«Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом»

Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом (fb2) - Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом 1031K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Владимирович Бронштейн

Виктор Бронштейн Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом

Предисловие

Моей фирме «СибАтом», созданной в 1991 году, сейчас ровно столько же лет, сколько, казалось бы, совсем недавно было и мне – молодому специалисту, вдруг неожиданно для всех назначенному начальником цеха на оборонном предприятии, носившем для конспирации вполне мирное название: «Иркутский завод радиоприемников им. 50-летия СССР». Для меня 24 года были только началом успешного, но тернистого пути, а для фирмы сегодня это может быть апогеем, а может быть и закатом. Разразившийся кризис непредсказуем.

Никогда не забуду, как замер коллектив цеха и я сам, когда директор завода, перечислив мои достоинства, вдруг сказал, что есть у меня и один существенный недостаток, который, впрочем, со временем обязательно пройдёт, и, сделав большую паузу, назвал: молодость. Как жаль, что он оказался прав.

Хотя ещё долго рядом с моей должностью звучало словосочетание «самый молодой». Был я самым молодым начальником цеха в девятитысячном коллективе завода, молодым аспирантом, а в 31 год молодым кандидатом наук, кстати, продолжительный период единственным на заводе, да ещё по диковинной в ту пору специальности – «прикладная социология». В 35 лет я стал молодым заместителем директора, а затем и автором двух книг-монографий по бригадному подряду, изданных в самой Москве, да ещё и в издательстве «Экономика», причём огромным и неплохо оплаченным тиражом – более 40 тысяч экземпляров. И что особенно отрадно, тираж, как бы на прощание, успел разойтись по всему Советскому Союзу.

После этого прилагательное «молодой» затерялось в первых сединах. И, как стало ясно позже, к сожалению, навсегда. А вот мои книжки и сегодня, спустя 25 лет, живут не только в центральной Ленинской и областной иркутской библиотеках, но и в Кишинёве, и в Киеве, и на Камчатке. Проверял сам, бывая в этих местах, с удовольствием заходил в главные библиотеки городов полистать журналы и газеты в зале периодики. До более серьёзной литературы, после успешного обсуждения докторской диссертации ещё в 1989 году, руки пока не доходят.

В недавнюю пору, когда я ещё не имел звания почётного профессора, а мне хотелось спокойно поработать в престижном зале Ленинской библиотеки для академиков и профессоров, я попросил выдать мне соответствующий читательский билет на том основании, что целых две мои книги есть и у них в фонде. Служащие обратились к каталогу и просьбу уважили, то есть как бы присвоили мне высокое звание по совокупности работ.

Не показывал мне «магический кристалл» воображения и того, что стану не только успешным предпринимателем, но создам и новую семью, в которой вырастут замечательные дети, а позже встречу и ещё одну большую любовь.

Старушка-мать, увидев мою ненаглядную, с мудрой прозорливостью сразу же отметила, что эта девушка послана Богом уже навсегда. И действительно, через три года мы поженились, причём регистрация, как и знакомство, состоялась в судьбоносном для нас художественном музее.

Ольга отличается от всего окружения своей бесконечной искренностью, теплотой и редким для женщин умением не глушить здравый смысл «бабьими», извиняюсь, эмоциями, которые у некоторых представительниц слабого пола весьма сильны и сокрушительны для мужчин. Только её я вижу в перспективе, дай Бог не скорой, главной продолжательницей музейно-галерейной деятельности и хранительницей бесценных духовных сокровищ, накопленных мной не за одно десятилетие.

Возможно, что в ближайшие год-два захочет включиться в бизнес и мой старший сын. Сегодня он увлечённо работает в Москве в американской консалтинговой фирме, созданной когда-то кандидатом в президенты Америки Миттом Ромни. В своё время эта фирма немало потрудилась на ниве приватизации, причём, конечно, не в Америке, а у нас. Его буквально завораживает их тщательно скомплектованный креативный коллектив, в котором дружно работают день и ночь и русские, и украинцы, и прибалты. Правда, раньше их режим работы назывался варварской эксплуатацией. Крайне дорог ему сложившийся круг общения с заказчиками: руководством Сбербанка, нефтегазовых компаний, Аэрофлота, Инновационного центра «Сколково» и т. д. Немало у них и весьма увлекательных тренингов в различных странах. Особенно заманчиво звучала информация о его непосредственном участии в чемпионате мира по футболу! Правда, чемпионат проходит не по версии УЕФА, а между офисами их многочисленных (65) филиалов – от Америки, Австралии до Западной Европы и Украины.

Успешно учится в университете за границей дочь Полина, имеющая явные способности в гуманитарной сфере. В этом году поступил в иркутский университет на сибирско-американский факультет менеджмента младший сын Даниил. Правда, документы были поданы им на факультет «Математика в экономике», но, видимо, деградация системы образования и устремлений молодёжи приобрела такие масштабы, что впервые за всю историю университета от декрета А. Колчака о его рождении – одна из математических специальностей оказалась не скомплектована и не открыта. Но нет, как говорится, худа без добра. Младший сын по натуре – лидер, в будущем, возможно, хороший управленец. Пока же главное – успехи в математике и умение писать.

Наверное, неплохо будет, если дети станут продолжателями моего дела, хотя жёстко предопределять их судьбу необходимостью развивать семейный бизнес я не решаюсь. Тем более что и сама перспектива российской экономики и культуры окутана пока, увы, постоянно сгущающимся туманом. И упаси Господь, чтобы 2014 год не повторил судьбу своего младшего собрата – 1914 года, поделившего отечественную историю на «до» и «после».

Сверхважно дать детям достойное «конвертируемое» образование, чтобы свободно владели несколькими иностранными языками, работали с азартом и увлечённостью, держась подальше от депрессивных состояний, тем более вероятных, чем состоятельней отец, освобождающий от многих бытовых забот, но не от мечтаний. Дай Бог, чтобы реальность жизни детей превзошла их ожидания. Это, наверное, главное для ощущения счастья.

С годами пришлось мне как бы освоить ещё одну неофициальную специальность – в области медицины. А именно достаточно глубоко разобраться в методах лечения, применяемых в немецкой и итальянской гомеопатии, в гирудотерапии (применение медицинских пиявок), в мануальной терапии (с применением прикладной кинезиологии), попробовать на себе целебное воздействие эмбриональных клеток баранов в Швейцарии и подходы местных талантливых знахарей и целителей. Вникнув в многообразие возможностей борьбы с болезнями, я ужаснулся бездне, разделяющей официальную медицину, втихаря руководимую фармацевтическими глобалистами, и указанные выше нетрадиционные подходы. При этом я убедился, что параллельная медицина нередко без химии справляется с такими «неизлечимыми» заболеваниями, как аритмия сердца, подагра, артрозы, тяжёлые простуды, гипертония и т. д. Но главное для успешного лечения – бодрость духа, насыщенность жизни и нереализованные мечты.

Материализованным венцом моей деятельности станет, несмотря на разразившийся жутчайший кризис 2014 года, Музей-галерея современного сибирского искусства живописи и скульптуры. Думаю, что за Уралом наше детище будет самым внушительным и блистательным учреждением подобного типа. Наверное, ради этого, как писал В. Маяковский, «и стоило жить, и работать стоило».

Неожиданно во время путешествия в Лондон пришло ощущение, что здесь, вдали от Иркутска, мы нашли ни много ни мало как душу нашей галереи, которая, оказалось, витала за тридевять земель в тридевятом царстве, в чужом государстве. Но всё же душой этой стало яркое сияние замечательных работ нашего земляка Дашинимы Намдакова. Знакомство с ним по воле судьбы затянулось на долгие семнадцать лет. Но тем ярче оказалась вспышка при нашем пересечении с его орбитой. В результате родилось крепкое приятельство, сотрудничество, да и, пожалуй, дружба. За полгода после знакомства события развернулись таким образом, что мы гостили не только у него в мастерских Лондона, но и он был у нас и дома, и в галерее, и, главное, мы совершили с ним незабываемое путешествие в его глухую бурятскую деревню Укурик в Читинской области, где под отчим домом закопан священный для него материнский послед.

Неожиданно побывал я и на семейном молебне и услышал историю его спасения от смерти, которая следовала за ним в юности целых семь лет. История эта в какой-то мере переворачивает мировоззрение и укрепляет веру в Господа и в души предков, которые во многом определяют нашу судьбу и саму жизнь. Непочитание их приводит к очень дорогим жертвам, которыми нередко становятся главным образом сыновья. Собственно, это обстоятельство подтверждает и статистика. В России чаще всего в детстве и в юности мы теряем именно сыновей, причём значительно интенсивней, чем в Бурятии, где совсем иное, неформальное отношение и к вере в Господа, и к духам предков. Об этом убедительно свидетельствует история спасения юного Даши больной женщиной-шаманом и любовью всей семьи.

С развитием галереи и пробой пера в прозаических произведениях, в фирме за собой я решил оставить достаточно простую функцию – сдачу площадей в аренду, а всю управленческую деятельность, а кое-где даже учредительство, отдал своим воспитанникам и коллегам. Посмотрю, что получится из этого эксперимента.

Возможно, ситуация была бы кардинально другой, если бы в 1986 году не погиб мой первый ребёнок – Андрюша. Было бы ему сейчас около сорока лет. Крепкое плечо совершенно взрослого человека сейчас пришлось бы как нельзя кстати. Но жизнь, к сожалению, не очень-то милосердна. Как будто предчувствуя это страшное горе, с самого детства отчётливо видел я край чёрной бездны, над которой загадочно-злодейски горят мириады звёзд, мерцающих в бездонной бесконечности ночного пространства. Балансировал я всё атеистическое время детства и юности на грани ночных страхов и дневной бесшабашности.

Спасением от бездны, с раннего детства неотвратимо надвигающейся всё ближе и ближе, было весёлое, задиристо-непоседливое племя мальчишек-ровесников либо напряжённая учёба, производство и особенно творчество, безмерно продлевающее жизнь благодаря книгам, коллекциям и галереям.

Что значат предпринимательские «беды» – аварии, пожары, финансовые и налоговые неурядицы, награды и даже тюрьмы – по сравнению с настоящей непоправимой бедой: потерей близких людей, особенно родного ребёнка, и острым ощущением вселенской пустоты и одиночества.

На свой бизнес, как и на все свои хобби, я смотрел всегда в первую очередь не как на источник материальных благ, а как на очень занимательную, творческую, хоть порой и весьма нервную игру, приносящую и скачки давления, и сердцебиение, и бессонные ночи. Игра эта захватывала меня порой целиком и вытесняла почти без остатка страшный вакуум бесконечного пространства, в котором все наши жизни – еле заметные вспышки мгновенного света, отличные от всей прочей природы только одним драгоценным качеством – способностью мыслить, любить и помнить ушедших.

Перешагнув очередной юбилей в поездке с приглашёнными мной друзьями по Земле обетованной – под суровыми взглядами святых, взирающих из глубин мелькнувших веков, – я ещё острее ощутил неумолимый бег времени и особенно отчётливо понял, что спасением от депрессивных переживаний по этому поводу может быть только творчество, результаты которого могут жить если не в масштабах всего человечества, то хотя бы в сознании собственных потомков:

На стременах летучих строк Родной поэзии всесильной Скачу, молясь: дай сил мне, Бог, Чтоб прочный выстрадать мосток Над жадной бездною могильной.

А если в этом возрасте прилетает редкой красоты жар-птица пылкой, почти как в юности, любви, да ещё и взаимной, это ли не настоящее счастье!

Большинство российских бизнесменов спасение от депрессии, особенно возрастной, видят в продолжении интенсивной работы и в сохранении неизменным сложившегося образа жизни. Причём дело здесь не столько в объективной цифре возраста, сколько в остроте ощущения быстро летящих лет. Александр Сергеевич уже в 30 лет восклицал:

Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть – на мой закат печальный Блеснёт любовь улыбкою прощальной.

В большинстве развитых стран многие, как ни странно это звучит для нас, даже на пенсию уходят, окрылённые радостным чувством свободы, открывающей простор для хобби, в том числе для физкультуры, а главное, конечно, для путешествий.

Российские мужчины, а иногда и женщины, отход от привычной трудовой деятельности воспринимают нередко как катастрофу. Для богатых причина – в пожизненном трудоголизме, а для подавляющего большинства обычных людей – в грозящей бедности и в незавидном положении пенсионеров в обществе, которое можно охарактеризовать словами, вынесенными в заголовок романа Ф. Достоевского: «Униженные и оскорблённые».

В моём же случае оставаться день и ночь у руля фирмы, как раньше, значит украсть у себя возможность продления жизни в книгах, в галерее, в совершенно неповторимой коллекции картин и скульптур, цепко держащих быстролетящее время.

Я недавно разбрасывал годы, Как Онегин наследство отца, Как беспутный правитель – заводы, Думал, нет у владений конца. Ныне день отрываю от сердца, Как последний червонец купец. Жизнь, играй своё дивное скерцо, Дирижируй подольше, Творец.

Но основной вывод, к которому я пришёл в ходе работы над этой книгой, в том, что Россия не сдвинется с мёртвой точки, пока в умы и в уста мужчин, будь то чиновники, врачи, предприниматели и особенно главные правители страны, не вернётся дореволюционное офицерское: «Честь имею!» Без пробуждения совести, патриотизма, а в какой-то мере и богобоязни не возродить дух порядочности и любви. Без этого не спасти Россию!

Глава 1 И в Лондоне, увы, оказалось «по-нашему»

Вечнозеленые парки и бесплатные музеи

Во времена, когда вихри нарождающегося капитализма (на газетно-канцелярском языке «перестройка»), по пьяной воле главного правителя и по воле основательно запрограммированных наших верховных менеджеров – заокеанских стажёров, разметали сбережения народа и финансы соцпредприятий, кое-что прилетело и в мою сторону. Благо производственного и экономического опыта мне, бывшему начальнику цеха и заместителю директора крупного оборонного предприятия, было не занимать. Тогда-то, в 90-х годах, я и открыл для себя окно в Европу. Ещё в ту пору мной был выведен закон, согласно которому для того, чтобы хоть немного почувствовать колорит незнакомого города и прикоснуться к его тайнам, нужно хотя бы единожды провести ночь в объятиях его бульваров и площадей, памятников и старинных гостиниц. Вечерние огни, нарядная или неприхотливая удобная одежда, выражения лиц неторопливо гуляющей или куда-то спешащей публики, а также атмосфера уличных кафе и баров, нередко окружённых гудящей улыбчивой толпой с бокалами, помогают найти контакт с ещё вчера незнакомым уголком планеты. Но не менее важна и утренняя встреча с бульварами и домами, парками и скверами, заботливо подрумяненными ласковыми лучами просыпающегося без автомобильной сумятицы солнца. В это время особенно легко проникает в душу застывшая музыка неповторимой архитектуры.

Такими, по сути поверхностными, первыми впечатлениями и ограничивалось моё знакомство со многими городами, где я бывал несколько дней и ночей. Среди них Париж, Рим, Мюнхен, Барселона, Мадрид, Берлин, Тель-Авив, Иерусалим и многие другие, в основном европейские, города.

Для того чтобы по-настоящему познакомиться с городом, подружиться и полюбить его, обязательно нужно ощущать живое дыхание и участие в твоей судьбе, а это невозможно без тесного общения и дружбы с кем-то из его жителей, связанных с тобой общими делами и заботами.

Поскольку моё литературное и галерейное творчество пока ещё застилает дым отечества, связующим звеном может быть пусть и небольшой, но очень типичный для провинциальных предпринимателей бизнес, связанный с покупкой, например, квартир для своих, выученных за границей, детей, а возможно, и для сдачи в аренду. Кто-то стремится открыть за границей банковский счёт и участвовать то ли в бизнесе, то ли в «лотерее» на рынке ценных бумаг.

Бывая не единожды в Лондоне, где учится дочь и где у меня не было ни друзей, ни хороших знакомых, я оставался с поверхностным впечатлением об этом городе. Оно ограничивалось посещением музеев и галерей, а также огромных лондонских парков, стоящих как бы на передовом рубеже экологического фронта. Благодаря им Лондон является одной из наименее загазованных столиц стран «золотого миллиарда», хотя проживает в нём более семи миллионов человек. Особую прелесть паркам придаёт круглогодичная зелень, не знакомая ни с трескучими морозами, ни с опасным для пешеходов и водителей чёртовым гололёдом, собирающим каждый год огромную жатву автоаварий и переломанных костей в нашей северной столице. Не говоря уж о ещё более суровой Сибири.

Даже в зимние месяцы лондонские скверы и парки радуют глаз, обоняние, а главное, душу нежной травкой, зелёными кустарниками и даже клумбами с ароматными цветами, похожими на наши анютины глазки, но с запахом медуниц. Если добавить к этой картине пруды, населённые горделивыми, под стать сохранившейся английской аристократии, лебедями и гусями, а также более скромным «народом» – разноцветными утками, которые, как и многочисленные белки, готовы брать угощение прямо из рук, то перед глазами встаёт почти идиллическая картина. Но несколько смутило меня одно непривычное обстоятельство. Некоторыми частными скверами можно любоваться лишь за изгородью. Хозяин вправе держать их под замком круглые сутки или восседать в них со своей семьёй и с приглашёнными гостями. Для всех прочих вход закрыт. Но таких мест в центре Лондона, к счастью, немного.

Удивительно, что экологичными просторами и всей прелестью государственных парков горожане не пользуются по вечерам. В утренние часы здесь разминается бессчётное количество велосипедистов и бегунов, нередко можно встретить и любителей верховой езды на породистых лошадях, да и простые пешеходы не торопятся в жерло метро, автобусов или в знаменитые лондонские такси, вытесняющие из центра города личный транспорт (за въезд в город взимается немалая плата). Причём в отличие от всех европейских городов такси даже не обязательно заказывать. Как правило, на оживлённой улице достаточно волшебного взмаха руки. И нет тебе ни пробок, ни утомительных проблем с парковкой автомобиля.

Приезжая проведать родную студентку, я всегда наслаждался красотой лондонских парков, а также дружно соседствующих с ними старинных и современных шедевров архитектуры, больше похожих на дворцы, нежели на обычное жильё и офисные центры. Но с наступлением сумерек парки разом пустеют, а многие и вовсе закрываются. По-видимому, у англичан нет привычки «спортивничать» или хотя бы гулять по вечерам, как в большинстве приморских столиц Европы, где с заходом солнца вновь оживает физкультурная неугомонность и велосипедистов, и бегунов, и пешеходов всех возрастов, совершающих вечерний моцион. Несмотря на безлюдье, в знаменитом Гайд-парке многие дорожки поздно вечером были слегка освещены не только общими для всех путешествующих без всяких виз звёздами и луной, но и фонарями. Однако при ночной готовности парков принимать гостей гуси и лебеди не раз грустно приветствовали одного меня. От утреннего многолюдства не оставалось и следа. Зато многочисленные бары, кафе и рестораны морской столицы в это время буквально ломятся от посетителей. Возле многих баров стоят с пивом и оживлённо беседуют десятки, а иногда кажется, и целая сотня человек, по-видимому, сослуживцев. Такое впечатление, что лондонцы следуют девизу: «Утро – здоровью и спорту, а вечер – вину, пиву и дружескому общению». Правда, смех и дружеское общение с умеренным употреблением алкоголя и при достаточном запасе прочности организма, по мнению психологов, могут быть не менее полезны, чем физкультура. Во всяком случае, это хорошая профилактика массовой болезни XXI века – депрессии. Больше смеха – длиннее жизнь!

Примечательно, что, несмотря на обилие выпивки, я ни разу не видел проявление агрессии, как и аварий на дорогах. Даже собаки, важно ведущие на прогулку своих хозяев, держащихся, чтобы не потеряться, за поводки, никогда не лают на встречных собратьев и тем более на людей.

Безукоризненно вежливы и, по-моему, искренне приветливы и продавцы, и официанты, причём не только к постоянным клиентам, к коим я не относился. Убеждён, что они не делят всех посетителей на проезжающих и приезжающих, как наша типичная официантка в исполнении Людмилы Гурченко из замечательного фильма «Вокзал для двоих». При этом их вежливость не ограничивается улыбками, а подкрепляется и делами.

Никогда не забуду, как в кафе аэропорта, где, сполна отдав деньги официанту, на ломаном английском мы, как бы вдогонку, высказали претензию по поводу двух наполовину недоеденных блюд. В одно блюдо без предупреждения был добавлен уксус, другое мало соответствовало своему названию в привычном смысле. Каково же было наше изумление, когда этих блюд не оказалось в «полегчавшем» аж на две трети счёте. Такой истинной, непоказной вежливости к проезжающим и обедающим, быть может, раз в жизни в одном из многочисленных кафе аэропорта мы, признаться, никак не ожидали.

Разговаривая по-русски, не поймали мы на себе ни одного косого взгляда, несмотря на взбудоражившие всю Европу российско-украинские события. Поразительная толерантность и культура – в отличие, например, от бывших соцстран, где недавно были мои приятели и не решались громко разговаривать на нашем родном языке.

На повышение общего уровня культуры работает, возможно, и то обстоятельство, что вход в многочисленные музеи, галереи, иногда и на выставки – в большинстве своём – бесплатный. Правда, нельзя не отметить, что наряду с настоящей живописью и скульптурой демонстрируется немало бесполезных для эстетического развития инсталляций и просто «прикольных» картин и поделок, нередко и богохульных. Многие улыбаются, глядя на скульптуру с изображением серпа и… доллара или взирая на огромную картину, где Христос за руку шествует с коммунистическим божеством Лениным и с не менее популярным, чем в своё время наш вождь, персонажем, вошедшим в историю, но не рабочего движения, а мультипликации, – мышонком Микки-Маусом. В конце же этой огромной выставки скульптурно представлена задняя часть полой коровы с манящим окошечком под хвостом, где происходит какое-то действо. Многие зеваки, распираемые любопытством, суют свои головы, извиняюсь, в коровью ж… Организаторы, думаю, довольны. Они ловко послали всех, и большинство добровольно пошли именно туда, куда и ведёт современная квазикультура.

В общем, наряду с настоящими бесценными произведениями классического искусства, пережившими многие века, в самом центре Лондона немало суперсовременных выставок и галерей, которые мне от души хотелось бы послать под хвост коровы, а может быть, и ещё дальше.

Гид по бизнес-туризму

Первые мои поездки, связанные с незамысловатым зарубежным бизнесом, позволяющим застраховать хотя бы небольшую часть средств от полнейшей российской непредсказуемости, были предприняты в момент кризиса 2008–2009 годов. Тогда вдвоём с приятелем мы поехали «покорять» Мадрид и Дрезден. Причём у меня ни в одном из двух городов не было не только друзей, но даже знакомых. Как я тогда жалел, что моя многолетняя деятельность на государственных предприятиях в должности начальника цеха и замдиректора не простиралась дальше Москвы, где я штурмовал вначале заочную аспирантуру при Институте социологии Академии наук СССР, а позже министерские кабинеты, выбивая нормативы фондов заработной платы, жилищного строительства, технического перевооружения и др.

В начале перестройки, уже в рамках собственного дела, удалось мне распахнуть ранее совершенно неведомые двери Молдкон-тракта и Росконтракта при Госснабе СССР. В каждой организации поначалу я чувствовал себя примерно так же, как Буратино, нашедший за холстом поразивший его сказочный театр. Так и для меня, выросшего, но, слава Богу, не переросшего, на иркутских заводах, поварившегося в московском академическом институте, мир каждой московской организации был поначалу загадочен и неведом. К счастью, природной смекалки, доставшейся от купцов-золотопромышленников, которым, наверняка, так же, как и мне, приходилось ладить и с московским начальством, и с рабочим людом, хватало, чтобы довольно быстро осваиваться в среде обитания заносчивых москвичей. За границей же я был полнейший новичок, да ещё и не владеющий ни одним иностранным языком. Ох, как часто вспоминал я родного дядю Леонида Яковлевича, коммерческого директора нефтехимической компании, который по вопросам снабжения и сбыта с начала перестройки облетел полмира! И везде иностранные партнёры встречали его, представителя огромного тридцатитысячного коллектива, в аэропорту с чётким планом работы и экскурсионного отдыха. Завязалось у него немало и дружеских неформальных связей, основанных на заключении взаимовыгодных контрактов. Меня же, несмотря на личное финансовое превосходство по сравнению с дядей, который не был хозяином дела, за границей не ждали нигде. Никто не встречал, и, более того, никто и не подозревал о моём совершенно уникальном для меня самого и для близких людей существовании на этой небольшой и весьма уязвимой планете.

…Мчусь куда-то с полным напряженьем, Я, как есть, загадка мирозданья. Николай Рубцов

А когда узнавали, что есть такой то ли купец, то ли производственник из далёкой Сибири, к тому же ни слова не понимающий на их языке, думали о том, как в результате любой сделки сорвать сразу же и побольше, обычно не гнушаясь самым бессовестным обманом. И только наконец-то в Лондоне нас с женой и моим близким товарищем Дмитрием встречала не только моя дочь, но и ставший настоящим лондонцем иркутский земляк Егор со своим партнёром. Оба они прочно стоят уже более десяти лет на британской земле и имеют английское гражданство.

Всего месяцем раньше в Иркутске нас познакомил мой пусть не самый близкий, зато очень давнишний приятель Роман, отработавший ряд лет на высоких должностях в правительстве, правда, пока местного уровня. Лет двадцать назад они вместе окончили Иркутский госуниверситет, причём Егор все годы учёбы был круглым отличником. Сегодня же их деловое сотрудничество, со слов Романа, ограничивалось выплатой Егором завидных валютных процентов (10–12 % годовых) на вклад в один миллион долларов, сделанный в небольшую американскую фирму, занимающуюся связью, в которой он был наёмным финансовым директором. Аналогичные заманчивые проценты были предложены мне и моим друзьям; кроме того, было обещано всяческое содействие в любых бизнес-проектах в Лондоне: будь то покупка недвижимости для сдачи в аренду или для проживания наших студентов; или поставки ирландских крепких напитков, а также открытие счетов в очень консервативных лондонских банках, не жалующих нас, россиян. Забегая вперёд, скажу, что никому из россиян счёт в английском банке так и не открыли.

После знакомства с Егором, с его отцом, а также с блестящим послужным списком бывшего отличника я почувствовал, что наконец-то сбудется моя давняя мечта о надёжном проводнике по лабиринтам зарубежного бизнеса. До сих пор, в Испании и в Германии, мне с этим катастрофически не везло, и моим денежкам несколько раз была уготована судьба золотых монет незабвенного Буратино, сеющего их под руководством лисы Алисы и кота Базилио на волшебном поле чудес.

Соблазнительно сиял и вместе с тем серьёзно настораживал нас высоченный процент на валютные вклады в компанию Егора. Первое, что приходило на ум – это присказка о бесплатном сыре, который, как известно, в мышеловке. Ведь в Америке банковские кредиты почти бесплатные. Проведи аудит и смело кредитуйся, тем более что их активы превышают, по словам Егора, девятьсот миллионов долларов, а займов набрано меньше чем на десять. Но аудит пока не может дать позитивное заключение. Фирма-заёмщик находится ещё в предэксплуатационной стадии. Основное её богатство – оптико-волоконные кабели, закопанные где-то в ЮАР. В случае если запуск связи не случится, то ценность этих «ископаемых» в африканских землях, наверное, не велика. Для кредитования нужно особое доверие к специалистам фирмы или к директору-хозяину, которые полны решимости довести дело до победного конца и уверены в победе. Но оценка этой составляющей партнёров ближе к психологии, чем к банковскому делу и аудиту. Кстати, хозяин, по словам Егора, с удовольствием приглашает в гости к себе в Техас каждого кредитора, благо их всего человек пять, при этом он детально рассказывает о ходе продвижения проекта. Егор хоть и уверен в благоприятном исходе дела, но всё же не рекомендует вкладывать более 15–20 % имеющихся средств. Мало ли какой форс-мажор может возникнуть. Даже и в один банк, каким бы надёжным он ни казался, а тем более в одной валюте, класть все средства неправильно. Так что совет Егора скорее из этой области безопасности, а не из-за неверия в свою фирму.

Не разбираясь в тонкостях организации связи и не имея данных аудита, предстояло ответить всего лишь на один вопрос: можно ли полностью доверять рекомендации Романа и рассматривать Егора как высокопорядочного партнёра. Роман, в отличие от Егора, к лучшим студентам не относился. После окончания института он работал в иностранной сахарной компании в Москве, и судьба сводила нас ещё в ту далёкую пору настолько близко, что он даже как-то ужинал у меня дома и помнит малютками моих ныне взрослых детей. Запомнилась ему и моя шутка. Когда его шеф, хозяин французской сахарной фирмы, спросил, за что мой прадед по материнской линии угодил на каторгу в Сибирь, где и остался, я ответил: «Да, кажется, не рассчитался за какие-то европейские поставки». Нужно было видеть напуганное лицо опешившего на мгновение француза, давшего нам под честное слово на полмиллиона долларов сахар без предоплаты.

Вскоре Роман сменил бизнес-структуры на более доходные административно-чиновничьи, меняя кресла в Иркутске и в столицах. Одно время был даже решён вопрос о его депутатстве в Законодательном собрании от одной из проходных партий. Успел он вложить в избирательную кампанию и весьма круглую сумму личных средств. Но в наше время «политики» высокого ранга, как, собственно, и прочее население, не дружат с понятием чести. В последний перед выборами момент, когда ставки были сделаны, его столичные однопартийцы поменяли правила политического «казино» и разложили другой пасьянс выборных депутатских кресел. Возместить потраченный обманутым «игроком» миллион долларов никто, как водится, не подумал. Впрочем, такими историями в наше время никого не удивишь. Жаловаться некому. Договора в таких случаях не составляются, квитанции не выдаются, и на грабёж никто не жалуется. Земля, как говорится, круглая. Высокие чиновники могут ещё и сгодиться. Ведь через пять лет вновь выборная рулетка.

На семейном фронте у Романа в настоящее время также разруха. Бывшая жена и дети живут отдельно. Некоторая чехарда с работой, неудача на выборах и семейная неустроенность работают, конечно, не на плюс репутации, а значит, надёжность его рекомендации также вызывает вопросы. Но есть, к счастью, и другие стороны медали в его образе жизни.

Бывая в Иркутске, Роман каждый день немало времени проводит с любимыми и, судя по всему, любящими детьми. Благодаря его заботе материально они также ни в чём не нуждаются. Много средств и души вложил он в восстановление настоящего произведения искусства – своей усадьбы в стиле времён декабристов, в коей и живёт, когда гостит в городе. Немаловажно, что усадьба фасадом выходит прямо на городскую улицу и не имеет какой-то суперохраны, кроме обычной сигнализации. Люди, заточенные на явное или скрытое мошенничество и всевозможные подлые хитрости, никогда не делают таких откровенных и уязвимых вложений средств. У них, как правило, всё за высокими заборами, да ещё и сами заборы скрыты от посторонних глаз. Это обстоятельство весомо свидетельствует об отсутствии каких-либо подлых помыслов – а значит, его рекомендации можно верить. От ошибки, конечно, никто не застрахован, но продуманной схемы заведомого обмана наверняка нет.

В отличие от него жуликоватые московские так называемые политтехнологи, организаторы выборных кампаний, подчас прописаны в таких маскировочных местах, где отродясь не были и где никакой недвижимости на них нет и не было. Многие для сбережения добра к тому же разведены с жёнами, подчас формально.

На позитивную характеристику Егора, прежде всего, работает его бесспорная деловая успешность, семейная устроенность: прекрасная жена и трое маленьких детей, – а также врождённая интеллигентность, которую видно невооружённым глазом.

В институте он был не просто отличником, а ещё и достаточно креативным студентом с эвристическим мышлением. Именно второе обстоятельство позволило ему взять, как говорится, крутой карьерный старт. Вскоре после окончания вуза он стал заместителем управляющего достаточно крупного банка, а затем младшим партнёром (не сотрудником!) в американской консалтинговой компании в Москве. Ну и наконец, востребованность в главном городе Европы, в самом Лондоне, также говорит о многом.

Врождённая интеллигентность и порядочность в наше время встречаются ещё реже, чем карьерные взлёты. Ленинско-октябрьская революция и сталинский беспредел хорошо поработали над уничтожением «родной сестры» потомственного аристократизма – подлинной интеллигентности.

Прогнали иродов-царей, Разбили царских людоедов, А после – к стенке, поскорей, Тянули собственных полпредов. А после – хлопцы-косари С таким усердьем размахнулись, Что все кровавые цари В своих гробах перевернулись. Николай Тряпкин

Даже в образах известных актёров отыскать в наше время черты истинной интеллигентности очень непросто. Кроме Олега Басилашвили да, пожалуй, Игоря Скляра никто, во всяком случае с ходу, не идёт на ум. Даже такие богатыри духа, как Никита Михалков, Андрей Кончаловский, Олег Табаков, Олег Меньшиков (разве что Фандорин в его исполнении весьма интеллигентен), немного из другого замеса.

Может быть, в Егоре отразился один очень характерный дворянский элемент образа жизни и раннего воспитания детей восемнадцатого и начала девятнадцатого века. Общаясь с Егором, я был поражён, когда он, прервав разговор со мной, извинился, отвлёкшись на звонок отца, и вдруг, совершенно неожиданно для меня, бегло заговорил… по-французски. Увидев недоумение в моих глазах, он пояснил, что у его отца – вузовского преподавателя французского языка, не раз работавшего за границей во франкоговорящих странах, есть, по обывательским понятиям, один маленький пунктик. С самого рождения сына и по настоящее время, вот уже 42 года, отец разговаривает с ним только на французском, благодаря чему для Егора он стал вторым родным языком.

Когда Егор познакомил меня со своим отцом, носителем не только французского языка, но и весьма характерной еврейской внешности и манер, было заметно, что с ним, как, впрочем, и со всеми нами – потомками по преимуществу победивших красных – в детстве на «французских языках» не говорили, оставив этот «пережиток прошлого» уничтоженным белым.

Лежала степь, и крест стоял над степью, и ветер в перекладинах гудел. Мы шли на красных сомкнутою цепью, но предрешён был доблести удел. И предпочла бесстрастная победа армейской чести Каинову кость, когда под пентаграммой Бафомета кишела зависть и кипела кровь. Из рода в род плебейская свобода всё отвратительней… Но, заводя уют, здесь внуки взбунтовавшегося сброда о нас романсы пишут и поют. Златя кресты, лобзая образа, вы нас при всех потугах – не поймёте. …Так дребезжи на каждой верхней ноте стеклянная, актёрская слеза. Геннадий Гайда5 июня 1997 г.

Я не уверен, что повторение подобного уникального опыта даст точно такой же результат и в других семьях, но пробовать стоит. Сам Господь, вновь услышав у российской люльки хороший французский, наверное, сильно удивился и обрадовался воскрешению боголюбивого XVIII века хотя бы в одной советско-еврейской семье и поцеловал Егора в лоб как первого вестника возрождения благостно-патриархальных аристократических традиций.

И сам факт, что Егор с явным удовольствием познакомил нас с отцом, не скрывая обычный двухэтажный деревянный дом в центре Иркутска, также свидетельствует о его открытости, присущей людям, ни в коем случае не заточенным на обман.

О человеческой надёжности Егора свидетельствует и его преданность одной любви с институтских времён и по настоящее время, и глубокая любовь к своим троим деткам, которым выпало нечастое в наше время везение расти в атмосфере взаимной родительской любви.

Всё вышесказанное не оставляет никаких сомнений в порядочности и честности моего нового приятеля, а следовательно, в отличие от предшествующих горе-партнёров по Испании и Германии, у него просто не может быть злого умысла относительно вклада наших денег в представляемую им американскую фирму, как и в любых других совместных делах. Значит, можно смело взаимодействовать с ним по интересной для меня и моих иркутских друзей-приятелей лондонской теме.

От слов к делу

Поездку в Лондон мы совместили с моим днём рождения, который каждый год гонит меня в дальние пути-дороги. По– видимому, где-то в подсознании у меня гнездится мысль, что чем дальше убегаешь от дома и места, где родился, чем тише празднуешь, тем труднее ангелам, отвечающим за быстрое течение времени, отыскать беглеца и поставить отметины в виде новых лет, а также морщинок и седины.

«Поэт вне возраста живёт…»

Поэт вне возраста живёт. Он, как размашистый кустарник, Приствольных не ведёт кругов, Где нудный счёт былых годов. О нём всё знает ветер-странник. Он нежит мыслей лепестки, Что на рассвете появились. А рядом мудрости ростки Полны надежды и тоски — В них дни и годы схоронились. По ветру пущенной листвой Удел кустарника метаться. Так и поэт летит мечтой То в небе, то над мостовой, Чтоб до снегов к любви прорваться. 6 июня 2010 г.

Правда, в этом году в день моего рождения музыка всё же звучала, причём не потихоньку, а на весь Лондон, но, к счастью, не для одного меня и вовсе не в ресторане.

Нагулявшись по главному парку Лондона и непременно сходив в сокровищницу картин, в обед с женой и дочерью в тихом русском ресторане «Новиков» подняли мы по бокалу сухого вина. Подарки при этом получили мои дорогие гостьи. Но и они не остались в долгу. Вручили мне три билета на Санкт-Петербургский филармонический оркестр, превзошедший все ожидания. Он как будто специально был послан на мой день рождения в Лондон. Подсознательно я, наверно, с самого детства ждал именно такого подарка. Будучи очень мнительным ребёнком, я часто тревожился перед сном и выплакивал родителям одну и ту же жалобу – что мне очень тоскливо. Увы, после ранней смерти дедушки, родителям, умотанным на работе в послевоенные 50-е годы, и очень боевой и трудолюбивой бабушке, к сожалению, с большевистской закваской, было не до сказок, и очень часто от мамы звучала одна и та же загадочная и непонятная отговорка: «Сейчас мы вызовем для тебя симфонический оркестр». И вот в день рождения, через год после ухода любимой 90-летней мамочки в иные миры, долгожданная отговорка детской поры наконец– то выполнена, как знать, может быть, и не без маминого участия.

Музыка дня рождения звучала совершенно потрясающе, унося меня в детство и в юность, воскрешая и маму, и всех родных, одолевая не только время, но бесконечные и байкальские, и средиземноморские, и карпатские просторы, где жили когда– то мои предки. Вихрям бессмертной музыки, подхватившей мою душу, легко покорялись не только бескрайние земные просторы, но и мерцающие наподобие свечей звёзды с опоясывающим небосвод Млечным Путём. Всем своим существом я ощущал их феерический негасимый пламень. Он был так же реален, как и жаркие пионерские костры возвращённого ураганом симфонии детства. В потоках всесильной музыки душа воспарила, по-видимому, так высоко, что стала разом видна вся моя жизнь, быстро летящая во вселенском просторе, оживляемом сиянием бесчисленных созвездий, прочно вплетённых в наши судьбы знаками зодиака. Где-то далеко внизу, как звёзды, во множестве сияли купола православных церквей, и в мозгу всплывали заветные картины, ещё не так давно выплескивающиеся в стихотворения.

…Порой я будто бы лечу, Прорвав туман над куполами, И православным всем кричу: «Нам чудо, братья, по плечу — Мы возродили храмы с вами!».

Закрыл глаза, и по всему телу действительно разлилось блаженное ощущение полёта, которое до этой поры приходило ко мне только в самых незабываемых снах, лицом я как будто ощущал ласкающий ветерок.

Больше всего на свете в этот момент я желал продолжения симфонии и полёта.

…И нет с тех пор чудесней снов: Я в небесах давно, как птица! Отбросив груз земных оков, Купаюсь в пене облаков, Мне сёстры – звёзды и зарница. Леса и горы – братья мне, А ветерок как песнь любимой; В его ласкающей волне Плыву в лазурной вышине Над красотой необозримой! 5 октября 2009 г.

Пролетая над всей своей жизнью, я, как наяву, видел прадеда, умершего полвека назад, который, когда мне было года три, подарил скрипку, и деда, растапливающего с присказками печку ранним морозным утром под звуки непременного гимна, всегда ровно в шесть утра рвущегося из старого динамика, видел и весёлую молодую мать, пустившуюся в пляс, и выскочившего в круг отца. Недалеко от них с серьёзными лицами стояли внуки и правнуки, которым не довелось встретиться ни с кем из родственников старше меня.

В этой картине поколений, воскрешаемой потоками музыки, со своими книжками стихов и прозы я ощущал себя как бы связным времён.

«В молитве я предков своих вспоминал…»

В молитве я предков своих вспоминал, Желая им светлого рая, И парус-мираж на меня наплывал, И чаек тревожилась стая. Как пастырь суровый, Байкал мне внимал, Спокойный от края до края. И лодку из прошлых времён посылал, Связному времён доверяя. 8 августа 2012 г., Ольхон

Но музыка закончилась, полёт оборвался, душа с небес возвратилась в какое-то потаённое место моего «я». Возвратились огромные люстры и старинный потолок здания, больше похожего на храм, нежели на концертный зал, и, как всегда, потекли без устали обновлённые мысли.

Прославленные оркестры слушал я не впервые, но такого волшебства ранее не случалось. Например, недавно в Иркутске гастролировал по приглашению нашего великого земляка, блистательного пианиста Дениса Мацуева, израильский симфонический оркестр. Но он не вызывал таких неповторимых мистических эмоций. Может быть, оркестр был слабее, а может быть, всему виной день рождения, пролетающий за тридевять земель от дома, на туманном Альбионе, омываемом со всех сторон холодным и таинственным океаном, загадочно серебрящимся под луной уже миллионы лет.

Когда зал, несмотря на все санкции и антирусскую пропаганду, неистово и долго аплодировал стоя, выпрашивая всё новые и новые минуты наслаждения, меня переполняла гордость и за оркестр, и за композиторов, и за балет, и за писателей-классиков, и по большому счёту – за всю Россию.

В общем, подарок пришёлся мне по душе, музыка была божественной. В этом году, наверное, меня ждёт немало музыкальных открытий. Недаром же есть поговорка: «Как встретишь год, так и проведёшь его». Тридцать первого декабря мы с женой посвятили праздничный вечер Иркутскому музыкальному театру, где выступал Денис Мацуев, а после концерта едва успевали встретить Новый год на одной затерянной в звёздной и морозной ночи прибайкальской базе в интригующе незнакомой компании и обстановке. Тяга окрашивать день рождения незабываемыми красками высокого искусства у меня давно. Ещё лет десять назад, когда с Геннадием Гайдой мы вырывались в столицу и каждый вечер в течение двух недель, а по выходным ещё и днём, посещали театры, я писал:

Обнова

Театр уж полон, ложи блещут… А. С. Пушкин «Живи, высокое любя…» И оставайся век дитя, Дар сохраняя изумленья. Я эту мудрость разделяю, Закат полётом замедляю И грёзы пью в свой день рожденья. Москва. Театры рукоплещут, Вернулась к ним былая стать, Пускай порою будни хлещут, Но мастера нам души лечат, Сгорая, Чехову под стать… Во тьме блаженно замирать, Внимая музыке и слову, А после с другом боль сверять, Героев чувства примерять, Как бы даря душе обнову. 10 февраля 2008 г.

Интрига с острым ожиданием того, как пройдёт встреча Нового года, оказалась куда более захватывающей, чем сам банкет, но это не особенно повлияло на наслаждение праздником, так как главным событием новогоднего вечера и ночи осталась, конечно же, компания Дениса Мацуева, воскресившая для нас и П. И. Чайковского, и С. В. Рахманинова, и А. Н. Скрябина, и Д. Д. Шостаковича. Встречи с бессмертной музыкой, не нуждающейся в переводе ни на какие земные, да и вселенские языки, переполняют сердце ощущением счастья и гордостью не только за Россию, но и в целом за главное чудо вселенной, за разумное и талантливое человечество, несущее среди мириад миров и звёзд свой творческий огонь по ведомому лишь Господу Богу вечному пути…

Но концерты, как и праздничные дни, увы, протекали быстро, и неотвратимо наступали будни, также расцвеченные яркими впечатлениями от новых мест, а главное, от новых дел.

Назавтра после дня рождения мы с женой и прилетевшим из Москвы моим старинным товарищем Дмитрием в сопровождении Егора и его партнёра Владимира окунулись в совершенно незнакомый водоворот лондонских деловых сфер. Причём если меня интересовала только покупка небольшой, но всё равно весьма недешёвой квартиры для дочери, мечтающей как минимум ряд лет после учёбы поработать в Лондоне, то моего товарища интересовали квартиры как самое надёжное средство вложения средств и получения пусть небольшого, но гарантированного дохода от аренды и роста цен на недвижимость. Кроме этого он мечтал открыть счёт в каком-либо из английских банков, известных своей консервативностью, и зарабатывать с его помощью пусть небольшие, но зато менее рискованные проценты на рынке ценных бумаг. Когда-то Дмитрий мне немало помог в тяжёлую минуту. Теперь я, опираясь на новые, но вполне надёжные знакомства, отдавал ему как бы свой долг.

Решили начать с испортившего людей, по словам М. Булгакова, квартирного вопроса как с более лёгкого, ведь покупать – не продавать.

Для этих целей у моих «бизнес-вожатых» был хорошо им знакомый профессиональный риелтор Игорь, сын известного международного обозревателя. В Лондоне он уже около пятнадцати лет и всё это время занимается недвижимостью, причём не только посредничеством в купле-продаже, но и сдачей в аренду, что было особенно важно для Дмитрия. Цена риелторских услуг, в отличие от 5 % в Испании, сравнительно невелика: примерно 1,5 % для уже готового жилья и 0,8 % для строящегося, правда, и цена квартир в Лондоне выше в 5–7 раз.

На этом «купеческом пути» меня поразило то, что в Лондоне при выборе квартиры кроме её площади, места и других обычных потребительских свойств есть и ещё один параметр – это срок аренды земли под многоквартирным домом. В идеале он должен составлять весьма спокойный для наследников срок, равный жизни примерно сорока поколений, – 999 лет, но нам попадались предложения нового жилья со сроком и 100, и даже 75 лет. Интересно, что цены начинают снижаться только при сроке менее 70 лет. Оказалось, что для лондонского жилья почти неважно – сто или тысячу лет пользоваться землёй. На первый взгляд, странно, что им не хочется думать о благополучии далёких потомков. Но, с другой стороны, а сколько лет вообще служит многоквартирный исполин? Простоит ли он сто лет? Насколько дешевле обойдётся потомкам квадратный метр будущего жилья, если право собственности на землю при сносе старого дома у владельца не иссякло? У продавцов ответов на эти вопросы не было, но посчитать не так сложно. Не ответили они, и кто собственник земли в центре Лондона. Европейское нелюбопытство?

Позже удалось выяснить, что земля принадлежит королевской династии, говорят, что это единственный гарантированный доход монархов на протяжении многих веков. После этой информации на душе стало легче. Во имя сохранения хоть где-то в мире традиций, по-дикарски разрушенных у нас в России до основания, можно поручить потомкам заплатить ещё раз за землю, тем более через 100—1000 лет.

Пока в знаменитых лондонских такси мы колесили по строящимся домам, надевали обязательные по технике безопасности каски, цветные куртки и рабочую обувь, поднимались на этажи, выяснилось и ещё одно привлекательное для задуманных инвестиций обстоятельство. Оказывается, последние 6–7 лет, минувших после предыдущего кризиса, недвижимость в королевской столице дорожала около 10 % в год. Причём есть прогноз на сохранение этой тенденции. Хотя в экономике, как и в погоде, «предсказания» надёжны только в прошедшем времени. Какая погода будет завтра, с полной уверенностью сказать, конечно, можно, но, увы, не раньше чем послезавтра.

О сомнительности выгоды от десятипроцентного роста цен на жильё в 2014 году я всё же поспорил со своими «экскурсоводами» и оказался прав и не прав одновременно. Правды оказалось две. Английская статистика однозначно фиксировала рост недвижимости за последний год около 10 %. Но фиксировала она его в национальной валюте. Для нас же, хранящих деньги в евро, в долларах и в рублях, ситуация иная. Те, кто купил жильё год назад, поменяв евро, выгадали в последний год дополнительно ещё около 20 %. Именно на эту величину евро ослаб по сравнению с фунтом стерлингов. Те же, кто хранит свои «скромные» сбережения в долларах и год назад конвертировали их в фунты, остались при своём интересе. Английская валюта за год просела относительно доллара примерно на столько же, на сколько выросла недвижимость, то есть примерно на те же 10 %. Больше всех, процентов 50 и более, выиграли россияне, поменявшие рубли на фунты. Насколько выгодно сейчас менять доллары на фунты – покажет время. Во всяком случае, мой московский товарищ Эдуард, специалист по ценным бумагам, с полной уверенностью предрекает дальнейшее падение европейской валюты и тенденцию к более мягкому, но всё же снижению фунта по отношению к доллару. Но это, опять же, всего лишь один из прогнозов экономической погоды. Правда, его прогнозы чаще всего точны. Два-три года назад всем друзьям он рекомендовал держать сбережения только в долларах, а ни в коем случае не в евро и не в рублях, и оказался прав. В 2014 году евро упал по отношению к доллару аж на 35 %. Но правдивость его прогнозов, увы, не абсолютная. Нескольким доверяющим ему друзьям, играющим через него на рынке ценных бумаг, он помог вложить немалые средства в такой замысловатый инструмент, который позволил бы очень хорошо заработать при обрушении действительно раздутого американского рынка акций. Но прошло уже несколько лет, как миллионы долларов его друзей не только заморожены, но, кажется, и растаяли, уменьшившись в 3–3,5 раза, так как имеет место обратная тенденция: предрекаемого падения рынка как не было, так и нет, администрация Барака Обамы пока успешно справляется с экономическими проблемами.

Получилось так, что я попал в ситуацию проигрыша дважды. Некую сумму вложил в 2012 году, а через год Эдуард уверил меня, что отбить вложенное и немало заработать будет намного проще и быстрее, если добавить ещё столько же.

Не будучи специалистом в макроэкономике, которой Эдуард занимается уже более 30 лет и когда-то защитил на эту тему ещё и диссертацию, я ориентировался только на его профессиональные качества и безусловную личную заинтересованность при принятии правильного решения. Его порядочность, скреплённая дружбой с ним и его семьёй, за многие десятилетия вопросов не вызывала. Плюс к этому я, конечно же, помнил, что лет пять назад Эдуард аналогичным образом заработал мне около 50 % годовых, правда, на меньшую вложенную мной сумму, а также то, что его предыдущая операция с чужими, к сожалению, не моими, бумагами дала в 2012 году фантастические 90 % годовых.

Помнится, тогда я порадовался за его семью, так как на полученные 20-процентные отчисления от высоченной прибыли его друзей-партнёров он приобрёл новенький «Крузер», квартиру в Испании и построил в Подмосковье дачу, которая тем более кстати, что на ней, кроме обеих бабушек, перевезённых из Иркутска в Москву, теперь ещё отдыхает и растущий без отца пятилетний внук, причём со странными и очень редкими последствиями отравления. Уже года три, как он не ест практически никакие продукты, кроме строго определённого вида белого хлеба и молока. На этом незамысловатом рационе и на свежем воздухе живёт он, как будто святой, и, как ни странно, развивается пока вполне нормально, да ещё и акробатикой успешно занимается. Сам же Эдуард все годы, работая то в банках, то на вольных хлебах, управляя чужими капиталами, результатов хуже нулевого заработка вроде бы не получал. Быстро взвесив все, казалось бы, бесспорные доказательства его удачливости, основанной и на знаниях, и на интуиции, я всё же не без колебаний согласился удвоить сумму риска и, как теперь, спустя два года, мне кажется уже почти очевидным, – прогорел. «Макроэкономическое казино» на этот раз, похоже, дало сбой. Теперь запоздало ругаю себя за удвоенный риск. Нужно было хотя бы вовремя остановиться.

По-видимому, очень крупные предшествующие выигрыши в 50 % и 90 % опьянили моего товарища, ему стали неинтересны 10—35-процентные заводи, тем более что на всех рынках наступал вроде бы период затишья. Он выбрал потенциальный максимально прибыльный инструмент. Но высокие ожидания сопряжены с не менее высокими рисками. Обижаться, увы, не на кого, хотя в мире известно немало случаев, когда с главного «игрока» требуют компенсацию, в том числе и криминальными способами. Один мой знакомый, эмигрировавший в Америку лет двадцать назад, пал «смертью храбрых» от рук бывших земляков, чьи деньги растаяли под его руководством на нью– йоркской бирже. Понимая эту опасность, Эдуард никогда не берёт деньги у тех, у кого они последние, и у тех, кто склонен к криминальным разборкам.

Другим его нескольким партнёрам обижаться ещё более неуместно. На предыдущей операции они заработали весьма крупно, и этот заработок пока ещё с лихвой покрывает потенциальные потери. Во всяком случае, Эдуард не теряет оптимизма и с цифрами и графиками в руках убеждает нас, что обвал американского рынка акций неминуем, рекомендует быть смелее и вложить ещё деньги на новых значениях рынка. Но смелых среди нас, кажется, уже нет. Так что остаётся пассивно ждать предрекаемых Эдуардом экономических катаклизмов на американском рынке ценных бумаг. Последним аргументом в пользу падения рынка являются не макроэкономические, а географические потрясения. По прогнозу прорицательницы Ванги, подтверждаемому знакомыми мне бурятско-буддийскими провидцами, Америку уже до 2020 года ждут катастрофические океанские затопления и массовые переселения граждан, в том числе и в благодатное Прибайкалье. Вопрос вероятности исполнения данных прогнозов остаётся, конечно же, открытым. Но окончательно фиксировать убытки, пожалуй, ещё рановато. Если же вложенные средства похудеют в разы, то будет, конечно, весьма жалко. Но не до стрессов, депрессий или истерик. Хотя и вложена немалая часть моего валютного резерва, созданного за 25 лет напряжённой предпринимательской деятельности. Впредь нужно быть осмотрительней. Поэтому не дай Бог вляпаться в финансовые неприятности ещё и в Лондоне. Хотя на этот раз выбрана вроде бы почти нерискованная стратегия вложений и, по моему глубокому убеждению, максимально надёжные партнёры. Тем более что Егор вскользь обмолвился, что в принципе мог бы и поручиться лично за свою фирму.

В начатой лондонской операции с приобретением недвижимости и открытием банковского счёта есть ещё очевидная опасность. Со временем, когда дело дойдёт до наследников, можно потерять в виде налога 40 % капитала, что, конечно же, превышает все другие риски.

С точки зрения сбережения наследства от драконовских европейских налогов неплохо было бы определиться и разделить между наследниками уже сейчас весь невеликий, с точки зрения олигархов, капитал.

Обидно, конечно, что для западного законодательства совершенно неважно – резидент ты данной страны или нет. Отдавать чужому государству почти половину средств, предназначенных потомкам, разумеется, жалко. Во-первых, потому, что на Родине данный налог нулевой, во-вторых, зарубежье не вкладывало в моё образование или в социальное обеспечение ни копейки. Но делить средства между наследниками – это значит доверить немалые суммы двадцатилетним детям с неустоявшимся ещё образом жизни и с не совсем твёрдыми характерами. Думаю, что при этом может серьёзно понизиться мотивация к учёбе и к преодолению всех трудностей на старте жизни. Не решён ещё мной вопрос и о величине долей наследства для каждого из детей. Многие известные предприниматели не размазывают всё поровну, а отдают большую часть наиболее способному преемнику бизнеса, который в дальнейшем выполняет для остальных финансовую роль отца.

Где же выход? Думаю, что этот вопрос лучше обсудить с небедными англичанами – хозяевами фирм, с которыми нам предстоят встречи; для них наследственные проблемы традиционны, в отличие от нас, «юных» российских капиталистов с недавно ещё нищенской коммунистической закваской.

Вскоре благодаря Егору представился случай всесторонне обсудить трастовое управление активами, при котором уход экс– владельца в лучшие миры не приводит к появлению налогов на наследство, так как владельцем заранее будет выбрана трастовая компания, работающая в интересах наследников, и так называемый душеприказчик из числа самых надёжных родственников или друзей, также радеющих за интересы наследников. Другим способом ухода от огромного налога является и страхование жизни на очень немалую сумму, соизмеримую с налогом на наследство. Но эти предлагаемые англичанами способы оптимизации налога весьма дороги, и в результате за годы до наступления страхового случая набежит немалая часть от официального налога. При расчёте прогноза сроков жизни страховщиками обязательно учитываются такие факторы риска, как курение, лишний вес и все хронические заболевания. Если вскрывается, что страхуемый утаил пристрастие к табаку или же выявленное заболевание, то страховой выплаты впоследствии можно лишиться. Изучив эти недешёвые способы уменьшения налога, я, к удивлению англичан, предложил менее затратные простые механизмы оптимизации налогов «по-русски». И квартиры, и счета могут быть оформлены на компанию, где учредителями являются сам хозяин и наследники, а именно жена и дети, причём у того, в ком больше уверен истинный владелец, доля может быть выше, чем у других. В этом случае «отряд не заметит потерю бойца», акции хозяина можно перераспределить без налога. Следует также учитывать, что при уходе из жизни акционера его доля в случае отсутствия завещания переходит жене, причём её часть наследства не облагается налогом. Жена, в свою очередь, вправе подарить так же без налогов всем прочим наследникам их неофициально оговорённые завещателем доли. Опасности при таком варианте возникает две: если жена после деления долей не прожила семь оговорённых в английском законодательстве лет, то с подаренной прочим наследникам доли всё же придётся выплатить налог на наследство. Вероятность этого события в моём случае, к счастью, мала, так как возраст жены близок к возрасту детей. Другая опасность в том, что жена не станет оформлять дарственную детям, а долю мужа целиком оставит себе. Но это уже зависит от того, кого мы выбираем в спутницы жизни. А кроме того, если прочих наследников трое, как в моём случае, то у них всё равно остаётся как бы контрольный пакет, три доли у детей против двух у жены. Ещё и по этой причине поведение жён должно быть честным по отношению ко всем наследникам. Хотя в моём случае я нисколько не сомневаюсь в финансовой порядочности своей избранницы. Кроме того, не с её нервной системой и душевной ранимостью вызывать огонь на себя. Она скорей откажется от части своей доли, чем станет вести «захватническую войну». Для неё важно, чтобы никакие конфликты не отразились на нашем главном детище – на галерее-музее современного искусства, носящей моё имя.

Есть и ещё один путь законного ухода от налога. Банковские счета, особенно зарубежные, и квартиры могут быть инкогнито оформлены либо целиком на наследников, либо на наследников и хозяина одновременно. Информация по этому поводу может храниться, например, у нотариуса в конверте либо у кого-то из весьма доверенных людей, не имеющих доли в наследстве, а иногда и у жены, особенно если она не мать взрослых детей. В огромном множестве зарубежных банков и домов практически невозможно узнать информацию о вкладе на имя наследников или о квартире без подсказки, которая будет рассекречена в нужное время. Это также совершенно законный уход от налогов «по-русски», предложенный нами перед лицом несправедливо высоких поборов чужого государства…

Можно было бы, наверное, ещё порассуждать на эту тему, но звонок Егора из Англии в момент, когда спустя два месяца после приезда я писал эти строчки, неожиданно смешал все мысли.

Неужели ни совести, ни России?

Ох, не зря церковь учит, что без чести нет будущего. «Но горе тому городу или стране, где нет ни одного праведника: им угрожает разорение и погибель» (из «Летописи.» святителя Димитрия, митрополита Ростовского).

Подобно тому как человечество будет существовать, пока есть хоть один праведник, так и Россия будет жива, пока окончательно не вывелась порода честных людей. Из широкого круга друзей и знакомых носителем дореволюционной аристократической чести, которая была дороже самой жизни, я видел, пожалуй, ушедшего в иной мир Геннадия Гайду, а теперь только Егора. Но неужели, когда я сравнивал его облик со знаменитым Олегом Басилашвили, подсознание отметило прежде всего актёрство, а разум остался слеп и теперь мы жестоко поплатимся? Неужели уже не остаётся бастионов на пути нечисти? В Лондоне, обрадованные, а где-то, может быть, и загипнотизированные организованным Егором тёплым и весьма деловым почти трёхнедельным приёмом, открывшим множество ранее неведомых и таинственных дверей риелторских, юридических, финансовых и строительных английских фирм, да ещё представленных в основном либо нашими земляками, либо русскоговорящими иностранцами, мы хоть и не без колебаний, но всё же подписали слегка рискованный, но выгодный и для нас, и для Егора кредитный договор с его организацией на немалую сумму. Не имея информации о каком-либо интересе Егора от покупки нами квартир или от перечисления наших средств в английский банк, мы прокредитовали фирму, которую представлял Егор, тем более что в его прямые обязанности как раз входило привлечение средств. Кредит стал как бы нашей услугой принимающей стороне.

Подписание договора проходило в последние перед отлётом часы, когда нотариально оформлять личное поручительство Егора уже не было времени, да и дружный, почти домашний завтрак во вкусном и уютном небольшом кафе располагал к полному доверию. Егор всё же по моей просьбе завизировал договор. Большой юридической силы это не имело, но для суда или при разговоре по понятиям такой автограф может иметь немалое значение. Мы условились, что директор – владелец фирмы – подпишет договор позже, а копия договора будет выслана затем электронной почтой.

Текст был на русском и английском языках. Не помню, насколько я внимательно вчитывался в текст, скорее всего, лениво рассудил, что английский у нас не на высоте, а именно этот текст имеет главенствующее значение и большую юридическую силу, а главное, что составлял договор Егор, а он хоть и представляет другую сторону, но всё же ведь наш, иркутский, и к тому же знаменит блестящей карьерой и дворянским французским языком с самых пелёнок и не может быть заподозрен в нечистоплотности. Поэтому основное время завтрака мы посвятили, как это принято, наверное, только у русских бизнесменов, приятному обсуждению политических новостей, экономических прогнозов и в Европе и в России, не забыв и про поведение валют, а также рынков недвижимости. Затронули и другие политические темы, весьма близкие широкой душе россиян. Касательно договора Егор заверил нас, что головой отвечает за результат. Собственника же мы всё равно не знаем, данных аудита нет, остаётся верить только ему – гаранту сделки.

Спустя два месяца новость о непредвиденных неприятностях прозвучала как взрыв. Егор очень сбивчивым тоном проинформировал меня по телефону, что уволен из фирмы. Из его путанных от волнения пояснений я понял, что наши и все привлечённые с его подачи деньги используются совершенно не так, как считал нужным «проснувшийся» директор-хозяин. Очень странное объяснение. Тем, у кого подошёл срок получать проценты, хозяин отвечает, что до окончания внутренних разборок приостанавливает все операции. Такая постановка вопроса коснётся и нас. Казалось бы, логики в таких действиях никакой нет, тем более что ключевое лицо по привлечению кредитов уволено. В такой ситуации хозяину разумно было бы успокоить кредиторов и выплачивать проценты строго по договору, о подделке его подписи в договоре вроде бы речи нет. Хозяин говорит о претензии к Егору по направлению движения средств, которые, по-видимому, перекочевали в одну из двух дочерних компаний, указанных в договоре. Более того, вскоре хозяин заявил в письме, что возбудил против Егора уголовное дело.

Просматриваю договор и вижу, что там наряду с основной фирмой указаны и дочерние компании. Но из платёжки следует, что деньги всё же ушли не в дочернюю компанию, а в основную фирму. Что же тогда возмущает хозяина? И о чём говорит Егор? Ситуация была бы понятней, если бы деньги ушли в одну из дочерних фирм. Тогда можно было бы предположить, что директор подмахнул стандартный для него договор по привычке, не вчитываясь, а полностью доверяя, и не обратил внимания на наличие в нем реквизитов дочерних фирм, где Егор, возможно, распорядился финансами с ущербом для компании. Но этого нет. Что же тогда получается? Неужели имеет место их прямое совокупное жульничество по отношению к нам? С этой минуты я, увы, уже ни за чью бы честность в этом мире не поручился.

В разговоре с Егором прозвучало, что в случае досрочного увольнения условиями трудового договора ему предусмотрены немалые выплаты, которых вполне хватило бы, чтобы покрыть наш с Дмитрием «высокодоходный» кредит. Как это выглядело бы – я не понял. Мы, увы, не одни, а на всех его «золотого парашюта» явно не хватит. В сбивчивых пояснениях Егора прозвучало, что наш вклад – второй по величине, правда, первый в семь раз больше нашего. Интересно, что круглой цифры в один миллион долларов, якобы соответствующей вкладу Романа, как это заявлялось первоначально, не было названо. Кажется, это первая ложь с его стороны, хотя при других обстоятельствах она могла бы быть и безобидной. Наверное, сработал обычный всежизненный принцип, что врущий человек, будь то ребёнок или крупный бизнесмен, нюансы какого-либо вранья со временем забывает и попадается. Кстати, позже и Роман не подтвердил именно такой цифры. Мне же эта информация врезалась в память как важный аргумент надёжности сотрудничества. Всё же они знакомы и дружат не один десяток лет.

Интерес к нашему знакомству возник в Иркутске как раз с информации его старого друга о весьма удачном миллионном вкладе под 12 % годовых. Но ни его фамилии, ни вклада среди пяти основных кредиторов названо не было! Кроме того, его цифра, а не наша была бы второй по величине. Неужели это был их общий блеф для привлечения небедной «паствы»? В случае успеха дела после окончания срока действия договора можно было бы и посмеяться по поводу этого используемого всеми жуликами и шулерами примитивного способа привлечения к игре. Теперь же данный поступок – серьёзный штрих к «безупречному дворянскому» портрету финансиста.

После свалившейся на меня «радости» очень внимательно читаю кредитный договор и нахожу пункт, от которого становится не по себе. Привожу его целиком: «Каждая сторона имеет право расторгнуть это Соглашение в одностороннем порядке при уведомлении другой стороны в письменной форме как минимум за 1 месяц до расторжения Соглашения при условии, что все обязанности согласно условиям этого Соглашения были выполнены любой из сторон, как требуется».

Из этой абсурдной формулировки следует, что договор невозможно расторгнуть досрочно, как лживо сказано в первом предложении и уверял Егор при подписании, а после и по телефону. Все условия сторонами могут быть выполнены только по окончании срока действия соглашения и после полной выплаты всех причитающихся процентов.

Судорожно прошу перевести формулировку с английского языка, который главенствует. Вдруг вкралась элементарная ошибка?.. Но нет, Егором вписан дословный перевод. Отличники могут быть жуликоватыми, но случайно ошибаются редко. Опытный бизнесмен в типовом, далеко не первом договоре, который, конечно же, давно прописан в его компьютере, случайно ошибиться не может. Достаточно было вместо словосочетания «всеми сторонами» оставить формулировку «одной стороной», и пункт из абсурдного превратился бы в действенный. Хотел уж было нам с Дмитрием и Ольгой, которая также просматривала договор, присвоить звание «разини», но подумалось, что кто– то из троих и при беглом просмотре мог обратить внимание на эту формулировку. Ольга вдруг сказала, что, кажется, помнит этот пункт в правильном смысле о досрочном расторжении. Но экземпляра договора, завизированного Егором, у нас не оказалось, он остался у него ожидать подписи директора.

Дальнейшие консультации показали, что данный пункт хоть и казуистический, но и не совсем абсурдный. Завуалированный юридический смысл в нём всё же есть. Мой многолетний товарищ, бывший, к слову сказать, ещё совсем недавно заместителем председателя Высшего арбитражного суда России, а ныне весьма интересный писатель Сергей Амосов помог в переводе с русского казуистического на юридический русский этой замысловатой формулировки. По его мнению, она говорит о том, что за месяц до окончания срока действия договора любая из сторон должна уведомить партнёра о желании расторгнуть соглашение. В противном случае оно будет автоматически пролонгировано на неопределённый срок. И второе: хотя в договоре нет специального пункта об условиях досрочного прекращения его действия, это не беда. Слава Богу, в тексте сказано, что проценты по кредиту выплачиваются ежеквартально. Невыполнение же любого условия договора во всех странах является основанием для прекращения его действия. Вместе с тем одна ловушка всё же присутствует. Если фирма-заёмщик и будет разваливаться, а проценты всё же станет аккуратно выплачивать, то вернуть деньги будет невозможно до окончания согласованного срока. То есть корабль на глазах может пойти ко дну, тем более что развал команды и нелогичное поведение капитана налицо, а нам, пассажирам, покинуть его будет невозможно. Но данная формулировка, прокравшаяся в договор, – это, увы, не единственное упущение. Есть ещё одна непростительная оплошность. Каждая страница договора подписана и, более того, проштампована, но лишь стороной заёмщика.

Наши подписи только на последней странице. Но помнится, что страницы за завтраком я подписал. Благо их там всего шесть. Полностью доверяя нашим «вожатым» – Егору и его помощнику Владимиру, – никто не задумался о том, чтобы сохранить экземпляр с подписями обеих сторон. В результате перед глазами уже готовый и, кажется, мутноватый договор, но зато с подписью директора-хозяина – стороны, которая, кажется, на долгое время приобретает эпитет «вражеской». Представляю, сколько времени, усилий, нервов и денег будет стоить судебный процесс на чужой территории. Правда, если скооперироваться с другими вкладчиками, то бремя затрат станет значительно легче.

Лет десять – пятнадцать назад такими вопросами занималось, причём весьма успешно, «адвокатское бюро» известного криминального авторитета Япончика, который в дальнейшем, правда, получил и отбыл в Америке немалый срок, а позже уже в России был отправлен в иные миры точным выстрелом его «оппонентов». Есть ли у него преемники – мне неведомо. В любом случае лучше, конечно, держаться подальше от услуг подобных структур, но нельзя не признать, что само их наличие нередко остужало горячие головы горе-бизнесменов, особенно земляков. В общем, весьма недешёвые бизнес-приключения на совершенно незнакомой мне новой стезе, кажется, опять впереди.

Предварительное решение

Ох и обидно было бы второй раз подряд терять за рубежом немалые средства. Слабое успокоение можно, конечно, найти в том, что на рынке ценных бумаг, во-первых, прогорают многие, я не первый и не последний. Во-вторых, в том, что в эти рискованные комбинации вложена всё же разумная часть валютного резерва, то есть процентов 15–20, не более, и, наконец, что в обоих случаях всё же сохраняется немалый шанс вернуть деньги.

Некоторым успокоением для нас, русских, а может быть, и для всех национальностей, является и то, что у соседа дела порой обстоят ещё хуже.

Кризис четырнадцатого года опять острой косой прошёлся по российскому бизнесу. Основательно «поддержало» его и правительство с Центробанком, повысив кредитные ставки с терпимых 10–12 до 20 и более процентов годовых.

Особенно в безрадостной ситуации оказались те представители среднего бизнеса, кто, не ожидая кризиса, осмелился на крупные инвестиции. Так, одна из преуспевающих торговых компаний Иркутска в 2013 году отважилась вложить огромные средства в самый, пожалуй, грандиозный для нашего города торгово-развлекательный центр площадью более ста тысяч квадратных метров. Обычно такие проекты осуществлялись у нас с участием всемогущих московских структур. Если первоначальная стоимость центра составляла около трёх с половиной миллиардов рублей, то после кризиса и всех уточнений сметная стоимость выросла практически до неподъёмных шести миллиардов рублей. Причём если на начальном, докризисном этапе на большую часть площадей были арендаторы и даже некоторые предварительные взносы, то к 2015 году их круг резко поредел. На какое время замороженными оказались и собственные, и кредитные средства с невыносимыми процентами – неведомо никому. До разорения в такой ситуации, как говорится, рукой подать. У многих и многих строителей ситуация ненамного слаще.

Известны и трагические примеры попыток сбережения средств. Далеко не все бизнесмены по той или иной причине хотят класть свои свободные деньги в банки, прозрачные для силовиков, а иногда и для бандитов. Тем более надёжные источники утверждают, что списки тех, кто официально перегоняет средства за границу, гуляют по всем властным кабинетам и как бы копятся до поры до времени в многочисленных досье.

Часть людей банкам попросту не доверяет, особенно если вклад выше гарантированных государством сумм (1,4 миллиона рублей). Поэтому бывает немало случаев, когда бизнесмены, как правило, солидного возраста, думающие больше о наследниках, чем о развитии бизнеса, хранят средства, например, в тайных сейфах у себя дома. С одной стороны, это более надёжный способ, но беда в том, что круг лиц, знающих секреты тайников, у нас, увы, немал.

Не в пример нам, в капиталистических странах тайники перешли наследникам вместе с вековыми домами и замками от богатых дедов, а иногда и более далёких предков. У нас же большинство коттеджей – собственность стареющих богачей в первом поколении. Хотя по своим размерам и пышности они и готовы соперничать со старинными особняками и замками, но являются новостройками – со всеми вытекающими отсюда проблемами. У строителей, водителей и охранников, которые перетаскивали тяжеленные несгораемые сейфы и устанавливали их, всегда можно выпытать места хранения. А интересны они могут быть как для бандитов, так и для судебных приставов и кредиторов. Тем более что сегодня не счесть предпринимателей, имеющих не отданные банкам и партнёрам долги, которые недосягаемы для судебных решений.

Способов одурачивания кредиторов, к сожалению, много, но самый распространённый – примитивное выведение с фирмы всех оборотных средств. Имущество же у большинства прозорливых хозяев держится, как правило, на других подконтрольных им фирмах, которые не занимаются напрямую рискованной хозяйственной деятельностью, а всего лишь сдают имущество в аренду своим же предприятиям. С предприятия, оставшегося без средств, как говорится, взятки гладки. Кто– то работает более основательно и уходит от долгов, совершая ложное банкротство, а кто-то нагло отказывается от своих подписей на всевозможных документах, даже и на банковских поручительствах. Результаты длительных графологических, как, собственно, и многих других, экспертиз нередко покупаются и не дают правдивого ответа.

Прятать денежки некоторым богачам приходится ещё и потому, что они не подтверждаются налоговыми декларациями, которые нередко требуют банки, особенно при переводе денег за границу. Правда, у банков пока, очевидно, нет единой информационной сети и одна и та же декларация может путешествовать по кругу многократно, увеличивая сумму якобы законного дохода, полученного, например, при продаже недвижимости.

В общем, соображений, по которым нужно прятать деньги, не прибегая к услугам банков и даже к банковским ячейкам, в нашей стране, не самой благочестивой и законопослушной, не так уж и мало.

Особенно остро вопрос сохранности наличных средств встаёт при длительном отъезде хозяев в отпуск или на лечение. Мне известен случай, и думаю, что он не единичен, когда на время отъезда сейф перекочевал к самому надёжному из небогатых друзей хозяина. Вскоре сейф из квартиры друзей исчез в результате ограбления, как позже выяснилось, мнимого. Бывший друг семьи, уличённый в хищении и, очевидно, испытавший на себе жёсткий прессинг, вернул лишь небольшую часть денег, которая, к слову сказать, сразу же попала в лапы к «посредникам по переговорам», первым делом обеспечившим свой 25-процентный интерес. Далее цепочка платежей прервалась на веки вечные. Должник покончил жизнь самоубийством. О мотивах столь странного поступка можно только догадываться. То ли он хорошо скрывал ненависть к богатым друзьям, то ли он деньгами, превращёнными, например, в несколько квартир, осчастливил кого-то из любимых людей и не хотел раскрывать тайну подаренного им счастья.

Так что сберечь наличные деньги в России ещё сложнее, чем вкладывать в рискованные операции за рубежом.

Можно, конечно же, и просто держать средства в западном банке на нерискованном срочном вкладе. Но в таком случае начисляется всего 0,2–0,4 % годовых, что, как правило, много меньше инфляции. А кроме того, отдыхать и худеть деньгам мешает беспокойный характер каждого предпринимателя, даже если он и не игрок по натуре. В общем, как и в бизнесе, потери в сбережении уже имеющегося капитала, по– моему, неизбежны и подчас существенно выше. Единственное универсальное правило – никогда не рисковать всем капиталом и относиться к неминуемым потерям по-философски, а главное – прагматично, стремясь, когда это возможно, отыграть потери. Что мы и пытаемся делать по горячим английским следам.

Примерно через месяц после телефонного оповещения состоялась долгожданная встреча с Егором, наконец-то приехавшим в Иркутск. Дата приезда несколько раз переносилась, и к этому времени чаша весов недоверия уже склонилась к его бывшему директору. В ходе обмена письмами американец однозначно обвинял Егора в мошенничестве и заявлял об открытии против него в Америке уголовного дела. При этом он прямо не отрицал наличие своей подписи на договоре и то, что деньги пришли в одну из его фирм. Более того, он пообещал выслать взамен прежнего новый договор с выплатой процентов в конце года. Мы, в свою очередь, запросили реквизиты уголовного дела, но не получили ни того, ни другого. Вместо ответа последние несколько недель было тревожное молчание.

Но такая ситуация не снимает ответственности с Егора. Привлекая деньги друзей, он должен был серьёзно оценивать личность директора, быть уверенным, что полностью как финансист контролирует ситуацию.

На встрече, которая, как и раньше, проходила за дружеским обедом в вип-зальчике нашего ресторана, приступив к чаю, мы начали спокойно обсуждать сложившуюся ситуацию. На мой вопрос: чем можно объяснить поведение его бывшего шефа – Егор рассказал, что менее чем год назад у директора был нелёгкий инсульт с угрозой для жизни. Но затем он вроде бы полностью восстановился. «В этом, возможно, и корень проблемы», – заметил я. Выяснилось также, что после выздоровления шеф приезжал в Лондон, и Егор общался с ним не только по телефону и электронной почте, при этом никакой нелогичности и непонимания не возникало. Я поинтересовался, встречался ли кто-нибудь из кредиторов с директором после болезни в Лондоне или у него в техасской усадьбе. Выяснилось, что одна, но очень продолжительная встреча была только в Лондоне.

Мне пришлось напомнить Егору, что он исказил некоторые немаловажные детали, когда принималось решение о заключении договора. Как я уже отмечал, выяснилось, что Роман не вкладывал миллион, не было у нас информации о серьёзной болезни шефа, а кроме того, приукрашивая ситуацию, Егор рассказывал, что главный кредитор жил несколько дней у директора в Техасе, имел с ним беседы и остался очень доволен. Более того, Егор утверждал, невольно убаюкивая бдительность, что техасец ждёт с удовольствием и нас. И наконец, вина Егора ещё и в том, что договор при условии исправной выплаты процентов невозможно расторгнуть, а за время его действия можно, например, провести банкротство.

В мягкой форме я напомнил лондонцу, что эти четыре сомнительных обстоятельства его не красят. Учитывая, что у Егора есть немалые бизнес-интересы с моими иркутскими приятелями, в том числе с проживающими в Лондоне, моя оценка порядочности их нового партнёра чрезвычайно важна. А я пока не могу сказать ничего определённого. Беря в расчёт все эти нюансы, я предложил, чтобы Егор всё же подписал личное поручительство на всю сумму застрявших в его бывшей фирме средств за исключением процентов. Последние должны быть выплачены после того, как удастся получить все средства с горе-дебитора, а если не удастся, то из собственного кармана лондонского горе-финансиста. Егор быстро обдумал ситуацию, согласился, и с большим облегчением мы пожали друг другу руки. Понимая непростую ситуацию, не стал я требовать скорейшего погашения и согласился ждать полтора года.

Но вскоре, увы, нотариус напомнила, что для такого обязательства, при котором гарант отвечает всем личным имуществом, необходимо ещё и согласие жены. Очень жаль, что у лондонца его с собой не оказалось. Ведь разговор о поручительстве был и в Англии. В кратчайшие сроки Егор пообещал выслать данный документ. Дай-то Бог ему прочного благосостояния и здоровья не только как хорошему человеку и отцу семейства, но и как гаранту моих бизнес-интересов, отложенных на полтора года.

Глава 2 Спасительные сигналы едва не угасшей звезды Даши Намдакова

Знаменательная лондонская встреча с отсрочкой в 17 лет

Итогом предпринимательской деятельности, по моему убеждению, должны быть не бесконечные в своём однообразии деньги, а добрые дела, но не любые, а выстраданные каждым конкретным предпринимателем. Так, Билл Гейтс, например, опираясь на свои несметные богатства, лично и с большим азартом участвует в борьбе с малярией в Африке. Один мой товарищ, Алексей Дорошенко, вкладывает деньги, а главное, душу в реконструкцию уже третьего храма, в службу в церкви в качестве пономаря и в превращение некогда развесёлого центрального парка, построенного на территории бывшего кладбища, в «Иркутский исторический некрополь».

Я, в свою очередь, наряду с помощью храмам и с просветительством, уже добрый десяток лет занимаюсь собиранием внушительной коллекции картин и скульптур, а теперь, уже с женой на пару, создаю на основе моей коллекции музей-галерею современного искусства для своей души, для любимых людей и всех жителей родного города.

Наличие своей галереи открывает и немалый простор для эффективного международного общения и налаживания отношений, в том числе, думаю, в интересах и детей, и бизнеса. Иркутская школа ослабевшей ныне в Европе реалистической живописи может вызвать огромный интерес и у нас, и за рубежом.

Неслучайно за картинами наших художников сегодня буквально охотятся жители Поднебесной, создающие галереи в каждом административном округе и гордящиеся ими, как мы когда-то футбольными и хоккейными клубами. Недавно они даже издали весьма внушительный каталог, который является путеводителем по иркутским художникам. Но! В нашей галерее собрано более 1000 полотен как ушедших в мир иной, так и ныне здравствующих художников, причём наследие нескольких крупных мастеров (В. Бочанцева, Н. Вершинина) куплено нами почти целиком. Ни в одной мастерской сегодняшних художников не представлено так цельно их собственное творчество в разные периоды жизни, как у нас, нет у них и соизмеримого с нашим фонда для выставок и продаж.

Наряду с живописью сокровищем моей коллекции является бронзовая скульптура, хотя имеется и деревянная. Собственно, по дереву в Иркутске по-настоящему работает лишь один уникальный для нашего города мастер в ранге заслуженного художника России – Лев Сериков.

Бронзовым литьём на высочайшем, но уже не иркутском, а мировом уровне традиционно занимаются наши соседи в Бурятии. Благодаря Дашиниме Намдакову бурятская скульптура получила широкую международную известность. Сам Даши живёт теперь в основном в Лондоне. В 2012 году он украсил главный выставочный центр британской столицы в Гайд-парке своей уличной скульптурой «Чингисхан», а в мае 2015-го на тот же постамент водрузили одиннадцатиметровую «Хранительницу».

Интересно, что идея этой гениальной скульптуры родилась совершенно неожиданно из невинного подарка. Друзья из родного бурятского села Укурик, что расположено в Читинской области, преподнесли идеальную, по мнению Даши, скульптуру, изваянную самим Господом Богом, а именно череп рыси. Дело стало за малым – мысленно, а затем и в модели «одеть» череп плотью, прилепить к нему преображённое древними мифами народа и собственной провидческой фантазией тело и выбрать подходящую позу. Ну разве что ещё вдохнуть в новорождённую бронзовую плоть энергию самостоятельной жизни. Эта часть работы была проделана уже в другом черепе. Нетрудно догадаться, в чьём. Вот так вдвоём – рысь и художник – создавали пока ещё небольшую, но интереснейшую скульптуру.

Вскоре у двоих «соавторов» появился, как издавна повелось на Руси, и третий. Не знаю, сопровождалось ли включение в компанию нового игрока нашим традиционным соображением «на троих». Наверное, вряд ли. Рысь, в отличие от булгаковского кота, всё же полную свободу от мастера не получила. Хотя иногда при взгляде на скульптуры Даши кажется, что они оживают и величественно взирают из далей будущих веков и тысячелетий на суетящихся людей. Добротно изготовленные в лучших мастерских мира бронзовые скульптуры будут жить вечно и поприветствуют из нашего времени множество будущих поколений. Правда, произойдёт это, считает Даши, если человечество скорректирует экологический и моральный вектор своего развития в сторону сохранения традиций.

Когда-то наши предки, чтобы не беспокоить плоть кормилицы – матери родной земли, – носили только мягкую обувь, да ещё и с закруглёнными носками. Когда Даши был ребёнком, бурятским детям запрещали играть в ножики, втыкать их в землю, потому что нельзя бессмысленно её, бедную, беспокоить подобным образом. Мы, дети более ранних годов из соседней области, никогда о подобных ограничениях и не слышали, а услышали бы – посмеялись. Поэтому, наверное, у нас лес и вырубается, и горит, мелеют и реки, и сам Байкал. Зато мы очень активно и варварски уничтожаем сейчас импортное продовольствие, очевидно, забыв про детские дома, интернаты, дома престарелых и просто про полуголодных беженцев. Неслучайно августовский «Московский комсомолец» в Бурятии с иронией и горечью восклицает заголовком статьи на первой полосе: «Россия жжёт, Россия давит». Комментарии о том, кто виноват в варварстве, как говорится, излишни.

Собственно, на возвращение нас к чистым, не замутнённым цивилизацией истокам, по большому счёту, и работает творческий гений скульптора. Он признаётся, что постоянно чувствует в душе тектонический гул минувших веков и поддержку своих предков, которые наверняка ужасаются экологическому беспределу сегодняшних дней. Но вернёмся к «Хранительнице». С лёгкой руки многолетнего экс-президента Татарстана Минтимера Шаймиева, повстречавшегося с новорождённой скульптурой на выставке в Кремле и загоревшегося обязательно водрузить огромную «Хранительницу» в родной республике, зародилась идея мегапроекта, который, как водится у расточительных россиян, осуществился, но за тридевять земель, в Британском королевстве. Сейчас неугомонный экс-президент Татарстана прилагает энергичные усилия, чтобы преодолеть заскорузлость местных религиозных консерваторов. А пока в столице Татарстана запускается огромный мемориальный комплекс, потрясающий своим совершенством. Проект не меньших масштабов уже осуществлён в Туве. На очереди Москва и Алма-Ата. И хотя работы у Даши невпроворот, пора бы уже и малой прибайкальской родине (Улан-Удэ, Иркутску, Чите) воспользоваться услугами сына своей земли.

У всех свои заботы, своё творчество, правда, увы, масштабы разнятся. Не были исключением и мы в судьбоносной для галереи, да, наверное, и для нас, поездке в Лондон.

Перед запуском нашей мечты – галереи-музея современного искусства – я решил сделать жене Ольге и себе подарок. Сказано – сделано, и мы вылетели на мой день рождения в столицу Англии. На этот раз не только для того, чтобы проведать мою дорогую доченьку – студентку столичного университета, но и побродить по выставочным залам. И надо же, больше всего нас поразила в самом центре Лондона выставка, где были представлены последние крупные работы, в основном итальянского периода, нашего земляка Даши Намдакова. Особенно восхитительны были его работы из камня и бронзы: величественная, но, увы, слишком объёмная для нашей галереи «Афродита»; уникальный, произведённый на свет божий в одном экземпляре «Тигр и птица», олицетворяющий, по моим представлениям, содружество России и Китая; идеально пластичная, буквально парящая над головой льва охотница «Виктория», похожая на воинственную амазонку; мальчик, трепетно и вдохновенно прижавшийся к шее летящего в голубом небе Пегаса; красавица восточных кровей, грустно везущая в неизвестность новой жизни на своей преданной лошадке небольшое приданое, любимую собачку и сладостные воспоминания детства. Противоположные чувства вызвал жуткий в своей правдивой жестокости облитый многодневной грязью и облепленный талантливо воплощённой в бронзе пылью степного похода, убивающий из лука невидимого противника восточный воин минувших веков.

В сравнении с мальчиком на крылатом Пегасе (скульптура «Вдохновение») или девушкой на лошадке («Приданое»), олицетворяющей своей изящной красотой мечту и музу, особенно ужасает воин («Цель»), напоминающий о самых разрушительных чертах человечества, несущих смерть. Мастер как бы предупреждает нас: «Не дай Бог, если эта жуткая сила, которая, увы, в гомо сапиенс никуда не делась, вырвется наружу. Тогда не поздоровится никому. Стрела страшного воина поразит каждого». При взгляде на скульптуру «Цель» невольно вспоминается стихотворение Николая Зиновьева:

Легенда

А свои голубые глаза Потерял я в двенадцатом веке, При внезапном степняцком набеге Они с кровью скатились с лица. И тогда, чтоб за гибель семьи  Печенег не ушёл от ответа, Я их поднял с горелой земли, И с тех пор они чёрного цвета.

В Лондоне я по-настоящему пожалел, что лет пятнадцать назад не послушал своего друга и вожатого по мастерским художников, поэта и просветителя Геннадия Гайду и ни разу не заехал к Даши в мастерскую в своём родном городе, а ограничил своё пристрастие только деревянными скульптурами. С тех пор цены и ценность работ бурятского гения выросли в десятки раз, и этот процесс продолжается, невзирая на все кризисы и потрясения. А между тем скульптуры в лондонской галерее излучали на нас такую физически осязаемую энергию, тепло, а порой и ужас, что мы с Ольгой и дочерью Полиной, не сговариваясь, поняли, что нашего музея без них просто быть не может.

Оказалось, что Даши, наученный тяжёлым опытом взаимоотношений и «разводов» с «галерейщиками-поводырями» в России, стремящимися вести его по жизни на коротком финансовом поводке, на этот раз заключил равноправный контракт. Область совместных интересов с ведущей галереей Англии ограничена взаимовыгодным, весьма эффективным сотрудничеством, но не по всему миру и даже не по всей Европе, а только по Англии, хотя рекламные волны из Лондона невольно транслируются на весь мир, долетая и до наших закоулков.

Просто поразительно, как Даши удалось отстоять свободу действий по всем остальным странам, включая Россию. Но всё же английская галерея высказала и нам, и автору немалое неудовольствие, так как с указанными скульптурами мастера мы встретились в великолепных стенах их обители. Правда, мне показалось, что скульптуры с мольбой взывали забрать их на родину мастера.

Кстати, взаимоотношения большого художника или артиста с продюсерами очень непросты. Здесь от любви до финансовой ненависти всего один шаг. Например, по главной версии следствия, из-за этих противоречий в хитро спровоцированной потасовке был убит известный певец Игорь Тальков. Дыма без огня, как известно, не бывает. У Даши-художника остался огромный опыт борьбы за независимость с желающими возглавить его творчество и финансы. Благо теперь вырос собственный родной и, конечно же, самый преданный менеджер – сын Чингис, сделавший к тому же своего отца счастливым дедом, а его обожаемую молодую жену и маму шестилетней Дашеньки – бабушкой. Хотя это звание пока никак не вяжется с обликом очаровательной элегантной девушки – мамы троих детей, один из которых уже взрослый помощник и менеджер семейного бизнеса, а старшая дочь Софья – старшеклассница.

Говоря об опасностях, подстерегающих знаменитостей, нельзя не вспомнить, как на полном пределе сил сражался, чтобы поспеть к сроку и сохранить финансовую независимость от издателя, Фёдор Михайлович Достоевский, сумевший с помощью будущей жены, юной стенографистки Анны, одержать верх.

До сих пор вызывают много споров подробности ухода из жизни великих поэтов Серебряного века, нередко с немалой валютой посещавших заграницу: Сергея Есенина, прокатившегося по миру с Айседорой Дункан, а также Владимира Маяковского. Может быть, и их финансовые дела кто-то хотел вести? Как знать…

Но вернёмся от глобальных проблем и исторических подозрений к нашим малым для мира, но огромным для нас делам и проблемам.

Меня мучила мысль – как всё же выйти на земляка в «столице мира»? И вновь появились сожаления, что в Иркутске 17 лет назад была упущена совершенно реальная возможность познакомиться и подружиться.

Всё же неясно, почему мой вожатый по первым шагам в области иркутского искусства Геннадий Гайда не настоял заехать к молодому и талантливому, по его же мнению, скульптору из Бурятии. Даже когда в ту пору он выбирал с отцом для меня подарок на далёкий уже мой юбилей, опять заехал не к Даши, про которого часто вспоминал, а ко Льву Ивановичу за деревянной скульптурой. В этом, безусловно, есть какая-то тайна! Остался я в стороне, и когда мои друзья той поры Юрий Якубовский и Олег Геевский поехали с кем-то в мастерскую и приобрели чуть ли не по десятку работ мастера, начавшего набирать известность и силу.

Ответа на этот мучительный вопрос нет. Хотя, наверное, судьбе было угодно, чтобы в моей душе накапливался какой-то нерастраченный потенциал, подобный нарастающему заряду электричества на небе и на земле перед грозой. Я чувствовал, что в отношениях тоже может произойти эмоциональный взрыв, в результате которого моя духовная орбита изменит курс и основательно пересечётся с обжигающим сиянием планеты большого мастера. Забегая вперёд, скажу, что это предположение оказалось верным.

А пока в Лондоне я, как и положено предпринимателю, всеми силами старался узнать телефон бывшего земляка, тщательно взвешивая, к кому можно обратиться. Искать встречу через знакомых арт-менеджеров или других очень деловых людей крайне нежелательно. Они сразу же постараются возглавить процесс переговоров и не упустят свои жирные посреднические от меня или, скорей всего, от автора, что одно и то же. Но, видимо, Господь благоволит к тем, кто старается не только для себя, и «ларчик открылся» максимально просто. Не зря уже много лет я дружу с далёкими от бизнеса и особенно от корысти людьми искусства. Так, молодая искусствовед Алёна Кабунова перешла к нам из художественного музея. Она, по закономерной случайности, – ученица маститого искусствоведа Надежды Петровны Комаровой, которая много лет работает непосредственно с самим Даши, а значит, может не только передать телефон, но и заочно представить нас в объективно выгодном свете. Это она, по-видимому, от всей души и сделала. Во всяком случае, мы удостоились встречи не на ходу, как бывает в случаях со знаменитостями, а были первыми и пока единственными приглашёнными в святая святых – новую мастерскую мастера километрах в семидесяти от центра Лондона. Там мы с удивлением обнаружили, что «человеком мира», получив огромную известность, Даши не стал. Земляки, малая родина, где по бурятскому обычаю под отчим домом закопан послед, в котором мать вынашивала ребёнка, дарящий при свидании с этим мистическим местом спокойствие, уверенность и огромный творческий заряд, – от этих крепких бурятских корней произрастает творчество Даши и по-прежнему питается соками родной прибайкальской земли.

В незабываемый вечер знакомства и посещения мастерской мы подружились и с сыном мастера Чингисом. После переговоров о приобретении пяти крупных (с человеческий рост) скульптур по сибирской традиции хозяева пригласили нас на дружеский ужин, где пока ещё устный договор мы скрепили бокалами вина и пива. Жаль, что из намеченных скульптур в наличии оказалась только «Тигр и птица», но и она пока ещё отбывала гостить на выставку в Америку. Остальные скульптуры предстояло отлить в старинных итальянских мастерских, где трудятся ремесленники в третьем-четвёртом поколениях, сочетающие опыт дедов и современные технологии.

Неожиданно нам повезло ещё и в том, что у Даши в этом же месяце была запланирована поездка на свою малую родину с заездом на один день в Иркутск. Теперь уже он с удовольствием принял наше приглашение на обед. Но самое главное – Даши посетил реконструируемые помещения галереи-музея, а также не пожалел нескольких часов и проехал за город к нам в коттедж, чтобы познакомиться с частью будущей экспозиции живописи и скульптуры. И будущая галерея, и коллекция заслужили его высочайшую оценку. Такого размаха и высокого качества экспонатов он никак не ожидал. А искусствовед Надежда Петровна искренне удивилась, что коллекция собрана за пятнадцать лет, а не несколькими поколениями. Меня же, в свою очередь, поразило, что взгляд маэстро чаще всего с ходу отмечал действительно самую лучшую живопись таких корифеев, как А. Л. Вычугжанин, В. И. Бочанцев, А. Ф. Рубцов, В. И. Лапин, В. В. Тетенькин, Н. Н. Вершинин, Б. В. Десяткин. По работам нескольких уважаемых мной современников он отметил, что в них пока не чувствуется уровня личности старых мастеров. По его мнению, они мало читали, а возможно, даже прошли мимо Чехова и Толстого. Поправимо ли это, когда молодость и период становления личности миновали? Большой вопрос.

Кроме культурно-эстетической ценности, приобретение скульптуры – это ещё и способ вложения средств поистине на века, и привет из нашего времени будущим поколениям – продолжателям рода. На каждую бронзовую скульптуру из числа немузейных мы выписываем правдивую, хоть и шутливую гарантию на… тысячу лет, то есть на сорок поколений вперёд.

Мировоззренческий шок

Вскоре после Лондона, уже на Родине, в следующие приезды мастера углубившееся знакомство с ним, переросшее в приятельство, да, пожалуй, и в дружбу, неожиданно изменило некоторые мои, казалось бы, уже давно устоявшиеся взгляды на жизнь, а именно укрепило веру в Бога, в ангелов-хранителей в лице предков и в результате, что особенно важно, существенно прибавило оптимизма и отодвинуло возможные депрессии. По– моему, судьба Даши и его рода заслуживает не меньшего внимания, чем вершины творчества. Его опыт помог мне переосмыслить основные вехи собственной жизни.

На все мои беды: на страшное несчастье с сынишкой Андрюшей, на неприятности со здоровьем и в семейной жизни – я стал смотреть не как на бессмысленные наказания судьбы, непонятно зачем обрушившиеся на мою бедную голову, а как на суровые испытания, ниспосланные Богом, после которых обязательно открывается какая-то абсолютно новая и светлая страница или даже глава в моей в целом всё же довольно успешной жизни. Много раз слышанная, а потому и затёртая фраза о том, что Господь специально посылает испытания, чтобы сделать нас крепче духом, вызывала во мне такое же чувство, как и нравоучения родителей в подростковом возрасте. Преодолеть скептическое отношение к этому постулату мне помогла история, пережитая глубоко верующим юношей-буддистом. Залогом её правдивости является то обстоятельство, что человеку с огромными достижениями в жизни совершенно не нужно выдумывать захватывающие приключения. Такие люди не нуждаются в привлечении к себе дополнительного внимания, скорей наоборот. О Даши как о замечательном художнике-скульпторе уже давно знают не только в России, но и во всём мире. Кроме этого рассказ во всех деталях подтверждают и мать, и сёстры художника.

Оказалось, что Даши не всегда был жизнерадостным и счастливым, как это кажется на первый взгляд. Уже через несколько месяцев после рождения младенца его маму потрясло страшное пророчество. Когда ламы присваивали имя её младшему сыну, они предрекли либо его гибель в пятнадцать лет, либо, если выживет, всемирную известность. Никакой известности ценой такого риска матери, конечно, не было нужно. Хотя Даши, как истинный продолжатель рода кузнецов, подобно богу Прометею укрощающих огонь, был весьма крепок духом и, по его собственному признанию, никогда не испытывал чувство ужаса от мыслей о смерти. О страшном пророчестве он узнал от матери только тогда, когда все опасности и напасти были уже позади. И действительно, именно в пятнадцать лет у юноши совершенно неожиданно произошёл страшный болевой приступ в области желудка и спины, закончившийся прободной язвой. Несмотря на вовремя сделанную первую операцию и две последующие, в конце школы и в институтской юности он ночи напролёт страшно мучился необычно стойкой язвенной болезнью, которая не проходила, несмотря на усилия и врачей, и лам, и даже, что уж греха таить, опытного шамана, предсказавшего ему семилетние страдания с неясным концом, но не сумевшего помочь беде. Дальнейший опыт лечения подтвердил, что и этим то ли ремеслом, то ли искусством разные шаманы владеют неодинаково. Как и в любой профессии, здесь тоже, по-видимому, есть и троечники, и отличники. Дело доходило до того, что из-за страшных болей Даши не мог принимать и переваривать пищу. Как следствие, на него обрушилась опасная худоба и полная потеря сил. Как-то на охоте, недалеко от дома, он в изнеможении упал, не в силах ни встать, ни даже ползти к мотоциклу, где ждал его школьный друг Норбо. С морозом и снегом не пошутишь, и молодой человек уже начал ощущать предсмертную лёгкость, а может быть, и радость избавления от ежедневных страданий. Но ласково обнимавшую его лукавую смерть победила другая могучая сила, которая невидимыми нитями властно удерживала остатки жизни и заставила из последних сил на самом краешке бытия нечеловеческим напряжением воли два раза нажать спасительный курок ружья. Этой могучей силой была любовь к матери и отцу, к дорогим сердцу сёстрам и братьям, к друзьям из родной деревни, с которыми в интернате прошли незабываемые школьные годы, с кем спина к спине не раз отбивали жестокие нападения сельской шпаны, старающейся наказать ребят из единственной в их районе бурятской деревни за «неправильный» разрез глаз, за нескрываемое почитание родного языка и непонятных для юных варваров традиций.

«Они были лихими и ранними…»

Они были лихими и ранними, Напоказ окружающих ранили, Вундеркинды, но не в математике, А в питейно-табачной грамматике. Близнецы по ухарским привычкам, Различали друг друга по кличкам, Для семей не хватило им трезвости, Не в Христе повзрослели, а в мерзости, Сбившись в стаи, сивухой дышащие, Они первыми заняли… кладбище.

По выстрелам Норбо отыскал замерзающего друга и буквально на руках вытащил из лап «владыки холода», цепко хватающего коченеющую добычу. Ему, по-видимому, так же, как и нам, нужны художники, которые работают зимы напролёт, разрисовывая деревья, реки и окна домов, изображая на стекле порой и собственные портреты.

«Приглядись, что рисует мороз…»

Приглядись, что рисует мороз На оконном стекле? Нет, не розы И не белые ветви берёз, А обозы, обозы, обозы… И не сказочный рой облаков На оконном стекле серебрится — То замёрзших в степи мужиков Бородатые белые лица. Николай Зиновьев

Одним из таких рисовальщиков и скульпторов ледяных узоров и стал бы Даши, если б не увенчавшиеся успехом упорные поиски другом места выстрелов.

Неизвестно, чем бы закончилось дело – выжил бы он или нет, если бы после уже трёх перенесённых операций на его пути не встретился очередной шаман – женщина, к слову сказать, сама изрядно больная, несмотря на тридцатичетырёхлетний возраст. Поразительно, с каким мужеством она как будто бы выполняла своё высокое предназначение, буквально рискуя собственной жизнью. Увидев молодого человека в больничном коридоре, куда его привела мать, шаман с первого взгляда поняла, что если срочно не вмешаться, то юноша неотвратимо умрёт, и не смогла удержаться, чтобы буквально не воскликнуть об этом. Когда она взялась за лечение, то, наверное, не знала, сколь трудным оно будет. Через неделю во спасение Даши ей, больной, предстоял четырнадцати-километровый поход вместе с его родителями к дереву их рода. Рискованная «прогулка» проходила по зимнему лесу с глубоким, почти по пояс, снегом. При этом сама она только что выписалась из больницы, и значительные физические нагрузки ей с острым сахарным диабетом были категорически запрещены. Но перед началом столь решительных и рискованных действий шаман в присутствии многочисленных родственников Даши испросила разрешения у духов предков, увидев в металлической сфере, которая побывала на теле больного юноши, хозяина их рода – бурятского князя. Шаман точно описала его портрет и определила, что он при жизни совершал паломничества в Тибет. Семейное предание подтверждало и его черты, и этот факт. Увидела она и молодую хозяйку рода. А главное, что духи поведали ей причину бед. Они решили забрать младшего в роду сына, так как в последнее время, а были это антирелигиозные советские годы, семья проявила слабину и стала недостаточно почитать предков. Позабросили они родовое древо, где следовало исполнять обряды и ритуалы-жертвоприношения, имеющие, как я сам недавно убедился, немалую мистическую силу.

Недавно мне посчастливилось почти случайно побывать на таком семейном обряде. Но примерно за неделю до этого мы познакомились в Улан-Удэ ещё с одной гранью дарования мастера, почему-то до поры до времени скрываемой от широкой публики. Дело в том, что Даши в детстве рос не только с братьями, но и в плотном окружении любящих, нежных и, конечно же, заботливых сестёр. Они иногда наряжали красивенького малыша в платьица и ласково называли Дашенькой. Может быть, поэтому он вырос неравнодушным не только к мужественным и коварным, изображаемым в бронзе воинам, но и – раскрою секрет – к обворожительным, богато одетым красавицам с благородным взглядом задумчивых глаз, к очаровательным… куклам! Уже давно всех своих сестёр, талантливых рукодельниц, брата-ювелира и даже родителей он пристрастил к тончайшей ручной работе по изготовлению и украшению созданных им образов королев, мадонн с младенцами, всадниц, задумчивых тургеневских барышень и т. д. Но эти произведения видели только его друзья, которые сразу же стремились приобрести уникальные и совсем не тиражируемые творения. В результате они неспешно разбрелись по Москве и по миру. Среди счастливых обладателей известные певцы, например Анита Цой, телеведущие и другие собиратели прекрасного, в основном из столицы. Не оказались исключением и мы с Ольгой, решив немедленно приобрести несколько рукотворных шедевров для галереи и сделать журналистский фотоотчёт об этом неожиданном открытии. Назавтра уже в шесть утра поездом Иркутск – Улан-Удэ прибыли фотохудожник Мария Маркова и журналист из нашей галереи Екатерина Иванова. Вскоре закипела восторженная работа. Но предваряло её, как и положено по законам бурятского гостеприимства, душевное чаепитие, а для желающих – непременный спутник бурятских застолий – душистые позы.

После плотной работы вечером у нас был запланирован отъезд в Иркутск. У Даши громоздились свои планы. Разъехались мы с чувством, что не наобщались и не договорили чего– то очень важного и нужного. Поэтому не прошло и трёх дней, как непонятная сила вновь потянула меня в места, связанные с неожиданно открывшейся мне удивительно талантливой и дружной семьёй, как будто бы таинственно перешагнувшей из прошлых веков, где нередко несколько поколений работали под одной крышей, дружно и весело вели натуральное хозяйство. Каждый был в ту пору «и швец, и жнец, и на дуде игрец». Без определённых планов я позвонил Даши уточнить, стоит ли как-нибудь съездить в их родную деревню, чтобы с помощью очевидцев разобраться, как могло сформироваться и сохраниться такое чудо и, извиняюсь, анахронизм нашего бестолкового времени, как традиционная бурятская семья, да ещё и не простая, а принадлежащая к самому высокому бурятскому роду – роду настоящих «огненных» кузнецов, которые считались равновеликими и шаманам, и ламам. Представители этой, если можно так выразиться, касты всегда отмечались особыми знаками, они обычно талантливы в любом рукоделии, отличались умом и волей. Не исключением был и отец Даши – Бальжин, умеющий и мельницу возвести, и собрать электрогенератор и косилку. А в самые трудные времена хрущёвского самодурства с сельским хозяйством он освоил сам и научил всю деревню изготавливать национальную обувь. Этот труд и интернат для детей спасали его земляков в годы уничтожения личных подсобных хозяйств и позволили сохраниться уникальной деревне, где до сих пор нет не только решёток на окнах и воровства, но и двери не замыкаются. Если бы не обувной промысел, то бурятскую деревню постигла бы печальная участь русских соседей. О русской деревне напоминают только гниющие столбики и ржавая проволока загородок для скота да небольшое кладбище, сиротливо взирающее на бескрайнюю степь со ставшими бесполезными обильными травами, веками кормящими многочисленные табуны и стада. Отец Даши был не только первоклассным обувщиком, но не был чужд женского, на первый взгляд, ремесла. Он умел ткать редкостной красоты ковры. Так что Даши есть в кого заболеть куклами. Кстати, отец также был младшим сыном в весьма многочисленном семействе.

Телефонный разговор с Даши закончился радостной вестью. Оказывается, у него неожиданно изменились планы, и они с сёстрами как раз сейчас выезжают в своё родовое гнездо, а это примерно 450 километров не лучших дорог по Бурятии и Читинской области, а завтра у них состоится очень редкое торжественное событие – родовой молебен. Неожиданно я был удостоен большой чести – приглашения принять участие фактически в семейно-интимном ритуале, где не было, как оказалось, даже никого из деревенских друзей. Наверно, с далёкой юности я не загорался так ни одной поездкой. Но как же быть? До события меньше суток, а дорога – более тысячи километров. На машине уже не успеть. И опять везение. Оказалось, что несколько раз в неделю можно долететь самолётом. И сегодня в пять утра как раз будет рейс на Читу, а там 140 километров – уже не проблема – и меня встретит на внедорожнике сын и помощник мастера – Чингис.

Сказано – сделано; что нам, молодым духом, какая-то тысяча километров воздухом и более ста по земле! И вот ни свет ни заря я в аэропорту. Но авиация есть авиация. Из-за пожаров и дыма вылет переносят и раз, и два, и три на мучительных несколько часов. Но на священный ритуал в качестве зрителя я всё же успел, и моя бессонная ночь, и дорожная тряска были компенсированы с лихвой.

И духовно, и эстетически я был потрясён. Такого проникновенного пения и звучания инструментов мне не доводилось слышать. Казалось, что умелый лама, кстати, родом из этой же деревни, извлекал и доносил до нас волшебные звуки одновременно и потустороннего, и нашего мира, привлекая в помощники несметный полк музыкальных предков, поддерживающих его из далёких кочевых времён. Только в этот момент мне стало понятно мучившее меня много лет непонятное ощущение от рассказа Валентина Распутина «Что передать вороне?», где, по его словам, птица летала между нашим и ушедшим мирами. Более того, в течение обряда я и сам чувствовал, что как будто пролетаю между двумя мирами и вижу собственных родственников, не одно поколение которых жило в мире и согласии с местным населением на берегу Байкала. Мои баргузинские предки по отцу знали в совершенстве кроме русского и еврейского ещё и бурятский язык. Наверняка они также почитали местную культуру и не раз наслаждались высокодуховными обрядами одной из основных религий человечества.

Как же я был поражён, когда по завершении обряда все его участники вдруг увидели в небе двух величественно парящих орлов, как будто бы бережно несущих на своих распростёртых в неподвижности крыльях души наших прародителей, заботливо взирающих с небесной выси на своих благодарных потомков! Все участники и зрители обряда смотрели как зачарованные, и я видел, что не у одного меня на глаза наворачиваются слёзы. Каково же было потрясение присутствующих, когда и на нас упало буквально по несколько слезинок с неба! Показалось, что трогательную слезу обронили из орлиных глаз давно ушедшие в иной мир дорогие сердцу родственники. Единичные облака, плывущие в это время по синему небу, были явно не дождевые. Но если они и помогли в честь нас творимому на небесах встречному обряду, то совершенно не случайно.

Врачебный подвиг женщины-шамана

Но до этого праздника двух миров больному когда-то юноше, которому было суждено в будущем прославить свой род, нужно было ещё дожить, вырвавшись из цепко схватившей его беды.

В ту далёкую, ставшую уже историей пору его болезни в качестве знака, разрешающего диалог с предками и дающего шанс на исцеление, была выбрана, как это ни банально для скептиков, конкретная игральная карта, которую шаман назвала, когда её уже предстояло вытянуть из колоды. С волнением, подобным тому, что пережил Германн в «Пиковой даме», эту мистическую карту следовало вытянуть с первого раза кому-нибудь из молящихся за столом родственников. Только ставкой здесь был не выигрыш денег, погубивший в драме Пушкина старуху, а жизнь юного Даши. Шаман к новой колоде не прикасалась, тасовали её по кругу все сидящие за столом. И вот в страшный момент все замерли – с вероятностью меньше чем три процента из колоды новых карт следовало вытянуть бубнового туза, и только его… Чудо свершилось! Все выдохнули с облегчением. Приобретший судьбоносное значение спасительный туз нужной масти был вытянут! Но шаман знала, что это была ещё не окончательная победа, а только шанс. Впереди ждали тяжелейшие походы в зимний лес, предпринятые на пределе сил и родителями, и старшим братом Будажапом, бывшим охотником. Первый раз, пока шаман ещё лежала в больнице, с семьёй ходил вымаливать прощение главный виновник. Во второй раз, через неделю, семья двинулась уже во главе с шаманом, но уже без ослабевшего после первого похода больного.

По описанию родителей, шаман, как и юноша в первый раз, пробиралась по глубокому снегу и молилась даже не на пределе, а за пределами человеческих сил. У неё судорогой сводило ноги, ей не раз растирали их, не раз она падала без сил, но поднималась вновь и вновь и упорно шла к цели. Добравшись до дерева, в конце страстной мольбы она уже не могла стоять и молилась лёжа в снегу, пока вдруг, успокоившись, не просветлела лицом. Все явственно услышали посреди леса звук проезжающей мимо телеги. Может быть, это был уехавший ни с чем мистический катафалк, а может быть, поехал, как раньше, в святые места Тибета князь – хозяин рода. Измождённая шаман радостно объявила, что духи простили род и не требуют неподъёмную жертву.

В тот же вечер мать Даши, не дожидаясь результата, потрясённая мужеством больной женщины, отдала ей все золотые украшения, которые были в доме, хотя та не оговаривала и не требовала никакой платы. Впервые за многие месяцы предельно ослабевший юноша проспал всю ночь без малейшего беспокойства, а назавтра встал к обеду практически здоровым, к неописуемой радости большой и дружной семьи, отстоявшей невосполнимую для близких и, как оказалось, для всего человечества утрату.

Как хотелось бы поклониться в ноги этой шаману-подвижнице, к которой как нельзя лучше подходят слова Николая Заболоцкого, адресованные в стихотворении к умирающему врачу, который из последних сил напрягся, чтобы спасти получившего тяжелейший солнечный удар полевого бригадира.

Смерть врача (отрывок)

…И ресницы в томленье Поднял доктор больной. И под каплями пота, Через сумрак и бред, В нём разумное что-то Задрожало в ответ. И к машине несмело Он пошёл, темнолиц, И в безгласное тело Ввёл спасительный шприц. И в степи, на закате, Окружённый толпой, Рухнул в белом халате Этот старый герой. Человеческой силе Не положен предел: Он, и стоя в могиле, Сделал то, что хотел.

Был момент, когда Даши, буквально воскрешённый, подобно святому Илье Муромцу, потеряв на больничной «печи» хоть и не тридцать, но всё же тогда ещё примерно пять безвозвратно улетевших, как ему казалось, непродуктивных лет, высказал свою печаль. Шаман утешила его, во-первых, тем, что раньше не смогла бы помочь и она, долгие страдания были предначертаны судьбой, а во-вторых, что он, едва поправившийся молодой человек, вынесший это тяжелейшее испытание, с лихвой всё нагонит. И действительно, у Даши вдруг открылись уникальные способности, но, правда, пока не художника, а скорей всего, провидца. Он стал видеть биополя людей и мог узнать о любом самое сокровенное, в том числе и всё зло, которое человек совершил в жизни. Особенно страшно было видеть ему людей, чья жизнь запятнана чужой кровью. А таких в 90-е годы было немало. Но не судьбы Вольфа Мессинга, Джуны, а может быть, даже и Нострадамуса жаждал для себя мужественный юноша, ни разу не паниковавший по поводу возможной смерти, но давно чувствовавший непреодолимую тягу к рисованию и к резьбе. Болея, он упорно занимался самообразованием, и помогала ему в этом ближайшая по возрасту старшая сестра Доржима, чуть не ежедневно славшая из Москвы письма, в которых пересказывала всё, что проходила в художественном училище. Поэтому Даши начал упрашивать шамана перенаправить это тяготившее его предначертание судьбы в русло художественного творчества. На счастье, шаману удалось справиться и с этой весьма непростой задачей. В девятнадцать лет теперь уже не мать, а сам никому не известный молодой человек Даши Намдаков, в подтверждение давнего пророчества лам, которое до поры до времени от него хранилось в секрете, получил поразившее его предначертание о том, что он добьётся на своём поприще мировой известности. Как видим, шаман не ошиблась, хотя, совершив этот подвиг во благо человечества, вскоре сама ушла из жизни, не дотянув даже до сорока лет. Может быть, в спасении для людей гения и было главное предопределение её очень нелёгкой судьбы.

Эту захватывающую историю из своей жизни поведал мне Дашинима, когда мы пробивались по трактам сквозь дымные завесы бесхозной российской тайги из его родного Укурика Забайкальского края в Улан-Удэ.

«Китай увозит русский лес…»

Китай увозит русский лес, В нём гибнут сказки и виденья. Где зверь бродил, ликует бес И стонут пьяниц привиденья. Пересыхают ручейки, Редеют реки Прибайкалья, И с чьей-то вражеской руки В лесах снуёт орда шакалья. А реки встречного «шмутья» В нас бьют, разрушив все плотины, Ремесла гаснут. Нет жнивья. Вывозят женщин и картины. Нас топят вещи, топит муть, Что день и ночь на души льётся, «Прессует» пресса: «Позабудь, Российским твой народ зовётся!»

Беды и вершины стремительных лет

Как будто иронизируя над ситуацией, по радио в это дымное время победно рапортовали, сколько уничтожено тонн импортного продовольствия, а наши походные бутерброды были завёрнуты в августовский «Московский комсомолец» в Бурятии», с огромным заголовком «Россия жжёт, Россия давит». Несмотря на всё, наше восьмичасовое путешествие оказалось удивительно душевным. В очередной раз я убедился, что если кому-либо безусловно нравятся стихи, которые прочно поселились в моей памяти, то с таким человеком у меня совпадает и мироощущение, и совместимость оказывается такой, что можно хоть в космос, хоть в разведку. Даши открыл для себя Николая Зиновьева, Александра Вертинского. Понравились ему, извиняюсь за нескромность, и мои стихи.

В ходе неспешной беседы я с удивлением осознал, что, пожалуй, не встречал человека, с кем бы в такой полной мере совпадали мои взгляды на Божественную природу мироздания, на исключительную роль предков в жизни и в судьбе людей, на катастрофически узкую и слишком прямолинейную дорогу человечества, вытаптывающего традиционную мораль, экологию, рвущегося к сверхпотреблению на основе безальтернативных видов используемой энергии и полезных ископаемых.

«Спадёт с очей твоих завеса…»

Спадёт с очей твоих завеса? И ты узришь, как мир людей Под погребальный марш прогресса Стремится к бездне всё быстрей. Но ты пока не видишь это, Ты в суете погряз мирской, Лишь сердце чуткое поэта, Как атмосферою планета, Объято страхом и тоской. Николай Зиновьев

Даши согласился, что до сих пор человечество не попыталось выяснить Божественный замысел своего существования. Не для того Творец наделил нас душой и интеллектом, чтобы мы взорвали или другим образом уничтожили планету и себя самих, не умея создать ничего живого.

«Мы гиганты разрушенья…»

Мы гиганты разрушенья, Что нам стоит мир взорвать, Дикой силушки броженье Тянет нас озоровать. В небесах Господь дивится: Как не может тварь понять, Прах вселенский да водица, А туда же – бунтовать! Да и вправду, чем гордиться? Хоть бы муху воссоздать… А мы рвёмся в тарарах, Снова в воду и во прах.

Нам обоим близка гипотеза о том, что космическое предназначение интеллекта – в сохранении главного Божественного творения – живой клетки, которая несёт в себе уникальную программу развития всех видов жизни на нашей и на других планетах. Клетки – это не люди и не собаки, для них не нужны огромные космические корабли. Для их перемещения в космосе, наверно, достаточно каких-либо лазерных лучей, а может быть, нужно просто обуздать имеющийся в природе «солнечный ветер» (не было же ведь когда-то и ветряных мельниц) или пролетающий по галактике «бесплатный и беспилотный транспорт» – метеориты и т. д.

«…Извечно души бережет и огнь в очах…»

…Извечно души бережет и огнь в очах, Там ангелов разумный свет в живых лучах. В них жизнь летит, переливается из края в край, В младенца ангел воплощается, ликует рай. Провидев сокровенное, перекрестясь, Поэт с собою вынес явлений связь. Мы на планете голубой затем живём, Чтоб сквозь пустыни мирозданья уйти лучом. Жизнь полетит, переливаясь из края в край, И снова разум воплотится, прославив рай. Любовь и грусть с собой в дорогу нам даст Творец, Заплачет ветер, одинокий земли жилец.

Бросали же наши предки когда-то бутылки в океан, почему бы и нам когда-нибудь, например с помощью пролетающих мимо небесных тел, не посылать весточки о себе и не спасать прародителей живой материи – вирусы, бактерии и выросшие из них живые клетки?

Для решения этих космических задач следует развивать и развивать человеческий мозг, его левое и правое полушария. А значит, нужны и математика, и искусство, и сохранение на долгие тысячелетия среды обитания. Следовательно, и общая межгосударственная демографическая политика, и обуздание потребления природных благ. Причём необходимо развивать у людей оба полушария. Кажется, по-настоящему этой проблемой озабочен сегодня только Китай. Там на правительственном уровне серьёзно поддерживают развитие живописи и других искусств. Если тормозить развитие одного полушария, то мы получим «хромоту» разума, и бег к вершинам знаний и любви будет невозможен; человечество, как хромой путешественник без компаса, побредёт по кругу. Похоже, что так оно и происходит в настоящее время. «Кнопочная» цивилизация и антикультура отупляют человечество. Накопление информации в мегакомпьютерах и в научных книгах – это далеко не то же самое, что развитие разума. Без эвристических открытий Галилеев, Коперников, Архимедов, Пифагоров и Ломоносовых никогда не изобрести энергии, альтернативной электричеству или опасному атому. На основе имеющейся копилки знаний мы не сможем разгадать, как древние строители поднимали каменные глыбы весом в десятки, а то и сотни тысяч тонн. Есть гипотеза, что для этого использовался звук множества голосов и музыкальных инструментов определённой частоты, перекрывающий силы гравитации. Мощными источниками непонятной энергии являются и египетские пирамиды.

После нашего многочасового автомобильного диалога, в ходе которого мы передавали друг другу руль, на главные события своей жизни я посмотрел по-другому. Если у юного Даши был один жестокий и затяжной кризис, то у меня их было три, зато не таких долгих. Время между кризисами мне представляется отдельной, не похожей на другие, жизнью, каждая из которых позволяла взобраться на определённую вершину, правда, не мирового, а местного масштаба. Так что за мной тянется целый архипелаг, подобный не очень высоким прибайкальским Саянам, а у Даши всего одна вершина, но зато она до небес и так же труднодоступна для человечества, как Эверест.

«Качает жизнь меня, как будто на волнах…»

Качает жизнь меня, как будто на волнах: То всё теряет смысл, то обретает снова, То страшен птичий крик в горящих небесах, То в душу льёт заря спасительное слово. Воздвигну из стихов я памятник себе, Пускай не до небес, пускай масштабов местных. Потомки разглядят в мятущейся судьбе Стремительный полёт на крыльях дней чудесных.

Интересно, что с детства, может быть, со знакомства с героем замечательной трилогии Драйзера Каупервудом, мне всегда представлялись мои достижения в масштабах города. Звание почётного гражданина г. Иркутска, которое имеют всего человек 35, собственно, и подтверждает достижение этой цели. Но, может быть, теперь и настало время осуществления новых, более масштабных мечтаний, связанных с моей прозой и галереей? Почему бы и нет?

Но вернёмся к моему открытию. Первая жизнь – жизнь студента-механика-машиностроителя закончилась сразу же после института с его Ленинской стипендией и напряжённой инженерной работой весь последний год обучения и во время диплома. Далее, работая руководителем, я опирался только на экономику и организацию труда. И никогда не возвращался непосредственно к инженерному делу. Этот этап оборвался вместе с получением красного диплома и последовавшей за этим депрессией со страхами болезни и смерти, приведшими и к скачкам давления, и к острому гастриту, и к сердечным болям, едва не закончившимися инфарктом.

После каждого кризиса у меня рождалась любовь, резко в гору шли и дела, и творчество. После первого кризиса я стал самым молодым начальником цеха, захватывающие полёты были у меня тогда даже во сне. Я поразил успехами огромное девятитысячное оборонное предприятие, называвшееся для конспирации «Иркутский завод радиоприёмников им. 50-летия СССР». В это же время, когда мне было 24 года, родился и сынишка Андрей.

После жуткого второго кризиса, с гибелью сынишки и последовавшим за этим через несколько лет опасным желудочным кровотечением, родился Стасик, а позже образовалась новая семья с появлением в этом мире Полины и Даниила, расцвела также и фирма «СибАтом», а со временем вызрели и поэтические успехи.

И наконец, на новом, сегодняшнем этапе – любовь с Ольгой, ставшей моей молодой женой, и создание с ней совершенно уникальной для нестоличного города галереи современного искусства, а также первое прозаическое произведение из двух книг о бизнесе и о судьбе.

Каждому этапу жизни соответствует и немало стихов. Вот некоторые из них:

Встреча

Сыну Андрюше

1

Я обветшалой даче поклонился, Ровеснице заснеженной, седой. След прошлого снежком запорошился, Все разошлись, гонимые судьбой, Никто не видел бездну пред тобой. Сад поредел, порушилась ограда, Бреду один вдоль прошлого с мольбой. Вдруг, будто сон (о, мука и отрада!), Твой светлый взор из дымки голубой Обжёг мне душу детскою тоской. И молний давних вспыхнули разряды, Рыдало небо ливнем на лугу, Наивные, с тобой мы были рады, Что спрятались от вечности в стогу. Тот запах счастья в сердце берегу.

2

Я обветшалой даче поклонился, Себя сквозь вёрсты трудные нашёл. Вдруг с дедушкой ты на снегу явился И за руку по насыпи пошёл. Пронзая плоть тяжёлого заката, Несётся поезд бешено во мглу, Посторонись… Но вечной стала дата, Ни выдохнуть, ни вскрикнуть не могу. Угасло солнце в розовом снегу.

«Кровь, как река в землетрясенье…»

Кровь, как река в землетрясенье, Рвалась из русла, не спросясь, Вдоль лиц родных, давно ушедших, Я проплывал не торопясь. Сгорая в муках расставанья, Гордыни сбросив плащ земной, Я не успел на покаянье, Господь послал уже за мной… Где вихрь поэзии взметнулся, Там жизнь сгорает в ранний срок, Но я с судьбою разминулся У «лукоморья» дивных строк. На небе каждый вздох мой знали, Суд неподкупен был и строг: Меня поэтом не признали И не послали чёрных дрог.

«Закат кровит слабей, слабей…»

Закат кровит слабей, слабей И тихо тает в тьме грядущей; Для всех чреда обычных дней, Ко мне ж нагрянул юбилей, Как ни моли, ни дня не ждущий. Я сроду не был за чертой. Там мать с отцом и бабка жили, А я всегда был молодой! Кто ж подшутил так надо мной, Зачем морщины налепили? Я в этой роли новичок, Она мне, братцы, не подходит! Закрою двери на крючок И смою грим. А вы – молчок! Но время занавес разводит.

«Ты цветы наших чувств окропила…»

Ольге

Ты цветы наших чувств окропила Откровенности тихой слезой, И полночи душа говорила Со второй бесприютной душой. И чем глубже слова обнажали Всех предательств жестокую суть, Васильки твоих глаз расцветали, Нас маня в неизведанный путь. А назавтра мы «солнце сажали». Как любовь, был безумным закат. В краски ангелы страсть намешали, Чтобы мы не глядели назад.

Собственно, знаковым событием сегодняшнего этапа стало знакомство с совершенно незаурядной личностью – Даши Намдаковым, чьи произведения буквально вдохнули душу в новую галерею, а его мысли и судьба всколыхнули новые чувства и укрепили веру, причём не на несколько минут, после которых «снова веру сомненья сомнут», как писал Николай Зиновьев, а думаю, что теперь уже навсегда.

У Даши одна вершина не только в творчестве, но, что особенно здорово и нечасто бывает в наше суетное время, также в семейных отношениях и в любви. И сегодня, как я убедился, побывав в Укурике у «лондонца», тысячами нитей связанного со своей малой родиной, самые тёплые отношения со старинным другом и со всем его семейством. Кстати, трепетно относится к своей деревушке не только Даши, но и большинство её жителей, хотя многие вместе с детьми живут в поджидающих их добротных домах теперь наездами. Многие сёла могли бы позавидовать их красочному, с душой сделанному дацану и в ближайшее время будут завидовать новенькому клубу, который, как и дацан, возводится всем миром без бюджетной поддержки. Особенно мне понравилась подготовка к деревенскому сходу уважающих и, более того, любящих друг друга односельчан. А состояла подготовка в том, что солнечным воскресным утром все желающие подкрепиться перед деловым разговором запросто заходили на двор к Норбо, где на дощатом деревянном столе испускали призывный парок свежие позы из домашней свинины и радовали глаз сияющей разноцветностью овощи и салаты.

В ходе застолья было весьма интересно узнать по секрету от одной словоохотливой соседки историю любви Даши и его жены Татьяны, историю, которую она знает в деталях, очевидно, не только по своим впечатлениям, но и со слов кого-то из сестёр мастера. Она красочно поведала, как почти 30 лет назад юные Даши и Татьяна приметили друг друга, будучи как-то в одной общей компании, где им не удалось познакомиться и даже обмолвиться хотя бы одним словечком. Всё решила следующая случайная встреча на улице, когда робкий юноша подошёл и неожиданно для самого себя не очень красноречиво сказал: «Пойдём в кино!» – и Таня сказала: «Да!» Как вскоре выяснилось, «да» прозвучало не только для кино, но и на дальнюю дорогу по непростой жизни.

Судьбоносное знакомство произошло, когда с помощью шамана мигом зарубцевались все язвы и Даши был какой-то период времени абсолютно здоров. Но надо же было случиться новой беде! После чудесного излечения множество рубцов «взбунтовались», и их грубая ткань почти уничтожила эластичную подвижность желудка и кишечника, то есть перистальтику. И опять надолго обрушились новые страдания и жуткие неудобства совместной жизни. Но Татьяна без малейшего ропота вынесла всё. Юная, слегка избалованная студентка на долгие месяцы стала и домашней медсестрой, и санитаркой, и сиделкой, пока Даши и врачи не решились ещё на одну, уже четвёртую операцию на израненной плоти. После долгих мучений на этой непростой операции окончательно завершился отсчёт семилетней болезни.

А тогда в океан любви чистой и полноводной рекой влилось на всю жизнь трепетно-терпеливое чувство жены-студентки, безгранично преданной больному, в ту пору обычному автору плакатов из простой, хотя и очень мастеровой семьи. Но от «трудов праведных», как повелось на Руси, не воздвигнешь «палат каменных». Татьяна же вошла в жизнь юноши совсем из других «палат». Она дочь партийного работника. А это при социализме была особая номенклатурная каста, которой, правда, не было в традиционном бурятском «табеле о рангах», где самым достойным считался род кузнецов – укротителей огня и металла. Таню ничто не могло остановить, и она упорно следовала голосу своего сердца. Думаю, к ней в полной мере относится одно из моих стихотворений:

«В тебе любви и радости…»

В тебе любви и радости — Как в свежести озёрной, Чистейших вод накоплено Среди прохлады горной. Но солнце лаской жаркою Под шубкой снеговой Живой, журчащей музыкой Нарушило покой. Прорвало плен свой озеро. И бурно понеслась Вода повеселевшая, Сияя и искрясь. Вмиг русло пересохшее Наполнилось водой… А мы не так ли бросились В объятия с тобой? Бурлила нежность радостной Рекою без конца, Где камешки – веснушки Любимого лица.

В трудный период болезни поддерживали Даши и его одногруппники. Благо группа художников в красноярском институте была всего человек семь. Повезло Даши и с настоящим Учителем, что в нашей жизни бывает не так уж часто. Им стал сильный педагог, а главное, настоящий Человек и скульптор, академик– секретарь Сибирско-Дальневосточного отделения Академии художеств СССР, народный художник РСФСР, лауреат Государственной премии Лев Николаевич Головницкий (1929–1994). Уже по вступительному рисунку он отметил для себя огромный талант Даши и, несмотря на преклонный возраст и проблемы со здоровьем, остался преподавать, хотя в планах у него было другое.

Лев Николаевич восхищался необычной скоростью, с какой Даши усваивал материал и обгонял студентов и даже аспирантов по уровню мастерства. Уже за два года до окончания института академику было ясно: юный скульптор превзошёл всех и дальнейшая его учёба бессмысленна. Тогда он утрясает вопрос в Москве, выделяет гениальному студенту отдельную мастерскую и забирает его досрочно готовить дипломную работу. При этом удовольствие от работы получали оба участника. Даши перенимал опыт, а не очень здоровый мэтр радовался, что может через своего подшефного с гениальной точностью выразить в произведении свои замыслы, которые, как стало ясно через два года, были последними. Полюбила юное дарование из Бурятии и даже нередко готовила ему диетические блюда жена мэтра, немка по национальности, замечательная душевная женщина, как вспоминал сам Даши, Энрика Эмильевна Эгерт.

Повезло Даши и в юную улан-удэнскую пору. Его привечал у себя в мастерской и позволял следить за своей виртуозной работой другой замечательный скульптор, заслуженный художник РСФСР, народный художник Бурятии, академик Геннадий Георгиевич Васильев (1940–2012). А ещё раньше, когда Даши был школьником и пропускал из-за болезни занятия месяц за месяцем, с ним подружился простой, без регалий, но очень чуткий и отзывчивый человек, преподаватель литературы в интернате Николай Фасович Кряжев. Он привил пытливому школьнику любовь к русской и бурятской классической прозе и к стихам, но, что не менее важно, он буквально сражался с педагогическим советом интерната, чтоб они не травмировали больного подростка и не оставляли на второй год. Только благодаря его заступничеству, несмотря на огромное количество пропусков, Даши всё же вовремя закончил школу. Но аттестат аттестатом, юноше предстояло после окончания школы решить ещё одну немаловажную задачу – ни много ни мало остаться в живых. С помощью лекаря шамана, духов предков, своей родной семьи, а на финишном этапе и Татьяны несгибаемый потомок рода кузнецов успешно решил эту главную задачу.

Сложные чувства одолевали меня после знакомства с богатейшей духовной стороной жизни скульптора. С момента пересечения в Лондоне нашего пути со звёздной орбитой большого мастера прошло полгода. Но настолько же сильно за это время изменился вектор «созревания» нашей галереи, сколько произошло, казалось бы, случайных благостных совпадений. Это и неожиданный выбор темы открытия первой выставки, и совершенно случайное моё попадание на родовой молебен, и знакомство с новым пластом в творчестве мастера и его семьи с куклами, и приход долгожданных скульптур из Москвы именно в тот день, когда Даши собирался из Улан-Удэ заехать в Иркутск перед вылетом в Лондон. Это событие вылилось не только в масштабную пресс-конференцию с участием всех иркутских телевизионных каналов, причём один из сюжетов попал даже на общероссийский канал «Культура».

За два месяца до открытия галереи неожиданно, по-моему, даже для самой себя, во время случайной встречи, заместитель губернатора и самая давнишняя покровительница моих начинаний в сфере организации минивыставок Лариса Иннокентьевна Забродская предложила начать с бурятской тематики. Ей вдруг пришла идея приурочить наше открытие к традиционному бурятскому празднику – Ёрдынским играм. И хотя в дальнейшем связки галереи и праздника практически не получилось, идея оказалась весьма плодотворной. И не только потому, что скульптуры Даши в сочетании с бронзовыми скульптурами других бурятских мастеров стали основой выставки, получившей весьма поэтичное название «Душа Азии», но и потому, что мои предки по отцовской линии хоть и были евреями, но жили и процветали именно в Бурятии. Первая выставка – дань уважения их дорогой для меня памяти. Я впервые соприкоснулся с искусством замечательных бурятских художников: Аллы Цыбиковой, Жамсо Раднаева, Зорикто Доржиева. И был поражён, насколько живопись наших ближайших соседей самобытна и отличается от иркутской, да и вообще от сегодняшней академической российской школы. Данное отличие не меньше, чем между строгим, почти аскетичным убранством церквей и радостно-цветным, солнечным обликом дацанов. Так же отличен закрытый от постороннего взора внутренний мир бурят с культом предков, с прочными семейно-рядовыми связями, с непохожей на наше храмовое пение музыкой, исполняемой ламами и шаманами.

Что ни говори, наше почтение к предкам, проявляемое, как правило, только в родительские дни, когда все устремляются на кладбище, причем не столько для молитв и душевного общения, сколько для хозяйственных дел, а иногда и для увеселения, – совсем не то же самое, что описанный мной родовой молебен бурят. Может быть, и наши предки так же, как в случае с Даши, недовольны невнимательным отношением к ним, и поэтому мы безбожно теряем такое огромное количество мальчиков и юношей? Беспристрастная статистика свидетельствует, что у наших соседей намного меньше потерянных и брошенных детей, и браки прочнее.

Далеко нам от формального восстановления пустующих храмов до истинной веры, с которой я столкнулся в Бурятии. Не потеряло, думаю, актуальности моё стихотворение о формализме в вере:

«Главы новых и новых московских церквей…»

Мне не страшно, Я ношу на счастье Тёмно-синий шёлковый шнурок. А. А. Ахматова Главы новых и новых московских церквей Золотят под литавры князья перестройки. Мы, к мощам припадая, не стали добрей, Мимо чьей-то беды поспешаем резвей, Амулеты за Библию спрятав на полки. На Садовом кольце замерзал человек, Поясницею голой к асфальту припавший. Но спешат «прохожане», их высушил смех. Крестик – знак суеверья                             почти что для всех… Спас беднягу глухой,                        храм в душе возводящий.

Или такое вот стихотворение Н. Зиновьева:

«Вот сменила эпоху эпоха…»

Вот сменила эпоху эпоха, Что же в этом печальней всего? Раньше тайно мы верили в Бога, Нынче тайно не верим в Него.

Для себя я решил внимательнее относиться к изучению своего генеалогического древа, разыскать и привести в порядок могилки своих прабабушек и прадедушек по еврейской линии в Улан-Удэ и православных в Подмосковье. Причём не только покрасить и укрепить их, но обязательно свершить на них религиозные обряды, а главное, попытаться сделать так, чтобы дети прониклись таким же, как род Даши, внимательным отношением к своим корням, ведь когда-нибудь все мы обязательно окажемся в роли давно и, увы, навсегда ушедших. Жаль, что это время будет несоизмеримо продолжительней, чем наша быстро летящая жизнь.

Немного о долгожительстве галереи

Богата Бурятская земля талантами. Такой школы скульпторов, сохранившейся благодаря буддийской традиции украшать дацаны, нет в России больше нигде. Интересны скульптуры и других бурятских авторов.

Недавно в моей коллекции появились даже скульптуры драгоценной лошади, черепахи и белого тигра из серебра. Последняя соответствует знаку года моего рождения. Подарил их коллектив фирмы на мои дни рождения. Автор произведений – Дмитрий Будажабэ. Его творчество также близко к корневому восточному искусству. Но и он потихоньку перемещается из столицы Бурятии в Японию, полагая, что там как минимум будет выше уровень технологического воплощения его задумок в литье. Ещё недавно меня мучила мысль о возможной подделке скульптур. Но, во-первых, добиться качества лучших мастерских Италии и Японии практически невозможно. А во– вторых, как по пуле легко устанавливается конкретный ствол, так и по скульптуре специалисты легко установят мастерскую, и мошенникам не поздоровится. Правда, в Китае пока нет соответствующего закона. Но солидный коллекционер не купит «фальшивый бриллиант». Сделать скульптуру недорого не получится. Бронзовое литьё по выплавляемым моделям, дальнейшая сборка и нанесение патины, придающей цвет, – весьма дорогое удовольствие, поэтому гнать подделки с сомнительным сбытом, но высокими затратами квалифицированного труда вряд ли кто и решится.

Разнообразие и уровень моей коллекции вселяет уверенность не только в её благотворном влиянии на душу, но и в её всё возрастающей ценности. Реалистическая школа особенно ценится сегодня кроме России в Америке и в Китае. В Европе же, видимо, несколько выше степень культурного одичания, её буквально захлестнули, по сути, «прикольные» дизайнерские штучки – инсталляции. Но и там всё же есть интерес к настоящей живописи и скульптуре.

Важно проводить выставки в прославленных галереях мира. Такие выставки повышают не только статус и стоимость коллекции, но и значимость сибирских художников. Продажа некоторых работ – неоценимая помощь местным скульпторам, художникам, да и развитию самой галереи. Правда, окупаемых галерей в России не так много. Обычно они датируются из других видов бизнеса. Чего не скажешь, например, про лондонские галереи, где у некоторых владельцев есть если не персональные самолёты, то возможность нанимать индивидуальные чартеры, чтобы иногда привозить занятых нужных людей, например Даши Намдакова.

Вот уже несколько лет у нас в фирме, как я уже отмечал, галереей занимается моя жена Ольга, ранее не очень интересующаяся живописью, хотя мы и познакомились, и даже зарегистрировали брак в художественном музее. Имея инженерное и экономическое образование, она очень быстро проявила интуитивное врождённое чутьё к настоящему искусству. Если мне, чтобы определить ценность некоторых, особенно абстрактных, картин и через 15 лет подчас необходимо несколько дней кабинетного соседства с полотнами, то ей часто достаточно нескольких минут.

Поразительно, что её оценка практически всегда совпадает с мнением искусствоведов и других маститых экспертов. Приятно удивила она и неожиданно предложенным ею оригинальным планировочным решением офисных помещений, обеспечив не только окна для всех кабинетов, но и уютный круговой коридор для работников офиса, являющийся как бы продолжением галереи. Причём это было не просто абстрактное предложение, а весьма быстро выполненная на бумаге конкретная планировка, которую мы, восхищённые её творческим порывом, единодушно одобрили и воплотили.

Я не подозревал, что Ольга может так умело «говорить» на инженерном языке. Это моё третье удивление близким человеком. Много лет назад мы с первой женой Анной прилетели в Крым, и вдруг я услышал её беглый разговор на неведомом мне и, как предполагалось, ей тоже украинском языке, аналогично в детстве я вдруг услышал, как бабушка заговорила на неведомом мне бурятском языке. Но главный вклад Ольги в организацию галереи в том, что она весьма смело и обоснованно подвигла меня расторгнуть на полпути контракт со слабоватыми дизайнерами и пригласила других, несоизмеримо более профессиональных. Впоследствии их проект галереи завоевал золото в номинации «Интерьеры» на XV межрегиональном фестивале «Зодчество Восточной Сибири» с участием лучших архитекторов Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Барнаула, Красноярска, Улан-Удэ, Читы и Иркутской области, а главное, в наших сердцах.

Несмотря на то что с окончания института Ольгой минуло всего-то четыре года, кроме работы с живописью, она брала на себя и успешно справлялась с координацией всех работ по реконструкции здания, включая фасад. В перспективе всё, что связано с этим направлением деятельности, должно находиться прежде всего в её руках, включая и выставочные площади. Это должно быть отдельным предприятием. Думаю, целесообразно выделить галерею, офисы и рестораны при ней в отдельное предприятие и когда-нибудь, дай Бог, не скоро, передать Ольге не меньше 26 % акций, а остальные разделить поровну между детьми. При таком раскладе её кооперация хотя бы с одним наследником позволит воплощать в галерее полезные решения и будет гарантировать ей (галерее) долгую жизнь.

Все дети и внуки, я убеждён, не должны терять связи с искусством и музеем-галереей, любовно создаваемым мной несколько десятилетий. Галерейная деятельность должна повышать имидж нашего рода как в родном городе, так в России, а может быть, даже и за рубежом. И дай Бог, чтобы у кого-либо из продолжателей рода была, как и у Дашинимы, всего одна вершина, но зато до самых небес! «Дай им Бог выше нас взлететь!»

Два тополя

1

Возле дома два тополя зорко С детских лет следили за мной. Помню я, как весеннюю корку, Ледяную, долбил ногой. Смутно помню, как между ними Без поддержки сумел пройти, Как манили рассветы синие… Научился ходить – лети. Но, полёта боясь, наверное, Больно руку сдавил отец. Когда вырос с мечтой заветною, Потерялся смешной юнец. Я, подраненный горьким опытом, Начал детям о звёздах петь. Не пугает их небо рокотом, Дай им Бог выше нас взлететь.

Глава 3 Горе и радость от ума и «медицины»

Управленческие успехи и огромное горе

Напряжённая учёба в студенческие годы нередко оборачивается для обладателей новеньких дипломов серьёзными проблемами со здоровьем. Так, вымотавшись на длинных и марафонских дистанциях, в полуобморочном состоянии приходят к финишу спортсмены, без сил падают на истоптанный газон футболисты, теряют ориентацию в пространстве боксёры… Нечто подобное произошло и со мной.

Свободная от привычного институтского обременения голова заложила страшный вираж, убедив своего хозяина, то есть меня, что обычная, как выяснилось позже, гастритная боль – страшный симптом неизлечимой болезни. Около месяца безысходности кинули давление к 160, а сердце – к предынфарктному состоянию.

Ох, права тысячу раз церковь, когда учит, что уныние – один из тягчайших грехов!

Выйти из состояния душевного штопора помогли послеинститутские военные сборы, затем поездка на обычный в ту пору 24-дневный сезон на бурятский курорт Аршан. Попасть туда в советскую эпоху острейшего дефицита на всё, и особенно на путёвки, помогла дружба отца с аршанским главврачом.

Затем грянула новая, уже недетская любовь, а главное – начало многолетней захватывающей трудовой вахты в цехе, похожем на преисподнюю. Оглушительный грохот прессов, ослепляющие всполохи сварки и нескончаемая производственная суета не давали никакой возможности хоть на минуту сосредоточиться на пугающих ощущениях в послестрессовом организме.

В общем, масса новых впечатлений окончательно вывела меня из крайне неприятного состояния, которое, как я узнал позже, именуется очень модным ныне словом «депрессия».

Через год напряжённой работы я был назначен, несмотря на молодость, начальником этого поначалу пугающего, одного из самых крупных цехов оборонного завода. Так же как в недавнем прошлом учёба, работа на оборонном предприятии потребовала полной самоотдачи в конкретных делах. Для моей психики кипучая деятельность стала лучшим лекарством. А вскоре родился и сынишка Андрюша. Казалось, с депрессией покончено раз и навсегда.

Четыре года работы в должности начальника цеха выработали жесточайший режим. Спать я ложился в 22–00, вставал в 5-30, быстро завтракал и через весь город шёл пешком на завод с десятиминутным переездом на трамвае. Небольшим исключением по времени отбоя была только суббота.

Работал практически без выходных. Собственно, по субботам работала и большая часть моего цеха. По воскресеньям я нередко бывал на работе один. Бродил по печально опустевшим и непривычно притихшим производственным участкам, отдыхающим между сражениями за производственный план, представлял «своё войско» и производственные процессы, которые во всей ослепительной гулкости завтра обязательно оживут, бросятся в наступление и не оставят ни минуты времени на спокойный анализ многочисленных проблем. Так по выходным рождался план совершенствования структуры управления и перестановок людей в «шахматной» игре по руководству большим производственным коллективом.

С утра в понедельник секретарь разносила подчинённым написанные в воскресенье перспективные организационные задания. Но не всем они были по нраву. Вскоре прямо на совещании вспыхнул конфликт с одним из четверых заместителей, который был старше меня раза в два и помнил меня ещё студентом-практикантом, работающим вместе с ним в интереснейшем технологическом отделе «Бюро перспективных технологий». Трудолюбием, как я знал, он не отличался и там. И здесь, в присутствии человек шестидесяти мастеров, технологов, диспетчеров, отказался выполнять мои «скороспелые и необдуманные», на его взгляд, распоряжения. Пришлось, напрягая всю волю бывшего главаря мальчишеских ватаг, в резких выражениях защитить свою точку зрения, выгнать его с совещания и отстранить от работы. Все присутствующие поняли, что в цехе не желторотый практикант, а настоящий хозяин.

Не забуду, как дня через три в мой кабинет пришли директор завода и главный технолог. Последний обвинил меня в нахальном превышении полномочий. Заместитель по подготовке производства, которого я отстранил, утверждался и, соответственно, отстранялся приказом директора по согласованию с главным технологом и начальником цеха. В общем, задали мне настоящую баню. А позже… похвалили за решительность и одобрили предложенную мной новую кандидатуру на эту должность – старшего мастера, тоже молодого современного специалиста, года на три раньше меня окончившего машиностроительный факультет. На все заводские годы он к тому же стал и моим товарищем. Потом, правда, пути разошлись.

Что и говорить, напряжённое было время.

В любую погоду, даже в сорокаградусные морозы, час и пятнадцать минут быстрого похода были моим неприкосновенным временем. С тех пор надолго восемь-десять километров в день стали самой минимальной нормой.

При другой, менее напряженной работе на предприятии, совмещённой с учёбой в заочной аспирантуре, километры остались, но режим дня стал более свободный, вплоть до «совиного». Ряд лет в начале восьмидесятых три-четыре раза в неделю я, ставший уже молодым кандидатом наук, подрабатывал ночным таксистом на собственной «Волге».

Новым сильнейшим стрессом явилась в 1986 году гибель единственного в ту пору одиннадцатилетнего сына Андрюши. Душу свербило ещё и то, что невольно повинны в его гибели оказались все мы – самые близкие и любящие. Ох, не надо было мне уезжать на отдых без семьи или хотя бы без сына. В самых дружных семьях такое не практикуется. В оправдание, а оно отыщется всегда, могу успокаивать себя тем, что уехал лечить не очень здоровый с институтских времён желудок. Хотя были и другие способы лечения, например, травы. Но травами занимаются обычно жёны. Моя хоть и была фармацевтом, но обо мне не очень заботилась. Наверное, и в этом немалая доля моей вины: я день, а иногда и ночь был на заводе, да ещё защитил диссертацию.

Общая беда, угроза тюрьмы, и победы в жизни отца

Нахожу вроде бы весомое оправдание тому, что сын возвращался с дачи на электричке не со мной, а с моим отцом – крепким 64-летним в ту пору мужчиной, директором Иркутского мясокомбината. Они вышли на остановке Кая, как раз около моего родного завода радиоприёмников, но переходить сразу же не стали, как это сделал бы я сам, да и одиннадцатилетний сын, если бы добирался один. Повинуясь извечной педантичности деда, которая, к слову сказать, мне всегда претила, они пошли на обозначенный переход, как будто бы поезд может пропустить пешехода. А в это время с двух сторон уже надвигались проходящие станцию на скорости составы. Как позже со смаком пересказал мне один «добрый» замдиректора со слов очевидцев, перепуганный ребёнок слишком сильно отшатнулся головой от одного несущегося и гремящего чудовища и оказался в роковой близости к ступеньке другого. А перед этим у Андрея сработал нормальный инстинкт страха, и он дёрнулся пробежать перед поездом, явно успевая, но…

Эта вроде бы фатальная случайность обнажила и ещё один полюс наших очень непростых, основанных на противоборстве отношений со всё равно, в общем-то, любимым, любящим и очень заботливым и беспокойным отцом. При моём отсутствии в городе он из здравого смысла и мужской товарищеской солидарности не должен был забирать на майские праздники ребёнка у молодой матери, моей жены, оставшейся невольно одной, чтобы в результате весело и беззаботно проводить свободные дни.

Все эти мысли не давали покоя, но я никогда не высказывал их отцу. Его причастность к гибели внука – и без того жуткое наказание, сразу бросившее его на девять дней в нервную клинику. Думаю, и без меня ему тошно вспоминать эту ужасную трагедию.

…Отношения отца со мной, да и со старшей сестрой были выстроены с налётом холодноватой строгости, без дружеских откровений, как бы по-директорски.

Очень жаль, что никогда в детстве не съездили на его родину, в село Баргузин, или в Улан-Удэ, на могилы дорогих ему бабушки и дедушки, у которых он провёл большую часть трудного детства 20-х годов.

Но зато, к моему огромному удивлению, на работе к нему – директору с огромным стажем – относились как к родному отцу. В этом я не раз убеждался, наблюдая за его общением с подчинёнными, большинство из которых составляли женщины. Вот такой жизненный парадокс!

Особенно ярко обожание директора выплеснулось на его шестидесятилетнем юбилее. Правда, празднование проходило через год после даты, так как накануне юбилея он слёг в больницу с острым предынфарктным состоянием.

Ему потребовалось длительное лечение, недели три в больнице, а затем ещё два месяца реабилитации в иркутском санатории «Ангара» и на Кавказских Минеральных Водах, кажется, в Кисловодске. И только спустя добрый десяток лет на более современном оборудовании установили, что он перенёс в ту пору обширный инфаркт. Так что длительное лечение почти по «директорскому блату» было, как оказалось, крайне уместно.

Через год коллектив настоял, чтобы он не зажимал празднование юбилея, и пришлось сдаться на милость поздравителей. Благо здоровье его полностью восстановилось, да и ценные подарки – золотые часы и импортный телевизор – отлежались год в сейфе у парторга. Кляуз в райком партии не поступило, значит, можно было и принять подарки. Таких искренне-тёплых, душевных поздравлений со стихами и песнями, написанными и исполняемыми с огромной любовью его производственными чадами, ни до, ни после его запоздалого юбилея я не встречал. Подумалось, что всю свою душу и время он отдавал делу и коллективу, как учила партия, а домой приносил усталость от напряжённого общения, а нередко и раздражение.

Любили его не только за теплоту и внимание, но и за конкретную заботу. Все кадровые работники – от дирекции до рабочих – были обеспечены бесплатными квартирами, построенными благодаря неуёмной энергии директора. Кроме того, в полуголодное талонно-социалистическое время дважды в месяц все работники независимо от стажа получали колбасно-мясные пайки – предмет зависти всех соседних предприятий – с оригинально налаженного директором «подсобного хозяйства».

Мясо для производства в ту пору использовалось не блочное, как сегодня, а живое. На комбинат из Монголии надвигались своим ходом и на спецмашинах, принося с собой круглосуточные заботы с четырёхсменным рабочим графиком, огромные стада. Тысячи и тысячи голов скота получали они и из колхозов и совхозов области. Какую-то часть из этой массы до убоя успевали слегка откармливать и получать не учтённые государством привесы. Но главный «привес» получался за счёт существенного уменьшения воровства, которое негласно было включено в плановые нормы издержек производства колбас, сосисок, напрочь исчезнувших сегодня мясных балыков и другой продукции. На базе комбината не раз проводили всероссийские совещания по обмену опытом в сфере охраны социалистической собственности. Подход в этом деле был комплексный. Но одним из главных рычагов являлась премия за социалистическое соревнование, которую ежемесячно получал коллектив каждого цеха при условии отсутствия хищений. Провинившийся в этом плане не знал куда деться от праведного коллективного гнева, увы, небескорыстного.

Существенный фонд премирования, как и фонды на строительство жилья, был образован благодаря экономической хитрости главного бухгалтера и рискованной смелости директора. В частности, всё производственное строительство шло не за счёт централизованных в ту пору фондов капитальных вложений министерства, а за счёт используемого совершенно не по назначению собственного фонда капитального ремонта. За эту самодеятельность в уголовном кодексе была предусмотрена статья с совершенно реальным сроком заключения. Но без этой «самодеятельности» стареющий мясокомбинат вряд ли бы смог встать на ноги и справляться с тяжелейшим государственным планом.

Когда через несколько лет работы местные финансовые инспекторы выявили это страшное «преступление», то информация мигом дошла до милицейских органов и до областного «царя» – обладающего на вверенной территории буквально монархической властью первого секретаря всесильного обкома коммунистической партии Н. В. Банникова. Судьба отца висела буквально на волоске, но секретарь, обладающий не в пример многим сегодняшним начальникам поистине государственным мышлением, потребовал, чтобы ему предоставили динамику показателей комбината за несколько лет директорства В. Я. Бронштейна. Она была впечатляющей и при этом сочеталась с личной скромностью. На работе он ездил на служебном «Москвиче», личной машины не было, дача скромная, то есть работал он явно не на себя, а на коллектив и родное государство. Милиции, чувствовавшей громкое дело, был дан категорический отбой, а отца представили к ордену «Знак Почёта». Угроза тюрьмы была побеждена высокой правительственной наградой.

Забота о коллективе выражалась не только в огромном строительстве жилья и в пайках, но и в построенных отцом прекрасных бытовых помещениях, в новом инженерном корпусе и в фантастически хорошем для той поры питании коллектива в их столовой, причём по совершенно льготным ценам. Работник платил всего процентов двадцать от обычной стоимости, остальное компенсировалось из фонда социального развития предприятия.

Если во всех прочих столовых и даже ресторанах с 1976 года был введён обязательный рыбный день (позже его практиковали и два раза в неделю), нередко с некачественной, привезённой из дальних далей и плохо приготовленной рыбой, то на комбинате таких дней не было вовсе. О местной байкальской рыбе – омуле, хариусе, сиге, осетре – иркутянам приходилось только мечтать, вся она шла на экспорт или по спецраспределению неизвестно куда, только не на стол к «простонародью».

Продовольственную ситуацию той поры запечатлел в своём стихотворении «Иркутский базар» один из сильнейших поэтов второй половины XX века Николай Тряпкин:

…За прилавками – тюрки, челдоны, Зульхи и Катруси, Всевозможная пестрядь халатов, и чуек, и слов. А на грузных прилавках – олени, медведи и гуси. Тут и сёмга и омуль. И жирный дымящийся плов. Впрочем, всё это – ложь. Ремесло стихоплётной артели. И свежёванный лось. И помпезный сибирский кабан. На иркутском базаре давно уж всё проще на деле: Ни гусей-медведей, ни весёлых приезжих цыган. Никаких омулей – и ни бочек тебе омулёвых! Это всё – лишь эмблемы да песен старинных тавро. Рядовая свекла. Да ряды из орехов кедровых. Да говяжьи остатки – по восемь рублей за ребро.

Занятость отца на предприятии в те, ставшие уже историей, годы была огромной, плюс сложности в личной жизни, так что часто было и не до нас с сестрой.

Душевная встреча с ним, не как с контролёром учёбы и жизни, а как с хорошим человеком, состоялась, когда отсчёт лет пошёл у него ближе к финишной прямой. Естественно, в тот период он уже давно попрощался с директорством. Может быть, отец невольно приберегал этот подарок напоследок, когда неожиданное тепло друзей и родителей становится всё реже, а потому желанней, радостней и дороже. Так хорошие полководцы бросают сбережённый резерв в самом конце битвы, когда он особенно необходим.

Словно время, несутся птицы, Издавая тревожный крик. Лишь в уюте ветвей мастерицы Славят солнечной жизни миг! Птицу в дом не мани, ругайся, Я, как школьник, готов терпеть. Только времени не сдавайся — На живом древе сладко петь.

Но в тот далёкий год гибели сына отцовские ветви, которые не уберегли Андрюшу, ассоциировались у меня не с уютом, а с физическим и духовным бессилием.

Почти бегом от аритмии

Не обошлось без успокоительных и каких-то ещё таблеток, и как следствие – лишний вес, почти 15 кг, и резкое ухудшение самочувствия, вплоть до головокружений, связанных с очень малой разницей верхнего и нижнего давления (110 на 90) при брадикардии, или спортивном пульсе менее 50 ударов в минуту. После некоторого времени растерянности я бросил напрасные пилюли.

В «Чёрном монахе» доктор Чехов Иной рецепт пересказал: В глушь деревенскую приехав, Талант в леченьях отпылал. Что врач о Божьих душах знал? Он прописал жить без волнений, И, веря в химию одну, Без грёз и пылких вдохновений Больной, увы, пошёл ко дну… Бросайте в шторм свою ладью!

Вместо приёма обязательных, по мнению врачей, таблеток я увеличил утренние походы, когда была возможность, до двух – двух с половиной часов, а в воскресенье до четырёх-пяти часов, причём на голодный желудок.

Непременным условием походов была природа. Отыскивалась она даже и… в центре Москвы, где проводил немалое время в командировках, останавливаясь в гостинице Академии наук, недалеко от парка Горького. Правда, попасть в гостиницу в те доперестроечные годы было настоящее искусство. Без хитрости не обойтись. Я всё же был аспирантом академического института, да ещё и вкалывал на предприятии. Несправедливо, что гостиница «Академическая» была не для меня. Аспирантов в любой должности, даже заместителей директора, не селили. Только работников Академии.

Для восстановления справедливости я пошёл на небольшой подлог. В аспирантском удостоверении легко переделал слово «аспирант» в «зав. аспирантурой», а чистые командировочные удостоверения с печатью попросил по дружбе в Восточно-Сибирском филиале Академии наук в Иркутске. Лет десять, благодаря этой небольшой хитрости, я был постоянным клиентом гостиницы. Огромным её плюсом была расположенная рядом настоящая лесопарковая зона. Парк им. Горького переходил в Нескучный сад, а если идти дальше по прекрасной роще вдоль Москвы-реки, то попадаешь в самое красивое место столицы – на Воробьёвы горы, к величественному зданию МГУ им. Ломоносова. Прекрасней маршрута, особенно осенью, когда листья дубов и клёнов повторяют все цвета зорь и полуденного раскалённого солнца и ярко горят кисти рябины, невозможно придумать. К тем прогулкам возвращает мою память и прекрасное стихотворение Николая Зиновьева:

Парк. Осень. Клёны. Желтизна. И дно фонтана в паутине. И облака, как на картине, Стоят недвижимо. И сине С небес нисходит тишина. Охапку листьев соберу, Склоняясь в поясных поклонах Неутомимому Тому, Кто вновь их вырежет на клёнах.

Два с половиной часа уходило на то, чтобы пройти в оба конца. Пролетали они, как мгновение душевного и физического наслаждения. Походы притупляли боль утраты, не так остро уже воспринимались крутящиеся в голове строчки Василия Жуковского:

Всех в жизни радостей лишённый, С моей тоской Я побежал, как осуждённый, На край земной: Но ах! от сердца то, что мило, Кто оторвёт? Что раз оно здесь полюбило, С тем и умрёт…

Немалым подарком к каждому походу был небольшой, но очень душевный старинный храм в честь Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах в пятистах метрах от МГУ. Почти каждый день я ставил там свечечку за упокой Андрюшиной души, а после опять более часа в спортивном темпе шёл назад по умытой самой природой рассветной свежести.

В Иркутске в ту пору также жил я в центре города и гулял вдоль Ангары и по двум островам, причём один из островов был совершенно безлюден.

Боль утраты заглушалась, конечно же, и работой. Спокойную, почти научную лабораторию радиозавода с неспешным написанием книг и диссертаций, с десятками дипломниц-социологов поменял я на свирский завод «Востсибэлемент», где, пройдя утверждение в Черемховском горкоме партии, был назначен на номенклатурную должность замдиректора по экономике. Суета с непонятным утверждением компенсировалась некоторыми номенклатурными благами. Например, через год я легко получил льготную путёвку в прекрасный санаторий Чехии в Карловых Варах, но главное лечение было опять в захлёстывающей с головой работе – с новым коллективом и частыми поездками в сытую, свободную от талонно-продуктового унижения, дышащую стариной, счастливую, как тогда казалось, Москву.

В отраслевом главке и в министерстве я бесконечно согласовывал нормативы заработной платы, прибыли и отчисления во всевозможные фонды. От моей изворотливости зависела жизнь всего пятитысячного коллектива предприятия. Это тормозило депрессию лучше любых таблеток. В ту пору брак наш с Анной – мамой Андрюши – не выдержал испытания горем, и мы сравнительно легко развелись.

Обоим нам было ближе к 35 годам, и казалось, что многое ещё впереди, в том числе и рождение детей. Так и получилось. Почти одновременно у нас родились очень желанные сыновья, но семьи в ту пору не получилось ни у неё, ни у меня.

Работая в деревнеподобном городке Свирске, проживал я все два года в так называемом люксе гостиницы – с общими удобствами в конце коридора. Но зато каждую пятницу с большим наслаждением вырывался в родной Иркутск. Машины в ту пору не было. «Волгу» мы продали с женой ещё до развода, и деньги как-то незаметно частью истратились, частью перешли, видимо, к ней. Ночная работа на «Волге» по отдаче долгов хоть и была окрашена немалыми приключениями, но года за три основательно опостылела, и я даже наслаждался своей «безлошадностью» и пятичасовыми переездами в бездумном покое удобного автобуса, а иногда и электрички.

Впервые за послешкольные годы написалось стихотворение «Под взглядом вечности», посвящённое, конечно же, Андрюше:

Главные партии – сыграны, Все открытия – позади, И холод вселенской вечности Не раз подступал к груди. Он дышит со звёзд неведомых, Из глубины морской И манит свидания таинством С ушедшей душой родной. Под грозным взглядом вечности, Как под куполом циркачи, Мы в отчаянии себя заверчиваем, Игр земных трюкачи.

Особенно здорово было возвращаться поздно зимой по морозу, выходить в стужу и сумерки и километров пятнадцать идти пешком напрямик через окрестные деревни к своему гостиничному – светлому и тёплому – гнёздышку, где, я знал, ждёт меня с морозца горячая картошка с солёной рыбкой и дежурные 50 граммов водки, заботливо приготовленные дежурной высокому постояльцу. Здесь мой статус заместителя директора был несоизмеримо выше, чем в московской гостинице.

Всё звёздное мироздание через звенящий морозцем воздух было как на ладони. И невольно вспоминались полные вселенского смысла стихи Афанасия Фета «Угасшим звёздам»:

Долго ль впивать мне мерцание ваше, Синего неба пытливые очи? Долго ли чуять, что выше и краше Вас ничего нет во храмине ночи? Может быть, нет вас под теми огнями: Давняя вас погасила эпоха, — Так и по смерти лететь к вам стихами, К призракам звёзд, буду призраком вздоха!

Или такое, тоже Фета:

Не тем, Господь, могуч, непостижим Ты пред моим мятущимся сознаньем, Что в звёздный день Твой светлый серафим Громадный шар зажёг над мирозданьем… Нет, Ты могуч и мне непостижим Тем, что я сам, бессильный и мгновенный, Ношу в груди, как оный серафим, Огонь сильней и ярче всей вселенной. Меж тем как я – добыча суеты, Игралище её непостоянства, — Во мне он вечен, вездесущ, как Ты, Ни времени не знает, ни пространства.

Хорошую по тем временам трёхкомнатную квартиру в Иркутске, полученную мной на заводе, мы с женой разменяли, причём у меня осталась небольшая однокомнатная, практически без мебели, без ремонта и лишь заваленная любимыми толстыми литературными журналами, которые было жалко выкинуть.

От получения квартиры в Свирске я, к полному недоумению заводчан, наотрез отказался, зная, что, скорей всего, ненадолго задержусь в этом загаженном городке без цветов и птиц, хотя и с хорошими открытыми людьми. Многие из них, правда, страдали от извечного российского недуга. Но не выпивать в их жуткой экологии было нельзя. Ходила там даже поговорка: «Кто не пьёт – не живёт». Я наглядно убедился в истине, свидетельствующей об очищающем действии алкоголя в экстремальных условиях.

Через два года я вновь возвратился в Иркутск. Не забуду разговор той поры с одним старшим товарищем о жизни, о новой семье, его дружеский допрос с целью оценки моих шансов на приличную невесту из его еврейско-интеллектуального круга. Занятно, что моя высокая самооценка при беспристрастном взгляде со стороны не подтвердилась.

Из всех возможных богатств, привлекательных для приличного общества, как оказалось, у меня не было ровным счётом ничего, включая и сбережения. Только однокомнатная запущенная квартира в отдалённом районе, очаровывающем меня лишь близостью леса, залива и пением птиц. Ни автомобиля, ни дачи, ни мебели, ни хорошего телевизора или видеомагнитофона – в общем, ничего. Да ещё и набранный лишний вес, грань депрессии и неважное самочувствие.

Интересно, что в эту же пору непрошеный взгляд со стороны высказал и замдиректора по кадрам недавно ещё родного радиозавода. Остановив меня буквально на улице и спросив для приличия, как дела, он на одном дыхании вдруг огорошил тем, что ещё недавно, оказывается, завидовал и тому, что у меня красивая жена и замечательный сынишка, и что я – самый успешный начальник цеха, а потом и кандидат наук, и что у меня – быстро полученная на заводе большая трёхкомнатная квартира, да в придачу и абсолютная редкость для того времени, почти правительственная машина «Волга» ГАЗ-24. «А теперь, – с чувством удовлетворения отметил он, – завидовать нечему, всё как-то разом испарилось, и даже внешне ты теперь неспортивен».

Подумалось: «Хорошо, что он ещё не знает, что я, переехав в Иркутск из Свирска, не связываюсь с ремонтом своей одинокой и нелюбимой берлоги, а живу в основном у мамы, тоже в однокомнатной небольшой квартирке, и сплю, вот уже более полугода, на раскладном кресле».

Ох, как подходит к описанию моего душевного состояния поэтичный заголовок замечательной книги бывшего заключённого, а позже легендарного золотодобытчика Вадима Туманова: «Всё потерять и вновь начать с мечты».

Но, к счастью, недоброжелательные эти разговоры не сильно влияли на настроение. Во-первых, потому что я был совершенно равнодушен ко всем материальным благам. Как писал Владимир Маяковский: «…и кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо».

Правда, кроме сорочки нуждался я в удобных кроссовках для походов по лесам и рекам. Хотя душе для полёта не надо и этого. А душа и тогда была в полёте. Я только что закончил вторую книгу – о коллективном подряде, уже по заказу всесоюзного издательства «Экономика» в Москве, с солидным тира жом и немалым гонораром. Быстро продвигалась и докторская диссертация.

Самочувствие, действительно, неважное, но не в той степени, чтобы заметно страдала работа. Не был я уже давно прикован к цеху с его сверхпринудительным ритмом, а любая другая работа на его фоне казалась почти отдыхом.

Тем не менее к моменту создания собственной фирмы я находился, даже по социалистическим меркам, ближе ко дну материального благополучия, чем к середине. Но тогда израненная утратой душа, с постоянными пьянящими полётами во сне, должно быть, чувствовала будущие успехи. Я совершенно не задумывался о материальной стороне жизни. И в этом, по– видимому, также есть своя поэзия.

В работе и в походах я видел спасение от всех бед. Есть взгляд, что в голодном организме здоровые клетки пожирают больные и идёт мощное очищение, особенно при нагрузке и активнее всего в морозные дни. Несколько зимних походов в ту пору было даже и по семь-восемь часов, то есть километров до сорока в день. Причём уходил я настолько далеко от города, что назад возвращался затемно на электричке.

В результате без всякой диеты через полгода вес полностью нормализовался, а позже килограмма три-четыре я сбросил и от своего обычного веса. Джинсы, которые отец подарил в институте, вновь стали впору. Благо в районе 38–40 лет не думаешь ещё ни про колени, ни про другие суставы и ходишь сколько влезет, только не ленись. По-моему, старость настаёт не тогда, когда все девушки кажутся красивыми, и не тогда, когда докторша говорит не «разденьтесь», а только «покажите язык», а тогда, когда трудно много ходить. Хорошо хоть отец столкнулся с этой проблемой ближе к девяноста годам. Главное изнеможение, как метко заметил Фёдор Тютчев, – «изнеможение кости».

В результате я вновь «выходил» себя, исчезли и боли в сердце, а с ними подозрение на предынфарктное состояние, сосуды, по-видимому, очистились ходьбой и морозом. Во всяком случае, нормализовалось давление, став 110 на 70.

Но ближе к пятидесяти годам, может быть, после энцефалитной прививки, а скорей всего, из-за стрессов в семейной жизни, стали появляться лёгкие приступы аритмии. Снимал я их излюбленным и пока ещё единственным лекарством – быстрой ходьбой. Причём для снятия хватало обычно минут двадцати. Дальнейший поход просто успокаивал нервы.

Про лекарства от новой напасти я, к счастью, не знал. Потом эта неприятность почти прошла, а если и возникала, то крайне редко. При этом даже в алкоголе я себе не отказывал, хотя после сорокалетнего юбилея уже не перебарщивал, не напивался, как водится на Руси, «вусмерть».

Первый сильный срыв пульса произошёл, когда смешал в один вечер и водку, и коньяк. Оказалось-то – питьё уже не для меня, но более продолжительным ночным походом снял и этот приступ.

Второй неприятный эпизод произошёл года через два за границей – после того, как поужинали мясной пиццей с пивом. Пришлось ходить и ходить аж всю ночь до самого утра, но впервые не помогло. Когда же я, отчаявшись, пришёл на завтрак и выпил простокваши, то аритмия мгновенно прекратилась. Связь аритмии с желудком в моём случае явно прослеживается. Но и желудок – это тоже нервы. Спустя лет пять доктор нетрадиционной медицины в Китае однозначно сказала, что у моей аритмии корни в желудке. Но главное лекарство от язвенной болезни «Омез» и само может провоцировать аритмию. Правда, и на курорте, где лечился только водой, и в Китае – их снадобьями, аритмия не проходила.

В общем, первых лет десять нечастые и не очень сильные, как позже выяснилось, приступы аритмии я снимал только быстрой ходьбой от двадцати минут до целой ночи.

Не писал бы об этом так подробно, если б не парадокс медицинского подхода к данной проблеме (как, впрочем, и ко всему): при первичной аритмии – постель, а то и скорая помощь и нередко реанимация; при вторичной – постель и таблетки, а если не помогают, то стационар и системы.

Рекомендаций снимать аритмию повышенной нагрузкой – нет. Зато есть широчайший арсенал антидепрессантов и сердечной химии. Правда, их, судя по аннотации, лучше было бы назвать бессердечными. Мой девиз долгие годы: острей проблема – длинней поход.

Вынесенную из детства и юности непрочность здоровья до сих пор удавалось компенсировать только одним лекарством – здоровым образом жизни, дающим хорошее самочувствие, в то время как те, кому изначально повезло больше, сидят у «ящика», в застольях или лежат по диванам.

Зато параметры мои в 64 года по весу, росту, мышечной массе близки к институтским. В то же время многие мои сверстники, которым хорошее самочувствие давалось даром, без спортивных, системных усилий, обзавелись к шестидесяти годам весьма серьёзными проблемами, да и выглядят много старше. Может, у них обострено чувство «справедливости», болезненно свойственное русской душе, – пей, кури, трать бесценный дар и становись как все или даже первым по нездоровью.

Для бедных и больных, по-видимому, только одно успокоение, которое также подметил поэт самого острого ума Николай Зиновьев:

Когда Господь сойдёт с небес, Он всех низвергнет в ад, карая. И только очередь в собес Переведёт к воротам рая.

Нет худа без добра. Первым моим системным лекарством, когда коэффициент полезного действия ходьбы почему-то снизился, стали пиявки. В их эффективности я убедился, когда у меня месяцами побаливало колено и никакие мази не помогали. По какому наитию, не помню, зашёл я к гирудотерапевту. И, о чудо, через сорок минут вышел без намёка на надоевшую боль. С тех пор пользуюсь довольно систематически ими от всего, особенно при любой суставной боли.

Один раз обратился к урологу с воспалением простаты. Он ахнул, сделав УЗИ, отёчность была огромная. Но ещё больше он удивился через день, когда отёчность бесследно исчезла. Накануне поставили пиявки на соответствующие точки.

Вскоре я перешёл в основном на самолечение ими. Собственно, для поколения наших родителей и бабушек это не большое диво. Когда-то пиявки свободно продавались в большинстве аптек. Считается, что они не могут навредить. Но и это не совсем так.

Однажды, при дискомфорте в груди, я поставил аж восемь пиявок в область сердца, думал, разжижу кровь, говорят, очень полезно, но вызвал страшную аритмию. Пульс был далеко за сотню. Аккуратно, не наклоняясь, я всё-таки собрался на улицу, была ночь. И за час похода, вначале не быстрого, а потом всё быстрей, пульс всё же восстановил.

Но что-то основательно нарушилось, и аритмии начали мучить через день и каждый день, причём снимать их становилось всё труднее.

Обращаться к врачам – это систематические таблетки или абляция. Причём последнее – это хоть и эндоскопическая, но всё же операция. И, как каждая операция, очень хлопотная и небезопасная.

Спровоцировал я аритмию нетрадиционным лечением – пиявками, нетрадиционным способом решил и вылечиться. Нашёл известных в городе иглотерапевтов во втором поколении, восточных кровей. Попробовал, и… стало явно хуже. Поэкспериментировал! Не пора ли сдаваться кардиологам?

Но, видя тщетность иглотерапии, врач добавила обкалывание одной или двумя ампулами препарата совершенно загадочной для меня в ту пору гомеопатии по акупунктурным точкам. И приступ аритмии как рукой сняло, причём опять с началом приёма пищи. Поездил я ещё к врачу пару недель для закрепления эффекта, и всё вернулось к первоначально стабильному состоянию, с очень редкими и лёгкими приступами, снова снимаемыми ходьбой. Ура! Опять пронесло без подсадки на химию и тем более операции.

В таком режиме пролетело ещё лет пять. Изредка я заезжал поставить неболезненные подкожные уколы по точкам, а иногда рассасывал гомеопатические гранулки. Чудом гомеопатии оказались коэнзим, убихинон и курарник.

Но как-то раз, изрядно измотав нервы разводом, всю тяжесть коего жена вылила на десятилетнюю дочь, в самолёте выпил я для успокоения сто граммов водки и почувствовал сбой. Тогда и решил впервые попробовать химию. Попробовал – помогло!

Но! Гомеопатия после этой поездки как будто обиделась на измену и помогать стала намного хуже, да и удар по нервам был нешуточный: дети – после горя с Андреем – самое больное место. Этим и воспользовалась жена при разделе имущества. После развода не раз приходилось снимать аритмию таблетками, но, к счастью, не чаще чем раз в две – четыре недели. Следующий виток этой неприятности пришёлся на момент, когда улеглась юбилейная суета с яркой и запоминающейся поездкой по святым местам, растаяли, как туман, праздничные лица и святые лики. В душу закралась депрессивная смута, сродни послеинститутской.

Бизнес идёт ровно. Средств уже давным-давно хватит на все мои затеи и потребности, останется и жене, и детям, и внукам, но при одном условии: если смогут пусть даже не наращивать, но хотя бы сберегать созданное мной, что само по себе тоже непросто, особенно в российской непредсказуемости, граничащей со смутой.

Дочь учится в Англии, старший сын самостоятельный – в Москве, младший уже в общем-то тоже переходит из подросткового в юношеский возраст, и жизнь у него всё больше отчуждается от меня, приобретая собственные контуры. Со второй женой – матерью двоих уже подросших детей в разводе, близкая приятельница в ту послеюбилейную пору, увы, и сама, как выяснилось, склонна к депрессии и сколько-то лет назад буквально переболела ею, доведя себя до опасной черты. Может быть, депрессия, при близком общении, заразная болезнь? Кто знает… А главное – это то, что не было в тот момент ни мечты, ни маленьких, постоянно нуждающихся во мне детей или внуков, да и по-настоящему любимой – тоже. Те чувства выплеснулись стихотворением «Мечта о мечте»:

Давно ль желанья и мечты Шептал я ёлочке, волнуясь, В них было чудо простоты — Велосипед, игру, часы Нёс Дед Мороз мне, повинуясь. Как страшно оказаться вдруг Без грёз привычных новогодних. В тумане скрылся лучший друг, С любимой разомкнулся круг… Зажгись, мечта, в ветвях холодных!

У Лермонтова это состояние выражено в стихотворении «Дума» двумя замечательными строчками: «И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, как пир на празднике чужом…»

Страшно обгонять по возрасту старшего

…Чувствовалась какая-то важная черта, за которую переступить не так просто. И здесь я понял, что приближалась, вдруг приобретшая мистическую окраску, дата, когда мы должны были сравняться день в день, минута в минуту по возрасту с моим многолетним другом и родственником Геннадием Гайдой, ушедшим из жизни около трёх лет назад, немного не дотянув до шестидесяти одного года.

Я помимо воли высчитал даже календарный день, когда мне, как и ему, если, дай Бог, всё нормально, будет также шестьдесят лет, восемь месяцев, двадцать четыре дня. С возрастающей тревогой ждал я приближения этой минуты. Было как-то до ужаса странно, что я должен вдруг стать старше него. Ведь такого в нашей с ним жизни почти за пятьдесят семь лет, которые мы одновременно гостили на планете Земля, никогда не было и, казалось, быть не могло.

Не раз на моих юбилеях и днях рождениях «старшой» вспоминал запечатленную им в четыре года картину. Его отец – водитель самого великолепного после войны автомобиля марки ЗИМ – привёз пищащий свёрток, то есть меня, из родильного дома. За эти годы я привык к тому, что Генино надёжное плечо было рядом, и всегда он шёл на три шага впереди меня: и с девушками, и с армией, и с женитьбой, и с поэзией, и с литературоведением. И это несмотря на то, что он, как говорится, университетов не оканчивал, а в них преподавал. И действительно, если он, не имея высшего образования, выступал перед студентами или преподавателями, то его часовое выступление иногда продолжалось часа 2–3 и, что уж вовсе удивительно, с него не сбегали даже непоседливые студенты.

Единственное – в бизнесе он безусловно признавал мой производственный опыт и купеческие гены предков по далёкой от него еврейской линии.

Но во всей фирме отчитать меня по-свойски мог только он, чем и пользовался изрядно, иногда перебарщивая. Кто-то даже зло пошутил, что шестёрка туза берёт, как в одной из карточных игр. Не мог он просить только что-нибудь для себя. И великая скромность, и гордость были присущи ему как истинному аристократу.

Здоровье у него всегда было отменное. Он единственный из огромного круга приятелей юности прошёл медкомиссию в подводный флот на атомную лодку и отслужил за это добавочно «премиальный» год. Только Гену я мог представить рядом в самые ненастные дни. Например, в дни тяжёлой болезни или даже ухода из жизни.

Такие нерадостные, но, в общем-то, житейские мысли возникли, увы, не на пустом месте. Лет за десять до Гениных последних дней пришлось мне сдать на гистологию ткань с неожиданно заболевшей голосовой связки. После чего потянулись двадцать бесконечно долгих дней ожидания анализов то ли с приговором, то ли с помилованием. При моей мнительности и врождённом, правда, хорошо скрываемом от окружающих пессимизме надежд на благоприятный исход оставлял я не очень много. От мрачных мыслей не спасали ни травяные успокоительные снадобья, ни выпивка. Существенно притупляли душевную боль только физические нагрузки, причём, чем экстремальней они были, тем лучше. Благо тянулась суровая, но солнечная зима с изрядным морозцем и с дальними 3—4-часовыми спасительными походами на лыжах по дремучему, ещё по-варварски не вырубаемому, как сегодня, пригородному лесу. Всегда один, я с огромным удовольствием, но, правда, и с лёгким страхом медведей и травм, мчался по едва накатанной лыжне между Байкальским и Голоустненским трактами. В будничные дни, как правило, за всё время прогулки не встречал я ни одного лыжника. Так что времени побыть наедине со своими мыслями было немало. Именно на этой лыжне я и обдумывал, в ком можно найти опору, если дела пойдут по неблагоприятному сценарию. Кого бы я хотел видеть рядом в трудные дни лечения, а то и в последние дни? И не находил никого, кроме жизнестойкого и надёжного в любых трудностях Геннадия. В ту пору, кроме таланта умного собеседника и человека широкой души, он к тому же имел и достаточно прочную веру, и, что особенно важно, умел укрепить её в нас, кто был младше и слабее в своих убеждениях. Метания многих из нас выражает стихотворение Николая Зиновьева:

«Может, радость моя неуместна…»

Может, радость моя неуместна Средь насилья, разврата и лжи, Но поверил я в то, что известно Всему свету, – в бессмертье души. Но, увы, коротка моя радость. Снова веру сомненья сомнут, Но надолго запомню я сладость Этих нескольких в Жизни минут.

В эти печально памятные дни, с надеждой хоть на какое-то отвлечение от нависшей беды, старательно скрываемой ото всех, кроме Геннадия, полетели мы с женой в Новосибирск на широко празднуемое 40-летие мужа её сестры Олега, весьма красивого и самого элегантного из всего круга знакомых, к тому же успешного бизнесмена. Он решил пренебречь поверьем, что эта дата мужчинами не должна праздноваться широко, а то следующие юбилеи могут не состояться. Как всегда, Олег поступил по своему усмотрению. Дальнейшая жизнь показала, что зря. К сожалению, и я праздновал в ресторане свои сорок лет. Но, конечно, не так широко, да и Господь, по-видимому, помог мне. С середины юбилея, съев что-то неподходящее, а может быть, выпив слишком подходяще, я уехал, как говорится, на английский манер, не прощаясь, так что догуливали уже без меня. Через два года в опасном состоянии я попал в реанимацию, но пронесло. Трагедия же произошла в ту памятную ночь на соседней кровати. Как знать, может быть, пронесло как раз потому, что юбилей отгулял наполовину? Жизнь не раз убеждала меня, что с преданиями лучше считаться.

Олег, будучи хозяином крупнейшей в Новосибирске рекламной фирмы со звучным названием «Афина Паллада», справедливо полагал, что его главный капитал – это известность. Вот и закатил он шикарный юбилей, о котором говорил если не весь город, то всё бизнес-сообщество. Необычным, запоминающимся шоу была демонстрация полуобнажёнными девицами его обширной и «прикольной» коллекции… галстуков, которые он никогда не выбрасывал, а копил, покупая всё новые и новые. Возглавлял коллекцию красный, когда-то очень дорогой для нас, галстук родом из пионерских лет. Меня до глубины души растрогало проникновенное выступление явно горячо любящей юбиляра дочери, в ту пору студентки. Особенно задушевно прозвучали её заключительные слова: «Ещё много-много лет я буду оставаться взрослой дочерью самого обаятельного молодого человека». Никто тогда и не мог представить, что не так много лет осталось идиллии взрослой дочери и отца.

В тот достопамятный день профессионально подготовленный сценарий празднования был настолько захватывающим, что я действительно отвлёкся от мрачных мыслей и почти не вспоминал о своих бедах. Весьма запоминающимся стал также и поздний завтрак наутро в загородном, по-социалистически уютном деревянном ресторанчике с торжественными дорожками, коврами и с неубранными ещё портретами прежних вождей ностальгической эпохи нашей беззаботной юности. Собственно, таким уютным и трогательно несовременным был не только ресторан, но и вся загородная резиденция недавно свергнутых «бедными» демократами коммунистических начальников. Олег уже второй год арендовал там очень милый деревянный коттедж, окружённый могучими, как свершения минувших пятилеток, заснеженными кедрами и голубыми елями. Хоть в этом кто-то выиграл от варварской перестройки, раскулачившей партийных бонз!..

Но не только и не столько уютным ретро-ресторанчиком запомнился мне послепраздничный завтрак, плавно перешедший в обед. В память буквально врезалась тёплая беседа под грибки и солёные огурчики, которые в то позднее и затянувшееся утро имели звание не какой-то там рядовой еды, а доброй и душевной, как и сама беседа, закуски. А познакомился и разговорился я в новосибирском леске с весьма интересным и, как выяснилось, широко известным иркутянином – директором Театра народной драмы Михаилом Корневым. Он был однокурсником юбиляра и его жены по факультету журналистики. После третьей-четвёртой рюмочки нашей культурологической воскресной беседы я вдруг вспомнил, что, кажется, знакомился с ним лет двадцать тому назад. В далёкую заводскую пору, когда я был начальником цеха, но не был ни театралом, ни коллекционером, ни поэтом, Геннадию удалось затащить меня в педагогический институт на студенческую самодеятельную постановку «Утиной охоты» Вампилова. Хорошо запомнившуюся мне главную роль – Зилова – ярко и убедительно играл, кажется, не кто иной, как мой «новый» знакомый. Выяснилось, что промытая вчерашним юбилеем и утренней беседой память действительно не подвела. В единственном сыгранном спектакле уже тогда царил на сцене будущий заслуженный артист России и директор театра, а в ту пору просто бойкий и явно талантливый студент-журналист Миша Корнев. И спустя сорок лет я вижу тот яркий образ закрученного водоворотом суетной жизни одинокого вампиловского героя и даже вспоминаю короткую беседу Михаила с Геннадием, за версту чуявшим талантливых людей. Тогда-то Гена и представил меня будущему маэстро. Но и юбилей, и утренний «чай», увы, как и давнее знакомство, быстро и безвозвратно отлетели в туманную даль, занавес праздника опустился, и вновь наплыла тоска, связанная с ожиданием даже звучащего зловеще и не по-русски гистологического анализа.

Всё когда-нибудь кончается, как говорил мудрец. Двадцать томительных дней ожидания кое-как проползли, и мы вдвоём с Геннадием поехали в больницу за приговором.

Мне повезло, но кажется, только в том, что не нужно было стоять в очередях или бегать по больнице с оформлением бесчисленных документов. В лор-отделении уже много лет работала стоматологом и хирургом когда-то девочка из параллельного класса, теперь очень чуткий и отзывчивый доктор Наталья. Называю её без отчества, поскольку друг для друга мы всегда одинаково молоды. Не хочу называть и больницу, так как с той поры пролетело немало лет, а история получилась неблаговидная. Тогда мы ещё не предполагали, что с Наташей станем почти роднёй. Правда, в тот напряжённый день было не до тесных знакомств. Но какая-то искра между Наташей и Геной, видимо, пролетела, и спустя несколько лет я как-то подвёз Гену к его недавно выделенной фирмой холостяцкой квартире, а из соседнего подъезда именно в тот момент выходила моя «одношкольница». Я познакомил их как бы по второму разу. Прошло несколько месяцев, и между ними вспыхнуло настоящее чувство. Наташа фактически стала его женой. Не один Новый год и другие праздники отныне мы отмечали в нашей тесной компании. Выпало Наталье быть рядом с Геной и мужественно делить все трудности последних месяцев и дней его жизни. На руках у неё и сына – монаха отца Иннокентия (Дениса в миру) – и отправился Гена в мир иной. Удивительно, но буквально за час до наступления второй главной даты человеческой жизни по какому-то внутреннему зову больного навестил батюшка отец Филипп, исповедал и причастил перед самой дальней дорогой. Не иначе как сам Господь помог душе Гены основательно подготовиться к предстоящим мытарствам…

Но в тот, теперь уже далёкий день получения моего злосчастного анализа Гена был ещё полон молодецких сил. Когда вдалеке показалась Наташа с результатом анализа, по её осанке мы сразу же поняли, что в предчувствии не ошиблись. Приговор, а именно так воспринимался тогда рак, был однозначный. Кончилась моя спокойная жизнь, а может быть, и не только спокойная.

Но всё же от обезличенной больничной лаборатории была ещё устная рекомендация показать стёклышко одному хорошему специалисту, который, как выяснилось, был готов безотлагательно принять нас. Мы срочно поехали к нему на дом с едва затеплившейся надеждой. После двадцатиминутной рискованной гонки с неуравновешенным, но, к счастью, опытным водителем, когда-то денно и нощно занимавшимся частным извозом, то есть со мной за рулём, мы благополучно прибыли на место.

Доктор был в отпуске и дома заканчивал кандидатскую диссертацию по онкологии. Микроскопы и атласы были у него под рукой. Ещё дорогой я загадал, что если врач отменит приговор, то отблагодарю его по-царски. Познакомились. Его фамилия внушала доверие. Выяснилось, что наши отцы были хорошо знакомы и много лет приятельствовали. И он, и его сестра, уехавшая за границу, – потомственные врачи в третьем поколении. Томительных минут пятнадцать мы втроём ждали его заключения, которое, как мне казалось не очень справедливо, касалось всё же одного меня. Все остальные участники действия были в полной безопасности и выступали как свидетели, правда, понимая, что и они когда-нибудь могут оказаться на моём печальном месте.

Почему-то, пока ожидали, вспомнилась другая ситуация, в которой в студенческие годы в роли главного действующего лица оказался мой товарищ.

Как-то раз мы, человек пять молодых друзей-приятелей, уехали за брусникой далеко в тайгу. Вечером мы занимались костром, а от соседней компании за пятьдесят метров от нас от неосторожного обращения с охотничьим ружьём прилетела шальная пуля и попала в ногу моему другу. Его срочно повезли в соседнее село, фельдшер извлёк пулю, сказав, что она вошла неглубоко и ранение, по его мнению, неопасно.

Почему-то, пока ожидали, вспомнилась другая ситуация, в которой в студенческие годы в роли главного действующего лица оказался мой товарищ.

И действительно, пару дней, пока мы собирали ягоду, он чувствовал себя неплохо и даже варил обед, но затем, уже в городе, у него началось опаснейшее заболевание – газовая гангрена. После чего под наркозом ногу ему кромсали не раз, температура поднималась за сорок, вызывая бред. В военное время, как сказал врач, ногу с таким диагнозом однозначно бы ампутировали. А главное, нечего нам было ответить день и ночь дежурившей возле него матери, справедливо вопрошающей, почему все целёхоньки, а пуля попала именно в её единственного сына?

В нашем же случае после томительных пятнадцати минут ожидания мы узнали, что «пуля», по мнению врача, пролетела мимо. Ура! Врач был уверен, что предыдущий диагноз ошибочный, но всё же порекомендовал съездить в клинику и показать стекло для пущей надёжности третьему специалисту. Щедро отблагодарив молодого учёного за радостную весть и испытав к нему как избавителю самые дружеские чувства, мы уже почти с полной уверенностью в благоприятном исходе помчались в онкологическую клинику.

Правда, на подъезде к зданию, один вид и название которого вызывали ужас, мне показалось, что в воздухе рассеян зловещий туман, окутавший в этот ненастный день серую клинику, где тысячи пациентов испытывают страшный стресс и прощаются с жизнью. Наш оптимизм разом растаял. Это неудивительно, ведь предыдущий исследователь был слишком молод, а лаборатория, давшая заключение, всё же принадлежала солидной больнице. Небыстро в куче строений мы отыскали нужную лабораторию и уговорили пожилую заведующую срочно посмотреть наше злополучное стекло. Одного взгляда ей было достаточно, чтобы спасти меня от вновь накативших волн страшного стресса. Никаких сомнений в отсутствии «клеток-убийц» у неё не было.

Будучи человеком старой закалки, она категорически отказалась от денег, но, узнав нас с Геной по телевизионным передачам «Классическая лира», попросила при возможности подписать и подарить ей наши книжечки стихов, что мы с удовольствием и сделали.

Радостные, что всё обошлось и моя «страшная болезнь» продолжалась всего часа полтора, мы поехали в наш ресторан «Вернисаж» с внушительным дворцовым интерьером и одни в огромном зале с Геннадием и Наташей отметили моё «выздоровление». За обедом меня вдруг пронзила мысль, что всё происшедшее было хорошо выверенным психологическим трюком лаборатории больницы и моего «спасителя» доктора-аспиранта. И, что особенно печально, мне в нём была отведена роль богатого простофили, которую я безукоризненно исполнил. Авторы спектакля, имеющие медицинское образование, выбрали весьма небедного клиента, безжалостно поставили страшный диагноз, очевидно, успокаивая свою совесть тем, что продержится он недолго, и направили меня по хитрому сценарию не в клинику, а к своему «подельнику» домой. Думаю, что их расчёт был беспроигрышный. Любой состоятельный клиент щедро отблагодарит «спасителя», им же останется только разделить денежки. Тем более что кроме немедленной благодарности я пообещал оплатить ещё и издание реферата к диссертации. Гена, уже немало повращавшийся в бизнесе, не без некоторых сомнений, но всё же быстро согласился с моей версией. Но далёкая от бизнеса «правильная» доктор Наталья сочла, что эта версия – всего лишь игра моего воображения и профессиональная привычка во всём подозревать подвох, оставив ей один шанс из ста. Я благодарил Бога, что заговорщики не втянули меня ещё и в «лечебный» марафон, тяжёлый для кошелька, а главное, губительный для нервов, и решил реферат всё-таки оплатить. Так что их злой медицинский спектакль удался! Тогда, пятнадцать лет назад, мы ещё не знали не ведали, что были свидетелями зарождения постсоциалистического жанра разведения на лечение состоятельных клиентов. Ныне же этот жанр с триумфом шагает по российской и мировой сценам.

Позже, при лечении Геннадия, мы не раз сталкивались с этим явлением, правда, уже не по диагнозу, а по баснословно дорогим лекарствам, которые обещали сотворить чудо. Но чуда не произошло, и Геннадия как-то совершенно неправдоподобно, неожиданно для меня не стало. Хотя ровно за месяц до этого рокового события у него хватило сил быть ведущим при открытии мемориальной доски исследователю Севера адмиралу Г. И. Невельскому. Геннадий напряжением своей богатырской воли смог спуститься с четвёртого этажа и вновь подняться на него…

И вот Гены нет, а мы есть. Обгоняем его, во многом обездоленного: в детстве – ранней смертью отца, в юности – ярчайшей, но несчастной любовью; не удовлетворённого и зрелостью – поздним выходом первого сборника стихов, затянувшимся на десятилетия вступлением в Союз писателей и пронесённой через всю жизнь семейной неустроенностью, связанной, очевидно, с тем, что его любимой не хватило юных сил дождаться своего моряка и не загубить зреющую в ней новую жизнь.

I

Листал я сборник твой в ночи, Хлестали рифмы, как прибой, Боль жгучих строк и звёзд лучи Пронзали бурною судьбой. Как жадно давние стихи Любовью первой разожглись. В объятьях ветреных стихий Два сердца в третье там слились…

II

Изранен прерванной любовью, Ты на подлодке к дну скользил, Едва своей армейской кровью Крест на волнах не начертил. Ты был истерзан этой раной, Жизнь не послала докторов. Всё, что сгорело бурной ранью, Жгло душу сквозь семейный кров.

Как жаль, что ему, ярчайшему человеку и талантливому поэту, просветителю, так во многом не повезло в личной жизни!

Как-то сами собой наплывают строчки его замечательного стихотворения-завещания:

«Вникни в ропот деревьев…»

Вникни в ропот деревьев и рокот морей, в грохот горных лавин и безгласность гробов… Пусть не мучит тебя после смерти моей ни печаль, ни вина, ни земная любовь. Мы уходим, но мир не скудеет ничуть. Я здесь был: я внимал… сострадал… изрекал. Свет угасшей звезды — я над бездной лечу и теряюсь в глубинах зрачков и зеркал. Не скорби понапрасну по смерти моей. Я ей вверился сам: я смертельно устал. …Свет, искрясь, преломляется в брызгах морей, свет, играя, дробится о горный хрусталь.

Единственное, в чём Гена нашёл себя в этой жизни, была поэзия и безграничная профессорская эрудиция литературоведа и талантливого просветителя. Слушать его можно было часами, а иногда и ночь напролёт. Ходит легенда о том, что, встретив Гену на улице, многие из его товарищей могли простоять с ним до утренней зари.

Во всём, кроме бизнеса, – в поэзии, истории, передачах «Классическая лира» – Гена часто жёстко и пристрастно разбивал мою точку зрения, очень ревностно сохраняя первенство на своей «поляне». Собственно, вся жизнь, все области гуманитарных знаний и ранних любовных переживаний и были его безусловной «поляной». И вот мы – я и ещё один брат, тоже младший – идём на обгон его в сроках земных, которые всегда казались беспредельными в его бьющей через край жизни.

В общем, приближался тревожный день – я назвал бы его днём нашего земного равностояния. Хотя нуждается ли день, когда младший становится ровесником ушедшего старшего, в специальном названии? Может быть, из всего окружения этот день волнует только мою поэтически недовоплощённую душу?!

Будучи в Москве, я вынужден был впервые обратиться к настоящему психологу. Женщина оказалась весьма располагающей, близких со мной лет и хорошо меня понимающей. С первых же минут стало ясно, что порекомендовали её не зря. До этого я как-то раз сам находил психолога по объявлению, но прервал встречу через три-четыре минуты общения. Может быть, мужчина, к которому меня занесло, и был психологом, в чём я сомневаюсь, но только не моим.

После беседы стало заметно легче. Только надолго ли? Посоветовала она, кроме всего прочего, обязательно сходить в церковь: и свечи поставить, и с Геной поговорить в окружении икон, попросить прощения за то, что повздорили по поводу его последнего юбилея, организованного, конечно же, мной, где я к тому же был тамадой. Помнится, он отчитал меня за то, что я перегрузил предисловие к тостам стихами Николая Зиновьева, любимого в ту пору Геннадием, друзьями-поэтами и мной. Сидели мы на юбилее рядом, и ему вроде бы всё нравилось. Думаю, что кто-то дьявольски позабавился и «накрутил» его. Я грешен тем, что, суетясь с работой и предстоящими депутатскими выборами в областное Законодательное собрание, мало времени и души отдавал ему, как оказалось, в последние месяцы его жизни. Думал, что ещё успею. Правда, рядом с ним всё время был вызванный мной из монастыря его сын, а также мой помощник с машиной и врачами.

Врачи, к слову сказать, и здесь оказались не на высоте. Прозевали, что гормональные таблетки, которые сначала якобы дали хороший эффект, впоследствии совершенно не работали. В результате затянули с химиотерапией. Если последняя и даёт хоть иногда эффект, то ему бы наверняка помогла. Запас прочности у бывшего подводника был огромен.

Интересно, что, когда пишешь, погружаешься в раздумья глубже обычного. Сейчас сознание пронзила мысль, что врачей-то мы, кажется, с Геной невольно обманули сами поездкой в бурятский Иволгинский дацан под Улан-Удэ. Там, прося об исцелении от рака (увы, четвёртой степени) и греша по православным канонам, Гена прикасался к главной бурятской святыне – застывшему лет 75 назад в позе лотоса монаху Итигэлову. К слову сказать, учёные спорят о том, есть ли у чудодейственного монаха признаки жизни: хотя и выглядит он как цельные человеческие мощи, но в его теле фиксируются слабые биотоки и продолжают потихоньку расти ногти и волосы, выступает пот.

В добавление к возможному мистическому воздействию монаха Итигэлова буддийский лекарь дал Гене мощнейшее травяное снадобье, убивающее раковые клетки. Причём пить его нужно было строго перед сном, чтобы стараться проспать побочный эффект – ощущение сильного онемения в ногах и руках. Любое лечение этого недуга – не сахар. Через какое-то время Гена, очевидно, перестал принимать это зелье. Но, как я понял только сегодня, спустя лет восемь, медицинские анализы были сделаны после поездки в дацан и приёма сильнейших травяных снадобий. Наверняка это и повлияло на результаты обследования, исказив картину одного из вариантов фармацевтического лечения.

Увы, ни иволгинский лекарь, ни лечащий врач, ни гражданская жена и близкая подруга – тоже врачи – не назначили ему промежуточных анализов крови. Когда хватились приблизительно через год-полтора, было уже совсем поздно, время оказалось напрочь потеряно, гормональное лекарство все это время не работало, а ехать в буддийский дацан ещё раз Гена не согласился и потерял связь с врачом-монахом, вылечившим или продержавшим долгое время «на плаву» не одного пациента.

Могу, конечно, упрекнуть и себя: если б не постоянный цейтнот, то, скорее всего, я бы глубже вник в лечение. Тем более что в дацане мы были вместе. Может быть, из-за недостатка внимания, может быть, из-за конфликта, когда Гена несправедливо, за якобы перегруженный стихами Зиновьева его последний юбилей, отчитал меня при людях, обида у него, по– видимому, осталась. Во всяком случае, он никогда не является мне во сне. Так же моему отцу никогда не снится внук – мой сынишка Андрей. Отец хоть и косвенно, но виноват в его гибели. Возможное объяснение такое же – обида ушедшего в мир иной. Если два факта – простое совпадение, то уж очень оно странное.

Мало этих засевших в голове переживаний и неустроенностей, как обрушивается ещё одна скверная новость. Сообщают, что застрелился Олег. На его сорокалетии я был в Новосибирске около десяти лет назад. На первый взгляд это странно и самоубийство никак не вяжется с его успешностью, обаянием, самодостаточностью и страстной любовью к жизни:

«Ты в сорок с детскою душой…»

Ты в сорок с детскою душой Мне говорил, слезу не пряча, Что слишком быстро стал большой, Что любишь дома пир горой, Потом тоска саднит до плача. И вот тебе за пятьдесят, Полвека ты прошёл победно, Но стал богатству вдруг не рад, Забот стал таять длинный ряд… Иметь досуг излишний – вредно. Уход от дел бил больно в грудь, То в хмель, то к лекарям кидался. И в бездну твой начался путь, Ты отвергал Писаний суть, Спустил курок и – оборвался. Любил ты мать и дочь-подругу. Они молились на тебя. На них ты тоже поднял руку — Оставил их одних на муку, Жизнь до безумия любя.

Кроме подружки – старшей дочери, в новой семье у него был пятилетний сын. У дочери тоже сын, то есть он не был обделён малышами. Не так давно, летом, он с удовольствием встречался и с моими детьми, отдыхавшими с матерью в Испании. Казалось, что всё в порядке. Правда, вина попивал он несколько больше, чем принято.

А вот на служебном – видимо, главном для него фронте – было болотистое затишье. Только-только перешагнув пятидесятилетний рубеж, участвуя в международном издательском бизнесе в Москве в качестве и содиректора, и соучредителя, решением главных учредителей он, как и его бывшая жена, был отправлен в отставку, но с очень солидными дивидендами, которых вполне хватило бы продолжать жить на широкую ногу с заграницей, виллой и т. д. Да и в новое дело можно было вложить. На тот момент у него действовало уже несколько самостоятельных видов рекламного бизнеса, причём один – с дочерью. Но масштаб, конечно, был не тот.

Казалось бы, радуйся малышам и богатству, наслаждайся жизнью. Но, видно, он из тех, о ком говорил замечательный поэт Юрий Кузнецов:

«Завижу ли облако в небе высоком…»

Завижу ли облако в небе высоком, Примечу ли дерево в поле широком — Одно уплывает, одно засыхает. А ветер гудит и тоску нагоняет. Что вечного нету – что чистого нету. Пошёл я шататься по белому свету. Но русскому сердцу везде одиноко… И поле широко, и небо высоко.

Русскую душу в нём выдаёт, на мой взгляд, такой штрих. После одного из дней рождения в Новосибирске он, практически трезвый, со слезами на глазах жаловался мне, что всегда, после того как разъедутся гости и их немаленькая квартира, а потом и дом вновь попадает в объятия тишины, ему отчего-то становится тоскливо и даже страшно, как будто не «бал» окончен, а оборвалась сама жизнь.

Видимо, его бурная деятельность в корпорации и была этим же самым «балом», который вдруг внезапно оборвался до размеров тихого «домашнего» бизнеса, и жизнь потеряла главные краски. Начались антидепрессанты, а они, как известно, не сочетаются с вином. Говорят, были и личные, семейные причины, с волевой, как ещё недавно и у меня, очень спортивной женой, а также неправильные грозные диагнозы московских врачей, опровергнутые немцами, но изрядно ударившие по психике отчаявшегося жизнелюба…

Все эти размышления и новости, конечно же, не добавили мне ни оптимизма, ни настроения, не улучшили и самочувствия.

От депрессии к музе

У меня именно в ту депрессивную пору аритмия, теперь уже частая, начала сниматься только химическими лекарствами. Но пить их постоянно я не хотел, да и не мог: при редком, к счастью, не отражающемся на самочувствии пульсе – ночью 38–44 – они противопоказаны. Так и жил: два-три дня – здоровым, а один – больным, хотя знал об этом только я. Удавалось не показывать вида, что в организме сбои, что иногда и ночь была почти бессонной.

Зато каждый раз, когда проходил приступ, радость была неподдельной. Снова, через сутки мучений, а иногда и бессонницы, казалось: я совсем здоровый и снова молодой, совсем как в стихах Игоря Северянина:

…Весенний день горяч и золот, — Весь город солнцем ослеплён! Я снова – я: я снова молод! Я снова весел и влюблён!..

Так, человек, живущий в райском месте на земле, например, в цветущей, музыкальной и пляшущей, на самом берегу ласкового моря Испании, не видит в ней рая и совсем не дорожит морем. В отличие от нас, вырвавшихся из осенней слякоти, с пронизывающими ветрами, крутыми заморозками. Мы, сибиряки, ощущаем в первую очередь, что вот он – земной рай. Так же и хорошее самочувствие – воспринимается на контрасте совершенно по-другому.

В общем, контрасты, в том числе и по ощущению здоровья и возраста, сгущают и разнообразят краски жизни и помогают бороться с душевными недугами – подтверждается поговорка: «Не было бы счастья, да несчастье помогло»:

Люблю румянец русских бань, Люблю объятья вод байкальских. Как после них нежны герань, И пальм, и птиц живая ткань В краях морей и пляжей райских.

Попадая из чёрных суток в несколько белых, хотя бы ненадолго, я обязательно ощущаю счастливые минуты.

Приступы хандры чаще начинались в ровном и спокойном состоянии. Особенно тяжело было после варварского развода, изменившего дочь и душевно, и даже внешне, прибавив ей лишние килограммы. Не слаще было также и в юбилейную зиму.

Словно в муках родовых, Раздвигая мрак небесный, Весь в подтёках кровяных, Рвётся призрак неизвестный. Он по судьбам всех пройдёт, Нас объемля свежей силой. Где-то роза расцветёт, Ну а кто-то песнь прервёт, Не успев проститься с милой.

Но вот, как новый день, подкралось очередное лето. А с летом – и планы поездок, как в песне, которую пел Андрей Миронов: «Так и знай: я уеду в Иваново, а Иваново – город невест». Так и я в начале лета бросил всё городское, привычное и уехал, но, конечно же, не в Иваново и не в райскую Испанию, а на родной Байкал, родину предков.

Кстати, о песне Миронова: ведь был момент, когда действительно мог я очутиться в Иваново. Интересно, как бы сложилась жизнь?

А было это так. Директора, рискнувшего меня, молодого специалиста, назначить начальником одного из крупнейших цехов, перевели в Москву возглавлять производственное объединение с филиалом в Иваново. И он мне сделал предложение поехать с семьёй в Иваново на должность главного инженера его филиала. Я немного поколебался и отказался. Представилось немыслимым лишить родителей счастья общения с единственным внуком Андреем. Мать с радостью, к которой примешивалась и горечь, говорила, что внук – это первый её ребёнок. Мы с сестрой рождались в нелёгкие послевоенные годы с очень серьёзной занятостью родителей на работе. Декретные отпуска были всего по два месяца. Кроме того, много душевных сил у мамы уходило на выяснение очень непростых отношений с папой.

В общем, как водилось в ту пору, растили нас бабушки.

Другая причина моего отказа была в том, что я уже поступил в аспирантуру и начинать новое дело, требующее серьёзной отдачи на производстве, было не с руки.

Если бы не одно большое «но» в судьбе моего первого директора, то, наверное, я получил бы предложение, от которого отказаться сложно. Дело в том, что он был реальный кандидат на должность заместителя министра или начальника главка в нашей отрасли. Думаю, что про меня бы он не забыл. Ведь не случайно именно ко мне в цех он отправил целую делегацию со своего предприятия, чтобы посмотрели, как нужно организовывать работу. Несколько человек остались даже на небольшую стажировку. Было интересно услышать от приезжих, что я как будто являюсь членом их коллектива, слишком часто звучала моя фамилия из уст глубокоуважаемого мною Директора с большой буквы на совещаниях в самой Москве.

Но высокий пост, при котором и я бы мог оказаться в Белокаменной, о чём в ту пору мечтали все, он не занял. Его жизнь перевернул почти случайный визит, или, точнее, заезд, на завод ни много ни мало секретаря ЦК КПСС, члена всесильного, всевластного брежневского Политбюро, по-моему, Устинова, отвечающего за оборонную промышленность. Ехал он, серьёзно впечатлённый знакомством с японскими предприятиями. Думаю, только тогда он понял, какая бездна нас отделяет и от Востока, и от Запада, и был весьма раздражён. Но не мог же он упрекнуть в этом простого директора. Нужен был повод сорвать свою старческую злость, и он его, конечно, нашёл. Таким поводом явился нестандартный деревянный ящик с деталями в аппаратурном цехе. По одному этому факту он сделал оценку и всему предприятию, и директору, причём в самой резкой форме. На карьере директора можно было поставить крест, и вскоре Николай Кириллович Довченко слёг с тяжелейшим инфарктом.

Ещё раз Белокаменная была рядом спустя лет 12–13. Я, будучи кандидатом экономических наук, работал на свирском заводе «Востсибэлемент», внедрял новые модели самофинансирования, которыми тешилось горбачёвско-рыжковское правительство, тогда серьёзно и обсуждался вопрос моего перевода в Москву на нововведённую должность замначальника главка по экономике. Но обком партии не согласовал моё назначение. Во-первых, кадры нужны и в Сибири – был их аргумент, а во– вторых, помешала, пожалуй, и еврейская фамилия.

Если бы я переехал в Москву, жизнь бы сложилась иначе. Не возвращался бы сын на электричке с отцом и не оказался бы между поездами, не было бы главного стресса и горя в моей жизни.

В сравнении с «красными» директорами моя дорога, не зависящая от дурацкого каприза члена Политбюро, да и от другого высокого начальства, в чём-то выигрышней. Но зато вокруг них не было ни бандитов девяностых годов, ни рейдеров двухтысячных, ни обвала рубля, сметающего фирмы и сеющего долги и убийства.

Казалось бы, нужно радоваться хотя бы большей свободе сейчас, в относительно тихое время, но нет же, спокойней ситуация – больше чёрных мыслей и внутреннего стресса, в котором виновен только ты сам, но от этого, увы, не легче.

Огромнейшее преимущество бизнесменов перед государевыми людьми всех мастей и времён – это необычайная лёгкость на подъём. Директор-собственник может в одночасье решить и уехать хоть в Америку, хоть на Байкал. Тем напряжённейшим летом я выбрал второе. В начале лета волей случая умчался я на совершенно уникальный байкальский остров Ольхон и не ошибся. Как в раннем детстве песочница пионерского лагеря заслоняла от меня вселенские переживания, так теперь лес и бесконечные пески, бездонное байкальское небо и сам Байкал, чутко улавливающий все оттенки беспрерывно меняющегося неба и удивляющий своей безмерной палитрой красок даже самых маститых художников, рассеивал тяжёлые мысли. Был момент, когда я позавидовал одной прибрежной сосне, которая беспрерывно любуется Байкалом зимой и летом, днём и ночью уже много лет:

Как не завидовать сосне, В подруги выбранной Байкалом, Ведь для неё, как в чудном сне, На пенно-синем полотне Палитра красок пышет жаром. Взметнувшись в небо из воды, Сосну зарницы развлекают. А снежно-льдистые сады В сиянье зимней чистоты Огнём алмазов соблазняют. А мы куда-то всё спешим, До нервных срывов напрягаясь, Мир Божий и себя крушим. Грешим, грешим, грешим, грешим, В бетонных сотах развлекаясь.

Помогала и общепризнанная целебная байкальская энергетика, особенно в самой святой части острова – на мысе Бурхан, где есть таинственное мистическое место – небольшая, но настоящая пещера. Интересно, что женщинам подходить к пещере, а тем более ступать внутрь неё, не разрешается.

Поехал на Байкал я экспромтом, на открытие художественной выставки дня на два, а остался на десять дней. Природа и замечательное романтическое знакомство, которое хоть и закончилось ничем, но в моей душе прошло все стадии настоящего романа и переплавилось в дорогое для меня воспоминание и стихотворение «Ольхонская грёза», положенное к тому же на музыку замечательным иркутским композитором Владимиром Соколовым:

Как чайки, дерзкие мечты Душевных штормов не боятся. В объятьях дикой красоты На гребнях чувств они гнездятся. Тепло случайных встреч с тобой Храню от стылости заката. Молю, чтоб нашептал прибой Любовь ольхонскою волной — Здесь прадед счастлив был когда-то. Ступали раньше на Бурхан, Окутав лошади копыта. К святым местам бурятский хан Вёл присмиревших вдруг мирян — Там дверца в чудо приоткрыта. Вот так же я не подойду К тебе своей стопою грешной. Обычай местный соблюду, Костёр подальше разведу, Спасаясь в стуже безутешной. Но ты мечту в свой храм впусти — В нём чувств убитых воскрешенье. Ох, как непросто крест нести Вдоль бесприютности, прости… Тобой я грезил от рожденья.

Природа Ольхона и пусть даже толком не начавшийся роман, а также литературно-музыкальные встречи существенно смягчили душевную боль.

Благостно влияло на нервы и общение с истинно православными и искренне верующими хозяевами известного в мире полублагоустроенного кемпинг-отеля «У Никиты». Интересно, что жена Никиты Наталья на Ольхон променяла саму столицу и никогда не пожалела. Как когда-то декабристы в Иркутске, их семья на Ольхоне является очагом культуры и надежды. Наталья ведёт театральную студию, а Никита, в прошлом известный спортсмен, мастер спорта по настольному теннису, не только тренирует детей, но и возит их по миру. Причём находит самые недорогие варианты и по билетам, и по проживанию у своих многочисленных иностранных друзей, посещающих Ольхон. В общем, они хоть и бизнесмены, но какой-то редкой породы, сродни бескорыстным странникам. И это восхищает не только меня. Отдыхал у них как-то скромный с виду и совершенно непритязательный китаец. Впоследствии он принял Никиту с его ватагой буквально по-царски в настоящем дворце. Непритязательный китаец оказался миллиардером.

Вскоре после Ольхона подоспела у меня и поездка в Испанию. Тоже незабываемая интересным знакомством с одной молодой женщиной, которая, при кажущейся хрупкости, беззащитности и беззаботности, поразила меня своим мужеством. Выяснилось, что у неё есть серьёзное подозрение на неизлечимое заболевание сердца, которое не мешает жить, но угрожает внезапным концом. Такое же заболевание с известным финалом в сорок с небольшим лет было, говорят, и у Андрея Миронова. Окончательный анализ она решила не делать. Говорит, что во сне к ней явился ангел, давший этот мудрый совет. Что наши неприятности и переживания по сравнению с преодолённым этой молодой женщиной страхом внезапной смерти! И это мужество в двадцать с небольшим лет! Самое удивительное, что она излучает бьющую ключом жизнерадостность, доброжелательность и оптимизм. Общались мы часто и подолгу. Ходили и в ночные походы. Она рассказывала о многом, в том числе и о своём женихе, что не мешало нашему приятельству. У неё тоже была страсть к поэзии, хотя наизусть она знала не так много. Наверно, это в первую очередь и объединяло нас. В моём сердце, пожалуй, была и какая-то бескорыстная собирательная любовь то ли к ребёнку, то ли к другу, то ли к женщине. Могла ли она перерасти в любовь без «то ли» к женщине? Вряд ли. Хотя может быть, но только в ответ на её сильное чувство и безудержное желание такой любви:

Мы разъехались в дальние дали: Ты – домой, в свой душевный уют, Я – в промозглость осенней печали, Где, увы, меня сильно не ждут. Но на память о солнечном лете С морем, смехом и лунной тропой Народились, как общие дети, Песни сердца, что дышат тобой. Ты не пой их подруге и мужу, Чтоб в размолвке не стали пенять… Своей дочери в лютую стужу Не забудь мой восторг передать.

Наконец-то единственная

Видимо, при поэтическом настрое души не только легче, чем прочим, впасть в депрессию, но при определённых обстоятельствах, если на горизонте появляется муза, и излечиться от неё, пусть и не до конца, но всё же очень существенно сдвинуться с нижней точки:

Поэт без музы не поэт, Напрасны рифмы и страданья, Стихи мертвы, пока в них нет Любви заветного дыханья, Пусть не взаимной, но большой, Что целый шар земной объемлет… Поэт всегда чуть-чуть смешной, Но в нём под маской трагик дремлет.

Окончательно заслонить от депрессии могут уже не просто музы, которые чаще всё же временны и изменчивы, а настоящая, большая любовь.

Вот уж удивятся мои друзья-приятели тому, что мне нередко бывала и бывает свойственна если не совсем депрессия, то густая чёрная тоска. На людях я практически всегда позитивный, и многие просто уверены, что по жизни я несгибаемый оптимист. Хотя если внимательно прочесть стихи, то можно понять всё. Но кому это в наше время надо? Только у мамы мои книжки были настольными до последнего часа. И это уже немало.

В ту недалёкую пору окончательно выйти из состояния, близкого к депрессии, удалось мне, когда роман из стихов воплотился в полной красе в долговременные и нежные отношения.

И об этом тоже лучше всего скажут стихи. Ведь главное не сюжеты, все они уже давно описаны на тысячи ладов и изрядно замусолены и литераторами, и особенно телевизионщиками, – куда важнее, как на тривиальный сюжет откликается душа, и это у всех происходит по-разному.

«Годами я гнался за дерзкой мечтой…»

Годами я гнался за дерзкой мечтой, Не раз поменявший обличье. Лишь осенью ангел шепнул мне: «Постой, Спит в памяти имя девичье…» Не виделся с нею я несколько лет, Любовь моя саженцем зрела — Так юной рябины пылающий цвет В годах разгорается смело.

«Сон никак не сбывался, хоть локти кусай…»

Сон никак не сбывался, хоть локти кусай, Но я в грёзах с тобою сроднился. Вдруг я голос услышал: «А ну, не зевай!» И, как будто мальчишка, влюбился. Я такую любовь только в книгах встречал, Нам вослед головою качали. Я в шторма попадал, позабыв про причал, А тебя ещё в люльке качали. Но теперь мой корабль шёл лечиться от ран, Трудно гавань найти для швартовки. Вдруг я вижу: уносит тебя в океан, Ты рулить не имела сноровки. Бог помог! Оказалось, что нам по пути То землёю, то небом, то морем! Но не в рубку, а в жизнь мы решили войти. «Ангел мой!» – стало нашим паролем.

«Весной на выставке картин…»

Весной на выставке картин С тобой мы как-то повстречались. По залам гид нас вёл один, И мы всё чаще улыбались. Вечерний парк нам преподнёс Невест-черёмух трепетанье. И лишь ничейный бедный пёс, Как кость, тащил своё страданье. Что ожидало в жизни нас? Ты в праздник шла, я – в стылость будней, Со мной был преданный Пегас. Кто с ним знаком – тот безрассудней. По жизни рядом мы идём — Ты излечила боль и стылость. И вот мы лепим и поём, И сына в первый класс ведём. Дай Бог, чтоб это мне не снилось.

«Бес в ребро, – пусть говорят…»

Бес в ребро, – пусть говорят, — При седой бородушке. Словно боталом гремят, Разливают бабы яд За спиной молодушки. Но меня не бес, а Бог Тянет к молодице, Чтобы я под старость мог, Разогнав печали смог, Детками гордиться. Бабы ж сами хороши! Был я к ним доверчивый, Добывал им не гроши, Всё искал я в них души — И живу невенчанный. Мудрость возраста возьмём, Юности здоровьишко, Воедино всё сплетём, Милых деток заведём, Пусть седа бородушка!

«То, что было с другими и не было…»

То, что было с другими и не было, Расцвело лишь с тобою одной. Пережить бы прошедшее набело С неразрывною общей судьбой.

Но и не пережив прошедшее «набело», что возможно, увы, только в поэтических фантазиях, мы с Ольгой через пять лет со дня знакомства и через три года совместного житья-бытья поняли, что уже подошли к «неразрывной общей судьбе» и цементирует её не только большая любовь и дружба, но и общее Дело. Название этому Делу – Музей-галерея современного сибирского искусства живописи и скульптуры.

Корысть? Любовь!

Кто-то наверняка осуждает Ольгу и видит во взаимоотношениях со мной, весьма состоятельным по иркутским меркам бизнесменом, сплошную корысть, ведь разница в возрасте у нас весьма значительна. Но мы с ней слишком сходимся во взглядах на искусство и на жизнь в целом, даже некоторые проблемы в организме сходны. Во всяком случае, и мне, и ей нужна, увы, системная помощь хороших мануальщиков-массажистов и гомеопатия. Правда, последнее мне необходимо значительно больше. Долгие годы я жил, принося текущие дни в жертву будущим достижениям. Теперь же я твёрдо уверен, что радоваться нужно каждому дню и каждому году, тем более, сколько их у кого в запасе, ведомо лишь одному Богу.

Пока, к моему счастью и благодаря тренировочному процессу, мы находимся на близком уровне бодрости и спортивности. Ольга любит поэзию, в том числе и мою, знает наизусть немало стихов, страстно, как и я, увлеклась живописью. Всё это не может не цементировать нашу любовь, а главное, дружбу.

И тем не менее хочется немного порассуждать о женской корысти во взаимоотношениях с небедными мужчинами.

Когда женятся двое молодых людей, то для девушки всегда есть огромная тайна-интрига. Генералы получаются не из всех лейтенантов. Но каждая нормальная невеста, конечно, втайне мечтает о том, чтоб именно её жених стал наиболее успешным и состоятельным.

Корысть это или элементарное здравомыслие? Думаю, что последнее. Прочная любовь к мужчине вряд ли возможна без уважения, без некоторой доли гордости за его достижения.

Любая заботливая, неглупая невеста думает о том, в каких условиях будут расти её дети да и будет жить она сама. Вряд ли какая-либо девушка мечтает о судьбе героини из замечательного стихотворения Николая Некрасова «Тройка»:

Что ты жадно глядишь на дорогу В стороне от весёлых подруг? Знать, забило сердечко тревогу — Всё лицо твоё вспыхнуло вдруг. И зачем ты бежишь торопливо За промчавшейся тройкой вослед?.. На тебя, подбоченясь красиво, Загляделся проезжий корнет. На тебя заглядеться не диво, Полюбить тебя всякий не прочь: Вьётся алая лента игриво В волосах твоих, чёрных как ночь; Сквозь румянец щеки твоей смуглой Пробивается лёгкий пушок, Из-под брови твоей полукруглой Смотрит бойко лукавый глазок. Взгляд один чернобровой дикарки, Полный чар, зажигающих кровь, Старика разорит на подарки, В сердце юноши кинет любовь. …Поживёшь и попразднуешь вволю, Будет жизнь и полна и легка… Да не то тебе пало на долю: За неряху пойдёшь мужика. Завязавши под мышки передник, Перетянешь уродливо грудь, Будет бить тебя муж-привередник И свекровь в три погибели гнуть… От работы и чёрной, и трудной Отцветёшь, не успевши расцвесть, Погрузишься ты в сон непробудный, Будешь нянчить, работать и есть. И в лице твоём, полном движенья, Полном жизни, – появится вдруг Выраженье тупого терпенья И бессмысленный, вечный испуг. И схоронят в сырую могилу, Как пройдёшь ты тяжёлый свой путь, Бесполезно угасшую силу И ничем не согретую грудь.

Пока оба молоды, пусть быт семьи и не очень обустроен, женщину может согревать мечта о будущих успехах мужа, а значит, об улучшении жилищных условий, о хорошей машине, путешествиях, об обучении детей в хороших школах, о престижных тренажёрных залах, достойном лечении, о салонах красоты и т. д. Ради мечты о будущем можно преданно и верно терпеть неустроенность молодости.

Совсем иное дело, когда женщина, девушка связывает свою судьбу с уже зрелым мужчиной. Мечту о будущих достижениях вытесняет беспощадная или благостная реальность. Ближе к сорока пяти годам и далее уже отчётливо видно, кто генерал или «настоящий полковник» в своём деле, кто прочно стоит на ногах, а кто слишком задержался на старте юности, будь то спортплощадка, компьютер, пивная бочка или диван.

Любая женщина, у которой есть выбор, будет искать спутника из числа перспективных или уже состоявшихся мужчин, оправдывающих сочетание двух составляющих ёмкого слова «муж-чина», который обеспечит и ей, и детям достойный образ жизни. Если девушка – дочь состоятельных родителей, то у неё, конечно, меньше забот о создании семейного очага и свободы в выборе мужа поболее.

Но опять же, успешный, а значит, как правило, умный и энергичный мужчина, думаю, вызовет и симпатий больше, и как отец будущих детей будет надёжней. Разумеется, важна и общность интересов, и физическая гармония.

В неисламских странах девушки сегодня почти поголовно заботятся о собственном развитии и карьере. Тем более что принцев на всех явно не хватает. Да и мужчину интересует не только внешность невесты, особенно когда речь идёт об отношениях всерьёз и надолго.

Ольга, не будучи в материальном плане любимицей фортуны, не только мечтала о принце, но и на пределе сил работала над собой. Родители у неё вполне достойные люди, закончившие, как и я когда-то, труднейший факультет политехнического института – машиностроительный. Оба они опытные инженеры. Но в нашей стране с погибающей экономикой эта профессия стала не очень престижна и оплачиваема, в отличие от дореволюционной России или сегодняшней Америки. К инженерам у нас, увы, подходит старая поговорка: «От трудов праведных не нажить палат каменных».

Мечтая, как всякая нормальная женщина, о достойном семейном очаге, Ольга одновременно получила две очень непростых специальности в Университете путей сообщения. А именно – инженера-энергетика и параллельно экономиста. Да плюс к этому окончила ещё и многолетние курсы английского языка. Весь пятый курс она уже вовсю вкалывала проектировщиком, зарабатывая весьма неплохие для молодого специалиста деньги, раза в два больше, чем платят в коммерческих фирмах.

Не пыталась она в свои двадцать два, а теперь уже и в двадцать пять лет побыстрее добиться материальных гарантий рождением детей. На первом месте у неё пока новая интересная работа по созданию музея-галереи и восстановление организма после надрывного, как когда-то и у меня, учебного марафона.

Главное в ней, что, не будучи избалованной предыдущей жизнью, она не утратила детское свойство радоваться жизни и в мелочах, и в основательных проявлениях. Радует её и новое платьишко, а тем более дальняя поездка и первый автомобиль, и цветок, как в стихотворении Николая Зиновьева:

…Ой! Подснежник! Мне? Откуда? Как ты мог такое чудо Отыскать в снегу, зимой?! Следопыт… колючий… мой.

Её восторгу на днях не было границ, когда я сюрпризом приобрёл для неё, хоть и оформленный на фирму, автомобиль именно той марки, о которой она, оказывается, всегда мечтала, но никогда даже не попыталась намекнуть мне о своей мечте, считая её далёкой, а может быть, и несбыточной.

В её радостном настроении и тепле растаяла моя склонность к депрессии, рождённая разводом, а это, кроме всего, главная составляющая здоровья. С учётом этого можно и меня обвинить в ещё большей корысти.

Но отношения и любовь глупо подводить под примитивное клише. Корысть подразумевает неискренность отношений. А это невозможно скрыть. Женщина чувствует неискренность сердцем, а проницательный мужчина ещё и умом.

Хотя грани между мыслями и оттенками чувств очень зыбки. Очень многое зависит от субъективности восприятия. Самое мудрое стихотворение на тему искренности в любви и самого добросовестного обмана (обмана ли?) написал Максимилиан Волошин:

Обманите меня… но совсем, навсегда… Чтоб не думать – зачем, чтоб не помнить – когда… Чтоб поверить обману свободно, без дум, Чтоб за кем-то идти в темноте наобум… И не знать, кто пришёл, кто глаза завязал, Кто ведёт лабиринтом неведомых зал, Чьё дыханье порою горит на щеке, Кто сжимает мне руку так крепко в руке… А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман… Обманите и сами поверьте в обман.

Обман в этом стихотворении очень уж похож на настоящую любовь, причём на взаимную, что, как мы знаем, бывает в семье далеко не всегда. Даже очень успешный в любовных делах Александр Сергеевич восклицал:

…Но притворитесь! Этот взгляд Всё может выразить так чудно! Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!

Во взаимоотношения двоих имеет место, как правило, и математический парадокс: любовь неравна любви. Точнее и беспощаднее всех эту арифметику выразил Фёдор Тютчев:

Любовь, любовь – гласит преданье — Союз души с душой родной, Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И… поединок роковой. И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, грустно млея, Оно изноет наконец…

Вообще в любви самое главное, на мой взгляд, любить самому. А дальше отдаваться на волю принципа: «Что будет, то будет, а будет то, что Бог даст». Не создано, да и, дай Бог, никогда не будет приборов и лукавых психологических тестов ни для измерения любви, ни для измерения уровня счастья.

В первый раз почти за три года совместной жизни мы расстались на целых пять дней, да ещё и без телефонной связи. Я уехал с приятелями в тофаларскую глубинку – впервые после геологических партий юности в такую глушь. Весьма небезопасно было мчаться по извилисто-каменистой реке на аэролодке почти двести километров, да ещё и легкомысленно не добыв в поездку спутниковый телефон. Когда остановились для житья в зимовье, страшны были не только медведи, коих видели на берегу, но и полыхающая не очень далеко от нас тайга. Какова же была моя невиданная радость, когда я с вопросом об Ольге открыл поэтический сборник на случайной странице, не глядя, ткнул пальцем в строчку и прочёл:

…И сердце женское вдвойне Тоска, тревога гложет, Что своего лишь там, в огне, Жена представить может…

А дальше и другие милые сердцу строки Александра Твардовского:

…Любила – взгляд не оброни Никто, одна любила. Любила так, что от родни, От матери отбила.

Поэтому всем, кто хочет обсуждать и осуждать чьи-то отношения, хочу напомнить евангельскую истину: «Не судите, да не судимы будете».

«Умные» руки, гомеопатия, живые клетки и целители

Ещё недавно сутками напролёт пребывал я, как метко выразился Сергей Есенин, «на каторге чувств». Строчки роились в голове. Каждую свободную минуту я либо шлифовал только что написанные строфы, либо взывал к новым. Строго говоря, отдыха у серьёзно пишущих нет ни днём, ни ночью. При этом, по словам почти слепого массажиста с тридцатилетним стажем Андрея, голова настолько увлеклась «заглядыванием в бесконечность», то есть творчеством, что стала плохо смотреть за телом. Из-за постоянной занятости у интеллектуалов, к коим по его классификации отношусь и я, в организме обостряются все проблемы. Через позвоночник проходят «провода» – нервы ко всем органам. Если в позвоночнике возникают блоки, то мозг теряет контроль за участками тела, вот здесь-то и начинаются болезни, вплоть до онкологии. Пока блок не убран, лечить поражённый орган таблетками практически бесполезно.

Прежде всего, считает он, начинает страдать главная антенна и одновременно ретранслятор всех жизненно важных программ – позвоночник от шеи до поясницы. Управляющие организмом сигналы, да и сама кровь, спешащая омыть главный командный пункт – голову, застревают в шее, и голова командует поднять давление. Поэтому профилактика и лечение шеи необходимы в первую очередь.

Правильность его взглядов подтверждает опыт многих знакомых мне пациентов, а также мой, увы, уже богатый личный опыт. Вышел я на этого специалиста, когда у меня начало прыгать давление. Через пару месяцев массажей, особенно шейного отдела, признаки начальной гипертонии исчезли напрочь.

Сложнее с проводимостью импульсов биотоков. В том, что у меня нарушена проводимость, массажист убедился простым для него тестом. Когда сзади сдавить шею (взять за загривок) – по спине должны пойти мурашки, или по-народному – «шерсть встаёт дыбом». У меня этого не происходит.

Плохо проходящие по шее и по грудному отделу позвоночника импульсы являются виновниками многих неприятностей, в том числе чрезвычайно распространённого ныне заболевания – аритмии сердца. Ею страдает почти двадцать процентов взрослого населения.

Если гипертония, по мнению массажиста, вызывается, прежде всего, нарушениями шейного кровотока (и мозг в панике подаёт соответствующий сигнал), то аритмия обусловлена плохим прохождением импульсов биотоков к сердцу, и командовать сокращениями предсердий начинают «самозваные, необученные этому» зоны примыкающих артерий.

Иной маститый врач поспорит, наверное, со столь категоричными взглядами и уж тем более с примитивностью пересказа фельдшерских мыслей, но суть от этого не меняется.

«Прелесть» обоих заболеваний имел и я, их имеют немало моих знакомых, и многим массажист-мануальщик – не профессор и даже не врач – помог избавиться от назойливых недугов и избежать пожизненной «подсадки» на химию, а то и операции по лазерному прижиганию точек активности на сердце, так называемой абляции. Правда, вероятность позитивного эффекта от прижигания далеко не стопроцентная, по разным данным – от 50 до 75 процентов, а риск присутствует всегда.

Вредность пожизненной химии не только в прямом влиянии на организм, но и в косвенном – на душу. Постоянные таблетки, как ни крути, всё же признак старости. К тому же количество расписанных в инструкциях противопоказаний и возможных побочных эффектов, вплоть до летального исхода, сделает абсолютно больным любого мнительного человека. А все творческие люди, особенно поэты, отличаются большой фантазией, мнительностью и принимают всё очень близко к сердцу, отсюда их дуэли, самоубийства и просто ранние уходы…

Кроме мануальных, есть и ещё другие виды лечения без пугающих побочных эффектов. Это гирудотерапия (пиявки), гомеопатия, клеточная терапия (живые эмбриональные клетки чёрной овцы, голубой акулы и некоторых других животных – в разных странах по-разному), иглоукалывание, китайские, монгольские, бурятские пилюли из природных компонентов, да и наши травы. Особое место занимают экстрасенсы, ламы и знахари. Хотелось бы назвать ещё православных старцев, но есть ли они сегодня? Говорят, что есть, но никто из моих близких знакомых не встречался с ними, как и я сам. Зато с китайскими лекарями знакомы все:

Китай нас продуктами травит давно…

Китай нас продуктами травит давно, Конвейер мощней, чем у Форда. Но к ним мы лечиться спешим всё равно, Нет сил уже выглядеть гордо. Для них все мы «рашены» – род простаков. От бед наших нету вакцины. Иголки впиваются в баб, в мужиков, К позору родной медицины.

К шестидесяти годам я перепробовал на себе практически все подходы и остановился на пиявках, гомеопатии и, конечно же, массаже. Пробовали мы с бывшей женой лет десять назад и дорогие эмбриональные клетки в Швейцарии. У неё после них действительно повысился иммунитет, прекратились систематические простуды, а заодно сделались узкими и семейные рамки, семья распалась.

У меня, по-моему, тоже был эффект. Но в следующий раз, когда мне ввели эти клетки, на грани депрессии и обострения аритмии я результата не ощутил. Но где объективный критерий? Может быть, без клеток и всего того, о чём скажу дальше, было бы хуже. А так, несмотря на все перипетии, я живу в спортивно-тренировочном режиме – с работой, живописью, поэзией, да ещё и с новой любовью. Как тут ещё раз не вспомнить строки Пушкина:

…Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть – на мой закат печальный Блеснёт любовь улыбкою прощальной.

Лечение и поднятие иммунитета ко всем заболеваниям, в том числе и к онкологии, с помощью бараньих клеток апробировано и отработано за многие десятки лет, в отличие от новомодных человеческих стволовых клеток с весьма спорными результатами.

В официальной медицине разрешается использовать эмбриональные клетки баранов, по-моему, только в Швейцарии. Главная проблема – это безукоризненно здоровая популяция специально выращиваемых животных. Клетки больных животных опасны, может быть, и смертельно. В общем, метод не для российской безалаберности.

Ко всевозможным пилюлям и травам я отношусь с осторожностью. Во-первых, они мне, пожалуй, всё-таки не помогали, хотя стоят весьма недёшево (кроме трав). Во-вторых, и это главное, нужно на сто процентов доверять лекарю, так как их состав не проверить, каждая пилюля индивидуальна. А лечимся мы ими обычно на выезде в улан-удэнском дацане, а чаще в Китае. О постоянном враче там можно только мечтать.

Другое дело – гомеопатия, особенно препараты в ампулах немецкого и итальянского производства. Там всё дозировано, стандартно и проходит множество испытаний, прежде чем поступает к потребителю.

Хотя и сегодня гомеопатия вызывает множество споров, особенно у нас в России[1].

Кроме щадящих лекарств только некоторые врачи-гомеопаты имеют диагностические приборы, позволяющие комплексно оценить состояние здоровья пациента и выявить скрытые, пока бессимптомные недуги. Традиционные врачи и профессора почему-то далеки от подобной новации. Хотя, на мой взгляд, могли бы использовать для уточнения диагнозов наряду с прочей техникой. Ведь ошибок и у них немало. Как ни странно, этой техникой владеют в основном российские таланты, проявляющие его не в диссертациях, а в работе, которую оценивают клиенты, причём не словами, а выздоровлением и кошельками. Но и за рубежом портативные диагностические аппараты – огромная редкость даже среди гомеопатов.

Причина, наверное, в фармацевтической монополии и в производителях традиционного сверхдорогого диагностического оборудования для каждого органа в отдельности, которым напичканы все больницы и диагностические центры. Как это ни странно, но данные приборы, насколько я знаю, производятся в основном в России и на Украине, правда, работают они только в паре с современными компьютерами, которые, увы, до сих пор только импортные. Почему же тогда диагностические приставки наши? Думаю, причина в том, что в России всё же несколько меньше влияние глобальной фармацевтической промышленности и других монополий на жизнь общества по сравнению с «передовыми» странами.

Кроме того, врача в США всё устраивает, он первый по уровню оплаты, обгоняя и финансистов, и юристов, не говоря уже о других, менее доходных, профессиях. Поэтому их медикам, к слову сказать, чрезвычайно квалифицированным, есть что защищать и кого не «пущать».

В окружении нашей нищенской медицины главное отличие упорных одиночек-гомеопатов от бедных врачей-ремесленников в том, что первые врачуют организм как единое целое, не специализируясь на отдельных органах, да ещё, как правило, одновременно с позиций и восточной, и европейской медицины. Они лечат не конкретные болячки, а глубинные процессы в организме, включая энергетические меридианы и биополя различных органов и систем тела.

Реально освоить эту огромную непростую область могут лишь самые талантливые врачи, которые только высокими результатами лечения преодолевают фармацевтические стереотипы обывателей. С помощью уникальных диагностических приборов за час-полтора врачи могут комплексно описать все проблемы организма.

Со мной и моими близкими ошибок не было ни разу. Замечательным врачом, владельцем «Гомеопатической практики» Андреем Евгеньевичем Потаповым было, например, точно определено, сколько и в каком месте у меня полипов, какого они размера. Дальнейшее их удаление в больнице подтвердило точность диагноза.

Сын также не раз ходил к этому специалисту, и по ходу диагностирования у него от удивления мурашки бегали по телу. Ему диагностировали и неполадки в мениске на правой ноге, и выбитые пальцы, а главное, сильное загрязнение организма за счёт перебора с мясом, которым он действительно злоупотребляет. Проходить комплексное обследование на аппарате можно буквально на ходу.

Дружа с гомеопатами и их пока редкими приборами, резко повышаешь вероятность не прозевать на ранней стадии онкологию, вероятность диагностирования большая.

При обычном медицинском исследовании, когда берётся ещё и ткань, вероятность, конечно, выше, почти 100 %. Но обследовать все органы редко кто соберётся чаще чем раз в десять лет, а то и за всю жизнь.

Нового на моём горизонте гомеопата Тамару Владиславовну Акаеву я как будто вымолил для близкого человека, заказывая в разных храмах сорокоусты за здравие, как мне подсказала одна замечательная психолог-кинезиолог. Для меня настоящее чудо, что как по волшебству на горизонте Иркутска погостить у родителей появилась специалист международного уровня да ещё с фундаментальной английской школой гомеопатии. Она много лет работала в Москве, сейчас практикует в Румынии, но её корни здесь. Тесно сотрудничая с известным академиком К. Мхитаряном, они развивают на мировом уровне биорезонансную диагностику (информационную терапию). Этого врача называют «Гостьей из будущего» (Интернет). Примечательно, что их гомеопатия вообще без лечебного вещества. Информация на гранулки наносится специальным прибором на основании глубокой электромагнитной диагностики, а также астрологических данных и тщательного изучения рисунка линий на ладони. Впрочем, реальное вещество всё же используется: в один из видов гранулок добавлялась информация, считанная прибором непосредственно из капельки крови. Но сама кровь в гранулы не попадала. Специалистов по информационной гомеопатии в Иркутске пока нет. Зато уже есть люди, которым врач чудодейственно помогает в лечении хронических заболеваний.

Если врач А. Е. Потапов использует многокомпонентную гомеопатию с натуральными лечебными компонентами не очень большой степени разведения (как правило, до десяти раз), то так называемая классическая гомеопатия – это тысячные и миллионные разведения одного вещества, при которых приборы уже не определяют в воде молекулы вещества. Лечебный эффект достигается благодаря загадочной «памяти» всеведущей воды, в которой гостило лечебное вещество. Явление это теперь уже широко известно и живёт даже в моих стихах.

«Сквозь кровь и кроны дух вселенной…»

Памяти сестры Ирины

Сквозь кровь и кроны дух вселенной Кружит всевидящие воды. В них свет веков волной нетленной Впивает дивных мыслей всходы… И только плоть сжигают годы.

Уникальность доктора (кстати, с учёной степенью) Акаевой ещё и в том, что её прибор и методики заточены на диагностику и удаление всякой «грязи» из организма, которая образуется от прошлого курения, молодёжных дискотечных взбадривателей типа экстази, спайсов и т. д., хотя бы разового употребления более основательных наркотиков, а также тяжёлых таблеток, бьющих наотмашь по печени и по всем системам организма. Данный прибор в настоящее время берётся на вооружение военкоматами для определения степени наркозависимости. Особняком стоит только наркотик ЛСД. По его выведению из организма есть специалисты только в Израиле и в Индии. Остальную «грязь» может достаточно быстро вывести иркутская гостья. Пожалуй, в этом её главная уникальность.

Кстати, по её мнению и опыту, очень часто проблемы кожи и депрессивные взрывы проявляются из-за «замусоренности» организма. Поэтому чистка должна предшествовать лечению. В ряде случаев на чистке лечение может и закончиться, неприятные симптомы уходят. Визит к ней с комплексной диагностикой и изготовлением строго индивидуальных гранул продлился около пяти часов. Первые три дня после приёма, как и предупреждала доктор, я ощущал и повышенную раздражительность, и общее недомогание. «Вот тебе безобидная гомеопатия!» – подумалось мне. Но зато действенность налицо, через неделю я почувствовал явные результаты. Надеюсь, надолго. Комплексную гомеопатию десятичного разведения я с успехом использую уже более 10 лет. Теперь с её помощью аритмия смягчается, но полностью не побеждается. Поэтому, ничего не зная толком о чистой и тем более информационной гомеопатии, несколько лет назад я ненадолго предал медицину будущего и решил попробовать окунуться в традиционную «кухню» мирового уровня.

Непробиваемая стена между медицинами

Для этих целей мы с Ольгой решили посетить Израиль и Европу. Но уже не столько святые места и музеи, сколько медицинские кабинеты.

Ох и отличается же у них и подход к обследованию, и электронное оснащение врачей. У каждого кардиолога не кабинет, а целый диагностический центр. Каждый врач легко запишет кардиограмму, и простую, и под нагрузкой, сделает УЗИ сердца, сосудов и любых других органов, а также эхолокацию. Правда, субъективным жалобам уделяют они не много внимания, больше доверяют приборам. И это коренным образом отличает их от наших лучших специалистов, например от иркутского профессора-кардиолога Сергея Германовича Куклина, практикующего в железнодорожной больнице и в Институте усовершенствования врачей. Консультация у него продлилась около четырёх часов. Он как бы полностью совершил погружение в мой тренировочный образ жизни и во все ощущения моего организма, и при физических нагрузках, и в парной, и при выпивке, и перед сном, и при пробуждении, при голоде и при переедании, а также и по годам – от детства и студенчества до сегодняшнего дня.

Его вердикт был весьма оптимистичен. Таблетки пить ещё, слава Богу, не время, необходимо серьёзно заниматься позвоночником, и многие функциональные неприятности могут уйти.

Уже после этого он почти нехотя посмотрел результаты исследований. Кардиограммы, эхолокацию сердца, сканирование сосудов и т. д. Рекомендации его при этом не изменились. О дорогих и небезопасных коронарографии или инвазивном электрофизиологическом исследовании не было и речи.

Заграничные же кардиологи мало того что, не выпуская из кабинета, проводили всевозможные недешёвые исследования, не доверяя российским результатам, ещё и настоятельно рекомендовали посетить узких специалистов для проведения изотопного сканирования сердечной мышцы, а позже и коронарографии. Причём манера общения у одного «доктора», с фамилией и корнями, схожими со сталинским сатрапом Берией, была такой, что давление с привычных 110 прыгнуло аж до 170. Сказалось, конечно, и отсутствие передышки после перелёта.

Коронарография, на коей настаивал суровый доктор, – сродни эндоскопической операции. Эндоскоп, подобно запущенному на другую планету аппарату, пробирается по запутанному лабиринту человеческих сосудов и передаёт исследователю всю картину кровеносных русел до святая святых – самого сердца. Если необходимо, то сразу же по мере исследования оперативно производится и стентирование, то есть как бы расширение забитых сосудов ажурной металлической трубочкой, состоящей из проволочных ячеек.

Особенно эффективна эта процедура в случае инфаркта, предынфарктного состояния, да и для профилактики этих опасных недугов. Стенты применяются не только в кардиологии. Моему другу в Израиле установили стент в сосуд ноги как бы между делом во время обследования.

Если обследование у кардиолога стоит примерно 400–600 долларов, то коронарография со стентированием может стоить 10–20 тысяч долларов.

Большие деньги порождают и большие соблазны. Думаю, что медики многих подталкивают на коронарографию из-за корысти, но сами стенты, как правило, без серьёзных на то оснований не поставишь. Весь процесс движения эндоскопа сопровождается компьютерной записью на диск, и эта запись имеет серьёзную юридическую силу. Последствиями стентирования являются необходимость постоянного разжижения крови таблетками, что противопоказано, например, при язве желудка, и систематические нешуточные контрольные коронарографии.

Принципиальное отличие коронарографии и установки стентов в России прежде всего в том, что у нас это две различные процедуры. И сосуды беспокоят дважды, хотя это небезопасно. По немецким данным, пять процентов исследований этого типа проходят со всевозможными осложнениями. Думаю, что для России цифра, как всегда, ещё выше.

От этого исследования в одной из стран медицинского туризма я отказался, так как к аритмии прямого отношения оно не имеет, а в остальном самочувствие хоть и не блеск, но вроде не хуже, чем раньше. Если и заработал по жизни какие-то сосудистые проблемы, которые не видно на других аппаратах, то они более или менее компенсированы походным образом жизни и дублирующими системами в организме, о коих позаботился Творец.

Во всяком случае, велоэргометрию, то есть ЭКГ и измерение артериального давления с дозированной нагрузкой на велотренажёре, я выдержал успешно. Если не считать прыгнувшего от волнения давления. Но под нагрузкой нервы успокоились, и давление быстро пришло в норму. Чего не скажешь о не очень хорошем результате изотопного исследования. Но и там вероятность ошибки составляет 20 процентов, а если у врачей появляется материальный интерес – и того больше.

После недешёвых предварительных исследований у нескольких специалистов, подтвердивших известные по недорогим российским анализам нюансы состояния здоровья и не сказавших ничего нового, мне выписали два современных препарата: не признанный в России американский антиаритмический препарат «Мультак» и известный у нас «Прадакса». Поддавшись гипнозу именитых, как мне было сказано, специалистов, я набрал этих препаратов на пару лет. Но они оказались для меня абсолютно неэффективными и даже опасными. Первый совершенно не снимал мою мерцательную аритмию предсердий, в отличие от осмеянного заграничным доктором нашего «Аллапинина», но зато ещё больше уменьшал мой редкий пульс, а второй оказался для меня вообще жутким разжижителем в прописанной ими дозе – кровь при нажатии на руку выступала даже через кожу. К тому же показаний разжижать кровь, по мнению наших специалистов, у меня нет. А уж в их губительной дозе и подавно. Видимо, мне вполне хватает для этих целей и для борьбы с холестерином полутора – двух с половиной литров в сутки лёгкой щелочной минеральной воды типа «Сан-Пеллегрино», нередко с лимоном, рыбьего жира «Омега-6» и 50–80 граммов водочки или 150–200 граммов сухого вина в сутки. Правда, во время приёма гомеопатии водку лучше исключить и оставить только вино, так как оно вроде бы «не стирает» в организме лечебную информацию.

Три года с тех пор уже пролетели в совершенно стабильном состоянии. Самочувствие, благодаря гомеопатии, массажу и особенно позитивному ближайшему окружению, стало только лучше. Вот тебе и хвалёная зарубежная медицина с супердорогими исследованиями, таблетками и постоянно уезжающими в Америку лучшими врачами. Даже биологический возраст, измеряемый на аппарате «Сонар», сдвинулся за эти годы с 48 до 45 лет.

Кстати, об аппарате. Разработан он и производится на Украине, на одном из конверсионных заводов. Диагностика с его помощью совпадает у меня почти на 100 % с результатом специальных исследований. И уж совсем удивительно, что аппарат показал даже, где у меня, извиняюсь, в кишечнике есть два полипа и примерно какой величины, а также в каких конкретно позвонках есть проблемы.

Может быть, причина не очень квалифицированных назначений ещё и в том, что я, как всегда, приехал без предварительной договорённости, накоротке, да ещё угодил в праздники и поэтому попал только к свободным от клиентов и от хорошей репутации докторам?

Сбегая ночью от уже запланированной коронарографии и от самого себя, я увлёк свою спутницу в аэропорт, и мы с огромным облегчением экспромтом в четыре часа утра вылетели в Карловы Вары. Лучше некоторая неустойка, чем жуткая нервотрёпка, да и цена обследования существенно выше отдыха на курорте, который, безусловно, полезен для здоровья вообще и для нервов в первую очередь. И опять – километры походов по целебным карловарским ухоженным дорогам среди дремучих, как в русских сказках, лесов. Особым сюрпризом, благодатным для души, была неожиданно найденная мною здесь, буквально в лесу на вершине холма, небольшая, похожая на часовню, деревянная церквушка в честь Николая Чудотворца. Служила в ней очень приветливая монахиня с чудным именем Нектария. Её благословление, чаёк с вареньем и с любовно сделанными сухариками были для моих напряжённых нервов благотворней множества импортных таблеток. Неожиданно она явилась ещё и музой для нескольких стихотворений, например, для такого:

И небоскрёбы, и дворцы Уже не восхищают. Мне в храмах дороги отцы, Что лаской привечают. Их чаще можно отыскать В церквушках деревянных. Там меньше нужно хлопотать В заботах окаянных. Недавно чудом из чудес За сто земель от дома Меня баюкал чешский лес, Но вмиг слетела дрёма. Завесу леса ветер смял, Я встал заворожённый — Сквозь дымку листьев храм сиял, Среди цветов зажжённый. Я стал священника искать В глухом уединенье, Но вскоре смог я услыхать Особенное пенье. То пела строгие псалмы, Не юная, не старая, Вдали от светской кутерьмы Монахиня Нектария. Ей нежно вторил птиц напев И свежие тюльпаны. И замер я, оторопев, Лечили звуки раны. Потом был тёплый разговор, Сухарики, варенье. Печалей тягостный позор Ушёл с благословеньем.

Кажется, что от походов в её душевную церквушку смягчилась и стала реже аритмия. Она, к слову сказать, у всех моих знакомых разная.

Путём проб и ошибок я всё же подобрал для себя подходящую схему, почти не замедляющую пульс, о которой не заикался ни один врач ни за границей, ни в России. Обычные кардиологи к тому же, как я понял, в аритмии разбираются очень слабо. Но есть и узкие специалисты – аритмологи. Правда, наиболее известные из них представляют только хирургическое направление. Специалистов же, владеющих всем арсеналом средств – и мануальными, и гомеопатическими, и химическими, и хирургическими, – нет. Между каждым подходом в медицине глухая непробиваемая стена.

На каком-то этапе, когда не помогала гомеопатия, сочетание «Аллапинина» и «Мультака», который не получил в России законной прописки и завозится как бы нелегально, оказалось для меня оптимальным. Дозы, как и сочетание препаратов, подбирал я сам. Опасность в том, что превышение дозы вызывает жуткую тахикардию – пульс до 150, а пару раз вдобавок от индивидуальной передозировки прыгнуло чуть не до 200 и моё обычно пониженное давление. Причём держится это состояние часов восемь, как раз период активности препарата. Поэтому желание снять аритмию быстрей, повысив дозу, вызывает, во всяком случае у меня, обратный и, в общем-то, опасный эффект гипертонического криза.

Доза, как я понял, для каждого строго индивидуальна. Многие системно пьют разом по две таблетки, и ничего есть, кто блокирует приступ сразу же четырьмя таблетками «Пропанорма» и тоже переносит без неприятностей. Моя оптимальная разовая доза оказалась не больше половинки таблетки. Утром и вечером я пил полтаблетки «Мультака», днём – один-два раза по полтаблетки «Аллапинина». Итого 66–83 процента в сумме от минимальной дневной нормы хватало, чтобы месяцами не было срывов, портящих настроение и сбивающих не только ритм сердца, но и ритм жизни. После месяца приёма препаратов не вызывало неприятностей употребление небольших доз алкоголя. Через полгода систематического приёма я уменьшил дозу химии до полутора таблеток «Аллапинина», но попробовал добавить гомеопатию. Стойкого эффекта пока не получилось.

Кстати, сочетание «совершенно безобидной» сердечной гомеопатии: Ку-4, курарник, биодилоти или капсулы найгеронта – с таблетками тоже давало несколько раз эффект передозировки, хотя и более мягкий, чем при химических таблетках.

В Таиланде, куда мы сбежали от очередного дня рождения, срывы ритма проходили чаще всего не при ходьбе – сказывался, видимо, недостаток кислорода, – а при плавании с его быстрым вдохом и медленным выдохом в воду. В дальнейшем этот тип дыхания пловца я широко использовал и при ходьбе, следя, кроме того, за тем, чтобы вдох начинался с живота, а заканчивался грудью. При быстрой ходьбе мне достаточно 9—10 дыхательных циклов в минуту. Считается, что это очень неплохой показатель. Нетренированный человек дышит значительно чаще.

При таком дыхании таблеток или гомеопатических препаратов требуется меньше.

Раньше в походе я не мог себе позволить долго сосредотачиваться на дыхании, в голове роились строчки стихов. Теперь, в долговременном отпуске от лирики, другое дело. Правда, эффективность лекарств гомеопатии могла быть обусловлена накоплением их в организме, а может быть, и это тоже вполне вероятно, заметным скачкообразным сдвигом, происшедшим в шее в лучшую сторону (только через два года еженедельных мануальных массажей наступило заметное улучшение). Насколько оно стабильно – покажет время. В общем, мой более чем 15-летний опыт борьбы с аритмией свидетельствует, что в её лечении необходимо сочетание всех подходов – от индивидуальных физических нагрузок и, естественно, дыхания до гомеопатии, мануальной терапии, но на каких-то этапах и химических таблеток. Мне известно немало людей, которым хватает и нехимических способов лечения, практически отрицаемых официальной медициной. Собственно, я и сам обходился без «химии» добрый десяток лет.

Вскоре после Таиланда я решил сдать анализ крови и кроме всего прочего посмотреть содержание калия и магния, которые при отклонении, как я прочитал в стандартной аннотации к «Аллапинину», могут вызывать аритмию. И надо же – попал в точку.

Калия у меня оказался избыток, процентов на десять, а это, как выяснилось, даже хуже, чем его нехватка. Магний же, наоборот, близок к нижней границе нормы. Причины гиперкалиемии мне стали понятны с ходу безо всяких консультаций. Я знал, что для сердца полезны курага, изюм, орехи, особенно миндаль, так как содержат много калия, и в течение примерно десяти лет, будучи сладкоежкой, каждое утро с большим удовольствием добавлял их и в кашу, и в тёртую свёклу, и в морковь, да ещё и в немалых количествах. Паузы делал только в поездках на море, где в изобилии свежие фрукты.

Поняв причину, я, естественно, исключил из диеты и сухофрукты, и орехи. Магний же хорошо повышает гречневая каша и пищевая добавка «Кальций, магний с витамином Д».

Следующий анализ я сделал через три недели, но больших сдвигов, к моему удивлению, не было. Но ещё через месяц все показатели были в норме.

В это же самое время судьба свела меня с совершенно уникальным кинезиологом-мануальщиком.

Необычной у Евгения была уже манера диагностики. Если некоторые знахарки льют над головой воск и по его застывшей форме могут сказать немало о болячках пациента, то ему было достаточно над головой просто подержать руку и по «нимбу», а правильней сказать – по биополю, определить основные энергетические блоки. У меня был диагностирован блок на стыке грудного и шейного отделов позвоночника, о чём я прекрасно знал от своего постоянного массажиста-мануальщика. Второй и, может быть, главный блок оказался в брюшной полости в виде многочисленных спаек, мешающих нормальному току и крови, и энергии. О том, что аритмия связана с желудком, я знал по своему опыту, а также и от китайского доктора, которая тоже делала массаж брюшной полости. Но, увы, тогда толку не было.

Как я уже отмечал, не только современные приборы, но и целители и представители нетрадиционной медицины очень хорошо могут диагностировать, но значительно слабее лечат. Евгению же за семь-восемь сеансов, причём проходили они не чаще одного раза в неделю, удалось справиться с обеими проблемами, и я почувствовал приток энергии, но особенно заметно было исчезновение болей в желудке, улучшение анализов крови, снижение холестерина и мочевой кислоты, отвечающей за подагру, до нормального уровня.

Мануальные сеансы Евгения длились всего в пределах 30 минут, а не 60–75, как принято. Правда, цена короткого сеанса была выше, чем у большинства за час. Мануальные манипуляции проводились без предварительного массажа и разогрева, причём многие движения делались до пощёлкивания и в шее, и в позвоночнике. Блок в грудном отделе, который не могли взять другие асы, прощёлкнул практически на первом же сеансе.

Интересно, что знакомый профессор, также кинезиолог и мануальщик, работающий вместе со своими последователями с триггерными точками, категорический противник глубоких движений и прощёлкиваний, считает это весьма опасным занятием.

Мой же огромный опыт в качестве пациента говорит о том, что кардинальных сдвигов без штурма блоков не достичь. Мягкие формы мануальной терапии могут затормозить процесс и временно снять боли, но кардинальное улучшение вряд ли возможно. Но для безопасности резких движений до щелчков теоретических знаний мало, нужны сверхчуткие руки или талант. Усидчивости и одного интеллекта явно недостаточно. Массажист от Бога в какой-то степени должен быть экстрасенсом и чувствовать границы возможного.

Когда Евгений начал через острую боль работать со спайками в брюшной полости, я задал вопрос про возможное кровотечение, с коим, к сожалению, был знаком не понаслышке, лет двадцать назад, и с этой истории начинается стихотворение «Судьба»: «Кровь, как река в землетрясенье, рвалась из тела, не спросясь…»

Ответ был успокаивающий: «Руки видят, что сейчас опасности нет».

Если руки видят, то зачем же, впервые за всю мою мануальную историю, перед первым сеансом он потребовал подписать согласие на процедуру? Эта формальность чуть не толкнула меня уйти до начала сеанса. Моего небольшого опыта с доврачебными бумагами хватило, чтобы вывести нехитрую закономерность: «Больше бумаг – меньше проку».

Недавно перед консультацией у единственного в своём роде иркутского профессора-аритмолога его немолодая помощница, занимающая отдельный кабинет, в сверхстрогой манере требовала посвятить ей не меньше десяти минут на заполнение некой документации. Причём мои протесты, что не на операцию ведь пришёл, не возымели действия. Её примитивный алгоритм был изложен в телеграфном стиле: «Нет бумаг – нет консультации. Верну деньги – и до свидания. Я назначила вам время за 15 минут до приёма». Вот такой частный сервис за собственные деньги. Кстати, соотношением калия и магния в крови и этот корифей медицины не озаботился. Его вердикт просто обескураживал: «Пей таблетки до конца дней», – правда, при этом он уточнил, что и оперативное вмешательство не нужно, так как форма аритмии не опасна для жизни. И за то спасибо. В московском центре, почуяв во мне состоятельного клиента, говорили только об операции.

Эти мысли пронеслись за мгновения, пока читал бумагу-согласие у очередного мануального доктора без званий и наград, но, как выяснилось, с весьма умными руками.

Основную причину спаек он увидел в операции на грыжу, которую я перенёс в пять лет. С тех пор сшитая в правом боку ткань потихоньку, как капля, точащая камень день и ночь, в течение многих лет тянула всё тело, включая и позвоночник, в правую сторону.

Буквально после нескольких сеансов я смог снова уменьшить антиаритмическую дозу вначале до полутора, а затем и до одной таблетки в день. И вновь включил в свой дневной рацион умеренное количество алкоголя, шоколада и чая.

Через пару месяцев выровняв также калий и магний крови, я постепенно перестал принимать антиаритмические средства вовсе.

Правда, в это же время я провёл ещё курс новой для меня сердечно-сосудистой гомеопатии, причём ампулы были раз в шесть дороже обычных. Но думаю, что это всё же вторично. Улучшение началось чуть раньше, одновременно с применением новой мануальной терапии и корректировкой диеты, хотя определённо не скажешь, что помогло и надолго ли, может быть, всё в комплексе.

Так и хочется сказать: позор традиционной медицине. Никто из кардиологов и даже чистых аритмологов в Иркутске, Москве, Израиле, Германии не заострил внимание на содержании в крови калия и магния.

Это тем более парадоксально, что в их алгоритме снятия приступа аритмии первая мера – вливание через капельницу калия и магния для улучшения электролитной проводимости, что не раз мне и делали.

Второй парадокс в том, что традиционные врачи не обращают внимания при аритмии ни на позвоночник, ни на желудок. Их арсенал – незамысловатые схемы из нескольких видов таблеток или «сватанье» на рискованное, зато весьма дорогое прижигание сердечных точек.

Недалеко от врачей ушли и медсёстры, заставляющие интенсивно работать кистью руки перед забором крови из вены: оказывается, такая двигательная активность существенно искажает картину по содержанию калия.

Из области медицинских парадоксов и недавний случай, происшедший с моим приятелем, отдыхавшим в Испании.

При обострении подагры на суставе большого пальца ноги ему расписали курс лечения тяжёлыми нестероидными препаратами аж на 60 дней (в Иркутске курс лечения острой фазы – дней десять), что, как правило, гарантирует переход в хроническую стадию суставных заболеваний. И тогда уже с тяжёлых лекарств не слезть никогда в жизни. Но он нашёл специалиста, снявшего ему острую фазу за один приём с помощью околосуставной инъекции малой дозы «Дипроспана». Это гормональный препарат, но разовая доза, всего 0,25 мл, думаю, несоизмерима с отрицательным воздействием на психику острейших болей и бессонницы, а также десяти, а тем более шестидесяти дней приёма нестероидных препаратов, губительных и для желудка, и для самих же суставов.

Правда, потом, после разовой инъекции, следовал пятнадцатидневный курс массажа стоп по 20–30 минут у того же специалиста в сочетании с обливанием сверххолодным жидким азотом. Эффект от этого лечения, при разумной диете, очень умеренной выпивке и водно-питьевом режиме, получился весьма стойкий. Испанская же методика не предусматривает даже ограничений в диете, запас губительной химии перекрывает всё.

Я, конечно, понимаю, что нетрадиционные подходы с гомеопатией, массажами, пиявками и т. д. помогут не всегда, но убеждён, что всегда нужно начинать лечение с этих щадящих методик и, только если не помогает, переходить к губительным химическим препаратам. В современной же медицине между указанными подходами – «Берлинская стена»: в ход пускается сразу же тяжёлая артиллерия, бьющая не только по болезни, но и, главное, по ресурсам организма без всякого разбора. В результате образуется много «развалин», причём не из стекла и бетона, а из живых людей со здоровьем, подорванным не столько болезнями, сколько лечением.

Думаю, что стену между щадящей и убойной медициной, как и Берлинскую и Китайскую, кто-то старательно возводит, укрепляет и поддерживает в рабочем состоянии.

Зададимся стандартным вопросом: «Кому прежде всего выгодна «убойная» медицина»? Ответ, как это часто бывает, лежит на поверхности. Выгодно одной из самых мощных глобальных индустрий, по доходам соизмеримой с газом или нефтью, – фармацевтической промышленности.

За их огромные деньги организовываются по всему миру стажировки врачей, их сети распространения пронизывают все уголки мира – и города, и самые отдалённые деревушки. Активно влияют они и на программы обучения студентов-медиков. В результате большинство врачей не представляют ни возможности гомеопатии, ни мануальной терапии, ни гирудотерапии, ни лечебного иглоукалывания и т. д.

Думаю, что безусловно благая активная борьба с курением во всех развитых странах ведётся также под патронажем фармацевтики. Им выгодно, чтобы «жило и тужило» больше стариков, но не из-за любви к человечеству, а из любви к прибыли. Старики со всеми их льготами из государственного кармана – главные потребители химии.

Но в будущем грани между разными ветвями медицины наверняка сотрутся одумавшимся человечеством.

Так же, как между различными видами медицины, неоправданна, на мой взгляд, резкая грань между православием и евангелизмом. Последний, разделяя веру в Христа и ставя во главу угла Новый Завет, глубоко его изучает с помощью профессиональных проповедников. Большинство из них весьма квалифицированные ораторы, способные основательно доносить материал до верующих, связывая евангелистские тексты с современностью. Их выступления подкреплены и проникающей в самую глубину души органной музыкой, и духовным песнопением с понятными всем текстами. Не вдаваясь в теологические тонкости, на мой взгляд, всем христианам было бы полезно хотя бы иногда посещать собрания евангелистов и глубоко изучать с их помощью Новый Завет в атмосфере любви и праздника, не отрываясь от родной церкви.

Несколько уважаемых батюшек, с которыми я беседовал, высказали суровое порицание моим взглядам, а один резко предостерёг известными словами о запрете ходить в собрание нечестивых. Я же убеждён, что любых христиан, да и вообще всех, кто искренне верит в Бога, будь то буддисты, приверженцы ислама или евреи, приравнивать к нечестивым недопустимо так же, как тиражировать карикатуры на пророков.

Не сродни ли эта категоричность взглядам профессоров– медиков и особенно фармацевтов, небескорыстно отрицающих нетрадиционную медицину?

Чудо-знахари и экстрасенсы

Но существует и ещё один, как бы вовсе нематериальный пласт лечения, с коим мне также приходилось встречаться в жизни. Лет двадцать назад один приятель познакомил меня с женщиной-экстрасенсом. А началось с того, что я заметил несколько небольших волдырей у него на пальцах руки и пошутил, уж не пересчётом ли денег они заработаны. Оказалось, что буквально вчера, будучи на дне рождения, слегка выпив, он заявил, что не верит ни в каких экстрасенсов и прочую чепуху. В представительнице этой редкой профессии, видимо, взыграла профессиональная гордость, и она предложила доказать ему, если он не против, маленькой, но памятной неприятностью. Он, уверенный, что всё это блеф, легко согласился и дал ей свою руку. Она соединила подушечки своих пальцев с его, и он почувствовал резкое покалывание, а утром проснулся с небольшими волдырями, как от ожога.

Вскоре, решая детские проблемы со здоровьем, довелось познакомиться с ней и нашей семье. Мы убедились в её безошибочной диагностике. Глядя на ребёнка и попросив его не смотреть ей в глаза, которые были страшны в этот миг, она точно рассказала, как протекали лет пять назад роды и какой отпечаток наложили они на здоровье. Её диагноз всегда в точности совпадал с данными традиционных исследований. Часто, но не всегда, помогало и лечение. В её арсенале были как всевозможные народные средства, так и таблетки. Иногда рекомендовались и антибиотики, но намного реже, чем у традиционных врачей.

Никогда не забуду, как во время зарубежной поездки, в Риме вдруг у нашей шестилетней дочери температура прыгнула близко к 40о. Вызванный нами врач предложил только жаропонижающее и был в полной растерянности с диагнозом. У нас же, как на грех, в этот день следующий перелёт – на Сардинию, где находится прекрасный курорт Форте Вилладж.

Мысли у меня были всякие, а вдруг, например, прозевали аппендицит и у неё начался перитонит или ещё что-либо не менее грозное. Звоню нашему экстрасенсу, она за тысячи километров ставит диагноз, успокаивает и разрешает лететь дальше. По её мнению, это просто реакция на новую воду и заграничную пищу, завтра, она считает, всё пройдёт само. Всю дорогу бедная дочь была у меня на чуть ли не дрожащих от страха руках, а назавтра, как и было сказано экстрасенсом на расстоянии семи тысяч километров, всё действительно как рукой сняло. Насколько нужно быть уверенной в своей правоте, чтобы ставить безошибочный диагноз и разрешать дорогу при критической температуре! И всё это на огромном расстоянии.

В раннем детстве хирурги отправляли дочь на операцию по поводу грыжи, но обошлось обращением к сельской бабушке, которая с молитвой и нашёптыванием «загрызала» грыжу, прося каждую минуту няню спрашивать: «Что делаешь, бабушка?» Ответ был незамысловатый: «Грыжу, доченька, грызу». Слушать было смешно. Всё казалось сказочно-наивным баловством и потерей времени. Вот только операции избежали! Ещё и денег явно не богатая бабуля не взяла, сказав, что за деньги Господь не поможет. Смогла принять она только самые необходимые продукты.

Распутывая психологические проблемы отношений с собственными детьми, принявшими в свои юные души все прелести современной обеспеченной жизни с несколькими, не раз поменявшимися за детство, нянями и охранниками, а также и разводом родителей, я познакомился с врачом неслыханной ранее профессии – кинезиологом-психологом.

Уже при первом знакомстве, на предварительной, если можно так сказать, беседе, продлившейся около двух часов, на которую мы пришли с бывшей женой, я никак не мог отделаться от мысли: где заканчивается наука и начинается греховное, по понятиям церкви, знахарство, а то и магия? Судите сами. Врач – миловидная женщина, на вид ближе к пятидесяти годам, с добрыми глазами и нежным врачующим голосом. При этом она попеременно ставила нас перед собой, держала за руки и просила представлять кого-либо из детей. Сама врач в это время задавала себе массу быстрых вопросов касательно конкретного ребенка и находила ответы на них по изменению силы наших рук. При этом очень чётко вырисовывался психологический портрет сына и дочери, во многом совпадающий с нашими представлениями о них. Но выяснились и такие черты характера и привычки, о наличии которых мы могли только догадываться. Постепенно врачу становилось ясно, почему с одним из детей у нас тяжело складываются отношения и, главное, почему уже взрослому ребёнку студенческого возраста при замечательных внешних данных в настоящее время крайне тяжело выстраивать отношения с миром своих сверстников.

После заочного обследования детей был сделан вывод, с которым очень трудно не согласиться: общение с внешним миром восстановится только после того, как отрегулируются отношения проблемного ребёнка с родителями, особенно с папой. Для этого было предложено и нам обоим пройти ряд сеансов – занятий также с кинезиологом-психологом.

Кроме того, врач попросила фотографию нашего ребёнка, чтобы полить над ней воск, почистить поле, а также порекомендовала поставить в трёх храмах свечи за здравие и заказать сорокоусты.

Вот такие неожиданные предварительные рекомендации в начале лечения. Объективность нарисованного заочно-психологического портрета вселяет уверенность и в успешность комплексного, но, к счастью, не фармацевтического лечения.

Как-то, отчаявшись бороться силами официальной медицины с энурезом, повезли сына моего близкого родственника к одному из деревенских знахарей. При этом у нас была информация, что четырнадцатилетнюю дочь наших товарищей он излечил от этой же напасти буквально за один сеанс.

Диагностика и лечение у него были с помощью литья воска над головой в окружении икон и с молитвой. Форма застывшего воска, для всех разная, высвечивала, как он и продемонстрировал на наших отливках, проблемные органы. Затем пациенту предлагалось дорогой скатать воск в шарик и выбросить. Первый раз – в воду, затем – в костёр, а после третьего сеанса – в сторону кладбища. Каждый раз следовало произносить определённые незамысловатые слова. Сумму благодарности, на своё усмотрение, нужно было класть незаметно в укромное место.

После трёх сеансов ребёнку стало намного лучше, но на сто процентов энурез не прошёл.

Спустя несколько лет долечила его за один короткий сеанс приехавшая из Новосибирска женщина, также лекарь-экстрасенс. Она не скрывала свою манипуляцию, жестом, даже не прикасаясь к ребёнку, в районе копчика как бы сделала завод часам или затянула расхлябанную пружину. На этот раз эффект был полный, про беду забыли раз и навсегда.

Интересно, что порекомендовал её знакомый судья, которому она, можно сказать, спасла жизнь. У него, в общем-то спортивного человека, вдруг начались приступы брадикардии, то есть резкое замедление пульса до опасной черты. Он уже не мог обходиться без нашатырного спирта, чтобы предотвращать обмороки. Несколько раз его госпитализировали, но врачи только пожимали плечами. В общем, положение было отчаянное. И здесь его познакомили с приехавшей в Иркутск знахаркой, или экстрасенсом, или доктором нетрадиционной медицины, или просто лекарем – любое название, наверное, будет неточным. Для него же она оказалась в буквальном смысле слова спасительницей.

При первой же встрече она сняла приступ, проведя какие-то мануальные действия с шеей. Оказалось, что, как и во многих случаях при аритмиях, проблема у него была с проводимостью импульсов от головы к сердцу. За несколько сеансов для закрепления эффекта проблема у него была полностью снята! Но, к сожалению, не всем страдающим аритмией она в состоянии быстро помочь. Может быть, причины её разные, а может быть, проблемы в шее требуют очень длительного лечения, да и излечимы, возможно, не все органические поражения.

От нескольких пациентов она при нас отказалась. Один мой приятель только что вышел из больницы после интенсивного лечения сердца. На фоне лекарств она, как оказалось, не берётся лечить. Порекомендовала ему обратиться к ней месяца через два. Отказалась она лечить и инфекцию у другого пациента. За обследование, если не могла помочь, деньги категорически не брала.

Приехала же она в Иркутск в тот раз к конкретной онкологической больной, весьма не бедной, которую успешно лечит от рака третьей степени.

Именно к ней в Новосибирск летал как-то и я, когда нашёл у себя в портфеле специально сделанную для сглаза мумию мышки. Да простят меня отрицающие это явление батюшки. Делают их в Иркутске за немалые деньги явно не очень добрые цыгане. Но как бы то ни было, она безошибочно указала, в каком из двух портфелей находилась мумия, во время снятия сглаза слегка обуглились завязанные на мне белые нитки, а на чистых иглах появились следы как бы от перегрева.

Указала она с полной уверенностью и кто это сделал, порекомендовав относиться всё равно по-православному и ставить свечки за здравие, считая, что такие «доброжелатели» и без того готовят себе дорогу в ад и достойны сожаления.

Знаю, что суетиться подобным образом со сглазом грех. По православным канонам нужно больше молиться и веровать. Но, думаю, если мои действия не приносят никому зла, то и грех невелик.

Эта же «добрая» дама, подложившая мумию, слала, как выяснилось позже с помощью милиции, жуткие угрозы (например, облить лицо серной кислотой) моей молодой, тогда ещё будущей, жене. Сопровождались эти угрозы ещё и страшными фотографиями чьего-то лица после такого зверства. Год назад с этого же компьютера «заботливо» рассылались электронные сообщения всем друзьям моей жены с «разоблачением» её корысти, связанной с моим возрастом. Наши прочные отношения это не разрушило, но нервное напряжение, требующее помощи психолога, вызвало.

Варварство «доброй дамы» тем более странно, что расстались мы много лет назад по её инициативе, когда жертвы её угроз не было на горизонте и в помине, причём личная жизнь у неё все эти годы была, в отличие от меня, прекрасно устроена. Как говорится, креста на ней нет. Но креста нет, действительно, и в прямом смысле, хотя дети, рождённые ею, крещёные. Её действия являются преступлением, вызывающим прямой вред здоровью человека, пусть с ними разбирается суд.

Но оказалось, что открыть уголовное дело не так просто. Угрозы формулировались с учётом возможного разоблачения. Они исходили как бы от третьего лица, а не от автора жутких посланий. Одним словом, нехристь. Помоги ей Господь и Пресвятая Богородица!

О том, что это небезобидные действия, свидетельствует и такой факт.

Признанная экстрасенс в Москве, приехавшая из Таджикистана и практикующая у известного доктора Ведова, диагностировала сглаз, или, по-научному, пробоину в защитном биополе, которое есть у каждого человека. Повреждение это, по её мнению, было настолько серьёзно, что даже опасно для жизни. О том, что это, извиняюсь, не блеф, свидетельствовала не только репутация и безошибочная диагностика прочих проблем, подтверждённых обычными анализами, но и то обстоятельство, что мать Ольги, умеющая видеть проблемы по воску, определила перед поездкой, что сглаз настолько велик, что у неё, увы, не получается восстановить биополе дочери.

Моё биополе во всех случаях было без пробоин. Спасибо, наверное, моей старой матери, а может быть, и ушедшему в иной мир сыну Андрею, который наверняка теперь ангел-хранитель своих близких.

Маминой защите я посвятил такое стихотворение:

Градом лжи искалечили слово, Врут в речах и в победной строке. Но я жажду иного улова В этой некогда светлой реке. Пожеланья добра и удачи — Не пустым стал со временем звук. Чем слабей нас везущие клячи, Тем весомей дорожный сундук. В нём не злато звенит – пожеланья, Я их скаредно начал копить. От начальства, от близких посланья, Но одно может сто заменить. Звук его многих гимнов дороже, С ним, как сад перестройки, вокзал. Слово матери сердцу пригоже, Нас Господь пуповиной связал. Эта связь с каждым годом сильнее Изливает свою благодать, В древнем храме молитва слышнее… Слышит Бог мою старую мать.

Что касается Андрея, то думаю, что один раз младший сын Даниил, когда ему было года три, говорил как бы по его велению. И это было настоящее чудо. Единственный раз в жизни, ставя лечебные иголки в точки кистей рук, я, грешный, согласился на гадание вместе с женой. Мы как раз собирались в по ездку. Ей выпала отличная дорога, а мне – гибель. Мы тут же позвонили и отказались от поездки.

Но чудо ожидало меня дома. Когда я, жутко расстроенный, зашёл в комнату трёхлетнего сына, то он, совершенно не глядя на меня, изрёк: «Сейчас я поймал твою смерть, затолкал её в бочку, бочку бросил в море и утопил». Я застыл, буквально открыв рот и не успев что-то сказать. На мою просьбу повторить сын поглядел на меня с полным недоумением, как будто говорил вовсе не он. Ни до и ни после никакие фрагменты сказанного не всплывали в его речи.

Дивный случай

Сыну Даниилу

Касался струн иных миров Сын с самой колыбели, Его младенческий покров Враги не одолели. Я как-то, хлябь небес кляня, Шёл под дождём невесел, И словно бес зазвал меня В мир бубнов, карт и песен. И грех, и горе льнут к тоске, Вот мне и нагадалось, Что смыло след мой на песке, Вплотную смерть подкралась. Чуть путь обратный не забыл. И сердце болью сжалось: Дом, отражаясь в лужах, всплыл, К нему луна прижалась… А в доме сын – помочь готов, Как будто чуя горе, В душе чернеющий улов, Как в сказке, бросил в море. Швырнул, засунув в бочку, смерть, Чтоб в глубине бездонной Вовек ей стен не истереть Под толщей многотонной. Сказал о том и позабыл. А я оторопело Смотрел – как будто змей уплыл, Душа хвалу запела. С тех пор молитвой и постом Я сберегаю душу, Гоню лукавого крестом, Чтоб не поганил сушу.

Вселенский страх глазами детства

При своём здоровом образе жизни не был бы я, наверное, так глубоко знаком с медициной, если бы не особенности моей детской психики и её влияние на организм ребёнка.

Большим запасом прочности и иммунитетом я не отличался уже в детстве: перенеся кучу инфекционных заболеваний, часто простужался. Большой отпечаток на здоровье наложили и усилия, затраченные для получения Ленинской стипендии и диплома с отличием на машиностроительном факультете в совершенно неорганичном для меня политехническом институте.

Если характерным признаком творческого абстрактного мышления является осознание своего ничтожного и очень короткого по времени места в мироздании, то в этом я преуспел.

Уже с пяти лет мне не раз становилось жутко от панической мысли о том, какие песчинки мы в окружении миллиардов звёзд и пугающей холодной бесконечности, как коротка жизнь и как бескрайня смерть.

Много лет спустя я столкнулся с лучшим, на мой взгляд, стихотворением на эту тему Анатолия Передреева «Бездна». Вот несколько строф из него:

Беспощадна суть познанья, Страшно логика ясна… Нету Бога в мирозданье, Есть Пространства кривизна… Что там жизни моей фактик, Что земли юдольный мир?! — Разбегание галактик… Тяжкий холод чёрных дыр… Бесконечностью пустою Мчат миры, себя круша. Нету неба над тобою, Беззащитная душа…

Спасением от этих, не по годам тяжёлых, мыслей была только активная жизнь. Подобно тому, как спрятавшийся ребёнок может ломать ценные вещи или играть со спичками, с угрозой уничтожить всё вокруг, а заодно и себя, так и мне было лучше поменьше оставаться в комнате наедине с самим собой, чтобы не вызывать мыслями стресса и не сломать свой внутренний мир.

К счастью, зимой я ходил в садик, а уже с пяти лет всё лето проводил в окружении природы, а потом и детей в пионерском лагере, где бабушка работала, или, точнее сказать, вкалывала, шеф-поваром.

Правда, первое лето я не был избалован общением, а просидел, играя, в песочнице.

Новая обстановка и песок, дающий огромный простор для детской фантазии, вполне заменяли мне ватагу будущих друзей. Всё лето не было ни скучно, ни страшно. Бабушка осталась довольна. И потом много лет она вспоминала эту счастливую пору.

Запомнилось кроме песочницы и совершенно необъятное футбольное поле, вокруг которого густо росли ярко-жёлтые простенькие цветы, почему-то называемые куриной слепотой. До сих пор помню свой первый, самостоятельно собранный и подаренный бабушке под смех шустрых поварих, букет из этих, как я понял, совершенно не букетных цветов.

Но зато бабочки, взлетающие с них, были неповторимы, и, даря цветы, я представлял и прекрасных бабочек.

Навсегда запомнилось и первое знакомство с лесной дорогой, сплошь усеянной колющими босые ноги шишками, иглами, испещрённой морщинами трещинок и венами корней. И эта картина природы воспринималась мной тоже как вечная, существующая до нас и после.

Песочницу я, конечно, быстро перерос, а любовь к дорогим сердцу лесным и, как выяснилось, лечебным дорогам осталась навсегда.

Может, не случайно так схожи слова «дороги» и «дорогие».

Много позже, не по дорогам, а по поэтическим сборникам, я набрёл на стихотворение Ивана Бунина, которое сразу же раз и навсегда запало в душу:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной… Срок настанет – Господь сына блудного спросит: «Был ли счастлив ты в жизни земной?» И забуду я всё – вспомню только вот эти Полевые пути меж колосьев и трав — И от сладостных слёз не успею ответить, К милосердным Коленам припав.

От тяжёлых мыслей всегда спасала и, к счастью, спасает по сей день высокая активность во всём, и в первую очередь движение. Если на душе или в теле тяжесть, то спасение одно – поход, не помеха даже и ночь.

Собственно, физическая активность и является по жизни главным лекарем. Примером тому служит и отец, и его родной брат. Оба они фанаты пеших прогулок. Отец, гуляючи, перешагнул 90-летний рубеж, поход у него почти каждый день. Правда, последние месяцы уже только с водителем. Брат его, Леонид Яковлевич, в свои 88 лет совершает двух-, трёхчасовые походы один, да ещё четыре раза в неделю парится в бане вот уже лет двадцать пять. Это позволяет ему ещё, как я уже упоминал, работать, ездить по миру и водить машину. Немало душевному здоровью могут способствовать и стихи, показывающие вечную жизнь души и обыденность смерти.

Видали ль вы преображённый лик Жильца земли в священный миг кончины — В сей пополам распределённый миг, Где жизнь глядит на обе половины? …Но вот – конец! – Спокоен стал больной. Спокоен врач. Сама прошла опасность — Опасность жить. Редеет мрак земной, И мёртвый лик воспринимает ясность. …Здесь, кажется, душа, разоблачась, Извне глядит на это облаченье, Чтоб в зеркале своём в последний раз Последних дум проверить выраженье. Но тленье ждёт добычи – и летит Бессмертная, и, бросив тело наше, Она земным стихиям говорит: Голодные! Возьмите: это ваше!

Это несколько строф из стихотворения Владимира Бенедиктова «Переход», а вот – из произведения Бориса Пастернака «В больнице»:

…Как вдруг из расспросов сиделки, Покачивавшей головой, Он понял, что из переделки Едва ли он выйдет живой. …«О Господи, как совершенны Дела Твои, – думал больной, — Постели, и люди, и стены, Ночь смерти и город ночной. Я принял снотворного дозу И плачу, платок теребя. О Боже, волнения слёзы Мешают мне видеть Тебя. Мне сладко при свете неярком, Чуть падающем на кровать, Себя и свой жребий подарком Бесценным Твоим сознавать. Кончаясь в больничной постели, Я чувствую рук Твоих жар. Ты держишь меня, как изделье, И прячешь, как перстень, в футляр».

В ясельном возрасте, говорят, я был слаб. Даже свою большеватую для той поры голову долгое время держал неровно. Но уже в садике помню, как соотношение силы и статуса среди сверстников менялось в мою пользу. Соответственно менялась и оценка воспитательницами моего поведения.

Как-то раз отец, привыкший слышать только похвалы в мой адрес, вдруг явился из детского сада разгневанный моим, как выразилась воспитательница, хулиганским поведением. Ох и не любят ни воспитательницы, ни учителя самых активных детей. Тогда я научился хитрить. Нередко в сончас меня, плохо спящего, начали поднимать и заставлять стоять возле своей раскладушки. Мне это надоело, и я придумал трястись, будто на нервной почве. Воспитательницы в панике перестали наказывать: как бы чего не вышло с четырёхлетним ребёнком. На грани такой же нелестной оценки поведения пролетели и все самые незабываемые школьные годы.

Один из родственников года за полтора-два до школы подарил мне маленькие гантели и показал упражнения, которые я делал старательно каждый день. Может быть, благодаря им и природной неугомонности, доставшейся от предков, в первом классе и в уличном окружении друзей-приятелей я оказался практически самым сильным.

И так продолжалось до седьмого класса, пока к нам в класс не свалились на целых два года, как снег на голову, человек восемь второгодников… Вот уж где мне пришлось пройти, пожалуй, самую серьёзную в жизни школу «народной» дипломатии и с ними, и с их дружками – школьными авторитетами.

Они были лихими и ранними, Напоказ окружающих ранили, Вундеркинды, но не в математике, А в питейно-табачной грамматике. Близнецы по ухарским привычкам, Различали друг друга по кличкам, Для семей не хватило им трезвости, Не в Христе повзрослели, а в мерзости, Сбившись в стаи, сивухой разящие, Они первыми заняли… кладбище.

Сила и характер позволяли мне занимать лидерские позиции и в классе, и в пионерских лагерях. Но в минуты одиночества, например во время засыпания, всё равно периодически накатывала на меня вселенская тоска с липкими мыслями о неминуемости смерти.

Как назло, не добавлял спокойствия и наш дачно-садовый загородный участок в семь соток, купленный, когда мне было семь лет, за семьсот рублей при финансовой помощи, как сейчас помню, папиных родителей. Памятно, что они к тому же своими умными руками, умеющие, в отличие от нас, очень многое, сколотили насыпной домик и поставили печь. Но беда в том, что находился участок не только рядом с прекрасным лесом и озером Каштак (ныне, к слову сказать, слитому, наверно, с целью захватить земли), но и в непосредственной близости от главного городского кладбища. Страшно мучительно было слышать в день по нескольку раз звуки печальной похоронной музыки, тем более что спасительное окружение сверстников в том месте было большой редкостью.

Ох и тяжёлое это было бремя для моей души. Спасала только физическая работа. Это и поливка, естественно, вручную, вёдрами из бочек, и корчевание деревьев. Нравилось мне соревноваться с самим собой, считать вёдра. Помню рекорды – пятьдесят… семьдесят… сто вёдер поливки. Это тонна вытасканной воды в 11–13 лет. Ставя садовые рекорды, я знал, что бабушка обязательно не только сама отметит, но и похвалит перед роднёй. А ещё я представлял, как будет гордиться моим достижением любимая мною тогда девочка.

Впервые романтическое, достаточно яркое чувство завладело моей душой в пять лет, причём влюбился я… во сне. Мне приснилась живущая через несколько дворов от нас белокурая, кудрявая, с огромным бантом на голове и большими голубыми глазами соседская девочка, которая, всегда опрятная, проходила с мамой за ручку мимо нас, чумазых и, извиняюсь, сопливых пацанов.

Я любовался издалека этим ангельским творением и даже не мечтал познакомиться. Она казалась мне пришелицей с другой планеты. Лет в восемь я даже выучил стихотворение Константина Ваншенкина «Мальчишка», представляя её и, конечно, себя:

Он был грозою нашего района, Мальчишка из соседнего двора, И на него с опаской, но влюблённо Окрестная смотрела детвора. Она к нему пристрастие имела, Поскольку он командовал везде, А плоский камень так бросал умело, Что тот, как мячик, прыгал по воде. В дождливую и ясную погоду Он шёл к пруду, бесстрашный, как всегда, И посторонним не было прохода, Едва он появлялся у пруда… …Легли на землю солнечные пятна. Ушёл с девчонкой рядом командир. И подчинённым было непонятно, Что это он из детства уходил.

Такая же «обожательная» любовь на расстоянии повторилась и позже – к девочке старше меня на целых два года. Правда, родилось это чувство уже не во сне, а когда волей случая старшие сёстры с подругами целый день провели на нашей «роскошной» даче, участвуя в моих мальчишеских играх.

По-моему, такая заочная любовь и есть настоящая поэзия души, даже если она не выражена словами. А для меня было важно ещё и то, что она остротой чувств приглушала мою «вселенскую муку», надолго захватывая воображение.

Дачный участок не только натурально подкармливал нашу семью и ближайших родственников, но и был немалым финансовым подспорьем. Помню, например, как в наших владениях чёрная смородина на году третьем-четвёртом вся разом подошла к максимально плодоносному возрасту, измеряемому примерно сорока вёдрами проданной бабушками ягоды. Этих денег, о чудо 50-х годов, хватило, чтобы купить первый и единственный за всё детство мебельный гарнитур, да ещё немецкого производства. Так что кладбищенскую музыку приходилось терпеть.

Ещё тогда, в детстве, начал формулироваться постулат на всю жизнь: «Чем тяжелее на душе, тем легче должны быть ноги. Движение и ещё раз движение – главный лекарь». Тем не менее в институте после второго курса я не только бросил серьёзные занятия спортом (боксом в ту пору), но и вообще мало заботился о движении и здоровом образе жизни, с головой погрузившись в напряжённую учёбу, которая, правда, стала и занавесом, отгораживавшим от чёрных мыслей. Этот единственный период малых физических нагрузок и постоянных недосыпаний жестоко отомстил мне после защиты диплома, когда спасительная завеса рухнула.

Глава 4 Дружить без оглядки

Сын «выезжает» на взрослую тропу

Пока шла напряжённая налоговая проверка, вдруг выяснилось, что шестнадцатилетний сын вовсю проявляет свою взрослость – слава Богу, не в пьянстве и куреве, как наше поколение, а в более современной, но не менее опасной сфере: вот уже десять дней, как он с другом Марком рассекает по перегруженным транспортом и безумно аварийным улицам нашего города за рулём угнанной машины. Правда, угнана она не у чужих, а у моей бывшей жены, то есть у его матери, во время её отъезда в тёплые страны. Она нарушила важнейший библейский наказ «не искушай» и со свойственной ей безалаберностью бросила ключи от авто на видном месте. Честно говоря, этот рискованный «аттракцион» сын проделывает не в первый раз. Раньше довозил друзей до остановки внутри загородных посёлков, что, конечно, тоже небезопасно. После этого я поменял код сейфа, и ключи от машин оказались в недосягаемости.

Сказал «машины» во множественном числе, и нахлынули воспоминания.

Ведь, казалось бы, совсем недавно, перед уходом матери на пенсию с должности главного врача поликлиники, выделили ей новенькие «Жигули» по государственной цене. Какой это был праздник! Учли при этом и стаж, и партийность, и то, что она не раз избиралась депутатом городского совета, и номенклатурную должность. Она была, в общем, передовым и добросовестным советским работником. С этих «Жигулей», лет через пять, когда в мир иной ушёл её второй супруг, началась и моя автомобильная карьера, правда, было мне не шестнадцать, а тридцать лет. Но не предполагал я тогда, что буду когда-нибудь так легко говорить «мои машины» во множественном числе. Причём имея в виду не «Жигули» или вожделенную когда-то «Волгу», а машины из самых развитых стран: Японии, Германии, Швеции, – не говорю уж про грузовые машины в гараже фирмы, в том числе «Хино» и «МАН». Вот так размножились в перестройку старенькие мамочкины «Жигули». Ещё недавно я мог сказать спасибо за «Жигули» не вослед, а на ухо своей девяностолетней маме. Не оплошал и отец – весьма бодрый в девяносто два года. Он хоть и многолетний директор Иркутского мясокомбината, но никогда не садился за руль. Как было приятно, будучи в возрасте, оставаться всё ещё для кого-то сыночкой и писать своим любящим и любимым родителям стихи, которые мама старалась иногда заучивать наизусть.

Два белых облака любви, Ко мне пришли на юбилей Отец и мать, слегка сутулясь. Давно мы в чём-то их взрослей, Но поцелуев их елей Даёт мне силы жить, не хмурясь. Два белых облака любви Плывут во всей красе заката. Господь, полёт не оборви! От света их тепло в крови, Для нас в том главная награда. Скользят родители в закат, Их свет нас, грешных, защищает. В сиянье их не видно врат, В которых ангелов отряд К последним тайнам причащает.

Плохо, конечно, что сын без спросу и без прав взял машину, но укоризна как-то затмевается в сознании огромной радостью, что всё обошлось. Научил я его неплохо не только шахматной игре, но и вождению. Сидит рядом – цел и невредим, и есть кому грозить пальцем. Как бы я хотел разбираться с любыми житейскими проблемами первого сына Андрея, которому было бы уже далеко за тридцать, но, увы, несчастье подстерегло там, где никто не ожидал.

Мои наблюдения говорят о том, что катастрофы происходят чаще не в результате опасных занятий и шалостей, а неожиданно, когда их совсем не ждёшь и как бы теряешь бдительность. Отец и другие люди тысячи раз переходили железнодорожные пути, и всегда благополучно. Не думал и отец, что когда-нибудь этот переход станет роковым для единственного внука. А сколько людей дрожит в самолёте при турбулентности? Но я не припомню гибели от этой напасти. И в быту всё происходит неожиданно. Так, например, сын Владислав занимался акробатикой, легко делал сальто, отменно прыгал, отлично координировал движения, а на даче поскользнулся, играя в догонялки, и полетел с перил крыльца головой вниз. Спасло то, что на месте падения накануне копали червей для рыбалки и откинули все камни. Обошлось короткой потерей сознания и огромной гематомой. Спас его, думаю, наш ангел-хранитель Андрюша.

Увлечение Влада горнолыжной акробатикой с прогнозируемой опасностью не давало, во всяком случае в прошедшие годы, поводов для переживаний, и таких примеров не счесть. Езда по городу на машине – из разряда ожидаемых, а значит, не очень вероятных опасностей. Мать его была, правда, на грани истерики. Но не от возможности беды, которая в этот раз скользнула мимо, а от обиды и ложного унижения, что угнан именно её, недавно капитально подремонтированный и обслуженный для возможной продажи BMW. Она не преминула мне высказать, что в Интернете сын прямо-таки издевается над ней по поводу угона, хотя, кроме мальчишеских, слегка хвастливых фотографий, там ничего не было.

Машина после многочисленных сыновних выездов была цела и невредима, если не считать утерянной запаски, которую они с другом Марком нашли потом где-то на лесной тропинке. Машину, как только узнали, что «попались с поличным», поставили под замок в дворовом гараже. Ключи отвезли в место, указанное матерью по телефону.

Всё было бы хорошо, если бы не несколько пришедших следом «но». Через несколько дней ко двору подкатила ГАИ. Разыскивалась хозяйка BMW. Оказалось, что небольшое ДТП ребята всё-таки совершили, более того – скрылись с места, обхитрив пострадавшего. Блеф из покера, где у них неплохо получается, они перенесли в жизнь.

К счастью, ДТП оказалось пустяковым. На одной из городских стоянок без пяти минут пострадавший сделал друзьям замечание по поводу то ли неровной, то ли близкой к нему парковки. Они хотели отмахнуться, но затем начали переставлять машину и бампером в какой-то момент нечаянно «отблагодарили» советчика, слегка поцарапав его автомобиль. У BMW вмятин не осталось, как и следов на бампере. Но подкраски чужого авто не избежать, а это со снятием деталей около двадцати тысяч рублей. Молодые люди попросили не вызывать ГАИ и вместе с пострадавшим поехали якобы за деньгами к матери друга. Он, собственно, и был за рулём в момент ДТП.

Знал ли друг, где у матери лежат деньги, сказать сложно, но что подъезд в её доме с двумя выходами, он знал точно. Сын в машине остался на улице, а его дружок пошёл с пострадавшим за деньгами. Около подъезда он всё-таки попросил подождать, как будто для того, чтобы одному объяснить матери ситуацию, а сам вышел с другой стороны, сел быстренько в машину и, ничего не объясняя Владу, на правах старшего, велел ехать.

Когда по месту жительства хозяйки авто появился следователь Госавтоинспекции, изобретательные дети придумали вариант, как запутать дело и не платить за ремонт. Их намерение, конечно, нечестное, но, как теперь говорят, не лишено креативности и интересно для игры ума. Они предложили, чтобы мать написала объяснение, что один комплект ключей был утерян возле дома и, пока она готовила обед, кто-то хотел угнать машину либо взял покататься, но попал в ДТП и поставил машину на место во избежание неприятностей. Так что она и не заметила отсутствия своей любимицы. Кто на ней катался, она, естественно, не знает, наверное, соседская молодёжь.

Ход теоретически интересный, попробуй докажи, что было не так. Виновника не найдёшь, а значит, и взыскивать не с кого. Но это никак не стыкуется с внушаемым сыну девизом «Честь имею». С пострадавшим договорились оценить ремонт, отдать деньги, аннулировать заявление.

Но гаишники были бы не гаишники, если бы инспектор не предложил моему представителю, ведущему переговоры от имени отсутствующей в городе владелицы, привезти любого якобы виновного в незначительном ДТП, и он тут же закроет дело. Мой представитель наивно поверил и готов был привезти охранника с правами, но тот засомневался и позвонил мне. Явка «виновника» обошлась бы нам недёшево. Дело действительно было бы закрыто, но только на этапе следствия, затем передано в суд, а там и лишение прав на два года, и возможен небольшой срок, суток на пятнадцать. Не за само ДТП, а за отъезд с места происшествия.

Вот к такой головной боли, недешёвой при улаживании, подталкивал «господин офицер», не следующий дореволюционному девизу русских военных «Честь имею». Через несколько дней оценили ущерб, отдали деньги, аннулировали заявление. Хотя, по большому счёту, ключи бросила на виду у друзей бывшая жена, и машина её. Ей бы и заниматься с ГАИ, и платить за ремонт; но сыну и так придётся несладко от её претензий. Дружба, как раньше говаривали, дороже денег, особенно с собственным ребёнком и особенно в шестнадцать лет.

На этом бы хотелось поставить точку в автомобильной истории, но не тут-то было. Ребят вновь видят на этой же машине, на весьма приличной скорости мчащимися по тракту.

Начинаем разбираться. Оказывается, вместо ключа с пультом Марк, взяв инициативу на себя, подсунул охраннику китайский муляж. А чтобы тот не понял подвоха, попросил не замыкать машину, так как там его вещи. Он намеревался отрегулировать ситуацию к приезду матери Влада, поменяв муляж на ключи от BMW. Дождавшись удобного случая, друзья отогнули фиксатор дверей в гараже и спокойно уехали.

Как оценивать это нахальное продолжение эпопеи? Я, в отличие от матери, не смог сыграть большую строгость – слишком разные чувства переполняли душу. Но мать и этот угон пережила очень болезненно, доходя до оскорблений, и даже серьёзно нападала на его друга, посылая ему грозные СМС-сообщения, чего, на мой взгляд, нельзя делать. После второй серии она вне себя. Расценивает этот поступок как продолжение издевательства.

Вероятность попасться в первый же выезд, да ещё вечером, почти нулевая. Сын просто не мог предположить, что мать как-то узнала его код в социальных сетях и поэтому в курсе всех «тайн», которыми он делится с друзьями в Интернете.

Благостная трещина в отношениях

Владелица машины расценила повторный угон как принесение отношений с ней в жертву автоприключениям. Если отвлечься от недопустимого шпионажа за его перепиской, то ситуация страшная: сын так легко манкирует отношениями с матерью, которые в последнее время были не лишены нежности. Но, как ни странно звучит моё откровение, я был не рад их вдруг вспыхнувшей дружбе. И дело даже не в возможных мотивах этой дружбы с её стороны. Дети – богатые наследники, а у женщин всегда не хватает средств – то на наряды, то на множество поездок за границу. И не безбожная ориентация бывшей жены настораживает меня во вдруг вспыхнувшей дружбе с сыном, а её реальные плоды. А это, в первую очередь, дискредитация моего авторитета, разрушение воспитательных мер, стимулирование вранья и ухудшение успеваемости в школе.

Несмотря на разнообразные увлечения: батут, лыжи, акробатика, баскетбол, гитара – сын не избежал и сетеголизма: количество принятых и отправленных сообщений доходило до двухсот пятидесяти в сутки, причём покоя у него не было даже ночью. Усиленно манили его и Интернет, и телевизор. Успеваемость его в девятом классе начала скатываться к беспросветной посредственности.

Совместно с его матерью мы решили забрать у него всю электронику до исправления ситуации. Но вскоре я узнал, что втайне от меня она даёт ему любые электронные приборы, цементируя дружбу с ним причастностью к общей тайне, а в общем-то, к обману отца. Я со своей строгостью попадал в унизительное смешное положение. Результатом этого «товарищества» стали две четвертные двойки, не крепчало, мягко говоря, и его слово.

Кроме того, возможность свободного пользования запретной электроникой постоянно манила его к матери в городскую квартиру или в её часть моего большого дома, отдаляя сына от меня всё больше и больше. Успеваемость сына, как всегда, волновала только меня одного. Тем более что два года назад мы по просьбе сына твёрдо решили, что за учёбой слежу я, так как общение с матерью и без того было всё время на грани слёз. А их у подростка, по моему глубокому убеждению, категорически не должно быть, иначе он надломится и не вырастет настоящим мужчиной.

Мать, вначале обидевшись, вскоре поняла всю выгоду такого распределения обязанностей, где ей отдана роль безответственной подружки сына, облегчающая достижение её вкрадчивой цели – дружбы с наследником.

Дополнительные занятия по химии с репетитором в ту пору привели к парадоксу. После нескольких домашних уроков химия стала любимым и самым интересным предметом. Владислав заговорил о сдаче по ней экзамена и, более того, о поступлении в вуз по этой специальности. Думаю, что дело не в химии, а в умении репетитора, молодого, видимо, талантливого учителя, разжечь интерес к своему предмету. Но я понимал, что это не предопределение, а временный интерес. Занятия с репетитором вскоре прекратили, экзамены решили сдавать по ранее планируемым предметам, и к следующему учебному году про химию он уже не вспоминал. Так что это была всё-таки не судьба, а умение профессионала.

Как жаль, что по литературе, истории или математике сыну не попался пока ещё настоящий учитель. Так остро не хватает ему увлечённости чем-либо, кроме спорта и электроники.

Как это ни кощунственно звучит, но для воспитания сына ослабление общения с матерью было бы весьма полезно. Во всяком случае, на данном этапе. Я поинтересовался, не мечтает ли супруга о переезде в другой город, и, надо же, оказалось, попал в точку. Она думает о переезде, только, конечно, не в связи с воспитанием сына, а по другим причинам. Так что, как говорится, всё от Бога, всё к лучшему.

Такой вот житейский парадокс – почище, чем в бизнесе.

ЧП на фоне дружбы

В результате всех перипетий с машиной сын сблизился со мной, и мы заключили джентльменское соглашение. Он хорошо выполняет главную свою работу – учёбу, я даю ему большую свободу, вплоть до ночных походов, к счастью, не в клубы, а на дни рождения домой к друзьям или на их приглашение к нам. Кроме того, я предложил ему закончить автошколу и сдать экзамены на мотоциклетные права. После чего, на мой страх и риск, разрешу ездить по городу в ненапряжённое время самостоятельно на автомобиле. Думаю, что этот незаконный и рискованный шаг предостережёт его от ещё большего риска, а именно от поездок с друзьями, навыки вождения которых, на непонятных машинах или, ещё чище, на мотоциклах, разрешённых с 16 лет, сомнительны.

Думаю, что езда с инструктором по городу и собственный надёжный автомобиль повысят безопасность его возможных приключений с друзьями на дорогах. Кроме того, автошкола явится хорошим стимулом для решения и других трудных вопросов, главным из них, пожалуй, является не выпивка или курение, как у многих юношей во все времена, а суперсовременная гадость – кальян. Хотя с этой «прелестью» я лично не знаком, но сразу почувствовал в нём знатного врага, поэтому и решил поставить отказ от кальяна условием занятий на курсах вождения.

Его друг Марк, работая летом официантом, научился готовить, разжигать, а главное, пропагандировать это зелье. Даже в разговоре со мной он пытался доказать его безвредность. Это весьма настораживает. У меня же интуитивно возникло отношение к кальяну, как будто бы он ступенька к наркотику. В кальянное зелье, по-моему, вполне может добавляться и «травка».

Написал «травка» и взял в кавычки. Слишком уж безобидное слово для наркотика. Так и хочется сказать: не травка, а травища. Добавить к слову трава одну букву «о», и получается – «отрава». Как легко травка-муравка, в росах которой в русских сказках и наяву купаются, находя силу и молодость, преобразуется в смертоносную противоположность – в отраву.

Так и в жизни: безобидное дурачество с сигаретами и кальянами, способствующее дружескому времяпровождению, сплачивающее заговорщиков против «отсталых стариков», к коим причисляются отцы, вдруг за какой-то неуловимой гранью может переходить в наркозависимость и трагедию всей жизни. Ведь никто не мечтает ни в детстве, ни в юности стать наркоманом, но отряды их растут и растут. Попадают в эти сети нередко дети богатых и влиятельных родителей. Вот тебе и травка, да только не муравка.

В эти же кальянно-дискуссионные дни, когда я отъехал в другие земли, оставив Владиславу пять тысяч на кино и другие мальчишеские дела, вдруг мать, снова в интернет-переписке, обнаружила покупку им нового кальянного агрегата. При терпимом моём отношении к бокалу вина, поскольку во многих компаниях у подростка и юноши выбора практически нет – «белых ворон» не любят, – я категорически против и курения, и кальяна – с его пагубным влиянием на организм и психику.

Сторонники кальяна в качестве аргумента используют то, что водяной фильтр очищает дым от вредных веществ, приводят вроде бы убедительные цифры, мол, удерживается до 90 % никотина, около 50 % смол и мелких твёрдых частиц. Но вот вам «высшая арифметика» специалистов, которую я чувствовал интуитивно. Один сеанс курения кальяна занимает 30–40 минут, за это время лёгкие получают почти в сто раз больше дыма, чем при курении сигарет, что приносит на 70 % больше никотина, в 30 раз больше смол и в 15 раз больше угарного газа, отравляющего мозг. То есть по губительному воздействию на организм выкуривание одного кальяна приближается к выкуриванию пачки сигарет. И это за полчаса!

Почитайте в Интернете «учебные курсы» по технике курения кальяна (чтобы оно «доставляло максимум удовольствия»), и вы поймёте, что оно предполагает более глубокое вдыхание, хотя бы потому, что требует значительных усилий для протягивания дыма через жидкостный фильтр. В результате дым проникает в такие уголки дыхательных путей, куда сигаретной отраве просто не добраться, и, следовательно, всасывание вредных веществ происходит более интенсивно. Неудивительно, что, по некоторым исследованиям, страстные курильщики кальяна подвержены более чем пятикратному риску рака лёгких в сравнении с поклонниками сигарет (то есть в 10–20 раз – по сравнению с некурящими). Это уже не говоря о том, что особо охочие до наркотического кайфа курильщики добавляют в кальян вместо воды алкоголь, тем самым многократно увеличивая токсическое действие модного агрегата.

Во всяком случае, о кальяне у нас с Владиславом был серьёзный разговор перед моим отъездом. И что теперь? А не хочет ли кто-то их с другом через кальян подсадить на наркотики? А может быть, не их, а Владислава? Вдруг исполнитель этой миссии – друг? Мне он, правда, симпатичен, но мать-то его ненавидит. Один раз в спорном вопросе о домработнице она оказалась права: с виду набожная женщина списала у меня номера кредиток, и, в то время когда я был в командировке, пришлось блокировать три карты, одну за другой, так как появился внеплановый пользователь. Не ровён час здесь такой же случай с другом? И ошибаюсь я?

Да и пять тысяч, потраченные на аппарат, – огромная неожиданность, при его, в общем-то, рачительном отношении к деньгам. Аппарат он сразу же согласился отдать, как только моя помощница завела с ним об этом речь, якобы втайне от меня. Причём половину стоимости она предложила вернуть за счёт ресторана, взявшего аппарат «по дружбе», которая, как известно, дороже денег.

Я поддержал антипедагогику по возвращению денег. Ясно, что либо Марк сподвиг его купить аппарат, либо Владислав сам решил сделать товарищу приятное, доказав, что он с ним, а не с отцом. Если друг – продавец или в доле с продавцом аппарата, это подло, но не опасно. А если, не дай Бог, это шаг в технологии подсадки на наркотики? Друг учится в техникуме, с деньгами наверняка туго.

В общем-то, не укладывается в голове, каковы же мотивы сына. Я только что с пониманием отнёсся к рискованным автоприключениям, оплатил ремонт, серьёзно заступился за него перед разъярённой, разгневанной матерью, устроил и оплатил недешёвое обучение в автошколе, пообещал ему досрочно руль джипа, на котором его возят. Взамен выдвинул условия – категорически не кальянить и учиться. Он не только нарушил договор, но тут же потратил всю оставленную сумму денег, приобрёл аппарат, притащил его в дом, по-видимому, для систематического пользования.

Всё-таки без давления пропагандиста кальяна он бы не сделал этого необъяснимого шага, чреватого кучей неприятностей.

Неужели у друга есть какая-то сверхзадача? Да, наркотики, что же ещё. Нужно неотложно действовать. Вот только узнаю у дежурного в офисе телефон. «Наеду», как теперь говорят, по полной. Припугну так, что тошно станет!

Пока ищут телефон, чтобы занять время, звоню почти девятнадцатилетней дочери с целью поведать эту страшноватую ситуацию. Но дочь, год назад ставшая примерной ученицей колледжа, теперь студентка достаточно престижного лондонского университета, неожиданно охлаждает моё разгорячённое воображение. По её мнению, почти вся молодёжь курит кальян – современная молодёжная субкультура. Но происходит это в ночных клубах и кафе, поэтому зависимость от него, как правило, не возникает. Про связь с наркотиками она не слышала, но отрицать её категорически не берётся.

Тем не менее я понял, что набрасываться на друга рановато. Нельзя допустить, чтобы их отношения ушли от меня в тень. Вопрос следует глубже изучить с информированными людьми.

Разрушение дружеских связей сына пагубно скажется на зыбкой в этом возрасте дружбе и со мной. Я оттолкну его, а это худшее, что может быть, особенно если учесть его отношения с матерью и их, мягко говоря, неэффективность. А кроме того, какой бы я нанёс удар по психике молодого человека, поговорив с ним жёстко, как с наркодилером, если он не виновен. Он всего десять дней назад справил восемнадцатилетие. Но в глазах у него столько же детства, как и у Владислава. Какая же у них ещё хрупкая, ранимая, неокрепшая взрослость. Не хотел бы я, чтобы с Владиславом разговаривал кто-нибудь в жесточайшем тоне. Чуть не выступил в роли слона в посудной лавке. Нужно исходить всегда из невиновности, тем более когда речь идёт, по сути, о детях. Спасибо дочери, уберегла, пожалуй, от необдуманного порыва. В этом возрасте ниточка отношений тонка как никогда. Ошибки непростительны.

Дружба выше любой беды. Без неё на место маленьких бед прорвутся большие. Наркодилерство, скорей всего, плод моих воспалённых чувств, подогреваемых глубокой, никогда не заживающей раной, оставленной на сердце уходом Андрея с его нежной душой в мир иной.

Как выяснилось назавтра и без моих разборок, которые, слава Богу, не состоялись, настроение у сына близко к депрессивному, или, как точно говорила моя бабушка: «На душе тошно». В доверительном разговоре с домработницей он пенял на тяжелейшую ситуацию. С матерью отношения раскалены докрасна из-за машины и оскорблений с её стороны, но с этой ситуацией он уже свыкся, теснее прижавшись ко мне, теперь и со мной назревает глубокая трещина.

Буря с выселением

По моему глубокому убеждению, груз тяжелейшего настроения опасен для психики, для иммунитета ребёнка, хоть и большого. Резко снижается тонус и работоспособность, особенно у чувствительного человека. Снять такой груз нужно как можно быстрее. Слишком много бед свалилось как-то разом на его ещё неокрепшие плечи. Тянуть нельзя.

Звоню ему и отпускаю этот, гнетущий сильнее любого наказания, грех. И по голосу ощущаю, как расправляется его, сплющенная прессом нахлынувших неприятностей, душа, поднимаются плечи и наливается соками радостной молодой жизни голос. Ещё бы, восстановлена начавшая было стремительно разрушаться домашняя крепость. Под обломками оказаться одному ох как боязно и опасно, хотя, как всегда, любая истина спорна.

Пауза в отношениях серьёзно усиливает действенность наказания. Грань эту можно почувствовать только сердцем. Можно «переберечь» психику ребёнка в жертву родительской любви с огромным ущербом для будущего. Позднее я понял, что паузу перед отпущением грехов всё же надо держать подольше.

Помню тяжёлые дни своей юности. Психика у меня была, правда, покрепче, чем у Владислава, но и взаимоотношения с близкими намного суровее. Все взрослые были безбожными жертвами сталинского бездушья. Какая уж тут крепость! Уютной для души норы и той не было. Но счастье, что эпоха миновала и родители – долгожители по российским меркам – успели раскрыть потаённые грани души, сияющие чистым светом мудрости и бесконечной любви.

Не раз, начиная с детства, мне казалось, что всё происходящее является дурным сном. Проснусь, а густой смог неприятностей, а теперь ещё и возраста, рассеется и всё будет по-другому – ведь мир устроен безоблачно и мудро.

Сквер зыбко воспарил до розовых небес, И, сквозь закат пройдя, он в прошлое скатился. Там с другом в сумерках через забор я лез. Вдруг сад соседский превратился в лес, А друг мой, став седым, с лекарством суетится… Нет! Нет! Я пионер! Мне старость снится.

У сына, наверное, сейчас было подобное состояние. Слава Богу, что успели выяснить отношения и помириться. Его мать Галина как раз возвращалась с морей и была настроена дать бой за свою «поруганную» угоном машины честь. Долгие переговоры с ней и попытки убедить, что грех не так уж велик, тем более что искушение ею же брошенными ключами выдержать сложно, результата не дали. Впрочем, как всегда, когда я – убеждающая сторона. Нереализованное болезненное самолюбие как будто возвышает её всю жизнь противоборством со мной. Она не слышит аргументов, не бросает на весы хотя бы то, что у меня колоссальный жизненный опыт, нешуточность которого доказана достижениями фирмы, обеспечившими целиком и её безбедное существование, и профессорскими, писательскими регалиями и высокими наградами на областном и российском уровне.

Неприступная крепость. К огромному сожалению, в такой же панцирь иногда одевается дочь, хорошо, хоть это бывает нечасто. Что это? Наследственность? Или подрыв раз и навсегда моего авторитета в глазах десятилетней девочки во время развода? Никак не восприняла мать напоминание о том, что если в семье нормальный отец, то наказывать или миловать – решать ему.

Задача матери прежде всего жалеть и отогревать душу детей, в том числе и после отцовских взысканий. Вот как точно сказал по этому поводу поэт Игорь Шкляревский:

– Поспи! – говорила мать.    – Вставай! – говорил отец.    – Поешь! – говорила мать.    – Учись! – говорил отец. Приеду, слова всё те ж. Да только не все слова. Осталось: – Поспи, поешь. А следом шумит трава.

Ещё до возвращения с отдыха домой началась её агрессия по отношению к сыну, глубину и губительность которой я, увы, знал по собственному опыту. Ломала бы она и нещадно крушила только-только начавшее укрепляться мужское «я». Общение могло закончиться её грубой «победой». Думаю, что след от «победы» матери над ним, юным мужичком, остался бы на всю жизнь. Получилась бы она другой, не такой, как без «избиения» его обиженной женщиной на пороге взрослой жизни.

Поэтому я мягко предложил ей пожить несколько дней в Москве, подождать моего приезда и вместе разобрать ситуацию у её знакомого психолога. В перепалке со мной она настолько нагнетала атмосферу, что найденную мальчишками барсетку (узнала из почты сына) определила, ни много ни мало, как отобранную у кого-то. Обвинила мальчишек фактически в грабеже, а меня – в потворстве ещё и этому. Её мстительная агрессия уже проявилась и в том, что она терроризировала друга Владислава СМС-сообщениями, пугая полицией, подпиской о невыезде (он как раз собирался со своей матерью в Канаду, где ей обещали неплохую работу и чуть ли не вид на жительство) за организацию угона её машины. Я был вынужден успокаивать ещё и Марка. Сын и раньше брал машину, правда, ненадолго. Бури при этом с её стороны ни разу не было. Очевидно, потому, что автомобиль в те разы был не её. Кстати, злосчастная машина когда-то была подарена мной, буквально за несколько месяцев до неожиданного, варварски беззаботного по отношению к детям развода, не говоря уже обо мне.

В общем, на предложение встретиться у психолога в Москве ответа не последовало. В условленное для окончательного согласования похода к психологу время вместо диалога слышались в трубке унылые гудки. Вместе с ними таяли последние надежды на нормальное взаимодействие по отношению к детям, а даст Бог, когда-нибудь и к внукам.

Эпизод, когда после ожесточённого спора на заре наших отношений была принята моя точка зрения, так и остался в нашей жизни единственным. Тогда спор закончился моим предложением расстаться, чтобы ей ехать из Москвы в Иркутск и поступать по-своему, мне же остаться в Москве, а там уж как Бог даст.

Но всего лишь через сутки я услышал по телефону её пылкие признания в любви, а главное – признание неправоты. Нормальная для женщины покладистость. Но дальнейшая жизнь показала, что покладистость была одноразовой и продиктована, очевидно, далеко идущими планами – осуществлением главного бизнес-проекта её жизни с наименованием «замужество». Через неделю выяснилось, что мы ждём ребёнка. И это – без единого обсуждения и согласования. Более того, в начале поездки было сказано, что она планирует рожать только года через четыре, но оказалось, что имелась в виду предыдущая, не очень обеспеченная её семья, где у её гражданского мужа младшему ребёнку не было ещё и года. После начала беременности ни одного извинения за двадцать лет уже не было…

В данном случае я принял решение не допускать её в дом, где живёт сын, до моего приезда. Тем более что у неё с новым гражданским мужем есть хорошая квартира в центре города, а у меня – решение суда о её выселении.

Но не тут-то было. Легко обманув встречающего водителя, она оказалась в доме, где, с моего согласия, занимает немалую площадь, якобы для того, чтобы растить сына, ночуя в доме раза три-четыре в неделю. При этом у неё нет и никогда не было никаких обязанностей: ни коммунальных затрат, ни затрат на домашнее питание, в общем, коммунизм в одной отдельно взятой семье или, вернее сказать, у одного из членов бывшей семьи. Правда, выполняется только половина коммунистического принципа – каждому по потребностям; от каждого по способностям – как-то забылось. Хотя и готовить она мастер, и убираться, но это в другой квартире, в другие дни, для других людей.

Уже восемь лет захожу после работы в свою кухню и вижу грязную посуду, которая ждёт утреннего прихода домработницы. О приготовлении еды нет речи, да и когда. Почти все выходные зимой на горных лыжах, летом на даче и в оздоровительных походах.

Правда, лыжемания начала проходить – возраст всё же. Но лет восемь-десять прошло в компании лыжных нехристей, один из которых осуждён, увы, за убийство. Отозвался этот период сначала в моём стихотворении «Гон»:

Души безжалостно скомкав родные, Бросила в топку страстей, Чтоб среди нехристей мчаться по склону Дамою чёрных мастей. Бесы в злорадном веселье кружатся, Сладостен скользкий разгон. Затормози! Но мольбу заглушает Всё разрушающий гон.

А через несколько лет написалась и «Горнолыжная мода»:

У женщин в доме лыжный сбор, И каждый раз, под выходные, С женой всё тот же разговор: Как снег, как цены модных гор, Где все кружат, как заводные. Но я от сборов в стороне, За лиру будто бы наказан, Играю на своей струне, Как эмигрант в родной стране, Я к прежним ценностям привязан. Ну вот, отсёкся дверью гам, И лишь мороз ко мне рванулся, Кому я боль свою отдам, Но нет в России прежних дам, И век о равенство споткнулся. Вдруг шум шагов в прихожей вновь, Дочь передумала кружиться. Детьми ещё жива любовь… На лыжах модно заблудиться.

Что же теперь делать? Когда мать общих детей уже в доме? Как повлиять на недопустимый прессинг? Не выселять же силой?

Придётся менять дома входные замки и коды сигнализации. Счастье, что недавно я получил юридическое право на такие «крутые» действия, выиграв совершенно очевидное, по сути, дело, правда, только во второй инстанции суда.

Хотя деньги за «её долю», записанную мной же, я выплатил по мировому соглашению лет десять назад, но ради сына не препятствовал её проживанию в отдельных «покоях» и пользованию общей кухней и залом. Время летит быстро. Сын вырос. И только тогда выяснилось, что жить в усадьбе бывшая жена планирует всегда, благодаря доле детей в собственности. «Неподкупный» суд первой инстанции неожиданно решил вопрос в её пользу. Не зря у неё подруга адвокат со сверхсвязями.

Мы, конечно, тоже не посторонние в родном городе, но наша «мзда» на возможный «аукцион» решения вопроса не дошла, да ещё, вот парадокс, целых два раза. Первый раз благодарность застряла у Дрица и финансиста фирмы. Они сочли, что дело и так выигрышное, а деньги, очевидно, и самим не лишние. Второй раз так же в точности поступил и судебный работник – наш с Дрицем общий знакомый. О том, что деньги не дошли до адресата, свидетельствует полная неосведомлённость моего посредника о предопределённом результате процесса накануне последнего судебного заседания. В то время как прилежный адвокат другой стороны даже не пошёл на «решающий раунд», хвастливо демонстрируя этим, что осведомлён о их победе заранее.

Правда, к чести судебного работника, игравшего как бы в рулетку, денежную часть взятки, в отличие от «бедного» Дрица, он вернул без какого-либо нажима, а фирменный сертификат на банкет в ресторане мы аннулировали сами.

Ох, как не хотелось мне связываться с выселением, куда уютнее и интеллигентнее не злить, не связываться, не вызывать тяжёлые энергетические вихри, которые непросто переносить даже по телефону. С другой стороны, если даже для меня тяжёл её гнев, то каково может быть Владиславу? Всё же придётся напрячься и действовать, вызывать её яростно-непредсказуемый огонь на себя. Хорошо бы, с её стороны не было хотя бы магических гадостей. Поеду-ка я в церковь, приложусь к святым образам и мощам. Раньше непременно бы взял благословение у батюшки, да уж сильно здесь, в Москве, хорошо упитанные священники лоснятся благополучием и материальным достатком.

Не случайно мой племянник-монах после десяти лет строгого, как он выразился, режима решил вернуться в мир, сильно разочаровавшись в монастырском и прочем церковном начальстве. Слишком уж не чужды они стали роскоши, веселью и прочим радостям земным, забыв про любовь к рядовым братьям во Христе.

Размышления прервал сын, позвонив посоветоваться, выполнять ли поручение матери по привозу из её квартиры к нам в дом собаки. Этим, как я понял, моя бывшая демонстрирует, что она решила, как всегда, проигнорировать мою просьбу и обустроиться всерьёз и надолго.

А поручение – была проба сил. Если бы сын сразу же молча привёз её собаку, любимую к тому же и им самим, то оказался бы фактически на её стороне. Это означало бы, что он струсил и сдался ещё до разборок, помогает ей вселиться и зарабатывает перед ней индульгенцию. Но он выдержал свой мужающий характер, не стал, как ранее, безропотно выполнять поручение и позвонил мне. Я, конечно же, запретил переезд в дом ещё и собаки. Хорошо, хоть своего друга не везёт в мой дом. Хотя, строго говоря, дом не совсем мой, а общий с детьми. Когда закончилось строительство, я широким жестом записал его на всех членов семьи, включая и детей, и, конечно, жену. Не забыл и сестру. У неё была исторически своя небольшая квартира в построенной мной усадьбе. Не думал, не гадал, что скоро у собственных детей, с некоторой долей унижения, нужно будет просить бумаги в суд – с их мнением о целесообразности проживания в доме их матери, полностью получившей свою долю деньгами по мировому соглашению.

Сын несколько лет назад под давлением матери и тогда ещё детского страха перед ней подписал под её диктовку бумагу в суд невыгодного для меня содержания. Явная непорядочность – заставлять ребёнка хоть и в дипломатичных выражениях, но фактически идти против отца. Тогда под давлением он сломался, хотя был в душе за её выезд. Обещал, как и дочь, хотя бы не вмешиваться в дела родителей и всё оставить на усмотрение суда. От дочери бумагу также получил кое-как. Но, может быть, дело в расстоянии.

Не случайно умудрённая жизнью адвокат, оценивая в своё время ситуацию при разводе, сделала неожиданное заключение, что я не читал «Короля Лира» Шекспира, который дочерям отписал своё королевство и вскоре жесточайше поплатился, вначале унижениями приживальщика, а вскоре свалившееся богатство довело до гибели всех детей, даже третью, обездоленную королём, но честную дочь, напоследок приютившую отца.

У меня, к счастью, поменьше королевство и, дай Бог, будет поменьше неприятностей. Но сын, со своим правом владения частью дома, мог бы серьёзно поссориться с отцом, будь на моём месте кто-то другой. Под давлением матери он не показал мне бумагу до подписания. Думаю, что данный поступок и настоятельная просьба, высказанная сыном лет в 12–13, отгородиться от материнского контроля успеваемости в школе свидетельствуют о его страхе перед ней, возможно, и подсознательном.

Не случайно по приезде домой после самостоятельного отдыха у него до шестнадцати лет обострялся детский недуг – слегка подёргивалась бровь. Да и я сам постоянно чувствовал гнёт с её стороны и безрезультатно просил ещё до развода улыбаться дома, хотя бы ради детей. В то же время в любой компании она всегда была улыбчива и весела в течение долгих вечерних застолий, не раз переползавших в предутренние. Виной всему, может быть, воинственный знак зодиака. Может быть, унизительное детство, протекающее с семи лет без отца, может быть, унизительная в школьные годы помощь маме в роли технички, и не где-нибудь, а в госуниверситете, полном праздничных, весёлых лиц, почти её сверстников. Но в сорок и более лет оправдания не принимаются, и кивать на расположение планет поздно:

Мы знаки созвездий, мы выше планет, Мы гордость вселенной, мы не электроны, Но кто бы мы ни были, Новый Завет Льёт в души больные живительный свет, И гаснут природы слепые законы.

Объяснить, конечно, можно всё, а принять – нет. Ведь если ей хочется понравиться, то она может быть весьма обаятельна. Никогда не забуду, как ей удалось на выступлении хора Турецкого посылать на сцену такие мощные флюиды, что сам Турецкий, со сцены глядя на неё, сказал, что он очень хорошо чувствует зрителей, особенно зрительниц до шестого (нашего) ряда. Совпадение? Нет. В перерыве, когда я возвращался после деловой беседы в зрительный зал, они уже по-дружески, как старые знакомые, курили и оживлённо беседовали, сидя на удобном диванчике. Вот такая энергетика. Дай-то Бог, чтобы на благо не только господ Турецких, но и собственных детей. Я, к сожалению, не раз попадал, как на оголённые и искрящие провода, под потоки её энергии и убегал затем заземляться, всю ночь гуляя по лесу. Что было бы без заземления – трудно представить. Наверное, не раз бы коротнуло и сгорел. Причём, как пел Градский: «Не осиной в сыром бору, а соломою, да на ветру». На эту тему написано мной стихотворение «В ночи»:

Вдоль полей бегу подлунных Каждой ночью от тоски, Чтоб волчицей крепкозубой Не зажала ложь в тиски. Я прорвусь душой больною Сквозь предательский раскол И, смахнув слезу ладонью, В ложь всажу, как в нечисть, кол.

Во время смены замков, а главное, после отказа сына перевозить собаку в «её» апартаменты, бывшая супруга поняла, что её многолетний (около десяти лет) сценарий комфортного образа жизни за чужой счёт рушится, и разразилась по телефону ожидаемой по тону, но неожиданной по лексике бранью – с угрозой нанять бандитов и сжечь оставляемый ею дом.

Повеяло крутыми девяностыми годами, которые запечатлены броскими памятниками бандитам на каждом кладбище. Не надо бы никому и никогда угрозами гневить Бога – возвращается, и, как правило, на себя любимых. В данном случае особенно, дом-то общий с детьми, они – собственники долей. Но, с другой стороны, верна и пословица: «Собака, которая лает, редко кусает». Правда, человек изощрённее…

Но что может предпринять православный человек, кроме как пойти в храм и поставить свечи за здравие подозреваемых в вероломстве. Хотя допускается ли это относительно некрещёных? И сын, и дочь крещены, но мама их демонстративно отказалась. А при знакомстве до брака не раз называла себя колдуньей, рассказывая, что участвовала в каком-то ритуале у известного городского то ли мага, то ли искусного шарлатана. Поди разбери их! Но колдуньей называла себя и обожаемая мной Анна Ахматова. Именно такой ахматовский окрас имело это страшное слово в период романтических отношений. Сегодня же у него весьма зловещий оттенок.

Сын словно в благодарность и в подтверждение правильности моего решения начал в десятом классе четверть с пятёрок и несколько месяцев не снижал темпы, а в одиннадцатом классе закрепил успех, став твёрдым ударником с пятёрками по математике. Отныне ему не нужно было тратить душевные силы на преодоление страха перед матерью. Вот так её нежелание сломить гордыню и отдать мне положенное отцу право «казнить или миловать» привело наконец меня к решительному поступку и полному разрыву таких выгодных для неё отношений. Сын в этом страшноватом, но выигранном «сражении» закалился, его мужское «я» укрепилось, вскоре твёрже стало и его слово, круто выросла успеваемость. После взаимных извинений нормализовались и его отношения с матерью. Теперь они строятся на основе взрослого взаимоуважения.

Принцип: «Дальше расстояние – крепче дружба» – иногда даже очень полезен.

Новая мотивация: автомобиль, электроника и ночной бар

Как мотивировать собственного сына на пороге семнадцатилетия, когда всё окружающее мощным потоком электронного гиперобщения, телевидения и кальянно-пивных посиделок отвлекает от учёбы и расслабляет? Наличие впереди как бы запасного одиннадцатого класса и большинства предметов, ставших при наличии ЕГЭ как бы факультативными, также не добавляет усердия. Всё в школе стало расплывчато и неконкретно.

Перед нашим поколением была дилемма. Либо напряжённый труд и выигрыш конкурса при поступлении в институт, причём всегда бесплатный, да в придачу ещё атрибут первой самостоятельности и независимости от родителей – стипендия, либо в армию на долгих три-четыре, а позже на два года. Отделаться от армии было практически невозможно.

Сегодня за плату тебе – и институт, и белый билет. Всё без усилий. Какую же мотивацию придумать для молодого человека из небедной семьи?

У моего 16—17-летнего сына кроме лыжной акробатики и баскетбола, к счастью, есть ещё одна нормальная для парня страсть – это автомобиль.

Весьма небезразлична сыну и марка машины. Особенно по душе джипы. Почему бы не сделать права и марку автомобиля стимулами для хорошей учёбы? Так и решил поступить, заключив письменный договор. Его обязательства – пятёрки по математике и отсутствие троек, мои – помощь в получении мотоциклетных прав. Замену, в общем-то, неплохого джипа, думаю, прибережём в качестве дальнейшего стимула в институте. Практика показала, что этот отдалённый стимул срабатывает не совсем эффективно, и мы разработали ещё и систему текущей мотивации. В зависимости от среднего балла с начала четверти определяется набор электронных приборов в пользовании сына. При балле меньше 3,5 исключается весь «джентльменский» набор: телевизор, компьютер, айфон, айпад, минимизируется время выезда в город к друзьям (сын живёт в загородном доме) и объём наличных денег. Выше балл – больше свобода.

Ещё в данный момент ему хочется вырываться из обыденного круга. Это поездки в Байкальск на горнолыжную трассу, где не только кайф от катания и прыжков, но и главное – полная самостоятельность, да ещё подкреплённая немалой суммой денег. День катания с проживанием и гостиницей обходится родителям в 4–4,5 тысячи рублей, так что экономить есть из чего. Можно не покататься полдня, переночевать нелегально у друзей или покушать не в кафе, а дома. И в результате на руках свободные деньги, которые можно употребить, например, на вино и прочие развлечения. Но сын втайне от меня сэкономил на… пистолет. К счастью, не на опасную травматику, а на воздушный с небольшими пульками, правда, вид у него вполне боевой. Это не так плохо, как выпивка, но пришлось долго объяснять, насколько опасен даже муляж пистолета. В какой-то боевой подростковой ситуации может появиться соблазн пугнуть «противника», а взамен получить и выстрел из травматики, и удар ножом, и другие крайние виды ответной агрессии. Бывали случаи, когда в ответ на муляж или газовый пистолет даже полицейские стреляли на поражение.

Так что таскать своё секретное приобретение в город я ему строго не рекомендовал. Но в сейф, для моего спокойствия, он его всё же убирать не стал. Настаивать ли по каждому поводу?

Неожиданно сына весьма заинтересовала и работа.

Но не любая, например ревизора или продавца-консультанта спиртных напитков, как было ранее, а работа бармена, причём в пятницу и в субботу, когда можно захватить в дополнение к вечеру ещё и ночь. Последнее особенно завораживает. Неслучайно раньше деревенские дети рвались в ночное, то есть на ночной выпас лошадей. Наше поколение рвалось в геологические партии. У ровесников сына, как оказалось, очень престижна работа бармена. И действительно, если вдуматься, то это умная, а при изворотливости и весьма денежная работа. В небольшом баре за ночь одних только чаевых ему перепадает от семисот до тысячи рублей. Модную страсть к разудалой ночной работе бармена, как и досрочное автолюбительство, можно использовать как стимул в учёбе. Что касается риска, драк, выпивки, курения, то они прогнозируются, а значит, неприятность маловероятна.

Как нельзя кстати, в нашем бизнесе есть и круглосуточный бар. Пусть поработает, пусть приглядится. Может быть, определит примерную долю и механизм «левой» торговли, что также актуально. Бар, правда, на грани закрытия, не отработав ещё даже и немалые капитальные затраты своего рождения. Как выяснилось, то ли ошиблись с размером: сорок – пятьдесят посадочных мест плохо окупают затраты на проведение недешёвых музыкальных вечеринок, – то ли хитрые бармены работают на себя и в контроле за ними не помогают ни камеры, ни ревизоры. Удастся ли существенно сократить левую работу барменов?

Традиционно некоторые категории воров в русском языке уподобляются крысам. Схожесть в их незаметном, как бы подпольном, повседневном, неискоренимом грабеже, в хитрости, а при разоблачении иногда и в опасности. Самый изощрённый и перманентный грабёж – в общепите, особенно у барменов. Неслучайно ещё при социализме, лет тридцать назад, когда разгульные бары были разве что в ресторанах и гостинице «Интурист», в Иркутске в оборот прочно вошёл глагол «бармить» применительно к незаконной работе вообще и особенно к частному извозу. Кто-то связывает его со словом «барма» в значении «плохое, некачественное вино», но для меня этот иркутский неологизм прочно сцеплен именно со словом «бармен».

Должность бармена была и в обычных советских ресторанах, но работали они, как правило, с официантами, без непосредственного контакта с клиентами, а значит, добычу бармен и официант делили между собой, что, конечно же, несколько осложняло воровство.

Одному «зарабатывать» во многих современных барах, особенно при ночных клубах, куда как проще. Вскоре сын убедился в этом на собственном опыте. Ошалевшие от позднего времени, от выпитого за долгую ночь алкоголя, от одуряющей музыки клиенты совершенно теряют бдительность. И здесь уж полное раздолье для бармена.

Самое элементарное – это недодавать, а кому-то и вовсе не давать сдачу. Многие клиенты про неё не помнят. Но самая «барма» делается на пересортице компонентов напитка. Сколько в нём дорогостоящего алкоголя, а сколько соков, воды или пепси-колы, знает только один человек на свете – бармен. Клиенту, особенно в разгар гулянья, эту тайну не узнать никогда. При этом если вдруг всё пробивается по кассе, то заведение и хозяин не в накладе. Страдает недопивший клиент. Нередко это даже кстати для его самочувствия, особенно назавтра.

У бармена при этом образуется излишек алкоголя, которым он может угощать друзей и себя любимого или взять домой и получить приработок по цене возможного приобретения алкоголя в магазине. Но в баре цена выше от двух до четырёх раз. И эта разница просто заставляет бармена продать «сэкономленный», а по сути украденный у клиентов алкоголь в своём родном заведении, но мимо кассы. Припёк при этом возрастает в разы, а это уже обман заведения, так как проданное мимо кассы уменьшает и выручку, и прибыль. Нередко именно по этой причине заведение и становится убыточным.

Но у хорошего бармена, в том числе, как выяснилось, и у нас, много своих постоянных клиентов, друзей-товарищей. Обманывать их слишком неудобно. А к тому же некоторые из них настолько поднаторели, что могут на вкус ощутить недолив алкоголя и выказать обиду или, обидевшись, перейти в другой бар. Здесь на выручку приходит рядом расположенный ночной магазин. В нём, не сильно загромождая небольшой бар, «левый» алкоголь можно брать помаленьку и продавать его вместо нашего, кладя всю выручку в карман. Припёк при этом процентов двести от вложенных денег.

Наличие большого количества постоянных клиентов в баре делает невозможным контроль с помощью так называемых чёрных покупателей, которые активно и скрытно контролируют работу персонала магазинов: незнакомым чеки обязательно пробьют через кассу. Для левых доходов хватает друзей-приятелей.

Несмотря на все виды видеонаблюдения, бороться с левой торговлей в баре сложно. Проще, если бар семейный и все работают на себя или сдавать его в аренду опытному бармену. Но этот путь не для сетевых и масштабных фирм.

Сын после нескольких месяцев работы предложил всё-таки более грамотную схему камер для наблюдения и прорабатывает вопрос по электронным пробкам (правда, весьма дорогим), можно ввести расчёт местными карточками, которые будет продавать не бармен, а, предположим, касса нашего же соседнего магазина. Такой подход используется в некоторых ночных клубах, но в баре может и отпугнуть часть постоянных клиентов, да и чаевые обмелеют, а с ними и привлекательность работы для хороших барменов.

«Момент истины» наступил только при продаже здания, в котором находилось это небольшое и, в общем-то, непрофильное для нашей фирмы заведение. Величина прибыли в нём колебалась где-то около 50—100 тысяч рублей, не покрывая даже затраты на оборудование и реконструкцию, относимые на каждый месяц, в течение пяти лет. Об окупаемости возможной арендной платы, в размере полутора тысяч рублей на квадратный метр, не было и речи.

Но зато при продаже объекта, когда стала реальной перспектива закрытия заведения, от старшего бармена-директора паба поступило предложение взять заведение в аренду тысяч по двести в месяц, да ещё пятьдесят тысяч он готов постепенно выплачивать нам за оборудование и интерьер.

В это же время появился и другой претендент с более выгодным предложением, включающим немедленный выкуп оборудования и интерьера по остаточной стоимости в 2,5 миллиона рублей и с такой же арендной платой в 200 тысяч рублей. Собственно, эти предложения и показывают примерно фактический объём левой работы паба, составляющий 60–70 процентов от его реальной прибыльности.

Не помогли в контроле над изворотливыми барменами ни видеокамеры, ни ревизоры, периодически сидящие рядом с барменами, ни наличие меняющихся охранников. Отсутствие чести и совести у большинства представителей сегодняшнего поколения компенсируется огромными непроизводительными затратами на ревизоров, собственных и вневедомственных охранников, на видеонаблюдение каждого пятачка в магазинах, ресторанах, складах.

В нашей фирме эти затраты составляют до десяти процентов, а значит, миллионы и миллионы рублей в год. Как здесь не вспомнить выражение Фаины Раневской: «Я настолько стара, что ещё помню порядочных людей».

Были, и не раз, случаи, когда схемы хищения выстраивали директора магазинов и ресторанов. Причём если при социализме директор нёс уголовную ответственность за недостачи и хищения, то при сегодняшнем законодательстве довести дело о хищении до обвинительного приговора практически невозможно. Мало вскрыть хищение и подготовить тысячи документов. Обязательно нужно доказать злой умысел, а ещё выяснить и совсем абсурдную деталь, а именно – куда потрачены или вложены украденные средства. В результате – уголовных дел и реальных сроков за хищение «капиталистической» собственности практически нет.

Во многих фирмах, известных своей криминальной составляющей, «честность» держится на страхе перед «крутым» хозяином. Мы, естественно, идём другим путём, пробуждая совесть искусством и… забытым, но воскрешённым ныне «социалистическим соревнованием».

Наученные горьким опытом с четырьмя директорами-ворами и бездействием постсоветского законодательства, мы стали намного тщательней подходить к отбору руководителей и вести с ними постоянную работу, похожую на старое доброе социалистическое соревнование – с ежемесячным подведением итогов у меня в кабинете. При этом учитываются общие темпы роста объёмов продаж, с особым учётом реализации продукции собственного производства (пиво, хлеб, полуфабрикаты, торты и винно-водочные изделия), а также текучесть кадров, приветливость и прилежание персонала, победы в различных конкурсах (например: «мисс Улыбка» или «Лучшая новогодняя сказка», представленная в украшении интерьера и костюмах персонала). На ежемесячном собрании, в окружении живописи, все директора принимают поздравления с днём рождения – с вручением цветов, благодарностей и ценных подарков, звучат стихи.

При этом хищения с участием начальства ушли в историю, дай Бог, чтобы навсегда. Но на следующем уровне, где работает сегодняшняя молодёжь, без камер и постоянно меняемых охранников, увы, не обойтись.

В нашу «интернетную эпоху», в эпоху «кнопочной цивилизации», нравственный и, скорей всего, и интеллектуальный регресс виден невооружённым глазом.

Интересно, что эта сомнительная, по мнению большинства «прогрессистов», точка зрения разделяется и некоторыми древними философскими течениями. Например, у индуистов вся сегодняшняя эпоха, начавшаяся с уходом Кришны и увязываемая с библейским Потопом, называется Кали-юга (железный век) и характеризуется падением нравственности, поскольку добро в мире уменьшается до одной четверти от Сатья-юги (золотого века). «Правители, – говорится в древнеиндийских текстах, – будут вести себя как грабители с большой дороги, стараясь любыми путями захватить власть и богатство». Те же предсказания можно найти и у греческого поэта Гесиода: «Скорбно с земли на Олимп многоглавый, крепко плащом белоснежным закутав прекрасное тело, к вечным богам вознесутся тогда, отлетевши от смертных, Совесть и Стыд».

Происки барменов также свидетельствуют и о том, как далеко отодвинулись мы от наших дореволюционных предков, у которых воровать и иметь неотданные долги было страшным позором. Должники нередко стрелялись. Честь была дороже самой жизни. Даже весьма богатые дворяне не прибегали к услугам наёмных убийц, а шли на дуэль и умирали, защищая свою честь и честь своих близких.

Смогут ли хотя бы следующие поколения приблизиться к высокой нравственной планке наших предков или всё же процесс деградации необратим?

О встрече с самыми дорогими

Думаю, что детям, умудрённым житейским опытом, будет наверняка интересно при подведении итогов собственной жизни встретиться с отцом, ставшим их ровесником или даже младше их, и пережить по этой и другим откровенным книгам, по любимым картинам и скульптурам мои радости и невзгоды, озарения, а может быть, и заблуждения в поступках и в отношениях с ними.

А если захотят поспорить, пусть пишут. Если окажется, что я не узнаю, то узнают мои полпреды – их дети и внуки. Они и рассудят, когда подрастут и наберутся мудрости. Об этом и стихотворение «Пусть правнуки увидят нас»:

Я голосам родных внимал В часы подлунного блужданья, Пусть многих прошлый век отнял, Я из стихов построю зданье. В нём оживут, кого любил: Далёкий прадед мне в наследство, Прощаясь, скрипку подарил, Дед печку с присказкой топил, Стихами он овеял детство. Там матери задорный пляс, Отец вокруг неё – вприсядку… Пусть правнуки увидят нас С живой улыбкой, без прикрас — И перед каждым снимут шапку!

Надежда на диалог и на встречу со взрослыми детьми обогащает мир раздумий и грёз, наполняет творчество и каждый год особым, дополнительным смыслом, а это мощный антидепрессант, во всяком случае для меня. Встреча нужна ещё и потому, что настоящей семьи после гибели первого сына надолго не получилось. А без настоящей семьи, без помощи жены, да ещё в окружении сегодняшнего электронно-развлекательного гвалта, не достиг я полного духовного родства с родными детьми.

Не было иного выхода, кроме как помочь дочери в 12 лет выбраться из-под тяжёлых обломков семейного крова и убежать, благо что не в бродяги и наркоманы, а учиться в Англию. Спасибо перестройке с её новыми возможностями хотя бы за это. О другой стороне такого «блага» написано стихотворение «Либеральная мода»:

Нельзя без помощников храма создать, Кресты к небесам вознести, Счастливых детей без семьи воспитать И к чуду любви привести. Мужчине – в добротно построенный дом И дух, и добычу вносить, Жене – сберегать и молиться о том, Чтоб века развратного новый содом Свет детства не смог погасить. Вот если бы, в храме венчаясь, пропеть Пречистой молитвенный стих, У ликов святых свои души согреть, Слезу умиленья украдкой стереть, Любви бы восторг не затих. Но модно теперь В пляске мыслей шальных, Как бубном, свободой звенеть, Детей оттолкнув от себя и родных, Отправить по миру скитаться одних, Не думая, сможет ли время стереть Любви похоронную медь.

Детям при разводе было восемь и десять лет, и мне, потерявшему первого одиннадцатилетнего сына, было от внезапного распада семьи, конечно, невыносимо тяжело. Я удивлял дочь и сына тем, что всегда вечерами был дома и укладывал их спать, часто напевая как колыбельную песню А. Вертинского «Доченьки», меняя слово «доченьки» на «деточки»:

У меня завелись ангелята, Завелись среди белого дня! Всё, над чем я смеялся когда-то, Всё теперь восхищает меня! Жил я шумно и весело – каюсь, Но жена всё к рукам прибрала. Совершенно со мной не считаясь, Мне детишек двоих родила. Я был против. Начнутся пелёнки… Для чего свою жизнь осложнять? Но залезли мне в сердце девчонки, Как котята в чужую кровать! И теперь, с новым смыслом и целью, Я, как птица, гнездо своё вью И порою над их колыбелью Сам себе удивлённо пою…

Кроме этого я два года посвящал все свои вечера зимой и летом походам с дочерью, вызывая подчас её резкое недовольство, но спасая её пошатнувшийся от невнимания трёх нянь и мамы иммунитет и, возможно, спасая от астмы, надвигающейся через острые простудные аллергии. Наградой стала её отличная спортивная форма перед отъездом в Англию, когда в полуторачасовом походе она обогнала меня и предлагала мне, изрядно уставшему от высокой скорости, ещё один такой же круг:

Давно ли сказкой мир приоткрывала, А в эту осень, распустив косу, Дочь за мечтой бежать не уставала, Сияло счастье красками в лесу… Со мною вместе детство отставало, Как будто жизнь нам сказку дочитала.

Вскоре последовала и вторая огромная награда: её радостно-захлёбывающийся звонок из Англии, рассказывающий о победе в дальнем забеге среди детей до 16 лет!

Но благодарность за победы вскоре наверняка стёрлась в памяти, а благодарность за восстановленное здоровье у детей, думаю, и вовсе не формируется. Они не в состоянии понять, какой несчастной и уж точно не свободной и не заграничной может стать жизнь с хроническими немощами, зато в подсознании у дочери, скорее всего, как заноза, сидит обида за постоянное преодоление отцом её ленивого покоя ежевечерними походами. Зимой мы нередко ходили на нелюбимых, но очень полезных для неё лыжах по вечернему леску с фонариками на шапках. В двадцать лет пора уже умом корректировать не всегда справедливое подсознание. Это действительно была борьба с ней, но во имя здоровой, счастливой жизни, её жизни.

Невыносимо больно мне было смотреть, когда родной ребёнок буквально задыхался и бессильно шептал: «Кыш, кашель, кыш!» – или говорил: «Чувствую я себя не на тридцать восемь градусов, а тяжелей».

Тогда я и дал себе слово отказаться от командировок, а где– то и от личной жизни и жёстко вести линию на оздоровление дочери, не надеясь на вторую половину.

Взаимопонимания с супругой, энергично переводящей себя в разряд бывшей, было, увы, ноль. Разбирался с нами её знакомый психолог. Показательно, что когда он задал вопрос моей оппонентке: «Что вы слышите в словах и эмоциях Виктора?» – она, не задумываясь, ответила, что слышит сплошной «наезд». Он, сделав долгую паузу, сказал совершенно другое: «Я слышу прежде всего заботу о детях!»

В этом и был основной корень наших противоречий.

Сеансы, где мы договорились детально рассмотреть новую реальность во взаимоотношениях с детьми, их дальнейшее воспитание, она проигнорировала. Разговаривали мы с психологом уже вдвоём. Комментарии, как говорится, излишни.

Не забуду, как всю ночь катал дочь по городу на машине, не давая ей уснуть, чтобы рано утром в больнице сделали ей какой– то очень важный анализ мозга. Естественно, что и это «насилие» не украсило отношения дочери опять же со мной. И тем не менее нет ничего тяжелее больных детей. Выскочили из беды, и слава Богу. Пусть уж лучше будет обиженная, но здоровая, чем нежно любящая, но несчастная. Дорога к счастью открыта! Всё в её руках. Я выполнил завет стоической максимы: «Делай, что должно, и пусть будет, что будет».

Дочери Полине

Дорогу в снежной тишине Мы часто смехом оживляли И вечер к звёздной вышине, Как сказку детства, провожали. Луна скользила между туч, Купая лес в потоках света. И снег был радостно скрипуч, Он будто требовал ответа. Куда уходит звёздный мир, Когда рассвет над речкой брезжит? Как долог жизни славный пир? Кто солнце над землёю держит? Живёт лишь в сказках мир тревог. Мы всемогущи – верят дети, Отец для каждого, что Бог, Ему подвластно всё на свете… Но шторм байкальский как-то вдруг, Взъярив волну, поверг нас в бегство. В глазах поймала дочь испуг — Я стал не Бог. Уплыло детство.

Напряжение с дочерью усилил и такой факт. Недавно в спорном вопросе она активно поддержала мать, а именно помогла ей снять со стены у сына одну из главнейших семейных реликвий и гордость нашей коллекции – этюд Коровина – и увезти его, возможно, и на продажу. Я действительно подарил этот этюд жене много лет назад, но при разводе она моментально забрала «свою» – подаренную мне – картину и увезла в антикварный магазин. Так что, по аналогии и справедливости, этот подарок должен был остаться рядом с сыном и с моей собираемой для потомков коллекцией в доме, в котором дети являются полноправными собственниками и сохозяевами. Суть конфликта с дочерью была заложена в подсознание, а на поверхности причина якобы в том, что я часто заводил разговоры о бывшей жене и этим как бы портил ей жизнь. Действительно, заводил. Но и меня, думаю, легко понять уже взрослой дочери. Я пытался преодолеть глубоко запавшее ей в душу клеймо жены: «Плохой папа – причина развода» – и растопить логикой её отчуждение, но, увы, эффект получился обратный.

Причина, по-видимому, в том, что дочь – как будущая жена и мать – слишком сильно ассоциирует себя с матерью и до сих пор всё сказанное в адрес матери весьма эмоционально примеряет на себя и, естественно, переживает и обижается. До сути нашего, в общем-то, конфликтного непонимания мы смогли докопаться только вдвоём с уже 20-летней дочерью во время совместной поездки на её каникулы и день рождения в солнечный и безмятежно-спокойный Египет, в район Шарм-эль-Шейха.

Наше психологическое открытие, знакомое мне по собственному восхищению некоторыми героями кино и книг, должно явиться поворотным пунктом в налаживании более тесной и душевной дружбы. Кумиров в реальной жизни у меня никогда не было, от этого, наверно, и затянулось понимание мной бесполезности логических построений. Влюбиться можно при накале чувств и не в самого положительного, а порой и в совершенно отрицательного героя.

Так же вначале я не очень понял её дружбу с компанией студентов арабской национальности и другой веры. Но вскоре стали заметны её существенные сдвиги в учёбе и образе жизни в лучшую сторону. У ребят-иноверцев оказалось неоспоримое преимущество передо многими нашими. Они намного ближе к вере в Господа и хоть каким-то традициям, проверенным веками.

Вскоре я, в отличие от матери, стал поддерживать эту благотворную для неё дружбу. Жаль, что после школы пути-дороги молодёжи разошлись по разным городам и странам, причём некоторые ребята попали, увы, в самое пекло военных действий, например, в Ливии. Забота об их судьбах – пожалуй, первая жизненная печаль враз повзрослевшей дочери.

Но, несмотря на то что я морально поддерживал дружбу дочери с представителями ислама, к моему выбору дочь относится намного строже, хотя, как и в её случае, благотворное влияние второй половины и здесь налицо: изнурявшая меня депрессия осталась в прошлом. Но, видимо, детям до родителей и их здоровья дела пока немного.

Тем не менее я никогда не скачусь ни с кем из детей к таким отношениям, как великий русский поэт Юрий Кузнецов, который в стихах «Отступление от дочери» и «Укоризна» изливает уже не боль, а совершенно недопустимую, на мой взгляд, ненависть к своей родной дочери, кстати, за отношения с иноверцем:

Дочь поэта отца предала, Потому что стихов не любила… Не румянец отхлынул с лица, Не чужой показался дороже, Дочь навек потеряла отца И победную голову тоже. Её бешеный нрав не уймёт Ни отцовская слава, ни злато. …Когда море слёз солнце высушит, То объявятся из грядущего Гости редкие, люди книжные, Об отце тебя станут спрашивать, Но сказать тебе будет нечего, Ты была к отцу неприглядчива И всегда его сторонилась. Только отчеством и прикроешься, Только отчеством.

Я же скажу: «Храни Господь мою родную, любимую дочь и подари нам когда-нибудь, лучше побыстрее, а в крайнем случае и через десятки лет, настоящую духовную встречу».

1

Если б знала ты, как дорога Мне твоя неокрепшая взрослость. Я по-прежнему друг и слуга, Только спрячь свою острую гордость. Я давно острие ощутил Твоей детской, но колющей шпаги. Не всегда доставало мне сил Без ранений уйти из атаки. Шпага против отца не нужна. Я твоими победами грежу. Над собой, дочь, победа важна. Я тебе пальму первенства срежу. И шутя, подарю шоколад, Тот, что с братом делить не умела. Но я добрый всё ж вырастил сад, И заветная пальма созрела.

2

Ты в пять лет не хотела ни с кем Своим кладом конфетным делиться, Был в глазёнках холодный кремень, Ты сидела, как гордая птица. К ночи я накупил шоколад, Может, им и очистится наледь. Я на плечики выпустил град… Тот пакет полный мучает память. Разноцветных обёрток полна, Удивлённо квартира качнулась. Долгожданного плача волна Осознаньем греха всколыхнулась. Ты тогда навсегда поняла, Что не в сладостях счастье заветно, Нас с братишкой тепло обняла… Со слезою боролся я тщетно.

Жизнь распорядилась так, что и моя духовная встреча с мамой состоялась, когда мне было за пятьдесят, уже после ухода из жизни сестры. В оправдание можно сказать, что и растила нас в основном бабушка. Время было послевоенное. Мать много работала и часто дежурила ночами в своей больнице, где была в молодости простым, а затем и главным врачом. И в детстве мы с мамой виделись до обидного мало. Декретный отпуск – два месяца, а затем наша совместная поездка в Москву на курсы повышения квалификации, которую я, естественно, не помню. Как самые счастливые, вспоминаю моменты, когда мама очень недолго работала врачом в детском садике или в пионерлагере, а также прогулки с мамой по парку и набережной. Дефицит общения с собственными детьми – явление, к сожалению, нередкое. Переживание А. Ахматовой на эту тему оставило нестираемый след в поэзии:

…Через речку и по горке, Так что взрослым не догнать, Издалёка, мальчик зоркий, Будешь крест мой узнавать. Знаю, милый, можешь мало Обо мне припоминать: Не бранила, не ласкала, Не водила причащать.

Не случайно как-то раз мама искренне признавалась, что её, по сути, первый ребёнок – это мой сын Андрей. Его она и нянчила, и помогала растить. Нянек чужих в первом браке никогда не было. Справлялась и жена, и мама, и её муж Виталий Николаевич. Последний особенно не сходил с уст малыша. В одной оградке, увы, они упокоились навеки.

Мама по стихам знала до дна мою душу, все радости и переживания, несмотря на 90-летний возраст, очень любила и знала даже наизусть некоторые мои стихи и строфы. Мой последний сборник «Жизнь, играй своё дивное скерцо» сопровождал её до последнего вздоха. Накануне ухода из жизни мама попросила меня прочитать «Два тополя». Это была её последняя просьба. Послушав стихотворение, она с еле заметной улыбкой закрыла глаза, оказалось, что навсегда. Последние слова, воспринятые мамой на земле: «Прах их, Господи, упокой».

Два тополя

Кто-то ищет, где жить теплее, На чужбине купив земли, Мне же дальних морей милее Место главной моей любви. Там два стареньких бедных тополя Помнят наш многошумный двор. Унесу я их память во поле В свежих веточках на простор. Обокрало нас время жадное, Душат тени больших домов, Кружевное дыханье влажное Стало редкостью городов. Пусть взрастут на родимом береге Тополя без бетонных глыб, Пусть не в мёртвых огнях Америки Внуки видят планеты лик. Мы помянем дворы с загадками, С безмашинною кутерьмой, С молодыми дедами, бабками… Прах их, Господи, упокой.

Может быть, даже для такого прощания и успокоения мамы и стоило писать стихи. Но вернёмся к детям.

Моя встреча с сыновьями в этой жизни происходит поглаже и поглубже. То ли дело в том, что младший сын при разводе был мал, и основной совершенно неожиданный удар приняла только дочь, то ли он просто другой. В общем, недоразумений и недопонимания ни с кем из сыновей никогда не было и нет. Но зато и стихов дочери посвящено на порядок больше. Не было недоразумений никогда и с нежно любящим родителей и весь мир Андрюшей.

Преемники дела или наследники?

Надеюсь, что на радость, не на беду, выпали мне изрядные заботы не только о духовной, но и о материальной составляющей житья-бытья детей. Когда-нибудь в их руках окажется судьба моего немалого бизнеса или как минимум капитала. Он, конечно, не так велик, как у Билла Гейтса, но Гейтс почти весь капитал пожертвовал на нужды борьбы с малярией, а детям оставил даже меньше, чем могу дать я. В этом, думаю, великая мудрость главного предпринимателя планеты. Как сделать так, чтобы свалившееся на детей богатство не придавило и не искалечило их жизнь? Для богатых наследников, чтобы не впасть в депрессию, только один выход – это увлечённость самой работой, будь то наука, искусство или бизнес. Строго говоря, мощного материального стимула, как и борьбы не только за выживание, но даже за достойное житьё-бытьё, у богатых наследников нет.

Особенно страшно, когда весь груз наследства сваливается на ещё неоперившихся детей школьно-институтского возраста. Такая ситуация тем более вероятна, чем старше отец. Для бизнесменов типичной стала ситуация рождения детей– «внуков» – во второй, а иногда и в третьей молодости. А если при маленьких или недостаточно взрослых детях отец в разводе с женой, как, например, я, то дополнительных трудностей не счесть.

В случае ухода в лучшие миры хозяина бизнеса формально наследниками становятся неокрепшие дети, а фактически может начать безраздельно править балом законная представительница детей, бывшая жена, заинтересованная, кстати, именно в таком сценарии. А уж в чём не заинтересованы бывшие, так это в женитьбе отца общих детей и в появлении при отсутствии завещания главной наследницы и наиболее вероятной соуправительницы фирмы.

До моей женитьбы резко сдерживало ситуацию и снижало степень опасности только наличие старшего сына, рождённого в другой семье. Он был долгие годы главный наследник на период взросления младших детей.

Если кому-то повезло меньше и нет надёжной жены, либо старшего сына, либо он рождён с женщиной, которую следует опасаться, то ситуации не позавидуешь. При таком раскладе было бы разумно одну или несколько долей своего бизнеса обменять на аналогичные доли чужого, но хорошо знакомого бизнеса близкого родственника или надёжного друга с тем, чтобы в обоих случаях управлять коллективно. Сформированный совет учредителей должен соблюдать не только интересы фирмы, но в первую очередь интересы детей-наследников. Отсутствие гипотетической возможности у бывших жён пользоваться плодами деятельности фирмы делает жизнь бывшего супруга и бывшего единоличного собственника намного безопасней. Правда, допустить чужих к капиталу могут решиться считаные единицы. Здесь необходимо взвешивать все риски. Нам кажется, что наработанная годами собственность принадлежит нам и детям навечно. Но увы. Театр жизни быстро, причём нередко очень неожиданно, пустеет, а собственность остаётся и впоследствии чаще всего распределяется совсем не так, как хотелось бы основателю фирмы. Де-факто мы часто уходим от ответственности за то, что будет после нас, забывая, как «коротки наши роли» (цитата из самого, пожалуй, известного стихотворения Ивана Елагина):

…Просил Офелию Гамлет В молитве его помянуть? Я страх почувствовал некий, Что Гамлет просил о том Уже в семнадцатом веке. Попросит в двадцать шестом. И перед этою тайной, Что столько веков живёт, Я – только совсем случайный Незначащий эпизод. Что здесь, у самого края Сцены, живущей века, Зрителя я играю, И роль моя коротка.

В Европе в отличие от нас немалое распространение получил институт трастового управления. Трастовая компания вместе с наблюдателем из числа близких к завещателю лиц может управлять активами до наступления любых событий, указанных в завещании (окончание института, женитьба, появление детей и наследников и т. д.).

Об уходе из жизни нужно помнить всегда. Ещё при безбожных коммунистах призывал к этому В. Г. Распутин. В старом советском фильме «Жестокость», снятом, кстати, по повести Павла Нилина, начинавшего свой путь в Иркутске, не раз звучала фраза: «Мы отвечаем за всё, что было при нас», – а в конце фильма как откровение, как итог духовной жизни главного героя родилась у него сокровенная мысль: «Мы обязаны отвечать и за всё, что будет после нас».

Как эта мысль не сродни с отвратительным расхожим высказыванием, которым, по всей видимости, руководствуется созданное Западом общество сверхпотребления и экологической безответственности: «После нас хоть потоп».

Весьма примечательный случай рассказал мне с издевательской усмешкой бывший партократ. Произошёл он много лет назад, когда мой собеседник ещё не перековался в чиновника загнивающего, по его прежним понятиям, капитализма. Он искренне потешался, вспоминая, как в святом для него месте, в обкоме партии, разбирался молодой в ту пору и ещё не очень известный писатель Валентин Распутин.

Хотя над чем было потешаться? В ответ на громогласную суровую критику партийных «товарищей» Распутин, к их огромному удивлению, задумчиво и тихо сказал: «Всем вам нужно чаще о смерти думать». Партийная верхушка области во главе с «самим» первым секретарём настолько опешила, что на какой– то момент потеряла дар своей канцелярской речи. Но фраза писателя наверняка запомнилась навсегда каждому «проработчику».

Кто-то из них, думаю, с годами понял житейскую мудрость, высказанную Распутиным, а кто-то, увы, как рассказчик этой «потешной» истории, спившийся впоследствии, ушёл из жизни, так и не став ни на йоту мудрее. Не оставил он людям ни дела, ни строчек, ни добрых памятных поступков, хотя имел немалые возможности. Доходил он в чинах даже до кремлёвских звёзд, работая в Центральном комитете Коммунистической партии Советского Союза.

В отличие от хорошего, пусть даже не самого великого, писателя или поэта, он всегда делал и говорил то, что нужно, что диктовал алгоритм бездушной партийной этики, то, что говорили и делали тысячи его безликих собратьев. Среди них было немало и весьма неглупых людей, но партийную дисциплину с её постоянным «одобрямс» и единодушным голосованием они выбрали сами вместо проявления яркой индивидуальности, которая выделяет каждого из серой массы. Думаю, что выражение «После меня хоть потоп» можно было бы начертать на знамени всех временщиков. Они не впитали ни многовековой культуры, ни религии и, естественно, не передали внукам и правнукам свидетельство своей жизни и эпохи, воплощённое в ярком слове или в начатом деле. Вся эта одноцветность, уходя из жизни, как бы сокращается бесследным вычёркиванием, наподобие арифметической дроби, где в числителе и знаменателе одно и то же. Какие при этом должности и звания были по жизни, не играет роли. Нужно было, как говорил им когда-то молодой Валентин Распутин, почаще думать о смерти, а значит, и о смысле жизни. С годами стало ясно, что смерть не так далеко, как казалось когда-то моему партийному собеседнику.

Реальный рецепт продления жизни и после завершения земного пути – это оставленное наследникам Дело, свои авторские книги или хотя бы самостоятельно изданные – с любимыми произведениями, созвучными собственной душе, на это же работают и коллекции, в которых выражена индивидуальность собирателя.

Мою жизнь «наследстводержателя» делало намного спокойней то обстоятельство, что старшего сына, выросшего с другой матерью, нежели младшие дети, груз богатства не сломит, не вгонит в безделье и депрессию. Вот уже четыре года как он идёт своим путём, захваченный интереснейшей работой, общением со специалистами высочайшего, по российским меркам, уровня как на обслуживаемых предприятиях, так и внутри их международной консалтинговой компании.

Работая у нас и даже активно занимаясь импортом, шансов на общение с профессионалами высочайшего международного уровня пока немного.

Большой простор для международной деятельности может открыть наш музей-галерея сибирского искусства. Главное, чтоб у наследников был неослабевающий интерес к постоянному развитию и себя, и Дела.

Глава 5 Судьбу детей «делает» запад

«Под шумок» с Украиной

Я за свой уже немалый век привык ко всем российским кризисам и неразберихам. Хотя некоторые общегосударственные потрясения, когда валютные долги за ночь умножались в разы, бывали и смертельно опасны, причём не только для бизнеса, но и для самих предпринимателей, не исключая и меня. Но весной 2014 года ситуация была особая. События на Украине, будь они неладны, совпали с моментом, когда мой очень основательный и неторопливый старший сын Станислав должен принять судьбоносное для него и для моей фирмы решение о его переходе ко мне в качестве заместителя директора, а со временем, вероятно, и директора. Но, оставаясь в своей фирме, Станислав полностью защищён от российской неразберихи и катаклизмов. И в этом, что ни говори, огромный плюс для его будущей семьи. В любое время он может перебраться куда-нибудь за моря и океаны, например в Австралию, и спокойно заниматься там достаточно творческой консалтинговой работой и воспитывать детей в более безопасных, чем у нас, условиях.

Но! Какова при этом будет судьба моего детища – иркутской компании «СибАтом», созданной в одиночку с самого нуля около 25 лет назад – и более полутора тысяч рабочих мест? А главное – судьба конкретных людей, ставших за годы работы дорогими и по-христиански любимыми.

Кроме того, к делу, которое я создал, могут со временем подключиться и развивать его младшие дети, а когда-нибудь и внуки, и правнуки.

Производство хлеба, пива, тортов, полуфабрикатов, молочных продуктов, а также супермаркеты и особенно винный бизнес, постепенно приобретающий международные масштабы, – темы вечные. Да и финансовых потерь будет куда как меньше при участии сына в контроле и экономическом анализе с его фундаментальным образованием по специальности «Математика в экономике». Эффект от его усилий должен во много раз превысить его немалый заработок наёмного работника в консалтинге.

И всё же непростой ожидает меня разговор с «ребёнком», который получил прекрасное образование за границей да плюс четыре года серьёзных тренингов и напряжённой работы с флагманами российской экономики.

Встретились мы с ним тихим вечером на даче в кухне у пыхтящего самовара и проговорили всю ночь. Вот «сухой остаток» наших размышлений по текущему моменту, замешанному на украинской теме.

* * *

Любит русский человек порассуждать обо всём вообще, а о политике особенно. Большинству стран, помешанных на футболе, хоккее, баскетболе и т. д., далеко до нас в этом плане. Правда, при наших технологичных выборах и хроническом тоталитаризме с царских и ленинских времён повлиять на ситуацию в стране на порядок сложнее, чем во всех странах, которые принято называть цивилизованными, и в Европе, и в Америке.

Можно, да и нужно за многое критиковать Америку, но выборы там проходят неформально. Выборщиков население выдвигает из наиболее активных и отражающих их точку зрения коллег и соседей. У нас главные «выборщики» – пенсионеры и другие слои общества, легко программируемые подарками, деньгами, пропагандой, по социальной беспринципности близки к маргиналам. Глядя правде в глаза, уже давным-давно можно констатировать, что выборы у нас – это мегафарс на всех уровнях. Сражаются не кандидаты, а деньги и близость к власти со всеми её неисчерпаемыми медиаресурсами. Классический пример этого фарса был продемонстрирован ещё в 1996 году, когда рейтинг уже больного Б. Н. Ельцина с нескольких процентов взметнули до победных 53,82 %. Задействованы были все рычаги оболванивания народа, вплоть до шансона и попсы, киркоровых и расторгуевых, и ставшая обыденной подтасовка результатов. «Благо», весь административный ресурс был и остаётся повсеместно в одних руках.

Пример такого массового оболванивания есть, пожалуй, только в артбизнесе, где удалось иллюстрации к спорной философской идее Малевича, достойной, может быть, скромного места в тезисах какой-либо научной конференции, «Чёрному квадрату», придать статус шедевра мировой величины в изобразительном искусстве. Сказка о голом короле актуальна во все века, особенно в политике. Как говорил М. Лермонтов: «Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно».

Поэтому почти никто из уважающих себя предпринимателей не ходит на выборы. Остатки народа в нашей стране может вместить, пожалуй, Болотная или Красная площадь.

Интервенцией слов наш язык изувечен, Оборвался напев хороводниц лугов, Храм надрывно молчит, Словно с Богом развенчан, Стали души добычей когтистых врагов. Всё быльём заросло На российских просторах, Где гуляла гармонь, рвутся в пляс сорняки. С песней наши отцы Шли сквозь вражеский порох, Закрывая собой свиста пуль сквозняки. Мы же бросили песни И речь в растерзание. Как путаны, они вне законов живут. Но губителям есть в падшей речи прозвание, Наши деды его ни за что не поймут! Не поймут его те, кто за Родину ратились. Выбрать честь, а не жизнь В битве каждый был рад. Умер русский народ? Мы теперь избиратели, А на вражьем наречии – электорат.

Но бизнесменов почти не увидишь и на «болотных площадях». Все на крючке у власти. Каждый потенциально – налоговый преступник. Вот и голосуем мы не бюллетенями, а деньгами, вкладывая их в развитие бизнеса и в меценатскую деятельность, а значит, в процветание Родины, или пряча по заграницам, как, собственно, поступает и само государство, отправляя деньги в Америку, в фонд будущих поколений. Спрашивается: только чьих поколений – наших или американских, если сегодня все государственные резервы работают на них.

Моя меценатская и культурно-просветительская деятельность, как это ни странно для бизнесмена, отмечена высокой правительственной и местными наградами, но уверенности в стабильности не только страны, но и собственной жизни это не добавляет.

Политические события на Украине и российское в них участие буквально за месяц сделали многих отечественных предпринимателей беднее на 15–20 процентов в валютном выражении и задали вектор панического бегства рублей в валютную заводь. Правда, после курс выровнялся. Надолго ли? Думаю, нет. Дальнейшие события подтвердили эти опасения.

В памяти ещё живы не только новейшие кризисы, но судьба последних «буржуев» и князей, которые всё потеряли на милой Родине и умерли за рубежом простыми таксистами и официантами, гордясь тем, что в молодости были корнетами и юнкерами. Не случайно во Франции на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа немало могил с нашими состарившимися в юнкерах соотечественниками. Других званий Родина им не дала, изрыгнув в молодости на чужбину:

России хрупкое творенье — Мазурок вихри во дворцах, Гусаров с дамами круженье И доблесть с музыкой в сердцах! Мужая, юнкера-поэты Приумножали честь дворян, Но песни не были допеты, Их гнали саблями с планеты, Разросся на крови бурьян. А в дальних странах, на кладбищах Те, кто без Родины спаслись, В таксисты выбившись из нищих, В шеренгах юнкеров сошлись, Застыв в надписанных жилищах.

Катастрофическая ситуация в этом плане была и в новой истории при Ельцине и техническом премьере Кириенко в 1998 году, когда доллар вмиг подорожал в четыре раза, несмотря на уверения «всенародно избранного» президента, сделанные буквально накануне обвала, что всё стабильно и беспокоиться не о чем. По всей стране тогда начались разборки с должниками, в том числе и кровавые. Я каким-то шестым чувством предвидел приближение катастрофы – успел продать ликвидную недвижимость и полностью закрыть валютные долги за уже проданные сахар и бытовую технику.

Но ситуация была жутковатая. У всех, кто пережил или наслышан об этих потрясениях, как и о неоплатах государственных заказов, о крушении банков, навсегда остался страх кризиса и внезапного обмана всей России. И нет уже успокоения в том, что нас много и все мы куда-то мчимся. Казалось бы, вместе не так страшно и не так опасно. Ведь нас чуть ли не 150 миллионов?! Всех не бросят!

Гениальный русский поэт Николай Рубцов прозорливо развеял это заблуждение в замечательном стихотворении «Поезд»:

…Вот он, глазом огненным сверкая, Вылетает… Дай дорогу, пеший! На разъезде где-то, у сарая, Подхватил меня, понёс меня, как леший! Вместе с ним и я в просторе мглистом Уж не смею мыслить о покое, — Мчусь куда-то с лязганьем и свистом, Мчусь куда-то с грохотом и воем, Мчусь куда-то с полным напряженьем Я, как есть, загадка мирозданья. Перед самым, может быть, крушеньем Я кричу кому-то: «До свиданья!..» Но довольно! Быстрое движенье Всё смелее в мире год от году, И какое может быть крушенье, Если столько в поезде народу?

Изрядная доля людей страдает клаустрофобией, то есть боязнью замкнутого пространства. Все бизнесмены, ставшие в той или иной мере людьми мира, также боятся замкнутого пространства для своей семьи и своих денег, ограниченного рамками России, без тех мест, где получают или шлифуют образование дети, а также без Средиземного моря, Парижа, Рима, Таиланда, Хайнаня, где мы уже привыкли проводить как минимум отпуска. У многих более-менее успешных представителей среднего бизнеса есть недвижимость за рубежом – одна или несколько квартир, а то и вилла. Не такая, конечно, роскошная, как у олигархов, но тоже, как правило, с бассейном, пальмами, европейским аккуратным газоном, за коим ухаживает раз в неделю специальный садовник.

Сегодня за событиями на Украине и за всплеском валюты так и маячит тень кризиса с обвалом рубля, с утратой выездного благополучия, с кладбищами супермаркетов, торговых центров и винных магазинов, на 70–80 процентов заполненных импортным товаром или «отечественным», но с «импортными корнями». Недавно я узнал, что семена многих сельскохозяйственных культур – импортные. Аналогичная ситуация и с цыплятами. Причём хитрость или даже коварство западных партнёров в том, что и семена, и цыплята теряют возможность к воспроизводству буквально в следующем поколении. А значит, закупать их следует вновь и вновь. Поэтому наши магазины могут опустеть так же, как и в своё время опустели цеха заводов.

Особенно не вяжутся с кризисно-напряжённой ситуацией действия власти, нечаянно или специально стимулирующей отток денег, да и самих бизнесменов. На это работает, во– первых, фактическое уничтожение тайны банковских вкладов, чем не преминут воспользоваться бандиты и силовики. Последние – при выборе объекта проверки и «доения». Отныне банки начинают информировать налоговую инспекцию о наличии у граждан счетов, а по запросу – и о размерах вкладов. Буквально сейчас так же существенно расширены права следственного комитета участвовать на всех этапах налоговых проверок, резко ужесточились и правила налогового администрирования, закрывающие привычные лазейки «оптимизации» удушающих налогов.

Из области издевательства над бизнесом – коррупционный перенос получения оптовых лицензий на торговлю алкоголем аж в саму Москву и требования к акцизным складам для хранения винно-водочных изделий. Жёсткость требований к температурному режиму, влажности, освещённости, вентиляции поражает идиотизмом. До складов вина добираются из Европы и из других континентов месяцами далеко не в тепличных условиях, а если уж с ними что-то происходит, то, прежде всего, дорогой.

В больницах и родильных домах России условия несоизмеримо хуже, чем в акцизных складах, и к тому же абсолютно не контролируются. Может, государству лучше было бы усилить заботу о больных и новорождённых, нежели о комфортности для водки? Кстати, крепким напиткам, в отличие от вин, даже теоретически не нужны сверхусловия для хранения. Не добавляет стабильности в продуктовом бизнесе также и постоянная чехарда со временем продажи алкоголя и с расстояниями от магазинов, в том числе сверхцивильных супермаркетов, до больниц, детских садов, школ и т. д. Вся эта видимость заботы о населении на деле сокращает легальный рынок в пользу бутлегеров и наркоторговцев, круглосуточно реализующих своё «добро» в известных всем точках.

Кроме того, всевозрастающими темпами идёт вытеснение мелкого и среднего российского бизнеса в области производства ширпотреба – Китаем, а в сфере торговли – крупнейшими российскими и международными сетями. Тысячи, а в масштабах страны и миллионы, предпринимателей остаются не у дел.

При сегодняшней рекордной коррупции движется наш поезд в область, о которой когда-то говорил президент, призывая «не кошмарить бизнес». Поэтому-то денежки огромного числа бизнесменов всевозрастающим потоком текут за границу, как, собственно, и пополнение государством резервных фондов в Америке. Как говорится: «Что крестьянин, то и обезьянин».

Государство, видимо, не верит само себе в том, что оно не разворует деньги и сможет их правильно использовать. Ну а бизнес и подавно не верит государству. Хотя роднит государство и бизнес то, что и те и другие – пасынки за рубежом, и проценты на вклады совсем не те, что на Родине, чаще нулевые, и места хранения не самые надёжные. Особенно нахально обрушение банков произошло на Кипре. Нередко и индивидуальные счета замораживают для россиян солидные западные банки, пока не привезёшь годовую справку от «родной» налоговой об отсутствии задолженности и происхождении новых денег. А если поступит команда не давать в России такие справки, то и денежки с «нулевым» процентом «замёрзнут» в иностранных банках надолго, если не навсегда. С граждан других стран, например Евросоюза, такие ежегодные справки не требуют.

Не нужно глобальному бизнесу, вершащему на планете бал, такое огромное количество славян, да ещё сидящих на таких ресурсах, как в России. Вот и стравливают и зомбируют два дружественных народа, чтобы брат убивал брата, как уже было в кровавой мясорубке 1917–1921 годов, организованной при активнейшем участии Запада.

Вспомним в очередной раз А. С. Пушкина:

…Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из рода в роды Ярмо с гремушками да бич.

Предприниматели – народ думающий, самостоятельный и зомбированию поддаётся плохо. Не знаю ни одного русского или украинского бизнесмена, кто бы испытывал ненависть к недавно ещё братскому народу и не понимал, кому это выгодно.

Не заинтересован Запад в развитии этого стержневого слоя граждан в России, вдруг возьмут да проявят политическую активность. Вот и отвлекают нас политической неразберихой и охотой за нашими деньгами. Не ровён час при кризисе, в нашей традиционной непредсказуемости от сталинских до ельцинских времён, могут запросто заморозить заметные вклады, особенно валютные, не только на Кипре, но и в наших государственных банках, например в Сбербанке и ВТБ.

Можно, конечно, все средства вложить в недвижимость у себя в России, но обвал цен у нас вполне вероятен. Где же хранить страховой резерв? Наиболее надёжное вложение обеспечивают, пожалуй, замалчиваемые официальной пропагандой международные ценные бумаги – евробонды.

Запад, не желая возиться с бесчисленной «мелочью», выманивает крупные средства, да и самих богатых представителей среднего бизнеса. Например, если в Испании сегодня вложить в недвижимость более пятисот тысяч евро, то государство гарантирует вид на жительство по облегчённой процедуре.

Англия посолидней, да ещё и преступников не выдаёт, поэтому и представляла вид на жительство при вложениях от одного миллиона фунтов стерлингов, но проживать там также необходимо более 150 дней в году в течение пяти лет. При двух миллионах этот срок сокращается до трёх лет, а при десяти миллионах фунтов стерлингов – до одного года. С 10 января 2015 года этот порог в Англии существенно повышается, но как бы то ни было, насос, нацеленный на достаточно крупные суммы и на пассионариев, запущен в одном направлении – из России.

При такой финансовой политике в стране не будет ни денег, ни бизнесменов. Многие сегодня уже живут как бы на два дома и работают вахтовым методом, держа жён с детьми за границей. Выросшие в таких условиях дети, наследники немалых капиталов, не поедут на ставшую чужбиной бывшую Родину. Даже вахтовый метод окажется уже не для них. На это обескровливание России нацелены и хитрые западные гранты, и льготное обучение лучшей молодёжи.

Подобно тому как за окном сгустились сумерки и превратились в беззвёздную ночь, так и картина кризиса показалась мне самому на какое-то время до предела мрачной и без луча надежды.

Возможно, что всё происходящее сегодня на Украине является большим театром, где главные режиссёры – хозяева американского печатного станка, представленные федеральной резервной системой и главным их менеджером – президентом Америки.

Но какова конечная цель? Не является ли Украина и особенно Крым хитрым средством поднятия рейтинга нашей власти, чтобы в порыве патриотических чувств – от действительно исторического события возврата Крыма – обостряющиеся вместе с рецессией экономики мощные протестные настроения не привели к новым «болотным площадям», которые могут смести неэффективную власть? А может быть, хотят втравить Россию в войну с украинскими братьями и обескровить оба славянских народа? При любом из этих сценариев и для детей, и для бизнеса проигрыш велик.

Возродим ли дух нации

Как бы я лично ни хотел стабильности, но как-то не забывается ни вектор нашего движения в никуда, ни то, что даже за острым и глубоким выступлением президента на заседании клуба «Валдай» в сентябре 2013 года о возрождении русского духа, патриотизма и русской культуры чиновники ничего не сдвигают с мёртвой точки. Верно сказал тогда Г. Зюганов, что ждал он этих слов президента 20 лет, но чтобы воплотить эти, поистине революционные в области духа, замыслы, необходимо немедленно отправить в отставку всё действующее правительство. Для кардинально новых задач нужны и новые люди.

Но, увы, почти все до единого на месте, и опять только на словах 2014 год объявлен Годом культуры в России, как и недавний Год русского языка. 200-летний юбилей нашего поэта и дипломата Фёдора Тютчева широко отмечали в Германии, а не у нас, и опера «Ахматова», к 125-летию со дня её рождения, гремит на всю Европу опять же не у нас, а в парижском театре «Опера Бастилии».

Строки Анны Ахматовой: «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был…» – из эпиграфа к «Реквиему» – в связи с этим получают сегодня новый оттенок.

Она в зловещие года Россию-мать не покидала И, как печальная звезда, Дворянской гордостью блистала. Недаром предок хан Ахмат Был верен делу Чингисхана, — Возможно, он и виноват, Что стала царственною Анна. Кто зряч, её боготворил, Награды в Лондонах вручали, И даже Сталин пощадил, Мужей двух, правда, расстреляли. Вождь был зловещ, но бережлив К тем, чьим талантом восхищался, И, джентльменство проявив, В войну сберечь её старался. Чужой, но солнечный Ташкент На время стал больничным домом; Сквозь трубку даренный презент Спас ленинградку жарким кровом. Затихли гулкие года, Живые с бедами прощались И думали, что навсегда Лихие дни врагам остались. Но враг хитёр. И палачи Хребет народу поломали, Затем калеки-«горбачи» Страну на центы разменяли. Сейчас не бьют из-за пера, Поэтов власть не замечает, Зато в парижском «Опера» В лучах Ахматова блистает. Победно опера звучит Во славу Анны златоустой, И восхищённо зал кричит Сквозь годы «браво» музе русской!

Нашу традиционную живопись, сохраняющую русский дух, также не ценят дома, зато усиленно выгребает прозорливый Китай, призывающий на самом высоком партийно-правительственном уровне специальным постановлением иметь в каждом доме масляную живопись. Не вернём русский дух – не будет ни народа, ни экономики, ни патриотизма, ни армии, и канет Россия во тьму.

Главный враг духовности, морали и психического здоровья – телевидение. Оно по-прежнему многие сотни часов в сутки уничтожает дух нации. Ни по одному из почти двухсот спутниковых каналов не звучат системно русские патриотические речи и песни, по-прежнему не слышно истинно русских поэтов и писателей ни Золотого, ни Серебряного века, ни наших дней. Ни один канал не защищён от совершенно идиотских программ и фильмов, гробящих психику не только детей, но и взрослых. Правда, небольшую надежду на перелом в этой сфере стали давать телеканалы «Время» (увы, исчез с обострением кризиса в конце 2014 года с иркутских экранов), «ОТР» (к счастью, ещё дышит, но всё чаще взывает к равнодушному населению о финансовой помощи) и «Культура». Но включили с сыном под чай для интереса канал «Культура» – единственный с названием, хоть как-то связанным с надеждой на возрождение, – и увидели очень занимательную передачу… о крокодилах. Но не издевательство ли это над духовной жаждой людей?! Полистав каналы и увидев десятки стрелялок и убийств, не могу я, как ни стараюсь, поверить, что кто-то из власть имеющих заинтересован в превращении красивых слов в дело о возрождении нации.

При Александре Третьем по соображениям нравственности и патриотизма был даже запрещён публичный показ картины Репина, на которой изображён Иван Грозный с убиенным сыном. Не прошла через цензуру и попытка опубликовать репродукцию «Сыноубийцы» (так предпочитал называть полотно сам Илья Репин) в популярном журнале «Нива».

Представляю реакцию государства той поры на наше варварское телевидение. Современная молодёжь проходит мимо величайших русских шедевров: пушкинского «Евгения Онегина», есенинского «Пугачёва», гоголевских «Мёртвых душ», «Тараса Бульбы». Нет сегодня ни театра у микрофона, ни телевизионного канала русской классики. Видимо, это чрезвычайно опасно… для Америки и торжества психологии безнационального глобализма.

На крокодильчиках и псевдокультурных передачах, заполонивших единственный безрекламный канал, дух нации не возродить. Повисают в воздухе, не находя опоры, все сладкие речи о нашем возрождении. Как писал Юрий Кузнецов ещё в 1994 году:

…Пала Россия, пропала Москва. Дико уставила взоры Анти-Россия и анти-Москва На телеящик Пандоры.

Упаси Боже, если возвращённый Крым будет гибнуть вместе со всей страной, с каждым годом опускающейся всё ниже и ниже в основных мировых рейтингах. В общем, третью мировую войну, уничтожающую под корень национальный дух, разработанную даллесами и киссинджерами, мы проигрываем по всем падежам. На наших киркоровых, биланах, задорновых нацию не возродить. Особенно это остро чувствуют люди культуры, и в первую очередь поэты. О чём сказал в стихотворении «XXI веку» и Николай Зиновьев:

Спадёт с очей твоих завеса, И ты узришь, как мир людей Под погребальный марш Прогресса Стремится к бездне всё быстрей. Но ты пока не видишь это, Ты в суете погряз мирской, Лишь сердце чуткое поэта, Как атмосферою планета, Объято страхом и тоской.

Полный провал у нас и в области идеологии. Не определилась до сих пор страна – «за белых» она или «за красных». Вроде бы уже несколько десятков лет экономика у нас на капиталистическом пути развития, безжалостно и кроваво уничтоженном в своё время эффективной ленинской бандой, причём уничтожена вместе с главными хранителями и созидателями русской культуры – дворянами и прочими аристократами. Но при этом главный организатор братоубийственной вакханалии и уничтожения под корень святой царской семьи по-прежнему как главный символ государства возлежит на центральной площади России, рядом с местом работы супербогатых российских правителей. Зачем? Почему?

Дождались мы, что наше идеологическое варварство стало мощным аргументом украинцев в их подогреваемой ненависти к России. И полетели с грохотом памятники кровавого вождя по всем городам Незалежной.

Экономическая, духовная и идеологическая неопределённость, конечно же, и подогревает эмигрантские настроения и для денег, и для людей.

Не случайно около 60 процентов российских предпринимателей планируют полную или частичную продажу бизнеса и только 10 процентов думают передать его детям в неизменном виде.

Вот и решай, взвесив все за и против, допивая самовар чая, бросать ли сыну прекрасную карьеру в мировой международной, извиняюсь, опять же американской, компании, стирающей для него все границы и дающей со временем возможность работать в любой стране мира, или подхватывать мой не очень надёжный в новых условиях бизнес, в основном пока ещё местного значения. Работа в западной компании – это, как правило, отход от корней, а не то стирание границ, о котором я писал, вывозя ещё совсем юных детей, чтобы показать страны, где жили наши предки:

Я стираю границы для жизни детей — Пусть по землям пройдут, где следы поколений. Сколько прошлых судеб, сколько разных кровей Перемешано в плоти и их, и моей! Провожал нас Байкал, не скрывая волнений. Белорусские ветры хранят голоса, Что звучали веками в карпатских просторах, И над Польшей заря помнит дедов глаза, И в библейских местах вьётся наша лоза. Пощадит ли её новых варваров порох?..

И всё же решительные действия президента по возврату «жемчужины у моря», хотя и не вписывающиеся в рамки важнейших международных договорённостей по Украине как безъядерной зоне, с гарантированной целостностью территории, могут оказать позитивно-мистическое воздействие на ход российской истории. Слишком долго, начиная с предательских горбачёвских времён, мы жили по указке Запада. При этом всё время были скованы, как волки в песне Владимира Высоцкого, запретными флажками.

…Оградив нам свободу флажками, Бьют уверенно, наверняка. …Наши ноги и челюсти быстры. Почему же – вожак, дай ответ — Мы затравленно мчимся на выстрел И не пробуем через запрет?.. …Я из повиновения вышел, За флажки – жажда жизни сильней!..

Может быть, сейчас наша власть, вслед за Крымом, вырвется за «запретные флажки» и заставит немалые деньги из резервных фондов государства и личных накоплений олигархов после тридцатилетнего перерыва работать на собственный народ, и в первую очередь на образование, здравоохранение, культуру, а не на благосостояние американских граждан? А СМИ перестанут трубить о немыслимой, а главное, безнаказанной роскоши олигархов и, по сути, призывать всех бизнесменов обзаводиться недвижимостью за рубежом.

В школе мы глубоко изучали и воспитывались патриотами на «Севастопольских рассказах» Льва Толстого, на бессмертном примере матроса Кошки. Мечта всех россиян до перестройки была хотя бы раз в жизни побывать в Крыму. Несбыточной моей мечтой было посетить международный лагерь «Артек». Помню, как в шесть лет съездил с родителями в Евпаторию, а затем всё детство вспоминал это яркое событие, рассматривал сам и показывал друзьям любимые фотографии. Все мечтали когда-нибудь постелить своё полотенчишко на сплошь усеянном советскими людьми берегу Чёрного моря и окунуться в его легендарные воды.

Наш президент из того же поколения, и это снова и снова вселяет надежду на добрые перемены. На это же работает и пример украинского олигарха Януковича, который теперь уже никогда в жизни не ощутит счастья и спокойствия со своими миллиардами. Его позорная судьба – пример другим политикам-олигархам. В данном направлении работают и первые западные санкции, связанные с отменой виз и заморозкой счетов отдельных политиков-богачей. Правда, их список пока невелик и не слышно словосочетания «…и членов семей». Если миллиарды лежат на счёте жены или детей, то они будут в целости и сохранности? Почти никто не заикается о судьбе наших валютных резервов, лежащих у них.

И вновь вспыхивает сомнение, не игра ли всё это?

В пользу игры по повышению рейтинга власти, возможно, свидетельствует и отсутствие иронии со стороны «доброжелательных западных друзей» по поводу нашей победы на Олимпиаде в Сочи. Всё-таки пять золотых медалей из тринадцати принесли нашей команде получившие российское гражданство за два-три года до этого иностранцы. Без этих побед на коньках и сноуборде не войти бы нам и в первую тройку по золоту. Может, в некоторых других командах натурализованных спортсменов и побольше, чем в российской, вроде бы это нормальная современная практика во всех странах, призванная усилить отстающие виды спорта. Но России-то обычно ничего с рук не сходит: по малейшему поводу шум на весь мир, а в нынешнее санкционное время тем более! Но – тишина.

Однако суть даже не в этом. Более слабый (без «иностранцев») результат на Олимпийских играх, как и в футболе, объективно отражал бы наше наплевательское отношение к физкультуре и массовому спорту, а главное, к пропаганде здорового образа жизни. По недавно мелькнувшим в печати данным, у нас систематически ходит быстрым шагом и занимается лёгким бегом всего около 5 процентов населения, в развитых странах – 30–40 процентов. Вот и живём мы лет на 10–15 меньше, а после 45–50 лет уже многие не живут, а доживают и борются с хворями. Как сказал Николай Зиновьев:

…Никто не станет отрицать — Мы все при русском деле, Стараясь душу удержать В ей надоевшем теле.

Если заботиться о нации, то олимпийские объекты и гостиницы следовало бы отдать в пользование спортсменам, в том числе детям, а не планировать, наряду с Крымом, второй Лас– Вегас, то есть всероссийскую игорную зону.

В Китае, к слову сказать, после Олимпиады все гостиницы переоборудовали под жильё. В Лондоне бывшие олимпийские объекты так же переданы под жильё, новые медицинские центры и школы. Во всех без исключения странах им обычно находят более полезное применение, чем культивация низменных азартов.

И всё же президент, решившись присоединить Крым, навсегда войдёт в западную историю, извиняюсь, плохишом, в отличие от Горбачёва, а значит, ему нужно начинать творить новую историю – не умирающей, как сегодня, а процветающей России.

Вряд ли когда-нибудь после Крыма юбилей Путина будут праздновать в Лондоне, как предателя Горбачёва. Но здесь, опять же, как с Лениным, полная идеологическая каша. На «славный» юбилей Горбачёву недавно вручили высшую награду России – орден Андрея Первозванного, с которым он поехал праздновать юбилей не куда-нибудь там в Белоруссию, Казахстан, Сибирь или, на крайний случай, на малую родину в Ставрополье, а ни много ни мало в Лондон, в королевский дворец с приглашением всех причастных к позорному разрушению Советского Союза и оборонительного кольца в Европе, которое ныне занимают американские ракеты.

Восемь лет назад я написал стихотворение «Дантесова пора»:

Кремль свят в веках. Но чуждой власти, Русь раскромсавшей под напасти Для алчущей ракетной пасти, Не прокричу «ура». Лишь тем я душу сберегаю, Что к Пушкину сквозь мрак сбегаю… Дантесова пора!

Теперь эта пасть ещё ближе…

Что посоветовать сыну?

Качает наше бедное Отечество всё время то в одну, то в другую сторону, как «рябиновую рощу на обрыве» в стихах Николая Зиновьева:

…Такая доля нашей выпала Отчизне: Ни смерти не даёт ей Бог, ни жизни. Стоять ей так на грани, на краю, Оплакивая избранность свою До самого до Страшного суда, Покачивая нас туда-сюда В душевной смуте вечной и надрыве Рябиновою рощей на обрыве…

Взвесив все неожиданные шараханья нашего государства в украинских делах, сулящих обострение рецессии и кризиса, а также ужесточение полицейских мер с ликвидацией тайны вкладов и привлечением силовиков к налоговым проверкам, чехарду с постоянным изменением правил торговли, решили мы всё же, что рано сыну переходить в мою хоть и не маленькую, но местную фирму. Переориентировал я и младшего сына, через год поступающего в институт, с юридического образования на математику, поскольку эта наука, пожалуй, самая международная и конвертируемая, как их валюты. Пусть и он имеет возможность перемещаться по миру в случае возможно надвигающегося на всех, кто не спрятался за границей, беспредела.

Нет в данный момент никакой уверенности, что не будет коллапса экономической и культурной жизни. Кроме того, есть вероятность и внутригородского кризиса, возможно, иркутская недвижимость резко подешевеет не только в валютном, но и в рублёвом эквиваленте. Дело в том, что неудержимо и совершенно нескоординированно между собой продолжают множиться торгово-развлекательные центры в десятки и даже в сотни тысяч квадратных метров. Ночными клубами, к примеру, город наконец-то наелся, и они стали съедать друг друга. За 2013 год закрылось два клуба из первой пятёрки лидеров, и это примечательное событие. Следующий шаг, я думаю, будет за торговыми центрами.

Вот уже более 20 лет я задаю себе один и тот же вопрос: «Есть ли пределы развлечениям, потреблению и масштабам торговли?»

Торговые и общепитовские площади, по сравнению с доперестроечными социалистическими годами, увеличились уже в сотни раз, а новые магазины и центры всё растут и растут. Но особые масштабы это приобретает именно сейчас. В нашем не миллионном городе только в 2014 году вводятся два торгово-развлекательных центра в 75 тысяч квадратных метров и более. Один мой знакомый рассказал, что на международной выставке недвижимости в Каннах случайно увидел проект торгового центра одной из иркутских фирм аж в двести тысяч квадратных метров, выполненный турецкими проектировщиками, причём расположить его планируют метрах в пятистах от моего огромного по старым меркам объекта почти в три тысячи квадратных метров.

В том числе и поэтому какую-то часть не самого основного бизнеса и помещений следует срочно продавать. Этот шаг, пожалуй, является самым приемлемым компромиссом и в связи с Украиной, и в связи с городским хаосом в застройке. Он позволит пока сохранить и даже развивать основной бизнес, обеспечит финансами развитие сети магазинов, уменьшив кредитный прессинг, а кроме того, одновременно создаст, как принято сейчас говорить, «золотой парашют» для семьи, на котором можно плавно опуститься в любое место планеты в случае неблагоприятного сценария.

Но, увы, я точно знаю, что в этом прощальном полёте мой парашют не раскроется над чужим берегом. Адаптироваться на новом месте смогут, пожалуй, только дети. У них немалый стаж пребывания за границей, прекрасный английский язык. Дочь – второкурсница лондонского университета – и младший сын дружат ещё и с испанским языком.

Я же, как и большинство из нашего поколения, в детстве прошёл мимо языков, а последние годы, когда иностранный язык мог бы пригодиться, не стал отрывать время от неисчерпаемых сокровищ русской литературы, особенно поэзии. В России все ещё, слава Богу, немало дорогих для меня людей. Поэтому мой удел, несмотря на все кризисы, стоять, как говорится, до последнего патрона на родной земле. И не просто стоять, а молиться за стабильность и за то, чтобы дети не потеряли Родину, а так же биться, причём не головой об стену, а за сбережение русской культуры, пусть не в российском, то хотя бы в местном масштабе. А это значит – по-прежнему помогать храмам, а также писателям и художникам проводить литературные вечера и развивать своё музейно-галерейное дело, которое, увы, требует огромных финансовых затрат. Сберегать деньги только в наших не самых надёжных банках, наверное, было бы неосмотрительно.

Глава 6 Главные вызовы детям

Деградация или прогресс?

Пожалуй, каждое поколение выстанывает восклицание: «Ох, какая ужасная пошла молодёжь!» – и только Фаина Раневская с глубоким вздохом добавила: «Но ещё ужасней, что мы к ней не принадлежим».

Может быть, недовольство молодёжью – это своеобразный симптом старости? А может быть, и на самом деле цивилизация уже множество поколений движется к угасанию. И каждое поколение с разочарованием констатирует этот факт, прежде чем отправиться в иные миры. Вот несколько высказываний на эту тему:

«Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, если сегодняшняя молодёжь возьмёт завтра в свои руки бразды правления. Эта молодёжь невыносима, невыдержанна, просто ужасна».

«Наша молодёжь растлена до глубины души, она никогда не будет похожа на молодёжь былых времён. Молодое поколение сегодняшнего дня не сможет сохранить нашу культуру».

«Наш мир достиг критической стадии. Дети больше не слушают своих родителей. Видимо, конец мира уже недалёк».

Эти высказывания принадлежат: первое – древнегреческому поэту Гесиоду, второе – неизвестному вавилонянину (надпись на глиняном горшке), третье – некоему египетскому жрецу (свиток папируса) – и всем им около трёх-четырёх тысяч лет. А мир, как видим, существует и прогрессирует. Но прогрессирует ли?

В области изобразительного искусства вряд ли в последние века удалось обогнать античных ваятелей и художников эпохи Возрождения с такими бессмертными именами, как Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Боттичелли и др.

В области литературы, особенно поэзии, ох как далеко нам сегодня и до Золотого, и до Серебряного века – с Пушкиным, Тютчевым и Фетом, а позже с Блоком, Ахматовой, Маяковским, Есениным, Пастернаком.

В области живописи – с Репиным, Перовым, Суриковым, Серовым, Коровиным, Клодом Моне, Ван Гогом – картина также не в пользу сегодняшнего дня.

Казалось бы, зато уж технический прогресс не идёт ни в какое сравнение с предшествующими веками! Но так ли на самом деле и это?

Конечно, открытие электричества, двигателя внутреннего сгорания и расщепление атома до неузнаваемости изменили жизнь человечества. И всё это становится совершеннее с каждым днём.

Но, во-первых, заслуга в этом ничтожно малого слоя профессионалов, а во-вторых, весь так называемый технический прогресс базируется в основном на фундаментальных открытиях прошлых веков. Открытий, равнозначных электричеству, нет уже несколько столетий.

А ведь есть мнение, что на Земле тысячелетия назад использовались совершенно другие виды энергии. Высказываются весьма аргументированные предположения о том, что древние строители пирамид и других внушительных сооружений поднимали каменные блоки весом до нескольких тысяч тонн с помощью либо совершенно незнакомой нам энергии, либо, например, энергии звуковых колебаний, которая входила в резонанс с колебаниями вещества и делала почти невесомыми гигантские строительные элементы.

Предположительно выглядело это так.

Рядом с немыслимо тяжёлым грузом становилось огромное количество трубачей, барабанщиков и певцов мантр. И этому оркестру удавалось спорить с силами гравитации, на много порядков уменьшая вес каменных громад. Да и сами пирамиды, по весьма доказательному, на мой взгляд, мнению ряда учёных, представляют собой не гробницы, а мощнейшие аккумуляторы уже или ещё не ведомой нам космической энергии и мощнейшие астрономические устройства, открывавшие древним тайны вселенной.

Не случайно некоторые космические открытия древности находят подтверждения только сегодня. Владеть бы нам этими тайнами, и весь прогресс шёл бы по другому пути, не такому губительному для экологии планеты, как сегодня. Всё же «музыка» намного экологичнее бессчётного количества выхлопных и дымовых труб, а также плотин с водохранилищами, уничтожающими леса и пахотные земли.

Современным учёным уже удаётся удерживать в потоке ультразвука, лишая полностью веса, крошечные предметы. Но масса их пока измеряется не в тысячах тонн, а в долях грамма, да и размер не превышает двух миллиметров. Может звуковая волна и разрушать – например, стеклянные предметы. Но до достижений тысячелетней давности нам ещё ох как далеко.

Так что, может быть, действительно с какого-то времени, несмотря на так называемый технический прогресс, губящий планету, в ворота человечества стучится деградация?

Чем больше профессиональных и жизненных навыков требуется от человека по строго заданному алгоритму, тем выше вероятность деградации. Взять самое современное и массовое занятие – обработку информации на компьютерах. В то время как Билл Гейтс один и ему подобные производятся природой также в единичных экземплярах, операторов всех мастей, включая и бухгалтеров, и экономистов, и многих менеджеров, и прочих специалистов близкого к ним профиля – десятки, если не сотни миллионов человек, и все они в основном изо дня в день работают по алгоритму большую часть рабочего времени. Может быть, им приходится напрягать извилины в быту, ведь живём мы в окружении самой современной техники? Но беда в том, что и техника, чем далее, тем проще в управлении и всё сводится к нажатию одной или нескольких кнопок. Давно ли большинство автолюбителей поголовно умели смазывать автомобиль и выполнять лично многие виды ремонта? Ныне даже сменить лампочку едут в сервис.

А каким бессчётным количеством профессий владел крестьянин при натуральном хозяйстве, когда и одевались, и кормились, и строились сами: и агроном, и зоотехник, и плотник, и столяр, и метеоролог, да ещё нередко и купец – всё в одном лице! Почти так же широк круг забот, тесно сопряжённых с умственной деятельностью, и в сегодняшней фермерской семье.

Пусть даже крестьянин не умел читать и писать, сама необходимость выживания требовала от него неимоверных интеллектуальных усилий и огромного количества навыков. Многие к тому же знали наизусть немало песен, молитв и сказаний. Обо всех сторонах жизни деревни очень ярко рассказал Василий Белов в своём блистательном произведении «Лад». Прочитав его, понимаешь, что не случайно лучшие из крестьян нередко пополняли ряды и интеллигенции, и учёных, и дворян.

В наш век компьютеров и Интернета интеллект для выживания, да и для профессии, как это ни странно, требуется всё меньше и меньше.

У меня лично вызывает печаль, что безвозвратно ушла эпоха писем с её многочисленными ритуалами: неторопливым писанием и выправлением написанного, заклеиванием конверта языком, хождением к почтовому ящику и долгим ожиданием ответа. Переписка по электронной почте – менее одушевлённое занятие.

Минус интернет-эпохи в доступности и обилии информации, когда студент очень быстро может найти взгляды различных учёных на любую проблему и скомпилировать их, практически не читая, тем более не переписывая, и – реферат или доклад готов! Такой способ получения информации – без походов в библиотеку, без поиска нужных книг – возможно, губителен для мыслительной деятельности личности: «Человек становится не человеком, а функцией от кнопки, которая находится не в ваших руках. И с этим ничего не поделаешь», – сказал в телевизионной дискуссии на тему «Цифровое поколение думать не научишь» профессор Российского гуманитарного университета Дмитрий Петрович Бак.

Современные юноши считают, что нет никакой разницы, где сказать сокровенное «Я тебя люблю!» – в Сети или на бумаге. По их мнению, поиск информации в книгах, хождение в библиотеку, на почту за конвертом, ожидание письма – для цифрового поколения чистая потеря времени…

Бесспорно, что Интернет позволяет намного быстрее бежать по жизни, быть на порядок информированнее того, кто «прозябает» над традиционной книгой или толстым журналом. И знает многое, но о немногом – по сравнению с «интернетным» человеком, который знает обо всём, но так бегло и поверхностно, что это «всё», с точки зрения эрудита, превращается в «ничто».

В плане познания жизни «виртуальщика» и «реалиста» можно сравнить с бегуном и альпинистом. Первый мчится, и окружающий мир, в виде информации о нём, только мелькает перед глазами: «Летят деревни и сады, летят дома, соборы, равнины, реки и пруды, леса, долины, горы.» (Г. Бюргер, «Ленора»). Альпинист же поднимается в гору, пейзаж меняется крайне медленно… Но почему он так завораживает? Почему альпинист рискует здоровьем и жизнью, почему для него: «Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал» (В. Высоцкий)?

Ох, как много иной успеет пробежать, объехать, облететь, пока другой упорно штурмует Эверест или любуется неисчерпаемыми оттенками и полутонами моря, подолгу оставаясь на одном берегу, вникая, как писал Г. Гайда, «в ропот деревьев и рокот морей, в грохот горных лавин…» Так что же лучше? Бежать или восходить?

Что лучше – посетить службу в церкви, помолиться у любимой иконы, помедитировать, позаниматься цигуном, в общем, побыть с собой и Господом, или же пообщаться за это время со множеством приятелей в Сети, пробежать кучу новостей, успеть сыграть в покер и другие игры (в общем, совершить массу «неотложных» дел!)?..

Кто-то, конечно, умудрится успеть и то и другое. Поэтому не будем гадать, что лучше. Нужны и «бегуны», и «альпинисты». Но вся беда в том, что компьютеры наступают такой густой сетью, перегораживая реку жизни от поверхности и до самого дна, что непохожих, сохраняющих свою «альпинистскую» стать, скоро может не остаться вовсе. Ведь редких, нетипичных людей, к сожалению, не заносят в Красную книгу. Их непохожесть на других безжалостно истребляют с раннего детства мелкоячеистыми электронно-браконьерскими сетями.

Бьются с этой беспощадной Сетью последние «из могикан», пытаясь пробить её рукописями стихов и прозы, как правило, «деревенской», а также письмами, телеграммами, открытками да и простыми записками на клочке обыкновенной бумаги.

Не умирайте же, две тысячи лет прожившие письма, простые ручки и чернила. Вы ещё так нужны!

Ведь письмо с его, на первый взгляд, рутинным, неторопливым ритуалом, нешуточным ожиданием ответа позволяет человеку глубже осмыслить и прочувствовать происходящее, успеть не спеша взойти на свой духовный «Эверест». И так во всём. Хочешь в мыслях, в чувствах, да и в страсти подняться выше – не торопись, не разбрасывайся, сосредоточься на одном. Хочешь быть победителем игры «Что, где, когда?», то есть «знатоком», как правило, поверхностным? Тренируйся, «бегай» целыми днями по фактам, событиям, новостям, но поймёшь ли при этом, что настоящие мысль и чувство, как живое существо, вынашиваются тем дольше и старательнее, чем они сложнее и совершеннее…

Возможно ли представить гениальных Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, А. С. Пушкина часами просиживающими в Интернете? А их персонажей? Какой бы накал страстей был у Дмитрия Карамазова, Татьяны Лариной, Евгения Онегина, если бы человеческие чувства не захватывали их целиком, если бы наши любимые литературные герои общались в «АйСиКью» или в «Одноклассниках», а не вынашивали чувства в своей душе и не лелеяли их, как малых детей.

Выплеснутое зарождающееся чувство или мысль подобны несчастному выкидышу, который уже никогда не сможет дозреть…

Повивальной бабкой человеческих чувств является классическая литература. Но из года в год не без давления отвлекающей и развлекающей электроники идёт упрощение образования, особенно его практической и гуманитарной составляющих. Уже почти не учат стихи, резко сокращено количество авторов и произведений. В новой программе нет даже Гоголя с его истинно русскими типажами в «Мёртвых душах», патриотическим «Тарасом Бульбой», завораживающим украинским колоритом «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Исчезают из учебников «Евгений Онегин», басни Крылова и т. д. На смену гомо сапиенс идёт безнациональный «гомо глобалис». Высокая русская классика ему противопоказана.

Три года назад я написал стихотворение, которое уже приводил выше, но частично повторю и здесь:

Мы с вожделением грызём, Как в басне, корни у культуры. Могуч был дуб, но мы дожмём — Крылов писал свинью с натуры. Поэтов русских наизусть Учили в годы коммунизма, А нынче, вынув душу, Русь Хоронят слуги глобализма…

Теперь можно добавить, что и внедряемая ныне система образования вкупе с компьютеризацией отбирает у современного ребёнка не только национальность, но и характер.

Свой почерк

Личность подобна морю, наполняющемуся разными реками и ручейками. Как у каждого моря или озера различается состав воды в зависимости от главных рек, его питающих, так и у каждого человека есть (скоро, возможно, придётся говорить «был») свой почерк. Специалисты-графологи используют анализ написанного от руки текста в качестве инструмента психодиагностики человека, по почерку они могут нарисовать полный психологический портрет личности, дать исчерпывающую характеристику его наклонностей и характера. Свой почерк имеет даже печатание на пишущей машинке. О многом говорит и сила, и угол удара, и скорость печати. Компьютер же в этом плане и глух и нем.

В мире всё взаимосвязано. Связь всегда и прямая, и обратная. Думаю, что отработка почерка в детстве в немалой степени формировала и характер подрастающего человека, который как минимум был более упорный. Ярче выражалась и индивидуальность ребёнка. Неоспорима польза для психики детей и их развития мелкой моторики, связанной с письмом. Тыканье в клавиши компьютера сопровождается примитивными движениями. Письмо же ручкой, особенно не шариковой, а перьевой, как в нашем детстве, – это совсем другое дело.

Мы старательно выводили вначале даже не сами буквы, а отдельные завитки, чередуя толстые и волосяные линии, при этом всё время предохранялись от клякс, обмакивая плавными осторожными движениями ручку в чернильницу, оценивая на глазок объём капли в овале пёрышка, и не менее плавно опускали кончик пера на поверхность листа, регулируя толщину линий силой нежного нажима. Да ещё двигали напрочь забытую сегодня промокашку, держа влажную от старания руку на ней, а не на странице тетради.

Насколько эта техника письма сложней и разнообразней в сравнении с писанием шариковой ручкой, не говоря о компьютерной клавиатуре!

Скоро такую экзотическую технику, наверное, будет прописывать психотерапевт для лечения закомпьютеренных детей.

Старательное письмо закреплялось в школе и уроками чистописания. Принцип этого урока был «ленинский»: лучше меньше, да лучше. То есть практически это были уроки почти художественной каллиграфии. У нас, например, в классе шло соревнование в красоте написания слов. Лучшие работы демонстрировались на родительском собрании, наряду с лучшими рисунками. Это ли не творческий процесс?

Продолжением этой тонкой работы являлись, в общем-то, все уроки дошариковой эпохи и в школе, и в институте.

Дошариковой я назвал эпоху перьевых ручек с чернильницей или с чернилами внутри ручки для старших детей. И тут же ассоциативно представилась страшная эпоха Шариковых по Булгакову. Спаси нас, Господи, от их нашествия! Жаль, что признаки приближения этой эпохи становятся всё отчётливее.

Но и во взрослом возрасте письмо ручкой, пусть и шариковой, отличается от бездушного компьютерописания. По почерку можно определить настроение близкого человека, его самочувствие, да и отношение к адресату. Не забуду, как обиделась одна моя знакомая, когда в открытке я наспех, некрасиво написал её имя. Особенно неудачной, какой-то хромой была заглавная буква. С тех пор при написании имён я всегда вспоминаю уроки чистописания, чтобы открытка или надпись на книге не вызывали обратного эффекта…

И, я надеюсь, не одному мне некоторые письма на бумаге хочется хранить вечно, в отличие от компьютерно-эсэмэсных посланий. Да что далеко ходить: какие деньги выкладывают на аукционах за автографы великих людей, и вряд ли кто-то заплатит хоть цент за страничку, набранную на клавиатуре!

Но вернёмся к противопоставлению библиотеки и Интернета.

Тупик для фантазии

Если речь идёт о быстром поиске информации: дат, событий, новостей, – конечно, удобнее Интернет. Если же речь идёт о художественном произведении или серьёзной научной работе, на мой взгляд, нужна только живая книга.

Мир оформления книг разнообразен и часто одушевлён художником. Полиграфия – это уже искусство. Осязание книги, как и любого предмета, по восточным учениям, очень важно. Не случайно есть отдельные провидцы, которые, взяв в руки книгу или письмо, могут рассказать их содержание. Обычный человек лишён такой способности, но я не могу избавиться от ощущения, что осязание книги, особенно старой, помогает её освоить. Старая книга имеет мистическое значение – её держали и осмысливали единомышленники, радовались и страдали, делали пометки. Не случайно антикварные книги стоят огромные деньги, они для меня в чём– то сродни намоленной иконе и уже этим отличаются от бездушного импортного, устаревающего каждые несколько лет экрана…

И фонограмма – музыка, да только не та, не живая. Язык не обманешь: неживая значит мёртвая. Так и с книгой на экране. Она содержательна, но мертва.

Важен и сам ритуал поиска, иногда долгого, и покупки книги. В наше время жгли в ночных очередях костры, чтобы принять участие в лотерее, дающей шанс стать обладателем желанной подписки на собрание сочинений родного классика. Это сродни мучительному ожиданию письма.

Какие тайны души открываются в это время, какая «слюна» для «переваривания» чужих судеб и чувств выделяется в мозговой сфере? Мы не знаем. Но что-то важное происходило, вожделенная книга завораживала, и от неё было намного трудней оторваться.

Даже дети подтверждают, что информация, которую они мучительно отыскивают в энциклопедии, запоминается надолго, в отличие от мгновенно выдернутой из интернет-сети. Небезобидны и компьютерные игры. Сделаны они так же хитро, как пепси, кола и наркотики. Затягивают так, что не выбраться. И время в виртуальном мире, как по Эйнштейну или по прозорливым русским сказкам, течёт с другой скоростью. В одной русской народной сказке провалился мужик в склеп и был вроде бы недолго, а выбрался на поверхность и понял, что уже лет сто как прошло, идёт и всё ему незнакомо. Так и с современниками. Оторвался от игр, глядь, а детство и молодость уже пролетели. И не до семьи и не до карьеры переросткам, оставшимся в своём личностном развитии на уровне подростков. Для многих и сама жизнь становится виртуальной.

Не сегодня возникла эта ситуация, думали о ней и эмоционально переживали её уже многие и многие родители. И ещё в конце прошлого десятилетия я как отец выплеснул свои опасения в стихотворении «Перегрузка»:

В Сети всемирной молодёжь Слезу не выкажет берёзке. Ссудивши души под грабёж, Мы стали вечные подростки. В Инете мудрость не скачать, С живым цветком не повстречаться, Тень состраданья не сыскать, И всё трудней рвёт сети мать, Чтоб грудью к первенцу прижаться.

Опасность современных компьютерных игр ещё и в том, что они уничтожают образное мышление, чахнет без него правое полушарие. Живёт такой человек одной только левой, чисто конкретной логической половиной мозга. Но, как сказал И. В. Гёте: «Всё сущее не делится на разум без остатка». Творчество и неразрывно связанная с ним интуиция – прерогатива не одной только логики.

Ещё со своего детства помню я оскорбительное слово «полоумный». По этимологическому толкованию, оно образовано соединением слов «полый» и «ум», то есть полоумный – это человек, имеющий пустой ум. Однако случайной ли является распространённая описка «полуумный» – то есть имеющий половину ума? Язык ведь развивается, отражая действительность, и как бы эта описка-намёк не стала нормой для характеристики современного поколения с одним развитым полушарием!

Большой простор для фантазии давал ранее «нецивилизованный» городской ландшафт. Это и заросшие травой и кустарником пустыри с оврагами, и бесконечное разнообразие деревянной застройки: не похожие один на другой, со своими мирами, дома, окружённые дровяниками, чуланами, кладовками, – своим неповторимым колоритом до сих пор питают творчество лучших иркутских живописцев.

Немудрёные игрушки, карандаши, пластилин, а иногда и глина занимали огромное безэлектронное пространство в жизни детей. Как нас волновали непредсказуемостью преображений белые листы бумаги!

А какого рода волнения может испытывать ребёнок, сидящий перед монитором, пространство которого заполняют корысти ради чужие дяди и тёти, причём совершенно конкретным внешним, по отношению к тебе, чужим изображением супермашин и суперлюдей, в одеждах и без, с боями и гонками, эротикой и даже сексом?

Лист бумаги ребёнок заполнял сам, оживляя своей фантазией, рисунками, а часто и просто каракулями.

Впрочем, каракулями это было для взрослых, разучившихся разгадывать тайны. Для детей же в линиях и цветовых пятнах могли скрываться и сражение на поле брани, и джунгли, и состязания, и образы любимых героев и зверей. Не из такого ли, непонятного и таинственного детского творчества вырос, собственно, и Золотой, и Серебряный век нашей литературы и живописи?

А кого, кроме биржевых игроков, даст компьютерный век? Большой вопрос. Об утраченном пространстве для развития фантазии писал Геннадий Гайда ещё в предкомпьютерные годы:

Ветер хлопает уличной дверью и подъездом гуляет всю ночь. Нелегко городскому безверию, а в бессонницу просто невмочь… Ляжешь поздно – поднимешься рано — всё-то непогодь зло веселится. А в дому ни шестка, ни чулана, где бы мог домовой поселиться, где бы сказка могла завестись… – Ты о чём это, милый? Окстись! Эра новых свершений грядёт, сказку мы воплотим… А покуда зло юродствующий анекдот заменяет и сказку, и чудо.

Откровенность и «откровенность»

Подростковые и юношеские образы и мечты о любви и любимых также вытесняются бесстыдными в своей откровенности картинами эротики, секса и порнографии на любой вкус, вернее на отсутствие любого вкуса.

Да и творчество в широком смысле – а это, по сути, главное в человеке – начинается с развития воображения. Но откуда же ему взяться, если вместо родниковых струй классики ребёнок беспомощно барахтается в сточных водах электронной грязи?

Тысячу раз правы китайцы, запретившие массу интернет-сайтов. У нас и здесь, как в экологии, нет очистных сооружений и фильтров, спасающих от пагубы детские души. Не было в доперестроечной жизни фильмов с пометкой «18+» на телевидении и сайтов «для взрослых», лукаво вопрошающих в Интернете: «Исполнилось ли тебе 18 лет?» – меньше было извращений и насилия. Не было никогда оголтелой пропаганды нездоровых однополых отношений, а уж тем более однополых браков.

Как далёк электронный порно-«всеобуч» от образцов русской классики, на которой познавали «тайны» любовных отношений мы! Вот как деликатно у Бориса Пастернака в стихотворении «Зимняя ночь» угадывается близость:

…На озарённый потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья. И падали два башмачка Со стуком на пол, И воск слезами с ночника На платье капал. И всё терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела.

Читает юноша эти строки и оказывается в волнующем мире эротических образов. Воображение работает полным ходом. Читатель становится как бы соавтором поэта. У каждого рождаются свои неповторимые картины. Скажем, если обратить внимание на то, что вначале идут «скрещенья рук, скрещенья ног», а потом падают башмачки, воображению представится не «постельная сцена», а танго или объятия.

Или у Александра Блока:

…Ты взмахнула бубенцами, Увлекла меня в поля… Душишь чёрными шелками, Распахнула соболя… Золотой твой пояс стянут, Нагло скромен дикий взор! Пусть мгновенья все обманут, Канут в пламенный костёр! Так пускай же ветер будет Петь обманы, петь шелка! Пусть навек не знают люди, Как узка твоя рука! Как за тёмною вуалью Мне на миг открылась даль… Как над белой снежной далью Пала тёмная вуаль…

У Блока также сцена близости описана тонко и деликатно. Можно только догадываться, что произошло, и при желании дорисовывать в уме картины, как и при восприятии живописи экспрессионистов, в которой тоже нередко лишь намёки на действительность.

У Анатолия Передреева об отношениях юноши и девушки сказано всего одной лишь чистой строкой, но читателю становится ясно, что это были не только дружеские отношения:

…Давным-давно мы навсегда расстались, О том, что было, не узнал никто… И годы шли, И женщины смеялись, Но так смеяться не умел никто…

Чтение русской классической поэзии и прозы рождает в душе фантазии и мечты. Именно с них, а не с силиконовых видеоприкрас, и начинаются настоящие чувства.

Эпоха сверхпотребления

Мы загнали себя в настолько разнообразный и тупиковый мир потребления тел и вещей, продовольствия и промышленной продукции, что управлять им и ориентироваться в нём уже немыслимо без компьютеризованной армии учётчиков, экономистов, бухгалтеров, финансистов, диспетчеров и др. Войны также немыслимы без компьютеров. На коне будет тот, кто быстрее считает и целится. Но вот незадача – нужны ли современному человечеству войны, как и одуряющий переизбыток товаров, контактов и торговых центров?

Может быть, пора уже сбавить нам скорость уничтожения планеты сверхпотреблением? Не производить одуряющее море «шмотья» и летящих по мёртвому морю асфальтовых удавок быстроходных кусков железа и пластика с тучами выхлопных газов, которые могут и нас самих скоро выхлопнуть с планеты Земля? Может, лучше направить усилия на оздоровление природы, борьбу с лесными пожарами, устройство в городах скверов и парков со свежим воздухом, цветами, фонтанами и пением птиц?

Как здесь не вспомнить ещё одно стихотворение замечательного поэта Николая Зиновьева – «Безделье»:

Я весь день лежу под ивой, Мне в глаза летит пыльца. Я порой рукой лениво Муравья смахну с лица. Облака ползут волнами, Но не жжёт мне душу стыд — Знаю: нашими делами Бог уже по горло сыт.

Совершенно бесспорно, что компьютеризация нужна науке, но открытия совершают не операторы и программисты, а единичные гениальные мыслители, на которых работает армия счётчиков и учётчиков. Настоящий учёный, как и настоящий руководитель, дипломат, писатель, художник может состояться, если только он оберегает себя от компьютерно-интернетной рутины.

Интернет – это и «Евгений Онегин», и грязная порнография. Но зараза распространяется, как известно, сама и может переходить в повальную эпидемию, а за здоровье нужно бороться всю жизнь. Как сформировать у потребителя интернет-ресурсов здоровый интерес?

Очевидно, что школьнику и студенту нужен квалифицированный проводник в этом безбрежном и штормовом море добра и зла. По-видимому, ключ от компьютера до определённого возраста должен быть только у родителей и преподавателей, а не у самих детей, как это заведено в якобы либеральном обществе. Иначе беспощадные электронные сети выловят всех талантливых и непохожих, оставив в бурном водоёме жизни одних духовных недорослей.

Перечитывая данную главу и погружаясь вновь и вновь в мир поступков и характеров своих детей и их сверстников, а также сравнивая всех нас с предшествующими поколениями, замечаю, с каким страшноватым ускорением начала меняться «среда обитания» наших детей в компьютерно-интернетную эпоху.

Глава 7 Для чего мы господу? (вместо послесловия)

Размышления о судьбах детей, внуков, правнуков уводят в далёкое «прапрапрабудущее», когда число потомков – носителей тех генов, которые сказались в моей жизни, – уже невозможно представить… И мысли незаметно переходят на судьбы всего человечества, на судьбу живой планеты Земля, на которую, так же, как и на меня, и на любого человека, накатывает неумолимая чёрная бездна.

Тысячи лет пытливые умы бьются над извечными вопросами бытия: кто мы, откуда, куда идём, а главное, для чего мы призваны Богом к грешной, но прекрасной жизни? В разгадке этих вопросов практическая наука за все века почти не продвинулась вперёд, лишь периодически подтверждая воззрения философов и поэтов всех времён. Вспомним хотя бы стихотворение Дмитрия Мережковского «Двойная бездна»:

Не плачь о неземной отчизне И помни, – более того, Что есть в твоей мгновенной жизни, Не будет в смерти ничего. И жизнь, как смерть, необычайна… Есть в мире здешнем – мир иной. Есть ужас тот же, та же тайна — И в свете дня, как в тьме ночной. И смерть и жизнь – родные бездны; Они подобны и равны, Друг другу чужды и любезны, Одна в другой отражены. Одна другую углубляет, Как зеркало, а человек Их съединяет, разделяет Своею волею навек.

Даже для современной науки оказалась совершенно неразрешимой, например, загадка происхождения живой клетки – основы всего биологического разнообразия. Так, академик Вернадский из всех теорий возникновения жизни на Земле признавал существенными три, одна из которых – самая модная ныне: жизнь занесена на нашу планету извне, при этом в принципе неважно, метеоритами, кометами или потоком фотонов (но научных подтверждений этой гипотезе нет, как нет и ответа о происхождении живой клетки в космосе). Однако поддерживал он гипотезу о том, что жизнь возникла вместе с самой Землёй, а не сформировалась позже в земных же условиях (третья из признаваемых им теорий), – в этом плане его прозорливость подтверждают современные глубоководные исследования. Очень интересная тема, но в ней вряд ли найдётся место душе и интеллекту. Думаю, что об их происхождении мы знаем ещё меньше, чем о тайнах живой клетки. Нас всё время волнует: умирает ли душа вместе с телом? Или, как писал Георгий Иванов:

…В Калинкинскую больницу Отправили тело, А душа на серебряных крыльях В рай улетела. Никто не служил панихиды, Никто не плакал о Ване, Никто не знает, что стал он Ангелом в Божьем стане. Что ласкова с ним Божья Матерь, Любит его Спаситель, Что, быть может, твой или мой он Ангел-хранитель.

В попытках обнаружить душу исследователи даже проводили взвешивание умирающих и обнаружили, что в момент кончины тело становится чуть легче, словно нечто прозрачновоздушное и неуловимое покидает его. Известны свидетельства людей, переживших клиническую смерть: они как бы со стороны видели то, что с ними происходило. Христианские богословы объясняют это просто: со смертью человека душа исходит из тела и до перемещения в духовные сферы видит всё, что происходит в привычном пространстве.

Сложно верить в подлинность картин рая, ада, мытарств, Страшного суда, восстания из мёртвых, уход на небеса Ильи– пророка не только в живом теле, но и на колеснице, запряжённой лошадьми… Но в то же время подавляющее большинство крупных учёных не верят и в слепую природу, в бесконечную игру случайностей, создавших вселенную и человека. Мир в том виде, в каком мы его понимаем, невозможен, по их мнению, без Божественного начала.

Как бы то ни было, интеллект человека – самое уникальное явление во всём мироздании. В любом случае его значение и происхождение – космическое. Каково же предназначение интеллекта, а значит, и самого человека? Почему бы и мне не высказать на этот счёт гипотезу.

По-моему, Божественная сверхзадача разума во Вселенной заключается в сохранении очень непросто возникающей жизни, то есть, по сути, живой клетки.

Существование планет, звёзд, да и галактик – конечно. В случае их гибели только с помощью нашего разума есть шанс спасти уникальное Божественное творение – жизнь. Носителями живой жизни может быть как человек, так и живая клетка – бактерия. Возможно, каждая земная бактерия или даже вирус (хотя он и состоит лишь из генетического материала, «одетого» в белковую оболочку, то есть сам по себе размножаться не может, для этого ему нужно прикрепиться к клетке) содержит «программу» не только собственного сохранения и воспроизводства, но и превращения в многоклеточные организмы, а от них через длительные этапы эволюции в носителя разума – в человека! По земным меркам этот путь бесконечно долог, по космическим же – отнюдь.

Если принять за основу, что главная материальная ценность Вселенной – живая клетка, а космическая задача разума – её сохранение в случае гибели планет, то основной Божественной сверхзадачей людей является развитие разума действительно до космических пределов. Данная мысль уже проявлялась у меня в стихотворении «Молитва»:

Господь, отринь Свой Судный день, От маеты спаси греховной, Восьмого дня страшна нам тень, Как камнепад в дороге горной. Полёт мечты нам сбереги, Мы разожмём тиски безверья, Лишь цель великую зажги, Призвав всех русских в подмастерья. Мы знаем, как Ты всемогущ! Но и Тебе ж не просто дался Мир, где венцом небесных кущ Адама разум разгорался. Не обозреть творенья дни, Там ночь плывёт без звёзд, без солнца, Не сразу вспыхнули огни Сквозь мрак из Божьего оконца. Но жаль, не вечно солнцу жить, Умчится свет в свой путь спиральный, Недолго и Земле кружить, Суля исход для нас печальный. Господь! Мы слеплены с Тебя, Позволь нам с вечностью сдружиться. Ты русских поддержи, любя, Мы сможем вглубь миров пробиться, И в дебрях замерших планет Пройдём, крестясь, дорогой длинной, И храмов золотистый свет Зажжём с молитвою всесильной.

Исходя из этого, следует задуматься, сколько же носителей интеллекта должно проживать на Земле, чтобы, с одной стороны, нанести как можно меньший урон окружающей среде и не оборвать до срока развитие своего Божественного разума, а с другой – обеспечить такие условия развития талантов и гениев, чтобы они из года в год, из века в век раздвигали горизонты познания. Перенаселение планеты – угроза не менее существенная, чем природные катаклизмы. Как быть?

Кто-то считает, что в этом смысле война, понимаемая как физическое уничтожение слабых более сильными и умными, является универсальным средством отбора наиболее жизнестойких народов – по аналогии с животным, растительным и микромиром, где, по выражению Николая Заболоцкого, происходит «природы вековечная давильня»:

…Лодейников прислушался. Над садом Шёл смутный шорох тысячи смертей. Природа, обернувшаяся адом, Свои дела вершила без затей. Жук ел траву, жука клевала птица, Хорёк пил мозг из птичьей головы, И страхом перекошенные лица Ночных существ смотрели из травы. Природы вековечная давильня Соединяла смерть и бытиё В один клубок, но мысль была бессильна Соединить два таинства её.

Но войны были всегда, даже тогда, когда ареал распространения людей был ничтожно мал по сравнению с нынешним и о перенаселении никто даже не задумывался. Вторая мировая вывела на первый план технические средства ведения войны и одновременно явила примеры жесточайшего геноцида целых народов по национально-расовым признакам (уничтожение генофонда). Сегодня из-за ядерного оружия глобальные войны стали бессмысленными (победителей не будет), а локальные диктуются политическими и экономическими мотивами в интересах той группы, которая реализует идею мирового господства. На стирание и нивелирование генофонда теперь работают процессы глобализации.

В то же время медицина и генетика всё активнее вмешиваются в процесс воспроизводства, нарушая и с этой стороны закон естественного отбора. Если не осмыслить новую реальность кнопочной цивилизации – без борьбы людей за существование, – то планета скоро будет перенаселена деградирующим человечеством. Поэтому на смену закону естественного отбора должна прийти планетарная программа долговременного развития интеллекта и среды его обитания.

Требует также серьёзного осмысления роль в жизни планеты стран третьего мира. Возможно, их сравнительно низкий уровень общего и интеллектуального развития обусловлен более молодым возрастом появления на Земле и впоследствии будет компенсирован биологической активностью. Ныне лидирующие в интеллектуальном отношении народы, возможно, близки к исчерпанию своего биологического ресурса на клеточном уровне. Во всяком случае, этот вопрос требует углублённого изучения.

К началу третьего тысячелетия человечество подошло в состоянии юношеского возраста. Кругом много соблазнов, которые могут привести его к случайной гибели, но, думается, лет этак через тысячу человечество станет более мудрым в отношениях с природой, медициной, с самим собой и ужаснётся от сегодняшнего варварства.

Отношения между государствами, наверное, должны быть выстроены с учётом достижения главной общепланетарной цели развития разума для спасения жизни как таковой. Страны должны превратиться в команды интеллектуального, а может быть, и биологического соперничества. Жизненное пространство и масштабы государств станут тогда определяться не войнами, а местом на шкале интеллектуального и биологического (на уровне клетки) потенциала.

При межгосударственном делении человеческая культура, гармонично развивающая правое полушарие, подтягивающее за собой и левое, куда богаче и разнообразнее, чем в глобальном моногосударстве.

Но вернёмся к тому, с чего мы начали. Есть ли надежда на индивидуальное бессмертие? Если душа вечна, как утверждают практически все религии мира, то почему мы ничего не помним из глубокого прошлого и не представляем будущего? Зачем вечной и бессмертной душе нужна живая человеческая плоть?

Можно предположить, что земная жизнь – это как бы процесс записи новой информации, «нагуливания» душой новых впечатлений. В таком случае если «не отключать» память о прожитом душой в вечности, то процесс «записи» новой жизни, возможно, застопорится из-за бесконечности вселенской информации. Система перегрузится. Возможно, что после физической смерти тела душа свободно входит в соприкосновение с вечной памятью и здесь оживает картина не только последней, но и вечной жизни.

Если исходить из того, что главное богатство космоса – живая клетка, которая при определённых условиях способна эволюционировать в высокоорганизованные структуры, обладающие разумом, и путешествовать по Вселенной, развивая, обогащая и готовя души к вечной жизни, то это и должно стать предметом исследования учёных третьего тысячелетия. Ведь без ответов на основополагающие вопросы бытия невозможно осмысленное движение вперёд.

В младенца ангел воплощается…

…Не в луче ль погасших звёзд с тобою Были мы единою душою. Шиллер Взрывая ветры, брат наш дерзновенный Орбиту брал на приступ вдохновенный Державою и детскою мечтой О дальних звёздах с жизнью неземной. И час пробил всей мыслящей природы — Улыбкой Юрия озарены народы, Казалось, побеждён кромешный страх Того, что зримое устремлено во прах. Но гасли торжества победы вековой, Страдает вновь поэт об участи земной. Надежда умерла, мольба в глазах, Вдруг свой он видит след в иных мирах. Пространство преломилось, то не был сон, Он промыслом в галактике искрой рождён, Икринкой в водах, птицею он рос в себя, Господь Сам толщу времени разверз, любя. Извечно души бережёт и огнь в очах, Там ангелов разумный свет в живых лучах… В них жизнь летит, переливается из края в край, В младенца ангел воплощается, ликует рай. Провидев сокровенное, перекрестясь, Поэт с собою вынес явлений связь. Мы на планете голубой затем живём, Чтоб сквозь пустыни мирозданья уйти лучом. Жизнь полетит, переливаясь из края в край, И снова разум воплотится, прославив рай. Любовь и грусть с собой в дорогу нам даст Творец, Заплачет ветер, одинокий земли жилец. Благослови нас, Солнце, догорая В бескрайней дали будущих времён, Чтоб разум мчался, вечно воскресая, А память о Земле мы сбережём И искры жизни звёздам возвернём!

Возвращаясь из вселенских пределов к своей обыденной человеческой жизни, смотришь на неё несколько по-другому. Как бы ни мала была она в космических масштабах, но должна стать надёжным звеном бесконечной по сути цепочки существований. Чем я обладаю сейчас, кроме материального благополучия? Что возвышает меня сегодня над ежедневной предпринимательской рутиной, не даёт превратиться в функциональный придаток собственного дела? Любовь и поэзия, ведущие, на мой взгляд, к вершине духа. Это «пища» души, то, что она выносит из этой жизни в жизнь вечную.

Надеюсь, что впереди ещё много интересного и существенного, как и новые главы ещё не рождённых книг.

«Как тени, кружат имена…»

Я, смертный, нёс в себе живое семя…

Геннадий Гайда Как тени, кружат имена И ангелы над миром, Летят пыльца и семена, Из мрака рвутся племена, Чтоб насладиться пиром. Пришёл и наш черёд взрасти, От искры засветиться, Вдоль бездны крест свой пронести, В любви спасенье обрести, Воскреснув, изумиться.

Примечания

1

В США и Канаде гомеопатия официально признана с 1938 г., а в 2006 г. более 5 миллионов американцев использовали гомеопатические препараты. В некоторых регионах Объединённого Королевства гомеопатическое лечение включено в национальную систему здравоохранения. В Бельгии и Латвии расходы на гомеопатическое лечение частично возмещаются государственным фондом медицинского страхования, а в Австрии, Бельгии, Болгарии, Германии, Венгрии, Италии, Голландии, Швейцарии и Объединённом Королевстве – частными страховыми компаниями. В Аргентине лекции по гомеопатии читаются на медицинском факультете университета в Буэнос-Айресе. В Бразилии более 100 лет существует Институт гомеопатии. В Англии многие десятки лет существует подготовка врачей на гомеопатическом факультете Лондонского университета, созданного ещё в 1850 г. специальным актом парламента. В Индии гомеопатия официально признана государством наравне с аллопатией и некоторыми традиционными методами лечения, а в институтах функционируют гомеопатические факультеты. В Мексике Национальная школа медицины и гомеопатии подчинена Национальному политехническому институту.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Глава 1 И в Лондоне, увы, оказалось «по-нашему»

  Вечнозеленые парки и бесплатные музеи

  Гид по бизнес-туризму

  От слов к делу

  «Поэт вне возраста живёт…»

  «В молитве я предков своих вспоминал…»

  Обнова

  Неужели ни совести, ни России?

  Предварительное решение

Глава 2 Спасительные сигналы едва не угасшей звезды Даши Намдакова

  Знаменательная лондонская встреча с отсрочкой в 17 лет

  Легенда

  Мировоззренческий шок

  «Они были лихими и ранними…»

  «Приглядись, что рисует мороз…»

  Врачебный подвиг женщины-шамана

  Смерть врача (отрывок)

  «Китай увозит русский лес…»

  Беды и вершины стремительных лет

  «Спадёт с очей твоих завеса…»

  «Мы гиганты разрушенья…»

  «…Извечно души бережет и огнь в очах…»

  «Качает жизнь меня, как будто на волнах…»

  Встреча

  «Кровь, как река в землетрясенье…»

  «Закат кровит слабей, слабей…»

  «Ты цветы наших чувств окропила…»

  «В тебе любви и радости…»

  «Главы новых и новых московских церквей…»

  «Вот сменила эпоху эпоха…»

  Немного о долгожительстве галереи

  Два тополя

Глава 3 Горе и радость от ума и «медицины»

  Управленческие успехи и огромное горе

  Общая беда, угроза тюрьмы, и победы в жизни отца

  Почти бегом от аритмии

  Страшно обгонять по возрасту старшего

  «Может, радость моя неуместна…»

  «Вникни в ропот деревьев…»

  «Ты в сорок с детскою душой…»

  «Завижу ли облако в небе высоком…»

  От депрессии к музе

  Наконец-то единственная

  «Годами я гнался за дерзкой мечтой…»

  «Сон никак не сбывался, хоть локти кусай…»

  «Весной на выставке картин…»

  «Бес в ребро, – пусть говорят…»

  «То, что было с другими и не было…»

  Корысть? Любовь!

  «Умные» руки, гомеопатия, живые клетки и целители

  Китай нас продуктами травит давно…

  «Сквозь кровь и кроны дух вселенной…»

  Непробиваемая стена между медицинами

  Чудо-знахари и экстрасенсы

  Дивный случай

  Вселенский страх глазами детства

Глава 4 Дружить без оглядки

  Сын «выезжает» на взрослую тропу

  Благостная трещина в отношениях

  ЧП на фоне дружбы

  Буря с выселением

  Новая мотивация: автомобиль, электроника и ночной бар

  О встрече с самыми дорогими

  Дочери Полине

  Два тополя

  Преемники дела или наследники?

Глава 5 Судьбу детей «делает» запад

  «Под шумок» с Украиной

  Возродим ли дух нации

  Что посоветовать сыну?

Глава 6 Главные вызовы детям

  Деградация или прогресс?

  Свой почерк

  Тупик для фантазии

  Откровенность и «откровенность»

  Эпоха сверхпотребления

Глава 7 Для чего мы господу? (вместо послесловия)

В младенца ангел воплощается…

«Как тени, кружат имена…» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg