А. И. Гусев Евгений Нестеренко: Творческий портрет
«Этот артист выделяется среди своих коллег не только яркостью и своеобразием таланта, но и интенсивными творческими поисками, постоянным вниманием к новой советской музыке. Нестеренко во всех отношениях является достойным продолжателем новаторских традиций русской вокальной школы».
Столь высокую оценку искусству народного артиста СССР Евгения Нестеренко дал великий композитор нашего времени Дмитрий Дмитриевич Шостакович. И эти слова были сказаны об артисте, только начавшем завоевывать мировое признание.
Еще недавно — лет десять назад — это имя было известно лишь немногим специалистам. А уже в 1975 году венгерская оперная энциклопедия писала о нем:
«Нестеренко — один из крупнейших басов нашего времени. Обладает голосом фантастического объема, уравновешенности и красоты. По стилю исполнения напоминает Шаляпина… Поражает не только феноменальным голосом, но и безукоризненным совершенством исполняемых партий, а также музыкальностью».
Путь Нестеренко к высотам славы был не из легких. Достичь их ему позволили не только отличные природные данные, но и необыкновенная целеустремленность, восторженное и благоговейное отношение к искусству, упорный труд.
Евгений Нестеренко родился в Москве в 1938 году. Хотя он с детства любил музыку и охотно пел, но отнюдь не готовился к профессиональной оперной карьере и после окончания средней школы поступил в Ленинградский инженерно-строительный институт. Тем не менее он не оставлял занятий в самодеятельности. Незадолго до окончания: института по совету выдающейся певицы С. Преображенской, обратившей внимание на его отличные данные, Евгений поступает на вечернее отделение Ленинградской консерватории, в класс замечательного вокального педагога Василия Михайловича Луканина. Встреча с ним стала решающей вехой в судьбе молодого человека.
Первое время Евгений совмещает занятия в консерватории и работу строителя, но вскоре переходит на дневное отделение и полностью посвящает себя искусству. Как раз в это время в ленинградском Малом оперном театре готовилась премьера оперы Прокофьева «Любовь к трем апельсинам». Молодому певцу предложили исполнить партию Короля Треф. Дебют прошел успешно, и Нестеренко стал солистом Малого оперного театра. Теперь необходимо было накапливать опыт, осваивать репертуар. Вскоре к Королю Треф добавляются Колен в «Богеме» Пуччини, Феррандо в «Трубадуре» Верди, Кораблев в опере Г. Шантыря «Два капитана», Священник в «Катерине Измайловой» Шостаковича, Мельник в «Русалке» Даргомыжского.
На репетиции оперы «Похищение луны».
Е. Нестеренко с О. Тактакишвили (верхнее фото) и с Б. Покровским (нижнее фото).
Исполнение партии Мельника в финальном туре Международного конкурса молодых оперных певцов в Софии в 1967 году принесло Нестеренко звание лауреата и серебряную медаль. В том же сезоне он был приглашен в труппу Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова, где за несколько лет спел около двадцати партий. Среди них — Кончак («Князь Игорь» Бородина), Кочубей и Гремин («Мазепа» и «Евгений Онегин» Чайковского), Дон Базилио («Севильский цирюльник» Россини), Раймонд («Лючия ди Ламмермур» Доницетти), Мефистофель («Фауст» Гуно). Так складывался обширный и разносторонний репертуар артиста.
В 1970 году Нестеренко становится победителем IV Международного конкурса имени П. И. Чайковского. Незадолго до этого, когда певец готовился к ответственному соревнованию, дирекция Большого театра СССР обратилась к нему с просьбой заменить заболевшего народного артиста СССР А. Кривченю в партии Кончака. Он принял предложение (за один день выучив не шедшую в ленинградском спектакле сцену побега) и блестяще справился с труднейшей задачей. Так еще до конкурсной победы был решен вопрос о его переходе в труппу первого оперного театра страны.
Общение с выдающимися мастерами Большого театра во многом способствовало интенсивному творческому росту талантливого артиста, окончательному становлению его как художника. В короткий срок Нестеренко органично вписался в творческий ансамбль ГАБТа и стал одним из ведущих солистов. Символично, что именно ему театр доверил высокую честь исполнять заглавные роли в спектаклях, открывающих гастроли Большого театра в «Ла Скала» и «Метрополитен-опера». И он блистательно оправдал возлагавшиеся на него надежды.
Ныне Нестеренко по праву считается одним из ведущих мастеров советского и мирового оперного театра. Творческий облик артиста характеризуют прежде всего удивительно гармоничный комплекс природных данных, сплавленный в единое целое высочайшим профессиональным мастерством, трепетная одухотворенность исполнения, необычайная разносторонность и, наконец, неуемная жажда творчества, открытость ко всему новому, настроенность на поиск и эксперимент. Знаменательно, что именно в тех случаях, когда он получает простор для удовлетворения этой своей страсти — будь то в опере или на концертной эстраде, — артист достигает наибольших творческих высот.
«Царская невеста».
Безусловно, главное «оружие» оперного певца — его голос. Нестеренко — обладатель красивого по тембру центрального баса, хорошо звучащего в нижнем регистре. Прекрасная вокальная школа, полученная у В. Луканина, позволяет Нестеренко не только использовать это природное предрасположение и уверенно и стабильно брать сочные соль и фа большой октавы, но и свободно чувствовать себя в верхнем регистре. Это дает ему возможность исполнять огромный по диапазону репертуар и… создает известные трудности в определении характера его голоса: во время гастролей Большого театра СССР в Милане в 1973 году он буквально ошеломил итальянских критиков, спев партии Руслана и Игоря, а через несколько дней добавив к ним Кончака. На всем большом диапазоне его голоса звук тянется ровно и эластично, манера звуковедения легка и благородна. Даже в самых эмоционально насыщенных местах никогда не возникает ощущения напряженности, не чувствуется, что голос на пределе.
И в техническом, и в стилистическом плане возможности певца поистине безграничны: ему одинаково доступны и мелодический речитатив, и широкая распевная кантилена, музыка русская, французская, итальянская, оперные арии, строгие миниатюры Баха, романтические песни, современная вокальная лирика. Добавим к этому неизменно безупречную фразировку и удивительное чувство формы, тщательную отделку каждой детали. Благодаря отточенной вокальной технике Нестеренко уверенно чувствует себя в любой тесситуре, может легко передать всевозможные динамические оттенки.
Слово — верный союзник Нестеренко. Он всегда уделяет особое внимание дикции, и поэтому даже в самых трудных в техническом плане местах исполняемый им текст обычно ясен и понятен.
Подобно подавляющему большинству оперных певцов, Нестеренко не получил какого-либо специального актерского образования, ограничившись лишь оперным классом консерватории. Однако богатая природная одаренность, способность к перевоплощению, наблюдательность, активная творческая работа с крупными режиссерами (прежде всего с Б. Покровским) позволили ему достичь высот и в этой области.
«Фауст».
Достоинства Евгения Нестеренко счастливо дополняют превосходные внешние данные: высокий рост, статная осанка, красивое лицо, прекрасно поддающееся гриму. И конечно, большое сценическое обаяние — важнейшее, по мнению К. С. Станиславского, качество всякого артиста.
Эти составные части творческого комплекса Нестеренко существуют не сами по себе, но слиты в единое неразрывное целое. Все средства могучего арсенала выразительных средств он подчиняет одной главной цели — раскрытию музыкального образа. В его исполнении все продумано до мелочей, нет ничего лишнего, случайного. Любая работа Нестеренко обнаруживает выверенный баланс рационального и эмоционального начал. Ясность, логичность, выявление характерных черт произведения неизменно отличают его исполнение. Но при этом все «пропущено» через сердце; все прочувствовано и пережито. Его интонации, движения живы, естественны, выразительны; каждая нота, каждое слово согреты внутренним теплом. Эта эмоциональная наполненность и одухотворенность помогают Нестеренко легко устанавливать контакт с любой аудиторией, какую бы сложную для восприятия музыку он ни исполнял.
За годы работы в Большом театре Нестеренко спел практически весь основной басовый репертуар и даже часть баритонального. К названным уже партиям прибавилось здесь много новых: Руслан, Игорь, Собакин («Царская невеста» Римского-Корсакова), Ланчотто Малатеста («Франческа да Римини» Рахманинова), Филипп II («Дон Карлос» Верди), Кутузов («Война и мир» Прокофьева) и другие. Каждая из них привлекла пристальное внимание как зрителей, так и критиков. Каждая заслуживает особого разговора. Остановимся на некоторых из его лучших творений.
Как уже говорилось, Нестеренко впервые появился на сцене Большого театра в образе Кончака. Эта партия давно стала одной из «коронных» в его репертуаре, но выступления в спектаклях Большого театра потребовали некоторого пересмотра трактовки образа. Меньше стал акцент на стихию половецкой степи. Рельефные мускулы обнаженных рук и необузданные движения восточного деспота уступили место мягкой, гибкой пластике барса. Кончак стал собранней, хитрей и коварней; первобытная дикость причудливо сочетается в нем с интеллектом и тонкостью дипломата. Голос певца звучит мощно и упруго, тембр темнеет, незаметно меняется даже дикция: согласные становятся протяжнее и раскатистее. Неукротимой силой веет от такого владыки степей.
«Русалка».
Эта работа, ставшая наибольшей удачей «домосковского» периода творчества Нестеренко, казалось, предполагала, что наиболее плодотворных результатов от певца надо ждать в партиях центрального и даже низкого баса — Досифея, Гремина, Сусанина. Тем неожиданней был ослепительный успех его Руслана в новой постановке глинкинской оперы в 1972 году. Нестеренко стал подлинным создателем этого образа. Не статичным былинным богатырем предстал перед зрителями его Руслан, а живым человеком, полным сил, мужающим в борьбе и лишь к концу спектакля становящимся настоящим героем. В его Руслане особенно пленяет гармония музыкального и сценического образов, которая характерна, впрочем, для всего творчества певца. Видимое глазом только усиливает музыкальное впечатление. Внутреннее состояние героя отражается также и в тембре. Здесь у Нестеренко более округлая, более плавная линия звуковедения: сама музыка Глинки требует такого виолончельного звука.
В работе над Русланом певец впервые встретился с выдающимся режиссером Борисом Александровичем Покровским, и эта встреча была радостной для обоих. Режиссер-новатор нашел в лице Нестеренко прекрасного единомышленника. Несколько лет назад, выступая на творческом вечере Нестеренко, Покровский говорил:
«Сейчас уже во всех рецензиях, во всех обсуждениях, во всех инстанциях официально признано, что это его художественное открытие. Шутка сказать — открытие в образе Руслана! В образе, который существует уже очень много лет; уже создалась как будто исполнительская традиция. В исполнении этой роли принимали участие самые знаменитые басы Большого и Мариинского театров, включая самого Шаляпина! И тем не менее подлинное открытие этого образа было сделано сейчас Нестеренко».
Сразу же после Руслана Нестеренко был увлечен мечтой о Князе Игоре. Эта партия, в отличие от Руслана, не имеет прочных традиций исполнения басами; вряд ли в прошлом случалось, чтобы один и тот же певец воплощал на оперной сцене столь диаметрально противоположные образы, как Игорь и Кончак. Но, конечно, артиста прельщало не столько преодоление технических трудностей, сколько возможность прочесть образ по-новому.
Воодушевленный успехом Руслана, Евгений Нестеренко мечтал «оживить» Игоря, снять с него налет оперной ходульности. С присущей ему настойчивостью и скрупулезностью он взялся за изучение рукописей и материалов по истории создания оперы. Как раз в это время в Большом театре в ходе подготовки к гастролям в Италии осуществлялась постановочная редакция оперы. Актерское видение роли певцом удивительно совпало с режиссерским замыслом Покровского. Оба они убеждены, что зерно образа лежит в раскаянии Игоря и в осознании им своей вины перед Родиной, перед народом. В соответствии с этим, например, певец в знаменитой арии избегает традиционного замедления на словах «О дайте, дайте мне свободу!» — у него это истошный крик отчаяния, стон боли и страдания. Необычно звучит и обращение к Ярославне: «Ты одна, голубка-лада…» — как последняя надежда, как горячая мольба понять и простить.
«Франческа да Римини».
Долго готовился Нестеренко к одной из вершин басового репертуара — партии Бориса Годунова. Верный своим творческим принципам, он досконально изучил исторические источники, глубоко проник в замысел автора, проанализировал все имеющиеся редакции произведения. Работать над этой партией он начал еще в Кировском театре, потом эпизодически пел на гастролях и, наконец, выступил в спектакле Большого театра. Но и после московского дебюта работа над образом не окончилась. От спектакля к спектаклю артист ищет новые краски. В роли Бориса Годунова в полной мере проявляется свойственный Нестеренко отказ от излишней аффектации и мелодраматического нажима. Он именно поет партию Бориса от начала и до конца, нигде не переходит на «говорок» и не пользуется «душераздирающими» криками и рыданиями. Сценический рисунок роли также очень строг: никаких внешних эффектов, рассчитанных на легкий успех у зрителя. Все сосредоточено на глубоком раскрытии внутренней трагедии «преступного царя». Артист создает образ царя величавого и благородного, пекущегося о благе государства и стремящегося к примирению с народом, но роковым образом не находящего к нему путей.
Ныне Евгений Нестеренко по праву должен быть назван в числе лучших исполнителей этой титанической роли за столетие ее сценической истории. Это подтверждают критики многих стран мира. «Новый великий Борис» — утверждает французская газета «Нис матен».
Венская газета «Нойе цайтунг» пишет:
«Нестеренко подчиняет силу и красоту своего голоса прежде всего выразительности образа. Его интерпретация Бориса Годунова, помимо высокого качества пения, служит мастерским образцом драматической игры, исполненной большой глубины. В этой партии Нестеренко уже сегодня должен быть признан непревзойденным».
Газета «Зальцбургер нахрихтен» вторит:
«Не боясь показаться нескромными, мы должны поставить Евгения Нестеренко, выступившего в заглавной партии, на первое место. Его сочный бас и его умная, органичная игра создали идеальное воплощение страдающего муками совести царя».
В начале октября 1977 года «Борис Годунов» транслировался из Большого театра по системам Интервидения и Евровидения на всю Европу. Из многих стран в Большой театр пришло великое множество восторженных отзывов как о спектакле в целом, так и об исполнителе заглавной партии. Но лишь немногие знают, что в этом спектакле Нестеренко продемонстрировал не только певческий и артистический талант и мастерство, но и огромную силу воли, ибо в тот вечер он вышел на сцену со сломанной рукой (результат неудачного падения накануне, на репетиции). Но и в гипсе, с обезболивающими уколами, он, как всегда, пел и играл вдохновенно.
«Борис Годунов». В роли Феодора — Г. Королева.
Летом 1974 года на традиционном летнем фестивале в Будапеште Нестеренко выступил в заглавной партии оперы Бойто «Мефистофель» (постановку осуществили итальянский дирижер Л. Гарделли и венгерский режиссер А. Мико). Однажды возрожденная к жизни гением великого Шаляпина, опера Бойто не часто появляется в репертуаре. Главная причина этого — отсутствие певцов, способных преодолеть огромные вокальные и сценические трудности, заключенные в партии Мефистофеля. Поэтому и периодические возобновления этой оперы обычно связаны с появлением на мировой оперной сцене выдающихся исполнителей. Одним из таких избранных стал Нестеренко, имевший огромный успех у публики и прессы. «Силой своего голоса, великолепными красками звучания, актерским воплощением роли он напоминает нам гения, чье имя было — Шаляпин», — писала «Ешти хирлап», высказывая общее мнение критиков. Газета «Непсабадшаг» отмечала, что голос Нестеренко своим тембром похож на шаляпинский; ассоциации с великим певцом первой половины столетия возникли и у других рецензентов. В откликах на гастроли Нестеренко во многих странах все чаще встречаются параллели с творчеством Шаляпина. «Сходство между тембром Шаляпина и звучанием голоса баса Большого театра интересное и поразительное», — читаем мы в стокгольмской газете «Свенска дагбладет». «Нестеренко в роли короля Рене дал истинное представление о том, как пел легендарный Шаляпин», — констатирует «Тростбергер тагблатт» (Австрия).
На первый взгляд это удивляет: ведь между голосами Нестеренко и Шаляпина нет, казалось бы, ни тембрального, ни фактурного сходства. И все-таки такая аналогия вполне правомерна. С Шаляпиным Нестеренко роднит общая основа русской вокальной школы, верность высшей художественной правде. Проявляется же это и в железном исполнительском ритме, и в динамической экспрессии, и в максимально омузыкаленном выпевании слова, когда красота голоса становится не самоцелью, а средством выражения тончайших душевных переживаний. Умелым распределением различных оттенков Нестеренко может в нужный момент создать ощущение необычайно сильной звуковой волны; он умеет также менять тембровую окраску в соответствии с характером того или иного персонажа. Кроме того, он — один из очень немногих, кто развивает шаляпинскую традицию пластической характеристики своих героев. Почти каждый созданный им образ наделен особой рельефной пластической чертой. Вспомним хотя бы эластичную скульптурность его Мефистофеля в опере Гуно, или обнаженные, нервные руки его Малатесты, или шаркающую походку его Собакина.
Уверенный профессионализм помогает артисту выдерживать крайне насыщенный график выступлений — в Большом театре, в концертных залах, на гастролях в других городах и за границей, страхует от всяких случайностей, позволяет сохранять при любых обстоятельствах высочайший уровень исполнения. А работоспособность его огромна. Три-четыре выступления в неделю, да еще в разных городах, для Нестеренко — не редкость. При этом он успевает готовить новые концертные программы и оперные партии, переучивать уже известные роли на иностранные языки, записываться на пластинки, преподавать в Московской консерватории, где он с 1975 года возглавляет вокальную кафедру.
В сезоне 1976/77 года Нестеренко выступил в трех премьерах Большого театра: «Моцарте и Сальери» Римского-Корсакова, «Русалке» Даргомыжского, «Похищении луны» О. Тактакишвили и подготовил четвертую — роль большевика Андрея в новой сценической редакции оперы В. Мурадели «Октябрь». Каждая из этих работ стала значительной вехой в творческой биографии артиста, получила высокую оценку зрителей и прессы.
Показательна сценическая судьба его Сальери. К этой партии артист впервые обратился еще в Ленинграде, исполнив ее на сцене Экспериментальной студии камерной оперы, руководимой Ю. Кочневым. Затем, после продолжительного перерыва, спел ее в Стокгольме в концертном исполнении под управлением Г. Рождественского, которое стало заметным событием в художественной жизни столицы Швеции. Вслед за этим опера стала частью программы его творческого вечера в Большом театре в апреле 1976 года. Исключительный успех выступления подтвердил возможность и целесообразность постановки оперы на сцене Большого театра. В результате репертуар театра обогатился еще одним замечательным произведением русской классики, которое отсутствовало на его сцене более полувека.
Образ Сальери — одно из лучших сценических созданий Нестеренко. В работе над этой сложнейшей ролью глубина постижения замысла композитора, безупречный художественный вкус и благородство сценического выражения, присущие артисту, проявились в полной мере. Его трактовка образа бесконечно далека от всяких штампов. Сальери у Нестеренко — не абстрактный злодей, не мелочный завистник. Нет, это человек, искренне любящий и глубоко чувствующий искусство, высоко ценящий гений Моцарта; но он всецело во власти ложной концепции самой природы творчества, и именно это приводит к трагической развязке.
С партией Мельника Нестеренко, как уже упоминалось, также встречался на первом этапе своей певческой карьеры. Теперь, в новой постановке Большого театра, он вновь вернулся к ней зрелым мастером, полностью выявив свое отношение к этому образу и свою концепцию роли. В его трактовке на редкость убедительно показано развитие образа Мельника: от житейского практицизма и примитивного представления о благополучии дочери к глубокому страданию отца, к трагедии безумного, всеми покинутого старика. Певец вновь демонстрирует лучшие качества русской вокальной школы: техническое мастерство, доведенное до виртуозности, подчинено драматической выразительности, пение настолько правдиво, что по гибкости интонаций напоминает живую человеческую речь. Хочется еще раз подчеркнуть стремление Нестеренко к рельефности внешнего рисунка роли. Только у артиста, непременным компонентом творческого мышления которого является пластическая характеристичность персонажа, могли родиться такие судорожные движения рук Мельника, ужаснувшегося гибели дочери, которые затем, в сцене у Днепра, органично превратятся во взмахи «крыльев ворона».
Если в ролях Сальери и Мельника, давая исключительно своеобразное прочтение, Нестеренко опирался на славные традиции выдающихся русских басов, то в опере «Похищение луны» он стал первосоздателем образа старого горца Звамбая, явившего собой одну из бесспорных удач нового спектакля Большого театра СССР. Певец тонко ощущает своеобразие музыкального языка Тактакишвили, ярко передает национальные особенности мелодики оперы. Он раскрывает трагедию старого темного человека, чистого сердцем, привыкшего незыблемо хранить традиционный уклад жизни, не понимающего, в чем суть происходящих революционных событий. При этом артист находит краски, вызывающие сочувствие к смятенной душе горца. Роль Звамбая можно назвать эталоном и в смысле пластического перевоплощения артиста на оперной сцене. Порой кажется даже, что он становится значительно ниже ростом. Трудно поверить, что этого согбенного старика, с трудом двигающего натруженными ногами, играет тот же артист, который несколькими днями раньше, на этой же сцене, был юным Русланом!
Роль революционера-большевика Андрея в опере Мурадели «Октябрь» требует от исполнителя масштабной личности, человеческого обаяния, силы убежденности, веры в будущее. Не удивительно, что и она нашла в лице Нестеренко, можно сказать, идеального исполнителя. Артист счастливо избегает соблазна впасть в дидактичность, убедительно показывает богатство души, благородство помыслов и нравственную высоту своего героя. За внешней сдержанностью скрыта огромная эмоциональная наполненность: верный сын партии Андрей непоколебим в борьбе за счастье народа, уверен в конечной победе революции. Голос певца звучит то мужественно и сурово, то, в сценах с Мариной, неожиданно с лирической теплотой и душевностью. Напевной красотой и раздольностью отличается исполнение арии, в которой Андрей рассказывает о своей встрече с Лениным.
За этот же период артист выступил на ежегодном осеннем фестивале в итальянском городе Перудже, дебютировав в заглавной партии редко исполняемой оперы Россини «Моисей», принял участие в новой постановке оперы Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда» в «Ла Скала» и там же исполнил партию Мефистофеля в опере Гуно на языке оригинала. И все это — «не считая» регулярной работы в Большом театре и в консерватории, концертов в Москве, Ленинграде и других городах, коротких гастролей на сценах Вены и Будапешта.
Не менее интересной и столь же успешной стала для Нестеренко «итальянская» часть того же сезона. Опера Россини «Моисей» принадлежит к числу сравнительно редко исполняемых (как и в случае с «Мефистофелем», это во многом объясняется исключительной трудностью центральной партии). И поэтому закономерно, что организаторы фестиваля остановили свой выбор на Евгении Нестеренко, который, по мнению газеты «Паэзе сера», «создал необычайно выпуклый, мощный образ Моисея». Критик другой влиятельной газеты — «Мессаджеро» — также отметил, что «над всеми доминировал Евгений Нестеренко (Моисей) — первый бас Большого театра, настоящий бас кантанте, владеющий изумительным легато, впечатляющий масштабами и властностью голоса». Исполнение Нестеренко партии Моисея вызвало в Италии столь широкий резонанс, что театр «Ла Скала» решил специально для него поставить эту оперу на своей сцене (премьера состоялась в сезоне 1978/79 года).
«Севильский цирюльник».
Огромный успех выпал на долю советского певца в новой постановке «Пеллеаса и Мелизанды» Дебюсси, осуществленной на сцене «Ла Скала» французскими мастерами — режиссером Ж.-П. Поннелем и дирижером Ж. Претром. «В первую очередь необходимо назвать Аркеля — Нестеренко; интерпретация, достойная быть вписанной в антологию, — таков высочайший стилистический уровень его исполнения», — писала газета «Коррьере делла сера». Критик газеты «Иль джорнале» назвал Аркеля «партией, исполненной Евгением Нестеренко безукоризненно как в вокальном отношении, так и с точки зрения способности передать чарующую внутреннюю сосредоточенность этого персонажа». Чрезвычайно примечательно, что, отдавая дань отличному французскому языку Нестеренко, его редкостной стилистической чуткости, критики вместе с тем отмечают и глубоко национальную природу его искусства. Интересно в этом смысле высказывание рецензента газеты «Ла нотте»:
«Аркель баса Евгения Нестеренко почти неизбежно наводит на мысль о том, что корни „Пеллеаса“ уходят в творчество Мусоргского».
Одновременно с участием в постановке оперы «Пеллеас и Мелизанда» Нестеренко выступил и в роли Мефистофеля в «Фаусте» Гуно. Эту партию он пел на сценах многих театров, но в спектакле «Ла Скала» впервые исполнил ее на французском языке. «Самым большим сюрпризом, — откликнулась газета „Унита“, — было исполнение партии Мефистофеля Евгением Нестеренко, который, приехав в Италию четыре года назад в составе Большого театра, триумфально выступал в партиях Руслана и Игоря. Сейчас он поет по-французски с той же уверенностью и в этом дьявольском облике производит сильное впечатление как красотой голоса, так и силой интерпретации, хотя и не порывает с классическими традициями: то несколько зловещие изломы голоса, то искрометность и напор (особенно в Серенаде) подтверждают, что его Мефистофель является великолепным результатом современного преломления традиции, заложенной еще в начале века великим Шаляпиным». Да, снова то же сопоставление, та же параллель, возникающая, конечно, не случайно.
Выступления певца в Италии в сезоне 1976/77 года стали истинным триумфом советской вокально-исполнительской культуры.
Многостороннему раскрытию таланта Нестеренко, становлению его как мастера, как художника во многом способствовало еще одно обстоятельство. В самом начале своей творческой жизни он — и здесь снова сказались благотворные заветы его учителя В. Луканина — обратился к камерной музыке. Это помогло ему выработать высокую культуру слова и музыкальной фразы, обрести творческую самостоятельность, глубину постижения музыкального образа, выявить многие тонкие грани своего дарования.
«Князь Игорь».
Нестеренко в такой же мере камерный певец, как и оперный. В камерном исполнительстве его привлекает большая свобода в выборе репертуара и интерпретации, более широкие возможности работы над современными сочинениями. Нестеренко категорически отвергает мнение, будто в камерном пении голос играет чуть ли не второстепенную роль. Напротив, на эстраде его голос звучит так же наполненно и сочно, как и в опере, но при этом певец заставляет свой мощный вокальный аппарат работать с ювелирной точностью, меняет масштабы и средства исполнения, не пользуясь широкими мазками там, где необходимы тонкие штрихи. Не впадает он и в другую крайность, избегая в исполнении подчеркнутой интимности, подмены пения декламацией.
На концертной эстраде также проявляется большое артистическое дарование Нестеренко: пластический рисунок и мимика его лица неотделимы от вокала. В каждом романсе, в каждой песне он рисует точный запоминающийся образ: будь то умудренный опытом жизни герой песни Г. Свиридова Джон Андерсон или обаятельный, чуть комичный Финдлей из того же цикла на стихи Р. Бернса. Богатство выразительных средств певца поражает. В исполняемых романсах, особенно в вокальных циклах, перед слушателем словно проходит ряд живых образов: любящих и страдающих, нежных и комичных, а подчас и сатирических. Артист мгновенно перевоплощается на наших глазах — то в остропародийного «итальяномана» из «Райка» Мусоргского, то в незадачливую жертву «хулигана Федулова» из цикла сатирических романсов Шостаковича на тексты из журнала «Крокодил». Но при всем том Нестеренко ни на йоту не нарушает границ хорошего вкуса: свобода и естественность сценического поведения никогда не переходят у него в развязность и «заигрывание» с залом.
Концертный репертуар Нестеренко огромен. Он включает в себя романсы Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Рахманинова, Бородина, вокальные циклы Баха, Бетховена, Шуберта, Брамса, Мусоргского, Свиридова… Руководствуясь высокими принципами музыкального просветительства, артист стремится последовательно воспитывать слушателей, возвышать их. Он никогда не забывает об идейной и художественной цельности своих концертных программ. Неоценимую помощь приносит ему в этом отношении давний творческий союз с пианистом-концертмейстером, доцентом Московской консерватории Евгением Михайловичем Шендеровичем. Этот высокопрофессиональный музыкант, умный и чуткий художник умеет в процессе совместных поисков трактовки многое подсказать и посоветовать певцу, а на концертной эстраде полностью слиться с его индивидуальностью. Единство творческих воззрений и многолетний опыт совместной работы выработали крепкое «чувство локтя», поразительный по тонкости взаимопонимания ансамбль, создающий в зале атмосферу легкого и непринужденного музицирования, ощущение сиюминутности творчества.
«Моцарт и Сальери» (вверху слева), «Иван Сусанин» (вверху справа).
«Октябрь» (внизу слева), «Война и мир» (внизу справа).
Вполне понятно, что в концертном репертуаре Нестеренко центральное место занимает русская классика. Это и тематические циклы, посвященные композиторам «Могучей кучки», и монографические программы из произведений Чайковского и Рахманинова, вокальные циклы Мусоргского «Песни и пляски смерти». «Без солнца» и редко исполняемый «Раек». Но творческое общение с создателями современной музыки — тоже одна из давних традиций русской вокальной школы, и Нестеренко неуклонно следует ей. Убежденный и активный, страстный и последовательный пропагандист современной музыки, он постоянно включает в свои концертные программы произведения Шостаковича и Свиридова, зачастую посвящая творчеству этих композиторов целое отделение или даже весь концерт. И естественно, что именно Нестеренко стал первым исполнителем многих произведений современных авторов. Огромным событием в музыкальной жизни стала премьера Сюиты для баса и фортепиано на слова Микеланджело Буонарроти Шостаковича, которая писалась в расчете на уникальный дуэт Нестеренко — Шендерович и в самом тесном контакте с исполнителями.
Теснейшие творческие узы связывают певца со Свиридовым, и ныне он считается одним из лучших интерпретаторов вокальной лирики этого мастера.
Много внимания уделяет Нестеренко и зарубежной классике. Интересно, что на всегда актуальный для певцов вопрос: на каком языке — в переводе или в оригинале — исполнять произведение, Нестеренко не отвечает однозначно. Все зависит от того, насколько данное произведение знакомо публике. Придавая большое значение пониманию слушателем каждого слова, он очень взыскателен к качеству перевода, к его соответствию подлиннику. Нередко он сопоставляет несколько вариантов перевода, а если ни один из них не устраивает его, берется за перо сам, как это было, например, при подготовке баховской программы.
Необходимо отметить закономерность и последовательность, с которыми Нестеренко пропагандирует камерное творчество русских и советских композиторов, малоизвестное зарубежной публике, во время своих гастролей.
Одно из выступлений Евгения Нестеренко за рубежом состоялось в итальянском городе Верчелли в рамках большого музыкального фестиваля, где Нестеренко был также в качестве члена жюри Международного конкурса вокалистов имени Виотти. Концерт (его программа была составлена целиком из произведений Мусоргского, что довольно необычно для европейской публики) стал кульминацией этого праздника, привлекшего многочисленных слушателей из разных стран Европы, в том числе молодых певцов.
Газета «Ла Сессиа» писала, что «Евгению Нестеренко, считающемуся сейчас лучшим басом в мире», Мусоргский весьма близок по духу. «Певец доказал, — пишет далее рецензент, — что его слава вполне закономерна и что он не утрачивает ее при переходе от оперного жанра к камерному. Нам редко доводилось слышать столь совершенное в интонационном отношении пение».
В феврале 1978 года Нестеренко дал сольный концерт в «Ла Скала», включив в его программу Сюиту на слова Микеланджело Шостаковича, «Песни и пляски смерти» и еще несколько произведений Мусоргского. Как обычно, вечер прошел с большим успехом.
«Замок герцога Синяя Борода» (вверху слева), «Похищение луны» и «Дон Карлос» (вверху справа).
«Хованщина» (внизу слева), «Мазепа» (внизу справа).
Не ограничивая себя работой в оперном театре и концертными выступлениями, Нестеренко часто принимает участие в исполнении кантат и ораторий. Он охотно исполняет басовые партии в «Патетической оратории» Свиридова и Четырнадцатой симфонии Шостаковича, Девятой симфонии Бетховена, «Реквиеме» Верди. Вспомним, что только за последнее время он пел в «Реквиеме» в Лондоне, Болонье, Париже под управлением знаменитых дирижеров Р. Мути и А. Ломбарди, а партнерами его были такие певцы, как К. Ричиарелли, Ф. Коссотто, Р. Скотто, К. Те-Канава и другие звезды мирового вокала.
С каждым годом растет международная слава Евгения Нестеренко. Его ждут в крупнейших оперных театрах мира. Триумфально проходят гастроли советского певца на сценах Венской оперы, лондонского «Ковент-Гардена», знаменитого аргентинского театра «Колон», в оперных театрах Мюнхена и Сан-Франциско, на фестивале «Арена ди Верона», где он, кстати говоря, впервые выступил в драматической легенде Берлиоза «Осуждение Фауста», добавив к своей «портретной галерее» Мефистофелей третьего. Этот перечень можно было бы продолжить. В сезоне 1977/78 года он не раз выходил на сцену «Ла Скала», принимая участие в юбилейных спектаклях по случаю 200-летия этого театра в операх Верди «Дон Карлос» и «Разбойники». Если партия Максимилиана в «Разбойниках» невелика по объему и привлекла певца главным образом редкой возможностью обратиться к раннему Верди, то роль Филиппа II уже давно принадлежит к общепризнанным вокальным и сценическим удачам Нестеренко. 7 января 1978 года, накануне своего сорокалетия, Нестеренко исполнил партию Филиппа II в торжественном спектакле «Ла Скала», который транслировался по телевидению на весь мир. Это стало еще одним подтверждением мирового признания советского артиста.
Когда настоящее издание уже готовилось к печати, Нестеренко впервые выступил в роли Сусанина, ознаменовавшей собой крупный этап в его творческой биографии. Написанная Глинкой в расчете на феноменальный голос О. Петрова, партия Сусанина требует от исполнителя сочетания мощи баса с подвижностью баритона. У Нестеренко она звучит ровно сверху донизу, никаких провалов, никаких «глухих нот». Все выпевается легко и естественно. Особенно впечатляют густые, опертые на грудь ходы вниз. Но не столько безукоризненностью пения покоряет Сусанин — Нестеренко, сколько задушевностью и искренностью исполнения. В этот образ артист вложил все богатство своей натуры, всю щедрость своего сердца. Его Сусанин — настоящий вольный сын земли русской. Он вовсе не старик, а высокий статный крестьянин с гордой осанкой. Предельная внутренняя наполненность певца позволяет ему через изумительное владение тембральными красками передать сложнейшие душевные переживания героя. Чего стоит один только не поддающийся описанию возглас: «Антонида! Ради бога!». В нем и предчувствие вечной разлуки с любимой дочерью, и призыв к стойкости, и еще десятки чувств, пронесшихся в этот миг в смятенной душе уходящего на смерть Сусанина. Но, конечно, подлинной кульминацией роли остается сцена в лесу. Нестеренко достигает в ней потрясающей экспрессии чувств, заставляющей зрительный зал взрываться в едином эмоциональном порыве. Вместе с тем артист создает образ исключительной обобщающей силы, достигая высот подлинно патриотического звучания. Сусанин — Нестеренко чувствует и мыслит от имени всего народа, неразрывна его связь с Родиной. Совершенно ясно, что в исполнении Нестеренко ярко вспыхнула новым светом великая отечественная традиция, освященная именами О. Петрова, Ф. Шаляпина, М. Михайлова.
Евгений Нестеренко находится в расцвете своего выдающегося таланта, во всеоружии великолепного мастерства. И сейчас ему, как подлинному художнику-творцу, знакомы сомнения, неудачи, долгие дни мучительных раздумий. Постоянная неудовлетворенность, ненасытная жажда совершенствования и открытия нового, неизведанного обещают еще много встреч с этим прекрасным артистом, позволяют ждать от него новых художественных откровений.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Евгений Нестеренко», Александр Иванович Гусев
Всего 0 комментариев