«В жизни и спорте»

В жизни и спорте (fb2) - В жизни и спорте 1358K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Яков Григорьевич Куценко

Яков Григорьевич Куценко,

заслуженный мастер спорта,

заслуженный тренер СССР

В жизни и в спорте

Предисловие

Читатель согласится со мной, что, просматривая названия книг, он, как правило,

выбирает интересные для себя темы и знакомится с их содержанием. Хочу напомнить: в

литературе, равно как и в искусстве, главное — это не "что", а кто. Зная эту истину, я

прежде всего хочу рассказать об авторе книги "В жизни и в спорте". Яков Григорьевич

Куценко, несомненно, принадлежит к числу тех людей, которые пишут содержательно,

поучительно и интересно.

Мы познакомились с ним ещё в 1937 году на приёме в Париже в саду советского

посольства. Передо мной был яркий и интересный собеседник. Именно с того дня я стал

внимательно следить за выступлениями Куценко на тяжелоатлетических

соревнованиях. В нём мне импонировало всё: и красивая могучая фигура, и сдержанная

манера поведения на помосте, и необыкновенное умение сосредоточиться в нужный

момент. Перед штангой он — весь внимание. Он весь в желании "взять" вес во чтобы то

ни стало. Им руководит лишь одна могучая непреодолимая воля — держать!

"Держать!" — это слово непроизвольно вырывается у болельщиков. Вот где

учиться умению сосредоточиться, умению сказать себе: "Взять!" Картина волнующая

до предела. Это Куценко-атлет.

На Олимпийских играх 1960 года в Риме Куценко был старшим тренером сборной

команды СССР. В ту пору я на правах президента Федерации тяжёлой атлетики СССР

наблюдал за предолимпийской подготовкой тяжелоатлетов. Успешное выступление

советской команды, как мне кажется, было во многом предопределено умелой работой

Якова Григорьевича Куценко. Его настроение, всегда оптимистичное, ободряющее,

вселяло в его воспитанников веру в победу. Яков Григорьевич давал возможность

каждому проявить свою инициативу, индивидуальность. У него не было и намёка на

трафарет в методике тренировки. Занятия проходили в атмосфере взаимопонимания,

глубокой заинтересованности, правильной настроенности.

Больше всего мы волновались за выступление в полулёгком весе нашего спортсмена

Минаева, который выступал первым. "Ты не волнуйся, — напутствовал его Куценко, —

мы не ждём от тебя ничего сверхъестественного. Работай уверенно. В спорте, сам

знаешь, всё бывает. А мы с тобой учтём все промахи соперника".

Старший тренер и в самом деде оказался прав. Американец Бёргер был явно

сильнее. Но в рывке в первом подходе он уронил штангу за спину, а во втором

перестарался и послал её больше, чем нужно вперёд, и опять уронил. И только в

последнем, третьем, подходе ему удалось взять первоначальный вес.

Минаев стал олимпийским чемпионом.

Дальше пошло совсем хорошо: все выступавшие участники нашей команды

использовали свою максимальную возможность в трёх подходах.

Американцы, доминировавшие прежде в поднятии штанги, впервые потерпели

полное поражение. Юрий Власов побил рекорд американского "сверхчеловека" Пауля

Андерсона с таким преимуществом, что тот только и мог произнести: "Ну, это

слишком много!"

Дисциплина, сплочённость, воля к победе — вот что было характерно для сборной

СССР 1960 года по тяжёлой атлетике. И в этом, повторяю, я вижу огромную заслугу её

старшего тренера Якова Григорьевича Куценко.

Яков Куценко не только обаятельный человек, прекрасный семьянин, но и пример

стойкости и величайшего мужества. Прикованный к постели тяжёлым недугом, он

продолжает делиться с нами своим опытом, знаниями, впечатлениями, он полон

оптимизма и бодрости. Вот это самое ценное в его "железной игре", — правда, теперь

уже в жизни, а не на помосте.

Я не буду знакомить читателя с содержанием книги, в ней автор сам написал о

людях, сильных духом и телом.

М.М.Громов

Герой Советского Союза,

генерал-полковник, профессор,

почётный президент Федерации тяжёлой атлетики,

заслуженный мастер спорта,

чемпион СССР 1923 года в тяжёлом весе

От автора

Я отдал спорту почти всю свою жизнь. Почти всю свою жизнь я провёл среди

красивых и сильных людей, которые удивляли мир своими физическими возможностями.

За свою жизнь я поднял около 20 миллионов килограммов, провёл в

тяжелоатлетических залах разных городов мира 3000 дней; и всё это может вызвать

иронические улыбки умных и рассудительных людей. Быть может, справедливые улыбки.

Однажды вдруг спрашиваешь себя: а стоило ли? Всё ли было верно или так только

казалось?

Я не могу обижаться на свою жизнь. У меня никогда не было точного

"рассудочного" плана, но события увлекали меня именно туда, куда я хотел. И чем больше

я узнавал о жизни и спорте, который фактически стал моей жизнью, тем больше

убеждался, что многое становится для меня ещё более таинственным.

В бурном потоке спортивных событий прошлое постепенно уходит в забвенье.

Новые килограммы, секунды, метры покоряют любителей спорта.

Больше половины жизни я отдал тяжёлой атлетике. Больше 30 лет постоянных

усилий, нервов — сначала из-за себя, потом из-за своих учеников.

"Трудно писать о себе без тщеславия", — заметил английский философ Юм.

Наверное, это почти невозможно. Если человек берёт карандаш и чистый лист бумаги,

чтобы рассказать о себе, он уверен, что его жизнь будет интересна и поучительна для

других. Иначе он и не стал бы писать.

58 всесоюзных рекордов, 10 мировых, 14-летний "стаж" звания чемпиона СССР,

около 20 стран, где мне пришлось побывать, неоднократные победы команды штангистов

Советского Союза, тренером которой был и я — наверное, это даёт мне некоторое право

взяться за перо.

Эта книга о людях сильных и слабых, о тех, кто участвовал в "большой железной

игре" за последнюю треть века; эта книга о далёких городах и странах, где я был.

Глава 1

Как всё начиналось

"В детстве он был слабым и хилым", — так часто начинают очерки о спортсменах.

Этот приём, иногда не соответствующий правде, стал почти традиционным. Но что

поделаешь, если я действительно родился безнадёжно слабым?

Я был в семье тринадцатым. Мой дед, человек набожный и суеверный, почему-то

считал это число счастливым. На свет я появлялся очень трудно. Мать после этого всё

время болела и меня выходили соседи.

У каждого человека сохранились самые первые детские воспоминания: гроза,

игрушка, снег, небо... Первое, что мне запомнилось — это пожар, стрельба, бегущие люди

и котельная: большое чёрное чудовище с горящим глазом. Возле него тихо и смирно, как

дети, сидели испуганные люди. На их лица падало багровое отражение горящего в топке

угля. Приносили и уносили раненых.

Так прошло несколько дней. Потом я заболел тифом. Когда жар наконец прошёл,

мой дед взял меня на руки. Я осторожно потрогал его белую библейскую бороду. "Гляди-

ка, выжил заморыш... Теперь сто лет жить будешь".

Первые послевоенные революционные годы были периодом, когда новое, ранее

неслыханное, что входило в жизнь народа, существовало наряду со старым, тяжёлым

наследием прошлого.

Киев терроризировали белогвардейские банды, немцы, петлюровцы. Потом налёты

прекратились. В один из дней возле города появились кочующие цыгане с шатрами и

повозками. Они меняли, ворожили, плясали и пели под гитару перед уставшими,

измученными людьми.

Как-то раз моя мать бинтовала ногу цыганке, которую укусила лошадь. Я с

интересом рассматривал её серьги, кольца, потрогал её браслеты — они тихо позванивали.

Вдруг, взяв мою руку и пристально взглянув на мать, цыганка быстро сказала: "Ты

будешь богата, твой сын будет богат — знаменитым артистом станет". Уставшей

многодетной матери, конечно, понравилось такое предсказание.

Только вечером мы заметили, что часы "Павел Буре" — гордость нашего семейства

— исчезли. Но всё равно, уже много лет спустя, когда я стал чемпионом, мы с матерью

всегда вспоминали о цыганке с улыбкой.

Я провёл в Киеве всю жизнь, но он не стал для меня привычным и неинтересным. Я

и сейчас отношусь к нему с каким-то восхищённым удивлением, как в детстве. Быть

может, это потому, что я очень часто расставался с Киевом. Но теперь мне иногда

кажется, что тогда я понимал красоту этого города, его природу больше, чем сейчас.

Красота... Когда я познакомился с моим первым учителем — художником-

самоучкой Павлом Кротенко, казалось, я почти понял, что это такое. Он рисовал картинки

для базара: хатки с вербами, девушек и парней в украинских костюмах, белые замки у

зелёных озёр. Мне всё это представлялось прекрасным.

Красота... Смысл этого слова беспокоил меня всю жизнь.

Тогда все достижения человечества в живописи воплотились для меня в картинках

Кротенко. И когда он предложил мне раскрашивать бумажные цветы, чтобы как-то

помочь семье, они были для меня самыми замечательными на свете.

Прекрасной казалась мне и моя первая картина, которую я почему-то назвал "Дом

ненависти": красивый дом, окружённый причудливыми деревьями, мужчина в халате и

чёрной маске. Теперь трудно вспомнить, какие ассоциации будили во мне эти образы.

Моё увлечение рисованием становилось всё серьёзнее. Было время, когда я

окончательно решил, что стану художником, но говорить об этом не отваживался даже

дома. Часто ещё до рассвета я тихонько выходил из дому с фанерным ящиком за спиной и

шёл к Зверинцу.

Когда-то давно здесь водились дикие звери, и киевская знать охотилась в этих

местах. Накануне первой мировой войны Зверинцем заинтересовалась пресса. Здесь

обнаружили пещеры, каменные плиты с надписями.

Но меня интересовало иное: крутые днепровские склоны, влажная от росы трава,

река в предрассветной дымке, спокойная и могучая. Вот-вот взойдёт солнце. Вначале

розовым блеском вспыхивал горизонт, и первые лучи солнца преображали всё вокруг:

нежное сияние прикасалось к воде, золотило песок, изумрудом струилось по зелёным

лугам. Неповторимое мгновение! Как хотелось воспроизвести его... Я щедро наносил

краски на полотно, но всякий раз разочаровывался — нет, не то.

В начале весны пейзажи получались у меня лучше: паводок, раскованная река,

холодная и уверенная в своей силе, потемневшие остатки льда... Всё же летние рассветы

привлекали меня больше, несмотря на "творческие неудачи". Привлекали неповторимой

утренней свежестью, радостным чувством того, что я живу в этом прекрасном мире. Здесь

меня находил двоюродный брат Сашко Горпенко — быстрый, отчаянно храбрый парень.

Он звал меня на Сапёрное поле, к пороховым складам — искать снаряды.

С Сапёрным полем, где находилась бойня, были связаны романтические истории о

киевских мясниках — обладателях богатырской силы, способных сбить быка на землю

одним ударом. Отец охотно рассказывал о них, а случалось, что в наш дом наведывались и

сами герои этих рассказов.

Помню, с каким восхищением мы смотрели на коренастую фигуру мясника

Слуцкого. Говорили, что он мог поднять на спину грузовую машину. Когда в Киев

приезжали цирковые атлеты, Слуцкий в старом борцовском трико, обвешанный медалями

за победы, выходил на ковёр бороться со всеми гастролёрами. Мой брат Григорий был в

восторге от силача, хотя, по-моему, уже тогда не уступал ему в силе. Я откровенно

завидовал силе Слуцкого, но в то же время не разделял восторженности брата. Тяжёлые

бицепсы мясника, его квадратная, малоподвижная, несгибающаяся фигура — всё это

выглядело непривлекательно.

Время было тяжёлое, буйное. Разгульная Барановка — район, где мы жили, —

поджидала парней с Байковой горы. Это были отчаянные и сильные парни. А главное, они

казались мне красивыми в своей бесшабашной удали, силе и смелости. После удачной

драки, а порой и поножовщины "барановцы" возвращались пьяные. Неслась ругань. Люди

в испуге закрывали окна, ставни, гасили свет.

Красота? Оказывается, она оборачивалась совершенно по-другому.

Без отца, рослого, красивого и очень сурового человека, не обходилось в нашей

околице ни одно важное событие. Он всегда был окружён друзьями — во всяком случае,

так эти люди себя называли. Отец охотно делился с ними и зачастую пропивал почти все

заработанные деньги. А вот мать была для меня совсем обычной — молчаливая, покорная

женщина со скорбным лицом. Она никогда не говорила о своих горестях и не жаловалась

на отца. И только в редкие минуты, когда она пела с отцом украинские песни, мать

становилась совершенно иной. Она гордилась своим мужем.

Голодные годы, болезни, бесконечные лишения уменьшали нашу семью. Из

чертовой дюжины детей нас осталось лишь четверо.

А дома по-прежнему было шумно. Грузчики, рабочие много пили, говорили о

французской борьбе, о Щорсе, о возвращении из гастролей по Америке Ивана

Поддубного.

У нас в доме не было книг. Не было их и у моих товарищей. Все знания давала мне

школа, куда я поступил переростком и потому терпел постоянные унижения со стороны

ребят, да и, пожалуй, учителей.

Однажды вечером в трескучий мороз недалеко от нас загорелся трёхэтажный дом. В

зареве пожара и клубах дыма суетились чёрные тени. Из окон летели одежда, мебель,

книги и даже посуда. Когда пожар погасили, мне разрешили взять несколько

полуобгоревших книг. "Жизнь животных" Брэма — первая книга, которую я прочитал.

Среди уцелевших книг были также сборники Т.Шевченко и С.Есенина. Прочитав Брэма, я

без особого удовольствия принялся за стихи. Но неожиданно увлёкся. Позже мне удалось

раздобыть издания Леси Украинки и Владимира Маяковского. И сейчас, хотя память,

конечно, уже не та, что раньше, я помню много стихов, которые с удовольствием читал в

пору моей юности.

Так началась для меня новая, удивительная жизнь. А через некоторое время случай

свёл меня с человеком, который научил меня понимать красоту по-настоящему. Вечером

на одной из наших тёмных улиц я увидел пьяного, лежавшего на мостовой, и помог ему

добраться домой. Это был художник из кинотеатра "Эхо" Пётр Андреевич. На следующий

день я уже бесплатно смотрел фильм.

Так началась моя дружба с "Репиным". Он был одинок, всегда небрит, в толстовке, с

длинными волосами. Каждый раз, закончив оформлять рекламу нового фильма, он

запивал на несколько дней и валялся у себя в комнате в беспамятстве среди холстов и

красок.

Он был чуток, внимателен, заботлив, — мне всегда этого не хватало. Узнав, что я

немного рисую, он начал давать мне несложные поручения: домалевать джинсы ковбоя,

подкрасить глаза какой-нибудь красотке. Рисовал он всегда с иронической улыбкой.

Сначала я не понимал её. Затем мне рассказали, что Пётр Андреевич был известным

художником. Его картины выставлялись даже в Париже. Но в его жизни что-то случилось.

Что — никто не знал. Он приносил мне старые альбомы с репродукциями, — это были

единственные часы, когда он говорил много и с увлечением.

"Акула Нью-Йорка", "Королева лесов", "Месс Менд" — герои фильмов не давали

мне покоя ни днём, ни ночью. Под утро я тревожно засыпал, мечтая о силе и смелости

Дугласа Фербенкса. Актёр проделывал сам, без дублёров, головокружительные трюки, и

его герои, всегда выходившие победителями из сложнейших ситуаций, неотвратимо

действовали на мальчишеское воображение. Для меня началась жизнь грёз и мечтаний. Я

ходил в кино каждый день.

А Пётр Андреевич таял буквально на глазах. Это происходило так быстро, что мне

становилось страшно. Несмотря на его многодневные запои, работники кинотеатра

относились к нему снисходительно. Пил он больше один, потом долго спал.

Проходило несколько дней. Потом он снова приносил репродукции, книги и

говорил, говорил... Слабый, раздавленный человек, он учил меня любить красоту и силу.

Случилось так, что несколько дней я не мог прийти к нему в мастерскую. А когда я

прибежал к Петру Андреевичу, у дверей стояли его сотрудники: уже два дня он не

отзывался на стук. Взломали дверь. В мастерской было очень холодно. "Репин",

скрючившись, лежал на полу...

В день его похорон кинотеатр был закрыт.

Потом мне случалось встречаться со многими художниками и почти все они

находили во мне определённые способности к рисованию. Что греха таить — временами

хотелось сказать: загубил, мол, талант. Хотя увлечение живописью было

продолжительным, но не настолько глубоким, чтобы посвятить этому всю жизнь.

Нужно было работать. В 15 лет я поступил в фабрично-заводское училище.

Я с интересом присматривался к рабочим, создающим точные механизмы. Я увидел

разумную последовательность в рождении приборов. Удары молота на глазах изменяли

форму металла, резец преображал его. Из-под резца вилась горячая фиолетовая стружка. В

термическом цеху кудесники закалки внимательно смотрели в печь... Всё это было

интересно.

Однажды нас построили во дворе. Директор училища представил нам молодого

красивого мужчину. Новый физрук Кондратьев — чемпион СССР 1925 года по тяжёлой

атлетике — нам понравился.

Начались занятия. Мы бегали, прыгали, метали гранаты. В обеденный перерыв

начиналось традиционные соревнования. Определялись чемпионы. Меня среди них не

было. Вечером, приходя домой, я поднимал тяжести, прыгал, бегал, пока совершенно не

выбивался из сил. "Подпольная" подготовка не прошла даром. В один из наших

"обеденных" конкурсов я неожиданно для всех вышел в круг и выжал двухпудовую гирю

семь раз. Зрители ахнули. Совершенно спокойно и даже снисходительно поглядывая на

всех (знали бы они, чего мне это стоило!), я блистательно, как мне показалось, несколько

раз подбросил гирю.

Успех был полным.

Я был горд — стал "сильным парнем". А этот титул давали не многим. Своего я

добился — меня признали.

Вскоре всё это перестало меня интересовать. Увлечение прошло очень быстро.

В токарном отделении у нас работал Владимир Мирошниченко. О нём никогда не

говорили. Он не вызывал к себе никакого интереса. Разве что девушки обращали

внимание — был он рослым и стройным.

И вот однажды во время обеденного перерыва на глазах у всех Владимир сделал

стойку на перилах лестницы. Восхищению зрителей не было предела. Но это было не всё.

Он разогнался и перевернулся в воздухе. Он совершил чудо, и называлось это чудо

загадочным словом "сальто-мортале".

Мирошниченко оказался самым настоящим акробатом, и тренировал его старый

цирковой артист Гоберц. "Я хочу быть только артистом и только цирковым, — сказал мне

Мирошниченко. — Может, и ты попробуешь?"

Стать цирковым артистом... Что это значит, что для этого нужно?

И потом, не права ли в своё время была гадалка? "Быть твоему сыну артистом... "

На другой день вечером у входа в цирк меня ждал Володя. Появился его брат —

осветитель, и мы под грозным взглядом дежурного поднялись на галёрку.

Зажёгся свет и заиграл оркестр. Вышли униформисты, похожие на придворных или

генералов. Всё, что я увидел в тот вечер, показалось мне нереальным. Люди, которые,

сменяя друг друга, появлялись на сцене, были совсем не такими, как мы: и двое изящных

юношей в чёрных трико — братья Яловые, демонстрирующие удивительные

акробатические номера, и воздушная группа Донато, подобно птицам, парившая в

воздухе, и сам Донато в костюме клоуна — старый акробат со скорбным лицом,

проделывавший головокружительные трюки. И, наконец, группа Орэсто — "Мраморная

группа" с участием Бориса Эдера, ставшего впоследствии дрессировщиком львов.

Разноцветные лучи рефлекторов освещали овальный пьедестал с фонтаном и

застывших в античных позах четырёх атлетов в белых париках, которые стояли, словно

высеченные из камня. Они были будто неживые, эти мраморные люди, и вместе с тем

сколько в них было жизненной силы!

Человеческая память несовершенна. Она в основном сохраняет то, что лежит на

поверхности воспоминаний. Но мне кажется, что это был первый, возможно ещё

подсознательный, эмоциональный толчок, пробудивший настоящее влечение к

человеческой силе и красоте. К тому, чему я посвятил потом всю свою жизнь.

Когда чего-нибудь сильно хочешь, обязательно встретится человек, который тебя

поймёт и поможет. А может быть, мне просто повезло...

На следующий день я был у Гоберца.

Это был совершенно высохший, согнутый травмами и увечьями старик. Был он

настолько худ, что казалось, будто его щёки прикасаются друг к другу. Крупный

нависавший над верхней губой нос придавал ему зловещий вид — Гоберц был похож на

Кащея Бессмертного. Он жил только цирком и больше всего на свете любил арену. Теперь

у него была одна цель — подготовить акробатическую группу. Он мечтал надеть чёрный

фрак и выйти на освещённый огнями манеж, на котором проработал полвека... Когда

Гоберц говорил об этом, его глаза молодо загорались.

— Цирк — это самое прекрасное и самое трудное искусство. Это парадность и

блеск. Каждый день вечером у тебя праздник, праздник, — повторил Гоберц это слово и,

помолчав, добавил: — Но настоящая ваша жизнь будет в опилках, среди конюшен. И эта

жизнь тоже прекрасна. Каждый день ты должен быть начеку. И ты обязан обо всём

забыть, когда тебя вызовут на манеж. Обо всём!

Наши репетиции начались в его маленькой комнатке. Я был высоким. Движения

мои, вероятно, были медлительны и неаккуратны. Старик сердился.

— Прыжок, лёгкость — вот азы циркового акробата, — ворчал он и, несмотря на

свои 65 лет, вдруг становился на руки, упираясь в пол длинными, скрюченными, как

корни дерева, пальцами.

Жена старого Гоберца — в прошлом цирковая балерина-наездница — была

итальянкой. Её лицо всё ещё было красиво. Она очень страдала болезнью ног и сердца,

почти не поднималась с постели, но всегда оставалась весёлой.

Был голод. Мы приходили уставшие, приносили соевый хлеб. Жена Гоберца грела

чай. Говорили о цирке. Затем начиналась репетиция.

— Ну, медвед! Карашо! Джиоро прэто! — подбадривала нас жена Гоберца.

Она радовалась нашим успехам, потому что мечта мужа было единственным, что

осталось у неё в жизни.

— Метода — это пот и терпение, — в сотый раз повторял Гоберц, когда мы

уставали.

Делали передышку, а затем всё снова — ещё раз, два, три... Позже я понял, как

необходим в тренировке данный жестокий принцип: метода — это терпение и пот.

"Рэпэтэ" продолжались. Всё проходило в строгой последовательности, которой

безошибочно владел Гоберц. Старик был доволен нами и ждал дня, когда мы появимся

перед просмотровой комиссией. Он наденет фрак, выйдет на арену и тогда...

— Вы превзойдёте всех, если со своим ростом сможете сделать всё, что делают

Яловые. Вас ждёт успех!

Цирк... Я бредил им. Осветительная будка на галёрке стала для меня королевской

ложей. Я боготворил актёров. Меня волновали подробности их жизни. Когда огни на

манеже гасли, я подолгу стоял у выхода, чтобы посмотреть на них хотя бы издалека.

Музыка будила во мне необыкновенные желания. Я мечтал о прекрасном цирковом

будущем, где был, конечно, самым знаменитым, самым ловким, самым красивым.

Музыка, наш выход. Гоберц в чёрном фраке... Восторг зрителей...

Наверное, это было счастье.

Я познакомился с братьями Яловыми. Мне разрешили смотреть их репетиции.

Скупой поток света освещал пыльный бархат. Здесь я увидел всё: напряжённые нервы,

усталость, раздражённость, старые штопаные трико. Даже оркестр показался мне другим

— он играл вяло и невесело. Вверху под куполами, среди подтянутых блоков,

поблёскивающих никелем турников, колец и трапеций, копошились воздушные гимнасты.

Им нужны точность и расчёт. Здесь можно надеяться только на себя, на свою силу и

ловкость. Акробатов сменяли лошади. Покорные красивые животные привычно бегали

вокруг манежа, подгоняемые хлыстом. И они теперь казались мне не такими разумными,

как на представлении. Круг за кругом, круг за кругом. Будто белка в огромном колесе. Я

видел, как упал с лошади Джеймс Кук, сын старого знаменитого Кука. Лошадь подмяла

Джеймса под себя и сильно ударила задней ногой в плечо. Юношу унесли, но уже вечером

он был на манеже и, как всегда, улыбался зрителям.

Все ожидали начала чемпионата по французской борьбе. Афиши рекламировали

приезд Поддубного, Посунько, Шемякина, Заикина, Цыгана. Вскоре на улице возле

гостиницы "Континенталь" появились люди необычайных размеров. За ними ходили

толпы.

Глядя на них, нельзя было не заинтересоваться борьбой. Только потом я узнал о

театрализации этого зрелища. Герою матча была гарантирована победа. Другие должны

были выполнять эффектные приёмы на определённой минуте. Часто зрителя ещё больше

интриговали, закончив игру вничью, — тогда все с нетерпением ждали "реванша".

Я узнал, что есть несколько категорий борцов: "яшки" — либо совсем старые, либо

молодые, только начинающие борцы, которых всегда побеждают; "апостолы" — атлеты с

хорошим телосложением, "маски", — которые по каким-либо пикантным обстоятельствам

не могут открыто появиться на манеже.

На этот раз всех, кто толпился в дни чемпионата у "Континенталя", особенно

интриговала такая "маска": человек в светлом элегантном пальто проходил быстро, не

останавливаясь, не давая даже автографов. Это было таинственно и необыкновенно.

В это время я познакомился с дядей Ваней Лебедевым — издателем журнала

"Геркулес". Он тогда отстаивал французскую борьбу, которую запрещали.

После революции среди общественности возникло разногласие по поводу того, как

относиться к профессиональной борьбе в цирке. В прессе против неё приводилось

множество возражений. Лебедев послал письмо Луначарскому: "Наша эпоха,

выковывающая людей героического эпоса, нуждается в зрелище героического типа.

Борьба — это и есть такое зрелище и, принимая во внимание её влияние на массы,

заслуживает положительной оценки". Своё послание он так и подписал: "Лебедев" и в

скобках — "дядя Ваня".

Лебедев возражал против односторонних, примитивных взглядов на цирковую

борьбу. Письмо его было датировано 15 сентября 1927 года. Двадцать лет спустя в цирках

ещё выступали борцы. Но потом интерес к этим выступлениям начал катастрофически

падать. Профессиональную борьбу в нашей стране вытеснило развитие борьбы

любительской, блестящие успехи наших богатырей не на цирковой, а на международной

спортивной арене, на Олимпиадах и мировых чемпионатах. Но нельзя забывать, что эти

успехи возникли не на пустом месте. Не зря новых чемпионов величают преемниками

славы Поддубного, Заикина, Шемякина и других героев профессиональной борьбы. И не

идеализируя Лебедева — человека коммерческого склада, нужно отдать ему должное за те

усилия, что содействовали развитию и популярности борьбы как спорта.

Лебедев был не только великолепным организатором, но и тонким психологом, он

улавливал настроение и запросы посетителей цирка, умело играл на их патриотических

чувствах. Бывало, в роли арбитра он выходил на арену в русской рубахе, сапогах и

фуражке, картинно кланялся на четыре стороны, представляя борцов, использовал

былинные эпитеты и тому подобное. Остроумные реплики дяди Вани имели большой

успех.

— Дядя Ваня, где сейчас Поддубный? — спрашивали его.

— На чемпионате в Варшаве.

— Как же так: вчера он был во Владивостоке, а сегодня в Варшаве?

— Для чемпиона мира нет ничего невозможного, — отвечал дядя Ваня под бурный

восторг зрителей.

— Дядя Ваня, а где сейчас Збышко-Цыганевич?

— Какой — старший или младший?

— Старший!

— Оба умерли.

Позже, в 1946 году, дядя Ваня рассказал мне, что вопросы задавали свои.

Наконец приехал Поддубный — большой, согбенный, с седеющими рыжеватыми

усами. Ходил он медленно, нетрудно было заметить, что у него больные ноги. О его

гастролях за границей и победах ходили легенды. Позже я много раз встречался с Иваном

Максимовичем. Это был суровый, своенравный человек, знавший себе цену. "Чемпион

чемпионов" — так прозвали Поддубного за его блестящие победы.

Иван Поддубный родом из бедной украинской крестьянской семьи, которая жила на

Полтавщине. Быть может, казак Фёдор Поддубный, фигурирующий в повести

А.К.Толстого "Князь Серебряный", является одним из его предков. Или же другой казак

Поддубный, который служил в войске Петра I и был послан царём в Англию в составе

посольства. По этому поводу нам остаётся только гадать. Во всяком случае природа

наградила Поддубного огромной силой и ловкостью.

Но знаменитый борец отличался не только этими качествами. Он строго соблюдал

режим, просыпался и ложился спать всегда в определённое время, не курил и не пил,

большое значение придавал утренней прогулке и гимнастике. Полагаю, нашей молодёжи

будет интересно узнать, как тренировался Иван Максимович. Вот что он написал по этому

поводу в 1947 году:

"Я и теперь с ужасом вспоминаю режим, который я выполнял в те дни. Ежедневно

на протяжении длительного времени я тренировался с тремя борцами: с первым — 20

минут, со вторым — 30, и с третьим — 40-50 минут до предельного изнурения каждого из

них. Далее 10-15 минут я бегал с пятифунтовыми гантелями в руках. После этого я

принимал паровую ванну. Температура воды достигала 50 градусов... Затем душ; сегодня

полуледяной, а завтра — тридцатиградусный. На полчаса меня кутали в простыню и

тёплый халат, чтобы организм отдохнул. А впереди была ещё 10-километровая прогулка...

После моциона я возвращался в гостиницу настолько утомлённый, что едва мог подняться

на четвёртый этаж".

Да, физические нагрузки, что называется, на уровне современных требований. Не в

таком ли режиме в сочетании с врождённым здоровьем следует искать тайну спортивного

долголетия Ивана Поддубного? Ведь его последний большой международный триумф

приходится на 1925 год, когда Поддубному было уже 55 лет. Тогда Поддубный поехал в

Нью-Йорк и после ряда блестящих побед над борцами из разных стран мира стал

чемпионом США. А ковёр он не покидал почти до 70-летнего возраста...

Однажды во время очередной репетиции мы жонглировали на манеже. Появился

Поддубный. Мы очень старались, и, конечно, у нас ничего не выходило. Иван

Максимович стоял молча, затем вышел на манеж и показал, как это следует делать. Я

набрался смелости и попросил у него фотографию. "Пацанам не даю. Станешь сильным,

человеком будешь — тогда проси". И ушёл. Только через 15 лет я получил от него фото.

Помню ещё одну из наших встреч — спустя много лет. На одном из соревнований я

оказался главным судьёй. Поддубный был у нас почётным гостем. Я представил его

публике и, зная, что ему тяжело ходить, осторожно взял под руку. Поддубный резко

отдёрнул руку и метнул на меня злой взгляд.

После соревнований Иван Максимович сказал мне:

— Не обижайся. Я скоро умру, но никогда ещё никто не поддерживал меня под

руку. А тем более на борцовском ковре.

Вечером в гостях у своего друга старого борца Михаила Слуцкого Поддубный

много рассказывал. Вспоминал о Куприне. С особенной теплотой говорил об отце русской

тяжёлой атлетики докторе Краевском, о знаменитом Гаккеншмидте.

Поддубный любил, чтобы его слушали. Нам он сказал: "У меня была большая

жизнь. Я объездил весь мир. Я соревновался всегда честно. Ваша молодость напоминает

мне о победах — это радостно и очень грустно. Побеждайте. Желаю вам так провести

жизнь, как я".

Кавалер ордена Трудового Красного Знамени, заслуженный мастер спорта Иван

Максимович Поддубный до последнего дня интересовался молодыми спортсменами. Вот

что он написал своему бывшему коллеге, цирковому борцу Михаилу Слуцкому буквально

за месяц до своей смерти: "Меня снова зовут в Москву, пишут, что я первый среди борцов

прославил наш спорт за рубежом... Но не обо мне, старике, речь. Обидно, что теперь

техника многих борцов бедна и физически подготовлены они недостаточно.

Неверно они тренируются, вот и сил недостаточно. Плохо знают, как нужно

укреплять здоровье... Мы, Михаил, постарели, отошли от борьбы. Ну что ж, старость и

вправду могучий соперник, но мы ещё поборемся. Ты, друг, помоги там ребятам, кто же

им поможет, как не мы, старые борцы..."

Мне случилось познакомиться и с Иваном Заикиным. Он родился в Симбирской

губернии, в крестьянской семье, и, так же как Поддубный, в наследство получил лишь

одно — богатырскую силу и крепкое здоровье. Подавшись из родного села искать работу,

Заикин присоединился к артели грузчиков, мерился силой с профессиональными

цирковыми борцами, пока не увлёкся этим. В 1905 году в Москве Поддубный и Заикин

встретились на борцовском ковре. Победил Поддубный.

Во второй раз они увиделись через два года на чемпионате в Тамбове. Заикин

откровенно сказал Поддубному о своём намерении взять реванш. Но реванш не состоялся.

Травмированного Заикина унесли с ковра, и он очутился в больнице. Там его часто

навещал Поддубный, и они подружились.

Заикин был не только известным борцом, но и одним из пионеров авиации. В

Париже он окончил лётную школу Фармана, выполнил несколько полётов и в России.

Один из них, что состоялся в Одессе в 1910 году, едва не окончился двойной трагедией:

пассажиром авиатора был Александр Куприн.

Заикин рассказал мне об этом в 1945 году, когда мы увиделись с ним по случаю

празднования 60-летия гиревого спорта, начало которому в России положил созданный

известным петербургским врачом В.Ф.Краевским "Кружок любителей атлетики". Приезд

Заикина в Одессу в новом амплуа — авиатора — был широко разрекламирован. На

ипподроме, где должны были пройти полёты, собралась огромная толпа.

Самолёт Заикина трижды поднимался в воздух и, проделав несколько кругов над

полем, удачно совершал посадку. А в четвёртый раз, когда к авиатору присоединился

Куприн, при повороте ветер понёс плохо уравновешенную машину на зрителей. Чтоб не

натворить беды, Заикин развернулся и стал приземляться. Посадка оказалась не совсем

удачной. Но аэроплан пострадал больше: от него осталась груда обломков.

С писателем Александром Куприным Ивана Заикина связывала большая дружба. В

1919 году Куприн эмигрировал в Париж. Очутился за границей и Заикин: он жил в

Кишинёве, когда Бессарабия оказалась аннексирована Румынией. Обоим жилось нелегко.

Однажды Куприн послал Заикину 500 франков. Они часто переписывались. "Вот уж

тридцать лет пишу, — жаловался на свою судьбу Александр Иванович, — написал около

двадцати томов, а остался бездомным бродягой, как старый пёс. Так, наверное, мне и

надо. Весна в Париже проходит мимо меня..." ..."Припоминаешь, ты мечтал об

организации огромного питомника физической культуры в плане государственном. Это в

России возможно, и только в ней".

Заикин не осуществил своей мечты: его здоровье подорвал несчастный случай во

время цирковых гастролей в Плоешти. Последние годы жизни знаменитый борец провёл в

Кишиневе. Советское правительство назначило ему персональную пенсию. Не имея

возможности активно участвовать в спортивной жизни, Заикин старался не отставать от

событий, интересовался последними новостями и охотно выступал перед молодёжью с

воспоминаниями. Он радовался, что его не забывают, слал мне трогательные письма,

подписывая их "борец-авиатор Иван Заикин".

Переписывался со мной и Иван Шемякин. Вспоминая своё спортивное прошлое, он

писал: "Вся беда моей карьеры оказалась в желании "охотиться" на чемпионов, чем и

можно объяснить лютую ненависть ко мне, в особенности со стороны кулаков-

хозяйчиков. С 1908 года и до последнего чемпионата, устроенного цирком в Москве в

1923 году, я ни единого раза не потерпел поражения и до сего времени даже во сне не

лежу на лопатках".

Помню ещё одного сильного странного человека — Данилу Посунько. Был он

хлебопашцем, потом матросом и неожиданно стал профессиональным борцом. Он,

вероятно, не находил удовлетворения в своих успехах, хотя пользовался огромной

популярностью. Он мог быть, пожалуй, сильнейшим в мире, если занимался бы борьбой

всерьёз.

Я навсегда полюбил цирк. И с тех пор, в какой бы части света ни приходилось мне

бывать, если была возможность, я всякий раз посещал цирк.

Но вскоре рухнуло всё — репетиции, мечты, иллюзии. Техникум был закончен и

следовало получать направление на работу.

В это время из Магнитогорска приехал брат. Он посмотрел на нашу голодную

семью и сказал: "Езжай на Урал. Цирк никуда не уйдёт".

В составе ударной комсомольской бригады я был направлен на строительство

Магнитки.

Я покидал цирк, пробудивший во мне столько чувств, стремлений, оставляя наши

"рэпэтэ".

Печальный и жалкий стоял на перроне Гоберц. Он молчал. Оставалось несколько

минут. Вдруг он заговорил быстро и сбивчиво.

— Гоберц уже никогда не наденет фрак. Когда ты вернешься, меня уже не будет. Я

знаю. Послушай, не оставляй цирка, не оставляй!

Это были последние слова, которые я слышал от Гоберца. Он опустил голову и

подал сухую узловатую руку.

Меня направили на монтажные работы строившейся электростанции. Там же

работал и мой брат. Если приходилось туго, то помощь и совет всегда были рядом.

Работали очень много. Непривычный труд вначале совершенно изнурял. Среди

суровых, полных требовательности, юмора и насмешек людей я пытался быть

самостоятельным и взрослым. А это не всегда удавалось, Через полгода набирали

монтажников на строительство уральской Кизеловской электростанции на Западном

Урале. На Магнитке к тому времени работы по монтажу закончились, и я решил уехать.

Брат остался. Я ушёл из-под его опеки.

Шёл 1933 год...

Жизнь проходила однообразно. До самого вечера — работа, потом бараки, глушь,

мороз и усталость.

Я почему-то оказался в стороне от всех, не особенно стремился заводить

знакомства, да и ко мне никто не проявлял особого интереса.

Однажды кто-то принёс две двухпудовые гири. Я выжал их двенадцать раз,

поставил на землю и сделал стойку на дужках. Это произвело впечатление. Лёд

отчуждённости был сломан. Бригадир стал ко мне внимателен и мягок. А я, уставший от

одиночества, охотно рассказывал ему о себе, о своих планах стать цирковым артистом.

— Слушай, Куценко, ты, говорят, почти артист? Может быть, выступишь на вечере?

— вскоре предложили мне в комитете комсомола не то с насмешкой, не то с уважением.

— Если нужно, то за тебя поработаем, — сказали ребята в бригаде. — Ты только

подготовься как следует.

Я стал готовиться к выступлению. Тренировался сам и готовил группу партерных

акробатов и силовых жонглёров.

Наши выступления имели большой успех. Моя бригада, прославившаяся как

передовая, стала известна всем как бригада "артистов". На каждом шагу я чувствовал, с

каким уважением относятся рабочие к моей второй профессии — "артиста". Однажды ко

мне подошёл немец-инженер, работавший на стройке со дня её основания.

— В моей стране есть Мангер — самый сильный человек. — И вдруг добавил: —

Русские обязательно, слышите, обязательно должны его победить. — И быстро ушёл,

будто испугавшись своих слов.

Шла весна. Друзья из Киева звали домой, советовали поступить в техникум

физкультуры. Ребята в бригаде понимали мою тоску.

— Вот закончим монтажные работы, и поезжай, — сказал мне старший инженер. —

Потерпи.

И мы опять крепили балки, укладывали рельсы, плечами подтаскивали тяжёлые

бункеры, и казалось, этому не будет конца.

Прошло ещё три месяца. Заканчивались последние работы. Через несколько дней

должен был состояться пуск электростанции. Но ждать я не мог: в физкультурном

техникуме начинались экзамены.

Прощаться было трудно:

— Возьми медку на дорогу, — говорил мне бородатый "король такелажников" дед

Фома. — Учись, артист. Станешь знаменитым — не забывай нас. Мы за тобой следить

будем.

Поезд отошёл. Ещё каких-то несколько секунд я видел мою "артистическую"

бригаду с поднятыми шапками, улыбавшиеся небритые лица. Потом всё исчезло. Впереди

меня ждал большой и загадочный мир, который станет для меня миром спорта, и я войду в

него уже навсегда.

Два года я ждал, чтобы поступить в техникум физкультуры. А теперь, когда

подошёл к этому зданию, вдруг остановился. Стоит ли? Кем я буду? Пройдёт время, мои

силы иссякнут — что будет тогда? Я понимал, что о будущем недостаточно мечтать, что

важно суметь заглянуть в него.

Мимо меня проходили стройные, красивые девушки в свитерах и брюках —

вероятно, студентки. Я провожал их взглядом — они мне нравились.

Смешно теперь вспоминать, но, кажется, именно это и решило всё.

Жизнь проходила на стадионе, в классах, в спортивных залах... Нужно было уметь

бороться, прыгать с трамплина, постигать азы гимнастики и несколько раз в неделю

надевать боксёрские перчатки. Курс тяжёлой атлетики меня не заинтересовал. Позднее,

когда я стал чемпионом страны, на вопрос: "Как вы начали заниматься штангой?" — я

вынужден был отвечать правду: начал с того, что невзлюбил этот вид спорта.

В техникуме находился тогда почти весь спортивный цвет города. Мне нравилась

изумительная пластичность гимнастки Дуси Боковой и стремительность передвижения по

теннисному корту Ольги Калмыковой, манера борьбы Александра Карпинского. Всё это

было интересно. И у меня где-то проснулось тщеславие юности: а ты-то что можешь?

Однажды меня вызвал к себе директор техникума Шипуков и посоветовал

наведаться на тренировки штангистов в клуб "Пищевик". Я пришёл в клуб. Звон металла,

неторопливые атлеты, по очереди подходившие к штанге — всё это казалось мне чужим и

непривлекательным. Спорт я понимал как постоянное действие, как азартную смену

ситуаций, как непосредственное столкновение с противником и потому с равнодушным

видом присел на скамью.

Я наблюдал за атлетами. Вес на штанге рос. Большие парни уже не могли с ним

справиться. И вот к штанге подошёл идеально сложённый человек маленького роста. Он

толкнул 105 кг. Эта величина мне тогда ни о чём не говорила. Но, судя по впечатлению,

которое произвела она на присутствующих, я понял, что это много.

Так я впервые увидел чемпиона страны Александра Донского.

На следующий день в спортивном зале я небрежной походкой подошёл к штанге. И

я, самый сильный парень на курсе, поднял только 70 кг. Поднял тяжело и неуклюже,

напрягаясь до боли в висках. Штанга, будто что-то живое, унизила меня перед собой и

друзьями. Донской, который весил 56 кг, поднимал 105 кг, а я буквально ломался под 70

кг. Позор да и только. С этого момента всё и началось: я разозлился.

Через месяц в клубе "Пищевик" я был уже своим человеком.

Начались тренировки. Всё было трудно, но увлекательно, потому что пришли

первые маленькие успехи.

Я начал понимать, что за каждым мгновением рывка или толчка много тонкостей

техники, которые то вдруг давались сразу же, то надолго уходили. А рост силы — как он

был незначителен! "Возьми в спутники время, и ты победишь". Я это понял.

На первый взгляд, техника подъёма штанги не сложна — была бы сила в руках,

крепкая спина и ноги. Однако со временем стало ясно, что за этой внешней простотой

стоит точный расчёт, слаженность в работе различных мышечных групп, чувство ритма.

Кроме того, необходимо контролировать своё эмоциональное состояние, необходимо

достичь слияния физических и волевых усилий. Словом, нужно многое помимо силы. Об

этом говорил и опыт моего брата Григория. Он буквально играл двухпудовыми гирями,

отрывал от земли металлические конструкции весом до 300 кг. Казалось, из него выйдет

первоклассный тяжелоатлет. Но стоило Григорию выжать несколько раз штангу, как он

начинал жаловаться на усталость, на боль в спине. Впрочем, он этими попытками и

ограничил своё знакомство со спортом. Нагрузка в техникуме и на тренировках была

чрезмерной даже для моего сильного организма. Я приходил домой, валился в постель, и

казалось, что мои тяжёлые ноги могут проломить сетку кровати. Отец ругался. Мать

жалела и при каждом удобном случае подкладывала лишний кусок мяса.

И вот пришла первая победа: я выиграл звание чемпиона города с результатом 260

кг. Успех этот был достигнут неожиданно быстро — буквально за 2-3 месяца.

Это и решило мою дальнейшую судьбу. Я почувствовал в себе силу, вкусил первую,

пока ещё маленькую, но всё же славу. А это в юные годы не может пройти незаметно.

Я стал тренироваться с отчаянным упорством. Тренировки совершенно меня

измучили. Не знаю, чем бы всё закончилось, если на меня не обратил бы внимание

Александр Донской — в то время уже опытный и признанный мастер.

Это был удивительный человек и спортсмен. Наша дружба длилась много лет, до

самой его смерти. Обстоятельства сложились так, что в период Великой Отечественной

войны Александр Донской остался на временно оккупированной фашистами территории.

Ему, еврею, пришлось скрываться в лесах. Один крестьянин обучил его молитвам, и он

странствовал по деревням как божий странник. Потом нашёл партизан и до конца войны с

оружием в руках боролся против немецких оккупантов в рядах известного объединения

народных мстителей под командованием И.Шитова. После войны здоровье Донского

пошатнулось. Неизлечимая астма не давала ему покоя. Он стал замкнутым, много

тренировался и... курил.

В 1948 году Донской выиграл даже звание чемпиона СССР. Спустя два года он ещё

раз вышел на помост и завоевал серебряную медаль чемпиона страны, уступив лишь

Удодову. Это был последний рывок большого спортсмена, который ещё раз

продемонстрировал торжество человеческой воли.

Донской был неплохим художником, и это ещё больше нас связывало. Я помню его

последнюю работу "На могиле партизана". Эту картину он писал особенно долго и

старательно.

Перед одним из моих выездов за границу мы встретились. Донской был страшен, но

курил так же, как и раньше... "Может, лекарство привезёшь заграничное?" Я привёз ему

какие-то флаконы. Но было уже поздно. В ту ночь он попросил открыть окна. Под утро

лишь прошептал:

— Деревья под окном шелестят так же, как в Брянских лесах...

Моим окончательным выбором стала штанга. В этом виде спорта меня привлекало

совершенно точное и конкретное измерение возможностей человека. Никакого обмана,

никакого отвлечения. Это самая точная возможность определить победителя: кто больше

поднял, тот и чемпион.

Несмотря на трудности, тренировки доставляли мне огромное удовлетворение.

Цифры фиксировали рост результатов. Цифры! Это было внушительно и наглядно, как на

световом табло. И, наконец, эстетическая сторона: красивый, сильный человек спорит с

земным тяготением, побеждает железо, поднимает сотни килограммов. Это нужно было

прочувствовать хотя бы один раз, чтобы уже всегда к этому стремиться.

В Киев приехали Георгий Попов и Аркадий Касперович. Короли помоста! У Попова

тогда уже был мировой рекорд в рывке двумя руками. Шёл 1934 год.

27 мая на традиционной встрече Москва-Ленинград Николай Шатов побил мировой

рекорд австрийца Ашмана, вырвав левой рукой 78,4 кг. Буквально через несколько дней

Георгий Попов в рывке двумя руками достиг невиданного для того времени результата —

98,2 кг.

Сейчас эти веса могут вызвать иронические улыбки. Не улыбайтесь! В те времена

Попов был чудом. О людях незаурядных, которые неожиданно становятся популярными,

иногда распространяются самые удивительные слухи. Про Попова говорили тогда, что он

ведёт полудикий образ жизни: спит в спортивных залах, ест сырое мясо. Он

действительно производил впечатление аскетического человека, способного на подобные

чудачества. Все изумлялись его выдержанности и неутомимости. Подстриженный "под

бокс", с чубчиком, спадавшим на лоб, Попов казался злым и неприступным. Был он

самым могучим среди нас, а весил всего лишь 60 кг. Он мог взвинтить себя до того

экстаза, который был нужен для победы. Достигнув одного, Попов сразу же начинал

подготовку к следующему рекорду. "Нужно много отдать, чтобы достаточно получить",

— говорил он. Его нагрузки были страшными. Скептики поговаривали: "Он наконец

выдохнется".

Но Попов не выдыхался. Он хотел даже догнать тяжеловесов, хотел обойти каждого,

обойти всех. Он был гордым и самолюбивым, большим шутником и злым насмешником.

Попов был некоронованным чемпионом мира. Своими рекордами он намного опередил

время. Но советские спортсмены в довоенные годы не состояли в международной

федерации и могли лишить зарубежных атлетов звания чемпиона только в заочной дуэли.

Я начал слепо копировать Попова, не понимая, что у каждого из нас должна была

быть своя система тренировок. Низкий сед, которым прославился в рывке Попов, у меня

не получался. Более того, эксперимент закончился травмой. Штанга упала за голову,

прокатилась шероховатой насечкой по спине, и один из дисков пробил носок правого

ботинка. Второй палец был раздроблен. Больница, перевязка и неприятные объяснения

дома...

Вечером, опасливо поглядывая на спящего отца, ко мне подошла мать.

— Подумай хорошенько, сынок. Смотри, будешь как Николай...

Базарный силач Николай когда-то выступал в цирке, был очень силён и популярен.

Однажды он сильно повредил себе шею. С тех пор прошло очень много лет. Калека в

брезентовом плаще, с уродливо скошенной головой, с тачкой и гирями ходил по базарам.

В дождь, в непогоду он молча, с каким-то исступлённым лицом раскладывал коврик и под

звуки гармошки показывал свои жалкие трюки. Его знали и бросали деньги больше из

жалости.

Мать боялась, чтобы меня не постигла такая же участь. Я успокоил её и объяснил

как сумел, что со мной ничего не случится, потому что теперь другое время. Мы не

самоучки, покинутые на самих себя, как несчастный Николай, а воспитанники

специального учебного заведения и тренируемся по программе, составленной

специалистами.

В 1936 году мы готовились к чемпионату УССР. Как хотелось выиграть! А чтобы

осуществилась эта мечта, нужно было обойти Ивана Кириченко, Анатолия Базурина и

главного "зубра" — Аркадия Касперовича.

Чемпион страны Касперович был для своей весовой категории невысок ростом,

кругленький, лишённый внешне эффектной, рельефной мускулатуры. В то же время он

был необыкновенно крепким, настойчивым и отличался хорошей технической

подготовкой. Как-то при мне, выступая на тяжелоатлетическом вечере, он толкнул 150 кг

— вес по тому времени очень солидный. Кроме Касперовича, такой вес был подвластен

только одному атлету — Амбарцумяну. Я в то же время преодолел в толчке 120-

килограммовый вес и чувствовал, что мне под силу и больший. Тренировался я тогда под

руководством своего неизменного наставника и друга Якова Самойловича Шепелянского,

умного, внимательного педагога, который обладал особенным умением определять

слабые места и быстро находить возможности для их устранения. Методика моей

тренировки подверглась довольно существенным изменениям. Но многое в своих

тренировках я пока что ещё чувствовал интуитивно, не зная природы работы мышц.

Кипучая энергия Попова продолжала увлекать меня. Мои силы увеличивались. И я

тогда ещё заметил, что если ставить перед собой задачу, подчас превышающую

возможности, то силы при максимальной мобилизации возрастают вдруг до неожиданных

размеров.

Моё первое выступление на чемпионате Украины состоялось в донецком городе

Кадиевка. Клуб не смог вместить всех почитателей силы: шахтёры понимали толк в этом

деле.

Я тогда победил. Победил "самого" Касперовича. Уже в первом движении — жиме

— мне удалось опередить его на 5 кг. Рывок не внёс никаких изменений в нашу борьбу —

мы показали одинаковые результаты. Толчок Касперович начал с удачного подхода к 120-

килограммовой штанге. Я толкнул такой же вес. Тогда он заказал 130 кг, зафиксировал на

выпрямленных руках и эту штангу. То же сделал и я. Последний подход моего противника

оказался неудачным. Теперь трудно вспомнить подробности того дня. Помню только, что

я поднимал вес с предельным напряжением сил, нервов, энергии.

А потом я всё-таки решился побить рекорд ленинградца Николая Кошелева в рывке.

На штангу установили вес — 84,5 кг. Я с волнением ждал за кулисами вызова судьи.

Наконец вышел на сцену. Зрителей не видел, Передо мной была одна лишь штанга.

Только она одна. Нужно её взять! Взять! Все зрители слились в одно большое живое

доброе существо, желавшее мне удачи. Я это чувствовал.

Я люблю рывок одной рукой. Это сложное и красивое движение, требующее

стремительности и смелости. Левой рукой я зафиксировал вес.

Первым меня поздравил Касперович:

— Я знал, что твоё время придёт. Теперь у тебя на очереди Амбарцумян. —

Аркадий грустно улыбнулся: отдавать свой титул не очень приятно, ведь за каждым

таким достижением столько тяжёлого труда, а когда твой рекорд побит, то всё это словно

перечёркнуто...

Потом нас чествовали шахтёры. Среди них был Алексей Стаханов.

Я поехал в Москву на первенство ВЦСПС. Мои шансы на успех были

незначительными — вернее, их и вовсе не было, потому что в столице собирались

сильнейшие.

Я занял шестое место. Неудача компенсировалась впечатлениями, которые я увозил

из Москвы, и новыми интересными знакомствами. Здесь началась моя дружба с

известными атлетами Александром Бухаровым и Яном Спарре.

Больше всех меня поразил Кошелев. В прошлом он был цирковым артистом, и я

ждал его выступления с особым нетерпением.

Он вышел к штанге под музыку, в голубом халате, безупречно аккуратный. Перед

помостом резко сбросил халат. Ни одного лишнего движения, никакого позёрства,

несмотря на всю театрализованность и претенциозность выхода. Уверенный почерк в

упражнениях, красивое техническое исполнение.

Моё выступление тогда не вызвало никакого интереса у зрителей.

В раздевалке ко мне подошёл молодой лысеющий человек в очках и сказал, что

меня хочет видеть один известный учёный. Через час я был представлен человеку,

которого окружали люди в белых халатах. Он быстро посмотрел на меня и обратился к

ним:

— Это он. Он нам нужен. Я искал атлетов с хорошим телосложением, — сказал он

мне. — Я наблюдал за вами, послужите науке. Разрешите снять на пленку ваш брюшной

пресс и мышцы рук.

Я с энтузиазмом согласился служить науке.

Так я познакомился с заслуженным медиком, академиком Владимиром Петровичем

Воробьёвым.

А ещё через час мы обедали в "Астории". Владимир Петрович был вежлив и очень

разговорчив. Мы долго говорили о цирке. Оказывается, он хорошо знал и понимал его.

Недавно он бросил курить и очень нервничал. Его юный ассистент часто закуривал по его

просьбе и пускал дым прямо ему в лицо. Воробьёв жадно вдыхал его — вероятно, это

помогало.

Осенью 1936 года в Ленинграде собрались все звёзды тяжёлой атлетики: Н.Кошелев,

Д.Наумов, Е.Хотимский, Р.Манукян, Н.Лапидус, М.Касьяник, О.Божко, А.Жижин,

И.Механик, Г.Попов, Н.Шатов, А.Бухаров, Я.Спарре.

Громыхали диски. Самый большой авторитет в области спортивной медицины

профессор О.М.Крестовников проводил медицинский осмотр.

Приехал Серго Амбарцумян. Тренировался он мало. Мои достижения были в то

время неплохими, но Серго делал вид, что это его не трогает. И для этого были основания:

он весил 120 кг, а я только 86 кг.

Жизненный путь Серго был не из лёгких. После смерти матери начались его

скитания по чужим людям, он работал и каменщиком, и ремонтником на железной дороге,

и слесарем. Но природный оптимизм, свойственный физически крепким и здоровым

людям, никогда его не покидал.

Штангой Амбарцумян начал заниматься в 1932 году, и уже через год на всесоюзных

соревнованиях в Минске стал победителем в тяжёлом весе. Прошёл ещё год, и про

армянского атлета заговорили повсюду. В течение одного вечера он побил всесоюзные

рекорды во всех движениях пятиборья и в сумме. Немногим позже Серго поднял в рывке

левой рукой 95,8 кг, превзойдя мировой рекорд немецкого спортсмена Рисса.

Сила у Амбарцумяна была титанической. Попытки измерить её при помощи

станового и ручного динамометров не увенчались успехом: приборы сломались. Во всех

последующих достижениях Серго большую роль сыграл его тренер Ян Юльевич Спарре.

Впервые они встретились на чемпионате страны в 1934 году. Тогда Спарре в последний

раз вышел на помост и завоевал звание чемпиона в полутяжёлом весе.

Штанга была не единственным увлечением Яна Спарре. Он достиг значительных

успехов в велосипедном спорте, борьбе, метании молота и толкании ядра. Но настоящую

славу принесла ему тяжёлая атлетика. На счету Спарре десять рекордов страны. Помню,

большой резонанс имела его заочная дуэль с известным французским профессиональным

атлетом Шарлем Ригуло. Стоило французу установить рекорд, как Спарре превышал его.

В конце концов Ригуло не вытерпел и "убежал" от настырного противника в тяжёлую

весовую категорию.

После прекращения выступлений на помосте Спарре увлёкся тренерской работой.

Его называли "отцом тяжелоатлетов". Энергичный, жизнерадостный, бодрый, он никогда

не терял оптимизма, веры в своих воспитанников. Помнится несколько его писем,

адресованных мне в 1948 году. Он звал меня в Ригу, предлагая свои услуги в подготовке к

битве с мировым рекордсменом Дэвисом, давал советы, нацеливал меня на 460-

килограммовый результат. И от его писем — коротких и немного нескладных; с

приписками сбоку, сверху — везде, где было свободное место, — веяло искренней

заинтересованностью в делах советской тяжёлой атлетики, доброжелательностью,

уверенностью в наших силах, душевным теплом.

Тренировки проходили успешно. Мне хотелось удивить всех, и я тренировался на

пределе сил. А силы истощались с каждым часом. И чем хуже шли дела, тем больше я

пытался проверить себя на больших весах. Это был замкнутый круг.

Место соревнований у нас было необычное — зал имени Чайковского. Железо и

лира! Я вышел на помост и почувствовал, как дрожат колени. Казалось, все зрители видят

мою трусость.

Уже в жиме я сильно срезался. Создавалось такое впечатление, что тренировочные

результаты показывал не я. Амбарцумян обошёл меня на 5 кг. Мы пожали друг другу руки

при получении наград. Я ещё раз посмотрел на его большое сильное тело. Здоров! Наша

следующая встреча должна была состояться в Тбилиси. Я уезжал побеждённым. Характер,

оказывается, познаётся в решающие минуты наибольшего напряжения. У меня, вероятно,

ещё просто не было спортивного характера.

То, что я "перегорел" ещё перед соревнованием, подтвердило моё выступление в

Киеве. Отдохнув пять дней и хорошо выспавшись, я установил новый всесоюзный рекорд

в толчке — 154,5 кг.

Наступил тёплый киевский апрель. Мы усиленно готовились к поездке в Тбилиси.

Руководили нами Георгий Попов и Яков Шепелянский.

У меня всё шло прекрасно. После Ленинграда я многое понял. Понял, что нужно

работать разумно. "Талант — это упорство, гении — это волы", — прочёл я, кажется, у

Жюля Ренара. Это изречение мне понравилось. Чтобы стать гением, нужно, черт возьми,

совсем немного.

И вдруг — глупая случайность: я прищемил пальцы дверцей автомашины. На

второй день поднялась температура, начался жар. Откуда? Потом было всё так, как бывает

в подобных случаях. За пять дней температуру сбили, но слабость побороть сразу не

удалось.

До соревнований оставалось 10 дней. Пятидневный недуг следовало одолеть

разумным режимом, питанием, восстановительной тренировкой. Нужно было ехать. Пусть

даже ожидался проигрыш, всё равно это становилось ещё одной ступенью в спортивной

борьбе.

Пожалуй, ни одно путешествие в поезде за всю мою жизнь не было таким, как тогда.

Нельзя было упускать ни одного часа тренировки. А путь был долгим. Утром в

прохладном тамбуре я упражнялся с резиной, прыгал, отжимался. На больших остановках

бежал на привокзальную площадь и разминался там, насколько это позволяли время и

условия. "Тебя бы на поле, да в плуг", — говорила проводница, которую я, вероятно,

раздражал.

Поезд шёл на юг. Я вновь чувствовал себя сильным.

Тяжеловесы всегда завершают соревнования. Они ждут и волнуются больше всех.

Они переживают удачи и поражения товарищей. А ведь и себя нужно беречь. Разговоры,

разговоры без конца и всё об одном — о соревнованиях и противниках. Тяжело. Нервы и

без этого на пределе. Порой удивляешься, как выдерживаешь всё это. Пожалуй, ни один

журналист не сможет описать данное состояние, передать сложное движение души и

мыслей человека, ожидающего поединок, — сие очень сложно. Это нужно пережить

самому.

Гостиница. Я сидел один в комнате. Был вечер. Сквозь приоткрытые жалюзи падал

тусклый свет. Все были на соревнованиях. Но одному тоже плохо. На дворе кричали:

"Мацони, мацони!" Это продавцы простокваши, любопытные люди, как, впрочем, и все

здесь на Кавказе. Я сделал лёгкую разминку. Всё время казалось, что сил мало. Я просто

физически чувствовал, как они уходят из тела. Затем вдруг начал громко петь. Совсем как

в детстве, чтобы не бояться. И, конечно, всё время думал об Амбарцумяне.

Днём я видел его. Он стоял у гостиницы в окружении шумных болельщиков и своих

друзей. Я поздоровался с ним и почувствовал, что краснею. Что это — трусость?

Амбарцумян буквально гипнотизировал меня. Он был силён и имел невиданную

популярность, уважение судей. Он был авторитетом. Победить его было тяжело. Но

больший результат был у меня! В конце концов и я силён! Да, я силён, силён!

Соревнования — это праздник, и нужно было готовиться к нему с радостью. К чёрту

психологический "вакуум", нужно идти к товарищам.

На помосте я увидел Попова. Это был поистине его Большой день. В

дополнительном подходе он зафиксировал в рывке новый мировой рекорд — 106,1 кг. С

тех пор прошла уже четверть века, но такого совершенного движения в стиле "низкий сед"

я не видел больше ни разу. Его поразительная энергия, чисто "поповское" упорство ещё

больше раскрылись в толчке: новый рекорд — 126 кг.

Шатов толкнул 130 кг и в рывке показал 107,5 кг.

Я так увлёкся спортивной борьбой Попова и Шатова, что забыл о самом себе.

Возвращаясь в гостиницу, я был уже спокоен.

...Борьба началась с неожиданностей. Петров показал в жиме 117,5 кг, я — 112,5 кг,

Амбарцумян — 115 кг. Для Амбарцумяна это было очень мало. Он явно нервничал.

Начался рывок. Я поднял 117,5 кг, Петров — 112,5 кг, Амбарцумян остановился

только на... 110 кг. Я ничего не понимал: что происходит с Амбарцумяном? Теперь для

меня представлял угрозу лишь Петров — человек "крутого склада и огромных мышц, в

которых дремлет сила предков", — так написали о нём грузинские газеты. Я смотрел на

Петрова и впервые по-настоящему понимал, насколько он опасен.

Все мы толкнули по 145 кг. Я еле ушёл с помоста: острая боль пронзила кисть

правой руки. Кисть заметно вздулась. Потянул. Этого ещё не хватало...

— Картонную повязку, — приказал Попов, как профессор, ведущий операцию.

Неужели срыв? Нужно терпеть. Судьба преподносила исключительный случай стать

чемпионом. Несколько секунд терпения могли принести победу.

В зале повисла тишина. Накал борьбы заставил даже темпераментных грузин сидеть

неподвижно. Кто: Амбарцумян? Куценко? Петров? 150 кг. Амбарцумян и Петров

оказались не в силах одолеть их. А я зафиксировал этот вес!

Я стал абсолютным чемпионом страны. Обнял Попова и Шепелянского. Это они

гнали меня к помосту. Не будь их... А впрочем, зачем сейчас об этом думать? В

дальнейшем я не раз убеждался, что тренером хороших атлетов должен быть человек

хладнокровный и мужественный. Только он имеет право готовить спортсмена к поединку.

Ни одним жестом, ни одной фразой, интонацией голоса не должен он показать, что

переживает или сомневается. Такими и были Георгий Попов и Яков Шепелянский.

Советская спортивная делегация готовилась к III Рабочей олимпиаде. В Антверпен

должен был поехать один из нас — либо я, либо Амбарцумян. Ведь победа моя могла

быть случайной.

Опять начались усиленные тренировки в Москве. Опять рядом в зале был

Амбарцумян. По программе четырёхборья (рывок одной и двумя руками, толчок одной и

двумя) я победил Амбарцумяна и Петрова и заработал пропуск в Антверпен. Меня

поздравил прославленный лётчик Анатолий Серов — герой испанских сражений.

За день до выезда мы увидели Валерия Чкалова. Я, как школьник, смотрел на него.

Он, по всей вероятности, заметил это.

— Что смотришь на меня, как на красну девицу? Больше ешь — тебе побеждать

надо, — бросил он мне грубовато. Потом улыбнулся: — Вот победишь, на тебя тоже

будут так смотреть. Ещё надоест.

На железной дороге первые 20-30 минут пассажиры обычно молчат. Считается, что

первую половину дороги они думают о том, что оставили, вторую — что их ждёт. Лица у

всех грустные и весёлые, замкнутые и открытые.

Я вынул красную книжечку — советский заграничный паспорт. Там были указаны

мои приметы: рост 180 см, брюнет, глаза серые, уши неопределённые. "Уши

неопределённые"... Наверно, это существенная деталь.

Мы пересекли границу с Польшей. На каждой станции наш поезд встречали

блестящие офицеры в четырёхугольных конфедератках. Крестьяне долго стояли с

непокрытыми головами в знак молчаливого приветствия.

Началась Германия с её лесистыми равнинами, широкими автострадами, тесно

прилегающими к железнодорожному полотну огородами.

Со зловещим грохотом мчались мимо нас эшелоны с танками и орудиями, часто

можно было видеть аэродромы. Гитлеровская Германия дышала уже по-военному.

Из купе мы почти не выходили. В тамбуре сменяли друг друга люди, не спускавшие

с нас глаз.

В Берлине была сделана двухчасовая остановка. Мы ждали поезд на Брюссель.

Огромный вокзал почти пустовал. Всюду виднелись свастики — на книгах, знамёнах,

газетах, стенах.

Мы устали. Хотелось спать. А спальных вагонов в Европе почти не было.

Установили очередь — каждому предоставлялась возможность поспать лежа не более

часа. Кто был ростом поменьше, умудрялись прилечь на багажные полки, привязав себя

ремнями.

Всё изменилось с момента пересадки на поезд "Бельгийской железнодорожной

компании". Весёлые, добродушные люди улыбались нам, не зная, как ещё можно

выразить своё гостеприимство.

— К вам огромный интерес. Вас с нетерпением ждут. Вы увидите, что будет

делаться на вокзале, — с удовольствием говорил нам переводчик, он же фоторепортёр.

Действительно, то, что мы увидели, запомнилось на всю жизнь.

Первыми к нам бросились спортсмены республиканской Испании. В те дни на

испанской земле свобода и демократия давали первый открытый бой фашизму. Наша

страна оказывала огромную помощь героическим солдатам Республики, боровшимся

против фашистских орд генерала Франко, вооружённых Гитлером и Муссолини. Тысячи

испанских детей нашли тогда приют и вторую родину в Советском Союзе. Вот почему 300

смуглых юношей и девушек в пилотках, пожимая нам руки, плакали.

На вокзалах скольких городов мира мне ещё пришлось побывать впоследствии — не

перечесть. Но те встречи не забудутся никогда. И не только потому, что это был мой

первый выезд за границу, но и потому, что тогда было очень тревожное время.

Движение на улицах приостановили. Докеры, рабочие химических заводов,

прядильщицы знаменитой текстильной фабрики — многотысячная улыбавшаяся толпа

провожала нас до гостиницы "Авенир". С помощью полиции мы еле протолкались к

дверям. Толпа не расходилась. Мы появились на балконах, и приветствовали нас сотни

поднятых рук.

Нас предупредили, что соревнования начнутся утром следующего дня. Это

оказалось неприятной новостью. Особенно для тех, кому нужно было согнать вес.

Медицинских весов в гостинице не имелось. Мы отправились искать их в аптеку. Её

владелец, до революции бывавший в Одессе по своим торговым делам, охотно закрыл

своё заведение и предоставил нам возможность пользоваться своими весами ровно

столько времени, сколько будет необходимо.

Ужинали мы в ресторане "Авенир". Хозяин, предвкушая удовольствие, которое он

нам доставит, объявил по-русски, что сейчас выступит "русский цыганский хор с

танцами".

На эстраду вышли цыгане. Пожилая цыганка со вздувшимися на шее жилами

затянула "Очи чёрные". Начались цыганские пляски, потом появился парень с гармошкой,

в русской рубашке и сапогах. Несмотря на то, что всё было примитивно, сюрприз хозяина

удался.

Жители Антверпена называют свой город маленьким Парижем. Позже я убедился,

что эти два города не имеют ничего общего. Но тогда этот обычный международный порт

с положенным количеством памятников и световых реклам показался мне экзотичным и

сказочным.

Наш отель находился неподалёку от порта. В тёплых водах Шельды размеренно

покачивались на волнах лодки, чернели силуэты судов. В портовых кафе, расположенных

вдоль берега, покуривая трубки, сидели моряки всех национальностей и цветов кожи. Не

замолкала музыка, где-то занималась негромкая песня, звенели стаканы, билась посуда —

матросы веселились.

В гостинице нас ожидало зрелище, вызвавшее улыбку и сочувствие. Наши

сгонщики, так и не найдя бани, где они могли бы попариться, наполнили ванную горячей

водой и, завернувшись в простыни, сгоняли вес.

Муки Попова, Шатова и других были оправданы. В 8 часов утра судья зафиксировал

в протоколе их вес, соответствовавший той весовой категории, которая была указана в

заявке. Теперь каждого из нас волновало другое: сохранились ли силы после трёхдневного

переезда в неудобных вагонах? Да и время проведения соревнований могло привести к

неожиданностям: у нас утром соревнования никогда не устраивались.

В Олимпиаде кроме советских спортсменов принимали участие команды рабочих-

спортсменов Швеции, Норвегии, Чехословакии, Польши, Франции, Финляндии,

Швейцарии и других стран.

Наша команда не имела себе равных. В каждом движении мы обходили соперников

на 10-15 кг. Самым неприступным оказался Георгий Попов. В рывке одной и двумя

руками и в толчке он превысил результаты всех иностранных спортсменов.

Мне удалось показать высокие результаты: в рывке двумя руками — 120 кг, в рывке

одной — 95 кг, в толчке двумя — 155 кг и в толчке одной — 11О кг.

Мы видели, что зрителям нравится наша спокойная, уверенная работа, чёткость

выполнения движений, воля к победе. Нас приветствовали бурей аплодисментов.

Щёлкали фотоаппараты, художники рисовали шаржи, чтобы на следующий день

поместить их в газетах и журналах.

"Русским необходимо участвовать в мировых первенствах. Там они обязательно

выиграют", — написал английский спортивный обозреватель.

Световая реклама на одной из улиц напоминала о том, что 2 августа в городе

состоится торжественный парад победителей. Ниже помещались наши фотографии. Я

долго стоял возле витрины. Впервые в жизни увидеть на улице далёкого от Родины города

свою фотографию... Я рассматривал себя, как будто никогда не видел.

Правда, парад и торжественный вечер, где должны были вручать медали, не

состоялись: руководители и оргкомитет Олимпиады рассорились и разъехались, не

закончив её.

Мы уезжали. Город вывесил флаги. На тротуарах стояли толпы людей. Нас здесь

признали и полюбили. Это, пожалуй, и было самым главным. Тогда мы ещё не понимали

этого до конца.

Глава 2

Город, который принадлежит всем

4 августа 1937 года. Почти 37 лет прошло с того дня, но я буду помнить его всегда.

В этот день я впервые увидел Париж.

Сколько городов я видел на своём веку! Есть города, которые вызывают интерес и

любопытство, есть города, которые настораживают; города, которые располагают к

хорошему настроению, и города, которые вызывают грусть... Города как люди...

Любые слова о Париже жалки и невыразительны. Находясь в Париже в первый раз,

хочется молчать и думать, думать.

Париж многолик. Он и шумный, он и по-средневековому спокойный, он весёлый и

чуть грустно-ироничный, он героический и легкомысленный, он очень современный и

очень архаичный. Город, постоянно о чём-то напоминающий. Проходишь под вечерними

фонарями площади Согласия, где проходили когда-то герои Бальзака. Заходишь в

ресторан и оказывается, что ты сидишь за столом, за которым собирались якобинцы. А

может быть, на этом самом стуле сидел Робеспьер? Во всяком случае, так говорит тебе

хозяин. И хочется в это верить.

Мне был 21 год. В этом возрасте впечатления, — особенно от увиденного впервые,

— глубоки и незабываемы. Я влюбился в город, где было так много света, веселья,

красивых девушек и цветов. Казалось, весь Париж пронизан ароматом фиалок, расцвечен

тюльпанами.

А неподалёку от Эйфелевой башни возносили в солнечное небо молот и серп

стальные фигуры рабочего и колхозницы у советского павильона на Всемирной выставке.

Париж принимал гостей. В одном из крупнейших театральных залов давал свои

спектакли МХАТ. На афишах появились имена выдающихся советских актёров —

Качалова, Москвина, Тарасовой. На аэродроме собрались тысячи парижан, чтобы

приветствовать героев воздушных трасс Михаила Громова, Сергея Данилина, Андрея

Юмашева, только что совершивших беспосадочный перелёт из Москвы через Северный

полюс в Америку. Париж со свойственной ему экспрессивностью не просто принимал

русских — Париж восхищался.

Это было время, когда за границей ещё верили в смехотворные выдумки

буржуазной пропаганды. Например, перед приездом нашей делегации в прессе серьёзно

дебатировались вопросы: сбреют ли русские свои дремучие бороды? Не будут ли под

видом штанг и прочего инвентаря завезены бомбы и адские машины? Привезут ли силачи

трехведёрный самовар из Москвы?

"МХАТ — единственный театр в России, куда согнали лучших актёров со всей

страны", — сообщала одна газета.

"Ивана Поддубного заставляют есть одну только конину", — информировала

другая.

"В случае неудачи советским спортсменам угрожает расстрел", — пыталась

перещеголять их третья.

Так продолжалось несколько дней. Потом Париж узнал правду. Сотни тысяч

парижан побывали на нашей выставке и увидели игру Качалова, Москвина, выступления

спортсменов.

Находясь дома, мы обычно привыкаем ко всему, что нас окружает, к тому, чем мы

живём каждый день. Но тогда... Впервые в жизни я испытал чувство счастливейшего

человека, который, попав за границу, слышит слово похвалы своему народу. Это чувство я

испытывал ровно столько раз, сколько бывал за границей.

Весёлый, беззаботный Париж сиял миллионами ослепительных улыбок, в то время

как из-за границы своими жестокими, холодными глазами в него всматривался Берлин,

уже заранее опутывая паутиной шпионажа и измены.

В кинотеатре где-то в районе площади Согласия мы смотрели фильм. Перед

началом показывали немецкую кинохронику — парад в Мюнхене. Глухо звучали

барабаны, и на огромном каменном плацу чеканили "гусиный шаг" полки СС и вермахта.

На трибуне в окружении генералов красовался Гитлер. Его показывали долго: в профиль,

анфас, улыбающимся, гневным. Вдруг по залу пронёсся весёлый, беззаботный смех...

— Не очень это смешно, — сказал кто-то из нас своему соседу-французу.

— Даже страшно, что в центре Европы творится подобное.

— Пустяки, — ответил тот. — К нам они сунуться не посмеют. Уверяю вас, они

хорошо запомнили Компьенский лес. Мы очень спокойно относимся к болтовне Гитлера...

На экране немецкая хроника сменилась кадрами французской. Зрители получили

возможность насладиться эпизодами из личной жизни Филиппа Петэна. Старый маршал

разводил цветы в своём саду. Сколько парижан с горечью и ненавистью вспоминали эти

кадры спустя два-три года, когда под ногами немецких фашистов гудели уже не

берлинские, а парижские улицы, и могильщики Франции во главе с любителем цветов

Петэном в том же Компьенском лесу подписали акт о капитуляции, отдавший страну на

поругание Гитлеру.

Довоенные международные встречи — это, в сущности, первые пробы сил

советского спорта на международной арене.

В те дни в центре внимания спортивного Парижа была встреча по футболу между

московским "Спартаком" и французским "Ресингом". Наша команда продемонстрировала

содержательную игру, футболисты прекрасно владели мячом. Особенно много приятного

говорили о вратаре Анатолии Акимове. В одной из встреч он получил травму, и на поле

вышел запасной вратарь. Акимов не отходил от сетки, внимательно следя за игрой

младшего товарища, и спокойно консультировал его. По окончании матча к нему

подбежал журналист.

— Скажите, вы откровенно передаёте свой опыт коллеге?

— Конечно.

— Вы пребываете в зените славы. Но это не будет длиться вечно. Почему же вы

столь опрометчиво расточаете свои секреты?

Самой популярной гимнасткой в Париже была Дуся Бокова. "Самая смелая

женщина в мире" — писали о ней. В одном из показательных выступлений на

перекладине Дуся выполнила элемент "солнце" — большой оборот с подхватом снизу.

Она — первая гимнастка в мире, исполнившая этот чрезвычайно смелый для женщины

элемент. Группа французских девушек понесла её на руках.

Во время наших выступлений нам сказали, что в зале присутствуют писатели

И.Бунин и А.Куприн. Бунин сидел с мхатовцами, и я мог только издали видеть его. А с

Куприным у нас состоялся десятиминутный разговор.

Встреча была неожиданной, и разговор получился несколько странным. Казалось,

каждый из нас говорил не то, что ему хотелось бы. Говорили, конечно, о спорте и о цирке.

Куприн говорил о Поддубном, Заикине, жаловался на здоровье, забывал имена, путал

даты. В конце он наконец сказал фразу, которой писатели-эмигранты часто заканчивали

свои разговоры: "Если позволят здоровье и время, обязательно напишу что-нибудь о

России, какая она теперь". И посмотрел на нас грустно-грустно. Перед смертью Куприн

всё-таки нашёл в себе мужество и силы возвратиться на Родину. Но во время нашей

беседы он ещё принадлежал к тем, кого называют эмигрантами. Среди них были люди

различных социальных слоёв — и сознательные враги Советской власти, и те, кто

случайно попал в эту малопочётную компанию. Однако тоска по Родине присутствовала у

всех.

В огромном зале зимнего велодрома двадцать тысяч зрителей смотрели

выступления гимнастов. Примерно через четверть часа должны были начаться

соревнования тяжелоатлетов.

К нам пробился пожилой мужчина. Изломанные уши и шрамы на лице выдавали в

нём профессионального борца. А потёртый костюм и выцветшая, пропитанная потом

шляпа свидетельствовали о довольно скверном положении его дел.

— Простите, господа, — Заикин, Поддубный ещё живы?

Мы отвечали, что живы.

— Я Коля Каварьяни, — сказал он и засмущался от этого слова — Коля. — Я вырос

в России, выступал в цирках и считался неплохим борцом. За границу мы с Иваном

Максимовичем уехали приблизительно в одно и то же время. Он был гордым и сильным.

Он побеждал каждого, кто выходил против него. Он уехал домой... У меня всё по-

другому. Вначале неплохо зарабатывал, ходил в черкесском костюме, — Каварьяни

горько усмехнулся. — Зрителям это почему-то нравилось, и меня называли "свирепым". А

потом появился хозяин... Впрочем, зачем всё это вам? Стыдно напоминать о себе, но всё

же передайте Поддубному, что видели меня. Так и скажите — Колю, — он вдруг

расправил плечи и стал как будто выше. — Поддубный уважал меня. И помнит, конечно

же, помнит. И кланяйтесь Родине.

В Париже очень интересовались жизнью Поддубного, его спортивными планами.

Бывало, наши собеседники вспоминали первое выступление Поддубного здесь,

вспоминали как весёлую историю, которой и можно развлечь компанию, и вместе с тем

как будто с чувством неловкости.

А произошло тогда, в 1903 году, вот что. Выступая на чемпионате мира по

французской борьбе, дебютант этих соревнований Иван Поддубный в течение

одиннадцати дней на глазах азартных парижан клал своих соперников на лопатки. А затем

он встретился с Раулем Ле Буше. Первые тридцать минут встречи не дали преимущества

ни одному из спортсменов. Упорные атаки Поддубного не приносили желаемого

результата, потому что Ле Буше выскальзывал из его захватов. Поддубный обратился к

судьям, утверждая, что тело его соперника чем-то намазано. Оказалось, француз и в самом

деле был покрыт слоем прованского масла. Арбитры не посмели дисквалифицировать

любимца парижских болельщиков и постановили каждые пять минут обтирали его

полотенцем. А затем признали Ле Буше победителем по очкам. Скандальная история

обошла всю мировую прессу. Через год в Петербурге борцы встретились вновь. Сбив

француза в партер, Поддубный продержал его там 27 минут, время от времени напоминая

шёпотом о том прованском масле. В конце концов Ле Буше также был вынужден

обратиться к судьям, заявив, что у него нет сил продолжать борьбу, и, с трудом

передвигая ноги, ушёл с арены. Поддубный стал тогда чемпионом мира. С тех пор он не

раз приезжал в Париж, завоевав своими победами большое уважение и популярность у

французской публики.

Пришло время и нам выйти на сцену. Все наши атлеты с честью оправдали доверие

Родины. Прекрасно выступили в Париже А.Божко, М.Касьяник, Н.Шатов, К.Назаров.

Не подвёл команду и я. Снова продемонстрировал свою феноменальную силу

Попов. Его результаты превысили все официальные мировые рекорды. Хорошо

выступили представители других видов спорта. Особенно мне запомнилось выступление

советского пловца Бойченко. На соревнованиях в Москве Бойченко в плавании

баттерфляем на сто метров показал результат, превысивший мировой рекорд. Зарубежные

специалисты по плаванию не поверили сообщениям об этом результате. В прессе

появились намёки, что в Москве якобы не совсем точные секундомеры. Однако на

рабочей Олимпиаде в Антверпене Бойченко вновь удивил спортивный мир, превысив

мировой рекорд. И снова специалисты не захотели этому верить. Распространялись слухи,

будто советский спортсмен не по правилам работает ногами, нарушает чистоту стиля и

т.д.

В парижском бассейне его выступление привлекло внимание знатоков плавания, не

распространяясь уже о корреспондентах, любителях спорта и просто любопытных.

Бойченко выступал один, его соперником было время. А также судьи и эксперты —

признАют ли они, что техника советского пловца отвечает требованиям Международной

лиги плавания?

Бойченко победил и время, и придирчивых знатоков. Пройдя дистанцию в полную

силу, он по требованию судей продемонстрировал свою технику в замедленном темпе.

Возражений она не вызывала. Даже наоборот, о стиле Бойченко много говорили и писали

тогда, как о самом рациональном.

В советском посольстве состоялся большой приём в честь всех героев-лётчиков,

актёров и спортсменов. Громов, Юмашев, Данилин, Москвин, Тарасова, Хмелёв,

представители французской компартии, именитые дипломаты. Впервые я видел так много

знаменитостей. В этот вечер началась моя дружба с лётчиком Михаилом Михайловичем

Громовым, которая продолжается до сих пор. Громов был чемпионом страны по тяжёлой

атлетике в 1923 году, и наш с ним разговор начался, конечно, со спорта.

В посольстве всё было совсем по-домашнему. И наш полпред товарищ Сурин уже

был не официальным лицом, а просто Яковом Захаровичем, который радовался, что у него

сегодня в гостях чудесные и милые люди. И будто всё это происходило не в Париже, а

где-то на Садовой. Вот выйдут сейчас все, распрощаются до завтра и разойдутся по

домам...

Осталось два дня до отъезда. Что было в это короткое время? Было очень много и

очень мало, потому что за два дня осмотреть Париж нельзя. Была Эйфелева башня, был

сад Тюильри, было кладбище Пер-Лашез, куда нас пустили только после того, как мы в

прокатном пункте взяли чёрные фраки. Большое впечатление произвели величественные

гробницы учёного монаха Абеляра и его возлюбленной ученицы Элоизы, а также

Лафонтена и Мольера. Могила немецкого литератора Людвига Берне находится

неподалёку от могилы поэта Беранже. Сбоку от главной аллеи похоронен известный поэт

Франции Альфред де Мюссе. Трудно даже перечислить имена великих людей, нашедших

своё последнее пристанище на этом кладбище — учёные и философы, маршалы и поэты.

Здесь покоится великий французский романист Бальзак. На могиле Шопена, рыдая,

склонилась мраморная муза.

А неподалёку от кладбища кипит жизнь. Напротив — питейное заведение с

вывеской: "Зайдите к нам, здесь лучше, чем напротив".

Мы успели зайти в музей восковых фигур мадам Тюссо. Идя туда, я сказал ребятам,

что мы зря потратим драгоценное время, которого почти уже не оставалось для

знакомства с Парижем. Но уже в первых выставочных комнатах меня увлекло мастерство

людей, изобразивших фигуры исторических личностей. Казалось, здесь остановилось

время. Придворные приёмы Наполеона, почти реальная сцена "Смерть Марата",

полководцы, писатели, актёры... Не обошлось и без курьёзов. Кто-то из ребят возмутился

нескромным поведением молодой француженки, которая подвязывала чулок на высоко

оголённой ноге. Оказалось, что это восковая фигура. После чего мы долго разглядывали

старого служителя музея, пока он, привыкший к таким случаям, не сказал нам: "Я ещё

живой".

А после мы любовались залитыми светом вечерними площадями, каменными и

бронзовыми фигурами памятников.

Спустя много лет, когда я побываю в этом изумительном городе ещё три раза, я

пойму, что хозяева Парижа — не только французы. Париж принадлежит всем, как

принадлежат человечеству французская революция, "Марсельеза", Вольтер, Бальзак,

Гюго, Роден, Экзюпери.

Глава 3

Я был самым первым

Сейчас уже почти забыты красивые движения: рывок и толчок одной рукой. Да и

фамилию Гюненберга никто не вспоминает. Но тогда, после приезда из Парижа, этот

швейцарец не давал мне покоя. Ему принадлежал мировой рекорд 113,5 кг — семь с

лишним пудов, как определяли вес в то время. Победить его мне было трудно. Мешал

большой рост. Длинные руки — длиннее путь штанги в толчке.

Осенью в городе Николаев я был готов дать бой швейцарцу. Успешно прошёл жим и

рывок. Теперь предстоял штурм рекорда в толчке правой рукой. Точность здесь крайне

необходима: нужно взять штангу одной рукой по центру, точно тянуть её до плеча,

совершенно безошибочно подсесть, встать, не теряя равновесия, и толкнуть вес над

головой. Чувство координации должно быть здесь абсолютным.

Я ощущал, как мёртвое железо становилось живым противником.

На штангу поставили 114,5 кг. Я плотно затянул напульсник, чтобы не болело

запястье. Крепко обхватил гриф ладонью, левой рукой упёрся в колено. Чуть-чуть

приподнял штангу: для проверки равновесия. А потом было несколько секунд мощного

усилия ног, спины, рук, всего тела. И вдруг я почувствовал, что сил тянуть не хватает, а

штанга уже на уровне бёдер. Значит, нужно мгновенно садиться, закладывая кисть с

грифом к плечу: так вес не сползает. Затем я поднялся из седа. Подтолкнул железо, чтобы

уложить его на привычное место. Напрягался адски, дышать было почти невозможно.

Приподнятый передний конец штанги ещё предательски вёл меня вправо. Я слышал

глухие, совсем далёкие голоса: "Давай! Толкай!" Да, надо было скорее толкать. Я ровно

согнул ноги и с предельной силой толкнул вес вверх. Побеждённое железо уверенно и

точно легло на ладонь выпрямленной над головой руки.

То, что я рассказал, вероятно, знакомо каждому тяжелоатлету. Но для себя я в тот

вечер сделал ещё одно открытие. Я понял, что борьба с весом — это тонкий, сложный

поединок, и к штанге нужно относиться, как к живому противнику.

Гюненберг был побеждён. Зрители — в восторге. Многие считали, что если атлет

толкнул 100 кг одной рукой, то, естественно, двумя запросто можно толкнуть 200 кг. Так

что демонстрация этого движения всегда обеспечивала успех у зрителей.

Теперь оставался ещё Серго Амбарцумян, спор с ним был не окончен. После

поражения он успел установить новый всесоюзный рекорд в жиме — 120,5 кг.

За сравнительно небольшое время произошло много событий. Вдруг "открылись"

Константин Назаров, превысивший мой рекорд, Пётр Петров, буквально преследовавший

меня, 120-килограммовый великан Геннадий Степанов.

Я бросил вызов Амбарцумяну, показав на первенстве ВЦСПС 397,5 кг. И стал ждать

ответа. Но ответа не последовало.

Шёл 1938 год. Ему суждено было стать вехой в тяжёлой атлетике. В мире тогда

только один человек перешагнул 400-килограммовый рубеж: немец Мангер. Фашист

Мангер показал 418 кг. Это был тот редкий случай, когда к спортивному азарту, к

спортивной злости примешивалась чисто человеческая.

В Киеве на первенстве СССР я девять раз подходил к штанге, и три раза судьи

фиксировали всесоюзные рекорды: 122,5 кг в жиме, 125 кг в рывке, 162,5 кг в толчке. В

сумме я набрал 410 кг. Впервые в советской тяжёлой атлетике был взят неприступный

Рубикон. Я стал первым. Стать первым... Это ни с чем не сравнимое чувство.

Александр Бухаров, известный атлет старшего поколения, написал по этому поводу:

"Зафиксированная Куценко общая сумма троеборья 410 килограммов войдёт в

историю советского гиревого спорта как свидетельство чудесного роста наших

тяжелоатлетов, их международного класса."

На соревнованиях присутствовал известный певец, солист Киевского театра оперы и

балета Михаил Гришко. Было бы явным преувеличением назвать его страстным

болельщиком спорта; я "охотился" за его выступлениями гораздо энергичнее, нежели он

за моими. Однажды после концерта с участием Гришко меня с ним познакомили. Михаил

Степанович мне очень понравился. Кажется, я тоже произвёл на него хорошее

впечатление. Во всяком случае с тех пор мы начали встречаться в семейном кругу. Он

охотно открывал мне свои артистические "тайны", вспоминал совместные выступления с

Антониной Неждановой, Леонидом Собиновым, Дмитрием Смирновым. И, в свою

очередь, расспрашивал меня о тяжелоатлетических делах. А сейчас вот в свободную

минуту пришёл посмотреть на моё выступление. Было чрезвычайно приятно, что и мой

"концерт" прошёл успешно.

Журналисты любят проводить параллели между спортом и искусством: говорят, и

там и там публичные выступления, ответственность, тяжёлый труд и большая слава.

Разумеется, общего много, но есть и "небольшая" разница. Народному артисту СССР

Гришко минуло семьдесят, но голос его звучал прекрасно. Это могут подтвердить и

меломаны, столкнувшиеся с трудностями попасть на последние выступления певца в

опере Верди "Травиата". Ну, а мои 410 килограммов, поднятые на том чемпионате, берут

сегодня на прицел атлеты полулёгкого веса...

Рекорды, рекорды, рекорды... Во мне появился какой-то фанатизм, какая-то

одержимость. И если я отвлекался, то думал опять только о рекорде. Поддубный прислал

мне телеграмму: "Молодец, малыш". Получил я и ещё одно, очень трогательное

поздравление — от Серго Амбарцумяна.

Но вообще-то я продолжал ждать от Серго "тяжелоатлетического" ответа. Однако

ответа, как и прежде, не было. Серго ушёл в "глубокое подполье". Тренировать его уехал в

Армению Ян Юльевич Спарре. Серго готовился всерьёз. Газеты писали о рекорде,

который он установил в метании молота. Значит, Серго взялся за разностороннюю

подготовку, на что раньше не обращал особого внимания. Было ясно: Амбарцумян

готовится к реваншу. Вскоре, выступая в Ереване, Амбарцумян выжал штангу весом 125,1

кг — новый всесоюзный рекорд. По свидетельству очевидцев, это было сделано очень

непринужденно и легко.

Мне стало известно о рекорде, когда я находился в Баковцах, что под Москвой. Мои

намерения были довольно "мирными" — отдыхать после чемпионата страны, посидеть

над пособием для начинающих тяжелоатлетов. Но пришлось снова взяться за тренировки.

Я сказал корреспонденту газеты "Красный спорт", который брал у меня интервью, что

вызов принимаю.

Я поменял технику, стиль, переворачивал за день до 10 тонн. И чувствовал, как

наливаюсь силой.

А смелость? Мне нужно было преодолеть психологический барьер — страх. Это

чувство на каком-то этапе испытывают все спортсмены.

В том году мне не удалось превзойти соперника в жиме. Амбарцумян дважды

улучшал свои результаты в этом движении и довёл рекорд страны до 130,1 килограмма.

Зато я отличился в толчке.

На празднике, посвящённом 20-летию комсомола, я толкнул 168,2 кг, превзойдя

мировое достижение эстонского атлета Лухаера, выступавшего в тяжёлом весе. Это был

мой второй мировой рекорд в заочной дуэли.

И тут случилось то, что бывает один раз в десятки лет.

В тот же вечер почти в тот же час Амбарцумян в Армении побил рекорд в толчке.

Он тоже толкнул 168,2 кг!

Кому же должен принадлежать был рекорд? В Комитете по делам физкультуры и

спорта СССР нашли оригинальное решение: телеграмма из Киева пришла первой. И

потом — я был легче. Серго отплатил мне тем, что побил мой рекорд в сумме троеборья,

подняв 413,2 килограмма.

Мечтал ли я о славе? Да. Мечтал о популярности, о восторге зрителей. И до сих пор

считаю, что для молодости это естественное и отнюдь не плохое чувство. Его следует

только верно направлять.

Проведя в спорте долгие годы, я убедился, что победитель почти никогда не бывает

равнодушным к своему успеху, к впечатлению, которое он производит на зрителей.

Я был в отличной форме. Как никогда чувствовал своё тело, свои возможности. Я

рвался в бой, рвался в Ташкент, куда на матчевую встречу должны были съехаться

лучшие тяжелоатлеты. Я радовался: наконец-то встречусь с Амбарцумяном.

Соревнования проходили в помещении театра имени Горького. В тяжёлом весе

подобралась солидная компания — Петров, Назаров, Калмахалидзе, Кустодов, Лапутин.

Амбарцумяна снова не было. А ведь именно его считал я своим главным соперником и

решил во что бы то ни стало вернуть рекорд в троеборье. Для этого были намечены такие

результаты в отдельных движениях: жим и рывок — по 127,5 кг, толчок — 165 кг. В

сумме это давало 420 кг.

На этих соревнованиях я впервые почувствовал себя безраздельным хозяином

помоста: мне были абсолютно подвластны нервы, возможности. Достигнув

запланированного результата в троеборье, я попросил ещё один подход в толчке для

установления мирового рекорда. Судьи дали разрешение, и в состоянии небывалого

подъёма я зафиксировал над головой рекордный вес — 169 килограммов.

И вот я в поезде, на пути к Киеву, возбуждённый и радостный. Всего лишь

несколько дней оставалось до Нового года, а старый закончился для меня вполне удачно.

И дело не только в том, что мне первому в стране удалось перейти 400-килограммовый

рубеж, показать несколько высоких результатов. Нет, я чувствую себя возмужавшим,

уверенным в своих силах, готовым и далее вести борьбу с рекордами. Как невелика в

спорте граница, разделяющая понятия уверенности и самоуверенности... В этом я

убедился на собственном опыте во время следующего чемпионата страны, а тогда... Тогда

монотонно выстукивали свой ритм колеса вагонов. Почти все думали, что я навсегда

оторвался от Амбарцумяна.

А в это время Серго вышел на помост в своём родном Ереване. Он начал жим с того

веса, которым я закончил своё выступление — со 127,5 кг — и легко покорил штангу.

Потом он ещё дважды удачно подходил к штанге и выжал наконец 136 кг. В рывке он

поднял 130 кг, толкнул 167,5 кг и набрал в сумме 433,5 кг, побив рекорд Мангера и

опередив "чудо чистой расы" сразу на 8 кг.

Серго продолжал наращивать силы. Встречи у нас с ним никак не получались.

"Вреден север для меня", — отшучивался он.

Устав ждать реванша, я стал терять остроту и беспокойство ожидания поединка.

Амбарцумян был далеко, а я был здесь, — живой, прославленный. Со мной считались,

меня хвалили, мне симпатизировали зрители. Я всё чаще стал произносить речи. Меня

внимательно слушали — мне это нравилось. Серго уже был не в счёт. Встреча с ним не

приближалась, а у остальных я продолжал выигрывать. Выступая, я всегда был уверен в

успехе. Стал меньше тренироваться, часто демонстративно, чтобы заметили другие: мне,

дескать, достаточно незначительных нагрузок.

Я поверил, что талантлив, и надеялся на удачу. В таком настроении я ждал

первенства СССР 1939 года, которое должно было состояться в Харькове. Спортивная

форма — состояние очень неустойчивое и хрупкое. Достаточно незначительной помехи

— изменения настроения, нарушения режима, ослабления нагрузки в тренировках, — как

здание силы разрушается, теряются золотые крупинки, которые так долго просеивались в

длительных тренировках.

...Судья-информатор, как всегда, почтительно, торжественным голосом объявил мои

титулы и вызвал к штанге. Я вышел, беспечно улыбаясь (откуда всё это успело взяться?),

к весу 117,5 кг. Неожиданно для себя я почувствовал, что силы мои почти на пределе.

122,5 кг. Опять тот же выход, та же манерность, вместо того чтобы предельно

сконцентрировать внимание. Как я выжал вес, — не помню. Меня качало, я уходил с

помоста, ничего не соображая.

Рывок мне советовали начинать со 115 кг. Ни в какую! Только 120 кг! В таком

состоянии я не должен был этого делать, но одна ошибка догоняла другую.

Наигранность постепенно уходила. Явно видна была моя озабоченность,

суетливость. А зритель этого не прощает. Я терял уверенность, терял ощущение победы.

Всё стало вдруг совершенно безразличным. А вообще, наверное, мне было попросту

страшно.

— Позор! Иди же! — сказал мне Шепелянский.

Второй подход — и снова неудача. В зале раздался смех.

Что же дальше? Оставался ещё один подход. Если меня и сейчас постигнет неудача,

значит, получу нулевую оценку. Значит, поражение. Поражение? Да что же это, наконец,

происходит?

Вероятно, меня тогда выручила не воля, как обычно пишут в таких случаях, а

самолюбие. Оставалось несколько секунд.

— Отойдите же наконец! Дайте сосредоточиться! — крикнул я вдруг всем, кто

озабоченно толпился возле меня.

Грубость. Со мной такого ещё не бывало. Я презирал себя за всё — за унижение, за

неудачу, за эту грубость. Но нельзя слишком долго презирать себя: можно стать жалким.

И тогда уже ничто не поможет.

Я выиграл первенство. Победил с очень посредственной суммой. Это был

фактически срыв, несмотря на то что я стоял на самой высокой ступеньке пьедестала. Но

это была и победа. Быть может, более важная, нежели та, что выражается в килограммах:

победа над собой.

Я поехал в Ереван, чтобы сразиться с Серго. На этот раз я был полон сил, полон

разумной уверенности в себе.

Но Амбарцумян болел. И я снова выступал один. Зрители в зале болели за своего

земляка, несмотря на то что его не было на помосте. Здесь Амбарцумян был чуть ли не

национальным героем. Ну что ж, тем почётнее будет моя победа — приблизительно с

таким настроением я выходил на помост. В тот вечер я установил новый мировой рекорд в

толчке — 170 кг 300 г и в троеборье — 422,5 кг.

Прощаясь, Серго говорил о встрече (в который раз!). Я слушал его с улыбкой.

Мы встретились через год в Минске на XII чемпионате страны.

Я поднимал флаг соревнований. Кто будет опускать его — я или Серго?

Я был сильнее в толчке, он — в жиме. Рывок — вот где должен был решиться наш

спор. Это был случай, когда в ход вступала тактическая борьба. Нужно было правильно

построить подходы, точно рассчитать свои силы.

"Прикрывая" свой жим, я начал со 122,5 кг. Это был почти мой предел. Серго, вижу,

оказался сбит с толку. Он начал со 120 кг и пошёл на 130 кг. Зачем? Я не выжал 127,5 кг, и

этого следовало ожидать. Но и Серго не справился со 130 кг. Это было действительно

неожиданно. Он растерялся. А я берёг свои силы. То же повторилось и в рывке.

Амбарцумян запросил 131,1 кг и не смог поднять их. У меня были верные 127,5 кг. В

толчке никаких неожиданностей не произошло. Мой результат в толчке был самым

большим в мире. Я поднял 167,5 кг. Серго — 160 кг.

Флаг соревнований опустил я.

Этот чемпионат запомнился мне также прекрасным выступлением Григория Новака,

ставшим чемпионом Советского Союза в полусредней категории. Он продемонстрировал

незаурядное мастерство в жиме, доказав, что мировой рекорд, установленный им немного

раньше в этом же сложном движении, был целиком закономерным. (В 1939 году Новак

выжал 118,1 кг, опередив знаменитого Туни.)

Киевлянин Григорий Новак — необычайно яркая фигура в мировом

тяжелоатлетическом спорте. Казалось, природа создала его для штанги. Крепкий и ловкий

18-летний юноша однажды на пляже попался на глаза известному тяжелоатлету мастеру

спорта А.Конкину, и тот пригласил Гришу на тренировки. Рассказывают, что 63-

килограммовый Новак с первой попытки одолел штангу весом 75 кг.

Сын извозчика из Чернобыля — городка под Киевом, — Григорий с малых лет

привык помогать отцу перевозить грузы. Потом он работал на строительствах, где также

не гнушался тяжёлого физического труда. Итак, сила у парня была, а увлечение

акробатикой научило его владеть своим телом.

Прошло время, и весь спортивный мир заговорил о нём, а журналисты нарекли

спортсмена "фабрикой рекордов".

В 1940 году мне было присвоено звание заслуженного мастера спорта. Техника и

методика совершенствовались. Перед нами открывались новые пути. 500 кг. Теперь это

число почти всегда упоминается в интервью с тяжелоатлетами. Тогда об этом впервые

заговорили как о далёком будущем.

На тренировках я легко показывал 435 кг. Этого было достаточно, чтобы бросить

вызов Мангеру, который вернул себе рекорд, набрав в троеборье 447,5 кг.

У меня до сих пор хранится большая пожелтевшая афиша. Вот что на ней написано:

"22 июня состоится большой спортивный праздник в честь открытия

республиканского стадиона. На побитие рекордов мира выступят Новак, Попов, Куценко,

Хотимский, гимнасты Демиденко и Ибадулаев".

Но в тот день никто из нас не выступил. В тот день началась война.

В истребительном батальоне воевал Израиль Механик. Среди красноармейцев был

Григорий Новак. Ничего не было слышно о Николае Шатове, Митрофане Косареве,

Алексее Жижине. Добровольцем в армию ушёл Александр Бухаров. Меня военкомат

направил в танковое училище.

В холодных, мокрых сараях Кунгура мы изучали боевую технику. А спорт? Только

один раз я вспомнил, что я спортсмен, когда старшина сказал: "Тебе для поддержки сил

приказано давать две порции супа". Я закончил танковое училище на "отлично", но на

передовую снова не попал. Меня оставили в училище.

Потом на Тагильском заводе мы ремонтировали танки. Работали до 20 часов в

сутки. Достойны ли мы были хоть чем-нибудь тех, кто воевал на передовой?

В конце 1944 года по решению Советского правительства группу ведущих

спортсменов демобилизовали, чтобы они наладили спортивную жизнь в районах,

освобождённых от немецко-фашистских оккупантов. Среди них оказался и я.

Шестого ноября мы с Николаем Лапутиным — моим давним товарищем и

соперником — шли по улицам освобождённого Киева. Мы шли мимо руин, и радость

встречи с родным городом омрачалась увиденным.

Ноги сами несли нас на Красноармейскую улицу, к республиканскому Дворцу

физкультуры, в котором нам не раз приходилось выступать до войны. Там мы встретили

нескольких спортсменов, которые, возможно, пришли сюда по той же причине, что и мы.

Прошёл месяц, и 12 декабря 1944 года в Киеве в холодном незастеклённом Дворце

физкультуры состоялся спортивный вечер. Не знаю, из каких сил (их просто не было) я

толкнул 171 кг! Мировой рекорд!

Это были самые дорогие для меня килограммы и самая большая победа за всю мою

жизнь.

Первая послевоенная поездка.

В иллюминаторе самолёта — игрушечные шпили, соборы. Это Прага.

Война оставила свой след и в спорте. Мой соперник Бичвард — бывший узник

концлагеря, рассказывал жуткие эпизоды из своей жизни. Лишь чудом удалось вырваться

из плена известному в своё время атлету Пшеничке — победителю Мангера и ведущих

штангистов Англии и США. Прага хорошо запомнила трагедию дней оккупации. В городе

сохранился домик, где была тюрьма гестапо, в которой погибли тысячи чехословацких

патриотов. Совсем рядом с Прагой было Лидице — село, которое фашисты сравняли с

землёй.

Прага — удивительный город. У меня почему-то было такое чувство, что я уже

бывал здесь. И вместе с тем, осматривая его кремль, храмы, памятники, блуждая по

улицам мимо остроконечных домиков с ребристыми крышами, солидных

респектабельных строений позднего времени, я как бы переходил из одной эпохи в

другую, воспринимая всё увиденное с большим интересом.

Вот Вацлавская площадь — фактически широкая улица, хребет города. А

неподалеку ещё одна площадь, Старомястская. Она невелика по размеру, но именно с неё

начал разрастаться когда-то город. Здесь был базар, здесь происходили казни, митинги,

народные выступления. Старомястская ратуша являлась центром управления страной в

годы гуситского восстания. Здесь воевода Ян Жижка разрабатывал план боя на Виткове,

где была разгромлена конница крестоносцев. Без этой площади невозможно представить

себе историю страны. На башне Старомястской ратуши — знаменитые пражские куранты

"Орлой", творение механика Гануша. 5 мая 1945 года, когда Прага восстала, ратушу

подожгли выстрелами из фашистского танка, и куранты сгорели. После освобождения

города танкисты 1-го Украинского фронта по старым чертежам сделали точную копию

курантов, и в ратуше начали регистрировать браки.

В Пражском Граде есть несколько прекрасных исторических залов. Когда-то давно,

в годы правления императора Рудольфа II, Владиславский зал превратили в ярмарку для

различных художественных изделий и предметов. Дело в том, что у императора была

страсть к антикварным вещам, и свои коллекции он ставил превыше государственных дел.

Он всегда находил деньги для приобретения редкой картины святых мощей или чего-

нибудь сверхоригинального, чего не было у других. Зато, когда шла речь о других

затратах — на армию, на развитие торговли, на строительство и т.д., — правитель был не

очень-то щедрым. При нём был учреждён Испанский зал, где и хранились все его редкие

вещи.

Помимо столицы мы побывали ещё в пяти городах Чехословакии: Пльзене.

Простиеве, Моравской Остраве, Братиславе и Брно.

Самым популярным у хозяев из наших спортсменов был Новак. В Праге свыше

шестнадцати тысяч Новаков. Там есть даже "Общество Новаков", где Григорий был

избран почётным членом общества и получил соответствующий значок. Но не только

этим объяснялась его популярность: за сто минут он побил мировые рекорды во всех

движениях. Пресса называла его "величайшим атлетом современности".

Георгию Попову — "человеку неотступной удачи", как величали его в местных

газетах, удалось поднять в рывке 103,5 кг — это было на 2,5 кг выше мирового рекорда.

Высокие результаты показали и другие участники — и основные, и запасные в команде —

Жгенти, Шатов, Амбарцумян, Касьяник, Механик.

Больное колено помешало мне выступить в полную силу. В первые дни пребывания

в Чехословакии я обещал установить мировой рекорд и должен был сдержать слово.

На заключительных соревнованиях, состоявшихся в Праге, я показал в толчке 171,7

кг. Вспоминаю, какая наступила тишина, когда информатор объявил, что это выше

мирового рекорда. Я с огромным напряжением взял штангу на грудь — полдела сделано.

Последнее усилие, и штанга была зафиксирована над головой. Своё достижение я

посвятил жителям Праги.

Кое-кому из советских борцов достались серьёзнейшие соперники, но наши ребята

выступили очень удачно. Большое впечатление на чехословацких любителей спорта

произвёл москвич Белов, которому удалось за три минуты одержать полную победу над

одним из наиболее сильных спортсменов Европы среднего веса Хамплем. Вне

конкуренции были тяжеловесы И.Коткас из Таллина и москвич А.Мазур. "На что вам

двое, — шутили чехи, — оставьте одного нам".

Глава 4

Выход в "свет"

Весной 1946 года советских тяжелоатлетов пригласили во Францию для приёма в

Международную федерацию тяжёлой атлетики и для участия в чемпионате мира. В Париж

поехала делегация в составе С.Амбарцумяна, Г.Новака, Г.Попова, А.Божко, В.Светилко,

М.Жгенти, А.Бухарова и автора этих строк.

Это был наш первый послевоенный "выход в свет". Все очень нервничали, так как

не знали, почему задерживается выдача виз.

Наконец мы сели в самолёт и через двенадцать часов прибыли на аэродром Ля

Бурже. Здравствуй, Париж! Мы не виделись с тобой девять лет. За это время над миром

пронеслась чёрная буря, много горя испытал и ты, но выстоял и вновь,

жизнеутверждающий, сияешь своей извечной красотой.

В гостинице "Англо-Америкен" нас ожидал мосье Жан Дам — президент

Французской национальной федерации тяжёлой атлетики. Энергичный, суетливый,

необыкновенно остроумный, он всегда был готов ответить на все вопросы. "Лучше

попасть под пистолет американского гангстера, чем на язык Жану Даму", — шутили его

соотечественники.

— Снять щетину и немедленно к мэру города: там вас уже ждут, — командовал

Дам. — Торопитесь же — вы лишаете возможности всех, кто там собрался, выпить

шампанского в честь вашего приезда.

Мы появились в зале и не без удовольствия отметили, что советская делегация сразу

же оказалась в центре внимания. Нас радостно приветствовал мэр:

— Мы заждались! Вы действуете в духе вашей победоносной армии: советский

десант неожиданно высадился, когда его уже почти не ждали.

Вероятно, эти слова на французском языке были более остроумны, потому что

раздался хохот и аплодисменты.

Кто-то из присутствовавших журналистов подхватил эту шутку, и наутро "Фигаро"

вышла с заголовком на первой странице: "Десант русских высадился в Париже".

Зал приёма сверкал золотом и хрусталём. Здесь, по рассказам, часто веселился

Наполеон. За столом, который молчаливо обслуживали официанты в чёрных фраках с

лицами и манерами настоящих аристократов, мы старались присмотреться к своим

завтрашним соперникам. Египетские факиры штанги были самыми шумными. Они вели

себя совсем просто, но были не особенно расположены к дружеским разговорам. В их

поведении чувствовалась привычная уверенность в своей популярности. Вот Кхадр эль

Туни — "Идол помоста", "человек-легенда". Его пиджак был полон мышц — других слов

не подберёшь. Соотечественники говорили о Туни: "Ни одному человеку на Земле аллах

не дал такой силы, как Туни, и во все времена не будет человека, равного ему". "Туни —

первобытный человек, ибо, только вернувшись в глубь веков, можно найти людей,

одарённых такой силой", — писали о нём французы. Перед войной Туни победил

сильнейшего немецкого атлета Исмайера.

А вот Ибрагим Чамс. Высокий, измождённый, с бесстрастным лицом восточного

мудреца.

Меня представили Носсейру — человеку с белозубой улыбкой, моему заочному

противнику. Я вспомнил его давнее фото — фото атлета с античными пропорциями тела.

— Толстею, лысею, старею. Что поделаешь, служба: теперь я только чиновник, —

сказал Носсейр.

Самыми разговорчивыми были американские атлеты. Тогда они были ещё мало

популярны. Об их возможностях никто ничего не знал. Мы, если откровенно, не

отнеслись тогда к ним всерьёз. Соперниками номер один были египтяне.

Тренер и меценат американского тяжелоатлетического спорта Боб Гофман стоял в

окружении своих ребят. Его проницательные глаза что-то искали, изучали, взвешивали.

Особенно непринуждённо чувствовал себя Феррари — парикмахер из Ниццы. Он

тогда был звездой французской тяжёлой атлетики. Симпатичный, остроумный, он стоял в

окружении своих почитателей. Непомерно широкие плечи и клетчатый пиджак делали его

похожим на циркового клоуна. Французы видели в нём человека, который должен

возвратить их стране всемирную славу Шарля Ригуло.

Шарль Ригуло... Шарло... Он оставил о себе память во многих видах спорта.

Побеждал в мотогонках, был известен в гимнастике, считался одним из лучших бегунов.

Он был любимцем публики на Больших Бульварах: в "Театре львов" играл с Бурвилем —

популярнейшим актёром Франции. Его фамилия стояла в титрах многих кинокартин.

Ригуло даже сам снял несколько фильмов. Он выигрывал немалые суммы на бильярде,

садился за руль гоночной машины, в одном из журналов работал редактором так

называемого отдела "любовной хроники".

"Ваш организм работает так безупречно, что это почти ненормально", — сказал

Шарлю один известный врач.

Шарль, пожалуй, был больше похож на былинного русского богатыря, чем на

современного француза. Он всегда хотел быть только первым, даже первым среди отцов:

сделал свою дочь Дени чемпионкой по фигурному катанию — ведь она Ригуло.

Умер Шарль Ригуло в августе 1962 года. Что-то случилось в его жизни в последние

годы. "Что касается Шарля, то сейчас это просто спившийся старик", — незадолго до

этого писал мне знакомый французский журналист в ответ на мою просьбу что-нибудь

рассказать об этой яркой личности. Давно уже побиты рекорды Шарля, а во Франции его

и сейчас называют "сильнейшим в мире человеком" и говорят: "Сильный, как Ригуло".

Французы утверждают, что именно благодаря Ригуло тяжёлая атлетика ныне стала

такой популярной. В какой-то мере они, вероятно, имеют основания для таких

утверждений.

Из советских штангистов на этот раз наибольшим вниманием пользовался Григорий

Новак. Знатоки смотрели вслед его приземистой фигуре и многозначительно

переглядывались. Все знали, что Григорий Новак задумал преподнести сюрприз. Но никто

не предполагал, что этот человек разрушит планы и намерения многих спортсменов и

тренеров.

В день открытия чемпионата рассматривался вопрос о принятии нас в члены

Международной федерации. Кое-кто из влиятельных лидеров был против: советских

спортсменов обвиняли в профессионализме и в "красной пропаганде". Нашу судьбу решил

всего лишь один голос и он принадлежал представителю Египта Носсейру.

За право называться самой сильной боролись тринадцать стран.

Первое очко нашей команде принёс Моисей Касьяник. Он вошёл в тройку призёров.

Победителем тут неожиданно для всех стал швед Арвид Андерсен. А мы совсем не

принимали его в расчёт.

Близко к заветной цели был Файяд, в прошлом — яркая звезда египетской команды.

Но с ним происходило что-то непонятное. После каждого подхода в толчке его выносили

со сцены. Волнение или плохое самочувствие?

Четвёртое место занял Ибрагим Чамс — муж четырёх жён и отец семи сыновей. Его

результат также был неожиданностью. До сих пор я видел его только на фотографиях, но

знал обо всех Ибрагимовых победах. Помнил, как в 1938 году он, имея собственный вес

64 кг, толкнул 153,5 кг — тогда это казалось нарушением всех законов поднятия тяжестей.

Потом он блестяще победил Энтони Терлаццо. Чамс обладал огромной энергией. Он

хорошо владел собой в самые сложные моменты психологического напряжения. Его

тренер Талат написал: "Чамс имеет способности, в которые трудно поверить". Если не

помешала бы война, то Чамс поднялся бы до максимальных высот. На помосте он

расхаживал то туда, то сюда, как пантера, выжидающая удобный момент для прыжка.

Этот атлет мог довести себя до гипнотического состояния в момент самых ответственных

движений. Его скорость была необычайной. Жаль, что в то время мы не смогли снять на

кинопленку его выступление.

Словом, все карты были смешаны. На следующий день должны были выступать

атлеты всех остальных категорий. Зачем такая поспешность?

Вот он, второй удар — американец Стенли Станчик. Боб Гофман начал

преподносить сюрпризы. 367,5 кг в лёгком весе!

Наш Владимир Светилко стал вторым. Георгий Попов — третьим. Как всегда,

Георгий прекрасно владел собой. И только друзья понимали, чувствовали его настроение:

поздно. Была война. А сейчас природа брала своё — нет такой методики, такого тренера,

которые могли бы стереть возрастной рубеж. Путь к мировым чемпионатам открылся

перед Поповым слишком поздно. Это была лебединая песнь Попова-спортсмена. И, как

всегда в таких случаях, она прозвучала тоскующе, потому что Георгий в своё время был

всё-таки некоронованным королём в полулёгком весе. Он и Николай Шатов.

Официально их феноменальные результаты нигде не были зарегистрированы. А

когда наконец появилась возможность заявить о себе на мировых чемпионатах,

подкралась спортивная старость.

Все ждали выступления Туни — спортсмена, которого на родине встречали

артиллерийским салютом. Он, как всегда, оказался неуязвимым и стал чемпионом в

среднем весе с результатом 387,5 кг.

А в это время к выходу Новака на штанге готовили 125 кг — на 2 кг больше

мирового рекорда Туни.

Наступило 12 часов ночи. Уставшие зрители, многие из которых остались так

поздно из-за этого выступления, замерли.

Как всегда, Новак энергично подошёл к штанге. Я смотрел на него и (в какой раз!)

удивлялся его физическим данным.

Новак выжал 125 кг и сразу же, будто боясь потерять спортивный азарт, попросил

прибавить 15 кг. Зал ахнул. Только что был установлен выдающийся рекорд, и вот спустя

несколько минут сам же рекордсмен попросил установить такой фантастический,

неимоверный вес. Григорий легко выжал 140 кг. Потрясённые зрители какое-то мгновение

молчали. Судья Носсейр в оцепенении даже забыл дать отмашку. Григорий несколько

секунд стоял с огромным весом на руках. Потом наконец что-то крикнул Носсейру. Тот

побежал к Новаку прямо на помост.

Новак завершил соревнования с суммой 425 кг. Так в советской тяжёлой атлетике

родился первый официальный чемпион мира.

Когда француза Феррари спросили, намерен ли он в дальнейшем соревноваться с

Новаком, тот ответил: "Лучше буду брить бороды".

Было 3 часа ночи, когда на помост вызвали тяжеловесов. Я совершенно не

ориентировался в своих возможностях. Ни минуты отдыха, накалённая обстановка

соревнований. Правда, нервничали все. Но американец Джон Дэвис спал до самых

последних минут перед выходом на помост. Гофман никого к нему не подпускал.

Джон стал чемпионом в 18 лет ещё в 1938 году, показав в полутяжёлом весе 403 кг.

Тогда-то его и окрестили "Чёрным Аполлоном".

До выступления оставалось несколько минут. Американцы что-то нюхали, чем-то

растирались, что-то пили, надевали широкие пояса. Для нас тогда всё это было в

диковинку, всё беспокоило и сбивало с толку.

Дэвис в тот вечер был великолепен. Его расслабленное и, на первый взгляд, ленивое

тело могло мгновенно становиться ловким, гибким и собранным. Он был даже изящным,

этот чёрный гигант, который, подняв в сумме 437,5 кг, стал победителем. Я проиграл ему

15 кг.

Итак, американцы набрали 10 очков, хотя по сумме поднятых килограммов мы были

впереди.

Через несколько дней более 20 тысяч зрителей пришли в "Пале де спорт" на зимний

велодром. Здесь должен был состояться вечер рекордов.

На холоде трудно разогреться. Попов сильными руками тёр мои колени, с надеждой

смотрел на меня Бухаров. Его "дети" уже кое-что умели. Вот только что Новак в жиме и

Амбарцумян в рывке вписали в таблицу рекордов мира свои результаты. Очередь была за

мной.

Я вышел на 155 кг. Было холодно пояснице и ногам. Холоден был и гриф. Усилие.

Нет, тяжело. Мышцы действовали несговорчиво — я никак не мог собраться, "войти в

движение". Лучше уйти.

Дэвис толкнул 150 кг и 160 кг очень тяжело. Потом закутался в одеяло. Но 165 кг

одолеть так и не смог.

Из-за кулис за нами ревниво наблюдал молодой чемпион Египта в тяжёлом весе

Гейсса. Именно его результат в толчке — 170,5 кг — был внесён в официальную таблицу

мировых рекордов.

Вызвали меня. Поднимаясь по трапу на эстраду, я споткнулся и упал. В зале

раздался смешок. Пустяк, а у меня будто что-то оборвалось внутри. Я уже поднялся на

сцену, но всё та же необъяснимая скованность, холодящая тело, мешала мне. Вот сейчас

все те, кто не раз говорили о случайности моих рекордов, будут удовлетворены...

Но какой-то вспышкой пришло другое, желанное, выношенное чувство

уверенности, благословенная согласованность усилий спины, рук, всего тела, абсолютная

устойчивость. Я зафиксировал 165 кг. Потом на штангу добавили несколько тоненьких

пластинок — 171 кг! И рекордный вес был мною взят.

Итак, выход советской команды на международную арену, несмотря на многие

неблагоприятные обстоятельства, оказался довольно успешным. Незнание сил

противника, непривычная организация соревнований, новая для нас сигнализация. А

главное — позади была война. Наши же сильные соперники о войне только слышали.

Туни, с мнением которого все очень считались, сказал о нас:

— Мы увидели команду, которую скоро будет невозможно победить.

До отъезда оставалось несколько дней.

Первые 60 часов нашего пребывания в Париже мы слышали только лязг железа,

видели только мускулы и зрителей. Теперь всё оказалось позади. Теперь после

девятилетнего перерыва можно было опять назначить свидание с Парижем.

В то время Франция только ещё начала восстановление своего хозяйства,

разрушенного фашистами, и в её экономику всюду вторгалась загребущая рука

американских монополий. С Эйфелевой башни исчезла гигантская световая реклама

автомобильных заводов Ситроена — французские машины всё больше уступали место

джипам, бьюикам и фордам.

Американизация страны, которая в те дни приобрела угрожающие масштабы,

вызвала протесты и активное противодействие со стороны прогрессивной

общественности. В одном кинотеатре мы смотрели фильм "Американцы в Париже" —

короткие юмористические новеллы. Вот содержание одной из них.

В музей Жан-Жака Руссо входит богатый американец. Старый служитель

демонстрирует экспонаты. Среди них — перо, которым якобы писал Руссо. Посетитель

хочет купить его. Пачки долларов хватит? После некоторого колебания служитель вручает

покупку. Счастливый обладатель реликвии уходит из музея, а служитель вынимает из

ящика коробку точь-в-точь таких же перьев и одно из них кладет на стол. Товар для

очередного американца готов.

В зале раздался смех. Кажется, чуть-чуть потеряли былую весёлость парижские

улицы и бульвары, скучали продавцы в роскошных магазинах. Повысились цены на

продукты, одежду, квартплату. Даже билеты в метро стали дороже.

Никогда ещё не были такими пёстрыми и цветистыми витрины книжных магазинов.

Комиксы, дайджесты — тоже знамение времени.

В соборе, который входит в архитектурный ансамбль военного музея — Дома

инвалидов, — стоит саркофаг с телом Наполеона. Здесь в склепе, на глубине шести

метров, возле мраморных фигур, символизирующих его победоносные битвы, толпятся

посетители. Среди французской буржуазной интеллигенции вновь возродился культ

Наполеона. Французы искали утешения в прошлом. Не каждый спектакль теперь давал

сборы, но старые пьесы Ростана шли с неизменным успехом.

Неприязнь к американцам проявлялась даже в отношении к американским

тяжелоатлетам, хотя они оказались очень славными ребятами. Во время соревнований

Стенли Станчик случайно расстегнул шлейку трико. Правилами это запрещено. В зале

немедленно раздались возмущённые возгласы: "Эй, застегни трико! Думаешь, если ты

американец, то тебе всё можно?"

В те годы Эйзенхауэр бросил лозунг: "Спортивные клубы везде! Спорт должен

помочь нам выиграть мировую гегемонию".

На обложке одного из американских журналов я увидел откровенный военно-

спортивный плакат: полуголый человек с геркулесовскими мускулами указывает рукой на

слово "Корея". На заднем плане — фигуры американских солдат, волокущих какие-то

ящики. А внизу многозначительный текст: "Только двое из десяти физически пригодны!"

То есть увлекайся спортом, молодой американец, чтобы стать полноценным солдатом.

Ведь только двое из десяти пригодны к военной службе...

Париж провожал нас как друзей. "Русские — сама корректность, — писала

парижская газета "Спорт", — они не только отличные борцы, но и зарекомендовали себя

как истинные джентльмены в области спортивных нравов и спортивного поведения. Они

завоевали себе признание всего Парижа".

В июле 1947 года советские штангисты выступили на первенстве Европы в

Финляндии. Кроме хозяев в этом первенстве приняли участие представители Голландии,

Дании, Франции, Швеции, Чехословакии и СССР. Для выступлений вне конкурса

прибыли пражские силачи. По условиям соревнований можно было выставлять по два

участника в каждой из шести весовых категорий. Но этим воспользовались только мы —

привезли 12 спортсменов. И все они возвратились на Родину с наградами — случай

неслыханный в истории тяжелоатлетического спорта! "Энергию русских можно сравнить

разве что с атомной энергией", — написала одна из финских газет.

Действительно, наши ребята выступали с большим подъёмом и уверенностью в

своих силах. А в лёгком весе произошёл довольно-таки редкий случай. Оба наши

участника — Механик и Попов — набрали одинаковую сумму — 330 кг. И собственный

вес они имели одинаковый. Всё решило повторное взвешивание. Счастье улыбнулось

Механику — он весил меньше на 50 граммов. Ему и была присуждена победа.

Борьбу начали атлеты наилегчайшего веса. Это был первый чемпионат, на котором

данная весовая категория получила права гражданства. Уже после жима все поняли, что

здесь никому не под силу вмешаться в борьбу представителей советской команды

Аздарова и Донского. Они начинали свои подходы тогда, когда остальные участники уже

заканчивали борьбу. Первым чемпионом Европы стал ереванец И.Аздаров с суммой 292,5

кг.

Чемпионами стали Николай Шатов (средний вес), Григорий Новак (полутяжёлый).

Новак остался верен себе: выжав 139 кг, он в который уже раз увеличил потолок мирового

рекорда. Упражнение он выполнил непринуждённо и красиво. "Новак поднимал штангу,

как обыкновенный карандаш", — писали местные газеты. В сумме троеборья у него

набралось 409 кг.

Хотелось установить рекорд и мне. В толчке я заказал 174 кг, но зафиксировать этот

вес не сумел. Пришлось утешиться тем, что с суммой 432,5 кг я опередил ближайших

конкурентов на 55 килограммов.

Только в одной весовой категории — полулёгкой — золотая награда не досталась

советскому атлету: швед Арвид Андерсон оттеснил Евгения Лопатина на второе место.

Швед не знал, что во время войны лейтенанту Лопатину пулемётная очередь

пробила ладонь левой руки. Осмотрев простреленную кисть, врач вынес суровый

приговор: потеря подвижности, к спорту возврата нет. Пальцы на руке почти не

разгибались.

Два года боролся Лопатин, чтобы сохранить руку. Врачи с горькой усмешкой

смотрели на упражнения молодого офицера. А Евгений неустанно тренировал

скрюченные, почти неподвижные пальцы, пока они не начали поднимать

двухкилограммовые гири. Это была первая победа. Потому теперь второе место в

чемпионате Европы нельзя было назвать иначе как триумфом воли. Но всего этого не

расскажешь финским зрителям.

В тот визит в Финляндию нам удалось побывать в Тампере. Было интересно:

сохранился ли тот дом, в котором проходила Таммерфорсская конференция РСДРП?

Оказалось, что сохранился. На нём висела мемориальная доска с профилем Владимира

Ильича Ленина. Вообще к Ленину в Финляндии особенно уважительное отношение, ибо

именно ему страна обязана своей независимостью. "Этого мы никогда не забудем", —

сказал нам искренне и взволнованно один из рабочих, когда мы посетили

железнодорожные мастерские.

Мне очень хорошо запомнилось ещё 18 июня 1947 года — День физкультурника. Я

уже привык к публичным выступлениям. Но на этот раз снова очень волновался. На

притихшем стадионе был жаркий полдень.

Я установил новый мировой рекорд в толчке — 174 кг.

Советское правительство устроило приём в честь спортсменов в Георгиевском зале

Кремля. Десятки люстр, мириады огней придают особую торжественность

величественному помещению. Я от имени армии физкультурников и спортсменов должен

был ответить на приветствие. Мне было 32 года, а я волновался как мальчишка возле

классной доски.

Самолёт описал круг, и перед нами неожиданно открылась окутанная лёгким

туманом панорама большого города, перерезанного лентой Дуная. На самом берегу реки

возвышалась крутая гора.

— Это Геллерт, — пояснил кто-то из экипажа. — А на её вершине монумент

Свободы — памятник советским воинам, погибшим при освобождении Будапешта.

Наша команда посетила Будапешт в 1950 году — нас пригласили на месячник

дружбы Венгрии и СССР. Мы прилетели вместе с деятелями культуры, науки и искусства.

На аэродроме, во время торжественной встречи нашего солидного тяжеловеса Алексея

Медведева приняли за какого-то профессора или одного из руководителей делегации. Ему

вручили цветы, к нему обращались с приветствиями. Медведев лукаво посматривал на нас

и был очень доволен этим недоразумением.

Поездка по Венгрии оставила у меня очень много впечатлений. Вообще, у нас,

спортсменов, людей с очень чётким разделением дня между делами спортивными и, если

можно так выразиться, туристическими, воспоминания имеют какой-то

дифференцированный характер: отдельно — о городах, музеях, картинных галереях,

встречах за пределами помоста. А на этот раз всё смешалось. Наши противники были не

очень сильными, особых оснований для беспокойства не имелось. И в моей памяти всё

отложилось на одной полочке — приём у председателя парламента Драгоша Лайоша,

бывшего слесаря завода Чепель, и первое товарищеское, даже, скорее, тренировочное

выступление на сцене "Красного Чепеля", и посещение текстильного комбината в городе

Сегед, и встречи — спортивные и просто дружеские — с людьми очень сердечными и

благожелательно настроенными.

Мы легко выиграли все поединки с венгерскими атлетами. Из советских штангистов

блестяще выступил легковес из Тбилиси Владимир Светилко. Он поднял в сумме

троеборья 352,5 кг и на 47,5 кг обошёл бывшего мирового рекордсмена в жиме Амбрози.

Значительно улучшил свой личный результат и Аркадий Воробьёв (полутяжёлый вес) —

он набрал в сумме 400 кг.

Мы познакомились со спортивной жизнью Венгрии, посмотрели соревнования

ватерполистов. Хеди Дьюла, председатель Комитета по делам физкультуры и спорта

Венгрии, позаботился, конечно, чтобы мы побывали на боксёрской тренировке с участием

Ласло Паппа.

Лаци, как ласково называют Паппа венгры, — всеобщий любимец. За год до этого

он стал чемпионом Олимпиады в Лондоне 1948 года, а накануне — победителем

европейского чемпионата в Милане.

Пройдут годы, и Ласло Папп установит своеобразный боксёрский рекорд — станет

трёхкратным олимпийским чемпионом. Потом правительство Венгерской Народной

Республики разрешит немолодому уже чемпиону испытать свои силы на

профессиональном ринге, и Папп станет первым среди европейских профессионалов. Но

останется тем же Лаци — простым, сердечным, каким мы его видели в тот раз. Папп для

венгерской молодёжи, как у нас Альгирдас Шоцикас, является воплощением лучших

качеств большого спортсмена — скромности, отзывчивости, мужества и воли.

Припоминаю ещё волнующее прощание перед возвращением нашей команды на

Родину, слёзы на лицах наших новых друзей. И предостережение народного артиста

СССР Бориса Чиркова: "Поищите орешек потвёрже — хотя бы американцев или египтян".

Да, нас ожидали чрезвычайно серьёзные испытания — чемпионат мира в Париже.

Глава 5

Снова Париж

Мне было 34 года, когда я почувствовал себя сильнее и крепче, чем когда бы то ни

было. 1949 год стал годом моего спортивного зенита. Я показал тогда в сумме 447,5 кг,

установив, соответственно, три рекорда — 142,5 кг, 135 кг и 170 кг.

На спортивной базе в Сходне под Москвой мы готовились к поездке в Гаагу. Мои

тренировки проходили блестяще. Это было состояние, которое я испытывал, наверное,

впервые; мне казалось, что я никогда не наращивал силу, что я не копил её по крупицам,

до изнеможения поднимая железо. Я чувствовал себя так, будто всегда, всю свою жизнь

был вот таким необыкновенно сильным и могучим. Тренировки давались без малейшего

напряжения. Время тренировок заканчивалось, а я мог поднимать штангу ещё и ещё.

На одной из тренировок после основательной нагрузки я ещё раз подошёл к 170-

килограммовой штанге. Мы тренировались на воздухе. На помосте было много песка,

который не успели смести. Мне следовало быть осторожней. Штанга почти взлетела

вверх. И вдруг что-то огненное и острое полоснуло по левой ноге...

Это было очень досадно, но я не особенно сокрушался: в конце концов эта

неожиданная травма не могла серьёзно повлиять на мой организм, который настроился на

самые высокие результаты. Необходимо было убедить себя в этом, набраться терпения и

выжидать.

Через год, готовясь к первенству мира в Париже, я поднял в сумме 455 кг и

почувствовал, что могу сделать больше. Наверное, так всегда бывает перед концом. Вдруг

чувствуешь необыкновенный прилив сил. А потом всё обрывается...

Снова травма ноги, в том же самом месте. Я попал в трудное положение: оставалось

мало времени, да и настроение было уже не то.

Я ехал в Париж на верное поражение.

Во дворце Шайо нам не повезло. Чемпионат мира 1950 года памятен стечением

печальных для нас обстоятельств. "Сюрпризы" начались ещё в Москве. Не поехали Иван

Удодов и Григорий Новак — наша основная надежда. Вместо Новака выступал Аркадий

Воробьёв — тогда он ещё только начинал. В дороге решили: Удодова заменит Рафаэль

Чимишкян. Неожиданно заболел Юрий Дуганов. Вместо него поехал Владимир

Пушкарёв.

Итак, основные наши козыри выбыли из игры. Чимишкян заменит Удодова... А

знаете ли вы, что это такое? Это означает, что ему нужно сбросить 5 кг, чтобы перейти в

легчайший вес. В полулёгком у него прекрасные результаты. А тут его противник —

грозный Махмуд Намдью.

Намдью держался очень самоуверенно. Впоследствии Чимишкян принёс много

побед советскому спорту. Но то его выступление было самым героическим, хотя он и

проиграл иранцу.

В полулёгком весе победил Фаяд — 327,5 кг. Лопатин стал вторым.

Интересным обещал быть поединок Владимира Светилко и египтянина Хамуды,

которые должны были выступать в лёгком весе. У Светилко был отличный результат —

360 кг.

Случилось так, что они слишком рьяно выслеживали друг друга, и пропустили

вперёд американца Питмэна.

На помосте Туни. За его плечами победы и только победы. Перед чемпионатом

Туни пробовал свои силы в полутяжёлом весе. Его сумма была внушительна, но он всё же

принял решение выступать в средней весовой категории.

Это был его блистательный конец. Туни показал 400 кг. Но на этот раз он выглядел

совсем другим: вероятно, побеждать было уже трудно. Куда делись его спокойствие и

уверенность? Теперь перед нами был просто сильно уставший человек с осунувшимся

лицом.

Сюрприз преподнесли американцы. На тренировках мы не обращали внимания на

их атлета Питера Джорджа, флегматичного с виду парня. У него было слабое тело и

странное выражение лица — казалось, что он вот-вот заплачет. И вдруг Питер Джордж

показал 390 кг. Впоследствии до 1956 года он никому не уступал первенства. Это был

очень способный целеустремленный спортсмен.

Пушкарёв, волевой, отчаянный, готовый всегда бороться с кем угодно и где угодно,

сделал всё, что мог: он набрал 385 кг и завоевал бронзовую медаль.

На этом чемпионате на большой помост впервые вышел человек, которому было

суждено вписать блестящие, самые интересные страницы в нашей тяжелоатлетической

истории. Аркадий Воробьёв дебютировал в среднем весе с внушительной суммой — 420

кг. Столько же показал и Станчик, но он оказался легче. Это и решило судьбу первого

места.

А я снова встретился с "Чёрным Аполлоном". Дэвис был в исключительной форме.

Он набрал 462,5 кг. Самым изумительным зрелищем оказался его рывок 147,5 кг.

Это была демонстрация красоты, силы и мощи человеческого тела. Попытка побить

рекорд в толчке, подняв 182,5 кг, Дэвису не удалась. Французы торжествовали: в силе

оставался рекорд в толчке Ригуло — 182 кг — их национальная гордость.

Я выступил плохо (422,5 кг) и как бы завершил поражение нашей команды, которая

заняла лишь третье место. Египтяне стали первыми, американцы — вторыми.

Ну что ж, это было начало нашего пути. А в самом начале редко бывает всё хорошо.

Мы жили в 50 метрах от Булонского леса — самого тихого и богатого района

Парижа.

Дни до соревнований мы проводили в несложных тренировках и прогулках по

аллеям парка. Каждое утро нас будил старик консьерж и говорил: "Грешно спать вблизи

такого рая".

По аллеям Булонского леса медленно двигались красивые машины, гарцевали на

лошадях изящные, как с гравюр, женщины в сопровождении элегантных кавалеров. На

большой площадке, покрытой бархатной зелёной травой, группа молодых людей, одетых

в яркие спортивные костюмы, играла в гольф.

Вот аллея поэтов. Может быть, вы хотите посидеть на скамье Жан-Жака Руссо? За

эту скамейку, как, впрочем, и за другие скамейки на этой аллее, нужно платить. Зато

будете сидеть там, где отдыхал Руссо.

Я снова побывал на кладбище Пер-Лашез. Все советские люди, приезжающие в

Париж, по традиции возлагают цветы у Стены коммунаров. Пришла сюда и наша команда.

Первое впечатление — будто ты попал не на кладбище, а в огромный музей

изобразительного искусства, где соревнуются в мастерстве искуснейшие скульпторы и

архитекторы.

Роскошные могилы наполеоновских генералов. Среди украшающих их

воинственных эпитафий можно прочитать и такую: "Я прожил 99 лет, но моя жизнь была

короткой".

Над аллеей, ведущей к Стене коммунаров, почти не видно неба: старые платаны,

растущие по обе стороны от неё, соединили вверху свои ветви. Вот стена без всяких

украшений, а на ней белый прямоугольник, несколько слов и дата — "21-28 мая 1871 года.

Здесь были расстреляны коммунары — люди, для которых счастье народа значило

больше, чем собственная жизнь".

А невдалеке похоронены участники французского движения Сопротивления,

партизаны, все те, кто погиб в годы фашистской оккупации. Поражает памятник жертвам

концлагеря "Равенсбрюк" — прямоугольная плита с названием лагеря, а перед ней

огромные связанные руки...

Каждый, посетивший Париж, бывает в Лувре. Каждый, кто пишет о Париже, пишет

о Лувре. Но никакие самые точные и верные слова не способны передать того, что видишь

сам.

Джоконда. Леонардо да Винчи писал её четыре года и остался недоволен работой. А

Мона Лиза, воплощение женственности, вот уже пять веков со спокойным величием и

неразгаданной тайной, укрытой за её знаменитой улыбкой, смотрит на миллионы людей,

которые приходят поклониться ей.

Желтоватая от времени мраморная Венера. Самофракийская Ника. У неё нет головы

и рук, но богиня Победы летит стремительно и красиво. Почти физически ощущаешь это

движение.

Тогда экспонировались далеко не все сокровища Лувра. Во время войны музей

эвакуировали. Многие экспонаты из-за недостатка средств на реконструкцию помещения

не выставлялись.

Ещё в 1946 году мы видели развороченные бомбой ступени храма Сакре-Кёр.

Длительное время надпись у входа в храм гласила: "Бог милостив! Он явил чудо и отвёл

вражеские бомбы от храма своего!" Этот плакат, конечно, обошёлся дешевле, чем

восстановление разрушенного здания.

Версаль. В Галерее битв, где выставлены популярные произведения батальной

живописи, несколько лет стоят леса, пол устлан мешковиной. Тоже не хватает средств.

"Трудное время", — говорил Жан Дам.

Уже несколько лет о Версале говорят во всей Франции. Предлагают всевозможные

варианты помощи: устроить лотерею, издать марки, провести общественную подписку по

сбору средств для восстановления. Даже журналист буржуазной газеты "Монд" не без

иронии заявил: "Государственный секретарь заверил нас, что подписка осуществится,

средства будут собраны, если каждый француз откажется от одной пачки "Голуаз"

(название французских сигарет). Но, это, впрочем, прецедент опасный. Кто поручится, что

завтра нас не пригласят отказаться от нашей обычной чашки кофе или бокала вина, чтобы

реставрировать Нотр-Дам, расширить музей Лувр или снабдить субсидией оперу?"

Во время оккупации по приказу Гитлера в Париже были сняты с пьедесталов сто

сорок две статуи знаменитых людей Франции. Фашисты нуждались в бронзе. Так и стояли

теперь на парижских улицах осиротевшие постаменты.

Улицы Парижа. 5 тысяч кафе выставили на их тротуарах столики. Нам

рассказывали: когда в 1948 году правительство повысило налоги на владельцев кафе и

многие из них были вынуждены прекратить торговлю, тысячи парижан организовали

митинг протеста. Налоги пришлось отменить. Парижанин не представляет себе жизни без

кафе. Он любит улицу, маленькие уличные приключения, любит смеяться и сам слышать

смех, наблюдать всё, что происходит вокруг. После работы в кафе собираются друзья,

семьи. Заказав по рюмке аперитива, они подолгу просиживают там, играя в карты, или

просто проводят время в приятной беседе.

Жизнь улиц Парижа, как всегда, оживлённа и интересна. Но когда видишь этот

город не в первый раз, кое-что предстаёт перед глазами уже в ином виде.

На банкете в честь советской спортивной делегации один знакомый француз сказал

мне:

— У нас прежде многие занимались политикой лишь в кафе за чашкой кофе. Теперь

всё по-другому. С каждым днём эта самая политика всё теснее припирает тебя к стене и

ставит вопрос в упор: с кем ты? А как на него ответить?

В один из дней мне довелось увидеть любопытную картину — приезд в столицу

Франции марокканского султана с наследником.

Вдоль Елисейских полей к Триумфальной арке двигался кортеж. Султан в

окружении свиты ехал в машине. За ним рысцой двигалась экзотическая марокканская

кавалерия. Всё это походило на живописное театральное представление. Парижане любят

подобные зрелища и живо, остроумно комментируют их. Рядом громко смеялись два

парня. Переводчик наклонился к нам: — Они говорят, что если султан в Париже, значит,

ему плохо дома. Поэтому он приехал успокоить своё сердце в Казино де Пари.

На второй день газеты пестрели фотографиями султана в весёлом обществе

танцовщиц казино. Хранитель веры корана развлекался.

Перед отъездом нас пригласили в редакцию "Юманите" — органа

Коммунистической партии Франции. Мы поехали втроём — Воробьёв, Бухаров и я.

Дорогой обдумывали умные слова приветствия.

Навстречу нам вышел 82-летний Марсель Кашэн и совсем ещё молодой писатель

Андре Стиль — небольшого роста, с энергичным бледным узким лицом и очень

элегантный. Никаких речей и приветствий не понадобилось. Кашэн расспрашивал о

Москве, вспоминал о переписке с Лениным, о своих встречах с выдающимися деятелями

международного рабочего движения. Всё было просто и хорошо.

— А теперь я хочу выпить за успехи в спорте, — обратился он к нам. — "Юманите"

и на этот раз постаралась, чтобы вам дали визы.

— Не устаёте ли вы в свои годы от такой ежедневной напряжённой работы? —

поинтересовался я.

— Я с севера Франции, а там живут долго. Здоровья у меня ещё хватит. Но если

почувствую себя плохо, немедленно займусь тяжёлой атлетикой.

Все засмеялись.

Мы с Григорием Новаком с трудом пробирались к выходу из переполненного

здания дворца Шайо после только что закончившихся соревнований, как вдруг услышали

на ломаном русском языке: "Браво, товарищи!" Перед нами стояли два улыбающихся

французских лётчика. На мундире одного из них виднелся орден Красного Знамени.

"Нормандия, — сказал он. — Смоленск".

Состоялась непринужденная, дружеская беседа, одна из тех, в которых от взаимной

симпатии и доверия вдруг щедро раскрываются сердца людей, ещё полчаса назад не

знавших о существовании друг друга. Во время Великой Отечественной войны эти

лётчики полгода провели в Советском Союзе, сражаясь в составе знаменитого

французского полка "Нормандия". Вспоминали о своих советских друзьях, о дорогих

могилах однополчан. Один из них показал фотографию — простое русское лицо старшего

лейтенанта. На обороте написано: "Другу Франсуа от Фёдора".

— Он спас мне жизнь, — сказал француз, глядя на карточку. Он был смущён: не мог

вспомнить фамилию русского.

Прошло четыре года. Снова дворец Шайо, снова приветственные возгласы и

рукопожатия. Я вышел на площадь Трокадеро, на этот раз со Светилко.

— Камрад Куценко! — услышал я позади радостный голос.

Да может ли это быть? Снова те же два лётчика — вёселые, улыбающиеся, ничуть

не изменившиеся. Мы встретились как старые друзья. На мундире старшего уже не было

советского ордена. Франсуа поймал мой взгляд. Он хотел что-то объяснить по-русски, но

годы успели выветрить из памяти нужные сейчас русские слова. Пришлось обратиться к

переводчику.

— Я почти забыл ваш язык, камрад Куценко. Но, поверьте, никогда не забуду всего

остального. Ни я, ни мои товарищи. Мне запретили носить "Красное Знамя". Но чего нет

на мундире, остаётся здесь, — он положил руку на сердце. — И ещё. С моим боевым

другом Фёдором мы можем встретиться в воздухе или на земле только как друзья. О, если

вы могли бы передать ему это...

Война закалила миллионы тружеников французской столицы. Горячая кровь

парижских коммунаров заговорила даже в тех, кто был прежде беспечен и далёк от

политической борьбы. Никогда раньше мне не приходилось видеть в Париже столько

проявлений недовольства трудящихся, как осенью 1950 года. Мы почувствовали это с

первых минут нашего пребывания на французской земле. Аэродром Бурже, всегда

оживлённый, был почти пуст. Персонал бастовал в знак протеста против ареста одного из

товарищей, который собирал подписи под Стокгольмским воззванием.

В те дни было совершено покушение на Жака Дюкло. Его ранили на собрании

профсоюзных деятелей. Весь рабочий Париж вышел на улицы. Не хватало полиции,

чтобы разгонять митинги и манифестации.

Перед отъездом мы в последний раз побывали на могиле Неизвестного солдата.

Было поздно, и возле неё не толпились шумные туристы. Мы встретили одну только

высокую женщину со следами былой красоты. Вся в чёрном, скорбная перед сине-

розовыми язычками Вечного огня, она сама была похожа на фрагмент этого памятника.

Потом наклонилась и положила на холодные камни большую алую розу.

Я покидал Париж, потерпев здесь поражение. На этот раз оно было не очередным

этапом моей спортивной биографии, не временным отступлением. Я почувствовал

приближение конца.

Пройдут месяцы. Как и прежде, я буду приходить в тяжелоатлетический зал, буду

поднимать тонны железа, часто приближаться к рекордным результатам. Внешне ничего

не изменится, но во мне появится какая-то осторожность, неведомая до сих пор

боязливость. И даже победа, вымученная тяжёлым трудом и добытая за счёт опыта, не

принесёт уже такой радости, как прежде. Ибо для штангиста настоящая победа — это

новые килограммы, новые рубежи, а не повторение прошлых достижений.

Я понимал это. Я убеждал себя, что пришло время уйти с помоста. Но я задержался

ещё на несколько лет, пока не почувствовал, что пришла смена. На первенстве страны,

состоявшемся в Харькове в 1951 году, я без особых осложнений стал чемпионом с

результатом в сумме троеборья 422,5 кг. Второе место занял Николай Лапутин, а на третье

вышел совсем молодой ещё москвич Алексей Медведев. Его результат не был высоким —

407,5 кг, и своими физическими данными он нисколько не поражал. Но у Медведева было

что-то такое, что я подсознательно почувствовал: вот он — настоящий противник. С этого

времени я взял его на заметку.

В следующем году на чемпионате Украины я поднял 430 кг. Медведев выступал в

Финляндии и довёл свой результат до 425 кг. В Каунасе, на очередном первенстве страны

он потерпел неудачу в рывке, и я победил снова. Победил я и в следующий год в Иваново,

подняв 427,5 кг. Алексей завоевал серебро, отстав от меня на 7,5 кг. Но это было моё

последнее выступление на всесоюзном помосте. Остаётся добавить, что предчувствие

меня не обмануло: именно Медведев вычеркнул мою фамилию из таблицы всесоюзных

рекордов. На первенстве в Москве он толкнул 175,5-килограммовую штангу, а в сумме

троеборья набрал 450 кг. Произошло это в 1954 году, и я, тогда уже тренер,

заинтересованный в кандидатах в сборную страны, первым поздравил его. К таким в

какой-то мере парадоксальным ситуациям приводят тренерские обязанности: радуешься,

когда тебя побеждают.

Но я забежал немного вперёд. А сейчас возвращусь к событиям 1951 года и

расскажу о поездке в Австрию. Нас и шахматистов пригласило Общество австрийско-

советской дружбы.

Есть города, являющиеся гордостью не только страны, которой они принадлежат, но

и всего человечества. Такова Вена с её историей, древней культурой, музыкой. Город,

связанный с именем Иожефа Гайдна, старейшего из мастеров венской классической

музыки, Христофа Глюка, оперного реформатора, написавшего более 100 опер,

Вольфганга Амадея Моцарта, Людвига Бетховена... Город, подаривший человечеству

династию Штраусов, чудесные памятники, переживший фашистскую диктатуру, войну.

Немецкие фашисты, аннексировавшие Австрию, делали всё, чтобы искоренить в этой

стране дух гуманизма и жизнелюбия. А потом, в годы войны, нацисты обрекли Вену на

гибель. Город спасли воины Советской Армии.

Мы шли по улицам австрийской столицы, вдыхали её историю. Правда, Дунай был

уже совсем не голубой, как во времена Штрауса: в его грязно-серой воде плавали отходы

сотен промышленных предприятий.

В центре города — собор святого Стефана. Высота его 136 метров. Когда мы были в

Вене, мастера реставрировали собор — залечивали раны войны. В этом соборе мы

оказались свидетелями свадьбы довольно-таки пожилой пары. Вероятно, это были

известные люди, так как всюду сновали фоторепортёры, присутствовало большое

количество гостей.

От собора расходятся узенькие улочки старой Вены. Здесь всё, как было в

средневековье: улицы плотников, пекарей, портных.

Мы посетили исторический кабачок знаменитостей. Его называют по-разному:

кабачком Штрауса, а то и Марка Твена или ещё кого-то. На стенах и потолке заботливо

сохранены автографы известных всему миру людей.

На улицах Вены по сравнению с другими европейскими городами немного машин.

Но ездят тут отчаянно — поэтому много аварий. Независимо от возраста и пола все

охвачены безумством скорости. На главных улицах через каждые 300-400 метров висят

призывы: "Пожалуйста, осторожно!", "Зачем так быстро!", "Здесь не гоночный трек!". Но

это, видимо, лишь придаёт водителям азарта.

В Вене чрезвычайно много собак — буквально какой-то собачий культ. Собаки

пользуются всеобщей любовью.

Мы побывали в маленьком городке Зальцбург. К нему ведёт дорога, утопающая в

зелени деревьев. Остановились возле могилы с мраморной плитой. Похоронены здесь

русские солдаты, погибшие в 1806 году в бою с войсками Наполеона.

В Зальцбурге были напечатаны первые в Австрии книги. В Зальцбургском замке

был основан первый австрийский театр. На одной из узеньких улочек в семье помощника

капельмейстера при дворе архиепископа Шраттенбаха родился сын, о чём в церковной

книге было записано: "Иоганнес Хризостомус Вольфгангус Теофилус Моцарт родился 27

января 1756 года." Когда мальчику было три года, он ещё неуверенной поступью

пробрался в комнату, где стоял клавесин, и стал подбирать терции... Американцы

превратили зальцбургскую крепость в свой военный пункт. Куда ни посмотришь — всюду

солдаты. Удивительно даже, что в этом маленьком городке удалось разместить так много

солдат.

Вскоре мы получили возможность познакомиться с австрийскими штангистами.

Общество австрийско-советской дружбы организовало несколько показательных

выступлений тяжелоатлетов двух стран, а также вечера вопросов и ответов, на которых

присутствовали спортсмены, тренеры, руководители спортивных организаций и

тяжелоатлетических клубов Австрии.

Наше первое выступление состоялось в столовой завода Симменс-Шуккерт, второе

— в курортном городе Баден. Советские атлеты победили во всех весовых категориях.

Выступая в среднем весе, Аркадий Воробьёв установил мировой рекорд в рывке и

всесоюзный — в толчке. Улучшил мировой рекорд в толчке также полулегковес Николай

Саксонов. Высокие результаты показали и другие наши атлеты — кое-кто перекрыл

килограммы, набранные победителями последнего мирового чемпионата.

Мне было невесело, я всё время думал о будущем. Разлука с большим помостом

была уже делом решённым, но я не думал, что это будет так тяжело.

Глава 6

Огонь из глубины веков

"Вложи меч в ножны! Оставь дома щит и копьё! Воткни в землю и стрелы — они не

нужны здесь!" — сказал царь Ифит. И сотни эллинов, красивых и сильных, собрались на

Олимпе возле священного огня, чтобы продемонстрировать свою силу, красоту и

находчивость. И никто не смел нарушить этот закон, пока продолжались Олимпийские

игры. Такое нарушение каралось как богоотступничество.

Древние греки собирались на свой праздник каждые четыре года. Почему они

избрали такую периодичность?

По преданию, Геракл устроил соревнования по бегу для своих братьев близ города

Пизы в честь победы над царём Авгием. Он вычистил Авгиевы конюшни, совершив свой

шестой подвиг, но царь не торопился отдавать обещанную часть своего стада. Пришлось

прибегнуть к силе. Геракл собрал войско, разогнал воинов Авгия, а его самого пронзил

стрелой. Это и послужило поводом для празднования. Среди братьев быстрейшим

оказался сам Геракл. Его и увенчали венком из ветвей маслины, срезанной золотым

ножом. Всего братьев было четверо — это число и определило периодичность проведения

игр. А их возникновение связывают с именем царя Пелопса, который устроил

соревнования в Олимпии по случаю победы над царём Эномаем.

Олимпия расположена в долине реки Алфей, на Пелопоннесском полуострове.

Город украшал грандиозный храм Зевса, сооружённый по замыслу Либона. Скульптурные

группы храма изображали борьбу Пелопса с Эномаем, кентавров с лапифами, подвиги

Геракла. В храме стояла скульптура Зевса из золота и слоновой кости, созданная Фидием,

— одно из семи чудес света.

Эллада... Олимпия... Эллины... Ещё Гомер писал о первых спортивных встречах.

Сначала там собирались представители только привилегированных классов, жители одной

местности. Такие небольшие встречи позже превратились в праздники мира.

В Олимпии появились прекрасные памятники — памятники самым сильным, самым

ловким. А их имена заносились в специальные списки, прославлявшие их по всей Греции.

В VI веке до н.э. на открытие игр съезжались не только атлеты, но и философы,

художники, государственные деятели.

Честность, взаимопомощь и уважение — эти наилучшие традиции сегодняшнего

спорта пришли к нам из глубины веков. Древние греки всегда уважали своих соперников.

Более шестнадцати веков тому назад один жестокий человек — римский император

Феодосий I — запретил Олимпийские игры как языческий праздник. Ценные сокровища,

скульптуры, архитектурные памятники — всё это было разграблено, уничтожено,

сожжено. Со временем землетрясения довершили дело, и Олимпия оказалась под толстым

слоем песка. Только благодаря усилиям немецкого археолога Куртиуса человечеству были

возвращены творения скульпторов и мастеров Олимпии. Вместе с ними возвратилась и

приобрела популярность и идея проведения игр. Её страстным популяризатором стал

французский преподаватель физического воспитания Пьер де Кубертэн. Ему мы обязаны

тем, что в 1896 году состоялись I Олимпийские игры.

"Я возродил Олимпийские игры потому, — говорил Кубертэн, — что стремился

облагородить и укрепить спорт, сделать его независимым и жизнеспособным

соответственно той роли, которую он призван сыграть в современном мире; потому, что я

хотел отдать достойные почести атлету за то, что он своим примером вызывает всеобщий

интерес к физическим упражнениям; потому, что я хотел возродить стимулы, которые

порождают здоровый дух соревнования."

Олимпийское движение, по Кубертэну, должно выделить спортивную элиту,

достижения представителей которой будут содействовать широкому внедрению

физической культуры в массы. Кубертэн говорил:

"Для того чтобы сто людей увлеклись физической культурой, надо чтобы пятьдесят

были спортсменами, двадцать специализировались в определённой спортивной области, а

пять показывали удивительные результаты".

Их нечего бояться, этих результатов, спорту нельзя навязать умеренность.

Спортсмены не должны признавать границ, их олимпийский девиз — "быстрее, выше и

дальше". Мораль спортивной элиты должна быть такой же высокой, как и её результаты.

И в своём "кредо", изложенном в 1894 году, и в берлинском выступлении 1935 года

(его называют "завещанием" — Кубертэн умер в 1937 году) основатель современного

олимпийского движения пропагандировал демократические и интернациональные основы

спорта, его культурное и воспитательное значение.

В древние времена во время Олимпийских игр лязг оружия умолкал при любых

обстоятельствах. Мы, люди XX века, оказались менее принципиальными. На нашей

памяти Олимпийские игры трижды не состоялись в результате войн — в 1916, 1940 и в

1944 годах.

В 1952 году Советский Союз впервые послал своих представителей на Олимпийские

игры. 70 государств делегировали в Хельсинки около 7.000 спортсменов. И среди них 380

советских.

Мы ехали с чувством особой ответственности. Мы очень волновались, ибо даже

самые крупные международные соревнования, в которых мы принимали участие, были

ничто по сравнению с этим грандиозным спортивным форумом человечества.

Я не узнал Хельсинки. Город преобразился, как временами преображает человека

какая-то радость или большое событие. Холодное северное спокойствие Хельсинки теперь

было нарушено горячим потоком разноязычной, пёстрой и одинаково весёлой

жизнерадостной спортивной гвардией. Эмблема Олимпиады виднелась повсюду — на

домах и на дамском белье, на транспарантах и на меню. Газеты были заполнены

прогнозами и пикантными интервью, объём спортивной информации изо дня в день

возрастал.

Город был готов к приёму гостей. Спортсменов ждали Кеппюле и Отаниеми —

олимпийские деревни. Ждали чётко наладившее свою работу пресс-бюро и сотни

официантов в кафе и ресторанах. Ждали тысячи мальчишек, чтобы получить автографы.

Утром, в день открытия, пошёл дождь. Улицы заполнили зонтики, плащи, накидки:

те, кто не попал на стадион, группами стояли на площадях перед громкоговорителями,

хотя репортаж можно было слушать дома, в уютной обстановке, за чашкой кофе.

Мне много раз в жизни приходилось слышать сигнал фанфар. Это чувство не

сравнимо ни с чем.

В руках я держал наш Государственный флаг. Все мы, советские спортсмены,

женщины и мужчины, были одеты в белые костюмы, на лицах воодушевление, и все очень

красивые. Приветственные возгласы зрителей превращались в огромное,

перекатывавшееся по стадиону эхо. И уже нельзя было различить ничего — ни

аплодисментов, ни приветствий. Это была просто человеческая радость. Это было счастье.

Звучали фанфары, и вместе с тысячами голубей в небо взвились пять олимпийских

колец на флаге.

А в эти минуты по улицам Хельсинки бежал быстроногий спортсмен. Его путь

озаряло пламя факела. Этот огонь был зажжён от солнечных лучей на горе Олимп 1 в

Греции.

Мы ждали его. Проходила минута, две, три... Вот огонь уже увидели те, кто стоял

ближе к выходу. А вот мимо нас и мимо своего собственного памятника пробежал и сам

легендарный Пааво Нурми — олимпийский чемпион 1920, 1924 и 1928 годов. Нурми

передал факел другому известному финскому бегуну — Колехмайнену. Тот понёс его к

башне олимпийского стадиона. И вот на высоте 70 метров вспыхнуло гигантское пламя,

которое казалось нам принесённым из легенды, из глубины веков.

Мы жили в Отаниеми, на берегу моря, в восьми километрах от города. Дышали

воздухом, настоенным на терпком запахе хвои, ловили рыбу, волновались за наших

товарищей, которые уже начали борьбу. И, конечно, проводили последние тренировки

перед выходом на помост. Тренировки эти пользовались популярностью, за ними

постоянно с интересом следили жители нашей деревни, которую местная пресса нарекла

лагерем "Восток". Это потому, что здесь кроме нас жили делегации стран

социалистического лагеря.

Лагерь "Запад" разместился в пригороде Кеппюле. И вот к нам в гости пришёл Боб

Гофман со своими ребятами. Через день в гостях у него были мы. Всё шло идеально. Мы

были подчёркнуто вежливы друг с другом, мы улыбались и старались не раскрыть своих

возможностей. Всё как на официальном рауте.

Мы ждали, а тем временем жители и гости Хельсинки приветствовали победителей.

Финская газета "Вапаа сана" написала: "Мастерство советских гимнастов так высоко, что

мало десятибалльной системы для оценки их работы". В течение семи дней 70.000

зрителей наблюдали легкоатлетические соревнования, на которых наша команда

завоевала триумфальные победы.

Настал наш день. Первым должен был выступать Иван Удодов. "Только пять лет

занимался он тяжёлой атлетикой до Олимпийских игр", — в основном, только это и могли

написать об Удодове газеты. Его не знали.

На помост вышли 19 "мухачей". Сильнейшие пропускали свои подходы. Когда на

штанге установили 85 кг, диктор объявил: "Подготовиться Удодову". Ко мне подошёл

главный фаворит соревнований — иранец Намдью:

— Я сделаю 322,5 кг, мой ученик Мирзаи — 315 кг, Удодов — 310 кг. Будет

хорошо. Желаю удачи.

Первый подход очень важен — ведь в спорте все немного суеверны. Всё в порядке!

Лёгкость, уверенность, сосредоточенность сквозили во всём облике Удодова — он легко

поднял 90 кг.

Рывок. Все ждали, когда начнёт выступать Иван. На штанге уже большой вес, а он

всё не подходил. Осталось лишь четверо атлетов. Намдью начал нервничать. Он не имел

права больше ждать и пошёл на 90 кг.

Наконец Удодов начал с 92,5 кг. Прекрасно.

Намдью прибавил 2,5 кг — тоже успех. Теперь ясно: на помосте они останутся

вдвоём.

На штанге 97,5 кг. Намдью мобилизовал весь арсенал своих заклинаний. Он что-то

шептал, складывал руки, подносил их к груди. "Аллах..." — донеслось в зал, и...

непобеждённый металл упал на помост. Удодов понимал, что в этом весе — его победа,

ибо в толчке иранец очень силён. И Иван опять продемонстрировал лёгкость и

удивительное спокойствие.

Итак, Удодов и Мирзаи имели одинаковый результат. Намдью оказался позади.

Потом события развивались очень быстро: Удодов поднял 120 кг и попросил добавить

ещё 2,5 кг.

В тишине был слышен стук пишущих машинок пресс-центра, приглушённые голоса

радиокомментаторов, расположившихся на балконе.

Удодов победил.

В полулёгком весе настоящая борьба должна была разгореться между Рафаэлем

Чимишкяном и Николаем Саксоновым — так считали все специалисты, которые видели

их тренировки.

Американцы снова не выставили своего участника. Из остальных двадцати особенно

опасен был единственный представитель Тринидада на Олимпиаде негр Р.Уилкс.

Начало было грустным: Чимишкян и Саксонов оказались позади Уилкса и

филиппинца Дель Розарио. Все растерялись.

Но затем Чимишкян вырвал 105 кг — поистине героическое усилие. Саксонов не

отстал от него и догнал тринидадца.

В полночь начались выступления в толчке. Саксонов легко поднял 132,5 кг.

Чимишкян подошёл к штанге, на которой было установлено 135 кг. Если он поднимет её,

то превысит мировой рекорд в сумме троеборья на 5 кг. Подход, ещё подход — всё

неудачи. Но вот третья попытка — и есть мировой рекорд: 332,5 кг!

Тогда в Хельсинки все впервые увидели Томми Коно, который победил с суммой

362,5 кг в лёгком весе. Но о нём позже.

В полусредней категории золотую медаль забрал Питер Джордж с результатом 400

кг.

А на следующий день ранним утром в зал "Мессухали-2" в одной машине ехали два

соперника — Трофим Ломакин и Аркадий Воробьёв. Молчаливые, сдержанные,

сосредоточенные, готовые сделать всё для команды и... готовые к бескомпромиссной

спортивной борьбе между собой.

На помост вышел Воробьёв. 120 кг подняты на грудь. Но почему арбитр не подаёт

знака? Две секунды уже прошли. Наконец раздался хлопок. Огромный вес Воробьёв

держал две лишние секунды и теперь ушёл с помоста, пошатываясь.

Может быть, поэтому он не смог справиться со 125 кг?

Фамилия Ломакина как-то непонятно искажалась эхом и произношением диктора.

Тренер Израиль Механик легонько подтолкнул Трофима к помосту. В отличие от

Воробьёва Трофим вышел энергично, решительно, ничем не выдавая беспокойства. Он

уверенно выжал 125 кг.

На помосте опять Воробьёв. Эта попытка была очень важна: она последняя. Вес

легко лёг на грудь. Но что это? Опять задерживался хлопок, который должен

зафиксировать выполнение движения. И когда штанга медленно поднималась, произошло

неожиданное: она победила человека. Он стал маленьким, беспомощным... Это было

ужасно. Аркадий упал со штангой в руках. С жимом было закончено.

И тут в борьбу вступил Стенли Станчик — бывший "мистер Америка". С

очаровательной улыбкой он попросил установить на штангу 127,5 кг. Всем зрителям

хотелось, чтобы красивое тело Стенли легко справилось с весом. Но как ни старался

Станчик, его всё равно постигла неудача.

Но вспыхнули две белые лампочки и только одна красная. Вес оказался

засчитанным. Понадобилось сорок минут споров, чтобы наконец решить: вес Станчику

был засчитан несправедливо. Его вторая попытка также выглядела неэстетично. Он

шатался под весом, штанга тянула его за собой, и он едва не бросил её на помост.

Третья попытка оказалась ещё хуже двух первых. К жюри снова направились

представители конкурирующих команд, и первым из них был Гофман. И попытку

засчитали.

Рывок не принёс существенных изменений в лидерстве. Впереди по-прежнему был

Станчик — 127,5 кг. И Воробьёв попросил установить на штангу 130 кг. Это была его

последняя попытка... Аркадий был спокоен. Рывок — и снаряд оказался над головой.

Однако два судьи зажгли красный свет. Всё должен был решить толчок.

Вес штанги рос, но никто из лидеров не выходил на помост. "Атлеты СССР

пропускают", — сообщали слушателям радиокомментаторы. "Атлеты СССР пропускают",

— выстукивают пишущие машинки. 150 кг, 152,5 кг, 155 кг... Станчик не выдержал. Он

пошёл на этот вес и тем самым потерял одну попытку.

162,5 кг. Судья вопросительно смотрел на одного, второго, третьего. "Пропускают,

пропускают", — опять прокатилось по залу.

165 кг. Первая попытка Ломакина оказалась неудачной. Если Станчик возьмёт этот

вес, то его уже никто не догонит. Но и Станчик не смог поднять штангу.

Настала очередь Воробьёва. "Пропускаю", — тихо проговорил он. "Пропускает", —

простонал зал. Это значило, что могло свершиться невозможное.

Последний подход Трофима. Тренер Израиль Механик обтёр его тело одеколоном и

подсунул под нос пузырёк с нашатырным спиртом.

Всё произошло молниеносно. Выдох, вдох — и штанга оказалась на выпрямленных

руках. Трофим почему-то стоял очень долго — давно уже был подан знак опускать

штангу. Есть 417,5 кг — Станчик оказался побеждён.

А на помосте в это время звенели диски: на штангу надели пять добавочных

килограммов для Воробьёва. Вот он подошёл к штанге, поправил её, и... судьи засчитали

ему это как попытку.

Пора. Вот штанга на груди, вот она уже в воздухе, вот на выпрямленных руках.

Секунда, вторая, третья... Где же команда "опустить"? Тяжесть ломала нашего

спортсмена. Больше ждать было невозможно, и штанга полетела на пол.

Двое судей вес не засчитали. В зале раздались шум и свист. Мы подали протест. Вес

не засчитали. Жан Дам в знак протеста покинул судейский пост арбитра-фиксатора.

— Я ещё никогда не встречал такого безобразия, — бросил он судьям.

Его примеру последовали англичанин Кёрлинг и финн Хакконен. Судьи, которым

предложили занять места ушедших, отказались от этого предложения.

У Аркадия оставалась ещё одна попытка. Но судьи возражали: первый подход был

засчитан как попытка. Снова протест. И когда уже нет никакой надежды, Воробьёву

предложили ещё раз подойти к 170 кг. Но сделать уже ничего было нельзя — Аркадий

упал на помост вместе со штангой.

Зал, только что гудевший от возмущения, молчал. Низко опустив голову, Воробьёв

ушёл со сцены.

Ломакин стал чемпионом. Потом на церемонии закрытия Олимпийских игр он

пронёс впереди колонны флаг советской команды.

На следующий день газеты возмущались судейством. А борьба продолжалась.

Зрители с нетерпением ждали человека, который должен был выступать в полутяжёлом

весе.

Здесь мы впервые увидели американца Норберта Шеманского. Он обошёл "самого"

Новака и установил новый мировой рекорд — 445 кг.

В то время несмотря на то, что советская команда по количеству очков становилась

первой в мире, спортсменов тяжёлого веса у нас не было. Мы с восторгом и завистью

смотрели на могучего добродушного красавца Дэвиса и его ученика юного Джеймса

Брэдфорда.

Медленно, килограмм за килограммом, увеличивалась сумма сильнейших. 460 кг

показал Дэвис. Но до 500 кг было ещё далеко.

Три золотые, три серебряные и одну бронзовую медаль увозили мы домой. Каждый

ехал со своими радостями, огорчениями, но все мы были первыми, были победителями...

Мы ехали домой, хорошо взвесив и оценив возможности своих противников. Теперь

американцы, бесспорно, должны были стать нашими соперниками № 1. Можно было

ожидать ещё немало сюрпризов и от иранцев. А вот некогда грозные египтяне стали

неузнаваемы. Ушли в профессионалы Чамс, Туни, Хамуди, Файяд.

Последний день Олимпиады. В последний раз звучали олимпийские фанфары.

Погас огонь на башне стадиона и в светильнике. Финские кадеты приняли спущенный

флаг. На световом табло, где ранее объявлялись результаты состязаний, на прощание

вспыхнул олимпийский девиз: "Победа — великое дело, но более велико благородное

соревнование".

Глава 7

Стокгольм-1953

Чемпионаты мира... Сколько их было! Кажется, можно бы и привыкнуть за столько

лет спортивной жизни. Но каждый раз переживаешь это событие по-новому — как

спортсмен, как зритель, как тренер. И с каждым годом, пожалуй, волнуешься больше, чем

в юности. Вероятно, это общеизвестные истины, знакомые всем спортсменам. Но, что

поделаешь, всё это — наша жизнь, наши радости, наши седины...

Второй раз я ехал за границу в качестве тренера.

Мои всесоюзные рекорды, мировые достижения, личные победы на помосте — всё

было позади. Остались опыт, навыки, умение готовить и контролировать самого себя. А

теперь познавать, готовить и контролировать нужно других.

Я всегда искренне переживал за своих товарищей и как мог помогал им. И всё-таки

это чувство было совсем не похожим на то, что завладело мной на тренерской работе.

Теперь я был тренером — это волнение за нескольких человек. Отныне моими успехами

станут успехи моих воспитанников.

В звенигородском доме отдыха под Москвой, где мы готовились к чемпионату мира,

отдыхающие никак не могли войти в нормальный ритм отдыха. Вероятно, из-за нас. Уж

очень разительным был контраст между их распорядком дня и нашим "каторжным", как

они говорили, трудом. Мы не мешали им, но наша постоянная напряжённая работа

создавала атмосферу какого-то беспокойства. У помоста всегда собирались люди: актёры,

инженеры, физики.

К нам несколько раз приходил Михаил Пришвин, возвращаясь с прогулки со своим

неизменным спутником — охотничьей собакой. Пришвин отдыхал где-то рядом. Он на

несколько минут останавливался, пристально смотрел на всех нас, вспотевших, усталых.

В последний день перед нашим отъездом писатель сказал:

— По-видимому, нужно иметь огромную волю и твёрдую цель, чтобы сознательно

переносить такие нагрузки. Здесь вам нелегко, там, — он поднял свою палку и показал ею

куда-то в сторону, — будет ещё тяжелее. Но вы настоящие богатыри земли нашей и не

посрамите её чести.

Мы ехали в Швецию, чтобы подтвердить закономерность своей победы в Хельсинки

на Олимпийских играх. Говорят, что одержать победу легче, чем удержать её. Верно ли

это?

На Олимпиадах соревнования по штанге, как, впрочем, и по ряду других видов

спорта, считаются сугубо личными. Но по многолетней традиции ведётся неофициальный

— командный зачёт, объективно отражающий успехи и неудачи разных стран.

Спортсмену, занявшему первое место, в этом зачёте присуждается 7 очков, второе — 5

очков, третье — 4 очка, четвёртое — 3 очка, пятое — 2 очка и шестое — 1 очко.

Команда штангистов Советского Союза набрала в Хельсинки 40 очков, команда

США — 38. Тогда представители американской команды заявили, что олимпийский зачёт

неправильный. Вот, дескать, в будущем году, в Стокгольме, официальный командный

зачёт будет другой: победителю будет присуждаться 5 очков, за второе место — 3 очка, за

третье — 1 очко.

Эта не слишком хитрая "очковая дипломатия" не могла, конечно, опровергнуть тот

несомненный факт, что американская команда оказалась слабее советской. Однако теперь,

перед началом соревнований, следовало тщательно продумать расстановку сил нашего

коллектива и оценить возможности противника.

Как сложатся предстоящие поединки? Соответствуют ли действительности

сообщения печати о феноменальных результатах "загадочного" японца с Гавайских

островов Томми Коно, тяжелоатлетического "колдуна" Стенли Станчика и супермена

Норберта Шеманского? В какой спортивной форме Дэвис и Брэдфорд? Поговаривали, что

для укрепления команды в лёгком весе Боб Гофман выставит чемпиона Олимпийских игр

в полусреднем весе Питера Джорджа. Но для этого Джорджу нужно согнать 6 кг. Пойдут

ли на это американские тренеры?

Нас встречали товарищи из посольства, организаторы чемпионата. Председатель

тяжелоатлетической федерации Оскар Бьёрклунд, очень внимательный и удивительно

симпатичный человек, сказал при встрече:

— Вы убедитесь, что шведы не флегматичный народ, как о них иногда говорят.

Мы были приятно удивлены, когда журналисты и фотокорреспонденты не проявили

обычной для них навязчивости. Вопросы были краткими, съёмки молниеносными.

Как и всюду, нас ожидала могучая армия любителей автографов, преимущественно

очень юных. Один рыжий, весь в веснушках парнишка совершенно спокойно объяснил

нашему переводчику:

— Я не могу не получить автографов, я ведь чемпион в этом деле, — и, показывая

на нас, добавил, — так же как эти люди в своём.

Мы охотно расписались в его альбоме, а Воробьёв по-своему объяснил эту встречу:

— Первый юноша, которого мы увидели, рыжий. Это определённо к счастью.

Мы решили жить в посольстве: среди своих будет легче.

Шведская пресса всячески подогревала интерес к предстоявшим соревнованиям и

при этом иногда обращалась к приёмам недозволенным.

Даже Бьёрклунд, хорошо знавший нашу команду, в чём-то сомневался.

— Простите, — осторожно спросил он у меня, — неужели с вами так жестоко

расправляются, когда вы терпите поражение? У нас писали, что Григорий Новак сослан в

Сибирь. Это правда?

Все тренировались в одном зале. Когда заканчивалось наше время, появлялись

американцы в куртках с надписью на спинах "USA 1953" — команда, о которой Боб

Гофман говорил: "Мои супермены удивят всех".

На тренировках американцы выглядели очень сильными. Даже судя по их внешнему

виду, по мускулатуре (мы не виделись с ними год), было ясно, что они стали уделять

больше внимания силовым и другим упражнениям, систематически контролировать

технику их выполнения.

Чувствовалось, что высоких результатов американцы достигают, скорее, за счёт

увеличения мускульной силы, чем за счёт совершенствования техники.

Сам не догадываясь об этом, Дэвис подтвердил мои догадки:

— Чем больше вес, с которым мы тренируемся, тем больше развиваются наши силы.

Нужно быть только последовательным и избегать чрезмерной работы. Одной техники для

прогресса недостаточно. Если нет основательной базы — силы, ваш хороший стиль и

скорость ничего не будут стоить.

Вроде бы трудно возразить, однако о технике он всё же отзывался явно

неуважительно.

Очень интенсивной была тренировка Коно, Станчика и Дэвиса. Они смело работали

с предельным весом, особенно в жиме. С огромным трудом тренировался Норберт

Шеманский. Мы не могли понять, что случилось: может быть, он болен?

На одной из тренировок Николай Саксонов неожиданно обнаружил, что весит на

килограмм больше дозволенного в его категории. Необходимо было немедленно согнать

вес.

Финские бани найдёшь далеко не в каждой стране, и потому все решили

воспользоваться случаем и попариться. Здесь, в парной "Центральбадет", где температура

сухого пара достигает 98°, мы увидели Пита Джорджа. Вид его был ужасен, черты лица

заострилось. Тренер и массажист по очереди клали ему на затылок холодные компрессы.

Время от времени Джордж подносил к пересохшим губам кусочки льда и сосал мятные

конфеты. Это было похоже на истязание, и нельзя было не проникнуться уважением к

воле и мужеству прекрасного спортсмена. Ведь он мог довольно легко защитить титул

сильнейшего в своей категории. Но для команды "Барбелл-клуба" надо было, чтобы

Джордж перешёл в лёгкий вес, и вот теперь этот спортсмен добровольно принимал муки.

Оставалось несколько дней до начала соревнований. Мы жили спокойно,

размеренно, стремясь строго соблюдать установленный режим. Каждый час был подчинён

одной цели — сохранить до выступления свою наилучшую форму. Это означало: в

свободное время никакого напряжения, хорошее настроение, развлечения — прогулки в

парках, чтение.

Вечером можно было пойти в кино. Вот какие там были афиши: "Маленький

убийца", "Поцелуй смерти". Нет, надо было беречь нервы. Мы пошли в

стереоскопический театр, где демонстрировали фильм с оптимистическим названием

"Человек живёт для жизни". Стереоскопический эффект был потрясающим: банда

гангстеров совершала убийства, похищения, ограбления банков. Герой фильма, отпетый

бандит, попадал в руки правосудия. Ему удаляли часть мозга, связанную с функцией

памяти и преступными инстинктами. Человек забыл своё прошлое и начал новую жизнь.

Гангстеры похитили своего бывшего приятеля, чтобы узнать, где спрятаны ценности. Его

подвергли страшным пыткам (здесь кинематограф особенно старательно воспользовался

возможностью для рельефного показа в стереофильме), и герой, потерявший память, всё-

таки дал бандитам необходимые сведения.

Вот так. Перебрали столько названий, чтобы не натолкнуться на очередной фильм

ужасов, но избежать его так и не смогли.

Следует заметить, что шведская общественность развернула настоящую

политическую кампанию в борьбе с пагубным влиянием гангстерских фильмов и

порнографической литературы, шедших грязным потоком из-за океана.

В первые дни нашего пребывания в Стокгольме пресса часто придумывала

различные басни о каких-то особенно напряжённых отношениях между советскими и

американскими спортсменами. На самом же деле мы относились друг к другу с

уважением и симпатией. Каждый день в раздевалку к нам приходил Дэвис. Он знал

несколько русских слов. Здоровался с нами по-русски и радовался этому как ребёнок.

Часто рассказывал о Поле Робсоне — это его большой друг.

Однажды Джон запел: "Жил-был король когда-то, при нём блоха жила-а-а..." И

выжидательно посмотрел на всех.

Мне показалось, что он выучил эти слова специально для нас.

Дэвид Шэппард, сталкиваясь с кем-нибудь из нас, немедленно начинал

насвистывать что-нибудь из Чайковского, Глинки, Рахманинова. Нельзя было удержаться

от улыбки: знакомые мелодии звучали в ритме американской музыки модерн.

Когда Николай Саксонов подходил на тренировке к штанге и, вздохнув, брался за

гриф, сидевшие вблизи зрители могли заметить глубокие шрамы у него на руках. Это

следы пулемётной очереди — самого тяжёлого из четырёх его ранений.

Это поражало каждого, кто видел Саксонова впервые. Когда-то это поразило и нас.

Но потом мы привыкли.

Однажды на тренировке шрамы на руках Саксонова увидел молодой немецкий

спортсмен Шаттнер. На его лице мгновенно отразилась целая гамма сложных чувств:

смущение, боль, стыд, сочувствие. Потом он нерешительно подошёл к Саксонову и

осторожно потрогал рукой его шрамы.

— Это ужасно. Войны не будет, — тихо промолвил Шаттнер.

Мне не раз приходилось спорить с разными людьми по поводу тактики в тяжёлой

атлетике. "Задача штангиста — поднять максимальный для него вес", — говорил кое-кто.

Следует, стало быть, думать о физической подготовке, режиме, об овладении

техническими приёмами, какими-то секретами высшего мастерства. При чём же здесь

тактика?

Но вот взять хотя бы вопрос о составе команды. От каждой страны в команде могло

выступать не более семи участников. Но это вовсе не означало, что команда обязана

выставлять по одному участнику в каждой весовой категории. Она могла быть

представлена в одних весовых категориях двумя штангистами, а в других не выставить ни

одного.

Надо ли напоминать о том, как важно в таких условиях правильно расставить силы?

Ведь сильнейшая команда определяется по сумме набранных штангистами очков. Если вы

не располагаете сильными атлетами лёгкого веса, то выгоднее в этой категории совсем не

выступать. Зато, если у вас есть хорошие средневесы, лучше выставить в этой категории

двух человек.

Но бывает и другое: известно, что в определённой категории противник

рассчитывает набрать побольше очков. Значит, именно здесь надо дать ему бой, оттеснить

на низшие места. Представляете, какую огромную ответственность берёт на себя

тренерский совет команды? А как учесть возможности противника? В Стокгольм

приехали десять американских штангистов. Но на помост выйдут только семь. Кто же

именно?

Как сообщает пресса, результаты египетских атлетов в этом году очень

посредственные. А может быть, это тактический ход?

Каковы особенности техники будущих соперников, их стиль, "почерк", сильные

стороны и уязвимые места? Нё случайно американские атлеты приходили на тренировки с

портативными кинокамерами и снимали на пленку всё, что их интересовало. У нас тогда

это ещё не практиковалось.

Напряжённая тактическая борьба, от которой во многом зависел исход чемпионата,

началась ещё задолго до того, как первый участник вышел на помост.

Мы ещё и ещё раз взвешивали все обстоятельства и наконец решили: в лёгком весе

будет выступать Иван Удодов, в полусреднем — Юрий Дуганов, а в среднем — Аркадий

Воробьёв и Трофим Ломакин. В такой расстановке были свои преимущества.

Собственно, настоящей борьбы у Удодова не было: иранец Намдью не приехал, а

египтянин Махгуб не мог оказать ему серьёзного сопротивления, и никто не сомневался в

победе советского атлета. Нужно было только осторожно распределить свои силы. Иван

Удодов сделал это превосходно. Непринуждённость, восторженное лицо на помосте,

отличное мастерство, артистичность выполнения движений и на этот раз покорили

зрителей. Удодов повторил олимпийское достижение — 315 кг. И, безусловно, сделал бы

больше, если рядом был бы Намдью: без него Ивану не хватало азарта и спортивной

злости.

Удодов своеобразный атлет. Вот что удивительно: он никогда не мог достаточно

чётко объяснить не только другим, но даже и себе, как достигает высоких результатов.

Это был тот редкий случай в спорте, когда у спортсмена почти отсутствует аналитический

подход к овладению мастерством, а всё, что он делает, происходит интуитивно. Удодов

обладал совершенно особым даром безошибочно чувствовать, что можно и чего нельзя

допускать на тренировке и на соревнованиях.

Зрители бурно приветствовали первую победу. Мы ждали, что нашему атлету

вручат золотую медаль и исполнят Гимн Советского Союза — это традиция. Но вместо

гимна почему-то зазвучал туш. Руководитель нашей делегации подал протест. Ответ был

более чем странный: кроме советской делегации, никто не привёз пластинок с записью

гимнов. С протестом выступили и представители других стран. Выяснилось, что у всех

делегаций такие пластинки были. Бьёрклунд, может быть, и не по своей вине, однако,

оказался причастен к этому, по оценке местной прессы, "грязному делу".

На следующий день гимны в честь победителей уже исполнялись. Бьёрклунд

смущённо оправдывался:

— Простите, здесь далеко не я хозяин...

"Первая ласточка — вестница победы", — говорили мы. Удодов должен был

принести нам удачу, как и в Хельсинки.

"Что делает перед выходом на помост чемпион мира!" — под таким

многозначитёльным заголовком поместили на первой странице газеты портрет Саксонова

с учебником немецкого языка в руках. Действительно, буквально за несколько часов до

соревнований он изучал немецкий. Молодого репортёра, бравшего интёрвью у Николая

Саксонова, это поразило. Мы уже привыкли к его спокойствию, уравновешенности и

незаурядной воле. Может быть, эти качества он принёс с полей войны, когда был

разведчиком? "Нет, таким он был и до войны, — рассказывал мне один из первых

учителей Николая, наш давний знакомый дядя Ваня Лебедев. — Такая же настойчивость,

такое же упрямство".

А потом после войны с шестью орденами и медалями Саксонов пришел в

тяжелоатлетический зал, и нельзя было без боли смотреть на его изуродованное шрамами

молодое, сильное тело...

Медленно, очень медленно тяжелела его штанга. Но он не торопился, терпеливо

ждал своего дня. На Берлинском фестивале молодёжи в 1951 году Саксонов установил

мировой рекорд в толчке — 136,5 кг.

Сейчас Николай Саксонов стоял на помосте, немного наклонив красивую бритую

голову, и вся его фигура излучала спокойную уверенность, хотя ему противостоял

опасный противник — чемпион олимпийских игр Рафаэль Чимишкян. Последний также

был исполнен решимости и наилучших надежд.

Все мы очень волновались. Правда, главный тренер Николай Шатов был нейтрален:

для него в конце концов не так важно, кто из двух победит; главное — завоевать первое и

второе места для команды. Иначе относимся к поединку Механик и я. Он тренировал

Чимишкяна, я — Саксонова. Какой уж там нейтралитет...

На этот раз их единоборство закончилось победой Саксонова и, таким образом, в

какой-то мере также моей. Они поменялись не только местами, но и результатами: теперь

у Саксонова было 337,5 кг, у Чимишкяна — 332,5 кг.

Швед Эрикссон занял третье место с суммой 307,5 кг. Зрители устроили своему

соотечественнику такую овацию, которой удостоивают далеко не каждого чемпиона мира.

Шведы, флегматичные шведы, оказывается, фанатически патриотичны.

На усталом лице Рафаэля ясно читалось разочарование. Это недовольство собой

всегда трудно побороть сразу: пыл борьбы, нервная взвинченность долго не проходят. Он

ещё много раз будет спрашивать себя: почему не я, в чем причина?

Саксонову больше не удалось подняться до лавров чемпиона: сильнейшими в этой

категории стали Удодов и Чимишкян. Однако в 1957 году его имя вновь прозвучало. Он

совершил спортивный подвиг: побил наиболее сильно "замороженный" из всех рекордов.

19 лет Чамс оставался непобедимым в толчке — 153,5 кг. Лучшие легковесы мира

замахивались на эти килограммы. Саксонов завершил их усилия.

На третий день в лёгком весе мы ждали встречи с Питером Джорджем, который

оставил в финских банях 6 кг собственного веса. Этого сухощавого, совсем не

тяжелоатлетической фигуры парня природа одарила очень сильной волей. Он успел

согнать огромный для себя вес. Но успеет ли он ввести в рабочий ритм ослабевшие

мышцы?

Питер Джордж победил, показав 370 кг — на 30(!) кг ниже своего лучшего

результата в полусреднем весе. Победил уже в финале — в толчке, проигрывая Дмитрию

Иванову после двух упражнений 7,5 кг.

Перед Ивановым стояла сложнейшая задача. Его опытный соперник уже 7 раз

выступал в чемпионатах мира. В толчке, который имел в этой борьбе решающее значение,

Дмитрий оказался слабее. Он мало работал над этим движением и в результате

зафиксировал 137,5 кг. Тем временем обессиленный Джордж финишировал блестяще,

толкнув 150 кг.

На следующий день Джордж весил уже 74 кг. Он непрерывно пил. За одну ночь его

осунувшееся лицо набрякло.

— Никогда больше не буду сгонять вес, даже если прикажет президент, —

решительно заявил американец.

29 августа днём на помост вышли штангисты полусреднего веса. Выступать в этой

категории мы не собирались, так как намерены были выставить в полутяжёлом весе

Фёдора Осыпу, который наверняка занял бы второе место и принёс команде ещё 3 очка.

Но на одной из тренировок Осыпа повредил ногу, и, как он ни рвался в бой, мы не могли и

не хотели рисковать его здоровьем.

Поэтому в полусреднем весе пришлось выступать Юрию Дуганову. И хотя Юрий

был далеко не в своей лучшей форме, он занял третье место и стал чемпионом Европы.

А первым стал Томми Коно. На этот раз мы увидели совсем иного спортсмена. Тело

его стало рельефнее, заметно увеличились мускулы и приобрели красивую форму. Он

продемонстрировал феноменальный по тому времени толчок — 168,6 кг.

Дэвиду Шеппарду все пророчили первое место. Но иногда в ход событий

решительно вмешивается какой-нибудь непредвиденный случай. Так было и сейчас.

После первых движений Шеппард опережал Коно. Опьяненный успехом и уже чувствуя

близкую победу, он начал рывок. В заключительной фазе движения у него подкосились

ноги, и вместе со штангой он упал на помост, сильно ударившись головой и порвав связки

на ноге. Его унесли со сцены в обморочном состоянии.

В этот момент диктор объявил, что Коно идёт на мировой рекорд. Гофман и его

команда поспешили к помосту. Врача у американцев не было. Юрий Дуганов и врач

советской команды Рубен Леонович Огасян помогли Шеппарду прийти в себя. На

следующий день в газетах появились фотографии, зафиксировавшие этот момент.

Читатель помнит о тех неблагоприятных обстоятельствах, которые дважды, в Париже и

Хельсинки, приводили к досадным неудачам Аркадия Воробьёва, когда золотые медали в

последний момент ускользали из его рук. После Хельсинки Воробьёв сказал:

— Не знаю, как долго придётся ждать, чтобы исправить положение. Ну что же, я

терпелив.

Я никогда не видел Аркадия таким осторожным в расчёте сил, в тренировочных

прибавках веса. Конкуренция требовала здравого решения. В жиме он отставал от

Станчика на 2,5 кг, от Ломакина — на 5 кг. Но это не смущало Воробьёва. Впереди было

его движение — рывок. Верный своему мышечному чутью, он в прекрасном стиле поднял

135 кг, продемонстрировав тем самым свои лучшие качества: упорство и надёжность

действий на помосте.

Опустив штангу, Воробьёв впервые за день улыбнулся. Неуклюже поклонившись,

ушёл с помоста. И вдруг послышался взволнованный крик на французском языке:

— Не уходите, не уходите! Взвесьте штангу — она тяжелее!

Это кричал французский судья Робер Кайо. Апелляционное жюри было смущено.

Ассистенты взвесили штангу. Так и оказалось: есть новый рекорд мира — на штанге 136

кг! Тут же, образовав живую стенку, взвесили голого Воробьёва.

Аркадий толкнул 167,5 кг и с суммой 430 кг стал чемпионом мира. Наконец-то!

Отстав на 2,5 кг, Ломакин получил серебряную медаль. Третье место занял Станчик. Это

было началом конца спортивной карьеры знаменитого Стенли. Он и сам тогда сказал мне,

что собирается заканчивать свои выступления:

— Нельзя же вечно оставаться на помосте. Я весь изломан.

Станчик и Коно были, кажется, единственными, кому удалось победить в трёх

весовых категориях.

Робер Кайо был счастлив: он спас рекорд. На банкете Воробьёв сказал, что

посвящает своё достижение благородному и наблюдательному французу.

Все семь наших ребят завоевали на чемпионате мира призовые места: 3 золотые, 3

серебряные и 1 бронзовую медали. У нас было уже 25 очков, у американцев — 14.

Теперь, когда советская команда закончила выступления, мы получили возможность

занять места зрителей и с интересом наблюдать за драматическим финалом соревнований

в "Эриксдальхалле". После того как Норберт Шеманский, не имея сильных конкурентов,

легко одержал победу в полутяжёлом весе и принёс команде США ещё 5 очков, Боб

Гофман снова воспрял духом.

Каждое выступление Шеманского в течение долгих лет было демонстрацией

совершенного мастерства. Египтяне Салех и Керим не могли даже называться его

соперниками. Кстати, Шеманский так же не раз испытал жар финских бань. Согнать 6 кг,

чтобы выступить в полутяжёлом весе — для этого необходима большая воля.

Шеманский выжал 127,5 кг, без особого напряжения поднял в рывке 135 кг. А в

толчке, его любимейшем движении, Шеманский установил мировой рекорд — 181 кг.

Я всегда восторгался его выступлениями. Мне хотелось больше узнать о нём. Но он

был молчаливым человеком и неинтересным собеседником. Джон Терпак сказал, что даже

среди своих Норберт приобрёл славу "Великого молчальника".

— Услышать от него слово — всё равно, что выжать воду из камня.

Шеманский, оказывается, лелеял большие надежды. Но тогда никто не мог

предполагать, что они осуществятся так неожиданно — спустя всего лишь год.

Итак, "Барбелл-команда" приободрилась. Последние козыри американцев, двое

негров — Дэвис и молодой Брэдфорд — должны были занять первое и второе места.

Уверенная белозубая улыбка озаряла лицо Дэвиса. Чемпионат не сулил ему никаких

огорчений, победа не вызывала сомнений. Утром Гофман сказал на пресс-конференции:

— Чтобы опередить советских атлетов, я имею по крайней мере 8 очков. Уверен в

своих ребятах...

Шёл третий день соревнований. В зрительном зале появился, прихрамывая, крупный

человек с красивым благородным лицом. Было жарко, пиджак он нёс на руке. Под белой

сорочкой угадывались необыкновенной силы мышцы. Сравнительно небольшой рост,

огромное тело (как потом выяснилось, он весил 125 кг) и вместе с тем какая-то

удивительная мягкость в движениях и элегантность. Присев недалеко от эстрады, человек

стал наблюдать борьбу Коно, Шеппарда и Дуганова.

А немного погодя незнакомец зашёл в тренировочный зал и, не снимая сорочки, без

всякой разминки поднял 150 кг на грудь и в строгом, абсолютно правильном стиле выжал

этот вес пять раз от груди.

Это был Даг Хэпбурн, только что приехавший из Канады. Его никто не ждал. Не

ждал и Гофман, который слышал о нём раньше и даже писал о Хэпбурне в своём журнале.

26-летний канадец, приехавший в Швецию на средства, собранные жителями Торонто,

полностью перевернул все планы американцев. Он прибыл совершенно один, и его

опекали то английский тренер Мюррей, то наш Аркадий Воробьёв.

В жиме Хэпбурн показал ошеломляющий результат — 168,6 кг, Дэвис — 155 кг. В

рывке оба они зафиксировали по 135 кг. Слабым местом Хэпбурна был толчок: ему

мешала больная правая голень, которую он прикрывал толстым шерстяным носком и

резиновым наколенником. Канадец стал прихрамывать заметнее — вероятно, он устал. Но

165 кг, которые он толкнул, оказалось вполне достаточно для победы. Его 467,5 кг стали

практически недосягаемы для кого-либо из соперников. Но Дэвис не сдавался. Он дважды

ходил на 185 кг.

Чувствовалось, что Дэвис и сам не верит в успех этой явной авантюры. Мёртвая

сила металла прижимала его к помосту при попытке поднять штангу и валила на землю.

Гофман получил второй удар. Третье место завоевал не Брэдфорд, а аргентинец Хумберто

Сельветти. Его сумма 450 кг и толчок 160 кг свидетельствовали о том, что на мировой

помост выходит незаурядный тяжелоатлет.

В дальнем углу холла сидел Дэвис. Я подошёл к нему. Ещё с 1946 года у нас с ним

сложились тёплые, дружеские отношения, и мы это хорошо чувствовали. Я заметил, что

часто от неудачи человек делается вроде ниже ростом. Таким сейчас казался мне и Дэвис.

Совсем ещё недавно во мне боролись два чувства: я горячо желал успеха Хэпбурну (это

приносило нашей команде победу) и переживал за Дэвиса.

Это был конец. Когда-нибудь он приходит к каждому спортсмену. И тем не менее,

когда наступает это время, мы воспринимаем его как удар. И хотя это повторяется с

неминуемой последовательностью, каждый, будто ничего не зная об опыте своих старших

товарищей, молит судьбу: ну ещё раз, один только раз... А судьба оказывается неумолима,

безжалостна, она молчаливо подтверждает, что твой последний раз уже минул.

Можно долго считаться хорошим спортсменом, но долго оставаться чемпионом

трудно. Тяжело много лет подряд находиться в состоянии предельного нервно-мышечного

напряжения. Молодые, полные сил ребята рвутся к пьедесталу. Их неукротимые желания

и энергия превосходят опыт старших. Большой спорт — это привилегия молодости. А

годы берут своё. Восемь лет Джон Дэвис прочно держал скипетр короля среди атлетов

тяжёлого веса. А что ждало его теперь?

На банкете в ратуше во Дворце викингов Хэпбурн был очень смущён и счастлив.

Мы говорили о тренировке, о будущих встречах: будет ли он в Мюнхене, Вене? Он

отвечал на эти вопросы неопределённо. Пройдёт время, и мы узнали, что он не будет ни в

Мюнхене, ни в Вене, что мы вообще больше нигде с ним не встретимся. Кто будет

оплачивать его поездки? Кто поможет ему в тренировках? У Хэпбурна были прекрасные

способности, но он был лишен возможности по-настоящему развить их. Газеты в шутку

назвали его "новоявленным Цезарем", который пришёл, увидел, победил.

Выступив в Стокгольме, Хэпбурн исчез так же внезапно, как и появился. Я старался

следить за его дальнейшей судьбой и, в частности, узнал, что Дагу удалось достичь

феноменальных результатов в жиме со стоек, в приседании с весом и тяге двумя руками.

Тяжёлая атлетика приобрела и тут же потеряла большого спортсмена.

В 1960 году я вдруг получил письмо от Хэпбурна из Канады:

"Со времён Стокгольма прошло много времени, но я помню обо всём так отчетливо,

как будто это было вчера, — писал Хэпбурн. — Может быть, это потому, что со мной это

случилось раз в жизни. Я часто мечтал о том, чтобы продолжать карьеру тяжелоатлета-

любителя. Но это было невозможно, так как у меня не было ни денег, ни помощи. Я хотел

побывать в вашей стране и своими глазами увидеть всю работу, которую проделываете

Вы и другие тренеры для своих спортсменов. Я бы очень хотел совершенствовать свою

силу в вашей стране. Я мог бы в жиме показать 190 кг..." Ему не повезло. Он не нашёл

хозяина, босса. Он первый в истории канадской тяжёлой атлетики завоевал золотую

медаль чемпиона и звание самого сильного человека в мире.

Поединки в "Эриксдальхалле" закончились. Мы второй раз победили в командном

зачёте. Уезжали переполненные впечатлениями, уроками и маленькими открытиями. Мы

видели, что у американцев появилась тенденция больше тренировать толчок. Что же, это

верно: они видят в нём силовую базу для роста результатов в рывке. А главное —

уверенный толчок не знает срывов и даёт возможность успешно закончить состязания, как

это было, например, с Джорджем. У нас эта часть подготовки была слабоватой. Мы

думали, как перестраивать наши тренировки, прикидывали возможную перестановку

атлетов в весовых категориях... Словом, уже теперь начинали подготовку к будущим

встречам на самом высоком уровне. Но всё это было впереди.

Глава 8

Сказки из "Тысячи и одной ночи"

В 1950 году на чемпионате мира в Париже представители Египта оставили далеко

позади команды США и СССР. Быстрая гортанная речь египтян, мощные, оливкового

цвета красивые тела, стремительность и темперамент, молитвы перед подъёмом на помост

— всё это вызывало огромный интерес зрителей. Экспансивные французы не скупились

на эпитеты: "фараоны", "чудо-люди", "таинственные жрецы" и т.д.

Весной 1954 года мы получили приглашение от египетской федерации тяжёлой

атлетики посетить их страну и провести там матч с национальной командой. Это была

первая встреча наших спортсменов на африканском континенте. Какой же он, Египет?

Гигантские пирамиды с таинственными лабиринтами, бескрайние пустыни с караванами

бедуинов, жёлтый Нил со страшными крокодилами... Все эти картины заимствованы из

учебников географии и приключенческих книг. Тогда ещё редко можно было услышать

рассказ живого человека, побывавшего там...

Во время полёта в Каир никто из нас не спал. Самолёт бросало от земли до самого

неба — вверх-вниз. За окнами виднелись тёмные клочья туч, они были совсем рядом;

никто не видел даже сигнальных лампочек на крыльях и розового огня моторов. Кругом

стоял сплошной мрак.

"Каждое путешествие на нашем самолёте — неповторимое ощущение. Звёзды

нежно шепчут "доброй ночи"; высокое, мягкое кресло медленно откидывается назад, и вы

погружаетесь в заоблачное царство". Вряд ли кто-нибудь в тот момент вспомнил

обольстительный текст рекламы авиакомпании. Потускнела даже ослепительная улыбка

привыкшей ко всему стюардессы.

Вскоре мы увидели звёзды. Из кабины вышел улыбавшийся командир корабля:

— Это был хамсин — горячий ветер из Ливийских пустынь. Всё из-за него.

Звёзды за иллюминатором стали разноцветными, большими и маленькими. Самолёт

пошёл на посадку. Каир.

"Кто не видел Каира — не видел мира. Его земля — золото, его Нил — диво, его

женщины — гурии, дома в нём — дворцы. А воздух там ровный, и его благоуханье

превосходит и смущает алоэ..." (Из "Тысячи и одной ночи").

Служащие аэродрома, бросив работу, окружили нас. Их тёмные лица сливались с

темнотой ночи. Они улыбались. "Салам, Саида", — говорили они. И ещё много других

гортанных слов. Все смотрели на нас с удивлением и опять улыбались.

Мы поехали в отель. Улицы были ярко освещены, но всё же ночь — не лучшее

время для первого знакомства с городом. Торговали мелкие магазины и фруктовые лавки.

Хотя мы и не ощущали в воздухе ароматов, обещанных сказками Шахерезады, зато

вдыхали реальный и не менее прекрасный аромат лимонов, мандаринов, апельсинов и ещё

бог знает каких восточных плодов. Вокруг мчались машины, важно вышагивали

верблюды, равнодушные к окружающей суете и сохранявшие своё тысячелетнее мудрое

спокойствие.

Вот и легендарный Нил. К набережной пришвартован пароход.

— Отель "Арабия", вы будете жить здесь, — сказал Ради, тренер египетских

атлетов. — Он не из лучших, но такие отели популярны среди туристов. Жить на воде

очень приятно. Ведь у нас ужасающая жара. Завтра вы убедитесь в этом.

Великан негр из Судана пригласил нас в ресторан попробовать восточные фрукты.

Всё было ново, удивительно, необычно. Восточная ночь над тёмным могучим

Нилом была прекрасна.

Проснулись мы рано. Не потому, что спали на новом месте (мы успели привыкнуть

к этому). Нас разбудил не восход солнца, не освежающая прохлада утра — всё было

гораздо прозаичнее: нас разбудили москиты. Никто не предупредил, что на ночь нужно

закрыть иллюминаторы или подвесить над кроватью сетку. Больше всех досталось

Медведеву. Его тело было будто побито оспой: всё покрылось красными точками.

За завтраком мы с радостью встретились с земляком — художником Герасимовым.

Он только что приехал из Индии. "Я тороплюсь как могу. Здесь всё так необычно — и

природа, и люди!"

Молча и очень пластично передвигались между столиками рослые, исполнительные

официанты. Они были в длинных белых юбках-галаби, красных фесках и без конца

кланялись посетителям. Среди большого количества салфеток, тарелок, сверкавших

приборов появилась наконец тарелочка с апельсином и чашечкой кофе. Мы не без

удовольствия проглотили всё это и выжидательно посмотрели на официанта. Тот

понимающе кивнул и принёс несколько бутылок кока-колы. Ожидания были напрасны.

Завтрак закончился.

Вот оно что! Оказывается, средства спортивной федерации не позволяют обеспечить

нас необходимым питанием. Не обижая хозяев, мы тактично предложили часть своих

средств — нужно же что-то делать! Ради, президент египетских тяжелоатлетов, был в

смущении и в восторге:

— Это верх благородства. Так могут поступить только русские! Я сообщу об этом в

прессу.

Вскоре завтрак был отрегулирован на отечественный манер. Ленч, оказывается,

пришёлся не по вкусу не только нам. В том же ресторане сидел пожилой араб в

европейском костюме и в национальном головном уборе, напоминающем феску. Ему

подали то же, что и нам. Ни слова не говоря, он взял поднос и всё, что на нём было,

выбросил в Нил. Затем положил на стол фунтовую банкноту. Официант принёс ему

какую-то восточную еду, которая вкусно пахла, и чашку ароматного кофе.

У Каира Нил мутный, совсем не такой, как поют о нём египтяне. Говорят, что

голубой он только в верховьях. Купаться здесь неопасно: прожорливых крокодилов

давным-давно уже нет. Они уплыли вверх по течению.

"Долина Нила — сад", — сказал Геродот. Здесь можно собирать три урожая в год.

Впоследствии мы останавливались у некоторых деревень. Голые, с одними только

набедренными повязками, работали феллахи. Они были очень худы и очень грациозны на

фоне огромного испепеляющего солнца. Как ожившая графика.

"Кто не видел пирамид, тот не имеет права судить о Египте", — говорят египтяне.

Пирамиды — это визитная карточка страны. Люди как муравьи копошатся у

каменной громады, поседевшей от времени. Снуют фотографы, щелкают любительские

аппараты. Обливаясь потом, туристы карабкаются на большие каменные плиты,

уложенные в пирамиды, чтобы запечатлеть себя на снимке. В особом почёте здесь

смирный, послушный, извечный спаситель бедуина верблюд. На нём цветной ковёр и

очень красивое седло. Он стоит здесь целый рабочий день, презирая выстроившиеся в

тени роскошные лимузины. Целый день взбираются на него туристы: толстые, худые,

мужчины и женщины. Потом фото с гордостью можно будет показывать родственникам и

знакомым.

В течение 20 лет 100 тысяч рабов строили пирамиду Хеопса — невиданное

сооружение, созданное для бессмертия фараона и внушения подданным преклонения

перед его властью и силой. Нужно было 10 лет, чтобы только построить дорогу, по

которой перевозили каменные глыбы, добытые в горах Аравийского хребта.

Тысячелетиями стояли пирамиды, засыпанные песком. И прежде, чем их вновь

вернуть к жизни, теперь уже как драгоценные исторические реликвии, человечеству

пришлось поплатиться жертвами. Многие, проникнув в лабиринты пирамид, ведущие к

усыпальнице фараонов, погибли там, не найдя выхода. Их тайну знали только верховные

жрецы.

Пирамида огромна и величава. Когда-то она была покрыта белым полированным

камнем. Но от времени стала серой, будто поседела, с глубокими морщинами —

впадинами между плитами. У тёмного входа в усыпальницу толпятся туристы.

Всё, что я когда-либо читал о пирамидах, мгновенно оказалось стёртым, смятым

громадой серого камня и величием 24-метровых колонн диаметром четыре метра в аллее

сфинксов. Все здесь говорят тихо или совсем не говорят, хотя от туристов этого не

требуется. Здесь господствует История, и люди своим безмолвным восхищением отдают

ей должное. И будто иронично слушает из глубины веков Рамзес II монотонный голос

гида, повествующего о его славе. Раб собственного величия, раб самого себя, величайший

самодур древности сгонял сюда тысячи людей, чтобы построить эти немыслимые

колоннады из камней, которые не может одолеть ни один современный подъёмный кран.

Фараоны снаряжали себя в рай основательно — ничего не скажешь. Но люди всё

равно добирались до их последнего пристанища и безжалостно растаскивали

драгоценности. И вот появился Тутмос I, которому суждено было стать основателем

Города мёртвых — Долины фараонов. Он приказал вырубить свои покои в недрах

гранитных скал и тщательно замуровать вход. Это был первый дом в Городе мёртвых. В

двадцатых годах нашего столетия была обнаружена единственная неразграбленная

усыпальница фараона. Восемнадцатилетний Тутанхамон ничем не успел прославиться, и

потому его похоронили без особых почестей. Но разнообразные предметы, найденные в

его гробнице, заполнили огромный коридор с боковыми галереями и комнатами в

Каирском музее.

В музее за отдельную плату можно посетить комнату, где сохраняются мумии

фараонов. Их нашли в конце XIX века в расщелине, пробитой в отвесной скале. Чёрные

мумии, как негативы тех властителей, имена которых сберегла история: Рамзес Великий,

Тутмос I, его дочь Хатшепсут. Властная и честолюбивая, она правила страной двадцать

лет. Непосредственным преемником Хатшепсут на египетском троне был фараон Тутмос

III (их статуи в музее оказались почти рядом). После её смерти Тутмос III, тихий и

смирный, неожиданно поразил всех своей храбростью и способностями полководца. Его,

знаменитого завоевателя, историки называют древним Наполеоном.

Недалеко от пирамид в долине стоит сфинкс. Глаза сфинкса, чуть ироничные,

скрывают многовековую тайну, как глаза Джоконды.

Кто-то предложил сделать площадку на верхушке пирамиды и лифт, который

поднимал бы туда туристов. Бизнес не даёт покоя даже усопшим фараонам.

У сфинкса на камнях отдыхала небольшая группа мужчин и женщин в шортах. Один

их них отбивал кусок глыбы. Отлетающие кусочки туристы прятали в сумки — это,

пожалуй, самые ценные сувениры. Полицейский резким, сердитым голосом что-то

выговаривал туристам.

— Они готовы всё растащить. Им только дай волю, они всю пирамиду увезут в

Европу.

Мы с сожалением посмотрели на маленькие кусочки древнего камня — ибо только

что хотели сделать то же самое.

— Вы особые гости. Вам можно, — доверительно наклонился к нам полицейский.

— Берите самую большую глыбу: вам это по плечу. Берите, мы не заметим.

В Каир мы возвращались в сопровождении группы египетских офицеров, которые

взяли над нами шефство. Я смотрел на молодые, красивые лица воинов, которые не так

давно изгнали из своей страны современного фараона — короля Фарука, и думал о том,

что древняя страна пробуждается к новой жизни.

Каир — город контрастов. Даже климат здесь такой: днём нестерпимо жарко, ночью

холодно. Фешенебельные отели, рестораны, коттеджи, особняки египетской знати, здания

посольств — всё это новый Каир. Старый город — это узкие улочки, кварталы

ремесленников, грязные казармы, жилые дома без элементарнейших удобств, санитарных

условий.

Я никогда не видел более назойливых продавцов, чем в Каире. Они преследуют вас

на протяжении нескольких кварталов, дёргают за рукав, пока наконец не затянут в лавку.

Удачная торговля хозяина — это заработок продавца.

Осматривая город, мы зашли в Каирский зоопарк. Его огромная территория

одновременно является ботаническим садом, в котором представлена почти вся

африканская флора. Жители египетской столицы приезжают отдыхать в зоопарк целыми

семьями. Условия для отдыха прекрасные — здесь есть каналы, искусственные водопады,

небольшие озёра. Звери находятся в клетках с искусственными скалами, специально

посаженными деревьями — это помогает им легче переносить неволю.

Возле такой вот большой клетки со львом сидит маленький грустный мальчик.

Время от времени он просовывает палку между железными прутьями, чтобы рассердить

зверя и заставить его подняться. Тогда видно, что правая рука мальчика искалечена. Такая

уж у него работа: посетители зоопарка хотят видеть разъярённого льва, они не любят,

когда хищники спят, крокодилы прячутся в воде, а кобры заползают далеко в камни. Отец

мальчика — суданец — охотник на львов. С раннего детства сын сопровождал отца в его

опасных походах. Мальчику посоветовали остаться работать в зоопарке. Теперь

маленький суданец, как лев, находится в неволе. Они подружились. Однако царь зверей не

всегда понимает человека, он не властен над своими инстинктами, даже когда речь идёт о

друге. Об этом красноречиво свидетельствует рука ребёнка.

Лев, походив немного по клетке, покорно посмотрел на мальчика и лёг в углу.

Маленький укротитель тоже решил отдохнуть. Он тихонько напевал что-то, смотрел куда-

то вдаль. Быть может, он видел там свой бедный, но такой желанный отцовский дом.

Наши выступления вызвали огромный интерес всего Каира. Мы интересовались, что

о нас пишут. Каждый раз, возвращаясь в отель с утренней прогулки, мы встречали

продавца газет и его сына. Маленький Рогап помогал отцу. Мы угощали его шоколадом и

конфетами. Принимая подарки, он прикладывал руку к сердцу, звонко смеялся и что-то

лопотал на своём языке. Он мог читать газеты, несмотря на то, что в школе не учился.

Перед отъездом мы купили ему несколько книжек с весёлыми, прекрасно

иллюстрированными рассказами.

Интерес ко всему советскому в Египте огромный. Студенты интересуются

новинками советской литературы. Мы тоже спросили:

— А кого из наших писателей в Египте знают лучше всех?

— Максима Горького. Этот писатель хорошо знал жизнь египетской бедноты.

— Простите, но Горький никогда не писал о Египте.

— Ну и что ж, бедняк везде живёт и думает одинаково.

Перед соревнованиями Саид Ради на заседании судейской коллегии попросил судей

быть объективными и строго соблюдать спортивную этику. Он сказал мне:

— Мы давние знакомые. Я всегда судил объективно, вы знаете. Сейчас я немного

боюсь за своих коллег. Наш народ темпераментный, мы дома, и всем нам хочется

добиться победы.

На баскетбольной площадке, принадлежащей крупной спортивной организации

"Гизири", аплодисменты, возгласы. И вдруг свист и хохот. Ради поспешил объяснить, что

свист — это одно из проявлений восхищения.

Жители с восточным темпераментом приветствовали выход атлетов. Вот к штанге

подошёл Кадр эль-Туни — брат знаменитого чемпиона. Сотни голосов желали ему удачи.

Атлет обратил голову к небу, произнёс традиционную молитву — всё, как у брата. Однако

мастерства брата ему явно не хватало.

Уже после первых выступлений перевес наших атлетов стал очевидным. Зрители

это поняли и всю силу своего темперамента отдали своим гостям. 7:0 в нашу пользу —

эти цифры достаточно красноречивы. В легчайшем весе победил Владимир Вильховский с

суммой 305 кг. Николай Саксонов набрал в троеборье 335 кг.

Но, пожалуй, самой большой симпатией у зрителей пользовался Дмитрий Иванов.

Он установил два новых мировых рекорда: в толчке — 147,5 кг и в сумме троеборья —

377,5 кг, оставив далеко позади Халифа Гоуду, экс-чемпиона мира. Фёдор Богдановский с

суммой 395 кг оторвался от Туни на 18,5 кг. Трофим Ломакин показал 425 кг, опередив

Абд аль-Крайма на 55 кг. В полутяжёлом весе Аркадий Воробьёв показал 427,5 кг.

Результат Мухаммеда Ибрагима Салеха — 407,5 кг.

Финалом триумфальной победы наших атлетов был поединок Алексея Медведева и

Ибрагима Гариба. У Медведева — 452,5 кг, у Гариба — 380 кг. Таких разрывов в

результатах не было ни на одном соревновании.

— Тяжёлая атлетика, борьба, баскетбол, плавание у нас очень популярны, — сказал

Саид Ради. — Но не осталось ни одного сильного спортсмена. Помните, были времена,

когда египтяне увозили половину золотых медалей с мировых чемпионатов? У нас нет

массовости — не каждый может посещать наши спортивные клубы...

Действительно, таких клубов, как "Гизири", много, но вступить в них может далеко

не каждый. Клуб этот занимает площадь в несколько квадратных километров. Здесь

можно промчаться на гоночном автомобиле, испытать резвость хорошего арабского

скакуна, поиграть в хоккей на траве и в кегли и заодно поговорить о делах, выпить виски,

не выходя из бассейна, получить восточный массаж, попытать счастья в рулетку. А после

всего полакомиться изысканными сладостями, слушая прекрасную музыку.

Одна за другой подъезжали машины. Это члены клуба. Они приезжают сюда в

основном вечером, когда не так жарко.

Выступающий в "Гизири" должен заручиться тремя рекомендациями состоятельных

и авторитетных членов клуба и уплатить 40 египетских фунтов — это почти

восьмимесячный заработок рабочего. Помимо этого, каждый месяц нужно делать взнос в

размере 5 фунтов.

Помню ещё один спортивный клуб — "Гелиолида". Мы быстро подружились с

неграми — служащими клуба. Мы отказались от их услуг: сами надевали на штангу

диски, отказались от дежурства с чашечками кофе, которые они почтительно держали во

время тренировки. Хозяин был удивлён: он ведь хотел, чтобы было лучше, чтобы русские

остались довольны.

Однажды в клубе выступали знаменитые сёстры-танцовщицы. Сочетание

удивительного танцевального и драматического мастерства поразило нас. Потом

разрисованный и обвешанный украшениями негр под глухие удары барабана исполнил

танец суданского племени. Он, по-видимому, изображал охоту, борьбу человека со зверем

и торжество победы. После этого актёр подошёл к нам. По его иссиня-чёрному с

татуировкой лицу катились крупные капли пота.

— Первый раз в жизни вижу русских. Ваши аплодисменты для меня счастье, —

сказал он.

Автобус мчался по узкой асфальтированной дороге, что вилась между небольшими

песчаными холмами. Мы ехали в другую столицу Египта — Александрию. Кое-кто из нас

был разочарован: там почти совсем не было экзотики. Ни оазисов, ни караванов, ни

бедуинов. Зато сколько угодно рекламы. Особенно много щитов на все лады прославляли

кока-колу и пепси-колу. За много километров виднелось огромное вращающееся колесо

— это реклама новой марки машины: "Каждый может и должен иметь автомобиль!" От

императивного и категоричного тона этого заявления аж захватывало дух.

Первое, что мы увидели в Александрии — это владения бывшего короля Фарука.

Его дворцы и дачи, превращённые теперь в музеи, являются воплощением многовекового

строительного опыта и трудового гения народа.

Более всего впечатляет летняя резиденция. Красота, богатство внутреннего

убранства нескончаемых помещений — кабинетов, гостиных, банкетных залов, туалетных

комнат, спален — превосходят все представления о роскоши.

Нам показали его любимый павлиний питомник. Ныне все животные, которые здесь

обитали, переданы в зоопарк. Остались только искусственные водоёмы, скалы, пещеры за

высокой железной оградой. Король любил завтракать в приятном обществе львов. Им

бросали мясо коров, коз, буйволов.

В гардеробе висели сорок мундиров последнего монарха. Здесь формы едва ли не

всех полков королевских вооружённых сил Египта. Сверкая галунами, висели мундиры

французской, итальянской и других армий.

— Эти экспонаты теперь будут единственными чужеземными мундирами в нашей

стране, — сказал Ради.

Александрия — город старых тяжелоатлетических традиций. Чамс, Фаяд, Ибрагим,

Хамуда — все они из этого города. Мы снова победили со счётом 7:0. В особенности

понравилась зрителям уверенная и спокойная манера выступления Фёдора Осыпы,

который вплотную приблизился к мировым рекордам и легко обошёл египтянина Салеха.

Во время соревнований Рафаэль Чимишкян установил новый мировой рекорд в

полулёгком весе: 342,5 кг.

В Александрии мы познакомились с известным в прошлом спортсменом, чемпионом

Олимпийских игр 1936 года Ибрагимом. Теперь он работал уличным разносчиком кофе. А

чемпион мира 1950 года Файяд устроился несравненно лучше. Он оставил спорт, открыл

большой магазин и мог позволить себе иметь четырех жён.

Нас снова привезли в Каир. Мы сидели на балконе советского посольства с Туни и

молча смотрели в тёмные воды Нила. Он вспоминал 1936 год, Германию, Берлин, где

проходили Олимпийские игры. Тогда он впервые удивил спортивный мир своими

феноменальными достижениями. В том году Международная федерация тяжёлой

атлетики получила для утверждения сенсационный протокол: девятнадцатилетний Туни

установил у себя дома мировые рекорды в полусреднем весе: в жиме — 112,5 кг, рывке —

115 кг, толчке — 147,5 кг.

Это были очень высокие результаты, и руководители федерации, не поверив

протоколу, решили подождать, пока собственными глазами не увидят феноменального

атлета.

Он доказал своё право называться рекордсменом мира на Олимпиаде в Берлине.

Гитлер, Геринг и Геббельс пришли посмотреть на победу представителя "арийской расы"

Руди Исмаера, который выступал в этом весе. Но уже после рывка разочарованный фюрер

со своей свитой покинул соревнования. Исмаер потерпел поражение во всех трёх

движениях. "Мышечное чудо" — Туни подтвердил свои исключительные возможности и

даже превысил достижения, которые так поразили Международную федерацию. Он

поднял в сумме троеборья 387 кг (117,5 + 120 + 150).

"Великий аллах дал Туни невиданную силу, и на Земле не будет человека, который

превзойдёт его", — писали в те дни египетские газеты. Что ж, тогда ещё никто не слышал

о киевлянине Григории Новаке...

Когда Туни не смог уже выступать, ему долго не удавалось найти работу. Его

назначили чиновником ведомства по делам физической культуры, но потом уволили,

ссылаясь на его малограмотность.

— Наши скоро поедут в Москву, — говорил Туни, не глядя на меня. — Хочется хотя

бы мельком взглянуть на этот город. Но кому я сейчас нужен, кто оплатит мой проезд, где

взять такие деньги?

Да, мы не увидели его среди египетских тяжелоатлетов, вскоре посетивших Москву,

Ленинград и Киев. В 1956 году я с огорчением узнал, что Туни умер.

13 апреля наша делегация вылетела в Ливан. Под нами был Суэцкий канал,

красивый и сверкавший как зеркало, вставленное в огромную земляную раму, и вскоре

увидели Бейрут. Его красота побуждает даже бывалых путешественников зачарованно

рассматривать всё вокруг. Небесная голубизна сливается с неправдоподобно синим

морем, и на этом фоне где-то на горизонте, будто в сказке возникает бело-розоватое

пятно, которое, постепенно увеличиваясь, обретает контуры прекрасного города.

Нас не встречали. Пограничники сочувствовали нам и ругали на чём свет стоит

руководителей спортивной федерации. Прошло 10, 20, 30 минут, а за нами никто не

приезжал. Позже выяснилось, что устроители наших выступлений получили непонятную

телеграмму, которая сообщала, что мы ещё на неделю задержимся в Каире. Нужно было

что-то делать. Нас усадили в машину, напоминавшую грузовое такси, и повезли в

посольство. Оттуда кому-то позвонили, и через полчаса мы увидели смущённые и

удивлённые лица тех, кто пригласил нас. Они извинялись, кого-то ругали, а тем временем

машина везла нас в отель "Биарриц".

— Вы первые русские в моём отеле, — говорил хозяин. — Вам здесь будет очень

хорошо.

Этот отель рассчитан на богатых туристов. Своё название он получил в честь

известного французского курорта, расположенного недалеко от испанской границы. Кафе,

что занимало первый этаж, отделано по мотивам тавромахии. На стене огромная голова

быка с бандерильей, вонзённой ему в шею. Официанты и швейцары в чёрных плоских

шляпах и красных куртках подобны тореадорам.

Моря называют жёлтыми, красными, чёрными. Море, которое я увидел из окна

гостиницы, было по-настоящему синим. Совсем как на лубочных картинках. Слева —

заросли гигантских кактусов-опунций и песчаные дюны, между которыми в пещерах,

превращённых в жилища, живёт беднота Бейрута. Смуглые женщины в пёстрых

шальварах несли на головах раскрашенные глиняные кувшины.

Утром, сидя за изысканно сервированными столиками, мы не без ироничных

усмешек ждали повторения каирского ленча. К счастью, страхи оказались напрасными.

Официанты принесли большие блюда ароматных бананов, яблок, гранатов. Потом на

тележке подвезли нашпигованного и зажаренного барана.

— Почти по-кавказски, — обрадовался Рафаэль Чимишкян.

Бейрут застроен хаотично, и ориентироваться в лабиринте его улиц тяжело. Но

каждая из них непременно выведет в порт, к морю. Здесь днём и ночью бурлит жизнь.

Множество контор, складов, автомобилей, сплошной поток фруктов, оливкового масла,

шерсти, шёлка, который идёт отсюда во все концы мира, разнообразная морская братия,

бойкие докеры — всё это создаёт очень своеобразную, красочную атмосферу восточного

порта. Одновременно облик этого портового и курортного города определяется давними

интересами капиталистических компаний Америки и Западной Европы. В центре города

почти не встретишь прохожего в национальной одежде. Автомобилей так много, что

хочется разгрести их руками. Туристские проспекты, например, так рекламируют Бейрут:

"Свежая, богатая витаминами еда станет источником динамизма для каждой клетки

вашего желудка. Ваш интеллект найдёт стимулирующий фактор в великом множестве

впечатлений. Здесь вы узнаете какие угодно виды климата. За каждым поворотом в горах

вас ждёт новый ландшафт. Долины зовут разбить в них лагерь. Видели ли вы что-либо

прекраснее, нежели сосны, за которыми просматривается море? Полосатые гиены, шакалы

в горах, сирийские медведи и райские птицы — всё это наполнит ваше путешествие

особенной экзотикой".

Ливан — это восточная Швейцария, действительно чарующий край, и путеводители

не преувеличивают его пленительной красоты.

Во время парада нас приветствовал маленький, лысый, невзрачный мужчина. Он

был очень богат — владелец банка, ипподрома и богатейшей конюшни. Он рассказывал,

что недавно подарил 10 арабских скакунов королю Саудовской Аравии. А тот, в свою

очередь, преподнёс ливанскому банкиру саблю в золотых ножнах с золотым эфесом,

украшенную бриллиантами. Оказывается, нашим приездом в Ливан мы во многом

обязаны этому банкиру. Его называют "Фараон". Он принял нас в своей вилле, которая

находится в центре города. Фараон увлекался стариной. У него имелись даже подлинники

рукописных сур (стихов) Корана. Эта громадная ценность находится под опекой

государства. Фараон не имеет права продать суры никому, кроме государства, а

государство не имеет денег, чтобы купить их.

Финансист, эксплуататор, меценат спорта, он поддерживает движение за мир и за

дружбу с Советским Союзом. Он прятал рабочих, которым угрожал арест, принимал

участие в национально-освободительном движении. Местные власти никогда не знают,

что Фараон собирается выкинуть или с каким заявлением выступить.

Извилистая дорога вела нас в горы, чем-то похожие на крымские. Где-то далеко

внизу, за частоколом деревьев виднелось море. Мы ехали в солнечный город Баальбек,

расположенный неподалёку от сирийской границы.

Наше выступление состоялось на стадионе "Пале де спорт". На чёрном небе сияли

звёзды. Помост был освещен юпитерами. Никогда ещё не было у нас такого экзотического

выступления.

Новый мировой рекорд в толчке — 142 кг — установил Николай Саксонов. А

легковес Фёдор Никитин в жиме показал 117,5 кг. Аркадий Воробьёв установил два

всесоюзных рекорда: 442,5 кг в сумме и 174,5 кг в толчке; Фёдор Богдановский в сумме

показал 377,5 кг.

На следующий день президент Камиль Шамун принимал нас в своём дворце.

Саксонову и Никитину он лично вручил национальный орден Ливанского кедра.

Руководителю делегации Петрову он поднёс бокал шампанского. Я подчёркиваю "лично"

потому, что всё, что делает президент на Востоке сам, — высшее проявление уважения.

По пятницам он никогда не пьет вина, но в тот день выпил бокал шампанского, чтобы

доставить нам удовольствие.

Мы покидали Египет и Ливан, переполненные впечатлениями и добрыми

воспоминаниями. И вместе с тем ничто не могло компенсировать наше чувство

разочарования, которое осталось после соревнований.

Где былое величие загадочных арабских атлетов? Почему мировые рекорды этих

великолепно тренированных атлетов с темпераментным стилем, отточенными и быстрыми

движениями все перекрыты, и почему среди них сейчас нет ни одного, кто был бы в

состоянии вернуть славу своему спорту?

Возможно, ответ заключался в трёх словах: современные методы тренировки. За

исключением Туни, египетским тяжелоатлетам всегда не доставало скрытой мускульной

силы для надёжного фиксирования поднятого веса. Правда, они очень техничны, но этого

недостаточно: "дополнительная сила", которой им не хватало, требует специальных

тренировок. А быть может, сказывались религиозные установки: в течение месяца

рамадана мусульманам позволяется есть только один раз в день. Однако раньше было то

же самое...

В прошлом египетские методы тренировок признавали все штангисты мира. Теперь

тяжелоатлетическая наука сделала большой шаг вперёд, а египтяне остались на прежнем

уровне. Скорость — это хорошо, но она должна сопровождаться всё возрастающей силой.

Если Халиф Гоуда имел бы достаточную физическую силу, он непременно стал бы

достойным соперником самых сильных.

Глава 9

Как мы увезли "бронзового мальчика"

"Это невероятно! Наконец-то я нашла его, — заламывала руки госпожа Гертруда

Дюрихен из Гамбурга. — Это он, конечно же, это он, мой дорогой Вальтер, — говорила

она окружившим её фоторепортёрам. — Он жив! Боже мой, он жив!".

Даже ко всему привыкшие журналисты ловили каждое её слово с особым

вниманием. Ещё бы! Вдова офицера гитлеровской армии, увидев в газетах фотографию

Саксонова среди тяжелоатлетов, которые должны были приехать на первенство мира в

Вену, заявила, что это её муж Вальтер Дюрихен, якобы погибший в 1942 г. На следующий

день западногерманский журнал "Квик" поместил рядом с портретом Саксонова портрет

унтер-офицера. Сходство действительно было поразительным. "Мой муж живёт в

качестве победителя в СССР" — было напечатано огромными буквами на первой

странице журнала. Понятно, что на эту выдумку никто не обратил серьёзного внимания.

Саксонов мог легко доказать противоположное: его отношение к гитлеровской армии

ограничивалось тем, что он, воин Советской Армии, был среди тех, кто уничтожил

фашистскую гидру и спас народы Европы от рабства.

В Вене было очень жарко. Президент австрийской федерации тяжёлой атлетики

Вундерер говорил недолго. Он был толст и больше всех страдал от жары. "Ни пуха, ни

пера", — неожиданно закончил он свою приветственную речь.

По дороге в город Вундерер, вытирая платком потное лицо, говорил:

— Будете соревноваться в "Концертхаузе". О, там выступали Паганини, Иоганн

Штраус, великий Фёдор Шаляпин. Тренироваться будете во дворце Франца Иосифа, —

продолжал он, подставляя лицо встречному ветру.

Участники чемпионата из 28 стран размещались в 10 гостиницах. Тренировки в

разных залах — плохо: не удастся посмотреть своих собственных противников.

— Реклам, афиш вы не увидите. Нет надобности: билеты уже давно проданы, —

сказал Вундерер.

Мы узнали, что американская команда не торопится в Вену — она застряла в

Копенгагене и тренируется почему-то там. Норберт Шеманский уже успел дважды

превысить мировые рекорды. Ещё один сюрприз: Томми Коно, оказывается, передвинулся

ещё дальше, в средний вес, и тоже установил мировой рекорд в толчке для этой категории

— 172,5 кг. Так блистательно "выложиться" за нёсколько дней до чемпионата —

отчаянное решение. Всё свидетельствовало о том, что американцы сильны. Психическая

атака оказывала своё влияние.

Вечером, прогуливаясь по улицам Вены, в витрине одного большого магазина мы

увидели выставку призов и медалей, которыми собирались награждать победители. Вот

он, "Приз наций", — бронзовая фигура мальчугана. Его получит команда-победительница.

А за призами — большие фото американских атлетов. Из наших — никого.

За три дня до первенства в Вену прилетели американцы. Организаторы чемпионата

устроили общую тренировку.

Всё было обставлено очень торжественно. Вход по пропускам. Много

приглашённых гостей. Информатор по микрофону сообщал имена приехавших атлетов,

президентов национальных федераций, именитых людей.

Все работали только с малыми весами. Все были осторожны. Никаких

сенсационных событий не произошло. Просмотр асов штанги не состоялся. Газета

"Арбайтер Цайтунг" комментировала:

"Великие соперники, Америка и Россия, не позволили друг другу заглянуть себе в

карты. Все старались перещеголять друг друга в вежливости".

И всё же мне, главному тренеру, необходимо было посмотреть тренировку

Шеманского, Коно и Шеппарда. Я сказал об этом Терпаку.

Он нерешительно ответил:

— Мы хотели, чтобы было поменьше зрителей, но для старых друзей...

Мы встретились в назначенное время. Терпак растерянно объяснил, что точно не

знает, где проходят в данный момент тренировки. Мы предприняли кое-какие поиски. Но

время шло, а мы, кажется, всё больше и больше удалялись от места тренировки. Терпак

чувствовал себя ужасно неловко. Я это видел.

Так как с нами были австрийские коллеги, на следующий же день этот случай стал

достоянием прессы. "Дер Абенд" написала:

"В противоположность советским штангистам, руководители американской

делегации оберегают своих питомцев от каких бы то ни было высказываний по поводу их

тренировок. Американцы по каким-то причинам тренируются за закрытыми дверьми.

Посмотреть на их тренировку не дали даже тренеру советской команды Куценко.

"Занавес", за которым американцы скрывают свои тренировки, вызвал осуждение

спортсменов других стран."

Спустя год, встретившись в Москве с Джоном Терпаком, я вспомнил этот случай и

спросил у него:

— Мы сможем в будущем находить места, где тренируются ваши ребята?

Терпак расхохотался:

— Не спрашивай: таковы были обстоятельства...

Тактика. В ней много непонятного. В каком весе будет выступать Шеппард? А

дебютант Клайд Эмрич — в среднем или полутяжёлом весе? Да и свою расстановку сил

мы не уяснили до конца. Что делать с нашими запасными: Вильховским, Медведевым,

Саксоновым, Костылевым, которые были отлично подготовлены?

Почти у каждого города есть свои особенности, свойственные ему одному,

делающие его известным далеко за пределами страны.

Быть может, в те времена, когда король вальса дарил миру собственные мелодии,

Дунай был действительно голубым. Река и сама Вена с тех пор, наверное, сильно

изменились. Столица обрела совсем иной облик, а воды Дуная — другой цвет.

Вена — город песни. Вена — город уюта. Вена — город весёлых гостеприимных

людей. Это далеко не полный перечень её характеристик. Весёлый, поющий город с

бесконечным множеством памятников, танцплощадок и ресторанов.

Город великолепных памятников, город, переживший фашистскую диктатуру,

аннексию, войну и освобождение.

Но теперь всё позади. Позади? Воспоминания об ужасах войны — разве о них не

помнят? Стены Карл-Маркс-хора, изрешечённые пулями фашистов. Они и в данный

момент стоят как немой призыв.

Каждое утро мы гуляли в Штадт-парке, расположенном недалеко от нашей

гостиницы. В парке было множество цветов и беседок, оформленных с удивительным

изяществом. По аллеям запросто расхаживали павлины, этим гордым птицам все уступали

дорогу. Павлины подходили к людям и выжидательно стояли, требуя подарка. Они делали

это так, будто оказывали величайшее одолжение, что вот в данный момент возьмут

кусочек булки. Даже озорные недоверчивые воробьи садились тут на руки.

Для детских игр были отведены специальные места. Но что поделаешь, иногда мяч

попадает на клумбу. Нехорошо. Об этом напоминает табличка. На ней рисунок: слон,

топчущий цветы, и надпись: "И ты тоже?"

Тут почти каждый день можно послушать симфоническую музыку. Правда,

появился новейший серьёзный соперник — джаз, каждый вечер игравший в "Курхаузе" —

ресторане, где ежегодно 25 декабря происходит традиционный рождественский бал.

Венцы рассказывают, что дуэль оркестров длится долго, но победитель не определён: и

там, и там хватает любителей.

В Штадтпарке много памятников. Вот стоит великий Иоганн Штраус, склонившись

к скрипке. Вокруг танцуют девушки — дунайские русалки. А под вечер, когда начинается

гулянье, кажется, будто слышишь в этом оркестре его скрипку, будто он тут веселится,

как и все.

Мы посетили исторический погребок знаменитостей. Его называют по-разному:

погребок Марка Твена, погребок Штрауса и т.д. Стены и потолки его исписаны

автографами. Свои подписи тут оставили даже Бетховен и Шаляпин.

Возможно, впервые в "Концертхауз" зрители пришли не на симфонический концерт

и не послушать выдающихся музыкантов. Сюда пришли любители спорта, силы.

У болельщиков в те дни жизнь стала заметно напряжённее. Они жили прогнозами

серьёзной борьбы, победами, поражениями. Венские болельщики чтили свои традиции. В

1898 г. тут был проведён первый чемпионат Европы, победителем которого стал австриец

Вильгельм Тюрк. Тут Карл Свобода — 150-килограммовый гигант — в 1911 г. взял на

грудь в несколько темпов 186 кг. Андрисек, Рихтер, Хипфингер — вот победители,

которых имела Австрия с 1920 по 1940 годы. После этого в Австрии известных силачей не

было.

— Мы оба мусульмане. Ты веришь в аллаха?

— Нет, я ему не доверяю.

— А я верю и молюсь. Это должно мне помочь победить тебя, неверного.

И оба собеседника улыбнулись. Данная беседа произошла между Намдью и нашим

Бакиром Фархутдиновым. Намдью и теперь оставался верен себе. Как всегда, немного

ироничный, немного самонадеянный. Но имел ли он право на это в данный момент? Ведь

долгое время он не участвовал в соревнованиях. А Бакир был не так беззащитен, как

казалось. В 1953 г. он стал победителем чемпионата СССР и выиграл первенство на

Международном фестивале молодёжи и студентов.

После первого движения Бакир стал лидером и одержал победу с суммой 315 кг.

Намдью стал вторым с суммой 307,5 кг.

Бакир радовался как ребёнок. Он целовал своих соперников, целовал президента

Международной федерации тяжёлой атлетики Нюберга. Поцеловал даже девушку,

вручившую ему розы. Кстати, после Бакира все победители целовали девушек, вручавших

цветы. "Это смущало наших красавиц и приводило в восторг зрителей", — написала одна

из газет. "Тон делает музыку", — молвил Жан Дам, поздравляя нас с первой победой.

Полной неожиданностью для зрителей было появление Удодова рядом с

Чимишкяном. Никто не ожидал, что он выступит не в своей "родной" категории — в

полулёгком весе.

Был ещё один претендент на первенство, который привлекал внимание всех —

британец Тун Моунг. Я видел его почти каждый день. Его тренировки проходили

слишком напряжённо. Пресса считала его фаворитом. Тун Моунг стал победителем уже

на тренировках.

С ним случилось то, что может быть у прыгуна в высоту после километрового

разбега. Наставники и менажеры загнали его. Он устал. Кроме того, каждый день он

буквально на глазах уменьшался в объёме — сгонял вес.

Дважды он падал у штанги, и дважды его уносили с помоста.

Чимишкян и Удодов были великолепны. Удивительная синхронность — они оба

показали по 350 кг. Чимишкян возвратил себе корону победителя: он оказался легче

Удодова на 300 г. Фактически не было ни побежденного, ни победителя. 300 граммов вряд

ли свидетельствуют о превосходстве в силе и мастерстве. Вообще, мне кажется, было бы

справедливым в подобных случаях золотые медали и титул победителя присуждать

двоим.

В дополнительном подходе Чимишкян вытолкнул штангу весом 143 кг. Это был

новейший мировой рекорд.

Итак, у нас прибавилось ещё 8 очков.

За несколько дней до вылета в Вену Дмитрий Иванов был в очень хорошей форме.

Никто не сомневался в его победе. Неожиданности начались ещё в самолёте: Иванов

почти ни с кем не разговаривал. Приехали в Вену. Тренировки, несмотря на видимые

волевые усилия, не клеились. Его угнетенность заметили все. Осторожно пытались

выяснить, в чём причина. Напрасно. Казалось, только И.Механик что-то знал.

Соревнование Дмитрий начал неудачно, но не по своей вине. 110 кг были выжаты

очень хорошо, но зажглись почему-то две красные лампочки. Решение непонятное. А

зрителям это понравилось: неудача Иванова давала больше надежд на успех австрийца

Таухнера.

Я подал протест в апелляционное жюри. С меня потребовали один фунт стерлингов

— таковы, оказывается, правила: если протест удовлетворяется, деньги возвращаются;

если же жюри считает заявление необоснованным, деньги идут в кассу федерации.

Я растерялся. Члены жюри вопросительно смотрели на меня. Что делать? Столько

денег у меня не было.

И вдруг судья-голландец (я не знал даже его фамилии) протянул жюри

десятидолларовую бумажку.

Около десяти минут мы ждали приговора жюри. Шум в зале нарастал. Я не уходил

со сцены.

Вес был засчитали.

Но на атлета это подействовало гораздо сильнее, чем на зрителей: повысить

результат в жиме он уже не смог.

Иванов одержал победу с суммой 367,5 кг. Вторым стал египтянин Гоуда — 355 кг.

Третьим — Таухнер с суммой 352,5 кг. Дмитрий Иванов показал результат на 10

килограммов меньше того, что был продемонстрирован им в Египте.

Всё прошло прекрасно. Однако и теперь Иванов оставался равнодушным ко всему

происходящему. Даже к награждению.

И вдруг он заплакал.

— У меня перед нашим отъездом умер сын.

Это были первые слова, которые мы услышали от Дмитрия. До этого о постигшем

его горе не знал никто: для того чтобы Дмитрий одержал победу, команда должна была

верить в его победу. А его победа была необходима для команды.

Итак, мы имели уже 18 очков, в то время как американцы только готовились к

выходу. Это говорило либо об их слабости, либо о силе, которая могла преподнести

сюрпризы.

Ситуация была поистине захватывающей. Заинтригованы были все: зрители, судьи и

участники соревнований. Расчёт Гофмана был очевиден: Станчик, Шеппард, Джордж,

Шеманский, Коно и Эмрич должны оттеснить наших атлетов.

И вот на сцену вышли полусредневесы. По залу прокатился возглас удивления,

забегали карандаши, застучали машинки. Сенсация! Станчик согнал 10 кг веса, чтобы

снова испытать покинувшее его счастье. Мы преподнесли новинку — Фёдора

Богдановского.

Появление Богдановского почти никого не встревожило. Ведь был Джордж,

который дважды выигрывал первенство мира. Был Станчик, который побеждал в лёгком,

легчайшем, полулёгком и среднем весах.

Богдановский знал всё это и чувствовал себя ужасно. Он был в том состоянии,

которое мы называем "предстартовой лихорадкой". Он суетился, его лицо покрылось

испариной.

За день до соревнований мы долго гуляли с ним перед сном. Он устал, и было

похоже, что ночь будет спокойной. А утром он сообщил мне: "Не спал всю ночь".

Он был очень хорошо подготовлен, но волнение его только усилилось. После двух

первых движений — жима и рывка — он, как и Джордж, имел сумму 245 кг. Станчик

отставал от них на 5 кг.

Всё решали последние подходы. Толкнув 157,5 кг, Богдановский обеспечил себе

второе место. Он выполнил поставленную перед ним задачу: во что бы то ни стало вбить

клин между Джорджем и Станчиком.

Тем временем Джордж в последней попытке толкнул 160-килограммовую штангу и

набрал в сумме 405 кг.

У Богдановского оставался ещё один подход, и он заказал столько, сколько

потребовалось для его победы — 162,5 кг. Фёдор очень хорошо взял штангу на грудь, но

зафиксировать над головой не смог. Что ему помешало — возгласы зрителей,

убеждённость, что всё уже сделано? Трудно утверждать, одно лишь ясно: к такой победе

нужно быть психологически подготовленным. А быть может, он просто испугался тех

возможностей, что неожиданно открылись перед ним? Да, бывает и такое. Не смог

воспользоваться случаем, который так щедро преподнесла ему судьба. В общем, Федя был

молодцом и выполнил свой долг.

Спустя два месяца в журнале Гофмана видный специалист по тяжёлой атлетике

Чарльз Костер написал: "Богдановский закончил первенство вторым, и общее мнение

таково, что этот атлет намерен в ближайшее время здорово побить кое-кого. Он стал

одной из сенсаций первенства, и никто не пожалеет выразить свою похвалу и восхищение,

которые он заслужил в этой борьбе!"

А как же Станчик? Станчик, победитель мировых первенств в трёх категориях?

— Мне не везёт уже два года. Я согнал 9 кг. Мне казалось, что так будет легче

последний раз попытать счастья. Мне это было необходимо — победить ещё раз.

Не каждый способен трезво определить свои возможности. Так, видимо, было и у

Станчика. Горько было смотреть на него: где его великолепная техника, изумительный

стиль, который всем запомнился в Париже? Где его поистине аристократическая манера

движений?

Три года он шёл по очень трудной дороге, чтобы ещё раз попытать счастья. А это

счастье, если ему суждено сбыться, заманчивее всех побед молодости.

Что же дальше? Ещё год тренировок, ожиданий, тревог. И вообще, будет ли это

"дальше"? Ведь он уже не молод. А тут ещё теснит Богдановский...

У Станчика остался лишь один подход. Он пошёл на 165 кг. Этот вес мог принести

ему победу.

Терпак стоял с полотенцем возле меня: "Ничего из этого не получится".

Станчик упал под весом. Затем поднялся и с выражением полного безразличия ко

всему покинул сцену.

Это было последнее выступление шестикратного чемпиона мира.

Сюрпризы соревнований ещё не иссякли.

Следующим был Коно, который после Стокгольма передвинулся в среднюю

категорию.

Коно и Ломакин начали жим, когда все другие соперники уже использовали свои

попытки. Первым подошёл к штанге наш спортсмен. В результате ему подчинились 137,5

кг, а Коно установил новый рекорд США, выжав 140 кг. Зато в рывке Томми чуть было не

заработал нулевую оценку — лишь в третьей попытке сумел поднять начальный вес —

122,5 кг.

Зрители бурно приветствовали успех Ломакина, зафиксировавшего во втором

движении 130-килограммовую штангу над головой. Он опередил американца в сумме

двух движений на 5 кг. Казалось, только теперь начнется напряжённая борьба за победу, а

шансы нашего спортсмена были совсем не плохие, ведь ему принадлежал мировой рекорд

в толчке — 170 килограммов. Но всё сложилось иначе. Трофим едва справился в первой

попытке с 160-килограммовой штангой, а два подхода к 167,5 кг использовал неудачно.

Коно же показал тут 172,5 кг — новый рекорд мира. Рекордной оказалась и его сумма —

435 кг.

Ломакин показал 427,5 кг и занял второе место. Француз Дебюф с суммой 405 кг

стал третьим.

Положение обострилось. Перед началом соревнований в полутяжёлом и тяжёлом

весах наши штангисты имели 24 очка, американцы — 11. Но у нас остался только один

участник — Воробьёв, а у американцев — ещё четыре. 13 очков при хороших атлетах

набрать не очень сложно.

Оставалась одна надежда — Аркадий Воробьёв.

...Он стоял на пьедестале почёта очень бледный и уставший, сощурившись от

слепящего света юпитеров и вспышек импульсных ламп. Его лицо, пожалуй, можно было

назвать суровым. Он единственный их всех, кого мне приходилось видеть на пьедестале

почёта никогда не улыбавшимся. Было даже как-то неловко за его хмурый вид. Зал

неистовствовал. А он стоял почти по стойке "смирно".

...Аркадий Воробьёв победил. Шеппард и Эмрич, на которых так надеялся Боб

Гофман, главный тренер команды США, намного отстали.

Воробьёв в тот вечер достиг "звукового" барьера — 460 кг в сумме троеборья. Это

было на 17,5 кг больше мирового рекорда американца Норберта Шеманского, которому

мы удивлялись всего два года назад...

...Старый капельдинер зала Шуберта, где атлеты проводили разминку, подошёл к

Аркадию, пожал ему руку и сказал:

— Из русских знаменитостей такие овации в этом зале доводилось слышать только

Шаляпину. Мне кажется, в спорте вы сделали то же, что он в своё время в пении...

Итак, штангисты СССР набрали 29 очков, штангисты США — 23. Судьба

командного первенства была решена. Но оставалось самое интересное — спор

тяжеловесов.

Норберта Шеманского было трудно узнать: он стал массивнее, его мышцы

обозначились резче, а вес достиг 104 кг...

...Тренировку Шеманского мне так и не удалось посмотреть, но Джон Терпак,

помощник главного тренера американцев, сказал коротко:

— Шеманский сейчас страшен.

В самом деле — то, что Норберт тогда совершил, оставило самое яркое впечатление.

Шеманский выжал 150 кг, вырвал тоже 150 кг и толкнул 187,5 кг, набрав тем самым в

сумме 487,5 кг. Как и Воробьёв, Шеманский сделал гигантский скачок в будущее. Стиль

его рывка и толчка, скорость в сочетании со стремительным подседом под снаряд в

"ножницах" были близки к идеалу. Шеманский легко поднял на грудь 192,5 кг, и только

досадная совершенно незначительная ошибка (штанга чуть-чуть подалась вперёд)

помешала ему зафиксировать данный вес.

Но на этом выступление Шеманского не закончилось. Что называется, "на бис" он

совершил ещё один спортивный подвиг. Не уходя со сцены, Шеманский попросил

установить на штангу 200 кг.

Он надел жёсткий пояс с большой пряжкой, поправил очки и подошёл к штанге.

Сначала Шеманский взгромоздил снаряд на пояс, а потом дополнительным подбросом, за

которым последовал подсед, поднял штангу на грудь и толкнул от груди. Это был так

называемый "континентальный" толчок.

Самый первый подъём 200 кг с помоста

Среднее качество —

объём 2,6 Мбт Чуть лучшее качество — 

объём 63 Мбт

Продемонстрированный подъём, казалось, превосходил все человеческие

возможности: человек без посторонней помощи поднял над головой два центнера.

Такое не удавалось ещё никому. Какого же взлёта воли, мастерства, силы,

сплавленных воедино, потребовал этот до сих пор не преодолимый рубеж... Лучше

всего сие понимали сами штангисты. Старый атлет Тиммер даже заплакал от

счастья.

Когда Шеманский сошёл с пьедестала почёта, на сцене появился Боб Гофман,

главный тренер американцев. Зрители затихли, ожидая, что же он скажет. Гофман

поднял руку с телеграфным бланком:

— Леди и джентльмены, я только что получил телеграмму из города Токкоа,

штат Джорджия. Никому из нас не известный парень по имени Пауль Андерсон

показал в сумме двоеборья 500 кг. Так написано в телеграмме.

В зале поднялся шум. Силясь перекрыть его, Гофман выкрикнул:

— Но я не поверю этой телеграмме, пока сам всё не увижу...

Мало кто серьёзно отнёсся тогда к прозвучавшей новости. Какой-то Андерсон

из какого-то Токкоа, штат Джорджия — и вдруг поднял целых 500 кг в сумме...

Очень уж похоже на розыгрыш...

Зато тут, рядом стоял живой, реальный чудо-человек Норберт Шеманский.

Мы одержал победу, завоевав главный приз — "Бронзового мальчика". У нас

было четыре победителя из семи. Газеты писали:

"Поединок между советскими и американскими атлетами превратил почти

всех остальных штангистов в статистов. Это первенство мира представляло собой

удивительный эксперимент, показавший, на что способен человек. Русские одержал

победу за счёт хорошей техники и умного руководства — их тренеры умело

расставили силы."

Однако не вся австрийская пресса объективно освещала ход и результаты

соревнований. В газетных отчётах и репортажах можно было встретить и немало

выдумок, недоброжелательных высказываний по отношению к советским

спортсменам. Какой-то Шумейт в истерической статье "Как мы можем побить

русских?" написал:

"Всё, что случилось в Вене, означает то, что в Мельбурне нас ждёт

национальное унижение... Мы побеждены в том смысле, что наши атлеты играют

роль пешек в шахматной игре международных политических сил..."

Антисоветская суть выступлений такого рода очевидна. Конечно,

прогрессивная общественность, огромная армия любителей тяжёлой атлетики

понимали ничтожность подобных попыток. Очевидно, "оруженосцы" холодной

войны хотели и на этот раз воспользоваться спортивными соревнованиями для

политических провокаций.

Успех Шеманского, вернувшего американцам корону самого сильного

человека в мире, ободрил Гофмана и его ребят. Он писал:

"Русские одержали победу. Они имеют четырех победителей в лёгких

категориях и Воробьёва. Но мы можем гордиться, что в лице Шеманского, Дэвиса и

Брэдфорда мы имеем таких атлетов, которые победят все категории. Самый

сильный человек мира принадлежит Америке. Лучше иметь одну большую лошадь,

чем 36 белых кроликов", — недвусмысленно сострил он в наш адрес.

Откровенно говоря, у него было достаточно оснований для гордости. Где-то он

был прав. Как ни неприятно нам было сознаться в этом. Мы действительно не

имели атлета, способного сдержать триумфальное шествие заокеанских тяжеловесов.

Алексей Медведев — наш "запасник", с восторгом наблюдавший выступление

Шеманского, — был со своими 450 кг ещё очень далёк от него.

Советская школа тяжёлой атлетики двинулась дальше — это было ясно для

всех. Специально-вспомогательные упражнения давали шанс для изумительного

роста силы. Началась расчленённая тренировка жима: это уменьшило нагрузку в

начале тренировки и высвободило больше энергии, скорости, координации, которую

раньше "гасила" слишком интенсивная жимовая работа. Мы стали больше

заниматься жимом лёжа и на наклонной доске, что облегчало работу сердца.

Мы внесли значительные изменения в движение жима двумя руками. Мы

избавились от невыгодного вертикального положения туловища, когда штанга

держалась только силой рук и плеч в ожидании хлопка. Рисунок этого движения

изменился — это диктовал всё больший вес, который поднимали атлеты. Новое

было в создании крепкой грудной опоры для грифа. Теперь штангу уже держали не

только руки, но и грудная "подушка". Руки освобождались от тяжёлого

статического напряжения и позволяли с огромной скоростной силой начинать

движение.

Удодов был особенным в этом отношении. Он выжал 107,5 кг со скоростью

реактивного снаряда.

В считавшееся силовым упражнение надёжно вводились элементы

необходимого техницизма.

Мы чувствовали почтительное уважение к себе и интерес атлетов и тренеров

многих стран: нас фотографировали, прислушивались к нашим замечаниям, что-то

записывали. Английский специалист по тяжёлой атлетике написал:

"Новое идёт из России и становится достоянием всех".

Ломались старые, казавшиеся непреложными правила и рождались новые,

которые нужно было ещё проверить. Особенностью венского чемпионата, по

единодушному признанию специалистов, было дальнейшее укрепление

дружественных связей между атлетами разных стран. Почти не стало конфликтных

дел, на мировом помосте царил дух настоящей спортивной дружбы сильных людей.

Глава 10

Визит команды Гофмана

Минуло уже много лет, но москвичи всё ещё помнят холодный дождливый

летний день 1955 года и рекламные афиши по всей Москве:

"В Зелёном театре состоится матчевая встреча тяжелоатлетов США и СССР".

Тогда об этом дне говорила почти вся Москва. Говорили не только любители

тяжёлой атлетики, говорили пенсионеры, домохозяйки. Говорили потому, что в

Москву приехал самый большой и самый сильный человек планеты Пауль

Андерсон.

Вот они вышли из самолёта — Гофман со своими ребятами. Внуковский

аэропорт гудел. И непонятно, что было сильнее — гул моторов или приветственный

гул встречающих.

Андерсон шёл вразвалочку. Он был в плотно облегающей рубашке с

короткими, даже слишком короткими рукавами. Ещё бы: бицепс 57 см. Такой

бицепс стоит показать! Вот Шеппард в клетчатой рубашке и в куртке, белозубый,

красивый и очень симпатичный парень, замечающий, вероятно, всех девушек в

толпе.

А вот и Чарльз Винчи — какой-то испуганный, смущённый. Мы видели его

впервые. Прогрессировал он с невероятной быстротой. Недавно побил рекорд мира

нашего Вильховского.

Вот наконец и Гофман. Сейчас он был каким-то совсем для нас новым:

теплоты и приветливости в лице больше, чем когда бы то ни было.

В общем, всё было очень хорошо и празднично. Лето, солнце, тысячи улыбок.

Мы пошли к машине. В центре внимания был, конечно, Андерсон. Он подошёл

к автомашине и, настораживаясь, остановился. Оказывается, год назад Андерсон

попал в автомобильную катастрофу. В результате было сломано три ребра, а рука

вот болит до сих пор. Андерсон показал толпе кисть левой руки в крепкой кожаной

повязке. Он протягивал руку очень доверчиво, совсем по-детски.

Стенли Станчик, которому травмы никак не давали возможности стать

чемпионом мира, пытался говорить на своём родном языке — он ещё не совсем

забыл польский.

Томми Коно, как всегда, блестел стёклами очков. На его лице, как всегда,

виднелась полуулыбка, иронический прищур раскосых глаз. Хотелось думать —

добрый прищур.

На первую тренировку американцев пришло много зрителей — спортсменов,

журналистов и тех, кого провели сюда по знакомству.

— Не помешают?

— Напротив, — заулыбался Гофман. — Мы привыкли к зрителям.

Тренировались вместе. Постепенно воздух наполнился специфическим запахом

— американские ребята, как всегда, растирались белой вязкой жидкостью: она

хорошо разогревает мышцы. Потом следовал массаж. Вот сейчас они должны были

подойти к штангам. Но что это? Они ещё 10-15 минут разминались с малыми

весами. Все, кроме Андерсона. Раньше такого не было. Где же незыблемые основы

тренировочных принципов наших друзей?

— Русская школа, — заулыбался Коно.

Тренировались все очень серьёзно, сосредоточившись, ни на кого не обращая

внимания.

Особенно Коно. У него удивительная способность отключаться в нужный

момент от всего на свете. Вероятно, поэтому его и назвали "загадочным японцем".

Интересен тот факт, что знаменитый атлет пришёл в тяжёлую атлетику путём

довольно-таки нетипичным. С детства и до четырнадцати лет он болел астмой, и

врачи оказались бессильны помочь парню. Кто-то из них посоветовал ему

заниматься физкультурой, и, вопреки запретам родных, Коно начал упражняться с

гантелями. Болезнь отпустила, а Коно серьёзно увлёкся спортом. В 1950 году

двадцатилетний юноша завоевал второе место на чемпионате США, а ещё через два

года стал олимпийским чемпионом.

Но наступали моменты, когда в зале прекращалось щёлканье фотоаппаратов и

стрекотание камер. Прекращались разговоры, прекращался звон падающего

металла: к штанге подходил Андерсон.

Дикси Деррик.. Андерсону нравилось, когда его так называли. В южных

штатах Америки так называют подъёмный кран. Губернатор штата Джорджия

установил в его честь "день Андерсона". Его принимал вице-президент США

Никсон. Андерсона называли титаном, чудом природы. Не часто в наше время

можно услышать такие слова применительно к человеку.

Андерсон родился, несомненно, с незаурядными физическими способностями.

Но только развитие этих способностей привело к тому, что он стал таким

Андерсоном, каким узнал его весь мир.

"Андерсон не был бы Андерсоном, если не тренировался бы", — заметил кто-

то из американских журналистов.

Пауль родился в 1932 году в городе Токкоа. Его родители, люди физически

неприметные, не имели ничего общего со спортом. А ему спорт нравился — там

можно было проявлять решительность и смелость, а этого у Андерсона было в

избытке. Он был примерным учеником, и родители, гордясь своим сыном,

поощряли его занятия спортом.

Несмотря на свой солидный вес (в 16 лет Пауль весил 97 кг), Андерсон

считался лучшим игроком футбольной команды школы. На него обратил внимание

тренер футбольной команды университета в Южной Каролине. Андерсон стал

студентом, но спустя год, несмотря на блестящие успехи, оставил футбол. Причина

была уважительной: его недостаточно кормили. Он похудел там на 20 кг. У

Андерсона, по словам его товарищей, мягко выражаясь, был повышенный аппетит.

Впредь Андерсон наотрез отказывался от многочисленных предложений,

поступавших к нему от сильнейших университетских и профессиональных

футбольных клубов США.

Он установил у себя в спальне небольшой помост, принёс туда штангу и

несколько гирь.

Так он стал штангистом. Первые тренировки были весьма однообразны:

приседания с весом на плечах.

Весть о его необыкновенной силе быстро разнеслась по всему штату. На него

приехал посмотреть знаменитый силач Боб Пилс. Пауль присел два раза с весом 250

кг. Этого было достаточно, чтобы взять над ним шефство.

Тренировки разнообразились. Появился жим, рывок, толчок. Но главным

упражнением оставалось приседание. Каждый день — 100 приседаний с весом до 150

кг. Результаты росли фантастически быстро. Ещё зимой 1953 года Пауль поднимал в

сумме 397,5 кг, а уже осенью его результат вырос до 483,5 кг. Это превышало

официальный мировой рекорд Дэвиса.

Андерсон начинал тренироваться каждый день рано утром — это было его

основным занятием. Иногда он шёл на охоту. Выпивал по 8 литров молока в день —

родителям пришлось купить две коровы.

Занимался он без тренера. Осенью, зимой — у себя в спальне, а летом — во

дворе.

В январе 1954 года Пауль уже мог считаться сильнейшим человеком мира: в

жиме показывал 162,5 кг, в рывке — 145 кг, в толчке — 186,5 кг. Но в том году на

соревнованиях в Филадельфии он порвал связку на левой руке.

Для его повреждённой кисти сконструировали специальный аппарат, и он

продолжил тренироваться. Андерсон почти выздоровел, но попал в автомобильную

катастрофу. Опять наступил перерыв.

В апреле 1955 года на соревнованиях в Южной Каролине Андерсон показал в

сумме 518,5 кг.

Пройдут годы, нет — месяцы, и мир будет изумлён невиданными

килограммами, которые одолел Андерсон. Но об этом позже.

А пока он был здесь, в одном с нами спортивном зале. Сегодня — последняя

тренировка. Обстановка как никогда тёплая. Гофман дарил всем свои растирки для

мышц, угощал белковыми таблетками. Воробьёв протянул Шеппарду шоколад...

Мы закончили тренировку и ушли отдыхать перед соревнованиями.

Наступило 15 июня. Впервые у нас испортилось настроение: с утра пошёл

дождь. Надолго ли? Хмурое низкое небо не оставляло никакой надежды на

изменение погоды. В спортивных организациях Москвы, в "Вечёрке" не

прекращались телефонные звонки: состоятся ли соревнования?

К вечеру мы приехали в Зёленый театр. На эстраде блестели лужи. Было

холодно. Имели ли мы право предлагать нашим гостям выступать в таких

условиях? Начало задерживалось. Мы ждали Гофмана — он опаздывал. Около 15

тысяч людей в плащах и под зонтиками упрямо ждали выхода сильнейших в мире.

Гофман был растроган. Мы предложили американцам перенести

соревнования. Они отказались.

Грянул бодрый марш, и зажглись огни. Соревнования начались.

К счастью, дождь прекратился. Но стало холоднее. За ширмой как никогда

старательно работали массажисты. Американцы растирались своей огненной

жидкостью и кутались в одеяла.

На Юрия Дуганова свалился рекламный щит, сорванный ветром. На какое-то

мгновение Юра потерял сознание. Кажется, никогда ещё соревнования не проходили

в таких неудобных условиях.

Но всё это компенсировали улыбки, огромные букеты цветов, чувство юмора,

которое оказалось в тот вечер почти у всех выступающих.

Большое впечатление на всех произвело выступление Стенли Станчика и

Томми Коно. Чарльзу Винчи не повезло: после первого же движения он растянул

мышцы спины и выбыл из соревнований. Мы так и не увидели его рывок, о котором

было столько разговоров. Питмэн ещё раз показал свой блистательный техничный

толчок.

Если на помост выходит Аркадий Воробьёв, то поединок обязательно будет

увлекательным. Это знают зрители. На этот раз противником Воробьёва был

Шеппард.

В жиме и рывке они не уступили друг другу ни грамма. И вот последнее

упражнение — толчок. Шеппард поднял 177,5 кг и стал победителем.

Воробьёв был далеко не в лучшей своей форме. Шеппард об этом знал и

поэтому отнёсся к своей победе не очень серьёзно.

Новый мировой рекорд установил Николай Костылев: в рывке он показал 123

кг. Питмэн так оценил его успехи:

— Я считаю Костылева сильнейшим легковесом мира. Я знал, что проиграю

ему — он моложе меня на 7 лет, но не думал, что проиграю так много.

Почти все замёрзшие и промокшие зрители, которые сидели в Зелёном театре,

ждали, когда же на сцене появится "чудо-человек".

До вызова на помост Пауль Андерсон лежал на кушетке, почти не двигаясь. Он

не сделал никакой разминки, даже не присел, не прошёлся перед тем, как его

вызвали. На штанге было 172,5 кг — на 5 кг выше мирового рекорда Дага Хэпбурна.

Этот вёс оказался для американца лишь лёгкой разминкой в полном смысле этого

слова.

Андерсон показал тогда в троеборье 517,5 кг.

Он действительно был чудо-человеком. Зрители забыли о дожде, ветре и

холоде. Соревнования закончились, а они всё ещё в каком-то оцепенении сидели на

своих местах.

В ту же ночь американские атлеты выехали в Ленинград.

...Трибуны Ленинградского цирка были заполнены до отказа.

Винчи, несмотря на боль в спине, решил выступать, команде были нужны его

очки. Фархутдинов выступил гораздо ниже своих возможностей — его результат

составлял всего 305 кг. Удодов не имел соперника и показал 345 кг.

В трёх последующих весовых категориях победителя было предсказать трудно.

В среднем весе выступал Василий Степанов. Мы ещё не знали, как он себя проявит в

таких соревнованиях. Коно многозначительно заявил, что борьба с Фёдором

Богдановским предстоит сёрьезная. Шеппард ждал встречи с Фёдором Осыпой.

Коно в тот вечер был блистателен, он ещё раз удивил всех прекрасным

сочетанием физической силы и волевых качеств. Он установил мировой рекорд в

жиме — 132,5 кг. Выжал он этот вес удивительно чисто, без малейшего отклонения

туловища, силой одних только могучих рук. Вырвав 125 кг и толкнув 165 кг, Коно

превысил свой мировой рекорд в сумме на 15 кг.

Юрий Дуганов установил также новый рекорд мира в рывке — 132,5 кг. Наш

атлет подарил Коно алое трико с государственным гербом Советского Союза.

— Я никогда не видел такой доброжелательной публики, — сказал Коно. —

Зрители не скупились на аплодисменты, когда я устанавливал мировые рекорды, но

такой энтузиазм мне приходится наблюдать впервые.

Штангу легче поднимать, когда чувствуешь доброжелательность зрителей.

О Богдановском, который поднял в сумме 407,5 кг, Коно сказал:

— Лучший результат ему помешала показать только неопытность, но я уверен,

что он ещё станет чемпионом мира.

Станчик был уверен в своей победе над Степановым. Но, несмотря на высокий

результат многократного чемпиона мира — 417,5 кг, сумма Степанова оказалась

выше на 7,5 кг.

Исход командной борьбы был предрешён. Степанов принёс нашей сборной

столь необходимые для победы 2 очка.

Теперь нам не были страшны даже победы Шеппарда и Андерсона.

Исход поединка Шеппарда и Осыпы решался в толчке.

Осыпа был спокоен, нетороплив, а Шеппард почему-то очень возбуждён. 172,5

кг Осыпа одолеть не смог. К этому же весу подошёл и Шеппард. Его лицо было в

магнезии, волосы растрепались. Два раза он брался за гриф — и отходил от штанги.

Он хотел установить мировой рекорд — 182,5 кг. Но, взяв этот вес на грудь, не

смог с ним встать.

Шеппард подошёл к Осыпе.

— Вы прекрасный человек и штангист, — сказал американец. — Если мы

могли бы тренироваться вместе, то стали бы большими друзьями.

Пауль Андерсон показал на этот раз 512,5 кг. Новиков отстал от него на 62,5 кг.

— Мне жаль уезжать отсюда, — искренне говорил Андерсон. — Мы полюбили

ваших людей. Нам было хорошо здесь.

Два-три раза в год в моём почтовом ящике появляется длинный узкий конверт,

на котором в углу изображено три силуэта, держащих на вытянутых руках штангу. В

конверте либо яркая поздравительная открытка, либо короткое деловое письмо, а

иногда фотографии семейной хроники.

Это от Бена Вейдера. И хотя с Беном Вейдером — известным специалистом и

популяризатором тяжелоатлетического спорта в Канаде и США — мне пришлось

встретиться только один раз, я давно уже называю его просто по имени. Потому что

Бен — мой друг.

Жарким июльским днём 1955 года мне позвонили домой и сообщили, что

завтра в Киев приедет Бен Вейдер — издатель популярного среди тяжелоатлетов

журнала "Масл Пауэр" ("Мускульная сила"), что выходит на английском,

французском и испанском языках.

Незадолго перед этим редакция журнала установила специальные золотые

медали для спортсменов и тренеров, имеющих особые заслуги в развитии тяжёлой

атлетики. В США такими медалями наградили чемпионов мира Н.Шеманского и

Т.Коно. После них почётной награды удостоились советские атлеты — Н.Шатов,

И.Механик и я.

Приехав в Советский Союз, Бен Вейдер пожелал встретиться со мной в Киеве.

Меня представили высокому русоволосому человеку с энергичным и

приятным лицом.

Мы великолепно провели вместе три дня, и я сделал всё, чтобы Киев

запомнился гостю из Канады как самый прекрасный город в мире. Вероятно, это

мне удалось, потому что с тех пор уже прошло более пятнадцати лет и в каждом

письме Вейдер вспоминает о Киеве и мечтает ещё раз побывать здесь.

Но ежегодно путешествие откладывается. Причины в какой-то мере веские:

вначале женитьба, потом рождение ребёнка — одного, другого, третьего.

Тяжёлая атлетика в Канаде — это прежде всего фирма Бена Вейдера, его

журналы, статьи, книги по гантельному спорту и другим вопросам физического

воспитания. Вместе с тем этот журналист и популяризатор физической культуры

прекрасно понимает, что в его стране нет тех условий для массового развития

спорта, какие созданы в Советском Союзе. В письме ко мне он написал:

"Частный характер организации спорта в Канаде не даёт возможности

полностью выявить спортивные таланты. В этом смысле ваша страна вызывает у

меня восхищение."

Глава 11

Четвёртая победа

Самолёт приземлился на аэродроме Шенефельд вблизи Берлина. Через этот

город лежал наш путь в Мюнхен, на очередное первенство мира. Я очень хорошо

запомнил город — суровый, негостеприимный. И всюду свастика.

С тех пор прошло 18 лет...

Советская команда поселилась в Грюнвальде, в нескольких километрах от

Мюнхена. Тут была сооружена хорошо оборудованная спортивная база. В первый же

день вечером у нашего корпуса собрались все атлеты, приехавшие на чемпионат.

Немец Оскар Нюкес хорошо играет на аккордеоне. Он исполнял итальянские песни.

И вдруг зазвучала наша "Катюша".

— Ты знаешь эту песню?

— А как же, и песню, и артиллёрию.

Все засмеялись, а Нюкес показал на раненую ногу.

— Это подарок от "Катюши". Хорошо, что хоть так обошлось.

Коно собрал флажки всех государств и поставил их на один стол. Как выразить

наше доброе отношение друг к другу? Мы сфотографировались и пообещали всегда

хранить этот знак доброй дружбы.

У представителей прессы забот было хоть отбавляй: не успевали они

запечатлеть иранцев или египтян, как надо было бежать в другой конец зала, чтобы

успеть сфотографировать официанта с пятилитровой кружкой молока для

Андерсона.

Корреспонденты усердствовали в оригинальности:

"На тренировке Дэвид Шеппард был непревзойдённым. Окажет ли ему

сопротивление мрачный Воробьёв, который толкнул 180 кг?" — прочитали мы в

газете.

Всё было верно, кроме одной "незначительной" детали: Шеппард вообще не

приехал на чемпионат. Не выступал и Шеманский. Это для нас было

неожиданностью. В каком весе выступит Коно? Как Боб Гофман расставит братьев

Джорджей?

После "карлика" из Голливуда Джо ди Пиетро американцы долго не могли

найти атлетов легчайшего веса. В своё время "малыш" Джо не имел себе равных.

Гофман заметил маленького итальянца Чарльза Винчи на одном из конкурсов

красоты. Не прошло и двух лет, как безвестный рабочий-упаковщик стал

рекордсменом мира в рывке.

В Москве никому из наших атлетов так и не удалось его раскусить: от рывка и

толчка он отказался из-за травмы. Тогда все карты Гофмана смешал наш Владимир

Стогов. Как ни горько было признать преимущество соперника, Гофман в какой-то

мере мог радоваться по поводу этой неудачной встречи. Ведь Винчи познакомился с

будущим соперником, почти не раскрыв своих карт. Стогов, безусловно, был

сильнее в толчке, но зато Винчи победит в рывке. Что же касается жима, то этот

вопрос оставался открытым.

И вот они снова встретились. Оба молодые. Оба — дебютанты на чемпионатах

мира. Они молча разминались и не всегда приветливо поглядывали друг на друга.

Винчи волновался больше. По крайней мере, внешне. Володя был спокоен, только

раскраснелся. Через час ему, спортсмену, который три года назад и мысли не имел о

тяжёлой атлетике, предстояло стать одним из её фаворитов.

Часто многие люди не знают своих возможностей до тех пор, пока не подскажет

случай или наблюдательный посторонний человек. Возможно, Стогов и не выступал

бы здесь, в Мюнхене, если не служил бы в армии, где он стал победителем на

гарнизонных соревнованиях в беге на 5.000 метров.

Ему не сразу удалось завязать узел с "грифом", как он часто любил говорить.

Штанга вырывалась из рук, прижимала к помосту... Надо уметь пользоваться своей

силой. Союзница успеха — техника — не спешила раскрывать свои законы и

секреты. Необходимо было время, усилия, прежде всего, волевые. Стогов это понял.

У него был хороший хлыст — самолюбие. Он ревниво относился ко всем, кто

поднимал больше его. Отметив в своей тетради первые, показанные в 1953 году в

Ростове достижения — 77,5 кг, 77,5 кг и 102,5 кг, он тут же добавил: превзойти

Фархутдинова!

Редко кому из спортсменов удавалось так быстро обогнать всех соперников. В

1954 году Стогов занял седьмое место среди сильнейших "мухачей". А в следующем

году он, не имея ещё звания мастера спорта, выполнил свою программу-минимум:

победил Фархутдинова. Это был самый короткий путь от новичка до чемпиона в

тяжёлой атлетике. Такой молниеносный успех вызвал кое у кого удивление.

Владимира сравнивали с машиной, которая работает на сверхмаксимальных

режимах и скоро должна выйти из строя. Кое-кто откровенно поговаривал, что это

произойдёт именно сейчас. Стогову никогда раньше не приходилось выступать

перед такой многочисленной аудиторией.

Он выжал 100 кг, 105 кг, а затем попросил поставить на штангу 107,5 кг.

Ассистенты, не скрывая недоумения, надели на втулки ещё две тоненькие

пластинки. В зале стояла такая тишина, что слышны были шаги Владимира и

похрустывание канифоли под его ногами.

Упражнение было выполнено идеально, а рекорд Ди Пиетро побит. Стогов

поднял в сумме 335 кг!

На сцену вышли одетые в костюмы средневековых герольдов музыканты.

Прозвучал сигнал "Слушайте все!", и Владимиру Стогову вручили две золотые

медали. Пресса окрестила его "нарушителем всех законов и пределов". Один

журналист восторженно написал:

"Он просто забавлялся штангой, этот маленький атлет... Он надолго закроет

рекорды в своей весовой категории".

Гофман был поражён:

"Американцы должны узнать о тебе".

И он действительно написал о Стогове статью — большую и увлекательную.

Растрогавшись, он сравнивал нашего атлета с прекрасным мотыльком в чарующей

тишине ночи.

Каждый спортсмен имеет свою критическую точку нервных сил. Вот и Удодов

подошёл к этой черте. После жима и рывка он изменился буквально на глазах.

Впервые за пять лет я услышал:

— Не могу... Не хочу толкать.

В этих случаях неуверенность одного придаёт силы другому. Маленький

Чимишкян выглядел на помосте Голиафом.

Журналисты с напряженным вниманием следили за единоборством

соотечественников. Создалось пикантное положение. Как же отнесутся друг к другу

соперники? Но вот снова прозвучал торжественный сигнал и...

Чимишкян обнимался с Удодовым.

В своё время эксперты считали сумму 380 кг "полюсом неприступности" в

лёгкой весовой категории. Николай Костылев победил с суммой 382,5 кг. Какое-то

время (к сожалению, непродолжительное) его считали "феноменальным",

"уникальным". Вот и ныне на Родине остались способные атлеты Бушуев, Рыбак,

Жгун. Между тем каждый из них мог претендовать на выступления в Мюнхене. И

всё-таки преимущество было отдано Костылеву.

Я не встречал среди чемпионов человека более своеобразного,

противоречивого, неуравновешенного, чем этот атлет. Его поступки вызывали то

восхищение, то насмешки. Подлинно артистическое, блистательное выступление в

какое-то мгновение могло закончиться срывом, унижением. После триумфа в

Мюнхене — полнейший провал на Спартакиаде народов СССР. Его, обладавшего

невероятными возможностями, считали ненадёжным. За Костылевым необходим

был постоянный контроль. Но зато его слабость в любую минуту могла обернуться

всесокрушающей силой. Так и случилось в Мюнхене.

Он был удивительно пластичен — это качество, исключительное для

штангистов. Он был великолепным гимнастом, акробатом, легкоатлетом. Что же

заставило его избрать тяжёлую атлетику?

"Желание стать чемпионом, — не скрывая, говорил Николай. — Стремление к

популярности. Я мечтал о ней. Я постоянно думал о соревнованиях и всегда видел

себя там победителем".

Костылев очень серьёзно тренировался, чаще всего наедине. Работал на грани

своих огромных возможностей. Такая методика нередко заканчивалась срывами, а

он всё увеличивал нагрузки. Скорее, скорее увеличить сумму! Страх сменялся

отчаянной смелостью. Такая неуравновешенность не могла привести к стабильным

победам.

В него не верили. Он и сам перестал верить в себя.

"Каждый раз перед соревнованием я боролся с предчувствием собственной

неудачи и стыда", — признавался атлет.

Как же можно было помочь этому одарённому атлету? Прежде всёго —

умерить, притушить его честолюбие, постоянную "игру" на зрителя, на эффект.

Высокие результаты Николая на тренировках обязывали его подтвердить их в

соревнованиях.

Мы установили для Костылева строгие ограничения, чётко спланировали его

тренировки. Постепенно приучили Николая работать спокойно, беречь нервы для

решающих схваток. В 1953 году в Польше он установил мировой рекорд в рывке —

121 кг.

В Мюнхене Костылев поднял 125 кг. В зале бушевала овация: это был новый

мировой рекорд. На сцену вынесли весы. Костылев встал на них. 67 кг 560 г —

Николай оказался тяжелее установленной нормы на 60 г. Это значило, что рекорд не

будет засчитан...

В толчке борьба стала ещё напряжённее. Бирманец Тун Моунг взял 140 кг.

Костылев поставил на штангу 145 кг. Если он возьмёт этот вес, то на 12,5 кг побьёт

официальный мировой рекорд Питера Джорджа... Вес был взят, Костылев стал

чемпионом мира.

Лишь на четвёртый день чемпионата американцам удалось завоевать первую

золотую медаль. Это сделал Питер Джордж не без помощи Фёдора Богдановского. А

ведь мы так рассчитывали на победу Фёдора! Тем более что после двух движений он

был впереди Пита на 2,5 кг... Но преградой стали поспешность, суетливость. Откуда

всё это? Богдановский мог бы толкнуть значительно больше 155 кг. Но ему всегда

трудно давался толчок, и это, видно, негативно повлияло на него.

Удивительна судьба Богдановского. Его назвали самым "великим

неудачником". На протяжении многих лет он был совсем рядом с победой. В 1954

году проиграл Питеру Джорджу, не зафиксировав толчок. В следующем году

проиграл ему же при равенстве результата — оказался тяжелее. Во встрече с Томми

Коно в 1957 г. ему не удалось добиться победы по той же самой причине.

"Атлет из СССР готов показать 442,5 кг!" — такая реклама собрала

переполненный зрительный зал в день соревнований средневесов.

Трофим Ломакин был силён, как никогда. И вдруг в день выступления он

заболел — температура 40,3°. Острое отравление. Вместо Ломакина на помост

вышел Василий Степанов.

Коно, конечно, победить он не смог, но задачу свою выполнил, оттеснив Джима

Джорджа на третье место.

Медаль Коно "весила" на этот раз 435 кг. Опять та же выдержка, та же

безупречность выполнения движений. Всё у него было настолько идеально, что

выступления Коно, хотя это и покажется парадоксом, перестали вызывать интерес.

Он всегда выигрывал, победа словно заранее предназначалась ему, никто другого

исхода не ждал.

Степанов дебютировал прекрасно, если учесть, что он проиграл Коно всего 10

кг. Однако его результаты могли быть выше. И в том, что этого не случилось,

виноваты были мы, тренеры. Мы забыли, что запасной должен быть в такой же

боевой готовности, как и основной участник.

Итак, у нас набралось 24 очка, у команды США — 14. Но к этим 14 очкам

можно было сразу же прибавить 8: Андерсон и Брэдфорд не имели равных

противников, и если Эмричу удастся обойти Воробьёва, то штангисты Советского

Союза и США закончат состязания с равными результатами — каждая команда

будет иметь по 27 очков. Но в командном зачёте первыми всё же станут американцы

— у них будет четыре первых места из семи. Все понимали: Аркадий наша

последняя надежда.

Уже после первого движения мы вздохнули с облегчением, убедившись, что

Воробьёв гораздо сильнее Эмрича. В жиме Аркадий поднял 145 кг, установив новый

мировой рекорд. В сумме он оторвался от американца на 27,5 кг.

Конечно, если на соревнования приехал бы Шеппард, то этот поединок был бы

намного интереснее и результаты оказались бы выше. Тем не менее, это была уже

третья победа Воробьёва.

Андерсон поднял в сумме 512,5 кг, превысив рекорд Шеманского на 25 кг.

Наша команда победила с 29 очками. Однако американцы потребовали первый

командный приз себе. К своим результатам они добавляли очки, присуждённые

Томми Коно за красоту фигуры в конкурсе культуристов. Возмущённый Оскар

Стейт — секретарь Международной тяжелоатлетической федерации — заявил:

— Ни на одном соревновании, ни на одном конгрессе не было и речи о том, что

победа в конкурсе культуристов может хоть как-то отразиться на командных местах.

Официальный приз должен быть вручён только советским атлетам.

Команда США в четвёртый раз потерпела поражение на мировом чемпионате.

Последний вечер мы провели в старинном пивном "Лев-баре". Очень много лет

назад здесь поглощали пиво баварские пастухи, короли, поэты, композиторы. Здесь,

говорят, начал пробовать свои ораторские способности Гитлер. Может быть, именно

это и направило мои размышления по определённому руслу. Неподалёку сидел мой

бывший соперник Мангер. Он пополнел, стал, кажется, коммерсантом. У него была

мягкая улыбка, и он смотрел на нас очень доброжелательно. А я всё старался

представить его другим — ведь этот человек на Олимпийских играх нёс флаг со

свастикой, фашистские газеты провозглашали атлета лучшим представителем

чистой расы. Как он улыбался тогда, о чём думал, что чувствовал? Задумывался ли

он, что чемпион — это не только слава, успех, популярность, но и ответственность за

каждое слово, за каждый поступок? Чемпион уже не принадлежит себе, равно как и

поэт, известный артист, деятель культуры.

Дирижёр Артуро Тосканини не пожелал работать в фашистской Италии и

эмигрировал в США. Отказался петь перед Муссолини и прославленный баритон

Титто Руффо. А не менее знаменитый тенор Бенья Мино Джильи пел — и перед

Муссолини, и перед Гитлером.

Правда, позже в своих мемуарах он посвятил диктаторам не очень

почтительные слова. Но это было позже.

Другой известный дирижёр Вильгельм Фуртвенгер при фашизме руководил

оркестром Берлинской филармонии. Говорят, он был порядочным человеком,

пытался спасти от смерти евреев-музыкантов, но первые его послевоенные

концерты были скандальны, слушатели едва не побили маэстро. Для них он был в

тот момент не известным мастером, а фашистским дирижёром.

Я думал обо всём этом и смотрел на Мангера...

Из Мюнхена поездом, имевшим далеко не железнодорожное название —

"Моцарт", мы поехали в Париж. Прибыли на рассвете. По мокрому асфальту

мчались грузовики. Рабочие мыли витрины магазинов, загулявшие усталые

парочки выходили из ночных ресторанов, цветочницы готовили букеты роз и

тюльпанов, уборщики мыли столики кафе. Город просыпался.

Спустя некоторое время мы, с трудом пробивая себе дорогу в нескончаемом

потоке машин, наконец добрались в район Больших бульваров, где нас уже ждали в

радиостудии. По дороге мы узнали, что парижане ежедневно покупают 800 новых

автомобилей. А гаражей нет. Над проблемой транспорта ломают свои головы

десятки комиссий. Наглядной иллюстрацией тому служит и наша поездка. Шофёр то

и дело устремлялся в какую-нибудь "щель", совершал сногсшибательный обгон,

мгновенно выскакивал из-за угла и, страшно скрежеща тормозами, замирал в

нескольких сантиметрах от другой машины.

Нас поражали эти головокружительные виражи.

— А что вы вообще понимаете под правилами уличного движения? — спросил

кто-то из нас.

— Да что там говорить. Уличное движение подобно нашей жизни, в нём никто

не разбёрется.

Приблизительно в таком же тоне шофёр отвечал и на вопросы

радиокомментатора в передаче, участником которой он был вместе с нами, так как

разговор начался именно с проблемы уличного движения в Париже. Потом говорил

научный работник какого-то музея, и наконец очередь дошла до нас. Первый вопрос

для меня в какой-то мере оказался неожиданным:

— Каково ваше мнение об автомобильном движении в Париже?

— О! Я хорошо подумал бы, прежде чем сесть за руль и проехаться по

Большим бульварам.

— Мсье Куценко, вы уже четвёртый раз в Париже. Нравится он вам?

— На этот вопрос я мог бы отвечать долго. — Комментатор, вероятно,

почувствовал это и после нескольких фраз тактично перешёл к спортивным делам:

— Чем вы ныне удивите парижан, мсье Воробьёв?

— Кажется, парижан вообще трудно чем-либо удивить. Я устал в Мюнхене, но

всё-таки постараюсь выступить хорошо.

Разговор получился непринуждённый, живой, остроумный — по крайней мере

в этом нас убеждал на прощание комментатор.

Потом в небольшом кафе близ Триумфальной арки мы встретились с

известными иностранными спортсменами. Здесь всегда можно увидеть кого-нибудь

из спортивных звёзд.

В этот же вечер советские атлеты вместе с французами и иранцами выступали

в огромном зале Кубертэна.

Все изрядно устали после напряжённого мирового чемпионата и ночного

переезда. Наши спортсмены почти не отдыхали. Никто не рассчитывал на

рекордные результаты, и соревнования могли быть, скорее, показательными. А

между тем Стогов и Костылев, которые только что стали чемпионами мира, как бы

по инерции показали результаты, близкие к мировым.

Особенно понравился зрителям Стогов. И не столько тем, что набрал в сумме

327,5 кг, сколько манерой выступления, какой-то трогательной скромностью.

Французы умеют ценить подобные качества.

Это впечатление ещё усилилось оттого, что его соперник Намдью вёл себя

совсем иначе. Как всегда, он не выходил, а выбегал на помост, что-то нашёптывал,

поднимал руки и с выкриком хватался за гриф.

Под гром аплодисментов Николай Костылев вырвал 125 кг. В Мюнхене он

показал 123 кг. Судьи бросились к весам, чтобы взвесить атлета и штангу. Костылев

жестом руки остановил их — он был на 2 кг тяжелее нормы. Досадно, но ничего не

поделаешь.

На следующий день Жан Дам пригласил нас на прогулку. За годы, прошедшие

после первого знакомства, он стал нашим другом.

— Друзья, мы везём вас в ресторан на Эйфелевой башне, — сияя от

удовольствия, сообщил Жан Дам.

В каком уголке Парижа вы ни находились бы, отовсюду видна Эйфелева

башня. Известно, что автору её проекта и руководителю строительства

талантливому инженеру Эйфелю пришлось выдержать длительную баталию со

многими влиятельными представителями французской общественности, которые

выступали против сооружения башни, не без основания утверждая, что стальное

сооружение обезобразит облик красивейшего города в мире. Кроме того, уже во

время строительства работы неоднократно прекращались из-за отсутствия средств.

— Кто не хочет достраивать башню, тот не хочет, чтобы французский флаг

развевался выше всех других флагов мира, — сказал Эйфель.

Поговаривают, что этот неопровержимый аргумент в конце концов и повлиял

на самолюбивых французов. А теперь они говорят: "Не было бы башни, не было бы

и Парижа".

Вечером нас пригласили на телестудию и в редакции журнала "Мируар

Спринт" и газеты "Экип".

Ответственный редактор газеты "Экип" Марсель Оже завёл разговор о

футболе, хотя должен был по случаю приёма сказать несколько слов о тяжёлой

атлетике. Но как было не коснуться футбола, если только что из Москвы

возвратились два сотрудника газеты, как нам сказали, с полным "мешком"

новостей, которых с нетерпением ожидали парижане-болельщики?

— Надеемся, новости, которые вытащат из этого "мешка", будут правдивыми,

— сказал Воробьёв, напоминая, что в своё время газета не всегда объективно писала

о советских спортсменах.

— Газета посвятит этим событиям лучшие строчки, написанные сердцем и

совестью, — заверили нас.

Разговор на футбольные темы продолжался, а я тем временем, не будучи

футбольным болельщиком, рассматривал большие фото на стенах. Вот

прославленный Шарль Ригуло, Нурми, Джесси Оуэнс, боксёр Марсель Тиль. Даже в

этом кабинете не обошлось без рекламы. На фотографии победитель, сидя возле

велосипеда, пил воду. Рядом была надпись: "Хорошо выиграть этап, но ещё лучше

выпить несколько глотков лимонной воды".

Марсель Оже говорил:

— Прощаясь, я хочу закончить тем, с чего я должен был начать. Мы уже

несколько раз были свидетелями ваших выступлений, и они нас поражали. Желаю

вам и впредь удивлять всех.

Во Франции наша делегация посетила ещё Лилль. Зная, что это город

спортивных традиций, мы были удивлены, не увидев в зале зрителей, хотя до начала

выступлений оставалось 15 минут. Но нам объяснили: жители Лилля очень точны.

Действительно, ровно в восемь огромный зал был, будто по мановению волшебной

палочки, до отказа заполнен людьми.

И снова героем стал Стогов.

Радостно встречали французы Дебюфа. Он полностью заслужил такой приём,

легко выжав и вырвав 122,5 кг и толкнув 165 кг. Воробьёв уговаривал его толкнуть

171 кг. Дебюф не решался, но поздно: Аркадий сам добавил на штангу диски, а

зрители скандировали: "Де-бюф! Де-бюф!"

Дебюф вышел на сцену. Могучий подрыв — и вес оказался на груди. Пауза,

сильный толчок от груди. Но разгоряченному телу не хватило точности, и штанга

упала на помост. Больше всего это огорчило юную жену Дебюфа, которая пришла с

двумя маленькими сынишками.

Нас пригласили на праздник песни, который должен был состояться в

воскресенье. Стояла осень, и улицы заполнили тысячи людей с букетами цветов.

Девушки в старинных национальных костюмах торопились к местам сбора. Шли

рабочие, покуривая трубки, шагали юноши с музыкальными инструментами. Все

шли на карнавал.

Отдохнув в обществе весёлых и приветливых лилльцев, мы возвратились в

Париж. Здесь познакомились с Андре Ролле, членом бюро французской

тяжелоатлетической федерации. За его плечами — крупные победы в тяжёлой

атлетике, в десятиборье, в шоссейных велогонках, в ходьбе, в регби. Он герой

движения Сопротивления, в годы войны был полковником, имеет множество

орденов и почётных званий. Во время наступления союзников на Париж Андре

Ролле возглавлял отряд Сопротивления и взял в плен 1.200 эсэсовцев. Он показывал

места ожесточённых боёв.

А потом мы слушали рассказ 70-летнего вице-президента Французской

тяжелоатлетической федерации Бюнссона. Он вспоминал о своей первой победе. Ему

пришлось бежать целый час, чтобы успеть на соревнования, ибо на метро у него не

было денег. Бюнссон тогда выиграл первенство, а через год стал одним из

сильнейших атлетов мира.

Накануне отъезда мы побывали на кондитерской фабрике "Гондоло". Она

оказалась не только "сладкой", но и "тяжелоатлетической". Здесь работал чемпион

Франции в лёгком весе Нотес. Мастер одного из цехов был чемпионом Парижа в

тяжёлой категории. Начальник пожарной охраны, он же и шеф столовой, — тоже

чемпион города.

Этими людьми список кондитеров-тяжелоатлетов не исчерпывался.

Мы прощались со столицей Франции. И каждый из нас надеялся вновь

посетить её. Но сейчас, когда я пишу эти строки, я знаю, что мне больше не придётся

увидеть Париж. И я иногда возвращаюсь мыслью на его улицы и площади,

впитываю в себя его вечную красоту, ибо тот, кто хотя бы раз побывал здесь,

навсегда сохраняет в своём сердце живой негаснущий образ этого города.

Глава 12

Дорога длиной в четыре года

Мы ехали в Мельбурн на Олимпийские игры. Ехали на край света, в страну, о

которой говорят, что она находится там, внизу, за экватором. В то время с

Австралией у нас не было дипломатических отношений. Что мы знали о ней? То, что

её история как государства насчитывает немногим более 170 лет; что в среднем

каждый австралиец выпивает в день до двух литров пива; что там очень любят

лошадей, увлекаются скачками и тотализатором; что австралийцы потребляют

приблизительно в восемь раз больше чая на душу населения, чем американцы. Мы

где-то читали, что австралийцы — народ весёлый, любезный, у них очень сильно

чувство товарищества и худшее, что можно сказать там о своём знакомом: "Он

подвёл меня" или "Он оставил друга в беде".

Последние дни в Ташкенте. Последние напряжённые тренировки, проверка

готовности, уточнение состава. Ведь не у каждого сборника была возможность

поехать на "край света". И препятствием этому были вовсе не десятки тысяч

километров воздушных и морских путей, а ничтожные сантиметры, секунды,

килограммы.

3 ноября 1956 года предрассветный аэродром содрогался от рокота ТУ-104.

Тогда мы как зачарованные впервые смотрели на эту удивительную машину,

которая должна была доставить нас в Рангун.

Через какой-нибудь десяток минут мы летели навстречу восходу солнца,

летели из осени в весну. Под нами были Гималаи. Ослепительные зубчатые

вершины, громоздящиеся в заоблачной выси, порозовевшие от первых солнечных

лучей снеговые отроги. Мы прилипали к иллюминаторам, щёлкали затворами

фотоаппаратов — может быть, увидим снежного человека?

Словно огромный многоцветный ковёр стлалась под нами земля Индии. Мне

кажется, что, даже не побывав здесь, можно полюбить её, увидев эти изумительной

свежести краски: зелень лесов, золото полей, белизну горных отрогов и светлые

ленты рек.

На Рангун мы летели над Бенгальским заливом — об этом нам сообщила

стюардесса. Из-за десятикилометровой высоты и большой облачности мы ничего не

видели. Но зато удивительное зрелище представляли собой освещённые солнцем

тучи. Они приобретали самые причудливые очертания. Одна туча была очень

похожа на двух борющихся гигантов. Кто-то в одном из них узнал нашего борца

Парфёнова. "Анатолий побеждает турка", — так расшифровали эту заоблачную

композицию.

Первая посадку сделали в столице Бирмы городе Рангун. Едва открылась

дверь самолёта, как мы почувствовали себя будто в парной: 40 градусов при

большой влажности. Большое впечатление произвела на всех своеобразная

архитектура города, в особенности храмов. Сотни юношей в жёлтой одежде сидели у

подножий будд — от совсем маленьких до колоссальных фигур, которые достигали

высоты трёхэтажного здания. Быстрый и монотонный шёпот молитвы. Всё это — и

погода, и юноши, и монахи — как будто из средних веков, как будто роскошный и

причудливый спектакль.

В Рангуне очень много собак. Они блуждают по улицам и площадям, никто их

не трогает, потому что это священные животные. С симпатией относятся здесь и к

ящеркам, что всё время бегают под ногами на горячих каменных плитах храмов и

дворцов.

Утром мы поступили во власть американской компании "Пан-Америкэн",

которая бралась за 21 час доставить нас из Рангуна в австралийский порт Дарвин.

Стюардесса популярно объяснила, как пользоваться надувными резиновыми

костюмами в случае вынужденной посадки на воду. Показала аварийные окна, через

которые следовало спасаться в этой печальной ситуации.

— А как вы предлагаете вести себя при встрече с акулами? — пошутил кто-то

из нас.

— В моей практике встречи с акулами не случались, — в тон ответила

стюардесса.

Мы поднялись в воздух.

Под нами расстилался Таиланд. Раньше всего мы увидели воду страны, а не её

землю. В залитых водой рисовых полях причудливо отражались облака, деревья,

дома. Тянулась широкая мутноватая лента реки Менам, усеянная джонками.

За время нашего короткого отдыха в Бангкоке под деревьями цветущего

дерева чанг десятки самолётов с опознавательными знаками многих авиакомпаний

мира опускались на бетонированную дорожку и поднимались в безоблачное

тропическое небо.

Снова в путь. Стюардесса предложила нам пообедать и была крайне удивлена,

что мы отказались от "смирновской" водки, которую компания запасла для нас в

изрядном количестве. Щедрость была вполне понятной, если учесть, что перевозка в

Австралию четырёхсот советских спортсменов являлась для "Пан-Америкэн"

весьма выгодным заказом.

Мы летели в сказочно голубоватом тумане, и уже нельзя было понять, где

море, где небо. Ещё немного — и появились ослепительно белые здания. Это был

Сингапур с его золотыми пляжами и ослепительной южной лазурью. "В бананово-

лимонном Сингапуре..." Мы провели там несколько часов. Это была последняя

остановка.

Вечером самолёт пересёк экватор. Мы узнали об этом от стюардессы, и все

инстинктивно прилипли к окнам, словно стараясь разглядеть линию, которая делит

нашу планету пополам. Странное состояние: несмотря на то что, конечно, ничего не

видно, кроме черноты ночи, волнуешься, как рёбенок.

Командир корабля обратился к нам с краткой речью по поводу столь

знаменательного события. Говорил он привычным безучастным голосом — сколько

раз приходилось ему пересекать экватор!

Стюардесса записала наши адреса и пообещала, что компания вышлет нам

соответствующие грамоты.

Итак, мы были уже на другой половине земного шара, и впереди нас ждало

десять часов полёта над морем.

В ночном море светились огоньки кораблей. Мы летели уже вторые сутки.

Летели очень удобно и комфортабельно. Но вся эта благоустроенность уже порядком

надоела. Утром мы оказались в Дарвине.

Открылась дверь самолёта, и появились очень волосатые, мускулистые ноги.

Потом кожаные трусы. И вот мы увидели обладателя этих ног и трусов. Это был

огромный детина. В руках он держал что-то вроде паяльной лампы, которую он

вдруг навёл на ближайшего к нему пассажира и опрыскал того какой-то жидкостью.

Это, наверное, была дезинфекция. А пассажиром оказался гигантского роста

баскетболист Круминьш. Почти вся жидкость, рассчитанная на всех нас, досталась,

вероятно, ему. Австралиец улыбнулся: эта процедура доставила ему удовольствие.

Мы были в Австралии.

Конечно, вряд ли кто-нибудь предполагал, что встретят нас здесь темнокожие

аборигены с кольцами в носах и с бумерангами в руках. Но всё-таки представления

об экзотической Австралии отложились в нашем сознании, и, пожимая руки

джентльменам с бумерангами не в руках, а в петлицах безукоризненно элегантных

костюмов (маленький бумеранг — это символ Австралии, равно как и кенгуру), мы

невольно искали глазами "настоящих" австралийцев. Но ни в Дарвине, ни

впоследствии в Мельбурне нам так и не довелось повидать коренных жителей

Австралии. 50 тысяч туземцев навсегда отделены от белых. Нам, конечно, и думать

нельзя было о посещении резервации.

В Дарвине было жарко.

— В Мельбурне будет прохладней, — успокоили нас.

Странно, Мельбурн ведь южнее... Ах да, мы ведь в Южном полушарии: чем

ближе к югу, тем холоднее. Полетели в Мельбурн. Самолёт должен был вот-вот

приземлиться. В окошко иллюминатора мы увидели журналистов с нацеленными на

дверь аппаратами. Они стояли в шеренгу, один за другим, совсем как солдаты. Я

тоже приготовил фотоаппарат. И едва только открылась дверь, вслед за стюардессой

вышел я и навёл объектив на корреспондентов. Все засмеялись.

В Мельбурне жара была ещё большей. "Солнце и хорошую погоду привезли

вы, русские" — это первая фраза, которую мы услышали. Ослепительное солнце,

ослепительные улыбки, ослепительные вспышки блицев: "Задержитесь,

пожалуйста, и улыбнитесь для австралийских девушек".

На нескольких из 3.000 автомобилей и 200 автобусов, которые обслуживали

Олимпиаду, мы поехали по городу. Мельбурн — странный город: такой огромный и

весь такой низенький, будто не город, а предместье. Аккуратненькие домишки —

зелёные, красные, жёлтые, аккуратненькие газончики, аккуратненькие

палисаднички. Только центр — деловая часть — похож на большой город.

Австралиец очень любит свой дом. Главное развлечение у австралийцев в

субботу и в воскресенье — уход за домом и садиком.

Реклама здесь — постоянный спутник. Можно ехать сотни и тысячи

километров, и она неотступно преследует вас, провожая, приглашая, забегая вперёд.

Вдоль дороги развешано бесчисленное количество плакатов, рекламирующих фирму

братьев Гриффитс, торгующую чаем и кофе. О расстоянии до Мельбурна можно

узнать по такой рекламе: "396 миль к чаю и кофе братьев Гриффитс".

Рассказывают, что солдаты австралийского соединения, прибывшие в Лондон,

"украсили" памятник Нельсону на Трафальгарской площади такой надписью: "12

тысяч миль к чаю и кофе братьев Гриффитс". А вот ещё одна реклама на дороге:

"Добро пожаловать в Гоулберн, прекрасный город, который пользуется мылом

"Рексона"".

Первый вечер в Мельбурне. Это не был спокойный, тихий вечер, который

обычно бывает за границей, когда вы с достоинством чужеземца прогуливаетесь по

его улицам и рассудочно фиксируете какие-то детали, чтобы потом подробно

рассказать о них знакомым. В городе шёл карнавал.

На улицах горели костры, вся молодёжь была в масках. Карнавал этот

называется "Пороховой заговор" в честь неудавшегося покушения католиков на

английского короля Якова I в 1605 году. В день открытия парламента заговорщики

хотели при помощи пороховых бочек взорвать здание. Заговор был раскрыт, все его

участники казнены. Через три с половиной столетия по улицам Мельбурна носят

чучело Гая Фокса — предводителя заговора. Поздно ночью его должны сжечь на

костре. Теперь вся эта процедура происходит чрезвычайно весело. На нас тоже

надели какие-то маски. Австралийский тяжелоатлет Джон Сантос, взявший

шефство над советской командой, сказал:

— Традиции устарели: сегодня вместо Фокса следовало бы носить чучела тех,

по чьей вине бросают бомбы на Суэцкий канал.

Он был прав. В олимпийском селении не было египетских спортсменов — они

воевали, отстаивая свою страну от империалистической агрессии.

Мы получили слишком много впечатлений за первый день, усталость давала о

себе знать. Большие, пожалуй, слишком жёсткие постели показались нам царским

ложем. Наступила первая ночь под созвездием Южного Креста. На второй день

температура воздуха снизилась с 35 до 15 градусов. Потом мы перестали удивляться:

в Мельбурне каждый день могут быть четыре времени года.

Автобус вёз нас за город в помещение шотландской военной части. Здесь мы

должны были тренироваться. Первые тренировки нас очень встревожили: все

чувствовали себя плохо. Вялость, а поэтому и плохое настроение.

Где наши лучшие килограммы, показанные в Ташкенте? У Фёдора

Богдановского и Игоря Рыбака совсем ничего не получалось. Объяснения веские:

нарушение ритма жизни, длительный переезд, изнуряющая жара Рангуна, Бангкока,

Сингапура, перемена климата, семичасовая разница во времени. Мы начинали

тренироваться в 12 часов дня, а в это время в Москве было 5 часов утра. Но всё это

мало успокаивало. Мы надеялись, что через несколько дней всё изменится. Так и

вышло. Совсем скоро появилось бодрое настроение и восстановилась былая форма.

Участники Олимпийских игр тренировались на восьми помостах, после нас

приходили американцы. Так было спланировано время. С американцами мы

встретились очень тепло: традиционные похлопывания по плечу, Шеппард

вспоминал Ленинград, мечтал ещё раз посмотреть "Лебединое озеро". Вслед за ним

все американцы вспоминали о Москве.

— Что же помешало нашему визиту в Америку? — спрашиваю я Терпака.

— От вас требовались отпечатки пальцев. Мы сделали всё чтобы вас

освободили от этого. Не помогло.

Эта формальность, кстати, тянулась ещё два года, пока наша команда наконец

смогла выехать в США.

Гофман представил нам 20-летнего Исаака Бёргера — кумира калифорнийских

и флоридских пляжей. Его имя появилось в журнале "Стренгс энд Хэлс" несколько

лет назад. Тренеры не торопились привозить его на чемпионат мира, ставить под

удар Удодова и Чимишкяна.

— Мы долго держали его в клетке тяжелоатлетического зала "Барбелл-клуб",

пока хороший мальчик не был готов, — объяснил в свойственной ему манере

Гофман.

Бёргер точно такой, каким я представлял его по фотографиям и рассказам

Шеппарда. "Йоркский соловей" — в шутку называли его товарищи. Нежный овал

лица, мягкие каштановые волосы, голубые глаза — внешне он был совсем не похож

на штангиста. Он был общительным и очень разговорчивым. Не прошло и часа, как

мы уже знали, что он родился в Иерусалиме в 1936 году, что его дед прожил 103 года,

а отцу надоела бесконечная война с соседями. Исаак помнил пожарища, по которым

он носил еду своим родственникам. Семья решила переехать в Америку.

На тренировке Бёргер уверенно показал сумму 350 кг.

— Запишите в свою книжечку, — сказал он мне, — я сделаю 352,5 кг.

Бёргер сказал это просто, уверенно. Я понял, что кому-то из наших — Удодову

или Минаеву — придётся нелегко.

Андерсон стал гораздо изящнее — похудел почти на 20 кг. Утверждали, что это

было категорическое требование его любимой девушки. Тренировался он в очень

оригинальных ботинках, напоминавших ласты с большой резиновой подошвой и

широким каблуком. "Для устойчивости" — объяснял он. И это была ещё одна из

загадок, которыми он себя окружал. Рывок 140 кг у него никак не получался.

Андерсон нервничал совсем чуть-чуть, а в остальном чувствовалась такая же

беззаботность, как всегда.

Чарльз Винчи выжал 110 кг. Видимо, это был его тренировочный рекорд.

Слишком уж откровенным был его восторг. Тонкий, восторженный голос Чарльза

был слышен по всему залу.

Форму Шеппарда трудно было определить: он работал не чисто. Джим

Джордж, как и в Мюнхене, тренировался бессистемно, гримасничая и носясь по

всему залу.

Впервые мы увидели японских атлетов. Подчёркнуто вежливые, молчаливые и

наблюдательные, они держались в стороне с большим достоинством. Они

присутствовали на всех тренировках: молча записывали, почти шёпотом

переговаривались, фотографировали.

Молодые бородатые почтительные индусы в чалмах и марлевых повязках,

пакистанцы в барашковых шубах — будто с этнографических открыток. Надменные

иранцы резались в карты в интернациональном клубе. Группками ходили

спортсмены Нигерии в белых одеждах. И всюду можно было встретить весёлых

французов с эмблемой "галльский петух". Особенно часто их можно было увидеть с

бразильцами, которые всегда с гитарой.

Кто-то представил нам австрийского тяжелоатлета Сантоса — большого

добродушного парня. Он слушал и рассматривал нас с огромным интересом.

— Что вы знаете о русских?

Сантос улыбнулся, помолчал, потом откровенно сказал:

— Признаться, мало: русские — хорошие воины, любят водку, исполняют

танец с саблями и хотят завоевать весь мир.

Все засмеялись: сведения более чем подробные.

К нам в деревню несколько раз приезжали австралийцы с маленьким кенгуру.

Каждый хотел с ним сфотографироваться. На площадке все увлечённо метали

бумеранг. Вместо того чтобы возвратиться, он часто взлетал на крышу или врезался

в толпу зрителей.

Интерес австралийцев к нашей делегации был огромным. Ежедневно мы

получали сотни писем. Фермер из Аделаиды предлагал овцу или кенгуру в обмен на

тренировочную рубашку с буквами СССР. Ученик из Сиднея написал:

"Я знаю, вы русские — добрые парни. Вы всем помогаете. Вышлите мне,

пожалуйста, денег, чтобы я смог посмотреть Олимпиаду".

"Не посетите ли вы наш завод — у нас лучшее пиво в мире", — писали рабочие

пивного завода.

У себя в зале мы познакомились с легкоатлетом Морроу. Он немного

тренировался с тяжестями. Морроу всё время очень подробно рассказывал о себе, о

травмах и неудачах перед Олимпийскими играми. Сейчас он чувствовал себя

хорошо. Приехали его тренер и жена. Вернулись силы и уверенность. Он, конечно,

хочет выиграть 100 и 200 м.

Встречи с журналистами не всегда были приятными. В особенности в первые

дни. Только в США мне доводилось встречаться с такими циничными и наглыми

представителями прессы, как здесь. Вот одна из бесед.

— Скажите, что ожидает вас в случае проигрыша?

— Помощь, для того чтобы выиграть в следующей встрече, — ответил я.

— Но мы, в общем-то, не собираемся проигрывать, — добавил кто-то из наших.

— Может ли Рыбак остаться в Австралии, если ему предложат большую сумму

денег?

— Есть много такого, что дороже денег: Родина, семья, родной дом, друзья,

работа, гордость советского человека.

Журналист решил освободить себя от какой бы то ни было формы

пристойности:

— Родина — это хорошо, но чего она стоит без денег? Довольно ломаться: вы

коммунисты, а предложи вам деньги, вы немедленно схватите их.

Он что-то говорил ещё, а переводчик молчал. Я почувствовал, что

самообладание покидает меня. Похоже, нас провоцировали на скандал. Я поднялся,

показывая, что разговор окончен. А Игорь Рыбак, которого особенно обидно

поразили слова журналиста о нём, с достоинством проговорил:

— Порядочные журналисты никогда не позволили бы себе такой наглости по

отношению к гостям своей страны.

Это произвело впечатление.

На тренировке мы познакомились с несколькими удивительными

тяжелоатлетами-девушками. Одна из них — мисс Кетберг — в жиме показывала 50

кг, другие толкали по 30-40 кг. У всех было прекрасное строение тела, каждая из них

была достойна украсить обложку модного журнала. Поднятие тяжести нисколько не

испортило их фигур. Напротив, они были твёрдо убеждены, что тренировки со

штангой укрепляют организм женщины и придают ей красоту. Это увлечение

пришло сюда из Америки.

Тренировки заканчивались. Заканчивалось время томительного ожидания

"большого помоста" в зале "Экзибишн". Наши прогнозы и расчёты были

оптимистичны.

Вечером нас посетили австралийские атлеты. Кто-то предложил пойти в лес

послушать птицу-лиру. Лира может воспроизвести пение любой другой птицы,

имитировать собачье гавканье, автомобильную сирену. Но говорят, что птицу-лиру

никто никогда не видел. Она стеснительна, и чувствуя, что за ней наблюдают, не

показывается людям. О ней знают главным образом из кинофильмов либо по

записям на плёнку. Говорят, что тот, кто услышит птицу-лиру, будет счастливым.

Взвешивание заканчивалось, а весы упорно показывали лишние 100 граммов.

Оскар Стейт напомнил: осталось пять минут. Закутавшись в одеяло, Винчи прыгал,

приседал, бегал на месте. Осталось три минуты. Атлет снова встал на весах: теперь

лишними были 30 граммов. Катастрофа: Чарльз мог выбыть из игры! Теперь вряд

ли что можно изменить. И вдруг к нему метнулся Терпак с ножницами — оставалась

минута. Чёрные локоны Винчи упали на пол. Последние секунды взвешивания —

всё в порядке.

Винчи плакал: сдали нервы. Терпак, бледный и мокрый, взял бутылку кока-

колы и сел на скамейку. Я понимал его: в Вене у нас был почти такой же случай с

Ломакиным.

— Так в сорок лет можно получить инфаркт, — проговорил Терпак.

Винчи, оказывается, за полтора дня согнал 4 кг. Избавлялся от лишнего веса не

только Винчи. Стогов тоже грелся в финской бане — правда, недолго. Он

сравнительно легко отдал свой лишний килограмм.

Итак, соревноваться должны были Стогов, Винчи и "старик" Намдью.

Последнему уже 42 года. Сколько раз видел я его на помосте! И сейчас, как всегда —

уверенность, соревновательная злость. В жиме иранец достигал 100 кг. Стогов и

Винчи шли одинаково — выжали по 105 кг. В рывке они тоже не уступили друг

другу — те же 105 кг.

Толчок начал Намдью. Увы, он даже не смог закончить соревнование: судорога

свела ногу, и его унесли с эстрады. И пока за кулисами шумные иранцы приводили

его в чувство, на помосте происходило нечто совершенно неожиданное.

Американец на пределе своих сил толкнул 132,5 кг. И это после тяжёлой

сгонки, после такого нервного напряжения! Столько же необходимо поднять и

Стогову. Тогда суммы будут равны, но победит наш атлет: он легче. Мы почти не

сомневаемся, что всё будет в порядке.

Стогов дважды брал роковой вес на грудь, посылал его вверх на прямые руки,

но едва заметная ошибка мешала ему достичь успеха. В эти решающие судьбу

поединка секунды не хватило того самого "чуть-чуть", которое приносит атлету

олимпийскую медаль. А ведь она была почти у него в руках!

Винчи не мог скрыть радости. Похоже, что эта победа — самая большая

неожиданность для него. Он стоял на пьедестале очень счастливый и очень смешной

— на голове в разные стороны торчали остатки волос. Что ж, титул олимпийского

победителя стоит такой жертвы. Винчи благодарил Стогова за борьбу, которая

подхлестнула его нервы на свершение подвига.

В автобусе было тихо. Стогов молчал. Он не оправдывался и никого не винил.

Он сам вынес себе приговор. На следующий день Володя как ни в чём не бывало

сказал:

— Что ж, придётся ещё год ждать, чтобы вернуть победу.

Вечером в штабе делегации были удивлены: ведь все так верили в крепость

этого звена команды!

Шёл второй день соревнований. Мы засыпали, не сомневаясь в том, что завтра

вернёмся с золотой медалью.

Отсутствие острой конкуренции с зарубежными полулегковесами на

протяжении многих лет приучило всех нас к мысли, что победа в этой категории

всегда за нами. Увы! И здесь нас поджидал неприятный сюрприз: Евгений Минаев

уступил Бёргеру.

Минаев блестяще начал соревнования, заставив зрителей пережить по-

настоящему волнующие минуты, и установил рекорд мира в жиме — 114,5 кг.

Евгений опередил Бёргера на 7,5 кг и, казалось, помимо количественного перевеса,

приобрёл чувство морального превосходства, необходимого для продолжения

борьбы.

Но получилось наоборот. В рывке и толчке Минаев стал вдруг неузнаваем. Он

не смог показать даже тренировочные результаты. Растерявшийся было Бёргер

заметил это и сразу воспользовался обстановкой. Он почувствовал себя хозяином

помоста и показал 352,5 кг — ровно столько, сколько обещал мне.

Дебютант мирового помоста вёл себя непринуждённо. Он постоянно улыбался,

однако это не мешало ему максимально "собираться" перед подходом к штанге.

Терпак сказал:

— Есть три вещи, от которых он не устаёт: от разговоров, тренировок и

соревнований.

Что же всё-таки произошло с Минаевым? Трудно всё взвесить. Очень тяжело

проникнуть за оболочку психологической изоляции атлета, которая появляется в

таких случаях. Соревнования раскрывают характер, волю, опыт спортсмена.

Значительная часть вины ложилась и на нас, тренеров. В команде было два

претендента на право выйти на помост: Минаев и Удодов. Уже за месяц в команде

знали своё место все, кроме них. Мы не могли решить: кто же будет выступать? С

одной стороны — авторитет опытного Удодова, но у него недавно была травма ноги.

А Минаев — юный атлет, результативный в тренировках, но далеко не стабильный

в технике рывка и толчка. Да и качества бойца у него пока что сомнительные. Кого

же выставить? На каких весах можно взвесить и сравнить их качества, нюансы их

характера, которые часто проявляются только в соревнованиях?

Мы детально и долго изучали Удодова и Минаева и просмотрели главное:

слишком интенсивные тренировки Минаева. Он знал, что авторитет Удодова велик,

и поэтому хотел быть всё время первым. Ему во что бы то ни стало нужно было

выглядеть на тренировках лучше Удодова. Тренировался Евгений легко, но это нам

только казалось. Когда наконец решили, что на помост выйдет Минаев, он к этому

времени исчерпал свои духовные и нервные силы. Его хватило только на жим. Даже

безграничная воля не способна ничего сделать, когда не хватает запаса сил.

Яростное нападение в жиме сильно ослабило его силы в рывке, и он потерял

способность не только к атаке, но и к обороне.

Минаев стал каким-то безразличным. Слова, разминка, массаж, призывы к его

самолюбию — всё было бессильно.

— Не могу, не понимаю, что со мною случилось, — только и сказал он.

Мы, тренеры, поначалу не до конца осмыслили глубину нашей ошибки и были

недовольны Минаевым.

Бёргеру тогда было 19 лет. Он понравился нам и стал другом нашей команды.

Американец вынашивал смелые мечты: показать 370-380 кг.

Третье место с суммой 332,5 кг занял польский атлет Мариан Зелинский. Это

была первая ласточка будущей грозной команды поляков.

Минаев тяжело переживал свою неудачу. Он считал, что не оправдал нашего

доверия и подвёл всю команду. Едва сдерживая слёзы, Евгений сказал:

— Никогда больше не буду выступать.

Итак, второе поражение. Мы опять вернулись в штаб с серебряной медалью.

Перед соревнованиями легковесов австралийская пресса была щедра на

похвалы: "На мельбурнском помосте будет разыгрываться первенство СССР".

Спортивные обозреватели предсказывали, что за золотую медаль будут бороться

Рыбак и Хабутдинов. Но оба наши атлета знали, что их ждёт далеко не лёгкая жизнь.

На тренировках они познакомились с девятнадцатилетним японцем Онумой,

который поразил всех своим толчком 145-килограммовой штанги, с молчаливым,

самоуверенным тяжелоатлетом Кимом из Южной Кореи, показавшим в сумме 377,5

кг. Это были серьёзные соперники. Помимо них нельзя было не учитывать

возможности старых знакомых — поляка Чепулковского, болгарина Абаджиева и

других.

В ночь перед выступлением Игорь Рыбак долго просидел у меня в комнате. Я

пытался отвлечь его внимание от предстоявшего испытания, но неудачно, потому

что сам всё время думал про события на помосте. Слишком уж неожиданной для

команды оказалась потеря золотых медалей в легчайшем и полулёгком весе.

Соревнования начались для Игоря неудачно. Легко зафиксировав в жиме 110

кг, он выжал следующий вес — 115 кг — несколько хуже, но без всяких отклонений

от правил. Убеждённый в успехе, Рыбак сходил с помоста и вдруг услышал

недовольный гул зрителей. Оказывается, двое судей — из Ирана и Южной Кореи —

попытки не засчитали.

Игорь снова подошёл к весу. Попытка вышла неудачной и на этот раз: ноги

спортсмена дрогнули. Итак, впереди оказался австриец Хельфготт — 112,5 кг,

иранец Тамраз — 117,5, Чепулковский — 120 кг. А самым сильным в жиме оказался

наш Равиль Хабутдинов. Выжав 125-килограммовую штангу, он установил новый

мировой рекорд и стал лидером состязаний.

В рывке картина резко поменялась. Чепулковский и Тамраз одолели в этом

движении по 105 кг, Онума и Хабутдинов — по 110 кг, Ким — 112,5 кг, Абаджиев —

117,5 кг. Рыбак подходил к штанге так спокойно и уверенно, как будто и не было у

него совсем недавно такой обидной неудачи. Чётко и легко поднял он 112,5, 117,5 и

120 килограммов. Публика была в восторге. Даже "живая история" тяжёлой

атлетики семидесятилетний секретарь Международной федерации француз Гуло

вскочил с места и закричал:

— Великолепно! Вот это смелость! Вот это стиль!

Да, смелость и железная стойкость бойца — качества, которые трудно было

угадать в Игоре, кротком на вид и немного флегматичном юноше, — проявились в

те критические минуты особенно ярко.

Атлеты начали толчок. Тамраз зафиксировал 145 кг, Онума — 147,5 кг. Толчок

— любимое движение Рыбака. Имея тонкое мышечное чувство, он всегда выполнял

это сложноё движение безупречно. Но теперь ему была необходима особенная

чёткость, исключительная чистота и, самое главное, хладнокровие.

Игорь прекрасно толкнул 142,5 кг, а потом 147,5 кг. Пятитысячная аудитория

горячо поздравляла его с победой. Ведь этот результат уже выводил советского

спортсмена вперёд и обеспечивал ему звание олимпийского чемпиона.

Но Рыбак не покинул сцену. Он попросил поставить на штангу 150

килограммов. В зале повисла напряжённая тишина. Атлет медленно подошёл к

штанге. Он был спокоен и сосредоточен, его голубые глаза приобрели какой-то

стальной блеск. Вот он наклонился и взялся за гриф. Мгновение — и штанга уже на

груди, ещё одно движение — и тяжёлый снаряд замер вверху.

Именно здесь произошло событие, каких не много было в истории

тяжелоатлетического спорта. Вместе со зрителями неистово зааплодировали судьи,

забыв про свои обязанности, про необходимость сохранять "олимпийское

спокойствие", про всё на свете, кроме этого блестящего проявления мастерства. А

Игорь Рыбак стоял на помосте, залитый светом юпитеров, и его глаза сияли

счастьем.

После церемонии награждения олимпийскими медалями ко мне подошёл

бессменный секретарь мировых чемпионатов англичанин Оскар Стейт:

— Послушайте, в какой печке вы выпекаете таких легковесов? Лопатин,

Иванов, Костылев, а теперь и этот парень! Я восхищён тем, что он сегодня сделал!

Но как это всё начиналось?

В самом деле, как? Наверное, с вечера в парке имени Шевченко в Харькове,

где Рыбак увидел выступления самых сильных штангистов Украины Ивана

Кириченко, Фёдора Осыпы, Хасана Яглы-Оглы и других. Именно после этого

события во дворе дома, где жил Игорь, был организован "тайный союз силачей".

Вместе со школьными товарищами Рыбак поднимал всё, что попадало под руку:

камни, куски рельсов, пудовые гири и, наконец, самодельную штангу.

Но вскоре "заговорщикам" надоело упражняться без посторонней помощи и

они несмело переступили порог тяжелоатлетического зала спортивного общества

"Дзержинец". Этот зал стал для восьмиклассника Игоря Рыбака вторым домом.

Впервые на всесоюзный тяжелоатлетический помост харьковчанин вышел в

1955 году в Минске. И тут его постигла досадная неудача. В биографии почти

каждого известного штангиста есть странички, о которых сам атлет не очень любит

вспоминать, но без них, вероятно, не обходится путь к вершине. Так и у Рыбака. То

ли он переоценил свои возможности, то ли ослабел духом в борьбе с грозным

соперником, однако жим 110-килограммовой штанги трижды заканчивался для него

неудачей. И тут Рыбак поразил всех: два последующих движения он выполнил

безупречно, подняв в рывке 110 и толкнув 140 килограммов.

Мельбурнский помост вновь подтвердил крепость наших позиций в лёгком

весе. Но времена безраздельного господства миновали. Появился 19-летний японец

Онума, который в ближайшее время будет в состоянии показать 385-

килограммовый результат. Он сказал, что хочет переехать на некоторое время в

Гонолулу, чтобы поучиться у Коно.

Состязания полусредневесов вызывали тревогу. Чем кончится поединок

Богдановский-Джордж?

Фёдора тренировал я. Его прошлые неудачи не проходили бесследно и для

меня. Неужели и на этот раз будет то же самое? Последнюю тренировку Фёдор

провёл отлично. Но странно, слишком много разговаривал, терял аппетит.

Неужели... Об этом не хотелось даже думать.

За годы обидных неудач Богдановский понял, что первопричина его

поражений — отсутствие воли. Нужно было испытывать больше доверия к самому

себе, больше уверенности... В ночь накануне выступления Фёдор зашёл к нам в

комнату. Мы только что вернулись с победой Рыбака. Он обрадовался, оживился.

Потом ушёл к себе. Мы слышали, как возвращались с соревнований наши

баскетболисты, как пели свои грустные песни живущие неподалеку иранцы. Фёдор

несколько раз вставал с постели, снова ложился и наконец заснул.

На параде Богдановский и Джордж стояли рядом. Когда секретарь состязаний

поочередно назвал их имена, они пожали друг другу руки.

Соревнования начали менее известные спортсмены.

Джордж и Богдановский имели достаточно времени, чтобы не спеша сделать

разминку и подготовиться к выходу на помост. В комнате для разминки атлеты

принимали массаж, разогревались, поднимая штангу, ходили из угла в угол.

Суетились врачи и тренеры — это была обычная сцена напряжённых

тяжелоатлетических состязаний. За кулисами появился, насвистывая песенку,

усмехавшийся Пауль Андерсон.

— Как дела? Хотел бы я знать, чем закончится сегодняшняя ваша встреча... —

сказал он, похлопав Фёдора по плечу.

— Для этого, Пауль, тебе необходимо подождать часика четыре, и всё

выяснится, — заметил Богдановский, обращаясь к Джорджу, чтобы тот перевёл на

английский.

— Ты прав, Богдановский! Мой вопрос неуместен, это надо увидеть, — ответил

Андерсон и, пожелав обоим соперникам успехов, ушёл, как всегда, в сопровождении

толпы.

На помост вызвали Джорджа. Богдановского предупредили, чтобы он

приготовился. Наконец-то началось!

Джордж, показал свой предельный результат в жиме — 122,5 кг и, довольный,

ушёл за кулисы. Богдановский попросил установить 125 кг. Смело! Не торопясь,

Фёдор натёр руки магнезией, прошёлся по помосту, глянул в зал. Можно было

начинать. Богдановский зафиксировал штангу на пределе сил, что было очень

заметно. Джордж оживился. Было похоже на то, что это предел Богдановского в

жиме. А ведь мировой рекорд принадлежит ему — 134 кг. У Джорджа в запасе были

рывок и толчок, которые его никогда не подводили.

И вдруг Фёдор будто переключается. Он с поразительной лёгкостью выжал 130

кг, а потом и 132,5 кг. Джордж отстал от Фёдора на 10 кг. Такой большой разницы в

их результатах в начале поединка никогда раньше не было.

Рывок. Богдановский красиво и легко зафиксировал 122,5 кг. Но 125 кг

поднять не смог. Потеряно 2,5 кг. Плохо. Джордж снова оживился, его глаза

загорелись: он мог сократить разрыв. Мастерство его не подвело: в рывке он

показал 127,5 кг. Разрыв уменьшается на 5 кг. Возможность победить стала для

Джорджа более реальной. Впереди обоих атлетов ждал толчок. Сколько раз он

приносил победу Питу!

Была уже полночь, но зрители не покидали зал.

Фёдор вдруг почувствовал, что устал. До выхода оставался час, и атлет один

пошёл в комнату отдыха.

В дверь постучали. Пора.

Оба начали со 157,5 кг. Теперь нужно было пройти 162,5 кг. Богдановский

выглядел очень спокойным. Главное — сосредоточиться, каждый мускул, всю волю

суметь подчинить одному: победе. 162,5 кг оказались на сей раз послушны сильным

рукам. Не уступая в лёгкости, взял этот вес и Джордж.

А дальше? На какой вес идти теперь?

Важно не "зарываться" Нужно толкнуть 165 кг — тогда Фёдор будет первым.

Джорджу для победы нужно будет толкать 170 кг. Тогда он сравняется с Фёдором и

станет чемпионом, потому что легче нашего атлета. Но это выше его сил.

Богдановский подошёл к 165-килограммовой штанге. В зале воцарилась

напряжённая тишина. Точно и молниеносно Фёдор взял штангу на грудь и стал

ловить мгновение для толчка. Штанга замерла на выпрямленных руках.

Богдановский ещё не приставил ногу, не закончил движения, судьи ещё не дали

команду опустить снаряд, а зрители уже встали со своих мест и зааплодировали

советскому атлету. Все поняли, что 420 килограммов — это победная сумма.

Джордж был подавлен. Окружившие его Коно, Винчи, тренер Терпак считали,

что он должен рискнуть — пойти на 170 кг. Чудес, конечно, не бывает, но...

Опытный спортсмен видел, что победа ускользает от него, ведь он и так

показал лучший результат — 412,5 килограмма.

Питу было неудобно уйти от борьбы.

Попытка оказалась безуспешной. Штанга коснулась груди, прижала атлета,

столкнула с места и покатилась по помосту. Джордж очень медленно выпрямился, а

затем так же медленно, с видом абсолютного безразличия ушел с помоста.

Олимпийским чемпионом стал Фёдор Богдановский.

— Единственный атлет, которого я опасаюсь, — это Трофим Ломакин. Но у

него всегда что-нибудь не ладилось во время соревнований — то толчок, то

состояние здоровья, — говорил мне Коно.

Ломакина на сей раз не было, и Коно без малейшего осложнения выиграл

золотую медаль. Его результат — 447,5 кг — говорит сам за себя. Вторым был

Василий Степанов с очень скромной суммой — 427,5 кг. Третье место досталось

Джиму Джорджу — 422,5 кг.

Выступление Коно, как всегда, было красивым зрелищем. Гаваец держался с

каким-то особенным достоинством, движения отличались только ему присущей

элегантностью, изысканностью. Сколько же лет ещё он вот так будет выходить на

помост, чтобы непременно уйти с него победителем?

Воробьёв был самым возрастным в команде. Постоянная борьба с

сильнейшими противниками на мировом помосте воспитала в нём удивительное

упорство, волю к победе. И каждый раз чем ответственнее была встреча, тем больше

раскрывались его творческие способности в тренировке, тем более убедительным

становилось его мастерство.

Австралийский журналист, наблюдая тренировки Воробьёва, написал статью

под названием: "Есть ли перспективы у Воробьёва?" Одним взмахом пера он решил

судьбу Аркадия, утверждая, что "звезде пора зайти". Журналист сочувственно

вспоминал, какой у Воробьёва уставший, измождённый вид: "... он потерял

трёхлетнюю корону".

Аркадий тренировался вполсилы, чтобы сохранить себя для решающей

схватки. Гофман шутил: "Шеппард очень зол и, конечно, победит, потому что уже

несколько лет смотрит на высшую точку пьедестала почёта". Мы в таком же тоне

отвечали, что Воробьёв уже несколько лет стоит наверху, привык к этому

положению и сдвинуть его будет трудно.

Болгарин Веселинов закончил жим с результатом 132,5 кг. Аркадий заявил, что

будет начинать со 140 кг. С такого веса он ещё никогда не начинал. После долгих

споров с Терпаком Шеппард тоже подошёл к этому весу. Выжал его хорошо, но

сошёл с места. Воробьёв же зафиксировал штангу очень свободно.

Шеппард рассердился и исправил ошибку. Он легко взял на грудь 145 кг,

начал их выжимать, но повалился вперёд. Воробьёв так же спокойно покорил и этот

вес. Он сходил с помоста, улыбаясь, что бывало с ним очень редко.

На штангу поставили 147,5 кг — на 1,5 кг больше мирового рекорда Коно,

который тот установил несколько месяцев назад.

Воробьёв в третий раз медленно поднялся на помост. На лестнице споткнулся.

— Дурная примета, почти как у Юлия Цезаря, — с улыбкой бросил он Шатову,

который оказался рядом.

Аркадий долго ходил у помоста — очень спокойно, расслабившись, затем

подошёл и остановился у штанги, потом вновь постоял, будто что-то обдумывая. В

зале висела тишина. А Воробьёв всё стоял и стоял. Так и хотелось крикнуть: "Ну,

начинай же, начинай!"

Наконец Аркадий наклонился над грифом, не спеша, как на тренировке, занял

стартовое положение и мощным усилием ног, спины, рук взял вес на грудь. А

дальше всё было очень просто — штанга была выжата, как говорят, по всем

правилам тяжелоатлетического искусства.

Воробьёв хотел покинуть помост, но его остановили: был поднят рекордный

вес, и, чтобы зафиксировать новое мировое достижение, необходимо было пройти

процедуру взвешивания. Ширмы на сцене не оказалось, судья и участники стали

вокруг атлета, давая ему возможность снять одежду и встать на весы. Вес Аркадия

не превышал нормы, о чём информатор поспешил сообщить зрителям.

Начался рывок. И здесь Аркадий продемонстрировал драгоценное чувство

уверенности. Он и Шеппард начали со 137,5 кг. Шеппард начал неудачно: штанга

предательски ушла вперёд. Он сидел молча, закутавшись в халат. Второй подход

оказался ещё более неудачным. В зале раздался гул сожаления — зрители

симпатизировали Шеппарду. Его окружили Винчи, Коно, Джордж. Положение было

тяжёлым. Шеппард жестом показал, чтобы его оставили в покое. Он резко встал и

сделал подряд два-три быстрых рывка на точность подседа.

На сцену он вышел, полный решимости. Зрители подбодрили его

аплодисментами. И тут мастер рывка показал себя. 137,5 кг он поднял отлично. Три

подхода Шеппарда, занявшие почти десять минут, отразились на Воробьёве. Он

дважды подходил к 142,5 кг. Аркадий был достаточно силён и вырывал этот вес, но

скорость подседа оказалась недостаточной, расстановка ног неверной.

В толчке Шеппард зафиксировал 165 кг и затаился. Воробьёв под гром

аплодисментов толкнул 170, 175 и 177,5 кг.

А что же Шеппард? Он пошёл на 185 кг — только так он мог сравняться с

Воробьёвым в сумме. Но это оказалось авантюрой.

Воробьёв победил с новым олимпийским рекордом — 462,5 кг и с новым

мировым рекордом в жиме. Шеппард отстал на 20 кг. Третьим стал француз Дебюф.

Был на чемпионате человек, который в самые тяжёлые, порой трагичные

минуты поднимал у всех настроение. Никто не мог понять, когда же он готовится к

соревнованиям.

Целый день Пауль Андерсон отдыхал на травке в Олимпийской деревне и

щедро раздавал автографы. Он был самым популярным у журналистов после

кинозвёзд.

Газеты посвящали ему страницы, подвалы, целые выпуски. Андерсон вывел

спорт силы на первые полосы популярнейших журналов. Он вернул тяжёлой

атлетике славу времён Луи Сира, Сандова, Саксона, Гаккеншмидта. Он заставил

мир вновь заговорить о пределах человеческих возможностей.

"Самонадеянный чемпион тренируется только два раза в день. Он поднимает

не штангу — нет: он поднимает сейфы, полные бетона. Он всё ещё является

трогательным ребёнком своей матери и не любит носить пальто. Несмотря на то, что

он похудел, Андерсон выглядит как скала. Его бедро — как талия среднего человека,

шея — как талия женщины. Человек-дредноут носит ботинки среднего размера".

Такие сообщения об Андерсоне появлялись в прессе ежедневно.

Пауль был в хорошем настроении. Впрочем, это было его обычное состояние.

Кто мог сомневаться в его победе? После возвращения из Москвы он установил

феноменальный рекорд США в троеборье — 533 кг. Но безоблачное счастье "живого

подъёмного крана" неожиданно омрачилось. "Виновником" стал Хумберто

Сельветти.

В последний раз мы видели Хумберто Сельветти четыре года назад в

Хельсинки. Это был гигант, которого природа одарила необычайной силой. 15-

летним мальчиком он без труда поднимал 80-килограммовые брёвна, которыми

были вымощены улицы его городка. После того как Хумберто без посторонней

помощи вытащил машину из кювета, слава о нём разнеслась далеко за пределы его

городка.

У него были успехи в баскетболе, однако когда вес его перевалил за 100 кг, он,

естественно, потерял необходимую скорость и прыгучесть.

За два года занятий тяжёлой атлетикой результат Сельветти продвинулся с 340

до 450 кг. Однако это произошло в основном за счёт его огромной физической силы.

Что же касается техники, то она оставляла желать лучшего.

Но штанга была вторым увлечением. Всё основное время Сельветти отдавал

пению. Приближались Олимпийские игры. Нужно было посвятить всего себя

спорту. И Хумберто сделал это.

Когда аргентинец три раза выжал от груди 170 кг, всем стало ясно, что

Андерсон напрасно был так беспечен. Возник неожиданный очаг страстей. Боб

Гофман занервничал. Говорили даже, что Пауль потерял аппетит, хотя этому было

трудно поверить.

Вечером за день до соревнований мы были в гостях у аргентинцев. В комнате

царил беспорядок. На полу валялись апельсиновые и банановые корки. Сельветти

исполнял аргентинские песни. Он пел очень хорошо, и мы на какое-то время даже

забыли о наших тяжелоатлетических делах.

— Я не мог приехать в Вену и Мюнхен, — говорил Хумберто. — Не было

средств. К Мельбурну я готовился три года. Я знал, что поеду сюда: я очень хочу

победить Пауля. Мне кажется, сейчас я готов к этому...

26 ноября на помост вышли девять "крупнокалиберных" штангистов. Но

взоры всех были, конечно, прикованы к самым сильным — Андерсону и Сельветти.

Энергичный Пигаяни, известный не столько высокими результатами, сколько

своими рыданиями после удачных подъёмов, выжал 150 кг. На штангу поставили

165 кг. Сельветти долго натирал руки магнезией, что-то шептал — было видно, что

он волнуется. Потом он легко выжал вес. А затем покорил и 175 кг. 180 кг же

Хумберто выжать не смог.

Андерсон начал состязание неудачно. Он с большим трудом справился со 167,5

кг. Два подхода к 175 кг не принесли успеха. С нескрываемым отчаянием Пауль

медленно ушёл с помоста.

— Не знаю, что со мной, — сказал он Терпаку.

В рывке оба силача показали по 145 кг. Все остальные были теперь далеко

позади.

Итак, после двух движений Сельветти опережал Андерсона на 7,5 кг. Этого

меньше всего ожидали Пауль, американцы, да и все зрители. Сельветти толкнул 175

и 180 кг. Это оказалось его пределом. Аргентинский гигант закончил соревнование с

суммой 500 кг.

Андерсону нужно было набрать столько же — тогда он выиграл бы за счёт

меньшего собственного веса. Сельветти весил 143 кг — на 5 кг больше Пауля.

Но штанга весом 187,5 кг оказалась тем подводным камнем, из-за которого

"человек-дредноут" чуть было не сел на мель.

Дважды Андерсон не смог зафиксировать этот снаряд над головой. В отчаянии

атлет повторял:

— Что со мной? Я не перенесу этого!

Он покинул помост, но через три минуты все американцы под гром

аплодисментов выносили со сцены своего любимца, которому всё-таки удалось

укротить штангу.

Итальянец Пигаяни, как и на предыдущих чемпионатах, получил бронзовую

медаль и по привычке заплакал от радости.

Наш Алексей Медведев был зрителем. Мы понимали, что нет смысла

подставлять его под удар Андерсона и Сельветти: во время показательных

выступлений он поднял в сумме 485 кг.

Вечером американцы пригласили нас в гости. В знак расположения к нам они

угощали нас шоколадом. Настроение у них было прекрасное: они обошли нас в

золоте. И на одно очко победили в неофициальном командном первенстве. Особенно

был доволен Андерсон, хотя и признавал, что его победа висела на волоске.

— Я чемпион — это хорошо, — говорил он. — Но титул — это не масло,

которым будешь мазать хлеб. Это не доллары. Я ухожу в профессионалы. Я кормил

мышцы, теперь пусть они кормят меня.

Олимпийские игры в Мельбурне показали, что тяжёлая атлетика находится на

этапе новых достижений. На международную арену вышли штангисты Польши,

Болгарии, Японии. Они должны были ещё сказать своё веское слово.

Глава 13

Домой через два океана

В олимпийской деревне стало тихо. Тихо, пустынно и грустно, как после

большого, весёлого праздника. Бродили иранцы, ожидая своей очереди на самолёт.

Демонтировались временно построенные рестораны. Закрылись банк, клуб,

магазины сувениров. У главного входа в деревню сняли осаду охотники за

автографами. Осиротевшие домики стояли с опущенными шторами.

Советские олимпийцы уже переселились на теплоход "Грузия" и ждали выхода

в море. Только группа из 17 человек — руководители комитета, тренеры и

журналисты — готовились к короткому пути домой — самолётом. В этой группе был

и я.

10 октября вечером мы приехали на теплоход проститься с товарищами.

Завтра на рассвете "Грузия" уходила домой. Корабль — это уже что-то своё, родное,

это кусочек Родины.

Много наших друзей из социалистических стран тоже ехали на "Грузии":

американцы в последний момент отказались предоставить им места в своих

самолётах.

На палубе, несмотря на холодный, порывистый ветер, было много людей:

пришли проститься австралийцы. Записывались адреса, в последний раз

обменивались сувенирами. Вот Богдановский отдал тяжелоатлету Барберису свою

тренировочную рубашку взамен его тренировочного свитера с изображением

кенгуру. Оба были явно довольны обменом.

Нам завидовали: мы окажемся дома раньше.

Последними нашими гостями в деревне были, конечно, австралийцы, которые

принесли с собой много пива. Они считали, что их пиво — лучшее в мире.

Попробуйте от него отказаться — вам не простят эту обиду. Самый большой

комплимент для австралийца — похвалить их пиво.

Мы в последний раз поехали в город. На многоэтажном универмаге Мейера

вместо олимпийца, бегущего с факелом, уже стоял одетый по-летнему весёлый

десятиметровый Дед Мороз: скоро должны были начаться рождественские

праздники. А кенгуру, которые встречаются в витринах почти всех австралийских

магазинов, вместо пяти олимпийских колец держали в лапках ёлочки.

В штаб нашей делегации пришёл представитель американской компании

"Пан-Америкэн Эруэйз", которая доставила нас в Мельбурн. Он нервничал и что-то

сбивчиво объяснял. Оказывается, госдепартамент США отказался выдать нам

транзитные визы через Америку. Единственное, что могла сделать компания, —

отправить нас до Лос-Анджелеса, а там — пересадка на самолёт скандинавской

компании "САС", который полетит через Канаду, Гренландию, Копенгаген и

Стокгольм. Тысячи участников Олимпиады, журналистов без каких-либо виз, по

олимпийскому удостоверению, беспрепятственно летели через Америку. И только 18

советских представителей получили отказ.

Последняя мельбурнская ночь... Ярко светил Южный Крест. Слышались песни

иранцев. Я вспомнил, что в первую ночь они пели точно так же.

Через несколько часов начнётся путь к родному дому...

В Сиднее у нас планировалась пересадка на американский самолёт. Вылет

через три часа. Нужно было позавтракать. В ресторане стоял шум. Мы смотрели по

сторонам. Да здесь почти все знакомые! Через США летели французы, англичане,

финны. Тут тоже был в разгаре "чёрный рынок" — обмен значками, последний очаг

олимпийской автографной болезни. Огромный интерес к значкам у служащих

аэропорта. Закрывались кабинеты, кассы, к нам всё подходили и подходили люди.

Мы отдавали всё, что у нас было.

Неподалёку от нас стоял какой-то рабочий и молча наблюдал за нами. Потом

подошёл к нам. Оказалось, что он русский, с Украины — это единственное, что мы

поняли. Он хотел сказать ещё что-то, но не мог — то ли слова позабылись, то ли от

волнения. Помог переводчик. Кто-то предложил ему вернуться домой.

— Виноват, виноват я, — говорил человек. — Не могу. — На руке у него была

наколка: звезда и якорь. — Родина у меня здесь — человек показал на сердце. —

Хотя я никогда не приеду туда.

Он так и остался стоять, приложив руку к сердцу — высокий, прямой, совсем

не похожий на русского.

Через несколько минут мы были в воздухе. Берега Австралии исчезли из виду.

Десять часов пришлось лететь до первой посадки — в аэропорту Нанди. Это

один из островов Фиджи.

С нами летели французы. Жан Дам был возмущён тем, что нам не дали визы.

— Безумцы, безумцы, — говорил он. — Не дают виз! Разговоры о "вакууме"!

Наши вот тоже ещё ввязались в египетскую кампанию...

Остров Нанди. Говорят, что когда-то здесь жили одни людоеды. Любопытно.

Духота, чёрное небо. Тусклые фонарики и яркие факелы. В темноте были

видны красные цветы. Их было очень много, и они наполняли воздух резким,

приторным запахом.

Ресторан был похож на огромную хижину: крыша из плотной тёмной соломы,

стены — из бамбука. Все официанты — мужчины с высокими шапками чёрных

вьющихся волос, в белых юбках и босиком. Они бесшумно разносили освежающий

напиток — ананасовый джус со льдом.

У аэропорта сидела группа местных жительниц. Высокие причёски, гортанные

голоса, пёстрые одежды. Девушки тоже внимательно осматривали нас.

В темноте у грузовых машин возились с ящиками чёрнокожие жители острова

в набедренных повязках. Они были совсем не похожи на беспечных пляшущих,

ловящих рыбу и веселящихся островитян, нарисованных в рекламных проспектах,

которые зазывают туристов повеселиться на островах Фиджи.

Самолёт вновь рассекал темноту ночи. Утром мы приземлились на аэродроме с

красивым названием Атолл Кантож. Это многолюдный остров, окаймлённый

песчаными берегами. Бетонированная площадка вела почти к самому морю.

Огромные, сверкавшие на солнце бензиновые баки. Аэропорт совсем маленький, с

британским флагом. Молчаливые, угрюмые служащие. И снова в воздух...

Через час репродуктор сообщил нам, что мы пересекаем экватор.

Итак, я уже дважды пересёк экватор. Я проникся к себе большим уважением. И

со снисхождением смотрел на тех, кто пересёк его впервые.

— В Гонолулу у вас будет четырёхчасовая остановка. Вы сможете осмотреть

город, покупаться на чудесных гавайских пляжах, — сказал нам ещё в Мельбурне

служащий авиакомпании.

Стюардесса разносила пёстрые книжечки с рисунками и фотографиями. На

них были изображены золотые песчаные берега, пенящиеся волны, тропические

пальмы, красивые гавайские девушки. В бокалы лился янтарный ананасовый сок.

"Вы загорите на солнце, покатаетесь в гавайских лодках на прибрежном

прибое. Вы увидите Гавайи во всём их радужном блеске, прислушаетесь к

незабываемому языку прибоя. Вы исследуете вулканы, вы никогда не забудете

чёрные бархатные ночи. Вы попробуете все вкусные лакомства, сидя со

скрещёнными ногами на пиру, потанцуете под неповторимую музыку гитары под

гавайскими звёздами.

Когда вы увидите всё это, то спросите себя: "Что мешает мне задержаться

здесь?" И вам захочется остаться в Гонолулу, и вы не будете считаться с

долларами".

Мы прилетели в Гонолулу вечером. Нервничали, чтобы ни минуты не

потерять в этом "раю". Скорей домой! Все спешили выйти из самолёта. Минуточку!

Нам предложили взять все вещи...

— Будет пересадка?

— Возможно. Но пока проверят ваши документы и багаж.

Началась длительная проверка. Время уходило. Кто-то закрыл мне сзади глаза.

Глупая шутка, когда такое неважное настроение. Я обернулся. Питер Джордж!

— Коно тоже пришёл. Мы ждём вас в ресторане, — сказал он.

Чемоданы осматривали только у нас. Я увидел, как пытается прорваться в

таможню Коно. Его не пустили.

Вся эта странная процедура наконец закончилась. Коно подбежал к нам, на

ходу поправляя очки. Он надел мне на шею венок из живых роз. По местному

обычаю это знак искреннего уважения.

Говорили очень много, перебивая друг друга, будто не успели наговориться

там, в Мельбурне.

— Женюсь в 30 лет, когда накоплю денег. Открою в Гонолулу торговое дело, —

говорил Томми.

Он попросил разрешения оставить нас, чтобы купить мне альбом с видами

Гавайских островов.

В тот же момент из-за соседнего столика встала женщина и решительно

направилась к нам. Представилась как журналистка. Затем начала задавать

вопросы. А русская переводчица, оглядываясь по сторонам, переводила мне их

полушёпотом.

Всё стало ясно: готовится провокационное интервью.

— Как вам нравится Гонолулу? Что вы слыхали об этом городе?

— Гонолулу, к сожалению, нам не дали посмотреть. А от Томми Коно я

слышал очень много интересного.

— Вы не хотели бы остаться в Гонолулу? — глядя в упор и очень чётко

произнося слова, спросила женщина, бросив быстрый взгляд на репортёра,

стоявшего рядом с магнитофоном.

— Нет, зачем же? У меня есть свой дом, моя Украина. Это на всю жизнь.

— Но ведь на Украине не тот климат и не та жизнь. И потом, вам здесь может

быть очень и очень хорошо.

Я ждал, что же будет дальше.

— Правда, что американское правительство — самое лучшее?

— Вероятно, об этом лучше спросить американцев.

Нет, я нервничал напрасно. Шантаж был явно беспомощным. Видно,

начинающие. Детские наивные вопросы не вызывали у нас ничего, кроме улыбки.

Подошёл Коно. И в это время объявили посадку.

Вот вам и Гонолулу, вот вам и золотистые пляжи, вот вам и девушки в венках

из роз в длинных узких лодках, вот вам и гавайские гитары! Местные власти

почему-то решили не показывать нам свой красивый город. Мы покидали Гонолулу.

Кто знает, придётся ли когда-нибудь ещё побывать в этих экзотических местах?

Самолёт взял курс на Лос-Анджелес.

Шла наша вторая ночь над Тихим океаном.

— Господа русские, задержитесь, выйдите из самолёта последними, — раздался

голос служащего компании, когда самолёт пошёл на посадку.

Нас встречала телегруппа. Посадили в автобус. С нами было ещё десять

человек. Седой старик — вероятно, шеф — пересчитал членов группы, проверил

своих ребят и дал команду ехать. Почётный кортеж — легковые машины впереди и

сзади — сопровождал нас до отеля "Хойятхауз".

Журналисты не оставляли нас в покое даже здесь.

— Я сфотографирую вас, когда вы будете есть сэндвичи, — уговаривал

Николая Семашко корреспондент.

— Спасибо, я не голоден.

— Что вы хотите посмотреть в нашем городе?

— Многое, если, конечно, будет возможность.

Рядом с нами вдруг появились три девушки в купальных костюмах. Одна из

них обратилась к поэту Николаю Грибачёву.

— Мы сделаем несколько снимков.

— Спасибо, поищите кого-нибудь помоложе, — улыбнулся Грибачёв.

— Кто вы такой? — спросили писателя Сафронова.

— Я хочу победить Андерсона.

— О, у русских есть наконец соперник Андерсона!

Мы попросили разрешения посетить Диснейлэнд.

— Диснейлэнд, возможно, посетим, — нерешительно проговорил служащий

компании.

Мы сели в автобус. Нас вновь пересчитал высокий седой старик. И тут кто-то

из наших ребят поднялся со своего места и пересчитал всех детективов. Некоторые

из них откровенно заулыбались, понимая всю глупость положения.

Газета "Геральд-экспресс", вышедшая после обеда, сообщила не совсем верные

данные, напечатав, что "русские визитёры осматривали город в сопровождении двух

агентов и четырёх пинкертоновских детективов". Их было больше.

На улицах было очень мало людей и очень много машин. Глаза разъедал едкий

воздух от бензиновых выхлопов.

— Это с непривычки, — сказал мне один из детективов, хорошо знавший

польский язык. Мы с ним были уже почти друзья.

Мы посмотрели Диснейлэнд — фантастический город, в котором взрослым

интересно так же, как детям. Мы провели три часа в прекрасных сказках.

"Страна Диснея" — талантливого американского художника — режиссёра

мультипликационных фильмов — создана в 1955 году.

На площади Таун-сквер большими буквами было написано о цели создания

экзотического заведения. "Всем, кто приходит в этот чудесный город, — добро

пожаловать. Страна Диснея — ваша страна. Здесь старость найдёт воспоминание о

былом, а молодость услышит зов будущего".

В самом деле, эта страна удивительна. Здесь можно прокатиться в почтовом

дилижансе, запряжённом шестью лошадьми, проехать в вагончике, напоминающем

конку, сесть в старинный пароход, на котором Марк Твен служил лоцманом,

встретиться с его героями. В кустах над берегом притаились хищные звери и

слышно их свирепое рычание, шумно плещутся слоны и бегемоты, поют птицы. Все

эти чудеса — творение человеческих рук.

Диснейлэнд состоит из нескольких частей — Далёкого Запада, Страны

Приключений, Будущего, Фантазии. Чего только не увидишь, путешествуя из одной

части в другую: президентов Соединённых Штатов, Микки Мауса, его жену Минни,

пиратов, разбойников, героев сказок...

Под конец в ресторане мы встретились с самим Диснеем. Он сам пожелал нас

увидеть. Мы пожали друг другу руки, поблагодарив его за прекрасные часы,

проведённые в изумительном царстве фантазии.

День кончался. Оставалось ещё четыре часа до вылета, а нас уже везли в

аэропорт. Пришлось сидеть в гостинице. Мы уже изрядно надоели детективам, а они

— нам.

Началась посадка. Детективы оживились. Седой усталый шеф в последний раз

пересчитал нас, впервые сказал: "О'кей", — улыбнулся нам и помахал рукой.

Глава 14

Песня, которая продолжалась пять дней

Щедра красотой моя родная Украина, невыразимо прекрасна её земля, и для

меня нет краше её. Но природа так безгранично богата, что никогда не привыкнешь

к её разнообразию. Иран начался для меня прекрасными долинами садов и роз в

Тебризе. Мы словно попали на роскошный праздник природы. Саади, Хафиз,

Фирдоуси, Рудаки, наш Есенин... Скольких гениев поэзии вдохновила на великие

творения древняя персидская земля!

Мы остановились в одном из старинных селений. Массивные ворота, высокие

стены — вероятно, здесь когда-то была крепость. Нам предложили отдохнуть. Худой

старый перс, словно сошедший с древней фрески, принёс корзину, наполненную

фруктами, и низко поклонился:

— Угощайтесь, друзья! Этот плод лечит желудок, освежает ум, даёт силу и

бодрость!

Я знал, что на Востоке любят красивое слово и хорошо чувствуют его прелесть.

И всё-таки меня поразило, что простой человек говорит так изысканно, таким

высоким стилем. Иранец, не знающий ни одной буквы алфавита, читает на память и

поёт сотни стихов любимых поэтов. Один поёт про любовь, другой жалуется аллаху

на свою тяжёлую жизнь, третий славит природу. Они поют повсюду — дома, на

улице, в кофейнях, лавочках, на базарах. Позже, во время наших тренировок, старый

перс, прислуживавший в зале, декламировал нам стихи. Он читал очень красиво и

проникновенно, будто сложил их сам. Это был отрывок из поэмы Фирдоуси "Шах-

намэ".

На тегеранском аэродроме советских гостей приветствовал один из

руководителей тяжелоатлетической федерации.

— О, прекраснейшие из спортсменов! О, сильнейшие из сильнейших! Мы

счастливы приветствовать вас на нашей древней земле. Пусть сердца ваши будут

радостными, пусть сопровождает вас удача, пусть воздух наш будет полезен для вас.

Наша цель — сделать ваше пребывание в Иране приятнейшим. Салам!

Древние поэты называли Тегеран "городом, дремлющим возле жемчужного

озера". Современная столица никак не ассоциируется с этими словами. Его

заполнили элегантные машины новейших марок из США, Италии, Франции.

Иранцы говорят, что это восточный Париж, а моды здесь отстают от мод Франции

всего лишь на восемь дней.

Мы остановились в фешенебельном отеле "Плаза". Если смотришь из окна

номера, совершенно забываешь, что ты на Востоке. Кварталы белых многоэтажных

домов с плоскими крышами, площади, парки, помпезные правительственные

учреждения. Но достаточно свернуть чуть в сторону от центральных магистралей,

как тут же попадешь в восточный город. Глинобитные домики, глиняные заборы,

узенькие улочки, где даже навьюченным осликам негде разминуться. Старый

Тегеран. Может быть, именно здесь притаилась "восточная дремота", воспетая

поэтами. Но жемчужного озера в иранской столице не найти. Да и вообще в городе на

многих улицах вода течёт по арыкам. Отсюда люди берут воду для питья, здесь

стирают, поят животных. В Тегеране есть, конечно, и водопроводная магистраль.

Эту так называемую "шахскую воду" развозят в бочонках по домам за деньги.

Город просыпается очень рано. Певучие голоса уличных торговцев, ясное

солнце — всё это сразу создаёт хорошее настроение.

В Тегеране торгуют где угодно и чем угодно. На центральных улицах возле

роскошных многоэтажных магазинов торгуют всяким тряпьём, здесь же вам

предлагают шашлык из бараньих почек или горячий лаваш.

Интересную картину можно наблюдать на перекрёстках улиц. Тегеранские

шофёры, равно как и их коллеги в некоторых западноевропейских странах,

демонстративно презирают правила уличного движения. Кажется, никто не властен

остановить сумасшедшую гонку машин. Но вот в этот нескончаемый стремительный

поток вклинивается осёл. По какой-то причине, только ему самому известной, он

захотел остановиться как раз на перекрёстке, в водовороте беспорядочного

движения. Животному ничто не страшно, так как специальная повязка закрывает

его глаза от рассерженных, нетерпеливых автомобилистов. Тогда движение замирает

до тех пор, пока осёл нехотя не выберется из этой стальной отары.

Как можно назвать место, куда люди приходят встретиться со своими

друзьями, послушать песни или стихи, повеселиться на гулянье, посмотреть на

соревнованиях борцов? В Тегеране это место называют "золотой базар".

В огромном котловане стоят несколько внушительного вида сооружений. С

раннего утра до позднего вечера здесь снуёт, движется многотысячная толпа. Грязь,

пыль и невероятное смешение запахов фруктов, пряностей, восточных сладостей,

бараньих шкур. Здесь можно увидеть купца-миллионера и бедняка, который за

деньги показывает причудливую татуировку на своём теле.

Персидский, афганский языки, хинди, армянский, английский, французский..

Звенит медная посуда, стучат молоточки чеканщиков, которые у вас на глазах

создают прекрасные вещи. Купцы с выкрашенными хной бородами настойчиво

предлагают вам свой товар, тянут вас за полы пиджака, хватают за руки.

Торговаться здесь надо обязательно. Об этом нас предупредили. Каждый

продавец заламывает цену в два-три раза больше — таков неписаный закон базара.

Но вот вы просите хозяина товара снизить цену и сразу слышите поток жалоб,

бесконечные разговоры о том, какие убытки он терпит, как велика его семья

(нередко он тут же подтверждает это: откуда-то появляется куча детей и жена).

На базаре находятся и мечеть, и чайхана, и баня. Возле них — чревовещатели,

колдуны, гадалки, укротители змей, шуты, калеки, демонстрирующие за гроши свои

увечья. Здесь спорят до хрипоты, ругаются, плачут. А вот несколько человек

неистово хохочут, схватившись за животы: какой-то бородач с мастерством актёра

рассказывает смешную историю. Может быть, сейчас рождается одна из

остроумных, мудрых и поучительных притч или легенд, которыми веками славится

Восток.

Огромная толпа собирается вокруг базарных акробатов. Они демонстрируют

не только силу и ловкость, но и поют, читают стихи, импровизируют сценки из

народного быта, тонко и умело высмеивают плохие привычки людей...

Мы, вероятно, обратили на себя внимание. Один из актёров (они вполне

заслуживают, чтобы называть их именно так) посмотрел на нас и быстро заговорил:

— Хвала аллаху, который создал на земле радость, солнце, любовь и добрых

соседей — советских людей.

Все зааплодировали. Десятки рук потянулись к нам, чтобы похлопать по плечу,

обнять, пожать руку. А тот, кто сказал эту фразу, уже через минуту продолжал

совсем другим, грустным и жалобным голосом:

— О, аллах! Зачем создал ты на земле голод, холод, чуму и американских

генералов?

И снова взрыв смеха...

На "золотом базаре" можно купить всё: драгоценные украшения и простые

хорошенькие серёжки для бедной красавицы, чистокровного скакуна и старенького

осла, самую модную одежду и старые тряпки, пригодные только для утильсырья. И

всё это продаётся, на всё находятся покупатели.

Богатые купцы, восседая в стороне на дорогих коврах под деревьями,

потягивают ароматный кофе, курят наргиле. И очень много нищих — настоящих и

мнимых, мастерски играющих свою роль.

В небольших лавчонках изделия из слоновой кости и бронзы продают на вес.

Возле них всегда можно увидеть группы иностранцев.

Мы зашли в одну из таких лавочек. Нас встретил хозяин. Советские гости?

Очень приятно. Советские люди у него ещё никогда не были.

— Видите, что это такое? — показал он нам мельчайшую крупинку слоновой

кости. — Не видите, конечно. Возьмите, — он дал нам увеличительное стекло.

Оказывается, это крошечный слоник. Хозяин был вежлив и разговорчив. В

приоткрытую дверь с любопытством просунулись симпатичные детские

физиономии. Неужели у хозяина лавчонки столько детей? Ответ поражает нас: это

те, кто создаёт чудесные безделушки, расставленные на полках.

Хозяин предложил нам осмотреть мастерскую. В небольшом помещении за

невысокими столиками с электрическими лампами сидели дети, склонившись над

своими изделиями. Среди них было только два-три пожилых мастера.

Вряд ли маленькие умельцы знали истинную цену того, что создавали. Но зато

наверняка понимали другое: им надо работать, чтобы не голодать самим и чтобы

помогать семье. Сколько же продолжался рабочий день этих малышей? 10-13 часов.

Выражение наших лиц, вероятно, говорило само за себя. Хозяин пояснил:

— У нашего народа прекрасные руки. Коран велит всем трудиться. Вы видите,

какие хорошие изделия создают дети.

Яркая картина восточного базара вдруг словно потеряла для нас свои богатые

краски. Это ощущение горечи ещё возросло, когда мы, выехав на дорогу, увидели на

обочине высокую арбу, которую тащил облезлый верблюд. В ней, прижавшись друг

к другу, сидели полуголые, в лохмотьях люди. Их тела были обезображены язвами и

струпьями, но на лицах не было ни боли, ни страданий, вообще никаких чувств: это

везли прокажённых. Горячий ветер, присыпая раскалённым песком, обжигал их

раны. За арбой плёлся усталый полицейский.

Прежде такие больные бродили по улицам, бездомные и отверженные. Теперь

за городом для них построена специальная больница.

Накануне нам сказали, что во дворе дома, где будут проходить соревнования,

соорудят финскую баню. Шабзи, наш переводчик, возмутился:

— Вы не будете иметь права говорить, что побывали на Востоке, если не

искупаетесь в настоящей персидской бане.

Небольшой серый домик. Прекрасно оборудованные раздевалки. Удобные

купальни. Но главное здесь — массажная. Это огромная комната с низкими

мраморными столами. Ложишься на этот стол и отдаёшь себя в руки бородатого

могучего массажиста.

Сначала он облил меня почти кипятком. Потом намылил ароматной пеной. И

началось...

Это было что-то страшное. Массажист выворачивал руки, давил шею и

нещадно мял затылок. Он влез мне на поясницу и стал молотить по ней. Пройдясь

сильным натиском локтя по пояснице, массажист взялся за мои ноги. Казалось, все

мои суставы поменялись местами. Я стонал и едва не плакал, серьёзно побаиваясь,

что с этого стола попаду на хирургический. Наконец я услышал традиционный для

банщиков всего мира завершающий шлепок. А поднявшись со стола и встав на ноги,

я почувствовал, что произошло чудо: я словно помолодел лет на двадцать.

Так мылись в Персии тысячу лет назад.

Вероятно, великий Фирдоуси также знал чудодейственную силу подобного

массажа, когда писал, что он "лечит суставы, освежает мышцы, молодит сердце".

Иранские впечатления чередовались в необычной последовательности. После

персидской бани — Гюлистанский дворец. Теперь это музей, где собраны

драгоценнейшие сокровища национального искусства — изделия ювелиров,

чеканщиков, ткачей, мебельщиков.

В зеркальных чертогах сверкает шахский трон. Здесь же стоит украшенная

драгоценностями кровать шахов Каджаров (династии, правившей в Персии с 1794 г.

по 1925 г.). Куполообразный свод зала облицован небольшими зеркалами,

расположенными ярусами. Когда вспыхивают расположенные между ними

разноцветные лампочки, мириады радужных огней, отражаемых в зеркалах, создают

поистине сказочную картину.

Во дворе — парад подарков, поднесённых монархами разных стран. Часы

английской королевы с жар-птицей, помахивающей крыльями, комната русской

мебели, индийские изделия.

В знак уважения к советским людям гид показал нам апартаменты шаха. Я

никогда не видел такого количества люстр — маленьких и больших, и ни одна из

них не повторяла другую.

В национальной библиотеке — богатейшая коллекция древних рукописей.

Бесшумно передвигаясь по выстеленному коврами полу, библиотекарь вёл нас к

сейфам, где хранятся оригиналы бессмертных произведений. Вот "Шах-намэ"

Фирдоуси. Пожелтевшие страницы Абу Абдуллаха Рудаки.

— К рукописям Омара Хайяма уже нельзя прикасаться руками, — говорил

библиотекарь. — Но то, что он сделал, нетленно.

После посещения национальной библиотеки нас повёз к себе в гости экс-

чемпион мира Мирзаи. Его домик построен в форме буквы "П". В одной половине

живут женщины, в другой — мужчины. Средняя комната — гостиная. Во дворе

маленький оазис — окружённый деревьями бассейн. Как только мы зашли в дом,

женщины и дети куда-то исчезли и больше не появлялись.

Мы делали всё, что делал хозяин. Сняли обувь, опустились на ковёр. Сидели в

непривычных и неудобных позах и угощались афганскими орехами в сахарной

пудре.

Потом на тарелках была подана тёртая зелень, зелёный горошек, крутое яйцо,

румяные блины, лаваш. Наконец на столе появился плов. Не было ни ложек, ни

вилок. Мы терпеливо ждали, когда начнёт есть хозяин. Мирзаи сделал из блина

своеобразный совок и принялся за еду. Гости последовали его примеру, хотя и без

особенного успеха...

В Иране нас застало сообщение о запуске второго советского искусственного

спутника Земли. И хотя мы знали об этом событии не больше, чем писали местные

газеты, к советским спортсменам отовсюду обращались с многочисленными

вопросами как к специалистам, которые всё знают. А после первого дня чемпионата

одна тегеранская газета назвала маленьким спутником № 3 Владимира Стогова,

который, как сказал президент Международной федерации Бруно Нюберг, был

запевалой рекордной песни советских штангистов. И эта песня продолжалась пять

дней. Того, что происходило на помосте, не могли предвидеть даже самые тонкие

знатоки и ценители тяжелоатлетического спорта. В дни чемпионата весь Тегеран —

от шаха до погонщика ослов — поистине захватила спортивная лихорадка. На

тренировках в тяжелоатлетическом зале университета собиралось больше зрителей,

чем подчас на крупных международных соревнованиях. Поэтому мы решили

проводить свои занятия днём, когда большинство мужчин на работе. Но и это не

помогало.

Три тысячи зрителей — это три тысячи сигарет, которые одну за другой курят

иранцы. В таких условиях нам ещё не приходилось тренироваться.

Как и в прежние годы, все ожидали, что борьба разгорится между советскими и

американскими атлетами. Но на этот раз положение изменилось. Прошлый год для

американцев был, в общем, удачным: они установили значительное количество

рекордов, завоевали первенство на Олимпийских играх. Зато накануне

соревнований в Тегеране их позиции значительно ослабли. Тяжёлым ударом для них

явилась потеря Пауля Андерсона. Раньше команда располагала многими атлетами

тяжёлой категории: Дэвисом, Шеманским. Бредфордом. Но теперь появились

грозные соперники — Сельветти и Медведев. Если Джим Бредфорд по-настоящему

тренировался бы, то он мог бы побить рекорды Андерсона. Эти утверждения

американцев не были лишены оснований. Но Бредфорд пошёл учиться в колледж, у

него оставалось мало времени для серьёзных занятий спортом. Дэвис на одном из

соревнований получил травму и не приехал в Тегеран. Норберт Шеманский после

операции начал тренировки только накануне чемпионата.

Таким образом, у американцев впервые не оказалось в команде атлетов с

результатом 500 кг.

"Если Сельветти примет участие в соревнованиях, — писал Боб Гофман, —

положение русских будет не лучше нашего: у них, кроме Медведева, нет атлетов,

показывающих в сумме 500 кг. А бороться за второе или третье место едва ли

стоит".

В полутяжёлой категории первым должен был стать Воробьёв. Шеппард не

приехал. Эмрич, набравший недавно 449 кг, мог выступить неплохо, но ему явно не

хватало техники. В этой категории единственной надеждой американцев оставался

Джим Джордж, который перед чемпионатом тренировался на Гавайских островах

вместе со своим братом Питом и Томми Коно. Он мог перейти в полутяжёлую

категорию и показать хорошие результаты в рывке и толчке. Наконец, Томми Коно.

Что касается его, то здесь не было двух мнений.

Питер Джордж после травмы, полученной накануне Олимпийских игр,

медленно входил в форму. Способен ли он состязаться с Богдановским? А может

быть, с Богдановским встретится Коно?

Джо Питмен — хороший спортсмен, но едва ли он сможет претендовать на

первое место.

И ещё Бёргер и Винчи. Они, вероятно, и сейчас очень сильны.

Борьба и тяжёлая атлетика в Иране справедливо считаются национальными

видами спорта. Общество физического воспитания здесь опекает сам шах. Почётным

председателем общества был адъютант шаха, членами — премьер-министр,

председатель сената, министр внутренних дел, начальник генерального штаба и

другие представители власти. Но несмотря на то что вопросами спорта занимаются

такие высокопоставленные лица, дела в этой области не блестящи. В Иране

насчитывается около 20 спортивных клубов, большинство которых размещено в

столице. Самые богатые принадлежат армии и жандармерии, остальные в той или

иной мере находятся под их контролем. Доступ туда открыт только знати. Вообще,

эти клубы, скорее, являются местом развлечения, чем центрами серьёзной

спортивной работы. Кроме того, тренироваться в них можно только за довольно

высокую плату.

С древних времён в Иране существует так называемая "зурхана", что в

переводе означает "дом силы". Она возникла много веков назад.

Мы побывали в одной зурхане. Вход в "дом силы" украшает мастерски

высеченный барельеф. Иранский воин в старинном боевом облачении поднял своего

врага высоко над головой. Под его ногами погнутое и поломанное оружие — щиты и

мечи. Всё решают только сила и ловкость.

Мы зашли в помещение. Здесь была арена для тренировок и небольшой зал для

зрителей. Купол и стены отделаны как Гюлистанский дворец шаха. Огромное

количество маленьких зеркал, между которыми скрыты разноцветные

электрические лампочки. Когда вспыхивает свет, зурхана приобретает сказочный

вид.

Шахиншах частенько наведывался в эту зурхану, где над главным входом в зал

расположена его ложа. Намного ниже ещё одна ложа для певца, декламатора и

музыканта, сопровождающих своим исполнением выступления силачей.

Огромные барельефы на стенах зала воссоздают битвы и соревнования

иранских воинов. На одной из стен изображение мусульманского святого Али. Рядом

высечены его слова, призывающие правоверных к воспитанию силы и верности

аллаху.

Тренер иранских тяжелоатлетов Шабан-хан Джавари прочитал нам

коротенькую лекцию. Мы узнали, что при царе Дарии за несколько столетий до

нашей эры иранцы совершенствовались в борьбе, поднятии тяжестей, беге,

прыжках, стрельбе из лука. Эти древние виды спорта популярны в народе и ныне.

Великий Фирдоуси в поэме "Шах-намэ" воспел мужество и силу, говорил о пользе

физических упражнений.

А потом из ложи певца раздались звуки барабана "тебло", и на арену,

покачиваясь, вышли на носках десять обнажённых до пояса атлетов в коротких

чёрных штанишках с национальным узором. Образовав круг, они касались

пальцами рук пола, а затем подносили их ко рту.

— Это святое место! — донёсся из ложи мелодичный голос. Выступления

силачей сопровождал один из лучших певцов Тегерана. Он бил в барабан и пел

стихотворный текст из "Шах-намэ".

В такт пению и звукам барабана атлеты начали упражнения. Вначале они

пританцовывали, как бы разминаясь. Потом в течение пяти минут отжимались в

упоре на полу, ритмично замирая в сложных положениях, напоминающих

борцовский партер. Закончив лёгкие дыхательные упражнения, повороты,

полуприседания, слабые движения руками, во время которых пение замедлялось и

временами совсем стихало, начали упражнения с булавами. Снова громко зазвучал

тебло. Атлеты перебрасывали двадцати и тридцатикилограммовые булавы из рук в

руки, вертели их над головой, а песня подбадривала их, создавая определённый ритм

движениям.

Булавы были отброшены в сторону, начались лёгкие упражнения,

напоминающие танец-прыжки, и взмахи руками. После короткого отдыха пошли

сольные выступления. Под благозвучное пение стихов Саади атлеты

демонстрировали прыжки с поворотом тела, причём легко и энергично проделывали

по 20-30 поворотов, высоко подпрыгивая над ареной. Некоторые делали в воздухе по

два оборота.

Тренировки завершаются наиболее тяжёлыми упражнениями — с цепями,

прикреплёнными к двум металлическим планкам. Атлеты поднимают их, развивая

силу мышц рук и плечевого пояса. Затем главный атлет читает текст присяги,

призывая быть честными, добросовестными, не пить вина, придерживаться всех

законов зурханы. После каждого его слова все участники тренировки единодушно

выкрикивают: "Клянёмся!"

Познакомившись с атлетами, мы выяснили, что многие из выдающихся

штангистов (в частности, Намдью) и борцов начинали свой путь в зурхане.

Позже мы узнали, что этот привилегированный "дом силы" построен на

средства шаха. Другие зурханы размещаются в небольших полуподвальных

помещениях. Электричества нет, чадят газовые лампы, в воздухе висит густой

табачный дым — всё это вряд ли способствует эффективной тренировке... Но

какими бы неблагоприятными ни были условия, сюда приходят многочисленные

почитатели любимого вида спорта.

Можно представить себе, с каким интересом следили иранцы за

выступлениями в зале "Мохаммед Реза Пехлеви". Туда не могли попасть даже

счастливые обладатели билетов. Но те, кто присутствовал на соревнованиях в тот

день, столкнулись со зрелищем, которое навсегда войдёт в историю тяжёлой

атлетики.

Я нигде не видел такой горячей встречи, какую устроили иранцы Намдью. Ему

исполнилось уже сорок три года. Но казалось, что я знаю его всю жизнь — так давно

начал он свои выступления. Теперь он решил ещё раз выйти на помост, чтобы

оставить его победителем... И вот скрючённого от судороги ветерана унесли с

помоста. Шахиншах, который дважды награждал Намдью орденами, сочувственно

смотрел ему вслед.

Курчавого красавца Чарльза Винчи в Тегеране не было. Говорили, что он

недавно женился и не хочет расставаться с любимой даже на несколько дней. Однако

именно этот атлет оставался наиболее реальным противником Стогова. Владимир

блестяще выиграл эту заочную дуэль, показав феноменальный результат — 345 кг.

Победа иногда приходит на плечах поражения. Так было и с Евгением

Минаевым. В Мельбурне он был дебютантом. Его счастливый соперник Исаак

Бёргер тоже дебютировал, но проявил тогда большие хладнокровие и расчётливость

— и победил.

Прошёл год, и они снова встретились, на этот раз поменявшись ролями.

Обычно нервный и возбуждённый Минаев был спокоен и невозмутим. А Бёргер

никогда так не суетился, никогда его лицо не было таким растерянным. Он жадно

курил сигареты. Американец боялся и не скрывал своего страха.

Много лет сумма 360 кг была своеобразным психологическим барьером для

полулегковесов. Теперь, закончив 140-килограммовым толчком своё выступление,

Минаев набрал 362,5 кг.

Я смотрел на счастливого Евгения — ещё один из наших ребят стал настоящим

бойцом, мастером соревнований. Наверное, никогда не привыкнешь к чувству,

которое в такие минуты охватывает тебя — тренера, наставника.

"Минаев оказался прекрасным алхимиком, — написали газеты. — Он

превратил мельбурнское серебро в тегеранское золото, заставив Бёргера сменить

почётное звание олимпийского победителя на звание чемпиона с приставкой "экс".

Но если Минаев был уже хорошо знаком любителям тяжёлой атлетики, то

слесарь Виктор Бушуев, выступивший в лёгком весе, был новой фигурой на

большом помосте. Тегеран стал местом его боевого крещения, и дебютант показал

тут в сумме 380 кг — ещё одна золотая медаль.

Уже на первой тренировке, увидев Коно более изящным, мы поняли, что он

отказался от мысли перейти в полутяжёлый вес, чтобы сразиться с Воробьёвым.

Значит, Томми Коно выступит против Богдановского и представит

возможность Джиму Джорджу справиться с Трофимом Ломакиным.

Таким образом, Богдановский оказался единственным в нашей команде, кто не

завоевал золотой медали. Коно и победа — эти два понятия по-прежнему оставались

почти неразрывными, но Ломакину всё же удалось отобрать у Коно, блуждавшего по

разным весовым категориям, его рекорд в сумме троеборья для атлетов среднего

веса. С лёгкостью, вызвавшей изумление, Трофим выжал 142,5 кг, оставив позади

Джорджа и иранца Мансури.

В рывке Джордж и Ломакин показали по 132,5 кг. В толчке американцу не

удалось зафиксировать более 160 кг. Ломакин, толкнув 165 кг, пошёл на штурм 175

кг. Вторая попытка оказалась неудачной. Зато в третьем подходе Трофим с

идеальной точностью вытолкнул этот рекордный вес, подняв в сумме 450 кг! Он

превысил рекорд Коно.

Потом выступал Воробьёв. Человек, который преодолел, казалось, любые

непреодолимые рубежи. Вот уже пять лет Аркадий шёл от триумфа к триумфу,

двигая вперёд культуру тяжёлой атлетики. Сколько раз зарубежная пресса

утверждала, что он уже исчерпал свои возможности, даже "превзошёл самого себя".

Когда же он, наконец, сойдёт с помоста?

"Первым делом он, как и полагается врачу, внимательно осмотрел штангу,

легко взял её на грудь, и ещё легче выжал вверх. Твёрдыми шагами, медленно и

спокойно он покидал помост", — восхищались его хладнокровием журналисты.

Имея очень сильных соперников-иранцев Рахнаварди и Пойхана, Воробьёв

снова удивил спортивный мир. В жиме Аркадий повторил своё прежнее мировое

достижение — 147,5 кг. После рывка Воробьёв стал недосягаемым. Три подхода к

135 кг, 140 кг и 142,5 кг были исключительным зрелищем. Возгласы восторга и

изумления в зале (как это иногда важно!) вдохновили Воробьёва на дополнительный

подход к 145 кг. И снова произошло чудо — родился ещё один мировой рекорд.

Далее наш атлет последовательно выполнил три толчка — 170 кг, 175 кг и 180

кг и достиг неслыханной для этой категории суммы — 470 кг. Это был космический

скачок в тяжёлой атлетике, завоёванный спортсменом с большой буквы, рыцарем

без страха и упрёка, идущим на штурм новых и новых рекордов.

Алексей Медведев медленным, усталым шагом подошёл к пьедесталу почёта.

Всегда спокойный, уравновешенный, он сейчас не знал, куда девать своё большое

тело.

Бруно Нюберг долго жал ему руку и закончил своё приветствие неожиданными

словами:

— Ты настоящий русский медведь.

Алексей впервые за весь вечер улыбнулся.

Ночью мы долго ходили по небольшому дворику вокруг бассейна отеля

"Плаза". На чёрном небе ярко светили звёзды, вырисовывались снежные вершины

горы Давиденда. Нам рассказали, что с этой горой связано много народных сказок о

злых джиннах и добрых героях. Алексей сказал:

— Сегодня родилась моя сказка. Не верится, что я чемпион.

Спортивная карьера сильнейших нередко связана с разными необычными

случаями. Андерсон тренировался в своей спальне. Когда ему захотелось подшутить

над своим другом, севшим за руль, он легко приподнял зад автомобиля, не давая

тому сдвинуться с места. Рассказывали, что Сельветти легко поднимал и носил по

двору фермы упитанных быков, а канадец Хэпбурн при первом же посещении

спортзала забраковал все гири и штанги — они были слишком легки для него.

О Медведеве таких историй не рассказывали. Он начал заниматься тяжёлой

атлетикой в 1947 году с обычных тренировок в спортивном зале общества "Крылья

Советов", просто лелея юношескую мечту стать сильным и красивым. Прошло три

года, пока Алексей не выработал свою манеру в технике, а в 1953 году он стал

чемпионом страны. В поединках с Евгением Новиковым результаты его росли, но

достижения американцев были слишком велики, чтобы имя Медведева стало

известным за рубежом. Не хватало силы, крепости тела, мышц. По сравнению с

американскими атлетами тяжёлого веса он выглядел младенцем.

Тяжелоатлеты — люди "взрыва". В считанные секунды они должны поднять

огромный вес. Для этого нужны резкость, сила, которая должна дополняться

совершенной техникой, согласованными усилиями всего тела. Ничего этого Алексею

Медведеву не было дано природой. Ему самому надо было создавать фундамент для

будущего, наращивать мышечную силу.

В последнее время я руководил тренировками Медведева. Заниматься с ним

было нелегко, но интересно. Он был умным спортсменом, всегда имевшим своё

мнение. Не следовало давать ему непродуманные советы — он вежливо,

внимательно выслушал их, но его серые глаза недвусмысленно говорили: это что-то

не то. Он постоянно был недоволен собой, всегда искал новых решений, своих

методов в тренировках.

Двадцать дней и ночей, покачиваясь на морских волнах, теплоход "Грузия" вёз

спортсменов домой. Алексей имел достаточно времени, чтобы всё обдумать и

взвесить. Ещё и ещё раз анализировал он выступления двух своих соперников-

гигантов. Да, действительно, они были сильны. Но, с другой стороны, Медведев

видел, что у них не хватает быстроты, техники и что именно этим объясняются

частые срывы. Уже тогда он намечал те стратегические линии, по которым пошла

его дальнейшая подготовка.

Число "500" не давало покоя Алексею. Нужно было привыкнуть к нему,

считать реальным, доступным.

Медведев не один штурмовал этот тяжелоатлетический пик. На данном

трудном пути у него появился соперник — Евгений Новиков. В постоянном

соперничестве оттачивалось мастерство, увеличивался результат. Но вот

неожиданность! В начале 1957 года заявил о себе Юрий Власов. Он дебютировал с

солидным результатом — 462,5 кг, а спустя несколько месяцев показал 477,5 кг.

"Медведь ощутил лапу молодого льва", — шутили в кругу тяжелоатлетов.

Ещё один сюрприз преподнёс Евгений Новиков. Имея лучший в Европе

результат в жиме (170 кг), он подготовил толчок 187,5 кг и показал в сумме 492,5 кг.

Это было вторым достижением в мире. Новиков достиг того, к чему стремился 12

лет, — звания абсолютного чемпиона СССР. Подняв 487,5 кг, Медведев поздравил

друга, но, что греха таить, был потрясён. Противников у него было много — и дома,

и за рубежом. Прорваться сквозь такое окружение — дело ой какое тяжёлое.

Немного отдохнув, Медведев весь отдался учёбе и тренировкам.

Все с интересом ожидали, кто первым из русских богатырей одолеет 500 кг.

В Тегеране Медведев и Сельветти тренировались вместе. Они внимательно

наблюдали друг за другом, но карт не раскрывали. Однако стоило Алексею толкнуть

предусмотренные планом тренировок 180 кг, как Сельветти под аплодисменты

зрителей легко выжал 170 кг. Это была серьёзная заявка.

Первый выход на помост. Алексей не торопился. Он делал всё очень медленно:

лениво натирал магнезией ладони, не спеша поправил штангу и наконец принял

стартовое положение. Координированное усилие — и штанга весом 160 кг была

легко выжата. То же самое произошло и со штангой весом 165 кг.

Сельветти добился в жиме успеха — 175 кг! Зал овацией воздал должное силе

аргентинца. В рывке он в прекрасном стиле зафиксировал 140 кг, потом 147,5 кг.

После двух движений Сельветти опередил Медведева на 2,5 кг.

Завершающий этап борьбы — толчок. Сельветти поднял 170 кг.

Медведев толкнул 180 кг. Попытка аргентинца взять этот же вес ни к чему не

привела. Вторично к этому весу он подходить не захотел. Медведев тем временем

толкнул 185 кг.

Сельветти пошёл на риск. Он попросил поставить на штангу 187,5 кг. Его

красивое лицо покрылось багровыми пятнами. Он долго поправлял ремень, взялся

за гриф... Но попытка оказалась безуспешной, атлет беспомощно упал. Штанга

медленно покатилась к краю помоста...

А Медведев?

Раздались подбадривающие возгласы. Но Алексей их не слышал. В голове

была лишь одна мысль — толкнуть, толкнуть, толкнуть... Если он сейчас возьмёт

187,5 кг, то это будет победа.

И Медведев набрал 500 кг.

Отныне золотое число 500 станет обычным для советских тяжеловесов. И ещё

меньшими покажутся рекордные килограммы, которые в своё время поднимал я и

мои соперники. Я подумал: есть ли смысл сейчас вспоминать о них?

Глава 15

Мы открываем Америку

Романтика путешествий... Вероятно, в XX веке эти слова потеряли свой

настоящий смысл. Мы ехали в США — далёкую страну американского континента,

куда когда-то сотни дней добирался Христофор Колумб, куда сквозь бури и штормы

отважные люди вели каравеллы с романтическими названиями. Они имели все

основания называть себя путешественниками.

Возьмём и мы на себя смелость назваться путешественниками.

Нашими соседи по самолёту были богатые бизнесмены. Разговор зашёл об

искусственном спутнике, ансамбле Моисеева, русском балете.

— Это не артисты, а чудо-птицы, — говорил один из американцев, вытирая

вспотевшую лысину. — В мои годы и с моей комплекцией, кажется, не до танцев. Но

я готов, ей-богу, сам готов танцевать месяц, лишь бы ещё раз посмотреть на них.

Вероятно, у Колумба и его экипажа было несколько больше впечатлений за

время их путешествия через океан. Наше маленькое открытие Америки началось с

того момента, когда советская спортивная делегация вышла на мокрую от дождя и

скрытую в тумане дорожку нью-йоркского аэродрома.

Мы пробыли в США 11 дней, побывали в трёх городах — Нью-Йорке, Чикаго,

Детройте. К этому нужно добавить, что никогда ещё нашим тяжелоатлетам не

приходилось соревноваться в таком напряжении. За 11 дней нам пришлось

выступать трижды. Увидеть страну было практически невозможно, можно было

только почувствовать её.

О Нью-Йорке так много написали американцы и неамериканцы, что вряд ли

можно рассказать о нём что-либо новое. Разве только то, что город, как и всё

сложное, воспринимается людьми неодинаково. Нам нередко приходилось слышать

от самих американцев категорическое утверждение, что Нью-Йорк непригоден для

нормальной человеческой жизни. И вместе с тем я легко могу понять горячих

патриотов этого более чем своеобразного города-гиганта.

Нью-Йорк — это 1.903 ступеньки самого высокого в мире дома "Эмпайр

Стейт-Билдинг", это 40 тысяч долларов за 1 кв. метр земли, это "Слендероло" —

фабрика красоты и молодости, где за 800 долларов из вас сделают достойную

претендентку на звание "мисс Америка". Город поглотил многие миллионы людей и

подчинил их своему железному ритму. Он отнял у них спокойствие, дав взамен

сверкающую игрушку — Бродвей, неумолкающий, освещённый миллионами

лампочек фасад, который, однако, не в состоянии скрыть от постороннего глаза

трущобы Гарлема и грязные улицы других районов бедняков Нью-Йорка.

"Мэйк мани?", "Мэйк мани?" — спрашивают у тебя каждый магазин, каждая

нарядная витрина, каждая реклама. А если ты делаешь деньги, отдай их немедленно

— за наилучший в мире напиток, за сигареты, которые сделают тебя счастливым и

остроумным, за право молиться именно в той церкви, где ты будешь стоять ближе к

богу, чем в остальных 2.800 нью-йоркских храмах.

Наше пребывание в Нью-Йорке не осталось незамеченным. У каждого

советского спортсмена в номере лежали газеты со статьями, посвящёнными приезду

"семи русских Самсонов". "Едут русские!", "Железная игра будет большим

спектаклем!", "Великая битва Нового и Старого Света!" Одна газета сообщала:

"Русские запустили спутник в космос и семь атлетов в Америку".

Накануне нашего приезда Боб Гофман опубликовал статью "Если вы хотите

победить русских". Он неплохой журналист, автор многих интересных статей, книг,

пособий. Вообще это очень колоритная фигура — олимпийский тренер, спортивный

комментатор, директор "Йорк Барбелл компани" — одной из самых крупных в мире

фирм по производству спортивного инвентаря, одежды и продуктов питания.

Список его амплуа можно продолжить. Кто-то сказал о нём: "Это величайший чудак

в спорте". Этот человек создал тяжёлую атлетику в Америке, как когда-то создал её

у нас доктор Краевский.

Карьера Гофмана началась довольно своеобразно. Отслужив положенный срок

в армии, он возвратился в дом своего брата — нефтяного бизнесмена. Братья, как

рассказывает сам Боб Гофман, имели кассу и бросали в неё монету каждый раз,

когда кто-нибудь из них произносил не особенно пристойное словосочетание. Вскоре

штраф за "энергичные выражения" достиг определённой суммы, и Боб купил на эти

деньги гантели. Увлёкшись тренировками с гантелями, он решил сделать бизнес на

стремлении людей иметь здоровье и крепкие мышцы. Так в 1932 году положила

начало своему существованию фирма по изготовлению гантелей, которая со

временем расширила ассортимент продукции и захватила спортивный рынок.

Гофман — миллионер, предприниматель, который использует живую рекламу

в интересах своей фирмы, и поэтому, наверное, ему удалось собрать у себя

сильнейших парней Америки. Об этом не раз писали в нашей спортивной прессе.

Однако правда и то, что он ежегодно тратит 50 тысяч долларов на подготовку

тяжелоатлетов у себя в штате Пенсильвания, где находится его фабрика, его вилла с

бассейном и прудом. И так продолжается уже в течение десятилетий. Трудно

утверждать, говорили ли бы мы вообще об американской команде, если не было бы

этого мецената. О тяжелоатлетах США говорят: "Это ребята Боба". Но о них с

полным основанием можно также сказать: "Это ученики Боба Гофмана".

— У вас физическим развитием людей занимается государство, а в США —

только такие, как я, — говорил нам "великий чудак". — У вас сотни тысяч, у вас

есть выбор. А у меня — лишь единицы. Да и сам я работаю.

"Йорк Барбелл компани" — фирма, вырабатывающая человеческую силу,

красоту, здоровье. Почти каждый молодой американец хочет пользоваться её

продукцией. К тому же там и работают самые сильные, самые красивые парни...

Фирме "Йорк Барбелл компани" было выгодно, чтобы Коно отказался от

своей профессии чертёжника и занялся торговлей. Он покинул континентальную

Америку и переехал на Гавайские острова. Там Томми представляет торговое

отделение фирмы. Стал продавцом и Дэвид Шеппард, торговлей во Флориде занялся

Стенли Станчик. Разве придумаешь лучшую визитную карточку?

Фирме приходится вести жестокую борьбу с конкурентами. Интересно

отметить, что борьба ведётся под лозунгом отрицания культуризма. Главными

соперниками Гофмана являются предприниматели Гарлес и Джо Вейдер. Торговая

марка компании Атласной тренировочной техники изображает "динамическое

напряжение" мышц владельца фирмы Атласа. Гофман называет это "динамической

фальшью". Он заявляет, что горы мышц, неравномерно развитые сложными и

длительными упражнениями, которые ничего не имеют общего с разумными

методами тренировки, приносят только вред. "Человек с такими раздутыми

мышцами не способен пробежать со скоростью десять миль в час, не сможет в лодке

на вёслах пройти и мили против ветра, течения и волны".

Дискуссия конкурентов со страниц прессы перекинулась в суд. Атлас обвинял

Гофмана в том, что его тяжелоатлеты ограничены в своём физическом развитии.

Это был удивительный процесс. Свидетель Гофмана, один из его учеников,

поклялся, как принято, говорить "правду и только правду", а затем вышел на

трибуну и сделал стойку. Вначале он стоял на руках, а потом — только на больших

пальцах. Сбитые с толку представлениями с демонстрацией мышечной силы,

служители американской Фемиды попросили обе стороны забрать свои заявления и

поискать другие пути для разрешения конфликта.

На этом столкновение конкурентов не закончилось. Возникло два лагеря.

"Чистых" культуристов возглавил Вейдер. Он обвинял тяжелоатлетов в том, что

они развивают в первую очередь технику и силу, и только потом красивую

мускулатуру, тогда как для культуристов единственной целью является последнее.

И снова пошли процессы, борьба и дискуссии в прессе.

Не зная всех обстоятельств этого сплетения коммерческих, спортивных,

научно-теоретических и эстетических интересов, трудно до конца выяснить и

оценить роль Боба Гофмана в деле популяризации и развития тяжелоатлетического

спорта в США.

Каждый месяц Боб Гофман выпускал свой журнал "Стренге энд хелс" ("Сила

и здоровье"). Здесь есть все — от советов чемпионов до общих рекомендаций, как

стать красивым и здоровым (кстати, очень эффективных и разумных).

Слава, богатство и возраст давно уже дают ему возможность отойти от тяжёлой

атлетики и заняться только коммерцией. Но проходят годы, и, как прежде, на

мировых чемпионатах возле помоста стоит пожилой человек с умными

ироническими глазами...

Но вернусь к статье "Если вы хотите победить русских". Она устремлена в

будущее американской тяжёлой атлетики, и это будущее представляется автору

весьма неутешительным. Он с грустью отмечает, что в США нет в настоящее время

во всех весовых категориях более одного штангиста, который смог бы войти в

русские десятки, а в некоторых случаях дела обстоят ещё хуже. Гофман считает, что

главной причиной этого "тяжелоатлетического кризиса" является то, что

американская молодёжь не проявляет интереса к тренировкам, в отличие от

советской.

"Несчастьем нашей страны, — написал Гофман, — всегда было следующее:

если цель достижима, найдётся масса людей, которые будут к ней стремиться.

Местные чемпионаты можно очень легко выиграть, и это позволяет некоторым

быть очень большой лягушкой в маленькой луже. Мы должны найти людей,

которые посвятили бы тяжёлой атлетике всю свою жизнь. Иначе мы в лучшем

случае останемся вторыми после русских. Да и в малых странах ныне появляется

много спортсменов, которые могут нас обогнать."

Рассуждая о детском спорте в США, Гофман констатировал:

"С большим прискорбием должен я признать, что американских детей нельзя

оторвать от телевизоров и заставить заняться чем-то другим."

Эти наблюдения, сами по себе справедливые, нельзя, однако, признать

настоящей причиной подобного положения в американской тяжёлой атлетике —

равно как и в других, между прочим, видах спорта. Значительно ближе к истине

устные высказывания Гофмана, о которых я упомянул выше. Никакие меценаты,

сколько бы их ни было, не в состоянии заменить общегосударственной заботы о

физическом развитии молодёжи и всего населения. Массовость — вот залог успеха, и

в большом спорте такую массовость смогло обеспечить Советское государство,

руководимое Коммунистической партией. Этого США не могут сделать в силу

своего общественного строя.

В те дни пресса уделяла немало внимания советским атлетам. Но не все писали

о нас так, как Боб Гофман. В газете "Чикаго Дейли Ньюс" американский

футбольный деятель Джо Тринер всерьёз утверждал, что с той минуты, когда

русский мальчик начинает проявлять способности в спорте, его забирают в

специальный рабский лагерь, где не разрешают думать ни о чём другом, кроме

избранного вида спорта.

"Могут ли наши свободные парни победить рабов?" — такие заголовки

вызывали у нас лишь презрительные улыбки. А чего стоит такой пассаж:

"Аркадий Воробьёв контролирует всю команду. Он следит за Ломакиным.

Воробьёв — видный политический деятель." 2

Терпак заявил в "Чикаго трибьюн", что у американской команды имеются

хорошие шансы победить в пяти весовых категориях, сомнительный шанс — в

одной и никакого — ещё в одной. Мы хотя и воздерживались от оптимистических

заявлений в печати, но тоже были уверены в победе.

Действительно, у нас не всё было в порядке. Далеко не в лучшей форме

находился Стогов. Незадолго перед вылетом в США он смог занять на первенстве

страны только пятое место. Посредственно выступил там и Ломакин, который не

совсем поправился после болезни. Буквально накануне вылета повредил на

тренировке спину Воробьёв. Но ему верили: если Аркадий решил ехать, то значит он

сделает всё для победы. Он врач и знает, что к чему. Недаром о нём писали: "Если

кто-нибудь из участников международных соревнований получит в ходе

соревнований травму, ему не придётся обращаться к постороннему врачу. Воробьёв

завоевал себе репутацию тем, что поставил на месте больше правильных диагнозов,

чем многие врачи, аккредитованные при командах".

Мы взяли с собой Стогова и Ломакина и оставили дома чемпионов страны

Ульянова и Плюкфельдера. Такое решение было вызвано расчётом, что закалённые

в международных соревнованиях атлеты будут чувствовать себя в Америке

увереннее, нежели наши новые победители. 3

Шеппард, Коно и Бёргер выглядели на тренировках прекрасно. Входил в

форму после болезни Винчи. На сей раз американская команда придерживалась

режима так, как никогда раньше. Все вовремя ложились спать, отказывались от

развлечений. Раньше этого не было.

Первую нашу тренировку мы провели в Нью-Йорке в студии "Терлаццо" —

комплексе спортивных залов с массажными комнатами, с большими

электрическими парильнями, с отличной кухней.

Здесь, правда, не очень придерживались правил гигиены, в зале разрешалось

курить, а фотокорреспонденты чувствовали себя, пожалуй, лучше, чем те, кто

приходил сюда тренироваться. Наши занятия продолжались два часа и почти

столько же времени наших ребят фотографировали и расспрашивали. Таких клубов

много, но занятия в них платные. Бесплатно могут тренироваться только

исключительно одарённые.

Однажды, возвращаясь в "Манхеттэн", я вдруг услышал за спиной:

— Хэлло, мистер Куценко!

Я обернулся и увидел приветливо улыбавшегося Джона Дэвиса. "Чёрный

Аполлон!" Он почти не изменился, хотя дела его шли далеко не блестяще. Бизнес на

своей феноменальной силе он сделать не смог, а перед Мельбурном так повредил

ногу, что вынужден был навсегда оставить помост. Теперь он работал охранником в

трудовой колонии.

Мы повспоминали наших общих знакомых. Шеманский, оказывается, серьёзно

повредил позвоночник. Долгое время лечился. Сейчас его дела оставляли желать

лучшего. Андерсон же ушёл из тяжёлой атлетики, но по-прежнему остался

любимцем публики. "Пусть СССР имеет спутник, зато у нас есть Андерсон", —

сказал как-то один восторженный поклонник Пауля.

На сцене — два огромных сундука. Хорошенькие девушки высыпают из

мешочков серебряные доллары. Их очень много — 15 тысяч сверкающих монет! Их

может получить каждый, кто повторит номер Дикси Деррика. А это значит, что

нужно присесть и встать с весом 500 кг — задача непосильная для других.

"Безопасность 15 тысяч долларов на плечах Андерсона гарантируется так же, как в

хранилище форта Нокс".

Андерсон на сцене — почти мифический герой. Чёрное трико с белыми

аксельбантами, широкий кожаный пояс, римские сандалии, длинная грива волос.

Кругом — флаги всех стран, атлетов которых победил Пауль.

С тех пор как Андерсон ушёл из тяжёлой атлетики, он успел уже оставить и

борьбу, которой занялся позже. Он и здесь подавал большие надежды. Не обладая

высокой техникой, Андерсон побеждал на ковре своих соперников при помощи

нескольких излюбленных приёмов. "Генератор мощности", как его называли,

становился грозой для мировых чемпионов по борьбе. Но спустя некоторое время он

увлёкся кетчем. И здесь ему также не нашлось равных.

Когда-то О.Генри назвал любопытных ко всяким событиям людей

"резиновыми шеями". Когда советские атлеты въезжали в Чикаго, на улицах города

собралось множество таких "резиновых шей". В знак особого уважения нас повезли

в полицейской машине. Мы ехали в сопровождении десятка таких же машин и

невероятного воя сирен. Всё было неожиданно торжественно.

Советских спортсменов приветствовала "Мисс Чикаго" — самая красивая

женщина города. Она пригласила сильнейшего из нас — Алексея Медведева сесть

верхом на лошадь. Вместе они совершили круг почёта. Потом фоторепортёры

подхватили красавицу, посадили её в автомобиль, а нас и американских атлетов

попросили поднять его. Это была наша первая в Чикаго совместная тренировка.

В тот же день мы посетили знаменитые чикагские бойни. На этот раз на коня

посадили Трофима Ломакина, надели на него ковбойскую шляпу, дали в руки лассо,

которым он должен был заарканить королеву красоты. Ничего не скажешь, занятие

довольно увлекательное.

Для новичка Ломакин справился со своей задачей неплохо.

На банкете, устроенном в нашу честь в одном из клубов, советские атлеты,

помня о предстоявшем выступлении, даже не притронулись к вину и усилием воли

отказались от знаменитых чикагских кровяных бифштексов весом в полтора

килограмма каждый.

— Смотрите на этих железных парней, — восторженно представлял нас Боб

Гофман. — Они демонстрируют образец выдержки. Вот у кого следует учиться

придерживаться режима.

Чикаго — второй по величине город США. Он протянулся на десять

километров вдоль реки Мичиган. Небо здесь, так же как и в Нью-Йорке, окутано

пеленой дыма — в этом городе тоже работают сотни больших и малых предприятий.

В Чикаго мы увидели кетч.

— Я очень прошу вас не писать об этом, — глядя куда-то в сторону, сказал мне

Томми Коно. — Это позорит Америку.

Пусть американский друг меня простит, но я всё же расскажу о том, что видел.

Это ужасное зрелище.

Огромный зал в "Мари Клод арена" был переполнен. На ринге знаменитые

братья "Волки" боролись против двух чикагских кетчистов. Настоящая фамилия

"Волков" — Гуровичи, они выходцы из России. Кличка и клинообразные бородки

должны создавать образ "свирепых и страшных русских".

Здесь всё было нечеловеческим: животное рычание, ужасные гримасы,

звериная жестокость. Публика стонала от удовольствия. Среди зрителей было много

детей. В их глазах читались восторг и безжалостность.

Это зрелище пробуждает странное чувство. Будто поднимаются в душе те

миллионы лет, которые предшествовали появлению на свет человека.

Зрители болели за чикагских борцов. Один из "Волков" упал за пределы ринга.

На него с кулаками бросилась разгневанная толпа. Она мстила за своего чикагского

кумира, которому "Волк" только что разорвал щеку.

Чикагские кетчисты победили. На головы "Волков" полетели бутылки,

гнилые яблоки — всё, что попадалось под руку.

Кетч — не всегда только борьба и драка. Иногда это тщательно продуманный

спектакль. Каждый король кетча имеет свою индивидуальность. Мы видели

"Волков". Но есть ещё "Лорды" — с аристократическими манерами, есть

"Бароны", "Гангстеры", "Убийцы". В кетче дозволено всё: закручивать голову

противника в канаты ринга, душить его шнурками своих ботинок, обговаривать с

судьёй допустимость приёма, когда жертва в предсмертной агонии лежит на полу.

Кетчист Ген в поединке с Лотом Тазом потерял пять зубов, борец Ковальский

откусил своему противнику Эрику Юкону пол-уха, а у Дана Макштейна были

поломаны все ребра и шесть раз перебит нос.

Фантазия менеджеров в этих зрелищах поистине неисчерпаема. Так, под

настил часто кладут пустые консервные банки: тогда каждое падение

сопровождается страшным грохотом. Кетчисты рычат, подобно тиграм, плачут, как

дети, издают сатанинский хохот, визжат как свиньи. Они должны быть хорошими

актёрами и умело изображать радость и боль, гнев и триумф.

Победа советских штангистов в Чикаго была так грандиозна, что она

ошеломила нас самих. Мы победили американцев со счетом 6:1. Стогов с

результатом 342,5 кг оторвался от Винчи на 17,5 кг. Бушуев поднял 390 кг, а Питмэн

только 352,5 кг. Ломакин закончил соревнования с суммой 440 кг, обойдя Джорджа

на 20 кг. Наименьший разрыв был у Воробьёва и Шеппарда, но и он составил 10 кг

(462,5-452,5 кг). Брэдфорд с 485 кг отстал от Медведева на 22,5 кг. И только Минаев

проиграл Бёргеру.

Но самой большой сенсацией стало поражение непобедимого Томми Коно. Это

произошло с ним впервые за шесть лет. Он и Фёдор Богдановский встретились как

старые друзья. Коно на сей раз ничего не скрывал в своих тренировках. Более того,

оба атлета договорились начинать толчок с одинакового веса. Во всех движениях

Богдановский шёл впереди. Он был воплощением спокойствия, собранности, воли,

которая по крупицами накапливалась столько лет. И советский штангист победил с

суммой 427,5 кг, а Коно отстал на 12,5 кг.

Матч в другом городе Америке, Нью-Йорке, проходил в его самом большом

зале — "Мэдисон-сквер Гардене". Посмотреть на выступления советских атлетов

приехали американцы со всех концов страны. Прилетел Пауль Андерсон, из

Голливуда прибыл Джо ди Пиэтро, из Флориды — Стенли Станчик. Собрались

многие наши старые знакомые.

Первыми в новую битву вступили Владимир Стогов и Чарльз Винчи. Победил

американец. Не в нашу пользу сложилось и выступление полулегковесов. Набрав

отличную сумму — 365 кг, что превышало мировой рекорд, Бёргер обошёл Минаева.

Виктор Бушуев, установив новый мировой рекорд — 392,5 кг, победил Джо

Питмэна.

А как же в третий раз сложится борьба между Богдановским и Томми Коно?

Оба набрали по 425 кг. В Чикаго наш атлет выиграл у американца с большим

запасом, но здесь... Здесь он оказался на 50 г тяжелее Коно... Аналогичная ситуация

сложилась и во встрече Воробьёва с Шеппардом: оба набрали по 455 кг. Но на этот

раз фортуна улыбнулась Аркадию: он оказался на 100 г легче соперника. Ломакин в

третий раз победил Джорджа, а Медведев — Брэдфорда.

Итак, в трёх встречах, проведённых в США, советские штангисты победили

американцев со счётом 14:7.

На прощальном банкете, на котором присутствовало более 100 человек, на

почётном месте один возле другого сидели самые сильные люди в мире — Медведев,

Брэдфорд и Андерсон. В тот день Виктору Бушуеву исполнилось 25 лет. Дамы

преподнесли ему роскошный букет. Супруга Джимми Брэдфорда, которая брала

уроки пения у Поля Робсона, спела негритянскую заздравную песню.

Как всегда в центре внимания был Андерсон. После того как Медведев показал

в Нью-Йорке 505 кг, было объявлено показательное выступление Андерсона.

"Малыш Поль" должен был поддержать репутацию Америки как страны, в которой

живёт всё-таки самый сильный человек в мире. Андерсон с огромным трудом выжал

190 кг и от дальнейших подходов отказался.

Но для меня, как, впрочем, и для многих других гостей, наибольший интерес

представлял старый человек по имени Георг Гаккеншмидт.

...В нью-йоркской студии Клейнца — хорошо оборудованном спортивном

кабинете, куда простому американцу вход недоступен, я узнал, что на днях здесь был

известный русский силач, чемпион мира 1901 года Георг Гаккеншмидт. Он как

будто был ещё в Нью-Йорке, сказали мне.

Георг Гаккеншмидт, "русский лев". Первый из русских спортсменов чемпион

мира по борьбе. В своё время он был известен не только как талантливый

спортсмен. Многие приходили смотреть не на Гаккеншмидта-борца, а на

Гаккеншмидта-Геркулеса, сложённого как мифический бог. Невероятная сила

сочеталась в нём с грацией, пластичностью и резкостью. Он побеждал в

велосипедных гонках, хорошо прыгал в высоту, был отличным бегуном и

первоклассным пловцом.

На Гаккеншмидта обратил внимание доктор Владислав Краевский, который

взял его под свой специальный медицинский контроль. Георгу не было ещё 20 лет,

когда он стал многократным европейским рекордсменом в гиревом спорте.

Есть борцы, которые будто родились борцами — с какой-то инстинктивной

находчивостью, лёгкостью, чувством соперника. Они ведут борьбу с кошачьей

ловкостью, без особого напряжения мысли, но целесообразно. Сразу достигнув

больших успехов, они словно подтверждают этим, что борьба — их прирождённая

способность. Типичным представителем такого типа борцов следует, вероятно,

считать Гаккеншмидта. После первых триумфов на ковре он стал

профессиональным борцом и начал серьёзно тренироваться.

В то время единственной страной, где борец мог заработать, была Англия. В

1902 году известный антрепренёр Кохрейн привёз Гаккеншмидта в Лондон. Здесь

состоялся матч на первенство мира с "грозным греком" Антонио Пиэри. Оказалось,

что Пиэри — чрезвычайно честолюбивый и предприимчивый человек. После этого и

последующего поражений — через год в матче-реванше — он стал настойчиво

разыскивать буквально по всему миру такого борца, который мог бы одолеть

Гаккеншмидта.

Наконец "грозный грек" отыскал "грозного турка" — Ахмеда Мандрали. Этот

атлет весил около 280 килограммов, был высоким — более двух метров, отличался

силой и темпераментом. Он был грозным соперником, и Гаккеншмидт серьёзно

готовился к встрече с ним. Ежедневно после завтрака, а также после обеда он

совершал "прогулку" со своим спарринг-партнёром на спине и с мешком цемента в

придачу. Груз этот составлял примерно 400 килограммов.

Зимой 1904 года в до отказа заполненном лондонском зале "Олимпия"

состоялся широко разрекламированный поединок. Билеты стоили необыкновенно

много, а наслаждение от зрелища оказалось чрезвычайно кратковременным.

На 44-й секунде турка оторвали от ковра, а приземлился он совсем неудачно —

повредил себе ключицу. На этом борьба и закончилась.

С тех пор известный атлет из России добился, и довольно легко, многих

значительных побед. Но позже он стал избегать серьёзных спортсменов, спекулируя

своей популярностью. В перерывах между борцовскими встречами атлет выступал в

мюзик-холле: за то, чтобы увидеть Гаккеншмидта, публика платила большие

деньги.

Став кумиром Англии, он несколько раз съездил в Америку, и там его

принимали так же восторженно. Его фотографиями пестрели все американские

журналы, его грудной клетке посвящались специальные статьи. Специалисты

утверждали, что она имела почти одинаковые размеры в ширину и в глубину.

Но американское турне Гаккеншмидта закончилось неудачно. Он утратил

спортивную форму и потерпел жестокое поражение от Готча. Не проявив никакого

желания снова с ним встретиться, он возвратился в Англию.

И вот 85-летний "русский лев" стоял перед нами. В Нью-Йорк он приехал по

делам фирмы, в которой работал тогда коммерческим агентом, и охотно

откликнулся на предложение встретиться с советскими штангистами.

Он всё время разговаривал со Стоговым, Бушуевым, Воробьёвым,

Медведевым. Много вспоминал о Краевском, Лебедеве, известных борцах.

Вспоминал так, будто шла речь о событиях, которые произошли вчера: у него была

прекрасная память. Когда я сказал, что у нас его хорошо знают и помнят, старик

расчувствовался до слёз. Конечно, он мечтал побывать в нашей стране и русский

язык он совсем не забыл, не так ли?

Сколько раз приходилось мне слышать подобное от разных людей, которых я

встречал во время поездок за границу. И выражение их лиц было очень схожим с

тем, которое я видел у Гаккеншмидта.

Когда мы попрощались, он неторопливо пошёл от нас, и его могучие плечи

были опущены. Прошло время, и я стал получать от него открытки. Последнюю он

прислал из-под Сан-Франциско, где отдыхал с женой и заканчивал писать какие-то

"манускрипты" — по психологии, как объяснил он тогда. В 1968 году

девяностолетний Георг Гаккеншмидт умер.

Глава 16

Путешествие в северную Венецию

И снова Стокгольм. Казалось, что над красными крышами домов парят те же

чайки. Каналы, старинные мосты, низко нависающие над ними, дворцы вдоль

набережных — неспроста кто-то, поражённый красотой этого города, назвал его

северной Венецией. Шведы охотно напоминают об этом гостям своей столицы.

Город расположен на двенадцати островах в заливе Балтийского моря и на

берегах пресного озера Меларен. Немало каналов здесь создано самой природой, а не

человеческим трудом. Разные части Стокгольма соединены между собою мостами.

Скалы и море наложили свой отпечаток на неповторимый облик шведской

столицы. Иногда скала нависает прямо над улицей, и, чтобы камни не упали на

прохожих, устроены специальные металлические сетки. Над городом кружат чайки

— сотни белокрылых морских птиц.

Прежде главным средством передвижения здесь были лодки, но теперь их,

конечно, потеснили более современные и быстроходные виды транспорта. Правда,

паровые катера всё ещё перевозят пассажиров по определённым маршрутам, но вид

у них обреченный, словно они знают, что существовать им осталось не так долго.

Шведы с большим уважением относятся к своему прошлому.

Дротнинхольмский дворец, в прошлом летняя резиденция шведских королей,

превращён в музей. В одном из его флигелей сохранился маленький театрик — ложи

с лепными позолоченными украшениями, занавес с трогательной картинкой — всё,

как сотни лет назад.

Старый город ("гамла стан") украшает величественный королевский дворец,

весьма интересный архитектурный памятник. Возле дворца — воздвигнутая ещё в

середине прошлого века церковь, в которой проходили коронации. Старый город

изменился мало, и в его узкие средневековые улочки не всегда может пробиться

солнечный луч. После них широкие улицы с необычным для нас левосторонним

движением транспорта кажутся ещё более просторными.

В Стокгольме много памятников: короли и известные полководцы гордо

восседают на конях или повелительно сдерживают их на узде.

В предместье Стокгольма похоронена Софья Васильевна Ковалевская —

известный русский математик и педагог. Она преподавала в здешнем университете,

была приват-доцентом, затем профессором. За научные труды была удостоена

премии Шведской академии наук.

Недалеко от площади Густава Адольфа находится Королевская опера. С нею

связана карьера одного из выдающихся теноров мира — Юсси Бьёрлинга. За оперой

— роскошный парк, который раньше являлся частным садом короля.

Характерный силуэт городу придаёт стокгольмская ратуша с тремя золотыми

коронами на башне — одно из самых красивых строений столицы. Построенная

сравнительно недавно по проекту архитектора Эстберга, она выдержана в типичных

чертах сооружений XV века. Окованные медью двери ведут из вестибюля в

парадный "Золотой зал", выложенный от пола до потолка позолоченной мозаикой.

Мозаика, составленная из двух миллионов камешков, аллегорически изображает

известных людей страны.

С башни ратуши открывается чудесный вид.

Погода помешала нам отдать должное красоте шведской столицы. Мы

приехали в первый месяц осени, когда в стокгольмских лесопарках наступила пора

листопада.

В тот год в Стокгольме уже состоялся ряд больших международных

спортивных встреч — чемпионат мира по футболу, соревнования по лёгкой

атлетике. Этими видами спорта, а также хоккеем с шайбой и мячом, коньками,

плаванием, борьбой, теннисом, парусным и велосипедным спортом в Швеции

увлекаются больше всего. Страна, безусловно, чрезвычайно спортивная — об этом

свидетельствует второе место после США на Берлинской Олимпиаде, успехи

шведских стайеров и футболистов.

А как обстоит дело с тяжёлой атлетикой?

В 1946 году Арвид Андерсон впервые в истории шведского

тяжелоатлетического спорта завоевал на мировом чемпионате золотую медаль.

Соотечественники не поддержали его успеха, и теперь штангисты Швеции не очень

рассчитывали на призовые места. И всё-таки они согласились провести чемпионат у

себя.

Обычно зрители, не надеющиеся на успех своих спортсменов, не проявляют

интереса к соревнованиям. В Стокгольме это правило было нарушено. "Тяжёлая

атлетика стала интереснейшим видом спорта", — писали газеты.

Кто кого? Как всегда, этот традиционный вопрос расшифровывался так:

русские или американцы?

Соревнования должны были проходить в уже знакомом нам зале

"Эриксдальсхалле". Счастливое место: пять лет назад Воробьёв впервые завоевал

здесь звание чемпиона мира. Теперь из прежнего состава команды остались только

он и Ломакин. За это время Аркадий стал аспирантом медицинского института.

"Человек без возраста", — говорили о Воробьёве журналисты.

Накануне соревнований гофмановский журнал опубликовал любопытный

снимок: Чарльз Винчи испуганно смотрит своими большими чёрными глазами

прямо в объектив. В левой руке у него золотая медаль, в правой — Библия: мол, с

таким могучим оружием американец победит и в Стокгольме.

Стогов нервничал. В предшествовавшие соревнованию дни Винчи ходил за

ним, как тень, хвастаясь своими фантастическими результатами. Однажды они

играли в шахматы, и когда Владимир проиграл, американец громко сказал: так

будет и на помосте. Володя побледнел и быстро вышел из комнаты.

Но победил Стогов. Победил с суммой 342,5 кг, в третий раз став чемпионом

мира. Ему, правда, не сразу удалось настроиться на наивысшие результаты. Он

выполнял движения так, будто всё время спасал своё положение: и 107,5 кг, взятые в

жиме после двух неудач, и рывок 105 кг, засчитанный в третьем подходе... Он

толкнул 125 кг, 130 кг, попросил 135 кг, но этот вес оказался ему уже не под силу.

Самым спокойным был Бёргер. Американец охотно фотографировался, шутил,

смеялся, словно не ему сейчас следовало выходить на помост. Мы помнили его

выступления в США, где он набрал 365 кг. Уже тогда Бёргер не скрывал, что

нацелился на 372,5 кг. И вот теперь в Стокгольме он преодолел эту сумму, сделав,

казалось бы, невозможное для атлетов своей категории. Ему аплодировали все, ибо

всем импонировала его выдержка, тактичность, доброжелательность — таким он

был по натуре.

Наш Минаев отстал от Бёргера на 10 кг. Он сделал всё, что мог. Мы знали, что

в толчке ему не удастся обогнать американца. Только очень значительный вес мог

выручить его. Но зафиксировать 142,5 кг ему не удалось.

Отправляясь на соревнования атлетов лёгкого веса, мы были спокойны.

Единственным человеком, который мог стать победителем, был Виктор Бушуев. Он

имел только одного соперника — собственный результат, показанный им в

Америке: 392,5 кг. Это число нужно было увеличить. Она так и не вошла в таблицу

мировых рекордов — тогда в соревнованиях участвовали только две команды, а для

зачёта необходимы три. Теперь Виктору предоставлялась возможность узаконить

своё достижение.

Оставив на солидном расстоянии почти всех участников соревнования, он

поднял в жиме 125 кг, в рывке — 117,5 кг и в толчке — 147,5 кг. Был установлен

новый мировой рекорд в сумме — 390 кг!

Коно-Богдановский... Сколько ещё раз эти две фамилии будут стоять рядом?

Шесть лет продолжается триумфальное шествие гавайца. Дуганов, Степанов,

Лопатин, Ломакин — вот далеко не полный перечень побеждённых им атлетов.

Должно же наступить время, когда он исчерпает себя? В Америке именно Фёдор

Богдановский впервые лишил Коно короны сильнейшего. А что будет сейчас? Ведь

наш атлет известен как "большой неудачник".

Зал загудел, когда сообщили, что Коно и Богдановский начинают жим со 130

кг. Оба взяли этот вес.

На штангу поставили 135 кг. Зал загремел от аплодисментов. Фёдор не мог

сдержать счастливой улыбки. Но что произошло? На табло зажглись две красные

лампочки. Судьи итальянец Масано и филиппинец Доротео решили: "Богдановский

отклонил туловище, вес засчитать нельзя ".

Мы обратились в апелляционное жюри. Зрители тоже выражали возмущение

— криками, свистом. Спор закончился не в пользу Богдановского. Он ещё раз

выжал 135 кг, и на сей раз действительно плохо. Коно справился с этим весом, но

большего достичь не смог.

В рывке американец покорил 130 кг. Фёдору этот вес взять не удалось. Коно

попросил добавить 3,5 кг и побил мировой рекорд Юрия Дуганова.

Итак, Коно оказался впереди на 7,5 кг. Его было почти невозможно догнать.

Богдановский толкнул 155 кг, потом и 165 кг. Коно было тяжело справиться со

160 кг. Чрезвычайные усилия понадобились ему, чтобы поднять на грудь 165 кг, а

вот толкнуть их он не смог. Однако помогла огромная воля: в третьем подходе он всё

же одолел этот вес.

Коно показал 430 кг и стал победителем. Такую же сумму в Америке поднял

Богдановский. Но теперь это никого не касалось — ведь тогда результат советского

атлета не был занесён в таблицу мировых рекордов.

Уже потом, после победы, мы все поняли, что Трофим Ломакин болен. Грипп.

Тренироваться пришлось в душном зале, где гуляли сквозняки, а с атлета

ручьями лил пот. Но он тренировался, ибо его соперниками были Джордж и

Палинский... Джордж ходил по залу, закутавшись в одеяло. Держал он себя более

солидно — не суетился, не бегал, как раньше. Был уравновешенным, серьёзным. В

жиме Ломакин показал лучший результат — 140 кг. Зато в рывке Джордж поднял

135 кг. Ломакину не покорились даже 132,5 кг: поднимая вес, он упал.

Всё должен был решить толчок. Оба толкнули по 170 кг. Последний подход

Трофим сделал к 172,5 кг. В сумме это давало 440 кг.

Джордж попросил установить 175 кг. Его расчёт был прост: если он возьмёт

этот вес, то догонит Ломакина и победит — американец был легче нашего атлета на

1 кг.

Наступила глубокая тишина. Выражение лиц зрителей было таким, будто они

сами поднимали штангу. Отлично выполнив разножку, Джордж взял штангу на

грудь. Гофман отвернулся. Нет, толчок от груди не получился: слишком отведены

были назад плечи. Джордж потерял сознание и упал.

В шестой раз чемпионом мира в своей категории стал наш бессменный, но уже

поседевший капитан, "атлет без возраста" Аркадий Воробьёв.

После рывка он почувствовал вялость, упадок сил. Его лицо стало бледным.

Неужели он не сбережет себя для толчка? Я предложил ему выйти во двор, посидеть

в посольской машине.

Моросил дождь. У машины два мальчугана поджидали кого-нибудь из наших,

чтобы заполучить автограф. Аркадий с равнодушным видом расписался на какой-то

бумажке и, не обращая внимания на одобряющие слова шофёра, задумчиво

проговорил:

— Тяжело стало. К концу соревнований выдыхаюсь. Не хватает пороха. Ещё

бы раз победить, а потом уже хватит...

Через час на этой же машине мы ехали домой. Воробьёв вёз золотую медаль. Он

показал 465 кг — на 15 кг больше "Тарзана" (газеты писали, что Шеппард в детстве

играл мальчика в фильме "Тарзан"; когда его спрашивали об этом, он загадочно

посмеивался, и никто не мог понять, правда это или нет).

Наступил самый главный день на чемпионате: соревнования атлетов тяжёлой

категории. Было слышно, как скрипит лестница, прогибаясь под ногами 12 атлетов

"главного калибра", поднимавшихся на эстраду.

С суммой 485 кг победил Медведев. Он закончил соревнования, сильно

повредив ногу. Не успели смолкнуть аплодисменты, как по залу прошёл гул

оживления: на помост опять вышел американец Дейв Ашман.

На табло появилось число 202,5 кг. Да, 202,5 кг! И Ашман в тот вечер совершил

полчуда, взяв на грудь этот огромный вес. Но... только на грудь.

Из Стокгольма мы увезли на одну медаль меньше, чем из Тегерана. Да и

мировых рекордов у нас было меньше. Американцы на этот раз имели в составе

шесть блестяще подготовленных асов, борьба с которыми требовала

исключительной осторожности и детально продуманной тактики.

Этот чемпионат мира памятен мне ещё и рекордным количеством поданных

протестов — их было двадцать. Трудно представить себе такое положение.

Дело в том, что на этот раз многие из судей совершенно не отвечали тем

высоким требованиям, которые ставятся перед арбитрами таких серьёзных

соревнований; их пригласили судить за какие-то другие заслуги.

К счастью, советская команда меньше других понесла потерь от этого

судейства. А вот американцам в жиме не было засчитано пять подходов. Нули за

нулями обрушивались на команды Польши и Болгарии.

В целом чемпионат показал, что на мировой тяжелоатлетической арене

происходит процесс роста технического мастерства спортсменов, в результате чего

всё меньшей становится разница в общем уровне. При таких условиях решающее

значение приобретала волевая, психологическая подготовка. Молодой Шеппард

вплотную приблизился к Воробьёву, Винчи буквально наступал на пятки Стогову,

Джим Джордж угрожал многолетнему титулу Ломакина.

Терпак говорил мне:

— У нас всё было бы в порядке, если Винчи выдержал бы напряжение в борьбе

со Стоговым. Вот посмотрите на Шеппарда — он становится неузнаваем при виде

Воробьёва.

Подобные невидимые постороннему глазу факторы сказывались на

результатах напряжённой борьбы. Когда судейская коллегия незаслуженно лишила

Богдановского результата хорошего жима во втором подходе, он не зафиксировал

тот же вес в третьем подходе. Между тем мы знали, что этот вес для него не является

пределом.

Наступило время, когда рекорд становится в буквальном смысле слова

творческим трудом. А творчество, открытие всё бОльших возможностей

человеческого организма, поиски новой методики, принципиально новых решений в

тренировочном процессе, требуют высокоразвитого интеллекта.

Несмотря на то что стокгольмский чемпионат был не самым урожайным по

количеству рекордов, стало ясно, что во многих странах развернулась основательная

подготовка тяжелоатлетов, которые должны были заявить о себе на предстоящих

Олимпийских играх.

Поляки Зелинский и Палинский, французы Вингент и Патерни, американец

Ашман, японец Онума... От каждого из них можно было ожидать в ближайшем

будущем больших сюрпризов.

Несмотря на серию неудач, постигших в те годы американцев, Гофман был

настроен оптимистично и надеялся на то, что в скором времени его команда возьмёт

реванш.

Все теперь понимали необходимость глубокого изучения важнейшей сферы —

психики спортсмена. На первый план выступали волевые качества. К тому времени

накопилось достаточное количество фактов, которые давали возможность перейти к

конкретным экспериментам.

Во всяком случае уже тогда мы говорили, что за три-четыре года подготовки в

легчайшем весе можно будет показать 360 кг, в полулёгком — 385 кг, к 400 кг

приблизится лёгкий вес, к 450 кг — полусредний, к 470 кг — средний, до 490 кг

дойдёт полутяжёлая категория, а тяжёлая — до 540 кг.

Глава 17

Русалка меняет меч на штангу

Чемпионат мира 1959 года состоялся в Варшаве. Впервые мне посчастливилось

посетить Польшу шесть лет назад вместе с командой, которая состояла

преимущественно из молодых атлетов профсоюзных спортивных обществ. Мы

приехали на месячник польско-советской дружбы, и выступления наших

штангистов носили, скорее, показательный, нежели спортивный характер. Тогда

польская тяжёлая атлетика делала ещё только свои первые неуверенные шаги, и о

серьёзной конкуренции со стороны гостеприимных хозяев, конечно, не могло быть и

речи.

Помню, наши ребята старались во всём помогать польским атлетам, охотно

делились опытом, давали советы. В Варшаве в зале Академии физического

воспитания мы провели первые совместные тренировки с польскими

тяжелоатлетами.

Варшава залечивала раны, нанесённые войной. Ещё почти на каждой улице

оставались разрушенные дома, и возле них кипела работа. Только главная

магистраль столицы — Маршалковская — была полностью восстановлена.

Особенно тщательно и любовно поляки обновляли исторические памятники,

разрушенные в период фашистской оккупации.

Мы побывали тогда в Кракове, Новой Гуте, Лодзи, Жешуве, Катовицах и

всюду видели стремление как можно скорее ликвидировать последствия войны, не

оставить о ней даже воспоминания. И только в одном месте всё оставалось так, как в

страшные годы гитлеровского господства, — в Освенциме: колючая проволока,

глумливая надпись над воротами "Работа делает свободным", печи крематория...

Печальным было посещение, и нельзя найти слов, которые передали бы жгучую

ненависть к фашизму, охватившую каждого из нас.

С тех пор Варшава преобразилась — мы отметили это уже по дороге к

гостинице. Нашу команду встречал старый знакомый, доктор Фирсович.

— В Москве дождь, — сказал я ему, — а у вас солнечно, тепло.

— Мы не замечаем этого, сейчас мы словно в лихорадке, — отвечал он.

И в самом деле — хозяевам было отчего волноваться. Ведь

тяжелоатлетический спорт — едва ли не самый молодой в Польше. И хотелось у себя

дома выступить удачно.

Польские афиши, как мне кажется, одни из самых интересных в мире. На этот

раз добрая половина их была посвящена чемпионату. Сирена — эмблема города —

держала в руках вместо меча штангу. Пресса была полна сообщений о предстоящих

соревнованиях богатырей, причём всё это было сделано весело, остроумно, со

вкусом. Шаржи, карикатуры были выполнены блестяще.

Наша команда пополнилась четырьмя новыми именами: А.Фараджан,

Р.Плюкфельдер, Ю.Власов и В.Двигун. К новичкам все проявляли особый интерес.

Американцев было всего шестеро. Винчи отказался от поездки; жена вот-вот

должна была родить ребёнка. Не приехал и Шеппард. Репортёры держали на

прицеле Брэдфорда. Перед тем как оторвать штангу от помоста, он громко

произносил: "Йоу-эй!" — что-то вроде нашего русского "Эх, ухнем!".

О Юрии Власове знали уже все, и, где бы он ни появлялся, его моментально

окружало плотное кольцо почитателей.

Здесь мы впервые увидели негра из Англии Луиса Мартина; будучи

культуристом, он отличался красивой, могучей, словно высеченной из коричневого

мрамора фигурой.

Боб Гофман был не очень оптимистичен:

— В семнадцатый раз везу свою команду через океан. Что будет? На сей раз они

плохи. — И, помолчав, добавил: — Коно, конечно, это не касается.

Начало для нашей команды оказалось хорошим: Владимир Стогов завоевал

золотые медали чемпиона мира и Европы. Но сумма 332,5 кг была для него средним

результатом. Ближайший конкурент Мариан Янковский показал 320 кг, а венгр

Фёльди — 295 кг.

Второй день соревнований был "польским". Евгений Минаев из-за травмы в

соревнованиях не участвовал. Бёргер пребывал в прекрасной форме, как всегда

обаятельный, весёлый, уверенный в себе, — казалось, теперь у него вообще не

осталось конкурентов.

И вдруг в спор с американцами дерзко вмешался поручик Войска Польского

Мариан Зелинский. Он поломал все планы американцев. По сумме, набранной в

двух упражнениях, поляк догнал Бёргера.

Окончательный результат борьбы зависел от тактического умения

спортсменов, от их волевых качеств.

Итальянец Маннирони поднял 132,5 кг. После того как Бёргер толкнул 140 кг,

а Зелинский 142,5 кг, итальянский атлет выбыл из игры. Не выдержали нервы и у

Бёргера. Польский атлет получил перевес в 2,5 кг. Удастся ли американцу поднять

145 кг?

Бёргер подошёл к штанге, потом в раздумье повернулся к ящику с магнезией и

долго натирал руки.

Подсед. С огромным усилием Бёргер поднялся, ноги его дрожали. Даже

человеку, не искушённому в тяжелоатлетическом спорте, было ясно, что в таком

состоянии едва ли можно поднять штангу. При толчке от груди Бёргер сделал

слишком глубокие "ножницы" и, потеряв равновесие, упал на спину.

Мариан Зелинский победил. Его жена заплакала от счастья:

— Наконец-то! Он приложил столько усилий!

Зал гремел рукоплесканиями, восторженными выкриками. Ещё бы! Только

что родился первый в истории польской тяжёлой атлетики чемпион мира. Пять

тысяч зрителей скандировали: "Сто лят!", "Сто лят!".

Польская пресса широко и взволнованно откликнулась на успех земляка.

Обозреватели отмечали, что тесные контакты с советскими штангистами во многом

помогли польской тяжёлой атлетике.

В 1954 году Дмитрий Иванов впервые завоевал победу в лёгком весе. Эстафета

чемпиона была передана Николаю Костылеву, потом Игорю Рыбаку и, наконец,

Виктору Бушуеву, который в Нью-Йорке показал 392,5 кг — сумму, к которой никто

больше не мог приблизиться.

На сей раз единоборство в этой категории произошло между двумя

соотечественниками — Бушуевым и Фараджаном — чемпионом Спартакиады

народов СССР. Победил опытный Бушуев — 385 кг.

На тренировках Коно выглядел очень усталым... Было похоже, что он наконец

уступит место первого отлично подготовленному Фёдору Богдановскому.

— Я очень высокого мнения о Богдановском и вижу, что он лучше

подготовлен, — сказал мне Терпак. — Но запомните: победит Коно. Вы ведь знаете:

его воля делает чудеса.

В день соревнований я спросил у Коно, думает ли он победить Богдановского.

Это не было бестактностью: ведь мы давние знакомые.

— Такие мысли выводят меня из равновесия, — ответил Коно. — Я себя

убеждаю, что должен показать хороший результат. Если удастся превзойти свой

мировой рекорд в троеборье, я буду счастлив, даже проиграв.

Коно показал в жиме 132,5 кг. Слово за Фёдором. Успех американца сковывал

его, и, хотя вся борьба была ещё впереди, Фёдор заметно растерялся. Только этим

можно объяснить, что, выжимая на тренировках 142,5 кг, он не осилил в Варшаве и

135 кг. Теперь всё зависело от того, сумеет ли Богдановский взять себя в руки, как

Коно.

Он не сумел. Коно поднял 425 кг, Фёдор — на 7,5 кг меньше.

"Железный гаваец" стал чемпионом мира в восьмой раз. Этого, кроме него,

сумел добиться только один атлет — Джон Дэвис.

Плюкфельдер поразил всех: дебютант мировых соревнований внешне не

проявил ни малейшего волнения. Ему уже настало время выступать, а он спокойно

беседовал с товарищами, тщательно устанавливал штангу и, к всеобщему

удивлению, вдруг принялся заколачивать гвозди, выступившие на помосте.

— Нет, я не видел ещё такого человека. Вероятно, он без нервов, — удивлялся

Бруно Нюберг.

Шахтёр из кузбасского города Киселёвск в жиме намного обошёл ближайших

конкурентов, зафиксировав 145 кг. На табло загорелись только белые лампочки.

Для рывка на штангу поставили 132,5 кг. Что-то снова отвлекло внимание

Плюкфельдера. Оказывается, броски штанги в нескольких местах повредили настил

на помосте. Рудольф по-хозяйски устранил шероховатости, а затем, подойдя к

штанге, изящным движением поднял её. Так же безукоризненно зафиксировал он и

137,5 кг. На штангу надели ещё 2,5 кг. Это было на 500 г больше мирового рекорда.

Бурными аплодисментами зрители приветствовали спортсмена, который надёжно

держал над головой рекордный вес.

В толчке борьба шла лишь за второе место. Плюкфельдер сделал заявку на

172,5 кг. Красиво толкнув штангу, Палинский лишил Джима Джорджа последней

надежды на серебряную медаль.

Теперь Джим Джордж был вынужден толкать 175 кг, но это оказалось ему не

под силу.

Плюкфельдер установил новый рекорд мира в троеборье — 457,5 кг.

Палинский в четвёртой попытке в блестящем стиле установил рекорд в толчке —

178,5 кг. Третьим стал чех Пшеничка, волевой и решительный атлет. На пределе

своих сил он толкнул 157,5 кг. 4

Мы не думали, что Аркадий Воробьёв проиграет. Совсем ещё юный,

неопытный Луис Мартин не мечтал о победе. Этого не могли предвидеть даже

опытные специалисты.

Всех соперников Воробьёва — Шеппарда, Эмрича, Дебюфа — в последних с

ним поединках гипнотизировала волевая хватка выдающегося советского

штангиста. Однако чемпионом стал Мартин с суммой 445 кг. Воробьёв показал

такой же результат, но он был на один килограмм тяжелее молодого негра из

Великобритании. Если дебютант мирового чемпионата мог быть доволен, то для

Воробьёва этот вес означал поражение: его лучший результат равнялся 470 кг. Что

же произошло с нашим чемпионом?

Он победил всех соперников на соревнованиях по программе II Спартакиады

народов СССР. Но золотая медаль была завоевана высокой ценой — неимоверными

волевыми усилиями и травмой ноги. Сказались частые выступления на

соревнованиях, переутомление.

Когда началась подготовка к варшавскому чемпионату мира, Воробьёв

находился ещё в больнице. Кое-кто из тренеров выразил мнение, что лучшие

времена нашего атлета уже прошли, что следует ориентироваться на кого-то более

молодого. Вероятно, слухи об этом дошли до Воробьёва. Не закончив лечения, он

подался на Чёрное море и там, превозмогая боль от травмы, начал тренироваться

самостоятельно. В Москву, где готовилась команда, он приехал недели за три до

выезда на чемпионат и неожиданно пришёл на тренировки. Его показатели были не

хуже, чем показатели другого полутяжеловеса В.Двигуна, и тренерский совет отдал

предпочтение опытному, проверенному бойцу.

Как и все другие тренеры, я знал, что на этот раз Воробьёв не очень хорошо

подготовлен.

Ещё дома, когда, докладывая участникам сборной о её составе, я назвал имя

Воробьёва, все промолчали. Один только Медведев спросил:

— Не думали ли вы о другом варианте?

Воробьёв проиграл.

Я как тренер готовился к неприятным объяснениям в Москве. Меня мучила

неуверенность. Я оправдывался перед собой тем, что поздно принял команду. Что

поделаешь — будет ещё бурное заседание Федерации, ещё появится статья "Пусть не

вспыхивают красные семафоры", ещё бесчисленное множество раз будут

спрашивать "почему?"...

В таких крупных соревнованиях Юрий Власов принимал участие впервые.

Незадолго до этого он установил рекорд в толчке — 197,5 кг, побив один из

феноменальнейших рекордов Андерсона. Опасаться за него не было оснований. Но

это был его дебют.

В Варшаве Юрия ждали. Боб Гофман сразу же спросил о нём:

— Хочу увидеть парня, который лишил моего Пауля рекорда.

Во время тренировок Власова он молчал, потом сказал:

— Шеманский, Дэвис, Андерсон были великими атлетами. Но Власов —

лучший из тех, кого я видел.

Власов весил 115 кг. Это пустячный вес по сравнению с другими атлетами

тяжёлой категории. Любители сенсаций интересовались его аппетитом, но им

пришлось довольствоваться самыми скромными сведениями: он ел как обычный

сильный мужчина.

На вопрос Власова о Джиме Брэдфорде тренер американцев Терпак ответил:

— Наш лидер наконец взялся за тренировки и сможет в сумме показать

полтонны.

Действительно, Брэдфорд работал в полную силу. Он выжал 167,5 кг. "О'кэй",

— слышалось вокруг. "О'кэй", — произнёс и сам Джим. Он был доволен собой.

Гофман тоже был доволен главным козырем своей команды. Терпак угощал всех

жевательной резинкой. Усиленно работая челюстями, все обсуждают шансы

Брэдфорда.

Да, результаты тренировок американца давали основания для серьёзного

разговора с Власовым.

Юрий нервничал. Начало было не совсем удачным. В жиме он зафиксировал

всего 160 кг. Следующий подход — 167,5 кг. Наш атлет допустил грубую ошибку.

Плохо. Совсем плохо для начала, тем более на первых в жизни крупных

соревнованиях.

А в это время Брэдфорд зафиксировал 170 кг и сразу же вырвался вперёд на 10

кг. Это был только жим. Что же будет дальше?

Гофман радовался. Товарищи Брэдфорда — тоже. Ему дали серые таблетки

протеина, в мощное тело втёрли разогревающую жидкость, бережно, словно ребёнка,

укутали в тёплые одеяла.

Рывок 145 кг дался Брэдфорду нелегко. Он скрежетал своими ослепительно

белыми зубами, а глаза лихорадочно горели перед каждым выходом.

Власов действовал осторожно, без риска. Он последовательно зафиксировал

140 и 145 кг. А перед третьим подходом случилось что-то совсем неожиданное: уходя

с помоста, Юрий зацепился за выступ и оторвал подошву ботинка. Судейские

правила неумолимы: три минуты, только три минуты между подходами.

Кое-как приладив подошву, Юрий подошёл к штанге. 147,5 кг он зафиксировал

блестяще и попросил разрешения на четвёртую, незасчитываемую попытку для

установления мирового рекорда.

Штанга весом 153 кг взлетела в воздух и замерла в сильных руках. Но дело

было не только в килограммах. На наших глазах родился рекорд. И сразу пришла

уверенность. Сейчас Власов был способен сделать всё, выложить все силы, лишь бы

догнать Брэдфорда. Джим почувствовал, что советский атлет пошёл в наступление.

Американец в толчке не смог поднять больше 177,5 кг и закончил борьбу с суммой

492,5 кг.

Издавна среди атлетов ходит такое изречение: "Кто силён в толчке, тот силён в

троеборье". Уже после первого подхода в толчке Власов догнал Брэдфорда по сумме

трёх движений и выиграл звание чемпиона: он был легче американца. Но советский

атлет имел право ещё дважды подойти к штанге. Легко и грациозно, если так можно

говорить о человеке, поднимающем 192,5 кг металла, Юрий зафиксировал этот вес.

Есть 500 кг!

Шесть лет напряжённых занятий принесли ему две золотые медали, славу и

звание сильнейшего человека планеты. Тогда его способности ещё далеко не

раскрылись. Он был немного угловатый, совсем не похожий на того Юрия Власова,

каким он стал вскоре.

Он ещё не догнал Пауля Андерсона, но приблизился к нему и добился высокого

коэффициента полезного действия — очень высокого результата по отношению к

своему собственному весу.

Будущее подгоняло его.

Советские атлеты в очередной раз проявили себя подлинными золотых дел

мастерами, завоевав 10 золотых медалей — четыре мировых и шесть европейских.

Восьмой раз наши атлеты возвращались домой победителями. Это никого не

удивило, нашу победу встретили как закономерность. А то, что молодая польская

команда заняла второе место, оттеснив американцев и обогнав их на 7 очков, стало

едва ли не самой большой сенсацией соревнований.

Глава 18

Римский триумф

В 1960 году советским тяжелоатлетам довелось дважды побывать в Италии: в

мае в Милане состоялось первенство Европы, а осенью в Риме — Олимпийские

игры.

Наши волнения начались ещё в самолёте. Юрий Власов, как выяснилось,

очень плохо переносил воздушные путешествия. Когда мы пролетали над Альпами,

ему стало совсем плохо. Под крыльями самолёта раскинулся сказочный пейзаж:

освещённые солнечными лучами снеговые вершины, голубые горные озёра, зелёные

берега, величественная красота гор. Юрий сидел, закрыв глаза, со страдальческим

выражением лица, а стюардесса старалась спасти его с помощью таблеток. Но от них

было не очень много пользы.

Наконец один французский спортсмен попробовал привести атлета в чувство

довольно-таки необычным способом — он начал сильно массировать Юрию

затылок. Откровенно говоря, мы наблюдали эту процедуру с некоторым

беспокойством — слишком уж решительно действовал француз. Но вскоре Власов

почувствовал себя значительно лучше.

В Цюрихе шёл дождь, и пассажирам подвезли к самолёту большие зонтики. В

аэропорту было очень много туристов. Одни из них, загорелые, разъезжались по

домам, а другие — наоборот, стремились скорее добраться до озёр и домиков,

прислонившихся к скалам. Как всегда в аэропортах, пассажиры толпились у

киосков с сувенирами. Возле буфета какой-то господин заталкивал в пасть бульдогу

бутерброд. Все наблюдали эту сценку с улыбками — хозяин и пёс были очень похожи

друг на друга...

Мы снова летели в самолёте и должны были приземлиться уже на итальянской

земле в миланском аэропорту.

До города километров пятьдесят малоинтересного пути. В географическом

отношении Милан расположен очень выгодно — между Ломбардской низменностью,

Альпами и рекой По. В течение длительного времени здесь были сосредоточены

крупнейшие банки страны, фабрики, заводы. И если Рим называют вечным или

священным городом, Болонью — мудрым, Неаполь — прекрасным, то у Милана

другой эпитет — трудолюбивый ("лаборноза").

Мы жили в гостинице близ монументального Центрального вокзала, на

Пьяццо Лоретто.

Город просыпался на рассвете и замирал с наступлением сумерек. Поражало

транспортное разнообразие — рядом с последними марками роскошных машин и

мотороллеров можно было увидеть и самую что ни на есть обыкновенную лошадь.

И, конечно, велосипеды. На них в Милане перевозят овощи, губку и... детей.

Маленьким миланцам, кажется, очень нравится путешествовать на велосипедах.

Совсем неожиданными для нас были большие стоянки для старинных

экипажей — такие мы видели разве только в кино. Солидных размеров гранёные

фонари, эффектная упряжь, соответствующие костюмы и цилиндры на кучерах —

всё это невозможно рассматривать без улыбки. Что же касается цены за прогулку в

таком экипаже, то здесь уже не до смеха.

На улицах много маленьких кафе — в этом отношении Милан напоминает

Париж.

Каждый, кто приезжает в Милан, спешит в первую очередь в прославленный

собор — непревзойдённое и сложнейшее сооружение готической архитектуры. Собор

действительно поражает. Огромный по своим размерам, он, однако, издали совсем не

кажется громоздким. Даже, наоборот, выглядит каким-то невесомым: благодаря

многочисленным устремлённым в небо готическим шпилям, куполам, аркам,

благодаря выразительным скульптурам (их более двух тысяч), ажурному кружеву из

мрамора. Особенно усиливается это впечатление, когда стоит прекрасный

солнечный день.

Совсем по-другому чувствуешь себя в храме — там темно и прохладно.

Огромные готические столбы и бесчисленное множество украшений как бы тонут в

полутьме. Только цветные витражи пропускают немного света. В такой обстановке

верующим, пришедшим сюда помолиться, легко остаться наедине со своими

заботами, надеждами или горем.

А возле собора, как всегда, много туристов, предлагают свои услуги

фотографы, продавцы сувениров. И совсем рядом, в галерее, прилегающей к

площади, кипит энергичная деловая жизнь.

Милан справедливо считают оперной столицей мира — ведь здесь находится

знаменитый театр Ла Скала. Именно в нём впервые были поставлены многие оперы

Верди, здесь выступали лучшие певцы мира. И среди них — одна из крупнейших

певиц первой четверти XIX века наша землячка Соломия Крушельницкая.

Выдающаяся актриса, кроме чарующего голоса, наделена была приятной

внешностью, имела прекрасные сценические данные, обладала незаурядным

актёрским мастерством. Рецензенты ставили её в один ряд с прославленными

певцами Энрико Карузо, Титто Руффо, Фёдором Шаляпиным.

Много лет здесь дирижировал Артуро Тосканини, и под его руководством было

поставлено немало шедевров мировой оперной классики.

В 1943 году в здание театра попала бомба. Помещение было разрушено,

погибли ценные декорации, костюмы и театральный реквизит. Но в 1946 году

зрители снова заполнили переоборудованный зал Ла Скала, а за дирижерским

пультом, как и раньше, появился Тосканини.

В наши планы входило посещение театра.

Мы попали в Ла Скала под конец первого акта "Травиаты". Золотисто-белый

зал выглядел в полумраке очень красиво. Оригинально подсвеченные ложи

создавали эффект какой-то таинственной глубины.

В антракте мы поспешили осмотреть музей театра. Здесь хранятся фотографии

Собинова, Шаляпина, Неждановой, балерины Павловой. Нас познакомили со

старым Чезарини — "живой историей театра", как нам его шутя отрекомендовали.

"Я собственными ушами, понимаете, собственными слушал здесь несколько раз

Шаляпина. Вот это был гигант в искусстве! — сообщил он. — Я будто сейчас слышу

его голос. Великолепно!"

На помосте европейских соревнований все сложилось для нас прекрасно. В

легчайшем весе, как мы и надеялись, победил Владимир Стогов. Правда, результат

его — 330 кг — нас не удовлетворил: на Олимпиаде нечего и думать о победе с такой

суммой. Завоевал золотую награду и полулегковес Евгений Минаев. Но ему

пришлось выдержать серьёзную конкуренцию со стороны Себастьяно Маннирони.

Итальянец мог обойти советского атлета, но ему надо было поднять в толчке 145-

килограммовую штангу. Дважды он делал попытку толкнуть этот вес, и когда ему не

удается удержать штангу на выпрямленных руках, по залу пронеслось отчаянное:

"О, Санта-Мария!"

А.Курынов, Р.Плюкфельдер, В.Двигун закончили соревнования в своих

весовых категориях с большим преимуществом, и только легковес М.Яглы-Оглы

уступил первое место поляку М.Зелинскому. За тяжёлый вес мы не боялись, но

именно здесь нас поджидали самые большие эмоциональные испытания.

Главные соперники Власова закончили жим на 140 кг. А Юрий легко поднял

160 кг, потом 170 кг, и не сумел осилить только 175 кг. Все поняли, что советский

атлет недостижим. После двух движений у него было 315 кг. В толчке он заказал 195

кг — столько, сколько надо было, чтобы обновить рекорд СССР в троеборье. С этим

весом он не испытывал никаких затруднений на тренировках. Но первая попытка не

принесла успеха. Зрители, любимцем которых Власов уже успел стать, громко

выражали ему свои симпатии. В конце концов ничего страшного не произошло: ещё

мгновение — и все станет на своё место. Юрий поспешил убедить в этом всех своих

почитателей, и... штанга снова полетела на помост.

Мы все пережили неприятнейшие минуты. Что будет в третьей попытке? Что

если опять неудача, что если поражение будет там, где золотая медаль, казалось,

была уже в кармане? Кое-кто не выдержал и ушёл за сцену, чтобы не смотреть на

последний подход Власова. В зале повисла мёртвая тишина. Ценой неимоверных

усилий Юрий толкнул штангу. Зрители облегчённо вздохнули и зааплодировали...

Нашу команду наградили призом, рассчитанным действительно на самых

сильных людей в мире, — "Геркулесом", который весил килограммов четыреста.

Европейский чемпионат в определённой степени стал генеральной репетицией

перед Олимпиадой. В Милан приехал Боб Гофман. Он внимательно следил за ходом

борьбы на помосте. Он считал, что говорить о тактике будущей борьбы ещё рано, но

американцы были намерены завоевать четыре золотые награды и собирались

сделать для этого всё возможное. И "железная игра" в Риме должна была быть

чрезвычайно острой. А поэтому, шутил Гофман, "укрепляйте сердце, запасайтесь

валидолом".

Я не знаю, по каким праздникам все римские церкви звонят во все колокола.

Но так было в день открытия Олимпийских игр 1960 года. Люди шли бесконечными

потоками, и я невольно ловил себя на мысли, что в жилах современных римлян

течёт солнечная кровь их далёких античных предков — выдающихся мастеров и

ценителей грандиозных массовых зрелищ.

Рим — город яркий, светлый. В нём много солнца, цветов, туристов, в нём

экстравагантные одежды, подсвеченные прожекторами дома, фонтаны, светящиеся

рекламы. И девушки весёлые, приветливые и красивые.

Среди пёстрой толпы сразу бросается в глаза бесчисленное количество чёрных

сутан. Это служители католической церкви. А вот и знаменитый Ватикан. Почти все

олимпийские сооружения возведены почему-то на его землях. Территориально не

совсем удобно для спортсменов и зрителей, но зато выгодно для столицы

католицизма.

Рим — скорее, город вечности, а не "вечный город". Так, на мой взгляд, будет

точнее. Вряд ли стоит рассказывать о том, что уже рассказывали другие — о том,

что чувствуешь, когда стоишь у развалин Форума, Колизея, перед творениями

Рафаэля, Микеланджело...

Величие Древнего Рима стараются сохранить современные инженеры. Они

очень бережно относятся к старине. Поражает гармоничность современной

архитектуры и памятников древности. Новые ультрасовременные сооружения как-

то находят своё место, не вызывая раздражения.

Рим — город-музей. Однако в нём нет тишины музейных залов, античная

история живёт здесь прямо на улицах, в каждом переулке, за каждым углом.

В дни Олимпиады Рим принял более 200 тысяч туристов. Приехало около 1.500

журналистов. Высадился могучий десант баронов, маркизов, авантюристов и

шулеров. Италии была выделена только половина всех билетов на соревнования. А

Риму — 15 процентов.

Особенно много было японцев — хозяев будущей Олимпиады в Токио.

Такой "концентрации" знаменитостей, пожалуй, не было ещё ни на одном

спортивном форуме. Каждый день нас с кем-нибудь знакомили. Мы были

представлены принцу Монако. Нас познакомили с американской актрисой Одри

Хэпбёрн — очаровательной маленькой женщиной. Приехал познакомиться с Юрием

Власовым известный физиолог Петруччио. Одним словом, нас избаловали

знаменитостями.

В олимпийской деревне был свой интернациональный клуб. Там всегда было

весело, но у нас почти не оставалось времени его посещать.

Предельная сосредоточенность, работа и усталость, усталость... Шла тяжёлая

подготовка, мобилизация сил и нервов для нечеловеческих усилий во имя победы.

И победы пошли одна за другой. Имена советских спортсменов — победителей

в различных видах спорта — не сходили со страниц прессы. Антонина Середина,

Виктор Капитонов, Роберт Шавлакадзе, Вера Крепкина, Лариса Латынина, Борис

Шахлин, Виктор Цыбуленко становились друг за другом героями дня. "Это

ангелы!", "Красные дьяволята"! — так восторженно писала о них итальянская

спортивная газета.

Наконец наступил день, когда началась "железная игра".

Так получалось, что до сих пор американцы на Олимпиадах выступали лучше

нас. Они победили и в Хельсинки, и Мельбурне. 5

— Мы рассчитываем на победу и в Риме, — сказал Гофман.

Своё слово должна была сказать новая гвардия силачей — поляки, японцы,

англичанин Луис Мартин, китаец Дань Хао-лянь из Сингапура.

В легчайшем весе выступали 27 представителей различных стран. Но всеобщее

внимание привлекали двое — американец Винчи и японец Мияке. Их результаты на

тренировках были так высоки, что никто не осмеливался отдать предпочтение кому-

либо из них.

Винчи уверенно повторил в жиме свой олимпийский рекорд: 105 кг. В рывке

он с удивительной лёгкостью зафиксировал 107,5 кг. Мияке вырвал 105 кг, но свой

лучший тренировочный вес зафиксировать не смог; две его попытки оказались

неудачными.

Разрыв был слишком велик. Тренер Кацияси был в отчаянии. Он с грустью

смотрел на своего 22-летнего питомца, ещё неопытного, психологически не

подготовленного к таким турнирам, Но Мияке всё же надеялся на толчок.

А Винчи, воодушевлённый уже почти верной победой, толкнул 127,5 кг и

закончил борьбу новым олимпийским рекордом в троеборье — 345 кг.

Мияке начал толчок с большого веса. Лишь во втором подходе ему удалось

подчинить себе штангу весом 137,5 кг, и большего он добиться не смог.

Зрители бурно приветствовали Винчи. Для них он был прежде всего

итальянцем. Винчи был очень тронут овацией публики, но ответить на приветствия

не мог, поскольку не знал итальянского языка.

— Вы хороший атлет и плохой итальянец, — говорили ему.

— Все идёт, как в Мельбурне, — отвечал на мои поздравления тренер Джон

Терпак. — Опять начал Винчи, дальше пойдут Бёргер, Коно... Одним словом, все

будет о'кэй!

Бёргер по старой привычке на тренировках не скрывал своих возможностей.

Каждый его подход к штанге был подвигом. На одной из тренировок он на пари

толкнул 152,5 кг. Его возможности в троеборье специалисты оценивали в 380-385 кг.

В отличной форме был и наш Минаев, но от него нельзя было ожидать больше,

чем 372,5 кг.

Победа американца почти не вызывала сомнения. Положение могло

измениться в нашу пользу только в одном случае: если Бёргер измотается ещё до

соревнований. А с такой возможностью следовало считаться, ибо Бёргер

тренировался слишком активно — он хотел наверстать упущенное время.

Думал ли Минаев о победе? Трудно сказать. Во всяком случае, перед началом

соревнований он был примером собранности и спокойствия. Как это ни

парадоксально, но, может быть, именно феноменальные результаты Бёргера в

какой-то мере успокаивали его: победить Бёргера казалось всё равно невозможным.

Нужно было только стараться как можно ближе подойти к американцу.

Бёргер и Минаев выжали по 117,5 кг. На штангу поставили 120 кг — мировой

рекорд Минаева. И вот тут-то американец споткнулся. Все удивились. А советский

атлет блестяще повторил свой рекорд и стал лидером. Неудача, как было видно,

пока не очень волновала Бёргера. Впереди был его знаменитый толчок. Он спокойно

расхаживал по коридору, курил, перебрасывался шутками, охотно раздавал

автографы.

Но что с ним случилось? Лишь с третьей попытки он зафиксировал в рывке

105 кг. Это был явный провал... Теперь Бёргер растерялся. А пока он приходил в

себя, Минаев уверенно поднял 110 кг. Есть новый олимпийский рекорд! Этот вес

удалось зафиксировать и итальянцу Маннирони. Можно представить, с каким

воодушевлением встретили римляне достижение своего земляка.

Теперь Минаеву нужен был только удачный толчок, чтобы "загнать" Бёргера

на непосильный вес. Он поднял 135 кг, а Бёргер легко установил новый

олимпийский рекорд — 140 кг. Минаев повторил этот результат. Он почувствовал,

что может справиться и со 142,5 кг. Вес был выбран как будто правильно,

соответственно возможностям. В случае удачи этот толчок принёс бы Минаеву

новый всесоюзный рекорд. К тому же Минаев повторил бы рекордную

"бёргеровскую" сумму — 372,5 кг. Но сейчас главное было — "загнать" Бёргера на

неподъёмные веса. Мобилизовав все силы, Минаев блестяще поднял 142,5 кг и

закончил соревнования с суммой 372,5 кг.

Американца могли спасти лишь 152,5 кг. На тренировке, подняв этот вес, он

выиграл у своего тренера 50 долларов. Неразумное, ненужное пари... Разве можно

было за 3-4 дня до соревнований истязать себя таким весом? И как мог позволить

своему питомцу такое легкомыслие старый опытный Джон Терпак? Бёргер совсем

помрачнел. В зале для разминки вдруг появилась Жанна Луис — голливудская

кинозвезда. С обворожительной улыбкой она что-то прошептала атлету и

поцеловала его. Бёргер тоже заулыбался. Он сейчас был похож на человека, которого

посылают на опасное и непосильное дело. И вес 152,5 кг действительно оказался

непосильным для американца. Итак, Минаев первый принёс нашей команде золото.

Свыше десяти часов длились соревнования атлетов лёгкого веса. Их было

много — 35 человек. Около часа приходилось ждать очередного выхода на помост.

Это очень утомляло. И у кого не хватало настоящей выдержки и нервной

выносливости, тот уходил с помоста, прощаясь со своими надеждами, отступая перед

непокорной штангой.

"Сможет ли Виктор Бушуев в четвёртый раз стать чемпионом мира?" —

комментатор телевидения многократно повторял эту фразу.

Один за другим атлеты лёгкого веса покидали поле боя. Вот среди

побежденных уже оказался один из основных соперников Виктора — японец Онума.

Зелинский и Дань Хао-лянь остановились в жиме на 115 кг. Азизу, атлету из Ирана,

удалось продвинуться несколько вперёд: он зафиксировал 117,5 кг.

Наконец, судья вызвали к штанге Бушуева. Спокойно, не торопясь, он выжал

125 кг. Его движения были настолько уверенны и законченны, что стало ясно: вряд

ли кто-нибудь сможет конкурировать с ним в рывке и толчке.

Красивый рывок 122,5 кг доставил всем поистине эстетическое наслаждение.

Недаром за безукоризненную технику движений Бушуева назвали в Риме

"профессором".

Итак, судьба первого места была решена. Виктор принёс нашей команде

четыре новых рекорда: олимпийский, мировой в троеборье (397,5 кг) и олимпийские

в жиме и толчке.

Здесь, на Римской Олимпиаде, мне припомнилось наше прощание в Гонолулу.

Уже ревели моторы, и мы с Коно спешили задать друг другу все вопросы, которых у

нас всегда было много.

— Томми, что же дальше?

— Хочу в третий раз выиграть Олимпийские игры, — ответил Коно. И

шутливо добавил: — Для этого на четыре года отложу женитьбу.

Прошло четыре года, и сегодня, глубокой ночью, римский "Палаццетто делла

спорт" бурлил, как разбушевавшееся море: свершилось то, что, собственно говоря,

когда-то должно было произойти. Все привыкли видеть на высшей ступени

пьедестала почёта прекрасную фигуру Томми Коно. Но на этот раз там стоял другой

молодой богатырь — Александр Курынов, инженер из волжского города Казань.

Восемь лет подряд Коно оставался лидером мировых чемпионатов. Его

называли "железным", когда он побеждал, "загадочным", когда он вдруг появлялся

в новой весовой категории, "гипнотизёром", когда в минуты наивысшей

сосредоточенности он стоял у штанги и, отрешённый от всего окружающего, смотрел

в потолок зала или на стальной гриф.

Его главным оружием были психологическая подготовка, воля к победе,

огромный авторитет. И вот наконец впервые появился человек, для которого

авторитет Коно не был непререкаемым. Он сказал себе: "Главное — КАК бороться,

а не С КЕМ бороться", и постоянно приучал себя к этой мысли.

С американцами мы встретились сразу же после нашего приезда в Рим. По

традиции в первый день все избегали деликатных вопросов о возможностях, форме и

т.п.

Курынов понравился Коно.

— А где же Богдановский? — спросил он меня.

— Остался дома — ведь мы, как всегда, отдаём предпочтение лучшему.

Коно улыбнулся.

— В Варшаве Богдановский сказал мне: "Я очень хочу тебя победить, но если

мне не посчастливится, с тобой справится мой друг Курынов". Гуд! Вери гуд!

Один из итальянских журналистов, присутствовавший при этом разговоре,

спросил Коно:

— Кто же из вас станет победителем?

— Курынов очень силён, — коротко ответил Томми, давая понять, что

интервью закончено.

Итальянец не успокоился на этом и обратился к Терпаку. Тот сказал, что он

весьма высокого мнения о Курынове, но...

— Коно был и остаётся боевым слоном нашей команды, и пока что он

непобедим.

Журналист был удовлетворён.

Тяжелоатлеты и гимнасты должны были выступать в конце Олимпиады, и

потому были ещё предусмотрены контрольные тренировки для всех команд. На

одной из них Курынов уверенно показал в жиме 135 кг, в рывке — 130 кг и в толчке

— 165 кг.

Коно не заставил себя ждать с ответом: на одной из прикидок он показал в

жиме 142,5 кг, в рывке — 130 кг и в толчке — 165 кг. Здорово, ничего не скажешь.

Психологическая борьба началась. Соперники были достойны друг друга. Но

как сложится их борьба? Чьи результаты и мастерство окажутся более

устойчивыми, а нервы более крепкими и надёжными?

Одна итальянская газета сообщила, что она готовит приз для Курынова,

другая, французская, предложила пари на любую сумму с каждым, кто ставит

против Коно.

Начались соревнования. Обычно, когда выступал Коно, Гофман сидел среди

зрителей: он был уверен в своём любимце. Но на этот раз Гофман не отходил от Коно

ни на шаг.

Как и следовало ожидать, Коно начал выступление блестяще. Он удачно

вышел со своим главным козырем — жимом: показал 140 кг и опередил Курынова

на 5 кг. Это ни для кого не было неожиданностью: на такой результат рассчитывали

обе "воюющие" стороны.

В рывке двух главных соперников пригласили к весу 127,5 килограмма.

Курынов мастерски справился со штангой. Коно потерпел неудачу. То же самое

произошло с ним и во втором подходе. Всех охватило волнение — неужели

"железный гаваец" "выйдет из игры"? Но американского атлета всегда отличали

умение собраться для решающего усилия, воля и бойцовские качества — третья

попытка оказалась удачной.

Остался только один участник — советский атлет. Для второго подхода

заказано 132,5 кг — столько, сколько необходимо, чтобы сравняться с Коно. А в

толчке мировой рекорд принадлежал Курынову, и собственный вес у него был

меньшим. Александр хорошо понимал всё это, его охватило возбуждение, он хотел

скорее выйти на помост, ощутить ладонями гриф штанги. "Не торопись", — успел я

сказать ему.

Он сдержался, успокоился и мастерски поднял 132,5 кг. Для последней

попытки мы заказали 135 кг.

Эта попытка едва не стала роковой. Курынов буквально выбежал на сцену,

схватил штангу, поднял её и... выпустил. Снаряд упал ему на плечо, и зрители

испуганно вскрикнули.

Содранное плечо кровоточило, к Александру подбежали врачи, но он

отмахнулся от них, будто ничего не произошло. В ярости борьбы он даже не

почувствовал боли, и только на следующий день травма дала о себе знать: руку

тяжело было поднять.

Прошло уже пять часов после начала соревнований, время было позднее.

Курынов ходил, немного лежал, перебрасывался какими-то фразами с товарищами,

часто полоскал горло. Мы вышли с ним в парк. С деланным спокойствием человека,

совершенно не сомневающегося в успехе Курынова, я старался хоть как-то его

отвлечь. Ломал себе голову, чтобы припомнить какой-нибудь анекдот. Курынов

понимающе посмотрел на меня и сам рассказал, по его словам, подлинную историю о

молодом иностранце, которому даже пожилые итальянцы, мужчины и женщины,

уступали место в автобусах. Удивлённый иностранец поинтересовался причиной

такого внимания и узнал, что все считают его инвалидом: он носил на груди значок

инвалида, выменянный на улице у итальянца.

Приближался финал. Ещё полчаса — и станет ясно, будет ли Коно

единственным среди тяжелоатлетов, кто обладает титулом трёхкратного

олимпийского чемпиона.

Разминка закончилась, а выход на помост почему-то затягивался. Тренеры

Коно медлили с подачей заявки на начальный подход. Это был тактический ход,

Курынов тоже не торопился. Зачем? Начав первым, даёшь сопернику возможность

идти по твоему следу. Кто же всё-таки начнёт?

Наконец Коно не выдержал. Он долго колебался, советовался и первым пошёл

на 160 кг. Вспыхнули три белые лампочки, а через три минуты зрители

аплодировали уже Курынову, который толкнул 162,5 кг. На штангу поставили 165

кг. Под сводами зала прокатился тысячеголосый стон: Коно не смог поднять этот

вес. Команда американцев была в смятении. Все смотрели на Томми. Он не любит

возле себя много советчиков. С ним всегда только Бёргер — его друг. Вот и сейчас он

что-то быстро говорил Коно, кутал его в одеяло, и в его глазах было столько

отчаяния и переживаний за своего старшего товарища, что все невольно

проникались ещё большей симпатией к этому парню.

Коно отказался вторично выходить на штурм 165 кг: он решил сохранить

третий подход для финала своей драматической борьбы.

Курынов заказал 167,5 кг и взял этот вес.

Коно, закутанный в одеяло, закрыв глаза, молча сидел в углу. Возле него стоял

Боб Гофман. Спасти американцев могли только 170 кг. Последняя надежда,

последний подход, последние шансы на победу, последнее усилие.

Коно надел очки, медленно подошёл к штанге, потом почему-то опять ушёл с

помоста. Наступила тишина. Вот Коно снова встал у штанги. Его лицо было

непроницаемо, и только какая-то необычная бледность выдавала волнение. Он

взялся за гриф, сделал невероятное усилие, но... увы!

Не дождавшись, пока затихнет гул разочарования и сочувствия

прославленному Коно, на помост вышел Курынов. В тишине все услышали, как у

судьи упали очки. Курынов имел ещё один подход. Он попросил поставить на

штангу 170 кг. 6

Зал неистовствовал: советский атлет закрепил свою победу над Коно,

установив новый мировой рекорд — 437,5 кг. Это было на 7,5 кг выше рекорда

гавайца, установленного ещё в 1958 году.

Во время варшавского чемпионата мира президент Международной федерации

гиревого спорта Бруно Нюберг сказал:

— Плюкфельдер может лишиться золотой медали на Олимпийских играх лишь

в том случае, если он не будет выступать.

Плюкфельдер был самым надёжным кандидатом на звание чемпиона. Ему

предстояла борьба лишь с собственным рекордом. И вдруг Плюкфельдер заболел.

Кто-то с горечью пошутил, что, мол, Нюберг напророчил.

Теперь чемпионом мог стать либо Иренеуш Палинский, либо рекордсмен мира

Джим Джордж. После первых двух движений лидировал американец, набравший 265

кг. Палинский отстал на 2,5 кг. Однако поляк очень волновался: он ждал "своего"

движения — его толчок был действительно феноменальным.

Джордж с неизменной сигаретой во рту, как всегда, суетился, нервничал. Он

толкнул 165 кг, но 172,5 кг поднять не смог. А пока Палинский неторопливо снимал

халат, натирал ладони магнезией, ассистенты приготовили ему 175 кг. Его

"ножницы" были идеальны — поляк легко толкнул штангу. Но новый чемпион

Олимпиады совершил ещё один спортивный подвиг: он толкнул совсем уже

феноменальный вес — 180 кг. Новый мировой рекорд теперь принадлежал Польше.

Специалисты спорили: кто будет победителем в полутяжёлом весе — наши

Аркадий Воробьёв и Трофим Ломакин, чемпион мира Луис Мартин или же молодой

американец Джон Пулскамп? Первые тренировки в Риме показали: чемпионом

станет один из двух советских спортсменов. В последний раз они встречались очень

давно, на XV Олимпийских играх, выступая в среднем весе. Тогда победил Ломакин.

Потом они "расстались": Воробьёв ушёл в полутяжёлый вес. И вот через восемь лет

(немалый срок в тяжёлой атлетике) они вдвоём поехали в Рим, чтобы здесь в

крупнейших международных соревнованиях вновь скрестить оружие.

Наши ветераны доказали, что у них ещё был порох в пороховницах. Воробьёв

выжал 152,5 кг, установив олимпийский рекорд. Ломакин немедленно ответил

новым достижением — 157,5 кг. Но в рывке Трофим выступил ниже своих

возможностей. Легко поднял 130 кг, а вот 135 кг... Вообще-то, он выполнил

движение, но явно нарушил правила. Воробьёв зафиксировал 142,5 кг. И лишь

незначительная ошибка (было нарушено равновесие в подседе) помешала ему

осилить 145 кг.

Теперь стало ясно: победит Воробьёв.

Ломакин толкнул 170 кг и стал ждать, с чего начнёт Воробьёв. Тот легко и

очень уверенно поднял на 2,5 кг больше. Ломакин пропустил 177,5 кг, которые

безуспешно пытался осилить Воробьёв. Этот вес был просто необходим сейчас

Аркадию: он дал бы ему новую "мировую сумму" — 472,5 кг. Бледный и усталый, он

опять решительно направился к помосту — как всегда собранный, мужественный.

Наш атлет медленно взялся за штангу. Огромное усилие — и покорённая громада

легла на грудь. Теперь подсед, толчок... Но какая-то предательская сила потянула

атлета вправо: пока он старался удержать штангу, его отнесло почти к самому краю

помоста. Стоп! Аркадий нашёл нужное положение, уловил центр тяжести снаряда и

теперь уже совершенно уверенно удержал его над головой. Это была самая большая

победа Воробьёва за весь его очень долгий и славный спортивный путь.

Позже, после победы, имя и фамилию Юрия Власова огромными буквами

напечатали в газетах и журналах. А ведь совсем недавно его вспоминали только в

связи с тем, что в поединок между американцами Шеманским и Брэдфордом

намерен вмешаться советский атлет.

Правда и то, что сами американцы были очень высокого мнения о нём. Гофман

и Терпак не пропускали ни одной тренировки Юрия Власова. Судя по всему, на

тяжёлую весовую категорию они возлагали немалые надежды. Мы помнили

заявление Гофмана о том, что в Риме американцы преподнесут сюрприз в одном из

весов. Кого же он имел в виду: Бёргера, Винчи, Коно? Едва ли это так: ведь в их

победе у него не было сомнения, и он этого не скрывал. Даже на страницах нашего

"Огонька" Гофман написал, что многого ждёт от своих парней... Не исключено, что

сюрприз готовится в тяжёлом весе — на одной из тренировок Брэдфорд поднял в

троеборье 520 кг.

Но, как мне кажется, больше всего американцы надеялись на срыв Юрия

Власова. В Варшаве и в Милане от опытного глаза Гофмана не ускользнуло то, что

Власов перед соревнованиями излишне "горел", и результаты его выступлений

были гораздо хуже тренировочных. Значит, можно было надеяться, что это

повторится и в Риме. Нам стало ясно одно: у Власова — два серьёзных и очень

хорошо подготовленных противника.

У "старика" Шеманского оказался очень неплохой результат в жиме — 170 кг.

Но Брэдфорд и Власов превысили его на 5 кг. А потом на штангу повесили 180 кг.

Первым должен был выступать Брэдфорд. Взявшись за гриф, он на какое-то

мгновение замер, что-то прошептал, потом поднял вес на грудь и чисто, силой одних

лишь могучих рук выжал штангу.

Власов готовился к 180 кг. Он волновался: ему не всегда удаётся найти нужное

расслабление под большим весом.

Так, видимо, было и на сей раз. Он выжал штангу, но как-то тяжело, скованно,

у него отсутствовала та свобода движений, которой все восхищались на

тренировках.

В рывке Брэдфорд и Шеманский добились нового успеха — подняли по 150 кг.

А Юрий? Он блестяще повторил подъём этого веса, а затем зафиксировал 155 кг. И

тем самым вышел вперёд.

Возможно, почитатели американцев ещё надеялись на лучшее, но после жима у

нас не было никакого сомнения, что Власов уверенно идёт к золотой медали.

Начался толчок. В зале больше всех ликовали тренеры и атлеты ОАР. Надежда

Египта — молодой стройный штангист-тяжеловес Ибрагим толкнул 177,5 кг.

Брэдфорд со второй попытки тоже зафиксировал этот вес. Затем, уже совсем

неожиданно для всех, он поднял 182,5 кг и закончил соревнования с суммой 512,5 кг.

Это был новый олимпийский рекорд. Но ему суждено было просуществовать всего

несколько минут.

Юрий легко толкнул 185 кг и набрал сумму 520 кг. В один миг все забыли

тяжёлую и красивую борьбу Брэдфорда, и зал шквалом аплодисментов начал

приветствовать Власова — были побиты андерсоновские официальные 512,5 кг. Но

оставался ещё незыблемым его же неофициальный рекорд — 533 кг.

Шеманский, подняв 180 кг, решил штурмовать 192,5 кг (в случае удачи он

сравнивался по сумме со своим соотечественником и становился владельцем

серебра, поскольку был легче Брэдфорда). Пока Шеманский безуспешно пытался

догнать своего соперника, Власов готовился к следующему подходу. Нужно было

сохранить работоспособность мышц: им предстояла колоссальная нагрузка в 195 кг!

По всем правилам идеальной глубокой "разножки" Юрий взял вес на грудь и

толкнул его на прямые руки. Изумительно — есть сумма 530 кг! Два рекорда! Но по-

прежнему непобитыми оставались 533 кг. Но и это было ещё не всё: лучший толчок

— 201 кг — принадлежал также американскому спортсмену Дэйву Ашману.

Советский богатырь хотел и здесь дать бой. Зрители и спортсмены,

присутствовавшие в "Палаццетто", были поражены, услышав, как спокойно Власов

попросил поставить на штангу 202,5 кг.

И вот он неторопливо подошёл к этой штанге.

— Тише, тише, — попросил судья-информатор.

Это замечание было излишним: зал уже давно затаил дыхание. В мгновенном

усилии был сконцентрирован многолетний опыт, он как бы подытоживал все

достижения талантливых мастеров тяжёлой атлетики.

Штанга прогнулась под тяжестью дисков. Юрий набрал скорость, штанга

двигалась всё быстрее, последовал молниеносный подсед — и штанга привычно

улеглась на груди. Остались подъём из седа, короткий отдых, толчок — и

колоссальный вес впервые в истории тяжёлой атлетики замер у человека над

головой.

...Стены "Палаццетто", вероятно, ещё не скоро услышат такую же овацию.

Зрители ринулись к помосту. Сцену заполнили десятки людей, они подхватили

Юрия Власова на руки и с радостными возгласами долго качали его. Он уронил

очки, и, счастливый, смотрел на всех добрыми близорукими глазами...

Глава 19

На очереди "600"

Ещё в Риме во время переговоров о времени и условиях встречи между

тяжелоатлетами СССР и США Боб Гофман сказал:

"Мне хочется побывать со своими парнями на Украине, увидеть Киев".

Это желание осуществилось: третий матч после выступлений в Москве и

Ленинграде американские атлеты провели в столице Украины.

Я люблю свой город. Но давно уже не ходил по киевским улицам так много,

как в дни пребывания гостей из США. Взяв на себя обязанности гида, я выполнял их

с огромным удовольствием, мне было приятно, что гости выражали искреннее

восхищение Киевом.

Устроившись в гостинице, рекордсмен мира Бёргер сразу же выразил свои

главные пожелания: встретиться со своим соперником Руденко, осмотреть город,

выкупаться в Днепре и, в конце концов, выспаться, так как он очень устал в Москве

и в Ленинграде. Но полностью осуществить свой план Бёргеру не удалось. С Руденко

он встретился, в Днепре вместе со своими товарищами по команде искупался, а вот

по-настоящему отдохнуть не получилось: с утра и до вечера он ходил по городу,

стремясь как можно больше увидеть и сфотографировать.

Не скрывал своего восторга и Гофман. "Здесь так много зелени, цветов, воды и

парков, что чувствуешь себя, как во Флориде или на Гавайях", — говорил он. Ему

нравились наши стадионы, новый Дворец спорта. Он поинтересовался, есть ли среди

киевлян победители Римской Олимпиады.

— Боюсь, ошибиться, — ответил я, — но здесь живут около десяти призёров и

чемпионов.

— Колоссально! Ваша республика — сильная спортивная держава!

Состав американской команды в какой-то степени разочаровал поклонников

тяжёлой атлетики. Гофман привез в СССР неполную и не очень сильную команду:

без Коно, Шеманского, Брэдфорда, Джорджа. "Мне сложно собрать всех их

одновременно и заставить тренироваться. У каждого свои планы, своя жизнь, к тому

же сейчас они в плохой спортивной форме", — оправдывался он. Но я был уверен,

что дело было не в этом. Накануне очередного чемпионата мира Гофман решил дать

своим "асам" отдых.

Понятно, что американскому квинтету — Винчи, Бёргеру, Рикки, Марчу и

Генри было нелегко. Они выступали в одном составе каждый раз против новых

соперников. На вопрос, будут ли они тренироваться перед выступлениями, Винчи

ответил: "Только массаж и отдых, железа мы уже наелись до отвала".

И на то были основания. Во время выступления Винчи выжал 105 кг, отстав от

мирового рекордсмена в этом весе Ульянова на 2,5 кг. В дальнейшем события

развивались мирно: оба зафиксировали в рывке по 97,5 кг. Всё решал толчок.

Ульянов зафиксировал только 122,5 кг. Винчи дважды старался осилить 125 кг, но

напрасно. Неужели неудача?

В последней попытке Винчи решил подойти к 130-килограммовой штанге и

вырвать победу у Ульянова. Он неторопливо вышел на помост, перекрестился, с

огромным усилием поднял снаряд на грудь и... выпустил его из рук.

Ульянов, ездивший в Рим запасным, видел там выступление олимпийского

чемпиона и был в восторге от него. Он стал успокаивать американца и подарил ему

только что полученный кубок. Винчи не выдержал и... заплакал. "Я устал, я не

подготовлен. Последнее время много работаю. У меня трое детей, и, случается, мне

совсем не до тяжёлой атлетики", — рассказывал он и благодарил Ульянова за

подарок.

Я всегда восторгался Бёргером. Он также выглядел утомлённым, но, как

всегда, был серьёзен и сосредоточен. Перед выходом на помост он сказал:

— Киев прекрасен, и мне хочется сделать что-нибудь приятное для его

жителей.

Американец попытался установить мировой рекорд в толчке, был близок к

успеху, но потерпел неудачу. Он победил Руденко и радовался этому. "Я доволен

1961 годом: мы победили в Москве, Ленинграде, Киеве. Перед отъездом в СССР я

купил ресторан в Лос-Анджелесе. Когда ко мне приедут украинские атлеты, я лично

приготовлю для них борщ, холодец и ряженку. Эти вкусные блюда — секрет успеха

украинских силачей", — добавил он шутливо.

Самым интересным было выступление Плюкфельдера. Его подходы к штанге

были настоящими уроками тяжелоатлетической эстетики. Движения атлета были

точны, красивы, непринуждённы и поражали своей законченностью. В сумме он

набрал 460 кг — рекорд страны и повторение мирового рекорда, принадлежавшего

Томми Коно.

Не очень большое спортивное значение этой встречи, закончившейся со счетом

6:1 в пользу нашей команды, было компенсировано атмосферой спортивного

взаимоуважения, благородства.

Американцы посетили пионерский лагерь "Лучистый". Прощаясь, торговец

лесоматериалами Луис Рикки откровенно расплакался. В автобусе он объяснил свою

"слабость" тем, что увидел счастливых детей, вспомнил своё страшное и голодное

детство. Вспомнил — и не выдержал.

Тяжеловес Сид Генри любит музыку. Ему очень понравилась песня

П.Майбороды "Рушничок". Когда я рассказал ему, что композитор Майборода мой

приятель, Сид отреагировал на это очень живо и попросил передать автору песни его

личные восхищение и благодарность. Он с нескрываемой радостью принял подарок

— пластинки с украинскими песнями, среди которых был, разумеется, и

"Рушничок".

Мы прощались с нашими соперниками в Бориспольском аэропорту и не

думали, что через несколько лет с американскими атлетами не будут считаться на

мировом помосте.

Осень 1963 года. Чемпионат мира снова проходил в Стокгольме, в знакомом

"Эриксдальсхалле".

Перед открытием пятнадцатого юбилейного чемпионата газета "Стокгольм

тиднинген" выступила с такими прогнозами: "Советские спортсмены возьмут

четыре золотые медали, три другие должны распределиться между атлетами

Англии, Венгрии и Японии". Ни одного слова об американцах. Прежде такие

прогнозы показались бы просто шуткой.

Мы облегчённо вздохнули, когда узнали, что фавориты прошлого чемпионата

венгр Фёльди и японец Мияке оставили легчайшую категорию: повысились шансы

нашего дебютанта Алексея Вахонина (дебютантом Вахонин, правда, был только на

мировом помосте, в то время он уже имел три медали чемпиона СССР).

Когда Вахонина спросили, какой момент был в соревновании самым тяжёлым,

он ответил:

— Первый и последний подходы.

Последний подход. Алексей должен был толкнуть не менее 137,5 кг: только

этот вес мог помешать решающей атаке Хироси Фукуды.

Но, оказалось, японец поднять этот вес не мог. И тогда стало ясно, что

Вахонину достаточно и 135 кг... Но, увы, снижать заказанный вес теперь было

нельзя. Алексей вышел на помост, неторопливо, по-хозяйски сдул канифольную

пыль, поправил штангу (это он позаимствовал от своего наставника

Р.Плюкфельдера), а потом уверенно поднял вес. Есть 345 кг в сумме троеборья!

По профессии Вахонин шахтёр. И отныне его можно считать "золотым"

шахтёром.

На соревнованиях полулёгкого веса мы были зрителями. Посоветовавшись, мы

решили не выставлять Евгения Минаева. Его предел — 367,5 кг. А этого было

маловато, чтобы победить Йосинобу Мияке.

Ещё в юности, увлёкшись очень популярным в Японии видом спорта дзюдо, он

на одной их своих неистовых тренировок повредил ключицу. С тех пор штанга в его

руках всегда была немного наклонена вправо.

Мияке утверждал, что будет первым человеком на Земле, который в рывке

поднимет вес, вдвое превышающий его собственный. Он тренировался по

индивидуальному методу: один-два часа пять раз в неделю, придавая большое

значение различным видам растягивания, отдавая им преимущество перед

силовыми упражнениями. Он никогда не выполнял все три движения во время

одной тренировки — за исключением тех случаев, когда чувствовал, что находится в

наилучшей форме.

Простой и весёлый, Йосинобу нравился всем, кто его знал. Этот "маленький

Самсон", как его называли, никогда не заботился о своём режиме. Он спал, сколько

ему хотелось, а ел не меньше, чем атлеты тяжёлого веса.

Мияке повторил рекорд мира — 375 кг. Он был удовлетворён и говорил, что

готов к 385 кг. В этом никто не сомневался.

— Но, кажется, я допустил ошибку: слишком рано оставил тренировки, —

сказал он мне. — В толчке и особенно в жиме я чувствовал себя не лучшим образом.

Бёргер с суммой 367,5 кг завоевал второе место.

— Нужно наконец стать настоящим атлетом. К соревнованиям в Токио я буду

готовиться все 12 месяцев и докажу, что способен поднять 385 кг, — сказал он.

В Стокгольме поляки верили в успех Башановского, а у нас были все

основания считать первым Каплунова. Однако он занял только третье место. А

неожиданным победителем стал Мариан Зелинский, который закончил

соревнования с суммой 417,5 кг.

В напряжённой обстановке мирового чемпионата для психологической

подготовки спортсмена уже не хватает одного только тренера. Вот и теперь за

каждым спортсменом перед его выходом на помост "присматривает" добрая

половина команды. Возле Коно — Бёргер, Шеманский, Гарей. За Хуской неотступно

ходит вся венгерская команда. Крепкая дружба объединяет японцев. Поначалу все

окружали вниманием Мияке, теперь, после победы, и он не отходит от своих

товарищей. Японские атлеты настраиваются очень своеобразно: они ходят по

помосту, затем останавливаются и с криком: "Усь!" (что значит "вперёд") быстро

подходят к штанге.

Курынов, Коно и Хуска начали со 135 кг. Но только венгру удалось легко

поднять вес. У Курынова похоже, произошёл срыв. Мы были в недоумении.

В это время в зале появился Власов — он несколько часов назад прилетел из

Москвы. Юрий подошёл к Курынову, о чём-то недолго поговорил с ним. И в третьем

подходе Курынов зафиксировал 140 кг.

Коно не смог поднять этот вес. Зато Хуска успешно повторил результат

Курынова и, ободрённый успехом, выжал 145 кг. Он прыгал от восторга, а за

кулисами попал в объятия товарищей. Венгерский спортсмен оказался впереди на 5

кг.

Курынов занервничал: чтобы победить сейчас, нужна была свежесть,

выдержка.

Кажется, нет предела энергии жизнерадостного, весёлого Хуски. Он поднял в

рывке 127,5 кг. Курынов опередил его на 2,5 кг. А что же покажет Коно?

Выступление Томми теперь уже почти не вызывало интереса у зрителей. За

ним внимательно наблюдали только те, кто был свидетелем его блистательных

успехов на протяжении 10 лет. После Рима он шёл от поражения к поражению. И всё

же не уходил с большого помоста, не хотел уходить...

Курынов и Хуска показали в сумме по 437,5 кг.

Кто окажется легче? Ведь на контрольном взвешивании у обоих был

абсолютно одинаковый вес — редкое обстоятельство в подобной ситуации.

Проходили томительные минуты, и венгры с грустью констатировали: Хуску

подвела кока-кола — он слишком много её пил.

Это был первый чемпионат мира за 10 лет, когда мы не увидели фамилии Коно

даже в числе первых шести лучших атлетов.

Они были очень похожи друг на друга — венгр Дьёзе Вереш и Рудольф

Плюкфельдер: оба очень спокойны, сдержанны, даже флегматичны. Но получилось

так, что победил венгр. Неужели у него оказалось больше выдержки,

целеустремлённости, воли к победе? Нет, Вереш был сильнее в полном смысле этого

слова.

Его результаты в сумме 477,5 кг и толчке 187 кг были первыми мировыми

рекордами чемпионата.

В полутяжёлой категории честь советских атлетов защищал Эдуард Бровко.

Его соперники — экс-чемпион мира Иренеуш Палинский и Луис Мартин —

уже показывали 480 кг. У Бровко результат был куда скромнее — 465 кг. Мы не

рассчитывали на его победу. Но своим выступлением он должен был указать нашим

атлетам полутяжёлой категории путь, каким следует идти, чтобы вернуть себе

первенство.

Мартин и Марч начали разминку задолго до выхода на помост. Мартин был

тепло закутан. Держался он в стороне. Тренер Мюррей от него не отходил. Марч был

флегматичен, он непрерывно жевал резинку, разминался тяжело и долго.

Палинский был точен и осторожен в выборе веса. Тренеры держались в

стороне.

— Вмешиваться в его дела опасно, мы его редко видим, он сам готовится, —

сообщил мне тренер Бялас.

Только Марч выжал 155 кг.

— В прошлом году мы остались без золотых медалей, может быть, сегодня её

добудет Марч, — с надеждой в голосе бросил Джон Терпак.

Но и на сей раз американские спортсмены не завоевали золота: в третий раз

чемпионом мира стал английский негр Луис Мартин.

Что же касается Бровко, то мы были довольны его выступлением. Он отстал на

10 кг, но мы надеялись, что в ближайшее время он сможет выйти на рубеж 480 кг.

Это мгновение было одним из тех, которые даже много лет спустя с внезапной

чёткостью встают перед глазами.

Большой счастливый человек взял маленький диск, ставший рекордной

надбавкой, и поцеловал его. Кто-то снял с табло четыре цифры, которые вместе

обозначали 212,5 кг и преподнёс их Власову. А он прижал их к груди... 557,5 кг,

поднятые им в сумме троеборья, поразили весь спортивный мир.

Власов — феноменальный атлет, глубоко индивидуальный во всём: в своих

победах и поражениях, радостях и огорчениях. Помню, зимой 1958 года его тренер

пригласил меня прийти и посмотреть на тренировки Власова в клуб "Строитель".

Тогда я впервые и увидел этого атлета.

Он хотел оставить у нас наилучшее о себе впечатление, но упражнения не

удавались. Тогда Власов начал сетовать, что его неправильно, слишком сильно

массировали. Он выжал 140 кг, поднял в рывке 130 кг и неожиданно прервал

тренировку:

— Я хочу встретиться с Медведевым. Я должен поднять в трёх движениях 160

кг, 145 кг и 190 кг...

Много времени провёл я с Власовым в 1960 году, во время подготовки к

Олимпиаде в Риме. Воспоминания об этих днях настолько ярки, что кажется, это

было вчера. На одной из контрольных тренировок Юрий впервые зафиксировал в

толчке 200 кг. Его лицо в тот момент запечатлелось в моей памяти, как фотография,

— бледное и почему-то удивлённое, с презрительной складкой у рта. Ян Спарре

тогда на глазах у всех заплакал в зале возле помоста. А профессор Новиков,

присутствовавший на наших тренировках, повторял: "Талант! Огромнейший

талант! Интеллект побеждает!"

В Леселидзе Юрий подолгу купался в холодном осеннем море, когда на берегу

уже никого не оставалось. Вообще, он любил одиночество, прогулки без спутников,

иногда только с художником, отдыхавшим где-то поблизости. Даже тренироваться

он стремился один. "Меня ошеломляет и изнуряет шум. Пропадает эстетика! По

возможности следует тренироваться отдельно".

Обременённый неимоверной физической и нервной нагрузкой, он старался

получить удовлетворение от своей силы, энергии, он наслаждался мощью своих

мышц и воли. Власов был неутомимым искателем: достигнув одного рубежа, он

пересматривал старую методику, разрабатывал новые способы тренировок, которые

наиболее эффективно способствовали бы возбуждению нервной системы, заставляли

бы мышцы работать с наибольшим напряжением. Он отдавал предпочтение

нагрузке с максимальной работой мышц. "Нельзя терять скоростных качеств, —

пояснял он. — Обычный вес не развивает приспособляемости организма. Я могу

делать ограниченное количество упражнений, но с абсолютной нагрузкой".

И он снова и снова один в пустом тяжелоатлетическом зале поднимал сотни и

тысячи килограммов.

"Главные мои соперники и конкуренты в спортивной борьбе — это мои

собственные переживания", — говорил Юрий.

Но его главный соперник впервые дал о себе знать в Стокгольме: украинский

богатырь Леонид Жаботинский занял третье место. Нельзя сказать, что его

выступление прошло незамеченным, хотя от Власова он отстал довольно

существенно. Но в олимпийском Токио именно Жаботинский будет стоять на самой

высокой ступеньке пьедестала почёта, а Власов, который в погоне за мировыми

рекордами "не обратил" внимания на соперника, станет рядом, но немного ниже.

Власов пришёл в спорт, опередив время. Его появление было началом новой

эпохи, он сам стал эпохой в спорте. Благодаря Власову значительно возросла

популярность не только тяжёлой атлетики, но и спорта вообще во всем мире.

Благодаря Власову впервые заговорили о фантастической сумме в троеборье —

600 кг. Заговорили сперва несмело, а затем она захватила человеческое воображение,

стала целью, достичь которую стремились сильнейшие люди планеты.

Теперь я болен. Я редко вижу своих ребят, не могу пойти в

тяжелоатлетический зал, услышать звон железа на штанге, который отзывается в

моей памяти удивительной симфонией в честь человеческой воли и силы. А

временами мне до физической боли хочется увидеть могучие вспотевшие тела,

измотанные сверхчеловеческим напряжением, их титаническую борьбу с громадой

покорного металла, уставшие, но решительные и мужественные лица. И когда в

апреле 1969 года штангисты разных стран съехались в Киев на международные

соревнования Кубка дружбы, я не удержался от искушения побывать во Дворце

спорта.

Это были счастливые для меня дни, хоть мои волнения намного превзошли

определённые врачами границы дозволенного. Всё было, как когда-то, и за столом

рядом со мной сидел Михаил Михайлович Громов — очень дорогой мне человек.

Мы провели с ним несколько незабываемых часов у меня дома, в семейном

кругу и обществе старых друзей. И, как всегда, Громов был душой общества,

ярчайшим собеседником и всеобщим любимцем.

Ему тогда исполнилось 70 лет. Ещё в 1917 году он поднимался в небо на так

называемых "летающих этажерках", потом давал путёвку в жизнь новым

самолётам, сконструированным советскими инженерами.

Впервые мир услышал о Громове в 1925 году, когда он осуществил перелёт по

маршруту Москва-Пекин-Токио. Позже он облетел почти всю Европу. Я уже писал

выше, что в 1923 году Громов стал чемпионом страны по тяжёлой атлетике в

тяжёлой весовой категории. Но разве у него было время регулярно упражняться со

штангой? Его властно звало небо. Люди старшего поколения хорошо помнят

осуществлённый им в 1929 году рекордный перелёт на самолёте "Крылья Советов"

вокруг Европы, и особенно полёт совместно с А.Юмашевым и С.Данилиным по

маршруту через Северный полюс в Америку. Тогда были установлены рекорды

дальности полёта, Международная федерация авиационного спорта наградила

Громова медалью де Лаво. Напомню, что этой почётной награды удостоился потом

первый лётчик-космонавт Юрий Гагарин.

Заслуженный мастер спорта, заслуженный лётчик СССР, генерал-полковник

авиации, профессор — каких только званий и титулов нет у Громова! Когда он

читал на память своим густым приятным басом стихи Омара Хайяма, свободно

чувствуя себя в царстве литературных шедевров, посторонний человек мог бы

принять его за автора или поэта. А немного погодя, услышав его соображения,

познакомившись с творческим и смелым полётом его мысли, — за философа.

Что и говорить, Михаил Михайлович — человек необыкновенно одарённый.

Но среди многочисленных его способностей и талантов я особенно ценю один —

талант быть настоящим человеком, мужественным и одновременно чутким, добрым,

отданным до конца друзьям.

Воспоминания захватили меня при встрече с Громовым — ведь мы были

вместе на чемпионатах штангистов во многих городах мира, в частности, в Париже,

были свидетелями невиданного триумфа Юрия Власова в Риме...

Воспоминания не оставляли меня и во время соревнований. Я наблюдал их

словно сквозь призму прошлого.

Вот чемпион Олимпиады в Мехико в легчайшем весе иранец Мохаммед

Нассири. Необыкновенно оживлённый и подвижный, он всегда был в гуще событий.

То он был в окружении целой толпы любителей автографов, то уже в другом месте

примерял перед фотокорреспондентами украинский венок из цветов и лент.

А вот на помосте тройка атлетов среднего веса: ленинградец Борис Селицкий,

киевлянин Владимир Беляев, поляк Норберт Озимек. Именно в таком порядке они

"оккупировали" пьедестал почёта в олимпийском Мехико, и теперь двое из них

были исполнены честолюбивых желаний изменить этот порядок — а Селицкого он,

конечно, устраивал.

Озимек выступал в этом трио в роли нарушителя спокойствия. Азартный

поляк всё время пропускал подходы, увеличивал заказанный вес и держал в

напряжении зрителей и соперников. И ему легко удалось вклиниться между нашими

штангистами. Но Беляева он не догнал. Беляев поднялся на высшую ступеньку

пьедестала почёта, а на руках он держал своего сына, который прибежал поздравить

отца с победой.

Я припоминаю первую встречу с атлетом полусреднего веса Володей

Беляевым, совсем молодым ещё парнем, но уже рекордсменом мира в рывке.

Подготовил его также молодой тренер Яков Криницкий, ныне заслуженный тренер

СССР, один из наставников сборной страны.

Жаль, но после этого выступления результаты Беляева ухудшились. Но

зрители увидели и тех атлетов, настоящие возможности которых раскрылись позже.

Яан Тальтс — его заметил тот же Яков Криницкий, когда молодой эстонец в

солдатской форме попал в Киев. Он очень честолюбив, Яан, и просто жить спокойно

не может, когда кто-нибудь впереди, когда кто-то выигрывает у него. Тальтс очень

нервничал, ему безумно хотелось установить мировой рекорд, чтобы как-нибудь

реабилитировать себя за то, что на Олимпиаде он уступил финну Каарло

Кангасниеми. Рекорд не состоялся. Тальтс ещё удивит спортивный мир своими

достижениями, но позже, когда оставит полутяжёлый вес и перейдёт в следующую

категорию.

А пока что в первой тяжёлой категории необыкновенно удачно выступил

ворошиловградец Юрий Яблоновский, также мой давний знакомый. Настойчивый,

волевой, он со стоном брал штангу на грудь, неимоверным усилием толкал её вверх,

и зрители горячо приветствовали победителя, отдавая должное его мужеству. Тогда

он, уже не первой молодости атлет, подняв в сумме троеборья 522,5 кг, установил

новый рекорд Украины. Был ли в то время в зале хотя бы один специалист, который

поверил бы, что через некоторое время Яблоновский улучшит этот рекорд на... 37,5

кг?

Или второй тяжёлый вес. Я слышал, как тренеры скептически оценивали

возможности библиотекаря из Брюсселя Сержа Рединга. Конечно, он второй призёр

Олимпийских игр в Мехико, у него прекрасные физические данные. Но техника

слабенькая. Особенно в рывке — и переделывать её, вероятно, поздно.

Как неожиданно, как резко изменилось всё с тех соревнований. Серж Рединг

стал вторым атлетом, который покорил 600 кг, а тогда в Киеве он показал скромную

сумму — 530 кг. Столько же набрал Василий Алексеев, который был легче Рединга.

На него также мало кто обратил внимание. Все связывали надежды на заветные

"600" с именем Леонида Жаботинского.

Но именно Василий Алексеев первым поднял эти давно ожидаемые

килограммы, именно он стал провозвестником новых бурных событий в нашем виде

спорта.

Третьим, кому покорилась эта сумма, стал постоянный "дублёр" Леонида

Жаботинского Станислав Батищев.

Разве можно было предвидеть такое развитие событий, такие фантастические

результаты, такие рекорды? И какую новую магическую цифру будут считать

рубежом человеческих возможностей? Неужели 700 кг? Страшно даже подумать. Но

круглые цифры так пленяют человеческое воображение...

Когда-то я иронически относился к людям, которые украшают стены своих

квартир фотографиями, на видных местах выставляют дорогие для них сувениры.

Мне казалось, что всё это очень интимные вещи, к которым следует обращаться

только при случае. А теперь мой кабинет напоминает маленький музей, где

выставлены ордена, спортивные медали, кубки, различные памятные знаки. И куда

ни глянешь — всюду висят фотографии. Я придумал для себя целый мир

воспоминаний. Каждая из этих вещей, даже какая-нибудь мелочь, вызывает в

воображении целый период жизни, исполненный счастья активной деятельности.

Вот это — мой первый кубок, и ранняя молодость, и невыразимые мечты и

надежды, такие красивые, как зелёные склоны сказочного города, который

залюбовался своей красотой в днепровском зеркале воды.

Вот я несу знамя на большом физкультурном празднике в столице нашей

Родины.

Вот эта медаль вызывает воспоминания о розовом городе у подножия Арарата

и незабываемое путешествие по дорогам Кавказа в весёлом обществе богатырей.

А эта фотография сделана в редакции "Юманите". Она переносит меня в

Париж, где я впервые защищал честь советской тяжёлой атлетики. Фотографии

известных атлетов — преимущественно, в момент триумфа, со штангой, поднятой

над головой. На некоторых штангах совсем мало стальных дисков — даже

удивительно, что было время, когда люди восторгались такими мизерными

результатами, тратили на них столько красивых слов и громких эпитетов. А другие

штанги аж прогибаются под тяжестью дисков. Но лица атлетов одинаково отражают

огромные волевые усилия, тела их застыли в максимальном напряжении. И

символом человеческой силы и воли, символом победы над непокорным металлом

является штанга, поднятая над головой.

Я смотрю и смотрю на стены своей комнаты, и события пробегают передо

мною, как в калейдоскопе. Всё быстрее и быстрее сменяются картины, и я едва

успеваю рассмотреть их. Я ясно вижу старого Гоберца на манеже и величественную

фигуру Ивана Поддубного, вижу залитый огнями праздничный зал в Кремлёвском

дворце и возрождённую Варшаву, вижу мудрое лицо Марселя Кашена и печальный

взгляд маленького укротителя в каирском зоопарке, вижу своих собратьев — живых

и мёртвых, атлетов, которых готовил к соревнованиям и за которых переживал, и

старую гадалку из далёкого детства...

И мне хочется начать всё заново...

1 "Этот огонь был зажжён от солнечных лучей на горе Олимп..."

На самом деле олимпийский огонь зажигается не на горе Олимп, а совсем в другом месте —

рядом с древним городом Олимпия.

2 "Аркадий Воробьёв контролирует всю команду. Он следит за Ломакиным. Воробьёв — видный

политический деятель."

По свидетельству Р.В.Плюкфельдера, дела именно так и обстояли. Вхожий в самые высокие

кабинеты, коммунист и капитан команды Воробьёв контролировал даже тренерский состав сборной

СССР.

3 "Мы взяли с собой Стогова и Ломакина и оставили дома чемпионов страны Ульянова и

Плюкфельдера. Такое решение было вызвано расчётом, что закалённые в международных

соревнованиях атлеты будут чувствовать себя в Америке увереннее, нежели наши новые победители."

Плюкфельдера, имевшего в то время бесспорное преимущество над всеми атлетами мира, не

взяли в Америку по дискриминационным в плане его немецкой национальности соображениям. Об

этом Плюкфельдеру откровенно рассказал сам же Куценко (см. книгу Плюкфельдера "Из Киселёвска

вокруг света").

4 Третьим в общем зачёте чемпионата мира стал Джим Джордж, который в толчке поднял 162,5 кг,

то есть больше, чем Пшеничка, поднявший 157,5 кг.

Так в каком же разряде Пшеничка стал бронзовым призёром? Оказывается, в чемпионате

Европы, который тогда в Варшаве проводился параллельно чемпионату мира.

5 На самом деле в командном зачёте в Хельсинки победил СССР.

6 Это очередное свидетельство того, что в текстах про тяжёлую атлетику можно писать, что попало.

Зачем Курынову было просить устанавливать на штангу 170 кг, если этот вес на штанге уже и так

стоял — его только что не смог поднять Коно?

Document Outline

В жизни и в спорте

Предисловие

От автора

Глава 1 Как всё начиналось

Глава 2 Город, который принадлежит всем

Глава 3 Я был самым первым

Глава 4 Выход в "свет"

Глава 5 Снова Париж

Глава 6 Огонь из глубины веков

Глава 7 Стокгольм-1953

Глава 8 Сказки из "Тысячи и одной ночи"

Глава 9 Как мы увезли "бронзового мальчика"

Самый первый подъём 200 кг с помоста

Uобъём 2,6 МбтU Чуть лучшее качество —

Uобъём 63 МбтU

Продемонстрированный подъём, казалось, превосходил все человеческие возможности: человек без посторонней помощи поднял над головой два центнера. Такое не удавалось ещё никому. Какого же взлёта воли, мастерства, силы, сплавленных воедино, пот...

Когда Шеманский сошёл с пьедестала почёта, на сцене появился Боб Гофман, главный тренер американцев. Зрители затихли, ожидая, что же он скажет. Гофман поднял руку с телеграфным бланком:

— Леди и джентльмены, я только что получил телеграмму из города Токкоа, штат Джорджия. Никому из нас не известный парень по имени Пауль Андерсон показал в сумме двоеборья 500 кг. Так написано в телеграмме.

В зале поднялся шум. Силясь перекрыть его, Гофман выкрикнул:

— Но я не поверю этой телеграмме, пока сам всё не увижу...

Мало кто серьёзно отнёсся тогда к прозвучавшей новости. Какой-то Андерсон из какого-то Токкоа, штат Джорджия — и вдруг поднял целых 500 кг в сумме... Очень уж похоже на розыгрыш...

Зато тут, рядом стоял живой, реальный чудо-человек Норберт Шеманский.

Мы одержал победу, завоевав главный приз — "Бронзового мальчика". У нас было четыре победителя из семи. Газеты писали:

"Поединок между советскими и американскими атлетами превратил почти всех остальных штангистов в статистов. Это первенство мира представляло собой удивительный эксперимент, показавший, на что способен человек. Русские одержал победу за счёт х...

Однако не вся австрийская пресса объективно освещала ход и результаты соревнований. В газетных отчётах и репортажах можно было встретить и немало выдумок, недоброжелательных высказываний по отношению к советским спортсменам. Какой-то Шумейт ...

"Всё, что случилось в Вене, означает то, что в Мельбурне нас ждёт национальное унижение... Мы побеждены в том смысле, что наши атлеты играют роль пешек в шахматной игре международных политических сил..."

Антисоветская суть выступлений такого рода очевидна. Конечно, прогрессивная общественность, огромная армия любителей тяжёлой атлетики понимали ничтожность подобных попыток. Очевидно, "оруженосцы" холодной войны хотели и на этот раз воспользо...

Успех Шеманского, вернувшего американцам корону самого сильного человека в мире, ободрил Гофмана и его ребят. Он писал:

"Русские одержали победу. Они имеют четырех победителей в лёгких категориях и Воробьёва. Но мы можем гордиться, что в лице Шеманского, Дэвиса и Брэдфорда мы имеем таких атлетов, которые победят все категории. Самый сильный человек мира прина...

Откровенно говоря, у него было достаточно оснований для гордости. Где-то он был прав. Как ни неприятно нам было сознаться в этом. Мы действительно не имели атлета, способного сдержать триумфальное шествие заокеанских тяжеловесов.

Алексей Медведев — наш "запасник", с восторгом наблюдавший выступление Шеманского, — был со своими 450 кг ещё очень далёк от него.

Советская школа тяжёлой атлетики двинулась дальше — это было ясно для всех. Специально-вспомогательные упражнения давали шанс для изумительного роста силы. Началась расчленённая тренировка жима: это уменьшило нагрузку в начале тренировки и в...

Мы внесли значительные изменения в движение жима двумя руками. Мы избавились от невыгодного вертикального положения туловища, когда штанга держалась только силой рук и плеч в ожидании хлопка. Рисунок этого движения изменился — это диктовал в...

Удодов был особенным в этом отношении. Он выжал 107,5 кг со скоростью реактивного снаряда.

В считавшееся силовым упражнение надёжно вводились элементы необходимого техницизма.

Мы чувствовали почтительное уважение к себе и интерес атлетов и тренеров многих стран: нас фотографировали, прислушивались к нашим замечаниям, что-то записывали. Английский специалист по тяжёлой атлетике написал:

"Новое идёт из России и становится достоянием всех".

Ломались старые, казавшиеся непреложными правила и рождались новые, которые нужно было ещё проверить. Особенностью венского чемпионата, по единодушному признанию специалистов, было дальнейшее укрепление дружественных связей между атлетами ра...

Глава 10 Визит команды Гофмана

Минуло уже много лет, но москвичи всё ещё помнят холодный дождливый летний день 1955 года и рекламные афиши по всей Москве:

"В Зелёном театре состоится матчевая встреча тяжелоатлетов США и СССР".

Тогда об этом дне говорила почти вся Москва. Говорили не только любители тяжёлой атлетики, говорили пенсионеры, домохозяйки. Говорили потому, что в Москву приехал самый большой и самый сильный человек планеты Пауль Андерсон.

Вот они вышли из самолёта — Гофман со своими ребятами. Внуковский аэропорт гудел. И непонятно, что было сильнее — гул моторов или приветственный гул встречающих.

Андерсон шёл вразвалочку. Он был в плотно облегающей рубашке с короткими, даже слишком короткими рукавами. Ещё бы: бицепс 57 см. Такой бицепс стоит показать! Вот Шеппард в клетчатой рубашке и в куртке, белозубый, красивый и очень симпатичный...

А вот и Чарльз Винчи — какой-то испуганный, смущённый. Мы видели его впервые. Прогрессировал он с невероятной быстротой. Недавно побил рекорд мира нашего Вильховского.

Вот наконец и Гофман. Сейчас он был каким-то совсем для нас новым: теплоты и приветливости в лице больше, чем когда бы то ни было.

В общем, всё было очень хорошо и празднично. Лето, солнце, тысячи улыбок.

Мы пошли к машине. В центре внимания был, конечно, Андерсон. Он подошёл к автомашине и, настораживаясь, остановился. Оказывается, год назад Андерсон попал в автомобильную катастрофу. В результате было сломано три ребра, а рука вот болит до с...

Стенли Станчик, которому травмы никак не давали возможности стать чемпионом мира, пытался говорить на своём родном языке — он ещё не совсем забыл польский.

Томми Коно, как всегда, блестел стёклами очков. На его лице, как всегда, виднелась полуулыбка, иронический прищур раскосых глаз. Хотелось думать — добрый прищур.

На первую тренировку американцев пришло много зрителей — спортсменов, журналистов и тех, кого провели сюда по знакомству.

— Не помешают?

— Напротив, — заулыбался Гофман. — Мы привыкли к зрителям.

Тренировались вместе. Постепенно воздух наполнился специфическим запахом — американские ребята, как всегда, растирались белой вязкой жидкостью: она хорошо разогревает мышцы. Потом следовал массаж. Вот сейчас они должны были подойти к штангам...

— Русская школа, — заулыбался Коно.

Тренировались все очень серьёзно, сосредоточившись, ни на кого не обращая внимания.

Особенно Коно. У него удивительная способность отключаться в нужный момент от всего на свете. Вероятно, поэтому его и назвали "загадочным японцем". Интересен тот факт, что знаменитый атлет пришёл в тяжёлую атлетику путём довольно-таки нетипи...

Но наступали моменты, когда в зале прекращалось щёлканье фотоаппаратов и стрекотание камер. Прекращались разговоры, прекращался звон падающего металла: к штанге подходил Андерсон.

Дикси Деррик... Андерсону нравилось, когда его так называли. В южных штатах Америки так называют подъёмный кран. Губернатор штата Джорджия установил в его честь "день Андерсона". Его принимал вице-президент США Никсон. Андерсона называли тит...

Андерсон родился, несомненно, с незаурядными физическими способностями. Но только развитие этих способностей привело к тому, что он стал таким Андерсоном, каким узнал его весь мир.

"Андерсон не был бы Андерсоном, если не тренировался бы", — заметил кто-то из американских журналистов.

Пауль родился в 1932 году в городе Токкоа. Его родители, люди физически неприметные, не имели ничего общего со спортом. А ему спорт нравился — там можно было проявлять решительность и смелость, а этого у Андерсона было в избытке. Он был прим...

Несмотря на свой солидный вес (в 16 лет Пауль весил 97 кг), Андерсон считался лучшим игроком футбольной команды школы. На него обратил внимание тренер футбольной команды университета в Южной Каролине. Андерсон стал студентом, но спустя год, ...

Впредь Андерсон наотрез отказывался от многочисленных предложений, поступавших к нему от сильнейших университетских и профессиональных футбольных клубов США.

Он установил у себя в спальне небольшой помост, принёс туда штангу и несколько гирь.

Так он стал штангистом. Первые тренировки были весьма однообразны: приседания с весом на плечах.

Весть о его необыкновенной силе быстро разнеслась по всему штату. На него приехал посмотреть знаменитый силач Боб Пилс. Пауль присел два раза с весом 250 кг. Этого было достаточно, чтобы взять над ним шефство.

Тренировки разнообразились. Появился жим, рывок, толчок. Но главным упражнением оставалось приседание. Каждый день — 100 приседаний с весом до 150 кг. Результаты росли фантастически быстро. Ещё зимой 1953 года Пауль поднимал в сумме 397,5 кг...

Андерсон начинал тренироваться каждый день рано утром — это было его основным занятием. Иногда он шёл на охоту. Выпивал по 8 литров молока в день — родителям пришлось купить две коровы.

Занимался он без тренера. Осенью, зимой — у себя в спальне, а летом — во дворе.

В январе 1954 года Пауль уже мог считаться сильнейшим человеком мира: в жиме показывал 162,5 кг, в рывке — 145 кг, в толчке — 186,5 кг. Но в том году на соревнованиях в Филадельфии он порвал связку на левой руке.

Для его повреждённой кисти сконструировали специальный аппарат, и он продолжил тренироваться. Андерсон почти выздоровел, но попал в автомобильную катастрофу. Опять наступил перерыв.

В апреле 1955 года на соревнованиях в Южной Каролине Андерсон показал в сумме 518,5 кг.

Пройдут годы, нет — месяцы, и мир будет изумлён невиданными килограммами, которые одолел Андерсон. Но об этом позже.

А пока он был здесь, в одном с нами спортивном зале. Сегодня — последняя тренировка. Обстановка как никогда тёплая. Гофман дарил всем свои растирки для мышц, угощал белковыми таблетками. Воробьёв протянул Шеппарду шоколад...

Мы закончили тренировку и ушли отдыхать перед соревнованиями.

Наступило 15 июня. Впервые у нас испортилось настроение: с утра пошёл дождь. Надолго ли? Хмурое низкое небо не оставляло никакой надежды на изменение погоды. В спортивных организациях Москвы, в "Вечёрке" не прекращались телефонные звонки: со...

К вечеру мы приехали в Зёленый театр. На эстраде блестели лужи. Было холодно. Имели ли мы право предлагать нашим гостям выступать в таких условиях? Начало задерживалось. Мы ждали Гофмана — он опаздывал. Около 15 тысяч людей в плащах и под зо...

Гофман был растроган. Мы предложили американцам перенести соревнования. Они отказались.

Грянул бодрый марш, и зажглись огни. Соревнования начались.

К счастью, дождь прекратился. Но стало холоднее. За ширмой как никогда старательно работали массажисты. Американцы растирались своей огненной жидкостью и кутались в одеяла.

На Юрия Дуганова свалился рекламный щит, сорванный ветром. На какое-то мгновение Юра потерял сознание. Кажется, никогда ещё соревнования не проходили в таких неудобных условиях.

Но всё это компенсировали улыбки, огромные букеты цветов, чувство юмора, которое оказалось в тот вечер почти у всех выступающих.

Большое впечатление на всех произвело выступление Стенли Станчика и Томми Коно. Чарльзу Винчи не повезло: после первого же движения он растянул мышцы спины и выбыл из соревнований. Мы так и не увидели его рывок, о котором было столько разгов...

Если на помост выходит Аркадий Воробьёв, то поединок обязательно будет увлекательным. Это знают зрители. На этот раз противником Воробьёва был Шеппард.

В жиме и рывке они не уступили друг другу ни грамма. И вот последнее упражнение — толчок. Шеппард поднял 177,5 кг и стал победителем.

Воробьёв был далеко не в лучшей своей форме. Шеппард об этом знал и поэтому отнёсся к своей победе не очень серьёзно.

Новый мировой рекорд установил Николай Костылев: в рывке он показал 123 кг. Питмэн так оценил его успехи:

— Я считаю Костылева сильнейшим легковесом мира. Я знал, что проиграю ему — он моложе меня на 7 лет, но не думал, что проиграю так много.

Почти все замёрзшие и промокшие зрители, которые сидели в Зелёном театре, ждали, когда же на сцене появится "чудо-человек".

До вызова на помост Пауль Андерсон лежал на кушетке, почти не двигаясь. Он не сделал никакой разминки, даже не присел, не прошёлся перед тем, как его вызвали. На штанге было 172,5 кг — на 5 кг выше мирового рекорда Дага Хэпбурна. Этот вёс ок...

Андерсон показал тогда в троеборье 517,5 кг.

Он действительно был чудо-человеком. Зрители забыли о дожде, ветре и холоде. Соревнования закончились, а они всё ещё в каком-то оцепенении сидели на своих местах.

В ту же ночь американские атлеты выехали в Ленинград.

...Трибуны Ленинградского цирка были заполнены до отказа.

Винчи, несмотря на боль в спине, решил выступать, команде были нужны его очки. Фархутдинов выступил гораздо ниже своих возможностей — его результат составлял всего 305 кг. Удодов не имел соперника и показал 345 кг.

В трёх последующих весовых категориях победителя было предсказать трудно. В среднем весе выступал Василий Степанов. Мы ещё не знали, как он себя проявит в таких соревнованиях. Коно многозначительно заявил, что борьба с Фёдором Богдановским п...

Коно в тот вечер был блистателен, он ещё раз удивил всех прекрасным сочетанием физической силы и волевых качеств. Он установил мировой рекорд в жиме — 132,5 кг. Выжал он этот вес удивительно чисто, без малейшего отклонения туловища, силой од...

Юрий Дуганов установил также новый рекорд мира в рывке — 132,5 кг. Наш атлет подарил Коно алое трико с государственным гербом Советского Союза.

— Я никогда не видел такой доброжелательной публики, — сказал Коно. — Зрители не скупились на аплодисменты, когда я устанавливал мировые рекорды, но такой энтузиазм мне приходится наблюдать впервые.

Штангу легче поднимать, когда чувствуешь доброжелательность зрителей.

О Богдановском, который поднял в сумме 407,5 кг, Коно сказал:

— Лучший результат ему помешала показать только неопытность, но я уверен, что он ещё станет чемпионом мира.

Станчик был уверен в своей победе над Степановым. Но, несмотря на высокий результат многократного чемпиона мира — 417,5 кг, сумма Степанова оказалась выше на 7,5 кг.

Исход командной борьбы был предрешён. Степанов принёс нашей сборной столь необходимые для победы 2 очка.

Теперь нам не были страшны даже победы Шеппарда и Андерсона.

Исход поединка Шеппарда и Осыпы решался в толчке.

Осыпа был спокоен, нетороплив, а Шеппард почему-то очень возбуждён. 172,5 кг Осыпа одолеть не смог. К этому же весу подошёл и Шеппард. Его лицо было в магнезии, волосы растрепались. Два раза он брался за гриф — и отходил от штанги.

Он хотел установить мировой рекорд — 182,5 кг. Но, взяв этот вес на грудь, не смог с ним встать.

Шеппард подошёл к Осыпе.

— Вы прекрасный человек и штангист, — сказал американец. — Если мы могли бы тренироваться вместе, то стали бы большими друзьями.

Пауль Андерсон показал на этот раз 512,5 кг. Новиков отстал от него на 62,5 кг.

— Мне жаль уезжать отсюда, — искренне говорил Андерсон. — Мы полюбили ваших людей. Нам было хорошо здесь.

Два-три раза в год в моём почтовом ящике появляется длинный узкий конверт, на котором в углу изображено три силуэта, держащих на вытянутых руках штангу. В конверте либо яркая поздравительная открытка, либо короткое деловое письмо, а иногда ф...

Это от Бена Вейдера. И хотя с Беном Вейдером — известным специалистом и популяризатором тяжелоатлетического спорта в Канаде и США — мне пришлось встретиться только один раз, я давно уже называю его просто по имени. Потому что Бен — мой друг.

Жарким июльским днём 1955 года мне позвонили домой и сообщили, что завтра в Киев приедет Бен Вейдер — издатель популярного среди тяжелоатлетов журнала "Масл Пауэр" ("Мускульная сила"), что выходит на английском, французском и испанском языках.

Незадолго перед этим редакция журнала установила специальные золотые медали для спортсменов и тренеров, имеющих особые заслуги в развитии тяжёлой атлетики. В США такими медалями наградили чемпионов мира Н.Шеманского и Т.Коно. После них почёт...

Приехав в Советский Союз, Бен Вейдер пожелал встретиться со мной в Киеве.

Меня представили высокому русоволосому человеку с энергичным и приятным лицом.

Мы великолепно провели вместе три дня, и я сделал всё, чтобы Киев запомнился гостю из Канады как самый прекрасный город в мире. Вероятно, это мне удалось, потому что с тех пор уже прошло более пятнадцати лет и в каждом письме Вейдер вспомина...

Но ежегодно путешествие откладывается. Причины в какой-то мере веские: вначале женитьба, потом рождение ребёнка — одного, другого, третьего.

Тяжёлая атлетика в Канаде — это прежде всего фирма Бена Вейдера, его журналы, статьи, книги по гантельному спорту и другим вопросам физического воспитания. Вместе с тем этот журналист и популяризатор физической культуры прекрасно понимает, ч...

"Частный характер организации спорта в Канаде не даёт возможности полностью выявить спортивные таланты. В этом смысле ваша страна вызывает у меня восхищение."

Глава 11 Четвёртая победа

Самолёт приземлился на аэродроме Шенефельд вблизи Берлина. Через этот город лежал наш путь в Мюнхен, на очередное первенство мира. Я очень хорошо запомнил город — суровый, негостеприимный. И всюду свастика.

С тех пор прошло 18 лет...

Советская команда поселилась в Грюнвальде, в нескольких километрах от Мюнхена. Тут была сооружена хорошо оборудованная спортивная база. В первый же день вечером у нашего корпуса собрались все атлеты, приехавшие на чемпионат. Немец Оскар Нюке...

— Ты знаешь эту песню?

— А как же, и песню, и артиллёрию.

Все засмеялись, а Нюкес показал на раненую ногу.

— Это подарок от "Катюши". Хорошо, что хоть так обошлось.

Коно собрал флажки всех государств и поставил их на один стол. Как выразить наше доброе отношение друг к другу? Мы сфотографировались и пообещали всегда хранить этот знак доброй дружбы.

У представителей прессы забот было хоть отбавляй: не успевали они запечатлеть иранцев или египтян, как надо было бежать в другой конец зала, чтобы успеть сфотографировать официанта с пятилитровой кружкой молока для Андерсона.

Корреспонденты усердствовали в оригинальности:

"На тренировке Дэвид Шеппард был непревзойдённым. Окажет ли ему сопротивление мрачный Воробьёв, который толкнул 180 кг?" — прочитали мы в газете.

Всё было верно, кроме одной "незначительной" детали: Шеппард вообще не приехал на чемпионат. Не выступал и Шеманский. Это для нас было неожиданностью. В каком весе выступит Коно? Как Боб Гофман расставит братьев Джорджей?

После "карлика" из Голливуда Джо ди Пиетро американцы долго не могли найти атлетов легчайшего веса. В своё время "малыш" Джо не имел себе равных. Гофман заметил маленького итальянца Чарльза Винчи на одном из конкурсов красоты. Не прошло и дв...

В Москве никому из наших атлетов так и не удалось его раскусить: от рывка и толчка он отказался из-за травмы. Тогда все карты Гофмана смешал наш Владимир Стогов. Как ни горько было признать преимущество соперника, Гофман в какой-то мере мог ...

И вот они снова встретились. Оба молодые. Оба — дебютанты на чемпионатах мира. Они молча разминались и не всегда приветливо поглядывали друг на друга. Винчи волновался больше. По крайней мере, внешне. Володя был спокоен, только раскраснелся....

Часто многие люди не знают своих возможностей до тех пор, пока не подскажет случай или наблюдательный посторонний человек. Возможно, Стогов и не выступал бы здесь, в Мюнхене, если не служил бы в армии, где он стал победителем на гарнизонных ...

Ему не сразу удалось завязать узел с "грифом", как он часто любил говорить. Штанга вырывалась из рук, прижимала к помосту... Надо уметь пользоваться своей силой. Союзница успеха — техника — не спешила раскрывать свои законы и секреты. Необхо...

Редко кому из спортсменов удавалось так быстро обогнать всех соперников. В 1954 году Стогов занял седьмое место среди сильнейших "мухачей". А в следующем году он, не имея ещё звания мастера спорта, выполнил свою программу-минимум: победил Фа...

Он выжал 100 кг, 105 кг, а затем попросил поставить на штангу 107,5 кг. Ассистенты, не скрывая недоумения, надели на втулки ещё две тоненькие пластинки. В зале стояла такая тишина, что слышны были шаги Владимира и похрустывание канифоли под ...

Упражнение было выполнено идеально, а рекорд Ди Пиетро побит. Стогов поднял в сумме 335 кг!

На сцену вышли одетые в костюмы средневековых герольдов музыканты. Прозвучал сигнал "Слушайте все!", и Владимиру Стогову вручили две золотые медали. Пресса окрестила его "нарушителем всех законов и пределов". Один журналист восторженно напис...

"Он просто забавлялся штангой, этот маленький атлет... Он надолго закроет рекорды в своей весовой категории".

Гофман был поражён:

"Американцы должны узнать о тебе".

И он действительно написал о Стогове статью — большую и увлекательную. Растрогавшись, он сравнивал нашего атлета с прекрасным мотыльком в чарующей тишине ночи.

Каждый спортсмен имеет свою критическую точку нервных сил. Вот и Удодов подошёл к этой черте. После жима и рывка он изменился буквально на глазах.

Впервые за пять лет я услышал:

— Не могу... Не хочу толкать.

В этих случаях неуверенность одного придаёт силы другому. Маленький Чимишкян выглядел на помосте Голиафом.

Журналисты с напряженным вниманием следили за единоборством соотечественников. Создалось пикантное положение. Как же отнесутся друг к другу соперники? Но вот снова прозвучал торжественный сигнал и...

Чимишкян обнимался с Удодовым.

В своё время эксперты считали сумму 380 кг "полюсом неприступности" в лёгкой весовой категории. Николай Костылев победил с суммой 382,5 кг. Какое-то время (к сожалению, непродолжительное) его считали "феноменальным", "уникальным". Вот и ныне...

Я не встречал среди чемпионов человека более своеобразного, противоречивого, неуравновешенного, чем этот атлет. Его поступки вызывали то восхищение, то насмешки. Подлинно артистическое, блистательное выступление в какое-то мгновение могло за...

Он был удивительно пластичен — это качество, исключительное для штангистов. Он был великолепным гимнастом, акробатом, легкоатлетом. Что же заставило его избрать тяжёлую атлетику?

"Желание стать чемпионом, — не скрывая, говорил Николай. — Стремление к популярности. Я мечтал о ней. Я постоянно думал о соревнованиях и всегда видел себя там победителем".

Костылев очень серьёзно тренировался, чаще всего наедине. Работал на грани своих огромных возможностей. Такая методика нередко заканчивалась срывами, а он всё увеличивал нагрузки. Скорее, скорее увеличить сумму! Страх сменялся отчаянной смел...

В него не верили. Он и сам перестал верить в себя.

"Каждый раз перед соревнованием я боролся с предчувствием собственной неудачи и стыда", — признавался атлет.

Как же можно было помочь этому одарённому атлету? Прежде всёго — умерить, притушить его честолюбие, постоянную "игру" на зрителя, на эффект. Высокие результаты Николая на тренировках обязывали его подтвердить их в соревнованиях.

Мы установили для Костылева строгие ограничения, чётко спланировали его тренировки. Постепенно приучили Николая работать спокойно, беречь нервы для решающих схваток. В 1953 году в Польше он установил мировой рекорд в рывке — 121 кг.

В Мюнхене Костылев поднял 125 кг. В зале бушевала овация: это был новый мировой рекорд. На сцену вынесли весы. Костылев встал на них. 67 кг 560 г — Николай оказался тяжелее установленной нормы на 60 г. Это значило, что рекорд не будет засчит...

В толчке борьба стала ещё напряжённее. Бирманец Тун Моунг взял 140 кг. Костылев поставил на штангу 145 кг. Если он возьмёт этот вес, то на 12,5 кг побьёт официальный мировой рекорд Питера Джорджа... Вес был взят, Костылев стал чемпионом мира.

Лишь на четвёртый день чемпионата американцам удалось завоевать первую золотую медаль. Это сделал Питер Джордж не без помощи Фёдора Богдановского. А ведь мы так рассчитывали на победу Фёдора! Тем более что после двух движений он был впереди ...

Удивительна судьба Богдановского. Его назвали самым "великим неудачником". На протяжении многих лет он был совсем рядом с победой. В 1954 году проиграл Питеру Джорджу, не зафиксировав толчок. В следующем году проиграл ему же при равенстве ре...

"Атлет из СССР готов показать 442,5 кг!" — такая реклама собрала переполненный зрительный зал в день соревнований средневесов.

Трофим Ломакин был силён, как никогда. И вдруг в день выступления он заболел — температура 40,3 . Острое отравление. Вместо Ломакина на помост вышел Василий Степанов.

Коно, конечно, победить он не смог, но задачу свою выполнил, оттеснив Джима Джорджа на третье место.

Медаль Коно "весила" на этот раз 435 кг. Опять та же выдержка, та же безупречность выполнения движений. Всё у него было настолько идеально, что выступления Коно, хотя это и покажется парадоксом, перестали вызывать интерес. Он всегда выигрыва...

Степанов дебютировал прекрасно, если учесть, что он проиграл Коно всего 10 кг. Однако его результаты могли быть выше. И в том, что этого не случилось, виноваты были мы, тренеры. Мы забыли, что запасной должен быть в такой же боевой готовност...

Итак, у нас набралось 24 очка, у команды США — 14. Но к этим 14 очкам можно было сразу же прибавить 8: Андерсон и Брэдфорд не имели равных противников, и если Эмричу удастся обойти Воробьёва, то штангисты Советского Союза и США закончат сост...

Уже после первого движения мы вздохнули с облегчением, убедившись, что Воробьёв гораздо сильнее Эмрича. В жиме Аркадий поднял 145 кг, установив новый мировой рекорд. В сумме он оторвался от американца на 27,5 кг.

Конечно, если на соревнования приехал бы Шеппард, то этот поединок был бы намного интереснее и результаты оказались бы выше. Тем не менее, это была уже третья победа Воробьёва.

Андерсон поднял в сумме 512,5 кг, превысив рекорд Шеманского на 25 кг.

Наша команда победила с 29 очками. Однако американцы потребовали первый командный приз себе. К своим результатам они добавляли очки, присуждённые Томми Коно за красоту фигуры в конкурсе культуристов. Возмущённый Оскар Стейт — секретарь Между...

— Ни на одном соревновании, ни на одном конгрессе не было и речи о том, что победа в конкурсе культуристов может хоть как-то отразиться на командных местах. Официальный приз должен быть вручён только советским атлетам.

Команда США в четвёртый раз потерпела поражение на мировом чемпионате. Последний вечер мы провели в старинном пивном "Лев-баре". Очень много лет назад здесь поглощали пиво баварские пастухи, короли, поэты, композиторы. Здесь, говорят, начал ...

Дирижёр Артуро Тосканини не пожелал работать в фашистской Италии и эмигрировал в США. Отказался петь перед Муссолини и прославленный баритон Титто Руффо. А не менее знаменитый тенор Бенья Мино Джильи пел — и перед Муссолини, и перед Гитлером.

Правда, позже в своих мемуарах он посвятил диктаторам не очень почтительные слова. Но это было позже.

Другой известный дирижёр Вильгельм Фуртвенгер при фашизме руководил оркестром Берлинской филармонии. Говорят, он был порядочным человеком, пытался спасти от смерти евреев-музыкантов, но первые его послевоенные концерты были скандальны, слуша...

Я думал обо всём этом и смотрел на Мангера...

Из Мюнхена поездом, имевшим далеко не железнодорожное название — "Моцарт", мы поехали в Париж. Прибыли на рассвете. По мокрому асфальту мчались грузовики. Рабочие мыли витрины магазинов, загулявшие усталые парочки выходили из ночных ресторан...

Спустя некоторое время мы, с трудом пробивая себе дорогу в нескончаемом потоке машин, наконец добрались в район Больших бульваров, где нас уже ждали в радиостудии. По дороге мы узнали, что парижане ежедневно покупают 800 новых автомобилей. А...

Нас поражали эти головокружительные виражи.

— А что вы вообще понимаете под правилами уличного движения? — спросил кто-то из нас.

— Да что там говорить. Уличное движение подобно нашей жизни, в нём никто не разбёрется.

Приблизительно в таком же тоне шофёр отвечал и на вопросы радиокомментатора в передаче, участником которой он был вместе с нами, так как разговор начался именно с проблемы уличного движения в Париже. Потом говорил научный работник какого-то ...

— Каково ваше мнение об автомобильном движении в Париже?

— О! Я хорошо подумал бы, прежде чем сесть за руль и проехаться по Большим бульварам.

— Мсье Куценко, вы уже четвёртый раз в Париже. Нравится он вам?

— На этот вопрос я мог бы отвечать долго. — Комментатор, вероятно, почувствовал это и после нескольких фраз тактично перешёл к спортивным делам:

— Чем вы ныне удивите парижан, мсье Воробьёв?

— Кажется, парижан вообще трудно чем-либо удивить. Я устал в Мюнхене, но всё-таки постараюсь выступить хорошо.

Разговор получился непринуждённый, живой, остроумный — по крайней мере в этом нас убеждал на прощание комментатор.

Потом в небольшом кафе близ Триумфальной арки мы встретились с известными иностранными спортсменами. Здесь всегда можно увидеть кого-нибудь из спортивных звёзд.

В этот же вечер советские атлеты вместе с французами и иранцами выступали в огромном зале Кубертэна.

Все изрядно устали после напряжённого мирового чемпионата и ночного переезда. Наши спортсмены почти не отдыхали. Никто не рассчитывал на рекордные результаты, и соревнования могли быть, скорее, показательными. А между тем Стогов и Костылев, ...

Особенно понравился зрителям Стогов. И не столько тем, что набрал в сумме 327,5 кг, сколько манерой выступления, какой-то трогательной скромностью. Французы умеют ценить подобные качества.

Это впечатление ещё усилилось оттого, что его соперник Намдью вёл себя совсем иначе. Как всегда, он не выходил, а выбегал на помост, что-то нашёптывал, поднимал руки и с выкриком хватался за гриф.

Под гром аплодисментов Николай Костылев вырвал 125 кг. В Мюнхене он показал 123 кг. Судьи бросились к весам, чтобы взвесить атлета и штангу. Костылев жестом руки остановил их — он был на 2 кг тяжелее нормы. Досадно, но ничего не поделаешь.

На следующий день Жан Дам пригласил нас на прогулку. За годы, прошедшие после первого знакомства, он стал нашим другом.

— Друзья, мы везём вас в ресторан на Эйфелевой башне, — сияя от удовольствия, сообщил Жан Дам.

В каком уголке Парижа вы ни находились бы, отовсюду видна Эйфелева башня. Известно, что автору её проекта и руководителю строительства талантливому инженеру Эйфелю пришлось выдержать длительную баталию со многими влиятельными представителями...

— Кто не хочет достраивать башню, тот не хочет, чтобы французский флаг развевался выше всех других флагов мира, — сказал Эйфель.

Поговаривают, что этот неопровержимый аргумент в конце концов и повлиял на самолюбивых французов. А теперь они говорят: "Не было бы башни, не было бы и Парижа".

Вечером нас пригласили на телестудию и в редакции журнала "Мируар Спринт" и газеты "Экип".

Ответственный редактор газеты "Экип" Марсель Оже завёл разговор о футболе, хотя должен был по случаю приёма сказать несколько слов о тяжёлой атлетике. Но как было не коснуться футбола, если только что из Москвы возвратились два сотрудника га...

— Надеемся, новости, которые вытащат из этого "мешка", будут правдивыми, — сказал Воробьёв, напоминая, что в своё время газета не всегда объективно писала о советских спортсменах.

— Газета посвятит этим событиям лучшие строчки, написанные сердцем и совестью, — заверили нас.

Разговор на футбольные темы продолжался, а я тем временем, не будучи футбольным болельщиком, рассматривал большие фото на стенах. Вот прославленный Шарль Ригуло, Нурми, Джесси Оуэнс, боксёр Марсель Тиль. Даже в этом кабинете не обошлось без ...

Марсель Оже говорил:

— Прощаясь, я хочу закончить тем, с чего я должен был начать. Мы уже несколько раз были свидетелями ваших выступлений, и они нас поражали. Желаю вам и впредь удивлять всех.

Во Франции наша делегация посетила ещё Лилль. Зная, что это город спортивных традиций, мы были удивлены, не увидев в зале зрителей, хотя до начала выступлений оставалось 15 минут. Но нам объяснили: жители Лилля очень точны. Действительно, ро...

И снова героем стал Стогов.

Радостно встречали французы Дебюфа. Он полностью заслужил такой приём, легко выжав и вырвав 122,5 кг и толкнув 165 кг. Воробьёв уговаривал его толкнуть 171 кг. Дебюф не решался, но поздно: Аркадий сам добавил на штангу диски, а зрители сканд...

Дебюф вышел на сцену. Могучий подрыв — и вес оказался на груди. Пауза, сильный толчок от груди. Но разгоряченному телу не хватило точности, и штанга упала на помост. Больше всего это огорчило юную жену Дебюфа, которая пришла с двумя маленьки...

Нас пригласили на праздник песни, который должен был состояться в воскресенье. Стояла осень, и улицы заполнили тысячи людей с букетами цветов. Девушки в старинных национальных костюмах торопились к местам сбора. Шли рабочие, покуривая трубки...

Отдохнув в обществе весёлых и приветливых лилльцев, мы возвратились в Париж. Здесь познакомились с Андре Ролле, членом бюро французской тяжелоатлетической федерации. За его плечами — крупные победы в тяжёлой атлетике, в десятиборье, в шоссей...

А потом мы слушали рассказ 70-летнего вице-президента Французской тяжелоатлетической федерации Бюнссона. Он вспоминал о своей первой победе. Ему пришлось бежать целый час, чтобы успеть на соревнования, ибо на метро у него не было денег. Бюнс...

Накануне отъезда мы побывали на кондитерской фабрике "Гондоло". Она оказалась не только "сладкой", но и "тяжелоатлетической". Здесь работал чемпион Франции в лёгком весе Нотес. Мастер одного из цехов был чемпионом Парижа в тяжёлой категории....

Этими людьми список кондитеров-тяжелоатлетов не исчерпывался.

Мы прощались со столицей Франции. И каждый из нас надеялся вновь посетить её. Но сейчас, когда я пишу эти строки, я знаю, что мне больше не придётся увидеть Париж. И я иногда возвращаюсь мыслью на его улицы и площади, впитываю в себя его веч...

Глава 12 Дорога длиной в четыре года

Мы ехали в Мельбурн на Олимпийские игры. Ехали на край света, в страну, о которой говорят, что она находится там, внизу, за экватором. В то время с Австралией у нас не было дипломатических отношений. Что мы знали о ней? То, что её история ка...

Последние дни в Ташкенте. Последние напряжённые тренировки, проверка готовности, уточнение состава. Ведь не у каждого сборника была возможность поехать на "край света". И препятствием этому были вовсе не десятки тысяч километров воздушных и ...

3 ноября 1956 года предрассветный аэродром содрогался от рокота ТУ-104. Тогда мы как зачарованные впервые смотрели на эту удивительную машину, которая должна была доставить нас в Рангун.

Через какой-нибудь десяток минут мы летели навстречу восходу солнца, летели из осени в весну. Под нами были Гималаи. Ослепительные зубчатые вершины, громоздящиеся в заоблачной выси, порозовевшие от первых солнечных лучей снеговые отроги. Мы ...

Словно огромный многоцветный ковёр стлалась под нами земля Индии. Мне кажется, что, даже не побывав здесь, можно полюбить её, увидев эти изумительной свежести краски: зелень лесов, золото полей, белизну горных отрогов и светлые ленты рек.

На Рангун мы летели над Бенгальским заливом — об этом нам сообщила стюардесса. Из-за десятикилометровой высоты и большой облачности мы ничего не видели. Но зато удивительное зрелище представляли собой освещённые солнцем тучи. Они приобретали...

Первая посадку сделали в столице Бирмы городе Рангун. Едва открылась дверь самолёта, как мы почувствовали себя будто в парной: 40 градусов при большой влажности. Большое впечатление произвела на всех своеобразная архитектура города, в особен...

В Рангуне очень много собак. Они блуждают по улицам и площадям, никто их не трогает, потому что это священные животные. С симпатией относятся здесь и к ящеркам, что всё время бегают под ногами на горячих каменных плитах храмов и дворцов.

Утром мы поступили во власть американской компании "Пан-Америкэн", которая бралась за 21 час доставить нас из Рангуна в австралийский порт Дарвин.

Стюардесса популярно объяснила, как пользоваться надувными резиновыми костюмами в случае вынужденной посадки на воду. Показала аварийные окна, через которые следовало спасаться в этой печальной ситуации.

— А как вы предлагаете вести себя при встрече с акулами? — пошутил кто-то из нас.

— В моей практике встречи с акулами не случались, — в тон ответила стюардесса.

Мы поднялись в воздух.

Под нами расстилался Таиланд. Раньше всего мы увидели воду страны, а не её землю. В залитых водой рисовых полях причудливо отражались облака, деревья, дома. Тянулась широкая мутноватая лента реки Менам, усеянная джонками.

За время нашего короткого отдыха в Бангкоке под деревьями цветущего дерева чанг десятки самолётов с опознавательными знаками многих авиакомпаний мира опускались на бетонированную дорожку и поднимались в безоблачное тропическое небо.

Снова в путь. Стюардесса предложила нам пообедать и была крайне удивлена, что мы отказались от "смирновской" водки, которую компания запасла для нас в изрядном количестве. Щедрость была вполне понятной, если учесть, что перевозка в Австралию...

Мы летели в сказочно голубоватом тумане, и уже нельзя было понять, где море, где небо. Ещё немного — и появились ослепительно белые здания. Это был Сингапур с его золотыми пляжами и ослепительной южной лазурью. "В бананово-лимонном Сингапуре...

Вечером самолёт пересёк экватор. Мы узнали об этом от стюардессы, и все инстинктивно прилипли к окнам, словно стараясь разглядеть линию, которая делит нашу планету пополам. Странное состояние: несмотря на то что, конечно, ничего не видно, кр...

Командир корабля обратился к нам с краткой речью по поводу столь знаменательного события. Говорил он привычным безучастным голосом — сколько раз приходилось ему пересекать экватор!

Стюардесса записала наши адреса и пообещала, что компания вышлет нам соответствующие грамоты.

Итак, мы были уже на другой половине земного шара, и впереди нас ждало десять часов полёта над морем.

В ночном море светились огоньки кораблей. Мы летели уже вторые сутки. Летели очень удобно и комфортабельно. Но вся эта благоустроенность уже порядком надоела. Утром мы оказались в Дарвине.

Открылась дверь самолёта, и появились очень волосатые, мускулистые ноги. Потом кожаные трусы. И вот мы увидели обладателя этих ног и трусов. Это был огромный детина. В руках он держал что-то вроде паяльной лампы, которую он вдруг навёл на бл...

Мы были в Австралии.

Конечно, вряд ли кто-нибудь предполагал, что встретят нас здесь темнокожие аборигены с кольцами в носах и с бумерангами в руках. Но всё-таки представления об экзотической Австралии отложились в нашем сознании, и, пожимая руки джентльменам с ...

В Дарвине было жарко.

— В Мельбурне будет прохладней, — успокоили нас.

Странно, Мельбурн ведь южнее... Ах да, мы ведь в Южном полушарии: чем ближе к югу, тем холоднее. Полетели в Мельбурн. Самолёт должен был вот-вот приземлиться. В окошко иллюминатора мы увидели журналистов с нацеленными на дверь аппаратами. Он...

В Мельбурне жара была ещё большей. "Солнце и хорошую погоду привезли вы, русские" — это первая фраза, которую мы услышали. Ослепительное солнце, ослепительные улыбки, ослепительные вспышки блицев: "Задержитесь, пожалуйста, и улыбнитесь для а...

На нескольких из 3.000 автомобилей и 200 автобусов, которые обслуживали Олимпиаду, мы поехали по городу. Мельбурн — странный город: такой огромный и весь такой низенький, будто не город, а предместье. Аккуратненькие домишки — зелёные, красны...

Австралиец очень любит свой дом. Главное развлечение у австралийцев в субботу и в воскресенье — уход за домом и садиком.

Реклама здесь — постоянный спутник. Можно ехать сотни и тысячи километров, и она неотступно преследует вас, провожая, приглашая, забегая вперёд. Вдоль дороги развешано бесчисленное количество плакатов, рекламирующих фирму братьев Гриффитс, т...

Первый вечер в Мельбурне. Это не был спокойный, тихий вечер, который обычно бывает за границей, когда вы с достоинством чужеземца прогуливаетесь по его улицам и рассудочно фиксируете какие-то детали, чтобы потом подробно рассказать о них зна...

На улицах горели костры, вся молодёжь была в масках. Карнавал этот называется "Пороховой заговор" в честь неудавшегося покушения католиков на английского короля Якова I в 1605 году. В день открытия парламента заговорщики хотели при помощи по...

— Традиции устарели: сегодня вместо Фокса следовало бы носить чучела тех, по чьей вине бросают бомбы на Суэцкий канал.

Он был прав. В олимпийском селении не было египетских спортсменов — они воевали, отстаивая свою страну от империалистической агрессии.

Мы получили слишком много впечатлений за первый день, усталость давала о себе знать. Большие, пожалуй, слишком жёсткие постели показались нам царским ложем. Наступила первая ночь под созвездием Южного Креста. На второй день температура возду...

Автобус вёз нас за город в помещение шотландской военной части. Здесь мы должны были тренироваться. Первые тренировки нас очень встревожили: все чувствовали себя плохо. Вялость, а поэтому и плохое настроение.

Где наши лучшие килограммы, показанные в Ташкенте? У Фёдора Богдановского и Игоря Рыбака совсем ничего не получалось. Объяснения веские: нарушение ритма жизни, длительный переезд, изнуряющая жара Рангуна, Бангкока, Сингапура, перемена климат...

Участники Олимпийских игр тренировались на восьми помостах, после нас приходили американцы. Так было спланировано время. С американцами мы встретились очень тепло: традиционные похлопывания по плечу, Шеппард вспоминал Ленинград, мечтал ещё р...

— Что же помешало нашему визиту в Америку? — спрашиваю я Терпака.

— От вас требовались отпечатки пальцев. Мы сделали всё чтобы вас освободили от этого. Не помогло.

Эта формальность, кстати, тянулась ещё два года, пока наша команда наконец смогла выехать в США.

Гофман представил нам 20-летнего Исаака Бёргера — кумира калифорнийских и флоридских пляжей. Его имя появилось в журнале "Стренгс энд Хэлс" несколько лет назад. Тренеры не торопились привозить его на чемпионат мира, ставить под удар Удодова ...

— Мы долго держали его в клетке тяжелоатлетического зала "Барбелл-клуб", пока хороший мальчик не был готов, — объяснил в свойственной ему манере Гофман.

Бёргер точно такой, каким я представлял его по фотографиям и рассказам Шеппарда. "Йоркский соловей" — в шутку называли его товарищи. Нежный овал лица, мягкие каштановые волосы, голубые глаза — внешне он был совсем не похож на штангиста. Он б...

На тренировке Бёргер уверенно показал сумму 350 кг.

— Запишите в свою книжечку, — сказал он мне, — я сделаю 352,5 кг.

Бёргер сказал это просто, уверенно. Я понял, что кому-то из наших — Удодову или Минаеву — придётся нелегко.

Андерсон стал гораздо изящнее — похудел почти на 20 кг. Утверждали, что это было категорическое требование его любимой девушки. Тренировался он в очень оригинальных ботинках, напоминавших ласты с большой резиновой подошвой и широким каблуком...

Чарльз Винчи выжал 110 кг. Видимо, это был его тренировочный рекорд. Слишком уж откровенным был его восторг. Тонкий, восторженный голос Чарльза был слышен по всему залу.

Форму Шеппарда трудно было определить: он работал не чисто. Джим Джордж, как и в Мюнхене, тренировался бессистемно, гримасничая и носясь по всему залу.

Впервые мы увидели японских атлетов. Подчёркнуто вежливые, молчаливые и наблюдательные, они держались в стороне с большим достоинством. Они присутствовали на всех тренировках: молча записывали, почти шёпотом переговаривались, фотографировали.

Молодые бородатые почтительные индусы в чалмах и марлевых повязках, пакистанцы в барашковых шубах — будто с этнографических открыток. Надменные иранцы резались в карты в интернациональном клубе. Группками ходили спортсмены Нигерии в белых од...

Кто-то представил нам австрийского тяжелоатлета Сантоса — большого добродушного парня. Он слушал и рассматривал нас с огромным интересом.

— Что вы знаете о русских?

Сантос улыбнулся, помолчал, потом откровенно сказал:

— Признаться, мало: русские — хорошие воины, любят водку, исполняют танец с саблями и хотят завоевать весь мир.

Все засмеялись: сведения более чем подробные.

К нам в деревню несколько раз приезжали австралийцы с маленьким кенгуру. Каждый хотел с ним сфотографироваться. На площадке все увлечённо метали бумеранг. Вместо того чтобы возвратиться, он часто взлетал на крышу или врезался в толпу зрителей.

Интерес австралийцев к нашей делегации был огромным. Ежедневно мы получали сотни писем. Фермер из Аделаиды предлагал овцу или кенгуру в обмен на тренировочную рубашку с буквами СССР. Ученик из Сиднея написал:

"Я знаю, вы русские — добрые парни. Вы всем помогаете. Вышлите мне, пожалуйста, денег, чтобы я смог посмотреть Олимпиаду".

"Не посетите ли вы наш завод — у нас лучшее пиво в мире", — писали рабочие пивного завода.

У себя в зале мы познакомились с легкоатлетом Морроу. Он немного тренировался с тяжестями. Морроу всё время очень подробно рассказывал о себе, о травмах и неудачах перед Олимпийскими играми. Сейчас он чувствовал себя хорошо. Приехали его тре...

Встречи с журналистами не всегда были приятными. В особенности в первые дни. Только в США мне доводилось встречаться с такими циничными и наглыми представителями прессы, как здесь. Вот одна из бесед.

— Скажите, что ожидает вас в случае проигрыша?

— Помощь, для того чтобы выиграть в следующей встрече, — ответил я.

— Но мы, в общем-то, не собираемся проигрывать, — добавил кто-то из наших.

— Может ли Рыбак остаться в Австралии, если ему предложат большую сумму денег?

— Есть много такого, что дороже денег: Родина, семья, родной дом, друзья, работа, гордость советского человека.

Журналист решил освободить себя от какой бы то ни было формы пристойности:

— Родина — это хорошо, но чего она стоит без денег? Довольно ломаться: вы коммунисты, а предложи вам деньги, вы немедленно схватите их.

Он что-то говорил ещё, а переводчик молчал. Я почувствовал, что самообладание покидает меня. Похоже, нас провоцировали на скандал. Я поднялся, показывая, что разговор окончен. А Игорь Рыбак, которого особенно обидно поразили слова журналиста...

— Порядочные журналисты никогда не позволили бы себе такой наглости по отношению к гостям своей страны.

Это произвело впечатление.

На тренировке мы познакомились с несколькими удивительными тяжелоатлетами-девушками. Одна из них — мисс Кетберг — в жиме показывала 50 кг, другие толкали по 30-40 кг. У всех было прекрасное строение тела, каждая из них была достойна украсить...

Тренировки заканчивались. Заканчивалось время томительного ожидания "большого помоста" в зале "Экзибишн". Наши прогнозы и расчёты были оптимистичны.

Вечером нас посетили австралийские атлеты. Кто-то предложил пойти в лес послушать птицу-лиру. Лира может воспроизвести пение любой другой птицы, имитировать собачье гавканье, автомобильную сирену. Но говорят, что птицу-лиру никто никогда не ...

Взвешивание заканчивалось, а весы упорно показывали лишние 100 граммов. Оскар Стейт напомнил: осталось пять минут. Закутавшись в одеяло, Винчи прыгал, приседал, бегал на месте. Осталось три минуты. Атлет снова встал на весах: теперь лишними ...

Винчи плакал: сдали нервы. Терпак, бледный и мокрый, взял бутылку кока-колы и сел на скамейку. Я понимал его: в Вене у нас был почти такой же случай с Ломакиным.

— Так в сорок лет можно получить инфаркт, — проговорил Терпак.

Винчи, оказывается, за полтора дня согнал 4 кг. Избавлялся от лишнего веса не только Винчи. Стогов тоже грелся в финской бане — правда, недолго. Он сравнительно легко отдал свой лишний килограмм.

Итак, соревноваться должны были Стогов, Винчи и "старик" Намдью. Последнему уже 42 года. Сколько раз видел я его на помосте! И сейчас, как всегда — уверенность, соревновательная злость. В жиме иранец достигал 100 кг. Стогов и Винчи шли одина...

Толчок начал Намдью. Увы, он даже не смог закончить соревнование: судорога свела ногу, и его унесли с эстрады. И пока за кулисами шумные иранцы приводили его в чувство, на помосте происходило нечто совершенно неожиданное.

Американец на пределе своих сил толкнул 132,5 кг. И это после тяжёлой сгонки, после такого нервного напряжения! Столько же необходимо поднять и Стогову. Тогда суммы будут равны, но победит наш атлет: он легче. Мы почти не сомневаемся, что вс...

Стогов дважды брал роковой вес на грудь, посылал его вверх на прямые руки, но едва заметная ошибка мешала ему достичь успеха. В эти решающие судьбу поединка секунды не хватило того самого "чуть-чуть", которое приносит атлету олимпийскую меда...

Винчи не мог скрыть радости. Похоже, что эта победа — самая большая неожиданность для него. Он стоял на пьедестале очень счастливый и очень смешной — на голове в разные стороны торчали остатки волос. Что ж, титул олимпийского победителя стои...

В автобусе было тихо. Стогов молчал. Он не оправдывался и никого не винил. Он сам вынес себе приговор. На следующий день Володя как ни в чём не бывало сказал:

— Что ж, придётся ещё год ждать, чтобы вернуть победу.

Вечером в штабе делегации были удивлены: ведь все так верили в крепость этого звена команды!

Шёл второй день соревнований. Мы засыпали, не сомневаясь в том, что завтра вернёмся с золотой медалью.

Отсутствие острой конкуренции с зарубежными полулегковесами на протяжении многих лет приучило всех нас к мысли, что победа в этой категории всегда за нами. Увы! И здесь нас поджидал неприятный сюрприз: Евгений Минаев уступил Бёргеру.

Минаев блестяще начал соревнования, заставив зрителей пережить по-настоящему волнующие минуты, и установил рекорд мира в жиме — 114,5 кг. Евгений опередил Бёргера на 7,5 кг и, казалось, помимо количественного перевеса, приобрёл чувство морал...

Но получилось наоборот. В рывке и толчке Минаев стал вдруг неузнаваем. Он не смог показать даже тренировочные результаты. Растерявшийся было Бёргер заметил это и сразу воспользовался обстановкой. Он почувствовал себя хозяином помоста и показ...

Дебютант мирового помоста вёл себя непринуждённо. Он постоянно улыбался, однако это не мешало ему максимально "собираться" перед подходом к штанге.

Терпак сказал:

— Есть три вещи, от которых он не устаёт: от разговоров, тренировок и соревнований.

Что же всё-таки произошло с Минаевым? Трудно всё взвесить. Очень тяжело проникнуть за оболочку психологической изоляции атлета, которая появляется в таких случаях. Соревнования раскрывают характер, волю, опыт спортсмена. Значительная часть в...

Мы детально и долго изучали Удодова и Минаева и просмотрели главное: слишком интенсивные тренировки Минаева. Он знал, что авторитет Удодова велик, и поэтому хотел быть всё время первым. Ему во что бы то ни стало нужно было выглядеть на трени...

Минаев стал каким-то безразличным. Слова, разминка, массаж, призывы к его самолюбию — всё было бессильно.

— Не могу, не понимаю, что со мною случилось, — только и сказал он.

Мы, тренеры, поначалу не до конца осмыслили глубину нашей ошибки и были недовольны Минаевым.

Бёргеру тогда было 19 лет. Он понравился нам и стал другом нашей команды. Американец вынашивал смелые мечты: показать 370-380 кг.

Третье место с суммой 332,5 кг занял польский атлет Мариан Зелинский. Это была первая ласточка будущей грозной команды поляков.

Минаев тяжело переживал свою неудачу. Он считал, что не оправдал нашего доверия и подвёл всю команду. Едва сдерживая слёзы, Евгений сказал:

— Никогда больше не буду выступать.

Итак, второе поражение. Мы опять вернулись в штаб с серебряной медалью.

Перед соревнованиями легковесов австралийская пресса была щедра на похвалы: "На мельбурнском помосте будет разыгрываться первенство СССР". Спортивные обозреватели предсказывали, что за золотую медаль будут бороться Рыбак и Хабутдинов. Но оба...

В ночь перед выступлением Игорь Рыбак долго просидел у меня в комнате. Я пытался отвлечь его внимание от предстоявшего испытания, но неудачно, потому что сам всё время думал про события на помосте. Слишком уж неожиданной для команды оказалас...

Соревнования начались для Игоря неудачно. Легко зафиксировав в жиме 110 кг, он выжал следующий вес — 115 кг — несколько хуже, но без всяких отклонений от правил. Убеждённый в успехе, Рыбак сходил с помоста и вдруг услышал недовольный гул зри...

Игорь снова подошёл к весу. Попытка вышла неудачной и на этот раз: ноги спортсмена дрогнули. Итак, впереди оказался австриец Хельфготт — 112,5 кг, иранец Тамраз — 117,5, Чепулковский — 120 кг. А самым сильным в жиме оказался наш Равиль Хабут...

В рывке картина резко поменялась. Чепулковский и Тамраз одолели в этом движении по 105 кг, Онума и Хабутдинов — по 110 кг, Ким — 112,5 кг, Абаджиев — 117,5 кг. Рыбак подходил к штанге так спокойно и уверенно, как будто и не было у него совсе...

— Великолепно! Вот это смелость! Вот это стиль!

Да, смелость и железная стойкость бойца — качества, которые трудно было угадать в Игоре, кротком на вид и немного флегматичном юноше, — проявились в те критические минуты особенно ярко.

Атлеты начали толчок. Тамраз зафиксировал 145 кг, Онума — 147,5 кг. Толчок — любимое движение Рыбака. Имея тонкое мышечное чувство, он всегда выполнял это сложноё движение безупречно. Но теперь ему была необходима особенная чёткость, исключи...

Игорь прекрасно толкнул 142,5 кг, а потом 147,5 кг. Пятитысячная аудитория горячо поздравляла его с победой. Ведь этот результат уже выводил советского спортсмена вперёд и обеспечивал ему звание олимпийского чемпиона.

Но Рыбак не покинул сцену. Он попросил поставить на штангу 150 килограммов. В зале повисла напряжённая тишина. Атлет медленно подошёл к штанге. Он был спокоен и сосредоточен, его голубые глаза приобрели какой-то стальной блеск. Вот он наклон...

Именно здесь произошло событие, каких не много было в истории тяжелоатлетического спорта. Вместе со зрителями неистово зааплодировали судьи, забыв про свои обязанности, про необходимость сохранять "олимпийское спокойствие", про всё на свете,...

После церемонии награждения олимпийскими медалями ко мне подошёл бессменный секретарь мировых чемпионатов англичанин Оскар Стейт:

— Послушайте, в какой печке вы выпекаете таких легковесов? Лопатин, Иванов, Костылев, а теперь и этот парень! Я восхищён тем, что он сегодня сделал! Но как это всё начиналось?

В самом деле, как? Наверное, с вечера в парке имени Шевченко в Харькове, где Рыбак увидел выступления самых сильных штангистов Украины Ивана Кириченко, Фёдора Осыпы, Хасана Яглы-Оглы и других. Именно после этого события во дворе дома, где жи...

Но вскоре "заговорщикам" надоело упражняться без посторонней помощи и они несмело переступили порог тяжелоатлетического зала спортивного общества "Дзержинец". Этот зал стал для восьмиклассника Игоря Рыбака вторым домом.

Впервые на всесоюзный тяжелоатлетический помост харьковчанин вышел в 1955 году в Минске. И тут его постигла досадная неудача. В биографии почти каждого известного штангиста есть странички, о которых сам атлет не очень любит вспоминать, но бе...

Мельбурнский помост вновь подтвердил крепость наших позиций в лёгком весе. Но времена безраздельного господства миновали. Появился 19-летний японец Онума, который в ближайшее время будет в состоянии показать 385-килограммовый результат. Он с...

Состязания полусредневесов вызывали тревогу. Чем кончится поединок Богдановский-Джордж?

Фёдора тренировал я. Его прошлые неудачи не проходили бесследно и для меня. Неужели и на этот раз будет то же самое? Последнюю тренировку Фёдор провёл отлично. Но странно, слишком много разговаривал, терял аппетит. Неужели... Об этом не хоте...

За годы обидных неудач Богдановский понял, что первопричина его поражений — отсутствие воли. Нужно было испытывать больше доверия к самому себе, больше уверенности... В ночь накануне выступления Фёдор зашёл к нам в комнату. Мы только что вер...

На параде Богдановский и Джордж стояли рядом. Когда секретарь состязаний поочередно назвал их имена, они пожали друг другу руки.

Соревнования начали менее известные спортсмены.

Джордж и Богдановский имели достаточно времени, чтобы не спеша сделать разминку и подготовиться к выходу на помост. В комнате для разминки атлеты принимали массаж, разогревались, поднимая штангу, ходили из угла в угол. Суетились врачи и трен...

— Как дела? Хотел бы я знать, чем закончится сегодняшняя ваша встреча... — сказал он, похлопав Фёдора по плечу.

— Для этого, Пауль, тебе необходимо подождать часика четыре, и всё выяснится, — заметил Богдановский, обращаясь к Джорджу, чтобы тот перевёл на английский.

— Ты прав, Богдановский! Мой вопрос неуместен, это надо увидеть, — ответил Андерсон и, пожелав обоим соперникам успехов, ушёл, как всегда, в сопровождении толпы.

На помост вызвали Джорджа. Богдановского предупредили, чтобы он приготовился. Наконец-то началось!

Джордж, показал свой предельный результат в жиме — 122,5 кг и, довольный, ушёл за кулисы. Богдановский попросил установить 125 кг. Смело! Не торопясь, Фёдор натёр руки магнезией, прошёлся по помосту, глянул в зал. Можно было начинать. Богдан...

И вдруг Фёдор будто переключается. Он с поразительной лёгкостью выжал 130 кг, а потом и 132,5 кг. Джордж отстал от Фёдора на 10 кг. Такой большой разницы в их результатах в начале поединка никогда раньше не было.

Рывок. Богдановский красиво и легко зафиксировал 122,5 кг. Но 125 кг поднять не смог. Потеряно 2,5 кг. Плохо. Джордж снова оживился, его глаза загорелись: он мог сократить разрыв. Мастерство его не подвело: в рывке он показал 127,5 кг. Разры...

Была уже полночь, но зрители не покидали зал.

Фёдор вдруг почувствовал, что устал. До выхода оставался час, и атлет один пошёл в комнату отдыха.

В дверь постучали. Пора.

Оба начали со 157,5 кг. Теперь нужно было пройти 162,5 кг. Богдановский выглядел очень спокойным. Главное — сосредоточиться, каждый мускул, всю волю суметь подчинить одному: победе. 162,5 кг оказались на сей раз послушны сильным рукам. Не ус...

А дальше? На какой вес идти теперь?

Важно не "зарываться" Нужно толкнуть 165 кг — тогда Фёдор будет первым. Джорджу для победы нужно будет толкать 170 кг. Тогда он сравняется с Фёдором и станет чемпионом, потому что легче нашего атлета. Но это выше его сил.

Богдановский подошёл к 165-килограммовой штанге. В зале воцарилась напряжённая тишина. Точно и молниеносно Фёдор взял штангу на грудь и стал ловить мгновение для толчка. Штанга замерла на выпрямленных руках. Богдановский ещё не приставил ног...

Джордж был подавлен. Окружившие его Коно, Винчи, тренер Терпак считали, что он должен рискнуть — пойти на 170 кг. Чудес, конечно, не бывает, но...

Опытный спортсмен видел, что победа ускользает от него, ведь он и так показал лучший результат — 412,5 килограмма.

Питу было неудобно уйти от борьбы.

Попытка оказалась безуспешной. Штанга коснулась груди, прижала атлета, столкнула с места и покатилась по помосту. Джордж очень медленно выпрямился, а затем так же медленно, с видом абсолютного безразличия ушел с помоста. Олимпийским чемпионо...

— Единственный атлет, которого я опасаюсь, — это Трофим Ломакин. Но у него всегда что-нибудь не ладилось во время соревнований — то толчок, то состояние здоровья, — говорил мне Коно.

Ломакина на сей раз не было, и Коно без малейшего осложнения выиграл золотую медаль. Его результат — 447,5 кг — говорит сам за себя. Вторым был Василий Степанов с очень скромной суммой — 427,5 кг. Третье место досталось Джиму Джорджу — 422,5...

Выступление Коно, как всегда, было красивым зрелищем. Гаваец держался с каким-то особенным достоинством, движения отличались только ему присущей элегантностью, изысканностью. Сколько же лет ещё он вот так будет выходить на помост, чтобы непр...

Воробьёв был самым возрастным в команде. Постоянная борьба с сильнейшими противниками на мировом помосте воспитала в нём удивительное упорство, волю к победе. И каждый раз чем ответственнее была встреча, тем больше раскрывались его творчески...

Австралийский журналист, наблюдая тренировки Воробьёва, написал статью под названием: "Есть ли перспективы у Воробьёва?" Одним взмахом пера он решил судьбу Аркадия, утверждая, что "звезде пора зайти". Журналист сочувственно вспоминал, какой ...

Аркадий тренировался вполсилы, чтобы сохранить себя для решающей схватки. Гофман шутил: "Шеппард очень зол и, конечно, победит, потому что уже несколько лет смотрит на высшую точку пьедестала почёта". Мы в таком же тоне отвечали, что Воробьё...

Болгарин Веселинов закончил жим с результатом 132,5 кг. Аркадий заявил, что будет начинать со 140 кг. С такого веса он ещё никогда не начинал. После долгих споров с Терпаком Шеппард тоже подошёл к этому весу. Выжал его хорошо, но сошёл с мес...

Шеппард рассердился и исправил ошибку. Он легко взял на грудь 145 кг, начал их выжимать, но повалился вперёд. Воробьёв так же спокойно покорил и этот вес. Он сходил с помоста, улыбаясь, что бывало с ним очень редко.

На штангу поставили 147,5 кг — на 1,5 кг больше мирового рекорда Коно, который тот установил несколько месяцев назад.

Воробьёв в третий раз медленно поднялся на помост. На лестнице споткнулся.

— Дурная примета, почти как у Юлия Цезаря, — с улыбкой бросил он Шатову, который оказался рядом.

Аркадий долго ходил у помоста — очень спокойно, расслабившись, затем подошёл и остановился у штанги, потом вновь постоял, будто что-то обдумывая. В зале висела тишина. А Воробьёв всё стоял и стоял. Так и хотелось крикнуть: "Ну, начинай же, н...

Наконец Аркадий наклонился над грифом, не спеша, как на тренировке, занял стартовое положение и мощным усилием ног, спины, рук взял вес на грудь. А дальше всё было очень просто — штанга была выжата, как говорят, по всем правилам тяжелоатлети...

Воробьёв хотел покинуть помост, но его остановили: был поднят рекордный вес, и, чтобы зафиксировать новое мировое достижение, необходимо было пройти процедуру взвешивания. Ширмы на сцене не оказалось, судья и участники стали вокруг атлета, д...

Начался рывок. И здесь Аркадий продемонстрировал драгоценное чувство уверенности. Он и Шеппард начали со 137,5 кг. Шеппард начал неудачно: штанга предательски ушла вперёд. Он сидел молча, закутавшись в халат. Второй подход оказался ещё более...

На сцену он вышел, полный решимости. Зрители подбодрили его аплодисментами. И тут мастер рывка показал себя. 137,5 кг он поднял отлично. Три подхода Шеппарда, занявшие почти десять минут, отразились на Воробьёве. Он дважды подходил к 142,5 к...

В толчке Шеппард зафиксировал 165 кг и затаился. Воробьёв под гром аплодисментов толкнул 170, 175 и 177,5 кг.

А что же Шеппард? Он пошёл на 185 кг — только так он мог сравняться с Воробьёвым в сумме. Но это оказалось авантюрой.

Воробьёв победил с новым олимпийским рекордом — 462,5 кг и с новым мировым рекордом в жиме. Шеппард отстал на 20 кг. Третьим стал француз Дебюф.

Был на чемпионате человек, который в самые тяжёлые, порой трагичные минуты поднимал у всех настроение. Никто не мог понять, когда же он готовится к соревнованиям.

Целый день Пауль Андерсон отдыхал на травке в Олимпийской деревне и щедро раздавал автографы. Он был самым популярным у журналистов после кинозвёзд.

Газеты посвящали ему страницы, подвалы, целые выпуски. Андерсон вывел спорт силы на первые полосы популярнейших журналов. Он вернул тяжёлой атлетике славу времён Луи Сира, Сандова, Саксона, Гаккеншмидта. Он заставил мир вновь заговорить о пр...

"Самонадеянный чемпион тренируется только два раза в день. Он поднимает не штангу — нет: он поднимает сейфы, полные бетона. Он всё ещё является трогательным ребёнком своей матери и не любит носить пальто. Несмотря на то, что он похудел, Анде...

Такие сообщения об Андерсоне появлялись в прессе ежедневно.

Пауль был в хорошем настроении. Впрочем, это было его обычное состояние.

Кто мог сомневаться в его победе? После возвращения из Москвы он установил феноменальный рекорд США в троеборье — 533 кг. Но безоблачное счастье "живого подъёмного крана" неожиданно омрачилось. "Виновником" стал Хумберто Сельветти.

В последний раз мы видели Хумберто Сельветти четыре года назад в Хельсинки. Это был гигант, которого природа одарила необычайной силой. 15-летним мальчиком он без труда поднимал 80-килограммовые брёвна, которыми были вымощены улицы его город...

У него были успехи в баскетболе, однако когда вес его перевалил за 100 кг, он, естественно, потерял необходимую скорость и прыгучесть.

За два года занятий тяжёлой атлетикой результат Сельветти продвинулся с 340 до 450 кг. Однако это произошло в основном за счёт его огромной физической силы. Что же касается техники, то она оставляла желать лучшего.

Но штанга была вторым увлечением. Всё основное время Сельветти отдавал пению. Приближались Олимпийские игры. Нужно было посвятить всего себя спорту. И Хумберто сделал это.

Когда аргентинец три раза выжал от груди 170 кг, всем стало ясно, что Андерсон напрасно был так беспечен. Возник неожиданный очаг страстей. Боб Гофман занервничал. Говорили даже, что Пауль потерял аппетит, хотя этому было трудно поверить.

Вечером за день до соревнований мы были в гостях у аргентинцев. В комнате царил беспорядок. На полу валялись апельсиновые и банановые корки. Сельветти исполнял аргентинские песни. Он пел очень хорошо, и мы на какое-то время даже забыли о наш...

— Я не мог приехать в Вену и Мюнхен, — говорил Хумберто. — Не было средств. К Мельбурну я готовился три года. Я знал, что поеду сюда: я очень хочу победить Пауля. Мне кажется, сейчас я готов к этому...

26 ноября на помост вышли девять "крупнокалиберных" штангистов. Но взоры всех были, конечно, прикованы к самым сильным — Андерсону и Сельветти.

Энергичный Пигаяни, известный не столько высокими результатами, сколько своими рыданиями после удачных подъёмов, выжал 150 кг. На штангу поставили 165 кг. Сельветти долго натирал руки магнезией, что-то шептал — было видно, что он волнуется. ...

Андерсон начал состязание неудачно. Он с большим трудом справился со 167,5 кг. Два подхода к 175 кг не принесли успеха. С нескрываемым отчаянием Пауль медленно ушёл с помоста.

— Не знаю, что со мной, — сказал он Терпаку.

В рывке оба силача показали по 145 кг. Все остальные были теперь далеко позади.

Итак, после двух движений Сельветти опережал Андерсона на 7,5 кг. Этого меньше всего ожидали Пауль, американцы, да и все зрители. Сельветти толкнул 175 и 180 кг. Это оказалось его пределом. Аргентинский гигант закончил соревнование с суммой ...

Андерсону нужно было набрать столько же — тогда он выиграл бы за счёт меньшего собственного веса. Сельветти весил 143 кг — на 5 кг больше Пауля.

Но штанга весом 187,5 кг оказалась тем подводным камнем, из-за которого "человек-дредноут" чуть было не сел на мель.

Дважды Андерсон не смог зафиксировать этот снаряд над головой. В отчаянии атлет повторял:

— Что со мной? Я не перенесу этого!

Он покинул помост, но через три минуты все американцы под гром аплодисментов выносили со сцены своего любимца, которому всё-таки удалось укротить штангу.

Итальянец Пигаяни, как и на предыдущих чемпионатах, получил бронзовую медаль и по привычке заплакал от радости.

Наш Алексей Медведев был зрителем. Мы понимали, что нет смысла подставлять его под удар Андерсона и Сельветти: во время показательных выступлений он поднял в сумме 485 кг.

Вечером американцы пригласили нас в гости. В знак расположения к нам они угощали нас шоколадом. Настроение у них было прекрасное: они обошли нас в золоте. И на одно очко победили в неофициальном командном первенстве. Особенно был доволен Анд...

— Я чемпион — это хорошо, — говорил он. — Но титул — это не масло, которым будешь мазать хлеб. Это не доллары. Я ухожу в профессионалы. Я кормил мышцы, теперь пусть они кормят меня.

Олимпийские игры в Мельбурне показали, что тяжёлая атлетика находится на этапе новых достижений. На международную арену вышли штангисты Польши, Болгарии, Японии. Они должны были ещё сказать своё веское слово.

Глава 13 Домой через два океана

В олимпийской деревне стало тихо. Тихо, пустынно и грустно, как после большого, весёлого праздника. Бродили иранцы, ожидая своей очереди на самолёт. Демонтировались временно построенные рестораны. Закрылись банк, клуб, магазины сувениров. У ...

Советские олимпийцы уже переселились на теплоход "Грузия" и ждали выхода в море. Только группа из 17 человек — руководители комитета, тренеры и журналисты — готовились к короткому пути домой — самолётом. В этой группе был и я.

10 октября вечером мы приехали на теплоход проститься с товарищами. Завтра на рассвете "Грузия" уходила домой. Корабль — это уже что-то своё, родное, это кусочек Родины.

Много наших друзей из социалистических стран тоже ехали на "Грузии": американцы в последний момент отказались предоставить им места в своих самолётах.

На палубе, несмотря на холодный, порывистый ветер, было много людей: пришли проститься австралийцы. Записывались адреса, в последний раз обменивались сувенирами. Вот Богдановский отдал тяжелоатлету Барберису свою тренировочную рубашку взамен...

Нам завидовали: мы окажемся дома раньше.

Последними нашими гостями в деревне были, конечно, австралийцы, которые принесли с собой много пива. Они считали, что их пиво — лучшее в мире. Попробуйте от него отказаться — вам не простят эту обиду. Самый большой комплимент для австралийца...

Мы в последний раз поехали в город. На многоэтажном универмаге Мейера вместо олимпийца, бегущего с факелом, уже стоял одетый по-летнему весёлый десятиметровый Дед Мороз: скоро должны были начаться рождественские праздники. А кенгуру, которые...

В штаб нашей делегации пришёл представитель американской компании "Пан-Америкэн Эруэйз", которая доставила нас в Мельбурн. Он нервничал и что-то сбивчиво объяснял. Оказывается, госдепартамент США отказался выдать нам транзитные визы через Ам...

Последняя мельбурнская ночь... Ярко светил Южный Крест. Слышались песни иранцев. Я вспомнил, что в первую ночь они пели точно так же.

Через несколько часов начнётся путь к родному дому...

В Сиднее у нас планировалась пересадка на американский самолёт. Вылет через три часа. Нужно было позавтракать. В ресторане стоял шум. Мы смотрели по сторонам. Да здесь почти все знакомые! Через США летели французы, англичане, финны. Тут тоже...

Неподалёку от нас стоял какой-то рабочий и молча наблюдал за нами. Потом подошёл к нам. Оказалось, что он русский, с Украины — это единственное, что мы поняли. Он хотел сказать ещё что-то, но не мог — то ли слова позабылись, то ли от волнени...

— Виноват, виноват я, — говорил человек. — Не могу. — На руке у него была наколка: звезда и якорь. — Родина у меня здесь — человек показал на сердце. — Хотя я никогда не приеду туда.

Он так и остался стоять, приложив руку к сердцу — высокий, прямой, совсем не похожий на русского.

Через несколько минут мы были в воздухе. Берега Австралии исчезли из виду.

Десять часов пришлось лететь до первой посадки — в аэропорту Нанди. Это один из островов Фиджи.

С нами летели французы. Жан Дам был возмущён тем, что нам не дали визы.

— Безумцы, безумцы, — говорил он. — Не дают виз! Разговоры о "вакууме"! Наши вот тоже ещё ввязались в египетскую кампанию...

Остров Нанди. Говорят, что когда-то здесь жили одни людоеды. Любопытно.

Духота, чёрное небо. Тусклые фонарики и яркие факелы. В темноте были видны красные цветы. Их было очень много, и они наполняли воздух резким, приторным запахом.

Ресторан был похож на огромную хижину: крыша из плотной тёмной соломы, стены — из бамбука. Все официанты — мужчины с высокими шапками чёрных вьющихся волос, в белых юбках и босиком. Они бесшумно разносили освежающий напиток — ананасовый джус...

У аэропорта сидела группа местных жительниц. Высокие причёски, гортанные голоса, пёстрые одежды. Девушки тоже внимательно осматривали нас.

В темноте у грузовых машин возились с ящиками чёрнокожие жители острова в набедренных повязках. Они были совсем не похожи на беспечных пляшущих, ловящих рыбу и веселящихся островитян, нарисованных в рекламных проспектах, которые зазывают тур...

Самолёт вновь рассекал темноту ночи. Утром мы приземлились на аэродроме с красивым названием Атолл Кантож. Это многолюдный остров, окаймлённый песчаными берегами. Бетонированная площадка вела почти к самому морю. Огромные, сверкавшие на солн...

Через час репродуктор сообщил нам, что мы пересекаем экватор.

Итак, я уже дважды пересёк экватор. Я проникся к себе большим уважением. И со снисхождением смотрел на тех, кто пересёк его впервые.

— В Гонолулу у вас будет четырёхчасовая остановка. Вы сможете осмотреть город, покупаться на чудесных гавайских пляжах, — сказал нам ещё в Мельбурне служащий авиакомпании.

Стюардесса разносила пёстрые книжечки с рисунками и фотографиями. На них были изображены золотые песчаные берега, пенящиеся волны, тропические пальмы, красивые гавайские девушки. В бокалы лился янтарный ананасовый сок.

"Вы загорите на солнце, покатаетесь в гавайских лодках на прибрежном прибое. Вы увидите Гавайи во всём их радужном блеске, прислушаетесь к незабываемому языку прибоя. Вы исследуете вулканы, вы никогда не забудете чёрные бархатные ночи. Вы по...

Когда вы увидите всё это, то спросите себя: "Что мешает мне задержаться здесь?" И вам захочется остаться в Гонолулу, и вы не будете считаться с долларами".

Мы прилетели в Гонолулу вечером. Нервничали, чтобы ни минуты не потерять в этом "раю". Скорей домой! Все спешили выйти из самолёта. Минуточку! Нам предложили взять все вещи...

— Будет пересадка?

— Возможно. Но пока проверят ваши документы и багаж.

Началась длительная проверка. Время уходило. Кто-то закрыл мне сзади глаза. Глупая шутка, когда такое неважное настроение. Я обернулся. Питер Джордж!

— Коно тоже пришёл. Мы ждём вас в ресторане, — сказал он.

Чемоданы осматривали только у нас. Я увидел, как пытается прорваться в таможню Коно. Его не пустили.

Вся эта странная процедура наконец закончилась. Коно подбежал к нам, на ходу поправляя очки. Он надел мне на шею венок из живых роз. По местному обычаю это знак искреннего уважения.

Говорили очень много, перебивая друг друга, будто не успели наговориться там, в Мельбурне.

— Женюсь в 30 лет, когда накоплю денег. Открою в Гонолулу торговое дело, — говорил Томми.

Он попросил разрешения оставить нас, чтобы купить мне альбом с видами Гавайских островов.

В тот же момент из-за соседнего столика встала женщина и решительно направилась к нам. Представилась как журналистка. Затем начала задавать вопросы. А русская переводчица, оглядываясь по сторонам, переводила мне их полушёпотом.

Всё стало ясно: готовится провокационное интервью.

— Как вам нравится Гонолулу? Что вы слыхали об этом городе?

— Гонолулу, к сожалению, нам не дали посмотреть. А от Томми Коно я слышал очень много интересного.

— Вы не хотели бы остаться в Гонолулу? — глядя в упор и очень чётко произнося слова, спросила женщина, бросив быстрый взгляд на репортёра, стоявшего рядом с магнитофоном.

— Нет, зачем же? У меня есть свой дом, моя Украина. Это на всю жизнь.

— Но ведь на Украине не тот климат и не та жизнь. И потом, вам здесь может быть очень и очень хорошо.

Я ждал, что же будет дальше.

— Правда, что американское правительство — самое лучшее?

— Вероятно, об этом лучше спросить американцев.

Нет, я нервничал напрасно. Шантаж был явно беспомощным. Видно, начинающие. Детские наивные вопросы не вызывали у нас ничего, кроме улыбки.

Подошёл Коно. И в это время объявили посадку.

Вот вам и Гонолулу, вот вам и золотистые пляжи, вот вам и девушки в венках из роз в длинных узких лодках, вот вам и гавайские гитары! Местные власти почему-то решили не показывать нам свой красивый город. Мы покидали Гонолулу. Кто знает, при...

Самолёт взял курс на Лос-Анджелес.

Шла наша вторая ночь над Тихим океаном.

— Господа русские, задержитесь, выйдите из самолёта последними, — раздался голос служащего компании, когда самолёт пошёл на посадку.

Нас встречала телегруппа. Посадили в автобус. С нами было ещё десять человек. Седой старик — вероятно, шеф — пересчитал членов группы, проверил своих ребят и дал команду ехать. Почётный кортеж — легковые машины впереди и сзади — сопровождал ...

Журналисты не оставляли нас в покое даже здесь.

— Я сфотографирую вас, когда вы будете есть сэндвичи, — уговаривал Николая Семашко корреспондент.

— Спасибо, я не голоден.

— Что вы хотите посмотреть в нашем городе?

— Многое, если, конечно, будет возможность.

Рядом с нами вдруг появились три девушки в купальных костюмах. Одна из них обратилась к поэту Николаю Грибачёву.

— Мы сделаем несколько снимков.

— Спасибо, поищите кого-нибудь помоложе, — улыбнулся Грибачёв.

— Кто вы такой? — спросили писателя Сафронова.

— Я хочу победить Андерсона.

— О, у русских есть наконец соперник Андерсона!

Мы попросили разрешения посетить Диснейлэнд.

— Диснейлэнд, возможно, посетим, — нерешительно проговорил служащий компании.

Мы сели в автобус. Нас вновь пересчитал высокий седой старик. И тут кто-то из наших ребят поднялся со своего места и пересчитал всех детективов. Некоторые из них откровенно заулыбались, понимая всю глупость положения.

Газета "Геральд-экспресс", вышедшая после обеда, сообщила не совсем верные данные, напечатав, что "русские визитёры осматривали город в сопровождении двух агентов и четырёх пинкертоновских детективов". Их было больше.

На улицах было очень мало людей и очень много машин. Глаза разъедал едкий воздух от бензиновых выхлопов.

— Это с непривычки, — сказал мне один из детективов, хорошо знавший польский язык. Мы с ним были уже почти друзья.

Мы посмотрели Диснейлэнд — фантастический город, в котором взрослым интересно так же, как детям. Мы провели три часа в прекрасных сказках.

"Страна Диснея" — талантливого американского художника — режиссёра мультипликационных фильмов — создана в 1955 году.

На площади Таун-сквер большими буквами было написано о цели создания экзотического заведения. "Всем, кто приходит в этот чудесный город, — добро пожаловать. Страна Диснея — ваша страна. Здесь старость найдёт воспоминание о былом, а молодость...

В самом деле, эта страна удивительна. Здесь можно прокатиться в почтовом дилижансе, запряжённом шестью лошадьми, проехать в вагончике, напоминающем конку, сесть в старинный пароход, на котором Марк Твен служил лоцманом, встретиться с его гер...

Диснейлэнд состоит из нескольких частей — Далёкого Запада, Страны Приключений, Будущего, Фантазии. Чего только не увидишь, путешествуя из одной части в другую: президентов Соединённых Штатов, Микки Мауса, его жену Минни, пиратов, разбойников...

Под конец в ресторане мы встретились с самим Диснеем. Он сам пожелал нас увидеть. Мы пожали друг другу руки, поблагодарив его за прекрасные часы, проведённые в изумительном царстве фантазии.

День кончался. Оставалось ещё четыре часа до вылета, а нас уже везли в аэропорт. Пришлось сидеть в гостинице. Мы уже изрядно надоели детективам, а они — нам.

Началась посадка. Детективы оживились. Седой усталый шеф в последний раз пересчитал нас, впервые сказал: "О'кей", — улыбнулся нам и помахал рукой.

Глава 14 Песня, которая продолжалась пять дней

Щедра красотой моя родная Украина, невыразимо прекрасна её земля, и для меня нет краше её. Но природа так безгранично богата, что никогда не привыкнешь к её разнообразию. Иран начался для меня прекрасными долинами садов и роз в Тебризе. Мы с...

Мы остановились в одном из старинных селений. Массивные ворота, высокие стены — вероятно, здесь когда-то была крепость. Нам предложили отдохнуть. Худой старый перс, словно сошедший с древней фрески, принёс корзину, наполненную фруктами, и ни...

— Угощайтесь, друзья! Этот плод лечит желудок, освежает ум, даёт силу и бодрость!

Я знал, что на Востоке любят красивое слово и хорошо чувствуют его прелесть. И всё-таки меня поразило, что простой человек говорит так изысканно, таким высоким стилем. Иранец, не знающий ни одной буквы алфавита, читает на память и поёт сотни...

На тегеранском аэродроме советских гостей приветствовал один из руководителей тяжелоатлетической федерации.

— О, прекраснейшие из спортсменов! О, сильнейшие из сильнейших! Мы счастливы приветствовать вас на нашей древней земле. Пусть сердца ваши будут радостными, пусть сопровождает вас удача, пусть воздух наш будет полезен для вас. Наша цель — сде...

Древние поэты называли Тегеран "городом, дремлющим возле жемчужного озера". Современная столица никак не ассоциируется с этими словами. Его заполнили элегантные машины новейших марок из США, Италии, Франции. Иранцы говорят, что это восточный...

Мы остановились в фешенебельном отеле "Плаза". Если смотришь из окна номера, совершенно забываешь, что ты на Востоке. Кварталы белых многоэтажных домов с плоскими крышами, площади, парки, помпезные правительственные учреждения. Но достаточно...

Город просыпается очень рано. Певучие голоса уличных торговцев, ясное солнце — всё это сразу создаёт хорошее настроение.

В Тегеране торгуют где угодно и чем угодно. На центральных улицах возле роскошных многоэтажных магазинов торгуют всяким тряпьём, здесь же вам предлагают шашлык из бараньих почек или горячий лаваш.

Интересную картину можно наблюдать на перекрёстках улиц. Тегеранские шофёры, равно как и их коллеги в некоторых западноевропейских странах, демонстративно презирают правила уличного движения. Кажется, никто не властен остановить сумасшедшую ...

Как можно назвать место, куда люди приходят встретиться со своими друзьями, послушать песни или стихи, повеселиться на гулянье, посмотреть на соревнованиях борцов? В Тегеране это место называют "золотой базар".

В огромном котловане стоят несколько внушительного вида сооружений. С раннего утра до позднего вечера здесь снуёт, движется многотысячная толпа. Грязь, пыль и невероятное смешение запахов фруктов, пряностей, восточных сладостей, бараньих шку...

Персидский, афганский языки, хинди, армянский, английский, французский... Звенит медная посуда, стучат молоточки чеканщиков, которые у вас на глазах создают прекрасные вещи. Купцы с выкрашенными хной бородами настойчиво предлагают вам свой т...

Торговаться здесь надо обязательно. Об этом нас предупредили. Каждый продавец заламывает цену в два-три раза больше — таков неписаный закон базара. Но вот вы просите хозяина товара снизить цену и сразу слышите поток жалоб, бесконечные разгов...

На базаре находятся и мечеть, и чайхана, и баня. Возле них — чревовещатели, колдуны, гадалки, укротители змей, шуты, калеки, демонстрирующие за гроши свои увечья. Здесь спорят до хрипоты, ругаются, плачут. А вот несколько человек неистово хо...

Огромная толпа собирается вокруг базарных акробатов. Они демонстрируют не только силу и ловкость, но и поют, читают стихи, импровизируют сценки из народного быта, тонко и умело высмеивают плохие привычки людей...

Мы, вероятно, обратили на себя внимание. Один из актёров (они вполне заслуживают, чтобы называть их именно так) посмотрел на нас и быстро заговорил:

— Хвала аллаху, который создал на земле радость, солнце, любовь и добрых соседей — советских людей.

Все зааплодировали. Десятки рук потянулись к нам, чтобы похлопать по плечу, обнять, пожать руку. А тот, кто сказал эту фразу, уже через минуту продолжал совсем другим, грустным и жалобным голосом:

— О, аллах! Зачем создал ты на земле голод, холод, чуму и американских генералов?

И снова взрыв смеха...

На "золотом базаре" можно купить всё: драгоценные украшения и простые хорошенькие серёжки для бедной красавицы, чистокровного скакуна и старенького осла, самую модную одежду и старые тряпки, пригодные только для утильсырья. И всё это продаёт...

Богатые купцы, восседая в стороне на дорогих коврах под деревьями, потягивают ароматный кофе, курят наргиле. И очень много нищих — настоящих и мнимых, мастерски играющих свою роль.

В небольших лавчонках изделия из слоновой кости и бронзы продают на вес. Возле них всегда можно увидеть группы иностранцев.

Мы зашли в одну из таких лавочек. Нас встретил хозяин. Советские гости? Очень приятно. Советские люди у него ещё никогда не были.

— Видите, что это такое? — показал он нам мельчайшую крупинку слоновой кости. — Не видите, конечно. Возьмите, — он дал нам увеличительное стекло.

Оказывается, это крошечный слоник. Хозяин был вежлив и разговорчив. В приоткрытую дверь с любопытством просунулись симпатичные детские физиономии. Неужели у хозяина лавчонки столько детей? Ответ поражает нас: это те, кто создаёт чудесные без...

Хозяин предложил нам осмотреть мастерскую. В небольшом помещении за невысокими столиками с электрическими лампами сидели дети, склонившись над своими изделиями. Среди них было только два-три пожилых мастера.

Вряд ли маленькие умельцы знали истинную цену того, что создавали. Но зато наверняка понимали другое: им надо работать, чтобы не голодать самим и чтобы помогать семье. Сколько же продолжался рабочий день этих малышей? 10-13 часов. Выражение ...

— У нашего народа прекрасные руки. Коран велит всем трудиться. Вы видите, какие хорошие изделия создают дети.

Яркая картина восточного базара вдруг словно потеряла для нас свои богатые краски. Это ощущение горечи ещё возросло, когда мы, выехав на дорогу, увидели на обочине высокую арбу, которую тащил облезлый верблюд. В ней, прижавшись друг к другу,...

Прежде такие больные бродили по улицам, бездомные и отверженные. Теперь за городом для них построена специальная больница.

Накануне нам сказали, что во дворе дома, где будут проходить соревнования, соорудят финскую баню. Шабзи, наш переводчик, возмутился:

— Вы не будете иметь права говорить, что побывали на Востоке, если не искупаетесь в настоящей персидской бане.

Небольшой серый домик. Прекрасно оборудованные раздевалки. Удобные купальни. Но главное здесь — массажная. Это огромная комната с низкими мраморными столами. Ложишься на этот стол и отдаёшь себя в руки бородатого могучего массажиста.

Сначала он облил меня почти кипятком. Потом намылил ароматной пеной. И началось...

Это было что-то страшное. Массажист выворачивал руки, давил шею и нещадно мял затылок. Он влез мне на поясницу и стал молотить по ней. Пройдясь сильным натиском локтя по пояснице, массажист взялся за мои ноги. Казалось, все мои суставы помен...

Так мылись в Персии тысячу лет назад.

Вероятно, великий Фирдоуси также знал чудодейственную силу подобного массажа, когда писал, что он "лечит суставы, освежает мышцы, молодит сердце".

Иранские впечатления чередовались в необычной последовательности. После персидской бани — Гюлистанский дворец. Теперь это музей, где собраны драгоценнейшие сокровища национального искусства — изделия ювелиров, чеканщиков, ткачей, мебельщиков.

В зеркальных чертогах сверкает шахский трон. Здесь же стоит украшенная драгоценностями кровать шахов Каджаров (династии, правившей в Персии с 1794 г. по 1925 г.). Куполообразный свод зала облицован небольшими зеркалами, расположенными ярусам...

Во дворе — парад подарков, поднесённых монархами разных стран. Часы английской королевы с жар-птицей, помахивающей крыльями, комната русской мебели, индийские изделия.

В знак уважения к советским людям гид показал нам апартаменты шаха. Я никогда не видел такого количества люстр — маленьких и больших, и ни одна из них не повторяла другую.

В национальной библиотеке — богатейшая коллекция древних рукописей. Бесшумно передвигаясь по выстеленному коврами полу, библиотекарь вёл нас к сейфам, где хранятся оригиналы бессмертных произведений. Вот "Шах-намэ" Фирдоуси. Пожелтевшие стра...

— К рукописям Омара Хайяма уже нельзя прикасаться руками, — говорил библиотекарь. — Но то, что он сделал, нетленно.

После посещения национальной библиотеки нас повёз к себе в гости экс-чемпион мира Мирзаи. Его домик построен в форме буквы "П". В одной половине живут женщины, в другой — мужчины. Средняя комната — гостиная. Во дворе маленький оазис — окружё...

Мы делали всё, что делал хозяин. Сняли обувь, опустились на ковёр. Сидели в непривычных и неудобных позах и угощались афганскими орехами в сахарной пудре.

Потом на тарелках была подана тёртая зелень, зелёный горошек, крутое яйцо, румяные блины, лаваш. Наконец на столе появился плов. Не было ни ложек, ни вилок. Мы терпеливо ждали, когда начнёт есть хозяин. Мирзаи сделал из блина своеобразный со...

В Иране нас застало сообщение о запуске второго советского искусственного спутника Земли. И хотя мы знали об этом событии не больше, чем писали местные газеты, к советским спортсменам отовсюду обращались с многочисленными вопросами как к спе...

Три тысячи зрителей — это три тысячи сигарет, которые одну за другой курят иранцы. В таких условиях нам ещё не приходилось тренироваться.

Как и в прежние годы, все ожидали, что борьба разгорится между советскими и американскими атлетами. Но на этот раз положение изменилось. Прошлый год для американцев был, в общем, удачным: они установили значительное количество рекордов, заво...

Таким образом, у американцев впервые не оказалось в команде атлетов с результатом 500 кг.

"Если Сельветти примет участие в соревнованиях, — писал Боб Гофман, — положение русских будет не лучше нашего: у них, кроме Медведева, нет атлетов, показывающих в сумме 500 кг. А бороться за второе или третье место едва ли стоит".

В полутяжёлой категории первым должен был стать Воробьёв. Шеппард не приехал. Эмрич, набравший недавно 449 кг, мог выступить неплохо, но ему явно не хватало техники. В этой категории единственной надеждой американцев оставался Джим Джордж, к...

Питер Джордж после травмы, полученной накануне Олимпийских игр, медленно входил в форму. Способен ли он состязаться с Богдановским? А может быть, с Богдановским встретится Коно?

Джо Питмен — хороший спортсмен, но едва ли он сможет претендовать на первое место.

И ещё Бёргер и Винчи. Они, вероятно, и сейчас очень сильны.

Борьба и тяжёлая атлетика в Иране справедливо считаются национальными видами спорта. Общество физического воспитания здесь опекает сам шах. Почётным председателем общества был адъютант шаха, членами — премьер-министр, председатель сената, ми...

С древних времён в Иране существует так называемая "зурхана", что в переводе означает "дом силы". Она возникла много веков назад.

Мы побывали в одной зурхане. Вход в "дом силы" украшает мастерски высеченный барельеф. Иранский воин в старинном боевом облачении поднял своего врага высоко над головой. Под его ногами погнутое и поломанное оружие — щиты и мечи. Всё решают т...

Мы зашли в помещение. Здесь была арена для тренировок и небольшой зал для зрителей. Купол и стены отделаны как Гюлистанский дворец шаха. Огромное количество маленьких зеркал, между которыми скрыты разноцветные электрические лампочки. Когда в...

Шахиншах частенько наведывался в эту зурхану, где над главным входом в зал расположена его ложа. Намного ниже ещё одна ложа для певца, декламатора и музыканта, сопровождающих своим исполнением выступления силачей.

Огромные барельефы на стенах зала воссоздают битвы и соревнования иранских воинов. На одной из стен изображение мусульманского святого Али. Рядом высечены его слова, призывающие правоверных к воспитанию силы и верности аллаху.

Тренер иранских тяжелоатлетов Шабан-хан Джавари прочитал нам коротенькую лекцию. Мы узнали, что при царе Дарии за несколько столетий до нашей эры иранцы совершенствовались в борьбе, поднятии тяжестей, беге, прыжках, стрельбе из лука. Эти дре...

А потом из ложи певца раздались звуки барабана "тебло", и на арену, покачиваясь, вышли на носках десять обнажённых до пояса атлетов в коротких чёрных штанишках с национальным узором. Образовав круг, они касались пальцами рук пола, а затем по...

— Это святое место! — донёсся из ложи мелодичный голос. Выступления силачей сопровождал один из лучших певцов Тегерана. Он бил в барабан и пел стихотворный текст из "Шах-намэ".

В такт пению и звукам барабана атлеты начали упражнения. Вначале они пританцовывали, как бы разминаясь. Потом в течение пяти минут отжимались в упоре на полу, ритмично замирая в сложных положениях, напоминающих борцовский партер. Закончив лё...

Булавы были отброшены в сторону, начались лёгкие упражнения, напоминающие танец-прыжки, и взмахи руками. После короткого отдыха пошли сольные выступления. Под благозвучное пение стихов Саади атлеты демонстрировали прыжки с поворотом тела, пр...

Тренировки завершаются наиболее тяжёлыми упражнениями — с цепями, прикреплёнными к двум металлическим планкам. Атлеты поднимают их, развивая силу мышц рук и плечевого пояса. Затем главный атлет читает текст присяги, призывая быть честными, д...

Познакомившись с атлетами, мы выяснили, что многие из выдающихся штангистов (в частности, Намдью) и борцов начинали свой путь в зурхане.

Позже мы узнали, что этот привилегированный "дом силы" построен на средства шаха. Другие зурханы размещаются в небольших полуподвальных помещениях. Электричества нет, чадят газовые лампы, в воздухе висит густой табачный дым — всё это вряд ли...

Можно представить себе, с каким интересом следили иранцы за выступлениями в зале "Мохаммед Реза Пехлеви". Туда не могли попасть даже счастливые обладатели билетов. Но те, кто присутствовал на соревнованиях в тот день, столкнулись со зрелищем...

Я нигде не видел такой горячей встречи, какую устроили иранцы Намдью. Ему исполнилось уже сорок три года. Но казалось, что я знаю его всю жизнь — так давно начал он свои выступления. Теперь он решил ещё раз выйти на помост, чтобы оставить ег...

Курчавого красавца Чарльза Винчи в Тегеране не было. Говорили, что он недавно женился и не хочет расставаться с любимой даже на несколько дней. Однако именно этот атлет оставался наиболее реальным противником Стогова. Владимир блестяще выигр...

Победа иногда приходит на плечах поражения. Так было и с Евгением Минаевым. В Мельбурне он был дебютантом. Его счастливый соперник Исаак Бёргер тоже дебютировал, но проявил тогда большие хладнокровие и расчётливость — и победил.

Прошёл год, и они снова встретились, на этот раз поменявшись ролями. Обычно нервный и возбуждённый Минаев был спокоен и невозмутим. А Бёргер никогда так не суетился, никогда его лицо не было таким растерянным. Он жадно курил сигареты. Америк...

Много лет сумма 360 кг была своеобразным психологическим барьером для полулегковесов. Теперь, закончив 140-килограммовым толчком своё выступление, Минаев набрал 362,5 кг.

Я смотрел на счастливого Евгения — ещё один из наших ребят стал настоящим бойцом, мастером соревнований. Наверное, никогда не привыкнешь к чувству, которое в такие минуты охватывает тебя — тренера, наставника.

"Минаев оказался прекрасным алхимиком, — написали газеты. — Он превратил мельбурнское серебро в тегеранское золото, заставив Бёргера сменить почётное звание олимпийского победителя на звание чемпиона с приставкой "экс".

Но если Минаев был уже хорошо знаком любителям тяжёлой атлетики, то слесарь Виктор Бушуев, выступивший в лёгком весе, был новой фигурой на большом помосте. Тегеран стал местом его боевого крещения, и дебютант показал тут в сумме 380 кг — ещё...

Уже на первой тренировке, увидев Коно более изящным, мы поняли, что он отказался от мысли перейти в полутяжёлый вес, чтобы сразиться с Воробьёвым.

Значит, Томми Коно выступит против Богдановского и представит возможность Джиму Джорджу справиться с Трофимом Ломакиным.

Таким образом, Богдановский оказался единственным в нашей команде, кто не завоевал золотой медали. Коно и победа — эти два понятия по-прежнему оставались почти неразрывными, но Ломакину всё же удалось отобрать у Коно, блуждавшего по разным в...

В рывке Джордж и Ломакин показали по 132,5 кг. В толчке американцу не удалось зафиксировать более 160 кг. Ломакин, толкнув 165 кг, пошёл на штурм 175 кг. Вторая попытка оказалась неудачной. Зато в третьем подходе Трофим с идеальной точностью...

Потом выступал Воробьёв. Человек, который преодолел, казалось, любые непреодолимые рубежи. Вот уже пять лет Аркадий шёл от триумфа к триумфу, двигая вперёд культуру тяжёлой атлетики. Сколько раз зарубежная пресса утверждала, что он уже исчер...

"Первым делом он, как и полагается врачу, внимательно осмотрел штангу, легко взял её на грудь, и ещё легче выжал вверх. Твёрдыми шагами, медленно и спокойно он покидал помост", — восхищались его хладнокровием журналисты.

Имея очень сильных соперников-иранцев Рахнаварди и Пойхана, Воробьёв снова удивил спортивный мир. В жиме Аркадий повторил своё прежнее мировое достижение — 147,5 кг. После рывка Воробьёв стал недосягаемым. Три подхода к 135 кг, 140 кг и 142,...

Далее наш атлет последовательно выполнил три толчка — 170 кг, 175 кг и 180 кг и достиг неслыханной для этой категории суммы — 470 кг. Это был космический скачок в тяжёлой атлетике, завоёванный спортсменом с большой буквы, рыцарем без страха ...

Алексей Медведев медленным, усталым шагом подошёл к пьедесталу почёта. Всегда спокойный, уравновешенный, он сейчас не знал, куда девать своё большое тело.

Бруно Нюберг долго жал ему руку и закончил своё приветствие неожиданными словами:

— Ты настоящий русский медведь.

Алексей впервые за весь вечер улыбнулся.

Ночью мы долго ходили по небольшому дворику вокруг бассейна отеля "Плаза". На чёрном небе ярко светили звёзды, вырисовывались снежные вершины горы Давиденда. Нам рассказали, что с этой горой связано много народных сказок о злых джиннах и доб...

— Сегодня родилась моя сказка. Не верится, что я чемпион.

Спортивная карьера сильнейших нередко связана с разными необычными случаями. Андерсон тренировался в своей спальне. Когда ему захотелось подшутить над своим другом, севшим за руль, он легко приподнял зад автомобиля, не давая тому сдвинуться ...

О Медведеве таких историй не рассказывали. Он начал заниматься тяжёлой атлетикой в 1947 году с обычных тренировок в спортивном зале общества "Крылья Советов", просто лелея юношескую мечту стать сильным и красивым. Прошло три года, пока Алекс...

Тяжелоатлеты — люди "взрыва". В считанные секунды они должны поднять огромный вес. Для этого нужны резкость, сила, которая должна дополняться совершенной техникой, согласованными усилиями всего тела. Ничего этого Алексею Медведеву не было да...

В последнее время я руководил тренировками Медведева. Заниматься с ним было нелегко, но интересно. Он был умным спортсменом, всегда имевшим своё мнение. Не следовало давать ему непродуманные советы — он вежливо, внимательно выслушал их, но е...

Двадцать дней и ночей, покачиваясь на морских волнах, теплоход "Грузия" вёз спортсменов домой. Алексей имел достаточно времени, чтобы всё обдумать и взвесить. Ещё и ещё раз анализировал он выступления двух своих соперников-гигантов. Да, дейс...

Число "500" не давало покоя Алексею. Нужно было привыкнуть к нему, считать реальным, доступным.

Медведев не один штурмовал этот тяжелоатлетический пик. На данном трудном пути у него появился соперник — Евгений Новиков. В постоянном соперничестве оттачивалось мастерство, увеличивался результат. Но вот неожиданность! В начале 1957 года з...

Ещё один сюрприз преподнёс Евгений Новиков. Имея лучший в Европе результат в жиме (170 кг), он подготовил толчок 187,5 кг и показал в сумме 492,5 кг. Это было вторым достижением в мире. Новиков достиг того, к чему стремился 12 лет, — звания ...

Все с интересом ожидали, кто первым из русских богатырей одолеет 500 кг.

В Тегеране Медведев и Сельветти тренировались вместе. Они внимательно наблюдали друг за другом, но карт не раскрывали. Однако стоило Алексею толкнуть предусмотренные планом тренировок 180 кг, как Сельветти под аплодисменты зрителей легко выж...

Первый выход на помост. Алексей не торопился. Он делал всё очень медленно: лениво натирал магнезией ладони, не спеша поправил штангу и наконец принял стартовое положение. Координированное усилие — и штанга весом 160 кг была легко выжата. То ...

Сельветти добился в жиме успеха — 175 кг! Зал овацией воздал должное силе аргентинца. В рывке он в прекрасном стиле зафиксировал 140 кг, потом 147,5 кг. После двух движений Сельветти опередил Медведева на 2,5 кг.

Завершающий этап борьбы — толчок. Сельветти поднял 170 кг.

Медведев толкнул 180 кг. Попытка аргентинца взять этот же вес ни к чему не привела. Вторично к этому весу он подходить не захотел. Медведев тем временем толкнул 185 кг.

Сельветти пошёл на риск. Он попросил поставить на штангу 187,5 кг. Его красивое лицо покрылось багровыми пятнами. Он долго поправлял ремень, взялся за гриф... Но попытка оказалась безуспешной, атлет беспомощно упал. Штанга медленно покатилас...

А Медведев?

Раздались подбадривающие возгласы. Но Алексей их не слышал. В голове была лишь одна мысль — толкнуть, толкнуть, толкнуть... Если он сейчас возьмёт 187,5 кг, то это будет победа.

И Медведев набрал 500 кг.

Отныне золотое число 500 станет обычным для советских тяжеловесов. И ещё меньшими покажутся рекордные килограммы, которые в своё время поднимал я и мои соперники. Я подумал: есть ли смысл сейчас вспоминать о них?

Глава 15 Мы открываем Америку

Романтика путешествий... Вероятно, в XX веке эти слова потеряли свой настоящий смысл. Мы ехали в США — далёкую страну американского континента, куда когда-то сотни дней добирался Христофор Колумб, куда сквозь бури и штормы отважные люди вели...

Возьмём и мы на себя смелость назваться путешественниками.

Нашими соседи по самолёту были богатые бизнесмены. Разговор зашёл об искусственном спутнике, ансамбле Моисеева, русском балете.

— Это не артисты, а чудо-птицы, — говорил один из американцев, вытирая вспотевшую лысину. — В мои годы и с моей комплекцией, кажется, не до танцев. Но я готов, ей-богу, сам готов танцевать месяц, лишь бы ещё раз посмотреть на них.

Вероятно, у Колумба и его экипажа было несколько больше впечатлений за время их путешествия через океан. Наше маленькое открытие Америки началось с того момента, когда советская спортивная делегация вышла на мокрую от дождя и скрытую в туман...

Мы пробыли в США 11 дней, побывали в трёх городах — Нью-Йорке, Чикаго, Детройте. К этому нужно добавить, что никогда ещё нашим тяжелоатлетам не приходилось соревноваться в таком напряжении. За 11 дней нам пришлось выступать трижды. Увидеть с...

О Нью-Йорке так много написали американцы и неамериканцы, что вряд ли можно рассказать о нём что-либо новое. Разве только то, что город, как и всё сложное, воспринимается людьми неодинаково. Нам нередко приходилось слышать от самих американц...

Нью-Йорк — это 1.903 ступеньки самого высокого в мире дома "Эмпайр Стейт-Билдинг", это 40 тысяч долларов за 1 кв. метр земли, это "Слендероло" — фабрика красоты и молодости, где за 800 долларов из вас сделают достойную претендентку на звание...

"Мэйк мани?", "Мэйк мани?" — спрашивают у тебя каждый магазин, каждая нарядная витрина, каждая реклама. А если ты делаешь деньги, отдай их немедленно — за наилучший в мире напиток, за сигареты, которые сделают тебя счастливым и остроумным, з...

Наше пребывание в Нью-Йорке не осталось незамеченным. У каждого советского спортсмена в номере лежали газеты со статьями, посвящёнными приезду "семи русских Самсонов". "Едут русские!", "Железная игра будет большим спектаклем!", "Великая битв...

Накануне нашего приезда Боб Гофман опубликовал статью "Если вы хотите победить русских". Он неплохой журналист, автор многих интересных статей, книг, пособий. Вообще это очень колоритная фигура — олимпийский тренер, спортивный комментатор, д...

Карьера Гофмана началась довольно своеобразно. Отслужив положенный срок в армии, он возвратился в дом своего брата — нефтяного бизнесмена. Братья, как рассказывает сам Боб Гофман, имели кассу и бросали в неё монету каждый раз, когда кто-нибу...

Гофман — миллионер, предприниматель, который использует живую рекламу в интересах своей фирмы, и поэтому, наверное, ему удалось собрать у себя сильнейших парней Америки. Об этом не раз писали в нашей спортивной прессе. Однако правда и то, чт...

— У вас физическим развитием людей занимается государство, а в США — только такие, как я, — говорил нам "великий чудак". — У вас сотни тысяч, у вас есть выбор. А у меня — лишь единицы. Да и сам я работаю.

"Йорк Барбелл компани" — фирма, вырабатывающая человеческую силу, красоту, здоровье. Почти каждый молодой американец хочет пользоваться её продукцией. К тому же там и работают самые сильные, самые красивые парни...

Фирме "Йорк Барбелл компани" было выгодно, чтобы Коно отказался от своей профессии чертёжника и занялся торговлей. Он покинул континентальную Америку и переехал на Гавайские острова. Там Томми представляет торговое отделение фирмы. Стал прод...

Фирме приходится вести жестокую борьбу с конкурентами. Интересно отметить, что борьба ведётся под лозунгом отрицания культуризма. Главными соперниками Гофмана являются предприниматели Гарлес и Джо Вейдер. Торговая марка компании Атласной тре...

Дискуссия конкурентов со страниц прессы перекинулась в суд. Атлас обвинял Гофмана в том, что его тяжелоатлеты ограничены в своём физическом развитии. Это был удивительный процесс. Свидетель Гофмана, один из его учеников, поклялся, как принят...

На этом столкновение конкурентов не закончилось. Возникло два лагеря. "Чистых" культуристов возглавил Вейдер. Он обвинял тяжелоатлетов в том, что они развивают в первую очередь технику и силу, и только потом красивую мускулатуру, тогда как д...

Не зная всех обстоятельств этого сплетения коммерческих, спортивных, научно-теоретических и эстетических интересов, трудно до конца выяснить и оценить роль Боба Гофмана в деле популяризации и развития тяжелоатлетического спорта в США.

Каждый месяц Боб Гофман выпускал свой журнал "Стренге энд хелс" ("Сила и здоровье"). Здесь есть все — от советов чемпионов до общих рекомендаций, как стать красивым и здоровым (кстати, очень эффективных и разумных).

Слава, богатство и возраст давно уже дают ему возможность отойти от тяжёлой атлетики и заняться только коммерцией. Но проходят годы, и, как прежде, на мировых чемпионатах возле помоста стоит пожилой человек с умными ироническими глазами...

Но вернусь к статье "Если вы хотите победить русских". Она устремлена в будущее американской тяжёлой атлетики, и это будущее представляется автору весьма неутешительным. Он с грустью отмечает, что в США нет в настоящее время во всех весовых ...

"Несчастьем нашей страны, — написал Гофман, — всегда было следующее: если цель достижима, найдётся масса людей, которые будут к ней стремиться. Местные чемпионаты можно очень легко выиграть, и это позволяет некоторым быть очень большой лягуш...

Рассуждая о детском спорте в США, Гофман констатировал:

"С большим прискорбием должен я признать, что американских детей нельзя оторвать от телевизоров и заставить заняться чем-то другим."

Эти наблюдения, сами по себе справедливые, нельзя, однако, признать настоящей причиной подобного положения в американской тяжёлой атлетике — равно как и в других, между прочим, видах спорта. Значительно ближе к истине устные высказывания Гоф...

В те дни пресса уделяла немало внимания советским атлетам. Но не все писали о нас так, как Боб Гофман. В газете "Чикаго Дейли Ньюс" американский футбольный деятель Джо Тринер всерьёз утверждал, что с той минуты, когда русский мальчик начинае...

"Могут ли наши свободные парни победить рабов?" — такие заголовки вызывали у нас лишь презрительные улыбки. А чего стоит такой пассаж:

"Аркадий Воробьёв контролирует всю команду. Он следит за Ломакиным. Воробьёв — видный политический деятель." P2P

Терпак заявил в "Чикаго трибьюн", что у американской команды имеются хорошие шансы победить в пяти весовых категориях, сомнительный шанс — в одной и никакого — ещё в одной. Мы хотя и воздерживались от оптимистических заявлений в печати, но т...

Действительно, у нас не всё было в порядке. Далеко не в лучшей форме находился Стогов. Незадолго перед вылетом в США он смог занять на первенстве страны только пятое место. Посредственно выступил там и Ломакин, который не совсем поправился п...

Мы взяли с собой Стогова и Ломакина и оставили дома чемпионов страны Ульянова и Плюкфельдера. Такое решение было вызвано расчётом, что закалённые в международных соревнованиях атлеты будут чувствовать себя в Америке увереннее, нежели наши но...

Шеппард, Коно и Бёргер выглядели на тренировках прекрасно. Входил в форму после болезни Винчи. На сей раз американская команда придерживалась режима так, как никогда раньше. Все вовремя ложились спать, отказывались от развлечений. Раньше это...

Первую нашу тренировку мы провели в Нью-Йорке в студии "Терлаццо" — комплексе спортивных залов с массажными комнатами, с большими электрическими парильнями, с отличной кухней.

Здесь, правда, не очень придерживались правил гигиены, в зале разрешалось курить, а фотокорреспонденты чувствовали себя, пожалуй, лучше, чем те, кто приходил сюда тренироваться. Наши занятия продолжались два часа и почти столько же времени н...

Однажды, возвращаясь в "Манхеттэн", я вдруг услышал за спиной:

— Хэлло, мистер Куценко!

Я обернулся и увидел приветливо улыбавшегося Джона Дэвиса. "Чёрный Аполлон!" Он почти не изменился, хотя дела его шли далеко не блестяще. Бизнес на своей феноменальной силе он сделать не смог, а перед Мельбурном так повредил ногу, что вынужд...

Мы повспоминали наших общих знакомых. Шеманский, оказывается, серьёзно повредил позвоночник. Долгое время лечился. Сейчас его дела оставляли желать лучшего. Андерсон же ушёл из тяжёлой атлетики, но по-прежнему остался любимцем публики. "Пуст...

На сцене — два огромных сундука. Хорошенькие девушки высыпают из мешочков серебряные доллары. Их очень много — 15 тысяч сверкающих монет! Их может получить каждый, кто повторит номер Дикси Деррика. А это значит, что нужно присесть и встать с...

Андерсон на сцене — почти мифический герой. Чёрное трико с белыми аксельбантами, широкий кожаный пояс, римские сандалии, длинная грива волос. Кругом — флаги всех стран, атлетов которых победил Пауль.

С тех пор как Андерсон ушёл из тяжёлой атлетики, он успел уже оставить и борьбу, которой занялся позже. Он и здесь подавал большие надежды. Не обладая высокой техникой, Андерсон побеждал на ковре своих соперников при помощи нескольких излюбл...

Когда-то О.Генри назвал любопытных ко всяким событиям людей "резиновыми шеями". Когда советские атлеты въезжали в Чикаго, на улицах города собралось множество таких "резиновых шей". В знак особого уважения нас повезли в полицейской машине. М...

Советских спортсменов приветствовала "Мисс Чикаго" — самая красивая женщина города. Она пригласила сильнейшего из нас — Алексея Медведева сесть верхом на лошадь. Вместе они совершили круг почёта. Потом фоторепортёры подхватили красавицу, пос...

В тот же день мы посетили знаменитые чикагские бойни. На этот раз на коня посадили Трофима Ломакина, надели на него ковбойскую шляпу, дали в руки лассо, которым он должен был заарканить королеву красоты. Ничего не скажешь, занятие довольно у...

Для новичка Ломакин справился со своей задачей неплохо.

На банкете, устроенном в нашу честь в одном из клубов, советские атлеты, помня о предстоявшем выступлении, даже не притронулись к вину и усилием воли отказались от знаменитых чикагских кровяных бифштексов весом в полтора килограмма каждый.

— Смотрите на этих железных парней, — восторженно представлял нас Боб Гофман. — Они демонстрируют образец выдержки. Вот у кого следует учиться придерживаться режима.

Чикаго — второй по величине город США. Он протянулся на десять километров вдоль реки Мичиган. Небо здесь, так же как и в Нью-Йорке, окутано пеленой дыма — в этом городе тоже работают сотни больших и малых предприятий.

В Чикаго мы увидели кетч.

— Я очень прошу вас не писать об этом, — глядя куда-то в сторону, сказал мне Томми Коно. — Это позорит Америку.

Пусть американский друг меня простит, но я всё же расскажу о том, что видел. Это ужасное зрелище.

Огромный зал в "Мари Клод арена" был переполнен. На ринге знаменитые братья "Волки" боролись против двух чикагских кетчистов. Настоящая фамилия "Волков" — Гуровичи, они выходцы из России. Кличка и клинообразные бородки должны создавать образ...

Здесь всё было нечеловеческим: животное рычание, ужасные гримасы, звериная жестокость. Публика стонала от удовольствия. Среди зрителей было много детей. В их глазах читались восторг и безжалостность.

Это зрелище пробуждает странное чувство. Будто поднимаются в душе те миллионы лет, которые предшествовали появлению на свет человека.

Зрители болели за чикагских борцов. Один из "Волков" упал за пределы ринга. На него с кулаками бросилась разгневанная толпа. Она мстила за своего чикагского кумира, которому "Волк" только что разорвал щеку.

Чикагские кетчисты победили. На головы "Волков" полетели бутылки, гнилые яблоки — всё, что попадалось под руку.

Кетч — не всегда только борьба и драка. Иногда это тщательно продуманный спектакль. Каждый король кетча имеет свою индивидуальность. Мы видели "Волков". Но есть ещё "Лорды" — с аристократическими манерами, есть "Бароны", "Гангстеры", "Убийцы...

Кетчист Ген в поединке с Лотом Тазом потерял пять зубов, борец Ковальский откусил своему противнику Эрику Юкону пол-уха, а у Дана Макштейна были поломаны все ребра и шесть раз перебит нос.

Фантазия менеджеров в этих зрелищах поистине неисчерпаема. Так, под настил часто кладут пустые консервные банки: тогда каждое падение сопровождается страшным грохотом. Кетчисты рычат, подобно тиграм, плачут, как дети, издают сатанинский хохо...

Победа советских штангистов в Чикаго была так грандиозна, что она ошеломила нас самих. Мы победили американцев со счетом 6:1. Стогов с результатом 342,5 кг оторвался от Винчи на 17,5 кг. Бушуев поднял 390 кг, а Питмэн только 352,5 кг. Ломаки...

Но самой большой сенсацией стало поражение непобедимого Томми Коно. Это произошло с ним впервые за шесть лет. Он и Фёдор Богдановский встретились как старые друзья. Коно на сей раз ничего не скрывал в своих тренировках. Более того, оба атлет...

Матч в другом городе Америке, Нью-Йорке, проходил в его самом большом зале — "Мэдисон-сквер Гардене". Посмотреть на выступления советских атлетов приехали американцы со всех концов страны. Прилетел Пауль Андерсон, из Голливуда прибыл Джо ди ...

Первыми в новую битву вступили Владимир Стогов и Чарльз Винчи. Победил американец. Не в нашу пользу сложилось и выступление полулегковесов. Набрав отличную сумму — 365 кг, что превышало мировой рекорд, Бёргер обошёл Минаева.

Виктор Бушуев, установив новый мировой рекорд — 392,5 кг, победил Джо Питмэна.

А как же в третий раз сложится борьба между Богдановским и Томми Коно? Оба набрали по 425 кг. В Чикаго наш атлет выиграл у американца с большим запасом, но здесь... Здесь он оказался на 50 г тяжелее Коно... Аналогичная ситуация сложилась и в...

Итак, в трёх встречах, проведённых в США, советские штангисты победили американцев со счётом 14:7.

На прощальном банкете, на котором присутствовало более 100 человек, на почётном месте один возле другого сидели самые сильные люди в мире — Медведев, Брэдфорд и Андерсон. В тот день Виктору Бушуеву исполнилось 25 лет. Дамы преподнесли ему ро...

Как всегда в центре внимания был Андерсон. После того как Медведев показал в Нью-Йорке 505 кг, было объявлено показательное выступление Андерсона. "Малыш Поль" должен был поддержать репутацию Америки как страны, в которой живёт всё-таки самы...

Но для меня, как, впрочем, и для многих других гостей, наибольший интерес представлял старый человек по имени Георг Гаккеншмидт.

...В нью-йоркской студии Клейнца — хорошо оборудованном спортивном кабинете, куда простому американцу вход недоступен, я узнал, что на днях здесь был известный русский силач, чемпион мира 1901 года Георг Гаккеншмидт. Он как будто был ещё в Н...

Георг Гаккеншмидт, "русский лев". Первый из русских спортсменов чемпион мира по борьбе. В своё время он был известен не только как талантливый спортсмен. Многие приходили смотреть не на Гаккеншмидта-борца, а на Гаккеншмидта-Геркулеса, сложён...

На Гаккеншмидта обратил внимание доктор Владислав Краевский, который взял его под свой специальный медицинский контроль. Георгу не было ещё 20 лет, когда он стал многократным европейским рекордсменом в гиревом спорте.

Есть борцы, которые будто родились борцами — с какой-то инстинктивной находчивостью, лёгкостью, чувством соперника. Они ведут борьбу с кошачьей ловкостью, без особого напряжения мысли, но целесообразно. Сразу достигнув больших успехов, они с...

В то время единственной страной, где борец мог заработать, была Англия. В 1902 году известный антрепренёр Кохрейн привёз Гаккеншмидта в Лондон. Здесь состоялся матч на первенство мира с "грозным греком" Антонио Пиэри. Оказалось, что Пиэри — ...

Наконец "грозный грек" отыскал "грозного турка" — Ахмеда Мандрали. Этот атлет весил около 280 килограммов, был высоким — более двух метров, отличался силой и темпераментом. Он был грозным соперником, и Гаккеншмидт серьёзно готовился к встреч...

Зимой 1904 года в до отказа заполненном лондонском зале "Олимпия" состоялся широко разрекламированный поединок. Билеты стоили необыкновенно много, а наслаждение от зрелища оказалось чрезвычайно кратковременным.

На 44-й секунде турка оторвали от ковра, а приземлился он совсем неудачно — повредил себе ключицу. На этом борьба и закончилась.

С тех пор известный атлет из России добился, и довольно легко, многих значительных побед. Но позже он стал избегать серьёзных спортсменов, спекулируя своей популярностью. В перерывах между борцовскими встречами атлет выступал в мюзик-холле: ...

Став кумиром Англии, он несколько раз съездил в Америку, и там его принимали так же восторженно. Его фотографиями пестрели все американские журналы, его грудной клетке посвящались специальные статьи. Специалисты утверждали, что она имела поч...

Но американское турне Гаккеншмидта закончилось неудачно. Он утратил спортивную форму и потерпел жестокое поражение от Готча. Не проявив никакого желания снова с ним встретиться, он возвратился в Англию.

И вот 85-летний "русский лев" стоял перед нами. В Нью-Йорк он приехал по делам фирмы, в которой работал тогда коммерческим агентом, и охотно откликнулся на предложение встретиться с советскими штангистами.

Он всё время разговаривал со Стоговым, Бушуевым, Воробьёвым, Медведевым. Много вспоминал о Краевском, Лебедеве, известных борцах. Вспоминал так, будто шла речь о событиях, которые произошли вчера: у него была прекрасная память. Когда я сказа...

Сколько раз приходилось мне слышать подобное от разных людей, которых я встречал во время поездок за границу. И выражение их лиц было очень схожим с тем, которое я видел у Гаккеншмидта.

Когда мы попрощались, он неторопливо пошёл от нас, и его могучие плечи были опущены. Прошло время, и я стал получать от него открытки. Последнюю он прислал из-под Сан-Франциско, где отдыхал с женой и заканчивал писать какие-то "манускрипты" ...

Глава 16 Путешествие в северную Венецию

И снова Стокгольм. Казалось, что над красными крышами домов парят те же чайки. Каналы, старинные мосты, низко нависающие над ними, дворцы вдоль набережных — неспроста кто-то, поражённый красотой этого города, назвал его северной Венецией. Шв...

Город расположен на двенадцати островах в заливе Балтийского моря и на берегах пресного озера Меларен. Немало каналов здесь создано самой природой, а не человеческим трудом. Разные части Стокгольма соединены между собою мостами.

Скалы и море наложили свой отпечаток на неповторимый облик шведской столицы. Иногда скала нависает прямо над улицей, и, чтобы камни не упали на прохожих, устроены специальные металлические сетки. Над городом кружат чайки — сотни белокрылых м...

Прежде главным средством передвижения здесь были лодки, но теперь их, конечно, потеснили более современные и быстроходные виды транспорта. Правда, паровые катера всё ещё перевозят пассажиров по определённым маршрутам, но вид у них обреченный...

Шведы с большим уважением относятся к своему прошлому. Дротнинхольмский дворец, в прошлом летняя резиденция шведских королей, превращён в музей. В одном из его флигелей сохранился маленький театрик — ложи с лепными позолоченными украшениями,...

Старый город ("гамла стан") украшает величественный королевский дворец, весьма интересный архитектурный памятник. Возле дворца — воздвигнутая ещё в середине прошлого века церковь, в которой проходили коронации. Старый город изменился мало, и...

В Стокгольме много памятников: короли и известные полководцы гордо восседают на конях или повелительно сдерживают их на узде.

В предместье Стокгольма похоронена Софья Васильевна Ковалевская — известный русский математик и педагог. Она преподавала в здешнем университете, была приват-доцентом, затем профессором. За научные труды была удостоена премии Шведской академи...

Недалеко от площади Густава Адольфа находится Королевская опера. С нею связана карьера одного из выдающихся теноров мира — Юсси Бьёрлинга. За оперой — роскошный парк, который раньше являлся частным садом короля.

Характерный силуэт городу придаёт стокгольмская ратуша с тремя золотыми коронами на башне — одно из самых красивых строений столицы. Построенная сравнительно недавно по проекту архитектора Эстберга, она выдержана в типичных чертах сооружений...

С башни ратуши открывается чудесный вид.

Погода помешала нам отдать должное красоте шведской столицы. Мы приехали в первый месяц осени, когда в стокгольмских лесопарках наступила пора листопада.

В тот год в Стокгольме уже состоялся ряд больших международных спортивных встреч — чемпионат мира по футболу, соревнования по лёгкой атлетике. Этими видами спорта, а также хоккеем с шайбой и мячом, коньками, плаванием, борьбой, теннисом, пар...

А как обстоит дело с тяжёлой атлетикой?

В 1946 году Арвид Андерсон впервые в истории шведского тяжелоатлетического спорта завоевал на мировом чемпионате золотую медаль. Соотечественники не поддержали его успеха, и теперь штангисты Швеции не очень рассчитывали на призовые места. И ...

Обычно зрители, не надеющиеся на успех своих спортсменов, не проявляют интереса к соревнованиям. В Стокгольме это правило было нарушено. "Тяжёлая атлетика стала интереснейшим видом спорта", — писали газеты.

Кто кого? Как всегда, этот традиционный вопрос расшифровывался так: русские или американцы?

Соревнования должны были проходить в уже знакомом нам зале "Эриксдальсхалле". Счастливое место: пять лет назад Воробьёв впервые завоевал здесь звание чемпиона мира. Теперь из прежнего состава команды остались только он и Ломакин. За это врем...

Накануне соревнований гофмановский журнал опубликовал любопытный снимок: Чарльз Винчи испуганно смотрит своими большими чёрными глазами прямо в объектив. В левой руке у него золотая медаль, в правой — Библия: мол, с таким могучим оружием аме...

Стогов нервничал. В предшествовавшие соревнованию дни Винчи ходил за ним, как тень, хвастаясь своими фантастическими результатами. Однажды они играли в шахматы, и когда Владимир проиграл, американец громко сказал: так будет и на помосте. Вол...

Но победил Стогов. Победил с суммой 342,5 кг, в третий раз став чемпионом мира. Ему, правда, не сразу удалось настроиться на наивысшие результаты. Он выполнял движения так, будто всё время спасал своё положение: и 107,5 кг, взятые в жиме пос...

Самым спокойным был Бёргер. Американец охотно фотографировался, шутил, смеялся, словно не ему сейчас следовало выходить на помост. Мы помнили его выступления в США, где он набрал 365 кг. Уже тогда Бёргер не скрывал, что нацелился на 372,5 кг...

Наш Минаев отстал от Бёргера на 10 кг. Он сделал всё, что мог. Мы знали, что в толчке ему не удастся обогнать американца. Только очень значительный вес мог выручить его. Но зафиксировать 142,5 кг ему не удалось.

Отправляясь на соревнования атлетов лёгкого веса, мы были спокойны. Единственным человеком, который мог стать победителем, был Виктор Бушуев. Он имел только одного соперника — собственный результат, показанный им в Америке: 392,5 кг. Это чис...

Оставив на солидном расстоянии почти всех участников соревнования, он поднял в жиме 125 кг, в рывке — 117,5 кг и в толчке — 147,5 кг. Был установлен новый мировой рекорд в сумме — 390 кг!

Коно-Богдановский... Сколько ещё раз эти две фамилии будут стоять рядом? Шесть лет продолжается триумфальное шествие гавайца. Дуганов, Степанов, Лопатин, Ломакин — вот далеко не полный перечень побеждённых им атлетов. Должно же наступить вре...

Зал загудел, когда сообщили, что Коно и Богдановский начинают жим со 130 кг. Оба взяли этот вес.

На штангу поставили 135 кг. Зал загремел от аплодисментов. Фёдор не мог сдержать счастливой улыбки. Но что произошло? На табло зажглись две красные лампочки. Судьи итальянец Масано и филиппинец Доротео решили: "Богдановский отклонил туловище...

Мы обратились в апелляционное жюри. Зрители тоже выражали возмущение — криками, свистом. Спор закончился не в пользу Богдановского. Он ещё раз выжал 135 кг, и на сей раз действительно плохо. Коно справился с этим весом, но большего достичь н...

В рывке американец покорил 130 кг. Фёдору этот вес взять не удалось. Коно попросил добавить 3,5 кг и побил мировой рекорд Юрия Дуганова.

Итак, Коно оказался впереди на 7,5 кг. Его было почти невозможно догнать.

Богдановский толкнул 155 кг, потом и 165 кг. Коно было тяжело справиться со 160 кг. Чрезвычайные усилия понадобились ему, чтобы поднять на грудь 165 кг, а вот толкнуть их он не смог. Однако помогла огромная воля: в третьем подходе он всё же ...

Коно показал 430 кг и стал победителем. Такую же сумму в Америке поднял Богдановский. Но теперь это никого не касалось — ведь тогда результат советского атлета не был занесён в таблицу мировых рекордов.

Уже потом, после победы, мы все поняли, что Трофим Ломакин болен. Грипп.

Тренироваться пришлось в душном зале, где гуляли сквозняки, а с атлета ручьями лил пот. Но он тренировался, ибо его соперниками были Джордж и Палинский... Джордж ходил по залу, закутавшись в одеяло. Держал он себя более солидно — не суетился...

Всё должен был решить толчок. Оба толкнули по 170 кг. Последний подход Трофим сделал к 172,5 кг. В сумме это давало 440 кг.

Джордж попросил установить 175 кг. Его расчёт был прост: если он возьмёт этот вес, то догонит Ломакина и победит — американец был легче нашего атлета на 1 кг.

Наступила глубокая тишина. Выражение лиц зрителей было таким, будто они сами поднимали штангу. Отлично выполнив разножку, Джордж взял штангу на грудь. Гофман отвернулся. Нет, толчок от груди не получился: слишком отведены были назад плечи. Д...

В шестой раз чемпионом мира в своей категории стал наш бессменный, но уже поседевший капитан, "атлет без возраста" Аркадий Воробьёв.

После рывка он почувствовал вялость, упадок сил. Его лицо стало бледным. Неужели он не сбережет себя для толчка? Я предложил ему выйти во двор, посидеть в посольской машине.

Моросил дождь. У машины два мальчугана поджидали кого-нибудь из наших, чтобы заполучить автограф. Аркадий с равнодушным видом расписался на какой-то бумажке и, не обращая внимания на одобряющие слова шофёра, задумчиво проговорил:

— Тяжело стало. К концу соревнований выдыхаюсь. Не хватает пороха. Ещё бы раз победить, а потом уже хватит...

Через час на этой же машине мы ехали домой. Воробьёв вёз золотую медаль. Он показал 465 кг — на 15 кг больше "Тарзана" (газеты писали, что Шеппард в детстве играл мальчика в фильме "Тарзан"; когда его спрашивали об этом, он загадочно посмеив...

Наступил самый главный день на чемпионате: соревнования атлетов тяжёлой категории. Было слышно, как скрипит лестница, прогибаясь под ногами 12 атлетов "главного калибра", поднимавшихся на эстраду.

С суммой 485 кг победил Медведев. Он закончил соревнования, сильно повредив ногу. Не успели смолкнуть аплодисменты, как по залу прошёл гул оживления: на помост опять вышел американец Дейв Ашман.

На табло появилось число 202,5 кг. Да, 202,5 кг! И Ашман в тот вечер совершил полчуда, взяв на грудь этот огромный вес. Но... только на грудь.

Из Стокгольма мы увезли на одну медаль меньше, чем из Тегерана. Да и мировых рекордов у нас было меньше. Американцы на этот раз имели в составе шесть блестяще подготовленных асов, борьба с которыми требовала исключительной осторожности и дет...

Этот чемпионат мира памятен мне ещё и рекордным количеством поданных протестов — их было двадцать. Трудно представить себе такое положение.

Дело в том, что на этот раз многие из судей совершенно не отвечали тем высоким требованиям, которые ставятся перед арбитрами таких серьёзных соревнований; их пригласили судить за какие-то другие заслуги.

К счастью, советская команда меньше других понесла потерь от этого судейства. А вот американцам в жиме не было засчитано пять подходов. Нули за нулями обрушивались на команды Польши и Болгарии.

В целом чемпионат показал, что на мировой тяжелоатлетической арене происходит процесс роста технического мастерства спортсменов, в результате чего всё меньшей становится разница в общем уровне. При таких условиях решающее значение приобретал...

Терпак говорил мне:

— У нас всё было бы в порядке, если Винчи выдержал бы напряжение в борьбе со Стоговым. Вот посмотрите на Шеппарда — он становится неузнаваем при виде Воробьёва.

Подобные невидимые постороннему глазу факторы сказывались на результатах напряжённой борьбы. Когда судейская коллегия незаслуженно лишила Богдановского результата хорошего жима во втором подходе, он не зафиксировал тот же вес в третьем подхо...

Наступило время, когда рекорд становится в буквальном смысле слова творческим трудом. А творчество, открытие всё бОльших возможностей человеческого организма, поиски новой методики, принципиально новых решений в тренировочном процессе, требу...

Несмотря на то что стокгольмский чемпионат был не самым урожайным по количеству рекордов, стало ясно, что во многих странах развернулась основательная подготовка тяжелоатлетов, которые должны были заявить о себе на предстоящих Олимпийских иг...

Поляки Зелинский и Палинский, французы Вингент и Патерни, американец Ашман, японец Онума... От каждого из них можно было ожидать в ближайшем будущем больших сюрпризов.

Несмотря на серию неудач, постигших в те годы американцев, Гофман был настроен оптимистично и надеялся на то, что в скором времени его команда возьмёт реванш.

Все теперь понимали необходимость глубокого изучения важнейшей сферы — психики спортсмена. На первый план выступали волевые качества. К тому времени накопилось достаточное количество фактов, которые давали возможность перейти к конкретным эк...

Во всяком случае уже тогда мы говорили, что за три-четыре года подготовки в легчайшем весе можно будет показать 360 кг, в полулёгком — 385 кг, к 400 кг приблизится лёгкий вес, к 450 кг — полусредний, к 470 кг — средний, до 490 кг дойдёт полу...

Глава 17 Русалка меняет меч на штангу

Чемпионат мира 1959 года состоялся в Варшаве. Впервые мне посчастливилось посетить Польшу шесть лет назад вместе с командой, которая состояла преимущественно из молодых атлетов профсоюзных спортивных обществ. Мы приехали на месячник польско-...

Помню, наши ребята старались во всём помогать польским атлетам, охотно делились опытом, давали советы. В Варшаве в зале Академии физического воспитания мы провели первые совместные тренировки с польскими тяжелоатлетами.

Варшава залечивала раны, нанесённые войной. Ещё почти на каждой улице оставались разрушенные дома, и возле них кипела работа. Только главная магистраль столицы — Маршалковская — была полностью восстановлена. Особенно тщательно и любовно поля...

Мы побывали тогда в Кракове, Новой Гуте, Лодзи, Жешуве, Катовицах и всюду видели стремление как можно скорее ликвидировать последствия войны, не оставить о ней даже воспоминания. И только в одном месте всё оставалось так, как в страшные годы...

С тех пор Варшава преобразилась — мы отметили это уже по дороге к гостинице. Нашу команду встречал старый знакомый, доктор Фирсович.

— В Москве дождь, — сказал я ему, — а у вас солнечно, тепло.

— Мы не замечаем этого, сейчас мы словно в лихорадке, — отвечал он.

И в самом деле — хозяевам было отчего волноваться. Ведь тяжелоатлетический спорт — едва ли не самый молодой в Польше. И хотелось у себя дома выступить удачно.

Польские афиши, как мне кажется, одни из самых интересных в мире. На этот раз добрая половина их была посвящена чемпионату. Сирена — эмблема города — держала в руках вместо меча штангу. Пресса была полна сообщений о предстоящих соревнованиях...

Наша команда пополнилась четырьмя новыми именами: А.Фараджан, Р.Плюкфельдер, Ю.Власов и В.Двигун. К новичкам все проявляли особый интерес.

Американцев было всего шестеро. Винчи отказался от поездки; жена вот-вот должна была родить ребёнка. Не приехал и Шеппард. Репортёры держали на прицеле Брэдфорда. Перед тем как оторвать штангу от помоста, он громко произносил: "Йоу-эй!" — чт...

О Юрии Власове знали уже все, и, где бы он ни появлялся, его моментально окружало плотное кольцо почитателей.

Здесь мы впервые увидели негра из Англии Луиса Мартина; будучи культуристом, он отличался красивой, могучей, словно высеченной из коричневого мрамора фигурой.

Боб Гофман был не очень оптимистичен:

— В семнадцатый раз везу свою команду через океан. Что будет? На сей раз они плохи. — И, помолчав, добавил: — Коно, конечно, это не касается.

Начало для нашей команды оказалось хорошим: Владимир Стогов завоевал золотые медали чемпиона мира и Европы. Но сумма 332,5 кг была для него средним результатом. Ближайший конкурент Мариан Янковский показал 320 кг, а венгр Фёльди — 295 кг.

Второй день соревнований был "польским". Евгений Минаев из-за травмы в соревнованиях не участвовал. Бёргер пребывал в прекрасной форме, как всегда обаятельный, весёлый, уверенный в себе, — казалось, теперь у него вообще не осталось конкурент...

И вдруг в спор с американцами дерзко вмешался поручик Войска Польского Мариан Зелинский. Он поломал все планы американцев. По сумме, набранной в двух упражнениях, поляк догнал Бёргера.

Окончательный результат борьбы зависел от тактического умения спортсменов, от их волевых качеств.

Итальянец Маннирони поднял 132,5 кг. После того как Бёргер толкнул 140 кг, а Зелинский 142,5 кг, итальянский атлет выбыл из игры. Не выдержали нервы и у Бёргера. Польский атлет получил перевес в 2,5 кг. Удастся ли американцу поднять 145 кг?

Бёргер подошёл к штанге, потом в раздумье повернулся к ящику с магнезией и долго натирал руки.

Подсед. С огромным усилием Бёргер поднялся, ноги его дрожали. Даже человеку, не искушённому в тяжелоатлетическом спорте, было ясно, что в таком состоянии едва ли можно поднять штангу. При толчке от груди Бёргер сделал слишком глубокие "ножни...

Мариан Зелинский победил. Его жена заплакала от счастья:

— Наконец-то! Он приложил столько усилий!

Зал гремел рукоплесканиями, восторженными выкриками. Ещё бы! Только что родился первый в истории польской тяжёлой атлетики чемпион мира. Пять тысяч зрителей скандировали: "Сто лят!", "Сто лят!".

Польская пресса широко и взволнованно откликнулась на успех земляка. Обозреватели отмечали, что тесные контакты с советскими штангистами во многом помогли польской тяжёлой атлетике.

В 1954 году Дмитрий Иванов впервые завоевал победу в лёгком весе. Эстафета чемпиона была передана Николаю Костылеву, потом Игорю Рыбаку и, наконец, Виктору Бушуеву, который в Нью-Йорке показал 392,5 кг — сумму, к которой никто больше не мог ...

На сей раз единоборство в этой категории произошло между двумя соотечественниками — Бушуевым и Фараджаном — чемпионом Спартакиады народов СССР. Победил опытный Бушуев — 385 кг.

На тренировках Коно выглядел очень усталым... Было похоже, что он наконец уступит место первого отлично подготовленному Фёдору Богдановскому.

— Я очень высокого мнения о Богдановском и вижу, что он лучше подготовлен, — сказал мне Терпак. — Но запомните: победит Коно. Вы ведь знаете: его воля делает чудеса.

В день соревнований я спросил у Коно, думает ли он победить Богдановского. Это не было бестактностью: ведь мы давние знакомые.

— Такие мысли выводят меня из равновесия, — ответил Коно. — Я себя убеждаю, что должен показать хороший результат. Если удастся превзойти свой мировой рекорд в троеборье, я буду счастлив, даже проиграв.

Коно показал в жиме 132,5 кг. Слово за Фёдором. Успех американца сковывал его, и, хотя вся борьба была ещё впереди, Фёдор заметно растерялся. Только этим можно объяснить, что, выжимая на тренировках 142,5 кг, он не осилил в Варшаве и 135 кг....

Он не сумел. Коно поднял 425 кг, Фёдор — на 7,5 кг меньше.

"Железный гаваец" стал чемпионом мира в восьмой раз. Этого, кроме него, сумел добиться только один атлет — Джон Дэвис.

Плюкфельдер поразил всех: дебютант мировых соревнований внешне не проявил ни малейшего волнения. Ему уже настало время выступать, а он спокойно беседовал с товарищами, тщательно устанавливал штангу и, к всеобщему удивлению, вдруг принялся за...

— Нет, я не видел ещё такого человека. Вероятно, он без нервов, — удивлялся Бруно Нюберг.

Шахтёр из кузбасского города Киселёвск в жиме намного обошёл ближайших конкурентов, зафиксировав 145 кг. На табло загорелись только белые лампочки.

Для рывка на штангу поставили 132,5 кг. Что-то снова отвлекло внимание Плюкфельдера. Оказывается, броски штанги в нескольких местах повредили настил на помосте. Рудольф по-хозяйски устранил шероховатости, а затем, подойдя к штанге, изящным д...

В толчке борьба шла лишь за второе место. Плюкфельдер сделал заявку на 172,5 кг. Красиво толкнув штангу, Палинский лишил Джима Джорджа последней надежды на серебряную медаль.

Теперь Джим Джордж был вынужден толкать 175 кг, но это оказалось ему не под силу.

Плюкфельдер установил новый рекорд мира в троеборье — 457,5 кг. Палинский в четвёртой попытке в блестящем стиле установил рекорд в толчке — 178,5 кг. Третьим стал чех Пшеничка, волевой и решительный атлет. На пределе своих сил он толкнул 157...

Мы не думали, что Аркадий Воробьёв проиграет. Совсем ещё юный, неопытный Луис Мартин не мечтал о победе. Этого не могли предвидеть даже опытные специалисты.

Всех соперников Воробьёва — Шеппарда, Эмрича, Дебюфа — в последних с ним поединках гипнотизировала волевая хватка выдающегося советского штангиста. Однако чемпионом стал Мартин с суммой 445 кг. Воробьёв показал такой же результат, но он был ...

Он победил всех соперников на соревнованиях по программе II Спартакиады народов СССР. Но золотая медаль была завоевана высокой ценой — неимоверными волевыми усилиями и травмой ноги. Сказались частые выступления на соревнованиях, переутомление.

Когда началась подготовка к варшавскому чемпионату мира, Воробьёв находился ещё в больнице. Кое-кто из тренеров выразил мнение, что лучшие времена нашего атлета уже прошли, что следует ориентироваться на кого-то более молодого. Вероятно, слу...

Как и все другие тренеры, я знал, что на этот раз Воробьёв не очень хорошо подготовлен.

Ещё дома, когда, докладывая участникам сборной о её составе, я назвал имя Воробьёва, все промолчали. Один только Медведев спросил:

— Не думали ли вы о другом варианте?

Воробьёв проиграл.

Я как тренер готовился к неприятным объяснениям в Москве. Меня мучила неуверенность. Я оправдывался перед собой тем, что поздно принял команду. Что поделаешь — будет ещё бурное заседание Федерации, ещё появится статья "Пусть не вспыхивают кр...

В таких крупных соревнованиях Юрий Власов принимал участие впервые. Незадолго до этого он установил рекорд в толчке — 197,5 кг, побив один из феноменальнейших рекордов Андерсона. Опасаться за него не было оснований. Но это был его дебют.

В Варшаве Юрия ждали. Боб Гофман сразу же спросил о нём:

— Хочу увидеть парня, который лишил моего Пауля рекорда.

Во время тренировок Власова он молчал, потом сказал:

— Шеманский, Дэвис, Андерсон были великими атлетами. Но Власов — лучший из тех, кого я видел.

Власов весил 115 кг. Это пустячный вес по сравнению с другими атлетами тяжёлой категории. Любители сенсаций интересовались его аппетитом, но им пришлось довольствоваться самыми скромными сведениями: он ел как обычный сильный мужчина.

На вопрос Власова о Джиме Брэдфорде тренер американцев Терпак ответил:

— Наш лидер наконец взялся за тренировки и сможет в сумме показать полтонны.

Действительно, Брэдфорд работал в полную силу. Он выжал 167,5 кг. "О'кэй", — слышалось вокруг. "О'кэй", — произнёс и сам Джим. Он был доволен собой. Гофман тоже был доволен главным козырем своей команды. Терпак угощал всех жевательной резинк...

Да, результаты тренировок американца давали основания для серьёзного разговора с Власовым.

Юрий нервничал. Начало было не совсем удачным. В жиме он зафиксировал всего 160 кг. Следующий подход — 167,5 кг. Наш атлет допустил грубую ошибку. Плохо. Совсем плохо для начала, тем более на первых в жизни крупных соревнованиях.

А в это время Брэдфорд зафиксировал 170 кг и сразу же вырвался вперёд на 10 кг. Это был только жим. Что же будет дальше?

Гофман радовался. Товарищи Брэдфорда — тоже. Ему дали серые таблетки протеина, в мощное тело втёрли разогревающую жидкость, бережно, словно ребёнка, укутали в тёплые одеяла.

Рывок 145 кг дался Брэдфорду нелегко. Он скрежетал своими ослепительно белыми зубами, а глаза лихорадочно горели перед каждым выходом.

Власов действовал осторожно, без риска. Он последовательно зафиксировал 140 и 145 кг. А перед третьим подходом случилось что-то совсем неожиданное: уходя с помоста, Юрий зацепился за выступ и оторвал подошву ботинка. Судейские правила неумол...

Кое-как приладив подошву, Юрий подошёл к штанге. 147,5 кг он зафиксировал блестяще и попросил разрешения на четвёртую, незасчитываемую попытку для установления мирового рекорда.

Штанга весом 153 кг взлетела в воздух и замерла в сильных руках. Но дело было не только в килограммах. На наших глазах родился рекорд. И сразу пришла уверенность. Сейчас Власов был способен сделать всё, выложить все силы, лишь бы догнать Брэ...

Издавна среди атлетов ходит такое изречение: "Кто силён в толчке, тот силён в троеборье". Уже после первого подхода в толчке Власов догнал Брэдфорда по сумме трёх движений и выиграл звание чемпиона: он был легче американца. Но советский атле...

Шесть лет напряжённых занятий принесли ему две золотые медали, славу и звание сильнейшего человека планеты. Тогда его способности ещё далеко не раскрылись. Он был немного угловатый, совсем не похожий на того Юрия Власова, каким он стал вскоре.

Он ещё не догнал Пауля Андерсона, но приблизился к нему и добился высокого коэффициента полезного действия — очень высокого результата по отношению к своему собственному весу.

Будущее подгоняло его.

Советские атлеты в очередной раз проявили себя подлинными золотых дел мастерами, завоевав 10 золотых медалей — четыре мировых и шесть европейских. Восьмой раз наши атлеты возвращались домой победителями. Это никого не удивило, нашу победу вс...

Глава 18 Римский триумф

В 1960 году советским тяжелоатлетам довелось дважды побывать в Италии: в мае в Милане состоялось первенство Европы, а осенью в Риме — Олимпийские игры.

Наши волнения начались ещё в самолёте. Юрий Власов, как выяснилось, очень плохо переносил воздушные путешествия. Когда мы пролетали над Альпами, ему стало совсем плохо. Под крыльями самолёта раскинулся сказочный пейзаж: освещённые солнечными...

Наконец один французский спортсмен попробовал привести атлета в чувство довольно-таки необычным способом — он начал сильно массировать Юрию затылок. Откровенно говоря, мы наблюдали эту процедуру с некоторым беспокойством — слишком уж решител...

В Цюрихе шёл дождь, и пассажирам подвезли к самолёту большие зонтики. В аэропорту было очень много туристов. Одни из них, загорелые, разъезжались по домам, а другие — наоборот, стремились скорее добраться до озёр и домиков, прислонившихся к ...

Мы снова летели в самолёте и должны были приземлиться уже на итальянской земле в миланском аэропорту.

До города километров пятьдесят малоинтересного пути. В географическом отношении Милан расположен очень выгодно — между Ломбардской низменностью, Альпами и рекой По. В течение длительного времени здесь были сосредоточены крупнейшие банки стра...

Мы жили в гостинице близ монументального Центрального вокзала, на Пьяццо Лоретто.

Город просыпался на рассвете и замирал с наступлением сумерек. Поражало транспортное разнообразие — рядом с последними марками роскошных машин и мотороллеров можно было увидеть и самую что ни на есть обыкновенную лошадь. И, конечно, велосипе...

Совсем неожиданными для нас были большие стоянки для старинных экипажей — такие мы видели разве только в кино. Солидных размеров гранёные фонари, эффектная упряжь, соответствующие костюмы и цилиндры на кучерах — всё это невозможно рассматрив...

На улицах много маленьких кафе — в этом отношении Милан напоминает Париж.

Каждый, кто приезжает в Милан, спешит в первую очередь в прославленный собор — непревзойдённое и сложнейшее сооружение готической архитектуры. Собор действительно поражает. Огромный по своим размерам, он, однако, издали совсем не кажется гро...

Совсем по-другому чувствуешь себя в храме — там темно и прохладно. Огромные готические столбы и бесчисленное множество украшений как бы тонут в полутьме. Только цветные витражи пропускают немного света. В такой обстановке верующим, пришедшим...

А возле собора, как всегда, много туристов, предлагают свои услуги фотографы, продавцы сувениров. И совсем рядом, в галерее, прилегающей к площади, кипит энергичная деловая жизнь.

Милан справедливо считают оперной столицей мира — ведь здесь находится знаменитый театр Ла Скала. Именно в нём впервые были поставлены многие оперы Верди, здесь выступали лучшие певцы мира. И среди них — одна из крупнейших певиц первой четве...

Много лет здесь дирижировал Артуро Тосканини, и под его руководством было поставлено немало шедевров мировой оперной классики.

В 1943 году в здание театра попала бомба. Помещение было разрушено, погибли ценные декорации, костюмы и театральный реквизит. Но в 1946 году зрители снова заполнили переоборудованный зал Ла Скала, а за дирижерским пультом, как и раньше, появ...

В наши планы входило посещение театра.

Мы попали в Ла Скала под конец первого акта "Травиаты". Золотисто-белый зал выглядел в полумраке очень красиво. Оригинально подсвеченные ложи создавали эффект какой-то таинственной глубины.

В антракте мы поспешили осмотреть музей театра. Здесь хранятся фотографии Собинова, Шаляпина, Неждановой, балерины Павловой. Нас познакомили со старым Чезарини — "живой историей театра", как нам его шутя отрекомендовали. "Я собственными ушам...

На помосте европейских соревнований все сложилось для нас прекрасно. В легчайшем весе, как мы и надеялись, победил Владимир Стогов. Правда, результат его — 330 кг — нас не удовлетворил: на Олимпиаде нечего и думать о победе с такой суммой. З...

А.Курынов, Р.Плюкфельдер, В.Двигун закончили соревнования в своих весовых категориях с большим преимуществом, и только легковес М.Яглы-Оглы уступил первое место поляку М.Зелинскому. За тяжёлый вес мы не боялись, но именно здесь нас поджидали...

Главные соперники Власова закончили жим на 140 кг. А Юрий легко поднял 160 кг, потом 170 кг, и не сумел осилить только 175 кг. Все поняли, что советский атлет недостижим. После двух движений у него было 315 кг. В толчке он заказал 195 кг — с...

Мы все пережили неприятнейшие минуты. Что будет в третьей попытке? Что если опять неудача, что если поражение будет там, где золотая медаль, казалось, была уже в кармане? Кое-кто не выдержал и ушёл за сцену, чтобы не смотреть на последний по...

Нашу команду наградили призом, рассчитанным действительно на самых сильных людей в мире, — "Геркулесом", который весил килограммов четыреста.

Европейский чемпионат в определённой степени стал генеральной репетицией перед Олимпиадой. В Милан приехал Боб Гофман. Он внимательно следил за ходом борьбы на помосте. Он считал, что говорить о тактике будущей борьбы ещё рано, но американцы...

Я не знаю, по каким праздникам все римские церкви звонят во все колокола. Но так было в день открытия Олимпийских игр 1960 года. Люди шли бесконечными потоками, и я невольно ловил себя на мысли, что в жилах современных римлян течёт солнечная...

Рим — город яркий, светлый. В нём много солнца, цветов, туристов, в нём экстравагантные одежды, подсвеченные прожекторами дома, фонтаны, светящиеся рекламы. И девушки весёлые, приветливые и красивые.

Среди пёстрой толпы сразу бросается в глаза бесчисленное количество чёрных сутан. Это служители католической церкви. А вот и знаменитый Ватикан. Почти все олимпийские сооружения возведены почему-то на его землях. Территориально не совсем удо...

Рим — скорее, город вечности, а не "вечный город". Так, на мой взгляд, будет точнее. Вряд ли стоит рассказывать о том, что уже рассказывали другие — о том, что чувствуешь, когда стоишь у развалин Форума, Колизея, перед творениями Рафаэля, Ми...

Величие Древнего Рима стараются сохранить современные инженеры. Они очень бережно относятся к старине. Поражает гармоничность современной архитектуры и памятников древности. Новые ультрасовременные сооружения как-то находят своё место, не вы...

Рим — город-музей. Однако в нём нет тишины музейных залов, античная история живёт здесь прямо на улицах, в каждом переулке, за каждым углом.

В дни Олимпиады Рим принял более 200 тысяч туристов. Приехало около 1.500 журналистов. Высадился могучий десант баронов, маркизов, авантюристов и шулеров. Италии была выделена только половина всех билетов на соревнования. А Риму — 15 процент...

Особенно много было японцев — хозяев будущей Олимпиады в Токио.

Такой "концентрации" знаменитостей, пожалуй, не было ещё ни на одном спортивном форуме. Каждый день нас с кем-нибудь знакомили. Мы были представлены принцу Монако. Нас познакомили с американской актрисой Одри Хэпбёрн — очаровательной маленьк...

В олимпийской деревне был свой интернациональный клуб. Там всегда было весело, но у нас почти не оставалось времени его посещать.

Предельная сосредоточенность, работа и усталость, усталость... Шла тяжёлая подготовка, мобилизация сил и нервов для нечеловеческих усилий во имя победы.

И победы пошли одна за другой. Имена советских спортсменов — победителей в различных видах спорта — не сходили со страниц прессы. Антонина Середина, Виктор Капитонов, Роберт Шавлакадзе, Вера Крепкина, Лариса Латынина, Борис Шахлин, Виктор Цы...

Наконец наступил день, когда началась "железная игра".

Так получалось, что до сих пор американцы на Олимпиадах выступали лучше нас. Они победили и в Хельсинки, и Мельбурне. P5P

— Мы рассчитываем на победу и в Риме, — сказал Гофман.

Своё слово должна была сказать новая гвардия силачей — поляки, японцы, англичанин Луис Мартин, китаец Дань Хао-лянь из Сингапура.

В легчайшем весе выступали 27 представителей различных стран. Но всеобщее внимание привлекали двое — американец Винчи и японец Мияке. Их результаты на тренировках были так высоки, что никто не осмеливался отдать предпочтение кому-либо из них.

Винчи уверенно повторил в жиме свой олимпийский рекорд: 105 кг. В рывке он с удивительной лёгкостью зафиксировал 107,5 кг. Мияке вырвал 105 кг, но свой лучший тренировочный вес зафиксировать не смог; две его попытки оказались неудачными.

Разрыв был слишком велик. Тренер Кацияси был в отчаянии. Он с грустью смотрел на своего 22-летнего питомца, ещё неопытного, психологически не подготовленного к таким турнирам, Но Мияке всё же надеялся на толчок.

А Винчи, воодушевлённый уже почти верной победой, толкнул 127,5 кг и закончил борьбу новым олимпийским рекордом в троеборье — 345 кг.

Мияке начал толчок с большого веса. Лишь во втором подходе ему удалось подчинить себе штангу весом 137,5 кг, и большего он добиться не смог.

Зрители бурно приветствовали Винчи. Для них он был прежде всего итальянцем. Винчи был очень тронут овацией публики, но ответить на приветствия не мог, поскольку не знал итальянского языка.

— Вы хороший атлет и плохой итальянец, — говорили ему.

— Все идёт, как в Мельбурне, — отвечал на мои поздравления тренер Джон Терпак. — Опять начал Винчи, дальше пойдут Бёргер, Коно... Одним словом, все будет о'кэй!

Бёргер по старой привычке на тренировках не скрывал своих возможностей. Каждый его подход к штанге был подвигом. На одной из тренировок он на пари толкнул 152,5 кг. Его возможности в троеборье специалисты оценивали в 380-385 кг.

В отличной форме был и наш Минаев, но от него нельзя было ожидать больше, чем 372,5 кг.

Победа американца почти не вызывала сомнения. Положение могло измениться в нашу пользу только в одном случае: если Бёргер измотается ещё до соревнований. А с такой возможностью следовало считаться, ибо Бёргер тренировался слишком активно — о...

Думал ли Минаев о победе? Трудно сказать. Во всяком случае, перед началом соревнований он был примером собранности и спокойствия. Как это ни парадоксально, но, может быть, именно феноменальные результаты Бёргера в какой-то мере успокаивали е...

Бёргер и Минаев выжали по 117,5 кг. На штангу поставили 120 кг — мировой рекорд Минаева. И вот тут-то американец споткнулся. Все удивились. А советский атлет блестяще повторил свой рекорд и стал лидером. Неудача, как было видно, пока не очен...

Но что с ним случилось? Лишь с третьей попытки он зафиксировал в рывке 105 кг. Это был явный провал... Теперь Бёргер растерялся. А пока он приходил в себя, Минаев уверенно поднял 110 кг. Есть новый олимпийский рекорд! Этот вес удалось зафикс...

Теперь Минаеву нужен был только удачный толчок, чтобы "загнать" Бёргера на непосильный вес. Он поднял 135 кг, а Бёргер легко установил новый олимпийский рекорд — 140 кг. Минаев повторил этот результат. Он почувствовал, что может справиться и...

Американца могли спасти лишь 152,5 кг. На тренировке, подняв этот вес, он выиграл у своего тренера 50 долларов. Неразумное, ненужное пари... Разве можно было за 3-4 дня до соревнований истязать себя таким весом? И как мог позволить своему пи...

Свыше десяти часов длились соревнования атлетов лёгкого веса. Их было много — 35 человек. Около часа приходилось ждать очередного выхода на помост. Это очень утомляло. И у кого не хватало настоящей выдержки и нервной выносливости, тот уходил...

"Сможет ли Виктор Бушуев в четвёртый раз стать чемпионом мира?" — комментатор телевидения многократно повторял эту фразу.

Один за другим атлеты лёгкого веса покидали поле боя. Вот среди побежденных уже оказался один из основных соперников Виктора — японец Онума. Зелинский и Дань Хао-лянь остановились в жиме на 115 кг. Азизу, атлету из Ирана, удалось продвинутьс...

Наконец, судья вызвали к штанге Бушуева. Спокойно, не торопясь, он выжал 125 кг. Его движения были настолько уверенны и законченны, что стало ясно: вряд ли кто-нибудь сможет конкурировать с ним в рывке и толчке.

Красивый рывок 122,5 кг доставил всем поистине эстетическое наслаждение. Недаром за безукоризненную технику движений Бушуева назвали в Риме "профессором".

Итак, судьба первого места была решена. Виктор принёс нашей команде четыре новых рекорда: олимпийский, мировой в троеборье (397,5 кг) и олимпийские в жиме и толчке.

Здесь, на Римской Олимпиаде, мне припомнилось наше прощание в Гонолулу. Уже ревели моторы, и мы с Коно спешили задать друг другу все вопросы, которых у нас всегда было много.

— Томми, что же дальше?

— Хочу в третий раз выиграть Олимпийские игры, — ответил Коно. И шутливо добавил: — Для этого на четыре года отложу женитьбу.

Прошло четыре года, и сегодня, глубокой ночью, римский "Палаццетто делла спорт" бурлил, как разбушевавшееся море: свершилось то, что, собственно говоря, когда-то должно было произойти. Все привыкли видеть на высшей ступени пьедестала почёта ...

Восемь лет подряд Коно оставался лидером мировых чемпионатов. Его называли "железным", когда он побеждал, "загадочным", когда он вдруг появлялся в новой весовой категории, "гипнотизёром", когда в минуты наивысшей сосредоточенности он стоял у...

Его главным оружием были психологическая подготовка, воля к победе, огромный авторитет. И вот наконец впервые появился человек, для которого авторитет Коно не был непререкаемым. Он сказал себе: "Главное — КАК бороться, а не С КЕМ бороться", ...

С американцами мы встретились сразу же после нашего приезда в Рим. По традиции в первый день все избегали деликатных вопросов о возможностях, форме и т.п.

Курынов понравился Коно.

— А где же Богдановский? — спросил он меня.

— Остался дома — ведь мы, как всегда, отдаём предпочтение лучшему.

Коно улыбнулся.

— В Варшаве Богдановский сказал мне: "Я очень хочу тебя победить, но если мне не посчастливится, с тобой справится мой друг Курынов". Гуд! Вери гуд!

Один из итальянских журналистов, присутствовавший при этом разговоре, спросил Коно:

— Кто же из вас станет победителем?

— Курынов очень силён, — коротко ответил Томми, давая понять, что интервью закончено.

Итальянец не успокоился на этом и обратился к Терпаку. Тот сказал, что он весьма высокого мнения о Курынове, но...

— Коно был и остаётся боевым слоном нашей команды, и пока что он непобедим.

Журналист был удовлетворён.

Тяжелоатлеты и гимнасты должны были выступать в конце Олимпиады, и потому были ещё предусмотрены контрольные тренировки для всех команд. На одной из них Курынов уверенно показал в жиме 135 кг, в рывке — 130 кг и в толчке — 165 кг.

Коно не заставил себя ждать с ответом: на одной из прикидок он показал в жиме 142,5 кг, в рывке — 130 кг и в толчке — 165 кг. Здорово, ничего не скажешь.

Психологическая борьба началась. Соперники были достойны друг друга. Но как сложится их борьба? Чьи результаты и мастерство окажутся более устойчивыми, а нервы более крепкими и надёжными?

Одна итальянская газета сообщила, что она готовит приз для Курынова, другая, французская, предложила пари на любую сумму с каждым, кто ставит против Коно.

Начались соревнования. Обычно, когда выступал Коно, Гофман сидел среди зрителей: он был уверен в своём любимце. Но на этот раз Гофман не отходил от Коно ни на шаг.

Как и следовало ожидать, Коно начал выступление блестяще. Он удачно вышел со своим главным козырем — жимом: показал 140 кг и опередил Курынова на 5 кг. Это ни для кого не было неожиданностью: на такой результат рассчитывали обе "воюющие" сто...

В рывке двух главных соперников пригласили к весу 127,5 килограмма. Курынов мастерски справился со штангой. Коно потерпел неудачу. То же самое произошло с ним и во втором подходе. Всех охватило волнение — неужели "железный гаваец" "выйдет из...

Остался только один участник — советский атлет. Для второго подхода заказано 132,5 кг — столько, сколько необходимо, чтобы сравняться с Коно. А в толчке мировой рекорд принадлежал Курынову, и собственный вес у него был меньшим. Александр хор...

Он сдержался, успокоился и мастерски поднял 132,5 кг. Для последней попытки мы заказали 135 кг.

Эта попытка едва не стала роковой. Курынов буквально выбежал на сцену, схватил штангу, поднял её и... выпустил. Снаряд упал ему на плечо, и зрители испуганно вскрикнули.

Содранное плечо кровоточило, к Александру подбежали врачи, но он отмахнулся от них, будто ничего не произошло. В ярости борьбы он даже не почувствовал боли, и только на следующий день травма дала о себе знать: руку тяжело было поднять.

Прошло уже пять часов после начала соревнований, время было позднее. Курынов ходил, немного лежал, перебрасывался какими-то фразами с товарищами, часто полоскал горло. Мы вышли с ним в парк. С деланным спокойствием человека, совершенно не со...

Приближался финал. Ещё полчаса — и станет ясно, будет ли Коно единственным среди тяжелоатлетов, кто обладает титулом трёхкратного олимпийского чемпиона.

Разминка закончилась, а выход на помост почему-то затягивался. Тренеры Коно медлили с подачей заявки на начальный подход. Это был тактический ход, Курынов тоже не торопился. Зачем? Начав первым, даёшь сопернику возможность идти по твоему сле...

Наконец Коно не выдержал. Он долго колебался, советовался и первым пошёл на 160 кг. Вспыхнули три белые лампочки, а через три минуты зрители аплодировали уже Курынову, который толкнул 162,5 кг. На штангу поставили 165 кг. Под сводами зала пр...

Коно отказался вторично выходить на штурм 165 кг: он решил сохранить третий подход для финала своей драматической борьбы.

Курынов заказал 167,5 кг и взял этот вес.

Коно, закутанный в одеяло, закрыв глаза, молча сидел в углу. Возле него стоял Боб Гофман. Спасти американцев могли только 170 кг. Последняя надежда, последний подход, последние шансы на победу, последнее усилие.

Коно надел очки, медленно подошёл к штанге, потом почему-то опять ушёл с помоста. Наступила тишина. Вот Коно снова встал у штанги. Его лицо было непроницаемо, и только какая-то необычная бледность выдавала волнение. Он взялся за гриф, сделал...

Не дождавшись, пока затихнет гул разочарования и сочувствия прославленному Коно, на помост вышел Курынов. В тишине все услышали, как у судьи упали очки. Курынов имел ещё один подход. Он попросил поставить на штангу 170 кг. P6P

Зал неистовствовал: советский атлет закрепил свою победу над Коно, установив новый мировой рекорд — 437,5 кг. Это было на 7,5 кг выше рекорда гавайца, установленного ещё в 1958 году.

Во время варшавского чемпионата мира президент Международной федерации гиревого спорта Бруно Нюберг сказал:

— Плюкфельдер может лишиться золотой медали на Олимпийских играх лишь в том случае, если он не будет выступать.

Плюкфельдер был самым надёжным кандидатом на звание чемпиона. Ему предстояла борьба лишь с собственным рекордом. И вдруг Плюкфельдер заболел. Кто-то с горечью пошутил, что, мол, Нюберг напророчил.

Теперь чемпионом мог стать либо Иренеуш Палинский, либо рекордсмен мира Джим Джордж. После первых двух движений лидировал американец, набравший 265 кг. Палинский отстал на 2,5 кг. Однако поляк очень волновался: он ждал "своего" движения — ег...

Джордж с неизменной сигаретой во рту, как всегда, суетился, нервничал. Он толкнул 165 кг, но 172,5 кг поднять не смог. А пока Палинский неторопливо снимал халат, натирал ладони магнезией, ассистенты приготовили ему 175 кг. Его "ножницы" были...

Специалисты спорили: кто будет победителем в полутяжёлом весе — наши Аркадий Воробьёв и Трофим Ломакин, чемпион мира Луис Мартин или же молодой американец Джон Пулскамп? Первые тренировки в Риме показали: чемпионом станет один из двух советс...

Наши ветераны доказали, что у них ещё был порох в пороховницах. Воробьёв выжал 152,5 кг, установив олимпийский рекорд. Ломакин немедленно ответил новым достижением — 157,5 кг. Но в рывке Трофим выступил ниже своих возможностей. Легко поднял ...

Теперь стало ясно: победит Воробьёв.

Ломакин толкнул 170 кг и стал ждать, с чего начнёт Воробьёв. Тот легко и очень уверенно поднял на 2,5 кг больше. Ломакин пропустил 177,5 кг, которые безуспешно пытался осилить Воробьёв. Этот вес был просто необходим сейчас Аркадию: он дал бы...

Позже, после победы, имя и фамилию Юрия Власова огромными буквами напечатали в газетах и журналах. А ведь совсем недавно его вспоминали только в связи с тем, что в поединок между американцами Шеманским и Брэдфордом намерен вмешаться советски...

Правда и то, что сами американцы были очень высокого мнения о нём. Гофман и Терпак не пропускали ни одной тренировки Юрия Власова. Судя по всему, на тяжёлую весовую категорию они возлагали немалые надежды. Мы помнили заявление Гофмана о том,...

Но, как мне кажется, больше всего американцы надеялись на срыв Юрия Власова. В Варшаве и в Милане от опытного глаза Гофмана не ускользнуло то, что Власов перед соревнованиями излишне "горел", и результаты его выступлений были гораздо хуже тр...

У "старика" Шеманского оказался очень неплохой результат в жиме — 170 кг. Но Брэдфорд и Власов превысили его на 5 кг. А потом на штангу повесили 180 кг.

Первым должен был выступать Брэдфорд. Взявшись за гриф, он на какое-то мгновение замер, что-то прошептал, потом поднял вес на грудь и чисто, силой одних лишь могучих рук выжал штангу.

Власов готовился к 180 кг. Он волновался: ему не всегда удаётся найти нужное расслабление под большим весом.

Так, видимо, было и на сей раз. Он выжал штангу, но как-то тяжело, скованно, у него отсутствовала та свобода движений, которой все восхищались на тренировках.

В рывке Брэдфорд и Шеманский добились нового успеха — подняли по 150 кг. А Юрий? Он блестяще повторил подъём этого веса, а затем зафиксировал 155 кг. И тем самым вышел вперёд.

Возможно, почитатели американцев ещё надеялись на лучшее, но после жима у нас не было никакого сомнения, что Власов уверенно идёт к золотой медали.

Начался толчок. В зале больше всех ликовали тренеры и атлеты ОАР. Надежда Египта — молодой стройный штангист-тяжеловес Ибрагим толкнул 177,5 кг. Брэдфорд со второй попытки тоже зафиксировал этот вес. Затем, уже совсем неожиданно для всех, он...

Юрий легко толкнул 185 кг и набрал сумму 520 кг. В один миг все забыли тяжёлую и красивую борьбу Брэдфорда, и зал шквалом аплодисментов начал приветствовать Власова — были побиты андерсоновские официальные 512,5 кг. Но оставался ещё незыблем...

Шеманский, подняв 180 кг, решил штурмовать 192,5 кг (в случае удачи он сравнивался по сумме со своим соотечественником и становился владельцем серебра, поскольку был легче Брэдфорда). Пока Шеманский безуспешно пытался догнать своего соперник...

По всем правилам идеальной глубокой "разножки" Юрий взял вес на грудь и толкнул его на прямые руки. Изумительно — есть сумма 530 кг! Два рекорда! Но по-прежнему непобитыми оставались 533 кг. Но и это было ещё не всё: лучший толчок — 201 кг —...

И вот он неторопливо подошёл к этой штанге.

— Тише, тише, — попросил судья-информатор.

Это замечание было излишним: зал уже давно затаил дыхание. В мгновенном усилии был сконцентрирован многолетний опыт, он как бы подытоживал все достижения талантливых мастеров тяжёлой атлетики.

Штанга прогнулась под тяжестью дисков. Юрий набрал скорость, штанга двигалась всё быстрее, последовал молниеносный подсед — и штанга привычно улеглась на груди. Остались подъём из седа, короткий отдых, толчок — и колоссальный вес впервые в и...

...Стены "Палаццетто", вероятно, ещё не скоро услышат такую же овацию. Зрители ринулись к помосту. Сцену заполнили десятки людей, они подхватили Юрия Власова на руки и с радостными возгласами долго качали его. Он уронил очки, и, счастливый, ...

Глава 19 На очереди "600"

Ещё в Риме во время переговоров о времени и условиях встречи между тяжелоатлетами СССР и США Боб Гофман сказал:

"Мне хочется побывать со своими парнями на Украине, увидеть Киев".

Это желание осуществилось: третий матч после выступлений в Москве и Ленинграде американские атлеты провели в столице Украины.

Я люблю свой город. Но давно уже не ходил по киевским улицам так много, как в дни пребывания гостей из США. Взяв на себя обязанности гида, я выполнял их с огромным удовольствием, мне было приятно, что гости выражали искреннее восхищение Киев...

Устроившись в гостинице, рекордсмен мира Бёргер сразу же выразил свои главные пожелания: встретиться со своим соперником Руденко, осмотреть город, выкупаться в Днепре и, в конце концов, выспаться, так как он очень устал в Москве и в Ленингра...

Не скрывал своего восторга и Гофман. "Здесь так много зелени, цветов, воды и парков, что чувствуешь себя, как во Флориде или на Гавайях", — говорил он. Ему нравились наши стадионы, новый Дворец спорта. Он поинтересовался, есть ли среди киевл...

— Боюсь, ошибиться, — ответил я, — но здесь живут около десяти призёров и чемпионов.

— Колоссально! Ваша республика — сильная спортивная держава!

Состав американской команды в какой-то степени разочаровал поклонников тяжёлой атлетики. Гофман привез в СССР неполную и не очень сильную команду: без Коно, Шеманского, Брэдфорда, Джорджа. "Мне сложно собрать всех их одновременно и заставить...

Понятно, что американскому квинтету — Винчи, Бёргеру, Рикки, Марчу и Генри было нелегко. Они выступали в одном составе каждый раз против новых соперников. На вопрос, будут ли они тренироваться перед выступлениями, Винчи ответил: "Только масс...

И на то были основания. Во время выступления Винчи выжал 105 кг, отстав от мирового рекордсмена в этом весе Ульянова на 2,5 кг. В дальнейшем события развивались мирно: оба зафиксировали в рывке по 97,5 кг. Всё решал толчок. Ульянов зафиксиро...

В последней попытке Винчи решил подойти к 130-килограммовой штанге и вырвать победу у Ульянова. Он неторопливо вышел на помост, перекрестился, с огромным усилием поднял снаряд на грудь и... выпустил его из рук.

Ульянов, ездивший в Рим запасным, видел там выступление олимпийского чемпиона и был в восторге от него. Он стал успокаивать американца и подарил ему только что полученный кубок. Винчи не выдержал и... заплакал. "Я устал, я не подготовлен. По...

Я всегда восторгался Бёргером. Он также выглядел утомлённым, но, как всегда, был серьёзен и сосредоточен. Перед выходом на помост он сказал:

— Киев прекрасен, и мне хочется сделать что-нибудь приятное для его жителей.

Американец попытался установить мировой рекорд в толчке, был близок к успеху, но потерпел неудачу. Он победил Руденко и радовался этому. "Я доволен 1961 годом: мы победили в Москве, Ленинграде, Киеве. Перед отъездом в СССР я купил ресторан в...

Самым интересным было выступление Плюкфельдера. Его подходы к штанге были настоящими уроками тяжелоатлетической эстетики. Движения атлета были точны, красивы, непринуждённы и поражали своей законченностью. В сумме он набрал 460 кг — рекорд с...

Не очень большое спортивное значение этой встречи, закончившейся со счетом 6:1 в пользу нашей команды, было компенсировано атмосферой спортивного взаимоуважения, благородства.

Американцы посетили пионерский лагерь "Лучистый". Прощаясь, торговец лесоматериалами Луис Рикки откровенно расплакался. В автобусе он объяснил свою "слабость" тем, что увидел счастливых детей, вспомнил своё страшное и голодное детство. Вспом...

Тяжеловес Сид Генри любит музыку. Ему очень понравилась песня П.Майбороды "Рушничок". Когда я рассказал ему, что композитор Майборода мой приятель, Сид отреагировал на это очень живо и попросил передать автору песни его личные восхищение и б...

Мы прощались с нашими соперниками в Бориспольском аэропорту и не думали, что через несколько лет с американскими атлетами не будут считаться на мировом помосте.

Осень 1963 года. Чемпионат мира снова проходил в Стокгольме, в знакомом "Эриксдальсхалле".

Перед открытием пятнадцатого юбилейного чемпионата газета "Стокгольм тиднинген" выступила с такими прогнозами: "Советские спортсмены возьмут четыре золотые медали, три другие должны распределиться между атлетами Англии, Венгрии и Японии". Ни...

Мы облегчённо вздохнули, когда узнали, что фавориты прошлого чемпионата венгр Фёльди и японец Мияке оставили легчайшую категорию: повысились шансы нашего дебютанта Алексея Вахонина (дебютантом Вахонин, правда, был только на мировом помосте, ...

Когда Вахонина спросили, какой момент был в соревновании самым тяжёлым, он ответил:

— Первый и последний подходы.

Последний подход. Алексей должен был толкнуть не менее 137,5 кг: только этот вес мог помешать решающей атаке Хироси Фукуды.

Но, оказалось, японец поднять этот вес не мог. И тогда стало ясно, что Вахонину достаточно и 135 кг... Но, увы, снижать заказанный вес теперь было нельзя. Алексей вышел на помост, неторопливо, по-хозяйски сдул канифольную пыль, поправил штан...

По профессии Вахонин шахтёр. И отныне его можно считать "золотым" шахтёром.

На соревнованиях полулёгкого веса мы были зрителями. Посоветовавшись, мы решили не выставлять Евгения Минаева. Его предел — 367,5 кг. А этого было маловато, чтобы победить Йосинобу Мияке.

Ещё в юности, увлёкшись очень популярным в Японии видом спорта дзюдо, он на одной их своих неистовых тренировок повредил ключицу. С тех пор штанга в его руках всегда была немного наклонена вправо.

Мияке утверждал, что будет первым человеком на Земле, который в рывке поднимет вес, вдвое превышающий его собственный. Он тренировался по индивидуальному методу: один-два часа пять раз в неделю, придавая большое значение различным видам раст...

Простой и весёлый, Йосинобу нравился всем, кто его знал. Этот "маленький Самсон", как его называли, никогда не заботился о своём режиме. Он спал, сколько ему хотелось, а ел не меньше, чем атлеты тяжёлого веса.

Мияке повторил рекорд мира — 375 кг. Он был удовлетворён и говорил, что готов к 385 кг. В этом никто не сомневался.

— Но, кажется, я допустил ошибку: слишком рано оставил тренировки, — сказал он мне. — В толчке и особенно в жиме я чувствовал себя не лучшим образом.

Бёргер с суммой 367,5 кг завоевал второе место.

— Нужно наконец стать настоящим атлетом. К соревнованиям в Токио я буду готовиться все 12 месяцев и докажу, что способен поднять 385 кг, — сказал он.

В Стокгольме поляки верили в успех Башановского, а у нас были все основания считать первым Каплунова. Однако он занял только третье место. А неожиданным победителем стал Мариан Зелинский, который закончил соревнования с суммой 417,5 кг.

В напряжённой обстановке мирового чемпионата для психологической подготовки спортсмена уже не хватает одного только тренера. Вот и теперь за каждым спортсменом перед его выходом на помост "присматривает" добрая половина команды. Возле Коно —...

Курынов, Коно и Хуска начали со 135 кг. Но только венгру удалось легко поднять вес. У Курынова похоже, произошёл срыв. Мы были в недоумении.

В это время в зале появился Власов — он несколько часов назад прилетел из Москвы. Юрий подошёл к Курынову, о чём-то недолго поговорил с ним. И в третьем подходе Курынов зафиксировал 140 кг.

Коно не смог поднять этот вес. Зато Хуска успешно повторил результат Курынова и, ободрённый успехом, выжал 145 кг. Он прыгал от восторга, а за кулисами попал в объятия товарищей. Венгерский спортсмен оказался впереди на 5 кг.

Курынов занервничал: чтобы победить сейчас, нужна была свежесть, выдержка.

Кажется, нет предела энергии жизнерадостного, весёлого Хуски. Он поднял в рывке 127,5 кг. Курынов опередил его на 2,5 кг. А что же покажет Коно?

Выступление Томми теперь уже почти не вызывало интереса у зрителей. За ним внимательно наблюдали только те, кто был свидетелем его блистательных успехов на протяжении 10 лет. После Рима он шёл от поражения к поражению. И всё же не уходил с б...

Курынов и Хуска показали в сумме по 437,5 кг.

Кто окажется легче? Ведь на контрольном взвешивании у обоих был абсолютно одинаковый вес — редкое обстоятельство в подобной ситуации. Проходили томительные минуты, и венгры с грустью констатировали: Хуску подвела кока-кола — он слишком много...

Это был первый чемпионат мира за 10 лет, когда мы не увидели фамилии Коно даже в числе первых шести лучших атлетов.

Они были очень похожи друг на друга — венгр Дьёзе Вереш и Рудольф Плюкфельдер: оба очень спокойны, сдержанны, даже флегматичны. Но получилось так, что победил венгр. Неужели у него оказалось больше выдержки, целеустремлённости, воли к победе...

Его результаты в сумме 477,5 кг и толчке 187 кг были первыми мировыми рекордами чемпионата.

В полутяжёлой категории честь советских атлетов защищал Эдуард Бровко.

Его соперники — экс-чемпион мира Иренеуш Палинский и Луис Мартин — уже показывали 480 кг. У Бровко результат был куда скромнее — 465 кг. Мы не рассчитывали на его победу. Но своим выступлением он должен был указать нашим атлетам полутяжёлой ...

Мартин и Марч начали разминку задолго до выхода на помост. Мартин был тепло закутан. Держался он в стороне. Тренер Мюррей от него не отходил. Марч был флегматичен, он непрерывно жевал резинку, разминался тяжело и долго.

Палинский был точен и осторожен в выборе веса. Тренеры держались в стороне.

— Вмешиваться в его дела опасно, мы его редко видим, он сам готовится, — сообщил мне тренер Бялас.

Только Марч выжал 155 кг.

— В прошлом году мы остались без золотых медалей, может быть, сегодня её добудет Марч, — с надеждой в голосе бросил Джон Терпак.

Но и на сей раз американские спортсмены не завоевали золота: в третий раз чемпионом мира стал английский негр Луис Мартин.

Что же касается Бровко, то мы были довольны его выступлением. Он отстал на 10 кг, но мы надеялись, что в ближайшее время он сможет выйти на рубеж 480 кг.

Это мгновение было одним из тех, которые даже много лет спустя с внезапной чёткостью встают перед глазами.

Большой счастливый человек взял маленький диск, ставший рекордной надбавкой, и поцеловал его. Кто-то снял с табло четыре цифры, которые вместе обозначали 212,5 кг и преподнёс их Власову. А он прижал их к груди... 557,5 кг, поднятые им в сумм...

Власов — феноменальный атлет, глубоко индивидуальный во всём: в своих победах и поражениях, радостях и огорчениях. Помню, зимой 1958 года его тренер пригласил меня прийти и посмотреть на тренировки Власова в клуб "Строитель". Тогда я впервые...

Он хотел оставить у нас наилучшее о себе впечатление, но упражнения не удавались. Тогда Власов начал сетовать, что его неправильно, слишком сильно массировали. Он выжал 140 кг, поднял в рывке 130 кг и неожиданно прервал тренировку:

— Я хочу встретиться с Медведевым. Я должен поднять в трёх движениях 160 кг, 145 кг и 190 кг...

Много времени провёл я с Власовым в 1960 году, во время подготовки к Олимпиаде в Риме. Воспоминания об этих днях настолько ярки, что кажется, это было вчера. На одной из контрольных тренировок Юрий впервые зафиксировал в толчке 200 кг. Его л...

В Леселидзе Юрий подолгу купался в холодном осеннем море, когда на берегу уже никого не оставалось. Вообще, он любил одиночество, прогулки без спутников, иногда только с художником, отдыхавшим где-то поблизости. Даже тренироваться он стремил...

Обременённый неимоверной физической и нервной нагрузкой, он старался получить удовлетворение от своей силы, энергии, он наслаждался мощью своих мышц и воли. Власов был неутомимым искателем: достигнув одного рубежа, он пересматривал старую ме...

И он снова и снова один в пустом тяжелоатлетическом зале поднимал сотни и тысячи килограммов.

"Главные мои соперники и конкуренты в спортивной борьбе — это мои собственные переживания", — говорил Юрий.

Но его главный соперник впервые дал о себе знать в Стокгольме: украинский богатырь Леонид Жаботинский занял третье место. Нельзя сказать, что его выступление прошло незамеченным, хотя от Власова он отстал довольно существенно. Но в олимпийск...

Власов пришёл в спорт, опередив время. Его появление было началом новой эпохи, он сам стал эпохой в спорте. Благодаря Власову значительно возросла популярность не только тяжёлой атлетики, но и спорта вообще во всем мире.

Благодаря Власову впервые заговорили о фантастической сумме в троеборье — 600 кг. Заговорили сперва несмело, а затем она захватила человеческое воображение, стала целью, достичь которую стремились сильнейшие люди планеты.

Теперь я болен. Я редко вижу своих ребят, не могу пойти в тяжелоатлетический зал, услышать звон железа на штанге, который отзывается в моей памяти удивительной симфонией в честь человеческой воли и силы. А временами мне до физической боли хо...

Это были счастливые для меня дни, хоть мои волнения намного превзошли определённые врачами границы дозволенного. Всё было, как когда-то, и за столом рядом со мной сидел Михаил Михайлович Громов — очень дорогой мне человек.

Мы провели с ним несколько незабываемых часов у меня дома, в семейном кругу и обществе старых друзей. И, как всегда, Громов был душой общества, ярчайшим собеседником и всеобщим любимцем.

Ему тогда исполнилось 70 лет. Ещё в 1917 году он поднимался в небо на так называемых "летающих этажерках", потом давал путёвку в жизнь новым самолётам, сконструированным советскими инженерами.

Впервые мир услышал о Громове в 1925 году, когда он осуществил перелёт по маршруту Москва-Пекин-Токио. Позже он облетел почти всю Европу. Я уже писал выше, что в 1923 году Громов стал чемпионом страны по тяжёлой атлетике в тяжёлой весовой ка...

Заслуженный мастер спорта, заслуженный лётчик СССР, генерал-полковник авиации, профессор — каких только званий и титулов нет у Громова! Когда он читал на память своим густым приятным басом стихи Омара Хайяма, свободно чувствуя себя в царстве...

Что и говорить, Михаил Михайлович — человек необыкновенно одарённый. Но среди многочисленных его способностей и талантов я особенно ценю один — талант быть настоящим человеком, мужественным и одновременно чутким, добрым, отданным до конца др...

Воспоминания захватили меня при встрече с Громовым — ведь мы были вместе на чемпионатах штангистов во многих городах мира, в частности, в Париже, были свидетелями невиданного триумфа Юрия Власова в Риме...

Воспоминания не оставляли меня и во время соревнований. Я наблюдал их словно сквозь призму прошлого.

Вот чемпион Олимпиады в Мехико в легчайшем весе иранец Мохаммед Нассири. Необыкновенно оживлённый и подвижный, он всегда был в гуще событий. То он был в окружении целой толпы любителей автографов, то уже в другом месте примерял перед фотокор...

А вот на помосте тройка атлетов среднего веса: ленинградец Борис Селицкий, киевлянин Владимир Беляев, поляк Норберт Озимек. Именно в таком порядке они "оккупировали" пьедестал почёта в олимпийском Мехико, и теперь двое из них были исполнены ...

Озимек выступал в этом трио в роли нарушителя спокойствия. Азартный поляк всё время пропускал подходы, увеличивал заказанный вес и держал в напряжении зрителей и соперников. И ему легко удалось вклиниться между нашими штангистами. Но Беляева...

Я припоминаю первую встречу с атлетом полусреднего веса Володей Беляевым, совсем молодым ещё парнем, но уже рекордсменом мира в рывке. Подготовил его также молодой тренер Яков Криницкий, ныне заслуженный тренер СССР, один из наставников сбор...

Жаль, но после этого выступления результаты Беляева ухудшились. Но зрители увидели и тех атлетов, настоящие возможности которых раскрылись позже. Яан Тальтс — его заметил тот же Яков Криницкий, когда молодой эстонец в солдатской форме попал ...

А пока что в первой тяжёлой категории необыкновенно удачно выступил ворошиловградец Юрий Яблоновский, также мой давний знакомый. Настойчивый, волевой, он со стоном брал штангу на грудь, неимоверным усилием толкал её вверх, и зрители горячо п...

Или второй тяжёлый вес. Я слышал, как тренеры скептически оценивали возможности библиотекаря из Брюсселя Сержа Рединга. Конечно, он второй призёр Олимпийских игр в Мехико, у него прекрасные физические данные. Но техника слабенькая. Особенно ...

Как неожиданно, как резко изменилось всё с тех соревнований. Серж Рединг стал вторым атлетом, который покорил 600 кг, а тогда в Киеве он показал скромную сумму — 530 кг. Столько же набрал Василий Алексеев, который был легче Рединга. На него ...

Но именно Василий Алексеев первым поднял эти давно ожидаемые килограммы, именно он стал провозвестником новых бурных событий в нашем виде спорта.

Третьим, кому покорилась эта сумма, стал постоянный "дублёр" Леонида Жаботинского Станислав Батищев.

Разве можно было предвидеть такое развитие событий, такие фантастические результаты, такие рекорды? И какую новую магическую цифру будут считать рубежом человеческих возможностей? Неужели 700 кг? Страшно даже подумать. Но круглые цифры так п...

Когда-то я иронически относился к людям, которые украшают стены своих квартир фотографиями, на видных местах выставляют дорогие для них сувениры. Мне казалось, что всё это очень интимные вещи, к которым следует обращаться только при случае. ...

Вот это — мой первый кубок, и ранняя молодость, и невыразимые мечты и надежды, такие красивые, как зелёные склоны сказочного города, который залюбовался своей красотой в днепровском зеркале воды.

Вот я несу знамя на большом физкультурном празднике в столице нашей Родины.

Вот эта медаль вызывает воспоминания о розовом городе у подножия Арарата и незабываемое путешествие по дорогам Кавказа в весёлом обществе богатырей.

А эта фотография сделана в редакции "Юманите". Она переносит меня в Париж, где я впервые защищал честь советской тяжёлой атлетики. Фотографии известных атлетов — преимущественно, в момент триумфа, со штангой, поднятой над головой. На некотор...

Я смотрю и смотрю на стены своей комнаты, и события пробегают передо мною, как в калейдоскопе. Всё быстрее и быстрее сменяются картины, и я едва успеваю рассмотреть их. Я ясно вижу старого Гоберца на манеже и величественную фигуру Ивана Подд...

И мне хочется начать всё заново...

P1P "Этот огонь был зажжён от солнечных лучей на горе Олимп..."

На самом деле олимпийский огонь зажигается не на горе Олимп, а совсем в другом месте — рядом с древним городом Олимпия.

P2P "Аркадий Воробьёв контролирует всю команду. Он следит за Ломакиным. Воробьёв — видный политический деятель."

По свидетельству Р.В.Плюкфельдера, дела именно так и обстояли. Вхожий в самые высокие кабинеты, коммунист и капитан команды Воробьёв контролировал даже тренерский состав сборной СССР.

P3P "Мы взяли с собой Стогова и Ломакина и оставили дома чемпионов страны Ульянова и Плюкфельдера. Такое решение было вызвано расчётом, что закалённые в международных соревнованиях атлеты будут чувствовать себя в Америке увереннее, нежели наши новые...

Плюкфельдера, имевшего в то время бесспорное преимущество над всеми атлетами мира, не взяли в Америку по дискриминационным в плане его немецкой национальности соображениям. Об этом Плюкфельдеру откровенно рассказал сам же Куценко (см. книгу ...

P4P Третьим в общем зачёте чемпионата мира стал Джим Джордж, который в толчке поднял 162,5 кг, то есть больше, чем Пшеничка, поднявший 157,5 кг.

Так в каком же разряде Пшеничка стал бронзовым призёром? Оказывается, в чемпионате Европы, который тогда в Варшаве проводился параллельно чемпионату мира.

P5P На самом деле в командном зачёте в Хельсинки победил СССР.

P6P Это очередное свидетельство того, что в текстах про тяжёлую атлетику можно писать, что попало. Зачем Курынову было просить устанавливать на штангу 170 кг, если этот вес на штанге уже и так стоял — его только что не смог поднять Коно?

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg