся от подельника и потом довольно долго его не мог простить.

А мы? мы уж обсосали каждый столбик его не слишком умной и гладкой статьи — Яковлев, как модный тогда у евреев Эльсберг, писал всегда заумно и не точно. В крикливом «приблизительном», жонглирующем наклейками, как булавами, клоунском стиле местечковой «красной профессуры». Одним словом — не Маркс. Поддеть и раскрутить его, не очень-то понимавшего точный смысл иностранных слов, которыми на показуху, на дешевку он пользовался, было не так уж сложно. Тем более, что у нас в руках была сахаровская (придуманная в Америке) подрывная «конвергенция», к которой просто было прицепить и утопить с головой всего Яковлева.

Мы ведь уже знали конспирологическую и катакомбную литературу не хуже, а лучше «их». Мы и цитатки знали, как подобрать и в праведных целях «дожать». Тут же на стол к Брежневу лег подробнейший профессиональный разбор яковлевской статьи с указанием на сомнительные идейные источники, откуда он свои мысли черпает — то есть на еврейскую эмигрантскую прессу, на амальриков и помераниц. Брежнев сам разбираться не стал, никогда не любил что-то долго читать. Но с грозным видом передал все Суслову. А у начетчика Суслова после ознакомления со специальной — параллельными столбиками! — подборкой «зеркальных цитат», волосы дыбом стали.

Семанов издевается в «Русско-еврейских разборках»: «На неловкого авантюриста обрушились все: и сторонники молодогвардейцев, и разбитые сталинисты, и замшелые столпы и профессора соцреализма, и старик Шолохов из Вешенской, и, наконец, был дан повод партийным ортодоксам: как учить партию через “Литгазету”, от имени партии выступать не члену ЦК?»

Да, мы уже умели теперь работать с разными слоями интеллигенции. Всем уши прожужжали, всем адресно цитатки, — каждому именно те, за которые тот, понимали, не сможет, не ухватиться, — «доброхотно» подсунули.

Мы и с националами поработали. Яковлев в мемуарах скулит-жалуется: «Шелест и Рашидов, угодничая, а, может быть, по подсказке “сверху”, инициировали обращения местных писателей, что я “оскорбил старшего брата”, обвинив некоторых русских полуполитиков-полуписателей в великодержавном шовинизме и антисемитизме».

А Михаил Шолохов, к которому мы специально съездили* сообщил в ЦК письмо, что Яковлев грязно обидел честных патриотов и предупреждал, что он поставит об этом вопрос на ближайшем Пленуме ЦК.

Брежнев вслух ругался: «Этот м-к хочет меня поссорить с интеллигенцией!» Суслов кивал. Демичев все понял — вызвал Яковлева, завел наводящий разговор о житье-бытье. Яковлев вспоминает: «В ходе разговора о житье-бытье я сказал, что, видимо, наступила пора уходить из аппарата. Демичев почему-то обрадовался такому повороту разговора. Как будто ждал: “А ты не согласился бы пойти директором Московского пединститута?”». Это уже было номенклатурной насмешкой — с такого-то ключевого поста, при яковлевских-то амбициях?! Яковлев стал проситься хоть в послы к своим заокеанским попечителям — в Канаду. В номенклатуре было принято, что проштрафившихся отправляют в послы. Проситься в США он не решился. Но надеялся, что хоть в Африку, вместо пединститута, попадет. И на следующее же утро лег в больницу — это тоже было в номенклатурных традициях, отлеживаться при крупных неприятностях в Кремлевке, выжидая, пока спадет гнев Самого.

Но тут отлежаться не удалось. Брежнев неожиданно сразу согласился: «Все недовольны! Надо его скорее убирать. Куда-нибудь загнать за Можай. В Канаду хочет? а пускай! Пусть со своей любимой Америкой нам связи из Канады налаживает, и взять его под неусыпный контроль». Вопрос решался настолько оперативно, так Яковлев достал всех, что ни в чем не провинившийся посол в Канаде Мирошниченко был отозван из аэропорта, где находился, возвращаясь к месту работы после отпуска. Десять лет день в день мы не будем видеть Хромого Беса в России. При Брежневе ему дорога на родину, как высланному политическому эмигранту, была крепко закрыта.

В своих мемуарах Александр Николаевич потом скулил, что у него дружба со спецслужбами так в посольстве и не наладилась. Впрочем, почему многочисленны как раз в то время провалы нашей агентуры в Канаде, за которые не хотел отвечать посол?… Боюсь сделать вывод.

Второй Ильич был миролюбив и убирал оппозиционеров не в концлагеря, а в послы. Но Яковлев-то стал сыгранной фигурой, а что делать дальше? Как поступить со сцепившимися насмерть органами печати, выразившими соответственно позиции «Иудейской партии внутри КПСС» и «Русской партии внутри КПСС»?

За кулисой пошли бои по самым принципиальным идеологическим вопросам, в которые оказалась втянута вся верхушка партии и государства. Андропов попытался переложить вину за свои «иудейские» проколы на Суслова. Логика его аргументов изложена в книге Ф.Д. Бобкова «КГБ и власть» (— М., 1995), поэтому я ее попросту процитирую: «Так или иначе, но от идеологической борьбы, от “холодной войны” партия в силу позиции лидеров (надо понимать, Суслова, Черненко и самого Брежнева? — А.Б) полностью абстрагировалась, предоставив эту честь КГБ, вольно или невольно перенося сугубо идеологическую работы партии (sic!) в сферу деятельности специальных служб».

Обвинение нешуточное. Мол, мы-то при чем? Это у вас «ваш» подопечный Яковлев под крылышком Суслова напортачил. Брежнев, Черненко, Суслов занялись разгребанием «завалов». На сугубо частные, «задушевные беседы» приглашались Твардовский, Симонов, Чаковский, Дементьев с «их» стороны. А с нашей стороны Никонов, Софронов, Алексеев, Иванов. Ну, и, естественно, что, — поскольку я был автором «Силуэта идеологического противника» и «Воткнутых деревьев», — то и я.

Мы настойчиво обращали внимание и на «крышу» ведущейся против нас «психологической войны» — на так называемое «Демократическое движение» и на «Проект демократии». Мы доказывали, что это яд в пестрой обертке. Теперь-то все знают по собственному горькому опыту, как «демократы» развалили страну, обрекли ее на распад и экономическую разруху. Теперь-то в глазах всех, даже «ихней» еврейской интеллигенции, они превратились в «дерьмократов» и практически сошли с политической сцены вместе с Егором Гайдаром. Но тогда в середине 70-х годов выступить против «проекта демократии» (циничное название кодовой операции США в холодной войне против СССР) надо было иметь мужество, ибо это значило прослыть сразу неисправимыми ретроградами и консерваторами.

Инструкция «Тактические основы демократического движения», по которой действовали связные западных спецслужб, координировавшие психологическую войну на территории СССР, тщательно прописывала, как организовывать «оппозицию к Политбюро и перманентное сопротивление». Но Андропов тогда носился с идеей «внести раскол» в ряды «Демократического движения», Для чего практически именно КГБ организовывало, например, джазовые клубы (Андропов обожал американский джаз!) или выставки абстрактного и авангардистского искусства и другие «демократические» учреждения в духе западной культуры, в итоге само подготавливая Удобные гнездовья для летевших с Запада идеологических хищников. Не верится? Почитайте мемуары того же «Бобка» — впечатление, что КГБ только тем и занималось, что, — цитирую, — «добивалось разрешения у первого секретаря Московского горкома партии, члена Политбюро В.В. Гришина открыть выставочные залы авангардистской живописи в доме на Малой Грузинской улице и в одном из павильонов ВДНХ». Вот кто, выходит, насаждал «воткнутые деревья»!

Мы же доказывали, что, напротив, надо не «воткнутые деревья» насаждать, а, как в Отечественную войну, программно вернуться на отечественную патриотическую почву. К корням! К Наследию! К ценностям вечным, а не относительным. Мы утверждали, что только так сможем противостоять лже-демократам, проводящим подлую «конвергенцию», — ползучее с Запада духовное растление.

Не знаю, дошли ли наши доводы до сердца руководителей партии? Они только слушали и хмуро молчали. Думаю, что, в свою очередь, «яковлевцы» и «андроповцы» нашли, какую грязь вылить на нас. Уж ретроградами, и консерваторами и черносотенцами, прямыми наследниками ненавистного Ленину «Союза Русского Народа», на краски не скупясь, точно нас представляли. Но, во всяком случае, сделанные выводы были в нашу пользу.

Сменили и провели тотальное «укрепление кадров» «Нового мира». Выкинули всех четверых «евреев» — Лакшина, Кондратовича, Виноградова и Саца. В состав редколлегии были введены первым за все отвечающим замом Д.Г. Большов (мой бывший главный еще в «Советской культуре» — человек, по крайней мере, на «антисионизм» нами проверенный), О. Смирнов, Рекемчук и — на критику — «крепкий мужик» Овчаренко. «Ихнего» главного Твардовского вынудили 12 февраля 1970 года «добровольно» написать заявление.

«Молодую гвардию» пожурили лишь для вида. Вроде бы тоже, чтобы не устраивала шума на весь мир, демонстративно не поднимала всех русских писателей на свою защиту, чуть-чуть реорганизовали; передвинули комсомольского работника Анатолия Никонова, но — тоже главным в шикарный популярнейший журнал «Вокруг света», который на столе у каждого школьника. Суслов лично заботился, чтобы Никонова не обидели ни с окладом, ни с благами. Мы практически дополнительно приобретали в русский лагерь еще новый популярный журнал «Вокруг света». Каким русским рупором его можно сделать?! Рассказывать в каждом номере о русском влиянии во всем мире!

А главным редактором «Молодой гвардии» стал мой близкий друг, молодой зам главного Анатолий Иванов — крепкий орешек, писатель — страшно популярный среди народа, благодаря телевизионным сериалам «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов». Суслов знал, что именно Иванов лично редактировал ту самую мою статью в «Молодой гвардии», без обиняков озаглавленную «Силуэт идеологического противника», с которой пошла аж даже реорганизация в КГБ. Но, тем не менее, именно на Анатолии Иванове все, — то есть Брежнев, Черненко, Суслов и даже поддержавший их Андропов, — остановили выбор. Практически это было великой победой «Молодой гвардии». Наших, «русских клубов», знаковым Сталинградом в русско-иудейской идеологической войне.

Мы не только отстояли Сергея Семанова — именно его брошюрой, как «рассчитанной на массового читателя», и знаково названной «Памятник “Тысячелетие России” в Новгороде» больше всего пугал Хромой Бес! Равно отстояли и всех его единомышленников от нападения идеологического противника. Но и сами, перейдя в контрнаступление, «ихнего» знаменосца — «жидовствовавшего» Александра Николаевича Яковлева скинули. Вот это был «контрабандистский» (контрпропагандистский) удар!

Мы развивали успех. В Закулисе на самом высоком уровне мы добились повторной тщательной чистки в бывшей хрущевской клоаке «АПН» — Агентстве печати «Новости».

Здесь всплывает впервые фигура Михаила Федоровича Ненашева. В известной степени показательная для света и тени в нашей подковерной идеологической борьбе с иудеями. Поэтому я на нем несколько подробнее остановлюсь.

Наш русский «тюфяк», получавший раз за разом благодаря биографии «без примесей» и «русским взглядам» буквально ключевые посты, он начинал в Челябинске в 1967-м заведующим отделом науки и учебных заведений обкома КПСС. И о нем очень хорошо отзывался тогда челябинец «наш» Валентин Сорокин, и его «тащил» тоже челябинец комсомольский вождь Е.М. Тяжельников. Ненашев был в 1975-м взят заместителем заведующего отделом Пропаганды ЦК КПСС — с перспективой на заведующего. Не справился. Но был переброшен на «Советскую Россию», где восемь лет просидел. Но больше ныл: «я не знал много из профессиональных канонов газеты: не знал, как она формируется и управляется, набирается и печатается». Не руководитель, а декорация! Кого-то он сумел из русских выдвинуть. Например посадил на отдел культуры одаренного русского писателя Арсения Ларионова. «Категоричный в суждениях и решениях, принципиальный в позиции Арсений Ларионов», — так отзывается о нем сам Ненашев. Вот кажется и обопрись на такого, сделай его своим первым, таскай за собой, когда тебя перебрасывают на другие важные посты (Ненашев потом был на Госкомитете по делам издательств, полиграфии и книжной торговли и на Гостелерадио — везде проигрывал, потому что приходил без своих кадров). Но сам Ненашев как-то сразу потерялся, никак не мог сам быть таким же, как тот же Ларионов, «категоричным в суждениях и решениях, принципиальным в позиции» — короче говоря, не сумел стать храбрым и умелым полководцем, включиться в тяжелую, за каждый кустик, за каждый окоп, русско-иудейскую войну, хотя знал, на что шел.

В своих мемуарах «Заложник времени» (— М.: Прогресс, 1993) — само название-то «Заложник» какое растерянное! чего же ты «заложником» у «иудейских террористов» себя чувствовал, а не бойцом невидимого фронта?! — он плачется с первых же строк: «Чтобы жить в Москве, не замечая того, что ты не приемлешь (а ведь ты знал, на что шел! на идеологическую борьбу! — А.Б.), нужно в ней родиться. В столице новожитель встречается с многочисленными проявлениями неискренности (а где кто видел искренность в подковерных, на смерть русско-еврейских разборках — А. Б.), лицедейства, групповыми интересами, пристрастиями. В отличие от принятого на Урале, Москва не приемлет прямых отношений, отдавая предпочтение скрытым… Помню, 6 ноября 1975 года, первый Октябрьский праздник в Москве, мы с женой встретили во Дворце съездов, на торжественном заседании, таких же испуганных провинциалов — Н.И. Рыжкова и его жену, Людмилу Сергеевну». Замечу, что Рыжков, стал при Горбачеве председателем Правительства и тоже все провалил. Слова все правильные, русские, а толку от него было ноль. Считался русским, возглавил уже в постгорбачевское время Блок патриотических сил, и тоже, как Ненашев, все прокакал.

Но вернусь к Ненашеву. Какой он сляклый, серый был на контрпропаганде, считавшейся особым отделом «К», потерянным. Я помню по «Голосу Родины», вроде бы он был даже нашим начальником — не газеты, газета шла прямо на Суслова, а Общества «Родина», — но приезжал в «Общество» — одна сладкая болтовня.

Вот и чистка АПН пошла через его, «главного контрпропагандиста», голову.

В «Заложнике времени» он теперь даже довольно подло вспоминает:

«В июле 1976 года неожиданно без всякого участия отдела пропаганды (еще не дорасчищенного от «яковлевских» кадров — А.Б.) было принято решение Секретариата ЦК КПСС «О работе агентства печати «Новости», в котором его работа оценивалась крайне отрицательно, в итоге освобождались от работы председатель правления И.И. Удальцов (от партии — А.Б.) и его первый заместитель А.И. Власов (генерал от ГБ — А.Б.). Одновременно проводилось значительное сокращение аппарата и более 50 наиболее квалифицированных работников («наиболее квалифицированых» с прежней «яковлевской» точки зрения» — А.Б.) увольнялись из агентства по особому списку, до сих пор так и не известно кем составленному. Помню, как трудно было скрыть недоумение, когда этот список М.В. Зимянин, ставший только что секретарем ЦК, вручил персонально мне (но ты же был куратор «АПН», как главный контрпропагандист? хоть в последний раз разуй глаза, сам посмотри, кого ты, лопух, пригрел! — А.Б.) на мой наивный вопрос: «Откуда этот список?» — М.В. Зимянин ответил, что он не уполномочен ставить меня в известность, думаю, что так оно и было. А вот поручение пригласить всех, кто оказался в этом черном списке, и поставить в известность об увольнении это секретарь ЦК был уполномочен мне доверить». И дальше Ненашев патетически восклицает: «К чему я веду речь? К тому, чтобы попытаться ответить: кто же управлял партией?»

А ведь прекрасно знает кто — перетягивали канат то «мы», то «они».

9. Организационная структура «русских клубов». Мы развиваем успех

А теперь самое время рассказать, как мы организационно-технически строили «криптологическую» работу?

Во главе «русских клубов» (и в первую очередь, центрального, московского), прикрывая их своим авторитетом, стоял академик с мировой известностью — имевший доступ к самым важным государственным секретам и потому вхожий высоко наверх, Лауреат Ленинской премии Игорь Николаевич Петрянов-Соколов. Кстати, довольно аккуратно приходивший на бурные «вторники» и с удовольствием все слушавший.

Замы — Петр Палиевский и Святослав Котенко. Ответственный секретарь я.

Мозгом был Котенко. Я же как Ответственный секретарь занимался «рутинной», первичной «сталинской канцелярией», когда еще тот никем не был, то есть организационной работой с текущими кадрами. «Пахал» со списками, рассылкой приглашений, с организацией «нужных» ораторов. Обеспечивал подстраховочные связи с опекающими и контролирующими инстанциями. Занимался нудным согласованием рекомендаций в «резерв на выдвижение» (sic!) в различные органы, организации и «инстанции», куда непременно нужно было приткнуть-протащить своих. Вместе с Котенко я также отвечал за особо опасные связи: с официальной Церковью (через моего друга архиепископа Питирима — Константина Владимировича Нечаева, предусмотрительно не закончившего наш измайловский Автодорожный институт и ушедшего в монашество; но выходили и впрямую на Патриарха). За «подземные» крипто-контакты с катакомбными православными братствами и орденами. А также за тайные связи с эмиграцией, как внешней так и внутренней.

Все мы были общественниками, совершенно бесплатно, на голом энтузиазме отдавали «русским клубам» все свое свободное время. Считалось, что нас организовывал, а практически «прикрывал» штатный зав. Отделом пропаганды ВООПИК — полковник И.А. Белоконь, сидевший до ВООПИК на кадрах в «Литгазете», человек дошлый и насмотревшийся на «них». Он был очень русским человеком.

О Палиевском сейчас судят по-разному. Петр Васильевич Палиевский очень был склонен к мудрым советам по игре в «закулисе». Этим он, в известной мере, искупал то, что сам был творчески — русский «обломов», крайне мало писал. Мы потом уже в издательстве «Современник» с трудом ему собрали книжицу. Сейчас у Палиевского вышла книга «Из выводов XX века» (— СПб.: Владимир Даль, 2004, 556 с.), где он собрал свои труды за 40 лет. Яркая книга! Когда все вместе сложилось, видно, что перед нами крупная фигура в русской духовной жизни. А тогда свой авторитет «гения» Палиевский поддерживал исключительно за счет блестящего знания наизусть В.В. Розанова. Известно, что человека «еврейского круга» от мелкого торгаша до Ю.В. Андропова легко определить по тому, что он пытается беспрерывно блистать остротами Великого Комбинатора из «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Так вот точно так же наш русский «гений» щеголял В.В. Розановым, который тогда был упрятан глубоко в «спецхран». Да, и вся русская культура, как я уже говорил, особенно ее философия и православная мудрость, была при иудо-советской власти упрятана в «спецхран». Мы в «Русском клубе» ее из «спецхрана» осторожно вытягивали, чтобы вернуть собственное законное наследие нашему обездоленному и одураченному иудо-коммунизмом народу. И Палиевский здесь был впереди, хотя больше подсказывал «втай», чем выступал в печати сам. Но я вообще сам боялся рот громко разинуть, не сделал ни одного развернутого доклада: выступал только уже в прениях, где можно стенограмму подчистить. И мучительно ломал голову, не ляпнуть бы чего из перепутавшегося в моей голове «спецхрана». Что можно сказать, подстраховавшись охранительной «четкой» догматикой? «Спецхрановский» гексоген ведь был «взрывчатой смесью», с которой надо было тогда очень осторожно обращаться. А пойди сразу соберись, отсей — что было где-то в открытых публикациях, пусть хоть в «их», «враждебных», и значит — можно вслух вроде бы «покритиковать», сделав вид, что возражаешь, скажем, якобы «Свободе»? а что — жуткий «профессиональный идеологический крипт», за выдачу которого головы не снесешь? а вот Палиевский всегда умел ходить по проволоке. Знал, что где говорить. Хотя однажды и он, — душа русская не выдержала! — сорвался на дискуссии «Классика и мы». Столько наговорил «лишнего» да еще при «них», и за это подвергся дичайшей иудейской травле. Ему евреи дискуссии «Классика и мы» не смогли простить. Но об этом подвиге Палиевского я еще расскажу.

Покаюсь, я всегда немного ревновал Палиевского. Он увел у меня мою первую любовь — мою однокурсницу, студентку романо-германского отделения МГУ, дочку еще сталинского Председателя Комитета по делам искусств Беспалова, яркую жгучую желчную брюнетку, красавицу и удивительную умницу и эрудитку Ларису, от общения с которой я много вынес. Петр сразу женился на ней, и это она сделала из него гения — обтесала, ввела в круги, короче, навела на самобытный русский талант лоск. Потом они разошлись, но лоск остался.

Вообще жены очень много значат для формирования творческой личности. Известного русского литературоведа, философа и критика Вадима Валериановича Кожинова во многом сделала его вторая жена, моя однокурсница, милая и трогательная Лена Ермилова, дочка процветавшего при Сталине литературоведа и критика Ермилова и… уникальная «ермиловская» профессорская библиотека. Нашего главного и самого умного оппонента «жидовствовавшего» критика Юрия Ивановича Суровцева тоже сделала жена, моя очаровательная однокурсница, профессорская дочка Марина Фоминская. Недаром толкуют про умных жен-евреек, делающих из русских «обломовых» — мужей крупные фигуры. И тут важно, какой Дух в семье возобладает. Не обязательно торжествует еврейский. Чаще именно непотопляемый, подземный, древний, как сам Иегова, — еврейский. Но тут все в воле Божией. Академика Сахарова подмяла под себя Елена Боннэр. У коллеги и — первое время — друга семьи Сахарова академика Петрянова-Соколова была жена, тоже молоденькая еврейка, но он стал опорой Русского Духа. И такое бывает! Посмотрел человек, в какой ад его тащут, и пересилил Дьяволицу. Повторюсь, внутри семьи все в воле Божией. Даже Солженицын не стал бы Солженицыным без своей энергичной и верной охранительницы-супруги.

Вернусь в «русские клубы». На наши «вторники».

В особо необходимых острых и скандальных случаях мы обращались к директору Института Истории Академии Наук СССР Борису Александровичу Рыбакову, всегда готовому умно подсказать и помочь, как «выпутаться». Для того же Суслова авторитет академика с мировой славой Бориса Александровича Рыбакова, уж конечно, был неизмеримо выше, чем строившего козни «русофоба», не слишком образованного (где-то чего-то подхватил на краткосрочных университетских курсах в поверхностной Америке), тогда типичного держиморды Александра Николаевича Яковлева.

А повседневно душой кампании и главным идеологом у нас был молодой профессиональный историк Сергей Семанов, сейчас знаменитость.

Но и тогда, еще совсем молодой, уже он кое-что умел и очень много нужного знал. Сам Сергей Николаевич прошел поразительный путь. Начинал печататься в «ихнем» «Новом мире», дружил с детьми «ихнего» Андропова-Файнштейна, который его сам прекрасно знал и высоко ценил. Казалось бы, какие оглушительные карьерные перспективы его ждали. Но, видимо, душа предков в нем счастливо заговорила, он сам своими руками надевает себе на голову «терновый венец» знакового, не тайного, в демонстративно явного, для всех политических бурь открытого русского патриота. По отцу из купеческой (Семановы торговали лесом), а по матери из священнической линии (болтали, что из родственников Симанского — патриарха Алекдия I, но сам Сергей Николаевич это отрицает) — он с крепкой северно-русской Олонецкой почвы (фамилия происходит от поморского произношения цифры «семь»). В 1956-м закончил исторический факультет Ленинградского университета, — блестящее образование! — и уже на последнем курсе был избран в комсомольские органы: стал заведующим отделом пропаганды ключевого Петроградского райкома — с таких должностей идут резко наверх. Именно с такой должности в Ставропольском комсомоле, в крае-вотчине Суслова, Андропов буквально за уши вытащил на самый верх аж до генсека Мишку Меченого — Горбачева. Я думаю пойди Сергей Николаевич по партийной линии, он с его энергией и пробивной, таранной силой до Политбюро бы уж точно поднялся. Но Сергей Семанов мечтает о научной карьере. Он поступает в аспирантуру Института истории Академии наук СССР, блестяще защищает диссертацию по новым фактам из истории революции 1905-го года, для сбора которых — вот она всегдашняя кропотливая научная основательность Семанова! — Сергей не погнушался даже кропотливо поработать сотрудником Главного архивного управления Министерства внутренних дел по Ленинграду, чтобы получить спецхрановский доступ и вдосталь, всюду порыться в архивах.

Однако заговорило ретивое — ему хочется нести правду людям, и после аспирантуры он вдруг оставляет науку, а берет на себя самый трудный отдел в издательстве «Молодая гвардия» — «Жизнь замечательных людей». Серия книг им выпущенных стала поистине событием в русской литературно-философской мысли. При Семанове «ЖЗЛ» заговорила о том, о чем после иудейского торжества в 1917-м году, оболванивая русский народ, всякие «покровские» упорно молчали, — о коренных устоях русской нации, об основоположниках нашего великого самобытного мессианского духа. Серия «ЖЗЛ» демонстративно была начата Горьким в 1933-м году с книги Александра Дейча «Гейне» — о рупоре иудейского духа. Таков был тогда общий настрой нашей «новой интеллигенции». Семановская же «ЖЗЛ» стала спасением для изголодавшихся по духовной пище русских людей. В изданных Семановым объемистых, всегда научно основательных и живо написанных книгах «ЖЗЛ» для русского читателя впервые после революции 1917-го открылся русский мир во всем его самобытном блеске и мессианском великолепии. И мы все очень переживали, когда Семанова подняли с любимой «ЖЗЛ» на высокую номенклатурную должность главного редактора журнала «Человек и Закон».

Нужно ли было это русским делать? Думаю, что да. Брежнев — Суслов — Черненко — Андропов (таков был уровень решения о назначении Семанова, потому — забегу вперед! — и снимали его потом на том же «рабочем» избранном Политбюро) искали знаковую фигуру на многомиллионный массовый журнал, которой бы русские люди поверили, что журнал действительно за законность. А тогда вся руководящая четверка Политбюро страшно носилась с идеей как-то остановить навалившуюся девятым валом коррупцию, таки поднять весь народ на борьбу за Веру в Закон. Решение секретариата ЦК КПСС о назначении Семанова было принято 20 декабря 1975 года.

Под руководством Семанова журнал «Человек и Закон» принялся за дело. Острые публикации обращались к сердцу рядовых в милиции, рядовых партаппаратчиков. Не к интеллигенции, хотя и к ней, а к непосредственным исполнителям закона. Ибо Семанов понимал, что без массового движения расплодившуюся мафию не преодолеть. Семановым были на самом верху очень довольны. Членом редколлегии у Семанова стал первым зам. министра внутренних дел, влиятельный зять Брежнева Чурбанов, который, естественно, получил возможность поближе присмотреться к Семанову для тестя. Константин Устинович Черненко, сидевший на кадрах, интересуясь досконально фигурой Семанова, говорил мне в больнице-кремлевке возле «Мосфильма», которую он использовал для конфиденциальных встреч, что Семанов у них в «резерве Политбюро на выдвижение». Ему, мол, как проверенному своему, «милицейскому» работнику (а Брежнев в то время уже больше доверял милиции — еще раз подчеркну, что даже на постах в охране ЦК стояли обязательно рядом «гебист» и человек из милиции), очень высоко светит. Ты, мол, даже и не представляешь, как высоко. Более того, лидеры Политбюро сами уже поеживались после раскрученного семановским журналом «Сочинского дела» — уличать в коррупции аж первого секретаря крайкома — такого еще на их глазах не было! Журнал сработал на опережение КГБ. Андропову осталось только пожинать плоды. Брежнев в близком кругу уже поговаривал, что надо бы кинуть на Лубянку свежих, не зашоренных сомнительным происхождением людей. Мы уже гадали не на место ли «Бобка» в «Пятерку» — управление КГБ по политической безопасности, по борьбе с инокамыслящими Семанова хотят кинуть? а потом и выше?

Одновременно с Сергеем Семановым получил давно обещанное Сусловым высокое назначение и я. Меня кинули на вновь организованную (вернее реорганизованную из гебистской) и поставленную под непосредственное руководство ЦК партии (лично Суслова) газету «Голос Родины».

Задумана она была как ответственная и особо доверенная газета, четвертая по статусу (после «Правды», «Известий» и «Литературной газеты») в закрытом ранжире отдела пропаганды ЦК КПСС не только по окладам, но и по политическому положению. Достаточно сказать, что в необходимых случаях я получил право подписывать в свет газету без цензуры, через ее голову, если считал нецелесообразным цензурному ведомству что-то объяснять. Газета должна была специально и исключительно заняться внешней и внутренней эмиграцией (в том числе, потенциальными эмигрантами — диссидентами, которых собирались выслать из страны), воспитанием «бродящих умов» и вообще духовным противостоянием с Западом. Тем, что профессионалы называют контрпропагандой. Сформирована она была на останках издававшейся КГБ на тонкой папиросной бумаге газеты «За возвращение на Родину», затем переименованной в «Голос Родины». Но мы уже должны были выйти в новом, большом формате, который должны были выбрать сами. Мы выбрали форму цветной толстой газеты-еженедельника, весьма популярную на Западе, особенно в США и в Западной Германии.

Распространялся «Голос Родины» внутри СССР вполне свободно, но ограниченно — продавался преимущественно по гостиницам и киоскам Интуриста. Но заодно должен был по деликатным вопросам служить и для информации руководящей элиты. Поэтому продавался в Большом Доме (комплексе зданий ЦК КПСС), у Соседей (в комплексе зданий КГБ СССР на Лубянке и в Ясенево), в МИДе и внешнеторговых организациях. Основной тираж, естественно, весь шел на зарубеж: в эмиграцию, как старую русскую «белогвардейскую», так и новую русскоязычную — еврейскую. Газета была прекрасно информирована, касалась закрытых тем (оттого ее хватали нарасхват все аппаратчики), не врала (за рубежом врать — сразу поймают и опозорят) и выполняла деликатные операции. Газета формально принадлежала общественной организации — Советскому обществу по культурным связям с соотечественниками за рубежом (обществу «Родина»). Структуру Общества тогда, в 70-х годах, как флаг, представительствовал непорочный президент Академии педагогических наук СССР, академик Всеволод Николаевич Столетов, а управляли обществом генералы — первый зам прожженный функционер-аппаратчик ЦК, «член Европейского общества культуры» Георгий Васильевич Горшков — от ЦК КПСС, и второй зам отпахавший за кордоном в резидентах генерал, «старший научный сотрудник НИИ проблем управления» Николай Павлович Гусев от КГБ. Партия, подчеркнем, выше.

Во главе издательского, газетно-журнального комплекса стоял милейший непорочный огоньковский публицист и чудесный обаятельный человек (что немаловажно при постоянных поездках к настороженным эмигрантам) Олег Васильевич Куприн со звучной для эмиграции фамилией. Зам по ключевой пропагандистской газете — я. Зам по лощеному, с золотыми куполами и русскими красавицами в кокошниках, но беззубому «выставочному» журналу — Фролов. Мы с Фроловым, как нас строго предупредили в ЦК, непосредственно отвечали перед ЦК за свои издания. Но «деликатные» конверты с закрытой информацией и ориентировками (белые от партии из ЦК КПСС, серые из КГБ) фельдъегеря приносили под расписку мне. У меня было два кабинета — один в издательском комплексе на ул. 1905 года, другой в тихом Большом Харитоньевском переулке на Чистых прудах. Машина, длинная, как сигара, была с гебешными номерами. Водителем был аж секретарь парторганизации автоколонны ГБ (присматривали крепко).

Куратором Общества «Родина» был секретарь ЦК по международным делам Пономарев. Куратор газеты был выше — сам Второй секретарь ЦК, член Политбюро Суслов. С ним непосредственно решались заковыристые вопросы, по которым мы были не согласны с ведомством Андропова. Например, на тему запрещенного в СССР к любому упоминанию Солженицына с приглашением мною в авторы о нем авторитетного редактора массового журнала «Человек и закон» Сергея Семанова. Или — с приглашением мною в редколлегию наряду с не вызывающей сомнений любимицей Брежнева Людмилой Зыкиной «острых», знаково русских фигур. Академика Петрянова-Соколова, известного по его «назойливо русской» активности в ВООПИК, и популярного, звонкого, открыто и неистово русского поэта Валентина Сорокина.

Я хотел еще ввести в редколлегию архиепископа Питирима — редактора «Журнала Московской патриархии» и главу издательского отдела Православной Церкви (неслыханный был бы прецедент — церковника в негласный орган самого ЦК КПСС! я когда вечером позвонил Питириму — своему другу семьи Константину Владимировичу Нечаеву о готовящемся закрытом «Решении», то он ушам не поверил, мигом ко мне домой примчался: «Да это же был бы великий прорыв!»). И знаменосца русского национального движения Сергея Семанова — мол, за рубежом в эмиграции очень носятся с так называемыми «правозащитниками», вот мы им и покажем «от русских правозащитников» самого главного редактора журнала «Человек и закон». Но Семанова отвергли по чисто формальному признаку, что он сам уже «высоко номенклатурный главный редактор». Сняли из редколлегии после некоторой борьбы и слишком знаковое имя Питирима — «рано», политически еще общественность не созрела до таких новаций. Договорились на том, что, мол, будет достаточно, что в Совет Общества «Родина» войдет более умеренный митрополит Таллинский и Эстонский Алексий — он же управляющий делами Московский Патриархии Ридигер Алексей Михайлович (будущий патриарх Алексий Второй). А вместо Питирима подсунули Петросяна — хоть одного «национала», чемпиона мира по шахматам. Смешно, но тут главным доводом было то, что в уже утвержденном макете, который всем наверху страшно понравился, не нужно было делать серьезных переделок — первая буква и количество букв совпадали. Питирима же мы стали «лишь» (!) печатать в газете под портретом в рясе и с крестом.

Ни одного с «примесью» у нас ни в редколлегии, ни в аппарате не было. Здесь же сразу, во избежание диких домыслов, еще раз напомню и про себя: звучит с «азиатчинкой» Байгушев Александр Иннокентьевич (отец Иннокентий из Сибири, из Иркутска) — но по матери я — Прохоров, — из коренной калязинской ветви знаменитой династии. Так что никаких «примесей» у меня в роду знаково нет. Эмиграция внешняя и внутренняя — народ дошлый, и корни мои, конечно, сразу просветили. Что было мне на руку — возникло особое доверие, которое я, смею верить, никогда, как бы ни рисковал головой, не подводил. Ведь это про моих предков вспоминает в имевшейся у каждого эмигранта книге «История изнутри» Роберт Брюс Локкарт, организатор заговора трех послов против советской власти: «Ранним утром (после выпивки с цыганами) миллионер Прохоров велел подать счет, раздал щедрые чаевые. Поехали. Остановили свою машину около городового. Прохоров вынул кошелек и дал рубль городовому, который звякнул шпорами и* поклонился, положив руку на эфес своей шашки. Прохоров выпрямился во весь рост. Его глаза засверкали, и казалось, что он собирается скомандовать в атаку. «Боже, царя храни», — загремел он. «Боже, цари храни, — отвечал городовой, — и бей жидов». Мы поехали дальше. Нельзя сказать, чтобы Прохоров был юдофобом. По своим политическим убеждениям он был либералом, но всю дорогу повторял: «Боже, царя храни» и «бей жидов». Таков был ритуал. Такова была дореволюционная традиция» (русское переиздание: История изнутри. — М.: Новости, 1991). В «Русской партии внутри КПСС», о которой я рассказываю, тоже большинство было либералами и ни в коем случае не юдофобами. Но каблуками, каюсь, щелкали. Семанов вскинет руку с бокалом, вытянется, щелкнет, а за ним все. И громко марш хором: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…» Таков был ритуал.

Но вернусь в «Голос Родины». Мой шеф и однокашник по знаменитой школе имени А.С. Пушкина, — в ней большинство мечтало об МГУ или Институте военных переводчиков — элегантный, блестяще образованный Олег Васильевич Куприн (в школе он был золотой медалист, я только серебряный) держался с генералами Общества подчеркнуто самостоятельно и даже несколько свысока. Мол, мы, контрпропагандисты, действуем умнее и гибче, от нас больше пользы. Нам даже поручено присматривать от имени партии за ГБ. Поэтому в неприятные совместные посещения, было ли то — выбивать для газеты второе помещение, запускать типографию с трудным, капризным для нас тогда диковинным шведским офсетным оборудованием или — на съезд к непри крыто враждебным эстонским националистам, Горшков и Гусев предпочитали ехать со мной. Куприн из-за этого меня немного ревновал. Приезжая из очередной загран ки (он из Америки, Австралии, Бельгии, Франции не вылезал) и, захлебываясь, рассказывая об установленных нужных контактах и задушевных банкетах, он — университетский друг редактора «Коммуниста» Ричарда Косолапова, чем он страшно гордился, постоянно перезваниваясь по вертушке, правительственной связи, — неизменно с шутливой подковыркой сворачивал на мои связи: — не понимаю, почему тебя мне так настойчиво рекомендовало КГБ, хотя я точно знаю, что ты не их генерал, иначе ЦРУ тебя в миг бы «высветило» и эти данные о тебе в иудейском «Новом русском слове» обнародовало, и нам со скандалом ввоз «Голоса Родины» в США запретило? и почему тебя дошлые, огонь и медные трубы «там» прошедшие полковники Базанов и Короткевич, которые у нас на Иностранном отделе и на отделе Контрпропаганды заведующими сидят, тебя так боятся — меня любят, а тебя настороженно боятся? Почему наш кадровик, он же наш первый отдел и хозяин спецхрана полковник Кошута, фронтовик тайного фронта, в начальниках особых отделов по Прибалтике, а затем по Москве собаку съевший, сразу стал твоим лучшим другом, вы с ним часами шушукаетесь. На чем ты держишься?

Я так же шутливо в тон отвечал: — а на «Русской партии». Я товарищ идейно проверенный, знаково резко «окрашенный». «Силуэты идеологического противника» и «Воткнутые деревья» скандально печатал. Перестаравшись, даже партвыговор «За нетоварищеское отношение к товарищам по работе», лично членом Политбюро товарищем Гришиным В.В. лукаво сформулированный (под «товарищами по работе» тихо имелись в виду «они», «воткнутые деревья»), в своей «партийной учетной карточке», как орден, имею. Таких только на самых острых, идеологически опасных участках и держать. Наш Хозяин не любит неожиданностей. Раз наша нынешняя брежневская политика строится на четком балансе между двумя партиями власти — «Иудейской партией внутри КПСС» и «Русской партией внутри КПСС», то Хозяин хочет, чтобы для него все было кристально ясно, кто чей, от кого чего ожидать, кому чего на общее благо страны заказывать. А ты с твоим супер-умником Ричардом Ивановичем, хоть вы по корням и проверенно русские, оба какие-то идейно блеклые. Ни партвыговоров для острастки, ни «силуэтов противника». Свои-то даже собственные русские силуэты у вас размыты, как интеллигентская каша в голове. Ты вот взят переводом из любимого самим Брежневым «Огонька». Хозяин тебя лично с удовольствием всегда читал. Но твой бывший шеф Софронов, хоть и признает, что ты был лучшим публицистом у него, но предупредил, что ты слишком уж какой-то, как воз, с которого вот-вот все посыплется, «перегруженный», «переобразованный». Ты два факультета — философский и журналистики блестяще закончил, а для русских продвинутых полуобразованных простаков, ничего серьезного не закончивших, какие у нас сейчас прочно осели что в Политбюро, что в ГБ, такая характеристика равносильна — вдруг ты слишком умный, вдруг с фигой «образованна» в кармане? Вот под тебя меня и посадили, чтобы не разбаловался.

Он пихал меня в бок: — но ты тоже очных два вуза закончил — мало нашу с Ричардом «альма матер» МГУ Да еще ВГИК. Сценарист хренов. Для кого закулисные политические сценарии пишешь? Или ты нашим простоватым вождям сумел не таким интеллигентным, как я, показаться?

Мы оба смеялись. Но шутки шутками. А на координированном равновесии-противостоянии двух — иудейской и русской — ветвей внутри КПСС действительно ведь хорошо держалась вся брежневская «сбалансированная» власть. На координированном сверху и тщательно поддерживаемом равновесии в местных боях на русско-еврейском фронте!

С середины 70-х чаша весов в этих боях, причем, явно все больше склонялась в нашу русскую пользу.

Мы не только выдвигали кадры. Не только через журнал «Человек и Закон» прибрали к рукам проблему «прав человека» и соблюдения законности, а через газету «Голос Родины» всю работу с внешней и внутренней эмиграцией, то есть отобрали у «них» традиционное их поле антисоветской деятельности, где они, казалось, так прочно окопались. Но мы и все тщательнее подбирали ключи к интеллигенции. Мало что мы стремительно «русифицировали» ведущие творческие союзы. Мы научились организовывать массовые пропагандистские «шоу», продвигая свои идеи в самые широкие круги общественности. 21 декабря 1977 года в битком набитом Большом зале Центрального Дома Литераторов состоялась дискуссия «Классика и мы» с привлечением самых звонких имен, с которой «жидовствующие» едва унесли ноги. Они были разбиты по всем статьям. Особенно блистательным было выступление Петра Васильевича Палиевского. Дискуссия имела колоссальный общественный отклик, повсюду только и говорили: «Русские идут!»

На фоне общего патриотического подъема совершенно естественным стало назначение русского «собирателя» — вождя Валерия Николаевича Ганичева на самую массовую газету многомиллионную «Комсомольскую правду». Надо растить патриотически настроенную молодую смену!

Как все вышло?

Наверху были крайне недовольным упадком «Комсомолки» — в результате деятельности политического интригана Панкина (этот выкормыш Яковлева сейчас живет в Швеции) и его бездарного преемника Корнешова. В марте 1978 года на волне победы в дискуссии «Классика и мы» нам удалось подсказать Брежневу — Черненко — Суслову фигуру настоящего государственника и борца на эту газету — нашего «собирателя» Валерия Николаевича Ганичева. Ганичев до издательства «Молодая гвардия» работал на крупных постах в ЦК ВЛКСМ, молодежь знал не понаслышке, и Политбюро утвердило его кандидатуру. Газета сразу заняла отчетливо почвенную, русскую линию.

На Ганичева началась «иудейская охота». Но идеологически он был весьма подкован, действовал всегда аккуратно. Поэтому его решилй ловить на аппаратной дисциплине. Он был слишком доверчив к людям, и придя на новое место, оставил прежних, еще панкинских замов, те его буквально «пасли». Но Ганичев все их никак не менял, вроде оба русские, вроде что-то поняли. На этом потом он необъяснимо и проколется. Но все по порядку.

Газета на глазах поднималась. Успешно «забивала» Центральную «Правду», опережая ее на всех участках. Брежнев был страшно не доволен Виктором Григорьевичем Афанасьевым, русским, но «тюфяком», думавшим только о бабах. Он ходил даже в импортном «клубняке» — костюме с металлическими блестящими пуговицами, как на Западе «лорды» ходят в свои клубы по интересам. Брежнев уже начинал рабочий день не с «Правды», а с «Комсомольской правды». Просил «своих» собрать информацию о Ганичеве — потянет ли центральную «Правду»? Ждали только Пленума ЦК, так как главный редактор «Правды» по статусу должен быть избран членом ЦК.

Мы продолжали наступать. Мы уже не молчали даже, когда в деле была замешана сама Лубянка. Мы и против нее готовы были поднять на ноги русскую общественность. Случай вскоре представился самый удобный.

10. Бой с Лубянкой

КГБ Андропова и конкретно «Пятка» Бобкова продолжали носиться, как курица с яйцом, со своей фальшивой идеей «раскола демократов» — а под этим лживым флагом поддерживать многие заведомо антирусские и антипатриотические идеи. И вдруг стали навязывать сборник под названием «Метрополь» («подземный город»). Сборник был из произведений «шестидесятников», преимущественно евреев, которых в своих целях курировала «Пятка» КГБ. Чтобы быть документально точным, процитирую самого Бобкова: «КГБ еще до заседания секретариата Союза писателей предложил издать сборник. Мы понимали: вошедшие в альманах произведения — далеко не шедевры, а некоторые из них попросту неоригинальны. Но ничего страшного, несмотря на то, что альманах не грешил патриотизмом, мы в нем не находили и были убеждены: читатель сам разберется и сам должным образом оценит».

Итак: «не шедевры», «произведения неоригинальны», «не грешат патриотизмом». Естественно, что ни одно уважающее себя издательство не взяло на себя ответственность обижать своих читателей и явную бездарность и антипатриотичность им подсовывать. Но «Иудейская партия внутри КПСС» встала на уши и давит, опираясь на… КГБ, — издавайте, иначе нас американец Проффер издаст. Вот таким образом выламывают руки. Да русским бы за одно упоминание Проффера тот же КГБ уголовное дело мгновенно состряпал. А тут за евреев КГБ сразу заступаться. Ничего себе игры у ГБ в «раскол демократов»?! Полная дрянь, русофобия — но нам КГБ диктует: надо — издавайте!

И тогда «Русская партия внутри КПСС» дала бой. Московское отделение Союза писателей во главе с его первым секретарем Феликсом Кузнецовым предложило обсудить навязываемый КГБ к изданию альманах на расширенном заседании своего секретариата с приглашением самых известных писателей. Результат был ошеломляющий — все пятнадцать выступавших говорили о нецелесообразности выпуска альманаха как литературно слабого, дурного тона и, в общем, совершенно несостоятельного. КГБ был в растерянности — Андропов пожаловался на Феликса Феодосьевича Кузнецова члену Политбюро В.В. Гришину, Первому Москвы. Мол, наведите партийный порядок среди московских писателей, помогите нам в нашей специфической чекистской акции. Но… Гришин категорически встал на сторону русских писателей. Раз вы сами в ГБ признаете, что это антипатриотичный и пошлый альманах, так чего нам его издавать? Гришин, естественно, доложил о странной жалобе Андропова Брежневу.

Сейчас уже по прошествии времени никто не сомневается, что операция «Метрополь» была разыграна, как по нотам, в пользу разведки противника для обустройства ее протеже. Таких, как считавший, что ему советская власть чего-то не додала, Василий Аксенов-Гинзбург, и как просто литературный прохвост и ярый русофоб Виктор Ерофеев. «Но если прагматичный Аксенов использовал “Метрополь” практически как повод, чтобы обменять литфондовскую дачу и жену на более престижный вариант в Биаррице, наряду с гражданством, — пишет респектабельная “Литературная газета”, № 42, 2004 г., — то Ерофеев еще более циничен: “Я предал родину на всю свою последующую жизнь. Я предал страну, в которой я так никогда и не почувствовал себя свободным. Я предал родину, не заметив этого: легко и свободно. Я опоздал и к раздаче русского антисемитизма”».

Это он пишет сейчас. Тогда Ерофеев еще не делал таких саморазоблачений. Но хватало и другого. Уже и тогда, двадцать пять лет назад, все мы понимали и ужасались тому, что заведомых предателей поддерживает КГБ. Больше того. Поскольку аналогичных историй, как с альманахом «Метрополь» (1979 г.), у нас еще с конца 60-х вплоть до этого особо показательного «цветочка», накопилось уже не мало — и с картинами, и с книгами, и с музыкой, особенно с эстрадной и джазом! — то мы, контрпропагандисты, материал подобрали, суммировали, и положили на стол Хозяину. Полюбуйтесь, на кого КГБ работает!

Впечатление усилило подоспевшее как раз вовремя пространное письмо поэта Станислава Куняева в ЦК КПСС (февраль 1979 г.), «по чьей-то оплошности» (sic! — вы догадываетесь по чьей!) широко размноженное и пошедшее гулять по рукам. Так что не реагировать на него стало не возможно.

Станислав Куняев использовал случай навязывания обществу альманаха «Метрополь» как повод для того, чтобы пробить тревогу по факту неблагополучия в государственном взгляде (подтекст в «органах» и в ЦК КПСС) на русско-еврейскую идеологическую войну. Жаловался, что вот уже несколько лет не может опубликовать антисионистские стихи. И писал «о русофобстве как о форме сионизма». «Надо сказать, что за последнее время вообще немало исторических, литературоведческих и филологических изысканий выходит в свет с идеями, родными и близкими сионизму в самом широком смысле слова», — утверждал Куняев. И письмо пестрило конкретными примерами откровенно сионистских публикаций Андрея Вознесенского, Семена Липкина, Генриха Сапгира, Бенедикта Сарнова, Олжаса Сулейменова, славящих еврейский — «главный народ». Ударной была заключительная часть письма:

«Да что говорить о нашей прессе, о наших издательствах, о наших статьях и стихах! Достоевского полного собрания сочинений издать не можем — дошли до семнадцатого тома несколько лет тому назад и остановились в недоумении перед “Дневником писателя”, в котором гениальный Достоевский уже фактически сто лет назад разглядел цели и суть тогда еще нарождающегося сионизма и писал, глубоко проникая в тайну его могущества: “А безжалостность к низшим массам, а падение братства, а эксплуатация богатым бедного, — о, конечно, все это было и прежде и всегда, но не возводилось в степень высшей правды и науки, но осуждалось христианством, а теперь, напротив, возводится в добродетель. Стало быть, не даром же все-таки царят там повсеместно евреи на биржах, не даром они движут капиталами, не даром они властители кредита и не даром, повторю это, они же и властители всей международной политики”… Издание собрания сочинений Достоевского задержано, и нет особенной надежды, что возобновится, если принимать в расчет нашу уступчивость по отношению к сионизму в области литературы. А о собрании сочинений Блока я уж и не говорю. Все предыдущие собрания выходили с купюрами, там, где Блок касался проблем еврейства и русофобства, — купюр этих около полусотни. Совершенно уверен в том, что собрание сочинений, готовящееся к столетнему юбилею Блока, появится в том же обрезанном виде. А что же появляется в необрезанном виде? Размышления Гейне, работающие на идею мессианства, на прославление “избранного народа”, на националистическое высокомерие. Вот несколько мыслей из Собрания сочинений: “Еврейство — аристократия, единый Бог сотворил мир и правит им, все люди — его дети, но евреи — его любимцы, и их страна — его избранный удел. Он монарх, евреи его дворянство и Палестина экзархат божий”… Издание классиков — тоже политика. Но почему в результате этой политики все почти расистские откровения Гейне мы популяризируем, а проницательные размышления Достоевского по этому поводу (мирового классика покрупнее, чем Гейне), которые бы работали в борьбе с сионизмом на нас, а не против нас, мы держим под спудом. Почему?»

Письмо Куняева стало известным для многих русских людей. Мы подпольно размножили его громадным тиражом. Мы переняли «их» тактику. Научились владеть «их» оружием. Семанов пишет в свой книге «Юрий Андропов» (— М.: Алгоритм, 2003): «Со второй половины 70-х густо пошел по рукам русский “самиздат” (не так давно он был исключительно еврейским). Некоторые тексты оказали огромное воздействие на общественность и разошлись по Руси во множестве копий. Там замелькали имена видных деятелей с прямыми обвинениями в русофобии. А тут еще перешел в православие бывший революционер Солженицын, а потом и в зарубежье затеплились слабенькие русские огоньки. — Казалось, русское возрождение вот-вот одержит победу в России. Так, во всяком случае, полагали многие участники движения».

Но вернусь к письму, — несмотря на дикое сопротивление ГБ! — предопределившему будущее назначение Куняева главным редактором журнала «Наш современник». Общественность оценила принципиальность и смелость автора. Сам Куняев в своих мемуарах излагает его суть так: «Выступая против еврейского засилья (sic!) в культуре и идеологии, я не мог говорить прямо: «еврейская воля к власти», «еврейское засилье», «агенты влияния», а потому мне приходилось использовать обкатанные штампы, в которых основным термином было слово «сионизм». Конечно же, мое письмо было крупным актом борьбы за позиции в русско-еврейской борьбе. Сделав хотя бы часть этой борьбы гласной, я рассчитывал ошеломить недосягаемых чиновников из ЦК, помочь нашему общему русскому делу в борьбе за влияние на их мозги, на их решения, на их политику». Знал бы Куняев, под какую громадную фигуру он реально копал?! Под самого Андропова!

Естественно, что мы не скрыли озабоченности патриотической «русской партии» не патриотическим, а если называть вещи своими именами, то провокационным поведением «идеологов» из ГБ. Мы возмущались тем, что КГБ сам «организовывает сионистов» и размахивали многочисленными самиздатовскими» копиями письма Куняева. Вот что они натворили! мы требовали укрепления руководства КГБ. Даже не Бобков, а сам Андропов подвис. Второй Ильич «думал». А мы наступали и наступали.

«Они» затаились и готовили провокации внутри русского движения, для которых бЬіли активно использована методы «Пятка».

11. Кризис внутри «русского клуба»

И в середине 70-х начался кризис внутри «русского клуба».

Были у нас в руководстве «русских клубов» (на нашем «Русском Политбюро», как шутил Палиевский) и раньше очень острые споры о нашей политической линии. Но как-то обходились — вырабатывали консенсус. Но тут мы сцепились чуть не насмерть. Формальным поводом для недовольства генеральной линией русских клубов стали поставленные мною в план работы клуба два приглашения на «русские вторники» — главного редактора Анатолия Софронова и главного редактора Анатолия Иванова. Договорились, что Софронов почитает новую «антисионистскую» поэму (так он ее смысл охарактеризовал), а Анатолий Иванов снятые цензурой главы романа «Вечный зов». Но Петр Палиевский поддержанный Анатолием Ланщиковым возмутились: — ты подрываешь саму трансцендентную идею «русского клуба». Ну, мы еще можем стерпеть «долболома» Иванова, все-таки в «Молодой гвардии» печатаемся, но выслушивать издателя персонального настольного журнала для Брежнева? Уволь нас от своих дружков номенклатурных партфункционеров! и вообще нам надо в корне менять генеральную линию. Ты себя уже «генсеком» вообразил, а не понимаешь, что гробишь на корню саму нашу независимую Русскую идею.

Ланщиков неожиданно предложил: — а, может, нам вообще на выглазку в «русском клубе» не собираться.

Мы все перезнакомились. Зачем «их» дразнить? Это будет мешать нам проникать к «ним» и разлагать их ряды. А то с репутацией завсегдатая «русского клуба» ни в Союз писателей не вступишь, ни в «Литературной газете» не напечатаешься, а проникать надо.

Я сгрубил: — Это тебе Бобков насоветовал?

Ланщиков растерялся: — я на него прямого выхода не имел.

Я знал, откуда ветер дует. Имел информацию от своих людей в КГБ, что Палиевский и Кожинов якобы дружески встречались с начальником «Пятки» — 5-го Управления КГБ по борьбе с инакомыслящими, генералом Бобковым и «говорили за жизнь». У меня не было никаких оснований подозревать Палиевского и, тем более, Кожинова или Ланщикова в предательстве, хотя я, конечно, знал, что Ланщиков закончил спецучилище МГБ. Но мы в «русском клубе» даже принципиально считали необходимой просветительскую работу среди «гебистов». Хотят распропагандировать самого Бобкова — полезное дело. Но кто тут кого «распропагандировал»? Бобков такая штучка, что стелется, будто свой, а за пазухой — «андроповский верный пес».

Палиевский запунцевел, как красная роза: — Нет, о самороспуске «русского клуба» не может идти речи. Но линию, стратегию и тактику надо менять на более либеральную и близкую интеллигенции. Надо проникать, вживаться. Ставь на бюро мой развернутый доклад на эту тему.

Я посоветовался со Святославом Котенко и Игорем Васильевичем Петряновым-Соколовым. Святослав сразу отмел «социальный заказ» Бобкова:

— Бобков, наверняка, тут был советчиком. «Проникать», «вживаться», разлагать «их» изнутри — его лексикон. Но наши никогда в платные агенты к нему не пойдут. Не тот у наших менталитет. Не унизятся. Суть не здесь. Суть в том, что на Палиевского после дискуссии «Классика и мы» идет страшное давление «их» стороны. И ему, и Ланщикову всегда страшно хотелось сидеть на двух стульях, бывать и в «их» эстетствующих компаниях, щеголять перед «ними» суперинтеллектуальностью. Мол, вроде бы, хоть они и русские, но не такие толстокожие долболомы-антисемиты, как Софронов и Иванов, а тонкокожие рафинированные просвещенные либералы и суперинтеллигенты. Вот после ясно разделившей нас и «их» дискуссии «Классика и мы», да еще антисионистского письма Станислава Куняева в ЦК КПСС оба и завибрировали.

Петрянов-Соколов кивнул: — на меня тоже идет страшное «их» давление. Грозят «отлучить от общества». Требуют, чтобы я «русский клуб» прикрыл.

Время потом жестоко рассудило нас с Палиевским. Надавало отрезвляющих оплеух и мне, и ему. Его любимый выученик и главная надежда среди молодых Владимир Бондаренко в двух статьях своей лучшей книги «Крах интеллигенции» (— М.: Палея, 1995) разнес наотмашь Петра Васильевича Палиевского — да не со вкусовыми спорами, а с откровенным желанием изничтожить, вывернуть блудливую изнанку своего учителя. Одни заголовки статей чего стоят: «Петр Палиевский как символ трусости» и «Импотенция непротивления». Не слабо! Даже привычно всеми признававшуюся «кропотливую работу Палиевского по воспитанию смены» вывернул на изнанку: «Встречаясь с нами, молодыми литераторами, философами, художниками, в частных разговорах демонстрировал нечто другое. Он был куда решительнее и экстремальнее любого из нас. Его взгляды тогда, в семидесятые — восьмидесятые, были гораздо ближе (судя по тем его разговорам), скажем, суждениям нынешних Александра Баркашова или Александра Дугина, чем вполне умеренным пробердяевским (?) взглядам всхсоновцев. Он был как бы крайне правый. Зачем он все это нам говорил: чтобы подвигнуть нас на резкие действия — издали смотреть, как мы погибали?»

Я сам с Палиевским не был никогда слишком близок: он таки либерал, а я скорее экстремист. Я даже в чем-то согласен в том, что Палиевский порой искусственно тормозил русское национальное движение своим деланным либерализмом. Но каждому свое. И не один я, а многие поежились, когда Бондаренко от души врезал: «Может быть, поэтому и царит до сих пор в России “оккупационный режим”, что иные из числа русской интеллигенции в трудную минуту занимают страусиную позицию? Может быть, хватит винить внешних врагов, которые ясны, которые не подводят и не предают, а лишь прекрасно учитывают склонность к предательству?! Заразный грибок “палиевщины” страшнее Бейтара и Бнай Брита, вместе взятых».

Палиевского попытался как-то выгородить Валерий Николаевич Ганичев, всеща пользовавшийся советами Палиевского. Он на внутреннем писательском собрании намекнул «газетчикам из “Дня” (старое название газеты “Завтра”)», что на Палиевского в русском движении были всегда возложены другие, очень трудные, даже неприятные, не афишные, а «конспирологические», особо важные задачи. Но Бондаренко не присмирел под окриком «мэтра», а и эту защиту принципиально в открытую печать вынес: «Ганичев заговорил о каких-то мифических “секретных складах”, где скрываются национальные стратегическою запасы» (их раскрытие просто преступно). Такой милитаризированной метафорой Валерий Ганичев уличил меня в выдаче противникам нашего секретного агента Палиевского».

Вот тут уж многим стало не по себе.

В разоблачительном раже Бондаренко обвинил Палиевского даже в том, что тот, мол, работал заместителем директора по научной части в ИМЛИ и при «их» Сучкове, и при «их» Бердникове, и при «нашем» Феликсе Кузнецове. Ну, так что же, не работать ему было с Сучковым и Бердниковым, сдать всецело евреям ИМЛИ? Усилиями предшественника Палиевского на должности зам. директора по научной части — великого подвижника русского дела Романа Михайловича Самарина — ИМЛИ был превращен в настоящий центр русской культуры, вырастил целую плеяду боевитых русских ученых, начиная с того же Вадима Валериановича Кожинова. И что, Палиевскому надо было отказаться от должности? Уступить ее какому-нибудь откровенно «жидовствующему»?

Не знаю, но, мне кажется, что Владимир Бондаренко все-таки несколько перегнул в посрамлении своего наставника.

Критик-«собиратель» должен творческие противоречия в русском стане сглаживать. А «неистовый ревнитель» может и из искры пламя раздуть, на публику пошуметь. Единственно, что надо понять, что к «ним» дощечку через пропасть нам не перебросить. Своих нельзя никогда сдавать, помня, что мы на войне. Ведь «они», пусть по плечу тебя и похлопают, пусть даже где-нибудь упомянут, а своим ты «им» никогда не станешь. Как ты не распинайся, что учился у «полукровки» Игоря Золотусского, они тебя ненавидят, как сатана Бога. А это уже не тактика или стратегия. Это провиденциально.

Я это говорю сейчас. Но и тогда в апреле 1979-го, нервно обсуждая в кабинете Белоконя на расширенном заседании бюро программный доклад Палиевского о смене стратегии и тактики «Русских клубов», мы много спорили как раз вот об этих «собирательных» проблемах. О дерзких, для привлечения внимания эпатирующих общественное мнение, сознательно вызывающих огонь на себя выступлениях. И об организации их «прикрытия». О том, на какое слои населения мы должны опираться. С кем и как, и должны ли вообще в «верхах» и в КГБ работать.

Палиевский обвинил меня в том, что я превращаю «русские клубы» в низовую организацию «Русской партии внутри КПСС», и предложил проводить более либеральную, «широкую» и чисто просветительскую линию, привлекая даже «их», то есть «жидовствующих», стараясь сделать «русские клубы» лакомым местом для самой рафинированной интеллигенции. Он категорически выступил против практики приглашения на «вторники» нужных людей из партноменклатуры. Бушевал, что тут даже одна «одиозная» фигура скомпрометирует все наши «русские вторники» в глазах всей интеллигенции.

Еще один акцент он сделал на гласности. Он настойчиво предостерегал против резких печатных выступлений. Тут досталось больше всего Дмитрию Жукову за его фильм против сионизма. Палиевский упрекал Жукова, что тот при всех несомненных его положительных качествах: и напоре, и искренности, и вере в Русскую Идею, — порой демонстрирует и образец непонимания некоторых сложных вещей и обязательных профессиональных правил — нет, не в закулисной борьбе, тут он дока (даже к самому Андропову, пробивая свой фильм пробился!), а в тяжелой и часто вынужденно сугубо «конформистской» работе участников русского национального движения. Он подчеркнул, что не оговорился, что нужно уметь быть «конформистами» не только к власти, но и внутри самой интеллигенции. Надо, мол, уметь «заигрывать» и даже чутко подыгрывать общественным настроениям. Особо Палиевский остановился на ложной открытости. Хотя, мол, он берет это слово в кавычки, но в жизни нам, русским людям, приходится, к сожалению, даже слишком часто оказываться в положении, когда «открытость» попросту не возможна и преследуется репрессивными или другими «принудительными» мерами со стороны оппонентов. Например, бойкотом. Презрением. Как же уберечься? а в этом случае, мол, нам всем надо твердо усвоить: сболтнешь чего, еще не так страшно: суда, возможно, и не будет. За сказанное среди своих — не убирают; убирают — за напечатанное. От сказанного всегда можно было своего человека защитить даже от Андропова. А вот за «тексты» сразу сажают.

Резко против Палиевского выступил Дмитрий Жуков, предлагавшей кончить трусить и откровенно подыгрывать Брежневу с его доктриной: «Пусть болтают, сколько хотят, но среди своих и не в печати», — и сделать доминантой нашей работы беспощадную борьбу с сионизмом.

Ругались долго. В довершение выяснилось, что у меня тем временем украли меховую шапку, которую я оставил на стойке-вешалке в передней. В том году была повальная мода воровать шапки — меховушки срывали с голов даже прямо на улице. Надо мной смеялись: как это символично, что у «генсека» украли голову — кстати, это был единственный случай воровства в «русском клубе». Мы шли по улице и доругивались. Это было, пожалуй, единственный раз, когда мы все вместе не пошли после клуба по-русски посидеть в ресторане или в пивнушке, если поздно очень, то хоть на вокзале и даже в путейском ночном буфете.

Мы долго ходили взад-вперед. Была весна, и нас охлаждал мелкий дождичек. Святослав Котенко пытался не допустить раскола, примирял стороны. Убеждал, что надо действовать по разным направлениям, у кого где лучше получается. И все — в общую копилку.

12. Суждены нам благие порывы…

Но суждены нам благие порывы, а свершить ничего не дано. В самый неподходящий момент в игру вступила третья сила — собственная наша русская расхлябанность, несобранность, неумение по-еврейски быть сплоченными и хотя бы не выносить сора из избы. Я настойчиво советую русским людям прочитать дневниковые записи Сергея Семанова за 1980-й год, они опубликованы в журнале «Наш современник», 2004 г., № 1, — и очень хорошо передают ту атмосферу. Нашего напора, но, одновременно, и нашего русского внутреннего психологического бардака. Евреи действуют сплоченно, четко — а мы выясняем между собой отношения, треплемся, колеблемся, прекраснодушничаем, боимся кого-то обидеть, кидаемся Друг на друга, науськиваемые евреями, с кулаками, неумеренно пьем и по пьянке доносничаем на своих русских. И все время — ощущение, что у нас земля уходит из-под ног.

Вдруг загорелось синим пламенем писательское издательство «Современник» Юрия Прокушева и Валентина Сорокина, на потоке выпускавшее прекрасную русскую литературу. Издательством в ряде книг были допущены, как тогда, говорилось, «грубые идеологические ошибки». На самом деле — блошиный ряд. Ну, перегнули палку в гимнах белогвардейским генералам и т. п. Ну, что-то еще подобное. В общем, однако, подставились. Чтобы спасти свое издательство, Прокушев и Сорокин, имея в виду мою репутацию крепкого «контрпропагандиста», знающего четко «силуэты идеологического противника», попросили меня перейти к ним замом главного — на официальное идеологическое укрепление. Для меня, конечно, вдруг перейти бы из самого идеологического пекла, где шаг влево, шаг вправо — стреляют без предупреждения, в благословенное, спокойное да еще и совершенно русское издательство было свалившимся с неба счастьем. Я никогда не хотел носить мундир, хоть даже с золотыми генеральскими погонами, всегда стеснялся повелевать, и никогда не умел приказным непререкаемым голосом командовать. Я вообще никогда не хотел быть начальником, администратором. Ну, не для меня это. Не по моей натуре. Я крупно терял в заработке, но никакая самая высокая зарплата не заменит писательской свободы. Чтобы писать, когда голова полна нахлынувших образов, можно проснуться и среди ночи, и — за письменный стол. А вот нестись на службу непременно к 9.00, выслушивать однотипные рапорты, стоять перед вытянувшимся в струнку строем, берущим «на караул!» — увольте! у меня во время бума на русские кадры и, поскольку я уже числился в номенклатуре ЦК, не было недостатка в хороших предложениях — и на телевидение, и на киностудию главным или директором, учитывая мое второе кинематографическое образование. Буквально за два дня до этого мы с Софроновым были у Черненко, согласовали мой переход первым замом в «Огонек» — с перспективой. Но там оперативный еженедельник, тяжелая административная работа. А тут два творческих дня! — я так и сел на пол. Плюс два выходных — это четыре дня в неделю можно запереться и писать, писать, витать в дивных творческих замках.

Я понимал, что пока не поздно, надо мне сделать писательский выбор. Не для административной же рутины я учился на сценарном факультете ВГИКа?! я пошел наверх слезно обивать высокие пороги, прося меня отпустить. Меня сначала обвинили в дезертирстве. — «Тебе доверили важнейший идеологический участок, а ты рвешься на дачу — в писательскую синекуру?» — но неожиданно мне подыграло Андроповское ведомство: — не известно, где еще теперь самый опасный участок? Если русское национальное движение выйдет из-под контроля, а все к этому идет, то весь «страшный сионизм», которым мы друг друга запугиваем, покажется маленькой букашкой перед гигантской русской «самиздатовской волной» — волна эта вот-вот сметет всю партию, как вчерашний снег. Конечно, Андропову прежде всего хотелось меня убрать от прямого подгляда за его ведомством. Но мне это сработало наруку.

Решение по моему заявлению о переводе было: «Хочет, ну и пусть поварится в сладком писательском соку. А может быть, это даже и выход, раз органы настойчиво сигнализируют, что издательство «Современник» превратилось в координационный центр русского национального движения. Туда сейчас сходятся все пути. Практически оттуда сейчас, если верить органам, незримо управляется весь Союз писателей, с которым тоже нужно держать ухо востро — вспомним «пражскую весну». Свой проверенный человек, по крайности, хоть осознающий реальное положение сил, будет на месте в «Современнике». Пусть идет, а потерю в зарплате компенсируем».

Меня с недельку потаскали по «административным надстройкам» (к министру печати Свиридову, в отдел ЦК и т. п.) где на меня глядели и делали вид, что что-то решают, хотя без них все давно решено. И все обещали помощь и «инструктировали» в том, чего сами не очень понимали. А потом мне сообщили, что приказ подписан, и я могу ехать «на дачу» — по Рублевке на самый край Москвы, где среди ослепительной зелени недалеко от престижных домов ЦК партии, почти напротив своей квартиры Прокушев разместил в пустующем детсадике, в страшной скученности (так что все редакторы вынужденно работали по домам) мощнейшее новое русское издательство «Современник». Так я оказался в русском раю. Это были самые счастливые годы в моей жизни. К сожалению, недолгие.

По распределению служебных обязанностей я получил под свою ответственность издательский тематический план (то есть ни одно имя не могло просочиться мимо меня) и всю рутинную работу по согласованию темплана в инстанциях, а также конечный фильтр — все «подписание в свет». Ни одна сколько-нибудь вызывающая идеологические сомнения рукопись не должно была идти в набор до моей подписи. Практически получалось, что я — своя предварительная внутренняя проверка перед цензурой, в которой было много неприятной, но вынужденной рутины: объяснения с авторами, что можно, а что, увы, еще нельзя. А ведь были среди авторов самые маститые, именитые, с которыми говорить ох как трудно! а я не имею им права сказать, что это снимаю куски не я, а цензура. Перед авторами мы обязаны были делать вид, что политической цензуры у нас в стране вроде бы как нет. Сказать бы: — уж куда я только не звонил, на самый верх обращался, но разрешения оставить оды Сталину в ваших воспоминаниях, товарищ Ваншенкин, нам не дали, хотя вы всего лишь правду пишете: был и такой Сталин для многих! в итоге Ваншенкин обижался лично на меня, а не на упрямого цензора-«демократа» Солодина. Но чаще, конечно, вместе с автором мы находили разумное решение. Сугубо по моей инициативе «Современник» оперативно издал книгу критики Льва Аннинского. Его всегда недолюбливала цензура, искала у него аллюзии даже там, где их не было. Но тут я сработал хорошо — убедил всех и «тех», и «наших». Андропова даже настолько, что тот сам позвонил Маркову с рекомендацией перестать зажимать и чаще печатать «демонстративно не примыкающего к группировкам Аннинского». Книга Аннинского была раскуплена мгновенно. Это был прорыв.

Очень трудно шла блестящая книга критика Анатолия Ланщикова. Он упоминал имена новых эмигрантов, которые запрещены были к упоминанию спецсписком ГБ. Андропов уперся, делать кому-то исключения не хотел, даже Ланщикову, к которому в ГБ всегда относились хорошо. Я пожаловался на ГБ в ЦК. Пользуясь своими связями, пытался решить вопрос на уровне Суслова. Доказывал, что Анатолий Ланщиков просто пишет правду — никого не идеализирует. Что запрещением упоминать диссидентов Андропов практически работает на подрывную радиостанцию «Свобода», которая постоянно раскручивает именно эти имена. А мы про них оплеванно, будто виноватые, молчим. Что народу надо всю правду знать, что они из себя представляли до отъезда — еврейские посредственности! Дешевку, вроде дешевого и крайне поверхностного модерниста Василия Аксенова-Гинзбурга! Что-то удалось у Ланщикова отстоять. Но я плакал, потому что нам все-таки пришлось наполовину переверстывать замечательную книгу. Хоть мы Ланщикову и шикарную обложку сделали и тираж увеличили. Не мог же я шепнуть Ланщикову, хоть он был мне по «русскому клубу» близкий друг, не мог даже своим в издательстве шепнуть — только на ухо одному директору Прокушеву! — что Суслов с Андроповым так вот лишь «наполовину» по этим диссидентам между собой примирились.

Не меньше мне пришлось пережить из-за книги Юрия Селезнева о Достоевском с ее акцентами на духовном отторжении Достоевским Вечного Жида. Слава Богу, тут мы знали, что надо обращаться к его покровителю Зимянину, который цыкнул на цензуру. А когда те все равно начали качать права и обращаться уже к Андропову, то верстку прочитал Суслов и поддержал Зимянина без малейших замечаний: «Не хватало нам еще классиков поправлять. Ну, и что «не хорошо про жидов»? Это мнение Достоевского, а не Селезнева, Селезнев только цитирует. У меня нет вопросов».

Но самой нашей большой победой были — издания Федора Абрамова, Василия Белова и Бориса Можаева в не урезанном виде. Я горжусь, что через меня прошло первое издание «Пряслиных» Федора Абрамова. До этого цензура никак не давала издать Абрамова концентрированно — отдельной большой книгой, и можно понять почему: такая сразу сложилась щемящая картина русской муки, такая за деревню наша русская боль! Что я пробил через «инстанции» эпические романы «Мужики и бабы» Бориса Можаева и «Кануны» Василия Белова, с очень честным, полным слез взглядом на трагедию крестьянства при коллективизации. И скажу больше — на всю трагедию советской власти. «Кануны» — это самый откровенный и глубокий анализ катастрофы Великой России, я не читал лучше книги.

Я держал в руках красивые тома Абрамова, Белова, Можаева — и хотелось жить, и я поверил, что не зря перешел в «Современник». Русские что-то могут! мы поехали с главным редактором Сорокиным и большой русской компанией с тамадой Иваном Шевцовым (как же без него! раз «они» его «антисемитом» объявили, мы ему громадный роман «пробили») крепко напились в старом русском купеческом ресторане «Балчуге» — там еще мои предки Прохоровы пили! — на Софийской набережной напротив Кремля. «Я никого не боюсь, у меня гебешный генерал в замах!» — витийствовал, целуя меня, Сорокин. Я никогда не был «гебешным генералом». Когда предлагали оформить погоны, всегда наотрез отказывался. Не то чтобы брезговал, пугался дурного общественного мнения. Мне просто хотелось оставаться в номенклатуре ЦК, в номенклатуре каких-никаких, но русских Суслова, Черненко, Брежнева — не Андропова-Файнштейна. Мы в «Балчуге» долго пели «отмстим неразумным хазарам!» а когда вышли из ресторана «Балчуг» на улицу, то нам всем было видение: златоглавый Кремль вдруг оторвался от земли и повис на белом облаке, как град Китеж. Несколько минут длилось это видение. Мы все попадали на колени — крестились. Мы верили: — с нами, русскими, Бог!

Насколько уверенно мы себя в «Современнике» чувствовали можно судить по тому, что мы дерзко занялись— взялись даже… за ревизию официальной трактовки ленинского наследия. Ленинское наследие тогда было, как «отче наш» перед едой. Когда нужно было что-то сказать, о чем говорить вслух запрещалось — пользовались, как отмычкой, «ленинским наследием». С.Н. Семанов, когда решился сделать в «русском клубе» доклад о русофобии трокцистов и Ко, назвал доклад «Борьба В.И. Ленина против троцкизма в области истории и культуры». И — проскочило! Лениным неистово клялись и тот, и наш лагерь. Сталин якобы возвращал партию к ленинскому наследию после троцкистско-бухаринских ревизий. Хрущев сваливал Сталина, «возвращаясь к ленинскому наследию». Брежнев уже от «ревизиониста» Хрущева, «вернулся к ленинскому наследию». Горба, чев уже из «брежневского застоя» обещал вернулся к «ленинскому наследию». Вот мы к юбилею Ленина и решили не много, не мало, а насколько предельно возможно «русифицировать» его. Положить русским на стол такой «ленинский талмуд», чтобы только листай и подбирай нужные цитаты для оправдания русского направления.

До сих пор трактовку ленинского наследия евреи всегда крепко держали в своих руках. Целый Институт марксизма-ленинизма, громадный «Политиздат» — и везде сплошь они. Присосались! мы не то, чтобы решили оттеснить пиявок. Но еще энергичнее — мы решили попытаться влить в ленинское наследие свежую кровь. Каждый политик ведь говорит и действует в зависимости от ситуации. А уж Ленин-то всегда вертелся, как уж на сковородке. Поэтому вычленить сквозную линию можно из него было и «ту», и «эту». Где умно забыть про его русофобские высказывания, а где-то вспомнить нечто хоть чуточку похожее на русскую национальную гордость. Опыт манипулирования цитатами мы накопили большой, хорошо знали, откуда что можно, нам нужное, взять. И вот, пользуясь связями, мы решили отнять у «Политиздата» и самим издать официальный сборник «Ленин о литературе». Я привлек к работе видного деятеля Академии Общественных наук при ЦК КПСС, одно время даже ее ректора, Василия Васильевича Новикова, с дочкой которого мы семьями дружили еще со ВГИКа и который мне настолько доверял, что отводил со мной душу, честя «их» почем зря.

Мы с Новиковым решили полярно переменить «академические» акценты не только умелым подбором материалов, но и соответствующе подобранными примечаниями. А также умело сгруппированными свидетельствами современников В.И. Ленина. Никакой отсебятины, но отбором и чужими устами красноречиво сказать все. Василий Васильевич загорелся: хоть что-то стоющее сделаю в жизни перед уходом на пенсию. Ленин у нас предстал вполне даже патриотом, без патологической русофобии, довольно консервативным во взглядах на искусство, настойчивым в требовании неукоснительной ассимиляции евреев и ярым врагом всех иудо-модернизмов и перехлестов. В общем, мы вытащили «нужного Ленина» и хорошенько обернули «примечаниями». Новиков слыл добросовестнейшим ортодоксом. Про Новикова в журнале «Знамя» говорили: мы открываем год В.В. Новиковым, а потом печатаем, что хотим. Под надежного «Новикова» Суслов лично дал разрешение готовить красивый юбилейный том: «Вот, мол, “Современник” исправляется! в утвержденном ЦК КПСС тематическом плане стояло: «В.И. Ленин о литературе, 550 стр., вступительная статья В.В. Новикова; составители В.В. Новиков и А.И. Байгушев. Примечания Т.Н. Марусяк».

Сборник был набран и сверстан, но света не увидел. Дело в том, что на пенсию ушел директор «Современника» Юрий Львович Прокушев, который один только и мог взять на себя ответственность подписать в свет столь дерзкую книгу, предлагающую нарушить еврейский канон и взглянуть на наследие В.И. Ленина так, как нам, русским нужно. А новый директор Г. Гусев взять на себя всю ответственность не решился, тем более, что ситуация с «Современником» предельно обострилась. И, — скажу и про себя честно, — я тоже уже как-то не был уверен в том, что, коли нас с В.В. Новиковым «они» начнут бить, то в новой ситуации Суслов встанет на нашу с В.В. Новиковым защиту. Вот так печально было с последней версткой, какую я держал в своих руках перед подписью в свет в «Современнике». Мы какое-то время с В.В. Новиковым тщательно хранили верстку, надеялись выпустить в другом издательстве. Но события стремительно побежали так, что В.И. Ленин вскоре вообще стал сначала дурным тоном, а потом вовсе никому не нужен. Сейчас ведь еще вспоминают державника И.В. Сталина, а от Ленина, как от зачинщика смуты, шарахаются все.

Ну, а с «Современником»? Мои счастливые дни оборвались так же внезапно, как начались. В «Современник» вползла андроповская змея. Внешне она маскировалась под самую банальную склоку. Двое русских поэтов Юрий Иванович Панкратов и Александр Александрович Целищев, вчера обнимались и клялись Прокушеву и Сорокину в вечной верности, буквально ползали на коленях благодаря за свои изданные книги, а, сегодня, сами занимая в издательстве не маленькие посты, перепившись (!), «разобиделись на весь белый свет», что у Сорокина идет книга в другом издательстве «Художественная литература», Прокушев широко печатается в издательстве «Просвещение». «Избранное» у Сорокина, а у них нет, и, в дымину пьяные, накатали на директора и главного редактора, своих же русских, телегу евреям в ЦК. Мол, раз так — пусть евреи, как третейские судьи, нас рассудят, определят со стороны, кто больше достоин «Избранного». Так они сами мне объяснили телегу.

По существу телега была «пустой». И даже в ней чувствовалось некое удивительное профессиональное незнание издательского дела — ведь то, чтобы руководители издательства печатались не у себя, как раз поощрялось. Издательство — не газета, где, чтобы не разбазаривать добытую информацию, не разрешается своим сотрудникам печататься вовне без специального разрешения. В издательствах все наоборот. Гонорары — не маленькие газетные, а большие деньги. И поэтому, чтобы руководители и даже рядовые сотрудники издательств не устраивали себе кормушку, не хапали в свой карман, то для печатания у себя им было нужно каждый раз разрешение Министра на основе чрезвычайно придирчивых спецрецензий Комитета по печати. Но профессиональное незнание понятно, если текст письма готовился не самими его авторами, а где-нибудь в «конторе». За «контору» свидетельствовало, что и уж очень все рассчитали гады, кому именно направить и как для верности еще и за якобы недоплаченные взносы с гонорара просигналить.

Честно говоря такого «письма» надо было ожидать. За Юрием Панкратовым был давний грех, когда его могли попутать. Он был лучшим учеником Пастернака, был своим в еврейских кругах. Те его тянули вверх, славили. Но внезапно в момент травли Пастернака именно Юрий Панкратов открестился от своего учителя — с чего бы? а не с того ли, что его с поэтом Хабаровым простили в ГБ за некий манифест. Простили, но «повязали». Впрочем, это только мой домысел. Но есть ему косвенное. подтверждение. Я помчался гасить письмо к своим людям в КПК. Но хотя я ссылался аж на члена Политбюро Константина Установила Черненко (которому всю подноготную с «ихней» провокацией против русского «Современика» объяснил, и тот все понял), но мне намекнули, что письмо на «соседском» контроле, что даже звонил, интересовался сам Андропов.

«Факты» не подтвердились, но работать Прокушеву и Сорокину стало некогда — наши недоброжелатели обрадовались и пошли проверка за проверкой. Сами себя, мол, русские евреям подставили, а те и рады русских «проверять». Мы еле отбивались. Я предупредил Прокушева, чтобы он взял больничный на месячишко-другой и не ходил на обсуждение в КПК. Меня попросили его так предупредить — у них в КПК была не та обстановка: только что прошла «накачка сверху», и Прокушев мог попасться под горячую руку и таки схватить выговорешник ну ни за что. Но Прокушев уперся: — я не брошу на растерзание Валю, а двоим брать бюллетени слишком явно. Отвечать будем вместе! я молодых не подставляю, не предаю и не прячусь. На мне нет вины!

Прокушев, как мне потом рассказали, держался на КПК достойно, но ему таки дали выговорешник, на всякий случай. Не Бог весть какое наказание, через год бы снял. Другие с такими выговорами годами работают. Тот же Софронов, который на «Огоньке». Но Юрий Львович кровно обиделся: «Я старый коммунист, а со мной так поступают! Мне не верят, что я ни копейки из гонораров себе не взял — все что было, до копейки, перевел на Музей Есенина. Ну, что они сами проверить это не могли? я справки должен им с собой носить. Да пошли вы все…» Прокушев категорически подал заявление об уходе: «Грызитесь без меня!»

Я тоже стал подумывать о переходе на творческую работу. Как раз вышла и получила хорошую прессу моя книга критики и публицистики «Точка зрения». Весь стол дома был у меня завален непристроенными рассказами, повестями, даже пьесой. А в нижнем ящике стола лежал готовым большой исторический роман «Плач по неразумным хазарам». Проскочить с ним через цензуру даже при моих связях я пока никак не мог — дергался, но в моем романе о хазарах — увы, именно «в семье» увидели аллюзии на брежневское время, в фигуре Кагана — аж самого Брежнева. Я был дико обижен и страшно колебался. Конечно, если уйти с работы, то ведь не связанный служебным положением я мог бы и на Запад «Хазар» передать — хорошие предложения у меня были. А там будь что будет. Но как вдруг — боролся-боролся с диссидентами и сам по их дорожке?

Я пока оставался в «Современнике».

Мы уговорили придти к нам директором Сергея Николаевича Семанова, уже приказ был подписан, но Семанова из журнала ЦК в последний момент вдруг не отпустило, мотивировав тем, что у партии на него свои очень, очень высокие виды. Пришел директором секретарь СП, крепкий русский прозаик, милый человек Николай Шундик, они с Сорокиным знали друг друга еще по саратовской «Волге» и хорошо сработались, но пасквилянты и Шундика начали изводить. Меня не трогали, мне только притворно слезно каялись, какую они глупость по пьянке сотворили. Но от этого мне было не легче. Уже шел на работу, повесив голову. Стыдно признаться, но даже начал разочаровываться в Русской Идее. Пока боролись с «ними» все было, как дважды два. Ты на невидимом фронте и должен выстоять. Но тут в «Современнике» «их» ни одного. На дух «их» нет. Ни один «ихний» автор даже не заходит, договора не просит. Только делай русское дело. Печатай боевые русские книги. Расти молодежь, поддерживай русскую провинцию. Какие в провинции самобытные таланты?! и вдруг такая грязь, такая свара. Мы чувствовали себя, как оплеванными. Как сами на потеху евреям нагишом раздевшиеся! Может «они» и правы, что мы — народ рабов?!

И тут в конце 1980 года произошел еще более страшный и нелепый прокол в русском лагере — Брежневу очень понравился очередной номер «Комсомольской правды», поднявшей важные для развития сельского хозяйства вопросы — о расширении птицеводства, недорогом и прибыльном. И Сам решил лично позвонить — поблагодарить редактора. Второй Ильич очень любил делать такие звонки. Он считал, что так он показывает всем, что держит руку на пульсе страны. Брежнев уже смаковал, как его поддерживающий звонок сразу разойдется по среде всех «державников». Но на беду именно в этот момент Ганичева не оказалось в служебном кабинете, а подлецы-замы (которым Ганичев доверился как русским людям) сообщили, что, мол, совершенно не знают, где их шеф, что он чуть ли вообще не ходит на работу, а, мол, работают одни они. Дешевка! но надо было знать натуру Брежнева. Помню, он (он тогда еще не был генсеком) всегда лично завозил дочку Галю по дороге в Кремль к нам на работу, сам за рулем, — он очень любил сам сидеть за рулем, — и задолго до 9.00. По Гале мы проверяли время. А тут сам генсек звонит главному редактору, а тот неизвестно где. Второй Ильич взбесился: — Подыщите ему другую работу, где не надо ходить вовремя!

В это время у нас происходит и третий сбой.

Мы подготовили штурм главной еврейской цитадели — издательства «Детская литература». Евреи давно приспособили для себя эту кормушку, в детской секции Союза писателей их было под 90 %. А у нас практически один Сергей Михалков, ну, еще два-три имени. Издательство «Детская литература» выпускало мало что дикую макулатуру, но еще и направленные книги, сознательно разлагавшие молодое поколение — отравлявшие мозги детям и подросткам. После ряда русских сигналов мне поручили подготовить закрыто обстоятельный анализ продукции издательства «Детской литературы» для принятия мер. Дело оказалось неприятнейшее — я снова должен быть рыться в помойке. Только если прежде мне приходилось разгребать и «аналитически обобщать» нечистоты, производимые за кордоном, то здесь я встретился с нечистотами сугубо внутреннего производства. Я занимался уже не столько своим «Современником», сколько «Детской литературой». Каюсь, может быть, поэтому я прозевал у себя пасквилянтов, напавших на Прокушева и Сорокина. Вовремя не засек двух неблагодарных «старух из Сказки о золотой рыбке», и мы «профилактически» не образумили их.

Но к «Детской литературе». Наши дотошные анализы поразили даже видавших виды аппаратчиков ЦК. Неужели такое у нас прямо под носом возможно? да что же «кагал» делает с нашими детьми? Срочно в противовес было создано издательство «Малыш», куда пришли русские кадры — наш русский крепкий мужик, поэт Николай Георгиевич Поливин. А издательство «Детская литература» было укреплено — главным редактором — туда пришел воспитанный Прокушевым в «Современнике» энергичный, стойкий, крепкий русским духом поэт Игорь Иванович Ляпин.

Ляпин — прекрасный русский человек. И о нем стоит сказать чуть поподробнее. В 1971-м году он пришел в издательство «Современник». Под крылышком у Прокушева и Сорокина быстро вырос и как крупный поэт-трибун с собственным самобытным лицом и как хваткий организатор. Был выдвинут издательством на учебу в ВПШ, после которой был распределен по линии партноменклатуры в мощное издательство «Советская Россия» заместителем главного редактора — по всей художественной литературе. Там себя хорошо проявил, и был ЦК партии с подачи «Русской партии» брошен на прорыв — главным редактором на эту самую «Детскую литературу». Три года (1979–1981) он вел неравную борьбу. Но провести кадровую чистку и привести за собой своих людей ему не дали — руки у него оказались связанными. Он много успел сделать. Но один в поле не воин. Еврейское лобби его постоянно ело поедом, а поддержки сверху было ноль. Он трезво оценил обстановку, понял, что практически один одинешенек в стане противника и подал заявление о переходе на творческую работу. Так мы не сумели «обрусить» еврейскую «Детскую литературу».

Ни Прокушева, ни Сорокина, ни Ганичева «Русская партия» не дала в обиду. Сидевший на кадрах член Политбюро Константин Устинович Черненко лично принял участие в судьбе «проштрафившихся» русских. Но разговор у меня с ним был тяжелый: — Вот они, ваши русские кадры — ничего толком довести до конца не умеете?! а еще хотите, чтобы партия на вас опиралась?!

Прокушев из «Современника» ушел в ИМЛИ — издавать полное академическое собрание сочинений Есенина, делать работу, о которой мечтал всю жизнь. Сорокин ушел ректором «высших литературных курсов» — он тоже всегда мечтал отыскивать молодые таланты.

Ганичева перевели на очень хорошую должность главного редактора «Роман-газеты», которая печатала массовым тиражом лучшие новинки литературы и была практически в каждом доме. Для писателя — лакомое место, и хорошо можно влиять на литературную жизнь, щедро поддерживать своих материально и делать их популярными.

Наверное, я тут обязан сказать и о себе. Я встал перед соблазнительным выбором. Главный редактор издательства «Прогресс» Новиков предложил мне перейти к нему, с тем чтобы через пару месяцев, когда будет доработано решение по организации нового издательства «Радуга», которое будет выпускать переводную художественную литературу — русскую на Запад, а зарубежную у нас, — стать при нем, директоре, главным редактором. Новиков был директором издательства АПН, и мы хорошо знали друг друга. Но принять его предложение означало вернуться целиком и полностью в систему советской контрпропаганды. Другой вариант был еще более соблазнительным. Валерий Осипов, набравшийся опыта в ЦК, был назначен директором самого большого и самого авторитетного советского издательства «Художественная литература», и ему нужен был человек, с которым он мог бы придти в это чрезвычайное влиятельное заведение — элитарное, очень трудное, с давно сложившимся (в основе своей еврейским) коллективом. Мне предлагалась должность помощника директора, старшего научного редактора, с компенсацией в зарплате и перспективой на главного после определенной чистки. А по обязанностям расписывалась та же работа что и в «Современнике» — темплан, согласования и подписания в свет. Казалось бы, лучше мечтать трудно. Издам полного Достоевского, остановлю печатание собраний сочинений «жидовствующих».

Держать под контролем и направлять политику практически всех подписных изданий в стране, все переиздания классики нашей и зарубежной. Вот где можно применить и образование, и эрудицию, и все свои специфические идеологические познания. Сколько можно издать нужного, как отечественного, так и зарубежного и сколько отсеять шелухи, искусственно раздуваемых «ими» своих имен. Но по зрелому размышлению я отказался от обоих предложений, хотя и Новиков, и Осипов меня настойчиво уговаривали. Скажу, я уже немножко избаловался в «Современнике», меня неудержимо тянуло к письменному столу. А тут в обоих случаях о собственном творчестве предстояло по крайней мере на несколько лет забыть. Налаживать новое издательство «Радуга», начинать все практически с нуля. Искать свою издательскую нишу. Ну, внутри СССР все еще более менее ясно. А на зарубеж? да одни международные ярмарки, на которых предстоит сбывать продукцию, тут замучают. А проводить зачистку в «Художественной литературе»? Вдвоем с директором против сплоченного десятилетиями «высоко интеллигентного» коллектива?! да съедят и не подавятся.

Я пошел советоваться к Константину Устиновичу Черненко, за номенклатурой которого (среди резерва помощников по ПБ) формально числился. Откровенно высказал свои опасения, сказал, что морально устал, а тут опять в борьбу. Он меня, к моему удивлению, понял. Не стал говорить о партийном долге, а просто сказал: «Ну, посиди, попиши. Приди в себя. Места еще будут. У нас на идеологическом фронте всегда проблемы с кадрами. Но не проси меня за своих «Хазар». Тут — тема. Ты же знаешь, что тут не я перестраховываюсь. С «хазарами» в России всегда было не гладко. Подожди, конъюнктура изменится. Может быть, тема сама станет востребованной». Я все-таки добился от него разрешения включить своих «Хазар» в план редподготовки «Современника». Но сам понимал, что придется либо резать роман по живому, выхолащивать до примитива (а зачем тогда его издавать?), либо надеяться на случай. Пока же писать, писать, писать другие книги.

Мы очень даже были довольным партийным решением русских «недоразумений». Все хорошо трудоустроились.

Но все-таки, если честно, то мы ведь проиграли.

Мы хоть не отдали евреям издательство «Современник» — пришел из ЦК наш верный русский человек, умелый организатор Геннадий Гусев, разгреб грязь и спас «Современник». Но быстро ушел — помощником к члену Политбюро, Председателю Совмина РСФСР В.И. Воротникову. Остались после Гусева на «Современнике» другие русские люди, хорошие, свои, но не столь знаковые, менее энергичные. Издательство перестало быть кузницей русских кадров.

Мы не сумели взять под Себя издательство «Детская литература». Мы не взяли под себя и «Художественную литературу»: как я и предполагал, Валерия Осипова довольно быстро съели.

А ключевой пост Главного редактора «Правды» мы потенциально потеряли. Туда пришел русский, но «тюха», не боец.

13. Политбюро обсуждает закрытую записку Андропова против «русистов». Дело русского националиста Семанова

На войне, как на войне. А русско-еврейская идеологическая война шла по военным законам. И вот — потеря темпа в наступлении, вынужденное топтание на месте, теряющие время перестроения во время боевых действий.

«Иудейская партия внутри КПСС», совсем было по-притихшая, терпя поражение за поражением, опять, как ненавистница-кикимора, ожила: — Ах, эти русские лопухи! мы их голыми руками возьмем!

Наши идеологические противники мечтали о реванше за высылку Хромого Беса, за поражение с «Метрополем», за… компрометацию КГБ.

Иудейское решение было напрашивающимся: мы вырубили «жидовствующего» знаменосца (Яковлева) — они ответно взялись вырубить с не меньшим скандалом русского знаменосца.

Андропов-Файнштейн начал охоту за Сергеем Семановым. Вроде бы странно с его стороны. Я уже говорил, что его дети Ира и Игорь прекрасно знали Сергея Николаевича. Игоря он поддерживал в писательских начинаниях (Игорь печатался под псевдонимом «Андросов»). А Ира, очень милая, приветливая, общительная даже работала у Семанова еще в «ЖЗЛ». Партбоссы и их ближайшие прислужники вообще любили «засылать» своих детей в «Русскую партию» не то, чтобы не доверяли спецслужбам, но хотели иметь информацию не «процеженную», а живую, из первых рук и… думали о будущем своих детей. Андроповская дочка тоже не ходила без дела — «контролировала» Семанова, то есть видела каждодневно на глазах «Русскую партию».

А начальник страшной чекистской «Пятки» Бобков, он стал затем даже первым замом в ГБ, «внедрил» своего сынка Сережу по кличке «Подвознесенский» — посредственного поэтишку, подражавшего «ихнему» Вознесенскому, — аж в редколлегию самой «Молодой гвардии», а затем секретарем по молодежи в «опасный» Союз писателей РСФСР (сейчас Сережу не видно; за точность не поручусь, сам сего имения не фотографировал, но упорно болтают, будто живет Сережа «Подвознесенский» рядом с Гусинским в папином имении в Испании; всегда за болтовней что-то есть, пусть даже и в сильном искажении).

Так вот: открыто напасть на Семанова значило для Файнштейна «засветить» свою «обрусевшую» Иру. А тут еще и в редколлегии «Человека и закона» состоит сам первый зам. министра внутренних дел, зять Брежнева Чурбанов. Выходило, что Андропову как-то уж совсем не с руки было охотиться за Семановым.

Было и еще одно немаловажное обстоятельство. Только что дроднел юбилей Михаила Шолохова, на праздновании которого Семанов был весьма востребован, многие юбилейные статьи были за подписью Семанова. Ясно было, что Член ЦК КПСС Нобелевский лауреат Шолохов встанет за Семанова. И второй член ЦК КПСС — уже от армии — зам министра обороны, Маршал Советского Союза Кирилл Семенович Москаленко тоже был опекуном Семанова, только что написал восторженное предисловие к книге Семанова «Брусилов», которая как раз легла на стол Брежневу. Москаленко был командующим 38-й армией, в которой политическую работу вел Брежнев, и они подружились на всю жизнь. Возможно было, что и Москаленко заступится за Семанова.

Получалось, что, выступая против Семанова, Андропов «бил» по самому Брежневу: вот твои семейные друзья, каких «антисоветчиков» опекают. Бил по всем нам — русскому лагерю, сразу компрометируя и отодвигая от попытки дружно войти во власть всех нас. Может быть, это слишком красивое сравнение, но, когда окружение Николая Второго сдало Столыпина, оно самого того не понимая, сдало масонам всю Русскую Идею — все русские кадры, которые могли стать рядом с Николаем Вторым вокруг престола и сохранить русский престол. Мы в русском кругу часто вспоминали Столыпина, как его царь сдал, и каждый из нас, с тревогой следя за судьбой Семанова, заранее примерял его судьбу на себя самого. Он вроде вырвался вперед. Но хорошие карьерные предложения делались тогда в русском лагере многим. Но, уж покаюсь, многие однако думали: «А ведь сразу возьмут «они» на мушку, как Семанова. Сережа-то вроде всегда был у нас герой. А смогу ли быть героем я? Выдюжу ли под постоянными пулями-то? Вторым-то, каким-нибудь замом или помощником всегда легче просуществовать. И вроде дело делаешь по силам, и Русской Идее красиво служишь, а спрос меньше. Не всем же Столыпиными вырываться со знаменем вперед и трагически погибать?!»

Я думаю, на наше смятение и рассчитывал Андропов. Показательно, мол, уберу одного героя — присмиреют и другие.

Ну, он и за шкуру свою боялся. Он, конечно, все взвесил. Понимал, что шустрым русским мальчикам вокруг Брежнева и Черненко палец в рот не клади — только и ждут повода откусить. Понимал, какой он тайной не обставит свою охоту на Семанова, те, кто за ним, самим Андроповым, по поручению Брежнева зорко присматривают, тоже острого момента, чтобы свою русскую игру сыграть не упустят. Не Семанова будут защищать — себя всех, а это уже значит, что выходит он войной не на некое лицо, пусть и номенклатурное, но не слишком, а на саму Русскую Идею. Очень, очень опасно. Такое никогда не забывают.

Но тут уж для Андропова всё впрямь было — пан или пропал. Вдруг получить под себя явную «подсидку» — человека, который прет, как на баррикады, и в идеологии, в отличие от него самого крепко образован, Андропов никак не хотел. Это тоже уже было бы для него «finita la commedia».

А о чем думал Брежнев? не знаю, сознавал ли он, что система уже подгнила. И что никакой самый правдивый и принципиальный журнал «Человек и Закон», никакой самый талантливый и умный, солидно образованный и с хорошими связями перспективный русский человек уже не мог ей помочь. Но знаю точно, что Брежнев был недоволен тем, что КГБ Андропова-Файнштейна практически воюет не против агентов противника, не против мафии, а против своих, против опоры Державы — русской интеллигенции. Да к тому же еще именно ГБ целенаправленно распускает слухи про его «брежневскую» якобы нечистоплотность. Раззвенели про супердорогие машины, которые Брежневу за границей дарили и которые он тут же нашим автозаводам разобрать передавал: чтобы лицензии не покупать, а «ноу хау» иметь — мы экономили так валюту. Но сплетничали: ах, какие у Второго Ильича дорогие машины! Сделали жупел из дочери Гали. Она, конечно, не подарок. Пьет, гуляет, подарки принимает. Старея, чтобы прикрыть морщинки, искрящимися бриллиантами обвешалась. Но все это раздувалось до предела. Андропов явно копал под Брежнева, пытался, где возможно, скомпрометировать его. Брежнев это просек, и Андропов подвис. Брежнев «думал». Обложил он Андропова своими замами — друзьями семьи Циневым и Цвигуном. Но явно на ГБ был нужен уже свежий и отчаянно русский человек, которого Брежнев осторожно подбирал. Семанов с его опытом Главного редактора популярного журнала «Человек и Закон», где он не боялся «щупать» Первых секретарей крайкомов, тут очень подходил. Народ бы Брежнева правильно понял.

Но Андропов на то и был Файнштейном, что не сдался, а, почувствовав, что стул под ним качается, пошел на самую грязную провокацию.

Два года по России ходила, вызывая бурную реакцию, самиздатовская книга без подписи «Логика кошмара», в которой автор «откопал» еврейские фамилии жен членов сталинского Политбюро, подлинные еврейские фамилии палачей ЧК и 37-го года и «изобразил историю

КПСС и Советского государства как непрерывную цепь заговоров, переворотов, грубого насилия, задуманных и осуществленных людьми, мечтавшими только о сохранении свой личной власти» (так автора цитирует сам шеф КГБ Андропов). Круто! Факты надо было где-то узнать. Ясно, как считали в ГБ, что такую богатую эрудицию автор мог заполучить только от людей, причастных к спецслужбам и к спецхрану, КГБ стояло на ушах, пытаясь установить автора. Книга «Логика кошмара» из номера в номер, уже в постсоветское время, будет перепечатываться газетой «Русский вестник» за 1992-й год, номера которой будут расхватываться жаждущими продолжения читателями. Она выйдет также двумя отдельными изданиями в 1992 и 1994-м годах, в 1996 году благодаря авторитетному издательству «Verlag der Freunde» дойдет и до широкого западного читателя. И все узнают имя автора — серьезный историк Анатолий Михайлович Иванов, отмотавший уже срок, но оставшийся верен русской идее.

Ведомству Андропова — выследили таки! выдали иностранные дипломаты, с которыми он пошел на контакты — это имя стало известно раньше в феврале 1981-го года. Слежкой устанавливается, что А.М. Иванов — завсегдатай художественного салона Ильи Глазунова и, случается, посещает кухню Сергея Семанова. Какая удача! не делается никаких следственных действий, не допрашиваются ни сам Иванов, ни свидетели. Еще идет подготовительная рутина. Еще совершенно не подтверждены факты. Есть только зыбкий донос. Но Андропов-Файнштейн уже пишет закрытую записку в Политбюро. Его не останавливает, что Глазунов — выдающийся русский живописец и что Семанов — известный историк и «высшая номенклатура» — главный редактор журнала «Человек и закон». К черту законность. Не нужно никаких доказательств и признаний виновных. Андропов играет ва-банк.

В обход «кадровика» Черненко он разослал членам Политбюро провокационную «закрытую записку» от 28 марта 1981 года — про ужасных, подрывающих, мол, все устои советской власти заядлых «русистов». Обратим особое внимание, какой уровень — закрытая записка в Политбюро. То есть все ставится на карту. Испытанное ленинско-яковлевское клеймо — «черносотенцы» Андропов письменно наклеить однако благоразумно не решился — не те фигуры, сразу бы в Политбюро все брезгливо замахали руками. Это грязное клеймо Андропов оставил для устных кулуарных шепотков своим людям на ухо. Поэтому вроде нейтральное — «русисты». Заклеймив Иванова, Андропов переходит к Глазунову. На Глазунова он уже записку в Политбюро в 1976-м году писал: «Глазунов — человек без достаточно четкой политической позиции, есть, безусловно, изъяны и в его творчестве. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям». Но изолировать всемирно известного художника или даже выслать, как Солженицына, на это уже рука ни у кого не поднимется. Поэтому Андропов всего лишь призывал: «Было бы целесообразно привлечь его к какому-то общественному делу, в частности к созданию в Москве Музея русской мебели». Мол, пусть лучше мебель собирает, только бы вызывающе русские картины не писал. Поэтому, походя лягнув еще раз Глазунова, подмоченный шеф всесильного КГБ переходит к главной цели своей записки — обрушивается на Семанова и, по сути, обвиняет Семанова в том, что он — лидер теневой «Русской партии в КПСС» и готовит контрреволюцию.

Андропов предложил «русистов» незамедлительно репрессировать, потому что, — Цитирую подлинник: «согласно документальным данным, противник (мол, не наши какие-то надуманные наветы КГБ, а сам идеологический противник! и, мол документы на то есть! — А.Б.) рассматривает этих лиц как силу, способную оживить антиобщественную деятельность в Советском Союзе на новой основе». Дальше идет умелое нагнетание: «Подчеркивается при этом (самим, мол, врагом подчеркивается! — А.Б), что указанная деятельность имеет место в иной, более враждебной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя так называемые “правозащитники” (эко как! но для Андропова всегда русские патриоты были большими врагами, чем евреи-диссиденты — А.Б.)». И Андропов грозно пугает Политбюро: «Изучение обстановки среди “русистов” показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность движения, обретает организационную форму». Ох, как надо хорошо знать психологию Брежнева и уметь Леонида Ильича организационной формой пугануть! Уже, мол, все у них готово. А дальше призыв к репрессиям: «Опасность прежде всего в том, что «русизмом», т. е. демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, за “спасение русской нации”, прикрывают свою подрывную деятельность откровенные враги советского строя». Откровенные враги советского строя! Жестче не скажешь.

Это все точные подлинные цитаты из совершенно закрытого документа. Как видим, не бедно Андропов Брежнева на массовые репрессии против русских провоцировал. Сталин бы после такой «убедительной», — со ссылками на перехват секретных документов в посольствах США, Италии, ФРГ и Канады, — совершенно жуткой оперативной докладной сразу бы всех расстрелял. Причем, вынося свой пасквиль на Политбюро, Андропов играл с огнем. Он не мог не понимать, что скрытая внутренняя партразведка (а такая, начиная со Сталина, под разными названиями, но со строго конфиденциальной, особой номенклатурой была закулисно у всех генсеков; балбес Хрущев только ею пренебрегал, а чем кончил?) отслеживает его ходы. Не мог не знать, и что всесильные помощники по Политбюро Владимир Васильевич Воронцов (у Суслова) и Иван Иванович Кириченко (у Черненко) обожали Сергея Николаевича — обходительного, стройного, с киношно «белогвардейской», сводящей с ума дамское общество выправкой (как когда-то дамы умирали по душке Керенскому, так теперь умирали по душке Сереженьке). Но главное для помощников: всегда особо информированный, он щедро и великодушно, и совершенно неназойливо, будто в винт играючи, советовал, как умно что доложить, чтобы переиграть «арбатовых» и «бовиных». А еще охотно снабжал «своих» (а оба помощника были для нас именно в доску своими, до кончиков волос русскими!) достоверными, занимательнее Пикуля, анекдотами из родной русской истории, чем они могли потом блеснуть перед «шефами». Андропов не мог не просчитать, наконец, и что Воронцов и Кириченко тут же кому надо сигнализируют, а уж те прямо «Второму Ильичу». И Брежневу особо близкие люди, в первую очередь дочка и зять и кое-кто из обласканных, готовых голову положить за Второго Ильича, знающих, проверенных на самом опасном деле — еще в заварушку со свержением хитрована Никитки Кузькиной Матери! — друзей дома, конечно, все сразу объяснят в лицах и со всеми пикантными закулисными подробностями.

Но Андропов понимал и другое: что времени у него уже, чтобы дорваться до власти (а для этого ему надо было, как минимум, разгромить теневую «Русскую партию»!) практически уже нет, и потому он сугубо по-фарисейски и саддукейски отчаянно блефовал. Для убедительности он даже стал на Политбюро якобы отслеженную картинку рисовать: показывая в лицах, как будто бы вызывающе нагло, беспардонно антисоветски, — ах, антибрежневски! — держал себя Семанов в посольствах США, Италии и Канады, в которых Семанов никогда не был. Но чего не приврешь, не нарисуешь ради «дела».

Однако Брежнев даже и на «расписные картинки» не клюнул. Не взбесился. Помнил по рассказам самого же Андропова, как тот коварно лгал «лохам» — венгерским аппаратчикам в глаза при подавлении Венгерского мятежа, рисовал тем то, чего никогда не было, горы золотые, обнимался, целовался и… отвез в тюрьму. Брежнев таким же доверчивым «лохом» для коварного Андропова быть не захотел. Он опирался на теневую «Русскую партию внутри КПСС» в ее сдерживающем напирающих либералов-иудеев противостоянии. Брежнев на Политбюро категорически возразил против предлагавшихся репрессий. Он сразу сообразил, что у Андропова «под ковром», и прежде всего вообще категорически запретил трогать кого-либо из «патриотов». «Нам новый 1937-й, да еще против своих русских государственников, опоры державы, не нужен. Скорее всего КГБ просто попало на изощренную провокацию со стороны западных посольств. Меня на такие “фу-фу” не возьмешь. Я не Никитка Кузькина Мать. Сразу топать ногами не начну. Андропов прав, что доложил. Но поговорили — и спасибо за бдительность. Никаких лишних телодвиженией! Поговорили и забыли!»

У Брежнева вообще была отработанная метода, если, что ему явно не нравится, то прямо не возражать, а — засекретить. Самый яркий пример. 22 сентября 1981 года, пока Брежнев болел, Суслов осуществил сатанинскую мечту свой жизни — протолкнул постановление ЦК «Об усилении атеистической пропаганды». Когда, в переполошившейся «семье» Брежневу с ужасом в глазах об этом донесли, он не стал отменять решения, а — просто засекретил. Да так засекретил, что ни в один обком для осуществления оно не дошло, «испарилось», как будто его и не было.

Такова была осторожная внутренняя логика Брежнева и в отношении «русистов» Однако тихие неясные слухи по верхам все-таки поползли. Не про «русистов». Самого этого слова — андроповского «новояза», никто даже не узнал. А поползло, что что-то, мол, вокруг Семанова было. И тут побитый Андропов сделал ответный ход, чтобы подставить «Второго Ильича». Люди Андропова стали с расширенными глазами шептать одно слово «Сочи». И, на всякий случай, Коллегия министерства юстиции отправила Сергея Николаевича, без всяких объяснений, на творческую работу, опять же тихо шепнув ему самому: «Сочи».

Только через полгода просочиться, что вовсе не из-за борьбы с коррупцией обсуждали на Политбюро Семанова. Но к этому времени Сергей Николаевич был на партучете в Союзе писателей.

Повторим, Брежнев никогда ничего не решал с ходу. Как когда-то Александра Николаевича Яковлева, даже раскусив его провокационную антирусскую сущность, он убрал в ссылку не сразу, а хорошенько подготовив операцию. Так и тут: он изучал, обсасывал вопрос! Но, раз уж человек сам перешел на творческую работу, то, пока круги на воде от брошенного Андроповым во всех «русистов» (понцмай, «черносотенцев»!) камня не разойдутся, может и впрямь, надо повременить с выдвижением Семанова?

Или все-таки выдвинуть? мы давили. Мол, дали Семанову встряску, он не дурак — поймет, подправит свое поведение, а теперь поставьте его, куда планировали. А планировали, насколько я был информирован, очень высоко. Человек, работая в советской юстиции опыта набрался, человек «милицейский», значит абсолютно свой. Почему его не подложить под самого Андропова? с перспективой. Надо омолаживать Лубянку. Тем более, что уж теперь-то, после андроповской записки, «русисты» с «андроповцами» уж точно не сговорятся?! Второй Ильич тоже был не лыком шит — ему эта идея очень пришлась по душе. Уже готовились в аппарате «бумаги». Мы опять почувствовали себя на коне. Очень на коне.

И тогда Андропов делает второй ход — решает сдвинуть с точки замерзания начатую им, но после недовольства Брежнева придержанную операцию против «русистов». В августе 1981 года таки арестовывают Анатолия Михайловича Иванова. Но тот тертый орешек — уже посидевший порядком, поэтому так-то просто его не раскрутишь. Только через полгода руки следователей доходят до Семанова.

В это время в стране происходят два настораживающе синхронных события, в результате которых Брежнев остался без своей главной опоры в секретариате ЦК и без своей главной опоры в КГБ. До мнительности одновременно Старуха с косой приходит при загадочных обстоятельствах за Цвигуном и вслед за ним сразу за Сусловым.

В ГБ люди Брежнева держались на Цвигуне. Все особые связи, особые досье, повязанные на партию, были у него. Многие контакты, в которых были задействованы совместно и ГБ и партийная «контрпропаганда» шли только через него. Я с Семеном Кузьмичем был в особых отношениях — рискуя вызвать недовольство Андропова, — активно поддерживал его в коридорах власти. И даже демонстративно рецензию на его книгу «Тайный фронт» написал («Молодая гвардия», № 10,1974) — под знаковым заголовком «Шпионаж меняет лицо», в которой, отсылая читателя к своему нашумевшему «Силуэту идеологического противника», развивал те идеи и особо подчеркивал, что противник переключился на использование агентов влияния. Верный своей манере я подключил дополнительный закрытый материал. И даже несколько двусмысленно, но, главное, имя Солженицына назвал — вопреки распоряжению Андропова великого писателя не при коем разе не упоминать, а погрузить в забвение. И расставил акценты так, что Цвигун в моей рецензии выглядел таким мыслителем на главном участке — борьбе с сионизмом, что хоть завтра делай его министром. Цвигун не скрывал своих симпатий к «Молодой гвардии». К Андропову захаживали «бовины» и «арбатовы». К Цвигуну «Ивановы» и «фирсовы». Незадолго до его смерти он советовался относительно кандидатуры на ГБ — как бы для верности с разных сторон одного и того же, еще молодого подсказать человечка. Его личные отношения с Андроповым были уже натянуты до предела, но себя он трезво отвел: поймут нас только, если подскажем молодого с именем.

Мы строили большие планы. Но 19 января 1982 года С. Цвигун вдруг, согласно заключению «кремлевки», покончил с собой. Якобы застрелился после того, как неудачно попытался по поручению Андропова раскрыть глаза Брежневу на похождения дочки Гали. Сивый бред, распространявшийся на простаков людьми Андропова! да Брежнев сам прекрасно о Галиной дури знал и с нее не раз слово брал перестать пить — остановиться. Это была его боль, и он сам искал сочувствующих ему. И они были с Цвигуном слишком на «ты», чтобы Брежневу обидеться на сочувственную информацию о болезни и очередной запой дочки. Нет, тайна вдруг «застрелившегося» Цвигуна — в одной цепочке странных смертей в борьбе за власть. Во всяком случае, достоверно одно, что со смертью Цвигуна самому Брежневу стало — ходи по даче да оглядывайся.

Брежнев понимает, что его обложили. И он принимает решение срочно перевести Андропова на «выдвижение» с Лубянки в Большой Дом, пусть полномочия сдаст, а уж потом… Так и Сталин, всегда осмотрительно поступал, когда убирал главных чекистов.

Но 25 января 1982 года неожиданно «умер от инсульта» серый кардинал при Брежневе Суслов. До этого он был совершенно бодрый. И даже к «инсульту»… надо же, приготовился. Словно зная, что его трахнет, заранее прибрался у себя в сейфах. И напоследок загадочно сделал всем ручкой — унес с собой в могилу всю теневую структуру партийной контрразведки Брежнева, оформленную под контрпропаганду, слившуюся с ней и маскировавшуюся ею, как бы растворенную в ней. Многие видные и не самые видные политики после смерти Суслова оказались «на свободе». Как при крепостном праве: барин умер, оставил завещание — все его крепостные получают вольную. Черненко кинулся занимать кабинет Суслова, мгновенно переехал, но сейфы и шкафы в сусловском кабинете оказались пусты. Помощник Черненко Виктор Васильевич Прибытков пишет: «В ЦК КПСС существовало непреложное правило — после смерти любого Секретаря ЦК, его архив в обязательном порядке изымался, анализировался и помещался после сортировки в сверхсекретный сектор. Такие архивы оставались практически у всех — у кого больше, у кого меныуе. Архив Микояна составил не меньше трех здоровенных грузовиков, потому Микоян и был не потопляем. Исключение составил лишь один человек — главный идеолог партии Михаил Андреевич Суслов, после которого не было обнаружено никаких архивов». Даже «особой важности особая папка» (сверхсекретная документация) исчезла. Все досье Суслова исчезло, растворилось, как золото партии, в адском небытие. До сих пор нигде не всплыло. Значит, впрямь утрачено навсегда.

Это был второй мощный удар судьбы (Андропова?) по Брежневу. Конечно, Брежнев и Черненко кого-то помнили, кого-то срочно вызвали. Но восстановить саму тайную структуру так и не сумели.

А Андропов не торопится переезжать с Лубянки. Он весь, как натянутая струна. Он хочет заранее знать, кто придет на его место.

А теперь интересное место из опубликованного дневника С.М. Семанова: «26 марта 1982 года рано утром за мной приехали два приятных молодых человека и предъявили ордер на допрос».

Я ни на что не намекаю. Но просто сопоставьте даты — как раз в эти дни Черненко поручили подготовить окончательную кандидатуру на освобождаемый Андроповым «второй трон», то есть на КГБ. И Черненко жаловался в доверенном русском окружении, что кандидатуры практически нет. Федорчук с КГБ Украины, которого предлагает Щербицкий, как своего человека, на самом деле, когда мы покопали, предстал человеком, то ли не слишком энергичным, то ли даже с двойным дном. А русская кандидатура, мол, была, да сейчас с ней уже не вылезешь. И не заикайтесь даже мне о ней.

Повторяю, я ни на что не намекаю, но такие люди, как Андропов, ничего никогда не делали случайно, на том так высоко и поднялись. Убрать «со стола» вовремя нежелательную карту — это высший пилотаж политической игры.

Но вернусь к мемуарам Семанова: «Я разбудил жену, шепнул ей на ухо, кому звонить, если “задержусь”, и мы сели в машину. Судя по маршруту, догадался — везут в Лефортово. Неплохо. Меня проводили через несколько коридоров со стальными дверями, которые гулко захлопывались позади, один из сопровождавших спереди, другой сзади, в кабинете усадили на стульчик против света и т. п. — словом, все шло по учебным приемам. Допрашивали меня в Лефортово два дня, устроили очную ставку с Ивановым. Я все вежливо отвергал, угроз обыска и записи на видеомагнитофон не боялся (во всяком случае, так им утверждал). Признался в пустяках, что когда-то покупал (не брал, покупал) у Иванова журнал “Вече”, оговорив особо, что никому его не показывал, а уничтожил. (Это чтобы мне “распространение” не пришили). На том, подписав осторожный протокол, и расстались».

Кажется, все — пролетело. За что судить? за покупку журналов, которые сам же покупатель, так как они ему «не понравились», уничтожил? за это даже по советским законам дело не пришьешь. И, тем не менее, факт допроса-то был. Семанов в роли как свидетеля, но следствие-то идет. Андропов потирает руки: подходящая русская фигура пока крест накрест перечеркнута. А другую эти простаки не приготовили. Русские на какое-то время обезврежены.

И в мае 1982 года Андропов наконец-то переехал, оставаясь в Политбюро, с опасной Лубянки на глаза в Большой Дом. Даже стал вроде выше — Вторым (рабочим) секретарем, хотя тут они с Черненко «сражались», кто над кем. А на его место с мая 1982 года был переведен с КГБ Украины Виталий Васильевич Федорчук — как авангардный полк Щербицкого, который должен был занять плацдарм и обеспечить приход в генсеки самого Щербицкого, как планировал Брежнев. Мы Федорчука не очень-то приветствовали, но Щербицкому заранее радовались. Приходил на партию и страну заведомый патриот.

Но мы напрасно радовались. Всем нам — хотя конкретно опять Семанову, но тень-то брошена на всех нас! — Федорчук, едва придя, тут же наносит боксерский удар в солнечное сплетение. Сомнительное дело Иванова идет в суд. По чьей заинтересованности попало вдруг в суд «неспешное», «строго засекреченное», сознательно «висячее» дело, читателю, надеюсь, понятно. А суд, ну, прямо знаково состоялся 24 июня 1982-го года в главный масонский праздник — Иванову дали год лагерей, уже им практически отбытый: меньше было дать нельзя — пришлось бы извиняться за арест — и пять лет поражения в правах. На большее приговор при всем гебешном желании никак не тянул. В «Логике кошмара» ведь были приведены достоверные факты, и никаких прямых призывов к свержению советской власти не было. Практически осудили человека лишь за раскрытие имен еврейских жен и еврейских псевдонимов?! Семанов, будучи умным, на неправый суд не явился, взяв больничный. И все равно, хотя суд не проверил «факты» следствия, и.о. Председателя Московского городского суда Л.К. Миронов направляет некое частное определение в Союз писателей: «факты недостойного поведения Семанова должны стать предметом обсуждения Московского отделения Союза писателей и его партийной организации». И какой главный аргумент этого частного определения? «Семанов также показал, что после прочтения очередного выпуска нелегального машинописного журнала “Вече”, в котором помещались статьи Иванова под псевдонимом “Скуратов”, он его уничтожал. Такое заявление Семанова подтверждает, что ему (sic!) была понятна антисоветская направленность журнала. Остальные обстоятельства Семанов отрицал». Вот такая логика советского гебешного кошмара — раз уничтожал, значит антисоветчиной пахло. Как в том анекдоте! но этой логики достаточно, чтобы вроде подтвержденно (ссылаясь на частное определение суда) В. Федорчук написал 4 августа 1982 года записку КГБ СССР в Политбюро об антисоветской деятельности Семанова. За место надо держаться? Даже тень любого возможного конкурента морально уничтожать? Или отрабатывал указание?

А Брежнев? Разве он не понимал, что Семанова просто подставили? Что с самого начала вся эти записки про «русистов» и про якобы антисоветскую деятельность С.Н. Семанова были банальной провокацией, рассчитанной на то, чтобы вывести «Русскую партию внутри КПСС» из игры. Понимал. Ему это прекрасно объяснили в «семье». Но есть правила партийной игры на самом верху. Да и волнует Брежнева больше, как бы Андропова не спугнуть! он с Андроповым воюет. А с Семановым? с ним, увы, как царь со Столыпиным. Хорошая была фигура, да что поделаешь — вот-вот убьют. А мы руками разведем. Он ведь и всерьез почти так сказал, когда ему жаловались, что опять пошла травля русских. Спасибо хоть в отличие от позиции царя со Столыпиным Брежнев все-таки посочувствовал, как бы Семанова не ликвидировали.

Решение: — Работой обеспечен? Писатель? — вот пусть годик, пока снимает выговор, и попишет в стол. А партвыговор ему дать, чтобы гусей не дразнить, а то его затравят, еще физически уберут, раз КГБ замешано, пусть осмотрительнее будет! и вы его друзья, его одного не оставляйте. У нас все бывает. Федорчук явно делает что-то не то. Ну, а с Файнштейном и этими настырными записками против «русистов» давно мне все ясно, как на блюдечке. Под меня, под меня копают! Чтобы у меня поддержки не осталось. Однако самого Андропова, как мелкого Яковлева, увы, в послы не отошлешь. Ни одна себя уважающая страна не примет. А что-то делать надо. Думайте-думайте!..

Я не поручусь за уж совсем документальную точность, но насколько мы были информированы, именно такой ход мыслей был у Второго Ильича. Мы ждали, когда уберут в послы Андропова. Когда все-таки придет Щербицкий.

Однако к великому урону для судьбы страны Виталий Васильевич Федорчук хоть и получил в свои руки все нити, но связать их не смог или сознательно не захотел. Верхушка ГБ не сумела или не захотела взять на контроль закулисную игру. Из Большого Дома, используя свои отработанные каналы связи и прежде всего закадычную дружбу с главой «Кремлевки» — всезнающим доктором Чазовым (даже его засветить Федорчук не сумел или не захотел), Андропов все-таки переиграл поразительно быстро вдруг, как по мановению волшебной палочки, совсем одряхлевшего Брежнева. И как тот уже даже гласно ни прочил себе в преемники Щербицкого, как ни собирался на ближайшем пленуме лично из рук в руки передать тому власть, однако не сложилось у Брежнева этот свой самый последний, широкий и мудрый жест сделать. Не дождались мы пленума.

Брежнев тихо умер в своей постели 10 ноября 1982 года между восемью и десятью часами утра. Сам предупреждал нас, чтобы друзей не оставляли одних, раз такая игра пошла. А остался один. Поразительно, но в точности, как в случае со смертью Сталина, близкие увидели уже только его остывший труп. В доме не было ни только врачей, но и медсестры. Я не намекаю на хозяина «кремлевки» друга Андропова Чазова. Но как же, как же так вот не оставить никого из медперсонала, зная, что генсек болеет?

Естественно, первым — от доложившего своего закадычного друга Чазова! — узнал о смерти Второго Ильича Андропов-Файнштейн, и, имея время для опережения, хорошо подсуетился — умело оттеснил Черненко, сам оперативно встал во главе Похоронной комиссии и сел на власть в генсеки.

Так «Иудейская партия внутри КПСС» вдруг восторжествовала. Евреи обнимали друг друга, а мы ходили опустив головы. Что-то будет?!

14. Андроповская агония брежневского «золотого русско-еврейского полета»

Но сам Андропов-Файнштейн ничего не успел сделать. Только какие-то малозначительные «телодвижения». Он не решился прервать брежневскую линию на «полет двуглавого державного орла», построенный на балансе двух голов и двух крыл — теневых «Иудейской партии внутри КПСС» и «Русской партии внутри КПСС». С некоторыми русскими он даже заигрывал, к себе — помогать приглашал. И делал это всерьез. Не рекламно.

Общеизвестно, что он породил Горбачева: «курортный персек» приглянулся ему обходительностью и услужливостью — Андропов отдыхал всегда на Минеральных водах, входивших в Ставропольский край, где, по словам Горбачева, они подружились семьями. Но не только. Это Горбачев, «накачав» водкой тоже отдыхавшего у него зятя Брежнева Чурбанова, «разговорил» его, прознал, что Андропову-Файнштейну по планам Брежнева не только стать преемником не светит, а то и вовсе его уберут. И тут же Миша вылетел в Москву. И на Лубянку — пересказал все слово в слово Андропову, многозначительно добавив: «Я вот почему к Вам сразу. Вы, старые бойцы — наш лес. А мы молодые — ваш подлесок». После этого разговора Андропов неизменно называл Горбачева «подлесок» и за уши вытянул его в Москву, сделал своим фаворитом и наследником. Выделил ему госдачу рядом со своей и растил-воспитывал. Горбачев хвалился: — Ведь мы с Юрием Владимировичем старые друзья, не только семьями дружим, но у нас было много доверительных разговоров, и наши позиции совпадают.

Но мало кто знает, что и наш показательно русский Егор Кузьмич Лигачев — тоже кадр Андропова. В свое правление весной 1983-го года Андропов вытянул застрявшего Первым в Томске на восемнадцать лет Лигачева в Москву и сделал заведующим организационно-партийным отделом (отвечающим за все кадровые передвижения в партии и государстве), а вскоре же и секретарем ДК, именно с которым обговаривал все свои кадровые назначения. Бедой Андропова, как и «подлеска» Горбачева было, что они, в сущности, не знали партию, ее русские кадры. А Лигачев в начале 60-х поработал в существовавшем тогда Бюро ЦК по РСФСР, занимаясь организационными и идеологическими вопросами и зарекомендовав себя «человеком решительным и въедливым». Андропов запланировал, что Егор Кузьмич станет вторым человеком в партии при генсеке Горбачеве, подперев его «по русской линии».

И был даже еще и третий русский кадр Андропова — Николай Иванович Рыжков, будущий горбачевский премьер-министр. Еще Брежнев вытащил его в Москву с директоров «Уралмаша». Но именно Андропов доверил ему всю экономику: придя к власти, сделал его заведующим вновь образованного экономического отдела ЦК и Секретарем ЦК. В широко известной на Западе скандальной книге «Заговорщики в Кремле» Е. Клепикова и Е. Соловьев писали: «В 70-е годы русофилам больше не от кого было скрываться, маска секретности сброшена за ненадобностью, условия идеологического существования улучшаются, как говорится, не по дням, а по часам. Андропов сделал секретную идеологическую ставку на “Русскую партию”».

Парадокс. Но скандалисты не так уж и передергивали факты. Андропов давил русских, пока рвался к власти, так как понимал, что русские Файнштейна своим генсеком не сделают. Но вот он дорвался до царского кресла, и все стало наоборот. Он стал больше опасаться «своих» евреев, которые лезли к нему с неумеренными аппетитами, норовя потопить державный корабль. А мы, русские, Андропова-Файнштейна, во всяком уж случае, как только он пришел к власти, абсолютно перестали бояться. Были даже им убеждены, если Брежнева он и не прочь был натравить исподтишка на русских (чтобы его убрать!), то он сам, — тем более еврей! — на стержнеобразующий народ державы ни за что не полезет. Закон сохранения.

Конечно, Андропов-Файнштейн верил больше своим — «бовины» и «арбатовы» из его кабинета не вылезали. Консультировали! но принципиально — и не только на показуху! — он стремился показать, что продолжает брежневскую политику полета двуглавого и двукрылого орла. Он даже уж слишком, как актер на сцене, стал опираться на Егора Кузьмича Лигачева, понимая, что тот «русскцц тюфяк» — гор не свернет, но выглядит вполне репрезентативно — этакий русак, рубящий правду-матку с плеча. Как же такого народу не показать, как свою опору? Кстати, и пройдоха Горбачев, по завету Андропова тоже вполне «показно» сделал у себя Вторым Егорушку. На внутреннем языке у евреев это называется: «выставить наперед Иванушку-дурачка». Но ведь, если судить по русским сказкам, то и Иванушка-дурачок был не так глуп. Свою игру мог тоже сыграть. Сидя у Меченого на кадрах, именно Егорушка Лигачев подбирал для Горбачева весь состав его будущего Центрального Комитета, советовал по составу будущего горбачевского Политбюро. Так было заведено: генсек определял, кто войдет в ЦК, а члены ЦК в благодарность выбирали его своим руководителем. Вот бы и заложить Егорушке под себя «кадровый фундамент». Но ведь не заложил. Своими руками, напротив, сдал Русскую Идею Меченому. Не предал, но… не сумел воспользоваться положением. Дал динамичным евреям себя легко переиграть. Он остался слишком советским. Вяз в болоте «общих фраз в защиту социализма и интернационализма». Так и не понял, что «национальные особенности» — это не только «пятый пункт», которым спекулируют. Но это мистический Дух. Это непримиримые провиденциальные идеологии. Он остался наивным провинциалом, не способным видеть не вершки, а корни общественных явлений. Он все еще жил ленинизмом, которого давно уже в стране не было, верил в какие-то совершенно утопические идеалы. Он так до конца и не поймет, что это не «дерьмократический» новый «Огонек» Коротича и консервативная «Молодая гвардия» Иванова взяли друг друга за горло, а провиденциальный еврей провиденциального русского. Что тут уже давно вовсе и не о социализме речь, а о том, кто выживет в смертельной схватке. Он видел только ковер и не чувствовал, что творится под ковром, какой там змеиный клубок. Вот неповоротливый русский тюфяк и остался при разбитом корыте.

А Андропов все это кожей чувствовал. Потому Андропов и о балансе в среднем кадровом звене сразу очень озаботился. Конечно, в первую голову ставил на евреев. Но и — чтобы на уж слишком динамичных и нередко зарывающихся евреев сохранялся сдерживающий «их» русский надзор.

Меня свои русские тащили на телевидение. Присмотрели для меня вполне творческую работу — Главным редактором на Студию художественных фильмов. Сериалы смотрят все. После «Современника» я за писательским столом сидел день и ночь — весь стол завалил рукописями, жутко выдохся и уже не прочь был походить на службу. Но после смерти Суслова и Брежнева у меня уже не было закулисной «руки» — сусловской закрытой, ему одному известной, особой «номенклатуры» как бы не стало, а еврейское лобби мое появление на телевидении, как могло, саботировало. К Черненко идти и опять «завязываться» мне не хотелось. Да и «Костя» мог переиграть — обрадовавшись подвернувшемуся своему, русскому кадру, сунуть меня, куда не мне хочется, а ему нужно, — на самую тошнотворную работу. Меня еще Суслов все порывался пристроить в прямую обслугу — в помощники. Этот вид аппаратной закулисы весьма расцвел в правление Брежнева, а числились все помощники членов Политбюро и секретарей ЦК по штату Общего отдела и там же платили партвзносы, состояли на профучете, то есть были под колпаком у Черненко. А я даже к Суслову в свое время наотрез отказался идти. Я пробовал полгода в старших референтах еще в АПН — у меня даже что-то получалось. Встречал самые высокие персоны «оттуда». Готовил договоры на миллионы долларов. По одним «Воспоминаниям» маршала Жукова какие деньги государству с иностранных издательств за право первой печати содрал. Присутствовал при самых конфиденциальных беседах с «идеологическим противником». Но очень не по душе было мне это — ой, как тошно оказаться в обслуге. Я совсем приуныл.

Но переехал в мае 1982-го в Большой Дом Андропов, и вот буквально через несколько дней после того, как Андропов принял дела Суслова, вопрос по мне был решен положительно. Андропов, прекрасно зная еще с «Голоса Родины» о моих «русистских» настроениях (прямое столкновение даже было из-за напечатанной мной статьи Семанова про запрещенного им лично к упоминанию Солженицына), тем не менее дал мне возможность поработать на него на телевидении: его очень беспокоило там состояние дел и, в первую очередь, коррупция на телевидении. Субсидирование больше, чем всей Прибалтики, а финансовые потоки уходят в мафию. Так что Андропов-Файнштейн, хоть и всецело симпатизировал еврейству и выслуживался перед ним, но не был таким уж упертым «хасидом». Скорее он был со Сталиным в душе. Кстати, он был крайне обеспокоен разрушающим засильем еврейства в торговой сети. Он предсказывал, что нажитые торговлей громадные теневые капиталы захотят легализироваться и взорвут советскую власть. Он начал кучу антикоррупционных дел по торговле, переключив на них лучшие силы ГБ, но ему не дали их довести до конца. У нас ходили упорные слухи, что его мафия «остановила»! во всяком случае, многие русские, в том числе и я, очень жалели, что Файнштейн недолго пробыл генсеком и не сумел пощупать свое «judentum» — торгашеское еврейство по Марксу.

Меня при нем назначили Главным редактором в Студию художественных фильмов, и я сразу же предложил развернутый план на многие десятки названий, естественно, с сильным русским акцентом. Заключил договоры на сериалы с крупными фигурами русского лагеря — Иваном Стаднюком по его «просталинской» книге «Война» (по совету Андропова!), Петром Проскуриным, замечательным русским писателем Вячеславом Горбачевым (отчаянно знаковым зам. Главного журнала «Молодая гвардия»), Вячеславом Марченко, Михаилом Колосовым и т. п. Многие фильмы даже успел выпустить. Приходилось «на развод» ставить и «ихнего» Анатолия Рыбакова (Аронова). Когда сам А.Н. Яковлев за него — пойди не подпиши договор, но договор Рыбакову я-то дал все-таки не на гнусных «Детей Арбата», а на вполне лояльного «Неизвестного солдата». Даже закрытые цензурой и «смытые», остро «антисионистские» последние серии «Вечного зова» Анатолия Иванова не без нашего русского давления (здесь очень много сделал мой близкий друг еще со ВГИКа, зав отделом заказных фильмов в «Экране» талантливый русский сценарист и писатель Иван Воробьев — как ему трудно было с обступившими его евреями, как они его подсиживали, оплетали своими сетьми! но ему удавалось таки заказать на киностудиях и хорошие русские телесериалы!) отыскались на балконе у режиссеров и вышли в эфир. В общем, я вертелся, как мог. Посещал все летучки руководящего состава, присматривался к лицам, наматывал на ус. Лапин после звонка Андропова дал мне «открытый лист» на выравнивание процентного соотношения между еврейскими и русскими телесценаристами, и практически каждый сценарист с открытым русским лицом, заглядывавший &о мне, мог сразу получить заказ, попасть в план и в кассу — получить аванс. Напротив, я наотрез отказался подписывать договор на восемнадцать серий художественно-документального фильма Егора Яковлева, известного «дерьмократа», о Ленине. Позвонил по прямому внутреннему телефону Мамедову и Лапину и предупредил, что готовится крупное хищение — на полмиллиона. Что к договору на документальный сериал — самый примитивный документальный монтаж — «нарезку текстов» из статей Ленина, зачитываемую актерами без грима, — в графе жанр приписали задним числом «художественно»! — документальный, а это оплата в десять раз больше.

Скандал пошел до парткома. Но повязаны были все. Пока разбирались, договор вдруг «по незнанию ситуации» (?) подмахнул зам. Лапина по хозяйственной части (?) Сорокин, и деньги автор получил. Потом уже метали громы и молнии по состоявшемуся факту «чьего-то недосмотра». А «бешеные деньги», видимо, шли по целевому предназначению. Егор Яковлев, давно примкнувший к «Иудейской партии внутри КПСС» и игравший в ней не последнюю роль, на эти бешеные деньги «выкупил» и «раскрутил» газету АПН «Московские новости», ставшую «разведкой боем» в наступлении «перестроечников» на советскую власть. Кто знает, добейся я возвращения Егором Яковлевым «бешеных денег», и не было бы у иудеев столь успешной «разведки боем». Но, к сожалению, ни Андропова, ни Черненко к этому времени Уже не было в живых, и дело об откровенной коррупции нагло спустили на тормозах. Так вот липовыми приписками «художественно» перед определением жанра «документальный» на телевидении давали заработать своим большие деньги на будущую «прихватизацию».

Но вернусь к связке Андропов — Семанов. Честно говоря, я ждал, что Андропов и его вернет на работу. Так в партии было принято — никого не списывали, «номенклатурой» дорожили. Врежут, «повоспитывают», но в кадровом резерве оставят. Откроется вакансия, которую не просто закрыть — вспомнят. Да еще и нажмут: «Мало ли, что у вас увлекательная творческая работа?! Нечего дома сидеть. Надо думать не о себе. Это приказ партии». Сталин даже сажал для острастки, а потом, не моргнув глазом, возвращал на крупные должности. Андропов очень мечтал стать новым Сталиным. Благодарные люди рядом ему, ох, как были нужны. Дочка Ира знала про солдатскую преданность Семанова, про его верное товарищество. Не продал бы Семанов Андропова, снова красиво поднятый им из грязи в князи. И думаю, Андропов был готов к такому шагу. Во всяком случае, при нем ведомство КГБ упорно держало в строжайшем секрете обстоятельства разбора на Политбюро дела Семанова. Даже всезнающий, прекрасно информированный А.Н. Яковлев пишет в своих мемуарах: «В апреле 1981 года освободили от работы главного редактора журнала «Человек и закон» Семанова. Причем еще 18 апреля заведующий отделом пропаганды ЦК Тяжельников внес предложение о награждении Семанова орденом Трудового Красного Знамени, а через три дня срочно отозвал наградные документы. О причинах снятия Семанова также ничего не было сказано. Но в партийных кругах шли разговоры о том, что Ганичев и Семанов, кроме редактирования своих печатных органов, занимались побочной деятельностью, никак не вязавшейся с их положением в номенклатуре. Время от времени они собирались со своими единомышленниками и прикидывали организационные формы изменения в руководстве страны, говорили о необходимости «сильной руки» и наведения порядка». И дальше без разделительного абзаца, прямо в подбор к предыдущему тексту, как бы в его пояснение (аллюзия, которой все в советское время пользовались, когда хотели на что-то серьезное и «непечатное» намекнуть): «Во время моего очередного отпуска я зашел к Андропову по кадровым делам его ведомства. Он сообщил мне, что арестован автор книги “Осторожно, сионизм”, естественно, за антисоветскую деятельность». Все понятно, за что, мол, тихо убрали Ганичева и Семанова?

Но, как только Андропов пришел к власти, — ситуация для него круто изменилась. Теперь, пожалуйста, вот вам патриоты — «сильная рука», о которой вы мечтали. Во всяком случае, таким хотел стать, подражая Сталину, Андропов. И, значит, ему сторонники «сильной руки» были, ох, как нужны. Вернул же он меня, хотя я тоже был замечен на борьбе с сионизмом, даже «силуэты идеологического противника» писал. Значит, по логике вещей, он, тем более, должен был вернуть Семанова. Но не вернул. В судьбу человека вмешалась глупость «тюфяка» Федорчука — тот взял да передал в суд дело, по которому «свидетелем» (всего лишь «свидетелем»! осторожно ведь было сделано, умно!) расчетливый Андропов держал про запас на крючке, на всякий случай для острастки Семанова. Я помню, как ахнул, как ругался, узнав об этой самодеятельности Федорчука Константин Устинович Черненко — у него вылетал нужный проверенный человек из кадрового резерва. Я думаю, что ругался на лопуха, не знающего, что в кадровых вопросах «крючок» гораздо важнее, чем уничтожение, и Андропов. Во всяком случае, окружи себя Андропов поближе патриотами, сторонниками «сильной руки», то есть такими, как Семанов и Ганичев и их кадрами, то, может быть, Юрий Владимирович Андропов и прожил бы лишний годок — ведь верный ему пес «Бобок» — Филипп Денисович Бобков, например, прямо пишет, что Андропова поторопили в могилу. А поторопить моши только не русские патриоты-державники, а, напротив, те, кто готовил русскую смуту. Кому дозарезу нужна она была, чтобы приватизировать русские богатства.

Страшные были те времена сплошных смертей наших генсеков. Избирали как будто на тот свет. То ли судьба кого убирала, то ли… Про смерть Андропова больше сплетен: про то, что и покушение на него-то якобы было, что чуть ли не молодая супруга Щелокова с ним за самоубийство мужа расплатилась, и пуля в последнюю больную почку попала. Только вот, как ее к кабинету Генерального пропустили с пистолетиком в дамской сумочке? Хотя все бывает, когда начинается великая русская смута… Первый помощник Черненко всезнающий Виктор Васильевич Прибытков, например, убежден, что Черненко отравили. Он долго жует страшную историю, как председатель комитета ГБ Федорчук сам явился в Крыму на отдыхе к «Косте» с собственной отловленной копченой рыбкой, после которой ему одному-единственному (какой целенаправленный кусочек скумбрии!) стало жутко плохо, и его пришлось срочно самолетом отправлять в Москву. А Чазов, глава «кремлевки», отвел глаза и сказал: вирусная инфекция. После этой вирусной инфекции Черненко уже не оправился и быстро угас (особенно после того, как ему, астматику, доктор Чазов провокационно посоветовал подлечиться в высокогорье — клин клином вышибают?).

Прибытков убежден, что тогда многих, как на конвейере, на тот свет поторопили, освобождая трон Меченому. Он пишет: «Тайное стало явным. Черненко был еще жив, и жиТь ему оставалось полгода, а Раиса Максимовна уже готовилась стать «первой леди» страны. Да, готовилась. Готовилась столь интенсивно, что хочешь — не хочешь, а подозрения усиливаются. В одну цепочку выстраиваются: копченая скумбрия «а ля Федорчук» (?!), рекомендация вопреки медицинским противопоказаниям высокогорного курорта «а ля Чазов и Горбачев», нетерпеливые ожидания чего-то «а ля Раиса Максимовна» и непонятная, необъяснимая, скоропалительная, быстротечная смерть маршала Устинова. Устинов, вне всякого сомнения, твердо и прочно стал бы новым генсеком! но Устинов умер в кремлевско-чазовском люксе из-за ерундовой болячки… Можно допустить, что, не согласись Андрей Андреевич Громыко собственноручно передать власть Михаилу Сергеевичу на очередном «похоронном пленуме», то и по нему траурная музыка у кремлевской стены заиграла бы куца раньше». Прибытков убежден, что «Меченому» Мальтийским Орденом, просмотренному лично самой леди Маргарет Тэтчер, льстивому, как сколький уж, Мише Горбачеву «либералы» из «Иудейской партии внутри КПСС» расчищали путь, как своему долгожданному Мессии.

А как думать иначе, если Горбачев, будучи секретарем по сельскому хозяйству, приезжает в сопровождении А.Н. Яковлева к лидеру Западного мира «железной леди», премьер-министру Англии Маргарет Тэтчер, и выкладывает на стол ту самую секретную карту советских военных ударов в случае войны, за которую ЦРУ бы весь свой аппарат «двойных агентов» положило?! Додумываю? Нисколечки! Даже не западная печать, а сам «агент американского влияния» А.Н. Яковлев в своих признаниях «Постижение» (М., 1998) — надо понимать «постижение» логики его предательства? — об этом написал:

«Переговоры продолжали носить зондажный характер до тех пор, пока на одном из заседаний в узком составе (я присутствовал на нем) Михаил Сергеевич не вытащил на стол карту Генштаба со всеми грифами секретности, свидетельствующими о том, что карта подлинная. На ней были изображены направления ракетных ударов по Великобритании, показано, откуда могут быть эти удары, и все остальное». Тэтчер смотрела то на карту, то на Горбачева. По-моему она не могла понять, разыгрывают ли ее или говорят всерьез. Пауза явно затягивалась. — Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее». Вот так Меченый в сопровождении «хромого беса», как Фауст и Мефистофель, проследовали в ад — сдали противнику Советский Союз. Вот так оба доказывали, что они готовы быть «агентами американского влияния» и что Мировой Закупнеє их надо «тянуть наверх».

И никакими средствами не брезговали тогда, вытаскивая за уши наверх Меченого; не знаю досконально, в таких делах всегда сразу концы в воду, но болтали всякое, и это всякое по логике вещей могло быть. Действительно, уж слишком мгновенно одна за другой — без длительных болезней, как будто кремлевские врачи сразу были бессильны! (я ничего не утверждаю, но такой ли уж профессионально слабый был персонал андроповского друга Чазова, с которым Андропов встречался на конспиративной квартире?) — последовали все эти смерти генсеков, расчистившие дорожку Меченому с Яковлевым? Уже цитировавшийся мною Олег Греченевский пишет в Интернете про цепочку «загадочных смертей среди правящей верхушки. Никому не удалось умереть среди бела дня на руках у врачей — или хотя бы при свидетелях! Сценарий был один и тот же: вечером человек здоров — ночью его оставляют без присмотра — утром находят очередной труп. И Чазов дает стандартное заключение: “сердечная недостаточность”… В апреле 1976 умер министр обороны Гречко. Он отличался хорошим здоровьем, но Андропова не любил… в июле 1978 года умер секретарь ЦК Кулаков. Он отличался крепким здоровьем… но большинство сходится на том, что нужно было освободить место в ЦК для Горбачева. 19 января 1982 года С. Цвигун покончил с собой». Почти тут же 25 января умер Суслов, второй человек в партии после Брежнева («найден утром» и т. д.). Наверху перетягивали канат. Сначала Политбюро вел Андропов. Потом Черненко стал вести заседания Политбюро, т. е. занял второе место в партии и государстве. Но уже в октябре Леонид Ильич опять доверил вести заседания Политбюро Андропову. Больше Брежнев был не нужен, и 10 ноября он умер. Схема та же, ничего нового: вечером вполне здоров — ночью без присмотра — утром уже готов. Потом всеобщий траур и «Лебединое озеро». Так складывает смертельную мозаику Грачевский, но ведь это только версия.

А факт, что все мы, кто хоть как-то был причастен к номенклатуре, жили тогда в оцепенении. Какой-то хоровод Дьявола. Было только одно желание — отойти в сторону. Переиздать. Не оказаться затянутым под колесо. Помню только, как сам тогда на телевидении слушал заранее включавшуюся заунывную музыку и думал: «Ну, кто следующий?»

Пока Андропов был жив, я себя слишком даже уверенно-нагло в останкинском Новом Тель-Авиве чувствовал. При Черненко было уже не без тревоги: как его уберут, что-то будет? я хоть с Мишей Горбачевым и Раисой вместе в МГУ учился, но я для них — из другого лагеря. Вряд ли Раиса заступится. Она меня, правда, вроде вспомнила. Но похоже — так, для отмазки, на всякий непредвиденный случай, что, мол, она всех помнит. А тут на телевидении Новый Тель-Авив день ото дня был все наглее и наглее. Что-то страшное грядет…

Андропов по-своему еще пытался продолжить линию брежневского баланса сил, лететь на двуглавом и двукрылом державном орле. Черненко? Болдин, помощник Горбачева, правильно отметил, имея в виду русских: «Часть художественной интеллигенции примкнула к Черненко и прочно связывала с ним свое место под солнцем. В общем все шло так, как это было в “добрые старые времена”». Но Черненко ничего сделать не успел. Его быстро «отравили рыбкой». Немногие знают, что Черненко «разглядел» Горбачева и хотел его убрать. Во всяком случае, Черненко уже поручил «своим людям» присмотреться к «опасным связям» Меченого с Яковлевым и с Западом. Горбачев завис. Достаточно было соответствующей раскрутки одного факта, что он, будучи секретарем по сельскому хозяйству, вдруг привез в Лондон и показывал противнику секретную военную карту, чтобы на карьере авантюриста был поставлен жирный крест. Но Горбачева буквально спас наш русский «тюфяк» Е.К. Лигачев. Странный всегда был Егор Кузьмич, дико обманывался в людях, доверчив был до наивности. Как свидетельствует тот же Болдин, «именно Лигачев по просьбе Михаила Сергеевича провел переговоры с генсеком Черненко, стараясь убедить его в личной верности Горбачева». Только это спасло Горбачева. Черненко снаивничал, поддался на уговоры и почти тут же сыграл в ящик.

Таков был расклад сил на русско-иудейском фронте. Можно теперь горько жалеть об отдельных «провалах», как в воздушные ямы, летевшего брежневского державного орла, о взаимно выщипанных перьях на его крыльях. Действительно, не без жестокой внутренней идеологической борьбы всегда было! Подставляли и щипали друг друга не жалеючи, хотя, встречаясь, мило разговаривали друг с другом и обменивались закрытыми новостями! Однако как бы то ни было, но наш державный двуглавый орел при Брежневе все восемнадцать лет высоко летел. Шутка ли, Вторая Держава мира! Держалась! да и во внутренней политике партия чувствовала себя устойчиво. Жизненный уровень был достаточно высокий — за деликатесами были очереди, но на праздник в домах всегда все было. За дорогими шмотками давились? но сейчас — для большей части населения деликатесы и дорогие шмотки просто исключены, не по карману. Работа всегда была, и возможность получить бесплатно высшее образование для всех. Давало перебои плановое снабжение, торговля нарочно организовывала дефициты, на которых дико наживалась. Но это и надо было исправлять рынком. А для интеллигенции был, если трезво оглянуться, «золотой век советской власти» — без концлагерей, при умеренной гласности (без перехлестов!), когда критику принимают, и при полной свободе творчества. Свобода была везде — говорить и писать можно было что угодно. Только не призывать открыто к свержению конституционного строя. Но за такой крайний экстремизм и в самых демократических странах судят. Это уже зона «политических рисков».

Раздел четвертый. Горбачевская катастрофа самолета с двумя крыльями — русским и еврейским. Оба крыла отваливаются от фюзеляжа Показания участника русского сопротивления (1985–1993)

Сейчас оглядываясь далеко назад и ища коренную причину, почему мы, русские, при Горбачеве и Ельцине проиграли русско-еврейскую войну и допустили падение советской власти и развал Советского Союза, я, как это кому-то ни покажется странным, вынужден признать, что мы сделали катастрофу сами — своими русскими руками.

И еще более неожиданно скажу: тут не «войну» с евреями мы проиграли, потому что евреи, хотя и были, как всегда, страшно активны, хотя бежали, как всегда, впереди паровоза, но красный паровоз скатили-то под откос сами мы, русские. Мы сами допустили падение советской власти, потому что — как это ни кощунственно прозвучит для многих! — сами этого подспудно весьма хотели.

Советский Союз именно как союз России с другими нациями тоже развалили прежде всего мы сами. Член Президентского Совета при Горбачеве выдающийся русский писатель и властитель дум Валентин Распутин озвучил первым обуявшую нас идею «избавиться от присосков». Кому-то покажется, что я говорю страшные вещи, но и «предательские» Беловежские соглашения были нами, русскими националистами, подспудно «запланированы». Отделиться от всех «окраинных» республик-присосков, превративших Российскую Республику в экономического донора, и пьющих кровь русской нации. Остаться только вчетвером — три славянские республики Россия, Белоруссия, Украина плюс по населению больше чем наполовину русский Казахстан. Этого мы очень хотели. То есть Борис Ельцин сделал то, чего мы от него хотели. Сделал дурно, непродуманно. Помощнички его, вроде Бурбулиса, что-то сознательно не сообразили, оформили не так и не так договорились. А Украина потом подставила нам ножку — уже 1 декабря 1991-го года провела референдум о суверенитете и практически вышла из Беловежских соглашений. Развалила четверку — развалила планировавшую нами славянскую Россию без «инородческих» присосков. Но ведь это нам, русским, тоже надо было просчитать.

Увы, мы всегда плохо знали и понимали Украину. Только, пожалуй, недавняя книжка Сергея Семанова «Махно» (М., 2005) объяснила нам не лакированную, вечно «братскую», а разрываемую духовно изнутри многострадальную русскую «окраину» («украину»), издавна траченую, как тлей, «жидовствующими», склонную равно как к жесточайшим еврейским погромам (знаменитые Киевский, Одесский — в России таких беспощадных никогда не было), так и к угодничеству перед Западом и наивному преклонению перед духом либерального всеотрицания. Украина — мученица Духа. На Украине противостояние между Третьим Римом, как наследником византийского ортодоксального православного духа, и «западничеством» прямо вылилось в противостояние восточных и западных областей. На Украине уже давно играли в коварные «унии». А мы, имея активный «Славянский Собор» на Украине и сильную прорусскую, православную, минимум, половину населения, увы, не доработали — позволили западным, антирусски настроенным, ополяченным, католицизированным областям сыграть именно свою крапленую игру.

Но и этого мало. Мы не только грубо просчитались на Украине. Мы, русские, провалили политический расклад сил и внутри самой России. Когда Ельцин баллотировался в президенты, то взял себе в пару как бы «нашего», на словах русского Руцкого — тогда весьма активного в патриотических кругах, первого зама московского «Отечества» (еще не лужковского, еще тогда «нашего»!). Когда Лужков баллотировался в мэры Москвы, то себе в пару он взял в вице-мэры тоже как бы «нашего» Шанцева — Первого секретаря Краснопресненского райкома, крепкого русского мужика, тогда активно патриотичного. Только благодаря таким хитрым упряжкам Ельцин и Лужков первый раз прошли с оглушительными под 80 % результатами. Стали практически «всенародно-избранными». Чем потом и козыряли.

А мы где в это время были? Увы, мы все опять надеялись на брежневский баланс сил. Мы опрометчиво жили инерцией брежневского державного орла с двумя головами и двумя крыльями в то время, как забежавшие вперед паровоза евреи активизировались в своем «всеотрицании» и по живому отрезали от брежневского орла русское крыло.

Мы полностью потеряли контроль над горбачевским и ельцинским окружением, вот нас «они» и макнули головой в кровь.

Как же мы до этого скатились? Оглянусь назад.

1. Жуткое переиздание «Оттепели»

Пришел в генсеки Горбачев, и стало ясно, что Андропов трагически ошибся с подготовленным им молодым преемником. Потому что при «меченом» Горбачеве (у него по всему лбу, как дьявольская россыпь, будто даже мистически обнажились крупные черные родимые пятна) управление государством было почти полностью утрачено.

Спросите, почему же «Русская партия внутри КПСС» не «просветила» заранее Горбачева с его Раечкой или Ельцина с его Наиной? но у них с молодости не было сомнительного окружения. Они считались, что без примесей! мы, русские националисты, последовательно симпатизировали приходу к власти и Горбачева, и Ельцина. Увы, это горькая, но правда.

Не разобрались. Не предвидели. Хотя, ну, что, я, например, мог знать о студенте юридического факультета МГУ Мише Горбачеве и его дорогой «философине» (с философского факультета) Раечке Титаренко? Ну, учился я одновременно с ними в гуманитарном корпусе МГУ — маленьком четырехэтажном старинном зданьице напротив Кремля и Манежа на Моховой, где все были, как на ладони, и все всех знали? а что бросалось в глаза? да только то, что они были заядлые театралы. На общей любви к театру и сошлись. Поженились в сентябре 1953-го, и свадьба была, как тогда у всех на Стромынке, в общежитии, шумной, но скромной. Миша по натуре — сам артист, в самодеятельности брался за большие роли. Мечтал стать великим трагиком, как Михоэлс. Умирал по аплодисментам публики, мечтал о больших залах с ослепительными огнями рампы. Но подвел язык — малороссийский корявый «волапюк» с диким произношением и неправильными ударениями, который он никак в Москве выправить не мог. Оказался совершенно не способен к языкам. Так вот и пришлось ему, вместо школы-студии МХАТ, поступить на юрфак.

Еще про Горбачевых мы знали, что, как все мы, они переболели Хрущевской Оттепелью. Но единственный реальный «оттепельный» компромат был на Мишу лишь в том, что Миша не разлей вода был с будущим крупным диссидентом-«шестидесятником» Зденеком Млынаржем, одним из закоперщиков «Пражской весны», а после 1968 года злым эмигрантом — рупором антисоветских сил. Зденек Млынарж даже гостил у Миши в Ставрополье. Едва Миша станет генсеком, как Зденек Млынарж сразу начнет наезжать в Москву, станет для Горбачева окном в Европу и первым консультантом. Но кто же это мог предвидеть?

Напротив, мы тогда сочувствовали, что комсомольскому вожаку Мише оказался закрыт престижный путь в КГБ, куда он рвался, потому что в оккупацию дом Миши выбрали для постоя фашисты, и он часами ощипывал гусей, уток и кур для их стола. Тогда уже выглядел услужливым «лучшим немцем». Но сейчас я говорю с иронией. А тогда я сочувствовал, что, «замаливая оккупационные грехи», Миша вынужден был после университета распределиться «всего лишь на комсомольскую работу».

Уже позже были слухи, что у молодого Горбачева кличка в Ставрополе «Миша — конвертик» (с намеком, на то, что без конвертика к нему не приходи). Но весь этот компромат в глазах того же кадровика Черненко, которому докладывали о сомнениях в «русских клубах», пересиливался тем, что Мишу тащит сам «гебешник» Андропов, который уж должен был бы тут его тщательно проверить. Проверил ли? Или решил, что с такими пятнами не только на лбу, но и в биографии да еще с дедом «Моисеевичем» всегда будет Мишу крепко на привязи держать?

Сейчас легко склониться к версии, что Горбачев был завербован. Но все же я не верю в мифы о том, будто изначально Горбачев наметил сознательно развалить партию и государство. Нет, поначалу он лишь «артистически» (выступать он сразу начал, как артист, до упоения, до хмельного сценического счастья от огней рампы!) надеялся стать любимцем народа на некоем переиздании хрущевской «Оттепели». Он мечтал повторить трагическую фигуру Хрущева на новой исторической сцене. Идеологию «Оттепели» Горбачевы пронесли с собой через всю жизнь. Мы благодаря «Русской партии внутри КПСС» опомнились — они с Раечкой остались на периферии с шумными оттепельными «шестидесятническими» идеями «гласности» и «обновления» (= «перестройки» — что абсолютно то же самое по конспирологической масонской терминологии).

Итак, переиздание «Оттепели»? на этом, я убежден, споткнулась и была повязана «ими», всегда бегущими впереди паровоза, провинциальная чета Горбачевых. Они думали (а они думали всегда вместе, Миша и Раечка!) бурную новую Оттепель раскрутить. Однако как ее раскрутить, да еще при неминуемом в таких случаях, естественном, весеннем грязном разливе, со всеми оттаявшими нечистотами, плохо контролируемом, власть удержать?

Своих близких, заранее проверенных и особо доверенных людей, — тонкого слоя «тайных советников» — суперпрофессионалов-контрпропагандистов, на которых можно всецело положиться, у Горбачева, как и у Хрущева, увы, не было (может быть, потому оба вождя и так легко «сгорели»). Горбачев, как ни хитрил, был весь на виду, как и хитрован Хрущев. Хитрецы, ловкачи, но без решающей тайной власти.

Черненко, придя к власти, подстраховываясь, просто не передал Горбачеву, как своему Второму рабочему секретарю на хозяйстве, особо важные доверенные кадровые списки из своего личного сейфа. Да и не знаю, насколько большие тайные кадры были они у него самого. Ведь Черненко все-таки был «всего лишь» Общий отдел. Знал все, просвечивал все кадры. Но кадры не свои собственные, а выдвигаемые по линии других, «отраслевых» отделов. Сам он был всегда только милым другом Костей — тенью Брежнева. Тайны особо доверенной партийной «К» — контрпропаганды у Черненки уже, пожалуй, и не было. Она исчезла, растворилась, как столбик дыма над кучкой пепла, вместе со смертью Суслова и его зиявшими пустотой сейфами. Только в КГБ тогда «их» своя собственная «К» и оставалась. Но тоже уже была не без греха. Про ее основателя и предателя Олега Калугина, живущего сейчас в Америке, я уже рассказывал.

Отсутствие своей собственной тайной «идеологической охраны», на мой взгляд, и предрешило, что Горбачев был умело «окуклен», продуманно дезинформирован, осторожненько подтолкнут в Рыцари Мальтийского Ордена. Но подчеркиваю: в этом была его трагедия, не преступный замысел.

Горбачев был трагически, роково лишен правдивой информации о внутреннем «закулисном» положении в партии — раз ни Суслов, ни Андропов, ни Черненко не передали ему никаких «ключей». Поэтому Горбачев, — как и Хрущев до него, — вынужден был действовать сугубо по формальной партийной лестнице. А партийная лестница у нас давно прогнила, на ее ступеньках стояли либо карьеристы, либо всем удобные русские «тюфяки». Да и партийная лестница, как иерархия власти, одна мало чего стоит без тайной опоры. Тут неминуемо свалят, спихнут — вопрос только в том, сколько лет сумеешь «на весу» продержаться. Умная Раечка это болезненно понимала, но подменить собой всю партийную разведку не смогла.

Меченый дико хитрил, вертелся, пытался всех «наколоть», но все это на уровне деревенского мужичка-кулачка — кто его и как подставляет, толком ни он, ни его Раечка таки информированы не были. Так ведь уже было с вероломным, но дешевым хитрецом Хрущевым, за спиной у которого стоял лишь сын Сергей. Тоже к концу правления Хрущевы остались «одинокой парочкой». Как только умерла Ванда Василевская, умер Куусинен, отошла в сторону обиженная верная подруга Фурцева, так в тот же год свалили Хрущева. Даже зять Аджубей повел совсем другую — свою «младотурецкую» (= масонскую) игру, надеясь выкинуть тестя и повести, сев на его место со своей молодой и крайне амбициозной «младотурецкой» компанией, свою собственную политику. Аджубей не был масоном, но удочки к масонству закидывал, масонству страшно подражал, как и все его окружение. Знал ли обо всем таком печальном опыте Хрущева Горбачев? Знал. Не мог не знать. Но, видимо, недостаточно прочувствовал. Вот потому все так же точно, как под копирку, и стало с ним — с политическим переизданием болтуна Хрущева в тоже жутко скользком «хитроване», но тоже не слишком далеком и лишенном какой бы ни было собственной лично «необходимой просвечивающей оглядки», таком же «упоенном болтуне» Горбачеве. Кроме лучшей советчицы Раечки — всерьез ведь впрямь у Миши Меченого не было никого. Яковлев, Черняев, Шахназаров — ближайшие советники Горбачева отнюдь не были ему верными друзьями. Они были просто не из его партии. «Жидовствующие», они делали свою игру. А русские? Даже первый помощник и начальник аппарата Болдин оказался в душе своему шефу скрытым идейным противником. Иначе не случилось бы ГКЧП.

Вот и вышло, что куклу «Горби» оказалось несложно запрограммировать. Осталось только опытным кукловодам с Запада подергать куклу «Горби» за ниточки.

«Двойные агенты», вроде Яковлева и Калугина, уже, видимо, докладывали заокеанским хозяевам, что все у них готово, что они поведут «Меченого козла» на заклание. А сам Горбачев в это время наивно мечтал, как раскрутить Вторую Хрущевскую Оттепель? Как дать вторую жизнь косыгинским реформам 60-х годов?

Самое естественное решение — мобилизовать всех сохранившихся при деле «шестидесятников». Но как их пробудить из спячки — поднять на волну? «Через печать и телевидение?» — услужливо подсказывал «хромой бес» Яковлев.

Но и хочется и колется. Горбачев все тянул, никак не решался. Вроде бы предпочел сохранить неизменной апробированную брежневскую политику.

Ох, уж этот двуглавый орел! он до сих пор, как сакральный знак, который пытаются каждый раз наполнять новым содержанием! Даже теперь «Литературная газета» устами Анатолия Салуцкого (№№ 38–39, 2004) еще зовет к возврату: «Птица исторического российского сознания всегда была о двух крылах; пока в обществе существует монополия одной группы, птица не взлетит, и о мобилизации нации мечтать бессмысленно».

При Горбачеве «Иудейскую партию внутри КПСС» возглавил Яковлев, а «Русскую партию внутри КПСС» — вроде бы крепкий мужик, но слишком уж простоватый Егор Кузьмич (имя и отчество-то какие сермяжные, свои!) Лигачев. Оба с самого начала оказались в одной упряжке с Горбачевым и тянули все в разные стороны, как лебедь, рак да щука. Не «птица» была уже, а кикимора адская. Какой тут полет?!

Известно, что «Хромой Бес» вышел на Горбачева через его помощника Болдина, с которым сам Яковлев был связан давней аппаратной дружбой в Большом Доме. Именно через Болдина Яковлев «затащил Горбачева к себе в Канаду», где отбывал брежневскую ссылку в послах, и «у себя» в Канаде «обработал». Известно, что к Тэтчер с «секретной картой» на просмотр лояльности к Западу, Горбачев ездил уже на пару с Яковлевым, организовавшим эту роковую для СССР встречу. Поэтому никого из «посвященных» не удивило, что уже 11 марта 1985 г., сразу же после своего избрания генсеком, Горбачев предложил Яковлеву должность своего помощника. Но тот отказался. Выморочил для себя должность в руководстве Большого Дома и поднялся аж до члена Политбюро, хотя все это время оставался практически лишь на положении одного из помощников — главного «спичрайтера». Координатора горбачевской бесовской говорильни на сцене. Что-то вроде Главного суфлера.

Яковлев сам остро чувствовал, что ему надо менять поприще. Он не раз взывал на Политбюро: — Ну, поймите меня, почему мне ни разу не дали ни одного участка работы, где бы можно было действовать самостоятельно?

Но Горбачев, — давайте уж договаривать правду до конца, — боялся довериться «Двухголовому». Последнее — не моя острота. Это характеристика Яковлева аж самим Андроповым. Есть свидетельства, что на настойчивые просьбы Миши Меченого за Яковлева — чтобы вернуть того в «эту страну», на все безумные похвалы Миши в адрес «этой головы!» еще Андропов веско предупредил: «Это верно, голова у него есть, и даже не одна, а две. Поэтому с ним надо все взвешивать и не спешить».

Однако Горбачев оказался настойчив и таки настоял-добился от Андропова возвращения Яковлева — пусть хоть не в аппарат в ЦК, но в престижное директорское кресло Института мировой экономики и международных отношений. Мол, раз с Западом крепко повязан, то вот пусть через Институт и налаживает нам связи.

Андропов однако строго предупреждал Горбачева, что максимум, куда можно допускать «Двухголового» — это служить «связным» с Западом. В конце концов, на такой роли может вполне использоваться даже человек, подозреваемый в том, что он «двойной агент».

Но кто бы тогда писал длинные и пустые, как порожняя посуда, бесконечные, как белка в колесе, многочасовые речи для трагического артиста Горбачева, который, как его идеал Хрущев Кузькина Мать, ударился в сплошные публичные выступления? Практически ведь и не работал, а только выступал, выступал, выступал.

Дело осложнилось тем, что на Яковлева Горбачев очень скоро получил в свои руки тяжелый криминал — обвинение в государственной измене от преемника Андропова Крючкова.

Объяснюсь. Яковлев, считалось, что что-то делал для разведки. Он сам любил утверждать, что — цитата: «учась, в Колумбийском университете, роясь в специфической университетской библиотеке, и встречаясь с американскими учеными, я добывал такую информацию и отыскивал такие ее источники, за которыми наша агентура охотилась не один год». Его усердие тогда сразу оценили, и во многом именно за это усердие в первые годы правления Брежнева его сделали первым замом в отделе Пропаганды ЦК КПСС. Он распространял о себе мнение, что уж он-то по-настоящему узнал в лицо идеологического противника и лучше других, поучившись в Америке, теперь знает, как с ним бороться. И в это сперва поверили.

Характерно, что начальника аппарата Президента Болдина он познакомил на собственной даче с В.А. Крючковым — тогда шефом внешней разведки. Они все очень дружили. И вдруг — гром небесный. В «Записках из “Матросской Тишины”» (газета «Завтра» № 35 за 1991 год), переданных помощником Горбачева Болдиным, когда того посадили туда за ГКЧП, засвидетельствовано: «Докладывал В.А. Крючков М.С. Горбачеву о связи А.Н. Яковлева с зарубежными спецслужбами. Впервые я услышал об этом от В.А. Крючкова, который направлялся на доклад по этому вопросу к генсеку. Поскольку Крючков, как и я, был хорошо знаком с Яковлевым, Владимир Александрович рассказал мне вкратце о сути своего предстоящего сообщения Горбачеву. Такое известие меня буквально шокировало. Я сказал тогда Крючкову, что идти с подобной новостью можно только, будучи очень уверенным в бесспорности фактов. Помню, Крючков ответил мне так: — мы долго задерживали эту информацию, проверяли ее и перепроверяли, используя все наши самые ценные возможности. Факты очень серьезные».

Начальник Генерального штаба С.Ф. Ахромеев тоже подтвердил, что военная разведка располагает приблизительно такими же данными, как и КГБ. Но какую позицию занял М.С. Горбачев? Снова цитирую Болдина: «Спустя какое-то время Горбачев спросил меня: “Ты знаешь о том, что за Яковлевым тянется колумбийский хвост? Может, и ты примешь участие в беседе?” Михаил Сергеевич любил делать вот такие ходы — все неприятное спихивать на кого-то другого… Как же, зная все, повел себя Горбачев? Существовала группа особо секретных документов, и Горбачев сам расписывал, кого с ними ознакомить. Как правило, это было две-три, иногда четыре фамилии. Специальный сотрудник приносил их члену Политбюро в кабинет и ждал, пока тот при нем прочитает информацию. Так вот, Горбачев стал ограничивать Яковлева в подобной информации, а с уходом его из Политбюро и вовсе запретил направлять ему сколько-нибудь секретные материалы, иных мер, по-моему, он не принимал. Иногда спрашивал меня: “Слушай, а неужели его действительно могли "прихватить" в Колумбийском университете?” Однажды, подписывая решение Политбюро на поездку Яковлева то ли в Испанию, то ли еще какую-то страну, он в полушутливом тоне сказал: “Видимо, его туда вызывает резидент”. Ну, как это следовательно воспринять?» — задним числом возмущается Болдин.

А в самом деле — как? Да, все слишком просто. Юристу Горбачеву «агент американского влияния» был нужен. Он мечтал о таких же триумфальных поездках в Америку, какие делал Никита Сергеевич Хрущев — его кумир со времен «шестидесятничества». За такие поездки на Запад он и особенно его Раечка готовы были душу черту продать.

Такова правда об А.Н.Яковлеве. С положением «Иудейской партии внутри КПСС» при Горбачеве все ясней ясного.

А «Русская партия внутри КПСС»? Она-то при Горбачеве что делала?

По распределению обязанностей она должна была пристально заниматься идеологией — эта позиция по традиции закреплялась за Вторым секретарем, кем стал у Горбачева Егор Кузьмич Лигачев. Был у Лигачева и полный единомышленник, тоже из «Русской партии», севший на экономику Рыжков. Да и все остальное Политбюро в подавляющем большинстве (за исключением кавказца и давнего друга Меченого министра иностранных дел Шеварнадзе, сдавшего Горбачева Европе!) стояло на крепких русских позициях. Поддерживало именно Лигачева и Рыжкова.

Но у обоих провинциалов, как и у Горбачева, не нашлось своих кадров. Все пришли голенькими. Оба суетились, говорили правильные вещи. Но будучи по природе несколько наивными «тюфяками», на жесткую бескомпромиссную смертельную идеологическую борьбу с «Иудейской партией» не решились. Такая не на жизнь, а на смерть борьба начинается именно и только с кадров — как говорил еще Сталин, «кадры решают все!». Но и Лигачев и Рыжков будто витали в облаках. Все уговаривали, увещевали «жидовствующих» геростратов. Но последовательно одного за другим выгонять «их» и упрямо, — несмотря на все вопли о «недемократических», «непрогрессивных» гонениях! — расставлять всюду на ключевых постах только своих, только из «русской партии» — на такую жесткую, «сталинскую» кадровую борьбу Лигачев и Рыжков «мягкотело» не решились…

Потрясающий пример. Иудейские «Московские новости», обнаглев и подталкивая партию и страну к крушению, было, взяли уже на мушку и самого Горбачева. Тот терпел все, кроме критики в собственный адрес, и взбесился. Потребовал от Лигачева остановить «Московские новости». Кажется, для Лигачева самый удобный момент жесткими мерами привести желание Горбачева в действие. Но Лигачев все медлил, все уговаривал, все произносил тромовые речи, а никаких реальных жестких кадровых перестановок не делал. В результате, иудеи успели отмобилизоваться на защиту «своего» рупора. Всей сворой иудейской «четвертой власти» встали на защиту «Московских новостей» — и Горбачев вместе с Раечкой дрогнули, дали задний ход. Горбачев стал жалко заискивать перед разгулявшейся прессой, просить пощады.

Так было и с телевидением. Главный урок Второй Октябрьской революции (октябрь 1993 года), осуществленной руками «Иудейской партии», состоит в том, что вооруженный переворот был сделан не столько стрелявшими по Верховному Совету танками Ельцина (это уж трагикомическая точка с позором на весь мир, транслировавшимся телевизионными камерами CNN, установленными на крышах вокруг Дома Советов), сколько телевизионным оружием — олигархов СМИ Председателя российского Еврейского Конгресса Гусинского и Березовского — огромным останкинским вколотым в русское небо чудовищным «наркотическом шприцем». В народе про телевидение уже иначе и не говорили как «тель-авидение». Штурмовать его и уничтожить, как наркотическую иглу, было мечтой каждого русского патриота.

Когда я там поработал главным редактором, то «насладился» воочию, какой на окраине Москвы в Останкино выстроен «Новый Тель-Авив». Было там несколько русских людей, вроде видного сценариста, автора многих хороших детских фильмов и знаменитого мультика «Капитан Врунгель» Ивана Алексеевича Воробьева. Мы иногда собирались вместе — ахали, охали, что «еврейня творит». Но небольшой кучке русских людей, работающих на телевидении, не по силам оказалось бороться с засильем «демократического», «иудейского» лобби при тюфяке Лапине. Я сам это на собственной шкуре испытал.

Еще только став членом Политбюро и немного пообтершись в секретарях ЦК, Горбачев уже осознал, что главная опасность для сохранения крепкой власти идет от превратившегося в особой город и разгулявшегося не в ту степь, ставшего совсем тлетворным «тель-авидения». Оседлаешь телевидение — удержишь бразды правления. А выйдет Останкинский Тель-Авив в статус вольного города с кагальным самоуправлением — все развалится.

И Горбачев доверил курировать телевидение «крепкому мужику» Лигачеву. Но лучше бы не доверял.

Конкретный случай, начавшийся еще во времена Черненко. Тот лично курировал опасное телевидение. Часто лично смотрел телепрограммы, имел хорошую информацию о внутренних телеразборках. И будучи генсеком, намекнул, что только нужна озабоченная телеграмма SOS снизу, из самого Останкинского Тель-Авива для реорганизации телевидения и проведения определенной кадровой зачистки от неуправляемых элементов. Почему телеграмма? да потому что телеграммы трудящихся по заведенному в ЦК порядку ложатся прямо на стол Самому.

И вот в декабре 1984-го (Черненко еще жив, но работает на партийном штурвале, правит бал на секретариатах уже Горбачев!) развертываются события, как в классической комедии положений. Вместе с художественным руководителем студии Владимиром Мотылем (тем самым автором «Белого солнца пустыни» и других замечательных лент) я принимаю и выпускаю на голубой экран румынскую сатирическую классическую комедию «Осиное гнездо» в постановке Московского Драматического театра им. Станиславского. В театре спектакль шел под названием «Матушка Аннет» с блистательной Маей Менглет в главной роли — «матушки», главы местечкового семейства, обустраивающей своих деток по принципу все продается и покупается и, прежде всего, чувства. На сцене была громадная гротескная постель, вокруг которой совершались бесчисленные сделки совести. Актеры не стеснялись шаржировать портреты «под Одессу», что резко усилило сатирический эффект. А мы при экранизации восстановили резко оценочное авторское название «Осиное гнездо» да еще ввели прямо в действие, рядом с актерами характерный еврейский оркестрик, беспрерывно наигрывающий что-то вроде «семь-сорок». Сатира получилась злая и беспощадная. Экранизацию специально поставили на субботний день, и я не удержался, позвонил Константину Устиновичу с приглашением вволю похохотать «над Одессой»: «они», мол, так сами себя приложили, что не сразу сообразят, что в комедийном фриволье натворили.

Но вскоре выяснилось, что звонил в субботу Константину Устиновичу не один я, а что после просмотра «они»-таки все сообразили, и «их общественность» засыпала ЦК гневными звонками. Возникло состояние шока, и тут же подключенная цензура сняла все рецензии на «Осиное гнездо» в печати — не появилось ни одного отклика, хотя хохотала над «одесситами» вся страна. Сработал старый механизм — «Ревизор», осмеивающий русских балбесов крути хоть с утра, до ночи, а вот «Осиное гнездо», осмеивающее балбесов «ихних» и в «их» исполнении, — это уже табу. Табу, как само слово еврей — прав был в своем предупреждении Зеев Жаботинский.

Через несколько дней редактор фильма Екатерина Маркова расписалась в отделе кадров «Экрана» за строгий выговор, а меня вызвали в Управление кадров Гостелерадио расписаться за выговор. Владимира Мотыля, видимо, как еврея помиловали.

Но в Управлении кадров генерал Никитин, вместо того, чтобы прочитать мне мораль, вдруг начал долго и с удовольствием при всех, глядя на меня, хохотать. Мы и раньше были с ним в хороших отношениях. У меня всегда с кадрами были распрекрасные отношения. Кадровики если и не знают тонкостей (не всё ведь даже укрепленным гебешниками кадрам положено знать, за ними тоже всегда был партийный глаз нужен), то нюхом чуют, кто за кем стоит. Но тут все хохотали так, словно сотрудники Управления собрались мне не сочувствовать, а меня дружно поздравить.

— Ну, дали вы «Осиным гнездом» по «ним» шороху! Давно так за животы не хватались!

А когда сотрудники разошлись, генерал Никитин веселым шепотком сообщил мне, что и наверху сатирическая комедия по душе пришлась: — Выговора всем «подельниками», конечно, мы дать вынуждены. Достали вы «их» крепко. Но с удовольствием сообщаю, что тебя лично ждет повышение. Заходи послезавтра к Лапину… Ха-ха-ха! Ну, вы дали по «ним».

Я вышел из Управления кадров в состоянии какого-то «сюра».

Но события еще только набирали силу. Меня вызвали в ЦК и сообщили, что к ним пришла подробная развернутая телеграмма SOS изнутри ТВ. И даже не от русского, а от «национала» («черносотенцы» уже заранее не при чем!) — от видного телефункционера, печатающегося в любимом Черненко «Огоньке», к тому же отпрыска популярного Народного артиста СССР. То есть не от какого-то безвестного «ванька», а от варящегося целиком в «их» соку и все-все про них со всеми потрохами потому знающего. Телеграмма же с тревогой — с прямым текстом о засилье «сионистов», бредящих государственном переворотом к капитализму, и никакой критики в свой адрес не воспринимающих — даже «Осиное гнездо», осмеивающее погоню за золотым тельцом, нагло принявших сатиру в штыки.

Я ждал реакции Черненко. Он давно искал повода почистить «Новый Тель-Авив». Теперь вроде бы остается лишь самая черновая профессиональная работа. На живца и зверь бежит — надо дать лишь возможность «лоббистам» наброситься на «живца» и посмотреть, кто как из тайных окопов повылезет. Каждую засветившуюся фигуру затем взять на учет, установить за каждой контроль. Провести силами ГБ и контрпропаганды партии тщательную проверку связей. А затем — тотальную провести «SOS-зачистку».

Поэтому, признаюсь, я даже немного позавидовал молодому коллеге, подавшему знаковую телеграмму SOS про телевидение — теперь его уж точно ждет оглушительная профессиональная карьера. Какое осиное гнездо ведь разворотил! я не ошибся в карьерном прогнозе. Молодому коллеге тут же дали Премию Ленинского Комсомола, в советское время приравнивавшуюся к государственной премии. Приняли в Союз писателей. А вскоре и сделали генеральным директором крупной фирмы в Фонде Культуры под крылом Раечки Горбачевой. Чего еще желать молодому борцу за справедливость?!

Все произошло по тому же сценарию, как при Брежневе со мной или с Куняевым.

За бдительность и идейную стойкость наградили, воздаянием не обошли. «Русская партия внутри КПСС» никогда не забывала своих, не зависимо от того русский это или «национал».

Но ведь важны то не воздаяния за храбрый сигнал, а само дело. Как с ним?

При Брежневе телега медленно ехала, но непременно таки прибывала к месту назначения. В АПН, когда я «жертвенно» (я головой рисковал — даже самые продуманные сценарии часто дают сбои и при этом сильные мира сего отыгрываются на стрелочниках, каким был я; меня в любую секунду могли сдать, если бы переменился ветер!) поднял вопрос о его засоренности, была даже не одна, а две последовательные чистки. Я не буду утверждать, что все в АПН стало распрекрасно. Но несомненно, что опухоль, язвившую этот громадный и сложный идеологический механизм, вырезали. На какое-то время навели хотя бы относительный порядок.

А при преемниках Брежнева? Как эти восприемники реагировали на острейшую ситуацию с телевидением? на SOS, которого сами же так ждали?

Да никак! Затянули и заболтали. Ударили кулаком по воздуху. Сам Черненко приболел. Телеграмму-сигнал SOS из «Тель-Авива» положили на стол тогда второму лицу Горбачеву — возьми на жесткий контроль и передай уж никак не кураторам ЦТ в аппарате ЦК (у них рыльце в пуху, о чем в телеграмме тоже написано!), а «своим людям», чтобы разобрались. Но где у Горбачева «свои люди»? да и думает он не о деле, а о том, что заболел Черненко и, даст Бог, не выкарабкается. Горбачев органически не любит неприятностей и… устраивает в отделе Пропаганды ЦК коллективное обсуждение ЧП. И вижу, кто уже знает о телеграмме? Даже инструктор Евгений Серафимыч Велтистов, курирующий ЦТ, — на телевидении хорошо подкормленный — заказом на не поставленный (там было нечего ставить!), а «списанный» с выплатой немалого аванса многосерийный сценарий про «челюсти саранчи». Он сам «саранча». С «Серафимыча» начинать чистку надо. А он уже знает. Такого промаха, утечки информации ни Суслов, ни Черненко никогда бы не допустили. Но горбачевская «гласность»: как же! будем все вместе разбираться!

Я стойко подтверждаю факты из телеграммы SOS. Но, думаю, дальше мне на телевидении работать — это с головой в петле. Какие там теперь выдвижения, перемещения в иерархии. Не дадут! «Осиное гнездо» еще, может быть, и стерпели бы. Все-таки очень смешно! но моя поддержка сигнала SOS о разгуле сионизма на телевидении — это уже «их» ответная борьба со мной не на жизнь, а на смерть. Раз меня Велтистов в ЦК видел, то я еще доехать назад в Останкино не успею, как меня завтра же «пчелиный рой» зажалит до больницы. Почему «пчелиный рой»? Ну, потому что, как я уже рассказывал, на ЦТ еврейское лобби возглавлял их главный «сборщик» телережиссер Леонид Пчелкин. Все еврейство на ЦТ уже и так за обиженного Пчелкина, вынужденного из-за моей несговорчивости через Смоктуновского выкручиваться и «отстегивать» артисту, настроено против меня. И вот теперь уж, раз меня на поддержке антисионистской телеграммы засекли, то «пчелиный рой» со мной счеты уж сведет. Никакое мое закулисное прошлое их не испугает. Будут биться, как над пропастью. Начнут на опережение исключать из партии. Ну, например, за недоплату партвзносов. Отработанный у Кагала прием!

Писал я всегда много, где только ни печатался; а где напечатали — даже не всегда сам мог и уследить, и какие-то гонорары даже просто годами не получал, это ведь надо ехать в определенные часы и день, а с работы не всегда вырвешься. Так что у писателя всегда можно какие-то блохи при уплате трех процентов с гонораров найти, которые коммунист должен, как бухгалтер, скрупулезно высчитывать и платить партии сам. Бредовая система — на психологию шейлока-крохобора, за деньгу дрожащего. Поэтому я старался всегда на всякий случай в парткассу переплачивать. Для страховки. Но ведь ведомость у «них», и ведомость можно задним числом просто подменить, если уж очень-очень надо врага угробить. КПК, конечно, разберется, в обиду не даст. Председателя Гостелерадио русского «тюфяка» Лапина снимут. Но я-то уже в операции не помощник. Мне самому придется отмазываться. Кого-то назначат вместо Лапина?

Так оно почти досконально и было. На ближайшем же партсобрании на меня хорошо организованное «лобби» собак спустило. Пчелкин открыто дирижировал. Пока буквально с кулаками цапались, перенервничал. Прямо с собрания увезли с инфарктом в больницу на несколько месяцев. Пока лежу в больнице, происходит-таки смена власти. Черненко хоронят, Горбачев берет бразды в свои руки. Идеология теперь у Второго секретаря Лигачева. Но что он творит? да ничего. Все развивается медленно, бездумно. Ведь даже самый-самый чисто русский, сибирский, без примеси «тюфяк» наверху — он все-таки и есть «Тюфяк». Ну, сам не понимаешь — помощников подбери профессионалов. А нет у Егора Кузьмича надежных людей. Лишь пустая периферийная номенклатура, не вкусившая специфических идеологических московских проблем. Кинули на ЦТ, вместо Лапина, непрофессионала. Кравченко пытался что-то сделать, кого-то поменял, пригласил русского писателя Станислава Рыбаса на главную редакцию литературно-художественных телепрограмм. Еще пару своих. Но что пара своих в громадном отдельном городе?

Реорганизацию ЦТ толком не провели. Да и кому проводить? Любой, кого в Останкино не спусти, даже с опытом, с серьезного пришедший поста, окажется здесь чужим, как без языка в Тель-Авиве. Если он придет без батальона своих людей, без своей мощной кадровой опоры, ему пыль в глаза пустят, скомпрометируют, закрутят текучкой, обманут. Вот телевидение Егор Кузьмич и профукал. Он продолжал работать методом «втыка» — ему кажется, что голову поменяет — все тело начнет правильно работать. А на телевидении на Председателя Гостелерадио давно плевали — там свой катальный закон давно правит бал. И пусть все осиные гнезда были выявлены, и все было подготовлено для чистки «Нового Тель-Авива». Но — вот наше русское бессилие! — последовательно приходившие для этой зачистки Кравченко, Аксенов, Ненашев, опять Кравченко (да несть им числа, кто только еще не перебывал — председатели Гостелерадио менялись, как перчатки, — наивная надежда, что один человек может что-то сделать?!), последовательно свою задачу провалили.

Ах, эта унылая бессильная череда снятий-назначений. Кравченко с Аксеновым не выдержали. 17 мая 1989 г. Был издан Указ Президиума Верховного Совета о назначении Ненашева Михаила Федоровича председателем Гостелерадио СССР. Напомню, что этот указ вышел в момент крайнего обострения политической борьбы между «Иудейской» и «Русской партией внутри КПСС».

Ненашева, — имевшего опыт работы на Контропропаганде (да, да! напомню, он даже ее, особо доверенную, какое-то время, правда, не очень энергично, скорее растерянно, смотря на «чудо заморское» со стороны, возглавлял в ЦК КПСС), затем на газете «Советская Россия» (восемь лет!), затем на Комитете по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, — ставили уже в полуотчаянии: что же делать с останкинским Новым Тель-Авивом? Двинули его, вроде бы уж самого проверенного из «Русской партии». Но вот что он сам признает в своей книге, цитирую: «Полтора года пребывания в Гостелерадио СССР меня не оставляю ощущение беспомощности в желаниях что-то радикально изменить в деятельности этого гигантского информационно монстра». Расписался в беспомощности и сложил ручки на груди, как живой труп на столе.

У него и сейчас в голове каша. Цитирую: «Даже так называемый брежневский застой все-таки сохранял и накапливал энергию для самой перестройки. Согласитесь, в ней (особенно в 85–86 годах) были здравые идеи. В том числе «социализма с человеческим лицом», в которое мое поколение шестидесятников искренне верило. Честно сказать, оно и сейчас верит. Причем эта энергия накапливалось с хрущевской «оттепели». Сейчас мы начинаем трезво оценивать, что прошедшее 15-летие оказалось, по существу, разрушительным, а не созидательным» («Литературная газета», №№ 51–52,2004).

Он до сих пор, хотя сам был тогда во власти, разводит руками: «Мы как раз больше всего разрушили и опустошили наше общественное сознание… но то время было парадоксальное. С одной стороны, пока еще сохранялась КПСС, и был президент, который пытался усидеть на двух стульях. Но!.. Само положение средств массовой информации было совершенно удивительным. Критикуя и являясь основными разрушителями советского строя, СМИ вместе с тем получали от него все, что могли и хотели. Имели полное финансовое обеспечение, ни один главный редактор в течение пяти лет не был снят с должности за крамолу».

Хочется спросить, Михаил Федорович, а ты, будучи при громадной власти, пытался хоть кого-то снять? Хотя бы у себя на Гостелерадио? Или прежде у себя в Госкомиздате? но больших постах ведь сидел. Да ты только руками разводил. У тебя не было своих кадров? Но, повторюсь, хотя бы про своего, из «Советской России», ты вспомнил? а ведь через него ты мог целую цепочку русских людей на ключевые посты в СМИ расставить? но ты пальцем не пошевелил, чтобы переломить обстановку. И до сих пор наивно хвалишься, вспоминая, как книги, — вроде «Детей Арбата» Рыбакова-Аронова, целиком построенные на материалах подброшенных советологами, «мы старались через три месяца (после публикации в журнале) выпускать в издательствах тиражом в 500 тысяч, миллион, два миллиона». Для тебя эта фальшивка до сих пор «шедевр перестройки»! — и этот человек «от русских» сидел в великой русской стране на идеологии!

Не удивительно, что при таких «русских» (!) тюфяках-руководителях наркотический шприц обкалывал народ на потоке. Горбачев только руками разводил: «Я ваших ставлю, а что толку!» Идеология КПСС при беспомощных «Ненашевых», расставляемых наивным тюхой «Егорушкой», лопнула, как мыльный пузырь.

Экономика тоже трещала по швам. Рубль обеспечивался товарами лишь наполовину. Через год после того, как пролез во власть Меченый, — грянула Божья кара — в апреле 1986-го мир содрогнулся от Чернобыля. Бюджет страны полетел в тартарары. А тут еще совершенно идиотская борьба за всеобщую трезвость по инициативе Раечки (она научно-философски специализировалась на этой теме), которая разрушила государственную монополию на производство алкогольной продукции. Бездумно вырубались виноградники. В Молдавии, в Крыму и на Кавказе, традиционно зарабатывавших на виноделии, народ пошел по миру. Вот когда загноилась кавказская язва! Началось массовое самогоноварение, на подпольном производстве алкоголя уже не трудовой, а мафиозный Кавказ делал те капиталы, на которые потом скупит полстраны! Отстегивалось ли что Горбачеву, получившему прозвище «конвертик», — вряд ли кто теперь чего докажет. Да и думаю, что нет. Была просто благоглупость. Но государственный бюджет потерял последние стабильные десятки миллиардов рублей дохода. Раечка поставила научный эксперимент, а рубль превратился в десять копеек. Доехали!

Что делает в этот критический момент глава русского лагеря (по положению своему) Е.К. Лигачев? он только все осаживал покровителя крамольников А.Н. Яковлева, когда надо было решительно действовать самому. Потому что Горбачев только по собраниям болтал, а реальная власть была у Второго рабочего секретаря Лигачева. Есть много свидетельств, что — цитирую: «Отношения Е.К. Лигачева и А.Н. Яковлева все более ухудшались. Скоро произошел и полный разрыв между ними. Причины этого конфликта были глобальными и выражались в разных подходах к деятельности средств массовой информации. В то время, как Яковлев активно поддерживал «Огонек», «Московские новости», некоторые литературные журналы и столь же активно не принимал «Наш современник», «Молодую гвардию”, «Правду» и другие издания, Лигачев занимал прямо противоположные позиции. Все это отражалось на деле, выливалось в ослабление управления идеологией. И Е.К. Лигачев, и А.Н. Яковлев докладывали о сложившейся ситуации Горбачеву, но Михаила Сергеевича пока эта борьба устраивала. Когда конфликт перешел из стадии внутренней борьбы на Политбюро, дело резко осложнилось: не было ни одного заседания, где в адрес идеологов не слышалась бы критика. Иногда Е.К. Лигачев сам начинал разговор о публикациях в печати, иногда это делал Н.И. Рыжков, и многие присоединялись к критике, отмечая беспомощность руководства идеологическим отделом. После нескольких выступлений «Московских новостей» и «Огонька», прямо или косвенно критиковавших политику М.С. Горбачева, судьба А.Н. Яковлева была предрешена, генсек, видя негативное отношение к руководству идеологией большинства членов Политбюро и ЦК КПСС, начал искать нового Суслова».

Лигачев явно не справляется? Только «новый Суслов», хитрый, лукавый, цепкий демагог спасет! но где было Горбачеву уже такого сильного «серого кардинала» себе найти, когда не только идеология, но вся страна уже практически треснула пополам? и «Русская» и «Иудейская партия внутри КПСС» уже могли сойтись не за столом взаимных уступок ради равновесия, а только в прямом бою на баррикадах.

Как первая дама страны Раиса Максимовна Горбачева патронировала благотворительные фонды. Она много сделала для становления Всероссийского фонда культуры во главе с его председателем, выдающимся русским писателем Петром Лукичем Проскуриным. Я у него был Председателем контрольно-ревизионной комиссии Фонда, а поскольку речь всегда шла о денежных расходах — сметах, финансовой помощи, ремонте, то на встречи с Раисой он меня брал с собой. Ну, и еще о прекрасной студенческой молодости в великом МГУ можно вспомнить! Однажды она заехала, чтобы лично убедиться, в каком катастрофически запущенном состоянии находится наше здание на Сретенском бульваре. Особняк, старинный, даже с росписями, с лепкой она нам выбила. Но потолок уже обваливается, росписи трескаются. Нужен немедленный ремонт. А на какие шиши? Молили помочь Раечку. Петр Лукич Раечке явно нравился. Он был видный мужчина, и мы чуть-чуть поддали. Раечка раскраснелась, требовала поклясться в верности Михаилу Сергеевичу А мы слово за слово осторожно свернули разговор на окаянного А.Н. Яковлева. Намекнули, что, мол, именно его поддержкой пользуются люди, которые пытаются сейчас развалить всю русскую культуру. Что вот, мол, Брежнев устойчиво держался на политике двуглавого и двукрылого державного орла, потому и продержался до своего смертного часа как царь-батюшка.

Неожиданно Раечка ответила, что нас вполне понимает: — но вы не представляете, как Михаилу Сергеевичу сейчас все сложно? Михаил Сергеевич всегда помнил завет Наполеона: «Надо ввязаться в бой, а там посмотрим!» и вы же видите: теперь Оттепель-то уже идет не фиктивная, как в «шестидесятые» при Хрущеве, а настоящая со всеми ее плюсами, но и жуткими негативами. Грязь-то вся, в брежневскую вялую зиму накопившаяся, тоже проступила. Грузными кучами повсюду лежит. А помощников, чтобы расчищать завалы, у Михаила Сергеевича практически нет. Снуют все сомнительные личности с «пятым пунктом». Но те, из иудейского лагеря, хоть активны. А «ваши» русские все только высокие должности просят — представительствовать. «Ваш» ведь Егор Кузьмич, уж такой русский, такой коренной. Даже кряхтит по-русски. Михаил Сергеевич его Вторым сделал. Второй должен весь организационный воз на себе тянуть. А Егор явно не Суслов. Суслов умел найти ходы, как потихоньку противников убрать, без шума. А этот прет, как танк. Да все впустую. Не туда ломится. И Михаила Сергеевича под истребительный огонь прессы постоянно подставляет. А журналистам бы ведь только визг поднять. И все-все на одного Михаила Сергеевича валится. Обостряет только и так трудную обстановку. Никакой у Егора Кузьмича нет гибкости. И, главное, людей у него нету. Речи говорит правильные, а дела конкретного никакого нет. Проверить исполнение хочет, но не может и не умеет. И никто к нему надежными помощниками из вашего же русского лагеря не идет. Даже непосредственно в штат на хорошую оплату с дачей, «авоськой» и «кремлевкой» не хотят. С «тюфяком», которого вот-вот сожрут (сколько его Михаилу Сергеевичу можно спасать?! своим телом прикрывать?!), себя ценящие профессионалы не работают. Аа, не вздыхайте сочувственно?! Вот вы же, Петр Лукич, не пойдете Егору готовить доклады? да вы бы и к Михаилу Сергеевичу «спичрайтером» не пошли. Себя слишком цените. Только бы другие за вас всю перестройку сделали. А «они» идут и работают. Яковлев не гнушается руководить «спичрайтерской» группой. Вот я Вам и закрыла тему!..

Мы с Проскуриным не могли не согласиться с Раечкой. Увы, мы, русские, сами отдали бразды правления во Вторую Оттепель «им», «жидовствующим» разрушителям. Мы сами дали Мишу «им» повязать.

Раечка была настырна. Она «пробила» блокированное еврейским аппаратом награждение Петра Проскурина Золотой звездой Героя социалистического труда. На одном из совещаний в Кремле подвела нас к А.Н. Яковлеву и представила как своих друзей. Едва она отошла, Яковлев тут же шарахнулся от нас с Проскуриным, как черт от ладана. Раечка теоретизировала. Она считала, что «вторая оттепель» Горбачева — возвращение назад в НЭП для того, чтобы пойти другим путем, чем И.В. Сталин. Сталин, едва Ленин умер, свернул НЭП и повел страну по пути тоталитаризма. А Миша, мол, пойдет «демократическим» путем. Раечка и допускаемые Горбачевым игры «пятого пункта» (так тогда в приличном обществе иносказательно говорили, имея ввиду еврейскую национальность) с авангардом в искусстве и вообще с троцкизмом и бухаринщиной русофобских 20-х годов рассматривала лишь как временную уступку, чтобы энергичными руками «пятого пункта» скорее очиститься от льдов тоталитаризма и «застоя», а потом рвануть, рвануть… Ну, прямо «Шаг назад, два шага вперед». Но шаг назад Миша с Раечкой аж саженный сделали, а два шага вперед — не получилось.

Возможно, это были тогда мои прекраснодушные иллюзии, возможно, напротив, была моя с Проскуриным политическая безответственность перед своей нацией, но сейчас, когда пошло много лет, я более всерьез воспринимаю наши обходительные «дипломатические» разговоры с Раечкой. Что-то она не без провокации примеряла, прикидывала. Но она ведь, как оказалось, смотрела и в корень, когда сомневалась в искренней верности Яковлева и Болдина, начальника аппарата у Горбачева, когда шугала, что один «косит» на Запад, а другой спит и видит сталинскую сильную руку. И если чуть Миша зашатается — оба радостно сдадут его. Чуяло женское сердце. Я думаю, что она не только лихо шутила, но и чуточку что-то прикидывала, когда «комплиментничала», что с Золотой Звездой героя социалистического труда и опытом руководства Всероссийским фондом культуры такого популярного писателя, как Проскурин, руками утвердили бы министром культуры и ввели в Политбюро на идеологию. Во всяком случае, она, думаю, искренне плакалась по отсутствию кадров. А кадры рекомендовать у нас, русских, были. Да мы, «русская партия», решительно обновили бы крепкими державниками, не разрушителями, всю разгулявшуюся, как на пиру во время чумы, «четвертую власть» — высадили бы десант и заняли бы вышедшее из-под контроля Гостелерадио и «ихнюю» печать. Другое дело, что «они» тут же подняли бы великий шабаш, что нас мгновенно и подло «они» бы подставили. И вряд ли бы что путное у нас бы получилось — уж слишком все далеко зашло в развале идеологии и развале самой страны.

Но кто знает?! Кто знает?! Мне еще покойный дед говорил, что у евреев есть то несомненное преимущество перед русскими, что они дерзко берутся за дело, даже когда, казалось бы, нет никаких шансов и, глядишь — кто из «них» голову свертывает, а кто ведь и схватывает куш. Раечка нас с Проскуриным, конечно, «всего лишь» прощупывала, заигрывала с русским лагерем, играла коготками, как ангорская кошка с серыми русскими мышками. Но дальнейшие события показали, что к этому времени они с Мишей действительно основательно запутались в своем окружении с реальным или идейным «пятым пунктом». А мы, русские, выпутаться из тенет обоим Горбачевым никак не помогли. Никого не подсказали. Мы промолчали, хотя разговор тот йог даже считаться полуофициальным, и Раечка могла с нас требовать хотя бы партийной дисциплины. Она сама проходила по штату помощником Генерального, но была реальным начальником его аппарата. Проскурин оставался в кадровом резерве высшей номенклатуры партии после работы спецкорром центрального органа партии «Правды», где, кстати, его и приняли в партию — особый случай. Да и я формально оставался в кадровом резерве номенклатуры. Так что по интриге мы обязаны были вытянуться перед Раечкой в струнку, щелкнуть каблуками и, хотя бы шутливо, сказать: «Служим партии!» но нам это и в голову не пришло. Мы промолчали. Не захотели? не решились? Думали, как это мы попрем интриговать в обход своих — есть же у нас «наверху» Лигачев, Рыжков, Язов, набор «Ненашевых» и прочих, как потом оказалось, «тюфяков»? Ставили уже на другого, не на Горбачева? не мне это было по рангу знать, и не знаю, знал ли что Проскурин. Во всяком случае, мне Прокушев (признанный лидер «Русской партии внутри КПСС», «гроссмейстер русской идеи», как мы его между собой уважительно звали) брезгливо приказал: — не дергайся! и Петра не подбивай! Сейчас нужно уже менять не помощников, а саму голову. Спасибо за информацию. Значит, нервничает голова. А мы — поговорили и забыли!

Но, видимо, что-то, может быть, от самой Раечки или из аппарата Миши проскочило в «закулису» относительно возможного выдвижения Петра Проскурина на идеологию, потому что сразу, как по команде, началась его травля за «антисемитизм», к которой в подозрительной связке тут же приплели и меня как литературного критика, поддерживающего «антисемита» Проскурина. Всё было высосано из пальца. Никаких поводов для обвинения Проскурина в антисемитизме его романы не давали — он просто брезгливо обходил эти «типы». Но придумали-таки. Домыслили за него. Как писал о нашей «связке» «Огонек», я еще процитирую. Сейчас же лишь скажу, что работать на опережение «они» всегда блестяще умели и не стеснялись в средствах. А мы, русские, — были «чистоплюи». На этом и проиграли свою державу.

В мемуарах «Крушение пьедестала» руководитель аппарата Президента СССР, помощник Генерального секретаря ЦК КПСС, более десяти лет проработавший рядом с Горбачевым — до самого ГКЧП августа 1991 года — Валерий Иванович Болдин пишет: «Могу лишь присоединиться к выводам тех аналитиков, которые полагают, что это был уже не его выбор. Генсек оказался повязанным теми силами в стране и за рубежом, которые давно расставили для него силки, и он вынужден был вести свою партийную паству на ту морально-физическую живодерню, из которой невредимым и обогащенным выходил он один».

Жестко сказано. Честно. Но вот повел ли Миша Меченый себя изначально, как вожак, нарочно толкающий стадо баранов на край пропасти, а сам в последнюю секунду вовремя готовый отпрыгнуть, чтобы все другие провалились в безысходность? Повторюсь, что думаю, что это не так. Он просто, увы, не справился с Великой Оттепелью, поднятой им самим. А вот тут «они» его с Раечкой и повязали.

Вина Горбачева в том, что он, больше всего, панически боялся, что его спихнут более энергичные и умные, чем он, члены Политбюро и стравливал, стравливал сам возможных претендентов на власть в стране. В идеологии уже к концу 1985-го был полный хаос — разгул «чернухи» и клеветы на советскую власть, на Россию, на все отечественное. А тут еще два медведя в Политбюро сцепились на потеху Горбачеву. Дикость, но согласно свидетельствам, Горбачев довел бои «Иудейской партии» и «Русской партии внутри КПСС» до уровня собачьих боев себе на потеху. Все то же Болдин свидетельствует: «Скорее всего, генсек не без умысла сталкивал своих соратников, исходя из того, что в этой борьбе они ослабят друг друга, будут ручными. Сначала он не ведал, что на политической арене разворачивалась не война амбиций партийных лидеров. Это было столкновение двух линий в деятельности партии, развитии страны — линии на сохранение социализма и линии на его дискредитацию, линии на укрепление Советского Союза и линии на его развал. И если бы Горбачев мог сразу понять происходящее, он не свалился бы в жернова изобретенной им машины и не был бы выброшен на свалку истории. Но не наделенный стратегическим мышлением, генсек неловко суетился возле разожженного им костерка, подбрасывая туда дровишки, и радовался разгорающемуся пожару. Иногда спрашивал меня: — Ну, как, Егор с Александром все еще цапаются? — да там уже рукопашная началась, и каждый сторонниками обзавелся. Добром не кончится. — он тихо и счастливо смеялся».

Под этот идиотский счастливый смех и кончился гордый полет брежневского самодержавного орла — отвалились и упали на землю крылья, обе головы были отрезаны. Самодержавный орел издыхал в агонии.

2. Остановлен головной танк врага — «Огонек». Низвергнут «перевертыш» Коротич. Но… «процесс пошел»?!

Обнаглевшая сплошь «ихняя» «четвертая власть», не контролируемая партией и уже в открытую, умело координированно подпитываемая агентами американского влияния, пошла таки в лобовую смертельную торпедную атаку на самый большой в мире лайнер, на гордо плывший Советский Союз.

А застрельщиком этого наглого торпедирования стал традиционно русский журнал «Огонек», подло переданный Горбачевым из русских рук (как было по «брежневскому балансу сил») в руки иудейского лагеря. На «Огонек» был заброшен авантюрист «поэт» Коротич. Фигура сюрреалистическая. Киевлянин. Отец — директор школы остался в этом качестве при немцах. Мать еврейку тем не менее фашисты не тронули, отца потом — не тронул наш СМЕРШ. Загадка для спецслужб, как с двойными агентами. Коротич окончил медицинский институт, по образованию — гинеколог. Хотел иметь хорошие деньги. Но ударился в поэзию — барабанную, «публицистическую», в сущности графоманскую, с газетным языком. Оказалось, на ней можно еще шибче, чем на женских болезнях, заработать. На ней он удачно «внедрился» и в политику. Неистово славя Л.И. Брежнева и понося, как последнего врага, Америку продвинулся в аппарате Союза писателей Украины и даже получил свой журнал. Съездил в Канаду — к Яковлеву. Там, видимо, его и обратали.

На «Огонек» из Киева с подачи Яковлева Коротич пришел уже с четкой программой «американского влияния». И «Огонек» из бывшей «софроновской» цитадели охранительных традиций, сразу развернулся, как по мановению волшебной палочки, тут же превратился в атакующий ракетный крейсер врага, пушки с которого прицельно бьют по армии и по КГБ, стараясь дискредитировать и вывести опоры советской власти из строя.

Вот по «крейсеру» разбушевавшейся «дерьмократии» мы и решили нанести прицельный удар из главного калибра. Идею мне выдал Проскурин после серьезного разговора с Михаилом Алексеевым, министром обороны Дмитрием Тимофеевичем Язовым и… Раечкой, которая пообещала, по возможности, подстраховать. Ее фразы: «В Коротиче Миша ошибся. Но теперь его так просто не тронешь. На Политбюро давно бы сняли, если бы могли. Но сейчас есть общественное мнение — Миша против него не попрет. Должно уж очень быть обвинение основательное». Знакомые слова еще по брежневскому золотому веку. Мол, лезь, и, если голову сразу не свернешь, то, может, как-нибудь тебя не забудем.

Меня спросят, а где мы, русские, были со своими каверзными вопросами, когда Коротича утверждали на Политбюро? Да, уходил по возрасту Софронов. Но ведь традиционно по разделению иудейских и русских сил «Огонек» должен был достаться русскому? Почему русские члены Политбюро, которых было больше, дружно не воспротивились, а пошли на поводу у Яковлева? но в том-то и страшная суть «яковлевщины», политического «оборотеничества» как метода фарисейской политики, что Коротич Яковлевым предлагался, как вполне патриот. Даже слишком зацикленный на гимнах советской власти и на противостоянии Америке и мировому сионизму. Каждому члену Политбюро была подарена его книга «Лицо ненависти» (— М.: Правда, 1983, и переизданная в 1985), то есть совсем недавно вышедшая, из которой на членов Политбюро глядел ястреб. В жирной аннотации к книге рекламировалось, что в ней «запечатлен образ Америки 80-х годов, разъедаемой ненавистью изнутри и сеющей ненависть в мир». И в этой своей изданной тиражом в полмиллиона и еще переизданной «контрпропагандистской» книге, Коротич впрямь неистово и последовательно доказывал, что у Америки лицо ненависти. Треклятых американцев Коротич эффектно громил как исчадие сионистского зла. Он витийствовал:

«Понимаете, в чем здесь дело? у них же кругом гетто. Каждый город перегорожен заборами по сто раз. Если я еврей, то должен жить только в еврейском районе и жениться на иудейке. Мои дети должны носить ермолки и пейсы и презирать всех других детей, потому что те в субботу работают, ходят совсем в другую церковь, к другому богу». «В руках у сионистов, — возмущался Коротич (потом он будет оправдываться, что таким образом хитро информировал, чего он и для Москвы хочет), — пребывает огромная часть средств массовой информации (в Нью-Йорке евреев больше, чем в Израиле, и сферы их национальных влиятельных организаций простираются на банки, текстильно-одежный бизнес, знаменитую 47-ю улицу, где сосредоточена торговля бриллиантами, и на многое другое. Во всяком случае, по большинству телеканалов последние известия начинаются сообщениями из Израиля, а заканчиваются репортажами у советского представительства… я не знаю общества, запрограммированого и разделенного даже в деталях более немилосердно, чем американское общество».

Ну, как против такой фигуры, предлагавшийся Яковлевым на «Огонек», членам Политбюро было возражать? не могли они догадываться, что им сознательно подсовывается чудовищный оборотень.

Правда, было у него одно чрезвычайно опасное двойное дно, о котором мне рассказала Татьяна Глушкова — он тайно заигрывал с украинскими крайними националистами-самостийниками, ненавидевшими москалей и готовыми взорвать Советский Союз любой ценой — лишь бы отделиться. Вот на этом-то «взорвать Союз любой ценой», видимо, и купили Коротича «хромой бес перестройки», «агент американского влияния» Яковлев и американцы.

Купили и подсунули Горбачеву с Лигачевым, отвечавшим за идеологию. Насколько я информирован, самого

Горбачева органы все-таки предупредить попытались (как предупреждали Горбачева и насчет самого Яковлева), что за Коротичем тянется «хвост». Но он отмахнулся: — я сам листал его книгу. Как он по сионистам бьет! Вы-то небось побоитесь так в лоб.

Когда я решился написать памфлет на Коротича, то, естественно, процитировал в своем памфлете и жирную аннотацию к «Лицу ненависти» и довольно подробно всю эту и другие «американо-ненавистнические», «антисионистские» книги Коротича, которые он стряпал под бдительным руководством «органов». Тем страшней и омерзительней представала инфернальная «оборотеническая» фигура Коротича и тем ярче высвечивался изнутри его адский опекун Яковлев и его многочисленные «жидовствующие» единомышленники.

Я писал свой памфлет как «силуэт идеологического противника». Надо было открыть обществу глаза на характерный тип «застрельщика перестройки» (так «они» сами себя называли). На поверхностно образованного «барабанщика», без корней, бездуховного (торчат тут «церквушки, церквушки отравными, злыми грибами», — слагал стихи Коротич), вопиюще «местечкового», беспринципного и крайне наглого. То есть на целиком «ихний» троцкистский тип. Практически возродившийся духовный двойник тех прихлынувших из-за черты оседлости неистовых ревнителей 20-х годов, которые тогда ставили Россию на колени, а теперь вот решили поставить на колени опять. Я как бы играл с этим мерзким типом в вопросы и ответы и ядовито извинялся — за «некоторую резкость, ее трудно избежать, имея дело с жаждущим непременного столкновения публицистом, с его откровенно вызывающим стилем».

«Огонек» под руководством Коротича начал с якобы «кремлевских тайн». На потоке стал публиковать односторонние, а то и прямо сфальсифицированные материалы о «кремлевских тайнах», преимущественно используя, как исходный материал, грязь из диссидентского «спецхрана». Я все материалы сразу узнавал — они были пятнадцатилетней давности, подбрасывались нам через иудейский «самиздат» профессиональными агентами-сионистами из ЦРУ. Вот вытащив всю эту страшную грязь и дезинформацию на слепленную профессиональными скульпторами фальшивую «перестройку», Виталий Коротич и делал свои «огоньковские сенсации». Кстати, я об этом прямо в памфлете и написал.

Мне пришлось обильно цитировать. Но статья получилась хоть и очень длинной, но зато убедительной, как пухлое следственное дело. Коротич оказался пойман с поличным — на точных цитатах. Силуэту противника — Коротича, я в статье попытался противопоставить портрет русского человека, даже в стане врага, оставшегося патриотом — тогда еще не вернувшегося Александра Солженицына. Но Солженицына мы так и не смогли пробить даже с помощью армии и КГБ через цензора Володю Солодина. Горбачев при всей своей показной игре в широкую гласность трусливо согласился с цензором, что противопоставлять «советскому главному редактору» (?) Коротичу высланного эмигранта Солженицына — это уж слишком. Что вообще само имя Солженицына лучше, как требовал еще его горбачевский учитель Андропов, забыть — нигде ни в коем случае не упоминать. Статья «О фарисействе и саддукействе» вышла, увы, только с отрицательным силуэтом, без положительного примера Солженицына, повернувшегося лицом к России, но все равно имела бурный резонанс.

Обращался памфлет и к 30-м годам, показывая, почему «Огонек» рекламирует «Детей Арбата» А. Рыбакова-Аронова, которые «лежат вне русла «русского романа»» и являются политической фальшивкой. Прямо говорил, что «Дети Арбата» — роман космополитический. Концепция и материал его взяты у советологов. Причем называл вышедшие в Америке и пересказываемые Рыбаковым-Ароновым почти дословно злобные книжки А. Авторханова и Р. Конквеста. В эрудиции мне было не отказать, и я ловил «Огонек» за руку в печатании старых антисоветских и антирусских фальшивок. Настойчиво объяснял, что его идеологическая платформа в «бухаринщине» русофобских 20-х годов и, не называя «яковлевщины» (ни одна цензура этого тогда бы не пропустила, он все-таки ведь был членом Политбюро), достаточно прозрачно намекал, что вся новая «ихняя» якобы перестроечная идеология — старый мусор из русофобских 20-х годов и из американской подрывной «советологии».

В противовес подрывному набору «жидовствующих» в «Огоньке» мой памфлет защищал коренных русских писателей. Я прямо обвинял Коротича: «С завидной последовательностью «Огонек» травит неугодных Коротичу (понимай: всем «им»! — А.Б.) писателей — Валентина Распутина, Василия Белова, Юрия Бондарева, Анатолия Иванова, Михаила Алексеева, Петра Проскурина, Сергея Викулова… Причем прием у Вас, Виталий Алексеевич, один и тот же — обвинительный, в современном духе (понимай в местечковом, духе! — А.Б.) ярлык. В ходу любой поклеп, любая нелепица — лишь бы позвучнее. По принципу — посильнее обляпать бы грязью, а отмывать — не наша забота. И еще Ваша метода — из номера в номер, одно и то же, по многу раз. Вас даже не смущает известная истина: сказал раз — поверили, сказал другой — усомнились. Поражает примитивная однолинейность порочащих обвинений. А чаще всего это прозрачный намек на антисемитизм неугодного Имя Рек».

Рисковал я тогда страшно. Обстановка была такая, что могли и пришить. Но соратники по подпольной «русской партии» поручили и — надо выполнять. Разоблачение Коротича далось нам очень и очень не просто. Его упорно ограждала от критики… государственная цензура. Горбачев даже в перестроечное время «гласности» сохранял цензуру. Но лучше бы он ее не сохранял. Наша цензура с фарисеем Солодиным во главе целенаправленно попустительствовала развалу государства, давала зеленый свет «подрывникам», вроде русофоба Коротича, и резала во всех газетах и журналах патриотические «русские» статьи. Мой памфлет с прямым обвинением «жидовствующих» в подрыве государственных устоев, разрушении державы и оскорблении русской нации был озаглавлен по именам еврейских сект «О фарисействе и садцукействе» (журнал «Москва», 1988, № 12). Он был, уж конечно, сначала задержан цензурой. Непотопляемым розовощеким Владимиром Солодиным, из вечных замов в Главлите (цензуре), наконец, подвинувшимся — ставшим главным цензором страны. «Ихняя» разведка сработала, — грешу на Солодина, — и еще до выхода статьи, начался скандал.

На всякий случай, дней десять, пока не улягутся первые страсти, после выхода памфлета я отсиживался в закрытой больнице.

А сам памфлет «О фарисействе и садцукействе» смог появиться на свет только после настойчивого демарша Министра Обороны Язова перед генсеком Горбачевым, что надо, мол, дать слово и «русским». Мы поставили вопрос ребром: «Или нам дают слово, или мы прибегнем к широким политическим акциям против самого Горбачева?!» Миша одобрял, как памфлет прошелся по носителям пятого пункта. Но трусил иудейского лагеря. Помогла жесткая Раечка, давшая Мише совет не ссориться с армией и русским лагерем и сдать опозоренного «перевертыша».

Журнал имел такой успех, что мы и не ожидали. Оказалось, у нас огромное количество единомышленников.

Общественная поддержка была самая широкая. Особенно в армии, в среднем звене партаппарата и в органах, а также среди учителей, врачей, на крупных заводах. Одним словом, среди всех, кто читает и думает. Тираж журнала «Москва» был миллионным, но двенадцатый номер пришлось даже допечатывать дополнительным заводом, удовлетворяя настойчивый спрос. Меня затаскали по выступлениям по нескольку раз в день в самых неожиданных и весьма престижных организациях, перед битком набитыми залами. Если бы я написал в жизни только один памфлет «О фарисействе и саддукействе», то я все равно бы посчитал, что прожил жизнь не зря.

Русские меня крепко поддержали. А еврейская печать как воды в рот набрала. Была в состоянии шока. Никто не решался позориться, защищая демаскированного «ненавистника Америки» и «перевертыша».

Опираясь на статью, «Русская партия внутри КПСС» тут же потребовала от Горбачева немедленно убрать Коротича, что и было не сразу, но все-таки сделано по рекомендации сверху вроде как самим коллективом «Огонька». Кому же хочется работать под скомпрометированным перевертышем?! но обратим внимание, куда Коротич скрылся — за тридцатью сребрениками к своим хозяевам в Америку. Сам перед всеми расписался, на кого работал.

Но акция против Коротича и его перевернувшегося «Огонька» была едва ли не последней в нашей русской поддержке — нет, не Горбачева, — а самой системы с КПСС во главе.

Горбачев паниковал и под дудку «хромого беса» Яковлева сдавал Западу позицию за позицией. Стало ясно, что он скоро так сдаст «им» и партию, и всю страну.

«Был ли у него стратегический план ликвидации партии, развала страны? Полагаю, плана не было, но была некая идея-фикс, та конечная цель, достичь которую без уничтожения существующей системы было невозможно», — пишет близкий к Горбачеву человек. Советская выборная система стала Горбачеву не по нутру. По совету того же Яковлева Меченый кинулся в «президентскую систему». На всенародные выборы он не решился. Понимал, что прокатят. Пошел избираться в Президенты на совершенно фальшивый и неподготовленный съезд из иудейских и «жидовствующих» выборщиков, на который они с Яковлевым отбирали преимущественно евреев и иже с ними — по спискам неких, часто весьма странных общественных организаций. Почему я так резко говорю? Да, потому что по этой системе (напомнившей о выборах в Советы перед Октябрем 1917-го) все решалось по принципу, кто кого перекричит. А в «перекричит» у динамичных и наглых, в аргументах беспринципных евреев всегда было заведомое преимущество. Каждый активный иудей придумывал сам себе общественную организацию, которая его выдвинет, и эта организация «яковлевцами» тут же вносилась в избирательный список. Организациям же, где преобладали русско-ориентированные элементы, заведомо был поставлен шлагбаум. Организаторами великой мистификации практически собирался съезд «Малого народа» против «Большого народа». Механизм был совершенно примитивен. Были привлечены «сотня» от партии, которую отсчитал сам Горбачев. И дальше совершенно произвольно — своим организациям «они» давали больше голосов, не совсем своим меньше, а не своим вовсе не давали. Учли простую вещь, что аппараты всех творческих союзов и всяких других обществ на союзном уровне были в большинстве из евреев. Напротив, что русские и патриотические силы все, естественно, преобладали в организациях республиканского уровня. Вся масса писателей, например, состояла на учете в Союзе писателей РСФСР, а в СП СССР, как в верхней надстройке сидел только «малый народ» — аппарат. Но от выборов вся русская масса писателей была жестко отсечена. Выдвигал в «народные депутаты» Союз писателей СССР — «малый народ» из аппарата. Во всех других бесчисленных союзных организациях тоже по традиции в аппарате занимал удобные места «малый народ», и именно он и решал, кого выдвинуть.

На выборах на Съезд народных депутатов СССР от голосования оказалась реально отсеченной вся Россия — все русское ядро, вся русская провинция. Это была циничная и невиданная по масштабам обмана операция по отстранению всего русского народа от управления собственным государством. Все преимущества были отданы «союзным» общественным организациям, то есть «малому народу». А по мандатам с мест проходили горлопаны, способные «переорать» оппонентов, а в этой великой способности «малому народу» никогда нельзя было отказать.

И вот из такого общественного мусора 25 мая 1989 года открылся съезд народных депутатов СССР. Ну, был он прямо как Государственная Дума времен заката царской Империи. На нем больше болтали, чем что-то решали. Показывали себя по «телику» по целым дням напролет на публику, а не думали о судьбе страны.

А 2 июля 1990 года открылся XXVIII съезд партии, на котором Ельцин потребовал «изменить название КПСС и звать не в заоблачные коммунистические дали, а каждодневно защищать делом интересы каждого человека», и… вышел из партии. Ельцин начал свою игру. На этом же съезде разошлись навсегда в противоположные стороны Горбачев и Лигачев. Горбачев остался генсеком, но практически бросил КПСС.

На съезде народных депутатов СССР, став Президентом, Горбачев и страну бросил на произвол судьбы. На Президентском Совете, — как рассказывали, — он услышал, что: «народ устал от экспериментов, шатаний и болтовни. Слово “перестройка” у большинства вызывает аллергию, ибо стало издевательством над здравым смыслом».

Горбачей багровел. Не дав высказаться всем, президент прервал заседание и больше не спешил его собирать.

— Какую чушь они несли, — нервно ходя по кабинету, кипел Горбачев. — и это люди, которым я доверял, вытащил их, черт знает откуда. От Валентина Распутина я, правда, другого и не ожидал. Но остальные?!

Даже своему помощнику по международным вопросам Анатолию Сергеевичу Черняеву растерянный Меченый Миша перестал доверять важные документы: — у него в семье пятый пункт не в порядке. Секретная информация может далеко «убежать».

Горбачев, наконец-то, понял, что «Иудейская партия внутри КПСС» его обвела вокруг пальца и сдает Западу. Да не его одного, а вместе с ним всю Россию. У Горбачева состоялась беседа с А.Н. Яковлевым, в ходе которой Миша «хитро» предложил Александру Николаевичу «забрать из партии леводемократическое крыло и включить его в Движение за демократические реформы, которое трансформировать в новую самостоятельную партию». Но Яковлев уже не хотел «крыла», он хотел всю партию.

Миша с Раечкой теперь усиленно заколачивали деньгу на черный день. Откладывали миллионы за Мишины и ее книги, широко изданные на Западе, выстраивали «Горбачев-фонд». Готовились к капитализму.

3. Мы снова поднимаем черно-злато-белые стяги Союза Русского Народа

А мы уже больше не верили ни Мише, ни даже его более умной советчице Раечке, мы решили отделяться и искать другого лидера для страны. Грешен, но признаюсь, мы тогда очень глядели на напористого Ельцина. Но что мы знали про него? Практически лишь то, что его притащил в Москву “наш ” Лигачев». Да, и опять виноват Лигачев. Но наш «тюфяк» «Егорушка» гнилое нутро амбициозного и, в сущности, идеологически совершенно беспринципного конъюнктурщика не рассмотрел. А мы-то своему Егорушке — ах, такому русскому! — «тюфяку» тогда все еще верили. И когда мы вслух публично заговорили о «разводе» с Горбачевым, мы, горько покаюсь, не сбрасывали со счетов Ельцина. Мы никогда не брали его себе на знамя, но мы и не считали тогда его «жидовствующим». Да я и сейчас убежден, что он тогда таким (еще?) не был.

Горбачев и его идеолог Яковлев неоднократно высказывались, что, мол, загнивание у нас произошло из-за однопартийной системы. Что ж! мы были согласны на разделение КПСС на две ее реально составлявшие и реально противодействовавшие силы — на «Иудейскую партию» во главе с передовыми либералами членами Политбюро Яковлевым и Шеварднадзе и на «Русскую партию» партию во главе с не продавшимися, хотя и не очень последовательными державниками, членами Политбюро Лигачевым, Рыжковым, Крючковым и Язовым. — Давайте разделим партийное золото (хоть то, что еще не разворовано!), разделим партийные здания, органы печати, другое партийное имущество. И будем соревноваться в открытой политической борьбе, за кого проголосует народ. Мы готовы предоставить, как базовую, уже имеющуюся широко разветвленную сеть «русских клубов» по всей стране.

Так говорили мы и были уверены, что офицерский состав ГБ и нашей армии почти поголовно вступит не в партию развала страны и предательства в Восточной Европе — Восточную Европу Э.А. Шеварднадзе своими руками сдал (продал?) Западу, — а в «Русскую партию» державников, государственников, твердых почвенников и патриотов. И мы начали делать шаги к этому акту.

В апреле 1989-го я отчаянно «просвещал» советские «компетентные» органы. В своей лекции «О фарисействе и садцукействе», — в битком набитом зале здания внешней разведки в Ясенево, под жгучими «проникающими» лучами телекамер (освещенность зашкаливала за выносимые человеком пределы! «допрашивающая техника»!), транслировавших актуальную лекцию на центральный аппарат, — я рубил почти прямым текстом прямо в глаза тяжелейшую правду-матку.

Генералы меня предупредили: «Учитывая брожение в умах, заплеснувшееся даже в нашу патриотическую лубянковскую цитадель, не стесняйся. Заостряй! Лишнее сболтнешь, подложим подушечки, спустим на тормозах, осторожно поправим. Главное, всколыхнуть умы». И я старался говорить как можно прозрачнее. А что не смог сказать перед телекамерами в зале, без обиняков договорил, расставив точки над «и», тут же в кулуарах. Рисковал ли я? Конечно, очень. Ведь говорил не где-то в безответственном общественном месте, — тогда при «гласности» на бесчисленных собраниях и митингах друг друга и «демократы-иудеи» и «черносотенцы — мы русские» громили открыто, абсолютно не стесняясь в выражениях! — а для самой Лубянки. И хотя в последовательно патриотическую позицию председателя КГБ Владимира Александровича Крючкова я верил, — но от его первого зама крученого «Бобка» (Бобкова Филиппа Денисовича, перед этим многолетнего начальника наводившей ужас «Пятки» — Пятого главного управления по борьбе с инакомыслящими) всего можно было ожидать.

Чтобы понять всю глубину «особой деятельности» Бобкова, процитирую недавнее признание социолога Леонтия Бызова, наблюдавшего работу детища Бобкова и преемника «Пятки» Управления «ЗК» как раз в то время: «Мне как аналитику в 1989-м году приходилось сталкиваться с Управлением КГБ по защите конституционного строя, которое занималось национальными движениями, я поражался некомпетентностью и удивительной эйфорией, в которой они прибывали в ситуации, когда все валилось. Им казалось, что всё идет как надо — «народные фронты», всюду «наши» (в смысле «комитетовские») люди, все Гамсахурдии и Ландсбергисы, «всё нами контролируется, мы отстраняем от власти КПСС, заменяя ее послушными нам народными фронтами» («Литературная газета», 2004, № 40). Какой же был цинизм — «мы отстраняем от власти КПСС» (?), который даже не скрывался! Чекисты работали против своей партии, против советской власти и еще гордились тем, что ими «всё контролируется». Вот насколько далеко тогда предательство зашло. Вот где был удар в спину!

«Бобка» я недавно видел в переполненном зале на вечере Юрия Бондарева в ЦДЛ. Хлопал безумно Бондареву! Ходит и на другие вечера старых патриотов. Что это раскаяние? Или привычка, меняя шкуру, следить для кого-то? Для того же Гусинского? не знаю, чему верить! во всяком случае — сомнительное донышко «Бобка» всегда проглядывало. У меня нет документальных оснований обвинить Бокова в предательстве. Но крах Советского Союза, во многом организованный американскими спецслужбами, жестокое «русское поражение в холодной войне», торжество прозападных «диссидентов» и сионистов, с которыми по самому своему служебному положению Бобков и именно его Пятое управление обязаны были бороться, свидетельствует, по крайней мере, о преступной халатности в исполнении своих прямых обязанностей. Бобков написал две книжки мемуаров.

Но обе книжки серые, тошнотворно пресные и жалкие в своей скукоте. Ну, не умеешь сам писать — попроси литраба. Кто ближе? Выверни «журналюге» свою душу! Пойди на принародное покаяние, раз такая возможность предоставилась. Облегчи душу — не юли, а кайся, кайся, кайся. Но в обеих книжках Бобков вертится, как уж на сковородке. На краю могилы стоит, а духу покаяться не хватает.

А ведь исторические примеры есть: А.В. Герасимов, руководитель Петербургского охранного отделения, как на духу, в своей книжке «На лезвии с террористами» все рассказал. Да и директор Департамента полиции А.А. Лопухин не молчал, многое рассказал. Генерал П.Г. Курлов, товарищ министра внутренних дел, подставивший под пули Столыпина, вертится, как на сковородке, но ведь хоть пытается как-то оправдаться. Очисти совесть, Филипп Денисович, хоть ради сына Сережи! Хотя боюсь, что очищать ее тебе не в чем — увы, ты не был достаточно образован и эрудирован, чтобы сидеть на остром идеологическом участке. Тебе любые «бовины» и «арбатовы», «аксеновы-гинзбурги» и «рыбаковы-ароновы» могли играючи мозги запудрить. Андропов-Файнштейн не на того оперся — слишком дрожал за свое место, боялся до последних своих дней (история с грязной провокацией против С.Н. Семанова этому подтверждение), что поставит он на руководящую ключевую должность умного, образованного, а тот — подсидит.

Но вернусь в Ясенево 1989 года — что я тогда говорил?

Я моту сейчас воспроизвести ход своих мыслей по памяти довольно точно, потому что то, что наговорил в Ясеневе, я потом, — в том же 1989-м и позже, — много-много раз, в разных вариациях и с разной степенью откровенности в зависимости от состава публики, повторял перед многотысячными аудиториями патриотов в Москве, Ленинграде, Алма-Ате, Ташкенте, Омске, Красноярске, Смоленске и других городах. Как правило, в огромных залах, вроде Колонного Зала Дома Союзов и Дворцов спорта. Я приезжал на встречи с читателями после успеха своего памфлета «О фарисействе и саддукействе», а тут еще подоспел и мой недвусмысленный исторический роман «Плач по неразумным хазарам» (Столица, 1990, два тиража за год), по которому многие русские могли сравнить себя с «неразумными хазарами».

Я тогда много выступал с писательскими бригадами, в составе которых, рядом со мной, — это для меня была великая честь, — были такие выдающиеся русские писатели-патриоты, как Виктор Астафьев, Василий Белов, Валентин Распутин, Михаил Алексеев, Станислав Куняев, Валентин Сорокин и другие русские духовные звезды. И часто, как профессионала «контрпропаганды», по требованию самой публики меня выпускали самым первым — для, так сказать, общетеоретической идеологической затравки глубокого общего разговора. Нередко, встреченный неистовыми аплодисментами русской публики, вместе с нами выступал и наш главный теоретик академикТІгорь Ростиславович Шафаревич. Мы все на разные голоса, но били все в одну точку — об одном и том же страхе тогда говорили — о негативных результатах обострившегося русско-еврейского противостояния. О том, что это для страны все кончится падением советской власти и крушением Великой Державы. И ведь не ошиблись!

Вот смысл тогдашних моих принципиальных выступлений. Я начинал обычно с дразнящего признания прямо в лоб:

— В большой политике так же действует математическая Теория Катастроф, как в любой другой природной системе. Организованная сложность социальных систем только внешне кажется не познаваемой. Из множества разнонаправленных, внешне хаотических человеческих «умонастроений» формируются направляющие «векторные стрелы», по которым и определяется как движение общества, так и его структурная устойчивость. Больше того, в этнических системах, как в биологических, действует закон Теории Катастроф: «Есть критическая плотность популяции, ниже которых особи развиваются, как кузнечики, а выше — как саранча; вот почему, если саранча появляется, она появляется тучей». У нас сейчас появилась тучей саранча, и наше Отечество на грани катастрофы. Математически легко вычислить и векторную силу в среде разрушителей. У нее еврейское лицо. Я категорически не отождествляю это общее лицо с отдельными евреями. Мало ли, кто с кем повязан. У того же Хромого Беса Яковлева физиономия вполне ярославская. Но ·— по преобладанию, по самым громким воплям лиц, составивших, нынешнюю саранчу — увы, она сильно еврейской, «жидовствующей» окраски. Увы, но это так. И тут не «антисемитизм», а просто есть, о чем задуматься. Или что-то мы «им» опять, как перед 1917-м годом, в правах и льготах не додали? Или тут какой-то уже рок над Россией.

— Объяснюсь. Не надо нам, хотя бы в собственной патриотической среде, а в особенности, перед патриотами из компетентных органов, — перед нашими самыми «своими», самыми посвященными, самыми доверенными людьми, — лукавить?! Ну, случилось это. Ну, признаем теперь вслух то, что мы в закулисье уже четверть века как признаем тайно. У нас давно нет единства в КПСС. Партия большая, многомиллионная, а внутри нее уже четверть века как довольно четкое разделение на два лагеря. На «них» — бьющих себя в грудь, что они «демократы», и на их по наклейке «Рыночную», а по составу преимущественно «Иудейскую» партию. И на «нас» — упертых государственников, державников», если даже хотите откровенно, то «имперцев». На нас они наклеивают ярлык — «черносотенцы». Но по существу мы всего лишь «почвенники», не шовинисты, ни в коем случае не антисемиты, но разумные «националисты». А по составу среди нас преимущественно русские. Поэтому нас в закулисье именуют «Русской партией». И мы не на жизнь, а на смерть боремся против того трупного Духа, который у нас сейчас все считают, что исходит от той падали, которую у нас весьма условно называют «сионизмом».

Я в Ясеневе перед чекистами не голословно предупреждал, что, мол, если развал КПСС и Державы будет продолжаться, то мы, почвенники, государственники, тоже не будем, понуря головы, как стадо при дурном пастухе плестись к обрыву. Коли по вывеске «Либеральная», «Псевдо-Демократическая», а, если называть вещи своими именами, грубо-попросту «Иудейская партия внутри КПСС», не будет обуздана и не прекратит свою истеричную работу по развалу Великой Державы, то мы, русские патриоты, припертые к краю пропасти, вынуждены будем действовать уже не в тени КПСС, не как ее верное патриотическое крыло. А мы открыто и не под скомпрометированными псевдо-«демократами» красными флагами, а под имперскими «черносотенными» черно-злато-белыми гордыми знаменами возрожденного Союза Русского Народа начнем создавать свое отдельное русское общественное движение.

Мы скорбели о том, что предстоит прямая кровопролитная война. Но куда было нам деваться?!

И вот тут мы допустили роковую ошибку. Не знаю и сейчас, был ли этот рок предопределен самой нашей идеей или просто нам с лидером не повезло? не повезло, что лидер оказался соглашателем? Или все-таки самая идея была порочной? Грешен, я все-таки больше грешу на несчастье с лидером. Потому что любые структуры можно наполнить своим содержанием. Структуры — как посуда. А вот что в посуду влить?

Во всяком случае, мы все-таки попробовали оторвать от КПСС свой кусок. Мы вспомнили «ленинградское дело», и решили осуществить то, что русские подвижники тогда при Сталине не сумели, и за что Сталин их расстрелял.

Мы начали бузить — требовать создания легальной КПРФ — Коммунистической Партии Российской Федерации. Своей республиканской партии у нас, русских, никогда не было. У всех союзных республик свои компартии были, а у русских в РСФСР такой не было. Хитро было задумано иудеями, чтобы русским не было, где организоваться.

Ну, мы и начали требовать, чтобы Горбачев нам разрешил создать КПРФ.

Вот весьма характерный текст знакового, подающего сигнал всем нашим силам, выступления нашей русской ведущей фигуры, самого «собирателя» Валерия Николаевича Ганичева на оргконференции общества «Отечество» 24 марта 1989 года: «А происходит все потому, что российские политические лидеры оторваны от народа, от нашего российского народа, потому что политическая организация отсутствует в России, у нас нет Российской Коммунистической партии, которая бы имела свою платформу. Такая партия — единственная политическая сила. Известно, что с самого начала существовала Российская социал-демократическая партия, но потом национальное российское начало исчезло даже из названия нашей партии: РСДРП стала называться ВКП(б), затем КПСС. В результате были отодвинуты те силы, которые могли бы влиять на состояние нашего народа и нашего Отечества в общей системе СССР. Я думаю, что мы должны направить в адрес КПСС, в адрес собирающегося съезда народных депутатов это неизменное наше и необходимое сейчас, как единственное наше спасение, требование о создании Российской Коммунистической партии».

Сказано — сделано. Мы не только «направили в адрес ЦК КПСС» наш ультиматум. Мы незамедлительно организовали самочинный съезд «Русской партии в составе КПСС» в Ленинграде, и на нем избрали свое руководство. Я тоже на нем куда-то попал. Первым мы избрали ленинградца Тюлькина, а секретарем по идеологии «младогвардейца» Вячеслава Горбачева, однофамильца Миши и крепкого русского писателя-подвижника.

Миша смирился. Но подло уговорил нас на полумеру — на повторный, «законный» организационный съезд в Москве, где хитрыми интригами в руководители КПРФ, вместо сначала нами избранного крепкого, лобастого «матроса» Тюлькина, который головой готов был пробить стену, был нам, русским, подсунут в Первые секретари аппаратчик ЦК, целиком «аппаратом» (то есть самой гнилью!) повязанный. Не способный на достойную свою игру. Горбачеву он, конечно, не мог стать конкурентом. Это Миша вычислил.

Но, по счастью, мы не только добились своей неудачной КПРФ (ах, лучше бы мы ее не добивались!).

Мы все-таки подняли «черносотенные» черно-злато-белые флаги. Не прошло и месяца после моего выступления в Ясенево с угрозой развернуться, как мы действительно «развернулись».

Подразделения в «Русских клубах» на базе ВООПИК по всей стране, при областных театрах, в других «своих» организациях — прежде всего в «своих» творческих союзах, при «своих» журналах, в многочисленных национальных обществах «Память» и т. п., и т. д. Были нами, то есть «Русской партией внутри КПСС», заранее подготовлены. Практически наши люди только ждали сигнала к прямому действию. И уже в мае того же 1989 года мы в противовес «демократическим» (тогда еще не государственным, а лишь частным, сугубо «ихним» флагам продажно-либерального «Дерьмократического движения») массово подняли черно-злато-белые имперские «черносотенные» флаги Союза Русского Народа.

Мы действовали еще как бы из полуподполья. Запрещающая все другие партии, кроме КПСС, статья о советской Конституции будет отменена только 14 марта 1990 года. Но практически мы уже из подполья вышли. Русские националисты повсюду на местах организовались и за самыми неожиданными ширмами, вроде общества трезвенников, проводили «несанкционированные» съезды, выбирали руководителей. Очень важно было организовать координационную вертикаль. И тогда мы по русской соборной традиции создали «несанкционированную» тайную Думу Славянского Собора, на которую собирались и соборно совещались лидеры наших черно-злато-белых организаций.

Мы включились в выборы, понимая, что «ихняя власть» патриотов все равно «зарежет», посчитает голоса, «как им надо». Но зато это давало возможность нашим зарегестрированным кандидатам в депутаты «законно» пропагандировать русские взгляды. Тут лучше всех проявило себя Московское городское отделение ВООПИК, которое по инициативе Олег Платонова придумало для «русского клуба» простую ширму — Клуб избирателей. Энергией Олега Платонова «русский клуб» выдвинул осенью 1989 года в местные советы и Верховный Совет РСФСР наших людей, таких бойцов, как Ю. Бондарев, В. Клыков, Г. Литвинова, В. Брюсова, С. Куняев, А. Казинцев, В. Калугин и иных.

В том же Московском отделении ВООПИК родилась прекрасная пропагандистская идея восстановить храм Христа Спасителя. В руководство созданного при поддержке «Литературной России» Фонда восстановления храма Христа Спасителя вошли В. Солоухин, Г. Свиридов, И. Шафаревич, В. Клыков, С. Рыбас, В. Карпец и другие известные русские националисты, а учредителями Фонда стало тридцать русских черно-злато-белых организаций. Мы восстанавливали храм Хрисста Спасителя, а мечтали о восстановлении Святой Руси — Третьего Рима.

Как ни парадоксально, но сложности возникли у нас как раз сразу после отмены позорной шестой статьи Конституции. Тут вот, как чертополох, взыграли амбиции — силы наши начали дробиться: все захотели участвовать именно «своей партией» в выборах, и лидеры каждой из наших бесчисленных группировок, дико тянули одеяло на себя. Националисты, целиком «наши» М. Астафьев и В. Аксючиц зарегистрировали соответственно партию кадетов и партию христианских демократов, а А. Баркашов и В. Корчагин тщетно пытались зарегистрировать Русское Национальное Единство и Русскую партию. «Лже-демократы» под фиговым листком дуриком проскочили, но открыто русским в регистрации отказали. С. Бабурин зарегестрировал Российский Общенародный Союз. Казалось бы, теперь надо было объединять силы националистов. Но действительно крупной фигуры, вокруг которой все бы, как вокруг Столыпина, хоть на время бы сплотились, увы, не родилось. Или, каюсь, мы не сумели ее организовать — без меры пытались и до сих пор пытаемся безмерно «надуть» Валентина Распутина, но выдающийся писатель, он, увы, никогда не был ни оратором, ни организатором. На митингах мямлил. Став нашими усилиями Членом Президентского Совета, русские возможности свои не использовал. Прекрасно писал за Россию. Но не дано ему от Господа вести за собою массы. Не лидер по характеру. Как этого не просчитали наши подпольные вожди Ганичев, Прокушев, Семанов диву даюсь.

Без явного лидера черно-злато-белые знамена все же поднялись на инстинкте масс к национальному самосохранению. Но в отсутствии лидера каждая сошка мнила себя кумиром. Страшно мешали іфаснобаи, вроде Михаила Антонова или Станислава Золотцева, которые вроде бы и за Россию кричали, но вязким студенистым набором слов, крикливо громких, пустыми призывами, шарахаясь из стороны в сторону и мешаясь под ногами.

В итоге мы провалили даже банальную попытку легализовать Славянский Собор на съезде в январе 1991 года в Ленинграде. Подпольные лидеры наши в Ленинград не поехали, считая дело сугубо формальным. И, честно говоря, не хотели первыми «засвечиваться» Но потом я проклинал себя за то, что не поехал. Без «координаторов» все там, начиная с амбиций Александра Баркашова, на пустом месте сумели перессориться и разбежались. Первый блин комом. Пришлось через три месяца съезд собирать заново. На этот раз кропотливой предварительной работой с людьми подготовили такое единодушие, как на брежневских съездах КПСС.

В Москве в Измайлово в клубе «Чайка», зорко охраняемом самоотверженными «баркашовцами», — одетыми, как русские монахи-смертники Пересвет и Ослябя на Куликовском поле, все в черной коже с головы до ног, — в мае 1989-го под громадным, во всю сцену черна-злато-белым знаменем состоялся организационный съезд «Славянского собора». — преемника Союза Русского Народа. Мы понимали, что название Союз Русского Народа нам власти никогда не зарегистрируют.

Но мы возродили его пафос и всю атрибутику. На съезде в едином порыве, при отчаянном жертвенном, полным надежд патриотическом энтузиазме всех делегатов была избрана Дума «Славянского Собора» — руководящий орган национального Общественного Движения. Вместе с молодым энергичным Станиславом Карповым, председателем московской «Памяти» (мы соединили движение «Русских клубов» и «Памяти»!), я был избран сопредседателем «Славянского Собора». Движение быстро разрасталось — после ГКЧП уже в январе следующего года выделило из себя «Русский Национальный Собор» (аббревиатура РНС) во главе с генералом Стерлиговым и провело знаковый съезд в Колонном Зале Дома Союзов.

Случилось чудо. Как в 1905 году, вдруг встал и поднялся русский колосс. На манифестациях зазолотились черно-злато-белые флаги. На груди у людей появились значки в форме черно-злато-белых флажков. Как в 1905, это стало хорошим тоном для русских людей, даже шиком вызывающе носить на лацкане черно-злато-белый флажок. Приходишь в общество и сразу видишь своих, не стесняющихся своего русского национализма. Не только члены «Славянского Собора», но все убежденно русские считали своим гражданским долгом носить черно-злато-белый эмалевый флажок. Появились, открыто полетели и царские двуглавые орлы, заскакал на значках «Скакунок» — Георгий Победоносец. Несомненно, это было демонстративное проявление всплеска национального самосознания. Мне каждый день звонили со всей России: — мы открыли местное отделение. Не хватает атрибутики — высылаем курьера за значками и книгами. Давайте русскую националистическую литературу — Нилуса, Шмакова, «семановский манифест» о русских ценностях, обязательно Маркова и Шафаревича. Возьмем все.

Мы запустили в типографиях обширные заказы. Брошюры печатали полуподпольно. Торговые точки с русской националистической литературой непременно появлялись на каждом патриотическом мероприятии, на каждом собрании и манифестации. Очень много литературы, которую мы тут же массово размножили, привезли счастливо налетевшие гости — русские белые эмигранты из Бельгии, Франции, США, Аргентины. Мы обнимались, целовались: — Русские проснулись!

Вот что писалось много позже в некоем «демократическом» справочнике-доносе на «экстремистов» на пике нашей активности: «Это массовое движение «черносотенцев», опекаемое теневой «Русской партией внутри КПСС», официально зарегистрировано в качестве Международной организации и имеет вызывающую, явно с намеком знаковую аббревиатуру «СС». «Славянский Собор» объединяет под черно-злато-белыми флагами 187 националистических движений и группировок из большинства крупных городов России, а также из Белоруссии, Украины, Казахстана, Молдавии, стран Прибалтики и ряда славянских стран (Югославии, Польши, Болгарии, Чехии, Словакии, Словении и др.). Кроме того, включает в себя казаческие и экстремистско-церковные православные и дворянско-монархические объединения. В Колонном Зале Дома Союзов, где проходил съезд РНС, сочли для себя возможным открыто присутствовать многие видные политические деятели, писатели и артисты. Головные организации «Собора» — упомянутый «Русский Национальный Собор» генерала КГБ Стерлигова (того самого, что при подавлении августовского путча 91 г. лично арестовал Председателя КГБ Крючкова), «Русское Национальное Единство» ефрейтора Баркашова (которому мятежный Верховный Совет присвоил звание полковника) и «Пересвет» (санкт-петербургского милицейского офицера Беляева). Nota Bene! Каналы «Собора» использовались для заброски хорошо подготовленных «добровольцев» в Югославию, Приднестровье, Чечню, Абхазию и др. Горячие точки. Поэтому «Собор» имеет своих людей во всех военных организациях, включая Генштаб, спецназы и «Альфу». В октябре 1993-го проверенные в боях отборные «добровольцы» были стянуты «Собором» к Белому Дому. Не случайно, что сопредседатель «Славянского Собора», он же — Первый заместитель Председателя контрольно-ревизионной коллегии оппозиционного, прославившего открытыми баррикадами Союза писателей РСФСР с Комсомольского, 13 — небезызвестный «черносотенец» Александр Байгушев. Он являлся во «Фронте Национального Спасения» заместителем председателя его Военного комитета, генерала Макашова — по «внешним объектам».

Так оно в действительности и было. Но рядом со «Славянским Собором» плечом к плечу, совместно с нами действовали — «Единство» Ю. Прокушева (рабочий секретарь И. Ляпин, он вошел в Думу «Славянского Собора), аккумулировавшее в себя в чистом виде «Русскую партию внутри КПСС». И — всероссийское общественно-политическое движение «Союз “Христианское Возрождение”» В. Осипова (того самого, отсидевшего два срока, и тоже члена Думы «Славянского Собора»), официально зарегистрированное 17 декабря 1988 года. Многое в стране пошло бы по другому сценарию, если бы это движение власти допустили участвовать в выборах. Но Патриарх Алексий Второй (Ридигер; потомок военного министра царского правительства А.Ф. Редигера?) не решился или не смог на этом настоять. Практически Церковь сама вышла из политики в момент, когда люди повернулись к ней всем сердцем, и ждали ее голоса, как Сергия Радонежского. Я не знаю всех тонкостей того закулисного торга горбачево-ельцинского окружения с Церковью (что ей «они» понаобещали за самоустранение церкви от политики?), и не мне судить о границах тогда возможного. Однако Церковь уж точно бы не проиграла выборы. Люди так ей верили — а Сергия Радонежского мы от нее не дождались. Что — Церковь побоялась оказаться в опале, как после «ихнего» 1917-го? Перенадеялась на тихое врастание в госструктуры? Удовлетворилась подачками на устроение и восстановление храмов с «барского плеча» «ихних» олигархов?

А ведь какие были упущены возможности для всенародного православного спасения нации и державы?!

Я назвал три наши совместные крупные силы. А были еще «Союз духовного возрождения» философичного М. Антонова, «Русская партия» яростного «антисемита» В. Корчагина, «Русская партия национального возрождения» более умеренного В. Иванова, «Национально-республиканская партия» энергичного «черносотенца» Н. Лысенко. И они тоже не бездействовали.

Но самое важное — были еще и сильные местные «Отечества» по типу земских собраний, зарегистрированные по многим городам. «Славянский Собор» был мощным глубоко эшелонированным центром, монархический «Союз «Христианское Возрождение» боевым правым флангом русского движения, «Единство» — его левым флангом, довольно тесно смыкавшимся с КПРФ. А «Отечество» — его официально обтершимся, крепким «земским» тылом, надежной базой общего национального фронта.

Суть в том, что уже в перестроечное время многие русские клубы без излишнего шума превратились именно в официально зарегистрированные во многих городах общества «Отечество». Наше Московское «Отечество» было особенно популярным. На официальном учредительном собрании, проходившем в клубе «Правда» 24 марта 1989 года, я от лица оргкомитета предложил проголосовать в Председатели проверенного «младогвардейца», профессора Аполлона Григорьевича Кузьмина, ему в Первые замы — прославленного летчика-афганца Героя Советского Союза А.В. Руцкого (тогда мы, увы, доверяли ему!). В заместители к Аполлону Кузьмину, так сказать, в рабочие лошадки, — я рекомендовал своего давнего друга по «Голосу Родины», «кадровика» полковника-чекиста Кошуту. Умный, дотошный, всюду вхожий Владимир Алексеевич Кошута быстро официально зарегистрировал «Отечество» (устав наш был утвержден решением исполнительного комитета Московского городского Совета народных депутатов уже 13 апреля 1989 г.), и мы активно участвовали в городских выборах, вели самую широкую русскую пропагандистскую работу и получили много депутатских мест. Так было и в других городах.

Мы прошли бы удачно и на общегосударственных выборах.

Но тут мы совершаем грубейшую тактическую ошибку. Мы неправильно оцениваем расклад политических сил в стране. Мы строили «фронт» на опыте действий Союза Русского Народа в 1905 году. Тогда тоже патриотические политические общества и «движения» выросли, как грибы, и это было не столько слабостью, сколько дало возможность широкого маневра. У нас были определенные средства, аккумулированные на скрытых счетах «Единства» и «Русского Национального Собора». Их мы готовили, чтобы пойти на выборы. Скажу с горечью сразу, что и в «Единстве» и в «Русском национальном Соборе» дальше красочной полиграфической продукции и не менее красочных съездов шагов сделано не было. Мы с Юрием Львовичем Прокушевым вроде бы хорошо понимали друг друга, соотнесенно всегда все действия поддерживали. Со Стерлиговым от «Славянского Собора» по распределению обязанностей взаимодействовал Станислав Карпов — я лично не мог никогда простить Стерлигову ареста Крючкова и «раскаявшемуся демократу» не очень доверял.

Но мы-то мы, русские, тогда не додумали. Где-то у нас произошел сбой. Сейчас мне кажется, что Юрий Львович, привыкший действовать в рамках «Русской партии внутри КПСС» не раскусил Зюганова, выводил на первый план его. Все-таки Прокушев немножко недооценивал силу черно-злато-белых флагов, по инерции больше ставил на «опомнившиеся», проверенные красные знамена. Мы много спорили тогда.

Мы сравнивали: наши русские движения и партии в целом намного мощнее так называемых «демократических» группировок, крикливых, но крайне худосочных, преимущественно еврейских и интеллигентских. У нас же мощная поддержка во всех низах — в армии, в КГБ, в низах партии. У нас, правда, много, много хуже с прессой. Мы практически без своих газет. Без телевидения. Но к этому времени мы уже свалили Коротича в «Огоньке», а наши журналы «Молодая гвардия», «Москва» и «Наш современник» имеют большое число подписчиков — миллионные тиражи. Мы запустили великую массу многотиражной патриотической печати, целый сонм — оперативный, действенный, без предрассудков, рубивший правду-матку в глаза. И в наши руки с приходом Кравченко перешла верхушка (высшее начальство) телевидения. Тут тоже были какие-то надежды.

На нашу сторону встала и ГБ. Мы-таки добились — 29 января 1991 года президент Горбачев вызвал к себе Председателя КГБ В.А. Крючкова вместе с его замом Бобковым и после сорокаминутного «выяснения отношений» подписал указ об освобождении нашего заклятого врага, человека Гусинского — «Бобка» от должности. В.А. Крючков, мы быди уверены, не продаст, будет с нами.

В этих благоприятных обстоятельствах нам бы пойти своим путем — создать патриотический блок без КПРФ. Целиком и полностью сделать ставку на свежие, не «обрыдлые» населению черно-злато-белые флаги Союза Русского Народа. Надо было играть ва-банк. Мы ведь шли на русский переворот. Но мы, бывшие активисты «Русской партии внутри КПСС», были в плену старых стереотипов. Прокушеву казалось, что через КПРФ все будет легче провернуть, надежнее — «без явного вызова властям». Не забудем, власть тогда, хотя и продалась Западу, но формально оставалась под красными знаменами.

Не знаю, простит ли нам когда наш тяжелый грех молодое поколение, — но, привыкнув к тридцатилетнему стереотипу своего сосуществования в роли теневого, русского крыла внутри КПСС, мы, оказавшись перед новой реальностью, испугались самостоятельного политического плавания.

Мы посчитали: верхушка КПСС с нами, верхушка КГБ с нами, верхушка армии с нами. Ну, а уж армейские и гебешные низы и низовой партаппарат совершено точно с нами. И вот мы выносим за скобки фигуру «президента» России — главу Верховного Совета РСФСР Бориса Ельцина (Чего ни в коем случае нельзя было делать, учитывая неуравновешенную энергичность этого властолюбца!); мысленно размениваем его в нашей политической игре на главу компартии РСФСР и начинаем готовить государственный переворот — устранение Горбачева по апробированной нами в 60-х гг. схеме устранения Хрущева. Ужасно, но мы продолжаем действовать сугубо в рамках «Русской партии внутри КПСС».

Мы решаемся на ГКЧП — Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению, созданный на основе Совета Безопасности при Президенте. Целиком из ведущих деятелей КПСС.

О чем мы в этом момент думали? о реставрации брежневских времен? Увы, об этом! Это бред какой-то. Иметь свои легализованные русские организации. Иметь возможность самостоятельно участвовать в выборах. И — вернуться под дырявую крышу КПСС. Но мы привыкли так жить. Нам было удобно так жить. Среди нас оставалось значительное ядро именно «национал-большевиков». И грешен, я считал, что Крючков, Язов, Янаев, Павлов — это прежде всего свои русские люди. Вот евреев скинем, восстановим брежневский порядок, а тогда… Тогда, может быть, для себя (в смысле для русской стороны) и побольше выторгуем.

За несколько дней до знаменитого августа, в главном опорном пункте русского национального движения — у Юрия Бондарева, в здании на Комсомольском проспекте, 13 в актовом зале Союза писателей РСФСР собрался небольшой круг особо доверенных людей во главе с министром обороны Язовым и реальным лидером КПРФ Полозковым. Обсуждали текущий политический вопрос. От «Славянского Собора» и правых националистов был я. В довольно пространном выступлении я предложил для большей надежности, чтобы уж наверняка опереться на все русское население, а не только на коммунистов, несколько скорректировать контрпропагандистское обеспечение переворота. А для этого выкинуть из лексикона всех намечаемых обращений к народу и оставить «за кадром» Маркса и Ленина. И по-столыпински обращаться только к уязвленному самосознанию русских людей, обескураженных и возмущенных начавшимся разрушением Великой Державы. Великий русский патриот Петр Аркадьевич Столыпин зримо или хотя бы незримо, но должен быть с его вдохновенной, обжигающей души риторикой на знамени. Тогда, мол, принятые экстренные меры одобрят все. Одобрят ГКЧП против Горбачева даже те беспартийные, кто недолюбливают партию за ее вызывающе привилегированное положение, за навязанную «однопартийность» — а ведь таких едва ли сейчас не большинство. Я говорил: беснующиеся иудеи — Малый Народ, а нам надо обращаться к Большому Народу

Язов держался немного растерянно. Меня он хорошо знал по памятной статье «О фарисействе и саддукействе», которую именно он своим ультиматумом пробил через Горбачева. Мне он сразу, еще при всех, ответил: «Что-то делать надо, понимаю это. Спасать страну надо, но вы меня лично не толкайте — в Пиночеты не пойду». Но, тем не менее, все в него верили, все были полны решимости пойти именно за ним до конца.

Однако часть собравшихся была крайне шокирована моим выступлением: — Так что же ты социалистические идеалы выносишь за скобки? Говорил бы уж прямо, что хочешь реставрации Народной Монархии во главе с русским генералом? Все вы, русские националисты, о возврате старых порядков только и мечтаете. На Пиночете-Колчаке помешались!

Меня поддержал Прокушев, объяснив, почему я правильно оцениваю политическую обстановку и почему мне, учитывая мою специфическую биографию, таки можно доверять. Но вопрос завис в воздухе. Таскать каштаны для интенсивно красного ГКЧП — я инстинктивно чувствовал, что мы, русские националисты, не будем. Пришло время русскому народу установить свою власть. Брежневская политика двух крыльев закончилась. «Иудейская партия внутри КПСС» превратилась из союзника в худо-бедно балансе в открытого врага. Я спорил: — а вы что? Хотите и «их» вернуть?

В коридоре я еще долго обсуждал варианты с Иваном Кузьмичем Полозковым, тогда реальным лидером партии. Он никак не хотел меня правильно понять: ну, как это вынести за скобки Ленина?

Скажу честно — в ГКЧП русские националисты заняли выжидательную позицию. Текст обращения ГКЧП писали, насколько я понял, Александр Проханов и Эдуард Володин с*их мелодекламацией и декадентскими стонами о Закате Империи. Но и их консервативно романтический текст заправили, заглушили, задубили, превратили в бюрократическую социалистическую нудятину. С этого и начался провал ГКЧП — не сумели заговорить с народом на его языке. Хотя первоначально весь народ встретил ГКЧП одобрительно, с общим единодушным вздохом: — Наконец-то!

Мы, русские националисты, вроде бы душой ГКЧП и поддерживали. Но на баррикады идти за Крючковым, — а он вышел в первые фигуры в ГКЧП, — не хотели. А все шло именно к баррикадам.

ГКЧПисты с их прохановским консервативно-романтическим мышлением не просчитали, что Ельцин, воспользовавшись политическим кризисом в стране, может сам начать играть ва-банк. Они близоруко как-то попросту не приняли Ельцина в свой расчет. Ну, мол, местная, всего-то лишь республиканская власть. Вообще-то, мол он должен быть рад, что скидывают его личного врага Горбачева с особо ненавистной ему Раисой. В ГКЧП ошибочно высчитали, что «Борька займет позицию стороннего наблюдателя». Ну, мол, а если дернется, то, в крайнем случае, изолируем. У нас есть «Альфа». Но «Альфа» на тот мрмент была не у ГКЧПистов, а у нас, русских националистов. КГБисты и армия пошли бы за русскими лозунгами. Все люди в стране жили ожиданием от ГКЧП русской, национально ориентированной программы. А разочарованно услышали восклицательный барабан, и — пустоту, как внутри барабана!

А тут еще в чисто военной тактике ГКЧПисты заранее обрекли себя. Боялись прослыть врагами «демократии». С изоляцией «Бориса», даже когда ясно стало, что он «дергается», выходит на американское посольство, затянули до последнего и по нераспорядительности (и нерешительности! и отсутствию четкого политического кредо!) дали Ельцину время приехать с дачи, где должны были его блокировать, в Белый Дом, получить «международную поддержку» в находящемся рядом посольстве США, сориентироваться по ветру и сыграть свою игру.

Почему ГКЧП так бездарно провалился — это особый разговор. Упирается он в личные качества главарей ГКЧП, прежде всего, в то, что не нашлось среди них человека, который решился бы взять власть и всю ответственность на себя. Больше пили, чем действовали.

Но и мы, русские националисты, понаделали ошибок.

Мы, «Славянский Собор», когда Ельцин «забузил», сразу бросили к Белому Дому своих людей — достаточно, чтобы и без «Альфы» взять здание и арестовать Ельцина. У нас были афганцы, у нас были ветераны «Альфы», которые ликвидировали Амина в Кабуле, взяв его до зубов вооруженный дворец. А тут им вообще было раз плюнуть. Однако мы, русские националисты, обиженно чувствовали себя вне игры. Мы абсолютно не уверены были в русских позициях ГКЧП. Скорее это был бы только какой-то аморфный, совершенно расплывчатый возврат в красный экономический хаос и в идеологический студень.

И грешен: именно я на Исполкоме «Славянского Собора», остановил рвавшегося «расчистить баррикады» Баркашова. Мы собрались параллельно с ГКЧП на Малой Лубянке, рядом с информцентром ГБ, — в редакции православного закрытого исихастскош журнала «Пробуждение», главным редактором которого я стал. И мы имели всю информацию даже раньше, чем ГКЧП. Ну, и засекли ГКЧПистов, когда те «зафинтили». Станислав Карпов и Александр Баркашов рвались в смертный бой. Но мы большинством все-таки уговорили их подождать, посмотреть, куда пойдет, не рисковать людьми. Аргументация моя была: «Нас потом сдадут. Идет информация, что что-то уже не чисто. В ГКЧП начался разброд. Хотят с Горбачевым договориться. А нас, русских националистов, ох как будет удобно потом «сдать» и на «черносотенцев» все свалить. Мы уже такие штуки от коммунистов видели. Людей от Белого Дома уводить не будем. Но чуть-чуть подождем!»

Последующие события показали, что информацию мы получили достоверную. В ГКЧП не оказалось лидера. Язов не захотел, а Крючков не сумел взять всю ответственность на себя. Ничего не решали — всё пили. Разброд и нерешительность в ГКЧП привели к тому, что реальная власть в стране как-то само собой перетекла к Ельцину, которого активно поддержал Запад. А ГКЧП… вернул Горбачева и стал с ним договариваться. Мы, видимо, правильно сделали, что просто по-русски «грозно промолчали».

Вот что написала по следам событий «Народная газета Московского региона» (бывшая «Ленинское знамя») от 5 сентября 1991 г. В статье на первой полосе «Не должно медведю зайцу жаловаться, или Что показала конференция Славянского Собора»: «Три дня, сразу вслед за Конгрессом соотечественников должна была длиться в Доме культуры “Чайка” конференция Славянского Собора. Но, увы… Виной тому — последние Августовские События. Мало уже верилось в то, что на конференцию вместе с большой группой писателей России прибудет сам Президент РСФСР. Более того, мирной ход конференции был взорван сообщением с Комсомольского проспекта 13, что власти хотят опечатать Дом Союза писателей России. Попытка группы писателей во главе с Е. Евтушенко и Ю. Черниченко захватить дом была расценена однозначно: тот путч, который произошел 19–21 августа, откликается малыми путчами, и, конечно, этого нельзя допустить. Эмоции волнами выплескивались в зал. Только благодаря усилиям президиума, в частности, А. Баркашова, объяснившего позицию Славянского Собора во время попытки переворота 19 августа (в отличие от лидера РМФ Скурлатова, призвавшего бросить патриотов на разбор баррикад, Славянский Собор не допустил кровопролития!), удалось погасить страсти».

На Комсомольский, 13 оперативно были отправлены наши воины-афганцы и молодые крепкие проверенные парни-дружинники в знаковых черных рубашках во главе со Станиславом Карповым. Он дневал и ночевал на Комсомольском, 13. Прекрасно повел себя Юрий Бондарев. Вспомнил фронт. Дом Союза писателей России — свой главный русский опорный пункт, выдержав месячную (!) баррикадную оборону, мы отстояли.

Ну, а Горбачев тем временем сдастся Ельцину на милость победителя, и Ельцин подпишет трагические Беловежские соглашения по развалу СССР.

Вынужден признать, что мы, русские патриоты, немало способствовали этому развалу. Повторюсь: именно советник президента Горбачева, выдающийся русский писатель и признанный авторитет у всех националистов Валентин Распутин первым озвучил овладевшую нами идею, что пора России освободиться от присосков и пуститься в самостоятельное плавание. Вот и «освободились» от великой державы!

Произошла трагическая ошибка. Мы-то считали, что останемся вместе с Украиной, Белоруссией и наполовину русским Казахстаном. Так и были приняты первоначально Беловежские решения. Но если сильный «Славянский Собор» в Белоруссии контролировал ситуацию и нашел общий язык с Лукашенко, то на Украине мы грубо не доработали, не просчитали «самостийников», и Украина уже 1 декабря 1991 года при нашем преступном попустительстве (мы не сагитировали русское большинство на Украине!) провела референдум. Отделилась и пошла отдельным, своим «самостийным» путем.

Тактические ошибки «Славянского Собора» на Украине — особая тема. Не мы одни виноваты, но и мы тоже. На Украине, конечно, была гораздо, гораздо сложнее ситуация, чем в Белоруссии. Но и мы, скажу прямо, не сыграли свою игру, хотя силы у нас были. Я лично тяжко виноват. Дума «Славянского Собора» выезжала на выездное заседание в Киев, а я замотался в организационной текучке с моей головной болью полуподпольным исихастским журналом «Пробуждение», главным редактором которого был — не поехал в Киев. Мало что сам не поехал, так еще и не принял мер, чтобы послать на Украину самую серьезную и умелую делегацию, из самых уважаемых в стране и на Украине людей. Не поехал из-за своей занятости в газете «День» Владимир Бондаренко, не поехал Петр Проскурин, потому у него был съезд Всероссийского фонда культуры. Станислав Карпов по молодости, оставшись один, не нашел нужных политических шагов и убедительных слов. А Александр Баркашов с его крайностями и вовсе всех там перепугал.

Почему так с Украиной все получилось? Конечно, тут далеко не мы одни виноваты. Тут бомба была заложена еще при Хрущеве с его бездарными заигрываниями с самостийниками и подарками им в виде Крыма. А взорвалась она при первой же крупной политической встряске.

4. Наша проигранная борьба за Ельцина. «Всенародноизбранный» в руках иудеев-«дерьмократов»

А в России? мы еще больше погрязали в искусственных ходах.

В суверенной России Ельцин, оставив Председателем в Верховном Совете вместо себя своего заместителя чеченца Хасбулатова, решил баллотироваться в Президенты России.

Руцкой не без нашего содействия согласился баллотироваться в вице-президенты в паре с Ельциным. И чтобы уж быть абсолютно честным скажу, что мы надеялись во главе с Руцким образовать русское крыло вокруг Ельцина по схеме «Русской партии внутри КПСС». Ельцин на это был согласен. Он страшно боялся проиграть, ему позарез нужны были голоса патриотов, и он делал вид, что готов был продолжить брежневскую проверенную политику двух крыльев у власти — иудейского, «прогрессивного», «демократического», прозападного и русского консервативно-охранительного. И надо сказать, что Руцкой первое время вполне добросовестно, как мог, защищал патриотическую линию.

Теперь о самом Ельцине. На конференцию «Славянского Собора» он к нам сразу после ГКЧП, хотя он обещал-обещал, но так и не доехал. Но мы его в тот раз поняли — ему было надо удерживать власть.

Теперь опять личное воспоминание. У патриотов поначалу с ним складывались самые хорошие отношения. Я лично, так ему был весьма благодарен. В Останкинском Тель-Авиве, как я и просчитал, меня из партии выкинули 3 октября 1985 года с формулировкой «За грубое нарушение требований Устава КПСС, выразившееся в длительной и систематической неуплате членских взносов» (я передал взносы из больницы, а их не засчитали, ведомость сфальсифицировали, «переписали»). Но пришедший на Москву Ельцин тут же Останкинский Тель-Авив поправил, МГК меня в партии восстановил. Поначалу Ельцин вообще производил на меня очень деловое впечатление. Он хорошо слушал. С жаром кинулся на зачистку московского ожиревшего партаппарата. Патриотами не брезговал, искал у нас поддержки.

Ну, и мы ему платили той же монетой.

Второй раз мы встретились с ним уже в кулуарах вчетвером: Ельцин с Коржаковым, Шахмагонов и я. Было это сразу после того, как Горбачев с Раечкой таки выкинули Ельцина, с Первого Москвы и из Политбюро — вообще со всех партийных постов. И вот «Русская партия внутри КПСС», не евреи, а мы тогда первыми протянули Ельцину руку — 7 марта 1988 года организовала первый выход опального Бориса на люди Лилия Ивановна Беляева, популярная писательница и широко известная правозащитница, внешне очень импозантная русская красавица. Она пригласила Ельцина на выступление в свой тогда гремевший клуб «Судьба человека» в Большом зале Центрального Дома литератора. Вот за кулисой, пока в ЦДЛ мчалось оповещенное нами зарубежное телевидение, перед началом действа мы и предложили Борису Николаевичу активную русскую помощь. Он ее принял. Он и потом, когда мы ему Руцкого в вице-президенты сосватали, сразу охотно откликнулся. Но и тут мы не доработали.

Ельцина иудеи у нас перехватили. У них не было ни одной популярной в народе фигуры, которая бы победила на выборах. Шустряков много, а фигуры ни одной. Кто бы стал голосовать за «Хромого Беса»?! им оказалось не на кого наверняка поставить. И хотя изначально «Борис» и был совершенно не «их», иудеи поработали с его семьей, пустили слух, что Наина — еврейка, и начали раскручивать «Бориса» как уже свою фигуру.

Ельцин первоначально, как Брежнев, пытался сидеть на двух стульях — обещал восстановить брежневскую политику «двуглавого орла». В результате на выборах в Москве Ельцин победил с оглушительным результатом — под 90 %. Горбачев так всех достал, что голосование было «протестным». Ельцин очень высоко воспарил сначала на двух крыльях. «Русскую партию» внутри ельцинского двукрылого блока представляли Руцкой и «верный пес» Коржаков, а «Иудейскую» сначала Чубайс и «стратег» Волошин.

Ельцин пытался опираться и на русские силы. Одно назначение неукротимого «жидоеда», директора патриотического издательства «Советская Россия» Бориса Миронова председателем комитета по делам издательств и полиграфии чего стоит! но на Миронова тут же обрушилось все еврейское телевизионное и печатное «лобби», и, как и перед этим Горбачев, Ельцин перед «четвертой властью» — перед СМИ жалко капитулировал. Ельцин сдал «им» Миронова, и не одного Миронова. А вместе с «Мироновым» окончательно сдал еврейству и себя самого.

Он понял, что, как «кукла Горби», стал игрушкой опытных кукловодов. И у него, всегда прежде очень самостоятельного, перевшего, как танк, отказали нервы, он стал попивать больше, чем надо, и терять самоконтроль. Чубайс умело опирался на ельцинских дочек. Волошин продолжил эту стратегию и переиграл нас. Динамичные, не брезгующие никакими грязными ходами иудеи съели доверчивых русских ставленников вокруг Ельцина — Руцкого и Коржакова. Ельцин выгнал на улицу своего верного пса Коржакова, единственного, кто оставался с ним, когда его выкинули с партийных постов Горбачев и Раечка.

С доверчивым и верным Коржаковым вообще получился весьма характерный несчастный случай. Тот поверил, что Борис Николаевич думает о государственных интересах, не хочет, чтобы Россию разграбили до донышка, и неосторожно осмелился проявить государственную инициативу — благородно схватить за руку с поличным обнаглевшую в коррупции финансовую группу «МОСТ» президента Российского Еврейского конгресса и главного олигарха СМИ Гусинского. Люди Коржакова лихо уложили бывших гебешников «Бобка» на мостовую.

Но евреи в упор поставили перед «царем Борисом» ультиматум — «или… или…», и сам верный Коржаков за «антисемитскую» инициативу вылетел пробкой из окружения. Ельцина. Не суйся в денежный мир! Так тоже бывает. Самых верных псов порой и пристреливают. Теперь Коржаков пишет мемуары. Их стоит почитать. Много станет понятнее.

Ну, а эпопею с огромными «антикоррупционными» (с досье на бессовестно разграбивших народное достояние олигархов!) чемоданами Руцкого, которые он притащил на трибуну в Верховный Совет, все, как захватывающий сериал, видели по телевидению. «Царь Борис» сам назначил своего вице-президента на государственную чрезвычайную комиссию по борьбе с коррупцией. Но не понял наивный Руцкой, что он должен бороться громко-показно с мелкими сошками, а разграбивших все народное достояние еврейских олигархов, напротив, как зеницу ока беречь, ибо они, собранные в Давосе Чубайсом, согласились скинуться и профинансировать избирательную компанию Ельцина. Нет, наивный Руцкой такой «мелочи» не учел — и тут же вылетел пробкой из вице-президентов.

А вместе с Коржаковым и Руцким пробкой вылетел из окружения Ельцина и весь патриотический лагерь — «царь Борис» решил продолжать свой полет во власть на одном «дерьмократическом» крыле. Как в популярной еврейской песне: «Хвост горит, бак пробит, но машина летит на честном слове и на одном крыле!»

5. «Фронт Национального Спасения» и двурушничество Зюганова

В книге «Крах интеллигенции», опубликованной сразу по следам событий иудейской Второй Октябрьской

Революции октября 1993-го года, Владимир Григорьевич Бондаренко одним из первых публично осознал предательскую роль своего друга Зюганова: «Может быть, своим активным участием в работе ФНС — Фронта Национального Спасения Геннадий Зюганов помешал формированию нашего единого патриотического блока? не будь в руководстве Фронта коммунистов, очевидно, не было бы двух его расколов, очевидно, сформировалось бы более монолитное ядро».

Добавлю к Бондаренко от себя: но Зюганов таки втерся и всячески разваливал работу, устраивал «идеологические перетягивания каната» не ко времени и не к месту. Кто он был тогда? да никто. Формально он возглавил КПРФ. Но сам в депутаты не прошел. Половина Политсовета ФНС — проверенные наши депутаты. А у него шпик, ни одного своего депутата. Депутаты-коммунисты тоже сторонились его, они все еще считали себя негласно в КПСС а не рангом вроде бы как ниже, в филиале — в КПРФ. Но каждый раз он слезно упрашивал, чтобы ему заказали пропуск в Дом Советов на Политсоветы ФНС. Приходил и мутил воду. Юлил, врал, склочничал. И скажу как член Политсовета ФНС от правых сил: — Гена «Чичиков», — так мы за глаза тебя звали, — ты с твоими «мертвыми душами» нас, русских, предал!

Подобно знаменитым предателям Каменеву с Зиновьевым, побежавшим в буржуазные газеты и из внутрипартийного несогласия выдавшим сроки подготовленного ленинского Октябрьского вооруженного восстания — Геннадий Андреевич Зюганов накануне кровавого 3 октября 1993 года побежал на телевидение — призывать коммунистов назавтра поостеречься, не выходить на демонстрацию, грозящую перейти в кровавое побоище. Из-за предательства Зюганова сорвалась блестяще задуманная Станиславом Тереховым операция по захвату помещения запасного штаба Главного Командования Армией. Там уже бдили и Терехова ждали.

Во как! Было? Было! Каков гусь, собиратель «мертвых душ» Зюганов!

Он и еще раз предаст: перед штурмом противника уведет все-таки присоединившихся к нам многих коммунистов от Верховного Совета РСФСР. Все это знают — знают, и что потому его и не арестовали, как Руцкого, Хасбулатова, а также Илью Константинова и других руководителей ФНС.

Я о роли Зюганова вспоминаю с дрожью.

Зюганов предложил нам компромисс: опять образовать два крыла в движении на базе уже не КПСС, а его КПРФ — одно, мол, крыло у нас будет из упертых старых пенсионеров-«интернационалистов», практически «мертвых душ», а другое из Союза Русского Народа — из вас «продвинутых» под черно-злато-белыми флагами, и вместе всей массой мы, мол, Ельцина сметем, а потом уже разберемся, какую власть делать.

И мы, черно-злато-белые, сдуру клюнули.

А как не клюнуть? Преобладали ведь в руководящем ядре национального русского движения бывшие активные члены «Русской партии внутри КПСС», и мы по старинке и по брежневской инерции попались на зюгановскую удочку старых «двух крыльев». Мы опять согласились на сосуществование с «интернационалистами», но на этот раз на роли «Русской партии внутри КПРФ». На правах отдельного черно-злато-белого движения. По поставляющего голоса избирателей зюгановской КПРФ. Бред! но мы на этот бред пошли, как зайцы в силки.

На съезде «Русского национального Собора» в Колонном Зале Дома Союзов Геннадий Зюганов сидел в президиуме. Вот тогда и договорились. Какая гадость из всего этого вышла, какая жуткая ядовитая гадюка выползла, и не спрашивайте.

Запрещенный президентским указом «Фронт Национального Спасения» был не Бог весть какая хорошо отлаженная организация. Единственное его неоспоримое достоинство, что в нем на дух не было ни одного еврея. А так: народу набилось много, а внутренняя дисциплина на уровне самодеятельности. Во главе был «Кочегар» Илья Константинов — председатель Политсовета «Фронта», депутат Верховного Совета, сам бывший профессор-экономист, в советское время за любовь к рынку в опалу попавший и вынужденный в ЖЭКе кочегарить; его за это Кочегаром и прозвали. Впрочем, тут и другой смысл был: «кочегар» второй Октябрьской революции — так он, по крайней мере, сам о себе мнил. Как истый либерал, он не отказывал в приеме во «Фронт» никому. Говорил, что, давайте все вместе, общим собором заблудившегося в трех соснах Всенародно-избранного скинем, а уж потом, чья возьмет, будем делить. Первым заместителем Константинова был Михаил Астафьев — блестящий оратор, энергичный человек. Заместителем председателя — стал глава Союза «Христианское Возрождение»», бывший зэк Владимир Осипов. Была и еще большая группа — около тридцати известных «говорливых» трибунов-депутатов. В Политсовет Фронта Национального Спасения вошли представители всех наиболее заметных политических движений — кроме заядлых «дерьмократов», весьма в малом количестве, однако еще державшихся за скомпрометированного экономическим крахом и развалом государства Ельцина. Фронт был очень широким по составу.

Но в Политсовете ФНС красные с черно-злато-белыми вечно сцеплялись. Одни обратно в красную нищую «уравниловку», другие в черную имперскую сторону тянут. В одном только, что «Всенародно-избранный» в яму весь наш народ опустил и его убирать надо, все сходились. Так вот: Константинов, как мог, сцеплявшихся осаживал. Но страшно ему под ногами Чичиков-Зюганов мешался со своими «мертвыми душами».

До расстрела Верховного Совета и в самом деле только кладбищенский смрад Чичиков вокруг себя распространял. Компартию РСФСР вне политической игры поставил. Даже в депутаты Верховного Совета, как я уже говорил, сам не попал. Это лидер-то! но тогда в «перестройку» и гласность, когда, наконец, не один единственный сверху спущенный кандидат напечатан в бюллетене на выборах, а громадный список — выбирай, не хочу! — то в депутаты все больше за внешность и за сладкоречие выбирали. А у этого внешность Собакевича — будто топором рубленый и недотесаный. Обаяние отрицательное. К себе не располагает. Приятности никакой. Телегеничность отвратительна. Карикатура краше. Говорить тоже не умеет — однообразно, на одной интонации рычит. Такому сразу из руководства партией уходит надо. Всей ведь партии лицо, а лицо дискредитированное. Но он уже, как клещ, в стул вцепился. Стал по другим движениям и общественным организациям бегать. С правыми националистами заигрывать. На то, что он сам русский и, мол, за русских напирал. Что он за Союз Русского Народа! Хотя дальше общих слов никогда не шел. В Союзе писателей РСФСР на Комсомольском, 13 себе явочную квартиру сделал. Ну, так кое-как и перебивался. С хорошей миной при плохой игре. Хотя, если всерьез, то мины-то никакой не было. Одно пятно расплывчато розовое с черно-злато-белыми пятнышками, вместо веснушек.

И не считайте, что я слишком жесток к коллеге по Политсовету Фронта. Политика — мир параллельный к обыденному, мир мистический и призрачный. В таком мире мало быть добропорядочным семьянином и даже обаятельнейшим во всех отношениях человеком, каким был тот же литературный Чичиков для гоголевских обывателей. В мире политики — взялся за гуж, не говори, что не дюж. Предатель Зюганов в душе? Или душой вовсе не предатель, а только заядлый конформист? но какая для политики разница! Увел своих коммунистов от Дома Советов, спасая им жизни? Для соглашателей прав, а для всех остальных — предал. Его сторонники утверждали: «Кутузов, сдав Москву, спас армию. Наш Соглашатель, сдав страну, спас партию». Можно ведь и так вполне в красном духе тех большевиков, для которых своя страна была лишь опытным полем для их утопий, Зюганова оправдать: «Сдал страну, зато спас партию!»

Я говорил Константинову: «Чичиков нас использует и, не моргнув глазом, оставит одних в решающий момент противостояния «Всенародно-избранному». Красные не все убегут. «Вопилов»-Анпилов с «Трудовой Россией» в наш фронт формально не входит, но воевать вместе с нами останется. Наш член Политсовета Станислав Терехов со своим «Союзом советских офицеров» не спасует. Многие из старых искренних коммунистов не дрогнут, пойдут до конца. Но они — народ. Те самые винтики и гаечки по сталинской терминологии. А этот функционер, аппаратчик. Этот уйдет и не оглянется — мы для него всего лишь «попутчики» согласно большевистской терминологии, которых положено использовать и затем подставить.

Я говорил Константинову: — Быть в попутчиках с ленинцами — самое страшное. Где эсеры? Спровоцировали и расстреляли! Где крестьянство? Лучшая половина получила наклейку «кулаки» и была истреблена. Тебя ждет такое же предательство. Но Константинов как истинный прекраснодушный либерал упирался: «Как же? он мне обещал — вместе до конца!» Потом сидел в одиночке, вместо Зюганова-Чичикова. Пожинал плоды своих диссидентских иллюзий.

Что же? у меня выходит, что проиграли мы противостояние возле Дома Советов только из-за предательства Зюганова? Нет, нет, упаси Боже! Этого смертного греха я на него не повешу. Как предательство шалашного компаньона Зиновьева, не изменило победного исхода Первой Октябрьской революций. Так и наша Вторая Октябрьская проиграла вовсе не из-за конформистского поведения одного какого-то, кстати, на тот момент не слишком и влиятельного лидера. Для поражения были другие, гораздо более существенные причины.

А Зюганов-Чичиков, повторюсь, просто на трагедии Дома Советов расчистил для себя лично место под солнцем. И каким живучим оказался — чертову дюжину, лет тринадцать за нос оппозицию водил. Как Моисей после Египта. Одна разница — Моисей евреев по пустыне поводил, их души очистил и в Землю Обетованную вывел, а этот русских в болото полной аполитичности завел.

6. Заседание Верховного Совета при свечах. Крах мечтаний

Когда мы проиграли? а еще накануне Второй Октябрьской революции — и не в уличных боях и не при защите Дома Советов или штурме Останкина, а при свечах — вг зале заседаний Верховного Совета РСФСР. Дом Советов уже отключен от воды и электричества. Вокруг него была колючая проволока и тройное оцепление внутренних войск. Но нас это мало тревожило. Это входило в сценарий нашей победы. Силы наши уже были стянуты и были вне кольца внутренних войск. В самих внутренних войсках, в ОМОНах, спецназах и даже «Альфе» проведена работа. В милиции и Генштабе свои люди твердо обещали парализовать «президентский механизм» в День Народного Гнева.

Но смущал нас всех чеченец Хасбулатов, председательствовавший в Верховном Совете.

И правые, и левые, и красные, и белые, и даже сине-красно-белые — все мы на непрекращающихся митингах перед Белым Домом локоть к локтю были. Потому что, конечно, все хотели перемен. Но вот в какую сторону? Тут мы во взглядах и расходились.

Ведь как не крути, а выбор у нас оказался тупиковый: власть-то исподтишка, вместо дурного, но чем-то все-таки своего «Царя Бориса», захватывал «Большой чечен». Он в мятежном Верховном Совете председательствовал. Он всенародное недовольство, чтобы придти, как Сталин-Джугашвили, к власти ловко использовал. Но Сталин ли он? Ясно, что этот мусульманин уж точно не православный Сталин. А вот что на Чечню повязан сильно — это несомненно. Выходило, что мы тащим страну и народ из огня да в полымя. Только еще чечена у руля страны с его азиатским менталитетом и чингисхановскими замашками нам, русским, на свою голову не хватает.

Тут мы все разом и приостановились и затылки горестно почесали. По что бунтуем? Решение было трудным, но единогласным: поставить опасный чеченский «кавказский» вопрос ребром.

В пятницу почти всем составом Политсовета Фронта мы заняли ложу прессы. Наши депутаты в зале. Почти с каждым заранее деликатно посоветовались, заранее обговорили.

Поднялся на трибуну академик Вениамин Соколов, председатель Палаты республики Верховного Совета, второе лицо в Верховном Совете, а по авторитету среди депутатов первое. Он должен быть озвучить народный ультиматум. Вслед за ним — Сергей Бабурин, другие авторитетные русские люди. В корректных интеллигентно выверенных выражениях они объяснили, что политический нарыв созрел и не сегодня-завтра должен лопнуть. Восставший народ, миллионными толпами выйдя на улицы, сметет не оправдавшего доверия «Всенародно-избранного» и реально передаст всю полноту власти Верховному Совету. Нужен только последний штрих. Палата республики считает, что во главе Верховного Совета к этому моменту должен быть поставлен русский человек. От стержневой, державо-образующей нации. Мы просим согласия на это со стороны Палаты национальностей. Положение, как в Отечественной войне. Нет, никто другие национальности не собирается в задний ряд отодвигать — мы интернационалисты. Никто не против кавказцев. И русские и другие народы России всегда прекрасно уживались с Кавказом. Однако верховная власть — дело щепетильное. И в стране, где большинство русских, все-таки лучше ее доверить русскому, а кавказца сделать почетным замом. Русский тут нужен как символ! Как гарантия от азиатско-кавказских, чингисхановских, всеми еще с ужасом вспоминаемых сталинских репрессий. На Кавказе полно просвещенных людей, но все еще кое-где сильны и терроризм и менталитет феодального варварства. Понимаете, 37-й год все-таки был. От него не открестишься. Люди его помнят, и боятся кавказской жестокости. Наш Председатель Хасбулатов должен это понять. Он во главе Верховного Совета много сделал для борьбы оппозиции с неуправляемым «Царем Борисом». Но в интересах нашей общей победы должен уступить сейчас свой символический пост Русскому. Представителю подавляющего большинства восставшего народа. Вопрос этот очень, очень деликатный.

Но Хасбулатов сам должен все понимать. Слишком многое поставлено на карту, чтобы играть в показной большевистский интернационализм.

Соколов и его коллеги говорили долго, аккуратно и, казалось, всех убедили.

Да все и было заранее подготовлено к такому последнему штриху. Все заранее сошлись, депутатам заранее растолковали, что ударную силу обороны Дома Советов и, главное, тех, кто выйдут на улицу, составляют красные советские и черно-злато-белые флаги. С черно-злато-белыми флагами все понятно. Империя! Возрождение могущественной России. А главное — прекрасное воспоминание о Союзе Русского Народа. О его бесстрашных русских «черных сотнях»! «Славянский Собор» как гордый преемник знаменитого Союза Русского Народа, разгромившего в 1905 году первую революцию «жидовствующих». Вас пугают красные флаги? но красные флаги — вовсе не прерогатива большевиков, а тем более хилых зюгановцев. Это знаковый цвет Империи Советов. А советская Империя — кто против? но ни в коем случае не допустим реставрации единовластия прогнившего Меченосного Ордена, провонявшего большевизмом. Поэтому над зданием мятежного Верховного Совета рядом с красным флагом Советов у нас реет гордый черно-злато-белый «черносотенный» Имперский флаг России, и сейчас в решающий момент Русский человек должен стать во главе Верховного Совета.

Все вроде были согласны, и оставалось только проголосовать.

Но, как взорвавшаяся шутиха, вдруг выскочил на трибуну «промежуточный человек» Руцкой: — Коней на переправе не меняют!..

Мы всегда считали Летчика своим человеком. Признаюсь, когда создавали «Отечество» на первом общем собрании в клубе газеты «Правда», я даже хотел предложить его в Председатели. Вовремя одумался, заикнулся и собравшимся предложил «Профессора» — Апполона Кузьмина, а «Летчика» «только» Первым замом. Для вывески — все-таки Герой России. В плену у моджахедов был. Тогда в нашего Господа и уверовал. Истый православный. Мамочка вроде еврейка. Но поверим ему. Мы его, повторюсь, и к «Всенародно-избранному» в вице-президенты подсунули — от патриотов. Всенародно-избранный хотел непременно победить с гарантией, а, значит, нуждался в патриотическом электорате. Демократы из окружения Всенародно-Избранного страшно в свой круг «Летчика» допускать не хотели. Но мы их на том, что он «промежуточный человек», то есть немножко и с «ихней» кровью купили. Значит, мол, уж точно не «русский фашист» по терминологии какого-нибудь иудея Черкизова. Хотя кто его знает? да про самого Адольфа, про его скрытое иудейское происхождение всякое болтали. Как бы то ни было, наша бомба сработала, «Летчик» свое дело четко сделал. Худо-бедно, а с мешком «компромата» на самих олигархов, став во главе государственной комиссии по борьбе с коррупцией, ведь вылез на трибуну. Ельцин, спасая олигархов, даже вынужден был его убрать — от своего собственного вице-призидента отказался.

Но вот тут Руцкой побоялся принять весь бунт на себя. Побоялся, что не справится. Да, видимо, и «примесь» в нем свербила. А вдруг вслед за «Большим чеченом» и его тихонько за «промежуточность» уберут. Чистые «черносотенцы» — «баркашовцы» восторжествуют.

«Летчик» ораторствовал долго и истерично. И видно было по нему, что он бесконечно трусит, что еще автомат в руки не взял, но уже полные штаны наложил. Что подведет он такц нас под «Большого чечена».

А Хасбулатов, было, уже почти смирившийся с тем, что надо ради дела уйти в тень, ожил. Уйти отказался.

Гробовая тишина нависла в зале. Свечи освещали удлинившиеся, сумеречные тени депутатов. И огромная тень Сталина-Джугашвили из 37-го года недвижно, как призрак, нависла над залом.

В этот момент мы проиграли!

Дальше все катилось по инерции. Все было подготовлено, и День Народного Гнева мы уже не могли перенести. Но внутренне мы уже все знали, что «Всенародно-избранного» только приструним, а под «Большого чечена» — из огня да в полымя! — дудки-с, ни за что не пойдем. Побузим, острастку «Царю Борису» дадим, всему обществу политическую силу русского гнева продемонстрируем. Но и только — чеченцу власть над всеми нами своими руками не передадим. Второго Великого Кавказца да еще чечена на шею нам, русским, не надо!

7. Расстрелянный и сожженный Верховный Совет

Согласно Теории Катастроф есть понятие критической массы, когда никакой ОМОН (свезенный со всей страны после предательского сигнала Зюганова!) уже не в силах сдержать толпу. В воскресенье 3-го октября с утра, казалось, весь город высыпал на улицу. День был прекрасный, теплый. Вдоль Садового кольца, по которому было назначено шествие, народ стоял сплошной стеной, флагов пока не было, их держали наготове, но свернутыми, чтобы не дразнить заранее гусей. А народу все прибывало и прибывало. Такого людского потока еще никогда не было. Было ясно: покатится девятый вал, накроет с головой ОМОН и все сметет.

Мы приехали вместе с ответственным секретарем Союза Русского Народа — извиняюсь, «Славянского Собора» Ларисой Андреевной Захаровой, моторной женщиной, смелой и прекрасным организатором — на Смоленскую площадь. Наши ребята уже стояли наготове. Накануне в субботу здесь была репетиция, стычка с ОМОНом обошлась без жертв. Теперь ОМОН жался в проулке возле метро. Мы выскочили на проезжую часть, пробуя перекрыть движение. Машины сразу встали, словно были заранее готовы к людской пробке. Но со стороны ОМОНа начали постреливать, в воздух. Атмосфера была раскалена до предела. Мы ушли с проезжей части. Было еще не время.

Сели в троллейбус, проехали до Зубовской площади. Здесь тоже были наши парни, и жался в проулке ОМОН. Та же стена народу. Та же молчаливая, приглушенная наэлектризованность на все готовой толпы.

Так, вылезая на каждой остановке и проверяя готовность, мы с Ларисой Андреевной добрались до Октябрьской площади.

Пора было начинать Шествие Гнева. Но народ все прибывал и прибывал. Вскоре уже само человеческое море разлилось на проезжую часть, запрудило все Садовое кольцо — и на Октябрьской, и перед парком Горького и дальше за мостом в сторону Зубовской было сплошное море людей. Только на самом мосту, перегораживая его проезжую часть, стоял островок ОМОНа со щитами и дубинками. Очень неудобно стоял — на виду. Стрелять — разорвут, скинут в реку. Их как-то само собой и скинули с моста, отобрав щиты и дубинки. Впрочем, они и не шибко сопротивлялись. Дали себя разоружить. Им «Всенародноизбранный» был уже тоже поперек горла. Они же, когда с работы приходят домой, — такие же люди, такую же всеобщую разруху вокруг себя видят.

Флаги развернули все разом — красные, «черносотенные» черно-злато-белые, православные хоругви и иконы, и бело-сине-красные флаги. Последних было немало. Многие демократические организации присоединились в общему шествию протеста. Всем здравомыслящим людям «Царь Борис» был поперек горла. В толпе черно шутили: «Самозванный царь Борис Годунов раскаялся, младенца зарезанного перед собой видел. — Этот не увидит, этот по-нашему, по-русски зенки зальет, — а мы будем с голоду дохнуть в разваливающейся стране. — Вот наградил нас аспидом Господь!»

Девятый вал повалил по Садовому в сторону Дома Советов — освобождать заложников-депутатов. Омоновцы бежали, бросая машины. На Смоленской была последняя стычка — смели заслон вполне профессионально. Когда мы повернули с Садового к Белому Дому, я шел в первом ряду — рядом с нашими крепкими русскими парнями и крупным фактурным евреем с красивой черной вьющейся бородой и в черной хасидской шляпе. Мне он сказал, что он из Свободных Демократов, из партии мадам Новодворской, но дома вот не усидел — «Царь Борис», мол, всех достал и тут, мол, несмотря на наши партийные разногласия, — дело общее, надо чистить авгиевы конюшни. Мы шли, а он все повторял: «От художеств “Царя Бориса” и, главное, от тоскливой нищей жизни, что он подавляющему большинству народа, вместо освобождения, принес, все одинаково устали. Обещал привилегии отменить — не отменил. Собственность народную бездумно и бесчестно, кому попало, раздал, кто ухватил тот и пан, а остальных — девяносто процентов в нищие. Страну развалил: «Берите суверенитета, сколько можете!» Обещал на рельсы лечь, если жизнь не наладится — не лег. Какая ж тут Свободная Демократия? Тут катастрофа! Вот потому мы все вместе протестуем!»

Мы размашисто шагали, почти бежали. Впереди замаячило оцепление вокруг Белого Дома. Но из оцепления не стреляли. Стрелять начали с крыши мэрии, что рядом, почти вплотную с Белым Домом. Еврей упал. Потом у нас болтали, якобы Кремль специально выписал группу снайперов из Израиля и рассадил на крышах вокруг Белого Дома. Странно: что же они не видели, что достают своего? Или своему ослушнику первому пуля?

Я подал еврею руку, он поднялся, его лишь, сбив шляпу, кроваво царапнуло.

Я закричал: — Вперед! в мертвую зону от выстрелов. Прижимаемся к зданию мэрии.

Мы побежали, что есть силы, и всей полуобезумевшей толпой, разбив стекла, вломились на первый этаж мэрии. Толпа хлынула вверх на ее этажи, выламывая двери, разбивая и ломая все подряд.

А с Садового кольца вал за валом валил и валил народ.

Оцепление вокруг Дома Советов побежало. В проходе между мэрией и Домом Советов стояли их машины, военные шоферы разбегались, оставив ключи зажигания. Машины захватывали, разворачивали:

— Едем брать «Тель-Авидение».

— Разворошим Гнездо Зла!

— Возьмем наш московский Тель-Авив!

— В Останкино! В Останкино!

— Народ, грузись в машины — поедем продажное тель-авидение сучить!

Приказов не было — была разбушевавшаяся святая стихия. Наши люди разве что чуть-чуть ее направляли, в нужные моменты оказываясь впереди и ведя толпу за собой.

Я прошел в Белый Дом, поднялся на внутренний балкон, выходивший во двор. На балконе стояли Руцкой, Константинрв и Макашов. Генерал Макашов все время делал какие-то распоряжения. Константинов вел непрерывный митинг, выступая перед защитниками Дома Советов, толпившимися во дворе.

Я подошел к Макашову, громко на весь балкон отрапортовал:

— Мой генерал! Задача выполнена! Блокада прорвана. Оцепления вокруг Белого Дома больше не существует. Разбежались. Попутно, мы не удержались и со страха, когда начали по нам стрелять, взяли с ходу мэрию. Там сейчас творится, черт знает что.

Стоявший рядом Руцкой засуетился:

— РНЕ? Где РНЕ? Скажите, что я приказал зачистить мэрию. Надо соблюдать порядок. Пусть наведут там порядок. Никаких бесчинств.

«Русское Национальное Единство» было единственной реальной военной силой, подчинявшейся не «Фронту Национального Спасения», не его «командарму» генералу Макашову, а непосредственно Хасбулатову и Руцкому. Мы Баркашова в «Соборе» отговаривали от опрометчивого шага завязываться на «Большого чечена». Но Хасбулатов для РНЕ особняк во дворе Дома Советов предоставил, и наш «Ефрейтор» (так мы его звали за симпатии к Гитлеру) поплыл. А тут ему еще Указом Верховного Совета звание полковника присвоили.

«Ефрейтору-полковнику» крикнули с балкона приказ Руцкого, и он отправился со своими чернорубашечниками чистить мэрию.

Макашов сказал «Летчику»:

— А толпа? Чем занять толпу? Может быть, выступишь?

Руцкой молчал. Макашов приказал мне:

— Гони сам в Останкино. Я сейчас приеду с «афганцами». А толпу? Что с толпой? Беги — разворачивай с Садового кольца прямо в Останкино. Тут и так народу хватает. «Оборона — смерть вооруженного восстания!» Действовать, действовать.

Я ответил: — Захваченные у спецназа и внутренних войск машины уже пошли на Останкино. Каждая битком набита народом. Большая колонна. Едут через город с революционными песнями под красными и черно-злато-белыми знаменами. Все развивается стихийно, мой генерал. Стихия сама разворачивается, ее только чуть-чуть направить. В Останкино наши люди уже ждут, двери откроют. На охране Останкино сейчас всего 37 автоматов. Правда, они вызвали подкрепление. Ну, прибудет еще милиционеров двести. Наших будет больше и наши опытнее: «Днестр», афганцы, понюхавшие пороху. Но надо спешить — спецназ «Витязь» колеблется. Он расписан двигаться на Останкино в случае ЧП. Командир там не наш.

К Макашову подошел офицер, козырнул, что-то зашептал на ухо. Макашов жестко повернулся к Руцкому:

— «Всенародноизбранный» пропал. Отсиживается на даче. Ни слуху, ни духу не подает. Из Генштаба доложили, что тебя ждут. Надо принимать власть. Поезжай вместе с приднестровским отрядом.

— А если там западня?

— Когда восстание, то «если» не бывает. Приднестровцы тебя в обиду не дадут.

— Нет, нет, у нас не восстание. Я всенародноизбранный вице-президент и законно теперь вступил в должность Президента после импичмента «Царю Борису». Мы не штурмуем ни Кремль, ни резиденцию президентского аппарата на Старой площади, не занимаем банки. Все мы делаем только по закону. Мы не взяли в руки оружия!

— Это-то и ужасно-глупо. Сейчас «Царь Борис» растерялся, но завтра, если мы силой не возьмем всю власть сегодня, он просто хорошо, очень хорошо — банки ему деньги громадные дадут! — заплатит. Он выдаст внеочередную зарплату милиции, спецназу, армейским частям, и тех пригонят сюда. И из их массы, молча нам сочувствующей, всегда найдется кучка сволочей, которые за хорошие деньги будут палить по нам… Ладно, опять этот наш постоянный либеральный спор?! ты поедешь в Генштаб?

— Нет, поезжай ты! а я буду до конца руководить отсюда, из Дома Советов.

— Там уже один наш генерал есть. Столько же звезд, сколько у меня, на погонах. Но кто мы? Только генералы. Ты, а не мы, генералы, официально утвержден Верховным Советом на Президентство, вместо «Царя Бориса». Понимаешь, хоть нам и сочувствуют, и армия хоть пока и пальцем не пошевелила, и не двигается даже «Альфа». Но они живые люди. Им нужны гарантии. Они должны видеть нашу решимость.

— Категорически не поеду. Там может быть западня. Я летчик, и меня армейские генералы всегда недолюбливали. Считают выскочкой, продавшимся демократом. Они же все в душе советские, верны присяге. Они даже мою золотую звезду не оценили.

— Ты что, и на телевидение перед страной выступать не поедешь? Через два, максимум три часа мы возьмем Останкино.

— Нет, на телевидение поедешь ты и вот еще Константинов. Он руководитель «Фронта Национального Спасения». Ему и карты в руки.

Лучше бы я не присутствовал при этой жалкой беседе. Руцкой опять праздновал труса. Или, может быть, он воображал себя Ильичом, который отсиживался на конспиративной квартире в кособоком рыжем парике, пока его коллеги брали Зимний Дворец.

У нас было максимум три часа, пока люди определяются, и пока в стране полный паралич власти.

Да, Ельцин все еще на своей даче, все еще в шоке. Но он же очухается. У него в отличие от Руцкого есть характер. Он будет действовать. А люди колеблются, и чашу весов перетянет не тот, кто ждет, что власть ему сама упадет с неба, как перезревшая груша, а кто власти очень-очень хочет.

Я спустился с балкона во двор. Обнимался с заросшими щетиной, как бойцы Фиделя Кастро, защитниками Дома Советов. Несколько дней они были отрезаны от мира. Ночью грелись у костров, сменяя друг друга в охранении. Вооружения у них почти не было. Вилы и топоры, как в народной войне.

— С победой!

— С победой!

Мы целовались. Лица у них были счастливые. А я думал о тех на балконе, которые их практически уже предали.

Подошел сопредседатель «Славянского Собора» и его неизменный лидер Станислав Карпов. Мотор «Собора». Бывший заместитель погубленного лидера «Памяти» незабвенного Смирнова-Осташвили, этот тридцатилетний энергичный парень — инженер с «Электрозавода» нашел себя в политике. Крепкий красивый блондин с открытым русским лицом и обаятельной широкой улыбкой, он оказался прирожденным собирателем русских душ — от Бога. И стал душой и сердцем «Славянского Собора». Сумел объединить рабочих и видных писателей, маститых академиков, рядовых православных подвижников и епископов, ветеранов Отечественной войны, солдат и генералов. Мотался по городам России и по братским республикам, в славянские страны, сражался в Югославии и других горячих точках. Вырос в прекрасного оратора, а как организатору цены ему не было.

— Ну, что, Стас, туго пришлось? Наших балбесов по постам расставлять, небось, труднее, чем сербов?

— Да ничего! Оружия мало! Запас новехоньких автоматов в Доме Советов лежит большой. Но Руцкой не разрешает его использовать.

— Руцкой не сегодня-завтра нас сдаст.

— Типун тебе на язык. Хотя… Хотя мы тут, когда ночью у костров сидели, тоже всякое думали.

— Боюсь, что за кулисой уже договорились. Все уже очень на специально разыгрываемый театр для нас, дураков, смахивает. Чтобы советскую власть в стране окончательно прикрыть, «им» надо Советы депутатов трудящихся разогнать. Царскую Думу восстановить.

— Ну, ты Думу не хай! у нас в Соборе ведь всем вершит Дума Собора — исконное русское учреждение Дума.

— Вот они тебе Государственную Думу и подкинут, чтобы ты наживку проглотил.

— Неужели все так плохо?

— Хуже некуда. Вот тебе самая свежая информация. Руцкой ехать с нами брать телевидение отказался. Посылает генерала Макашова и «Кочегара». А мы договаривались с русскими ребятами на телевидении, что двери откроют именно Руцкому. Как новому законному Президенту! План летит. Кровь сегодня в Останкино почти неизбежна. А завтра кровь и здесь, в Доме Советов. Завтра — рабочий день. Второй раз критическую массу восставшего народа мы на улицы уже не поднимем. Так что, как оценишь обстановку и поймешь, что проигрываем, что Дом Советов вот-вот падет, выводи наших через подземные коллекторы. Особенно РНЕ. Их выводи в первую очередь. Их не пощадят.

— «Ефрейтор» закусил удила, он же теперь полковник! я с ним замучился.

— Скажи ему от меня, что точно известно, что в Свято-Даниловом монастыре на переговорах о примирении под эгидой Патриарха за кулисой Кремль, уговаривая «Большого чечена» смириться, пообещал: суда не будет — почетно арестуют, подержат в Лефортово и будут тянуть следствие до взаимной амнистии и провозглашения всеобщего мира и согласия. В Кремле лучше нашего понимают, что идти на открытый суд — это дать трибуну для оппонентов и проиграть с треском ближайшие выборы. А крайними сделают чернорубашечников из «Русского Национального Единства»: мол, русские фашисты и их черный ефрейтер-полковник всех других смутили. Уж это-то иудеи Черкизовы и Сванидзе на «тель-авидении» раскрутят. Поэтому не себя Баркашов должен спасать и даже не своих молодых ребят, а идею. РНЕ, как вы почувствуете, что Руцкой сдается, сразу выводите через коллекторы и на конспиративные квартиры. Ни в коем случае не выходить с поднятыми руками — чернорубашечников всех расстреляют на месте, даже девушек.

Я попрощался со Стасом, как прощаются перед последним решающим боем. Вышел со двора Дома Советов на улицу. Вокруг бушевало людское море. Садовое кольцо было по-прежнему под завязку залито народом. Гудя, проезжали сквозь толпу, грузовики, с которых махали красными и черно-злато-белыми флагами. Везли восставший народ брать Останкино.

8. Кровавый Новый Тель-Авив

Когда я приехал в Останкино, площадь между двумя зданиями телевидения — Техническим Центром, что возле Башни, и громадным Административным корпусом напротив — была полна народу. Знамена красные и черно-злато-белые, православные хоругви, иконы, кресты в руках. Привалило и немало «демократов», они жались отдельной кучей под бело-сине-красными флагами. Но столкновений в толпе не было. Баркашов выстраивал своих бойцов из «Русского Национального Единства» в две шеренги перед длиннющим фасадом Административного корпуса. Сотни четыре молодых ребят и девушек, все в черной форме с новенькими автоматами. Таки выдал оружие Летчик!

— Чего ты их на выглазку выстроил?

— Для демонстрации силы.

— Брать-то надо Технический центр. Там кнопки, отключающие вещание.

— Знаю. Но генерал Макашов приказал тут перед Административным корпусом пошуметь, чтобы силы противника все сюда отвлечь.

— Наших ребят, значит, как пушечное мясо.

— Да нет, он сказал, что перед самым-самым, он меня заберет. Он молодых необстрелянных ребят в бой бросать не будет. Мы только демонстрируем.

— Ну, демонстрируй-демонстрируй. Ты так и рвешься, чтобы на нас, националистов, потом всех собак повесили.

Подъехали Макашов и Константинов. Из машин скрытно, прячась за толпу со знаменами, выгружались приднестровцы и «афганцы» с автоматами, пулеметами и гранатометами.

Макашов и Константинов подошли к дверям Административного корпуса — с правой стороны, как было договорено. Им открыли. Но они топтались у входа, вели какие-то переговоры, почему-то не входили. Я пожалел, что я не с ними. Не хотел засвечиваться. А эти теперь мялись. Уступали друг другу, кто первый войдет. Их вовсю снимали иностранные корреспонденты. Но это им и нравилось. А пока они мялись, их встречавшие, видимо, разобрались, что нового законного президента Руцкого в прибывшей делегации нет, и двери захлопнулись. Я-то бы сразу вошел. Сколько лет на телевидении проработал. Привычно. «Ну, вот теперь придется гранатометы пускать в бой», — я нещадно корил себя. Теперь вариант «Б» — штурм и отключение телевещания — уже стал неизбежен.

Начали передислокацию на Технический центр. Обложили по всему периметру, готовясь проломить гранатометами двери и стены. Но надо было как-то оттянуть толпу, чтобы можно было применить гранатометы.

Быстро темнело. Макашов и Константинов, демонстративно попрощавшись у всех на виду, уехали в Дом Советов, демонстративно забрав с собой Баркашова и его ребят из «Русского Национального Единства». Они нам уже не были нужны, мы собирались воевать, а не демонстрировать. Тут нужны только крепко понюхавшие пороху.

Со стороны ВДНХ появились, светя ярко желтыми прожекторами, три бронетранспортера «Витязя» под красными флагами. Толпа охнула: «Наши! Помощь пришла!» но «помощь» ударила по толпе из пулеметов. Бронетранспортеры беспорядочно стреляли во все стороны — первые пули попали в толпу «демократов» под бело-сине-красными флагами, потом по стеклам обоих зданий ТВ, потом по красным и черно-злато-белым флагам, по иконам, хоругвям и крестам. Бронетранспортеры на большой скорости промчались через площадь и скрылись.

Разом по периметру здания, проламывая двери и стены, ударили гранатометы. Толпа ворвалась в Технический Центр. Мы были уже на четвертом этаже, с нами были русские инженеры с ТВ.

На голубом экране крутили трогательную и вещую песню композитора Леонида Тимошенко на слова поэта Валерия Хатюшина «Две жизни»:

Две смерти — не найдешь, Две жизни — проглядишь, В одной из них — бредешь, В другой — летишь!..

Мы дослушали песню. Странно, но уже тогда у нас было ощущение, что эта песня разорвала две эпохи. Кончилось советское время и начинается какое-то неведомое новое.

Кнопка щелкнула. Телевещание на страну прекратилось. «Гадина замолчала!» — кричали в толпе. Мы могли включить кнопку и выйти в оперативную Студию. Но надо ли было? Дело сделано. Весь мир увидел, что Останкинский наркотический шприц обломан. А передавать власть чечену Хасбулатову, таскать ему каштаны из огня желания у нас не было никакого. Да и кто будет выступать? От чьего имени? я пожалел, что не взял с собой Станислава Карпова. Он бы сумел выступить от Союза Русского Народа — опять извиняюсь, от «Славянского Собора». Молодое красивое, открытое русское лицо! Призыв после Смутного времени собраться всем сословиям на Собор Всего Русского Народа! Какая идея!!

Я смотрел через разбитое окно на улицу. Через всю площадь, переливаясь цветными огнями, как в праздничный салют, летели трассирующие очереди. Стреляли из здания в здание. Кто в кого уже не разобрать.

Я спустился на первый этаж, выполз на площадь. Полз между трупами по лужам крови. «Гадина замолчала!» Вся страна, весь мир узнал о Второй Октябрьской революции в России. Задача была выполнена. Теперь «Царь Борис» может сколько угодно кричать, что он Всенародно-избранный. Но против Всенародно-избранного не восстает собственный народ. Не льется кровь при демократической власти. А сколько еще будет юродствовать этот учинитель русской смуты — новый «Борис Годунов» на залитом кровью престоле, — это уже решать провидению. Я был абсолютно уверен: долго не протянет — свои же уберут, поставят более толерантного. И вот потом уже будет наша победа. Трагическая победа, но, в конечном счете, все-таки победа. Наверняка, вместо Бориса придет кто-нибудь из КГБ — другого народ просто не примет, другому народ уже просто ни за что не поверит. Во всей стране осталась одна единственная организация, которая под завязку не обюрократилась, не проворовалась, не погрязла насквозь в коммерции, не оберегает только личный карман. По крайней мере, народ так о ней все еще думает. Начинали перестройку и гласность с того, что скидывали с диким шумом и воплями памятник Дзержинского с Лубянки, а придем опять на Лубянку — с поклоном: «Спаси нас!»

Спаси нас и верни нам Имперскую идею, на которой Россия сформировалась как духовная общность многих народов, занимающих евразийское пространство и сумевших выжить и превратиться в великое государство благодаря русскому Народу-Объединителю! мы, русские, никогда не думали только о себе. Всегда о себе только с младшими братьями — вместе с другими народами России! Сталин при всех его грехах это-то понял. А потому и выиграл Отечественную войну и смог создать Великую Советскую Империю. Горбачев и Ельцин Империю сдали. Выродилась при них Империя, превратилась в жалкую Московию, которой все надо начинать сначала.

Кто бы ты ни был — тот, кто, сменив Ельцина, начнет снова по камешку, по кирпичику складывать нашу Российскую Империю! Сегодня восставший народ, заполнивший Садовое кольцо и освободивший Дом Советов, затем пришедший сюда в Останкино и заткнувший пасть телевизионной гадине, уже заранее сказал тебе громкое «Да!».

А «Царь Борис» с сегодняшнего дня, как Борис Годунов Второй, — живой мертвец на троне. Может быть, он еще и проагонизирует даже второй срок. Еще помучает свой народ. Но исторически над ним сегодня уже совершен приговор — его публичное аутодафе уже состоялось, и голова его отсечена народным палачом, валяется на плахе. Так думал я тогда лежа на площади в крови под свистящими пулями. Наивно. Но что было еще мне думать? Как оправдать себя?!

Переползая площадь, я сам не заметил, как оказался среди «демократов». Кто-то дернул меня за ногу. Рядом с лужей крови, глазами в небо, лежал тот мужик-еврей от Новодворской, с которым мы шагали в колонне демонстрантов, прорвавшихся к Верховному Совету. Глаза у него были остановившиеся. — Вот мы и встретились, как на Голанских высотах!

4 октября 1994 года все утро операторы западных телеканалов расставляли свои камеры на крышах и на балконах прилегающих к Белому Дому зданий. Телесеть CNN наладила прямую трансляцию картинки Верховного Совета России на весь мир. Запад был предупрежден и жадно готовился смотреть черный театр абсурда из варварской России.

На мост через Москва-реку выползли танки. Жерла разворачивались, целясь прямой наводкой бить по Дому Советов.

На баррикады перед Домом Советов вышел весь в черном православный исихаст Отец Виктор. Он воздел руки к Господу, потрясая большим золотым православным крестом. Очередь из БТР сняла священника. Он замертво упал, заливаясь кровью.

Раздел пятый. Размышление на руинах русско-еврейской империи (1993–2005)

13 ноября 1993 года над Красной Пресней многие люди были свидетелями видения в небесах образа Пресвятой Богородицы. Мы пришли на руины сгоревшего Дома Советов на «сороковины» — скорбно почтить память наших погибших. Наше настроение тогда лучше всех выразил «поэт-однополчанин» Валерий Хатюшин:

Стояли с непокрытой головой под высотой небесного знаменья… Ребят погибших день сороковой совпал с моим печальным днем рожденья. Сгоревший Дом — как траурная тень… Он был ушедшим, им уже не виден… На красной Пресне в этот скорбный день со всеми плакал я на панихиде. Их назывались Богу имена, и хор церковный повторял молитву. Я знал: на небесах идет война, и вслед за ними — мы пойдем на битву… Морозный снег искрился на траве, пропитанной непокоренной кровью. Молились мы в запуганной Москве наперекор всевластному злословью. Все это было, как в тревожном сне: мерцали свечи в хвойных лапах ели, на стадиона каменной стене в пробоинах от пуль цветы алели… Они стояли здесь тринадцать дней, и вот — ушли, оплаканные нами, расстрелянные армией своей за то, что не желали жить рабами. Нас ждет тоска немереных дорог, нас в прах испепелят иные грозы… Вчера закон был с нами, нынче — Бог. И в этот день он видел наши слезы…

Большая кровь все-таки пролилась. Наша русская. «Их» в августе 1991-го погибло трое, да и то по дурости — сами влезли под бронетранспортер. Они «реваншировались» двумя тысячами расстрелянных «наших» — и совсем молодых, и седовласых фронтовиков. В тысячу раз! Вот вам соотношение жертв на внутренней «русско-иудейской войне».

— Как же все-таки до крови дошло? — думал я 13 ноября 1993-го на руинах Дома Советов. — и вывод мой был страшный. Нас подставили. А мы подставились.

Сразу после иудейской Второй Октябрьской революции (государственного переворота октября 1993 года) мы оказались в новой реальности. Ельцин, — чего мы и добивались своими действиями вокруг Верховного Совета и при штурме Останкинского Тель-Авива! — оказался в положении оккупанта. Его песенка, как узурпатора, морально была спета. Падение возникшего оккупационного режима было неизбежно.

Тогда, пытаясь спасти свою шкуру, узурпатор-расстрельщик Ельцин объявил о выборах в якобы возрождаемую им российскую Государственную Думу (реверанс русским — до этого Дума знаково была только у нас в «Славянском Соборе»). И одновременно (sic!) на тех же выборах — о всенародном референдуме по утверждению придуманной им под себя авторитарной Конституции с огромными правами у президента и мизерными у Думы. Конституции, сочиненной ему услужливыми Шейнисом, недавним лаборантом МГУ Шахраем и юристом Яковлевым, другим «Яковлевым», но из одного гнезда.

Ясно было, что выборы фальсифицируют, что Ельцину нужна только явка. Все патриоты решили бойкотировать выборы. Бойкотировать «оккупационный» референдум. Недовольство среди населения было массовым, и у Ельцина практически не было шансов набрать 50 % явки на референдум. Пустые избирательные участки не скроешь никакой фальсификацией. Оккупационный режим (а в такой превратился режим Ельцина после расстрела законного парламента) неминуемо бы пал. Упал бы с политической арены, как прогнивший плод.

Но у оккупационного режима нашелся свой коллаборационист.

1. «Национал-большевик», который нас предает

«Собиратель мертвых душ» (на большее он оказался совершенно не способен) Чичиков-Зюганов бросил вызов всем патриотам и принял предательское решение участвовать в выборах со своей КПРФ (напомню, не имевшей до этого ни одного мандата в Верховном Совете).

Коллаборационист мотивировал свое решение тем, что, мол, иначе Ельцин сам уйдет, страна останется вообще без власти, и неминуемо вспыхнет гражданская война. А, мол, он, Зюганов, не хочет кровавых жертв, и поэтому он и решился сотрудничать с оккупационной властью. «Да, я коллаборационист! но ради того, чтобы не было крови!» — красиво сказано.

Мы были в шоке. Мы долго митинговали, осуждали Зюганова. Но многие среди нас еще прятали партбилеты КПСС в тайниках. Как пойти на открытую войну — да не с Зюгановым, а с КПРФ — с «национал-большевиками», к которым сердцем прикипели? Ведь коллаборационист прикрывался щитом национал-большевизма» — Коммунистической партии Российской Федерации, которой мы так добивались (я сам со всеми своими друзьями в Ленинград на ее первый, непризнанный, «зачаточный» съезд ездил и ее первые документы писал!) и которую Зюганов теперь по нашему головотяпству возглавлял?

Мы собрали в подполье Политсовет запрещенного Фронта Национального Спасения. Дебаты были страшные. Минимальным перевесом голосов решили: принять «ихние» правила игры. Раз Зюганов «их» правила игры уже принял, раз его никак не отговорить, раз он сдает страну оккупантам и хочет при них быть коллаборационистом — значит, надо и нам тоже попытаться участвовать в выборах.

Не уверен, что это было политически правильное решение, хотя сам голосовал за него. Но как было нам, русским, пойти на то, чтобы бойкотировать «национал-большевиков» КПРФ? Как на глазах всех пойти на открытую войну с русскими коммунистами? мы попытались, опираясь на своих людей, сместить Зюганова. Но этот аппаратный «товарищ» был дошлый — никаких обсуждений не допускал, все решалось у него кулуарно. Разоблачить эту «кулуарность»? но нас бы обвинили в том, что мы выдали своих.

Итак, все-таки участвовать в выборах. Но какими силами?. Все иудейские «дерьмократические» партии получили в изобилии средства массовой информации, телевидение, а русский «Фронт Национального Спасения» участвовать в выборах просто не смог — был запрещен Президентским Указом. Его лидер Илья Константинов сидел в Лефортово. «Славянский Собор» был тоже категорически не допущен к выборам, так как был, мол, официально зарегистрирован как международная организация (наши филиалы на Украине и в Прибалтике нам вышли боком — за них формально и уцепились: мол, от вас будет чужое влияние). Нашему «Русскому Национальному Собору» участвовать в выборах тоже не дали, придравшись к «не так» оформленной регистрации. «Русское Национальное Единство» Баркашова было и вовсе в розыске.

Тогда мы все-таки рискнули — создали с нуля Движение патриотических сил. Три первые фигуры на знамени — Игорь Шафаревич («Русофобия»), Михаил Астафьев (второй человек в ФНС — знаковая фигура) и Александр Невзоров (патриотические «600 секунд» — тоже знак). В первую десятку вошли и мы со Станиславом Карповым — от «Славянского Собора». Помещение арендовали на Сретенском бульваре во Всероссийском фонде культуры Петра Проскурина, где я был Председателем контрольно-ревизионной комиссии. Всю оргработу взял на себя «Славянский Собор» — наш мощный секретариат во главе с энергичной Ларисой Андреевной Захаровой. Деньги достали в русских банках — ездили мы вчетвером: Станислав Карпов, Михаил Астафьев, импозантная и мудрая профессор Наталья Нарочницкая и я. Нужно было собирать подписи, но при нашем аппарате собрать несколько сот тысяч подписей — это было не так уж сложно. Однако и враг не дремал: как мы и предчувствовали, наши подписи ельцинский Избирком попросту забраковал. Самое забавное, что работали мы параллельно с КПРФ — собирали нам подписи практически те же активисты у тех же людей. Но у зюгановской КПРФ все подписи без малейшей волокиты засчитали, а к нам начались тысячи придирок. И вот якобы буквально всего нескольких десятков «подтвержденных» подписей не хватило. Так нас подло отсекли, и практически заставили отдать голоса наших русских патриотов либо Чичикову-Зюганову либо провокатору «сионисту» Азефу-Жириновскому, который напялил на себя грубо размалеванную маску русского патриота (ему свои евреи давали на «тель-авидении» оглушительно кричать «за русских!»).

Азеф-Жириновский — это талантливая находка еврейского пиара. Им на голубом экране, как в игре в наперсток, были подменены русские правые силы — русские черносотенные черно-злато-белые флаги. Русских правых избирателей ельцинские власти поставили перед проклятым выбором: — Своих партий вам в избирательный бюллетень для голосования не допустим. Выбирайте между коллаборационистом Зюгановым или Азефом-Жириновским.

Только такой вот сатанинский выбор. Так черным иудейским пиаром русские оказались по-существу отсеченными от борьбы за политическую власть в стране.

Такая вот последовательная дьявольская практика нашего идеологического противника. На последних выборах правящие «жидовствующие» также цинично сняли с голосования НДПР — Национально-Державную Партию России, возглавлявшуюся Борисом Мироновым и Станиславом Тереховым. Партия по всем социологическим прогнозам должна была выиграть выборы, потому что голосование ожидалось «протестным», а это была бы единственная не скомпрометировавшая себя национальная русская партия, объединившая как православных, последовательно «антижидовствующих» черно-злато-белых правых (Миронов), так и умеренных красных (Терехов). Лозунги НДПР были по душе подавляющей части населения, уставшей от засилья «Иудейской партии внутри власти» — от коррупции, от бедности и политического бесправия, от «русофобской» циничной «четвертой власти», целиком захваченной евреями и через Останкинский Наркотический Шприц дурманящей народ, — от разграбления еврейскими олигархами всего народного достояния России.

Тогда в декабре 1993-го голосование тоже было всецело протестным! Против Ельцина!! Против партии власти. Зюганов с Жириновским легко поэтому и выиграли выборы — увы, лишь для того, чтобы тут же… сдать Думу врагу. Места теплые в Думе Зюганов с Жириновским поделили, а дела от них было все годы на ноль — ничего кардинального не сделали и не хотели сознательно делать. Только время от времени для вида «бузили». Считается, что Жириновский пробил амнистию и «им» и «нашим» за события вокруг сгоревшего Верховного Совета. Но амнистия больше была нужна «им» — «Иудейской партии», сжегшей Верховный Совет, и прежде всего самому Ельцину, стрелявшему по законной народной власти из танков.

В результате предательства Зюганова и засланного провокатора Жириновского (см. Раздел «Березовский и Жириновский — сиамские близнецы» в книге С.С. Семанова «Русско-еврейские разборки») после выборов в Думу 1993-го года мы на десять лет получили духовно потерянное поколение.

Мы еще какое-то время продолжали наивно играть в союз красных и черно-злато-белых знамен, хотя объективно эти два знамени в обнимку сгорели на шпиле сожженного Верховного Совета РСФСР.

Но в стане красных под флагом «национал-большевизма» торжествовал коллаборационизм. А в стане черно-злато-белых пошел период дичайшего разброда и шатаний, дробления на сотни мелких движений.

Идейный противник к тому же работал на самых подлых пиарах. Ястржембский якобы для Лужкова (а на самом деле для того, чтобы потом сдать Лужкова «партии власти»?) раскручивал липовое «Отечество». Чубайс-Немцов с полуяпонкой-полуеврейкой Хакамадой раскручивали совершенно уж фальшивый (но намекавший черным пиаром на «Союз русского народа» — это сплошь из одних евреев-то!) «Союз правых сил».

После октября 1993-го «Славянский собор» ушел в катакомбы. После амнистии мы решили его вместе с журналом тайной православной исихастской доктрины «Пробуждение» сохранить именно в крипте. Как заложенный фундамент, подготовленный к построению нового здания для русского национального движения. «Русские клубы» сейчас в глубоком подполье, как при оккупационном режиме. Но в подполье всегда есть своя скрытая сила — здесь подрастают не приемлющие гнилых компромиссов, готовые на все ради русской победы молодые кадры, здесь духовно формируется то поколение, которое таки встанет во весь рост и под черно-злато-белыми флагами смело пойдет на идеологического противника, не стесняясь слова «русский!». Сейчас уже все уважающие себя люди стыдятся признаться, что иногда смотрят телевидение. Практически до всех уже дошло, что тель-авидение у нас чужое. Уже откровенно все мыслящие люди брезгуют и «Московским комсомольцем» и его типа желтыми «жидовствующими» газетами, которые даже в руках держать неприятно — настолько они грязные, бессовестные, чуждые русскому добропорядочному духу. Налицо всеобщее разочарование во власти. Все это согласно Теории Катастроф неминуемо приведет к новой волне массового недовольства, к его девятому валу. Но чтобы смести эту власть, надо подготовить в крипте власть свою.

2. Опорные пункты русского сопротивления

А пока идет кропотливая каждодневная работа. По кирпичику мы должны собрать новое сильное национально-патриотическое движение. Не все мы еще потеряли. А главное — мы не потеряли себя.

У нас есть уже партия «Родина» умелых и напористых бойцов-политиков Дмитрия Рогозина и Натальи Нарочницкой. Не все нас сейчас в этой партии устраивает, но обыватель не знает ее подводных течений. А когда Рогозин говорит: «Чтобы не быть лицами, неспособными нести историческую миссию России, мы должны понимать, что не должны списывать с зарубежных образцов ни государственность, ни экономические формы нашего существования», то как его не поддержать?! Когда он призывает: «Стратегическая программа возрождения национальной экономики должна начаться с национально-освободительного восстания против диктата олигархов», — мы с ним. Рогозин не боится рубить правду-матку в глаза: «Наше правительство умудрилось разместить Стабилизационный фонд за границей. Бедная нуждающаяся страна стала чуть не главным инвестором США. Это прямое свидетельство измены Правительства национальным интересам и связи с олигархическими структурами. (Мною процитировано его выступление 2 декабря 2004 года на Всероссийском Конгрессе в защиту прав нации и гражданина перед 1300 делегатами).

Партия «Родина» в стадии политического становления как серьезная сила, с которой будут считаться. Важно, что «Родина» взяла наш курс. Программное выступление Натальи Нарочницкой «От нигилизма к ценностям» («Литературная газета», 2004 г., № 44) сразу вызывает в памяти наш русский манифест 70-х годов — знаменитую статью Сергея Семанова «О ценностях относительных и вечных» в «Молодой гвардии». Главный пафос Нарочницкой: «За традиционные ценности»! «Правителям, для того чтобы посылать импульс, нужно не только политическое чутье, но и широта мышления, знания, кадры. Не надо бояться любого экивока в сторону национального чувства русских. Не шовинистически-ущербного, а здорового. Мы до сих пор не можем признать как само собой разумеющееся, а не как тезис для прокламации, что русский народ — основатель и стержень российской государственности. Что от того, сохранит ли он себя как явление культуры и истории, именно от этого зависит, сохранит ли себя Россия как страна, а не просто как территория с нефтевышками». Каждый русский человек подпишется под таким здравым утверждением лидера партии «Родина». Справедлива и критика Н. Нарочницкой СМИ, взявших на идеологическое вооружение яковлевскую гнусную парадигму об «именно русской исконной любви к рабству». И метко ею подмеченное: «В постсоветской России в течение 10 лет почти тоталитарными методами навязывалась большевистская нигилистическая интерпретация всей русской истории… Опустить, дать заведомо заниженное прочтение всего — черта и прием современной либертарной культуры», и ее горечь: «Ушло фронтовое поколение, которое было наиболее почвенническим — оно пыталось интуитивно совместить с “красной идеей” естественное побуждение человека созидать на своей земле, а не уничтожать ее ради всемирных абстракций».

Газета «Завтра» (2004, № 43) под рубрикой «Агентурные донесения «Службы безопасности “День”» откровенничает, будто партия «Родина»… «может в ближайшем будущем заменить скомпрометированных своей социально-экономической политикой “медведей” (“Единую Россию”) в качестве новой “партии власти”». Такая якобы информация поступила «от наших парламентских источников». Наверное, это бы пока устроило всех — и умеренных, и даже «экстремистов». Но партии «Родина» нужна наша каждодневная помощь — ей мы, русские националисты, должны помочь обрести себя в нужном нам облике. Это мог бы быть наш принципиальный «перевалочный пункт» в большой политике. Но мне кажется, что «Родине» явно не хватает сильного православного акцента. Не хватает черно-злато-белой окрашенности. Политика, особенно выборы — всегда театр. Азеф-Жириновский выжил только благодаря своей личной предельной театрализованное™. Многие потенциальные голоса «Родины» сейчас у Жириновского, хотя всем давно ясно, что тот подставная фигура. Но театр, театр! Добрые патриотические призывы Рогозина выглядят только риторикой, пока он не решается на четкий цвет. Люди всегда предпочитают «немного экстремизма».

Другие проблемы у «Союза “Христианское Возрождение”». На одних самых красочных «крестных ходах» большой политики не сделаешь. Одними молитвами сыт не будешь. Я полагаю, что осиповцам пора уже начать кропотливо работать с молодежью над организацией Нашей Партии. Я связываю именно с такой партией наши перспективы — но, разумеется, если мы все самоотверженному Осипову дружно поможем сформировать действенные структуры. Во всяком случае, партийная работа в структурах «Союза «Христианское Возрождение»» будет очень полезна всем русским людям.

А Наша Партия при удачном стечении обстоятельств может стать крепким дублером партой «Родина». Наша

Партия не обязательно будет иметь это имя. Я бы назвал Нашу Партию — «Черно-злато-белые знамена». Хотелось бы в самом названии партии политической и духовной определенности. Но, увы, как я уже писал во введении, решением Конституционного суда от декабря 2004 года это запрещено. Русских патриотов искусственно загоняют либо в ЛДПР к Азефу-Жириновскому, либо к предателю Зюганову в КПРФ. Странное название у партии ЛДПР — «Либерально-демократическая», хотя либеральные ценности и ценности демократические — полная противоположность и взаимоотрицание. Но еще «Иудейская партия внутри КПСС» считала себя одновременно и либеральной и демократической, у «них» все понарошку.

А Зюганов?

Мы тяжело переживали предательство Зюганова. В КПРФ кое-что все же было нами, вопреки коллаборационизму зюгановщины сделано. Но Зюганов, Зюганов… Сейчас уже все понимают, что шекель ему цена у синагоги в базарный день. Но, тем не менее, с ним еще по инерции возятся «огненный декадент» Проханов и даже разборчивый гармоничный писатель Куняев. Убежден — скоро и им станет стыдно за свою затянувшуюся возню с сыгранной картой.

Я уверен, что кончилось время любой зюгановщины, и приходит время таких общенациональных лидеров, как Борис Миронов. Не обязательно он, но лидеры его типа. И мы должны именно таким людям помочь сформировать Нашу Русскую Партию. Но организационная работа предстоит большая и не только открытая, но и подковерная, закулисная. За кулисой — с нынешней властью, какая бы она ни была тоже надо уметь работать, не капитулируя перед ней, как Зюганов, а отыскивая в ней своих людей, настойчиво подталкивая власть к патриотическим решениям, к вынужденным уступкам Русской Идее. Даже умные евреи сейчас уже поняли, что, чтобы сохранить «это государство», они должны сохранить русских какого-стержень. И это прозрение всех умных евреев и иже с ними мы должны настойчиво использовать.

Мы сумели сохранить как опорную базу Союз писателей России, поставив на него, вместо неистового Юрия Васильевича Бондарева, более гибкого и умелого в диалоге с властью «собирателя» Валерия Николаевича Ганичева. Помню, как мы нервничали с этой перестановкой — Ганичев вместо Бондарева. Делалась она руками Контрольной комиссии Союза писателей, первым замом в которой был я — при Председателе Вячеславе Марченко, однако уже перешедшем на ту же должность (но хорошо оплачиваемую!) в Международное сообщество писательских союзов, что сохранилось на руинах бывшего Союза писателей СССР на Поварской. Мы вынуждены были пойти на эту перестановку — Ганичев вместо Бондарева, потому что в Союзе писателей пошли разброд и шатания.

Для начала в 1994 году по предложению Юрия Львовича Прокушёва и моему, от Контрольной комиссии СП, мы избрали Первым (рабочим) секретарем лучшего ученика Прокушева, поэта Игоря Ивановича Ляпина. Он десять лет будет успешно работать на этом посту. В 2004 году он, достойно отчитавшись перед съездом, попросится на творческую работу. Его сменит выращенный Ганичевым более молодой Геннадий Иванов, поэт и хороший организатор. А Ляпин в конце 2004 года выпустит прекрасную книгу своих новых стихов «Гром небесный». Доказал, что есть еще порох в пороховницах.

Затем в том же 1994-м мы предложили с почетом уйти и самому Юрию Васильевичу Бондареву. Это было тяжелое решение. Бондарев есть Бондарев. Это мировое имя. А Ганичев как писатель был скромен.

Помню, ночью накануне секретариата Союза писателей с роковой «организационной повесткой» мне позвонил Юрий Васильевич Бондарев: «Мне уходить? вы все уже забыли, как во главе со мной на баррикадах отстояли в 91-м Комсомольский, 13? Отстояли наш Дом!» — «Но Вас никто не гонит. Просто проводим вынужденную обстоятельствами перегруппировку русских сил. Проводим Вас с превеликим почетом. Вы останетесь на нашем Знамени. Просто Вам и нам не надо повторять ошибки старого Брежнева, когда он не успел передать партию Щербицкому, а в итоге мы потеряли и партию и Советский Союз. Мы, Юрий Васильевич, тщательно все обсудили — это решение “Русской партии” вынужденное, но окончательное. Иначе потеряем писательский союз».

Юрий Васильевич по трезвому размышлению согласился со мной. Возраст давал себя знать. Бондарев ушел на творческую работу, только недавно вышел его новый роман «Без милосердия» («Наш современник», №№ 7–8, 2004 г.), а административные бразды правления он вручил более молодому и более гибкому «конформисту» Ганичеву, к тому же развившему свои прекрасные отношения с официальной Церковью, учредившему вместе с Патриархом «Всемирный Русский собор». Умно тогда рассудил самоотверженный Бондарев: — Надо, чтобы готовил съезд писателей уже не я, а Валерий Николаевич Ганичев. А для сохранения имени и боевитости руководства Союза сопредседателями к Ганичеву изберем Валентина Распутина и несгибаемого русского поэта Валентина Сорокина. Уж Валя Сорокин-то не дрогнет, никогда не сдаст русские позиции!

«Собиратель» Ганичев таки сохранил Союз писателей России. В 2004 году на отчетно-выборном съезде, проходившем в сердце русской культуры бунинском Орле, Валерия Ганичева опять переизбрали Председателем писательского Союза. Мы переформировали ряды и растим новые крупные русские имена. Нашу смену. Я горжусь тем, что именно в съездовском номере газеты Союза писателей России «Российский писатель» (2004 г., № 7) был опубликован мой большой материал «Нерв времени», посвященный взошедшему нашему русскому поэтическому солнцу Валерию Хатюшину, с которым многие русские националисты связывают свои политические надежды.

Мы сохранили и боевую Московскую городскую организацию Союза писателей России во главе с мудрым писателем и ярким публицистом Владимиром Ивановичем Гусевым. Блестящий педагог Литературного института, Владимир Гусев и в московском писательском кругу проявил себя как отменный русский собиратель. Были и у нас в писательской среде «дерьмократы»-раскольники, вроде двуличной «жидовствующей» Риммы Казаковой, которые для разграбления писательской собственности организовали свой особый «демократический» раскольничий писательский союз. Но где он теперь? Влачит самое жалкое, «отщепенческое», «прокаженное» существование» на далекой обочине. Римма Казакова делала ставку на евреев. Но все приличные евреи или вовсе не выходили из МГО СП России, или уже вернулись, поняв, что выросший в русской среде и русский по духу (по Божьему определению!) писатель, кем бы его предки по национальному происхождению не были, без русской почвы и русской духовной среды существовать не может. Под крылом Риммы Казаковой осталась одна русофобская духовная мерзость, вроде Виктора Ерофеева и «идеологического чеченца-ваххабита» Анатолия Приставкина. А МГО СП России Владимира Гусева неуклонно растет, пополняется новыми молодыми многообещающими талантами (сам наглядно вижу этот счастливый и обнадеживающий рост, являясь второй десяток лет членом Приемной Коллегии СП).

Владимир Гусев сумел не только объединить вокруг себя всех здравомыслящих. Но и наладил самостоятельную издательскую деятельность Московского отделения, до него не существовавшую. Одна изданная Московской городской организацией писателей десятитомная «Православная антология «Отчее слово»» чего стоит! Родившись по Первосвятительскому Благословению Патриарха Московского и Всея Руси Святейшего Алексия II на «1-й Московской конференции литераторов, творящих в духе Православного учения», антология усилиями ее составителей Владимира Богатырева и Лидии Паламарчук-Богатыревой собрала все лучшее в русской поэзии. И она воочию продемонстрировала, что русский человек даже невоцерковленный верует неотвратимо. Как пишет в предисловии к «Антологии» Владимир Богатырев, «У всякого русского (по определению — а не по крови) — не «русскоязычного» — поэта, покопавшись и полистав, обязательно обнаружишь хотя бы одно стихотворение в духе Православного Учения нашего… Дерзаем надеяться, что собрание это поможет высветиться и развиваться далее трудно идущему воцерковлению нашего общества. Поспособствует обнаружиться мировоззренческой расхристанности и поможет боговооруженности народного духа».

А главное — мы сумели сохранить свои печатные органы.

Журнал «Молодая гвардия» от незабвенного Анатолия Никонова и сменившего его популярного прозаика Анатолия Иванова перешел в надежные руки — до корней русского человека романиста Александра Кротова (автора блестящей публицистической книги «Русская смута», — М., 1999). А затем, — после трагической кончины Кротова (отказало сердце? но не помогли ли?) — в руки его мужественных преемников Евгения Юшина и Валерия Хатюшина.

Мы сохранили «Наш современник» главного редактора Станислава Куняева и его умницы зама, когда-то нашего самого верного человека в ЦК Геннадия Гусева.

Выходит боевая «Кубань».

Мы сохранили «Москву» во главе с известным православным прозаиком, прошедшим андроповский Гулаг, несгибаемым Леонидом Бородиным. Журнал этот не столь воинствен. Но и при Михаиле Николаевиче Алексееве ведь, пожалуй, только за двумя моими статьями «Воткнутые деревья» и «О фарисействе и саддукействе» последовал общественный скандал — крупные оргвыводы, снятия ряда редакторов. Но, может быть, именно из-за редкости подобных резких критических выступлений журнала они и выглядели столь весомыми. А так «Москва» славилась больше хорошей русской прозой.

Очень важно, что у нас теперь есть свобода маневра. Издается огромное количество острых региональных русских газет и журналов, различного рода вестников. Только в «Санкт-Петербурге» сейчас выходят альманах «Медвежьи песни», журнал «Рог борея», «Невский альманах», журнал «Всерусский собор». Тиражи небольшие, но русское дело они крепко делают.

Прославились такие газеты как «Воскресенье» и «Русский вестник». Крепки по духу «Патриот», «Казачий Спасъ», «Память», «Спецназ», «Земщина», «Русский порядок», «Русский стяг», «Русская газета», независимая военная газета «Истоки», «Пламя». Власти закрывают какую-то слишком уж боевито русскую газету, но русскую грибницу не вырвать — тут же на месте «срезанной» появляется новая русская газета со слегка измененным названием. Очень много подпольных газет-однодневок, они неуловимы, как летучий казачий отряд. Приходи на митинг патриотических сил — и из рук в руки получишь богатейший выбор смелых, как прокламации, русских изданий.

Мы не только сохранили свою «Литературную Россию», одно время было совсем захиревшую, но несомненно ожившую, ставшую интересной при новом главном редакторе Вячеславе Огрызко. Но мы и прибавили ставшую нам близкой «Литературную газету» во главе с блестящим и еще довольно молодым прозаиком и публицистом Юрием Поляковым. Поляков, в отличие от Проханова, не бросается из крайности в крайность. Работает продуманно и уверено. Болеет душой не за декадентскую революцию любой ценой, а за консолидацию общества на патриотических началах.

3. Сегодняшние властители Русского Духа

Ну, а главное, наши русские силы получили возможность, наконец-то, печататься открыто, не в «самиздате», а в крепких русских издательствах, не самых прибыльных, но зато многочисленных, и поднимать и качественно решать все нужные духовные проблемы для подготовки победного марша «Русские идут!».

Практически вышел в свет, перепечатан и находится в широком пользовании весь старый русский патриотический багаж. На прилавках русских книжных развалов (например, на Комсомольском, 13) можно найти почти все, чего русская душа захочет. Опубликованы «Масонство и революция» Григория Бастунича, «История русского масонства» Бориса Башилова, «Православный мир и масонство» В. Иванова, «Зловещий заговор» Т. Дичева и П. Николова, «Тайная сила масонства» А. Селянинова, а рядом «Характер русского народа» Н. Лосского, труды Ивана Ильина и Солоневича.

Но главное — созданы совсем новые обобщающие исследования, руками таких выдающихся умов, как Александр Солженицын, Олег Платонов, Сергей Семанов.

Самым крайним критиком брежневской эпохи был писатель Солженицын. Но и он, вернувшись на Родину и увидев нашу нынешнюю разруху, рыдает: «После 70 лет тоталитарного гнета Россия попала в разрушительный вихрь грабежа национального достояния и населения. Наш народ не успел встать на ноги. Он не успел получить возможность применить свою инициативу, свои собственные силы к решению своей судьбы».

Вернувшийся Солженицын пишет книгу — о кощунственном симбиозе русских с евреями, на взгляд Александра Исаевича, как раз и породившем до сих пор продолжающуюся трагедию «экспериментального поля», вместо нашей Родины. Несомненным выдающимся явлением в мировой истории стали эти два толстых тома Нобелевского лауреата, выдающегося русского писателя Александра Исаевича Солженицына «Двести лет вместе.1795–1995» (М.: Русский путь, т. 1, 2001; т. 2, 2002). То, что Александр Исаевич решился на такую книгу, говорит о великом духе Нобелевского лауреата. Он, конечно, прекрасно понимал, как его будут травить. Но он русский, он православный, из древнего священнического рода, и он прежде всего Великий Правдолюбец. Его двухтомник — духовный подвиг, на который мог решиться только писатель и философ уровня Федора Достоевского. Двухтомник сплошь состоит из цитат. Писатель предоставляет возможность говорить преимущественно «им» о самих себе, отводя автору роль лишь самого сдержанного, умудренного великой славой и великой верой комментатора. И как же «они» под, проникающим микроскопом Солженицына духовно донага раскрылись, какая чудовищная дьявольская бездна под «ними» на наших глазах разверзлась и для нас всех стала зияюще очевидной. В начинающей второй том главке «В уяснении» Солженицын проницательно подчеркивает, что суть тут никак не в национальности, как таковой, а в религии. Причем, религии часто глубоко замаскированной, прикрытой от «гоев» (то есть неевреев, не «посвященных») умело сливающимся с окружением камуфляжем — таким, каким на войне маскируются убийцы-снайперы. Нередко даже вовсе меняющей личину и использующей «вольных каменщиков».

И здесь мы должны от Солженицына перейти к сейчас не менее важному для каждого русского человека путеводному имени — к Платонову.

Книги Олега Анатольевича Платонова, этого нашего современного русского Карамзина, — плод кропотливого исследования, основанного на блестящем знании архивов, в том числе, самых закрытых. Без архивов Платонова бы не было, он просто был бы не возможен. До Платонова мы имели карту русского пути в свою цивилизацию. Но так сложилось, что на карте этой оставалось множество белых пятен, и поэтому Русский Путь для многих оставался неясным, как тропинка, которая ведет через поле с высоко поднявшейся травой и то вдруг пропадает, то возникает вновь. Нужен был великий подвиг дотошливого исследователя, который бы стер белые пятна, восстановил не лоскутно-мозаичную, а реальную картину Русского Пути. Без провалов, без изъянов — с полной, пусть и не всем удобной и всем приятной его трудной правдой.

Платонов рассказывает: «На исторический в МГУ мне не удалось поступить, и я поступил в Московский кооперативный институт на экономический факультет.

Мне казалось, что я много потерял». Но Платонов после окончания института попадает в нашу закрытую систему контрпропаганды. «Мы составляли для Политбюро ЦК КПСС и для разных учреждений закрытые справочники. Тираж этих справочников был три-четыре десятка экземпляров. Работа над такими материалами открывала нам доступ и в разные закрытые архивы, давала нам особое положение. Там я познакомился со многими людьми, видными специалистами, которые в дальнейшем и помогли мне собирать материалы для моих исторических книг». Очень важно для формирования будущего крупного исследователя, стало то, что, как это парадоксально ни звучит, но наша закрытая система дала ему, как и мне, ту свободу, которой не имели другие люди. «Для изучения материала нам подсовывали методики советские, составленные, как правило, либеральными профессорами-прогрессистами, а для желающих порыться в библиотеках была у нас литература дореволюционная. Но как я позднее понял, в основном дореволюционная историческая наука основывалась на либеральных догмах. И та, и другая, по сути дела, отрицала историческую Россию. Оба направления были антирусскими, антинациональными».

Вот она, школа «русских клубов», школа ВООПИК! Она научила Олега Платонова, как и многих других лучшихфусских людей критически относиться к тем «методикам», которые им умело подсовывает официоз. А дальше — разумеется, знакомство с иной точкой зрения. То есть — со старой русской эмиграцией, еще сохранившей какие-то русские духовные корни. «Я много ездил по эмигрантским центрам, собирал патриотическую часть наших ученых, и понял, что национальное направление в истории очень скудно существовало и в русской эмиграции. Прежде всего хочу отметить работы Ивана Солоневича, безусловного национального историка, позднее Бориса Башилова из второй эмиграции. Может быть, Солоневичу не хватает знаний систематических, но он гениально сформулировал многие задачи русской национальной мысли».

Сейчас Платонов делает великое дело — создаваемая им двадцатитомная энциклопедия «Святая Русь. Большая Энциклопедия Русского Народа» является выдающимся событием для всех нас русских. Недавно мы получили уже пятый том «Русская литература» (главный редактор и составитель О.А. Платонов, — М.: Институт русской цивилизации, 2004, 1104 стр., 712 ил.). Платонов сдернул пелену, которой враги русского народа пытались нам застить глаза. Он раскрывает в своей энциклопедии специфику именно русской цивилизации. Практически предопределяет то, что мы все так сообща усиленно ищем — третий путь в цивилизацию, не социалистический и не капиталистический, а самобытный Русский Путь.

Олег Анатольевич Платонов раскрыл нам всем глаза и на роль масонства в России. Хотя еще и в «русских клубах», используя доступ некоторых наших людей в «спецхраны», используя также доступ некоторых наших людей к контактам с русской «белогвардейской» эмиграцией, мы читали и продвигали в по-русски настроенные слои общества многие материалы, которые теперь обобщил и выстроил в стройный убедительный ряд дотошный Олег Анатольевич. Но он еще совершил буквально подвиг, кропотливо поработав в Особом Архиве СССР — ныне это Центр Хранения Историко-Документальных Коллекций и в Государственном Архиве Российской Федерации. Выдающийся архивист, он «пыль веков от хартий отряхнув, правдивые сказания переписал». Сегодня не знать многотомных трудов Платонова для русского человека — это оставаться во тьме глухой необразованности. Это все равно что для православного человека не прочесть Библии, не усвоить Нового Завета.

Особое место в научном подвиге Платонова занимают его «архивные раскопки» по русскому масонству. Полную и нелицеприятную антологию масонского насилия, осуществленного над Третьим Римом — Святой Русью, сейчас дали глубоко научные, скрупулезно доказательные, фундаментальные книги Платонова, изданные недавно издательством «Родник» в глобальной серии «Терновый венец России», которая должна быть на столе у каждого русского человека.

Да, заглядывая в масонские (болтают: «жидо-масонские» — но повторюсь, это нежелательное, оскорбительное, вульгарное клеймо — термин, применяемый в крайних, радикальных русских кругах, и русским интеллигентным людям лучше от него брезгливо воздерживаться!) тайны, не соскучишься. Хотя я бы, поскольку сам тоже по своей профессиональной ориентации много занимался масонством, все-таки сделал бы одно уточнение. Платонов делает акцент на сращивании масонства с иудаизмом — и это правильно. Но объективности ради надо еще и подчеркнуть, что клеймо это, ставящее знак равенства между «жидовствующими» и «масонами», правильно обнажая тенденцию, все же несколько все упрощает и опрощает. Конечно, масонская тема необъятная, а Платонов пишет только о русском масонстве. Но, тем не менее, были случаи, и когда какие-то масонские ложи расходились в программе с иудеями. Мне звонили из Парижа, приглашая в сугубо русскую ложу. И это, как я проверил, не было провокацией. Между Иеговой, которому поклоняются масоны, и тем же Иеговой, но которого боготворят иудеи, — есть и некоторая разница в идеологическом и конспирологическом подходе. Масонство и «еврейскость» веками не только взаимодействовали, но и пытались оседлать, подмять под себя друг друга. Вполне в «братском» духе. Есть внутри самого масонства и подводные течения — так сказать, своя закулиса внутри Мировой Закулисы. Суслов пытался с нею работать. Насколько удачно, не знаю. Во всяком случае, за тайной Горбачева и его поездки к Маргарет Тэтчер, Суслов уже не стоял. Эта поездка была при Андропове. То есть, видимо, по линии иудейски ориентированных лож. Хотя рассказать правду об этой поездке может только сам Горбачев.

Солженицын и Платонов вооружили русский национализм прекрасным знанием прошлого. Но это взгляд сверху, с птичьего полета. Ну, а если опуститься на землю и заглянуть во времена сравнительно недавние? Тут для русского националиста нет ценнее пособия, чем книга Семанова. На обложке замечательной его книги «Русско-еврейские разборки вчера и сегодня» (М.: Альтернатива, 2004), которую мы рекомендуем непременно прочесть «для общего образования!» каждому русскому человеку, две цитаты из выдающегося еврейского деятеля — нашего оппонента, второй после основателя Теодора Герцля величины в сионистском движении Владимира (Зеева) Жаботинского: «Можно попасть в антисемиты за одно слово “еврей” или самый невинный отзыв о еврейских особенностях. Евреев превратили в какое-то запретное табу, на которое даже самой безобидной критики нельзя навести, и от этого обычая теряют больше всего именно евреи, потому что, в конце концов, создается такое впечатление, будто и само слово “еврей” есть непечатное слово». Вторая цитата относится уже напрямую к русско-еврейскому противостоянию: «Когда евреи массами кинулись творить русскую политику, мы предсказывали им, что ничего доброго отсюда не выйдет ни для русской политики, ни для еврейства».

О, как трагически прав был прозорливый Зеев Жаботинский! Входя в такую острую и щекотливую, конспирологическую, плавающую, подобно грозному айсбергу, тему, как «русско-еврейские разборки вчера и сегодня» Семанов методически совершенно разумно предлагает своим читателям прежде всего перечитать эти две цитаты.

Мы много уже писали о Семанове, потому что он был ключевой фигурой русско-еврейского противостояния в брежневское время. Но что с ним дальше было? Представьте: может, ему и повезло, что Андропов его не вернул во власть, карьерно-чиновничье высоко не поднял. Боюсь, что тогда он бы кончил, как Столыпин — в терновом венце мученика. А тут он вынужденно весь ушел в писательскую работу, в академические исторические исследования и быстро сделал себе крупное ученое имя.

Он автор таких выдающихся исторических исследований, как «Кровавое воскресенье» (1965) и «Кронштадтский мятеж» (1973), ярких книг в серии «ЖЗЛ» о Макарове (1972) и Брусилове (1980), а уже в постсоветское время книги «Иосиф Сталин, жизнь и наследие» (1998), написанной не столько о самой личности, сколько об эпохе. Его капитальное исследование исторического материала, ставшего основой для «Тихого Дона» Михаила Шолохова, подготовленное совместно с самим великим Нобелевским лауреатом, сейчас входит во все учебные курсы. В фундаментальных семановских книгах, вышедших несколькими изданиями, — «Андропов» и «Брежнев — правитель “золотого века”» впервые представлена русскому и мировому читателю неоспоримая, подлинная картина новейшей русской истории, ее советский послехрущевский трагический зигзаг. В «Махно» трагедия «окраинной отщепеницы» Украины. И я очень советую их прочитать каждому русскому человеку. Блистательные книги Сергея Семанова «Брежнев» и «Андропов» помогают нам, русским националистам, выработать свое отношение к советскому периоду.

Это первая во всей современной исторической науке попытка сказать о механизме советской власти всю истинную и неприкрытую правду, без «дерьмократического» истеричного охаивания и без рыданий по Советской Империи. Семанов первый пронзительно написал, как нам, русским, тогда духовно жилось. В его книгах высокое русское обобщение — подлинный взгляд на то время. Я уверен, что пройдут многие годы, а исторические труды сохранят свое значение, как настольные книги для думающего русского человека.

Ну, и про увлекательные окопные сражения на нашем русско-еврейском фронте, мы сейчас тоже имеем возможность узнать от самого Семанова. Из его нашумевших «Русско-еврейских разборок». Это очень необычная книжка. При всей фундаментальной весомости книг Олега Платонова, Александра Солженицына да и самого Сергея Семанова — все книги эти по самому замыслу их солидных авторов демонстративно академичны и оттого общи. Это взгляд сверху, как говорят, телевизионщики «основной общий план», основная камера. Без взгляда сверху, с птичьего полета, конечно, и не обойтись. С него все начинается. Но читателю-то, порой, хочется и «вблизи» посмотреть на насмерть играющие силы. Так телевизионная камера достоверно показывает нам футбольный матч «широкоугольником» на общем плане — все комбинации видно, прямо как прочерчены. Но без «крупняков» общая картина бездушна и суха. Ведь и на лица вблизи хочется посмотреть. И в глаза соперников заглянуть. Так и в исторической науке. Хочешь правды, читай не только фундаментальные научные труды, глядящие сверху вниз на обобщенном плане, но и мемуары живых свидетелей. А еще лучше, если не свидетелей со стороны, а действующих лиц. Оглядываешься в далекое свое прошлое, а видишь все вблизи и живо перед глазами, как сегодня. Такова книга «Русско-еврейские разборки».

Семанов даже назвал свою новую книгу несколько игриво, вроде не солидно для видного русского современного историка и одного из знаменитых деятелей катакомбной «Русской партии внутри КПСС» на протяжении 60-80-х годов. «Разборки» — это уже чуть-чуть бандитское, из американского детектива о борьбе мафиозных кланов, а не из партийного и, тем более, научного лексикона. Уверен, что наш отечественный предшественник Семанова незабвенный Павел Николаевич Милюков ни за что не опустился бы до такого ироничного балагана. Напоминаю про Милюкова, потому что по историческому значению и роли эти две исторические фигуры весьма схожи — и тот и другой и крупными политиками были, — «застрельщиками» в политическом закулисье! — и учеными весьма эрудированными, с большой буквы; я сравниваю только масштабность фигур, не идейные позиции, которые у них противоположны. Тайный масон Милюков много чего поучительного «выплеснул из души» под старость. Вот и Сергей Николаевич Семанов — одна из признанных ключевых фигур духовной «Русской партии внутри КПСС» под старость разговорился. Сказал, наконец, себе и людям о главном, чему он «сердце отдал» и даже — неслыханная дерзость, но он всегда был неистово дерзким! — взял и всем в открытую разобъяснил, в каких легальных, и главное, нелегальных, конспирологических (тайных) и «рутинных» (технологических) формах у него и его соратников личное «нетерпение сердца» против иудеев на протяжении последнего полувека выражалось.

В книге «Русско-еврейские разборки» он заглянул в себя из toro прошлого. В себя — не в мудро вещающего истины мэтра. Не в степенного старого, все перевидавшего семидесятилетнего ученого-историка (давно академика в глазах обступившей его молодежи — он всегда умел растить смену!). А в то молодое свое «я» — злободневного публициста и хитроумного «конспиратора», способного всегда «правильно» сказать то, что другие из страха перед репрессиями со стороны власти вслух выразить не решаются.

Семанов нашел верный ход: решился и смело привел читателя на внутреннюю «кухню» — прежде всего на журнально-газетную «кухню». И, что еще важнее, на «кухню» политики. Казалось бы, он всего лишь отобрал и умело выстроил свои собственные статьи «политкухонного» содержания пополам с рецензиями на «чужое зеркало» — на книги «идеологического противника». Но сделал он это с тем «божественным блеском», который всегда был присущ его ярко одаренной, неординарной личности. Так выпукло «замонтировать» материал — нужно иметь немалый режиссерский талант. Чего в общем-то и можно было от Семанова ожидать, потому что в «Русской партии» ее подпольными искусными режиссерами-монтажерами, ее неудержимыми «кукловодами» были как раз он на пару со своим близким другом рано ушедшим на Суд Божий выдающимся православным публицистом Святославом Котенко.

Первое после прочтения «Русско-еврейских разборок» впечатление: Боже, как времена мельчают! При Сталине был черный театр ужаса. При Брежневе и после него балаган. Однако балаган — это народный театр, который очень был всегда любим простым зрителем. Не сажали! но сколько было грязи и мути, банальной зоологической русофобии и, — что уж там таить! — в менее образованных кругах самого банального зоологического антисемитизма.

Но сравниваешь с сегодняшним днем и видишь, что всё еще на один уровень подлее и ниже. Докатились! Многое в политической Закулисе пока еще не до конца*ясно. «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии». Но вот одно всем ясно: вместо гиганта — красного дьявола Лейбы Троцкого-Бронштейна теперь лает из вынужденной эмиграции самовлюбленный интриган Березовский, вместо гиганта — красного дьявола Иосифа Сталина-Джугашвили топит последние остатки «Русской партии внутри КПСС» политический Чичиков, собиратель мертвых душ, трусливый идеологический пигмей Зюганов. Куда уж ниже опуститься? с такими действительно возможны только «разборки».

Чтобы немножко помочь читателю в море фактов и зарисовок, которые предстоит по книге Семанова освоить, назову ключевые материалы. Начинать смотреть эту книгу стоит со вкладки — с «Фото из личной коллекции С.Н. Семанова». Посмотришь на иные «их» рожи, и сразу как в террариуме оказываешься. Уже и читаешь в определенном настроении. В разделе «Вчера» прежде всего важно — «Русско-еврейская война. Краткий курс». По стилю и по поразительной выверенное™ каждого слова это снова Русский Манифест, достойный преемник на нынешнем этапе русско-еврейской духовной войны, того прославленного Русского Манифеста «О ценностях относительных и вечных», вокруг которого мы, русские сплотились в 70-х.

Очень интересен в «Русско-еврейских разборках» и раздел «Сегодня». Видно, что и сегодня Сергей Николаевич выступает по ключевым проблемам, умеет подобрать материал даже в «чужих источниках» и высветить его, как надо. Таковы статьи «Олигархи без галстуков», «Кремлевские нравы», «Обвиняемый А.Н. Яковлев дает показания», «Юдофобия в современном мире», «Последнее прибежище…», «Справочное издание как поле идейной борьбы», «Все евреи — диссиденты. Все диссиденты — евреи».

Весьма полезно так же прочитать семановскую «Русскую партию в чужом зеркале», хотя я не совсем согласен с замечанием Семанова, что Николай Митрохин в книге «Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы», мол, «недостаточно обоснованно расширяет круг участников Русской партии». Тут Сергей Николаевич просто проявляет излишний максимализм.

Во-первых, «партбоссы» в подавляющем большинстве нам действительно всецело сочувствовали. Не всегда могли по своему служебному положению нам открыто помогать («Обрыдло, но ничего не могу поделать — обязан соблюдать пресловутый баланс русских и иудеев! Так что выговорешник, чтобы не бузили «они», и тебе дам!»). Но закрыто помогали очень и очень. В том числе помогали самые крупные политические фигуры, многие первые секретари обкомов и крайкомов, даже члены Политбюро, включая самого Брежнева. У них всегда был острый кадровый голод, и они, повторюсь, постоянно просили рекомендовать им: «Подскажите русского, государственно мыслящего человечка на требующую идейной чистоплотности работу!». Особенно на обкомовские отделы Пропаганды. А центр? Черненко просил даже «прорентгенить на порхатость» кандидатов в первые секретари. Так что главный урон для нас шел никак не от вынужденно «балансировавших» партбоссов, а только и преимущественно от своих русских «тюфяков», хлопавших ушами на должностях, полученных нами по раскладу для «Русской партией внутри КПСС».

И, во-вторых, у «Русской партии внутри КПСС» была крепкая, тысячелетняя, истинно русская подпорка снизу. Мы балансировали не в воздухе — были сильные закрытые православные группировки, о которых Семанову в целях его же сохранения знать не полагалось. Ведь и «утонул» он сам на том, что любознательно полез в подпольный православный «самиздат», опрометчиво вышел на контакты с нашими совершенно закрытыми катакомбными исихастскими («Орден Безмолвия») структурами. По неосторожности (чего бы никогда не сделал профессионал! профессионалы знают, что надо уж, по крайней мере, не на своей собственной кухне общаться с подпольщиками!) Семанов опустился со своего фронтового уровня — формально открытого, даже с «законной властью» повязанного! — на другой. На криптоуровень, в подпольное православие, где шла тайная война не в защитных, как у спортивных фехтовальщиков, конформистских масках русских клубов («Мы за советскую власть, а только хотим, чтобы она была нашей, русской!), а реально насмерть. И где человек рисковал действительно головой: не в самом худшем варианте всего лишь партвыговор получить и с поста с правительственной вертушкой слететь, а в ящик сыграть или получить срок концлагеря лет в пять или восемь — православных не миловали. А не зная броду, Сергей Николаевич, не лезь в воду. Ты нам ведь так нужен был на предназначавшемся тебе высоком посту.

Три мощные фигуры русских властителей дум Александр Солженицын, Олег Платонов и Сергей Семанов не дают нам, русским, впасть в уныние. С такими столпами духа мы удержим национальное сознание.

4. Не швыряться своими соратниками

Но оперилась и встала на крыло и более молодая смена русских властителей дум. Владимир Григорьевич Бондаренко — из второй смены «русских клубов». И я думаю, он сегодня несомненно ведущий наш русский литературный критик. Его книга «Крах интеллигенции» (— М.: Палея, 1995) стала самым заметным явлением в русской духовной жизни. Это очень цельная и полезная книга. Ее стоит почитать каждому русскому человеку. Прекрасные статьи «Нам нужна Великая Россия», «Ответственность нации» и «Да, я — контрреволюционер» открывают книгу. После «Краха интеллигенции» он выпустил еще целый ряд интересных книг и ярких статей. Одна его недавняя беседа с Олегом Анатольевичем Платоновым «Русское мужество — вот что нам нужно!» (газета «Завтра», № 43, 2004 г.), в которой поднят ряд самых серьезных проблем русского национального духа, уже заслуживает того, чтобы этого литературного критика читатель полюбил всерьез и надолго.

Нам лично может кто-то очень нравиться, а кто-то очень не нравиться. Владимир Бондаренко, например, сейчас «конвергентно» из номера в номер газеты «Завтра», прославляет «великого русского (?) поэта, Нобелевского лауреата Иосифа Бродского». Ничего все же не имею против! Все, например, уже давно согласились с Бондаренко, что Осип Мандельштам — выдающийся русский поэт. А Бродский? о вкусах не спорят, хотя по-моему Бродский лежит не в русской, а в сугубо каббалической традиции! но вкусы, вкусы!

И несет, несет еще иногда увлекающегося критика! Вот и теперь из статьи в статью в довольно пренебрежительных выражениях походя пинает самоотверженного русского поэта и публициста Валерия Хатюшина, противопоставляя его Юрию Кузнецову. Однако со своими страстными книгами русских стихов и не менее страстными политическим памфлетами Валерий Хатюшин для формирования русского самосознания сейчас больше делает, чем все усопшие «мэтры» Юрии Кузнецовы вместе взятые. Я никак не принижаю Юрия Кузнецова. «Мэтр», он и есть «мэтр». Сам с ним рядом много выступал, и подтверждаю — он был стоек. Он был в молодости сильно повязан на «них». Начинал с подражаний Вознесенскому. Но под влиянием Кожинова, которого он выбрал себе в духовные наставники (Кожинов и «раскручивал» его в прессе), когда в «их» журналах его перестали печатать, пришел в «Наш современник», стал членом редколлегии. Для творчества Юрия Кузнецова был характерен специфический мифологизм, в котором главенствует «антисоборность». В. Виниников в газете «День» (2004, № 11), которую редактирует сам В. Бондаренко, совершенно точно пишет: «“Мы” для поэта попросту не существовало, неминуемо разделяясь и распадается на бесконечно далекие друг от друга “я” и “Они”».

Но каждому своя ниша в русском движении, и все это можно, если не принять, то как-то понять. Однако опасно делать из «антисоборного» и не канонически православного Юрия Кузнецова нового русского классика. Я понимаю, что это делается как-то уже само собой. Мы нашли точку соприкосновения с «ними». Крайний «индивидуализм» Юрия Кузнецова оказался «им» по вкусу, и они готовы его признать, радуясь, что русские, поднимая на знамя Юрия Кузнецова, тем самым сами как бы подрывают краегольный камень русского духа — его «соборность». Ради этого можно, мол, простить Юрию Кузнецову и то, что он обретался в обществе рьяных «русских националистов». «Они» готовы теперь даже смириться с тем, что Юрий Кузнецов был знаковым членом редколлегии ненавистного им журнала «Наш современник». Но мы — то должны все-таки и понимать, почему на Юрии Кузнецове мы с «ними» сошлись. Понимать должны, и что ортодоксальным русским «соборникам» Юрий Кузнецов не должен нравится. А Бондаренко из статьи в статью грубо «кусает» Хатюшина… за покойного Юрия Кузнецова, словно тот на непререкаемого классика ополчился. Ну, что-то там сами поэты не поделили. Разные взгляды не только на принципы стихосложения. Хатюшин, как христианин, конечно, более каноничен. Но это внутренние дела. И тот и другой — русские поэты. Это четко видит, например, популярный народный артист России Игорь Иванов, который заканчивает свои большие концерты двумя ударными спаренными песнями модного сейчас и у нас и на Западе композитора Леонида Тимошенко — «Генерал» на слова Юрия Кузнецова и «Две жизни» на слова Валерия Хатюшина. Так сама русская жизнь этими спаренными песнями оказалась дальновидней энергичного нашего властителя дум, литературного критика.

Но это замечание я делаю, повторюсь, только потому, что считаю, что Владимиру Григорьевичу Бондаренко, раз теперь дано говорить от всех, русских, то и спрос с него особо придирчивый. Ведь к нему прислушиваются!

5. Нам есть о чем поспорить. «Меньшее зло»?

И теперь я перехожу к самому трудному и тяжелому разговору для всей нашей темы.

В течение целого столетия — с 1905 года — иудейская химера по имени большевизм, профинансированная мировой закулисой (американским еврейством во главе с банкиром Шиффом и Ко — жена Троцкого «Седова» принадлежала через банк Леб и Ко к этому банкирскому пулу) и даже немецким генштабом, атаковала и крушила созданную русским народом Великую Мировую Империю по имени Россия. Нам навязали гражданскую войну, нас уничтожали целыми сословиями. Нас лишили традиционной веры Православия.

Над нами, русскими, «они» глумились, как только хотели. В этих условиях русское национальное движение вынуждено было, чтобы спасти свою духовность, свою русскую нацию, поставить на консолидацию всех русских сил — равно хоть под Богом, хоть под Дьяволом. Мы решительно выносили за скобки, откладывали «на потом» все футурологические планы и все предложения на будущее — все теоретические разговоры о характере государственной власти и том духовном пути, который мы изберем после того, как скопом, усилиями и правых и левых, и социалистов, и либералов, и монархистов освободимся таки из тенет Химеры. Главное было одно — выжить и перебороть иудейскую Химеру.

Господь внял нашим мольбам и был благосклонен к нашим усилиям. Навязанным нам уродливый иудейский «коммунизм» приказал долго жить. Но Химера приняла другой, нынешний облик. Я не оцениваю однозначно в черном или белом свете советскую власть — повторюсь, нелепо отрицать, что у нее были не только великие утопические загибы, не только звериная «кавказская» жестокость, но и свои социальные достижения. Утопия чего-то и добилась. Советский Союз стал, как Россия, Великой Мировой Державой. Но теперь даже и СССР нет. Одна Химера.

Мы дошли до крайности. И все это начинаем понимать* Валентин Григорьевич Распутин высказывается в интервью «Литературной газете» (сент. 2004, № 35): «По сути, мы повторили 1917 год. Безрадостная картина. Нельзя было произносить русское имя, жили с обдерганной историей, философией и литературой… Сегодня многие из “них” если не ужаснулись делом рук своих, то достаточно отрезвели. Но что же дальше? Пока я вижу одно и полностью уверен в этом, что дело дошло до края. Знаю и другое: если дело дошло до края, то по всем законам начинается обратное движение. Ведь как было после Октябрьской революции? в своей размашистости в деле “классовой” борьбы дошли до края, дальше идти было куда, священников уничтожили, мужика согнали с земли и втоптали в тундру, интеллигенцию “перевоспитали”, как, каким образом началось обратное движение? Многие говорят, что нас спасла Отечественная война. Как ни парадоксально это звучит, да, в какой-то мере спасла, потому что срочно пришлось возвращать многие гонимые ценности, в том числе церковь».

Но на новую Отечественную войну, — а все идет к тому, что нам придется на нее выходить! — надо знать четко — идти в союзниках с кем и против кого. И, главное, куда идем? Это надо серьезно и ответственно обсудить. Назад к «имперцу» Сталину? Назад к Народной Монархии (по Солоневичу)? К скандинавскому «социализму с человеческим лицом»? Или все-таки избрать свой Русский самобытный путь?

Давайте же обсуждать. Я заранее оговариваюсь, что, несмотря на весь свой полемический задор, в этом разделе только размышляю. Предлагаю, но никоим образом не навязываю свое мнение и с радостью готов выслушать более мудрых оппонентов. Ибо тут еще спорить, спорить и спорить.

Начну — с еще потерпеть «меньшее зло».

Сергей Семанов с одобрением цитирует в своей книге большой кусок из книги «Евреи, диссиденты и еврокоммунизм» (— М., 2001 г.) активного члена редколлегии «Нашего современника» Сергея Кара-Мурзы. Кара-Мурза же пересказывает выдающегося современного русского православного писателя Леонида Ивановича Бородина:

«В 1995 г. Я ехал из Вологды в Великий Устюг в одной машине с писателем Л.И. Бородиным. Он тоже был известным диссидентом-патриотом. Человек несгибаемый и цельный, много лет отсидел за свои убеждения и ни разу не поступился ни ими, ни обыденной совестью. Он и в машине рассказывал об этом своем опыте — не мне (?), но при мне. Его много лет “вел” один и тот же следователь КГБ, и время от времени между ними происходили принципиальные беседы. Л.И. Бородин объяснял следователю, что руководство КПСС ведет дело так, что власть рано или поздно перейдет в руки антисоветских сил, которые в то же время будут радикально антирусскими. И поэтому он, Бородин, и его товарищи считают своим долгом бороться с КПСС. На это следователь ему отвечал так. Он и его товарищи, поставленные охранять безопасность СССР, и сами прекрасно видят, что руководство КПСС ведет дело так, что власть рано или поздно перейдет в руки антисоветских сил. Они, работники КГБ, пока не знают, как это можно предотвратить, какова стратегия и тактика противника. Но они наверняка знают, что плотину надо охранять до последнего, и, если позволить таким, как Бородин, проковырять в плотину дырку для небольшого ручейка, она рухнет гораздо быстрее. Тогда заведомо не хватит времени подготовить линию обороны и спасти положение. Поэтому он Бородина, который не прекращает своих попыток…» Ну, и т. д. и т. п.

Следователь КГБ здесь работает по коварной схеме «меньшего зла» — по отработанному в ГБ «бобковыми» заману: с обычной совершенно типовой «идеологической подсадной уткой». Входит в доверие к подследственному, изображает из себя чуть ли не соратника. Страшно сочувствует борьбе русских патриотов с антирусскими силами. И затем бьет по самому больному месту — вот вы советскую власть разрушаете, а, значит, приближаете торжество антирусских сил. А вы подождите, вы пока советскую власть поддержите, а мы, тоже как вы, свои русские люди в ГБ, сейчас еще не знаем что, но «вдруг» что-нибудь придумаем. Это следователь-то подследственному — под записываемую следствием фонограмму!

Дешевка дикая. Но на нее клевали и люди довольно сильные. «Наш современник» недавно публиковал под рубрикой «из архива» и с пафосом «вот даже белоэмигранты признали потом достоинства советской власти» туфту — некие письма из Гулага знаменитого антисоветчика Дивнича.

Евгений Иванович Дивнич, сын царского офицера, погибшего на фронте, блистательно окончивший в 1928 году на территории Югославии русский кадетский корпус. Он весь отдается борьбе с ненавистными Советами. И с 1934 по 1940 год председатель правления НТСП, переименованного впоследствии в НТС — знаменитый антисоветский Народно-Трудовой Союз. При освобождении Югославии он был арестован, осужден сталинским судом и затем «обработан» именно вот по такой же коварной апробированной схеме ядовитой «идеологической подсадной уткой». Он умер в г. Иваново 11 ноября 1966 года. Сразу после его смерти газета «Голос Родины», тогда негласно принадлежавшая КГБ, напечатала серию его статей (№№ 68–71 за ноябрь-декабрь 1964 года и №№ 57, 79) с общим пафосом «Почему я пересмотрел свои взгляды» и «Клеветникам России». В 1968 году якобы в Нью-Йорке в туманном издательстве «Соотечественники» была напечатана его книга «НТС, нам пора объясниться», якобы пересланная супругой покойного. Я не причастен был к этой контрпропагандистской акции. Но книгу эту я держал в руках, и меня, помню, поражало, насколько это была «клюква». Даже стихи особо доверенного обладателя личного телефона шефа КГБ Андропова подкормленного вертихвоста и присяжного поэта Евгения Евтушенко вставлены. Бедный, бедный полковник Дивнич — неужели он в лагере так перевоспитался, что полюбил Женю Евтушенко?

Но Бог с ним, с покойным Дивничем. До чего мы сами, русские националисты, наивны, если даже Семанов соглашается с Кара-Мурзой на «меньшее зло»:

«Если не знаешь общего средства спасения, то хотя бы оттягивай момент — катастрофы — не позволяй размывать плотину. Может быть, за выигранное тобою время кто-то найдет выход».

Кто-то найдет? а пока, мол, «меньшее зло» Зюганов? но я знаю, что сам же Сергей Семанов считает Чичикова-Зюганова с его «мертвыми душами» полностью сыгранной фигурой. Моисей водил евреев сорок лет по пустыне, прежде чем вывести в Землю Обетованную. Зюганов десять лет оппозицию по пустыне коллаборационизма уже отводил. Что ждать пока все сорок набегут? Еще тридцать лет на КПРФ надеяться? да помрет ведь раньше Моисей Зюгановой русский народ с носом оставит.

6. Нам есть о чем поспорить. Спасет ли нас неосталинизм?

Другой и опять же построенный все на том же принципе «меньшего зла» путь нам мерещится в «неосталинизме».

Но спасет ли нас сегодня «новый Сталин», даже если и без кавказского акцента? Мне, кажется, что мы делаем весьма неоднозначное дело, начав в сиюминутных целях завертывать в сталинскую обложку определенные свои национальные, имперские и антисионистские идеи. Мифологизировать Сталина уже давно цытается моя любимая «Молодая гвардия». И первым в этом согрешил на страницах журнала «Молодая гвардия» блестящий публицист и умелый романист Владимир Успенский в своем нескончаемом и весьма популярном романе «Тайный советник вождя». Именно благодаря Успенскому, который сделал в своем романе Сталина близкой нам, русским, фигурой — вождем, якобы чутко прислушивающимся к своему «тайному советнику» — убежденному русаку с белогвардейскими корнями, произошел определенный поворот в отношении к Сталину у русских националистов. Но, хотя в основе романа «Тайный советник вождя» и реальность — Сталин умел советоваться и были у него такие «тайные советники». И вообще он к «белой гвардии» был неравнодушен, почти ни одного спектакля «Дни Турбиных» не пропускал. Маршала Бориса Михайловича Шапошникова, — царского полковника, — безумно любил, сделал начальником Генштаба в самые трудные первые годы войны. Но в романе «Тайный советник вождя» Сталин уже настолько «русифицирован», что мифологически превращен в бесстрашного древнерусского витязя, борющегося с «хазарской» нечистью, то есть с витязем Жидовином.

Читатель «Молодой гвардии» полюбил такого Сталина, и в журнал стали стекаться материалы, поддерживающие концепцию Успенского. Но все-таки такой Сталин, я убежден — всего лишь великий «молодогвардейский миф». Желанная сказка, возникшая из тоски современного русского читателя по своему вождю. Роман выдержал много изданий и побил все рекорды популярности. Куда даже Пикулю до Владимира Успенского! но миф вовсю продолжает раскручиваться.

Теперь усердно славит Сталина уже и газета «Завтра», отдавая целые полосы перепечаткам старых выступлений Сталина под аршинным лозунгом «Мы — сталинисты». В передовой статье, озаглавленной «Сталин — здесь и сейчас!», эта газета прямо рыдает: «Скоростной экспресс под названием «Русская история» после томительной ночной остановки дернулся… Управляет — таинственный машинист. Его фигура, мундир и фуражка до слез знакомы нам всем. Неужели это он? Да, Сталин вернулся».

Газета не стесняется — творит миф без зазрения совести, без малейшего здравого смысла. Но после того, как перестаравшимися «дерьмократами» на сброшенный еще двуличным Хрущевым монумент Сталина за еще более двуличную и подлую «перестройку» было вылито столько дерьма, что он чуть ли не с головой в нем потонул, то вполне естественна обратная реакция.

Да и про себя лично скажу, хотя лично никогда Сталиным не восторгался: Бог миловал — ни при жизни его, ни после не одной оды, не одного гимна ему не написал. Держался. Но с возрастом стал лучше понимать, каким характером и силой Сталин должен был обладать, когда в 30-х годах практически в одиночку остановил «их сатанинский шабаш». «Они» ведь к этому времени на троцкистско-ленинских дрожжах уже и всю великую русскую историю перечеркнули, и русскую нацию на положение самой презираемой перевели. И в стране ввели целую кастовую лестницу по классовому происхождению. Причем, для себя любимых, как якобы для прежде «угнетенного народа» (все равно «угнетенного», даже если ты сын раввина, заправилы-банкира или богача-миллионщика), отвели высшую ступеньку классовой иерархии. А для русских низшую — положение париев, которым по множеству «социально-классовых» ограничений не положено было ни учиться в институтах, ни занимать «номенклатурные» должности. Вообще было ничего не положено — только «безмолвствовать» и слушать раболепно «их» и отсиживать в «концлагерях» за лишнее слово и за пришитый «антисемитизм». И весь этот хитро выстроенный «классовый» механизм угнетения коренного населения Сталин одним махом сломал своей Сталинской Конституций 1936 года, по крайней мере, формально уравнявшей всех в правах. Да еще сразу после Конституции устроил 1937-й год, сильно «их» верхушку почистивший. Они ведь до сих пор не могут опомниться, все стращают себя 1937-м! Все пугают всех Сталиным.

Но общественное мнение, как маятник. Когда слишком перегибают, слишком уж чернят и лгут на Личность, то маятник, сначала растерянно зависнув, потом резко начинает идти в обратную сторону — люди верят уже в противоположный миф. Вот теперь «Завтра» и заливается: «Отец народа… продлил русскую историю… Посему олигархи и их приспешники (?? — ну, как же не сагитировать возлюбленных олигархов? — А.Б.) должны ежечасно припадать к иконе «Святого Иосифа». Представляете сладостную картинку, как Чубайс с Абрамовичем целуют икону Сталина на глазах народа. Какое трогательное единение?!

Дальше того хлеще: «По свидетельству очевидцев, последнее слово, сказанное Сталиным на смертном одре, было слово «Бог». Жестом он указал на икону Спасителя, висевшую у изголовья»; «По данным Русской православной церкви, в России нет храма, где бы прихожане не подавали регулярно поминальных записок за упокой Сталина».

И опять «закатная» декадентская патетика: «Мы все напряженно вглядываемся в прошедший век, ища там разрешения страшных вопросов современности. И мы видим там не Витте, не Столыпина, не Бухарина и не Троцкого. Не Ленина и Николая Второго. Мы видим там сына крестьянина (?) Тифлисской губернии, ставшего единственным точным выразителем грандиозной в своих порывах и прорывах «русской идеи»: «Он не красный и не белый. Он — пророк русского предназначения — будет восприниматься как основоположник, как Цезарь русской истории. Быть может, в глазах далеких потомков нашу историю начнут отсчитывать от Сталина».

Теперь понятно, куда автор гнет? Русских отсчитывать от Сталина. Вот где цель «завтрашней» просталинской мифологии. Газета цинично педалирует: «Мечта о будущем пространстве и ненависть к дряхлому миру, дерзновение и вдохновение — это и есть русскость. Сталинская эпоха несла в себе этот мессианский заряд».

В этом декадентском бреде, который верим, вполне может разделить Чубайс и дать под него финансовые средства, подло забыто, стерто самое происхождение и предназначение русской нации как «новозаветной», призванной отстаивать родниковое учение Христа против иудейского «Ветхого завета». Сакральный смысл подменен декадентским словоблудием. «Мессианский заряд» модернизирован и цинично перенесен, из XIII века с «Москвы — Третий Рим» в век XX на большевика Сталина.

Газета рыдает: «Сталин вернулся. Да он и не уходил вовсе. Оформление континента (это уже из «глобалистской лексики», возлюбленной Чубайсом — А.Б.) продолжается. Россия то ли в смертельной агонии, то ли в родовых муках…»

Чубайсовскую империю рождает что ли? Империю, где название «русский», может быть, чудом и сохранится, но как имя совершенно другого азиатского народа с раскосыми глазами и кривыми ногами? К этому ведь «Чубайсы» и все остальные «глобалисты» Россию усиленно готовят — и я расскажу, предупрежу с цифрами в руках, как это делается, на последних страницах этой книги, в «резюме».

Пока же только разведу руками: зачем же так со Сталиным-то? Вытащив из «дерьмократического дерьма», его сложную, противоречивую фигуру теперь снова пытаются макнуть — еще и в «глобалистское» (= сионистское дерьмо). Неужели Проханов наивно не понимает, что под флером «закатных» декадентских стенаний пожарно-красным шрифтом печатает в своей газете?

Я понимаю, что сама наша беспросветная жизнь вызывает эту потребность в мифах. И я вполне готов принять две статьи в книге серьезного русского историка и последовательного русского националиста Семанова в книге «Русско-еврейские разборки», которые заманно-программно названы — «Постижение Сталина» и «Сталин. Уроки наследия», потому что в этих статьях Семанов выбирает в наследии Сталина то, что нам нужно. Что нам нужно в опыте Сталина!

Но однако боюсь, наши русские отцы в гробу бы перевернулись, узнав об оголтелом «завтрашнем» волшебном возрождении культа личности Сталина. Миф нации всегда нужен и полезен. Нация не может жить без своих мифов. Но газета «Завтра» явно вульгаризировала умный молодогвардейский сталинский миф. Гнет уже совсем не туда.

Но надо ли задним числом идеализировать именно тяжелую дубину с кавказским акцентом?! Менталитет у Правителя нашего должен быть прежде всего свой, то есть русский.

Да, Сталин в Великую Отечественную войну ухватился за почвенничество. Но поглядим в глаза правде — он же шкуру себе и большевистской партии спасал. А едва война закончилась, как он сразу же расстрелял «Русскую партию внутри ВКП(б)». От этого жуткого факта про «Сталина — русского патриота» не уйдешь.

А до этого ведь не Ленин, а он, увы, он родимый — сколько он одним только «раскулачиванием» натворил! Под корень безжалостно снес русское крестьянство?! Можно, конечно, теперь задним числом его как-то оправдать, обратив внимание на то, что «раскулачиванием» занимались тогда «ихние» кадры». Что это «они» бросились добивать русское крестьянство, а Сталин в своих статьях даже пытался их поправить, удержать от перегибов. Но разве он не знал, с какими своими «кадрами» имеет дело. Какую сатанинскую нечисть посылает в деревню проводить «коллективизацию»?!

На Сталине во многом и тот грех, что было уничтожено русское священство — самый дорогой духовный генофонд русской нации! Не он был зачинщик. Он даже пытался остановить этот ужас. Лично подписывал длинные списки, возвращавшие священников из концлагерей. И говорят, что по той обстановке большего он сделать не мог Но ведь его же именем творилось беззаконие и бесовство.

Нельзя утверждать, будто вслед за русофобами Троцким и Лениным Сталин добивал русскую интеллигенцию. Он и Шолохова лично спас, и Булгакова опекал. Но процесс-то, запущенный Троцким и Лениным шел, и Сталин далеко не сразу — разве только в 1948-м «красную профессуру» остановил.

Ну, а с купечеством? и тут он не помог. Троцкий и Ленин уничтожили под корень, выкорчевали все великое, самое деятельное и предприимчивое русское сословие — русское купечество (Ротшильд признавал, что Прохоровы ему фитиль вставили!). То есть ударили по пассионарным русским людям, лишив нас своей энергичной силы на рынке — разоружив тем самым нас, русских, перед евреями. Но кого из русских купцов спас Сталин?

Может быть, будет не совсем справедливо сказать, что русские нужны были этому Великому Кавказцу только как «механизм» — как «винтики и гаечки» той Империи, которую он создал. Но и это тоже ведь все было. Увы, было в неоднозначной фигуре монументального Сталина.

Я понимаю, очень хорошо понимаю, почему Александр Проханов или Борис Миронов с придыханием вспоминают о сильной руке — даже о сталинской дубине. 1937-й год, когда Сталин «разворошил» еврейство, им по душе. 1948-й год, когда Сталин, борясь с космополитизмом, приказал срывать с евреев маски — раскрывать их псевдонимы «под русских», — им этим симпатичен. Но нельзя же жить по принципу — пусть мы сами в тартарары провалимся, лишь бы евреев кто извел?

Я уважаю мифологическое сознание читателей «Молодой гвардии». Но я безусловно не приемлю огромные полосы «Мы — сталинисты» в газете «Завтра». Переубедите меня относительно Сталина хоть только в одном. Я согласен с Прохановым, что Сталин создал на месте России Великую Державу. Создал! но для кого? и для чего?

Во-первых, увы, не для процветания русского народа. Да, не Сталин разорил русский народ — разруху принесли троцкисты и ленинцы. Но при Сталинской системе русский народ оставался самым нищим, самым обездоленным в «интернациональном» Советском Союзе. Был народом, на который падает основное тягло. Это-то не опровергнуть. Привилегированными, «подкармливаемыми» были совсем другие нации. Прибалты. Среднеазиаты. Но прежде всего — уже тогда жиреющий и спекулятивный Кавказ. А у нас в ядре русской нации Нечерноземье и Черноземье деревни вымирали. Помню, я в 1952-м году шел по деревне в Калужской области с буханкой черного хлеба под мышкой (я был в диалектологической экспедиции, записывал русские говоры), так на меня вся деревня, как на чудо, смотреть выбежала.

Во-вторых, советский монстр еврейского изобретения был создан, чтобы вообще уничтожить русскую культурную цивилизацию, а вместо нее вырастить бездуховный экспериментальный рабочий скот — эти вот самые «винтики и гаечки» (любимый ведь сталинский образ советского народа!). Вырастить некоего безнационального «нового советского человека» — этакого нежизнеспособного гомункулуса, созданного в утопической пробирке. Да, именно при Сталине начались попытки этого гомункулуса русифицировать, по крайней мере, выучить русскому языку. В брежневский «золотой век» эти попытки продолжались. Не вышло — пришлось свалить советского «колосса на глиняных ногах».

Наконец, хотя можно, — особенно в современных условиях ослабления государственной власти! — мечтать о сильной руке, но в здравом уме нельзя мечтать об атмосфере всеобщего страха и подозрительности. А я застал сталинское время и помню, какая жуть пронизывала до костей при одном «не таком» упоминании его имени. Помню, как боялись лишнее слово сказать. Как принудительно все «молились» развешанным и расставленным повсюду, вместо икон, его портретам и скульптурам. Что и этот маразм возвращать?

Так что нужно очень и очень подумать, что нам брать от Сталина, а что отринуть. Нельзя забывать, что Сталин медленно и трудно освобождался от космополитического троцкизма-ленинизма, которым была больна вся верхушка партии. Это очень точно подчеркнул в своей книге о Сталине Сергей Семанов. Сталин до последних дней ведь был не свободен, должен был действовать в рамках утопической «меченосной» идеологии, переступить через которую даже Вождю было еще невозможно. Думаю, что сам Сталин в наших условиях от многих бы своих «чингисханских» методов отказался, даже если его предсмертная покаянная исповедь и его якобы возвращение в лоно православной церкви — только красивая церковная легенда.

Мы, русские националисты, должны всегда очень четко понимать, что можем использовать фигуру Сталина именно и только в рамках молодогвардейского мифа.

7. Нам есть о чем поспорить. Декадентская тоска по Империи?

Газета «Время Новостей» весьма информированного главного редактора В. Гуревича утверждает: «Россия должна в обозримом будущем стать Империей. Эту идею впервые озвучил больше года назад Анатолий Чубайс» (2004, № 231). «Имперский Проект» пропагандирует секретарь по идеологии чубайсовского «СПС» Леонид Гозман. Усиленно подпитывает политологов чубайсовского «СПС», посещающих их совещания, конспиролог (как он сам себя рекламирует) Александр Дугин.

Что за «Имперским Проектом» Чубайса стоит? Какая новая для чужой ему России гадость? на экспертном совещании в «СПС» в декабре 2004 года руководитель группы «Меркатор» Дмитрий Орешкин цинично проговорился: «живо имперское тело, но мертва и смердит штерская душа». И расшифровал свой афоризм, нажимая на кризис русской национальной идеи и прогнозируя, что для России в варианте «Имперский проект» светит лишь стать «глобальной периферией, как Белоруссия для Европы»». То же не менее цинично подтвердил и директор Центра стратегических исследований из Санкт-Петербурга Анатолий Бергер: «К сожалению, пока Россия сможет занять только периферийное место в этой Империи в силу различий в интересах тех государств, которые могли бы войти в костяк такой Империи».

Чужая Империя на месте бывшей России. Вот что планируют Чубайсы.

А как для нее подготовить почву обстоятельно разобъяснил конспиролог «евразийцев» (самохарактеристика) Александр Дугин — теоретик, надо сказать, не без мифологических странностей.

Он постоянно клянется: «По моему глубокому убеждению, в будущее мы проникнем только через верность нашим древним корням, нашей истории, нашему вселенскому предназначению. Без планетарной миссии, возвышенной истины и великой идеи России нет, не было и никогда не будет» (см. «Литературная газету», 2004, № 50). Но эти пышные слова — только прикрытие. На практике Дугин всегда чернил и искажал русскую историю. На деле-то Дугин лихо заигрывает с мировым «глобализмом» (то есть с еврейской глобальной пирамидой Мирового Правительства наднациональных монополий).

Дугин уже теперь договорился до того, что предлагает русским самим отказаться от понятия своей русской нации и вообще… подарить само понятие «нации» Западу. Вот так вот одним махом взять да и подарить «идеологическому противнику» сам фундамент, на котором строится вся сакральная русская идеология.

Со свойственной ему псевдо-конспирологической «чубайсовской» наглостью Дугин разбрасывается антинациональными афоризмами и поносит русскую историю — цитирую по тому же номеру «Литгазеты»: «В России к 1917 году не сложилось ни государства, ни нации». Жуть! Даже его предшественники, сотрудничавшие в белой эмиграции с ВЧК Дзержинского первые «евразийцы», — раскроем уж и эту тайну! — не договаривались до такой благоглупости в угоду троцкистам-космополитам. Еще дугинский перл, противоречащий всем научным теориям этногенеза: «Нации создаются в процессе нивелировки «этносов». В каком-то смысле «этносы» при переходе к нации стираются, рассыпаются, перемешиваются и, в конце концов, уничтожаются». И венчая этот новаторский (предательский?) бред, Дугин, прислуживая на руку Чубайсам, падает на колени перед глобализмом и мировым управителем — еврейством: «Только распад СССР впервые создал в России предпосылки для возникновения и современного государства (Российская Федерация), и современной нации (россияне)». Не надо, мол, даже самоназвания — русские. Это, мол, этническое недоразумение. Все смешаемся, перемешаемся, создадим коктейль под именем «россияне». А еще лучше под более подходящим именем «евразийцы».

В этом заключается жуткий смысл и внутренний пафос всех трудов Александра Дугина. Прикрывая истинные планы своего спонсора — мирового «глобализма» по коварному уничтожению русской нации и превращению русской национальной Родины, русского «своего места» в зону, где командировочные добывают для Запада минеральные ресурсы, Александр Дугин придумывают декорацию для простаков — Империю. Мол, нацию заменит Империя. Он ворует красивое слово Империя и вынимает из понятия Империи его стержень — нацию. Хотя давно известно, что империя без стержневой, державообразующей нации есть ноль — карточный домик, сложенный очередным баловнем судьбы, удачливым завоевателем или политическим шулером, и разлетающийся от первого же серьезного исторического ветра. Империя Александра Македонского, не связанная единой стержневой нацией, развалилась в одно мгновение. А вот Древний Рим простоял на «римлянах» многие века. Второй Рим Византия держалась на «новых римлянах» — принявших православие греках. Москва — Третий Рим (Российская Империя) сколько выстояла на русской нации!

Александр Дугин так нагло и цинично рекламирует глобалистский Большой Проект, будто перед ним сидят неучи и лопухи, которые сразу побегут строить очередную иудейскую утопию. Цитирую: «Место для идеи, для духа, для мобилизующего мифа есть у сторонников Большого Проекта. Место для лжи, вранья и угнетения — у строителей государства-нации».

Евразиец Дугин тут же сам себе противоречит, замазывая откровенно сказанное, надевает маску и пытается изобразить себя русским патриотом: «Вчера еще были сильны позиции чистых русофобов и ультра-атлантистов, которые вообще ничего не хотели слышать о России, о ее возрождении, о нации». Но сам-то, сам-то как старательно пытается даже само слово «нация» в русском употреблении уничтожить, чтобы совсем уж безнациональными манкуртами мы, русские, стали. Жутко читать дугинскую ядовитую, как талмудический яд, перевертышную мешанину.

И поразительно — наш пострел везде успел! — тут же присоединился к фальшивым «имперцам» Чубайсу и Дугину коллаборационист Зюганов. Он и здесь спешит прислониться.

И он, вторя Чубайсу и Дугину, жонглирует «Большим Пространством и доктриной Имперской Самодостаточности». Он даже подленько цитирует В.А. Грингмута, естественно, забывая или труся сказать, что тот был одним из вождей и теоретиков Союза Русского Народа и прославился в каждом русском доме «Руководством черносотенцу-монархисту».

Зюганов финтит и передергивает. Он уверяет: «Вспомним: в XVIII–XIX веках на смену религиозно-мистической геополитической доктрине пришел ее светский, имперский вариант». А аргумент светскости: мол, «Петр I, при поднесении ему именования сенатом и синодом титула Императора Всероссийского в 1721 году продемонстрировал ясное понимание преемственности России по отношению к Византии. Принимая этот высокий титул, он сказал: «Надлежит Бога всею крепостью благодарить; однако ж, надеясь на мир, не подлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с Монархией) Греческою». Зюганов будто не видит, что титул освящается православным синодом. Не замечает Бога в этом высказывании Петра. У Петра Первого дурная слава в православных кругах, при жизни его в народе именовали Антихристом. Зюганов это знает. Но как фальшь-большевику не поиграть Антихристом?!

А главное, Зюганов не понимает сути — того, что самодержец по русским понятиям прежде всего соборник. Да и странно было бы для русских иное. При русских исконных традициях иметь над собой царя — значило поставить помазанника Божьего, осуществляющего соборную власть. Но нет, Зюганову нужно протащить «светскость», чтобы как-то оправдать сатанинский шабаш 1917-го года.

А затем он и вовсе начинает путать, сталкивая Н. Данилевского с В. Грингмутом, утверждая, что их идеи якобы боролись, хотя это разные исторические этапы все одного и того же славянофильства (у Данилевского середина XIX, а у Грингмута уже начало XX века). Но самое забавное, что все это затем лихо выводится Зюгановым к модному И.В. Сталину: «Сталинская модель в ее полном развитии как раз и явилась исторически выстраданным синтезом двух извечных русских геополитических подходов. Имперского — с его идеей государственной самодостаточности. И панславистского — с его идеей славянского Большого Пространства».

Но у Владимира Андреевича Грингмута-то, — хотя сам он сын выходца из Германии, родившийся в Москве, закончивший филологический факультет Московского университета, и в 1876 году принявший «по Определению» подданство и православие, — сомнений не было: «Империю образует русская нация»; «Тогда она будет в качестве верховного, могущественного судьи в буквальном смысле «диктовать мир вселенной»… Власть будет покоиться в руках России, прочно и несокрушимо утвердившейся в обеих половинах своей империи и претворившей их в одно великое, не европейское и не азиатское, а православное, самодержавное, русское целое с богатою, своеобразною культурой». Русское целое — здесь ключ ко всему остальному. Зачем же извращать Грингмута? Еще раз повторю: «русского человека по Определению».

Путаная и фальшивая «геополитическая» статья вечного перебежчика Зюганова опубликована в газете «Завтра» (2004, № 52) под заголовком «Великий русский патриот Сталин». И тут ведь надо успеть примазаться, раз фигура Великого Кавказца всплыла, вошла в мифологическую моду, хотя уж на «сильную руку» сам-то Зюганов меньше всего похож. Потрафить тем и этим. Поманить «фигой в кармане» разные слои населения. Прислониться туда, прислониться сюда; утащить со стола кусок тут, утащить там и смешать все в эклектическую ржавую жижу, в которой утопить всю оппозицию и все протестное движение. Вот суть «зюгановщины». А туда же — Империя, Сталин!

Гораздо искреннее в играх с Империей писатель Александр Проханов. Он играет в «последнего солдата Империи» давно и прочно — еще с советского времени, когда считался «соловьем Генштаба» и воспевал, вполне в романтическом декадентском стиле, «стальные города» и колоссов из бетона и стекла. Ну, и естественно, горячие жерла орудий, которые по этим городам торжественно бьют.

Он как художник мало изменился с советских времен. Разве что «стальной солдат» теперь ударился в закатную тоску и в мечту о романтическом возвращении в былые, уже кажущиеся ему былинными советские времена.

Основная идея, красной нитью проходящая через все современное творчество Проханова — даешь возрождение Империи любой ценой. Не важно даже, какая это будет империя, какого цвета. Чубайсовская? Дугинская? «Евразийская»? Мусульманская? Все цвета годятся. Важно одно, чтобы возродилась Империя. В своей борьбе за Империю Александр Проханов не удержим и готов на все. Хоть с Чертом, хоть с экстремистским Кавказом побратается и расцелуется — все ради Империи. Но тоска по Империи теперь превратилась у Проханова уже в чистый декаданс, соревнующийся со знаменитым «Закатом Европы» Освальда Шпенглера.

Кто помнит, прохановская газета «День» теоретически зачиналась на «дугинщине». Александр Дугин тогда был авторитетным членом редколлегии и печатал в «Дне» установочные теоретические, извиняюсь, «конспирологические» статьи. Потом в «Завтра» пути Проханова и Дугина разошлись. Дугин нашел себе более богатых покровителей. Но похоже, что «Завтра» полностью так и не излечилась от ядовитых испарений «глобальной дугинщины».

В публикации «Круглый стол» в редакции «Завтра» — Россия: конфликт идеологий?» (№ 40, за октябрь 2004 г.) Александр Проханов без обиняков объявляет: «Сегодня в российском обществе существует четыре идеологии. Это, условно, “белая” идеология, имперско-православная, на которую мы натыкаемся, например, в виде двуглавого орла, висящего, где нужно и не нужно. Это “красная” идеология, идеология левая, которая у нас имеет советские корни. Это идеология либерализма, победившая в начале 90-х годов (так Проханов скромно обзывает идеологию Чубайса — победившего и оккупировавшего Россию еврейства — А.Б.) и как новация, идеология “Огненного ислама”».

«Можно даже, сказать, что, ислам, который всегда был для России периферийной идеологией, активно выходит на передний план, демонстрирует впечатляющий потенциал развития и, не исключено, станет здесь доминирующим», — итожит Проханов.

По Проханову будущее нашей страны «создается через вымирание великого русского народа (??), создается в атмосфере террористических актов и геополитической экспансии США, Китая, исламского мира».

Проханов однако считает, что есть в этом и свои плюсы: «Россия в ее нынешнем состоянии, как никогда готова к созданию мегаидеологии. Разумеется, это будет имперская идеология, которая должна быть значительнее, интереснее, оснащеннее, чем идеология двуглавого орла. Разумеется, она будет нести на себе отблеск красной империи, советского периода нашей истории, который сегодня все больше привлекает к себе художников, политиков, интеллигенцию и, самое главное, возвращается в народные массы». Вот так ничтоже сумняшеся рубит стальной солдат Проханов наотмашь голову «двуглавому орлу». Рубит тысячелетнюю историю России русский человек Проханов.

Итак, если поставить точки над «и», то Проханов, похоже, прогнозирует переиздание имперской власти на мусульманской доминанте. Он вдохновенно причитает: «выбор невелик: либо мы бесславно почием в Бозе, либо в результате синтеза возникнет некая суперидеология».

И в унисон к нему высказываются все приглашенные авторы «круглого стола» (трогательное единодушие, как при советской власти!).

Весь круглый стол «Россия: конфликт идеологий» пронизан закатным декадентским Апокалипсисом. Авторы расходятся лишь в сроках, когда Россия окончательно развалится: — «Да, до обрушения системы осталось два-три года, не больше» — «Россия подходит к роковому порогу своей истории. Наша цивилизация достигла критического возраста — 1200 лет (этот рубеж считали критическим и Леонтьев и Шпенглер). И никаких гарантий того, что существование России продлится еще сколько-нибудь значимое время нет». А что будет после? «Европе придется выбирать между исламом и социализмом. Скорее всего, она выберет последнее, и нынешний Евросоюз станет новым СССР». Итак, на месте Европы — новый СССР. На месте России — «Мегаидеология омусульманенной сверхимперии». Круто! но Проханов любит крайности. Вся его газета — одна крайность.

Что за этой крайностью? Идеологическая капитуляция от безысходности? Продуманная сознательно линия на передачу русских окопов другим? я не берусь так вот однозначно ответить. Проханов всегда слишком художник, слишком склонен к провокационному эпатажу, чтобы его «контраверсы» наивно принимать за чистую монету.

В «Завтра» как политической газете всегда слишком много художнической игры. «Завтра» развлекается этой игрой и развлекает своего читателя неимоверными положениями. Причем, из каждого овоща свой супчик по вкусу определенной читательской прослойке. Этот номер для одной идеологической «страты» (а проще, группки населения, с тоски по былому покупающей «Завтра»). Следующий — для совершенно противоположной.

«Завтра» может сегодня напечатать прекрасную, всё разложившую по полочкам статью Николая Анисина «КПРФ: кто победил?» (№ 33, август 2004 года). О том, как руководство КПРФ во главе с Зюгановым само нарочито пестовало «тюфяков», вроде «подельника Горбачева» всем известного Николая Рыжкова, отдав ему сразу ставший беспомощным Народно-патриотический союз России. Как ставило во главе думы предателей Ивана Рыбкина и Геннадия Селезнева, которые сознательно парализовали все патриотическое движение и лизали брюхо Ельцину. Как «ломали через колено» первого секретаря Курского обкома КПРФ Михайлова, дабы обеспечить трусу Руцкому место Курского губернатора.

Читаешь Анисина, и кажется всё — наконец-то, лучшие силы в «Завтра» опомнились — понимают, что пора незамедлительно организовать Чичикову-Зюганову здравого преемника — русского не только по крови, но и по Высокому Духу Бойца.

Но приходит следующий номер и от «Завтра» вдруг несет заправдашным партийным маразмом худших советских дней. Будто, не «Завтра», а заскорузлую «Правду», вынутую из гроба, брезгливо держишь в руках, когда в № 37 за 2004 г. Видишь гнуснейшую, как зажеванная жевательная резинка, статью Геннадия Зюганова «Еще раз о партийной литературе». Ну, прямо Ленин встал из стеклянного гроба, а не Чичиков. Только вот без штанов. Статья насквозь из мерзких ленинских штампов и подобострастных гимнов Ленину. Чичиков заодно воспевает Бондаренко: «Разве не вносит вклад в нашу справедливую борьбу работа критика Владимира Бондаренко “Красный лик патриотизма”?» и — уж конечно, поет оду самому Проханову: «Недавно вышел в свет роман Александра Проханова “Крейсерова соната”, писателя, который все эти годы был с нами, идет в наших рядах, выпускает патриотическую, антибуржуазную газету “Завтра”. Книга написана художником, находящимся в левом спектре. Она является важнейшей частью “левого марша”, нашей политической философии». Нашей, то есть зюгановской? Ну, если, Александр Андреевич, ты дожил до философии коллаборациониста Зюганова, то я тебе не завидую… я понимаю, что похвалы принимать всегда лестно. Я не вижу ничего дурного даже в том, что они у тебя в твоей собственной газете напечатаны. Еще в некрасовском «Современнике» тоже так всегда поступали. Сами себя хвалили. Ведь во вражеском издании тебя уж точно не будут хвалить. А нужные оценки своим читателям донести как-то надо. Но в данном-то случае, приглядись ты трезво — какая цена этим похвалам. Похвалы от Иуды?

Но ладно с игрушками вокруг пустой фигуры нового Чичикова читатель у «Завтра» — не дурак, сам разберется.

Гораздо тревожнее, когда игрушки в «Завтра» идут с «Огненным исламом».

Было в мировой истории, что создавались Империи на крови. Ленину свой народ было не жалко. Он видел в России только опытное поле, только костер, головешкой от которого можно разжечь Мировой Пожар. И Сталин, увы, на крови создал Великую Империю. Однако мы-то, русские, должны прежде всего думать о своем народе и своей стране.

И я с ужасом читал набранную крупным жирным шрифтом «установочную» передовую статью газеты «Завтра», № 36, за сентябрь 2004-го года. Что в ней сам — своим пером! — Александр Проханов пишет? Дословно цитирую: «Красавица-чеченка бесстрашно идет умирать, демонстрируя “дух” религиозной веры, священной мести, народной жертвенности, каким в советское время обладали Зоя Космодемьянская, Любовь Шевцова, Лиза Чайкина. Вы можете выставить в “Домодедове” тысячу чутких собак. Она пронесет гексоген в своей женской утробе и там взорвет, схватив зубами провода самолетной розетки. Она закачает пластид себе в груди и на высоте десяти тысяч метров отрежет себе полушария, взорвет, как атомную бомбу».

Газета вышла в дни, когда весь мир содрогнулся от операции красавиц-чеченок в Беслане, когда они захватили школу и в спину расстреляли более тысячи детей. Неужели Александр Проханов не понимает, что даже такому яркому публицисту и бойцу, как он, слова надо подбирать осторожно, когда «тешишь» Мусульманского Экстремистского Зверя? Сравнение террористок с Зоей Космодемьянской, Любовью Шевцовой и Лизой Чайкиной кощунственно. Те взрывали фашистских солдат, а эти — детей. Да перекрестись, Александр Андреевич, прежде чем такие вещи писать. Я понимаю, что ты хотел поддать жару, подогреть памфлетный пафос. Но не до потери же своего русского сознания.

Популярный русский прозаик, одна из звезд «московской городской прозы» Александр Проханов, частично пожертвовав творчеством (он и сейчас пишет талантливые и популярные книги, — когда только успевает, но ясно, что газета занимает у него львиную долю времени!), отдался политике. Буквально из ничего сделал очень острую, бесстрашную массовую газету «День». Затем, когда «День» Ельцин запретил, возродил его в «Завтра».

Теперь Проханову приходится вертеться. Кроме красочных идей, которых у Проханова-художника всегда было навалом, газете нужна еще и совершенно прозаическая финансовая подпитка. Я все понимаю. Я понимаю, что держать такую газету, как «Завтра», на плаву не просто. Я не вижу даже ничего страшного, что Проханов ездил брать интервью у Березовского, о чем все с негодованием вопили. Для газеты это был убойный материал.

Но как понять, когда «Завтра» вдруг языком и набором аргументов, под копирку слизанным из активно проеврейской газеты «Время Новостей», где главным редактором либерал Владимир Гуревич, начинает пугать Президента тем, что, если посадят Ходорковского, то, мол, пошатнется президентская власть? Статья «Провокация против президента» (2004 г., № 37) выглядела абсолютно как чужеродное тело в русской газете. Но нужен, нужен, видимо, был Проханову позарез Ходорковский. В статье, тем более, яростно отрицалось, что — цитирую: «руководители ЮКОСа, заполучив за рубежом мифические «деньги КПСС» (золото партии), хотели вернуть их в Россию и скупить чуть не всю промышленность, превратившись в экономических диктаторов, а Путина сделать своего рода английской королевой». Не знаю — может, и не хотели. Но вроде бы сам факт никто не отрицает, что КПРФ деньги от Ходорковского получала. Во всяком случае, тут все темно, как в катакомбах. Однако даже вынужденно защищая Ходорковского (в политике все бывает! мы не знаем, что там у Проханова за финансовой «кулисой»), неужели хоть аргументацию нельзя было другую подобрать. Цитирую: «Ведь сегодня незаконному и бессмысленному аресту подвергается олигарх, послезавтра — рядовые граждане в массовом порядке». Ух! прямо 37-й год грозит нам всем из-за ареста одного еврейского олигарха, хотя деньги, нажитые при великом разграблении России, оказались именно у него, бедолаги, а не у нас всех, нищих русских счастливчиков.

Однако Бог с ними, с такими сатанинскими срывами газеты! не без них.

Но мне близка «Завтра», печатающая тематический номер «Лики России» (№ 1,2005 г.). Для меня Александр Проханов как писатель и русский патриот лучше всего выражен в заключительных строках подписанной им передовой статьи в газете «Завтра» (№ 47, 2004 г.):

«Среди нынешнего распада и всеобщего оглупления, среди дряблости никчемных партий и отсутствия коллективного сопротивления самым ценным, последним оплотом истины остается отдельно взятая, не сдавшаяся, не прельстившаяся личность, культивирующая в себе стоицизм, неподкупность, трезвый взгляд на жестокую реальность русской жизни, отвергающая сентиментальные иллюзии, гордо и бесстрашно, пусть даже в одиночестве, стоящая среди осенних буранов русской истории. У такой личности есть великая русская культура, бесконечный собор русских пророков и гениев. Есть омытое христовыми слезами православие. Есть бесконечная любовь к своему попранному народу, к своей великой Родине. “Я русский — какое счастье!” — воскликнул Пушкин в пору золотого века России. “Какое счастье быть русским!” — повторяем мы вслед за ним под черным небом сегодняшней жизни».

За этими из души вырвавшимися строками стоит искренний нервный надрыв и корневая исихастская убежденность в необоримости Русского Сердца. Вот только почему одинокая личность? Почему «в одиночестве, стоящая среди осенних буранов русской истории»? Ведь от такой выдающейся пассионарной русской личности, каким является сам Проханов, зависит больше других, чтобы объединить русских людей. Совершить то, что так крайне необходимо для спасения нации. Но на какой платформе? Найти такую, на которой бы объединились все мы ох, как трудно. И Проханов мечется, тычется в разные стороны, в тоске по Закату Империи впадает в декадентские истерики, пытаясь методом пробок и ошибок найти таки векторную силу.

Найдет ли? Декаданс газеты «Завтра» сам по себе — только лишь оценка художественного стиля. Кто-то модернист, кто-то декадент, кто-то романтик, кто-то реалист. Великие были и там и там. Декаданс, то есть упадок, разложение культуры, однако в литературоведческой оценке вовсе не означает бездарности. Часто даже бывало совсем напротив. Просто в «Завтра» очень сильны мотивы Заката. И газета так тоскует по былой Советской Империи (и ей не важно — Российской или Советской?), что готова уже предать Россию хоть «Огненному Исламу», лишь бы вернуть мифологию Империи. В этом страшная опасность.

Погибшие дети Беслана (сентября 2004-го года) протягивают к нам из братской могилы свои ручонки. Поэтому скажу прямо: я категорически не одобряю нашего русского замечательного писателя Александра Андреевича Проханова, когда он встает на ленинскую позицию «любой ценой» — чем хуже для страны и народа, тем лучше для нарастания всеобщего кризиса и вызревания революционной ситуации.

Гусинских, березовских, Ходорковских все теперь, — даже их свои же «перестроечные» поклонники, — погрузившись в беспросветную бедность и духовное варварство, «дерьмократами» проклинают. Потому что все осознали, что в реалиях-то «перестройка» обернулась подрывным, всецело разрушительным для хозяйства Россию курсом на дикий «накопительский» капитализм. Назад вернулись в XVIII-й век. Хуже того — курсом на пожар в России. Но ведь именно «их выдающиеся», захапавшие общенародное добро деятели, — вроде олигарха Березовского, олигарха Гусинского (оба уже на Западе), олигарха Ходорковского (этот пока в Матросской Тишине, но, уверен, отпустят и его с Богом и миллиардами на Запад!), — оберегали пожар в Чечне. Готовы были финансировать хоть коммуниста Зюганова (как Ходорковский!), во всяком случае пытаться об этом договориться, и принимали в Лондоне (как Березовский!) с распростертыми объятиями прилетевшего для «особого интервью» (или для сговора?) даже «антисемита» Александра Проханова ради его призыва в передовой статье газеты «Завтра» (№ 36,2004 г.): «Мужики, объединяйтесь! Захваченные террористами самолеты летят на Кремль!» Объединяющиеся «мужики», тут надо понимать — Березовский, Гусинский, Ходорковский и Проханов. А почему такой неожиданный альянс? да все же просто, если судить по В.И. Ленину, без брезгливости получавшему деньги от Германского Генштаба, все до ужаса примитивно: даешь кризисную ситуацию в стране на любые деньги, любой ценой! Олигархам кризисная ситуация нужна, чтобы погреть на пожаре руки, а там трава не расти. Итак, даешь пожар в России для обогащения олигархов? Нет, что вы — для готовящего имперский переворот русского националиста и «имперца», а одновременно «полуленинца» — национал-большевика («сталиниста»? «лимоновца»? «зюгановца»? неистового декадента?) Александра Проханова — просто все сгодится, чтобы приблизить неизбежное крушение «оккупационного режима».

Ах, это знаменитое ленинское — взорвать власть любой ценой, пусть даже поражением в войне и крушением самого собственного государства?! Вот и выходит: с одной стороны, даешь новую Империю! а с другой: разрушить «эту страну» любой ценой! Вот уж впрямь — Имперский Декаданс Заката!

В передовице «Завтра» № 2 за 2005 год Александр Проханов, взывая, к «философии “Русской Победы”», агитирует: «Газета «Завтра» зовет всех патриотов: «красных» и «белых», ветеранов, смотревших в 93-м в жерла ельцинских танков, и молодых, только вступивших на путь «русского служения», представителей «Родины», КПРФ (? — зюгановцев без Зюганова), «Трудовой России», «либерал-патриотов», «либерал-демократов» (? — жириновцев без Азефа-Жириновского), всех, кто не корчится при слове Россия, — зовет выступить единым фронтом и начать «деельцинизацию» Родины». Горячие слова, хотя и совершенная прекраснодушная абстракция. Но как их принимать всерьез, если в том же номере сам Проханов печатает рецензию на альбом собственных передовиц как литературный жанр, в котором некий Федор Ромер цинично разъясняет «не врубившимся»: «передовицы газеты ‘Завтра ”, которые сам автор считает взрывоопасными снарядами, на самом деле безобидны. В этом их практический трагизм и в этом их утопическая красота совершенного в своей бесполезности артефакта»? и тут же призыв: «Но, читатель, отнесись к этим текстам не как к колонке в газете, выдающей невменяемость ее главного редактора, а как к факту искусства, которое изначально невменяемо». Подчеркиваю, это не во «Времени новостей» Гуревича, это в «Завтра» Проханова о нем же самом. А мы-то удивлялись, почему вдруг последнее время на «ихние» тусовки на голубом экране, стали все чаще, вместо Новодворской, приглашать для подпитки «желтком» своего коктейля Проханова? Видимо, «они» поняли, раньше нас, доверчивых, что Проханов заигрался? Или может, напротив, это всё супер-иезуитский ход самого Проханова, чтобы сохранять газету и получать паблисити в «кругах»? Школа начинавшего в декадентах «романтического» революционера Горького с его буревестником и старухой Изергиль?

Читаешь «Завтра» — и вопросы, вопросы, вопросы к слишком уж по-декадентски сложному русскому национальному писателю и публицисту Александру Проханову и к неистовым его гимнам крушению «оккупационного режима» и созданию не ясно какой и чьей, скорее всего чубайсовской для «чужих», но главное — Империи любой ценой.

8. Нам есть о чем поспорить. СПИД «национал-большевизма»?

Проще обстоит с утопической идеей «национал-большевизма». Сталин не был, конечно, «национал-большевиком». «Ленинградское дело» не мог завести «национал-большевик в душе». Последовательным «национал-большевиком» был Жданов. И Жданов нам, русским националистам, конечно, гораздо более по сердцу. И тут все очень просто читается. Многие наши нынешние русские вожди, а прежде всего Станислав Куняев — за возрождение социалистического государства с национальной русской ориентацией. Возможен ли такой путь? Утопичен, но возможен.

Однако всем русским людям я советую почитать «Открытое письмо главному редактору «Нашего современника» Станиславу Куняеву, публикованное в журнале «Молодая гвардия» (2004, №№ 5–6), написанное известным русским композитором и пианистом, потомком славного дворянского рода Александром Бринкеном, проживающим сейчас в Швейцарии.

Наш уважаемый и широко известный русский поэт Станислав Куняев на это письмо сгоряча обиделся. Вместо ответа, перешел на оскорбления. Стал назойливо попрекать вынужденного эмигранта незнанием русской жизни. Мол: «Мы с Вами, несмотря на нашу общую основу (русскую), люди-то разные. Я русский человек советской эпохи. Вы же — русский человек, выросший и сложившийся на Западе, в Европе». Договорился даже до неинтеллигентных, по меньшей мере, упреков в якобы «невежественности». Цитирую: «И эта невежественность, мягко говоря, незнание русской жизни присутствует почти во всех оценках “западных русских”».

Я-то, зная этих людей, могу как раз напротив возразить, что вынужденная эмиграция, ее щемящая ностальгия по Родине просветляет душу, обнажает сердце. А тот же Бринкен не раз бывал в современной России — и не гостем, а пожил, посмотрел, все прочувствовал настоящим русским сердцем. Но дело даже не в неудачном тоне ответа. Я люблю поэзию Куняева, и знаю, что в искренних поэтических строках, идущих от сердца, он никогда бы такого не наговорил. Но сгоряча, сгоряча! а это означает, что крепко, очень крепко задело Куняева письмо по самой его сути, а возразить-то, видно, и нечего. Вот и бранится язык.

Так в чем же истинная причина гнева Куняева? а о ней — великолепная сказка Андерсена «Голый король». Придворные портные обряжали-обряжали своего короля, складочки мнимого дорого платья поправляли. А наивный эмигрант возьми да и ляпни вслух: «А король-то голый!».

Бринкен не связан ни финансовой помощью от КПРФ, ни депутатской поддержкой и теплой дружбой с двурушником Геннадием Андреевичем Зюгановым. Не болеет наивный Бринкен и призрачной ностальгией по былым советским временам, когда и писательские дачи, и секретарские должности, и кресло главного редактора с хорошим окладом, хоть и с бою, после писем в ЦК насчет непроходимого сионистского засилья, но русским «активистам», кто умеет вырвать свое, таки доставались. Может, кому-то это приятно вспомнить, но мне нет.

Да! Отвоевывали мы свое при советской власти во времена «брежневского полета двуглавого державного орла». С бою, со слезами на глазах и ненавистью в сердце, но отвоевывали. Было: даже бессребреник Сергей Семанов в дневнике для себя торгуется: «у тебя «вертушка» и пропуск в ЦК, зачем тебе спускаться?! Даже для меня-то, честно говоря, не то чтобы очень уж повышение». У советской власти брежневского толка мы, русские, могли-могли себе повышения выбить. И об этом сейчас с ностальгией вспоминаем. Членство в партии определенные гарантии нам не пропасть давало. А вот у Бринкена такой «розовой» ностальгии нет. Вот наивный эмигрант возьми прямо и напиши:

«К слову, о КПРФ. Ее руководство либо поражено непроходимой глупостью, продолжая по-прежнему, как ни в чем не бывало, бубнить пропагандистские клише “марксизма-ленинизма” и настаивать на его мнимом гуманизме и стремлении к справедливости, либо сознательно выполняет роль провокатора в упомянутой выше лукавой игре мировой закулисы, пытаясь демагогически канализировать недовольство вконец обнищавшего российского населения в заведомо тупиковое русло коммунистической химеры. Совсем в духе Либерально-демократической партии г-на Жириновского, этой “карикатуры русского патриота”. Кстати, и ЛДПР, и КПРФ прекрасно, комфортно чувствуют себя в роли ручной “оппозиции” в нынешних кремлевских коридорах власти».

Бринкен цитирует другого известного русского «наивного эмигранта»: «В своих антирусских целях Запад использует и, казалось бы, отработавший свое коммунизм: неокоммунистическая оппозиция в неофевралистской России выгодна “мировой закулисе”, ибо позволяет отождествлять русский патриотизм и оппозицию только с компартией. Таким образом, при всей своей критике “семибанкирщины”, нынешняя КПРФ затемняет смысл всего происходящего и помогает неофевралистскому режиму обелять себя как “меньшее зло” в сравнении с кровавой большевистской историей» (Назаров М. «Тайна России». — М., 1999). Назаров сто раз прав. Вот где собака зарыта. Опять, опять разыгрывается «меньшее зло» — старая гебешная «подсадная утка». Зюганов теперь — меньшее зло. Нас пугают: — Вот вдруг не будет коллаборациониста Зюганова — и вообще никакой оппозиции не будет? не боитесь совсем беззащитными от иудейской Химеры остаться?

В чем же суть открытого письма Александра Бринкена? а в тревоге, что опять некоторые наши видные русские общественные деятели, уровня того же Куняева, готовы попасться под флагом утопического прекраснодушного социализма на масонскую удочку.

Бринкен совершенно справедливо подсказывает-подчеркивает: «Собственно, большевизм был марксистско-ленинской разновидностью масонской концепции построения всемирного “храма Соломона” — Всемирного государства во главе с Мировым правительством».

Бринкен и Назаров — оба варятся в ядовитом «западном соку», и прекрасно осведомлены (в эмиграции, уж поверьте моей профессиональной осведомленности, всегда все про нас всегда лучше любых спецслужб знают!), какую роль незавидную планируют на Западе отвести России. И кто конкретно стоит за очередными масонскими планами — превратить русских в стадо, в быдло, в полуколонию?

Вот Бринкен и хватается за голову: «Итак, Станислав Юрьевич, вы заблуждаетесь, называя русского человека «прирожденным большевиком». Вы, сами того не желая, приписываете ему самоубийственные наклонности, что, в заявленном Вами грандиозном масштабе обобщения, мягко говоря, не соответствует действительности».

Бринкен совершенно справедливо пеняет Куняеву за то, что он как бы «раздваивается», хочет отсидеться на двух стульях — на русском и на советском, том самом, который, увы, масонской иудо-марксистской выделки.

Вглядимся. Куняев бьет себя в грудь, что он националист, а вдруг рядом с прекрасными честными русскими статьями наивно печатает в своем уважаемом журнале гебешную «клюкву», вроде якобы выступления раскаявшегося «зека» Евгения Дивнича (о нем я писал!) перед заключенными «Дубрлага» 27 марта 1965 (!) года: «Почему я прекратил борьбу против советской власти» («Наш современник», 2002 г., № 11). Ну, прямо сразу вспоминается, как при Сталине наши «выдающиеся» писатели ездили на белом пароходе дружным еврейским коллективом славить перековку политических заключенных в концлагерях на «Беломорканале»!

А потому полностью соглашусь с честным русским эмигрантом Бринкеным: «В целом же приходится с сожалением констатировать, что публикации в «Нашем современнике» в последнее время упомянутых С. Кара-Мурзы, К. Мяло, Е. Дивнича (!), равно как, к сожалению, и многих страниц ваших мемуаров «Поэзия. Судьба. Россия», звучат резким диссонансом на фоне превосходной публицистики таких постоянных авторов журнала, как А. Казинцев, А. Панарин, П. Палиевский, М. Лобанов, М. Любомудров».

Но, соглашаясь с Бринкеным, я подчеркиваю, что это только моя личная позиция. Может быть, кому-то из читателей «Нашего современника» ближе по душе и те же С. Кара-Мурза и К. Мяло — публицисты они сильные. Для меня это вчерашний день. Но для кого-то другого — день завтрашний. И я вовсе не призываю таких авторов не публиковать. Как раз напротив — давайте с ними спорить. Это наши люди. Просто немного других взглядов.

Я все же даже мысли не допускаю, что С. Кара-Мурза, К. Мяло, а тем более, Станислав Куняев вместе с Александром Прохановым ради Империи коммунистическому зверю снова продадутся. Думаю, все запутаннее, и им самим кажется, что благороднее. Могу себе даже вполне предположить, откуда эта хроническая болезнь? Это неизлечимый СПИД «национал-большевизма», въевшийся в наши души за полвека нашей общей борьбы под его «маской». Застарелая болезнь в нас, русских, сладко тлеет, поражая души.

9. Нам есть о чем поспорить. Возможен ли у нас «социализм с человеческим лицом»? Скандинавская социал-демократическая модель? Народная монархия?

Две другие идеи, сейчас обсуждающиеся, полярны. Это, с одной стороны, «социализм с человеческим лицом» (скандинавский вариант, и прочее). А с противоположной стороны — «народная монархия».

Вернулся Зиновьев, и «Завтра» напечатала зубодробительную статью его с призывом к немедленному вооруженному восстанию, как в 1917-м. Но кто такой Зиновьев? Отвечает «Литературная газета», 2004 г., № 42: — «Всемирно известный писатель, социолог и философ, масштаб личности которого уже сегодня осознается современниками».

Да, сложилось о нем такое высокое мнение. Однако сам он себе дает и более четкую национальную и нравственную характеристику. В 1988 году он опубликовал на Западе книгу «Исповедь отщепенца». Отщепенец от русского народа! Этой самохарактеристикой все сказано. Вот и совсем свежие высказывания Зиновьева из того же номера «Литературной газеты», из которой я привел столь высокую его оценку: «У нас часто говорят, что в Отечественной войне победил народ. Какой народ? не просто какой-то абстрактный народ, а советский народ. Да, среди факторов, способствовавших Победе, был патриотизм. Но какой патриотизм? и потом, значение патриотизма нельзя преувеличивать (??). Я войну видел в самых ее глубинах. На одного Александра Матросова приходилось с десяток людей, стремившихся укрыться от фронта, отсидеться в тылу. В атаку шли по команде, а не добровольно»; «Абсурдно мнение, будто советские люди сражались за Родину (??), но не за советский социальный строй»; «Россия и коммунизм существовали не наряду друг с другом, а в единстве»; «Каковы главные причины Победы СССР в Ведикой Отечественной войне? Это тот социальный строй, который установился после 1917 года. Называть его можно по-разному. Например, реальный социализм. Все остальные факторы сыграли свою роль только потому, что существовал этот главный фактор»; «В 1983 году Юрий Андропов признался, что мы до сих пор не поняли советской системы. Так вот, мы не понимаем ее и по сей день».

Итак, по мысли Зиновьева в Отечественную войну русский народ сражался не столько за Родину, сколько за советскую власть. Такая позиция возможна. Но мы, русские националисты, совершенно не убеждены, что она хоть на йоту правильна. Что бы там «Зиновьевы» не говорили, но сражались люди в Отечественную войну прежде всего за Россию. А вопрос социального строя на тот момент отодвинулся на задний план. Даже подавляющее большинство белогвардейской эмиграции в тот момент встало на сторону сражающейся с оккупантами России. Да и внутри самой страны не забылись, но были отодвинуты в сторону классовые обиды. Это азы сопротивления гитлеровскому нашествию. Только потому в Отечественную войну всем народом и победили. Даже И.В. Сталин, — а ему ли не знать как Верховному Главнокомандующему? — в своем обращении к народу по случаю Победы так объяснил ее в исторический день 9 мая 1945 года: «Вековая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией». Честнее не скажешь.

Но этого никогда не понять внутренним русским отщепенцам-зиновьевым. Для них социальное всегда было выше национального единства перед лицом оккупантов. Это другая, не наша русская, а «отщепенческая» психология, которую нам, русским националистам, никогда не понять и тем более не разделить. Напомню еще раз: в идеале многих диссидентов был — «Социализм с Человеческом Лицом»! Самым ярким из таких диссидентов был философ Зиновьев, автор «Зияющих высот». Но ведь он же как был, так и остается социалистом до мозга костей, не удивительно, что теперь он, насмотревшись на «дерьмократические достижения», льет слезы по советской власти. И вопит по ней, им не раз оплеванной, что есть сил.

Ох, как не хочется рыться в мерзком вареве внутренних неурядиц. Но Владимир Бондаренко, немедленно введший Зиновьева в редколлегию своей газеты «День литературы», чуть не рыдает: «А когда Палиевский услышал просьбу подписать документ для редакции газеты «День» за Зиновьева, то готов был рассмеяться»?! А я бы тоже тебе, Володя, в лицо рассмеялся! За постоянного идейного оппонента — «социалиста с человеческим лицом» Зиновьева самому Палиевскому при его великом либеральном авторитете вдруг, как мальчику, класть голову на плаху, лишаться ключевой и крайне важной для всего русского движения должности? Ну, перестроился сейчас Зиновьев, что-то до него дошло. Но нам-то, последовательно русским православным, почему сразу к нему с распростертыми объятьями? я поддержал на секретариате СП РСФСР идею прямо на самом секретариате принять Александра Зиновьева в Союз писателей, хотя мог бы от имени Контрольной коллегии категорически возразить — потребовать не делать для него исключений из общих правил. Помогли вернувшему эмигранту быстро получить какой-то социальный статус. Но почему мы обязаны разделять его наивные и абстрактные (вне понятия нашей сокровенной особой русской цивилизации и России как «Третьего Рима»), «интернационалистские» = космополитические, радикально социалистические взгляды? Отщепился — ну, и катись своей дорожкой!

И вообще что это такое «социализм с человеческим лицом»? не очередной ли миф? Гораздо понятнее с движением по пути к скандинавскому социализму. Но для такого продвижения так и не родилось у нас партии. И прежде всего нет социал-демократической партии, способной возглавить это движение. Я в свое время от имени всех черно-злато-белых флагов предлагал Геннадию Зюганову вернуть КПРФ к изначальному названию РСДРП— а главное вернуть РСДРП из экстремистского, «террористического», большевистского русла в изначальное благонамеренное социал-демократическое течение. Этот разговор был у нас с Зюгановым перед последними выборами президента Ельцина, при громадном протестном настрое населения по отношению к президенту, расстрелявшему собственный Верховный Совет. Я объяснял Зюганову, что второй тур всенародного голосования, в который он наверняка выйдет вдвоем с Ельциным, сторонники Ельцина будут проводить под банальным, но выигрышным лозунгом: лучше уж плохой Ельцин, чем оголтелые ужасные коммунисты.

Увы, хоть процентов тридцать населения, преимущественно из пенсионеров, и голосует за коммунистов. Готово за былое равенство и социальные блага для всего народа простить КПСС разложение и барство ее партаппарата, и превращение коммунистической номенклатуры в этакое новое элитарное, стоящее над «черный людом» барское сословие. Но остальное-то население помнит все обиды и весьма болезненно реагирует на термин «коммунисты». Как это размежевание среди простых русских людей преодолеть? мы провели всевозможные социологические подсчеты. И у нас получалось, что, в случае заблаговременной смены названия партии и ее поворота на социал-демократическую ориентацию новая левая партия выиграла бы выборы. При обязательной соответствующей широкой разъяснительной работе и раскрутке «покаянных» причин переименования партии, — красным флагам — то есть Зюганову, или еще лучше менее одиозной фигуре во главе левых сил (например, всеми и красными и белыми равно почитаемому генералу Варенникову!), — в союзе с черносотенными черно-злато-белыми флагами удалось бы набрать до 90 % голосов. А тогда уж никакие бы махинации с подсчетом голосов Ельцину бы не помогли. Громадное протестное большинство тогда проголосовало бы за Варенникова! но Зюганов не решился на смену названия партии. Побоялся потерять голоса пенсионеров-коммунистов. А еще больше убоялся за себя любимого. Как это уступить свое место последовательному патриоту-державнику, герою Отечественной войны, в Конституционном суде отстоявшему права оппозиции? Зюганову ведь так удобно и в так называемой «конструктивной оппозиции», то есть в коллаборационистах.

И хотим мы того или нет, но мы сейчас вынуждены признать, что русской социал-демократии у нас просто нет. Есть какие-то иудейские мини-партии под социал-демократов. Но это партии сугубо «малого народа». Нет такой русской партии. А значит, и разговора насчет социал-демократического «скандинавского» пути нет.

Рядом с Империей всегда стоит понятие Монархии. Понятие Самодержца. Некоторые простирают руки — как же нам без царя-батюшки?! Как же без самодержца?!

Не убежден я, что, даже если бы мы очень захотели, нам бы удалось возродить Монархию. Во-первых, если подражать Испании и согласиться вернуть короля ради всеобщего гражданского примирения, то где этот желанный царь-батюшка? Романовы, похоже, почти выродились. Последний отпрыск даже на русского не похож. Маленький «кавказец» с довольно противной мамашей «лже-Багратиони». Не пойдет голосовать за такого монарха народ.

Во всяком случае, безоговорочного наследника престола из рода Романовых, на которого бы весь народ был согласен, мы вряд ли найдем.

Я понимаю таких энтузиастов монархизма, как Илья Глазунов, Владимир Осипов, Дмитрий Жуков. Но нужно оформление красивой мечты в реальные предложения. А где такие предложения? Собрать, как после Смуты 1612 года, Собор всех сословий и на нем заново выбрать монарха — может быть, и идея. Тем более, что какие-то прототипы такому собору уже были и есть — «Всемирный русский Собор» Патриарха Алексия Второго и Валерия Ганичева, «Славянский Собор» Станислава Карпова и мой, как сопредседателя, «Русский Национальный Собор» генерала Стерлигова. Но тут надо думать, думать и думать. А главное готовить планомерно почву для общенародного Собора. Во всяком случае, ясно сейчас одно — что только хорошо подготовленный всенародный референдум может придать законную силу этой красивой идее.

Резюме. Размышление на Голанских высотах. Россия перед взрывом «этнической бомбы»

1. У нас общая иудо-христианская цивилизация. Но мы непримиримо разошлись

В апреле 1989-го года я думал о крайне обострившихся русско-иудейских внутрисоветских сражениях, стоя под дулами ощетинившихся с двух сторон пулеметов на нейтральной полосе «яблока раздора» двух миров, двух цивилизаций — на вещих Голанских высотах рядом с тогдашним лидером «Русской партии внутри КПСС» — Юрием Львовичем Прокушевым. Мы тогда приезжали с «миссией мира», организованной по международным каналам, чтобы помочь урегулированию арабо-израильского конфликта — конкретно хотя бы с малой подвижкой в вопросе о «яблоке раздора» — Голанских высотах.

Рядом с нами чуть в сторонке стояли представители служб. Внизу, с одной стороны была мусульманская цивилизация — Сирия, древний прекрасный Дамаск; с другой — колыбель христианской цивилизации несравненная Обетованная Земля, но на ней — «их» бастион, вооруженный до зубов Израиль. Вокруг цвела весна, совершенно дивная, такая, какая бывает только на Ближнем Востоке, с бирюзовыми и розовыми нежными пастельными тонами, с прозрачным сладким воздухом, с какой-то особой осиянностью всего вокруг. Да, только тут и мог родиться Христос! а тихий разговор наш с Прокушевым тогда, грешны мы, был отнюдь не, благостным:

— У нас в России «они» беснуются. А у себя в Израиле вот-вот погибнут. Обступили их маленький Израиль ваххабитстские экстремисты со всех сторон. Ведь над пропастью «они» висят?! Того и гляди, «избранный малый народ» арабы сметут. Что это Господне воздаяние? Или нам тоже рано злорадствовать? Сметя Израиль, на очевидном пассионарном подъеме национального арабского Второго Мусульманского Ренессанса девятый вал ваххабитского радикализма (со всеми его бомбами и террористками-смертницами против маленьких детей) покатится, как на войне дикарей-индейцев, — на всех нас, «белолицых», на европейцев, на США. Да и для нас, русских, своих былых отпетых союзников в борьбе с «мировым сионизмом» ваххабитские экстремисты не сделают никакого исключения. Сколько ведь оружия на арабский Восток мы поставили?! Несметное количество! Вот его против нас же и применят. Чтобы какую-нибудь нашу экстремистскую чечню до зубов вооружить и чечней весь мусульманский Кавказ поджечь. Боюсь, что арабы еще с нас — своих благодетелей и начнут. На нас первых своих ваххабитов натравят.

— Да уже давно натравили. Вы что — истинной подоплеки Афганской войны не знаете? Сейчас много грязи нагромождено про это войну, начатую Брежневым в декабре 1979 года. Уж как ее ни клеймят «дерьмократы». Но мы-то, контрпропагандисты, тогда знали — горько осознавали, что она была вынужденной. И даже вовсе не из-за того, что вероломно захвативший власть Амин был американским ставленником, выучившимся в Америке, и что иначе через четыре дне в Кабуле бы высадились не мы, а американцы (отсчет шел на часы — кто быстрее перебросит войска!). Мы в ужасе молчком молчали о подлинной страшной причине. Но все было тогда гораздо жутче. В наши среднеазиатские республики уже тогда змея ваххабизма заползла, и там опасно усилились экстремистские и направленно антирусские настроения. Американцы ведь сначала планировали начать развал СССР со среднеазиатских республик. И, кстати, чеченские экстремистские формирования исподволь готовились еще там. Чечня была выселена Сталиным в Среднюю Азию. Я при Хрущеве там поработал, и помню, как во Фрунзе — столице Киргизии чечня грозно гуляла по центру почти открыто с оружием. Было! Когда Андропов слетал тайно в Кабул и вернулся в панике: «Надо нам на опережение вводить «ограниченный контингент войск», иначе там будут американцы», — то Брежнев продолжал колебаться: «Сорвем Олимпийские игры в Москве. Опять “холодная война” обострится». Но мы, контрпропагандисты, нарисовали Брежневу картину истинного положения в наших среднеазиатских республиках, прояснившуюся на основе анализа данных не от «повязанного» узбекского КГБ, а из свидетельств каждодневно видящей все свои глазами русской диаспоры. Мы докладывали об экспансии ваххабизма, разрастающегося в мирового террористического зверя. Зверь поднимался на ноги. И была единственная возможность нагуливающему жир на американские деньги дракону срубить голову — ударить по террористическому центру. Там, в самом логове подготовки террористов, в Афганистане с его ползущими по всему миру наркотиками достать врага. Только война в Афганистане могла изменить настроения в тогда наших среднеазиатских республиках — заставить население сделать выбор: с кем оно?

Так что война в Афганистане не была ошибкой Брежнева, а только благодаря ней «Буденновск» и «Беслан» были отсрочены на четверть века. Но все равно сейчас наша внутренняя «пятая колонна» — «четвертая власть» — все эти «ихние» СМИ, средства массовой информации — по-прежнему подло вешают на шею Брежневу, как позорное клеймо, антитеррористическую Афганскую войну.

А тогда на Голанских высотах мы с Прокушевым перекрестились:

— Эх, нам бы с иудеями, может быть, хоть на время поостыть. «Им» перестать примитивно-отчаянно пытаться делить шкуру неубитого русского медведя. Ничего из этого хорошего и для них не выйдет. Ну, доведут они «перестройку» до нового передела собственности. Десяток евреев несметно разбогатеет и переведет нахапанные миллиарды за рубеж, а весь остальной народ, — в том числе и «ихний» еврейский рядовой — без мафиозных связей «интеллигентный Мойша» — в беспросветную бедность погрузится.

— Да уж, перед гигантской тенью более страшного и общего, как Гитлер, врага охолонить бы каждой непримиримой стороне своих крайних радикалов. Мы, как ни крути, а из одной купели — из общей иудо-христианской цивилизации, из Святого Града Иерусалима духовно вышли!

— Вышли. Но духовно непримиримо разошлись.

— А страшно ведь сейчас и нам и «им». Будто жуткая тень из безжалостного средневековья, будто клыкастый «феодальный» динозавр, ползет на всех нас! Взять бы и хоть на время нашу внутреннюю (увы, внутреннюю! «их» уже никак не выкинешь за пределы! крепко обжились с нами за «двести лет вместе»!), «свою» русско-иудейскую войну заморозить? я убежден: в чем-то отдельном, сугубо конкретном, обеим сторонам выгодном, надо бы и не побрезговать — руку помощи друг другу протянуть? но нет. Куда там? Крепко завязался клубочек змеиный! Помирать будем, а руки друг другу ведь не протянем?! «Они» же маниакально одержимы, духовно зациклены на «распни Его». Сами будут исчезать, а «распни Его!». Даже сами, умирая, будут русско-еврейское духовное противостояние продолжать. В этом, увы, великая мистика истории. ‘

2. Призрак иммиграции

Насколько был прав тогда Юрий Прокушев, я остро понял только сейчас, когда нас «обеих», обе эсхатолически противостоящие стороны, в довершение всех наших бед мертвой хваткой взял за горло жуткий Призрак Иммиграции — нахлынувших «чужих», и мы оказалась перед роково тикающими часами взрывного механизма — почти перед неизбежным взрывом «этнической бомбы».

Призрак Иммиграции? Кто уже о нем только сейчас не пишет, кто им в панике не пугает?! и пугаться есть чему.

Я уже говорил в начале своей книги, что сейчас наши оппоненты по русско-еврейскому противостоянию настойчиво требуют заменить некоей пресловутой Гражданской идей Национальную (= Русскую) идею. Но вот что за этим фокусом стоит.

Статья Анатолия Вишневского в журнале «Россия в глобальной политике» (2004 г.) называется «Призрак иммиграции». Вишневский выливает на нас ушат холодных цифр: «Экстраполяционный прогноз предсказывает, что уже с 2006–2007 годов начнется быстрое сокращение абсолютного числа россиян в трудоспособном возрасте». А взамен в образовавшийся вакуум трудовых ресурсов, к нам, в Россию сразу обильно хлынет девятый вал «чужих» (термин не мой лично, а официального академического журнала) — мигрантов с нищего отсталого юга, рвущихся из своей «черты оседлости» в так называемое мировое цивилизованное «северное кольцо», в которое входит и Россия. И мы, Россия, может быть, представляем даже самый лакомый и просторный для пришельцев кусок территории, где без особого труда можно крепко потеснить и даже совсем загнать в угол и растворить в себе прежнее население. Увы, это так.

Профессионалы прямо называют эту быстро обостряющуюся ситуацию «этнической бомбой». И трезво подсчитывают материальные убытки для коренного населения (если оно, конечно, останется!) от ее взрыва. По оценке Всемирного банка мигранты ежегодно передавали на родину часть своих доходов, составившую 65 млрд, долларов — сумму, уступавшую только совокупным доходам от продажи сырой нефти. Но в 2002 году, как сухо констатировал сам Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, прорвавшиеся, чтобы начать новую жизнь, в «северное кольцо» перевели к себе на родину уже 88 млрд, долларов.

Аппетиты «чужих» растут. При этом специалисты отмечают, что убытки ждут нас далеко не только финансовые, но в еще более страшной степени культурные и психологические. «Чужие» вовсе не торопятся растворяться в коренном населении, а, напротив, сами стараются поглотить его. Даже в США, этом давно хорошо отлаженном «плавильном котле», те же китайцы, африканцы и мусульмане, продолжают упорно держаться сплоченными группами, сохраняя свои обычай, культуру, язык и прочные клановые связи. России, как Америке времен колонизации, тоже предстоит пройти через это. Потерять свое «туземное» население. И принципиально перестать существовать как самородной русской цивилизации. Как быть?

На научно-практическом семинаре, организованном 15. 12. 2004 г. Московским представительством Всемирного банка, директор Центра миграционных исследований госпожа Жанна Зайончковская сокрушалась: «В последние 15 лет Россия упустила (?) свой шанс стать “Америкой XXI века”» — то есть колонией, куда сбежались эмигранты со всего мира.

Что стало при этом с американскими индейцами госпожа, естественно, умолчала. Не объяснять же нам, русским, что получим право на резервации, как американские индейцы. Госпожа Зайончковская лишь популярно объясняла: «Если мы так опасаемся китайцев, можно обратить внимание на филиппинцев или индонезийцев. Но в любом случае мы уж не можем рассчитывать даже на квалифицированную рабочую силу — Россия должна быть готова к тому, чтобы их бесплатно учить, а также одевать и кормить во время учебы».

Директор представительства Всемирного Банка госпожа Кристалина Георгиева была еще более безапелляционна: «У России не самые лучшие демографические прогнозы, и государству с такой территорией надо думать о том, как привлечь население извне». Ей дружным хором вторили другие эксперты. Рекомендации Всемирного банка, похоже, готовые принять. А что, мол, делать?

Анатолий Вишневский беспомощно поднимает руки вверх. «Этническая бомба» работает почище атомной, но что прикажешь, если, мол, увы, применения ее требует сама жаждущая сверхприбылей наша концентрированная олигархическая экономика.

Предложение журнала «Россия в глобальной политике» прагматично до цинизма: — Поэтому давайте заранее приготовимся, чтобы не слишком расстраиваться из-за неизбежных культурных, языковых и прочих разрушений. Сдадимся, как попавшие в окружение, и назовем фатальный процесс не пугающей обывателя «этнической бомбой», а более обтекаемо — «стабилизационной миграционной стратегией». И будем, мол, мягко уговаривать коренное население смириться со своей участью.

Тогда, мол, кто-то, возможно, как-то и впишется в роковую перемену и получит со своей семьей шанс приспособиться и хоть уже в новом национальном качестве, но выжить. В общем, мол, будем внушать, что не так страшен черт, как его малюют. Но… «Но верно и то, что, если Россия пойдет по пути реализации «стабилизационной миграционной стратегии», то обществу придется принимать и интегрировать значительные потоки мигрантов, весьма далеких от русских в языковом, культурном и религиозном отношении», — ставит Вишневский точку над «и». И против этой его точки над «и» не попрешь.

Но вот с паническими советами, которые он, вслед за Всемирным банком, начинает давать, очень хочется поспорить. Ибо советы его типично «отщепенческие», «жидовствующие», капитулянтские: не тужьтесь, не тратьте понапрасну еилы в борьбе с надвигающимся Левиафаном, а, мол, русские, откажитесь от себя — отдайте другим, пришлым свой язык и культуру, а сами растворитесь в них как нация.

«Советы» крутые и наглые, по тону больше похожие на ультиматум находящимся в осажденной крепости. Но что делать, мол, если этого требует экономическая необходимость?! и опять в ту же дуду: — Для под держания сверхприбылей нашей олигархической экономики, нужен тотальный приток рабочей силы. А взять его придется, хочешь — не хочешь, со стороны. Это единственный возможный «стабилизационный вариант». Да, в результате его русские в «этой стране» уже составят меньшинство среди нового населения. Но с этим «этой стране» придется смириться, и к этому просто всем нам надо готовиться.

Самое страшное, что глобалист Анатолий Вишневский, — между прочим, не досужий ученый-фантазер, а дающий научные рекомендации правительству руководитель Центра демографии Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. И выходит, что это не он, а Российская Академия Наук жестоко нам объясняет: «Если Россия пойдет по пути реализации “стабилизационной” миграционной стратегии, то обществу придется принимать и интегрировать значительные потоки мигрантов, весьма далеких от русских в языковом, культурном и религиозном отношении». И чуть ниже: «Таким образом, России не избежать серьезных изменений этнического состава населения».

А дальше идет научное удивление: — Почему эта перспектива так тревожит общественное мнение? Ведь «на протяжении столетий Россия по своей воле все время расширяла этническое разнообразие своего населения». Но, мол, увы, что поделать, если сейчас по Теории катастроф будет пройден рубеж накопления этнического разнообразия и последует крушение.

Вывод жестокий: «Сейчас примерно 80 % жителей России — русские, но, если реализуется “стабилизационный вариант”, то большую часть ее населения будут составлять мигранты и их потомки. Этнические русские в России станут меньшинством».

А совет? Ну, раз русские станут меньшинством, то и вести им следует себя как потенциальному меньшинству — готовиться к ассимиляции и перестать считать себя жизнеспособной нацией.

Значит, капитулировать? но перед кем и чем капитулировать? Перед олигархическим капиталом, нагло плюющим на собственную нацию? Вывозящим 100 миллиардов долларов в банки США и не скрывающим своего отщепенства?

Сейчас в мире многие озабочены потерявшим всякую меру и совесть разгулявшимся глобализмом. Я уже говорил в этой книге, полемизируя с Дугиным, что глобализм — это стратегия мирового еврейства по созданию пирамиды своего Мирового Правительства, выражающего интересы наднациональных монополий.

Стратегия глобализма сейчас встречает недовольство во всем мире. Идут мощные демонстрации протеста. Создалось широкое антиглобалистское движение. Все протестуют, а нам «они» предлагают сразу сложит лапки и капитулировать.

А почему, почему мы вдруг должны идти на поводу у мирового глобализма — без меры и совести принимать в Россию поток «чужих», если «свои» от этого не просто даже пострадают, а мы будем как нация уничтожены?

Анатолий Вишневский настаивает: «Идет ли речь об американце Бьюкенене, французе Ле Пене, австрийце Хайдере или их российских единомышленниках, которым несть числа, все убеждены, что ключ к решению вопроса находится в руках стран, принимающих мигрантов. Стоит только убедить их граждан в реальности миграционной опасности, принять жесткое миграционное законодательство, позволяющее регламентировать количество и качество допускаемых иммигрантов, отрасли экономики и регионы страны, в которые тех следует или не следует допускать, — и опасность миграционного потопа, а заодно и передела мирового богатства будет ликвидирована».

Ну, так почему нам и не послушать этих «российских единомышленников, которым несть числа»? Почему отдавать «чужим» не за понюх табаку свое нажитое трудами поколений предков национальное богатство? Почему в угоду горстке олигархических отщепенцев нам, русским, самим ликвидировать свою нацию?

Заканчивает свою громадную статью Анатолий Вишневский отщепенческим опасением:: «Российский “плавильный котел” не может быть запущен без магистрального поворота от этнического к гражданскому пониманию нации и национального, на основе общего прошлого к сплочению на основе общего будущего. Без такого поворота страна окажется неспособной к приему миллионов иноэтнических мигрантов».

Круто завернули зайончковские и вишневские. Русские, освобождайте-ка «свое место», свою Родину для других.

Но ведь одновременно с русскими исчезнут, переварятся в «плавильном котле», и все прислонившиеся к нам, русским, как державообразующему стержню, малые народы. Исчезнут, растворятся татары. Закончится просуществовавший «двести лет вместе» знаковый симбиоз «русские&евреи». Мусульманский вал евреям первым отрежет головы. Да и кавказцы напрасно уцелеть надеются — всех сварит планируемый глобальный «плавильный котел», который поставят глобалисты на месте нашей общей Родины. Так что же? мы сами погибнем и всех прислонявшихся веками к нам предадим?

А почему нам не упереться — встать стеной и не позволить на нашей территории запускать «глобалистский плавильный котел»?!

3. «Священная корова» русской нации

Россия переживала и не такие тяжелые времена. Нас не раз уже за нашу многовековую историю пытались ликвидировать как нацию. И во времена монгольского нашествия, и в польское нашествие в 1612-м, и при нашествии Наполеона в 1812-м. И в смуту 1917-го. И при гитлеровском нашествии в 1941-м. Выстояли мы и в 70-х, когда, вместо русских, «они» хотели выплавить безликую «историческую общность — советский народ». В этой книге, я подробно написал, как мы тогда объединились в русские клубы и сплотились вокруг нашего русского «семановского» манифеста «О ценностях относительных и вечных» и выиграли то сражение с «бронированной» иудо-марксизмом партийно-государственной машиной.

Сегодня мы снова стоим перед необходимостью ради спасения своей нации сплотиться как никогда. А это прежде всего значит, что мы, как никогда дружно должны сплотиться вокруг Русской Идеи — знамени Русской Нации и не поддаваться ни на какое навязываемое нам провокационное «гражданское понимание нации».

Заменить Национальную (= Русскую) идею на лишенную национальной окраски, туманно безликую «глобалистскую» Гражданскую идею — это затея определенно подбрасывается сейчас СМИ и стоящими за ними определенными чужими кругами нашего общества.

Понятно какими. Общий пафос: «священная корова» не дает больше молока, и пока не поздно ее надо забить. Красноречив и заманный утопический подзаголовок, блуждающий из одной ядовитой статьи в другую и пропитанный сладким талмудическим ядом: «От сплоченности на основе общего прошлого к сплоченности на основе будущего».

Набор киллеров, поднявших руку на Национальную идею, весьма широк — от профессиональных наемных безжалостных идеологических убийц до наивных доброхотов, полагающих, что только так можно помочь сохранить населению «этой проклятой Богом и безумно несчастной страны» свою шкуру.

Но надо ли нам, подобно большевикам, опять начинать с воинствующего безбожия и оскорбления святынь? Известно ведь, что такие сатанинские деяния провиденциально наказуемы. На что уж казалась могущественной советская власть, а где она теперь? не продержалась и семидесяти с хвостиком лет. Для истории срок смешной — короткие штанишки, из которых долгожитель так и не вырос.

Кому-то сгоряча может показаться: ну, подумаешь мистическая триада на знамени русской нации — «Соборность, Православность и Народность»?! до них ли сейчас, когда страна в тягостном упадке, а русская нация на грани вымирания? да пропади все наши «священные коровы» пропадом, лишь бы выжить. Но весь-то и вопрос, как полку выжить, если сам знамя свое бросит? Перебьют ведь потерявших взаимовыручку, переставших сплачиваться возле своего знамени солдат всех по одиночке. Не успеем даже по сторонам в трусливой панике разбежаться. Или мы, русские, сами такого жуткого конца своей нации от безысходности нынешней захотели? Русская идея — знамя русской нации. Полк, потерявший знамя, расформировывается. Этого сами хотим?

Повторюсь. Были, были уже у нас в прошлом уроки, которые мы должны были крепко усвоить. И были нашествия на нас такие страшные, когда никакие пограничники на таможнях помочь уже не могли, когда, казалось, что все нахлынувшая сметет саранча. А ведь мы, русские, не капитулировали, не расформировали, как проштрафившийся полк, свою нацию. А бились. Сбивались в кучу, сплачивались всей нацией вокруг знамени, с начертанной на нем великой и несгибаемой Русской идеей — «Соборность, Православность и Народность», и дрались на смерть. И, в конце концов, выходили из всех тех тяжких сражений за свою самобытность и духовную самостоятельность победителями. Чего же теперь-то вдруг раскисать. Чего же заранее на милость очередному дикому нашествию свертывать знамя?!

Или мы что-то в себе на историческом пути нашей нации подрастеряли? Что-то не соблюдаем из сохраняющей нас трехчленной мистической триады? не вижу что.

Русская Идея как семь веков назад мистически вызрела, как окончательно сложилась и оформилась еще в XIII веке (я беру время образования современной нации русских = великороссов), — так и в наше время живет. Она по Определению нетленна, как святыня. Во все времена, всем внятна и всем близка, по-прежнему высоко и гордо звучит в свой традиционной, веками существования русской нации и русского государства освященной трехчленной формуле.

Ну, присмотримся к себе, к своему образу жизни, к духу своему.

«Народность» сохранялась у нас всегда, во все русские века. Сейчас власть с нею как-то дурно обращается — боится ее и не использует ее великий резерв выживания. Но это временный, кризисный спад. И надо сообща и настойчиво потребовать от президента, чтобы прежде всего положился на ее ресурс и озаботился о ней.

«Соборность» — было, что на какой-то, даже довольно долгий исторический срок «соборность» в формуле Русской идеи была как бы подменена «самодержавием», возложившим на себя осуществление «соборности». Но «соборность» вернулась в Советах при советской власти. Почему же не вернуться к их опыту в местном управлении? да и земство не грех вспомнить.

«Православность» — она на семьдесят с хвостиком лет советской власти исчезала из открытой надписи на Русском Знамени. «Православность неуклюже пытались заменить большевистским «атеизмом». Но русский человек, даже и формально оказавшись не воцерковленным, всегда оставался провиденциальным по самоей своей внутренней духовной сущности. Русский человек не может существовать вне веры. И поэтому вполне органично с падением безбожной власти (организованной по «масонскому» уставу КПСС!) все вернулось на круги своя. В нынешнее время златоглавые купола с крестами, упирающимися в небо, поднялись повсюду опять, как грибы в урожай. Народ повалил в храмы Божьи. Не все воцерковляются, но церковь все считают своим долгом в праздник, как невесту Божью, навестить.

Так что теперь вроде и спорить-то не о чем — есть Русская Идея, она вполне плодотворно живет (= теплится) в «Соборности, Православное™ и Народности» нынешней нашей трудной тяжелой, для многих мучительной жизни. Но ею мы только и спасаемся. И, во всяком случае, Русская идея никому не застит глаза. Напротив, в нашей стране Русская Идея искони как идея стержневая, державообразующая традиционно помогает сохраняться и сотрудничать соборно с общей государственной властью также мусульманству и иудаизму. В вере у нас уже нет сейчас, слава Богу, притеснения ни русским, ни прочим российским народам, составляющим в сумме немалых 20 % нашего населения (русских — 80 %, подавляющее большинство!).

Так что паниковать-то раньше времени? Что же подыгрывать провокаторам? К битве готовиться надо!

Или может, кто-то всё надеется исхитриться-успеть другое знамя поднять. Другую «священную корову» для себя успеть завести.

Но «священная корова» потому и «священная», что она — живая, но сама как талисман. Как заколдованный небесной силой тотем! Тронешь ее, и сойдет ли с рук, простится ли это кощунство тебе и твоему народу? Последствия умерщвления «священной коровы» вообще логически непредсказуемы и вызывают действия Рока. А с Роком, с самой судьбой человеческие шутки плохи. Накажет. Даже не верующие в Господа ведь обычно согласны, что в игре с Роком мистическая опасность есть. «Что-то есть!» — ни у кого язык не повернется отрицать.

ноябрь 2004 г.

Фотоматериалы

Официальный значок Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК).

Ответственный секретарь — организатор Русского клуба Байгушев Александр Иннокентьевич. 1975 г.

Друзья-заговорщики. Архиепископ Питирим (Нечаев Константин Владимирович) и Байгушев после заседания Русского клуба.

Александр Иннокентьевич Байгушев. Снимки в разных ракурсах для «досье» Русского клуба. 1965 г.

Михаил Шолохов и Сергей Семанов. Подлинные исторические фотографии для издания «Тихого Дона». Вешенская, август 1977 г.

В.В. Воронцов, помощник М.А. Суслова.

Н. Далада, Ю. Прокушев, В. Макаров, Ю. Селезнев, В. Цыбин. Похороны Владимира Владимировича Воронцова. 1980 г.

Москва. Кремль. Сессия Верховного Совета. С. Семанов и В. Ганичев. 1977 г.

Заседание ВООПИК. Д. Жуков, В. Иванов, С. Семанов. 1980 г.

Встреча в «Огоньке», 1980 г. Стоят: В. Шугаев, Ю. Лощиц, С. Семанов, В. Енишерлов, О. Михайлов, В. Калугин, Е. Кобелев. Сидят: Н. Скатов, В. Чалмаев, А. Тяпкин, Д. Жуков, В. Петелин.

С.Н. Семанов, главный редактор журнала «Человек и закон», в рабочем кабинете.

Ленинградская студия телевидения. На съемках передачи о «Тихом Доне» М.А. Шолохова (цикл «Классика и современность». Автор цикла М.Н. Любомудров) 16 февраля 1982 г. Слева направо: А.И. Хватов, М.Н. Любомудров, С.Н. Семанов, П.П. Глебов.

Сергей Викулов, главный редактор журнала «Наш современник» с 1968 по 1989 год.

«Извечный круг жизни» — писатель Олег Волков.

Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн — добрый пастырь земли Русской.

«Из колена Авакумова» — писатель Федор Абрамов.

Великий русский художник Илья Глазунов.

Ученый-политолог Сергей Кара-Мурза — рыцарь свободной мысли.

Олег Платонов — русский ученый-историк, публицист.

Владимир Бондаренко — кулачный боец в литературных Драках.

Сопредседатель «Славянского собора» Александр Байгушев открывает собор. 1989 г.

Ближний Восток. Визит представителей Русского клуба на Средиземное морс. Юрий Прокушев (в центре), справа А. Байгушев, слева поэт И. Ляпин в окружении «переводчиков» на пирсе военной базы. Апрель 1989 г.

Оглавление

Введение. Исчезнет ли русская нация?

  1. «Мы»

  2. «Они»

  3. Насмерть воюют не Иван с Мойшей, а закоперщики — духовные элиты. Общая проблема «перебежчиков»

  4. В тени Иеговы. «Отщепенство» как «их» кардинальный принцип

  5. Историческая ипостась. Почему стихийно появились значки «Россия для русских»? «Русская цивилизация» — в третий раз над пропастью

  6. Нужен «Русский Манифест» — и как это делать в условиях духовной оккупации, нам показал в брежневское время Сергей Семанов

  7. Почему я написал эту книгу

Раздел первый. Этот сладкий яд талмудизма — этот трупный яд талмудизма поясняющая философская дедукция

  1. Не терять головы

  2. При первом приближении — в нашем русском унижении виновата советская (= полуиудейская) власть, но не в ней корни

  3. Фантомная парадигма еврейскости. Немного старого мудрого Маркса и нынешнего «властителя дум» Солженицына

  4. Талмудический экспансионизм и талмудический космополитизм по Фейхтвангеру. Масонские превращения Талмуда

Раздел второй. Тысячелетняя духовная война (965-1964)

  1. Хазарская тайна событий современности

  2. Вялотекущая перманентная русско-«хазарская» война «Жидовствующие»

  3. Масонские ложи в России. «Западники» и «славянофилы» как отражение противостояния «жидовствующих» против «почвенников»

  4. Союз Русского Народа останавливает первую попытку еврейской революции

  5. Великий русский националист Петр Аркадьевич Столыпин, провиденциально убитый еврейским террористом Д.Г. Богровым

  6. Масонская Февральская революция 1917 года как торжество «тайны полупосвящения»

  7. Мифы Великого Октября. Почему Октябрьская «перестройка» делалась преимущественно руками евреев?

  8. «Антисемит» товарищ Сталин — великий отец Израиля. Обескураживающий разгром Сталиным русской партии. «Ленинградское дело»

  9. Антиизраильская «Оттепель» антисемита Хрущева. Троцкизм «Кузькиной Матери». «Кухонная Свобода»

Раздел третий. Двадцатилетний брежневский полет на двух крыльях — русском и еврейском записки из русского подполья (1964–1985)

  1. Ушел утопический поезд! Еврейский чертополох

  2. Двадцатилетний полет на двух разного цвета крыльях двуглавого имперского орла

  3. Русские и еврейские «опорные пункты»

  4. «Русские клубы»

  5. Теоретическая база «Русской партии». «Русофобия» Игоря Шафаревича

  6. Хромой Бес, он же Бафомет

  7. Русские ослушались!

  8. Низвержение Хромого Беса

  9. Организационная структура «русских клубов». Мы развиваем успех

  10. Бой с Лубянкой

  11. Кризис внутри «русского клуба»

  12. Суждены нам благие порывы…

  13. Политбюро обсуждает закрытую записку Андропова против «русистов». Дело русского националиста Семанова

  14. Андроповская агония брежневского «золотого русско-еврейского полета»

Раздел четвертый. Горбачевская катастрофа самолета с двумя крыльями — русским и еврейским. Оба крыла отваливаются от фюзеляжа Показания участника русского сопротивления (1985–1993)

  1. Жуткое переиздание «Оттепели»

  2. Остановлен головной танк врага — «Огонек». Низвергнут «перевертыш» Коротич. Но… «процесс пошел»?!

  3. Мы снова поднимаем черно-злато-белые стяги Союза Русского Народа

  4. Наша проигранная борьба за Ельцина. «Всенародноизбранный» в руках иудеев-«дерьмократов»

  5. «Фронт Национального Спасения» и двурушничество Зюганова

  6. Заседание Верховного Совета при свечах. Крах мечтаний

  7. Расстрелянный и сожженный Верховный Совет

  8. Кровавый Новый Тель-Авив

Раздел пятый. Размышление на руинах русско-еврейской империи (1993–2005)

  1. «Национал-большевик», который нас предает

  2. Опорные пункты русского сопротивления

  3. Сегодняшние властители Русского Духа

  4. Не швыряться своими соратниками

  5. Нам есть о чем поспорить. «Меньшее зло»?

  6. Нам есть о чем поспорить. Спасет ли нас неосталинизм?

  7. Нам есть о чем поспорить. Декадентская тоска по Империи?

  8. Нам есть о чем поспорить. СПИД «национал-большевизма»?

  9. Нам есть о чем поспорить. Возможен ли у нас «социализм с человеческим лицом»? Скандинавская социал-демократическая модель? Народная монархия?

Резюме. Размышление на Голанских высотах. Россия перед взрывом «этнической бомбы»

  1. У нас общая иудо-христианская цивилизация. Но мы непримиримо разошлись

  2. Призрак иммиграции

  3. «Священная корова» русской нации

Фотоматериалы Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg