«Пушкинский некрополь»

Пушкинский некрополь (fb2) - Пушкинский некрополь (Жизнь Пушкина) 730K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Семен Степанович Гейченко - Михаил Дмитриевич Артамонов (ученый)

Михаил Артамонов, Семен Гейченко Пушкинский некрополь

© Артамонов М. Д., 2015

© Гейченко С. С., 2015

© ООО «Издательство Алгоритм», 2015

М. Д. Артамонов Под вечными сводами Пушкинский некрополь Москвы

Предисловие

Все связанное с Пушкиным необычайно дорого каждому из нас не только как память, а как некий ключ к нашему собственному совершенствованию. И мы ищем в его следах, оставленных на земле, в его прозрениях опору в наших деяниях по дороге к завтрашнему.

М. Дудин

Воспоминание о прошлом всегда поучительно. В. Г. Белинский писал: «Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло нам о будущем». Но прошлое прежде всего – люди. И вспомнить о них – пища для ума и радость сердцу.

Окружение А. С. Пушкина – блистательное собрание выдающихся людей его времени – литераторов, артистов, художников, композиторов, ученых, военачальников. Его друзьями и знакомыми были представители всех слоев общества, от царей и министров до простых крестьян. Об этом написано много книг. В них рассказывается о близких и дальних знакомых поэта, почти всегда указывается, где они родились, учились, служили, но очень редко упоминается о том, где они нашли свое последнее пристанище. Нас, как правило, больше интересуют места их появления на снег, нежели их могилы…

При изучении старых московских кладбищ мною выявлено около 340 мест захоронения родных, друзей и знакомых поэта. Они распределяются по 16 монастырским и старым московским кладбищам следующим образом:

Донской монастырь – 72

Новодевичий монастырь и Новодевичье кладбище – 95

Ваганьково – 66

Введенские горы – 6

Даниловское кладбище – 7

Миусское кладбище – 7

Пятницкое кладбище – 14

Данилов монастырь – 10

Алексеевский женский монастырь – 9

Лазаревское кладбище – 4

Новоспасский монастырь – 12

Покровский монастырь – 7

Симонов монастырь – 15

Спасо-Андрониевский монастырь – 5

Дорогомиловское кладбище – 1

Из почти 340 захоронений пока удалось найти лишь третью часть. Некоторые кладбища в 30-е годы были упразднены (Симонов монастырь, Лазаревское и Дорогомиловское кладбища, Спасо-Андрониевский, Данилов, Новоспасский, Покровский и Алексеевский женский монастыри), другие реконструированы (Новодевичий монастырь), поэтому, по-видимому, значительная часть захоронений друзей и знакомых А. С. Пушкина навсегда утеряна (только в Новодевичьем монастыре – свыше 70). Продолжать поиски, по нашему мнению, нужно на Ваганьковском, Пятницком, Миусском, Даниловском кладбищах, а также в Донском монастыре.

В этой книге рассказывается о большинстве родственников, друзей и знакомых А. С. Пушкина, похороненных на московских кладбищах, с которыми поэт встречался в разное время в Москве, Петербурге, на Кавказе, в Кишиневе и Одессе, в Болдине, Симбирске, в Тверской и других губерниях России. В конце книги приводится Список, составленный – для удобства уважаемых читателей – раздельно по монастырским и старым московским кладбищам. Сохранившиеся захоронения указаны на схемах трех ныне существующих некрополей.

В своей работе автор опирался на исследования видных пушкинистов, авторитетные издания (среди них словарь-справочник Л. А. Черейского «Пушкин и его окружение»). Их перечень отражен в списке литературы, помещенном в конце первого раздела. Тексты А. С. Пушкина даются по Собранию сочинений поэта в 10 томах (М., 1959–1962).

Фотографии выполнены краеведом и фотожурналистом А. Е. Субботиным, им же репродуцированы снимки из альбомов москвоведа А. Т. Лебедева, любезно предоставленных дирекцией филиала Музея архитектуры им. А. В. Щусева, за что автор выражает всем свою признательность.

Сохранившиеся кладбища

Некрополь Донского монастыря

Два чувства дивно близки нам — В них обретает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. А. С. Пушкин

А. С. Пушкин часто бывал в Донском монастыре. По-видимому, он посещал могилы своих дедушки и бабушки (по отцовской линии), чтил память поэтов А. П. Сумарокова и М. М. Хераскова.

В Малом соборе похоронен дед А. С. Пушкина Лев Александрович Пушкин, артиллерийский подполковник. Он был предан Петру III: во время дворцового переворота 1762 года он отказался присягать Екатерине II и два года провел в крепости.

Мой дед, когда мятеж поднялся Средь петергофского двора, Как Миних, верен оставался Паденью третьего Петра. Попали в честь тогда Орловы, А дед мой в крепость, в карантин, —

писал А. С. Пушкин в «Моей родословной». В набросках автобиографии он описал характер Льва Александровича: «Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму за мнимую или настоящую ее связь с французом, бывшим учителем его сыновей, и которого он весьма феодально повесил на черном дворе. Вторая жена его, урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды велел он ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась – чуть ли не моим отцом». У них, помимо отца великого поэта, был еще сын Василий и две дочери. Надгробие деда Пушкина в Малом (Старом) соборе утрачено. Однако несколько лет назад историку, исследователю Донского монастыря А. Г. Налетову по архивным документам удалось установить, что надгробие деда Пушкина находилось в Сергиевском приделе Старого собора. В документах сказано: «На правой стороне сего придела в стене медная посеребренная доска, на оной вверху всевидящее око», а ниже следует: «Против сей надписи погребено тело артиллерии подполковника Льва Александровича Пушкина, который родился 1723-го года февраля 17-го, тезоименитство его февраля 20-го, скончался 1790 года октября 25-го дня пополудни в 3-м часу. Жития его было 67 лет 8-м месяцев и 8-м дней», в надписи фамильный герб.

А. Г. Налетов полагает, что Л. А. Пушкин похоронен в южном приделе Старого собора, очевидно, потому, что там уже был захоронен представитель рода Пушкиных. В этих же архивных материалах записано: «На той же стене близ окна означен памятник, вверху два ангела держат корону, а под нею надпись: «1715 года генваря 18-го дня, на память иже во святых отец наших архиепископов Александрийских Афанасия и Кирилла представился раб Божий Никита Борисович Пушкин, во иноцах нареченный Нифонт, рождение его сентября 8-го дня, тезоименитство его сентября 15-го числа. Жития его было 94 года и 5-ть месяцев и 14 дней и погребен против сея таблицы: «Боже духов всякия плоти упокой душу раба твоего со всеми праведными, в тя верующими».

И бабушка, дядя, две тети и две двоюродных сестры Пушкина похоронены у южного крыльца Большого (Нового) собора. У бабушки поэта памятник оригинальной формы. На нем надпись: «Пушкина Ольга Васильевна, урожденная Чичерина (1737–1802) – супруга артиллерии подполковника Льва Александровича Пушкина». Ее, конечно, поэт не мог помнить. Но он всегда помнил и нежно любил свою тетушку Анну Львовну (1769–1824). В год ее кончины, находясь в ссылке, он написал «Элегию» на смерть Анны Львовны:

Ох, тетенька! Ох, Анна Львовна, Василья Львовича сестра! Была ты к маменьке любовна, Была ты к папеньке добра, Была ты Лизаветой Львовной Любима больше серебра; Матвей Михайлович, как кровный, Тебя встречал среди двора. Давно ли с Ольгою Сергевной, Со Львом Сергеичем давно ль, Как бы на смех судьбины гневной. Ты разделяла хлеб да соль.

Многие упомянутые в этих стихах родные Александра Сергеевича покоятся рядом с бабушкой и Анной Львовной. Елизавета Львовна Сонцова (Солнцева) (1766–1848) – вторая тетя Александра Сергеевича по отцу. Матвей Михайлович Сонцов (Солнцев) (1779–1847) – ее муж, рядом с ними похоронены две их дочери – Екатерина (ум. 1864) и Ольга (ум. 1880), двоюродные сестры поэта. Тут же лежит белая мраморная плита на могиле Лидии Леонидовны Слонимской (1900–1965) – правнучки сестры Пушкина Ольги Сергеевны Павлищевой, ее мужа-писателя и сына, погибшего в Великую Отечественную войну.

20 августа 1830 года скончался дядя великого поэта – Василий Львович Пушкин (1766–1830). Племянник взял на себя хлопоты и расходы по похоронам. Вместе с братом рассылал он траурные билеты: «Александр Сергеевич и Лев Сергеевич Пушкины с душевным прискорбием извещают о кончине дяди своего Василия Львовича Пушкина, последовавшей сего августа 20 дня в 2 часа пополудни; и покорнейше просят пожаловать на вынос и отпевание тела, сего августа 23 дня в приходе Святого Великомученика Никиты, что в Старой Басманной в 10 часов утра; а погребение тела будет в Донском монастыре». В. Л. Пушкина пришла хоронить вся литературная Москва: здесь были И. И. Дмитриев, П. А. Вяземский, Н. М. Языков, М. П. Погодин, Н. А. Полевой, П. И. Шаликов. А. С. Пушкин нес гроб с телом дяди. На могиле надгробие – колонна серого гранита, пересеченная рустом и увенчанная урной белого мрамора.

Василий Львович Пушкин относился к своему племяннику как к собственному сыну. С ним связаны детские годы будущего поэта, его ранние впечатления московской жизни, первая поездка в Петербург, вступительные экзамены в Лицей (1811). С ним связаны и литературные пробы начинающего поэта. И не только потому, что дядя доставлял сочинения племянника-лицеиста в журналы: Василий Львович был сам известным стихотворцем, а Александр Пушкин не случайно в первой редакции «Послания В. Л. Пушкину» называл его «парнасским отцом»:

Скажи, парнасский мой отец, Неужто верных муз любовник Не сможет нежный быть певец И вместе гвардии полковник?

Юный поэт советуется с дядей по многим жизненным вопросам. Вот и в «Послании» он испрашивает его мнение о возникшем желании стать военным (после окончания Лицея, конечно). И хотя за этим прячется с трудом скрываемое лукавство, суть их близких родственных отношений очевидна. А. С. Пушкин ценил дядю и как поэта. В романе «Евгений Онегин» находим такие строки:

Мой брат двоюродный, Буянов, В пуху, в картузе с козырьком (Как вам, конечно, он знаком)…

Буянов – герой шуточной поэмы Василия Львовича Пушкина «Опасный сосед», поэмы, высоко ценимой современниками. Василий Львович Пушкин получил блестящее домашнее образование, полюбил поэзию и чтение:

Благодарю судьбу: я с самых юных лет Любил изящное, и часто от сует, От шума светского я в тишине скрывался, Учился и читал, и сердцем наслаждался, —

писал Василий Львович в стихотворном послании 1824 года. Просвещенный путешественник, страстный театрал, увлеченный библиофил, незаурядный поэт – все эти качества вмещала в себя его недюжинная натура. И будучи таковым, он не мог не оказать большого влияния на формирование юного поэта. Василий Львович принимал близко к сердцу все житейские огорчения и радости племянника. Узнав о его предстоящей свадьбе, он писал П. А. Вяземскому: «Александр женится. Он околдован, очарован и огончарован. Невеста его, сказывают, милая и прекрасная. Эта свадьба меня радует». В мае 1830 года Петр Андреевич Вяземский получил из Москвы и другое письмо – уже от А. С. Пушкина: «Дядя Василий Львович плакал, узнав о моей помолвке. Он собирается на свадьбу подарить нам стихи». В послании «А. С. Пушкину» Василий Львович писал:

Но полно! Что тебе парнасские пигмеи, Нелепая их брань, придирки и затеи? Счастливцу некогда смеяться даже им! Благодаря судьбу, ты любишь и любим!

Дядя сулил племяннику счастье в предстоящем браке и заканчивал послание наставлением:

Блаженствуй! – Но в часы свободы, вдохновенья Беседуй с музами, пиши стихотворения, Словесность русскую, язык обогащай И вечно с миртами ты лавры съединяй!

Это было последнее стихотворение Василия Львовича. До свадьбы своего любимого племянника он не дожил.

Матвей Михайлович Сонцов (Солнцев) – помещик Рязанской губернии, переводчик Коллегии иностранных дел, чиновник особых поручений при министерстве юстиции, с 1825 года – камергер – был близок к литературным кругам. Скорее всего, А. С. Пушкин был введен в семейство Солнцевых еще в детскую пору, поэтому их знакомство можно считать давним. Освобожденный из Михайловской ссылки, поэт приехал в Москву 8 сентября 1826 года, и о его приезде Елизавета Львовна тотчас сообщила С. А. Соболевскому. 2 мая 1830 года Пушкин писал П. А. Вяземскому: «Сегодня везу к моей невесте Солнцева». Сама Наталья Николаевна посетила с сестрами Сонцовых и «была довольна их приемом». Матвей Михайлович отличался любезностью, мастерскими рассказами, тонко шутил, оживляя семейный круг. Бывая в Москве, Пушкин нередко гостевал в его доме. П. Я. Чаадаев называл главу семьи – Матвея Михайловича «близким человеком» Пушкина.

Почти у самой паперти (у северной стены) Малого собора похоронен хороший знакомый Пушкина, поэт и писатель Владимир Александрович Соллогуб (1813–1888), известный читателю по повести «Тарантас» и по часто исполняемой до сего времени песне «Закинув плащ, с гитарой под рукою…», написанной на его стихи. На тексты Соллогуба романсы писали А. А. Алябьев («Забыли вы и не сдержали»), Н. П. Брянский («Бабушка зима»), П. П. Булахов («Цыганка») и другие. Родился он в Петербурге. По окончании Дерптского университета служил, где и познакомился с ним по службе А. С. Пушкин. Недруги поэта пытались поссорить их и довести размолвку до дуэли. Но Соллогуб говорил, что у него никогда не поднимется рука на великого поэта…

Перу В. А. Соллогуба принадлежат воспоминания о поэте. В них он, в частности, рассказал о знакомстве Пушкина с Гоголем и о том, как поэт поведал автору «Вечеров на хуторе близ Диканьки» о случае с покупкой «мертвых душ», происшедшем в городе Устюжье в Новгородской губернии. Известно же, что Пушкин нередко называл себя крестным отцом «Ревизора». Умер В. А. Соллогуб в Гамбурге, завещав похоронить себя в Донском монастыре. На его могиле памятник – аналой черного гранита, увенчанный беломраморным крестом. Рядом погребены его брат Лев Александрович (1812–1852) и мать Софья Ивановна (1791–1854), с которыми Пушкин встречался в петербургском великосветском обществе.

В Малом соборе покоится тетя В. А. Соллогуба – Александра Ивановна Васильчикова (1795–1855) – дочь московского генерал-губернатора И. П. Архарова. В письме от 16 августа 1831 года Гоголь просил Пушкина через Васильчикову переслать посылку с «Повестями Белкина». Ей, Васильчиковой, в числе других близких Пушкину лиц, был послан 4 ноября 1836 года анонимный пасквиль на Пушкина, который она, не вскрывая конверта, передала своему племяннику В. А. Соллогубу, жившему в то время у нее, а тот, в свою очередь, отвез письмо Пушкину. Васильчикова была дружна с родителями Пушкина, с которыми состояла в переписке.

Поэт был знаком и с Екатериной Алексеевной Долгоруковой (1781–1860), княгиней, женой сподвижника М. И. Кутузова генерала от инфантерии князя С. Н. Долгорукого. Пушкин в свои приезды в Москву навещал ее вместе с дочерью Кутузова – Е. М. Хитрово. Похоронена Е. А. Долгорукова у южного крыльца Большого собора.

Недалеко от входа церкви Михаила Архангела (усыпальница князей Голицыных) находятся надгробия Владимиру Федоровичу Одоевскому (1804–1869) и его жене Ольге Степановне (1797–1872). Князь Владимир Федорович Одоевский – писатель, журналист и критик. В его литературном салоне собирались писатели-«любомудры», бывал там и А. С. Пушкин. Встречались они и у А. О. Смирновой-Россет. Пушкин высоко ценил разностороннюю образованность и литературную опытность Одоевского. Со времени организации пушкинского «Современника» Одоевский – активный участник издания, а после смерти Пушкина – один из его редакторов. Владимир Федорович Одоевский – автор знаменитого некролога на смерть Пушкина: «Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое Русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое Русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!., неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина?.. К этой мысли нельзя привыкнуть! 29 января, 2 ч. 45 м. пополудни».

В. Ф. Одоевский был также другом А. С. Грибоедова, Н. В. Гоголя, П. А. Вяземского, М. И. Глинки и М. Ю. Лермонтова. 13 декабря 1836 года на дружеском обеде у А. В. Всеволожского по поводу недавней постановки на петербургской сцене оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»), М. Ю. Виельгорский, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский и А. С. Пушкин написали куплеты «Канон в честь М. И. Глинки» («Пой в восторге, русский хор…»). Куплеты заканчиваются четверостишием А. С. Пушкина:

Слушая сию новинку, Зависть, злобой омрачась, Пусть скрежещет, но уж Глинку Затоптать не может в грязь.

Музыку сочинил князь В. Ф. Одоевский. Стихи с музыкой были тотчас же изданы. Жена Одоевского Ольга Степановна встречалась с Пушкиным в литературном салоне мужа (конец 1820-х годов – 1836). В мае 1828 года присутствовала у Лавалей на чтении Пушкиным «Бориса Годунова».

«Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной (Голицыной) и, кажется, не сердятся», – записал А. С. Пушкин в дневнике 7 апреля 1834 года. О том, что главная завязка его повести не вымышлена, Пушкин рассказал своему другу П. В. Нащокину. Старуха-графиня из пушкинской «Пиковой дамы» – это Наталья Петровна Голицына (1741–1837), мать Дмитрия Владимировича – московского генерал-губернатора и генерала Бориса Владимировича – героя Бородинского сражения (в честь его названа станция и поселок Голицыно по московской Белорусской железной дороге). Ей, по словам ее внука Сергея Григорьевича Голицына, петербургского знакомого Пушкина, была известна тайна трех счастливых карт, и когда внук, проигравшись, пришел однажды к бабке просить денег, она ему отказала, но назвала три карты. Внук, как мы знаем из повести, отыгрался, и на этом правдивая часть истории, рассказанной им Пушкину, заканчивается. Все остальное – талантливый вымысел автора «Пиковой дамы». Наталья Петровна Голицына похоронена в церкви Михаила Архангела (усыпальница князей Голицыных; далее – УГ). Надгробия ей нет. Только в пол вмонтирована металлическая плита с изображением двух гербов, поскольку она была урожденная графиня Чернышева, замужем за князем В. Б. Голицыным – дипломатом во Франции, где она прожила долгое время и как красавица, умная женщина и богатая аристократка пользовалась большим успехом.

Здесь же металлическая плита – надгробие на могиле ее сына Дмитрия Владимировича Голицына (1771–1844) – московского генерал-губернатора, с которым Пушкин был знаком: вместе с женой Наталией Николаевной поэт бывал на устраиваемых им балах. Д. В. Голицын, генерал от кавалерии, участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов 1813–1814 годов, отличился в Бородинском сражении, а затем, уже в мирное время, принял большое участие в восстановлении Москвы, пострадавшей от пожаров. Декабристы, А. С. Пушкин, А. И. Герцен, Н. В. Гоголь и другие блистательные таланты искали его общества и ценили в нем высокие нравственные качества – честность, простоту и отзывчивость. «Умоляю вас сообщить о моем печальном положении князю Дмитрию Голицыну – и просить его употребить все свое влияние для разрешения мне въезда в Москву», – писал А. С. Пушкин 1 декабря 1830 года своей невесте Н. Н. Гончаровой из Нижегородской губернии, когда он подвергся карантину.

У самой поперечной дорожки, проходящей у алтарной части Михайловской церкви, обращает на себя внимание белокаменный крест на диком камне, на стесанной стороне которого написано: «Смирнова Александра Иосифовна (1809–1882)». Под этим надгробием покоится Александра Осиповна (Иосифовна) Смирнова, урожденная Россет, – друг Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Жуковского, Одоевского и многих других выдающихся людей России, замечательная женщина, известная более как Смирнова-Россет. Это о ней писал Пушкин:

Черноокая Россетти В самовластной красоте Все сердца пленила эти, Те, те, те и те, те, те.

Знакомство с Пушкиным, по словам самой Александры Осиповны, произошло в 1828 году на балу у Е. М. Хитрово. Затем они часто виделись в ее знаменитом петербургском салоне, где также любили бывать Н. В. Гоголь, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, Ф. И. Тютчев, А. И. Тургенев, А. С. Хомяков, В. И. Туманский и другие. В 1831 году, после женитьбы, Пушкины проводили лето в Царском Селе, и там у них были частые встречи с А. О. Россет. Здесь же Пушкин познакомил ее с Н. В. Гоголем. Пушкин глубже всех постиг душу этой удивительной женщины и создал поражающий красотой и психологической глубиной ее поэтический портрет:

В тревоге пестрой и бесплодной Большого света и двора Я сохранила взгляд холодный. Простое сердце, ум свободный И правды пламень благородный И, как дитя, была добра; Смеялась над толпою вздорной. Судила здраво и светло, И шутки злости самой черной Писала прямо набело.

Поэт поместил эти стихи в 1832 году, в день двадцатитрехлетия Александры Осиповны, на первой странице подаренного им альбома, в котором, как считал он, хозяйка должна писать свои «исторические записки». По окончании Петербургского Екатерининского института (родилась Смирнова-Россет в Одессе, отец ее был обрусевший француз) Александра Осиповна была фрейлиной при царском дворе. Тогда-то, еще совсем юной девушкой, не побоялась обратиться к императору Николаю I с просьбой о смягчении участи своего дяди (брата матери), декабриста Н. И. Лорера, и спасла его от неминуемой гибели. Не раз и впоследствии она использовала свое влияние при дворе, стремясь помогать гонимым и притесняемым друзьям. В 1832 году Александра Осиповна вышла замуж за давнего товарища Пушкина по Министерству иностранных дел Николая Михайловича Смирнова (1808–1870), богатого человека, дипломата, подолгу жившего за границей, отличавшегося честностью, благородством, порою очень вспыльчивого. О его добром отношении к Пушкину говорит такой случай. Поэт, оскорбленный своим камер-юнкерством, долго не хотел приобретать мундир, строго необходимый для визитов водворен. Николай Михайлович купил для Пушкина продававшийся по случаю мундир князя Витгенштейна.

О смерти А. С. Пушкина Смирновы узнали в Париже. Николай Михайлович назвал тогда поэта самой замечательной личностью в России, что вызвало негодование у многих верноподданных сотрудников русского посольства, а Александра Осиповна горько рыдала, оплакивая того, кто так ценил ее дружбу, обаяние и ум. Она говорила: «… Никого я не знала умнее Пушкина. Ни Жуковский, ни князь Вяземский спорить с ним не могли – бывало, забьет их совершенно». Александра Осиповна была хорошей мемуаристкой: написала воспоминания о Пушкине и Жуковском. Николай Михайлович Смирнов похоронен рядом с женой, слева от нее. Был знаком Пушкин с Софьей Михайловной Смирновой (1809–1835) – сестрой Николая Михайловича, погребенной вместе с братом.

У самой алтарной части церкви Михаила Архангела, справа от Смирновых, покоится Иван Александрович Нарышкин (1761–1841) – обер-камергер и обер-церемониймейстер, сенатор и тайный советник, дядя Натальи Николаевны – жены А. С. Пушкина. На свадьбе поэта И. А. Нарышкин был посаженым отцом невесты. Пушкин был знаком и с его женой Екатериной Александровной, урожденной баронессой Строгановой (1769–1844), и с их сыновьями – Алексеем Ивановичем (1795–1868) и Григорием Ивановичем (1790–1835), погребенными тут же.

Известный поэт-баснописец Иван Иванович Дмитриев (1760–1837) почти на сорок лет старше Пушкина, но Александр Сергеевич знал его с детства: Дмитриев был другом его отца и особенно дяди Василия Львовича, часто являлся к ним в дом и даже сватался к тетушке великого поэта – Анне Львовне, но получил отказ, поскольку тетя, женщина своеобразная, не терпевшая мужской власти над собой, не желала связывать свою жизнь ни с поэтом, ни с министром (а Иван Иванович одно время был министром юстиции). Ни с кем… О недолгой министерской карьере Дмитриева, когда он явил себя самым достойным образом: не преследовал личных выгод, чурался придворных интриг, наконец, честно исполнял свой служебный долг, – его друг Н. М. Карамзин отзывался так:

Чинов и рифм он не искал, Но рифмы и чины к нему летели сами…

Сочинения И. И. Дмитриева нравились А. С. Пушкину, он находил в некоторых из них «образец игривой легкости и шутки живой и беззлобной». В черновике VIII главы «Евгения Онегина» поэт среди литературных учителей своего поколения наряду с Державиным, Карамзиным и Жуковским вспомнил Дмитриева: «И Дмитриев не был наш хулитель».

Их личные отношения установились в 30-е годы. Бывая в Москве, Александр Сергеевич непременно навещал престарелого поэта. Доброжелательный, живой и всегда остроумный, Иван Иванович рассказывал ему о Пугачевском восстании. Воспоминания Дмитриева пригодились Пушкину для «Истории Пугачевского бунта» (1834) и для «Капитанской дочки» (1836).

В гостеприимном доме Дмитриева Пушкин встречал многих «своих»: тут бывали и П. А. Вяземский, и К. Н. Батюшков, и племянник-поэт М. А. Дмитриев, а до этого Д. И. Фонвизин, И. А. Крылов и, конечно, В. А. Жуковский. Для всех у хозяина находилось умное, ободряющее слово. «Российского Лафонтена», как называли Дмитриева за его великолепные басни, почитали и за ироничные сказки, и за торжественные оды, и за беззлобные сатиры. К тому же он писал талантливые песни. На его стихи охотно сочиняли музыку композиторы – его современники – Ф. М. Дубянский, А. А. Алябьев, позже – А. Г. Рубинштейн, Э. Ф. Направник («Стонет сизый голубочек…») и др.

Иван Иванович Дмитриев тяжело переживал гибель Пушкина. Посетивший в 1860 году на Спиридоновке, вблизи Патриарших прудов, дом старшего друга своей молодости, к тому времени давно почившего, П. А. Вяземский писал:

Я помню этот дом, я помню этот сад: Хозяин их всегда гостям своим был рад, И ждали каждого, с радушьем теплой встречи, Улыбка светлая и прелесть умной речи. Он в свете был министр, а у себя поэт, Отрекшийся от всех соблазнов и сует… Под римской тогою наружности холодной, Он с любящей душой ум острый и свободный Соединял; в своих он мненьях был упрям. Но и простор давать любил чужим речам… Хоть он Карамзина предпочитал Шишкову, Но тот же старовер, любви к родному слову, Наречием чужим прельстясь, не оскорблял И русским русский ум по-русски заявлял.

Похоронен И. И. Дмитриев на 3-м участке, вблизи Малого собора. Умирая, Иван Иванович завещал своему племяннику, поэту М. А. Дмитриеву, соорудить на его могиле такой же скромный памятник (массивную черную плиту), как и у его лучшего друга Н. М. Карамзина. Племянник выполнил волю своего дяди. К сожалению, металлический лавровый венок с памятника исчез.

Перейдем через дорожку к южной стене Малого собора. Справа за его крыльцом лежит толстая металлическая плита. Летом на ней всегда цветы. Стоит лишь прочитать фамилию человека, покоящегося под ней, как на память приходят сызмальства запомнившиеся пушкинские строки:

Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!

Это надгробие на могиле Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856) – декабриста, выдающегося мыслителя, философа и писателя, участника Бородинской битвы и заграничных походов. С Пушкиным Чаадаев подружился в 1816 году, когда гусарский полк, в котором он служил, стоял в Царском Селе. После знакомства с Чаадаевым Пушкин написал:

Он вышней волею небес Рожден в оковах службы царской; Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, А здесь он – офицер гусарской.

В 1818 году в первом послании к Чаадаеву – «Любви, надежды, тихой славы…» Пушкин воспел присущие этому «умнейшему человеку России» восторженное, страстное горение, его горячую веру в торжество «святой вольности». В тяжелые минуты жизни поэт обращался за советом к своему другу и не был обманут в своих ожиданиях.

В 1829–1831 годах Чаадаев написал знаменитые «Философические письма». За первое письмо он был «высочайше» объявлен сумасшедшим и лишен права печататься. В письмах содержалась резкая критика крепостного права. Писатель свято верил в великое будущее русского народа, желал ему лучшей доли. Сам же оставался всю жизнь неустроенным, одиноким человеком. Правда, он любил Евдокию Сергеевну Норову (1799–1835) – сестру декабриста В. С. Норова, которая отвечала ему взаимностью, но почему-то не решился на ней жениться. Он завешал похоронить себя у ног рано умершей любимой девушки. На могиле друга П. Я. Чаадаева – Е. С. Норовой стоит цилиндрический памятник. А. С. Пушкин, по-видимому, был знаком и с ней.

Справа, неподалеку от Чаадаева, на этом же 2-м участке похоронен близкий друг Пушкина Сергеи Александрович Соболевский (1803–1870) – библиограф и поэт. Это ему Александр Сергеевич посвятил стихотворение:

У Гальяни иль Кольони Закажи себе в Твери С пармазаном макарони, Да яичницу свари.

Соболевский познакомился с Пушкиным еще в 1818 году через брата поэта Льва Сергеевича. Начало их дружбы относится к 1826 году, а в следующем году А. С. Пушкин заказал у В. А. Тропинина свой портрет для того, чтобы подарить его другу – Сергею Александровичу. В настоящее время портрет хранится в Пушкинском музее (г. Пушкин). С. А. Соболевский приобрел большую известность как остроумец, автор многочисленных эпиграмм, каламбуров, акростихов, пародий и посвящений. Так, он писал своему другу А. О. Смирновой-Россет:

Не за пышные плечи, Не за черный ваш глаз, А за умные речи Обожаю я вас. По глазам вы – плутовка, По душе вы – дитя…

Приезжая в Москву, Пушкин часто останавливался у Соболевского, пользовался его замечательной библиотекой. Кроме Пушкина, друзьями Сергея Александровича были Д. В. Веневитинов, братья Киреевские, Ф. И. Толстой («Американец»), композитор Верстовский и др. Надгробие у Соболевского – плита серого мрамора. Пушкин мог быть знаком с матерью Соболевского – Анной Ивановной Лобковой (ск. 1827), похороненной здесь же.

А. С. Пушкин был знаком с семьей Окуловых. Алексей Матвеевич Окулов (1766–1821) – херсонский губернатор, литератор. Гостями его дома в Москве бывали П. А. Вяземский, В. Л. Пушкин, профессора Московского университета. Его дочь Анна Алексеевна (1794–1861) – фрейлина и, как настоящий русский человек, на первых порах проявила себя при дворе Николая I поборницей всего русского, что было не по нутру немецкому окружению трона. Она – автор «Записок», часть из которых опубликована в «Русском Архиве». Похоронена А. А. Окулова вместе с отцом и двумя своими сестрами – Варварой (1802–1879) и Софьей (1795–1872) неподалеку от П. Я. Чаадаева.

Справа от Соболевского, на 3-м участке, находится надгробие Петру Львовичу Давыдову (1782–1842) – сводному брату героя Отечественной войны генерала Н. Н. Раевского и родному брату декабриста Василия Львовича Давыдова. Сам Петр Львович – тоже участник войны с Наполеоном и заграничных походов. За отличие в сражении под Лейпцигом получил чин полковника. Выйдя в отставку, генерал-майор П. Л. Давыдов принимал деятельное участие в восстановлении Москвы. После ареста брата – декабриста В. Л. Давыдова и последовавшего затем пребывания в тюрьме и на поселении взял на себя все заботы о брате и его семье. Пушкин знал Петра Львовича и его жену – Наталью Владимировну.

Правее Давыдовых покоится замечательная женщина – жена историка Москвы Дмитрия Николаевича Свербеева. Екатерина Александровна Свербеева, урожденная княжна Щербатова (1808–1892), вышла замуж в 1827 году, когда ей не исполнилось еще и девятнадцати лет. Считалась одной из умнейших и образованнейших женщин своего времени, была другом декабристов М. Ф. Орлова, Н. И. Тургенева и П. Я. Чаадаева. Они, наряду с Н. М. Языковым, Н. В. Гоголем, Т. Н. Грановским, были желанными гостями в ее салоне на Тверском бульваре. Находилась в переписке с В. А. Жуковским и П. А. Вяземским. Екатерина Александровна хорошо знала и А. С. Пушкина. Она была центром оживленного умственного кружка, сыгравшего важную роль в культурном развитии эпохи. Известно много случаев, когда Е. А. Свербеева использовала свои знакомства для помощи литераторам (в частности Н. В. Гоголю, А. В. Кольцову и др.). Над ее могилой и могилами двух ее дочерей воздвигнут высокий белокаменный, хорошо заметный обелиск.

Знакомым Пушкина был и Павел Иванович Миллер (1813–1885) – воспитанник Царскосельского лицея. В 1831 году, будучи лицеистом, он познакомился с А. С. Пушкиным, когда поэт после свадьбы проживал в Царском Селе. Об этом знакомстве П. И. Миллер оставил свои небольшие, но ценные воспоминания, в которых опубликовал и несколько записок Пушкина к нему. Могила его – на 4-м участке.

Справа впереди на соседнем, тоже 4-м, участке видна стилизованная часовня с барельефом графа Павла Дмитриевича Киселева (1788–1872) – государственного деятеля, участника Отечественной войны. В Бородинском сражении он был адъютантом генерала М. А. Милорадовича, дошел с русской армией до Парижа. Павел Дмитриевич Киселев находился в дружеских отношениях с А. С. Пушкиным. По окончании Лицея Пушкин встречался с ним в светском обществе. В 1819 году Киселев обещал Пушкину помощь в поступлении на военную службу. Но вскоре Киселева назначают начальником штаба 2-й армии, расквартированной на Украине в городе Тульчине, где под его начальством служили декабристы «Южного общества». Несмотря на близкие отношения с членами тайного общества, он не знал о его существовании. Пушкин встречался с П. Д. Киселевым в Тульчине (1820), а затем в Кишиневе (1822) и Одессе (1823), во время пребывания поэта в Южной ссылке. Киселев в то время управлял княжествами Молдавией и Валахией.

С 1834 года П. Д. Киселев принимал деятельное участие в разрешении крестьянского вопроса (еще в 1816 году он представил Александру I записку о постепенном освобождении крестьян от крепостной зависимости, но ответа на нее не получил), являлся инициатором всех реформ николаевского времени по крестьянскому делу. Пушкин назвал его в ту пору «самым замечательным из наших государственных деятелей».

В 1837 году Киселев был назначен министром Государственных имуществ, которому поручалось и управление государственными крестьянами. Умер в Париже, где после Крымской войны 1853–1855 годов долгое время был русским послом.

Вместе с ним похоронен и его брат Николай Дмитриевич Киселев (1802–1869), с которым Пушкин приятельствовал. Николай Дмитриевич служил в ведомстве Министерства иностранных дел. Был товарищем Н. М. Языкова по Дерптскому университету. Пушкин упоминает о Н. Д. Киселеве в стихотворении «К тебе сбирался я давно…», обращенном к Языкову. В 1828 году в день отъезда Н. Д. Киселева на дипломатическую работу за границу Пушкин в его записной книжке под своим автопортретом поместил стихотворение:

Ищи в чужом краю здоровья и свободы, Но север забывать грешно, Так слушай: поспешай карлсбадские пить воды, Чтоб с нами снова пить вино.

Дружил Александр Сергеевич и с третьим их братом – Сергеем Дмитриевичем Киселевым, похороненным на Ваганькове.

На самом углу 5-го участка, поблизости от Киселевых, стоит памятник Василию Семеновичу Огонь-Догановскому (1776–1838) – помещику Серпуховского уезда Московской губернии, известному карточному игроку. В его профессиональные «сети» попался в 1830 году Александр Сергеевич Пушкин, проиграв ему в Москве свыше 20 тысяч рублей. Пушкин мог быть знаком с женой Огонь-Догановского – Екатериной Николаевной, урожденной Потемкиной (1788–1855), «женщиной редкого ума и сердца», другом хирурга Н. И. Пирогова.

На этом же участке, поблизости от В. С. Огонь-Догановского, находится надгробие Алексею Федоровичу Рахманову (Рохманову) (1799–1862) – гвардии штабс-ротмистру. Богатый москвич, двоюродный брат А. А. Дельвига, он служил в гусарских полках, а затем, после отставки, в Московском архиве Коллегии иностранных дел. Алексей Федорович был доверенным лицом Пушкина в Москве, дружил с П. В. Нащокиным. А. Ф. Рахманов «славился» своей невероятной тучностью и любовью хорошо поесть.

Если по продольной дорожке пройти вглубь, до второго 5-го участка, и повернуть налево, то примерно в середине участка, справа у дорожки, можно увидеть черное надгробие Константину Анастасьевичу Попандопуло (1787–1867) – военному врачу, пользовавшемуся большой известностью в Москве. В 1820 году им была издана «Российско-греческая грамматика». Тогда-то и познакомился с ним А. С. Пушкин в Кишиневе. «Попандопуло привезет тебе мои стихи», – писал он в январе 1822 года из Кишинева в Москву П. А. Вяземскому.

А теперь возвратимся к Большому собору. На 6-м участке похоронен барон Федор Андреевич Бюлер (1821–1896) – дипломат, архивист и писатель. Длительное время он управлял газетной экспедицией Министерства иностранных дел; состоял членом главного управления по делам печати, где был сослуживцем писателя И. А. Гончарова. Позже Бюлер – директор Московского Главного архива Министерства иностранных дел. Сотрудничал в «Отечественных записках», «Русской старине» и других журналах.

Ф. А. Бюлер – автор воспоминаний о встрече с Пушкиным в Царском Селе (1831) и некролога о Пушкине, написанного 29 января 1837 года следом за посещением квартиры покойного поэта. В коллекции Бюлера находились письма Пушкина к М. А. Корфу и Н. А. Дуровой.

Дочь сенатора киевского губернатора В. А. Хованского, жена московского почт-директора А. Я. Булгакова – Наталья Васильевна Булгакова (1785–1841) – была умной и серьезной женщиной, обладала изумительным голосом, удивлявшим всех своей красотой и силой. Все эти качества не мешали ей своих крепостных держать в большом повиновении. В белорусской деревне она завела ткацкую фабрику, а в селе Горбове Рузского уезда Московской губернии не только поддерживала суконную фабрику, перешедшую к ней от отца, князя Хованского, но расширила ее и брала на себя казенные поставки сукна.

Н. В. Булгакову хорошо знали и бывали у нее в доме А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, братья А. И. и Н. И. Тургеневы и другие видные деятели литературы и искусства. В мемуарной и эпистолярной литературе того времени ей уделено много места. Ее надгробие – в нескольких шагах от памятника Ф. А. Бюлеру.

У абсиды Большого собора стоит черный камень с надписью: «Декабрист Василий Петрович Зубков (1799–1862)». Воспитанник Муравьевского училища для колонновожатых, с 1819 года отставной подпоручик Василий Петрович служил в Московском архиве Коллегии иностранных дел. Член декабристского общества «Семисторонней» или «Семиугольной звезды» (с А. П. Бакуниным, К. К. Данзасом, Е. П. Оболенским, И. И. Пущиным и др.). Привлекался по делу декабристов и был на непродолжительное время заключен в Петропавловскую крепость.

Знакомство с Пушкиным состоялось в 1826 году после возвращения поэта из Михайловской ссылки. Пушкин проводил много времени у Зубкова на Малой Никитской, был влюблен в его свояченицу С. Ф. Пушкину и даже делал ей предложение. «Я надеялся увидеть тебя и еще поговорить с тобой до моего отъезда; но злой рок мой преследует меня во всем том, чего мне хочется. Прощай же, дорогой друг, – еду похоронить себя в деревне до первого января, – уезжаю со смертью в сердце», – писал А. С. Пушкин Зубкову в ноябре 1826 года. В альбоме Зубкова сохранился автограф Пушкина «Ответ Ф. Т.***» «Нет, не черкешенка она…» и «Зачем безвременную скуку…» с авторской датой «1 ноября 1826. Москва». Оба стихотворения посвящены Софье Федоровне, его дальней родственнице. Василий Петрович оставил «Записки», которые были напечатаны в 1906 году в издании «Пушкин и его современники».

Напротив, через дорожку, находится одинокий памятник видному историку Дмитрию Николаевичу Бантыш-Каменскому (1788–1850) – автору «Словаря достопамятных людей Русской земли». Еще до их личного знакомства в 1831 году Пушкин, работая над «Полтавой», пользовался его «Историей Малороссии». В 1834–1835 годах между ними завязалась переписка в связи с работой Пушкина над «Историей Пугачева». «С нетерпением буду ждать биографию Пугачева, которую изволите мне обещать с такой снисходительностью», – писал поэт историку в 1834 году. «С благодарностью отсылаю к Вам статьи, коими по Вашему благорасположению ко мне пользовался я при составлении моей «Истории». При них препровождаю и экземпляр «Истории» самой. Мнение Ваше о ней, во всяком случае, мне драгоценно: похвала от настоящего историка, а не поверхностного рассказчика или переписчика, будет лестна для меня; а из укоризны научуся…» – сообщал Пушкин Бантыш-Каменскому в 1835 году уже после напечатания «Истории Пугачевского бунта».

В свою очередь Пушкин рассказал Дмитрию Николаевичу для его «Словаря» некоторые «словесные предания» о А. П. Ганнибале. В 1847 году Бантыш-Каменский включил в свой «Словарь достопамятных людей Русской земли» биографию А. С. Пушкина, составленную по рассказам отца поэта.

Ко времени знакомства с Пушкиным Д. Н. Бантыш-Каменский слыл известным путешественником: в 1808 году он обошел Молдавию, Валахию и Сербию, в 1810-м издал описание этих стран. В 1812 году он занимался эвакуацией московских архивов в Нижний Новгород. С 1825 года он губернатор в Тобольске, а затем – виленекий губернатор. Неудивительно, что Пушкин так желал познакомиться с «почтенным историком Малороссии».

На 1-м участке у Большого собора еще три знакомых Пушкина: Федор Федорович Кокошкин (1773–1838), Иван Эммануилович Курута (1780–1853) и Александр Львович Дадиан (1801–1865).

Ф. Ф. Кокошкин – драматург и переводчик, с 1818 года член конторы Дирекции Императорских театров в Петербурге, управляющий московскими театрами (1823–1831), член Общества любителей российской словесности при Московском университете. С Пушкиным встречался в 1818–1819 годах на вечерах у драматурга князя А. А. Шаховского. Известен французский перевод Кокотки на стихотворения Пушкина «Я пережил свои желанья…», выполненный в 1824 году.

Поэт бывал в доме Таврического вице-губернатора И. Э. Куруты во время своей Южной ссылки. Впоследствии он служил владимирским губернатором. Александр Сергеевич упоминает о нем в письме к невесте Н. Н. Гончаровой, отправленном в конце 1830 года из Владимирской губернии, как О человеке, «не позаботившемся о своевременном снятии холерного карантина». Владимирский губернатор И. Э. Курута сыграл определенную роль в судьбе А. И. Герцена. О нем писатель с симпатией вспоминает в «Былом и думах».

А. Л. Дадиан – князь, штабс-капитан, – дальний родственник А. С. Пушкина. Поэт встречался с ним в 1829 году на Кавказе. В качестве адъютанта И. Ф. Паскевича Дадиан был командирован в Петербург с донесением Николаю I о победах над турками в сражении 18–20 июля 1829 года. Он любезно захватил письма Пушкина к его родителям.

На 3-м участке, между Малым собором и усыпальницей Голицыных, покоятся чета Шиповых и действительный статский советник Дмитрий Михайлович Хрущев (1799–1845). Пушкин хорошо знал Анну Евграфовну Шипову, урожденную графиню Комаровскую (1806–1872) и ее мужа – Сергея Павловича Шипова (1789–1876) – участника Отечественной войны, члена Союза спасения и Союза благоденствия, впоследствии генерал-адъютанта. Сохранился альбом Шиповой с вписанным Пушкиным стихотворением «Муза»:

В младенчестве моем она меня любила И семиствольную цевницу мне вручила. Она внимала мне с улыбкой – и слегка, По звонким скважинам пустого тростника, Уже наигрывал я слабыми перстами И гимны важные, внушенные богами, И песни мирные фригийских пастухов.

Дмитрий Михайлович Хрущев участвовал в 1818 году вместе с Пушкиным у Олениных в домашнем спектакле «Воздушные замки».

По приезде в 1829 году в Тифлис Пушкин нанес визит тифлисскому военному губернатору Степану Степановичу Стрекалову (1781–1856), впоследствии генерал-адъютанту, действительному тайному советнику, сенатору. Однажды поэт был приглашен на обед к генерал-губернатору. Об этом он рассказал во второй главе «Путешествия в Арзрум»: «Слуги так усердно меня обносили, что я встал из-за стола голодный. Черт побери тифлисского гастронома!» Пушкин мог также встретиться со Стрекаловым в 1833 году в Казани, в бытность его тамошним генерал-губернатором. Могила Стрекалова не сохранилась.

Тогда же в канцелярии тифлисского военного губернатора Пушкин познакомился с коллежским асессором Константином Ивановичем Савостьяновым (1805–1871), сыном купца 1-й гильдии. Савостьянов переписывался с Пушкиным и доставлял ему некоторые сведения «о бытности самого Пугачева в Саранске и его окрестностях». В письме к В. П. Горчакову, написанном уже в 1850 году, Савостьянов рассказал о знакомстве с Пушкиным летом 1829 года в Тифлисе и их встрече на почтовой станции Шатки (между Арзамасом и Лукояновым в Нижегородской губернии), происшедшей 12 декабря 1834 года. Похоронен Савостьянов на 6-м участке.

Петербургским знакомым Пушкина был чиновник Министерства иностранных дел, впоследствии сенатор, Николай Иванович Любимов (1808–1875). Сохранился рисунок встречи Нового 1836 года у князя В. Ф. Одоевского, где среди гостей изображены Пушкин и Любимов. 3 февраля 1837 года Любимов писал М. П. Погодину о дуэли и смерти поэта и назвал его убийцу Дантеса «новым Геростратом». Могила Любимова утрачена.

А. С. Пушкин очень любил своих детей. «Мой ангел! поздравляю тебя с Машиным рождением, целую тебя и ее. Дай Бог ей зубков и здоровья. Того же и Саше желаю, хоть он и не именинник», – писал он 18 мая 1834 года жене из Петербурга в Ярополец.

Маша – старшая дочь поэта Мария Александровна Пушкина, в замужестве Гартунг (1832–1919). Она жила в Туле. С ней был знаком Л. Н. Толстой. По мнению дочери Льва Николаевича Т. Л. Сухотиной-Толстой, М. А. Гартунг явилась прототипом Анны Карениной. Дочь Пушкина прожила большую жизнь, скончалась уже после Октябрьской революции, похоронена на Донском кладбище, но не на Старом, монастырском, рядом со своей прабабушкой, а на Новом кладбище, возле крематория. Чтобы посетить ее могилу, нужно выйти из монастыря через Западные ворота, затем, повернув налево, пройти к крематорию и, не доходя до него, свернуть влево на 2-ю дорожку. Ее надгробие – небольшая мраморная белая плита с керамическим портретом Марии Александровны.

Некрополь Новодевичьего монастыря

Не забудем также, братья, Добрым словом помянуть Тех, навек от нас ушедших, Что, свершив свой трудный путь И до гроба сохранивши В сердце преданность добру, Произнесть могли с поэтом: «Знаю: весь я не умру». А. Н. Плещеев

В 30-х годах кто-то решил «реконструировать и облагообразить» территорию Новодевичьего монастыря, превратить ее в сквер с зелеными газонами и асфальтированными аллеями и дорожками. В некрополе монастыря до его варварской «реконструкции» было свыше 2800 захоронений. После – сохранилось только около сотни надгробий (без учета памятников и надгробий в подклети Смоленского собора), разбросанных по всему внутреннему двору монастыря.

Как удалось установить, в некрополе Новодевичьего монастыря покоятся 88 друзей, знакомых и родственников А. С. Пушкина. Из 88 надгробий на сегодня сохранилось всего 16, да можно с большой уверенностью говорить о местонахождении еще пяти. Все сохранившиеся памятники друзьям и знакомым поэта располагаются главным образом вокруг Смоленского собора.

Слева, рядом с главным (северным) порталом собора, на высоком постаменте стоит бронзовый бюст поэта-партизана, героя Отечественной войны 1812 года Дениса Васильевича Давыдова (1784–1839). Это близкий друг А. С. Пушкина. Их знакомство, начавшееся в Петербурге в 1818 году, продолжилось затем зимой 1821 года в Киеве. После возвращения из ссылки в 1826 году Пушкин, наведываясь в Москву, охотно встречался с Денисом Васильевичем. Участвовал Давыдов и в мальчишнике накануне свадьбы Пушкина. В январе 1836 года поэты встретились в Петербурге, куда Давыдов привез своих сыновей Василия и Николая, желая определить их в учебное заведение. Пушкин подарил тогда другу «Историю Пугачевского бунта», сопроводив стихотворением «Д. В. Давыдову»:

Тебе, певцу, тебе, герою! Не удалось мне за тобою При громе пушечном, в огне Скакать на бешеном коне <…> Вот мой Пугач: при первом взгляде Он виден – плут, казак прямой! В передовом твоем отряде Урядник был бы он лихой.

Дань уважения к «певцу-гусару» Пушкин высказывал и в более ранних посвященных ему стихотворениях «Наездники» (1816), «Певец-гусар, ты пел биваки…» (1821) и «Недавно я в часы свободы…» (1822). Пушкин привлек Дениса Васильевича к сотрудничеству в «Современнике». В нем опубликовано шесть стихотворений и две статьи Давыдова – «Занятие Дрездена» и «О партизанской войне». С их изданием связана длительная переписка Пушкина с Давыдовым, поскольку Александру Сергеевичу пришлось приложить немалые усилия, чтобы «протолкнуть» статьи через цензуру. Все их письма являют неизменную любовь Пушкина к Давыдову.

Смерть великого поэта потрясла стареющего партизана Отечественной войны. «Какая потеря для всей России», – писал Денис Васильевич князю П. А. Вяземскому. Пушкин был знаком и с семьей Давыдова: женой Софьей Николаевной, урожденной Чирковой (1795–1880), и детьми. Жена похоронена вместе с ним, а сыновья Денис Денисович (1826–1867) и Ахилл Денисович (1827–1865) покоятся слева от родителей.

А теперь слева обойдем Смоленский собор вокруг. У его алтарной части (между собором и колокольней) находятся надгробия Кривцовой, князю Шаховскому и писателю Загоскину. На массивной черной плите выбито: «Кривцова Софья Николаевна (1821–1901)». Это – дочь Николая Ивановича Кривцова, брата декабриста, жена этнографа Помпея Николаевича Батюшкова. Она – петербургская знакомая А. С. Пушкина.

Впереди, в нескольких шагах, – надгробие князю Александру Александровичу Шаховскому (1777–1846) – драматургу и театральному деятелю, члену «Беседы любителей русского слова». Пушкин упоминает его в письмах к П. А. Вяземскому, В. Л. Пушкину, Н. И. Кривцову и др., начиная с 1816 по 1823 год. В письме к дяде, отправленном из Царского Села в Москву, поэт восклицал:

Но вы, которые умели <…> И мучить бледного Шишкова Священным Феба языком, И лоб угрюмый Шаховского Клеймить единственным стихом!

В Петербурге Пушкин смотрел в театре драмы Шаховского и сообщал об этом в Новгород П. Б. Мансурову (1819): «Сосницкая и кн. Шаховской толстеют и глупеют – а я в них не влюблен – однако ж его вызывал за его дурную комедию, а ее за посредственную игру». В 1822 году, будучи уже в Кишиневе, Пушкин узнает, что граф Ф. И. Толстой распространил кляузу. «Ему показалось забавно сделать из меня неприятеля и смешить на мой счет письмами чердак князя Шаховского», – писал поэт П. А. Вяземскому в Москву. «Вся моя ссора с Толстым происходит от нескромности князя Шаховского», – замечает Александр Сергеевич несколько позже в письме к брату Л. С. Пушкину. Как видим, отношения поэта с Шаховским дружескими не были. Правда, по прошествии лет их отношения улучшились. Шаховской написал драму по мотивам пушкинского «Бахчисарайского фонтана». Она с успехом шла в Малом театре, главную роль играл П. С. Мочалов.

В 1817 году в издававшемся М. Н. Загоскиным (совместно с П. А. Корсаковым) журнале «Северный наблюдатель» было опубликовано пять стихотворений Пушкина. Однако познакомились они лишь в конце 20-х годов в салоне Зинаиды Волконской. Они встречались и позже, в приезды Пушкина в Москву. Первый роман Загоскина «Юрий Милославский» (1829) Пушкин от души приветствовал. «Прерываю увлекательное чтение Вашего романа, чтоб сердечно поблагодарить Вас за присылку «Юрия Милославского», лестный знак Вашего ко мне расположения. Поздравляю Вас с успехом полным и заслуженным, а публику с одним из лучших романов нынешней эпохи», – писал в 1830 году Пушкин Загоскину из Петербурга в Москву.

Александр Сергеевич был знаком не только с Михаилом Николаевичем Загоскиным (1789–1852), но и с его женой – Анной Дмитриевной (1792–1853) и сыном Дмитрием (1818–1870), похороненными вместе с писателем. Надгробие Михаилу Николаевичу, исключительно доброму человеку, о котором с большой любовью и уважением отзывались все его современники, расположено рядом с памятником его другу драматургу А. А. Шаховскому.

Ближе к южной стене монастыря покоится еще один известный писатель – исторический романист Иван Иванович Лажечников (1792–1869), автор романов «Ледяной дом», «Последний Новик» и др. В 1831–1837 годах Лажечников был директором училищ Тверской губернии, а затем – цензором петербургского Цензурного комитета.

В своих воспоминаниях Лажечников рассказал о знакомстве и встречах с Пушкиным. Познакомились они в Петербурге в декабре 1819 года, когда Лажечников помешал дуэли Пушкина с Денисевичем, майором, служившим вместе с Лажечниковым под начальством графа А. И. Остермана-Толстого. Отношения у них установились доверительные, хотя больше они не виделись. Но, получив от Лажечникова его романы «Ледяной дом» и «Последний Новик», поэт отвечал: «Позвольте, милостивый государь, благодарить Вас теперь за прекрасные романы, которые мы прочли с такою жадностию и таким наслаждением. Может быть, в художественном отношении «Ледяной дом» и выше «Последнего Новика», но истина историческая в нем не соблюдена, и это со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, конечно, повредит вашему созданию; но поэзия остается всегда поэзией, и многие страницы Вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык. За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей». В этом отрывке весь Пушкин – критик прямой и справедливый. В библиотеке Пушкина сохранился роман «Последний Новик» с надписью: «Первому Поэту Русскому А. Серг. Пушкину с истинным уважением и совершенною преданностию подносит Сочинитель. 18.12.1831. Тверь».

У южной стены Смоленского собора видим две горизонтально лежащие толстые черные плиты на могилах декабриста Михаила Федоровича Орлова (1788–1842), его жены Екатерины Николаевны (1797–1885) и их сына – Николая Михайловича (1822–1886) – автора заметок об отце. Всех их хорошо знал Пушкин. Жена Орлова была дочерью героя Отечественной войны генерала от кавалерии Николая Николаевича Раевского. Ранним майским утром 1820 года Пушкин уезжал из Петербурга в ссылку в глухой городок Екатеринослав (теперь – Днепропетровск) на службу в канцелярию генерала Инзова – наместника Бессарабии. Приехав в Екатеринослав, Пушкин поехал кататься на лодке по Днепру, выкупался и схватил лихорадку. В это время через Екатеринослав на Кавказ проезжала семья генерала Н. Н. Раевского. Пушкин с 1817 года находился в сердечной дружбе с сыновьями и дочерьми генерала, и они, узнав, что он находится в Екатеринославе, разыскали больного поэта, найдя его в плохонькой избенке, на дощатом диване, бледного и худого. С разрешения доброго генерала Инзова, Раевские увезли поэта с собой на Кавказ, и там Пушкин стал быстро поправляться. С Кавказа «морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф, где находилось семейство Раевского. Ночью на корабле написал я Элегию, которую тебе посылаю», – сообщил Пушкин брату. Всю ночь поэт не спал, с волнением приближаясь к Гурзуфу, где находилась вдохновительница элегии, девушка, которую он полюбил еще до отъезда на юг. Это была старшая дочь генерала Раевского Екатерина Николаевна. В этой элегии «Погасло дневное светило…» поэт восклицает:

Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает…

В Гурзуфе «посреди семейства почтенного Раевского» Пушкин провел три недели, «счастливейшие минуты жизни моей». Как вспоминала дочь генерала Мария Николаевна, Пушкин среди сестер выделял Екатерину Николаевну, «с ней и особенно любезничал», и «спорил о литературе». Для него важны были ее литературные оценки, он дорожил ее мнением. В Крыму чувство поэта к Екатерине Николаевне пробудилось с новой силой. В «Евгении Онегине» поэт признавался:

А там, меж хижинок татар… Какой во мне проснулся жар! Какой волшебною тоскою Стеснялась пламенная грудь! Но, муза! прошлое забудь!

В Гурзуфе написана также элегия «Увы, зачем она блистает…», посвященная серьезно больной в то время Екатерине Николаевне. Стихотворение проникнуто глубоким чувством поэта:

Спешу в волненье дум тяжелых, Сокрыв уныние мое, Наслушаться речей веселых И наглядеться на нее…

День расставанья 5 сентября 1820 года поэт называет «днем страдания». Пушкин уезжает к месту службы в Кишинев, так как канцелярия Инзова за время путешествия поэта по Кавказу и Крыму переехала из Екатеринослава в Молдавию. В конце 1820 года Пушкин встретил Раевских в Каменке. Здесь он написал стихотворения: «Редеет облаков летучая гряда…» и «Кто видел край, где роскошью природы…», также проникнутые глубоким чувством к Екатерине Николаевне. Вскоре стало известно, что она приняла предложение генерала М. Ф. Орлова выйти за него замуж. В Кишиневе Пушкин живет дорогими для него воспоминаниями. В конце мая 1821 года Орловы приезжают в Кишинев. Пушкин был частым гостем в их доме. Любимая стала женой его приятеля. В январе 1822 года Пушкин с ней простился. Летом того же года он работает над крымской поэмой «Бахчисарайский фонтан», вдохновленный воспоминаниями о Е. Н. Орловой. Новая их встреча произошла в 1826 году в салоне З. А. Волконской.

Как видим, с именем Екатерины Николаевны Орловой связаны многие произведения поэта. Современники говорили, что она покоряла людей твердым, независимым характером и прямотой слова. Кишиневские друзья ее мужа за эти качества шутливо называли ее «Марфой-Посадницей». Но сильный характер соединялся в ней с душевной мягкостью и необычайной добротой. Самоотверженно заботилась она о родителях, братьях и сестрах, приходила им на помощь в самые трудные минуты жизни. Единственная в семье, она сочувствовала младшей сестре Марии ехать в Сибирь к мужу – декабристу С. Г. Волконскому.

Ее муж Михаил Федорович Орлов сражался в войнах с Наполеоном в 1805–1807 годах. В битве при Аустерлице Орлов участвовал в разгроме французского отряда и за это был произведен из унтер-офицеров в офицеры. Он участник Бородинского сражения. Командовал одним из партизанских отрядов. Когда в марте 1814 года русские войска вступили в Париж, командование, зная дипломатические способности М. Ф. Орлова, поручило ему вести переговоры с французами о капитуляции города.

В 1817 году и позже, до своей ссылки на юг, Пушкин бывал в гостиной своей петербургской знакомой, княгини Е. И. Голицыной. Среди ее гостей он встречал «красавца и богатыря» М. Ф. Орлова. Виделись они и на заседаниях литературного общества «Арзамас». Орлов был членом «Союза благоденствия» и главою кишиневского отделения этого Союза. В январе 1821 года «Союз благоденствия» был распущен, в «Южное общество» генерал-майор Орлов не вступил. В восстании декабристов участия не принимал. Заступничество брата, А. Ф. Орлова, пользовавшегося расположением царя, благоприятно решило его судьбу. Он был выслан в д. Милятино Калужской губернии под надзор полиции с обязательством жить там безвыездно. В 1827 году М. Ф. Орлов послал оттуда Пушкину сочинения Байрона и Тальма, а позже свою книгу «О государственном кредите» с дарственной надписью.

Близко знавшие М. Ф. Орлова говорили о нем как о человеке блестящего ума и образованности, с большой похвалой отзывались о его душевных качествах, истинном патриотизме, возвышенной честности и рыцарском благородстве. Неудивительно поэтому, что он стал приятелем молодого Пушкина. В стихотворении «В. Л. Давыдову» Пушкин несколько строк посвящает М. Ф. Орлову:

Меж тем как генерал Орлов — Обритый рекрут Гименея — Священной страстью пламенея…

И далее:

Тебя, Раевских и Орлова, И память Каменки любя, — Хочу сказать тебе два слова Про Кишинев и про себя.

Слева от места упокоения Орловых, ближе к южной монастырской стене, лежит черный округлый каменный монолит. На его стесанной стороне надпись: «Михаил Петрович Погодин (1800–1875), историк, писатель, издатель».

Личное знакомство Пушкина с Погодиным состоялось 11 сентября 1826 года у Веневитиновых и перешло в сотрудничество и дружбу. Пушкин поощрял литературные и исторические труды Погодина и в особенности его опыты народной исторической драмы («Марфа-Посадница», 1830; «Петр I», 1831). Писатель сотрудничал в «Современнике» Пушкина. Еще до их знакомства Погодин проявлял большой интерес к поэту и его творчеству, одобрительно отзывался о его стихотворениях, поэмах и первой главе «Евгения Онегина», написал критический отзыв о «Кавказском пленнике» (1823), где говорил об «искусстве и зрелом плоде труда». В его альманахе «Урания» было опубликовано пять стихотворений Пушкина (1826). При ближайшем участии поэта Погодин организовал и издавал «Московский вестник». У него дома собирались выдающиеся люди России, и среди них А. С. Пушкин. Известно письмо С. П. Шевыреву за границу, написанное его друзьями на новоселье у М. П. Погодина. Под ним и подпись Пушкина.

Смерть поэта произвела на М. П. Погодина тяжелое впечатление. «Пушкин, наш славный Пушкин – погиб», – писал он <…>. – Он первый наш народный поэт и погиб от руки «поганого бродяги». Пушкин знал жену Погодина Елизавету Васильевну, урожденную Вагнер (1809–1844), его мать Аграфену Михайловну (1775–1850) и брата – Григория Петровича (1806–1859). Мать и брат похоронены вместе с Михаилом Петровичем, а жена Е. В. Погодина погребена на Введенском кладбище.

Поэт посвятил М. П. Погодину стихотворение «Новоселье»:

Благословляю новоселье, Куда домашний свой кумир Ты перенес – а с ним веселье. Свободный труд и сладкий мир. Ты счастлив: ты свой домик малый, Обычай мудрости храня, От злых забот и лени вялой Застраховал, как от огня.

Поблизости от места погребения Погодиных находится надгробие Иосифу (Осипу) Максимовичу Бодянскому (1808–1877) – слависту, профессору Московского университета, где он преподавал в одно время с М. П. Погодиным. Бодянский виделся с Пушкиным во время посещения поэтом лекции И. И. Давыдова в Московском университете и разговаривал с ним о «Слове о полку Игореве». Бодянский опубликовал несколько рассказов о Пушкине, принадлежащих Н. В. Гоголю, М. А. Максимовичу и др., часть рассказов он позже передал П. И. Бартеневу.

У западного крыльца Смоленского собора находятся два надгробия декабристам – Сергею Петровичу Трубецкому (1790–1860) и Матвею Ивановичу Муравьеву-Апостолу (1793–1886).

Знакомство С. П. Трубецкого и Пушкина произошло в 1819 году на заседаниях литературного и театрального общества «Зеленая лампа». К друзьям-лампистам обращены стихи Пушкина:

Здорово, рыцари лихие Любви, свободы и вина! Для нас, союзники младые, Надежды лампа зажжена.

Блестящий гвардейский офицер, герой Бородина, князь С. П. Трубецкой был членом «Союза спасения» и «Союза благоденствия», он – один из руководителей «Северного общества». Накануне 14 декабря 1825 года гвардейского полковника С. П. Трубецкого выбрали диктатором и поручили ему руководить ходом восстания, но он на площадь не явился и участия в восстании не принимал. Был осужден на двадцать лет каторги.

На его могиле – памятник в виде черного каменного монолита с черным крестом в невысокой металлической ограде.

Позади захоронения С. П. Трубецкого находится памятник М. И. Муравьеву-Апостолу, выполненный в виде беломраморного аналоя, украшенного резьбой. Он также участник Отечественной войны, майор Полтавского пехотного полка, член «Союза спасения», «Союза благоденствия» и «Южного общества». Осужден по делу декабристов на двадцать лет каторги.

Его знакомство с Пушкиным состоялось в Петербурге, еще до южной ссылки поэта, и продолжалось в Киеве у И. Я. Бухарина (середина 1820– начало 1821 года). После отбытия срока каторжных работ долгие годы жил на поселении в городе Ялуторовске вместе с декабристами И. Д. Якушкиным и Н. В. Басаргиным. В сохранившемся в Ялуторовске доме М. И. Муравьева-Апостола в настоящее время открыт «Дом декабристов».

На развилке дорожек к монастырской трапезной и Смоленскому собору покоится один из самых близких друзей поэта – Александр Иванович Тургенев (1784–1845), тот самый Тургенев, которому было суждено сопровождать покойного Пушкина из Петербурга в Михайловское и хоронить в Святогорском монастыре.

Александр Иванович знал Пушкина с детства, по его совету 12-летний Саша был определен в Царскосельский лицей. Во всей последующей жизни поэта Александр Иванович играл весьма существенную роль. В 1817 году и позже, до ссылки на юг, поэт часто посещал дом своих друзей братьев Тургеневых, у которых собиралась свободолюбиво настроенная молодежь. Старший из братьев, А. И. Тургенев, хлопотал перед министром иностранных дел К. В. Нессельроде о переводе ссыльного поэта из Кишинева в Одессу. Блестяще образованный человек, Александр Иванович Тургенев был знаком «со всеми знаменитостями Европы». Большую услугу он оказал русской исторической науке. Так, находясь подолгу за границей, он выписывал сведения о России из древних документов, находящихся в архивах Франции и Италии.

Ему Пушкин посвятил несколько стихотворений и дружескую эпиграмму «Послание к А. И. Тургеневу» (1819):

В себе все блага заключая, Ты наконец к ключам от рая Привяжешь камергерский ключ.

«Ключи от рая» – шутка по поводу службы Тургенева в Министерстве просвещения и духовных дел.

После суда над декабристами настроения А. И. Тургенева приобретают оппозиционный характер и он годами живет вне родины. Их встречи с Пушкиным возобновляются в 1831 году, по приезде Тургенева в Россию. Пушкин знакомит его с VIII, IX главами «Евгения Онегина» и строфами из X главы, сожженной поэтом. Об этом Александр Иванович сообщает своему брату декабристу Николаю Ивановичу («Хромому Тургеневу»), находящемуся в изгнании за границей. С ним Пушкин обсуждал «Историю Пугачева», а в 1836 году привлек Александра Ивановича к участию в своем «Современнике», где опубликовал его заграничные письма «Хроника русского».

Наиболее частыми их встречи стали с ноября 1836 года по январь 1837-го. Тем не менее о готовящейся дуэли Тургенев не знал. Александр Иванович как близкий друг провел многие часы в квартире умирающего поэта и описал горестные события в письмах к современникам. Позднее он проявил исключительную заботу о семье своего друга. Об этом и других обстоятельствах жизни А. И. Тургенева, человека замечательной судьбы, можно более обстоятельно узнать, прочитав роман А. К. Виноградова «Братья Тургеневы».

Между трапезной и западной стеной монастыря расположен мавзолей Волконских. В нем похоронен московский знакомый поэта – генерал-лейтенант, сенатор, участник суворовских походов и Отечественной войны 1812 года, автор неопубликованных исторических «Записок» Дмитрий Михайлович Волконский (1769–1835). По утверждению И. А. Арсеньева, впоследствии писателя и издателя, Пушкин вместе с Волконским в начале 1830-х годов обедали в московском доме его отца – сенатора А. А. Арсеньева. 8 февраля 1833 года Пушкин встречался с Волконским на маскараде у его брата П. М. Волконского.

У правого крыльца трапезной под массивной каменной плитой погребен Николай Алексеевич Милютин (1818–1872) – с 1835 года чиновник Министерства внутренних дел, впоследствии исполняющий обязанности товарища министра (по-нынешнему – заместитель министра), сторонник освобождения крестьян. Н. А. Милютин был племянником друга Пушкина С. Д. Киселева, и, возможно, в 30-х годах они встречались и у него. Трагическая смерть Пушкина произвела на Н. А. Милютина глубокое впечатление.

Будучи зван в дом министра народного просвещения Сергея Семеновича Уварова, с которым у поэта в 30-х годах установились крайне неприязненные отношения, он мог быть знаком с его сыном – Алексеем Сергеевичем (1825–1884), впоследствии археологом. Надгробие на его могиле расположено справа от дорожки, идущей от трапезной к Северным воротам монастыря.

В нескольких метрах правее надгробия А. С. Уварову, ближе к Смоленскому собору, за невысокой металлической оградой находится одинокая могила. На черной горизонтальной плите надгробия еще заметны слова: «Сушков Николай Васильевич, родился в 1796, скончался в 1871 г.» Эта могила писателя, драматурга и издателя сборников «Раут», выходивших в середине позапрошлого века. Учился Николай Васильевич вместе с А. С. Грибоедовым в Благородном пансионе при Московском университете, а в своих воспоминаниях «Обоз к потомству» писал о знакомстве и встречах с Пушкиным в 1809–1810 годах сначала в Москве и затем в Петербурге, когда он в 1814 году навешал в Лицее юного поэта. Встречались они также в гостях у его племянницы, поэтессы Е. П. Ростопчиной. Н. В. Сушков был у гроба Александра Сергеевича 1 февраля 1837 года.

В нескольких метрах слева от могилы Сушкова когда-то находилось надгробие генералу С. А. Тучкову (по свидетельству А. Т. Саладина). С Сергеем Алексеевичем Тучковым (1767–1839) был знаком А. С. Пушкин. С. А. Тучков участвовал в войне со Швецией и Польшей. С 1802 года шесть лет возглавлял гражданскую администрацию в Грузии, а затем четыре года воевал в Турции (1808–1812). Во время Отечественной войны он – дежурный генерал в штабе главнокомандующего Дунайской армией П. В. Чичагова. В молодости был близко знаком с А. Н. Радищевым. После 1812 года высказывал убеждения о том, что «существующий способ правления народом более не может остаться неизменным». Все это, а также долголетняя вражда С. А. Тучкова с Аракчеевым, видимо, послужили причиной гонений на заслуженного генерала. Ему вменили нелепое обвинение в том, что он преднамеренно упустил Наполеона, когда войска П. В. Чичагова и П. Х. Витгенштейна должны были его захватить. Семь комиссий допрашивали Сергея Алексеевича по этому «делу».

В декабре 1821 года Пушкин посетил город Измаил, где жил в опале С. А. Тучков, и встретился с ним. Очарованный «умом и любезностью» генерала, поэт позже признавался своему кишиневскому приятелю И. П. Липранди, что «остался бы у Тучкова на месяц, чтобы посмотреть все то, что ему показывал генерал». Пушкин мог получить, в частности, интересующие его сведения о Радищеве и об обстоятельствах убийства Павла I.

Сергей Алексеевич Тучков был знаком с будущими декабристами – И. Д. Якушкиным, Ф. Ф. Вадковским и С. И. Муравьевым-Апостолом. В начале 1824 года, уезжая из Белой Церкви, он выполнил просьбу С. И. Муравьева-Апостола и отвез в Петербург его послание К. Ф. Рылееву. Находясь в отставке, он проживал у своего брата Павла Алексеевича в подмосковном имении Ляхово, где они дали вольную крестьянам, освободив их вместе с домами, огородами и пастбищами. Этим они восстановили против себя помещиков и начальство Рузского и Верейского уездов Московской губернии.

Русско-турецкую войну 1828–1829 годов С. А. Тучков окончил генерал-лейтенантом. Умер сенатор С. А. Тучков, оставив после себя добрую память, свои «Сочинения и переводы», вышедшие в свет в 1816 году, и «Военный словарь (1818) – прообраз русской военной энциклопедии. Пушкин об этом хорошо знал и встречался с С. А. Тучковым не только как с героем многих войн, но и как с известным в то время литератором.

Из той же рукописной книги А. Т. Саладина (см. Список литературы) известно примерное место захоронения знакомой Пушкина, внучки великого математика Леонарда Эйлера, фрейлины Александры Александровны Эйлер (1808–1870) – умной и красивой женщины. В 1831 году летом вместе с мужем А. Н. Зубовым она проживала в Царском Селе, где в то время находилась молодая чета Пушкиных. В дневнике А. О. Смирновой-Россет отмечено, что «однажды вечером (август-сентябрь 1831) у нее в присутствии Пушкина, Жуковского, Виельгорских и фрейлин Урусовой и Эйлер происходило чтение Гоголем «Вечеров на хуторе близ Диканьки»». Возможно, Пушкин встречался с Александрой Александровной и ее мужем в доме Карамзиных. Могила А. А. Эйлер (Зубовой) находилась справа от мавзолея Волконских, почти у западной монастырской стены.

Хорошими знакомыми А. С. Пушкина были писатели Д. Н. Бегичев, Н. В. Путята, Н. С. Всеволожский, С. Д. Нечаев, поэтесса Е. А. Тимашева, композитор Н. И. Пашков, историк Сибири Г. И. Спасский, дипломат И. С. Мальцев (Мальцов), также похороненные в некрополе Новодевичьего монастыря. Их места погребения нам не известны, также мы не знаем, где нашли свой последний приют брат жены Пушкина – Сергей Николаевич Гончаров и тесть поэта – Николай Афанасьевич Гончаров.

Николай Афанасьевич Гончаров (1787–1861) – владелец Полотняного завода в Калужской губернии, отец Натальи Николаевны, жены Пушкина, и ее брата Сергея Николаевича. 18 февраля 1831 года Афанасий Николаевич присутствовал при бракосочетании своей дочери Натальи Николаевны и Пушкина.

Отношения Пушкина с Сергеем Николаевичем Гончаровым (1815–1865) всегда были доброжелательными. Летом 1834 года, когда Наталья Николаевна была в Полотняном заводе, Сергей Николаевич проживал у Пушкина в Петербурге. Во всех почти письмах к жене Пушкин передавал привет ее брату Сергею Николаевичу. В то время С. Н. Гончаров был унтер-офицером Киевского гренадерского полка в Петербурге, а затем – корнетом Ингерманландского полка. В отставку уволился поручиком. Со слов Сергея Николаевича были записаны воспоминания о Пушкине, а затем опубликованы в «Русской старине» и «Русском архиве».

Спасский Григорий Иванович (1783–1864) – историк Сибири, окончил Московский университет, был действительным членом Вольного общества любителей российской словесности, наук и художеств (второе его название – Общество соревнователей просвещения и благотворения). После каждого заседания этого Общества собирались пожертвования, для чего существовала особая кружка, выполненная в виде лиры, с надписью: «Вспомните о бедных». Среди членов Общества было немало литераторов (Н. И. Гнедич, М. Н. Загоскин, А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер, А. А. Бестужев (Марлинский), Н. А. Бестужев и др.).

Членом этого литературного объединения был и А. С. Пушкин. На его заседаниях читались художественные и научные произведения. Проповедуя высокие идейные и гуманные принципы, «соревнователи» стремились влиять на литературную жизнь эпохи.

19 сентября 1818 года Пушкин и Спасский присутствовали на заседании этого общества. Известно также письмо Пушкина, написанное в июле 1833 года, в котором он просил Спасского предоставить ему на несколько дней «рукопись Рычкова, касающуюся времен Пугачева». Эта рукопись была помещена во втором томе пушкинской «Истории Пугачевского бунта». Г. И. Спасский был членом-корреспондентом Петербургской Академии наук по разряду восточной словесности и древностей; издавал в Петербурге журналы «Сибирский вестник» (1818–1824) и «Азиатский вестник» (1825–1827). В библиотеке А. С. Пушкина сохранился комплект «Сибирского вестника» за 1818–1822 и 1824 годы.

Хорошо знал Пушкин и друга Е. А. Баратынского литератора Николая Васильевича Путяту (1802–1877). Путята был воспитанником известного Муравьевского училища для колонновожатых, затем служил прапорщиком Квартирмейстерской части, а с 1823 года он адъютант московского генерал-губернатора А. А. Закревского. В 1832–1851 годах Николай Васильевич Путята служил чиновником статс-секретариата Великого княжества Финляндского. Выйдя в 1828 году в отставку в чине штабс-ротмистра, к концу своей жизни он дослужился до действительного статского советника. Одно время был председателем московского Общества любителей российской словесности.

В сентябре 1826 года Е. А. Баратынский познакомил Николая Васильевича с Пушкиным. С этого времени Пушкин и Путята довольно часто встречались в Москве и Петербурге, куда вскоре переехал и Пугята. В гостинице Демута Александр Сергеевич читал Николаю Васильевичу «Египетские ночи» и «Утопленника», а на квартире Путяты – стихотворение «Твоих признаний, жалоб нежных…», которое поэт тут же записал Николаю Васильевичу на память. По воспоминаниям Путяты, их общение было особенно близким в январе – октябре 1828 года, именно к этому времени относится записка Пушкина к Путяге с просьбой быть посредником в предполагаемой дуэли с секретарем французского посольства Т.-Ж. Лагренэ. В 1837 году Николай Васильевич приходил проститься к умершему поэту.

С Дмитрием Никитичем Бегичевым (1786–1855) – участником Отечественной войны, полковником в отставке, писателем и театралом, Пушкин общался в 1817–1820 годах у князя А. А. Шаховского и в петербургских театральных кругах. Он автор романа «Семейство Холмских» (1832). В 1830–1836 годах он воронежский губернатор, а затем – сенатор.

Был знаком поэт с отставным подполковником, литератором, путешественником и владельцем типографии Николаем Сергеевичем Всеволожским (1772–1857). 22 марта 1830 года Пушкин виделся с ним в числе других лиц на вечере у М. П. Погодина. О другой встрече с Николаем Сергеевичем Пушкин упоминает в письме к невесте от 20 июля 1830 года.

Петербургским приятелем Пушкина был Никита Всеволодович Всеволожский (1799–1862) – основатель литературно-политического общества «Зеленая лампа». Его брат – участник Отечественной войны, любитель театра и литературы, и тоже лампист – Александр Всеволодович Всеволожский (1793–1864), давний петербургский знакомый Пушкина. Их встречи проходили на заседаниях «Зеленой лампы» в доме его брага Н. В. Всеволожского весной 1819– в мае 1820 года. В ноябре 1819 года Пушкин, А. В. Всеволожский и другие посетили петербургскую гадалку А. Ф. Кирхгоф, которая, по словам поэта, предсказала его судьбу. Пушкин упоминал А. В. Всеволожского («недавнего рекрута Гименея») в вариантах стихотворения «Горишь ли ты, лампада наша…» (1822). В 1827 году, после возвращения поэта из ссылки, они нередко встречались и у общих знакомых, и в петербургских литературно-театральных кругах. Так, 13 декабря 1836 года на дружеском обеде у Всеволожского Пушкин, М. Ю. Виельгорский, П. А. Вяземский и В. А. Жуковский, сочинили «шуточный канон» в честь М. И. Глинки, а В. Ф. Одоевский тут же положил его на музыку. Пушкин был знаком и с семьей камергера А. В. Всеволожского – его женой Софьей Ивановной, урожденной княжной Трубецкой (1800–1852), их сыновьями – Владимиром (1824–1880) и Всеволодом (1822–1888), похороненными вместе с Александром Всеволожским. «Дом Всеволожских» Пушкин намеревался вывести в неосуществленном романе «Русский Пелам».

Степан Дмитриевич Нечаев (1792–1860) – литератор, археолог, член «Союза благоденствия», хороший знакомый А. С. Пушкина, В. К. Кюхельбекера, П. А. Вяземского, А. А. Бестужева. С 1833 по 1836 год обер-прокурор Синода, с 1836-го – сенатор, впоследствии тайный советник. Их встречи с Пушкиным проходили в Петербурге во второй половине 20-х и в 30-е годы. 6 декабря 1827 года они виделись на именинах у Н. И. Греча, а 12 мам 1828 года в компании Пушкина, Вяземского и других Нечаев был на вечере у А. А. Перовского. Сохранилось два письма Пушкина к Нечаеву. Поэт был знаком и с его женой – Софьей Сергеевной (ск. 1836), сестрой И. С. Мальцова.

Старший из братьев Мальцовых – Иван Сергеевич (1807–1880), очень интересовал поэта, возможно, потому, что он служил первым секретарем русского посольства в Персии (при А. С. Грибоедове); он единственный сотрудник миссии, оставшийся в живых.

12 октября 1826 года И. С. Мальцов присутствовал у Веневитиновых, когда Пушкин читал «Бориса Годунова», а 24 октября 1826 года он вместе с поэтом присутствовал на обеде у А. С. Хомякова по случаю основания «Московского вестника», сотрудником которого он являлся. Последующие их встречи происходили в Петербурге, куда переехал на жительство И. С. Мальцов. 2 февраля 1837 года Мальцов писал своему родственнику С. А. Соболевскому, находившемуся за границей, о гибели Пушкина – «милого и любезного поэта».

Впоследствии И. С. Мальцов стал камергером, действительным статским советником. Его младший брат – Сергей Сергеевич (1813–1838) был магистром философии Дерптского университета. Пушкин мог с ним встречаться в петербургском салоне А. П. Елагиной и в московских литературных кругах. Имеется свидетельство С. А. Соболевского о том, как Пушкин «объяснял» римского поэта Марциала С. С. Мальцову, «отлично знавшему по-латыни», и тот не мог «надивиться верности и меткости его заметок».

В своих воспоминаниях (записанных М. И. Семевским) Павел Александрович Муханов (1798–1871) рассказал, что был «коротким приятелем» Пушкина «еще по петербургской своей жизни» (до мая 1820), в бытность свою штабс-капитаном и адъютантом управляющего Главным штабом графа П. А. Толстого. В Москве П. А. Муханов встречался с Пушкиным в доме Урусовых. Вместе с П. А. Вяземским, Е. А. Баратынским, И. М. Снегиревым Муханов присутствовал 15 мая 1827 года у М. П. Погодина на прощальном завтраке по случаю «отъезда Пушкина в Петербург». 11 августа 1828 года Муханов писал М. П. Погодину из Петербурга: «Пушкин учится английскому языку, а остальное время проводит на дачах». 29 апреля 1830 года Муханов, в числе других приближенных, был на новоселье у М. П. Погодина, где виделся с поэтом. Нельзя исключить также его встреч с Пушкиным в петербургском доме Карамзиных. П. А. Муханов – автор биографического очерка о Пушкине.

Стихи «Я видел вас, я их читал…» Пушкин посвятил поэтессе Екатерине Александровне Тимашевой, урожденной Загряжской (1798–1881), и вписал их в ее альбом:

Я видел вас, я их читал, Они прелестные созданья, Где ваши томные мечтанья Боготворят свой идеал. Я пил отраву в вашем взоре, В душой исполненных чертах, И в вашем милом разговоре, И в ваших пламенных стихах…

Это о ней 9 ноября 1826 года Пушкин из Михайловского писал П. А. Вяземскому: «Что Тимашева? как жаль, что я не успел с нею завести благородную интригу! но и это не ушло». В своих стихотворениях «Послание к учителю» и «К портрету Пушкина» (октябрь 1826) Тимашева восторженно отзывается о поэте. В письме к Вяземскому Екатерина Александровна просила выразить признательность Пушкину за публикацию ее стихотворения «Ответ» в «Северных цветах» (1831). Е. А. Тимашевой посвящали стихи также Е. А. Баратынский, И. Е. Великопольский, П. А. Вяземский, Е. П. Ростопчина и Н. М. Языков.

Пушкин был хорошо знаком с дружной семьей Ивана Александровича Пашкова (1758–1828) – отставного полковника. Один из его сыновей был соседом Пушкина по Болдину. Наиболее близкие отношения у поэта были с сыном Ивана Александровича – Сергеем (1801–1883) – отставным поручиком, и его женой Надеждой Сергеевной, урожденной княжной Долгоруковой (1811–1880). 1 марта 1831 года Пушкин с женой был у них в московском доме на Чистопрудном бульваре и участвовал в устроенном ими санном катании. Поэт знал и его брата Николая (1800–1873) – корнета лейб-гвардии Гусарского полка, композитора и певца-любителя.

По свидетельству современников, во время южной ссылки, в Одессе, Пушкин находился «под покровительством» правителя канцелярии М. С. Воронцова – Александра Ивановича Казначеева (1783–1880). В марте 1824 года Казначеев писал полицмейстеру Кишинева Я. Н. Радичу о Пушкине – «славном и благородном малом», который «любит возиться с ультра-либералами». В письме к поэту В. И. Туманскому, отправленном из Михайловского в Одессу в августе 1825 года, Пушкин свидетельствовал свое почтение Казначееву и его жене – Варваре Дмитриевне, урожденной княжне Волконской (1793–1859) – женщине умной, любезной, начитанной, страстной любительнице литературы. Она устраивала в Одессе литературные вечера, на которых и бывал ссыльный поэт. Впоследствии А. И. Казначеев был градоначальником в Феодосии, а затем таврическим губернатором и градоначальником Одессы.

В сентябре 1833 года по пути в Оренбург Пушкин нанес визит нижегородскому военному и гражданскому губернатору генерал-майору (впоследствии генерал-лейтенанту) Михаилу Петровичу Бутурлину (1786–1860) и его жене Анне Петровне, урожденной княжне Шаховской (1793–1861). Пушкин рассказывал Анне Петровне о своей «проповеди» в болдинской церкви в холерный год (1830). В донесении оренбургскому военному губернатору В. А. Перовскому его нижегородский коллега выражал сомнение в научных целях поездки Пушкина (сбор материалов для «Истории Пугачева»), предполагая в нем тайного ревизора. Возможно, отсюда у Пушкина и возник сюжет комедии, который он передал Н. В. Гоголю для его «Ревизора».

В путешествии по Кавказу в 1829 году, возможно, и познакомился Пушкин с поручиком лейб-гвардии Конно-егерского полка, адъютантом генерал-фельдмаршала И. Ф. Паскевича Сергеем Александровичем Щербатовым (1804–1872). Встречался поэт с ним и его женой – Прасковьей Борисовной, урожденной Святополк-Четвертинской (1818–1899) и позже в Москве. В семье потомков Щербатовых хранился экземпляр «Кавказского пленника» (1822) с дарственной надписью поэта: «Другу моему Сергею».

В Новодевичьем монастыре погребена Софья Федоровна Пушкина (1806–1862) – сестра жены декабриста В. П. Зубкова, о которой упоминалось ранее. Она – дальняя родственница А. С. Пушкина. Познакомился поэт с ней в Москве в сентябре – октябре 1826 года, вероятно, в доме В. П. Зубкова. Поэт увлекся Софьей Федоровной и вел даже переговоры о женитьбе. Тогда он писал Зубкову: «Я вижу раз ее в ложе, в другой на бале, в третий сватаюсь». Но она не приняла его сватовства, а через год вышла замуж за Валериана Александровича Панина (1803–1880), впоследствии ставшего строителем Московского вдовьего дома. С Софьей Федоровной Пушкиной связано стихотворение «Нет, не черкешенка она…» (1826).

В Москве многие знают дом на Суворовском бульваре, где в 1852 году умер Н. В. Гоголь (во дворе этого дома находится прекрасный памятник писателю работы скульптора Н. Н. Андреева). Этот дом принадлежал обер-прокурору Синода Александру Петровичу Толстому (1801–1873). Он, как известно, приютил у себя Гоголя. Но не все знают, что А. П. Толстой был хорошим петербургским знакомым А. С. Пушкина.

24 июня 1832 года на обед к В. А. Мусину-Пушкину были званы А. С. Пушкин, А. П. Толстой, П. А. Вяземский и другие лица близкого круга. 5 июля того же года Пушкин и Толстой, встретившись у Н. А. Муханова, беседовали о политической ситуации в России, о газете «Дневник», об общественной позиции П. А. Вяземского и В. П. Андросова и «очень сошлись мнениями». Возможно, Пушкин встречался с Толстым, когда последний был тверским военным губернатором (1834–1836). В 1833 году Толстой просил Н. А. Муханова прислать ему «Песнь Онегина» и «какие-то стихи Пушкина, где смерть играет в карты с дьяволом». В другом письме он просил Н. А. Муханова прислать ему на короткое время стихи умершего поэта: «Слухи носятся, что у тебя множество хороших стихов покойника. Сделай дружбу, пришли…»

Салтыков Михаил Ааександрович (1767–1851) – попечитель Казанского учебного округа и Казанского университета (1812–1818), с декабря 1828 года сенатор 6-го (московского) департамента Сената, с февраля 1830 по 1849 год почетный опекун Московского опекунского совета, тесть друга Пушкина А. А. Дельвига. Был знаком Пушкину еще по «Арзамасу», почетным членом которого он состоял. В пушкинском письме к Дельвигу, написанном осенью 1825 года, читаем: «Кланяйся от меня почтенному, умнейшему Арзамасцу, будущему своему тестю». С Михаилом Александровичем поэт встречался также в Москве в доме своего дяди В. Л. Пушкина и, конечно, в доме самого Салтыкова. А в конце января 1831 года он сообщил П. А. Плетневу: «Вчера ездил я к Салтыкову объявить ему все – и не имел духу». Речь в этих строках велась о горестном известии – смерти А. А. Дельвига.

Новодевичье кладбище

В 1898 году за южной стеной Новодевичьего монастыря открыто самостоятельное (так называемое Старое) Новодевичье кладбище (в 1898–1904 годах обнесено стеной). В различное время на Старое Новодевичье кладбище был перенесен прах великого писателя Н. В. Гоголя, поэтов А. С. Хомякова, Н. М. Языкова (из Данилова монастыря), писателя С. Т. Аксакова и поэта Д. В. Веневитинова (из Симонова монастыря). Их надгробия располагаются рядом, друг возле друга, на 2-м участке (ряды 13–14) Новодевичьего кладбища.

Сергей Тимофеевич Аксаков (1791–1859) – писатель и цензор, автор известного романа «Детские годы Багрова-внука», «Трактата об ужении рыбы» и «Записок ружейного охотника», был московским знакомым Пушкина. Известно о нескольких встречах Пушкина и Аксакова у М. П. Погодина в 1829–1830 годах. 23 марта 1830 года Аксаков выступает в печати с защитой поэта от нападок Н. А. Полевого и Н. И. Надеждина. Пушкин хвалил статью Аксакова, не зная ее авторства. В «Капитанской дочке» Пушкин использовал сюжет очерка Аксакова «Буран». Скорбь о безвременной кончине Пушкина Аксаков высказал в письме к сыну Григорию от 21 января 1838 года. Пушкин знал и жену Аксакова – Ольгу Семеновну, урожденную Заплатину (1793–1878). К сожалению, ее могила в Симоновом монастыре была уничтожена при ликвидации всего тамошнего некрополя.

Если С. Т. Аксаков был хорошим знакомым Пушкина, то Д. В. Веневитинов, А. С. Хомяков, Н. М. Языков и Н. В. Гоголь – его близкими друзьями.

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827) доводился Александру Сергеевичу четвероюродным братом; они знали друг друга с детства. Дмитрий Владимирович – поэт и критик, один из основателей и авторов «Московского вестника», фактический глава кружка «любомудров». В 1825 году, когда Пушкин еще находился в михайловской ссылке, Веневитинов выступил с разбором I главы «Евгения Онегина», где полемизировал с Н. А. Полевым. Статьи Веневитинова Пушкин приветствовал: он говорил, что отклики Веневитинова он «прочел с любовью и вниманием, все остальное – или брань, или переслащенная дичь».

10 сентября 1826 года Веневитинов был у С. А. Соболевского, когда поэт читал своего «Бориса Годунова». Затем они почти через день встречались либо у Веневитинова, либо у Пушкина. Известно, что 25 сентября и 12 октября того же года Пушкин читал у Веневитиновых «Бориса Годунова» (а вскоре Дмитрий Владимирович написал одну из лучших своих статей, посвященную разбору сцены из этой пушкинской трагедии), а 13 октября присутствовал у них же на чтении А. С. Хомяковым его «Ермака». Последняя встреча поэтов состоялась у Хомякова на обеде 24 октября 1826 года. К этому же году относится и послание Веневитинова «К Пушкину». В конце октября Дмитрий Владимирович уехал в Петербург на место новой службы, простудился и 15 марта 1827 года умер. 2 апреля 1827 года Пушкин и А. Мицкевич «провожали гроб Веневитинова и плакали об нем, как и другие», глубоко скорбя, что «так рано умер чудный поэт». Сохранился рисунок Пушкина, изображавший Веневитинова. Дмитрий Владимирович Веневитинов – автор музыки на стихи Пушкина «Ночной зефир…».

Поэты Алексей Степанович Хомяков (1804–1860) и Николай Михайлович Языков (1803–1845) были родственниками: Алексей Степанович был женат на сестре Николая Михайловича – Екатерине Михайловне.

А. С. Хомяков – писатель, драматург, критик, один из идеологов славянофильства. В молодости был на военной службе, но с 1829 года уже в отставке. Знакомство и общение Пушкина и Хомякова началось в 1826 году, по возвращении поэта в Москву. Как уже говорилось, они встречались у Веневитиновых. 24 октября 1826 года в доме Хомяковых на Петровке на обеде, по случаю организации журнала «Московский вестник», присутствовали Пушкин, Баратынский, Мицкевич и другие лица.

В 1827–1828 годах Хомяков переехал в Петербург, и там его встречи с Пушкиным стали частыми. Так, 30 апреля 1828 года Хомяков с В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, И. А. Крыловым, А. Мицкевичем и другими был на вечере у Пушкина. А летом в 1829 году они виделись уже в Москве у М. П. Погодина, и несколько раз в 1830 году. В 1832 году в Петербурге на вечере у Карамзиных Пушкин присутствовал на чтении Хомяковым его трагедии «Дмитрий Самозванец». Их последние встречи относятся ко времени приезда Пушкина в Москву в мае 1836 года. В письме жене от 1 февраля 1837 года А. С. Хомяков писал по поводу кончины поэта: «Я чуть не плачу, вспомнив о нем».

Еще до знакомства А. С. Пушкин и Н. М. Языков в 1824–1825 годах обменялись стихотворными посланиями:

Языков, кто тебе внушил Твое посланье удалое? Как ты шалишь, и как ты мил, Какой избыток чувств и сил, Какое буйство молодое!

Будучи студентом Дерптского университета (1822–1829), Языков славился своими застольными песнями и буршескими замашками. Вот лишь некоторые из его стихов тех бурных студенческих лет: «Мы любим шумные пиры, вино и радости мы любим»; «Да будут наши божества – вино, свобода и веселье!»; «Как я люблю тебя, халат! Одежда праздности и лени, товарищ тайных наслаждений и поэтических отрад!». Эти жизнерадостные, раскованные, воспевающие свободу чувств стихи привели в восторг П. А. Вяземского, и он откликнулся на них посланием «К Языкову»:

Я у тебя в гостях, Языков! Я в княжестве твоих стихов, Где эхо не забыло кликов Твоих восторгов и пиров. Я в Дерпте, павшем пред тобою! Его твой стих завоевал: Ты рифмоносною рукою Дерпт за собою записал. Ты русским духом, русской речью В нем православья поднял тень И русских рифм своих картечью Вновь Дерпту задал Юрьев день.

Летом 1826 года студент-философ гостил в Тригорском у П. А. Осиповой. Тогда-то ее сын (от первого брака) Алексей Николаевич Вульф – однокашник Языкова по Дерптскому университету – и познакомил двух поэтов. Знакомство произвело на Языкова глубокое впечатление, которое он отразил в своем послании «А. С. Пушкину» («О ты, чья дружба мне дороже…», 1826) и позже в стихотворении «На смерть няни А. С. Пушкина» (1830).

Пушкин высоко ценил творчество Языкова и, постоянно стремясь привлечь его к сотрудничеству, говорил: «Я надеюсь на Николая Языкова, как на скалу». В 1828 году он адресует Языкову послание «К тебе сбирался я давно…» Весной 1830 года Языков поселяется в Москве, они видятся у М. П. Погодина, а 23 августа оба участвуют в похоронах дяди Пушкина Василия Львовича. 27 января 1831 года Пушкин, Е. А. Баратынский, Н. М. Языков, П. А. Вяземский встречаются в московском ресторане «Яр» помянуть умершего поэта А. А. Дельвига. В феврале того же года, перед свадьбой, Пушкин устроил «мальчишник», на котором среди других его гостей был и Языков.

«Звучная лира» Языкова вызывала неизменное восхищение Пушкина. После выхода в 1833 году сборника стихотворений Языкова он восторженно писал: «Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного, тут потребно буйство сил». Наивысшим признанием поэтического таланта Языкова звучат пушкинские строки:

Клянусь Овидиевой тенью: Языков, близок я тебе.

В последующем (в 1834 году Языков тяжело заболел) они часто встречаются и переписываются. По пути в Оренбург Пушкин побывал в симбирском имении братьев Языковых и провел с ними вечер. В 1836 году Пушкин приглашает Николая Михайловича к сотрудничеству в «Современнике», но больной поэт уже не смог принять это предложение. Известие о смерти Пушкина Языкову передали А. Н. Вульф и А. С. Хомяков. 12 июля 1837 года Языков пишет Вульфу о глубокой печали, овладевшей им в связи с гибелью Пушкина.

Известие о смерти Пушкина застало Н. В. Гоголя в Париже, когда он гостил у А. О. Смирновой-Россет и ее мужа. Александра Осиповна свидетельствует, что Гоголь рыдал, получив это известие. За что же так ценил Гоголь своего великого друга? Николай Васильевич понимал, какую важную роль сыграл Пушкин в его судьбе. Познакомились они в Петербурге 20 мая 1831 года у П. А. Плетнева. А с июня того же года, когда Гоголь поселяется в Павловске, где он давал уроки сыну княгини А. И. Васильчиковой, их встречи становятся частыми. «Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе… – писал Гоголь А. С. Данилевскому от 2 ноября 1831 года. – Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей». Писателя и поэта соединяла не только взаимная личная симпатия, но и деловые и творческие связи. В 1833 году они вместе с В. Ф. Одоевским замышляли издавать альманах «Тройчатка». Пушкин помогал Гоголю занять кафедру истории в Киевском университете. Правда, после блестящего прочтения нескольких лекций Николай Васильевич убедился, что профессорство – не его призвание, и оставил кафедру. Александр Сергеевич передал ему сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ», а в январе 1836 года привлек его к сотрудничеству в «Современнике». В свою очередь Гоголь делился со своим старшим другом литературными планами, присылал на предварительный просмотр рукописи повестей и комедий. И все прочитанное, начиная с «Вечеров на хуторе близ Диканьки», получило благожелательный прием Пушкина. Восторг и уважение вызвали у поэта гоголевские «Арабески», «Миргород», «Нос», «Коляска», первые главы «Мертвых душ» и другие произведения.

В 1835 году, еще при жизни поэта, Гоголь охарактеризовал его в «Арабесках» как русского национального поэта. А в письмах, написанных уже после гибели Пушкина, находим глубокие и восторженные характеристики его бессмертных творений. Так благодарил Гоголь за искреннюю дружбу и сердечное к себе отношение нашего великого русского поэта.

В заключение хотелось бы высказать надежду, что в Донском монастыре будет установлен памятный знак его знакомым: Д. Н. Бегичеву, Н. С. Всеволожскому, С. Д. Нечаеву, Н. В. Путяте, С. А. Тучкову, Е. А. Тимашевой, Г. И. Спасскому, Н. И. Пашкову, И. С. Мальцову, П. А. Муханову, А. А. Эйлер и родственникам великого поэта – Н. А. и С. Н. Гончаровым.

Ваганьково

О милых спутниках, которые наш свет Своим сопутствием для нас животворили, Не говори с тоской: их нет, Но с благодарностию: были. В. А. Жуковский

На Ваганьковском кладбище находится 71 захоронение друзей, знакомых, родных и потомков А. С. Пушкина. Из них пока найдено только 27.

Многие из тех, кто знал Пушкина, отмечали в нем редкостный дар общительности, искренность, прямоту и дружелюбие в отношениях с людьми, любовь и преданность друзьям. Об этом хорошо сказал он сам:

О, где б судьба ни назначала Мне безымянный уголок, Где б ни был я, куда б ни мчала Она смиренный мой челнок, Где поздний мир мне б ни сулила, Где б ни ждала меня могила, Везде, везде в душе моей Благословлю моих друзей.

На Ваганькове нашли свое упокоение многие близкие друзья и приятели поэта – Павел Воинович Нащокин (1801–1854), Алексей Николаевич Верстовский (1799–1862), Владимир Иванович Даль (1801–1872), Федор Иванович Толстой («Американец») (1782–1846), Сергей Дмитриевич Киселев (1793–1851), Степан Петрович Шевырев (1806–1864), Александр Александрович Башилов-сын (1807–1854) и др.

«Скажи Нащокину, чтоб он непременно был жив, во-первых, потому что он мне должен; 2) потому, что я надеюсь быть ему должен; 3) что если он умрет, не с кем будет в Москве молвить слова живого, то есть умного и дружеского», – писал А. С. Пушкин композитору А. Н. Верстовскому. Эти шутливые строки выражают нежную сердечную привязанность поэта к одному из самых близких и преданных друзей – Павлу Воиновичу Нащокину.

Пушкин познакомился с ним еще в лицейские годы, когда Нащокин учился в Благородном пансионе при Лицее вместе с его братом Львом Сергеевичем. В 1815 году Нащокин вышел из пансиона, не окончив его. С 1819 года служил в лейб-гвардии Измайловском полку, и до высылки Пушкина на юг они часто виделись в Петербурге. В 1823 году Павел Воинович был уволен из армии «по домашним обстоятельствам» в чине поручика. Так он на всю жизнь и остался официально «отставным поручиком» и более никогда и нигде не служил.

В 1826 году после возвращения поэта из ссылки их встречи, но уже в Москве, возобновились и стали особенно дружескими с 1830 года. Нащокин много играл в карты, нередко проигрывал, в случае же большого выигрыша жил по широкой натуре и, где только требовалось, делал добро – помогал бедным и давал взаймы, часто без отдачи. У него чуть ли не ежедневно собиралось разнообразное общество: литераторы, актеры, купцы и цыгане. Иногда являлись заезжие петербургские друзья, в том числе и Пушкин.

Александр Сергеевич, когда принимал решение жениться, советовался с «Воинычем» как с человеком «больше него опытном в житейском деле». Вера Александровна, жена Нащокина, вспоминала, что для таких советов, чтобы им никто не мешал, друзья уходили в… баню, забирались в парной на полок и обсуждали там свои интимные дела. Нащокин горячо одобрил выбор друга, помог заплатить долги (Пушкин незадолго до этого проиграл крупную сумму помещику, профессиональному игроку В. С. Огонь-Догановскому). Он же принимал самое деятельное участие в предсвадебных хлопотах друга. Был он и на «мальчишнике», устроенном Пушкиным для ближайших друзей. Пушкин крестил дочь Павла Воиновича Катю; в свою очередь Нащокин был крестным отцом старшего сына Пушкина – Александра.

Приезжая в Москву, Пушкин, начиная с декабря 1831 года, останавливался у Нащокиных. К 1831 году относится знаменитая затея Нащокина соорудить нечто с необыкновенной точностью копирующее в миниатюре обстановку его дома. Пушкин был в восторге от «нащокинского домика». Кукольный каприз, обошедшийся Нащокину почти в 40 тысяч рублей (громадная сумма по тому времени), был им, однако, заложен и не выкуплен. И только в нашем веке исследователи и музейные работники разыскали рассеянные по белу свету предметы этого миниатюрного домика, собрали их, и теперь это рукотворное чудо можно увидеть в Музее поэта в городе Пушкине (Царское Село).

Все предметы обстановки миниатюрного домика (клавесин, мебель, столовая и чайная посуда и проч.) были изготовлены на тех же фабриках и заводах, что и настоящие. На мини-клавесине можно сыграть незатейливую мелодию, только на фарфоровом блюде (блюдечке!) вместо румяного поросенка лежал зажаренный «мышонок». Нельзя не согласиться с А. И. Куприным, сказавшим: «Эта вещь драгоценна как памятник старины и кропотливого искусства, но она несравненно более дорога нам как почти живое свидетельство той обстановки… той среды, в которой попросту и так охотно жил Пушкин».

П. В. Нащокин был превосходным рассказчиком. Пушкин ценил этот дар и настойчиво убеждал друга записывать свои воспоминания. Некоторые устные рассказы Нащокина послужили Пушкину сюжетом для его произведений, в том числе повести «Дубровский» и поэмы «Домик в Коломне». Впоследствии сам Павел Воинович говорил, что он слышал «почти все произведения Пушкина от него самого еще до печати». Пушкин очень ценил критический талант своего друга, доверяя его взглядам и вкусу.

Поэт хорошо знал и жену П. В. Нащокина Веру Александровну (1811–1900). В ее воспоминаниях сохранены драгоценные подробности жизни Пушкина в последний его приезд в Москву в мае 1836 года. Вера Александровна намного пережила Павла Воиновича, своих детей и умерла в нищете. Правда, о ней вспомнили в 1880 году, когда открывали памятник Пушкину в Москве.

Похоронены Нащокины на 16-м участке. Место их упокоения отмечено черной гранитной стелой с надписью «Нащокины». Их могилу трудно отыскать, и пока она совсем не затерялась, необходимо поставить «сердечному другу» Пушкина и его жене достойный их памятник.

С ними вместе был похоронен брат жены Павла Воиновича – Лев Александрович Нарский (1817–1837), юноша с серьезными музыкальными интересами, вероятно, оркестрант Оперной труппы, а также художник-копиист. По свидетельству Веры Александровны Нащокиной, Пушкин познакомился с ее братом в 1833 году в доме ее отца. В конце 1833 года они вместе ездили в Петербург. По возвращении Нарский, вспоминала Нащокина, «восторженно отозвался о Пушкине».

Неподалеку от Нащокиных, в середине Тимирязевской аллеи, на 16-м участке, похоронен Владимир Иванович Даль (1801–1872) – писатель, лексикограф, ученый и врач. Черный приземистый крест из камня на его могиле и могиле его жены хорошо виден с аллеи (на аллее установлена также табличка-указатель). Последние годы он жил поблизости, любил ходить на Ваганьково и завещал похоронить его там. Для этого ему пришлось в старости принять крещение: иноверцев в Москве хоронили на Введенском кладбище.

Человек разносторонних талантов, Даль много сделал в области культуры и науки. В молодости был он морским офицером – лейтенантом российского флота, другом адмирала П. С. Нахимова, и хирургом. Всю жизнь он поддерживал дружеские связи с Н. И. Пироговым, с которым вместе окончил медицинский факультет Дерптского университета. Как писатель сочинял сказки, рассказы и повести под псевдонимом Казак Луганский (по названию города, где он родился в семье горного инженера). В 1830 году написал первый очерк «Цыганка», затем опубликовал обработанные им «Русские сказки», а в 1833–1839 годах – «Были и небылицы» в четырех книгах.

В. Г. Белинский отмечал реалистический и демократический характер произведений Даля и считал его после Н. В. Гоголя лучшим рассказчиком среди писателей того времени. Несмотря на ярко выраженные гуманитарные устремления, Владимир Иванович всю свою жизнь оставался государственным служащим. Будучи человеком чести, он поставил перед собой невыполнимую задачу: искоренить взяточничество среди чиновников…

Знакомство Даля с Пушкиным относится к осени-зиме 1832 года, когда он подарил поэту свои «Русские сказки. Пяток первый». Ближе они познакомились в 1833 году в Оренбурге, когда Пушкин ездил собирать материал для «Истории Пугачева». Даль в ту пору служил чиновником по особым поручениям у оренбургского губернатора. Они вместе посетили Бердскую крепость – прототип Белогорской крепости в «Капитанской дочке»; Владимир Иванович познакомил Пушкина с людьми, еще помнившими Пугачева. С того времени между ними установились дружеские отношения. Тогда же Пушкин подарил Далю рукопись сказки «О рыбаке и рыбке» с надписью: «Твоя от твоих. Сказочнику казаку Луганскому, сказочник Александр Пушкин», а позднее переслал ему «Историю Пугачевского бунта».

По совету Александра Сергеевича Даль начал собирать и толковать слова и выражения русского языка и его диалектов, в результате чего был создан его великий «Толковый словарь живого великорусского языка». Это был самый главный труд Владимира Ивановича, которому он посвятил более пятидесяти лет. Эту работу он не прекращал даже на русско-турецком фронте, где был полковым хирургом. Рассказывают, что однажды турки захватили обоз, где находились все материалы ученого, относящиеся к «Словарю». И тогда Даль, с разрешения своего начальства, во главе небольшого отряда совершил налет на турок и отбил драгоценные для него материалы, проявив при этом большую личную храбрость…

За свой «Толковый словарь» Владимир Иванович был удостоен звания почетного академика Петербургской Академии наук и награжден золотой медалью имени Ломоносова, высшей наградой Академии. Очень ценен и составленный им сборник «Пословицы русского народа».

К 1836 году относится стихотворное послание Даля «Александру Сергеевичу Пушкину», в котором он приветствует издание «Современника». Тогда же он посылает для «Современника» свою статью «Во всеуслышание» (сохранилась в бумагах Пушкина-редактора). В конце 1836 года Даль приехал из Оренбурга в Петербург, и их встречи возобновились. После ранения Пушкина на дуэли Владимир Иванович безотлучно находился у постели умирающего поэта как врач и как друг. По свидетельству Даля, тогда Пушкин в первый раз сказал ему «ты» и, сняв с руки перстень-талисман, подарил на память. Последние слова поэта были также обращены к нему. После смерти Пушкина Наталья Николаевна подарила Далю на память о муже сюртук, простреленный на дуэли. В. И. Даль оставил воспоминания и рассказы о Пушкине и записку о ранении и смерти поэта.

Находясь длительное время на службе в Оренбурге, Даль объездил и изучил обширный Оренбургский край; как ученый-этнограф оставил описание жизни и обычаев многочисленных народностей, населявших этот край, по площади превосходящий несколько стран Европы вместе взятых. Так он стал профессиональным биологом и зоологом, его перу принадлежат написанные для школы учебники «Биологии» и «Зоологии», по которым училось не одно поколение русских людей. Но все было это уже после гибели Пушкина…

В начале Тимирязевской аллеи (13-й участок) покоится приятель Пушкина – граф Федор Иванович Толстой («Американец») (1782–1846). На надгробие – стелу из розового гранита – указывает установленная на аллее табличка с надписью: «Ф. И. Толстой».

Федор Иванович Толстой был богатым и храбрым гвардейским офицером. Хорошо владел пистолетом и шпагой, но имел прескверный характер, что приводило к частым ссорам. На дуэлях он убил одиннадцать человек, за что его дважды разжаловали в рядовые. Но начиналась новая война (Федор Иванович – доблестный герой Отечественной войны), и за личную храбрость его вновь произвели в офицеры. Его плавание рядовым матросом в кругосветной экспедиции И. Ф. Крузенштерна было у всех на устах. За время этой одиссеи он перессорил весь экипаж шлюпа, за что был высажен на остров у Северной Америки и некоторое время жил среди алеутов, в большом почтении и уважении. В 1805 году пешком вернулся через Камчатку в Петербург. Получил прозвище «Американец», а А. С. Грибоедов в своей комедии «Горе от ума» окрестил его «алеутом».

Толстой-«Американец» вел жизнь, полную приключений, был отчаянным картежным игроком и бретером. Вот какую характеристику ему дал его двоюродный племянник Лев Николаевич Толстой: «Граф Федор Иванович Толстой, прозванный Американцем, был человек необыкновенный, преступный и привлекательный». А сын Льва Николаевича Толстого Сергей Львович писал: «…Он был человек храбрый, энергичный, неглупый, остроумный, образованный для своего времени и преданный друг своих друзей». О чрезвычайной доброте Федора Ивановича много говорили, он мог отдать последнюю копейку бедному, был честен и не способен на обман. В то же время ему ничего не стоило обыграть в карты до нитки! И не из-за денег, а ради острых ощущений, которые он, по-видимому, испытывал во время картежной игры. К тому же, по свидетельству самого Пушкина, Толстой был внешне похож на генерала А. П. Ермолова – героя 1812 года. Конечно, такой человек не мог не заинтересовать поэта. Пушкин познакомился с Толстым в октябре 1819 года в Петербурге и, уезжая в южную ссылку, расстался с ним по-приятельски. Вскоре до него дошел слух, что Толстой будто бы в письме к князю А. А. Шаховскому высказал о нем нечто обидное, а князь показал письмо своим знакомым.

Известно, что Александр Сергеевич был весьма щепетилен в вопросах чести, поэтому он глубоко переживал это событие и даже думал покончить с собой, о чем писал П. Я. Чаадаеву и просил у него совета. Поэт благодарил Петра Яковлевича за поддержку в послании «Чаадаеву» (1821), где одновременно клеймил своего обидчика. Помимо этого, Пушкин ответил на клевету Толстого эпиграммой «В жизни мрачной и презренной…». К Чаадаеву же поэт обращался так:

В минуту гибели над бездной потаенной Ты поддержал меня недремлющей рукой…

В свою очередь Толстой написал на Пушкина ответную эпиграмму, узнав о которой поэт собирался представить его «во всем блеске в 4-й главе «Онегина»». В первый же день приезда в Москву из ссылки он поручил своему другу С. А. Соболевскому передать Толстому вызов на дуэль. К счастью, Толстого тогда в Москве не оказалось, а затем приятели помирили их, они вновь стали друзьями и часто встречались. А через три года Федор Иванович, как старый знакомый Гончаровых, был посредником в сватовстве Пушкина к Н. Н. Гончаровой. Тогда же Толстой присутствовал у С. Д. Киселева на чтении Пушкиным «Полтавы». В мае 1836 года Пушкин последний раз посетил Ф. И. Толстого в Москве, перед отъездом графа за границу.

С Федором Ивановичем похоронены: его жена, цыганка Авдотья Максимовна, урожденная Тугаева (1797–1861), дочь Сарра Федоровна (1821–1838) – талантливая поэтесса, которую Пушкин очень ценил, дочь Прасковья (ск. 1887), в замужестве Перфильева. Пушкин знал их всех.

Сергей Львович Толстой в своей книге рассказал о женитьбе графа Федора Ивановича Толстого на цыганке, что по тем временам было неординарным событием. Федор Иванович не был долго женат, но уже много лет содержал цыганку Авдотью Максимовну. Она ему родила не одну уже дочку, но жениться на ней графу мешали сословные предрассудки. Однажды Федор Иванович в «пух и прах» проигрался в карты. Нужно было срочно платить долг, а денег не было. И он загрустил. Эту грусть чутко заметила любящая его женщина, и после уговоров граф рассказал ей о своем проигрыше. «Не кручинься, милый, это дело поправимое», – сказала цыганка и через несколько минут принесла ему груду золотых колец, браслетов и других украшений с ценными камнями. Изумленный граф спросил Авдотью Максимовну, откуда у нее такое богатство. «Так все это многие годы дарили Вы мне, милый граф». Толстой был потрясен такой преданностью и любовью и, невзирая на возражения родственников и пересуды высшего московского общества, женился на своей цыганке. Жили они, по-видимому, счастливо: Авдотья Максимовна родила ему двенадцать детей, но они умирали один за другим в малом возрасте. Толстой решил, что его карает Бог за убитых на дуэлях. Тогда он в свой поминальник вписал всех одиннадцать павших от его руки на дуэлях. Часто поминал их в церкви. Когда умирал его ребенок, он вычеркивал из поминального списка одного убиенного. Но когда умерла одиннадцатая – дочь Сарра, Федор Иванович, вычеркнув последнего, одиннадцатого из поминальника, сказал: «Ну, а ты, цыганенок, будешь жить долго!» И действительно, последняя его дочь Прасковья прожила долгую жизнь.

Друзьями Ф. И. Толстого, кроме А. С. Пушкина, С. А. Соболевского, были многие литераторы, в том числе П. А. Вяземский, Д. В. Давыдов, К. Н. Батюшков и другие. Да и сам Федор Иванович был незаурядным литератором, автором злых эпиграмм и пародий.

С Сергеем Дмитриевичем Киселевым (1793–1851) Пушкин также был в приятельских отношениях. Участник Отечественной войны и заграничных походов, он в 1821 году вышел в отставку полковником, после чего жил в Москве почти безвыездно, находясь в знакомстве со многими выдающимися людьми – литераторами, музыкантами, дипломатами и общественными деятелями. Он брат Павла Дмитриевича и Николая Дмитриевича Киселевых, о них велась речь в главе о Донском монастыре.

В 1828 году С. Д. Киселев познакомил поэта на балу в Благородном собрании с сестрами Ушаковыми. Пушкин стал часто бывать у Ушаковых на Пресне и коротко сблизился с этой семьей. Александр Сергеевич ухаживал за старшей сестрой – Екатериной Николаевной и посвятил ей несколько стихотворений. Младшая сестра – Елизавета Николаевна (1810–1872), была невестой С. Д. Киселева. Ей Пушкин в 1829 году посвятил такие строки:

Вы избалованы природой; Она пристрастна к вам была, И наша вечная хвала Вам кажется докучной одой. Вы сами знаете давно, Что вас любить немудрено…

Елизавете Николаевне принадлежал альбом с рисунками Пушкина, в нем были шаржи и на Сергея Дмитриевича. В 1830 году она стала его женой. Пушкин часто писал Сергею Дмитриевичу из Петербурга в Москву: «На днях приехал я в Петербург, о чем и даю тебе знать… Адрес мой у Демута. Что ты? что наши?.. Весь твой Пушкин. 15 ноября 1829».

С 1837 года С. Д. Киселев был московским вице-губернатором. Видимо, поэтому Киселевы были похоронены по 1-му разряду – вблизи церкви, на 14-м участке. На могиле в невысокой кованой ограде – массивная черная гранитная плита. За могилой никто не ухаживает, вероятно, потомков не осталось. Автор этих строк иногда надевает рукавицы и выпалывает на их могиле сорную траву…

На втором 14-м участке Есенинской аллеи, слева во втором ряду, нетрудно заметить за низкой металлической оградой два громоздких диких камня. На большем из них лежат как бы вырубленные из этого же камня три книги с надписями: «Теория поэзии», «История русской словесности» и «История поэзии». А на его стесанной боковой стороне можно прочитать: «Учитель русской словесности, профессор Московского университета, академик С. П. Шевырев. Друзья, товарищи и ученики». На другой стороне камня: «Род. в 1806 г., умер в Париже в 1864 г.». Рядом похоронена жена – Шевырева Софья Борисовна (1809–1871), с которой Пушкин был знаком тоже.

Степан Петрович Шевырев – русский критик, историк литературы и поэт. Принимал участие в организации и издании журнала «Московский вестник», печатал в нем свои стихи, критические и теоретические статьи, рецензии. Был горячим поклонником творчества А. С. Пушкина, с которым они часто и дружески встречались. Пушкин ценил Шевырева и как критика, и как поэта. Его стихотворение «Мысль» (1828) считал «одним из замечательнейших стихотворений текущей словесности»:

Падет в наш ум чуть видное зерно И зреет в нем, питаясь жизни соком; Но придет час – и вырастет оно В сознании иль подвиге высоком.

Многие стихотворения Шевырева, такие, например, как «Добры люди, вам спою я…», стали цыганскими песнями. Его поэзию высоко ценили Е. А. Баратынский, П. А. Вяземский и Н. В. Гоголь. В 1835–1836 годах С. П. Шевырев опубликовал капитальные труды «История поэзии» и «Теория поэзии», вызвавшие сочувственный отзыв А. С. Пушкина. Друзьями Шевырева были М. П. Погодин, С. Т. Аксаков, А. С. Хомяков, А. А. Дельвиг и др. Могила Шевыревых находится в забвении, стоявшие некогда на обоих надгробных камнях кресты упали и исчезли…

В самом начале Есенинской аллеи справа бросается в глаза черное каменное надгробие квадратного сечения с надписями на боковых сторонах. На одной из них выбито: «Башилов Александр Александрович (1777–1847), тайный советник» на другой – «Башилов Александр Александрович (1807–1854), сын».

Башилов-отец – сенатор, председатель Строительной комиссии в Москве, знакомый А. С. Пушкина. В библиотеке поэта сохранилась книга Башилова «Изложение об устройстве воксала в Петровском парке в Москве» с дарственной надписью: «Его высокоблагородию Александру Сергеевичу Пушкину от учреждения воксала Сенатора Башилова, 1836. Дек. 3 дня».

В 1830-х годах начальник Дворцового управления в Москве генерал А. А. Башилов распланировал участки от Петровского парка до самой Тверской заставы, в результате чего Петербургское шоссе стало застраиваться дачами и появились Башиловские улицы. В самом Петровском парке, где ныне располагается стадион «Динамо», были устроены театр и «воксал» – зал для концертов и танцев.

Сын сенатора – Башилов Александр Александрович-младший – армейский офицер, поэт. В начале января 1829 года он присутствовал у С. Д. Киселева вместе с Ф. И. Толстым и другими лицами на чтении Пушкиным «Полтавы». В письме от 7 июля 1833 года Башилов напоминает Пушкину о времени, когда тот поощрял его «на поприще словесности» и первым способствовал его поэтическому развитию. Возможно, что они встречались в семье Ушаковых. В альбоме Елизаветы Николаевны Ушаковой есть автографы стихотворений Пушкина и Башилова. В альманахе «Радуга» (1830) Башилов поместил посвященное Пушкину стихотворение «Поэт». В библиотеке А. С. Пушкина сохранилась книга «Поселянка, повесть в стихах. Сочинение А. Башилова» с дарственной надписью.

В прошлом веке в Москве была единая оперная и драматическая труппа. Ее оперная часть выступала на сцене Большого театра, а драматическая – на сцене Малого. У них была общая дирекция, именовавшаяся Дирекцией Московских Императорских театров. С 1825 года инспектором музыки, с 1830 инспектором репертуара этих театров, а с 1848 по 1860 год управляющим Московской конторой Императорских театров был выдающийся театральный деятель и композитор Алексеи Николаевич Верстовский (1799–1862). 35-летний период его работы в московских театрах часто называют «эпохой Верстовского». До него «на театрах» ставились преимущественно иностранные оперы, водевили и драмы, а главными исполнителями были иностранные актеры и певцы. Верстовскому удалось полностью обновить репертуар, проложить дорогу на сцену Большого и Малого театров русскому искусству. Композитор стал одним из основоположников жанра русской оперы-водевиля. Он написал шесть «серьезных» опер («Аскольдова могила», «Вадим» и др.), а также оперы-водевили, сочинял романсы, баллады и музыку для театральных представлений.

А. Н. Верстовский был хорошо знаком с А. С. Грибоедовым, В. Ф. Одоевским, С. Т. Аксаковым, М. Н. Загоскиным, П. В. Нащокиным, М. П. Погодиным, П. А. Вяземским, С. П. Шевыревым, Ф. И. Толстым и др.

Знакомство с Пушкиным состоялось еще до высылки поэта на юг. В ссылке Пушкин узнал, что Верстовский написал балладу на его стихотворение «Черная шаль». После возвращения поэта они встречались у М. П. Погодина, а в феврале 1831 года композитор присутствовал у Пушкина на «мальчишнике».

Верстовский также сочинил кантату на стихотворение Пушкина «Пир Петра Первого». Вспоминая об этой песне, он в 1860 году писал В. Ф. Одоевскому: «Эту песню я часто игрывал покойному Пушкину, и она приводила его в восторг». При жизни поэта композитор на его тексты написал романсы: «Черная шаль», «Гишпанская песня» («Ночной зефир»), «Два ворона», «Казак» (из поэмы «Полтава»), «Певец», «Песнь девы» (из поэмы «Руслан и Людмила»), «Цыганская песня» («Старый муж, грозный муж…») и «Муза». В 1820-х годах эти романсы, в особенности «Черная шаль» и «Ночной зефир», исполнялись в концертах и пользовались большим успехом. Не забыты они и сейчас.

Пушкин особенно любил слушать «Черную шаль» в исполнении жены Верстовского Надежды Васильевны Репиной-Верстовской (1809–1867) – ведущей солистки Большого театра.

Похоронены Верстовские на 2-м участке, у церковной паперти. На их могиле – серая гранитная колонна, пересеченная рустом и увенчанная белой урной.

Слева, в нескольких метрах от Верстовских, покоится поэт и ученый, профессор Московского университета Алексей Федорович Мерзляков (1778–1830). Блестящими импровизациями были его лекции по русской словесности, которые приходили слушать студенты со всех факультетов. Он открывал наугад том сочинений Ломоносова или Державина и начинал вдохновенно, легко и свободно говорить о творчестве пола, приводя слушателей в восторг. Но Мерзляков был не только блестящим лектором, но и поэтом и переводчиком. Наследие Алексея Федоровича представлено оригинальными и переводными стихотворениями, песнями и романсами, критическими статьями и трактатами. На слова Мерзлякова писали музыку композиторы А. Е. Варламов, Д. Н. Кашин и другие. Его песни звучали в концертных залах и дворянских салонах, их распевали московские студенты.

Из песен А. Ф. Мерзлякова, популярных в первой половине позапрошлого века, сохранились в современном репертуаре «Чернобровый, черноглазый молодец удалый!», «А что же ты, голубчик…». Наибольшее распространение приобрела его песня «Среди долины ровныя…». Поэт высоко ценил русское народное творчество. «О, каких сокровищ мы себя лишаем, – говорил он. – Собирая древности чуждые, – не хотим заниматься теми памятниками, которые оставили знаменитые предки наши! В русских песнях мы бы увидели русские нравы и чувство, русскую правду, русскую доблесть!»

Часто на занятиях в университете и в Благородном пансионе при нем, где он также преподавал словесность, Мерзляков читал «Кавказского пленника» А. С. Пушкина, читал и плакал… Алексей Федорович был учителем А. С. Грибоедова, П. А. Вяземского, В. Г. Белинского, Ф. И. Тютчева, М. Ю. Лермонтова. Пушкин познакомился с Мерзляковым во второй половине 1820-х годов. Они встречались у его дяди – Василия Львовича, с которым Мерзляков был в дружеских отношениях, и в московских литературных кругах. Пушкин отрицательно относился к критическим работам Мерзлякова. Но сближала их, вероятно, любовь к народному поэтическому творчеству.

Умер профессор в 1830 году и погребен возле церкви. Многочисленные его ученики – студенты Московского университета на собранные деньги воздвигли любимому учителю литое чугунное надгробие в виде усеченной черной пирамиды, увенчанной урной. На чугунных гранях пирамиды четко выступают литые слова: «Мерзляков Алексей Федорович, профессор красноречия и поэзии, статский советник, умер в 1830 г. на 53 году жизни. Незабвенному учителю русского слова благодарные ученики студенты Московского университета и любители отечественной словесности. Сооружен в 1832 г.».

Более чем за полтора столетия чугунное надгробие «разошлось по швам» и требовало срочной реставрации. В 1992 году заботами Московского Фонда культуры эта реставрация была проведена, и сейчас памятник находится в хорошем состоянии.

В глубине 14-го участка (неподалеку от Башиловых) хорошо просматривается стилизованная трехгранная часовенка с распятием. На одной из ее граней – барельефный портрет усопшего. Это надгробие известному скульптору Александру Васильевичу Логановскому (1812–1855), ученику В. И. Демута-Малиновского. Работал он преимущественно в области монументально-декоративной скульптуры на библейские и русские исторические темы. Он автор горельефа «Избиение младенцев» в одном из порталов Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, статуй и горельефов Храма Христа Спасителя в Москве. Один из них – «Благословение Дмитрия Донского Сергием Радонежским перед Куликовской битвой» – сохранился и вмонтирован в стену Донского монастыря.

А. С. Пушкин познакомился с А. В. Логановским незадолго до своей гибели, на художественной выставке в Петербурге, где скульптор выставил небольшую статую «Парень, играющий в свайку». Под большим впечатлением поэт экспромтом посвятил ей стихотворение:

Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый, Строен, легок и могуч, – тешится быстрой игрой! Вот и товарищ тебе, дискобол! Он достоин, клянуся, Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.

В своей работе Логановский больше ориентировался на произведения античности, и, по-видимому, в пушкинском четверостишии не случайно упомянут «Дискобол» греческого скульптора Мирона. За эту статую Логановский был удостоен большой золотой медали. Вскоре статую отлили из чугуна и установили в Царском Селе у входа в Александровский дворец.

В 1837 году А. В. Логановский был отправлен пансионером российской Академии Художеств за границу. В Риме скульптор работал над статуей «Мальчик, ловящий мяч» и над группой «Молодой киевлянин». В последние годы жизни он изваял статую поющей Мариам (для Храма Христа Спасителя) – один из лучших женских образов в монументально-декоративной скульптуре XIX века. Друг Логановского скульптор Н. С. Пименов изобразил Александра Васильевича в портретной статуэтке «Сидящий молодой человек с тросточкой».

Часовня-надгробие А. В. Логановскому за многие годы существования пришла в ветхость (особенно распятие Спасителя) и требует срочной реставрации.

На этом же 14-м участке похоронен тайный советник Александр Александрович Арсеньев (1756–1844) – отставной капитан Преображенского полка, и его сын, тоже Александр Александрович (1816–1844). Во время Отечественной войны Александр Александрович-отец был московским уездным предводителем дворянства, затем членом Комиссии строений. По его инициативе и настоянию были разбиты три сада у стен Кремля, а река Неглинная была заключена в трубу. Долгое время Арсеньев жил на Мясницкой улице, в доме 44. В гостях у старого сенатора бывали П. Я. Чаадаев, И. И. Дмитриев и др.

А. С. Пушкин посещал Арсеньевых во второй половине 1820-х – начале 1830-х годов. По воспоминаниям сына Арсеньева Ильи Александровича, Пушкин был коротко знаком с его отцом.

На 11-м участке стоит скромный памятник (черный крест на постаменте) русскому художнику-портретисту Василию Андреевичу Тропинину (1766–1857). С 1821 года (после освобождения от крепостной зависимости) и до конца жизни художник жил в Москве и здесь же в 1827 году создал свой шедевр – портрет великого поэта. Это тип домашнего, неофициального портрета, столь характерного для Тропинина (в отличие от парадного портрета Пушкина кисти О. А. Кипренского).

На портрете Тропинина Пушкин изображен сидящим у стола, как бы спокойно с кем-то беседуя. Лиловато-коричневый халат драпируется широкими, свободными складками; ворот рубашки широко распахнут, синий галстук повязан подчеркнуто небрежно. Белый воротничок рубашки высветляет подбородок и обнаженную шею поэта. Чувствуется, что художник старался более непосредственно передать натуру. Облик поэта дан непринужденно и воспринимается как свидетельство внутренней и духовной свободы портретируемого.

«Сходство портрета с подлинником поразительно», – отмечал в 1827 году Н. А. Полевой. «Портрет Тропинину заказал сам Пушкин тайком и поднес мне его в виде сюрприза с разными фарсами», – вспоминал близкий друг Пушкина С. А. Соболевский. Однако портрет был украден у друзей Соболевского, у которых тот, уезжая за границу, оставил его на хранение. Только в начале 50-х годов тропининский портрет неожиданно появился в антикварной лавке и был куплен князем М. С. Оболенским.

Князь показал портрет Тропинину. «И тут-то я в первый раз увидел собственной моей кисти портрет Пушкина после пропажи, – рассказывал художник скульптору Н. А. Рамазанову, – и увидел его не без сильного волнения в разных отношениях: он напомнил мне часы, которые я провел глаз на глаз с великим нашим поэтом, напомнил мне мое молодое время, а между тем я чуть не плакал, видя, как он растрескался и как пострадал, вероятно, валяясь где-нибудь в сыром чулане или сарае. Князь Оболенский просил меня подновить его, но я не согласился на это, говоря, что не смею трогать черты, наложенные с натуры и притом молодою рукою, а если-де вам угодно, его вычищу, и вычистил». Этот портрет, приобретенный в 1909 году Третьяковской галереей у потомков князя Оболенского, экспонируется ныне в Музее А. С. Пушкина (г. Пушкин, бывшее Царское Село). Любил В. А. Тропинин изображать типические образы из народа; упомянем только о портрете сына художника Арсения, картинах «Пряха», «Кружевница», «Украинец с палкой» и др. Василия Андреевича Тропинина по праву можно считать одним из основателей московской школы живописи.

По всей вероятности, у художника потомков не осталось, и за могилой его никто не ухаживает.

Скорее всего, Пушкину довелось быть знакомым с великим актером-трагиком Павлом Степановичем Мочаловым (1800–1848). Спектакли с его участием Александр Сергеевич смотрел неоднократно в Большом и Малом театрах. Вскоре по возвращении в Москву из ссылки Пушкин побывал в театре. Давали историческую комедию А. А. Шаховского «Аристофан», или представление комедии «Всадники». Павел Степанович исполнял роль Аристофана. «Сколько огня, сколько чувства и даже силы в его сладком и очаровательном голосе! Как он хорош был собой и какие послушные, прекрасные и выразительные имел он черты лица!» – писал С. Т. Аксаков об этой роли Мочалова. Полагают, что Александр Сергеевич слышал в исполнении Мочалова под его же аккомпанемент на гитаре романс «Черная шаль».

По воспоминаниям Е. П. Шумиловой, дочери Мочалова, Пушкин в январе 1827 года присутствовал на спектакле А. А. Шаховского «Керим-Гирей, или Бахчисарайский фонтан» с Мочаловым в роли Керим-Гирея. «Когда Мочалов начал свой монолог: «Ее пленительные очи светлее дня, чернее ночи…», то Пушкин вскочил с места и сказал чуть не вслух: «Совсем заставил меня забыть, что я в театре».

Выдающийся артист Малого театра, соратник М. С. Щепкина, П. С. Мочалов похоронен на 9-м участке в конце «Мочаловской аллеи». С ним в кованой ограде покоятся его отец Степан Федорович – актер, учивший сценическому искусству своих сыновей, жена Павла Степановича – Настасья Ивановна и брат Платон Степанович – тоже актер. Надгробий на их могилах четыре: справа лежит плита на могиле Платона Степановича, в центре – надгробие самому Павлу Степановичу, слева от него – надгробие отцу, а еще левее – надгробие… опять Павлу Степановичу. Почему же ему установлено два памятника?

Самый левый памятник из сердобольского гранита был поставлен дочерью покойного артиста Е. П. Мочаловой (Шумиловой) первоначально на могиле Мочалова. Но когда почитатели таланта трагика собрали по подписке деньги на второй памятник, то памятник дочери, с ее разрешения, был отодвинут на могилу его жены.

Памятник, воздвигнутый в начале 1860-х годов почитателями актерского таланта Мочалова, представляет собою колонну финляндского гранита, увенчанную прежде эмблемой, состоящей из треножника с зажженным светильником, лавровым венком, маской и свитком. Но эта чугунная эмблема была сломана и украдена еще в позапрошлом веке (вандалы на Руси, к сожалению, были всегда, не только в советское время!). На этом памятнике сохранилась эпитафия, начальные строчки которой приводим:

Ты слыл безумцем в мире этом И бедняком ты опочил. И лишь пред избранным поэтом Земное счастье находил. Так спи, безумный друг Шекспира…

Да, Павел Степанович преклонялся перед гением Шекспира и неподражаемо исполнял главные роли в его трагедиях, в особенности короля Лира… Неизвестно, кому принадлежат эти строки эпитафии. Вполне возможно, что Д. Т. Ленскому, драматургу и актеру московской труппы, который особенно усердно хлопотал об установке этого памятника своему другу. Тогда же вся могильная площадка Мочаловых была ограждена прочной и довольно изящной решеткой, стоящей на гранитном цоколе, требующем в настоящее время ремонта (заметим, что сами надгробия были отреставрированы в конце 80-х годов заботами Всероссийского Театрального Общества).

Писатели прошлого века оставили после себя литературные произведения, художники – картины, композиторы – оперы и симфонии, зодчие – прекрасные архитектурные памятники, а великие актеры – только воспоминания своих современников. В молодости Мочалов играл грибоедовского Чацкого, был великолепным Фердинандом в «Коварстве и любви» Шиллера. Роль отца Луизы, старика Миллера, Павел Степанович играл в день дебюта своей дочери – Екатерины Мочаловой. «Другого такого Миллера, – рассказывал потом его товарищ по сцене В. И. Живокини, – не видел я. Он, например, ругнул Президента словами «Ваше превосходительство» так, что, кажется, не сыщешь в нашем русском языке ни одного бранного слова, которым можно было бы обругать так сильно».

Вершиной творческих достижений Мочалова было исполнение роли Гамлета. На первом же представлении «Гамлета», по мнению В. Г. Белинского (а он смотрел его восемь раз кряду), в игре Мочалова, кроме отдельных частностей, «все… было выше всякого возможного представления совершенства… Мы увидели шекспировского Гамлета, воссозданного великим актером».

В числе почитателей таланта Мочалова, помимо А. С. Пушкина и В. Г. Белинского, были С. Т. Аксаков, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, Н. В. Станкевич, поэт Алексей Кольцов, немалая часть университетской профессуры, студенты, разночинцы, простой народ. Благородный облик великого трагика донес до нас портрет работы В. А. Тропинина.

К. С. Станиславский считал Мочалова гениальным художником, оставившим неизгладимый след в развитии мирового искусства.

Павел Степанович Мочалов был также знатоком и любителем пения. Он сочинял песни, быстро распространявшиеся в литературно-музыкальной среде, и даже печатал их в журнале «Репертуар и Пантеон». Кто не знает таких его строк:

Ах ты, солнце, солнце красное! Все ты греешь, всех ты радуешь, Лишь меня не греешь, солнышко!

Это одна из любимых песен Ф. И. Шаляпина.

На «Васильевской аллее» (3-я аллея справа от церкви), на углу 6-го участка, в небольшой ограде, можно заметить розоватый цилиндрический памятник с черным крестиком наверху. «Дмитрию Тимофеевичу Ленскому от друзей и почитателей его таланта», – читаем мы. И далее: «Об этот камень лишь ступилось перо, которым он писал не злобно, но остро». Это надгробие Д. Т. Ленскому (1805–1860), выдающемуся актеру и драматургу 30-х годов позапрошлого века, другу П. С. Мочалова. О нем В. Г. Белинский писал: «Г-н Ленский без всякого спора есть лучший наш водевилист…» Наиболее известный его водевиль «Лев Гурыч Синичкин» не сошел со сцены и с экрана и в наши дни.

Дмитрий Тимофеевич был первым исполнителем в Москве роли Хлестакова в «Ревизоре» Н. В. Гоголя.

Летом 1830 года Пушкин вместе с семьей Гончаровых и П. В. Нащокиным ездил в Нескучный сад в «Воздушный» (открытый) театр. Когда они приехали в театре шла репетиция артистов Малого театра. Увидев поэта, актеры прервали ее, и «пока он осматривал сцену и места для зрителей, они толпою ходили за ним, не сводя глаз ни с него, ни с невесты». Здесь-то П. В. Нащокин и познакомил Пушкина со своим приятелем – Дмитрием Тимофеевичем Ленским. Пушкин посоветовал артисту «не переводить, не переделывать, а сочинять»: «У вас все данные есть на это, и талант, и знание сцены». До этого Ленский занимался преимущественно переводами французских водевилей для русской сцены.

В конце «Морковской» дорожки на 1-м участке похоронен декабрист Федор Яковлевич Скарятин (1806–1835) – сын Я. Ф. Скарятина, одного из участников убийства Павла I, близкий друг декабриста М. Ф. Орлова, хороший знакомый А. С. Пушкина.

Будучи юнкером Нарвского драгунского полка, он был привлечен по делу декабристов, но в апреле 1826 года его освободили из-под ареста и отправили в полк под надзор своего дяди – командира корпуса князя А. Г. Щербатова. После окончания в 1828 году Школы кавалерийских юнкеров служил офицером в лейб-гвардии Уланском полку. Впоследствии был адъютантом московского генерал-губернатора Д. В. Голицына. Тогда-то Ф. Я. Скарятин часто встречался с Пушкиным. Он участвовал вместе с поэтом в санном катании 1 марта 1831 года. Художник-любитель, Ф. Я. Скарятин был одним из основателей в 1833 году московского Художественного класса, директором которого был М. Ф. Орлов. Умер он совсем молодым от чахотки.

Надгробие Ф. Я. Скарятину очень массивное, выполнено из розового камня. Автору этих строк удалось его отыскать в конце 70-х годов поваленным на землю и вплотную зажатым соседними оградами. По-видимому, родственники его «соседей», обустраивая «свои» могилы, сбросили с пьедестала мешавшее им надгробие. К счастью, оно упало так, что надпись на нем можно было прочитать. Более десяти лет надгробие не удавалось поднять. Недавно заботами Московского Фонда культуры и, главным образом, старанием его эксперта В. Г. Ульяновой тяжелый памятник декабристу был отреставрирован.

На 16-м участке, поблизости от захоронения В. И. Даля, находится семейный куст московских издателей и книгопродавцов Салаевых-Думновых. Одним из основателей фирмы братьев Салаевых был Иван Григорьевич Салаев (ум. 1858).

Пушкин знал его и издавал у него свои произведения. В письме П. А. Вяземскому в Остафьево от 10–13 января 1831 года Александр Сергеевич писал: «Что до «Телескопа» (другая Агриопа), то у меня его покамест нету, – да напиши к Салаеву, чтоб он тебе всю эту дрянь послал». Салаевы издавали произведения передовых русских писателей, в том числе Д. В. Давыдова, П. А. Вяземского, Е. А. Баратынского, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и др.

До сих пор мы рассказывали о тех друзьях и знакомых А. С. Пушкина, могилы которых на Ваганькове сохранились. Сейчас настал черед тех, чьи могилы утеряны или еще не найдены.

На 2-м участке до 1988 года еще сохранялась могила с черным каменным надгробием писательнице Констанции Ивановне Коротковой (урожденной Габленц) (1820–1900). Она – автор рассказа о встрече с Пушкиным в сентябре 1833 года в Симбирске у дальнего родственника жены поэта, гражданского губернатора А. М. Загряжского. В 1988 году надгробие на ее могиле исчезло, но место его нахождения точно установлено.

Был знаком Пушкин и с артистом Малого театра Николаем Владимировичем Лавровым (1805–1840) – который больше известен как певец оперной труппы Большого театра. Его в 1833 году, когда он приезжал в Петербург вместе с П. В. Нащокиным, Пушкин навестил его в гостинице Демута. Как указывает А. Т. Саладин, могила Лаврова находилась в одной ограде с его родственником, выдающимся актером Малого театра С. В. Васильевым, надгробие которому сохранилось на 6-м участке, поблизости от захоронения Д. Т. Ленского.

На месте нынешней Садово-Кудри некой улицы, в доме № 26, проживал член Государственного Совета, обер-камергер князь Александр Михайлович Урусов (1767–1853) с многочисленной семьей. Дом их славился в Москве радушием и гостеприимством. Поэт хорошо знал его хозяев и весной 1827 года часто их посещал. Атмосфера, царившая здесь, красота и любезность молодых хозяек действовали на Пушкина благотворно, и он был весел, остроумен и словоохотлив.

Молодой князь Михаил Александрович Урусов (1802–1883) – поручик, впоследствии генерал-адъютант и сенатор, 30 января 1837 года сообщал из Петербурга С. Д. Киселеву о смерти Пушкина. В архиве М. А. Урусова сохранилась копия первой песни Пушкина «Вадим» – единственная, содержащая полный текст. Мавзолей Урусовых, по свидетельству А. Т. Саладина, в начале нашего века еще был цел и находился слева от кладбищенских ворот, на 15-м участке.

На Ваганькове похоронена и Маргарита Васильевна Безобразова (1810–1889) – двоюродная сестра Пушкина, дочь его дяди Василия Львовича. Знал поэт и ее мужа Петра Романовича Безобразова (1797–1856) – ротмистра, погребенного здесь же. Маргарита Васильевна встречалась с Александром Сергеевичем во время посещений поэтом дяди Василия Львовича (сент. 1826 – авг. 1830), возможно, и позднее. В письме от 25 ноября 1831 года из Москвы она обратилась к Пушкину (расположением которого, по ее словам, она всегда пользовалась) с просьбой, связанной с имущественными делами ее отца. В связи с хозяйственными делами Александр Сергеевич встречался в Болдине и с Петром Романовичем. В письме жене из Болдина (от 15 сентября 1834 года) поэт писал: «Здесь нашел я Безобразова… Он хлопочет и хозяйничает и, вероятно, купит пол-Болдина… Вот едет ко мне Безобразов – прощай».

В санном катании зимой 1831 года, устроенным С. Н. и Н. С. Пашковыми, вместе с Александром Сергеевичем участвовали Василий Александрович Обресков (1790–1839) – полковник, впоследствии московский полицмейстер, камергер и статский советник, «архивный юноша» князь Платон Алексеевич Мещерский (1805–1889) и Константин Александрович Булгаков (1812–1862) – офицер, сын почт-директора А. Я. Булгакова.

П. А. Мещерский – чиновник Московского Главного архива Министерства иностранных дел (отсюда – «архивный юноша»), впоследствии – статский советник. Встречался с Пушкиным также у 3. А. Волконской и в московском обществе. 18 марта 1829 года Пушкин, П. А. Мещерский и Ф. Ф. Вигель провели вечер у А. Я. Булгакова.

К. А. Булгаков – прапорщик лейб-гвардии Московского полка, товарищ М. И. Глинки, К. К. Данзаса и М. Ю. Лермонтова, остроумный и веселый человек. Встречался с Пушкиным в доме своих родителей и сестер в Москве, после возвращения поэта из Михайловской ссылки. В письме Булгакова к отцу от 29 марта 1829 года из Петербурга содержится упоминание о Пушкине: «Я его часто вижу в ложе у тетеньки (М. К. Булгаковой) в Итальянском театре».

Вместе с ними на этом же кладбище похоронены: кишиневские знакомые поэта Константин Павлович (1797–1857) и Екатерина Ивановна (ум. 1875) Гика, дочь «одного из первых бояр Валахии Бано Бальяно». Сам Константин Гика был князем, валашским боярином. По мнению Е. М. Двойченко-Марковой, Пушкин посвятил ему эпиграмму «Князь Г. – со мною не знаком…».

Иван Алексеевич Григоровский (1812–1891) – чиновник, секретарь петербургского издателя и книгопродавца А. Ф. Смирдина, впоследствии драматический артист и рассказчик. Он автор воспоминаний о знакомстве с Пушкиным на обеде у Смирдина (19 февраля 1832 года) и о встречах с поэтом в семье П. Е. и М. Р. Кикиных.

На Ваганькове закончил свою бурную жизнь отпрыск одного из самых знатных и древних русских дворянских родов князь Петр Владимирович Долгоруков (1816–1868) – воспитанник Пажеского корпуса. Мог встречаться с Пушкиным у Карамзиных, Россетов и в петербургском светском обществе, куда Долгоруков – особа, близкая к царскому двору – был постоянно зван. П. В. Долгоруков долгое время подозревался в сочинении анонимного пасквиля, посланного в 1836 году Пушкину и его друзьям. В настоящее время эта версия учеными-пушкинистами серьезно оспаривается.

П. В. Долгоруков начал свою службу чиновником Министерства народного просвещения. Его ждала блестящая карьера. Но он окончил свои дни как политический эмигрант. А все началось с изучения генеалогии дворянских родов. Он предал гласности сомнительное происхождение целого ряда вельмож (князя Меншикова, Екатерины I, князя Безбородко и др.), потомки которых образовали «сливки» русского общества… За изданную им в Париже книгу «Заметки о знатных русских семьях» (1842) Николай I сослал его в Вятку под надзор полиции. В 1859 году Долгорукову удалось тайно выехать за границу, где он выпустил новую разоблачительную книгу «Правда о России», содержавшую критику царского режима. На повеление царя немедленно возвратиться и предстать перед судом Сената Долгоруков ответил: «Желая доставить вам удовольствие видеть меня, посылаю при сем свою фотографию, весьма похожую. Можете эту фотографию сослать в Вятку или в Нерчинск, по Вашему выбору, а я сам – уж извините – в руки нашей полиции не попадусь, и ей меня не поймать».

Князь на собственные средства выпускал в Англии три оппозиционные к царскому правительству газеты, сотрудничал в «Колоколе» и, по словам А. И. Герцена («Былое и думы»), «подобно неутомимому тореадору, не переставая, дразнил быка – русское правительство и заставлял трепетать камарилью Зимнего дворца». П. В. Долгоруков был настоящим ученым, оставившим нам несколько томов по генеалогии дворянских родов России, не потерявших свое значение и в наше время.

Знакомым Пушкина был и академик живописи Иван Трофимович Дурнов (1801–1846), рассказывавший Е. И. Маковскому о встрече с Пушкиным у К. П. Брюллова в мае 1836 года, где шел разговор о сюжетах картин из русской истории.

На 1-м участке (по данным А. Т. Саладина) похоронен и Егор Иванович Маковский (1802–1886), упомянутый ранее, отец художников В. Е., К. Е. и Н. Е. Маковских, один из основателей Московского общества живописи и ваяния, художник-любитель. Его дом в Москве считался большим культурным очагом, где собиралось передовое артистическое общество и где бывал в 1836 году А. С. Пушкин. Сохранились воспоминания Маковского о Пушкине.

Покоятся на Ваганькове Иван Федорович Золотарев (1812–1881), Василий Аполлонович Ушаков (1789–1838), Матвей Алексеевич Окулов (1792–1853), Иван Семенович Тимирязев (1790–1867), Василий Федорович Щербаков (1810–1878), Евграф Иванович Сибилев (1759–1839).

И. Ф. Золотарев – чиновник, воспитанник Дерптского университета, автор воспоминаний о Н. В. Гоголе. Передал в 1880 году в Пушкинский лицейский музей подаренные ему Пушкиным автограф стихотворения «А. Ф. Орлову» и пенал Кюхельбекера с припиской на препроводительной бумаге: «От горячего поклонника поэта, имевшего счастье видеть и знать его».

В. А. Ушаков – участник Отечественной войны, писатель и театральный критик, автор повестей «Киргиз-Кайсак», «Кот Бурмосеко», «Досуги инвалида», знакомый А. С. Грибоедова и Н. А. Полевого. Сотрудничал в «Северной пчеле» и «Московском телеграфе». В статье «Русский театр» Ушаков приводит разговор с Пушкиным, состоявшийся в 1829 году, о гибели Грибоедова. Высказывается предположение, что Пушкину принадлежит рецензия на повесть «Киргиз-Кайсак», опубликованная в 1831 году в «Литературной газете». Пушкин был знаком также и с его женой – Елизаветой Григорьевной, урожденной Чертковой (1805–1858).

М. А. Окулов был женат на сестре П. В. Нащокина – Анастасии Воиновне. В свои приезды в Москву Пушкин всегда общался с Матвеем Алексеевичем Окуловым и его семьей. Знал и его сыновей – Алексея (1831–1864) и Михаила (1820–1860). М. А. Окулов был интересным человеком – участником Отечественной войны, в 1824 году командовавшим Арзамасским конно-егерским полком. Выйдя в 1829 году в отставку, служил до своей кончины директором училищ Московской губернии. Собрал большую и интересную коллекцию картин, гравюр и литографий. В письме от 10 января 1833 года П. В. Нащокин сообщал Пушкину о назначении Окулова камергером, а в 10-х числах января 1836 года – об обеде у Окулова в честь К. П. Брюллова. Последняя встреча Пушкина с Окуловым состоялась в Петербурге в 1836 году.

В некрополе Донского монастыря, как уже упоминалось, похоронены его отец – Алексей Матвеевич – херсонский губернатор, и сестры Анна Алексеевна – камер-фрейлина, автор «Записок», Варвара и Софья Алексеевны. Могилы их сохранились на 2-м участке возле южной стены Малого собора.

Дядя великого ботаника К. А. Тимирязева – Иван Семенович Тимирязев – генерал-майор, впоследствии военный губернатор, сенатор, и его жена Софья Федоровна (1799–1875), сестра декабриста Ф. Ф. Вадковского – петербургские знакомые Пушкина. По рассказу его сына Федора Ивановича, Тимирязев-отец находился в коротких отношениях с В. А. Жуковским и П. А. Вяземским, а Пушкин часто «забегал» к его родителям и «оставался, когда мог, обедать». В письме к жене от 29 декабря 1832 года из Петербурга П. А. Вяземский писал: «Вчера видел я Тимирязева и Пушкина».

8 апреля 1834 года Пушкин и Софья Федоровна Тимирязева представлялись императрице Александре Федоровне. Будучи в гостях у Тимирязевых, поэт сказал: «Ах, Софья Федоровна, как посмотрю я на Вас и ваш рост, так мне все и кажется, что судьба меня, как лавочник, обмерила» (рост Тимирязевой – 2 аршина и 8,5 вершков, рост Пушкина на 3 вершка меньше).

Могилы Ивана Семеновича и Софьи Федоровны Тимирязевых на Ваганькове не сохранились, но можно предположить, что они находились на 13-м участке, где спустя полстолетия был похоронен и их племянник К. А. Тимирязев.

21 августа 1830 года Пушкин, П. В. Нащокин, Е. И. Сибилев и другие посетили П. А. Вяземского в Остафьеве. О Евграфе Ивановиче Сибилеве известно, что он был московский дворянин, театрал, коллежский асессор. Упоминания о нем встречаются в письмах Пушкина П. А. Вяземскому от 14 и 16 марта 1830 года.

Знаком был поэт и с Юрием Никитичем Бартеневым (1792–1866) – директором училищ Костромской губернии (1819–1833), литератором, автором «Записок». Встречались они во время приезда Бартенева из Костромы в Москву и Петербург. П. А. Вяземский писал Пушкину в сентябре 1828 года о Бартеневе как об «умном, образованном, великом чудаке», а в июне 1836 года Петр Андреевич сообщал из Петербурга жене о проведенном вечере в компании Пушкина, Бартенева и других лиц по случаю проводов В. А. Жуковского в Дерпт. Сохранился альбом Бартенева с вписанным Пушкиным сонетом «Мадона» и надписью: «30 авг. 1830. Москва. В память любезному Юрию Никитичу Бартеневу». В этом стихотворении поэт обращается к своей невесте Н. Н. Гончаровой:

Исполнились мои желания. Творец Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона, Чистейшей прелести чистейший образец.

В свою очередь, Бартенев подарил Пушкину только что вышедшую в Париже книгу Жана-Поля с надписью на шмуцтитуле: «Знаменитому Пушкину и Пушкину любимому на память от Бартенева. 1830 года. 31-го августа. Москва». В своих «Записках» Бартенев рассказал о беседах с А. Н. Голицыным и П. И. Лангом по поводу «Гавриилиады» и «Бахчисарайского фонтана».

Пушкин поддерживал связь с журналом «Московский наблюдатель», возглавляемым Василием Петровичем Андросовым (1803–1841), но напечатал в нем только стихотворение «На выздоровление Лукулла» (1835); ни характером журнала, ни его направлением Пушкин не был удовлетворен. Вместе с Пушкиным Андросов был на новоселье у М. П. Погодина 29 апреля 1830 года и принимал участие в составлении коллективного письма С. П. Шевыреву за границу. Как статистик, Андросов сотрудничал в «Московском вестнике». В 1832 году он опубликовал «Статистическую записку о Москве», вызвавшую бурную полемику. Пушкин критически отнесся к этой работе. В свою очередь Андросов скептически отнесся к изданию Пушкиным «Современника». Последние встречи Пушкина с Андросовым состоялись в 1836 году, в мае месяце.

Среди знакомых Пушкина были и чины жандармерии. К ним относился Иван Петрович Бибиков (1788–1856) – жандармский полковник при Бенкендорфе (1826–1828), автор донесений (в целом благожелательных) о поведении Пушкина в Москве. По свидетельству дочери Бибикова, Пушкин беседовал с ее отцом в московском Английском клубе о «Графе Нулине».

Брат жены поэта И. Н. Гончаров в 1831 году познакомил его в Царском Селе со своим сослуживцем и сослуживцем М. Ю. Лермонтова корнетом лейб-гвардии Гусарского полка графом Алексеем Владимировичем Васильевым (1809–1895). По свидетельству П. И. Бартенева, Пушкин и П. А. Вяземский «принимали участие» в графе, «который до глубокой старости любил писать стихи, но, кажется, не печатал их». Со слов Васильева записаны его разговор с Пушкиным в 1834 году о сказке П. П. Ершова «Конек-Горбунок» и отзыв Пушкина о М. Ю. Лермонтове («далеко мальчик пойдет»).

Во второй половине декабря 1836 года П. В. Нащокин писал Пушкину: «Посылаю тебе повести Мухина – от самого автора <…> сделай милость – к собственным их достоинствам прибавь словечко». Эта книга «Повести Александра Мухина» (1836) с дарительной надписью: «Александру Сергеевичу Пушкину от Сочинителя. Москва, 16 декабря» сохранилась в библиотеке Пушкина. Александр Ефремович Мухин (ум. 1861) был отставным штабс-капитаном, в 1842–1850 годах – чиновником по особым поручениям при Дирекции московских театров.

Еще в детские годы Пушкина «водили на знаменитые детские балы танцмейстера Иогеля». А в конце 1828 – начале 1829 годов поэт впервые увидел Н. Н. Гончарову у Иогеля в доме Кологривовых (ныне Тверской бульвар, д. 22).

Петр Андреевич Иогель (1768–1855) – московский танцмейстер, учитель танцев в Московском университете, устроитель балов.

В начале восьмидесятых годов автор этой книги при обходе Ваганьковского кладбища натолкнулся на могилу Иогеля; не придав тогда этому значения и не отметив ее среди окружающих надгробий, мне, к сожалению, до сих пор не удается ее найти.

С майором Алексеем Гавриловичем Носовым (ум. 1844) Пушкин встречался во второй половине 1820-х годов у М. И. Римской-Корсаковой, вдовы камергера, державшей для гостей свой дом всегда открытым.

Надежда Петровна Озерова, по мужу Базилевская (1810–1863) – дочь шталмейстера и сенатора, встречалась с Пушкиным и Н. Н. Гончаровой в мае 1830 года в Большом зале Благородного собрания в Москве на представлении пьесы А. Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние».

Введенские горы

     Мертвые умеют перевернуть нашу душу.      Зависть и гордость. Мария Пуйманова

Введенское кладбище расположено на востоке Москвы, в Лефортове (Наличная улица). Оно протянулось от улицы Госпитальный вал на юг. Проехать к нему можно от станций метро «Семеновская» и «Авиамоторная» на трамвае. Основано оно в 1771 году, во время эпидемии чумы, так же, как и Ваганьково. Названо по местности Введенские горы (часто кладбище называют Немецким, так как в XVIII–XIX веках здесь хоронили иностранцев, которых в Москве называли «немцами»; как правило, они были не православной, а другой веры, поэтому кладбище иногда именовали еще и Иноверческим). Кладбище окружает кирпичная стена с двумя воротами – северными и южными. Южные ворота (у Наличной улицы) считают главными, от них идет нумерация участков. Ворота соединяются главной аллеей кладбища.

Из шести знакомых Пушкина, похороненных на Введенских горах, найдены только могилы пианистов и композиторов Иосифа Иосифовича Геништы (1795–1853) и Джона Фильда (Филда) (1782–1837).

На главной аллее (10-й уч.) находится могила композитора И. И. Геништы, писавшего романсы на стихи великого поэта: «Черкесская песня» (1823), «Черная шаль» (1829). В 1826 году, к моменту возвращения А. С. Пушкина из Михайловской ссылки, композитор написал элегию на слова «Погасло дневное светило…». Композитор впервые ее исполнил в салоне Зинаиды Волконской в присутствии автора. Геништа встречался с Пушкиным также у Веневитиновых и Ушаковых. Композитор участвовал в написании музыки к водевилям совместно с А. Н. Верстовским, М. Ю. Виельгорским и А. А. Алябьевым. Его считали основоположником «рыцарского романса» в русской камерно-вокальной музыке.

На могиле композитора стоит скромное надгробие.

Почти у самой Главной аллеи, на 6-м участке, возвышается массивное гранитное надгробие (его цвет из-за слоя пыли и копоти не поддается определению) на могиле пианиста и композитора Джона Фильда. Из эпитафии, начертанной на памятнике по-английски, можно узнать, что родился он в Ирландии; двадцатилетним юношей приехал в Россию, ставшей для него второй родиной. Почти всю свою артистическую жизнь, более тридцати лет, прожил он в Петербурге и Москве. Как пианист он прославился поэтичным, необычайно звучным исполнением. Своими концертными выступлениями и педагогической деятельностью Фильд приобрел редкую популярность и любовь. У него занимались композиторы А. Н. Верстовский, А. Л. Гурилев, А. И. Дюбюк. У Джона Фильда брал уроки М. И. Глинка, так писавший о своем учителе: «Казалось, что он не ударял по клавишам, а сами пальцы падали на них, подобно крупным каплям дождя, и рассыпались жемчугом по бархату».

Джон Фильд – автор семи концертов и большого числа пьес для фортепьяно. Его творчество связано с традициями Моцарта. Он основоположник жанра «ноктюрн», классические образцы которого впоследствии создал Фредерик Шопен.

Джон Фильд был близко знаком с А. С. Грибоедовым и дядей поэта Василием Львовичем. По-видимому, Пушкин встречался с Джоном Фильдом в петербургском салоне польской пианистки Марианны-Агаты Шимановской (1789–1831), где собирались польские и русские писатели, музыканты, художники и ученые.

Обидно, что такой человек и композитор сейчас нами забыт: даже в 1982 году (в 200-летие его рождения) на его могиле не было ни одного цветочка…

Александр Вильгельмович Рихтер (1804–1849) – воспитанник Благородного пансиона при Московском университете, чиновник Московского Главного архива Министерства иностранных дел («архивный юноша»), затем библиотекарь Московского университета, надворный советник.

24 октября 1826 года А. В. Рихтер был вместе с Пушкиным на обеде у А. С. Хомякова по случаю основания журнала «Москвитянин».

Был знаком Пушкин и с женой писателя Г. И. Гагарина, дипломата, почтенного члена литературного общества «Арзамас», двоюродного брата В. Ф. Вяземской – Екатериной Петровной, урожденной Соймоновой (1790–1873). Встречался с ее семьей в период их пребывания в России до 1820-го и после 1826 года.

Уже говорилось о том, что Пушкин довольно часто бывал в доме М. П. Погодина и хорошо знал его жену, мать и брата Григория. Жена Погодина – Елизавета Васильевна, урожденная Вагнер (1809–1844), была католичкой, и, видимо, поэтому Михаил Петрович вынужден был похоронить ее на «иноверческом» Введенском кладбище.

На Введенских горах покоится Мария Жорж – акушерка жены поэта, Н. Н. Пушкиной.

Даниловское кладбище

Нам нужны великие могилы.

Н. А. Некрасов

Даниловское кладбище находится неподалеку от Данилова и Донского монастырей (ул. Рощинская, 4-й проезд). Это старое московское кладбище, ровесник Ваганькова, Введенских гор, Пятницкого и Миусского кладбищ (все они основаны во время эпидемии чумы в 1771 году).

На Даниловском кладбище похоронено семь знакомых Пушкина, но могилы их неизвестны – это кладбище еще мало изучено.

Петербургскими знакомыми Пушкина были Сергей Дмитриевич Безобразов (1801–1879) и его жена (с ноября 1833 года) Любовь Александровна, урожденная княжна Хилкова (1811–1859). Когда в 1831 году Пушкин познакомился с Безобразовым, последний был флигель-адъютантом, ротмистром лейб-гвардии Кирасирского полка. Признанный красавец, Сергей Дмитриевич Безобразов, еще будучи холостым, ухаживал за женой поэта Натальей Николаевной, что раздражало Александра Сергеевича. 27 сентября 1832 года Пушкин с сарказмом писал жене о встрече с Безобразовым у В. Ф. Вяземской; впоследствии он виделся с супругами Безобразовыми в петербургском великосветском обществе. Л. А. Черейский указывает: «В дневнике Пушкина имеется несколько записей о «семейной истории» Безобразова – получивших скандальную огласку сценах ревности, причину которых подозревали в любовной связи его жены с Николаем I». С. Д. Безобразов дослужился до чина генерала от кавалерии.

В 1806–1811 годах Закон Божий и «отечественный язык» преподавал Саше Пушкину священник Алексей Иванович Богданов (1786–1860), похороненный также на этом кладбище.

Бывая в Москве, Пушкин несколько раз посетил дом великого актера Михаила Семеновича Щепкина (1788–1863), жившего в Б. Спасском переулке, д. 16. Поэт хорошо знал жену Щепкина – Елену Дмитриевну (1789–1859), урожденную Дмитриеву, четырех ее сыновей – Александра, Дмитрия (1817–1857), Николая, Петра и трех дочерей – Александру (1816–1841), Веру и Феклу (1814–1852). Судя по литературным источникам, семья Щепкиных была дружной. Но вот загадка: жена Щепкина, сын Дмитрий, дочери Александра и Фекла похоронены на Даниловском кладбище, а сам великий актер с сыновьями Николаем и Петром – на Пятницком. Где похоронены их сын Александр и дочь Вера – мы не знаем.

Сравнивая годы смерти членов семьи Щепкиных, видишь, что раньше всех скончалась их дочь Александра Михайловна – молодая актриса Малого театра. Родители хоронят ее на Даниловском кладбище, где, возможно, ранее были погребены родственники жены Дмитриевы. Затем Щепкины теряют вторую дочь, тоже актрису Малого театра, Феклу Михайловну. Она находит последнее упокоение рядом с сестрой Александрой. Через пять лет в расцвете сил умирает их брат Дмитрий – многообещающий ученый, магистр Московского университета, филолог и историк искусств. Для него уготовано место рядом с сестрами на Даниловском кладбище. За шестнадцать лет потерять троих взрослых детей – непосильный удар для матери, и через два года Елена Дмитриевна, уже пожилой человек, последовала за своими дочерьми и сыном на Даниловское кладбище.

Михаил Семенович Щепкин пережил свою жену всего на четыре года. Казалось бы, и ему предназначено судьбою место рядом с женой и детьми на этом же кладбище. Но его хоронят на Пятницком кладбище, рядом с выдающимся русским историком Т. Н. Грановским (ум. в 1855 году) и декабристами И. Д. Якушкиным (ум. 1857) и Н. В. Басаргиным (ум. 1861). По-видимому, на этом настояла московская интеллектуальная общественность, решив небольшую площадку вокруг памятника-обелиска Грановскому превратить в «пантеон» выдающихся деятелей русской науки и культуры. Позже рядом с Михаилом Семеновичем были погребены его сыновья – Петр и Николай.

Миусское кладбище

Мы знаем неизбежное и грустное: все мы пришли в этот мир, чтобы уйти навсегда. И знаем радостное: сама жизнь – благо. Но жизнь прожить – не поле перейти.

Ю. Бондарев

Находится это кладбище в северной части Москвы. Основано близ местности Миусы, отсюда и его название. Сейчас оно – запушенное, малоизученное московское кладбище; проехать к нему удобнее всего на трамвае от станции метро «Новослободская» (до Сущевского вала).

На кладбище похоронено 7 знакомых Пушкина, сохранилась же только могила М. Т. Каченовского. Расположена она на 4-м участке кладбища, слева от главной аллеи, идущей от ворот кладбища к церкви Веры, Надежды, Любви и матери их Софьи. Надгробие у него малозаметное – невысокий черный гранитный цилиндр, рустированный кубом.

Михаил Трофимович Каченовский (1775–1842) – историк, издатель, географ, профессор Московского университета, критик и переводчик, с 1841 года – академик. Он был издателем журнала «Вестник Европы». Вел непрерывную борьбу с «Арзамасом», с литературной и, позднее, исторической школой Карамзина, являясь, в свою очередь, постоянным объектом нападок «арзамасцев». Позже принадлежал к числу литературных противников Пушкина. На Каченовского написаны эпиграммы Пушкина «Бессмертною рукой раздавленный Зоил…» (1818), «Хаврониос! ругатель закоснелый…», «Клеветник без дарованья…», «Охотник до журнальной драки…», «Жив, жив, Курилка!», «Там, где древний Кочерговский…», «Как сатирой безымянной…» (1825) и др.

Однако поэт и профессор познакомились лично только 22 сентября 1832 года на лекции И. И. Давыдова в Московском университете. После лекции, сообщает Л. А. Черейский, Пушкин вступил в спор с Давыдовым и Каченовским, отстаивая подлинность «Слова о полку Игореве». Вскоре, 27 декабря 1832 года, Каченовской подал свой голос за избрание Пушкина в члены Российской академии. После смерти поэта Каченовский отозвался о нем так: «Один только писатель у нас мог писать историю простым, но живым и сильным, достойным ее языком – это Александр Сергеевич Пушкин, давший превосходный образец исторического изложения в своей “Истории Пугачевского бунта”». Эти слова Каченовского передал историку С. М. Соловьеву профессор Московского университета Д. Л. Крюков. И далее С. М. Соловьев пишет: «Но всякий ли способен и после смерти врага сделаться беспристрастным в отношении к нему, у всякого ли достанет духа похвалить и умершего врага?.. Во всех отношениях общественной и служебной жизни своей Каченовский был честным человеком». Трудно не согласиться с этими словами историка, но будем все же помнить и то, что писал Пушкин о Каченовском в эпиграмме «Жив, жив, Курилка!»:

Как! жив еще Курилка журналист? Живехонек! все также сух и скучен, И груб, и глуп, и завистью размучен, Все тискает в свой непотребный лист — И старый вздор, и вздорную новинку. Фу! надоел Курилка журналист! Как загасить вонючую лучинку? Как уморить Курилку моего? Дай мне совет. – Да… плюнуть на него.

Михаил Трофимович Каченовский одно время был деканом, а затем и ректором Московского университета. Писатель И. А. Гончаров, учившийся у Каченовского, вспоминал: «Это был тонкий, аналитический ум, скептик в вопросах науки и отчасти, кажется, во всем. При этом – строго справедливый и честный человек. Он читал русскую историю и статистику; но у него была масса познаний по всем частям. Он знал древние и новые языки, иностранные литературы, но особенно обширны были его познания в истории и во всем, что входит в ее сферу – археология и проч. Любимая его часть в истории была этнография. Особенную симпатию он питал к польским историкам (сам он был родом из Малороссии и высказывал явное расположение к своим землякам) и летописцам». Более лестную характеристику трудно себе представить.

Д. Н. Свербеев – общественный деятель, учившийся тоже у Каченовского, дополняет его портрет: «Второй из любимых моих профессоров был Михаил Трофимович Каченовский, желчный, пискливый, подозрительный, завистливый, человеконенавистный скептик, разбиравший по всем косточкам и суставчикам начатки российской истории, которую он преподавал, ничего не принимавший на одну веру, отвергавший всякое предание, – одним словом, сомневавшийся во всем. Верил он одному только Нестору, не верил ни “Русской Правде” Ярослава Мудрого, ни духовному завещанию Владимира Мономаха, ни подлинности “Слова о полку Игореве”… Несмотря на то, он был человек умный и достойный глубокого уважения по истинной любви к честному и бескорыстному труду и по своему критическому таланту, который, к сожалению, не всегда отличался беспристрастием». А Н. В. Станкевич, философ и писатель, посвятил своему учителю такое четверостишие:

За старину он в бой пошел, Надел заржавленные латы, Сквозь строй врагов он нас провел И прямо вывел в кандидаты.

У кладбищенской церкви была, вероятно, похоронена семья князя Владимира Сергеевича Голицына (1794–1861): его жена Прасковья Николаевна, урожденная Матюнина (1798–1884), сыновья Владимир и Дмитрий и дочь Надежда.

В. С. Голицын – участник Отечественной войны, командовал Нижегородским драгунским полком, в отставку вышел генерал-майором. Страстный любитель музыки, автор русских переводов либретто нескольких иностранных опер. Написал музыку на слова Пушкина «Дарует небо человеку…» («Из Бахчисарайского фонтана»).

Поэт бывал гостем семьи Голицыных; сохранилось письмо князя от 1831 года, в котором он передавал ему благодарность своей жены Прасковьи Николаевны за «воспоминание» о визите.

В библиотеке Пушкина сохранилась книга «Палермские бандиты» (1835) с дарственной надписью Голицына-издателя.

Здесь же, возможно, была погребена Анна Петровна Наумова, урожденная княжна Голицына (1809–1886), с которой Пушкин мог встречаться у ее брата В. П. Голицына.

Пятницкое кладбище

Живые закрывают глаза мертвым, мертвые открывают глаза живым.

Народная пословица

Пятницкое кладбище расположено в северной части Москвы, за Крестовской заставой (ныне – Рижская площадь). Отсюда другое его название – Крестовское кладбище. Если от станции метро «Рижская» пойти по Крестовскому путепроводу, пересечь железнодорожную линию ленинградского направления и повернуть направо, то еще с моста будет хорошо видна колокольня кладбищенской церкви.

Свое название кладбище получило от придела Параскевы Пятницы Троицкой церкви, построенной в конце XVIII века и перестроенной в начале XIX века архитектором А. Г. Григорьевым.

На кладбище похоронено 14 друзей и знакомых А. С. Пушкина, но найдены могилы пока 9 человек, в том числе «великие могилы» Т. Н. Грановского, М. С. Щепкина, Е. П. Ростопчиной, С. Е. Раича, Н. В. Басаргина, И. Д. Якушкина.

Есть на кладбище «святое место», его часто называют «участком декабристов». Оно находится на правой стороне кладбища, почти в самом его конце (2-й уч.). В середине этого участка можно увидеть низкую металлическую решетку, ограждавшую большую площадку с высоким обелиском из розового гранита в ее середине – надгробием Т. Н. Грановскому. На обелиске надпись: «Тимофею Николаевичу Грановскому (1813–1855). Студенты Московского университета». Это одно из немногих надгробий в Москве, сооруженных любимому учителю на студенческие медяки…

Тимофей Николаевич Грановский – русский историк и общественный деятель, профессор всеобщей истории Московского университета. Принадлежал к кругу западников. С кафедры выступал против насилия над крепостными, против деспотизма. В 1843–1844 годах читал свой первый публичный курс, который А. И. Герцен оценил как крупное общественное событие. Историк-просветитель покорял аудиторию не только ораторским талантом и глубокой разработкой исторических проблем, но высоким пафосом своих лекций. Грановский немало сделал для развития русской исторической науки. О нем с большой теплотой вспоминали его ученики С. М. Соловьев, А. Н. Афанасьев, И. М. Сеченов, А. Н. Плещеев и др. «Грановский имел малороссийскую южную физиономию; необыкновенная красота его производила сильное впечатление не на одних женщин, но и на мужчин… Он имел смуглую кожу, длинные черные волосы, черные огненные, глубоко смотрящие глаза… Говорил очень тихо, глотал слова, но внешние недостатки исчезали перед <…> внутреннею силою и теплотою, которые давали жизнь историческим лицам и событиям и приковывали внимание слушателей к этим живым, превосходно очерченным лицам и событиям <…> Изложение Грановского можно сравнить с изящной картиной, которая дышит теплотой, где все фигуры ярко расцвечены, говорят, действуют перед вами», – писал о своем учителе русский историк С. М. Соловьев.

Ему вторит известный писатель и фольклорист-сказочник А. Н. Афанасьев: «Т. Н. Грановский – любимый и наиболее известный профессор Московского университета. Наделенный от природы счастливою наружностью и несомненным талантом, он остроумен, любезен и обладает уменьем излагать свои рассказы в оживленных и картинных представлениях; слог его мастерский и в лекциях, и в статьях; в нем изящная простота соединяется с задушевностью и теплотой чувства; по убеждениям человек либеральный, но с тактом и умом. Он много читает, имеет прекрасную библиотеку; в обществе весьма приятен и вообще, как человек чрезвычайно образованный, умеет себя держать; как профессор, он заслужил полное уважение; на лекции его собиралось всегда много студентов с разных факультетов; публичные лекции, читанные им три раза (один раз сравнительный курс истории Англии и Франции), посещались москвичами с особенным удовольствием и доставили профессору большую известность».

У Грановского на квартире в назначенные дни собиралось всегда множество студентов; происходили оживленные беседы не только о науке, но и о литературе и текущих событиях. Его домашняя библиотека всегда была открыта для молодежи.

«Меня только что представили Пушкину с очень лестной для меня рекомендацией», – писал Грановский сестре 10 февраля 1835 года. Летом того же года Пушкин и Грановский шли вместе пешком с дачи на Черной речке в Петербург. Разговор, который они вели при этом, Грановский причисляет к «приятнейшим в своей жизни». 15 января 1837 года они оба были на обеде у П. А. Плетнева. В письмах к сестре Грановский называл Пушкина «величайшим нашим поэтом», которого он любил и которым восхищался, хотя и «мало знал лично».

Умер Тимофей Николаевич Грановский в расцвете сил: ему исполнилось всего только 42 года. Не очень веселая, не всегда легкая его жизнь, проведенная в думах, трудах и дружеских беседах, оборвалась 4 октября (по старому стилю) 1855 года. «6-го числа, вечером, ученики и друзья собрались к нему на квартиру и вынесли покойного в университетскую церковь. Тут у гроба ночью сходились все друзья и товарищи, которых жизнь раскидала по разным углам, сходились, жали друг другу руки. Гроб несли студенты. У лестницы университетской церкви, убранной цветами и зеленью, гроб встретили и взяли на руки профессора. 7-го числа Грановского похоронили. Друзья, ученики и студенты несли гроб до самой могилы на Пятницком кладбище; во всю дорогу два студента несли перед гробом неистощимую корзину цветов и усыпали ими путь, а впереди шел архимандрит Леонид, окруженный толпою друзей покойного. Пришли к могиле. Могила эта в третьем разряде, то есть на дальнем конце кладбища, где нет пышных памятников, где хоронят только бедных, где по преимуществу «народ» находит упокоение. Опустили в могилу Грановского и плотно укрыли ее лавровыми венками…», – так описывал похороны И. Г. Прыжов – этнограф, публицист и историк.

У могилы обращала на себя внимание красивая молодая женщина в черном – вдова Грановского Елизавета Богдановна (1824–1857), дочь доктора Ф.-В. Мюльгаузена, сестра профессора университета. Елизавета Богдановна, пережившая любимого мужа всего только на два года, покоится рядом.

На похоронах историка и на его поминках присутствовали профессора П. Н. Кудрявцев, С. М. Соловьев, Н. И. Крылов, М. П. Погодин, К. Д. Кавелин, доктор Н. Б. Анке, лечивший Грановского, Н. X. Кетчер.

Могила Грановского представляла собой обширный квадрат и была обнесена железной решеткой, в середине стояла высокая гранитная пирамида. С течением времени вокруг нее, в одной ограде, стали хоронить известных деятелей русской культуры.

Одним из первых в этой ограде после Грановского был похоронен великий русский актер Михаил Семенович Щепкин (1788–1863). Сразу же справа от калиточки ограды виден серый камень, выполненный в виде дубового обрубка. На его стесанной стороне надпись: «Михаилу Семеновичу Щепкину – Артисту и Человеку».

Основоположник реализма в русском сценическом искусстве, М. С. Щепкин родился в Белгородской губернии в семье крепостного. Исполняя обязанности официанта у своего помещика графа Волькенштейна, играл в 1801–1803 годах в его домашнем театре. Профессиональную сценическую деятельность начал в 1805 году в курской труппе братьев Барсовых. Затем перешел в харьковскую труппу. Вскоре стал первым комическим актером. В 1822 году по проведенной подписке был выкуплен на волю. На провинциальной драматической сцене исполнял разнообразные роли, а также партии в комических операх. Его игра отличалась ярким темпераментом, юмором и жизненной правдой.

В 1823 году Щепкина приняли в труппу Малого театра. Он был другом многих литераторов (А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Т. Г. Шевченко и др.). Преодолевая сопротивление цензуры, Щепкин добивался постановки пьесы «Горе от ума», сыграл в ней роль Фамусова (1832). Глубокой жизненной правды он достиг в роли Городничего («Ревизор», 1836). Другая сторона его творчества – воплощение образов людей из народа. Современникам он запомнился в роли Муромского в «Свадьбе Кречинского», в роли Полония в шекспировском «Гамлете» и др. Его соратниками и партнерами на сцене Малого театра были такие выдающиеся актеры, как П. С. Мочалов, В. И. Живокини, Д. Т. Ленский. Своим учителем его считали П. М. и М. П. Садовские, Н. И. Музиль, В. В. и Е. В. Бороздины, С. В. Шумский, Г. Н. Федотова, Н. М. Гайдукова-Медведева, С. П. Акимова, В. А. Макшеев-Машонов и многие другие известные артисты. М. С. Щепкин прожил долгую и трудную жизнь (о трагедии его дружной семьи мы уже рассказывали), и своей славы он достиг благодаря огромному, постоянному труду, замечательному дарованию и большому сердцу, всегда открытому для каждого, кто нуждался в его помощи и участии…

Пушкин мог видеть Щепкина и его труппу на «контрактах» в Киеве в 1821 году. Как указывает Л. А. Черейский, знакомство и общение Пушкина со Щепкиным относится ко времени возвращения поэта из ссылки в Москву. Сохранились сведения о их присутствии на завтраке и обеде у М. П. Погодина с другими «представителями русской образованности и просвещения» 27 марта 1829 года и 22 марта в следующем году. В бенефис Щепкина на петербургской сцене 9 июня 1832 года была поставлена инсценировка «Цыган» Пушкина, и поэт, будучи в это время в столице, мог видеть спектакль и встретиться со Щепкиным…

17 мая 1836 года Пушкин подарил Щепкину тетрадь для будущих «Записок актера Щепкина» и сам вписал начальные строки их, чтобы тем самым вынудить Щепкина продолжить начатое. «Пушкин, который меня любил, – вспоминал позднее Щепкин, – приезжая в Москву, почти всегда останавливался у Нащокина, и я, как человек Нащокину знакомый, редкий день не бывал у него».

Как уже говорилось, Пушкин несколько раз бывал у Щепкиных, знал всю его многочисленную семью, в том числе сыновей хозяина дома – Николая и Петра. Николай Михайлович Щепкин (1820–1886) стал впоследствии профессором Московского университета, издателем и общественным деятелем. Он также памятен русской общественности изданием журнала «Библиографические записки» и сотрудничеством в альманахе «Комета». На надгробии Петра Михайловича Щепкина (1821–1877) – юриста по роду занятий – такая надпись: «Товарищу председателя Московского окружного суда». Напротив Петра Михайловича похоронена его дочь, внучка М. С. Щепкина, Ольга Петровна Куперник…

М. С. Щепкин был другом Тимофея Николаевича Грановского, может быть, еще и поэтому он был погребен рядом с ним.

У задней стенки этой же ограды расположен простой могильный холмик с небольшой скромной белой стелой с надписью: «Семен Егорович Раич (1792–1855) – поэт, декабрист, учитель Лермонтова и Тютчева». Настоящая его фамилия – Амфитеатров. Он был большим знатоком античной и итальянской литературы, а также теории стиха. Раичем создано общество молодых любителей литературы, известное под названием «Кружка Раича». В числе постоянных посетителей этого кружка были Д. И. Писарев, В. И. Оболенский, М. П. Погодин, К. Ф. Рылеев и др. До 1821 года Раич был членом «Союза благоденствия».

Семен Егорович известен также как поэт, переводчик и журналист-издатель. Им переведены «Освобожденный Иерусалим» Тассо, «Неистовый Орландо» Ариосто и «Георгики» Вергилия.

Преподавал в Благородном пансионе при Московском университете, где был учителем Лермонтова, готовил к поступлению в Московский университет будущего знаменитого поэта Ф. И. Тютчева. Позже Федор Иванович с большой теплотой вспоминал о своем учителе как о человеке в «высшей степени бескорыстном, часто соединяющем солидность ученого с каким-то действенным пылом и младенческим незлобием».

Современники отмечали высокие человеческие качества Раича: всегда жизнерадостный, веселый, всегда трудолюбивый. Только в своих стихах он иногда отдавался грусти:

Не дивитеся, друзья, Что не раз Между вас На пиру веселом я Призадумался. Вы во всей еще весне; Я почти На пути К темной Орковой стране С ношей старческою.

С. Е. Раич был издателем альманахов «Новые Аониды» (1823) и «Северная лира» (1827) и журнала «Галатея» (1829–1830, 1839), в которых напечатаны отрывки из «Кавказского пленника» и стихотворения Пушкина «Муза», «Цветок», «Два ворона» и «Вы избалованы природой…» По воспоминаниям Раича, он познакомился с Пушкиным в Одессе, где поэт читал ему «только что сбежавшую с пера “Песнь о вещем Олеге” и отрывки из “Евгения Онегина”». Это было в июле-августе 1823 года. Но встречались они и позже, по возвращении Пушкина из ссылки. Имеются сведения об их встречах у Веневитиновых в октябре 1826 года на чтении «Бориса Годунова». А затем 24 октября того же года на обеде у А. С. Хомякова, по случаю основания журнала «Московский вестник», в апреле 1830 года у М. П. Погодина в связи с его новосельем и в феврале 1832 года на обеде у А. Ф. Смирдина. В 1826–1829 годах Раич – частый посетитель салона Зинаиды Волконской, где постоянно бывал и Пушкин.

Пушкин был невысокого мнения о Раиче как о поэте и критике, а посему весьма иронически отзывался о нем в письмах и рецензиях. В эпиграмме «Собрание насекомых» (1829) он и вовсе называет Раича «мелкой букашкой». Возможно поэтому в 1829–1830 годах Раич печатает в «Галатее» отрицательные отзывы о «Евгении Онегине». Но к чести Раича следует сказать, что в напечатанных в той же «Галатее» в 1840 году «Воспоминаниях о Пушкине» он восторженно оценил творчество поэта – «выразителя чувств и дум русского народа».

Старость Семен Егорович встретил в большой бедности. Умер он спустя три недели после смерти Т. Н. Грановского. Во всех немногочисленных упоминаниях о Пятницком кладбище, будь то в журнальных статьях или в рукописных книгах конца позапрошлого и начале прошлого века, как, например, у А. Т. Саладина, о могиле Раиче на участке Грановского не упоминается. Видимо, его могила была утеряна и позже лишь символически возобновлена на этом участке.

Если выйти из ограды и повернуть налево, то в нескольких шагах справа, на этом же 22-м участке, в общей ограде увидим два черных каменных надгробия на могилах декабристов Ивана Дмитриевича Якушкина (1793–1857) и Николая Васильевича Басаргина (1799–1861).

Иван Дмитриевич Якушкин стоял за насильственное свержение самодержавия и освобождение крестьян с земельными наделами. Еще до ареста по делу декабристов он ходатайствовал о разрешении освободить своих крестьян от крепостной зависимости, но получил отказ. Его образ запечатлен в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»:

Меланхолический Якушкин, Казалось, молча обнажал Цареубийственный кинжал.

Окончив в 1811 году Московский университет, И. Д. Якушкин служил в Семеновском полку. Участвовал в Отечественной войне и заграничных походах (1813–1814). В 1816 году вместе с А. М. Муравьевым, С. П. Трубецким, С. И. и М. И. Муравьевыми-Апостолами Н. М. Муравьев основал тайное общество «Союз спасения». Среди членов Северного общества Якушкин был наиболее последовательным мыслителем-материалистом и атеистом.

В 1822 году Иван Дмитриевич женился на сестре будущего декабриста А. В. Шереметева, ученика С. Е. Раича (Шереметевы владели в Рузском уезде Московской губернии селом Покровское; хозяйка усадьбы пригласила воспитателем своего сына Алексея – двоюродного брата Ф. И. Тютчева – рузского канцеляриста Семена Егоровича Раича).

В день восстания декабристов Якушкина в Петербурге не было, но его как активнейшего организатора тайного общества приговорили к смертной казни, замененной двадцатилетней каторгой. Во время следствия Якушкин вел себя мужественно и с достоинством. Он не выражал покаянных чувств, не обращался к царю и членам Следственного комитета с униженными письмами, не раскаивался в своих революционных убеждениях, не высказывал сожаления об участии в тайных организациях. И. Д. Якушкин подвергся унизительной процедуре лишения чинов и званий. После этого его перевели из Петропавловской крепости в Финляндию, в крепость «Форт Слава», и поместили в одиночную камеру. В октябре 1827 года его в кандалах отправили в Сибирь отбывать каторгу. Сначала он находился в Чите, в специальной тюрьме, построенной для декабристов. Здесь он встретился со многими друзьями и знакомыми декабристами (А. П. Арбузовым, А. И. Тютчевым и др.). В 1830 году декабристов перевели в Петровский завод, на территории которого для них была построена специальная тюрьма. Якушкина поместили в одном отделении с Е. П. Оболенским, И. И. Пущиным, В. И. Штейнгейлем и Н. И. Лорером. Во время пребывания на каторге он ухитрился серьезно заниматься математикой.

14 декабря 1835 года Якушкин был освобожден от каторжных работ и оставлен на вечное поселение в Сибири. Местом его жительства, по ходатайству его тещи Н. Н. Шереметевой, был определен город Ялуторовск (ныне Тюменской области). Вместе с ним в ссылке были М. И. Муравьев-Апостол, И. И. Пущин, Е. П. Оболенский, Н. В. Басаргин, В. К. Тизенгаузен, А. В. Ентальцев. Ялуторовская колония жила дружной семьей, каждый день встречались, а вечера обычно проводили вместе, чаще всего в доме Муравьева-Апостола или Тизенгаузена, у которого было свободнее, чем у других. Все вместе они посадили на окраине города березовую рощу, которая до сего времени зовется «Рощей декабристов».

В память о рано умершей, горячо любимой жене Иван Дмитриевич открывает первую в Сибири школу для девочек и много лет преподает в ней. В Ялуторовске Якушкин увлекся ботаникой и метеорологией. Он – автор материалистической работы «Что такое жизнь?», поводом для которой, возможно, послужило полученное им письмо П. Я. Чаадаева от 19 октября 1837 года.

В истории декабризма Якушкин оставил след и как автор «Записок» – воспоминаний об этом движении. Написанные в 1845–1857 годах уже тяжело больным человеком (у Ивана Дмитриевича была цинга, ноги покрылись «страшными ранами», и он не мог ходить), «Записки» были опубликованы после смерти Якушкина и сразу же получили известность и признание. Впервые небольшие отрывки из них в 1861 году напечатал А. И. Герцен в «Полярной звезде». Якушкинские «Записки» подкупают искренним тоном, они правдивы, содержат конкретные и достоверные сведения о декабристском движении, отсутствующие в других источниках, и поэтому они до сих пор не утратили своего значения.

В августе 1856 года декабристам разрешили вернуться в европейскую часть России, но без права жительства в столицах.

Из-за болезни Якушкин не мог сразу выехать из Сибири. Лишь в начале 1857 года он приехал в Москву к сыну Евгению Ивановичу. Но ему суждено было прожить всего несколько месяцев. Скончался он 11 августа 1857 года. По словам сына, «перед смертью он страдал недолго и умер в совершенной памяти». В последний путь его провожали декабристы Г. С. Батеньков, М. И. Муравьев-Апостол и многие другие московские друзья. А. И. Герцен высоко оценивал деятельность И. Д. Якушкина в тайном обществе, называл его «доблестным сподвижником» П. И. Пестеля и К. Ф. Рылеева, подчеркивал твердость духа и глубокую веру в будущее России. «Тридцать два года провел он в Сибири, – писал Герцен в некрологе о Якушкине, – не унывая и не теряя упованья… Якушкин приехал из Сибири молодым сердцем».

В своих «Записках» Якушкин рассказал о знакомстве с Пушкиным в январе 1820 года у П. Я. Чаадаева и о встречах в Каменке у Давыдовых в ноябре 1820 года.

Рядом с И. Д. Якушкиным покоится его друг, поручик, член Тульчинской управы «Союза благоденствия» и затем «Южного общества», Н. В. Басаргин, принадлежащий к умеренному крылу декабристов. Был приговорен к двадцати годам каторги, сокращенным до десяти лет. С 1835 года жил на поселении в Тобольской губернии. В 1848 году его перевели в Ялуторовск и, по его просьбе, направили на службу в тамошний земский суд.

Басаргин оставил мемуарные, исторические и публицистические работы. О своем пребывании в Ялуторовске Николай Васильевич писал: «Между нами все почти было общее, радость и горе каждого разделялось всеми – одним словом, это было какое-то братство – нравственный и душевный союз».

Несколько лет назад мне пришлось побывать в Ялуторовске. В большом доме Матвея Ивановича Муравьева-Апостола помещается музей «Памяти декабристов». В нем экспонировались многие вещи, принадлежавшие декабристам, воспроизведена полностью обстановка времен ссылки. Показали мне и печь, под которой в 1935 году, во время ремонта дома, нашли бутылку; в ней Матвей Иванович спрятал записку: «Для пользы и удовольствия будущих археологов, которым желаю всего лучшего в мире, кладу эту записку 18 августа 1849 года». Далее перечислялись все члены Ялуторовской колонии. Сводили меня и к стоящему неподалеку от жилья Матвея Ивановича – сохранившемуся, но находившемуся тогда в аварийном состоянии, – дому мещанки Феодосии Родионовны Трапезниковой, у которой на втором этаже Якушкин снимал две комнаты. Из окон дома открывался прекрасный вид на луга и рощу, посаженную декабристами. И о «Роще декабристов», и о женской школе, и о мужском училище, созданных стараниями И. Д. Якушкина, Н. В. Басаргина и др., ялуторовчане хранят память.

Однако вернемся к прерванному рассказу. В 1819 году Н. В. Басаргин был выпущен прапорщиком из Муравьевского училища колонновожатых, затем служил подпоручиком 31-го егерского полка; был с мая 1821 года адъютантом начальника Главного штаба П. Д. Киселева, хорошего знакомого Пушкина. В своих «Записках» Басаргин рассказывает о своих встречах с Пушкиным в Тульчиие (февраль 1821 года) и Одессе (июль-август 1823 года).

А теперь пройдем к так называемой «Желтой часовне», расположенной в середине кладбища. У ее правой стены, на 8-м участке, заметна поржавевшая высокая ажурная ограда, под сгнившим балдахином. Под ним среди мусора и сухих веток располагаются черные каменные плиты – надгробия графов Ростопчиных – Федора Васильевича, известного вельможи павловских времен, главнокомандующего Москвы в 1812 году, его сына – Андрея Федоровича (1813–1892) – литератора, и жены сына – Евдокии Петровны, урожденной Сушковой (1811–1858) – известной русской поэтессы.

Творчество Е. П. Ростопчиной было очень популярно среди передовой молодежи конца двадцатых – начала тридцатых годов. Первое ее напечатанное стихотворение «Талисман» появилось благодаря усилиям П. А. Вяземского в 1831 году в «Северных цветах». Однако к этому времени юную поэтессу уже знали по ходившему по рукам стихотворению «К страдальцам-изгнанникам», посвященному ссыльным декабристам. Вот несколько строк из него:

Соотчичи мои, заступники свободы, О вы, изгнанники за правду и закон! Нет, вас не оскорбят проклятием народы. Вы не услышите укор земных племен! Пусть сокрушались вы о силу самовластья, Пусть угнетают вас тирановы рабы, — Но ваш терновый путь, ваш жребий лучше счастья И стоит всех даров изменчивой судьбы!.. Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести И цепи рабства снять с России молодой, Но вы страдаете для родины и чести, И мы признания вам платим долг святой.

Не многие в те годы наравне с А. С. Пушкиным («Во глубине сибирских руд…», 1827) нашли в себе гражданское мужество открыто вступиться за «государственных преступников», как официально тогда именовали декабристов! Но и позже, выйдя по настоянию родственников в 1833 году замуж за графа Андрея Федоровича Ростопчина, она не устрашилась в стихотворении «Насильный брак» (1845), хотя и в аллегорической форме, написать об угнетении Польши русским самодержавием. Стихи, по совету Н. В. Гоголя напечатанные сначала в России, а затем перепечатанные в Лондоне герценовской «Полярной звездой», вызвали большой общественный резонанс. По распоряжению Николая I мятежная графиня была выслана из столицы.

В петербургском доме Ростопчиных часто бывали А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский, Н. В. Гоголь, Д. В. Григорович и другие литераторы пушкинского времени, а впоследствии ее близкий друг – М. Ю. Лермонтов. Музыкальные вечера, устраиваемые Ростопчиной, посещали М. И. Глинка, Ференц Лист, Полина Виардо и другие музыканты, певцы и композиторы.

Однако в историю русской поэзии Евдокия Петровна Ростопчина вошла не только благодаря стихотворениям, посвященным общественной тематике. Она сотрудничала в пушкинском «Современнике», «Сыне Отечества», «Отечественных записках» и других журналах, публикуя тонкие и проникновенные лирические произведения. Ее стихи переложили на музыку М. И. Глинка, А. Г. Рубинштейн, А. С. Даргомыжский. На слова «И больно и сладко…» создал один из лучших своих романсов П. И. Чайковский. На тексты Ростопчиной писали романсы также П. П. Булахов, А. И. Дюбюк, М. М. Ипполитов-Иванов… Ей посвящали свои лучшие строки почти все поэты ее времени. Одним из таких произведений было стихотворение М. Ю. Лермонтова «Додо», отличавшееся глубиной содержания и внутренним теплом:

Умеешь ты сердца тревожить, Толпу очей остановить, Улыбкой гордой уничтожить, Улыбкой нежной оживить…

Впервые Ростопчина увидела Пушкина 5 апреля 1827 года на пасхальном гулянии «под Новинским» в Москве; знакомство их произошло в декабре года на балу у Д. В. Голицына, когда она начала выезжать в свет. В этот вечер она танцевала и долго разговаривала с Пушкиным, читала ему свои первые стихи. Об этом Ростопчина рассказывала в стихотворении «Две встречи»:

Толпа рванулася вперед… И мне сказали: «Он идет! Он, наш поэт, он, наша слава, Любимец общий!..» Величавый В своей особе небольшой, Но смелый, ловкий и живой, Прошел он быстро предо мной… … На бале блестящем в кипящем собранье, Гордясь кавалером и об руку с ним, Вмешалась я в танцы… и счастьем моим В тот вечер прекрасный весь мир озлащался. Он с нежным приветом ко мне обращался, Он дружбой без лести меня ободрял, Он дум моих тайну разведать желал…

31 марта1831 года Пушкин с женой и Е. П. Ростопчиной находились в одной карете во время санного катания, устроенного С. И. и Н. С. Пашковыми. В зиму 1836–1837 годов, незадолго до своей гибели, поэт вместе с В. А. Жуковским и П. А. Вяземским часто бывали на обедах у Ростопчиных в Петербурге. Поэт отдавал должное поэтическому таланту Ростопчиной, но говорил, что «если пишет она хорошо, то, напротив, говорит очень плохо». П. И. Бартенев также сообщал, что дарование Ростопчиной «ценил Пушкин, бывавший в ее доме обычным гостем». Помимо стихотворения «Две встречи», с Пушкиным связаны еще два стихотворения поэтессы: «Черновая тетрадь Пушкина» и «Где мне хорошо». В 1858 году Ростопчина передала Александру Дюма по его просьбе свой французский перевод стихотворения Пушкина «Во глубине сибирских руд…»

А. С. Пушкин был хорошо знаком и с мужем Евдокии Петровны – Андреем Федоровичем, писателем-библиографом, а также почтенным членом петербургской Публичной библиотеки, тайным советником.

Стою перед заброшенной могилой замечательной русской поэтессы и мужественной женщины, «женского гения», по выражению Александра Дюма-отца, – и думается мне, что она достойна лучшей нашей памяти. По свидетельству П. А. Россиева, за могилами Ростопчиных вплоть до своей смерти, последовавшей в 1893 году, ухаживал писатель С. П. Сушков, брат Евдокии Петровны, горячо ее любивший. С тех пор их могилы отмечены поразительной печатью забвения и запустения.

Пятницкое кладбище еще недостаточно изучено, поэтому могилы остальных знакомых Пушкина – А. Н. Дьякова, А. В. Глазунова, П. М. Строева, Д. Е. Цицианова и его дочери Е. Д. Цициановой пока не найдены. Возможно, что некоторые из них и сохранились.

Андрей Васильевич Глазунов (ск. 1877) – московский книгопродавец, владел в Петербурге книжной лавкой. В этой лавке в 1835 году продавалась только что вышедшая «История Пугачевского бунта». По желанию Пушкина А. А. Краевский послал Глазунову для продажи 25 экземпляров «Современника» (сентябрь 1836 года). В конце этого же года поэт направил в «комиссию для продажи» книжной лавки Глазунова свои «Повести Белкина».

В мае 1836 года Пушкин сообщил жене из Москвы о свадьбе Алексея Николаевича Дьякова с Елизаветой Алексеевной Окуловой – сестрой Матвея Алексеевича Окулова, родственника П. В. Нащокина. Возможно, поэт и присутствовал на этой свадьбе. С Алексеем Николаевичем Дьяковым (1790–1837) – офицером лейб-гвардии Гусарского полка Пушкин познакомился в лицейские годы, когда общался с офицерами, расквартированными в Царском Селе. А. Н. Дьяков дослужился до полковничьего чина.

Павел Михайлович Строев (1796–1876) – академик, археограф и историк, сотрудник «Московского вестника», возглавляемого М. П. Погодиным, автор книги «Ключ к истории Государства Российского Н. М. Карамзина» (М., 1836). На выход в свет «Ключа» Пушкин откликнулся в «Современнике» краткой заметкой, в которой писал: «Издав сии два тома, г. Строев оказал более пользы русской истории, нежели все наши историки с высшими взглядами, вместе взятые». В библиотеке поэта сохранились сочинения историка. Пушкин познакомился с ним, возможно, сразу же по возвращению из Михайловской ссылки, когда начал сотрудничать вместе со Строевым в погодинском «Московском вестнике».

В марте 1830 года Пушкин писал П. А. Вяземскому о необходимости издания «Ключа» Строева. В конце сентября 1832 года Пушкин был со Строевым на обеде у С. С. Уварова. В начале октября того же года Строев писал В. Д. Сухорукову – издателю альманаха «Русская старина»: «Пушкин в Москве – не хотите ли что написать ему…» Пушкин и Строев были коллегами-академиками по Отделению русского языка и словесности.

В своих «Записках знатной дамы» А. О. Смирнова-Россет рассказывает о своем родственнике по матери князе Дмитрии Евсеевиче Цицианове (1747–1835), «сделавшемся известным своим хлебосольством и расточительностью да еще привычкой лгать вроде Мюнхаузена». Пушкин, по-видимому, познакомился с Цициановым во время своих приездов в Москву. Поэт упоминает князя в своем «Воображаемом разговоре с императором Александром I» (1825): «Ваше величество, вспомните, что всякое слово вольное, всякое сочинение противузаконное приписывают мне так, как всякие остроумные вымыслы князю Цицианову. От дурных стихов не отказываюсь, надеясь на добрую славу своего имени, а от хороших, признаюсь, и силы нет отказываться. Слабость непозволительная».

С дочерью Цицианова, княжной Елизаветой Дмитриевной (1800–1885), Пушкин участвовал 1 марта 1831 года в санном катании под Москвой, о котором уже неоднократно упоминалось.

В предыдущих главах было рассказано о друзьях, родственниках и знакомых А. С. Пушкина, похороненных на сохранившихся московских кладбищах. Дальнейший наш рассказ будет о кладбищах, которые сейчас уже не существуют.

Несохранившиеся кладбища

Данилов монастырь

Я говорю: промчатся годы, И сколько здесь ни видно нас, Мы все сойдем под вечны своды — И чей-нибудь уж близок час. А. С. Пушкин

Расположен Данилов монастырь на юге Москвы, в районе Даниловской площади (площади Серпуховской заставы). Основан он в 1282 году (это самый старый монастырь Москвы) князем Московским Даниилом Александровичем – младшим сыном Александра Невского.

Монастырское кладбище занимало северо-западную часть его территории. После закрытия монастыря в 1929 году все его помещения и хозяйства передали под детский приемник-распределитель, куда поступали в основном беспризорники до 16 лет. В мае 1931 года монастырский некрополь был ликвидирован.

На монастырском кладбище было погребено 13 друзей и знакомых А. С. Пушкина. Как уже говорилось, прах Н. В. Гоголя, поэтов А. С. Хомякова и Н. М. Языкова перенесли на Новодевичье кладбище. Остальные могилы исчезли навсегда. Но благодаря рукописной работе А. Т. Саладина, его фотографиям монастырского некрополя, а также фотографиям А. Т. Лебедева, сделанным в 1929–1930 годах, можно установить точное место их погребения и дать описание надгробий, стоявших на их могилах.

У А. Т. Саладина сказано: «Идем по широкой дорожке к настоятельскому дому. Здесь у бокового входа в дом находится могила Н. В. Гоголя. Была вначале гранитная глыба с крестом. Она между настоятельским домом и собором».

Ю. Н. Бураков в своей книге «Под сенью монастырей московских» дает более полное описание надгробия Гоголю: «На могиле Гоголя было установлено два памятника – один, с восточной стороны, представлял высокий саркофаг из черного мрамора с надписью наверху: “Здесь погребено тело Н. В. Гоголя, род. 1809 г., сконч. 21 февраля 1852 г.”; на передней грани – “Горьким словом моим посмеюся. Иеремия, гл. 20, ст. 8 ”, на левой – “Муж разумный перестал чувствия. Притчей, гл. 14, ст. 34”; на правой – “Истинным же уста исполним смеха, устие же их исповедания. Иова, гл. 8, ст. 21”. Памятник с западной стороны могилы – гранитная глыба с высоким крестом из толстых спаянных медных пластинок. На глыбе вырублены слова: “Ей, гряди, Господи Иисусе. Апок., гл. 22, ст. 20”. Над могилой Гоголя постоянно горела неугасимая лампада».

«Близ Гоголя, – продолжает А. Т. Саладин, – покоится его друг Николай Михайлович Языков». Рядом же с Николаем Михайловичем Языковым был похоронен его старший брат Александр Михайлович (1799–1874), помещик Симбирской губернии.

В письме от ноября 1826 года Н. М. Языков просил брата познакомиться с Пушкиным, когда тот приедет в Петербург. «Радуюсь, что ты знакомишься с Пушкиным», – писал он Александру Михайловичу в июне 1827 года. В начале 1828 года Николай Михайлович получил от Пушкина через брата опубликованные главы «Евгения Онегина».

11–12 сентября 1833 года, по пути в Казань и Оренбург, поэт посетил братьев Языковых, проживавших в селе Языково, в 65-ти верстах от Симбирска. На обратном пути, в последние дни сентября, Пушкин снова заехал в Языково, «застал всех трех братьев и отобедал с ними очень весело». В этот приезд поэт читал им «Гусара» и «несколько пассажей» из комедии Гоголя «Чиновник», а также рассказал о своей поездке для сбора «сказаний о Пугачеве».

В начале февраля 1834 года Александр Михайлович Языков сообщил Пушкину, что Д. В. Давыдов рекомендует поэту помещика Бузулукского уезда Оренбургской губернии, обладающего любопытными материалами о Пугачеве. В сентябре того же года А. М. Языков заехал к Пушкину в Болдино «на несколько часов» и пригласил его в Языково на свою свадьбу. Пушкин показывал ему «Историю Пугачева», несколько сказок в стихах и «историю рода Пушкиных» и передал с ним письмо Н. М. Языкову об издании альманаха или журнала.

Александр Михайлович Языков по просьбе брата собирал народные песни и сказки, которые очень ценил Пушкин. Как следует из его писем брату, он высоко оценивал «Бориса Годунова» и скептически отнесся к сказкам и историческим работам Пушкина.

Обратимся вновь к записям А. Т. Саладина: «Рядом с Языковым памятник А. С. Хомякову. Здесь же высится колонна белого мрамора Юрия Ивановича Венелина…» На памятнике было высечено: «Юрию Ивановичу Венелину одесские болгары. Род. 1802, ум. 1839 г. Напомнил свету о забытом, но некогда славном, могущественном племени болгар и пламенно желал видеть его возрождение. Боже всемогущий! Услышь молитву Твоего раба!»

Юрий Иванович Венелин (настоящая его фамилия Хуца (1802–1839) – карпатский русин-славяновед, филолог, сотрудник погодинского «Московского вестника», видный исследователь славянских языков и истории славянских народов. Ему, наряду с замечательными научными прозрениями, было свойственно и ошибаться; он, в частности, преувеличивал историческую и культурную близость славян. Венелин вел борьбу против сторонников норманского происхождения Руси. Он стремился все «ославянить», считал славян древнейшим народом мира.

Венелин был хорошо знаком с А. С. Пушкиным. Так, 27 марта 1829 года они встречались на завтраке у М. П. Погодина, где были также А. Мицкевич, М. С. Щепкин и др. Затем они виделись у Погодина в следующем году 22 марта, и у него же 29 апреля по случаю новоселья. Об этом торжестве свидетельствует коллективное письмо С. П. Шевыреву в Рим; под ним, среди прочих, стоят подписи Пушкина и Венелина. Как указывает Л. А. Черейский, в письмах из Петербурга, датированных январем – февралем 1830 года, Венелин сообщал Погодину о встречах с Пушкиным и скептически отзывался о нем как о писателе. Известно также, что в апреле 1833 года Погодин просил Пушкина похлопотать перед Российской Академией об оказании Венелину материальной помощи.

В 1968 году делегация Народной Республики Болгарии хотела возложить на могилу Ю. И. Венелина венок вечной памяти, но не смогла этого сделать: могила славяноведа давно исчезла. Во время реставрации Данилова монастыря Болгария преподнесла русской патриархии беломраморную доску Ю. И. Венелину, которая была вмонтирована на внутренней монастырской стене.

«Налево от собора, ближе к монастырской стене, с краю дорожки, около большой часовни, погребен Михаил Александрович Дмитриев (1796–1866)», – писал А. Т. Саладин.

М. А. Дмитриев – поэт, племянник баснописца И. И. Дмитриева, воспитанник Благородного пансиона при Московском университете, посещал лекции А. Ф. Мерзлякова и М. Т. Каченовского. С 1811 года он – «архивный юноша» – зачислен в Московский архив коллегии иностранных дел.

Вскоре началась литературная деятельность М. А. Дмитриева: вышел из печати его перевод басен Флориана. В 20-х годах его оригинальные стихи регулярно публикуются в московских журналах. В начале 1824 года К. Ф. Рылеев рекомендует его в члены «Вольного общества любителей российской словесности». Однако настоящую литературную известность Дмитриеву принесли не стихи, а критические статьи и остроумные, искрящиеся эпиграммы. Его сатиры высоко оценивали Н. В. Гоголь и В. А. Жуковский, который, рассказывают, при чтении «Двенадцати сонных статей» – Дмитриевской пародии на его баллады, «хохотал от всей души и назвал их своими внучками».

С А. С. Пушкиным они были знакомы со второй половины 1820-х годов. В это время появляются дмитриевские статьи о пушкинском «Бахчисарайском фонтане» (1824), IV и V главах «Евгения Онегина» (1828). Отношение Пушкина к критической деятельности Дмитриева было неровным, иногда отрицательным, но неизменно доброжелательным. В 1827 году Дмитриев, к тому времени уже оставивший службу в архиве и получивший место в Московском надворном суде, по просьбе Пушкина передал на просмотр в цензуру его поэму «Братья разбойники». В августе 1830 года они встретились на похоронах В. Л. Пушкина.

Литературная деятельность М. А. Дмитриева особенно развернулась с начала 40-х годов. Именно тогда выходит стихотворный цикл «Старик», сборник «Московские элегии», талантливые переводы Горация, не утратившие своего значения и поныне, а позднее – мемуарная книга «Мелочи из запаса моей памяти» (1854). Эту книгу, вышедшую вторым изданием, значительно расширенным, уже после смерти автора в 1869 году, профессор Московского университета Н. С. Тихонравов называл «настольною книгою у всех занимающихся историей русской словесности».

В своем стихотворении «Ваганьковское кладбище» (1845) М. А. Дмитриев писал:

Есть близ заставы кладбище; его – всем знакомое имя… Тут я хотел бы лежать, под зеленой травой и под тенью!

Но судьбой ему было уготовлено другое. А. Т. Саладин указывает местоположение еще одной могилы: «Близко от входа в церковь Святой Живоначальной Троицы покоится друг Хомякова Александр Иванович Кошелев (1806–1883)».

А. И. Кошелев – воспитанник Московского университета, чиновник Московского архива Министерства иностранных дел («архивный юноша»), впоследствии общественный деятель-славянофил, издатель журналов «Русская беседа» и «Сельское благоустройство».

Знакомство Пушкина с Кошелевым началось после возвращения поэта из Михайловской ссылки. В своих «Записках» Кошелев вспоминает о встречах с Пушкиным у В. А. Жуковского, Карамзиных и в литературных кругах: «Пушкина я знал довольно коротко, встречал его часто в обществе: бывал я и у него; но мы друг к другу не чувствовали особой симпатии». 16 мая 1828 года Кошелев присутствовал у Лавалей на чтении Пушкиным «Бориса Годунова». Он писал тогда своей матери «о создании драмы, которою всегда будет гордиться Россия». 16 января 1830 года Пушкин и Кошелев были у Жуковского по случаю отъезда И. В. Киреевского за границу. Наконец, о своей встрече с Пушкиным у А. М. Щербининой – дочери президента Академии наук княгини Е. Р. Дашковой – Кошелев 20 февраля 1831 года писал из Москвы В. Ф. Одоевскому: «Пушкин очень мне обрадовался… Он познакомил меня с своей женой, и я от нее без ума».

Дмитрий Николаевич Арсеньев (1799–1846) – отставной полковник лейб-гвардии Уланского полка, впоследствии камергер, обращался к Пушкину за содействием по делу о какой-то нанесенной ему «обиде» в конце 1836 года.

Декабрист Дмитрий Иринархович Завалишин (1804–1892) – лейтенант 8-го флотского экипажа, член «Северного общества», был осужден на двадцать лет каторги, отбывал ее под Читою и там же был в ссылке. Оставил рукопись с заметками о Пушкине, частично опубликованную. Из нее следует, что Завалишин был лично знаком с Пушкиным, встречался с ним у Рылеева и братьев Кюхельбекеров еще до южной ссылки поэта (до мая 1820 года).

Василия Дмитриевича Олсуфьева (1796–1858) – корнета, а затем ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка – Александр Сергеевич знал еще по Царскому Селу и Петербургу. Он – автор дневника о встречах с поэтом в 1818–1819 годах. Олсуфьев упомянут поэтом в стихотворении «Веселый вечер в жизни нашей…» (1819). С Олсуфьевым и другими лицами Пушкин провожал до Кронштадта в июне 1832 года В. А. Жуковского, уезжавшего за границу.

В 1838–1840 годах В. Д. Олсуфьев был московским губернатором, а вице-губернатором у него служил Сергей Дмитриевич Киселев, друг А. С. Пушкина, о котором уже было рассказано в главе о Ваганькове.

В сентябре 1833 года в Симбирске Пушкин познакомился с Самсоном Дмитриевичем Раевским (1803–1868) – капитаном лейб-гвардии Семеновского полка, с 1834 года отставным полковником, помещиком Елатомского уезда Тамбовской губернии.

В 1986 году Историческая секция Московского отделения ВООПИК (Общества охраны памятников истории и культуры) обратилась с просьбой к Патриарху об установлении на территории монастыря мемориальной доски для увековечения памяти выдающихся деятелей науки и культуры. Но положительного ответа не последовало.

Алексеевский женский монастырь

Вчера до ночи просидел я на кладбище, все смотрел вокруг себя; полустертые слова я разбирал…

М. Ю. Лермонтов

Алекссевский женский монастырь был основан в 1360 году митрополитом Киевским и Владимирским Алексеем. За более чем 600-летнюю историю монастырь сменил три адреса. В 1838 году в связи со строительством Храма Христа Спасителя располагавшийся на том месте Алексеевский монастырь был переведен в Красное Село. В 1841 году в монастыре было открыто богатое монастырское кладбище (Верхняя Красносельская ул.). В некрополе монастыря были похоронены знакомые Пушкина: А. Ф. Вельтман, Ф. Ф. Вигель, В. Д. Корнильев, П. П. Кроткова, Н. А. Рамазанов, В. Н. Репнина, С. С. Хлюстин, А. Ф. Шаликова и Н. П. Шаликова. В 1930 году постройки Алексеевского женского монастыря были частично разобраны в связи с реконструкцией Верхней Красносельской улицы. По этой же причине не сохранился и некрополь монастыря.

Среди знакомых Пушкина, здесь захороненных, наиболее интересным человеком, как нам представляется, был Александр Фомич Вельтман (1800–1870), член-корреспондент Российской Академии наук, автор романов «Странник», «Кощей Бессмертный», многих драм, повестей, сказок в стихах, ряда исторических трудов, в том числе по археологии.

А. Ф. Вельтман – воспитанник Муравьевского училища для колонновожатых, затем он – поручик Квартирмейстерской части, участник военно-топографической съемки Бессарабии (1817–1822). С Пушкиным познакомился тогда же, в Кишиневе, встречались они «почти каждый вечер» в кругу офицеров Генерального штаба, у М. Ф. Орлова, И. П. Липранди, у самого Вельтмана и в кишиневском обществе. Их связывали любовь к поэзии, большой интерес к молдавскому фольклору. Вельтман читал Пушкину свою молдавскую сказку «Янко-чабан», от которой тот «хохотал от души». По свидетельству И. П. Липранди, Вельтман был одним из тех, кто «мог доставлять пищу уму и любознательности Пушкина».

После отъезда Пушкина из Бессарабии они не виделись более семи лет и встретились уже в Москве в 1831 году, после женитьбы Пушкина. Познакомившись с Натальей Николаевной, Вельтман сказал: «Ты – поэт, а жена твоя – воплощенная поэзия». Как сообщает Вельтман, Пушкин собирался было написать разбор его первого романа «Странник», но, видимо, «обстоятельства заставили его забыть об этом, но я дорого ценю это намерение».

В 1832 году Пушкин, желая помочь бедствующему композитору А. П. Есаулову (автору нескольких романсов на стихи поэта), выбрал сюжет из Шекспира для сказочной оперы, а либретто предложил написать Вельтману. В библиотеке Пушкина сохранилась книга Вельтмана – его переложение «Слова о полку Игореве», которую автор послал Пушкину, когда тот занимался этим древнерусским памятником. На одной из пяти других подаренных Вельтманом книг стоит такая дарственная надпись: «Первому поэту России от сочинителя».

Пушкин высоко оценивал прозаический талант Вельтмана. В письме к Е. М. Хитрово от 8 мая 1831 года он писал о только что вышедшем из печати романе «Странник»: «В той немного вычурной болтовне чувствуется настоящий талант. Самое замечательное то, что автору уже 35 лет, а это его первое произведение». Этот роман принес автору завидную популярность, и Вельтман с начала 30-х годов почти ежегодно пишет и печатает свои романы и повести, а с середины 40-х годов приступает к обширной эпопее (из пяти романов): «Приключения, почерпнутые из моря житейского».

О поразительной творческой энергии Вельтмана, его необыкновенной работоспособности писал М. П. Погодин: «Он принадлежит к числу тех московских типических тружеников, которые работают с утра до вечера в своем кабинете, никуда и никогда почти не выходят из дому, кроме случайных необходимостей, не знают никаких на свете удовольствий и всецело преданы делу. Подражателей им желать бесполезно, ибо могут ли найтись охотники корпеть над письменным столом или за книгами часов по 15-ти в день?..»

Наряду с сочинительством неугомонный Вельтман всецело отдавался и научной работе. Из печати вышло множество его научных трудов по русской истории и мифологии славянских народов, по истории Скандинавии (последнее занятие – дань уважения отцу, выходцу из Швеции). Кроме того, он проявил свои достоинства и на гражданском, и на общественном поприще. Будучи участником русско-турецкой войны (1828–1829), Вельтман явил чудеса храбрости. С 1842 года он помощник директора Московской Оружейной палаты (директором был М. Н. Загоскин, известный романист), а в 1852 году, после кончины Загоскина, – директор Оружейной палаты в Московском Кремле. Как уже говорилось, в 1854 году Вельтман стал членом-корреспондентом Академии наук, в 1861 году – членом-корреспондентом Русского археологического общества; он был также членом «Общества истории и древностей российских» и «Общества любителей российской словесности».

На стихи Вельтмана писали музыку композиторы А. А. Алябьев («Как денница появится…», романсы «Не для меня» и «Тайна»), А. С. Даргомыжский (два хора для незаконченной оперы «Рогнеда»), В. Всеволожский, И. Иогель и др. А песню его «Из повести в стихах «Муромские леса»:

Что отуманилась, зоренька ясная, Пала на землю росой? Что ты задумалась, девушка красная, Очи блеснули слезой? —

часто поют и в наши дни.

С Филиппом Филипповичем Вигелем (1786–1856) Пушкин познакомился вскоре после окончания Лицея, и встречались они в литературном обществе «Арзамас», членами которого состояли, у Олениных и других общих знакомых (1817–1820). Дальнейшие встречи происходили на Юге, в Кишиневе и Одессе (1823–1824). В ту пору Вигель был чиновником по управлению Новороссийской губернией и Бессарабской областью. Их общение носит почти дружеский характер. Пушкин читает Вигелю первые главы «Онегина». Вигель был посвящен в детали взаимоотношений Пушкина с И. Н. Инзовым и М. С. Воронцовым и иногда заступался за поэта.

После отъезда Пушкина на север Вигель повышен в должности, теперь он бессарабский вице-губернатор (декабрь 1824 – июнь 1826), затем недолго керченский градоначальник. Позже переводится на службу в Департамент иностранных вероисповеданий, сначала на должность вице-директора, а затем директора.

По возвращении Пушкина из ссылки их встречи возобновляются. Так, они виделись в Москве – в феврале 1827 года в Итальянской опере и в марте 1829 года у А. Я. Булгакова, а также в Петербурге – в декабре 1829 года у Карамзиных и 5 февраля 1830 года в доме Вигеля.

Летом 1832 года в письме Пушкину Вигель одобрил его проект издания «политической и литературной газеты», попутно предупредив поэта об интригах С. С. Уварова. 7 января 1834 года, после визита Вигеля, Пушкин записал в своем дневнике: «Я люблю его разговор – он занимателен и делен, но всегда кончается толками о мужеложстве». По-видимому, этим обстоятельством и были навеяны строки стихотворения «Из письма к Вигелю»:

Проклятый город Кишинев! Тебя бранить язык устанет. Когда-нибудь на грешный кров Твоих запачканных домов Небесный гром конечно грянет, И – не найдут твоих следов! Так, если верить Моисею, Погиб несчастливый Содом.

Явный порок Вигеля побудил поэта ввести в послание эпизод из Библии: города Содом и Гоморра были истреблены именно за этот грех, распространенный среди тамошних жителей. А заканчивает свое послание Пушкин добродушно-шутливыми строками:

Однако ж кое-как, мой друг, Лишь только будет мне досуг, Явлюся я перед тобою; Тебе служить я буду рад — Стихами, прозой, всей душою, Но, Вигель – пощади мой зад!

В 1830-х годах Пушкин и Вигель были частыми посетителями «суббот» В. А. Жуковского. Летом 1836 года Вигель передал Пушкину для опубликования в «Современнике» свою статью о Польше, но цензура не пропустила ее. В конце того же года поэт попросил В. Ф. Одоевского прислать для журнала другую статью Вигеля – «критику на Булгарина», о которой ему было известно от автора. Уже после смерти поэта Вигель писал о нем В. Ф. Одоевскому: «Я также знал его, дивился ему и всей душой любил его».

Корнильев (Карнильев) Василий Дмитриевич (1793–1851) – литератор, коллежский асессор, хорошо знал А. С. Пушкина, Е. А. Баратынского, А. А. Дельвига и М. П. Погодина. Познакомился с Пушкиным в 1818 году у Карамзиных. В 1826 году в Москве Корнильев присутствовал у П. А. Вяземского на чтении Пушкиным «Бориса Годунова». Наездами в Петербурге он часто бывал у Дельвига, где встречался с Пушкиным. Сохранилась его записка к Пушкину по поводу смерти дяди поэта – В. Л. Пушкина: «Корнильев приезжал разделить горесть о потере лучшего из людей». В 1817–1819 годах Василий Дмитриевич служил в Министерстве юстиции, в 1825-м вышел в отставку, стал управляющим делами и имениями князей И. Н. и Е. А. Трубецких.

Прасковья Петровна Кроткова (1805–1860) – болдинская соседка поэта, в 1830-х годах жила в Москве, где она и встречалась с Пушкиным. Сохранилась запись рукой Пушкина народной песни «Как у нас было на улице», сделанная в 1833 году у Кротковой, и, вероятно, тогда же поэт подарил Прасковье Петровне свой портрет работы В. Ваньковича.

Среди знакомых Пушкина была и Варвара Николаевна Репнина (1808–1891) – княжна, дочь Н. Г. Репнина, малороссийского генерал-губернатора, с 1834 года члена Государственного совета. Сохранилось ее письмо к матери от 22 декабря 1831 года из Петербурга о придворном бале в Аничковом дворце с упоминанием о Н. Н. Пушкиной, которая, по ее словам, «действительно великолепна». Сохранилось два письма Пушкина к ней и одно письмо Репниной к поэту.

Прямых свидетельств знакомства Пушкина со скульптором Николаем Александровичем Рамазановым (1817–1867), учеником Б. И. Орловского, нет. Но еще учась в Академии художеств (с 1827 года), он изваял небольшую статуэтку «Немец, загулявший на празднике», которая разошлась во многих отливках и, возможно, была известна Пушкину. Это ему, Николаю Александровичу Рамазанову, рассказывал В. А. Тропинин о судьбе своего пушкинского портрета.

Скульптор был хорошим знакомым Н. В. Гоголя, а в 1854 году создал вызывающий интерес и уважение посмертный бюст великого писателя. Он автор нескольких монументально-декоративных работ, выполненных для Храма Христа Спасителя и Большого Кремлевского дворца. Большой заслугой Рамазанова явилось собирание материалов по истории русского изобразительного искусства. В 1863 году в Москве вышла его книга «Материалы для истории художеств в России», не потерявшая своей ценности и в наши дни.

Достаточно сложные отношения были у Пушкина с Семеном Семеновичем Хлюстиным (1810–1844) – племянником графа Ф. И. Толстого («Американца»). С. С. Хлюстин – офицер лейб-гвардии Уланского полка, участвовал в русско-турецкой войне (1828–1829). В 1830 году вышел в отставку и служил чиновником для особых поручений при Министерстве иностранных дел (вместе с братом поэта – Л. С. Пушкиным); он помещик села Троицкого Медынского уезда Калужской области, сосед Гончаровых по имению Полотняный завод. Был дружен с М. Ф. Орловым и переводил на французский язык его книгу «О государственном кредите». По свидетельству А. Н. Гончаровой, Хлюстин владел «прелестной библиотекой». Он был действительным членом Общества испытателей природы и членом-сотрудником Общества любителей словесности при Московском университете.

Первое упоминание о Хлюстине встречается в письме Пушкина к жене (конец 1834 года), в котором он упрекает ее за желание выдать свою сестру Екатерину Николаевну замуж за Хлюстина. В том же письме Пушкин сообщает о совместном обеде и разговоре с Хлюстиным относительно поездки поэта в Полотняный завод. Встречались они и позднее, а в начале 1836 года между Пушкиным и Хлюстиным произошла серьезная размолвка из-за противоположных оценок творчества Ф. В. Булгарина. После объяснения в письмах и вмешательства друзей ссору удалось погасить и до дуэли дело не дошло. Об окончательном примирении свидетельствует то, что в середине февраля 1836 года Пушкин посылал с Хлюстиным письмо В. А. Соллогубу в Тверь.

Близким другом дяди поэта В. Л. Пушкина был князь поэт П. И. Шаликов. Пушкин, бывая у дяди, познакомился с ним, считал его человеком, достойным уважения. Бывал у него дома, знал также его жену, княгиню Александру Федоровну (1794–1867), и дочь – Наталью Петровну (1815–1878), будущую писательницу. Сохранилась последняя глава «Евгения Онегина» (1832) с надписью, сделанной рукой Пушкина: «От автора. П. Наталье Шаликовой» («П», то есть Пушкин, и «Наталье Шаликовой» написано по-французски).

Н. П. Шаликова писала повести и рассказы, которые печатались в «Современнике», «Русском вестнике», «Беседе». Их встречи с Пушкиным могли происходить в семье ее родителей и в московском обществе.

Сохранилась фотография их надгробий, выполненная в 1930 году А. Т. Лебедевым.

Сейчас с трудом можно определить местонахождение былого Алексеевского монастыря. Уцелели всего три постройки: на Верхней Красносельской стоит храм Алексея, человека Божьего; восточнее его, через вновь проложенную магистраль, высится пятиглавый храм Всех Святых, некогда стоявший почти в центре кладбища. Неподалеку стоят два пятиэтажных типовых корпуса (2-й Красносельский переулок, д. 5–7) – надстроенные тремя этажами бывшие сестринские кельи.

Необходимо установить на каком-либо из сохранившихся монастырских зданий памятную мемориальную доску о захороненных здесь достославных гражданах России, среди которых друзья и знакомые А. С. Пушкина.

Лазаревское кладбище

Каждый человек есть вселенная, которая с ним родилась и с ним умрет. Под каждым надгробным камнем погребена целая всемирная история, и история каждого существования имеет свой интерес.

Г. Гейне

Лазаревское кладбище было открыто в 1750-х годах в районе Марьиной рощи и названо так по кладбищенской церкви Лазаря. При реконструкции Москвы Лазаревское кладбище было упразднено. Там были похоронены знакомые Пушкина: М. В. Воронова, Ф. Н. Немцов, П. П. Новосильцев и А. П. Толстая.

Имеется упоминание о том, что при посещении Пушкиным города Старица он познакомился с красивой дочерью тамошнего помещика Марией Васильевной Вороновой (1816–1856).

По свидетельству В. А. Жуковского, Федор Николаевич Немцов (1794–1882) – дальний родственник Пушкина, отставной полковник, рассказывал Александру Сергеевичу, что, живя на Кавказе, он попал в плен к горцам и был освобожден черкешенкой, влюбившейся в него. Пушкин этот рассказ сделал сюжетом «Кавказского пленника» (Ф. Н. Немцов в 1818 году был подпоручиком лейб-гвардии Егерского полка, в 1820 году был переведен в другой полк штабс-капитаном).

Не исключено, что до 1811 года в Москве Немцов мог встречаться с Сашей Пушкиным в доме дальнего родственника поэта А. М. Пушкина.

Петр Петрович Новосильцев (1797–1869) в 1821–1836 годах был адъютантом московского генерал-губернатора Д. В. Голицына. Тогда-то, по-видимому, Пушкин и познакомился с ним. В июне 1831 года Пушкин из Петербурга писал Е. М. Хитрово: «Спасибо, сударыня, за «Революцию» Менье, я получил ее через Новосильцева». По утверждению Н. В. Гоголя, Новосильцев «был знаком всем нашим литераторам и вращался в их кругу». В молодости П. П. Новосильцев служил штабс-ротмистром и ротмистром в Кавалергардском полку, впоследствии занимал должности московского вице-губернатора и рязанского гражданского губернатора, имел придворное звание камергера.

Еще в лицейские годы Пушкин познакомился с семьей владельца крепостного театра в Царском Селе графа В. В. Толстого и его жены Анны Петровны (1794–1869). По словам А. О. Смирновой-Россет, дом Толстых «был центром для лицеистов». Пушкин посещал спектакли в их театре. Одной из актрис крепостного театра юный поэт посвятил стихотворения «К Наталье» («Так и мне узнать случилось…») и «К молодой актрисе».

Местоположение бывшего Лазаревского кладбища сейчас можно определить только приблизительно: часть его застроена кварталами жилых домов, а часть превращена в сквер. По этой горестной причине вряд ли представится возможность установить памятную мемориальную доску в районе захоронения знакомых поэта и других замечательных русских людей.

Новоспасский монастырь

И мне печаль могил понятна и близка, И я родным преданьям внемлю. И. Бунин

Монастырь этот существует с 1490–1491 годов на месте Васильцева стана на левом берегу Москвы-реки, у нынешнего Новоспасского моста. Пройти к монастырю ближе всего от станции метро «Таганская» по улице Б. Каменщики.

На территории монастыря, вокруг его соборов и церквей, а также внутри их похоронено 12 знакомых А. С. Пушкина. Кладбища при монастыре уже давно нет. У южной и западной стен еще несколько лет назад можно было видеть сохранившиеся надгробия некоторых захоронений, но среди них не было ни одного памятника знакомым Пушкина. Возможно, в Покровской церкви сохранились надгробия князю И. А. Гагарину и А. М. Щербининой, но найти их мне пока не удается.

В монастыре был погребен русский посланник в Бразилии действительный тайный советник Петр Федорович Балк-Полев (1777–1849). В мае 1828 года он присутствовал у Лавалей при чтении Пушкиным «Бориса Годунова». Пушкин мог также встречаться с ним у поэта И. П. Мятлева, женатого на дочери Балк-Полева.

Покоится здесь и знакомая Карамзина – Мария Дмитриевна Боборыкина (1782–1871). Пушкин и М. Д. Боборыкина были в гостях у Карамзина в июне 1827 года.

В Покровском соборе монастыря похоронен князь Иван Алексеевич Гагарин (1771–1832) – муж знаменитой актрисы Е. С. Семеновой. Пушкин не раз бывал в доме Екатерины Семеновны и встречался с ее мужем.

В Московском университете светлой личностью был профессор Иван Иванович Давыдов (1794–1863). Он поступил на кафедру А. Ф. Мерзлякова, читал русскую словесность, а когда была создана кафедра философии, то ее заведующим назначили Давыдова. Но он успел прочитать всего несколько лекций по истории философии, так как лекции запретили из-за свободомыслия, а кафедру закрыли.

В 1830 году, после смерти А. Ф. Мерзлякова, Давыдов занял кафедру истории русской литературы.

В 1832 году, когда Давыдов был уже известным ученым (математиком, физиком, историком, философом и словесником), имел звание академика, а А. С. Пушкин уже находился в зените своей поэтической славы, министр С. С. Уваров привез его в Московский университет. Читал лекцию И. И. Давыдов, профессор истории русской литературы. Рассказывает об этом событии очевидец, студент университета, впоследствии известный писатель И. А. Гончаров: «Когда он вошел с Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: в то время был в чаду обаяния от его поэзии… И вдруг этот гений, эта слава и гордость России – передо мною в пяти шагах! Я не верил глазам…

«Вот вам теория искусства, – сказал Уваров, обращаясь к нам, студентам, и указывая на Давыдова, – а вот и самое искусство», – прибавил он, указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно, заранее приготовленную. Мы все жадно впились глазами в Пушкина. Давыдов окончил лекцию. Речь шла о «Слове о полку Игоревом», разговор, который мало-помалу перешел в горячий спор. «Подойдите ближе, господа, – это для вас интересно», – пригласил нас Уваров, и мы тесной толпой, как стеной, окружили Пушкина, Уварова и обоих профессоров. Не могу выразить, как велико было наше наслаждение – видеть и слышать нашего кумира.

Я не припомню подробностей их состязания, – помню только, что Пушкин горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса, а Каченовский вонзал в него свой беспощадный аналитический нож. Его щеки ярко горели алым румянцем, и глаза бросали молнии сквозь очки… Пушкин говорил с увлечением, но, к сожалению, тихо, сдержанным тоном, так что за толпой трудно было расслушать. Впрочем, меня занимал не Игорь, а сам Пушкин.

С первого взгляда наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых потом не забудешь. В позе, в жестах, сопровождающих его речь, была сдержанность светского, благовоспитанного человека».

А вот портрет И. И. Давыдова, нарисованный тем же И. А. Гончаровым: «Высокого роста, несколько сутуловатый, с довольно благообразным лицом, умными серыми глазами, с мерными, округленными жестами, он держал себя с условным достоинством; речь его была плавная, исполнена приличия. Но от него веяло холодом, напускною величавостью, которая быстро превращалась в позу покорности и смирения при появлении какой-нибудь важной персоны из начальства <…>. Мы глубоко уважали и горячо ценили Каченовского, любили Надеждина, Шевырева, а Ивана Ивановича Давыдова почитали за ученого <…> и вместе ловкого практического человека, но симпатии, повторяю, у нас к нему не было. Ловким и практическим человеком мы считали его потому, что он был в большом ходу в московском обществе, занимал, кроме профессорской, другие должности <…> и был в большом фаворе у министра. Потом это подтвердилось: он перешел на службу в Петербург, на должность директора Педагогического института, нахватал чинов, звезд и достиг звания сенатора».

Далее И. А. Гончаров продолжает: «Но и Иван Иванович принес нам значительную дозу пользы тем, что знакомил нас <…> с историею философии и потом упражнял в русском языке практически».

Через несколько дней после посещения Московского университета Пушкин был зван на обед к С. С. Уварову, где также присутствовали И. И. Давыдов, М. А. Максимович и М. Г. Павлов – все как один ученые светила. Пройдет десять лет, уже не будет Пушкина, и Давыдов из желания угодить Уварову в «лекции по истории русской литературы не упомянул Пушкина»… Насколько же прозорливым оказался И. А. Гончаров в оценке своего учителя.

Кушникова Екатерина Петровна, урожденная Бекетова (1771–1827) – жена сенатора, племянника Н. М. Карамзина. Ее муж был когда-то адъютантом А. В. Суворова. Поэт встречался с ней и ее мужем у Карамзиных, Вяземских и в петербургском обществе.

Алексей Степанович Мельгунов (ск. 1871) – статский советник, был женат на княжне Александре Александровне Урусовой. 1 марта 1831 года супруги Мельгуновы участвовали с Пушкиным и его женой в санном катании, устроенном С. И. и Н. С. Пашковыми.

В Новоспасском монастыре нашла упокоение Екатерина Федоровна Муравьева, урожденная баронесса Колоколъцева (1771–1848) – мать декабристов Александра Михайловича и Никиты Михайловича Муравьевых, жена М. Н. Муравьева, куратора Московского университета, писателя. Она приходилась теткой поэту К. Н. Батюшкову.

Александр Пушкин познакомился с семьей Муравьевых, еще будучи лицеистом. 19 ноября 1818 года Пушкин, Е. Ф. Муравьева и другие знакомые выезжали в Царское Село для проводов уезжавшего в Италию К. Н. Батюшкова. В 1818–1819 годах Пушкин часто посещал Карамзиных, проживавших в ту пору в петербургском доме Муравьевых. В начале 1820 года Пушкин взял себе на память у Екатерины Федоровны прядь волос ее племянника – М. С. Лунина, человека, по словам Александра Сергеевича, «поистине замечательного», покидавшего тогда Петербург.

3 апреля 1830 года Пушкин присутствовал на всенощной, отслуженной в доме К. Н. Батюшкова по желанию Е. Ф. Муравьевой.

Существует версия, что Пушкин послал через Е. Ф. Муравьеву в Сибирь книгу А. П. Степанова «Постоялый двор» (СПб., 1835).

С Алексеем Павловичем Титовым (1815–1839) – цензором Московского почтамта, коллежским секретарем, М. П. Погодин 24 марта 1834 года передал письмо А. С. Пушкину.

Графиня Елизавета Петровна Чернышева, урожденная Квашнина-Самарина (1773–1828) была дальней родственницей А. С. Пушкина. По-видимому, семья Пушкиных была знакома с Чернышевыми еще до 1811 года. В августе 1833 и октябре 1834 годов Пушкин был у кавалерственной дамы Чернышевой и ее мужа обер-шенка графа Григория Ивановича Чернышева в их имении Ярополец Волоколамского уезда Московской губернии.

Был знаком Пушкин и с их дочерью Софьей Григорьевной Чернышевой-Кругликовой (1799–1847) – женой тайного советника И. Г. Чернышева-Кругликова. Будучи в Яропольце, поэт посетил и их семью. 26 августа 1833 года, через два дня после выезда из Яропольца в Москву, Пушкин писал жене о неудачном сватовстве ее брата Д. Н. Гончарова к сестре жены Чернышева-Кругликова – Надежде Григорьевне и переговорах Н. И. Гончаровой с Софьей Григорьевной.

В свои приезды в Москву А. С. Пушкин непременно встречался с коммерции-советником, московским издателем и книгопродавцом Александром Сергеевичем Ширяевым (ск. 1841). Он был комиссионером Пушкина по продаже его сочинений («Руслана и Людмилы», «Кавказского пленника», «Бахчисарайского фонтана», «Евгения Онегина» и др.). В письме, отосланном из Москвы в феврале 1827 года поэту В. И. Туманскому, Пушкин просил писать ему «на имя Погодина, к книгопродавцу Ширяеву в Москву». Сохранилось письмо Пушкина от 13 января 1831 года к П. А. Плетневу с просьбой: «Пришли мне, мой милый, экземпляров 20 “Бориса”… не то разорюсь, покупая его у Ширяева».

Книгопродавец оказывал поэту самые разнообразные услуги. Так, по просьбе Пушкина он должен был доставить в Тифлис «все напечатанное» им по возвращению из Закавказья П. С. Санковскому, чиновнику особых поручений при И. Ф. Паскевиче и редактору «Тифлисских ведомостей», о чем поэт известил Санковского в письме от 3 января 1833 года.

Известен круг лиц, которым Пушкин намеревался послать первый том «Современника», в том числе и А. С. Ширяеву.

В Покровском соборе монастыря погребена Анастасия Михайловна Щербинина, урожденная княжна Дашкова (1760–1831) – дочь княгини Екатерины Романовны Дашковой, ближайшей сподвижницы Екатерины II, президента Академии наук, автора «Записок».

21 февраля 1831 года А. И. Кошелев писал В. Ф. Одоевскому из Москвы о встрече накануне на балу у Щербининой с Пушкиным и его молодой женой. К этому же времени относится запись Пушкина (со слов Щербининой) о заговоре 1762 года, возведшем на престол Екатерину II.

Покровский монастырь

Вес тихо: мертвый сон в обители глухой. Но здесь живет воспоминанье: И путник, опершись на камень гробовой, Вкушает сладкое мечтанье. К. Батюшков

Покровский (Покрова Пресвятыя Богородицы) монастырь находился возле Абельмановской заставы (Таганская ул., д. 58). Основан на «комнатные деньги» царем Михаилом Федоровичем Романовым в 1635 году «на участке свободной земли и примыкающем к нему кладбище». На кладбище монастыря (в XVIII веке западную часть монастырской территории отвели под захоронения умерших от эпидемии) были похоронены семь знакомых А. С. Пушкина. Ныне на месте кладбища при Покровском монастыре располагается районный парк культуры и отдыха «Таганский».

В монастыре была похоронена родственница семьи Пушкиных, двоюродная племянница бабушки поэта М. А. Ганнибал – Анна Николаевна Батурина (1760–1839) и ее сын, генерал-майор, сенатор Сергей Герасимович Батурин (1789–1856). В бумагах Пушкина за 1834 год сохранилась запись долга: «Анне Николаевне Батуриной за мебели 350 рублей». В письме к отцу от 22 октября 1836 года сестра Пушкина О. С. Павлищева писала о Батурине, который уверял ее, что Пушкин очень занят «выездом на балы и рауты».

Соседкой Пушкина по селу Болдину, помещицей села Нуче Ардатовского уезда Нижегородской губернии, была Екатерина Гавриловна Левашева, урожденная Решетова (ск. 1839). Она была двоюродной сестрой декабриста И. Д. Якушкина, другом П. Я. Чаадаева. В ее московском доме на Новой Басманной улице бывали А. С. Пушкин, М. Ф. Орлов и П. Я. Чаадаев. Пушкин знал и ее сына Николая Николаевича Левашева (1825–1887), похороненного вместе с матерью в Покровском монастыре.

Существует предположение, что с Левашевыми связано неоконченное стихотворение Пушкина «Если ехать вам случится…» (1835):

Если ехать вам случится

От *** на *,

Там, где Л. струится

Меж отлогих берегов, -

От большой дороги справа,

Между полем и холмом,

Вам представится дубрава,

Слева сад и барский дом.

С декабристом, членом Союза благоденствия Андреем Гавриловичем Непениным (1787–1845) – участником Отечественной войны, полковником, Пушкин встречался во время южной ссылки.

В 1821 году А. Г. Непенин командовал 31-м Егерским полком в 16-й дивизии М. Ф. Орлова. Тогда Пушкин и И. П. Липранди были у Непенина в Аккермане. А. Г. Непенин привлекался по делу декабристов.

Могила его в Покровском монастыре также не сохранилась.

Наталья Александровна Римская-Корсакова (1792–1848) – московская знакомая поэта. Она была женой генерал-майора в отставке, сенатора Ф. В. Акинфиева. Пушкин посещал семью Римских-Корсаковых во второй половине 20-х – начале 30-х годов. Но ещё в письме к П. А. Вяземскому из Кишинева в 1823 году Пушкин справлялся о семье Римских-Корсаковых.

По возвращении из ссылки поэт стал частым гостем их «открытого» московского дома. В октябре 1826 года радушные хозяева устроили для Пушкина званый вечер, а в мае следующего года поэт передает с Римскими-Корсаковыми, отъезжавшими на Кавказские Минеральные воды, весточку брату: «Письмо мое доставит тебе М. И. Корсакова, чрезвычайно милая представительница Москвы».

Речь шла о Марии Ивановне, матери Натальи Александровны, вдове камергера Александра Яковлевича Римского-Корсакова. Пушкин собирался вывести семью Корсаковых в своем незавершенном «Романе на Кавказских водах» (1831).

Хорошо знал Пушкин брата своего лицейского товарища М. Л. Яковлева – Павла Лукьяновича Яковлева (1796–1835) – фельетониста и очеркиста, сотрудника «Благонамеренного», «Вестника Европы», «Невского зрителя», «Сына Отечества» и других периодических изданий. В 1818 году Павел Лукьянович приехал в Петербург на службу в Коллегию иностранных дел и поселился вместе с А. А. Дельвигом; там «почти ежедневно» собирались А. С. Пушкин, Е. А. Баратынский, В. К. Кюхельбекер, с которыми вскоре сблизился и Яковлев.

Сохранился альбом Яковлева со стихотворением «Веселый пир», вписанным Пушкиным во второй половине 1819 года:

Я люблю вечерний пир, Где веселье председатель, А свобода, мой кумир, За столом законодатель, Где до утра слово «пей!» Заглушает крики песен, Где просторен круг гостей, А кружок бутылок тесен.

В мае 1827 года Яковлев сообщал своему дяде из Москвы: «Пушкин здесь на розах… Со всем тем Пушкин скучает! Так он мне сам сказал».

В 1831 году в пушкинской «Литературной газете» печатаются отрывки из романа П. Л. Яковлева «Удивительный человек».

В тенистых аллеях парка, расположенного на месте некрополя монастыря, наш долг установить мемориальную стелу в память друзей и знакомых А. С. Пушкина, а также известных деятелей России (доктора Н. А. Белоголового, писателя В. П. Боткина и др.), погребенных здесь.

Симонов монастырь

Мне так сочувственны могилы, В земле так много моего, Увядших благ, увядшей силы, Что мне кладбище – берег милый, Что мне приветлив вид его. П. А. Вяземский

Симонов монастырь расположен в юго-восточной части Москвы, неподалеку от станции метро «Автозаводская». Этот мужской монастырь был основан в 1370 году Сергием Радонежским при согласии и благословении митрополита Алексия и великого князя Дмитрия Ивановича Донского.

В Симоновом монастыре было похоронено 15 друзей и знакомых А. С. Пушкина. В 1937 году на месте собора Симонова монастыря был построен Дворец культуры ЗИЛа (архитекторы – братья Веснины). При его строительстве некрополь, располагавшийся вокруг собора, был уничтожен. И лишь только писатель С. Т. Аксаков и поэт Д. В. Веневитинов были перезахоронены на Новодевичьем кладбище. В рассказе о писателе С. Т. Аксакове упоминалось, что Пушкин был также знаком с его женой – Ольгой Семеновной Аксаковой (1793–1878). Вместе с ней и другими лицами поэт присутствовал 29 апреля 1830 года на новоселье у М. П. Погодина, когда сочинялось коллективное письмо С. П. Шевыреву в Италию. Потрясенная гибелью великого пола, Ольга Семеновна писала сыну: «Нас поразила смерть Пушкина так, что мы не опомнимся, и вся Россия, верно, станет горько сожалеть о нем».

С Дмитрием Николаевичем Бологовским (Болоховским) (1775–1852) – генерал-майором, командиром 1-й бригады 16-й пехотной дивизии М. Ф. Орлова Пушкин познакомился и сдружился в Кишиневе, где, по свидетельству полковника И. П. Липранди, поэт обедал у Бологовского «вначале по зову, но потом был приглашен раз навсегда».

Бологовский знал отца и дядю Пушкина и мог видеть будущего поэта еще в детские годы. Пушкину было известно об участии Дмитрия Николаевича в заговоре против Павла I в 1801 году, и ему, вероятно, доводилось слышать его рассказы об этом.

В начале 1834 года Бологовский генерал-лейтенантом вышел в отставку и поселился в Москве, где вновь встречался с Пушкиным. В апреле того же года Пушкин записал в дневнике о «Записках» Бологовского, отрывки которых читал в Кишиневе.

На фотографии А. Т. Лебедева, приведенной в этой книге, видны надгробия семьи Веневитиновых, дальних родственников А. С. Пушкина. О поэте Дмитрии Владимировиче Веневитинове, перезахороненном на Новодевичьем кладбище, уже рассказывалось.

Вместе с ним в Симоновом монастыре были похоронены его мать Анна Николаевна, урожденная княжна Оболенская (1782–1841), брат Алексей Владимирович (1806–1872) и жена брата – Аполлинария (Аполина) Михайловна, урожденная графиня Виельгорская (1818–1884).

Родственные отношения семей Пушкиных и Веневитиновых всячески поддерживались. Знакомство Саши Пушкина и Алексея Веневитинова, начавшееся еще в детскую пору, возобновилось осенью 1826 года в Москве. К этому же времени относятся частые визиты Пушкина в дом Веневитиновых, в частности, 25 сентября, 12 и 13 октября. В свою очередь Анна Николаевна присутствовала на вечере у Надежды Осиповны Пушкиной – матери Александра Сергеевича, где был и он сам. Сохранились се сочувственные письма от марта-апреля 1837 года к С. Л. Пушкину, отцу поэта, в связи с гибелью сына.

Анна Николаевна после смерти мужа – Владимира Петровича Веневитинова (ск. 1814) была «главою дома». Она дала своим детям хорошее воспитание и образование. Алексей Владимирович после окончания Московского университета служил в Московском архиве Министерства иностранных дел («архивный юноша»), а с 1829 года он – чиновник Министерства внутренних дел, впоследствии – сенатор.

Со своим четвероюродным братом он общался, как и его родной брат Дмитрий, с детства. Их встречи прервала ссылка Пушкина, но они возобновились по возвращению поэта из Михайловского. Уже вскоре, 25 сентября и 12 октября 1826 года, Пушкин читал у Веневитиновых «Бориса Годунова», о чем позднее Алексей Владимирович рассказал в своих воспоминаниях. На следующий день они встретились при чтении А. С. Хомяковым его трагедии «Ермак», через десять дней виделись на обеде у того же Хомякова по случаю основания «Московского вестника», а 26 декабря – у З. А. Волконской, где прощались с уезжавшей в Сибирь М. Н. Волконской. В марте 1829 года Пушкин и Алексей Владимирович Веневитинов были на завтраке у М. П. Погодина, где находились также А. Мицкевич и М. С. Щепкин. 14 июня 1833 года присутствовали на обеде в честь И. И. Дмитриева и подписались на сооружение памятника Н. М. Карамзину в Симбирске.

В письме к брату поэта Л. С. Пушкину от 17 марта 1837 года Алексей Владимирович со скорбью отозвался о смерти А. С. Пушкина.

Поэт хорошо знал и жену А. В. Веневитинова – Аполлинарию Михайловну и встречался с ней в доме ее родителей Виельгорских.

В конце декабря 1826 года М. П. Погодин, С. А. Соболевский, А. А. Волков посетили Пушкина. О Погодине и Соболевском речь велась. А кем же был Волков?

Александр Александрович Волков (1779–1833) – генерал-лейтенант, в 1826 году уже был начальником 2-го округа московского корпуса жандармов. 5 апреля 1827 года он доносил своему шефу А. X. Бенкендорфу о поведении Пушкина в Москве; в том же году он сообщал: «Редкий студент Московского университета не имеет сейчас противных правительству стихов писаки Пушкина».

Пушкин мог встречаться с Волковым в московском салоне его тещи М. И. Римской-Корсаковой. Упоминание о жандармском генерале содержится в письме к П. А. Вяземскому от 14 марта 1830 года.

Поэт был знаком с семьей Волкова – женой Софьей Александровной, урожденной Римской-Корсаковой (1787–1863) и старшим сыном – Павлом Александровичем (1808–1856), в 1827 году прапорщиком Семеновского полка, в 1835-м – штабс-капитаном, впоследствии полковником.

Анастасия Сергеевна Моргенштерн (ск. 1853) была дочерью владельца библиотеки с «величайшими редкостями» С. В. Салтыкова, отставного штаб-ротмистра лейб-гвардии Конного полка. Была замужем за шведским камергером бароном Моргенштерном. Во второй половине 1836 года супруги Моргенштерны гостили в Петербурге. 17 ноября Пушкин с женой был на вечере у Салтыковых и виделся с Моргенштернами. А в конце декабря 1836 года С. Н. Карамзина писала брату Андрею: «Вчера мы с госпожой Пушкиной были на балу у Салтыковых <…> Мое собственное сердце имело удовольствие танцевать долгую мазурку с моим приятелем Моргенштерном».

Анастасия Сергеевна Моргенштерн похоронена в некрополе Симонова монастыря.

21 марта 1830 года писатель Александр Александрович Писарев (1780–1848) сообщил Пушкину об избрании его в действительные члены Общества любителей российской словесности при Московском университете, председателем которого он был, и прислал ему диплом. 24 декабря 1832 года Писарев сообщил непременному секретарю Российской академии наук А. И. Соколову о своем согласии на избрание Пушкина в члены Академии. Александр Александрович сам был членом Академии, попечителем Московского учебного округа. После 1830 года генерал-лейтенант А. А. Писарев стал варшавским военным губернатором.

В некрополе монастыря покоился родной дядя поэта (брат отца) Николай Львович Пушкин (1745–1821) – отставной полковник артиллерии, помещик села Кистенево Сергачского уезда Нижегородской губернии. По-видимому, в повести «Дубровский» имение дяди явилось прототипом деревни Кистеневки Андрея Гавриловича Дубровского. Когда дядя умер, поэт был в южной ссылке и не хоронил его в Симоновом монастыре. А почему Николая Львовича не похоронили рядом со своей матерью Ольгой Васильевной в Донском монастыре – нам не известно.

Николай Семенович Селивановский (1806–1852) был «главным комиссионером», с кем Пушкин имел дело по журналу «Современник» (1836). Отец Селивановского Семен Иоанникиевич – известный московский содержатель типографии и книгопродавец, предлагал в 1825 году Пушкину издать «Руслана и Людмилу» и другие его поэмы. Предприятие Селивановских просуществовало в Москве с 1793 по 1856 год.

На кладбище Симонова монастыря был погребен также князь Валентин Михайлович Шаховской (1801–1850) – воспитанник Муравьевского училища для колонновожатых, поручик лейб-гвардии Конно-егерского полка и адъютант графа М. С. Воронцова; впоследствии он – действительный статский советник. С Пушкиным встречался в Одессе в августе 1823 – июле 1824 года.

Спасо-Андрониевский монастырь

Наши предки – мы сами, преемственно струится в нас их кровь, таинственно сохраняя свою густоту, свой аромат, пережитому давая новую жизнь, недовершенному завершение; кровь, как и сны, памятлива.

И. Новиков. «Между двух зорь»

Спасо-Андрониевский монастырь (Андроников или Андрониевский) монастырь расположен на высоком левобережье Яузы, в восточной части Москвы, вблизи заставы Ильича (пл. Прямикова, 10). Этот мужской монастырь построен одновременно с Симоновым монастырем в XIV веке. Стены его собора расписывал знаменитый Андрей Рублев. В монастыре, как обычно, был некрополь. В наши дни здесь сохранилось только несколько могил, остальные, к сожалению, в 1929 году без всякой на то необходимости были варварски уничтожены, в том числе и могилы знакомых А. С. Пушкина: офицера Владимира Петровича Горчакова (1800–1867), цензора Антона Францевича Томашевского (1803–1883), его жены Екатерины Александровны (ск. 1831) и полковника князя Николая Александровича Щербатова (1800–1863). В Кишиневе Владимир Петрович Горчаков, воспитанник Муравьевского училища для колонновожатых, квартирмейстер 16-й пехотной дивизии генерала М. Ф. Орлова, подпоручик, принадлежал к числу ближайших друзей А. С. Пушкина и ценителей его творчества. В свою очередь Пушкин ценил в молодом офицере его ум и литературный вкус, называя очень «справедливыми» его замечания по поводу «Кавказского пленника», и подарил ему экземпляр только что вышедшей поэмы.

Александр Сергеевич посвятил В. П. Горчакову такие стихотворные строки:

Зима мне рыхлою стеною К порогам заградила путь; Пока тропинки пред собою Не протопчу я как-нибудь, Сижу я дома, как бездельник; Но ты, душа души моей, Узнай, что будет в понедельник, Что скажет наш Варфоломей.

А годом раньше четырем офицерам Генерального штаба – В. П. Горчакову, В. Т. Кеку, А. П. и М. А. Полторацким, занимавшимся в Кишиневе отнюдь не только топографическими съемками, поэт посвятил стихотворение «Друзьям»:

Вчера был день разлуки шумной, Вчера был Вакха буйный пир, При кликах юности безумной, При громе чаш, при звуке лир. Так! Музы нас благословили, Венками свыше осеня, Когда вы, други, отличили Почетной чашею меня.

Позднее, как это следует из переписки Пушкина с женой П. В. Нащокина, они встречались с Горчаковым в 1831 году в Москве.

В 1850–1858 годах Владимир Петрович Горчаков с целью развеять легенды, дискредитировавшие Пушкина, опубликовал свой дневник и основанные на нем воспоминания, явившиеся важным источником кишиневской биографии поэта.

С Антоном Францевичем Томашевским – выпускником Московского университета, участником литературного кружка С. Е. Раича, цензором Московского почтамта – Пушкин встречался, по меньшей мере, дважды. В первый раз, в марте 1830 года, он вместе с А. Ф. Томашевским, С. Т. Аксаковым, Ю. И. Венелиным, М. А. Максимовичеми, М. С. Щепкиным собирались у М. П. Погодина. А второй раз – в том же году у того же Погодина – вместе с В. П. Андросовым, С. Е. Раичем, А. С. Хомяковым и Н. М. Языковым, когда присутствующие написали коллективное письмо С. П. Шевыреву в Рим.

Иван Дмитриевич Трубецкой, действительный камергер, доводился троюродным братом отцу А. С. Пушкина. Он был женат на Екатерине Александровне Мансуровой. По словам сестры поэта Ольги Сергеевны Павлищевой, ее и Пушкина в детские годы «возили на уроки танцевания» к Трубецким на Покровку. 16 сентября 1826 года Пушкин обедал у княжеской четы Трубецких на их загородной даче на Девичьем поле (ныне ул. Усачева). М. П. Погодин – домашний учитель детей Трубецких – в своих дневниковых записях рассказывает о большом их интересе к пушкинскому творчеству.

Пушкин хорошо знал семью князя, камергера и статского советника Александра Александровича Щербатова – его жену Прасковью Сергеевну, урожденную княжну Одоевскую, их сына Николая Александровича – штабс-ротмистра лейб-гвардии Уланского полка, впоследствии полковника и дочерей – Анну, Елизавету, Наталью и Прасковью. С Прасковьей Сергеевной Щербатовой и ее дочерьми, фрейлинами двора – Анной, Натальей и Прасковьей Пушкин участвовал в санном катании в марте 1831 года, устроенном С. И. и Н. С. Пашковыми.

Из всей семьи Щербатовых в Андрониковом монастыре похоронен только полковник князь Николай Александрович Щербатов.

Дорогомиловское кладбище

Не мог лишь смертный умирать, И быть себя он вечным чает; Приходит смерть к нему, как тать, И жизнь внезапно похищает. Г. Р. Державин

На Дорогомиловском кладбище, располагавшемся на западе Москвы, за Дорогомиловской заставой, и, к сожалению, не сохранившемся до наших дней, был похоронен поэт и издатель Дмитрии Ипполитович Новиков (1800–1831).

А. С. Пушкина связывали с ним кратковременные деловые отношения. В 1828 году он передал в издаваемый Новиковым (совместно с П. Н. Араповым) альманах «Радуга» свое стихотворение «К А.Т-вой» («Я видел вас, я их читал…»). Польщенный Новиков, сразу же после выхода альманаха, послал поэту экземпляр с дарственной надписью: «Его Высокоблагородию Александру Сергеевичу Пушкину в знак почтения и благодарности от издателей». Об отношении Новикова к Пушкину говорят также строки из его письма к филологу и издателю К. Ф. Калайдовичу от 12 апреля 1829 года, в котором он высоко оценивал только что вышедшую из печати поэму «Полтава».

Послесловие

Крепок сон мертвых, сладостен, кроток; в гробе нет бури; нежные птички песнь на могиле поют.

Н. М. Карамзин

Вот и закончено наше знакомство, читатель, с людьми, окружавшими великого поэта и нашедшими упокоение на московских кладбищах.

Какое созвездие имен среди его близких друзей и знакомых! Философ-декабрист П. Я. Чаадаев, литератор и ученый А. И. Тургенев, великий актер М. С. Щепкин, «сердечный друг» П. В. Нащокин; декабристы – М. Ф. Орлов, В. П. Зубков, С. Е. Раич, И. Д. Якушкин, Н. В. Басаргин, Ф. Я. Скарятин, С. П. Трубецкой, Д. И. Завалишин, С. Д. Нечаев, А. Г. Непенин, М. И. Муравьев-Апостол и С. П. Шипов; поэты В. Л. Пушкин (дядя Александра Сергеевича), Д. В. Давыдов, С. А. Соболевский, И. И. Дмитриев, М. А. Дмитриев, А. А. Башилов, Д. В. Веневитинов, Н. М. Языков; писатели Н. В. Гоголь, В. Ф. Одоевский; лексикограф и этнограф В. И. Даль, историк М. П. Погодин, мемуаристка А. О. Смирнова-Россет, композитор А. Н. Верстовский, С. Д. и Н. Д. Киселевы, историк литературы С. П. Шевырев, граф Ф. И. Толстой («Американец») и другие. Его хорошими знакомыми были: писатели – С. Т. Аксаков, М. Н. Загоскин, И. И. Лажечников, Д. Н. Бегичев, С. А. Тучков, Н. В. Сушков, Н. В. Путяга, А. А. Писарев, А. И. Долгоруков, Ф. Ф. Кокошкин; поэты – А. Ф. Мерзляков, А. Ф. Вельтман, А. С. Хомяков, Е. П. Ростопчина, В. А. Соллогуб, Н. С. Всеволожский, Е. А. Тимашева, Д. И. Долгоруков; драматурги – Д. Т. Ленский, князь А. А. Шаховской, Д. И. Новиков; военачальники и государственные деятели – П. Д. Киселев и Д. В. Голицын; художник-портретист В. А. Тропинин, академик живописи И. Т. Дурнов, выдающиеся ученые-историки Д. Н. Бантыш-Каменский, А. Д. Чертков, академики И. И. Давыдов и П. М. Строев, композитор И. И. Геништа, знаменитый пианист Джон Фильд, скульпторы А. В. Логановский, Н. А. Рамазанов, артисты – Н. В. Лавров, певица Н. В. Репина-Верстовская, танцмейстер П. А. Иогель; дипломаты Н. М. Смирнов, П. Ф. Балк-Полев, И. С. Мальцов; московские издатели и книгопродавцы – И. Г. Салаев, А. И. Кошелев, А. С. Ширяев, Н. С. Селивановский; губернаторы – херсонский А. М. Окулов, владимирский И. Э. Курута, таврический А. И. Казначеев, бессарабский вице-губернатор Ф. Ф. Вигель.

В этом славном и печальном перечне не все, с кем был знаком и встречался А. С. Пушкин. Все они похоронены на московских кладбищах. Могилы около 150 из них, к сожалению, утеряны безвозвратно. Есть надежда найти дополнительно, к уже найденным, еще около 40 захоронений. Места погребения 10 друзей и знакомых поэта почти наверняка известны, и им необходимо установить памятные знаки (С. А. Тучков, Н. В. Лавров, К. И. Короткова (Габленц), М. А. Дмитриев и др.).

Вызывает недоумение, тревогу и крайнюю озабоченность: как это случилось, что мы забываем о своем замечательном прошлом, лишаем себя памяти, допускаем, чтобы дорогие сердцу каждого русского могилы исчезали, оставались неухоженными и зарастали сорной травой.

На заседании Пушкинской Комиссии ИМЛИ РАН в январе 1993 года и в выступлении на Ассамблее Всероссийского Пушкинского общества (Москва, 16 февраля того же года) мной были высказаны предложения по увековечению памяти друзей и родственников А. С. Пушкина, похороненных на московских кладбищах:

1. Пометить надгробия (памятники) охранительной надписью (например: «Охр. Пушк. Общ.»).

2. Взять под охрану государства могилы видных деятелей культуры (например, поэтессы Е. П. Ростопчиной, историка М. Т. Каченовского и др.).

3. Установить памятные знаки знакомым А. С. Пушкина, места захоронения которых достаточно точно известны (С. А. Тучков, А. А. Эйлер, М. А. Дмитриев, Ю. И. Венелин, Д. И. Завалишин, А. М. Языков и др.).

4. Установить на территории монастырей и кладбищ общие памятные доски родным и знакомым поэта, могилы которых утрачены:

в Новодевичьем монастыре – Н. А. Гончарову, С. Н. Гончарову, Д. Н. Бегичеву, И. С. Мальцову, С. Д. Нечаеву, Н. В. Путяте, Г. И. Спасскому, Е. А. Тимашевой;

в Ново-Спасском монастыре – И. И. Давыдову, Е. Ф. Муравьевой, А. С. Ширяеву, А. С. Щербининой;

в Симоновом монастыре – А. В. Веневитинову, О. С. Аксаковой, А. А. Писареву, Н. Л. Пушкину;

в Алексеевском монастыре – А. Ф. Вельтману, Ф. Ф. Вигелю, Н. А. Рамазанову, Н. П.Шаликовой;

в Покровском монастыре – А. Г. Непенину и П. Л. Яковлеву;

на Пятницком кладбище – А. В. Глазунову и П. М. Строеву;

на Даниловском кладбище – Д. М. Щепкину, А. М. Щепкиной, Е. Д. Щепкиной и Ф. М. Щепкиной;

на Ваганькове – Ю. Н. Бартеневу, П. Р. и М. В. Безобразовым, К. А. Булгакову, А. В. Васильеву, И. А. Григоровскому, П. В. Долгорукову, И. Т. Дурнову, П. А. Иогелю, П. А. Мещерскому, М. А. Окулову, И. С. и С. Ф. Тимирязевым, В. А. Ушакову, В. Ф. Щербакову.

5. Установить на Ваганькове памятник П. В. Нащокину и его жене.

Нужно наконец понять, что память нужна не им – мертвым, а нам – живым!

Список захоронений

На гроб не кипариса лозы, Но лучший дар мне от Творца, — Я песни приношу и слезы, Богатство скромное певца. Н. И. Гнедич

Донской монастырь

Бантыш-Каменский Дмитрий Николаевич (1788–1850) – историк

Булгакова Екатерина Александровна (р. 1811) – фрейлина

Булгакова Наталья Васильевна (1785–1841) – ее мать

Бюлер Федор Андреевич (1821–1896) – барон, действительный тайный советник

Васильчикова Александра Ивановна (1793–1855) – тетка В. А. Соллогуба

Гартунг Мария Александровна (1832–1910) – дочь А. С. Пушкина

Голицын Николай Сергеевич (1796–1833) – князь, поэт, помещик

Голицына Анна Матвеевна (1809–1897) – внучка М. И. Кутузова

Голицына Наталья Петровна (1741–1837) – княгиня («Пиковая дама»)

Голицын Дмитрий Владимирович (1771–1844) – князь, генерал от кавалерии, московский генерал-губернатор

Голицына Татьяна Васильевна (1782–1841) – княгиня, его жена

Давыдов Петр Львович (1782–1842) – участник Отечественной войны, генерал-майор, брат декабриста

Давыдова Наталья Владимировна (1817–1851) – его жена

Дадиан Александр Львович (1801–1865) – князь, штабс-капитан

Дмитриев Иван Иванович (1760–1837) – поэт, министр юстиции

Долгоруков Александр Иванович (1793–1868) – князь, писатель

Долгоруков Дмитрий Иванович (1797–1867) – князь, поэт, сенатор

Долгорукова Екатерина Алексеевна (1781–1860) – княгиня

Долгорукова Екатерина Алексеевна (1811–1872) – дочь А. Ф. Малиновского, историка и писателя

Ершов Иван Захарович (1781–1852) – генерал-лейтенант

Зубков Василий Петрович (1799–1862) – декабрист, приятель поэта

Зубков Борис Васильевич (1829–1834) – его сын

Киреев Алексей Николаевич (1812–1849) – гусарский поручик

Киселев Николай Дмитриевич (1802–1869) – дипломат

Киселев Павел Дмитриевич (1788–1872) – граф, государственный деятель

Кокошкин Федор Федорович (1773–1838) – драматург и переводчик

Курута Иван Эммануилович (1780–1853) – таврический вице-губернатор

Лобкова Анна Ивановна (ск. 1827) – мать С. А. Соболевского

Любимов Николай Иванович (1808–1875) – сенатор

Миллер Павел Иванович (1813–1885) – действительный статский советник

Нарышкин Иван Александрович (1761–1841) – сенатор, дядя жены А. С. Пушкина

Нарышкина Екатерина Александровна (1769–1844) – его жена

Нарышкин Алексей Иванович (1795–1868) – их сын

Нарышкин Григорий Иванович (1790–1835) – их сын

Норова Евдокия Сергеевна (1799–1835) – друг П. Я. Чаадаева

Огонь-Догановский Василий Семенович (1776–1838) – помещик

Огонь-Догановская Екатерина Николаевна (1788–1855) – его жена, друг хирурга Н. И. Пирогова

Одоевский Владимир Федорович (1804–1869) – князь, писатель, журналист, литературный и музыкальный критик

Одоевская Ольга Степановна (1797–1872) – княгиня, его жена

Окулов Алексей Матвеевич (1766–1821) – херсонский губернатор

Окулова Анна Алексеевна (1794–1861) – его дочь, камер-фрейлина, автор «Записок»

Окулова Варвара Алексеевна (1802–1879) – его дочь

Окулова Софья Алексеевна (1795–1872) – его дочь

Петрово-Соловово Михаил Федорович (1813–1885) – полковник

Попандопуло Константин Анастасьевич (1787–1867) – военный врач, магистр словесных наук, издатель

Пушкин Василий Львович (1766–1830) – поэт, дядя А. С. Пушкина

Пушкин Лев Александрович (1723–1790) – подполковник, дед А. С. Пушкина

Пушкина Анна Львовна (1769–1824) – тетка А. С. Пушкина

Пушкина Ольга Васильевна (1737–1801) – бабушка А. С. Пушкина

Разумовская Мария Григорьевна (1772–1865) – графиня

Рахманов Алексей Федорович (1799–1862) – штабс-ротмистр

Римский-Корсаков Сергей Александрович (1794–1884) – участник Отечественной войны, отставной штабс-капитан

Римская-Корсакова Софья Алексеевна (1805–1886) – его жена, кузина А. С. Грибоедова

Савостьянов Константин Иванович (1805–1871) – коллежский советник

Свербеева Екатерина Александровна (1808–1892) – жена дипломата Д. Н. Свербеева, друг П. Я. Чаадаева

Смирнов Николай Михайлович (1808–1870) – сенатор, дипломат

Смирнова-Россет Александра Осиповна (1809–1882) – его жена, мемуаристка, друг Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова и др.

Смирнова Софья Михайловна (1809–1835) – сестра Н. М. Смирнова

Соболевский Сергей Александрович (1803–1850) – поэт, библиограф и библиофил

Соллогуб Владимир Александрович (1813–1882) – граф, писатель

Соллогуб Лев Александрович (1812–1852) – его брат

Соллогуб Софья Ивановна (1791–1854) – их мать

Сонцов (Солнцев) Матвей Михайлович (1779–1847) – камергер, муж тетки А. С. Пушкина

Сонцова Елизавета Львовна (1776–1848) – тетка А. С. Пушкина

Сонцова Екатерина Матвеевна (ск. 1864) – двоюродная сестра А. С. Пушкина

Сонцова Ольга Матвеевна (ск. 1880) – двоюродная сестра Пушкина

Стрекалов Степан Степанович (12781–1856) – действительный тайный советник, сенатор

Толстая Анна Георгиевна (1798–1889) – жена обер-прокурора Св. Синода

Толстой Петр Александрович (1798–1889) – генерал от инфантерии

Хрущев Дмитрий Михайлович (1799–1845) – действительный тайный советник

Чаадаев Петр Яковлевич (1794–1856) – писатель, философ

Шипов Сергей Павлович (1789–1876) – декабрист, генерал-адъютант

Шилова Анна Евграфовна (1806–1872) – его жена

Щербатова Софья Степановна (1797–1883) – основательница Софийской детской больницы (ныне: имени Н. Ф. Филатова), возможный прототип Татьяны Лариной

Новодевичий монастырь и Новодевичье кладбище

Аксаков Сергей Тимофеевич (1791–1859) – писатель (Новодевичье кл.)

Апраксин Степан Степанович (12747–1827) – граф, генерал от кавалерии

Бегичев Дмитрий Никитич (1786–1855) – писатель, сенатор

Блудова Антонина Дмитриевна (1813–1891) – графиня, фрейлина

Бодянский Иосиф (Осип) Максимович (1808–1877) – славист, профессор

Бутурлин Михаил Петрович (1786–1860) – граф, нижегородский губернатор

Бутурлина Анна Петровна (1793–1861) – графиня, его жена

Бутурлин Сергей Михайлович (1825–1860) – граф, их сын

Бухарин Иван Яковлевич (1772–1850) – тайный советник, сенатор

Вельяшев Александр Васильевич (1817–1891) – офицер

Веневитинов Дмитрий Владимирович (1805–1827) – поэт (Новодевичье кл.)

Волконский Дмитрий Михайлович (1769–1835) – князь, сенатор

Всеволожский Александр Всеволодович (1793–1864) – участник Отечественной войны, камергер

Всеволожский Владимир Александрович (1824–1880) – его сын

Всеволожский Всеволод Александрович (1822–1888) – его старший сын

Всеволожская Софья Ивановна (1800–1852) – их мать

Всеволожский Николай Сергеевич (1772–1857) – литератор

Гагарин Федор Федорович (1787–1863) – князь, брат В. Ф. Вяземской

Гоголь Николай Васильевич (1809–1852) – писатель (Новодевичье кл.)

Гончаров Николай Афанасьевич (1787–1861) – тесть А. С. Пушкина

Гончаров Сергей Николаевич (1815–1865) – брат жены А. С. Пушкина

Давыдов Денис Васильевич (1784–1839) – поэт-партизан, герой Отечественной войны

Давыдова Софья Николаевна (1795–1880) – его жена

Давыдов Ахилл Денисович (1827–1865) – их сын

Давыдов Денис Денисович (1826–1867) – их сын

Давыдов Лев Васильевич (1792–1848) – брат Д. В. Давыдова, генерал-майор, участник Отечественной войны

Давыдова Анна Васильевна (1802–1853) – его жена

Дорохова Елизавета Ивановна (1803–1836) – княгиня, дочь героя Отечественной войны И. С. Дорохова

Жихарева Феодосия Дмитриевна (1795–1850) – жена литератора, переводчика, московского губернского прокурора

Загоскин Михаил Николаевич (1789–1852) – писатель, участник Отечественной войны, директор московских театров

Загоскина Анна Дмитриевна (1792–1853) – жена писателя

Загоскин Дмитрий Михайлович (1818–1870) – их сын

Зубов Алексей Николаевич (1798–1864) – тайный советник

Зубова Александра Александровна, урожденная Эйлер (1808–1870) – его жена, внучка Л. Эйлера

Каверина Елена Павловна (1769–1820) – сестра П. П. Каверина

Каверина Мария Павловна (1798–1819) – сестра П. П. Каверина

Казначеев Александр Иванович (1783–1880) – таврический губернатор

Казначеева Варвара Дмитриевна (1793–1859) – его жена

Кашкина Александра Евгеньевна (1771–1847) – фрейлина

Кривцова Софья Николаевна (1821–1901) – жена этнографа П. Н. Батюшкова

Лажечников Иван Иванович (1792–1862) – писатель

Леонтьева Варвара Михайловна, урожденная Бутурлина (1828–1882)

Малышев Иван Захарович (1789–1830) – помещик, надворный советник

Малышева Елена Павловна, урожденная Каверина (1769–1820) – его жена

Мальцов Иван Сергеевич (1807–1880) – дипломат, действительный статский советник

Мальцов Сергей Сергеевич (1813–1848) – магистр философии

Мещерская Софья Сергеевна (1775–1848) – княгиня, сестра Н. С. Всеволожского

Мещерский Иван Сергеевич (1775–1851) – отставной майор, ее муж

Милютин Николай Алексеевич (1818–1872) – и. о. товарища министра внутренних дел

Муравьев-Апостол Матвей Иванович (1793–1886) – декабрист

Муханов Павел Александрович (1798–1871) – член Государственного совета

Наумов Николай Павлович (1795–1862) – тайный советник

Нечаев Степан Дмитриевич (1792–1860) – литератор, декабрист

Нечаева Софья Сергеевна (ск. 1836) – его жена, сестра И. С. Мальцева

Олсуфьева Мария Павловна (1798–1819) – сестра П. П. Каверина

Орлов Михаил Федорович (1788–1842) – генерал-майор, декабрист

Орлова Екатерина Николаевна (1797–1885) – его жена

Орлов Николай Михайлович (1822–1886) – их сын

Панин Валериан Александрович (1803–1880) – смотритель Московского вдовьего дома

Пашков Василий Александрович (1764–1834) – обер-гофмаршал

Пашкова Александра Ивановна (1798–1871) – фрейлина

Пашкова Надежда Сергеевна, урожденная княжна Долгорукова (1811–1880)

Погодин Михаил Петрович (1800–1875) – историк, писатель и издатель

Погодина Аграфена Михайловна (1775–1850) – его мать

Погодин Григорий Петрович (1806–1859) – его брат

Путяга Николай Васильевич (1802–1877) – литератор

Пушкина Софья Федоровна (1806–1862) – жена В. А. Панина

Раевская Екатерина Петровна (1812–1839) – знакомая А. С. Пушкина

Салтыков Михаил Александрович (1767–1851) – сенатор

Спасский Григорий Иванович (1783–1864) – историк Сибири, издатель

Судиенко Иосиф Михайлович (1830–1892) – владимирский губернатор

Сушков Николай Васильевич (1796–1871) – писатель, драматург

Тимашева Екатерина Александровна (1798–1881) – поэтесса

Толстой Александр Петрович (1801–1873) – обер-прокурор Св. Синода

Трубецкая Варвара Алексеевна (1796–1829) – княгиня

Трубецкая Софья Ивановна (1800–1852) – княгиня

Трубецкой Николай Иванович (1807–1874) – князь, камер-юнкер

Трубецкой Сергей Петрович (1790–1860) – князь, декабрист

Ту ргенев Александр Иванович (1784–1845) – тайный советник, камергер, общественный деятель, литератор

Тучков Сергей Алексеевич (1767–1839) – генерал-лейтенант, литератор

Уваров Алексей Сергеевич (1825–1884) – князь, археолог

Хвостова Мария Ивановна (1791–1862) – дочь И. А. Пашкова

Хомяков Алексей Степанович (1804–1860) – писатель, критик, поэт (Новодевичье кл.)

Шаховской Александр Александрович (1777–1846) – князь, драматург

Щербатов Сергей Александрович (1804–1872) – князь, полковник

Щербатова Прасковья Борисовна (1818–1899) – его жена

Языков Николай Михайлович (1803–1845) – поэт (Новодевичье кл.)

Ваганьково

Андросов Василий Петрович (1803–1841) – публицист

Арсеньев Александр Александрович (1756–1844) – сенатор

Арсеньев Александр Александрович (1816–1844) – его сын

Бартенев Юрий Никитич (1792–1866) – директор училищ Костромской губернии, литератор

Башилов Александр Александрович (1777–1847) – сенатор, председатель Строительной комиссии

Башилов Александр Александрович-сын (1807–1854) – поэт, офицер

Безобразов Петр Романович (1797–1856) – ротмистр

Безобразова Маргарита Васильевна (1810–1889) – его жена, дочь В. Л. Пушкина

Бибиков Иван Петрович (1788–1856) – жандармский полковник

Булгаков Константин Александрович (1812–1862) – сын московского почт-директора А. Я. Булгакова, гвардейский офицер

Васильев Алексей Владимирович (1809–1895) – граф, поручик

Верстовский Алексей Николаевич (1799–1862) – композитор

Верстовская-Репина Надежда Васильевна (1809–1867) – певица, жена композитора

Гика Константин Павлович (1797–1857) – кишиневский знакомый поэта

Гика Екатерина Ивановна (ск. 1875) – его жена

Григоровский Иван Алексеевич (1812–1872) – драматический артист

Даль Владимир Иванович (1801–1872) – писатель, ученый, автор «Толкового словаря»

Гридякина Екатерина Михайловна (1780–1842) – кишиневская знакомая А. С. Пушкина

Долгоруков Петр Владимирович (1816–1868) – князь, ученый, политический эмигрант

Дурнов Иван Трофимович (1801–1846) – академик живописи

Елагин Андрей Алексеевич (1824–1844) – сын отчима братьев Киреевских

Золотарев Иван Федорович (1812–1881) – автор воспоминаний о Н. В. Гоголе

Иогель Петр Андреевич (1768–1855) – учитель танцев

Киселев Сергей Дмитриевич (1793–1851) – участник Отечественной войны, полковник, брат П. Д. и Н. Д. Киселевых

Киселева Елизавета Николаевна, урожденная Ушакова (1810–1872) – его жена

Короткова (Габленц) Констанция Ивановна (1820–1900) – литератор

Лавров Николай Владимирович (1805–1840) – актер Малого театра

Ленский Дмитрий Тимофеевич (1805–1860) – драматург, актер

Логановский Александр Васильевич (1812–1855) – скульптор

Маковский Егор Иванович (1802–1886) – художник-любитель, отец художников В. Е., К. Е. и Н. Е. Маковских, один из основателей Московского общества живописи и ваяния

Мерзляков Алексей Федорович (1778–1830) – поэт, профессор Московского университета

Мещерский Платон Алексеевич (1805–1889) – князь («архивный юноша»)

Мочалов Павел Степанович (1800–1848) – актер-трагик

Мухин Александр Ефремович (ск. 1861) – писатель

Нарский Лев Александрович (1817–1837) – брат В. А. Нащокиной

Нащокин Павел Воинович (1801–1854) – ближайший друг А. С. Пушкина

Нащокина Вера Александровна (1811–1900) – жена П. В. Нащокина

Нащокина Екатерина Павловна (1834 – не ранее 1893) – их дочь

Носов Алексей Гаврилович (ск. 1844) – майор

Обресков Василий Александрович (1790–1839) – московский полицмейстер, полковник, камергер, статский советник

Озерова Надежда Петровна (1810–1863) – дочь сенатора

Окулов Матвей Алексеевич (1792–1853) – участник Отечественной войны, камергер, директор училищ Московской губернии

Окулов Алексей Матвеевич (1831–1864) – его сын

Окулов Михаил Матвеевич (1820–1860) – его сын

Олсуфьев Александр Дмитриевич (1790–1853) – коллежский асессор

Павлов Михаил Григорьевич (1793–1840) – профессор Московского университета, издатель

Перфильева Прасковья Федоровна (ск. 1887) – дочь Ф. И. Толстого («Американца»)

Сибилев Евграф Иванович (1759–1839) – коллежский асессор

Скарятин Федор Яковлевич (1806–1835) – художник, декабрист

Салаев Иван Григорьевич (ск. 1858) – издатель и книгопродавец

Тимирязев Иван Семенович (1790–1867) – сенатор, дядя К. А.Тимирязева

Тимирязева Софья Федоровна (1799–1875) – его жена

Толстой («Американец») Федор Иванович (1782–1846) – граф

Толстая Сарра Федоровна (1821–1838) – его дочь, поэтесса

Толстая Авдотья (Евдокия) Максимовна, урожденная Тугаева (1797–1861) – цыганка, его жена

Тропинин Василий Андреевич (1776–1857) – художник-портретист

Урусов Александр Михайлович (1767–1853) – князь, сенатор

Урусова Екатерина Петровна, урожденная Татищева (1775–1855) – его жена

Урусова Наталья Александровна (1812–1882) – их дочь, фрейлина

Урусов Андрей Александрович (1809–1839) – их сын

Урусов Михаил Александрович (1802–1883) – генерал-адъютант, их сын

Урусова Екатерина Петровна (ск. 1902) – его жена

Ушаков Василий Аполлонович (1789–1838) – историк, археолог

Ушакова Елизавета Григорьевна (1805–1858) – его жена

Шевырев Степан Петрович (1806–1864) – поэт, историк литературы

Шевырева Софья Борисовна (1809–1871) – его жена

Щербаков Василий Федорович (1810–1878) – чиновник

Введенские горы

Гагарина Екатерина Петровна, урожденная Соймонова (1790–1873) – жена литератора и дипломата, почетного члена «Арзамаса» Г. И. Гагарина

Геништа Иосиф Иосифович (1795–1853) – композитор и пианист

Жорж Мария – акушерка жены поэта Н. Н. Пушкиной

Погодина Елизавета Васильевна, урожденная Вагнер (1809–1844) – жена историка, критика и издателя М. П. Погодина

Рихтер Александр Вильгельмович (1804–1849) – надворный советник

Фильд Джон (1782–1837) – пианист и композитор

Даниловское кладбище

Безобразов Сергей Дмитриевич (1801–1879) – генерал от кавалерии

Безобразова Любовь Александровна (1811–1856) – его жена

Богданов Алексей Иванович (1786–1860) – священник, учитель Пушкина

Щепкина Елена Дмитриевна (1789–1859) – жена актера М. С. Щепкина

Щепкин Дмитрий Михайлович (1817–1857) – ее сын, филолог

Щепкина Александра Михайловна (1816–1841) – ее дочь, актриса

Щепкина Фекла Михайловна (1814–1852) – ее дочь, актриса

Миусское кладбище

Голицын Владимир Сергеевич (1794–1861) – князь

Голицына Прасковья Николаевна (1798–1884) – его жена

Голицын Владимир Владимирович (1826–1844) – их сын

Голицын Дмитрий Владимирович (ск. 1835) – их сын

Голицына Надежда Владимировна (1822–1833) – их дочь

Каченовский Михаил Трофимович (1775–1842) – историк, издатель, критик, переводчик, географ, профессор Московского университета

Наумова Анна Петровна, урожденная княжна Голицына (1809–1886) – жена тайного советника

Пятницкое кладбище

Басаргин Николай Васильевич (1799–1861) – декабрист

Глазунов Андрей Васильевич (ск. 1877) – московский книгопродавец

Грановский Тимофей Николаевич (1813–1855) – историк, профессор Московского университета

Дьяков Алексей Николаевич (1790–1837) – полковник

Раич Семен Егорович (1792–1855) – поэт, декабрист

Ростопчина Евдокия Петровна (1811–1858) – графиня, поэтесса

Ростопчин Андрей Федорович (1813–1892) – граф, писатель, муж Е. П. Ростопчиной

Строев Павел Михайлович (1796–1876) – академик, историк

Цицианов Дмитрий Евсеевич (1747–1835) – князь, родственник А. О. Смирновой-Россет, «русский Мюнхгаузен»

Цицианова Елизавета Дмитриевна (1800–1885) – его дочь

Щепкин Михаил Семенович (1788–1863) – великий русский актер

Щепкин Николай Михайлович (1820–1886) – его сын, профессор Московского университета

Щепкин Петр Михайлович (1821–1877) – сын М. С. Щепкина, юрист

Якушкин Иван Дмитриевич (1793–1857) – декабрист

Данилов монастырь

Арсеньев Дмитрий Николаевич (1779–1846) – полковник, камергер

Венелин (Хуиа) Юрий Иванович (1802–1839) – филолог-славист

Дмитриев Михаил Александрович (1796–1861) – поэт, племянник поэта-баснописца И. И. Дмитриева

Завалишин Дмитрий Иринархович (1804–1892) – декабрист

Кошелев Александр Иванович (1806–1883) – издатель

Олсуфьев Василий Дмитриевич (1796–1858) – ротмистр, впоследствии московский губернатор

Раевский Самсон Дмитриевич (1803–1868) – полковник

Соймонов Александр Николаевич (1780–1856) – отец поэта С. А. Соболевского

Хомяков Алексей Степанович (1804–1860) – писатель, драматург, критик (перезахоронен на Новодевичьем кл.)

Хомякова Екатерина Михайловна (1817–1862) – его жена

Языков Александр Михайлович (1799–1874) – помещик, брат Н. М. Языкова

Языков Николай Михайлович (1803–1845) – поэт (перезахоронен на Новодевичьем кл.)

Гоголь Николай Васильевич (1809–1852) – писатель (перезахоронен на Новодевичьем кл.)

Алексеевский женский монастырь

Вельтман Александр Фомич (1800–1870) – писатель, поэт, драматург и археолог, директор Оружейной палаты в Кремле

Вигель Филипп Филиппович (1786–1856) – бессарабский вице-губернатор, тайный советник, автор «Записок»

Корнильев (Карнильев) Василий Дмитриевич (1793–1851) – литератор

Кроткова Прасковья Петровна (1805–1860) – скульптор

Репнина Варвара Николаевна (1808–1891) – княжна, дочь малороссийского губернатора, члена Госсовета князя Н. Г. Репнина-Волконского

Хлюстин Семен Семенович (1810–1844) – племянник графа Ф. И. Толстого

Шаликова Александра Федоровна (1794–1867) – княгиня, жена поэта П. И. Шаликова

Шаликова Наталья Петровна (1815–1878) – писательница, дочь П. И. Шаликова

Лазаревское кладбище

Воронова Мария Васильевна (1816–1856) – дочь старицкого помещика

Немцов Федор Николаевич (1794–1882) – гвардейский полковник

Новосильцев Петр Петрович (1797–1869) – адъютант генерал-губернатора Москвы князя Д. В. Голицына

Толстая Анна Петровна (1794–1869) – графиня

Новоспасский монастырь

Балк-Полев Петр Федорович (1777–1849) – русский посланник в Бразилии, действительный тайный советник

Боборыкина Мария Дмитриевна (1782–1871) – знакомая Карамзиных

Гагарин Иван Алексеевич (1771–1832) – князь, действительный тайный советник, сенатор, муж артистки Е. С. Семеновой (Покровский собор)

Давыдов Иван Иванович (1794–1863) – академик, математик, физик, историк, филолог, словесник, профессор Московского университета, сенатор

Кушникова Екатерина Петровна (1771–1827) – жена сенатора, члена Государственного совета, племянница Н. М. Карамзина

Мельгунов Алексей Степанович (ск. 1871) – статский советник

Муравьева Екатерина Федоровна (1771–1848) – жена куратора Московского университета писателя М. Н. Муравьева, мать декабристов

Титов Алексей Павлович (1815–1839) – цензор, коллежский секретарь

Чернышева Елизавета Петровна (1773–1828) – графиня

Чернышева-Кругликова Софья Григорьевна (1799–1847) – ее дочь

Ширяев Александр Сергеевич (ск. 1841) – московский издатель и книгопродавец

Щербинина Анастасия Михайловна (1760–1831) – дочь княгини Е. Р. Дашковой (Покровский собор)

Покровский монастырь

Батурин Сергей Герасимович (1789–1856) – генерал-майор, сенатор, родственник семьи Пушкиных

Батурина Анна Николаевна (1760–1839) – его мать

Левашева Екатерина Гавриловна (ск. 1839) – двоюродная сестра декабриста И. Д. Якушкина

Левашев Николай Николаевич (1825–1887) – ее сын

Непенин Андрей Гаврилович (1787–1845) – декабрист

Яковлев Павел Лукьяыович (1796–1835) – фельетонист и очеркист

Симонов монастырь

Аксаков Сергей Тимофеевич (1791–1856) – писатель (перезахоронен на Новодевичьем юг)

Аксакова Ольга Семеновна (1793–1878) – его жена

Бологовский Дмитрий Николаевич (1775–1852) – генерал-лейтенант

Веневитинов Алексей Владимирович (1806–1872) – четвероюродный брат А. С. Пушкина

Веневитинов Дмитрий Владимирович (1805–1827) – поэт, четвероюродный брат А. С. Пушкина (перезахоронен на Новодевичьем кл.)

Веневитинова Анна Николаевна (1782–1841) – их мать

Веневитинова Аполлинария Михайловна (1818–1884) – жена А. В. Веневитинова

Власов Александр Сергеевич (1777–1825) – действительный камергер, владелец большой библиотеки

Волков Александр Александрович (1779–1833) – генерал-лейтенант

Волкова Софья Александровна (1787–1863) – его жена

Волков Павел Александрович (1808–1856) – их сын, полковник

Дельвиг Александра Ивановна (1811–1877) – двоюродная сестра поэта А. А. Дельвига

Моргенштерн Анастасия Сергеевна (ск. 1853) – дочь С. В. Салтыкова, владельца библиотеки с «величайшими редкостями»

Писарев Александр Александрович (1780–1848) – писатель

Пушкин Николай Львович (1745–1821) – дядя А. С. Пушкина, полковник

Селивановский Николай Семенович (1806–1852) – книгопродавец

Шаховской Валентин Михайлович (1801–1850) – князь, статский советник

Спасо-андрониевский монастырь

Горчаков Владимир Петрович (1800–1867) – гвардейский офицер

Томашевский Антон Францевич (1803–1883) – цензор

Трубецкой Иван Дмитриевич (ск. 1827) – троюродный брат отца А. С. Пушкина, действительный камергер

Трубецкая Екатерина Александровна, урожденная Мансурова (ск. 1831) – его жена

Щербатов Николай Александрович (1800–1863) – князь, полковник

Дорогомиловское кладбище

Новиков Дмитрий Ипполитович (1800–1831) – поэт и издатель

С. С. Гейченко Памятник Пушкину

Когда гроб с телом Пушкина привезли в Святогорский монастырь, А. И. Тургенев распорядился послать за крестьянами Михайловского и Тригорского, чтобы они поспешили в монастырь рыть могилу.

Зима была суровая. Земля как камень. Ни ломом, ни лопатой не возьмешь. Зажгли костры, чтобы хоть немного отогреть землю.

Наступил миг погребения.

Поднося гроб к могиле, трижды качнули его в сторону родного дома в Михайловском – таков старинный псковский обычай. Опустив прах в землю, закидали могилу скованными морозом комьями земли. Насыпали холмик. Поставили простой сосновый крест. Кто-то из дворовых сказал Тургеневу: «Надпись бы сделать…» Тот ответил: «Скажи, чтобы черной краской вывели одно слово “Пушкин”, больше ничего не надобно. Там видно будет…» Кто-то из Михайловского принес чашку с кутьей и поставил ее на могилу. Тургенев взял себе на память ветку хвои и горсть земли…

Соборный колокол ударил к ранней обедне. Монастырь зажил своей обычной жизнью.

…Наступила весна 1837 года. Ушли снега. Земля на могиле осела. Хозяйка Тригорского и ее дети часто посещали могилу, распорядились поправить могильный холмик, одерновать его, посадить цветы.

Первое изображение могилы Пушкина

В рассказе «Дворовые люди Михайловского» мы уже упоминали о литографиях П. А. Александрова по рисункам псковского землемера И. С. Иванова «Сельцо Михайловское» и «Святогорский монастырь», которые были изданы уже после смерти поэта, в 1837–1838 годах. Эти литографии И. С. Иванов поместил в двух альбомах «Галерея видов города Пскова и его окрестностей». Альбомы и заключенные в них литографии тщательно изучены псковским краеведом А. Сергеевым («Виды Пскова и Пушкинских мест времени Пушкина». Альманах «На берегах Великой», № 4, Псков, 1952) и научным сотрудником Всесоюзного музея А. С. Пушкина Н. Грановской («Галерея видов г. Пскова и его окрестностей И. С. Иванова». Сборник «Пушкин и его время», вып. 2, Ленинград, 1962).

Исследователи долгое время считали, что наброски, сделанные И. С. Ивановым с натуры, то есть оригиналы, с которых П. Александров сделал литографии, до нас не дошли и, по-видимому, исчезли бесследно.

Но вот несколько лет тому назад автору этих строк посчастливилось, и он случайно обнаружил в частном собрании один из набросков Иванова – тот, который изображает Святогорский монастырь. Рисунок этот исполнен орешковыми чернилами на листе бумаги с водяным фабричным знаком конца двадцатых годов XIX века. Нижний правый край бумаги оторван. Бумага сильно обветшала. На лицевой стороне листа, под изображением монастыря, пояснительная надпись, сделанная рукою И. С. Иванова:

«А. Цепь холмов, поросших кустарником.

B. Дорога в монастырь.

C. Могила А. С. Пушкина».

Правее надписи нарисован трехконечный крест с надписью «А. С. Пушкин».

Несмотря на схематичность рисунка, все в нем выдержано в должной перспективе, масштабе и точной топографии места.

Как и на литографии Александрова, в наброске Иванова монастырь показан со стороны Анастасьевских ворот. Вид его рисован с противоположного монастырского холма, расположенного у дороги из Михайловского в Святые Горы. На переднем плане – овраг, за ним – ограда монастырская, от подошвы ее поднимается могильный холм, на вершине которого, в окружении купы деревьев, Успенский собор с колокольней.

На наброске чуточку больше, чем на литографии, раскрыта площадка у алтарной апсиды собора. Это сделано, по-видимому, для того, чтобы яснее показать место упокоения Пушкина и фамильное кладбище Ганнибалов-Пушкиных.

На обороте листа рукою Иванова написан текст. Он почти полностью повторяет помещенный в альбоме, хотя в нем есть и некоторые особенности.

Вот он: «Святогорский трехклассный монастырь находится в Псковской губернии, Опочецком уезде, расстоянием от уездного города в 40, а от губернского к югу во 115 верст, а от древнего пригорода Воронича в 4 верстах, на Синичьих Горах, основан в 1569 году, после явлений чудотворных икон Божией Матери юродивому юноше Тимофею.

Царь Иоанн Васильевич в 1569 г., назвав Синичью гору Святою, повелел устроить на ней каменную церковь во имя Успения, так, чтобы алтарь ее занимал то самое место, где стояла сосна с явленною иконою Одигитрии; при подошве горы, окруженной горами, расположить монастырь. Ганнибалы и Пушкины, жившие с давних времен в окрестностях этого монастыря, усердием и пожертвованиями церкви приобрели исключительное право близ нее погребать из рода своих умерших; ряд могил их представлен на картине, а большим черным крестом близ церковного алтаря осеняется могила Александра Пушкина».

В литографированном тексте конец последней фразы читается иначе: «…приосеняется могила славнейшего из наших поэтов – Александра Сергеевича Пушкина».

Подлинность почерка И. С. Иванова устанавливается абсолютно точно, если сопоставить начертания букв и слов с документами Иванова, писанными его рукой, хранящимися в Псковском государственном архиве.

Таким образом, набросок И. С. Иванова является первым достоверным изображением пушкинского некрополя, одним из первых откликов псковичей на трагическую гибель великого поэта России, столь нежно любившего этот уголок ее.

Первая мысль о памятнике на могиле Пушкина появилась через две недели после его смерти. Вот что писал тогда Н. А. Полевой: «…неужели мы не сделаем ничего для почтения памяти поэта? Наш долг ознаменовать воспоминание о Пушкине памятником, достойным его славы и русской чести… Пусть каждый из нас, кто ценил гений Пушкина, будет участником в сооружении ему надгробного памятника! Наши художники вспыхнут вдохновением, когда мы потребуем от них труда, достойного памяти поэта. И в мраморе или в бронзе станет на могиле Пушкина монумент, свидетель того, что современники умели его ценить. И сильно забьется сердце юноши при взгляде на этот мрамор, на эту бронзу».

Через четыре года после смерти Пушкина на могиле поэта вместо деревянного креста был поставлен мраморный монумент. Только это произошло совсем не так, как мечтал Полевой.

Пушкина хоронили дважды. Первый раз его хоронил в 1837 году А. И. Тургенев. Второй раз хоронила Наталья Николаевна и дети – в 1841 году…

Надгробие

Создатель пушкинского надгробия Александр Иванович Пермагоров был потомственный уралец. Он прибыл в Петербург в первые годы XIX века с группой рабочих для обучения «каменному делу» и пополнения императорской гранильной фабрики рабочей силой. Своими способностями он быстро обратил на себя внимание начальства и уже спустя три года был переведен в подмастерья, а затем, вскоре, получил звание мастера монументального вечного цеха. Имя его стало довольно широко известным в столице и при дворе. Надгробия работы Пермагорова можно было видеть не только на петербургских кладбищах, но и в Москве и других знатных городах России.

Когда сегодня мы проходим по некрополю Александро-Невской лавры, мы видим подписанные Пермагоровым прекрасные монументы. В Благовещенской церкви, в двух шагах от могилы А. В. Суворова, стоит очень импозантный памятник на могиле грузинского царевича Вахтанга Ираклиевича, умершего в Петербурге в 1814 году. На памятнике надпись: «Дражайшему супругу памятник соорудила вдова его грузинская царевна Мария Давыдовна». В углу выбита подпись художника: «А. Пермагоров». Недалеко от этой церкви, на Мартосовской дорожке, стоит другое надгробие работы Пермагорова – Смарагде Гике, румынке, княжне, потомку молдавских господарей, умершей в январе 1818 года.

Оба эти памятника свидетельствуют о высоком мастерстве художника. В них мы находим некоторые элементы, которые потом встретим и на пушкинском надгробии в Святых Горах.

В 1837 году, будучи назначенным на восстановительные работы в Зимнем дворце, Пермагоров с группой каменщиков выполнял отделку одного из залов, который по личному указанию царя должны были покрыть уральским малахитом и впредь именовать Малахитовым. Царь лично наблюдал за ходом работ. Однажды, проходя по залам, он остановился, чтобы рассмотреть работу группы Пермагорова. Царь спросил мастера, кто он таков, откуда родом, чем постоянно занимается. Тот ответил коротко и ясно: «Вашего величества цеховой мастер каменных дел!» Царю понравилась расторопность художника, и он приказал сопровождавшему его дежурному адъютанту записать фамилию его в памятную книжку.

В конце 1839 года отделка зала была окончена. Царь был в восторге и приказал подать список мастеров, «особо отличившихся умением и старанием». На сем списке «собственною его величества рукою» было начертано: «Наградить за усердие серебряными медалями». Такую медаль получил и Пермагоров.

В эти-то дни и обратился к царю председатель опеки над семьею и имуществом Пушкина граф Строганов от «имени вдовы камер-юнкера Пушкина и от своего лично» с просьбой даровать высочайшее дозволение на сооружение памятника на могиле А. С. Пушкина.

– Место это пустынное, – говорил царю Строга нов, – сейчас могилу осеняет простой деревенский крест… Жена покойного очень просит, говорит, что должна исполнить сердечный обет… Собирается с детьми на проживание в тамошней деревне…

– Ну что ж, – ответил Николай. – Река времен все смывает. Делай, коли так, да только чтобы без выкрутасов, смиренно… – О чем-то подумав, добавил: – Да, а ведь у меня во дворце и мастер для этого дела есть, первостатейный. Ему можешь поручить. А рисунок сочините сами, мне потом покажешь…

Через какое-то время чертеж надгробия был предъявлен царю. Разглядывал вместе с Бенкендорфом. Памятник напоминал надгробия древних: суровые камни, гранитные ступени, цоколь для эпитафии, акротерий, урна с покрывалом… Над всем этим белый мраморный обелиск. Все скромно и даже сурово.

– Хорошо. А эпитафия, надпись какая, стихи будут ли? – спросил царь.

– Ничего не будет, – ответил Бенкендорф, – только имя, год и место рождения и смерти. Никаких стихов!

– Ну что ж, пожалуй, пусть будет так. Только прикажи, чтобы не делали особенно шуму… Без газет, без объявлений. Сделать, перевезти, поставить – и конец! Да, – спохватился царь, беря обратно от Бенкендорфа чертеж, – так ты говоришь, монумент будет, как у древних? Но ведь Пушкин-то не древний. Он христианин. Ты сам и Жуковский докладывали мне о его последних часах… Где же христианский символ на этом прожекте, где крест? Скажи им, чтобы присочинили крест на обелиске, обязательно!

Вскоре опека заключила с Пермагоровым условие на изготовление надгробия. Над памятником работал сам Александр Пермагоров и его всегдашние помощники – брат Лев, Парфен, Афанасий и Александр Истомины.

В ноябре 1840 года в мастерскую приехали посмотреть монумент Наталья Николаевна, Виельгорский, Строганов. Памятник всем понравился, и было решено отправить его в Святые Горы.

Наталья Николаевна долго думала, кому можно поручить это важное дело, и вспомнила старого дворового Сергея Львовича, бывшего расторопного старосту Михайловского и Болдина, знаменитого Михайлу Ивановича Калашникова – верного слугу ее покойного мужа.

Старик, после того как был отстранен от болдинской вотчины, скитался в Петербурге без собственного пристанища. Он жил то у одного, то у другого сына. Дети его не баловали, и, по свидетельству людей, встречавшихся с ним в эти годы, Калашников по-настоящему нищенствовал.

Будучи сыскан прислугою Натальи Николаевны, Михайло был доставлен к барыне. Войдя в дом, он упал перед Натальей Николаевной на колени и горестно заплакал:

– Спасибо, благодетельница, что вспомнили про меня, не побрезговали… Уж будьте покойны, все сделаю как следует: доставлю и поставлю. Верою и правдою служил моему благодетелю, верою и правдою буду служить его памяти, спаси его Христос!

Передав Михайле приказание, Наталья Николаевна вынесла ему 25 рублей, добавив, что эти деньги не в зачет тем 150 рублям, которые ему будут даны опекой на доставку и установку монумента и на содержание его в пути и на месте, в Михайловском.

10 декабря 1840 года мрамор памятника и каменные плиты были упакованы в несколько ящиков, погружены на семь подвод. На особой подводе тронулись подрядчики – Сергей Гусев и Антон Семенов. В подводу с кибиткой сел Михайло Калашников.

Наталья Николаевна отправила с Михайлой письмо на имя псковского губернатора Федора Федоровича Бартоломея. В своем письме она просила его о содействии в установке памятника на могиле мужа, так как не была уверена, что зимою это дело можно будет благополучно свершить по причине мороза, и просила его совета, как поступить. Не лучше ли подождать весны будущего года? Далее она писала о том, что в 1841 году намерена быть в псковском имении ее мужа и рада будет встретиться с его превосходительством. В своем ответном письме Бартоломей писал Наталье Николаевне, что считает выполнение ее просьбы делом своей чести. Он советовал ей отложить установку памятника до весны и обещал всяческое свое содействие. Вскоре он дал соответствующее указание псковскому губернскому архитектору Ябсу, ремонтировавшему в то время святогорские древности.

Наталья Николаевна приехала с детьми в Михайловское 19 мая 1841 года. Узнав об этом, губернатор немедленно нанес ей визит. Он привез ей в подарок литографии И. С. Иванова и стихи собственного сочинения, предварительно отлитографированные и напечатанные в псковской губернской типографии:

В тени дерев в Святых Горах, Близ храма, скромная могила Любимого поэта прах Покоем вечным осенила. И крест без надписи стоит, Зарос травой в забвенье диком. Но сердцу что-то говорит Здесь о родном и о великом… И скоро гордый Мавзолей, Украсив холм уединенный, Укажет, где в тени ветвей Лежит поэт наш вдохновенный. Пройдут века! В Святых Горах Истлеет мрамор белоснежный, И, Пушкин! твой исчезнет прах, Как призрак жизни безнадежной… Но не страшися! не умрет В твоих твореньях дивный гений, Он быстрый свой свершит полет До самых поздних поколений… И сила чувств, и гордость дум, Твои стихи, твое мечтанье, — Они как моря вечный шум, Как говор волн и вод журчанье. Не истребит времен закон, Что недоступно его силе — И песнопенья чудный звон Не схоронён с тобой в могиле!

Установка памятника оказалась не простым делом. Нужно было не только смонтировать и поставить на место привезенные из Петербурга части, но и соорудить кирпичный цоколь и железную ограду; под все четыре стены цоколя на глубину два с половиной аршина подвести каменный булыжный фундамент и выложить кирпичный склеп, куда было решено перенести прах поэта. Гроб был предварительно вынут из земли и поставлен в подвал в ожидании завершения постройки склепа.

Все было закончено в августе. Вскоре Наталья Николаевна сообщила другу А. С. Пушкина Павлу Нащокину о том, что «сердечный обет, давно предпринятый», ею выполнен. «Могила мужа моего находится на тихом, уединенном месте, местоположение, однако ж, не так величаво, как рисовалось в моем воображении: сюда прилагаю рисунок, подаренный мне в тех краях. Вам одним решаюсь сим жертвовать… Князь Вяземский заходил ко мне…»

П. А. Вяземский приехал в Михайловское в сентябре. По его выражению, «он ездил на поклонение к живой и мертвому». Вспоминая об этой поездке, он писал тому же Нащокину в том же году: «Я провел нынешнею осенью несколько приятных и сладостно-грустных дней в Михайловском, где все так исполнено «Онегиным» и Пушкиным. Память о нем свежа и жива в той стороне. Я два раза был на могиле его и каждый раз встречал при ней мужиков и простолюдинов с женами и детьми, толкующих о Пушкине».

Восстановление памятника

То, о чем я рассказываю в этой заметке, строго документально и рассказывается впервые. Мне выпало на долю воочию увидеть останки великого поэта. Это случилось в 1953 году при восстановлении памятника на могиле Пушкина.

С течением времени могила поэта, требовавшая специального наблюдения и ухода, пришла в грустное состояние. В 1848 году умер отец поэта Сергей Львович. В соответствии с его завещательным распоряжением он был похоронен рядом с сыном. Рядом с могилой Пушкина появились могилы игумена Иоанна, дочери П. Ф. Карпова – местного земского исправника. Только в 1880 году, когда по всей России шла подготовка к открытию памятника Пушкину в Москве, губернские власти приказали обследовать могилу. Картина оказалась весьма неприглядной. Кирпичный цоколь, на котором стоял монумент, развалился, решетка вокруг надгробия повалилась, по склону холма лежали поверженные бурями старые дубы и липы. Сын поэта, живший в это время в Михайловском, обратился к губернатору и в духовную консисторию с просьбой о приведении в порядок могильного холма. В противном случае, заявил Григорий Александрович, он перевезет прах отца в Михайловское.

В апреле 1880 года из Пскова в монастырь прибыла группа рабочих, которые отремонтировали кирпичный цоколь, поправили решетку да насыпали свежего песку на площадке вокруг памятника.

В канун столетия со дня рождения Пушкина псковский Пушкинский комитет произвел новое обследование родового кладбища Пушкиных. Комитет был потрясен картиной разрушения. Псковскому архитектору В. Л. Назимову спешно было поручено организовать работу по приведению кладбища в благопристойный вид к 26 мая 1899 года, так как в этот день предусмотрено было провести торжественное богослужение у могилы Пушкина, а по окончании праздника – произвести необходимый капитальный ремонт всего некрополя. В конце 1902 года Назимов сделал доклад Пушкинскому комитету. Он подробно описал все, что им было сделано в 1901–1902 годах по благоустройству могилы Пушкина.

Выдержки из этого доклада он опубликовал в газете «Новое время» от 14 ноября: «1 января 1901 года высочайше утвержденный комитет по сбору пожертвований в пользу учреждений имени Пушкина, обратив внимание на опасность возможного повреждения памятника от постоянного обсыпания откоса, предложил мне составить проект на укрепление склона горы и устройство террасы у того места, где находится могила великого поэта. Составленный мною проект был рассмотрен и одобрен августейшим президентом Академии наук великим князем Константином Константиновичем и утвержден комитетом.

В строительный сезон 1901 года, за недостатком необходимого материала, были использованы лишь подготовительные работы, и к исполнению проекта приступлено 1 июня 1902 года. Сама идея проекта укрепить то место, где находится могила Александра Сергеевича, и предохранить ее и памятник от всевозможного разрушения заставляла все внимание строителя направить на то, чтобы при исполнении работ не произошло случайного повреждения памятника или склепа могилы.

Принимая все предосторожности, я заложил основания каменных стен террасы в откосе горы и, возведя их до уровня подошвы памятника, устроил площадку вокруг могилы, находящейся ранее на краю обрыва, замкнув ее в сем месте мраморного балюстрадою. Затем было приступлено к подведению нового гранитного цоколя под памятник, взамен прежде бывшего кирпичного, под железным карнизом. Эта работа требовала большой аккуратности и тщательности, так как приходилось работать над самым склепом, прочность свода которого по наружному осмотру определить было невозможно.

Несмотря на все предохранительные меры, часть свода с западной стороны памятника в расстоянии 1½ аршина от него во время работы осела, образовав отверстие площадью около 12 квадратных вершков, сквозь которое был виден вполне сохранившийся дубовый гроб А. С. Пушкина. Тот же час мною был произведен подробный осмотр свода и склепа могилы, причем оказалось, что свод выложен только в ½ кирпича на известковом растворе, и матерьял его, как кирпич, так и раствор, в значительной степени деформирован временем. Для поддержания свода и предохранения его от дальнейшего разрушения немедленно же было приступлено к подведению под существующий свод нового, на цементном растворе. Кроме того, для предохранения свода от давления памятника, опирающегося на него своей средней частью, в цоколь последнего заложены железные балки… В это время на месте работы находились В. К. Фролов и Г. В. Розен. Они сделали несколько фотографических снимков как с видневшегося в глубине могилы гроба, так и с общего вида на могилу. Гроб поэта значительно сохранился. Местами на нем уцелели даже отдельные куски довольно широкого парчового позумента. Кусочек парчового позумента был нами взят и, с разрешения комитета, отправлен в Пушкинский музей Лицея».

Свой доклад архитектор Назимов закончил так: «Если когда-нибудь Императорская Академия наук или лица, имеющие на то власть, пожелают осмотреть гроб или перенести прах А. С. Пушкина на другое место, то, конечно, им не придется дожидаться подобного счастливого случая, какой выпал на мою долю, так как раскрыть склеп можно во всякое время, и на это потребуется не более 15–20 минут». Время показало всю добросовестность сделанного Назимовым, если не считать того, что случилось в годы Гражданской войны, когда группой бандитов обелиск с могилы Пушкина был сброшен под откос (он был вновь поставлен на свое место в 1922 году под руководством срочно прибывшего из Петрограда архитектора К. К. Романова). С тех пор прошло много лет. За это время, вплоть до 1941 года, особых изменений в состоянии памятника и могилы Пушкина не наблюдалось. Замечено было лишь незначительное отклонение памятника от своей оси, что объяснялось осадкой грунта площадки, устроенной в 1902 году.

В 1944 году, отступая, фашисты взорвали Успенский собор и все монастырские постройки. Они заложили фугасы огромной мощности, в десять авиабомб, в специально вырытый 20-метровый тоннель, который шел поперек дороги в сторону могильного холма и через подошву его. Тысячи мин были установлены по склонам холма и четыре мины под фундаментом самого памятника. Пульт управления взрывом всего монастырского ансамбля был оборудован неподалеку от церкви, на Тимофеевой горке.

От волны при взрыве Успенского собора памятник на могиле поэта отклонился в сторону обрыва на несколько градусов и стал постепенно оседать.

Подробности о разрушении Святогорского монастыря и осквернении могилы Пушкина были изложены в сообщении и акте Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, работавшей в заповеднике с 26 июля по 1 августа 1944 года.

В конце мая 1945 года в заповедник прибыла правительственная комиссия под председательством архитектора А. В. Щусева. Члены комиссии детально осмотрели памятник и обратили особое внимание на покосившееся надгробие.

Алексей Викторович Щусев, выслушав мой доклад, рекомендовал провести тщательное наблюдение над процессом оседания памятника, установив в основание его «маяки» – специальные стеклянные пластинки, укрепленные по сторонам трещин (они лопаются, если идет процесс разрушения). В течение нескольких лет я ставил эти пластинки. Они неизменно лопались. Было ясно, что процесс оседания усилился. О результатах своего наблюдения я информировал директора Института русской литературы (Пушкинского дома) профессора Н. Ф. Бельчикова. В октябре 1952 года Н. Ф. Бельчиков приехал в заповедник в качестве главы комиссии специалистов Академии наук по определению устойчивости памятника. Комиссия произвела инструментальную съемку места, заложила шурфы и постановила в течение лета 1953 года ликвидировать отклонение памятника, произведя общую реставрацию пушкинского надгробия.

Было решено: выправить памятник с заменой части пьедестала, выложенной рижским песчаником и пудожским плитняком, на гранит. Отремонтировать, в случае необходимости, склеп. Во избежание систематического увлажнения грунта атмосферными водами асфальтировать площадку. Переложить разрушенную каменную стену на северной стороне холма.

К августу 1953 года подготовительные работы были закончены. К середине месяца было завершено и геологическое обследование почвы; произведены необходимые промеры и фотографирование памятника. В местной метеорологической станции была взята метеосводка, которая сулила хорошие, солнечные дни на весь август.

Началась реставрация. Ее проводила группа специалистов псковской научно-реставрационной мастерской под руководством инженера М. Никифорова. В качестве консультанта был приглашен известный советский археолог Павел Николаевич Шульц – мой товарищ по университетским годам и музейной работе в Ленинграде.

18 августа территория монастыря была закрыта для посетителей. В 7 часов утра рабочие начали снимать одну за другой детали памятника, скрепленные между собою медными штырями. Работы производились вручную. Каждую деталь забинтовывали одеялами, чтобы не повредить мрамор. Работали очень медленно, осторожно. Ножами снимали с деталей окислившиеся, сплющенные ленты свинцовых прокладок, находившихся между кусками мрамора.

На второй день работы сняли надземные части памятника. Открылись створки двух больших плит, лежащих в его основании. Когда убрали плиты, в центре основания обнаружилась камера, квадратная по форме, со стенами, облицованными кирпичом в один ряд. Высота камеры 75 сантиметров. В восточной стене ее маленькое окошечко. На дне камеры были обнаружены два человеческих черепа и кости. Экспертиза показала, что кости принадлежат людям пожилого возраста. Останки были обмерены и помещены в специально приготовленный свинцовый ящик. Этот ящик поместили в камеру, когда, по окончании реставрации, детали памятника были вновь поставлены на свои места.

На третий день камера была разобрана и вскрыто основание фундамента. Мы отбросили лопаты и совки и стали расчищать землю ножами, щетками и деревянными ложками. Через весь фундамент с запада на восток шла большая глубокая трещина.

Работа наша достигла особого напряжения, когда мы почувствовали, что все сооружение опускается куда-то вниз. Сняв нетолстый слой глиняной смазки, мы увидели каменный свод из небольших валунов. Замковый камень выскочил; через всю площадь свода шла все та же трещина, только она была еще шире. С большим волнением мы приступили к разборке развалившегося свода. Трогал ли его Назимов в 1902 году? Вряд ли. Очень уж он был ветхий, никаких признаков цемента мы не обнаружили.

В этот вечер никто из нас не уходил домой. Ночевали тут же, около Успенского собора.

С восходом солнца вновь приступили к работе. Убрав камни свода, увидели под ним второй свод – кирпичный. Кирпичи были поставлены на ребро, в один ряд, на известковом растворе. На небольшой части свода – той, что ближе к собору, – обнаружили следы бетона 1902 года. Всем стало ясно, что перед нами крышка склепа с гробом Пушкина. Вдоль крышки свода шла все та же трещина. Два кирпича обвалились внутрь склепа.

Принесли электрический фонарь и осторожно опустили его в отверстие. Все затаили дыхание. Когда глаза наши привыкли к свету, как будто из тумана выплыли контуры помещения. На дне склепа мы увидели гроб с прахом поэта.

Произвели промеры склепа: длина 3 метра, ширина 85 сантиметров, глубина 80 сантиметров. Стены сложены из камня, верхняя крышка из красного кирпича. Кирпич нестандартный, хорошего обжига. От действия атмосферных вод кирпич частично деформировался. Гроб стоит с запада на восток. Он сделан из двух, сшитых железными коваными гвоздями, дубовых досок, с медными ручками по бокам. Верхняя крышка сгнила и обрушилась внутрь гроба. Дерево коричневого цвета. Хорошо сохранились стенки, изголовье и подножие гроба. Никаких следов ящика, в котором гроб был привезен 5 февраля 1837 года, не обнаружено. На дне склепа остатки еловых ветвей. Следов позумента не обнаружено. Прах Пушкина сильно истлел. Нетленными оказались волосы…

В этот день все работали молча. К вечеру яму закрыли брезентом, а над всей площадкой поставили временный деревянный шатер.

На следующий день, после консилиума реставраторов и консультанта, было решено подвести под верхний кирпичный свод склепа бетонную крышку, поставить над склепом специально изготовленную железобетонную арматуру и укрепить ее железными балками. После этого восстановить каменный свод и начать сборку каменных деталей основания и самого памятника. На цокольном камне, обращенном в сторону собора, была выбита стрела, указывающая центральную часть склепа.

Перед сборкой все элементы памятника вновь отшлифовали и поставили на свинцовые ленты.

Работа была закончена 30 августа. Все материалы реставрации 1953 года – фотографии, обмеры, а также кусочек дерева и гвоздь от гроба Пушкина – бережно хранятся в музейном фонде заповедника.

С. С. Гейченко Фамильная легенда рода Пушкиных

Было это в лето 5541 от сотворения мира, в городе Иерусалиме. Иисуса Назореева – известного возмутителя народного спокойствия и двух разбойников, разъяренная толпа, в сопровождении группы солдат, привела на гору, чтобы совершить над преступниками жестокую казнь – распятие на крестах. По окончании казни на месте ее встал караул из четырех воинов. Они были направлены сюда по распоряжению командующего гарнизоном римского правителя Иудеи Понтия Пилата.

Гарнизон тогда состоял из солдат, набранных во многих завоеванных царствах и провинциях великой Римской империи. И случилось так, что среди солдат оказались: один грек, другой римлянин, третий грузин и четвертый скиф. Когда распинали Иисуса, солдаты содрали с него одежды и решили разделить их поровну между собой, а богатый тканый, расшитый золотом и серебром хитон, который иудеи подарили ему, когда он торжественно входил в Иерусалим, решили разрезать и разыграть, бросив жребий – пусть, мол, судьба решит, кому что от парчи достанется. И каждому достался кусок дорогой ризы. И стали ризы эти чудотворными. Все, что бы ни делал обладавший ризой, все делалось во благе и отлично: яблоню или грушу посадил – обязательно вырастет и многие вкусные плоды давать будет, дом построил – лучше тому дому ни у кого на многие версты не будет, женился – племя расплодится и его будет, как песку морского, и все будут жить ладно и в благоденствии, песни новые сложил – они как молитвы – и красивы, и торжественны, и всегда к месту, и все их любить будут…

Отслужили те солдаты службу римскую и возвратились на свои родины, к своим домам, и привезли ризы каждый к дому своему. И были те ризы чудодейственны и спасали людей от огня, от меча, от лиха разного. И были ризы бережно хранимы и передавались из рода в род первенствующему сыну. И была та риза издревле и в роде Пушкиных, и хранилась риза сия в дубовом сундучке, на котором было набито изображение креста и «недреманного ока». И было так многие столетия, пока не пришло время и не досталась риза сия от того неведомого скифа опальному русскому боярину Александру Сергеевичу Пушкину, проживавшему в лето 7332–7334 в Михайловской губе, недалече от бывшего псковского града Воронича.

А кто сделал тот сундучок – в коем под «недреманным оком» во кресте лежала святая мощь, о том теперь никому неведомо. Только когда Александр Сергеевич умер, то по распоряжению жены его Натальи Николаевны и доброго друга его Василия Андреевича Жуковского был изображен такой же крест и «недреманное око» на надгробном пушкинском белом камне, на котором они и ныне, и каждый, приходящий на поклоненье в Святогорье, видит сии святые знаки. А где сейчас сама риза – это тайна, которая раскроется в последних строках писания сего.

Только где-то за великое множество лет не побывала риза сия! Была она во всех краях великой отчизны нашей – Керчи и Киеве, Новгороде и Пскове, Москве, Суздале и Смоленске, Рязани и Волге, Печорах и Изборске, Порхове и Болдине, Санкт-Петербурге и на Ворониче, что на Сороти, ибо были в разное время и повсюду первенцы в славном роде Пушкиных – и воины, и писцы, и мученики, и изуграфы, и общеправедные люди, и бунтовщики, и прочая, и прочая. Только становилась эта риза все меньше и меньше и стала совсем как «воздух», сущей, но еле предметной.

Когда Пушкин умирал, он попросил свою супруженицу явить ему последнюю великую милость – положить ризу на смертельную его рану. Что жена и свершила со всем смирением и молитвенностью.

А когда положили прах Пушкина в гроб, то положили вместе и ризу. И теперь она лежит в святогорской земле. И будет лежать до окончания веков. А сердце Пушкина всегда живо и бьется громко.

Уходящую ризу ту видел я, писец повести сей, когда камни мавзолея и гробницы Пушкина чинил летом 1953 года. А как бьется сердце Пушкина, то слышит всякий человек, приходящий в это святое место, по хотению сердца своего и имеющий уши чистые, жаждущие истины и звуков сладких, жаждущих любви и милосердия.

Оглавление

М. Д. Артамонов Под вечными сводами Пушкинский некрополь Москвы

  Предисловие

  Сохранившиеся кладбища

    Некрополь Донского монастыря

    Некрополь Новодевичьего монастыря

    Новодевичье кладбище

    Ваганьково

    Введенские горы

    Даниловское кладбище

    Миусское кладбище

    Пятницкое кладбище

  Несохранившиеся кладбища

    Данилов монастырь

    Алексеевский женский монастырь

    Лазаревское кладбище

    Новоспасский монастырь

    Покровский монастырь

    Симонов монастырь

    Спасо-Андрониевский монастырь

    Дорогомиловское кладбище

    Послесловие

  Список захоронений

    Донской монастырь

    Новодевичий монастырь и Новодевичье кладбище

    Ваганьково

    Введенские горы

    Даниловское кладбище

    Миусское кладбище

    Пятницкое кладбище

    Данилов монастырь

    Алексеевский женский монастырь

    Лазаревское кладбище

    Новоспасский монастырь

    Покровский монастырь

    Симонов монастырь

    Спасо-андрониевский монастырь

    Дорогомиловское кладбище

С. С. Гейченко Памятник Пушкину

  Первое изображение могилы Пушкина

  Надгробие

  Восстановление памятника

С. С. Гейченко Фамильная легенда рода Пушкиных Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg