«Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи»

Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи (fb2) - Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи (Созидатели отечественной электроники - 6) 8719K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Александрович Шокин

Александр Александрович Шокин Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи

Предисловие

Александр Иванович Шокин – из тех людей, чья титаническая работа в различных областях человеческой деятельности не поддается простому осмыслению. При оценке его свершений невольно возникает вопрос: неужели это все было по силам охватить одному человеку? Нужно было обладать недюжинным здоровьем, колоссальной внутренней энергией, трудолюбием, решительностью и верой в свою правоту, чтобы на протяжении четверти века самому двигаться вперед и вести за собой могучее министерство, одно название которого вызывало уважение у друзей и трепет у потенциальных врагов нашей страны.

Уже в первые годы трудовой деятельности – сначала слесарем в авторемонтной мастерской при МВТУ, затем мастером на заводе автоматики и точной электромеханики, ведущим инженером на московском заводе «Электронприбор», руководителем разработки первой отечественной автоматизированной системы управления – торпедного автомата стрельбы – проявились незаурядные способности А.И. Шокина. За успехи в его разработке для первого крейсера советской постройки «Киров» 30-летний А.И. Шокин был награжден орденом Ленина.

В промежутке между двумя мировыми войнами появилось новое направление науки и техники – электроника. Стали разрабатываться системы вооружений с электронным управлением: радиолокационные станции, гидролокаторы, системы наведения для бомб, торпед и управляемых снарядов. После образования в Народном комиссариате оборонной промышленности Главного управления военных приборов и телемеханики А.И. Шокина назначают заместителем начальника и главным инженером нового главка. С этого момента вся его деятельность связана с организацией отечественной науки и производства.

В годы Великой Отечественной войны он активно работает уполномоченным наркома по изготовлению боеприпасов на московских заводах главка, а с 1943 года – во вновь созданном Совете по радиолокации при ГКО, результаты работы которого проявились в обеспечении армии и флота отечественной радиолокационной техникой.

Последующие годы характеризуются активной деятельностью А.И. Шокина на постах заместителя министра в Министерстве радиотехнической промышленности, Министерстве электростанций и электропромышленности, Министерстве промышленности средств связи, председателя Государственного комитета по радиоэлектронике. 20 октября 1959 года «Правда» публикует его статью «Электронная вычислительная техника и автоматизация производства», которая открывает новую эпоху в отечественном приборостроении. Через год после эпохального космического полета Ю.А. Гагарина вышло Постановление Совмина СССР «О развитии радиоэлектроники в стране», основную часть которого подготовил А.И. Шокин. В нем сконцентрировалось все, что много лет не давало ему покоя.

В 1965 году было образовано Министерство электронной промышленности СССР, которое возглавил А.И. Шокин. Это позволило создать в стране единую отрасль – электронную промышленность СССР, объединившую 324 предприятия – НИИ, заводы, КБ, расположенные на территории всего Советского Союза.

Отрасль получила сбалансированное развитие с приоритетом в области полупроводниковой электроники. Немногим более десяти лет потребовалось возглавляемому А.И. Шокиным министерству, чтобы в корне перевернуть отношение руководителей страны и народа к отечественным бытовым полупроводниковым приборам. Он направил максимум своих усилий и усилий возглавляемых им коллективов на то, чтобы карманные радиоприемники, калькуляторы, телевизоры, вычислительные машины, магнитофоны, электропечи не хуже американских производились на отечественных заводах. Отечественная полупроводниковая электроника гармонично вошла во все сферы жизни и деятельности советских людей.

По инициативе А.И. Шокина при каждом НИИ и КБ вместо опытных производств были образованы опытные заводы, в отрасли созданы унифицированные дискретные параметрические ряды изделий, на заводах организован серийный выпуск лазеров и мазеров, работающих в различных частях частотного диапазона, создано мощное информационное обеспечение по развитию радиоэлектроники и т. д. Активный импульс в своем развитии получили гранды отечественной электроники: ленинградская «Светлана», МЭЛЗ, Фрязинский завод полупроводниковых приборов и другие предприятия.

В Подмосковье мощными темпами развивался вновь образованный город микроэлектроники – Зеленоград, в котором было создано единственное в своем роде научно-техническое объединение – Научный центр, включавший в себя 6 НИИ с опытными заводами, вычислительный центр и дирекцию центра. Подготовкой кадров для отрасли занимались Московский институт электронного машиностроения (МИЭМ) и Московский институт электронной техники (МИЭТ). Об отношении министра к Зеленограду и МИЭТу говорит тот факт, что еще при его жизни у входа в МИЭТ был установлен бюст дважды Герою Социалистического Труда А.И. Шокину.

Огромное внимание Александр Иванович Шокин уделял НПП «Исток».

Хорошо разбираясь в людях, он поддержал выдвижение на должность генерального директора НПП «Исток» С.И. Реброва, который четверть века руководил предприятием и вывел его на передовые позиции в мировой электронике СВЧ. С большим уважением он относился к нашим выдающимся ученым, разработчикам, конструкторам, технологам, рабочим разных специальностей. Трудовой коллектив НПП «Исток» он очень ценил за высокий профессионализм, большую самоотдачу и выдающиеся достижения и часто посещал предприятие. А.И. Шокин лично приезжал для вручения коллективу предприятия высших правительственных наград – ордена Ленина и Трудового Красного Знамени. Заботливо относился он к подрастающему поколению, в том числе и к подготовке новых профессиональных кадров – при его поддержке на базе НПП «Исток» был организован завод-ВТУЗ.

Для создания отечественных систем управления крылатыми ракетами потребовались новые подходы к микроминиатюризации электровакуумных приборов и повышению их качества. А.И. Шокин предложил поручить выполнить эту работу НПП «Исток». В короткие сроки сотрудниками предприятия были разработаны виброустойчивые миниатюрные пальчиковые лампы, которые впоследствии нашли широчайшее применение не только в оборонной отрасли, но и практически во всех типах отечественных радиоприемников и телевизоров.

После открытия учеными НПП «Исток» явления генерации и усиления электромагнитных волн с помощью полупроводниковых диодов А.И. Шокин с большим интересом следил за развитием этого направления. Он активно содействовал созданию на предприятии специального подразделения, которое начало разрабатывать не только лавинно-пролетные диоды (ЛПД) и другие полупроводниковые приборы, но и устройства СВЧ на их основе. Правоту министра доказало время: современные полевые транзисторы, разрабатываемые и изготавливаемые в НПП «Исток», лучшие в нашей стране.

Одно из самых весомых выражений поддержки НПП «Исток» А.И. Шокиным заключалось в том, что именно наше предприятие он выбрал для важнейшей государственной программы «Союз – Синтез», в ходе выполнения которой была создана теоретическая база и разработана бортовая РЛС (БРЛС) с цифровой обработкой сигнала. С помощью БРЛС «Синтез-10» впервые в СССР выполнено картографирование земной поверхности синтезированной апертурой в реальном масштабе времени. Выдающаяся разработка в рамках этой программы активных радиолокационных головок самонаведения «Синтез-20» для ракет класса «воздух-воздух» среднего радиуса действия, высокая чувствительность которых обеспечивается разработанными на предприятии малогабаритными многолучевыми клистронами и малошумящими приемными устройствами, послужила основой для создания под руководством генерального директора НПП «Исток» А.Н. Королева изделия 50Э, которое уже на протяжении многих лет составляет экономическую основу существования нашего предприятия.

Продукция для народного хозяйства – выпускаемые в НПП «Исток» магнитофоны «Электроника» – были признаны лучшими в стране, термосы разбирались в магазинах молниеносно.

Помимо научно-производственной деятельности Александр Иванович занимался проблемами города Фрязино. В его бытность руководителем отрасли были построены десятки жилых домов, детских садов, две базы отдыха, профилакторий, Дворец культуры, спорткомплекс, реконструирован пионерский лагерь.

Высоко оценивая огромный вклад А.И. Шокина в развитие нашего предприятия и инфраструктуры наукограда Фрязино, улучшение жизненных и бытовых условий сотрудников, откликаясь на обращение конференции трудового коллектива предприятия, руководство АО «Российская электроника» приняло решение после преобразования ФГУП в акционерное общество присвоить АО «НПП «Исток» имя Александра Ивановича Шокина.

А.А. Борисов,

генеральный директор

АО «НПП «Исток» им. Шокина»

Введение

В 3-м издании Большой советской энциклопедии помещена статья «Электронная промышленность», написанная Александром Ивановичем Шохиным – первым министром электронной промышленности СССР – в которой он дал такое определение:

«Электронная промышленность – отрасль промышленности, производящая электронные приборы (полупроводниковые, электровакуумные, пьезокварцевые приборы, изделия квантовой, криогенной и оптоэлектроники, интегральной оптики), резисторы, конденсаторы, штепсельные разъемы и другие радиокомпоненты, специальное технологическое оборудование и аппаратуру (см. также Электроника); одна из отраслей, определяющих научно-технический прогресс.

Начало промышленного производства отдельных видов электронных приборов относится к 1920-м гг. Еще в 20—30-е гг. СССР имел приоритет в области создания и промышленного выпуска новых типов электронных приборов: сверхвысокочастотных приборов, электроннолучевых трубок, фотоэлектронных умножителей и др. Бурное развитие Э. п. получила после 2-й мировой войны 1939–1945. Продукция Э. п. используется в различных областях науки и техники (космонавтика, радиофизика, кибернетика, вычислительная техника, связь, медицина и др.), при создании современных систем управления, радиотехнических устройств, приборов и средств автоматизации в промышленности, сельском хозяйстве, на транспорте и для оборонных целей.

В 1961 был создан Государственный комитет Совета Министров СССР по электронной технике, а в 1965 – Министерство электронной промышленности СССР. <…>»

Таким образом, он связывал последующий бурный рост электронной промышленности с изменениями в структуре ее управления. Для того чтобы понять такую точку зрения, необходимо посмотреть, как развивалась электронная промышленность в предыдущие периоды, какие ставились перед ней задачи, и как осуществлялось управление. Для этого придется отойти почти на двести лет назад.

В своей знаменитой книге «Кибернетика» Норберт Винер писал так:

«Если XVII столетие и начало XVIII столетия – век часов, а конец XVIII и все XIX столетие – век паровых машин, то настоящее время[1] есть век связи и управления».

И далее:

«В электротехнике существует разделение на области, называемые в Германии техникой сильных токов и техникой слабых токов, а в США и Англии – энергетикой и техникой связи. Это и есть та граница, которая отделяет прошедший век от того, в котором мы сейчас живем».

В нашей стране первоначально был более распространен термин именно «электрослаботочная промышленность», поскольку исторически больше мы были связаны именно с германской наукой и промышленностью, однако с середины 30-х годов акценты в терминологии стали все больше перемещаться на радио и связь. В это время, когда по договору с RCA большое количество советских специалистов стали проходить стажировки в США, начало резко усиливаться влияние американской техники и ее терминологии. Далее Н. Винер пояснял:

«В действительности техника связи может иметь дело с токам любой силы и с двигателями большой мощности, способными вращать орудийные башни; от энергетики ее отличает то, что ее в основном интересует не экономия энергии, а точное воспроизведение сигнала. Этим сигналом может быть удар ключа, воспроизводимый ударом приемного механизма в телеграфном аппарате на другом конце линии, или звук, передаваемый и принимаемый через телефонный аппарат, или поворот штурвала, принимаемый в виде углового положения руля. Техника связи началась с Гаусса, Уитстона и первых телеграфистов. Она получила первую достаточно научную трактовку у лорда Кельвина после повреждения первого трансатлантического кабеля в середине прошлого столетия. С 80-х годов, по-видимому, больше всего сделал для приведения ее в современный вид Хевисайд. Изобретение и использование радиолокации во II мировой войне, наряду с требованиями управления зенитным артиллерийским огнем, привлекло в эту область большое число квалифицированных математиков и физиков. Чудеса автоматической вычислительной машины принадлежат к тому же кругу идей – идей, которые, бесспорно, никогда еще не разрабатывались так интенсивно, как сейчас»[2].

В середине 60-х годов в СССР произошло окончательное размежевание системы управления предприятиями электрослаботочной промышленности (в понимании Н. Винера) по министерствам, что не могло не повлиять на написание истории развития этой промышленности. На протяжении более чем столетнего периода ее изучения она оказалась освещенной чрезвычайно неравномерно. Хотя гриф секретности с многих тем уже снят, а единым Департаментом радиоэлектронной промышленности в последнее время выпущено много книг по истории, содержащих в основном очерки по отдельным предприятиям, но психология этого разделенного пространства вполне заметна, особенно, поскольку часть таких предприятий, осталась вне сферы влияния данного департамента.

В этой литературе недостаточно отражено влияние общегосударственных, в том числе военных, задач на развитие электрослаботочной промышленности. В силу ограничения вопросами связи, радиолокации и электроники остаются слабо изученными другие технические проблемы, часть из которых хотя и не дожила до наших дней, но оказала существенное влияние на другие, сохранившиеся.

Глава 1 Электросвязь в России до появления радио

Самым простым и самым древним средством передачи информации на расстояние являлась подвижная связь: послать гонца. Пешком, на лошади и так далее.

По мере развития человеческого общества этот вид связи оказывался все менее приемлемым из-за низкой скорости. В качестве альтернативы использовали звук («там-тамы» примитивных племен, выстрелы из ружей и пушек для привлечения внимания), сигнальные костры: днем их дым, в темное время – свет. Дальность передачи и приема ограничена прямой видимостью и погодой; скорость смены символов не позволяет с достаточной быстротой передавать слова по буквам.

В 1794 г. во Франции Клод Шапп построил первый оптический телеграф между Парижем и Лиллем (225 км), состоявший из цепочки вышек с поворотными сигнальными перекладинами. При хороших погодных условиях, разворачивая перекладины в соответствии с кодом, можно было передать информацию по всей цепочке за 15 минут. Условная азбука телеграфа содержала 250 сигналов для 8464 слов, расписанных на 92 страницах, по 92 слова на каждой. Эта система не устарела до самого изобретения электрического телеграфа.

Появлению электрического телеграфа предшествовали почти два века накопления знаний об электричестве и магнетизме, в течение которых были сделаны лишь отдельные попытки применения электричества в медицине. Для становления Оптический телеграф электротехники решающее значение имело создание источников непрерывного тока – сначала Вольтова столба (1800), а затем более совершенных гальванических элементов. Многочисленные исследования химических, тепловых, световых и магнитных явлений, вызываемых электрическим током, позволили заложить основы электродинамики, открыть важнейший закон электрической цепи – закон Ома.

П.Л. Шиллинг

Среди попыток практического использования результатов этих достижений наиболее значительными стали работы Павла Львовича Шиллинга (1786–1837) в России.

В 1812 году офицер русской армии и электротехник-изобретатель Шиллинг проводил опыты подрыва подводных мин на расстоянии для защиты Петербурга с моря. К скрытым в глубине реки минам ток подводился «электрическим проводником» Шиллинга с изоляцией из каучука и лаковой мастики[3]. Именно эти успешные опыты зародили в нем мысль использовать электричество для преодоления пространства и служить средством связи.

После войны Шиллинг служил в Министерстве иностранных дел и был заведующим цифирной экспедицией, где занимались шифрованием исходящей корреспонденции и дешифрованием перехваченной, так что его основной специальностью была криптография. В 1828 г. он получил чин действительного статского советника равнозначного генерал-майору или контр-адмиралу. Будучи в 1815 г. по служебным делам в Париже, Шиллинг общался с французскими учеными, в том числе с А.М. Ампером, который впервые высказал в 1820 г. идею передавать по проводам информацию. Тогда же изобрел свой мультипликатор И.Х. Швейггер, примененный в конструкции изобретателя. Однако прокладывать для каждой передаваемой буквы отдельную пару проводов было слишком дорогостояще. Требовалось «сжатие» передаваемой информации. Познания Шиллинга в криптографии безусловно легли в основу изобретения электромагнитного телеграфа. Сведения о телеграфе Шиллинга как о вполне законченном изобретении встречаются еще до 1830 г. Так, например, сослуживец Ф.П. Фонтон в мае 1829-го писал:

«Весьма мало известно, что Шиллинг изобрел новый образ телеграфа. Посредством электрического тока, проводимого по проволокам, растянутым между двумя пунктами, он проводит знаки, коих комбинации составляют алфавит, слова, речения и так далее. Это кажется маловажным, но со временем и усовершенствованием оно заменит наши теперешние телеграфы, которые при туманной неясной погоде или когда сон нападает на телеграфщиков, что так же часто, как туманы, делаются немыми».

В мае 1830-го П.Л. Шиллинг отправился по особым поручениям правительства Китая. Помимо поиска редких рукописей исследователь занимается изучением китайского языка, знакомится с бытом и философией этой страны и, в частности, с практикой китайских предсказателей угадывать будущее с помощью нехитрой системы из 64 фигур. Каждая такая фигура (гексаграмма) состояла из шести линий двух типов – непрерывной и прерывистой. По возвращении в марте 1832 г. в Петербург Шиллинг на основе новых знаний разработал свой код, сводивший необходимое число проводов для передачи букв до шести. В том же 1832 г. публично, в присутствии царя Николая I, он безошибочно передал по шести проводам текст телеграммы, написанной императором.

Вскоре русское правительство образовало «Комитет для рассмотрения электромагнетического телеграфа» под председательством морского министра. Комитет предложил Шиллингу для длительных испытаний в условиях, близких к эксплуатационным, установить телеграфные аппараты в противоположных концах длинного здания Главного Адмиралтейства.

Телеграфный код П.Л. Шилинга

К этому моменту понятие телеграф в России уже не было чем-то неведомым. Хотя и запоздав, Русское правительство в 1824 г. тоже приступило к устройству оптического телеграфа для Телеграфный код П.Л. Шилинга собственных нужд. Между Петербургом и Шлиссельбургом была проложена опытная линия семафорной связи по проекту генерал-майора П.А. Козена, проработавшая до 1836 года, а в 1833 году французским инженером Ж. Шато была оборудована первая правительственная линия оптического телеграфа между Петербургом и Кронштадтом протяженностью 30 км.

Международные события, польское восстание 1830–1831 гг. побудили русское правительство выделить средства для строительства линии оптического телеграфа от Петербурга до Варшавы. Линия протяженностью 1200 км, построенная в конце 1838 года, имела 149 промежуточных станций, через которые правительственная шифрованная депеша, состоявшая из 45 сигналов, передавалась из Петербурга в Варшаву за 22 минуты.

Оптический телеграф включили в ведение Министерства внутренних дел, где в составе Главного почтовых дел управления было создано Телеграфное управление. В это же министерство входили Главное управление водяных и сухопутных сообщений (1809—10); Главное управление путей сообщения (1810—32), наконец, Главное управление путей сообщения и публичных зданий (1832—65).

Служащие, занимавшиеся проектированием и эксплуатацией путей сообщения, носили военный мундир и числились в корпусе инженеров путей сообщения, в котором были такие же порядки, как и в других военных корпусах. Для подготовки специалистов в 1809 году был основан Институт корпуса инженеров путей сообщения (первоначально – закрытое учебное заведение военного типа). Выпускники школы успешно справлялись со строительством и эксплуатацией оптического и первыми попытками применения электромагнитного телеграфа. Главная станция телеграфа тоже размещалась в Институте корпуса инженеров путей сообщения.

Форма нижних чинов телеграфного ведомства

Телеграф Шиллинга

В 1836 году под руководством Шиллинга эта экспериментальная подземная кабельная телеграфная линия была проложена и действовала более года, хотя и не без отказов. Поэтому в том же году Шиллинг предложил подвешивать линейные провода между телеграфными станциями на деревянные опоры.

Дальнейшее развитие телеграфа в России было самым тесным образом связано со строительством железных дорог, и Институт сыграл огромную роль в развитии и того, и другого средства сообщений в России. В 1825 г. «первым по наукам» его окончил и был оставлен для преподавательской работы Павел Петрович Мельников (1804–1880) – выдающийся инженер и организатор строительства железных дорог. В середине 30-х гг. XIX в. он впервые в России ввел в свой курс прикладной механики раздел о железных дорогах, а в 1835-м издал первый теоретический труд на эту тему – «О железных дорогах». Мельников выступал за развитие железных дорог и других видов транспорта по заранее разработанному плану, участвовал в разработке теоретических основ проектирования и строительства железных дорог.

В мае 1837 г. Комитет поручил Шиллингу устроить телеграфное сообщение между Петергофом и Кронштадтом и для этого составить проект и смету. Для сооружения подводной линии был необходим хорошо изолированный кабель. Изобретатель занялся изысканием способов устройства надежного подводного кабеля. Испытания образцов кабеля с каучуковой изоляцией, созданного Шиллингом, были успешны.

Можно только сожалеть, что первый государственный заказ в области слаботочной электропромышленности – высочайшее повеление на строительство этой первой телеграфной линии – состоялся лишь 19 мая 1837 г. Когда уже больной Шиллинг подал прошение на отпуск для лечения на курортах Европы, министр иностранных дел России граф Нессельроде все же написал ему в ответе:

«Государю Императору угодно было изъявить на то всемилостивейшее соизволение и вместе с тем, дабы сделать пребывание Ваше в чужих краях полезным для службы, поручается Вам заняться нижеизложенными предметами:

1. Ознакомиться с новыми открытиями, сделанными в последних годах в Германии, Франции и Англии в науке электромагнетизма.

2. Изыскать выгоды и невыгоды телеграфических систем Пруссии, Франции и Англии.

3. Узнать в полноте вновь изобретенный способ обугливать до 80-ти куб. сажень дров в особенно устроенных для сего печах…»

Б.С. Якоби

Выполнить это поручение ученый уже не успел. 25 июля того же года Павел Львович Шиллинг умер после удаления злокачественной опухоли. Ну а первой регулярной телеграфной линией стала созданная в 1841 году линия Зимний дворец – Генеральный штаб с пишущим аппаратом Б.С. Якоби. В этом аппарате электромагнит при помощи системы рычагов приводил в движение карандаш, делавший запись на перемещающемся фарфоровом экране. Якоби в течение 1841—43 гг. успешно руководил прокладкой первых кабельных линий между Петербургом и Царским Селом, им же была значительно усовершенствована в 1845 г. конструкция телеграфа Шиллинга. В дальнейшем пишущий телеграфный аппарат Якоби успешно работал на «царских» линиях: Зимний дворец – Главный штаб – Царское Село. Однако ученый не был доволен его работой. Зигзагообразные записи принятых депеш трудно поддавались расшифровке, малоудобным было также устройство каретки с экраном.

Уже на открытии первой в мире железнодорожной линии Ливерпуль – Манчестер произошел несчастный случай, который заставил изобретателя Джорджа Стефенсона задуматься над необходимостью применения каких-либо сигналов, без которых невозможно говорить о безопасности железнодорожного движения при дальнейшем увеличении пропускной способности. Он придумал ввести сигналы, которые подавали сторожа: днем – флажками, ночью – ручными фонарями.

Машинистам паровозов выдали рожки, которые в 1835 г. были заменены паровым свистком. С 1834 г. на линии Ливерпуль – Манчестер были введены неподвижные сигналы. 1836 году опыты с электромагнитным телеграфом для применения на железных дорогах начал проводить англичанин Кук. Так на базе электрического телеграфа на железнодорожном (кстати, и морском) транспорте, появились первые системы сигнализации. Позже Кук пригласил себе в сотрудники профессора Уитстона и вместе с ним в 1837 году получил патент на конструкцию телеграфа. Шиллинг же, давно имея действующие образцы, находясь на государственной службе, патентованием не озаботился.

С изобретением в 1841 г. англичанином Грегори семафора стал возможен переход от движения поездов с разграничением времени к разграничению их пространством. Крупным шагом вперед в деле обеспечения безопасности движения поездов было введение блокировки, посредством которой путевые семафоры запирались на время, пока на соответствующем участке пути находился поезд. Первой практически удовлетворительной системой блокировки была система Тейера, появившаяся в 1852 г. в Англии и примененная в 1868 г. в России.

Строительство в России телеграфных линий в дальнейшем тоже было тесно увязано со строительством железных дорог. Россия оказалось шестой страной в мире, начавшей сооружение железных дорог, но явно отставала от общей тенденции развития этого вида транспорта, отдавая предпочтение водному транспорту. В этом сказывался уклад страны и, как следствие, – слаборазвитая экономика. В середине 1830-х гг. Мельников написал ряд трудов, посвященных новым видам транспорта, в том числе упоминавшуюся книгу «О железных дорогах», в которой рассмотрел все существовавшие тогда виды тяги: конную, самотаски, стационарные паровые машины и локомотивы; обосновал преимущество железных рельсов перед чугунными; выполнил ряд расчетов, послуживших основой для дальнейших исследований. В этой книге он изложил свои теоретические исследования о подвижных паровых машинах, сопротивлении движению по рельсам и др. Именно Мельников первым придумал и ввел многие технические и железнодорожные термины, которые живут и поныне.

Главное управление путей сообщения и публичных зданий, возглавлявшееся в то время сторонником развития только водных путей сообщения генерал-лейтенантом К.Ф. Толем, вынуждено было отметить в своем приказе, что «труд его принесет величайшую пользу молодым инженерам, ознакомив их с одной из важнейших частей строительного искусства». Но даже некоторые соратники Мельникова считали введение колейного транспорта все еще преждевременным, полагая, что резервы водных путей сообщения не исчерпаны. Мельникову с единомышленниками пришлось долго и настойчиво заниматься пропагандой преимуществ рельсового парового транспорта (выступления в печати, участие в жарких дискуссиях, агитация через учебный процесс и т. д.). Эти труды не пропали даром.

В 1835 году по приглашению горного ведомства в Россию приехал чешский инженер Ф.А. Герстнер и представил Николаю I доклад о выдаче ему привилегии на строительство сети железных дорог. Комиссия, в состав которой входил и профессор Мельников, признала возможным предоставить чешскому инженеру право постройки одной железнодорожной линии. В результате в России в 1837 г. появилась первая железная дорога общего пользования протяжением 27 км между Петербургом и Царским Селом с продолжением до Павловска, построенная за счет казны. Хотя она и не имела существенного экономического значения, однако показала возможность и целесообразность строительства и эксплуатации железных дорог в России.

К этому времени в телеграфии уже появился наиболее простой код Морзе, состоявший всего из двух элементов сигнала: точки и тире, отличавшихся длительностью. Американский автор этой двоичной системы был по профессии художником. Сочетанием точек и тире можно было передавать слова по буквам, и для этого требовалось всего два провода (затем стали обходиться вообще одним). В России электромагнитный телеграф Морзе был опробован в 1846–1847 гг. на все той же дороге между Петербургом и Царским Селом.

На конференции Института корпуса инженеров путей сообщения было решено командировать П.П. Мельникова в западноевропейские страны для изучения всех проблем, связанных с применением механического транспорта и его дальнейшего развития. Мельников начал собирать для этого необходимые денежные средства, однако это не понадобилось. В 1837 г. П.П. Мельников и С. Кербедз были направлены в страны Западной Европы за счет казны.

Император Николай I

За 15 месяцев они побывали во Франции, Англии, Бельгии, Германии и Австрии, где осмотрели железные дороги, заводы по производству паровых машин и паровозов, строительных механизмов, крупные инженерные сооружения, встречались с деятелями науки и техники, в том числе и с Д. Стефенсоном. Через два года ведомство путей сообщения с теми же целями направило П.П. Мельникова и Н.О. Крафта сроком на 15 месяцев теперь уже в США. Результатом этих командировок стали многотомные отчеты, материалы которых сыграли в дальнейшем огромную роль при строительстве отечественных железных дорог. К 1839 г. в Институте инженеров корпуса путей сообщения начали читать специальный «Курс о железных дорогах». Помимо изучения зарубежного опыта Мельников в этот период провел обширные экспериментальные исследования на единственной в России (пусть не магистральной, но паровой) железной дороге.

Николай I не был активным сторонником строительства железных дорог в России, считая, что оно будет способствовать развитию в государстве «демократических идей и наклонностей», но военно-стратегические соображения все же побудили царя согласиться на проведение подготовительных мероприятий по постройке первой большой железной дороги между столицами. В марте 1841 г. был создан Особый комитет «для предварительного составления и рассмотрения проекта железной дороги от С.-Петербурга до Москвы в отношении техническом и расчетов коммерческих, в которые должны входить все расчеты торговли с одной столицы в другую и обратно, начиная с предметов продовольственных». В его состав входили министры, главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями К.Ф. Толь, генерал-адъютанты А.Х. Бенкендорф, П.А. Клейнмихель и другие высшие чиновники царского правительства. При комитете была учреждена Строительная комиссия, в состав которой вошли П.П. Мельников, назначенный начальником Северной дирекции (Петербург – Бологое), и Н.О. Крафт, возглавивший Южную дирекцию (Бологое – Москва). Они были командированы от института на строительство дороги, и к 15 сентября 1841 года в виде особого «донесения» представили проект на рассмотрение правительства. В проекте были определены: «1) расходы первоначальные, для полного устройства дороги потребные; 2) расходы ежегодные, для движения и содержания оной нужные и 3) доход, от нее ожидаемый».

Хотя расчеты были выполнены практически впервые, но настолько грамотно, что их можно было использовать при строительстве других железных дорог. Возможные грузовые и пассажирские потоки были определены на основе данных о перевозках по шоссейной дороге и водным системам между Петербургом и портами Волги. Расчеты показывали, что сумма дохода будет достаточной для покрытия ежегодных эксплуатационных расходов и уплаты необходимого процента с основного капитала, определенного на сооружение железной дороги. Ее решили проложить без захода в Новгород и Торжок по кратчайшему направлению (но зато в отличие от американских дорог сразу двухпутной), с пологими уклонами, с деревянными мостами решетчатой системы. Получилось 660 км, что было короче шоссейной дороги на 60 км. Сметная стоимость строительства дороги составляла 43 млн руб. серебром, ежегодные железнодорожные расходы, определенные по методике П.П. Мельникова, выражались цифрой 3150 тыс. руб., а ежегодный доход ожидался в 5730 тыс. руб. Таким образом, чистая прибыль получалась довольно солидной, что обеспечивало казне известный процент от сметной стоимости.

В Донесении о проекте сказано, что «железные дороги обязаны своим изумительным развитием тому токмо, что они удовлетворяют одной из главных потребностей нынешнего сезона: быстроте, точности и удобству сношений, важных для сбережения ценного времени, для облегчения оборотов и размножения капиталов».

По распоряжению Николая I Донесение было направлено на заключение в различные инстанции, которые, включая и ведомство путей сообщения, подвергли критике экономическую часть проекта: размеры перевозок завышены, эксплуатационные расходы занижены, а доходы преувеличены, почему дорога не могла быть прибыльной. В ответ на это авторы проекта П.П. Мельников и Н.О. Крафт представили «Опровержение комиссии, составившей проект» с подробными доказательствами правильности экономического обоснования проектируемой линии, которые для многих прозвучали весьма убедительно.

В январе 1842 года Николай I созвал специальное совещание министров для рассмотрения проекта железной дороги (Мельников и Крафт на совещание приглашены не были). Хотя некоторые министры, в том числе министр финансов Е.Ф. Канкрин, продолжали возражать, 30 января 1842 года Мельников и Крафт были приглашены на аудиенцию к императору, и сразу после этого, 1 февраля, последовал высочайший указ о строительстве железной дороги между Санкт-Петербургом и Москвой.

1 августа 1842 года был издан Указ о передаче проектируемой Петербурго-Московской железной дороги из Особого комитета в Главное управление путей сообщения и публичных зданий, где был учрежден Департамент железных дорог. Техническую комиссию департамента по надзору за проектированием и строительством дороги возглавил К.И. Фишер, ранее, правда, не имевший никакого отношения к рельсовому транспорту. Строительная комиссия упразднялась. Межведомственный комитет железных дорог сохранялся для рассмотрения проектов развития сети путей сообщения в стране. Тем же указом вместо скончавшегося К.Ф. Толя на должность главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями был поставлен граф П.А. Клейнмихель[4]. Во главе технической комиссии стал инженер М.Г. Дестрем. В ее состав входили П.П. Мельников и Н.О. Крафт.

Так ведомство путей сообщения впервые стало заниматься развитием железнодорожного транспорта. Хотя профессора П.П. Мельников и Н.О. Крафт и были уже крупнейшими специалистами в области строительного производства, межведомственный комитет все-таки счел нужным принять следующее решение:

«Так как по неимению доселе в России железных дорог, кроме небольшого участка Царскосельского, инженеры наши не могли приобресть в этом роде сооружений надлежащего навыка, то по важности и обширности предстоящей ныне работы сего рода комитет находит весьма полезным призвать собственно для совещания опытного в построении железных дорог иностранного инженера».

Мельников и Крафт были вынуждены подчиниться мнению комитета, который пригласил известного американского инженера Г. Уистлера – строителя первых железных дорог в США. Мельников, хорошо сознававший значение механизации строительных работ, поставил вопрос о приобретении паровых экскаваторов для производства земляных работ. Комитет согласился с его мнением и командировал в США помощника профессора института И.Ф. Буттаца. Профессор Мельников, лично знавший Уистлера, пригласил его через И.Ф. Буттаца приехать в Петербург. Уистлер приехал в Петербург 30 июля 1842 года и был назначен «совещательным инженером» строительной комиссии. Его основной функцией были консультации по сооружению железной дороги, в частности верхнего строения пути. Между Мельниковым и Уистлером установился полный деловой контакт, и они находились в дружественных отношениях. После кончины Уистлера в 1849 году на его место был приглашен инженер Браун, который пробыл в Петербурге до 1854 года.

Главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями П.А. Клейнмихель отдал все работы по возведению земляного полотна, мостов, станций и укладке верхнего строения пути на откуп крупным подрядчикам, которые, в свою очередь, сдавали работы субподрядчикам, а последние передавали их частным лицам. П.П. Мельников, Н.О. Крафт и весь инженерный состав не имели права контролировать подрядчиков по вопросам организации и оплаты труда. Роль их сводилась лишь к техническому руководству строительными работами, но за сроки исполнения работ и соответствие построенных сооружений техническим проектам они отвечали. Такое положение принижало роль инженеров в строительстве и затрудняло их деятельность. П.П. Мельников в своих воспоминаниях писал: «Клейнмихель не только уничтожил всякую самостоятельность у нас, строителей, но и заслонил все дело до такой степени, что оно снизошло на степень обыкновенных, так сказать, рядовых работ по ведомству путей сообщения».

Дешевый труд сезонников-землекопов был для подрядчиков более выгоден, чем использование заморских машин, и закупленные экскаваторы при строительстве так и не были использованы. В конечном счете их отправили на Урал.

Одновременно с началом строительства Николаевской железной дороги в России началось решение проблемы безопасности движения поездов. В правительстве был поставлен вопрос об электромагнитном телеграфе вдоль железной дороги, и 4 сентября 1842 года Николай I подписал указ о том, что все работы по строительству телеграфных линий будут вестись в рамках управления путей сообщения. Таким образом, на Клейнмихеля была возложена ответственность за два самых важных проекта страны того времени: железные дороги и телеграфную связь. Телеграфное управление, в ведении которого уже находился оптический телеграф, эксплуатируемый на линиях Петербург – Варшава и Петербург – Кронштадт вошло в состав Главного управления путей сообщения и публичных зданий. В том же 1842 г. при Институте корпуса инженеров путей сообщения в была открыта школа «телеграфических сигналистов» для профессиональной подготовки в России специалистов по телеграфной связи и сигнализации. Выпускники школы начали успешно справляться со строительством и эксплуатацией оптического и первыми попытками применения электромагнитного телеграфа[5].

В 1847 году П.П. Мельников привлек к участию по сооружению электромагнитного телеграфа для строящейся главной железной дороги страны академика Б.С. Якоби. В 1850 г. Якоби изобрел первый в мире буквопечатающий телеграфный аппарат, работающий по принципу синхронного движения с горизонтальным циферблатом, электромагнитным приводом и прямой клавиатурой с непосредственной (без расшифровки) индикацией в приемнике передаваемых букв и цифр. Это изобретение было одним из крупнейших достижений электротехники середины XIX века. Принцип синфазности и синхронности (согласованной работы передатчика и приемника) лег в основу действия всех последующих телеграфных аппаратов и получил практическое применение в России и в Европе. Однако правительство считало изобретение Якоби военным секретом и не разрешало ученому публиковать его описание. Об изобретении даже в России знали не многие до тех пор, пока в Берлине Якоби не показал чертежи своим «давнишним друзьям», и оно не стало основой для многих других синхронных телеграфных аппаратов: Д. Юза, В. Сименса и Э. Бодо.

Вернер Сименс, занимавшийся практическим применением научных открытий в области электротехники, внес в конструкцию устройства Якоби некоторые изменения, и совместно с механиком И. Гальске организовал серийное производство таких аппаратов в Германии. Вернер был старшим из десяти детей образованного, но небогатого фермера-агронома. У него были большие способности и изобретателя, и предпринимателя, и исходил он из того, что любое изобретение должно работать на автора и приносить ему доход: «наука без практики – это всего лишь гимнастика ума для горстки фантазеров».

В 1848 году молодой артиллерийский офицер Вернер Сименс был отправлен в командировку в город Шлезвиг-Гольштейн, столицу одноименной и самой маленькой из земель Германии, на которую издавна претендовали датчане. Воспользовавшись нестабильной обстановкой в Германии в результате либеральной революции, они решили захватить город с моря, и в задачи Сименса входило не допустить вторжения. По его распоряжению в бухте было установлено подводное взрывное устройство, по слухам, огромной мощности. Датские моряки не решились искушать судьбу и отказались от захвата порта. Сименс стал героем дня – и попросил вознаграждения за свою блестящую уловку: государственный заказ на строительство телеграфной линии Берлин – Франкфурт-на-Майне для своей только что открывшейся фирмы. Правительство не сочло возможным отказать герою. Ровно через год линия длиной 500 км была пущена в эксплуатацию. Именно по ней из Франкфурта было послано, а в Берлине буквально через несколько минут получено важнейшее для нации сообщение о том, что в результате парламентских выборов титул наследного кайзера Германии был предложен прусскому королю Фридриху Четвертому С этого времени практически все государственные заказы принадлежали «Сименс и Гальске». Новые телеграфные линии протягивались к Кельну, Гамбургу, Бреслау, Штеттину. Но к 1850 году объем телеграфных работ в Пруссии был практически выполнен, и Вернер Сименс задумался о том, где может найти применение его опыт и деловая хватка. Европейские государства имели свои научные школы, а соответственно, и свои наработки в области развития телеграфного сообщения (например, во Франции, несмотря на все усилия, Сименсам так и не удалось открыть представительство своей фирмы).

А Якоби в 1851 г. писал, что «та же самая система, которую я впервые ввел, принята в настоящее время в Америке и в большинстве стран Европы».

Царское правительство не использовало изобретения русских ученых и механиков в области телеграфной связи. Когда пришло время выбирать поставщиков оборудования и исполнителя работ для телеграфа железной дороги, соединявшей две столицы, Клейнмихель создал специальный комитет. Граф имел обыкновение сам изучать суть проблемы. Шеф Российского жандармского управления Л.В. Дубельт в своих докладных записках неоднократно упоминал о том, что ведомство Клейнмихеля «постоянно запрашивает научно-техническую информацию, а также образцы самой современной телеграфной техники и опубликованную в европейских странах литературу, прибегая к самым различным источникам, включая российские посольства и консульства». Поэтому Клейнмихель был прекрасно осведомлен о том, что фирма «Сименс и Гальске» отлично зарекомендовала себя на строительстве линий в Германии.

Экспертам было предложено рассмотреть телеграфы уже хорошо известных в научных и технических кругах Европы и Америки изобретателей: Луиса Бреге (Франция), Бориса Семеновича Якоби (Россия), Вильяма Кука (Великобритания), Самюэля Морзе (США), Вернера Сименса (Пруссия). 23 сентября 1850 года состоялось заседание комитета, на котором были рассмотрены итоги испытаний телеграфных аппаратов различных систем. Специалисты Главного управления путей сообщения вынесли свой вердикт: телеграфы Бреге и Якоби ненадежны, английские телеграфы дороги в эксплуатации. А вот телеграфы Сименса и Морзе «достаточно быстро передают депеши и устройства их дешевы». Победил Сименс[6], так как у него цена была значительно ниже. Морзе, назначив изначально более высокую цену, не учел объем заказов, которые впоследствии могла предоставить такая большая страна, как Россия, – страна огромных расстояний, огромных капиталов и огромного неверия в своих, российских гениев. В результате с 1847 года на первых телеграфных линиях в России появились устройства фирмы Сименса.

Если для Царскосельской дороги подвижной состав был куплен за границей, то для Петербургско-Московской предполагалось снабжать ее русскими же паровозами и вагонами, и для этой цели в 1845 году был приспособлен Александровский механический завод, находившийся в то время в арендном содержании американских механиков Гаррисона и Уайнена. Впрочем, завод этот занимался скорее сборкой привезенных в разобранном виде из Америки паровозов, нежели постройкой новых. К концу постройки дороги Главный Александровский механический завод изготовил около 200 паровозов и свыше 3000 вагонов и платформ.

Постройка в 1842–1851 гг. Петербургско-Московской магистрали стала огромным достижением русского инженерного искусства. Русские рабочие и крестьяне в неимоверно тяжелых условиях построили первоклассную по тому времени дорогу, оказавшую огромное влияние на дальнейшее развитие рельсовых путей не только в России, но и за рубежом. В первое время после ее открытия 1 ноября 1851 г. с конечных станций отправлялись по два пассажирских поезда в сутки. Каждый из них состоял из семи вагонов, в том числе одного багажного и одного почтового. Поезда ходили со скоростью 40 км/ч. 1 сентября 1853 г. по дороге прошел первый скоростной поезд. Он находился в пути всего 12 ч, из них 10 ч 40 мин. в движении и 1 ч 20 мин. на стоянках. Средняя техническая скорость составила 60 км/ч. Это был в то время один из мировых рекордов скоростного движения пассажирских поездов.

Тогда же, в 1851 г., между двумя столицами и еще 33 железнодорожными станциями этой дороги начал действовать электромагнитный телеграф. Была организована служба телеграфа, которая подчинялась начальнику эксплуатации железной дороги. «Во главе ее стоял начальник службы телеграфа и при нем небольшая контора для ведения переписки и счетоводства и мастерская». «Службе телеграфа поручают обыкновенно также содержание и ремонт электрических колоколов, электросемафоров, вызывателей и других приборов», – отмечал В. Верховский.

К.Ф. Сименс

В 1852 году Вернер Сименс решил, что пора самому отправиться «на разведку» в Россию, чтобы провести переговоры о расширении в России телеграфной связи. Летом 1852 года состоялась его первая встреча с Клейнмихелем. Посулив большие заказы в будущем, графу удалось снизить цену с 92 000 до 80 000 рублей серебром. В. Сименс принял решение открыть в России постоянно действующий филиал, а его представителем стал брат Карл, который оказался хорошим организатором. В 1859 г. он принял русское подданство и стал именоваться Карл Федорович Сименс.

Летом 1853 г. К.Ф. Сименс приобрел жилой трехэтажный дом № 34 по 1-й линии Васильевского острова для мастерских по проверке и восстановлению приборов, поступающих из Берлина. Они получили название «Главные телеграфические мастерские» по ремонту «электротехнических приборов, телеграфных и железнодорожных сигнальных аппаратов». В 1855 г. мастерские преобразуются в самостоятельное отделение берлинской фирмы «Сименс и Гальске» под названием «Контрагенты по ремонту и постройке императорских русских телеграфов». Большие прибыли от заказов русского правительства дали возможность превратить небольшую берлинскую мастерскую в крупный для того времени завод, а затем превратить представительство в самостоятельную фирму, действующую по всей России.

Так появилось предприятие, широко известное ныне как завод им. Козицкого.

После пуска в эксплуатацию Петербургско-Московской магистрали Мельников вновь возвращается к идее создания так называемых «замосковских железных дорог». Он надеялся, что строительство Петербургско-Московской дороги станет первым шагом в создании железнодорожной сети страны, положит начало развитию отечественного паровозостроения и рельсопрокатного производства. Он писал: «Я представил еще в 1844 г. проект сети главных линий железных дорог, составляющих сложное протяжение до 3000 верст; в представленном расчете я находил возможность исполнить это предложение за 10 лет. Но по недостатку тогда доверия в Главном управлении путей сообщения к железнодорожному делу проекту этому не было дано дальнейшего хода».

Приступить к реализации этого плана удалось лишь почти через двадцать лет – со второй половины 1860-х гг. Проектируемая Мельниковым сеть должна была иметь протяженность 4,7 тыс. км. Он ставил своей целью связать южную Россию с портами Балтийского, Черного и Азовского морей, наладить сообщение плодородных южных губерний страны с потребляющими северно-западными, обеспечить дешевую доставку донецкого угля во все части России, удовлетворить военно-стратегические запросы страны.

В 1853 г. началась Крымская война. У наших противников она получила название Восточной, потому что англичане и французы атаковали помимо Севастополя Архангельск, Петропавловск-Камчатский и Петербург, правда, неудачно. Возможная угроза с моря Петербургу поставила задачу в самый короткий срок обеспечить связь с Кронштадатом. Между Кронштадтом и Ораниенбаумом был сооружен первый в мире подводный телеграфный кабель, затем он был продолжен под землей до Петербурга. Между Зимним дворцом и гатчинской резиденцией царя был проложен подземный кабель. С организацией службы телеграфа на С.-Петербурго-Московской дороге встал вопрос о введении в учебный план Института корпуса инженеров путей сообщения специального предмета – телеграфии (1854), но только в 1858 г. после долгих споров и дискуссий было принято половинчатое решение – преподавать телеграфию как необязательный предмет.

Электросвязь не была единственным проявлением внедрения электротехники в жизнь. Было начато применение электрической энергии для средств передвижения. Как упоминалось выше, П.Л. Шиллингом было сделано еще одно изобретение – электрического запала для подрыва мин, и оно, доработанное Б.С. Якоби, стало особенно широко применяться в России в ходе Крымской войны.

В 1839 г. с санкции российского императора Николая I (предписание № 3042 от 19 октября 1839 г.) по ходатайству генерал-адъютанта К.А. Шильдера был образован специальный «Комитет о подводных опытах», ставший первым российским минным учреждением[7]. В 1840 г. была сформирована «Учебная команда при Лейб-гвардии саперном батальоне для технического обучения гальванизму и способам применения его в военном учреждении» со сроком обучения около года, а также мастерская для изготовления необходимого оборудования и приборов. Научное и техническое руководство учебной гальванической командой и мастерской возложили на инициатора их создания Бориса Семеновича Якоби. Это была первая не только в России, но и во всем мире специальная электротехническая школа.

К началу Крымской войны были подготовлены первые кадры минеров из офицеров и солдат гальванических учебных команд при саперных батальонах и из моряков, обученных непосредственно академиком Б.С. Якоби.

Так как теоретическая сторона минного дела в России, по мнению военного министра и генерал-инспектора по инженерной части, была на высоком уровне, управляющему Морским министерством было указано на необходимость освоения практики применения мин флотом. Таким образом, впервые в российской истории развития минного дела встал вопрос о необходимости подготовки флотских минных специалистов.

К началу Крымской войны работы по усилению «морской обороны столицы» шли полным ходом. Далеко не последняя роль отводилась при этом минным заграждениям. 27 января 1854 г. Б.С. Якоби получает «Высочайшее повеление» «приступить немедленно и секретно <…> к приготовлению мин для постановки». В начале февраля Морской ученый комитет рассмотрел и одобрил представленную Б.С. Якоби схему минных заграждений у Ревеля и на кронштадтских рейдах. При этом выяснилось, что наличного запаса гальванических мин явно недостаточно, и Э. Нобелю срочно выдается заказ «на изготовление 400 мин его конструкции». Таким образом, в обороне Петербурга во время Крымской войны использовались мины двух изобретателей – Якоби и Нобеля. Английская эскадра была встречена у Ревеля мощными морскими минными заграждениями из самовоспламеняющихся (гальваноударных) мин (конструкции Нобеля) и мин с запалом от индукционного аппарата Шиллинга, питающихся с берега. На них подорвались и получили повреждения (незначительные из-за слабости заряда) несколько английских кораблей.

При обороне Севастополя широко применялась минная война на суше. Подземные галереи для закладки зарядов под позициями врага копали с обеих сторон, но как писала тогда лондонская газета «Таймс»: «Нет никакого сомнения, что пальма первенства в минно-подрывной войне принадлежит русским». Союзники применяли огневой способ подрыва, то есть бикфордовым шнуром, с 22 % отказов, а российские саперы – электрический, с запалом, и отказов при взрывах и у них был всего лишь 1 %.

С развитием минного оружия понадобились специалисты ранее неизвестных специальностей, их стали называть гальванерами, а для производства проводников, изоляторов и химических источников – новые виды промышленности. Так в России начиналась своя электротехника, основанная на нуждах флота и не связанная с телеграфной аппаратурой Сименса.

В сентябре 1838 г. по Неве проплыл сконструированный и построенный Б.С. Якоби первый в мире электроход-шлюпка с 12 пассажирами. На ней был установлен первый электродвигатель, получивший практическое применение, разработанный Б.С. Якоби в течение 1834—38 гг. Заряда гальванической батареи, установленной в шлюпке для питания двигателя, хватало на весьма ограниченное время, но других источников электроэнергии пока не было. В 1839 г. на промышленной выставке в Петербурге впервые демонстрировалось действующая модель электрического локомотива для рельсового транспорта, также сконструированная Б.С. Якоби.

Эти первые испытания электродвигателя выявили потребность в источниках электроэнергии нового типа, которые обеспечивали бы длительное питание двигателей. Таким источником стал электромашинный генератор, прообразом которого была униполярная машина (1831). Первыми практически пригодными электромашинными генераторами были магнитоэлектрические генераторы, в которых магнитное поле создавалось постоянными магнитами, а якорями служили массивные индуктивные катушки (Якоби, 1842). Поскольку все первые потребители электроэнергии использовали постоянный ток, как наиболее изученный, первые электрические машины тоже были машинами постоянного тока.

После того как были созданы и внедрены в производство машинные генераторы, началось широкое внедрение электроэнергии в различные области техники, в том числе и на флоте. Для их обслуживания требовался технический персонал, готовить который стали новые государственные учебные заведения.

Начало войны способствовало ускорению строительства новых телеграфных линий государственного значения. В 1854–1855 гг. были введены в эксплуатацию телеграфные линии военно-политического значения: от Петербурга через Гатчину к Ревелю, к Гельсингфорсу через Выборг, к Риге через Динабург, в Германию через Мариамполь и деревню Эйдкунен, в Австрию через Варшаву. В 1854 г. вступила в эксплуатацию линия между Петербургом и Варшавой, которая затем была продлена до прусской границы, где в трех пунктах – у местечка Шаково, у деревни Эйдкунен и у городка Мисловиц – подсоединена к австрийским и прусским проводам и сомкнулась с западноевропейской телеграфной сетью. В связи с выходом в европейскую телеграфную сеть русский телеграфный код был приведен в соответствие с европейским и введен на всех русских станциях с ноября 1854 г. В 1855 г. был разрешен прием частных телеграмм.

Однако отсутствие телеграфной связи с Крымом, где началась осада Севастополя, привело к тому, что правительство России новости быстрее получало из Лондона, с которым англичане сумели быстро наладить телеграф, а отсутствие железной дороги не позволяло оперативно перебрасывать в Крым дополнительные войска.

В разгар Крымской войны в 1855 г. умер Николай I. Восшествие на престол Александра II и его последующие реформы значительно повлияли на развитие системы сообщений. В первую очередь это сказалось на управлении: вместо П.А. Клейнмихеля на посту главноуправляющего путями сообщений и публичными зданиями был назначен в 1855 г. просвещенный инженер К.В. Чевкин. В 1862 г. исполнять эту должность был назначен П.П. Мельников, и год спустя он стал главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. В 1865 г., когда ведомство было преобразовано в Министерство путей сообщения, выдающийся ученый и инженер становится первым министром путей сообщения России.

П.П. Мельников

Господство в России иностранных фирм, сумевших оттеснить от участия в делах русского телеграфа даже такого заслуженного электрика, как Б.С. Якоби, продолжалось с 1850 по 1862 г. «В этот 12-летний период времени не образовалось ни одного русского техника по телеграфной части, – констатировала одна из газет в 1881 г., – иностранцы, боясь упустить столь выгодное для них дело, при устройстве телеграфов употребляли для работ только русских чернорабочих; людей же мало-мальски образованных ни под каким предлогом не допускали к делу; вообще иностранцы представляли дело столь важным и сложным, что оно вовсе не доступно понятиям русских людей. Такие же взгляды были усвоены и представителями администрации, наблюдавшей за действиями контрагентов» Между тем политическая обстановка уже в 60-х годах принудила правительство сделать некоторые уступки патриотически настроенным кругам русской инженерно-технической общественности. Эти уступки коснулись и телеграфного ведомства.

В 1858 г. была учреждена школа для «изучения телеграфного искусства». Кроме того, с 60-х годов ряды гражданских телеграфистов стали систематически пополняться русскими специалистами из числа подготовленных в армии при техническом гальваническом заведении, созданном в 1856 г. на основе сформированной в 1840 г. особой учебной команды.

В то же время Институт корпуса инженеров путей сообщения в 1864 г. был преобразован из военного в гражданский Институт инженеров путей сообщения, и его конференция приняла решение «преподавать в институте курс телеграфов, как отдельный предмет» и в более расширенном объеме. Для улучшения преподавания телеграфии институт приобрел «коллекцию передаточных снарядов», т. е. телеграфных аппаратов и трансляций для усиления гальванического тока при действии «телеграфических аппаратов». Конечным этапом изучения предмета было составление проекта и сметы на организацию телеграфной связи на железной дороге.

Однако для решения проблемы кадров для телеграфов России школы «телеграфических сигналистов» и Института инженеров путей сообщения было недостаточно. Поэтому в 1883 г. была организована первая в России Телеграфная школа, послужившая впоследствии образцом для местных окружных школ. Одновременно была начата разработка вопроса об устройстве специального училища для подготовки телеграфных техников. И в 1886 г. в С.-Петербурге состоялось открытие Технического училища почтово-телеграфного ведомства – первого в России специализированного учебного заведения связи. Директором Технического училища был назначен Николай Григорьевич Писаревский (1821–1895), известный специалист в области техники связи, автор ряда книг по физике и электротехнике, электрическим измерениям, сооружению линий связи, а в числе преподавателей значился и академик Якоби.

Был снят действовавший 15 лет запрет публиковать какие-либо сведения об отечественных телеграфах. Б.С. Якоби получил официальное уведомление, что его прошение, поданное еще в 1844 г., с просьбой разрешить опубликовать сведения о своих телеграфных изобретениях, наконец удовлетворено, но по вполне понятным причинам ученый этим запоздалым дозволением не воспользовался.

В 1859 г. увидело свет первое руководство по электротехнике, составленное исключительно по оригинальным русским материалам.

За отменой крепостного права в России началось изменение экономической структуры страны: все чаще развитие городов, строительство фабрик и заводов, наконец, железных дорог шло за частные деньги. Правительство, даже продолжая строить железные дороги за государственный счет, для эксплуатации отдавало их в аренду или в собственность частным фирмам.

В 1857 г. было учреждено «Главное общество российских железных дорог для строительства железнодорожных линий протяженностью около 4 тыс. верст, которые соединили бы хлебородные районы страны с Петербургом, Москвой, Варшавой, а также с побережьями Балтийского и Черного морей. При создании Общества ему была передана в собственность дорога Петербург – Варшава, строительство которой уже было начато казной. Среди учредителей общества были иностранные банкиры: парижские – братья Перейра, лондонские – старые кредиторы русского правительства братья Берлинг, парижский банкир Готтингер, голландский – Гоппе, берлинский – Мендельсон, петербургский – Штиглиц и варшавский банкир Френкель. Правительством гарантировалось 5 % прибыли (за казенный счет). Однако вскоре выяснилось, что по существу это была спекулянтская затея иностранных банкиров, не желавших вкладывать в дело собственные капиталы. Общество не смогло собрать и половины определенного ему уставного капитала, не справлялось со строительством намеченных линий. Тем не менее правительство оказывало покровительство обществу, освобождая его от ряда обязательств по новому уставу 1861 г., выдавая пособия, покупая проекты начатых строительством, но заброшенных линий и т. д. В 1868 г. правительство передало обществу во временное владение даже Николаевскую железную дорогу, предоставив безвозвратную ссуду на ее переустройство. Только в 1894 г. дороги, построенные обществом, были выкуплены казной, и оно прекратило свое существование.

Александровскому заводу обеспечить все дороги стало не под силу, и первые железные дороги начали закупать для себя паровозы и подвижной состав там, где это было выгоднее, – преимущественно в той стране, где находилось больше акционеров данной дороги. Так, дороги главного общества снабжались французскими и бельгийскими паровозами, Риго-Динабургская – английскими, Варшавско-Венская – германскими; на поляковских дорогах предпочитали австрийские паровозы завода Зигля. Только после войн Пруссии с Данией (1864) и Австрией (1866), в ходе которых осуществлялась массовая переброска войск по железным дорогам, в России осознали стратегическое значение железных дорог и пришли к убеждению, что они должны быть столь же национальны, как и армия. К этому времени в России это стало уже возможным: появились собственные толковые техники и достаточно умелые для такого сложного дела, как постройка паровоза, рабочие. В конце 1870-х годов появляются и русские типы паровозов, спроектированные русскими инженерами, приноровленные к особенностям русских железных дорог, и русские паровозостроительные заводы.

За время пребывания на посту министра путей сообщения Мельников наметил новый проект продолжения еще не законченных и постройки новых линий протяженностью свыше 7 тыс. км, добился постройки за счет средств казны Московско-Курской железной дороги и линии Одесса – Елисаветград. В 1869 г. им был созван первый общий съезд представителей железнодорожных предприятий, решениями которого было положено начало беспересадочной перевозке пассажиров по смыкающимся дорогам, установлены перегрузочные станции для непрерывной перевозки грузов и так далее.

Однако в 1878 г. из-за конфликта с министром финансов М.Х. Рейтерном, который решил передать в руки иностранных концессионеров Петербургско-Московскую железную дорогу, П.П. Мельников подал в отставку.

Темпы роста протяженности русской телеграфной сети были самыми высокими в Европе. Еще в 1855 г., когда в других странах телеграфная линия протяженностью в несколько сотен километров считалась длинной, Россия обладала такими телеграфными связями, как Петербург – Симферополь и Петербург – Варшава. Следует подчеркнуть, что и в отношении емкости отдельных телеграфных линий Россия также очень рано превзошла другие страны. Например, в 1854 г. была проложена однопроводная телеграфная линия к германской границе, а в 1855 г. был подвешен по столбам этой линии второй провод. В 1856 г. был подвешен второй провод по столбам построенной в 1854 г. телеграфной линии между Петербургом и Москвой. В 1857 г. уже существовали отдельные телеграфные линии емкостью 3–5 проводов, а на коротких участках – 8–9 проводов.

Как следует из отчетов Главного управления путей сообщения и публичных зданий, в 1858 г. телеграфные линии соединяли С.-Петербург с 21 губернским городом. Протяженность линий составляла более 10 тыс. км. Для этого было подвешено 12,3 тыс. км проводов, построены 63 телеграфные станции. Через два года к телеграфной сети связи было присоединено еще 23 губернских города. Протяженность линий возросла до 18,2 тыс. км при 24,3 тыс. км проводов. Число телеграфных станций возросло до 151, на них было установлено 335 телеграфных аппаратов.

При строительстве первых линий городского телеграфа ясно проявились полицейские задачи. Петербургский телеграф связал Зимний дворец, штаб гвардейского корпуса, резиденцию коменданта Петропавловской крепости, все 13 гвардейских казарм, дома военного генерал-губернатора, обер-полицмейстера и все 12 полицейских участков. Несколько позднее подобная же сеть городского телеграфа была создана в Москве.

К концу 60-х годов на характер развития телеграфной сети стали оказывать сильное воздействие интересы торговли и промышленности. Начался второй период развития телеграфа. Устанавливается телеграфная связь столицы с Тулой, Орлом, Харьковом и Житомиром, с Новочеркасском и Херсоном, с Тифлисом и Владикавказом.

Когда в 1857 г. была предпринята первая попытка связать телеграфом Европу с Америкой через Атлантику, русское правительство ограничило свое участие тем, что делегировало академика И.Х. Гамеля в Ирландию, откуда намечено было начать прокладку подводного кабеля. Но дело было настолько сложным, что только четвертая попытка в 1866 г. закончилась удачно, а до этого момента изыскивались иные способы решить проблему связи двух континентов. В России этим занимался подполковник Д.И. Романов. Находясь в Восточной Сибири, он быстро осознал огромное значение телеграфа для связи с Китаем, Японией и США, а также с принадлежавшей тогда России Аляской и разработал свой проект трансконтинентальной связи через Сибирь, исключавший трудности трансатлантического варианта.

Хотя проект Романова в целом принят не был, его сухопутная часть впоследствии была постепенно выполнена. В 1864 г. прокладывается линия между Казанью и Иркутском, в дальнейшем линия была продолжена к Кяхте и к Николаевску-на-Амуре и к ряду других важных в хозяйственном отношении пунктов Сибири. Это имело большое значение для развития торговли с Китаем и США.

В эти годы наряду с государственными большую роль стали играть частные телеграфные линии. Так, телеграфная линия между Иркутском и Якутском в 1882 г. оказалась уже настолько необходимой местному купечеству и золотопромышленникам, что они пожертвовали на ее строительство 75 тыс. руб., бесплатные станционные помещения и 26 тыс. телеграфных столбов. В результате С.-Петербург и европейская часть России получили телеграфную связь со всеми крупными городами Сибири, а также Дальним Востоком.

В 1865 г. было утверждено положение о телеграфах на частных железных дорогах, а затем положение о телеграфах на промышленных предприятиях. Владельцы частных железных дорог проложили телеграфные линии между Тамбовом и Козловом, Иваново-Вознесенском и Шуей, Москвой и Курском, Киевом и Курском и т. д. Заволновались судовладельцы и рыботорговцы. В 70-х годах телеграфную связь получили Мариинская водная система, устье р. Свири, Мурман. Приступили к устройству частных телеграфных линий и промышленники. В 1865–1869 гг. устраиваются линии от Екатеринбурга до Златоуста и Кушвинского завода, от Луганского горного завода до Бахмута и Ростова, между нижнетагильскими заводами Демидовых. Позднее этому примеру последовали сормовские заводы, павелецкие каменноугольные копи связались со Скопином, была установлена телеграфная связь от Златоуста до Миасского завода. К 1872 г. протяженность сети только государственных телеграфов составила 54 тыс. км и почти вдвое превышала протяженность телеграфных сетей таких стран, как Германия (39 тыс. км), Франция (39 тыс. км), Англия (36 тыс. км), уступая лишь США (113 тыс. км). В 1879 г. был принят план развития русской телеграфной сети по радиальной схеме, предусматривавший организацию связи всех уездных городов с губернскими центрами. План был рассчитан на эксплуатацию аппаратов Морзе. Телеграфная сеть состояла из воздушных линий и немногочисленных подводных кабелей.

Однако коренных изменений в положение отечественной телеграфной промышленности это развитие сети не внесло. В 1875 г. на съезде русских промышленников указывалось, что причинами, препятствующими развитию отечественного телеграфного производства, являются: «1) монополия иностранных поставщиков на наших государственных телеграфных линиях; 2) открытая конкуренция для всех иностранных фабрик в России, вследствие ничтожной пошлины для ввоза телеграфных аппаратов и принадлежностей к ним, и 3) неимение подготовительных технических школ для образования русских техников и мастеров телеграфного дела»[8].

Еще определеннее этот вопрос ставили русские электрики: «Чтобы способствовать еще большему развитию как телеграфной техники, так и вообще электротехники, России необходимо избавиться вовсе от иностранных контрагентов и производить все заказы по применению электричества русским электрическим заводам, мастерским и техникам». Разумеется, эти требования не были выполнены. Организованные в 1841 г. Б.С. Якоби в казематах Петропавловской крепости гальванические мастерские так и остались непревзойденным для всего дореволюционного периода образцом самостоятельного отечественного предприятия по производству телеграфной аппаратуры. Этому образцу пытались следовать многие русские электрики, но неизменно терпели поражение в неравной борьбе с иностранными фирмами.

Телефонной связью в России заинтересовались сразу же после появления на рынке США в 1877 г. телефонных аппаратов системы Белла. В Москве первая телефонная станция была построена в 1882 г. и помещалась на Кузнецком мосту. В нее было включено всего лишь 26 телефонных аппаратов. Изначально строительство и эксплуатация городских телефонных сетей в важнейших городах России выполнялись телефонной компанией Белла, однако в 1885 г. русское правительство приняло решение строить городские телефонные сети также силами и средствами Главного управления почт и телеграфа. Первая станция на 60 номеров, смонтированная силами Главного управления, была введена в эксплуатацию 1 апреля 1886 г. в Киеве. Спустя всего 4 года ручные городские телефонные станции начали действовать в Петербурге, Москве, Одессе и Риге. В дальнейшем Главное управление почт и телеграфа строило собственные станции в Харькове, Казани, Астрахани, Курске и других городах.

Все эти станции были от «отечественного производителя», а фактически импортными, потому что для получения официального статуса «отечественного производителя» иностранным компаниям требовалось иметь в составе акционерного капитала телефонной компании хотя бы ничтожную часть русского капитала и устав, зарегистрированный в установленном порядке. Это давало иностранным фирмам те же права и преимущества в производстве и сбыте телефонной продукции, какие имели в стране чисто российские предприятия. В частности, они имели право получать казенные военные заказы, которые часто сопровождались правительственными дотациями. Одной из таких фирм, подключившейся к телефонному производству было все то же «Акционерное общество русских электротехнических заводов Сименс и Гальске».

Аппаратура Белла имела конструктивные недостатки, которые ограничивали максимальную дальность разборчивой передачи речи десятью километрами. Уже через два года после изобретения в 1876 г. телефона А. Беллом, русский изобретатель П.М. Голубицкий повторил его, увидел недостатки прибора и создал свой – четырехполюсный телефон. И, опять же, первым в России, в 1881 г., в своем родовом имении около Тарусы он создал исследовательскую лабораторию с богатой библиотекой и телефонную мастерскую, где изготовил более 100 аппаратов. П.М. Голубицкий предложил настольный телефонный аппарат с рычагом переключения вызов – разговор. Эта идея – коммутация электрических цепей в зависимости от положения телефонной трубки – применяется и в современных аппаратах. До сих пор используется и принцип, положенный в основу созданного 1883 г. Голубицким первого микрофонного капсюля с угольным порошком.

К числу изобретений Голубицкого относится коммутатор, позволяющий попарно соединять между собой несколько телефонных линий. Далее в ходе работ по оборудованию станций в Калуге и Екатеринославле (1882–1885 гг.) он ввел много усовершенствований. В частности, чтобы освободить руки телефонисток, работающих за коммутатором, он предложил гарнитуру с оголовьем – комплект наушника и микрофона. Павлу Михайловичу принадлежит авторство идеи селекторной связи на железнодорожном транспорте и ее внедрение. В конце 80-х годов благодаря работам русских изобретателей П.М. Голубицкого и Е.И. Гвоздева стал применяться телефонный способ регулирования движения поездов.

Свои достижения П.М. Голубицкий закрепил патентами, которые до сих пор существуют в телефонии[9] и систематически предлагал свои услуги по телефонизации городов и железных дорог. Настойчивость и известность позволили ему осуществить ряд проектов на основе телефонной техники, созданной в Почуево. Основные из них:

1883 г. Ввод в эксплуатацию телефонной станции для правления Курско-Харьково-Азовской железной дороги;

1884–1888 гг. Установка десяти телефонов на Николаевской железной дороге;

1885 г. Установка телефонной связи в г. Екатеринославле;

1885 г. Ввод в эксплуатацию телефонной связи в Калуге[10];

1886 г. Телефонная станция Голубицкого установлена в Главном штабе в Петербурге;

1887 г. На участке Москва – Подольск Московско-Курской железной дороги установлена телефонная связь между станциями и железнодорожными будками с безбатарейными аппаратами системы Голубицкого;

1888–1889 г. Испытания поездного телефонного аппарата на Николаевской железной дороге.

А для русских чиновников, заказывавших Голубицкому телефонные аппараты для железных дорог и с опаской относившихся к порошковым микрофонам, он создал «гребешковый» микрофон – с привычными угольными палочками, но с большим, чем ранее, числом контактов.

Неоднократно Голубицкий получал от конкурентов предложения продать свои патенты и технику, но неизменно давал отказ. Это привело к борьбе за устранение конкурента. 16 марта 1892 г., в день рождения Павла Михайловича, мастерская в Почуево была подожжена и сгорела дотла. Пожар уничтожил все оборудование, документы, готовые телефонные аппараты. И стесненный в средствах на продолжение опытов Голубицкий продал права французской Всеобщей телефонной компании в Париже.

Постепенно на русских железных дорогах совершенствовались средства сигнализации и связи. К этому же времени относится начало внедрения централизованного управления стрелками и сигналами из одного или нескольких постов. В 1885 г. по проекту проф. Я.Н. Гордеенко была оборудована устройствами взаимного замыкания стрелок и сигналов станция Саблино Петербурго-Московской железной дороги. Проф. Я.Н. Гордеенко разработал также систему механической централизации стрелок и сигналов.

Начало использования жезловой системы относится к концу 70-х годов. Полуавтоматическая блокировка была введена на отдельных двухпутных линиях в конце XIX и начале XX в.

В конце 70-х и начале 80-х годов в России возникли первые сортировочные станции, предназначенные специально для формирования поездов. Этому способствовали рост грузовых перевозок и подписание соглашений о прямом бесперегрузочном сообщении по дорогам России. Первой в России сортировочной станцией была станция Петербург-Сортировочный; построенная в 1879 г. Первая сортировочная горка сооружена на станции Ртищево в 1899 г. К 70-80-м годам прошлого столетия относится также начало формирования железнодорожных узлов, объединивших станции, расположенные в крупных городах (Петербургский, Московский, Ростовский узлы).

Однако консервативная позиция, занимаемая царским правительством в отношении развития техники на железных дорогах России, способствовала тому, что общее их состояние не отвечало необходимым требованиям и отражало экономическую и техническую отсталость страны. Несмотря на отдельные достижения в целом устройства сигнализации, централизации и блокировки (СЦБ) на железных дорогах дореволюционной России были весьма примитивными. Телефонной связью к началу Первой мировой войны было оборудовано только 700 км линий. Телеграфная связь осуществлялась в основном на аппаратах Морзе. Практически отсутствовала местная телефонная связь в железнодорожных узлах и управлениях дорог.

На 44 % протяженности железнодорожных линий управление движением поездов осуществлялось по жезловой системе, на 43 % – по телеграфно-телефонным средствам связи и только на 13 % – с использованием полуавтоматической блокировки электромеханического типа. Около 11 тыс. стрелок управлялись с постов гидравлической и механической централизации. Лишь 145 стрелок на двух станциях были включены в электромеханическую централизацию с путевыми педалями. Телеграфная и телефонная аппаратура, другое оборудование по-прежнему поставлялись иностранными фирмами.

Наиболее активно расширение внедрения электротехники шло в Русском военном флоте. Появление паровых кораблей, броневой защиты и дальнобойной нарезной артиллерии потребовало пересмотра морской тактики и, соответственно, значительного улучшения системы боевого управления. Продолжился поиск путей увеличения дальности и скорости передачи сообщений между кораблями средствами зрительной связи. С 1866 года на вооружение кораблей поступают сигнальные электрические фонари со специальными шторками для работы по азбуке Морзе, вводится новый свод двух-, трех– и четырехфлажных сигналов. Роль зрительной связи среди специализаций на флоте все более возрастает, и 13 декабря 1869 года приказом по флоту № 161 была введена специальность сигнальщика.

Первая на флоте телеграфная линия была проложена в 1865 году между Санкт-Петербургом и Кронштадтом и соединила Морское министерство с крепостью и командованием флота. Телеграфом оснащались штабы, порты и береговые посты наблюдения и связи на маяках и фортах, которые соединялись со всей телеграфной сетью империи. Через них уже с 1866 года корабли получили возможность связываться со своим командованием.

С 29 ноября 1857 г. все дела, касающиеся минного искусства, из Морского технического комитета переходят в «Комитет о минах» под председательством адмирала Ф.П. Литке. Большую роль в активизации работы по подготовке минеров сыграли личные инициативы начальника эскадры броненосных судов Балтийского флота вице-адмирала Г.И. Бутакова.

Осенью 1867 г. по его просьбе управляющий Морским министерством дал разрешение, на основании которого в Кронштадте под надзором и управлением лейтенанта В. Терентьева была сформирована первая в истории России временная минная школа, в которой обучалось 52 матроса-комендора. Результаты обучения превзошли все ожидания командования Броненосной эскадры: за полгода было подготовлено 52 комендора-минера, способных грамотно эксплуатировать минное оружие.

Ф.П. Литке

Г.И. Бутаков

Этот успех побудил Г.И. Бутакова обратиться к управляющему Морским министерством с просьбой о создании на базе временной минной школы первого в России экспериментального минного учебного заведения, которое в дальнейшем могло бы стать основой постоянного минного учебного заведения. Для успешного решения этого вопроса Г.И. Бутаков разработал и в январе 1868 г. направил в Морское министерство проект организации временного минного учебного заведения, по которому в минной школе предусматривалось обучение одновременно пятидесяти нижних чинов флота.

Однако Морское ведомство пошло дальше и в своем отчете за 1869 г. отметило: «В настоящее время минное дело находится не в таком положении, чтобы можно было ограничиться лишь применением к делу выработанных приемов. Оно требует движения вперед, и участие в изучении этой специальности людей развитых может принести ему существенную пользу. В этих видах признано необходимым предложить изучение минного дела офицерам, которым в поощрение предполагается предоставить право на особое за эти занятия вознаграждение. Офицеры, посвятившие себя изучению минного искусства во всем обширном применении, принесут развитию его большее действие, оставаясь на службе более продолжительное время, нежели нижние чины, <…> будут в состоянии обучать этих последних даже без отсылки их с судов в учебно-артиллерийскую команду». В качестве временной меры с 1870 г. ежегодно четыре офицера Морского ведомства откомандировывались в Инженерное ведомство, где в Техническом гальваническом заведении слушали курс лекций по гальванике. Однако уже к концу 1872 г. стало ясно, что Техническое гальваническое заведение не в состоянии удовлетворить потребности флота в специалистах. 20 марта 1874 г. на рассмотрение высшего военно-морского командования был подан проект минного учреждения, разработанный контрадмиралом К.П. Пилкиным.

В проекте предложено создать отдельные минные офицерские классы и минную школу для нижних чинов, в состав которых, по мнению автора, должны войти: учебный минный отряд, насчитывающий не менее четырех миноносных судов, минный кабинет, лаборатория и минная мастерская. При утверждении проекта временно управляющий Морским министерством адмирал С.С. Лесовский признал необходимым: «…чтобы Минный офицерский класс и Минная школа были учреждены непременно в Кронштадте, дабы между этими учреждениями и флотом существовала тесная связь, хотя бы для сего и пришлось на первое время несколько усилить расходы на вознаграждение преподавателей».

К.П. Пилкин

Проект был рассмотрен и принят.

«Приказом Его Императорского Высочества Генерал-адмирала в Санкт-Петербурге, Января 30 дня 1875 года № 15 Государь Император в 27 день сего января Высочайше утвердить соизволил в виде опыта на два года, одобренное Адмиралтейством и при сем прилагаемое, Положение об офицерском Минном классе и Минной школе для низших чинов и штат оных с тем, чтобы назначаемое по статье 6 сего положения добавочное жалованье и сохраняемые береговые столовые деньги были выданы обязательным слушателям офицерского класса со дня начала занятий в оном, т. е. с 1 октября 1874 г. О таком Высочайшем повелении объявляю по Морскому ведомству для исполнения и руководства. Подписал: Генерал-адмирал Константин».

Через двадцать с небольшим лет здесь родилось радио.

Первым начальником минного офицерского класса и минной школы для нижних чинов был назначен капитан 2 ранга В.П. Верховской. В первый год ее существования были выпущены 29 минеров. Программа Минного офицерского класса и Минной школы несколько раз подвергалась изменению. В 1877 г. были учреждены подготовительные курсы по математике и механике. Окончание курсов являлось условием для поступления на Минный класс.

Вскоре после открытия класса разразилась Русско-турецкая война 1877– 78 гг. На театр военных действий были командированы наличные минеры, и с их помощью было минировано течение Дуная и его рукавов. Активно использовалось новое оружие: минные катера с шестовыми минами на носу.

Для поражения судна противника требовалось подвести катер на расстояние, равное длине шеста. Удачные атаки минных катеров, выведшие из строя не одно судно неприятеля, показали, что молодые учреждения: Минный Офицерский класс и школа, стоят на высоте своего назначения.

К этому времени уже появились и были закуплены правительством недавно появившиеся самодвижущиеся мины Уайтхеда, и в 1876 г. их изучение было выделено в специальный курс, а в 1878 г. при Минном классе и школе открылись специальные мастерские по изучению торпеды Уайтхеда.

В 1876 г. было выделено в специальный курс изучение только-только появившихся самодвижущихся мин Уайтхеда, а когда они были закуплены правительством, в 1878 г. при Минном классе и школе открылись специальные мастерские по изучению устройства торпед.

С.О. Макаров добился разрешения на применение этого новейшего оружия, и в ночь на 16 декабря 1877 г. у Батума была совершена первая в мире торпедная атака турецких броненосцев – неудачная. Почти через месяц, в ночь на 14 января 1878 г., на Батумском рейде была совершена новая атака на турецкий сторожевой пароход «Интибах», на сей раз удачно, и пароход после попадания торпед был потоплен.

В 1880 г. создан специальный курс для подготовки минеров, не только хорошо знающих минное дело, но и способных заниматься дальнейшим совершенствованием мин. В 1886 г. признали нецелесообразным отвлекать офицеров на 2 года от строевой службы. За счет сокращения программы обучения курс снова стал одногодичным, оставив дисциплины «Мина Уайтхеда» и «Электричество». В 1897 г. ввели отдельный курс по электротехнике, а на приобретение необходимых пособий было выделено 8000 рублей. В 1899 г. в классе начал читать лекции по электромагнетизму тогда еще кандидат физико-математических наук А.С. Попов, а в 1904 г. электромагнетизм выделили в отдельный курс – радиотелеграфию. В 1898 г. расширился курс изучения мины Уайтхеда, а изучение шестовых мин исключили из программы.

Мина Уайтхеда (торпеда) стала первым устройством с автономной системой управления. Для удержания торпеды на глубине Уайтхед изобрел и применил гидростат, однако испытания показали, что торпеда делает скачки и уклоняется от заданного уровня на 6–8 метров. Уайтхед скоро открыл причину этой «резвости». Выражаясь современным языком, это была задержка от появления сигнала ошибки до момента срабатывания исполнительных механизмов. Через два года (в 1868 г.) он эту задачу решил – торпеда начала ходить ровнее, без скачков. Для этого Уайтхед присоединил к гидростату еще один механизм – маятник. Его тяжелый груз через специальную рулевую машинку соединен с рулевыми тягами. Точка подвески выбрана таким образом, что груз маятника как бы помогает гидростату выпрямить ход торпеды. «Секрет мины» – так много лет назывался этот помощник гидростата. Это и есть первый рулевой торпеды, который в подводных глубинах держит правильный курс по глубине на корабль противника.

Первые торпеды имели запас хода едва на 400 метров. На таком малом расстоянии торпеда только отклонялась от заданного направления ненамного, но все же промахи случались довольно часто. В дальнейшем торпеда совершенствовалась, увеличили запас воздуха в резервуаре, дальность хода торпеды выросла, и ее отклонения от направления стали очень большими – промахи часто случались даже по неподвижному противнику. А ведь нужно было стрелять и по движущимся кораблям.

А.С. Попов

Только через 30 лет после рождения торпеды (в 1896 г.) конструкторам удалось изобрести для нее второй механический рулевой – гироскопический прибор, позволяющий с большой точностью управлять движением по направлению. Вплоть до последнего времени идея создания гироскопа торпеды приписывалась технику Обри, работавшему на заводе Уайтхеда, поэтому и прибор назван его именем[11].

С введением в торпеду гироскопа открылась возможность увеличивать дальность ее хода. Русские офицеры и механики-торпедисты быстро и в совершенстве овладели «секретом» изготовления гироскопов и в течение 3–5 лет после появления первого прибора в мастерских Николаева и Кронштадта, а потом на заводах Лесснера и Обуховском было налажено изготовление гироскопов с непрерывным улучшением их конструкции и технологии. В конце 1898 года состояние дела с изготовлением гироскопов торпед было таково, что Главное Управление Кораблестроения считало возможным выдать заказ Обуховскому заводу на 450 гироскопов. Намечалось, что ежегодный выпуск приборов составит около 100 единиц.

Успех в овладении сложным производством гироскопических устройств на флоте был в значительной степени обеспечен тем вкладом, который внесли русские ученые в теорию гироскопии. Всему миру известны работы в этой области С.В. Ковалевской, Д.К. Бобылева, Н.Е. Жуковского, А.Н. Крылова.

Творческий интерес русских ученых, офицеров-специалистов и мастеров-гироскопистов к вопросам теории и эксплуатации гироскопов явился основой для самостоятельных разработок и постановки массового производства гироскопических приборов отечественных образцов. Наряду с усовершенствованием конструкции гироскопа в 1908 году к нему было добавлено устройство для угловой стрельбы.

Появление в России своих подготовленных техников и инженеров, связанных с электротехникой, в свою очередь способствовало расширению ее применения.

Например, Павел Николаевич Яблочков (1847–1894), получил образование военного инженера – окончил в 1866 г. Николаевское инженерное училище и в 1869 Техническое гальваническое заведение в Петербурге. Выйдя в отставку, Яблочков переехал в Москву, где в 1873 г. был назначен начальником службы телеграфа Московско-Курской ж. д. Совместно с Н.Г. Глуховым он организовал мастерскую, где проводил работы по электротехнике, которые в дальнейшем легли в основу его изобретений в области электрического освещения, электрических машин, гальванических элементов и аккумуляторов. К 1875 г. относится одно из главных изобретений Яблочкова – электрическая свеча – первая модель дуговой лампы без регулятора, которая уже удовлетворяла разнообразным практическим требованиям. В 1875 г. Яблочков уехал в Париж, где не только сконструировал промышленный образец электрической лампы (французский патент № 112024, 1876), но разработал и внедрил систему электрического освещения («русский свет») на однофазном переменном токе. Система электрического освещения Яблочкова, пользовалась исключительным успехом на Всемирной выставке в Париже в 1878 г. Во Франции, Великобритании и США были основаны компании по ее коммерческой эксплуатации. Но практические опыты по освещению Петербурга начались только с марта 1879 г. Тогда были установлены первые восемь фонарей. К началу 1880 г. в Петербурге горели уже более пятисот электрических фонарей.

Но свечи Яблочкова уже были обречены.

К 1880 г. творческим гением другого русского электротехника Александра Николаевича Лодыгина была создана электрическая лампочка накаливания. После введения откачки воздуха из баллона лампочка накаливания могла гореть уже несколько часов. Работами Лодыгина заинтересовались в Академии наук, и, заслушав сообщение физика Вильда о лампах Лодыгина, присудила денежную премию имени М.В. Ломоносова в тысячу рублей. Осенью 1876 г. новыми лампами освещались места строительства нового Литейного моста через Неву. Попытки Лодыгина организовать коммерческое дело ни к чему не привели. Конкуренты из газовых осветительных компаний быстро привели его к финансовуму краху.

В 1877 г. друг Лодыгина, лейтенант флота А.М. Хотинский, был командирован в Америку для приемки построенных там для русского флота кораблей. Он взял с собой несколько лампочек Лодыгина и показал уже известному тогда изобретателю Томасу Эдисону. Как хороший бизнесмен Эдисон понял, что должен тотчас же бросить на неопределенное время все свои работы в телефонии, телеграфии, с фонографом и переключить полностью свою огромную лабораторию на разнообразные опыты по электрической лампочке накаливания. Работы заняли почти три года. Помимо технологических усовершенствований и подбора материалов в конструкцию ламп был внесен цоколь и патрон, дожившие до нашего времени, и выключатель, да и вообще выстроена система городского освещения. Когда 24 сентября 1881 г. Эдисон брал патент в России, он писал, что претендует лишь на «усовершенствование в проведении электрического света».

В 1890 г. Лодыгин сделал важное усовершенствование лампы накаливания; он изобрел лампу с металлической вольфрамовой нитью, которая была более экономичной, чем лампы с угольными волосками. Он получает патент на электрические лампы с металлической нитью из вольфрама, молибдена и других тугоплавких металлов. Молибденовые и вольфрамовые лампы Лодыгина демонстрировались на Парижской выставке 1900 году. В дальнейшем молибден и вольфрам станут высокоэффективными конструкционными металлами электровакуумных приборов. Это обеспечило еще большее распространение электрических ламп во всем мире. Их число стало измеряться миллионами, а потом и миллиардами.

Появление электрического освещения дало мощный толчок развития сильноточной электротехнике – электроэнергии требовалось все больше. И по-прежнему ведущие роли здесь играли представители Минной школы. Одним из них был Евгений Павлович Тверетинов, который а 1877 году окончил Минный офицерский класс, получив звание минного офицера второго разряда. 1 января 1878 года Е.П. Тверитинов был назначен 2-м флагманским офицером Минного отряда по электроосвещению (для заведования электрическим освещением)[12].

Именно Минные классы в 1878 г. оборудовали электрическое освещение свечами Яблочкова в Зимнем дворце, в казармах Кронштадта, а в 1879 г – в механических мастерских и эллинге. В течение 1881 года под руководством Тверитинова силами преподавателей и слушателей МОК и школы было осуществлено электрическое освещение по системе П.Н. Яблочкова пароходного завода в Кронштадте и большого Невского фарватера. 21 августа 1881 года, после освещения «электрическими свечами Яблочкова» учебных помещений МОК, зданий порта и цехов пароходного завода наступила очередь и Летнего сада в Кронштадте. В этот день командир МОК капитан 1 ранга В.П. Верховский доложил в Штаб Главного командира Кронштадского порта, что «Летний сад может быть освещен 12-ю электрическими огнями».

В 1879 году Тверитинов впервые оборудовал свечами Яблочкова боевые корабли, броненосцы «Петр Великий» и «Вице-адмирал Попов».

В том же году Е.П. Тверитинов занялся оборудованием электрического освещения Гатчинского дворца. В соответствии с отношением Канцелярии Морского Министерства Верховский 14 декабря 1881 года просит разрешения Главного командира Кронштадского порта об увольнении лейтенанта Тверитинова Е.П. в г. Гатчину для представления Государю Императору. 19 декабря Тверитинов отбывает к новому месту назначения. Большие шары-плафоны электрического освещения диаметром 50 см, предусмотренные для установки на плацу на опорах, были изготовлены и поставлены в Гатчину Товариществом «Яблочков – изобретатель и Ко». Поставку проводов для освещения Гатчинского дворца осуществляло представительство фирмы «Сименс и Гальске» в Петербурге. «Проводники освидетельствованы с технической стороны Минным офицером лейтенантом Тверитиновым и признаны годными», – сообщал 23 сентября 1881 года командир МОК в контору Кронштадтского порта.

В 1891 г. в России появился первое высшее учебное заведение – Электротехнический институт (ЭТИ) с четырехгодичным курсом обучения по-многим направлениям электротехники и, главным образом, по технике слабых токов. В положении об Электротехническом институте указывалось: «Электротехнический институт есть открытое учебное заведение, имеющее целью доставлять специальное образование, необходимое для занятия технических и административных должностей по ведомству почт и телеграфа, а также подготовлять преподавателей для местных почтово-телеграфных школ и вообще деятелей по разным отраслям электротехники». в котором будущие инженеры-электрики получат более широкое электротехническое образование.

Первым директором Электротехнического института был назначен Н.Г. Писаревский, а среди преподавателей были видные специалисты по электротехнике и телеграфной связи: П.А. Войнаровский, И.Г. Фрейман, А.С. Попов и др.

17 октября 1892 г. слушателем Минных офицерских классов становится Александр Адольфович Реммерт (1861–1931)[13], ставший ближайшим помощником изобретателя радио А.С. Попова, а в дальнейшем проведший огромную организационную работу по внедрению радио на флоте и развития отечественной радиопромышленности.

А.А. Реммерт

Появление нарезных орудий с относительно большой дальностью стрельбы требовали на море новых методов их наведения на цель в условиях качки. Заметным явлением стало появление в русском флоте систем управления огнем Давыдова, а затем Гейслера. С ее помощью управляющий стрельбой офицер мог передавать данные для стрельбы не голосом, что в бою подчас невозможно, а с помощью специальных указателей, установленных ближе к орудиям. Особенно это было важно для залповой стрельбы, что и позволило применить ее в боях Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Система Гейслера получила свое наименование по заводу, где она производилась.

Н.К. Гейслер

Николай Карлович Гейслер[14], основатель завода, родился в Санкт-Петербурге 2 января 1850 г. в семье выходцев из Германии. Отец со дня своего рождения жил в Санкт-Петербурге, имел небольшую мастерскую. С детства Н.К. Гейслер помогал отцу и постепенно научился слесарному делу. С окончанием телеграфной школы и за хорошие успехи в телеграфной технике Н.К. Гейслера назначили старшим механиком телеграфа. В 1871 г. он был принят механиком на завод немецкой фирмы «Сименс и Гальске». В дальнейшем он решил организовать свою мастерскую вместе со своим другом Я. Спаре и механиком И.Н. Деревянкиным.

Л.Х. Иозеф

Со своей идеей друзья направились к техническому руководителю Санкт-Петербургского телеграфа Н.В. Исполатову, который, внимательно выслушав их просьбу об организации мастерской по ремонту телеграфных аппаратов, удовлетворил ее. С 1874 г. мастерская начала работу. В 1884 г. Н.К. Гейслер пригласил на работу мастера с инженерным образованием – Людвига Христиановича Иозефа. Тот сразу проявил себя как прекрасный организатор производства, изобретатель и инженер. Вместе с Л.Х. Иозефом пришли и заказы по телефонии – ремонт телефонных аппаратов Бель-Бека (Л.Х. Иозеф был автором первого коммутатора для этих аппаратов). Теперь Н.К. Гейслер все заботы по организации производства, обеспечению материалами и сбыту передал Л.Х. Иозефу, а сам стал заниматься любимым делом – механикой.

В 1885 г. в мастерскую наведался специалист из Морского штаба. Он внимательно ознакомился с работами и предложил очень выгодный контракт в области телефонии.

В 1890 г. мастерская Н.К. Гейслера насчитывала 20 постоянно работающих специалистов. Мастерская расширилась и помещалась в трех квартирах. Возникла контора из двух человек. Появился новый вид работы в мастерской: ремонт кренометров (ртутные показатели горизонтального положения судна).

Главным достижением фирмы стало создание импульсной линии передачи данных от задающего электродвигателя (ключа) к приемникам, которая получила наименование «Системы Гейслера». К щеткам I, II, III ключа, расположенным через 120° подсоединены электромагниты I, II, III приемников. При вращении коммутатора ключа К контактная часть его барабана набегая под щетки, последовательно включает электромагниты I, II, III приемников, которые, срабатывая, притягивают свои якоря. Каждому переключению соответствует поворот оси О на 120°. Таким образом, механизм обеспечивает три фиксированных положения вала на один оборот. Наибольшая частота переключений не превышает 15 Гц, что соответствует скорости вращения 300 об./мин.

В 1893 году Л.Х. Иозефом был сконструирован сигнализационный прибор передачи расстояния (дальномер[15]). От морского ведомства на них был получен большой заказ, с установкой таковых на мониторе «Чародейка» и на броненосце «Гангут». Вскоре были сконструированы и другие виды приборов по управлению артиллерийским огнем и ходом корабля: приборы направления и расстояния орудия, показания снарядов, передачи приказаний стрельбы и боевой автоматический указатель.

Это изобретение очень интересовало офицеров Морского штаба, и они недвусмысленно намекали, что возможны крупные заказы, но они не по плечу небольшой мастерской. В 1895 г. Н.К. Гейслер на три месяца выехал за границу, чтобы изучить постановку работ и оформить кредит для расширения дела. Получив 500 тыс. рублей, одна треть которых принадлежала «Вестерн Электрик Компани», Н.К. Гейслер купил участок земли и сразу приступил к строительству завода (Грязная ул., д. 12). Через год, в 1896 г., здесь уже было четырехэтажное здание, котельная с трубой и надворные постройки, вся территория обнесена деревянным забором. Американская фирма «Вестерн Электрик Компани» официально вошла компаньоном в предприятие «Н.К. Гейслер». Завод Новый телефонно-телеграфный завод стал производить телефонную аппаратуру Берлинского филиала американской «Вестерн Электрик К°» – фирмы «Цвитуш и К°». С 1896 года Завод стал именоваться «Электромеханический завод Н.К. Гейслер и К°».

Инициатором внедрения телефонной связи на боевых кораблях Российского Императорского флота был капитан второго ранга Е.В. Колбасьев. В 1880-х гг. им были сконструированы телефонные аппараты для внутрикорабельной связи (1886 г. – на броненосце «Петр Великий») и первая в мире плоская телефонная трубка с магнитами из тонких железных пластин. Он же создал в Кронштадте телефонную станцию для связи водолаза, работающего под водой, с водолазным ботом. Корабельный офицер Е.В. Колбасьев был еще и предпринимателем, и в 1883 г. организовал в Кронштадте собственную мастерскую по производству водолазного снаряжения и телефонных установок для кораблей (позже в этой мастерской строились радиостанции системы А.С. Попова). Телефонная связь была оборудована на кораблях «Бородино», «Суворов», «Светлана» и др. Быстрому внедрению телефонии на кораблях способствовало именно наличие в Кронштадте мастерской Колбасьева.

За право телефонизации боевых кораблей Российского флота с разработками Е.В. Колбасьева компанией Гейслера велась многолетняя борьба. Проводились многократные сравнительные испытания телефонов Колбасьева и Гейслера на броненосце «Александр III» и судне «Европа», принимались взаимоисключающие решения Морского управления кораблестроения и снабжения и Морского технического комитета и т. п. По драматизму все это не уступало сегодняшним тендерам на поставку телекоммуникационной техники, однако выгодно отличалось от них вниманием к техническим аспектам и, что особенно удивительно, завершилось победой отечественной разработки.

С 1901 г. завод Гейслера изготовливал:

• телеграфные станции Уитстона;

• индукторные телефонные аппараты;

• телефонные коммутаторы;

• швейцарские телеграфные коммутаторы;

• пожарные сигнализации;

• более упрощенные, чем ранее, приборы по управлению артиллерийским огнем, рулевые указатели и минные передатчики для Морского ведомства.

В 1900 г. закончился срок концессии, предоставленной ранее компании Белл на эксплуатацию Московской, Петербургской, Одесской и Рижской телефонных сетей. В результате новых торгов контракт на эксплуатацию Московской городской телефонной сети был заключен со Шведско-датско-русским акционерным обществом. Дальнейшая реконструкция сети, имевшей к тому времени 2860 телефонов, выполнялась шведской фирмой «Л.М. Эриксон».

Ларс Магнус (Эрикович) Эриксон (L.M. Ericsson) занялся изготовлением телефонных аппаратов в Швеции в 1876 году, и уже в 1881 году ему последовал заказ на партию изделий для Санкт-Петербурга. В 1890-х гг. в нескольких российских городах устанавливаются первые небольшие телефонные станции. Рост продаж и необходимость снижения таможенных пошлин потребовали перенести сборку телефонов на территорию России, и в 1897 г. в Петербурге основывается предприятие по изготовлению телефонов (Васильевский остров, 20-я линия, 9).

Производство, первоначально ориентированное на заказы Главного управления почт и телеграфов, было открыто в 4-этажном корпусе при 200 рабочих. В течение первых 4 лет фабрикой было выпущено 12 000 телефонных аппаратов, более 100 местных телефонных коммутаторов (на 100–200 абонентов) и несколько центральных телефонных коммутаторов (для Казани, Киева, Харькова, Тифлиса и Либавы). С начала 90-х годов фирма «Л.М. Эриксон» стала основным поставщиком телефонного оборудования для русских правительственных телефонных сетей и для царской армии и флота.

К началу 1903 г. численность рабочих была увеличена до 300 человек, годовой выпуск продукции которыми составил 1,2 млн рублей, в том числе более 60 000 телефонных аппаратов в год. В 1900–1902 гг. фирма построила в Петербурге на Выборгской стороне первый в стране телефонный завод, называемый сегодня «Красная заря». Здесь в 1901 г. в 5-этажном корпусе было открыто новое предприятие; уже с 500 рабочих. С этого времени предприятие вступает в конкурентную борьбу с торговым домом «Электромеханический завод Н.К. Гейслер и К°», стремившимся закрепить за собой лидирующие позиции на петербургском рынке телефонных услуг.

Применение системы Гейслера в корабельных ПУАО стало возможным в результате широкого применения на судах электрического привода. Первая подводная лодка с электродвижением была построена еще в 1877 г., и после нее подводные лодки начали строиться почти исключительно с электроприводом гребного винта для подводного хода. Это стало возможным после того, как известный русский ученый М.О. Доливо-Добровольский разработал в 1884–1885 гг. надежные пусковые схемы для электродвигателей постоянного тока.

Первыми электрифицированными судовыми механизмами были вентиляторы, установленные в 1886 г. на крейсерах «Адмирал Нахимов», «Адмирал Корнилов» и «Лейтенант Ильин». В 1892 г. на броненосце «12 апостолов» был установлен первый электрический привод руля, а затем такие приводы появились и на броненосцах «Георгий Победоносец» и «Три святителя». В 1892–1893 гг. Морской технический комитет утвердил разработанный инженер-механиком Нейманом проект применения электрического привода для большинства корабельных механизмов. В 1893 г. на крейсере «Рюрик» и на броненосцах «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Сенявин» были установлены элеваторы с электрическим приводом для подачи боезапасов. В том же году электропривод был впервые применен для поворота башен на крейсере «Адмирал Нахимов».

Внедрению электрического привода в корабельную технику немало способствовал энтузиаст электротехники А.А. Реммерт. Благодаря настойчивости лейтенанта А.А. Реммерта в период исполнения им с 15 августа 1896 г. дел флагманского минного офицера на отряде судов Средиземного моря на броненосце «Наварин» была доработана и надежно действовала система электрического управления рулем с помощью электродвигателей французской фирмы «Сотер и Харле». В 1897 г. «за устройство судовыми средствами первого во флоте электрического управления рулем броненосца «Наварин» и организацию стрельб минами Уайтхеда с броненосца» ему был пожалован орден Св. Анны 3-й ст. С 21 сентября 1898 г. Реммерт уже флагманский минный офицер Тихоокеанской эскадры и эту систему установили на броненосных крейсерах «Рюрик» и «Россия». В 1899 г. на крейсерах «Паллада» и «Громобой» и на броненосце «Пересвет» было установлено рулевое устройство по разработанной Шубиным системе генератор-двигатель.

В начале XX века электричество уже заняло прочные позиции на русском флоте и широко применялось в приборах управления артиллерийским огнем и сигнализации, в приводах башен, водоотливных средств, вентиляции, грузоподъемных устройств, брашпилей, рулевых устройств и компрессоров, а также для целей освещения. Объем и технический уровень электрификации русского флота были выше зарубежного. Например, в 1901 г. мощность электрической установки броненосца «Бородино» составляла 767 кВт, тогда как на аналогичных кораблях в Германии она равнялась всего 144 кВт, а в США – 254 кВт; электрификация английских кораблей ограничивалась в ту пору только освещением и вентиляцией.

Русский военный флот, а вернее Минная офицерская школа в Кронштадте стали колыбелью величайшего открытия человечества. В 1895 г. гений А.С. Попова подарил миру радио.

Изобретение А.С. Попова легло в основу целого ряда важнейших направлений в современной науке и технике, получивших широкое распространение на флоте. Радиоприемник Попова был первым радиотехническим устройством, в котором использовалось дистанционное радиоуправление. Но не только. Чутко реагируя электрическим звонком на посылки электромагнитных колебаний, которые генерировались усовершенствованным Поповым вибратором Герца, фактически этот прибор демонстрировал работу первой радиосистемы с автоматическим управлением. Звонок выполнял не только функцию исполнительного устройства, но и являлся элементом обратной связи, молоточком восстанавливал чувствительность когерера приемника. Используя этот принцип, Попов конструирует «телефонный приемник депеш», изобретение патентуется в Англии, Франции и России.

Что стимулировало разработку и внедрение радиосвязи? И в России и в Великобритании, где запатентовал свое изобретение Г. Маркони, это были военные ведомства. Александра Степановича Попова поддерживал русский военно-морской флот. Гульельмо Маркони, создав свое детище, попытался реализовать его на родине, в Италии, но понимания не нашел. Тогда он отправился в Великобританию, где после многочисленных попыток получить поддержку своим научно-инженерным изысканиям нашел покровителей в Военно-морском ведомстве Британской империи. Именно военно-морские силы были наиболее заинтересованными в этих разработках структурами для того, чтобы повысить эффективность координации действий на флоте, особенно во время боевых операций. Именно они стимулировали создание радиотехнической промышленности, флагманом которой стала фирма, организованная Г. Маркони.

В 1898 г. французский предприниматель и инженер Е. Дюкрете, по схемам и указаниям Попова, налаживает в своей фирме «E. DUCRETE A PARIS» промышленное производство радиостанций, получивших позднее название «Попов-Дюкрете».

Радио быстро завоевало себе признание. Первые отечественные радиостанции военного назначения были разработаны в 1898–1904 гг. А.С. Поповым и его помощником П.Н. Рыбкиным (при участии начальника Кронштадтского крепостного телеграфа капитана Д.С. Троицкого). Весной 1899 г. под руководством Попова и по разработанной им программе Рыбкиным и Троицким проводились испытания системы радиотелеграфии между фортами Кронштадской гавани, в период которых был открыт детекторный эффект[16]. Об открытии эффекта они сразу же известили Попова, находившегося в заграничной командировке, телеграммой: «Рыбкин Троицкий обнаружили новое свойство трубки принимать упрощенно замечательно чувствительна». Попов спешно возвратился в Кронштадт и провел дополнительное изучение открытого нового эффекта.

Вместе с Е.В. Колбасьевым он занялся разработкой новых когереров для телефонного приема и схемы приемника.

В августе-сентябре 1899 г. на кораблях Черноморской эскадры проводились испытания радиостанций «Попов-Дюкрете».

П.П. Тыртов

Летом 1901 г., капитанами 148-го гвардейского Каспийского пехотного полка Леоновым, Пржевальским и Юхницким (при участии П.Н. Рыбкина) на маневрах Петербургского и Финляндского военных округов проводились испытания разработанных под руководством А.С. Попова первых двух экземпляров армейских походных радиостанций. Эти же офицеры, особенно Юхницкий, стали авторами «Пособий и руководств по радиоделу».

В ночь с 24 на 25 ноября 1899 года броненосец «Генерал-адмирал Апраксин» в условиях плохой видимости налетел на прибрежные камни у острова Гогланд в Финском заливе. Попытки снять броненосец с камней не принесли успеха: наступившие морозы сковали корабль льдами, и управляющий Морским министерством П.П. Тыртов бросил все силы на организацию спасательных работ. Ответственным за их проведение назначили контр-адмирала В.И. Амосова. Спасательной экспедиции была крайне необходима связь со штабом флота, а ближайший от острова населенный пункт, имевший проводную телеграфную связь с Петербургом, находился на материке в г. Котке на расстоянии 25 миль (около 47 км). Прокладку дорогостоящего подводного телеграфного кабеля можно было осуществить только через три-четыре месяца. Оставлять судно в сложившейся ситуации было опасно, так как еще большее повреждение ему могли нанести весенние льды. Было решено спасать броненосец немедленно.

10 декабря 1899 года вице-адмирал И.М. Диков и и.о. главного инспектора минного дела контр-адмирал К.С. Остелецкий предложили использовать для обеспечения связи с Коткой «телеграф без проводов», для чего привлечь профессора А.С. Попова с его системой искровой беспроволочной телеграфии (до этого изобретателю удавалось устанавливать радиосвязь лишь на расстоянии не более 30 км). Управляющий министерством в тот же день наложил на доклад резолюцию: «Попробовать можно».

С.О. Макаров

На место работ срочно выехали А.С. Попов и П.Н. Рыбкин, капитан 2-го ранга Г.И. Залевский и лейтенант А.А. Реммерт. На борту ледокола «Ермак» П.Н. Рыбкин доставил на остров Гогланд радиоаппаратуру и мачту для антенны. Другая радиостанция была привезена и установлена под руководством А.С. Попова на острове Кутсала, недалеко от Котки. 24 января 1900 года радиосвязь между островами Гогланд и Кутсала была установлена. Первая же радиограмма, отправленная Поповым и принятая Рыбкиным, помогла спасти рыбаков, унесенных на оторвавшейся льдине в открытое море. Система искровой радиосвязи А.С. Попова бесперебойно работала в течение всей спасательной операции броненосца «Генерал-адмирал Апраксин». За три 3 месяца эксплуатации в 1900 г. было передано 440 радиограмм.

За эту работу А.А. Реммерту было объявлено монаршее благоволение.

Успех радио в спасательной операции сильно способствовал дальнейшему распространению нового средства связи. Уже 20 марта 1900 года был издан специальный приказ управляющего морским министерством вице-адмирала П.П. Тыртова, которым беспроволочный телеграф был принят российским флотом на вооружение боевых судов как основное средство связи. В апреле при Минном офицерском классе по решению командования открывается двухнедельный курс беспроволочной телеграфии для подготовки первых радиоспециалистов, который ведет А.С. Попов. На кораблях вопросами радиосвязи ведали, как правило, минные офицеры, на соединениях – флагманские минные офицеры, на берегу – главные минеры (минеры). В мае 1901 года в Кронштадте формируется первая в мире военная радиочасть – искровой военный телеграф. В сентябре того же года усилиями Морского ведомства в Кронштадте создается мастерская для «выделки и выверки приборов, употребляемых во флоте при телеграфировании без проводов» (из документа) – Радиотелеграфная мастерская Кронштадтского порта.

День 6 августа (н. ст.) 1900 года, когда командир Кронштадтской крепости вице-адмирал С.О. Макаров утвердил штат радиомастерской и состав ее оборудования, можно считать днем рождения отечественной радиопромышленности.

Заведующим мастерской назначается Е.Л. Коринфский, много сделавший для создания отечественной радиопромышленности. Первая радиостанция была выпущена мастерской в декабре 1901 г.

Пока Кронштадская мастерская набирает производственную мощность, морское министерство приобретает у фирмы «Дюкрете» 12 радиостанций в 1900 г. и 13 – в 1901 г. Первые станции устанавливаются на трех вновь построенных кораблях – эскадренных броненосцах «Полтава» и «Севастополь» и крейсере 1 ранга «Громобой», которые осенью 1900 г. направляются на Дальний Восток для усиления Тихоокеанской эскадры. На Черноморском флоте первые радиостанции устанавливают летом 1901 г. на пяти броненосцах Практической эскадры. Всего за 1901–1904 гг. на флот поступило около ста радиостанций системы А.С. Попова, из которых половина была изготовлена Кронштадской мастерской.

Английская фирма Маркони тоже пыталась наладить производство и сбыт радиоаппаратуры в России. Но первая попытка была неудачной: на основании заключения А.С. Попова, указавшего на отсутствие каких-либо элементов новизны в заявке Маркони, Министерство финансов отказало Маркони в регистрации его патента в России. Последующие попытки фирмы также не дали желаемых результатов.

Зато Акционерное общество русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске» инициировало подписание 21 мая 1904 года совместного пятилетнего договора по внедрению беспроводных технологий в России с фирмой «Телефункен» и изобретателем радиосвязи А.С. Поповым. После этого завод АО «Сименс и Гальске» приступил к серийному изготовлению радиостанций системы Попова.

Примечательно, что все мероприятия по внедрению на флоте принципиально нового вида связи осуществлялись по замыслу и при непосредственном участии А.С. Попова. Он – изобретатель и экспериментатор, конструктор и технолог. Он – изготовитель радиоаппаратуры, монтажник и оператор. Он – руководитель подготовки радиоспециалистов, разработчик организации радиосвязи и организационно-штатной структуры ее подразделений на русском военном флоте. Им создаются первые в мире передвижные радиостанции, что в дальнейшем позволило внедрить радиосвязь и в армии.

Характеризуя состояние радиосвязи в России в начале века, ставший уже генерал-лейтенантом флота А.А. Реммерт высказал такое мнение[17]:

«…почему оспаривается у нас пальма первенства этого изобретения? <…> Мы посмотрели на открытие вместе с изобретателем глазами теоретиков, а Маркони с англичанами – глазами практиков. У нас теория – все, у них она тонет в практическом житейском море. Еще не успело изгладиться впечатление [от] изобретения, как за радиотелеграфирование взялись заграничные практики, и нас забили скопом, потому что у нас наиболее практичным был один А.С. Попов».

Глава 2 После русско-японской войны

В годы Русско-японской войны (1904–1905) беспроволочный телеграф впервые в мире был использован в боевой обстановке. Сразу после вступления в должность командующего 1-й Тихоокеанской эскадрой: (24 февраля 1904 года) вице-адмиралом С.О. Макаровым были предприняты энергичные шаги по внедрению радиосвязи в управление флотом – уже к марту почти все корабли оснастили радиостанциями. При обороне Порт-Артура – крепости и главной базы нашего флота на Дальнем Востоке – потребовалось четкое взаимодействие морских и сухопутных сил, которое можно было организовать только с помощью надежной связи. Тогда же началось сооружение предложенной Макаровым цепи радиостанций на побережье Тихого океана.

В июне 1904 г. решением Военного совета группа офицеров Военно-электротехнической школы (во главе с капитаном Леонтьевым и штабс-капитаном Сокольцевым) модернизирует импортные радиостанции для их эксплуатации в полевых условиях, а на Петербургском вагоноремонтном заводе строится специальный тип обоза и уже в октябре принимается решение о создании двух радиотелеграфных рот – Восточно-Сибирских отдельных телеграфных рот.

Уже к 1904 году в среде военных специалистов возникли идеи о возможности ведения радиоэлектронной борьбы. Искровые радиопередатчики имели очень широкую полосу частот сигнала, а приемники не обладали избирательностью. Чтобы не вносить друг другу помехи, было решено работу радиостанций морского и военного ведомств разнести во времени (этот же принцип использовался и в послевоенные годы), но эта мера во многом лишала органы управления войсками и силами флота тех преимуществ, которые давала радиосвязь, перед проводным телеграфом и телефоном.

20 марта командующий Тихоокеанской эскадрой С.О. Макаров издает приказ № 27, заложивший основы радиоразведки, радиопеленгования, радиопротиводействия и радиомаскировки в русском флоте. Очень скоро, 2 апреля 1904 года, русские моряки впервые применили преднамеренные радиопомехи, которыми была полностью нарушена корректировка по радио артиллерийского огня по кораблям Тихоокеанской эскадры на внутреннем рейде Порт-Артура. Применение радиопомех быстро вошло в боевую практику Порт-Артурской эскадры, а радиоподавление наряду с разведкой стало вскоре основной формой использования корабельных радиостанций.

Все дела по радиотелеграфу на флоте привели к необходимости формирования самостоятельной Службы связи флота, и 13 мая 1904 г. капитан 2 ранга А.А. Реммерт был назначен первым заведующим делом беспроволочного телеграфирования в Морском ведомстве с прикомандированием в распоряжение Главного инспектора минного дела.

На Балтике «заведующим установкой беспроволочного телеграфа» остается Попов. Массовое вооружение средствами радиосвязи 2-й Тихоокеанской эскадры, готовившейся к переходу на Дальний Восток, вылилось в проведение настоящей операции, беспрецедентной по масштабам и срокам выполнения и для своего времени представлявшей весьма сложную организационно-техническую задачу.

В ходе ее решения Россия не смогла удержать заявленную ею производственную и технологическую «планку», и в результате лидирующие позиции на рынке радиопродукции для русской армии и флота заняли иностранные фирмы. Летом 24 корабля эскадры того же года оснащаются первыми станциям системы «Телефункен». Всего на эскадре было сосредоточено около 40 радиостанций[18]. Для их обслуживания на броненосцах и крейсерах ввели специальные штаты из одного минного квартирмейстера и двух минеров, а на миноносцах – по два минера. Общая ответственность за обеспечение радиосвязи возлагалась на корабельных минных офицеров.

Для обеспечения дальней связи с кораблями 2-й Тихоокеанской эскадры во Владивостоке была построена береговая радиостанция с расчетной дальностью действия до 1000 км. С ее помощью впервые удалось передать информацию боевого предназначения о появлении кораблей противника на крейсер «Громобой» Владивостокского отряда крейсеров, находившийся на удалении в 630 км. Такой же мощный ее корабельный вариант был смонтирован на вспомогательном крейсере «Урал», шедшем в составе 2-й Тихоокеанской эскадры.

Радиосвязь стала внедряться и в сухопутных войсках. В апреле 1905 года в Петербурге были сформированы 1-я и 2-я Восточно-Сибирские искровые (радиотелеграфные) роты, ставшие первыми полевыми радиочастями русской армии. Рота имела на вооружении восемь искровых радиостанций системы «Маркони». Первая такая рота во время боевых действий обеспечила радиосвязь штаба главнокомандующего со штабами всех трех маньчжурских армий.

Черту под итогами боевых действий на море в Русско-японской войне подвела трагедия Цусимы. Эскадра с ее кораблями, окрашенными в черный цвет, в режиме полного радиомолчания подошла к Цусимскому проливу в темное время суток и имела шанс пройти его незамеченной. Но рядом шло ярко освещенное, выкрашенное в белый цвет, госпитальное судно «Орел», которое и было обнаружено японским дозорным крейсером. Когда последний начал передавать сведения об обнаружении русских кораблей, была возможность подавить его передачу мощной радиостанцией вспомогательного крейсера «Урал», но приказа от командующего эскадрой, у которого вся организация радиосвязи была сведена к сохранению полного радиомолчания, не последовало[19].

Очень мало писалось о вкладе русского ученого Александра Степановича Попова в области радиологии. Именно он первым догадался, что место генерации Х-лучей – флюоресцирующее пятно на стекле круксовой трубки. В Кронштадтском Николаевском морском госпитале, по инициативе врача В.И. Исаева, начал работать «рентгеновский» кабинет с первым в мире стационарным «рентгеновским» аппаратом, изобретенным и изготовленным А.С. Поповым[20]. Такие, сделанные руками Александра Степановича, аппараты устанавливают на восьми кораблях Русского военно-морского флота. В Приказе по Морскому ведомству в 1904 г. была утверждена табель снабжения судов, где значились и «приборы для получения лучей Рентгена».

Среди них был и крейсер «Аврора», на который перед уходом на Дальний восток из Николаевского госпиталя в Кронштадте были взяты две круксовы трубки, экран и штатив. 19 мая 1905 года после Цусимского сражения старший врач крейсера «Аврора» В.С. Кравченко попросил старшего минного офицера лейтенанта Старка установить имевшийся на судне рентгеновский аппарат на перевязочном пункте. 21 мая 1905 г. Кравченко записал в дневнике: «Идея применить аппарат Рентгена оказалась весьма удачной и своевременной… успех превзошел все ожидания… Я улыбался, вспоминая голоса скептиков, уверявших, что применение рентгена на линейных судах невозможно… Раненые исследовались… стоя, сидя или лежа на операционном столе, без снимания повязок и одежды. Большую услугу оказали мне йодоформенные тампоны, заведенные в раны: они не просвечивали… и давали возможность ориентироваться по поводу соотношения раны, осколков, направления канала. Результаты были блестящи. Открыта была масса осколков, переломов – там, где их вовсе не ожидали. Мне это страшно облегчило работу, а раненых избавило от лишних страданий – мучительного отыскивания осколков зондом»[21]. Из 83 раненых, находившихся на борту, Кравченко исследовал 40, а затем, 22 мая в Маниле производил рентгеноскопию пострадавшим, привезенным с крейсеров «Олег» и «Жемчуг». Эти достижения не прошли незамеченными, и началось внедрение рентгеновских методов исследования организма в более широкую практику, в том числе и в армии. Но поставки рентгеновских аппаратов в Россию по-прежнему осуществляли немецкие компании Siemens и Halske.

Русско-японская война с полной ясностью показала значение новых технических средств, включая связь, на поле боя и потребовала от производства и науки адекватных технических решений.

С помощью радиосигналов стали изыскивать способы управлять на расстоянии различными устройствами. Весной 1898 г. в Америке Никола Тесла, продемонстрировал действующую радиоуправляемую телемеханическую модель судна.

В России примерно в то же самое время подобные эксперименты были выполнены профессором Н.Д. Пильчиковым[22]. Вот отрывки из его переписки с военным министром России: «На моей публичной лекции 25 марта прошлого года (1898 г.), сведения о которой содержатся в прилагаемом при этом № 425 «Одесского обозрения», мною были с помощью электронных волн, шедших сквозь стены зала, в которых стояли приборы, выполнены, между прочим, следующие опыты: зажжены огни модели маяка; вызван выстрел из небольшой пушки; взорвана мина в искусственном бассейне, устроенном в зале, причем затонула маленькая яхта; приведена в движение модель железнодорожного семафора».

Важно, на что в этой переписке Пильчиков обращал внимание министра:

«… В то время как Попов и Маркони стремились достичь возможно большей дистанции, я после довольно продолжительных теоретических и опытных изысканий остановился на той мысли, что прибор, воспринимающий действие электрических волн, должен быть непременно снабжен особым протектором, который, профильтровывая доходящие до него электрические волны, давал бы доступ к действующему механизму лишь тем волнам, которые посланы нами».

Как всегда в таких случаях, вокруг этого дела стало собираться много проходимцев. Особенную приманку составляли приборы для управления самодвижущимися минами и уничтожения поставленных минных заграждений. Во время войны с Японией предложениям с баснословными ценами от разных предпринимателей не было конца.

«Каждый по присущему ему характеру, кто шепотом, кто авторитетно, стремился навязать нечто, изобретенное на свойствах радиотелеграфа, запрашивая с прелюбезной улыбкой такие цены, какие никакому аферисту не снились. Воистину, это были радиоаферисты.

Сколько пришлось пережить весьма понятных треволнений и потратить упорного труда, чтобы уберечь наши русские денежки от их цепких рук. О национальном самолюбии не могло быть и речи: эти господа не признавали его в русских и неприятно удивлялись, наталкиваясь на препятствия, что в России могут что-либо знать дельно, а не только что книжно».

Активно рекламировались радиоустановки, способные эффективно работать в условиях естественных и искусственных помех радиоприему, обеспечивавших скрытность действия и др. Предлагались также патенты на управляемые по радио мины.

Свои предложения дельцы ухитрялись доводить до самого высокого уровня. Так, американец Ф. Гарднер обратился осенью 1910 года к Николаю II, когда тот находился за границей, с просьбой о предоставлении ему концессии на эксплуатацию в России изобретения Н. Тесла по передаче электрической энергии на расстояние. Проситель обещал провести опыты, во время которых предполагал перебросить без помощи проводов электрическую энергию мощностью 5 лошадиных сил на расстояние не менее 10 км, чем доказать: «…что упомянутое изобретение не только может быть использовано в больших масштабах, но и будет иметь огромное значение для промышленности».

Резолюция царя была положительной: «Признавая желательным применить это изобретение в России ранее его распространения в других странах, предлагаю Совету министров обсудить доверительно предложения Гарднера и о приемлемости этого проекта мне доложить». В соответствии с указанием императора правительством были задействованы несколько министерств, Междуведомственное радиотелеграфное совещание, видные ученые, а на поверку оказалась полная несостоятельность предложенного технического решения.

Война показала огромную зависимость государственной обороны от промышленности. Заведующий химической лабораторией Николаевской инженерной академии и училища уже в ее ходе, 29 января 1905 г., направил записку на имя генерал-инспектора по инженерной части великого князя Петра Николаевича, в которой, в частности, говорилось: «В какое <затруднительное положение > может быть поставлено дело государственной обороны в том случае, когда вследствие войны с западноевропейскими государствами наша западная граница и Балтийское море будут закрыты для доставки весьма большого числа материалов, предметов, механизмов и проч., которые в настоящее время провозятся через западную границу и по Балтийскому морю для потребностей обороны».

Эта записка также не прошла мимо, и для рассмотрения вопроса о зависимости государственной обороны от русской промышленности по высочайшему повелению от 4 мая 1905 г. была образована Комиссия из представителей артиллерийского, инженерного, интендантского и военно-медицинского главных управлений, а также Министерства финансов. Председателем комиссии был назначен генерал-лейтенант Костырко. В Журнале Комиссии от 22 июня 1905 года были, в том числе, отмечены:

«<…> 8. Телефонные, телеграфные и электроосветительные аппараты, электрические кабели и проводники, всевозможные электрические приборы, а также кабели и тросы для мин инженерного ведомства.

Все эти предметы почти всецело выписываются из-за границы, так как в России нет фабрик, изготовляющих эти приборы из русских материалов, а имеются лишь заведения, занимающиеся сборкою различных аппаратов из отдельных частей, изготовленных за границею. Ввиду большей и постоянно возрастающей потребности военного ведомства в этих приборах и материалах, а также ввиду необходимости их для развивающейся промышленности и общественной жизни было бы необходимо установить в России изготовление всех вообще электрических приборов, электроосветительных аппаратов, проводников, кабелей и тросов, устроив для этого казенный завод или поощряя частную промышленность. Вследствие этого и принимая во внимание огромную потребность в электрических приборах частной промышленности и жизни, следовало бы просить Министерство финансов выяснить, не представляется ли возможным заинтересовать частную промышленность в постройке заводов, настолько обширных, чтобы они могли приготовлять из русских материалов все поименованные предметы, как для государственной обороны, так и для других потребностей.

9. Оптические приборы для артиллерийских целей (бинокли, зрительные трубы, панорамные прицелы и пр.) и точные мерительные инструменты.

Все эти изделия также выписываются из-за границы, и лишь в последнее время артиллерийское ведомство сделало попытку установить в России изготовление оптических инструментов, предоставив заказ, по повышенной цене, на изготовление призменных биноклей варшавской фирме «Фос». Ввиду весьма важного для государственной обороны значения, которое имеет своевременное снабжение войск достаточным количеством хороших биноклей, зрительных труб и оптических прицелов к артиллерийским орудиям, было бы крайне желательно поставить дело изготовления оптических инструментов в России на твердую почву. Вследствие этого Главному артиллерийскому управлению необходимо, кроме фирмы «Фос», заинтересовать какую-либо солидную фирму».

Из документа видно, что оборудование связи и радиосвязи наряду с оптикой уже попало в перечень необходимого для обороны страны. Однако скорость реализации собственных решений у тогдашнего правительства оставляла желать лучшего. Оснащение армии новыми техническими средствами находилось в ведении Главного инженерного управления.

В.А. Сухомлинов

Чтобы усилить его возможности, 27 октября 1908 г. Государственная Дума рекомендовала постройку Научно-технической лаборатории Военного ведомства (НТЛ ВВ).

Через два с лишним года, в ноябре 1910 г., военный министр В.А. Сухомлинов созвал особое совещание по разработке вопроса о ее организации. Спустя еще почти год – 27 октября 1911 г. – Совет Министров России, возглавляемый В.Н. Коковцевым, рассмотрел вопрос о строительстве Центральной НТЛ ВВ.

Председателем хозяйственно-строительной комиссии по ее постройке 7 декабря 1912 г. был назначен генерал-лейтенант профессор Г.А. Забудский, а еще восемь месяцев спустя, 13 августа 1913 г., Военный совет Военного министерства рассмотрел проекты штата и положения. В самом преддверии войны, 29 июля 1914 года, императором были утверждены, а 30 июня 1914 г. Военным советом Военного ведомства введены в действие с 1 июля 1914 года временные штат и положение о ЦНТЛ ВВ. Г.А. Забудский 3 августа 1914 г. был назначен начальником ЦНТЛ ВВ, и только 26 августа 1914 г. военный министр В.А. Сухомлинов подписал Приказ № 551 об открытии ЦНТЛ.

Во время войны с Японией число радиостанций росло довольно быстро: только в Санкт-Петербурге имелось 9 станций, в том числе в Военной электротехнической школе, на заводе «Сименс и Гальске», в Военном ведомстве в Ораниенбауме, в Минном офицерском классе в Кронштадте, Почтово-телеграфном ведомстве в Сестрорецке. По приводившимся выше причинам все они друг другу активно вносили помехи.

Для наведения хотя бы какого-то порядка в этом деле управляющий Морским министерством генерал-адъютант Ф.К. Авелан 28 июня 1905 года на основании предложения Морского технического комитета направил отношения в ряд министерств (Военное, Внутренних дел, Финансов, Иностранных дел, Торговли и промышленности) с программой действий по выработке и принятию первоочередных законодательных актов, регламентирующих вопросы эффективного функционирования системы радиосвязи страны. В документе отмечалось:

«Ввиду полного отсутствия точных указаний и каких бы то ни было правил, в законодательном порядке установленных относительно права частных лиц и учреждений иметь станции беспроволочного телеграфа, и отсутствия правительственного контроля над ними, станции эти взаимно мешают правильному действию одна другой, чем отчасти парализуется их назначение. Посему необходимо классифицировать станции, разграничить районы их действия, назначить каждой паре определенную длину волны, высоту мачт и мощность и выработать правила пользования такими станциями различными ведомствами и частными лицами на особых условиях в мирное и военное время и подчинить и контролю правительства.

Для выполнения подготовительной для законодательного утверждения работы полагал бы необходимым собрать междуведомственную комиссию».

В декабре 1905 – январе 1906 годов «для объединения деятельности станций беспроволочного телеграфа на Балтийском побережье» провела работу комиссия при штабе войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа под председательством начальника Петербургского военно-полицейского телеграфа полковника Петникова[23]. Решением комиссии, утвержденным главнокомандующим войсками Санкт-Петербургского военного округа, начальник I саперной бригады генерал-лейтенант Н.Э. Прескотт назначался начальником искрового телеграфа округа. На него возлагалось: согласование деятельности существующих и сооружаемых в регионе радиостанций, разработка различного рода инструкций и руководящих указаний, определение перспектив развития сети радиостанций в регионе, мест их установки, желательной системы радиоаппаратуры, мощности радиопередатчика и ответственного за постройку установок ведомства. Начальник искрового телеграфа округа не вмешивался в вопросы внутреннего порядка на станциях других ведомств.

Главный морской штаб (ГМШ), ознакомившись с документом, в основном его поддержал, но отметил, что эти предложения могут быть проведены в жизнь при согласии морского министра. Для этого функции начальника искрового телеграфа округа должны быть поручены не одному лицу, а коллегиальному органу в виде постоянного комитета с делегированием в него от каждого ведомства равного числа представителей. Статус самого комитета под председательством того же генерал-лейтенанта Н.Э. Прескотта предлагалось поднять, чтобы все его постановления для управления радиосвязью, касающиеся организационной стороны деятельности радиостанций в общегосударственном масштабе, считались обязательными для всех ведомств.

И еще два важных предложения Морского министерства о задачах предполагаемого комитета заслуживают самой высокой оценки. Отмечая, что сложившийся порядок приобретения радиостанций по импорту совершенно нежелателен для интересов обороны государства, и отсутствие в стране отечественных радиотехнических предприятий, с одной стороны, а также обременительность для отдельно взятых министерств развивать свою научно-производственную базу, с другой стороны, Главный морской штаб предложил усилиями комитета сконцентрировать силы и средства по развитию радиотехнической отрасли государства в одних руках.

Комиссией под руководством генерал-лейтенанта Н.Э. Прескотта была составлена Объяснительная записка к проекту «Положения о постоянном комитете искрового телеграфа», основные фрагменты которой приводятся в соответствии с оригиналом документа[24].

«… Изобретение конца XIX века – беспроволочный телеграф – дал человечеству могущественное оружие для быстрых и не знающих препятствий сношений. Минувшая [Русско-японская] война оправдала его значение, застав нас совершенно не подготовленными для пользования им; несмотря на то, что это изобретение впервые появилось в России, мы вынуждены были покупать его у иностранцев, заплатив им за это в общей сложности 4 млн. рублей.

С развитием сети искровых станций в России тотчас сказалась необходимость в урегулировании их деятельности в пределах империи и прав на пользование ими частными лицами. Эта необходимость была почти одновременно осознанна главнейшими потребителями этих станций – Морским и Военным ведомствами. По инициативе первого была учреждена междуведомственная комиссия для выработки общих правил пользования искровым телеграфом в Российской империи для подготовки материала к проектированию закона об искровых станциях. <…> В обеих комиссиях возникла одинаковая мысль о необходимости одного общего для всех министерств центрального учреждения, ведавшего бы их планомерным развитием в целях государственной обороны и объединявшего бы их деятельность в военное и мирное время.

Также одновременно возник вопрос о том, поскольку является правомерным с точки зрения государственных интересов вообще, способ приобретения искровых аппаратов за границей и полнейшее отсутствие разработки этой специфической и сложной отрасли знания в России. Последнее объясняется невозможностью осуществить производство этих приборов и оплачивать дорогостоящие изыскания в области искрового телеграфирования средствами одного из министерств и необязательностью или отсутствием соглашения между министерствами, пользующимися аппаратами одной и той же системы.

Так, например, Морское министерство имело мастерскую для выделки аппаратов искрового телеграфа, но у него не хватило средств на ее расширение и мастерская не успела выработать приборы даже на одни военные суда. Относительно же опытов в широком масштабе нельзя было и думать. Стоимость аппаратов же была при ограниченной их выделке в 3500 рублей.

Последнее обстоятельство навело на мысль членов комиссии, что искровая телеграфия, как совершенно новая специальность, не получившая еще прав гражданства законодательным порядком, нуждается в скорейшем осуществлении этого акта и в назначении хозяина, который заботился бы о ней с точки зрения государственных интересов и ее правильного развития.

Признавая за искровым телеграфом важное значение, как средства государственной обороны, и принимая во внимание, что наибольшее число станций принадлежит Морскому и Военному ведомствам и что частные интересы должны уступить требованиям государственной обороны, является необходимым во главе проектируемого учреждения поставить начальника от Военного или Морского ведомств и для объединения функций нового учреждения назначить в него равноправных и уполномоченных представителей от всех министерств, заинтересованных и применении искрового телеграфа в Российской империи.

Для возможно беспристрастного руководства искровой специальностью новое учреждение желательно подчинить Совету государственной обороны, в руках которого явится специальный исполнительный орган для тех средств сношения, которые не знают препятствий ни в пространстве, ни в направлении, и которыми же неприятель может нарушить все предначертания обороны отечества. Создание такого учреждения даст также возможность способствовать правильному развитию в России этой важной отрасли знаний, установить производство искровых аппаратов у себя дома и тем самым сохранить те большие деньги, которые теперь уходят из России и должны еще увеличиваться в будущем.

На основании изложенного в этой записке составлен проект Положения о постоянном комитете искрового телеграфа, в котором предусмотрено развитие его и в случае возможности устройства мастерской для выделки аппаратов по искровой телеграфии, лаборатории и школы для обучения высших и средних техников, то есть личного состава, от которого непосредственно зависит успех искровой телеграфии и ее дальнейшее развитие. Вместе с сим обращено особенное внимание на то, чтобы нарождение такого учреждения не только не ложилось бременем на ослабленный бюджет государства, но чтобы постепенный рост этого учреждения развивался правильно, сообразуясь с потребителями искрового телеграфа, оставаясь, однако, с момента своего возникновения на страже государственных интересов.

Препровожденные из Главного морского штаба в междуведомственное совещание под руководством генерал-майора А.А. Ковальского проект Положения о постоянном комитете искрового телеграфа и Объяснительная записка к нему были рассмотрены на четвертом заседании совещания 5 мая 1906 года. Однако представителями гражданских ведомств предложение об образовании Постоянного комитета искрового телеграфа поддержано не было.

Тем не менее предложения по развитию радиосвязи в России продолжали следовать. Например, уже 16 октября 1906 года неутомимый капитан 2 ранга А.А. Реммерт в докладной записке на имя российского посла в Берлине графа М.Д. Остен-Сакена сообщал, что:

«… большое народонаселение Российского государства до сих пор терпит от недостатка в средствах сношения и отсутствия непрерываемой внешними силами связи метрополии с отдельными округами государства».

В условиях, когда: «…территориальная протяженность побуждает правительство затрачивать большие средства, по сравнению с западными государствами, для преодоления громадных расстояний», – А.А. Реммерт предлагал использовать для этих целей разветвленную сеть радиостанций, являющихся «единственным средством непрерывных сношений, не ограниченных расстояниями», подчеркивая, что радиотелеграф «имеет особенное для России значение и роль его в будущем для нее велика».

Копия записки А.А. Реммерта была направлена Министерством иностранных дел председателю Совета министров – министру внутренних дел П.А. Столыпину. При этом, по мнению Н.Д. Остен-Сакена, «при существующей тенденции обращаться к забастовкам, как к средству борьбы с правительством, подобное сооружение беспроволочного телеграфа в Санкт-Петербурге, а со временем и в прочих главных городах России, служило бы, вероятно, немалым подспорьем правительству в деле борьбы за порядок и благосостояние государства». Однако и в этот раз, ссылаясь на отсутствие необходимых для реализации проекта ассигнований, П.А. Столыпин не признал его «подлежащим безотлагательному осуществлению».

Министерство внутренних дел, в состав которого входило Главное управление почт и телеграфа, тоже представило в Совет министров свой проект Положения о радиотелеграфных станциях. Совет министров, рассмотрел представление МВД об утверждении 13 декабря 1907 года, однако признал необходимым просить министра внутренних дел исключить из проекта Положения статьи, касающиеся частных радиотелеграфных станций, для всестороннего изучения этого нового дела с учетом революционных событий 1905–1907 годов. Предлагалось также ужесточить порядок проведения опытов по радиотелеграфу учеными обществами и учебными заведениями. В общем, появление в стране частных радиотелеграфных установок лишало полицейские органы возможности вести эффективный контроль за характером и содержанием передаваемых и принимаемых сообщений.

Это решение правительства от 13 декабря 1907 года, ограничивавшее распространение нового способа общения между людьми с помощью радиотелеграфа, сыграло весьма негативную роль в развитии радиотехнической отрасли страны, во многом замедлив внедрение ее во все сферы жизни государства и существенно снизив значимость радио в модернизации России.

После гибели большей части русского флота в Русско-японской войне началось его восстановление. До 1906 года научные разработки искровых радиостанций в основном велись в Кронштадте в Минном офицерском классе под руководством А.С. Попова, а их изготовление производилось в радиомастерской Кронштадтского морского порта.

Для новых кораблей требовалось все больше радиостанций, отечественных радиотехнических мощностей по-прежнему практически не было, и правительство, так ничего и не сделав для развития радиотехнической промышленности, вновь привлекало иностранные компании. Завод «Сименс и Гальске» в 1906 году изготовил 30 радиотелеграфных станций для миноносцев, а также установил аппаратуру на ряде строящихся кораблей, в том числе ледоколах Главного гидрографического управления «Таймыр» и «Вайгач». Радиоаппаратура завода была также смонтирована на строившихся в те годы боевых кораблях российского флота: линкорах «Андрей Первозванный», «Император Павел I» и крейсерах «Адмирал Макаров», «Баян», «Паллада». Для нужд армейской радиосвязи в русской армии компанией была выпущена типовая военно-полевая радиостанция образца 1910 года с дальностью связи до 250 км. Детекторный приемник К-II, входивший в состав радиостанции, позднее послужил основой для первой в России гражданской сети приемных станций серии «Всем-всем-всем». В канун Первой мировой войны компания наладила выпуск легких переносных ранцевых радиостанций. В 1915 году началось производство автомобильных полевых искровых радиостанций. Тогда же организован выпуск аэропланных радиостанций и осуществлены поставки приемной аппаратуры для Царскосельской и Тверской радиостанций.

Как уже отмечалось, особенностью аппаратуры первых лет существования радиосвязи являлось то, что передатчики типа вибратора Герца и передатчики, работавшие непосредственно на сеть (антенну) с включенным в ее разрыв искровым промежутком, не имели перестройки по частоте. Они излучали широкий спектр частот, и поэтому их работа могла легко прослушиваться приемниками, также не имевшими настройки. Стремление использовать явление резонанса (что способствовало увеличению колебательной мощности передатчика и повышению избирательности приемника) привело к созданию передатчиков по «сложной» схеме, в которых искровой разрядник был вынесен в отдельный контур. В приемниках подобная же схема осуществлялась в виде двух связанных настраивавшихся контуров, из которых один входил в цепь антенны. Этот принцип, предложенный немецким физиком Брауном (1900), впервые был использован в отечественной радиоаппаратуре, изготовляемой Кронштадтской мастерской в 1901 г. По этой же схеме выполнялись и станции, производимые для России в 1901–1904 гг. во Франции и в Германии.

Существенным недостатком передатчиков «сложной» схемы была их двуволнистость, возникавшая вследствие наличия сильной связи между разрядным и антенным контурами. Распределение мощности между колебаниями, совершавшимися на двух частотах, энергетически было невыгодно, так как для связи с определенным корреспондентом использовалась только одна из волн. Но затухание колебаний, возбужденных таким передатчиком, было меньше, чем в передатчиках с искровым промежутком в антенне, что обеспечивало лучшее использование явлений резонанса.

Для устранения двуволновости немецкий физик М. Вин предложил в 1906 г. пользоваться искровым разрядником, выполненным в виде последовательного ряда малых (d = 0,2 мм) зазоров, образованных медными дисками, между которыми при достижении определенного значения питающего напряжения возникала быстро гаснувшая искра. Контур возбуждения в этом случае действовал кратковременно («ударно»), в то время как колебания, возникавшие в связанном с ним антенном контуре, продолжались значительно дольше и затухали значительно медленнее. Станции такого типа, как правило, питались через высоковольтный трансформатор от машин повышенной частоты f = 1000 Гц) и при приеме их работы на слух в телефоне слышался тон, обычно соответствовавший удвоенной частоте питающего передатчик агрегата.

Многократные дисковые разрядники довольно быстро распространились в искровых радиостанциях. Ряд конструктивных усовершенствований в них был сделан немецкой фирмой «Телефункен», и дисковый разрядник типа «Телефункен» нашел широкое применение в искровых радиостанциях многих стран.

После 1910 года завод «Сименс и Гальске» освоил выпуск передатчиков с разрядниками Вина и в 1910–1912 гг. установил их в ряде населенных пунктов Дальнего Востока. За 10 лет, с 1903 по 1913 год, акционерным обществом «Сименс и Гальске» изготовлено и установлено в России 325 радиостанций, из них 178 – судовых, 59 – береговых для флота и гражданского ведомства и 88 – для армии. Компания вошла в число ведущих радиотехнических фирм мира, а петербургский завод на 6-й линии с 1911 года стал специализироваться на изготовлении электрических аппаратов слабого тока.

С 1906 по 1914 гг. по стратегическому плану Морского Генерального штаба в широким фронтом строится сеть береговых радиостанций на Балтийском и Черном морях для связи между собой и кораблями в море. Мощные по тем временам станции воздвигаются в Кронштадте, Ревеле, Гельсингфорсе, Севастополе. Организуется наблюдение за морем, информация передается по радиосети вышестоящим штабам.

Следующий шаг в развитии разрядников состоял в том, что между неподвижными электродами вращался диск с зубцами или стержнями, и разряд происходил в моменты сближения зубцов и электродов. Этот тип разрядника был предложен Н. Тесла еще в 1896 году. К разработке искровых радиостанций с вращающимся разрядником в 1907 г. приступила фирма «Маркони». Как многократные, так и в особенности вращающиеся разрядники, позволили значительно увеличить число разрядов в единицу времени.

Появление в Германии искровых передатчиков ударного возбуждения, получивших в России название «звучащих» за музыкальный тон радиосигнала, ознаменовало новый этап в развитии радиотехники. Резко повышалась дальность действия и помехоустойчивость аппаратуры. А.А. Реммерт, который в 1909 г. «за ревностную и высокополезную службу, в особенности за постановку во флоте радиотелеграфного дела» был удостоен звания капитана 1 ранга, немедленно едет в Германию и знакомится с новшеством. С 1909 г. такие станции стали использоваться и у нас, и с 1910 г. российский флот принимает «звучащие» радиостанции на вооружение.

Сначала они производились по русским заказам фирмой «Телефункен», позднее Радиотелеграфным депо морского ведомства, а еще позже на заводе Русского общества беспроволочных телеграфов и телефонов, который фактически являлся филиалом фирмы «Маркони» в нашей стране.

Моряки категорично выступали против иностранной зависимости, ориентируясь на русскую промышленность. Радиоспециалисты, служившие в русском военно-морском флоте, при поддержке своего министра решили создать свой радиотелеграфный завод с радиолабораторией при нем, где можно было бы разрабатывать и изготовлять радиостанции отечественной конструкции. Морской министр (с 18 марта 1911 г.) Иван Константинович Григорович в своих воспоминаниях, написанных на основе дневников, писал:

«Как мне ни хочется, чтобы все было построено в России, тем не менее много предметов, и даже крупных, придется заказывать за границей. Мы сильно отстали в технической промышленности, а если что-то и делаем, то производство стоит так дорого, что фирмы, взявшие заказ на что-нибудь цельное, много предметов (составных частей) заказывают за границею, а наше Министерство торговли и промышленности нисколько не старается поддержать наши специальные заводы. Как на характерный пример, укажу на Электротехнический завод Вольта (в Ревеле), который был создан нашими трудами по инициативе Минного отдела Морского технического комитета (кажется, Ковальского), остальные подобные заводы были лишь отделениями иностранных, в особенности Всеобщая компания электричества. И вот, когда по предложению представителя завода Вольта ему делалось преимущество в Совете Министров, министр торговли и промышленности С.И. Тимашев нападал на Морское ведомство, почему преимущество дают одному заводу и отказывают другому – такому крупному предприятию, как Всеобщая компания электричества, и обыкновенно с трудом приходилось доказывать, что многие предметы нежелательно давать для производства иностранным контр-агентам, как секретные и предложенные русскими техниками и т. п. Я всегда возмущаюсь, что в указанном Министерстве не поддерживают нашу промышленность, а только заграничные фирмы, безразлично какой национальности. К сожалению, и у нас в Министерстве есть сторонники иностранных фирм, но так было раньше, постараюсь это изменить»[25].

И.К. Григорович

Удивительно, но спустя сто с лишком лет в современной России вопросы взаимодействия с иностранными фирмами все те же.

Но усилия энтузиастов отечественной радиопромышленности не пропали даром. Радиомастерская, организованная в Кронштадте еще в 1900 году А.С. Поповым, в 1910 году была переведена в Петербург. 24 ноября 1911 г. главный российский радиотехник А.А. Реммерт становится исполняющим дела Начальника минного отдела Главного управления кораблестроения (ГУКа), и его усилиями мастерская постепенно преобразуется в достаточно мощное казенное предприятие – Радиотеграфное депо морского ведомства для выпуска современных радиостанций. В январе 1913 г. состоялось освящение нового завода, и во вступительной речи А.А. Реммерт отметил: «После сделанного Александром Степановичем Поповым открытия практического применения теоретических работ Максвелла и Герца наш славный и глубоко симпатичный учитель начал хлопотать об устройстве мастерской для выделки радиотелеграфных приборов…»[26].

Одним из заметных отечественных связных устройств беспроводной телеграфии стала искровая радиостанция, разработанная в 1911 году лейтенантом И.И. Ренгартеном (1883–1920) – преподавателем Учебно-минного отряда Балтийского флота. В серийном изготовлении, которое началось с 1912 г., подобные станции стали называть «звучащие радиостанции типа учебно-минного отряда» (УМО). В справке от 26 мая 1911 года, подготовленной А.А. Реммертом, о работе радиотелеграфирования в русском флоте за 1904–1911 гг. говорилось, что радиостанции типа УМО имеют дальность телеграфирования до 40 миль, а на Черном море при чистой воде прием на телефонный приемник составляет до 300 миль. Ночью эти радиостанции позволяли осуществлять связь кораблей в Севастополе даже с судами Балтийского флота в Финском заливе. Стоили радиостанции 35 000 рублей. Радиотелеграфное депо в короткий срок осваивает новую технику и начинает поставлять ее на флот, почти ежегодно модернизируя эту аппаратуру, присваивая ей новые индексы. В России в период 1912–1914 годов Радиотелеграфным депо Морского ведомства русскими инженерами А.А. Реммертом, И.И. Ренгартеном, Л.П. Муравьевым, Н.Н. Циклинским, В.И. Волынкиным, М.В. Шулейкиным и др.[27] была выполнена большая работа по исследованию многократных разрядников, разрабатывались и дисковые разрядники.

И.И. Ренгартен

В 1915 году депо было преобразовано в Радиотелеграфный завод Морского ведомства. Здесь была создана первая в России научно-исследовательская промышленная лаборатория, к работе которой был привлечен В.П. Вологдина для разработки и производства высокочастотных генераторов его конструкции.

Так появился первый действительно русский радиозавод, сыгравший большую роль в области развития радио, в вооружении боевых кораблей русского военно-морского флота отечественными радиотелефонными станциями современной конструкции. Флот постепенно возвращался к аппаратуре отечественного производства.

Молодой инженер И.Г. Фрейман после окончания института в 1913 году стал работать в Междуведомственном радиотехническом комитете, который занимался вопросами регламентации работы радиостанций, экспертизой проектов таких станций, исследованиями в области распространения радиоволн и разработкой терминологии в новой тогда области науки и техники – радиосвязи. Через два года И.Г. Фрейман становится сотрудником Минного отдела ГУК (Главного управления кораблестроения), где занимается проектированием мощной радиотелеграфной станции для Владивостока, а с 1915 по 1917 год он – уже помощник профессора Н.А. Скрицкого, главного строителя мощных радиостанций на Дальнем Востоке.

В дореволюционной России в области радиотехники, имелись крупные ученые. Такие имена, как Рожанский, Мандельштам, Папалекси, Лебединский, Петровский, Розинг имели мировое значение, и почти все крупные заграничные руководства и журналы по радиотехнике упоминают об их достижениях. Неплохими по тому времени были и некоторые заводы. Завод «Дюфлон и Константинович» (ныне завод «Электрик»), изготовливал для электропитания радиостанций машины повышенной частоты отечественной конструкции (Вологдин, Вербицкий). Были заводы, работавшие в тесном контакте с иностранными фирмами. Это «Русское общество беспроводных телеграфов» – «РОБТиТ», копировавшее английскую аппаратуру, а также завод Сименса (ныне завод им. Козицкого), который в то время собирал радиоаппаратуру из деталей, привозимых из-за границы. Первый завод обслуживал главным образом флот, третий и четвертый – армию, завод Константиновича – все ведомства.

Отсутствие, с одной стороны, широких рынков сбыта, с другой – крупных капиталов и высокого общего уровня развития техники приводило к тому, что целый ряд машин и аппаратов специального назначения в России не производились. Результатом этого стало то, что электротехническая промышленность в целом и ее слаботочный сегмент в частности представляли собой небольшое количество крупных предприятий с оборудованием мирового уровня, предназначенных частично для массового, частично для универсального производства, но со сравнительно слабой техническо-конструкторской организацией.

Искровые радиопередатчики широко применялись во многих передающих радиостанциях и совершенствовались до 1916 года. Однако они обладали серьезными недостатками: большие взаимные помехи; трудности изоляции антенны при больших мощностях радиопередатчиков[28]; невозможность непосредственной передачи речи. Началось их постепенное вытеснение радиопередатчиками незатухающих радиоколебаний. В доламповый период радиотехники были известны два метода таких передатчиков: дуговой (Паульсен, 1902 г.) и машинный (Фессенден, 1906 г.).

Дуговые генераторы системы Паульсена, усовершенствованные в дальнейшем П. Педерсеном (Дания), позволяли получать достаточно устойчивые для того времени незатухающие колебания на частотах до нескольких сотен килогерц и нашли широкое применение на многих радиостанциях различных стран для радиотелеграфирования и отчасти для радиотелефонирования вплоть до начала 20-х годов. Мощность генераторов составляла от единиц до тысячи и более киловатт. В 1909 году французские инженеры В. Колен и М. Жанс разработали передатчик, предназначенный для радиотелефонирования на кораблях военного флота Франции[29], в котором в общей камере горения размещались три последовательно соединенных дуговых промежутка. С подобным генератором мощностью около 2,5 кВт на волне 1000 м в 1914 году удалось осуществить радиотелефонную связь на расстоянии 200 км.

В России попытки практического использования незатухающих колебаний, создаваемых дуговым методом, впервые были сделаны киевским инженером С.М. Айзенштейном. После трех курсов Киевского университета он продолжил занятия в Берлинском университете и завершил образование в 1905 году в Шарлоттенбургском политехническом институте. Еще в период учебы 1904 г. С.М. Айзенштейн получил свой первый патент на систему одновременного телеграфирования и телефонирования без проводов. В 1905 г. в Киеве на средства своего отца – состоятельного купца М.Л. Айзенштейна – С.М. Айзенштейн организовал частную экспериментальную лабораторию.

На деятельность молодого инженера обратил внимание генерал В.А. Сухомлинов, бывший в те годы киевским генерал-губернатором. При его содействии в 1906–1908 годах Айзенштейном были построены две самые мощные в России радиостанции в Киеве и Жмеринке и показана возможность беспроволочной радиосвязи на расстоянии 215 верст. Через некоторое время Военное ведомство купило эти станции за 70 000 рублей, и, решив расширить производство отечественной радиоаппаратуры, предложило С.М. Айзенштейну закрыть свою киевскую лабораторию, а оборудование перевезти в Петербург. В январе 1908 года было подано прошение об утверждении устава «Общества беспроволочных телеграфов и телефонов системы С.М. Айзенштейна», а 3 октября 1908 года: «Государь император устав сей рассматривать и утвердить соизволил на яхте «Штандарт».

Необходимые для функционирования общества капитальные вложения внесли основные акционеры: крупный русский капиталист Ю.М. Тищенко (200 000 рублей), промышленник и финансист, председатель правления товарищества «Гукасов и К» – П.О. Гукасов (493 000 рублей) и сам С.М. Айзенштейн (480 000 рублей, при участии в деле его отца). Правление Общества обосновалось на Б. Конюшенной ул., д. 15, а мастерские разместились в наемных помещениях на Васильевском острове. Число рабочих и служащих было вначале всего 30 человек.

11 сентября 1908 года Ю.М. Тищенко и С.М. Айзенштейн направили министру внутренних дел конкретные предложения по созданию сети правительственных радиостанций:

«Не найдете ли Вы желательным, – отмечалось в докладной записке просителей, – в государственных целях установку 18 станций беспроволочного телеграфа выработанного нами типа, обнимающих большую часть территории России».

Проектом предусматривалось строительство радиостанций в Санкт-Петербурге, Гельсингфорсе (Хельсинки), Ревеле (Таллинне), Риге, Вильно (Вильнюсе), Варшаве, Киеве, Одессе, Севастополе, Тифлисе (Тбилиси), Баку, Ташкенте, Москве, Казани, Перми, Иркутске, Хабаровске и Владивостоке.

Представлялось, что сама идея разработки плана общегосударственной сети радиостанций, результатом выполнения которого «разрешалась одна из задач первостепенной государственной важности – немедленных и беспрепятственных сношений центральной власти с окраинами», должна была обратить самое пристальное внимание со стороны Министерства внутренних дел. Но этого не произошло.

В ответе С.М. Айзенштейну от 29 сентября 1908 года ГУПиТ сообщило, что «решение возбужденного вопроса о строительстве 18 станций беспроволочного телеграфа отложено до указаний практики».

С.М. Айзенштейн

Применение радиосвязи в почтово-телеграфном ведомстве, в коммерческом флоте и на железной дороге по ряду причин значительно отставало от военного и морского ведомств. Все же с 1909 года Почтовое ведомство начало строительство гражданских искровых радиостанций, как в городах центральной России, так и береговых, предназначавшихся для связи с кораблями. На долю РОБТиТ выпало строительство радиостанций на побережье Северного Ледовитого океана. Для выполнения правительственного заказа на 600 000 рублей потребовалось срочное увеличение производственных мощностей и строительства собственного здания завода.

РОБТиТ разрабатывало и производило стационарные и передвижные связные радиостанции мощностью 10 и 25 кВт и другую радиоаппаратуру различного назначения. В 1910 году была создана полевая радиостанция, разместившаяся на четырех двуколках и обеспечивавшая связь на расстоянии 150 верст. Время развертывания станции – 30 мин. Аналогичная аппаратура компании Маркони умещалась на 14 двуколках.

С 19 декабря 1909 года завод РОБТиТ функционировал уже в новом здании, на Аптекарском острове, Лопухинской улице, дом 14а. Это шестиэтажное (с учетом подвала) здание стало первым в России, специально спроектированным и построенным для радиозавода, техническое оснащение и производственные возможности которого не уступали уровню аналогичных европейских предприятий. Почти сразу же на заводе была организована лаборатория, занимавшаяся исследованиями и разработкой новых аппаратных средств и радиокомпонентов и, что особенно важно, испытаниями готовой продукции. При заводе работало конструкторское бюро и испытательная лаборатория, где трудилось более двух десятков талантливых ученых и инженеров. Их усилиями были созданы первые в России радиолампы («катодные реле» Н.Д. Папалекси, 1914 г.), ламповые усилители и гетеродины для передачи и приема незатухающих колебаний (1914–1917 гг.), проведены успешные опыты по радиотелефонной связи и передаче радиосигналов подводным лодкам в погруженном состоянии (1914 г.).

В последующие годы расширение завода продолжилось. Вскоре продукция РОБТиТ начинает поступать на флот, успешно конкурируя с аппаратурой прославленных мировых фирм «Маркони» и «Телефункен». Но английская компания «Маркони», долгое время безуспешно пытавшаяся войти в русский рынок, в 1911 г. сумела стать акционером РОБТиТ. Начав с доли в 10 %, к 1914 году она сумела увеличить ее до 52 %. При этом гибкая модель сотрудничества с английской фирмой дала возможность РОБТиТ добиться конкурентных преимуществ на рынке радиопродукции (особенно военно-морской).

Крупным заказчиком радиоаппаратуры РОБТиТ стало Морское ведомство в лице Минного отдела ГУК. Еще в 1909 году это ведомство предприняло действенные меры по оснащению службы береговой связи радиосредствами, и теперь на ее береговых постах получили распространение подвижные радиостанции РОБТиТ мощностью 0,5 кВт, причем более мощные (2 кВт) использовались иногда в качестве стационарных. РОБТИТ, модернизируя корабельную и береговую аппаратуру, монтирует на передатчиках вращающиеся разрядники – собственное изобретение. К 1914 г. российский флот почти полностью оснащается «звучащими» радиостанциями нового типа.

В течение 1912–1913 гг. по заказу ГУПиТ все-таки были построены радиостанции в Исакогорке (район на юге Архангельска), у северо-восточного входа в Югорский Шар, на северном берегу о-ва Вайгач (остров на границе Баренцева и Карского морей) и в устье реки Маре. Радиостанции работали в диапазоне волн 600—2000 м; в их строительстве принимал участие И.Г. Фрейман.

Достижениям РОБТиТ способствовали выдающиеся инженерные и организаторские способности самого С.М. Айзенштейна и таких известных сотрудников РОБТиТ, как И.Ю. Шейнберг, Н.Д. Папалекси, РВ. Львович.

Военно-морское ведомство не оставляло попыток получить возможность радиотелефонной связи. Для проведения опытов по радиотелефонии над водной поверхностью на расстояниях до 50 миль в 1908 г. фирме «Телефункен» были заказаны две дуговые радиостанции незатухающих колебаний, одна из которых была установлена в Петергофе, а вторая – на яхте «Нева». Результаты испытаний оказались отрицательными. Новая попытка осуществить радиотелефонную связь между крейсерами «Рюрик» и «Громобой» на базе дуговых радиостанций парижской фирмы была предпринята в 1913 г. И эта попытка оказалась неудачной, по видимому, из-за присущей дуговым генераторам небольших мощностей (а испытуемые станции были именно такими) недостаточно устойчивой работы.

Более удачными оказались опыты по использованию незатухающих колебаний, создаваемых машинами высокой частоты.

Машины индукторного типа, созданные в США Э. Александерсоном в 1908 г., давали токи частотой 100 и 200 кГц. В машинных радиопередатчиках применялось умножение частоты, так как частота генератора обычно была недостаточно высока. По сравнению с дуговыми передатчиками машинные радиостанции имели ряд преимуществ, прежде всего потому, что имели боле высокий коэффициент полезного действия (до 80 % и выше против 10–20 %). В них проще было освободиться от паразитных излучений и легче обеспечить большую устойчивость частоты, чем в дуговых передатчиках.

Разработка первой такой машины в России (мощностью 2 кВт на 60 тыс. Гц) была поручена инженеру завода «Дека» («Дюфлон, Констанинович и К°») В.П. Вологдину. В январе 1913 г. машина была готова, и для ее испытания был приглашен лаборант Петербургского политехнического института инженер-электрик М.В. Шулейкин. К концу 1913 г. была установлена радиотелефонная связь между Гребным портом и Главным адмиралтейством в Петербурге (на расстоянии около 5 км). Кроме того, Вологдиным была создана, а Шулейкиным испытана машина высокой частоты, предназначенная для радиотелеграфного обмена. Она была установлена на линейном корабле «Андрей Первозванный» и обеспечивала связь Петрограда с Гельсингфорсом (конец сентября 1916 г.). Позже эта станция поддерживала радиосвязь с Тверью, Ревелем и тем же Гельсингфорсом.

В предвоенные годы на флот начинает поступать и коротковолновая техника. В 1912 году создается «радиостанция на короткие длины волн Морского ведомства» для внутриэскадренной связи. Этот аппарат стал первым образцом коротковолновой приемопередающей радиотелеграфной станции, его автор – лейтенант флота Л.П. Муравьев. Выпускаются самолетные радиостанции, создаются береговые ралиопеленгаторы и новые, «звучащие» радиопередатчики мощностью 8, 15, 25, 35 и даже 50 кВт.

Однако и машина высокой частоты не могла стать универсальным передатчиком, способным работать на нескольких волнах или плавно перестраиваться по диапазону. Недостатками и дуговых и машинных радиопередатчиков являлись трудности их применения на средних волнах и невозможность работы на коротких и тем более ультракоротких волнах, а также недостаточная стабильность частоты и затруднительность осуществления телефонной модуляции. Эксплуатация машинных передатчиков к тому же оказывалась сложной.

Своей технической зрелости электромашинные передатчики смогли достигнуть лишь тогда, когда в значительной мере развились и вошли в передающую технику ламповые генераторы высокой частоты. И хотя отдельные электромашинные радиостанции просуществовали почти до Второй мировой войны[30], машина высокой частоты в конце концов уступила свое место электронной лампе, которая открыла перед радиотехникой новые широкие перспективы.

Тогда же на флоте зародилась идея создания специальных контрольных, а затем и разведывательных станций. Такие станции были созданы на Балтийском (1914 г.) и Черном (1915 г.) морях. Также с началом войны на Балтийском и Черном морях была создана сеть радиопеленгаторных станций. Восемь пеленгаторов на Балтике оказали большую пользу русскому флоту. В 1914 году начали устанавливать пеленгаторные станции. Прием был уже на лампы и телефоны. Тогда же производили пеленгование грозовых разрядов совместно с компанией «Маркони», чтобы определить их очаг. Говорили, что очаг находится где-то в африканской пустыне. Комплекс разведывательных и пеленгаторных станций позволял перехватывать радиограммы и следить за передвижением немецких судов, давал ценную информацию о содержании радиопереговоров противника. Организатором радиопеленгации а также внедрения машин высокой частоты[31] был капитан 2-го ранга (с 28.07.1917 г. – 1-го) Иван Иванович Ренгартен (1883–1920).

Так, осенью 1914 года радиопеленгаторная станция на острове Гогланд запеленговала сигналы, которые подавал немецкий крейсер «Магдебург», ведший эскадру миноносцев на минирование Финского залива и севший на камни у полуострова Ханко. Определив место аварии крейсера, радио-пеленгаторная станция навела на него корабли русского флота. Высадившимся на покинутый командой корабль русским морякам удалось найти шифровальные книги германского флота.

В период 1910–1914 гг. Главному инженерному ведомству России, казалось бы, удалось должным образом оснастить армию средствами радиосвязи. К началу Первой мировой войны русская армия отличалась довольно высокой степенью насыщенности радиоустановками: 17 стационарных, около 100 полевых и свыше 30 легких кавалерийских радиостанций. Однако в период военных действий армия столкнулась с острым недостатком в средствах радиосвязи, и начиная с 1915 года недостаток связной радиотехники восполнялся поставками из Англии и Франции. В 1917 году в Москве создается «Электротехнический завод Военного ведомства» но внести какой-либо заметный вклад общую картину он не успел.

Русско-японская война показала всю уязвимость российских дальневосточных владений. Если Верхний, Средний, Нижний Амур, Приморье и даже Сахалин были связаны между собой «Амурским телеграфом» и военными радиостанциями, то Охотоморье, Камчатка, Крайний Северо-Восток не имели никакой современной связи. Никаких мер по улучшению положения долго не предпринималось, и ситуация становилась настолько тревожной, что в 1908 году этим вопросом вынуждено было заинтересоваться правительство. Ознакомившись с положением дел на Охотском побережье и Камчатке, подробно описанным в записке председателя Совета Министров Столыпина, Николай II накладывает резолюцию: «На Восточную Сибирь, и на Охотско-Камчатский край в особенности, следует обратить самое серьезное внимание и приступить к живой деятельности там немедленно»[32].

Имея царскую поддержку, Совет Министров издает распоряжение: «Незамедлительное установление связи с городом Петропавловском-Камчатским есть дело настоящей важности. Необходимо прибегнуть к помощи беспроволочного телеграфа и соорудить телеграфные станции в городах Николаевск-на-Амуре и Петропавловск-на-Камчатке» [33].

В европейской части страны с 1910 года Военное министерство начало создавать сеть военных радиостанций стратегического назначения, которая должна была связывать Бобруйск – место пребывания Главного военного штаба в случае войны – с побережьями Балтийского и Черного морей, а также с группой радиостанций вдоль западной границы. По плану в 1910 году намечалось строительство радиостанций в Москве для связи с Баку, Ташкентом и Бобруйском. Кроме того, Москва через Ташкент связывалась с Кушкой, расположенной на границе с Афганистаном, а через Баку – с Ашхабадом и Карсом. Предусматривалось также создание Пансибирской радиомагистрали Москва – Хабаровск и радиоприемных пунктов на реке Уржумке, в Красноярске и Чите. На Дальнем Востоке имелась сеть радиостанций, связывавшая Хабаровск с Харбином, Николаевском-на-Амуре, Владивостоком, Петропавловском-на-Камчатке.

Всего с 1905 по 1917 год Военным ведомством было сооружено и введено в строй 26 стационарных радиостанций различной мощности и назначения. С началом войны радиостанции Почтово-Телеграфного ведомства, расположенные на побережье Северного Ледовитого океана, Белого, Балтийского и Черного морей, перешли в распоряжение военного ведомства. Однако полностью воплотить в жизнь план по строительству стратегической сети радиостанций так и не удалось, часть их спешно достраивались уже во время войны 1914–1918 годов, а часть – уже при советской власти.

Система внутренней радиосвязи России до 1914 года выхода в Западную Европу не имела. Международная связь страны обслуживалась Северо-Датской и Индо-Европейской концессионными компаниями проволочного телеграфа, которые входили в сеть английской мировой кабельной связи. С другой стороны, акционерное общество «Телефункен», владелец контрольного пакета акций фирмы «Сименс и Гальске», всячески тормозило строительство передающих радиостанций, стремясь к тому, чтобы к началу войны с Германией Россия не имела мощных радиостанций.

Военные заказы в области электротехники, в отличие от вооружения, выполняли в основном частные заводы. Но война способствовала формированию и казенного сектора электрослаботочного производства. Радиотелеграфный завод Морского ведомства и Петроградский электротехнический завод Военно-инженерного ведомства достигли больших успехов в налаживании массового выпуска проводных и радиосредств связи для действующей армии и флота, а также сумели организовать проведение НИОКР.

Так, фирма «Сименс», производящая гражданскую продукцию, была постоянным поставщиком электрооборудования для крепостей и военно-морского флота. За 10 лет, с 1903 по 1913 гг., было изготовлено и установлено в России 325 радиостанций, из них 178 – судовых, 59 – береговых для флота и гражданского ведомства и 88 – для армии. Акционерное общество «Сименс и Гальске» вошло в число ведущих радиотехнических фирм мира, а завод на 6-ой линии с 1911 года стал специализироваться на изготовлении электрических аппаратов слабого тока.

Крупные военные заказы в период экономического подъема 1910–1914 гг., вызванные реализацией больших отечественных программ вооружения армии и флота, предопределили бурный рост возникших ранее предприятий, увеличение их уставных капиталов, расширение производственных площадей, освоение новых видов продукции. Частные предприятия не участвовали в создании мобилизационных резервов, а планы по переводу на военные рельсы у них отсутствовали. Отдельные предприятия гражданской промышленности начали специализироваться на производстве военной продукции только после Русско-японской войны. Прежде всего это коснулось частных металлургических и металлообрабатывающих предприятий, выпускавших артиллерийское снаряжение, заводов по производству пороха и взрывчатых веществ, а также судостроительных предприятий.

На испытании прибора для обучения наводке системы А.Н. Крылова

Русско-японская война оказала сильнейшее влияние на военное кораблестроение. Она еще не закончилась, а в Англии заложили принципиально новый корабль по принципу «all big guns» – «все пушки большие». Если раньше главный калибр состоял из четырех 12" пушек, а основная ударная сила артиллерии заключалась в скорострельных пушках среднего калибра, то теперь основой поражающей силы корабля становился именно главный калибр. Вошедший в строй в Англии линейный корабль «Dreadnaught» вооруженный двенадцатью 12" пушками и с паротурбинной установкой в качестве двигателя один мог противостоять целым эскадрам старых броненосцев благодаря дальности огня и большой скорости хода. Все страны бросились в гонку морских вооружений, закладывая все новые дредноуты и сверхдредноуты. Россия в процессе возрождения флота тоже приступила к строительству таких кораблей.

Но увеличение дистанций артиллерийского боя и скоростей хода кораблей требовали улучшения характеристик систем приборов управления артиллерийским огнем. В состав новых ПУС уже требовались счетно-решающие устройства, облегчающие вычисления управляющего огнем. В проекты русских линкоров в систему ПУС на основе все той же системы Гейслера был введен центральный автомат стрельбы. Автором первого ЦАС был Н.А. Федорицкий, который успешно применил разработки А.Н. Крылова по автомату курсового угла и расстояния (АКУР) и первоначально изготавливавшийся в Англии автомат Поллена.

Инженер-электрик Балтийского завода, он же инженер-технолог, действительный статский советник Федорицкий был одним из наиболее талантливых русских инженеров, ведущим специалистом в области электрооборудования кораблей. Даже перечень разработок Федорицкого впечатляет: электрический машинный телеграф эсминцев типа «Новик», приборы управления артиллерийским огнем линейных кораблей типа «Евстафий», а затем и для первых русских линкоров типа «Севастополь»[34].

В 1907 г. Н.А. Федорицкий усовершенствовал электроприводы управления рулем (систему Шубина), введя компаундирование исполнительных двигателей и предложив механический дифференциал. Дифференциальная муфта в приводе вертикального руля, служащая для быстрого перехода с электрического управления на ручное была заложена в электроприводы рулей и якорных механизмов для линейных крейсеров типа «Измаил», а в советское время – для первых подводных лодок типа «Декабрист». Механический дифференциал Федорицкого до сих пор применяется в трансмиссии переднеприводных автомобилей.

К этому надо добавить, что на протяжении более чем десяти лет Федорицкий в устроенной на своей квартире мастерской занимался лабораторными работами с сильно разреженными газами и смог детально изучить конструкции и свойства рентгеновских трубок. Зимой 1913 г. изделия были представлены на выставке при хирургическом съезде в музее Пирогова[35]. Продемонстрированные на выставке трубки из отечественных материалов оказались не хуже иностранных образцов, Федорицкому на них стали поступать заказы, и он решился открыть собственное производство. Так 1 мая 1913 г. в Санкт-Петербурге по адресу набережная Фонтанки, д. 165, где проживал сам Федорицкий, было основано новое предприятие – мастерская по изготовлению рентгеновских трубок.

Когда после начала Первой мировой войны импорт трубок из Германии прекратился, Н.А. Федорицкий был вызван к Верховному начальнику санитарной и эвакуационной части русской армии принцу А.П. Ольденбургскому. По распоряжению принца были выделены средства и выдан заказ на трубки для военных нужд. Федорицким были приняты срочные меры к расширению мастерской, и в течение двух недель она превратилась в завод, разместившийся в 26 комнатах пяти квартир на трех этажах жилого дома. Для организации производства это, конечно, было крайне неудобно: высокая арендная плата и невозможность получения собственной электроэнергии значительно удорожали выпускавшуюся продукцию.

К тому же другие жильцы в доме высказывали претензии по поводу соседства промышленного предприятия.

С началом войны появились трудности с приобретением для завода оборудования, приборов и инструментов. Рабочих соответствующих специальностей найти было также очень трудно, особенно стеклодувов, которых в стране насчитывались единицы. Несмотря на все эти весьма непростые обстоятельства производство росло, и к 1915 г. завод Федорицкого выпустил более тысячи рентгеновских трубок, работавших по всей России. Кроме трубок, завод выпускал экраны, прерыватели, конденсаторы, штативы и другое оборудование для рентгеновских кабинетов, в том числе и кабинета в Политехническом музее в Москве, открывшегося в сентябре 1914 г.

Этим кабинетом для лечения раненых заведовал Р.В. Лариков, которому, когда все трубки вышли из строя, пришлось обратиться за содействием в Управление верховного начальника санитарной и эвакуационной части. Содействие было оказано обращением с соответствующим запросом к Н.А. Федорицкому.

В начале 1915 г. Лариков отправился за трубками в Петроград, а то, что он там увидел, описал в отчете по командировке, фрагмент из которого приведен ниже:

«Завод г. Федорицкаго представляет собою настолько исключительное явление в русской промышленности, что я позволю себе остановиться на истории возникновения завода и работы на нем в настоящее время. Инженер-технолог и инженер-электрик Н.А. Федорицкий, занимающий ныне должность главного электротехника Балтийского судостроительного и механического завода, почти 10 лет тому назад пытался создать в России производство круксовых и рентгеновских трубок, но попытки эти терпели неудачи. Война и полное прекращение подвоза заграничных трубок поставили на очередь вопрос о производстве трубок в России. При помощи военнаго ведомства маленькая мастерская г. Федорицкаго увеличивается в размерах (ныне занимает 5 квартир), снабжается достаточным количеством мастеров как русских, так и иностранцев (из числа военнопленных германцев), и выработка трубок становится в условия прочной и целесообразной деятельности.

Все трубки от начала до конца изготовлены из русскаго материала. Предубеждения против русскаго стекла, якобы неудерживающаго нужнаго вакуума, оказались неосновательными. Трубки работают великолепно. Качество их нисколько не ниже трубок иностраннаго происхождения, а стоимость не выше. Следует обратить внимание на оригинальную и остроумную упаковку трубок, составляющую, насколько мне известно, изобретение г. Федорицкаго. Тщательно упакованная в ящик трубка может быть освидетельствована в ящике же в нераспакованном виде, так как концы ея, анод и катод, при помощи соединительных проволок выведены наружу… Все три приобретенныя трубки прекрасного качества и работают отлично. В заключение считаю нужным добавить, что испорченная 19 декабря 1914 года трубка мною исправлена, и в настоящее время кабинет располагает четырьмя трубками различной жесткости»[36].

Параллельно начала развиваться другая отрасль электровакуумной промышленности. История производства ламп накаливания в России начиналась в Москве где в 1906 году была организована электроламповая мастерская, два года спустя ставшая фабрикой, выпускавшей 300 тысяч электроламп в год. С 1910 года в Москве начала работу Кудринская фабрика электроламп «Свет», а в 1912 году работало уже пять ламповых фабрик. В 1913 году фабрики объединились, и объединенное производство получило название «Русская электрическая лампа».

В мае 1913 года в Петербурге на пустыре в Лесном предприниматель Айваз начал постройку нового завода ламп накаливания «Светлана»[37]. Все, вплоть до стеклянных колб, ввозилось из Германии. «В русской лампе только воздух русский, да и тот откачивается».

С началом Первой мировой войны произошло коренное изменение номенклатуры продукции заводов. Выпуск гражданской продукции начал сокращаться, стали преобладать заказы военного и морского ведомств. На заводе «Сименс» увеличился выпуск телеграфных аппаратов, телефонов различных типов, радиоаппаратуры. Было освоено производство чисто военной продукции – подрывных машинок, часов для мин, взрывателей для гранат. Их количество измерялось сотнями тысяч. Военные заказы выполняли также Путиловские заводы, но это были в основном разовые заказы.

В первые месяцы войны предпринимательские круги, главным образом провинциальные и московские, начали движение за вытеснение из российской экономики иностранного, прежде всего немецкого, капитала под предлогом борьбы «с немецким засильем», вплоть до полной ликвидации в стране германских промышленных и особенно торговых предприятий. И эти настроения во многом получили государственную поддержку. Еще до войны Особым делопроизводством Генерального штаба (контрразведкой) производились проверки акционерных обществ с участием иностранного капитала. Тогда высказывалось беспокойство, что основными производителями многих технологичных изделий являются дочерние предприятия иностранных концернов, которые не заинтересованы в разработке российских образцов и не создают в России свои конструкторские бюро.

В 1914 году все немецкие служащие электротехнических заводов были высланы[38], что, правда, резко ослабило техническое руководство. Ввоз в Россию электроламп и тугоплавких металлов – вольфрама и молибдена был затруднен. При этом спрос на электролампы значительно возрос.

Проблему производства стеклянных колб в промышленном масштабе удалось решить на уже старом к тому времени заводе в Запрудне под Москвой. Рост промышленного и технического потенциала этого завода в то время связан с деятельностью одного из его совладельцев – И.И. Китайгородского[39]. По его инициативе в 1910 году было задумано организовать в Запрудне выработку колб для электрических ламп накаливания. После упорных трудов в 1913 году был разработан рецепт варки стекла для этих колб и налажена их выработка. По качеству запрудненские стеклооболочки ламп нисколько не уступали лучшим зарубежным. С началом Первой мировой войны Запрудненский стекольный завод стал основным в России поставщиком колб на электроламповые, а затем и на электровакуумные предприятия и приобрел общегосударственную значимость.

Так через все препоны в России зарождалась электровакуумная промышленность.

В 1904 г., спустя 21 год после открытия термоэлектронной эмиссии, английским физиком Джоном Эмброузом Флемингом был открыт выпрямительный эффект лампы накаливания – эффект диода. Появление трехэлектродной лампы (Ли де Форест, США, 1907 г.) вызвало фундаментальный переворот в развитии радио. В 1912–1913 гг. были опубликованы работы де Фореста об усилителях низкой частоты, в 1913 г. А. Мейсснер (Германия) запантентовал схему генератора незатухающих колебаний на триоде. Ламповый генератор с самовозбуждением, позволяющий получать колебания самых различных частот, благодаря своей простоте и явным преимуществам начал вытеснять все остальные радиопередатчики.

Ламповые усилители позволяли повысить надежность приема слабо слышимых станций, осуществлять пишущий прием телеграфных сигналов на фонограф или ленту телеграфного аппарата. Развитие радиосвязи и радиовещания вызвало широкое применение ламповых радиоприемников и выделение в системах связи приемных радиоцентров.

Создание первых отечественных радиоламп связано с именем Н.Д. Папалекси. После окончания с золотой медалью Полтавской гимназии он учился в Германии в Страсбургском университете, который закончил в 1904 г., до 1914 г. там же работал под руководством К.Ф. Брауна. В июле 1914 года в связи с тревожной обстановкой Н.Д. Папалекси вернулся на родину. В Петербурге его приглашают консультантом по физическим вопросам и заведующим опытной лабораторией завода РОБТиТ. В соответствии с последними достижениям радиотехнической мысли того времени главной задачей лаборатории было назначено создание ламповой аппаратуры.

Конструирование и производство радиоламп, особенно генераторных, являлось делом совершенно новым. Первые лампы были газовыми – разреженное пространство баллона содержало некоторое количество воздуха с примесью паров ртути или инертного газа. Однако по мере практического использования газонаполненных ламп вскоре выяснилось, что режим их работы, зависящий от количества газа в баллоне, неустойчив. Лампа «жестилась» (так называлось уменьшение в ней давления), и приходилось пользоваться специальным приспособлением, позволявшим пополнять запас газа. Поэтому ток в них определялся не только термоэлектронами, но и ионами, образованными в результате воздействия на молекулы газа этих электронов. Изготовление высоковакуумной (чисто электронной) лампы упиралось в трудность создания высоковакуумных насосов. Лишь в 1916 году появилось описание такого насоса – насоса И. Ленгмюра (США), позволившего начать выпуск вакуумных приборов.

Первая усилительная лампа РОБТиТ конструкции Н.Д. Папалекси появилась уже в конце августа – начала сентября 1914 года, когда были изготовлены газонаполненные лампы английского типа (Раунда). Позднее эти лампы применялись для комплектации радиостанций завода РОБТиТ с использованием материалов и помощи от англичан.

Так как на заводе РОБТиТ не было стеклодувного и вакуумного производства, Н.Д. Папалекси обратился за помощью к Н.А. Федорицкому. Здесь в 1916 г. было освоено изготовление стеклянных баллонов, припаивание к баллону необходимых отростков, крепление в нем металлических частей, удаление из баллона воздуха, снабжение наружной арматурой. Так и получилось, что именно на предприятии Федорицкого стали выпускаться радиолампы («катодные реле» по терминологии того времени).

Выпуск этих ламп продолжался на заводе вплоть до 1918 г. В момент своего высшего развития в 1916 г. на предприятии Федорицкого трудилось 126 рабочих и 12 служащих[40]. Если говорить о количественных показателях работы завода, то они были следующими. За 1916–1917 гг. было изготовлено 569 генераторных и 6006 усилительных ламп, 12 ртутных выпрямителей, большое количество рентгеновских трубок двенадцати различных типов. В денежном выражении объем выпуска в 1916 г. составил более 139 тыс., а в 1917 г. более 153 тыс. руб. При этом стоимость одной генераторной радиолампы завода Федорицкого составляла 50 руб., а усилительной – 30 руб. Для сравнения, «катодные реле» РОБТиТ отпускались Военному и Морскому ведомству по 250 руб., а изготовлявшиеся М.А. Бонч-Бруевичем в Тверской лаборатории усилительные лампы стоили 32 руб.

В первые месяцы войны немцы перерезали в Балтийском море подводные телеграфные кабели, соединявшие Россию с Францией и Англией, и лишили правительство связи с союзниками. Уповать можно было только на радио. Военный министр В.А. Сухомлинов представлением в Совет Министров от 14 августа 1914 г. ходатайствовал о сооружении 300-киловаттных радиостанций в Москве на Ходынском поле и в Царском Селе под Петроградом[41], где была резиденция царя, а также отдельной большой приемной и маломощной передающей радиостанций в Твери. Установку станций предполагалось произвести силами РОБТиТ.

Заинтересованность правительства в проекте Военного ведомства была столь велика, что РОБТиТ получило от российского правительства 5 млн рублей., причем первый платеж в размере 1 млн 113 тыс. рублей прошел в момент заключения контракта.

Русские инженеры завода РОБТиТ в рекордный срок – за 100 дней (сентябрь-декабрь 1914 года) – построили сверхмощные по тому времени радиостанции (100 кВт в антенне) на Ходынском поле в Москве и в Царском Селе. Ходынская вступила в строй 7 декабря 1914-го, Царскосельская – 28 января 1915-го, а Тверская – 11 ноября 1914 года[42].

Помимо собственно радиотехнических аппаратов, устройств и приборов, РОБТиТ обязан был построить целый городок для размещения в теплых зданиях приемной станции, машинного отделения, кочегарки, ремонтной мастерской, а также здание для передающей станции, агрегатное отделение и два аккумуляторных флигеля. В обязанности РОБТиТ входило устройство колодцев и линий водопровода длиною около двух верст, электроосвещения, градирни для охлаждения двигателей, обеспечение всех помещений противопожарным инвентарем. И, наконец, вся территория должна была быть обнесена надежным ограждением, освещаться прожекторами, а в машинном отделении предписывалось соорудить склад топлива на 10 тыс. пудов нефти.

Ходынская искровая радиостанция передавала информацию на радиоволнах 7000, 9000 и 11 000 метров. Передатчик Царскосельской радиостанции работал на волнах 5000, 7000 и 900 метров. Передатчики были приспособлены для работы, как ключом, так и машинным автоматом (трансмиттером Уинстона). Автоматы и другие приборы допускали скорость передачи 70 слов в минуту. Радиостанции позволяли российскому Генеральному штабу поддерживать связь с союзниками из состава Антанты, находившимися в Париже, Корнарвоне (Уэльс, Великобритания), а также Римом и Науэном[43]. Помимо этих радиостанций с июля 1914 года начала регулярную работу по поддержанию связи с союзниками и заводская радиостанция РОБТиТ. Сюда для несения службы были направлены специалисты офицерской электротехнической школы.

Специальная радиостанция в Твери в основном осуществляла прием сообщений заграничных радиоцентров, в связи с чем получила название «Тверская радиостанция международных сношений». Прием радиосообщений производился круглые сутки в течение всего года в диапазоне волн от 400 до 10 000 метров. Удаление пунктов передачи и приема радиограмм друг от друга имело целью снизить влияние помех от работы мощных искровых передатчиков при приеме радиограмм. Надо отметить, что приемные антенны больших размеров, установленные в Твери, действительно давали возможность принимать слабые сигналы удаленных станций, однако они гораздо интенсивнее принимали шум от грозовых разрядов и индустриальных помех.

Отсюда понятно, какое значение для обеспечения надежности связи приобрел переход на прием дальних радиосигналов с помощью электронных усилителей на французских радиолампах типа «P» (лампа Пери) с прослушиванием через телефонные наушники. Эти лампы в отличие от газонаполненных изготовлялись по технологии с высоким вакуумом, разработанной к 1916 г., оказались исключительно надежными в работе и более долговечными. Электронные лампы позволили во много раз усиливать слабые сигналы, выделенные с помощью острой настройки среди всевозможных помех. При необходимости радиосигналы могли быть зафиксированы на телеграфную ленту или записаны на фонограф. Принятые радиограммы затем с помощью аппаратов Морзе передавались в Москву и Царское Село.

Таково было состояние радиотехники, когда помощником начальника Тверского выделенного приемного центра был назначен только что окончивший Военную электротехническую школу в Санкт-Петербурге молодой радист Михаил Александрович Бонч-Бруевич (1888–1940) – талантливый ученик профессора В.К. Лебединского, в течение многих лет связанного с передовыми специалистами из военных инженерных кругов. Сам В.К. Лебединский в это время был профессором Рижского политехнического института и в ходе эвакуации населения и предприятий с западных окраин России на восток переехал вместе с институтом в Москву. Здесь он попытался выяснить возможность организации производства радиоламп, однако поддержки не получил. Поэтому он горячо поддерживал инициативу М.А. Бонч-Бруевича. Зато ее не поддержал начальник Тверской радиостанции капитан Аристов. Попытка воспользоваться для размещения оборудования бараком, где была установлена радиоприемная аппаратура, была расценена им как недопустимое нарушение. Специальным рапортом он потребовал удаления поручика М.А. Бонч-Бруевича со Станции и наложения на него взыскания.

Начальник искрового отдела Главного Военно-инженерного управления, которому был подчинен Тверской выделенный приемный центр, полковник А.В. Водар оказался гораздо дальновиднее капитана Аристова. ГВИУ не только не приостановило экспериментов М.А. Бонч-Бруевича, но, переведя Аристова на другую работу, заменило его боевым офицером, штабс-капитаном Владимиром Михайловичем Лещинским.

В.М. Лещинский, энтузиаст радиосвязи, тоже был учеником проф. В.К. Лебединского и четко понимал, какое значение для обороны страны имеет новое дело. Он со всей энергией принялся за реорганизацию работы на Станции и за расширение экспериментальной базы, привлекая к непосредственному участию и профессора В.К. Лебединского. Все трое прекрасно понимали преимущество пустотных французских ламп перед газонаполненными, имевшими короткий срок службы и не всегда надежными в работе (вследствие зависимости от температуры).

В.М. Лещинский

Первым мероприятием нового начальника Станции была срочная командировка М.А. Бонч-Бруевича в начале 1916 г. во Францию для изучения технологии изготовления пустотных ламп, необходимость которой ему удалось доказать Главному военно-техническому управлению. Командировка продолжалась около двух месяцев с небольшим. При поддержке генерала Феррье – выдающегося французского радиоспециалиста – М.А. Бонч-Бруевичу удалось побывать на вакуумных заводах, изготовлявших радиолампы, и ознакомиться с их технологией. Благодаря приобретенным навыкам и богатому опыту по устранению трудностей производства изучение новой технологии откачки не представило для него большого труда. Ряд сведений был получен им проездом в Англии – в те годы (1914–1916) союзники, исходя из соображений военной целесообразности, считали необходимым оказывать России возможную техническую помощь. В результате М.А. Бонч-Бруевич возвратился в г. Тверь с готовой программой работ и новыми планами исследований.

За это время В.М. Лещинский обзавелся необходимой, хотя и весьма скромной, производственной и экспериментальной базой, а из среды солдат воинских частей было откомандировано на Радиостанцию несколько человек стеклодувов, электромехаников и монтеров, с завода Ритинга в Петрограде была получена партия стекла, а с завода «Айваз» – вакуумные металлы. Одним словом, была создана примитивная научно-исследовательская производственная лаборатория, не предусмотренная какими-либо штатами. Поэтому она даже получила название «Внештатная». Для ее финансирования В. М. Лещинский сумел получить от ГВТУ оплачиваемый заказ на партию ламп и 100 комплектов ламповых приемников системы М.А. Бонч-Бруевича. К участию в работе были привлечены новые сотрудники, в том числе П.А. Остряков, товарищ М.А. Бонч-Бруевича, бывший помощник по авиационной радиосвязи И.А. Леонтьева.

Военные неудачи наглядно подтверждали необходимость срочного технического оснащения армии и военной промышленности. Началось спешное расширение научно-исследовательских работ в области военной техники. Особое внимание привлекали средства связи, разрабатывавшиеся выпускниками Офицерской электротехнической школы, Минного офицерского класса в Кронштадте, Электротехнического института и других высших учебных заведений.

Из деятелей сухопутной армии наиболее активным оказался полковник А.В. Водар. Он принял ряд энергичных мер для оживления деятельности ЦНТЛ ВВ в Петрограде и организовал в ней Радиоотдел, пригласив для работы виднейших радиоспециалистов, военных и гражданских. В.К. Лебединский в своей заметке так охарактеризовал значение и деятельность этого учреждения[44]:

[В отделе токов большой частоты в ЦНТЛ] размещаются 14 отделов для научно-технических испытаний в области всех видов артиллерийского, интендантского снабжения армии. Во главе Центральной лаборатории с самого ее возникновения стоит профессор Г.А. Забудский. Оборудование Радиолаборатории началось с осени 1917 г. Для этой работы был приглашен бывший тогда помощником начальника Тверской радиостанции М.А. Бонч-Бруевич, ближайшим сотрудником которого явился И.В. Селиверстов. <…> Оборудование началось при самых тяжелых обстоятельствах, особенно в отношении получения материалов и приборов. Дело могло быть выполнено только благодаря энергии М.А. Бонч-Бруевича и широкому содействию А.А. Водара, стоявшего во главе снабжения армии радиотелеграфным имуществом; оказало помощь и Артиллерийское ведомство.

Оборудование было закончено в июле текущего года. Радиолаборатория занимает 7 больших комнат с широким светлым коридором в бельэтаже и 3 подвальных помещения в электротехническом корпусе Центральной лаборатории, в остальных двух этажах которого помещаются отделы сильных и слабых токов и лаборатория общей физики.

Из крупных приборов, которыми обладает Лаборатория, можно отметить два осциллографа, один Дудделя, другой Сименса, и коллекцию ртутных воздушных насосов; два из них были построены С.А. Боровиком по его системе, а остальные – М.А. Бонч-Бруевичем; стеклодувная работа была выполнена искусными стеклодувами Сафроновым (из Тверской лаборатории) и Богомоловым (из Военной электротехнической школы).

Согласно современным требованиям, одна из комнат предназначена для работ по исследованию аудионов. Эти работы велись уже, и очень интенсивно, во время самого оборудования как Бонч-Бруевичем, так и Селиверстовым; кроме тех работ, которые уже были закончены и результаты которых отчасти уже опубликованы».

При начале организации этого отдела предполагалось, что Тверская «внештатная» лаборатория будет служить для него производственной базой, выпускающей серийную продукцию.

В дальнейшем, после революционного переворота, отдел токов большой частоты ЦНТЛ ВВ стал источником и кадров, и оборудования для Нижегородской радиолаборатории. Испытывая острую потребность в электромоторах отечественного производства, РОБТиТ организует в 1916 году в Москве на Шаболовке (Варваринский пер., 2) специальную мастерскую по их изготовлению. Позже мастерская была преобразована в Радиомашинный завод.

В годы войны возникла необходимость использования радиосредств в условиях преднамеренных помех со стороны противника. Это потребовало введения в радиоприемники дополнительных настроечных органов и обучения личного состава приемам ухода от преднамеренных помех.

Свою последнюю радиостанцию дооктябрьского периода завод РОБТиТ построил для моряков в 1917 году. А.А. Реммерт определил для нее место на острове, принадлежащем морскому ведомству и с петровских времен называемом «Новая Голландия».

25 ноября 1915 года Главное управление кораблестроения заключает с РОБТиТ в лице С. М. Айзенштейна контракт на постройку 25-киловаттной радиостанции Морского штаба в Петрограде, получившей название «Новая Голландия», а в строй она вступила 21 сентября 1917 г., когда у власти уже находилось Временное правительство. В признание заслуг С.М. Айзенштейна в 1915 году русское правительство произвело его в чин действительного статского советника. Отмечая заслуги РОБТиТ, начальник Минного отдела ГУК генерал-майор Реммерт 3.03.16 г. писал:

«…Общество имеет от Морского ведомства большие заказы и может рассчитывать и на дальнейшие, так как наш Минный отдел весьма ценит добросовестное отношение Общества, идущего во всем навстречу нарождающимся новым потребностям».

В ходе войны потребность в военных средствах связи возрастала, а их номенклатура непрерывно расширялась. По инициативе русских радиоинженеров, работавших в акционерном обществе «русских» электротехнических заводов «Сименс и Гальске» (лабораторией которого во время войны руководил Л.И. Мандельштам), а также на заводе РОБТиТ (где руководителем лаборатории был Н.Д. Папалекси), был увеличен выпуск полевых радиостанций. Однако полностью удовлетворить нужды фронта продукцией отечественной промышленности не было возможности, и правительству пришлось обратиться за помощью к союзникам по коалиции. В начале 1916 года Англия и Франция стали направлять на русский фронт связную радиотехническую аппаратуру, которая частично дорабатывалась.

Поступление большого количества новейшей радиоаппаратуры, в частности радиоламп, ламповых усилителей и приемников, с которыми русские военные радисты на первых порах не умели обращаться, с остротой выдвинуло вопрос о повышении квалификации и переподготовке кадров.

Изобретенный в 1913 г. германским ученым А. Мейснером ламповый генератор с самовозбуждением, позволяющий получать колебания самых различных частот, благодаря своей простоте и явным преимуществам вытеснил все остальные типы радиопередатчиков.

С началом Первой мировой войны управление хозяйством России частично перешло в руки военной администрации. Возможности для вмешательства государства в хозяйственную жизнь расширились, что позднее выразилось в системе регулирования, мобилизации и милитаризации промышленности. До весны 1915 г. в России влияние правительства на хозяйственную жизнь страны было крайне незначительным. В законодательных актах, изданных в первые месяцы войны для регулирования хозяйственной жизни страны, отражалось стремление сохранить в неприкосновенности весь бюрократический государственный аппарат. Характерно, что в это время не было создано никаких дополнительных органов. Расширялись лишь полномочия существовавших военных властей. В дальнейшем, в течение 1914 и первой половины 1915 г., некоторым министрам было дано право вторгаться в сферу хозяйственных вопросов в целях лучшего обеспечения армии продовольствием и вооружением. Кроме неудачных попыток таксирования цен на продовольствие и организации государственных закупок некоторых продуктов, ничего предпринято не было.

А война настойчиво вызвала необходимость внесения некоторых изменений в законодательство Российской империи, которые прежде всего были связаны с усилением государственного регулирования экономикой.

Широко использовались государственные заказы заводам оборонной промышленности, регламентировались поставки сырья и материалов; применялись реквизиции (возмездное изъятие) материалов, необходимых для военных нужд; принудительные выкупы предприятий в казну (секвестры), приведшие к значительному росту казенной (государственной) промышленности. Предпринимались меры, направленные против иностранных владельцев (прежде всего немецких). Было принято постановление о расширении правительственного надзора над банками коммерческого кредита. И все же ключевые позиции в хозяйстве оставались в руках крупных капиталистов и финансистов, многие из которых, как и государственные деятели, были противниками радикальных мер в области государственного вмешательства в процесс производства.

Но жизнь показывала обратное – недостаточность всех этих мер. Весной 1915 г., создалось критическое положение со снабжением фронта боеприпасами, выявился топливный и транспортный кризис, а экономическая база войны в результате потери Россией большей части территории Польши сократилась. Русскому правительству пришлось задуматься о серьезных изменениях в управлении хозяйством. Трудности в снабжении армии, острая нехватка вооружения и снаряжения, развал всего хозяйства страны требовали создания дополнительных органов, наделенных чрезвычайными правами и способных решительно вмешиваться в экономику России.

Начали с создания ряда особых комитетов, в ведение которых поступили наиболее угрожаемые участки хозяйства: по распределению, топлива (4 марта 1915 г.), главный продовольственный комитет при Министерстве торговли и промышленности (19 мая 1915 г.), комитет по перевозкам и др.

Эти комитеты в основном занимались вопросами распределения и снабжения. Первой попыткой учреждения такого органа было образование в июне 1915 г. Особого совещания для объединения мероприятий по обеспечению действующей армии предметами боевого и материального снабжения под председательством военного министра. Во многом его создание было инициировано общественными деятелями, в том числе М.В. Родзянко. По его словам, Особое совещание должно было прекратить хищение государственных денег под прикрытием комиссии великого князя Сергея Михайловича, но оно выполняло лишь функции совещательного органа и было мало осведомлено о практической работе в этой сфере.

8—9 августа на съезде представителей городов в Москве был основан Всероссийский союз городов для помощи больным и раненым воинам. Оба союза занимались эвакуацией раненых в глубь страны, организацией госпиталей и т. п. В июле 1915 года эти организации объединились, образовав Главный комитет по снабжению армии (Земгор). По сути своей они явились предшественниками военно-промышленных комитетов (ВПК), решение о создании которых было принято весной 1915 года на IX съезде Советов представителей промышленности и торговли, т. е. частных предпринимателей. В частности, Московский ВПК был создан 11 июня 1915 года при Московском биржевом комитете.

Создание таких комитетов было закреплено законом от 27 августа 1915 года, который предоставлял им функции содействия правительственным учреждениям в деле снабжения армии и флота всеми необходимыми предметами снаряжения и довольствия путем планового распределения сырья и заказов, своевременного их выполнения, установления цен.

Широкую компетенцию в области реквизиций, секвестра и отчуждений, связанных с улучшением производства или увеличением производительности казенных и частных предприятий, работающих на оборону, имела реквизиционная комиссия. Однако она давала свое заключение лишь по вопросам принудительного отчуждения. Возбуждение этих дел обычно принадлежало наблюдательной комиссии.

Правительству стало ясно, что решающее значение для исхода войны имеет ритмичное снабжение армии боевыми припасами, оружием и военно-техническим имуществом, как и обмундированием и продовольствием. Появился проект создания Особого совещания по обороне и трех специализированных особых совещаний – по топливу, перевозкам и продовольствию. 17 августа 1915 года Государственный совет принял законопроект «Об особых совещаниях», поступивший из Государственной думы, и в тот же день он был утвержден для опубликования.

Особые совещания были созданы: по обороне – при Военном министерстве, по топливу – при Министерстве торговли и промышленности, по перевозкам – при Министерстве путей сообщения, по продовольствию – при Министерстве земледелия. Председателями Особых совещаний стали соответствующие министры.

Круг подведомственных Особому совещанию по обороне вопросов был довольно широким: 1) высший надзор за деятельностью всех правительственных заводов, арсеналов и мастерских, частных заводов и промышленных предприятий, занимавшихся производством предметов боевого и материального снабжения армии и флота; 2) содействие образованию новых предприятий, переустройству, расширению и правильному ходу деятельности предприятий, которые поставляли армии вооружение и прочее имущество; 3) распределение заказов на вооружение между русскими и иностранными предприятиями; 4) контроль за исполнением заказов военного ведомства.

Особое совещание по обороне играло роль центрального координирующего органа, осуществляющего контроль над всей хозяйственной жизнью страны. Согласно ст. 14 Положения все распоряжения председателя совещания, которые входили в его компетенцию, сообщались военным и гражданским властям для безотлагательного исполнения. Законом 17 августа 1915 г. председателю Особого совещания по обороне предоставлялось право собственной властью приостанавливать решения всех Особых совещаний, о которых его обязаны были подробно извещать, направляя при этом протоколы заседаний.

Круг вопросов особого совещания по обороне был необычайно широк, начиная с вопросов распределения военных заказов и кончая контролем производственной деятельности предприятий, выполнявших эти заказы. Совещание имело право требовать от всех предприятий принятия военных заказов и представления ими всяких сведений, характеризующих их деятельность; производить осмотр предприятий и требовать предъявления торговых книг и документов, удостоверяющих количество наличного оборудования, материалов и изделий; назначать и смещать в случае надобности членов правлений, директоров и управляющих как казенных, так и частных заводов и т. д.

Председателю Особого совещания были даны широкие права в деле руководства производством предметов вооружения и организацией всего хозяйства России. Он мог отстранять от руководства предприятиями (казенными и частными) директоров, управляющих, полностью или частично изменять состав правлений, советов, наблюдательных комитетов; принимать постановления об изменении характера и объема производства предприятий; выдавать авансы, пособия и ссуды от казны; закрывать предприятия, не имеющие военного значения; устанавливать размер заработной платы.

Серьезные задачи приходилось решать эвакуационной комиссии. Ей нужно было устраивать эвакуированные предприятия на новых местах, рассматривать вопросы о выдаче пособий и ссуд, заключать договоры с владельцами эвакуированных предприятий о возобновлении деятельности предприятий к определенному сроку в том или ином объеме. На местах эвакуационная комиссия создавала местные комиссии и имела своих уполномоченных.

Почти вся крупная промышленность, сосредоточившая на своих предприятиях не менее двух третей рабочих страны, находилась в сфере влияния Особого совещания по обороне и заводских совещаний. Первая мировая война способствовала складыванию в рамках Петроградского промышленного района отдельного комплекса кооперированных предприятий, в значительной мере обеспечивших оснащение действующих армии и флота необходимыми средствами проводной и радиосвязи. Создание органов государственного регулирования электропромышленности в этот период в определенной степени подготовило ее переход после Октябрьской революции на путь национализации и трестирования.

После Февральской революции деятельность Особого совещания по обороне, которое оказалось целиком в руках крупной буржуазии, продолжалась.

К началу 1917 года ВПК окончательно ушли в оппозицию, а их лидеры приняли активное участие в Февральской революции и получили руководящие посты во Временном правительстве. Желая придать своей деятельности видимость борьбы с хозяйственной разрухой, Временное правительство создало ряд громоздких и безответственных учреждений – экономический совет (ЭС), главный экономический комитет (ГЭК) и др.

Временное правительство поручило экономическому совету выработать «общегосударственный» хозяйственный план. Экономический совет, конечно, не выработал никаких планов и ограничился лишь рассуждениями об общих проблемах капитализма и социализма, о принудительных государственных объединениях и свободе в промышленности, о производительности труда и пр.

На главный экономический комитет (ГЭК) была возложена задача выработки конкретных экономических мероприятий на основе общих принципов, разработанных экономическим советом. Однако такие принципы не были выработаны. ГЭК занимался вопросами заготовки продуктов, распределения казенных заказов, материалов, топлива, рабочей силы между промышленными предприятиями и т. п. Но ГЭК так и не стал руководящим центром проведения практических мероприятий экономической политики Временного правительства.

Временное правительство, хотя и создало ряд новых хозяйственных учреждений, тем не менее идти на слом старого государственного аппарата не хотело, а ограничилось лишь изменением некоторых его функций. Создав параллелизм в работе новых и старых хозяйственных органов, временное правительство внесло еще больше путаницы в дело «регулирования» хозяйственной жизни страны[45].

Глава 3 От революции к нэп

После Февральской революции Министерство почт и телеграфов внесло в правительство (временное) законопроект об ассигновании 1,5 млн рублей на устройство к началу работы Учредительного собрания сети приемных радиотелеграфных станций в количестве до 1000 штук. Всероссийские союзы земств и городов выказали готовность выделить для данной цели необходимую ссуду и обеспечить другие необходимые мероприятия, согласие Военного и Морского ведомств предоставить для этих целей свои мощные радиопередатчики тоже было получено, но медлительность Временного правительства, а затем события октября 1917 года не позволили провести этот план в жизнь. До Октябрьского переворота, когда намечался переход радиотелеграфа в Министерство почт и телеграфов, Радиотелеграфный отдел этого министерства, ознакомившись с работой Радиолаборатории [ЦНТЛ ВВ], предложил ей двухмиллионный заказ на приемные радиостанции.

Ввиду неустойчивости существования Тверской радиостанции от заказа пришлось отказаться, и Лаборатория предоставила Радиотелеграфному отделу усовершенствованный тип своего приемника, который и должен был послужить образцом для постройки 1000 приемных радиостанций на частных заводах.

Пришедшие к власти большевики отличались от Временного правительства куда большей решительностью и энергией. Вождь большевиков В.И. Ленин начал использовать радиотелеграф как средство массовой информации с первых же дней Октябрьской революции. В ночь на 9 ноября 1917 года В.И. Ленин с членами правительства приехал на захваченную большевиками радиостанцию «Новая Голландия» для передачи написанного им воззвания «Радио всем» с призывом к армейским и другим комитетам, солдатам и матросам взять в свои руки дело заключения мира с Германией. Были захвачены и другие мощные искровые радиостанции, в том числе Царскосельская и Ходынская в Москве.

В первом составе нового органа исполнительной власти – Совета народных комиссаров, – утвержденном 26 октября (8 ноября) 1917 г., были определены задачи отдельных комиссариатов, в том числе и Народного комиссариата почт и телеграфов, который возглавил Н.П. Авилов (Глебов). Он должен был в кратчайший срок восстановить все функции бывшего Министерства почт и телеграфов, и 12 ноября 1917 г. В.И. Ленин подписал циркулярное сообщение, извещавшее ведомство почт и телеграфов, что:

«…вопросы связи будут впредь разрешаться народным комиссаром по Министерству почт и телеграфов или членами Коллегии, образованной при народном комиссаре по Министерству почт и телеграфов и состоящей из следующих лиц: 1) Леонид Николаевич Старк, 2) Моисей Яковлевич Зеликман, 3) Артемий Моисеевич Любович, 4) Мария Кировна Котикова, 5) Кароль Иванович Катлубовский».

10 ноября, докладывая на заседании ВЦИК о переговорах с главнокомандующим Духониным, В.И. Ленин сообщил: «Мы имеем сведения, что наши радиотелеграммы доходят в Европу. <…> Мы имеем возможность сноситься радиотелеграфом с Парижем, и когда мирный договор будет составлен, мы будем иметь возможность сообщить французскому народу, что он может быть подписан.».

Радиостанции «Новая Голландия», крейсера «Аврора»[46] и Царского Села стали передавать радиограммы о происходящих событиях и первых декретах Советской власти. Вести прием и передачу декретов Советской власти стала и Тверская радиостанция. Начальником Царскосельской радиостанции в 1917—19 гг. был выбран А.Ф. Шорин – один из немногих подготовленных специалистов по радиотехнике, окончивший электротехническое отделение Санкт-Петербургского технического железнодорожного училища (1910), Николаевский кадетский корпус экстерном (1911) и Петроградский электротехнический институт (1919).

Первые ленинские обращения по радио передавались азбукой Морзе, но в дальнейшем Ленин приложил много усилий, чтобы добиться разработки радиоустройств для массового вещания голосом. Радио стало рассматриваться как одно из основных средств оперативной информации, массовой агитации и пропаганды, причем не только внутри страны, но и «в мировом масштабе». Развитию радиовещания, созданию его материально-технической базы советское правительство, проводя курс на «мировую революцию» придавало исключительное значение.

2(15) декабря 1917 г. при Совете народных комиссаров учреждается Высший совет народного хозяйства. Пока это скорее совещательный орган с задачами «организации народного хозяйства и государственных финансов»:

С этой целью Высший совет народного хозяйства вырабатывает общие нормы и план регулирования экономической жизни страны, согласует и объединяет деятельность центральных и местных регулирующих учреждений (совещаний по топливу, металлу, транспорту, центральный продовольственный комитет и пр.), соответствующих народных комиссариатов (торговли и промышленности, продовольствия, земледелия, финансов, военно-морского и т. д.), Всероссийского совета рабочего контроля, а также соответственную деятельность фабрично-заводских и профессиональных организаций рабочего класса.

В.И. Ленин

3) Высшему совету народного хозяйства предоставляется право конфискации, реквизиции, секвестра, принудительного синдицирования различных отраслей промышленности и торговли и прочих мероприятий в области производства, распределения и государственных финансов.

4) Все существующие учреждения по регулированию хозяйства подчиняются Высшему совету народного хозяйства, которому предоставляется право их реформирования.

Для построения нового государственного аппарата Советская власть использовала «деловой, хозяйственно-технический аппарат прежних регулирующих органов».

Особое совещание по обороне, деятельность которого как упоминалось выше, продолжалась и после Февральской революции, было превращено в специальное Совещание по финансированию и в соответствии с п. 4 передано в подчинение ВСНХ. Местные органы Особого совещания – заводские совещания – были демократизированы путем введения в них двух третей представителей рабочих и крестьянских организаций. В высших звеньях управления связь обеспечивалась органами Народного комиссариата почт и телеграфа (НКПиТ), а также Центральным управлением военных сообщений и Главным военно-инженерным управлением (ГВИУ), которое осуществляло и снабжение имуществом связи.

В начале 1918 г. правительство из Петрограда переехало в Москву. Туда же были переведены ГВИУ и целый ряд бывших военных учреждений связи. Телеграфная сеть в стране на большой площади была разрушена, и не было никакой надежды быстро ее восстановить, поэтому значительную часть информационного обмена внутри страны должен был принять на себя радиотелеграф.

Провал переговоров в Бресте, наступление немцев, последующая иностранная военная интервенция и начавшаяся вскоре Гражданская война вынудили советское правительство к срочному формированию новой армии. При формировании Красной Армии, созданной декретом от 1 февраля, начался постепенный процесс формирования нового рода войск – войск связи. В Красной Армии батальоны и команды связи организационно вошли в состав стрелковых и кавалерийских соединений, тогда как в старой русской армии подразделения, части и учреждения связи входили в состав инженерных войск.

Для управления маневренными операциями Гражданской войны на огромной территории командованию Красной Армии требовалась надежная радиосвязь с фронтами и частями во всех ее разновидностях, что задало еще одно направление развития радиотехники – военное. После выхода Советской республики из числа участников 1-й мировой войны и начала демобилизации старой армии военные радиостанции, как мощные, для дальних связей, так и походные, связывавшие между собой отдельные участки фронта и военные соединения, утратили свою прежнюю роль. В то же время в распоряжении НКПиТ находились только 4 гражданские передающие станции относительно малой мощности и всего 67 приемных.

Совнарком создал комиссию для разработки планов развития радиотелеграфного дела, и 19 июля 1918 года Ленин подписал первый декрет «О централизации радиотехнического дела Советской республики», которым Наркомпочтель обязывался незамедлительно начать прием военных радиостанций. Приведем выдержки из текста этого исторического постановления[47].

«В целях централизации радиотехнического дела различных ведомств Советской республики, Совет Народных Комиссаров постановляет.

1) Задачу централизации радиотехнического дела возложить – на Комиссариат почт и телеграфов, при Радиотелеграфном отделе которого образуется особый Радиотехнический совет, состоящий из ответственных работников, назначенных народным комиссаром почт и телеграфов.

2) Председателем Радиотехнического совета состоит народный комиссар почт и телеграфов или уполномоченный им член Коллегии Комиссариата. <…>

4) Все постоянные радиотелеграфные станции, склады и крупные ремонтные мастерские, за исключением предусмотренных пп. 11 и 12, переходят в ведение Комиссариата почт и телеграфов с персоналом и имуществом. <…>

5) Радиотехническому совету вменяется в обязанность:

а) составление плана устройства и эксплуатации сети постоянных радиостанций и высший надзор за выполнением этого плана;

6) согласование хозяйственно-технической деятельности различных комиссариатов, для чего:

аа) все сметы по заготовке радиотелеграфного и радиотелефонного имущества и сооружению радиоустановок идут на заключение Радиотехнического совета,

бб) решение всех спорных вопросов в области беспроводных сношений, возникающих между различными ведомствами [выносится Радиотехническим советом];

в) выработка «норм и правил» технических условий в области радиоустановок.

6) Решения Радиотехнического совета, поскольку они не касаются вопросов, указанных в п.п. 10, 11 и 12 настоящего декрета, обязательны для всех учреждений и лиц при условии соблюдения п. 3. <…>

8) Все заводы, изготовляющие радиотелеграфное имущество, с персоналом и имуществом передаются в ведение Высшего совета народного хозяйства, который немедленно приступает к организации производства радиотехнического имущества. Соответствующие сметы переписываются в сметы Высшего совета народного хозяйства».

Председателем Радиотехнического совета Народный комиссариат почт и телеграфов назначил члена коллегии А.М. Николаева, членами – проф. В.К. Лебединского, И.А. Леонтьева, А.С. Грамматчикова, А.В. Водара и др.

После опубликования декрета о централизации радиотехнического дела и передачи оборудования радиостанций в распоряжение НКПиТ деятельность его сразу оживилась. В.Н. Подбельский и А.М. Николаев предприняли объезд всех основных военных радиостанций, чтобы лично ознакомиться с их состоянием. А.М. Николаев вспоминал:

«Каково же было мое удивление, когда по приезде на [Тверскую] Станцию я нашел там солидную группу высококвалифицированных инженеров, техников и профессора Рижского политехникума В.К. Лебединского. <…> Ядро этой группы составляли Бонч-Бруевич, начальник радиостанции Лещинский, инженеры Остряков, Леонтьев, Салтыков и другие – все с высшим образованием, люди военные, дисциплинированные, крупнейшие специалисты в области радио. Оказывается, до Октябрьской революции на Тверскую станцию Временным правительством были посланы уполномоченные, которые наобещали кучу всяких благ и ничего не сделали»[48].

В.К. Лебединский понимал, что надо принимать экстренные меры для сохранения «внештатной» радиолаборатории Тверской радиостанции. В первую очередь надо было узаконить ее существование в новом ведомстве. По совету Лебединского В.М. Лещинский с участием других товарищей подготовил 7 июня 1918 года рапорт наркому почт и телеграфа о необходимости организации крупного научно-производственного учреждения по разработке беспроводной связи. В нем в частности говорилось:

«<…> Не имея ничего своего, мы по необходимости пользовались даваемыми нам приборами и лишь только обогащали чуждые нам иностранные фирмы. Почти весь радиотелеграф теперь находится в руках Комиссариата почт и телеграфов, материальная часть, полученная из бывших Военного и Морского ведомств, представляет собою бесчисленное разнообразие. Многие приборы не удовлетворяют своему назначению.

Крайне важно, что [бы] у Комиссариата почт и телеграфов было свое учреждение, которое бы могло двигать по пути усовершенствования материальную часть радиотелеграфа, разрабатывая новейшие типы приемных и передающих радиостанций, испытывать и давать свое заключение о вновь появившихся радиотелеграфных приборах и проч. <…>

Народный комиссар почт и телеграфов В.Н. Подбельский

Совершенно естественно и при создавшихся условиях почти необходимо Комиссариату почт и телеграфов использовать Лабораторию Тверской радиостанции как ядро, из которого образовать крупное учреждение, двигающее по пути прогресса материальную часть радиотелеграфа и радиотелефона, вне зависимости от капитала <…>».

Рапорт был срочно передан на обсуждение Коллегии Наркомпочтеля, и 19 июня 1918 г. состоялось решение об организации Радиолаборатории при радиостанции в Твери. «Внештатная» лаборатория была включена в штат Наркомата, получив тем самым законное право на существование. Начальником Радиолаборатории 26 июня 1918 г. был утвержден В.М. Лещинский, сохранивший за собой и должность начальника радиостанции. Однако вопрос об эвакуации лаборатории остался пока открытым, равно как и вопросы о дальнейшем расширении работ, снабжении и обеспечении личного состава. Характерно, что А.М. Николаев, докладывая Ленину результаты своей поездки, предложил:

«Развернуть это дело подальше от Москвы, чтоб ВСНХ не «сцентрализовал» нас, когда дело производства радиоламп и аппаратов развернется на широкую заводскую ногу».

Дальнейшая судьба лаборатории решалась после того, как В.И. Ленин послал в Тверь Подбельского. По воспоминаниям П.А. Острякова, задача ставилась по выпуску тысячи радиоламп в месяц, и после обсуждения нарком пришел к выводу о нереальности быстрого выхода на эту мощность в Твери: «…Сейчас это нереально. Легче и проще переехать в другой город!

– Так вот, – закончил беседу народный комиссар, обращаясь к Лещинскому, – завтра в 12 час. жду вас в Наркомате: Большая Дмитровка, 22. Приготовьте список пообстоятельнее; перечислите все свои нужды и пожелания. Подумайте, что нам нужно для расширения производства. Только помните: нам нужны свои собственные, а не французские лампы!

Вечером на другой день вернулся из Москвы Лещинский. Следом за ним все мы пришли к нему на квартиру. Здесь он молча, с таким выражением лица, которое мы никогда еще не видели, стал разгружать карманы. Он вынул несколько документов, тетрадь проездных билетов и несколько пачек кредиток.

– Вот вам на переезд и на первое обзаведение. Тут целых десять тысяч! (Таких денег никогда на руках Лещинского до сих пор не бывало.)

Подбельский сказал: «Куда хотите переезжайте, выбирайте место сами; можете рассчитывать на полное содействие. Но одно имейте в виду: к первой годовщине Октября должна быть готова первая партия ламп».

Бонч-Бруевич с Лещинским проехали до Казани. Дальше искать место было нецелесообразно. Где-то на Урале шевелился Колчак. Да и от Москвы Казань далековато. Окончательно остановились на Нижнем Новгороде […]».

Нижний Новгород не пострадал от военных действий, был расположен на слиянии Оки с Волгой, железной дорогой и проволочным телеграфом был связан с Москвой и Петроградом и имел высокоразвитую металлообрабатывающую промышленность. На путях железнодорожной станции Нижний Новгород нашлось несколько вагонов имущества эвакуированного сюда в 15-м году Рижского политехникума. В дальнейшем необходимые материалы, машины и приборы получались с различных предприятий: бывш. «Айваза», «Дека» и др.

Во время войны Нижний Новгород наполнился беженцами с запада империи. Благодаря губернатору А.Ф. Гирсу в 1915 году под Нижним Новгородом начал строиться телефонный завод «Сименс и Гальске», в 1916 году здесь открывается Нижегородский народный университет и переводится сюда Варшавский политехнический институт (ставший базой будущего Горьковского политехнического института). В город эвакуируют предприятия, учреждения и оборонные заводы (в том числе рижские заводы «Фельзер» и «Этна»).

16 августа 1918 г. Радиолаборатория с мастерской и личным составом из Твери прибыла на новое место. Перевод потребовал больших расходов. На содержание Радиолаборатории первоначально было отпущено 22 100 руб.; затем, когда по мере осмысления Радиоотделом выяснилось ее весьма существенное значение и стали возникать все новые вопросы и задания, потребовался дополнительный отпуск кредита в сумме около 4 505 000 руб.

Приказ наркома был выполнен. К Октябрьским праздникам 1918 г. в Москву отправили небольшую партию ламп, изготовленных целиком в Нижнем Новгороде. На очередь встала подготовка производства ламп в таком количестве, которое освободило бы страну от необходимости приобретения их за рубежом.

В.И. Ленин, хорошо зная бюрократию в собственном аппарате, лично отслеживал прохождение заключения по проекту Положения о Радиолаборатории – второго важнейшего декрета в области радио, разработанного по указанию В.И. Ленина. Об этом свидетельствует его записка управляющему делами СНК Н.П. Горбунову:

«21.XI.1918 г.

Тов. Горбунов!

Очень прошу Вас ускорить, елико возможно, заключение научно-техническому отделу по вопросу о Радиолаборатории. Спешно крайне. Черкните, когда будет заключение.

Привет! Ленин».

«Положение» появилось 2 декабря:

«ПОЛОЖЕНИЕ О РАДИОЛАБОРАТОРИИ С МАСТЕРСКОЙ НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ПОЧТ И ТЕЛЕГРАФОВ

I. Радиолаборатория с мастерской Народного комиссариата почт и телеграфов является первым этапом к организации в России Государственного социалистического радиотехнического института, конечной целью которого является объединение в себе и вокруг себя в качестве организующего центра:

а) всех научно-технических сил России, работающих в области радио телеграфа;

б) всех радиотехнических учебных заведений России;

в) всей радиотехнической промышленности России.

II. Радиолаборатория с мастерской должна объединить в себе кадры активных работников в области радиотехнической науки, техники, промышленности и эксплуатации и дать возможность всем вообще радиотехникам бесплатного производства опытов и изысканий.

Она имеет целью:

а) производство научных изысканий в области радиотелеграфии и радиотелефонии и в смежных областях физических наук;

б) техническую разработку и конструктивное выполнение радиотехнических приборов как по собственному почину, так и по заданиям ведомства;

в) организацию производства радиотехнических приборов особого назначения как по собственной инициативе, так и по заданиям ведомства;

г) технический контроль всех радиотелеграфных и радиотелефонных приборов Народного комиссариата почт и телеграфов;

д) техническую консультацию по специальным вопросам, составление правил и норм, рассмотрение изобретений;

е) составление учебных книг, программ, брошюр и статей по специальным вопросам;

ж) подготовку материалов, детальную разработку мер к осуществлению Государственного социалистического радиотехнического института и проведение этих мер в жизнь.

III. Радиолаборатория с мастерской имеет ближайшими конкретными заданиями:

а) организацию производства катодных реле с абсолютной пустотой до 3000 штук в месяц;

б) разработку типовой приемной радиостанции для Народного комиссариата почт и телеграфов;

в) разработку радиотелеграфных передатчиков дальнего действия.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).

Москва. Кремль, 2 декабря 1918 г.»

«Положение» послужило четко сформулированным примером уставов, на основании которых стали получать свои организационные формы новые советские научно-исследовательские институты, соединяющие теоретические разработки с внедрением их в практику производства. Рассматривая подготовленный проект «Положения», В.И. Ленин, как об этом сообщает А.М. Николаев, сам добавил в пункте «д» раздела II слова: «рассмотрение изобретений». По его же предложению в проект «Положения» был внесен и раздел III, который НКПиТ ранее считал своим очередным заданием радиолаборатории, – «чтобы, – как заметил Владимир Ильич, – было покрепче».

В НРЛ работало много талантливых инженеров. Поначалу в лаборатории работали восемнадцать человек. К великому сожалению, на следующий после переезда год умер от старой боевой раны В.М. Лещинский, и НРЛ возглавил другой блестящий инженер и ученый, «русский Эдисон» Александр Федорович Шорин. Но его вскоре арестовали[49], и тогда во главе НРЛ встал Совет лаборатории с его первым председателем Петром Алексеевичем Остряковым. Что же касается Шорина, то, по счастью, его удалось довольно скоро (после месячного ареста) вызволить, и он продолжил работу.

Можно все же отметить, что для организующего центра, объединяющего все научно-технические силы и радиотехнические учебные заведения, а тем более всей радиотехнической промышленности России, сил у лаборатории было явно недостаточно. Для НКПиТ такая ее роль тоже не очень подходила, но многие ведущие специалисты НРЛ и некоторые лица из ее руководства продолжали так считать и после окончания Гражданской войны, и после кончины В.И. Ленина, явно расходясь в своих амбициях с действительностью.

21 декабря 1918 г. в Москве под председательством А.М. Николаева прошло совещание при Высшем радиотехническом совете представителей науки и специалистов по радиотехнике[50]. Рассматривались вопросы, ни много, ни мало, о радиосвязи Москвы с Владивостоком, необходимом для этого числе промежуточных радиостанций на магистрали, и о типе генераторов для промежуточных и конечных радиостанций. С.М. Айзенштейн защищал идею магистрали с одной мощной радиостанцией и оборудование ее передатчиками дуговой системы, ссылаясь в том числе на французский и американский опыт. Инженер Савельев предложил проект радиосвязи Москвы с Владивостоком с двумя промежуточными радиостанциями с машинами высокой частоты, мотивировав свое предложение их значительно более высоким коэффициентом полезного действия. Это предложение и было принято Совещанием.

Совещание все же признало желательным дублировать Московскую и первую от нее промежуточную радиостанцию передатчиком с вольтовой дугой; причем одну из этих станций построить с таким расчетом, чтобы попытаться достигнуть связи Москвы с Владивостоком через одну промежуточную.

Однако М.А. Бонч-Бруевич и поддержавший его В.К. Лебединский видели более совершенный способ осуществления проекта за счет повышения мощности электронных ламп. Несмотря на необходимость новых затрат Наркомат почт и телеграфов поддерживал НРЛ в этом отношении. Во всех лабораториях в Нижнем Новгороде закипела работа. М.А. Бонч-Бруевич продолжал повышать мощность радиоламп. Вольфрама не было, и он стал делать аноды из алюминия, с охлаждением проточной водой. Далее он разрабатывал схемы параллельного включения таких ламп и довел мощность макета радиотелефонного передатчика до 5 кВт.

30 июля 1919 г. было принято за подписью В.И. Ленина постановление Совета рабоче-крестьянской обороны, в котором говорилось:

«1. Для обеспечения надежной и постоянной связи центра Республики с западными государствами и окраинами Республики поручается Народному комиссариату почт и телеграфов установить в чрезвычайно срочном порядке в г. Москве радиостанцию, оборудованную приборами для выполнения указанной задачи.

2. Всем государственным учреждениям и организациям предлагается оказывать Народному комиссариату почт и телеграфов в выполнении этой задачи самое деятельное и энергичное содействие по части снабжения всеми необходимыми материалами, транспорта железнодорожного, водного и гужевого и по привлечению к этой работе квалифицированных и неквалифицированных рабочих, обеспечив их продовольствием и жильем.

3. Работающих на установке радиостанции считать мобилизованными на месте и поэтому не подлежащих призыву (независимо от их возраста) до тех пор, пока радиостанция не будет закончена.

4. Всем рабочим, квалифицированным и неквалифицированным, работающим по установке радиостанции, выдавать красноармейский паек до тех пор, пока радиостанция не будет закончена. <…>»

Выполняя этот декрет, Наркомпочтель начал строить в Москве передающую радиостанцию с дуговым генератором. Антенна была установлена на металлической башне высотой 150 м по оригинальному проекту инженера В.Г. Шухова. Сотрудники лаборатории РОБТиТ во главе с В.М. Лебедевым под общим руководством С.М. Айзенштейна приняли в ее проектировании и строительстве деятельное участие. Здесь был установлен дуговой радиопередатчик мощностью 100 кВт, построенный В.М. Лебедевым и М.В. Шулейкиным. Лаборатория РОБТиТ занималась не только созданием радиостанции, но и разработкой приемной техники (усилителей, приемных аппаратов на радиолампах), а также способов многократного телефонирования, положивших начало многоканальной радиосвязи.

27 февраля 1919 г. в 10 часов 2 минуты с помощью дуговых генераторов из стен радиолаборатории вместо сигналов Морзе лаборант Остряков передал в эфир: «Алло, говорит Нижегородская лаборатория». С одной стороны, это был успех. Но с другой – дальнейшие опыты подтвердили бесперспективность работы по дуговым передатчикам.

Ученым-специалистом Нижегородской лаборатории, был приглашен В.П. Вологдин, который возглавил лабораторию устройств высокой частоты. Вместе с ним в Нижний приехали его помощники: В.А. Жилинская, М.М. Вербицкий и К.Т. Гурьев. Но при испытании машин высокой частоты в радиотелефонии вскоре выяснилось, а вернее подтвердилось, что для передачи человеческого голоса они мало приспособлены. Поэтому В.П. Вологдин решил сосредоточить свое внимание на создании передатчиков лишь для радиотелеграфирования.

11 января 1920 г. в НРЛ успешно прошла первая передача речи через эфир, продемонстрировав, что качество воспроизведения слов при приеме через эфир лучше, чем по проводам. Но расстояние было всего четыре версты. А через четыре дня, во время опытной связи с Москвой установка безупречно сработала и на расстояние более 500 верст. 17 марта 1920 г. Совет труда и обороны принимает постановление, которое гласит:

«1. Поручить Нижегородской радиолаборатории изготовить в самом срочном порядке не позднее двух с половиной месяцев Центральную радиотелефонную станцию с радиусом действия 2000 верст.

2. Местом установки назначить Москву и к подготовительным работам приступить немедленно.

3. Ввиду чрезвычайной государственной важности нового сооружения все заказы и требования на материалы, связанные с установкой радиотелефона, должны исполняться в первую очередь под личную ответственность заведующих соответствующих отделов и председателей заводоуправлений. <…>»

Большевики хотели построить такую станцию, которой не было нигде в мире, чем и объяснялось усиленное внимание со стороны властей. В США первая радиостанция вышла в эфир в 1920 г., в Англии – в ноябре 1922 г., во Франции – в декабре 1922 г., в Германии – в октябре 1923 г., а в Италии – летом 1924 г.

Приведем еще два документа, хорошо поясняющие отношение В.И. Ленина к вопросу о развитии радиотехники:

«Товарищу Сталину с просьбой переслать вкруговую всем членам Политбюро.

Товарищ Сталин,

прилагаю два доклада: первый – профессора Осадчего, специалиста по электричеству, о радиотелеграфной и телефонной связи; второй – Бонч-Бруевича (не родственника известных братьев Бонч-Бруевич, из которых один был управдел СНК, а другой выдающимся царским генералом). Это Бонч-Бруевич, доклад которого я прилагаю, – крупнейший работник и изобретатель в радиотехнике, один из главных деятелей Нижегородской радиолаборатории.

Из этих докладов видно, что в нашей технике вполне осуществима возможность передачи на возможно далекое расстояние по беспроволочному радиосообщению живой человеческой речи; вполне осуществим также пуск в ход многих сотен приемников, которые были бы в состоянии передавать речи, доклады и лекции, делаемые в Москве, во многие сотни мест по республике, отдаленные от Москвы на сотни, а при известных условиях, и тысячи верст.

Я думаю, что осуществление этого плана представляет для нас безусловную необходимость как с точки зрения пропаганды и агитации, особенно для тех масс населения, которые неграмотны, так и для передачи лекций. При полной негодности и даже вредности большинства допускаемых нами буржуазных профессоров по общественным наукам у нас нет иного выхода, как добиться того, чтобы наши немногие коммунистические профессора, способные читать лекции по общественным наукам, читали эти лекции для сотен мест во всех концах федерации.

Поэтому я думаю, что ни в коем случае не следует жалеть средств на доведение до конца дела организации радиотелефонной связи и на производство вполне пригодных к работе громкоговорящих аппаратов.

Предлагаю вынести постановление об ассигновании сверх сметы в порядке экстраординарном до 100 тысяч рублей золотом из золотого фонда на постановку работ Нижегородской радиолаборатории, с тем чтобы максимально ускорить доведение до конца начатых ею работ по установке вполне пригодных громкоговорящих аппаратов и многих сотен приемников по всей республике, способных повторять для широких масс речи, доклады и лекции, произносимые в Москве или другом центре.

Поручить СТО установить особый надзор за расходованием этого фонда и, может быть, если окажется целесообразным, ввести премии из указанного фонда за особо быстрый и успешный ход работы.

Добавлю, что сегодняшние «Известия» сообщают об английском изобретении в области радиотелеграфии, передающем радиотелеграммы тайно. Если бы удалось купить это изобретение, то радиотелефонная и радиотелеграфная связь получила бы еще более громадное значение для военного дела.

Ленин».

«Товарищу Сталину

По поводу сегодняшней бумаги Бонч-Бруевича я полагаю, что мы не можем пойти на финансирование радиолаборатории из золотого фонда без специальных заданий.

Предлагаю поэтому поручить СТО выяснить необходимые расходы на то, чтобы радиолаборатория максимально ускорила разработку усовершенствования и производства громкоговорящих телефонов и приемников. Только на это мы должны, по моему мнению, ассигновать сверхсметно определенную сумму золота.

Ленин».

3 января 1924 г. Начались регулярные передачи по радио материалов из Москвы для местных газет. 12 октября 1924 г. начала работу еще одна радиостанция – Сокольническая, которой было присвоено имя А.С. Попова. Однако, исходя из ленинского понимания задач радиотехники, помимо мощных радиостанций требовались и небольшие, недорогие и компактные, которые освещали бы по радио жизнь на местах.

Над решением этой задачи в Нижегородской радиолаборатории работал С.И. Шапошников, приглашенный М.А. Бонч-Бруевичем. Всесторонние испытания нового устройства показали не только отличные результаты, но и его универсальность. Аппарат, умещающийся в двух шкафах, мог работать как для радиовещания, так и для передачи телеграмм местного телеграфа. А при небольшой переделке он стал принимать удаленные станции и передавать их сигналы в телефонную сеть или в эфир на волне местного вещания. Эту станцию тоже назвали «Коминтерн», только «Малый». Первый экземпляр «Малого Коминтерна» получил Московский окружной союз работников связи. Второй уехал в Ленинград. А третий вполне заслуженно расположился в отечественной «столице радио» – Нижнем Новгороде. Спрос на «Малые Коминтерны» был велик. И пока Трест заводов слабых токов осваивал их производство, Нижегородская радиолаборатория изготовила 27 таких станций.

Судьба остальной отечественной радиотехнической промышленности в этот момент больше волновала не столько новое руководство страны (ему хватало НРЛ), сколько инженерное сообщество. Тридцать четыре ведущих радиоспециалиста собрались 31 марта 1918 г. в Петрограде в Центральной лаборатории Военного ведомства с целью организации Российского общества радиоинженеров (РОРИ). Среди членов-учредителей РОРИ было 19 бывших офицеров русской армии и военно-морского флота, 12 инженеров петроградских заводов и организаций, три преподавателя вузов, 21 представитель разных сословий[51]. Почти все они, кроме двоих, имели высшее техническое образование. Председателем РОРИ был избран профессор В.К. Лебединский, заместителем – военный инженер А.В. Водар, секретарем – инженер Радиотелеграфного завода Морского ведомства Н.Н. Циклинский.

19 мая были избраны: Моллот, Эйтнер, Поярков, Муравьев, Жилинский, Тейковцев, Обухов, Чернышев, Лермонтов, Петренко, Шефтель, Лихачев, Чистяков, Свирский, Слюсарев, Леонтьев (И.М.). Всего за период с 19 мая по 28 февраля в действительные члены Общества были избраны 51 человек[52]. Членами Совета были: Д.Д. Заклинский, В.М. Лебедев, В.В. Ширков и Л.П. Муравьев. За выбытием последних двух, был избран в члены Совета – А.Т. Углов.

Что делать с промышленностью и можно ли ею управлять во время Гражданской войны пока еще не знали. Уже с конца 1917 г. военные заказы заводам стали замораживаться, а в начале 1918 г. они и вовсе были аннулированы. Новых механизмов управления государственной промышленностью еще не было, а дореволюционный опыт был не слишком приемлем, но нужно отдать должное правительству, что, приняв меры к консервации или эвакуации предприятий, при отсутствии государственных заказов ее не разорили окончательно.

Производство стремительно сокращалось, рабочие увольнялись. Об обстановке в Петрограде тех лет вспоминал Андрей Андреевич Захаров:

«В Петрограде в 1917–1918 годах было голодно. И, когда отец выписался из Николаевского военного госпиталя, мы всей семьей <…>уехали в г. Холм бывш. Псковской губернии к бабушке (матери отца) Евдокии Ивановне. Возвратившись в Петроград в 1922 году, жили на Васильевском острове, на Большом проспекте вблизи от Гавани и, немного погодя, переехали жить в угловой дом Малого проспекта и 5-й линии (д. 64, кв. 27). Квартира была на шестом этаже, большая, пятикомнатная, с двумя входами (по черной лестнице и парадной), с балконом, выходящим на 5-ю линию. Лифт за время, что семья жила до 1933 года в этой квартире, не работал. Небольшое время до переезда в квартиру 27 жили на этой же лестнице, но на втором этаже. Окна квартиры выходили на задний двор, напротив глухой стены. Переселение это говорит о том, что в те годы людей в Петрограде было мало, поскольку было не трудно получить квартиру. Центрального отопления в доме не было. Отапливались дровами, доставлявшимися в квартиру без лифта. Подспорьем было то, что собирали упавший уголь на набережной Малой Невы при разгрузке с барж тачками.

В Петрограде жилось в 1922—24 годах голодно. Старшая сестра, Мария, 1905 года рождения, учившаяся в гимназии в Петрограде до революции (на В.О.), вынуждена была также работать, причем далеко от места жительства. К несчастью, возвращаясь с работы осенью (23 октября) во время наводнения в Ленинграде в 1924 году, промокла, простудилась и заболела. Умерла в 1925 году, на 20-м году жизни. <…>. В те же годы НЭПа, будучи безработным, отец был вынужден прирабатывать дома, нелегально. Он был первоклассным портным с большим стажем. Работу выполнял для официальных частных пошивочных заведений. Помогала ему в работе и мать. Мне тоже приходилось помогать матери. Иногда торговал газетами, крича: «Убийства, грабежи и пожары, «Красная вечерняя газета»!». Но чаще занимались с матерью мелкой спекуляцией. Купив на Сенном рынке рано утром небольшую корзинку абрикосов или персиков, продавали фрукты поштучно, опять же нелегально. Зарабатывали на этом копейки, которых хватало вечером купить в булочной хлебные обрезки»[53].

Уезжать людей заставлял не только голод и холод. Была еще угроза немецкой оккупации.

4 марта 1918 г. в петроградских вечерних газетах было опубликовано чрезвычайное постановление Совета народных комиссаров:

«Ввиду того, что германские грабители, ведя мирные переговоры, продолжают наступление по направлению к Петрограду, СНК постановил: продолжать со всей энергией оборону, принять меры к эвакуации и принять все необходимые меры к быстрому и единовременному взрыву всех запасов, которые не будут своевременно вывезены из Петрограда. В случае наступления на столицу – ни одного орудия, ни одного снаряда, ни одного фунта меди, ни одного пайка хлеба врагу. Те ведомства или учреждения, по вине которых в руки германских хищников попадет боевое продовольствие или иные запасы, будут подвергнуты расстрелу. Михайлов»

Постановление СНК, как следует из текста, в первую очередь касалось предприятий производивших боеприпасы, но власти быстро сообразили, что это должно касаться и других промышленных предприятий, в первую очередь машиностроительных, и было выпущено соответствующее дополнение.

Эвакуация застигла петроградские заводы врасплох. Ни один из них не имел предварительно разработанного плана эвакуации, где были бы предусмотрены: новое место расположения эвакуированного завода, род и количество вывозимого имущества, очередность и порядок его вывоза, мероприятия по подготовке транспорта, способы обезвреживания остающегося имущества, порядок эвакуации технического и рабочего персонала и пр. Все эти многочисленные и сложные вопросы пришлось разрешать наспех, в порядке импровизации, хотя серьезная угроза занятия Петрограда немцами впервые возникла еще в 1916 г., и это, казалось бы, должно было побудить заводы и высшую власть, хотя сколько-нибудь подготовиться на случай ее повторения.

28 июня 1918 года вышел декрет СНК «О национализации крупнейших предприятий по горной, металлургической и металлообрабатывающей, текстильной, электротехнической, лесопильной и деревообделочной, табачной, стекольной и керамической, кожевенной, цементной и прочим отраслям промышленности, паровых мельниц, предприятий по местному благоустройству и предприятий в области железнодорожного транспорта». Фактически национализация началась раньше. Так 19 марта 1918 г. на основании постановления ВСНХ был национализирован завод «Морзе», который вошел в тогда же организованный «Электротрест».

После национализации заводов ВСНХ становится комиссариатом по управлению промышленностью. В период иностранной интервенции и Гражданской войны 1918—20 гг. важнейшей задачей ВСНХ было выполнение военных заказов и снабжение Красной Армии оружием, боеприпасами, обмундированием. Для управления отдельными отраслями промышленности в системе ВСНХ были созданы отделы по металлу, топливу и т. д. При отделах организовывались отраслевые главные управления и центральные комитеты (главки и центры). Местными органами ВСНХ являлись областные, губернские и уездные советы народного хозяйства.

В разгар Гражданский войны в 1919 г. был учрежден Совет военной промышленности, и вся его работа в течение 1919, 1920 и 1921 гг. протекала в условиях крайне напряженной обстановки войны и тяжелого промышленного кризиса. Совет был обязан сосредоточить свое внимание на двух ближайших в то время задачах: поставлять возможно большее количество вооружения и боевых припасов на фронты, а в тылу – вести напряженную работу со всеми видами кризисов: продовольственным, топливным, финансовым, рабочим и пр. Вопросами же организационными Совет военной промышленности занимался лишь по мере возможности или неотложной необходимости и довольно бессистемно.

Сначала была произведена централизация заготовки обозного имущества для армии, чего ранее, ни во время мировой войны, ни после революции, не было, и каждое из довольствующих управлений – ГАУ, ГВИУ, ГВХУ – заказывали его самостоятельно. В ноябре 1918 г. при ВСНХ был организован Отдел военных заготовок (ЦОВЗ), в который вошли остатки военно-промышленных комитетов и Земгора. ЦОВЗ состоял из трех отделов: обмундировочного, кожевенно-брезентового и обозно-инженерного.

Декрет СНК «О национализации крупнейших предприятий…»

В феврале 1920 г. ЦОВЗ был расформирован, а его обозно-инженерный отдел был переформирован в ЦУПВОЗ, ведавший производством и ремонтом военного обоза, а также изготовлением санитарного, военно-хозяйственного и инженерного имущества, включая предметы военной электротехники. Однако в июле 1920 г. заготовка электротехнического имущества была передана в Электроотдел ВСНХ.

Становление войск связи настоятельно потребовало для совершенствования технических средств проведения испытательных и исследовательских работ. С этой целью Наркоматом по военным делам в апреле 1918 г. в Саратове на базе электроизмерительной станции Офицерской электротехнической школы[54], возглавлявшейся Александром Тихоновичем Угловым[55] (1884–1942), была образована Военная радиотехническая лаборатория (ВРТЛ). На ВРТЛ, находившуюся в ведении ГВИУ и первоначально состоявшую всего лишь из 12 человек, были возложены задачи проведения испытаний и исследований по радиотелеграфной тематике, ремонту радиотелеграфной техники и составлению инструкций по ее использованию. В сентябре 1918 г. лаборатория была переведена в Москву, ул. Б. Молчановка, 9, в деревянный одноэтажный дом (на его месте сейчас «Московский Дом книги» на Новом Арбате), а А.Т. Углова назначили ее заведующим. В дальнейшем этим центром последовательно руководили М.В. Шулейкин и А.Л. Минц.

В Саратове, а также во Владимире в 1918 году были созданы две базы радиотелеграфных формирований Красной Армии, являвшиеся учебными и техническими центрами подготовки радиоподразделений Красной Армии. Саратовская 2-я база радиотелеграфных формирований в 1919 г. была переведена в Казань и с 1 сентября 1919 г. стала официально называться 2-й Казанской базой радиотелеграфных формирований. Базе был передан личный состав и имущество эвакуированного сюда из Петрограда бывшего учебно-запасного электротехнического батальона, снабжавшего в годы Первой мировой войны русскую армию радиотелеграфными устройствами и специалистами. Здесь имелась лаборатория с учебно-опытной радиостанцией, радиошкола, выпускавшая слухачей-радиотелеграфистов, мастерские для ремонта и сборки радиостанций. В мае 1919 г. начальником казанской базы был назначен А.Т. Углов, а комиссаром радиотелеграфной школы 18.10.1919 г. стал Н.И. Ежов, который сам недавно в ней обучался. С января 1921 г. он стал комиссаром управления уже всей 2-й Казанской базы радиотелеграфных формирований[56].

Летом 1919 г. у Красной Армии для подготовки кадров и формирования новых подразделений радиосвязи летом были уже три базы радиотелеграфных формирований Красной Армии во Владимире, Твери и Казани.

Отсутствие единого твердого командования связью отрицательно влияло на управление войсками, поэтому приказом Реввоенсовета республики от 20 октября 1919 г. создается самостоятельный центральный орган по руководству военной связью – Управление связи Красной Армии (УСКА). При этом служба связи была выделена в специальную службу штабов, а войска связи – в самостоятельные специальные войска. Если в старой русской армии подразделения, части и учреждения связи входили в состав инженерных войск, то теперь батальоны и команды связи организационно вошли в состав стрелковых и кавалерийских соединений. В качестве органа по выработке технической политики в июне 1920 г при УСКА был утвержден технический совет войсковой связи, преобразованный в последующем в Военно-технический совет связи (ВТСС РККА). Совет возглавлял начальник связи РККА.

Казанская радиобаза, располагая квалифицированными специалистами, не только удовлетворяла насущные технические нужды фронтов, но и проводила большую исследовательскую и конструкторскую работу и вскоре получила известность как один из творческих центров страны в области радиотехники. Здесь даже начал выходить с ноября 1920 г. научный журнал «Радиотехнические известия 2-й базы радиотелеграфных формирований», освещавший работы по радиотелефонии. А.Т. Углов продолжал опыты по увеличению дальности радиотелефонии при помощи усилительных ламп, начатые им в Офицерской электротехнической школе в Петрограде в 1916–1917 гг. 8 февраля 1919 г. А.Т. Углов «в публичном собрании Общества радиоинженеров впервые в России сделал доклад и практически показал в действии собранный на основе усилительных ламп мощный радиотелефон». А.В. Дикаревым в конце 1919 года в Казани был разработан 9-ламповый усилитель с квадратной рамкой – антенной 2 х 2 метра, который давал громкий радиоприем Москвы, а также изготовлен первый гетеродин для приема радиостанций, работающих незатухающими колебаниями. В 1918–1920 гг. начались опыты по увеличению дальности разговора по проводному телефону, положившие в нашей стране начало звуковому вещанию по проводам, было изготовлено несколько передатчиков по системе Углова. В 1921 году А.В. Дикарев сконструировал 12-ламповый усилитель с громкоговорителем, позволявший на Заместитель наркома почт расстоянии до 500 метров свободно воспринимать речь.

Управляющему делами Совнаркома было дано поручение – проверить, действительно ли эти рупоры так эффективны, и, если это верно, поставить такие рупоры в Москве и Петрограде.

Заместитель наркома почт и телеграфов А.М. Любович

A. Т. Углов со своими специалистами и оборудованием был приглашен в Москву. На балконе Моссовета был установлен рупор – голос оратора отчетливо различался даже в шумный полдень на большой площади перед зданием.

А.Т. Углов демонстрировал опыты по громкоговорящей связи наркому почт и телеграфов B.C. Довгалевскому, его заместителю А.М. Любовичу, члену коллегии А.М. Николаеву. Аппаратура оказалась той, что нужно, и правительство высоко оценило труды военных специалистов – 7 мая 1921 г. об этом сообщали газеты «Правда» и «Известия». В конце 1921 года громкоговорители были установлены на шести площадях Москвы, а в дальнейшем это направление стало ведущим для возрождавшейся промышленности.

Несмотря на успехи разработчиков военного ведомства В.И Ленин 8 февраля 1919 г. подписал постановление о передаче ЦНТЛ ВВ в ведение Научно-технического отдела Высшего Совета народного хозяйства (НТО ВСНХ) и о переименовании лаборатории в ЦНТЛ ВВ РСФСР. Положение о ЦНТЛ ВВ РСФСР было утверждено Коллегией НТО 19 сентября того же года, а 29 апреля 1920 г. Президиум ВСНХ РСФСР переименовал ЦНТЛ ВВ в Государственный научно-технический институт НТО (ГОНТИ НТО ВСНХ). Вместо генерала Г.А. Забудского[57] 5 мая 1920 г. директором был назначен академик В.Н. Ипатьев.

Тут появляется изобретатель В.И. Бекаури[58], который поделился с B. Н. Ипатьевым своей идеей торпеды, движущейся по спирали. Это изобретение Бекаури настолько понравилось Ипатьеву, что вместе с профессорами В.И. Ковалевским и М.М. Тихвинским они разработали проект организации при ГОНТИ экспериментальной мастерской по новейшим изобретениям (ЭКСМАНИ). Мастерская была создана для консультаций изобретателей, конструирования и изготовления моделей новых образцов техники, создаваемых на основе заявок на изобретения. Заведующим мастерской был назначен В.И. Бекаури. Общее руководство мастерской осуществлял Ученый совет научно-технического отдела (НТО) ВСНХ РСФСР, возглавляемый профессором В.И. Ковалевским. В состав совета входили академик В.Н. Ипатьев, профессора В.Ф. Миткевич, М.М. Тихвинский, В.С. Игнатовский и железнодорожный техник по образованию В.И. Бекаури.

Бекаури был активным изобретателем, а Ленин, как видно из его правок по Положению о НРЛ, очень интересовался изобретательством и возлагал на него большие надежды. 13 ноября 1920 года В.И. Ленин сделал запрос в отдел изобретений НТО ВСНХ о поступивших, изобретениях и о состоянии их внедрения. В числе прочих сообщенных председателю Совнаркома важных изобретениях была и торпеда В.И. Бекаури «ВС» – «внутренняя спираль». Торпеда должна была сбрасываться на парашюте с самолета недалеко от вражеского корабля, а дальше, двигаясь с помощью механизма «ВС» по спирали, обязательно поразить его в борт. Была в его планах и радиоуправляемая мина (торпеда). Бывший сотрудник Бекаури так писал о нем: «Бекаури был выдающимся изобретателем, в первые годы после революции он несколько раз встречался с Лениным, очень интересовавшимся изобретательством и возлагавшим на него большие надежды».

В.И. Бекаури

Строить новые корабли пока не решались, по причине их дороговизны. Мощный флот был стране пока не по карману, поэтому в стране долго, до тридцатых годов, поддерживали апологетов строительства так называемого «москитного флота». Как и перед Первой мировой войной, главной задачей для Балтийского флота была защита Петрограда от угрозы с моря, что было подтверждено и опытом Гражданской войны и интервенции. Тогда, в 1919 году, англичане не без успеха применили против РККФ новейшее средство – торпедные катера. В.И. Бекаури предложил для борьбы с «Гранд-Флитом» сделать торпедные катера радиоуправляемыми, атакующими вражеские корабли без потерь в личном составе на минно-артиллерийской позиции рядом с Кронштадтом и фортами. Создание катеров поручили А.Н. Туполеву.

Бекаури легко брался за задачи, посильные лишь целой группе научно-исследовательских институтов, получал новые деньги, новые заводы и десятки катеров для опытов, а заказчики от его предложений до определенных пор были в восторге.

13 июля 1921 года Совет труда и обороны (СТО) ВСНХ заслушал доклад Бекаури об организации Технического бюро со штатом 77 человек (50 рабочих и 27 специалистов и служащих) для выполнения работ «по новому военному изобретению», с приложением сметы. Постановлением № 231/276 от 18 июля, подписанным заместителем председателя СТО А.И. Рыковым штат был утвержден, а Малому Совнаркому было предложено выделить на проведение работ 25 млн рублей. 9 августа 1921 года, дополнительно к Постановлению СТО, В.И. Бекаури получает Мандат № 10197 за подписями: председателя СТО – В.И. Ленина, председателя ВСНХ – П.А. Богданова и секретаря СТО – Л.А. Фотиевой на создание Технического бюро и отдельной мастерской. Эта дата и считается днем создания Остехбюро.

Бекаури были предоставлены полномочия на выполнение всех работ по проверке и внедрению его изобретений.

«Обладая громадной энергией и напористостью, Бекаури сумел очень эффективно использовать ленинский мандат и создать крупную, работоспособную научно-исследовательскую организацию. Ему удалось получить два прекрасных корпуса созданной во время войны Центральной электротехнической лаборатории военного ведомства в Петрограде со всеми ее сотрудниками (в это время, в 1921 году, их было 77). В дальнейшем Бекаури привлек к работе в Остехбюро профессора политехнического института Владимира Федоровича Миткевича (впоследствии ставшего академиком). Миткевич рекомендовал Бекаури несколько преподавателей института для работы в Остехбюро, а они стали отбирать наиболее способных студентов, заканчивающих институт. Так компоновался – и довольно быстро – штат Остехбюро.

Отечественных измерительных приборов тогда не существовало, Бекаури удалось получить их в большом количестве из-за границы. Кроме того, благодаря хорошей механической и монтажной мастерской мы сами изготавливали оригинальные измерительные устройства».

Остехбюро подчинили непосредственно НТО ВСНХ. С 1922 г. начались работы по телемеханическому оружию: в сентябре 1922 г. была испытана мина ВУ, управляемая звуковым сигналом, а в апреле 1924 г. на Черном море В.Ф. Миткевичем и Н.Н. Циклинским проведены первые эксперименты по радиоуправлению объектами на расстоянии. В марте 1927 года были закончены испытания радиоуправляемого фугаса БЕМИ (БЕкаури – МИткевич), патент на который руководитель Остехбюро получил совместно В.Ф. Миткевичем еще в 1920 году. После многих доработок и усовершенствований фугас был принят на вооружение в 1929 году.

Созданием таких организаций, как НРЛ и Остехбюро, работами УСКА правительство большевиков старалось с минимальными затратами решать текущие технические задачи, сосредоточив на них в условиях разрухи свои скудные средства.

Управление промышленностью в период Гражданской войны и «военного коммунизма» осуществлялось на основе строжайшей централизации. Эта практика получила наименование главкизма и характеризовалась непосредственным подчинением предприятий главным или центральным управлениям соответствующих отраслей промышленности (главкам и центрам ВСНХ). Для мобилизации всех ресурсов на оборону страны Советское государство поставило под контроль кроме крупной промышленности также и среднюю промышленность страны. Предприятия были лишены хозяйственной самостоятельности, они бесплатно сдавали произведенную продукцию по централизованным нарядам; в таком же порядке по нарядам главков и центров происходило снабжение предприятий сырьем, топливом и др.

«Предприятия получали сырье и нужные машины от вышестоящих хозяйственных органов и сдавали свою продукцию согласно указаниям сверху. О прибыльности и убытках, а следовательно, о себестоимости продукции, тогда не приходилось много рассуждать. Хозрасчета не существовало»[59].

Все радиозаводы были подчинены Совету народного хозяйства, а петроградские предприятия электротехнической отрасли были подчинены Электротехнической секции Совнархоза Северного района.

К эвакуации петроградских военных заводов приступили фактически уже 1 марта 1918 года. Среди них в марте 1918 г. был эвакуирован Электротехнический завод военно-инженерного ведомства. В Москве его разместили на площадях московского телефонного завода «Морзе» (основанного во второй половине 1917 г. Петроградским арматурно-электрическим акционерным обществом[60]), и 16 апреля 1918 года постановлением президиума ВСНХ объединенное предприятие было преобразовано в «Первый государственный электротехнический завод».

Завод РОБТиТ в Петрограде с 1918 перестал выпускать новую продукцию, а его заводская лаборатория с персоналом и наиболее ценным оборудованием была эвакуирована в Москву, где продолжила свою деятельность. Разместилась она на Шаболовке, в помещении завода по изготовлению электромашин, организованного РОБТиТ в 1916 года. 28 июня 1918 г. завод в Петрограде был секвестирован, а его основное оборудование законсервировано. К августу 1918 г. здесь осталось всего восемь рабочих. Проводились только ремонты, в основном армейских радиостанций. 18 января 1919 г. РОБТиТ (правление и завод в Петрограде, лаборатория в Москве) со всем принадлежащим имуществом было национализировано и Постановлением Президиума ВСНХ включено в группу заводов «Объединенные государственные электротехнические предприятия слабого тока» (ОГЭП).

19 марта 1919 г. ВСНХ принимает завершающее национализацию постановление о переходе в ведение Республики предприятий электротехнической промышленности, в том числе предприятий ОГЭП. В мае 1919 года комиссар ОГЭП поручил С.М. Айзенштейну принять на себя общее административное управление этими предприятиями, которые стали именоваться 5-й секцией ОГЭП слабого тока, а позднее «Государственные объединенные радиотелеграфные заводы» (ГОРЗ) или секция «Радио»[61]. Через год, 01.03.1920 г., постановлением Центрального правления «Электротреста» управление слаботочными предприятиями было возложено на секцию «Электросвязь», являющуюся отделом Петроградского Совнархоза. Сначала это были четыре петроградских предприятия: «Сименс и Гальске», «Эриксон», «Гейслер» и Петроградский завод пустотных аппаратов (бывший завод рентгеновских трубок Федорицкого). В августе 1920 года в ее состав были включены московские предприятия «Объединенные заводы радио», завод «Морзе», мастерская по ремонту приборов слабого тока, монтажно-строительная часть, а также нижегородский телефонный завод «Сименс».

Завод «Н.К. Гейслер и К°» революцию и Гражданскую войну пережил также тяжело. Аннулирование военных заказов – частично правительством Керенского и целиком – советским правительством (в начале 1918 г.) – привело к большому сокращению рабочих – по 100 человек ежемесячно. В мае 1918 года хиреющий завод был национализирован. С 1918 по 1920 г. никаких новых технических разработок не было. Отдел судовой сигнализационный закрыли, остальные работали очень слабо. Совершенно прекратилось производство наиболее сложных изделий, как, например, телеграфных станций Уитстона. В 1919 году завод вошел в ОГЭП под именем секции Гейслер. После убийства директора Л.Х. Иозефа заводом руководили главный управляющий Э.Э. Отто, заведующий заводом инженер Г. А. Кук и главный инженер М.А. Мошкович. В дальнейшем во главе завода стояли управляющий М.А. Мошкович и комиссар В. Юдельсон.

В октябре 1921 года произошел пожар на Петроградской телефонной станции, и ее восстановление было поручено заводу «Н.К. Гейслер и К°». На быстрое возрождение станции были брошены все силы, и в январе 1922 г. она заработала. Кроме указанных работ, с 1921 по 1922 г. производились: швейцарские телеграфные коммутаторы нового образца конструкции инженера М.А. Мошковича, телефонные искатели, селекторы с центральными селекторными станциями и другие изделия, кроме судовых. Все последние разработки были новыми для завода – это говорит о том, что, несмотря на тяжелые условия жизни, техническая мысль на предприятии возрождалась. Общее количество всех видов изделий, изготовлявшихся тогда на заводе, доходило до 70.

В начале 1917 года в Нижнем Новгороде вошел в строй действующих новый телефонный завод «Сименс и Гальске». Завод сразу же приступил к выполнению крупного заказа – на военно-полевые и форпостные телефоны, и в апреле того же года была выпущена первая партия аппаратов – 1400 комплектов. На заводе работало около тысячи человек, которые делали до 4000 телефонных аппаратов. Но государственные заказы были вскоре аннулированы, и в 1918-м завод выпускает уже всякую мелочевку: зажигалки, шурупы, гири-разновесы, косы, серпы и прочие форсунки для Госпароходства, и даже пуговицы Швейпрому. Так, хотя и теряя лучшие кадры и оборудование, завод на Арзамасском тракте продержался все годы «разрухи».

Положение Завода пустотных приборов в эпоху военного коммунизма было особенно критическим, так как в условиях все нарастающей хозяйственной разрухи трудно было рассчитывать на чью-либо поддержку такого специфического производства, как электровакуумное[62]. Все же путь сохранения уникального предприятия удалось найти путем присоединения его с 26 декабря 1919 г. к Государственному рентгенологическому и радиологическому институту (организован в сентябре 1918 г.), которому в целях осуществления своих исследований нужна была база для изготовления вакуумных изделий. С согласия Электроотдела ВСНХ завод пустотных аппаратов поступил в ведение этого института. На должность председателя правления предприятия ВСНХ утвердил профессора М.М. Богословского. Постепенно производство стало возрождаться, и ежемесячный выпуск вырос до 60–80 рентгеновских трубок при производственной программе 100 штук.

В 1920 г. специалисты и наиболее прагматичные руководители Электротреста уже начинали задумываться о перспективах развития электрослаботочной отрасли в условиях мирного времени. Перспективы же эти были невозможны без организации массового выпуска вакуумных изделий в рамках промышленного объединения. К началу 1920-х гг. разработкой радиоламп в стране занимались помимо М.А. Бонч-Бруевича В.И. Волынкин на бывш. Радиотелеграфном заводе Морского ведомства, А.А. Чернышев в Политехническом институте в Петрограде, Н.Д. Папалекси и Л.И. Мандельштам в Одессе. Под их руководством выпускались небольшие партии приборов, но единого подхода к конструированию и технологии изготовления ламп, так же как попыток организации крупномасштабного выпуска приборов, не было. НРЛ выпускала ежемесячно от нескольких десятков до двухтрех сотен ламп приемно-усилительного и генераторного типов, но, подчиняясь НКПиТ, она все же была учреждением ведомственным и в известной степени изолированным от радиопромышленности.

М.В. Шулейкин

В рамках плана ГОЭЛРО 5 октября 1921 года по решению правительства, еще РСФСР, был создан Государственный экспериментальный электротехнический институт (ГЭЭИ), переименованный в 1927 г. во Всесоюзный электротехнический институт (ВЭИ). Первый директор института, виднейший электротехник К.А. Круг, привлек к сотрудничеству крупных ученых того времени. Так, радиоотделом с 1923 по 1928 г. руководил академик М.В. Шулейкин. В 1925 г. сотрудник этого отдела С.Н. Какурин, разрабатывая проблемы телевидения, предложил осуществить модуляцию радиопередатчика с помощью фотоэлемента, созданного физиком Л.А. Тумерманом (1898–1986).

Летом 1921 г. был ликвидирован последний из фронтов гражданской войны – врангелевский. Одной из ближайших очередных задач наступившего мирного периода являлся пересмотр организационных форм, в которые была уложена к этому времени военная промышленность. При этом, как мы видим, управление несколькими полуживыми радиотехническими заводами и лабораториями было распределено между ВСНХ, НТО СТО, ГВИУ РККА и НКПиТ.

Пока шла война, одной из главных задач ВСНХ было сохранение или, по крайней мере, не полное уничтожение предприятий, теперь – их развитие. Переход от военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП) означал ликвидацию системы «главкизма» и перестройку управления советской промышленностью на принципах хозяйственного расчета. В период 1923–1927 гг. ведущей хозяйственной организацией становится хозрасчетный промышленный трест. ВСНХ устанавливает трестам план, проверяет его выполнение, регулирует рост и движение основных фондов.

Правление секции «Электросвязь» 01.09.1920 г. было переведено из Петрограда в Москву, а для улучшения управления петроградскими заводами постановлением ВСНХ от 17.11.1921 г. было создано Северо-Западное областное промышленное бюро. В его составе был организован Телефонно-телеграфный трест из все тех же петроградских заводов, и какое-то время в Москве и Петрограде существовали два треста заводов слабых токов.

Финансовое положение треста в начале 1922 г. из-за недостатка заказов (только на телефонно-телеграфную аппаратуру и железнодорожное оборудование), низкой производительности труда и перебоев со снабжением было очень тяжелым.

С 11 мая 1922 г. председателем правления треста стал И.П. Жуков, который в этой должности проработал более пяти лет и внес большой вклад в организацию деятельности объединения. На заседании Президиума ВСНХ (протокол № 311/261 от 23 мая 1922 года) было признано целесообразным слияние двух трестов: к четырем заводам петроградского треста добавлялись законсервированный Радиоаппаратный завод (здесь же), пять предприятий в Москве и одно – в Нижнем Новгороде. Приказом от 7 июня 1922 года № 216 по Высшему совету народного хозяйства был утвержден Устав Государственного объединения Петроградских и Московских заводов слабого тока под именованием «Всероссийский трест слабого тока». В Уставе было перечислено 11 заводов Москвы, Петрограда, Нижнего Новгорода, монтажно-строительная часть, а также два строительства радиообъектов: на Шаболовке в Москве и Детском Селе под Петроградом. Позднее на заседании Президиума ВСНХ (протокол № 304/254 от 4 сентября 1922 года) было принято решение о переименовании Всероссийского треста слабого тока в электротехнический трест слабого тока «Электросвязь». Созданием ЭТЗСТ[63] закончился период развития отечественной промышленности средств связи, когда вместо единой государственной промышленной системы возникали и действовали разрозненные местные научно исследовательские и производственные учреждения, удовлетворявшие отдельные ведомственные потребности и запросы.

19 мая 1922 г. правление треста рассмотрело вопрос о распределении между предприятиями производственной программы треста. Согласно принятому решению производство радиоимущества было возложено на московские Радиомашинный и Радиоаппаратный заводы (ЦГА СПб. Ф. 1324, оп. 4, д. 4, л. 27). Одновременно в число предприятий, специализирующихся на радиопроизводстве, начинает выдвигаться и Петроградский телеграфный завод (бывш. Сименса).

13 июня 1922 г. был заключен первый договор между трестом и УСКА на изготовление 20 полевых радиостанций, что в тех условиях было настоящим прорывом (ЦГА СПб. Ф. 2086, оп. 4, д. 3, л. 5). Главная роль в выполнении этого заказа была поручена Петроградскому телеграфному заводу.

В своем докладе в Правление 28 июля 1922 г. директор завода отмечает, что получение этого заказа существенно оживило состояние дел на предприятии, открылись законсервированные ранее мастерские и цеха. В целях скорейшего выполнения заказа было принято решение придерживаться существовавшей схемы приборов, по которым они выпускались еще в годы Первой мировой войны (ЦГА СПб. Ф. 1324, оп. 4, д. 4, л. 36).

Директор ЭТЗСТ по радио В.П. Вологдин

Выполнение заказа потребовало активизации работы и повышения статуса радиотелеграфной лаборатории на Телеграфном заводе, заведующим которой был инженер Л.Б. Слепян. Производственным совещанием заведующих производством заводов треста 12 июня 1922 г. принимается решение о том, что лаборатория остается в административно-хозяйственном подчинении завода, а техническое руководство переходит к радиоотделу треста[64]. Это решение в скором времени было закреплено постановлением Правления ЭТЗСТ. Лаборатория на Телеграфном заводе наряду с Московской лабораторией на некоторое время становится основной исследовательской базой радиопромышленности.

Директором Треста по радио был назначен В.П. Вологдин.

Назначение Вологдина (а позднее и перевод Шорина) было удачным со всех точек зрения кадровым ходом. В НРЛ разгорелся нешуточный конфликт, разделивший ее коллектив на два непримиримых лагеря, расхождение точек зрения между основными группами радиоспециалистов. Это приглашение Вологдина должно было погасить конфликт в НРЛ, начавшийся на почве технических разногласий между сторонниками машинных и ламповых генераторов. Истинные причины конфликта, правда, выходили далеко за рамки «войны между машиной и лампой», и скорее относились к области идейной оценки назначения радио как нового элемента культуры и прогресса человеческого общества. Стоявшие во главе НКПиТ В.С. Довгалевский и А.М. Николаев, получившие лично от В.И. Ленина указания, выполнять которые они считали для себя обязательным, видели задачи НРЛ несколько по-иному, чем в Тресте. Они считали (скорее, справедливо), что развитие массового производства не является первоочередной задачей НРЛ, а заключается в налаживании выпуска оригинальной, еще неизвестной за рубежом аппаратуры. Деятельность же Треста, в условиях хозрасчета и самофинансирования загружавшего промышленность производством продаваемых, хотя и заимствованных образцов, резко расходились с этими установками. Тяжелая болезнь В. И. Ленина полностью исключила возможность обратиться к нему за помощью и за разъяснениями, и в этой обстановке началась борьба за то, кого называть главным исполнителем его указаний по части радио.

Начальник Главэлектро В.В. Куйбышев

В разгар конфликта начальник Главэлектро ВСНХ В.В. Куйбышев в 1922 году пригласил к себе профессора В.П. Вологдина и предложил ему перейти в ЭТЗСТ, чтобы возглавить радиопромышленность, сказав при этом: «Тресту надо помочь… Помогите нам наладить и развить молодую советскую радиопромышленность». Это указание ориентировало В.П. Вологдина на активную работу в Тресте, за которую он немедленно и принялся, совмещая первое время с работой в НРЛ, хотя уже, пожалуй, и не видел реальной перспективы создания там новой, начатой проектированием высокочастотной машины в 250 кВт.

В феврале 1923 г. на заседании Президиума Севзаппромбюро с отчетным докладом выступил И.П. Жуков. Президиум признал работу Правления треста удовлетворительной и рекомендовал руководству треста ликвидировать мелкие предприятия, сосредоточив их оборудование и работников на крупных и наиболее оборудованных. Реализуя эти рекомендации, Правление ЭТЗСТ в течение 1923 г. провело большую работу по оптимизации структуры треста. Центр тяжести был перенесен в Ленинград. В результате этой работы к началу 1923/1924 хозяйственного года в составе ЭТЗСТ остались 4 предприятия в Ленинграде, Телеграфный и Радиомашинный заводы в Москве, Телефонный завод в Нижнем Новгороде. В октябре 1923 г. было положено начало созданию научно исследовательской базы: из Москвы в Петроград переводится Радиолаборатория треста, которая получает наименование – Центральная радиолаборатория (ЦРЛ). С ее переводом в значительной мере потерял свое значение московский Радиомашинный завод, который был приведен в состояние консервации, а затем передан Комитету по делам изобретений при ВСНХ.

Что касается мер по пресечению конфликта, то при рассмотрении дальнейших поисковых работ НРЛ Коллегия Наркомпочтеля 16 августа 1923 г. решила, что нужно передать все задания по разработке высокочастотных машин и телеграфии учреждениям ЭТЗСТ. Незамедлительно, в тот же день начальник ЭТУ НКПиТ Лиховидов выпустил распоряжение директору НРЛ, предписывавшее считать В.П. Вологдина и А.Ф. Шорина выбывшими из числа сотрудников НРЛ с 17 августа, их лаборатории закрыть, а работавших там сотрудников уволить в порядке сокращения штата. Значительная часть их сотрудников решила перейти на работу в различные учреждения Треста, а на освободившиеся места были привлечены сотрудники со стороны – сторонники ламповой радиотехники.

Обязанности руководителя НРЛ А.М. Николаев был вынужден взять на себя. Сложность ситуации была в том, что в производственной программе ликвидированных лабораторий НРЛ были три конкретные разработки с поставками до октября 1923 года машинных генераторов для строящихся радиостанций Радиоотдела НКПиТ. Трест принять их на себя был не в состоянии. Начальник Радиоотдела Павлов представил 21 августа в ЭТУ доклад, в котором, в частности говорилось:

«Постановлением Коллегии проф. Вологдин уволен из Ведомства, но этим постановлением, конечно, не имелось в виду нарушить нормальный ход строительной кампании.

Мне совершенно неизвестно, чем вызвана та поспешность и форма ликвидации лаборатории проф. Вологдина, которая проведена администрацией Радиолаборатории. Директор Радиолаборатории достаточно развитой человек, чтобы понять, что нельзя играть работами, на которые Республика потратила крупные денежные средства, и, по моему мнению, должен был разобраться в содержании полученного предписания, прежде чем создавать условия, при которых эти работы должны быть прекращены.

<…> Последние события в Нижегородской радиолаборатории заставляют меня остановиться на вопросе о ненормальном положении дела с производством радиотелеграфных приборов. В этом деле у нас определенно установилась нездоровая политика, направленная против интересов Республики. Среди производственников радиотелеграфа образовались группировки, преследующие каждая свои цели. Наиболее крупными группировками можно считать группы Треста слабых токов, Нижегородской лаборатории и частного предприятия «Первое радиобюро».

Взаимоотношения между этими группировками носят характер таковых между частными предприятиями в капиталистическом обществе и проявляют те же тенденции устранить конкурента и стать монополистом. <…>

Наркомпочтель, обладая крупным изыскательским предприятием в лице Нижегородской лаборатории, ничего не сделал для оздоровления Треста, в то время как изыскательская часть до сих пор являлась одной из наиболее слабых сторон его.

Наоборот, я постоянно наблюдаю стремление Радиолаборатории обособиться от Треста, и не так давно – весной текущего года – мне пришлось давать объяснения по поводу сдачи заказа на усилительные лампочки, на который претендовала Лаборатория. Не говоря уже о каком-либо контакте Лаборатории с Трестом, наоборот, в некоторых вопросах чувствуется известная враждебность Лаборатории к Тресту, как к какому-то опасному конкуренту. <…>

<…>Наркомпочтель должен теперь же предпринять шаги к тому, чтобы обеспечить в Тресте продолжение лабораторных изысканий Вологдина и Шорина, что может выразиться в определенном соглашении Наркомпочтеля с Трестом о предоставлении последнему необходимого лабораторного инструментария.

<…> Кампанию, ведущуюся в Радиолаборатории против Треста слабых токов, необходимо пресечь совершенно, как явление вредное.

Настоящий рапорт прошу представить замнаркому т. Любовичу и члену Коллегии тов. Николаеву».

Вологдин, как уже указывалось выше, был назначен директором Треста по радио и 12 сентября 1923 г. переехал с семьей в Петроград. А.Ф. Шорин вначале занял пост заместителя директора треста по радио, а с 1926 по 1928-й г. уже сам стал директором по радио.

Позднее в своей автобиографии «Путь ученого» В.П. Вологдин писал:

«Необходимость создания независимой советской государственной радиопромышленности хорошо понимали руководители партии и правительства. С этой целью был основан Трест заводов слабого тока. На первых порах Трест не имел успеха. Объяснялось это отчасти тем, что во главе радиодела стоял М.В. Шулейкин – ученый, далекий от производства, отчасти и тем, что среди заводских специалистов почти не было людей, умевшихработать самостоятельно. Здесь сказывалось влияние иностранных фирм, не требовавших в прежнее время самостоятельности от русских инженеров и не заинтересованных в их инициативе, – эта инициатива могла обернуться против иностранцев»[65].

Пока шли суд да дело, комплектовать электровакуумными приборами радиостанции, заказанные УСКА, было поручено Петроградскому заводу пустотных аппаратов[66]. Здесь еще в октябре 1920 г. группа специалистов во главе с М.М. Богословским приступила к подготовительным работам по выпуску усилительных радиоламп, аналогичных французским образцам типа 8, более современных, чем изготовлявшиеся заводом в годы Первой мировой войны. Пять первых ламп, изготовленных в конце 1920 – начале 1921 г. были предоставлены секции «Радио» ОГЭП и получили с ее стороны полное одобрение. Однако было очевидно, что развертывание производства радиоламп в требуемых количествах на старом месте невозможно. На заседании 30 апреля 1922 г. Правление треста окончательно приходит к необходимости переноса завода в соответствии с предложением М.М. Богословского, сделанного еще 12 января 1922 г., на бывшее предприятие «Радиорусс-Русаген» – Радиоаппаратный завод на Лопухинской улице. В результате Завод пустотных аппаратов на особых условиях вошел в состав Электротреста, а с профессором М.М. Богословским был заключен договор, определивший условия, при которых последний обязался организовать массовый выпуск электровакуумных изделий на новом заводе, и он был назначен его управляющим. Завод пустотных аппаратов был ликвидирован, а его персонал и оборудование были переведены на новое предприятие.

Дата 1 августа 1922 года стала исходной в истории Петроградского электровакуумного завода ЭТЗСТ – первого отечественного предприятия в совершенно новой отрасли – радиоэлектронике. Главным инженером завода стал молодой специалист, будущий академик Сергей Аркадьевич Векшинский. Уже до конца 1922 г. производственная программа завода составила 3000 усилительных ламп и сорок рентгеновских трубок.

В.П. Вологдин вошел в правление Треста, где предстояла длительная работа по восстановлению работоспособности учреждений Треста и повышению технической оснащенности его заводов. Чтобы сделать в условиях хозрасчета заводы рентабельными, необходимо было прежде всего обеспечить их заказами и повысить расценки продукции, а потенциальных заказчиков в 1922–1923 гг. было всего три: Наркомпочтель со своей НРЛ, Военное ведомство тоже со своим заводом и отчасти железнодорожный транспорт.

Несмотря на приверженность В.П. Вологдина к машинным генераторам к его заслугам в ГЭТЗСТ относится в первую очередь забота о расширении возможностей электровакуумной промышленности. В апреле 1923 года председатель правления Треста И.П. Жуков и члены правления В.П. Вологдин и М.А. Мошкович выехали в заграничную командировку с целью налаживания контактов с иностранными фирмами и получения от них необходимой технической документации. В Германии и Англии они получили отказ, а во Франции – согласие. Французская Генеральная электрическая компания (Compagnie generale de L’Electricite) согласилась передать советским заводам чертежи своих приборов массового выпуска, технологию их производства и даже некоторые изделия и материалы в надежде получать дальнейшие, более выгодные заказы.

Договор о технической помощи, заключенный 31 июля 1923 г. ЭТЗСТ с французской «Генеральной компанией телеграфии без проводов», имел определяющее значение для развития Электровакуумного завода. Благодаря ему предприятие получило в свое распоряжение образцы современных электровакуумных изделий и их чертежи, а главное – технологию их производства. Французские специалисты оказали помощь в установке и наладке импортного оборудования. Опыт французской фирмы дал возможность в сжатые сроки перевести производство на современный промышленный уровень. Вот что писал летом 1923 г. руководитель организации РКП(б) завода: «…хотя и оборудование завода частично не окончено, все время идет производственная работа: приготовляются усилительные лампочки для приемников радиотелеграфа и радиотелефона, безвоздушные громоотводы и ремонтируются рентгеновские трубки. Ввиду развития радиотехники и вообще замечательного стремления к замене проводной телефонии и телеграфии беспроводной наш завод приобретает особо важное значение, так как завода однородного производства в России нет».

Номенклатура выпускавшихся Электровакуумным заводом изделий с каждым годом наращивалась, и в 1923 г. было налажено производство генераторных ламп. В ноябре 1927 г. предприятие выпустило миллионную радиолампу.

С момента организации Треста возникла острая необходимость иметь в его составе мощную научно-исследовательскую радиолабораторию. В октябре 1923 года на заседании правления Треста В.П. Вологдин сделал доклад о необходимости концентрации в Петрограде инженерных кадров, разбросанных по отдельным радиолабораториям в Москве, Казани, Нижнем Новгороде и Одессе. После ряда предварительных мероприятий Правление ГЭТЗСТ на своем заседании 11 ноября 1923 года выносит решение организовать радиоотдел Треста с подотделами: лабораторией, проектным, монтажным и конструкторским. Для быстрого развертывания работ из Москвы, в родное здание на Лопухинской улице была возвращена заводская лаборатория бывшего РОБТиТ, которой присваивается наименование «Центральная радиолаборатория» (ЦРЛ). Позднее сюда были переведены высококвалифицированные специалисты из других городов.

В ноябре 1923 года в Петроград с чертежами приехали французские консультанты фирмы «Генеральная компания телеграфии без проводов», и ЦРЛ было поручено приспособить проекты 1-, 2– и 4-киловаттных передатчиков французской компании к нашим условиям, то есть перевести их на наши генераторные лампы (500 и 1000 Вт). Переработанные чертежи станций МД-100, МД-200, МД-400 были переданы заводу имени Казицкого для серийного изготовления. В 1924 году лаборатория выполнила подготовительную работу к производству французского громкоговорящего лампового приемника типа «Радиолина», состоящего из усилителя высокой частоты, детектора, усилителя низкой частоты и электромагнитного громкоговорителя, и приступила к разработке и изготовлению радиостанций:

телефонные станции мощностью 1 кВт для НКПС – 3 шт.,

телефонные станции мощностью 2…3 кВт – 5 шт.,

вьючные радиостанции для Персии – 4 шт.,

пехотные радиостанции для УСКА – 10 шт.,

артиллерийские радиостанции – 9 шт.,

крепостные радиостанции – 5 шт.

Поначалу руководство и Электровакуумного завода, и ЦРЛ находилось в руках общего директора В.М. Кармашева; бухгалтерия и все хозяйство тоже были общими. Но с расширением деятельности обоих предприятий это стало затруднять их работу, поэтому 26 августа 1924 года правление ГЭТЗСТ решило сделать оба предприятия полностью самостоятельными. Приказом по Тресту за № 1/66 от 2 сентября 1924 года первым директором ЦРЛ был назначен инженер Владимир Александрович Павлов, в сентябре же правление утвердило «Положение о ЦРЛ». В октябре 1925 года В.А. Павлов был от должности директора ЦРЛ освобожден.

Постепенно ЦРЛ формировалась в многопрофильное учреждение для выполнения научно-технических разработок в области радиотехники, электровакуумной техники, ВЧ промышленной технологии, инфракрасной техники, гидроакустики, электроакустики, телевидения, измерительной техники.

Руководство Треста рассматривало продукцию советской радиопромышленности как товар, которому необходимо обеспечить выгодный сбыт, и искало для него покупателей. Между тем частного потребителя еще не было, и потребителями подобного товара в те годы могли быть только государственные учреждения – НКПиТ, железнодорожный транспорт и некоторые учреждения тяжелой промышленности. Советская военная радиотехника, руководствуясь своими специфическими нуждами, еще только начинала развиваться.

Увеличить сбыт обещало развитие в СССР радиолюбительского движения, которое стихийно началось со слушания вступившей в строй широковещательной станции имени Коминтерна и Сокольнической радиостанции, вещавшей в опытном режиме. Первоначально под радиолюбительством так и понималась возможность слушания первых в стране широковещательных станций, но с развитием радиовещания в СССР появились предпосылки для развития любительской радиосвязи. Профессор И.Г. Фрейман выступил 9 октября 1921 года на VIII Всероссийском электротехническом съезде с докладом «Любительская радиостанция как средство распространения электротехнических знаний среди широких кругов населения». В решении съезда было записано: «Признать желательным допустить устройство любительских радиостанций».

В 1921 г. старейший русский радиолюбитель Ф.А. Лбов сделал свой первый детекторный радиоприемник. Но принимать на него можно было в основном грозовые разряды. Когда однажды майским вечером 1921 г. Ф.А. Лбов услышал в телефоне своего радиоприемника музыку, его изумлению не было границ. Оказалось, что Нижегородская радиолаборатория дает опытную радиотелефонную передачу. С этого момента у Лбова началось настоящее радиолюбительство, появилось желание постройки усилителя, начались поиски литературы и деталей.

В 1922 году появляются радиолюбительские кружки в ряде населенных пунктов страны, а 4 июля 1923 года в СССР принимается декрет «О радиостанциях специального назначения». Это было первое постановление, которое узаконило сооружение в Советском Союзе (и в России), в том числе, любительских радиостанций, но только 28 июля 1924 года в СССР было принято постановление «О частных приемных радиостанциях», которое разрешало гражданам СССР пользоваться индивидуальными радиоприемниками.

Примерно в то же время было организовано Бюро содействия радиолюбительству и создано Общество радиолюбителей РСФСР. Сразу после своего создания эти две организации стали учредителями первого в СССР радиолюбительского журнала «Радиолюбитель», который издавался до 1930 года. В конце 1924 года Общество радиолюбителей РСФСР было переименовано в Общество друзей радио РСФСР (ОДР РСФСР). В том же году создаются общества радиолюбителей в Тифлисе (сейчас Тбилиси), Орле, Казани, Киеве, Самаре и в других городах. 15 сентября 1925 года вышел первый номер журнала «Радио Всем»[67].

Радиолюбительство позволяло совместить широкое вовлечение масс, что было вполне в духе времени, начать подготовку кадров для будущих гражданских и военных радиостанций. Председатель акционерного общества «Радиопередача», член ЦИК Союза ССР, А.В. Шотман в начале 1925 года сделал в президиуме ЦИК СССР на заседании Междуведомственной радиокомиссии доклад о радиоустановках, в котором отметил:

«…стихийный рост радиолюбительства в нашей стране и необходимость направления в организованное русло этого нового общественного явления. За границей, в частности в Америке, радиопромышленность за три года выросла до невероятных размеров. Наша же радиопромышленность находится в зачаточном состоянии и в самой незначительной степени может удовлетворить грандиозный спрос. Только влив средства в нашу радиопромышленность, мы сможем двинуть радиолюбительство вперед».

Межведомственная радиокомиссия признала развитие радиовещания делом первостепенной важности, и Шотману было поручено созвать совещание с участием заинтересованных ведомств для разработки законодательных предположений, связанных с развитием радиодела[68].

17 и 18 февраля 1925 года состоялась 1 Московская губернская конференция старост рабочих радиолюбительских кружков, которая констатировала катастрофическое положение радиопромышленности в лице Треста Слабых Токов и других радиозаводов, оказавшихся совершенно бессильными в деле снабжения радиорынка необходимыми приборами и частями.

«Полагая, что такое положение создалось благодаря полному отрыву радиопромышленности от профсоюзных радиоорганизаций, конференция приветствует создание Акционерного общества «Радиопередача» и просит правление этого Общества принять меры к тому, чтобы заставить радиопромышленность считаться с действительными потребностями рабочего радиолюбительства.

Акционерное общество «Радиопередача» возглавил А.В. Шотман. На конференции он выступил как выразитель коммерческого подхода к пониманию очередных задач радиостроительства»[69].

К 1924—25 годам промышленность медленно выходит из застоя. В 1923 году завод имени Казицкого[70] организовал производство ламповых радиоприемников. В течение четырех лет было выпущено свыше 400 передатчиков разных мощностей и типов для Москвы, Ленинграда, Баку, Тифлиса, Харькова. Широкой известностью пользовались у радиолюбителей такие изделия завода, как радиоприемники «БЛ», «БШ», выпрямители ДВ. Завод выпускал также приемники «БЧН», коротковолновые приемники «ПКЛ-2», усилители «УН-2», «УМ-4», «УПС». В сентябре 1924 года в Москве для нужд населения начался выпуск радиоприемника «ЛДВ» (Любительский, Детекторный, Вещательный). В дальнейшем, этим же заводом были выпущены модификации этого приемника – «ЛДВ-2», «ЛДВ-3», «ЛДВ-4», «ЛДВ-5», «ЛДВ-7».

В состав ЭТЗСТ был включен и московский телеграфно-телефонный завод «Морзе». В августе 1922 г. завод переименовывается (тогда же переименовываются и другие заводы треста) в московский электромеханический завод «Мосэлектрик». Новое предприятие в основном предназначалось для выпуска средств связи для армии, но особо велика была его роль в деле радиофикации городов и деревень. В 20-е годы здесь было налажено производство детекторных приемников П-2 и П-3, а в 1927 году был начат массовый выпуск приемников РПЛ-1 и двухламповых РПЛ-2. В 1930 году коллектив завода освоил выпуск более сложного экранизированного четырехлампового сетевого радиоприемника «ЭЧС-2», считавшегося в то время настоящим чудом технической мысли. В 1935 году на заводе было развернуто производство первого в стране недорогого массового сетевого индивидуального приемника «СИ-235», ставшего своеобразной вехой на пути создания бытовой отечественной радиоаппаратуры.

Нижегородский телефонный завод получил достаточную загрузку только в 1924 году, после обращения секретаря Нижегородского губкома ВКП(б) А.А. Жданова лично к И.В. Сталину на заводе развернули работу по подготовке серийного производства детекторных приемников и телефонных аппаратов. С этого момента завод планомерно начал увеличивать номенклатуру и объемы выпускаемой продукции, а на исходе 20-х годов завод начал изготавливать радиоаппаратуру.

Помимо государственных заводов выпуск радиопродукции вели также артели и кооперативы, особенно продукцию широкого потребления и радиокомпоненты, а также радиозаводы местной промышленности. Впоследствии многие из них были переведены в ведение НКТП или НКОП. Так, московская артель «Мосрадио» была создана в 1927 году и имела название московская артель «Химрадио», выпускала детекторные приемники и радиокомпоненты; московский завод «Профрадио» был создан в 1927 году как радиомастерская, с 1930 года стал Московским радиозаводом № 2, а с 1941 года – заводом № 695 НКЭП (впоследствии МНИИРС). Созданный в 1927 году завод «Укррадиограмто» в 1932 году был переименован в «Харьковский радиозавод», а в 1936 году переведен в систему НКОП, в 1939 году – в систему НКАП (Наркомата авиационной промышленности) и получил официальное название «Государственный завод № 193».

Воронежский завод «Электросигнал» был основан в 1931 году под названием «Красный сигналист», с 1933 года в НКТП, затем завод № 728 – Государственный Союзный Завод № 728 Наркомата электропромышленности.

Радиолюбительство в США, которое Шотман ставил в пример, начало развиваться еще до Первой мировой войны, и быстро доказало свое право на существование. Когда в марте 1913 года мощная буря разрушила силовые, телеграфные и телефонные линии на американском Среднем Западе, только любительские радиостанции благодаря своему батарейному питанию поддерживали обычный и аварийный радиообмен до восстановления работы пострадавших служб. После начала Первой мировой войны в 1914 году практически во всем мире работа неправительственных, в том числе любительских, радиостанций была запрещена. Большинство американских радиолюбителей были призваны в армию, как высококвалифицированные радиоспециалисты, а после окончания войны в их руки попали распродаваемые за ненадобностью военные радиостанции.

Радиолюбителям США был предоставлен совершенно свободный прием, и была разрешена мощность частых передатчиков до 1 кВт. В 1921 г.

профессор У. Кэди изобрел кварцевый резонатор, показав возможности его использования для стабилизации частоты лампового генератора и частотно избирательного элемента, а в 1923 г. Г. Пирс (США) предложил новую схему кварцевого генератора. И первыми кварцевую стабилизацию частоты в США стали применять вновь радиолюбители, и только затем ее использовали в радиовещании. Искровые передатчики и детекторные приемники стремительно вытеснялись ламповыми радиостанциями незатухающих колебаний с регенеративной схемой Эдвина Армстронга, изобретенной в 1912 году. В 1918 году им же была создана супергетеродинная схема, а в 1922 году – суперрегенеративная схема.

С целью изучения возможности проведения трансатлантических радиосвязей в конце 1921 года американец Пол Годли отправился в Шотландию с радиоприемным оборудованием современного для тех лет уровня для приема радиолюбительских сигналов из Соединенных Штатов. В полночь 7 декабря сквозь атмосферные помехи он услышал работу американского радиолюбителя из-за океана, а в следующие часы и дни он смог услышать сигналы более 30 радиолюбителей из США.

Народный комиссар почт и телеграфов И.Н. Смирнов

В.К. Лебединский составил весьма сжатый, но глубокий обзор состояния мировой техники применения коротких волн на конец 1924 г. и поместил его в «ТиТбП»[71]. Он обратил внимание на ряд сообщений, из которых следовало, что радиолюбители за рубежом с примитивными маломощными самодельными передатчиками получили рекордную дальность связи на коротких волнах диапазона от 15 до 200 м: «Неожиданное преимущество коротких волн для радиопередачи было открыто на почве любительских опытов».

В Москве состоялось расширенное заседание Коллегии НКПиТ под председательством наркома И.Н. Смирнова, посвященное коротким волнам. Новое направление сулило значительное сокращение расходов на радиостроительство и на эксплуатацию радиосвязи. Но были у него и противники. Внедрение коротких волн требовало коренного пересмотра планов радиостроительства. И в НКПиТ было немало авторитетных сторонников длинноволновой дальней радиосвязи, и в Тресте не было особого желания прекращать налаженную технологию производства и пересматривать его программу.

Ответственные сотрудники НРЛ даже после ухода Вологдина и Шорина, все равно никак не могли успокоиться, и теперь они обрушились с критикой на директора треста И.П. Жукова и В.П. Вологдина за контракт с французами. Вновь пришлось вмешиваться руководству ВСНХ и Наркомпочтеля и создавать новую комиссию (В.П. Вологдин, И.Г. Фрейман и А.М. Шателен), которая подтвердила правильность заключенного контракта. В последовавшем 14 апреля 1924 г. Постановлении Президиума ВСНХ линия поведения Треста была признана правильной.

Однако и это не остановило инициаторов кампании. Теперь для ее поддержки был использован П.А. Остряков, написавший по поводу контракта заметку в «Рабочую газету». Выступил и сам М.А. Бонч-Бруевич опубликовавший в № 23 журнала «ТиТбп» статью, в которой написал что «закабаление нашей радиопромышленности иностранцами становится понемногу свершившимся фактом».

После письма Острякова в конце марта 1924 г. «Рабочая газета» выступила с фельетоном «Радиовредители, радиопростаки, или Как покупают кота в мешке» (1924, 29 марта, № 71) Л.С. Сосновского. Этот фельетон, а особенно личность его автора, к которой мы еще вернемся, кое-что проясняют во всей этой истории.

В.П. Вологдин обратился за защитой в правительство, где эти раздоры начали руководителям надоедать. За публикацию статьи главный редактор журнала В.К. Лебединский получил выговор от наркома И.Н. Смирнова в приказе от 29 марта 1924 г. за то, что «в одной из статей допущены тенденциозные и не отвечающие действительности заключения, выходящие из рамок научно-технической компетенции Лаборатории», и в конечном счете был вынужден уехать из Нижнего Новгорода. П.А. Острякову предложено было перейти на другую работу. Прошло еще некоторое время, и А.М. Николаев, организатор и постоянный опекун НРЛ, получив новое ответственное поручение, тоже покинул Наркомпочтель.

Была назначена авторитетная комиссия в составе председателя В.В. Куйбышева (в то время Председателя ЦКК) и членов Ф.Э. Дзержинского (в то время Председателя ВСНХ СССР) и И.Н. Смирнова (Наркомпочтель). На основании обследования радиозаводов и лабораторий ЭТЗСТ, выполненного профессором Ф. В. Ленгником (членом коллегии ЦКК), комиссия полностью одобрила проявленную В.П. Вологдиным инициативу привлечения иностранной помощи.

Ф.Э. Дзержинский и С.М. Киров

Разбирательства шли долго[72] и привели к организационным решениям. Для исключения явного параллелизма между деятельностью НКПиТ (в деле самоснабжения его аппаратурой) и ВСНХ (стремившегося централизовать производство) возник проект передачи НРЛ целиком в ведение Научнотехнического отдела (НТО) ВСНХ, который член Коллегии М.Я. Лапиров-Скобло, согласовал с начальником Главэлектро А.3. Гольцманом. В докладной записке руководителя НТО ВСНХ академика В.Н. Ипатьева, направленной с письмом от 28 марта 1925 г. председателю Президиума ВСНХ Ф.Э. Дзержинскому, это мотивировалось следующим образом:

«…главная и основная работа ее [Нижегородской радиолаборатории] протекала в вопросах не эксплуатации, а электропромышленности, как, например, несомненно, крупные достижения по разработке типов катодных ламп и их производства, по разработке новых схем и их дополнению. Эти работы неразрывным образом связаны с целым рядом работ, которые ведутся в недрах НТО: в Государственном экспериментальном электротехническом ин[ститу]те в Москве, в Ленинградской электротехнической лаборатории, Физико-техническом ин[ститу]те, возглавляемом академиком

А.Ф. Иоффе».

Итоги работы комиссии Куйбышева, Дзержинского и Смирнова тоже были напечатаны в газете «Известия»[73]:

«1. Договор о технической помощи, заключенный Трестом заводов слабого тока с французской компанией радиотелеграфии, оказался безусловно выгодным для советской радиопромышленности. С помощью этого договора Трест установил массовое производство радиоизделий в течение наиболее короткого срока и при минимальных затратах.

2. Заключенный договор предоставил в распоряжение Треста ряд технических материалов (чертежи, модели, технические указания, инструкции и т. п.), с помощью которых оказалось возможным расширить и углубить лабораторную работу самого Треста не только в области усовершенствования полученных от Генеральной компании конструкций, но также и в области разработки самостоятельных новых типов.

3. <…> Трест оказался в состоянии развить производство радиоизделий благодаря договору настолько, что выпуск радиоизделий в 1925 г. по сравнению с 1923 г. увеличился свыше чем в 10 раз. Трест использует в максимальной мере советские радиотехнические силы, привлекая их к работам на своих заводах и в своих лабораториях.

<…> Вместе с тем комиссия признала, что для того, чтобы Нижегородская радиолаборатория могла принести максимальную пользу советской радиопромышленности, необходимо подчинить ее общему руководству Научно-технического отдела ВСНХ, как наиболее близкому к промышленности научному учреждению, изъяв эту Лабораторию соответственно из НКПиТ. <…>

Учитывая целесообразность объединения руководства всей радиопромышленностью, комиссия признала, что все радиопроизводство должно быть сосредоточено в одних руках, а именно – в ВСНХ. Нормальное разграничение деятельности между ВСНХ и НКПиТ в области радиотехники должно заключаться в том, что ВСНХ будет руководить всем радиопроизводством, а НКПиТ сосредоточит в своих руках всю деятельность по эксплуатации радиосооружений, а именно – радиостанций.

Вследствие изложенного комиссия признала, что договор между Трестом и Генеральной компанией должен быть оставлен в силе и Тресту должно быть предложено больше использовать все условия договора, нежели это имело место до сих пор, а все вышеуказанные обвинения против Треста и, в частности, против руководителей Треста считать необоснованными».

Ф.Э. Дзержинский вынес вопрос перехода НРЛ в ВСНХ на обсуждение специального совещания 10 июня 1925 года с участием наркома почт и телеграфов И.Н. Смирнова. Совещание приняло компромиссное решение, обеспечивавшее продолжение начатых работ на переходный период, и только в последних числах октября состоялось соглашение о порядке перехода НРЛ в ВСНХ, подписанное наркомом И.Н. Смирновым и членом Коллегии НТО М.Я. Лапировым-Скобло.

Черту под историей с фельетоном Л.С. Сосновского подвела статья секретаря ЦКК Е.М. Ярославского в «Известиях» за 14 июня 1925 года. Поскольку в ней хорошо изложена позиция критиковавших и стиль обвинений, позволим привести ее полностью:

«О т. Сосновском»

(от ЦКК)

В «Рабочей газете» № 71 от 29 марта 1924 г. была помещена статья за подписью тов. Л. Сосновского: «Радиовредители, радиопростаки, или как покупают кота в мешке». В этой статье тов. Сосновский, опираясь на непроверенные данные, обвиняет руководителя треста Слабых Токов, испытанного революционера-коммуниста тов. Жукова, в явном обмане правительства СССР. «Жуков или сознательно лгал, – пишет в этой статье т. Сосновский, – обманывал страну (чего допустить невозможно, зная преданность Жукова революции), или был жалким орудием в руках ловких технических дельцов, способных предать интересы республики. Одно из двух. Третьего нет, и не может быть».

Но через несколько строк в той же статье тов. Сосновский, отбрасывая эту оговорку о невозможности заподозрить тов. Жукова в обмане правительства, писал уже более определенно.

«Я не обвиняю тов. Жукова в чудовищном обмане правительства страны. Ибо не только 22 апреля 1924 года, когда он писал свою статью, но и сейчас основные крупнейшие заказы, взятые трестом, еще не выполнены, и Жуков никак не может точно сказать, когда же они будут выполнены. Обман и обман». И дальше: «Жуков или кто-то другой за Жукова напропалую сочинял, надеясь, что никто его не проверит». «Только теперь наиболее честные работники треста увидели, в какую петлю попал трест, а бесчестные и сейчас пытаются черное сделать белым». И, наконец, заканчивая статью, тов. Сосновский выразил это обвинение еще более определенно: «У меня нет ни малейшего сомнения, что тут была не только ошибка. Тут есть элементы злостного радиовредительства, т. е. государственного преступления».

Статья эта была направлена не только против тов. Жукова, но и против специалистов, работающих в тресте Слабых Токов, в частности против инж. Вологдина, который доказал на деле преданность интересам Советского государства. Статья требовала расторжения договора с Французской Генеральной Компанией за его бесполезность.

Начальник Главэлектро Л.Д. Троцкий на Всесоюзной радиовыставке. Профессор А.М. Бонч-Бруевич (слева) дает пояснения о работе НРЛ

Специальная правительственная комиссия т.т. В. Куйбышева, Ф. Дзержинского и Смирнова И.Н., обследовавшая трест Слабых Токов, Нижегородскую лабораторию и другие учреждения и предприятия, связанные срадипромышленностью, установила, что обвинения тов. Сосновского являются совершенно необоснованными и клеветническими по отношению к т.т. Жукову и Вологдину.

Заслушав объяснения тов. Сосновского и т. Жукова, ЦКК постановила:

«Объявить выговор тов. Сосновскому за клеветническое обвинение перед лицом рабоче-крестьянского общественного мнения тов. Жукова, а равно и инженера Вологдина, и за распространение ложных сведений, дискредитирующих государственное предприятие чрезвычайной важности».

Секретарь ЦККЕ.М. ЯРОСЛАВСКИЙ».

Так в ноябре 1925 г. закончились длившиеся почти 8 месяцев переговоры о дальнейшей судьбе НРЛ.

С июня по ноябрь 1925 г. в Политехническом музее проходила первая Всесоюзная радиовыставка, которую посетили Председатель ВСНХ Ф.Э. Дзержинский и ставший не так давно членом Президиума ВСНХ Л.Д. Троцкий[74]. Троцкий был назначен начальником Электротехнического управления, председателем научно-технического отдела ВСНХ и председателем Главного концессионного комитета. Свою работу на новом месте Троцкий начал с докладной записки на имя Дзержинского, в которой предостерегал его против взятых темпов развития промышленности и предсказывал экономический кризис. «Забот и без того по горло, а тут еще с Троцким возись», – возмущался Дзержинский в разговоре с Манцевым и Менжинским.

Пояснения Троцкому на выставке давал А.М. Бонч-Бруевич. Возможно, он искал у Троцкого поддержку и жаловался на «неправильное поведение» Треста.

В марте 1926 года разрозненные общества друзей радио объединились в Общество друзей радио СССР (ОДР СССР) – первое общенациональное радиолюбительское общество СССР и собрались на свой первый съезд. Первым в повестке дня стоял доклад Л.Д. Троцкого. Главная задача радиолюбительства в конце доклада была им сформулирована так:

«…Нам надо создать в нашей стране такую планово-организованную правильную сеть радиостанций, чтобы приучить крестьян жить коллективной жизнью трудящихся Европы, узнавать ее изо дня в день. Надо, чтобы в тот день, когда пролетариат Франции возьмет Эйфелеву башню, и с Эйфелевой башни на всех языках европейской культуры скажет: «я хозяин на французской земле», – надо, чтобы в этот день и час, не только рабочие наших городов и нашей промышленности, но и крестьяне самых далеких деревень, на севере и на юге, на западе и на востоке в ответ на голос европейских пролетариев – «слышите ли вы меня» – могли бы ответить; «слышим, слышим и поможем в самый трудный час. <…>

Развитие радио по всей нашей стране есть создание могучего, культурно-революционного очага, есть подготовка того времени, когда народы Европы и Азии объединятся в Советский Союз Социалистических народов европейских и азиатских материков»[75].

С отчетным докладом выступил председатель ОДР РСФСР А.М. Любович, с докладом о радиопромышленности вместо И.П. Жукова выступил его заместитель В.И. Романовский. Были и научные доклады: М.А. Бонч-Бруевича от НРЛ имени Ленина, Н.Н. Циклинского от ЦРЛ Треста Заводов Слабого Тока, В.И. Баженова от Государственного экспериментального электротехнического института, А.Л. Минца от НИИС КА и Н.П. Куксенко от Радиолаборатории Наркомпочтеля.

В резолюции, в частности, было отмечено, что:

«Наша радиопромышленность, несмотря на годы войны и блокады, несмотря на общую культурную и техническую отсталость страны, идет вровень со многими достижениями по радио за границей;

значительный рост радиопромышленности за последние полтора года, разрешение ею ряда технических задач в области производства создают твердую базу для дальнейшего развития радиопромышленности».

Доклад В.И. Романовского вызвал оживленный обмен. Потоки жалоб местных работников на неудовлетворительность аппаратуры и ее дороговизну столкнулись с объективными трудностями в работе промышленности. Участникам съезда дальнейшее развитие отечественной радиопромышленности виделось лишь в ее тесном сотрудничестве с ОДР, и от нее требовалось покрывать всю потребность радиолюбительского рынка, как в отношении аппаратуры, так и в отношении деталей и измерительных инструментов. Предлагалось, чтобы основным производителем деталей вместо частных предприятий и артелей стал Трест, выпуская дешевые образцы полных комплектов для самостоятельной сборки радиоприемников из отдельных элементов, как детекторных, так и ламповых схем. Особое внимание было предложено уделить разработке возможно более дешевых и простых в обращении громкоговорящих установок для рабочих клубов и изб-читален. Обращалось внимание на то, что дальнейший рост радиолюбительского движения в СССР будет идти не только за счет городского населения, но и за счет широких крестьянских масс, в особенности после установки районных широковещательных радиостанций, а для этого необходим выпуск простой в обращении и дешевой детекторной аппаратуры.

В резолюции съезда отмечалось также неудовлетворительное качество сухих элементов и аккумуляторов для накала и анодного напряжения и их чрезвычайная дороговизна; была подчеркнута необходимость выпуска отсутствовавших на рынке измерительных приборов специально для радиолюбительских целей.

В 1926 г., правительство приняло решение о строительстве в Ленинграде завода «Электроприбор», призванного освободить страну от импорта электроизмерительных приборов. Построенный в рекордно короткие сроки, укомплектованный высококвалифицированными специалистами, оснащенный по последнему слову техники (только в Германии было закуплено 397 наименований различного оборудования) завод уже в 1928 году выпускал 1100 приборов в сутки.

Следующий важный шаг был сделан руководством ГЭТЗСТ в 1928 году, когда было проведено слияние Электровакуумного завода с заводом «Светлана». С этого момента завод «Светлана», который до этого занимался почти исключительно производством осветительных ламп, стал основным советским изготовителем радиоламп всех видов.

Передача НРЛ из подчинения НКПиТ в ВСНХ оказалась мерой неэффективной. У НТУ своих производственных возможностей не было, а Тресту заводов слабого тока разработанные здесь радиостанции, не подходили, так как не были рассчитаны под технологию конкретных заводов. В сходных условиях протекала работа и Всесоюзного электротехнического института (ВЭИ), также подчиненного НТУ и также нуждавшегося в расширении производственной базы для внедрения в практику своих работ. М.Я. Лапиров-Скобло еще в конце 1925 г., когда НРЛ только перешла к нему в подчинение, выдвигал проект объединения этих двух институтов в единый мощный комбинат с приданием ему опытного завода из числа законсервированных московских. По его поручению И.В. Селиверстов даже составил проект «положения» о таком комбинате, который получил название Всесоюзного экспериментального электротехнического института.

В феврале 1927 г. под председательством М.Я. Лапирова-Скобло в НТУ ВСНХ состоялась конференция, на которой обсуждалось состояние научных работ в двух институтах, вызывавших наиболее резкую критику со стороны промышленности, – в Физико-техническом институте в Ленинграде и в Нижегородской радиолаборатории.

Прения приняли исключительно острый характер, и все усилия добиться приемлемого соглашения оказались тщетными. Критики утверждали, что аппаратура, разработанная в НРЛ не соответствует заводским нормалям, принятым в массовом производстве, а технические условия для эксплуатации нижегородского радиооборудования резко отличались от технических условий на искровые и дуговые станции, находившиеся в производстве. Хотя собравшиеся единодушно присоединились к взглядам, высказанным М.А. Бонч-Бруевичем, сотрудники Треста во главе с В.И. Романовским остались при особом мнении и потребовали занесения его в протокол.

Год с лишним спустя, выступая 21 марта 1928 года на торжественном заседании Нижегородского горсовета и губисполкома совместно с научными, профессиональными и общественными организациями, посвященном 10-летию Нижегородской лаборатории, М.А. Бонч-Бруевич в частности сказал о главной подоплеке этих разногласий следующее:

«Далее на очереди стоял вопрос о коротких волнах. Вопрос был выдвинут вначале работой Маркони в Англии, но работа велась в большом секрете <…>. Поэтому Радиолаборатория приступила к работе по коротким волнам, и эти работы увенчались полным успехом. Но я думаю опять-таки, что главный успех этих работ по коротким волнам заключался не в тех разработках, которые нам удалось сделать <…>, не в тех выполнениях станций, которых мы достигли, связавшись с Америкой, Австралией и т. д., а в пропаганде коротких волн как средства связи спорного, как средства связи, имевшего многочисленных врагов, средства связи, которое нарушало во многом экономику западноевропейских промышленных компаний. Вот в пропаганде этого средства связи я вижу главную роль Радиолаборатории. <…>

Мы не ждали, и когда споры о коротких волнах разгорелись, то мы не только спорили, а сразу же построили 3 станции, и эти станции наглядней всего показали, что короткие волны должны являться основным средством связи.

Что дало это стране? Это дало стране то, что Московский узел после долгих споров стал строиться на коротких волнах, на средстве более дешевом, дающем экономию в миллионы рублей».

Вернемся в 1927 г.

Через несколько дней после конференции состоялось второе, организованное НТУ по настоянию руководителей Наркомпочтеля, более узкое совещание по вопросам радиосвязи с западными державами, в так называемом «направлении на запад», и создания надежного телеграфного сообщения с далекими восточными окраинами и Средней Азией – «направление на восток». На основании статистического учета радиотелеграфного обмена в прошлом, и прогноза его расширения в ближайшие годы необходимо было срочно упорядочить беспроводную связь Москвы. Решение этой технической задачи было найдено в сооружении так называемых «радиоцентров» – одного в Москве, другого в Иркутске, чтобы, опираясь на новую, более совершенную аппаратуру, можно было бы без задержек передавать всю массу радиотелеграфного обмена по обоим направлениям.

Правление Треста, которому было поручено разработать проект радиоцентра, обратилось за технической помощью к зарубежным фирмам. Предложения американской фирмы были переданы 17 июня 1927 г. И.П. Жукову во время его пребывания в Париже. Проект стоимостью в несколько миллионов долларов (одна только поставляемая ими аппаратура оценивалась в 1 234 555 долларов) был основан на мощных длинноволновых радиостанциях с 4 высокочастотными машинами Александерсена. Для Наркомпочтеля цена была неприемлема, и он предложил Тресту самому составить проект. Проект был составлен по опыту Французской генеральной компании, и в нем тоже предполагалось использование длинных волн и машинных передатчиков – уже готовых машин В.П. Вологдина в 150 кВт и в 50 кВт на Ходынской станции. Кроме того, использовался ламповый телефонный передатчик на 20 кВт и «Большой Коминтерн». В дальнейшем намечалась машина в 250 кВт и еще две машины, или построенные в СССР, или приобретенные за рубежом.

В этот момент фирма Маркони пригласила ознакомиться со своим новым коротковолновым передатчиком, что дало толчок к поездке И.Н. Смирнова с группой специалистов в Англию, Германию и Францию для ознакомления с постановкой дальней радиосвязи и другими достижениями техники связи в этих странах. Члены делегации получили возможность довольно подробно ознакомиться с действующими и сооружаемыми вновь радиостанциями фирмы Маркони. Выяснилось, что, хотя эти работы еще находятся в начальном периоде, фирма уже перестраивает свою работу, опираясь преимущественно на короткие волны и даже предлагает помощь при сооружении радиоцентра. Такие же тенденции перехода к коротким волнам выявились и в Берлине на фирме «Телефункен», и в Париже. М.А. Бонч-Бруевич, включенный в состав делегации, особо отметил успехи, достигнутые в Германии в области передачи по радио изображений («бильдтелеграфии»). Оказалось, возможным даже договориться о приобретении комплекта установки для Москвы – Ленинграда.

Исходя из полученных сведений, Наркомпочтель пересмотрел свои задания на проектирование радиоцентра. По просьбе Треста в НТО ВСНХ 6 июля 1927 года под председательством П.С. Осадчего было проведено совещание ведущих специалистов по уточнению задачи, обсуждения исправленного проекта радиоцентра и устранения возможных разногласий.

На нем присутствовали А.А. Чернышев, М.А. Шателен, А.А. Савельев, В.К. Корзун, М.А. Бонч-Бруевич, В.Ф. Миткевич, В.И. Баженов, А. Л. Минц, Н.Н. Циклинский, Л.Б. Слепян, В.К. Лебединский, Л. Виноградов, Филиппов, Белецкий и М.Я. Лапиров-Скобло и Н.Л. Гинзбург (секретарь).

Соответственно в сторону коротких волн были скорректированы планы промышленности, что видно из статьи «Что даст промышленность в 27–28 хозяйственном году заместителя председателя Электротреста В.И. Романовского:

«Задачи Центральной радиопромышленной лаборатории большие по объему и серьезные по значимости; к числу таких заданий в данное время относятся по передающим устройствам: а) проектирование сверхмощной широковещательной станции, б) сооружение первых типов мощных коротковолновых передатчиков с применением кварцевых стабилизаторов, в) дальнейшее улучшение техники передающих широковещательных станций.

По приемным устройствам: наравне с дальнейшим совершенствованием схем и конструкций существующей аппаратуры, подойти к созданию типа лампового приемника с непосредственным питанием от переменного тока и создание типа единого дешевого детекторного приемника (стандарт)».

Для выполнения этих задач Трест посчитал полезным объединить свои исследовательские работы с работами НРЛ и предложил вместо объединения НРЛ с ВЭИ в Москве объединить ее с Центральной радиолабораторией в Ленинграде, где уже имелись кадры высококвалифицированных научных и технических работников нужного профиля. Правление Треста предложило взять на себя расходы по перевозке оборудования и по организации новой Центральной радиолаборатории в Ленинграде в значительно расширенном виде.

В Ленинграде состоялось специальное совещание представителей НТУ ВСНХ, Наркомпочтеля, НРЛ и руководства ТЗСТ. Правление Треста предложило назначить полномочным руководителем объединенной Центральной радиолаборатории М.А. Бонч-Бруевича с поручением выбора тематики исследовательских работ в соответствии с новыми научно-техническими возможностями. Посоветовавшись со своим коллективом, М.А. Бонч-Бруевич это предложение принял, и в журнале «Радиолюбитель» № 3–4 за 1928 год было напечатано сообщение:

«Вместо ранее предполагавшегося перевода Нижегородской радиолаборатории в Москву, большая часть лаборатории будет переведена в Ленинград и сольется с лабораторией Треста слабого тока. Руководить лабораторией будет проф. М.А. Бонч-Бруевич. Лаборатория займется в первую очередь разработкой вопроса постройки сверхмощной станции от 500 до 1000 киловатт. Одновременно будет расширена радиолаборатория при физико-техническом институте им. академика Иоффе».

Президиум ВСНХ СССР постановлением от 14 мая 1928 года согласился с мнением Треста, и в соответствии с этим вышел приказ ВСНХ (№ 504 от 27 июня 1928 г.):

«Нижегородскую радиолабораторию из НТУ ВСНХ СССР передать со всем активом и пассивом Государственному электротехническому тресту заводов слабого тока с 1 октября 1928 г. <…>».

В ЦРЛ были переведены основные специалисты из Нижнего Новгорода, среди них: A.M. Кугушев, И.А. Леонтьев, О.В. Лосев, Д.Е. Маляров, Б.А Остроумов, ГА. Остроумов. А.А. Пистолькорс, И.В. Селиверстов, В.В. Татаринов, С.И. Шапошников, П.Н. Рамлау, И.М. Рущук и другие – всего 25 человек. Для возможности расширения ЦРЛ Электровакуумный завод и производство радиоламп перевели на завод «Светлана». Но и этих площадей для ЦРЛ уже не хватало.

Все острее перед руководством страны вставали вопросы обороны. В связи с разработкой плана мобилизации электропромышленности по указаниям Комиссии по де– и мобилизации (КДМ) еще в конце 1924 года ставился вопрос чтобы обеспечить армию и флот на военный период электроизделиями, не только в нужном количестве, но и с параметрами, удовлетворяющими современным техническим требованиям. В дореволюционное время промышленность разрабатывала образцы военного ведомства за счет прибылей от военных заказов и сама делала соответствующие предложения ведомству. Теперь же самостоятельно вести исследовательскую работу по разработке новых военных и морских образцов электропромышленность не могла: во-первых, отсутствовали точные технические задания (технические условия, как это тогда называли) на ряд электроизделий от военного ведомства, а во-вторых, отсутствовали денежные средства. Главэлектро приняло решение обособить финансирование разработки образцов от текущих военных заказов, и установить по смете военного и морского ведомств отдельный денежный отпуск исключительно на исследовательские работы и изготовление электроизделий военно-морских образцов.

23 ноября 1926 года состоялось заседание РВС СССР (протокол № 4), на котором был рассмотрен вопрос «об утверждении программы вооружения радиостанциями РККА» (докладывал М.Н. Тухачевский). Заместителю председателя РВС Уншлихту было поручено на месте в Ленинграде ознакомиться, насколько Трест приступил к исполнению сделанных ему ВТУ заказов на радиостанции.

В докладе членов технического комитета Военно-технического управления В.И. Баженова и М.В. Шулейкина, составленном 1 декабря 1926 года для И.С. Уншлихта, в частности, говорилось:

«<…> Завод имени Коминтерна предназначен главным образом для изготовления партий опытных образцов, а массовое производство военных раций может быть поставлено лишь с помощью заводов им. Козицкого и других; электровакуумный завод вполне может удовлетворить потребностям военведа в мирное время и, вероятно, при работе в несколько смен и переброске гражданских заказов на нужды военного времени сможет удовлетворить потребности Красной Армии и флота в военное время».

Самым больным вопросом являлось снабжение аккумуляторами, сухими элементами, машинами постоянного тока и двигателями внутреннего сгорания высокого напряжения для питания радиостанций. Предлагалось поставить разработку и производство новых образцов этих комплектующих изделий на соответствующих заводах ВСНХ.

Из достижений Треста в записке отмечалось, что «из ничего поставлено совершенно твердо европейски оборудованное производство электронных ламп. Выработан целый ряд (до 30) передающе-приемных радиостанций, начиная от раций передового наблюдательного пункта до станций Предреввоенсовета СССР». Военные радиостанции в этот период разрабатывались в ЦРЛ, и в докладе предлагалось «при несомненно хороших результатах военной лаборатории ЦРЛ А.Т. Углова» привлекать к этому направлению работ и гражданские отделы центральной лаборатории треста.

В написанном в тот же адрес на день раньше – 30 ноября 1926 г. – докладе старшего помощника инспектора связи РККА Ляймберга о состоянии мобилизационной готовности радиопромышленности СССР ситуация описывалось несколько по-другому.

«Не отрицая крупных достижений, все же необходимо указать, что в настоящее время радиопромышленность в большой мере зависит от заграничного рынка: в частности, в СССР не налажено производство бензинодвига[те]лей, умформеров, вольфрамовой нити и прочих деталей, столь необходимых для радиостроительства. Заказанные военведом в тресте слабых токов образцы штабных радиостанций до сих пор не выполнены за отсутствием частей, ввозимых трестом из Франции». <…> Трест принужден закупать во Франции отсутствующие на нашем рынке части, и вследствие довольно ограниченного подбора частей конструктор, применяя тот или другой прибор, не руководствуется заданной нормой (например, дальность действия требуемого военведом образца), а в силу необходимости таковую превышает. <…> Таким путем зачастую вес и размеры и, в конечном итоге, стоимость станции значительно увеличиваются. По указанному – вывод: необходимо в срочном порядке наладить в СССР производство всех деталей, необходимых для радиостроительства».

В докладе указывалось и на недостаточное количество радиоспециалистов, которые поэтому принуждены работать в разных отраслях радиопромышленности:

«Так, например, тех же спецов встречаем на заводах треста, в лабораториях Остехбюро, в Ленинградском экспериментальном электротехническом институте и так далее. Это, конечно, разбрасывание, а не концентрация и узкая специализация».

Отмечалось, что у треста в течение ближайших месяцев ожидались большие достижения в области радиотелемеханики, передачи эскизов на расстояние (телеграф Козелли), многократной телеграфии и телефонии по проводам токами высокой частоты. Заслуги в этой области работы принадлежали директору треста по радио, заведующему отделом специальных аппаратов (ОСА) А.Ф. Шорину, который «на наших глазах из ничего создал прекрасно оборудованную и готовую к выполнению заданий Наркомвоенмора лабораторию». И еще: «Опыт гражданского и радиолюбительского производства позволил Тресту проработать вопросы массового производства, что можно было считать надлежащей опорой развертывания мобилизационного плана».

В 1926 г. на заводе им. Коминтерна под руководством А.Ф. Шорина был организован отдел специальной аппаратуры (ОСА), который стал заниматься разработками буквопечатающих телеграфных аппаратов, а также аппаратуры для звукового кино системы Шорина.

В таком состоянии ЭТЗСТ подходил к Первому пятилетнему плану, разработанному на основе директив XV съезда ВКП(б) (декабрь 1927), и принятому XVI конференцией ВКП(б) (апрель 1929). В плане было записано «создать все необходимые предпосылки для максимального поднятия обороноспособности страны, дающей возможность организовать решительный отпор любым попыткам военной интервенции извне».

В ходе первой пятилетки началось строительство новых радиозаводов и расширение старых, причем со все большим смещением деятельности в оборонную область.

А.Ф. Шорин

В 1928 году А.Т. Углов представил в ВСНХ проект создания в Нижнем Новгороде нового центра по разработке радиостанций для Красной Армии на базе ликвидированной НРЛ. Президиум ВСНХ проект утвердил, и появилась новая организация – Центральная военно-индустриальная лаборатория (ЦВИРЛ). В приказе Треста заводов слабого тока (№ 118 от 10.01.1929 г.) было записано:

«Военная лаборатория на з-де им.

Коминтерна с 1 февраля выделяется и реорганизуется в ЦВИРЛ с переводом в Нижний Новгород», на базу НРЛ, где остались опытные кадры и значительный научно-технический задел в области радиоприборостроения». Часть специалистов и руководителей Ленинградской военной лаборатории (всего 50 человек) были переведены в Н. Новгород со всем заделом разработанных радиостанций и даже с самолетами и оборудованием для испытательного аэродрома. Еще 264 сотрудника достались от НРЛ.

Для нового центра в окрестностях Нижнего Новгорода имелись территории удобные для сооружения радиополигона, аэродрома и первого в СССР военного радиозавода, намеченного к строительству. К апрелю 1932 года строительство нового корпуса ЦВИРЛ на Мызе было закончено, и туда перебрались основные сотрудники, однако вместо создания нового военного радиозавода ограничились проведением реконструкции телефонного завода им. В.И. Ленина.

Когда в начале 1922 г. возник Всероссийский трест заводов слабого тока, производство радиоаппаратуры составляло лишь небольшую долю в продукции, выпускавшейся заводами Треста. Основной ее вид составляли аппараты проводной телеграфной и телефонной связи, необходимые для восстанавливавшихся старых и для вновь проводимых линий. Спрос на эту продукцию непрерывно возрастал, сбытом было обеспечено массовое производство даже изделий, уже давно освоенных: аппараты Морзе, телефоны, установочные детали и пр. Модернизация этого производства, естественно, не встречала принципиальных возражений. Поэтому, как только в правление Треста вошел В.П. Вологдин, он поспешил привлечь на помощь себе А.Ф. Шорина как специалиста по телеграфным и телефонным приборам.

За 3 года работы в НРЛ А.Ф. Шорин успел добиться новых ценных результатов в этой области. Приборы А.Ф. Шорина, более совершенные, чем те, которыми были оснащены учреждения Наркомпочтеля и железнодорожного транспорта, было относительно нетрудно внедрять в производство. Перед А.Ф. Шориным это открывало широкие возможности оригинального конструктивного творчества на основе привычной технологии электромеханической аппаратуры. Он охотно принял участие в деле возрождения заводов Треста и немедленно занялся внедрением своих приборов, организацией их массового производства. Из приборов радиотелефонии он сумел передать в производство мембранные громкоговорители, разработанные им с учетом отечественных и заграничных образцов.

Отличительная особенность телеграфной связи – документальность: сообщение вручается адресату в виде печатного (реже рукописного) текста. Наряду с быстротой передачи сообщений, именно это обусловило значительное развитие телеграфной связи, особенно в сфере управления, деловой и коммерческой связи. Однако и здесь не обошлось без эксцессов из-за бурного развития телефонии и радиотелефонии. Как писала в 1936 году известная писательница М. Шагинян:

«В истории советского хозяйства есть один замечательный урок: всякий раз, как мы пытались в прошлом обойти встречную трудность, забежав через нее вперед (на языке политики это зовется левацким заскоком), мы напутывали для себя огромную гору гораздо больших трудностей в будущем. <…> Техника развития телефонной связи (шаг вперед.) была скоропалительно переведена на язык теории «об отмирании телеграфа» <…>. Не проще ли заменить телеграф телефоном? Теория о том, что телефон должен окончательно вытеснить у нас телеграф, была с командных вышек Наркомпочтеля «спущена в массы» в 1925 году на радость вредителям. На практике она довела до того, что были перерезаны магистральные провода, распущены за ненадобностью кадры честных беспартийных специалистов, разогнаны пролетарские низовые массы, стали тормозить, а кое-где и прямо запрещать (например, на Свердловском телеграфе) подготовку новых рабочих кадров для телеграфа, и длилось это не день, не два, а годы.

Между тем телеграфная связь имеет ту особенность, что оставляет вещный след передаваемого слова, она его фиксирует в аппарате, и всегда можно проверить и проконтролировать передачу. А телефонная связь в современном ее техническом виде – это именно, согласно пословице: «Слово не воробей, вылетит, не поймаешь» – совершенно лишенная всякой фиксации, а потому и недоступная ни учету, ни контролю, ни проверке передача. Такое практическое несовершенство, вносимое в деловую жизнь нашего хозяйства, когда строишь передачу декретов, распоряжений, цифр, информации по телефону, где вас могут обмануть, где вы даже установить не можете, кто с вами говорил, и где недослышка ведет к путанице, которую никак, ни по какой «копии» потом не проверишь; и удобное оружие, какое дает такая замена телеграфа телефоном просто хулиганам, особенно на селе, в глухих уголках Союза порождаются прежде всего от удара по контролю и учету <…>».

1922 г. стал для Петроградского телефонно-телеграфного завода им. тов. Кулакова (так стал называться завод «бывший Гайслера»)[76] переломным – с тех пор интенсивность производства постоянно нарастала и по некоторым показателям достигла норм мирного времени. С апреля 1922 г. на заводе появилось новое руководство: директор – В.М. Кармашев, технический директор – инженер А.Ф. Колачевский. Правление Всероссийского треста заводов слабого тока поставило перед заводом задачи увеличения объемов производства и дальнейшего расширения номенклатуры изделий за счет освоения новых сложных приборов, аппаратов и систем.

Второго такого завода в России пока не было. Бывшие заводы Эриксона и Сименса по характеру производства, хотя и были сходны, но завод им. Кулакова имел индивидуальные особенности. Так, например, электроизмерительные приборы производились пока только здесь, так же обстояло дело и с быстродействующими телеграфными аппаратами Уитстона, Муррея, Бодо. Завод имени Кулакова становится центром телеграфного производства, возобновив с 1926 г. поставки этой продукции и для РККА. Начинается выпуск телеграфных аппаратов различных марок и модификаций, а также автоматизированной телеграфной аппаратуры (перфораторы, реперфораторы, ретрансмиттеры и др.). Возникновение научно-исследовательской базы данного сегмента тоже связано с именем А.Ф. Шорина. В 1928 г. под его руководством в Ленинграде создается Центральная лаборатория проводной связи (ЦЛПС), где и были сосредоточены все разработки в области телеграфии (но не только!). Телеграфные аппараты системы Шорина Ш-29 и Ш-32, ленточный телеграфный аппарат НОТА-34, аппаратура системы Бодо, рулонные телеграфные аппараты, фототелеграфная техника – вот далеко не полный перечень средств, производство которых было освоено на заводе имени Кулакова (№ 209). Здесь было изготовлено подавляющее большинство телеграфной аппаратуры, с которой Красная Армия встретила и вела Великую Отечественную войну.

Однако аппараты Шорина не во всем удовлетворяли телеграфистов, особенно военных, по надежности. На заводе началась большая работа по созданию нового ленточного телеграфного аппарата старт-стопного типа на базе аппарата Т-14 фирмы «Моркрум-Кляйншмидт». Исследования проводились в отделе № 20 по большей части во внеслужебное время. Многие специалисты, отработав на своем основном участке, приходили вечером в специально отведенное помещение, и долгие часы плодотворно трудились там. Общее руководство этой разработкой было возложено на заместителя начальника отдела Г. С. Кукеса. Конструкторскую часть работ обеспечивал Н.Г. Гагарин, технологические процессы разрабатывались под руководством Н.А. Позднякова, инженерная часть аппарата велась С.И. Часовиковым, производственной частью руководил В.К. Штейнфельс. Много полезного в процессе разработки и внедрения этого аппарата в серию сделал начальник отдела № 20 И.П. Федоров.

Новый телеграфный аппарат был создан в кратчайшие сроки. Его было решено назвать СТ-35 (советский телетайп разработки 1935 г.). Аппарат имел множество модификаций и проработал на линиях связи до 60-х годов. В 1937 году под руководством З.Д. Шендерова был разработан рулонный телеграфный аппарат «РТА-38». В 1938 году под руководством И.П. Федорова – первый отечественный фототелеграфный аппарат (бильдаппарат) в двух вариантах: настольного и чемоданного типов.

С развертыванием работ электрификации страны по плану ГОЭЛРО на завод была возложена организация производства и обеспечение серийного выпуска счетчиков электрической энергии. На заводе были проведены большие работы по отработке их конструкторской документации и технологической подготовке производства. Начиная с 1925 года, завод разрабатывает и выпускает различные изделия широкого потребления, в частности, завод начал крупносерийный выпуск репродукторов типа «Рекорд», которые отличались простотой конструкции, надежностью и сравнительно низкой стоимостью, что способствовало широкому спросу на это изделие как у населения городов, так и сельского населения, а также поставки их на экспорт.

Для подготовки кадров на заводе открыли собственную школу фабрично-заводского ученичества – ФЗУ. К ней была добавлена широкая сеть производственного обучения путем прикрепления молодых рабочих к опытным высококвалифицированным рабочим. В сентябре 1930 г. начались занятия в заводском электромеханическом техникуме, давшем возможность работникам завода получить среднее техническое образование без отрыва от производства.

Что касается телефонной аппаратуры, то головным предприятием по ее изготовлению в составе ЭТЗСТ становится телефонный завод «Красная Заря». Горьковский завод им. В.И. Ленина тоже до 1929 года в основном изготавливал различные телефонные аппараты, радиорепродукторы, приборы и устройства телефонии, однако с 1929 года здесь начался выпуск связных радиостанций, удельный вес которого к 1937 году в общем объеме производства достиг 82 %.

На «Красной Заре» были разработаны и налажено серийное производство подавляющего большинства средств телефонной связи, состоявших на вооружении войск связи РККА. На первом этапе этой работы – в 1924–1928 гг. – завод «Красная Заря» становится опытной площадкой по разработке первых унифицированных полевых телефонных аппаратов типа УНА. В 1928 г. здесь создается военная лаборатория под руководством А.Г. Эльсница, которая вскоре была включена в состав ЦЛПС. Параллельно с выпуском больших станций специалистами завода были разработаны малые телефонные станции (ТС) специального назначения и системы ЦБ для обслуживания нужд железных дорог страны. Для этих станций впервые пришлось осваивать изготовление комплектующих для ТС, получаемых ранее только из-за границы. Этот опыт стал основой дальнейшего участия завода в развитии телефонной отрасли страны.

За период с 1927 по 1941 г. на предприятии были разработаны и освоены в производстве новые изделия: телефонные усилители низкой частоты, аппаратура высокочастотного многократного телефонирования и телефонно-телеграфного использования. С участием завода был произведен пуск длиннейшей в мире телефонно-телеграфной линии Москва – Хабаровск. Всего с 1922 по 1941 гг. предприятием было выпущено 2,5 млн номеров ручных ТС, 400 тыс. номеров машинных АТС и около 3 млн телефонных аппаратов. За заслуги в развитии средств связи в 1931 г. завод был награжден орденом Ленина (№ 7).

Первые разработки аппаратов секретного телефонирования в СССР относятся к 1927–1928 гг., когда в Научно-исследовательском институте связи РККА были изготовлены для погранохраны и войск ОГПУ шесть телефонных аппаратов ГЭС (конструктор Н.Г. Суэтин). В 1930-х годах в области секретной телефонии вели работы семь организаций: НИИ НКПиТ (наркомата почт и телеграфа), НИИС РККА, завод имени Коминтерна, завод «Красная Заря», НИИ связи и телемеханики ВМФ, Остехбюро (НИИ № 20), лаборатория НКВД.

Работы в области секретной телефонии были начаты в 1930 г., когда в НКПиТ на работу пришел В.А. Котельников. Чуть позднее, в 1931 г., организационно была оформлена группа в 5—10 человек, разрабатывавшая засекречивающую телефонную аппаратуру для коротковолновой линии связи Москва – Хабаровск, в этот период в области секретной телефонии работало 7 организаций. Среди них НИИ НКПиТ, НИИИС КА НКО, завод им. Коминтерна, завод «Красная Заря», НИИ связи и телемеханики ВМФ, НИИ № 20 НКЭП, подразделение НКВД.

В декабре 1926 года Советом труда и обороны (СТО) была принята шестилетняя Программа кораблестроения, в которой было уделено внимание развитию и средств связи, и средств навигации, и ПУАО.

Научные разработки, обобщающие опыт Первой мировой войны, велись во флоте с начала 20-х годов. Создание материально-технической базы СНиС предусматривалось еще упоминавшимся декретом 1918 года «О централизации радиотехнического дела», а 3 апреля 1922 года были объявлены «Основные положения о Службе наблюдения и связи (СНиС) морей Республики». В соответствии с известным традиционализмом моряков ее задачи относительно времен Первой мировой войны практически не изменились. На заводе им. Коминтерна в 1924 году специально для флота был налажен выпуск первых в стране ламповых радиостанций, и началось переоснащение кораблей и береговых узлов связи. На заводе им. Козицкого в 1926–1928 гг. также был начат выпуск радиостанций корабельных типов, и постепенно завод перепрофилировался на разработку и серийное производство средств радиосвязи для ВМФ. Для обеспечения судостроительной программы первой пятилетки его пришлось расширить в два раза.

И.Г. Фрейман

Работа в морском направлении, развивавшемся с момента возникновения радиосвязи, требовала решений, базирующихся на строгом, научно обоснованном инженерном расчете. Значительный вклад в дело радиовооружения Военно-морского флота внес И.Г. Фрейман. Приказом по флоту от 3 апреля 1924 г. он был назначен председателем секции связи и наблюдения Научно-технического комитета Морских сил (НТК МС). В ведении секции находились вопросы корабельной радиосвязи на флоте, береговой службы наблюдения и связи, гидроакустики и аэроакустики, визуальной связи и наблюдения, сигнализации лучами ИК-диапазона и др. Характерно, что уже в то время И.Г. Фрейман ставил задачу перевооружения флота и разработки систем автоматического распознавания и обработки информации, опережая свое время на десятки лет.

В 1926 г. на страницах «Морского сборника» И.Г. Фрейман выступил со статьей «О специалистах связи», предлагая внести радикальные изменения в функциональные обязанности и подготовку специалистов, несущих службу наблюдения и связи. Эти предложения нашли отражение в приказе Реввоенсовета СССР от 25 июля 1928 г., в соответствии с которым были введены в практику «Наставления по службе наблюдения и связи Морских сил РККА».

Проведя глубокий анализ состояния техники радиосвязи, И.Г. Фрейман в мае 1927 г. на пленуме НТК МС выступил с докладом «Проблемы связи военного флота», на основании которого было принято постановление, положившее начало созданию первой системы радиовооружения флота «Блокада-1». Председателем секции связи НТК МС, которой необходимо было решать задачу, по предложению Иманта Георгиевича был назначен его ученик по Военно-морской академии А.И. Берг.

В 1927 году издается единая для всех флотов «Инструкция по организации и использованию средств связи и боевой подготовки личного состава», была введена новая боевая организация корабля, с боевой частью связи (БЧ-4), в которую вошли радиотелеграфисты, гидроакустики, электрики связи и сигнальщики. В 1931 году начали реализовывать научно обоснованную, единую программу радиовооружения флота «Блокада-1» из 7 типов длинноволновых и 2 типов коротковолновых радиопередатчиков и радиоприемников.

Эта аппаратура разрабатывается, испытывается и внедряется на берег и корабли сформированным в 1932 году Научно-исследовательским морским институтом связи, руководителем которого стал А.И. Берг. В это же время создается школа связи ВМС РККА для подготовки офицерского корпуса морских связистов. В последующем она трансформируется в Высшее военно-морское училище.

Метод сокращения отставания был все тот же – закупить образцы за границей для последующего воспроизведения. Пока «великие стройки социализма» оставались главной новостью дня, в Советском Союзе не скрывали, какой объем технической помощи идет с Запада. 23 сентября 1927 г. Сталин писал Серго Орджоникидзе:

«Относительно рационализации ты прав от начала до конца. Нам непременно потребуется командировка отсюда инженеров и вообще работников в Америку и Германию. Скупиться на это дело грешно и преступно… Литературная помощь нужна нам прежде всего, – иначе не раскачаешь людей, – надо прежде всего разъяснять (систематически разъяснять) в печати суть, характер, формы, пользу рационализации, чтобы можно было рассчитывать на поддержку работников и затем масс. Без этого ничего не выйдет».

Советские средства массовой информации не стеснялись соглашений с крупными фирмами, и их заключение преподносили как очередную победу. О достижениях Запада говорили и писали хотя и сдержанно, но с уважением.

В связи с окончанием достройки заложенных до революции крейсеров для них срочно потребовались приборы управления стрельбой (ПУС). Достраиваемые, модернизируемые и закладываемые корабли остро нуждались в современных приборах наводки артиллерии и торпед, а это тоже была область техники, в которой Советский Союз страшно отстал. Современные ПУС морской артиллерии собственной разработки в отечественном флоте отсутствовали. В распоряжении наших артиллеристов имелись лишь два простейшие корабельные центральные автомата стрельбы (ЦАС): автомат высоты прицела, являвшийся основным элементом системы Гейслера, который был создан в 1910 г. под руководством Н.А. Федорицкого на одноименной фирме, и прибор Поллэна, приобретенный в 1912 г. в Англии. В 1923 г. на заводе «Красная Заря» был организован военно-морской отдел и техническое бюро по разработке приборов управления артиллерийским огнем, под руководством бывшего офицера русского флота С.А. Изенбека. С.А. Изенбек – в 1927–1928 гг. уже главный конструктор военно-морских отделов завода им. А.А. Кулакова – предложил схему нового прибора – автомата прямого курса неприятеля. Закончили разработку технического проекта в 1929 г.

Но примерно в то же время в Англии закупили другой прибор аналогичного назначения – автомат курсового угла и расстояния (АКУР), после чего работы по изобретению С.А. Изенбека прекратились. Естественно, за этой неразберихой последовало обращение о закупке приборов за границей и о выделении на это немалых средств[77]:

«29 мая 1928 г.

Секретно.

Срочно

В настоящее время Управлением военно-морских сил выдан Государственному] электротехническому] тресту слабого тока заказ на оборудование новейшими приборами центральной наводки и микроскопами крейсеров:

1) «Профинтерн», 2) «Червона Украина» и 3) «Красный Кавказ» при общей стоимости поставки в 2,7 млн руб. Ввиду того что указанные приборы являются совершенно неизвестными производству СССР и принимая во внимание сугубое значение их для оборудования судов РККФ, в[оенная] промышленность принимает меры к изготовке их производства на заводах СССР.

При краткости поставленных заданиями РВС сроков является крайне необходимым срочное получение из-за границы образцов, которые по снятию конструктивных чертежей будут установлены на важнейших кораблях военного флота СССР. Стоимость образцов, подлежащих выписке из-за границы, составляет ориентировочно 450 тыс. долларов, из них 150 тыс. долларов требуется в ближайшее время, остальная часть потребуется для реализации в начале будущего операционного года. Так как означенные суммы не могли быть предусмотрены при составлении импортного плана 1927/28 г., то, исходя из срочности и важности заказа для обороны СССР, Президиум ВСНХ СССР ходатайствует о предоставлении лицензии для закупки за границей образцов приборов центральной наводки на сумму 450 тыс. долларов с тем, чтобы платеж в сумме 150 тыс. долларов был обеспечен в текущем операционном году, а вся сумма 450 тыс. долларов должна быть отнесена за счет импортного плана 1928/29 г.

Председатель ВСНХ СССР Рухимович, Секретарь Президиума Бурзи»

Но денег не выделили, и в конечном счете разбираться с ПУС поручили Тресту заводов слабого тока. Руководством Треста было принято решение передать эту тематику на завод «Электроприбор». Укомплектованный высококвалифицированными специалистами, оснащенный по последнему слову техники (только в Германии было закуплено 397 наименований различного оборудования), завод уже в 1928 г. выпускал 1100 измерительных приборов в сутки. Однако в связи с новой специализацией завода началась постепенная передача их производства на другие новые предприятия (заводы «Вибратор» и «Пирометр», ВНИИ электроизмерительных приборов в Ленинграде, завод электроизмерительных приборов в Краснодаре, завод электросчетчиков в Мытищах).

Военно-морскую часть завода «Электроприбор» сформировали к осени 1929 г., для чего сюда был переведен военно-морской отдел завода «Красная Заря». Первоначально большая часть внимания ее сотрудников под руководством С.А. Изенбека была уделена разработке систем ПУС для береговой артиллерии. Были созданы системы ПУС железнодорожных («Дуга») и стационарных («Баррикада») береговых батарей среднего калибра; береговых батарей крупного калибра («Бугель», «Бомба», «Бот»). Затем приступили и к ПУС корабельной артиллерии, в частности для крейсера «Красный Кавказ».

В связи с расширением круга задач, особенно военных, и ростом объемов производства слаботочной промышленности в 1929–1931 годах был проведен ряд организационных перестроек ее управления, по-видимому не всегда оправданных. ЭТЗСТ просуществовал до 31 декабря 1929 г., сыграв исключительную роль в восстановлении и развитии отечественных слаботочных предприятий в 1920-е годы, сформировав достаточно мощную научно-исследовательскую базу в лице ряда центральных лабораторий, заложив основы промышленности средств связи.

С 1 января 1930 г. начало действовать Всесоюзное электротехническое объединение (ВЭО), в ведение которого вошли все предприятия и научные организации электротехнической и электрослаботочной промышленности. Однако в июле 1931 года оно было разукрупнено: промышленность радио и слабого тока вновь выделилась в самостоятельное объединение (ВЭСО). Руководителем ВЭСО был назначен В.И. Романовский.

ВСНХ в 1932 году тоже был разукрупнен, и на его базе созданы Наркоматы тяжелой промышленности (Наркомтяжпром), легкой (Наркомлегпром) и лесной (Наркомлеспром). Слаботочная промышленность в составе ВЭСО была включена в Наркомтяжпром (НКТП). Правительство СССР взяло курс на создание технически передовых, но полностью советских предприятий, без зарубежного капитала. На смену концессиям и предприятиям со смешанным капиталом в результате принятия Первого пятилетнего плана пришли Договоры о технической помощи.

В постановлении КО «По материальной обеспеченности РККА средствами связи» от 20 июля 1931 года, подчеркивалось, что общая средняя обеспеченность развертывания РККА в военное время по радиостанциям составляла всего 3,7 %, то есть оставалась крайне низкой. КО признала необходимым утвердить принятую Реввоенсоветом СССР в апреле 1930 года систему вооружений РККА по связи, которой и стала заниматься ЦВИРЛ. Был одобрен план Реввоенсовета об изъятии к 1 января 1934 года из РККА имущества старых заготовок и введении на вооружение нового имущества в соответствии с системой вооружения. Для этого 12 октября 1931 года Комиссия обороны приняла решение о поставке НКВМ 6 тыс. радиостанций и телемеханических устройств – всего на 5 млн руб.

Средств не жалели, что видно из предложений ВЭСО с мерами обеспечения для выполнения планов поставок, изложенных в докладной записке в Комиссию обороны и ВСНХ:

«<…> По лабораториям ВЭСО

1. Ввиду необходимости срочного расширения лабораторий радиоламп при заводе «Светлана», на что Ревсоветом СССР ассигновано 400 тыс. руб., обязать ВЭСО к 1 января закончить начатое строительство этой лаборатории, для чего Президиуму ВСНХ СССР обеспечить эту стройку стройматериалами не позднее 10 ноября.

2. Для обеспечения Центральной военно-индустриальной радиолаборатории ВЭСО в Нижнем Новгороде разрешить заказать на 10 тыс. руб. лабораторно-измерительного оборудования в Америке.

3. Разрешить ВЭСО приглашение из-за границы 2 радиоспециалистов высокой квалификации по радиоприемным устройствам. Наем указанных специалистов разрешить с оплатой до 300 долларов в месяц сроком на полтора года.

Всего валютных контингентов ВЭО и ВЭСО в IV квартале с. г. – 996 тыс. руб., в 1 квартале 1932 г. – 150 тыс. руб.; итого —1146 тыс. руб.

Управляющий Всесоюзным электрослаботочным объединением ВЭСО

Романовский».

«16 октября 1931 г. Секретно.

<…> необходимо провести следующие мероприятия, обеспечивающие выполнение этого задания.

По объединению ВЭСО

1. Разрешить объединению ВЭСО наем 300–350 чел. рабочих высокой квалификации в Европе (Германии, Англии и Франции). Из них 250 чел. безвалютно, с оплатой лишь проезда в валюте, и 100 чел. особо высокой квалификации с оплатой от 25 до 50 руб. валютой в месяц. <…>

2. Для обеспечения жилплощадью приглашаемых из-за границы рабочих распоряжением Президиума ВСНХ СССР отпустить ВЭСО дополнительно в IVквартале 1 млн руб. на приобретение стандартных домов для Нижегородского радиотелефонного завода и на приобретение жилплощади для иностранных рабочих, приглашаемых для ленинградских и московских заводов ВЭСО.

3. Президиуму ВСНХ СССР в IV квартале для обеспечения приглашаемых иностранных рабочих жилплощадью выделить для Нижегородского радиозавода 20 стандартных домов квартирного типа, площадью по 387 м2 в каждом.

4. В целях скорейшей реализации жилищного фонда для иностранных рабочих разрешить объединению ВЭСО приобретение жилплощади в порядке покупки квартир от жилкооперации, а также ремонт и восстановление квартир.

5. Объединению ВЭСО закончить к 1 января 1932 г. строительство Нижегородского радиотелефонного завода, для чего Президиуму ВСНХ СССР выделить фонды строительных материалов для окончания строительства последнего квадрата (в 6 тыс. м2) и столярной мастерской завода, а также недостроенных 20 жилых домов для технического персонала и квалифицированных рабочих, перебрасываемых в Нижний [Новгород] с других заводов ВЭСО.

6. Выделить в IV квартале с. г. объединению ВЭСО валютный контингент <…> 496 тыс. руб. для обеспечения выпуска радиостанций импортным оборудованием и полуфабрикатами (оборудование, пьезокварц, высокоомные сопротивления, контрольно-измерительные приборы и др.).

Итого по ВЭСО валютных контингентов в IV квартале 1931 г. 496 тыс. руб. плюс оплата иностранных рабочих.

По объединению ВЭО

1. Для обеспечения выпуска 6 тыс. радиостанций радиомашинами обязать ВЭО ускорить намечаемое в 1932 г. расширение производства радиомашин на Московском электрозаводе, для чего немедленно, не позднее 1 ноября с. г., отпустить ВЭО распоряжением Президиума ВСНХ 600 тыс. руб., из коих 300 тыс. руб. – валютным контингентом в IVквартале с. г.

2. Обязать ВЭО форсировать строительство и оборудование вновь строящегося Саратовского завода щелочных аккумуляторов[78], а также выпустить в течение 1932 г. с этого завода щелочных батарей емкостью не менее 4 млн ампер-часов.

3. Обязать Президиум ВСНХ СССР обеспечить строительство Саратовского завода щелочных аккумуляторов необходимыми стройматериалами для обеспечения пуска этого завода не позднее первой половины 1932 г. Разрешить заказ заграничного оборудования для этого завода в IV квартале с. г. на сумму 200 тыс. руб., для чего выделить в IV квартале с. г. соответствующий валютный контингент. Строительство завода включить в число ударных строек».

Главным заказчиком и потребителем оборонной продукции являлось военное ведомство – Наркомат по военным и морским делам (НКВМ), а также ОГПУ.

Электрослаботочная промышленность, несмотря на предпринимаемые меры, развивалась недостаточно быстрыми темпами, да и самих этих мер, как показало дальнейшее развитие техники, оказалось явно недостаточно. В постановлении СТО № 7сс от 11 января 1932 г. «По связи»[79]состояние дела характеризовалось следующим образом:

«внедрение в армию новейших средств (радио, телемеханика, ПУАЗО) идет медленными темпами»;

«промышленная база для производства средств связи крайне узка и не удовлетворяет потребностям армии и народного хозяйства»;

«производство электронных ламп, источников питания и кабеля находится в большой зависимости от импорта»;

«научно-исследовательская работа в области связи распылена между ведомственными институтами, не увязана с промышленностью и не имеет организующего центра»;

«новые технические средства (телемеханика, ПУАЗО) еще не вышли из состояния опытного серийного производства, а главное, не имеют производственной базы».

Результаты выполнения программы 1932 года по вооружению связи РККА в соответствии со справкой-докладом начальника Управления связи РККА Н.М. Синявского, представленной в КО 4 января 1933 г., выглядели следующим образом: общее выполнение программы:

3аказано на 96 500 000 руб.

Принято на 58 334 000 руб.

Предъявлено к сдаче на 10 286 800 руб.

Наибольший процент выполнения – от 72 до 100 % по различным видам продукции – пришелся на «телеграфное, телефонное и линейное имущество» (за исключением катушек для телефонного кабеля, по которым обеспеченность Красной Армии составила 25 %). Однако план по производству радиоаппаратуры оказался резко недовыполненным, а особенно плохо обстояло дело с авиационными радиостанциями для тяжелых самолетов и аэродромными радиостанциями, что, как подчеркивалось в справке-докладе, лишало «ВВС возможности производить тренировочные и опытные полеты». Значительно отставало от намеченного графика строительство новых заводов: в 1932 г. были построены только завод щелочных аккумуляторов в Саратове и кварцевая мастерская в Горьком.

В качестве основных причин неудовлетворительного выполнения заказов по радио и телемеханике указывались:

– недостаточное планирование и кооперирование для выполнения заказов как внутри завода, так и между заводами и объединениями,

– позднее заключение договоров с заводами других объединений на поставку полуфабрикатов,

– плохое снабжение сырьем,

– недостаточность рабсилы и инженерно-технических кадров, особенно на Горьковском заводе им. Ленина,

– недополучение ВЭСО оборудования и средств, которое оно должно было получить согласно постановлению СТО от 11/1-32 года.

Постройкой новых и реконструкцией действовавших предприятий ВЭСО планировалось довести выпуск продукции до 500 млн руб. в 1933 г. и до 800 млн руб. – в 1934 г.; обеспечить подачу в армию 12 тыс. радиостанций в 1933 г. и 15 тыс. – в 1934 г. Планировалось также начать строительство ряда предприятий по производству средств связи и новых видов вооружения (завод по телемеханике, завод точной механики, завод «Радиолампа», мастерская кварцевых пластинок, цех радиомашин).

Ведущими поставщиком радиоаппаратуры для армии пока продолжал оставаться завод имени Коминтерна. В 1927 по инициативе С. Орджоникидзе принял на себя руководство программой строительства мощных радиостанций в стране А.Л. Минц. В 1930 г. руководитель А.Л. Минц настоял на объединении ЦРЛ с основным заводом-изготовителем мощных передатчиков – Радиозаводом им. Коминтерна для создания промышленной базы мощного радиостроения. В результате появился центр по разработке и выпуску мощной радиотехники, специальной техники радиосвязи, средств радионавигации для ВВС. Однако объединенная организация – ЦРЛ-3 просуществовала недолго, и в августе 1931 г. ЦРЛ и Радиозавод им. Коминтерна вновь стали самостоятельными. Эти реорганизации привели, к сожалению, к уходу из ЦРЛ ряда коллективов и специалистов, в том числе ушли в созданную Отраслевую радиолабораторию передающих устройств (ОРПУ) Минца часть специалистов, занимавшихся передатчиками KB– и УКВ-диапазонов.

А.Л. Минц

В 1935 г. для осуществления строительства сети мощных радиостанций А.Л. Минц организует Комбинат мощного радиостроения (КМРС), в состав которого вновь переводятся Радиозавод им. Коминтерна, ОРПУ и основная часть ЦРЛ (кроме лабораторий на Каменном острове, занимавшихся вопросами разработки вещательных приемников и акустикой, и образовавших через год Институт радиовещательного приема и акустики – ИРПА). Основные подразделения ЦРЛ с ОРПУ образуют на улице Ак. Павлова, 14а, Отраслевую радиолабораторию профессиональных устройств (ОРПУ КМРС), вошедшую в состав комбината.

В 1937 году КМРС распадается, и ОРПУ КМРС становится Научно-исследовательским институтом – НИИ-33, в котором остаются работать основные разработчики мощных радиостанций. В структуре производства завода имени Коминтерна доля оборонного выпуска уже в 1936 г. достигла 97 %. На базе ЦРЛ к 1939 г. создается завод № 327, полностью ориентированный на серийное изготовление войсковой радиоаппаратуры.

В первой программе нового кораблестроения большое внимание было уделено подводным лодкам. Вместе с их строительством были начаты работы по оснащению кораблей гидроакустической аппаратурой и средствами звукоподводной связи. Дореволюционный опыт в этой сфере был утрачен, мастерские Балтийского завода прекратили свое существование. Приходилось все начинать заново, и начали с закупок. В соответствии с директивой Научно-технического комитета морского ведомства (НТКМ) РККА в конце 1928 г. в Германию командируется председатель секции связи НТКМ А.И. Берг, который на заводах «Электроакустик» и «Атлас-Верке» отобрал и заказал образцы гидроакустической аппаратуры, в наибольшей степени отвечавшие требованиям нашего флота.

Партия из 20 приборов поступила в СССР в 1929 г.[80] Среди них были:

– приборы звукоподводной связи (ЗПС) для надводных кораблей и подводных лодок, обеспечивавшие двустороннюю связь на расстоянии 50–60 каб.;

– шумопеленгаторные станции для подводных лодок с дальностью действия 20–60 каб. и

– береговые шумопеленгаторные станции, устанавливаемые на расстоянии 10–12 и миль от береговой черты и позволяющие обнаруживать подводные лодки на дальности 50–60 каб. от антенны.

Первые три шумопеленгаторные станции установили на первых советских подводных лодках «Декабрист» и «Красногвардеец», а также на линкоре «Марат». Шумопеленгаторы получили у нас наименование «Меркурий» на малых подводных лодках и «Марс» – на лодках среднего и большого водоизмещения. Эти станции могли иметь 8, 12 или 16 электродинамических гидрофонов[81].

Опытный образец звездообразного гидроакустического излучателя, спускаемый с противолодочного корабля. Владивосток, декабрь 1944 г.

В тот момент А.И. Берг считал, что можно будет обойтись закупками, не развивая разработку и производство гидроакустической аппаратуры у себя. Но его не поддержали, часть станций передали на полигон связи НТКМ, а затем и в Центральную радиолабораторию, на которую с 1930 г. возложили ответственность за проведение исследовательских работ и создание отечественных образцов гидроакустических приборов по приобретенным образцам.

Недооценка значения гидроакустики все же продолжала иметь место, и в 1933 г. гидроакустическую лабораторию в ЦРЛ ликвидировали якобы в связи с ее нерентабельностью.

Однако руководитель небольшой кустарной мастерской ЦНИВТ Наркомвода на окраине Ленинграда, занимавшейся изготовлением моделей судов и мелких экспериментальных работ для водного транспорта, предложил командованию ВМФ работы в области гидроакустики передать ему. На этот раз А.И. Берг, уже как начальник Научно-исследовательского морского института связи (НИМИС), сформированного в 1932 г. на базе полигона связи, предложение поддержал, и оно было принято.

С момента организации в 1933 до 1 сентября 1936 г. завод, получивший название «Водтрансприбор», входил в систему центрального управления промышленными предприятиями Наркомвода СССР и занимался специальным приборостроением для водного транспорта. Сюда из ЦРЛ была передана лаборатория гидроакустики, которая занималась исследовательскими работами и разработкой опытных образцов гидроакустической и маячной аппаратуры.

С 1 сентября 1936 г. завод передали в систему Наркомтяжпрома с непосредственным подчинением Главному управлению слаботочной промышленности. После организации Наркомата оборонной промышленности завод с 1/I 1937 г. перешел в его систему с подчинением 5-му Главному управлению, получил № 206 и своей аппаратурой стал снабжать в основном РККФ. Начиная с 1937 г. вместо пьезоэлектрических стали использовать магнитострикционные излучатели.

В 1936–1939 гг. были разработаны гидроакустические станции УЗПН «Антарес-1» для больших и «Антарес-3» для малых подводных лодок с магнитострикционными излучателями, однако на вооружение их не приняли. Проведенные испытания показали их невысокую эффективность из-за мощных реверберационных помех, обусловленных отражением и рассеянием ультразвуковых волн различными неоднородностями взвешенными частицами, находящимися в водной среде. В то время в отечественной гидроакустике явление реверберации еще не было исследовано, и первые станции УЗПН не имели устройств защиты от реверберационных помех.

Неудачи не остановили дальнейшие работы по созданию отечественных станций ультразвукового подводного наблюдения (УЗПН) и связи (УЗПС). Совместными работами НИМИС и завода № 206 конструктором З.Н. Умниковым в 1936 г. создается макет станции УЗПН «Орион». Антенна станции состояла из кварцевых пластин, приклеенных к стальным электродам[82], но во время испытаний на Черном море на подводной лодке Д-5 кварцевые пластины от электродов отклеились. Найти более надежный материал для склеивания в то время не удалось, и в серийное производство станция тоже не пошла.

ТОС

В постановлении Комитета обороны при СНК СССР от 20 июля 1931 г. перечисляются уже совершенно новые задачи. Была отмечена неудовлетворительная работа научно-исследовательских учреждений по созданию «особо секретной техники» в области «мощных ультракоротких волн», «передачи изображения и телевидения» (в течение нескольких лет НКВМ не получил ни одного образца), «секретной телеграфии» (некоторые достижения имелись только по Остехбюро и Институту связи РККА), ночного фотографирования при помощи невидимых лучей, управления самолетами на расстоянии по радио, телефонии на инфракрасных лучах.

Особо секретная техника, или техника особой секретности, ТОС, к середине тридцатых годов по важности вышла на первое место, потеснив все предыдущие приоритеты. Что представляла собой эта техника, можно увидеть из Постановления СТО СССР № С-35сс «O внедрении и развитии производства средств особой секретной техники» [82].

«7 апреля 1935 г. Совершенно секретно

Совет труда и обороны постановляет:

1. Утвердить: а) представленную НКОбороны систему вооружения РККА по телемеханике и телевидению (см. приложение № 2.1)43; б) представленный НКОбороны и НКТП план опытных и научно-исследовательских работ по ОСТ с разбивкой этих работ на две очереди (см. приложение № 2.2); в) представленный НКОбороны и НКТП дополнительный план заказов НКОбороны по ОСТ на 1935 г. в размере 8800 тыс. руб. (приложение № 2.3).

2. Утвердить представленную НКТП программу внедрения средств особой техники в народное хозяйство в части первоочередных объектов (см. приложение № 2.4). Обязать НКТП выпустить в 1935 г. сверх утвержденного плана указанную в программе гражданскую продукцию на сумму 12 млн 353 тыс. руб. Обязать наркоматы и организации, указанные в приложении № 2.4, не позднее 1 мая с. г. заказать НКТП перечисленную в программе продукцию, подлежащую изготовлению и внедрению в соответствующие отрасли народного хозяйства в 1935 г. за счет средств, отпущенных по их сметам на 1935 г.

3. Для обеспечения утвержденной программы по ОСТ, в соответствии с пп. 1 и 2 настоящего постановления, обязать НКТП выпустить в 1935 г. сверх основного плана:

4. Главэспрому НКТП: а) с 1935 г. приступить к внедрению в производство новых видов приемных многоэлектродных ламп, обеспечив выпуск их в течение 1935 г. в количестве 75 тыс. шт.; б) в 1935 г. выпустить 350 генераторных ламп мощностью в 100 кВт со сроком службы 2000–2500 час. и 200 ламп УКВ мощностью от 5 до 50 кВт.

5. НКТП в кратчайший срок заключить договор на иностранную техническую помощь по производству электровакуумных приборов (генераторных ламп, приемных ламп, фотоэлементов и трубок для телевидения у фирмы «Радиокорпорейшен» и «Филипс») с покупкой образцов изделий и образцов необходимого оборудования. Предложить НКТП в месячный срок сообщить в СТО о результатах выполнения настоящего задания.

6. Для финансирования научно-исследовательских и опытных работ для НК Обороны по утвержденному п. 1-б настоящего постановления плану отпустить в 1935 г. из резервного фонда СНК СССР 9 млн руб., из них НКТП– 7 млн руб. и Остехбюро НК Обороны – 2 млн руб.

7. Для развертывания производства ОСТ, а также для развития серийного производства новых типов и видов продукции ОСТ утвердить дополнительные капиталовложения по НКТП на 1935 г. в размере 64 млн руб. и валюты – 2 млн руб. Указанные средства распределить следующим образом:

Предложить НКТПиз своего фонда станочного оборудования обеспечить в первую очередь потребности вышеуказанных заводов.

8. Во изменение постановления СНКСССР №№ К-18сс от 9 мая 1934 г. и К-56с от 22 ноября 1934 г. обязать НКТП построить к 1 октября 1936 г. в Черемхове элементный завод мощностью 2 млн анодных батарей. Отпустить НКТП сверх установленных лимитов (800 тыс. руб.) на строительство этого завода 2 млн руб. (т. е. всего 2 млн 800 тыс. руб.). Сборочные мастерские в Хабаровске не строить.

9. Отпуститъ НКТП дополнительно в 1935 г. из резервного фонда СНК СССР 64 млн руб. Расход валюты в размере 2 млн руб. покрыть: 1 млн руб. – за счет резервного фонда СНК СССР и 1 млн руб. – за счет контингентов НКТП, включая и контингенты военной промышленности.

10. Обязать НКЛегпром в месячный срок передать заводу им. Козицкого принадлежащий заводу «Марксист» корпус фабрики им. Синицына в Ленинграде для расширения производственной площади завода.

11. Разрешить НКТП, в виде исключения, до 1 августа 1935 г. финансирование и производство подготовительно-строительных мероприятий по осуществлению строительства по объектам, перечисленным в данном постановлении и не имеющим технических проектов и смет; обязать НКТП не позднее 1 августа 1935 г. утвердить сметы.

12. Обязать председателя Московского совета т. Булганина и председателя Ленинградского совета т. Кодацкого под их личную ответственность обеспечить в 1935 г. все вышеуказанные строительства местными стройматериалами.

13. Обязать НКБТ (т. Розенгольц) реализовать заказы на импорт Глав-эспрома и БОТИ по данному постановлению, с завозом в СССР в течение 1935 г.»

История ТОС началась еще в начале двадцатых с создания Остехбюро, и была тесно связана с упоминавшимися и работами по телемеханическому управлению оружием. Военные специалисты довольно точно предсказали, что следующая война будет зависеть от воздушных сил и зловещей угрозы бомбардировок с воздуха. С подъемом нацистской Германии, Великобритания почувствовала себя очень уязвимой. зенитную артиллерию с малым радиусом действия совершенно бесполезной. При аэродромах врага, расположенных в 20 минутах полета, успеть за это время поднять свои военные самолеты в воздух и встретить атаку противника казалось совершенной фантастикой. Поэтому в Великобритании и занимались рядом фантастических проектов, таких как «Луч Смерти», и даже в конце 1935 г. Г. Маркони в своем очередном интервью, касаясь пресловутых лучей, указывал исключительные возможности, которые таит в себе применение в военном деле дециметровых волн. В прессе их стали именовать как «новые» или «таинственные» лучи. Проект по созданию такого оружия провалился, но позднее он привел к тому технологическому прорыву, который сыграл важнейшую роль во время воздушной Битвы за Британию 1940 года.

Все двадцатые годы литература, не без влияния открытий Рентгена и радио была полна произведениями о «таинственных» лучах. Можно вспомнить «Гиперболоид инженера Гарина» А.Н. Толстого, или «красный луч» из «Роковых яиц» М.А. Булгакова. В первом номере журнала «Радиолюбитель» за 1924 год была напечатана заметка «Лучи смерти»:

«В последнее время за границей поднят чрезвычайно большой шум около нового изобретения английского исследователя Гринделя Матьюза (Grindell Matheus). По словам самого изобретателя, его «лучи смерти», как он их сам назвал, дают возможность убивать на расстоянии живые организмы, производить взрывы пороха, останавливать на ходу автомобили, аэропланы и пр. В иностранной газетной печати, чрезвычайно падкой до всяких сенсаций, уже рисуется военное применение этого нового изобретения: на границах какого-нибудь государства устанавливается ряд прожекторов, излучающих эти лучи, и ни один аэроплан не может приблизится к границам, ни один снаряд не перелетит через эту оградительную зону, ни одно живое существо не сможет приблизиться к ней.

История этого изобретения такова. Работавший на оборону государства в 1914 году английский физик Гриндель Матьюз, прослышав, что немцы работают над способом остановки аэропланов в пути (наша печать отмечала это в прошлом году), решил заняться той же самой работой. Несколько месяцев тому назад он демонстрировал перед представителями английской власти смерть мыши (из своего собственного питомника) под действием лучей. На той же демонстрации была остановлена на весьма небольшом расстоянии работа мотоциклетного мотора, опять же взятого из лаборатории Гринделя Матьюза. Тем не менее адмиралтейством ему были отпущены суммы на продолжение опытов.

Газеты отмечали, что изобретатель два раза вылетал в Париж и Лион и вел переговоры с французскими предпринимателями, при чем Гриндель Матьюз обещал в ближайшее же время в виде демонстрации остановить в гор. Лионе уличные автомобили. В конце концов, покупка изобретения была произведена все-таки английским правительством, причем для эксплуатации его уже организовалась компания с капиталом в 3:/2 миллиона рублей».

В СССР все такого рода идеи внимательно отслеживали, пытались им следовать и щедро финансировали многие, даже самые абсурдные предложения в создании нового оружия. Этим активно пользовались как грамотные специалисты, так и выскочки-шарлатаны. Вот несколько примеров:

28.07.1923 года СТО принял постановление о признании работ по изготовлению аппаратов, дающих ультрафиолетовые лучи, военно-срочными[83].

В 1927 году некто С.И. Пашковский предложил далекому от физики С.И. Уншлихту проект «электрофизического оружия». При поддержке последнего проект был рассмотрен на Политбюро и одобрен. Группа при Московском технологическом институте «Тепловой луч» – такое название получил проект – исследовала свойства магнетрона, с помощью которого по авторской идее можно было с дистанции нескольких метров «взорвать» человека. Несостоятельность проекта, не учитывавшего энергетические характеристики и физику распространения этих лучей, выяснилась относительно быстро, и в конце 1930 года все работы над данным проектом были прекращены.

Но идея возродилась, на сей раз как предложенная серьезным Институтом рентгенологии академика А.Ф. Иоффе установка «Лучи смерти». Проект был обсужден на совещании у заместителя наркома обороны по вооружениям М.Н. Тухачевского 13 декабря 1932 г., с участием таких специалистов как А.Ф. Иоффе, А.А. Чернышов, М.В. Шулейкин и ряда других. По результатам совещания Реввоенсовет постановил работы над «лучами смерти», которые должны были смертельно поражать людей на расстоянии 300–400 м, сосредоточить в Государственном физико-технологическом институте. «Наблюдение за работами» поручили Г.К. Орджоникидзе и Г.Г. Ягоде (от НКВД), а Нарком К.Е. Ворошилов сделал специальный доклад о «лучах смерти» председателю СНК В.М. Молотову[84].

Мощное УКВ-излучение у нас тоже пытались применить в военных целях. Изучать биологическое воздействие на организмы с 1934 года стали в лаборатории специального назначения Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), которую возглавил специально сюда переведенный А.М. Кугушев.

В отличие от «Лучей смерти» Иоффе лучевое оружие, предложенное работником СТО Н.И. Смирновым, должно было не убивать людей (летчиков), а в соответствии с идеями английских предшественников лишь сбивать вражеские самолеты. Излучение сверхвысокой частоты должно было создавать резонансные токи в системе зажигания моторов и тем выводить самолеты из строя. При наземных испытаниях опытной установки действительно удалось заглушить двигатель стоявшего на земле самолета на расстоянии около 20–30 метров.

Для развития работ по лучевому оружию в систему НКТП из Академии наук в 1935 году был передан Ленинградский электрофизический институт академика А.А. Чернышева. В мае-июне 1935 года вопрос об Институте специального назначения был рассмотрен и в Комиссии обороны, и в Политбюро (1 июня). Было принято решение «о назначении Н.И. Смирнова директором Института специального назначения НКТП и об отпуске из резервного фонда СНК СССР НК Обороны 1,5 млн руб. и НКТП 4 млн руб. для финансирования работ по лучистой энергии».

Сам А.А. Чернышев так описывал эти события:

«Когда строительство, продолжавшееся около трех лет, подходило к концу, были предприняты ряд мероприятий по отношению к Электрофизическому институту, с которыми я никак не мог согласиться, и я в личном письме на имя тов. Орджоникидзе, сообщая о своем мнении, просил или об отмене, или же о предоставлении мне возможности сделать ему личный доклад. Ответа я не получил, и, как показали следующие события, вызвано это было результатами доклада работавшей то в то время Комиссии от СТО в составе трех лиц, из которых одно – начальник отдела автоматики Боровский, инспектор СТО Н.И. Смирнов и третьего лица я сейчас не могу вспомнить.

Надо сказать, что институт по своему оборудованию, задачам составу был на 65–70 % сильноточный и на 30–35 % слаботочный, находился он в ведении НИС Наркомтяжпрома. Насколько мне известно, тов. Серго передал мой протест Зам. Наркома, который ведал в это время всеми вопросами научно-исследовательских учреждений Наркомата, Пятакову.

В июне и начале июля месяцев 1935 г. я был на конгрессе по линиям высокого напряжения в Париже, и в мое отсутствие был отдан приказ за подписью

Пятакова относительно передачи института в Главэспром – Трест слабого тока. Директором был назначен один из членов Комиссии Н.И. Смирнов[85]…»

Д.А. Рожанский

Научным руководителем института был назначен М.А. Бонч-Бруевич.

Все плоды разработок ЛЭФИ для высоковольтной и сильноточной электротехники были выброшены на свалку, примерно так же, как в свое время поступили с наследием В.П. Вологдина в Нижегородской радиолаборатории.

А.А. Чернышеву тоже было предложено остаться на должности заместителя директора по научной работе, но он с такой расправой с его детищем не согласился и ушел. Вместе с ним ушли Д.А. Рожанский, Ю.Б. Кобзарев и еще ряд специалистов.

При щедром финансировании и высоких зарплатах НИИ-9 (такое наименование получил институт) занялся разработкой лучевого оружия всерьез. Как вспоминал работавший там Н.Д. Девятков: «Было объявлено, что НИИ-9 будет институтом повышенной секретности, будут запрещены все совместительства, в том числе и преподавание в вузах, а зарплата будет значительно увеличена. <…> Была объявлена новая структура института. В большинстве начальниками лабораторий стали ученые, переведенные из Москвы, из Всесоюзного энергетического института. Среди них были: профессор Введенский Б.А., кандидат технических наук Слиозберг М.Л., кандидат физико-математических наук Разоренов Г.А., кандидат технических наук Шеин Г.Н., кандидат технических наук Майзельс Е.Н., инженеры Данильцев Е.Н., Никифоров С.М. и др. <…>Для старшего научного персонала была организована отдельная столовая, где к обеду бывал накрыт белой скатертью большой стол, прекрасно сервированный. Директор сумел приобрести дворцовый столовый сервиз»[86].

Все это кончилось плохо. После расстрела Тухачевского директора НИИ-9 Н.И. Смирнова арестовали (потом, правда, выпустили), М.А. Бонч-Бруевич тоже, по крайней мере, попал под следствие, заболел и в 1940 году умер.

Одним из немногих, понимавших бесполезность подобных проектов и не стеснявшихся выражать свое мнение на самом высоком уровне был

А.И. Берг. Об этом есть сведения в деле по обвинению Берга в участии в «военно-троцкистском заговоре»: «На одном правительственном заседании в конце 1935 г. Берг выступил против Бекаури, за что был сильно «избит» Орловым и Тухачевским, выступавшими в защиту Бекаури. Указанное выступление Берга на заседании правительства действительно имело место. Однако за свое выступление Берг никем не «избивался», а, наоборот, был поддержан руководителями правительства [Сталиным] <…>».

Военное ведомство в лице заместителя наркома по вооружению М.Н. Тухачевского увлеклось заманчивыми идеями вести мировую войну с помощью телеуправляемого оружия: радиоуправляемых самолетов, танков, пулеметов в дотах и т. д., не предполагая, какие на этом пути встретятся подводные камни. Предусматривались не только телеуправляемые средства нападения, но и защиты. Перед наступающим неприятелем и в его тылу должны были взрываться радиоуправляемые фугасы. Те силы противника, которые смогут дойти до наших укреплений, должны были встретить дистанционно управляемые пулеметы, огнеметы и приборы пуска отравляющих веществ.

Наиболее интенсивно работы по телемеханическому управлению оружием в области техники особой секретности велись. Вскоре к Остехбюро присоединился ВГИТИС – НИИ-10. Как уже упоминалось, после торпед со спиральным движением Бекаури занялся радиоуправляемой торпедой, а затем радиоуправляемым торпедным катером. Остехбюро до 1937 г. подчинялось Наркомату по военным и морским делам, и когда его переводили в промышленность на передаточном акте от 11.04. К.Е. Ворошилов сделал надпись, адресованную наркому оборонной промышленности М.Л. Рухимовичу: «15 лет я с ним <Бекаури> мучился, помучайся теперь ты».

В 1924 г. к работе по телеуправлению катеров подключился Отдел специальной аппаратуры (ОСА) ЦРЛ А.Ф. Шорина. Бекаури размещал станцию управления на корабле, а Шорин – на самолете, с которого, как он считал, можно раньше обнаружить корабли противника и вывести в атаку на них радиоуправляемые катера. Для автоматического расчета курса атаки Бекаури включил в свой комплекс счетно-решающий прибор. В комплексе же Шорина курс рассчитывал по карте оператор. Поставив перед собой менее сложную задачу, Шорин уже к маю 1930 г. представил первый образец радиоаппаратуры для установки на серийном катере Ш-4 и самолете ЮГ-1. К августу 1931 г. отработал свой комплекс и Бекаури. Нарком по военным и морским делам К.Е. Ворошилов назначил комиссию для заключительных испытаний.

«Испытания проводили в Финском заливе, – вспоминал контр-адмирал Б.В. Никитин, участник испытаний, – Катера, управляемые с самолета (аппаратурой А.Ф. Шорина) или с корабля (аппаратурой В.И. Бекаури), по радиокомандам отходили от причала, выходили в море, маневрировали, устремлялись в атаку и производили пуск торпед. Проводились атаки и по прикрытому дымовой завесой кораблю-цели <…> Оператор на самолете оказался в лучшем положении, чем тот, что находился на корабле управления: наблюдению с корабля мешала дымовая завеса[87] <…>. Комиссия предложила принять на вооружение комплекс А.Ф. Шорина. Остехбюро предложили доработать свою аппаратуру».

Среди идей телемеханического оружия одним из самых действенных оказались радиоуправляемые фугасы «БЕМИ» (БЕкаури – МИткевич). Хотя первые в мире радиоуправляемые фугасы были испытаны французскими флотскими специалистами еще в самом начале XX века, но их слабостью были крайне несовершенные взрыватели, которые можно было привести в действие ложными радиосигналами. В.И. Бекаури и В.Ф. Миткевичу пришлось изучить и использовать основы криптографии[88], сделать первые шаги в области создания имитостойких кодов, а также решить ряд других технических вопросов, многие из которых для того времени были даже не изучены. Потому и «техника особой секретности», что основана на шифровании и дешифровании. Помимо этого потребовалось создать специальные передатчики, особо чувствительные радиоприемники, разработать автономные источники питания длительного действия, обеспечить способность аппаратуры сохранять готовность к действию при длительном ожидании команды и тому подобное. Радиоуправляемые мины комплектовались приемниками, работавшими на фиксированной частоте в диапазоне средних волн по схеме супергетеродина, частота которого стабилизировалась кварцем. В схему работы радиоуправляемых мин внесли низкочастотную селекцию сигналов с применением на приемных устройствах специальных резонаторных реле, которые отзывались только на строго определенные комбинации частот.

В основе всех систем телемеханического управления управляемых по радио: телетанках, телекатерах, телесамолетах, телефугасах, были так называемые приборы «А» и «У», разработанные в «Остехбюро» Они предназначались для низкочастотной селекции сигналов и составляли основной секрет шифратора и дешифратора. На управляемом объекте принятая приемником[89] команда поступала в дешифратор с приборами «А». Прибор «А», настроенный на соответствующую комбинацию частот, возбуждаясь, подавал сигнал на реле, замыкающее цепь рабочего электромагнита.

Чтобы это реализовать в 1926 году в Остехбюро под руководством А.И. Деркача были начаты работы в области кварцевой стабилизации частоты радиоустройств и технологии изготовления кварцевых пластин.

В 1927 году в Ленинграде состоялась первая Всесоюзная конференция по пьезоэлектрическим колебаниям и их использованию для стабилизации частоты. В ней приняли участие около 50 человек из 14 организаций 4 городов – Москвы, Ленинграда, Харькова и Нижнего Новгорода. Конференция послужила толчком к созданию специализированных лабораторий, групп и мастерских по изготовлению кварцевых резонаторов. И если в 1926 году работы по изготовлению кварцев и кварцевой стабилизации в СССР практически не велись, то уже в начале 30-х годов в московском отделении Остехбюро работала кварцевая лаборатория с мастерской, занимавшаяся серийным изготовлением кварцев работы в области кварцевой стабилизации частоты.

Первое испытание «БЕМИ» было проведено в июле 1925 года. На испытания приехал председатель Реввоенсовета СССР и нарком по военным и морским делам Михаил Васильевич Фрунзе. Пять фугасов заложили в отдаленном уголке Ленинградского гребного порта, там же зарыли в землю приемное устройство для их подрыва. Фрунзе определил время и последовательность взрывов уложенных на берегу фугасов. Сигналы для инициирования взрывов передавались с тральщика «Микула», находившегося в Балтийском море, в 25 километрах от места укладки. Все они взорвались точно в назначенный срок и в указанной наркомом последовательности. Были и еще испытания на Комендантском аэродроме близ Ленинграда, на которых присутствовали Ворошилов, Орджоникидзе и Шапошников. Конструкторам порекомендовали увеличить дальность действия и создать более совершенную схему, способную работать в самых неблагоприятных условиях.

Успешные испытания произвели благоприятное впечатление, и постановлением СНК СССР от 5 декабря 1925 г. была создана «Правительственная комиссия по работам Остехбюро НТО ВСНХ». В комиссию вошли: управделами СНК, СТО СССР Н.П. Горбунов (председатель), начальник Главного управления РККА, а затем нарком по военным и морским делам С.С. Каменев; начальник Морских сил РККА В.И. Зоф (до 23 августа 1926 г.); зам. председателя коллегии НТО ВСНХ, а затем директор ЦАГИ НТО ВСНХ (с 23 августа 1926 г. по 6 ноября 1928 г.) Ю.Н. Флаксерман; член коллегии Наркомата финансов СССР А.И. Вайнштейн и заведующий Остехбюро В.И. Бекаури.

В марте 1927 года в районе Малой Вишеры прошли испытания усовершенствованного образца со станции управления, находившейся в Ленинграде, в 170 километрах. Наконец, 3 мая того же года на одном из подмосковных полигонов действие приборов «БЕМИ» продемонстрировали руководителям партии и правительства. Наблюдали испытания Калинин, Микоян и Рудзутак. Команды на подрыв мин вновь шли из Ленинграда, с расстояния свыше 600 километров. Радиоуправляемые мины «БЕМИ» были приняты на вооружение, и в 1930 году началось их серийное производство.

Во второй половине 1920-х гг. развернулись опытные работы по телемеханическому управлению танками. В 1927 г. в Военной электротехнической академии (ВЭТА) РККА была разработана телеаппаратура для легкого танка «Рено русский» (построенный на заводе «Красное Сормово» отечественный вариант французского «Рено» FT), а в Центральной лаборатории проводной связи (ЦЛПС) – для легкого танка МС-1 (Т-18). Команды подавались с пульта оператора. Шифратор кодировал команду, вырабатывая сигнал, уникальный для каждой команды. Передаваемые по радио команды принимались аппаратурой, установленной на объекте. Дешифратор «выбирал» закодированный сигнал и выдавал сигнал на подключение соответствующей исполнительной цепи.

Практические опыты с телетанками типа «Рено» и Т-18 начались в 1929 г. Затем к работе по телемеханической аппаратуре для танков были привлечены научно-испытательный институт связи и электромеханики (НИИСЭМ) и Особое техническое бюро («Остехбюро»). 7 августа 1932 г. вышло постановление Совета труда и обороны, которым «Остехбюро» обязывалось организовать массовое производство приборов «А» и «У». Специально организованный для этой цели цех за 1933–1935 гг. выпустил 5000 таких приборов. А.А. Захаров работавший в цехе по производству радиофугасов вспоминал:

«Цех № 7 завода им. Казицкого был сверхсекретным. Охрану его осуществляла прикомандированная воинская часть. Вход в подразделения цеха был по особым пропускам (помимо заводского). Цех был большим, с замкнутым циклом производства, имел много мастерских, лабораторий, свое конструкторское подразделение. В цехе изготавливали т. н. объект № 1: радиоустройство с часовым механизмом. Предназначалось оно для подземных взрывов по радиосигналу. Каждое устройство имело свою частоту, что требовало изготовления кварцев большой номенклатуры.

Приборы зарывались глубоко под землю на крупных объектах, и по радиосигналу от радиостанции, располагавшейся на станции Безымянка вблизи Куйбышева (Самары), производились взрывы. Во время войны эти взрывы приписывались партизанам.

Кроме объекта № 1 цех изготавливал радиоаппаратуру для авиации и флота. Для производства объекта № 1 были привлечены часовщики из многих городов страны. Работая на заводе им. Козицкого начальником 7-го цеха, <я> впервые побывал за границей – летом 1939 года уехал в научную командировку в США на фирму RCA в г. Кэмден штата Нью-Джерси».

В дальнейшем была проведена разработка более дешевого телефугаса Б-9, который отличался от Ф-10 лишь структурой сигнала. Серийное производство телефугаса Б-9 было освоено заводом «Радиоприбор».

За свои заслуги В.И. Бекаури был награжден Почетной грамотой Реввоенсовета, орденами Ленина и Красной Звезды. Среди ученых, близких к Бекаури, хотелось бы выделить именно Владимира Федоровича Миткевича, который был хорошо известен в нашей стране и за рубежом, как крупный ученый-физик, один из основателей Ленинградского политехнического института, действительный член АН СССР, заслуженный деятель науки и техники, изобретатель (впоследствии академик).

Эти первые достижения и успехи произвели большое впечатление на руководство страны. А.Ф. Шорин обратился с докладом к Серго Орджоникидзе, в котором убедительно доказал необходимость создания нового научно-исследовательского института в целях объединения в одном месте научных работников и изобретателей, способных в кратчайшие сроки реализовать свои идеи и задумки в образцы новой, интенсивно развивающейся радиотехники, автоматики, электроники, акустики и специальной физики. И такой институт – Всесоюзный государственный институт телемеханики и связи (ВГИТИС) – был создан в 1933 г. Днем основания института считается 23 октября 1933 г., когда приказом Наркома тяжелой промышленности СССР Серго Орджоникидзе был назначен директор института Федор Федорович Сучков.

Базой для создания ВГИТИС послужила ЦЛПС, которая после переезда основного института в Москвы стала его Ленинградским филиалом.

Я.И. Эфрусси в своих воспоминаниях так оценил эти работы:

«Работа над комплексами А.Ф. Шорина и В.И. Бекаури, как понял я позже, послужила мощным импульсом для развития ряда отраслей науки в нашей стране, способствовала созданию новых видов производства, разработки не существовавших ранее приборов радиотехники и телемеханики. Многое из разработанного для аппаратуры радиотелеуправления нашло применение в проектах ГИРДа – как известно, одно передовое направление в технике неизменно обогащает другое».

С появления телемеханического оружия началось внедрение в практику аппаратуры для защиты информации. Все в том же Остехбюро, где 21 сентября 1928 г. завершились испытания аппаратуры для селективного вызова и секретной радиотелеграфной связи. В заключении комиссии, возглавляемой А.И. Бергом, записано: «Селективный вызов системы Остехбюро, обеспечивая надежный и быстрый вызов, необходимый для применения на судах станции, даже в самых тяжелых условиях (помехи посторонних станций), может быть рекомендован».

Чем шире внедрялась в практику техника электрической связи, тем острее становились вопросы защиты передаваемой информации от перехвата, ее нужно было шифровать, а повысить оперативность передачи криптограмм могла только механизация процесса шифрования. Поэтому в разных странах в первые годы после окончания Первой мировой войны практически одновременно занялись изобретением шифровальных машин. Их конструированию предшествовал период разработки так называемых «машинных» алгоритмов преобразования информации, которые могли быть реализованы механическими, а затем и электромеханическими устройствами. При разработке таких алгоритмов криптографы использовали опыт телеграфии (в частности, первоначально ими широко использовался пятиэлементный код Бодо). Фактически речь шла о замене одних всем известных кодов – телеграфных – на другие.

К началу тридцатых годов разработки шифровальных машин велись в Англии, Франции, Чехословакии, но сведений об их промышленном выпуске в этих странах в тридцатые годы нет. Правительства капиталистических стран кроме Японии относились к ним скептически, бюджеты вооруженных сил у них были сокращены до минимума, и средства на покупку дорогостоящей шифровальной техники в них предусмотрены не были. Предложения шифровальных машин на широкий рынок, как это произошло в Германии с первым вариантом «Энигмы», тоже не имели коммерческого успеха.

В Советском Союзе, где никакой шифровальной техники в наследство не досталось, занимались проблемой защиты информации, как мы видели, серьезно, но не для войсковой связи, а для радиолиний управления телемеханическим оружием. И первая попытка создать электромеханический шифратор была предпринята тоже не криптографами и не шифровальщиками, а специалистами Остехбюро в 1923 году. По воспоминаниям ветерана Остехбюро А.И. Хохлова, в 1923 году был разработан и даже изготовлен действующий макет дискового шифратора.

Схема аппарата факсимильной связи с дисковым шифратором передаваемого изображения (в правой нижней части схемы)

Ничего удивительного здесь нет, поскольку описание такого устройства применительно к факсимильной связи (бильдтелеграфии) было опубликовано в журнале «Радиолюбитель» № 1 за 1924 г. Так как это отвлекало специалистов от плановой работы срочного характера, в Остехбюро работы по шифратору были приостановлены.

В 30-е годы образцы советской шифровальной техники создавались под руководством талантливого военного инженера Ивана Павловича Волоска. Шифрмашины того времени реализовывали наложение случайной последовательности (гаммы) на открытое текстовое сообщение. 14 июня 1934 г. в Реввоенсовете СССР была продемонстрирована аппаратура Остехбюро по автоматическому шифрованию и дешифрованию при передаче по радио. Нужно было найти предприятие, где такую аппаратуру можно будет выпускать.

Следующая попытка инициировать создание отечественной шифровальной машины была предпринята шифровальщиками-моряками в январе 1929 года на совещании во 2-м отделе Управления делами НКВМ. В повестку дня среди прочих был включен вопрос о «машинизации» шифрования (терминология того времени), подготовленный морскими шифровальщиками. Вопрос о создании не просто машины предварительного шифрования, а машины линейного шифрования. Итоги совещания занесли в протокол, в конце которого потенциальным разработчикам предложили взглянуть в будущее: «…Считать желательным и наиболее приемлемым для кораблей флота введение такой шифровальной машины, которая одновременно является самошифрующим и передающим радиоаппаратом…»

Однако к началу 30-х годов дошла очередь и до правительственной и военной связи, самую активную позицию в этом вопросе занимали специалисты Восьмого отдела штаба РККА. К этому времени в Спецотделе ОГПУ и в Восьмом отделе штаба РККА были развернуты работы по поиску наиболее приемлемых машинных алгоритмов и уже имелись их конкретные наработки. Можно было приступить к совместному составлению проекта технического задания на конструирование отечественной шифровальной машины.

В конце 1933 года в Москве была сформирована рабочая группа из специалистов Спецотдела НКВД и командиров штаба РККА, которой было поручено отобрать из предприятий Москвы и Ленинграда наиболее пригодные для разработки и выпуска отечественной шифровальной техники.

Начальник Второго отделения Восьмого отдела штаба РККА капитан 1 ранга И.П. Волосок в ноябре 1934 г. приехал на завод им. А.А. Кулакова чтобы лично убедиться, в возможностях предприятия. В это время на заводе им. А. А. Кулакова проводилась большая работа по созданию нового отечественного ленточного телеграфного аппарата.

Общее руководство этой разработкой было возложено на заместителя начальника отдела № 20 Г. С. Кукеса. Конструкторскую часть работ обеспечивал Н.Г. Гагарин, технологические процессы разрабатывались под руководством Н.А. Позднякова, инженерная часть аппарата велась С.И. Часовиковым, производственной частью руководил В.К. Штейнфельс. Много полезного в процессе разработки и внедрения этого аппарата в серию сделал начальник отдела № 20 И.П. Федоров. Новый телеграфный аппарат был создан в сжатые сроки, и получил название СТ-35 (советский телетайп разработки 1935 г.).

«Сложность предстоящей задачи, – сказал он, – заключается в том, что, поскольку ранее в стране никакой шифровальной техники не было вообще, ориентироваться придется только на самих себя», причем «прежде, чем завод начнет осваивать в производстве шифровальные машины, их надо еще и сконструировать». Была утверждена первая группа специалистов, которые должны были работать над этой проблемой, в составе В.М. Домничева, В.Н. Рытова, О.А. Примазовой и Е.П. Изотовой. Именно эти четыре человека положили начало новому направлению в отечественной технике, обеспечивающей скрытое управление войсками.

Планируемое на вторую пятилетку увеличение выпуска радиопродукции всех типов и назначения, а особенно ТОС, ставило задачу резкого увеличения производства радиоламп. Начиная с 1932 года в Москве было запрещено строить промышленные предприятия, поэтому место для нового завода надо было искать где-то в Подмосковье. СТО СССР 15 февраля 1933 года принял решение о строительстве электровакуумного завода «Радиолампа» в подмосковной деревне Фрязино. Очевидно, основным критерием выбора явилось то, что здесь имелось пустующее каменное здание бывшей шелкоткацкой фабрики Капцова (это здание сохранилось на территории ФГУП «НПП «Исток» до настоящего времени)[90]. Первая очередь завода «Радиолампа» должна была вступить в строй к 1 января 1934 года, что, конечно оказалось нереально, несмотря на все усилия строителей.

Организовать новое производство электровакуумных приборов было поручено небольшому коллективу отдела электронных ламп (ОЭЛ), который имелся на МЭЛЗе. В конце 1933 года отдел переезжает на «Радиолампу», во Фрязино. Эти лаборатории должны были способствовать освоению коллективом завода производства серии металлических приемно-усилительных ламп. На них была ориентирована работа радиотехнических заводов страны, разрабатывавших аппаратуру, как для широковещательного приема, так и для военных целей.

Советское правительство решило попытаться кардинально улучшить ситуацию с радиолампами. В 1933 году были установлены дипломатические отношения с США, и в том же году состоялся визит на фирму RCA заместителя начальника Главэспрома А.Ф. Шорина и начальника отраслевой вакуумной лаборатории С.А. Векшинского. Руководившие фирмой выходцы из России Б. Сарнов и В.К. Зворыкин хорошо их приняли, на следующий год состоялся ответный визит Зворыкина в Ленинград. Так началось взаимодействие, которому советское правительство уделило огромное внимание, увидев возможность поднять уровень отечественной промышленности. Вопросы взаимодействия с фирмой «Радиокорпорейшн» неоднократно рассматривались на уровне высшего руководства.

«Радиокорпорейшн» являлась основным производителем массовой радиопродукции в США. Она выпускала около 30 типов радиоприемников высокого качества. В 1935 г. корпорация выпустила 25 млн радиоламп, что составляло 30 % от общемирового объема. В разработке имелось еще около 80 новых типов. Фирма сотрудничала более чем с 60 смежниками-заводами, поставлявшими ей различные блоки и детали. Она занималась строительством и эксплуатацией радиовещательных и телевизионных станций. В США в условиях кризиса развивалось движение за оказание технической помощи России. В этой связи 7 февраля 1935 г. ЦК ВКП(б) одобрил план получения технической помощи по радиотехнике и телевидению от крупнейшей компании «Радиокорпорейшн», насчитывавшей свыше 600 радиовещательных станций. Начались переговоры.

СТО СССР 09.09 1935 года принял постановление № С-118сс «О заключении договора с фирмой «Радиокорпорейшн». (ГАРФ. Ф. Р-8418, оп. 28, д. 7, л. 101). Основное внимание при этом уделялось военному аспекту, о чем свидетельствует тот факт, что для руководства всем этим взаимодействием был выбран начальник связи РККА Н.М. Синявский, для прикрытия переведенный на должность заместителя наркома связи СССР. Этим же можно объяснить и основное внимание освоению в первую очередь ламп с металлическим корпусом, который, видимо, представлялся более прочным.

За пять лет действия договора (с 1935 года по 1940-й) было закуплено новейшее заводское оборудование и приобретены права на использование технологии изготовления радиоламп. Если учесть стоимость покупаемого оборудования и образцов, командировки американских специалистов в СССР и советских инженеров в Америку (ежегодно 100 человек), то договор обошелся государству в 6 млн долл. – для того времени очень значительная сумма.

Заводы «Светлана» и «Радиолампа» должны были в результате полностью перевооружить свое производство, перенять опыт изготовления металлических и некоторых других ламп и обучить своих специалистов[91].

27 января 1936 г. на приеме у И.В. Сталина в Кремле были председатель Совнаркома В.М. Молотов, наркомвоенмор К.Е. Ворошилов, нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе, народный комиссар связи

А.И. Рыков, заместитель наркома связи Н.М. Синявский, начальник технического управления РККА С.В. Бордовский, начальник Главэспрома Л.А. Лютов. Судя по составу посетителей, обсуждался вопрос по «Радиокорпо-рейшн».

Первая группа инженеров и мастеров из 53 человек в соответствии с договором прибыла в Нью-Йорк 10 марта 1936 года. В стране они пробыли до 10 июля, составив за 75 дней 280 технических отчетов, в том числе по радиолампам – 195, радиоприемникам – 44, радиопередатчикам – 6, телевидению – 9, по грампластинкам – 6, проектированию заводов – 3. К отчетам была приложена одна тысяча фотографий и эскизов. Кроме этого, самой фирмой в Главэспром было выслано 174 технических отчета, 118 руководств и 12 500 рабочих чертежей. Вторая группа в составе 42 инженеров работала на заводах фирмы «Радиокорпорейшн» главным образом по изучению технологии и организации производства.

По возвращении первой группы инженеров на родину их принял нарком тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе, долго беседовал, подробно расспрашивая об увиденном на заводах в США. Его очень интересовала организация производства, возможность использования американского опыта в промышленности страны. Во вторую группу вошли М.М. Федоров, М. Сергеев, А.А. Сорокин и Б. Царев. Все они впоследствии внесли большой вклад в развитие предприятия.

Внедрение американской технологии потребовало внесения изменений в первоначальный проект строительства «Радиолампы», было намечено дополнительно построить два корпуса цехов по производству металлических ламп. Чтобы не останавливать строительство, СТО СССР принял 19.11.1935 года постановление № С-150с «О беспроектном финансировании строительства 2-й очереди завода «Радиолампа»[92]. До конца года СТО еще дважды возвращался к вопросу «О договоре с фирмой «Радиокорпорейшн»[93].

В январе 1937 года завод «Радиолампа» был переименован в завод № 191. В 1938 году началось строительство первого корпуса. Производство металлических ламп должно было осуществляться на семи комплексных линейках с соответствующим заготовительным оборудованием. Первая линейка для производства лампы типа 6А8 была установлена еще на старой площадке. В 1940 году был построен второй корпус по производству металлических приемно-усилительных ламп, представляющих собой ряд мастерских, обеспечивающих как сборку, так и изготовление всего комплекса полуфабрикатов, необходимых для выпуска и проверки ламп на долговечность. С введением новых корпусов завод № 191 расширяет номенклатуру изделий, значительно увеличивается их выпуск.

А.А. Захаров вспоминал:

«Сохранилась фотография от 13.XII.1939 года посещения ночного клуба в Нью-Йорке в группе, где был сын М.И. Калинина. Живя в Бруклине, он являлся начальником всех приезжавших в США в научные командировки из СССР специалистов.

Их поразила высокая технология производства, дисциплина на заводах, хорошо поставленная связь лабораторий с конструкторскими бюро. На разработку нового образца радиоприемника фирма затрачивала не более 2–3 месяцев, в то время как на советских заводах на это уходило до полутора лет. Следует отметить, что американцев удивляла неоперативность и недисциплинированность русских. Так, первая группа инженеров прибыла в США с опозданием на два с половиной месяца, а вторая – на две недели, в то время как каждый день обходился в 1300 долл. Негативно сказывалось плохое знание английского языка, что снижало эффективность работы инженеров».

Находясь в США, председатель правительственной комиссии Н.М. Синявский глубоко осознал степень отсталости нашей страны в области радиотехники, что он и констатировал в своем докладе о ходе реализации договора с фирмой «Радиокорпорейшн» 29 октября 1936 г.

Из закупленных 17 образцов радиоприемников, освоить наша промышленность могла не более 5. «По ламповой технике выполнение договора, как и по радиоприемникам, – отмечалось в докладе, – явно неудовлетворительное». Закупленное в США ламповое оборудование находилось без движения, собственное производство ламповых машин и автоматов не налажено, что ставило радиотехнику в СССР в полную техническую и материальную зависимость от американской; полученные технические отчеты и чертежи из Америки не изучены, а специалисты заводов в ряде случаев их не видели, в то время как на приобретение оборудования и технической документации расходовались миллионы долларов.

Н.М. Синявский

Обеспокоенный замнаркома связи Н.М. Синявский предлагал принять срочные меры для устранения недостатков и проведения более решительной технической политики в области радиопромышленности. В заключение подчеркивалось: «Главное зависит от того, какими темпами мы будем американскую технику осваивать на наших заводах. Если мы от американцев будем систематически отставать на год и выше – данный договор не даст существенной пользы». Озабоченность Синявского подтверждалась тревожными письмами, поступавшими с ленинградского завода «Светлана». С.А. Векшинский сообщал, что «дело с реализацией договора (с американцами. – Г.С.) канцелярским порядком переводится на рельсы похоронных мероприятий». Такого же мнения придерживался и инженер М. Гаддин, констатировав, что результатов от договора по технической помощи нет, ибо на заводе преобладали самотек, лихорадка и спешка. «Волокита и медлительность сорвут все». Прочитав доклад, нарком К.Е. Ворошилов сделал надпись: «Выяснить, кому еще направили этот материал».

13 января 1935 года вопросы по ОСТ в очередной раз рассматривались на комиссии по обороне, о чем свидетельствует соответствующая выписка из протокола № 1 КО: 3. Доклад об ОСТ.

«Постановили:

Поручить комиссии в составе Куйбышева В.В. (председатель), Ворошилова, Орджоникидзе, Пятакова, Тухачевского, Егорова, Павлуновского, Алксниса, Орлова, Халепского, Куйбышева Н., Хаханьяна, Смирнова, Синявского, Бордовского, Лютова, Немова, Филимонова, Бекаури, Федорова, Коренева, Базилевича проработать вопросы:

1. Промышленно-технического порядка.

2. Тактического использования средств ОСТ.

3. Систему вооружения РККА средствами ОСТ.

4. Использования иностранной технической помощи (закупка образцов).

5. Форсирования производства ламп.

6. Внедрения особой техники в народное хозяйство (телемеханика, телевидение, фотоэлементы).

7. Обеспечения полной секретности работ по ОСТ.

Первый доклад о работе Комиссии представить в КО через 15 дней».

По отзывам всех советских стажеров, зарубежная техническая помощь и учеба на рабочих местах стала для них замечательной производственной и жизненной школой. Такое сотрудничество с Западом в межвоенный период принесло нашей стране неизмеримо больше пользы, чем долгие годы противостояния и самоизоляции[94]. Однако прогресс в электротехнике слабых токов шел так быстро, столько новых ее приложений постоянно возникало, что промышленность СССР оказалась не готовой их воспринимать. Казалось, что еще чуть-чуть, и начнут сбываться все надежды на оснащение самолетов, танков, кораблей связью и системами управления, но тут же выяснялось, что воспринять эту технику и тем более технологию ее производства со всеми специфическими материалами не хватает ни рук, ни голов.

Что представлял собой Главэспром в высшей точке своего довоенного развития перед выделением из его состава ХХ Главного управления НКОП по военным приборам. видно из разделительного (передаточного) от акта 25/III-38 г.

АКТ

I. В соответствии с приказом № 108 от 25/III-38 г. в ХХ Главное управление передавались с оборудованием и рабочей силой следующие заводы:

II. Производственная программа заводов в ХХ Главном управлении на 1938 г. установлена в объеме:

По ХХ Главному управлению весь объем производства на 1938 г. представлен в следующем виде:

Оборонная продукция – 179,9 млн рублей.

Гражданская продукция – 60,2 млн рублей.

Товарная продукция – 244,6 млн рублей.

Валовая продукция – 255,0 млн рублей.

III. В пятом Главном управлении остаются заводы:

IV. Общий объем производства на 1938 г. устанавливался следующий: Оборонная продукция – 303,5 млн руб.

Гражданская продукция – 385,8 млн руб.

Товарная продукция – 695,9 млн руб.

Валовая продукция – 727,2 млн руб.

Этот объем следующим образом распределялся по заводам:

Интересны выдержки программы выпуска оборонной продукции до разделения в натуральном выражении:

Производство радиокомпонентов (кроме радиоламп) в нашей стране существовало только в виде цехов или даже участков аппаратных заводов. Так, на заводе им. Козицкого выпускали реле, купроксные выпрямители, кварцы, слюдяные конденсаторы, сопротивления.

При выпуске Объекта № 28 на заводе № 192 потребные конденсаторы своевременно заказаны не были, «т. к. у завода-поставщика с производства были сняты, и после установления этого факта производство конденсаторов было организовано внутри завода <…>». План выпуска аппаратов типа 50 ПОЛО и 25 ПОЛО на заводе № 209 был сорван из-за неподачи реле: крайне неудовлетворительно, россыпью и некомплектно шла поставка с заводов «Красная Заря» и № 192. Причем последний, специально освоивший их для завода № 209 и выпустивший 4009 шт., «в изготовлении реле <…> имел трудности в сборке контактных пружин из-за отсутствия станка-автомата по клепке указанных пружин, клепку пружин приходилось производить на заводе «Красная Заря» (Ленинград)».

В марте 1938 г. военпредом было забраковано все штепсельное хозяйство для системы «Вест-IV» из-за несоответствия поставленного материала (лепестки – бронза ОФ 6,5-04).

Такому состоянию с производством радиокомпонентов были свои причины.

Отечественное производство конденсаторов и сопротивлений начали после революции. В конце 20-х и начале 30-х годов в Советском Союзе было организовано производство слюдяных и бумажных парафинированных конденсаторов (с 1930 г. – на отечественной слюде и с 1933 года – на отечественной конденсаторной бумаге). В 1939—41 годах были проведены разработки и организовано опытное производство более стабильных слюдяных конденсаторов с серебряными обкладками и малогабаритных электролитических конденсаторов.

Отечественные сопротивления этих лет в основном относились к так называемому композиционному типу и имели конструкции, аналогичные иностранным. В 1934 году на заводе «Мосэлектрик» изобретателем Б.Е. Каминским было организовано производство коксовых сопротивлений. Смесь сажи, гуммиарабика и сахара наносилась на стеклянные штабики и после обжига превращалась в твердую полупроводящую пленку Эти сопротивления уже можно было использовать в анодных цепях электронных ламп взамен проволочных, но они были очень гигроскопичны – настолько, что при повышении влажности воздуха радиоаппаратура часто переставала работать. Для избавления от этого недостатка в качестве связки сажи стали использовать различные лаки. Сопротивления с лакосажевыми пленками на фарфоровых трубках начали выпускать с 1934 года, в 1937 году по контракту с RCA была освоена американская технологии их выпуска в виде непрерывного процесса (сопротивления типа ТО), а еще позднее на новых принципах была создана оригинальная технология их изготовления. Совершенствованию технологии этого типа у нас способствовали работы М.М. Столярова и М.М. Михайлова. Однако качество отечественных связующих лаков, определявших их климатическую стабильность, так и не удалось довести до мирового уровня.

С 1935 года параллельно с лакосажевыми композиционными сопротивлениями развивалось производство непроволочных постоянных сопротивлений с проводящим слоем пиролитического углерода, осаждаемого а вакууме на керамические основания. В создании технологии таких сопротивлений, называвшихся «СС», работали П.П. Ваганов, В.Т. Ренне, А.А. Юргенс и др.

Из работ по другим радиокомпонентам можно отметить, что в 1939 году в нашей стране впервые появились термосопротивления на основе окислов железа а также непроволочные катушки индуктивности. В 1940—41 годах были созданы колебательные контуры печатного типа с переменной настройкой, разработаны способы термокомпенсации колебательных контуров с переменной настройкой по частоте и коэффициентом перекрытия порядка 2 – также на основе печатных схем. Таким образом, был создан задел для последующего широкого внедрения технологии печатных схем. Отечественные сопротивления периода 1920–1925 гг. представляли собой аналогичные иностранным конструкции. Полоска бумаги, покрытая проводящей краской на основе сажи, а также полоска стекла с нанесенным на него слоем копоти, заключалась в стеклянную трубку, армированную металлическими наконечниками.

Вот такое положение, явно неудовлетворительное, было с производством радиокомпонентов еще до войны. После ее начала, разрушения заводов, эвакуации, нарушения связей оно еще усугубилось.

Глава 4 Радиогородок

Для разработки и производства изделий ТОС, телемеханики для военных и гражданских нужд в Москве было начато строительство дополнительных предприятий электротехники слабых токов: Московского завода сложных радиоприборов «Радиоприбор» и завода точной электромеханики ЗАТЭМ. Строительство еще одного завода по производству радиоаппаратуры («Электросигнал») перенесли в Воронеж. Первоначально на ЗАТЭМ главной продукцией должны были стать средства противовоздушной обороны, предназначенные для обнаружения и наведения.

Необходимость организовывать воздушную оборону группировок войск и важных объектов на театре военных действий появилась еще в начале Первой мировой Войны в связи с применением противоборствующими сторонами летательных аппаратов в военных целях. В России же среди первоочередных задач разрабатывались меры по недопущению полетов воздухоплавательных средств противника к Петрограду, а главное – к резиденции императора в Царском Селе. Специальную инструкцию, согласно которой впервые была организована воздушная оборона Петрограда и его окрестностей, подписал начальник штаба 6-й армии генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич – будущий глава штаба Верховного главнокомандующего. Приказом главнокомандующего 6-й армией генерал-адъютанта Константина Петровича Фандер-Флита от 17 (30) ноября 1914 г. за № 90 инструкция была введена в действие. Этим же приказом начальником воздушной обороны был назначен инженер по образованию, генерал-майор Георгий Владимирович Бурман, на тот момент руководивший Офицерской электротехнической школой.

8 декабря 1914 г. «Инструкция по воздухоплаванию» в районе 6-й армии вступила в силу. Воздушная оборона столицы России начала функционировать. Под руководством ее начальника генерал-майора Г. В. Бурмана объединялись действия «летчиков и войсковых частей, назначенных для защиты Петрограда и его района от воздушного нападения противника».

Достаточно быстро Ф.Ф. Лендером была создана противоаэропланная пушка на основе трехдюймовой полевой пушки и была разработана система построения ПВО. Артиллерийские орудия, приспособленные для ведения зенитного огня, были установлены на позициях вокруг Петрограда и вблизи Царского Села. Была развернута сеть наблюдательных постов ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь). В Гатчинской авиационной школе отобрали подготовленные к борьбе с самолетами в воздухе экипажи[95].

В последовавшие после революции годы, в течение которых в СССР практически ничего в этом направлении не создавалось и не производилось, мировая техника ушла далеко вперед. Развитие вооружений в начале 30-х годов не только с планированием наступательной войны (с этой точки зрения особое значение имело развитие танковых, моторизованных сил), но и с организацией противовоздушной обороны страны.

К вопросам ПВО в СССР вернулись в период военной реформы 1924–1925 гг. С 1924 г. Директивой Штаба РККА военным округам, управлениями и службами Наркомата по военным и морским делам от 25 августа 1925 г. разъяснялось, что «в текущем бюджетном году Штаб РККА приступает к организации противоздушной обороны страны. Задачи, встающие в связи с этим, следует отличать от задач противоздушной обороны фронтовой полосы в военное время, где все эти вопросы будут разрешаться на основании соответствующих уставов, наставлений». В этой директиве впервые были применены термины «противовоздушная оборона страны» и «противовоздушная оборона фронтовой полосы» и подчеркнуто их различие.

Теоретические работы и накопленный опыт стрельб с использованием табличного и графического способов стрельбы позволили в 1928 г. выпустить новые правила стрельбы (ПС-ЗА-28) батареями, вооруженными 76-мм зенитными пушками. Но за прошедшие годы, в течение которых в СССР ничего практически в этом направлении не создавалось и не производилось, мировая техника ушла далеко вперед. Самолеты стали летать в два-три раза быстрее и на высоте до нескольких километров. Попасть в такую цель на глазок было невозможно, и появились приборы, на которых можно было провести определение параметров движения цели и вычисление углов прицеливания. Такие приборы назывались аббревиатурой ПУАЗО – приборы управления артиллерийским зенитным огнем.

Чтобы попасть в плывущую, а тем более летящую цель нужно было до выстрела, в считаные секунды навести орудия, решив задачу встречи снаряда с целью. При этом должны быть учтены баллистические свойства орудия, снаряда и условий стрельбы, включая температуру воздуха, влажность, давление, ветер и пр. ПУАЗО должен был выдавать данные по установке дистанционной трубки взрывателя снаряда. Необходимость определения и учета третьей координаты – высоты, быстрый рост скорости самолетов и их малоразмерность требовали гораздо более высокого быстродействия и точности счетно-решающих устройств и систем управления. Арифмометр для этого никак не годился в силу своей медлительности.

ПУАЗО-1

Современному инженеру, избалованному возможностями электронной вычислительной техники, трудно представить себе, каким же образом с помощью механических устройств можно было делать столь сложные расчеты. Скорее всего, он не смог бы разработать подобную систему. Это и тогда было очень трудным делом, но куда более сложной и масштабной проблемой было создание производств, которые могли бы серийно изготавливать точнейшие детали для центральных приборов, собирать их, настраивать, испытывать и сдавать заказчику. В 1930 году в Артиллерийской академии им. Дзержинского (бывш. Михайловской) под руководством К.В. Крузе начались, а в 1932 г. завершились работы по созданию механического прибора управления артиллерийским зенитным огнем – ПУАЗО-1.

С помощью этого прибора можно было стрелять только по визуально наблюдаемым целям, без учета метеоусловий, проводя сложные и неудобные вычисления по графикам с большими ошибками совмещения изохрон полета цели и снаряда. Но лучше пока ничего не было, и после некоторой механизации и введения электрической синхронной передачи выработанных данных с прибора на пушки, модернизированный прибор в только в 1934 году под названием ПУАЗО-2 был принят на вооружение. Серийным предприятием для его производства был определен завод «Госшвеймашина», который уже в 1932 году обязывался выпустить 400 шт.

Анализ состояния и перспектив развития ПВО был проведен в записке Наркомвоенмора К.Е. Ворошилова от 24 марта 1932 г. В соответствии с этим документом традиционные средства защиты – зенитная артиллерия и пулеметы – должны были уступить свое «первенствующее значение» в активной системе ПВО воздушным силам. Тем не менее НКВМ констатировал «отсутствие в стране современных систем зенитных орудий, прожекторов и необходимых для их боевого обслуживания приборов управления. Освоение же промышленностью образцов новой 76-мм зенитной пушки позволит нам только с конца 1932 г. переходить на постепенное перевооружение на эту систему. Также не справилась промышленность и с изготовлением аэростатов воздушных заграждений, основных средств местной защиты и приборов радиоуправления»[96].

Вскоре после представления доклада Наркомвоенмора в правительство, 5 апреля 1932 г., было принято постановление СНК № 516/120сс «О состоянии и развитии противовоздушной и противохимической обороны СССР в 1932 г.», в котором был сделан вывод, «что поступающие в 1932 г. на вооружение средства ПВО… не будут соответствовать минимальным требованиям, предъявляемым к современной системе ПВО». 1932 г. был объявлен годом решительного перелома в деле ПВО страны, годом мощного развития ее техники и резкого повышения уровня боевой подготовки.

1 мая 1930 г. в Штабе РККА было создано 6-е управление, которое должно было вести вопросы противовоздушной обороны. Его начальник одновременно являлся инспектором ПВО и начальником службы ПВО РККА. Также в 1930 г. был разработан и 23 ноября утвержден Реввоенсоветом СССР первый Генеральный план противовоздушной обороны страны с основными цифрами развития ПВО на 1931–1933 гг. На обороне крупных центров страны территориальные части ПВО переводятся на кадровый состав. Зенитные артиллерийские полки переформировываются в бригады ПВО, включавшие части и подразделения зенитной артиллерии, пулеметов, прожекторов и ВНОС. Стоявшие на страже неба над Москвой и Ленинградом бригады осенью 1931 г. преобразуются в дивизии ПВО.

10 мая 1932 г. приказом РВС СССР № 033 6-е управление Штаба РККА переименовано в Управление противовоздушной обороны РККА с непосредственным подчинением его Реввоенсовету СССР.

Нужны были новые пушки, прожектора, новые системы их наведения с помощью приборов управления артиллерийским зенитным огнем (ПУАЗО) и синхронно-силовых передач. Для оснащения зенитных батарей ПУАЗО в Москве было начато строительство специальных заводов.

Новый комплекс предприятий Постановлением СНК СССР № 516/120сс «О состоянии и развитии противовоздушной и противохимической обороны СССР в 1932 г.» намечалось завершить не позднее IV квартала 1932 г.

Однако строительство завода «Радиоприбор» для выпуска комплектов телемеханической аппаратуры для управления по радио танками, катерами, и даже самолетами в 1932 году закончено не было, а остальные предприятия, как говорилось в документе, «не начаты строительством».

Работы в области отечественной танковой телемеханики развернулись во второй половине 1920-х гг. Основной замысел применения управляемых телемеханикой танков в сухопутных войсках заключался в их использовании против укрепленных позиций при минимальных потерях личного состава: для разведки минных полей, противотанковых препятствий и устройства проходов в них, уничтожения дотов, огнеметания и постановки дымовых завес, заражения или, наоборот, дегазации зараженных ОВ участков местности, эвакуации экипажей с подбитых танков под огнем противника. Кроме того, телетанки планировалось использовать в качестве подвижных мишеней для проверки эффективности своей противотанковой обороны и определения живучести самих танков при стрельбе по ним штатными снарядами.

В 1931 г. в Ленинграде начали серийное производство легкого танка Т-26, и весной 1932 г. двухбашенный Т-26 оснастили аппаратурой телеуправления под шифром «Мост-1», позднее – аппаратурой «Река-1» и «Река-2». Испытания прошли в апреле 1932 г. на Московском химическом полигоне (в районе Кузьминки). По результатам испытаний был выдан заказ на изготовление четырех телетанков и двух танков управления.

Когда Остехбюро получило задание Реввоенсовета на создание радиоуправляемого танка Т-26, прежний опыт оказался весьма кстати.

В 1935 г. московским отделением Остехбюро разрабатывается телемеханическая группа танков ТТ-26 и ТУ-26 с аппаратурой TOC–IV, которая успешно прошла испытания и была принята на вооружение. Серийное производство аппаратуры для телемеханической группы было в том же году начато на заводе «Радиоприбор» (№ 192). Всего промышленностью (изготовитель – завод № 174 им. К.Е. Ворошилова, поставщик аппаратуры – завод № 192 НКСП) с 1935 по 1938 г. было выпущено и поставлено в войска 33 телемеханические группы – 33 телетанка и 33 танка управления. Часть из них принимала участие в боевых действиях во время Советско-финляндской войны.

Работы Остехбюро – НИИ-20, а также Всесоюзного государственного института телемеханики и связи (НИИ-10) позволили впоследствии создать более совершенные и сложные телемеханические системы для танков, выполнявшие до 24 команд, а дальность их надежного действия достигла 1500–2000 м.

Телетанк (ТТ) с приемным устройством и приводами управления, танк управления (ТУ) с аппаратурой управления в сочетании с линией управления составляли так называемую телемеханическую группу (ТГ). В танке ТУ в составе экипажа находился оператор, который управлял второй машиной по радио. Она могла уходить на километр-полтора вперед. Телемеханические группы действовали только в пределах зрительной связи («визуальное телеуправление»). Это затрудняло дистанционное управление танком, поскольку находившийся на ТУ оператор второй машины плохо видел местность впереди телетанка. Чтобы устранить этот недостаток начались опыты с применением телевидения.

Основным элементом системы телеуправления служили датчики и приемники команд в виде небольших съемных блоков размером 50 х 80 х 120 мм, которые снимались с машин и хранились в секретной части. Эти блоки шифровали и дешифровали команды. В телемеханической системе таких блоков было 18, из которых шесть – блоков-шифраторов и 12 – блоков-дешифраторов. Блоки-шифраторы устанавливались в танке управления, блоки-дешифраторы – в телетанке. Радиостанции были ламповые. Часть ламп имела металлические колбы, но большинство были все же стеклянные. Вся конструкция крепилась на специальных пружинах-амортизаторах, и очевидцы свидетельствуют, что отказов не случалось.

В 1937 г. в НИИ-20 для Т-26 был создан усовершенствованный образец телемеханической аппаратуры TOC–VI. В 1938 г. изготовили 28 телемеханических групп (56 танков) с этой аппаратурой. В 1939 г. по заданию УС РККА НИИ-20 разрабатывает универсальную радиотехническую аппаратуру упрощенного типа для телемеханизации танков Т-38 и Т-20. В тактико-технических требованиях было записано, что:

«… телемеханизированные Т-38 и Т-20 предназначаются для целей вскрытия системы противотанковой обороны противника. Управляемые по радио с ТУ телетанки идут впереди линейных машин и принимают на себя воздействие противотанковых средств противника (пушки – ПТО, противотанковые мины, фугасы, малозаметные препятствия и пр.)».

Команды из танка управления могли передаваться как по коротким, так и по ультракоротким волнам в зависимости от условий местности, по которой должны были двигаться телетанки. Постановлением СТО телетанки 25.02.1937 г. были приняты на вооружение[97].

Следующей работой Остехбюро было создание радиоуправляемого танка БТ-7 с химическим вооружением, который мог бы доставить и распылить химическое оружие ближе к врагу, не подвергая опасности экипаж. На него ставили огнемет, который тоже включался командой по радио.

Наибольшее практическое значение имели конструкции системы пультового сервоуправления. Ими было оборудовано большое число линейных танков, в том числе БТ-7, Т-35, участвовавших в Великой Отечественной войне.

Для подготовки специалистов-телемехаников в 1936 г. была создана специальная военная школа (в то время все военные средние учебные заведения назывались школами). Такая военная школа особой техники открылась в Ульяновске.

В войне с Финляндией 1939–1940 гг. принимали участие 217-й отдельный танковый батальон (отб) и 7-я специальная рота из состава 20-й тяжелой танковой бригады (Т-26 с аппаратурой TOC–IV). Из-за сильно пересеченной местности и мощных противотанковых заграждений телеуправление практически не применялось. Попытки использовать эти машины для подрыва финских дотов не увенчались успехом: из-за слабой броневой защиты танков Т-26 противотанковые орудия противника расстреливали их еще до подхода к цели.

Срочно были развернуты работы по созданию образцов, способных выполнить задачи по подрыву препятствий и дотов. В феврале 1940 г. из ворот Ленинградского завода им. Кирова № 185 вышла телемеханическая группа «Подрывник», разработанная по проекту военинженера 2 ранга А.Ф. Кравцова. В качестве базы использовались Т-26 с аппаратурой TOC–VI, с которых демонтировали башни и вооружение (только на танке управления оставили пулемет ДТ в шаровой установке в лобовом листе рубки). Ходовая часть была изготовлена специально, значительно более надежная, чем у серийного Т-26. При помощи такого танка к доту противника можно было доставить специальный ящик, защищенный броней в 30 мм с 500 кг взрывчатки. Командой по радио подавался сигнал сброса бомбы. От удара о землю включался взрыватель с задержкой 15 минут – за это время танк задним ходом требовалось отвести на безопасное расстояние. Взрыв такого заряда рушил самые страшные железобетонные доты на четыре этажа вниз. Главной задачей этих телетанков был прорыв укрепленных линий обороны – таких как линия Маннергейма, однако линия уже была прорвана, а война скоро закончилась.

ЗАТЭМ планировался в первую очередь для производства новейших военных приборов, применяемых в ПВО. В соответствии с постановлением СТО № 7 от 11.1.1932 года ЗАТЭМ должен был выпустить в 1933 году 400 ПУАЗО «Сперри» и 200 звукоулавливателей типа «З-Т-4».

К этим двум предприятиям добавился Всесоюзный государственный институт телемеханики и связи (ВГИТИС – будущий НИИ-10), построенный 1933 году[98] по инициативе А.Ф. Шорина (он написал письмо Г.К. Орджоникидзе). ВГИТИС должен был проводить исследования и разработки в важнейшей в те годы области «техники особой секретности» (ТОС) и был задуман и спроектирован Шориным как единый комплекс для проведения самых сложных разработок. Для этого институт был оснащен всеми необходимыми технологиями: точная механообработка, пластмассовое литье, электровакуумное оборудование и др. Широкой публике А.Ф. Шорин был известен как изобретатель телеграфных аппаратов и систем записи звука, в том числе для кино. По дневниковым записям В.М. Пролейко, А.И. Шокин отзывался о нем так: «Шорин Александр Федорович – талантливый и чудесный человек – основатель НИИ-10 (присвоить имя)».

Земля, отведенная под строительство новых предприятий, первоначально предназначалась проектировщиками для второй очереди соцгородка Дангауэровки[99] – жилого массива для рабочих стоявших недалеко электротехнических заводов. Проект получил рабочее название «Электрогородок», но так и не был реализован. Землю отдали под возведение упомянутых предприятий, которые, видимо по аналогии, поначалу имели адрес: Москва, шоссе Энтузиастов, Радиогородок. Позднее адрес поменялся на Центральный проезд, а еще позднее – на Авиамоторную улицу.

Новый комплекс предприятий для разработки и производства изделий точной механики для военных и гражданских нужд в Москве должен был расширить производственные и научные возможности военного приборостроения на относительно удаленной от границы территории. Поблизости располагались прожекторный завод, «Фрезер», выпускавший прецизионный инструмент для производства точных приборов (и в том числе часов), и еще ряд оборонных заводов.

Вот сюда, на ЗАТЭМ, в Радиогородок, в 1932 г. пришел устраиваться на работу студент МВТУ Александр Иванович Шокин. Вообще-то он хотел поступить на работу на завод по производству радиоаппаратуры «Электросигнал», который первоначально тоже хотели расположить здесь, но с 1932 года строительство новых заводов в Москве было запрещено, стройку перенесли в Воронеж (так же как завода «Радиолампа» – во «Фрязино), и в сентябре 1932 года Александр Иванович Шокин поступил на работу на ЗАТЭМ.

С этого момента до конца 1985 года его судьба была полностью посвящена оборонной промышленности страны.

Авиамоторная. Жилой дом завода

Слева направо: стоят Никита и Иван Шокины; сидят: Агафья (их мать), Прасковья Петровна Шокина. Мальчик справа – сын Никиты, девочка на руках – Клавдия. 1908 г.

Он родился 28 октября 1909 года в Москве. Запись об этом событии была сделана в метрической книге Свято-Троицкой церкви 6-го Гренадерского Таврического полка, в котором в чине подпрапорщика служил отец новорожденного Иван Акинфиевич Шокин. Таинство крещения младенца было совершено протоиереем Константином Миславским. Восприемниками при крещении были земляки родителей мальчика: Дмитрий Алексеевич Захаров – крестьянин Пензенской губернии Мокшанского уезда Тульзаковской волости и Пекасия Дмитриевна Забловская – крестьянская жена из Самарской губернии Бугурусланского уезда Вовьяновской волости. Отец Александра был выходцем из крестьян села Челмодеевский Майдан Инсарского уезда Пензенской губернии, где он родился 1880 году. Село это русское, хотя территориально относится сегодня к Мордовии. Известно, что родителей Ивана звали Акинфий и Агафья, а фамилия по некоторым сведениям первоначально была Шокин-Чекушкин.

Прасковья Петровна Шокина с детьми. Справа налево: Клавдия, Виктор, Александр, (?)

Став взрослым, Иван Акинфиевич вторую ее часть отбросил, сочтя обидной и не соответствующей его облику; отчество к концу жизни постепенно преобразовалось в «Акимович». Название села за прошедший век тоже сократилось до Челмайдан Инсарского района Мордовской АССР. Инсар, откуда вышла родом мать Александра Прасковья Петровна (1892–1950), в 1956 году стал из села городом.

Иван Акинфиевич в семье был младшим среди трех братьев. Старший брат Никита перебрался с женой Татьяной в Москву, где служил приказчиком. Потомки среднего брата Василия до сих пор живут в Челмодеевском Майдане. Образование Ваня смог получить только в сельской школе, хотя отличался хорошими способностями. Задачки по арифметике он решал легко и делал это не только для себя, но и за своего друга Володю – сына дьякона в Челмодеевском Майдане, сыгравшего потом в его жизни немалую роль. Правда, помогал по бедности своей не бескорыстно, а за кусок сахара. Объем знаний, полученных в школе, был невелик, но способности и желание учиться остались, и, когда в сорокалетнем возрасте жизнь заставила Ивана Акинфиевича изучить десятичные дроби, он успешно с этим справился. Когда Ваня вырос, этот Володя, Владимир Павлович, помог ему устроиться на заработки в Москву. Там первой работой Ивана с зарплатой 1 рубль в месяц стало хождение по путям «конки» и расчистка рельсов от навоза. Друг же его Владимир Павлович поступил учиться в Архиерейскую академию, но после революции перешел в светскую службу, в какой-то период работал в аппарате аж самого М.В. Фрунзе. В соответствии с законом о воинской повинности в возрасте 21 года Иван Акинфиевич был призван в армию. Участвовал в Русско-японской войне, был награжден медалью «За усердие», имел знак «За отличную стрельбу». После войны служил в Москве в 6-м гренадерском Таврическом полку, который с 1904 г. был расквартирован вместе с 5-м Киевским в Александровских казармах, на Павловской улице (дом 1) в Замоскворечье[100]. События революции 1905–1907 годов не прошли мимо И.А. В полку, привлеченном для подавления восстания на Пресне, происходили волнения. Сам он тоже сочувствовал революционерам – и не только на словах. Несколько раз при конвоировании задержанных дружинников он отпускал их.

Несмотря на свою московскую жизнь, жениться Иван поехал в родные места. В 1907 году он венчался на брак с Прасковьей Петровной – одной из девяти детей, оставшихся на руках у инсарской вдовы Анны Кирилловны Душукиной. Их сосватал все тот же Владимир Павлович. Сватовство было непростым, так как мать предпочитала выдать за него старшую дочь Ольгу, а не Прасковью, которой было тогда всего 16 лет. В конце концов с третьего раза сговорились за 25 рублей, отданных женихом матери невесты.

Молодые поселились в Москве в Александровских казармах. В конце того же года у них родилась дочь Клавдия, в 1909 – сын Александр, а в 1911 – Виктор. Иван Акинфиевич уволился из армии в запас. К этому времени он освоил много специальностей, научился руководить людьми. Мог работать и плотником, и столяром и строителем, человеком был способным, целеустремленным и предприимчивым. Так что неудивительно, что он стал управляющим по стройкам у купцов Уткиных-Егоровых.

Старший Уткин-Егоров, живший своим домом недалеко – на Калужской улице, был зятем купца Егорова, известного своими ресторанами и трактирами. Их главный Егоровский трактир в доме 4 по Охотному ряду вместе с домом перешел к купцу Егорову еще в 1868 году и был знаменит тем, что в нем подавали чай «с алимоном» и «с полотенцем». При заказе чая «с полотенцем» посетителю подавали чайную чашку, чайник с кипятком и другой, маленький, для заварки чая, а также полотенце, которое он вешал себе на шею[101].

Дом В.С. Уткина-Егорова, в котором провел первые годы жизни А.И. Шокин. В последнее время здесь размещалась ВАК. Современное фото автора

В 1902 году старик Егоров этот трактир передал зятю, который превратил его в первоклассный ресторан. Так как двор трактира был тесным и застроенным, новый хозяин в 1905 году добился разрешения Городской управы устроить под площадью перед домом подвал для вин (подвал был обнаружен при прокладке тоннеля метро в 1934 году). Вот эти преобразования и осуществлял Иван Акинфиевич, работая управляющим. Жили тогда Шокины в многоэтажном доме Егоровых на Садовой-Сухаревской улице (по современному адресу – дом 16, рядом с кинотеатром «Форум», построенным в 1914 году[102]. С этим домом связаны первые детские воспоминания маленького Шуры. Зимой жили на первом этаже, летом переезжали в «особняк» на плоскую крышу дома, где размещался тогда настоящий сад.

Иван Акинфиевич, несмотря на некоторую внешнюю суровость, был человеком заботливым, и теперь, устроившись в Москве в относительном достатке, помогал перебраться сюда и устроиться на работу многим своим родственникам: младшей сестре Прасковьи Петровны – Татьяне, ее двоюродной сестре Елизавете. Своих племянников – сыновей брата Никиты – в двадцатые годы устроил извозчиками в конном парке, которым заведовал. Иван Акинфиевич продолжал помогать им даже когда вышел на пенсию в 50-е годы, причем сам ездил к ним и, если не заставал хозяев дома, оставлял деньги на комоде. В конце жизни усыновил своего внука Юрия – сына незамужней Клавдии.

В то же время, по воспоминаниям Александра Ивановича (будем в дальнейшем называть его для краткости А.И.), отношение к детям в семье Ивана Акинфиевича было достаточно строгое.

За обедом соблюдалась четкая очередность в еде из общего котла. Сначала «щи без мяса», потом после многочисленных просьб детей: «Пап, ну когда с мясом?» – разрешалось есть те же щи, но уже с мясом. Пытавшийся ухватить лишнее или нарушавший порядок за столом, тут же получал «ложкой по лбу».

Впрочем, обычно мясо было только по выходным. Летом семья выезжала за город. Ездили и на родину, в Инсар, в Челмодеевский Майдан, и под Москву. Однажды летом, уже подростком, осваивая езду на велосипеде и не удержавшись на спуске, Шура упал и разбился. Помимо сильной боли, он почувствовал сильный зуд в плече левой руки, но почесать что-то помешало. Посмотрев на руку, он увидел торчащие из рубашки острые концы костей и страшно испугался не столько перелома, сколько родительского гнева. Домой вернулся скрытно и, ничего никому не сказав, вечером побежал к местной бабке-костоправке. К счастью, рука срослась без заметных последствий.

В 1914 году с началом германской войны Иван Акинфиевич снова был мобилизован в армию и вскоре был ранен на фронте. В начале 1915 года в госпиталь под Молодечно к нему приехала Прасковья Петровна. Кстати, А.И. Шокин вспоминал этот эпизод в 1961 году, когда впервые избирался народным депутатом в Совет Национальностей СССР именно по Молодечненскому округу. Иван Акинфиевич был награжден Георгиевским крестом, еще из золота высшей пробы (позже кресты стали делать из бронзы). Эта награда, к сожалению, не сохранилась, – в послереволюционное время она пошла на зубы Прасковье Петровне.

Хозяин, Уткин-Егоров-младший (Василий Степанович), провожая своего работника на войну, прощался с ним сердечно и обещал заботиться о семье. Видимо, он считал, что война продлится недолго, так как уже через полгода, забыв все свои обещания, попросил Прасковью Петровну съехать. Ей было непросто подыскать самой новое жилье, но, используя прежние связи, она нашла квартиру недалеко от Александровских казарм, в доме 19 по 3-му Павловскому переулку. Позднее перебрались в дом 14.

Когда в стране была свергнута монархия, Иван Акинфиевич воспринял происходившие революционные события с энтузиазмом. Развал армии позволил ему вернуться домой, но ненадолго. Началась Гражданская война, и он вступил в Красную Армию.

3-й Павловский переулок. Фото А.И. Шокина, середина 1930-х гг.

Происходившую демократизацию общества Шокины постарались использовать с пользой для образования детей, определив в приготовительный класс известной тогда гимназии М.В. Приклонской на Пятницкой улице сначала Клаву, а потом и Шуру. Гимназия эта в их представлении была довольно аристократической. Ранее она была женской, и учили там главным образом хорошим манерам, танцам и прочим подобным не очень подходящим предметам, к тому же дети из простой семьи чувствовали себя в ней не очень уютно. По всем этим причинам через некоторое время и Клаву и Шуру оттуда забрали.

В круговерти Гражданской войны Иван Акинфиевич пропал без вести, и для семьи настали совсем трудные времена. Отсутствие известий об отце дети переживали тяжело, особенно Клавдия, которой было уже двенадцать лет. Она потом вспоминала эти события в письме брату:

«Вспомнила, как 12-летней девочкой, когда папа пропал без вести, ездила за хлебом с рабоч. орган. з-да Михельсона.

Поезд-товарник впервые был пущен по мосту через Дон, ранее взорванному белыми. Люди вышли из вагонов и молились, чтобы мост не обрушился. А я осталась в вагоне, зарылась в солому, чтобы не так было страшно тонуть.

Потом я ходила с ними по деревням, обменивала то, что дала мама, на пшено, масло и выменяла козу (м.б. вспомнишь – с большими рогами), которую отнимал у меня «продотряд», я плакала-кричала – козу оставили. И вот по <нрзб> с мешком через плечо, с козой на веревке, я привезла в дом «хлеб» (козу доили).

Дом в 3-м Павловском переулке. У ворот Клавдия и Александр Шокины. Фото середины 1930-х гг.

Вид на двор дома № 14 с крыши. Фото А.И. Шокина

Ездила подростком, девочкой, на паровозе с машинистами в Каширу за яблоками, которые мы с тобой сортировали и продавали у казарм».

«Если Бог есть, то, видя мои страдания, он должен вернуть мне отца», – рыдая, молилась в церкви Клавдия, как она рассказывала, «бросаясь в отчаянии на крест». На исполнение своей просьбы она отвела Богу полгода, они прошли, отца все не было, и Клавдия решила, что Бога нет.

Мальчишки были мальчишками и проводили свое время, бегая по ближним улицам, играя на казарменном плацу в лапту или в становившийся все более популярным футбол. Совсем рядом с домом находился завод Михельсона. Любопытные дети не пропускали проходившие там митинги и, когда Шуре было неполных девять лет, он стал свидетелем такого памятного события нашей истории, как покушение на В.И. Ленина.

Хотя и разуверилась Клава в Боге, Иван Акинфиевич наконец нашелся и возвратился домой целым и невредимым. В 1920 году, невзирая на то, что обстановка в стране была еще очень далека от устойчивой, и большинство обывателей было уверено в скором окончании власти большевиков, он вступил в партию, продемонстрировав сочетание убежденности и дальновидности. «Соседи восприняли эту новость как поступок не вполне нормального человека», – вспоминал А.И. Шокин.

В тяжелой обстановке разрухи Ивану Акинфиевичу, чтобы прокормить семью, нужно было проявлять все свое умение находить выходы из сложных житейских ситуаций, благо предприимчивость и энергия его не покидали никогда. Так, уже после Великой Отечественной войны он решил разводить на даче кроликов на мясо. Наделал множество клеток, закупил кроликов, развел. На этот раз, правда, умения не хватило и вследствие мора дело потерпело крах. А тогда, вернувшись в Москву с Гражданской войны, он занялся транспортными услугами. В справочниках «Вся Москва» с середины двадцатых годов он значится как заведующий конным парком № 3 на Таганке Московского отделения Акционерного общества «Транспорт». Иван Акинфиевич и племянников пристроил заниматься извозом, а подросшую Клавдию – на работу машинисткой в том же «Транспорте».

Акционерное общество (впоследствии государственное объединение «Союзтранс») возглавлял Зиновий Яковлевич Литвин-Седой (1876–1947) – один из руководителей Декабрьского вооруженного восстания 1905 года в Москве, начальник штаба боевых дружин на Пресне, а в 1921–1922 годах – член ЦК ВКП(б). Учитывая эти обстоятельства, Иван Акинфиевич решил попытаться упрочить свое положение. Он продиктовал Клавдии письмо на имя Литвина-Седого, в котором просил подтвердить свое участие в событиях Первой русской революции и установить ему партийный стаж с 1905 года. И такое подтверждение от Литвина-Седого было получено, но для изменения партстажа его сочли все же недостаточным, и попытка закончилась ничем.

Иван Акинфиевич понимал необходимость дать своим детям хорошее образование. После не очень удачного начала в гимназии М.В. Приклонской детей определили в Коммерческое училище, располагавшееся на Зацепе. Позже, в сентябре 1923 года, оно стало Вторым промышленно-экономическим техникумом имени Г.В. Плеханова, который существует и поныне.

Перечень предметов, преподававшихся в техникуме, был весьма обширен. Для Шуры, изучавшего страховое дело, он включал в себя: русский язык, обществоведение, политэкономию, право и Советскую Конституцию, историю материализма и основы ленинизма, экономическую политику, экономическую географию, естествознание, математику, физику, химию, товароведение, общую и страховую статистику, черчение, коммерческие вычисления, делопроизводство, корреспонденцию, страховое делопроизводство и корреспонденцию, страховое счетоводство, страховое право, страховую экономию, страхование от огня, страхование посевов и животных, гарантийное страхование, основы строительных искусств и оценок, транспортное страхование, личное и социальное страхование, немецкий и французский языки, а также практические работы в товароведной, химической и физической лабораториях. Уф!

Клавдия для себя эти предметы сочла скучными и малоподходящими и проучилась в техникуме недолго, выбрав профессию секретаря-машинистки, а Шура остался. Поначалу особо прилежным учеником он не был, на уроках, особенно французского, озорничал, и в некоторый, близкий к окончанию техникума, момент дело дошло до вопроса о его отчислении. К отцу, мечтавшему вырастить детей высокообразованными людьми, обращаться за помощью было страшно стыдно. Да и вряд ли он смог бы помочь: у самого знаний было маловато, а нанимать репетиторов было не на что. Пришлось браться за ум и выправлять положение самостоятельно. Чтобы наверстать упущенное, Шура самостоятельно прорешал задачник по арифметике подряд, от первого до последнего номера. Он прекратил «доводить» француженку и хотя язык не выучил, но экзамен сдал. Преодолеть кризис помогли природные способности и упорный характер. Тогда потребовалось впервые в жизни напрячь всю волю и энергию, и оказалось, что этих качеств у Шуры в достатке. Неприятный был опыт, но оказался для последующей жизни весьма важным, научив всегда и к любому своему делу относиться исключительно ответственно.

Студент техникума

С октября 1926 года по апрель следующего студент техникума проходил практику, работая инспектором-ревизором в Мосгубстрахе. Надо отметить, что эта работа не была у Александра первой. Он и раньше иногда подрабатывал в каникулы на бирже труда, затем устроился чернорабочим в больницу имени Семашко. В Мосгубстрахе практиканту иногда приходилось по ночам дежурить в помещении конторы. Дежурил он, вооруженный пистолетом, и простота нравов тех лет в обращении с оружием, оставшаяся от Гражданской войны, позволяла молодому человеку развлекаться, стреляя по осмелевшим ночью крысам. А с оружием Шура был знаком давно. Товарищем детских лет у него был Коля Ясов, которого отличала страсть к техническому творчеству, выражавшаяся в изготовлении самодельного оружия: пистолетов, винтовок. Может быть, в какой-то мере эта дружба повлияла на последующий выбор специальности Шуры – механика, а определенная любовь к личному оружию сохранялась у А.И. очень долго. Жизнь же Коли, как и очень многих, оборвалась на фронте Великой Отечественной войны.

Во время учебы в техникуме в 1923 году Шура вступил в комсомол. Он вспоминал, что шел на прием с рекомендующим – рабочим. Погода была морозная. Заметив на руках у будущего комсомольца перчатки (буржуйскую роскошь), рекомендующий посоветовал их снять и не носить. Спросил:

– Ты как родителя называешь?

– Папа.

– Неправильно. Надо говорить – отец.

После выполнения этих советов прием в ВЛКСМ прошел спокойно. Через несколько лет А.И. Шокину довелось поучаствовать в политической борьбе с оппозицией, когда Л.Д. Троцкий, делавший ставку на молодежь, приезжал выступать перед студентами Плехановки, и ячейка техникума привлекалась для освистывания в нужных местах речи оратора.

В комсомольские годы Шура ездил летом в пионерский лагерь вожатым. Году в двадцать седьмом он влюбился в одну из своих подопечных по имени Тася. Их взаимные чувства были глубокими и долгими. Роман продолжался почти десять лет, но браком не завершился. Что-то не сложилось, не было материальных условий, может, еще чего-то. Но даже за год до того, как Шура познакомился со своей будущей женой, ничто еще не говорило о скором конце отношений с Тасей.

В детские годы Шуры, когда не было ни радио, ни телевидения и даже кино было еще в новинку, люди развлекали себя сами. По субботним вечерам в доме Шокиных собиралась компания: родственники, соседи, друзья, и начиналась игра в карты. Взрослые играли в «петуха» и «козла» иногда ночь напролет до воскресного вечера, прерываясь только на еду.

Были в ходу всевозможные розыгрыши друг друга, многие из которых Шура усвоил. Он любил их и совершал мастерски, проявляя неплохую актерскую импровизацию. Особенно из освоенных им трюков памятен вариант с монеткой. Суть его сегодня всем известна и состоит в том, что человек должен стряхнуть со лба «втертый» гривенник, не прибегая к помощи рук. Когда гривенник «втерт» с большим усилием, у жертвы создается полное ощущение, что он у него на лбу, хотя его уже незаметно отняли. Если люди подвыпили и разгорячились, азарт стряхнуть отсутствующую монетку велик. Однажды, будучи уже женатым, отец проделал этот трюк с одним из гостей так удачно, что тот под шумные крики поддержки и смех окружающих пытался в раже сбросить проклятый гривенник, встав на четвереньки и стуча головой о пол.

Найти новую жертву таких стандартных розыгрышей с годами становилось все труднее. Последние попытки применения монетки я помню на себе и на других представителях молодого поколения, приходивших к нам в гости с родителями. Но А.И. умел и сам придумывать розыгрыши и заниматься их постановкой.

Однажды на квартире у сестры с одним из ее знакомых он проделал сложнейший розыгрыш с применением последних достижений техники: микрофона и репродуктора. Находясь в соседней комнате, он начал как бы трансляцию по радио. Гость, занятый беседой с хозяйкой, сначала не обращал внимания на звуки из репродуктора, стоявшего в комнате, где они сидели. По радио что-то говорили, потом полилась музыка: это Шура решил сыграть на балалайке. Наконец, музыка прекратилась, и началась передача указа о награждении орденами и медалями. Было это в тридцатые годы, и тогда такие указы непременно публиковались в газетах и объявлялись по радио. Гость прислушался. На сей раз зачитывалось сообщение о награждении орденом Ленина его родного брата, бывшего то ли директором, то ли главным инженером одного из известных московских заводов. Реакция, последовавшая на эту весть, была очень бурной, намного превысив то, на что рассчитывал автор шутки. Гость чуть не плакал от радости и, торопясь ею поделиться, бросился в соседнюю комнату: «Шура, вы слышали?»

Шутник почувствовал неловкость, понял, что переборщил, и стал объяснять ситуацию. Но человеку долго не хотелось отказываться от своей радости: «Да я же сам по радио слышал только что! Зачем вы меня разыгрываете?» А когда до него наконец дошло, то страшно обиделся. Эта история имела печальное продолжение, когда через какое-то время его брата арестовали и тот так и сгинул.

Шура умел играть не только на балалайке, но и на аккордеоне и фортепьяно. Нот он не знал, но, выучив несколько аккордов, умел подбирать на слух некоторые мелодии, главным образом вальсов. Играл он редко, но если это было в компании, то производило сильное впечатление. Последние такие случаи были где-то в середине шестидесятых.

Слесарь авторемонтной мастерской ПромВТУ

В июле 1927 года, сдав наконец установленные зачеты и работы, Шура окончил техникум «по страховому делу» и на основании постановления СНК РСФСР был направлен на годичную стажировку по специальности. Однако внушения Ивана Акинфиевича сыновьям о необходимости высшего образования не прошли даром, и Александр решил продолжать учиться. Сначала он попытался пойти по военной линии и поступить в Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф.Э. Дзержинского. По принятому порядку комсомолец должен был подавать заявление в свой райком и ехать на экзамены по путевке. Проезд и проживание во время экзаменов оплачивались. Шуру и других претендентов (а конкурс был большой), приехавших в Ленинград, разместили в казармах флотского экипажа. Успешно пройдя отбор, молодой человек, однако, долго моряком не пробыл – заболел и по состоянию здоровья был отчислен. От короткой морской службы в память врезалось плавание по штормовому Финскому заливу на эсминце «Сталин», сопровождавшееся ужасной морской болезнью. Шура вернулся в Москву и в октябре 1927 года поступил на работу слесарем в Авторемонтную мастерскую ПромВТУ.

ПромВТУ представлял собой завод-втуз при Высшем механико-машиностроительном училище имени Н.Э. Баумана, как тогда называлось Московское высшее техническое училище. Работа здесь позволяла набрать необходимый стаж для поступления в вуз. Главным направлением деятельности ПромВТУ была новая отрасль – точная механика. Соответственно и подчинялось предприятие по принятой системе управления тресту Точмех ВСНХ. Трест, аппарат которого размещался на Кузнецком мосту, объединял в своей системе немногочисленные предприятия Москвы и Ленинграда, занимавшиеся тем, что сегодня называется приборостроением. До революции эта отрасль в России практически отсутствовала. Из пяти московских предприятий, входивших в Точмех в 1930 году, только два действовали до 1917 года, одним из которых был завод «Геофизика» на Стромынке. Он был создан на базе фирмы «поставщика двора его императорского величества» Швабе, среди продукции которого были барометры и другая аппаратура. Сегодня – это одно из ведущих предприятий оборонного комплекса ЦКБ «Геофизика». Не менее заслуженным предприятием треста был завод «Авиаприбор» в Электрическом переулке, недалеко от Белорусского вокзала. За свою долгую историю он превратился в ведущее предприятие страны по бортовым самолетным радиолокационным комплексам НПО «Фазотрон».

Новая подотрасль промышленности росла хорошими темпами, и ее перспективность не вызывала сомнений, поэтому естественно, что следующая попытка А.И. Шокина получить высшее образование была связана с МВТУ. Теперь, помимо неплохой подготовки и способностей, ему помогало наличие рабочего стажа в автомастерских, и в мае 1930 года А.И. был принят в число студентов дневного отделения МВТУ. В те годы обучение студентов велось новаторски – бригадным методом. Сущность его сводилась к тому, что изучали предметы и готовились к зачетам студенты коллективно, бригадами из четырех человек, и оценивались знания не индивидуально, а побригадно, то есть фактически отчитывался по поручению товарищей кто-либо один. В одной бригаде с Шурой оказались старшие по возрасту Сережа (Сергей Романович) Косолобенков, (старше на два года) и Алексей Петрович Ярцев – еще старше.

Алексей Петрович пришел в МВТУ после рабфака и едва ли бы смог его закончить без помощи бригадного метода и своего бригадира. Бригадиром стал самый молодой, как самый знающий и самый способный, забывший после горького урока в техникуме, что такое лень в учебе. Со своими товарищами по бригаде Шура сблизился прочно, дружил с ними и после окончания института, а вместе с Ярцевым работал. Познакомился здесь Шура и еще с одним студентом – Сергеем Владимирским.

Проучиться на дневном отделении А.И. Шокину довелось только два года. Материальное положение семьи вынудило его перевестись на вечернее отделение и поступить на работу на только что организованный Завод точной электромеханики (ЗАТЭМ) Наркомата тяжелой промышленности[103]. Выражаясь современным языком, инженерная деятельность А.И. Шокина началась на предприятии по выпуску средств автоматики и вычислительной техники специального назначения.

Шура стал ездить на новую работу на ЗАТЭМ, вися на подножке переполненного трамвайного вагона по недавно проложенной трамвайной линии. Даже сегодня на метро дорога от станции «Серпуховская» до «Авиамоторной» с двумя пересадками занимает немало времени. Но в Дангауэровской слободке уже велось одно из первых в Москве массовых строительств жилья для рабочих, в честь чего близлежащая станция Казанской железной дороги стала называться «Новые дома». В районе станции метро «Авиамоторная» можно погулять по почти нетронутому перестройкой рабочему кварталу 1920-х годов. Этот один из главных московских памятников архитектуры конструктивизма, сегодня незаслуженно забыт экскурсоводами и краеведами. Сюда, на Центральный проезд, в дом 1а, впоследствии переехали в новую квартиру родители А.И. Шокина. Жил там и брат Виктор с женой и дочкой. Старая квартира в 3-м Павловском осталась за родственниками.

Первая инженерная должность А.И. Шокина на заводе в конструкторском бюро по проектированию инструмента была, конечно, далека от счетно-решающих устройств, но вполне соответствовала той специальности, которой он учился в институте. Поначалу дела у молодого конструктора пошли не очень гладко, тем более что званием дипломированного инженера он еще не обладал. Как вспоминал А.И. Шокин, первым заданием ему было проектирование ручных тисков. Всякий, кому приходилось заниматься конструированием, знает, что на бумаге размеры деталей сильно скрадываются, поэтому неудивительно, что, увидев принесенное рабочим огромное изделие, сотворенное по его чертежам, будущий инженер был повергнут в ужас и стыд. Рабочий – классный механик, много повидавший в своей жизни, – утешил словами: «Ты это выброси, а вот, если хочешь, я тебе сделаю без твоих бумажек, чего нужно». И сделал (возможно, небескорыстно) изящные тисочки, на которые можно было заглядеться. Я помню, что в письменном столе у отца лежали его инженерные принадлежности: две логарифмические линейки (большая, 25 см, и маленькая), индикатор для измерения неровностей, в шкафу – немецкий справочник Hutte, бывший настольной книгой у многих инженеров-механиков тех лет. Были в ящике стола и такие маленькие ручные тисочки, возможно, те самые.

Поскольку специалистов на заводе было мало, а опыт и умение А.И. набирал в работе быстро, то на первой своей должности он задержался недолго, и его перевели на производство мастером, а через некоторое время и начальником цеха – сначала монтажного, затем ремонтного. В июне 1934 года А.И. Шокин, что называется «без отрыва от производства», окончил курс обучения в МВТУ по специальности «обработка металлов резанием» и защитил с оценкой «хорошо» в Государственной квалификационной комиссии дипломный проект (реальный!) на тему «Проект пролета механического цеха для обработки частей специального прибора А-1». Ему была присвоена квалификация инженера механика-технолога по обработке металлов резанием, но собственно «корочки» – диплом инженера – А.И. получил только в 1936 году – некоторое время их выдача была отменена.

Здесь в 1932 году заводская партийная организация приняла его кандидатом в члены ВКП(б), однако полноправным членом партии А.И. стал только четыре года спустя. Пришлось ждать: сначала шла чистка, а затем проверка партийных документов, а после убийства С.М. Кирова – их обмен, и все это время прием в партию был закрыт.

Большинство из тех, с кем А.И. Шокину довелось работать на заводе № 205, были такими же молодыми, как и он (25–35 лет), и многие из них впоследствии тоже внесли заметный вклад в развитие различных отраслей промышленности.

В 1933 г. на завод пришел окончивший в 1930 г. МВТУ им. Н.Э.Баумана по специальности «электротехника» С.М. Владимирский. Он работал начальником цеха, начальником производства, а с 1938 г. стал главным инженером. В том же 1933 г. пришел сюда с завода «Динамо» старший инженер-конструктор И.Я. Левин (1909–1971), окончивший в 1930 г. Государственный электромашиностроительный институт; в 1936 г. его перевели на родственный завод № 213 (бывш. «Авиприбор»), а в 1938 г. в составе большой группы сотрудников этого завода[104] – на новый завод № 252 по выпуску ПУАЗО. Освоением ПУС «Мина-7», «Мина-7у», разработкой торпедного автомата стрельбы ТАС занимался на 205-м заводе инженер, а с 1937 – гл. конструктор Д.В. Чувилин (1901—?)[105], пришедший на завод тоже в 1933 г. Еще один молодой специалист, пришедший на завод в 1933 г. после окончания Машиностроительного института им. А.С. Бубнова, вырос до заместителя министра судостроительной промышленности СССР, ну а пока занимал должности инженера-технолога, начальника сектора, отдела, начальника механического цеха, заместителя начальника производства. Это был Г.М. Чуйков (1909–1998)[106]. В 1934 г. после окончания МВТУ пришел на завод инженер-конструктор В.В. Романов (1905—?), впоследствии специалист в области конструирования антенных постов корабельных РЛС.

Когда в 1936 г. ЗАТЭМ перешел в ведение НКОП, для наблюдения за завершением строительства заводов №№ 205 и 251 наркомат назначил своего специального представителя Р.Г. Сомхияна (1902–1959)[107]. А в 1936 г. на завод № 205 переводом из самолетостроительного института пришел инженер-электрик А.А. Розанов (1910–1994), окончивший в 1935 г. Московский энергетический институт им. Молотова. Будущий заместитель министра электронной промышленности начал инженером, но уже скоро стал главным механиком, а потом энергетиком. Пришел сюда на работу и младший брат А.И. Шокина Виктор.

С заводом № 205 связана судьба еще одного человека, куда более знаменитого, чем работавшие там инженеры и рабочие. Здесь начинал свою футбольную карьеру Константин Иванович Бесков. Природа наделила его неплохими исходными данными, потому что лет в десять он был замечен достаточно взрослыми людьми, которые стали звать его в свои самодеятельные команды. Его позвали парни из взрослой пятой команды: 205-го завода, игравшей в четвертой московской группе. С мая по июль 1934 года он исправно являлся на все игры этой команды и терпеливо ждал. Вскоре его, фэзэушника, повзрослевшего на год, перевели в четвертую команду 205-го завода. А в 1936 году – во вторую. Но его заметили не только футболисты. Когда в 70-е годы он как тренер возглавлял «Спартак», то в разговоре дома с отцом (а мы болели за эту команду) я произнес фамилию Бесков. Моя мама тут же среагировала, хотя за футболом и не следила: «Бесков? Какой Бесков, Костя?» – то есть она его знала и помнила еще с тех времен, когда сама молодой девушкой работала на заводе.

В 1932 году правительство приняло решение о строительстве заводов по центральным приборам и синхронным передачам, то позаботились и о привлечении к разработке ПУС нескольких оптических заводов, которые вошли во Всесоюзное объединение оптико-механической промышленности (ВООМП). Оптические заводы: разрабатывали и серийно изготовляли стереоскопические дальномеры, визиры и прицельные устройства. Одновременно проходило расширение производства прожекторов, для чего требовалось:

«… закончить строительство нового прожекторного завода в Москве с тем, чтобы уже в течение 1933 г. сдать НКВМне менее 400 зенитных прожекторов; форсировать строительство заводов в Павшино и Константиновке по производству зеркальных отражателей и обеспечить в течение 1933 г. выпуск по ним 800 шт. 150-см отражателей»[108].

Несмотря на все внимание и финансирование, строительство заводов Радиогородка отставало от установленных сроков, и 17.07.1934 г. СТО был вынужден выпустить постановление № К-100с «Об изменениях сроков окончания строительства заводов ЗАТЭМ, «Радиоприбор» и Института телемеханики и связи»[109].

Одним из первых комплексов, освоенных производством в Москве, была система «Прожзвук» (прожектор – звукоулавливатель) С-2 для сухопутной ПВО, в которой наведение лучей прожектора для освещения цели при стрельбе в ночных условиях производилось по данным от звукоулавливателя. Применение сельсинов позволяло прожектору повторять все движения звукоулавливателя. Система «Прожзвук» явилась первым отечественным всепогодным и работающим в любое время суток средством обнаружения самолетов – именно поэтому подобные системы вызывали тогда интерес и активно разрабатывались во многих странах.

Одновременно в войска поступил звукоулавливатель ЗТ-2. Ни один документальный фильм об обороне Москвы или Ленинграда не обходится без кадров, на которых запечатлены характерные раструбы звукоулавливателя. Эта система, как вспоминал А.И. Шокин, отличалась весьма большой сложностью и, к сожалению, низкой эффективностью. Основным средством вооружения самолетов противника являлись звукоулавливатели и прожектора. Как известно, управление артиллерийским зенитным огнем сводится к тому, что расчет ПУАЗО определяет вероятную точку встречи снаряда с целью и сообщает на орудия азимут и угол возвышения. Сельсины и соответствующие механизмы разрешали передавать необходимые команды автоматически.

Возможности нашей страны для выпуска, а тем более разработки столь сложных, наукоемких комплексов, какими были системы ПУС и ПУАЗО, были невелики. Для создания собственной научной и производственной базы было необходимо изучать и осваивать опыт зарубежных фирм, ушедших далеко вперед. Советские организации, в свою очередь, могли испытывать недоверие к инофирме – не утаила ли она каких-нибудь секретов или патентов, не присылает ли второстепенных специалистов вместо лучших. Лучше всего это было делать непосредственно у его обладателей, на месте, и в тридцатые годы отправка молодых специалистов за рубеж практиковалась довольно широко.

В 1934 г. вскоре после защиты дипломного проекта молодой заводской специалист А.И. Шокин был направлен в служебную командировку на фирму «Сперри» в США для изучения вопросов проектирования и производства МПУАЗО. Поездка организовывалась через «Амторг» – акционерное общество, занимавшееся продвижением на советский рынок американских товаров, тогда еще мало известных в нашей стране на фоне традиционных европейских.

Фирма «Сперри джайроскоп» (Sperry Gyroscope), названная по имени своего основателя и владельца изобретателя Элмера Сперри (Elmer Ambrose Sperry), имела подразделения в Англии и Америке и была одной из ведущих фирм в мире в области гироскопии, телемеханики и другого военного приборостроения. Связи нашего флота с этой фирмой начались еще в 1910 году с установки гирокомпаса на крейсере «Рюрик», а после окончания Гражданской войны возобновились и расширились. В 1928 году у «Сперри» была закуплена скоростная синхронная передача для ПУС, которая за два года была воспроизведена на заводе «Электроприбор», став основой для некоторых отечественных систем. Продолжались и закупки навигационных гирокомпасов, почему за обслуживающими их корабельными специалистами долго держалось название «сперристов». Как написано в довоенной книге (для детей!) О. Дрожжина «Умные машины»: «В нашем советском флоте применяются гирокомпасы Сперри «марки VIII» и «марки V», которые раньше ввозились из Америки. Теперь мы прекрасно делаем их сами, введя в конструкцию некоторые улучшения». Активное сотрудничество шло также в области автопилотов.

Вопросы договоров с фирмой «Сперри» на приобретение образцов и оказание технической помощи с конца 1932 года рассматривались и в Комиссии Обороны, и в Политбюро, которое наконец 8 апреля 1933 года постановило: в дополнение к постановлению ПБ от 7 марта 1933 г. закупку образцов у фирмы «Сперри» произвести Наркомвоенмору за счет своего контингента на сумму 400 000 долларов. Деньги немалые. НКВМ не ограничивалось только одной фирмой: в его задачи входило еще и ознакомление с работами по усовершенствованию ПУАЗО и других фирм, в частности предполагалось закупить по одному прибору у германских фирм Герца, Газенмайера и Виккерса.

Отъезд соседа в заграничную командировку, состоявшийся 19 ноября 1934 года, был для жителей 3-го Павловского переулка и его окрестностей событием из ряда вон выходящим. Из поручений родных, связанных с этой поездкой, известна только просьба Ивана Акинфиевича: он просил сына привезти ему кенгуровую шубу. Для его дореволюционных российских понятий это было, по-видимому, обычной просьбой, но сына она поразила так, что он ей и через много лет удивлялся, особенно, когда узнал в Америке, почем там кенгуровые шубы.

Пароход «Иль де Франс»

А.И. Шокин с коллегами в Нью-Йорке

Теперь А.И. Шокину пришлось учить уже английский язык, да еще с нуля. Индивидуальные занятия с преподавателем, несмотря на непродолжительность, не прошли даром в отличие от изучения французского и немецкого в техникуме и МВТУ. Хотя с неважным произношением и не всегда грамматически правильно, но объясниться по-английски А.И. мог и много лет спустя, даже в ранге министра.

Собравшись с вещами похуже (чтобы не везти их обратно), А.И. отправился в дорогу. Правда, на нем самом одежда была довольно дорогая, выданная для поддержания престижа Родины. На фотографии он запечатлен в дорогом драповом пальто и в шляпе, которую ранее не носил. Говорят, что в состав обязательного комплекта входил еще шевиотовый костюм и желтые ботинки. Путь был далекий: сначала через Польшу и Германию во Францию на поезде, далее через Атлантику на знаменитом лайнере «Иль де Франс». Можно представить, сколько впечатлений и жизненных наблюдений дала эта командировка 25-летнему молодому человеку, начиная с первого вопроса мрачного польского пограничника, проверявшего паспорт: «Пан большевик?» 21 ноября 34-го года Шура отправил из Гавра открытку домой:

«Мама и папа!

Сейчас на пароходе. Через две минуты отбываю в Америку. Здоров. Желаю всего хорошего. Крепко целую. Простите, что никак не успел написать больше. Подвел поезд.

Целую, Шура».

Огромный океанский лайнер – не чета маленькому эсминцу, но и переход через зимнюю Атлантику – это не плавание по Финскому заливу. Морская болезнь была та же. Она началась сразу после вступления на борт парохода, медленно и незаметно для стоявщих на берегу покачивавшегося у причала, и сделалась невыносимой в открытом море. Но постепенно за время плавания привычка сделала свое дело, и стало легче. С годами и богатым опытом воздушных болтанок на поршневых самолетах эта болезнь была изжита полностью.

Американские впечатления не ограничивались только фирмой, расположенной в Бруклине. О них писал он домой в письмах и открытках с видами Нью-Йорка, отправлявшихся через «Амторг». Были автомобильные поездки по окрестностям Нью-Йорка, экскурсии по городу. 26 января 1935 года А.И. побывал на вершине самого высокого тогда в мире здания – на 102-м этаже Эмпайр Стэйтс Билдинг. Врезался ему в память просмотр только что вышедшего кинофильма «Чапаев» в зале, битком набитом русскими эмигрантами, и тот восторг с аплодисментами и слезами, который вызвала у бывших белогвардейцев сцена «психической» атаки каппелевцев, строем, с папиросками в зубах идущих под пулеметы[110].

Изучив по мере предоставленных возможностей за четыре месяца постановку дела на «Сперри», А.И. Шокин вернулся в Москву и продолжил работу на ЗАТЭМе. Знания, приобретенные им за границей, быстро пошли в ход. Его перевели в основное производство и назначили начальником механического цеха по производству ПУАЗО. Счетные элементы в этих системах были механическими, очень трудоемкими в изготовлении. Например, среди них были так называемые коноиды (от слова конус) – устройства на кулачковом принципе. Перемещением по его криволинейной поверхности в точку с координатами, задававшимися входными данными, определялась величина выходного сигнала, так что от точности изготовления коноида и других механических элементов зависела величина ошибки при выработке данных для стрельбы.

Приходилось вникать во все тонкости точнейшего механического производства. При низкой степени автоматизации процессов обработки в те годы роль «человеческого фактора» в технологии была очень высока. При изготовлении того же коноида в заготовке сначала высверливалось множество глухих отверстий со строго заданной глубиной, а затем деталь доводилась вручную лекальщиками высшего разряда. А.И. Шокин научился хорошо понимать рабочих, ценить их мастерство и находить общий язык во всех трудных случаях. Это умение не раз выручало его впоследствии в тех нередких жизненных случаях, когда вопрос нужно было решать не в кабинете министерства, а непосредственно в цехах. И став министром, посещая предприятия, на каждом рабочем месте он старался поговорить с работником или работницей, вникнуть в их дела, похвалить, а то и поругать, и нередко помочь советом из собственного опыта.

Передача «Мины-7» на ЗАТЭМ

Завод быстро набирал силу, перед ним ставились все новые задачи. Во многом рубежным стал 1936 г., когда из Наркомата тяжелой промышленности была выделена промышленность оборонная.

Новому наркомату передавались авиастроение, судостроение, танкостроение, точное приборостроение, оптика, производство вооружений, взрывчатых веществ, а также учебные заведения, готовившие специалистов для этих отраслей. Первым его наркомом стал старый революционер (с 1904 года), член ЦК ВКП(б) Моисей Львович Рухимович[111], до этого работавший первым заместителем Орджоникидзе.

Главэспром тоже вошел в состав Наркомата оборонной промышленности (НКОП), получив наименование «5-е Главное управление».

ЗАТЭМ перешел в ведение НКОП в составе Главэспрома, и как, всем оборонным заводам, ему был присвоен номер – 205. Начальником главка на рубеже 1936–1937 гг. стал вернувшийся из США Н.М. Синявский. Л.А. Лютов был перемещен на должность главного инженера, но карьера его шла к закату – в 1936 г. он был исключен из партии, хотя и продолжал еще работать вплоть до ареста 7 мая 1937 г.[112]

Вчерашний студент А.И. Шокин быстро превращался в одного из ведущих специалистов промышленности в области приборов управления стрельбой, и это вылилось в его очередное перемещение – он стал работать в выпускном механосборочном цехе. Здесь собирали и регулировали ПУАЗО, а позднее и морские ПУС. Сначала А.И. Шокин стал заместителем начальника цеха по технической группе, затем начальником цеха.

Морские ПУС были не проще. Представьте себе два корабля в море, движущиеся навстречу друг другу параллельными курсами. Расстояние – 10 миль, скорости – 25 узлов. Простейший расчет показывает, что время полета снаряда до цели составит примерно 30 секунд. За это время цель сместится на 750 метров, что в три раза превышает длину самого большого корабля. Скорости, конечно, не такие как у самолетов, но стреляющий корабль подвержен бортовой и килевой качке.

А наивысшей сложностью отличались морские комплексы ПУАЗО (МПУАЗО), предназначенные для стрельбы по самолетам с движущейся и качающейся платформы (корабля).

В схемы ПУС входили:

– приборы обнаружения и определения координат цели (в то время оптические дальномеры и визиры, а в сухопутных частях и звукоулавливатели; в дальнейшем – радиолокаторы);

– центральный прибор – система счетно-решающих устройств для механизации и автоматизации всех вычислительных операций по определению установок для стрельбы;

– синхронная передача – система электрической связи, с помощью которой координаты цели передаются от определителя координат к центральному прибору, а установки для стрельбы – от центрального прибора к орудиям;

– станция питания электроэнергией.

ПУАЗО отличались от ПУС в основном приборами обнаружения и определения координат цели, и к тому же ПУАЗО должен был выдавать данные по установке дистанционной трубки взрывателя снаряда. Необходимость определения и учета третьей координаты – высоты, быстрый рост скорости самолетов и их малоразмерность требовали гораздо более высокого быстродействия и точности счетно-решающих устройств и систем управления.

До середины 30-х годов главным направлением работ по ПУС была модернизация приборов и систем управления артиллерийской и торпедной стрельбой крупных кораблей дореволюционной постройки и крупнокалиберных береговых батарей. Каждое орудие наводилось на цель самостоятельно с помощью оптических прицелов, а приборы управления вырабатывали поправки в углы наведения, которые учитывали перемещение цели[113]. Такой метод наведения орудий и торпедных аппаратов назывался «прицельной наводкой».

Центральные механические счетно-решающие приборы этих кораблей решали очень узкий круг задач и автоматизировали лишь самые основные процессы вычисления стрельбовых данных. Синхронные передачи Гейслера, состоящие из ключей и двигателей, работающих на постоянном токе, были способны на передачу величин на небольшие расстояния с малыми скоростями, а перед началом работы требовалось согласование вручную всех линий синхронных передач на крайних значениях величин (метод согласования «на стопорах»).

Конструктивно системы оформлялись как сложный единый механизм, содержащий большое количество взаимно-связанных механических устройств, монтируемых на жестком едином основании. В своем изготовлении они были уникальными, пригодными лишь для индивидуального производства; заданные точности решения задач достигались индивидуальной сборкой и подгонкой, проводимой механиками и регулировщиками высшей квалификации. Такими системами были оборудованы все существовавшие к этому времени крупные корабли: линкоры «Парижская коммуна», «Октябрьская революция», «Марат», крейсеры «Красный Крым», «Красный Кавказ», балтийские и черноморские крупнокалиберные береговые батареи.

Летом 1934 года в Москве была организована выставка продукции ленинградских электрослаботочных заводов, чтобы показать их деятельность правительству. Выставку разместили в больших подвальных помещениях здания Наркомтяжпрома на площади Ногина. Ответственным представителем-гидом был назначен Р.Р. Бельский. Завод «Электроприбор» представил на выставке действующие образцы системы управления огнем береговой батареи крупного калибра с выносными постами наводки и прибором ТАД (трансформатор азимута и дистанции), центральный прибор системы «Вышка», силовой привод с усилителем на 40-амперных тиратронах, элементы синхронной передачи на большие расстояния и др.

Выставка работала три месяца, вплоть до ее посещения членами Политбюро. По воспоминаниям Р.Р. Бельского, живо интересовался представленной техникой С. Орджоникидзе. Вскоре заметно увеличились средства на закупку зарубежной техники, ускорился ввод новых заводов, в зарубежные командировки (США, Германию, Италию) для ознакомления с иностранным опытом было направлено большое количество специалистов[114].

Морские приборы управления стрельбой (МПУС) с центральными автоматами стрельбы (ЦАС) для новых кораблей вдруг потребовались быстро и в больших количествах. По решениям 1934–1936 гг. предстояло построить 53 «серийных» эсминца проекта-7 большими сериями сразу на двух ленинградских и двух николаевских заводах. В феврале 1936 г. нарком тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе издал приказ по наркомату, в котором, ссылаясь на «получение тяжелой промышленностью лично от т. Сталина боевого и почетного задания построить и сдать морскому флоту Наркомата обороны в течение 1936–1938 гг. в полной боевой готовности серию эсминцев», предоставил Р.А. Муклевичу широкие права, как в отношении поощрений, так и наложения строгих взысканий, «вплоть до предания суду всех, кто своей халатной работой будет приводить к прорывам на тех или других участках постройки эсминцев»[115] , каждый из которых нужно было оснастить системой управления огнем, получившей наименование «Мина-7».

Программа военного судостроения на первую пятилетку, утвержденная Советом труда и обороны 4 февраля 1929 г., предусматривала постройку сторожевых кораблей проекта-2 и трех эсминцев – будущих лидеров проекта-1. История ее началась еще в 1930 г. Первые результаты проектирования и строительства сторожевых кораблей собственными силами, которые по основным параметрам соответствовали миноносцам постройки 1905–1907 гг., не удовлетворили ни моряков, ни руководство страны. Работы по проектированию лидеров кораблей уже велись, и ни у кого не вызывала сомнения необходимость оснащения их ПУАО. Однако современное состояние такой техники было нашим морякам и инженерам совершенно неизвестно, и тем более опыт отсутствовал ее разработке. ПУАО для модернизируемых и достраиваемых тяжелых кораблей (линкоров и крейсеров) создавались на основе поставок английских фирм.

В Техническом управлении ВМС РККА внимательно следили за достижениями итальянского кораблестроения. Они широко освещались в технической литературе, а имевшаяся разведывательная информация, поступавшая по каналам IV управления Генерального Штаба РККА[116], позволяла уточнить круг вопросов, представлявших для нас наибольший интерес. РВСС назначило комиссию под председательством начальника Морских сил РККА РА. Муклевича. Заседание комиссии, состоявшееся 15 августа 1930 г., определило объекты заказов в Италии. Импортная техника была желательной не только для УВМС. Валовые заказы могли быть размещены на самолеты, моторы «Isotta-Frascini», торпеды и зенитные орудия, о чем Р.А. Муклевич и доложил 26 августа К.Е. Ворошилову. На контрольном листе доклада нарком наложил резолюцию: «Можно пока исходить из намеченных объектов с тем, чтобы сейчас же послать квалифицированную техническую комиссию в Италию с задачей ознакомиться с достижениями в морфлоте (техника), после чего список объектов можно будет пополнить».

Дальнейшая история с этой комиссией была изложена Р.А. Муклевичем в записке И.В. Сталину:

«Генеральному Секретарю ЦК ВКП(б) т. Сталину

В августе месяце прошлого года Вами были даны лично мне указания (в Сочи) о немедленной посылке группы моряков в Италию для ознакомления с достижениями в технике и тактике итальянского флота. Такая группа работников, под руководством опытного моряка-коммуниста т. Сивкова, была послана в Италию, пробыла там два месяца и вернулась 1 декабря прошлого года с богатыми материалами и наблюдениями. Итальянцы приняли наших моряков в высшей степени внимательно и радушно и показали им все, что они пожелали увидеть.

В нашу задачу входило не беспредметное ознакомление с итальянским флотом, а ознакомление на предмет заказов и получения технической помощи в тех областях, где у нас имеется отставание. Именно эти обстоятельства, а не политические симпатии, настраивали итальянцев на дружеский к нам лад, и только в надежде на заказы своим фирмам они так откровенно показывали нам свою технику.

И действительно, у итальянцев морская техника весьма высокая, как в кораблестроении, так и в морском вооружении они ушли далеко вперед. На фоне итальянских достижений особенно бросается в глаза наша отсталость по торпедам, противосамолетной артиллерии, специальным снарядам и приборам управления огнем.

После возвращения т. Сивков составил и представил срочную заявку на необходимые заказы для морского флота. Итальянцы подчеркивали в беседах с нашими моряками, что они пойдут на предоставление нам кредита, так что первые валютные платежи по нашим заказам будут предстоять только в 1932 г. Имеется постановление Политбюро о том, что дать необходимые контингенты для этих заказов, тем не менее, вопрос окончательного решения не получил и повис в воздухе. Время идет, хороших торпед и зенитной артиллерии у нас нет, промышленность наша безуспешно бьется над решением тех задач, которые заграницей давно уже разрешены[117].

Давая указание о поездке в Италию в августе месяце прошлого года, Вы придавали огромное значение нашим связям с итальянцами именно по морской линии. Вы говорили даже о возможности заказа крейсера; теперь это дело затормозилось; боюсь, что Вы об этом не знаете. Докладываю и прошу Вашего личного вмешательства.

НВМС Муклевич»

После достижения дипломатических договоренностей в Италию была направлена группа морских специалистов. В нее вошли А.Л. Платонов (председатель минной секции Научно-технического комитета УВМС), А.В. Леонов (начальник артиллерийского отдела ТУ), Г.Я. Комаровский (помощник начальника электромеханического отдела ТУ), А.И. Азаров (помощник начальника отдела подводного плавания ТУ), А.И. Берг (председатель секции связи НТК) и В.Н. Перегудов (член кораблестроительной секции НТК). Руководителем группы был назначен начальник ТУ ВМС А.К. Сивков.

Пораженный увиденными достижениями итальянской техники в создании корабельных артиллерийских электромеханических счетно-решающих устройств, а также морской оптики, А.К. Сивков писал РА. Муклевичу:

«Вокруг этого дела у нас в СССР было, вероятно, вредительство…»

Факт наличия электромеханических приборов системы управления огнем на легких итальянских кораблях, не только лидерах, но и эсминцах вызвал у наших специалистов большое удивление и заставил немедленно учесть возможность установки таких приборов на проектируемых кораблях.

Вследствие кризиса в экономике правительственные заказы у итальянцев были сильно урезаны; тем выше была их заинтересованность в советских заказах и откровенность в показе своих достижений. В отчете Наркомвоенмору руководитель комиссии А.К. Сивков писал: «…Нам были показаны детальные чертежи антенной мины, так называемой «Италия Б»… дано секретное описание приборов центральной наводки артиллерии, показаны аэроустановки (зенитные орудия. – Примеч. авт.) системы Минизини. В Министерстве нам были также показаны подлинные договоры на поставку торпед и сообщены цены, которые платит Министерство». Во время осмотров беспрепятственно разрешалось делать записи, по просьбе наших специалистов в их блокнотах сопровождающие лица выполняли схемы и рисунки. 4 октября А.К. Сивков и А.И. Берг приняли участие в учебной атаке торпедных катеров M.A.S., базировавшихся на Специю.

ПУАО двух итальянских фирм – «San-Giorgio» и «Gallileo» («Централи», как назывались ПУАО в итальянском флоте) тщательно изучались членами группы как наиболее вероятные объекты заказа. Их приобретение для заложенных лидеров проекта-1 давало возможность, используя их как образцы, создать в короткие, соизмеримые со сроками строительства кораблей, производство собственных ПУАО.

В докладе НВМС руководитель группы советских специалистов подтвердил свое мнение:

«Я полагал бы необходимым купить у «Gallileo» приборы для наших новых эсминцев [лидеров пр.-1. – Авт.] с тем, чтобы при технической помощи «Оаййео» поставить в дальнейшем производство «централей» у нас»[118].

Реввоенсовет СССР, заслушав сообщение РА. Муклевича, постановил: «РВСС считает целесообразным заказать два таких прибора для двух новых эсминцев и один для промышленности, всего на 750 тысяч руб., добившись на эту сумму и техпомощи»[119].

Помимо приборов управления артогнем из конкретных объектов возможного заказа наибольший интерес у советских специалистов вызвали торпеды завода «Whitehead» калибров 450 и 533 мм и зенитные артиллерийские установки системы Минизини. Причины такого внимания заключались в неблагополучном положении с этими видами военно-морской техники в СССР.

Спаренные 100-мм зенитные артустановки адмирала Дж. Минизини (G. Minizini), имевшие хорошие баллистические характеристики, представлялись нашим артиллеристам пригодными для вооружения. Покупка нескольких таких итальянских АУ позволяла в плановые сроки ввести в строй находившийся в достройке на Николаевском госзаводе имени А. Марти крейсер «Красный Кавказ» – наиболее современную боевую единицу ВМС РККА.

Так появились у нас в стране итальянские «централи». Работа по их воспроизведению под шифром «Мина-7» в СКБ завода ленинградского завода № 212 («Электроприбор») началась только в 1936 г., позже начала строительства кораблей. Руководить этой работой был назначен еще более молодой, чем А.И. Шокин, 25-летний Сергей Федорович Фармаковский[120].

Центральный автомат стрельбы «Мины-7» ЦАС-2, располагавшийся для меньшей уязвимости в бою в самом низу эсминца, был сложнейшим электромеханическим вычислительным устройством на механической системе элементов (l-е поколение) весом три тонны. Данные к нему поступали от командно-дальномерного поста (КДП), расположенного на высоте метров пятнадцати над водой. Здесь располагались два четырехметровых дальномера ДМ-4 для определения дистанции до цели, визир центральной наводки ВМЦ-2 для определения курсового угла цели, а еще здесь был и визир наклона цапф стволов орудий (ВНЦ). Наличие последнего, с помощью которого следили за горизонтом, позволяло стабилизировать орудия при качке корабля. Выработанные автоматом стрельбы данные передавались синхронно-силовой передаче на принимающие приборы артиллерийских орудий Б-13, а дальше наводчики вручную совмещали их стрелки и циферблаты. Вся система «Мина-7» весила 11 300 кг (13 350 кг вместе с кабелями).

В 1937 году на заводе № 205 началось подготовка серийного производства «Мины-7», и Шокин был назначен ведущим инженером по освоению. «Мина» являлась основным правительственным заказом, выполнению которого придавалось особо важное значение. По плану в 1938 г. завод № 212 должен был выпустить 12 «Мин»[121], а 205-й – 6. Правда, нарком дал разрешение уменьшить план до 4. Над освоением этого «объекта», как это было принято называть в переписке, завод проработал свыше 15 месяцев. Наконец, первый комплект, был предъявлен заказчику в апреле 1938 г. Следующий появился в июне, еще по одному – в июле и октябре, и в декабре – 2 комплекта.

Вечные проблемы передачи изделия от разработчиков серийщикам тогда были вообще не отработаны, многие считающиеся сегодня очевидными вопросы стандартизации и нормализации были в зачаточном состоянии, качество передаваемой на производство конструкторской документации было низким, а о технологичности изделий конструкторы-разработчики если и думали, то совсем немного. Заказчики – а в основном они были военные – тоже подчас не знали, что требовать от промышленности. Имея много своих научных институтов, они тоже занимались разработками, но что с ними делать после их окончания, знали не всегда. Четкой программы взаимодействия заказчиков с исполнителями, стимулирующего порядка финансирования еще не появилось. Во многих случаях исследования и разработки проходили впустую вместе с выделенными средствами. Такая бесполезная растрата времени и средств, когда каждая копейка доставалась потом и кровью, а ожидавшаяся война неумолимо надвигалась, стали рассматриваться как сознательное вредительство.

«Троекратная смена руководства завода № 205за период 1937—38 г. повлекла ряд перемещений в руководстве отдельными цехами, порой весьма неудачных (Белянский, Червяков и др.), поэтому еще в начале года пришлось заново пересмотреть руководящие технические силы цехов, а кадры на их укрепление черпать из состава работников завода. Из среды инженеров, мастеров и рабочих-стахановцев были выдвинуты на руководящие посты люди, впоследствии целиком и полностью себя оправдавшие»[122].

В августе 1937 года правительством была утверждена новая кораблестроительная программа на 1938–1943 годы – так называемая программа строительства «Большого флота». Ее выполнению придавалось огромное значение, и курировал ее непосредственно Председатель Совнаркома В.М. Молотов, а в «Основных задачах III пятилетки для электрослаботочной промышленности» даже корабельная радиоаппаратура, не говоря уж о гидроакустике, не предусмотрена. Странный документ.

С 15 октября 1937 г. новым наркомом оборонной промышленности СССР вместо арестованного Рухимовича стал Михаил Моисеевич Каганович. Заместителями к нему были назначены И.Ф. Тевосян и Б.Л. Ванников. М.М. Каганович потребовал от подчиненных самого решительного выкорчевывания врагов народа из оборонной промышленности. Выступая на общем партийном собрании наркомата еще 3 августа 1937 г., будущий новый нарком сообщил о раскрытии на предприятиях отрасли шпионско-вредительских гнезд, аресте многих инженеров и техников и дал задание внимательно присмотреться ко всем, кто был знаком и соприкасался с арестованными: «Обязанность коммунистов быть чекистами».

В 5-м ГУ тоже произошла очередная смена руководства. Н.М. Синявский был арестован 17 декабря 1937 года, и начальником главка стал Иван Герасимович Зубович, к этому моменту всего несколько месяцев пробывший директором завода № 210.

7 мая 1937 года был арестован Л.А. Лютов. В этот же день, вскоре после возвращения из командировки в США, был вновь арестован главный инженер НИИ № 33 Наркомата оборонной промышленности А.Л. Минц.

Ему было предъявлено обвинение в том, что он «являлся участником антисоветской правотроцкистской организации, по заданию которой проводил вредительскую работу на заводе № 208 и занимался шпионажем в пользу одного из зарубежных государств». Руководителем этой организации был назван Л.А. Лютов, соучастниками – Мусатов, Куровский, Сиверс, Нейман и другие.

ВКВС СССР 21 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже в пользу Германии и участии в антисоветской троцкистско-зиновьевской диверсионно-террористической организации приговорила Л.А. Лютова к расстрелу. В этот же день был расстрелян заместитель директора с 1936 г. (в 1933–1936 – директор) НИИ-10 Ф.Ф. Сучков.

Вот в такой обстановке проходило становление А.И. Шокина как инженера и руководителя.

Выпуск систем «Мина» ознаменовал крупный шаг в развитии отечественного морского приборостроения, главными вехами которого явились:

– переход от изготовления единичных приборов к серийному выпуску систем на ряде заводов;

– внедрение новых принципов проектирования приборов, заключающихся в создании конструктивно законченных механизмов, монтируемых в корпус прибора;

– внедрение ряда новых технологических процессов;

– переход от чисто механических приборов к электромеханическим.

Используя приобретенный опыт, были созданы центральные автоматы стрельбы: артиллерийский главного калибра (ЦАС, завод «Электроприбор»), торпедный (ТАС, завод «ЗАТЭМ»), зенитный (ЗАС, завод 252). Они позволили автоматизировать процессы определения элементов движения целей (ЭДЦ) и вырабатывать полные углы вертикального и горизонтального наведения орудий (ПУВН и ПУГН) и торпедных аппаратов.

Одновременно были созданы: автомат, задающий темп стрельбы («автомат замыкания ревунов»), палубный прибор для выработки данных стрельбы артиллерией главного калибра и торпедами упрощенным способом («ночной визир»), приборы, принимающие выработанные данные на орудиях и торпедных аппаратах, для осуществления их наводки с заданной точностью при залпе. Эти приборы, как и все линии межприборных связей, оборудовались самосинхронизирующейся связью, что значительно сократило время подготовки к бою, повысило точность и достоверность в передаче величин[123].

Система ПУС «Мина», являясь центральным звеном в цепи управления боевой деятельностью эскадренного миноносца, впервые связывала в единый комплекс оптические посты наблюдения за целями, собственные счетно-решающие средства и оружие (артиллерийские установки и торпедные аппараты).

В ходе дальнейшей специализации заводов на ЗАТЭМе тоже было создано проектно-конструкторское бюро по морским и сухопутным ПУАО. Последовал перевод в А.И. Шокина в ПКБ, где, начав ведущим конструктором, он вскоре был назначен уже начальником всего бюро и руководил разработкой приборов управления торпедной стрельбой ТАС (торпедный автомат стрельбы на основе того же ЦАС-2). Молодой человек Шура стал Александром Ивановичем.

Способ наведения для торпедной стрельбы атакующего эсминца требовал от ТАС выработки боевого курса эсминца на цель, определения момента его поворота в сторону для возможности пуска торпед, угла наведения торпедных аппаратов, установки гироскопов, гидростатов и других приборов.

Из производственника, технолога по специальности, А.И. перешел в разработчики автоматизированных систем управления – еще в 30-е годы! Это был не последний случай в его биографии, когда помимо желания происходили столь резкие смены деятельности. «За мою жизнь мне, при моем возражении и моем до слез страхе, 4 раза меняли направление работ. Во времена Тухачевского – техника особой секретности (приборы наведения, гидроакустика, телесамолеты, телекатера, телетанки, телефугасы)…». Он иногда сетовал на эти повороты судьбы, не позволявшие углубиться в изучение технических проблем, до конца раскрыть свои инженерные и научные способности, наконец, оформить результаты. Его стали приглашать на совещания к руководству главка, наркомата и даже выше. В.М. Пролейко записал такое его воспоминание: «Еще в 1936 г. я докладывал системы вооружения на корабле Ворошилову, и он спросил: «А почему вы думаете, что на корабле дураки?»[124]

Правда, заработки у Шуры были весьма неплохи. Оценивая свои доходы:, министр электронной промышленности говорил, что пика они в его жизни (с учетом цен) достигли именно до войны во время работы на заводе начальником цеха и ПКБ. Виктор к этому времени тоже работал на заводе и неплохо зарабатывал. Клавдия продолжала карьеру секретаря-машинист-ки и одно время работала у Г.М. Кржижановского. Так что достаток семьи возрастал. Где-то в 1936—37 г. братья купили фотоаппарат-«лейку» и начали фотографировать друг друга, родителей, родственников и девушек. На заводе А.И. познакомился с чертежницей Симой (Серафимой Яковлевной Филатовой). Туда ее устроила в 1937 году родная тетка по матери, весьма активная женщина. Она же и познакомила племянницу с братьями Шокиными1. Сима была коренной москвичкой, комсомолкой (на девять лет моложе А.И.), спортсменкой (занималась художественной гимнастикой в обществе «Буревестник») и красавицей (так считали многие). Соперничество братьев закончилось победой старшего, и в сентябре 1938 года Александр Иванович и Серафима Яковлевна поженились. Тогда оформление брака на бумаге не было столь обязательным в сознании граждан Советского Союза. Просто невеста перешла жить в дом в 3-м Павловском переулке, а зарегистрировались в ЗАГСе они только 24 ноября.

В те довоенные лета семья Шокиных снимала дачу у знакомого Ивана Акинфиевича под Болшевом. По выходным там собирались хорошие компании. Много было молодежи: Клавдия, Шура и Виктор со своими девушками, а потом женами, их подруги, друзья, товарищи по заводу. Сережу Косолобенкова, студенческого друга Шуры, познакомили с двоюродной сестрой Серафимы Яковлевны, тоже Симой, и они поженились[125] [126].

Но интенсивная работа на заводе оставляла для отдыха все меньше времени. Номенклатура изделий завода № 205 к этому времени была уже большой и разнообразной. Прибор «Вест-IV» выпускался с 1933 года и не имел особых трудностей в процессе производства. Правда, в 1938 г. военпредом было забраковано все штепсельное хозяйство, изготавливавшееся в те времена самим же заводом, из-за несоответствия поставленного материала (лепестки – бронза ОФ 6,5-04). Звукоулавливатель «Сирена II» образца 1936—37 г., в 1938 г. смененный на разработанный по требованию заказчика на новый образец – «сирена облегченная».

Производство системы «С-2» – «Прожзвук IV» – проходило со значительными трудностями, вызванными «недостаточной отработкой чертежей, неоднократным внесением конструктивных изменений, вносимых нашим конструкторским отделом и заказчиком. Основная масса неполадок ликвидирована в отчетном году, что благоприятно отозвалось на выпуске системы. Характерна в этом отношении динамика выпуска «С-2»:

Выпуск в 1-м полугодии 1937 г. – 3 комплекта;

– «– во 2-м – «– 1937 г. – 18;

– «– в 1-м – «– 1938 г. – 37;

– «– во 2-м – «– 1938 г. – остальные 34 комплекта.

Причем во втором полугодии отчетного года на основании приказа Главного Управления заводу № 192 было передано комплектов деталей, полуфабрикатов и покупных изделий на 10 систем. Производство системы на этом в 1938 году закончено. Оставшаяся часть деталей передается заводу № 192».

В производстве систем удаленного наведения прожекторов ПУ (постов управления) тоже были проблемы, аналогичные неполадкам в системе «С-2». Большим тормозом в своевременном выпуске ПУ явились задержка поставки преобразователей заводом им. Лепсе и их несоответствие техническим условиям. К концу 1938 года создалась большая задолженность по ПУ, в количестве 55 комплектов, пришлось договариваться с заказчиком о внесении в систему некоторых упрощений, и только после этого план выпуска ПУ заводом был выполнен.

В «Объяснительной записке 5-ш Главного управления НКОП СССР к плану развития электрослаботочной промышленности в III пятилетке» от 13 мая 1937 г., где ее рост показывался как по количеству выпуска, так и по линии освоения новых видов оборудования, какие-либо задачи по морскому приборостроению отсутствуют. Скорее всего, автор записки это направление к электротехнике слабых токов не относил. В развитии же техники вооружения радиосвязи указаны такие недостатки, как: «разрыв между научно-исследовательской базой и производством, который отразился на росте внедрения новой техники в систему связи. Такие примеры имели место в производстве самолетных радиостанций, испытанные образцы в научно-исследовательских организациях годами осваивали на производстве. Существенным недостатком явилась также неувязка роста выпуска радиостанций с производством источников питания (радиомашины, анодные батареи)»[127].

Действительно, оснащение самолетов радиостанциями оставалось очень сложной позицией, с которой ЦВИРЛ, как разрабатывающая организация, и московский завод № 230 им. С. Орджоникидзе, как главный изготовитель, справиться ни по качеству, ни по количеству не смогли. И представляется, что дело было не только в упомянутом в записке «разрыве», а еще и в отсутствии грамотных подходов к ходу разработок, непонимании необходимости механико-климатических испытаний еще на земле, а не в воздухе. Например, в эти годы была целая серия отрицательных примеров неудачного применения легкого алюминиево-магниевого сплава «электрон» (АМГ). Установленная на самолетах, особенно на гидросамолетах, радиоаппаратура через некоторое время в результате коррозии шасси буквально рассыпалась. С помехами от системы зажигания двигателя справиться так и не смогли до самой войны. Такие отрицательные результаты после огромных затраченных усилий, имевшие место на большинстве заводов, воспринимались крайне нервозно, а зачастую приводили к обвинению ответственных лиц во вредительстве.

В «Докладной записке руководителя военно-морской группы Комиссии партийного контроля Н.В. Куйбышева в ЦК ВКП(б) об обеспеченности воздушных сил РККА средствами радиосвязи и аэронавигации» от 4 февраля 1936 г. указывалось, что произведенные в декабре-январе 1935—36 года проверки в строевых частях ВС РККА, а также рассмотрение плана обеспечения на 1936 г. показали, что обеспеченность необходимыми средствами радиосвязи и радиоприборами для аэронавигации до настоящего времени продолжает оставаться неблагополучным:

«Намеченное на 1936 г. перевооружение авиации радиосредствами, хотя и вносит некоторые улучшения (в частности, истребительная авиация получает по этому плану вполне удовлетворительную станцию РИZ) тем не менее не разрешает целый ряд основных задач:

а) По тяжелой авиации. Вводимые в 1936 г. на снабжение новые станции РТБ для сухопутных и РТБ-К для морских тяжелых самолетов, при наличии незначительных технических преимуществ, по своим весам и габаритам являются совершенно неудовлетворительными: в то время как старая станция 11-СК-1 весит 72 кг, РТБ имеет вес 106 кг, а РТБ-К – 135 кг. Электрическое переговорное устройство СПУ-7Р для связи экипажа самолета при испытаниях на самолете ТБ-3 с М-34РН на высотах, начиная с 2 тыс. м, отказывает в работе с обычными микрофонами. Работы по замене микрофонов ларингофонами, не передающими посторонних шумов, начаты с большим опозданием, и Управление связи РККА предполагает обеспечить строевые части приборами СПУ-7Р с ларингофонами лишь в конце 1936 г. Для внутриэскадренной связи имеется всего 150 станций 15-СУ совершенно неудовлетворительных по весу (42 кг). Новый образец 15-СУ-1 (вес 16 кг) еще не прошел испытаний. До настоящего времени не решен вопрос с экранировкой системы зажигания на моторах М-34, между тем отсутствие последнего резко влияет на дальность действия и слышимость радиоаппаратуры. Неудовлетворительно обстоит дело также с разработкой радиоаппаратуры для вождения самолетов в тумане и слепой посадки. Приемники 13-ПС-1 для вождения самолетов по радиомаякам при испытаниях оказались неудовлетворительными, несмотря на заниженные технические условия на их приемку, и подлежат переделке в 1936 г. Станции АПР-3 – для определения местонахождения самолета по широковещательным станциям – имеют большой вес (54 кг) и при испытаниях показали значительную неточность определения. Радиокомпасы для вождения самолетов и слепой посадки, разработанные НИИВС РККА, до сих пор полностью не испытаны и не вошли в систему вооружения на1936 г. Радиополукомпас СПК, заменяющий собой 13-ПС-1 и радиокомпас, прошел испытания в самом конце 1935 г. и, следовательно, в 1936 г. он будет лишь осваиваться в серийном производстве.<…>

б) По разведывательной и легкобомбардировочной авиации. <…> Станциями для вождения самолетов и слепой посадки этот род авиации будет обеспечен в 1936 г., в зависимости от сроков освоения в серийном производстве полукомпасов СПК.

в) По аэродромным станциям и радиомаякам. в 1936 г. не намечается сколько-нибудь серьезных изменений. Образец новой аэродромной станции ЛАР (взамен 11-АК) еще не испытан, мощная аэродромная станция ТАР заказывается на 1936 г. всего в количестве 15 штук. Мощные радиомаяки изготовлены только в опытных образцах».

Причинами отставания радиовооруженности от развития авиации в записке указаны следующие:

«…а) Недостаточное руководство со стороны УС и УВС РККА вопросами радиосвязи в авиации. До последнего времени вопросами радиосвязи в ВС РККА занимались оба указанных управления. Эта двойственность приводила к бесконечным согласованиям и к безответственности. В результате задания научно-исследовательским организациям и промышленности выдавались с запозданием, что видно хотя бы из следующих примеров. Давно было известно, что существующие летные шлемы с наушниками для приема радио совершенно не годятся: через 2–2,5 часа полета в таком шлеме начинаются головные боли, и летчик не в состоянии вести самолет. Ни УВС, ни УС РККА этот вопрос своевременно не поставили со всей настойчивостью перед соответствующими организациями. И только в самое последнее время НИИС РККА по своей инициативе занялся этим делом.

Введение в строй скоростных и высотных машин требовало заранее продумать вопросы связи на больших скоростях и высотах. Между тем эти вопросы возникли «неожиданно» в самое последнее время. Оказалось, что СПУ-7Р не работает на высоте с 2 тыс. м на ТБ-3 с М-34РН; кислородные маски с микрофоном, имеющим вес 400 г, негодны; антенны для скоростных истребителей надо менять; всесторонних высотных испытаний ни одна станция не прошла.

Переход на питание 24-вольтовым током (ранее было 12), дающее уменьшение веса проводки, требует прежде всего освоения новых радиоламп. Вопрос этот тянется уже более года, и по настоящее время нет твердого решения (комиссия т. Пятакова), а УВС и УС РККА не сумели ни сами толком договориться, ни поставить более настойчиво вопрос о быстрейшем его разрешении и об освоении промышленностью ламп на 24 вольта.

Вопросы прохождения госиспытаний самолетов и испытаний радиоаппаратуры не увязаны. НИИС РККА не имеет своих летных средств, а УВС и НИИ ВС РККА не согласовывают время и сроки испытаний и не предоставляют самолеты для испытаний образцов. В результате испытания образцов новых станций тянутся месяцами: станция РТБК испытывалась 7месяцев, РРК – 6 месяцев, РР – 9 месяцев, для РИZ только на летные испытания понадобилось 4 месяца.

б) Отсутствие единого руководства опытным строительством радио-аэронавигационных средств. Сюда относятся: маяки, пеленгаторы, радиокомпасы, приборы слепой посадки, приборы вождения в строю, приборы автоматического вождения самолетов, дальномеры, искатели направления и т. д. Только в системе НКОбороны этими вопросами занимаются 5управлений: Управление связи, Воздушных сил, Техуправление, УПВО109 и УМС, кроме того, промышленность имеет несколько самостоятельных и заводских групп, занятых разработкой этих вопросов. В результате мы имеем, с одной стороны, безответственность и отставание в разработке указанной аппаратуры, с другой стороны, разнобой в размерности между различными аппаратами (земных и самолетных).

в) Неудовлетворительная работа единственной опытной базы военной радиоаппаратуры ЦВИРЛа. Объясняется это в основном отсутствием у ЦВИРЛа достаточно хорошо оборудованной производственной базы и недостаточной связью с промышленностью.

г) Неудовлетворительная работа nромышленности. Если по старым типам станций промышленность удовлетворительно выполняла план, то по новым образцам план полностью сорван. Освоение новых образцов в серийном производстве идет медленно, заводы, за исключением завода им. Орджоникидзе, не проявляют инициативы и настойчивости, а Главэспром не оказывает необходимого нажима на заводы. В частности, до сих пор Главэспром не подошел вплотную к освоению ламп на 24 вольта, хотя вся прочая аппаратура строится из расчета, что у нас будет все радио на этом вольтаже. <…>»

Предложения по улучшению ситуации в записке не содержатся, но сделаны выводы:

«…1. Положение дела с обеспечением авиации средствами радиосвязи и вождения самолетов резко отстает от потребностей дня. <…>

5. Промышленость (Главэспром) не обеспечивает необходимые темпы выпуска новых типов станции и, в частности, радиоламп. <…>»[128]

Хотя в результате роста вложений во II пятилетке до 401 % (1937 г. в процентах к 1932 г.) выпуск валовой продукции электрослаботочной промышленности возрос до 307,5, но требовалось намного больше.

Основные задачи III пятилетки для электрослаботочной промышленности должны были заключаться в следующем:

«1. Довести рост выпускаемой продукции радиосвязи до 300 % по отношению к итогам IIпятилетки, особенно передатчиков, производство которых сосредоточено только в 5-м Управлении. Потребность в радиосвязи растет во всех отраслях народного хозяйства и особенно в области вооружения связи РККА. Рост техники вооружения РККА по линии воздушных, морских сил и мотомехчастей предъявляет большой спрос на радиосвязь, как в количественном отношении, так и в части усовершенствования технических данных этой продукции. Так, например, рост авиации, намечаемый на IIIпятилетку, требует роста выпуска самолетных станций в 7 раз на военный год и в 3раза на мирный (1942 г. в процентах к 1937 г.).

2. В области технического развития в IIIпятилетке необходимо добиться увязки между научно-исследовательской базой и производством путем повышения качества научно-исследовательских работ и их быстрого освоения в массовом производстве.

3. Необходимо устранить разрыв в поставке источников питания в первые же годы III пятилетки.

4. Освоить и внедрить американскую технику в производство радиоприемной аппаратуры.

5. Для правильной организации производства необходимо изъять все мелкое заготовительное производство с основных заводов частично на вновь построенные и частично на имеющиеся. Строительство новых заводов проектировать отдельно: монтажно-сборочные и заготовительные, производящие только детали[129]. При этом заготовительные заводы производят детали как для мирной, так и для военной продукции. Сборочные заводы разделяются на изготовляющие военную и мирную продукцию. Таким образом, заводы, загруженные сборочно-монтажной работой военной продукции, изолируются от широких масс. Кроме того, такая система обеспечивает возможность быстро переключать производство с мирной продукции на военную.

При лимите капвложений 850 млн руб. обеспечивается следующий рост мощностей по основным видам продукции. Намеченный рост мощностей обеспечивает потребность в вооружении связью на 1942 г. в соответствии с ростом соответствующих подразделений в РККА».

Наращивание мощностей по производству радиопередающей аппаратуры должно пойти за счет строительства новых заводов, на которых в мирное время нужно разместить производство продукции радиоширпотреба. Строительство новых заводов нужно разместить по точкам, указанным моборганами: Вязьма, Харьков, Иркутск и Комсомольск. Эти заводы в мирное время будут производить военную радиоаппаратуру и служить ремонтными базами той же аппаратуры.

«В мирное время эти заводы будут загружены производством продукции радиоширпотреба, необходимость в расширении которого давно назрела. В связи с этим в III пятилетке гражданская продукция в 5-м Управлении будет иметь большой удельный вес – 63 %, несмотря на то, что при выделении из НКТП-НКОП из 5-го Управления были выделены заводы, производящие гражданскую продукцию».

В декабре 1937 года был образован самостоятельный Наркомат Военно-морского флота.

Попытки повысить уровень знаний в области современных ПУС и ПУАЗО, во многом определявших боевую ценность эсминцев, крейсеров и линкоров новых проектов через закупки иностранных образцов не оставлялись, но теперь центр их поисков был перемещен в США.

Здесь к переговорам был подключен не только «Амторг», но и некто Сэм Карп, он же Самуэль Карповски, родной брат жены В.М. Молотова Полины (Перл) Жемчужиной (Карповской)[130]. Когда у «Амторга» возникли проблемы с закупками новейшего звукоулавливающего устройства, заместитель наркома внешней торговли Мечислав Логановский 25 июня 1936 года отправил председателю правления «Амторга» Давиду Розову телеграмму, в которой разъяснял:

««Амторг» сообщил, что фирма отказывается продать один экземпляр, требуя покупки не менее 15 экземпляров. Попытайтесь купить такой аппарат через Карпа. Не исключаем, что ему удастся это сделать…»

Правда, комбриг Бурзин в докладе Ворошилову предупреждал, что Карп даже при самом удачном стечении обстоятельств с некоторыми видами особо важных военных закупок «особо секретных и важных, как, например, последние новинки в области химии, приборов управлений, последнего авиаприцела (всего 3 экземпляра, хранятся в Ланглей Филде) и линкора», не справится, и что их не следует ему доверять.

Но, несмотря на предупреждение, Карпу поручили заняться объектом из особого списка – новейшим американским линейным кораблем с мощнейшим артиллерийским вооружением. Благодаря тому, что он всем рассказывал о своем родстве с Молотовым и о получении более 100 млн долл. на закупки в Америке, к нему потянулись изобретатели и бизнесмены. Так что Карп предложил Москве несколько небезынтересных сделок. Однако Морское министерство США дало разрешение разработать для нас линкор только старого, 20-летней давности типа с артиллерийскими орудиями не свыше 14 дюймов. Передача схемы управления артиллерийским огнем не разрешалась.

У американцев было чему учиться, особенно в области борьбы с самолетами. Взяв курс на универсальность и скорострельность корабельных орудий среднего калибра, они добились значительных успехов в развитии автоматики артиллерии. Возможность вести огонь как по морским, так и по воздушным целям пушками калибром 127 мм позволяла кардинально разрешить проблему борьбы с самолетами. Пушки были относительно короткоствольные, а следовательно, легче наводимые и более скорострельные.

Когда в конце 1938 – начале 1939 года комиссией Наркомата ВМФ, возглавляемой И.С. Исаковым, была предпринята попытка разместить в США заказ на проектирование и постройку для нашего флота эсминцев с универсальной артиллерией, Морское министерство США ответило отказом и предложило использовать в проекте старые, не универсальные орудия, уступавшие отечественным аналогам. В результате довоенные разработки морских ПУС и ПУАЗО в нашей стране так и остались только с итальянскими корнями. Правительство этой страны в отличие от американцев не препятствовало своим фирмам в сотрудничестве с СССР.

Трудно удержаться от еще одного подтверждения той истины, что мир тесен. Среди молодежи Павловских переулков у молодых Шокиных была знакомая Мария Кудрявцева, жившая во 2-м Павловском. Когда она выросла, то работать устроилась на расположенную недалеко парфюмерную фабрику «Новая Заря» (бывш. «Брокар»), и там довольно близко познакомилась с Полиной Жемчужиной. Общение они поддерживали до кончины Жемчужиной.

Что касается морских приборов управления зенитным огнем, то первоначально руководители наркомата поручили их разработку московскому заводу № 213, который относился к ВМУ и с 1932 г. проектировался как завод авиаприборов. Для ускорения ввода в строй этого нового завода ему было передано начатое строительство «Термоаппаратстроя» в Филях у станции Кутузово, где была проведена перепланировка корпусов. Костяк нового предприятия сформировали, разделив приборостроительный завод «Авиаприбор» (завод № 230), часть производства которого по механическим авиаприборам была переведена из места в Грузинах в Кутузовскую слободу. Первую продукцию завод № 213 по авиационным неэлектрическим приборам выдал в 1933 г. Когда возникла тематика МПУАЗО, то ее решили разместить именно на этом заводе. В начале 1936 г. на завод были переведены работники с завода № 205, в частности И.Я. Левин, а также из бывшей мастерской по разработке заградительных авиационных мин (ЗАМ), затем в июне 1937 г. передали танковую группу из КБ-21. В сформированном таким образом отделе № 27 были разработаны центральные приборы МПУАЗО «СО» и «СОМ».

Для проектирования и разработки стабилизированного поста МПУАЗО было организовано бюро на заводе «Прогресс».

Работа по созданию первого отечественного морского ПУАЗО типа «Горизонт-1» для первого же крейсера советской постройки «Киров» (проект-26) во многом определила дальнейшую судьбу А.И. Шокина. Помимо эсминцев «сталинской серии» в планы строительства ВМС РККА на 2-ю пятилетку были включены и крейсеры. Комиссия А.К. Сивкова, ознакомившись с легкими и тяжелыми крейсерами, строившимися в Италии, сочла возможным приобрести один или несколько готовых крейсеров. Итальянцы продавать готовые корабли отказались, но согласились на постройку новых, либо на поставку отдельных частей и техническую помощь в проектировании и строительстве. 19 марта 1933 г. Наморси Орлов утвердил «тактическое задание на легкий крейсер с механизмами (турбинами) итальянского крейсера «Монтекукколи». Крейсер был спущен на воду в рекордно короткие сроки – уже 30 ноября 1936 г., а 12 марта 1937 г. на нем впервые подняли пары и проверили работу турбин (итальянской поставки). Советское руководство стало считать, что строительство первого советского крейсера завершится в ближайшее время, но тут начались задержки с производством артиллерийского и радиовооружения и других компонент. Причины задержек были непонятны и стали вызывать раздражение.

Ввиду важности решаемых флотских задач А.И. Шокина стали приглашать на совещания в наркомате у начальника Управления судостроительной промышленности Тевосяна, у наркома и в Кремле, вплоть до председателя Комитета обороны, самого Молотова. Дело, однако, продолжало двигаться крайне медленно. Стали задумываться на крайний случай для главного калибра использовать ПУС «Мина-7», а для зенитного калибра заказать МПУАЗО и силовые следящие приводы заказать в Италии.

В состав «Горизонта-1» помимо зенитного автомата стрельбы (ЗАС) СО-26 в центральном зенитном посту входили: гировертикаль «Газон» – копия одного из приборов фирмы «Сперри», два стабилизированных поста наводки СПН-100, размещаемых побортно, и еще ряд постов и устройств для дистанционного автоматического наведения орудий Б-34. Разработка ЗАС для «Горизонта-1», судя по индексу, велась на заводе-213, а всей системы – в КБ завода-212 под руководством С.А. Изенбека.

Основная наука находилась в Ленинграде, московская еще не окрепла, да и стена между наукой и производством казалась непреодолимой. Был конец 37-го года, а работы по ЗАСу и другим компонентам схемы «Горизонта-1» находились все еще в начальной стадии. Слишком сложной была эта система для молодого советского приборостроения.

Однажды[131] А.И. Шокину последовал очередной вечерний вызов в Кремль в уже знакомый кабинет, но неожиданно оказалось, что там их встречает не Молотов, а, стоя с папиросой в руках, сам Сталин. Не подав вошедшим руки и не пригласив сесть, Сталин высказал им, что постройка первого советского крейсера – важнейшее политическое дело международного значения, которое срывается по их вине: «Крейсер готов, а из-за вас не может вступить в строй. Когда наконец будет поставлена система?» Руководящие старшие товарищи предложили отвечать самому молодому и неопытному. По самым оптимистичным его прогнозам, работы не могли завершиться ранее, чем через два года. Внутренне осознавая малую реальность и этого срока, А.И. Шокин из чувства самосохранения назвал полтора года и начал объяснять все сложности системы. Сталин послушал и через какое-то время задал вопрос: «А почему вы пытаетесь все сделать сами? Почему не распределяете работу по другим заводам, способным ее выполнить?» – и начал объяснять, откуда можно получить помощь и где могли бы быть размещены для ускорения заказы на те или иные компоненты системы. По словам Александра Ивановича тогда он впервые услышал четкое объяснение, что такое кооперация и как ею нужно пользоваться для дела. Обозначив круг предприятий, Сталин предложил немедленно приступить к практическому кооперированию и определил срок поставки системы в полгода.

– Сделаете в срок – будете награждены по-царски, не сделаете, пеняйте на себя, – сказал он в конце встречи.

Промышленники попросили Сталина для ускорения работ разрешить обратиться к коллективам названных предприятий от его имени.

– Если это вам поможет, обращайтесь, – получили они ответ, и в ту же ночь Шокин с коллегами отправился в Ленинград.

Историю об этой встрече А.И. рассказывал много раз, поскольку она имела для его судьбы важные последствия. Конечно, рассказы в разных аудиториях имели некоторые различия, но крайне незначительные. При вычислении даты вызова использовано, что официально флаг на крейсере «Киров» был поднят 26 сентября 1938 г., но при этом в акте приемки отмечена неготовность системы «Горизонт». Ее приняли на вооружение только в 1939 г., да и то с ручным наведением орудий, поскольку силовой электрический привод на зенитных орудиях к этому моменту так и не был сделан.

Чтобы улучшить координацию приборостроительных предприятий в области разработки и производства ТОС решением СНК СССР от 3 марта 1938 г. и приказом наркома оборонной промышленности за № 102с от 25/III-38 г., из Главэспрома (5-го ГУ) с 10 апреля 1938 г. было выделено 20-е ГУ – Главное управление промышленности военных приборов и телемеханики в составе:

– действующих заводов №№ 192, 205, 206, 209 и 212;

– Научно-исследовательского института № 10.

К ним позднее были добавлены строящийся завод № 251, примыкавший к заводу № 205 и строящийся Опытный Московский завод Особого технического управления, переименованный в завод № 252 НКОП[132]. Специализацией этого завода стало производство морских ПУАЗО, для чего сюда с 1.10.1938 по 1.01.1939 г. необходимо было перевести оборудование и кадры по их выпуску с завода № 213.

Таким образом, в состав 20-го Главного управления вошли заводы с самыми разнообразными профилями (по одному только заводу № 209 насчитывалось 17 специализаций, включающих в себя до 2 тыс. различных приборов). Вновь организованному 20-му Главному управлению необходимо было вести работу по двум направлениям:

– по обеспечению выполнения программы, принятой 5 Главным управлением;

– по профилированию заводов в части специализации по отдельным отраслям оборонной техники (приборы управления огнем, военная телемеханика,

– гидроакустика, гироскопия и спецсвязь).

Начальником главка – организатором новой подотрасли военного приборостроения – был назначен Василий Петрович Терентьев, который вступил в должность 5 апреля 1938 г., о чем и выпустил свой приказ по 20-му ГУ за № 1. А.И. Шокин приказом по НКОП от 14.04.38 № 168-к был назначен заместителем начальника и главным инженером нового главка. Ему шел двадцать девятый год. С Василием Петровичем у А.И. Шокина сложились хорошие отношения, они даже, что называется, «дружили домами» еще много времени после того момента, когда судьба развела их по разным ведомствам.

Начальником Пятого Главного управления НКОП остался И.Г. Зубович.

Скорое продвижение молодежи по служебной лестнице было характерным явлением того времени, и предпосылками для него были отнюдь не только последствия репрессий старых специалистов. В отрасли значительно вырос технический уровень производства и науки, и ее руководство смело выдвигало на руководящие посты на заводах, в конструкторских бюро и институтах, в аппарате наркомата молодых талантливых специалистов, проявивших себя в практических делах. Старые кадры с огромным кругом новых задач, с выполнением плана, как видно из документов, не справлялись. Так было не только в оборонной промышленности. Все народное хозяйство росло очень быстро, и для руководства им были необходимы кадры квалифицированных специалистов – инженеров, техников, архитекторов и т. д. Решением этой задачи занимались соответствующие органы ЦК ВКП(б), перенесшие сюда свой большой опыт по подбору партийной номенклатуры. В 1939 году в аппарате ЦК было создано Управление кадров, которое возглавил Г.М.Маленков. Управлением были взяты на учет все без исключения инженеры и вообще специалисты, в том числе и беспартийные. Что бы ни случилось, кто бы ни умер, и какая бы катастрофа на страну ни обрушилась, Маленков и его команда должны были за несколько часов, а то и минут представить списки возможных квалифицированных заместителей.

В дни празднования своего 75-летнего юбилея Александр Иванович сетовал: «За мою жизнь мне, при моем возражении и моем до слез страхе 4 раза меняли направление работ. Во времена Тухачевского – техника особой секретности (приборы наведения, гидроакустика, телесамолеты, телекатера, телетанки, телефугасы)…»

Итак, теперь он стал работать в центральном аппарате Наркомата оборонной промышленности. Размещался он в Уланском переулке в только что отстроенном здании, фасад которого выходил на будущий Кировский проспект. Здание строили для Управления московского метрополитена, но оно приглянулось вновь назначенному вместо Рухимовича наркому оборонной промышленности М.М. Кагановичу (старшему брату шефа Московского метро Лазаря Кагановича). Он внес в правительство предложение передать его НКОП, что и было принято.

В описываемое время в том же наркомате, только в главке по производству брони, работал известный впоследствии ученый член-корреспондент АН СССР В.С. Емельянов. В его воспоминаниях приведены некоторые характерные черты обстановки, в которую попал А.И. на новой должности.

«Во всех наркоматах работали ночами. Ранее двух-трех часов ночи никто не уходил. Являлись же на работу рядовые сотрудники более или менее аккуратно. Ответственные, как правило, задерживались и приезжали позднее. Несмотря на то, что я уже несколько месяцев работал в наркомате, привыкнуть к здешним условиям никак не мог. Огромное количество бумаги и постоянные заседания как-то подавляли».

Наркома оборонной промышленности М.М. Кагановича Емельянов характеризовал так:

«Это был грубый, шумливый человек. Я никогда не видел его с закрытым ртом – он всегда говорил и всегда поучал, любил шутить, но шутки его были часто неуместны, неостроумны и оскорбительны для тех, кого они затрагивали… М.М. Каганович плохо разбирался в технике дела, и наркоматом, по существу, руководили его талантливые заместители И.Т. Тевосян, Б.Л. Ванников и М.В. Хруничев». Эти оценки соответствуют тому, каким вспоминал М.М. Кагановича сам А.И., но мне запомнилась его самая краткая характеристика: «Взбалмошный был человек».

Зато о другом своем начальнике, Иване Тевадросовиче (Федоровиче, как во время войны переделал на русский лад его отчество Сталин) Тевосяне, А.И. Шокин всегда вспоминал с большим уважением. Тевосян пришел в Наркомат оборонной промышленности из Главспецстали и сначала был начальником Главного управления по производству брони. Затем его назначили главным инженером управления военного кораблестроения, учитывая, что для линкоров и крейсеров брони потребуется очень много. Поскольку Тевосян не был специалистом-кораблестроителем, а должность главного инженера предусматривает решение в первую очередь технических вопросов, то это назначение поначалу вызвало много разговоров. Но скоро они смолкли: во-первых, потому что новый главный не растерялся, а во-вторых, потому что Тевосяна быстро утвердили начальником этого главка, а затем заместителем наркома, курировавшим судостроительную промышленность. Металлург по образованию и опыту работы, Тевосян понял специфику проектирования в кораблестроении и сумел в короткие сроки организовать и обеспечить решение сложнейших вопросов.

Как-то, делая доклад на совещании в узком кругу у Тевосяна, А.И., волнуясь, увлекся лишними словами и начал не к месту вставлять: «Понимаете?» Тевосян – человек в душе горячий – терпел, терпел, но не выдержал и врезал: «Слушай, ты что думаешь, мы тут все ишаки собрались, а ты один все понимаешь?»

С тех пор А.И. старался следить за своей речью и избегать слов-паразитов.

Хотя все же в его речи иногда проскальзывали неправильности, впитанные с детства в семье. Так он до конца жизни иногда в слове «портрет» не произносил первое «р», или говорил «у мами», хотя писал все абсолютно правильно. Его молодая жена подсмеивалась над этими особенностями шокинского семейного говора (так говорили и отец и оба брата). У нее самой, обученной в советской школе тридцатых годов, таких дефектов речи уже не было. Когда они поженились, то в том же 1938 году по распоряжению Народного комиссара оборонной промышленности А.И. Шокину была предоставлена квартира с жилой площадью целых 44 квадратных метра в новом доме в Малом Пионерском (Патриаршем) переулке на Патриарших прудах (дом 5, квартира 2).

В этом же доме получили тогда квартиры авиаконструкторы Н.Н. Поликарпов, А.С. Яковлев, С.В. Ильюшин, конструктор авиационных двигателей А.А. Микулин и другие известные, и даже рядовые деятели «оборонки». После войны авиаконструкторы разъехались по другим новым домам и только А.И., живший на втором этаже первого подъезда, да В.Н. Челомей – малоизвестный еще конструктор ракетной техники, получивший квартиру двумя этажами выше, долго еще оставались верны этому «дому героев», как его почему-то называли тогда в округе. Впрочем, свои народные названия получили и другие приметные дома: на Садовой-Кудринской был «генеральский» дом с одноименным продуктовым магазином (в конце 80-х там был магазин «Кабул»), был «Морфлот» на улице Чайковского (Новинском бульваре) и др.

Ну а в самом конце 1938 года вместе с женой А.И. пришел в пустую квартиру. Они постелили на пол газеты, достали чайник и чашки – единственное пока свое добро, вскипятили на газовой (редкое новшество) плите воду и уселись на газетах пить чай…

Главному инженеру главка Наркомата оборонной промышленности полагался служебный автомобиль. Не «газик», не «эмка», а шикарный ЗИС-101! Конечно, молодой человек двадцати восьми лет, тем более ухаживавший за девушкой, не мог отказаться от удовольствия самому сесть за руль машины, и в сентябре все того же 1938 года А.И. сдал экзамены и получил водительские права.

Характер у Александра Ивановича был сильный, он не боялся самых решительных действий во имя достижения поставленных целей. Довольно часто с первых дней пребывания в новой должности он подписывал документы вместо начальника главка, даже когда тот был на месте. И характер иногда приводил его к таким действиям, которые начальнику приходилось сдерживать. Так, временно замещая начальника главка, разбираясь с состоянием совместного энергетического хозяйства расположенных рядом с НИИ-10 заводов №№ 205 и 25 и найдя серьезные упущения, он не постеснялся выпустить приказ с объявлением выговоров их руководителям, включая А.Ф. Шорина. В.П. Терентьеву пришлось по возвращении к исполнению своих обязанностей выпустить свой приказ, которым действие приказа своего заместителя он приостанавливал до собственного разбирательства.

После осмотра построенного главного корпуса ВГИТИСа. В первом ряду слева направо: парторг В.И. Внуков, начальник Главного управления В.П. Терентьев, заместитель наркома А.М. Редькин, директор института А.Ф. Шорин, главный инженер Ф.М. Гусев

Должность главного инженера главка предполагала техническое руководство производством всей разнородной продукции, выпускавшейся подчиненными заводами, и новыми разработками. Теперь А.И. Шокину нужно было разбираться не только в системах управления огнем корабельной и зенитной артиллерии; к ним добавились приборы телемеханики и гидроакустики, гироскопии, инфракрасной техники, самонаведения и даже шифраторы.

В.П. Терентьев

Вновь организованному 20-му Главному управлению необходимо было вести работу по двум направлениям: во-первых, по обеспечению выполнения годовой программы, принятой еще в 5-м Главном управлении; во-вторых, по профилированию заводов в части специализации по отдельным отраслям оборонной техники (ПУС, МПУАЗО, ПУАЗО, ПУК, КСиС, УЗПН и УЗПС и морской и сухопутной телемеханике).

С первой частью главк в основном справился, выполнив программу 1938 г. на 102,3 %.

Что касается специализации заводов, то это была очень непростая работа, учитывая предыдущие этапы их создания и развития. В состав 20-го Главного управления вошли заводы с самыми разнообразными профилями (по одному только заводу № 209 насчитывалось 17 специализаций, включавших в себя до 2 тыс. различных приборов)[133].

Тем не менее завод № 209 был одним из двух лучших по выполнению плана – досрочно выполнил план 1937 г. по ПУС и перевыполнил план по приборам управления кораблем на 34 % и по приборам корабельной сигнализации и связи на 30,7 % со 100 % выполнением ассортимента. При этом производство гражданской аппаратуры связи и аппаратуры поисковой сигнализации с завода № 209 были выведены, а на заводе КЭМЗ № 1 НКСвязи было организовано производство однократной телеграфии для нужд гражданских наркоматов. Эту работу продолжала запланированная на 1939 г. передача производства пожарной, охранной и тревожной сигнализации на завод «Спринклер».

«Это давало возможность приступить к просмотру расцеховки завода по специализациям:

1. ПУС береговые и морские для мелких судов.

2. Приборы управления кораблем и корабельной сигнализации и связи.

3. Телеграфия для НКО и НКВМФ.

4. Спецтелеграфия»[134].

В 1938 г. заводом было освоено производство бильдаппаратов ФТ-37, 2-полосных аппаратов Бодо, штемпеля времени, аппаратов ПШЗ-2, звукометрических станций СЧЗ-36, полевых баллистических станций ПБС.

Новая номенклатура все же шла в производстве с трудом. По отчету за 1938 г. звукометрической и баллистической аппаратуры вместо 3282,6 т.р. по плану было выпущено на 1534 т.р., т. е. 46,7 % (в натуральном выражении это означало, что звукометрических станций СЧЗ-36 было сдано 10 вместо 25, а полевых баллистических станций ПБС – 2 вместо 26), а объем выпуска аппаратуры «Топаз VII» вместо 544,8 т.р. составил только 21,5 т.р.

Правда, это недовыполнение было перекрыто перевыполнением объемов по приборам управления кораблем, ПУС, корабельной сигнализации и связи и водолазной телефонии.

По номенклатуре гражданской продукции тоже были отступления от плана:

а) телеграфных аппаратов СТ-35 сдали 707 шт. вместо 800,

б) аппаратуры пожарной сигнализации – 467 шт. вместо 560.

И это недовыполнение было перекрыто по объему перевыполнением по телеграфным аппаратам Бодо, Уитстона и диспетчерским станциям.

Причины невыполнения указывались, как это зачастую бывало, в работе поставщиков комплектующих, в частности в недопоставке реле заводами «Красная Заря» и № 192 для аппаратов пожарной сигнализации [135].

Годовой тематический план выполнен на 113,8 %. Заводом был разработан целый ряд аппаратуры оборонного значения, из которой некоторая часть по своей характеристике превзошла по оценке главка аналогичную заграничную аппаратуру. Среди этих работ были отмечены: телемеханизация стрелкового оружия, прибор для определения начальных скоростей снарядов (Дельта) и прибор для измерения скоростей отката и наката тела орудия при выстреле (Велосиметр), телефонная аппаратура для бронепоездов, автоматизированный рулонный телеграфный аппарат для спецсвязи и быстродействующий ондулятор для связи на подвижных объектах.

В решении по докладу директора главком было записано поручение в собственный адрес, а именно: Главному Управлению разрешить вопрос о слиянии фототелеграфной группы завода № 209 с лабораторией № 8ЛФ НИИ-10 в одну лабораторию и закрепить ее за заводом № 209[136].

Вторым лучшим по всем показателям заводом в главке был завод № 212, выполнивший задание 1938 г. по оборонной продукции на 105,4 %, хотя по сравнению с 1937 г. оно выросло на 149,1 %. При этом удалось выполннить на 100 % график по продукции особого назначения. В 1938 г. отсюда вывели производство электроизмерительной аппаратуры и с 1939 г. приступили к осуществлению плана реконструкции завода для специализации его на ПУС, МПУАЗО и артиллерийских гироскопических приборах.

Завод № 206 уже был специализирован на производстве приборов гидроакустической связи, приборов пеленгования судов (шумопеленгаторы) и навигационных приборов (эхолоты). Основную номенклатуру завода составляли шумопеленгаторы «Марс», эхолоты «ЭМС-1», фонари «Семенова» и др. Однако план по номенклатуре был выполнен заводом всего на 59 %.

Невыполнение плана заводом объяснялось, с одной стороны, отсутствием утвержденных заказчиком образцов, а с другой – систематическими изменениями ими же технических условий, и в процессе производства аппаратуры, и при заводских испытаниях. Как отмечено в отчете за 1938 г., «… до 1938 г. завод № 206 представлял из себя неорганизованные мастерские бывш. «Водтрансприбор», не имевшие конструкторских и технологических кадров и производившие скопированные образцы заграничной аппаратуры».

В 1937 г. НИМИС выдал заводу «Водтрансприбор» задание на создание станций УЗПС для подводных лодок «Альбион» и надводных кораблей «Полярис», а затем и УЗПН «Тамир-1» для надводных кораблей. Однако в плане опытных, проектно-конструкторских работ и стандартизации 1938 г. не были выполнены темы «Альбион», «Комета», «Уран», а темы «Меридиан», «Юпитер» и «Стрелец» не выполнены и не начаты. Серийная оборонная продукция по номенклатуре выполнена только на 59,5 %. Среди причин этого срыва главк указал неиспользование по своему целевому назначению кадров, полученных с помощью главка от НИМИСа[137].

Качество продукции завода № 206 было низким. Аппаратура часто выходила из строя вследствие затекания воды в приемник ШП, плохо была выполнена электромеханическая часть, плохое конструктивное оформление. Аппаратура недостаточно отрабатывалась в образце и поспешно запускалась в производство. До 1938 г. номенклатура для ВМФ состояла из 15 образцов гидроакустической аппаратуры, из них 6 – звукоподводной связи (ЗПС) и 9 – шумопеленгаторных установок (ШП). Такое разнообразие типов затрудняло постановку правильного технологического процесса, исключало взаимозаменяемость отдельных узлов, затрудняло изучение, эксплуатацию и ремонт у потребителей.

Ряд недостатков аппаратуры повлиял на ее применение и вызвал недоверие к ней со стороны командного состава, который не знал и так и не научился ее использовать. Отработанная тактика использования гидроакустических средств отсутствовала, не было организовано систематической тренировки слухачей. Незнание техники доходило до такой степени, что при покрасочных работах подводной части корабля мембраны приемных устройств закрашивалось кузбасслаком, в результате чего аппаратура выходила из строя. По этому вопросу пришлось издавать специальный циркуляр.

Производственные мощности завода № 206 уже не справлялись с потребностями быстро растущего ВМФ, а переход на новую, более трудоемкую, технику мог привести к уменьшению выпуска гидроакустической аппаратуры. В связи с этим в 1940 г. правительством было принято решение о строительстве нового завода-дублера для ее серийного изготовления в г. Пензе со сроком ввода в строй в конце 1942 г. Но произведенные УС ВМФ подсчеты показывали, что строительство одного завода не покроет дефицит гидроакустической аппаратуры, который образуется к началу 1943 г. Продукцию нового завода можно было ожидать не ранее 1944 г., учитывая период освоения производства[138].

В отчете завода за 1938 г. констатировалось, что в результате полного развала технического хозяйства в 1937 году и отсутствия технической документации к 1938 году завод пришел технически неподготовленным.

К началу 1938 года заводское КБ и лаборатория с опытным цехом представляли несвязанные между собой, самостоятельные единицы, подчиненные непосредственно дирекции завода. Лаборатория занималась в основном экспериментированием, зачастую оторванным от практических потребностей завода. Задачи ликвидации узких технических мест в производстве, установление единой технической линии и направленности не ставились и не разрешались.

Отчеты за проделанную научно-исследовательскую работу не оформлялись. Электрические и другие данные, необходимые для изготовления аппаратуры выдавались с большим опозданием и ошибками. Технические условия на аппаратуру, составлявшиеся лабораторией, не отрабатывались, имели много ошибок и не были увязаны ни с конструкцией, ни с возможностями завода.

Опытный цех ютился в маленьком неприспособленном помещении. Почти не имел станочного оборудования. Работал бесконтрольно, как в части выполнения заданий, так и в части потребления материалов и средств. Учет и хранение деталей организованы не были. Изготовление образцов тянулось годами и в течение и 1936, и 1937 годов было выпущено всего 3–4 сравнительно несложных образца.

Конструкторское бюро, приняв в свое время чертежи из ЦРЛ и целой группы маленьких бюро, занимавшихся разработкой гидроакустических приборов, не осваивало их и не приводило в единую систему.

В чертежном хозяйстве элементарный порядок отсутствовал. Исправления в чертежах производились конструкторами самовольно и нигде не фиксировались.

КБ работало без всякого плана и контроля. В разработке аппаратуры конструкторами был полный произвол. Нормализации и стандартизации никакой не было. Оплата производилась по количеству выпущенных листов, без учета их качества. Штат конструкторов был малоквалифицированным и имел прослойку авантюрного элемента. Архивное хозяйство было запущено, чертежи не восстанавливались и не выверялись. Не только синьки, но и кальки выдавались кому угодно, без всякого учета. Почти на все опытные работы из конструкторского бюро выходили чертежи на ватмане (белки), без оставления следов в КБ. Белки амортизировались и терялись, и восстановить конструкцию было совершенно невозможно. Такое состояние лабораторно-конструкторского хозяйства привело к тому, что программа 1938 года осталась неподготовленной ни с точки зрения своевременной и качественной отработки технических условий и схем, ни с точки зрения конструктивной и надлежащего оформления чертежей. К началу 1938 года выяснилось, что ни одно изделие не подготовлено технически к запуску и основные приборы требуют конструктивных переделок и уточнений. Достаточно сказать, что по программе января 1938 года ряд основных приборов были наспех выпущены конструкторским бюро в отдел подготовки производства и в плановый отдел лишь в начале января.

Такое положение привело к срыву технологической подготовки производства, запоздалой проработке и спуску программы и нереальности ее вследствие необеспеченности технологией и инструментом.

И такая ситуация была характерна для большинства заводов, поэтому сразу после своей организации главком были созданы так называемые технологические бригады с задачей выявить состояние организации технологических разработок и оснащенности главнейших изделий специн-струментом, организации производства, ОТК, калиброванного и инструментального хозяйства и т. д. Представленные ими отчеты показали, что «враги народа, орудовавшие на заводах и в главке в 1937 г. добились снижения темпов технического развития и технологического роста заводов. Так:

а) Существовавшие на заводах Отделы Подготовки производства на всех заводах были расформированы, кадры квалифицированных технологов и конструкторов-инструментальщиков распущены или использовались не по назначению и на второстепенных работах.

б) Подготовка производства, как правило, отставала от запуска на 6 и более месяцев на всех заводах Главка.

в) инструментальные цеха находились в запущенном состоянии (малы по мощностям и некомплектны по оборудованию) – программы по инструменты составлялись так, что изготовляли инструмент на снятые с производства изделия (заводы №№ 192, 209). При острой недостаче специнструмента цеха работали в одну смену.

г) Перспективами внедрения новой, стахановской технологии, обеспечивающей снижение трудоемкости на изделия, никто не занимался.

д) Отсутствовали по цехам единая технологическая документация и ее учет, а также передача опыта и изучения стахановской работы

Такое положение с технологией по заводам привело к полному отсутствию технологической дисциплины, к самотеку и кустарщине в производстве». <…>

В течение 1938 г. на основании приказа № 103 на заводах была проведена перестройка работы, организованы отделы главного технолога и конструктора (там, где их не было), обеспечившие начало организации производства. Это, в частности, помогло и заводу № 206 выйти к 1939 году с подготовленными заделом.

Для родного А.И. Шокину завода № 205 1938 год по отчету директора В. Левши «явился годом подъема производственной деятельности завода, – развития технической мысли, – укрепления производственной и технической дисциплины, годом окончательного освоения серийного производства одной из сложных и трудоемких схем для морских объектов.

Годовой выпуск товарной продукции в 3,37 раза превысил фактический выпуск ее в 1937 г., полностью была выполнена программа по морским объектам [ «Мине-7»], по которым при всей напряженности сил в 1937 г. завод не мог изготовить ни одного объекта. Завод выполнил программу по системе «С-2», для производства которой пришлось преодолеть ряд значительных трудностей технического, технологического и производственного порядка, выпущен ряд новых опытных образцов, в создании которых принимали участие, помимо опытного цеха, все производственные единицы завода»[139].

Чтобы достигнуть таких результатов, пришлось перестроить работу завода в области разработки и корректировки конструкторской и технологической документации в соответствии с приказами наркома оборонной промышленности №№ 103, 249 и 232 и 20-го Главного управления НКОП № 9 и 29. Вместо разбросанного по отдельным цехам технологического аппарата, чья технологическая документация вызывала многочисленные изменения, исправления и большой брак в производстве, был создан отдел главного технолога, где сконцентрировали всю разработку технологического процесса с полной увязкой с заводским оборудованием и чертежами технического отдела.

Технический отдел, в свою очередь, был разделен на 2 отдела: главного конструктора и отдел обслуживания текущего производства. Задачей первого являлась разработка новых объектов производства, модернизация изделий текущего производства и обслуживание изготовления опытных образцов. Задачи второго определялись его наименованием – обслуживание текущего серийного производства.

«Кадры решают все», – говорил тов. Сталин. Это легло в основу работы руководства завода в деле подбора, обновления и укрепления руководства цехов и отделов. Троекратная смена руководства завода за период 1937—38 г. повлекла ряд перемещений в руководстве отдельными цехами, порой весьма неудачных (Белянский, Червяков и др.), поэтому еще в начале года пришлось заново пересмотреть руководящие технические силы цехов и кадры на укрепление их черпать из состава работников завода. Из среды инженеров, мастеров и рабочих-стахановцев были выдвинуты на руководящие посты люди, впоследствии целиком и полностью себя оправдавшие»[140].

В 1938 г. заводом были изготовлены образцы новых приборов оборонного значения, часть из них – впервые не только в СССР, но и за рубежом. К ним помимо торпедного автомата стрельбы ТАС относили силовую синхронную самосинхронизирующуюся передачу СССП и электрическую машинную силовую синхронную самосинхронизирующуюся передачу ССП; легкий звукоулавливатель ЛЗ, спиральный пост управления ПУ; ЗАС «Вест» на переменном и постоянном токе, а также облегченную телефонную передачу «Сирена»[141]. Выступая на заседании Военного совета при НКО, прошедшем 21–27 ноября 1937 г., начальник УПВО РККА командарм 2-го ранга А.И. Седякин довольно высоко оценивал возможности зенитной артиллерии:

«Что говорит опыт сражений современной войны в Испании о возможностях противовоздушной обороны средствами истребительной авиации и зенитной артиллерии? Вы прекрасно знаете, что истребитель является грозным врагом против любых типов самолетов. Но только теперь мы узнаем, какую громадную роль в противовоздушной обороне играет зенитная артиллерия.

Наша зенитная артиллерия – пушка 1931 г. с прибором «ВЕСТ» – вполне современное оружие; она дает значительную эффективность на высотах до 5–6 тыс. метров. Эта пушка обладает также достаточно высокой меткостью, достаточно высокой скорострельностью, чтобы наносить действительные поражения авиации, чтобы создавать непреодолимые для авиации огневые заграждения. Недостаточно мощен снаряд – по калибру и поражающему действию.

Большую вспомогательную службу для ПВО-пунктов должны будут выполнять в ночных боях прожектора и звукоулавливатели. Звукоулавливатели являются главным образом средством артиллерийским для стрельбы ночью и в облачную погоду по звуку невидимой цели. То, о чем здесь говорил мельком Воронов, о необходимости для зенитной артиллерии стрельбы по звуку, стрельбы по звучащей, но невидимой цели, является еще не решенной, весьма важной задачей. Особенно в наших условиях, когда и днем не всегда будет достаточная видимость для стрельбы с оптическим дальномером, а тем более в ночных условиях стрельба со звукоулавливателем будет иметь решающее значение.

Опыт целого ряда учений показал, что ночью стрельба по самолетам с прожекторами имеет ту невыгодную сторону, что прожектора помогают врагу в бомбометании, пока лучи шарят по небу в поисках цели. Если же и ночью вместо прожекторов применять только звукоулавливатели, чего наша зенитная артиллерия еще не умеет, тогда демаскировки обороняемого пункта не будет. В этом году под Ленинградом в одном из зенитных артиллерийских полков мы провели серию опытных учений со звукоулавливателями. Выяснилась полная возможность вести огонь батареей с помощью звукоулавливателя с достаточной меткостью по цели, летящей со скоростью 70 м/сек.»[142]. <…>

Однако план по валовой продукции заводом № 205 выполнен не был, что объяснялось главным образом «недостатком рабочей силы, а также неудовлетворительной системой организации производства и планирования, в результате чего при недостатке рабочей силы имели место простои и сверхурочные, особенно в сборочных цехах» [143].

Начальник артиллерии РККА комкор Н.Н. Воронов: «Вопрос стрельбы зенитной артиллерии по звуку нужно изучать и это дело разрабатывать. У зенитчиков большая задача – научиться ведению огня по штурмующей авиации. Много трудностей в деле обучения, но много трудностей мы имеем в зенитной артиллерии из-за несовершенства приборов управления и нужных звукоулавливателей».

Завод № 212 был один из лучших по главку, выполнивший задание по оборонной продукции в «ценностном выражении» на 105,4 %, а по сравнению с 1937 г. на 149,1 % при 100 % выполнении графика тов. Тевосяна по продукции особого назначения, и все остальные работы, вошедшие в утвержденный Правительством график, были выполнены. Однако и здесь план по ассортименту был выполнен на 96,4 %. Среди невыполненных 5 позиций были схемы ПУС «Баррикада 3», «Акур» и по гироскопии «Курс-11».

Заводом впервые были изготовлены и сданы заказчикам системы «Горизонт», «Бугель», «Бомба», «Курс-1» и ВРШ и большое количество схем изготовлены по сверхплановым спецзаданиям.

На заводе № 212 во исполнение приказа наркома за № 164сс шла работа по его превращению в завод проектирования и изготовления сложных систем ПУС и навигационных приборов для тяжелых кораблей большого военно-морского флота. На это в 1938 г. была направлена работа отдела главного конструктора[144]. <…>

В докладе было сказано о перестройке работы в соответствии с приказом № 103 Наркома и № 29 Главного управления – так же, как и на заводе № 205, был организован отдел главного технолога. Это позволило обеспечить выполнение программы текущего года и провести подготовку к 1939 г. по заказам «Молния АЦ», «Мина», «Горизонт-1», «Курс-11», «Полюс» и «Горизонт-2». Правда, инструментальный цех здесь подчинили не главному технологу, а главному инженеру завода и планировали его работы планово-производственным отделом[145].

Будучи главным инженером, А.И. Шокин постоянно занимался вопросами работы и развития конструкторских и технологических подразделений на заводах главка. Уже упоминалось, что на заводе № 206 не было системы ведения чертежей и работали по «белкам» (по эскизам). Не было системы в чертежном хозяйстве и на заводе № 192; по заводам № 205, 212 в чертежах основного производства по отдельным заказам было большое количество брака («Мина», «Вест»). Такое же положение было по НИИ № 10, где система чертежного хозяйства только начинала создаваться, а реальные результаты ожидались не ранее 1939 г.

Наилучшее положение было на заводе № 212, но если в 1938 г. отделом главного конструктора завода была решена задача проектирования современных систем ПУС, то в 1939 г. ему предстояло обеспечить производство рабочими чертежами. Кроме того, была поставлена задача по созданию второй мощной проектно-конструкторской базы приборостроения в г. Москве, куда уже передавались разработки ПУС по новым проектам лидеров и эсминцев. Для этого требовались кадры, и подготовка их в большой степени зависела от ОГК завода № 212.

С Симой

Наконец в 1939 г. нужно было развернуть работы по созданию схемы МПУЗО для легких кораблей военно-морского флота, не имевших еще разработанной схемы.

По результатам выполнения приказа ГУ № 29 об организационной перестройке подготовки производства А.И. Шокин 10 сентября 1938 г. провел совещание с главными технологами заводов в Главном управлении. Совещание было проведено неформально, с посещением выставки точных приборов в Политехническом музее и кабинета обмена опытом завода точной механики № 69. Очень непростым вопросом было обеспечение точными шарикоподшипниками производств гироскопов разных типов и назначений и других точных приборов. На эту тему в 1938 г. было проведено два совещания с представителями заводов №№ 209, 205 и 212 в Главшарикоподшипнике. В результате этих усилий появились единые технические условия по главку для шарикоподшипников «Экстра».

Глава 5 Четвертое главное управление

Самые сложные и неприятные задачи А.И. Шокину пришлось решать на заводе № 192. В докладе[146] директора завода № 192 Духовского по годовому отчету по основной деятельности завода за 1938 год объяснялось, что срыв заводом программы выпуска был вызван:

«а) Вредительским руководством в течение 1937 г. и первой половины 1938 г., что привело к полному развалу основных звеньев работы завода: отдела Главного Конструктора и Главного технолога и Планового отдела.

б) Организацией производства на заводе и планирования, тормозившего выполнение производственной программы. Цеха были построены по замкнутому циклу, без увязки трудоемкости изготовляемой продукции в отдельных цехах с их мощностью, что вызывало систематические простои и штурмовщину.

в) Системой изготовления аппаратуры без отработанных чертежей и технологических процессов».

И одним из первых приказов В.П. Терентьева как начальника 20-го ГУ был приказ о создании комиссии по проверке работы этого завода и его директора. Председателем комиссии был назначен А.И. Шокин[147]. Четыре члена комиссии из пяти человек провели собеседования, собрали устные и письменные данные о состоянии дел на заводе.

В упомянутом докладе директора приводятся в кратком виде факты, установленные комиссией:

«До 1 августа 1938 г. все цеха завода были построены так, что они являлись маленькими заводами в заводе, выполнение программы без контроля и руководства было предоставлено цехам, все, что требовалось цехам для выполнения, интересовало только цех, который должен был делать все, начиная с получения чертежей, материала, инструмента полуфабриката, составления материальных заявок, кончая выпуском готовой продукции.

Цеха находились на бесконтрольной системе учета, позволяющей начальникам цехов всегда скрываться за объективные причины, творить в цехах произвол, заваливать склады неликвидами, скрывать брак и не отвечать за него, разваливать стахановское движение, бесконтрольно расходовать государственные средства, искусственно создавать удорожание выпускаемой продукции и, как результат, изготовлять продукцию в убыток для завода. <…>

Загрузка завода производилась не подготовленными к производству объектами, программа завода даже в III квартале договорами была обеспечена только на 50 %, так что программа без расчета, по определению на глазок, сознательно была принята на невыполнение. <…>

Запущенные стихийно в производство объекты без надлежащего учета образовали на складе готовых деталей неликвиды, причинившие заводу колоссальные убытки в сумме 4 000 000 руб. (объекты: 2, 10, 14, 3, 6, 20 и др.), в то же время уплачивались значительные суммы премий работникам завода за неотработанную и не сданную продукцию, как то: по объектам № 10 и № 28, а в показателях выполнения программы заводом давались неверные сведения и путем разных операций завод с заказчиков получал огромные суммы за неотработанную и несданную продукцию».

Помимо этого нужно иметь в виду, что продукцией завода (объектами, о которых говорится в документе) в основном была аппаратура для телемеханических катеров, телемеханических танков и прочей экзотике, связанной с именем М.Н. Тухачевского. Неудивительно, что военные заказчики теперь, в 1938 г., старались от своих заказов откреститься, а директор никаких мер не предпринимал.

Приведем еще несколько примеров из доклада:

«Объект № 14. Из числа заданных по плану 1180 приборов завод сдал заказчику только 1030, недовыполнение получилось в силу изменения заказчиком (в сентябре месяце) технических условий, на уже изготовленную заводом продукцию.

Объект № 18. Объект является переходящим с 1937 г. в количестве 3 комплектов, которые в заводских условиях сданы заказчику. Кроме того, завод должен был сдать по дополнительному договору 2 компл. в декабре месяце. Переходящие 3 гр. находились в таком состоянии, что определить их возможность использования в армии было невозможно, т. к. изготовление их производилось без надлежащего технического руководства и контроля, с отступлением от образца ВЭИ, поэтому запуск в производство следующей партии без проверки и отработки чертежей, и испытания в действительных условиях произведен быть не мог. Испытания в действительных условиях будут производиться в 1939 г.

Объект № 28. Объект серийный, в производство был запущен полной серией по неотработанным чертежам, техническим условиям, а также конструктивно измененным против опытного образца, изготовленного заводом в 1937 г.

Объекты № 38 и 39 (опытные). Объекты весьма серьезные, правительственного задания, невзирая на это старое руководство никаких мер к разработке и подготовке производства к выпуску не принимало. <…>

Объект № 45 является Правительственным заказом, чертежи на который были получены вместе с опытным образцом с завода № 209 в феврале месяце 1938 г. По август месяц, кроме переговоров и споров с заказчиками о договоре ничего заводом сделано не было. <…>».

Ну и так далее.

1-й экземпляр акта Комиссии был направлен в НКВД. Исходя из документов и биографии бывшего директора А.М. Бодрова, можно предположить, что органам НКВД акт о его вредительской деятельности был не нужен, и судьба его была уже предрешена.

Андрей Михайлович Бодров с низшим образованием был старый большевик с 1915 г., взаимодействовал тогда с «межрайонцами» (троцкистами), в 1917 г. активно участвовал в революции. Он стал директором завода после того, как несколько лет был начальником треста «Точмех», занимался развитием часовых заводов, много и подолгу в связи с этим ездил за границу. Бодров был арестован 20.06.1938 г., а 26 июля нарком внутренних дел Н.И. Ежов направил И.В.Сталину подготовленный начальником 1-го специального отдела НКВД СССР старшим майором государственной безопасности И. Шапиро «расстрельный список» (арестованных, подлежащих суду Военной коллегии по первой категории), куда фамилия Бодрова была включена под № 17.

В этом списке из 139 государственных деятелей, чекистов, военных, такие известные деятели, как Я.С. Агранов, Я.И. Алкснис, И.П. Белов, A. С. Бубнов, И.М. Варейкис, П.Е. Дыбенко, И.И. Вацетис, Н.В. Куйбышев, И.А. Пятницкий, Я.Э. Рудзутак, И.С. Уншлихт, И.А. Халепский, ТЯ. Чубарь, B. В. Шмидт, Б.З. Шумяцкий, Я.А. Яковлев и др. Из руководителей предприятий – директор авиазавода № 24 им. Фрунзе И.Э. Марьямов и начальник ЦАГИ Н.М. Харламов.

Здесь же и руководители электрослаботочной промышленности В.И. Романовский, Н.М. Синявский, и нарком оборонной промышленности М.Л. Рухимович. Часть из этого списка была приговорена 28 июля к смертной казни на открывшемся 10 июля 1938 г судебном процессе по делу участников военного заговора. Другая часть высоких военачальников, арестованных еще в 1937 г, выслушала свои приговоры 29 июля[148]. А.М. Бодров был приговорен Военной коллегией Верховного Суда СССР к расстрелу по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации 19 августа. Расстрелян в тот же день.

Если посмотреть показания подследственных, то, отбросив обвинения в шпионаже, из них проявляется реальная картина результатов их работы. Вот, например, что показывал М.Л. Рухимович о размещении промышленности, договоре с «Радиокорпорэйшн» и др.:

«Вопрос: Вы ничего не сказали о вредительской концентрации предприятий оборонной промышленности на границах СССР.

Ответ: Вы совершенно правы. Свыше 20 % рабочих, занятых в оборонной промышленности, сконцентрировано в Ленинграде на заводах, производящих важнейшую оборонную продукцию. Как, например, все морские приборы, почти вся радиотехника, капсюльное производство, производство оптических приборов и производство изделий точной механики. Как известно, Ленинград подвержен воздушным налетам противника, так как он расположен в непосредственной близости к границе. Таким образом, все эти предприятия находятся под прямой угрозой разрушения, что грозит армии лишением важнейшей оборонной продукции.

Вопрос: Теперь дайте показания о вредительстве в радиопромышленности.

Ответ: Здесь я должен сообщить следствию следующее: вредительство в радиопромышленности имеет место на протяжении ряда лет, но особенно ярко оно вскрылось сейчас при проверке использования технической помощи американской фирмы «Радиокорпорэйшн». За договор с этой фирмой заплатили большое количество валюты и имели возможность на протяжении этого времени перенести на наши заводы самую новейшую последнюю технику по радиоделу. Между тем, хотя договор существует уже около полутора лет и сотни молодых инженеров были посланы в Америку для изучения этого дела, – до сих пор почти ничего не сделано в этой области.

Вначале по линии этого договора вредил ЛЮТОВ – бывший начальник 5-го Управления. После него всю работу срывал нынешний начальник 5-го Управления СИНЯВСКИЙ, привлеченный мною в организацию правых.

За исключением установки некоторых ниток по производству металлических ламп в Ленинграде на «Светлане» и закупки оборудования для Воронежского завода по производству радиоприемников и радиол, ничего не сделано. Достаточно сказать, что договор на конденсаторы (а это существенная часть радиотехники) дополнительно был заключен лишь в июле 1937года, то есть с опозданием больше чем на год.

Но самым важным фактом вредительства по радиотехнике является то, что армия до настоящего времени не имеет боевой радиостанции для истребителей.

Здесь по моим прямым указаниям вредил СИНЯВСКИЙ.

Большое вредительство произведено в области морского судостроения, причем организовано оно МУКЛЕВИЧЕМ совместно с ПЯТАКОВЫМ и УВМС (ОРЛОВ) и выразилось в следующем:

На крейсер [пр. 26 «Киров»] была запроектирована броня бортовая в 50 мм, явно вредительски, и только решением правительства в 1937 году это вредительство было исправлено. На самом крейсере организовано управление стрельбой одновременно из трех пушек, что при заклинивании могло бы вывести из строя сразу все три орудия[149]. На самом крейсере внутренний барабан башенки от стенок внешнего барабана расположен на расстоянии 20 мм, в то время когда на иностранных судах минимальное расстояние между внутренним барабаном и внешним составляет около 70 мм. Заклинивание этого барабана также выводит из строя башенную систему. Крупным вредительством было строительство эсминцев (миноносцы) [пр. 7], где машинное отделение было расположено линейным порядком, вместо эшелонного порядка, в результате чего эсминец имел вдвое меньшую живучесть, так как при попадании торпеды в машинное отделение весь эсминец выходил из строя. Правительство в 1937 году при рассмотрении этого вопроса предложило дальнейшее строительство вести эшелонным способом для ликвидации последствий вредительства. Еще один вид вредительства, проводившийся МУКЛЕВИЧЕМ за последние годы, сводился к строительству тральных судов, не могущих тралить без балласта».

Сам же Лудри[150], еще до своего ареста, выступая на заседании Военного совета при наркоме обороны СССР 1–4 июня 1937 г., посвященном разоблачению заговора М.Н. Тухачевского, сказал по поводу вредительства следующее:

«Лудри. Я хотел бы обратить внимание и Политбюро, и Военного совета на одно очень важное звено, которое, на мой взгляд, еще не выкорчевано в смысле вредительства. Это вопрос о научно-исследовательской работе, о конструкторском бюро, которое работает, вернее говоря, работало. Известно, что любимым занятием Тухачевского была его болтовня с авантюристами, которые шатались у него целыми стаями. Среди них два-три изобретателя нашлись. Более конкретный вопрос о работе Особого техбюро. Эта организация являлась монопольной организацией, по существу, для Красной Армии, которая изобретала, конструировала и поставляла, пыталась, вернее говоря, поставлять все новые изобретения. <…> Я считаю, что вся система работы в этой организации ведется вредительским порядком. <…>

Сталин. Неправильно?

Лудри. Не только неправильно, но вредительски. Что там происходит? Эта организация дала много армии, <…> но она могла дать неизмеримо больше и лучше. Благодаря громадному количеству людей, по тому оборудованию и по тем качественным государственным средствам, которые отпускаются, эта организация дает ничтожно мало и плохо. <…> Какая система существует? Во-первых, вот это самое Остехбюро. Создается такое впечатление, что люди выдумывают какую-то работу, создают то, что не нужно. Я, например, лично считаю вот эти маленькие подводные лодки, с которыми все возятся, которые пользуются большими симпатиями и уважением, они никому не нужны.

Сталин. Серьезно?

Лудри. Этим войну нельзя выиграть, но это встречало известное сочувствие.

Сталин. Встречало, пробовали.

Лудри. <…> Те же самые радиоуправляемые торпеды. Ведь Тухачевский возился с этим очень много и очень долго. Выдвинуты они были еще 5 лет тому назад, и вот смотрите, какая была система работы.

Сталин. Не только Тухачевский, но все смотрели и одобряли.

Лудри. И вот, т. Сталин, прошло 5 лет, кроме этого образца дело дальше не пошло.

Голос. На вооружении их нет.

Лудри. На вооружении ничего нет. Даем план на 30 млн. План 1932 г., план 1933 г., план 1936 г. фактически один и тот же план. План остается планом. Работа ведется? Очевидно, нет. Следующий более серьезный вопрос – особой техники.

Сталин. Кто их проверяет?

Лудри. Проверяют все, и [не] проверяет никто. <…> Основной заказчик – Управление морских сил. Я считаю, что вопрос особой техники – вопрос чрезвычайно серьезный. Там делаются и морские мины, и с торпедами возятся. Вопрос же заключается в том, как нам внедрить в Красную Армию вот эту особую технику. Наши специалисты, <…>утверждали в течение 2 лет подряд то, что сейчас дано <…>, в первые же дни войны будет сбито. Я потребовал от нашего начальника Управления т. Берга дать мне докладную записку, насколько это приемлемо. Берг представил записку, в которой пишет: «Все, что подано по линии самолетов, по линии Морских сил, есть не что иное, как очковтирательство и, конечно, как вредительство»[151]. Тухачевским тогда была назначена специальная комиссия, которая должна была практически проверить правильность этих заключений. <…> Эта комиссия дело свела вничью. <…> Мое личное убеждение, что это вредительское дело точно так же, как и по многим другим объектам. <…> Тухачевский <…> все перекладывал на Остехбюро, а нас обвиняли в незнании, в неумении и т. д. В ряде случаев, конечно, правильно, в ряде случаев неправильно.

Сталин. Насчет катеров я помню, катеров, которые двигает неведомая сила.

Лудри. Причем у НКТяжпрома были свои, у Остехбюро были свои. Должен еще раз отметить, что специалисты считают, <…> что <…>радио-управляемые торпеды в первые же дни войны будут расшифрованы и сбиты противником. Их система такова, что они не могут быть не сбиты. Это хотели проверить на практике, но т. к. руководил этим Тухачевский, дело свели вничью. По крайней мере, не было подтверждения этого дела. Что нужно для этого? Нужно, по-моему, сейчас учинить настоящую проверку, поскольку эти средства внедрены в массовом порядке» [152].

В выступлении начальника Электротехнической академии РККА Н.Н. Андреева на Военном совете при наркоме обороны СССР в ноябре 1937 г. в отношении военной радиосвязи было сказано такое:

«<…> В отношении выпуска радиоинженеров было вредительство в Военно-электротехнической академии. Там в течение 1936 г. выпустили только 7 радиоинженеров. Выпуск связистов старались свернуть. <…> Но находятся такие люди, как командарм т. Кулик, который ставит под сомнение: а нужна ли нам вообще Военно-электротехническая академия? <…> Я сам занимался морскими объектами и знаю, что в плане существуют и радиоуправляемые корабли, и щиты, и другие хорошие вещи. Но эти вещи, которые необходимы, они по плану не выполнялись. Вместо этого делали такие объекты, как, например, маленькие телемеханизированные подводные лодки. Мы знаем, что радиоволны распространяются метра на 2 на 2,5 под водой, а дальше не действуют. Такие вещи делали, которые нереальны, но никто это не контролировал[153]. Хочу остановиться на вопросах вредительства. Здесь начальник Управления связи говорил, что вредительство было в промышленности, но не только в промышленности, а и в системе Управления связи, в институтах связи <…>» [154].

Вот еще пример из выступления на том же Совете В.В. Хрипина:

«Стоит только вспомнить, что у нас делалось в части конструкций самолетов, в части изобретательства. Тухачевский брал на вооружение 6-моторные, 8-моторные и 12-моторные самолеты и тянул Туполева и других конструкторов на это вооружение. Остехбюро подало мысль о том, чтобы на самолетах перевозить подводные лодки в 18 тонн. И эта мысль поддерживается Тухачевским, и стоило большой борьбы доказать несамостоятельность такой идеи – 18 тонн возить для того, чтобы эта лодка выстрелила одной легкой торпедой. Почему [бы] не взять 18 тонн бомб вместо этой подводной лодки, если [бы] такой самолет был принят на вооружение?

Вот такие идеи проводились в жизнь, забивали нашу промышленность ненужными конструкциями, а нужное нам имущество мы подчас не получали. В самом деле, двухмоторные самолеты когда появились? В самое последнее время, после того, как шесть лет мы были без новых самолетов. Только по настоянию тт. Ворошилова и Сталина эти самолеты стали производиться на вооружение. У нас неплохо пошло дело с истребителями. И в это дело вмешался Тухачевский. Он призвал к себе артиллеристов, окружил себя синклитом ученых; те подсчитали, что для истребителей нужно поставить 12–16 пулеметов, и он с этой меркой начал подходить к новым конструкциям машин, ставил на них такое количество пулеметов…

<…> Бороться было трудно. Трудно было за всем этим делом увидеть руку врага.

Мы видели во всех этих решениях решения ответственных лиц, авторитетных, и не поднимали вопроса, т. к. следовало поднимать дальше, через голову этих авторитетов перед другими инстанциями. У нас не хватило на это мужества. В этом я также виноват, как и многие другие командиры, работающие в нашей Рабоче-крестьянской Красной Армии, к стыду и позору и моему личному»[155].

Так и с заводом № 192 и его директором.

На совете директоров в октябре 1938 г. говорилось о том, что перестройка завода в соответствии с приказом № 103, начатая только в августе 1938 г., еще не была закончена. Чтобы обеспечить загрузку завода и компенсировать сокращение объемов вследствие снятия ряда заказов по телеуправлению, объемы, на завод № 192 в соответствии с постановлением К.О. при СНК СССР переведено производство пеленгации самолетов (звукоулавливатели типа С-2) и приборов ПУ для управления зенитными сухопутными прожекторами на расстоянии. Для этого из отдельных мелких мастерских, во что было превращено производство, было организовано два самостоятельных цеха: цех телемеханической аппаратуры и цех приборов звукоулавливания. Это позволило объединить все мощности завода и правильно организовать производство.

Во втором полугодии 1938 г. на основании приказа Главного управления заводу № 192 с 205-го завода, где производство системы С-2 в 1938 году было закончено, были передано комплекты деталей, полуфабрикатов и покупных изделий на 10 систем и оставшуюся часть деталей. В план разработок 1938 г. приказом по главку было включено проектирование аппаратуры морской связи «Топаз VII» для кораблей проектов 68, 69, 30, 29, 59, и 48.

Очередное задание правительства требовало от главка в самое ближайшее время получить надежно работающую, полностью удовлетворяющую требованиям заказчика систему МПУАЗО для легких кораблей ВМФ. Совместным приказом по 10-му и 20-му Главным управлениям НКОП за 27 августа 1938 г. было предписано «Разработку эскизного проекта новой системы МПУАЗО для легких кораблей организовать на заводе № 212 с 1.IXс.г., для чего:

а) Директору завода № 213 т. Михайлову [К.И.] командировать к 30/ VIII-38 г. на завод № 212 группу проектных работников согласно прилагаемому списку.

б) Директору завода № 212 т. Мартынову [В.И.] и Главному конструктору завода тов. Юрьеву [Б.Б.] к ИХ организовать на заводе группу по эскизному проектированию…»

Еще недавно планировали к 1.06.1938 г. переработать в ГПИ-10 тех-проект завода № 213 в связи с его новой специализацией по производству морских ПУАЗО, но теперь его собирались очистить от излишней тематики, передав ее заводу № 212. Однако по планам нового главка на заводе-212 все большее место должна была занимать гироскопическая техника, и разработки новых ПУС и ПУАЗО стали частично перемещать на московские предприятия. Поэтому приказ был переигран, с тем, чтобы 1.10.1938 по 1.01.1939 г. перевести производство морских ПУАЗО со всем оборудованием и кадрами на строящийся завод № 252 НКОП. Пока же по приказу № 413с от 27.10.1938 г. 10 конструкторов отдела № 27 с завода-213 были переведены на завод № 205, и только в январе 1939 г. 27-й отдел завода был переведен на завод № 252.

Такая неопределенность в специализации предприятий, тем более научных, разрабатывающих не могла не сказываться отрицательно на результатах, а ответственность за это лежала на руководстве промышленностью. А круг разработок все более расширялся. Во исполнение приказа НКОП № 249 сс от 17/июля 1938 г. был выпущен приказ по 20-му ГУ за № 32, которым директору завода № 212 В.И. Мартынову предписывалось включить в план новых разработок 1938 г. и немедленно развернуть работы по проектированию ПУС для кораблей по проектам № 68 (легкий крейсер) и 69 (тяжелый крейсер) со сроками разработки технического проекта 1 ноября т.г. и 15 марта 1939 г.

Директору завода № 205 Шпигову приказывалось включить в план новых разработок 1938 г. и немедленно развернуть работы по проектированию ПУС для кораблей по проектам № 30 (эсминец) и 48 (лидер) со сроками изготовления эскизных проектов 1 ноября 1938 г. и технических проектов 1 февраля 1939 г.

Завод № 206 (директор Мотиенко) обязывался включить в план разработки 1938 г. проектирование гидроакустической аппаратуры (УЗПС, УЗПН и ШП) для кораблей по проектам № 68, 69, 30, 29 (сторожевой корабль), 59 (эскадренный тральщик) и 48 (лидер). С НИМИС необходимо было согласовать к 25 августа тактико-технические задания, а с 5-м Проектно-монтажным трестом – сроки и объем представления последнему необходимых материалов для эскизного, технического и монтажного проектов для этих судов (габаритные размеры, веса аппаратуры и пр.).

Ориентировочные сроки поставки аппаратуры для головных кораблей намечались на 1940 г.

Директору завода № 209 тов. В.И. Голубину поручалось включить в план новых разработок 1938 г. проектирование быстродействующей телеграфной аппаратуры и сигнализации «Птица» для кораблей по проектам 68, 69, 30, 29, 59, 48, уточнив объем имеющихся в плане разработок и согласовав тактико-технические задания с НИМИС. На основе тактико-технических заданий и эскизных проектов ЦКБ-17 разработать технические проекты на телефонную связь, сигнализацию и приборы управления кораблем по пр. 68 к 1 ноября 1938 г. и пр. 69 к 1939 г. Помимо связной аппаратуры заводу поручалось проектирование носовой дымовой аппаратуры.

Требовалось также согласовать с Электромортрестом сроки разработки Элморбюро эскизных и технических проектов на телефонную связь, звуковую сигнализацию и приборы управления кораблем для пр. 30, 29, 59 и 58 и ПУАО системы Гейслера для проекта-59.

Работ по оснащению строящихся кораблей и другой оборонной техники, как мы видим, было очень много. Для их своевременного выполнения использовались разные методы, и отнюдь не последним среди них была материальная заинтересованность. Жестокая требовательность сочеталась с поощрением достижений. Так приказом № 46 по Главку от 15.10.1938 г. премиальный фонд за исполнение морских заказов (как по постройке кораблей, так и по их вооружению) увеличивался с 3 до 4 %, а вот пример приказа о поощрении[156]:

«За успешную регулировку и сдачу заводом № 212 схемы главного калибра артиллерии (шифр «Молния») на крейсере «Киров» объявляю благодарность и премирую руководство завода в размере:

1. Директора т. Мартынова В.И. – 4000 р.

2. Заместителя главного инженера т. Богданова В.П. – 2000 р.

3. Главного конструктора т. Юрьева Б.Б. – 3000 р.

4. Главного технолога т. Титова Г.А. – 2000 р.

И выделяю для премирования коллектива участников регулировки и сдачи схемы 31 000 рублей.

<…>

Начальник ГУ Терентьев»

Головной болью оставались работы по телемеханическим катерам. Для рассмотрения всех имеющихся разработок и составлении предложений о порядке проведения дальнейших работ в этой области на основании приказа наркома оборонной промышленности за № 396 сс совместным приказом 20-го главка и Остехуправления была создана рабочая комиссия из представителей ЛФ НИИ № 20, ЛФ НИИ № 10 и завода № 192. Предложения комиссии нужно было представить в 20-е Главное управление и техническое бюро при наркоме оборонной промышленности к 5 ноября 1938 г. для обсуждения их совместно с представителями НКВМФ и окончательного доклада Народному Комиссару. От 20-го ГУ этим занимался А.И. Шокин[157].

Уже в скором времени после выделения в новом главке состоялся первый совет директоров, вернее собрание актива, как это тогда называлось.

Актив был посвящен итогам выполнения плана 3-го квартала и задачам по выполнению плана 4-го квартала и года в целом. После него должны были проходить активы на заводах. Заседание началось с доклада начальника главка В.П. Терентьева, потом выступали директора предприятий. Все как обычно, но для А.И. Шокина это было все же волнующим событием, так как перед такой большой, серьезной аудиторией ему выступать не приходилось.

А.И. Шокин – заместитель начальника20-го ГУ НКОП

Конечно, это не было тем выступлением, которыми он, годы спустя, восхищал слушателей на заседаниях коллегии Министерства электронной промышленности. Но тем любопытнее прочитать неправленную стенограмму того, что было сказано тогда[158].

«Программа 39 г. в том варианте, который мы сейчас намечаем и который представлен Наркомату Оборонной промышленности, имеет громадное увеличение по росту выпуска на заводах 20 Упр. Поэтому Нач. Гл. Управления абсолютно правильно мобилизовал внимание актива на тех основных кардинальных вопросах, которые должны быть разрешены в 4 кв. с тем, чтобы с успехом подойти к 39 г. <…> 4 квартал требует большого напряжения работы с тем, чтобы выполнить программу. Для этого необходимо разработать такие мероприятия, которые дали бы возможность хорошо работать. Самое основное это четкость в вопросах планирования. К сожалению у нас этот вопрос вылился в форму круговой поруки. Оказалось, что на всех заводах плохо поставлено планировании и поэтому некоторые директора к своему удовольствию напустились на это дело и ждут каких-то особых методических указаний от 20 ГУ.

Ведь что значит правильно планировать. Это значит спланировать не только выпуск, но и всю подготовку производства, всю обеспеченность производства и довести план до рабочего места.

Основное, на что мы должны обратить внимание, – это переход к сменно-суточному заданиям.

Люди думают, что если составить такой график, то его трудно проконтролировать. А вот сменно-суточные задания как раз и дают возможность проконтролировать выполнение графика.

Затем следует отметить, что в выступлениях почему-то не нашел отражения такой кардинальный вопрос, как снижение трудоемкости наших изделий. В конце концов могут бесчисленное множество раз говорить о технологии, приводить бесчисленные примеры, говорить о горячей штамповке, о литье под давлением, но если за этим не следует план снижения трудоемкости работ, разговоры будут впустую. Мы имеем очень богатые отчетные материалы, а на самом деле положение скверное. Может быть с болью в сердце но должны признать, что приказ 103 не выполнили. Ведь ни по одному изделию мы не можем сказать, что мы действительно снизили трудоемкость, тогда как приказ 103 говорит о борьбе с браком, об улучшении технологического процесса, сто направлено на снижение трудоемкости. Этот принципиальнейший вопрос, который ставил и Начальник ГУ должен найти отражение в работе активов заводов.

Надо вам сказать, что Наркомат Оборонной Промышленности представляет собой синдикат, который работает без всякой конкуренции. Поэтому получается, что мы армии не даем того, что он должна получать.

Я должен сказать, что мы стоим перед угрозой срыва. Я не могу вам оглашать опытные образцы, но скажу только, что если мы не сдадим, то останемся без продукции. Возьмем 192 завод, он загружается системой, которая была на 205 заводе. В IV квартале 192 завод должен освоить, отработать чертежи, изготовить технологию и пустить на положенные войсковые испытания. Только тогда на эти образцы можно получить заказ. Положение с этими образцами на 192 неудовлетворительное. Такое же положение и на 205 заводе. Основной заказ, который мы делаем для флота, требует исключительного внимания, а между тем он находится под угрозой срыва. И вот завод, который должен изготовлять образцы остается без программы.

Теперь о самих образцах. 205 завод. Там до самого последнего момента ОТК был подчинен Нач. Техн. Отдела, можно ли ожидать отработанный на опытном образце чертеж будет качественный? Нет, потому что сам начальник ОТК покрывает все свои ошибки в чертежном хозяйстве. Несмотря на кажущееся благополучие с чертежами на заводе 205, у меня все же нет уверенности, что они справятся со своей работой, потому что система С-2, которая успешно шла по чертежам ОТК в опытном цехе только потому, что контроль был возложен на сам Техн. Отдел.

Основная политика, которая проводится Главком заключается в специализации наших заводов. Это дает возможность уменьшить номенклатуру, оставить меньшее число деталей, увеличить партии и повысить производительность труда.

Что надо сделать в порядке подготовки к 39 г.?Надо сейчас же все внимание направить на пересмотр технологического процесса. Но здесь опять же нельзя подходить сразу, потому что когда подходишь вообще, то на этом ломаются зубы. Сразу охватить всю систему трудно, тем паче, что технологические кадры слабые. Вот и получается нежелание работать. Вас давят в том, что вы сразу не можете получить эффект. Начальник Главного управления совершенно правильно издал приказ, обязывающий технологию разрабатывать по приборам. Это скорее даст экономический эффект и начнет заинтересовывать людей.

Надо найти эффект тем громадным капиталовложениям, которые мы вкладываем по всем нашим предприятиям. А почти всем предприятиям 20 Управления реконструируются или же строятся новые помещения, во что вкладываются громадные средства.

Вот возьмите тот же 209 завод. Вопрос своевременного окончания строительства корпусов «Ж» и «З» и освоения этих новых корпусов даст возможность правильно решить вопрос специализации завода, более правильное распланирование этих цехов.

Инструментальный цех 209 завода находится в самом тяжелом положении. Помещение в 2 раза больше этого помещения, в котором мы сейчас находимся. Расширить его абсолютно нельзя.

Ввод в эксплуатацию строительства на 192 заводе, должен обеспечить правильный монтаж системы «С-2», которую мы там налаживаем.

20-й Главк сейчас проводит такую политику, что в части научно-исследовательских тем мы заводы от этих работ освобождаем и будем специализировать в НИИ № 10. Мы специализируем на то, чтобы часть проблем решать уже заводским порядком. <…>

Основной вопрос по 251 и 252 заводам. Завод № 251, тов. Федоров должен пустить в январе 1939 г.

Если он сумеет, для него это большая политическая и хозяйственная задача – успешно освоить производство элемента и освоить производство мощности на 205 завод. Если завод № 251 решит вопрос бронзового и стального литья, то это решит участь и наших механических цехов, потому что литье на сегодня поступает неудовлетворительное. Если ФЕДОРОВ сумеет перевести литье на машинную формовку, – это освободит колоссальное число ручного труда.

С другой стороны он должен готовиться к тому, что он должен примерно к середине 39 г. перенять на себя механическое производство системы «Мина».

Наконец, 252 завод. Тов. ПЕТРЕНКО кажется неправильно актив ориентировал, полная непроглядность, что они даже не видят перспектив. Тот объект, который они должны делать – его нет. Система «СО» будет у вас изготовляться, правда, не в таком количестве, которое было запроектировано, но в таком количестве, которое заказано. И с другой стороны мы этот завод будем специализировать и дадим возможность ему осваивать продукцию из той номенклатуры, которую дает нам заказчик».

Это выступление имеет характерное отличие от почти всех, в том числе и начальника главка, выступлений – в нем нет упоминаний «вредительства», без чего в 1938 г. трудно было обойтись. Не хотел вспоминать.

В докладе начальника Главного управления по годовому отчету за 1938 год подводились итоги работы первого отчетного периода работы нового главка. Отчет большой, на 76 листах, частично он уже использован в предыдущем материале, посвященном специализации заводов. Выполнение плана в целом по валовой продукции за 1938 г. составило 92,0 % с увеличением против 1937 г. на 24,6 %. Не выполнили план по валовой продукции следующие заводы:

№ 192 – 63,4 %, а против 1937 г. – 72,9 %.

№ 206 – 71,4 % – «– 135,2 %.

№ 205 – 94,3 % – «– 165,9 %.

План по товарной продукции был выполнен на 102,3 %, что превысило фактическое выполнение 1937 г. на 67,8 %. По оборонной продукции план выполнен на 90,3 %, на 173,7 % к фактическому выполнению за 1937 г.

Первые разработки единственного в главке НИИ № 10 соответствовали тематике Остехбюро (телепулеметы, телетанки, телекатера); непосредственно под руководством А.Ф. Шорина проводились разработки командных радиолиний управления фугасными зарядами. Однако в дальнейшем серьезное развитие в институте получили исследования инфракрасного диапазона волн и соответствующее развитие электронных технологий. С этой целью А.Ф. Шорин пригласил на работу в Москву изобретателя фотоэлектронного умножителя Л.А. Кубецкого из ЛЭФИ. Применение «трубки Кубецкого» взамен громоздких усилителей позволило решать принципиально новые задачи на основе инфракрасной техники.

За 1936 г. институт не выпустил ни одного заказа по договорам. Работа института руководство наркомата не удовлетворяла: работ проводилось много, но очень разбросанно, с большим количеством непонятных исследований без конкретных приложений. Начальник НИИ-10 Ф.Ф. Сучков был арестован и расстрелян, и новым начальником стал научный руководитель НИИ А.Ф. Шорин.

Оперативным вмешательством руководства главка в деятельность НИИ-10 было «выправлено направление его работ и создан перелом от научно-исследовательских работ «вообще» на разработку образцов, необходимых армии и флоту»[159]. Начальнику НИИ № 10 А.Ф. Шорину предписывалось обеспечить окончание во II кв. 1939 г. разработки системы опознавания, выделив ее из общего навигационного корабельного комплекса (шифр «Звезда»). В план 1938 г. института включили разработку эскизных и технических проектов системы опознавания для кораблей по пр. 68, 69, 30, 29, 59 и 48 с их изготовлением ориентировочно в 1940–1941 гг.

В отчете директора НИИ-10 за 1938 г., несмотря на его гриф «сс», был приведен только перечень для схематического представления о работе:

«Примером могут служить следующие объекты. В этом перечне указано только схематическое представление о работе, подробно смотри приложение «ТОС».

1. Изготовлена специальная группа телепулеметов, образец которого подвергается полигонным испытаниям в 1939 г.

2. Изготовлен и сдан макет аппаратуры для стрельбы реактивными снарядами.

3. Разработана и сдана заказчику специальная радиолиния на С.В.

4. То же на У.К.В.»[160],

а подробности вынесены в приложение «ТОС», которое в деле отсутствует. В целом отчет довольно самокритичный, поскольку его положительная часть не слишком впечатляет из-за НИРовского мелкотемья, а отрицательная часть включает крупные ОКРовские темы. В итоге, тем не менее, сделан оптимистичный вывод: «Вышеуказанный анализ деятельности института показывает его здоровый прогрессивный рост в научном, техническом и производственном отношении <…>».

И действительно, если за 1936 г. институт не выпустил ни одного заказа по договорам, то в 1937 г. по договорам были сданы новые оборонные разработки, как то: высотомер, полевые оптические телефоны, специальная опознавательная аппаратура на ИКЛ [инфракрасных линиях] для флота. В 1937 году под руководством Г.Г. Коннова была разработана, изготовлена и сдана заказчику аппаратура по управлению катером на ИК-волнах (система «Луна»).

В.Д. Калмыков, будущий министр радиопромышленности, возглавлял работы по созданию системы «Квант» для наведения с помощью ИК-лу-чей планера-снаряда с самолета на корабль. В 1938 г. количество сданных оборонных заказов еще возросло, Институт решил ряд принципиальных задач по новым техническим средствам вооружения армии и флота. В их числе – специальная группа телепулеметов, образец которой подлежал полигонным испытаниям в 1939 г. Были изготовлены и сданы заказчику макет аппаратуры для стрельбы реактивными снарядами, специальные радиолинии на средних, дециметровых и ультракоротких волнах, 20 эхолотов для слепого полета и посадки самолетов БК-2, значительно усовершенствованные по сравнению с моделью 1937 г., а также образец станции СИДО-2 с превышением ТТТ.

За счет госбюджета по Правительственному заданию был разработан технический проект на новый тип эхолота БК-3, образцы которого должны были быть изготовлены в 1939 г. Был изготовлен и сдан заказчику в реальных условиях макет «дальнобойной оптической телефонной станции с переходным устройством для включения в обычную автоматическую телефонную станцию». Был изготовлен, прошел полевые испытания и сдан заказчику дуплексный оптический телефон также с повышенной по сравнению с образцом 1937 г. дальностью.

Изготовлены приборы опознавания и пеленгации, которые прошли ответственные испытания для принятия в серию, сдан заказчику с перевыполнением ТТТ фотоприцел для противотанковой пушки, изготовлен действующий макет дуплексной стабилизации для слежения в 2 плоскостях.

Проработаны аппараты звукозаписи и воспроизведения (шоринофоны), а также электрокардиограф. Изготовленные партии этих приборов исчисляются десятками комплектов для НКО и гражданских организаций. Шоринофоны для механической записи на целлулоидную кинопленку использовались, в том числе, и в аппаратуре по засекречиванию связи вместо магнитофонов.

Наряду с положительными результатами по договорным заказам в докладе было отмечено невыполнение Институтом ответственного заказа на изготовление и сдачу телемеханической группы телетанков, что «нужно было считать большим прорывом в выполнении технической программы 1938 г.».

Не выполнены также заказы: а) выносной телемеханический пулемет, б) аппарат быстродействующей механической записи, в) аппарат по определению начальной скорости снаряда.

За счет госбюджета был изготовлен макет сервоприводов на электромеханическом принципе для больших танков, который прошел полевые испытания. Для целей радиоуправления была изготовлена радиолиния «КОНУС» с повышенной мощностью и дальностью и лабораторный образец малогабаритной радиолинии на дециметровых волнах. Был разработан и сдан на завод № 192 язычковый модулятор и звуковой генератор для инфракрасных линий (ИКЛ).

По вакуумным работам были разработаны лабораторные образцы генераторных, приемных и усилительных ламп для сантиметровых диапазонов. Изготовлены новые типы фотоэлементов с новыми слоями, малогабаритные лампы и тиратроны. Изготовленные образцы применены в аппаратуре для лабораторных целей внутри института, а часть переданы в другие институты НКО.

В части создания условий по выпуску малых и больших партий по заказам на 1939 г. институтом в 1938 г. были выпущены в опытных партиях 6 типов аппаратуры в количествах от 16 до 65 единиц в комплекте, и другие более мелкие партии.

Положение с размещением заказов по другим заводами 20-го Главного управления, по мнению директора НИИ, было неудовлетворительным. Заводы чрезвычайно неохотно шли на изготовление и отпуск на сторону своих нормалей несмотря на соответствующий приказ главка. Сам же НИИ № 10 в порядке технической помощи систематически выполнял работы по цветному литью для завода № 192.

В Ленинградском филиале (ЛФ) НИИ № 10 план за 1938 г. также не был выполнен: по товарной продукции выполнение составило 51,8 %, по валовой – 97,5 %. Первой причиной невыполнения в докладе указана многократная смена руководства предприятия: неудовлетворительная персональная кандидатура директора филиала и трехкратная смена технического руководителя и начальников руководящих отделов.

К этому добавились действия ряда правительственных комиссий по пересмотру всей тематики «ТОС», в частности по ЛФ НИИ № 10. Комиссии долго не выносили никаких решений, и большое число заказов осталось в тематике института на 1938 г., а закрыты они были только во второй половине 1938 г. При этом объем работ был все равно велик ввиду остатка гражданских заказов и дополнения новой оборонной тематикой.

Отсутствие оборотных средств ставило институт постоянно перед состоянием нехватки средств для выплаты зарплаты и закупки необходимых материалов при запаздывании сдачи этапов работ по срокам заключенных договоров.

В целом за весь 1938 г. НИИ-10 (вместе с филиалом) были сданы заказчику следующие наиболее важные имеющие оборонное значение работы:

1. УКВ-радиостанция для корабельной связи.

2. Стационарная аппаратура для перехвата и воспроизведения.

3. Стационарная аппаратура для перехвата и воспроизведения, отличающаяся от предыдущей конструкцией принятого аппарата.

4. Аппаратура механической записи на кинопленке сигналов быстродействующих телеграфных и телефонных передач.

5. Два телемеханизированных самолета У-2, производящих взлет, простейшие эволюции в воздухе и посадку.

6. Аппаратура артиллерийского наведения кораблей путем автоматической связи между ними.

7. Малогабаритный тиратрон к спецустановке в/ч 94 56, световые индикаторы, не требующие накала и могущие применяться в качестве тиратронов с холодным катодом в различных автоматических и телемеханических устройствах и универсальная газосветная лампа для бильдтелеграфии. <…>

«Номенклатура выпущенной продукции также говорит о том, что основных актуальных задач, стоящих перед институтом в 1938 г., т. е. вооружить: Красную Армию бильдаппаратурой (БАП, БАС и др.), Красный флот – телемеханической аппаратурой (Кварц IV, Кварц V, Зона и др.), контрольно-измерительными станциями (Карсы), аппаратурой блокировки инфракрасными лучами (Бамбук и др.), – полностью не выполнен.

Тематика на 1938 год в силу многообразия тем (63 темы) и их разнохарактерности определили широкий фронт работы института, лишили институт необходимой технической направленности и ясного технического профиля. <…>»

Производство разнообразных сложных видов вооружения быстро наращивалось, организация выпуска многих совершенно новых видов военной техники и непрерывная модернизация старых значительно усложнили руководство оборонной промышленностью. Наркомат рос не по дням, а по часам. Возникали все новые управления и отделы. Главное управление по военному приборостроению получило уже двадцатый номер. Нарком и его заместители просто физически не могли справиться с возросшим объемом работы. К ним трудно было пробиться. Возможно, поэтому вскоре было принято решение разделить Народный комиссариат оборонной промышленности на четыре наркомата: авиационной и судостроительной промышленности, вооружения и боеприпасов.

Директора еще не успели отчитаться за 1938 год, как 11 января 1939 г был образован Наркомат судостроительной промышленности, куда и был переведен 20-й главк в полном составе сначала под тем же номером, а 21 января получил номер 8. Три новых наркома – М.М. Каганович (авиапромышленности), Б.Л. Ванников (вооружения) и И.П. Сергеев (боеприпасов) – были назначены сразу, а утверждение четвертого – судостроительной промышленности – задерживалось. Тевосян очень переживал эту неопределенность своего положения, но в конце концов все разрешилось благополучно, и его тоже утвердили.

Остатки Главэспрома в виде 5-го Главного управления во главе с И.Г. Зубовичем в январе 1939 года были включены в состав Наркомата авиационной промышленности (НКАП) как 7-е ГУ.

Остехуправление было ликвидировано 31 августа 1939 г., постановлением Правительства за № 313сс. НИИ-20 5 сентября включили в состав 7-го ГУ НКАП, где он получил статус Центрального института авиационной телемеханики, автоматики и связи НКАП. В этом качестве Институт должен проводить разработки:

– аппаратуры авиационной и автоматизированной радиосвязи;

– аэродромного и самолетного радиооборудования для слепой посадки, радиодальномеров и радиовысотомеров;

– самолетного радионавигационного оборудования и аппаратуры для связи с радиомаяками;

– оборудования для обнаружения самолетов при помощи радиосредств;

– радиолиний, в том числе буквопечатающих, и др.

Но основной профиль работ институту был определен – радиолокация.

Согласно акту передачи от 25.09.39 общая численность Института – 781 человек, в том числе: инженеров – 249, рабочих – 292; занимаемая площадь составляет 11354 кв. м; количество лабораторий – 9; оборудования – 241 ед.; количество разрабатываемых тем – 23; стоимость работ – 7 млн руб.

НИИ-22 передали в ведение 8-го ГУ НКАП, а вот Ленинградский филиал НИИ-20 был объединен с Ленинградским филиалом НИИ-10 и уже как НИИ-49 поступил в ведение 8-го ГУ Судпрома.

Еще раз предоставим слово В.С. Емельянову:

«М.М. Каганович созвал прощальное заседание коллегии, были приглашены и все начальники главных управлений. Когда все собрались, он поднялся и еще раз сказал о том, что наркомат разделили на четыре, перечислил, кто назначен наркомами вновь образованных наркоматов, пожелал новым наркомам всяческих успехов, а в заключение сказал:

– Вот вам по карандашу на прощание, и больше я вам ничего не дам. Я уже старик, а вы люди молодые, наживайте себе добро сами».

Он сдержал слово – выпустил всех новорожденных наркомов «голенькими», и пришлось им обзаводиться всем заново. Тевосян решил проблему с домом тем же образом, что и Каганович: Наркомату судостроительной промышленности было передано здание Института иностранных языков по Петроверигскому переулку. Все главки разместиться там не смогли, и для трех из них было передано еще одно пятиэтажное здание в конце Рождественки.

Вместе с главком перешел в НКСП на должность заместителя начальника – главного инженера 8-го Главного управления (переименованного в 4-е после передачи части предприятий вновь образованному в 1940 году Наркомату электротехнической промышленности) и А.И. Шокин.

По меркам того времени этот главк соответствовал относительно небольшому научно-производственному объединению. В его непосредственном подчинении были семь заводов: 192, 205, 206, 209, 212, 251-й и 252-й, а также НИИ-10 с филиалом в Ленинграде[161]. А.И. Шокин руководил работой НИИ и пяти заводских конструкторских бюро, продолжавших разработку морских приборов управления артиллерийским огнем (212 и 205), телемеханических систем управления (252), гидроакустических (206) и инфракрасных приборов, гироскопов и приборов спецсвязи (209, НИИ-10).

Система ПУС главного калибра «Молния-АЦ», разработанная на заводе № 212 и впервые установленная на головном крейсере проекта 26-бис «Максим Горький», была чудом техники того времени. В ее состав входил уже ЦАС-1, более точный, предназначенный специально для крейсеров. Для управления стрельбой скорострельной зенитной артиллерии крейсеров этого проекта разработали более совершенную систему МПУАЗО «Горизонт-2», принимавшую данные о цели от стабилизированных по углу крена постов наводки СПН-200 с 3-метровыми дальномерами, – их стабилизация повышала результативность стрельбы в условиях качки.

Параллельно с морскими шли работы по сухопутным ПУАЗО. С появлением новых дальнобойных 76-мм и 85-мм зенитных пушек ПУАЗО-2 устарел, и для его замены более совершенным прибором на заводе № 205 имени Н.С. Хрущева на конкурсной основе началась разработка новых приборов.

Расчет ПУАЗО-3

Одним из ведущих специалистов по ПУАЗО из Артиллерийской академии, Н.И. Пчельниковым, еще в 1935 году был предложен прибор, получивший название «упрощенный» и шифр «СК». Образец, показавший хорошие качества при полигонных испытаниях, был изготовлен и испытан с положительными результатами.

Наиболее совершенным по результатам полигонных испытаний был признан ПУАЗО-3 на базе ЗАС СП, разработанный в 1939 г. В августе 1940 г. после того как еще несколько его образцов прошли дополнительные полигонные испытания, ПУАЗО-3 был принят на вооружение и запущен в серийное производство на 205-м заводе. Существенными недостатками ПУАЗО-3 был большой по численности боевой расчет в 7 человек и то, что, как и ПУАЗО-1 и ПУАЗО-2, он обеспечивал стрельбу только по визуально наблюдаемым целям. Дальнейшее совершенствование ПУАЗО механического типа потребовало бы еще большей численности расчета. Поэтому в решении задачи встречи снаряда с целью требовался переход от механизированного к аналитическому (вычислительному) методу, как это делалось в разрабатывавшихся морских системах.

В 1938 г. заводу № 205 поручили проектирование и изготовление новой системы ПУАО и ПУТС «Мина-30» на основе «Мины-7», предназначавшейся для эсминцев нового проекта-30. Руководство разработкой было поручено З.М. Либуркину. В мае 1941 г. после окончания заводских испытаний головной образец ПУС «Мина-30», был отправлен в г. Николаев для установки его на головном эскадренном миноносце «Огневой»[162].

Между предприятиями морского приборостроения 4-го главка НКСП ежегодно проводились конкурсы разработок. Так, например, в 1940 году в конкурсе схем ПУС принимали участие лаборатории заводов №№ 205, 212 и 251, и лучшими были признаны оригинальные схемы приборов завода № 251. Главным инженером там работал хороший товарищ А.И. Шокина Г.М.Чуйков, а отдел главного конструктора в то время возглавлял И.Я. Левин. Входившая в состав отдела электромеханическая лаборатория наряду с решением технических вопросов серийного производства одновременно занималась задачами по новым проектам схем ПУС. Для выполнения своего тематического плана лаборатория была хорошо оснащена разнообразными лабораторными измерительными приборами высокого качества и располагала всеми материалами. В ее составе была своя макетка, испытательная база и т. д. Для консультаций привлекался научный сотрудник Академии наук СССР кандидат технических наук Е. Попов. В результате выполнения темы появились контрольный прибор для определения точности сельсинов, автомат для усреднения поступающих в него измеренных величин, графитовая смазка для подшипников и др.

Уже тогда в характеристиках стали отмечать исключительные организаторские способности и инициативность А.И. Шокина. Среди промышленников и военных он стал пользоваться авторитетом. В апреле 1939 года большая группа работников приборостроительной подотрасли Судпрома была отмечена правительственными наградами, и Шокин получил из рук «всесоюзного старосты» М.И. Калинина орден Ленина за номером 4392 – редкую тогда награду. Сталин сдержал свое обещание, данное в памятном разговоре.

Работники судостроительной промышленности, награжденные государственными наградами. 1939 г.

Высокую оценку работы получил Александр Иванович: и повышение в должности, и трехкомнатную квартиру в новом доме, и орден, притом, что не имел высокопоставленных родственников, и взятки тогда давать было не принято. И это несмотря на то, что были у него многочисленные неудачи в работе, срывы сроков разработок и поставок новейшей оборонной техники, за которые, по сегодняшним представлениям о тридцатых годах, могли если не расстрелять, то уж посадить точно. Тем более что человек он был подозрительный – побывавший за границей.

Отношение к людям с таким пятном в биографии можно увидеть на примере ленинградских коллег А.И. Шокина. В 1935 году инженеры завода «Электроприбор» Разумов и Позерн с молодым специалистом Г.А. Титовым отправились в длительную командировку в Германию, Англию и США (все на ту же «Сперри»), а в конце тридцатых (в 38-м или 39-м) первые двое были арестованы. Другой пример из жизни конструктора ракетнокосмической техники – Владимира Павловича Бармина, – одного из коллег А.И., с кем ему довелось провести много дней на полигоне в Тюра-Таме. Бармин в те годы работал на «Компрессоре», совсем неподалеку от НИИ-10 и 205-го завода, и в 1936 году в составе большой группы инженеров с разных заводов страны тоже был послан Орджоникидзе в Соединенные Штаты. Почти все члены этой группы были потом репрессированы, а Бармина от ареста спасли связи в НКВД, оставшиеся со времени создания холодильной машины для Мавзолея.

А.И. Шокин вспоминал, как и он был вызван (может быть, доставлен, неизвестно) на Лубянку в одну из ночей[163]. Он шел по коридору, в котором сидели многочисленные подследственные, слышал крики допрашиваемых, доносившиеся из-за дверей, и мысленно прощался со свободой и жизнью. В кабинете, куда он пришел, следователь с татарской фамилией спросил его, знаком ли ему имярек. После утвердительного ответа протянул документ: «Читайте».

Это был донос на А.И., написанный человеком, на которого он сам, еще молодой и неопытный, никогда бы плохо не подумал, настолько тот всегда вел себя преданно и подобострастно. «Подхалим из подхалимов».

– Можете не волноваться. Вам мы верим, и этого человека предупредили, что если он будет продолжать писать клевету на честных людей, то будет наказан сам. А вы будьте осмотрительнее в выборе работников, – сказал чекист и подписал пропуск.

Спустя много лет А.И. узнал, что после ХХ съезда этот следователь покончил с собой. «Видно много на нем было загубленных душ, а вот со мной обошлось», – заключил Александр Иванович свой рассказ об этом случае.

Работа продолжалась. Ее напряженность еще более усилилась после Финской кампании, проявившей слабые места армии и флота. Руководящие работники оборонных отраслей знали, что война не за горами. Правда, началась она много ранее того 1943 года, на который рассчитывали, строя планы создания новой техники и мощностей для ее производства. Несмотря на несомненные достижения в разработке ПУС и ПУАЗО и других приборов, их производство для нужд флота и армии оставалось узким местом. В приемном акте и заключительном протоколе испытаний по головному эсминцу проекта 7 «Гневному», подписанном 30.10.38, в качестве «крупнейших недостатков, понижающих тактико-технические качества корабля», отмечались непоставка МПУАЗО «Союз» для 76-мм орудий, торпедного автомата стрельбы, гидрофонов и другой спецаппаратуры, неудовлетворительная работа звукоподводной связи.

По сходным причинам вновь не удалось в мае 1940 года выдержать уже неоднократно переносившийся срок сдачи крейсера «Максим Горький» – задержали поставщики и наладчики новых систем управления артиллерийским огнем. Когда 25 октября 1940 года государственные испытания крейсера все же завершились, то в приемном акте и дополнительном протоколе среди основных недостатков признавались «неотработанность схем ПУС и МПУАЗО». Довести автоматику наводки зенитных орудий мешало то, что создатели пушек не справились с задачей управления ими с помощью силовых синхронно-следящих систем, т. е. сами орудия можно было наводить только вручную, по старинке совмещая стрелки на циферблатах[164].

Не оставлялись попытки использовать зарубежный опыт. В.П. Терентьев в составе уже упоминавшейся комиссии адмирала Исакова был командирован в США, но в части артиллерии зенитного калибра и приборов управления стрельбой переговоры оказались безуспешными. Хотя возможность вести огонь, как по морским, так и по воздушным целям, у американских корабельных артиллерийских систем со 127-мм пушками позволяла кардинально разрешить проблему борьбы с самолетами. Важность, сложность и охраняемость этой системы была в то время такова, что на попытку разместить в США заказ на проектирование и постройку для нашего флота эсминцев с универсальной артиллерией, Морское министерство США ответило отказом.

В 1939—40 гг. появилась возможность ознакомиться с германским опытом, теперь в составе комиссии Тевосяна. Германия предложила купить недостроенный тяжелый крейсер «Лютцов», а также поставить вооружение с системами управления для советского легкого крейсера проекта-68 и тяжелого – проекта-69, находившихся в постройке.

Немецкие конструкторы добились впечатляющих результатов в борьбе с качкой, широко применяя гироскопическую технику для стабилизации постов наводки и самих орудийных платформ. Для усиления работ по гироскопии, проводившихся в ОКБ завода-212 под руководством первого главного конструктора морских артиллерийских гироскопических систем, навигационных приборов и синхронных следящих систем, главк подключил к ним НИИ-10 и завод-205. В Москву был переведен один из лучших уже тогда специалистов В.И. Кузнецов. Его уговаривал переехать сам Тевосян, который к этому моменту уже почти покинул судостроительную промышленность, чтобы возглавить Наркомат черной металлургии. Еще один центр создания гироскопов позднее появился в Саратове, куда в 1941 г. был эвакуирован завод-205.

Стало меняться к лучшему положение с гидроакустикой. За счет унификации число типов гидроакустической аппаратуры, выпускаемых на заводе № 206, было сокращено с 15 до 8, наиболее отвечающих требованиям флота. Вкупе с другими упоминавшимися мероприятиями по совершенствованию организации конструкторских и технологических служб, усилению контроля качества это позволило заводу в 1939 году впервые выполнить плановое задание, а в 1940 году только за 9 месяцев выпустить 53 комплекта аппаратуры звукоподводной связи (ЗПС) и 64 шумопеленгатора. Улучшилось качество продукции: корабли стали получать доброкачественную аппаратуру.

Наконец в 1940 году здесь начался выпуск первых отечественных гидроакустических станций «Тамир-1» для малых противолодочных кораблей. Правда, по параметрам они сильно уступали английским и американским гидролокаторам, да и выпуск их был очень ограничен, но все же это было лучше, чем ничего. Была также создана система ЗПС для линкоров «Арктур M-VII» с дальностью действия до 70 кабельтовых.

Принципиально новой аппаратурой для вооружения кораблей, которой в предвоенный период было уделено много внимания, была инфракрасная техника: прожекторы и теплопеленгаторы. Основные разработки велись в НИИ-10. Среди этих разработок были образцы береговых и корабельных теплопеленгаторов: для ночных артиллерийских стрельб «Гелий», приборов ночного опознавания на инфракрасных лучах, пеленгации самолетов и береговой связи на инфракрасных лучах. В 1939 г. на флотах было установлено 9 береговых теплопеленгаторных станций (БТП-36). В эксплуатации они показали хорошие результаты, обнаруживая корабли на расстоянии от 4 до 14 миль при отсутствии видимости. В октябре 1939 года успешно прошел испытания на Черном море лабораторный макет уже автоматического теплопеленгатора (АТП-40), созданный в НИИ-10, и на 1940 год заводу № 205 был выдан заказ на его корабельный образец.

В следующем году на Черном море были проведены испытания первых образцов аппаратуры «Фрегат» для взаимного опознавания надводных кораблей ночью, также разработанной НИИ-10.

Производство принятых на вооружение образцов было организовано на заводе № 192, хотя и в малых количествах. В 1938 г. здесь выпустили только 4 комплекта БТП-36, в 1939-м – всего лишь 3, на 1940 г. из-за ограниченности кредитов было заказано 8 комплектов. Перегруженный другими заказами завод № 192, не смог принять в 1940 году заказ на 5 заводских образцов «Фрегата» для проведения государственных испытаний, почему и пришлось ждать 1941 года. Монтаж заказанных на 1941 год 9 комплектов опытной партии на надводных кораблях, подводных лодках и торпедных катерах можно было ожидать только в 1942 году. Задерживалось изготовление берегового теплопеленгатора в автомобильном варианте. Таким образом, к началу войны флоты получили только ограниченное количество БТП-36.

На предприятиях 4-го главка проводились также лабораторные исследования и экспериментальные работы по созданию аппаратуры самонаведения торпед, которые вплоть до самой войны пользовались пристальным вниманием руководства наркомата. Так, 6 мая 1941 года приказом наркома И.И. Носенко обращалось внимание конструкторских бюро и некоторых заводов на необходимость ускорения работ по созданию аппаратуры самонаведения, которая «существенно повысит эффективность оружия», и намечались меры по обеспечению работ. А.И. Шокин вспоминал, что как-то при испытаниях управляемой торпеды[165], успешно попавшей в цель в присутствии морского начальства, радость создателей чудо-оружия была резко омрачена замечанием заказчиков, что аппаратура управления по своим массогабаритным показателям не оставила места для размещения боевого заряда. Разработчики, гордые возможностями своей системы, только теперь к своему стыду с чужой помощью заметили, что просто забыли о главной цели разработки оружия.

Некоторое представление о том, что являла собой «техника особой секретности» (ТОС) к началу Второй мировой войны и о месте в ней телетанков, можно получить из приводимого ниже документа (Плана заказов НКО, НКВМФ и НКВД на 1940 г.).

«Радиотелеуправление – уже не мечта, а вполне проверенная реальная действительность», – говорилось в книге В.П. Внукова «Физика и оборона страны», выпущенной в 1936 г[166] Первые работы по созданию ТБ-3 без экипажа относятся к 1933 г., когда к этому самолету в Остехбюро начали приспосабливать систему «Дедал», спроектированную первоначально для ТБ-1. Предполагалось использовать радиоуправляемый ТБ-3 как самолет-снаряд с управлением с командного КР-6. Основным препятствием являлось отсутствие надежного отечественного автопилота. Так, в июле 1934 г. в Монино испытывали самолет с автопилотом АВП-3, а в октябре – с АВП-7.

План заказов НКО, НКВМФ и НКВД на 1940 г. [отрывок]

Пояснения: НКАП – Наркомат авиационной промышленности, НКСП – Наркомат судостроительной промышленности; НКО – Наркомат обороны, НКВМФ – Наркомат Военно-морского флота, НКВД – Наркомат внутренних дел. Пояснения по всей перечисленной аппаратуре заняли бы слишком много места и прямо не относятся к нашей теме.

Но фактически до 1937 г. ни одного более или менее приемлемого устройства не получили. Существенных результатов с радиоуправлением ТБ-3 добиться не удалось. 25 января 1938 г. тему закрыли, а три использовавшихся для испытаний бомбардировщика отобрали.

Бомбардировщиков ТБ-3 успели построить много, но к началу 40-х годов тихоходный, тяжелый самолет устарел настолько, что применять его по прямому назначению было уже невозможно (хотя в 1941 г. от отчаяния были и такие попытки). Поэтому в сентябре 1939 г. идея была возрождена и вышло постановление Комитета обороны о создании «телемеханических» модификаций ТБ-3, СБ, И-16 и УТ-2. Работы предстояло вести заводу № 379 совместно с ленинградским филиалом НИИ-10, где в 1938 г. были испытаны два телемеханизированных самолета У-2, производящие взлет, простейшие эволюции в воздухе и посадку.

На все выделялось два миллиона рублей. В рамках проекта «Беркут» предстояло подготовить два варианта ТБ-3РН. На одном посадка не предусматривалась: прилетел, взорвался, и все. Зато во втором варианте самолет должен был отбомбиться в заданной точке и вернуться на свой аэродром. Первый вариант должен был выйти на испытания 15 июля 1940 г., а второй – 25 октября. В качестве самолетов управления хотели использовать СБ или ДБ-ЗФ.

В 1940 году произошло очередное изменение системы управления заводами. Был образован Наркомат электротехнической промышленности, и ему переподчинили Главное управление электрослаботочной промышленности, присвоив ему № 7. Остехуправление в НКОП было ликвидировано, а его предприятия были поделены между наркоматами. НИИ-20 (бывш. московский филиал Остехуправления) отошел к Наркомавиапрому,

К началу 1941 г. первый «Беркут» уже прошел контрольно-сдаточные летные испытания. Аппаратура «Кварц» была сделана совместно НИИ-20 и НИИ-21. ТБ-3 с посадкой планировали предъявить на испытания в июле.

В конце января первый самолет (его в документах именовали «ТБ-3 Бомба» или «Торпеда») выставили на государственные испытания, которые успешно завершились в марте. После этого пару из ТБ-3 и командного СБ передали на регулировочные испытания. Их проводили на аэродроме ЛИИ в Раменском.

В августе 1941 г. собирались сформировать первую эскадрилью специального назначения из «телемеханических» самолетов. Но началась война…

Не вполне удачные результаты характерны для практически всех работ с «техникой особой секретности». По разным причинам она не нашла широкого применения в годы войны, за исключением телеуправляемых фугасов. Так, принятый на вооружение дивизион торпедных катеров с волновым (радио) управлением использовался в нескольких эпизодах боевых действий Черноморского флота, где быстро выявилось слабое место системы: управление велось с самолета МБР-2, и для вывода из строя всего дивизиона было достаточно сбить или даже просто повредить этот тихоходный, почти не вооруженный самолет. Тем не менее довоенные работы по телеуправлению и самонаведению создали богатый научно-технический задел и кадровый потенциал для последующего бурного развития автоматизированных систем на базе достижений электроники.

Эти работы создали также предпосылки для создания отечественных шифровальных машин, причем не только единичных образцов, а и организации их промышленного выпуска. Разработки и выпуск всех основных компонент аппаратуры для автоматической защиты информации уже существовали в виде новых телеграфных аппаратов, бильдаппаратуры, ну и, конечно же, радиолиний для телемеханической аппаратуры. Да и принципы построения шифраторов были давно, с начала 20-х годов, известны.

Все, что связано с криптографией всегда сочеталось с понятием «государственной тайны». Недаром самые секретные документы имели гриф «Совершенно секретно. Особой важности. Хранить наравне с шифром». Государство, решившееся на создание своей шифровальной техники, способной противостоять лучшим дешифровальщикам мира, должно обладать высоким потенциалом научных, организационных, технических и производственных возможностей.

В 1930 г. заработали первые линии междугородной правительственной высокочастотной связи (ВЧ-связи) Москва – Ленинград и Москва – Харьков. Отметим, что сама технология ВЧ-связи без применения аппаратуры шифрования была совершенно ненадежна и могла защитить только от прямого прослушивания на обычный телефон, но ее можно было слушать на радиоприемник, расположившись недалеко от проводов. О незащищенности от перехвата ВЧ-передачи начальники отделов НКВД, передающие телеграммы по ВЧ были информированы специальным письмом своего руководства.

В.А. Котельниковым впервые в СССР были разработаны принципы построения телеграфной засекречивающей аппаратуры путем наложения на сообщение знаков гаммы (аппаратура «Москва»). Сама схема наложения гаммы на открытый текст была уже хорошо известна к тому времени благодаря изобретению Гильберта Вернама 1917 г.[167] Она оказалась очень привлекательной и долгое время использовалась в аппаратуре последующих поколений. Сам шифратор, сконструированный на электромеханических узлах, был сложным и громоздким. В основе конструкции лежал барабан, заполненный шариками. При вращении барабана через систему штырей из щелей шарики случайным образом скатывались по шести вертикальным трубкам на две движущиеся телеграфные ленты, которые были наложены одна на другую через «копирку». В результате на обеих лентах получался одинаковый рисунок – «дорожки» из случайно расположенных пятен. Затем по этим меткам ленты перфорировались. Эти ленты образовывали случайный ключ и рассылались на пункты установки аппаратуры. В 1935–1936 гг. на заводе «Красная Заря» было создано устройство автоматического засекречивания телефонных переговоров – инвертор ЕС (названный по фамилиям разработчиков К.П. Егорова и Г.В. Старицына) – и налажен его выпуск для каналов телефонной ВЧ-связи. Практически на всем протяжении Великой Отечественной войны и позднее для организации ВЧ-связи успешно использовались устройства этого типа.

Аппаратура защиты от перехвата правительственной ВЧ-связи заняла заметное место в разработках 4-го главка НКСП. В декабре 1938 г. представитель Научно-испытательного института связи и особой техники РККА им. К.Е. Ворошилова привез на завод № 209 технические задания на разработку шифрующих приборов-приставок: «С-306» – к телеграфному аппарату Морзе с питанием от сети, «С-307» – для журналистов с питанием от аккумуляторов, «С-308» – к телеграфному аппарату Бодо, «С-309» – к телеграфному аппарату «С-35». С институтом был заключен договор, после чего начались опытно-конструкторские работы. Во втором квартале 1939 г. «С-308» и «С-309» были приняты на вооружение. С третьего квартала того же года на заводе начался их серийный выпуск, который продолжился в 1942–1944 гг. на заводе № 707 в Свердловске. В последние предвоенные годы завод имени Кулакова (завод № 209) превратился в один из ведущих центров по разработке и серийному изготовлению данного вида ТОС (в 1940 г. объем этой продукции составил 5,6 % от валового выпуска предприятия). Самым массовым прибором-приставкой стал «С-308».

Сведения по применению засекречивающей аппаратуры в правительственной связи приведены в рапорте помощника начальника 3-го отделения 2-го специального отдела военинженера III ранга Ильинского от 8 декабря 1938 г. «Об обеспечении секретности правительственной ВЧ-связи» начальнику 2-го спецотдела НКВД СССР капитану госбезопасности Е.П. Лапшину:

«<…> 3. Возможность перехвата разговоров по ВЧ-связи на междугородных линиях.

Перехваты на линии возможны на станциях НКС посредством применения аналогичной аппаратуры ВЧ и с помощью специальных радиоприемников.

Для пресечения возможных подключений на МТС техниками ВЧ-связи и проверенными людьми ведется систематическое наблюдение за сотрудниками НКС.

Для выявления злоумышленного подслушивания разговоров ВЧ на специальные радиоприемники по нашим директивам повсеместно проводятся обследования радиоточек и перенос антенн на значительное расстояние (или перпендикулярно к проводам). Эта работа осуществляется с 1937 года.

Для затруднения специального подслушивания и предотвращения случайных перехватов на ВЧ-связях устанавливается аппаратура, шифрующая разговор (простое засекречивание, на 08.12.38 оборудовано 9 связей).

Кардинальным решением вопроса гарантирования от перехвата является специальная аппаратура, предотвращающая перехват даже при знании секрета схемы. Такого типа установка (С-1) разрабатывается на заводе «Красная Заря».

<…>

Для обеспечения полной гарантии секретности передачи телеграмм согласно постановлению СНК СССР от 17 ноября для установки на все телеграфные связи, работающие по каналам ВЧ, осуществлен заказ 30 штук (15 связей) приборов С-308-М, которые гарантируют почти полную невозможность расшифровки, даже при наличии такого же прибора у противника».

Практически весь 1936 г. на заводе № 209 ушел на разработку конструкции приборов и устройств, а в 1937 г. был завершен выпуск конструкторской документации на шифровальную аппаратуру «В-4». 8 февраля 1938 г. был образован Комбинат техники особой секретности, в который вошли конструкторское бюро, лаборатория спецтехники, технологов и сборочный цех специальной техники, созданный на базе опытного производства. По сути, внутри завода № 209 разместилось небольшое автономное предприятие техники особой секретности. Возглавил комбинат Г. С. Кукес.

Комиссия по проведению государственных испытаний рекомендовала принять «В-4» на вооружение, и соответствующий приказ Народного комиссара обороны СССР был подписан в середине мая 1938 г.

Для повышения эффективности шифровальной связи необходимо было иметь несколько моделей, отвечающих требованиям различных уровней управления армией и флотом. Вариант аппаратуры, в которой все приборы шифровальной машины объединялись в единую конструкцию, предложили ведущие конструкторы В.Н. Рытов и П. Судаков. Вариант, состоящий из двух приборов, предложил ведущий конструктор Н.М. Шарыгин. В июле 1938 г. работу начали сразу по двум вариантам, и к концу года оба были готовы. Однако уже при разработке первого варианта конструкции трансмиттер и дешифратор по многим параметрам и характеристикам превзошли аналогичные узлы базового изделия «В-4».

В 1939 г. Н.М. Шарыгин на основе предыдущих достижений успешно завершил работу, и с 1940 г. шифровальная машина «Изумруд» стала поступать в эксплуатацию параллельно с «В-4». «В-4», «М-100» – одни из первых советских шифрмашин, реализующих шифры гаммирования. В 1938 г. началось их серийное производство.

Шифровальная машина М-100 состояла из трех основных узлов: клавиатуры с контактными группами, лентопротяжного механизма с трансмиттером и приспособления, устанавливаемого на клавиатуру пишущей машинки, и семи дополнительных блоков. Общий вес комплекта достигал 141 кг. Только одни аккумуляторы для автономного питания электрической части машины весили 32 кг. Тем не менее данная техника выпускалась серийно и в 1938 г. была успешно испытана в боевых условиях во время гражданской войны в Испании (1936–1939 гг.), на Халхин-Голе (1939), во время Советско-финской войны (1939–1940 гг.). Шифрованная связь в этих военных конфликтах осуществлялась в звене Генеральный штаб – Штаб армии. Шифровальная техника первого поколения («В-4» и «Изумруд») предназначались для штабов высшего уровня управления вооруженными силами, там, где циркулирует наибольший объем стратегической и оперативно-стратегической информации.

Но необходимость разработки шифровальной техники, одинаково пригодной для всех звеньев управления, становилась все более очевидной. Было принято решение о проведении ОКР по созданию кодировочной машины с дисковым шифратором. В 1939 г. ОКР была закончена, и после войсковых испытаний «Кристалл» – такое имя получила машина – был принят на вооружение. С 1940 по 1941 гг. машина выпускалась заводом № 209, а во время Великой Отечественной войны (1942–1945 гг.) – его филиалом в Свердловске (заводом № 707). В 1939 г. большая группа рабочих, ИТР, служащих и руководства завода была награждена орденами и медалями.

К концу 1940 г. опытные образцы были изготовлены, испытаны и после исправления выявленных дефектов переданы заказчику на государственные испытания, которые телеграфный аппарат «НТ-20» со съемным шифрующим прибором прошел успешно и был принят на вооружение. С января 1941 г. на заводе № 209 в Ленинграде была выпущена установочная партия «НТ-20», а в 1942–1944 гг. аппарат выпускался серийно и филиалом завода № 209 – свердловским заводом № 707. Уже только то, что советская шифровальная аппаратура была разработана на заводе № 209 «с чистого листа» практически за два года, а на организацию ее серийного производства ушло менее года, является уникальным случаем в мировой практике, особенно с учетом общего состояния промышленности страны в 30-е годы ХХ века. Ведь помимо наличия необходимого количества специалистов по криптографии нужны были высококлассные конструкторы, инженеры, технологи, организаторы производства, рабочие высокой квалификации, хорошо оснащенное производство, специализированные контрольно-испытательные станции, самое совершенное диагностическое оборудование и пр. Вне завода необходимо было построить целую отрасль, обеспечивающую эксплуатацию шифровальных служб необходимой документацией (ключами разных видов, инструкциями, положениями, регламентами и другими необходимыми документами).

Как это ни выглядит странным с современной точки зрения, но работы по радиолокации в Наркомсудпроме практически не велись, хотя в Германии, США, Англии и других странах она развивалась в первую очередь для войны на море. Главной причиной этого были как общая неразвитость радиоэлектронной промышленности в стране, так и недооценка со стороны флотских заказчиков. В качестве средства обнаружения морских целей и их сопровождения при стрельбе в темное время суток или при плохой видимости они отдали предпочтение инфракрасной технике. НИМИС, где радиообнаружением пытались заниматься, после ареста некоторых своих специалистов, в том числе начальника института А.И. Берга, был в 1938 году преобразован в Научно-исследовательский морской институт связи и телемеханики (НИМИСТ РККФ) с соответствующим смещением акцентов в деятельности. В результате к началу войны флот располагал единственной корабельной станцией обнаружения воздушных целей «Редут-К», разработанной в НИИ-20 Наркомата электропромышленности на основе работ ЛФТИ. Летом 1941 года она была установлена на крейсере «Молотов» Черноморского флота. Предполагалось дальнейшее оснащение этими станциями строившихся линкоров и крейсеров, а также береговой обороны.

Из приведенного выше перечня направлений деятельности главка морского приборостроения (неполного) следует, что А.И. Шокину, как главному инженеру, приходилось уделять немало внимания и радиоэлектронной аппаратуре, хотя основные работы по радиолокации, связи и вообще по слаботочной технике были поручены вновь созданному Наркомату электротехнической промышленности[168]. Но возможности для развития радиоэлектроники у него были очень ограниченные: в то время на отечественных заводах специализация и кооперация была слабой, и практически каждый всю комплектацию для аппаратуры, за исключением радиоламп, делал для себя сам, а на обеспечение других ведомств радиокомпонентами мощностей не было.

В работах по проектированию и разработке новых специальных приборов, проводившихся на предприятиях главка, А.И. активно участвовал не только как организатор, но и как один из самых знающих и опытных к тому времени специалистов. Характерно для того времени было то, что при решении всех затруднений, возникающих на пути к конечной цели, первичной была выработка технического, инженерного решения, для выполнения которого и составлялись и принимались другие меры: организационные, материальные, финансовые или кадровые. Чтобы принимать такие решения, нужно было очень хорошо знать технику по всем направлениям главка, да и даже шире. Например, автору доводилось слышать от А.И. не только термин «визир центральной наводки», но и «цитадель корабля» или, например, что «трубу крейсера на море можно увидеть на расстоянии 40 км».

В круг обязанностей А.И. как главного инженера входила и работа с рационализаторами и изобретателями. Его коллега по должности в те годы, только в броневом главке Наркомсудпрома, В.С. Емельянов писал:

«К нам в главное управление поступало много разных предложений: и разумных и наивных. Этот поток предложений свидетельствовал о том, как много людей в нашей стране заботились об обороне и всячески хотели помочь ее укреплению.

Большинство из них искренне считало, что именно их предложения и были чрезвычайно важными. Разобраться в ценности каждого из этих предложений и установить, кто в действительности его автор – советский патриот или очковтиратель и эгоист, ищущий славы и денег, было делом нелегким… Было часто трудно отличить рационализатора от лжерационализатора, искренне заблуждавшегося – от авантюриста».

На этой почве у А.И. произошла история, которая странным образом получила продолжение через шесть лет, уже после войны. А началось все с того, что в 1939 году два работавших в НИИ-10, еще НКОП, инженера-изоб-ретателя Н.В. Дымма и Д.С. Гафанович предложили прибор для рентгеновской дефектоскопии. Как многие увлекающиеся люди, они явно переоценивали возможности и значение своего изобретения и, не удовлетворившись отношением к их детищу в институте, обратились за помощью уже к своему новому наркому И.Ф. Тевосяну. К делу отнеслись внимательно, и заместитель наркома А.М. Редькин организовал проведение экспертизы. Для оценки полезности изобретения был разработан вопросник, рассылавшийся в ведущие институты промышленности и Академии наук.

Поступившие отзывы были противоречивы. В основном отмечалось отсутствие принципиальной новизны, непригодность для тех применений, на которых настаивали авторы, но полезность осуществления изобретения на практике в некоторых отзывах не отрицалась.

Наиболее любопытным (более как образец стиля и мышления автора) представляется отзыв, присланный П.Л. Капицей на имя А.М. Редькина:

«Уважаемый товарищ РЕДЬКИН!

В ответ на Ваше письмо от 15 июля 1940 г. № 461 по поводу предложений инж. И.В. Дымма и Д.С. Гафановича могу сообщить следующее:

1. Значение дефектоскопии – ультразвуковой, магнитной и рентгеновской – безусловно велико в современной технике и с каждым годом все более в нее проникает. С этой точки зрения всякое новое предложение, каким является работа тт. Дымма и Гафановича, заслуживает большого внимания.

2. Так как для каждого вида материала и его обработки может быть применен тот или другой метод дефектоскопии, то решение вопроса о практичности того или иного метода вырабатывается только на практике и будет зависеть только от того, насколько сами изобретатели смогут найти наиболее подходящую область его применения. Очень сомнительно, чтобы можно было найти такой метод дефектоскопии, который был бы применим сразу во всех случаях.

3. Предложение тт. Дымма и Гафановича грамотно, но ничего революционизирующего для рентгеноскопии не представляет и может, по-видимому, иметь значение как один из методов, применяемых при просвечивании материалов рентгеновскими лучами, и оказаться практичным в ряде случаев. Поэтому вместо того, чтобы терять время на коллекционирование бесконечного количества отзывов и беспокоить людей, самое лучшее по возможности скорее этот метод испробовать на практике. К тому же он очень прост и больших затрат не потребует, так как может быть сделан легкодоступными средствами.

Уважающий Вас П.Л. Капица»

Итоги экспертизы были подведены на совещании у молодого главного инженера четвертого главка. Тот, еще не набравшийся трудныого опыта общения с изобретателями, имел неосторожность высказать сомнение в том, что данное изобретение будет полезно на предприятиях главка, отметив также, что обеспечение дефектоскопами остальной промышленности не входит в его (главка) обязательства. Несмотря на это его мнение, вызвавшее бурную реакцию изобретателей, аппарат и главк наркомата еще долго с ними возились, подыскивая место, где бы они могли заняться реализацией своих идей.

Сначала это был Ленинградский электротехнический институт, тоже входивший в систему НКСП, где профессор С.Я. Соколов (впоследствии член-корреспондент АН СССР) успешно разрабатывал для Ижорского завода метод ультраакустической дефектоскопии броневых плит. Несмотря на близость тематики и наличие специального вакуумного оборудования ехать в Ленинград изобретатели не выразили желания. Тогда четвертым главком было принято решение перевести их в хорошо оснащенную электромеханическую лабораторию завода № 251. Вот как описывал впоследствии эти события бывший начальник заводской лаборатории И.Я. Левин:

«В 1940 г. я был вызван гл. инженером завода-251 т. Чуйковым, который сообщил мне, что им получено распоряжение от 4-го Гл. управления НКСП– зачислить в штат завода двух инженеров т.т. Дымма и Гафановича и предоставить им все необходимые условия для разработки сделанного им изобретения…, что и было мною полностью выполнено… Имея все необходимые материальные условия и полную свободу действий, т т. Дымма и Гафанович проработали на заводе более года. Чем они занимались в это время, установить было невозможно, но никаких заявок на конструкторские и экспериментальные работы, связанные с изобретениями, от авторов не поступало. Более того, интересуясь изобретением, я часто разговаривал с авторами, спрашивал о причинах, тормозящих его реализацию, но конкретного ответа не получал, причем авторы всегда отмечали, что к заводу никаких претензий не имеют.

Вследствие такой бездеятельности, проявленной авторами в отношении собственного изобретения, у меня и у других работников завода сложилось впечатление, что они разочаровались в своем изобретении или признали его технически несостоятельным. Это казалось нам тем более верным, что авторы по собственной инициативе принялись за разрешение ряда проблемных задач, интересовавших в то время завод-251, окончательно забросив собственное изобретение».

Потом началась война, научно-исследовательские работы на заводе были прекращены, многие, включая начальника лаборатории, ушли в Красную Армию, и история, казалось бы, полностью ушла в прошлое. Но в 1946 году неожиданно вернулась, доставив А.И. Шокину большие неприятности. Но об том позже.

Возросший семейный достаток позволил перед войной начать строить свою дачу. Недалеко от Болшева, на другом берегу Клязьмы где-то в тридцать шестом стали давать участки под дачные кооперативы. Один из них был для военнослужащих и назывался «Красный воин». Иван Акинфиевич – старый строитель – стал первым управляющим нового хозяйства и получил неплохой участок в тридцать соток. Не прибегая особенно ни к чьей помощи, он собственноручно построил летнюю кухню, сарай и рубленый дом.

В апреле 1940 года А.И. Шокину удалось поехать с женой в отпуск в Гагры в санаторий «Украина». Это было новое, в конструктивистском стиле здание. Больше всего их поразила существовавшая там французская кухня. Обед мог состоять из 16 разнообразных блюд, подававшихся в микроскопических дозах. В послевоенное время по свидетельству А.И. ничего подобного в наших санаториях уже не встречалось. На фотографиях, снятых во время этого отпуска, видны и Сергей Косолобенков, и Терентьев с супругой Эсфирью Иосифовной. Товарищи по работе были своими людьми и в Павловском переулке, и в доме на Патриарших.

Работа в наркоматах оборонной и судостроительной промышленности свела А.И. со многими известными деятелями промышленности. Добрым словом он вспоминал Л.М. Галлера – с 1940 года заместителя наркома ВМФ по кораблестроению. Приходилось ему по роду работы общаться и с заместителем наркома обороны по вооружению Маршалом Советского Союза Г.И. Куликом, адмиралами Н.Г. Кузнецовым, И.С. Исаковым. Если о своих наркомах М.М. Кагановиче и И.И. Носенко он отзывался не слишком лестно, то у И.Т. Тевосяна – руководителя высшего ранга в полном смысле этого слова, человека широких взглядов, ему было чему поучиться. Тевосян коренным образом изменил стиль всей работы наркомата и добился того, что судостроение стало одной из ведущих отраслей промышленности страны. Он придавал исключительное значение коллегии наркомата как органу коллективного руководства и воспитания работников. На заседания коллегии приглашались не только руководители, но и непосредственные исполнители, поощрялась свобода высказываний, обнажавших различные стороны обсуждаемых вопросов.

Была изменена система сохранившаяся с царских времен заказов поставок, по которой судостроительные предприятия не имели собственных договорных отношений с поставщиками, и все виды вооружения, механизмы, радиотехническое, штурманское и другое оборудование заказывало непосредственно Управление кораблестроения ВМФ, а потом оно же передавало все это заводам, строившим корабли. Этот традиционный порядок порождал безответственность в отношении соблюдения сроков поставок и приводил к длительным перебоям в строительстве кораблей. Наркоматом были разработаны и внесены в правительство предложения о возложении функций заказчиков поставок на судостроительные заводы и соответствующем изменении порядка заключения договоров, что и было принято.

Тевосян внес весомый вклад в развитие научной и производственной базы отечественного специального машиностроения и морского приборостроения – новой и сложной промышленности, впервые создававшейся в нашей стране. Именно здесь и зарождалась та радиоэлектроника, какой мы ее понимаем сегодня, то есть прежде всего – системы автоматического управления. Недаром очень многие руководители радиотехнической, электронной, средств автоматизации, специального машиностроения и других наукоемких отраслей советской промышленности были выходцами из «судаков» 4-го главка НКСП: С.М. Владимирский, В.Д. Калмыков, Ф.В. Лукин, В.П. Терентьев, Г. А. Титов, В.Н. Третьяков, А.А. Розанов, Б.Б. Юрьев и др. Первый заместитель министра судостроительной промышленности Г.М. Чуйков (во времена Б.Е. Бутомы) тоже вышел из 4-го главка. И все они, разойдясь по разным ведомствам, так или иначе, сохраняли взаимоподдержку в течение многих лет.

18 февраля следующего, 1941 года в семье родилась дочь Ирина, а 22 июня началась война. Хотя и знали, что она будет, и готовились, но ее начало было для А.И. неожиданностью. Весть о войне в то воскресное утро принесла вернувшаяся с рынка домработница. Первое время все домочадцы (в том числе и Сима с маленькой Иришкой) жили на даче, спасаясь от начавшихся в июле налетов на Москву. На всякий случай Иван Акинфиевич вырыл на участке щель, тем более что вокруг только и говорили о появлении то здесь, то там (но всегда неподалеку), немецких десантов.

Глава 6 Великая отечественная война

Первый же день войны коренным образом изменил деятельность промышленности. 22 июня 1941 года заместитель председателя Совнаркома Н.А. Вознесенский поставил задачу перед наркомами: в течение суток разработать планы максимального увеличения производства вооружений. По мобилизационному плану многие судостроительные заводы должны были в механических цехах производить корпуса бомб, гранат и прочее. Во исполнение этого плана нарком судостроительной промышленности Носенко своим приказом назначил А.И. Шокина особым уполномоченным наркома по изготовлению боеприпасов на московских заводах 4-го главка №№ 205, 251, 252 и 192 и в НИИ-10.

Очень скоро, продолжая выпуск основной продукции, судпромовские заводы освоили производство боеприпасов новейших видов: 20-мм бронебойно-зажигательных и осколочно-термитных снарядов, а также модернизированных универсальных запалов, МУВ, для мин. Особенно сложно было с запалами. Чтобы развернуть их массовое изготовление, для снижения трудоемкости и расхода материалов потребовалось провести большое количество технологических усовершенствований. Производственные мощности НИИ-10 также полностью загрузили серийной продукцией: телефугасами, пеленгаторами радиостанций, шоринофонами[169]. Кстати, телефугасы (относившиеся к технике особой секретности), как сегодня известно, применялись в оставленных нашими войсками Киеве, Харькове, в боях под Ленинградом и под Москвой.

Среди освоенных изделий были также и некоторые основные детали реактивных снарядов М-8 и М-13 для новых секретных боевых машин, производство которых разворачивалось на «Компрессоре» под руководством главного конструктора завода В.П. Бармина. Уже в августе 1941 года завод «Компрессор» отправил на фронт первые БМ-13, а в сентябре было смонтировано 36 боевых установок. Был в этом деле также, может быть и небольшой, вклад А.И.

В первый день Великой Отечественной войны, 22 июня 1941 года, решением партийного комитета завода-205 при непосредственном участии д.в. Чувилина и А.А. Розанова была организована группа специалистов, инженеров и рабочих, для оказания технической помощи командному и

личному составу частей зенитной артиллерии и военно-морского флота в быстрейшем освоении новой военной техники – ПУАЗО-З, ТАС, ЦАС и др. непосредственно на фронтах и боевых кораблях. По заданиям Главного артиллерийского управления, командующего ПВО страны, Наркомата Военно-морского флота, Наркомата судостроительной промышленности специалисты были командированы в воинские части.

С начала войны главный инженер главка находился на работе практически безвыходно. При воздушных тревогах, как и все, принимал активное участие в работе МПВО, бегал на чердаки и на крыши тушить зажигалки. «Самолеты гудят, прожекторы светят, зенитки стреляют, осколки по крыше стучат, того и гляди в голову попадут, а все стоят и смотрят», – так довольно иронично вспоминал он спустя годы эти эпизоды. Как и все записывался в ополчение, но, естественно, его туда не пустили.

В октябре началась эвакуация предприятий главка. Вместе с заводскими эшелонами отправились в теплушке в эвакуацию сначала в Горький, потом дальше на восток, в Сталинск, жена с грудной дочерью.

А.И. Шокин находился в Москве до последнего момента, когда 15 октября поступил приказ на эвакуацию в Горький наркомата во главе с А.М. Редькиным[170], в том числе и ему самому. Вспоминая эти дни, он не принимал разговоров о панике в Москве, считая, что ее просто не было, а была эвакуация по приказу. Постоянно находясь на работе, он просто не мог быть очевидцем уличных событий. Но и ему пришлось натерпеться. 17 октября они с товарищами выехали на автомашине из Москвы по единственной остававшейся дороге на Горький. На шоссе Энтузиастов машина была остановлена толпой. Какой-то матрос (и откуда он взялся?) с криком: «Не дадим начальству драпать!» – пытался открыть дверь машины и вытащить его со спутниками наружу. Вооруженному пистолетом А.И. Шокину со товарищи удалось запереться, отбиться и поехать дальше.

Все-таки они добрались до Горького, который уже тоже бомбили. А.И. врезалась в память картина бомбежки моста через Волгу, когда по заходившим на мост немецким бомбардировщикам стреляли зенитки с берега и с речных военных кораблей.

Дальнейший свой путь он решил проложить через находящееся за Горьким село Сухо-Безводное, где должна была пока быть семья. Тут произошел случай сродни рассказу Чехова «Пересолил». Дорогу путники не знали, да ее почти и не было. Взяли проводника – местного мужичка – на все вопросы отвечавшего: «Знамо-ведомо». Под эту присказку машина заехала в такой темный лес и в такое бездорожье, что проводника стали подозревать в злом умысле. Под угрозой пистолета, вытащенного горячим А.И., он со страху отвечал на все вопросы все то же «знамо-ведомо», а, в конце концов, сбежал. Этот эпизод долго входил в репертуар лучших устных рассказов А.И. Шокина.

Из Москвы были эвакуированы все шесть предприятий Наркомсудпрома. По состоянию на ноябрь 1941 года согласно отчету заместителя председателя Совета по эвакуации при СНК СССР А.Н. Косыгина эвакуация их оборудования в основном была закончена. Было вывезено до 3200 единиц оборудования, 3665 т цветных металлов, 177 т кабельных изделий, 2299 т черных металлов и 4450 человек кадров. Оставалось вывезти небольшое число людей, материалов и металлоконструкций, для чего требовалось еще 140 вагонов. Завод-251 из Москвы был эвакуирован в г. Петровск Саратовской обл. (ныне завод «Молот»), а завод-205 – в г. Саратов. Часть оборудования заводов 192 и 205 (около 100 станков) была оставлена для работы по обеспечению нужд фронта.

Загрузка производственных мощностей научных учреждений главка серийной продукцией и дальнейшая их эвакуация привела в первые месяцы войны к практическому свертыванию НИР и ОКР. Остались только испытания аппаратуры на флотах, и среди них – корабельных теплопеленгаторов. Из 66 работ, находившихся в плане НИИ-10, более половины прекратили или законсервировали. Такая же картина была и по тематике НИИ-49. До эвакуации из Ленинграда в Свердловск 1941 г. сотрудники этого института выполнили 16 заданий; работы по 24 темам в связи с войной были прекращены. Часть его оборудования перевезли в Москву, но и в Ленинграде оставался филиал института. НИИ-10 перевели в Сталинград, а затем тоже в Свердловск, где в декабре 1941 года оба института объединили, присвоив общее наименование НИИ-10. В Москве также продолжал работу его филиал. Длившееся несколько месяцев перемещение сотрудников и оборудования не позволили выполнить даже скорректированный тематический план 1941 года. В августе 1942 года НИИ-10 реэвакуировали в Москву, а позже восстановили и НИИ-49 в Ленинграде.

Доехал ли А.И. Шокин с лихим проводником в Сухо-Безводное, сегодня неизвестно, но далее его путь лежал в Петропавловск, Свердловск и Сталинск. В Сталинск были эвакуированы заводы №№ 192, 251 и 252. В тяжелых условиях войны от А.И. Шокина требовалось постоянно искать наилучших путей использования ученых и инженеров, квалифицированных рабочих, станков и оборудования, дефицитных материалов, т. е. заниматься концентрацией и специализацией разбросанных по стране и без того ограниченных ресурсов. В.С. Сергеев – впоследствии директор НИИТТ в Зеленограде, а тогда работавший на заводе № 252 – вспоминал:

«А.И. Шокин приехал проверить, как идут дела с восстановлением завода, сильно пожурил руководство, снял главного механика, и буквально в несколько дней, в его присутствии, деревянные перекрытия между этажами были заменены на металлические, застелены досками, на потолках подвешены троллеи для питания станков, и цех начал работать, выдавая продукцию для фронта».

Сам Александр Иванович вспоминал, как ему приходилось заниматься стройкой, возможно в Петропавловске[171]. На строительство пригнали казахов, не понимавших, или делавших вид, что не понимают по-русски. Шокин подошел к десятке сидевших кружком строителей и стал объяснять задачу по переноске кирпичей. Реакции на его слова не было никакой. Не помогали ни ругань, ни угрозы, ни потрясание пистолетом. Сначала молодой начальник несколько растерялся, не зная, что же еще нужно предпринять, но, приглядевшись к группе, заметил, что все они смотрят на самого старого и строго следуют его указаниям. Тогда всеми описанными способами начальник стал объяснять, что нужно делать, уже одному этому старцу, потом дал ему в руки кирпич и отвел к нужному месту. Вся команда повторила действия своего предводителя, и таким образом переноска кирпичей началась. Чтобы увеличить производительность труда, А.И. Шокин сам нагрузил старейшину десятью (ну, может, и поменьше) кирпичами, и все другие стали носить помногу кирпичей. Работа пошла…

В Петропавловске он подхватил дизентерию. Болеть было некогда, лекарств не было, лечиться пришлось только голодом и чаем, и последствия болезни остались на всю жизнь.

Поколение руководителей промышленности, прошедшее войну, приобрело замечательные навыки создания новых производств в «чистом поле». А.И. Шокин вспоминал, что никогда так продуктивно не работалось, как в последние предвоенные, военные и послевоенные годы. Опыт, приобретенный собственным горбом в адских с современной точки зрения условиях, обеспечил не только восстановление в кратчайшие сроки хозяйства в разоренных войной районах, но и быстрый рост промышленности в последующие годы.

А в Москве стояли пустующие предприятия со всей готовой инфраструктурой и 282 тысячи человек в возрасте от 16 до 55 лет, которым после эвакуации предприятий и учреждений было негде работать. Поэтому немедленно после успешного контрнаступления советских войск, когда у руководства страны появилась уверенность, что угроза захвата Москвы миновала, началось развертывание здесь производства военной продукции. В частности, требовалось немедленно восстановить производство боеприпасов и ПУАЗО для частей ПВО на оставшемся оборудовании заводов НКСП, и уже 22 декабря А.И. возвратился в Москву. Но актуальны были и другие задачи. Военная обстановка потребовала вновь повернуть предприятия главка к их основной специализации – выпуску приборов. Так, приказом НКСП от 24 февраля 1942 года на московском филиале эвакуированного в Саратов завода-205 предлагалось форсировать работы по приборам самонаведения к торпедам, чтобы приступить к серийному изготовлению аппаратуры.

Сначала здесь собрали особую группу из специалистов по ультразвуковым магнитострикционным приемникам, усилителям высокой частоты, гироскопии и приборам управления – всего семнадцать человек с завода № 205 во главе с М.К. Розиным. Завод № 209 в Ленинграде, только-только освоивший «НТ-20», в середине июля 1941 г. начал готовить к эвакуации в Свердловск цех по изготовлению спецтехники, а также и всего незавершенного производства по изделиям спецтехники и по аппаратам «СТ-35», наиболее ценное станочное оборудование, в том числе почти все координатно-расточные станки. В 1942–1944 гг. шифровальная техника выпускалась серийно свердловским заводом № 707 – филиалом завода № 209. Самым массовым прибором-приставкой стал «С-308».

В Ленинграде в начале июля 1941 г. в Смольном перед директором оставшейся части завода А.А. Терещенко поставили задачу наладить производство пистолетов-пулеметов Дегтярева – ППД. Несмотря на сложнейшую обстановку, завод уже в октябре передал фронту первую партию ППД а к декабрю 1941 г. их выпуск достиг запланированного уровня. В августе следующего, 1942 г. директор завода А.А. Терещенко получил приказ об организации на заводе крупносерийного производства пистолетов-пулеметов ППС конструкции А.И. Судаева. Их первые образцы были изготовлены к концу 1942 г., а со второго квартала 1943 начался их серийный, с постоянным увеличением объема производства выпуск.

В Ленинграде продолжалась и работа над аппаратурой засекречивания. В конце 1942 года при КБ завода № 209 была организована лаборатория по разработке секретной телефонии. Начиная с 1942 года завод выпустил 50 аппаратов засекречивания, в основном имевших шифрующие устройства со сложной механикой. Лаборатория была усилена специалистами из других ведомств Ю.Я. Волошенко, М.Л. Дайчиком, А.П. Петерсоном, А.М. Наносом, Л.И. Ионтовым, С.Я. Салтыковым и др. Хотя общая численность лаборатории была всего 25–30 человек, но, имея хорошую производственную базу завода, она смогла разрабатывать механические узлы шифраторов, а позднее аппаратуру засекречивания в целом. В соответствии с Приказом наркома электропромышленности СССР № М-3-67 от 7 февраля 1944 г., на базе Ленинградского телефонного завода «Сигнал» и структурных подразделений завода имени А.А. Кулакова (Электромеханического завода и Центрального конструкторского бюро с опытным производством, которое было основано в 1935 г. как «Комбинат техники особой секретности»), было образовано новое предприятие.

В Москве на производственных площадях филиалов эвакуированных заводов-251 и -252 в начале 1942 г. были организованы новые заводы – 706 и 703 соответственно. На территории завода 205 («ЗАТЭМ») эвакуированного в г. Саратов, был размещен реэвакуированный завод-192. Завод № 703 – нынешний «Салют» – первым директором которого стал С.М. Владимирский, был организован в Москве 26 апреля 1942 года приказом Народного комиссара судостроительной промышленности СССР. Салютовцы за два года отправили на фронт 82 тысячи корпусов мин заграждения, изготовленных из труб, предназначенных для укрепления берега Москвы-реки в месте, где до войны планировалось возвести Дворец Советов, а также более 176 тысяч пороховых камер для реактивных снарядов «катюш».

Вспомнили и об основной тематике главка. Заводам пришлось быстро перестроить свою работу, чтобы, сочетая опытное и серийное производство, институты могли продолжить свойственную им работу в интересах ВМФ. Но ведущие специалисты по этой тематике оставались в Ленинграде, и нужно было оттуда их вызволить.

Рассказывает Ирина Георгиевна Титова – дочь Георгия Алексеевича Титова, работавшего в то время главным инженером завода № 212.

«Когда началась эвакуация завода «Электроприбор», мы с мамой, Клавдией Дмитриевной, должны были уехать с последним эшелоном.

Погрузились в теплушки (товарные вагоны) и ждали отправления целую неделю, так как путь то перерезали немцы, то отбивали наши. Отлучились на несколько часов, а поезд отправили. Так мы остались в блокадном Ленинграде.

Завод был переведен на казарменное положение. Работали в цехах, боролись с пожарами и разрушениями от обстрелов. Чтобы выжить и быть ближе к заводу, перебрались на квартиру к Третьяковым на Кировском проспекте. В начале зимы папа взял нас на завод.

Здесь нас поселили в маленькой комнате рядом с проходной. Поставили печь-буржуйку, железные кровати и стол. Зима была лютая, и к нам отогреваться и попить кипятка приходили многие папины сослуживцы. Помню

С.Ф. Фармаковский, закутанный в женский платок, садился к печке и молча отогревался, затем начинались разговоры о минах, ремонте оборудования с кораблей, умерших товарищах, восстановлении хлебозавода, доставке воды с Невы и др.

Действующий завод был постоянной целью для обстрела, но страха погибнуть уже не было. Нас с мамой спас охранник, дежуривший под аркой при выходе с завода. Его окрик: «Стоять!» – не дал нам выйти на открытую площадку, где разорвался снаряд. Папа тоже два раза чудом остался жив. Снаряд, пробив стену, попал в кабинет, где проходила оперативка, и не взорвался. В другой раз, когда он шел в Смольный, снаряд упал перед ним в открытый люк канализации и там взорвался.

Весна 42-го года, снег еще не сошел, мама ухаживала за «дистрофиками» в заводском профилактории.

Появилась надежда, что будет лучше. Можно вскопать огород, все спрашивали друг друга про семена.

Вдруг изменилась тема разговоров «у печки». Все чаще звучало: «Надо сделать…», «Необходимо подготовить…», «Срочно привести в порядок…», «Шокин приедет…». Эти мужественные, прошедшие тяжелые испытания люди произносили: «Шокин… Шокин», с такой интонацией, что я ощутила значимость события и представляла себе этого человека большим и суровым.

В день его приезда я заболела и лежала в кровати, когда в комнату быстрой походкой вошел невысокий, улыбающийся мужчина и протянул мне плитку шоколада».

Если хотя бы попытаться представить, чем могла быть шоколадка для ребенка среди блокадного голода и холода, то станет понятно, почему первая встреча Ирины Георгиевны с А.И. так врезалась ей в память.

Главный инженер главка приехал в Ленинград оценить, в какой мере можно еще рассчитывать на оставшийся потенциал заводов и НИИ-49 для вновь разворачивавшихся разработок. Часть сотрудников вскоре была отправлена на Большую землю через Ладогу. Эвакуированными, среди которых были такие известные ученые и инженеры в области приборостроения, как В.Н. Третьяков, А.С. Одинцов, П.П. Фираго, Э.Н. Эллер и др., была усилена группа инженеров на заводе-706. К ним присоединились москвичи А.Ю. Ишлинский, В.А. Карпов, В.Д.Чижов, Г.М. Клементьев и др.

Во второй половине марта 1942 года в Центральный аппарат Государственного комитета обороны ГКО) были приглашены А.А. Розанов, Д.В. Чувилин и В.Д. Чижов, которым было поручено подготовить предложения по организации специального конструкторского бюро[172] по проектированию, изготовлению, и испытаниям «первых образцов и отработке чертежей для серийного производства торпед и мин акустического действия»[173]. Деятельное участие в организации этого бюро принял сын Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина – В.М. Калинин. Юридически создание Специального конструкторского бюро Наркомата Судостроительной промышленности было закреплено Постановлением Государственного комитета обороны от 2 апреля 1942 года, подписанным И.В. Сталиным. Специального конструкторского бюро Наркомата судостроительной промышленности (СКБ НКСП). Его первым начальником стал А.А. Розанов – в будущем заместитель министра электронной промышленности. Постановлением ГКО № 1521 от апреля 1942 г. начальнику СКБ НКСП предлагалось организовать разработку «самонаводящейся акустической торпеды САТ, автоматически меняющей свой курс под действием шума корабля-цели и обеспечивающей обязательное попадание во вражеское судно без точного прицельного огня»[174]. В дальнейшем деятельность СКБ была расширена. После организации СКБ специалисты бригад, обслуживающих воинские части, работали под непосредственным руководством начальника СКБ А.А. Розанова и директора завода-205 Г.М. Чуйкова, которые эффективно использовали их опыт, как в разработке новых видов боевой техники, так и при модернизации серийных приборов и систем управления.

Г.А. Титов уезжать из Ленинграда не хотел, остался на заводе. Наконец в июле 1942 года и он с семьей отправился на «Дугласе» в Москву, где с 1943 г. стал главным инженером завода № 706. Первые два месяца они жили в гостинице «Москва», потом переехали на шоссе Энтузиастов в комнату в квартире В.А. Кандарицкого (тоже один из сослуживцев А.И. Шокина). Там же получили комнаты Третьяковы, Эллеры. Еще в этом доме жили Чуйков, Розанов, Савельев.

Сотрудники СКБ были размещены на 2-м этаже главного корпуса НИИ-10 и со 2 апреля 1942 г. приступили к работе. Подавляющее большинство сотрудников СКБ было переведено на казарменное положение.

В мае-июне 1942 года была реэвакуирована из г. Саратова и направлена на работу в СКБ группа работников завода-205, среди них: Ф.С. Сметанников, А.Ж. Иевретдинов, К.И. Богданов, И.И. Дмитриев, И.О. Пименов, А.К. Баулин, А.Г. Аркин, И.А. Бобков, В.П. Иванов, В.В. Томский, З.Ш. Либуркин, И.И. Липовецкий и многие другие.

В августе-сентябре 1942 года СКБ пополнилось работниками других приборостроительных заводов Москвы, а также демобилизованными из армии после ранения специалистами, в том числе прикомандированными к войскам ПВО М.Я. Шутовым, А.И. Васильевым, А.В. Куренковым.

Для размещения прибывших из Ленинграда специалистов и их семей были организованы два общежития: одно – в помещении трехэтажного здания фабрики-кухни по бывшему Центральному проезду, дом 4А (ныне Авиамоторная, 51А), другое – в Петроверигском переулке.

В декабре 1942 года Наркомсудпром на основании решения ГКО передал в состав СКБ Специальное конструкторское бюро завода-706 вместе с его тематикой.

Таким образом, к концу 1942 года было создано и укомплектовано мощное конструкторское бюро с высококвалифицированным составом специалистов.

Для размещения СКБ на заводе-706 было выделено 2,5 этажа в главном корпусе и большой пролет в заводском корпусе для организации опытного цеха.

Основными разрабатывающими подразделениями были проектноконструкторский отдел (ПКО), лабораторный отдел, группа самонаводящихся акустических торпед.

Общая численность СКБ на конец 1943 года составляла 375 чел, в том числе эвакуированных из Ленинграда 122 чел. Начальником ПКО был назначен А.С. Одинцов, начальником лабораторного отдела В.Н. Третьяков (в будущем – заместитель министра судостроительной промышленности), его заместителем – Н.Н. Остряков.

Группу самонаводящихся акустических торпед (САТ) возглавил В.Д. Чижов (впоследствии директор КБ-l), в состав группы входили Ф.С. Сметанников, Ф.В. Лукин и другие высококвалифицированные специалисты.

Первые годы войны на море выявили ряд серьезных недостатков систем типа «Мина-7». Боевые действия выявили слабую пригодность схем ПУС эсминцев и крейсеров для работы, оказавшейся главной, – обстрелов береговых ненаблюдаемых впрямую целей. Уже к концу 1942 года был разработан прибор, «значительно повысивший эффективность стрельбы по берегу с использованием вспомогательной точки наводки». Далее последовала коренная модернизация ПУС «Мина-7», в результате которой точность наводки орудий была существенно повышена. Но методы решения задач и состав основных приборов нового ПУС «Мина-30» практически не отличались от ПУС «Мина-7», поэтому еще одной из первых задач, поставленных перед СКБ в 1942 г., была задача проведения коренной модернизации системы ПУС «Мина-30». Она была проведена в течение 1943 года под руководством З.Ш. Либуркина.

В 1943 году была наконец испытана на Северном флоте, а в следующем году и принята на вооружение система МПУАЗО «Союз» для эсминцев.

В Свердловске в объединенном НИИ-10 были развернуты новые работы по гироскопии. В их результате к концу войны был создан силовой гироазимутгоризонт, ставший основным прибором корабельной артиллерийской гироскопии. В июле 1942 года в СКБ в Москву была переведена группа работников НИИ-10 по гироскопической тематике во главе с Н.Н. Остряковым и В.И. Кузнецовым, а также инженеры-экспериментаторы Е.К Беляков и Ф.В. Лукин. Новым директором восстанавливаемого НИИ-10 стал В.Д. Калмыков. Под его энергичным руководством уже в 1943 году институт полностью восстановился и получил новые задания на разработку систем, непосредственно необходимых фронту.

Наиболее важными разработками СКБ для нужд Красной Армии, выполненными в 1942–1943 гг. и успешно эксплуатировавшимися в воинских частях, были:

– гироскопический прицел для танковой пушки «Таран»;

– автоматический прицел «КЛК-42» для 85-мм зенитной пушки.

В процессе разработки системы «Таран» была выявлена необходимость коренной переработки электропривода башни танка Т-34, поскольку она не обеспечивала ни точности, ни плавности наводки башни.

Разработанный специалистами СКБ новый силовой электропривод башни с применением специального контактного следящего привода обеспечил точную наводку пушки и ее плавность во всем диапазоне изменения скорости наводки (от 00 до 80/сек.) и значительную максимальную скорость (около 180/сек.) переброски пушки с цели на цель. Система «Таран» была принята заказчиком, и ее изготовление для нужд фронта было поручено заводу 706 НКСП.

Опыт войны показал, что, для быстрой выработки упрежденных координат целей и на трубку каждому зенитному орудию среднекалиберной зенитной артиллерии, непосредственно сопровождающей войска, необходим свой прибор. После обращения ГАУ КА в октябре 1942 г. СКБ приступило к разработке отечественного автоматического прицела «КЛК-42», хотя было известно, что попытки иностранных фирм, например фирмы «Шкода», окончились неудачей. При проектировании прицела КЛК-42 авторы предложили и реализовали новый по тем временам метод определения упрежденных координат цели по ее угловым скоростям, и в течение 6 месяцев автоматический прицел был разработан, изготовлено 4 опытных образца, а летом 1943 г. были проведены его полигонные испытания в г. Костереве (Украина).

Продолжились работы по неконтактным взрывателям. В начале 1943 г. специалистами СКБ в инициативном порядке под руководством ведущего конструктора В.Д. Чижова был разработан и испытан в морских условиях макет комбинированной индукционно-акустической донной мины. На основании результатов испытаний нарком судостроительной промышленности И.И. Носенко и нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов совместным приказом от 2 февраля 1943 г. возложили на СКБ разработку и изготовление опытных образцов мины «ИА», объявив этот заказ «фронтовым». В целях ускорения разработки и проведения морских испытаний группа специалистов СКБ была командирована в г. Баку, где, собственно, и была разработана мина «ИА», и изготовлено 5 опытных образцов, полностью удовлетворяющих требованиям Минно-торпедного управления ВМФ. При прохождении над миной кораблей, в том числе размагниченных и даже деревянных, но с неразмагниченным двигателем, от акустических колебаний, излучаемых кораблем, срабатывал акустический канал, а от магнитного поля корабля срабатывал индукционный канал и замыкал цепь запала. Мины «ИА» весом 500 или 1000 кг (отличавшихся только зарядной камерой, содержащей 330–700 кг взрывчатого вещества соответственно), спускались на парашюте с самолета, устанавливались с торпедных катеров, или с подводных лодок, причем «ИА-1000» можно было устанавливать непосредственно из их торпедных аппаратов.

Среди всего этого множества задач самым главным для судьбы А.И. Шокина оставалось обеспечение частей ПВО приборами управления зенитным огнем. Поначалу ими по прежнему оставались системы «Прожзвук» – распоряжение ГКО № 131 от 13 июля 1941 г. было посвящено производству звукоулавливателей «Прожзвук-4» и «Прожзвук-6». Когда через месяц после начала войны начались мощные воздушные налеты на Москву, потребовались серьезные меры по укреплению противовоздушной обороны и столицы, и других городов. Для вновь разворачиваемых, да и многих действующих артиллерийских зенитных дивизионов в больших количествах требовались ПУАЗО-3. Чтобы выполнить эти срочные заказы, А.И. пришлось лично заниматься на московских заводах главка проблемой резкого увеличения выхода готовой продукции по ПУАЗО-3[175]. Большая часть их выпуска в июле-августе 1941 года шла на усиление зенитных частей Московской зоны ПВО. Сюда были стянуты едва ли не все лучшие на тот период истребители, имевшиеся у Красной Армии. Были установлены и радиолокационные станции дальнего обнаружения самолетов. В целом «бригады специалистов в воинских частях зенитной артиллерии фронтов: Южного, Северо-Кавказского, Сталинградского, 1, 2, 3-го и 4-го Украинских, Западного и Волховского, а также в районе ПВО городов Москвы и Горького оказали техническую помощь командному и личному составу более тысячи пятисот батарей зенитной артиллерии, имевших на вооружении приборы ПУАЗО-З, ПУАЗО-4». Одновременно решались задачи совершенствования ПУАЗО-3, особенно в части сокращения обслуживающего расчета и снижения массы. Не менее (а может быть, и более) важной была модернизация приборов для работы по более скоростным самолетам, т. е. по изменению баллистики приборов. Для автоматизации процесса решения задачи и сокращения расчета ПУАЗО в НИИ-10 была поставлена разработка векторно-электрического ПУАЗО (ВЭ-ПУАЗО), решающая схема которого была впервые собрана на электрических элементах. В 1942 году первый такой прибор был установлен на батарее у железнодорожного моста через реку Оку у Голутвина. Командование ПВО высоко оценило работу прибора и настояло на его срочном серийном изготовлении. Несколько позже был создан прибор ВЭПУАЗО-2, который работал с только что появившимися наземными радиолокационными станциями «Пегматит». Первая партия этих приборов была выпущена в начале 1944 года под названием «Малахит» и успела поработать в зенитных батареях, отбивая налеты фашистской авиации. За разработку обоих приборов были присуждены две Сталинские премии.

Информация, поступавшая со всех фронтов мировой войны, говорила о том, что мощнейшим средством ведения военных действий стала быстро совершенствующаяся радиолокация, что ей и другим электронным устройствам отводится все большее место в разработках систем вооружения.

Когда в июле 1940 года немцы начали массированную воздушную войну против Великобритании, сосредоточив для этого 2500 бомбардировщиков и истребителей, то ВВС Великобритании смогли противопоставить этой воздушной армаде только 900 истребителей, но зато уже обладали возможностью наводить их на германские самолеты по данным радиолокационного наблюдения. Потери немцев росли с каждым днем, и к концу октября 1940 года «люфтваффе» вынуждены были отступить. В мае 1941 г. в Атлантике прошла многодневная охота английского флота за немецким линкором «Бисмарк», в которой обеими сторонами активно использовалась корабельная радиолокация, а со стороны англичан применялись еще и самолеты-торпедоносцы с бортовыми РЛС. В результате «Бисмарк» был потоплен. Так, едва успев появиться, радиолокация почти сразу перешла от ранней стадии к периоду зрелости.

В нашей стране работы по радиообнаружению самолетов для ВНОС были начаты Управлением ПВО РККА в 1933 г. В 1940 году под наименованием РУС-1 (радиоулавливатель самолетов – первый) была принята на вооружение для охраны воздушного пространства государственной границы аппаратура «Ревень», работавшая по наблюдению биений сигнала при пересечении самолетом поля между антеннами передатчика и приемника. Заказчиком выступал Научно-испытательный и исследовательский институт связи РККА (НИИИС РККА).

Другим направлением работ по радиообнаружению самолетов стало оснащение зенитной артиллерии. Занималось им Главное артиллерийское управление (ГАУ), и первоначально речь шла о наведении радиоаппаратурой прожекторов по аналогии с системой «Прожзвук». Усилиями Центральной радиолаборатории Главэспрома в Ленинграде удалось в январе 1934 года провести первый успешный эксперимент по обнаружению гидросамолета, осуществлявшего взлет и посадку у побережья Финского залива.

В дальнейшем к этим работам был привлечен ЛЭФИ, который, как было описано выше, в 1935 году был передан в Главэспром НКТП и преобразован в НИИ № 9, где самым перспективным направлением стало считаться сбивать самолеты противника воздействием мощного непрерывного СВЧ-излучения. Достичь же реального результата по оказавшейся куда более полезной задаче тематического плана, то есть создать надежную трехкоординатную станцию орудийной наводки, институту не удалось. М.А. Бонч-Бруевич, хорошо знавший работу радистов-«слухачей» времен Первой мировой войны, считал, что наиболее перспективной является акустическая индикация принимаемых сигналов, почему в НИИ-9 и было отдано решительное предпочтение технике непрерывного излучения. Действительно, способность радистов «выуживать» нужные сигналы из невероятной какофонии звуков – смеси сигналов многих станций, образовывавшейся из-за недостаточной селективности приемников того времени, поражала воображение. Работа НИИ была направлена на создание радиопеленгаторов взамен акустических пеленгаторов системы «Прожзвук». Особенно прельщало внешнее сходство этих систем, так что операторам даже не пришлось бы переучиваться. Хотя ранее сам же А.М. Бонч-Бруевич проводил измерения границ облаков импульсным методом, но вовремя преодолеть инерцию стереотипных решений и прейти на энергетически более выгодный импульсный режим не сумел.

Лишь когда в 1938 г. в Ленинградском физико-техническом институте (ЛФТИ) были проведены опыты, продемонстрировавшие высокую эффективность импульсной техники, последняя получила права гражданства и в НИИ-9. Но «прожзвуковая идеология» полностью не была преодолена – на импульсный метод смотрели лишь как на средство, позволяющее заменить оптический дальномер радиодальномером (это обеспечивало возможность работы установки и в условиях облачности). Разработка дециметрового пеленгатора с непрерывным излучением так и продолжала играть главенствующую роль в работах института, но образца станции, который мог бы быть принят на вооружение, создать не удалось.

А вот в применении импульсного метода радиолокации для зенитной артиллерии были достигнуты значительные успехи. Уже одно из первых, за номером 129, постановлений ГКО от 13 июля 1941 г. обязывало промышленность к 5 августа закончить изготовление опытного образца радиоискателя «Луна» для ПВО, разрабатывавшегося в НИИ-9, и с 20 августа начать его серийное производство. Однако начавшаяся эвакуация заводов, фактическое прекращение деятельности НИИ-9 (он был также эвакуирован по частям, а его лаборатории и люди распределены по разным предприятиям главка) не позволили выполнить это задание.

Группа сотрудников Украинского физико-технического института, возглавляемая А.А. Слуцкиным, создала в 1938 г. импульсную установку «Зенит», работавшую в диапазоне волн 60–65 см. Уже в ходе войны приказом народного комиссара обороны, подписанного И.И. Пересыпкиным, была назначена комиссия для проведения ее полигонных испытаний на территории Научно-испытательного института связи и особой техники Красной Армии (в Мытищах). Акт комиссия должна была представить 25 сентября 1941 г. Эта работа не была завершена также из-за неустойчивой работы установки, и предпочтение было отдано разработке импульсных станций лучше освоенного 4-метрового диапазона.

Создание экспериментальной импульсной установки радиообнаружения самолетов в 1936 году начал по заданию Управления ПВО РККА Ленинградский физико-технический институт (ЛФТИ), руководимый А.Ф. Иоффе. Первые испытания под Москвой 15 апреля 1937 г. были удачными, самолеты удавалось обнаруживать на расстоянии около 7 км. Заказчиком продолжения этих работ выступало уже Управление связи. НИИИС РККА и ЛФТИ договорились построить и смонтировать на автомашинах такую установку своими силами, а заодно и улучшить ее эксплуатационные характеристики. Менее чем за год установки под условным наименованием «Редут» были созданы, и в августе 1939 г. были успешно проведены их полигонные испытания. В 1941 г. сотрудникам ЛФТИ Ю.Б. Кобзареву, П.А. Погорелко и Н.Я. Чернецову за эту работу была присуждена Сталинская премия.

Чтобы довести конструкцию станций до необходимого войскам уровня надежности и простоты эксплуатации, не ожидая окончания совместных работ с ЛФТИ, Управление связи РККА в феврале 1939 года внесло предложение в Комитет Обороны при СНК СССР о разработке подвижной станции радиообнаружения силами московского НИИ-20 НКОП.

Приказ об испытаниях «Зенита»

Совмещенные полигонные и войсковые испытания двух опытных образцов прошли уже летом 1940 года, и приказом народного комиссара обороны 26 июля 1940 года первая импульсная радиолокационная станция РУС-2 поступила на вооружение войск ПВО. До конца года НИИ-20 изготовил и сдал заказчику опытную партию еще из десяти таких станций, имевших достаточно высокий уровень: при длине волны излучения 4 м они были способны обнаруживать самолеты на дальности до 150 километров.

Вскоре появились варианты усовершенствования станции: переход на совмещение передающей и приемной антенны и вращение только антенны, а не всего фургона, что намного упрощало конструкцию, снижало трудоемкость и себестоимость установки. Поэтому выпуск двухантенного варианта решили ограничить опытной партией; заводу им. Коминтерна в 1941 г. поручили разработку автомобильного варианта одноантенной станции РУС-2с, а НИИ-20 под шифром «Пегматит» – разборного стационарного варианта с двадцатиметровой мачтой. В 1941 г. НИИ-20 была также создана и смонтирована на крейсере «Молотов» Черноморского флота первая, и долгое время остававшаяся единственной, корабельная станция «Редут-К».

Изготовление опытной партии «Пегматита» (РУС-2с) НИИ-20 заканчивал уже в ходе войны в эвакуации в Барнауле, а завод им. Коминтерна смог выпустить уже в блокаде только опытную партию РУС-2 из 10 штук.

Первые массированные налеты немецкой авиации на Москву показали, что созданная здесь система ПВО в целом была эффективна и позволила избежать городу крупных разрушений. Однако зенитная артиллерия для отражения налетов вражеской авиации на столицу только за первые четыре месяца войны израсходовала 741 тысячу снарядов среднего калибра. Высокая эффективность применения немногих имевшихся радиолокационных станций при налетах немецкой авиации на Москву и Ленинград заставили срочно заняться вопросами снабжения ими Красной Армии. В районе подмосковной деревни Зюзино имелось специальное зенитное подразделение, созданное на основе техники и специалистов полигона Главного артиллерийского управления (ГАУ). В состав этой батареи, впоследствии развернутой в дивизион, была включена радиолокационная станция. Сначала – опытный образец отечественного радиоискателя Б-3 («Луна»), а несколько позднее – полученная из Англии станция орудийной наводки (СОН) GL-MkII. Пушки этой батареи в октябре-ноябре 1941 года вели практически только прицельный огонь. Использование радиолокационной станции для стрельбы по самолетам дало поразительный результат: средний расход снарядов на каждый отраженный самолет в октябре-ноябре 1941 г. составил здесь почти в тридцать раз меньше, чем по Московской зоне ПВО в целом! Начальник ГАУ Н.Д. Яковлев, получив эти впечатляющие данные, уже в ноябре 1941 года внес предложение в Государственный комитет обороны включить в план поставок из Англии по ленд-лизу станций орудийной наводки GL-MkII.

В декабре он обратился к наркому электропромышленности И.Г. Кабанову с предложением о развертывании разработки и производства отечественных радиолокационных станций орудийной наводки по типу английских.

И.Г. Кабанов

В ситуации, когда и так ограниченные возможности радиопромышленности в связи с отступлением и эвакуацией были по факту утрачены, заместитель наркома электропромышленности И.Г. Кабанова И.Г. Зубович подготовил проект постановления ГКО «О принятии на вооружение войск ПВО Красной Армии и ВМФ станций орудийной наводки (СОН-2) и организации отечественного производства СОН-2»[176]. Проект, согласованный с заведующим отделом электропромышленности ЦК ВКП(б) А.А. Турчаниным и заместителем Председателя Совнаркома, председателем Госплана СССР М.З. Сабуровым, был направлен в Государственный Комитет Обороны и принят там 10 февраля 1942 г. Постановление получило № 1266сс, и уже 15 февраля И.Г. Кабанов подписал приказ о создании в Москве первого в СССР специализированного радиолокационного предприятия – завода № 465 с конструкторским бюро и лабораториями, – способного вести в комплексе и их разработку, и выпуск, включая основные электронные компоненты.

Разработка и изготовление двух опытных образцов станций орудийной наводки СОН-2от[177] были закончены в ноябре 1942 года, всего за восемь месяцев, и после проведения испытаний Постановлением ГКО от 20 декабря 1942 года станция была принята на вооружение и поставлена на серийное производство. На флоте предвоенное недоверие к корабельной радиолокации как демаскирующему фактору после успешной работы единственной РЛС дальнего обнаружения на крейсере «Молотов» Черноморского флота и ознакомления с работой английских корабельных РЛС в Северных конвоях также сменилось требованиями о скорейшем оснащении радиолокаторами советских кораблей. Последовало Распоряжение ГКО за № 2960 от 3 марта 1943 г. «О мерах по оснащению кораблей ВМФ радиолокационной аппаратурой, в том числе импортной, и изготовлению аппаратуры в НИИ-10».

А.А. Форштер

А.А. Турчанин

Сделать опытный образец и подготовиться к серийному производству предписывалось до конца года. Руководить новым предприятием поручили А.А. Форштеру. Его помощниками стали М.Л. Слиозберг и А.М. Кугушев – выходцы из НИИ-9. Бывшие руководители и сотрудники завода им. Коминтерна, НИИ-9 и других предприятий, собранные в Москву из эвакуации, с фронта, вывезенные из блокадного Ленинграда, быстро освоили выделенные им пустующие промерзшие корпуса эвакуированного Физического института АН на 3-й Миусской улице. В 12 разрабатывающих лабораториях нового предприятия работали профессора (впоследствии академики) М.А. Леонтович и Н.Д. Девятков, профессор С.Э. Хайкин. Разработка и изготовление двух опытных образцов станций орудийной наводки СОН-2от были закончены в ноябре 1942 года, всего за восемь месяцев, и после проведения испытаний Постановлением ГКО от 20 декабря 1942 года станция была принята на вооружение и поставлена на серийное производство.

Для станции потребовалось разработать 25 типов электровакуумных приборов, в том числе импульсную генераторную лампу с торированным карбидированным катодом, высоковольтный кенотрон, комплект приемно-усилительных ламп, стабилитронов, электронно-лучевых трубок и др.

Одним из результатов пятилетнего довоенного сотрудничества с RCA стало внедрение у нас американских стандартов на радиолампы, что во время войны сыграло важную роль при эксплуатации техники, получаемой по ленд-лизу.

Поиск заводов, подходящих для производства радиокомпонентов, проходил гораздо труднее, чем для выпуска самих станций. Все приходилось начинать практически с нуля: не было оборудования, материалов, а главное – не было кадров. «Светлана» оказалась раздробленной между блокадным Ленинградом, Новосибирском и Барнаулом, «Радиолампа» – в далеком Ташкенте. Основная часть Московского электролампового завода в 1941 году тоже была эвакуирована, около 500 рабочих и служащих ушли на фронт, а оставшееся оборудование, как и на всех московских заводах, было задействовано на производство боеприпасов. Но и здесь в начале 1942 года был организован цех радиоламп, потом начали делать электронно-лучевые трубки для РЛС и под руководством главного инженера РА. Нилендера организовали восстановление генераторных ламп ИГ-8 для обеспечения бесперебойной войсковой эксплуатации станций РУС-2 и РУС-2с. В 1943 году заводчанам удалось увеличить срок службы радиоламп в 10 раз.

Оборудование для полного технологического цикла их производства пришлось собирать, что называется «с бору по сосенке». Большую помощь в организации нового предприятия и последующем обеспечении его производственной деятельности оказал бывший директор завода «Светлана», ставший заместителем наркома электропромышленности, – В.А. Восканян. Разработка и изготовление двух опытных образцов станций орудийной наводки были закончены досрочно, к 7 ноября, и после испытаний постановлением ГКО от 20 декабря 1942 года РЛС СОН-2от была принята на вооружение.

СОН-2от работала на волне 4 м и позволяла обнаруживать самолет на дальности от 20 до 40 км (при высотах полета от 1000 до 4000 м) и определять его координаты с точностью: по азимуту – 12 д. у. (делений угломера), по углу места – 7 д. у., по дальности – 25–70 м.

Но для создания зенитно-артиллерийских комплексов собственно радиолокатора недостаточно. Чтобы рассчитать элементы движения цели, выработать данные для установки зенитных орудий и передать их, нужны были те же технические решения и элементы, что и в существовавших системах управления стрельбой, с заменой оптических дальномеров и визиров, прожекторов и звукоулавливателей на радиолокационные средства.

Задача создания зенитно-артиллерийских комплексов с применением СОН не могла быть решена без участия прибористов 4-го главка Судпрома с их опытом по центральным приборам, синхронно-силовым передачам, всевозможным датчикам и др. Для того чтобы ПУАЗО-3 имел возможность работать по входным данным не только от дальномера, но и от радиолокационных станций, его конструкция должна была быть существенно изменена. Создавался новый прибор, получивший название ПУАЗО-4, в СКБ-НКСП, а персональная ответственность за руководство разработкой и производством приказом Наркома судостроительной промышленности была возложена на А.И. Шокина. В состав ввели преобразователь координат (из сферической системы, используемой в СОН, в цилиндрическую, применявшуюся в обычных ПУАЗО), связанный своим выходом с центральным прибором однопроводной синхронной передачей. Передача данных от центрального прибора (угла возвышения, упрежденного азимута и установки взрывателя) на орудия осуществлялась с помощью индикаторной самосинхронизирующейся передачи.

Вот так А.И. Шокин оказался вовлеченным в дело срочного решения радиолокационных проблем, и очень скоро они отодвинули от него все остальные. Сам он впоследствии так и говорил: «Все началось с английской станции СОН и с реально функционирующего (а не изобрет[ения] Алексеева и Малярова на магн[етрон]) магнетрона».

Для оснащения радиолокационными станциями самолетов еще перед войной в НИИ-20 НКЭП шла разработка аппаратуры «Гнейс» на клистронах с длиной волны в диапазоне 15-см, разрабатывавшихся и изготовлявшихся в НИИ-9 (Н.Д. Девятков). После окончания Финской войны в период подчинения Главрадиопрома Наркомату авиапромышленности в НИИ-20 по инициативе заместителя начальника НИИ ВВС С.А. Данилина были начаты работы по созданию бортовой радиолокационной станции «Гнейс» для истребителей на базе клистронов с длиной волны 15-см. Выпуск клистронов для станции, разработка и изготовление образцов которых велись в НИИ-9 (Н.Д. Девятков), планировалось организовывать на заводе «Радиолампа». Но война и эвакуация нарушили все эти планы. По изложенным выше причинам эту разработку закончить не удалось, но НИИ-20, эвакуированный в Барнаул, продолжил разработку под шифром «Гнейс-2» уже в 1,5 метровом диапазоне, аналогично станциям РУС-2.

Мероприятия по развертыванию производства РЛС «Гнейс-2» и приборов опознавания СЧ-1 («свой-чужой», система опознавания) были сформулированы в Постановлении ГКО № 3594, вышедшем 16 июня 1943 г. Постановление состояло из 11 пунктов и имело приложение на 7 страницах из еще 26 пунктов с мероприятиями по материально-техническому обеспечению производства радиолокаторов «Гнейс-2 и приборов «СЧ-1». Кстати, пункт 3 основного документа обязывал «считать радиолокаторы «Гнейс-2» приборами особой секретности и обязывал самолеты с этой аппаратурой летать только над нашей территорией и использоваться в системе ПВО для защиты от ночных налетов бомбардировщиков противника. По всей вероятности, подготовка этого постановления прошла с большими трудностями из-за многих проблем, решение которых и пришлось прописывать в столь объемном приложении. Становилось все более понятным, что проблемы радиолокации требуют всесторонних решений.

Такие принципиально новые виды военной техники, появившиеся во время войны, как атомная бомба, радиолокаторы и ракеты, потребовали комплексной организации работ на высшем государственном уровне во всех странах, где они создавались: в Великобритании, США, Германии. В нашей стране впервые такой чрезвычайный правительственный орган был создан именно для радиолокационной техники. В канун начала битвы на Курской дуге 4 июля 1943 года, ГОКО принял постановление «О радиолокации», которое явилось важнейшим государственным актом не только для отечественной радиолокации, но и всей радиоэлектронной промышленности. Внесло оно новый поворот и в судьбу А.И. Шокина. Но сначала небольшая предыстория.

Электроника, как уже описывалось выше, первоначально развивалась в основном применительно к связи, в чем достигла огромных успехов. В 1940 г. в США одних только радиовещательных приемников выпустили более восьми миллионов штук, и среди них четверть автомобильных. Но развертывание широкомасштабного производства радиотехнических средств СВЧ-диапазона для оснащения вооруженных сил радиолокационной техникой даже в Соединенных Штатах, еще в мирных условиях, при высокоразвитой электронной промышленности потребовало огромных усилий. Хотя в стране уже была проделана некоторая работа по длинноволновой радиолокации, область СВЧ-радиолокации была совершенно не изучена. Решения чисто конструктивных проблем для достижения нужных военным тактико-технических характеристик и устойчивости к неблагоприятным окружающим условиям было недостаточно. Требовалось организовать производство совершенно новых классов высоконадежных радиокомпонентов, и не только активных электровакуумных приборов, но и пассивных: сопротивлений, конденсаторов, штепсельных разъемов, переключателей, высокочастотных кабелей и др.

Со стороны американского правительства были приняты решительные меры. Одной из главных среди них стало создание в конце лета 1940 года Национального научно-исследовательского комитета по вопросам обороны, которым была проведена беспримерная для США мобилизация научных кадров на государственные нужды в специально созданные новые исследовательские центры. Чтобы сберечь дефицитные материалы, был прекращен выпуск стандартных радиовещательных передатчиков. Было сокращено производство электронных ламп и катодно-лучевых трубок, а выпускать стали лишь несколько их стандартных типов, предназначавшихся для военных нужд. В результате деятельности комитета уже к началу 1941 года произошел быстрый скачок от выпуска простых вещательных радиоприемников к военной аппаратуре высокой точности, а уровень ее производства, несмотря на нехватку материалов, в конечном счете вырос во много раз. Важнейшую роль в этом сыграла стандартизация и унификация многих компонентов, и если, например, в начале 1942 года в аппаратуре Армии и ВМФ США использовались радиолампы 2300 типов, то к концу войны число типов ламп для аппаратуры военного назначения было снижено до 224.

Но ни США, ни Великобритания решить все задачи по ускоренному оснащению армии и флота средствами радиоэлектронного вооружения, особенно радиолокационными, в одиночку не смогли. Потребовалось объединение огромных материальных и денежных ресурсов Соединенных Штатов с научными ресурсами Англии. В 1940 году при взаимном обмене в области радиолокации США получили уникальный английский магнетрон, а англичане – американский антенный переключатель, без которого они были вынуждены оснащать свои станции отдельными антеннами на передачу и прием. В Германии попытались совершенствоваться в одиночку (если можно так сказать при владении потенциалом практически всей Европы).

Радиопромышленность не состояла в приоритетных направлениях индустриализации. О ее мощностях в сравнении с радиопромышленностью США говорит хотя бы то, что выпуск бытовых радиоприемников, который был начат на заводе им. Козицкого еще в 1924 году, в 1940 году составил только 140 тысяч штук. По мере роста потребностей в радиолокационной технике и понимания трудностей оснащения ею Красной Армии и Флота в отделе электропромышленности систематически проходили совещания и консультации между представителями военных заказчиков и представителями промышленности. Особую роль в организации производства радиолокационной техники в первый период войны сыграл отдел электропромышленности ЦК ВКП(б), руководимый А.А. Турчаниным. Предвоенное дробление системы управления промышленностью привело к тому, что единое когда-то Главное управление электрослаботочной промышленности (5-е ГУ Наркомата оборонной промышленности) оказалось разделенным между наркоматами авиационной, судостроительной и электропромышленности. Было решено пока не нарушать сложившуюся систему управления предприятиями, головную роль в развитии радиолокации поручить Наркомату электропромышленности, где шли основные разработки и выпуск аппаратуры, а в будущем применить отраслевой подход, по которому разработку и производство радиолокационной аппаратуры следовало поручить:

– Наркомату электропромышленности – разработку наземной аппаратуры,

– Наркомату авиационной промышленности – аппаратуру для самолетов,

– Наркомату судостроительной промышленности – для кораблей и береговых частей флота.

Для организации этой работы требовался авторитетный лидер, который мог бы продвигать идеи внедрения радиолокации среди деятелей промышленности и военных. По воспоминаниям Н.Л. Попова[178], именно он предложил на эту роль А.И. Берга, с которым был хорошо знаком еще с конца двадцатых годов по совместным работам Остехбюро и НИМИС, возглавлявшегося Бергом. Наверняка в этом принял участие и старый сослуживец Берга – заместитель наркома ВМФ по кораблестроению Л.М. Галлер.

В 1938 году, как говорилось выше, Берг был арестован по обвинению в шпионаже, однако летом 1940 года оно было снято. Он вышел на свободу, ему восстановили воинское звание, он снова начал читать лекции в ЛЭТИ, коллеги предложили выдвинуть его кандидатуру на выборы в членкоры АН СССР. Но на должность начальника института не вернули, а в начале 1941 года он был взят консультантом на завод им. Козицкого, где в это время главным инженером стал его друг и ученик Б.Н. Можжевелов (за это директор завода А.А. Захаров получил от партийных органов).

14 августа 1941 года вместе с коллективом Военно-морской академии, где А.И. Берг работал в должности начальника кафедры судовой электротехники, его эвакуировали в Астрахань, а в 1942 г. еще дальше – в Самарканд. В 1941—43 гг. А.И. Берг писал записки в Наркомат Военно-морского флота (НК ВМФ) и ЦК ВКП(б), в которых доказывал перспективы радиолокации. «…Радиолокация, радиолокация и еще раз радиолокация – вот что нужно сегодня. Особенно меня волнует положение на флоте. А чем можем мы похвастать? Станцией «Редут-1», установленной в начале 1941 года на одном из крейсеров Черноморского флота?«Рус-1», созданным еще в 1939-м? Ну, еще несколькими типами станций, в свое время бывших весьма совершенными. Все это уже устарело! Есть и талантливые люди, и удачные разработки, и великолепные идеи, но все еще мал фронт работ, слаба промышленность», – так записал он в своем дневнике.

Воспользовавшись поездкой в июне 1942 году в Москву в Управление связи ВМФ, Берг постарался привлечь внимание к этой проблеме своими выступлениями, лекциями. Он подготовил доклад адмиралу Галлеру с проектом работ по радиолокации, который произвел серьезное впечатление. Бергу делают ряд предложений, но за разговорами ничего не последовало, и он вновь уехал в Самарканд. И вот 10 марта 1943 года ему пришла телеграмма от заместителя наркома ВМФ Л.М. Галлера с приказанием от имени наркома – немедленно выехать в Москву. Имея горький жизненный опыт, Берг попросил повторить телеграфный вызов с объяснением его причины и срока. Три дня он провел в тревоге, пока наконец не пришло подтверждение замнаркома. 14 марта Берг выехал из Самарканда и 23 прибыл в Москву, сразу явивлся к Галлеру. Запись в дневнике: «Он намекнул мне на предполагаемое назначение в электротехническую промышленность… <…> Слава богу, пока никаких неприятностей. А это самое главное».

Выяснилось, что Берга предполагают назначить заместителем народного комиссара электропромышленности. Последовало несколько встреч с наркомом электропромышленности И.Г. Кабановым, его заместителями, кадровиками. Показалось, что «…через несколько дней можно ждать оформления моего назначения. Теперь я этого уже не боюсь, так как во многом разобрался».

Хотя Берг и с опаской относился к этой должности, как человек далекий от промышленности, но отказываться от ответственности было не в его правилах. Больше всего он боялся, чтобы эта поездка не окончилась неудачей для дела и для него персонально.

Как описывал М.М. Лобанов[179], обсуждение мероприятий, нацеленных на обеспечение развития радиолокации, началось в марте 1943 года в отделе электропромышленности ЦК ВКП(б). В нем участвовали ответственные представители Госплана СССР, наркоматов вооружения, электротехнической, авиационной и судостроительной промышленности, ГАУ НКО и завода № 465. Но дни проходят за днями, закончился март, наступил апрель, а назначение все не происходило. Все это время его заботило оснащение флота радиолокацией. В своем дневнике он записывал:

«…Не знаю, но складывается впечатление, что дело не совсем ладно, и какие-то влияния мешают реализации первоначальных планов. Может быть, все это окончится мыльным пузырем, и меня вернут в Самарканд? До чего же все это сложно, до чего трудна жизнь. Но ведь я же никому не предлагал своих услуг, никому не навязывался.»

Ю.Б. Кобзарев так описал этот период в своих заметках: «Ни нарком электропромышленности Кабанов, ни его заместитель Зубович не встретили Берга с пониманием. Однако ему был отведен кабинет, придан референт (Улинич А.В.) и секретарша. Он получил большую машину и кремлевское обслуживание. Ему были даны большие права, но все это по особому «устному распоряжению ЦК, без какого бы то ни было оформления».

Берг представил правительству проект и изложил в нем действия, которые считал нужными для развития радиолокации. Но… кончается май, а в его дневнике снова та же неопределенность и тревога:

«Вот я уже более 2месяцев в Москве, и до сих пор вопрос о моем назначении не решен! Я уже даже перестал интересоваться этим делом… Кончаю большую подготовительную работу для расширения фронта радиолокации. Эта работа, несомненно, очень важна и пригодится независимо от того, буду ли я тут или нет. Это дает мне удовлетворение. Все признают, что эта работа очень полезна. Но как реализовать ее? Эффект использования радиооружия мог бы быть значительно повышен при должном внимании к вопросам радиолокации. Что делать? Порой у меня руки опускаются, так как часто не вижу реальной пользы от работы и боюсь, что я просто транжирю дни».

Но рук он, конечно, не опускал и, пользуясь предоставленными возможностями, настойчиво продолжал устанавливать связи с людьми и учреждениями. Многие постепенно начинали его понимать, у многих (не у всех) возникает желание помочь. В конце июня Берг снова пишет в дневнике:

«Пока не вижу, где опасность, кто может мне помешать… Все время нахожусь под страхом какой-нибудь неожиданности. «Приятное» состояние! Но я, кажется, действую осторожно и стараюсь убедить всех в правильности моей общей линии… Был у маршала артиллерии Н.Н. Воронова. Сделал ему подробный доклад по радиолокации, он проявил большой интерес и обещал все это доложить И.В. Сталину. Вчера вечером передал ему проект работ по радиолокации для Сталина».

Как можно догадываться, при обсуждении проблемы ни один из наркомов (а в первую очередь нарком электропромышленности) не хотел вешать на себя дополнительные сверхсложные обязанности. Основу РЛС, ее параметры, определяли прежде всего электровакуумные приборы, причем с уникальными параметрами.

В приборостроении и машиностроении, столь хорошо знакомых А.И. Шокину, сборочные операции отдельных узлов и приборов в целом, как правило, «обратимы», то есть, возможен обратный процесс: разобрать, заменить недоброкачественные детали или подогнать их «по месту», и собрать вновь. Так, плохая регулировка подшипника автомобиля не означает, что автомобиль в целом должен быть забракован: испорченный подшипник может быть заменен новым. Стоимость брака в этом случае равна стоимости одного подшипника, а не всего автомобиля. Прецизионные шариковые подшипники для гироскопов так и изготавливались: закупали партии самых точных серийных подшипников, разбирали, далее проходил подбор шариков и повторная сборка.

Изготовление же электровакуумных приборов характеризуется большим числом необратимых специально разработанных технологических операций. Цикл изготовления широкополосной приемно-усилительной лампы содержал более 250 технологических операций, а магнетрона – более 450, и большинство этих операций необратимы. Их производство можно упрощенно сравнить с процессом получения сплава металлов определенного состава и свойств. В случае недоброкачественных материалов или ошибок в технологическом процессе прибор, собранный из множества деталей и узлов, так же как и негодный сплав, нельзя простыми способами разложить на исходные компоненты. Поэтому для электровакуумных приборов характерен большой уровень технологических отходов в производстве, одна из причин которого как раз недоброкачественность исходных материалов и нестабильность их вакуумных свойств. По данным технической разведки было известно, что у американцев выход годных магнетронов составлял лишь 5 %.

Однако задача снижения потерь уступает по своему экономическому и техническому значению другой важной задаче – повышению надежности и долговечности изделий. Особо ответственными являются технологические операции, необходимые для придания деталям и узлам свойств, непосредственно обеспечивающих электрические и другие параметры приборов (активирование катодов, тренировка и др.). Характерные для этих операций физические и химические процессы протекают в условиях вакуума, воздействия сильных электрических полей, нагрева до строго определенных температур, влияния остаточных газов и других трудно учитываемых факторов. Недостаточная изученность этих процессов затрудняла производство, вызывала необходимость широкого использования различного рода проб и являлась причиной невоспроизводимости параметров приборов. Эта ситуация усугублялась несовершенством методов контроля, в комплексе которых всегда был очень высок удельный вес визуальной оценки качества деталей. Методы же контроля из других отраслей техники часто не давали представления о действительном поведении деталей и узлов в приборах. Все это вызывало необходимость проведения многочисленных и длительных производственных проб.

Для большинства деталей и узлов ЭВП характерны очень высокие требования к точности, чистоте поверхности, прочности и герметичности соединений, а некоторые из них имеют столь малые размеры и труднодоступные участки, что обработка их общепринятыми способами невозможна. Не менее высоки требования к неизменности размеров, формы и еще многих физико-химических свойств деталей и собранных узлов при различных воздействиях и в процессе изготовления приборов, и в условиях эксплуатации.

Чтобы удовлетворить этим требованиям, применяют самые разнообразные по своим свойствам металлические и неметаллические материалы и особые технологические приемы с соблюдением высокой производственной гигиены, широким использованием защитных сред (водород, инертные газы, вакуум) и другие меры. По этим причинам в составе материалов, применяемых в электровакуумной технике, насчитывается до 90 % элементов таблицы Менделеева. Для многих из них электровакуумное производство являлось единственной отраслью с более или менее значительным промышленным применением. Те же материалы, которые и ранее использовались в других отраслях техники, теперь требовали более высокой степени очистки, специальных режимов обработки и т. д.

Возможно утомительные для читателя описания особенностей технологии и организации электронного производства приведены с целью показать, насколько сложным было дело создания промышленности, способной массово производить высоконадежные активные и пассивные радиокомпоненты. Требовалось разрешение целого ряда сугубо специфических проблем: разработки специальных технологических процессов, разработки и создания соответствующего технологического оборудования, получения широчайшей гаммы материалов с высшей степенью очистки, разработки специальных методов контроля качества и оборудования для них. Заместитель наркома электропромышленности А.А. Восканян, прекрасно знал все эти сложности, поскольку в бытность директором «Светланы» немало намучился с поставщиками материалов и, по-видимому, не считал реальным резко увеличить выпуск в военной обстановке подобной продукции, да еще под ускоренное развитие радиолокации.

Организационное решение было найдено в виде специального правительственного органа с широкими полномочиями, во главе которого должен был стоять член высшего руководства страны, по управлению и координации деятельности заводов разных наркоматов, привлекаемых к выпуску радиолокационной аппаратуры. Для выработки, а еще более для согласования такого решения и понадобилось так много времени и нервов. Но предстояло еще убедить Сталина в необходимости создания такого беспрецедентного органа. Вот здесь талант профессионального лектора и пропагандиста профессора Берга был воистину незаменим. В период подготовки пакета документов «О мероприятиях по организации производства радиолокационной аппаратуры» для представления на утверждение ГКО А.И. Берг провел переговоры и заручился поддержкой наркоматов авиационной и судостроительной промышленности и представителей командования родов войск: ВМФ, артиллерии (Н.Н. Воронов) и дальней авиации (А.Е. Голованов).

Через члена ГКО секретаря ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова на имя И.В. Сталина был подан доклад с проектом постановления. Сталин принял А.И. Берга, который изложил суть радиолокации, необходимость развертывания широкого производства радиолокационных станций, проблемы, которые этому препятствуют, и необходимые государственные меры.

Берг долго не прикасался к дневнику. Только 26 июля 1943 года жирными буквами, через несколько интервалов появилась документально сухая запись:

«4 ИЮЛЯ Я НАЗНАЧЕН СТАЛИНЫМ ЗАМЕСТИТЕЛЕМ НАРОДНОГО КОМИССАРА ЭЛЕКТРОПРОМЫШЛЕННОСТИ».

Постановление вышло 4 июля 1943 г. за № 3686сс. В нем было записано:

«Учитывая исключительное военное значение радиолокации для повышения боеспособности Красной Армии и Военно-Морского Флота Государственный Комитет Обороны постановляет:

1. Создать при Государственном Комитете Обороны Совет по радиолокации. Возложить на Совет по радиолокации при ГКО следующие задачи

а) подготовку проектов военно-технических заданий ГКО для конструкторов по вопросам системы вооружения средствами радиолокации Красной Армии и Военно-Морского флота;

б) всемерное развитие радиолокационной промышленности и техники, обеспечение создания новых средств радиолокации и усовершенствования существующих типов радиолокаторов, а также обеспечение серийного выпуска промышленностью высококачественных радиолокаторов;

в) привлечение к делу радиолокации наиболее крупных научных, конструкторских и инженерно-технических сил, способных двигать впередрадио-локационную технику;

г) систематизацию и обобщение всех достижений науки и техники в области радиолокации как в СССР, так и за границей, путем использования научно-технической литературы и всех источников информации;

д) подготовку предложений для ГКО по вопросам импорта средств радиолокации.

2. Утвердить Совет по радиолокации в следующем составе: тт. Маленков (председатель), Архипов, Берг, Голованов, Горохов, Данилин, Кабанов, Калмыков, Кобзарев, Стогов, Терентьев, Угер, Шахурин, Щукин.

3. Поставить перед Советом по радиолокации в качестве ближайших задач:

а) обеспечение улучшения качества и увеличение серийного производства выпускаемых промышленностью следующих радиолокаторов —

установки обнаружения, опознавания самолетов и наведения на них истребительной авиации в системах ПВО – «Пегматит-3» и «Редут» с высотной приставкой;

станции орудийной наводки СОН-2 для обеспечения стрельбы зенитных дивизионов в системе ПВО;

самолетных радиолокационных установок наведения для двухмомоторных самолетов «Гнейс-2»;

радиолокационных приборов опознования самолетов и кораблей «СЧ»,

б) Обеспечение создания и испытания опытных образцов и подготовки серийного производства следующих радиолокаторов —

установки наведения прожекторов для ведения заградительного огня зенитной артиллерии в системе ПВО;

станции орудийной наводки СОН-3 для обеспечения стрельбы зенитных дивизионов в системе ПВО;

радиолокационной установки для наведения на цель бомбардировочной авиации дальнего действия;

радиолокационной установки наведения для одномоторного истребителя;

универсальной морской установки обнаружения для всех типов кораблей, включая подводные лодки и торпедные катера;

корабельные и береговые установки для обнаружения и обеспечения стрельбы главным калибром надводных кораблей и береговых батарей в любых условиях видимости.

4. В целях обеспечения новых разработок и серийного производства радиолокаторов современными высококачественными электровакуумными изделиями создать Электровакуумный институт с опытным заводом. <…>.

Разместить Электровакуумный институт на площадях завода № 747 НКЭП.

Утвердить начальником Электровакуумного института т. Векшинского С.А.

5. Для решения задач комплексного проектирования радиолокационного оборудования объектов, разработки тактико-технических заданий на радиолокационные приборы и координации работ отделов главных конструкторов заводов радиолокационной промышленности, организовать Пректно-конструкторское бюро по радиолокации.

Утведить начальником Проектно-конструкторского бюро т. Попова Н.Л.

6. Организовать в Наркомате электропромышленности Главное управление радиолокационной промышленности в составе:

а) Всесюзного научно-исследовательского института радиолокации;

б) Электровакуумного института;

в) Проектно-конструкторского бюро;

г) заводов Наркомэлектропрома №№ 465, 747, 498, 208 и 830.

7. Утвердить т. Берга А.И. заместителем наркома электропромышленности по радиолокации.

8. Восстановить в Московском энергетическом институте факультет радиотехники

9. Обязать Главное управление трудовых резервов при СНКСССР (тт. Москатов и Зеленко) совместно с ЦК ВЛКСМ (т. Михайлов) организовать 15 ремесленных училищ с контингентом учащихся в 10 тысяч человек с целью подготовки в этих училищах квалифицированных рабочих кадров для заводов в радиолокационной промышленности.

10. Установить для крупных научных, конструкторских и инженерно-технических работников по радиолокации 30 персональных окладов, в размере до 5000 рублей каждый, и 70 окладов, в размере до 3000 рублей.

11. Разрешить председателю Совета по радиолокации утвердить штаты аппарата совета.

Обязать Совет по радиолокации совместно с Госпланом при СНК СССР (т. Вознесенский), Наркомэлетропромом (т. Кабанов), Наркомавиапромом (т. Шахурин), Наркомминвооружения (т. Паршин), Наркомсудпромом (т. Носенко), Наркомсредмашем (т. Акопов), Наркомвооружения (т. Устинов) к 15 июля с.г. представить на утверждение Государственного Комитета Обороны предложения о мероприятиях по организации производства радиолокационной аппапаратуры.

Председатель Государственного Комитета Обороны

И. СТАЛИН»

Из текста постановления вытекает, что основной функцией Совета была подготовка постановлений ГКО по перечисленным вопросам радиолокации.

Среди членов этого Совета – представители вооруженных сил, промышленности и науки: С.Н. Архипов – флагманский связист Северного флота; А.Е. Голованов – командующий авиацией дальнего действия; А.Ф. Горохов – командующий зенитной артиллерией войск ПВО страны; С.А. Данилин – заместитель начальника НИИ ВВС; В.Д. Калмыков – директор НИИ-10; Ю.Б. Кобзарев; Д.С. Стогов – начальник лаборатории НИИИСКА; В.П. Терентьев – начальник 4-го ГУ НКСП; Г.А. Угер – начальник отдела НИИ ВВС; А.Н. Щукин – начальник кафедры Военно-морской академии РККФ.

Теперь в Наркомате обороны всеми вопросами наземной радиолокации должно было ведать только ГАУ (ранее этими вопросами занимались еще три управления НКО: военно-техническое, связи и ПВО), а морской радиолокации – отдел спецприборов центрального аппарата Наркомата ВМФ во главе с С.Н. Архиповым. Первым начальником отдела радиолокации ГАУ, ведавшего заказами на разработку и производство наземной радиолокационной техники, был назначен военный инженер М.М. Лобанов, который был одним из инициаторов и организаторов еще довоенных исследований и разработок по радиолокации для зенитной артиллерии.

А.И. Шокин вспоминал по данным событиям: «Авиация задавила до войны электронику. «Быстрее, Выше, Дальше», и то же у немцев. Англичане бомбили прицельно <с помощью> APQ-13, немцы впервые узнали о радиолокационных прицелах, сбив над Роттердамом английский бомбардировщик с APQ-13[180], через 3 месяца воспроизвели, но не догнали. Англия передала все в США. Вся <наша> страна строила самолеты, и только в 1943 г. был создан Комитет по радиолокации».

Суть работы Совета сводилась к быстрому поиску необходимых решений, их согласованию между постоянными членами и выпуску распорядительных документов от имени ГКО. Для А.И. Шокина такая работа была понятна, он уже достаточно много походил по коридорам власти и знал алгоритмы процессов «решения вопросов». Но многим это было в новинку. Хорошо понимая в вопросах генерирования радиоизлучения, его распространения и отражения, им было крайне сложно перевести все это на язык, понятный для чиновников и производственников. Да и роль и место руководителя не всегда были понятны. Вот и вылилось это в такие строки в дневнике Берга:

«Председатель Совета совсем не занимается радиолокацией. Я его заместитель по Совету, но фактически с ним не встречаюсь и его помощи не получаю. Я оказался в безвоздушном пространстве… Виноват ли я в этом? По-моему, я никаких ошибок не допускал. Эта вынужденная изоляция очень портит дело и страшно осложняет мою работу. Я не чувствую опоры, я потерял почву под ногами… А война идет, все войска требуют радиолокационных средств, а мы их даем недостаточно. Но как понять, что если бы у нас было больше радиолокационных средств, то наши потери были бы меньше!»

Конечно, у Маленкова и других забот хватало, но, оценивая его как председателя Совета, нужно не забывать о том, что в Секретариате ЦК он «сидел на кадрах». А Берг недаром опасался своей неопытности в промышленных вопросах и возможного неприятия как чужака в уже сложившихся связях.

А ведь главным, стратегическим направлением работы по реализации правительственного задания по оснащению нашей армии и флота радиолокационной аппаратурой было именно резкое расширение промышленной базы. Выбор А.И. Шокина на должность начальника промышленного отдела решением Секретариата ЦК ВКП(б) был вполне объективным. Он прекрасно знал приборостроительные предприятия Судпрома и других отраслей, которые предполагалось привлечь к новой тематике, и, что не менее важно, их руководителей. Он хорошо показал себя при организации здесь производства непрофильной продукции (боеприпасов и пр.), при развертывании деятельности эвакуированных предприятий, при организации новых заводов на месте эвакуированных.

А.И. после вручения ордена Красной Звезды. 1943 г.

Был знающим специалистом-технологом по производству военных приборов и мог оценить возможности предприятий других отраслей. Несмотря на молодость, имел авторитет и в промышленных, и в военных кругах. С тем же М.М. Лобановым они были знакомы по уже десять лет, еще по работе с «Прожзвуком». Все это сочеталось с редким тогда знанием всех стадий цикла «исследование – разработка – производство», с личным опытом и по участию в разработках, и по сдаче изделий заказчикам, не говоря об их изготовлении, а благодаря должности главного инженера 4-го главка Судпрома эти знания и опыт приобрели у него необходимую широту и многообразность. С электронной техникой А.И. Шокин тоже был знаком через гидроакустику, инфракрасную технику и «волновое» (радио) управление, но для того, чтобы заниматься радиолокацией, этого было недостаточно, и пришлось ему снова самообразовываться.

31 июля 1943 года приказом № 104/к народного комиссара судостроительной промышленности Союза ССР И.И. Носенко он был освобожден от должности главного инженера 4-го Главного управления «в связи с переходом на другую работу» – решением Секретариата ЦК ВКП(б) он назначался на должность начальника промышленного отдела вновь созданного Совета по радиолокации при ГКО. За хорошую работу этим же приказом нарком объявил ему благодарность и премировал месячным окладом. В том же году за успешное оснащение Красной Армии и частей ПВО «специальными военными приборами» А.И. Шокин был награжден орденом Красной Звезды, а в 1944 году – медалью «За оборону Москвы» за работу по организации производства боеприпасов и вооружения в осажденной столице. Был ли он доволен своей новой работой? Вряд ли, по крайней мере, мне доводилось слышать его мысли вслух, что всю жизнь ему ломали переброски с одного рода деятельности на другой. По-видимому, схожие мысли были и у Берга, который сделал запись в дневнике после того, как 24 октября 1944 года его освободили от должности замнаркома НКЭП: «…Пока чувствую себя непривычно – нет прямой власти, как было в наркомате. Совет довольно странная организация, я еще ясно не представляю себе, что из него выйдет».

Конкретные пункты постановления касались Электровакуумного института и опытного завода при нем на базе завода № 747 во Фрязине. Здесь объединялись научно-технические, инженерные кадры и лабораторное оборудование Отраслевой вакуумной лаборатории НКЭП, электровакуумных лабораторий завода № 465, Физико-технического института АН СССР и лаборатории профессора А.Г. Александрова, а также специальной вакуумной лаборатории С.А. Векшинского. Начальником института был утвержден С.А. Векшинский. Вполне закономерно, что Постановлением от 04.07.43 было предусмотрено создание нового Электровакуумного института с опытным заводом – НИИ-160 (сейчас ГНПП «Исток»). Проведение в специализированном институте разносторонних исследований по созданию совершенной технологии и повышению качества новых высокочастотных электровакуумных приборов позволяли перейти от их изготовления кустарными методами к крупносерийному производству.

Здесь, во Фрязине, началось становление отечественной СВЧ электронной промышленности. Институт был укомплектован наиболее квалифицированными кадрами специалистов, собранными со всей страны из эвакуации. В приказе об организации предприятия было сказано, что институт и опытный завод создаются для обеспечения армии радиолампами «для всех видов радиолокации, связи и телемеханики…». Лаборатория электровакуумных приборов завода № 465 во главе с Н.Д. Девятковым была включена в состав НИИ-160. Приборы для СОН, разработанные, еще в Москве, в 1944 г. были переданы в производство на опытный завод. Производство же собственно РЛС СОН-2 было размещено в корпусах завода № 465 на Соколе, впоследствии преобразованного в НИИ-20 Наркомата вооружений.

Однако в те годы возможности и института и завода были еще очень ограничены, и даже ЭВП для полутораметрового диапазона давались с огромным трудом: не было оборудования, не было материалов, да и квалификация рабочих оставляла желать лучшего. Характерно, что для передающих устройств первых корабельных РЛС «Юпитер», разработка мощных электровакуумных генераторных ламп дециметрового диапазона волн и модуляторных ламп проводилась собственными силами НИИ-10. Одним из основных разработчиков был ведущий инженер вакуумной лаборатории, выпускник МГУ (1936 г.) М.А. Налимов (1905—?). Так же, своими силами, были разработаны мощные магнетронные генераторы сантиметрового диапазона волн для передающих устройств первых корабельных и береговых РЛС «Марс». Здесь одним из основных разработчиков стал П.А. Синицын.

Для РЛС требовались совершенно новые классы высоконадежных радиокомпонентов: сопротивлений, конденсаторов, штепсельных разъемов, переключателей, высокочастотных кабелей и др. Ведущее положение в подотрасли пассивных электронных приборов занимал созданный еще в 1939 г. НИИ-34 («Гириконд»), а вот все производство радиокомпонентов в СССР велось в цехах, или даже участков аппаратных заводов. В 1941 году об организации специализированных заводов по выпуску конденсаторов и сопротивлений задумались, но война помешала реализации планов.

При крайне ограниченных возможностях промышленности и острой нехватке материалов особенно важными являлись вопросы нормализации комплектующих изделий, унификации радиоэлементов и измерительной техники, что и было поручено Проектно-конструкторскому бюро (ПКБ-170). Можно без преувеличения утверждать, что деятельность ПКБ позволила заложить основы системы качества не только радиолокационной, но и всей другой радиоэлектронной аппаратуры.

На Проектно-конструкторское бюро возлагалось решение задач комплексного проектирования радиолокационного оборудования объектов, разработки тактико-технических заданий на радиолокационные приборы и координации работ отделов главных конструкторов заводов радиолокационной промышленности. Основными направлениями работ в ПКБ-170 были стандартизация и унификация узлов и элементов радиолокационной аппаратуры, изучение образцов иностранной радиоэлектронной техники, разработка отдельных радиолокационных приборов, издание обзорных материалов для предприятий. Начальником ПКБ был утвержден Н.Л. Попов.

Базовым в развитии радиолокации оставался Наркомат электропромышленности, в котором организовывалось Главное управление радиолокационной промышленности, в составе Всесоюзного института радиолокации, электровакуумного института, ПКБ и заводов №№ 465, 747, 498, 208 и 830. Помимо указанных в постановлении в ведении НКЭП были НИИ-20[181], электровакуумные заводы «Светлана» (№ 211), «Радиолампа» (№ 191), МЭЛЗ, радиоаппаратные заводы, выпускавшие необходимые комплектующие.

О составе и задачах упомянутого в этом пункте Всесоюзного института радиолокации в постановлении больше ничего не сказано. Это нужно было решать «в рабочем порядке».

Кипучая натура Берга нашла выход в живой работе, и ему стало не до сомнений. По воспоминаниям Ю.Б. Кобзарева для Совета было выделено помещение в Б. Комсомольском переулке, и к сентябрю был сформирован его аппарат. В аппарате Совета первоначально было четыре отдела: научный возглавил Ю.Б. Кобзарев, военный – Г.А. Угер, научно-технической информации – В.М. Калинин и промышленный, который уже с 1 августа возглавил А.И. Шокин. «Это не отделы универмага, это отделы Совета», – растолковывал Берг непонимающим. Сам Берг в сентябре 1943 г. был назначен заместителем председателя и фактическим руководителем аппарата, ответственным секретарем Совета стал позднее А.А. Турчанин.

Первое, с чего начинается работа любого нового учреждения – это его размещение, и 17 июля выходит Постановление ГКО № 3758 «О помещениях Всесоюзного научно-исследовательского института радиолокации, конструкторского бюро, Главного управления радиолокационной промышленности и для Совета по радиолокации при ГОКО». Им передавалось здание бывшей Промакадемии им. И.В. Сталина (корпус № 1) и здание бывшего Экономического института (корпус № 2) на Новой Басманной улице.

Долго не решался вопрос с руководством нового института. Наконец 31 августа приказом И.Г. Кабанова исполнение обязанностей начальника института было возложено на А.И. Берга. Главным инженером был назначен А.М. Кугушев, до этого исполнявший обязанности главного инженера завода № 465. 3 сентября 1943 г. СНК СССР присвоил вновь организованному институту наименование Всесоюзный научно-исследовательский институт № 108, подчинив его НКЭП. За этим последовало Постановление № 4072 от 8 сентября 1943 г. «О капитальном ремонте здания Всесоюзного научно-исследовательского института радиолокации».

Лишь 21 декабря 1943 г. у института появился штатный начальник: приказом наркома электропромышленности им был назначен Петр Зиновьевич Стась (1906–1967). Скудные сведения о непростой биографии первого директора ВНИИ-108 удалось собрать с трудом. Он родился в селе Городище Петровского района Киевской области. В 1938 г. (не ранее октября) возглавил Остехуправление НКОП, где его работа завершилась Постановлением Правительства от 31 августа 1939 года о ликвидации Остехуправления в связи с передачей его предприятий в авиационную, судостроительную и электропромышленность. В войну по Постановлению ГКО Стась прибыл в Уфу как уполномоченный на заводах, изготовляющих средства военной связи, и вскоре возглавил завод № 697 (созданный на базе эвакуированного из Ленинграда завода «Красная Заря»), который освоил выпуск 26 типов высокочастотной аппаратуры дальней секретной связи[182], разработанных заводом совместно с ЦНИИС. В 1942 г. Стась был переведен в Башкирский обком ВКП(б) на должность секретаря по электропромышленности. Вот с этой должности его и назначили директором ВНИИ радиолокации, где он проработал до 1946 г. (с августа его сменил С.М. Владимирский).

С первых дней своего существования НИИ-108 был тесно связан с Советом по радиолокации. Только с помощью Совета и связей А.И. Берга можно было находить кадры для института и готовить документы о переводе сотрудников. Поскольку по радиолокационной тематике готовых специалистов в стране можно было найти только несколько человек, постольку привлекали кадры всех радиотехнических специальностей. Первыми были укомплектованы лаборатории для теоретических исследований. Приказом наркома от 19 октября из ОКБ при ВЭИ были переведены 23 разработчика. В основном это были эвакуированные инженеры из ленинградского НИИ-9 во главе с А.А. Селезневым, занимавшиеся телевизионной тематикой. Они составили коллектив первой разрабатывающей лаборатории, № 16, и одним из главных направлений работы института, таким образом, стала телевизионная тематика. Вскоре последовало распоряжение СНК СССР о переводе 5 человек из ЛФТИ, среди которых были уже три первых лауреата Сталинской премии за создание РЛС РУС-2.

Набирать сотрудников в институт было сложно еще и потому, что радиолокацию начали одновременно развивать и в других отраслях промышленности.

Промышленным отделом Совета подготавливались, и одно за другим выходили постановления ГКО по расширению производственной базы радиолокации:

– 12 октября 1943 г. за № 4314 «Об организации на заводе № 339 НКАП производства самолетных радиолокационных приборов и установок для обнаружения самолетов»,

– 16 октября 1943 г. «О вооружении кораблей Военно-Морского Флота (крейсеров и эсминцев) зенитными радиолокационными установками»;

– 7 ноября 1943 г. за № 4523 «О производстве специальных электродвигателей для радиолокационных установок» и за № 4524 «О производстве на заводе № 465 Наркомэлектропрома станций орудийной наводки и установок для наведения на цель бомбардировочной авиации».

– 5 января 1944 г. за № 4893 «О производстве радиолокационных установок для артиллерии главного калибра и радиолокационных станций обнаружения для кораблей Военно-Морского Флота (линкоров, крейсеров, эсминцев) на заводе № 703 НКСП».

– 7 января 1944 г. за № 50312 «О производстве морских артиллерийских и гироскопических систем, обеспечивающих совместную работу с радиолокационными установками, на заводе № 706 Наркомсудпрома»,

– 13 февраля 1944 г. за № 5167 «О проектировании и изготовлении в НИИ-10 Наркомсудпрома опытных образцов радиолокационных станций и приборов точной наводки артиллерии для кораблей Военно-Морского Флота».

Не была оставлена без поддержки и компонентная база. 23 сентября 1943 г. вышло Постановление № 4189 «О производстве специальных электронных приборов в электровакуумном институте № 160 Наркомэлектропрома и его опытном заводе № 747», а 22 ноября – Постановление № 4642 от «Об изготовлении для радиолокационной и радиопромышленности конденсаторов из металлизированной бумаги и тонких слоев металлов и диэлектриков». Особым в этом ряду является Постановление № 4703 от 30 ноября 1943 г. «О производстве непроволочных сопротивлений и постоянных конденсаторов для радиолокационной и радиоприборной промышленности». По этому постановлению на картонажной фабрике в Павловском Посаде появился первый в стране завод по производству радиодеталей. А.И. Шокин вспоминал, что у этого подхода были противники: «Н.Л. Попов и Е.Е. Глезерман объявили производство радиодеталей [специализированными заводами] ересью»[183]. Но все же завод (впоследствии «Экситон») был создан.

С 1944 года постановлениями ГКО утверждались квартальные планы производства серийных радиолокационных станций, запасного имущества и комплектующих изделий к ним и о материально-техническом обеспечении радиолокационной промышленности во всех наркоматах. Первое такое Постановление № 5667 на второй квартал вышло 15 апреля, следующее, на III квартал 1944 года (№ 6296), вышло от 31 июля 1944 г.

За всеми этими постановлениями по промышленности не был забыт и Центральный институт: 2 января 1944 г. вышло Постановление № 4878 «О неотложной помощи Всесоюзному научно-исследовательскому институту радиолокации – НИИ-108 Наркомэлектропрома».

Итак, решение проблемы производства радиолокационной техники было найдено в создании специализированных предприятий в профильных наркоматах: авиационные РЛС – в НКАП, корабельные – в НКСП. Таким же образом в дальнейшем была решена и судьба завода № 465, выпускавшего СОН, – его передали в Наркомат вооружений.

С марта 1944 года освоением и самостоятельной разработкой радиолокационных станций обнаружения и управления артиллерийской и торпедной стрельбой начал заниматься завод № 703[184]. Начало было положено освоением РЛС «Пегматит», затем на освоение были взяты корабельные РЛС разработки НИИ-20 «Гюйс», «Гюйс-1», «Гюйс-1М». Но уже в том же 1944 г. силами собственного ОКБ-703 была начата разработка панорамной РЛС воздушных целей «Гюйс-2». В составе первой группы разработчиков был Г.И. Зевин (1912—?), В.А. Кузнецов (р. в 1912 г., с 1946 г. – заместитель главного конструктора разработки), с 1945 г. главным конструктором разработки стал А.И. Патрикеев. Правда, до конца войны из всего семейства РЛС «Гюйс» были установлены на кораблях (эсминцах) только три станции. С 1942 г. и до конца жизни здесь работал брат А.И. Шокина В.И. Шокин: начальником цеха, главным технологом, заместителем главного инженера.

В августе 1944 г. постановлением СНК СССР в составе НКСП на южной окраине Москвы, на месте мастерских по переоборудованию автомобильных двигателей для речных катеров был организован завод № 782, которому тоже было поручено освоить производство радиолокационных станций. Одним из первых изделий, серийно изготовляемых заводом, стала станция «Редан-3», разработанная НИИ-10.

Корабельные стрельбовые и навигационные станции в НИИ-10 стали разрабатывать с 1944 г. Правда, работы по радиолокации начинались здесь еще в 1941 г., когда оставшаяся в Москве после эвакуации института часть сотрудников наряду с изготовлением аппаратуры для фронта, проводила еще и исследовательские работы. Среди них и работы под руководством К.В. Байдуна по самой тогда актуальной в Москве теме – радиоаппаратуре для обнаружения самолетов с земли. В 1942 году все сотрудники возвратились в Москву. Директором института стал В.Д. Калмыков, а главным инженером – А.И. Мирвис. В качестве опытного завода при НИИ-10 выступал организованный на площадях эвакуированного завода № 205 завод № 706, который возглавил Б.Б. Юрьев, эвакуированный в составе большой группы ленинградских специалистов в 1942 г. Здесь долгие годы до выхода на пенсию работал начальником цеха, а затем мастером И.А. Шокин – отец А.И. Шокина.

В 1943 г. в НИИ-10 перешел из НИМИСТА ВМФ главным конструктором Ю.А. Шаровский, как и А.И. Мирвис один из создателей систем управления катеров с «волновым управлением» в ленинградском отделении Остехбюро[185]. Под его началом проходили разработки морских РЛС «Юпитер-1», «Юпитер-2», «Марс-1», «Марс-2», «Зарница». Главным конструктором «Юпитера-2» был Ф.В. Лукин (1908–1971) – в будущем заместитель председателя ГКЭТ и первый генеральный директор Научного центра микроэлектроники в Зеленограде. Опытный образец в 1944 г. был установлен на новом эсминце «Огневой», а в 1946 г. началось серийное производство под условным наименованием «Вымпел-2Д». В 1946 г. в НИИ-10 завершилась разработка радиолокатора в дециметровом диапазоне волн для наводки орудий главного калибра по азимуту и дальности.

Этот же коллектив (руководитель Ф.В. Лукин, активные участники разработки: А.К. Балаян, С.А. Ноздрин, А.А. Шишов и др.) в 1943—45 гг. разрабатывал РЛС управления огнем главного калибра крейсеров («Марс-1», руководитель – Гринштейн) и эсминцев («Марс-2», главный конструктор —

Ф.В. Лукин). Опытные образцы этих РЛС были изготовлены в начале 1944 г. и после стендовых испытаний отправлены на Черное море. Испытания были завершены уже после окончания войны, обе станции были приняты на вооружение под наименованиями «Редан-1» и «Редан-2» соответственно, и с 1946 г. начался их серийный выпуск.

В Наркомате авиационной промышленности организацию радиолокационных вопросов тоже поручили приборостроительному Главному управлению, которое возглавлял Н.Я. Балакирев. В 1943 г. в Москве начал выпуск станций «Пегматит» и радиолокационных средств опознавания и обнаружения СЧ завод № 339 в Электрическом переулке. Фактически это была возвращенная часть московского завода № 213, которая, оказавшись в эвакуации в Энгельсе, стала там самостоятельным заводом № 133. Им руководил директор М.И. Комиссаров (1909–1985), он же возглавил и завод № 339. В 1944 г. М.И. Комиссарова сменил Н.Б. Валаев (1906–1983)[186].

В конце 1944 года в пустом полуразрушенном корпусе бывшего авиационного завода было организовано ЦКБ-17 по разработке самолетных РЛС. Первым его начальником стал отозванный из армии Я.М. Сорин.

Лучше всего результаты работ по организации радиолокационной промышленности показывают цифры. После 1943 года произошел резкий рост выпуска РЛС типа РУС-2, и в 1945 году их было выпущено в четыре с лишним раза больше, чем в 1943 году. Общее количество РЛС дальнего обнаружения, выпущенных до конца войны, составило: РУС-2 (двухантенная, автомобильная) – 12, РУС-2 (одноантенная, автомобильная) – 132, «Пегматит» (одноантенная, стационарная разборная) – 463; станций орудийной наводки СОН 2от – 124. Бортовой станцией «Гнейс-2» к концу 1944 года было оснащено уже 230 самолетов.

Заместитель председателя Совета А.И. Берг так оценивал деятельность начальника промышленного отдела:

«Занимая с 1943 г. должность начальника Промышленного отдела Совета по радиолокации при ГКО, т. Шокин, работая с исключительной энергией и инициативой, сумел в очень короткий срок организовать радиолокационную промышленность в трех наркоматах».

Одним из других важнейших направлений деятельности Совета стала подготовка предложений по поставкам радиолокационной аппаратуры, оборудования для электровакуумной промышленности и т. п. от союзников. В США с начала войны осталась группа специалистов промышленности, проходивших стажировку на фирме RСА, которых и привлекли к этой работе. Но вопрос был не только в поставках, а и в изучении всего того нового, что в изобилии появлялось во время войны в США и Англии в области радиолокации и вообще радиоэлектронном вооружении. Вся научно-техническая информация по этим вопросам собиралась в Москве в Совете по радиолокации и далее оценивалась специалистами, в первую очередь из ВНИИ-108. Характерно для этой работы письмо А.И. Берга, датированное, правда, 1946 годом, но речь в нем идет об информационных бюллетенях, изданных в 1944 г.:

«Совершенно секретно

Совет по радиолокации при СНК СССР 03.02.1946 № 331, 0332 сс Народному комиссару электропромышленности тов. Кабанову

Направляю Вам для сведения информационные бюллетени № 3 и № 4:

1. Информационный бюллетень № 3 «Современное состояние и перспективы развития радиолокационной техники США и Англии».

2. Информационный бюллетень № 4: «Разработка и производство радиолокационной аппаратуры в США и Англии».

Бюллетени частично составлены по агентурным данным (особо секретным является бюллетень № 4), в связи с чем прошу ограничить круг лиц пользующихся бюллетенем № 4.

Приложение: 2 книги (бюллетень № 3 экз. № 20, бюллетень № 4 экз. № 16)

Заместитель председателя Совета инженер-вице-адмирал Берг[187]

Исп. Томский»

Составителем бюллетеня № 4 был известный советский инженер профессор И.С. Джигит [188]. В 1943 г. постановлением Секретариата ЦК ВКП(б) И.С. Джигит был переведен в Совет по радиолокации для работы в качестве заместителя начальника научного отдела Совета, но работал непосредственно с А.И. Бергом и фактически был его заместителем. В 1944 г. И.С. Джигит работал по совместительству во ВНИИ-108 начальником Лаборатории № 19 и руководил темой «Разработка станции орудийной наводки». Эта станция 10-см диапазона, получившая обозначение СОН-3, должна была обеспечивать более высокую точность зенитной артиллерийской стрельбы. Однако ее канадский (английский) прототип GL Mk III по-прежнему имел раздельные антенны на прием и передачу. Поэтому, когда чуть позднее начались работы по воспроизведению куда более совершенной 10-см американской станции SCR-584 с единой антенной (СОН-4), работы по СОН-3 прекратили. SCR-584 автоматически управляла наводкой батареи из четырех орудий.

При таком характере подготавливаемых документов институт нуждался в режиме особой секретности, и 1 августа 1944 г. вышло Распоряжение ГКО за № 6305 «Об охране Всесоюзного научно-исследовательского института радиолокации НИИ-108 и Совета по радиолокации при ГОКО».

Чтобы поток информации о состоянии дел в области радиолокации был не полностью однонаправленным, американским коллегам также было разрешено кое с чем ознакомиться в СССР В начале 1944 г. прибыла миссия во главе с м-р Эллисом. Совет по радиолокации организовывал его ознакомление с рядом советских предприятий, что видно из следующего письма: «Совет по радиолокации при ГКО

30 апреля 1944, №№ 0448, 0449, 0450, 0451, 0452, 0453, 0454, 0455

Народному комиссару электропромышленности КАБАНОВУ

Направляется:

а) Докладная записка о пребывании м-ра Эллиса.

б) Докладная записка о посещении м-ром Эллисом НИИ-10 в Москве.

в) Краткое содержание сообщения м-ра Эллиса по радиолокационной аппаратуре во время переговоров на заводе № 339.

г) Краткое содержание доклада на тему «История развития и современного военные приложения радиолокации».

д) Краткое содержание доклада на тему «Радиопромышленность США, ее история и состояние в мирное и военное время».

е) Краткое содержание доклада на тему «Обзор общего размаха военного производства в США».

ж) Отчет о посещении м-ром Эллисом завода № 617.

г) Протокол совещания на заводе № 208 с м-ром Эллисом.

Заместитель председателя Совета инженер-вице-адмирал БЕРГ»[189]

Делегацию сопровождал И.С. Джигит, и перечисленные в письме документы составлены им. В НИИ-10. Были продемонстрированы образцы отечественных магнетронов, на заводе № 339 НКАП – производство радиолокационных станций «Пегматит». А.И. Шокин рассказывал, как на этот завод во время войны привозили английскую делегацию и демонстрировали ей с элементами «потемкинской деревни» производство советских РЛС: сделали нечто вроде конвейера, посадили девушек в халатах. В общем, постарались произвести хорошее впечатление для проведения переговоров о поставках. В Новосибирске на эвакуированной «Светлане» гости несколько удивились повышенному вниманию советских специалистов к металлическим лампам и отметили, что в американской аппаратуре в основном используются радиолампы со стеклянными колбами, тем не менее обладающие хорошей устойчивостью к климатическим и механическим воздействиям. Обратили они внимание и на условия, в которых идет электровакуумное производство, и что в США масляные откачные насосы располагаются в отдельных помещениях, дипломатично отметив, что развитие радиолокационной промышленности в странах идет по-разному и в Советском Союзе прошло вынужденное перемещение заводов.

Состояние заводов действительно вызывало беспокойство советских руководителей и требовало постоянной заботы. 6 августа 1944 г. вышло Постановление ГКО за № 6328 «Об обеспечении строительства радиолокационных заводов № 465, 498, 678, 747 и НИИ-160 Наркомэлектропрома». Активность А.И. Берга, как заместителя председателя Совета по радиолокации, не могла не вызывать определенное раздражение в Наркомате электропромышленности, где Берг был заместителем наркома, – ведь как мы помним, председателем Совета был Г.М. Маленков. Когда Совет достаточно окреп, набрался определенного авторитета и опыта работы с другими наркоматами, Берга от должности замнаркома освободили. Он прокомментировал это в своем дневнике так: «24 октября. Меня освободили от исполнения обязанностей замнаркома электропромышленности. Большое счастье! Конечно, трудно и тяжело расставаться с людьми и заводами, к которым привык. Так много труда и сил вложено в поднятие этих заводов и на создание институтов, ОКБ, главка! Но работая в Совете, мне будет легче навести порядок в общем радиолокационном хозяйстве, во всех наркоматах, и им придется считаться с Советом. Редакция постановления ЦК такая: «В связи с возросшим объемом работы в Совете по радиолокации освободить зам. председателя этого Совета т. Берга от исполнения обязанностей зам. наркома электропромышленности». Хочу подготовить несколько докладов по радиолокации. Надо делать как можно больше для ее популяризации. Без этого не будут вливаться новые молодые кадры, возникнет застой. <…> Работа у меня идет хорошо, я очень доволен, что ушел из наркомата, мне стало значительно легче работать и интереснее – я могу больше думать и больше влиять на другие наркоматы. С моим уходом из наркомата электропромышленности там всякий интерес к радиолокации прекратился. Придется повоевать с ними»1.

Все более очевидным становился переход в ближайшее время к более коротким волнам. Разработанные до начала и во время войны РЛС метрового диапазона, успешно выполнявшие свои задачи, уже не могли соответствовать новым требованиям по точности и дальности определения координат целей. Но этот переход требовал создания новых электровакуумных приборов с преодолением всех сопутствующих препятствий по отсутствию материалов, оборудования, технологии, то есть создания новой промышленности с огромными интеллектуальными, материальными и финансовыми затратами. Во время войны это было нереально.

В ходе войны потребность в РЛС для Красной Армии и Флота в какой-то мере восполнялась поставками от союзников, но война приближалась к концу, и если победы в ней можно было достичь и без современной радиолокации, то для послевоенного мира это уже было неприемлемо. Пока же оставалось продолжать заниматься сбором и накоплением информации, которую из всех источников направляли в Совет, тщательным изучением всего опыта союзников и Германии, у которых в войне друг с другом радиолокация играла огромную роль. Этой большой научно-исследовательской работой руководили А.И. Берг, А.И. Шокин, А.Н. Щукин, Ю.Б. Кобзарев и др. Анализом опыта боевого применения радиолокационной техники занимались также и представители военных. Эту информацию необходимо было широко внедрять в сознание руководителей для принятия правильных решений в ближайшем будущем.

От нескольких агентов из числа инженерно-технического персонала, занимавшего руководящие должности на заводах и в лабораториях компаний RCA, Western Electric, Westinghouse, General Electric (США), советская разведка получила более двадцати тысяч страниц секретной научно-технической документации по гидролокаторам, системам орудийной наводки, радиовзрывателям, компьютерам и многим другим устройствам. Были также получены секретные материалы о технологии производства и образцы клистронов, магнетронов и других электровакуумных приборов.

Информация поступала даже из стана противника. Вот один из отзывов А.И. Берга мая 1944 года на материалы по радиолокации, добытые резидентурой ГРУ ГШ под руководством Черняка:

«Присланные Вами за последние 10 месяцев материалы представляют очень большую ценность для создания радиолокационного вооружения Красной Армии и Военно-Морского Флота. Особая их ценность заключается в том, что они подобраны со знанием дела и дают возможность не только ознакомиться с аппаратурой, но и в ряде случаев изготовить аналогичную, не затрачивая длительного времени на разработку. Кроме того, сведения о создаваемом немцами методе борьбы с помехами позволили начать разработку соответствующих контрмероприятий. Все эти сведения и материалы позволяют нам уверенно выбирать пути технического развития новой и мало нам известной техники радиолокации, обеспечивая нам необходимую для этого перспективу и осведомленность».

Наряду с тысячами страниц текстов и чертежей доставлялись даже образцы изделий, выпущенных немецкой промышленностью.

«…Получил от Вас 475 иностранных письменных материалов и 102 образца аппаратуры. Подбор материалов сделан настолько умело, что не оставляет желать ничего иного на будущее. При вызванном военными обстоятельствами отставании нашей радиолокационной техники от заграницы и при насущной необходимости развивать у нас эту технику в кратчайшие сроки для своевременного оснащения нашей армии и флота радиолокационным вооружением и оружием защиты от радиолокации противника, полученные от Вас сведения имеют большое государственное значение. Работу ГРУ за истекший год в данной области следует признать выполненной блестяще». (Декабрь 1944 года.)

Сведений, получаемых и по открытым, и по закрытым каналам, было так много, что для их обработки при Совете был создан специальный отдел, преобразованный после войны в Бюро новой техники. В начале 1945 года был также создан Научно-технический совет, главной задачей которого было определять научно-техническую политику в развитии радиолокации, отвечавшую, с одной стороны, нуждам армии и флота, а с другой – возможностям науки, техники и промышленности. НТС возглавил профессор А.Н. Щукин (в дальнейшем академик).

Из всей совокупности зарубежного и отечественного опыта вытекало, что для корабельных ПУС требовались радиолокаторы и новые системы автоматики, гидролокаторам подводных лодок – новые ультразвуковые преобразователи и магнитострикционного и пьезоэлектрического типов; для сервомеханизмов дистанционного управления требовались точности и скорости намного выше прежних; появились миниатюрные радиолокаторы – радиовзрыватели для снарядов зенитной артиллерии и неконтактные взрыватели морских снарядов на основе миниатюрных радиоламп и компактных печатных схем, способных выдерживать ускорения во много тысяч g. Необходимо было резко увеличивать число разработок новой аппаратуры и готовить промышленность к ее выпуску. Для этого требовалась продукция той отрасли промышленности, которая в Советском Союзе практически (как именно промышленность) отсутствовала, – электронной. Можно только предполагать, что же почувствовал А.И., когда осознал всю безграничность проблем развертывания крупномасштабного выпуска отечественных РЛС и их дальнейшего совершенствования, а особенно электровакуумных приборов СВЧ-диапазона и других радиокомпонентов.

Слабость радиопромышленности сказывалась не только на радиолокации. Когда уже в мирное время стали воспроизводить трофейные ракеты ФАУ-2 и на их основе разрабатывать свои, то оказалось, что, например, многоконтактные реле умеет делать в нашей стране только один ленинградский завод телефонной аппаратуры «Красная Заря». В Германии же только у фирмы «Телефункен» было три подобных завода и, по меньшей мере, два у «Сименса». Так что реальным путем преодоления отсталости отечественной радиопромышленности было использование потенциала Германии.

Глава 7 Работа в Германии по изучению немецкой трофейной техники

Для привлечения внимания руководителей промышленности к радиолокационной технике и радиоэлектронике А.И. Берг 2 февраля 1945 г. сделал доклад на совещании в Совете по радиолокации, на который были приглашены наркомы, их заместители и парторги ЦК ВКП(б). Берг обосновал необходимость выпуска развернутого постановления по радиолокации, предусмотрев отражение в нем всех вопросов развития радиолокации в стране.

По мере продвижения Красной Армии в Европу появилась возможность знакомиться с техническими достижениями непосредственно на местах производства, изучать документацию и другие трофейные информационные материалы.

25 февраля 1945 г. постановлением ГКО № У590 был создан Особый комитет ГКО СССР по Германии. Это был одновременно высший координирующий орган и высшая инстанция по делам, связанным с военно-экономическим разоружением Германии и проведением всех видов демонтажных работ на ее территории. Формирование аппарата Особого комитета было начато членом ГКО, секретарем ЦК ВКП(б) Г.М. Маленковым еще в октябре-ноябре 1944 г. Он и стал Председателем Особого комитета, а постоянными членами – представители Госплана, наркоматов обороны, иностранных дел оборонной и тяжелой промышленности (Н.А. Вознесенский, Н.А. Булганин, А.В. Хрулев, Ф.И. Вахитов и др.).

Наряду с вопросами репараций, в задачи комитета входило изучение немецкой техники и использование научно-технического и промышленного опыта Германии для послевоенного восстановления и развития народного хозяйства Советского Союза[190]. Маленков предложил всем наркоматам и вообще учреждениям, заинтересованным в получении из Германии тех или иных материалов, присылать в Особый комитет уполномоченных с надлежащим штатом помощников. На фронтах был создан институт уполномоченных Особого комитета и специальные демонтажные управления. Наиболее оперативные и дальновидные наркомы начали создавать бригады для командировки их в Германию с целью обнаружения, осмотра, оценки, сбережения и, по возможности, присвоения немецких трофеев. К маю 1945 года таких бригад создается несколько десятков. Членам бригад присваивались офицерские звания, не столько для конспирации, сколько для более спокойной жизни в условиях военной администрации и поднятия авторитета среди немецкого населения. В 1945 г., еще до окончания войны начался активный вывоз промышленного оборудования для развития радиолокационной промышленности в СССР

Работа проводилась в соответствии с постановлениями ГКО, из которых к вопросам радиолокации имели отношение следующие:

№ 7878 от 21 марта 1945 г «О вывозе оборудования для производства радиоламп с радиовакуумных заводов немецких фирм «Лоренц» и «Телефункен» в г. Лигниц»;

№ 7879 от 21 марта 1945 г. «О вывозе оборудования по производству электро– и радиоламп с венгерского завода «Тунгсрам» в г. Будапешт».

19 апреля 1945 г. еще два постановления:

№ 8168 «О вывозе оборудования с немецких электромеханических и радиотехнических предприятий в гг. Бреславль, Бриг, Грюнберг, Фрейштадт, Зорау и Кюстрин на заводы Наркомэлектропрома»;

№ 8183 «О вывозе механизмов, узлов и деталей радиолокационной аппаратуры с немецких складов гг. Бомст и Швибус».

Если союзников интересовали частные вопросы, например американцев – прежде всего секреты, связанные с производством атомной бомбы, ракет, что-то в металлургии, что-то в приборостроении, то наших интересовало абсолютно все, но в первую очередь – оборудование для восстановления собственной промышленности. Бригады шли по пятам армии. Между ними часто возникали интриги, споры и столкновения, особенно когда дело касалось универсальных трофеев, нужных разным ведомствам: станков, оборудования, приборов, особо ценного сырья.

Среди постановлений последнего месяца войны, имевших отношение к радиолокации, было только одно, посвященное новой разработке. Вышло оно в последний день войны, 8 мая 1945 г., под № 8454 – «О проектировании и изготовлении опытных образцов радиолокаторов «Юпитер-III» и электрического ПУАЗО в НИИ-10 Наркомсудпрома».

Война наконец закончилась, а работа продолжалась:

№ 8603 от 16 мая 1945 г. «О вывозе лабораторного оборудования и аппаратуры немецкого радиолокационного института фирмы «Гема», деревня Вальштадт (10 км юго-восточнее г. Лигниц)».

№ 8961 от 8 июня 1945 г. «О вывозе оборудования по производству приборов видения в темноте с опытного завода в г. Берлин».

№ 9218 от 26 июня 1945 г. «О вывозе радиолокационного имущества с немецкого научно-исследовательского института, расположенного в г. Герепунк Коифт (остров Рюген)».

В середине мая в НКЭП по линии военной разведки поступили сведения о том, что в Берлине в подвалах Рейхстага обнаружены следы производства электронной аппаратуры. Срочно в Берлин были отправлены специалисты, в т. ч. сотрудники НИИ-160 Николай Дмитриевич Девятков и Анатолий Павлович Федосеев. После поисков им удалось обнаружить в недостроенной станции метро под Рейхстагом производственные помещения фирмы «Телефункен», где изготавливались СВЧ-триоды. Наряду с деталями этих приборов была найдена технологическая документация фирм «Телефункен» и «Сименс», а также большое количество протоколов технических совещаний специалистов по электронике, которые проводил профессор Карл Штаймель – крупный специалист Германии в области электроники.

Особенно полезными для дальнейшей работы стали обнаруженные отчеты германской Особой комиссии по радиолокации, созданной в декабре 1943 г. на заседании в главной квартире фюрера в присутствии рейхсмаршала Геринга, гросс-адмирала Деница, министра Шпеера и других лиц. Как позднее написал в своем обзоре германской радиолокационной промышленности Н.Л. Попов:

«Судя по словам немецких специалистов, Особая комиссия по радиолокации стала действительным руководителем всех новых разработок в своей области. Регулярная работа Особой комиссии началась с января 1944 г. и продолжалась до конца войны».

После наступления мира для осуществления задач Союзной контрольной власти в Германии и управления Советской зоной оккупации[191]постановлением СНК СССР № 1326-301сс от 6 июня 1945 г. была создана Советская военная администрация в Германии (СВАГ). Органы СВАГ тесно взаимодействовали с Группой советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ), соединения и части которой дислоцировались во всех провинциях и землях Советской зоны оккупации Германии. Первым Главноначальствующим СВАГ был назначен Главнокомандующий советскими оккупационными войсками в Германии Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.

Основная практическая работа по изучению и использованию немецких научно-технических достижений в Советской зоне оккупации Германии выполнялись специальными органами СВАГ. Кроме того, автономно, но в жестком взаимодействии со СВАГ в Германии действовали временные, специально созданные подразделения, занимавшиеся выявлением немецких научно-технических достижений, имевших особое значение для СССР. Они подчинялись непосредственно высшим советским инстанциям в Москве. К таковым относились, например, комиссии Специального технического комитета (СТК) при ГКО СССР, занимавшиеся изучением немецкого атомного проекта, СТК по изучению реактивного вооружения Германии, а также Комиссия по изучению немецкой радиолокационной техники.

Чтобы придать систематический характер деятельности многочисленных групп специалистов по радиолокации разных ведомств ГКО принял 5 июля 1945 г. Постановление № 9390 «Об организации работы по выявлению и использованию радиолокационной техники Германии». Этим постановлением была создана соответствующая Комиссия, в которую привлекались специалисты из инженерно-технических работников и ученых. Возглавить комиссию было поручено начальнику промышленного отдела Совета по радиолокации при ГКО А.И. Шокину. Текст этого постановления пока не опубликован[192]. Комиссия должна была системно заниматься изучением промышленных предприятий, сбором образцов приборов и изделий, технической документации, поиском и привлечением к работе немецких специалистов. Но главное – собирать оборудование для оснащения отечественной радиолокационной промышленности.

Еще до выхода Постановления 30 июня 1945 г. А.И. Шокину приказом № 01289 наркома ВМФ СССР Н.Г. Кузнецова было присвоено воинское звание «инженер-капитан 1 ранга».

К работе в комиссии в разное время привлекались высококвалифицированные специалисты электровакуумной промышленности. Вот фамилии только некоторых: А.А. Федоров, И.Х. Невяжский, Н.П. Богородский, Е.А. Гайлиш, Е.Л. Подгурский, Н.Д. Девятков. От ЦНИИ № 108 в комиссии работали А.А. Расплетин (начальник лаборатории приемных устройств № 13), Н.Я. Чернецов, Н.И. Оганов (начальник лаборатории передающих устройств № 14), И.С. Джигит (начальник лаборатории наземных РЛС № 19), заместитель начальника лаборатории № 16 Е.С. Губенко, сотрудники лаборатории В.Г. Гершунов, А.С. Бучинский, Б.В. Круссер, начальник лаборатории № 25 И.Ф. Песьяцкий и др. Последние уже в мае 1945 г. побывали на предприятиях фирмы «Телефункен». Практически все лето 1945 г. работал в комиссии в Германии Н.Л. Попов.

В середине семидесятых годов в инструментальном цехе МЭЛЗа вывезенные из Германии плоскошлифовальные станки все еще считались самыми точными.

То, что именно А.И. был назначен председателем комиссии, можно рассматривать как свидетельство признания его как одного из самых толковых работников. Да и специалистом в области радиолокации его стали считать, по-видимому, неплохим. Однако в этой работе была велика доля чисто организаторской и представительской деятельности. Для сравнения, например, бригаду авиационной промышленности, начавшую работать в Германии еще в апреле, возглавлял начальник Научно-исследовательского института самолетного оборудования генерал Н.И. Петров, а бригаду ракетчиков – генерал А.И. Соколов. Кстати, руководителями этих групп были генералы.

Эта сторона деятельности комиссии по рассказам непосредственных участников хорошо описана у Я.К. Голованова, в его книге о С.П. Королеве. Итак:

«В эту работу входило:

налаживание взаимоотношений с местной военной администрацией, которое включало в себя как бесконечные «пугающие» рапорты сверху вниз – снизу вверх, так и нескончаемые банкеты с жареными зайцами на прекрасных саксонских блюдах, вином в старинных бутылках и спиртом в канистрах;

размещение в особняках с пугливыми и гордыми фрау, которым хотелось одновременно сохранить и мебель, и достоинство, и доступ к ящику квартиранта с американской тушенкой;

получение автомобиля, достаточно крепкого, чтобы его не надо было ремонтировать, но не слишком красивого, чтобы на него позарился какой-нибудь генерал».

Несмотря на то, что А.И. Шокин так и не стал генералом, ему удалось разместить комиссию в прекрасном особняке на берегу реки Шпрее, в местечке Гиршгартен под Берлином, в котором до войны размещался пансионат для отдыха рабочих. В Германии он стал ходить уже морским офицером. Приказ наркома ВМФ СССР Н.Г. Кузнецова по личному составу от 30 июня 1945 г. № 01289 звучал так:

«…военинженера 3ранга ШОКИНА Александра Ивановича – назначить в распоряжение Совета по радиолокации при Государственном Комитете Обороны СССР, с присвоением воинского звания ИНЖЕНЕР-КАПИТАН 1 РАНГА».

Получив командировочное удостоверение на бланке ЦК ВКП(б), подписанное секретарем ЦК Г.М. Маленковым («… в Германию, Австрию, Чехословакию и Венгрию для выполнения специального поручения. Срок командировки 90 дней»), А.И. Шокин 12 июля прибыл в Берлин[193]. Здесь он установил контакт с уполномоченным Особого комитета при ГКО по Германии М.З. Сабуровым и 22 июля получил от него «Удостоверение № 1», в котором было написано:

Инженер-капитан 1-го ранга А.И. Шокин

«… инженер-капитан 1 ранга ШОКИН А.И. является представителем Уполномоченного Особого Комитета при ГОКО по выполнению специального задания на территории Германии, оккупированной группой советских войск.

Комендантам городов и начальникам трофейных управлений предписано оказывать ему полное содействие в выполнении возложенных на него заданий, обеспечив транспортом, горючим, питанием и помещением для жилья».

Начали с подвалов Рейхстага, где находилось подземное производство ЭВП. Заодно посетили и сам Рейхстаг и рейхсканцелярию. Члены комиссии обошли кабинеты фашистских руководителей, и вскоре обстановка кабинета одного из сподвижников Гитлера – Геринга появилась в Совете по радиолокации на территории 108-го института в кабинете, предназначенном председателю Совета Г.М. Маленкову.

Едва А.И. Шокин отправился в Германию, как 27 июля 1945 г. в Совете по радиолокации состоялось большое совещание по системам управления ракетной техникой. В нем приняли участие:

от ЦК ВКП(б) генерал-майор Гайдуков – член военного совета Гвардейских минометных частей[194], т. Манов;

от Совета по радиолокации А.И. Берг, Томилин – начальник сектора военного отдела, Лапиров-Скобло – и.о. начальника промышленного отдела, Петелин – начальник отдела, Берсенев – и.о. начальника отдела, Турчанин – ответственный секретарь, Калинин – начальник отдела, Кобзарев – начальник отдела научного;

от НКАП Балакирев – начальник 17-го Главного управления, Сорин – начальник ЦКБ-17, Воронцов – главный инженер 17-го Главного управления;

от НКЭП Зубович – заместитель наркома электропромышленности, Казанский – главный инженер НИИ-20, Стась – директор НИИ-108;

от НКСП Терентьев – начальник 4-го Главного управления, Титов – главный инженер 4-го ГУ, Калмыков – директор НИИ-10, Шаровский – главный конструктор НИИ-10, Кузнецов – начальник лаборатории СКБ;

Командировочное удостоверение А.И. Шокина

от НКВ Сатель – председатель НТС НКВ, Товпыго – начальник ЦКБ-20; от НКБ Горемыкин – заместитель наркома боеприпасов, генерал-майор Бодров – начальник 2-го ГУ НКБ;

от ГАУ КА генерал-майор Лобанов – начальник 4-го отдела Арткома; от АУ ВМФ контр-адмирал Егоров – начальник АУ ВМФ; от УРЛ ВМФ инженер-контр-адмирал Архипов – начальник АРЛ ВМФ; от НИИС КА инженер-полковник Сосунов – главный инженер НИИС КА. <…>

Материалы этого совещания, по-видимому, стали первыми результатами рассмотрения всей совокупности проблем управления ракетным оружием в нашей стране, и результаты эти были малоутешительными, поскольку количество задач, которые предстояло решить, было огромным. Но первый шаг был сделан. Первая группа комиссии Л.М. Гайдукова по ракетной технике вылетела из Москвы в Берлин 9 августа 1945 г. Там она была разделена на три части; одна часть была оставлена в Берлине, другая – направлена в Нордхаузен, третья – в Прагу. В.П. Мишин вспоминал, что он вместе Е.А. Богуславским, В.А. Рудницким и др. были направлены в Прагу. В Чехословакии находились предприятия, производившие по кооперации со сборочным заводом в Нордхаузене многие приборы систем радиоуправления, агрегаты наземного оборудования, арматуру и агрегаты двигательной установки ракеты Фау-2. Задачей группы было изучать и изымать материальную часть и документацию чешских предприятий, связанных с немецкой ракетной техникой. В этом деле большую помощь в Праге им оказал начальник отдела Совета по радиолокации М.П. Петелин.

Удостоверение представителя Уполномоченного Особого Комитета при ГОКО по выполнению специального задания на территории Германии

В связи с решением Потсдамской конференции вернуть Чехословакии земли, присоединенные нацистской Германией в 1938 г. (Судетская область), ГКО принял постановление № 9599сс от 28 июля 1945 г., предписывающее обеспечить вывоз оборудования с предприятий, активно сотрудничавших с вермахтом, и в частности, телевизионного института фирмы «Бош – Фернзее» в г. Смржовке – на завод № 686 и телефонного завода «Фердинанд Шухард» в Фердектале – на завод ВЭФ в г. Ригу.

В постановлении ГКО были установлены жесткие сроки по демонтажу и вывозу оборудования (с 5 августа по 25 сентября 1945 г.). Главное трофейное управление Красной Армии было обязано вывезти оборудование радиолампового завода фирмы «Лоренц» (г. Врхлаби, 70 км. От Циттау), радиозаводов фирмы «Телефункен» в г. Моравская Требова и населенном пункте «Белая вода» в районе города Груллих, НИИ радиотехники и радиозаводов фирмы «Гетевент» в г. Яблонец и г. Рихнев.

Ну, а комиссия Шокина, как ее вскоре стали называть в переписке, занималась своей работой. Что же предстояло собирать и изучать специалистам Совета? В задачи комиссии входило установления научно-технического уровня радиолокации, электроники и радиосвязи, которого достигла Германия ко времени окончания войны. Все члены комиссии в соответствии со своей специальностью собирали материалы, систематизировали их и представляли отчеты в Совет по радиолокации.

За годы войны немецким ученым и инженерам, работавшим в области вооружений, удалось создать такой задел, что в течение, по крайней мере, пятнадцати послевоенных лет им в той или иной мере пользовались все страны-победительницы. Это и ракетная техника (баллистические и управляемые ракеты различного назначения), и самолеты с реактивными двигателями, и подводные лодки с высокой подводной энерговооруженностью, и др. Да и за результатами исследований в области создания атомной бомбы, к счастью не завершившихся успехом, настойчиво охотились специалисты всех союзников.

В области радиолокации уровень технических достижений немецких ученых и инженеров был не столь высоким, как у союзников, но для советских специалистов они все равно представляли огромный интерес, не говоря уж о немецкой радиопромышленности в целом. Эта отрасль развивалась в Германии до войны бурно, успешно конкурируя на европейском рынке с продукцией США. Фирмы «Гартман и Браун», «Телефункен», «Аншютц», «Сименс», «Лоренц», АЕГ, «Роде-Шварц», «Аскания» задолго до Второй мировой войны пользовались мировой известностью. Всего за время войны германской промышленностью было изготовлено 21 514 радиолокаторов основных типов, не считая приборов опознавания. Только стрельбовых станций было – 6735.

Основная практическая работа по изучению и использованию немецких научно-технических достижений в Советской зоне оккупации Германии выполнялись специальными органами СВАГ. Кроме того, автономно, но в жестком взаимодействии со СВАГ в Германии действовали временные, специально созданные подразделения, занимавшиеся выявлением немецких научно-технических достижений, имевших особое значение для СССР Они подчинялись непосредственно высшим советским инстанциям в Москве. К таковым относились, например, комиссии Специального технического комитета (СТК) при ГКО СССР, занимавшиеся изучением немецкого атомного проекта, СТК по изучению реактивного вооружения Германии, а также Комиссия по изучению немецкой радиолокационной техники[195].

Каково же было состояние этой техники в 1945 году?

Первоначально радиолокация в Германии развивалась в интересах только военно-морского флота – считалось, что люфтваффе под руководством Геринга не подпустит вражеские самолеты к территории страны. В 1934 году военно-морской полигон связи предложил организовать новую радиофирму «Гема» для разработки радиолокационной и гидроакустической аппаратуры для флота, которая к началу войны сумела изготовить небольшую партию радиолокационных станций с длиной волны излучения около 80 сантиметров. Разработку средств радиообнаружения для войск ПВО начала по собственной инициативе в 1936 году фирма «Телефункен» и выступила в 1936 г. с проектом станции орудийной наводки для зенитной артиллерии. Проект был предложен отделу вооружения германской армии. Этот отдел, в то время ведавший разработкой приборов для зенитной артиллерии, занял выжидательную позицию, желая получить готовый образец без затраты средств на проведение необходимых исследовательских работ. Такая позиция заказчика затянула окончание работ.

К началу войны, т. е. к середине 1939 г., фирма «Гема» успела изготовить шесть образцов радиолокационных станций под шифром «Дете-Г», работавших на волне около 80 см. Эти образцы были приняты в качестве морских радиолокационных станций обнаружения для установки на кораблях и в береговых укреплениях. Параллельно велась разработка радиолокационных станций, работающих на волне 2,4 м. Примерно в 1939 г. на этой волне был выпущен наземный радиолокатор обнаружения под шифром «Дете-Ф», в более поздних модификациях известный под названием «Фрейя». С 1939 г. к радиолокации начало проявлять интерес и имперское министерство воздушных сообщений, ведавшее вопросами обнаружения воздушных целей и предупреждения о налетах авиации.

Технический отдел этого министерства предложил фирме «Телефункен» летом 1939 г. разработать подвижную радиолокационную станцию для обнаружения воздушных целей. В октябре 1939 г. готовый образец был принят, и фирма получила заказ на изготовление по этому образцу станций под шифром «Вюрцбург-А». В эксплуатацию первые образцы этих станций были сданы в конце апреля 1940 г., и после ряда усовершенствований, повысивших точность определения угловых координат, эта станция стала основным германским типом станций орудийной наводки. Летом 1940 г. фирма «Телефункен» предложила отделу вооружения армии разработанный по ее собственной инициативе образец станции орудийной наводки «Дармштадт». Управление противозенитной артиллерией приняло его на вооружение, и летом 1941 г. станция была передана в производство под шифром «Майнц». Летом 1943 г. после доработки эта станция была запущена в серийное производство под шифром «Мангейм».

Таким образом, уже в первые годы войны германские вооруженные силы имели в своем распоряжении сначала радиолокационные станции обнаружения, а затем и орудийной наводки. Весной 1940 г. имперское министерство воздушных сообщений предложило фирме «Телефункен» разработать самолетные радиолокационные станции для ночных истребителей. Первый образец такой станции под шифром «Лихтенштейн-А» был испытан уже летом 1940 г. Станция была признана неудовлетворительной, так как применение наиболее простого метода определения направления на цель по максимуму сигнала не обеспечивало желаемой точности. Работы, однако, были продолжены, и зимой 1940/41 г. были изготовлены первые образцы новых самолетных станций «Лихтенштейн-В» с определением направления по методу равносигнальной зоны. Весной 1941 г. радиолокационные станции этого типа были переданы в серийное производство.

До войны в Германии существовали две основные фирмы, выпускавшие кроме гражданской и военную радиоаппаратуру: акционерное общество Лоренц и общество беспроволочной телеграфии с ограниченной ответственностью «Телефункен». Номенклатура производства обеих фирм была следующей:

1) передатчики и передающие радиоузлы всех практически применявшихся диапазонов волн;

2) приемники и приемные устройства;

3) пеленгаторы и пеленгаторные установки;

4) радиолокационные станции;

5) радиоизмерительные приборы;

6) радиовещательные станции;

7) радиовещательные приемники;

8) лампы генераторные, приемно-усилительные и электронно-лучевые трубки.

Все другие немецкие радиотехнические фирмы до войны заказов военных ведомств непосредственно сами не выполняли, а являлись лишь субпоставщиками фирм «Лоренц» и «Телефункен», выступавших в роли генеральных поставщиков. Только накануне войны это положение было изменено.

Во время войны заказы на разработку радиолокационных приборов непосредственно от военного ведомства стали получать и другие фирмы: «Всеобщая компания электричества» (AEG), «Сименс и Гальске», «Фернзее», «Блаупункт» и др.

С точки зрения чисто организационной интересно отметить, что фирма «Лоренц» представляла собой вполне законченную промышленную организацию со своими лабораториями, конструкторскими бюро, опытным производством и заводами серийного выпуска. Фирма же «Телефункен» была совсем другой, весьма своеобразной организацией. Она почти не имела своих заводов и не изготовляла серийной продукции (за исключением электронных ламп, так как в этой области фирма была до войны монопольным производителем). По имеющимся сведениям, полное число смежников фирмы «Телефункен» достигало во время войны 4000.

Фирма «Телефункен» занималась разработкой приборов и изготовлением опытных образцов, выступая в дальнейшем лишь в роли генерального поставщика, распределяя заказы на серийное изготовление аппаратуры главным образом на заводах «Сименс и Гальске» и AEG. Кооперативные связи в германской радиопромышленности вообще были чрезвычайно развитыми и сложными. Однако несмотря на такую сложность, даже запутанность кооперативных связей, вся система, очевидно, действовала достаточно четко. Весьма характерным для Германии являлось наличие на сборочных заводах огромных запасов полуфабрикатов и готовых узлов, измеряемых по меньшей мере годовой потребностью, что, конечно, облегчало работу сборочных заводов.

Общее количество работников германской радиопромышленности по оценке Н.Л. Попова равнялось около 100 000 чел., из них около 30 000 занимались производством электронных ламп, а 70 000 чел. – непосредственно радиоприборостроением. По приблизительным подсчетам, 70 %, т. е. примерно 50 000 чел., было занято на производстве радиолокационных станций. Примерно 20 000 чел. были заняты производством радиодеталей.

Помимо изучения германской радиопромышленности, особое внимание А.И. Шокиным было уделено срочной организации на основе найденных документов лабораторно-конструкторского бюро (ЛКБ, LKVO) для разработки и производства различных для СВЧ ЭВП, с привлечением к работе немецких инженерно-технических специалистов и высококвалифицированных рабочих.

А.И. Шокин вспоминал, что о создании предприятия с немецким участием он обратился с запиской к Г.К. Жукову. Жуков направил записку И.В. Сталину, который ее одобрил и дал согласие выделить 200 офицерских пайков для привлечения немецких высококвалифицированных специалистов. Возглавить ЛКБ было предложено профессору Карлу Иоганну Штаймелю, который, как было установлено, в Особой комиссии по радиолокации Германии руководил рабочей комиссией № 11 «Лампы для диапазона короче 10 см» и одновременно был председателем комиссии «Электронные лампы», в которой создал также рабочую комиссию сантиметровых волн.

С советской стороны ЛКБ возглавил Г.С. Вильдгрубе.

Эта форма работы по воссозданию образцов немецкой техники с привлечением немецких специалистов была предложена 4 августа 1945 г. уполномоченным Особого комитета при ГКО по Германии М.З. Сабуровым в записке Главноначальствующему СВАГ маршалу Г.К. Жукову:

«Вывоз оборудования и технической документации далеко не достаточен для серьезной постановки вопроса об изучении и использовании нами немецкой техники. При восстановлении этих производств в Союзе встретится большое количество технологических трудностей, разрешение которых наличием только одной технической документации будет невозможно. Было бы целесообразно создать по важнейшим отраслям промышленности временно небольшие опытные мастерские с выпуском небольших серий продукции Германии, а также временные комплексные лабораторно-конструкторские бюро для разрешения общетехнических задач, стоящих перед каждой отраслью промышленности. Для работы в этих мастерских и в лабораторно-конструкторских бюро должны быть привлечены наиболее квалифицированные немецкие производственные инженеры и рабочие, а также ученые и конструкторы».

4 августа 1945 г., был издан приказ Главноначальствующего СВАГ № 026 «Об организации работ по использованию немецкой техники промышленностью СССР». В соответствии с этим приказом на территории Советской зоны оккупации Германии создавался ряд закрытых лабораторно-конструкторских бюро. Оперативное руководство работой созданных в зоне технических бюро и групп осуществлял аппарат уполномоченного Особого комитета при ГКО СССР по Германии. Одной из наиболее успешных и известных попыток создания совместного производства в Германии явились разработка и выпуск ракет в Нордхаузене и электровакуумных приборов в Берлине.

Сопоставляя даты приезда А.И. Шокина в Берлин, появления записки Сабурова и приказа Жукова можно сделать вывод, что, скорее всего, эти события взаимосвязаны. Основной задачей ЛКБ было восстановление технологии металлокерамических ламп фирмы, обнаруженных в Берлине под Рейхстагом, а также некоторых типов СВЧ-приборов сантиметрового диапазона. Немцы занимались воспроизведением американских и английских СВЧ-приборов со сбитых самолетов и выпуском их аналогов, что также представляло интерес.

Найденные материалы позволили установить общую картину состояния и схему управления немецкой радиолокационной промышленности на последнем этапе войны. Особенно ценными стали обнаруженные отчеты германской Особой комиссии по радиолокации. Эта комиссия была создана в декабре 1944 г. на заседании в главной квартире фюрера в присутствии рейхсмаршала Геринга, гросс-адмирала Дeницa, министра Шпеера и других лиц и являлась германским аналогом чрезвычайного правительственного органа по развитию радиолокации. Промышленность в комиссии была представлена директорами трех крупнейших фирм: «Телефункен», «Сименс и Гальске» и «Лоренц». Одновременно в комиссии были представлены и все три главных командования – сухопутных, воздушных и морских сил. Председателем комиссии являлся директор фирмы «Телефункен».

Особая комиссия являлась штабом, руководившим и объединявшим деятельность рабочих комиссий и групп, ведущих работу каждая в своей области. Всего было создано 14 рабочих комиссий:

№ 1 «Сантиметровая техника».

№ 2 «Станции сверхдальнего обнаружения и кругового обзора».

№ 3 «Станции обнаружения самолетов».

№ 4 «Станции наводки зенитной и корабельной артиллерии».

№ 5 «Управление подвижными объектами».

№ 6 «Самолетные приборы обнаружения».

№ 7 «Зонды и приборы опознавания».

№ 8 «Радиолокационное наблюдение, полет на цель и приборы для создания помех».

№ 9 «Маскировка, дезориентация и применение металлизированных лент».

№ 10 «Испытательное и измерительное оборудование».

№ 11 «Лампы для диапазона короче 10 см».

№ 12 «Самолетные радиолокационные антенны».

№ 13 «Техника дальнего управления с земли».

№ 14 «Техника дальнего управления с самолета».

Членами рабочих комиссий были специалисты в данной области техники, работавшие в различных фирмах, научно-исследовательских организациях и военно-морских учреждениях.

Особая комиссия по РЛ Германии, в частности, руководила всеми работами по конструированию аппаратуры сантиметрового диапазона, срочно и в широком масштабе начатых с момента изучения сбитого в 1943 г. английского самолета с радиолокационным прицелом APQ-13 для ночного бомбометания. В Германии долгое время считали, что нет никакого смысла применять волны короче 50 см. Проф. Ильберг пытался даже обосновать это теоретически. Поэтому германские специалисты были чрезвычайно поражены, когда в начале 1943 г. над городом Роттердамом был сбит английский самолет с радиолокационной станцией, работавшей на волне порядка 9 см. «Англичане бомбили прицельно, немцы впервые узнали о радиолокационных прицелах, сбив над Роттердамом английский бомбардировщик с APQ-13, через 3 месяца воспроизвели, но не догнали», – вспоминал А.И. Шокин. В 1943 г. произошла замена уполномоченного Особой комиссии, вызванная тем, что ранее имело место неправильное направление научно-исследовательских работ и пренебрежение вопросами сантиметровых волн.

Для руководства всеми этими работами и была создана Особая комиссия по РЛ Германии. Она являлась штабом, руководившим и объединявшим деятельность ряда рабочих комиссий и групп, ведущих работу каждая в своей области. Комиссия в целом и ее рабочие группы совместно с представителями армии и флота разрабатывали планы наиболее важных объектов, составляли и согласовывали основные ТТТ, распределяли заказы между отдельными фирмами в соответствии с их специализацией, значением и техническими возможностями, согласовывали работу фирм; они же были ответственны за технически правильное ведение разработок и выполнение заданий в установленные сроки.

Членами рабочих комиссий были специалисты в данной области техники, работавшие в различных фирмах, научно-исследовательских организациях и военно-морских учреждениях. Особая комиссия широко развернула свою деятельность с февраля 1944 г. В течение года было дано более 390 заказов на новые разработки для Управления военно-воздушных сил и заказов ВМФ. Эти планы не осуществились. Многие разработки не были доведены до конца, другие были прекращены. В отчетах рабочих комиссий в качестве причин в основном указывалось на «известные события на восточном фронте». Тем не менее за этот период научно-исследовательские организации и промышленность Германии выполнили большую работу, отмеченную в отчетах рабочих групп. Всего было создано 14 рабочих комиссий.

После этого в Германии развернулись очень широким фронтом работы по сантиметровой аппаратуре, и в течение первого года работы Особой комиссии было дано более 390 заказов на новые разработки для Управления военно-воздушных сил и заказов ВМФ.

За этот период научно-исследовательские организации и промышленность Германии выполнили большую работу – всего за время войны ими было изготовлено 21 514 радиолокаторов основных типов, не считая приборов опознавания. Только стрельбовых станций было – 6735.

Немецкая радиоэлектронная промышленность во время войны была рассредоточена по всей стране, так что членам комиссии пришлось объехать на машинах почти всю советскую зону оккупации. Производства, связанные с разработкой электронной и радиолокационной аппаратуры обнаруживались даже в бывших фабриках мануфактурного и трикотажного профиля (соответственно переоборудованных), но технология вакуумного производства и в таких условиях в Германии была на высоком уровне. Некоторые спецпроизводства находились в подземных бункерах горных районов Тюрингии.

В соответствии со своими специальностями и утвержденными планами работ члены комиссии начали собирать материалы, систематизировать их и представлять отчеты. Так, Н.Д. Девятков и Е.Л. Подгурский занимались СВЧ-приборами, а А.А. Расплетин был занят изучением уровня технических достижений в области самолетной и наземной радиолокации, а также телевидения. Наземными РЛС А.А. Расплетин поручил также заниматься сотруднику своей лаборатории Н.Я. Чернецову.

Поездки по Германии были не очень простыми. Как-то А.И. ехал на машине с Н.М. Шулейкиным – сыном академика М.В. Шулейкина – по узкой дороге, а впереди шел грузовик, управляемый немецким шофером. Немец, хотя и видел, что сзади едут советские офицеры (возможно, А.И. Шокин сам был за рулем), и слышал отчаянные сигналы, никак не хотел пропустить их вперед, даже нарочно слегка притормаживал. Терпение у Николая Михайловича лопнуло, он выхватил пистолет и начал палить по покрышкам задних колес. На спущенных скатах далеко не уедешь, напуганный немец выскочил из машины и начал что-то лепетать в свое оправдание…

Работу комиссии обеспечивало довольно много народа: и солдат, и вольнонаемных. Была переводчица – Надя Емелина, одна из угнанных на работу в Германию. Судя по тому, как долгие годы спустя эти люди поддерживали между собой дружеские отношения, А.И. сумел наладить хороший психологический климат в коллективе.

Сложнее для А.И. было взаимодействовать с представителями военных властей – главным образом по части неформального общения – он не любил и не мог много пить. Атмосфера застолий людей, прошедших бои и теперь позволивших себе немного расслабиться, была для него нелегкой: шумные споры о заслугах, кто кому помог, кто кого подвел и т. д., иногда едва не доходили до рукоприкладства и хватания за оружие. Он вспоминал, как его однажды заставляли пить спирт стаканами, и отказаться было никак невозможно. Понимающий сосед посоветовал ему запить пивом. Сначала А.И. это предложение повергло в шок – понятие «ерш» было ему известно, – но сосед был настойчив. Как ни странно это было для А.И., совет оказался дельным. Выпив пиво, он почувствовал облегчение и просветление, чему потом всю жизнь и удивлялся, вспоминая эту историю за каким-нибудь застольем. Но в дальнейшем подобных опытов старался избегать.

Как уже упоминалось, комиссия разместилась в одном из зданий в районе Кепеник, а на расположенной неподалеку, на Шпреештрассе 2, другой вилле, поселилась с помощью новых властей очень красивая женщина, выделявшаяся к тому же своими туалетами, выглядевшими в той обстановке несколько странно. У колонии радиолокационщиков установились с ней дружеские отношения, так как она говорила по-русски.

Здание, в котором размещалась комиссия Шокина в Берлине

Да она и была почти русская – знаменитая актриса Ольга Чехова. Ей было приятно общаться с соотечественниками, среди которых был почти не уступавший ей в импозантности А.И. Берг, воспитанный еще в дореволюционном Морском корпусе, бывший командир подводной лодки, с золотыми адмиральскими погонами. Почему эта эмигрантка так свободно (и неплохо материально) жила в занятом советскими войсками Берлине, было для А.И. тогда загадкой, которая несколько прояснилась после возвращения в Москву, но об этом чуть позже.

Хотя большую часть времени до конца 1945 года А.И. Шокин провел в Германии, бывая на Родине лишь наездами, он продолжал решать задачи по своей промышленной работе. 19 октября самолетом с посадкой в Минске он ненадолго вернулся в Москву, по-видимому, для доклада, и тут же вновь отправился в Германию сроком до 1 января.

В марте 1946 года он едет в десятидневную командировку в Ленинград – в первую очередь расширение научно-производственной базы радиоэлектроники происходило в главных научных центрах страны.

Специалисты комиссии писали отчеты, подготавливали найденную документацию и образцы для отправки в Москву в Совет по радиолокации, а А.И. Берг направлял их в заинтересованные ведомства, в основном в НКЭП. Как это происходило видно из переписки:

«Совершенно секретно

Совет по радиолокации при ГОКО СССР

14.08.1945 № 05/674 сс Народному комиссару электропромышленности КАБАНОВУ

В местечке Штейнбах около Бад-Либенштейн (25 км южнее Еизенах) находится фабрика фосфоров для катодных трубок фирмы «Лейхтштоф Т.Г.», снабжавшая все германские фирмы, выпускавшие трубки. Фабрика имеет двухмесячный запас сырья, находится в рабочем состоянии и имеет производительность 200 кг в месяц. Считаю необходимым выслать специалистов по фосфорам для изучения производства и одновременно выдать заказ на изготовление фосфоров для отечественных электровакуумных заводов. Комиссия т. Кацмана[196] специалистов по фосфорам не имеет.

О Вашем решении прошу сообщить.

Заместитель председателя

Инженер-вице-адмирал БЕРГ

Справка. Главный инженер Кацман имел поручение (шифротелеграммой за подписью т. Зубовича) обследовать на месте завод и сообщить свое заключение. Заказ на фосфоры выгоден (подпись неразборчива)»[197].

Деятельность комиссии, да и Совета по радиолокации в целом, не ограничивались чисто радиолокационными задачами.

«Совершенно секретно

Совет по радиолокации при СНК СССР

04.091945 № 02/716 сс

Народному комиссару электропромышленности КАБАНОВУ

В соответствии с полученной из Берлина шифровкой сообщаю, что в районе Цоссен в деревне Бленкенфельд имеется сборочная мастерская 100-ваттных длинноволновых передатчиков. В этой мастерской в настоящее время находятся 44 упакованных 100-ваттных передатчика, 2установки для климатических испытаний и небольшое количество измерительных приборов. На складе этой мастерской имеются детали буквопечатающих аппаратов дальней связи «Ферншрейбер» на 400 аппаратов.

В этом же районе – деревне Ранксдорф – имеется лаборатория и сборочная мастерская многоканальной направленной дециметровой связи. Лаборатория разрабатывала и монтировала следующие станции: 10-канальные на автомобиле,

станции на длине волны 20 см – дальностью до 70 км,

2-канальные автомобильные станции на волне 60 см – дальностью до 60 км,

и переносную малогабаритную дециметровую приемо-передающую станцию для войсковой связи.

Прошу сообщить Ваши соображения о целесообразности передачи вышеуказанного оборудования НКЭПрому.

Более точные сведения по этому вопросу можно получить в Берлине у председателя Комиссии Совета по радиолокации т. Шокина (адрес для шифровки: Берлин, Штаб СВА, Шокин).

Заместитель председателя БЕРГ

Резолюция: Т. Гершунову. Дать секр. телеграмму от меня о безусловной целесообразности передачи нам. Кабанов 9.IX»[198].

Насколько оперативно велась работа по сбору информации, свидетельствует еще одно письмо А.И. Берга:

«Секретно

Совет по радиолокации при ГОКО

6 сентября 1945

№ 04/7574 с

Народному комиссару электропромышленности КАБАНОВУ

Особый Комитет при ГОКО в заседании своем 27 августа с.г., заслушав доклад о немецкой радиолокационной технике, постановил составить сводный план издания материалов немецкой документации по радиолокационной технике и представить его на рассмотрение Особого Комитета к 1 октября с.г. Руководство составлением сводного плана и представление его на рассмотрение Особый Комитет при ГОКО возложил на Совет по радиолокации при ГОКО.

Для выполнения этого задания прошу Вас дать распоряжение:

а) всем организациям и предприятиям Вашего Наркомата представить Вам перечень немецкой документации по радиолокационной технике, имеющейся в их распоряжении;

б) в 10-дневный срок составить на основе полученных перечней план издания материалов документации по Вашему наркомату, согласно приложенной при сем ведомости и инструкции.

После Вашего утверждения прошу план прислать в Совет по радиолокации при ГОКО.

Приложение: «131» листов Заместитель председателя Совета

Инженер-вице-адмирал БЕРГ»[199]

Особый интерес представляла организация немецкой ПВО. Относительно небольшая, уязвимая с любого направления территория Германии была разделена фашистским командованием на районы, в каждом из которых были созданы радиолокационные центры. В их состав кроме станций дальнего обнаружения (СДО) «Фрейя» и «Манмут» входило по две станции наведения (СН) истребительной авиации «Большой Вюрцбург», а также станции орудийной наводки (СОН) «Малый Вюцбург».

СДО были стационарного типа. Их неподвижные антенны с площадью отражателя примерно в 100 квадратных метров располагались на железобетонных опорах, а в блиндажах под ними размещалась РТ-аппаратура. Перед отражателями размещалось множество излучателей, выполненных в виде полуволновых вибраторов. СН истребительной авиации «Большой Вюцбург» также относилась к стационарному типу. Однако ее параболическая антенна, имевшая диаметр около пяти метров, могла вращаться.

РЛ аппаратура была смонтирована внутри железобетонного колпака, служившего основанием станции. Вследствие подвижности антенн вести наблюдение за самолетами можно было только в ограниченном секторе. У СОН «Малый Вюцбург» благодаря меньшим габаритам все устройства станции, кроме антенн, размещались в четырехколесной кабине и имели непосредственную связь с зенитными батареями 88– или 105-миллиметрового калибра.

Наиболее мощная, насыщенная станциями орудийной наводки, система ПВО была создана вокруг Берлина. В пригородах по кольцу располагались 105-мм зенитные батареи, РЛС «Малый Вюрцбург» и звукоулавливатели. В самом Берлине в дополнительно к кольцевой системе находились три специальные многоэтажные башни-бункера ПВО с четырьмя 128-мм зенитными орудиями и малокалиберными пушками, оптическими дальномерами и СОН «Малый Вюрцбург» (размещенными на крышах соседних зданий). Одна такая башня располагалась в районе Тиргартена вблизи Рейхстага (главная), вторая – в парке Фридрихсхайн (восточная), а третья – в районе Шпандау (западная). После окончания боевых действий сохранились лишь остатки этих башен.

Советским специалистам удалось найти полный комплект КД по РЛС «Вюрцбург». Кроме этой техники собирались и изучались образцы РЛС дальнего действия «Фрейя» и «Манмут», самолетных бортовых станций и др. Результаты изучения ТТД этих станций были включены в отчетные материалы комиссии.

Технический персонал комиссии по изучению немецкой трофейной техники. А.И. Берг и А.И. Шокин (в центре), ГА. Угер, А.А. Турчанин и др. (сентябрь 1945 г.)

«…Давно не писал! – читаем мы в дневнике Берга запись от 4 октября 1945 года. – Прошло полгода, а как много за это время произошло. Жизнь моя чрезвычайно интересна и полна волнующих и захватывающих событий. Начну с конца: был в Германии и Чехословакии с 9 по 24 сентября. Маршрут: Берлин – Судеты – Прага – Карлсбад – Дрезден – Веймар – Нордхаузен – 15 дней. Для работы от этой поездки большая польза. Вливание свежей крови всегда целительно. <…>»

Как видно из этого маршрута, Берг ознакомился с результатами изучения немецкого опыта и в области радиолокации, и телевидения, и ракетной техники.

В конце января Берг поехал в Ленинград, где в Смольном сделал трехчасовой доклад в обкоме для ответственных работников. 2 февраля 1945 года уже в Москве состоялось расширенное заседание Совета. Присутствовало 50 человек, включая всех наркомов, их заместителей и парторгов. Берг выступил с часовым докладом, который был полностью одобрен. Но в дневнике записал, что Маленков в своем слове твердо отстаивал важность дела радиолокации и говорил, что наркоматы не должны от него отмахиваться, а наоборот оказывать работам по радиолокации максимальную помощь. Судя по этим словам, атмосфера непонимания, недоверия, а может быть, и неприятия деятельности Совета в среде наркоматов оставалась.

«…Вчера днем, несмотря на воскресенье, работал над планом на 1945–1946 гг.», – записывает Берг в дневнике 8 января 1945 года. Нужно было думать о послевоенных перспективах развития радиолокации и другой электронной техники. Без самого внимательного изучения зарубежного опыта для выработки правильной научно-технической программы было не обойтись, и для этого использовались и изучение техники, поступавшей от союзников по ленд-лизу, и работа научно-технической разведки.

Берг был заботливым начальником и не забывал о подчиненных. Став вице-адмиралом, в январе 1945 года он решил походатайствовать об А.И., чтобы, как это было принято в годы войны, тому тоже было присвоено воинское звание: «По своим деловым и политическим качествам и по занимаемой должности вполне достоин присвоения военного звания «генерал-майор инженерно-технической службы».

Ничего из этой затеи не вышло, но приведена она здесь просто для того, чтобы проиллюстрировать отношение Акселя Ивановича к Александру Ивановичу.

В сентябре 1945 г. в Берлин по поручению Г.М. Маленкова для ознакомления с ходом работ комиссии А.И. Шокина приехал А.И. Берг и с ним практически все руководство аппарата Совета по радиолокации.

Находясь в Берлине А.И. Берг с целью унификации сбора, обработки и издания материалов комиссии, утвердил «Инструкцию по составлению плана изданий материалов немецкой документации по локационной технике» и «Инструкцию по учету материалов технической документации образцов немецкой РЛТ». Согласно этим документам вся документация по радиолокационной технике сосредоточивалась для обработки в НИИ-108.

Руководство Совета по радиолокации в Берлине. Слева направо: Н.Л. Попов, А.Н. Щукин, А.И. Берг, А.И. Шокин. Сентябрь 1945 г.

Официально к обработке трофейной документации здесь приступили 16 сентября 1945 г. На каждый материал составлялась карточка учета, производился отбор документов, подлежащих публикации.

Большое внимание уделялось в отчетах материалам и технологиям производства радиоэлементов:

«Совет по радиолокации при СМ СССР

22 мая 1946 г.

№ 04/4631с.

Начальнику Технического отдела

Министерства электропромышленности СССР

Заместителю министра

тов. Алексенко Г.В.

Направляю Вам для использования отчеты комиссии тов. Шокина:

№ 3 – Яманов. Справочник по пластмассам фирмы «Фарбен индустри».

№ 8 – Закгейм. Керамический завод «Стеатит магнезия».

№ 13 – Яманов. Магнитые сердечники для радиоаппаратуры в Германии.

№ 14 – Закгейм. Производство непроволочных сопротивлений на германских заводах.

№ 15 – Калитвянский. Состояние германской техники электроизолирующих материалов.

№ 17 – Богордицкий. Вакуумноплотное соединение металла с керамикой.

№ 19 – Богордицкий. Керамический завод «Хешо».

№ 22 – Яманов. Производство высокочастотных кабелей на кабельных заводах «Сименс – Шукерт», «АЭГ» и «Фогель».

№ 26 – Яманов. Высокочастотная пластмасса в Германии.

Приложение: 10 брошюр для служебного пользования

Заместитель председателя Совета по радиолокации

Инженер-вице-адмирал БЕРГ»1

Обработкой материалов занималось 55 человек специалистов многих учреждений и предприятий: НИИ-108; НИИ-20; НИИ-10; НИИ ВВС; НИИ-160; ФИАН; Артиллерийская академия; Ленинградская ВВА; ВВА им. Жуковского; НИИС; Главный штаб ПВО и др., кроме того в работах участвовало 13 чел. технических работников НИИ-108. Редактирование всей радиолокационной серии «Обзор трофейной техники». А.И. Берг взял на себя. Всего вышло13 выпусков «Обзоров трофейной техники».

Выпуск 1. Немецкая радиолокационная техника.

Выпуск 2. Поглощающие покрытия как средство защиты от радиолокационного обнаружения.

Выпуск 3. Об опытах по борьбе с обнаружением подводных лодок.

Выпуск 4. Германские методы борьбы с радиолокационными станциями.

Выпуск 5. Современное состояние теории и техники сантиметровых волн в Германии.

Выпуск 6. Отчеты германской особой комиссии по радиолокации.

«Обзор трофейной техники». Выпуск 6. Отчеты германской особой комиссии по радиолокации

Факсимильные копии титульных листов выпусков «Обзоров трофейной техники»

Выпуск 7. Германские радиолокационные лампы.

Выпуск 8. Измерительная аппаратура в германской радиолокации.

Выпуск 9. Немецкие самолетные радиолокационные станции.

Выпуск 10. Радиолокационная промышленность Германии.

Выпуск 11. Кривые распространения земной волны (для широкого диапазона радиоволн).

Выпуск 12. Служба радиолокационной разведки Германии, секр. 1947, 98 с.

Выпуск 13. Германская радилокационная техника на суше и на море.

Тираж отдельных выпусков составлял от 500 до 2000 экземпляров. К составлению материалов выпусков А.И. Берг привлекал крупных специалистов в области РТ, таких как ак. Б.А. Введенский, Н.Л. Попов, инженеров Б.А. Доброхотова, В.И. Савельева, Л.А. Котомину, Ф.В. Лукина и др.

Все выпуски обзоров оформлялись в едином стиле. На фото приведены факсимильные копии титульных листов отдельных обзоров трофейной техники.

Автор выпуска № 10 «Радиолокационная промышленность Германии» Н.Л. Попов незадолго до кончины вспоминал: «Летом 1945 <…> в комиссии Шокина <я> изучал промышленность германской радиолокации. Я написал отчет. Шокин рассказывал, что Маленкову отчет больше всего понравился»[200].

На основе найденных документов А.И. Шокин сразу же занялся организацией Лабораторно-конструкторского бюро (ЛКБ, LKVO) с опытным производством для разработки и производства различных ЭВП, с привлечением к работе немецких инженерно-технических специалистов и высококвалифицированных рабочих.

«Совет по радиолокации при СНК СССР

09.10.1945

№ 02/814 сс

Народному комиссару

электропромышленности

Кабанову

В проекте постановления СНК СССР об организации на площадях завода АЭГ (г. Берлин) Лабораторно-конструкторского бюро и опытного производства Наркомата электропромышленности предусмотрен пункт, обязывающий Вас командировать для работы в Берлин необходимый персонал специалистов для освоения новейших достижений по технике и по производству радиотехнических и электровакуумных изделий, подлежащих изготовлению в СССР. Утверждение этого проекта постоянно задерживалось. В ближайшие дни он, очевидно, будет представлен на рассмотрение Оперативного Бюро СНК СССР.

В результате личного ознакомления с состоянием работ по организации временного лабораторно-конструкторского бюро и опытного завода Вашего наркомата, мною установлено, что основные отделы и лаборатории ЛКБ укомплектованы уже немецкими специалистами и необходимым оборудованием и приступили к практической работе.

Согласно последней информации т. Шокина в настоящее время ЛКБ может принять для обучения группу работников Вашего наркомата различных специальностей в соответствии с приложением.

Указанные сведения сообщаю для того, чтобы избежать в дальнейшем задержки с командировками в ЛКБ работников Вашего наркомата.

Прошу Вас прислать в Совет по радиолокации копию списка товарищей, намеченных Вами для откомандирования в лабораторно-конструкторское бюро.

Заместитель председателя Берг

Приложение: Потребность в специалистах

1. ВЧ-керамика 3.

2. Конденсаторы 2.

3. ВЧ-пластмасса 3.

4. Вакуумная техника 15.

5. Кристаллические детекторы 1.

6. Стеклодувное дело 2.

7. Механосборочная работа 2.

8. Сопротивления непроволочные.

9. Магнитные и диэлектрические материалы, трансформаторные материалы высокочастотные и установочные детали 3.

10. Испытание материалов и деталей 2.

11. Радиоизмерительные приборы 7

Всего 42»[201]

В течение пяти месяцев с августа 1945-го по январь 1946 г. немецкий состав ЛКБ был почти сформирован и составлял 932 человека. Он состоял из 45 докторов, 259 инженеров, техников и конструктов, 122 служащих и 506 рабочих[202]. Начал формироваться план научно-исследовательских и других работ:

«Совет по радиолокации при СНК СССР

08.12.1945

№ 05/981 сс

Заместителю Народного комиссара

электропромышленности

ЗУБОВИЧУ

В целях лучшего использования опыта и знаний немецких специалистов, работающих на предприятии LKV в Берлине, Совет по Радиолокации считает необходимым включить в план научно-исследовательских работ этого предприятия темы по прилагаемому списку и просит Вашего распоряжения о включении их в план научно-исследовательских работ НКЭП.

Приложение 4 л.

Заместитель председателя БЕРГ»

Результаты создания ЛКБ в Берлине становились все более заметными и нужными для советской промышленности.

«Секретно

Совет по радиолокации при СНК СССР

6III1946 г.

№ 02/209 с.

Народному комиссару электропромышленности КАБАНОВУ И.Г.

В соответствии с решением т. Маленкова Г.М. о посылке в Германию главных инженеров главков и НИИ радиолокационной промышленности для изучения и разработки плана освоения на наших заводах образцов, выпускаемых германским лабораторно-конструкторским бюро (LKVO), прошу Вас командировать от Вашего наркомата в г. Берлин сроком на 2–3 недели главных инженеров 2-го, 7-го и 8-го Главных управлений тт. Можжевелова Б.Н., Кацман и Глезермана Е.Е., главных инженеров НИИ-108 и НИИ-20 тт. Кугушева А.М. и Казанского Г.П., главного инженера завода № 326 т. Скибарко А.П. и начальника лаборатории НИИ-160 т. Зусмановского С.А.

О Вашем решении прошу поставить меня в известность.

Заместитель председателя Совета по радиолокации Инженер-вице-адмирал БЕРГ»[203]

И в этот момент в дальнейшее становление и развитие этого предприятия вмешалась политика. Потсдамская конференция держав-победительниц (17 июля – 2 августа 1945 г.) определила цели оккупации Германии, которыми должен был руководствоваться Союзный контрольный совет (СКС) – специальный орган, созданный для управления оккупированной Германией. К основным целям оккупации относилось полное военное и экономическое разоружение и демилитаризация Германии; денацификация и предотвращение всякой нацистской и милитаристской деятельности; демократизация политической и экономической жизни страны и удовлетворение репарационных претензий стран, пострадавших от германской агрессии. Как это отразилось на деятельности ЛКБ в Берлине понятно и следующего письма:

«Д-р Штеймель Берлин, 20 марта 1946 г.

Капитану 1-го ранга Шокину Уважаемый капитан 1-го ранга

<…> Так как мне известно, насколько Вы заинтересованы в том, чтобы знать условия и основные предпосылки, определяющие работу нашего института, то я пишу Вам нижеследующие строки для осведомления лично Вас. Прошу Вас не принять эти строки за крик о помощи в несколько затруднительном положении или просьбу о поддержке. <…>»

Далее в письме излагались причины такого положения. Первая – это постановление о налогах, которое делало невыгодным для немецких специалистов работу в ЛКБ. Второй причиной было Постановление о денацификации, под которое подпадали наряду с членами нацистской партии «лица, которые содействовали развитию «милитаристических дисциплин», а к ним, естественно, относились и все специалисты в области радиолокации и электровакуумных приборов. В отдельных случаях мешала усилившаяся вербовка со стороны англичан, которые тоже использовали в качестве аргументов налоговую политику. Нормы питания, которые были особенно привлекательными для немецких специалистов, также были сокращены: «Тогда как согласно приказу маршала Жукова для нашего завода предусматриваются нормы групп 2 и 3 советского военного снабжения, теперь наш завод получает лишь добавочное питание по немецкой карточке рабочих тяжелого физического труда». И последними были упомянуты трудности со снабжением, поскольку германские заводы были настолько сильно загружены заказами по репарациям, что снабжение ЛКБ шло по остаточному принципу. В конце письма говорилось:

А.И. Шокин с немецким специалистом

«Лишь тогда, когда наши заказы будут признаны настолько же спешными, как заказы по репарациям или заказы Красной Армии, можно будет рассчитывать на дальнейшие поставки заводу.

К сожалению, продвижение этих вопросов очень сильно сказывается слабое оснащение отдела Уполномоченного 7-го Главного управления[204] советскими офицерами, так как вследствие этого чрезвычайно затягивается рассмотрение всех этих вопросов» [205].

Г.К. Жукова в середине марта уже отозвали из Германии, и вопросы нужно было решать с другими. Действия Совета по радиолокации видны из следующего письма:

«Совет по радиолокации при СМ СССР[206]

15 апреля 1946 г.

№ 0553 с

Министру электропромышленности СССР товарищу КАБАНОВУ И.Г.

Советом по Радиолокации получено из Германии письмо руководителя Лабораторно-конструкторского бюро (LKVO) доктора Карла Штаймеля. Текст письма прилагается. Выдвинутые в письме факты были мной доложены товарищу Маленкову Г.М., который дал указание подготовить по данному вопросу проект постановления Правительства, и для оперативного решения ряда вопросов совместно с Главноначальствующим СВАГ генералом армии Соколовским, командировал в Германию тов. Шокина А.И., который вылетает 16/ IV-46 г.

Заместитель председателя Совета

Инженер-вице-адмирал БЕРГ» [207]

Здесь уже второй раз встречается упоминание о подготовке постановления Правительства. Более конкретно его предполагаемое содержание изложено в еще одном письме А.И. Берга на эту тему:

«Совет по радиолокации при СМ СССР

24 апреля1946 г.

№№ 05/376 сс Народному комиссару электропромышленности КАБАНОВУ

Сообщаю Вам указание товарища Маленкова о работе ЛКБ МЭПв Берлине. По примеру вышедшего на днях постановления о развитии работ в области ракетных двигателей и самолетов в Германии должно быть подготовлено постановление о работе ЛКБ. В нем необходимо: установить основные, наиболее важные темы и закрепить их за крупнейшими немецкими специалистами, установить сроки окончания разработок и основные технические требования; указать мероприятия для материального обеспечения этих работ; установить фамилии постоянно прикрепленных к этим работам и ответственных за выполнение советских специалистов, которые должны находиться в ЛКБ; обязать все заинтересованные министерства направлять в Бюро определенное количество людей для использования опыта немцев; установить желательный срок перевода всех специалистов Бюро со всем оборудованием (или части их) в Советский Союз, установить место перебазирования Бюро в Советский Союз; обязать строительные организации закончить к определенному сроку подготовку помещений для людей, производства и жилья, установить порядок перебазирования (питание, охрана, сопровождение, багаж и т. д.);распространить на немцев премиальную систему оплаты, действующую на предприятиях электропромышленности.

Вся эта работа не должна быть, до особого указания, известна немцам.

В соответствии с изложенным, прошу Вашего распоряжения о срочной подготовке этого постановления. Товарищ Маленков просил предупредить Вас, что подготовка этого постановления со специальной объяснительной запиской на имя товарища Сталина должна быть проведена в кратчайший срок.

Заместитель председателя Совета

Инженер-вице-адмирал БЕРГ

Резолюция

Лично т. Зубовичу, т. Попову. Прошу Вас немедленно подготовить ваши предложения.

Дело это очень важное. Было бы хорошо (неразборчиво)…

25/IV

Кабанов»[208]

А.И. Шокин отправился в Германию и в течение месяца постарался снять возникшие препятствия работе ЛКБ.

На этот раз он отправился уже с женой. Ничего особенного в этом не было – чтобы облегчить условия работы оторванных от дома специалистов и если не прекратить, то сократить «нарушение безобразий», руководство страны приняло решение разрешить приезд в Германию их близких. Это разрешение для жены и дочери А.И. Шокина было подписано в январе 1946 года Главноначальствующим Советской Военной Администрации в Германии Маршалом Советского Союза Г.К. Жуковым и членом Военного Совета Советской Военной Администрации в Германии генерал-лейтенантом Ф. Боковым. Дочь пяти лет все-таки решили не брать, поскольку миссия А.И. в Германии уже подходила к концу и в мае супруги оттуда уехали. Там же, в Германии, в январе 1946 года у некоего Георга Вольфа А.И. купил за одну тысячу двести марок автомашину марки ДКВ. Для подтверждения факта купли-продажи была составлена справка, подписанная продавцом, бургомистром города Тройен и военным комендантом города гвардии майором Брильковым. Бургомистр заодно подтверждал, что автомашина находилась в состоянии, непригодном для эксплуатации, и требовала восстановительного ремонта.

В мае 1946 г. комиссия А.И. Шокина в Германии закончила свою работу, сыгравшую значительную роль в дальнейшем развитии советской радиоэлектроники. Прежде всего это были образцы техники и огромное количество документации, собранной в Германии, причем не только по основному, так сказать, предмету, – лично А.И. удалось обнаружить некоторые документы, по немецкой атомной бомбе, которые тут же переправил в Москву соответствующему ведомству. Крайне полезным для будущего было изучение предприятий радиопромышленности Германии, их структуры, организации и оснащения специальным оборудованием. Оборудование было вывезено в СССР, а в необходимых случаях документация к нему стала основой для организации собственного производства. Знакомство с радиолокационными станциями различного назначения в немецкой ПВО и ее организацией в целом также в свое время пригодились.

По указанию Г.М. Маленкова от 17 мая 1946 года за большую и успешную работу по изучению, освоению и вывозу трофейной радиолокационной техники А.И. Шокину была приказом объявлена благодарность, и он был премирован трехмесячным окладом, а вскоре приказом министра связи награжден недавно введенным знаком «Почетный радист».

Анализ полученной информации по радиолокации и в Германии, и из других открытых и закрытых источников продолжался еще в течение нескольких лет. В 1947 г. вышла книга «Теория и техника радиолокации» – первое открытое издание по вопросам РЛ для инженеров тиражом 15 000 экз. В своем письме в МЭП СССР от 27.07.1947 г. А.И. Шокин писал:

«… подготовлены к печати Бюро новой техники Комитета по радиолокации и по его заказу выпущены «Воениздатом».

За этим сборником последуют:

– «Описание англо-американских наземных радиолокационных станций»;

– «Радионавигационные системы»;

– «Радиовзрыватели»[209].

О работе управления СВАГ в 1946 г. по изучению достижений науки и техники Германии ее начальник И.В. Коробков писал заместителю Главноначальствующего СВАГ тов. Ковалю К.И.:

«В течение 1946 г. в Германии над изучением достижений немецкой науки и техники работали 63 представителя министерств и ведомств СССР, которыми было организовано 217 научно-технических отделов и конструкторских бюро. В научно-технических отделах и бюро работали:

– советских специалистов (академиков, докторов, кандидатов наук, инженеров) – 2036 чел.,

– немецких специалистов – 7697 чел.,

– немецких рабочих и служащих – 9776 чел.

На 1 июля 1947 г. полностью закончено и отправлено в Советский Союз 547 тем и 320 опытных образцов».

Глава 8 Создание комитета радиолокации при Совмине СССР

Политическая обстановка после демонстрации американцами своего стремления к мировому господству нанесением атомных ударов по Хиросиме и Нагасаки в августе 1945 года, речи Черчилля в Фултоне в марте 1946 претерпела полное изменение. «Горячая война» со странами оси перешла в «холодную» – между бывшими союзниками. Советскому правительству пришлось вновь уделять первостепенное внимание вопросам обороны страны, но уже от другого противника, технически гораздо более оснащенного. Разрыв в военно-техническом уровне нужно было преодолеть в кратчайшие сроки. Правительством и цели были намечены, и организационные меры приняты незамедлительно.

Главным, конечно, было атомное оружие, и уже 20 августа 1945 года Постановлением ГОКО за номером 9887 был образован Специальный комитет при ГОКО, призванный руководить всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана.

Но одновременно с разработкой собственных ядерных боеприпасов было необходимо форсировать создание средств их доставки и, кроме того, многократно усилить возможности ПВО. Но и в авиации были вскрыты серьезные недостатки. Все отечественные самолеты, находившиеся на вооружении, исчерпали возможности модернизации. Особенно тревожным было состояние тяжелой бомбардировочной авиации: свои разработки отсутствовали, у немцев ничего достойного для воспроизведения тоже обнаружить не удалось. Не было собственных разработок по турбореактивным двигателям, очень плохое положение было с авиационными приборами и оборудованием. Общее состояние научно-технического задела в авиационной технике в СССР характеризовалось в 1945 году как неудовлетворительное. Командующий ВВС А.А. Новиков и нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин были смещены со своих постов, а впоследствии арестованы и осуждены.

Досталось и Маленкову. 4 мая 1946 года на заседании Политбюро ЦК по докладу И.В. Сталина было принято следующее решение, утвержденное затем опросом членов ЦК ВКП(б) от 4–6 мая 1946 года:

«1) Установить, что т. Маленков, как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов – над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск недоброкачественных самолетов), что он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них в ЦК ВКП(б).

2) Признать необходимым вывести т. Маленкова из состава Секретариата ЦК ВКП(б).

3) Утвердить секретарем ЦК ВКП(б) тов. Патоличева Н.С.»

Но спустя всего две недели, 19 мая 1946 года, Сталин подписал Постановление Совета Министров СССР № 1017-cc под названием «Вопросы реактивного вооружения», где в первым пункте было записано: «<…> создать Специальный комитет по реактивной технике при СМ СССР <…>», и председателем нового комитета был вновь назначен Г.М. Маленков. Фактически не у дел он был до августа, а его заместителями по этому комитету стали Д.Ф. Устинов и И.Г. Зубович.

Дошла очередь и до радиолокации, систем управления и вообще радиоэлектронного вооружения. Еще 10 февраля 1946 года Берг записал в дневнике: «…Время летит. Сегодня воскресенье, и я сижу один в своем кабинете и готовлюсь к отчетному докладу за все время работы Совета, т. е. за два с половиной года. По-видимому, предстоит реорганизация. Сейчас, после войны, происходит много перемен. Только что я перечитал свой дневник с момента отъезда в 1943 г. из Самарканда. Как много пережито! Как много было тяжелого! Как много было работы! Но и результат начинает получаться неплохой. Совет окреп и стал авторитетной организацией.

Институты равняются на него. Заводы работают вовсю. Создана мощная промышленная база. Подготовлены кадры. Но все же надо менять организацию управления радиолокацией. Мы со Щукиным были в Совете народных комиссаров. Мне предложено подготовить материалы для решения о создании отдельного радиолокационного наркомата. Это то, что я давно считаю необходимым».

На основании детального изучения всех имевшихся сведений из открытых и закрытых источников, обобщения опыта войны, анализа научно-технического состояния советской и зарубежной радиолокации военные заказчики ГАУ, ВВС и ВМФ, Советом по радиолокации были выработаны научно-обоснованные перспективы последующего развития радиолокации в нашей стране. Был подготовлен и план развития радиолокации в нашей стране, ответственным разработчиком которого и проекта постановления СМ СССР по нему был А.И. Шокин.

Промышленным отделом Совета по радиолокации были детально проработаны трудоемкость, материалоемкость, необходимые комплектующие, финансовые затраты под весь план выпуска радиолокационных станций всех типов, намеченных к производству. В архивных делах лежат многостраничные альбомы таблиц, содержащих все эти сведения, и на каждом листе стоит подпись начальника промышленного отдела Совета по радиолокации.

Работа над постановлениями Правительства по вопросам радиолокации продолжалась по нескольким направлениям.

Первым был план важнейших разработок в области радиолокационной техники на 1946–1950 гг. Он был составлен в январе 1946 г. и после согласований и корректировок 13 апреля 1946 г. принят Постановлением СМ СССР за № 840-340сс.[210] Главным в этом плане была разработка системы радиолокационного вооружения на ближайший период, определение номенклатуры необходимых типов РЛС для армии, авиации и флота: боевых, навигационных, опознавательных. В проект плана были включены также научные исследования и опытно-конструкторские разработки в области радиолокации и в смежных с нею отраслях техники.

Помимо упоминавшегося проекта постановления по ЛКБ и немецким специалистам, шла подготовка отдельного постановления по развитию электровакуумной промышленности, и в частности НИИ-160.

Наконец, появился проект еще одного постановления по обеспечению важнейших разработок, предписанных постановлением от 13 апреля 1946 г. В него были собраны те вопросы развития радиолокации, которые требовали решения Правительства, но по разным причинам еще не разрешенные. Сюда же включили и вопросы электровакуумной промышленности.

«Совершенно секретно

Совет по радиолокации при СМ СССР

16 мая 1946 г.

№ 0834 сс

Министру электропромышленности

КАБАНОВУ

Совет по радиолокации подготовляет проект постановления Правительства по обеспечению важнейших разработок, предписанных Постановлением СМ СССР от 13 апреля 1946 г. № 840–340 сс.

<…>

Прошу Вас сообщить Ваши замечания и согласие по этому вопросу.

Заместитель председателя Совета

Инженер-вице-адмирал БЕРГ»[211]

Согласование проекта этого постановления шло далеко не гладко. Он тоже встретил возражения И.Г. Кабанова, в том числе из-за переориентации заводов, выпускавших радиостанции (в частности, завода № 197 в Горьком), целиком на выпуск радиолокационной аппаратуры. Одной из причин долгих согласований, возможно, была также подспудная борьба из-за параллельно готовившейся реорганизация управления радиолокационной промышленностью.

Образование нового наркомата проходило разделением НКЭП, поэтому со стороны разных ведомств вносились все новые поправки, а его содержание намного расширялось, включая другие документы, не доведенные до утверждения. Наконец проект наиболее близкий к принятому документу появился и был направлен в НКЭП на согласование.

«Совершенно секретно

Совет по радиолокации при СМ СССР

11. VI.1946 г.

№ 1085 сс

Министру электропромышленности СССР

КАБАНОВУ

Направляю на Ваше рассмотрение проект Постановления Совета Министров СССР по вопросам радиолокационной техники.

Прошу Вас дать свое заключение в письменном виде.

Приложение 1. Доклад товарищу Сталину по вопросам радиолокационной техники.

2. Проект Постановления Совета Министров СССР по вопросам радиолокационной техники.

3. Приложения №№ 1, 2, 3, и 4 к проекту постановления.

4. Справка о согласовании тематики по министерству.

Заместитель председателя Совета

Инженер-вице-адмирал БЕРГ»[212]

28 июня 1946 года система управления предприятиями радиолокационного и радиоэлектронного профиля была изменена. Из Министерства[213]электропромышленности было выделено новое министерство, куда и были сосредоточены большинство соответствующих предприятий. По-видимому, возражения И.Г. Кабанова были признаны разумными, и новое министерство, куда и передали завод № 197, образованное Указом Президиума Верховного Совета СССР 28 июня 1946 г., получило наименование «Министерство промышленности средств связи СССР».

Необходимость ускоренного развития радиотехнической промышленности больше уже сомнению не подлежала, и для управления предприятиями радиолокационного и радиоэлектронного профиля было образовано Министерство промышленности средств связи СССР, где и были сосредоточены большинство соответствующих предприятий, и среди них НИИ-20. Первым министром был назначен И.Г. Зубович (1901–1956)[214].

И.Г. Зубович

Вскоре после образования нового министерства, в целях комплексного обеспечения выполнения плана научно-исследовательских и опытных работ по РЛ-технике Совет Министров СССР принял 10 июля 1946 г. постановление № 1529-678сс «Вопросы радиолокации»[215]. Помимо текста Постановления на 55 листах в деле хранятся приложения: № 1 (л. 149–164); перечень новых разработок, не вошедших в приложение № 2; № 2 – План важнейших опытных работ по радиолокации на 1946–1947 гг. (л. 170–296), в виде книги небольшого формата в тонкой обложке, отпечатанной типографским способом; № 3 (л. 148) и № 4 (л. 165–167) касаются предприятий и отдельных групп работников, на которых распространялось преимущественное снабжение дополнительным питанием и промтоварами по должностной шкале Приложения № 3. Уже заместитель председателя комитета инженер-вице-адмирал А.И. Берг подготовил и направил письмо следующего содержания:

«СЕКРЕТАРЮ ЦКВКП(б) товарищу КУЗНЕЦОВУ А.А.[216]Прошу Вас рассмотреть и решить вопрос об утверждении тов. ШОКИНА Александра Ивановича заместителем Председателя Комитета по радиолокации.

Тов. ШОКИН рождения 1909 года, член ВКП(б) с 1936 года, по специальности – инженер-механик.

За время работы в Комитете с 1943 года в качестве Начальника Промышленного отдела проявил себя отличным организатором, обладает исключительной энергией и инициативой. В короткий срок организовал радиолокационную промышленность в трех министерствах. За исключительные заслуги в области разработки и производства вооружения Красной Армии и Военно-Морского Флота специальными приборами управления огнем артиллерии награжден орденом Ленина и двумя орденами Красная Звезда[217]».

Вопрос был рассмотрен и решен положительно. В июле 1946 года план был доложен на заседании Совета Министров и утвержден. Вот что вспоминал об этом сам А.И.:

Титульный лист постановления с резолюцией И.В. Сталина

«В 1946 году я сделал доклад и проект решения передал Поскребышеву, секретарю И.В. Сталина. Приезжаю на Басманную, 20, а у меня решение уже на столе. Я был убит оперативностью… Лучше принять меньше решений, но проследить за их исполнением»[218].

Этот документ можно считать одним из наиболее развернутых постановлений СМ СССР, в котором были предусмотрены все организационные и технические вопросы создания радиолокации в послевоенные годы. Круг охваченных в нем вопросов поражает, но лишних там нет. Известное постановление о развитии ракетной техники куда менее емкое.

Постановление состоит из 9 разделов.

Раздел I. Задачи министерств по развитию радиолокационной техники, 6 пунктов (с. 1–4 Постановления).

Раздел II. О Комитете радиолокации при СМ СССР (10 пунктов; с. 5–7).

Раздел III. О развитии научно-исследовательской базы по радиолокации (32 пункта; с. 8—18).

Раздел IV О плане важнейших опытных работ по радиолокации на 1946–1947 гг. и меры по их стимулированию (11 пунктов; с. 19–22). В разделе приводятся ссылки на четыре приложения: № 1 – перечень разработок, на которые распространялись условия премирования, установленные Постановлением СМ СССР от 13 апреля 1946 г. за номером 830-340сс, № 2 – план важнейших опытных работ по радиолокации; №№ 3 и 4 – о должностной шкале по снабжению дополнительным питанием и промтоварами работников, занятых радиолокационными разработками.

Раздел V Об испытаниях радиолокационного вооружения (8 пунктов, с. 23–24).

Раздел VI. О мерах по развитию электровакуумной промышленности (29 пунктов; с. 25–38).

Раздел VII. О мерах по развитию действующих и строительству новых предприятий радиолокационной промышленности (13 пунктов; с. 39–45).

Раздел VIII. Вопросы подготовки научно-технических кадров: инженеров и техников по радиолокации (10 пунктов; с. 46–51).

Раздел IX. Использование немецких специалистов (7 пунктов; с. 51–54). В разделе производится ссылка на приложение № 5 по ЭВП.

Следующим пунктом (2) был установлен перечень важнейших работ в области РЛ, список которых был приведен в приложении, и намечена конкретная схема первичной кооперации министерств и ведомств, обязанных поставлять головным министерствам изделия, материалы и полуфабрикаты для радиолокационной аппаратуры, выполнять необходимые НИР, ОКР, проектные конструкторские и производственные работы.

Для планирования серийного производства и капиталовложений в радиолокационную промышленность (РЛП), а также для обеспечения РЛП фондируемыми материалами, полуфабрикатами и кооперированными поставками СМ СССР обязал Госплан СССР организовать отдел радиолокации. Аналогично были созданы в Министерстве вооруженных сил СССР: Управление радиолокации ГШ, Управление радиолокации ГАУ, Управление радиолокации ВВС, Управление радиолокации ВМФ.

II раздел постановления посвящен Комитету радиолокации[219]. Пунктом 1 этого раздела Совет по радиолокации при СМ СССР был реорганизован в Комитет радиолокации при СМ СССР. На него были возложены следующие функции:

а) контроль над министерствами и ведомствами, выполняющими задания Правительства по вопросам радиолокации;

б) контроль за подготовкой кадров по радиолокации в министерствах и ведомствах;

в) направление технической политики министерств и ведомств, занимающихся радиолокацией;

г) привлечение научных и технических кадров из других отраслей промышленности для работы в области радиолокации;

д) систематизация и обобщение всех достижений науки и техники в области радиолокации, как в СССР, так и за границей, путем использования научно-технической литературы и всех источников информации;

е) представление на утверждение Совета Министров предложений по планам научно-исследовательских работ в области радиолокации, созданию новых образцов радиолокационных станций и, совместно с Госпланом, предложений по развитию радиолокационной промышленности.

Был утвержден состав Комитета радиолокации: Г.М. Маленков (председатель); А.И. Берг (заместитель председателя по общим вопросам), А.Н. Щукин и А.И. Шокин (заместители председателя), Н.А. Булганин, М.З. Сабуров и П.И. Кирпичников (члены комитета).

Для решения основных проблем в области радиолокации и направления научно-технической деятельности радиолокационных институтов и конструкторских бюро министерств и ведомств головным институтом при Комитете был назначен Центральный научно-исследовательский институт радиолокации (ЦНИИР). Тем самым НИИ-108 переводился в подчинение Комитету радиолокации.

Пунктом 5 II раздела было установлено что «министерства и ведомства обязаны представлять по требованию Комитета радиолокации сведения и справочные материалы по всем вопросам, связанным с разработкой, производством и эксплуатацией радиолокационной аппаратуры. Никакие учреждения, организации и лица, не уполномоченные на то Советом Министров СССР, не имеют права вмешиваться в работы по радиолокации или требовать по ним справки».

Комитету радиолокации было разрешено выдавать задания на научные исследования, а также непосредственно ставить исследования по РЛ в НИИ, КБ министерств, по договоренности с соответствующими министерствами. Разрешалось также издавать научные труды, учебники и бюллетени по вопросам РЛ и смежным с нею вопросам науки и техники, в том числе с грифами «для служебного пользования», «секретно» и «совершенно секретно». Следующие пункты постановления касались вопросов финансирования, установления структуры, штатов и фондов Комитета радиолокации и приравнивающих военнослужащих, работающих в Комитете радиолокации, по всем правам, льготам и материальному обеспечению к военнослужащим, работающим в центральных управлениях Министерства вооруженных сил.

Наиболее объемным разделом постановления стал раздел III «О развитии научно-исследовательской базы по радиолокации». Пунктом 1 Комитету радиолокации и головным министерствам предписывалось принять меры для значительного расширения и укрепления научно-исследовательской и конструкторской баз и быстрейшего создания новых образцов РЛС.

Пунктом 2 были установлены задания для существующих НИИ министерств по разработке РЛС, реорганизации ряда КБ и НИИ, уточнение профиля работы существующих КБ и создания новых КБ и НИИ. В общей сложности для форсированного развития работ (п. 3–9) на радиолокационную тематику переводились 3 НИИ и 6 ОКБ Министерства промышленности средств связи, 3 ОКБ Министерства вооружения, 7 ОКБ Министерства авиационной промышленности, 2 НИИ и 3 ОКБ Министерства сельскохозяйственного машиностроения, а также несколько научных организаций Министерства вооруженных сил, в том числе: НИИ артиллерийского приборостроения и Государственный Краснознаменный НИИ Военно-воздушных сил.

Пункт 10 свидетельствует о понимании огромной роли информационного обеспечения. По этому пункту при Комитете радиолокации создавались:

а) Бюро новой техники (БНТ) с задачей ознакомления конструкторов с новейшими достижениями в области РЛ и иностранными образцами РЛС;

б) Научно-техническая библиотека (НТБ). При этом все издательства страны были обязаны направлять в НТБ Комитета радиолокации один экземпляр издаваемых ими книг по научным и техническим вопросам (по перечню Комитета).

Комитету радиолокации была разрешена выписка из-за границы научно-технической литературы и периодических изданий на сумму 30 тыс. долларов ежегодно.

Кроме того, 18 ведущим предприятиям (НИИ №№ 160, 20, 34 и 33 МПСС; №№ 10 и 49 МСП, № 504 МСХМ, № 17 МАП и № 29 МВ, а также трем организациям Министерства вооруженных сил) была разрешена выписка из-за границы научной и технической литературы и периодических изданий, в пределах 5 тыс. долларов ежегодно каждому, по спискам, утверждаемым Комитетом радиолокации.

Информационная работа БНТ проводилась в масштабе всей страны и охватывала следующие основные направления:

– сбор как отечественной, так и зарубежной научно-технической литературы по радиолокации, технике СВЧ и другим областям,

– издание журнала «Вестник информации», обзоров и справочно-библиографических бюллетеней организация обмена опытом научных исследований, разработок, производства и эксплуатации радиолокационного вооружения, осуществлявшаяся в форме научно-технических конференций, тематических семинаров и научных секций, проводимых в БНТ.

– организация изучения ассортимента и качества основных комплектующих радиоизделий и радиоэлементов, проведение мероприятий по их нормализации и разработка предложений по радикальному повышению эксплуатационной надежности и живучести РЭА.

– оказание помощи войскам в освоении РЛ-вооружения и обмен опытом между войсками и заводами промышленности по вопросам надежности и эксплуатации РЭА. Для ознакомления широких научно-инженерных кругов с новейшими достижениями в области РЛ БНТ должно было развернуть большую издательскую деятельность, публикуя материалы, освещающие отечественные и зарубежные исследования и разработки.

Организаторами и основоположниками такой системы научно-технической информации стали А.А. Турчанин, В.М. Калинин, С.А. Одинцов, Н.М. Шулейкин, В.И. Шамшур и др.

Исключительно полезным мероприятием БНТ была организация постоянно действующей выставки новейшей радиоизмерительной аппаратуры. Она преследовала цели выработки мероприятий по унификации и сокращению сроков разработок средств радиотехнической метрики.

Не были забыты и задачи по разработке материалов, полуфабрикатов и комплектующих изделий для радиолокационной аппаратуры, для чего в соответствующих министерствах создавались специализированные лаборатории.

К моменту выхода постановления еще оставались надежды на продолжение сотрудничества в области радиотехники с США, имевшее место до и во время войны. Отсюда в постановлении пункты 12, 13 и 14. в частности:

«Поручить Министерству внешней торговли, совместно с Комитетом радиолокации и Министерством промышленности средств связи, начать переговоры с американскими радиотехническими и электровакуумными фирмами по вопросам заключения договоров о технической помощи по радиолокации и электровакуумной технике» (п. 12);

– о посылке специалистов по радиолокационной и электровакуумной технике (п. 13);

– поручение МВТ ускорить реализацию заказа на поставку импортного оборудования и приборов для НИИ-504.

К сожалению, объявленная союзниками «холодная» война не позволила реализовать эти пункты постановления в полной мере. Так, несмотря на договоренность с фирмой RCA, в последний момент Госдеп США отказал в визах членам делегации советских специалистов.

Пунктами 15 и 16 предполагалось разместить в Германии в счет репараций для НИИ и КБ министерств и ведомств, занимающихся РЛ, заказы на различное специальное оборудование и приборы по спецификациям, согласованным с Комитетом радиолокации, и вывезти из Германии необходимые для КБ и вновь строящихся заводов металлические конструкции, инвентарь, энергетическое оборудование, электро– и радиоизмерительные приборы и другие изделия и материалы. Ряду НИИ (п. 19) разрешалась организация типографий при институтах.

Важнейшим пунктом для развития работ по РЛ стал п. 20, обязывающий Минфин СССР выделить средства на развитие НИР и п. 21, разрешающий Министерствам утверждать структуру и штаты НИИ, КБ и полигонов. Значительное внимание в постановлении было уделено строительству новых предприятий, восстановлению и реконструкции старых производственных корпусов, а также строительству жилых зданий в любых городах страны, где предполагалось строительство предприятий по производству РЛС и радиодеталей и приборов для них.

В разделе IV «О плане важнейших опытных работ по радиолокации на 1946 и 1947 гг. и мерам по их стимулированию» были определены основные темы НИОКР (Приложение № 2. Сам план важнейших работ на 1946—47 гг. был утвержден п. 4 этого же раздела), за выполнение которых главным конструкторам присуждались премии. При этом в постановлении предусматривалось учредить шестую и седьмую премии за наиболее важные работы по РЛ. Предусматривалось, что «удостоенные шестой премии получают следующие поощрения: а) главный конструктор получает денежную премию в размере 100 тыс. рублей и награждается орденом; б) заместители главного конструктора (2–3 чел.), непосредственно участвующие в создании соответствующих опытных образцов, получают денежную премию, в размере от 10 до 50 тысяч рублей каждый, в зависимости от степени их участия в работе; награждаются орденами; в) коллектив сотрудников института или конструкторского бюро, участвующий в разработке, получает денежную премию в сумме 150 тыс. рублей, награждается орденами и медалями.

<…> Удостоенные седьмой премии получают следующие поощрения: а) главный конструктор получает денежную премию в размере 50 тысяч рублей и награждается орденом; б) заместителя главного конструктора (2–3 человека), непосредственно участвующие в создании соответствующих опытных образцов, получают денежные премии в размере от 10 до 25 тысяч рублей каждый, в зависимости от степени участия в работе; награждаются орденами и медалями; в) коллектив сотрудников института или конструкторского бюро, участвующий в разработке, получает денежную премию в сумме 100 тысяч рублей».

За освоение в серийном производстве образцов изделий, удостоенных 6-й и 7-й премий, после проведения госиспытаний в распоряжение директора выделялось 150 тысяч рублей, в том числе для премирования с утверждения министра – директора, главного инженера, главного конструктора и главного технолога по 15 тысяч рублей.

Для руководителей предприятий особо важным стал пункт 7:

«7. Ввиду большого объема и особой срочности разработок, включенных в план согласно приложению № 2, разрешить директорам разрабатывающих организаций при выполнении этих разработок:

а) применять без ограничения сверхурочные и аккордные работы для всех категорий сотрудников;

б) выплачивать сотрудникам в процессе выполнения работ до 25 % от установленных для них сумм премий за отдельные успешно выполненные этапы. Установить, что эта часть премиального фонда выделяется в распоряжение директоров разрабатывающих организаций после окончания эскизного проекта».

Материально поощрялось изучение работниками иностранных языков (п. 10 IV раздела):

«В целях стимулирования изучения иностранных языков, распространить с 1 сентября 1946 года на работников радиолокационных НИИ и КБ из числа указанных в приложении № 4, а также на работников Комитета радиолокации при Совете Министров СССР и управлений головных министерств Постановление СНС СССР от 18 ноября 1940 г. № 2033–1014 «О процентной надбавке к зарплате работников НКИД и НКВТ за знание иностранных языков. Разрешить Комитету радиолокации организовать кафедру иностранных языков».

Был определен порядок финансирования НИОКР. Разработки опытных образцов радиолокационного вооружения, перечисленные в Приложении № 2, финансировались управлениями МО по договорам с разрабатывающими организациями, а разработки радиодеталей, ЭВП, специальных материалов, измерительной аппаратуры, специальных машин и источников питания – из средств госбюджета по сметам министерств, согласованным с Комитетом радиолокации.

Далее пунктами 8 и 9 устанавливался порядок проведения государственных испытаний средств радиолокационного вооружения (комиссии назначались СМ СССР по представлению Комитета радиолокации) и комплектующих изделий к ним (радиодетали, электровакуумные приборы и т. д.; комиссии назначались Комитетом радиолокации).

Помимо денежных мер поощрения предусматривались и материальные. Пунктом 9 Министерство торговли обязывалось для основных предприятий-разработчиков, ЦНИИ-108 и БНТ установить преимущественное снабжение дополнительным питанием и промтоварами по должностной шкале, изложенной в приложении № 3.

Учитывая большое значение гидролокации для военно-морских сил и обеспечения мореплавания военного и торгового флотов Комитету радиолокации Министерству вооруженных сил и Минсудпрому было поручено в двухмесячный срок внести в СМ СССР предложения по развитию радиолокации.

Раздел V постановления посвящен организации испытаний радиолокационного вооружения и созданию научно-испытательных полигонов ГАУ, ВМФ, ВВС.

Принципиально важным для развития всей радиоэлектроники в стране был Раздел VI «О мерах по развитию электровакуумной промышленности». В постановлении отмечалось, что «недостаточная мощность и низкий технический уровень электровакуумной промышленности являлись основным тормозом для освоения новейшей техники – радиолокации, реактивных средств, атомных бомб, техники инфракрасных лучей, военной и гражданской радиосвязи, радиовещания, телевидения и автоматизации производственных процессов. Электровакуумная промышленность выпускает электронные лампы в крайне ограниченном ассортименте и в недостаточном для удовлетворения потребности страны количестве. Качество многих выпускаемых типов электровакуумных приборов неудовлетворительно».

Причинами этих недостатков назывались необеспеченность электровакуумной промышленности квалифицированными кадрами, высококачественными химическими материалами, специальными цветными металлами и технологическим оборудованием. Было отмечено, что в стране отсутствует конструкторская и производственная база по электровакуумному машиностроению, специальному инструменту.

Второй пункт целиком посвящен мероприятиям по Всесоюзному научно-исследовательскому электровакуумному институту № 160, на который возлагалась разработка новейших образцов электронно-лучевых трубок, импульсных генераторных ламп всех диапазонов волн, приемно-усилительных ламп для радиолокационных установок, модуляторных ламп, а также проведения НИР в области электровакуумной техники. Объем капитальных работ по НИИ-160 и его опытному заводу на 1946—50 гг. устанавливался в размере 65 млн рублей с окончанием строительства НИИ-160 в 1950 году. В том числе в п. 2 было записано: «Считая быстрейшее окончание строительства НИИ-160 задачей большой государственной важности, обязать т. Гинзбурга взять под личное наблюдение строительство этого института».

Пунктом 3 установлены цифры увеличения выпуска ЭВП. МПСС обязывалось обеспечить увеличение выпуска ЭВП с 5,3 млн штук в 1946 г. до 24,0 млн в 1950 году, в том числе 17,0 млн на действующих и 7,0 млн на вновь организуемых заводах. Были установлены задания по увеличению выпуска и меры по восстановлению и расширению по конкретным действующим заводам, обеспечивающие достижение заданных цифр.

Пунктом 4 предусматривается строительство новых электровакуумных заводов в Саратове и Москве (Нижние Котлы), завода технологического оборудования и специального инструмента (Саратов), завода по производству штампованных деталей и металлических полуфабрикатов, для чего в двухмесячный срок Министерство электропромышленности должно было передать бывший завод ПМТ-5 (ст. Томилино).

Пунктом 5 Комиссии в составе: Сабурова (председатель), Кабанова, Малышева, Кирпичникова, Зубовича, Юдина, Шокина, Седина и Митрохина в двухмесячный срок предписывалось проверить использование площадей на предприятиях бывшего электрозавода в целях высвобождения и расширения дополнительных площадей для электровакуумной промышленности.

Пунктом 6 было поручено Косыгину (созыв), Хруничеву, Третьякову, Паршину и Смиряеву в месячный срок рассмотреть вопрос о создании в Министерстве медицинской промышленности одного-двух заводов по производству медицинских и промышленных термометров, после организации которых освободить завод № 382 МАП от их производства, с тем, чтобы на его площадях наладить производство специальных ЭВП сантиметрового и миллиметрового диапазонов волн.

В связи с отсутствием конструкторской и производственной базы по электровакуумному машиностроению, пунктом 9 было предусмотрено создать ОКБ по электровакуумному машиностроению на базе НИИ-160 с привлечением для работы в КБ немецких специалистов.

Пунктами 10, 11, 12 предписывалось изготовление специального технологического оборудования на заводах специализирующихся на станкостроении, машиностроении и приборостроении.

Характерно, что п. 13 было дано поручение Министерству внешней торговли «принять меры к поставке МПСС колбовыдувных и трубчатых автоматов, заказанных в США по ленд-лизу в соответствии с решением ГОКО № 1907 от 13 июня 1945 г. Этим же пунктом предписывалось Министерству внутренних дел закупить в течение 1946–1947 гг. в США специальное технологическое оборудование для электровакуумных заводов».

К сожалению, и это пожелание в условиях объявленной «холодной» войны, как и все поставочные из США пункты, не были выполнены.

Пунктом 14 предусматривался вывоз из Германии остатков оборудования демонтированных заводов фирмы «Осрам», «Сименс – Райнигер– Вайфа», «Лейхтштоф».

Пункты 17, 18 постановления касались выпускников ремесленных училищ. Далее пп. 20, 23, 24, 25 касались улучшения работы транспортных средств и связи. Так, пунктом 20 предусматривалось: «В целях коренного улучшения транспортных средств для перевозки работников НИИ-160 и дополнительного привлечения рабочей силы из районов, прилегающих к институту, обязать Министерство путей сообщения электрифицировать ж.д. ветку Болшево – Фрязино Ярославской ж.д. с вводом ее в эксплуатацию в мае 1947 года».

В целях обеспечения строительных монтажных работ по НИИ-160, в пункте 26 были сформулированы мероприятия по СВАГ, Министерству вооружения, Госплану СССР, Министерству автомобильной промышленности и МВД. Так МВД было обязано довести численность спецконтингента (то есть заключенных) в г. Щелково до 2500 чел., а для строительства электровакуумных заводов в различных регионах страны – до 3000 чел.

Надо заметить, что этот раздел постановления был первым в стране документом, в котором была сделана попытка экстренного устранения отставания отечественной электровакуумной промышленности.

Меры по развитию действующих и строительству новых предприятий радиолокационной промышленности изложены в разделе VII постановления. В этом разделе предписывалось головным Министерствам по РЛ (см. раздел 1) иметь главные управления радиолокационной промышленности и построить в течение 1946–1950 гг. новые радиолокационные заводы и заводы по производству радиодеталей, закончить в течение 1946–1948 гг. восстановление и реконструкцию старых заводов. Всего предусматривалось строительство более 25 новых заводов, восстановление и реконструкция более 11 старых заводов.

В МПСС (п. 1) в состав Главного управления радиолокационной промышленности включались НИИ-33 (Ленинград), ПКБ-170, ОКБ №№ 326, 208, 498 и заводы №№ 678, 326, 327, 208 и 498. Предписывалось использовать часть мощности завода № 197 под производство наземных радиолокационных станций обнаружения, а также внести предложения об усилении главка еще двумя заводами за счет других ГУ. НИИ-20[220] с опытным заводом был подчинен непосредственно министру. Министерство обязывалось построить в течение 1946–1950 гг. три новых радиолокационных завода и три завода радиодеталей.

В состав Главного управления радиолокационной промышленности Министерства вооружений (п. 2) включались НИИ-20 (на базе ЦКБ-20) с опытным заводом № 465, ОКБ №№ 304, 79 и 569 и заводов №№ 304, 79 и 569. На базе завода № 526 в г. Сталинске создавался новый завод наземного радиолокационного артиллерийского вооружения. Министерство обязывалось построить завод радиолокационных станций, завод приборов управления стрельбой и завод синхронно-силовых передач.

В состав Главного управления радиолокационной промышленности МАП (п.3) включались НИИ-17, ОКБ №№ 382, 794, 339, 283, 287, 278, и 290 и заводы №№ 339, 382, 294, 283, 287, 278, 290, 794, 555, 483 и 452. Предписывалось часть мощности завода № 140 использовать под производство электромашин для самолетных радиолокационных станций.

В Министерстве сельскохозяйственного машиностроения (п. 4) заводы №№ 564, 571 и 677 по производству радиовзрывателей и НИИ-504 включались в состав 2-го ГУ боеприпасов.

В Минсудпроме (п. 5) создавалось Управление радиолокации в составе 4-го ГУ. В него были включены ОКБ №№ 252, 703 и 206, и заводы по производству корабельных и береговых радиолокационных станций и комплектующих изделий. Назначались к строительству в течение 1947– 52 гг. пять новых радиолокационных заводов и один завод радиодеталей, в том числе завод нормальных деталей в Серпухове, завод корабельных РЛС управления стрельбой среднего и ближнего боя в Таганроге, завод РЛС для подводных лодок, завод РЛС орудийной наводки главного, зенитного и универсального калибров в Ростове.

Пункты 6, 7, 8 и 9 данного раздела посвящены организационным мероприятиям по обеспечению реконструкции, восстановления и строительства радиолокационных предприятий. П. 10 обязывал Министерство трудовых резервов организовать ремесленные училища при каждом действующем и вновь строящемся радиолокационном заводе, а п. 11 Министерству вооружения разрешалось перевести в Москву на свои радиолокационные заводы 2000 ИТР и квалифицированных рабочих с семьями из других областей.

Раздел VIII посвящен вопросам подготовки научно-технических кадров, инженеров и техников по РЛ. Сформированные задачи по радиолокации требовали огромных не только организационных, но и кадровых усилий. Сроки подготовки инженеров в вузах были большими. Одним из возможных путей сокращения сроков подготовки специалистов высокой квалификации был метод, предложенный еще в 20-х годах академиком Абрамом Федоровичем Иоффе. Суть его состояла в обеспечении связи учебы студентов с научной работой в базовом институте. После войны уже академик П.Л. Капица начал активно проводить этот метод в жизнь. В письме И.В. Сталину от 1 февраля 1946 г. он убедительно доказывал необходимость создания нового элитного вида обучения в стране, способного заниматься разработкой новейшей военной техники. В результате 25 ноября 1946 г. вышло постановление СМ СССР № 2538 «О мероприятиях по подготовке высококвалифицированных специалистов по важнейшим разделам современной физики».

В 1945 г. ФТФ МГУ был преобразован в МФТИ (Постановление СМ СССР от 17 сентября 1951 г. № 3517–1635 г.). Для решения фундаментальных задач развития РЛ идеи физтеха были реализованы А.И. Бергом и Н.Д. Девятковым в 1952–1953 гг., когда они создали базовые кафедры МФТИ для подготовки специалистов по радиотехнике (НИИ-108) и электронике (НИИ-160). Существовавшая система высшей технической школы была готова к подготовке инженеров-эксплуатационников, инженеров-конструкторов. Поэтому одним из пунктов VIII раздела постановления стали контрольные цифры подготовки инженеров радиолокационной промышленности. При этом предполагалось:

«а) реорганизовать в Ленинградском электротехническом институте ряд факультетов;

б) организовать в 1946 году радиолокационный факультет в МАИ, ЛИАП, МГУ;

в) увеличить контингент учащихся на радиофизическом отделении Горьковского ГУ, на радиолокационной специальности МЭИ;

д) увеличить выпуск для нужд радиолокационной промышленности инженеров в Ленинградском институте точной механики и оптики; в Харьковском электротехническом институте; в ленинградском политехническом институте; в Горьковском индустриальном институте; в Киевском политехническом институте;

е) Подготовить в высших учебных заведениях по специальностям электровакуумной техники и электровакуумного машиностроения следующее количество инженеров – в 1947 году – 185 чел., в 1948 году – 280 чел., в 1949 году – 280 чел. и в 1950 году 280 чел.) Увеличить контингент учащихся по электровакуумной специальности в МЭИ; в МВТУ им. Баумана; в Ленинградском университете; в Ленинградском технологическом институте; в Химическом институте им. Менделеева;

и) Совместно с Комитетом радиолокации к началу 1946/47 учебного года разработать и утвердить профили и учебные планы факультетов и отделений радиолокационной и электровакуумной специальностей».

Пунктом 2 и 3 головные министерства (см. раздел 1) обязаны были выделять для вузов, ведущих подготовку специалистов для РЛ и электровакуумной промышленности, РЛС и измерительную аппаратуру по их заявкам и обеспечить финансирование, создание и оборудование специальных лабораторий вузов, ведущих подготовку по РЛ и электровакуумной специальностям. Постановлением была также предусмотрена закупка в Германии через МВТ лабораторного оборудования и измерительной аппаратуры для специальных лабораторий вузов, в том числе из трофейного оборудования, выписка специальной научной и технической иностранной литературы. В 1947 году в Москве предписывалось организовать 4-месячные постоянные курсы переподготовки и повышения квалификации по РЛ и электровакуумной специальностям. Очень важными были предложения о подготовке техников для РЛ и электровакуумной промышленности, с организацией новых техникумов и укреплением существующих с последующим их рассмотрением в СМ СССР.

Кроме пунктов по подготовке гражданских специалистов по РЛ в постановлении были предусмотрены пункты (п. 10) по подготовке военных специалистов:

«а) организовать в 1946 году на базе Харьковской высшей военной школы ПВО Военную академию артиллерийского радиолокационного вооружения с задачей подготовки военных инженеров по радиолокации;

б) укрепить радиолокационный факультет в Военно-электротехнической командной академии связи им. Буденного».

Вошел в Постановление и раздел (IX) по использованию немецких специалистов. Пунктом 1 на ЛКБ МПСС в Берлине было возложено «выполнение разработок по радиолокационным станциям и электровакуумным приборам, перечисленным в приложении № 5. Установить, что на разработки, выполняемые немецкими специалистами, указанные в приложении № 5, распространяются денежные премии, установленные Постановлением Совета

Министров от 13 апреля 1946 г и настоящим постановлением; довести до сведения немецких конструкторов и инженеров суммы премий по радионавигационным станциям и электровакуумным приборам и ввести их в действие».

Далее в постановлении говорилось о разрешении для разработки и изготовления опытных образцов радионавигационных станций и электровакуумных приборов в ЛКБ применять советские технические материалы и полуфабрикаты. Было разрешено вывозить изделия ЛКБ (станки, приборы, образцы, полуфабрикаты) в Советский Союз. Постановление обязывало направить в ЛКБ в августе-сентябре 1946 г. отобрать и направить 160 специалистов различного профиля для изучения радионавигационной, радиоизмерительной и электровакуумной техники (п. 3, л. 145). П. 4 разрешал в необходимых случаях вызывать в Советский Союз немецких специалистов из ЛКБ.

Следующий пункт, 5, ставил этот же вопрос уже по-другому: «Предрешить вопрос о переводе в 1946 г. немецких специалистов, работающих в ЛКБ МПСС в Берлине, в Советский Союз. Всего перевести в СССР ученых, инженеров, техников и рабочих в количестве до 800 человек и их семьи. Назначить уполномоченным Министерства промышленности средств связи по переводу лабораторно-конструкторского бюро в Берлине члена Коллегии министерства т. Смирнова. Помощниками т. Смирнова назначить т.т. Вильдгрубе и Болдырь. Министру промышленности средств связи т. Зубовичу, заместителю министра внутренних дел т. Серову и уполномоченному Министерства промышленности средств связи т. Смирнову в месячный срок выработать проект постановления Совета Министров СССР о вывозе из Германии немецких специалистов, предусмотрев в этом постановлении сроки вывоза и практические мероприятия, связанные с перевозкой из Германии инженерного состава, квалифицированных рабочих и их семей. Перевозку организовать в специальных пассажирских эшелонах, предусмотрев выделение необходимого количества грузовых вагонов для перевозки личного имущества немецких специалистов и их семей, без ограничения веса. Перевозимых немецких специалистов и их семьи обеспечить питанием в пути следования и выделить для сопровождения эшелонов работников Министерства внутренних дел. Министерству внутренних дел (т. Круглову), совместно с Министерством промышленности средств связи (т. Зубовичем) установить особый режим в месте, где будут размещены немецкие специалисты. Для обеспечения расселения перевозимых немецких специалистов обязать Мособлисполком (т. Тарасова) в десятидневный срок передать по балансу на 1 июля 1946 года все здания, подсобные сооружения, усадьбу и инвентарь санатория им. Семашко Мособлздравотдела (Щелковский район, Московской области)».

Постановление заканчивается словами: «Считать работу по развитию радиолокационной техники важнейшей государственной задачей. Обязать все министерства и организации выполнять задания по радиолокационной технике как первоочередные».

Считать работу по развитию радиолокационной техники важнейшей государственной задачей. Обивать все министерства и организации выполнять задания по радиолокационной технике как первоочередные.

Подписи И. Сталина и Я. Чадаева на последнем листе Постановления № 1529-678сс от 10 июля 1946 г.

И.В. Сталин подписывает и последний лист постановления.

Параллельно с подготовкой постановления по радиолокации шла подготовка постановления «О реактивном вооружении», в ходе которой И.В. Сталину была направлена докладная записка Л.П. Берии, Г.М. Маленкова, Н.А. Булганина, Б.Л. Ванникова, Д.Ф. Устинова, Н.Д. Яковлева «Об организации научно-исследовательских и опытных работ в области ракетного вооружения в СССР».

Эти постановления являют собой пример хорошо подготовленных документов, в которых не только решены фундаментальные проблемы создания радиолокационной промышленности, но и подготовки по-настоящему высококвалифицированных кадров научных работников и инженеров-исследователей, инженеров-разработчиков и конструкторов, тщательно проработаны конкретные вопросы жизнеобеспечения всех участников реализации задуманного. В этом, кроме всего прочего, историческое значение этих постановлений.

Этот план стал основополагающим программным документом правительства, регламентировавшим всестороннее развитие радиолокации в стране. С целью ее качественного улучшения намечалось проведение обширных исследований по использованию дециметрового и сантиметрового диапазонов волн. В разделе «Организационные вопросы» предусматривалось строительство новых институтов, КБ, вузов, факультетов и техникумов радиолокационного профиля.

Глава 9 Комитет № 3

Все это по-прежнему оставалось «техникой особой секретности», и для открытой переписки новый орган именовался Комитет № 3[221]. Постановлением Совета Министров СССР от 10 июля 1946 года № 1529-678сс. А.И.Шокин был назначен заместителем председателя комитета. Ему подчинялись три отдела, связанные с разработкой и проектированием морской, авиационной и артиллерийской «специальной техники», а также еще два отдела по развитию промышленности и производству радиолокационных станций для Министерства вооруженных сил. Руководя их работой, А.И. Шокин отвечал за выработку и реализацию планов НИОКР по созданию новых образцов радиолокационной техники и последующее оснащение ими вооруженных сил. А счет развернутых научных исследований и конструкторских разработок шел на сотни.

К разрабатывающим и производящим РЛС министерствам авиационной, средств связи и судостроительной промышленности добавилось Министерство вооружений: Д.Ф. Устинов взял на себя ответственность за станции орудийной наводки. Если в период Совета всю переписку подписывал А.И. Берг, то теперь подписывал А.И. Шокин, либо А.Н. Щукин.

Работы было непочатый край! За то время, пока наша страна насмерть сражалась с Германией, в США электронная промышленность вступила в период необычайного творческого развития и роста. Согласно «Истории радиационной лаборатории Массачусетского технологического института», выпущенной в 1946 году, США израсходовали на разработки и производство радиолокаторов средств больше, чем на атомную бомбу. Под влиянием этого многомиллиардного потока незначительная отрасль промышленности, ориентированная на производство бытовой радиоаппаратуры, превратилась в мощного производителя прочной и надежной военной техники, способной выдерживать действие экстремальных температур, влажности, вибрации и ударов в боевых условиях. В 1944 году объем продаж в этой отрасли достиг цифры 4,5 млрд долл. (с учетом производства радиодеталей), что составило по сравнению с довоенными годами рост 1875 %. В конце войны промышленностью производилось по 2000 радиолокаторов в месяц. На каждом американском танке было установлено радиоаппаратуры примерно на 5 тыс. долл., а тяжелые бомбардировщики были начинены самыми сложными и тонкими радиоустройствами на 50 тысяч. Число занятых в промышленности возросло от предвоенного максимума примерно в 110 тысяч рабочих до военного максимума 560 тысяч.

Огромным техническим достижением стало создание радиовзрывателей для зенитных снарядов. Задача создать снаряд, который поражал бы цель без прямого попадания, взрываясь в непосредственной близости от нее и нанося максимальный ущерб шрапнелью, была поставлена Управлением вооружения ВМС США еще за 10 лет до Второй мировой войны. Американские разработчики обратились к опыту создания слуховых аппаратов, уже массово выпускавшихся промышленностью на базе субминиатюрных ламп, развили его и создали лампу с ударопрочностью 20 000 g, которая и стала основной частью радиовзрывателя. Снаряды с радиовзрывателями были впервые применены в 1943 году в английской системе ПВО и оказались в три раза более эффективными, чем снаряды с дистанционными трубками. Потери немецких самолетов-снарядов «Фау-1» во время ударов по Лондону в 1944 году от зенитных батарей увеличились с 24 % в первые недели налетов до 79 % 11 недель спустя. Немцы были вынуждены прекратить эти атаки вследствие неэффективности. Таким же неэффективным благодаря применению радиовзрывателей оказались атаки японских камикадзе на американские корабли близ Окинавы в 1945 году. Радиовзрыватели использовались также в минах, ракетах и бомбах. Общая стоимость этого проекта приблизилась к 1 млрд долл. В него была вовлечена третья часть электронной промышленности США, которая выпустила до конца войны свыше 20 млн взрывателей разового применения.

Задачи перед советской радиоэлектроникой стояли грандиозные, а возможности для их решения были очень скромными. Страна, туго затянув пояс, начала работу над созданием атомного оружия, а это означало создание огромной промышленности. Были сокращены государственные вложения по статьям прямых расходов для улучшения жизни народа, зажаты многие восстановительные работы для поднятия из руин городов и сел. Так что финансировать радиоэлектронику в таких же масштабах, как атомный проект советская экономика была не в состоянии, тем более что средства требовались еще и на реактивную технику. При скудных возможностях из всех заявок военных Комитету надо было выделить первоочередные, а затем рационально спланировать расстановку научных и инженерных сил институтов и заводов. Не оставались без внимания и вопросы поощрения. Постановление СНК СССР № 514 от 6 марта 1946 г. «О повышении окладов работникам науки и об улучшении их материально-бытовых условий» устанавливало с 1 апреля 1946 г. новые, повышенные оклады работникам науки, имеющим ученую степень и звание. Существенно изменялась система снабжения промышленными и продовольственными товарами. Взамен существовавших дополнительных видов снабжения (литерные обеды, продлимит, сухие пайки) было введено специальное снабжение ученых научных учреждений Академии наук СССР и отраслевых академий наук. Постановление определяло задачи по жилищному строительству, выделению легковых автомобилей для ученых[222].

Так, разработка и производство СОН были поручены Министерству вооружения с передачей соответствующих предприятий, радиовзрывателей – Министерству сельскохозяйственного машиностроения (бывш боеприпасов), самолетные радиолокаторы – Минавиапрому. Помочь этому была призвана проведенная в 1946 году научно-техническая конференция по радиолокации.

17 апреля 1946 г. Л.П. Берия, Г.М. Маленков, Н.А. Булганин, Б.Л. Ванников, Д.Ф. Устинов, и Н.Д. Яковлев направили И.В. Сталину докладную записку об организации научно-исследовательских и опытных работ в области ракетного вооружения в СССР. В ней в том числе говорилось:

«В соответствии с Вашим указанием решением ГО КО в августе 1945 г. была создана Междуведомственная комиссия (из представителей Г АУ, НКБ, НКАП, НКВ, НКЭП, НКХП, НКСП, НКМВ, работу которой возглавлял т. Гайдуков.

Этой комиссией и инженерами ГАУ проведены следующие работы: собран и переведен на русский язык обширный материал по немецкой ракетной технике, создан специальный ракетный институт в Германии, в районе Нордхаузена, восстановлен опытный завод по сборке ракет дальнего действия Фау-2, восстановлена испытательная лаборатория, создано 5 технологических и конструкторских бюро на заводе в районе Нордхаузена, собрано из немецких деталей 7 ракет дальнего действия Фау-2, из них 4 подготавливаются к опытной стрельбе. Дальнейшая сборка продолжается. Три ракеты Фау-2 находятся в Москве для изучения.

Всего к этим работам привлечено до 1200 немцев, в том числе ряд специалистов. Наиболее крупные специалисты по Фау-2 в свое время были вывезены американцами»[223].

Эта записка послужила в дальнейшем основой для подготовки постановления СМ СССР. В ней предлагалось:

«1. Сосредоточить все научно-исследовательские, проектные и опытные работы (в том числе и серийное производство: а) по ракетному вооружению с управляемыми и неуправляемыми жидкостными снарядами – в Министерстве вооружения; б) по всем пороховым ракетным снарядам управляемым и неуправляемым – В Министерстве сельскохозяйственного машиностроения.

2. Выделить в качестве головного министерства по выпуску готовых ракет дальнего действия типа Фау-2 – Министерство вооружения. Ввиду исключительной сложности конструирования и изготовления образцов ракет дальнего действия типа Фау-2 необходимо привлечь к проектированию и изготовлению отдельных агрегатов к ракетам дальнего действия: боевой части – Министерство сельскохозяйственного машиностроения, приборов управления – Министерство электропромышленности, жидкостных двигателей – Министерство авиационной промышленности, топлива – Министерство химической промышленности и стартовых установок – Министерство вооружения».

Первоочередной задачей Специального комитета по реактивной технике (№ 2), было воспроизведение с применением отечественных материалов ракет типа Фау-2. (дальнобойной баллистической ракеты) и «Вас-серфаль» (зенитной управляемой ракеты). Головным предприятием по этим разработкам министр вооружения Д.Ф. Устинов, взваливший непосильную ракетную ношу на себя после того, как от этого отказались и Шахурин (нарком авиационной промышленности), и Ванников, назначил новый НИИ-88, разместившийся в Подлипках на базе артиллерийского завода № 8. В составе НИИ было создано несколько отделов: один по баллистическим ракетам (С.П. Королев), три по зенитным (Е.В. Синильщиков, С.Ю. Рашков, П.И. Костин), один по двигателям (А.М. Исаев) и др. Но прежде всего комитет должен был организовать полное восстановление технической документации и образцов ракет, немецких лабораторий и стендов для проведения исследований и опытов.

Постановлением от 13 мая 1946 года «Вопросы реактивного вооружения» задачи по разработке и производству реактивного вооружения по головным министерствам были распределены так:

Министерство вооружения – реактивные снаряды с ракетными двигателями на жидком топливе (ЖРД);

Министерство сельскохозяйственного машиностроения – реактивные снаряды с пороховыми двигателями;

Министерство авиационной промышленности – реактивные самолеты-снаряды (крылатые ракеты).

Постановлением в было дано поручение (п. 15): «Для ознакомления с проводимыми работами по реактивному вооружению в Германии, в целях подготовки плана предстоящих работ, командировать в Германию т.т. Устинова, Яковлева и Кабанова с группой специалистов».

По результатам поездки 24 июня 1946 г. И.В. Сталину была направлена докладная записка Д.Ф. Устинова и других «Об ознакомлении с работами по реактивному вооружению в Германии». В ней, в частности, говорилось:

«Путем ознакомления с отдельными агрегатами и приборами, из которых состоит Фау-2, а также из консультаций немецких специалистов мы пришли к заключению, что основным и решающим звеном в ракете Фау-2 является система управления ракеты в полете»[224].

Дальнейшие работы по созданию ракет полностью этот вывод подтвердили.

Ответственность по решению задач по системам управления реактивным оружием была возложена на НКЭП (пока еще), для чего в нем был организован специальный главк – шестой – с головным предприятием новым НИИ-885. Новый институт разместили на том же Центральном проезде, на площадях, относившихся до войны к заводу № 192 НКСП, а после его эвакуации занятых заводом № 1 НКО, производившим полевые телефоны для армии. Директором НИИ-885 был назначен Максимов, первым заместителем директора и главным конструктором – М.С. Рязанский. Сюда были переведены многие специалисты из НИИ-20 и НИИ-108. Подчинялся институт напрямую новому заместителю министра средств связи С.М. Владимирскому. На решение задач управления реактивным оружием был сориентирован и НИИ-20. В других перечисленных министерствах тоже создавались Главные управления по реактивной технике, а также специализированные НИИ и КБ.

Разработку наземных систем радиокоррекции для баллистических ракет в НИИ-885 вел главный конструктор М.С. Рязанский, а автономных бортовых – Н.А. Пилюгин. Для зенитных ракет системы радиоуправления были поручены В.А. Говядинову, а автономные тоже Пилюгину. Восстановленные в Германии системы боковой радиокоррекции (БРК) для Фау-2 были привезены в Москву в специальную организацию ПКБ-886, где в лаборатории М.И. Борисенко их стали готовить к летным испытаниям на полигоне. Испытания прошли в 1947 году и были признаны успешными. Для следующей ракеты Королева, Р-3, эта БРК-1 не годилась из-за малой точности. В НИИ-20 коллективом, возглавляемым Главным конструктором Борисом Михайловичем Коноплевым, в 1948 году был разработан эскизный проект системы радиоуправления ракеты Р-3 («Топаз»), интересный тем, что уже в нем было заложено самое прогрессивное решение в виде цифровой вычислительной машины. Но несовершенство ламповой элементной базы (а машина содержала бы их 10 000) с их панелями с ненадежными контактами не позволило его реализовать, тем более что и работы над ракетой Р-3 были вскоре прекращены, и вместо нее была включена в план разработка ракеты Р-5 с предложенной Е.Я. Богуславским аналоговой системой управления, содержавшей всего 200 ламп.

Среди важнейших радиолокационных задач по-прежнему была ПВО. Если станции орудийной наводки перешли в ведение Устинова, то дальнее обнаружение досталось МПСС. К вопросам ПВО добавились еще и задачи противоракетной обороны («антифау»). Коллективу НИИ-20 Министерства вооружения в рамках проекта «Плутон» была поручена «Разработка методов и средств сверхдальнего радиолокационного обнаружения, автоматического слежения за целью и наведение ракеты на цель» и «Разработка методов борьбы с ракетами дальнего действия с помощью управляемых зенитных ракет И-32». Материалы проекта «Плутон» были переданы в Комитет радиолокации и рассмотрены на заседании его НТС 5 апреля 1949 года. В решении Совета было написано: «Считать, что решение вопроса обнаружения ракет и самолетов дальнего действия является в настоящее время, с нашей точки зрения, реальным… В целях ускорения разработки РЛС дальнего обнаружения высотных объектов считать данное направление основным, одновременно проработать вопросы, связанные суточнением средств противоракетной обороны».

Но в 1948 году Сталин с учетом появления у противника атомных бомб поставил задачу организовать надежную защиту более эффективными средствами сначала неба Москвы, а затем и других наиболее важных объектов страны, и в конце 1949 года принял решение сосредоточить основные научные и конструкторские силы именно на задачах ПВО.

Пока основой войск ПВО являлись зенитные комплексы из пушек и РЛС. Один из первых таких послевоенных комплексов был создан на базе 100-мм пушки КС-19. Для него в НИИ-20 Министерства вооружения при активном участии А.А. Форштера и М.Л. Слиозберга была разработана новая радиолокационная станция орудийной наводки СОН-4 10-см диапазона (ее прототипом была американская станция SCR-584). В дальнейшем была разработана станция СОН-9, с улучшенными возможностями. SCR-584 была весьма удачной моделью, выпущенной американцами для военных нужд в большом количестве. В течение почти десяти послевоенных лет американцы новых типов станций в войска не поставляли, поэтому оснащение советских войск СОН-4 хорошо подтянуло их уровень.

Для новых зенитно-артиллерийских 85-мм и 100-мм комплексов в Министерстве сельскохозяйственного машиностроения начали разрабатывать снаряды с радиовзрывателями, для чего был создан специальный НИИ-504. Ценой больших усилий для 100-мм снарядов ОР в НИИ-504 были разработаны три типа радиовзрывателей (62, 68, и АР-21), обеспечивавших высокую надежность подрыва снаряда в зоне 15 м от цели. Началась работа по миниатюризации аппаратуры, внедрению методов печатного монтажа.

В числе привлеченных к производству РЛС предприятий был Горьковский завод имени В.И. Ленина (№ 197). Еще в 1944 году НИИ-20 по постановлению Государственного Комитета Обороны была разработана стационарная радиолокационная станция обнаружения и наведения П-3 («Пегматит-3»). Теперь в соответствии с трехлетним планом развития радиолокации Горьковскому заводу была поручена разработка и серийное производство подвижной РЛС П-ЗА («Печора»). Для дальнего обнаружения самолетов в короткие сроки – три-четыре года – здесь же были разработаны РЛС П-8 («Волга») и П-10. Последняя уже имела аппаратуру государственного опознавания самолетов, селекции движущихся целей на фоне пассивных помех, повышенную помехозащищенность от активных помех за счет перестройки частоты и дальность обнаружения целей до 200 км.

Неординарной работой стало оснащение радиолокационным и другим электронным оборудованием дальнего тяжелого бомбардировщика ТУ-4. Для быстрейшего вооружения советских ВВС современными тяжелыми бомбардировщиками, преодоления отставания скачком, было принято решение воспроизвести американскую модель самолета В-29. Сталин потребовал, чтобы за год была разработана документация на отечественный аналог, полностью воспроизводивший прототип, а еще через год была изготовлена серия из двадцати машин.

СССР располагал четырьмя образцами этих самолетов из числа бомбивших Японию и интернированных после вынужденных посадок на советской территории. В распоряжение конструкторов было выделено три образца. Один экземпляр разобрали полностью, все его детали использовали для выпуска чертежей, а всю начинку передали специализированным НИИ, КБ и заводам. Воспроизводилось действительно все, вплоть до кабелей и электрорадиоэлементов. Правда, совсем точное воспроизведение прототипа не получилось благодаря установке отечественного вооружения и ряда более новых элементов оборудования, воспроизведенного с полученных по ленд-лизу самолетов более поздних выпусков (в частности, новых связных радиостанций УКВ).

Бортовое радиолокационное оборудование разрабатывалось соответствующим главком Минавиапрома и включало в себя системы управления вооружением и навигационную. Бомбовый прицел «Кобальт», позволявший определять местонахождение самолета и производить бомбометание в условиях плохой видимости, был разработан в 1946 году в НИИ-17 в Москве, а ленинградский завод-283 освоил его производство и серийно выпускал в 1947–1950 годах. Затем на основе исходных материалов НИИ-17 ОКБ завода приступило к разработке бомбового прицела следующего поколения – «Рубидий», а также к самостоятельной разработке прицела РБП-4. Радиолампы для станции «Кобальт», разрабатывались в ЛКБ и передавались для их серийного производства в НИИ-160. Почти все они в скором времени потребовали усовершенствования, и в марте 1951 года своим приказом Г.В. Алексенко обязал НИИ-160, пересмотреть технические условия и ужесточить нормы параметров на изделия, поставляемые заводам МАП для станции «Кобальт». По отдельным приборам проводится переработка конструкции и технологии их изготовления, намечаются мероприятия по улучшению их качества[225].

Переоценить пользу этих скоростных разработок трудно. Серийное производство ТУ-4 началось в 1947 году и продолжалось до 1953 года. Было построено около 1000 самолетов, и все они были обеспечены сложнейшим радиолокационным, навигационным и связным оборудованием. В 1951 году именно с ТУ-4 была сброшена первая отечественная атомная бомба, он стал и первым носителем противокорабельных управляемых ракет. Последовавшие за ТУ-4 новые реактивные и турбовинтовые бомбардировщики, а потом и гражданские самолеты долгие годы оснащались созданным для первенца радиолокационным оборудованием.

В августе 1946 года ВМФ, в свою очередь, выдал тактико-технические задания на разработку радиолокационных станций для программы военного кораблестроения. По этим заданиям в НИИ-10 для обнаружения воздушных и надводных целей была разработана РЛС «Гюйс», обеспечивающая всепогодность освещения обстановки на море и использования оружия кораблей. Там же были созданы корабельные РЛС «Марс-3» (1946 г.), «Сириус» (1947 г.), «Риф» (1948 г.), «Зарница» (1950 г.). РЛС «Гюйс», прошедшая модернизацию, оказалась удачной, и было налажено ее массовое производство: с 1945 по 1951 гг. на заводе № 703 изготовили 361 комплект этой станции. Заводское Особое конструкторское бюро (ОКБ-703) разработало РЛС обнаружения «Гюйс-2» – весьма совершенную по тому времени станцию. За ее создание группа конструкторов во главе с А.И. Патрикеевым удостоилась Сталинской премии. За три года их серийного производства завод выпустил 62 комплекта.

Среди задач первого плана по-прежнему были надежность, радиоэлементы, специальные материалы, технология и оборудование для их производства, а также унификации технической документации. Последнее было особенно важным, поскольку производство радиоаппаратуры, электрорадиоэлементов, агрегатов электропитания, транспортных и других средств, необходимых для создания подвижных и стационарных РЛС различного тактического назначения, разворачивалось на предприятиях нескольких отраслей.

Основная тяжесть работ по электровакуумным приборам теперь лежала на МПСС. К довоенным лидерам – ленинградской «Светлане» и заводу № 191 во Фрязине добавились их эвакуированные филиалы в Новосибирске и Ташкенте. НИИ-160 во Фрязине после окончания войны стал превращаться в научно-производственный центр, куда сосредоточивалось все лучшее как отечественного, так и иностранного происхождения для удовлетворения потребностей разработчиков не только радиолокации, но и атомной бомбы, ракетной техники, самолетостроения, видения в темноте и других отраслей науки и техники. В сентябре 1945 г. с новым директором А.А. Захаровым сюда прибыла из Омска группа специалистов завода им. Козицкого. Привезли также специалистов из Германии, для которых был построен целый поселок из финских домиков, полученных по репарациям. В начале 50-х годов Управлением по строительству высотных зданий в Москве для предприятия было построено солидное здание, хотя и не высотное, но по интерьерам явно имеющее сходство с другими, более известными сооружениями этого управления. Электрификация железной дороги тоже началась в соответствии с Постановлением, но шла с большим отставанием. В том числе – из-за отсутствия тяговых подстанций, и Александр Иванович направлял И.Г. Кабанову письма с требованиями ускорить их поставку[226].

Постепенно предприятие расширялось, строились другие корпуса, и получился современный НИИ «Исток». Позднее было построено еще

несколько предприятий электронного профиля, и Фрязино окончательно превратилось в город электронщиков. Так что Зеленоград не был первым и единственным городом, которым пришлось заниматься А.И. Шохину. Единственно, о чем он сожалел, что такой отраслевой чистоты, как в Зеленограде, здесь не получилось в связи с тем, что А.И. Берг построил рядом филиал Института радиоэлектроники АН СССР.

Каталог электронных приборов для радиолокации быстро пополнялся магнетронами, лампами бегущей и обратной волны, параметрическими усилителями и другими приборами усиления СВЧ. Появились мощные генераторы и усилители на клистронах сантиметрового диапазона. Благодаря появлению электронно-лучевых трубок с длительным послесвечением стало возможным отображать воздушную обстановку на экранах индикаторов кругового обзора. Была проведена большая работа по миниатюризации ламп, по использованию в РЛС полупроводниковых приборов: детекторов, усилителей, переключателей, выпрямителей.

Отсутствие отечественных детекторов сантиметрового диапазона, способных работать в радиолокационных станциях, потребовало организовать их производство в СССР. В связи с этим Совет Министров СССР своим постановлением от 17 июля 1947 года поручает разработку и выпуск серии кристаллических детекторов НИИ-160. Позднее, в июле 1948 года, Комитет № 3 при Совете Министров СССР обязывает НИИ-160 дополнительно разработать серию малогабаритных детекторов для применения их в радио-разведывательных устройствах. НИИ-160 предстояло изготовить 14 типов детекторов на два диапазона (3 см и 10 см) для трех основных целей: для преобразования сигнала в смесителях радиолокационных станций, для сантиметровых приемников прямого усиления и для измерительных устройств1. При разработке были найдены оригинальные конструктивные и технологические решения, вплоть до настройки детекторов непосредственно в сантиметровой, специально сконструированной для этих целей измерительной аппаратуре.

В период с 11 декабря 1948 года по 30 марта 1949 года детекторы НИИ-160 успешно прошли испытания. Государственная комиссия в своем акте от 5 апреля 1949 года отметила, что детекторы НИИ-160 позволили увеличить дальность действия радиолокационных станций без увеличения мощности передатчика и что они находятся на уровне лучших зарубежных образцов. Также было отмечено, что в настоящее время практически все типы сантиметровых радиолокаторов отечественного производства, проходящие государственные испытания и выпускаемые промышленностью, ориентированы на применение детекторов НИИ-160.

В соответствии с решением Совета Министров СССР по окончании разработки на опытном заводе НИИ-160 в специальном цехе № 37 было организовано, с начала 1949 года, серийное производство кристаллических детекторов 14 типов. Качество детекторов характеризуется отзывами о них основных потребителей. «До выпуска детекторов, разработанных в НИИ-160, ЦНИИ-108 применял в основном импортные и трофейные детекторы… Разработка и особенно освоение серийного выпуска детекторов сопряжены со значительными трудностями, вызванными малыми размерами (рабочая площадь контакта порядка нескольких квадратных микрон), сложной технологией очистки исходных материалов и отсутствием аппаратуры, необходимой в процессе регулировки детекторов. Эти трудности разработчиками НИИ-160 были преодолены. Детекторы НИИ-160, по качеству аналогичные и в ряде случаев превосходящие современные иностранные образцы, позволили ЦНИИ-108 выполнить, по правительственным заданиям, четыре крупные разработки радиолокационных и разведывательных станций. Три из этих станций в настоящее время успешно прошли государственные испытания. Разработка и организация серийного выпуска детекторов в НИИ-160 представляет собой серьезное достижение нашей радиолокационной промышленности».

Аналогичные отзывы были даны и иными организациями (НИИ-10, НИИ-20, НИИ-17 и другими).

А.И. Шокину приходилось иметь дело с широким кругом вопросов, начиная от разносторонних исследований и кончая строительством новых заводов радиоаппаратуры, комплектующих изделий, радиодеталей и элементов. На первых порах основным методом развития производственных мощностей по-прежнему оставался поиск и переключение на выпуск радиотехнической продукции более или менее подходящих предприятий иного профиля, что выливалось в поездки по заводам, беседы с директорами, главными инженерами, секретарями парткомов и обкомов.

Цех за цехом восстанавливали и расширяли производство электровакуумной промышленности. Заводу «Светлана» в Ленинграде по постановлению правительства от находящегося рядом завода им. Энгельса (бывш. «Айваз»), был передан сначала один корпус, а потом и весь завод. Был перепрофилирован старинный завод изделий для кораблей «Красный водник», находящийся вблизи Нарвских ворот, а также несколько стекольных заводов между Ленинградом и Москвой (Малая Вишера, Клин). Передавали заводы для электровакуумной отрасли и в других районах страны. Стекольный завод в Запрудне под Москвой, начинавший в шестидесятых годах XIX века с выпуска стекол для керосиновых ламп, превратился со временем в крупный современный завод цветных кинескопов электронной промышленности.

Такое заслуженное предприятие по выпуску СВЧ-приборов, как завод «Плутон» ведет свою родословную от располагавшейся в Москве на набережной Яузы фабрики по изготовлению хорошо всем знакомых градусников. Но пришло новое время, градусники передали в Клин, а завод «Точизмеритель» им. В.М. Молотова, как он тогда назывался, занялся разработкой технологии и организацией массового производства СВЧ-приборов для самолетных радиолокаторов в составе МАП. Вклад в это дело возглавлявшего долгие годы (до середины 70-х годов) завод Игоря Алексеевича Живописцева трудно переоценить. Некоторое время он возглавлял главное управление, занимавшееся СВЧ-приборами, но потом вновь вернулся на завод. Кстати, в пятидесятые годы он был соседом А.И. по дому на Патриарших прудах, только жил в другом подъезде (кажется, в 4-м).

Не были упущены и пассивные электронные приборы. Ведущее положение в этой подотрасли занимал НИИ-34. В годы войны институт был эвакуирован в Новосибирск, а в Ленинграде остался созданный на его базе завод по выпуску изделий для фронта. Но уже в первые послевоенные годы (1945—50 гг.) были проведены большие работы по созданию новых изделий, организации массового производства конденсаторов, отвечающих требованиям радиоаппаратостроения этих лет. Начиная с 1942 года более 30 лет научным руководителем всех этих работ был Е.А. Гайлиш. Как и в случае электровакуумных приборов, одновременно с развитием массового производства пассивных компонентов, нужно было с химиками и цветной металлургией решить вопросы разработки и организации производства сугубо специфических исходных материалов. Для конденсаторов это были: конденсаторная бумага, вазелин и масла для пропитки, алюминиевая, свинцово-оловянная и медная фольга, пластмасса для опрессовки слюдяных конденсаторов, этиленгликоль, борная кислота и другие реактивы для электролитических типов и т. д.

Сколько здесь было сложностей и неувязок, которые нужно было преодолеть, можно предполагать по тому, например, что для анодов электролитических конденсаторов содержание алюминия в фольге должно было составлять не менее 99,95 %.

Под массовое производство пассивных компонентов электронных схем нового поколения шла коренная реконструкция действующих заводов, строительство новых производств. В 1948 году вступил в строй Воронежский завод радиодеталей, в 1949 году – завод «Кулон» и Псковский завод. В результате выпуск конденсаторов в 1950 году достиг почти 37 млн штук

В производстве сопротивлений происходил возврат к неорганическим составам, который позволил значительно увеличить рабочие температуры и стабильность сопротивлений, а заодно благодаря устранению катастрофических отказов повысить их надежность. В 1946–1947 годах работами К.И. Мартюшова было коренным образом улучшено качество углеродистых пиролитических сопротивлений. Сопротивления типа ВС удовлетворяли всем требованиям аппаратостроения и с 1948 года стали производиться в больших количествах, практически вытеснив лакосажевые сопротивления типа ТО. Приблизительно до 1955 года ВС являлись основным типом отечественных непроволочных сопротивлений.

В 1945 году благодаря трудам Б.А. Бочкарева и В.А. Бочкаревой появился способ получения металлизированных непроволочных сопротивлений с проводящим слоем из металлосилиция. На основе этой технологии, не имевшей аналогов в зарубежной промышленности, был освоен выпуск широкого ассортимента сопротивлений типа МЛТ и МТ, которые еще более удовлетворяли требованиям специальной электроники и быстро потеснили все остальные. Позднее интерес к металлосилициевым проводящим слоям проявили американцы и тоже приступили к разработке на их основе непроволочных сопротивлений.

Поэтому именно в Горьком, в соответствии с трехлетним планом, на юго-восточной окраине города недалеко от завода № 197 началось строительство специализированного завода по производству радиодеталей. Пока завод строился, в декабре 1947 г. было создано особое конструкторское бюро (ОКБ-197) по разработке радиодеталей (резисторов, конденсаторов, керамических и пластмассовых изделий и других элементов). В 1950 году новый завод вступил в строй действующих, а в мае 1951 года для решения задач не только по разработке радиодеталей, но и созданию средств автоматизации их производства по приказу Министерства с завода им. Ленина сюда был переведен в полном составе (102 чел.) коллектив ОКБ. Так в Горьком складывался один из мощных кустов радиоэлектроники: завод им. Ленина, завод им. Фрунзе, радиофизический факультет Университета, радиофакультет Политехнического института, а потом добавились и другие организации.

Для подвижных РЛС все больше требовались фургоны и другие транспортные средства, и к их производству привлекалась автотракторная промышленность. Здесь А.И. Шокин познакомился с заместителем министра Григорием Сергеевичем Хламовым. Заказы размещались в основном на Горьковском автозаводе, директором которого вскоре (в 1948 году) был назначен Хламов. Знакомство и общение с одним из «зубров» организации массового производства, которым всегда гордились автомобилисты, позволило А.И. лучше понять и усвоить принципы выпуска больших серий. Тогда он получил наглядные уроки по роли автоматизации технологических процессов.

Тем временем в мае 1947 года прошла еще одна реорганизация Комитета, и теперь его членами стали министры. Официально он стал именоваться Комитетом № 3, а его новым председателем стал М.З. Сабуров.

Была также произведена смена руководства МПСС – 30 мая министром был назначен Геннадий Васильевич Алексенко (1906–1981), а И.Г. Зубовича перевели на должность его заместителя. Став министром, Алексенко был одновременно назначен первым заместителем председателя Комитета № 3. А.И. Берга перевели на работу ближе к науке – начальником НИИ-108.

Эти изменения, по-видимому, явились следствием крупных перестановок в более высоких эшелонах власти. Еще в феврале совместным постановлением СМ СССР и ЦК ВКП(б) «Об организации работы Совета Министров Союза ССР» состав и структура этого высшего исполнительного органа власти в стране была коренным образом преобразована. Сталин теперь лично возглавил Бюро СМ СССР (первый заместитель – Молотов), куда вошли помимо них еще и все зампреды СМ[227]. Те, в свою очередь, отныне возглавили самостоятельные участки работы, определенные как отраслевые бюро. Маленков в новой структуре возглавил отраслевое бюро по сельскому хозяйству, а Сабуров, назначенный заместителем председателя СМ СССР, – по машиностроению. Такие же ключевые ведомства, как Специальный комитет (атомный проект), комитеты по радиолокационной и реактивной технике, а также Особый и валютный поставили под непосредственный контроль Сталина и Молотова.

Г.В. Алексенко с апреля 1940 года возглавлял в наркомате электропромышленности главк электроаппаратурной и приборостроительной промышленности; с сентября 1941 года он стал начальником военного отдела и членом коллегии. В декабре 1942 года его назначили заместителем наркома электропромышленности СССР (эту должность он совмещал с обязанностями начальника 1-го, а с июня 1945 года – 9-го главка наркомата). В 1943 году за разработку и внедрение новой значительно более производительной технологии производства деталей боеприпасов на заводе № 715 был удостоен Сталинской премии. После выделения МПСС Алексенк оставался заместителем министра электропромышленности, с августа 1946 года снова совмещая эту должность с должностями начальника технического управления и председателя Технического совета министерства. В марте 1947 года его перевели в Комитет по изобретениям и открытиям при Совете Министров СССР. С марта 1947 г. – заместитель председателя Комитета по изобретениям и открытиям при Совете Министров СССР. В мае 1947 – марте 1953 гг. – министр промышленности средств связи СССР, одновременно в 1947–1949 гг. – первый заместитель председателя Комитета № 3 при Совете Министров СССР.

А.И. Шокин был вновь назначен заместителем председателя (постановлением Совета Министров СССР от 14 мая), и теперь они вместе с А.Н. Щукиным, также назначенным зампредом, руководили всей повседневной работой Комитета. Служивший в Комитете начальником сектора Григорий Александрович Шкловский вспоминает «академическую» мягкость Щукина и жесткость Шокина, проявлявшиеся, в частности, в деловой переписке. Первый предпочитал в конце писать: «Не считали бы Вы возможным…», а второй: «Предлагаю Вам…» [228].

Должностной оклад заместителя председателя составлял 4000 рублей в месяц с 10 % надбавкой за знание языков.

Заместитель председателя Госкомитета по радиолокации А.И. Шокин в своем рабочем кабинете. 1949 г.

Некоторые представления о проблемах комитета дают воспоминания свидетелей. Вот, что пишет один из старейших работников электронной промышленности А.В. Красилов, в то время сотрудник НИИ-160:

«Первое знакомство с А.И. Шокиным у меня состоялось осенью 1948 г. на заседании комитета № 3, где я, как главный конструктор микроволновых детекторов для радиолокации, докладывал о результатах своей работы.

Не знаю, как руководил комитетом Маленков, но то, что Сабуров не очень разбирался в работе, я убедился во время моего доклада. Так, услышав впервые из моего доклада, что такое детектор, и убежденный замечаниями А.И Берга, что детектор – это сердце локатора, Сабуров тут же начал раздавать распоряжения министрам, присутствующим на совещании. В результате, распоряжения эти были во многом неправильными, частично даже неосуществимыми и корректировались по ходу их выполнения».

Использование в радиолокаторах кристаллических детекторов в качестве смесителей, видеодетекторов и восстановителей постоянной составляющей стало одним из наиболее важных новшеств военного времени. Это были уже не те неуклюжие галеновые детекторы 20-х и 30-х годов с контактной пружиной, а новые герметизированные устройства. Наиболее широкое применение в них получили германиевые кристаллы. Именно благодаря радиолокации в конце 1947 года в США появился транзистор: какое-то время исследования полупроводниковых детекторов были развернуты в пятидесяти лабораториях США, затем большинство из них свои работы свернули, остались две, и вот в одной-то из них и родился транзистор. Линия по производству детекторов, привезенная в СССР из Германии, была смонтирована в 1947 году в Томилине, близ Москвы, в почти барачных помещениях. В декабре 1948 года в НИИ-160 была поставлена первая НИР по транзисторам. Работа была выполнена под руководством А.В. Красилова Сусанной Мадоян – дипломницей Московского химико-технологического института им. Д.И. Менделеева, – и в 1949 году был создан первый в нашей стране макет точечного германиевого транзистора. В 1950 году работы по транзисторам были продолжены и в НИИ-160, и в НИИ-108.

Совершенствование радиолокационной техники шло в сторону все более коротких волн: сантиметровых и миллиметровых. Переход в миллиметровый диапазон позволял, например, авиационным радиолокаторам со значительной высоты рассматривать не только группы зданий и сооружений, но и отдельные дома. Главные работы по созданию миллиметровых радиолокаторов проводились в НИИ-108 Расплетиным (наземное артиллерийское наблюдение и разведка) и в НИИ-17 Штейншлегером (самолетный радиолокатор).

В СССР в интересах радиолокации в конце 40-х годов трудами А.Ф. Иоффе (о котором А.И. всегда вспоминал как об образцовом ученом) и его школы удалось достичь серьезных успехов в физике и теории полупроводников. Помимо ЦНИИ-108 и НИИ-160 к проблеме полупроводниковых детекторов Комитетом радиолокации были привлечены министерства цветной металлургии и химической промышленности. Началось развитие промышленности по производству редких и редкоземельных металлов, полупроводниковых материалов. Многим отечественная электроника обязана Гиредмету – головному предприятию Минцветмета в этой области, чьим научным руководителем почти тридцать лет был Н.П. Сажин.

Сколько бы ни приходилось заниматься вопросами электрорадиоэлементов в Комитете, но все же основное внимание А.И. было тогда направлено на системные проблемы. Это было ближе ему по опыту предыдущей работы. Он был одним, к сожалению, из немногих, кто сразу воспринял необходимость повышения помехозащищенности радиолокационных станций. И немцы, и союзники в годы войны применяли активные (в виде излучений) и пассивные (в виде станиолевых лент, разбрасываемых с самолетов) помехи, однако работы по защите РЛС от помех в трехлетний план не попали. Первый летописец нашей радиолокации генерал М.М. Лобанов так описал один из эпизодов деятельности Комитета:

«Чтобы привлечь внимание ученых и конструкторов к проблемам борьбы с помехами, мы настояли на включении этого важного вопроса в повестку дня научно-технической конференции по радиолокации, проводившейся в 1946 году. Председатель Совета по радиолокации <Маленков> согласился с нашим предложением и тут же назначил докладчика. Но, к сожалению, сообщение получилось малоинтересным. Оно носило чисто обзорный характер <…>.

Во второй половине 1947 года мы сочли возможным снова обратиться в Комитет радиолокации. Туда был направлен обстоятельный доклад ГАУ с предложением обсудить на очередном заседании Комитета проблему радиопротиводействия и помехоустойчивости радиолокационных станций <…>.

Мой доклад на заседании прозвучал достаточно убедительно <…>. Предложение ГАУ горячо поддержал представитель ВМФ инженер-контр-адмирал Сергей Николаевич Архипов. Затем в порядке обсуждения вопроса слово взял один из уважаемых членов Комитета <…>.. Оратор выступил против предложений ГАУ. Выступление его было столь эмоциональным и ярким, что председатель <Сабуров?> не счел нужным продолжать прения. Мы вновь потерпели фиаско.

Я был настолько потрясен случившимся, что не сдержался и ушел с заседания…

На следующее утро я отправился к заместителю председателя Комитета по радиолокации Александру Ивановичу Шокину (он не присутствовал на вчерашнем заседании). Я не случайно решил обстоятельно переговорить именно с ним. Александра Ивановича я знал уже почти пятнадцать лет, знал как человека ясного ума, объективного и принципиального. Он обладал широким кругозором, умел прекрасно ориентироваться в вопросах, связанных с развитием новой техники.

– Не волнуйтесь, – успокоил меня Александр Иванович. – Разберемся по существу. Если потребуется, вновь обсудим на заседании Комитета.

Ободренный его словами, я вышел из кабинета… Комитет по радиолокации… пересмотрел свое решение. Научные институты и промышленные предприятия ускоренными темпами развернули работы по обеспечению помехозащищенности радиолокационных станций.

Уместно напомнить, что боевые действия в Корее, во Вьетнаме полностью подтвердили обоснованность наших требований. Радиолокаторы, оснащенные специальными устройствами, успешно обнаруживали и сопровождали вражеские самолеты и в том случае, когда они применяли помехи»[229].

А.И. Шокин действительно мог по достоинству оценить те или иные научно-технические предложения. У него вошло в привычку постоянно следить за новинками техники через периодику, да и по другим источникам, и эта привычка сохранялась всегда, делая его одним из самых эрудированных людей отрасли. Информационным обеспечением работ по радиолокации занималось созданное при Комитете Бюро новой техники с научной библиотекой (ему же были подчинены созданные ранее издательство и типография). Бюро получало обширный спектр зарубежной периодики, включая массовые иллюстрированные журналы, причем А.И. всю литературу получал напрямую, без цензурной обработки. Радиолокацией его интересы не ограничивались. В его личной библиотеке была знаменитая книга «Атомное оружие», вышедшая у нас в 1946 году. Очень любил А.И. американские журналы «Popular Science» и «Popular Mechanics», откуда черпал кое-какие домашние проекты типа «сделай сам».

(В одном из американских журналов А.И. увидел статью с серией фотоснимков, на одном из которых их берлинская соседка Ольга Чехова стояла на приеме рядом с Гитлером, а на другом Сталин вручал ей орден Ленина. В статье она была представлена, как советская Мата Хари, имевшая контакты со всей фашистской верхушкой. Хотя сегодня известно, что вторая фотография была сфальсифицирована, а ее связь с советской разведкой до сих пор официально не подтверждена, но на эту тему имеется несколько наших публикаций, да и трудно подобрать какие-либо другие объяснения обстоятельствам ее жизни в советской зоне. По крайней мере, сам А.И. Шокин в ее сотрудничестве с советской разведкой не сомневался.)

С трудом добытые знания по радиолокационной технике и опыту ее эксплуатации нужно было довести до как можно более широких кругов гражданских и военных специалистов, руководителей промышленности. Для этой цели организовывались выставки. Одна из первых была проведена в Авиапроме, где демонстрировались в действии отечественные и зарубежные образцы авиационной радиоэлектроники: Выставку посетили многие руководители наркоматов, главков, НИИ и заводов, маршалы и генералы, которые хотели понять, что же собой представляет техника, без которой немыслимо дальнейшее обеспечение обороноспособности страны. По мнению многих, выставка сыграла огромную роль в развитии отечественной радиолокационной промышленности. Позже была организована постоянно действовавшая выставка радиоизмерительной аппаратуры при БНТ, принесшая большую пользу для унификации и сокращения сроков разработок средств радиотехнической метрики.

Много сил и энергии делу пропаганды новой области техники отдавал А.И. Берг. Человек увлекающийся, он любил эту работу и умел ее делать, часто выступал сам перед различными аудиториями, говорил много и страстно. Эти уроки Берга были впитаны А.И. Шокиным и впоследствии в области того, что ныне называется PR, он достиг блестящих результатов. Но Берг иногда увлекался слишком и, начав с одного тезиса, к концу доклада мог перейти к выводам совершенно противоположным – с такой же абсолютной убежденностью в голосе. А.И. вспоминал, как Аксель Иванович и сам замечал за собой подобные грехи и после оправдывался: «Я тут произнес кое-какую чепуховину, Александр Иванович, вы не обращайте внимания. Это нужно».

Как было принято, А.И. Шокин не ограничивался только своей профессиональной деятельностью и «принимал активное участие в общественно-политической жизни коллектива». Так, в августе 47-го года он выступает на собрании руководящих, оперативных и научных работников аппарата Комитета № 3, Бюро новой техники и ЦНИИ-108 с докладом на одну из актуальных тогда тем: «О постановлении Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) «О судах чести в Министерствах СССР в Центральных ведомствах». (Как известно, одной из первых жертв этих судов в 1947 году стали четыре адмирала во главе с Н.Г. Кузнецовым.)

В результате реализации плана развития радиолокации выпуск радиолокационной продукции по шести оборонным министерствам достиг в 1950 г 1370 млн руб. (в МПСС – 280 млн руб.) из общей суммы в 27 892 млн руб.

Был создан ряд крупных заводов радиодеталей, и в сороковых годах было практически полностью прекращено их производство во вспомогательных цехах радиоаппаратных заводов. Был прочно освоен дециметровый и сантиметровый диапазоны. Радиолокация продвинула в жизнь целое направление – импульсную технику, где были отработаны быстродействующие схемы мультивибраторов, триггеров, блокинг-генераторов, фантастронов и пр. Решение таких задач, как создание радиовзрывателей, положило начало микроминиатюризации.

Радиолокация довольно быстро перестала быть монопольным потребителем СВЧ-приборов и других новых электронных компонентов. Задачи создания атомного оружия вызвали необходимость разработки мощных импульсных клистронов для ускорителей. Для тропосферной, радиорелейной связи и радионавигации были разработаны мощные клистроны непрерывного действия. Развитие радиолокации способствовало быстрому и массовому развитию в нашей стране телевидения, повлекло за собой активное внедрение электроники во многие области производства и оказало огромное влияние на смежные отрасли: автоматику, атомную энергетику и ракетную технику. Широко поставленная учебная подготовка научных, инженерных и технических кадров для них в последующие годы стали основой для развития новых отраслей радиоэлектроники.

Успехи были, а удовлетворения ими не было.

Во ФГУП «ЦНИРТИ им. академика А.И. Берга» до сих пор хранится составленный академиком доклад (5 октября 1948 года):

«Об уровне развития радиолокации в Советском Союзе

За пять лет, прошедших со времени выхода Постановления правительства «О радиолокации» (4 июля 1943 г.), положившего основу развития радиолокации в СССР, нашей промышленностью, вооруженными силами и Комитетом № 3 проделана большая работа.

До 1943 г. радиолокационные станции разрабатывались и строились в количестве нескольких экземпляров только на двух предприятиях Нарком. электропрома. С тех пор специальными решениями правительства в ряде министерств (МАП, МСП, МВ, МПСС, МСХМ и др.) создана радиолокационная промышленность, включающая 10 научно-исследовательских институтов, 17 конструкторских бюро и 21 завод. Организованные в названных министерствах новые предприятия позволяют в настоящее время разрабатывать одновременно 36 образцов радиолокационных станций и выпускать серийную продукцию на сумму в 339 млн руб. в год.

Не менее важным достижением является создание, впервые в СССР, специальных отраслей производства, обеспечивающих потребности радиолокационной промышленности в комплектующих изделиях.

Наконец, за эти годы, путем переподготовки и выпуска с новых факультетов нескольких вузов радиолокационная промышленность пополнилась некоторым количеством специалистов, освоивших радиолокационную технику и работающих над ее дальнейшим развитием.

… Однако для объективной оценки положения следует сопоставлять не столько уровень сегодняшнего дня с весьма низким уровнем развития радиолокации в СССР 1943 г., сколько наши достижения с уровнем и темпами развития радиолокации в США к концу 1948 г. Это сопоставление приводит к неблагоприятным выводам, т. к. имеющиеся у нас производственные возможности недостаточны для удовлетворения нужд вооруженных сил, не говоря уже о покрытии потребностей гражданских ведомств.

В настоящее время наши новые научно-исследовательские институты и конструкторские бюро в основном заняты копированием образцов радиолокационных станций, разработанных в США в период 1942–1944 гг. Это копирование является весьма сложной задачей, посильной конструкторам со специальными познаниями и требующей высокой технической культуры от смежных производств, осваивающих и поставляющих институтам специальные комплектующие изделия (электронные лампы, электрические агрегаты, конденсаторы и сопротивления, радиоизмерительные приборы, изоляционные и магнитные материалы).

Вследствие относительной (по сравнению с США) слабости научно-исследовательской базы и задержки в освоении смежниками новых изделий, образцы радиолокационных станций разрабатываются очень долго (2–3 года) и количество новых типов, находящихся в разработке, не удовлетворяет потребностей вооруженных сил.

Темпы развития и укрепления научно-исследовательской базы также следует признать недостаточными. Так как радиолокация за границей продолжает быстро развиваться, мы оказываемся перед опасностью углубления нашего отставания.

… Наибольшее значение имеет электровакуумная техника, т. к. электронные приборы служат для выработки электромагнитных колебаний высокой частоты, для приема и усиления электромагнитной энергии, а также для ее преобразования в механическую энергию.

… Изменение этого положения усилиями одного министерства (МПСС) совершенно невозможно. В укрепление электровакуумной техники должны включиться все министерства и ведомства.

Выводы

Из изложенного выше следует, что:

1. Научно-исследовательская база радиолокационной промышленности до сих пор не была в состоянии вести исследовательскую работу необходимого размаха и глубины, так как она была почти полностью загружена разработкой образцов радиолокационных станций; вследствие этого до сих пор продолжается отставание нашей творческой, изобретательской, теоретической и экспериментальной деятельности от соответствующей работы за границей; это положение может быть изменено в 1949 г., если поставить перед институтами соответствующую задачу.

2. Разрабатываемые в ограниченном количестве новые образцы радиолокационных станций находятся в основном на уровне разработок США 1942–1944 гг.; эти разработки идут весьма медленно и задерживаются недостаточными темпами освоения качественных комплектующих изделий; вследствие этого продолжается наше отставание в освоении новых образцов радиолокационной техники.

3. Производственная база радиолокационной промышленности, выпускающая серийную продукцию, сравнительно слаба и почти не развивается; вследствие этого темпы вооружения армии, флота и авиации новыми радиолокационными станциями совершенно неудовлетворительны; серийная производственная база нашей радиолокационной промышленности в десятки раз слабее американской; при существующем положении на полное вооружение войск радиолокационными средствами потребуются десятилетия.

Состояние промышленности, поставляющей радиолокационным предприятиям комплектующие изделия, несмотря на некоторые успехи, продолжает оставаться на весьма низком уровне; что же касается электровакуумной промышленности, в основном определяющей темпы развития всей новой техники, то, несмотря на некоторый успех в поставке небольшого количества новых электронных ламп для комплектации образцов радиолокационных станций, положение следует признать не только совершенно неудовлетворительным, но и абсолютно нетерпимым, т. к. имеющееся у нас отставание от уровня заграничной электровакуумной техники измеряется многими годами, что создает реальную угрозу срыва всех мероприятий, проводимых с целью освоения новой техники в нашей стране; без радикальных мер помощи наша электровакуумная промышленность не справится со своими задачами и в этих условиях радиолокационная техника очевидно не сможет прогрессировать.

Необходимо помнить, что без широкого развития электроники, а также коренного перелома в точном приборостроении, в Советском Союзе не смогут дальше развиваться необходимыми темпами ни радиолокация, ни реактивная техника, ни ядерная физика.

Академик (А. Берг) 5.IX.48»[230].

Выполнение постановления советского правительства о развитии радиолокации и связанного с нею комплекса отраслей экономики было сопряжено со значительными трудностями производственного, научно-технического и организационного характера. В записке Министерства промышленности средств связи в ЦК ВКП(б) от 12 апреля 1949 г. подчеркивалось, что, несмотря на удвоившийся в 1948 г. по сравнению с 1946 г. выпуск электровакуумных приборов, «разрыв между потребностями страны в электровакуумных приборах и удовлетворение этой потребности как в количественном, так и в качественном отношении не уменьшился, а возрос», что «низкий уровень и недостаточная мощность электровакуумной промышленности продолжает оставаться основным тормозом для развития и освоения новой техники – радиолокации, реактивной техники, военной и гражданской радиосвязи, радиовещания, телевидения и автоматизации производственных процессов». А.А. Захаров в своих воспоминаниях писал: «Электровакуумное производство было очень сложным. Достаточно сказать, что за время войны эвакуированное в Уфу с завода «Светлана» закупленное перед самой войной в США оборудование для изготовления металлических приемных радиоламп запустить не смогли. И уже как директору завода «Светлана» с конца 1947 года <мне> пришлось затратить много усилий <чтобы> запустить возвращенное из Уфы оборудование и начать выпуск металлических радиоламп, хотя вначале с малым % выхода годных. За время войны завод «Светлана», эвакуированный в Новосибирск, фрязинский электровакуумный завод в Ташкенте выпускали очень мало типов радиоламп и количественно тоже мало. И освоили некоторые типы только в конце войны. Рентгеновские трубки вообще не освоили. Также мало типов было освоено и мощных генераторных ламп. Ведь вакуумный завод того времени должен был налаживать выпуск газа, т. е. иметь собственный газовый завод; должен был иметь собственное стекольное производство, готовить шихту, варить стекло и вырабатывать изделия; завод должен был иметь производство тугоплавких металлов, прокат их, должен был иметь порошковую металлургию, иметь производство керамических изделий, хотя и в миниатюре, собственное специальное машиностроение и очень сильный инструментальный цех».

Пытались привлечь Академию наук. А.А. Захаров вспоминал: «Горком партии в Ленинграде в бытность моей работы на заводе «Светлана» поручил директору академического института академику Иоффе проверить завод и выработать предложения по уменьшению производственного брака. Закончив осмотр завода с группой специалистов из института, Иоффе заявил, что никаких предложений по уменьшению брака дать не может из-за сложности технологических процессов».

В тонкости электровакуумного производства вникать было сложно, поэтому разбираться с причинами и устранять их никто из высшего руководства не собирался[231], но беспокойство и недовольство в верхах постепенно накапливалось.

Тем более что с начала 1949 года в государственных и партийных властных структурах не прекращались радикальные кадровые перемещения. За три месяца из узкого руководства вывели Н.А. Вознесенского и А.А. Кузнецова, понизили статус В.М. Молотову и А.И. Микояну, лишив привычных обязанностей и даже должностей. Председателем Госплана вместо Н.А. Вознесенского назначили М.З. Сабурова. 24 марта министром Вооруженных сил вместо Булганина стал маршал А.М. Василевский, а Булганину поручили наблюдение за работой комитетов № 2 и № 3, министерств авиапромышленности и вооружения. 25 апреля Министерство вооруженных сил также передали в ведение Булганина, и в этот же день была создана комиссия Политбюро по радиолокации, включавшая Булганина, Берию, Кагановича, Сабурова и Алексенко. Несколько позднее в нее вошел и Маленков. И осенью 1949 года Комитет № 3 был ликвидирован. Как считал А.И. Шокин, добился этого Н.А. Булганин.

15 августа 1949 г. СМ СССР принял постановление № 3516-1465сс, обязывающее министерства и ведомства как можно быстрее завершить реконструкцию и строительство 54 заводов и 19 научно-исследовательских институтов в системе главных управлений радиолокации министерств промышленности средств связи, вооружения, авиационной и судостроительной промышленности. Для решения этих задач указанным министерствам и их главному подрядчику по части строительно-монтажных работ – Министерству внутренних дел – предполагалось в 1950–1955 гг. ассигновать 5415 млн руб.

В конце 1949 г. в ЦК ВКП(б) состоялось совещание советского руководства с представителями военно-промышленных министерств и Военного ведомства. В ходе совещания И.В. Сталин несколько раз возвращался к вопросу о значении работ по радиолокации, подчеркивая, что «это – задача большая и важная. Надо всемерно развивать это дело, устранять, отставания, создавать специальные заводы и цеха, развивать научно-исследовательские организации, быстрее поправить дело с электровакуумной техникой, производством радиодеталей, не распылять внимание конструкторов на множество тем»[232].

При подготовке директив к составлению пятого 5-летнего (1951–1955 гг.) плана развития народного хозяйства СССР Госплан СССР, констатируя определенные успехи в развитии радиоэлектронной промышленности страны за первые послевоенные годы, в то же время определил темпы роста производства как недостаточные, технический уровень продукции – как неудовлетворительный и потому указал на необходимость более значительных капитальных вложений на развитие научно-исследовательской и производственной базы радиоэлектроники.

В своем заключении к проекту плана второй послевоенной пятилетки Госплан СССР, в частности, указывал: «Радиолокационная промышленность за первую послевоенную пятилетку достигла некоторых успехов в разработке и производстве новых видов радиолокационной техники. Промышленные министерства освоили серийный выпуск отдельных видов сложной радиолокационной и радионавигационной аппаратуры и в 1950 г. изготовили 11400 шт. различных станций и аппаратуры 49 типов на общую сумму 943 млн руб.

Однако в целом эта отрасль техники еще отстает от потребностей вооруженных сил и не достигла уровня, отвечающего современным тактическим требованиям. Станции имеют большой вес и габарит, не защищены от возможных помех со стороны противника, в ряде случаев обладают недостаточными дальностью действий и точностью определения координат. До сего времени отсутствуют на вооружении самолетные радиолокационные станции перехвата для истребителей, станции разведки и помех, станции засечки артиллерийских батарей и другие виды радиолокационного вооружения».

Сам А.И. Шокин так оценил роль Совета и его преемника Комитета по радиолокации в развитии советской электронной техники и радиоэлектроники в целом:

«ЦК КПСС и Советом Министров был принят ряд важнейших постановлений, подготовленных Советом, а в дальнейшем – Комитетом радиолокации, заложивших основу научно-исследовательской, конструкторской и производственной базы, которая и сейчас во многом определяет работу промышленности».

Работа в Совете, а потом в Комитете по радиолокации, товарищи, с которыми ему там довелось работать, оставались в его памяти до конца. Г. А. Шкловский рассказал автору об их встрече в 1972 году на похоронах Г.А. Угера. А.И. Шокин приехал в морг госпиталя имени Н.Н. Бурденко, простился с генералом постоял в почетном карауле, а на выходе заметил Шкловского, сразу его узнал, подошел, поговорил… А ведь, сколько лет прошло.

А.И. Шокин проработал в Комитете № 3 по 12 октября 1949 года включительно, вплоть до его ликвидации, но вопрос о его назначении на должность заместителя министра в МПСС начали готовить еще летом. Когда Совет был создан, то из начальников основных отделов лишь он один не входил в его первый состав. По-видимому, его не считали достаточно понимающим в радиолокации, и задачи перед ним ставились с упором в первую очередь на организацию производства. Теперь же его характеризовали как «квалифицированного специалиста в области точного приборостроения, крупного организатора, обладающего исключительной работоспособностью, инициативностью и умением быстро ориентироваться в сложных вопросах радиолокационной техники» и отмечали сделанный им большой вклад в дело развития радиолокационной промышленности. Сам А.И. в автобиографии 1949 года тоже мог смело написать:

«Поскольку начиная с 1932 года я непрерывно работаю в области производства и проектирования военных приборов (ПУАЗО, гироскопия, телемеханика, радиолокация), то это и считаю своей основной специальностью».

На память о годах трудной, но плодотворной совместной работы, да и к сорокалетию, теперь уже бывшие сослуживцы подарили ему альбом фотографий, где заснят весь аппарат Комитета последнего состава.

Руководящий состав Комитета № 3. Слева направо сидят: К.Н. Томилин, начальник военного отдела, А.И. Шокин – заместитель председателя, А.Н. Щукин – заместитель председателя, М.И. Лапиров-Скобло – начальник промышленного отдела; стоят: Р.Г. Сомхиян, (?),А.И. Мирвис – начальник морского отдела

Работа в Совете, а потом в Комитете по радиолокации дала А.И. прекрасное знание предприятий новой промышленности и огромный опыт по организации процесса разработки и производства сложной радиоэлектронной аппаратуры, начиная от сбора научно-технической информации и кончая взаимодействием с военными эксплуатационниками. Оценить его роль в работе комитета предоставим сослуживцам.

Из письма А.Н. Щукина 1969 года:

«С чувством большой теплоты и признательности я вспоминаю те дни, когда почти четверть века тому назад мне посчастливилось работать вместе с Вами. Уже тогда я смог оценить Ваш исключительный организаторский талант, стремление и умение познавать новое и неутомимо внедрять его в жизнь. За те годы, что мне довелось работать вместе с вами, я получил очень много и очень многим Вам обязан».

Возможно кому-то эти оценки могут показаться излишне лестными даже для поздравления с шестидесятилетием, хотя Щукин был в это время академиком, председателем НТС ВПК, и в неискренности из каких-то конъюнктурных причин его заподозрить трудно. Но вот письмо А.И. Шокину другого автора (1959 года) – тоже поздравление, но с 50-летием:

«…В таких случаях всегда вспоминаешь былые времена, и нам с Вами есть что вспомнить, верно?

Я отлично понимаю, что та большая работа, которую в свое время сделал наш маленький комитет, никогда не была бы выполнена, если бы Вы в ней не принимали участия. Я немного горжусь этой работой и всегда с благодарностью вспоминаю Вас, как основного и наиболее деятельного и инициативного работника, с которым считалась промышленность, не очень нас признававшая сначала. А теперь эти времена далеко ушли, и все забыли, с чего мы начинали!»

Подписано «Ваш старый, старый друг А.И. Берг». К этому времени Берг был уже академиком АН СССР, инженером-адмиралом, бывшим заместителем министра обороны, а А.И. – всего лишь заместителем министра МРТП. То, что Берг написал то, что думал, заметно еще и потому, что оценки и формулировки в этом письме практически совпадают и с дневниковыми записями, и со словами характеристики А.И. Шокина, подписанной Бергом еще в 1945 году: «Занимая с 1943 г. должность начальника Промышленного отдела Совета по радиолокации при ГОКО, т. Шокин, работая с исключительной энергией и инициативой, сумел в очень короткий срок организовать радиолокационную промышленность в трех наркоматах.

Тов. Шокин является прекрасным организатором и волевым работником. Пользуется заслуженным авторитетом в промышленности и военных организациях».

Успехи одних вызывают зависть и недоброжелательность других, и послевоенная жизнь А.И. была далеко не безоблачна и полна невзгод.

Во время войны возникла и получила довольно широкое распространение практика присваивания руководителям оборонной промышленности воинских званий. В утвержденном еще Маленковым штате военнослужащих Комитета № 3 должность заместителя председателя соответствовала званию генерал-майора инженерно-технической службы или инженер-контр-адмирала. Однако 16 июля 1946 года приказом по личному составу ВМС воинское звание А.И. Шокина «инженер-капитан 1 ранга» как присвоенное временно было отменено. Попытки восстановить его, несмотря на поддержку того же Маленкова и ставшего к этому времени заместителем министра вооруженных сил Н.Г. Кузнецова, успехом не увенчались. Впрочем, поддержка Маленкова, как раз к этому моменту попавшего в опалу, скорее всего не могла быть эффективной.

Ничего не значащим выглядел бы этот эпизод в карьере А.И., если бы он не совпал во времени с публикацией 19 июля в «Правде» статьи Мариэтты Шагинян «О советском изобретателе», в которой на трех примерах показывалась практика торможения внедрения крайне необходимых стране изобретений. Первый, и самый большой, занимавший половину статьи эпизод, был связан с А.И. Вот, что написала в первой части этой статьи Шагинян:

«Сотнями тысяч двигаются по конвейеру металлические предметы. Они должны служить верную службу, и очень важно, чтобы в металле, из которого они отлиты, не было изъянов. Для проверки этого существуют специальные приборы – дефектоскопы, основанные на просвечивании металла рентгеновскими лучами: рентген показывает структуру, дефект обнаруживается, и недоброкачественный предмет своевременно бракуется.

Но прошла та пора, когда рентген был последним словом в этой области. Оказывается, он и медленен, и громоздок, и неэкономичен. Почему? Да потому, что фотопленка для реакции на рентгеновский луч требует от суток до двух – свыше 86 тысяч секунд. При такой медлительности фотосъемки проверить каждый предмет на конвейере, конечно, нельзя, да и сама процедура съемки требует много рабочей силы. Но разве есть способ более быстрого фотоконтроля, нежели рентген?

Оказывается, есть.

Два человека изобрели этот более быстрый способ: советские инженеры Н.В. Дымма, сын потомственного литейщика, 28 лет работающий на ответственных участках промышленности и 14 лет занятый научно-исследовательской инженерной работой, и Д.С. Гафанович, ведущий 11 лет большую инженерную и научную работу как старший инженер и начальник лаборатории. До создания этого прибора инженеры сделали не одно изобретение… Прибор очень портативен (размером в полулитровую банку!), он может контролировать при прохождении конвейера каждый предмет, автоматически выбрасывая с конвейера тот, в котором обнаружен брак. Прибор, несомненно, повысит качество контроля, он на 30–40 % освобождает работников контроля; он автоматизирует один из ответственнейших участков производства. И трудно даже сразу охватить все открывающиеся возможности развития этого прибора. В условиях фронта, полевых медпунктов, этот маленький прибор мог оказать неоценимую услугу для хирургов при извлечении пуль и определении характера ранения, заменяя громоздкую рентгеноаппаратуру, вдобавок часто отсутствующую под рукой.

Крупные ученые сразу оценили значение нового изобретения, могущего дать миллионы рублей экономии… Все девять отзывов – положительные; все эксперты подтвердили целесообразность и необходимость изготовления прибора, указали на возможность его практического осуществления и широкого применения в различных областях рентгенодефектоскопии. К ученым присоединились организации: положительные промышленные заключения дали наркоматы вооружений, судостроительной промышленности и др.

Когда это было? Семь лет назад. В течение семи лет дело стоит без движения, вернее сказать, медленно движется по заколдованному кругу резолюций и отношений. Сама по себе история этого изобретения, которое до сих пор еще не реализовано и которое помогло бы нам во время войны, если бы осуществили его тогда же, когда оно было сделано, то есть в апреле 1939 года, могла бы стать темой для отдельной статьи. Все есть в этой истории. Семь лет назад заместитель наркома судостроения тов. Редькин дал указание главному инженеру одного из управлений наркомата Шокину подготовить реализацию изобретения. Товарищ Шокин тогда подписал приказ о реализации изобретения, а другой рукой снял с рычага трубку и дал устное указание тому же институту не выполнять этого приказа (факт, подтвержденный документом). Тот же Шокин, когда его спросили из Госплана об изобретении тт. Дымма и Гафановича, ответил не менее классически: «Возьмите билет в Политехнический музей, заплатите рубль и увидите множество таких приборов». И это в то время, когда прибор Дымма и Гафановича уникален, и Министерство судостроительной промышленности еще в апреле 1941 года, т. е. спустя год после заявления Шокина, вынуждено было выписывать из-за границы приборы несравненно худшего качества, нежели советский прибор советских изобретателей. Таков один из конкретных примеров тех многочисленных образчиков инертности некоторых заводов и главков, нежелания их приспособиться к новым предложениям, необычайной медлительности внедрения изобретения, о которых не так давно писали в «Правде» С.И. Вавилов и С.В. Кафтанов».

Итак, А.И. выведен здесь как бюрократ, воспрепятствовавший еще до войны двум талантливым инженерам реализовать изобретенный ими прибор, и тем самым нанесший громадный ущерб стране (вплоть до гибели раненых) в годы войны.

Уж очень как-то хорошо совпали во времени появление статьи Шагинян с отставкой Маленкова и отказом в присвоении А.И. воинского звания. И все это как раз в тот момент, когда решался вопрос о назначении А.И. на должность заместителя председателя Комитета! Можно отметить, что два других эпизода в статье носят куда менее яркий, скорее даже проходной характер, что тоже вызывает подозрения в возможности заказа. Такая статья в газете могла тогда иметь самые серьезные последствия и выбить кого угодно из жизненной колеи если не навсегда, то надолго. «Для советского человека публикация в «Правде» обвинений значила больше, чем заключение прокурора. Для партийного деятеля, прямо или косвенно обвиненного в «Правде», – это политическая смерть», – так писал РГ. Пихоя в своей книге «Советский Союз: история власти. 1945–1991». (М.: изд-во РАГС, 1998. – С. 63). Недаром до сих пор вспоминают о «травле» в прессе разных композиторов и режиссеров.

Но не таков был А.И., чтобы смиренно воспринять клевету, да еще и в печати.

Дело (вовсе не «о защите собственного достоинства», каких теперь так много, речь шла о гораздо большем) потребовало от отрицательного героя статьи полной мобилизации и стоило ему больших затрат нервной энергии. Для подготовки опровержения А.И. пришлось вплоть до поздней осени поднимать архив переписки 1940 года, собирать показания свидетелей и привлекать для своей защиты руководство Комитета.

Письмо на имя главного редактора газеты П.Н. Поспелова с изложением истинной, подкрепленной документами картины событий, было отправлено за подписью Берга в ноябре 1946 года. В декабре уже сам А.И. Шокин направил в тот же адрес свое заявление с просьбой об опровержении. Действительность настолько расходилась с фельетонной историей, что главному редактору пришлось делать оргвыводы. За публикацию непроверенных фактов был наказан (А.И. говорил, что был снят с должности) заведующий отдела фельетонов, а для Шагинян возможность печататься в «Правде» была потом очень долго строго-настрого заказана. Собранные в свою защиту бумаги А.И. так и хранил всю жизнь дома в особой папке, а книги М. Шагинян в домашнюю библиотеку долгое время категорически не допускались. Особенно его возмущало то место, где он якобы: «… подписал приказ о реализации изобретения, а другой рукой снял с рычага трубку и дал устное указание тому же институту не выполнять этого приказа».

– Вранье, – говорил он, вспоминая именно это место, когда каким-либо образом в разговоре приходилось возвращаться к этой неприятной истории. Что касается совета пойти в Политехнический музей, где за рубль можно увидеть множество таких приборов, то впервые про эту фразу автор узнал, только когда достал и прочитал наконец злополучную статью. Это выражение очень в духе А.И., горячего и в пылу несдержанного на язык, и основано на личном опыте, что и описано в отчете 20-го ГУ НКОП за 1938 г.

А воинское звание ему так и не присвоили, и 29 июля 1947 года он сдал в комендатуру ВМС пистолет ТТ и кортик, полагавшиеся ему как морскому офицеру. Совсем с оружием он, правда, не распрощался – у него оставался привезенный из Германии офицерский «Вальтер».

Были случаи и похуже. Если в статье Шагинян речь шла о делах минувших дней, то теперь на плечах А.И. лежала огромная ответственность по радиолокационной технике, и эта ответственность несла с собой постоянные угрозы. В первые послевоенные годы личный состав войск, включая офицеров, был еще очень слабо подготовлен к обслуживанию начавшей поступать к ним в значительных количествах радиолокационной техники, а высший командный состав армии от вопросов ее эксплуатации, а иногда и применения был далек. Многие свои грехи военные пытались списать на качество техники, тем более что оно иногда действительно оставляло желать лучшего.

Ситуация, при которой споры между армией и промышленностью могли решаться своим чередом, резко поменялась ко времени начала войны в Корее. Международная обстановка так накалилась, достигла такой остроты, что по словам А.И. «нападения ждали со дня на день». Теперь известно, что при обсуждении возможных сценариев развития военных действий Сталина серьезно заботила возможность воздушного нападения американцев на Москву самолетами – носителями ядерного оружия. Одним из последствий этого стала проверка состояния армейских средств ПВО, включая и радиолокационные. Проверка проводилась военными и показала весьма слабую боеготовность радиолокационных войск, причем во всех случаях в качестве причины комиссией были указаны конструктивные недостатки и заводские дефекты РЛС.

А.И. Шокин был вызван к Маршалу Советского Союза А.М. Василевскому. Они не раз встречались, когда Василевский был еще начальником Генерального Штаба и первым заместителем министра Вооруженных Сил (министром, как известно, до 1947 года был сам Сталин, а потом Булганин) и когда он возглавлял Министерство Вооруженных Сил СССР! А.И. Шокин отмечал неизменно вежливое и уважительное отношение маршала к собеседникам, что было тогда редкостью[233].

А.М. Василевский, ознакомив его с выводами комиссии, и на сей раз вежливо и уважительно сказал: «Придется вам, Александр Иванович, садиться в тюрьму».

Угроза была вполне реальна. Так, на основании постановления Совмина СССР «О недостатках 57-мм автоматических зенитных пушек С-60», принятого 31 декабря 1951 года, были сняты со своих постов и отданы под суд заместитель министра Вооруженных Сил СССР Н.Д. Яковлев, начальник ГАУ И. Волкотрубенко и заместитель министра вооружения И. Мирзаханов.

Но надеюсь, что читатель уже имел возможность убедиться, что А.И. умел постоять за себя и за свое Дело. Он не согласился ни с выводами комиссии, ни с предложением прославленного маршала и, не теряя времени, предпринял быстрые, энергичные ответные ходы с выездом на места. Результаты собственного расследования непосредственно в войсках случаев, приведенных в докладе комиссии, показали, в общем-то, обратную картину. Так, в одной части радиолокационная станция, числившаяся вышедшей из строя вследствие дефектов, оказалась загнанной неумелыми водителями в болото, где и стояла. Никаких попыток вытащить ее оттуда со стороны командиров (не исключено, что еще с кавалерийской школой) не предпринималось.

В этих столкновениях только авторитет А.И. Шокина и его связи в военных кругах зачастую могли спасти ситуацию. Его позиции всегда были сильными, прежде всего потому, что в повседневной своей деятельности, а уж тем более в конфликтных положениях он принципиально исходил только из своего понимания государственных интересов, никогда не врал и не изворачивался, а знания техники ему тоже не надо было занимать.

В конечном счете стороны согласились на ничью, недостатки признали обоюдными и выработали очередные совместные действия по повышению уровня эксплуатации аппаратуры, обучения войсковых офицеров и т. д., включая и меры по повышению качества техники. Отношение же Василевского к А.И. Шокину только улучшилось и оставалось самым искренним и уважительным до самого конца долгой жизни маршала. Он неизменно присылал ему поздравления с каждым праздником, всегда написанные собственноручно характерным, почти каллиграфическим почерком профессионального штабиста. Например, такое:

«Дорогой Александр Иванович!

Более чем тронут Вашим вниманием ко мне. Вас сердечно поздравляю с общенародным праздником 52-й годовщины славных Вооруженных Сил, и вместе со всем советским народом хочется от всей души поблагодарить Вас, дорогой Александр Иванович, за все созданное для них Вами лично. С сердечным приветом и глубоким уважением к Вам

А. Василевский»

Так же неизменно и с собственноручными надписями присылал он в подарок книги из каждого издания своих мемуаров.

Комитет радиолокации все же понес потери, но не вследствие основной своей деятельности. В январе 1948 года был арестован Георгий Александрович Угер, возглавлявший военный отдел Комитета. На свое несчастье, он проживал в «доме на набережной» в квартире вдовы Павла Аллилуева – брата покойной супруги Сталина – Евгении Александровны Молочниковой (по второму мужу), куда был подселен в 1943 году в порядке уплотнения. А.И. Шокин рассказывал, что Угер иногда любил вполголоса поделиться своими познаниями о событиях в среде родственников Сталина. И вот в конце 1947 года была арестована соседка с мужем, а затем последовал арест Угера и его жены, живших уже в другом месте. Выпустили его только после смерти Сталина. Это событие оставило тяжелый осадок в душах товарищей Угера по Комитету.

Случались у А.И. и житейские неприятности. Так, в 1943 году были сделаны попытки уплотнить его квартиру на Патриарших прудах, а то и совсем выселить его с семьей оттуда. Пришлось обращаться к народному комиссару боеприпасов Б.Л. Ванникову, в ведении которого находился в это время дом. Решила дело резолюция последнего на письме зампреда Совета по радиолокации А.И. Берга:

«т. Кутикову

т. Шокина оставить

Ванников»

Адская работа и невзгоды не прошли даром для здоровья А.И. В 1946 году у него начались приступы бронхиальной астмы, с которой он не расставался уже до конца жизни. Много сил было отдано борьбе с этой болезнью, вновь пришлось напрягать все свои лучшие качества: волю, организованность и аналитическое мышление. По принципу «Исцелись сам!» в конечном итоге А.И. стал едва ли не крупнейшим специалистом по астме. Своими познаниями, а часто и лекарствами он делился с встречавшимися на жизненном пути коллегами по несчастью и многим принес облегчение. Не упускал случая слегка подтрунить над не слишком сведущими врачами, а иногда и им давал советы по особенностям применения тех или иных препаратов.

Но это было потом, а бурное начало непонятной болезни со страшными приступами удушья ввергло его в глубоко пессимистические размышления о своем будущем.

Лечили его в Кремлевке. Среди врачей были такие светила, как Виноградов и Ефуни. Для лечения применяли самые передовые методики того времени, которые хотя не излечили, но несколько улучшили состояние больного. После курса инъекций аутовакцины в 1952—53 гг. выраженных приступов бронхиальной астмы не было, но почти постоянное ощущение недостатка воздуха, одышка, переходящая при физической нагрузке или сырой погоде в приступ удушья, остались на всю жизнь. Помимо одышки мучило постоянно затрудненное отхождение мокроты. Позже А.И. лечил частным образом врач И.А. Андреев, приходивший вечерами на квартиру (Вовси и Ефуни к тому времени были арестованы по «делу врачей»). Ходил он в военной форме, носил бороду, что было тогда довольно редким явлением, в общем, «интересный мужчина», но врач был хороший. Для отхождения мокроты он предложил принимать йодистые препараты, что также принесло определенное облегчение. К тому же помимо приема медикаментов А.И. упорно занимался дыхательной гимнастикой по специальной методике и в результате при эмфиземе легких сумел развить их рабочий объем больше, чем у среднего здорового человека.

А.И. Шокин заканчивал четвертый десяток лет жизни. Несмотря на болезнь, он продолжал плодотворную работу. Но только работой его цельная натура, конечно, не ограничивалась, каким бы занятым он ни был и как бы ни мучила его болезнь. Говорят, что мужчина должен сделать в жизни три дела: воспитать детей, посадить дерево и построить дом.

К подраставшей дочке, которую он нежно любил и называл не иначе как Зайкой, в 1947 году добавился сын. Глядя на то, как он ползает по полу его больничной палаты, А.И. мечтал, не очень веря в это, дожить хотя бы до того времени, когда сын пойдет в школу.

Глава 10 МПСС

С Новой Басманной улицы А.И. Шокин переехал в Большой Черкасский переулок, где разместился аппарат МПСС. Другой заместитель председателя комитета А.Н. Щукин, получивший вскоре звание генерал-майора, никуда не переехал, поскольку его перевели на должность заместителя начальника пятого (радиолокационного) ГУ Министерства вооруженных сил, разместившегося в том же здании на Новой Басманной.

Он пришел в трудное время. В МПСС были сложности с кадрами после того, как в 1946 г. в авиакатастрофе погибли возвращавшиеся из Германии сотрудники министерства во главе с заместителем министра Г.К. Смирновым. Не очень многочисленные предприятия по созданию радиолокационных комплексов и систем управления были сосредоточены в 6-м главном управлении, которым уже успели поруководить А.А. Захаров, Г.П. Казанский, с апреля 1947 по апрель 1949 – С.М. Владимирский. Теперь был назначен пришедший вместе с А.И. Шокиным М.П. Петелин. Возглавлявший главк недолгое время в 1946 году А.А. Захаров вспоминал, что тогда работы у него было еще немного.

Но за прошедшие три года все резко поменялось. Работы стало много, и задачи были серьезные: министерство было одним из основных исполнителей работ по развитию реактивного вооружения, радиолокации, назначенным соответствующими постановлениями, и к ним постоянно добавлялись еще более сложные и объемные. К концу 1948 года на головном НИИ-885 действовали лаборатории и цеха по разработке и изготовлению бортовой и наземной аппаратуры для ракет. Уже после прихода А.И. Шокина в МПСС в апреле 1950 г. для концентрации сил сюда из НИИ-20 был переведен коллектив Б.М. Коноплева. Здесь же велись разработки по системам телеметрии зенитных ракет и РЛС. Тогда же были начаты первые работы по созданию ЭВМ и организовано СКБ-245[234]:

«17 декабря 1948 г.

Совершенно секретно

Особая папка!

В целях развития научно-исследовательских работ в области исследования динамики управляемых объектов реактивного вооружения методами электрического моделирования Совет Министров Союза ССР

ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Утвердить перечень научно-исследовательских работ по электрическому моделированию реактивного вооружения и тренажерам согласно Приложению 2.

2. Обязать Министерство промышленности средств связи (т. Алексенко), Министерство машиностроения и приборостроения (т. Паршина), Министерство вооружения (т. Устинова), Министерство высшего образования (т. Кафтанова) и Академию наук СССР (т. Вавилова) выполнить работы по электрическому моделированию реактивного вооружения и тренажерам в сроки, утвержденные настоящим постановлением, приступив к работам с января 1949 года.

3. Разрешить Министерству машиностроения и приборостроения (т. Паршину) организовать на площадях одного из своих заводов Специальное конструкторское бюро № 245 (СКБ-245), возложив на него разработку и изготовление тренировочной аппаратуры (тренажеров) для обучения военных команд стрельбе управляемыми ракетами и счетно-аналитических и вычислительных машин для электрических моделей управляемого реактивного вооружения.

4. Обязать Министерство Вооруженных Сил СССР (т. Булганина), Министерство вооружения (т. Устинова), Министерство промышленности средств связи (т. Алексенко) и Министерство сельскохозяйственного машиностроения (т. Горемыкина) выдать в 2-месячный срок исполнителям тактико-технические задания на разработку аппаратуры электрического моделирования объектов реактивного вооружения и тренажеров.<…>

7. Обязать Министерство промышленности средств связи (т. Алексенко) и Министерство машиностроения и приборостроения (т. Паршина) представить в Госплан СССР и Министерство финансов СССР предложения о финансировании и численности работающих [в] НИИ-885 и СКБ-245 на 1949 год для выполнения работ, предусмотренных настоящим постановлением.

8. Обязать Министерство высшего образования СССР (т. Кафтанова) направить для работы в СКБ-245 и на завод «CAM» министерства машиностроения и приборостроения 15 человек молодых специалистов, из них: 7 инженеров-электриков, 6 инженеров-радистов и 2 математиков в счет плана распределения молодых специалистов на 1949 год по Министерству машиностроения и приборостроения.

9. Разрешить Министерству машиностроения и приборостроения (т. Паршину) распространить для вновь организуемого СКБ-245 должностные оклады, существующие в ГСКБ Министерства машиностроения и приборостроения.

10. Распространить действие Постановления Совета Министров СССР от 14 апреля 1948 г. № 1175-440 (приложение № 4, пункт «Б») в части условий премирования за выполнение научно-исследовательских работ по реактивному вооружению за работы, проводимые по настоящему постановлению, с сокращением в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР от 9 августа 1948 г. № 3003 установленных премий на 50 %.

11. Обязать Министерство высшего образования СССР (т. Кафтанова) расширить имеющуюся в индустриальном институте специальность по подготовке инженеров по счетно-аналитическим машинам и электрическому моделированию, обеспечив выпуск в 1949 году 20 человек и в 1950 году 50 человек.

<…>

13. Обязать Министерство машиностроения и приборостроения (т. Паршина) изготовить по техническим условиям НИИ-885 Министерства промышленности средств связи и поставить в январе 1949 года Министерству промышленности средств связи четыре электроинтегратора системы проф. Гутенмахера и три комплекта счетно-аналитических машин для расчета траектории полета управляемых ракет <…>.

Председатель Совета Министров СССР И. Сталин

Управляющий делами Совета Министров СССР Я. Чадаев»

В мае 1950 года началась война в Корее, и ситуация стала очень сложной и нервной. Как вспоминал Александр Иванович: «Ждали, что со дня на день начнется война». Эта война могла быть уже с американцами, имевшими не только атомные бомбы, но и реактивные самолеты, радиолокацию и т. д. Для советской промышленности наступил новый «момент истины. Воспроизведение немецкой баллистической ракеты А-4 (Фау-2) под руководством С.П. Королева прошло успешно и завершилось принятием на вооружение ракеты Р-1, а вслед за ней и собственной разработки Р-2 с дальностью уже 600 км. Военные по итогам испытаний принимать ракету на вооружение не хотели и потребовали проведения совместных испытаний для подтверждения работоспособности ракеты при отрицательных температурах. Все же 25 ноября 1950 г. постановлением СМ СССР № 4730–2047 ракета Р-1 была принята на вооружение, но с условием в декабре – феврале т.г. провести проверочные испытания при отрицательных температурах.

Но в серийном производстве дела пошли гораздо хуже, причем самые большие сложности были с системами управления (в ракете было 7000 контактов), и особенно с гироскопическими приборами. В.С. Сергеев, вспоминал, что разработку и изготовление опытных образцов автопилот для ракеты P-1 поручили НИИ-10:

«Были в этой ракете узлы и детали, над технологией воспроизводства которых пришлось затратить много сил и времени. Например, в гироскопе был прецизионный потенциометр весом несколько десятков грамм, с технологией изготовления которого пришлось «повозиться» не один месяц. Легко освоили специальный платиноиридиевый сплав и микронную проволоку из него, специальное оксидирование алюминия, обеспечивающее хорошие электроизоляционные свойства. Однако золоченая плоскость, по которой перемещался токосъемник, не обеспечивала надежный электрический контакт. По этой причине был случай, что ракета потеряла управление и упала с высоты 100 км, за что собирались кого-то отдавать под суд. Дело в том, что гальваническое золочение, как известно, покрытие пористое, сквозь поры проникает коррозия основного металла, нарушая электрический контакт. Над проблемой беспористого золочения работали ученые. Подталкивало их и то, что кремлевские звезды, покрытые золотом гальваническим способом, потемнели, пришлось их покрывать лаком. Как известно, золоченые купола церквей не темнели, так как покрывались сусальным золотом, но купол храма Христа Спасителя на заре гальваники был покрыт гальваническим способом и не темнел, так как его натирали ртутью, образовавшаяся амальгама закрывала поры. Ни тот, ни другой способ нам, естественно не подходил. Кроме всего этого, я ознакомился с технологией кустарей, которые, в частности, занимались золочением корпусов часов. Оказалось, что они золотое покрытие затирают кровавиком, минералом спутника железной руды, обладающим замечательным свойством, он хорошо полирует поверхность, закупоривая поры, не стирая слоя золота. В древние времена этот минерал измельчали в порошок и применяли как кровоостанавливающее средство. Сейчас о нем забыли, промышленной добычи нет и пришлось платить достаточно большие деньги кустарям, у которых были старые запасы: Когда в качестве последней меры мы пригласили для консультации Кудрявцева, ученого с мировым именем, после долгой беседы он спросил, не был ли я у кустарей. Я ему рассказал о кровавике, на что он ответил: «Так и надо делать». Так мы и внедрили эту технологию, и она дала очень хорошие результаты. Это один из сотен примеров при освоении только одной детали»[235].

И таких деталей, требовавших разработки и освоения в серийном производстве столь прецизионных технологий было много, и это приводило к срыву программы производства ракет Р-1 на заводе № 456 в Днепропетровске.

Это видно из Постановления Совета Министров СССР № 4547–1799 от 23 октября 1952 г. «O ходе выполнения плана производства изделий Р-1 и Р-2 за 9 месяцев 1952 г.»[236], где причиной неудач являлись те самые потенциометры. Вот выдержки из этого постановления с уже знакомыми читателю фамилиями:

«Совет Министров СССР отмечает, что <…>

За 9 месяцев 1952 года Министерство вооружения выполнило план изготовления изделий Р-1 лишь на 69 %. Завод № 586 Министерства вооружения до сих пор не освоил полностью серийного производства изделий Р-1,

Министерство промышленности средств связи план поставки систем управления за 9 месяцев выполнило на 75 %, Министерство судостроительной промышленности план поставки гироприборов – на 60 %, Министерство электропромышленности план поставки бортового электрооборудования – на 67 %.

Совет Министров СССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Обязать Министерство вооружения под ответственность министра т. Устинова обеспечить изготовление и поставку Военному министерству СССР:

а) изделий Р-1 в октябре 401 штуки, в ноябре – 50 штук и до 25 декабря 1952 г. – 50 штук с тем, чтобы закончить выполнение годового плана полностью к 25 декабря;

б) изделий Р-2 в октябре 6 штук, в ноябре —18 штук и до 25 декабря 1952 г. – 14 штук с тем, чтобы закончить выполнение годового плана к 25 декабря.

Предупредить заместителя министра вооружения т. Руднева и директора завода № 586 т. Смирнова, что они понесут строгую ответственность за непринятие всех необходимых мер, обеспечивающих освоение заводом № 586 серийного производства изделий Р-1 и выполнение установленного ему плана производства по этим изделиям.

Для принятия необходимых мер на месте т. Устинову выехать на завод № 586 сроком на 10 дней.

2. За необеспечение выполнения плана производства гироприборов за 9 месяцев 1952 г. и непринятие своевременных мер к организации серийного производства их на заводе № 205 начальнику 4-го Главного управления Министерства судостроительной промышленности т. Юрьеву Б.Б. объявить выговор.

Предупредить заместителя министра судостроительной промышленности т. Терентьева, что он будет строго наказан, если в ближайшее время на заводе № 205 не будут проведены меры, обеспечивающие выполнение установленного ему плана производства гироприборов.

3. Обязать Министерство судостроительной промышленности под ответственность министра т. Малышева и заместителя министра т. Терентьева изготовить и поставить Военному министерству СССР в IV квартале 1952 г. 210 комплектов гироприборов, в том числе: 160 комплектов для изделий Р-1 и 50 комплектов для изделий Р-2, из них: в октябре 26 комплектов] дЛЯР-1 и 18 комплектов] для Р-2, в ноябре – 64 компл. для Р-1 и 16 компл. для Р-2 и в декабре 70 компл[ектов] для Р-1 и 16 компл[ектов] для Р-2.

Для выправления создавшегося на заводе № 205 положения и принятия на месте оперативных мер, обеспечивающих выполнение графика производства и поставки гироприборов в октябре-декабре 1952 г., тт. Малышеву и Терентьеву выехать на завод № 205.

Военному министру СССР т. Василевскому командировать на завод № 205 ответственного представителя министерства для решения совместно с тт. Малышевым и Терентьевым вопросов, связанных с упорядочением военной приемки гироприборов.

Министру вооружения т. Устинову командировать на завод № 205 по согласованию с т. Малышевым группу необходимых специалистов Министерства вооружения. <…>

5. Поручить тт. Никитину (созыв), Малышеву, Хруничеву, Неделину и Нечаеву рассмотреть вопрос о бесперебойном обеспечении выпуска гироприборов на заводе № 205 в 1953 году потенциометрами, и согласованные предложения по этому вопросу представить в Совет Министров СССР в 10-дневный срок».

Вот такие были суровые времена.

Как видите, решение по вопросу с сугубо техническими причинами возлагалось на ответственных руководителей министерств. И они сами, являясь инженерами, такие решения находили, и ракеты падать переставали. Думается, И.В. Сталин при этом понимал, что пока оба типа ракет реальным оружием являются слабым и неточным, но перспектива установки на них ядерных боеголовок требовала, чтобы к этому моменту вопросов с серийным производством самих баллистических ракет не возникало.

А вот дела с воспроизведением и доработкой немецких зенитных ракет шли в НИИ-88 куда хуже. И немецкие прототипы были совсем сырыми, и документацию на них в советской зоне полностью собрать не удалось, особенно по системам управления, да и сами задачи управления были намного более сложными.

Помимо баллистических и зенитных ракет велись работы по созданию крылатых ракет для поражения кораблей типов «корабль-корабль» и «воздух-корабль». В головах руководства возникли прожекты применения их против американских кораблей в Корее, но применять пока было нечего. В числе работ МПСС были системы управления корабельными самолетами-снарядами (крылатыми ракетами) «Щука», и противокорабельного самолета-снаряда «Комета», запускаемого с бомбардировщика Ту-4. Эта последняя разработка велась с 1947 года под руководством П.Н. Куксенко и С.Л. Берии Специальным бюро № 1 (СБ-1) Министерства вооружения. Работы по созданию бортовой аппаратуры для этого комплекса дорого дались и НИИ-885, и НИИ-20, и МПСС в целом очень тяжело. И радиолокационная система управления на борту самолета-носителя, и аппаратура на борту самолета-снаряда, а особенно головка самонаведения, включавшаяся на последнем этапе полета к цели, потребовали специальных электровакуумных приборов, новых подходов в микроминиатюризации. Разработка миниатюрных пальчиковых приемно-усилительных радиоламп с повышенной виброустойчивостью проходила в НИИ-160, и все время неудачно. Разбираться в этом деле в 1951 г. было поручено комиссии министерства во главе с А.И. Шокиным.

Вот как вспоминал об этом А.В. Красилов:

«Представление о А.И. Шокине к тому времени сформировалось у меня в значительной мере из рассказов моего однокашника по Киевскому политехническому институту, известного конструктора морских радиолокаторов Михаила Полозова, который еще в тридцатых годах работал с А.И. Шокиным на одном предприятии. М. Полозов, естественно, занимался электронными приборами для морских судов. А.И. Шокин разрабатывал механические приборы того же назначения и в то время был сторонником механических приборов. О преимуществах этих видов приборов они много спорили. Поэтому я был тогда поражен не только большим интересом к электронным приборам механика А.И. Шокина, но и прямо скажем удивительно редким тогда для начальства такого ранга пониманием не только важности применения электронных приборов, но и специфики их разработки и производства, где должны применяться передовые методы из разных областей техники: механики, химии, физики, радиотехники. Видимо, уже тогда А.И. Шокин понимал, как важно в структуре НИИ, разрабатывающих такие приборы, иметь соответствующие подразделения и координировать их работу».

Министерству нужно было принимать экстренные меры. В самом конце 1951 года в Ленинград приехал начальник отдела кадров МПСС Пепеляев с предложением Г. В. Алексенко пригласить А.А. Захарова на введенную специально должность первого заместителя министра промышленности средств связи и одновременно начальником 5-го (электровакуумного) главка. Захаров согласился. На какое-то время он был назначен и начальником НИИ-160. Он вспоминал:

«Министр (Алексенко) на все совещания в «верхах» брал с собой и меня. На одном из совещаний присутствовал конструктор пальчиковых радиоламп Ратенберг. На вопрос Берии, чем надо помочь, <он> попросил мизерную помощь в протяжке специальной проволоки. Я не согласился и назвал много разделов помощи. Тогда Берия отослал меня в другую комнату и потребовал составления проекта постановления Правительства. Я в проекте указал, хотя и в спешке, нерешенные для института вопросы <в т. ч.>: постройку электрички от Ивантеевки до Фрязина, получение большого количества финских домов, льгот для конструкторов и для всего предприятия. Через несколько дней решение Правительства было принято, и работу по его выполнению начали. Когда на одном из заседаний у Берии возник вопрос о главном конструкторе этой серии ламп, я сказал, что есть такой человек в Ленинграде <…>. Я назвал Николая Васильевича Черепнина, главного технолога завода «Светлана», лишенного права допуска к секретным работам. Берия взял телефонную трубку, долго с кем-то разговаривал и в конце концов сказал, что он за него ручается и приказал, чтоб он к нему приехал. Через несколько дней Н.В. Черепнин появился в НИИ-160 как новый главный конструктор виброустойчивых пальчиковых радиоламп. И НИИ-160 скоро начал выпускать виброустойчивые радиолампы. Это стоило больших усилий, экспериментов и затрат. Проводилась калибровка каждого стеклянного баллона, применение двойных слюд, очистка от микрочастиц через удлиненный штенгель, проверка тряской каждого узла и в целом лампы. Так была решена эта проблема с жесткой проверкой инженерами работы каждого рабочего»[237].

Сохранились воспоминания и самого Черепнина, приведенные в его письме А.А. Захарову от 10.10.97[238]:

«Мне посчастливилось разгадать их [ламп] болезнь: она состояла в том, что уже в готовых лампах в определенных режимах, задаваемых радистами, и при смене их положения возникали короткие замыкания между электродами (иногда временные, а иногда и постоянные). Причиной этого явления были микрочастицы различного происхождения. Мне уже приходилось воевать с этой болезнью на «Светлане».

Для определения источников «зловредных» микрочастиц мною была придумана и внедрена в производство (записана в маршрутные карты) так называемая «пакетная тряска». Для ее осуществления лампы с автомата откачки отпаивались с длинным штенгелем (10 см). Такой штенгель позволял устанавливать лампы вертикально в гнезда двухъярусной панели, изготовленной таким образом, чтобы диаметр отверстия в верхнем ярусе был несколько больше диаметра колбы лампы, а в нижнем – немного больше диаметра штенгеля. Такая панель с лампами (пакет) устанавливалась на вибростенд, и лампы подвергались тряске в течение 15 мин. Быстро вращаясь, лампы ударялись о стенки панели в верхнем ярусе, а содержащиеся в них частицы вытряхивались в штенгель. После этого штенгель со всем содержимым отпаивался непосредственно у купола лампы (в соответствии с чертежом) и поступал на анализ под микроскопом. Частицы, обнаруживаемые в штенгелях, «рассказывали» о своем происхождении. Больше всего было сварочных выплесков и ворсинок от одежды.

Но каким же большим оказался объем работ по ликвидации в производстве всех источников микрочастиц! Тут и разработка нового сварочного оборудования, и создание чистых комнат, и разработка приборов для контроля запыленности, и многое, многое другое. К выполнению этих работ были подключены многие отделы института: главного механика, энергетика, машиностроения, инструментальный… В коллективе НИИ тогда «зло» шутили: вся энергия НИИ рассеивается на «Аноде». Конечно, разработки других типов спецприборов были приторможены, ибо главное внимание было сосредоточено на лампах «Анода».

Успеху по конструктивно-технологической доработке ПУЛ способствовало и то обстоятельство, что эта доработка велась непосредственно на производстве, минуя посредничество лабораторий, и в ней принимал активное участие коллектив опытного завода. Удивительно или вернее парадоксально, но положительную роль в решении возложенных на меня задач сыграл сам Берия. Его «незримое присутствие» в НИИ-160 стимулировало весь ход работ. А осуществлялось такое присутствие посредством Б.А. Доброхотова – сотрудника аппарата Берии, который регулярно (не реже одного раза в месяц) приезжал в НИИ, знакомился с состоянием работ и рапортовал Берии. На рапортах всегда была его Резолюция, о чем знала дирекция НИИ-160.

Такова была забота отца о благополучии своего сына Сергея, который использовал в своих разработках лампы серии «Анод». Я познакомился с сыном Берии. Он не унаследовал облика отца. Был мягок, вежлив и в спорах с военными при согласовании ТУ на ПУЛ зачастую примыкал к моему мнению».

А вот рассказ[239] Н.А. Викторова, одного из главных разработчиков НИИ-20, хорошо иллюстрирующий рабочую атмосферу того времени:

«После того, как [С.Л.] Берия [240] сказал, что я должен завтра выйти на работу в КБ-1, я спросил: «Как это выйти на работу? Я занят другой работой, которую я продолжаю вести, и, кроме всего прочего, это – не мое дело. Это нужно согласовывать с министерством». Он в ответ: «Этот вопрос согласован». Я: «А с кем согласован?» Ответ: «С Шокиным». Я сказал: «Хоть я и уважаю эти слова, но мое дело сторона. Где бумага?» Откланялся и уехал к Шокину. Рассказал, куда и зачем меня вызывали. Под конец я рассказал о приглашении в КБ-1 и о согласованности вопроса с министерством. Шокин расхохотался и потом спросил: «Кто вам это сказал?» Отвечаю: «Мне это сказал сын Берии, и он же сказал, что этот вопрос согласован с вами». Тогда Шокин перестал хохотать, покачал головой и сказал: «Может быть, может быть».

Затем вызвал меня мой начальник: «Ты хочешь, чтобы вас посадили?» Я, конечно, ответил отрицательно, но отказался ехать без официального направления. Договорились, что меня откомандируют на «временную работу». Издали приказ о моем временном откомандировании. Я взял под козырек и уехал в КБ-1».

Этот рассказ, впервые опубликованный в газете «Независимое военное обозрение»[241], содержит много неточностей, то ли по вине самого Н.А. Викторова, то ли (это скорее) интервьюера[242]. Вот как пришлось ему работать в условиях «особой секретности»:

«Директор и начальник 1-го отдела меня уговорили на следующих условиях. Меня сажают в отдельную комнату, дают все документы и схемы, все полностью, и опечатывают дверь двойной печатью 1-го отдела. Я должен там сидеть взаперти и разбираться. Я сидел взаперти двое суток. Нашел главные ошибки и те, которые они сделали, не послушавшись меня. Я сказал директору, выйдя из «заключения»: «Ты не виноват, виноваты они». Они сделали такие схемы, которые не работают и в принципе не могут работать.

После такого моего заявления было собрано совещание, на котором присутствовал зам. главного конструктора (черноглазый грузин) и Калмыков (он был куратор этого проекта Берии, потом стал министром радиопромышленности), также были Шокин (будущий министр электроники), наш [директор] Земнорей, еще ряд специалистов. На совещании я заявил: «Ваши схемы неправильные, в результате неверна конструкция. Брак ваш, и вы полностью отвечаете за это. А те, кто изготавливает это, и директор Земнорей, который здесь сидит, ни в чем не виноваты». После столь «наглого» заявления дело дошло до матерщины.

А в Керчи полным ходом шли неудачные испытания, сроки заканчивались. Был крупный скандал, т. к. это дело шло при непосредственном курировании Сталина. А он, даже по отношению к своему Берии, был достаточно крут. Дело пахло крупным «табаком». Тогда мне сказали: «Ну, хорошо. Раз вы знаете, исправляйте». Мы должны были изготовить блоки принципиально нового типа и установить их на «чужую» систему для испытания».

История, однако, этим не закончилась, и в начале пятидесятых уже в НИИ-10 еще раз развертываются работы по доведению до ума бортовой аппаратуры ракеты «Комета». «…Исходным материалом в работе были проекты принципиальных схем блоков и эскизные чертежи, переданные институту из КБ-1. С точки зрения разработчиков, новшеств было не так уж много: новая серия появившихся пальчиковых ламп, резисторы типа МЛТ (только для этого заказа), соединители 2РМ и малогабаритные элементы собственной разработки, рассчитанные на непрерывную работу максимум в течение 30 мин. Монтаж – объемный».

После успешных испытаний, в ходе которых в Феодосийском заливе одной ракетой (разработки КБ А.И. Микояна на базе истребителя МиГ-15) был потоплен устаревший крейсер «Красный Кавказ», в начале 1953 г. система «Комета» была принята на вооружение. Следует отметить, что это был первый в нашей стране случай, когда во главе разработки системы вооружения стояли специалисты по радиоэлектронике. Немаловажным для успеха можно смело считать и то, что в силу понятных причин эта работа с самого момента постановки отслеживалась Л.П. Берией. А.А. Захаров вспоминал: «Один раз на заседании комиссии по военным вопросам у Берии мне было заявлено, что я буду арестован и посажен в тюрьму, если не будут созданы необходимого качества радиолампы для радиоаппаратуры. Но это случилось только один раз. Я удивлялся работоспособности Берии, бывшего председателем многих комиссий, и его познаниям военных систем <…>».

Сейчас много пишут о роли Л.П. Берии в истории нашей страны. Вот и А.А. Захаров вспоминает об угрозе ареста, «но только один раз», а пунктов конкретной помощи приводит очень много, начиная от своего назначения в Москву, предоставления квартиры в «Доме на набережной», где он и прожил до конца, возвращения к активной работе Н.В. Черепнина и т. д. Кстати, А.И. Шокин тоже частенько вспоминал об указании Л.П. Берии арестовать Г.В. Алексенко и А.И. Шокина, но ни один из всех троих арестован так и не был.

При разработке комплексов «Комета» и «Стрела» в КБ-1 был накоплен некоторый опыт по телемеханическому управлению летательными аппаратами. В КБ-1 уже действовал теоретический отдел, возглавляемый

В.П. Шишовым, состоявший из нескольких лабораторий, в том числе лаборатории по ракетному ударному оружию. Кроме того, в этот отдел входил также и вычислительный центр, оснащенный большой универсальной цифровой вычислительной машиной «Стрела». Поэтому для развертывания полноценных работ в институте по ракетной тематике директор НИИ-10 М.П. Петелин договорился с новым главным инженером КБ-1 Ф.В. Лукиным оказать помощь по теоретическому освоению новой тематики.

В эти же годы при непосредственной инженерной и организаторской деятельности А.И. Шокина, шло создание первой отечественной системы инструментальной посадки самолетов. Работа была включена в план, утвержденный тем самым Постановлением СМ СССР от 10 июля 1946 г. Полет дальнего тяжелого бомбардировщика проходит долгие часы и не должен зависеть от погодных условий, и американские разработчики в годы войны создали комплекс средств, делающий авиацию всепогодной. А.И. Шокину, еще в Совете и Комитете радиолокации, пришлось заниматься формированием мощной группы научно-исследовательских учреждений и предприятий разных ведомств в Ленинграде, которой и удалось в короткий срок создать систему радиолокационного обеспечения посадки самолетов и безопасности воздушного движения. Система слепой посадки включала как бортовые, отнесенные к ответственности МАП, так и наземные радиолокационные средства. Среди последних был радиовысотомер РВ-2, разрабатывавшийся в МПСС силами НИИ-20.

Эти результаты работы А.И. и его товарищей были оценены высоко – Сталинской премией первой степени, что было оговорено Постановлением от 10 июля 1946 г. Учитывая секретность работы, в Постановлении Совета Министров СССР от 12.03.52 за № 1490 «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области науки, изобретательства, литературы и искусства за 1951 год» награждение попало в раздел «за выдающиеся изобретения и коренные усовершенствования работы в области электроэнергетики».

Мощный импульс для быстрого продвижения ракетно-электронной техники создала война в Корее, начавшаяся в августе 1950 г. Учитывая огромное превосходство США в атомных бомбах и бомбардировщиках, Сталин поставил задачу создать такую систему ПВО Москвы, которая была бы «непроницаемой» даже для одиночных самолетов – носителей атомного оружия.

Для зенитной артиллерии, достигшей предела своих возможностей, это было уже не под силу, и решить задачу могла только система зенитноракетных комплексов в сочетании с радиолокационными станциями дальнего обнаружения и другими средствами.

Постановление Совета Министров СССР от 12.03.52 № 1490 «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области науки, изобретательства, литературы и искусства за 1951 год»

Решиться на создание такой системы можно было либо по незнанию, либо при полной уверенности в силах государства. Все предыдущие разработки такого рода начинались с иностранных образцов, здесь же образцов для копирования не было. То, что досталось от Германии, по разным причинам не дошло до конечной стадии, а то, что было за рубежом, не очень подходило для решения поставленной задачи. Но надо было начинать. 20 июля 1950 г. в Кремле, в кабинете И.В. Сталина, состоялось совещание, которое началось в 23:00 и закончилось в 00:30, а для членов Политбюро – в 1:00.

Фамилии участников совещания, как было принято без инициалов и должностей, значатся в книге записей посетителей кабинета И.В. Сталина. Присутствовали Берия, Булганин, Маленков, Микоян, Молотов, Хрущев, Василевский (министр ВС СССР), начальник Генерального Штаба С.М. Штеменко, Белов (А.Ф.) (директор завода № 150 Минавиапрома), Жильцов (Н.П.) (заместитель главнокомандующего ВС СССР по строительству и оборудованию аэродромов и воздушных трасс), А.И. Козлов (заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС), Луцкой (военнослужащий Порт-Артурской военно-морской базы), полковник В.К. Юстин, Жигарев (главком ВВС), Петрова.

Есть еще воспоминания П.Н. Куксенко о его ночном вызове на квартиру И.В. Сталина в Кремле, где впервые обсуждалась проблема от защиты Москвы от атомной бомбардировки, похожие на достовернные, но, к сожалению, без даты. Другие воспоминания (С.Л. Берии, Г.В. Кисунько) могут являться только пересказами чужих слов, так как согласно записи в журнале посетителей на совещании их не было.

Поручение было дано, и к 3 августа текст проекта постановления был подготовлен П.Н. Куксенко, С.Л. Берией и Г.Я. Кутеповым и доложен И.В. Сталину. Синим карандашом Сталин написал: «За, с поправками. 1950.3.8». Тем же карандашом на первой странице в наименовании исполнителя слово «специальное» было зачеркнуто и исправлено на «конструкторское». В правом нижнем углу синим карандашом написано: «В настоящем проекте все необходимые поправки в соответствии с указаниями т-ща Сталина внесены. Л. Берия 8.VIII-50».

9 августа 1950 года было подписано Постановление СМ СССР на разработку первой отечественной стационарной зенитно-ракетной системы для Войск ПВО страны, Постановлением определялись состав системы и тактико-технические требования, по которым комплекс должен был быть способен одновременно уничтожить до 1000 самолетов противника с пуском по каждому до трех ракет. Функции головного разработчика системы ПВО Москвы были возложены на КБ-1. Главными конструкторами новой системы, первоначально названной «Беркут»[243], а с 1953 года получившей наименование С-25, были назначены С.Л. Берия и П.Н. Куксенко, а заместителем Главного конструктора был назначен А.А. Расплетин, переведенный из НИИ-108. Чтобы не отвлекать силы от решения этой задачи, все работы по зенитным ракетам в НИИ-88 и их системам управления в НИИ-885, заданные постановлением 1946 года, были прекращены, а занимавшиеся ими отделы расформированы, вся документация по теме И-32 по ПРО была передана в КБ-1 Д.Л. Томашевичу (ракета) и в НИИ-88 Г.Н. Бабакину (система наведения). В том же году отчет о проделанной работе по ПPO был заслушан на ученом совете НИИ-20 и отложен на неопределенное время.

Постановление СМ СССР № 3389-1426сс/оп от 9 августа 1950 г.

Работы по созданию этой небывалой системы ПВО были организованы по уже отработанной на атомном проекте схеме. Курирование всех работ от СМ СССР было поручено Л.П.Берии, а для управления ими Постановлением СМ СССР № 307-144сс/оп от 3 февраля 1951 г. был создан специальный правительственный орган – Третье Главное управление Совета Министров СССР (ТГУ), подчиненное Специальному комитету СМ СССР. Ему были выделены необходимые денежные средства, мощные строительные организации, подчинены конструкторские бюро и заводы-изготовители технологической аппаратуры и ракет. КБ-1 было включено в состав ТГУ. Начальником ТГУ с 1951 года стал Василий Михайлович Рябиков (1907–1974), с освобождением его от должности первого заместителя министра вооружения. Заместителями начальника Третьего главного управления ТТ были утверждены С.И. Ветошкин – первый заместитель, и А.Н. Щукин – заместитель по научно-техническим вопросам. Членами коллегии ТГУ стали П.И. Калинушкин, он же начальник планово-производственного отдела, и А.А. Степанов, он же начальник отдела снабжения и кооперированных поставок.

Позднее заместителями Рябикова были назначены В.Д. Калмыков – главным инженером ТГУ, и Г.А. Титов. С.М. Владимирский с февраля 1952 г. был переведен в аппарат Совмина и стал помощником Л.П. Берии по ТГУ. Начальником КБ-1 был назначен выдающийся организатор артиллерийского производства в годы войны А.С. Елян.

Успех в выполнении поставленных задач в первую очередь определялся возможностями радиоэлектроники, т. е. наличием необходимых кадров разработчиков и производственников, опыта создания сложной аппаратуры и систем, промышленного потенциала, и все это в стране уже было. Прежде всего было использовано знание А.Н. Щукиным, как бывшим заместителем председателя Комитета по радиолокации, ведущих специалистов по радиолокации и смежным областям техники. Особым решением секретариата ЦК ВКП(б) в КБ-1 направляется «тридцатка» – тридцать специалистов из разных организаций Москвы и Ленинграда, согласия которых на перевод никто и не собирался спрашивать. Из ЦНИИ-108 Щукин и Расплетин перевели в КБ-1 Б.В. Бункина, М.Б. Заксона, И.Л. Бурштейна и К.С. Альперовича, но из своей лаборатории, чтобы не наносить большего ущерба начатой им в ЦНИИ-108 новой разработке, Расплетин не призвал никого. Среди ведущих специалистов были также старый знакомый А.И. Шохина А.Л. Минц, молодой Г.В. Кисунько и др. Были привлечены к работе и немецкие специалисты (кстати, на договорной основе, с обеспечением комфортных условий труда и быта), вывезенные в 1946 году из Германии.

В какой-то мере в качестве прототипа «Беркута» можно рассматривать кольцевую систему ПВО Берлина со стационарными секторными радиолокаторами дальнего обнаружения и стационарными же радиолокаторами наведения. В системе «Беркут» также предусматривалось кольцевое размещение РЛС дальнего обнаружения и 56 зенитно-ракетных дивизионов, способных одновременно обстреливать до двадцати целей каждый благодаря стационарным секторным РЛС наведения (центральным радиолокаторам наведения – ЦРН),

Из всех конструкторов проекта наибольшим пониманием практических задач, решение которых было необходимо для создания этой огромной системы, обладал А.А. Расплетин, и основные принятые технические решения так или иначе связаны с его предыдущим и телевизионным, и радиолокационным опытом. Находясь в Германии в составе комиссии специалистов по вопросам изучения немецкой радиолокационной техники, возглавлявшейся А.И. Шокиным, Расплетин по крайней мере видел берлинскую систему ПВО, хотя главной его задачей тогда было изучение бортовых РЛС немецких самолетов. Работая в НИИ-108 в 1943–1944 годах, он занимался созданием радиолокационных станций для истребительной авиации и системы наведения истребителей, а в 1945–1947 годах разрабатывал станцию наземной артиллерийской разведки целей (совместно с Г.Я. Гуськовым). В последней радиолокатор с рекордно короткой для того времени длиной волны обнаруживал цели и определял их координаты путем линейного сканирования своего рабочего сектора. И в ЦРН для определения координат воздушных целей и ракет также был принят метод периодического равномерного перемещения двух веерообразных лучей от станции по азимуту и по углу места. Только благодаря такому методу удалось одновременно наблюдать и все цели в данном секторе, и все ракеты, чем достигалась многоканальность и возможность сопровождать и поражать до 1000 целей всего 56 станциями. «Расплетину удалось то, с чем не смогли справиться немецкие специалисты за долгие годы работы, в чем увязли американцы при создании подобной ЗРС «Наш». Достаточно сказать, что для решения аналогичных задач обнаружения и обстрела 20 целей американцам требовалось 40 РЛС, а «Беркуту» всего одна, но многоканальная, в которой был реализован принцип линейного сканирования».

Разработку управляемой ракеты В-300 (с радиовзрывателем), отказавшись от безуспешного опыта НИИ-88, вело КБ С.А. Лавочкина. Где-то на рубеже 50-60-х годов, незадолго до смерти знаменитого авиаконструктора, А.И. Шокин встретился с ним на отдыхе в Крыму в Нижней Ореанде и в разговоре посочувствовал по поводу отсутствия славы: «Вот, Семен Алексеевич, во время войны все знали – Ла-5 (!), а теперь такую технику делаете, и никто не знает, для чего она и как называется, и неизвестно, узнают ли вообще». Действительно, о делах прославленного КБ, переориентированного после авиационной тематики на ракетную, а потом и космическую технику, и в момент разговора занимавшегося системой ПВО «Даль» и межконтинентальной крылатой ракетой «Буря», мы начали получать отрывочные сведения только недавно.

«Беркут» был первой системой вооружения, где доминировала электроника, причем электроника обеспечивала не только получение данных о цели и ракете радиолокационными методами, но и их обработку – была впервые разработана полностью электронная система наведения зенитных ракет на цель[244]. Для управления системой, способной вести одновременный обстрел 1120 подлетающих к Москве целей, предусматривалось создание центрального, запасного и четырех секторных командных пунктов.

Рассылка и Порядок хранения Постановления СМ СССР № 3389-1426сс/оп

Участие А.И. Шокина отмечено с Рассылки и Порядка хранения Постановления. В этом документе, утвержденном Л.П. Берией записано, что в Министерстве промышленности средств связи «выписка хранится в сейфе Зам. Министра т. Шокина. Ключи от сейфа хранятся у Нач. Секретариата Министерства т. Степанова. Сейф опечатывается двумя печатями (тт. Шокина и Степанова). Текст выписки в приказе по Министерству не опубликовывается».

Если же говорить об организационно-технической стороне его работы, то в упомянутой выписке МПСС поручалось провести разработку станций дальнего обнаружения А-100, изготовить их в количестве 8 шт. и установить на два кольца: ближнее и дальнее. Это дальнее кольцо располагалось дальше второго кольца центральных радиолокаторов наведения. Разрабатывались РЛС А-100 в НИИ-20 МПСС (главный конструктор – Л.В. Леонов).

Фотография Б.Л. Ванникова с автографом. Из личного архива А.И. Шокина

Для своевременного обнаружения подлетающих самолетов в составе «Беркута» имелись восемь разведывательных узлов на базе РЛС кругового обзора А-100[245]. Они были сопряжены с системой управления зенитными ракетными комплексами и истребительной авиацией ПВО и размещались по четыре на дальнем (200–300 км от Москвы) и ближнем (22–30 км) рубежах. С командных пунктов корпусов, созданных на базе разведывательных узлов дальнего рубежа информация о воздушной обстановке передавалась на ближний разведывательный рубеж, а оттуда – в полки. По техническим целям (сбор информации о воздушной обстановке, принятие решений и их передача исполнителям), а соответственно и по решениям, эти задачи близки к тому, чем занимался А.И. при создании систем инструментальной посадки самолетов.

В 1984 г. к А.И. Шокину приехал поздравить с 75-летием президент АН СССР А.П. Александров. В разговоре, законспектированном В.М. Пролейко, Александр Иванович вспоминал истоки радиолокации: быстрое переоборудование Лианозовского вагоностроительного завода[246], «в цехах, где в земляных ямах закаливали вагонные рессоры, директор Шабров организовал производство радиолокаторов», а на Преображенке «другой сильный директор Богородицкий под руководством Шокина, прекратив ремонт танков, за 1,5 месяца выпустил 37 РЛС (руководители, включая Шокина, получили премии по 37 тыс. руб.).

Командовали всем этим Булганин, Ванников. Ванников терпел возражения только от Лавочкина и предлагал всех посадить, чтобы их ничто (в т. ч. жены по ночам) не отвлекало, а потом, когда все будет сделано – выпустить и наградить».

За 4,5 года вокруг Москвы были сооружены два кольца бетонированных дорог (на расстоянии 50 и 100 км от центра города) общей протяженностью около 2000 км, развернуты две зоны радиолокационного обнаружения на станциях А-100, 56 зенитных ракетных полков со станциями наведения ракет Б-200 в железобетонных укрытиях, построены стартовые позиции ракет и специальные технические базы для их содержания и подготовки. За столь короткое время надлежало изготовить и настроить беспрецедентное для нашей радиоэлектронной промышленности количество радиоаппаратуры. Только для 56 ЦРН, учитывая, что каждый из них был двадцатиканальным, нужно было изготовить и настроить почти 1200 комплектов систем сопровождения целей и ракет, такое же количество передатчиков команд управления, столько же счетно-решающих приборов. Страна наша, только восстанавливаемая после войны, с неизмеримо более слабой экономикой, чем даже в сегодняшней России, успешно справилась и с этой задачей, еще раз продемонстрировав умение сосредоточить необходимые ресурсы на важнейшем направлении. Она не была бы выполнена, если бы государство не предоставило для ее решения (как и для решения других важнейших задач) неограниченные возможности, если бы руководство не располагало выдающимися учеными, конструкторами, организаторами, строителями, освоившими в годы войны науку создания новых производств буквально в чистом поле. И все эти работы были бы совершенно невозможны и бесполезны, если бы к этому времени в результате развития радиолокационной промышленности в СССР не было развернуто производство современных электронных приборов.

Участие А.И. Шокина в этой эпопее было отмечено в феврале 1953 года еще одной Сталинской премией, 2-й степени. Работа была секретной, и в дипломе ее суть опять не раскрывалась. Сам лауреат говорил, что получил премию за «третье кольцо». Постановление о присуждении премии было написано самими будущими лауреатами в приемной Л.П. Берии по поручению хозяина кабинета, удовольствовавшегося выслушанным докладом. Бывало, что совещания у могущественного патрона проходили совсем по-другому. Отец вспоминал, что, когда дела обстояли неважно, Берия на совещании угрожал арестом Алексенко и Шокину. Такие разговоры, что у Ванникова, что у Берии были как проверенный организаторский прием.

Но на сей раз, Берия сам устроил, ни с кем не согласовывая, быстрый выход постановления о присуждении премии, совсем незадолго до смерти И.В. Сталина. Дипломы Сталинских премий были огромные, с медальоном вождя, и А.И. было жаль расставаться с ними, когда в 1962 году с введением Государственных премий было предложено заменить и медали, и дипломы. Он считал, что первый диплом был действительно подписан самим Сталиным, и специально изучил эту подпись. Но, как и на втором дипломе, подпись оказалась факсимильной.

Министерство занималось не только военной техникой. Быстрое развитие радиотехники, внедрение радиометодов и электроники во многие отрасли народного хозяйства, с каждым днем повышавшийся спрос на радиоаппаратуру и радиодетали ставили перед промышленностью средств связи все новые и новые задачи, в том числе требовалось увеличение выпуска высококачественных массовых дешевых радиоприемников, радиол, телевизоров, радиодеталей для радиолюбителей и ремонта.

Батарейные радиоприемники переводились на комплектацию модернизированной серией пальчиковых ламп с током накала 25–30 мА. Их применение позволяло почти в два раза увеличить срок службы батарей. В 1951 году началось производство экономичных радиоузлов типа «КРУ-2», широко применяемых при радиофикации колхозов. Для укрупненных колхозов Министерство промышленности средств связи разработало в 1950 году специальный сельский радиоузел мощностью в 10 Вт. Отличаясь высокой экономичностью в отношении расхода электроэнергии, он приспособлен как для питания от батарей, так и от сети переменного тока.

Для радиовещания в том же году были начаты работы по определению основных технических путей освоения диапазона УКВ.

Рост понимания огромной политической и культурной роли, которую играет телевидение, заставляло уделять все большее внимание вопросам его развития в Советском Союзе, а главное – требовало развития телевизионной сети. В 1950 году предприятия Министерства промышленности средств связи изготовили оборудование для телевизионного центра в г. Киеве, который начал пробные передачи, в дни 34-й годовщины Великой Октябрьской революции.

В 1951 году была закончена разработка дешевого массового телевизора с электронно-лучевой трубкой, имеющей статическую развертку и фокусировку. Одним из серьезных недостатков телевизоров тех лет являлось появление на экранах их электронно-лучевых трубок так называемого ионного пятна. В 1952 г. был начат выпуск трубок для телевизоров КВН-49 с так называемыми «ионными ловушками», предотвращающими появление ионных пятен. Велась разработка передающих телевизионных трубок типа «супериконоскопов» высокой чувствительности. Наличие таких трубок позволяло создать телевизионные передвижки, имеющие важное значение для дальнейшего развития телевизионного вещания.

На высотных зданиях, строившихся в Москве, установка индивидуальных наружных антенн оказалась практически невозможной. Для высотного здания Московского государственного университета впервые была разработана и изготовлена коллективная телевизионная антенна с широкополосным усилителем для приема телевидения. Шли работы по созданию системы цветного телевидения, основанной на принципах, предложенных советским инженером Адамиаком, а также по созданию аппаратуры для высокочастотной связи и телеуправления по линиям электропередачи.

Приведенные сведения взяты из статьи начальника технического управления МПСС Г. Савельева[247].

В этом году Сталинских премий удостоено свыше пятидесяти работников промышленности средств связи. В их числе коллектив конструкторов, возглавляемый Е.В. Бухваловым, получивший Сталинскую премию за разработку новой радиостанции, коллектив конструкторов, возглавляемый В.Л. Великовским, удостоенный Сталинской премии за разработку новой радиоаппаратуры.

Сталинской премии удостоены также радиоспециалисты Г. Г. Бородзок за разработку многоканальной системы высокочастотного телефонирования, Б.А. Бочкарев за выдающиеся работы в области создания новых деталей для радиоаппаратуры, П. Богородицкий за разработку и организацию массового производства радиодеталей и многие другие. Работы, удостоенные Сталинских премий, знаменуют собой новый шаг советской науки и техники на пути их творческого развития.

5 марта 1953 г. И.В. Сталин умер. По долгу службы, впрочем, скорее всего совпадавшим с его душевным стремлением, А.И. Шокину пришлось в дни прощания неоднократно стоять в почетном карауле у гроба. Наверное, можно представить, что его тогдашние мысли в какой-то мере были созвучны настроению жены. Вот отрывки из чудом сохранившихся ее записей тех дней:

«Узнала страшную весть: умер т. Сталин. Это потрясло меня. Как будем жить без него, трудно представить. Народ был в тяжелом настроении. Страшно хотелось проститься с дорогим вождем, но делалось что-то невероятное. Толпы, толпы, толпы».

Муж ничего не мог сделать для того, чтобы помочь жене попасть в Колонный зал. Зато это удалось водителю персональной машины А.И. – молодой женщине по имени Надя. Она привела своего коллегу, который, сев за некую плату вечером 7 марта за руль ее «ЗиМа», сумел каким-то волшебным образом доставить обеих женщин через все кордоны к Дому Союзов со стороны Манежной площади.

«При входе в него <в Дом Союзов. – А.Ш. > стало как-то страшно, начало лихорадить… Цветов – море, и вот мы проходим мимо гроба.

Он лежит так мало похожий, а вместе с тем такой близкий, родной. Траурная музыка разрывает сердце, слезы затуманивают глаза. Хочется подольше быть у гроба, но это не разрешено. Медленно выходим из зала».

Смерть Сталина внесла в судьбу А.И. Шокина много перемен – и не всегда хороших. Одним из ее немедленных последствий стало сосредоточение и перераспределение власти в стране между преемниками, вылившееся в слияние многих министерств.

У дома № 5 по Малому пионерскому переулку. За рулем – Надя. 1952 г.

5 марта 1953 года МПСС было объединено с Министерством электропромышленности и Министерством электростанций в общесоюзное Министерство электростанций и электропромышленности СССР, которое возглавил М.Г. Первухин.

Михаил Георгиевич Первухин однажды уже возглавлял наркомат с таким названием (в январе 1939 – мае 1940 г.). Предыдущая его должность была заместитель Председателя СМ СССР, председатель Бюро по химии и электростанциям при СМ СССР. Главной тогда для него была атомная проблема, в решение которой он внес весомый вклад. Первыми заместителями Первухина стали бывший министр электростанций Д.Г. Жимерин и бывший министр электропромышленности Д.В. Ефремов. Бывшее МПСС поначалу оказалось явно на задворках нового ведомства. Г. В. Алексенко и И.Г. Зубович в новом министерстве остались лишь членами коллегии[248]. А.А. Захаров стал начальником 5-го (электровакуумного) главка. Только Г.П. Казанский остался в заместителях министра. Из этих перестановок напрашивается вывод, что новое руководство в тот момент не относило развитие электроники к первоочередным задачам.

А.И. Шокин с 16 апреля 1953 года тоже лишился должности заместителя министра – в новом министерстве он стал начальником 4-го специального отдела. Нина Алексеевна Паньшина, секретарь министра электронной промышленности в течение многих лет, сообщила автору, что она с А.И. Шокиным познакомилась как раз в этом объединенном министерстве, и тогда он был начальником мобилизационного отдела. Мобилизационная работа, связанная с подготовкой к войне, была «узким местом» в системе советского оборонного строительства с 1930-х годов. Руководители военного и промышленного ведомств ратовали за создание единого «мобилизационного» органа, который сосредоточил бы функции по-подготовке промышленности и экономики в целом к войне. Таким органом управления стала Постоянная мобилизационная комиссия при Комитете Обороны Совета народных комиссаров. В ее состав вошли представители военного руководства, руководители промышленности, органов безопасности, и на первом заседании, 4 мая 1938 г., присутствовали К.Е. Ворошилов, Н.И. Ежов, Л.М. Каганович, П.И. Смирнов, Н.А. Вознесенский (председатель Госплана), Б.М. Шапошников, М.И. Кулик, И.Ф. Тевосян идр.

Всеми специальными работами (по атомной промышленности, системам «Беркут» и «Комета», ракетам дальнего действия) отныне официально руководил Л.П. Берия, что было прописано в Постановлении СМ СССР от 16 марта 1953 г. № 697-355сс/оп «О руководстве специальными работами»[249]:

«<…> Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:

I. О Специальном комитете

1. Образовать при Совете Министров СССР Специальный комитет в составе тт.:

1. Берия Л.П. – председатель

2. Ванников Б.Л. – первый заместитель председателя

3. Клочков И.М. – заместитель председателя

2. Возложить на Специальный комитет при Совете Министров СССР руководство всеми специальными работами (по атомной промышленности, системам «Беркут» и «Комета», ракетам дальнего действия (…), осуществляемыми Первым и Третьим главными управлениями при Совете Министров СССР и другими министерствами и ведомствами.

Установить, что Специальный комитет:

– определяет планы развития специальных работ, размеры потребных для выполнения этих планов денежных ассигнований и материально-технических ресурсов и вносит их на утверждение Правительства;

– осуществляет контроль за ходом специальных работ и принимает меры по обеспечению выполнения установленных планов;

– принимает оперативные решения, касающиеся специальных работ, обязательные для министерств и ведомств, а в случаях, требующих утверждения Правительства, вносит свои предложения в Совет Министров СССР.

Для выполнения возложенных на него заданий Специальный комитет имеет свой аппарат.

II. О Первом и Втором главных управлениях при Совете Министров СССР

1. Объединить Первое и Второе главные управления при Совете Министров СССР в одно Главное управление – Первое главное управление при Совете Министров СССР.

2. Освободить т. Ванникова Б.Л. от обязанностей начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР в связи с переходом его на работу в Специальный комитет.

3. Назначить т. Завенягина А.П. начальником Первого главного управления при Совете Министров СССР.

4. Назначить:

т. Славского Е.П. – первым заместителем начальника главка т. Павлова Н.И. – заместителем начальника главка

Председатель Совета Министров Союза ССР Г. Маленков

Управляющий делами Совета Министров СССР М. Помазнев»

М.Г. Первухин сумел быстро разобраться в обстановке и за недолгое время пребывания на должности министра МЭСЭП успел сделать важнейшее дело – создать первый институт полупроводниковой электроники.

Огромное будущее транзисторов было тогда видно далеко не всем. Скорее наоборот, многие считали, что никакого серьезного применения у них быть не может вследствие слабой повторяемости параметров, неустойчивости к температурным изменениям и т. д. Такого инновационного органа, каким был Комитет радиолокации, уже не существовало, главные фрязинские люди были вакуумщики до мозга костей, все их заботы были в тот момент связаны с обеспечением виброустойчивости ламп.

Полупроводники от этого только отвлекали, тем более что детекторы НИИ-160 нашли применение не только в радиолокационной технике. Так, в июне 1950 года директор ИТМиВТ АН СССР академик М. Лаврентьев и заведующий лабораторией № 1, действительный член Академии наук УССР С.А. Лебедев направили в адрес НИИ-160 письмо с техническим заданием на германиевые детекторы, разрабатываемые НИИ-160 по постановлению СМ СССР от 11 января 1950 года. В августе 1951 года согласно другому постановлению СМ СССР институт должен был поставить Академии наук СССР 500 шт. кремниевых детекторов для использования в первых разрабатываемых в СССР электронно-вычислительных машинах МЭСМ (малая электронная счетная машина) и БЭСМ (быстродействующая электронная счетная машина).

Неудивительно, что первый успех в виде макета транзистора, созданный в лаборатории А.В. Красилова С. Мадоян, в 1949 году особого развития не получил. «Главный академик Иоффе», хотя и занимался активно полупроводниками, тоже не увидел приближающейся огромной роли транзисторов. В такой обстановке после передачи в 1952 году производства детекторов на Томилинский завод собственные цеха детекторов в НИИ-160 были ликвидированы, а многие сотрудники полупроводниковых подразделений уволены.

И так шло до ноября 1952 года, пока не вышел в свет специальный номер наиболее авторитетного радиотехнического журнала США «Труды института радиоинженеров», полностью посвященный транзисторам. Тут же в декабре по распоряжению заместителя начальника ТГУ Щукина заместитель министра промышленности средств связи Г.П. Казанский созвал совещание по этому вопросу и дал поручение его участникам подготовить предложения. В начале 1953 г. назначенный заместителем министра обороны А.И. Берг, со свойственным ему стремлением ко всему новому подготовил письмо в ЦК КПСС о развитии работ по транзисторам. Не позже мая М.Г. Первухин у себя в Кремле провел первое совещание с участием академиков А.И. Берга и А.Ф. Иоффе, посвященное развитию работ по полупроводникам и подготовке соответствующего постановления. Вот на этом совещании и были признаны необходимыми организация специализированного НИИ в составе МЭСЭП и развитие работ по полупроводникам в Академии наук.

Вскоре после этого Первухин специально поехал в НИИ-160, чтобы познакомиться с работами лаборатории полупроводников А.В. Красилова. Вопреки мнению своего первого заместителя, который считал, что и ОКБ будет достаточно, министр настоял, чтобы в постановлении было оговорено создание именно НИИ. В постановление были включены также пункты о создании межведомственного совета по полупроводникам под председательством заместителя министра В.И. Сифорова (а позднее – А.А. Захарова). Его членами были А.И. Берг, А.Ф. Иоффе и Б.М. Вул. Не забыли включить в текст постановления и организацию подготовки специалистов по полупроводникам. В конце мая и в июне подготовка постановления по полупроводникам вступила в заключительную стадию. Разместить новый НИИ было решено в Москве на площадях одного из ОКБ

б. Министерства электротехнической промышленности. Занимались там, в основном магнитами, в том числе для магнетронов, и против перехода ОКБ на полупроводниковую тематику возражали и руководство, и сотрудники, и особенно партийная организация. Вновь пришлось преодолевать возражения первого заместителя министра, так как это ОКБ было его любимым детищем. Зато для уцелевших специалистов полупроводникового направления из Фрязина возможность перейти в специализированный НИИ была хорошей вестью. Они и составили костяк специалистов нового института.

Какое-то время транзисторное направление продолжало интенсивно развиваться и в лаборатории С.Г. Калашникова в ЦНИИ-108. Оба института активно сотрудничали, в частности – в решении проблемы повышения выходной мощности и рабочих частот транзисторов, и в результате родилась идея нового технологического процесса «сплавления-диффузии», на основе которого на «Светлане» начали выпускать серийные германиевые транзисторы П1 и П2. Но в 1957 году А.И. Берг создал в системе Академии наук СССР новый Институт радиоэлектроники, который сам же и возглавил, сотрудники, занимавшиеся полупроводниковыми проблемами, перешли туда, и в ЦНИИ-108 это направление было свернуто.

А в Томилине уже шел серийный выпуск полупроводниковых детекторов для радиолокаторов, причем если обычные их типы получались неплохо, то миллиметровые (8-мм диапазона) никак не могли пройти военную приемку. Они были разработаны в 1950—52 годах в НИИ-160, прошли госиспытания и поначалу производились в цехе полупроводниковых приборов опытного завода. Механической основой конструкции таких детекторов являлся отрезок миллиметрового волновода, и конструктивно они были достаточно сложны. Руководство завода обвинило в неудачах главного конструктора приборов А.В. Красилова, хотя можно предположить, что, скорее, это было связано с недостаточной квалификацией самих заводчан, и пожаловалось в министерство. Рассмотрение жалобы было поручено А.И. Шокину. Вот как вспоминал эти события их «виновник»:

«<…> Особенно мне запомнилось рассмотрение им вопроса о производстве 8-миллиметровых детекторов на Томилинском заводе. Применение этих детекторов позволяло авиационным радиолокаторам со значительной высоты рассматривать не только группы зданий и сооружений, но и отдельные дома. <…> И если производство других типов детекторов, хотя и с трудностями, но было на заводе налажено, то миллиметровые детекторы научились делать с большим трудом. Я, как главный конструктор этих приборов, затратил много сил на перевод производства детекторов из НИИ «Исток» на Томилинский завод.

<…> Когда я был вызван к А.И. Шокину, то был поражен тем, как глубоко и детально он разобрался в проблеме. Он лично рассмотрел все вопросы разработки миллиметровых детекторов. Изучил отчеты по разработке, материалы испытаний, чертежи прибора и аппаратуры, на которой он собирался и контролировался. Дал ряд толковых указаний по его сборке. И, что самое главное, освободил меня от частых нервных и неприятных поездок в Томилино. Ведь я в то время был исключительно сильно загружен созданием нового отдела в НИИ «Пульсар» и разработкой новых видов транзисторов».

М.Г. Первухин с супругой и А.И. Шокин. Сочи, ноябрь 1956 г.

Первухину было непросто управлять большим количеством новых подчиненных из трех министерств. А.А. Захаров вспоминал случай в 1953 году, когда его и некоторых других товарищей министр подверг критике на коллегии по поводу «неразборчивых подписей» – разобрать их сокращенные каракули он не мог, а посему настаивал, что надо подписываться полной фамилией, приводя в пример писателей. Но это бы ничего, а вот чтобы ориентироваться в сложных проблемах незнакомой новейшей техники и принимать по ним ответственные решения, министру нужен был толковый советник. А.И. Шокин с его огромным опытом не только инженерной, но и аппаратной работы по созданию радиоэлектронных систем подходил для этой роли как нельзя лучше, и они сработались.

Кабинет Первухина находился в Кремле. А.И. тоже перебрался в Кремль. А.К. Катман, в то время работавший в КБ-1, вспоминает, как был у А.И. в Кремле по вопросам развития технологии печатного монтажа для перспективных зенитно-ракетных комплексов. Было это летом, в жаркую погоду, А.И. сидел в одной рубашке с закатанными рукавами у открытого окна.

Проблема становилась с каждой новой системой все более важной. С 1951 года в КБ-1 под руководством А.А. Колосова (ОКБ-41) велись работы по созданию системы ракетного вооружения истребителей-перехватчиков, в дальнейшем получившей обозначение К-5. К-5 изначально задумывалась как достаточно миниатюрное управляемое оружие, пригодное для размещения на фактически единственном реактивном истребителе тех лет МиГ-15 (позднее МиГ-17). Особенно малогабаритной должна была быть аппаратура, устанавливаемая на ракете для выработки сигналов управления движением. Вначале предусматривалось применение пальчиковых ламп, затем перешли на лампы типа «желудь», а от объемного монтажа перешли к печатным схемам.

Специальная конференция по вопросам печатных схем под руководством министра прошла в МПСС еще в феврале 1949 года. Были заслушаны доклады по различным технологическим приемам их изготовления на керамике и на пластмассах, продемонстрированы образцы, как функциональных узлов, так и приборов печатного типа. В период с 1948 по 1950 год к разработке методов печатного монтажа были подключены десятки организаций. Основой для его развития являлся накопленный еще перед войной опыт работ в области радиокерамики, в частности, непроволочных керамических катушек индуктивности. В 1950 году для радиоприемника «Москвич» был разработан новый вид платы, монтаж которой был выполнен способам печатания; это давало возможность значительно сократить затрату труда на монтаж радиоприемников. На 1952 году был намечен выпуск нескольких тысяч радиоприемников «Москвич», смонтированных этим способом.

Все было бы неплохо, но отсутствовало промышленное оборудование, которое позволяло массово производить аппаратуру по технологии печатного монтажа. Организовать его разработку и начать выпускать в необходимых количествах оказалось задачей куда более сложной и длительной, чем создание образцов самой аппаратуры. Только после 1956 года, когда уже в Министерстве радиотехнической промышленности наконец появилось необходимое оборудование, началось по-настоящему широкое применение печатного способа, как в гражданской, так и военной аппаратуре.

О характере другой работы (в том числе по С-25) А.И. Шокина в МЭСЭП и ее оценке свидетельствует сохранившийся собственноручно им написанный перечень приказов на премирование за 1953 год:

1. За 8 мес. 1953 г., т. Первухин № ОГ-916 от 09.09, 100 % окл.

2. За план 7 мес.1953 г., т. Первухин № ОГ-785 от 05.08, 100 % окл.

3. За выполнение монт[ажных]. работ, т. Жимерин № ОГ-1478 от 22.12, 4000 р.

4. За выполнение годового плана производства изд. А-100, т. Первухин № ОГ-1166 от 07.10, 10 000 р.

5. За апрель 1953 г., т. Первухин № ОГ-345 от 04.05, 50 % окл.

6. За декабрь 1953 г., т. Казанский № ОГ-180 от 25.01.54, 100 % окл.

7. За выполнение годового плана в 1953 г., приказ от 02.54.

Как видно из этого перечня, платить в аппарате министерства еще продолжали. Характерной чертой уже уходившей эпохи было то, что средняя зарплата научных и инженерно-технических работников была наивысшей, далее следовали управленцы, и самая низкая – у рабочих. Вскоре это распределение начало меняться и к концу семидесятых годов стало обратным.

Работа А.И. Шокина в качестве начальника 4-го спецотдела суперминистерства продолжалась недолго. Постепенно отраслевой принцип управления промышленностью стал возвращаться к нормальному виду.

В день ареста Л.П. Берии, заклейменного на июльском пленуме ЦК КПСС как враг народа и английский шпион, 26 июня 1953 года[250] были ликвидированы и слиты в Министерство среднего машиностроения Первое (атомное) и Третье (зенитно-ракетное) Главные управления. Министром был назначен В.А. Малышев. ТГУ в составе Средмаша было преобразовано в Главспецмаш, Рябиков назначен заместителем министра. С.М. Владимирского из аппарата Совмина перевели в КБ-1, сначала главным инженером, а потом начальником. В марте 1954 года, когда по системе С-25 широко развернулись монтажные работы, Главспецмаш был поделен на Главспец-монтаж во главе с Рябиковым, занимавшийся строительно-монтажными работами, и руководивший разработками Главспецмаш, начальником которого стал все тот же Владимирский.

24 августа последовало восстановление Министерства авиационной промышленности. Ставший Председателем Совета Министров СССР Г.М. Маленков, по-видимому, сохранил привязанность к авиации. Следующими стали радисты. 21 января 1954 года на базе предприятий радиотехнической, электровакуумной и телефонно-телеграфной промышленности Министерства электростанций и электропромышленности СССР было образовано общесоюзное Министерство радиотехнической промышленности СССР Министром был назначен В.Д. Калмыков.

Валерий Дмитриевич Калмыков родился в 1908 году в Ростове-на-Дону в семье служащего. С 16 лет работал электромонтером, затем техником, мастером, начальником цеха. Закончив в 1934 году МЭИ, он поступил на работу во ВГИТИС (НИИ-10), где занимал должности инженера-конст-руктора, главного конструктора и, наконец, директора. В 1949 году его назначили начальником четвертого ГУ Министерства судостроительной промышленности, а оттуда забрали в ТГУ.

МЭСЭП после выделения МРТП некоторое время продолжило свое существование, пока 14 апреля 1954 г. не было вновь разделено на Министерство электростанций и Министерство электропромышленности. А.И. Шокин некоторое время оставался при Первухине, восстановившем в декабре

1953 года свой пост заместителя Председателя СМ СССР. Только 26 октября

1954 г. постановлением Совета Министров СССР А.И. был утвержден заместителем министра радиотехнической промышленности, но ненадолго. Вновь вмешались перемены вверху. В конце февраля 1955 г. Хрущев добился ухода ГМ. Маленкова с поста председателя СМ СССР, заменив его Н.А. Булганиным. При этом Первухин стал первым заместителем Председателя Совмина и решил вновь взять к себе А.И. помощником. 2 марта 1955 г. Совет Министров СССР освободил А.И. от работы в Минрадиотехпроме с назначением на работу в аппарат Совета Министров СССР. И опять ненадолго.

Глава 11 МРТП – ГКРЭ

При образовании МРТП первым заместителем к Калмыкову назначили уже встречавшегося в этой книге Г. С. Хламова, до этого всю жизнь занимавшегося автомобилестроением, в том числе в 1950—53 годах на посту министра автотракторной промышленности СССР. Последняя его должность перед назначением в МРТП – заместитель министра в объединенном Министерстве машиностроения. После полутора лет пребывания в совершенно новой для себя и, скорее всего, малопонятной радиоэлектронной отрасли Хламов 23 июля 1955 года был назначен министром тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР. Вот тогда А.И. Шокина вновь вернули в МРТП, и 9 августа постановлением Совета Министров СССР он был утвержден первым заместителем министра радиотехнической промышленности СССР. Заместителями Калмыкова стали Казанский, Захаров, Аткарский, а позднее и Владимирский. По моим впечатлениям, наилучшие отношения, пожалуй, из всех у А.И. были все-таки с Казанским.

В течение этих семи лет с 1949 по 1955 год А.И. шесть раз менял место работы, причем он неоднократно говорил автору, что ни одной перемены в его жизни не проходило в соответствии с его желаниями. Для А.И. Шокина более важным, чем наименование занимаемой должности, были те возможности, которые она давала для наилучшего использования его личных качеств на то, что раньше называли «благо Отечества». Он не соблазнялся на всякого рода предложения, если они не соответствовали его оценкам именно с этой точки зрения. Например, рассматривался вопрос о назначении А.И. в Министерство обороны на должность заместителя министра по радиоэлектронному вооружению с присвоением генеральского звания. От этого предложения А.И. ушел, предложив М.М. Лобанова. Хорошо зная обстановку в высшей военной среде тех лет, он понимал, что ему – человеку штатскому – прижиться там будет невозможно. На этой должности даже А.И. Берг – человек хотя и военный, но все же чужак – удержался только три года и по состоянию здоровья перешел в Академию наук, став в 1957 году первым директором вновь созданного Института радиотехники и электроники (ИРЭ).

Примерно к тому же периоду времени относятся глухие мои воспоминания о разговоре родителей, когда летним вечером, приехав на дачу, отец сообщил, что есть намерение создать Министерство электровакуумной промышленности и назначить его министром, но он выступил и против этой идеи.

Работа в новом министерстве внесла в жизнь А.И. немало изменений. Впрочем, многие из них были связаны с общими переменами, происходившими в стране. Во-первых, после смерти Сталина стал нормальным сам режим работы: начало в 9 утра, окончание в 6 вечера (конечно, с неизменными задержками, но обычно не больше чем на час-два). Во-вторых, начались довольно регулярные командировки за границу.

Первая такая поездка – в Венгрию и Чехословакию – состоялась в апреле 1954 года. В Венгрии была развитая электро– и приборостроительная промышленность, и одной из главных целей визита было налаживание сотрудничества с известной электровакуумной фирмой «Tungsram». Поездка была довольно длительной, и за ее время А.И. Шокину удалось установить хорошие деловые отношения со своими партнерами, а с одним из них, Имре Натонеком, – просто дружеские. Впоследствии, бывая в Москве, Натонек нередко заходил в гости к А.И. домой. Был он человек веселый, неплохо говорил по-русски и знал огромное количество анекдотов. Их краткие изложения он записывал в маленькую книжечку, имевшую весьма большую толщину. При просьбе рассказать что-нибудь веселенькое он лез в карман за своей заветной книжицей, надевал очки, пролистывал и, ухватив что-нибудь подходящее, принимался за рассказ. Иван Демьянович, как его называли на русский манер, работал позже в венгерском торгпредстве и в итоге перебрался в Москву окончательно, к чему, возможно, его вынудили венгерские события 1956 года.

То, что эти события надвигались, А.И. почувствовал в Венгрии быстро, хотя всего их масштаба не предвидел. Но, как человек с высоким чувством ответственности и с истинно государственным подходом ко всему, чем бы ни занимался, он и здесь сделал попытку повлиять на события, о чем свидетельствует небольшой эпизод. В одну из поездок в Венгрию А.И. обратил внимание на огромный портрет Сталина в полный рост, висевший над парадной лестницей советского посольства, и высказал послу, что на этом месте, учитывая настроения в венгерском обществе, более приличествовал бы портрет основателя Советского государства Ленина. Впрочем, это было и его собственное мнение, так как при всем своем уважении к Сталину А.И. Шокин никогда не любил славословий в его адрес и не ставил его вровень с Лениным. Посол выслушал это с видимым неудовольствием и даже пытался возражать, оставив в целом не самое лучшее впечатление у А.И. Шокина, а первое впечатление, как говорят, самое верное. А послом был не кто иной, как Ю.В. Андропов. Воспоминания об этой их первой встрече мне довелось слышать еще при жизни Л.И. Брежнева и позже, когда Андропов сам стал Генеральным секретарем.

Но эти командировки были все же только отвлечением от основной работы, которая все усложнялась. Начавшаяся в молодости для А.И. Шокина с технологии изготовления прецизионных механических деталей, она казалась слишком уж разноплановой. Но все столь разнородные части его опыта, описанные в предыдущих главах, благодаря стремительному прогрессу электроники теперь сходились в едином поле, которое описывается понятием «системы управления».

Главными потребителями вычислительной техники на первом этапе выступали создатели ракетного и термоядерного оружия. Эти работы были в ведении Л.П. Берии, и он не дал развернуть партийным философам всесокрушающую мощь критики вычислительной техники так, как им это удалось в генетике – у него там своих интересов не было, а других защитников не нашлось. Что бы ни писали сегодня о борьбе с кибернетикой в нашей стране, но в реальности она развивалась именно по государственным планам и при поддержке органов власти.

Работы по созданию универсальных электронных цифровых вычислительных машин были начаты в 1948 году и в промышленности (упомянутый проект «Топаз» Б.М. Коноплева), и в Академии наук СССР, где в 1950 году под руководством С.А. Лебедева была построена первая в Европе и 25 декабря 1951 года запущена в эксплуатацию ЭЦВМ МЭСМ. В книге уже приводилось Постановление Совета Министров СССР № 4663–1829 от 17 декабря 1948 г., в соответствии с которым было создано ведущее предприятие по разработке вычислительной техники СКБ-245 – будущий НИИЦЭВТ.

В январе 1952 г. началась эксплуатация ЭЦВМ М-1 с логическими схемами на полупроводниковых диодах (И.С. Брук, Н.Я. Матюхин, А.Б. Залкинд). В 1952 г. были разработаны ЭВМ БЭСМ – самая быстродействующая по тому времени в Европе (8 тыс. операций в сек.), и «М-2». Правда, по 1952 год создавались только единичные образцы цифровых вычислительных машин, которые использовались одновременно как для проведения особо важных расчетов (сильно засекреченных), так и для отладки конструкторских и технологических решений. Но после того, как академик Лаврентьев написал Сталину письмо о необходимости развития этой области науки и техники, в 1954 году в СССР было начато серийное производство электронных ЦВМ 1-го поколения. Разработка первой серийной цифровой машины «Стрела» (главный конструктор Ю.Я. Базилевский) была проведена в СКБ-245 и в 1953 году закончена с изготовлением опытного образца. Вся серия составила всего семь машин, выпушенных заводом САМ в 1954–1957 годах, но, тем не менее, 1954 год – это год становления отечественной индустрии ЭВМ.

В 1956 году вал цифровых методов обработки сигналов достиг и систем управления средствами вооружения. Аналоговые электромеханические и электронные счетно-решающие устройства начали уходить в прошлое. В 1957–1959 годах для командных пунктов ПВО была разработана сначала ламповая, а затем полупроводниковая ЭВМ «Радон» (СКБ-245, Ю.Я. Базилевский, С.А. Крутовских) с расширенной полупроводниковой памятью. Здесь же шло создание цифровой управляющей машины для системы дальней ПВО «Даль», разработку которой самостоятельно, в качестве головного, начал С.А. Лавочкин после участия в разработке С-25. А.И. Берг теперь активно занялся пропагандой вычислительной техники и кибернетики и возглавил в 1956 году соответствующую кафедру в МФТИ, где был создан факультет радиотехники и кибернетики. Еще одной кафедрой – вычислительной техники – стал заведовать С.А. Лебедев.

А.И. Шокин вспоминал это так: «Сначала [А.И. Берг] объявил кибернетику антимарксистской лженаукой, («человека нельзя заменить»), а Н. Винера – мракобесом, затем возглавил Совет по кибернетике»[251].

Столь широкие перспективы перед цифровой вычислительной техникой открыли полупроводники, в первую очередь полупроводниковые диоды:. Выгоды от их использования в ЭВМ были столь велики, что в СКБ-245 организовали собственное подразделение по их разработке. С транзисторами было сложнее. При первоначальных обсуждениях необходимости развития полупроводниковой промышленности с учетом заокеанского опыта, где транзисторы наиболее широко применялись в слуховых аппаратах, звучали предложения поручить эту проблему Минсобесу. Но жизнь быстро расставила все по своим местам. Ракетная система класса «воздух-воздух» К-5 прошла наконец госиспытания. Вопрос «О состоянии работ по вооружению истребителей-перехватчиков управляемым реактивным оружием» был 19 января 1956 года рассмотрен на заседании Президиума ЦК КПСС под председательством Хрущева. Вот оценка:

«Предупредить т. Хруничева[252]: плохо работает.

Очень отстали с авиацией, использованием атомной энергии в мирных целях

Купить полупроводники, переходить на сантиметровые волны.

О малогабаритных деталях – правильно.

Очень беззаботно относится т. Хруничев, предупредить его.

Не спросили Ломако.

Указать т. Хруничеву, что он несерьезно относится к своим обязанностям, а готовит документы в ЦК бюрократически.

Поручить этим же товарищам + Ломако[253] [254], Тихомирова*, Аристова, Сербина собрать людей у Хруничева, м.б. послать на заводы партработников разобраться и принять меры.

Привлечь Серова[255], прозондировать возможность покупки за границей того, что нам нужно.

Срок – неделя»[256].

Если попытаться расшифровать эту запись, то получится, что разработчики оружия из министерств вооружения (КБ-1) и авиапромышленности (НИИ-17) списывали низкое качество своего изделия на отсутствие необходимых компонентов, которые поставляло МРТП, но основные шишки достались Хруничеву, возглавлявшему комиссию – предшественницу ВПК. Разработанный его комиссией проект постановления был отклонен и с привлечением П.Ф. Ломако, С.М. Тихомирова и И.Д. Сербина комиссии было вновь поручено принять меры к обеспечению работ всем необходимым и в недельный срок доложить свои предложения в ЦК КПСС. Несмотря на свои явные недостатки, пионерский комплекс с ракетой К-5 все же был принят на вооружение, ракета запущена в серийное производство, и в модернизированных вариантах состояла на вооружении до 1980-х годов.

Из этой записи видно, что недопустимость положения с полупроводниковой техникой начал доходить даже до Хрущева, в первую очередь озабоченного, как и прежде, развитием тяжелой промышленности и сельского хозяйства. Но закупить необходимую комплектацию в необходимых количествах за границей не мог даже И.А. Серов. Неудивительно, что на

XX съезде вопросы создания вычислительной техники и автоматизации производства уже были удостоены внимания. Еще большее внимание было уделено и вычислительной технике и полупроводникам на внеочередном XXI съезде КПСС (27.01—5.02.59 г.) при утверждении контрольных цифр развития народного хозяйства на «семилетку» 1959–1965 годов, сверстанной взамен оказавшейся нереальной 6-й пятилетки. На этом съезде, на котором А.И. Шокин присутствовал с гостевым билетом, говорилось о возрастании роли радиоэлектроники, особенно в связи с появлением полупроводниковых приборов. В принятом семилетнем плане было намечено значительно расширить действующие и построить новые предприятия полупроводниковой промышленности. Именно в 1959 году были основаны Александровский, Брянский, Воронежский заводы полупроводниковых приборов. В октябре 1959 года Совмин СССР принял постановление «О мерах по увеличению производства, расширению ассортимента и улучшению качества товаров культурно-бытового назначения и хозяйственного обихода». Постановление предусматривало среди прочего увеличение выпуска радиоприемников, радиол, телевизоров и магнитофонов с применением печатных схем и полупроводников.

Вторая половина пятидесятых годов ознаменовалась рядом событий, подведших некий итог послевоенным усилиям советской оборонной промышленности. Для судьбы А.И. Шокина, принимавшего в них активное участие, они во многом тоже оказались и итоговыми, и определяющими.

Сегодня просто непостижимо, как наряду с огромными усилиями по развитию военной электроники за первые десять послевоенных лет была успешно выполнена программа по развитию телевидения и другой бытовой радиотехники, и это было выполнено только благодаря развитию радислокации. С первых дней своего существования НИИ-108 институт был тесно связан с Советом по радиолокации. Поскольку по радиолокационной тематике готовых специалистов в стране можно было найти только несколько человек, привлекали кадры всех радиотехнических специальностей, и в частности, эвакуированных инженеров из ленинградского НИИ-9 во главе с А.А. Селезневым[257], занимавшихся телевизионной тематикой. Они составили коллектив первой разрабатывающей лаборатории, № 16, и одним из главных направлений работы института, таким образом, стала телевизионная тематика. С окончанием войны в стране было принято решение вернуться к быстрому развитию телевидения, причем отнюдь не только в военно-технических интересах. Помимо чистой диверсификации промышленности и экономических соображений расширения товарооборота при переходе на мирный путь развития, страна нуждалась в сильном пропагандистском оружии, каковым являлось телевидение.

Задача по восстановлению Московского телевизионного центра (МТЦ) была поставлена в начале лета 1945 г. на совещании у первого заместителя наркома электропромышленности И.Г. Зубовича, на котором от ВНИИ-108 присутствовали А.И. Берг и А.А. Селезнев. Предлагалось использовать не только технический задел наших разработчиков, но и потенциал немецких специалистов в области телевидения. Разработку конкретных предложений И.Г. Зубович считал особо важной задачей и выделил на это не более 1,5 месяца [258].

Была сформирована группа специалистов во главе с А.А. Селезневым для отправки в Германию. Они должны были изучить состояние телевизионной промышленности и оценить ее возможности для быстрого развития телевизионного вещания в СССР, ознакомиться с оборудованием Берлинского радиодома и телевизионного центра «Германское имперское радиовещание», телевизионным институтом «Бош-Фернзее» (г. Смржовка, Чехословакия), а также изучить научную и промышленную базу ряда высших учебных заведений Советской зоны оккупации. На основе предложений группы А.А. Селезнева 12 октября 1945 г. вышло Постановление СНК СССР № 2611-709с «О мероприятиях по восстановлению Московского телевизионного центра». Вот его основные пункты:

«…п. 1 обязал комитет по радиофикации и радиовещанию при Совнаркоме СССР восстановить Московский телевизионный центр и организовать телевизионное вещание в Москве с четкостью изображения 343 строки с декабря 1945 г., с четкостью изображения 625 строк с 4-го квартала 1946 г.

п. 2 поручил НКСвязи, Наркомэлектропрому и комитету по радиофикации и радиовещанию при СНК СССР к 30 октября 1945 г. предоставить в Совнарком СССР предложения по восстановлению трофейного телецентра.

п. 7 в целях проведения научно-исследовательских, проектных и конструкторских работ по гражданскому и военному применению телевидения, обязать Наркомэлектропром организовать в 1945 г. в г. Москве Всесоюзный научно-исследовательский институт телевизионной техники (ВНИИТ) с опытным заводом. Совнарком СССР считает первоочередными задачами ВНИИТа:

а) разработку передающей и приемной телевизионной аппаратуры для передачи и приема изображения четкости в 625 строк,

б) разработку новой усовершенствованной системы телевидения с более высокой четкостью изображения,

в) разработку приемной аппаратуры для демонстрации телевизионных программ на больших экранах,

г) проведение НИР по передаче телевизионных программ по ретрансляционным линиям,

д) проведение НИР по цветному и стереоскопическому телевидению,

е) проведение работ, связанных с использованием телевизионной техники для специальных целей».

Во исполнение указанного постановления СНК СССР в НКЭП был издан приказ К-499с от 17 октября 1945 г., в котором в частности было записано:

«…п. 1а) в двухнедельный срок представить предложения об организации в г. Москве в системе 2-го ГУ Всесоюзного научно-исследовательского института телевизионной техники (ВНИИТ) с опытным заводом, с включением в состав его работников телевизионной группы НИИ-108 <…>».

В следующих пунктах было предписано:

«а) разработать следующие образцы телевизионных приемников с четкостью изображения 625 строк:

– Т-1 настольного телевизионного приемника с 7-дюймовой трубкой без широковещательных диапазонов – в марте 1946 г.,

– Т-2 настольного телевизионного приемника с 9-дюймовой трубкой с широковещательными диапазонами – в марте 1946 г.,

– Т-3 консольного телевизионного приемника с 12-дюймовой трубкой с широковещательными диапазонами – в июне 1946 г.,

– Опытный телевизионный трансузел и образцы абонентских телевизионных приемников в октябре 1945 г.

б) провести проверку, ремонт и настройку имеющихся в Москве телевизионных приемников, доукомплектовать приемники 17ТН-1 кинескопами до ноября 1945 г.

в) закончить работы по переводу радиотехнических устройств Московского телевизионного центра на новый стандарт (625 строк) в 4-м квартале 1946 г.

Директорам заводов № 528 и № 616 организовать производство телевизионных приемников «Т-1» и «Т-2» по 100 штук каждого типа в 3-м квартале 1946 г., а также первой партии телевизионного приемника тип «Т-3» количеством 50 штук в 4-м квартале 1946 г.

Пункт 4 постановления обязал Наркомавиапром организовать на заводе № 289в г. Ленинграде производство телевизионных приемников «Т-2» и обеспечить выпуск первой партии приемников в количестве 50 штук в 3-м квартале 1946 г., и 500 приемников этого же типа в 4-м квартале 1946 г.».

На основании этого постановления СНК СССР было подготовлено обращение в СВАГ об организации телевизионного производства в Германии, как филиала ВНИИТ, и 12 февраля 1946 г. в Берлине вышло секретное постановление Военного совета ГСОВГ № 022 об организации филиала Центрального Московского телевизионного института в Германии, в котором было записано:

«В целях изучения и использования опыта немецких специалистов в области разработок, конструирования и производства телевизионной аппаратуры Военный совет постановляет:

1. Создать при СВАГ филиал Центрального Московского телевизионного института НКЭП СССР, подчинив его Управлению научно-технических работ СВАГ.

2. Назначить уполномоченного НКЭП по филиалу телевизионного института НКЭП СССР полковника Васильева уполномоченным СВАГ на данном предприятии.

3. Дислоцировать филиал телевизионного института в г. Арнштадт федеральная земля Тюрингия».

Далее в постановлении пунктами 4, 5, 7, 10, 11 предусматривалось обеспечение филиала телевизионного института производственными площадями, жильем, автотранспортом, охраной, шифрованной связью с НКЭП, а также финансовое обеспечение, перевозку немецких специалистов из Чехословакии в Германию, питание и авиасвязь с Москвой. Подписали это постановление:

«Главноначальствующий СВАГ – Главнокомандующий ГСОВГ,

Маршал Советского Союза Жуков, Член Военного совета ГСОВГ, генерал-лейтенант Телегин».

В основу разработок комплектов аппаратуры для вещания и приема передач были сразу заложены прогрессивные стандарты, обеспечившие высокое качество телевизионного сигнала: разложения кадра в 625 строк (наибольшее в мире) и частотной модуляции в канале звукового сопровождения. В соответствии с Постановлением СНК от 15.03.46 г. был воссоздан ленинградский ВНИИ телевидения (ВНИИТ), и на новый стандарт Московский ТЦ был переведен уже в 1948 году, а Ленинградский – в 1951-м. По типовым проектам, разработанным во ВНИИТе, в последующие годы были построены ТЦ в других городах СССР, в некоторых странах Восточной Европы и Китае.

На показе техники в Кубинке. Слева направо: 4-й – Р.П. Покровский, 6-й – С.С. Бирюзов, 8-й – А.И. Шокин, 12-й – В.Д. Калмыков, 15-й – Г.К. Жуков, 21-й – А.А. Расплетин (?), 22-й – Н.А. Пилюгин, 23-й – С.М. Владимирский. 1955 г.

К моменту создания МРТП в стране работали три телевизионных центра с общим объемом программ 3300 часов, к концу 1955 года их действовало девять (5600 часов в год), в 1956 году – девятнадцать (11 000 часов в год), а в 1957 году в СССР действовали 24 телевизионных центра. Для обмена программами между телецентрами и решения других связных задач в 1958 году была разработана 1920-канальная система передачи по коаксиальному кабелю. Велись разработки радиорелейных линий связи. За 1947–1954 годы выпуск радиовещательных и телевизионных приемников увеличился более чем в 7 раз.

Для осуществления программы развития телевидения требовались свои специфические электронные приборы, среди которых главное место принадлежало передающим и приемным телевизионным трубкам. Разработки передающих трубок велись в вакуумном отделе ВНИИТ из четырех лабораторий и опытного цеха. В 1948 году отдел возглавил Г. С. Вильдгрубе, и с этого момента дальнейшее развитие данного направления техники в нашей стране неразрывно связано с его именем.

До последнего времени ТВ-вещание из всех студий страны и передвижных ТВ-станций велось исключительно на передающих трубках отечественного производства. Вплоть до середины 50-х годов на телецентрах страны находились в эксплуатации телевизионные камеры и кинокамеры, разработанные на основе иконоскопа ЛИ-1. Затем на смену иконоскопам пришли более совершенные по принципу действия супериконоскопы. первым из которых стал малогабаритный ЛИ-З, разработанный в

1948–1950 годах под руководством Б.В. Круссера. За супериконоскопами последовали суперортиконы, отличающиеся большей чувствительностью и отсутствием паразитного «черного пятна». Их разработка была начата еще в 1945 году, но из-за огромного количества конструктивно-технологических проблем растянулась на долгие годы. Никак не удавалось отработать узел двусторонней мишени, определяющей все характеристики суперортиконов. Надо было научиться делать стеклянные пленки толщиной не более 5 мкм и металлические сетки с сотнями тысяч и миллионами отверстий диаметром 15 мкм. Наконец был создан удачный суперортикон ЛИ-17 (руководитель – Е.М. Пономарева). За счет применения нескольких конструктивно-технологических новшеств его чувствительность по сравнению с предыдущими вариантами выросла в 5 раз.

Испытания на Московском телецентре в 1952 году, и в первую очередь на передвижных телевизионных станциях, подтвердили высокие технические и эксплуатационные качества новой трубки. В 1955 году началось ее серийное производство, и на долгие годы ЛИ-17 стал основой для передвижных станций и многих других видов телевизионной аппаратуры самого разного назначения.

В 1948 году началась разработка еще более перспективных малогабаритных (диаметр 25 мм, длина 150 мм) передающих трубок для различной передвижной аппаратуры – видиконов. Максимальной их простоте в настройке и в эксплуатации было отдано предпочтение даже перед такими параметрами, как разрешающая способность и чувствительность. Освоение серийного производства видиконов позволило приступить в середине 50-х годов к созданию нового массового класса телеаппаратуры – промышленных телевизионных установок (ПТУ).

Что касается приемных телевизионных трубок – кинескопов, то послевоенным первенцем стал разработанный в 1947 году кинескоп с диаметром экрана 18 см. В следующем году его начал серийно выпускать Московский электроламповый завод. Именно эти трубки использовались в первых послевоенных моделях отечественных телевизоров «Москва-1», «Ленинград-1» и знаменитом КВН-49. Для обеспечения выпуска ставшей сразу популярной домашней техники массовое производство этого кинескопа и его модификаций было организовано и на других новых электровакуумных заводах.

Трубки с диаметром экрана 18 см не могли долго удовлетворять потребителей телевизоров. Чтобы разглядеть картинку, к телевизору требовалось купить еще и линзу: огромную, полую, наполненную дистиллированной водой стекляшку. Необходимо было увеличение размеров экрана самой трубки, и в течение 1948—52 годов были разработаны и освоены в массовом производстве трубки с диаметрами колб 31 и 40 см. Однако, при простом увеличении размеров колбы непомерно возрастал объем, занимаемый кинескопами в телевизорах. Чтобы ящик телевизора не разрастался сверх меры, дальнейшее развитие кинескопов пошло по двум направлениям.

Во-первых, колбы стали делать с прямоугольным, а не круглым экраном. Первые такие трубки с металлическим конусом оболочки были разработаны в 1953 году и выпускались потом длительное время. И все последующие кинескопы разрабатывались только с прямоугольным экраном, но с более дешевой цельностеклянной оболочкой.

Во-вторых, трубки стали делать короче за счет увеличения отклонения электронного пучка. Если у первых трубок, созданных в 1948–1952 годах, угол отклонения был 55°, то в 1954–1955 годах – 70°, а в 1958–1963 годах – 110°. Совершенствование кинескопов шло также по линии улучшения электрических и светотехнических характеристик.

Весной 1955 года в ранге помощника первого зампреда Совмина А.И. поехал в Англию, Голландию и Францию. Наряду с другими заданиями командировки были и вопросы телевидения. Поездка была интересной, с посещением нескольких телецентров. Об этой поездке осталась память: фотокарточка двадцатилетней дикторши марсельского телецентра с пожеланием для А.И. когда-нибудь выступить в ее программе. В Англии А.И. взаимодействовал с нашим послом в Лондоне Яковом Александровичем Маликом. Это знакомство оказалось очень приятным, и было подкреплено поздней осенью пятьдесят шестого в Сочи, где они вновь встретились во время отпуска. Взаимная симпатия, хотя и не перешедшая в дружбу домами, сохранялась всегда и проявлялась во взаимном обмене поздравлениями с праздниками, общением на приемах и т. д.

На очереди стоял переход к цветному телевидению. В «Директивах ХХ съезда КПСС по шестому пятилетнему плану на 1956–1960 годы» так и было записано: «…приступить к внедрению цветного телевидения».

Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. За рубежом на решение принципиальных проблем, среди которых самой трудной была проблема синтеза цветного изображения, потребовалось целых двадцать лет усилий ученых и инженеров многих стран. Наилучшим ее решением для массового выпуска недорогих, устойчиво работающих телевизоров с высоким качеством изображения, оказалось применение масочной приемной телевизионной трубки. Она была способна воспроизводить почти все цвета, встречающиеся в природе, включая обычное черно-белое изображение.

Мало кому известно, что экспериментальные передачи цветного телевидения начались в Москве еще в 1956 году. Один из телевизоров, еще очень несовершенный, с вращающимся внутри диском был установлен на опытную эксплуатацию в квартире А.И., и один или два раза в неделю по нему можно было посмотреть какой-либо цветной фильм. Картинка часто сбивалась, и уже к моменту начала опытной эксплуатации было известно, что этот путь тупиковый.

Через неделю после окончания ХХ съезда КПСС, 2 марта 1956 года, спустя двадцать с лишним лет, А.И. вновь отправился в Америку для участия в работе программы «Демонстрация Соединенными Штатами цветного телевидения», проходившей в Нью-Йорке с 5 по 18 марта. Вылет из Москвы должен был быть поздним вечером, а днем малолетний тогда автор этих строк пришел домой с гуляния на Патриарших прудах со сломанной в локте рукой. Бедному отцу пришлось самому наложить шину из школьной линейки и вместе с матерью везти меня в поликлинику. Сломаны были со смещением обе кости: лучевая и локтевая. Тяжелый был вечер.

Прогресс техники за двадцать с лишним лет, прошедших с первого визита в Америку, позволил на этот раз пересечь океан на самолете. Четырехмоторный поршневой авиалайнер компании Air France, вылетевший 6 марта рейсом Париж – Мехико, находился над водой четырнадцать часов. Первая часть демонстрационной программы (по 9 марта) была организована совместными усилиями Национального комитета по телевизионным системам (NTSC) и Ассоциации производителей радио-, электронных и телевизионных изделий. Обсуждались очень важные вопросы – определение и утверждение практической системы цветного телевидения, которая была бы совместима с существующей монохромной системой и могла действовать внутри монохромных каналов. Техническое задание на нее было сформулировано в 1954 году. Вторая часть программы проходила 12 марта и состояла из демонстрации практических достижений в цветном телевидении Американской радиокорпорации (RCA). Официальная часть завершилась 13 марта заседанием в режиме «вопросов и ответов» со стороны NTSC, проведенным при содействии Государственного департамента США в штаб-квартире Организации Объединенных Наций. Далее, в период с 13 до 18 марта, был организован показ достижений других заинтересованных американских компаний. Делегаты, пожелавшие с ними познакомиться, могли по своему выбору посетить частным образом компании, включенные в программу.

Знакомство с достижениями американцев в области цветного телевидения, естественно, не исчерпывалось посещениями конференций, хотя и это было полезно. Однако до создания аналогичной техники в СССР было еще очень далеко. Технологические трудности изготовления масочного цветного кинескопа были огромны. На экран надо нанести около 2 миллионов участков красного, зеленого и синего люминофоров. Три электронных луча, должны одновременно пробегать каждый только по участкам только своего люминофора, перепрыгивая через чужие участки, для чего и требуется маска. Поэтому каждый участок строго определенных размеров должен быть расположен точно в отведенном ему месте, а их чередование должно идти в строгой последовательности. Первый в нашей стране трехпушечный масочный кинескоп с круглым экраном диаметром 53 см, металло-стеклянной оболочкой и углом отклонения 70° появился только в 1959 году. Эти кинескопы могли изготавливаться только небольшими партиями в опытном производстве и использовались для экспериментальных работ по разработке телевизионных приемников. Модели, пригодные для серийного производства, а главное, технология и промышленное оборудование для их массового выпуска, появились только к середине 60-х годов после выделения электронной промышленности в самостоятельную отрасль.

Несколько забегая вперед, заметим, что, когда решался вопрос о выборе системы кодирования цветного телевизионного сигнала, А.И. Шокин, как специалист, отстаивал целесообразность принятия у нас в качестве стандарта западногерманской системы PAL, – модификации американской системы NTSC. Однако тогда Хрущев проводил политику сближения с Францией в пику «германским реваншистам», и по чисто политическим соображениям было заключено межправительственное соглашение о разработке советско-французской системы SECAM с заведомо несколько худшими параметрами цветопередачи.

Посмотреть в США было на что. Развитие радиоэлектронной промышленности шло здесь быстрыми темпами: 230 % в 1954 году по отношению к 1947 году, при том, что общее число рабочих оставалось более или менее постоянным, колеблясь в пределах 500 тысяч. Хотя выпуск радиовещательных приемников в 1954 году сократился по сравнению с 1948 годом почти на 40 %, но за это же время выпуск телевизоров возрос в 7 раз. Наряду с крупными фирмами радиопромышленность США составляло значительное количество средних и мелких фирм, с небольшим количеством рабочих и специализированных на производстве одного сорта деталей, что позволяло им выпускать изделия высокого качества и небольшой стоимости.

Предприятия крупных фирм, выпускающие радиоэлектронную аппаратуру, по существу, были только сборочными, монтирующими аппаратуру из деталей, получаемых от других фирм. Значительную роль в росте радиопромышленности США играли правительственные заказы для нужд вооруженных сил, гражданской авиации и др. В 1954 году эти заказы составили 3,5 млрд долл. при общей стоимости всего проданного электронного оборудования (включая взаимные поставки между фирмами) в 7,6 млрд долл.

Во время поездки в Америке было закуплено много образцов, в основном новейшей бытовой радиоаппаратуры. Довезти этот груз самолетом было невозможно и технически и финансово, поэтому на обратном пути А.И. Шокину пришлось пересекать Атлантику вновь на судне. 21 марта он отплыл на самом большом в мире лайнере RMS Queen Elizabeth из Нью-Йорка в Шербур. В списке пассажиров помимо Mr. Alexander Chokine (так во французской транскрипции выглядела его фамилия в загранпаспорте, что приводило к искажениям ее звучания на английском) был еще только один русский Mr. Anatoli V Zorin. На борту парохода А.И. написал письмо: «Cunard Line RMS «Queen Elizabeth»

25/III-56 г. 21.00 Здравствуй дорогая Симушка!

(Наверное прочла заголовок и подумала: «Какой он ласковый в письмах, а вслух так не говорит!!Верно?»)

Пишу письмо на борту парохода «Королева Елизавета». Завтра – в 12 ч. по парижскому времени (2 ч. дня в Москве) должны прибыть в порт Шербург. Из порта – специальным поездом в Париж.

Пароход очень большой и комфортабельный. Он по тоннажу в 4 раза больше, чем «Россия». Описывать его заняло бы слишком много места. Посылаю для Шурика картинку парохода «Королева Мэри». Он по величине и по внешнему виду похож на наш корабль, только у нашего 2 трубы. Еду в I классе со всей «знатью». Многое для нас здесь необычно и странно. Ресторан, кинотеатр, бассейн, зимний сад, курительные комнаты, главный зал отдыха – все поражает богатой отделкой, своими размерами и высотой. На пароходе едет небольшой оркестр, органист которого дает концерты и играет для танцев каждый день. Кино на пароходе широкоэкранное, показывают 2 раза в день. Устраиваются различные игры и т. д. и т. п. Пожалуйста, не завидуй – я почти ничего не видел и тем более ни в чем не принимал участия. Дело в том, что первые 3 дня была сильная качка и у меня очень болела голова, так что пришлось лечь. Все остальное время стараюсь проводить на открытой палубе, т. к. очень легко дышится на морском воздухе. В нашей каюте имеется камин, воздух, по нашему желанию, может подаваться любой температуры, имеем отдельную ванную с горячей и холодной водой, душ, богатые кровати, мягкую мебель, зеркала и т. д. В Америке я порядком устал, так что на пароходе отдохну.

Никак не могу привыкнуть к пище. Обилие всего – фруктов, овощей, соков, сладостей, мяса, птицы, рыбы и т. д., но как мне хочется наших щей, гречневой каши и хорошо изжаренного мяса. Это правда, а не для красного словца. Вот уж правда: на вкус товарищей нет. С нетерпением жду возвращения в Москву. Так хочется вас всех видеть. Получил телеграмму от Аткарского в Нью-Йорке. Когда прочел первые два слова о Шурике, страшно испугался, подумал что-то плохое, но потом дочитал фразу и успокоился. Из Парижа числа 1-2-го поедем в Лондон, а затем в Амстердам. В Москве ожидаю быть между 12–15 апреля.

В Нью-Йорке нас застал сильный ураган. Здесь шел снег и дул сильный ветер. Движение в городе по улицам и шоссе остановилось, дети не ходили в школу, многие предприятия не работали. 160 человек погибло от холода. Удивительно, такая сильная технически страна, как Америка, буквально становится беспомощной от обильно выпавшего снега.

За две недели нам (во всяком случае мне) в Америке очень надоело, и мы с радостью ее покинули. Обстановка там для нас напряженная, так и ждали какой-нибудь гадости. Правда, при нас все обошлось как будто тихо.

Как-то вы там в Москве? Я старался о вас не думать, т. к. всякое воспоминание вызывает у меня чувство беспокойства. Но одно дело стараться не думать, а другое – не думать. Нет да нет, а мысли все там, в Москве, возле вас. Как мой Шурик? Как его рука? Он, наверное, уже забыл обо мне. А вот Иринка, я уверен, скучает, хотя своих чувств вслух и не выражает. Ты, конечно, наконец-то «освободилась» и живешь по рецепту Лиды «в свое удовольствие». Я рад этому – надо же тебе отдохнуть от непрерывного «надзора» и «опеки» мужа. Передавай привет всем.

Крепко вас целую и обнимаю. Ваш – Ш.

Снег в Нью-Йорке. 1956 г.

P.S. Письмо должны привезти в Москву товарищи, которые возвращаются из США прямо в Москву. Еще раз крепко целую».

В Европе командировка была продолжена посещением ряда фирм во Франции и Голландии, и в Москву А.И. возвратился только в середине апреля, а багаж его продолжал путешествие самостоятельно и прибыл еще недели на две-три позже.

Поездка лишний раз подтвердила, что скорость прогресса в электронике с каждым годом нарастала. Еще полным ходом шло совершенствование электровакуумных приборов, но среди закупленных в командировке А.И. образцов техники был средневолновый карманный транзисторный радиоприемник фирмы «Zenith».

Такой же он купил и для себя. Сегодня уже мало кто может понять потрясение случайных встречных, услышавших вдруг голос радио где-нибудь за городом, в лесу или в поле. Тогда, в представлении обывателей, это было абсолютным чудом, так как самого радиоприемника они не видели. Быть таким маленьким, что его не видно, и в то же время таким громким – нет, это было совершенно невозможно!

После возвращения А.И. из США решили создать собственными силами маленький транзисторный радиоприемник, пригодный для производства. МРТП, как мы видели, уже располагало возможностями для ее решения, и где-то через год отечественный образец транзисторного приемника появился на свет. На нем было написано «Фестиваль» в честь проходившего в Москве летом 1957 года Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Такой же по размеру, как американский прототип, но с несколько измененным дизайном – в виде книги с открывающейся крышкой-обложкой – «Фестиваль» имел к тому же питание от солнечных батарей, как раз размещенных в этой крышке. Идея придать приемнику вид книги принадлежала самому А.И., который настолько благоговел перед этим воплощенным Знанием, что иногда доходило до курьезов. Заказав через десять лет большой набор слесарных и столярных инструментов, он тоже попросил придать его ящику вид книжки. Оказалось это крайне непрактичным, поскольку ящик не мог стоять на своем округлом боку.

В одно время с «Фестивалем» создавался и первый полупроводниковый телевизор «Спутник», в котором кроме электронно-лучевой трубки не было ни одной вакуумной лампы. При ежедневной пятичасовой работе он потреблял электроэнергии, по крайней мере, в 20 раз меньше, чем обычный ламповый телевизор!

Хрущев в своей внешней политике опирался не только на демонстрацию мускулов, но и на рекламу успехов социалистической экономики и советского образа жизни в «мирном соревновании» с капиталистическим Западом. Одним из первых и самых ярких эпизодов в этой кампании стала Всемирная выставка в Брюсселе Expo-58. Наряду с космосом, представленным моделями первого и второго искусственных спутников Земли, в советском павильоне было решено продемонстрировать как никогда много радиоэлектронной аппаратуры для связи, телевидения, навигации и пр., тем более что уже было что показать: электронная аппаратура в виде радиоприемников и телевизоров вошла в жизнь и быт многих советских людей. Для формирования концепции раздела, отбора экспонатов, стендистов и т. д. из предложений предприятий была создана комиссия под председательством министра В.Д. Калмыкова с заместителем председателя А.И. Шокиным.

А.И. Шокину было поручено руководить на выставке разделом радиоэлектроники. 30 марта 1958 года А.И. вылетел в столицу Бельгии для подготовки экспозиции в советском павильоне. Среди экспонатов были студийная аппаратура телецентров на основе суперортиконов ЛИ-201, транзисторные приемник «Фестиваль» и телевизор «Спутник», и еще множество других образцов советской радиоэлектроники. «Спутник» получил высшую награду выставки – «Гран-при». Этой же наградой было отмечено высокое качество представленных на выставке промышленных образцов советских фотоэлектронных приборов, представленных ОКБ электровакуумных приборов. Во время демонстрационной работы телевизионной студии к передающей камере КТ-27, представленной ВНИИ телевидения, подошел В.К. Зворыкин[259]. Он попросил открыть дверцу камеры и долго рассматривал трубку (ЛИ-201). Убедившись, что это советский, а не американский прибор, он не мог скрыть своего удивления и восхищения.

На Всемирной выставке в Брюсселе Expo-58

Работа в Брюсселе добавила Шокину много опыта в выставочном деле. А сколько впечатлений он получил от экспозиций ведущих стран мира, от их дизайна (тогда в русском языке даже слова такого не было), от суперсовременной архитектуры павильонов, непривычной для глаз соотечественников, и многими из них по этой причине не воспринимаемой.

Впрочем, впечатления от выставки в Брюсселе оказали воздействие и на более высокопоставленные лица. Советская экспозиция оказалась столь внушительна, что было просто необходимо показать ее и у себя в стране. В конце мая того же года правительство приняло решение о преобразовании Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (только недавно, в 1954 году, вновь открывшейся после реконструкции) в Выставку достижений народного хозяйства. В павильонах, «украшательская» архитектура которых полностью соответствовала размещенной внутри экспозиции соответствующей сельскохозяйственной территории или отрасли, теперь предстояло показывать достижения отраслей промышленности. И начали с оборудования павильона «Радиоэлектроника». Он стал едва ли не первым послевоенным зданием в Москве архитектуры «стекла и бетона», которая была призвана подчеркивать новизну и устремленность в будущее демонстрируемой отрасли. Здание после перестройки очень резко выделялось своим обликом на фоне всего, что было тогда на ВСХВ – тогда еще не было построенных позже огромных стеклянных павильонов, и контраст был слишком велик, – так что такое решение было хотя и смелым, но не бесспорным.

Реконструкция павильона под «Радиоэлектронику» велась быстро и к концу 1958 года была закончена. Началось размещение экспозиции, в которой было представлено все лучшее из созданных в стране электронных компонентов и аппаратуры (конечно, с учетом ограничений по соображениям секретности). В числе экспонатов была, например, действующая модель современного аэропорта с системой управления воздушным движением и инструментальной посадкой самолетов. Эта модель создавалась под непосредственным руководством А.И. (как уже упоминалось, за создание системы слепой посадки он получил Сталинскую премию) и потребовала от него нервов и усилий едва ли не столько же, сколько строительство настоящего аэропорта.

В конце весны или в начале лета 1959 года, недели за две-четыре до официальной церемонии открытия ВДНХ, павильон «Радиоэлектроника» посетил Н.С. Хрущев. Приезд руководства был вызван еще и тем, что часть экспонатов должна была отправиться в ближайшее время за океан на Национальную советскую выставку в США.

Н.С. Хрущев, В.Д. Калмыков и А.И. Шокин перед входом в павильон «Радиоэлектроника». 1959 г.

Осмотр экспозиции в павильоне «Радиоэлектроника» (ВДНХ). Слева направо: Ф.Р. Козлов, (?), Н.С. Хрущев, В.Д. Калмыков, А.И. Шокин

Как рассказывал А.И., имелась достаточно мощная группировка, намеревавшаяся использовать визит Хрущева на выставку для дискредитации в его глазах руководства радиоэлектроники. И начаться этот разгром должен был уже перед входом в павильон, архитектура которого, по замыслам недоброжелателей, была наглядным основанием для обвинения в «западничестве». Как можно было при соответствующей подготовке использовать в подобных целях малограмотность, самоуверенность и вспыльчивость Хрущева, хорошо известно по результатам его посещения выставки художников в Манеже. И провести показ экспозиции высоким гостям В.Д. Калмыков поручил Шокину.

Кортеж машин подъехал, вышел Хрущев, окинул павильон взглядом. Все напряглись, ожидая слов реакции и готовясь к их развитию и комментированию, но в этом месте никаких слов не последовало, хотя Никита Сергеевич прибыл не в лучшем настроении. Войдя в здание, он начал осмотр, выслушивая пояснения. Лицо его все больше мрачнело, и наконец у того самого макета аэропорта он разразился потоком слов, смысл которых сводился к «раскрытию секретов». Макет был запрещен к открытому показу.

Дальше – больше. Хрущев все чаще стал прерывать пояснения А.И. Шокина, но того было трудно сбить с мысли, да и знаний предмета, чтобы возразить по существу, у него вполне хватало. Следующая буря разразилась у стенда, на котором демонстрировался эхолот для поиска косяков рыбы промысловыми судами. По мнению гостя, это раскрывало секреты работы гидроакустических станций, предназначенных для поиска подводных лодок.

А когда дошли до счетно-решающего устройства, работа которого демонстрировалась на макете с выводом в атаку на цель торпедного катера (как в современных игровых автоматах для детей и как в довоенной ТОС), Никита Сергеевич обвинил руководство ГКРЭ в пособничестве шпионам. В гневе он кричал о том, что они распустились, забыли о бдительности и что при Сталине их бы за такие дела немедленно посадили и расстреляли, но что он – Хрущев – напомнит им, как надо соблюдать государственные интересы.

Несмотря на эти неприятные минуты, показ в целом прошел неплохо, и разгрома не случилось.

Такой результат был во многом заслугой А.И. Шокина, спасшего ситуацию своим талантом рассказчика, видимой увлеченностью делом и глубоким его знанием, мгновенной реакцией и тактом. Злополучные экспонаты убрали, хотя они никаких секретов, конечно, не раскрывали, и без них рассказ о достижениях радиоэлектроники и ее внедрении в жизнь страны заметно сузился и потерял наглядность.

Открытие ВДНХ прошло 19 июня 1959 года, а А.И. в этот день вылетел в Лондон и оттуда дальше, в Нью-Йорк, для работы на Национальной выставке СССР в США. Ее проведению тоже придавалось большое значение в рамках перехода к политике «мирного сосуществования» (одновременно в Москве прошла Национальная выставка США). Во время подготовки экспозиции имел место эпизод, когда профсоюз американцев, участвовавших в работе, объявил забастовку. Руководители выставки, в т. ч. А.И. Шокин, переживая за сроки, попытались организовать размещение экспонатов по залам силами наших специалистов, но не тут-то было: профсоюзные боссы сразу заявили им протест, обвинив в штрейкбрехерстве и пригрозив подачей в суд. Пришлось подчиниться и ждать, пока будет разрешен трудовой спор. Правда, для Шокина этот случай не был первым знакомством с практикой классовой борьбы на Западе: были у него в памяти нервные часы во Франции, когда там проходила всеобщая забастовка железнодорожников, нужно было ехать из Парижа в Марсель, а расплата за задержку и перерасход валюты грозила быть весьма суровой. Выставка открылась в срок и прошла успешно. Посетил ее, как это полагается, и президент США Д. Эйзенхауэр. В разделе радиоэлектроники была богато представлена бытовая аппаратура, в том числе улучшенный полупроводниковый телевизор «Спутник-2» и стереорадиола. Президент и его свита расположились перед ней на стульях, чтобы послушать звучание. Была поставлена пластинка с записью популярной тогда у нас песни «Ивушка» в исполнении русского хора. Как рассказывал Александр Иванович, все вместе: мелодия, исполнение и качество стереозвучания настолько понравились Эйзенхауэру, что он попросил повтора. Запись проиграли еще раз, а пластинку тут же подарили. Кстати, в появлении стереограмзаписи на пластинках со скоростью 33 оборота в минуту тоже есть вклад А.И., в том числе его визита в США 1956 года. Тогда среди привезенных образцов была и демонстрационная пластинка с полноразмерным, как это тогда называлось, звучанием.

Национальная выставка СССР в США. 1959 г.

Ударным экспонатом был и макет аэропорта, вызвавший в Москве гнев Хрущева и сгоряча запрещенный им к показу гражданам своей страны, но все же приехавший для показа гражданам США. Был здесь и макет в натуральную величину запущенного в мае 1958 года третьего искусственного спутника Земли, имевшего питание от солнечных батарей. Впервые в нашей стране они были созданы для питания портативных радиоприемников «Фестиваль», «Кристалл», «Солнечный» и вот, выдержав испытание в бытовой аппаратуре на земле, отправились в космос. Делясь впечатлениями от выставки, А.И. рассказывал, что американцы нашими многочисленными спутниками старались не восхищаться и называли их «стиральными машинами» (наверное, от обиды и зависти).

В США А.И. Шокин пробыл около месяца. Вспоминая свои заграничные поездки того времени, А.И. рассказывал, как американцы устанавливали за ними слежку. Сопровождавшие везде А.И. и его коллег двое агентов не очень старались скрыть свои цели. У советских граждан установились с ними почти доверительные отношения, и когда хотелось, например, пойти в кино, своих сопровождающих они честно предупреждали об этом, предлагая воспользоваться таким моментом и передохнуть. Те в ответ улыбались, но молчали. На выставку приходило много бывших сограждан, и Александр Иванович резко делил их на две категории: эмигранты первой волны (в результате революции), которые были, по его мнению, настоящие патриоты, искренне радовавшиеся успехам своей родины, и молодые, из перемещенных лиц, оказавшиеся здесь в результате войны. Последних он характеризовал как злобствующих антисоветчиков.

Через океан делегация летела на новейшем английском реактивном самолете «Комета-4» и едва не погибла вместе с другими пассажирами.

Полет проходил прекрасно, по сравнению с ТУ-104 казалось, что двигатели «Роллс-Ройс» совсем не производят шума. И вот при посадке вдруг раздался удар, за ним последовали новые, самолет задрожал, загремел, а потом наступила полная неподвижность и тишина, через несколько томительных минут прервавшаяся завыванием сирен. А.И. Шокин выглянул в окно: у самолета были обрублены крылья, вокруг съехались пожарные, стоявшие с направленными на самолет брандспойтами, и машины «скорой помощи». Пожарные и полицейские ворвались в самолет и начали буквально вышвыривать пассажиров из самолета. Из вышедших на другой день газет стало известно, что при заходе на посадку слишком низко летевший самолет пролетел между столбами ограды аэродрома, которые и обрубили крылья. Чуть левее или правее – и вряд ли бы кто остался жив, а так все обошлось.

В 1959 году А.И. Шокину исполнилось полвека. К этой дате, отмеченной, насколько я помню, очень незаметно, он подошел с достойным жизненным результатом. Росли дочь, уже учившаяся в институте, и сын-пятиклассник. Хороший дом, хорошая жена… Поздравительные телеграммы от предприятий, адреса – тоже от предприятий и членов коллегии Госкомитета, письма от друзей и старых соратников по Комитету радиолокации: Берга, Щукина, Кугушева. В том году он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. По тем временам для гражданского человека коллекция его наград была довольно большой и уже включала орден Ленина, два ордена Красной Звезды, две Сталинские премии, медали «За оборону Москвы», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и «В память 800-летия Москвы». Интерес к дальнейшему получению орденов и медалей А.И. Шокин почти утратил.

Среди подарков был миниатюрный макет электронно-лучевой трубки. Ее экран служил увеличительной системой, через которую на просвет можно было прочитать поздравительный адрес, нанесенный фотолитографией на торец электронной пушки буквами высотой в один микрон.

Пожалуй, одним из самых приятных подарков стала врученная коллегами золотая медаль Брюссельской выставки со следующей надписью на дипломе:

«А.И. ШОКИНУ

ПЕРВОМУ ЗАМЕСТИТЕЛЮ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР ПО РАДИОЭЛЕКТРОНИКЕ В ПАМЯТЬ О БЛЕСТЯЩЕМ ТРИУМФЕ ЭКСПОНАТОВ СОВЕТСКОЙ РАДИОЭЛЕКТРОНИКИ НА ВСЕМИРНОЙ ВЫСТАВКЕ 1958 ГОДА В БРЮССЕЛЕ.

По инициативе и желанию НИИ и заводов радиоэлектронной промышленности – лауреатов 25 высших наград Всемирной выставки, вручается вместе с золотой медалью главному руководителю и организатору показа экспонатов советской электроники на Всемирной выставке 1958 года в г. Брюсселе – АЛЕКСАНДРУ ИВАНОВИЧУ ШОКИНУ в день его пятидесятилетия со дня рождения и двадцатипятилетия инженерной и руководящей деятельности в радиоэлектронной промышленности.

28 октября 1959 года»

Да, все эти демонстрации достижений советской радиоэлектроники, проведенные с решающим вкладом А.И., стали своеобразным подведением промежуточных итогов и его деятельности, и всей отрасли, подтверждением огромного роста значения радиоэлектроники для дальнейшего развития страны. В июне 1959 года прошел специальный Пленум ЦК по вопросам внедрения комплексной механизации и автоматизации производства. В соответствии с его решением разрабатывалась программа по внедрению радиоэлектроники, и прежде всего вычислительной техники, в народное хозяйство. Комитетам Совета Министров СССР по радиоэлектронике, по автоматизации и машиностроению и Научно-техническому комитету совместно с Госпланом СССР, совнархозам и предприятиям было поручено разработать конкретный перспективный план комплексной механизации с применением вычислительной техники.

Все эти постановления и решения съездов и пленумов были лишь небольшой надводной частью айсберга проблем вычислительной техники и систем управления на ее основе, а основная часть была скрыта от посторонних глаз в глубинах секретности. От Шокина, как первого заместителя председателя Госкомитета по радиоэлектронике, требовалось глубоко вникнуть в проблемы построения цифровых ЭВМ, познакомиться с новыми людьми – их создателями. Все здесь было еще полукустарным, нужно было ставить это новое дело на промышленную основу, чтобы конструкция ЭВМ обеспечивала не только выполнение вычислительных функций, но и обладала такими важнейшими свойствами, как технологичность производства и надежность эксплуатации. Только выполнение этих требований и могло дать вычислительной технике путевку в жизнь. Особая актуальность темы автоматизации была обусловлена развитием полупроводниковой электроники.

Свой анализ положения и видение путей дальнейшего развития в области производства и применения ЭВМ в нашей стране А.И. Шокин в меру дозволенного изложил в статье «Электронная вычислительная техника и автоматизация производства», опубликованной в «Правде» 20 октября 1959 года. Это была его первая открытая публикация, да еще в центральной газете. Вся она проникнута беспокойством о состоянии дел в этом важнейшем направлении работ. В статье подчеркивалось, что желаемых результатов можно достичь только при комплексной автоматизации производства на основе применения вычислительной техники, а не за счет автоматизации отдельных агрегатов, отдельных производственных операций. Далее, исходя из примеров комплексного подхода в различных отраслях, автором статьи был сделан вывод о первостепенном значении выработки принципов конструирования средств вычислительной техники.

Вычислительная техника, переходившая в промышленность из научных лабораторий, страдала, по его мнению, теми же «детскими болезнями», что и радиолокация в начале своего развития, – отсутствием унификации и стандартизации. Получалось, что электронная вычислительная техника, призванная совершить перелом в деле автоматизации производства, по своим конструктивным решениям оказалась непригодной для современного механизированного производства. А.И. в статье предлагал в корне изменить принципы конструирования ЭВМ, создавая все их многообразие из стандартных унифицированных узлов. Подобный метод, отмечал автор, давно применялся в отечественной радиоэлектронике при создании самых сложных агрегатов.

«Крупным недостатком в организации работ по комплексной автоматизации производства с использованием вычислительной техники является распыление сил и средств по многим, в ряде случаев второстепенным, направлениям, отсутствие четкого единого плана в этой области. Неправильно, что средства вычислительной техники создаются в отрыве от объектов автоматизации. Так, проектированием средств программного управления для станков занимаются десятки организаций, а над конструктивной доработкой самих станков практически никто не работает. Для многих технологических процессов отсутствуют датчики и исполнительные механизмы… Задачи, поставленные июньским Пленумом ЦК КПСС, требуют перестройки работы ряда научно-исследовательских организаций и заводов, работающих в области создания управляющих вычислительных машин. В частности, необходимо провести четкую специализацию этих организаций, укрепить связи отраслевых научно-исследовательских организаций с промышленными предприятиями.

В нынешней семилетке в нашей стране будет построен ряд новых институтов и промышленных предприятий, работающих в области электронной вычислительной техники, созданы специальные конструкторские бюро на предприятиях. Роль этих конструкторских бюро в развитии отечественной вычислительной техники может быть очень велика. При четкой специализации они могут самостоятельно создавать машины по определенным направлениям вычислительной техники… Особенно возрастает роль головных научно-исследовательских институтов вычислительной техники, которые должны превратиться в мощные центры, определяющие техническую политику в отечественном математическом машиностроении. Нужно форсировать строительство новых заводов и институтов по радиоэлектронике и быстрее обеспечивать их необходимым станочным и технологическим оборудованием. В ближайшие годы необходимо резко увеличить подготовку кадров специалистов по электронным вычислительным машинам.

Автоматизация производства на базе широкого использования электронной вычислительной техники – жизненно важная техническая проблема, решить которую можно только совместными усилиями работников науки и промышленности».

А.И. Шокин открыл выставку радиолюбителей ДОСААФ. Крайний слева стоит М.С. Лихачев. 23 августа 1959 г.

По этой выдержке из статьи чувствуется хорошее владение системным подходом к решению проблем радиоэлектроники, как прекрасно видел

А.И. проблему, – от правильного выбора элементов до построения из них многообразных комплексов. Впоследствии он сумел полностью реализовать развитые в статье подходы как при создании собственно ЭВМ, так и их применении в автоматизации производства изделий электронной техники.

Естественно, что вопросы применения ЭВМ в военных областях в статье никак не затрагивались. Но в том же 1959 году появилась первая мобильная полупроводниковая ЭВМ «Курс» для обработки радиолокационной информации. Теперь вычислительная техника могла размещаться на борту самолетов, ракет и космических летательных аппаратов. Конечно, задачи вычислительных систем военного назначения принципиально отличались от основной массы вычислительных задач в гражданских областях преобладанием логических компонентов и большой размерностью, а для уменьшения массы и габаритов архитектура и система команд военных, особенно бортовых ЭВМ, тщательно подгонялась под характеристики прикладных задач и сферы применения. Номенклатура и объем функций военных систем, которые требовалось автоматизировать, быстро росли, и для многочисленных специализированных управляющих ЭВМ, разрабатывавшихся в 1956–1958 годы, положения статьи были не менее актуальны.

Полупроводниковая отрасль успела сделать только первые шаги, когда над радиоэлектронной промышленностью, точнее над ее системой управления, нависла угроза в виде Советов народного хозяйства. Заводы из министерств были по территориальному принципу переданы в подчинение местным совнархозам. Министерства (в первую очередь оборонные) преобразовывались в государственные комитеты при Совмине СССР по соответствующим направлениям техники: оборонной, авиационной, судостроения и др. Для выполнения новых разработок в подчинении госкомитетам были оставлены научно-исследовательские институты и конструкторские бюро. При взаимодействии с промышленностью теперь приходилось иметь дело не с ограниченным числом наркоматов или министерств (как это было в сороковых годах), а с бесчисленными совнархозами, руководители которых были страшно далеки от забот по освоению подведомственными заводами новейшей техники. Освоение серийного производства полупроводниковых радио– и телеприемников было отложено до лучших времен.

Многие талантливые, знающие сотрудники аппаратов министерств были едва ли не сосланы на работу в совнархозы, и в их числе В.П. Терентьев, отправленный в Пензу. Одним из последних актов этого погрома, учиненного Хрущевым среди руководителей народного хозяйства, стал носивший уже характер фарса перевод Министерства сельского хозяйства из Москвы на территорию подмосковного совхоза Горки-Ленинские.

А.И. Шокин, как и многие другие руководители советской промышленности, прекрасно видел пороки новой системы управления. Может быть, для угольной промышленности она и была приемлемой, но только не для наукоемкой оборонки. Некоторые, наиболее храбрые, принципиальные и авторитетные, выступили против, за что и поплатились. Одной из жертв той «перестройки» стал И.Ф. Тевосян. Освобожденный за строптивость от обязанностей зампредсовмина СССР, он был услан послом в Японию, вскоре там заболел и скончался в Кремлевской больнице. В эти годы как-то сразу ушли из жизни В.А. Малышев, А.П. Завенягин, Б.Л. Ванников, М.В. Хруничев.

14 декабря 1957 года дошла очередь и до Министерства радиотехнической промышленности. Само министерство было преобразовано в Государственный комитет Совета Министров СССР по радиоэлектронике (ГКРЭ). В задачи нового ведомства входило проведение единой технической политики в области прикладных исследований и разработки новых типов приборов и аппаратуры.

Отметим, что в измененном названии комитета впервые появилось слово «электроника», хотя и в связке с «радио». Безусловно, такое изменение в названии не было простой сменой вывесок и отражало дальнейшее смещение акцентов в распределении задач электроники от связи в область автоматики и вычислительной техники и понимание этого в высшем руководстве. С другой стороны, как бы подчеркивалось, что в электронных компонентах нуждалась не только радиотехническая, но и другие отрасли промышленности.

Ставший председателем ГКРЭ, В.Д. Калмыков удачно использовал перестройку управления для повышения статуса радиоэлектроники и добился включения в круг задач своего комитета разработок комплексов вооружения. После реорганизации он собрал в своем ведомстве практически все радиотехнические и радиолокационные институты и КБ из бывших министерств авиационной, судостроительной и оборонной промышленности. Сюда попали и КБ-1 (не сразу), и НИИ-10, и НИИ-17, и новый НИИ-20 из Кунцева, и старый с Яузы, ставший НИИ-244, и ЦНИИ-108, и прочие. Теперь предприятия ГКРЭ выступали в качестве головных при создании зенитно-ракетных комплексов разного назначения: и для ПВО, и для ПРО, и для флота. Сюда же перешла часть предприятий, начавших заниматься разработкой ЭВМ второго поколения на основе полупроводниковых приборов для военных и гражданских нужд. Среди этих разработок были такие выдающиеся, как знаменитая БЭСМ-6 (С.А. Лебедев), малые машины серии МИР фирмы Глушкова и серии «Наири» (главный конструктор Г.Е. Овсепян), серия ЦВМ «Минск» (созданная под руководством Г.П. Лопато и В.В. Пржиялковского), семейство ЦВМ «Урал» с единой архитектурой (главный конструктор Б.И. Рамеев).

Со времени начала работ по созданию советской атомной бомбы, и тем более после первого ее успешного испытания в 1949 году, оставался трудноразрешимым вопрос о средствах ее доставки на территорию противника. Главный противник располагался за океаном и чувствовал себя неуязвимым. Дальняя бомбардировочная авиация, успешно развивавшаяся в послевоенное время, решить задачу доставки ядерных зарядов за океан могла далеко не лучшим способом: полетное время составляло более полу-суток, и противник имел полную возможность подготовить свою систему ПВО к отражению атаки. К этому можно добавить, что даже новейший в то время самолет ТУ-95 имел дальность полета 12 000 км, т. е. без дозаправки в воздухе вернуться на базу не мог. По этим причинам рассчитывать на эффективность авиационных ударов по территории США не приходилось.

Оставалось надеяться на быстро прогрессирующую ракетную технику.

В начале 1950-х годов стало ясно, что ракетная техника перерастает первоначально установленные ей рамки и требует создания новой промышленности. Сталин поручил Устинову изучить вопрос и подготовить свои предложения, в результате чего новый Днепропетровский автомобильный завод, успевший выпустить только сто грузовиков, был передан в Министерство вооружения для создания серийного производства баллистических ракет.

Одно из последних постановлений СМ СССР, вышедших за подписью И.В. Сталина было «О плане научно-исследовательских работ по ракетам дальнего действия на 1953–1955 гг.» от 13 февраля 1953 г. (№ 443-213сс). Дальнее действие подразумевало 8000 км.

Подлежали разработке двухступенчатая баллистическая ракета с радиотехнической помехозащищенной системой управления и 2-ступенчатая крылатая ракета с системой управления как радиотехнической, так и на принципах астронавигации. По баллистической ракете работа заканчивалась изготовлением 7 шт. в 1-м квартале 1955 г. и проведением стендовых и летных испытаний в том же году. По крылатой – подлежало для начала изготовить в 1 квартале 1954 г. 8 экспериментальных образцов с уменьшенными характеристиками (дальность полета 700 км при стартовом весе 6–7 т) и во втором квартале провести их летные испытания. Впоследствии она получила шифр «Буря».

Характерен для системы управления государством того времени третий пункт этого постановления, фактически возлагавший персональную ответственность на каждого из перечисленных в нем лиц:

«3. Учитывая, что выполнение научно-исследовательских работ по ракетам дальнего действия является задачей большой государственной важности, обязать министра вооружения т. Устинова, министра промышленности средств связи т. Алексенко, министра судостроительной промышленности т. Носенко, военного министра СССР т. Василевского, министра электропромышленности т. Ефремова, министра сельскохозяйственного машиностроения т. Степанова, министра машиностроения и приборостроения т. Паршина, министра авиационной промышленности т. Хруничева, министра цветной металлургии т. Ломако, министра химической промышленности т. Тихомирова, министра строительного и дорожного машиностроения т. Фомина, министра тяжелого машиностроения т. Казакова, министра транспортного машиностроения т. Максарева, министра автомобильной и тракторной промышленности т. Хламова, министра высшего образования СССР т. Столетова, министра нефтяной промышленности т. Байбакова, министра черной металлургии т. Тевосяна, министра электростанций т. Жимерина, министра промышленности строительных материалов СССР т. Юдина и Президента Академии наук СССР т. Несмеянова:

а) обратить особое внимание на своевременное и качественное выполнение всех заданий, утвержденных настоящим Постановлением;

б) утвердить в двухнедельный срок руководителей отдельных тем и разделов плана научно-исследовательских работ, по которым руководители настоящим Постановлением не утверждены… <…>»

В шестом пункте был особо выделен вопрос о «создании в течение 2—3лет радиосистемы управления для крылатых ракет с дальностью полета не менее 8000 км», который был поручен МВ (т. Устинову), МПСС (т. Алексенко), МАП (т. Хруничеву), Военному министерству СССР (т. Василевскому) и АН СССР (т. Несмеянову).

С этого началась систематическая работа по созданию знаменитой Р-7, которая летает до сих пор.

Личный вклад А.И. в становление ракетной техники не теряется ни на каком фоне и, к слову сказать, не ограничен вопросами одной лишь радиоэлектроники. По оценке Б.Е. Чертока, «только гироскопическое приборостроение могло воспользоваться опытом и базой мощной судостроительной промышленности».

Серийное производство гироскопов для ракетной техники было развернуто в Москве в институте В.И. Кузнецова (Институт прикладной механики), выделенного из НИИ-10, и заводе № 706 при нем, в Ленинграде – в НИИ-49, на Саратовском приборостроительном заводе (том самом 205-м, эвакуированном из Москвы) и на новом, еще только строившемся в Челябинске.

Однако освоение столь сложной техники, как ракетная, давалось стране очень тяжело, что видно из постановления СМ СССР № 4547–1799 от 23 октября 1952 г. «O ходе выполнения плана производства изделий Р-1 и Р-2 за 9 месяцев 1952 г.» (приведено выше, с. 410).

В октябре 1953 года В.А. Малышев (к этому времени – министр среднего машиностроения) вышел с инициативой о размещении ядерной боеголовки на проходившей испытания ракете Королева Р-5, имевшей дальностью полета 1200 км. Как и в предыдущих разработках НИИ-885, на ракете имелась автономная система, но радиокоррекция оставалась основным средством управления. Для повышения точности стрельбы к боковой радиокоррекции было добавлено радиоуправление дальностью полета, что достигалось отключением в нужный момент двигателя. 20 февраля 1956 года на полигоне в Капустином Яру состоялся пуск доработанной под ядерную боеголовку ракеты Р-5М по Семипалатинскому полигону, где боеголовка успешно взорвалась.

После этого успеха беспилотные межконтинентальные средства доставки ядерного и термоядерного оружия, испытанного в том же 1953 году, вышли на первый план. Среди них были межконтинентальная баллистическая ракета Р-7 Королева и межконтинентальный самолет-снаряд «Буря» (головной разработчик ОКБ-301, возглавляемое С.А. Лавочкиным).

Для А.И. Шокина работы для ракетной, а потом и космической программ, начатые в 1946 году, включили в себя все: и новые разработки электронных компонентов и систем с последующим освоением их промышленного выпуска, и строительно-монтажные работы, и полигонные испытания. В те годы еще не было ясности по многим теоретическим и практическим вопросам радиоэлектроники. Продолжались споры о затухании радиоволн в атмосфере, влиянии плазмы факела двигателя, местах установки и конструкции антенн. Новые, гораздо более жесткие, требования предъявлялись разработчиками аппаратуры, устанавливаемой на борту ракет, к радиолампам и первым полупроводниковым приборам. Одновременное создание нескольких видов стратегических ракетно-ядерных вооружений только усугубляло трудности.

Постановление ЦК КПСС и СМ СССР о создании межконтинентальной баллистической ракеты – носителя ядерной боеголовки Р-7 вышло 20 мая 1954 года, но еще 17 марта вышло другое постановление, которым министерства обороны, среднего машиностроения, оборонной и радиотехнической промышленности обязывались провести выбор полигона для ее испытаний. Срок доклада предложений по полигону был 1 марта 1955 года.

При выборе места полигона для отработки баллистической ракеты Р-7 руководствовались следующими соображениями. Запуск желательно было производить на восток, с места, расположенного как можно ближе к экватору, чтобы максимально использовать скорость вращения Земли. Место падения головных частей ракеты должно было располагаться на территории Советского Союза. При неудачных пусках ущерб для населения не допускался. Этим условиям отвечал район Кубани в европейской части страны. Но, как и в предыдущих случаях, система управления ракетой была комбинацией из двух: основной – радиоуправления и дублирующей автономной, в то время менее точной[260]. Для управления полетом ракеты на начальном этапе и коррекции траектории радиосигналами с земли требовалось большое количество телеметрической и управляющей аппаратуры, расположенной на как можно более протяженном участке полета ракеты на территории Советского Союза. Система радиоуправления имела приемоответчик на ракете с аппаратурой обработки сигнала управления и два боковых наземных пункта в 250 км вправо (на юг) и влево (на север) от трассы полета. Последнее обстоятельство для выбора места оказалось решающим, и 12 февраля 1955 года вышло Постановление Совета Министров СССР № 292 – «О новом полигоне для Министерства обороны СССР»:

«Совет Министров СССР постановляет:

1. Принять предложения тт. Малышева, Жукова, Василевского, Дементьева, Домрачева[261] и Калмыкова о создании в 1955 г. научно-исследовательского и испытательного полигона Министерства обороны СССР для летной отладки изделий Р-7, «Буря», «Буран» с расположением:

– головной части полигона в Кзыл-Ординской и Карагандинской областях Казахской СССР – в районе между Н. Казалинском и Джусалы;

– района падения головных частей изделий в Камчатской области РСФСР – у мыса Озерной;

– района падения первых ступеней изделий Р-7 на территории Акмолинской области Казахской ССР – в районе озера Тенгиз».

Полигон начали строить, даже не дожидаясь выхода постановления, и в январе 1955 года на неизвестный никому еще разъезд Тюра-Там прибыли военные строители[262].

Ракета Р-7 делалась двухступенчатой: только такая могла улететь на 10 000 км. В отличие от классической схемы, когда первая ступень ракеты пристыковывается к хвостовой части второй и в момент старта включается только двигатель первой ступени, для «семерки» Королев принял пакетную компоновку. Вокруг второй ступени, были пристыкованы еще четыре ракеты, составлявшие первую ступень («боковушки»). Сопла всех пяти ракет находились на одном уровне, и двигатели запускались одновременно. После выгорания топлива в «боковушках», они отбрасываются, и дальше летит уже только ракета 2-й ступени, в баках которой топливо еще остается. А.И. Шокин любил смотреть вслед взлетающей ракете, из пяти двигателей которой вылетали пять факелов, образовывая в небе светящийся «мальтийский крест», как он называл это зрелище.

Необходимую точность попадания на межконтинентальных расстояниях могла обеспечить только самая совершенная система управления. В отличие от многих руководителей, Королев в своем КБ добился осознания того, что это не «обеспечивающие средства», вроде автомобилей и телефонов, а такие же органически слитые с общей задачей, как двигатель и сама ракета. Систему радиоуправления ракеты Р-7 начали разрабатывать в НИИ-885 сначала под руководством Б.М. Коноплева, но в 1955 году он был вынужден перейти под крыло М.К. Янгеля и уехал на Украину. Однако идеи, заложенные в 1948 году в НИР «Топаз», включая применение цифровой вычислительной машины, теперь смогли получить реальное воплощение.

Интенсивное развитие ракетной и космической техники приводило к возникновению тех новых научно-технических задач, решение которых было уже невозможно без использования электронной вычислительной техники. Одной из них стал расчет траектории полета баллистической ракеты, которая после выключения двигателя последней ступени определяется только законами небесной механики. Расчеты траекторий проводили баллистики НИИ-4 МО в Болшеве и в Отделении прикладной математики (ОПМ) Математического института имени В.А. Стеклова Академии наук на первых советских ЭВМ. Результаты расчетов закладывались в приборы, управляющие скоростью полета и моментом выключения двигателей второй и третьей ступеней.

Сложная конструкция ракеты, двигателей и системы управления требовала большого по тем временам объема телеизмерений – до 700 параметров. А.И. Шокин начал заниматься этими системами еще в МПСС. Первая, по-настоящему отечественная телеметрическая систем «Дон» разрабатывалась в НИИ-885 тоже в отделе Б.М. Коноплева. Ее главным конструктором Е.Я. Богуславским был принят ряд оригинальных решений, как по принципам формирования измерительной информации, так и по способу ее фоторегистрации, основанной на сочетании протяжки с поперечной электронной разверткой. За эту разработку ему с группой других ее участников в 1950 г. была присуждена Сталинская премия 3-й степени.

Система «Дон» с ее большим числом каналов и высокой точностью длительное время была единственной телеметрической системой, обслуживавшей пуски ракет.

Теперь для создания бортовой телеметрической аппаратуры в ГКРЭ было организовано СКБ-567 под руководством Е.С. Губенко. Но при испытаниях первых ракет Королева Р-1 и Р-2 в 1950–1953 годах применялись радиотелеметрическая система и система траекторных измерений, разработанные выпускниками МЭИ под руководством академика В.А. Котельникова, и от их работы у Главного конструктора остались хорошие впечатления. Королеву вновь захотелось поручить эти работы ОКБ МЭИ во главе уже с А.Ф. Богомоловым. Сподвижник Королева Б.Е. Черток описал развернувшуюся борьбу за выбор бортовой аппаратуры и наземных станций, в которой А.И. Шокин принял самое активное участие:

«Королев охотно согласился с моим предложением о поддержке Богомолова и поощрении конкуренции между Богомоловым и организациями радиопромышленности. Министр Калмыков и его заместитель Шокин не одобряли нашу инициативу. Официального конкурса на разработку радиотелеметрической аппаратуры для Р-7 не объявлялось, однако были проведены сравнительные самолетные испытания. Заключение экспертной комиссии было на редкость единодушным: рекомендовать для ракеты Р-7 систему «Трал», разработанную ОКБ МЭИ. «Трал» выиграл конкурс не случайно. Молодые талантливые инженеры применили самые передовые достижения электроники, которые считались преждевременными в отечественной технике. <…>

Агрессия коллектива Богомолова этим не ограничилась. Под «большим секретом» Богомолов рассказал, что договорился с ведущим радиолокационным заводом в Кунцеве о совместной разработке системы радиоконтроля траектории… Этот разговор «по секрету» состоялся в 1955 году. Королев тоже, «по секрету» приняв Богомолова, распорядился тут же предусмотреть установку на Р-7 приемоответчика «Рубин». Этим нововведением обеспечивалось определение текущей дальности до ракеты. После обработки результатов измерений баллистики получали возможность с высокой точностью определять точки падения головных частей. Наземные станции «Кама», работавшие с бортовым приемоответчиком, представляли собой модификацию радиолокаторов системы ПВО. Их серийное производство было давно налажено, что выгодно отличало предложение Богомолова от идеи использования систем на базе весьма сложных и дорогих РУПов».

Оставим излишнюю драматизацию событий на совести автора. За министром и его первым заместителем стояла ответственность за оснащение всего комплекса огромным количеством надежной радиоаппаратуры, и желание иметь дело с подконтрольным коллективом разработчиков было естественно. Им обоим было прекрасно известно, в какие потери для государства могли обойтись своенравие и капризы влиятельных конструкторов авиакосмической техники. Тем более что сам же Черток пишет:

«Поражала красота и отточенность схемных решений его (Губенко) станций. В отличие от «Трала», начинавшегося с описания деления частоты напряжения питания, его станции были чисто импульсными, с применением новейших, но отработанных, надежных и стабильных импульсных схем, с хорошим радиотрактом.

Его станции не требовали подстройки, даже после марша по бездорожью».

СКБ-567 Губенко не оставили без работы. «Трал» был недостаточно скоростным, чтобы регистрировать быстро меняющиеся параметры типа вибраций или пульсаций давления в камерах сгорания, и для регистрации этих явлений Губенко разработал в 1956 году новую телеметрическую систему – «быструю телеметрию» РТС-5, которая получила место на первых ракетах Р-7[263]. Напомним, что упоминавшиеся здесь РЛС «Кама» были основой стационарных радиолокационных узлов А-100 системы С-25, к разработке налаживанию серийного выпуска которых А.И. имел самое непосредственное отношение еще в МПСС.

Начиная с 1954 года на заводах радиотехнической промышленности было развернуто серийное производство бортовой аппаратуры и наземных станций в стационарном и подвижном вариантах. Только за два года – 1956 и 1957 – было выпущено более 50 комплектов наземных установок, которыми оснащались полигон и все измерительные пункты от Тюра-Тама до Камчатки. Строительство шло быстро, и специалисты-монтажники МРТП-ГКРЭ приступили к монтажу систем управления, телеметрии, коммуникаций шлемофонной и громкой связи. Таким образом, менее чем за полтора года удалось построить, оснастить и ввести в строй в пустынных местностях Казахстана и Камчатки 15 измерительных пунктов. В октябре 1957 года на полигон поступила и в следующем году вошла в строй даже ЭВМ «Урал-1». Такого комплекса, предназначенного для эффективного объективного контроля ракеты на всех интересующих участках полета, нигде и никогда в мире еще не создавалось.

В 1956 г. начались работы по созданию первого искусственного спутника Земли. Им предшествовала «Докладная записка о технической возможности создания и запуска простейшего спутника Земли в 1957–1958 гг.», представленная 5 августа 1955 г. М.В. Хруничевым, В.М. Рябиковым и С.П. Королевым Н.С. Хрущеву и Н.А. Булганину, которая заканчивалась словами:

«Учитывая, что создание искусственного спутника Земли открывает новые перспективы в развитии науки и военной техники, считали бы целесообразным в ближайшее время приступить к работам по его созданию.

В случае одобрения нашего предложения необходимые мероприятия будут в течение 1,5–2 месяцев подготовлены и представлены на Ваше рассмотрение»[264].

Работы по запуску космических аппаратов требовали обеспечения их измерительными средствами, о чем в ЦК КПСС И.С. Коневым, И.П. Бардиным, С.И. Ветошкиным, А.И. Шокиным, В.М. Рябиковым, М.В. Келдышем, М.И. Неделиным была представлена докладная записка от 27 августа 1956 г.

Вопрос об обеспечении измерительными средствами работ по наблюдению за полетом искусственного Спутника Земли (объекта «Д») был проработан с учетом максимального использования радиотехнических и оптических средств, измерительных средств, создаваемых для ракет Р-7, «Буря», «Буран», и радиолокационных средств ПВО.

Учитывая крайне сжатые сроки, установленные для проведения первого пуска объекта «Д», а также сложность создания новой комплексной системы измерений, записка содержала предложения, предусматривающие решение этой задачи в два этапа.

На первом этапе включены в систему измерений будут измерительные средства изделия Р-7, макетные образцы доработанной радиотехнической системы контроля траектории изделия Р-7, радиотелеметрические системы, радиолокационные станции СОН-2 и П-30, командные радиолинии, счетно-решающая аппаратура и другие средства обеспечения.

Для второго этапа предусматривалась разработка в 1957 году эскизного проекта новой комплексной системы измерений, специально предназначенной для объектов типа «Д». В связи с трудностью решения этой задачи, в 1956 году намечается провести глубокую проработку технических направлений, по которым целесообразно вести работы по указанной системе и разработать техническое задание. После рассмотрения технического задания Специальным комитетом Совета Министров СССР совместно с Академией наук СССР и заинтересованными министерствами будет решен вопрос о конкретном плане и исполнителях работ по этой системе[265].

Для более точной привязки данных наблюдений для ориентированных спутников Земли (объекты «ОД»), а также для сокращения потребления электроэнергии на борту объекта потребуется создание малогабаритной легкой и высокоэкономичной бортовой аппаратуры и соответствующей наземной аппаратуры, специально предназначенных для таких объектов.

Создание такой аппаратуры в силу своей сложности требовало для своего осуществления длительного времени – порядка трех лет.

И вот 15 февраля 1957 г. вышло Постановление Президиума ЦК КПСС о запуске ИСЭ с помощью ракеты Р-7 в начале Международного геофизического года: «Принять предложение тт. Устинова, Королева, Рябикова, Бардина, Конева, Калмыкова, Келдыша о проведении двух пробных спутников Земли с использованием для этих целей двух изделий Р-7 с минимальной переделкой. Запуск упрощенных спутников провести после получения положительных результатов пусков одного-двух изделий Р-7 в начале Международного геофизического года <…>».

Постановление было подписано: «Секретарь ЦК КПСС» – и было продублировано Постановлением СМ СССР уже за подписью председателя Совета Министров СССР Н.А. Булганина.

В марте 1957 года с завода имени Калинина (№ 88) в подмосковном Калининграде в Тюра-Там пришел специальный поезд с ракетой Р-7. 5 мая Государственная комиссия во главе с В.М. Рябиковым подписала акт приемки стартового комплекса – площадки-2, а спустя десять дней провела первый пуск. Первый блин вышел комом – ракета взорвалась до разделения ступеней. После нескольких неудачных пусков 21 августа головная часть ракеты наконец успешно долетела до Камчатки. Но, по-видимому, она развалилась в воздухе, и место падения осколков было найдено только через шесть дней, после чего и прошло сообщение ТАСС об успешном испытании в Советском Союзе межконтинентальной баллистической ракеты. Характерно, что американцы ему не поверили, так как строительство полигона осталось для них тайной.

Поверить им пришлось 4 октября, когда Советским Союзом был запущен первый искусственный спутник Земли.

В рамках программы Международного геофизического года стать первыми должны были, по всем прогнозам, американцы. В наших научно-популярных журналах типа «Техника – молодежи» были еще в начале года опубликованы детали предстоящего события, характеристики ракеты-носителя, состав аппаратуры, которую американцы собирались установить на своем спутнике. Предстоящему запуску не придавалось характера сенсации, и эти публикации, хотя и достаточно подробные, были выдержаны в будничном стиле. В таком же, как и первое сообщение ТАСС о запуске советского спутника – небольшая заметка в газете. И Королев, предложивший сыграть на опережение и запустить ПС (простейший спутник), и поддержавший его Устинов, и принимавший решение Хрущев понимали политическую важность этого события, но, по-видимому, ни они, ни кто-либо вообще в нашей стране не могли предвидеть такой ураганной реакции в мире на то, что первый искусственный спутник Земли оказался советским.

Страстное желание Хрущева развить успех и использовать его в целях пропаганды преимуществ социализма открыли космическую гонку, несколько потеснив с первого плана даже военные цели программы, подстегнули и без того быстрое развитие ракетной техники, а заодно и сопутствующей электроники систем навигации, управления, телеметрии и т. д. 15 мая 1958 года был выведен на орбиту третий советский ИСЗ. Внушительная масса спутника 1327 кг, из которых 968 кг приходилось на научную и измерительную аппаратуру, снова вызвала восторженные отзывы в прессе. Это был действительно первый автоматический космический аппарат, да еще и с командной радиолинией. Он нес двенадцать научных приборов, систему телеметрии «Трал» с запоминающим устройством и приемоответчик «Рубин» для контроля орбиты.

Но ракета Р-7 изначально предназначалась, как мы помним, вовсе не для космических рекордов, и в конце 1958 года после завершения так называемых летно-конструкторских испытаний следовало приступать к началу совместных (с военными) испытаний. Обстановка была исключительно тяжелой, поскольку между летно-конструкторскими и совместными, или, как их еще именовали, зачетными испытаниями боевой ракеты Р-7 вклинились три пуска ракеты 8К72 – трехступенчатой ракеты Р-7, доработанной для стрельбы с прямым попаданием по Луне.

Аварийный пуск последней ракеты серии летно-конструкторских испытаний вместе с этими тремя лунными составили уже четыре аварии подряд.

По настоятельному требованию Министерства обороны промышленность, несмотря на эти неудачи, должна была без передышки перейти к совместным испытаниям. Государственную комиссию на пусках теперь возглавлял новый председатель Госкомитета по оборонной промышленности К.Н. Руднев, сменивший Д.Ф. Устинова после назначения последнего в 1958 г. заместителем Председателя Совета Министров – председателем Комиссии Президиума СМ СССР по военно-промышленным вопросам (ВПК). По результатам первых пусков надежность ракеты была явно неудовлетворительной. Нужно было подтверждать ее последующими испытаниями.

По первым результатам выявилась возможность значительного увеличения дальности стрельбы изделиями типа 8К71 (ракетой Р-7). Для проведения испытаний на увеличенную дальность нужно было выходить за пределы границ страны. Записка с предложениями по этому вопросу, подписанная Устиновым, Малиновским, Рябиковым, Рудневым, Славским, Шокиным[266], Неделиным, Бутомой, Королевым, Глушко, Рязанским, Пилюгиным, Барминым и Кузнецовым была подана на рассмотрение Совету Обороны СССР 29 мая 1958 г. (документ ВП-3/1268). В ней предлагалось Министерству обороны СССР, госкомитетам по оборонной технике, электронике, судостроению и Министерству морского флота в 2-месячный срок проработать вопрос о возможности создания трех плавучих измерительных пунктов, оборудованных необходимой аппаратурой, и подготовить необходимые мероприятия. Предложения были рассмотрены на Совете обороны 20 июня 1958 г. (протокол № 16) и в основном приняты. Конкретные предложения о создании плавучего измерительного комплекса были представлены в ЦК КПСС 11 декабря 1958 г., приняты на Президиуме ЦК КПСС 5 января 1959 г. и оформлены постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР от 5 января 1959 года № 18-6. Для выполнения поставленной задачи требовалось найти 4 подходящих судна. Таковыми признали только что построенные в Польше 4 рудовоза. На них по срочно разработанному проекту начали монтаж гиростабилизированных платформ для установки оптических и радиолокационных приборов наблюдения и фиксации мест падения головных частей ракет.

Больше всего в ЦК были озабочены секретностью этих мероприятий. Долго решали, как переводить суда на место постоянного базирования на Камчатке, как их маскировать и так далее. В конечном результате корабли плавучего измерительного комплекса из Ленинграда в Петропавловск-Камчатский были переведены Северным морским путем. Но Хрущев все равно остался недоволен раскрытием секретов на пути из Ленинграда в Мурманск и потребовал объяснений, почему переделку кораблей проводили в Ленинграде, а не на Дальнем Востоке, почему перевод судов намечался Южным, а не Северным морским путем, почему вопрос о переоборудовании кораблей не был разработан раньше. Пришлось ответственным лицам писать объяснительную записку в ЦК[267].

На 1959 год приходилось шестнадцать пусков ракет в счет совместных испытаний, из них четыре – по лунной программе, две – по программе 8К74 (новая модификация с дальностью не менее 12 000 км). Общий цикл подготовки Р-7 на полигоне, считая от начала испытаний на ТП в монтажно-испытательном корпусе (МИКе) и до получения первых результатов пуска, занимал в среднем 15 суток. Министр Калмыков, как член Государственной комиссии не мог, конечно, выезжать на все пуски. Для этого у него был специальный заместитель по реактивной технике С.М. Владимирский. Но вот появляется распоряжение Совета Министров СССР № 2708рс от 23 сентября 1959 г. «Об изменении состава Государственной комиссии по проведению испытаний изделий Р-7 и Р-7 А»:

«1. Ввести в состав Государственной комиссии по проведению испытаний изделий Р-7 и Р-7 А: заместителем председателя комиссии – т. Гришина Л.А. от Государственного комитета Совета Министров СССР по оборонной технике, членами комиссии – т. Герчика К.В. и Никитина В.И. от Министерства обороны СССР; т. Шокина А.И. от Государственного комитета Совета Министров СССР по радиоэлектронике.

2. В связи с изменившимися служебными обязанностями освободить от обязанности члена Государственной комиссии по проведению испытаний изделий Р-7и Р-7А т. Владимирского С.М.

Зам. Председателя Совета Министров Союза ССР А. Косыгин»[268]

Так для А.И. на рубеже 50-х и 60-х годов самыми частыми и длительными стали командировки не на подведомственные предприятия, и уж тем более не за границу, а в казахстанские степи на тюратамский полигон.

Путь туда начинался в аэропорту Шереметьево. Это был еще не нынешний международный аэропорт с толпами людей, а военный аэродром, где было только небольшое здание с диспетчерской вышкой, сохранившееся и сегодня и ставшее совсем незаметным среди новых громад. Летели много часов на поршневых Ил-14 с посадкой в Актюбинске. Условия жизни на полигоне были суровыми: жара или холод, злые ветры, забивавшие все песком Кызыл-Кума, вода желтого цвета из Сырдарьи, скорпионы и каракурты. Если пуск проходил удачно, то командировка была относительно короткой, но чаще она затягивалась. Из приятных вещей были замечательные дыни и жаркое из сайгаков, на которых охотились прямо с автомашин. Но А.И. Шокин от этих развлечений был далек, так как ни охотником, ни рыбаком не был, да и к горячительным напиткам пристрастия не имел, хотя поддерживать компанию не отказывался.

Работа в Госкомиссии еще теснее свела А.И. с такими людьми, как Д.Ф. Устинов, М.И. Неделин, К.Н. Руднев, С.П. Королев, М.К. Янгель, М.В. Келдыш, С.И. Ветошкин, В.П. Бармин, Н.А. Пилюгин и многими другими участниками ракетной эпопеи. С большинством из них он был знаком и раньше, но здесь, в отрыве от повседневного круга людей и текучки, в трудной работе по поиску причин неудач, выработке согласованных решений и неизбежного общения в нерабочее время, их отношения стали глубже. Это не означает, что со всеми установилась дружба. Кое с кем отношения, наоборот, ухудшились, и надолго.

Сам человек весьма энергичный и инициативный, А.И. Шокин всегда поражался просто неуемной энергии Дмитрия Федоровича, сочетавшейся с высокой требовательностью, иногда во имя дела переходившей в безжалостность к подчиненным. Ему довелось испытать это на себе, когда, только что вернувшись с полигона, простуженный (при его-то астме) и с температурой под сорок, он был вынужден отправиться обратно. Устинов позвонил ему домой и, поинтересовавшись здоровьем, предложил немедленно снова ехать в Тюра-Там. Что-то вновь стряслось. Ни отпуск, ни путевка в санаторий, куда в эту позднюю осень собирался отправляться А.И., ни болезнь, ни температура, наконец, не были приняты во внимание. Особых поводов для этой командировки, как считал А.И., не было, но таков был стиль работы у Дмитрия Федоровича, и отступить от него он не мог.

Ведущая роль в строительстве полигона принадлежала Митрофану Ивановичу Неделину – создателю и первому командующему Ракетными войсками стратегического назначения. Умный образованный военный, с широким кругом интересов и незаурядным организаторским талантом не мог не нравиться Шокину. У маршала было чему поучиться. О Неделине написано много воспоминаний, и не стоит повторять здесь какие-то факты в подтверждение его вклада в ракетную технику. Его черты обычного человека как-то особенно заметно выделялись на фоне его свершений, и как у всякой масштабной личности, в этих воспоминаниях мелькают разные занятные случаи. Так и в воспоминаниях А.И. Шокина о Неделине наряду с высокой оценкой его личности был рассказ об одном случае такого рода. Впрочем, возможно, что курьезным он показался только Шокину.

Как-то был затеян облет всех площадок, и, торопя коллег с отправкой, маршал сказал: «Времени у нас в обрез, поэтому предлагаю не завтракать, а только слегка перекусить. Сам я ничего есть не буду, только яичницу из пятка яиц, а остальные пусть как хотят».

Для Александра Ивановича, который всегда ел немного, пять яиц были совершенно несопоставимы с понятием «слегка перекусить».

Первый пуск по программе совместных испытаний состоялся 24 декабря 1958 года, а последний – 27 ноября 1959 года – достойно завершил всю серию совместных испытаний. Аварийными оказались четыре ракеты. Из них две – по вине неисправностей двигателя, одна – из-за ошибки в конструкции ракеты и только одна – по вине отказа радиоуправления. 29 января 1960 года специальным постановлением Совета Министров СССР ракета Р-7 (8К71) была принята на вооружение. Успех!

Но Р-7 с ее жидким кислородом, длительным циклом подготовки и огромными стационарными стартовыми устройствами как оружие была очень далека от идеала и при всех достоинствах мало подходила для решения оборонных задач. Поэтому пока еще шли испытания, была подана докладная записка в ЦК КПСС о создании ракеты на твердом топливе, под которой среди других стоит подпись А.И. Шокина:

«<…> 11 сентября 1959 г.

В соответствии с поручением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 27 июня 1957 г. и личным указанием товарища Хрущева Н.С. нами подготовлены предложения о создании ракеты на твердом топливе (РТ-1) с дальностью стрельбы до 2500 км и проведении научно-исследовательской работы (с представлением эскизного проекта) по определению возможности создания межконтинентальной баллистической ракеты на твердом топливе с дальностью стрельбы до 10–12 тыс. км.

Создание баллистических ракет на твердом топливе с такими дальностями потребует решения ряда сложных технических проблем, и в первую очередь – в разработке двигателей на твердом топливе.

В связи с этим разработка ракеты РТ-1 предусматривается с максимальным использованием существующих твердых топлив, материалов и спецзаряда, а проведение научно-исследовательских работ по ракете РТ-2 – с использованием перспективных твердых топлив, материалов и более легких и эффективных спецзарядов.

Учитывая, что отработка системы регулирования двигателя является трудной и сложной проблемой в создании автономной системы управления, разработка ракеты РТ-1 предусматривается в два этапа. Первый этап – с комбинированной системой управления (автономная с радиокоррекцией по дальности) и второй этап – с автономной системой управления.

Летные испытания ракет РТ-1 с комбинированной системой управления предусматривается начать с IVквартала 1960 г., а предъявление эскизного проекта ракеты РТ-2 – в 1-м полугодии 1961 г. <…>

Д. Устинов, Р. Малиновский), С. Зверев, А. Шокин, Чурин, Б. Бутома, Тихомиров, М. Неделин (25. VШ.59 г.), С. Лещенко»[269]

Однако космическая программа, приносившая большой пропагандистский эффект, продолжала набирать обороты, и сразу после запуска первых спутников появились идеи о запуске автоматических межпланетных станций (АМС), сначала на Луну. Была разработана целая программа, утвержденная Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О развитии исследований по космическому пространству» № 1388-618, вышедшего 10 декабря 1959 г. В нем, в частности, было записано:

«1. Принять предложение тт. Устинова, Руднева, Калмыкова, Дементьева, Бутома, Хруничева, Новикова, Неделина, Несмеянова, Келдыша и Королева[270] о проведении дальнейших работ по изучению космического пространства в направлении решения следующих основных проблем:

– создания автоматической научной станции на Луне или в ее районе для проведения исследований на Луне и передачи данных наблюдений на Землю;

– создания космических ракет для полета в район других планет, в первую очередь к Марсу и Венере с целью изучения их физических свойств и наличия на них жизни с передачей результатов исследований на Землю. В дальнейшем ставится задача достижения этих планет ракетными аппаратами;

– разработки искусственных спутников Земли для решения задач фото– и радиоразведки, навигации, радио– и телеретрансляции, отработки средств противоракетной обороны, а также для геофизических, метеорологических, ионосферных и астрономических исследований;

– осуществления первых полетов человека в космическом пространстве;

– разработки новых мощных ракет-носителей на химическом и атомном горючем и космических кораблей, использующих ионные и плазменные ракетные двигатели с солнечными и ядерными источниками питания, для полета к планетам и возвращения на Землю;

– разработки автоматических и обитаемых (с обеспечением допустимых условий для человека) межпланетных станций и станций на других планетах. <…>

4. Для научно-технического руководства работами по исследованию космического пространства организовать при Академии наук СССР постоянно действующий Междуведомственный научно-технический совет по космическим исследованиям.

Утвердить Президиум Междуведомственного научно-технического совета в составе тт. Келдыша М.В. (председатель), Королева С.П. (заместитель председателя), Благонравова А.А (заместитель председателя), Бушуева К.Д. (заместитель председателя); членов совета тт. Седова Л.И., Глушко В.П., Рязанского М.С., Янгеля М.К., Тюлина Г.А., Соколова А.И., Федорова Е.К., Амбарцумяна В.А., Агальцова, Ф.А., Лейпунского А.И., Пашкова Г.Н., Гришина ЛА., Шокина А.И.».

Эта программа потребовала развернуть работы по радиоэлектронному обеспечению слежения за полетами космических аппаратов и прогнозирования их орбит. Специально для этих целей создавался Евпаторийский центр. Главный конструктор СКБ-567 Губенко предложил использовать в качестве антенны вместо одного большого параболоида соединенные в единую конструкцию восемь двенадцатиметровых «чашек» на общем опорно-поворотном устройстве. Производство таких средних параболических антенн уже было хорошо освоено, однако нужно было научиться синхронизировать и складывать в нужных фазах киловатты, излучаемые каждой из восьми антенн при передаче, а при приеме – складывать тысячные доли ватта сигналов, доходящих до Земли с расстояний в сотни миллионов километров. Другой проблемой, на решение которой потребовалось бы несколько лет, могла бы стать разработка металлоконструкций механизмов и приводов для опорно-поворотных устройств антенн. Здесь пригодился опыт бывших «судаков», ныне руководивших радиоэлектроникой: и Калмыкова, и Шокина, и Владимирского. В основе конструкции были использованы точнейшие механизмы наведения от недостроенных крейсеров. Наземный измерительный пункт в Евпатории (НИП-16) строился силами военных, а в монтаже и отладке аппаратуры систем, которые разрабатывались в НИИ-885, СКБ-567, ЦНИИ-173 ГКРЭ, МНИИ-1 Госкомитета по судостроению, участвовали гражданские специалисты этих предприятий. Всей радиотехнической частью в Евпатории руководил, по необходимости вмешиваясь и в строительные дела, заместитель Губенко Г.Я. Гуськов. В течение 1958–1959 годов прошло три удачных пуска в сторону Луны: первая АМС прошла мимо, вторая попала в Луну, а третья – в октябре – облетела Луну, сфотографировав ее невидимую сторону и передав изображение на Землю.

Сразу после встречи Нового, 1960 года, 2 января, Хрущев собрал совещание. Настроен он был агрессивно и, несмотря на успешное завершение испытаний по военной программе, с ходу заявил, что успехи в космосе сейчас не менее важны, чем создание боевых ракет. Потом, как вспоминает Б.Е. Черток, еще более распалившись, пригрозил Королеву и другим: «Дела у вас идут неважно. Скоро вас будем драть за космос. В США широко развернуты работы, и они могут нас обогнать». 9 января на заседании ВПК у Устинова после рассмотрения хода работ по кораблю-спутнику «Восток» и тяжелому спутнику-фоторазведчику было дополнительно поручено подготовить доклад с предложениями по программе исследования Марса и Венеры (МВ). Срок – неделя!

И весь январь 1960 года прошел в обсуждении дальнейших космических программ, в которые входили запуски спутников, АМС и полет человека.

15 января Королев собрал у себя в ОКБ общую оперативку и огласил немыслимые сроки создания и пуска – в сентябре того же года! – трех аппаратов МВ на Марс. То, что это был сентябрь, а не ноябрь или декабрь определялось, правда, уже не чьей-либо прихотью, а единственно удобным взаиморасположением планет на орбитах. Главным вопросом проекта была система управления, которая должна целый год неустанно работать в космосе, ориентируя солнечные батареи на Солнце, параболическую антенну – на Землю и весь аппарат – на Марс или Венеру. Всем нормальным специалистам изначально было ясно, что создать за это время такую систему, обеспечив выполнение всех требований, а особенно по надежности, было невозможно. Для описания дальнейшего хода событий снова воспользуемся воспоминаниями одного из главных их участников Б.Е. Чертока:

«Рязанский предложил поручить всю проблему радиосвязи СКБ-567, где вместо неожиданно скончавшегося Губенко руководителем назначен Белоусов… По указанию Устинова Руднев собрал у себя Калмыкова, Шокина и начальников главных управлений – руководителей радиоэлектронной промышленности. Самый эрудированный из всех собравшихся председатель ГКРЭ Валерий Калмыков, впервые услышав о такой постановке задачи: «сегодня, в январе, – с нуля начать, а в сентябре – пустить», улыбался, но не спорил. Еще на зенитных ракетах он прошел бериевскую школу сроков, спор по которым в те годы мог привести к аресту, в лучшем случае – к снятию с работы. В таких ситуациях он бывал не раз и, как многие другие министры, считал, что бьют, как правило, не виноватых, а последних. Важно в большой толпе срывающих сроки не оказаться последним. Устинов сообщил Королеву, что по его просьбе Хрущев лично дал указание Калмыкову помогать нам в реализации программы МВ, с расчетом обеспечить два пуска в сентябре-октябре этого года. «Вся радиоэлектроника пришла в необычайное возбуждение», – вызвав меня, сказал Королев. Он поручил мне участвовать во всех сборах и совещаниях у Калмыкова и Шокина и докладывать ему ежедневно. 22 января в зале заседаний ГКРЭ Калмыков собрал всех возможных участников работы по радиоэлектронной части. В процессе обсуждения Калмыков поручил вести совещание Шокину, так как его срочно вызвали в связи с сообщением о нарушении нашего воздушного пространства неизвестным самолетом. Кто-то из участников совещания подал реплику: «Вот чем надо заниматься, а не марсианской фантастикой». Шокин стремился припереть меня к стенке, требуя предложений по распределению работ между головными организациями по ближнему и дальнему космосу. Я предложил иметь две раздельные головные организации. Одной поручить проблемы ИСЗ, а второй – Луну и дальний космос. В полемике Шокин обвинил меня и в целом ОКБ-1 в навязывании своей воли различным организациям. По его мнению, мы делаем это бессистемно, случайно, исходя из симпатий и дружеских отношений. «Мы больше не должны стоять по струнке перед ОКБ-1 и ждать, что оно от нас потребует. Мы должны сами проявлять инициативу, предлагать технические решения, идущие в ногу или даже опережающие требования ОКБ-1», – сказал он. «Золотые слова», – заметил сидевший со мной Богуславский».

Прервем цитату. Представляется, что проскальзывающая здесь ирония неуместна. А.И. Шокин всегда рассуждал таким образом, а результативность его образа мыслей и действий, то, что эти слова не были для него пустыми, были доказаны всей его последующей деятельностью. Да и оценка эрудиции собравшихся, ни в коей мере не посягая на достоинства В.Д. Калмыкова, представляется все же несколько спорной, хотя бы потому, что у автора цитируемых мемуаров он почти везде действует в паре со своим первым заместителем. «Шокин нервничал и резко обрывал директора института телевидения (ВНИИ-380) Росселевича и директора института радиосвязи (НИИ-695) Гусева, выступавших в поддержку моих предложений. В такой накаленной обстановке неунывающий Алексей Богомолов заявил, что если всей мощности ГКРЭ не хватит, то ОКБ МЭИ готово взяться за проектирование и создание наземных антенн диаметром 30 и 64 метра, и не в далеком Крыму, а здесь, под Москвой, на Медвежьих озерах. Это предложение было встречено общим смехом и ядовитыми репликами. Руководители основных институтов радиоэлектроники чувствовали неприкрытую агрессивность молодого коллектива МЭИ и явно побаивались его перспективных предложений. Соколов вернул всех с марсианских орбит на Землю: «Для строительства измерительных пунктов дальней связи потребуется стянуть только в Крым десять тысяч рабочих. А еще Уссурийск, из которого мы должны осуществлять контроль за третьей ступенью и в какой-то мере дублировать крымские пункты! В то же время постановления еще нет и даже пока еще нет аналогов в мировой практике? Все, что касается бортового радиокомплекса, по-видимому, при исключительном напряжении может быть создано. А вот как быть с «землей», сказать трудно – от ГКРЭ нет четких заданий». В конце совещания появился Калмыков. Он сообщил, что локаторы ПВО вели самолет, который пересек нашу границу со стороны Ирана на очень большой высоте, но пока согласовывали вопрос: сбивать его ракетами или нет – он благоразумно развернулся и ушел. Совещание закончилось общими и неконкретными поручениями… Богуславский в «мужском» разговоре сказал: «Яне верю в возможность создания за семь месяцев надежного многофункционального «радиокомбайна» для аппаратов МВ. Мы должны идти на совершенно не оправданный риск. Сколько-нибудь серьезная проработка в лабораториях, испытания элементов в этих условиях невозможны. Для испытаний на ресурс и живучесть нет ни времени ни оборудования. Начинать бешеную гонку без надежды на успех я не хочу и Михаила (Рязанского) буду отговаривать. Пусть за эту задачу берется команда Белоусова… У них новая фирма, им нужно завоевывать место под солнцем. Если и провалят дело, по молодости им простят». Но Богуславский был готов уговаривать Михаила Рязанского взяться за разработку антенн крымских пунктов – «не отдавать же такие «куски» Богомолову».

Такое распределение работ в дальнейшем и было принято вплоть до середины 1960-х годов.

Нервное состояние Шокина на совещании можно понять – авантюры всегда претили его вдумчивому системному подходу к решаемым задачам. Чуда не произошло, и в августе 1960 года – всего за два месяца до момента пуска – сборщики Королева все еще возились вокруг разобранного технологического марсианского объекта. Никакие испытания еще не начинались: радиокомплекс от ГКРЭ еще не поступал. Ответственность руководства СКБ-567 и ГКРЭ за невыполнение работ по межпланетному радиокомплексу в нереальные сроки была вполне реальной. Королев, вернувшись с успешного запуска третьего корабля-спутника с собаками Белкой и Стрелкой, по «кремлевке» пригрозил доложить «лично Никите Сергеевичу», что обещанный пуск в сторону Марса в текущем году не состоится. В тот же день в СКБ-567 состоялась встреча Королева, Калмыкова и А.И. Отдельные блоки радиокомплекса были в наладке и доработке и комплексные испытания еще не проводились. После короткого обсуждения Королев, понимая всю сложность ситуации, решил не прикрываться чужими срывами и предложил ограничиться испытаниями отдельных блоков, и без комплексных испытаний всю аппаратуру отправить к нему для установки на борт автоматической межпланетной станции. Предложение было неожиданным и рискованным, так как фактически ответственность за надежность радиокомплекса перекладывалась на ОКБ-1.

Из-за неполадок радиоаппаратуры старт на Марс несколько раз переносился, оптимальная точка запуска космического корабля была пройдена. Несколько раз пришлось облегчать корабль, снимая научную аппаратуру. Королев очень резко выступил в адрес Калмыкова, выразив вотум недоверия СКБ-567 и лично Белоусову. Он просил до следующей работы передать СКБ на правах филиала Рязанскому. Наконец запуск состоялся, но ракета на орбиту не вышла. Все тяжкие труды и бессонные ночи пропали даром. Следующий старт на Марс состоялся в январе 1961 года. На сей раз радиокомплекс был в лучшем состоянии, но история повторилась.

«Виновником в обоих случаях формально было ОКБ-1. Смежники, кроме Виктора Кузнецова, которых мы обвинили в низком качестве аппаратуры и срыве сроков, на этот раз были ни при чем. Можно было предыдущую аварию списать на Кузнецова. За гирогоризонт ни Королев, ни я, ни мои товарищи в такой ситуации ответственности не несли. Но общее горе от двух аварий подряд после полутора месяцев непрерывного сверхнапряжения было столь сильным, что никто не вспоминал о прежних обидах. Калмыков имел все основания отыграться за резкие выпады Королева в свой адрес. Он этого не сделал»[271].

А.И. Шокин и М.В. Келдыш

Королеву приписывают высказывание примерно в том духе, что если сделал вовремя, но плохо, то запомнят то, что сделано плохо, и наоборот, когда сделано хоть и с опозданием, но хорошо, то запомнят именно то, что сделано было хорошо. В приведенном выше эпизоде он явно стремился выдержать сроки, вполне осознавая невозможность выполнить работу хорошо. Конечно, и в подобных явно авантюрных проектах, стоивших работавшим над ними людям многих бессонных ночей, нервов и, в конечном счете, здоровья, была определенная польза в накоплении опыта и знаний.

Да, из классических вопросов русской интеллигенции: «Что делать?» и «Кто виноват?» в шестидесятые годы и Королев, и Калмыков, и Шокин, и многие другие явно предпочитали первый. Они обладали способностями определить, что нужно делать в каждом конкретном случае, и умением выполнять принятые решения. Чем дальше мы уходим от этого времени и его героев, тем чаще предпочтительнее оказывается второй вопрос при невыполненных делах.

Запуски космических объектов производились все чаще, пропагандистская машина уже не могла остановиться, и Хрущев пугал американцев рассказами о том, что в Советском Союзе ракеты на заводах делают, как сосиски. Но многое далеко не соответствовало действительности, и по числу ракет, способных доставить ядерные заряды на территорию противника через океан, мы сильно отставали от США. К тому же наибольшими возможностями для доставки тяжелых боеголовок на территорию США обладали пока еще только модификации «семерки». Тем не менее совместные испытания новой модификации ракеты Р-7А (8К74) в течение года были успешно завершены, и в сентябре 1960 года она была принята на вооружение.

Для военных ракет других конструкторов: М.К. Янгеля, а затем и В.Н. Челомея – на полигоне были построены новые стартовые площадки, на которых тоже готовились пуски. 24 октября 1960 года произошла авария с ракетой Янгеля Р-16. Погибли М.И. Неделин, возглавлявший Государственную комиссию по ее испытаниям, молодой заместитель председателя Госкомитета по оборонной технике Л.А. Гришин (один из заместителей председателя Госкомиссии), с которым у А.И. Шокина на полигоне установились дружеские отношения, Б.М. Коноплев, главный конструктор системы управления, и еще многие другие товарищи.

Шокин в это время находился в Москве. Хотя в печати об аварии не сообщалось, а гибель маршала была отнесена к последствиям «авиационной катастрофы», он, как всегда в таких случаях, от семьи секретов не делал. Под впечатлением от этой трагедии он рассказал эпизод, когда сам чуть было не погиб в результате аварии ракеты:

«Хотя вокруг старта построены бункеры, но у нас по глупости не было привычки уходить в них во время пуска. Стоишь наверху и смотришь, как ракета начинает подниматься, сначала медленно, затем все быстрее и выше, пока в небе не появится светящийся «мальтийский крест» от боковых двигателей. Зрелище очень красивое.

И вот мы стоим с Келдышем, наблюдаем как «семерка» сходит со старта, но не идет вверх, а движется по горизонтали, причем, в нашу сторону. Мы продолжаем стоять и зачарованно смотреть на ее движение прямо на нас, не в силах сдвинуться с места. Что это было за наваждение, трудно понять, и мы бы так и сгорели, но ракета вдруг повернула в сторону, к железнодорожной насыпи, ушла за нее и там рванула».

Таким был его рассказ, как он мне запомнился. А вот описание тех же событий по Б.Е. Чертоку:

«Ночью (12 апреля 1960 года, после предыдущего неудачного пуска) на контрольные испытания в МИК пришли два заместителя министра Александр Шокин и Лев Гришин. Вместе с Рязанским и Богуславским мы объясняли обстановку. Через трое бессонных суток 19 апреля[272] к пуску была готова следующая ракета с лунником Е-3. На этот раз, пользуясь сумерками, я решил по пятнадцатиминутной готовности отойти от измерительного пункта ИП-1, на котором скопилось много болельщиков, в степь по направлению к старту. Не спеша, я отошел метров на триста и залюбовался ярко освещенной прожекторами ракетой. С ИПа слышен усиленный динамиками доклад «минутная готовность». В степи охватывает чувство одиночества, нет никого рядом – только там, впереди, воплотившийся в ракету образ прекрасной мечты.

Я подумал: «Если с ней сейчас что-то произойдет, я и еще сотня ее создателей – бессильны прийти на помощь». И произошло! Я определенно накликал беду. Ракета огласила степь ревом всех двигателей главной ступени. Очень сильно сказалось сближение с ней на триста метров. Но что такое? Вижу и догадываюсь, что ближний ко мне боковой блок не уходит вместе со всем пакетом, а, изрыгая пламя, заваливается вниз.

Остальные блоки нехотя идут вверх и, кажется, прямо надо мной, рассыпаются. Я плохо соображаю, что куда летит, но чувствую, что один из блоков с ревущим двигателем в ближайшие секунды меня накроет. Бежать! Только бежать! К ИПу – там спасительные окопы! Может быть, успею. В комсомольские времена я неплохо бегал стометровку. Меня прочили одно время в чемпионы 22-го завода по спринту. Сейчас в степи, ярко освещенной факелом летящего на меня ракетного блока, я, вероятно, ставил свой личный рекорд. Но степь – не беговая дорожка. Я спотыкаюсь и падаю, больно ударившись коленом. Позади раздается взрыв, и меня обдает горячим воздухом. Рядом падают комья поднятой взрывом земли. Преодолевая боль в колене, ковыляю в сторону ИПа, подальше от огромного жаркого костра, который пылает рядом с тем местом, откуда я бежал.

Но где другие блоки!? Вон яркое пламя поднимается около МИКа. Неужели какой-то блок ударил по «техничке», там же люди! Когда доковылял до окопа, из него неожиданно раздался возмущенный женский крик: «Да вылезайте же!» Я узнал голос Ирины Яблоковой – научного сотрудника института Лидоренко.

Окоп был набит до отказа попрыгавшими туда офицерами всех чинов. Авария причинила много бед, но, по совершенно счастливой случайности, не было ни единой жертвы. Центральный блок упал и взорвался у самого МИКа – стекла в окнах и двери были выбиты, внутри осыпалась штукатурка. «Имей в виду, – сказал Воскресенский, – Королев договорился с Неделиным о специальном постановлении Госкомиссии, обязывающем командование полигона эвакуировать всех подальше, а остающихся на ИП-1 загонять в окопы». К сожалению, на старте ракеты Янгеля эти меры предосторожности приняты не были».

Академика М.В. Келдыша, который руководил ОПМ и одновременно НИИ-1, не зря в те годы в печати именовали Главным теоретиком космоса. Возможно, что хорошие с ним отношения у А.И. Шокина сложились и укрепились именно вследствие пережитой вместе смертельной опасности, при том, что в их основе была, конечно, близость взглядов на многие вещи.

Шокин тяжело переживал катастрофу с Р-16, гибель людей, и особенно Л.А. Гришина, получившего тяжелые ожоги и скончавшегося в ужасных муках. От маршала Неделина почти ничего не осталось – все сгорело. Хотя и говорили, что незаменимых людей не бывает, но второго такого командующего для Ракетных войск не нашлось, и вскоре все это почувствовали. Переживания были тем тяжелее, что виновной в катастрофе, возникшей в результате нештатного запуска на старте двигателей второй ступени, была признана система управления ракеты, разработанная в киевском ОКБ-692 ГКРЭ, куда в 1955 году перешел Б.М. Коноплев.

В гостях у Б.М. Коноплева (крайний справа). Харьков. 1959 г.

После гибели Неделина и Гришина в составе Госкомиссии распоряжением СМ СССР от 18 ноября 1960 года были проведены изменения: председателем стал А.И. Соколов, начальник НИИ-4 МО СССР, а его заместителями С.А. Зверев (первый заместитель председателя Госкомитета по оборонной технике) и А.И. Шокин. Эту замену и военные, и смежники, и руководство из ВПК в силу авторитета А.И. Шокина признавали вполне естественной. Его четвертьвековой опыт взаимодействия со смежниками и военными, неоднократно проверенная способность распутывать клубки технических и организационных проблем и стойкий характер позволяли министру надеяться на своего заместителя не меньше, чем на самого себя. После своего ухода из ГКРЭ А.И. уже со стороны отметил, что замена члена комиссии министра Калмыкова заместителями стала считаться нежелательной.

Что касается космоса, то американцам свой первый спутник «Эксплорер-1» удалось вывести на орбиту почти на четыре месяца позже нас, 31 января 1958 года. Его незначительная масса[273] долго служила поводом для насмешек советских пропагандистов. Но зато, в отличие от первого советского спутника, на котором кроме передатчика, издававшего знаменитые, но вполне бессмысленные сигналы «бип-бип», «Эксплорер-1» нес 4 датчика наружной и внутренней температуры, 12 датчиков для измерения микро-метеоритной эрозии, микрометеоритный ультразвуковой микрофон, счетчик Гейгера-Мюллера для регистрации проникающих космических лучей (аппаратура Ван-Аллена), два передатчика на частотах 108 МГц (10 мВт) и 108,03 МГц (60 мВт), две щелевые антенны и одну турникетную антенну из 4 гибких вибраторов длиной 55,9 см, а также ртутные батареи. Данные, регистрируемые этими приборами, записывались на миниатюрный магнитофон и передавались на Землю при проходе над наземным пунктами слежения. Благодаря этой аппаратуре были открыты радиационные пояса Земли.

Эти успехи базировались на достижениях мощной американской электронной промышленности, позволявшей обеспечивать недостижимую пока для СССР микроминиатюризацию аппаратуры.

Глава 12 ГКЭТ – МЭП

В 1954 году американская фирма Texas Instrument Inc. объявила о выпуске первого транзистора, изготовленного из кремния. Это был серьезнейший шаг в развитии полупроводниковой электроники, поскольку переход на этот материал, имеющий температуру плавления 1420 °C, позволял создавать транзисторы с гораздо более широким диапазоном рабочих температур, чем германий. Кроме того, кремниевый транзистор мог отдавать намного больше мощности. Для военных, да и не только для них, это было чрезвычайно важным.

Исключительную роль в развитии электроники в конце пятидесятых годов сыграла разработка и последовавшее быстрое распространение так называемой планарной технологии и внедрение групповых методов обработки. Произошло резкое снижение себестоимости полупроводниковых приборов. Американцы быстро поняли, что сулит помещение денег в новую высокотехнологичную отрасль техники. В 1960 году разработкой и производством полупроводниковых приборов в США занималось уже более шестидесяти фирм, и число их росло как снежный ком.

Еще более революционным было появившееся в конце 1959 года сообщение американского инженера Килби из фирмы Texas Instrument о создании в одном кристалле кремния нескольких транзисторов и резисторов. Килби начал создавать конструкцию триггера, изготовленного на одном кусочке монолитного германия в начале октября 1958 года, закончил его изготовление в начале 1959 года, и «твердая схема» была представлена на выставке института радиоинженеров в марте 1960 года. Однако к февралю 1960 года фирма Fairchild Semiconductor объявила о начале испытаний на долговечность «большого числа» своих интегральных схем серии Micrologic, изготовленных уже из кремния.

Революционная суть этих достижений состояла в том, что сборка электронного оборудования из классических радиокомпонентов представляла собой трудоемкий, занимающий много времени процесс, который замедлялся еще сильнее все возраставшей сложностью схем. Суммарное число переключающих приборов в цифровом оборудовании, в особенности в компьютерах, увеличилось во много раз. Например, компьютер типа CD1604, выпущенный в 1960 году фирмой Control Data Corp., содержал около 1 млн диодов и 25 тысяч транзисторов.

Спрос на новые функциональные возможности оборудования существовал и рос с каждым днем, а средства для ускорения изготовления готового оборудования были исчерпаны. И вот новая технология позволила приспособиться к растущей сложности аппаратуры путем исключения соединений между их дискретными элементами. Одновременно достижения физики твердого тела в сочетании с планарной технологией открывали захватывающую перспективу нового резкого уменьшения размеров радиоэлектронного оборудования, увеличения его надежности. Делалось возможным, сосредоточив внутри кремниевого кристалла размером всего лишь несколько миллиметров целое электронное изделие с законченными функциями, получать его в едином технологическом цикле, используя только полупроводниковую технологию.

В нашей ведущей радиоэлектронной фирме КБ-1 вопросы микроминиатюризации всегда стояли остро, ее специалисты внимательно отслеживали зарубежные достижения. Уже в 1960 г. отдел научно-технической информации КБ-1 издал монографию А.А. Колосова. «Вопросы молекулярной электроники» – первую в мире на эту тему. Автор не только дал описание физических основ работы устройств молекулярной электроники, но и обосновал необходимость и своевременность начала широкомасштабных работ по исследованию проблем, связанных с созданием твердых схем, и изложил новые принципы создания радиоэлектронной аппаратуры. В частности, в ней говорилось: «…В настоящее время радиоэлектроника стоит на пороге такого переворота, который по своей значимости, возможно, будет превосходить скачок вперед, сделанный в начале этого столетия при переходе от искровой и дуговой радиотехники к радиотехнике электронной лампы»1. Главный инженер КБ-1 Ф.В. Лукин создал у себя отдел твердых схем, который А.А. Колосов и возглавил.

И в традиционном направлении развития электроники – в освоении все более высоких частот – тоже был совершен прорыв. Твердотельная электроника осваивала все новые диапазоны – сантиметровый, миллиметровый – и, наконец, этот процесс привел к созданию в 1960 году в США генератора излучения видимого диапазона электромагнитных волн – лазера.

Хотя у нас и писали тогда, что советская радиопромышленность развивается высокими темпами, но выпуск ею продукции возрос к 1955 году по отношению к уровню довоенного 1940 года только в 10,8 раза (у американцев только за время войны – в 12 раз). Количество выпускаемых советской радиопромышленностью электровакуумных приборов выросло с 1947 по 1954 год примерно в 8 раз, а у американцев только за годы войны производство основных компонентов возросло в 20–30 раз. Умножьте цифры военных лет на итоги послевоенного развития (230 % по отношению к 1947), и получится, что радиотехническая промышленность США выросла за тот же период примерно в 25–30 раз, при том, что и в точке отсчета она во много раз превосходила советскую. Как же далеко [274] было нам тогда до этого американского уровня и какие же огромные задачи предстояло решать для сокращения этого ужасающего разрыва!

Осознание этого факта стало доходить до высшего руководства еще в середине пятидесятых годов на примере той же ракеты «воздух-воздух» К-5. В отчетном докладе ЦК КПСС ХХ съезду партии, с которым выступил Хрущев, эти проблемы затронуты только обшей фразой, в одном ряду с тем, что в стране в короткие сроки была решена проблема получения атомной энергии для развития народного хозяйства и укрепления безопасности: «Усилиями наших ученых созданы такие выдающиеся творения технической мысли, как электронные счетные машины, различные приборы и механизмы, успешно решаются другие сложные проблемы развития науки и техники».

Зато первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Ф.Р Козлов, выступая в прениях, сказал четко: «В настоящее время огромное значение имеет дальнейшее развитие полупроводниковой техники и широкое применение ее в промышленности. Учеными Ленинграда сделаны первые шаги для промышленного применения полупроводников. Однако полупроводниковая техника в промышленности применяется крайне медленно. Академии наук и Министерству радиотехнической промышленности предстоит большая работа для более широкого применения в промышленности этого важного открытия в науке».

Еще более подробно на вопросах электроники остановился Председатель Совета Министров СССР Н.А. Булганин в Докладе по директивам съезда на VI пятилетку: «Одна из важных и срочных задач приборостроительной промышленности – обеспечить нужды науки и производства достаточным количеством быстродействующих счетно-математических машин, являющихся новым средством автоматизации вычислительных работ и производственных процессов.

Работникам радиотехнической промышленности особое внимание следует обратить на создание новых полупроводниковых приборов высокого качества, успешно заменяющих в ряде случаев радиолампы. Полупроводниковые приборы, имея значительно меньшие размеры и вес, чем радиолампы, повышают надежность работы радиоаппаратуры, счетно-математических машин и других установок

Полупроводниковые приборы заслуживают того, чтобы ими занялись серьезно. Однако Министерство радиотехнической промышленности недопустимо медленно осваивает их производство, а Министерство цветной металлургии в совершенно недостаточных количествах вырабатывает для этих целей химически чистые материалы. Особо важную роль в осуществлении автоматизации должны сыграть автоматические вычислительные машины. <…> Развитие автоматизации имеет большое государственное значение».

Поэтому в самих Директивах было записано как никогда конкретно: «Всемерно развивать радиотехническую и приборостроительную промышленности, в особенности производство приборов для контроля и регулирования технологических процессов. Увеличить за пятилетие изготовление приборов и средств автоматизации примерно в 3,5 раза, в том числе… счетных и счетно-аналитических машин – в 4,5 раза… Увеличить выпуск электровакуумных приборов в 2,6 раза.

Развивать научно-исследовательскую и лабораторную базу приборостроения, радиотехники и электроники и резко улучшить ее техническую вооруженность. Усилить работы по конструированию и производству автоматических быстродействующих вычислительных машин для решения сложных математических задач и счетно-математических машин для автоматизации управления производственными процессами. Повысить точность и улучшить качество изготовляемых приборов. Обеспечить разработку новых средств автоматики, основанных на использовании последних достижений физики, электроники и радиотехники. Широко развернуть научно-исследовательские работы по полупроводниковым приборам и расширить их практическое применение.

В целях расширения производственной базы по изготовлению приборов общепромышленного назначения осуществить строительство и ввести в действие в шестой пятилетке 32 приборостроительных завода».

Работа НИИ-35, начавшаяся в 1953 году, и ЦНИИ-108 уже дала результаты в виде первых советских плоскостных германиевых транзисторов, ставших основой для серийных приборов типа П1, П2, ПЗ и их дальнейших модификаций. К середине пятидесятых производство первых маломощных ВЧ-транзисторов для приемной техники было освоено на заводе «Светлана», что, собственно, и имел в виду Ф.Р Козлов в цитированном выступлении. В течение 1957 года, с которого можно исчислять начало промышленного выпуска полупроводниковых приборов (диодов и транзисторов) в СССР, было выпущено уже 24 миллиона полупроводниковых приборов, в том числе 2,7 млн транзисторов. Это внушительное, казалось бы, количество было мало. В том же году в США было выпущено уже 28 млн транзисторов, в том числе с недостижимыми пока для советской промышленности показателями по сочетанию рабочей частоты и мощности. Но транзисторами и диодами появление новых полупроводниковых электронных компонентов не исчерпывалось. Массовое применение в радиоэлектронике нашли оксидные полупроводниковые материалы – ферриты: в антенно-фидерных трактах СВЧ, в параметрических усилителях, колебательных контурах радиоаппаратуры и т. д. Особо нужно отметить использование ферритов в ячейках магнитной памяти ЭВМ, заменивших громоздкие блоки на особых электронно-лучевых трубках – потенциалоскопах[275]. Для сосредоточения научно-исследовательских и важнейших опытно-конструкторских разработок в области оксидных магнитных материалов-ферритов и магнито-диэлектриков в 1959 году был образован Всесоюзный научно-исследовательский институт по ферритам (ВНИИ-596). На основе отечественной технологии создания металлоокисного проводящего слоя с высоким удельным сопротивлением были созданы новые ультравысокочастотные сопротивления типа МОУ и ряд других.

Объективно положение с элементной базой было все же неудовлетворительным, а появление интегральной электроники – задачи, для нашей страны многим представлявшейся не решаемой, – еще более усугубляло положение. И чем тяжелее и больше по размерам становились наши ракеты и спутники, тем нетерпимее становилось состояние электронной технологии. В реальной советской жизни эта объективная картина дополнялась характерными организационными сложностями: в электронных компонентах и комплектующих изделиях (сопротивлениях, конденсаторах, трансформаторах, предохранителях и другой подобной продукции) нуждались все приборостроительные отрасли, разделенные к тому же по совнархозам, а занимались ими по-настоящему только в ГКРЭ. А у руководства ГКРЭ, начиная с председателя В.Д. Калмыкова, опытнейшего системщика, погруженного в проблемы создания нового радиоэлектронного вооружения, просто не доходили руки до всех этих технологических и материаловедческих сложностей электронной техники. Такой расклад ответственности позволял смежникам при необходимости списывать свои провалы на ГКРЭ, обвиняя последний в развитии элементной базы в первую очередь для себя (даже если в конкретной ситуации этого не было!). Вопросы применения электровакуумных и полупроводниковых приборов в ракетно-космической технике обостряются до предела. Дело доходит до скандалов, жалобы на ГКРЭ идут к самому Н.С. Хрущеву Чтобы не быть голословным, приведем выдержку из решения Военно-промышленной комиссии от 31 марта 1960 г.:

«В 1959 г. 65 % рекламаций воинских частей были вызваны отказами в работе комплектующих изделий (из-за выхода из строя электровакуумных и полупроводниковых приборов, низкого качества монтажа проводов). Развитие мощностей заводов электровакуумных и полупроводниковых приборов задерживается из-за отсутствия энергетического и специального технологического оборудования. Госкомитеты и некоторые совнархозы медленно решают вопросы по устранению недостатков в изделиях военной техники, выявленных в ходе контрольно-проверочных испытаний, и затягивают доработки по принятым решениям»[276].

Причиной аварии, произошедшей 24 октября 1960 г. при испытании ракеты Р-16 и унесшей 74 человеческие жизни, согласно заключению правительственной комиссии под председательством Л.И. Брежнева явилось «неверное исполнение команды по подрыву пиромембран и самопроизвольное срабатывание пиропатронов газогенератора», что, в свою очередь, «произошло из-за конструктивных и производственных дефектов пульта подрыва, разработанного ОКБ-692 ГКРЭ».

Хотя за аварию никого не наказали – все виновные погибли – 16 ноября 1960 г. научно-технический комитет Совета машиностроения при Совете Министров СССР направил в ЦК КПСС и в правительство обширный доклад, в котором указывалось, что выполнение решений июньского 1959 г. Пленума ЦК КПСС об ускорении научно-технического прогресса находится под угрозой срыва[277]. При этом немалую степень вины машиностроители возложили на недостаточное количество и низкое качество изделий электровакуумной и полупроводниковой промышленности:

«В США еще в 1955–1956 гг. был достигнут ежегодный выпуск электровакуумных приборов в количестве 600 млн шт., то есть в 5–6 раз больше, чем в СССР. Особенно значительно отставание по производству магнетронов, клистронов, ламп бегущей и обратной волны, газоразрядных приборов – игнитронов и тиратронов, импульсных генераторных и модуляторных ламп, электронно-лучевых трубок, электронно-оптических преобразователей. Наши приборы значительно уступают зарубежным по надежности и температурному интервалу работы.

Большое отставание имеется в отечественной промышленности полупроводниковых приборов. В США выпуск полупроводниковых приборов в 1958 г. составил 150 млн шт., в 1959 г. 225 млн шт., а в 1960 г. может вырасти до 300 млн шт. При этом количество типов полупроводниковых приборов только по транзисторам перевалило за 200.

Выпускаемые в СССР полупроводниковые приборы пока недостаточно стабильны и надежны; стоимость их из-за дороговизны микрокристаллических материалов и несовершенства технологии очень высока. Не удовлетворяет потребностей радиоэлектронной промышленности производство радиодеталей и радиокомпонентов, несмотря на то, что за последнее десятилетие объем продукции этой отрасли вырос в 20 раз. Ощущается острый недостаток в ферритовых изделиях, электролитических конденсаторах и сопротивлениях. Годовой выпуск ферритовых сердечников в СССР составляет 25–30 млн шт. в год, а в США – в 10раз больше».

В начале 1961 г. Комиссия Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам приняла решение придать отечественной электронной промышленности статус отрасли, имеющей стратегическое народнохозяйственное и оборонное значение. Следует подчеркнуть, что в тот момент речь шла только об отраслевой науке и разработке образцов новой электронной и вычислительной техники.

Даже до руководства Советского Союза, увлеченного рекордными весами и размерами ракет и спутников и сверхмощными термоядерными зарядами, стало доходить через тех же ракетчиков, что электроника все больше отстает от потребностей страны. Ждать вступления в строй новых предприятий не было времени. Поэтому продолжалась практика отбора недостроенных зданий у других ведомств под задачи радиоэлектроники. Так, А.И. показывал автору на Нефтехимический институт имени Губкина, как на пример неудавшейся попытки такого рода. Были и курьезные случаи: под задачи расширения разработок и производства мощных электровакуумных СВЧ приборов для ПРО правительство рекомендовало забрать Бутырскую тюрьму[278]. В.Д. Калмыков съездил туда лично и убедился в ее полной непригодности. После этого предложили построить опытный завод с ЦКБ на юго-западе Москвы – будущий НИИ «Титан».

Принимавшиеся меры в виде постановлений по развитию электронной техники оказывались недостаточными – мировой прогресс в этой области шел так быстро, что, несмотря на усилия ГКРЭ, наметилось угрожающее отставание и по количеству, а главное, и по качеству радиоэлектронной аппаратуры. Все эти обстоятельства – и объективные, и субъективные – послужили почвой для созревания идей выделения из ГКРЭ и сосредоточение в самостоятельном ведомстве работ по созданию новых электронных компонентов, о чем свидетельствует вот такое, почти личное, письмо К.И. Мартюшова А.А. Захарову:

«1 августа 1960 г.

Уважаемый Андрей Андреевич!

Вы просили меня подумать во время отпуска о предложении взять под свою опеку полупроводниковые дела. Зная, что Вы к этому вопросу все равно вернетесь, я решил дать свой ответ в письменном виде. Кроме того, ответ мой может показаться нахальным, и вряд ли я набрался бы смелости все это сформулировать устно.

По существу Ваша идея объединить полупроводники и радиоэлементы абсолютно правильна. Нет нужды и обосновывать это. Лично я взялся бы за такую работу, так как это очень интересно и перспективно.

Но для пользы дела, учитывая очень большую нагрузку, необходимость очень много знать и по существу разбираться в технике и производстве столь обширной области радиоэлектроники для того, чтобы не осрамиться, считал бы правильным руководителя такой области наделить известными правами.

Если Вы сами считаете возможным и правильным, просил бы Вас выяснить точку зрения Министра об использовании вакантной должности члена Комитета.

Возможно, я когда-нибудь пожалею о таком «нахальстве», но я хочу быть абсолютно искренним перед Вами и прошу поверить, что не честолюбивые намерения заставляют меня ставить подобные «условия».

Мне кажется, что обстановка в Комитете мне очень хорошо известна, и только при этом условии можно брать на себя столь большую ответственность.

Работа в аппарате – это не моя стихия, и я с гораздо большим удовольствием работал бы где угодно, но не в Комитете, но если уж браться за крупное дело, хотелось бы максимально развязать себе руки и действовать более активно. Если Вы сами считаете мои «притязания» ересью или с ними не согласятся наши официальные руководители, можете мне попросту не делать больше предложений.

Независимо от этого, нужно искать подходящую кандидатуру, наделять ее некоторыми правами и объединять 7-е и 12-е Управления.

Мне кажется, что кроме Вас в составе Коллегии должен быть представитель от так называемых «комплектующих» управлений. Без этого и Вам, Андрей Андреевич, будет очень тяжело, и поставите Вы вместо т. Пеляцкого т. Мартюшова или наоборот, практически все останется по-старому. <…>»[279].

Вот как описывал события их непосредственный участник заместитель председателя ГКРЭ А.А. Захаров:

«В нашем комитете с широкой номенклатурой изделий руководству было очень трудно правильно распределять отпускаемые государственные средства и уделять должное внимание комплектующим подотраслям, в частности находящимся под моим руководством. Так получилось, что выпускаемые предприятиями комитета радиоустройства определяли оценку деятельности его. Председателю комитета много времени приходилось затрачивать на полигонах при испытании вооружения с применением радиоустройств и, конечно, при неудачах вынуждало все внимание уделять организациям, его выпускающим, мало уделяя внимания предприятиям, комплектующимрадио-устройства.<…>

На одном из совещаний в Оборонном отделе ЦК КПСС я поставил вопрос о необходимости выделения из Комитета радиопромышленности отрасли комплектующих – электроники. <…>». (Конечно, в тот момент речь шла не о промышленности, а только об отраслевой науке и разработке новой техники.) Говорят, что толчком послужило письмо генеральных и главных конструкторов военной техники с таким требованием и доводами в его пользу. Идея разделения ГКРЭ все больше овладевала массами руководителей, принимавших решения, и в начале 1961 года была принята ими окончательно. «При обсуждении на коллегии [вопроса о разделении] все без исключения, кроме меня одного, выступили и проголосовали против выделения в самостоятельный комитет электронной техники, но ЦК принял решение об отделении электронной отрасли от радиопромышленности. Но все же через некоторое время по настоянию ЦК Правительство решило организовать самостоятельный Комитет по электронной технике, и председателем вновь созданного Комитета назначили А.И. Шокина <…>»[280].

По непроверенным сведениям, занимался этим вопросом А.Н.Косыгин, бывший тогда первым заместителем Председателя Совета Министров СССР Председателем был Хрущев, совмещавший эту должность с постом Председателя Президиума ЦК КПСС, поэтому Алексей Николаевич был уже в ту пору повседневным главой правительства. На его вопрос, кого можно рекомендовать на должность председателя будущего Государственного комитета по электронной технике, Калмыков назвал Шокина, хотя тот и оставался последовательным противником проведения границы между компонентами и аппаратурой и выделения электронной техники в самостоятельное ведомство. Впрочем, все: и друзья, и недруги понимали, что другой кандидатуры при таком решении нет. Поэтому, когда А.И., исчерпавший аргументы организационного характера, стал отказываться, ссылаясь на мучившие его болезни, за уговоры взялся сам Косыгин.

И получили согласие. И не ошиблись.

Так на пятьдесят втором году жизни А.И. стал министром СССР.

Задачи, стоявшие перед ним, многим тогда представлялись неразрешимыми: с одной стороны, электроника становилась базовой отраслью для большинства направлений промышленности, определяя их уровень, а с другой – сама электроника требовала новых подходов к созданию материалов особой чистоты, технологического и исследовательского оборудования, приборов, которые отечественная промышленность не выпускала. Отрасль промышленности для выпуска сложной современной техники (а таковыми были все оборонные отрасли) должна состоять из множества специализированных предприятий, а их разрабатывающие, технологические и производственные мощности должны быть хорошо сбалансированы и выстроены в технологическую цепочку. Но по факту в подчинение новому ведомству было передано лишь полтора десятка НИИ и КБ.

Электронные фирмы Англии, Франции, особенно США, в своем развитии не только складывали усилия, но и использовали кооперацию с фирмами Германии, Швейцарии, Италии и других стран. Советскую электронику надо было поднимать в условиях жесткой изоляции от мировых достижений.

Только очень смелый и уверенный в себе человек мог взяться за это дело.

Но какие бы великие задачи по развитию микроэлектроники и всей остальной электронной техники ни стояли, начинать нужно было с прозы: формирования аппарата и создания условий для его работы. И уже здесь начались первые сложности. Первым заместителем председателя Госкомитета явно не с подачи А.И. Шокина был назначен К.И. Михайлов, а не, к примеру, А.А. Захаров, уже давно занимавшийся электровакуумными приборами и другими электронными компонентами. В.С. Сергеев, работавший до войны на заводе № 213, писал в воспомминаниях: «Директор завода К.И. Михайлов (впоследствии заместитель министра электронной промышленности) был человек «крутой». <…> Вел директор себя независимо и, мягко говоря, недемократично. Ходили слухи, что Михайлов пользовался каким-то высоким покровительством, в том числе, когда вопреки желанию А.И. Шокина, назначили его заместителем»[281].

В состав нового комитета переходили главные управления ГКРЭ, занимавшиеся активными и пассивными электронными компонентами. В очередной раз менялась и ведомственная принадлежность здания на Большом Черкасском. Отраслевые главки так и продолжали размещаться здесь, но для руководства А.И. Шокин счел его малоподходящим и начал борьбу за помещения в здании на Китайском проезде. Здесь на втором этаже располагался созданный в 1956 году Институт мировой экономики, возглавлявшийся А.А. Арзуманяном (в 1962 году стал академиком АН СССР) – родственником первого заместителя Председателя Совета Министров Анастаса Ивановича Микояна. Несмотря на то, что А.И. Шокин довольно быстро добился поддержки у Косыгина, вопрос о передаче этих площадей Госкомитету по электронной технике не продвигался из-за сопротивления Арзуманяна и его влиятельного родственника.

Отступать было не в правилах А.И. Шокина – нужно было идти к Микояну. При встрече состоялся памятный разговор. Умудренный ветеран советского правительства сказал примерно следующее:

– Зачем вам это надо? Вы знаете, что беретесь за невозможное? Такого в нашей стране создать нельзя. Неужели вы не понимаете, что теперь все будут валить свои грехи на ваш комитет, а вы сами превратитесь в мальчика для битья?

Высказывая эти провидческие мысли, Микоян, наверное, больше думал о том, чтобы, запугав собеседника, решить проблемы Арзуманяна. На А.И. Шокина разговор произвел сильное впечатление не самими этими утверждениями, так как он и сам хорошо понимал будущий расклад ролей, а то, как, казалось бы, далекий от электроники политик сразу все понял. Он проявил настойчивость, и недовольный Микоян, не имея веских возражений, был вынужден прекратить сопротивление. Институт мировой экономики переехал в другое место, и в бывшем кабинете его директора разместился почти на двадцать пять лет А.И. Шокин.

Председатель ГКЭТ за работой в своем кабинете

Вскоре после образования ГКЭТ 12 апреля 1961 года пришел выдающийся, ни с чем не сравнимый успех в космосе – полет Ю.А. Гагарина. На новой должности ездить на полигон председателю ГКЭТ уже было не надо, но его вклад в эту работу не был забыт – он был награжден орденом Ленина (вторым). Брежнев, Руднев, и Калмыков за этот полет стали Героями Социалистического Труда, Устинов получил вторую медаль «Серп и Молот», а Н.С. Хрущев – третью.

В Записке И.Д. Сербина в ЦК КПСС о награждении за заслуги в создании ракетной техники и изучении космоса говорилось, что, после рассмотрения представленных материалов с соответствующими организациями и ведомствами, внесены необходимые поправки. К присвоению звания Героя Социалистического Труда было представлено 86 человек вместо 114. Остальные 28 человек представлены к награждению орденами, так как целый ряд из них ни разу не награждался, недавно работают в области ракетной техники и имеют замечания по работе. Вносимыми предложениями исчерпываются ранее принятые решения ЦК КПСС о награждении за создание и производство ряда баллистических ракет.

Героями Социалистического Труда стали главный инженер НИИ-34 Евгений Антонович Гайлиш и заместитель главного конструктора и начальник отдела СКБ-567 Геннадий Яковлевич Гуськов, заместитель главного конструктора ОКБ-1 Борис Евсеевич Черток, научный руководитель НИИ-944 Александр Юльевич Ишлинский, директор Всесоюзного НИИ электромеханики Андроник Гевондович Иосифьян. Орденом Ленина были награждены НИИ-885 и завод № 205 Саратовского совнархоза и его директор его Б.В. Бальмонт, а также Г.С. Вильдгрубе, Л.Н. Закгейм, С.А. Зверев, Г.П. Казанский, К.И. Мартюшов, К.И. Михайлов, И.Д. Сербин, М.М. Федоров, А.Н. Щукин. В списке награжденных орденом Ленина после «64. Витку В.А.» идет «66. Внутского В.А.». Можно предположить, что под № 65 стояло «Владимирского С.М.», но было вычеркнуто в последний момент.

Среди награжденных за первый полет человека в космос. Сидят слева направо: 3-й – Н.К. Руднев, 4-й – В.П. Глушко, 5-й – В.И. Кузнецов, 6-й – Д.Ф. Устинов, 7-й – Л.И. Брежнев, 8-й – М.К. Янгель, (?), 10-й – Н.А. Пилюгин, (?). Стоят: 2-й – С.А. Зверев, 3-й – В.Н. Третьяков, 9-й – Л.В. Смирнов. Третий ряд: 4-й – А.И. Шокин, 7-й – Б.Е. Бутома, 12-й – В.Д. Калмыков

Поскольку в записке Сербина указано, что орденом Ленина награждаются 484 человека, а список заканчивается на номере 485, то, скорее всего, он и вычеркнул…

Для А.И. Шокина, проработавшего в структурах управления промышленностью уже двадцать с лишним лет (и каких лет, и с какими учителями и воспитателями!), времени для вхождения в профессию вообще было не нужно, и без какой-либо раскачки он приступил к решительным действиям. Уже 26.06.61 г. он направил служебную записку на имя заместителя Председателя Совета Министров СССР Д.Ф. Устинова, в которой приводились данные о катастрофически низком качестве продукции, выпускавшейся заводами: большая часть выпускаемых в стране телевизоров (60 %) и радиол (70 %) выходили из строя и требовали ремонта до истечения 6-месяченого гарантийного срока; 20 % отбраковывалось в магазинах сразу после доставки с заводов, что свидетельствовало о низком качестве заводского контроля.

Главной заботой председателя Госкомитета стала выработка стратегии развития в стране промышленности электронных компонентов. Как государственному деятелю ему была абсолютно ясна необходимость паритета в военной области с богатейшей страной мира – Соединенными Штатами Америки. Как специалист он прекрасно понимал, что без первоклассной электроники это невозможно, а затраты на ее развитие требуются огромные, и тягаться здесь с США еще труднее, чем в других областях. Американцы понимали это по крайней мере не хуже и давно уже всячески ограничивали продажу в Советский Союз не только радиокомпонентов, но и оборудования для их производства. Поэтому главные цели нужно было выбирать из условия достижения наибольшего эффекта при крайне ограниченных возможностях отечественной экономики.

А.И. Шокин не считал правильным, что государственные комитеты отвечали только за развитие отраслевой науки, а промышленные предприятия находились в ведении совнархозов. По его мнению, это приводило к дополнительному административному барьеру между наукой и производством, но зато при таком разделении ответственности и сам министр, и весь аппарат комитета были обязаны уделять все свое внимание созданию и внедрению образцов новой техники. Этим и отчитывались, а не валовыми показателями производства. Не случайно, что именно в этот период было создано очень много НИИ и КБ.

Для определения рациональных путей развития электроники, а особенно ее новых направлений, нужны были хорошие знания научно-технических вопросов. А.И. Шокин не стал полагаться на уже накопленный им за долгие годы работы в радиоэлектронике опыт. Вновь, как и во времена Бюро новой техники, он набирался новых знаний, работая с литературой. Читал он много. Самым любимым изданием по работе для него стал американский журнал «Electronics», а особенно тщательно им был изучен юбилейный – к шестидесятилетию общества – сборник трудов Института радиоинженеров США, вышедший в 1962 году. Все статьи этого сборника, посвященные электронным приборам в современном состоянии и прогнозам будущего развития электроники и ее места в обществе, были прочитаны самым внимательным образом, о чем свидетельствуют многочисленные подчеркивания синей ручкой. Он вообще при чтении специальной литературы (а в молодости и художественной) подчеркивал все, что считал наиболее важным. По сохранившимся пометкам в книгах из его личной подборки специальной литературы, в основном с дарственными надписями авторов, можно таким образом восстановить, на чем он заострял свое внимание. В совсем специальные вопросы он, конечно, не вникал, но и чтением только предисловий не ограничивался.

В структуре комитета были выделены традиционные основные научно-технические направления. На первом месте по важности и по номеру главного управления по-прежнему были приборы для генерации и усиления СВЧ электромагнитных колебаний, фактически ставшие определять уровень оружия, связи и транспорта. Были также выделены полупроводниковые приборы, электровакуумные и газоразрядные приборы (приемно-усилительные лампы, приемные и передающие трубки и др.), резисторы, конденсаторы и другие радиокомпоненты. Уже в этой первой структуре были предусмотрены органы управления такими стратегически важными для электроники вопросами, как специальное машиностроение, технология и материалы.

Особое внимание он уделял, конечно, полупроводниковой электронике и следовавшей за ней интегральной микроэлектронике. Подходы к созданию полупроводниковой промышленности во многом были схожи с теми, что были при организации массового производства электровакуумных приборов, и Шокину были понятны и знакомы. Однако использование совершенно новых для промышленности материалов, физических принципов и процессов влекло за собой развитие новых технологических направлений, ставило новые, крайне жесткие требования к чистоте и однородности материалов, к точности работы технологического и измерительного оборудования, которое еще предстояло создать.

Процесс изготовления транзисторов представлялся весьма сложным. К его характерной для электроники необратимости добавилось то, что в отличие от других отраслей машиностроения полупроводниковое производство на протяжении почти всего технологического цикла имеет дело только с одной деталью. Кристаллик германия или кремния, проходя через десятки технологических операций, постепенно превращается в транзистор или диод. В число этих операций входят шлифование, химическое травление, термическая обработка в вакууме (или инертном газе), дозированное введение примесей, соединение p-n-переходов с металлическими выводами, нанесение защитных покрытий и, наконец, механическая сборка и герметизация готового прибора.

Многие технологические операции должны проходить в среде с очень точно дозированным содержанием водорода, аргона, азота и других газов, с чрезвычайно низкой, в буквальном смысле нетерпимой для человека, влажностью воздуха. Вот почему ряд операций, в частности сборку транзисторов, проводили в специальных боксах, изолированных от атмосферы цеха. Технологический регламент надо было выполнять с чрезвычайно высокой точностью. Например, режим диффузии при изготовлении высокочастотных транзисторов должен обеспечить создание области толщиной в несколько микрон. Затем в этой области нужно создать еще один слой толщиной в 1–2 микрона – коллектор с другим типом проводимости. И, разумеется, к каждой из этих зон надо присоединить вывод – тонкий проводничок, который сквозь «бусинки» изолятора выходит из герметизированного корпуса полупроводникового прибора. А температуру свыше 1000 °C одного из процессов так называемой планарной технологии нужно выдерживать с точностью до ± 0,5 градуса. Сами кристаллы германия, а позднее и кремния должны были быть фантастической чистоты. Для германия допускалось содержание примесей не более 10-8%, что соответствует одному грамму примеси на 10 тысяч тонн основного вещества!

И получение подобных материалов, и контроль их чистоты должны были осуществляться не для каких-либо уникальных лабораторных исследований, а в условиях крупносерийного производства – на заводах, выпускающих многие миллионы полупроводниковых приборов. Ни одна из отраслей техники (разве что атомная промышленность) до этого времени не предъявляла столь жестких технических требований по столь широкому кругу проблем, необходимых для достижения поставленных целей, и не могла служить достаточной базой для развития полупроводниковой электроники.

А.И. Шокин вникал в детали проблем полупроводниковой техники, ездил на предприятия, беседовал со специалистами, поощрял аналитическую и прогнозную деятельность, внимательно следил за тенденциями развития этого направления. Вот что вспоминал по этому поводу Я.А. Федотов[282]:

«В 1959 г. я получил довольно неожиданное предложение о переходе на административную работу: в ГКРЭ создавался главк по двум техническим направлениям: полупроводниковые приборы и кинескопы. Начальник главка И.Ф. Песьяцкий предложил мне должность главного инженера с разделением всех функций «по вертикали». Другими словами, он отдавал мне всю полупроводниковую тематику, оставляя за собой «вакуум» – кинескопы и источники света.

Очень скоро из ГКРЭ выделился Госкомитет по электронной технике во главе с А.И. Шокиным. Здесь под его руководством я по настоящему понял, что такое увлеченность. И значение полупроводниковой электроники, и перспективы интегральной электроники он понял практически раньше, чем взял на себя эту миссию. А дальше важнейшей задачей было получение разрешений на строительство и, естественно, соответствующих ассигнований, Необходимо было практически на пустом месте создавать новую наукоемкую отрасль».

Первые практические и схемотехнические разработки микроэлектронных монолитных интегральных схем на германии в НИИ-35 были осуществлены уже в 1959 году, почти одновременно с объявлением в открытой технической литературе об изобретении интегральных схем Джеком Килби (США). Тогда же на стажировку в Станфордский университет к профессору Шокли был направлен недавний студент А.Ф. Трутко – будущий директор института, еще через год на стажировку в США поехал Б.В. Малин, возглавивший в 1962 году отдел микроэлектроники.

В докладной записке Председателя ГКЭТ в Госэкономсовет Совмина СССР от 9 июля 1962 г., в частности, констатировалось:

«Состояние научно-исследовательской, конструкторской и производственной базы по электронной технике продолжает оставаться неудовлетворительным. Достаточно сказать, что в системе ГК по электронике нет конструкторской и производственной базы по машиностроению для полупроводниковой техники, и Комитет не в состоянии не только оказать помощь заводам в механизации производства, но не может даже обеспечить оборудованием собственные разработки.

Строительство важнейших НИИ и опытных заводов, предусмотренное постановлениями ЦК КПСС и СМ СССР в 1957,1958 и 1959 гг., до настоящего времени либо не начато, либо ведется с отставанием в 2–3 года. Комитет не располагает базой для создания испытательной и измерительной радиотехнической аппаратуры, специальных материалов, радиокомпонентов, микромодулей.

Вопрос выделения средств на пром<ышленное> строительство многократно рассматривался в Госэкономсовете и Госплане, признается всеми как крайне важный, необходимый и первоочередной. Однако при окончательном рассмотрении необходимых решений не принимается. Электронная техника непрерывно развивается, появляются новые технические направления, обеспечивающие решение задач создания современного оружия и удовлетворения нужд народного хозяйства, но все это требует проведения сложных исследований, создания новых приборов и материалов на новых конструктивных и технологических основах, разработки огромного количества оборудования, <а для этого> нужны площади, люди и средства»[283].

Для такой наукоемкой отрасли, как электроника, одной из главных проблем является сокращение цикла «исследование-производство», от первоначальной идеи до внедрения ее последующего развития в практику, и среди наиболее полно испещренных подчеркиваниями Александра Ивановича научных книг был сборник П.Л. Капицы «Теория. Эксперимент. Практика», подаренный автором. С Петром Леонидовичем он познакомился, еще когда тот был в опале и занимался у себя на даче, на Николиной горе созданием сверхмощных приборов СВЧ (по имени местности один из них так и назывался «ниготрон»). Вот туда, на Николину гору, А.И. и приехал изучить на месте работающие макеты приборов, изготовленные Капицей тут же в мастерской своими руками и руками сыновей. Увиденное произвело на А.И. очень сильное впечатление, и он приложил со своей стороны все усилия, для того чтобы обеспечить академику возможность трудиться в достойных его условиях. Он был, конечно, не одинок, да и время уже сыграло свою роль, но Петр Леонидович всегда помнил А.И. Шокина, даря все новые издания своих книг, особенно «Электронику больших мощностей». Ну а когда самому А.И. исполнилось семьдесят пять, поздравить его приехали сыновья уже покойного к тому времени академика. Увидев Сергея Петровича, ведущего популярной телевизионной программы, А.И. быстро нашелся, сказав: «Это очевидно, что Вы здесь, но это невероятно», и получил в подарок последнее (без купюр!) издание известных и не раз уже читанных записок академика А.Н. Крылова со следующей надписью: «В Ваш славный юбилей эта книга нашего деда напомнит о том, как уже два поколения назад устанавливали отношения между государством и наукой».

В своих зарубежных поездках А.И. тоже всегда интересовался вопросами продвижения новых идей в производство, изучал национальные особенности, определяемые структурой производства, системой образования, сложившимися традициями и государственной поддержкой. Русские инженеры отличались тем, что благодаря широкому кругозору, воспитанному принятой в России системой образования, и привычке не рассчитывать на кооперацию из-за слаборазвитой промышленности, имели непревзойденные способности к выдвижению новых идей и созданию с нуля единичных образцов уникальных конструкций. Вспомните высказывания А.А. Реммерта о Попове и Маркони. Поскольку конструкции были действительно уникальные, то налаживание их выпуска в таких инертных и потому тяготеющих к консерватизму организациях, как завод, всегда встречали огромные трудности. Еще в тридцатые годы, находясь в Америке, А.И. Шокин отметил, что там русские эмигранты-инженеры, благодаря своим качествам занимали ведущие должности в фирмах передовых отраслей, где как раз требовались новые идеи и подходы, а уж продвинуть их в массовую продукцию с помощью кооперации и специализации американцев учить было не надо.

Теперь в электронной технике от А.И. Шокина требовалось преодолеть отрицательные национальные традиции русских, а теперь советских инженеров-разработчиков, и научиться при создании новых изделий продумывать весь их жизненный цикл, включая организацию массового производства и эксплуатацию у потребителей. Вот почему он так внимательно изучал книгу Капицы, который в свое время прошел тернистый путь от физика-экспериментатора – автора идеи до начальника Главного управления кислородной промышленности при СНК СССР, созданного по его предложению в 1943 году. Для себя А.И. Шокин вынес из книги мысль, что по мере продвижения новой идеи, высказанной одним автором, на каждом следующем этапе продвижения к производству требуется все большее, возрастающее в геометрической прогрессии, количество специалистов с квалификацией отнюдь не намного меньшей, чем у творца идеи.

Да, электронной промышленности были нужны квалифицированные научные кадры в больших количествах, особенно для полупроводникового направления. Нужны были свежие силы. В Постановление «О развитии радиоэлектроники в стране», которое вышло 12 апреля 1962 года, помимо прочих задач впервые была прописана организация вузов для подготовки специалистов по специальностям ГКЭТ. Так в середине июня на базе Московского вечернего машиностроительного института был образован Московский институт электронного машиностроения.

Молодых специалистов начали посылать учиться, перенимать передовой опыт в науке, организации разработок и производства в США и европейские страны. Так как надо было пользоваться методами производства, которые не просто отличались от обычных технологических методов, но во многих отношениях граничили с алхимией, кадровые службы комитета разыскивали блестящих молодых физиков и других ученых, необходимых для того, чтобы продвинуть вперед уровень полупроводниковой техники.

На заседании Коллегии Комитета он поставил задачу: «Считать генеральной линией для производства всех видов ИЭТ создание унифицированных непрерывных технологических процессов, ориентированных на производство ИЭТ высокого качества, сокращение технологических потерь, повышение производительности труда, технологическую тренировку продукции, статистические методы контроля в производстве».

Но, как считал Александр Иванович, сложившаяся к шестидесятым годам система оценки труда научных работников мало способствовала их продвижению на производство. Он неоднократно высказывал свои мысли о том, что уровень зарплаты должен определяться результативностью работы, а не ученой степенью или званием, тем более, что на производстве эти надбавки не платили. Критикуя систему, А.И. Шокин, сам никаких ученых степеней и званий не имевший, всячески поддерживал работников отрасли в повышении их научной квалификации, продвигал наиболее достойных в Академию наук. И научно-технический совет, председателем которого был Шокин, играл в деятельности ГКЭТ, а затем и Министерства электронной промышленности самую важную роль.

Кстати, заместителем председателя НТС был М.С. Лихачев. Он обладал представительной внешностью и умением устраивать дела – свои и порученные – с исключительной энергией и предприимчивостью. Долгое время А.И. Шокин ценил эти его качества и обычно брал с собой в командировки. Как-то в Ленинграде Лихачев решил познакомить начальника со своим младшим братом. Они зашли в Пушкинский Дом и стояли в ожидании, рассматривая публику. Эти наблюдения в очередной раз навели А.И. на мысли об ученых, и он решил высказать их своему спутнику: «Посмотрите, Михаил Сергеевич, сколько же тут людей получает зарплату за чтение книг. И вид у них какой-то несолидный. Вот, один идет, совсем как высохший книжный червь».

Высказался Александр Ивановича сгоряча, и как это часто с ним бывало, попал впросак: человек, о котором он вел речь, подошел к ним, и Михаил Сергеевич представил А.И. своего брата члена-корреспондента (впоследствии академика) АН СССР Дмитрия Сергеевича Лихачева. Да-да, того самого автора бесчисленных комментариев к «Слову о полку Игореве»!

Электроника нуждалась в идеологии и пропаганде – ведь для ее развития требовались слаженные усилия огромного количества людей, которые должны были четко понимать цели своей работы. Девизом деятельности ГКЭТ, а впоследствии и министерства А.И. Шокин сделал известную глубокую философскую мысль В.И. Ленина, что «электрон так же неисчерпаем, как и атом». Но в новом контексте Шокин добавил ей еще и смысл указания на неограниченность областей использования обществом достижений электроники. Всеми способами необходимо было достичь и внедрения идей и проблем электроники в сознание руководителей разного ранга, и привлечения внимания потенциальных работников ее предприятий, особенно молодых, а также будущих потребителей и пользователей. И здесь вновь пригодились уроки А.И. Берга, полученные в молодости.

Министр вел пропагандистскую работу и через прессу. В номере газеты «Известия» за 24 ноября 1962 года под рубрикой «Электроника – чудо нашего времени» была опубликована статья А. Шокина «Магистраль прогресса», а в первом номере журнала «Коммунист» следующего года появилась статья А. Шокина и Н. Девяткова «Электроника и технический прогресс». Первая статья носила более популярный характер, но и в ней поднимались важные проблемы развития электроники и особенно микроэлектроники. По сути, здесь была кратко изложена программа деятельности ГКЭТ. В частности, отмечалось, что: «…микроминиатюризация – это не чисто техническая проблема. Она охватывает большое число научных проблем и исследований в области физики твердого тела, радиоэлектроники, химии, металлургии, технологии и машиностроения.

В целях экономии сил, времени и средств особенно важно не допустить самотек в решении этой проблемы. Государственные комитеты по радиоэлектронике и электронике не должны допустить распыления сил, надо суметь выбрать важнейшие направления и сконцентрировать на них усилия своих НИИ и КБ. Необходима помощь Госплана СССР в подключении к решению проблемы микроминиатюризации смежных отраслей промышленности, в выделении необходимых материальных средств.

К решению этой проблемы должны быть привлечены ведущие организации Академии наук СССР, высшие учебные заведения, НИИ и КБ многих отраслей народного хозяйства.

Чтобы обеспечить высокие темпы развития и совершенствования электронной и радиоэлектронной техники, необходимо увеличить масштабы научных исследований и опытно-конструкторских работ. Сейчас число научных организаций, занимающихся электронной техникой, недостаточно, их возможности ограничены и направлены на решение неотложных текущих задач.

При заводах электронной и радиоэлектронной промышленности надо создать мощные технологические службы, способные с помощью научных организаций Госкомитетов внедрять новую технику в производство».

На первом плане, как видно из приведенного текста, были заботы о развитии отраслевой науки и улучшении организации разработок новых приборов, то есть то, за что непосредственно отвечал комитет. Но автор не обошел вопросы производства. В статье он обращался к совнархозам, от которых при существовавшей системе управления промышленностью зависел окончательный успех дела:

«Уже сейчас такие совнархозы, как Ленинградский, Московский областной и ряд других, должны практически решать задачу ускоренного внедрения в серийное производство новых изделий электронной техники.

Совнархозы должны уделить развитию электронной техники больше внимания, чем это было до сих пор.

Прежде всего, необходимо быстрее вводить в эксплуатацию строящиеся заводы, постоянно заботиться о высоком качестве изделий электронной техники и высокой организации труда на производстве».

За этими словами ощущается полная отрешенность совнархозов от развития производства изделий электронной техники. А вот в статье и традиционные для советской электроники проблемы материалов и специального машиностроения:

«Материаловедческая наука пока еще не учитывает специфики применения материалов в электронной технике и медленно ведет необходимые разработки. Предстоит расширить научные исследования и разработки новых материалов и изучение их свойств, а также организовать их промышленный выпуск.

Многообразие электронных приборов, специфичность технологии и массовость их производства требуют непрерывной разработки и производства новых конструкций машин. Поэтому развитие электронной промышленности также зависит от наличия хороших машиностроительных институтов и предприятий, занятых разработкой и изготовлением технологического оборудования, испытательных стендов и измерительных приборов».

Была также затронута тема подготовки инженерных и научных кадров для электронной техники, дело с которой обстояло далеко не благополучно. А.И. отмечал, что было бы чрезвычайно полезно создать несколько дневных и вечерних втузов, в том числе при головных научно-исследовательских институтах и заводах электронной техники.

Статья в «Коммунисте» «Электроника и технический прогресс»[284] ставила примерно те же проблемы, но носила более научный характер и рассматривала состояние электронной техники во всем ее многообразии, начиная от СВЧ-приборов до, естественно, микроэлектроники.

Помимо статей, написанных министром, был и еще ряд публикаций об электронике в широкой печати, в частности в журнале «Советский Союз». Здесь были описаны настоящие и будущие достижения электроники, иллюстрированные фотографиями кристалла интегральной схемы и миниатюрного радиоприемника «Микро» – тогда едва ли не самого маленького в мире[285]. На нем гордо красовался логотип «ЭТ» – электронная техника – стилизованный под серп и молот. Его появление не было случайным – по сути, уже в 1961 году, А.И. начал создавать самую крупную в мире фирму, призванную обеспечивать быстро возраставшие потребности страны в разнообразных электронных приборах.

Я.А. Федотов так вспоминал об этом времени:

«Очень сильно ошибается тот, кто считает, что достаточно было убедить в чем-то Н.С. Хрущева. Для разговора с ним нужно было еще преодолеть «линии обороны» Госплана, Госснаба, Минфина и длинного ряда других инстанций, включая и партийные органы на местах. Достаточно вспомнить то, что Госкомитеты того времени не были аналогом министерств. Они объединяли только науку, но не производство… <…> И вот я 35-летний майор ВВС попадаю в относительно высокое административное кресло, имея достаточный опыт только научной, но не административной работы. Мои первые впечатления от работы с А.И. Шокиным?

Я сижу в кабинете на Китайском и на большом листе бумаги разрисовываю красным и синим карандашами картинки, иллюстрирующие сравнение толщины человеческого волоса и толщины базы высокочастотного кремниевого меза-транзистора. А.И. едет с этими картинками в Госплан или Минфин, где они (картинки) и остаются… Я же приступаю к новой серии картинок. На «третьем выпуске» таких картинок я получил основательную нахлобучку: мне было разъяснено, что в моем распоряжении два Института и что в каждом из них имеется по ОНТИ со всеми необходимыми кадрами, что хватит кустарщины, что пора заниматься делом».

При всем внимании к полупроводниковому направлению А.И. понимал, что без совершенствования пассивных компонентов нельзя создать радиоэлектронное оборудование, отвечающее требованиям народного хозяйства и обороны страны. Еще в декабре 1958 года по его предложению Совет Министров СССР принял Постановление № 1315-633 «О мерах по развитию специализированного производства и научно-производственной базы по радиодеталям». Став председателем ГКЭТ, он настойчиво проводил политику непрерывного совершенствования конденсаторов и резисторов и других видов электронной техники.

На коллегии 10 апреля 1964 г. он дал задание с целью повышения качества и надежности ИЭТ для ракетно-космической техники создать специализированные производства ИЭТ с индексом «ОС», согласовать с МО техническую документацию, разработать требования к технологии и организации производства, контроля и испытаний ИЭТ «ОС» и направить подготовленные предложения в СНХ СССР, региональные СНХ, промышленные обкомы КПСС с просьбой обсудить эти предложения на заводах[286].

Для продвижения достижений предприятий ГКЭТ потенциальным потребителям, А.И. задействовал свой богатый опыт в той области бизнеса, которая теперь называется маркетинг. Как написал один из первопроходцев полупроводниковой промышленности А.Ф. Трутко: «Он первый понял, что речь идет о строительстве большого числа совершенно новых по своему научно-техническому содержанию заводов, которые потребуют от всех участников процесса новой идеологии, нового менталитета, нового понимания, что такое современные высокие технологии, что такое новая философия сверхпрецизионного, сверхчистого, сверхстрогого технологического процесса. И в новую веру нужно было обратить огромное число людей от проектантов этих заводов до первых руководителей республик, краев, областей, где эти заводы должны размещаться. И вот уже в конце 1961 года в адрес первых секретарей ЦК КП союзных республик, крайкомов, обкомов КПСС, руководителей ведомств, отраслей и т. п. ушло за подписью А.И. Шокина циркулярное письмо, разъясняющее ситуацию и знаменующее собой начало новой эры в оборонных отраслях промышленности. Письмо было подготовлено при непосредственном и активном участии Я.А. Федотова, моем участии и специалистов НИИ-35. Письмо нашло положительный отклик в стране, что значительно облегчило в дальнейшем работу по размещению заводов, согласованию и утверждению их проектов, обеспечению и комплектации при строительстве»[287].

Благодаря этой акции удалось во многих местах получить поддержку и резко ускорить создание электронной промышленности еще до образования министерства.

В начале 1962 г. по инициативе и при помощи А.И. Шокина открылась выставка средств микроэлектроники, выпускаемых предприятиями комитета в Киеве. На выставку были приглашены руководители киевских приборостроительных предприятий. Открывая ее, министр убедительно показал преимущества микроэлектроники и необходимость развития новой отрасли на Украине. Первым откликнулся Иван Васильевич Кудрявцев, директор Киевского НИИ радиоэлектроники (будущего «Кванта»), давно мечтавший перевести громоздкие корабельные радиоэлектронные системы на новую техническую базу. Сразу после выставки он поручил группе молодых инженеров во главе со Станиславом Алексеевичем Моралевым, ознакомиться с состоянием дел в СССР и за рубежом и подготовить предложения о развитии микроэлектроники в институте.

Несколько позже для показа возможностей электроники влиятельным руководителям уже в масштабе страны была организована еще одна выставка ГКЭТ. Экспонаты делились по триаде: изделия электронной техники – специальные материалы для их производства – специальное технологическое оборудование. На выставку, носившую закрытый характер, приглашались сотрудники отрасли, Министерства обороны, других оборонных комитетов. В феврале 1964 года А.И. Шокин принял здесь нового председателя ВПК Л.В. Смирнова, сменившего на этом посту Д.Ф. Устинова. Побывала здесь и большая делегация Академии наук во главе с президентом АН СССР М.В. Келдышем.

Понимая важность хорошей организации аналитической, информационной и пропагандистской работы, А.И. Шокин добился создания в системе комитета специального предприятия этого профиля по типу Бюро новой техники в Комитете по радиолокации. Сам он называл его «Домом электроники». 19 августа 1964 года председатель ГКЭТ подписывает приказ об организации ЦНИИ технико-экономических исследований и научно-технической информации по электронной технике (ЦНИИ «Электроника»).

Вплотную занявшись прикладной наукой в ГКЭТ, А.И. прежде всего решил навести порядок в новых разработках. Им было введено в обязательную практику вести их строго в пределах дискретных параметрических рядов, составленных с учетом достижений науки и техники с исключением необоснованных затрат на разработки приборов, отличающихся друг от друга не по принципиальным параметрам. Этот вопрос министр тоже поднял на заседании Коллегии 13 марта 1964 г.: «Преимущества базовых конструкций в разработке ИЭТ: сокращение сроков ОКР, ускорение внедрения в производство, сокращение номенклатуры, значительный экономический эффект».

Конечно, параметрические ряды были известны и до него; новым здесь было то, что дискретность здесь была многомерной, сразу по сочетанию многих параметров. Помимо резкого сокращения номенклатуры тем самым научно-исследовательским институтам и конструкторским бюро ГКЭТ были созданы условия для проведения разработок на основе прогрессивных базовых конструкций, унифицировать исходные материалы для различных приборов данного ряда, конструкции их деталей и технологические принципы изготовления. Плодами этой политики мы пользуемся до сих пор. Так, номенклатура конденсаторов всех классов, разработанная в 60-е годы одним из старейших институтов отрасли – «Гирикондом», большей частью существует и в настоящее время, хотя, конечно, все классы и типы конденсаторов существенно модернизированы и усовершенствованы.

Для того чтобы выстроить всю отрасль, пока не хватало главного – заводов, и об этом даже говорить запрещалось. И все-таки А.И. не был бы самим собой, если бы строго следовал только чьим-то линиям, а не государственным интересам, как понимал их он сам (а он их хорошо понимал, лучше многих).

Председатель ГКЭТ поставил целью и в конечном счете добился в правительстве ее выполнения – создать при каждом (!) НИИ и КБ опытный завод, а не опытное производство, как это повсеместно было в других ведомствах. Хотя и опытный, но завод, имея собственную ответственность за выпускаемое изделие, сразу предъявляет к нему, к его технической документации свои требования, заставляя разработчиков гораздо более глубоко продумывать пути разрешения возникающих противоречий уже на стадии изготовления опытных партий. В то же время территориальная и административная близость (как правило, обе структуры имели одного директора) позволяла достаточно оперативно разрешать конфликты и вносить необходимые изменения и добавления в документацию до передачи серийному заводу. Находящееся же непосредственно в составе научных учреждений и не имеющее нужного набора специалистов-производствен-ников, опытное производство не было способно даже сформулировать свои замечания к документации. Когда она попадала серийщикам, да еще в другом городе, или даже в другой республике, да подчиненным совнархозу, у руководителей которого голова подчас болела от совсем других причин, то предсказать печальную судьбу нового изделия было совсем не трудно.

А Никита Сергеевич Хрущев считал по-другому. Вот его слова: «Созданные комитеты по науке – правильные. Но, смотрите, здесь существует одна опасность, когда говорят, что эти комитеты отвечают за производство. Эти комитеты могут стать отраслевыми министерствами, и они начнут командовать, то есть они возродят все те уродства, которые у нас были. Что значит придать функцию ответственности в работу завода? У комитетов сейчас мозги не перевернуты, особенно у тех, которые были министерствами. Нельзя допустить, чтобы возродилось все то, от чего мы отказались. Этого делать нельзя. Управлять должны люди на местах – Советы народного хозяйства, а наука должна быть централизована, разработка проектов централизована. А управлять надо на территориальной основе <…>»[288].

А.И., на жизненном пути которого была не одна сотня изделий, созданных с нуля и дошедших до серийного выпуска, прекрасно знал все очевидные и скрытые преграды на пути новой техники к потребителю, в особенности на очень скользком пограничном участке между научным исследованием и производством. Да и другие это понимали. Тот же Ф.Р Козлов в выступлении на ХХ съезде говорил: «Изучение работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро показывает, что наиболее эффективно внедряются в производство предложения, разработанные теми научно-исследовательскими институтами и конструкторскими бюро, которые работают на базе предприятий или имеют свою собственную производственную базу». Многие понимали, да не все решались и добивались, а вот Шокин проводил в жизнь. Например, в 1959 году, еще в ГКРЭ, в Пензе был создан институт, по изучению, исследованию и разработке радиодеталей и разработке новых методов конструирования и технологии их изготовления (ныне НИИ электромеханических приборов), а опытный завод при нем «с целью быстрейшего внедрения разработок и удовлетворения нужд промышленности в новых изделиях» создается в июле 1962 года уже приказом ГКЭТ, т. е. Шокина.

Несмотря на доносы типа того, который первый секретарь Ленинградского обкома В.С. Толстиков и председатель Ленсовнархоза Антонов написали в 1962 г. Хрущеву по поводу обращения А.И. Шокина передать в ведение ГКЭТ лидера электроники завод «Светлана», он даже серийный завод, первый, который был полностью с самого начала спроектирован для выпуска полупроводниковых приборов, сумел-таки подчинить своему комитету, не отдав совнархозам[289]. Построен этот завод был, конечно же, во Фрязине. А.И. Шокин пошел на небольшую хитрость – в техническом обосновании назвал его опытно-показательным, как производственную базу для набирающих силу НИИ «Пульсар» и НИИ «Сапфир». Более того, ему удалось получить заодно инвалютные средства на приобретение для завода кое-какого импортного технологического оборудования.

Но Шокин и на этом не остановился, и 17 июля 1964 г. (за три месяца до октябрьского пленума ЦК, снявшего Хрущева) А.И. Шокин дал задание подготовить обращение в ЦК КПСС о необходимости передачи заводов СНХ в ГКЭТ в связи с их неуправляемостью. Что было бы с транзисторизацией электроники в нашей стране, а тем более с микроэлектроникой, если бы и в ГКЭТ слепо держались производственной политики «в свете решений»?

Завод во Фрязине появился очень вовремя. В 1962 году в НИИ-35 в отделе Б.В. Малина уже был создан технологический участок для производства транзисторов по планарной технологии. А.И. уделял этому участку настолько исключительное внимание, что установил с ним прямую телефонную связь. Часто, почти еженедельно бывая здесь, он настоятельно проводил курс на создание именно производственной линии, объясняя гордым от своих достижений разработчикам и технологам опасность кустарщины. Он сразу же начал подключать к работам другие организации для создания необходимого комплекта оборудования. Неординарность ситуации была в том, что отец Б.В. Малина возглавлял в то время в ЦК Общий отдел и имел право прямого доклада Хрущеву Наверное, это обстоятельство пошло на пользу микроэлектронике, но председателю ГКЭТ нужно было быть все время начеку.

Б.В. Малин вспоминал: «Осенью 1962 года, когда впервые вскрыли корпус интегральной схемы 5М-51 в кабинете у директора НИИ-35 А.А.Маслова и взглянули на нее через микроскоп, Маслов воскликнул: «И кому это надо?!»… Буквально на следующий день состоялась демонстрация этой ИС председателю ГКЭТ А.И.Шокину. Он выслушал доклады, посмотрел на схему в микроскоп и сказал: «Воспроизвести 1: 1, без всяких отклонений. Даю вам срок 3 месяца». Я, по молодости, не выдержал и рассмеялся. «Вы что, смеетесь? Отвыкли от наших темпов там у себя в Америке? Я, член ЦК[290], сказал: «Воспроизвести» – значит, воспроизведем! А вы, чтобы не смеяться, будете у меня главным конструктором и будете мне каждый месяц докладывать на коллегии».

Потом, подумав немного, А.И. Шокин все-таки спросил: «А сколько, вы считаете, надо?» Мы ответили, что надо 3 года. Кончался 1962 год. Действующие схемы из НИИ-35 были А.И. Шокину продемонстрированы в 1965 году, опытное производство подготовлено в специальном цехе НИИ-35 в 1964 году, серийный выпуск освоен на Фрязинском опытном заводе с военной приемкой в 1967 году[291]. Основным заказчиком был комплекс М.С. Рязанского, где схемы устанавливались в баллистические ракеты, в аппаратуру для посылки на Луну и Марс»[292].

Вопросы использования полупроводниковых приборов в аппаратуре стояли очень остро, и часто дело доходило до скандалов (а скандалы в случаях отказов какой либо ракетно-космической аппаратуры бывали с таким накалом, что жалобы шли к самому Хрущеву). А.И. Шокин, – сам системщик – быстро понял, что многие наговоры на низкое качество и ненадежность полупроводниковых приборов происходят от неопытности разработчиков аппаратуры, не разобравшихся в их особенностях и пытавшихся обращаться с ними как с привычными радиолампами. Чтобы помочь им, и в то же время реабилитировать от незаслуженных наветов разработчиков диодов и транзисторов, А.И. 22 мая 1962 года на коллегии поручил: «Разработать руководство по применению ИЭТ в РЭА различного назначения и перечни разрешенных для применения ИЭТ, не допуская применения устаревших ИЭТ».

Среди них были «Указания по применению полупроводниковых приборов». Документ готовился долго, и когда А.И. Шокин наконец получил его в декабре, то изучил внимательнейшим образом. О том, насколько к этому времени он глубоко разобрался с новейшей техникой, и в то же время о громадном опыте работы с потребителями, понимании не только технической, но и психологической основы возникновения конфликтов, свидетельствуют его замечания. Например, в первой фразе во «Введении»: «Полупроводниковые приборы в современных радиотехнических устройствах работают в широком диапазоне частот – от сверхвысоких до инфразвуковых; обнаруживают такие слабые сигналы, к которым не чувствительны другие электронные приборы; управляют мощностями, измеряемыми киловаттами», он вычеркнул все окончание после первой точки с запятой и поставил большой знак вопроса. Действительно, вторая часть логически не связана с первой (первая существенна для всех сфер применения, а вторая сама описывает области применения). Или фразу «необходимо, чтобы паяльник не перегревался» он исправил на «паяльник должен иметь стабилизатор f <температуры>», причем f дважды подчеркнуто. В конце он написал: «Надо дать перечень литературы о схемах на ппп <полупроводниковых приборах > и рекомендовать их.

– Сборники подруководств.<ом>т. Федотова[293],

– труды харьковских и киевских военных спец.<иалистов>,

– американские и т. д.»

Общий дух поправок и комментариев А.И. был нацелен на то, чтобы внедрить потребителям полупроводниковых приборов четкую мысль: при конструировании радиоаппаратуры надо строго следовать настоящим «Указаниям»; любое отклонение есть дорога к ее отказам. Общая оценка документа была записана на обложке:

«Т. Мартюшову К.И., т. Федотову Я.А., т. Петрову Л.А., т. Трутко А.Ф.

Плохо отредактировано. Очень плохо, беззубо написано введение. Неужели вы не способны это сделать или найти грамотных людей? Больше 6месяцев не можете довести дело. Пригласите для редакции специалистов из военных академий (Харьков, Киев). 19.XII. А. Шокин».

Ответственным за доработку был назначен Я.А. Федотов, (который сохранил этот уникальный экземпляр и любезно предоставил его автору) и в 1963 году документ вышел в свет, но уже под названием «Руководство…».

Хотя будущее боевой и бытовой техники виделось только с применением полупроводниковой техники, но пока и то и другое по-прежнему продолжало потреблять электронные лампы, так как первые транзисторы открывали перед создателями аппаратуры весьма скромные возможности и могли взять на себя лишь некоторые функции электронных ламп. Не было транзисторов, устойчиво работавших на средних и коротких волнах, а уж о транзисторах для ультракоротких (метровых), а тем более дециметровых волн поначалу и говорить не решались. Многим специалистам эти диапазоны казались навсегда закрытыми для полупроводниковой техники. Не существовало также транзисторов, которые могли бы усиливать сигналы низкой (звуковой) частоты до мощности 3—10 Вт (примерно такую мощность должны были давать последние каскады усилителей приемников, телевизоров, магнитофонов). И уж совсем неприступным казалось создание мощных транзисторов для усиления высоких частот.

Цикл разработки такого сложного комплекса, как, например, боевой самолет, составлял семь-восемь (а теперь и десять-пятнадцать) лет, и к моменту его выхода в серию элементная база бортовой аппаратуры оказывалась морально устаревшей. Обслуживание ранее выпущенной техники также требовало продолжения выпуска радиоламп, и быстро уходившая вперед в своих новых разработках электроника в серийном производстве была куда более консервативной. Неудивительно, что лампы еще долго сохраняли монополию во многих областях радиоэлектроники, и их совершенствование оставалось для ГКЭТ важной задачей. Так, под руководством Б. И. Горфинкеля на заводе ПУЛ в Саратове 1961–1962 годах была проведена работа по повышению долговечности ряда приемно-усилительных ламп уже до 10 тысяч часов. Специально для новых моделей унифицированных телевизоров в 1963 году заканчивается разработка серии новых ламп с хорошими электрическими параметрами, конструкции ламп и технологические процессы их изготовления обеспечивали долговечность не менее 3 тысяч часов. Новый Калужский радиоламповый завод (КРЛЗ, «Восход») начал выпуск продукции – пальчиковых приемно-усилительных радиоламп только декабре 1960 года. Становлению этого предприятия, продукция которого нашла самое широкое применение в специальной технике и бытовой аппаратуре, А.И. Шокин уделял пристальное внимание. Начальником строительства, а затем первым директором завода был назначен Р.Р. Зайнетдинов.

Нужно отметить, что в таких традиционных областях электроники, как электровакуумные приборы, советская электронная промышленность в конечном счете достигла очень высокой надежности. Это относится и к лампам, и к черно-белым кинескопам. Недаром некоторые из выпущенных тогда телевизоров и радиоприемников продолжают служить своим

хозяевам до сих пор. Последний всплеск потребности в приемно-усилительных лампах произошел в середине семидесятых годов, когда начался массовый выпуск цветных телевизоров.

На примере приемно-усилительных ламп за долгие годы их выпуска был также накоплен огромный опыт стандартизации и унификации изделий электронной техники, положенный впоследствии в основу технической политики Министерства электронной промышленности. Так вот: на основе всего двух базовых конструкций советской промышленностью ежегодно выпускались десятки миллионов штук миниатюрных приемно-усилительных ламп 134 типов. Всего же на специализированных заводах изготавливалось 600 типов приемно-усилительных ламп, которыми полностью удовлетворялась потребность народного хозяйства. Для сравнения: в США разными фирмами для тех же целей производилось 12 тысяч типов электровакуумных приборов.

Для того чтобы применить этот опыт к приемным и передающим трубкам, министр нашел аргументы и убедил правительство «в порядке исключения» принять постановление о создании на базе ленинградского ОКБ ЭВП головного института, ответственного за создание новых передающих и приемных трубок и их качественные параметры. Этим постановлением за № 121 от 29 января 1963 г. и приказом ГКЭТ № 50 от 26 февраля того же года создается ВНИИ электронно-лучевых приборов во главе с директором Г. С. Вильдгрубе.

Председатель ГКЭТ приложил много усилий для того, чтобы как можно быстрее претворились в жизнь достижения самой новой области науки – квантовой электроники, о чем было написано еще в упоминавшейся программной статье в «Коммунисте». Наша страна имела здесь приоритет, увенчанный Нобелевской премией А.М. Прохорову и Н.Г. Басову, а затем подтвержденный Нобелевской премией Ж.И. Алферова.

Началось все с создания квантовых усилителей СВЧ-диапазона – мазеров. Их главным преимуществом перед традиционными электровакуумными приборами был чрезвычайно низкий уровень шумов. Это и определило области применения, переживавшие как раз период бурного развития: радиоастрономия, радиолокация космических объектов, связь и телевидение через искусственные спутники Земли и др. Работы над созданием мазеров начались в СССР в 1957–1958 годах в институтах Академии наук и ГКРЭ, впоследствии отошедших в ГКЭТ

Уже в 1958 году предприятия электронной отрасли освоили выпуск опытных партий элементов из рубина для квантовых усилителей, выращенных классическим методом Вернейля. Задачи подобного типа раньше в технике не встречались: нужно было изготовить монокристаллические элементы значительных размеров (до 200–500 мм длиной и до 12–18 мм диаметром), с высокой степенью совершенства кристаллической решетки и однородностью на уровне оптической. Но для электронщиков проблемы создания новых материалов, в том числе и кристаллических, не были внове, и эта задача совместными усилиями академических и оптических институтов была решена успешно и очень быстро.

Квантовые усилители дециметрового диапазона оказались только быстро отыгранной прелюдией к созданию первого квантового генератора света – рубинового лазера (1960 год, США, Мейман). В нашей стране созданием лазеров активно занялись уже после образования ГКЭТ. Постановлением ЦК и Совмина от 24 марта 1962 года между оборонными госкомитетами были проведены границы ответственности в квантовой электронике и лазерах. За твердотельные лазеры (то есть лазеры на основе ионных кристаллов: рубина, граната и др.) стал отвечать Госкомитет по оборонной технике, традиционно занимавшийся оптикой, ГКЭТ – за полупроводниковые и газовые лазеры (относящиеся к газоразрядным приборам), а также за источники световой накачки. Последнее направление развивалось в созданном по этому постановлению КБ источников высокоинтенсивного света. КБИВИС создавалось на базе исследовательского коллектива, выделенного из МЭЛЗа. Возглавлял новое предприятие, строившееся в Зеленограде, доктор технических наук Э.С. Маршак – сын известного советского поэта. Написанная им монография «Импульсные источники света» вобрала в себя богатейший опыт, накопленный по этому виду газоразрядных приборов, но после смерти своего знаменитого отца младший Маршак решил оставить науку. А предприятие, преобразованное впоследствии в НИИ «Зенит», стало одним из ведущих в квантовой электронике.

Завод полупроводниковых приборов Воронежского совнархоза. Пояснения дает главный инженер В.Г. Колесников. Первый слева – А.Ф. Трутко. 1962 г.

Еще одним предприятием, созданным в ГКЭТ по тому же постановлению для развития квантовой электроники, был НИИ приборостроения (впоследствии НИИ «Полюс»). С момента создания его возглавлял М.Ф. Стельмах. Пройдя фронт, Митрофан Федорович пришел в 108-й институт, где успешно работал над приборами СВЧ-техники. На посту руководителя института совершенно новой направленности в тесном взаимодействии с академиками А.М. Прохоровым и Р.В. Хохловым ему удалось сформировать очень сильный научный коллектив создателей лазерной техники.

Так же, как и во всех других случаях, А.И. неустанно прививал ученым и специалистам нового направления установку на конечный результат и быстрое внедрение научных идей в практику. Созданная в ГКЭТ мощная технологическая база по материалам и специальному оборудованию, позволила без особых капитальных вложений на создание новой инфраструктуры достигнуть быстрых успехов и по твердотельными лазерам. Требования к качеству рубина в этом случае были намного выше, чем для мазеров, но в 1961–1962 годах в ГКЭТ первые лазерные элементы были изготовлены. Пока основная часть кристаллов рубина производилась классическим методом Вернейля (кристаллизацией мелкодисперсного порошка в газовом пламени), так же как для мазеров или часовых камней, но все основные стадии процесса претерпели существенные изменения. Были созданы новые типы кристаллизаторов, усовершенствованы методы производства исходного порошка (пудры) и др. Все это дало возможность получать кристаллы рубина высокого качества, позволившие создать лазеры с высокой эффективностью (к.п.д. до 1,2–1,4 %). Технология и оборудование были отработаны до такого уровня, что через несколько лет машиностроителями МЭПа для Кироваканского завода Минхимпрома в Армении было разработано и изготовлено несколько единиц высокопроизводительных автоматических линий для выращивания часовых и ювелирных рубинов, годовой выпуск которых измерялся центнерами.

Помимо рубина и рутила были разработаны методы выращивания различных кристаллов, активированных неодимом, для лазеров с низким порогом генерации. Наконец, в 1965–1966 годах была разработана технология выращивания кристаллов алюмоиттриевого граната с примесью неодима – материала для твердотельных лазеров непрерывного действия.

Другим классом специальных материалов для квантовой электроники являются нелинейные и электрооптические кристаллы для преобразования частоты и управления пучком лазеров: КДП, ДКДП, АДП др., выращиваемые из водных растворов. Их первые образцы на предприятиях ГКЭТ были получены в 1962 году. Были разработаны методы получения крупных образцов указанных кристаллов с высокой оптической однородностью, создана новая автоматическая аппаратура для выращивания водорастворимых кристаллов, например универсальный кристаллизатор с программным отбором конденсата, с помощью которого вырастили монокристаллы высокой оптической однородности весом до 1,5 кг. В результате в нелинейной оптике были получены рекордные данные, в частности по генерации высших гармоник, и создан перестраиваемый параметрический оптический генератор на кристалле КДП.

Закономерно и типично то, что уже в конце 1963 года НИИ «Полюс», размещенный пока еще на временных площадях, создал макет первой лазерной установки на основе рубина и провел с ее помощью поиск технологических применений. Через год была изготовлена первая партия лазерных технологических установок, которые передали в различные учреждения и на предприятия для изучения возможных областей использования лазерной обработки материалов.

Возвращаясь к проблеме отношений с совнархозами, следует заметить, что А.И. Шокин очень ответственно подходил к вопросам поддержания уровня заводов электронного профиля, хотя формально они ему не подчинялись. Став председателем ГКЭТ, он сумел решить еще одну проблему, не дававшую спокойно жить директорам электронных заводов, особенно находившихся под местным руководством. Неизбежные технологические потери в производстве ИЭТ никак не укладывались в существовавшую систему планирования. А.А.Захаров об этом написал:

«Вспоминается <…> одно выступление в Таврическом дворце, когда первый секретарь обкома партии в докладе упомянул о большом браке при выпуске изделий на заводе «Светлана», где я был директором. Это было в 1948—49 гг. Выступление секретаря обкома в Ленинграде увязывалось с отпуском средств на жилстроительство и указывалось, что при ликвидации потерь от брака можно построить в несколько раз больше жилья. Пришлось выступать с оправданием. Но никто не хотел понять, что такое технологический брак в электровакуумной промышленности, ее сложность.

<… > Горком партии <… > поручил директору института АН СССР <ЛФТИ> академику Иоффе проверить завод и выработать предложения по уменьшению производственного брака. Закончив осмотр завода с группой специалистов от института, он заявил, что никаких предложений по уменьшению брака дать не может из-за сложности технологических процессов. И только много позже, когда организовался Комитет электронной техники и позже Министерство электронной промышленности, первый председатель комитета, первый министр Александр Иванович Шокин при назначении на должность оговорил «на верхах» признание неизбежности частичного технологического брака»[294].

С этого момента во всех новых разработках стал закладываться такой параметр будущего изделия как «процент выхода годных». В своих поездках по стране по действующим или строящимся институтам и КБ своего комитета А.И. Шокин обязательно посещал серийные заводы, старался, используя свой авторитет и влияние, оказать им помощь в решении вопросов в местном совнархозе.

Таких поездок было много. В ноябре 1963 года – на Украину. Во Львове создавалось мощное производство кинескопов. В Киеве А.И. посетил не только свои предприятия, но и техникум при заводе «Арсенал»: изучал опыт подготовки кадров.

Еще более важным было решение вопросов по новому строительству заводов электронной промышленности. Для результативного их обсуждения с местными властями А.И. Шокин в эти поездки отправлялся часто не один, а с первым заместителем председателя ВПК Г.А. Титовым. Так, они ездили в 1963 году по Прибалтике, а в мае 1964 года вместе с А.А. Захаровым состоялась их большая поездка по Кавказу: Пятигорск, Нальчик, отличавшихся особо чистым, свободным от пыли воздухом, далее по Военно-Грузинской дороге, подъем по канатной дороге на Эльбрус, Тбилиси, далее в Армению, в Кировакан и мимо озера Севан – в Ереван. Хорошая была поездка! Хотя А.И. Шокин в первый раз в полной мере познал кавказское гостеприимство, но о деле не забыл. Начали в Грузии делать интегральные схемы, высококачественную бытовую радиоаппаратуру, а в Армении – разъемы, прецизионное спецтехнологическое оборудование и многое другое.

Вот так. Наука наукой, а о производстве Шокин помнил всегда.

А в США уже 1962 год ознаменовал начало массового выпуска интегральных схем, хотя объем их поставок заказчикам и составил всего лишь несколько тысяч. Сильнейшим стимулом для развития приборостроительной и электронной промышленности на новой основе явилась ракетно-космическая техника. Американцы пока не имели возможности в ближайшем будущем создать такие же мощные межконтинентальные баллистические ракеты, как советские, да их военным это и не понадобилось: для увеличения заряда они пошли на максимальное сокращение массы носителя, прежде всего систем управления, за счет внедрения последних достижений электронной технологии. Фирма Texas Instrument заключила крупный контракт с военными на разработку и изготовление серии из 22 специальных схем для программы создания ракет «Минитмен». Одновременно фирма Fairchild также заключила значительные контракты с НАСА и рядом изготовителей коммерческого оборудования.

У нас в стране разработчики радиоаппаратуры тоже искали неординарные пути ее миниатюризации. Весной 1962 года специалисты НИИРЭ обратились с просьбой к Рижскому заводу полупроводниковых приборов найти способ повышения плотности компоновки аппаратуры, в частности было предложено поискать пути реализации однокристальной многоэлементной схемы типа 2НЕ-ИЛИ – универсальной для построения цифровых устройств. Решать эту задачу довелось 24-летнему инженеру Юрию Валентиновичу Осокину. Перед ним стояли принципиально новые задачи: разместить в одном кристалле два транзистора и реализовать в объеме кристалла германия (кремниевой технологии на РЗПП тогда не было) два резистора, исключив их паразитное взаимное влияние. Еще никто в стране не решал такие задачи, а в мире это сделали только Дж. Килби и Р Нойс, но никакой информации об их работах в РЗПП и НИИРЭ тогда не было. Рижане успешно решили эти задачи, причем совсем не так, как это сделали американцы, и уже осенью 1962 г. были получены первые образцы германиевой микросхемы 2НЕ-ИЛИ, получившей заводское обозначение Р12-2[295]. К концу 1962 г. РЗПП выпустил около 5000 ИС Р12-2. В сентябре 1963 года А.И. Шокин (вместе с Г.А. Титовым) посетил РЗПП, внимательно осмотрев все производственные цеха завода, испытательную базу, ознакомился с ходом изготовления линии «Аусма», технологией и опытным производством транзисторной сборки Р12-2. Шокин поручил руководителям управлений ГКЭТ обеспечить завод современным оборудованием и испытательными средствами. Александр Иванович особое внимание уделил наращиванию производства ТС тип Р12-2 с тем, чтобы разработчики радиоаппаратуры научились быстрее применять миниатюрные ИЭТ [296]. Они производилась до середины 1990-х годов (с 1969 г. – под названием 1ЛБ021) до нескольких миллионов в год.

Интегральные схемы становились главными радиокомпонентами, а в ГКЭТ на эту тематику было всего два НИИ и несколько КБ. От А.И. Шокина требовались экстраординарные действия по расширению научной базы микроэлектроники, концентрации усилий многих людей – ученых, инженеров, рабочих, техников, руководителей. И он их предпринял.

Основная идея состояла в создании комплексного, замкнутого Научного Центра микроэлектроники из ряда сосредоточенных в одном месте научно-исследовательских институтов с заводами, которые бы работали один на другого, создавая последовательную цепочку для получения интегральных микросхем и аппаратуры на их основе. Нигде в мире подобных комплексов микроэлектроники тогда не было. Сам по себе подход к комплексному решению научно-технических задач большого государственного значения и развития социальной структуры, т. е. строительство закрытых городов, был не нов. В те годы он широко применялся при создании атомной промышленности, ракетного полигона в Тюра-Таме, где вырос город Ленинск. Этот опыт был хорошо известен А.И. и был им теперь творчески использован и блестяще воплощен. Организационная структура управления научными коллективами, передающими свои результаты в производство, должна была быть подвижной, быстро реагировать на изменение требований общества и времени. И подходящее место, где можно создать такой центр, имелось.

Еще в марте 1958 года правительством было принято постановление о строительстве под Москвой города-спутника. Идея была взята из мирового опыта, и своим появлением в нашей стране, а тем более реализацией, она связана с активным вмешательством Хрущева в дела архитектуры и градостроительства. Недалеко от Крюкова с шестидесятого года пошло массовое строительство жилых домов, в прессе ярко описывались прелести будущей жизни в этом городе, откуда в центр Москвы на специальной электричке-экспрессе можно будет попасть всего за полчаса. Однако, ясного, обоснованного ответа на вопрос, чем реально будут заняты жители города-спутника, не было, соответственно не было и желающих переехать.

С годами и с падением пелены секретности число претендентов на авторство мысли о создании здесь города микроэлектроники растет. Но, как мы уже обсуждали выше, на пути от голой идеи до ее реализации в виде чего-то существенного (а в данном случае речь идет о целом городе со сложнейшей наукой и промышленностью) требуются скоординированные усилия множества людей. Акт зачатия еще не предполагает, кем станет будущий человек: бандитом или президентом, и даже не гарантирует, что ребенок родится!

Прежде всего идею нужно было доходчиво донести до понятия самого Н.С. Хрущева, получить его одобрение, подготовить (т. е. написать и получить вместе с кучей поправок массу согласующих подписей чиновников всех рангов) выход соответствующего Постановления ЦК КПСС и Совета Министров. Уже в начале 1962 года А.И. Шокин начал подготовку доклада Хрущеву в Кремле. Вновь воспользуемся воспоминаниями непосредственного участника этих событий Я.А. Федотова:

«….я…получил задание плюс ко всей управленческой деятельности готовить демонстрационный материал для доклада Президиуму ЦК КПСС. Естественно, что доклад этот касался всех проблем электронной техники: и конденсаторов, и резисторов, и электронных ламп, и кинескопов, и оборудования для их изготовления, и, в значительной степени, также и материалов для их производства. Моя часть общего доклада касалась, естественно, только полупроводниковой электроники».

В НИИ-35 рисовали плакаты с рисунками и таблицами, готовили образцы, писали справки и т. д. Наконец А.И. добился согласия на проведение небольшой выставки с докладом в перерыве заседания Президиума ЦК КПСС. Одновременно с микроэлектроникой Госкомитет по оборонной технике показывал возможности лазеров, готовя постановление по квантовой электронике. Как только началось заседание, у входа в зал была развернута экспозиция, и к перерыву все было готово. Из дверей зала заседаний вышли члены Президиума ЦК во главе с Хрущевым. Главным стендистом от электроники был Я.А. Федотов:

«В длинном ряду стендистов-докладчиков я был вторым. Н.С. Хрущев довольно внимательно слушал первый доклад. В это время Алексей Николаевич Косыгин обнял меня за плечо и сказал на ухо: «Ты только короче… Все равно здесь никто ничего не поймет…»

У А.Н. Косыгина были основания для такого заключения. Он-то понимал, насколько сложной и трудной для понимания является проблема полупроводниковой электроники и микроэлектроники. Незадолго до этого он провел несколько часов в НИИ-35 и, в частности, на экспериментальном участке, где делались первые шаги в интегральную электронику (микроэлектронику)».

Другой участник этих событий, А.Ф. Трутко (в то время директор НИИ-35), рассказывал автору, как А.И. Шокин убеждал руководителей страны в великом будущем микроэлектроники и необходимости отдать под нее целый город: «Представьте себе, Никита Сергеевич, что телевизор можно будет сделать размером с папиросную коробку». Но все члены Президиума единодушно были против, за исключением Хрущева, который, правда, сильно усомнился насчет телевизора: «Ну, это ты врешь», – но заинтересовался и согласился на дальнейшее знакомство с возможностями микроэлектроники. После этого отправились смотреть, как лопаются надувные шарики, прожигаемые лучами лазера.

А.И. прекрасно представлял себе, что добиться задуманного результата от Хрущева, просто рассказав ему о перспективах микроэлектроники во время приема, было невозможно: тот не увидел бы необходимости отдать целый город и затратить огромные деньги на сверхчистые помещения и сверхдорогое технологическое оборудование. Нужно было найти точку в пространстве и времени, где сошлись бы Хрущев, микроэлектроника и ее колоссальные выгоды на примере какой-либо государственной проблемы, которую бы Хрущев заведомо воспринимал как действительно важную. И такую точку Шокин нашел.

Случилось так, что ВПК поручила Госкомитету по судостроению отчитаться о ходе выполнения принципиально новых научно-технических задач в судостроении. Для этой цели предлагалось провести расширенное совещание с приглашением главных конструкторов и руководителей институтов ГКС и ВМФ и организовать выставку их работ. Все это планировалось сделать в Ленинграде с участием Н.С. Хрущева и посещением им судостроительных заводов.

А в Ленинградском ОКБ-2 ГКЭТ с применением новейших технологий микроминиатюризации электронной аппаратуры велись работы по созданию управляющих бортовых мини-ЭВМ для самолетов и подводных лодок. Главным конструктором управляющей машины УМ-1 и начальником КБ был упомянутый А.А. Колосовым Ф.Г. Старос. Старос и его главный инженер И.В. Берг были эмигрантами из США. Оказавшись в Советском Союзе в 1955 году, они приступили в специально созданной в НИИРЭ лаборатории СЛ-11 к разработке бортовых управляющих машин сначала в Минавиапроме, но пришлись там со своей тематикой не ко двору, успехов не добились. С образованием ГКЭТ А.И. Шокин, верный своим идеям о комплексном подходе в создании ЭВМ, мудро решил взять их к себе, образовав на базе лаборатории ОКБ, хотя вроде бы задачи они решали не по электронным компонентам, а системные. Хрущеву эти обстоятельства были известны, так как и он принимал кое-какое участие в обустройстве российской судьбы беглецов из Америки.

Шокин применил весь свой организационный опыт и аппаратное искусство, задействовал старые связи с «судаками» и в ВПК, в том числе с Г.А. Титовым и Д.Ф. Устиновым, и совмещение нужных событий во времени и пространстве наконец состоялось.

Хрущев прибыл в Ленинград для участия в совещании судостроителей. 4 мая 1962 года он знакомился на заводе им. Жданова с проходившим заводские испытания ракетным крейсером «Грозный» – головным кораблем проекта-58. В тот же день вместе с председателем ВПК Д.Ф. Устиновым, его первым заместителем Г.А. Титовым и главкомом ВМФ С.Г. Горшковым он приехал в КБ-2.

В многократно показанной по НТВ телевизионной передаче «Жизнь под грифом «Секретно»[297] среди прочей лжи в частности говорилось, что американцы устроили настоящее шоу для Хрущева и выдавили из него постановление о строительстве Зеленограда. Для читателя данной книги уже должно быть ясно, что по части шоу им нечего было и тягаться с А.И. Шокиным. В КБ-2 он был, выражаясь языком понятным для авторов упомянутой передачи (Киселева и Кричевского), и продюсером, и сценаристом и главным режиссером, а накануне визита Хрущева провел со своими актерами (Старосом, который должен был давать пояснения, Бергом и др.) генеральную репетицию. Помимо уникальной для того времени ЭВМ, размещавшейся на столе, поразить Хрущева должен был (и действительно поразил!) самый маленький в мире радиоприемник «Эра», прикреплявшийся к уху. Никита Сергеевич как надел его, так и не снимал все проведенное в КБ время. Правда, и в ЭВМ, и в приемнике Старосом использовались дискретные транзисторы, поставляемые промышленностью, и к микроэлектронике они имели довольно слабое отношение, но успех был полный. Хрущев одобрил идею и первый вариант постановления о создании в Крюкове научного центра микроэлектроники. Через три месяца интенсивных согласований, 8 августа 1962 года, постановление ЦК КПСС и СМ СССР было подписано[298]. В соответствии с ним в составе Центра должно было быть создано пять новых НИИ с тремя опытными заводами: НИИ теоретических основ микроэлектроники, НИИ микросхемотехники, НИИ технологии микроэлектроники, НИИ машиностроения, НИИ специальных материалов.

Н.С. Хрущев в КБ-2. Слева направо: С.Г. Горшков, Д.Ф. Устинов,Ф.Р. Козлов, (?), Ф.Г. Старос, А.И. Шокин, Г.А. Титов, (?), (?), Н.С. Хрущев, крайний справа Б.Е. Бутома

Насколько глубоко Хрущев пропитался полученными впечатлениями, видно из его рассказа коллегам на заседании Президиума ЦК 5 ноября 1962 года:

«Микроэлектроника – это механический мозг, это наше будущее. Здесь мы имеем хорошую основу для развития. Я разослал записку двух инженеров. Мне хочется, чтобы москвичи уделили больше внимания г. Крюково. Нельзя засорять этот город, иначе там жильцов будет больше, чем людей, достойных жить в этом городе, городе микроэлектроники. Надо установить твердый порядок, что имеет право жить в этом городе только тот, кто работает на новых заводах по электронике.

Весной я был в Ленинграде, где мне показывали старую счетную машину. До этого я видел ее в Академии наук. Эта машина занимает сотни квадратных метров. Новая машина этих двух инженеров вот такая (показывает на руках). И эта машина может заменить несколько старых машин. Когда я пошел по заводу, то увидел, что в металлургическом цехе сидят девушки с высшим или средним образованием, в белых халатах, с микроскопом в руках и занимаются металлургическими процессами. Вот вам и металлургия.

Сейчас у нас только одна такая машина, ее никто взять не может, потому что если ее взять, то надо развернуть производство деталей. Они просили у меня помощи, и я обратился к тт. Устинову, Сербину и Шокину. На последнего они не жалуются, но есть среднее звено, которое ставит палки в колеса. И это понятно, потому что они на две головы выше поднимаются, а все старое цепко держится за свое. Поэтому надо сломить бурелом и расчистить дорогу новому. Только тогда мы сможем подняться на большую высоту и занять ведущие позиции в этом вопросе»[299].

В октябре шестьдесят второго председатель Госкомитета провел большое отраслевое совещание конструкторов – разработчиков полупроводниковых приборов, на котором сам выступил с докладом.

Когда в настоящее время появляются статьи и телепередачи, приписывающие создание микроэлектроники в СССР исключительно двум выходцам из Америки, то это, мягко говоря, передергивание[300], рассчитанное на неискушенную публику. Какую бы пользу ни принесли их талант, необычные подходы, привнесенные из зарубежного опыта, но они были всего лишь разработчиками и промышленности не создавали. Как говорил один из персонажей «Двенадцати стульев»: «Трамвай построить – это не ешака купить!»

А.И. Шокин не один раз с досадой высказывался о том, что у нас принято приписывать все заслуги в создании новой техники конструкторам. Получив от автора и прочитав с большим интересом мемуары выдающегося авиаконструктора А.С. Яковлева, он примерно так выразил свое мнение: «Вот все о себе, а ведь самолеты выпускает не конструкторское бюро, а огромная отрасль, которой управляет министр. Это Сталин во время войны поднял престиж авиаконструкторов, раздал им генеральские и другие звания, теперь вот академиками стали».

Он потому несколько ревновал к конструкторам, что к своей работе подходил творчески и электронную промышленность – творил. Поэтому, читая Яковлева, он с неудовольствием отмечал в книге критические заметки о своем коллеге П.В. Дементьеве; когда рассекретили С.П. Королева (увы, после смерти) и стали писать о нем, то тоже: «А где Устинов? Где Афанасьев?» А.И. Шокин не хотел считать себя только чиновником и искал подтверждения своего понимания работы руководителя промышленности у других, и в этом тоже была причина, по которой ему так нравилась книга П.Л. Капицы «Теория. Эксперимент. Практика» с ее проблемами творчества на разных этапах жизненного цикла новых идей. Как всякого творческого человека, его интересовало общественное признание (не его самого, а его творений), чему существовало самое серьезное препятствие в виде секретности. Секретной была, например, сама принадлежность того или иного предприятия к возглавляемому им ведомству – того же Научного центра! Эту ситуацию хорошо представлял себе и сам П.Л. Капица, когда обдумывал свое участие в атомном проекте, и, по его собственному признанию, выбрал для себя отказ именно по этой причине. Судя по опубликованным дневниковым записям В.М. Пролейко, министр не уставал повторять, что талант организатора науки особенно ценен и встречается гораздо реже, чем талант ученого.

В этом творении промышленности создание города электроники было для А.И. одним из самых впечатляющих моментов.

Постановление от 8 августа окончательно определило судьбу и новую градообразующую отрасль города-спутника Москвы. 15 января 1963 года Решением Исполкома Моссовета «вновь строящийся населенный пункт в районе станции Крюково Октябрьской железной дороги» был преобразован в город районного подчинения с наименованием Зеленоград. Несколько позднее Зеленоград стал 30-м районом Москвы – А.И. добился в правительстве для него этого статуса для привлечения лучших кадров страны в Научный центр микроэлектроники.

Со всей своей решительностью и энергией он взялся за создание Центра микроэлектроники и строительство нового города.

Из воспоминаний первого архитектора города-спутника Игоря Евгеньевича Рожина[301]: «… мне позвонили из Госкомитета электроники и сказали, что со мной хочет побеседовать министр А.И. Шокин. Он мне сказал, что есть предложение начать строить в новом городе предприятия микроэлектронной промышленности. Вскоре мы встретились и отправились осматривать будущие строительные площадки.

Был прекрасный теплый день. Мы начали осмотр со стороны дер. Малино. Александру Ивановичу очень понравилось это живописное место, мне тоже. Помню поле овса с васильками, по которому мы гуляли, сняв пиджаки. Уехал А.И. Шокин, как я понял, приняв решение…»

Ему очень хотелось, чтобы город получился и удобным, и красивым, но достичь этого в самый разгар борьбы с «архитектурными излишествами» и типовых проектов из сборного железобетона можно было, только преодолев огромную массу ограничений. А.И. имел свои представления о возможностях современной архитектуры, вынесенные из зарубежных поездок, из поездок по стране. Часто по выходным ездил по Москве, знакомясь с новостройками. По воспоминаниям И.Е. Рожина: «…он…принимал участие во всех конкурсах и проектах и всегда интересовался новыми идеями. Мы в то время были скованы принципами массового индустриального строительства. Но Александр Иванович смотрел на все гораздо шире. С ним было приятно общаться, он всегда внимательно слушал и вообще был симпатичным человеком».

Министр вникал во все вопросы строительства, начиная от того, как бы облагородить внешний вид уже строившихся четырехэтажных «хрущевок», до проектов предприятий, предназначенных разрабатывать и производить современнейшие сложнейшие изделия. «Пока велась подготовительная работа для электроники (1962–1963 гг.), Александр Иванович Шокин приезжал сюда еженедельно. Надевал сапоги, телогрейку и со всей командой ходил по стройкам – Северной, Северо-Западной, Южной зонам. При мне, с 1964 года, курировал он нас уже раз в месяц. Тогда почище стало – можно было и без сапог пройти»[302].

В 1965 году Рожин передал бразды правления в руки И.А. Покровского, автора комплекса Дворца пионеров и школьников на Ленинских горах известного и нравившегося А.И.

Генеральный план развития города был скорректирован, строительство «хрущевок» прекращено, и вскоре началось возведение жилых домов улучшенных проектов с повышенной этажностью, институтов и заводов электронной промышленности. Многие исходные идеи были подсказаны архитекторам заказчиком, то есть министром. Были удачные предложения, а были и не очень. Среди первых – МИЭТ, а среди последних – черная торцевая стена лабораторного корпуса в северной промышленной зоне на выезде из города. В то время А.И. увлекался цветовыми решениями и знал, что наиболее трудно добиться ярко-белого и глубокого черного цвета. Они требовали особенно тщательного исполнения, так как делали заметными малейшие неоднородности. Во время ремонта госдачи в Горках-10 А.И. и стены внутренней лестницы решил покрасить в черный цвет. Убедившись, что ничего хорошего не вышло, он от этих увлечений отошел. Лестницу потом перекрасили, а вот стена корпуса, облицованная черной плиткой, выцветшей со временем до неопределенного колера, осталась.

Первым директором строящегося Центра микроэлектроники стал Федор Викторович Лукин (приказом ГКЭТ от 08.02.1963), до этого назначенный Постановлением СМ СССР от 29.01.1963 года заместителем председателя ГКЭТ Лукина А.И. Шокин знал еще с довоенных лет по работе в НИИ-10, затем он работал главным инженером КБ-1 и немало сделал для того, чтобы продвинуть систему С-25 через сомнения и предубеждения, возникшие вдруг у ряда высокопоставленных военных после падения Л.П. Берии. Лукин же возглавлял государственную комиссию по приемке первой серийной советской ЭВМ «Стрела». Последнее время перед переводом в ГКЭТ он был директором НИИ-37 ГКРЭ (НИИ дальней радиосвязи – НИИДАР), создав несколько крупных радиоэлектронных систем. Старос был назначен его заместителем с сохранением должности и обязанностей начальника ленинградского КБ-2. Лукину пришлось без раскачки включиться в создание нового комплекса предприятий, на которые была возложена громадная задача – создать научно-технические и промышленные основы микроэлектроники СССР, организовать производство, готовить кадры. Сразу после его назначения, 12 февраля, прошло заседание коллегии комитета под председательством А.И., полностью посвященное Центру микроэлектроники. Было необходимо быстро организовать несколько НИИ и создать четкую систему управления новыми предприятиями.

Состав предприятий Научного центра, по замыслу, должен был охватывать все аспекты микроэлектроники, весь цикл «исследование – производство». Первыми в 1962 году были созданы системное предприятие НИИ микроприборов с заводом «Компонент» (НИИМП, директор И.Н. Букреев) и институт по разработке спецтехнологического оборудования (в основном термического) НИИ точного машиностроения (НИИТМ директор Е.Х. Иванов) с заводом электронного машиностроения «Элион». Немедленно было развернуто их строительство, но, не дожидаясь появления новых зданий, на временных площадях, предприятия развернули работу, и через несколько месяцев, в мае 1963 года, в НИИТМ уже были созданы первые образцы вакуумного напылительного оборудования. На правах филиалов НЦ организуются пять конструкторских бюро, в том числе КБ-5 в Минске, в задачи которого вошли разработка и производство сборочного и оптико-механического оборудования для электронной промышленности. Кстати, выходу постановления предшествовала длительная борьба с машиностроительным лобби, доказывавшим бессмысленность создания в отрасли специализированных машиностроительных предприятий, но жизнь подтвердила правильность принятого решения. Фактически это постановление ознаменовало создание подотрасли – электронное машиностроение.

В июне 1963 года были организованы НИИ точной технологии, предназначенный для разработки интегральных схем по гибридной технологии с заводом «Ангстрем» (НИИТТ, директор В.С. Сергеев), НИИ материаловедения (НИИМВ, директор А.Ю. Малинин) с заводом «Элма» (электронные материалы), основным направлением работ которых были материалы для микроэлектроники. К концу 1963 года завершилось строительство первой очереди производственного корпуса завода «Элион», а в следующем году было создано первое предприятие по созданию монолитных интегральных схем – НИИ молекулярной электроники (НИИ МЭ) с заводом «Микрон». Для работы с потребителями было предусмотрено Центральное бюро применений интегральных схем (ЦБПИМС), а поисковыми исследованиями должен был заниматься НИИ физических проблем. 28 декабря 1963 года А.И. подписал приказ об организации дирекции Центра микроэлектроники (ДНЦ) и утвердил ее структуру.

Очень сложно для А.И. было убедить борцов за экономию в строительстве, что на предприятиях полупроводниковой промышленности внутренние стены должны быть облицованы непременно мрамором (на нем не оседает пыль), что применять конструкции перегородок из черного металла по тем же требованиям вакуумной гигиены нельзя, что применением дорогой гранитной облицовки ступеней наружных лестниц и цоколей, не требующих ежегодного ремонта, достигается большая экономия при эксплуатации и т. д. и т. п. По многим совершенно очевидным для А.И. Шокина, да и любого грамотного человека с государственным подходом, вещам приходилось преодолевать сопротивление легионов безответственных чиновников, не пройдя которых, нельзя было добраться до лица, способного принять нужное решение. Одним из рабочих моментов создания Зеленограда был визит туда летом 1964 года секретаря МГК КПСС Н.Г. Егорычева и председателя Исполкома Моссовета В.Ф. Промыслова, под чьей эгидой работало специально образованное Управление «Зеленоградстрой».

Первоначально при создании интегральных схем ориентировались на так называемую гибридную технологию, когда на керамическую подложку наносятся (напыляются) проводники, резисторы, конденсаторы, а затем в нужных местах припаиваются бескорпусные транзисторы. Затем все это помещается в корпус. В Зеленограде первоначально больше внимания уделялось именно этому направлению микроэлектроники. То, что главными в ближайшие годы станут твердотельные полупроводниковые микросхемы, создаваемые по планарной технологии, для большинства было еще не очевидно.

В 1965 году на предприятиях Центра микроэлектроники уже было введено в строй 60 тысяч квадратных метров площадей, работало несколько тысяч человек. Усилиями НИИ точной технологии (директор В.С. Сергеев, главный инженер А.К. Катман) была разработана технология современных для того периода гибридных микросхем (ГИС) и начато их производство во введенных в строй корпусах завода «Ангстрем» – первого в стране специализированного завода по производству микросхем. Уровень этой технологии был очень высок, с применением оригинальных решений. Например, впервые в мире, задолго до Запада, здесь была придумана и широко внедрена лазерная подгонка элементов ГИС микросхем на оборудовании собственной разработки и изготовления.

По тонкопленочной технологии к осени 1963 г. в НИИМП был разработан самый маленький в мире радиоприемник «Микро». Первые его образцы были продемонстрированы Хрущеву, который распорядился патентовать все, что было связано с его изготовлением. В свои поездки в Данию, Швецию, Норвегию, Египет Хрущев брал микроприемники для подарков. Приемник «Микро» стал первым в СССР микроэлектронным изделием, которое серийно выпускалось промышленно. Пленочная технология потом была внедрена на предприятиях отрасли в Вильнюсе, Риге, Киеве. Выступая на Коллегии 2 октября 1964 г. и ставя задачи на 8-ю пятилетку, Председатель комитета призывал: «смелее браться за разработку узлов и блоков РЭА. Американцы в восторге от советских микроприемников, но успокаивают себя: «Русские долго организуют серийную технологию и не умеют торговать».

Но твердотельные микросхемы наступали, и после начала работ по планарной технологии в НИИ-35 в составе Научного центра в 1964 году для решения задач создания твердотельных интегральных схем был создан новый НИИ – молекулярной электроники. Пока под руководством первого директора И.А. Гуреева (по специальности строителя) в Зеленограде строился корпус института, в Москве в НИИ-35 родился первоначальный коллектив НИИМЭ. О том, что было дальше, вспоминает ныне академик К.А. Валиев:

«В конце 1964 года я был приглашен к министру, А.И. Шокину для беседы по поводу возможного назначения директором НИИ молекулярной электроники. Помню, встреча была не одна – решения о таких назначениях принимались, видимо, взвешенно. Помню также вопрос о здоровье: каково оно у меня? Я отвечал, что работоспособность у меня хорошая. В январе 1965 года на одном заседании коллегии Комитета по электронной технике были назначены два зеленоградских директора: Савин Виктор Васильевич – и.о. директора НИИТМ, и я – и.о. директора НИИМЭ. <…>

В начале 1965 года коллектив НИИМЭ уже способен был к каким-то конкретным действиям на ниве микроэлектроники. Но с чего начинать? Первые шаги реальных действий института полностью определялись А.И. Шокиным. Прежде всего он предложил перевести всех в Зеленоград. Здание НИИМЭ не готово. Был выделен один пролет в цехе завода «Элион» – примерно 1000 кв. м. Расположились прямо в цехе за рабочими столами, работаем. Над чем? Задача определена А.И. Шокиным: надо создать цех по производству бескорпусного «планарного» транзистора «Плоскость» (разработка НИИ «Пульсар»). В этой разработке аккумулирован отечественный опыт планарной технологии на кремнии, основные процессы которого пригодны и для изготовления интегральных схем. Для цеха выделен один пролет в «чистом» зале завода «Компонент». Примерно 1000 кв. м, рядом со строящимся зданием НИИМЭ.

Где взять оборудование для цеха? Совместно с нашими инженерами специалисты НИИ точного машиностроения в течение 6–9 месяцев разработали, изготовили и поставили полный комплект оборудования линии «Плоскость», включая установки для литографии и диффузионные печи»[303].

В 1966 году здание НИИМЭ сдали в эксплуатацию, а его разработчиками были созданы технологии и начат выпуск первых серий полупроводниковых микросхем «Иртыш» (дифференциальная пара транзисторов), «Логика», «Микроватт».

Стремление А.И. к скорейшему внедрению разработок в практику и стиль его работы на примере полупроводниковых приборов и интегральных схем прослеживаются особенно хорошо.

Председатель Совмина заинтересовался микроэлектроникой

Одной из главных и одновременно одной из самых сложных задач было создание специального технологического оборудования, особенно оптико-механического. Планарная технология построена на многократном повторении фотолитографического процесса, в результате которого на кремниевой пластине создаются защищенные и незащищенные фоторезистом области. Последние подвергаются соответствующей технологической обработке, после которой вновь поступают на следующий цикл фотолитографии. При этом точности совмещения изображений в последующих циклах должны быть много меньше технологических минимальных размеров создаваемого на кремниевой пластине элемента. В 1968 году они составляли 8—10 мкм, а в 1970 – уже 2–5 мкм. Естественно, оптико-механическое оборудование, в частности фотоштампы, установки совмещения и экспонирования пластин, обеспечивающее фотолитографические процессы с такой точностью, попадало под торговое эмбарго западных стран. Отечественные же оптики-механики из Министерства оборонной промышленности (ГОИ и ЛОМО) под любыми предлогами отказывались от разработки нужных систем.

Поэтому решение этой задачи было возложено на вновь организованное в составе Центра КБ-5 в Минске. Впоследствии оно стало самостоятельным и получило название Конструкторское бюро точного электронного машиностроения (КБТЭМ). Первым его директором, И.М. Глазковым, был создан замечательный коллектив, прекрасное оптическое и механическое производство. К созданию оптико-механического оборудования была привлечена также широко известная фирма «Карл Цейс, Йена» (ГДР). В кратчайшие сроки КБТЭМ было оснащено самым современным зарубежным и отечественным обрабатывающим оборудованием, что в эпоху всеобщего распределения было беспрецедентным (вот это была настоящая поддержка!). Начав практически с нуля, предприятие создало и приступило уже в 1963 г. к серийному производству микроманипулятора для разварки выводов ММ-1, явившегося базой для последующих разработок микроманипуляторов, сборочного и фотолитографического оборудования. В последующие два года создаются: гамма установок сборки серии «Контакт»[304], первые отечественные установки совмещения и экспонирования, фотокамеры, фотоповторители, координатографы. Параллельно осуществлялось их серийное производство.

Очень скоро из Зеленограда пошли сотни типов материалов: металлических, полупроводниковых, изолирующих, жидкостей, газов, сложных химических соединений, стекол, керамик и пр. До этого все они или вообще не производились отечественной промышленностью, или по чистоте и другим свойствам совершенно не соответствовали требованиям электроники.

Все это делали люди, собранные в Зеленоград со всей страны из многих научных предприятий и учреждений. Сюда их привлекали возможность получения квартиры, московской прописки и, конечно, интересная работа в самом перспективном направлении науки. Правда, настоящих специалистов в области микроэлектроники еще практически не было, да и не могло быть. Одни становились ими в процессе работы, другие – только начали учиться в вузах по вновь открытым специальностям. Наиболее подготовленные ученые и инженеры, операторы и наладчики пришли из НИИ-35 и НИИ-311 («Сапфир»). Самый многочисленный «десант» был с Томилинского завода. Его директор, Б.С. Куржелевский, только-только вывел завод из хронического невыполнения поставок по важнейшим оборонным заказам, но все-таки отпустил более сотни лучших своих специалистов на развитие отечественной микроэлектроники.

НИИ «Пульсар», НИИМЭ, Воронежское КБ разработали базовые маршруты планарной технологии для производства ИС и планарных транзисторов. В дальнейшем по их техническому заданию НИИТМ (директор В.В. Савин), КБТЭМ, НИИ технологии и организации производства в Горьком (НИИТОП, директор А.Г. Салин), НИИ полупроводникового машиностроения в Воронеже (НИИПМ, директор К.А. Лаврентьев), НИИ «Электронстандарт» (директор Гаген) разработали комплект технологического оборудования «Корунд», обеспечивающий массовый выпуск ИС и полупроводниковых приборов по планарной технологии.

Новое оборудование для производства электронных приборов сочетало в себе точную механику, оптику и автоматику, способную работать при высокой, или, наоборот, очень низкой температуре или в агрессивных средах, обеспечивать глубокий вакуум, позволяло вести обработку деталей различным излучением, и т. д.

Хотя специалистов нужного профиля для электронной промышленности уже начал готовить МИЭМ[305], деятельность которого определялась такими известными учеными, как Н.Д. Девятков, С.А. Векшинский, В.С. Семенихин, С.Н. Вернов, и др., А.И. все же считал необходимым, чтобы подготовка специалистов микроэлектроники проходила как можно ближе к Научному центру. Ему мечталось создать учебный институт в самом Зеленограде. Наконец и эта мысль перешла в реальность – постановлением СМ СССР от 26 ноября 1965 года было образовано высшее учебное заведение по подготовке специалистов в области микроэлектроники – Московский институт электронной техники МИЭТ. Вуз начал функционировать по приказу Министерства высшего и среднего специального образования РСФСР 9 декабря 1965 года.

Комплексу МИЭТ А.И. уделял особое внимание. Его внешний облик (архитекторы Ф.А. Новиков и Г.Е. Саевич) – стены из красного отделочного кирпича, что было в те годы весьма необычно, и структура из отдельных невысоких зданий, соединенных переходами, – были вынесены А.И. из впечатлений от виденных когда-то английских и американских университетов. Здесь все получилось удачно. Для украшения интерьеров МИЭТа барельефами был приглашен скульптор Эрнст Неизвестный. Невзирая на то, что известность его имела довольно скандальный оттенок после столкновения с Хрущевым на выставке в Манеже и последовавшей разгромной критики в прессе, министр счел необходимым самому встретиться с Неизвестным и выкроил для этого время. Обсудив проект, он дал добро на заказ. Надо думать, что получение этого заказа хорошо поддержало скульптора в то время. Давно ставший маститым, мэтр, в перестроечные годы вновь появившийся в нашей стране после длительного отсутствия, вспомнил в газетном интервью об одном страшно «секретном» объекте, на котором ему довелось однажды работать, и – довольно уважительно – о своем тогдашнем заказчике. Для Александра Ивановича было естественным оценивать людей в первую очередь по таланту и работоспособности.

Строительство комплекса зданий МИЭТа было завершено в семидесятом году, а еще через десять лет здесь обучалось уже около шести тысяч студентов и ежегодно выпускалось около 700 специалистов. Помимо основных факультетов – физико-технического, физико-химического, микроприборов и технической кибернетики, электронного машиностроения, были еще вечерний и факультет повышения квалификации инженерно-технических работников, а также подготовительное отделение и курсы, аспирантура, 29 кафедр, 6 отраслевых лабораторий, вычислительный центр, телецентр, библиотека с четырьмя сотнями тысяч томов и редакционно-издательский отдел с множительной базой. Подготовкой специалистов занимались 535 преподавателей и научных сотрудников, среди которых было 2 члена-корреспондента АН СССР, 37 профессоров и докторов, 240 доцентов и кандидатов наук, 10 лауреатов Ленинской и Государственной премий СССР.

А.И. Шокин воспринимал электронику как единое целое и помнил обо всех ее областях, поэтому в новом городе не было забыто строительство предприятий другого, не микроэлектронного профиля: НИИ пьезотехники и КБ источников высокоинтенсивного света.

Каждому из научно-исследовательских институтов Зеленограда и даже МИЭТу был придан свой опытный завод. Здесь А.И. был верен своему подходу к связи науки с производством, и создававшиеся заводы назвать небольшими было бы трудно. Таким образом, при создании уникального, не имеющего аналогов в мировой практике Центра микроэлектроники были созданы мощные научно-производственные комплексы, в том числе по технологическому оборудованию и материаловедению. По существу, и «Ангстрем», и «Микрон», и «Элма» с самого начала были и остаются ведущими предприятиями отечественной микроэлектроники.

Число предприятий ГКЭТ росло довольно быстро: если к концу 1961 г. их было 42, в том числе 19 НИИ с численностью 52 тыс. человек, то в середине 1964 г. стало 76 предприятий, в том числе 29 НИИ с численностью 83 500 человек.

В 1965 году на базе предприятий Центра микроэлектроники было создано единственное в своем роде, к тому же одно из самых крупных – и не только в масштабе СССР, – научно-техническое объединение Научный центр[306]. Такой состав давал возможность объединению самостоятельно осуществить весь комплекс работ по циклу «исследование-производство» в области интегральных схем, а также (частично) в области технологического оборудования, аппаратуры и специальных материалов.

Менее чем за десять лет Научный Центр внес в развитие микроэлектроники такой вклад, что переоценить его было сложно. Заслуги объединения получили всеобщее признание, и оно было награждено орденом Ленина. 15 марта 1971 года А.И. от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил его Научному центру.

Вместе с объединением рос Зеленоград. Свое название он вполне оправдывал – ровно половину городской площади занимали сохраненный лес и зеленые насаждения. На реке Сходня был создан искусственный водоем площадью в 24 гектара. С 1971 года город начал развиваться по новому Генеральному плану. Министр давно добился прекращения строительства пятиэтажек, и теперь город застраивался домами новых серий. К 1978 году на каждого из 128 тысяч жителей города приходилось по 14,5 квадратного метра полезного жилья. Помимо промышленных предприятий и МИЭТа в Зеленограде работало 17 общеобразовательных школ, 37 дошкольных учреждений, 2 кинотеатра, 6 массовых библиотек, больница, 6 поликлиник и амбулаторных учреждений.

Лауреаты Ленинской премии – зеленоградцы: (?), К.А. Валиев, А.Ю. Малинин, Г.Я. Гуськов

Вернемся еще раз к воспоминаниям А.А. Колосова:

«Еще раз я встретился с проблемами Зеленограда, когда был членом секции комитета по Ленинским и Государственным премиям. Ряд руководителей зеленоградской электроники за создание Научного центра и его достижения выдвигались на Ленинскую премию. В их число был включен и министр

А. Шокин. Процедура там довольно сложна, последнее слово, как всегда, за ЦК КПСС. И вот ЦК Шокина из числа лауреатов вычеркивает. Знаете почему? Я бы сказал, на основании имевшегося опыта: руководителей включали в списки лауреатов все и всегда, не взирая на их фактический вклад. Но в данном случае была допущена явная ошибка <…>».

На октябрьском 1964 года пленуме ЦК КПСС, на котором был снят Н.С. Хрущев, А.И. Шокин отсутствовал, так как был в поездке по Белоруссии. После Минска министр заехал в Молодечно, а в самый момент пленума находился в Беловежской Пуще, где так любил охотиться Никита Сергеевич, сидя на вышке и стреляя в пришедших к кормушке кабанов. Как бы ни оценивать Хрущева, но к развитию в стране электроники он свою руку приложил, понимая и поддерживая Шокина. Впрочем, как-то в конце своей карьеры (где-то на переходе от Андропова к Черненко), Александр Иванович, вспоминая первых лиц, с которыми ему пришлось работать, высказался, что все они относились к нему в целом хорошо.

Но в тот момент с новым руководством отношения нужно было еще выстроить. С Л.И. Брежневым, ставшим Первым секретарем ЦК КПСС, деловые отношения существовали и раньше, так как одно время – до своего избрания на должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР – он был секретарем ЦК, курировавшим оборонные вопросы. Свою первую Золотую Звезду «Серп и Молот» Леонид Ильич получил именно за работу на посту «оборонного» секретаря ЦК после полета Гагарина.

С Косыгиным – новым Председателем Совета Министров СССР – было сложнее. Мало в своей жизни имевший дела с обороной промышленностью, он придерживался поначалу мнения, что эти отрасли получают слишком много и должны поделиться с легкой промышленностью. В то же время требовал от них самих увеличить выпуск товаров для потребительского рынка, и здесь в лице А.И. Шокина нашел горячего сторонника.

Новые руководители страны задумали провести две реформы: промышленности и сельского хозяйства. Первые меры – отмена введенных Хрущевым ограничений на индивидуальное подсобное хозяйство и содержание скота – были приняты немедленно и оглашены Брежневым на торжественном заседании накануне Октябрьских праздников. Дальнейшие пути преобразования экономики были намечены на ноябрьском пленуме 1964 года.

Реформа в промышленности была задумана очень масштабно, с уклоном на экономические меры, но был среди предусмотренных мероприятий и возврат к централизованной системе управления. В оборонном секторе это было сделано без промедления, и уже в начале следующего года государственным комитетам были подчинены профильные заводы. Так, в результате этих преобразований 2 марта 1965 года появилось Министерство электронной промышленности СССР. Министром новой отрасли промышленности был назначен А.И. Шокин.

На заводах министр общался не только с директорами

Восьмерку оборонных министерств возглавляли выдающиеся представители очередного поколения руководителей советской промышленности. Старейшим был Е.П. Славский – министр среднего машиностроения (так называлась атомная промышленность). Министром общего машиностроения (а так назвали ракетную технику) был С.А. Афанасьев. Оборонную промышленность возглавлял выходец из оптиков С.А. Зверев, авиационную – П.В. Дементьев, судостроительную – Б.Е. Бутома, радиотехническую – В.Д. Калмыков. Именно этим людям, к которым обязательно надо добавить Д.Ф. Устинова, и обязана в первую очередь наша страна достигнутым паритетом с США. Всех их отличали глубокие познания и опыт работ по широкому кругу сложнейших технических задач, что позволяло находить самые эффективные и относительно экономные решения вопросов стратегической безопасности страны.

А.И. Шокин занимал достойное место в этой великолепной восьмерке, имея самый длительный стаж работы в центральном аппарате наркоматов – министерств. В то же время ему, в отличие от других, не довелось занимать руководящих должностей (директора, главного инженера) на предприятиях своей отрасли. Это, с одной стороны, позволяло ему более объективно подходить к решению противоречий между точками зрения специалистов на те или иные проблемы развития отрасли. С другой стороны, не имея собственного опыта работы первого лица предприятия, и преклоняясь перед искусством директоров вытаскивать из прорывов и развивать в самых сложных условиях свои заводы, НИИ и КБ, он зачастую переоценивал их достоинства. Вот взгляд на преобразования подчиненного: «При близком рассмотрении реорганизация ГКЭТ в МЭП оказалась довольно серьезным явлением. Шокин производит довольно значительную замену руководящих работников – молодец!!!Бездельников и «профессиональных руководителей» нужно гнать!»[307]…

Прежде всего нужно было разделить между новыми министерствами заводы бывших совнархозов. Коснулось это и некоторых НИИ и КБ, в частности, Калмыкову пришлось, хотя и не сразу, уступить свой родной НИИ-10 воссозданному Министерству судостроительной промышленности. Что касается заводов, то все, что касалось технологической базы, А.И. и Калмыков договорились включить в состав МЭП. Присутствовавший при этом дележе П.С. Плешаков (к этому времени заместитель Калмыкова), начал было возражать, на что Валерий Дмитриевич ему сказал: «Не будет компонентов, тебе будет нечего делать».

А.И. Шокин, возглавив МЭП, старался получить как можно больше личных впечатлений об истинном состоянии подчиненных теперь ему предприятий и возможности их развития. В списке его поездок 1965 года – Ленинград, Одесса, Елец, Рязань, Новгород и Псков, Горький и Казань. Опять-таки, посещал он не только МЭПовские предприятия: в Казани помимо своего завода разъемов он побывал и на авиационном, в Пскове – не только на заводе радиодеталей, но и на телефонном; не мог он не заехать заодно в Михайловское, Тригорское и Печорский монастырь. Ему все было интересно.

Об одном из этих визитов (в Минск) вспоминает ветеран ПО «Интеграл» Э.П. Калошкин: «1965 год. Первое посещение Александром Ивановичем, вместе с директором 311-го института Ю.С. Акимовым завода им. Дзержинского, который еще строился, но уже имел действующую линию по выпуску диодов Д219. Весь день на производстве, беседы с операторами, мастерами, начальниками цехов и руководством предприятия. Министра отличала требовательность в сочетании с глубокими знаниями и разумностью подхода. Остановились у рабочего места оператора-контролера внешнего вида диодов (в те времена контрольными операциями очень увлекались – в связи с маломеханизированным полупроводниковым производством). На рабочем месте в пяти ячейках лежали диоды – годные и забракованные. Александр Иванович попросил оператора отвернуться и взял из различных ячеек диоды, перемешал их и попросил еще раз проконтролировать – почти на 50 % оценка качества оказалась наоборот. Вникал во все, даже дотошно спрашивал, с какой целью мы одеваем персонал в халаты. В заключение посещения четко сформулировал задачи, стоящие перед нами: совершенствование знаний и профессионализм основной цепи производственный рабочий – мастер – начальник цеха – директор, высокое качество их работы и контроль технологии производства, а не отыскания «годных изделий в куче брака»».

2 апреля 1965 года прошло первое заседание коллегии МЭП СССР. Задачи, поставленные министром (по записям В.М. Пролейко):

– первоочередное внимание мы должны уделять поставкам высококачественных ИЭТ для ракетно-космической техники и продукции Министерства среднего машиностроения;

– МЭП должно всеми возможными путями расширить области применения ППП;

– США в 1965 году выпустят 630 млн ППП, СССР – 180 млн. Прогноз 1970 года соответственно 960 млн и 870 млн;

– если в РЭА на одну ПУЛ требуется четыре конденсатора и шесть резисторов, то на один ППП требуется пять конденсаторов и семь резисторов. Для удовлетворения потребностей СССР 1970 года в МЭП должен быть построен 41 завод, в том числе 3 – для СВЧ, 2 – для ППП, 18 – для радиодеталей и 9 – для радиокомпонентов;

– наша трудность – мы третьи комплектующие, и потребность в ИЭТ меняется постоянно. Так, в конце 1964 года была объявлена заявка на 1965 год 240 млн ППП, а на 10 февраля 1965 года – 320 млн, в то время как одна производственная линия для планарных ППП состоит из 77 единиц специального технологического оборудования.

Проблемы обработки металла резанием. Одесский завод конденсаторов. 1966 г.

В результате приемки заводов СНХ в МЭП совнархозы РСФСР передали 60 заводов, УССР – 21 завод. Заводы СНХ имели в значительной степени устаревшее оборудование, нестабильные технологические процессы. 20 заводов были планово-убыточны. Уровень планирования очень низок, высокая текучесть кадров. По итогам первого квартала 1965 года в МЭП стало 284 предприятия, в т. ч. 116 – строившихся. Общее число работавших составило 460 тыс. человек, в т. ч. 81 тыс. в 40 НИИ.

В год образования МЭП закончилась семилетка. На XXIII съезде КПСС, прошедшем в 1966 году, были подведены ее итоги и определены планы дальнейшего развития страны. А.И. Шокин вновь был делегатом съезда, на котором его впервые избрали членом ЦК. За успехи, достигнутые электронной промышленностью в выполнении семилетнего плана, ее руководитель был награжден очередным (третьим) орденом Ленина. Министр получил его в Кремле из рук Н.В. Подгорного 5 октября 1966 года. Вместе с ним в тот день свои награды получили Д.Д. Шостакович, Е.П. Славский, министр нефтехимической промышленности В.С. Федоров и др., а певица Галина Вишневская – диплом Народной артистки СССР.

Новая пятилетка представлялась А.И. куда более сложной. Он по-прежнему внимательно следил за тенденциями развития электроники, а особенно – микроэлектроники, в США, Японии, Западной Европе, где, понимая ее ключевую роль в научно-технической и промышленной составляющей экономического развития, вкладывали в ее развитие огромные средства. Однако теперь министр нес персональную ответственность не только за соответствие новых, непрерывно усложняющихся изделий электронной техники мировому уровню, но и за то, чтобы обеспечить ими народное хозяйство. Номенклатура изделий МЭП уже тогда была тоже необычайно велика и к 1970 году составила 1 миллион 700 тысяч наименований и продолжала расти. Число потребителей готовых изделий превысило 16 тысяч, а было еще и огромное число заказчиков на новые разработки, каждый из которых выдвигал свои требования. Чтобы в кратчайшие сроки ликвидировать огромный дефицит по всем изделиям электронной техники, темпы развития электронной промышленности были заданы очень высокими – 25 % в год. Но основными задачами 8-й пятилетки на заседании коллегии 14 января 1966 года были названы: повышение качества и надежности ИЭТ для военной техники, расширение производства товаров народного потребления, развитие микроэлектроники. Через неделю к этим задачам были добавлены расширение номенклатуры ИЭТ «ОС» и увеличение их поставок к 1970 году в 2,0–2,5 раза, создание радиационно-стойких ИЭТ Отмечалось, что в США 4000 типов ППП, но в военной технике разрешено применять только 42 типа. У нас же – 976 типов, и почти все шли в военные системы.

Электронная промышленность стран Европы, США, Японии, какой бы жесткой ни была конкуренция между фирмами, развивалась в условиях широко развитого обмена достижениями через международную торговлю лицензиями и патентами, документацией на технологические процессы, новейшее технологическое, контрольно-измерительное и оптико-механическое оборудование, материалы и т. д.

Электронная промышленность нашей страны была полностью лишена такой возможности. США создали специальный международный комитет (КОКОМ), контролирующий все научно-технические и торгово-экономические взаимоотношения с СССР. КОКОМ разработал положение и огромный – в 250 страниц – свод правил, по которым СССР нельзя было продавать не только передовые технологии и изделия, принадлежавшие к области любой высокой технологии, и в первую очередь – к микроэлектронике и вычислительной технике, но и технологическое и измерительное оборудование, материалы, прецизионное станочное оборудование и т. д.

Представьте себе, что вы решили изготовить какую-нибудь оригинальную табуретку собственной конструкции. Если у вас достаточно умения, есть деревяшки, клей и есть инструмент, то вы сможете изготовить ее сами в домашних условиях, а вот изготовить инструмент вам самостоятельно уже не удастся. За пилой, молотком, стамеской, рубанком и прочим вам придется идти в магазин. Даже изготовление столярного инструмента – это более высокая ступень, чем конструирование и изготовление табуретки, а у нас речь идет о промышленности по выпуску интегральных микросхем, электровакуумных приборов и т. д., и магазинов, где бы можно было купить подходящие заводы с необходимым оборудованием, для Советского Союза в мире не было.

Как только мог, министр стремился привлечь внимание высшего руководства страны и смежников к проблемам электронной промышленности. Одна из таких акций состоялась на рубеже 1967–1968 годов. В октябре

А.И. Шокин принимает в министерстве председателя Госплана Н.К. Байбакова и затем отправляется с ним в Научный центр в Зеленограде – этот визит был подготовкой к посещению Зеленограда Председателем Совета Министров СССР А.Н.Косыгина. Алексей Николаевич побывал в НИИ микроприборов и на заводе «Компонент», в НИИМЭ и на заводе «Микрон». Наконец, в январе в Научном центре было проведено выездное заседание ВПК. Руководство МЭП, НЦ, предприятия доказывали, что проблема развития микроэлектроники – это проблема создания высокой технологии нового уровня, основа дальнейшего прогресса многих отраслей нашей страны, и решать ее нужно комплексно, рассматривая как национальную задачу. Несмотря на все усилия, надо признать, что польза от них оставляла желать лучшего, и поддержки сверху было недостаточно – обращения МЭПа в другие министерства, специализировавшиеся в разработке и производстве оптики, контрольно-измерительного оборудования, материалов и т. д., как правило, заканчивались отказом. Слишком сложное было это дело для них и хлопотное. Даже металлообрабатывающие станки с нужными для электронной технологии точностями станкостроительная промышленность не выпускала. Лучшие в стране токарные и фрезерные станки выпускались Министерством авиационной промышленности – естественно, в первую очередь для своих нужд, – но и они отставали от высочайших требований электронщиков.

Иногда удавалось передавать уже отработанную предприятиями МЭП технологию изделия для массового производства в другое ведомство, но это случалось нечасто, да и сроки освоения новой продукции затягивались на годы. В результате – запланированное отставание.

Приведем один параллельный пример. ХХ съезд КПСС знаменит не только докладом Хрущева «О культе личности и его последствиях». На этом съезде было принято решение о переводе железных дорог на тепловозную и электровозную тягу и прекращении производства в стране паровозов. Но паровоз – неприхотливая машина, выпускать их (и ремонтировать) можно было едва ли не в мастерских. А вот с задачами обеспечения железных дорог более сложными в производстве и эксплуатации тепловозами и электровозами отечественное машиностроение так до конца и не справилось, и примерно половину потребности в локомотивах в советское время приходилось закрывать импортом. Возможно, что и это имел в виду А.И. Микоян, предрекая будущее электроники: «В нашей стране создать такое невозможно». Кстати, в 1965 году А.И. вместе с начальником первого ГУ И.Т. Якименко принимал его в новом НИИ «Титан». Предсказания старого политика, бывшего теперь Председателем Президиума Верховного Совета СССР, в общем, сбывались: доставалось министру электронной промышленности от своих коллег достаточно, хотя мальчиком для битья его назвать было никак нельзя. Удары он держал крепко и мог ответить со всей внушительной силой своего опыта и авторитета.

А.И. Шокин и А.Н. Косыгин

Даже из столь поверхностного перечня проблем руководителя электронной промышленности, приведенных в книге, можно заметить, что было на кого сваливать их нерешение: и на станкостроителей, и на оптиков, и на чермет, и на цветмет, и на химиков… Да и финансовые возможности страны для вложения средств в одну из самых капиталоемких отраслей промышленности были несравненно меньше, чем у заокеанских супостатов.

При всем при этом сразу же после создания МЭП выявилось неожиданное и, казалось бы, невозможное для плановой экономики явление – у многих серийных заводов, перешедших в МЭП, существовали серьезнейшие проблемы со сбытом полупроводниковых приборов. Значительная доля их выпуска оставалась невостребованной радиоаппаратными заводами, то есть с трудом создаваемый в стране производственный потенциал использовался далеко не полностью. В рамках ГКЭТ и его взаимодействия с другими госкомитетами по новым разработкам о таком и подозревать было трудно. Со всех сторон раздавалось только одно: «Давай!» Эта ситуация была замечательно описана в статье заместителя министра К.И. Мартюшова в журнале «Наука и жизнь»[308], которая излагается далее.

Отсутствие сбыта изделий новой номенклатуры, конечно же, являлось тормозом для выполнения заданных министерству высочайших темпов роста. Проведенный анализ показал, что в подавляющем большинстве случаев исключительно низкий уровень применения полупроводниковых приборов в промышленной и бытовой аппаратуре происходил отнюдь не из соображений технической целесообразности. В СССР уже были разработаны и даже освоены промышленностью транзисторы, работающие в диапазонах радиоволн вплоть до УКВ, в том числе позволявшие получать высокочастотные сигналы значительной мощности. Причины их недостаточного использования находились скорее в тайниках человеческой психики.

Наступление «транзисторной эры» явилось серьезным испытанием для многих радиоспециалистов, потребовало коренной ломки фундаментальных представлений и формирования других основ инженерного мышления. Если раньше, например, одной из главных задач при ее создании аппаратуры всегда было уменьшение числа ламп, то при переходе к транзисторам подобный подход зачастую отходил на второй план, не давая решающих экономических либо конструктивных эффектов. Лишний транзистор, в частности, не мог заметно изменить ни стоимость, ни экономичность карманного приемника.

Но зато в одной и той же схеме должны хорошо работать транзисторы с некоторым разбросом параметров, поскольку даже при самой высокой технологической культуре полупроводниковые приборы сходили (и сходят) с заводского конвейера со значительным статистическим разбросом параметров. Поэтому заключительным циклом производства обязательно являлось измерение основных параметров готовых приборов и разделение их на группы.

Многие из конструкторов радиотехнической и электротехнической аппаратуры при выборе транзисторов почти всегда останавливались на приборах «высших литеров», то есть на приборах с самыми лучшими параметрами. Подчас это была попытка максимально упростить свою задачу, переложив работу на чужие плечи, в других случаях это было простым проявлением страха, обусловленного недостаточно глубоким пониманием особенностей полупроводниковых приборов и транзисторных схем. В результате не только транзисторы с нестандартными параметрами, но и заметная часть приборов из числа годных не шла в дело и фактически переводилась в брак. С государственной же точки зрения было исключительно важно, чтобы «без вины виноватые» транзисторы «нижних литеров» тоже нашли широкое применение. И зарубежный опыт, и опыт своих любителей-изобретателей доказывал: даже те транзисторы, которые пока оставались за порогом годности, могли стать чуть ли не самыми ходовыми для таких изделий, как переключающие схемы, преобразователи напряжения, детские игрушки, электронные музыкальные инструменты и др.

И в других странах переход от радиоламп к транзисторам проходил не без трудностей. Несколько ранее в США сталкивались с такими же проблемами неприятия транзисторов конструкторами радиоаппаратуры, но общая развитость промышленности позволила достаточно быстро найти среди огромного числа разработчиков энтузиастов новой техники.

На преодоление психологического барьера у наших создателей радиоаппаратуры понадобилось много нервов, убеждений, организационных и даже административных мер. Одной из последних стало введение согласования обоснованности использования в новых разработках тех или иных приборов со специально созданным Центральным бюро применений полупроводниковых приборов. Для типономиналов же, которые не были дефицитными, согласования не требовалось, что поощряло к их использованию.

А.И. Шокин взялся за дело не ради должности и не собирался переводить ответственность за ход развития отрасли с себя на смежников, у которых медленно разворачивалось производство массовой радиоаппаратуры на новых компонентах. Из-за этого поставки новых электронных приборов по несколько лет шли очень малыми партиями, в основном для обеспечения разработок. Эта мелкосерийность не позволяла отработать технологию, обеспечить повышение качества ИЭТ и снизить их себестоимость. Хотя министр и не забывал при случае напомнить об этой ситуации руководству, но все же старался найти пути выхода из сложного положения самостоятельно и как можно быстрее. Тем более что выбор критериев годности наших диодов и транзисторов, если и отличался от зарубежной практики, то только в сторону более жестких норм.

«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». По инициативе А.И. для «раскрутки» массовых изделий на полупроводниках отрасль активно приступила к их самостоятельной разработке и производству соответствующей аппаратуры. Министр посещал выставки творчества радиолюбителей, знакомился с их достижениями, и авторов наиболее удачных конструкций приглашали на работу на предприятиях отрасли. Созданные ими образцы демонстрировали возможности построения аппаратуры из приборов с «низшими литерами» или даже вовсе забракованных. С 1966 года начался процесс приобщения предприятий оборонного комплекса к широкому выпуску ТНП – товаров народного потребления.

В НИИТМ была создана первая в отрасли лаборатория ТНП, руководил которой А.Ф. Захаров. Как только появились первые достойные образцы А.И. начал их использовать для пропаганды: электроники. Вот как это происходило, по воспоминаниям А.Ф. Захарова:

«Вспоминается демонстрация образцов ТНП, подготовленных к выпуску Министерством электронной промышленности, Л.И. Брежневу. Это было в 1969 году, в его кабинете на Старой площади. В качестве стендиста министр взял меня. Мы продемонстрировали цветной телевизор, портативный стереомагнитофон, несколько настольных калькуляторов, инфракрасные охотничьи прицелы и еще ряд образцов. В течение полутора часов Брежнев внимательно знакомился с представленной техникой, задавал много вопросов, шутил, делился своими соображениями.

Происходили при таких демонстрациях и курьезные случаи, когда было не до шуток. Так, понравившийся Д.М. Гвишиани стереомагнитофон был доставлен на дачу к его тестю, А.Н. Косыгину, где он вскоре взорвался, как оказалось, из-за ошибки монтажницы. При демонстрации Д.Ф. Устинову и Л.И. Брежневу такого же стереомагнитофона рокового исхода едва удалось избежать, именно этот магнитофон предназначался для личного подарка Брежнева ко дню рождения чехословацкому руководителю Людвигу Свободе. Дарили мы магнитофон этой модели и Индире Ганди. Целая серия стереомагнитофонов «Электроника стерео-100» была выпущена в качестве сувениров делегатам XXIV съезда КПСС»[309].

Для перехода к по-настоящему массовому производству полупроводниковых приборов потребовалось решить вопросы стоимости и трудоемкости сборки кристаллов в корпус, которые оказались не менее сложными, чем создание самих кристаллов. В 1967 году была завершена подготовка производства для выпуска первого массового кремниевого планарного транзистора в пластмассовом корпусе (КТ315) методом непрерывной ленты.

А.Ф. Трутко оценивал освоение транзистора КТ-315 как гигантское событие в истории отечественной полупроводниковой электроники. Он вспоминал: «На Международной научно-технической конференции в Манчестере (Великобритания)… на меня произвел очень сильное впечатление доклад американской фирмы «Вестингауз» по созданию автоматизированной сборочной линии кремниевых планарных транзисторов средней частоты в пластмассовом корпусе на металлической ленте, с автоматами, оснащенными накопителями барабанного типа. По тем временам это был практически первый опыт разработки автоматизированной сборочной линии…Я подробно доложил Александру Ивановичу результаты конференции, обратив особое внимание на сообщение фирмы «Вестингауз». Однако мне пришлось лишний раз убедиться в справедливости библейской истины «несть пророка в своем отечестве», а также в том, что все руководители высокого ранга делятся на «предпочитающих слушать» и на «предпочитающих читать». Александр Иванович относился ко второй категории руководителей. Он как-то не обратил особого внимания на мой доклад…Но примерно через месяц у нас вышел номер журнала Electronics на русском языке, в котором была подробная статья о достижении фирмы «Вестингауз». И вот тогда Александр Иванович серьезно заинтересовался» [310].

Когда в 1966 году в очередном номере своего любимого журнала Electronics А.И. Шокин прочитал сообщение о разработке в США транзисторов в пластмассовых корпусах с использованием метода сборки на непрерывной ленте, на магнитных накопительных барабанах, то тут же дал задание Фрязинскому полупроводниковому заводу, НИИ «Пульсар» и ряду других предприятий разработать и изготовить и сам прибор, и отечественную высокопроизводительную линию для его производства. Министр немедленно собрал представительное техническое совещание, объяснил всем этапное значение этой работы, создал творческий коллектив конструкторов-разработчиков во главе с главным инженером НИИ-35 Дмитрием Борисовичем Зворыкиным, установил сроки, и работа закипела. Была создана отечественная автоматическая сборочная линия. Срочно был разработан и сам транзистор, получивший наименование КТ-315, подходивший для такой сборки. Пластмассовые корпуса требовали совершенного инструментального хозяйства для создания точнейших штампов и многоместных пресс-форм, специальной пластмассы, выводных рамок и многого, многого другого. Все это специфическое хозяйство тоже было создано в МЭП по собственным же разработкам. Те же станки для электроискровой обработки, которые впервые появились во Фрязине еще в послевоенные годы, теперь широко применялись для изготовления инструмента и оснастки полупроводниковой промышленности. Не стал терять время А.И. Шокин и на преодоление упомянутого психологического барьера у смежников-потребителей, и в 1968 г. в короткие сроки в НИИ «Циклон» были созданы две модели электронных клавишных машин: «Электроника ДД» и «Электроника 68». В одну ЭКВМ шло сразу около 400 транзисторов КТ-315, плюс 700 диодов и 1400 резисторов и конденсаторов. Кроме того, были разработаны новые клавиши, газоразрядные индикаторные лампы, германиевые диоды с малым обратным током утечки, мощные диоды и транзисторы для источников питания, нашедшие потом широкое применение в другой аппаратуре. Выпуск по 7—10 тыс. в год ЭКВМ позволил отработать технологию массового производства транзистора КТ-315 и других компонентов, а заодно обеспечивать свои предприятия настольной бесшумной бухгалтерской техникой.

Политика комплексного опережающего создания вычислительной техники и ее элементной базы в министерстве продолжалась и дальше. Были разработаны и освоены десятки моделей микрокалькуляторов на специальных БИС, миниатюрных интегральных индикаторах и клавиатуре. Благодаря этому были намного сокращены сроки создания и технологической отработки в производстве новых ИЭТ. Минэлектронпром наряду с другими министерствами (МРП, МПСС и Минприбор) стал крупнейшим в стране производителем средств вычислительной техники. В свою очередь это позволило создавать и выпускать современное специальное компьютеризированное технологическое оборудование для производства ИЭТ, автоматизированные системы проектирования и др.

Отработанный технологический процесс изготовления транзисторов КТ-315 стал базовым – уже к 1973 году он лег в основу создания более 20 типов серийных полупроводниковых приборов, многие технические решения этого проекта нашли продолжение в производстве интегральных микросхем. К началу 90-х годов суммарный объем выпуска транзисторов КТ-315 на четырех заводах отрасли составил около 7 миллиардов штук, сотни миллионов было поставлено на экспорт, лицензии на технологию производства и комплект оборудования были проданы за рубеж.

Разработка КТ-315 была отмечена в 1973 году Государственной премией СССР. Один из членов авторского коллектива, Ю.С. Федоренко, вспоминал:

«Это была первая «открытая» (не засекреченная) премия по линии МЭП, публикации о ней прошли по всем центральным газетам.

В числе лауреатов, к сожалению, не было фамилии А.И. Шокина, который заслуживал этого в первую очередь. Перед подачей документов на соискание премии от имени коллектива я обратился к Александру Ивановичу с просьбой о его согласии быть в числе соискателей. Поблагодарив, он отказался: «Из-за меня и вас не пропустят, а работа достойная…» (В то время, мягко говоря, его недолюбливали в ЦК КПСС за прямолинейность и нестандартность, что не вписывалось в каноны того времени)»[311].

Руководитель электронной отрасли предвидел, что при переходе от дискретных полупроводниковых приборов к интегральным схемам у потребителей возникнут еще большие трудности психологического характера, чем при переходе от ламп к полупроводниковым приборам. К этому он начал готовиться заблаговременно, и договорился с В.Д. Калмыковым о совместных действиях. В апреле 1965 года в Минрадиопроме вышел приказ, в котором говорилось об обязательном применении ИС начиная с 1966 года во всех новых разработках, где это только возможно. Подобные приказы были изданы и в ряде других министерств.

Продвижением интегральных схем в аппаратуру потребителей А.И. Шокин также занимался лично. В 1965 году он привез Н.А. Пилюгину в столь хорошо ему знакомый НИИ-885 материалы о первой разработанной в 1964 году в НИИТТ гибридной толстопленочной интегральной схеме «Тропа» (ГК А.К. Катман) и стал агитировать за ее установку в аппаратуре бортовых систем управления баллистическими ракетами, которыми тот занимался. Пилюгин оценил преимущества ГИС и взялся за создание аппаратуры с их применением. Министр поставил «Ангстрему «задачу выпустить в мае 450 шт. первых в стране ГИС. Схемы были построены на микротранзисторах и микрорезисторах. Соответствующего цеха для их сборки как такового на заводе еще не было, был небольшой участок, дела пошли неважно, и долго этот срок был под угрозой срыва. А.И. сильно переживал за результат этой работы, часто приезжал на завод. Все же первая партия ГИС была в мае изготовлена и поставлена на первые периодические испытания. Как вспоминает М.А. Овруцкий, возглавлявший тогда цех: «Все переживали, волновались. Часто приезжал министр А.И. Шокин. Однажды он спросил у руководства предприятия и представителя заказчика: «Ну, как, периодические испытания пройдут?» – Все долго молчали, боялись сказать да или нет, он обратился ко мне: «Что скажет начальник цеха?» – Я ответил: «Обязательно пройдут, положительно». «Хоть один человек обрадовал», – сказал Шокин» [312].

Серийное производство ГИС «Тропа» в Павловском Посаде началось с 1967 года. Правда, Пилюгину не удалось разработать бортовую вычислительную машину с применением ГИС. Зато это удалось в НИИЦЭВТе С.С. Крутовских, его БЦВМ «Аргон» стояла на ракетах, запускалась на космических объектах. ГИС «Тропа» стояли на луноходе, слетали на Венеру. Но военная ракетная техника предъявляла к надежности интегральных схем очень жесткие требования. В комплексе «ракета-шахта» установлены сотни, а то и тысячи интегральных схем, и нельзя допустить ни одного отказа, ни при дежурстве ракеты, ни тем более в полете. При этом комплекс должен иметь высокую стойкость ко всем поражающим факторам наземного и воздушного ядерного взрыва, как в стартовой системе, так и в полете.

Развитие более надежных монолитных ИС постепенно вытесняло ГИС и из разработок, и из серийной аппаратуры для ракетной техники. В МЭП было принято решение на сворачивание гибридной технологии, которую успешно стали применять в других министерствах, а самим сосредоточиться на монолитных схемах. На заседании коллегии 24 сентября было решено, что по гибридной технологии МЭП должно разрабатывать только бескорпусные ИЭТ и пленочные схемы и предавать документацию и технологию в другие отрасли. В НИИТТ это решение не считали правильным, но были вынуждены подчиниться. И тогда на первые роли быстро вышел Воронежский завод полупроводниковых приборов (ВЗПП, директор Н.И. Гарденин). В КБ этого завода еще в 1964 году началась активная работа по созданию ИС. Группа молодых специалистов (В.И. Никишин, Б.Л. Толстых, А.П. Удовик, Л.Н. Петров, С.С. Булгаков, Ю.П. Завальский, Ю.И. Хорошков, и др.; многие из них стали потом крупными руководителями в электронной промышленности страны) в короткие сроки разработала технологию КСДИ (кремний с диэлектрической изоляцией) и начала разработку ИС на их основе. Эта технология позволяла в несколько раз увеличить быстродействие и снизить токи утечки полупроводниковые ИС. К концу 1966 года разработанные образцы были переданы в серийное производство.

Одним из основных руководителей завода был Владислав Григорьевич Колесников. В период разработки и освоения массового производства транзисторов и интегральных схем он последовательно занимал должности начальника конструкторского бюро, главного инженера, директора, генерального директора, быстро и оперативно принимал меры по совершенствованию интегральных схем по замечаниям заказчиков. Надежность монолитных интегральных схем, степень интеграции, номенклатура применительно к разработке на их базе бортовой вычислительной машины постепенно совершенствовались. Воронежский завод полупроводниковых приборов на длительное время стал одним из основных поставщиков интегральных схем для систем управления стратегическим ракетным оружием.

Когда восьмая пятилетка, первая пятилетка существования Министерства электронной промышленности, подошла к концу, то оказалось, что за это время объем производства увеличился в три раза, производительность труда возросла на 181 процент, себестоимость продукции снизилась на 30,5 процента. В течение этих пяти лет постоянно проводилось снижение цен на изделия отрасли, благодаря которому в народном хозяйстве уже была достигнута экономия почти в два миллиарда рублей, а с 1 января 1971 года цены на изделия электронной техники еще снизили на сумму 660 миллионов рублей. Полупроводниковая промышленность, включая микроэлектронику, быстро превращалась в крупнейшее направление деятельности МЭП. Разработкой и производством интегральных схем занимались уже около двадцати предприятий: НИИ, КБ, опытные и серийные заводы. В 1970 году в стране было выпущено 3,6 миллиона ИС 69-ти серий: 30 серий были гибридными (толстопленочными и тонкопленочными), 7 серий – полупроводниковые по технологии «металл-окисел-полупроводник» (МОП), 32 серии – полупроводниковые на основе p-n-перехода и с диэлектрической изоляцией. Для выпуска новых поколений черно-белых и цветных телевизоров и радиоприемников была создана серия толстопленочных гибридных ИС (К-224).

Росла промышленность, рос и министр. Его подход к своей роли полностью соответствует тому, как ее оценивал такой блестящий инженер, организатор и администратор, как В.А. Малышев. «Нас, руководителей промышленности, – говорил он, – несколько сот человек, а технику делают десятки и сотни тысяч людей. Мы не контролеры и не учителя. МЫ – ИНИЦИАТОРЫ!»[313]

На заседании коллегии МЭП

Возраставшее с каждым годом мастерство А.И. Шокина как руководителя отрасли особенно ярко проявлялось при проведении заседаний коллегии министерства[314]. Каждый без исключения четверг А.И. проводил заседания коллегии МЭП. Он умел это делать. Кто шел сюда с надеждой, кто с беспокойством, а кто и со страхом. Все кандидаты на назначение директором или главным инженером проходили обсуждение на заседании коллегии, и здесь для них был первый урок в школе руководства. По свидетельствам очевидцев, А.И. проводил обсуждение вопросов просто артистично, так что трудно было не восхититься. Он внимательно слушал докладчиков и выступающих, не отказывая себе в возможности в нужном месте подать реплику – иногда с юмором, иногда с иронией, а то и с сарказмом, – или навести вопросами выступающего на нужную мысль. Подведение итогов обсуждения проходило всегда с глубоким пониманием сути дела. «Ведущий всегда был готов к обсуждению запланированных вопросов гораздо лучше, чем докладчики, и я до сих пор не понимаю, какая технология работы позволяла столь подробно знать состояние дел во всех предприятиях отрасли»[315].

Сам А.И. Шокин говорил очень убедительно, с богатой лексикой, сопровождая слова выразительной мимикой. Недаром эти заседания называли «Театром одного актера». В каждый момент он мог поднять любого из членов коллегии или из приглашенных, и не дай Бог было продемонстрировать плохое знание предмета.

Вспыльчивый по характеру, министр мог сильно «приложить» проштрафившихся, но никогда его целью не было унизить или оскорбить человека. Всегда присутствующим было ясно, что ругает он, болея душой за дело, переживая нанесенный делу ущерб. В целом ему удалось создать в министерстве очень благожелательную атмосферу, и распространялось это не только на аппарат, но и на предприятия, вплоть до рядовых сотрудников.

Мне довелось слышать суждения людей, имевших возможность сравнить человеческие отношения в МЭПе и в некоторых других отраслях оборонной промышленности. Люди, которые их высказывали, были совершенно разные – один был директором завода на Украине, другой – простым конструктором в Москве, но оба они свидетельствовали почти слово в слово о том, насколько на новом месте работы, куда они по каким-то причинам перешли из МЭПа, отличался в худшую сторону психологический климат. Настолько, что в конце концов оба они вернулись в МЭП. Если первый, делясь своими впечатлениями, знал мою родословную, то второй просто делился со случайным собеседником историей своей жизни, коротая ночь, ничего обо мне не знал и до сих пор не знает.

Раз в год проводилось расширенное заседание коллегии – актив. Проходило оно в ЦНИИ «Электроника». Здесь подводились итоги работы отрасли, заслушивались и обсуждались доклады о достигнутых научно-техническом и производственном уровнях, важнейших решениях партии и правительства, о руководящих указаниях министерства, о передовом опыте руководящих и низовых работников. С основным докладом обычно выступал министр.

А.И. Шокин всегда очень ответственно готовился к своим выступлениям на активе, впрочем, как и в остальных случаях. Он сам намечал основную канву и главные мысли доклада, затем начальники планово-экономического – П.М. Стуколов, научно-технического – В.М. Пролейко главных управлений, производственные главки готовили соответствующие справки, из которых потом и составлялся текст. Министр самым тщательным образом, по несколько раз редактировал его, подчеркивая главные мысли, сокращая длинноты, делая содержание доклада ясным и доходчивым. Но как бы ни был хорош текст, А.И., выступая, всегда находил места для импровизации.

На некоторые заседания Коллегии приглашались работники других ведомств, а на активе обязательно присутствовали представители ВПК, Министерства обороны, Госплана, министры оборонных отраслей и др. У всех были к МЭПу свои претензии, но отношение к гостям определялось не по принципу «у кого их меньше, тот и хорош». «Коллегии министерства под руководством Александра Ивановича по степени подготовки и по форме проведения существенно отличались от коллегий других министерств. Прежде всего, они начисто были лишены помпезности и ненужной формальности. Если выступающие допускали в докладах «общую говорильню», то они немедленно прерывались Александром Ивановичем с просьбой докладывать по существу вопросов. В этом случае его лицо принимало образ суровости и нетерпения. Особенно это проявлялось, если кто-либо пытался переложить свои собственные плохо решаемые проблемы и вину на элементную базу. Тогда, выступающий, держись! Получишь сполна, даже если ты министр другой отрасли или ответственный работник директивных органов», – так вспоминал М.А. Бедрековский, главный научный сотрудник ЦНИИ-22[316]. Но иногда, как это было 25 сентября 1970 г. на Конференции по ИС в НИИ «Электроника», он жаловался своим слушателям (700 чел.): «Как министр я получаю массу писем, но все о дрязгах, «жуликах» и ни одного по делу» [317].

Своих коллег-министров А.И. оценивал прежде всего по достижениям возглавляемых ими отраслей и, исходя из этого, выделял министра судостроительной промышленности Б.Е. Бутому и министра авиационной промышленности П.В. Дементьева, ну и, конечно, Е.П. Славского, возглавлявшего Средмаш. Более сложными были отношения А.И. с министром оборонной промышленности (МОП) С.А. Зверевым. Когда-то, еще во времена совнархозов, Сергей Алексеевич, неудовлетворенный положением дел с разработкой новых фотоприемников для приборов ночного видения, сгоряча добился в правительстве передачи в свое ведомство двух профильных электронных научно-исследовательских институтов, заявив, что справится с этой казавшейся ему нестоящей проблемой гораздо лучше. После создания министерств, профильные серийные заводы оказались в МЭП, а институты остались в МОП и, оторванные от производства, стали испытывать все большие трудности. В конечном счете дело дошло едва ли не до того, чтобы вернуть институты назад вместе со всей проблемой (и ответственностью за нее), но здесь Александр Иванович занял непреклонную позицию: за что отвечать, МЭП и так хватало. Чтобы держать состояние подотраслей под постоянным контролем, А.И. Шокин проводил систематические совещания, на которые приглашались представители заинтересованных министерств (министры и их заместители), руководители Министерства обороны, Госплана, ВПК при СМ СССР, Главных управлений МЭПа. Перед совещаниями проводилась большая работа всех предприятий соответствующего главка по подготовке комплексных планов повышения технических характеристик ИЭТ и увеличения их производства.

Директор НИИ Электромеханических приборов Виктор Петрович Буц вспоминал о таких совещаниях: «Состояние дел резисторостроения находилось под постоянным контролем Александра Ивановича. Перед совещаниями проводилась большая работа всех предприятий главка по подготовке комплексных планов повышения технических характеристик резисторов и увеличения их производства. Готовились очень ответственно и серьезно. Безусловно, рассматривались результаты выполнения предыдущих решений и заданий министра. Готовились очень ответственно и серьезно.

А.И. Шокин и Е.П. Славский на сессии Верховного Совета

Особенно педантичен был заместитель министра А.Ф. Казаков, скрупулезно относившийся к подготовке каждой цифры справки-доклада; Ю.П. Поцелуев <начальник 4-го ГУ> постоянно требовал повышения производительности СТО и КИА, объемов их тиражирования серийными заводами; В.М. Терехов <главный инженер 4-го ГУ> добивался увеличения параметров резисторов на новую пятилетку и т. д. Готовили планы трудно, выполняли их с большим напряжением, но все-таки выполняли. Будучи главным конструктором МЭП по резисторам, я не помню, чтобы министр предъявлял претензии Ю.П. Поцелуеву по провалу планов поставок резисторов отраслям народного хозяйства страны и по их качеству и техническому уровню».

Являясь опытнейшим специалистом в радиолокации, А.И. был инициатором создания в НИИ ЭМП новых направлений – вакуумных высоковольтных конденсаторов постоянной и переменной емкости, вакуумных выключателей, переключателей и реле. Но не только. Вспоминает академик Борис Васильевич Бункин:

«В начале 60-х годов в НИИ «Исток» при участии ЦКБ «Алмаз» и при личной поддержке Александра Ивановича Шокина был создан самый современный по тем временам мощный усилительный клистрон <…>.

Для производства этих клистронов Александр Иванович Шокин взял на электронную промышленность задачи производства прецизионных электро-эррозионных станков и задачу производства сверхчистой бескислородной меди. В этих поступках проявилась характерная черта Александра Ивановича Шокина брать на себя ответственность за организацию производства совершенно новых направлений в смежных областях техники, необходимых для технического прогресса в электронной промышленности <…>».

Когда А.И. Шокин принял Министерство электронной промышленности, его чрезвычайно увлекали вопросы технологии и электронных материалов. Тогда в тяжелейшем положении находились быстроразвивающаяся отрасль полупроводниковых приборов и начинающееся производство микросхем. Основным полупроводниковым материалом был отечественный кремний, имеющий недопустимые загрязнения, что приводило к почти 100 %-му браку полупроводниковых приборов. Сам Александр Иванович был хорошим технологом, знал досконально технологию полупроводников, владел в совершенстве английским языком.

Для создания электронной промышленности практически с нуля и без участия мировой кооперации, нужно было продумать четкую комплексную программу, основанную на сочетании глубокого понимания научных и технических проблем электроники с не менее глубоким знанием законов промышленного производства. И такая программа превращения электронной промышленности СССР в одну из наиболее мощных отраслей народного хозяйства была выношена, выстрадана и разработана министром и его сподвижниками. В результате ее выполнения Советский Союз за период с 1960 по 1990 г. вышел на третье место в мире по производству электронных компонентов (а по отдельным видам – и на второе, и даже первое). Единственной в мире страной, имевшей возможность полностью обеспечивать все современные виды оружия собственной элементной базой, был Советский Союз. И это было достигнуто в условиях изоляции от мировых достижений в области материалов и оборудования, слабого понимания роли электроники в современном обществе в высшем руководстве страны и при остаточном принципе финансирования этой самой капиталоемкой отрасли. И сделали это не заезжие иностранцы, как это часто случалось в Америке (Зворыкин, Сикорский, фон-Браун и др., включая атомный проект), а наши с Вами соотечественники.

Концентрация и специализация

Каким же образом в такой кратчайший срок электронная промышленность выросла в одну из наиболее мощных машиностроительных отраслей народного хозяйства СССР? Еще раз напомним, что это было сделано в условиях замкнутого рынка, финансирования в основном по остаточному от оборонных заказов принципу, без статуса национальной задачи. Решительной поддержки от высшего руководства СССР, как это было с атомной бомбой и космосом, удалось добиться, пожалуй, только при решении вопроса о Научном центре в 1962 году. В последующем решения принимались, что называется, в рабочем порядке, часто даже с преодолением сопротивление отдельных деятелей. И все же это превращение с невиданными даже в советской практике темпами произошло.

Произошло благодаря тому, что А.И. Шокин имел хорошо продуманную стратегию построения и развития электронной промышленности, выношенную и выстраданную за все послевоенные годы и блестяще воплощенную в жизнь им же самим вместе со сподвижниками после 1965 года. Ее основу составляли два главных организационно-технических направления развития производства, в общем-то, хорошо известных и теоретически даже принятых в основу развития всей советской экономики. Это были концентрация и специализация.

Концентрация производства позволяет строить промышленность на основе передовой техники, а что касается специализации, то она ведет к росту производительности труда, дает возможность использовать в широких масштабах высокопроизводительное и автоматизированное оборудование, применять для управления процессом производства электронно-вычислительную технику. О специализации еще Карл Маркс писал, что уровень производительных сил нации наиболее наглядно определяется степенью разделения труда.

На ХХ съезде тоже говорилось о необходимости перехода промышленности от строительства крупных комбинатов, как это делалось в тридцатые годы, к созданию специализированных производств и развитию кооперации между ними. Собственно, и выделение электроники в самостоятельную отрасль было одним из проявлений этой политики. Однако в целом по стране она проводилась непоследовательно, тем более что с ликвидацией министерств и переходом к совнархозам (о которых, кстати, на съезде ничего не говорилось – это было чисто волюнтаристское решение Хрущева) реализовывать ее стало некому.

Специализация производства требует, прежде всего, проведения серьезных работ в области стандартизации, унификации и нормализации. Представьте, в какую гигантскую работу это выливается в электронной промышленности при номенклатуре почти в два миллиона наименований! В том-то и состояла, можно сказать, научная новизна выработанных А.И. Шокиным подходов, что принципы специализации и концентрации были очень последовательно применены к совершенно новой, быстро растущей промышленности, выпускающей огромную и постоянно меняющуюся номенклатуру массовых изделий с короткими жизненными циклами.

Электронная промышленность должна была быть очень гибкой. Насколько это сложно, можно видеть на примере автомобильной отрасли. Каждая новая модель советского автомобиля требовала приобретения за рубежом нового завода: «Форда» (ЗиС и ГАЗ), «Опеля» (АЗЛК), «ФИАТа» (ВАЗ) и др. Раз приобретенное автоматическое оборудование продолжало десятилетиями гнать одну и ту же номенклатуру деталей, и сменить модель автомобиля на принципиально новую наша промышленность, не имея собственного производства оборудования, без иностранной помощи не могла. Неудивительно, что в конце семидесятых годов на «Москвичи» последних моделей продолжали ставить шестерни заднего моста от довоенного «Опеля», производившиеся на трофейном оборудовании.

Фундаментальной частью этой программы А.И. была начатая еще в ГКЭТ жесткая политика по внедрению дискретных параметрических рядов, составленных с учетом достижений науки и техники. Перед бюро применений, наряду с расширением сферы применения электронных приборов и выдачей рекомендаций по правильному их использованию, были поставлены задачи по исключению необоснованных разработок приборов, отличающихся друг от друга не по принципиальным параметрам. Итак, прежде всего – комплексная стандартизация. Работу по ее воплощению в жизнь возглавляло Главное научно-техническое управление с молодым начальником – В.М. Пролейко. В других отраслях аналогичные органы управления назывались Техническими управлениями. Так же было и в МЭП, пока А.И. Шокин не сменил название, а с ним и суть работы управления. «Интересы Минобороны по созданию и развитию ВВТ, да и народного хозяйства требовали внедрения новых принципов и подходов в стандартизации и унификации продукции, постоянного внимания к научным заделам и результатам целевых фундаментальных исследований по приоритетным направлениям электроники. <…> Первой, и главной, задачей ГНТУ в этот период стала разработка стратегии управления научной деятельностью министерства и ее внедрение в научно-производственные структуры отрасли»1, – так написано в статье 22-го института. Только за первое десятилетие существования электронной отрасли было разработано и внедрено около 1600 государственных стандартов и нормалей министерства и еще большее число нормалей предприятий. Системой стандартов были охвачены все основные факторы, влияющие на номенклатуру и качество изделий, экономичность их проектирования, производства и эксплуатации.

Головным предприятием отрасли по стандартизации был ленинградский научно-исследовательский институт «Электронстандарт», преемник того самого ПКБ-170, организованного в 1943 году, а в апреле 1948 г. по распоряжению Совета Министров передислоцированого в Ленинград. Наряду со стандартизацией институт занимался вопросами надежности и создания соответствующего испытательного оборудования. Уже в начале 50-х гг. в ПКБ-170 создается отечественное оборудование, обеспечивающее проведение испытаний радиоэлектронной аппаратуры на воздействие климатических и механических факторов. Позднее ПКБ-170 было поручено создать в сжатые сроки методическую и материальную базу для исследований надежности изделий электронной техники. С этой целью распоряжением Совета Министров СССР от 3.09.1960 г. предприятию было передано здание бывшего Павловского дворца в Гатчине под размещение опытного производства, испытательных лабораторий и полиграфической базы. [318]

Начало восстановления Гатчинского дворца. 1962 г.

У государства возможности для восстановления и реставрации дворца, разрушенного в годы войны, только как музея тогда не было, и он был передан в аренду ГКЭТ с условием восстановления здания и интерьеров входных залов и парадной лестницы. В апреле 1962 года А.И. Шокин приезжал в Гатчину посмотреть на ход строительно-восстановительных работ во дворце. Сильное впечатление тогда на него произвел тот факт, что во время оккупации немцы, разрушавшие все подряд, сохранили нетронутым памятник Павлу I. Александр Иванович, как любитель и знаток истории испытывал трепетное отношение к зданию-памятнику и сделал все, чтобы условия аренды были выполнены и дворец был сохранен для будущего. Бывать в нем, правда, было несколько странно: кабинет главного инженера, как мне помнится, был расположен в парадной спальне императрицы. В начале восьмидесятых институт переехал в новое здание, и во дворце начались реставрационные работы по превращению его в музей.

Стандартизация и унификация изделий, естественно необходимые сами по себе, в программе построения отрасли были подчинены гораздо более важным целям. Работа строго в пределах утвержденных параметрических рядов дала научно-исследовательским институтам и конструкторским бюро МЭП возможность проводить новые разработки на основе прогрессивных базовых конструкций. Тем самым для различных приборов одного ряда унифицировались исходные материалы, конструктивные детали и узлы и технологические принципы изготовления. При таком подходе сроки разработок и освоения новых приборов сократились, и в последовавшей за организацией Минэлектронпрома пятилетке удельный вес вновь освоенных приборов составил уже почти две трети от общего выпуска в отрасли. В производстве переход на базовые конструкции дал возможность резко сократить количество типономиналов, увеличить их массовость. В свою очередь, это позволило концентрировать производство изделий по признакам базовой конструкции и технологической идентичности, разрабатывать и использовать прогрессивные типовые технологические процессы с применением сложного, высокомеханизированного и, соответственно, дорогостоящего оборудования, что в другом случае было экономически нецелесообразно.

Как уже упоминалось, машиностроительные и станкостроительные министерства заказов на оборудование для электронной промышленности старались не принимать. Организовывать разработку и изготовление технологического оборудования для массового производства изделий электронной техники А.И. Шокин был вынужден у себя, поэтому еще постановлением ЦК КПСС и СМ СССР 1962 года «О развитии работ в области микроэлектроники» на правах филиалов Научного центра была предусмотрена организация пяти машиностроительных конструкторских бюро. Уже в структуре ГКЭТ для организации серийного производства технологического оборудования было создано специальное машиностроительное Главное управление – шестое. Однако научные и производственные задачи по обеспечению отрасли оборудованием были настолько сложными, что на практике задания по машиностроению ставились перед всеми отраслевыми главками в соответствии с их специализацией.

В сентябре шестьдесят седьмого в ЦНИИ «Электроника» была проведена I конференция по электронному машиностроению. О том, какой интерес вызывала работа МЭП в данной области, свидетельствует участие в ее работе министра промышленности средств автоматизации и приборостроения К.Н. Руднева и его заместителя В.Н. Третьякова. С Василием Никитовичем Третьяковым, старым товарищем по 4-му ГУ Судпрома у А.И. сохранялись добрые отношения как делового, так и личного характера.

В 1965—70 годах создаются первый отечественный генератор изображений ЭМ-508, основные принципы работы которого использовались и в дальнейших моделях, комплексная поточная линия производства типа КТ-315, комплексная линия сборки микросхем – прообраз линии сборки ИМС по программе «Эльбрус», и так далее.

Одним из важнейших достижений в оснащении отрасли стало появление оборудования, основанного на новых физических принципах обработки, например, ионами различных веществ или лазерным излучением. Характерным в создании технологического оборудования с новыми принципами обработки было то, что многие его компоненты разрабатывались в самой электронной промышленности и находили здесь первое практическое применение.

Ионная имплантации позволяет изменять свойства твердого тела путем внедрения в него ионов, аналогично процессу диффузии, но с гораздо лучшими возможностями. Разработка установок ионной имплантации велась на одном из старейших предприятий отрасли – НИИ вакуумной техники, под руководством главного конструктора В.А. Симонова. А.И. Шокин очень уважал и даже любил многих разработчиков специального технологического оборудования, но Симонова выделял особенно. Что же до ионной имплантации, то ее министр внедрял буквально силком, преодолевая сопротивление своих же «специалистов» в области полупроводникового производства.

А.И. Шокин и С.А. Векшинский в НИИВТ

Еще одним применением ионной технологии стал метод сухого травления, то есть снятия фоторезиста, нанесенного на кремниевую пластину, с помощью плазмы – облака заряженных ионов.

Кстати, Научно-исследовательский вакуумный институт, как он первоначально назывался, был создан в 1947 году на основе Центральной вакуумной лаборатории Министерства электротехнической промышленности. И лабораторией, и институтом руководил тогда выдающийся ученый академик С.А. Векшинский. С 1946 года здесь велись огромные работы не столько в интересах электровакуумной промышленности, сколько уранового проекта. Особо следует отметить роль института в создании специальных электровакуумных приборов для подрыва ядерных боеприпасов. В начале 60-х годов институт был подключен к созданию специальных электровакуумных приборов для атомной промышленности и оснащения ими в первую очередь создаваемых в Свердловске-44 и Свердловске-45 заводов по разделению урана газодиффузионным и электромагнитным методами.

Твердотельные и газовые лазеры, разработанные и выпускаемые предприятиями министерства, широко применялись для подгонки номиналов резисторов, как дискретных, так и на микросхемах, для ретуши фотошаблонов, для разделения пластин ИС на кристаллы, для заварки корпусов ИС, в инструментальном хозяйстве и для многого другого. В отдельные годы оборудования лазерной обработки материалов выпускали в МЭП едва ли не столько же, сколько во всем остальном мире (по осторожной оценке!).

Созданное в электронной промышленности собственное, высококвалифицированное электронное машиностроение обеспечило полное техническое перевооружение всех предприятий и институтов отрасли. Только за первые десять лет работы МЭП было разработано, изготовлено и внедрено свыше 1400 технологических линий и комплектов высокопроизводительного оборудования и приборов.

Какие плоды приносила политика А.И. Шокина уже в первые годы ее практического воплощения, можно показать на двух примерах.

Известно, что ни один вид радиоаппаратуры не может работать непосредственно от сети, всегда имея в своем составе источник вторичного электропитания, а в каждом таком блоке питания есть трансформатор. В номенклатуру изделий электронной техники трансформаторы малой мощности попали вместе с образованием МЭП. К этому моменту в народном хозяйстве СССР применялось 10 тысяч различных конструкций трансформаторов при 43 тысячах типономиналов. Их производством было занято 176 заводов различных ведомств, работавших по кустарной технологии. В МЭП, приступая к производству трансформаторов, первым делом разработали параметрический ряд, состоящий всего из 224 конструкций с возможностью получения 5180 типономиналов. Это позволило создать крупные специализированные заводы с использованием прогрессивной технологии и высокомеханизированного оборудования. В 1970 году таких трансформаторов выпускалось несколько десятков миллионов штук. Позже производство трансформаторов перешло на принцип технологической специализации, и в результате без строительства новых предприятий в следующей пятилетке их выпуск возрос еще в 2,5 раза.

Это пример комплексного решения проблемы в масштабе отрасли, а в масштабе страны такого подхода не было, и одни и те же электромагнитные компоненты продолжали выпускать по полукустарной технологии предприятия радиотехнической, электротехнической, авиационной, судостроительной, оборонной промышленности, общего и среднего машиностроения и др. Предприятия МЭП выпустили в 1974 году 80 миллионов магнитопроводов для трансформаторов при средней себестоимости 2 рубля за штуку, а предприятия Судпрома – 2 миллиона аналогичных магнитопроводов при средней себестоимости 17 рублей за штуку. Казалось бы, передай производство 2 миллионов магнитопроводов из судостроения в электронную промышленность, и без каких-либо затрат государство получит экономию 30 миллионов рублей в год. Но когда правительство рассматривало вопросы по устранению параллелизма в решении одних и тех же задач, каждый из министров обычно заявлял, что отдаст «свое» производство только после своей смерти. Ведь уже действовала реформа с ее оценкой результатов не по реальному эффекту для общества, а по прибыли. Предприятия стали отвечать за планы по номенклатуре лишь формально.

Другой пример связан с кинескопами. В результате работ по унификации их конструкций и концентрации производства была разработана и внедрена на заводах оптимальная типовая технология, созданы современные комплексные полуавтоматические линии по всему процессу производства. Это позволило увеличить гарантированную долговечность приборов в 4 раза, с 750 до 2000 часов, а фактическая их долговечность доведена до 8—10 тысяч часов. Себестоимость их была снижена в 2,9 раза. Структура производства кинескопов изменилась в сторону увеличения выпуска крупногабаритных электронно-лучевых трубок.

Работы в области параметрических рядов, базовых конструкций, стандартизации и типовых технологических процессов, организация в министерстве собственной машиностроительной базы были необходимыми условиями проведения в отрасли глубокой специализации предприятий. Первым шагом на этом пути стала специализация предметная, которая в основном сводилась к организаторской работе по рациональному перераспределению продукции по действующим заводам в соответствии с конструкторско-технологической однородностью изделий, освобождению предприятий от несвойственной отрасли продукции, четкой специализации вновь строящихся заводов. После первых десяти лет работы МЭП уже 94 % заводов были полностью специализированы только на выпуске изделий, закрепленных за отраслью. Три четверти из них изготовляли изделия, относящиеся к одному техническому направлению электронной техники, причем большая часть этих заводов производила однородную по своим конструктивно-технологическим признакам продукцию.

Результаты предметной специализации особенно хорошо видны на примере производства постоянных сопротивлений. Концентрация и специализация их производства позволила оснастить заводы десятками высокомеханизированных и автоматизированных линий, и хотя технология изготовления сопротивлений требует около 40 сложных операций, их прейскурантные цены, основанные на себестоимости, составляли от 1,5 до 4 копеек за штуку. Сопоставьте это с оптовой ценой гайки-барашка (ГОСТ 33032-66) под четырехмиллиметровый винт около 16 копеек за штуку, при том, что ее изготовление по сравнению с производством резистора элементарно просто. Недаром работа в области автоматизации производства углеродистых сопротивлений была отмечена в 1969 году Государственной премией СССР.

Кстати, переименование сопротивлений в резисторы было небольшой хитростью электронщиков: вероятность получить у государственных чиновников средства на решение проблем с изделиями, по созвучию как бы стоящими в одном ряду с транзисторами, была чуть-чуть выше.

4-е ГУ МЭП, возглавлявшееся Ю.П. Поцелуевым, высокими темпами стало наращивать выпуск резисторов, решая вопросы механизации и автоматизации производства в основном своими силами. Уже в 80-х годах серийные заводы начали оснащаться автоматизированными спутниковыми линиями повышенной производительности, а под такие наиболее массовые резисторы, как МЛТ, были созданы автоматические линии с производительностью в десятки миллионов резисторов в год, работающие по принципу «безлюдной» технологии. В этот период в подотрасли уже действовали 486 автоматизированных и поточных линий. К 1984 г. уровень производства в СССР резисторов превысил американский (11 млрд шт. в год). Правда, Япония выпускала в тот момент уже около 50 млрд резисторов в год.

Предметная специализация предприятий позволила по-другому подойти к принципам их организации. А.И. полагал, что основой концентрации производства для электронной промышленности СССР не должны были быть только крупные предприятия. Здесь он опирался на свои знания зарубежного опыта, и в первую очередь США. Там при объеме производства радиоэлектронной промышленности в 1970 году около 25 миллиардов долларов наряду с крупными предприятиями, как правило, сборочными, имелось более 2 тысяч небольших, узкоспециализированных заводов, кооперированных в системе фирм. Подобное положение имело место и в радиоэлектронной промышленности Японии.

Исходя из этого, и в МЭП наряду с большими заводами создавались и развивались средние и даже относительно малые предприятия. Их характеризовала наиболее высокая степень специализации: подетальная и технологическая, то есть по выпуску не только определенного вида продукции, но и ее отдельных частей. Подетальная специализация и еще более высокая форма – технологическая – дали самые лучшие технико-экономические показатели, так как предприятия, построенные по их принципам, не требуют больших производственных площадей и большого числа рабочих. Создание таких заводов дало возможность быстрее переходить на выпуск новой продукции или перестраивать производство на более прогрессивные технологические процессы. Небольшие заводы не требуют громоздкого производственного и управленческого персонала, а их специалисты быстро получают высокую квалификацию в объеме требуемых от них знаний. Создание специализированных производств с организацией устойчивых кооперированных связей с высокопроизводительными головными сборочными предприятиями шло быстрыми темпами.

А.И. Шокин с молодых лет помнил важную роль вспомогательного производства. В электронике, как и в целом в машиностроении, в инструментальных и ремонтных цехах в силу их специфики были заняты десятки тысяч рабочих. И здесь он тоже рискнул (и удачно) пойти по пути централизации производства специального инструмента и оснастки, различного вида нестандартного оборудования, запасных частей для капитального ремонта специального технологического оборудования. Так были высвобождены многие дополнительные рабочие руки без увеличения численности.

К началу семидесятых годов централизованное производство стандартных деталей и узлов было организовано уже на 34 предприятиях отрасли. Так, 90 % потребных отрасли катодов, подогревателей, геттеров, эмиссионных составов для приемно-усилительных ламп, 70 процентов катодно-подогревательных узлов для кинескопов и видиконов изготовлялось всего на двух заводах (московском «Эмитроне» и Богородицком заводе технохимических изделий). Это резко улучшило качество продукции, снизило ее себестоимость и позволило ликвидировать самостоятельные цеха по выпуску этих деталей на 26 заводах.

Страна остро нуждалась в резком увеличении выпуска изделий электронной техники, а действующих предприятий поначалу было крайне мало. Требовалось как можно быстрее вводить в строй новые мощности, так что капитальное строительство всегда было среди главных забот министра. Непосредственно работу по строительству новых предприятий и расширению старых организовывало главное управление капитального строительства, первым начальником которого был В.И. Павлов.

Проводимая А.И. в министерстве научно-техническая политика позволила подойти по-новому и к строительству предприятий. Все большее их число создавалось на основе модульного принципа, сущность которого заключалась в автономном строительстве и эксплуатации специализированных производственных мощностей (отдельных корпусов-модулей). Повышение уровня специализации позволяло значительно уменьшить пределы площадей таких предприятий, а это, в свою очередь, открывало возможность рассредоточения строительства и более широкого использования резервов рабочей силы в небольших городках и поселках, одновременно обеспечивая сокращение сроков строительства и резкое повышение экономической эффективности капитальных вложений. Исходя из модульного принципа, были выработаны три основных направления строительства предприятий:

– крупные заводы оптимальных мощностей площадью 40–60 тыс. кв. м, строительство которых осуществлялось единовременно поточным методом с поочередным вводом в эксплуатацию отдельных секций-модулей. Начало производства устанавливалось максимум через 1,5 года после начала строительства;

– небольшие заводы площадью до 25 000 м2 с перспективой дальнейшего расширения их до заводов оптимальных мощностей (в ходе строительства второй и третьей очередей с более длительными временными разрывами);

– микропредприятия узкоспециализированного профиля в зданиях павильонного типа площадью 5000 м2 для производства комплектующих изделий.

Для последних был разработан проект корпусов-модулей, собиравшихся на месте строительства из готовых деталей. Поставка комплектов деталей для модулей велась со специально созданного завода во Фрязине.

Здесь будет новый завод. Псков, 1966 г.

Многие местные руководители мечтали разместить у себя небольшое электронное предприятие: современное, чистое, несшее культуру, с преимущественно женским трудом. Одно из таких микропредприятий было создано в городе предков Шокина – Инсаре. Здесь построили модуль для производства неоновых лампочек. Завод был включен в состав Рязанского научно-производственного объединения во главе с НИИ газоразрядных приборов.

Как-то, демонстрируя Косыгину достижения электроники, А.И. посетовал, что в Москве нет ни одного предприятия с современной электронной технологией, которое стало бы образцом достижений в области современных высоких технологий и было достойно показа на любом уровне. Косыгину видимо тоже надоело каждый раз предлагать гостям посетить ЗИЛ, и он, хотя и не с первого раза, согласился с тем, что такой завод надо в Москве создать.

Так, на окраине Москвы, у самой кольцевой дороги (Щелковское шоссе, 100) в 1969 году был заложен новый, очень сложный завод цветных кинескопов, получивший название «Хроматрон». В соответствии с общей концепцией развития отрасли, «Хроматрон» был включен в состав объединения МЭЛЗ, и это позволило ввести его в эксплуатацию в течение немногим более двух лет. Срок просто фантастически короткий, потому что ничего, подобного «Хроматрону», у нас в стране еще не было. Завод был оснащен по последнему слову техники с автоматизированной системой управления производством. Все технологическое оборудование было связано непрерывными грузонесущими конвейерами. «Хроматрон» – 4 смены. 453 чел., т. е. почти без людей. ЭВМ, роботы. Перегрузка деталей и узлов кинескопа с подвесок конвейера на рабочую позицию технологического агрегата осуществлялась манипуляторами. Были комплексно механизированы трудоемкие погрузочно-разгрузочные, складские и транспортные операции, а в основном производстве уровень механизации и автоматизации составил 87 %!

За всеми технологическими процессами изготовления цветного кинескопа на заводе строго следила электронно-вычислительная техника. Вся автоматика была связана с центральным заводским пультом АСУТП, оснащенным управляющей машиной «Электроника УМ-1-НХ»[319].

Система позволяла оперативно управлять технологическим циклом на различных этапах производства, обеспечивая его ритмичность и снижая потери от брака. Помимо кинескопов для цветных телевизоров с размером по диагонали до 61 см на «Хроматроне» выпускали светильники и другие товары народного потребления. Продукция завода шла и на экспорт. В ходе кампании за превращение Москвы в «Образцовый коммунистический город» в 1977 году заводу было присвоено звание образцового предприятия столицы.

Число предприятий электронной промышленности в шестидесятые годы быстро росло, появлялись все новые ее крупные центры. Помимо Москвы и Ленинграда ими стали Воронеж, Минск, Киев, Новосибирск, Саратов, Горький и др. Электронная промышленность захватывала все больше таких мест, где, казалось бы, об электронике и понятия не имели.

Например, город Богородицк Тульской области. Тридцать с небольшим тысяч жителей проживало в этом ранее чисто шахтерском городе Московского угольного бассейна. Подмосковный уголь, как известно, имеет низкое качество, и развивать его добычу начали по крайней нужде в годы войны. В мирное время необходимость его добычи постепенно снижалась, и шахты стали закрывать. Чтобы занять население, в городе стали развивать промышленность, в том числе электронную. Всего в городе было семь промышленных предприятий, среди них два самых крупных завода были электронными: резисторный («Ресурс») и технохимических изделий, на которых работников было больше, чем на всех остальных заводах, вместе взятых. С кадрами было непросто, квалифицированных работников в городе поначалу не было – бывшие шахтеры не годились, а заманить туда из других городов тоже было особенно нечем.

Богородицкий завод технохимических изделий (БЗТИ) возглавлял директор, ранее бывший главным инженером на баянной фабрике, так что его опыт был в основном связан с тульскими трехрядками. Но работа в электронной промышленности была так поставлена, что попадавшие в ее сферу кадры могли быстро впитать все лучшее, что было в отрасли. Начали на БЗТИ с выпуска катодов и подогревателей для электровакуумных приборов, переданных сюда с московского «Эмитрона». Затем были освоены электронные пушки для кинескопов, в том числе для цветных, а когда сбыт технохимической продукции стал падать, завод был включен в состав НПО «Полюс», и в Богородицке было начато освоение серийного производства изделий квантовой электроники. Здесь начали выращивать кристаллы ниобата лития прекрасного оптического качества и изготавливать из них элементы для электрооптических затворов. Далее последовали: алюмоиттриевый гранат и высочайшего качества активные элементы из него для лазеров, первые в стране акустооптические устройства, фильтры на поверхностных акустических волнах для цветных телевизоров и др.

Или объединение «Ала-Тоо» в Советской Киргизии, выпускавшее большую номенклатуру соединителей. Головное предприятие во Фрунзе – прекрасный инструментальный завод, оснащенный первоклассным оборудованием, освоивший самые передовые технологии. Его достижения по выпуску инструмента и оснастки с большим успехом демонстрировались на ВДНХ на специализированной выставке. Работали, кстати, на этом заводе русские, украинцы, немцы из переселенцев с Поволжья, заместитель главного инженера – единственный, пожалуй, с восточной внешностью – оказался крымским татарином. А местное население успешно трудилось на небольших сборочных заводах, располагавшихся в райцентрах и чуть ли не в кишлаках.

Создание производственных и научно-производственных объединений стало еще одним проявлением министерской политики специализации и концентрации производства. В этой работе МЭП опережал другие отрасли не количеством объединений, а их качеством и эффективностью. Для А.И. главной целью, которой следовало добиваться при новой организации управления предприятиями, было улучшение планирования. Он неоднократно отмечал в своих выступлениях, что технология планирования в СССР недалеко ушла (если не стала хуже) от того, что было в 30-х годах. По-прежнему все исходило из так называемой базы неизменных цен и вала, если не считать введенного в рамках экономической реформы показателя реализации продукции.

15 октября 1968 г. прошла Конференция по квантовой электронике. Академик А.М. Прохоров заявил в выступлении, что только МЭП может и должно делать оборудование для роста кристаллов. И лампы накачки – тоже только МЭП. Пролейко в дневнике охарактеризовал это выступление как «крестьянское». Однажды, уже где-то в нулевые годы, мы приехали поздравить Александра Михайловича с днем рождения, и когда зашла речь об Александре Ивановиче, он высказался о нем так: «Он не любил науку». Я только возразил, что все же он науку любил и уважал, но не стал развивать мысль в том направлении, что не любил он не науку, а систему Академии наук с ее стипендиями. Как признавал академик Анатолий Алексеевич Дородницын: «АН ничего не сделала для ИС, нужен фундаментальный бросок по квантовой ЭВМ, особо память голографическая»[320]. К сожалению, и этот бросок так и не состоялся.

Главным недостатком действовавшей системы в глазах А.И. был остававшийся разрыв между планированием производства и планированием науки, а решение задач научно-технического прогресса в электронике было немыслимо без комплексности этой работы. Министр понимал, что сверху, аппаратом министерства, с этим по мере усложнения техники можно справиться лишь в малой степени и на избранных направлениях. Решение этой проблемы в широком масштабе он видел в воплощении распространявшейся тогда идеи создания научно-производственных объединений, куда входили бы институты, конструкторские бюро и заводы. А.И. Шокин считал, что в этом случае не потребуется придумывать различные формы стимулирования за внедрение всего нового на заводах. Это будет закономерный процесс, который решающим образом повлияет на все технико-экономические показатели производства. В свою очередь, будут лучше востребованы знания ученых, а результаты их работы будут быстро воплощаться в промышленной продукции. Во многом эти расчеты оправдались, и без научно-производственных объединений электронная промышленность СССР вряд ли достигла бы своих результатов.

В марте 1969 года одним из первых в стране было создано крупнейшее научно-производственное объединение «Позитрон» с головным НИИ «Гириконд»[321]. В его состав кроме института и его опытного завода «Реконд» вошли четыре серийных завода («Мезон», «Кулон», «Видеотон» и «Лаконд») и Центральное конструкторское бюро технологического оборудования. В результате этого объединения сроки создания и освоения большинства изделий сократились с 3–5 до 1,5–2 лет.

К 1970 году в отрасли в различных районах страны уже действовало 14 объединений, в том числе 6 производственно-технических, 6 научно-производственных и 1 проектно-конструкторское. Положительные результаты их деятельности стали довольно заметны. Так, доля объема реализуемой продукции объединений в общем объеме министерства составила уже 26,6 процента при том, что доля численности их промышленно-производственного персонала – всего 21,2 процента. Среднегодовые темпы роста производительности труда в объединениях составляли 14,6 процента против 12,8 в целом по отрасли.

Министерство не стремилось подгонять организационные формы производственно-технических объединений под какой-то шаблон. Первоначально при создании объединений больше исходили из территориальной близости предприятий, но уже с 1970 года в основу их образования был заложен отраслевой принцип, при котором предприятия могли размещаться в различных экономических районах.

Постепенно опыт работы объединений различных типов, различной внутренней организации и различных уровней управления накапливался, и на его основе шло совершенствование организации производства и управления им. Из этого опыта вытекало, что объединение нельзя измельчать. Крупное производственное объединение способно нести ответственность за целое техническое направление, здесь легче решаются проблемы специализации, появляется возможность сосредоточить объединенные ресурсы и средства там, где это дает наибольшую эффективность.

Следующим шагом в развитии объединений было наделение их правами главка. В этом случае объединение должно было уже самостоятельно решать многие научно-технические, производственные и экономические вопросы, которые решались раньше министерством. Надо налаживать прямые связи с заказчиками, формировать портфель заказов, следить за изменяющимися потребностями народного хозяйства, предвосхищать их, вести перспективные работы. Это было возможно только при условии, что объединение достаточно крупное, способное решать комплексные задачи, имеет сильные научно-технические подразделения и квалифицированный административно-управленческий персонал. Первым объединением электронной промышленности, наделенным правами главка стало ПО «Светлана», созданное на базе прославленного завода.

Поначалу в объединениях МЭП, как и других министерств, действовало положение, по которому при определении объема товарной, реализуемой и валовой продукции внутрифирменный оборот исключался из счета. Передача деталей и полуфабрикатов внутри объединения производилась по себестоимости, т. е. прибыль, которая раньше начислялась на внутрифирменный оборот, также исключалась из счета. При таком положении себестоимость и цена конкретных изделий в большей мере отражали общественно необходимые затраты. Исключение внутрифирменного оборота из валовой продукции позволяло также учесть реальную производительность труда на каждом из заводов, входящих в объединение.

Однако положение, существенно затруднявшее накрутку вала для выполнения плановых заданий, не вызывало удовольствия у руководителей заводов и объединений. Еще большее противодействие стали оказывать местные органы власти: районные, городские, областные, в первую очередь партийные, для которых при исключении из сводок показателей предприятий, входивших в объединения, сужались возможности приписок. На предприятия стали оказывать давление, лишая их определенных местных льгот, в первую очередь по жилью, и т. д., те стали жаловаться в министерство, и в результате двойной (а то и тройной, четверной и до бесконечности) зачет одной и той же продукции был повсеместно восстановлен.

Уже первые результаты программы развития электронной промышленности на основе специализации производства и повышения уровня его концентрации подтвердили правильность заложенных в ней подходов. Основные идеи программы и практические результаты ее осуществления были изложены А.И. на прошедшем в августе 1970 года в Ленинграде Всесоюзном семинаре партийных работников и хозяйственных руководителей по изучению опыта организации и работы хозрасчетных объединений в промышленности Советского Союза. Доклад назывался «Специализация и концентрация производства в электронной промышленности». Позднее свое видение организации работы отраслей промышленности, подтвержденное практикой развития электроники, он решил развить и обобщить в докладной записке в Совет Министров.

В те годы по инициативе А.Н. Косыгина была организована специальная школа, преобразованная вскоре в Институт управления народным хозяйством, где проводилась учеба министров. Косыгин воспринял мысли академика В.М. Глушкова о построении автоматизированной системы управления государством – так называемой ОГАС. Но руководители страны психологически не воспринимали ЭВМ, что самым отрицательным образом влияло на развитие и использование даже той немногочисленной вычислительной техники, которая имелась. Надо было обучить верхние эшелоны власти вычислительной технике, показать ее возможности, повернуть руководителей лицом к новой технике. Глушков долго и безрезультатно писал об этом в ЦК КПСС и Совет Министров СССР, пока наконец это не было доложено непосредственно Косыгину.

В первом составе слушателей были союзные министры, и лекции на первом потоке открыл сам Косыгин. Лекторами были и ученые, и сами министры. Лекция А.И. Шокина как ни удивительно, дожила до нашего времени. Вот ее текст с оригинальными иллюстрациями.

* * *

Шокин А.И.

НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС В ЭЛЕКТРОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

(1 июня 1970 г.)

В развитии научно-технического прогресса особое место принадлежит электронике, темпы развития которой, с учетом областей ее применения, не имеют себе равных.

Электрон играет фундаментальную роль в строении вещества. Электронные оболочки атомов определяют оптические, электрические, химические и структурные свойства атомов и молекул.

Титульный лист лекции министра электронной промышленности СССР А.И. Шокина «Научно-технический прогресс в электронной промышленности»

Высокие температуры, световое облучение и электрические поля, разрывая внутриатомные связи, могут сделать электроны свободными. Малая масса свободного электрона дает возможность относительно легко разгонять его до больших скоростей (благодаря чему на электроне и был обнаружен эффект зависимости массы от скорости, что объяснил в теории относительности Эйнштейн). Все это, а также возможности получения электронных пучков и точного управления ими при помощи электрического и магнитного полей привело к появлению обширной области науки и техники – электроники.

В.И. Ленин первый увидел начало грандиозной научно-технической революции, свидетелями которой мы являемся. В труде «Материализм и эмпириокритицизм» В.И. Ленин, исходя из всей истории развития науки, формулирует чрезвычайно глубокое положение о неисчерпаемости электрона, т. е. неисчерпаемости материи, которое было подтверждено всем дальнейшим развитием науки.

Величайшее значение радиотехники и электроники отмечено В.И. Лениным в первые же годы Советской власти.

В 1918 г. по его инициативе в Нижнем Новгороде создали радиолабораторию. Советский Союз начал строить мощные радиостанции. Это стало возможным в результате изобретения генераторной электронной лампы с охлаждаемым анодом, предложенной Бонч-Бруевичем в 1919 г. Наши ученые, создавая фундаментальные основы радиотехники и электроники, всегда занимали ведущее место. К сожалению, необходимость концентрации сил и средств на развитии в первую очередь тяжелой индустрии в годы первых пятилеток не позволила нашей стране одновременно развивать и радиоэлектронику.

Говоря об электронике, всегда следует иметь в виду два ее аспекта.

Первый аспект – собственно электроника, развитием которой и занято Министерство электронной промышленности. Предприятия министерства разрабатывают и выпускают электровакуумные и электроннолучевые приборы, сверхвысокочастотные и полупроводниковые и газоразрядные приборы, квантовые генераторы (кроме твердотельных), радиодетали, электронные компоненты, изделия пьезотехники, ряд специальных химических, металлических, керамических и стеклома-териалов, а также разнообразное электронное технологическое оборудование.

В настоящее время особое значение имеет разработка и производство микромодулей и интегральных схем, представляющих собой законченные функциональные схемы.

Всего промышленность выпускает около 6000 наименований, 1 700 000 типономиналов электронных изделий.

Современные электронные приборы генерируют колебания с частотой от одного за 10 сек. до многих тысяч миллиардов колебаний в секунду. Генерируются мощности до 50 тысяч мегаватт в импульсе, что превышает мощность любой электростанции мира (например, лазер при длительности импульса 10-13 сек.).

Стабильность частоты электронных приборов характеризуется величиной 10-13. Если бы часы с такой точностью хода включили в дни основания Москвы, то сейчас они ошибались бы не более, чем на 4 тысячных доли секунды.

Чувствительность электронного прибора в современном радиотелескопе составляет 10-23 Вт. Величина 10-23 настолько мала, что сравнивать ее можно лишь с повышением температуры воды в Мировом океане от добавления стакана кипятка.

Второй аспект электроники – это множество радиотехнических устройств, приборов, радиоэлектронных систем управления, электронных вычислительных машин, измерительных приборов, средств связи и телевидения, медицинской аппаратуры, средств автоматизации и т. д. Все они созданы из электронных приборов, компонентов и радиодеталей. Изготовителями электронной аппаратуры являются очень многие министерства. Электронные приборы получают от нас около 16 000 предприятий и организаций. Главное место занимают, естественно, предприятия Министерства радиопромышленности и Министерства приборостроения и средств автоматизации.

Наша дальнейшая задача заключается в том, чтобы, постепенно заменяя дискретные приборы интегральными схемами и функциональными узлами, создать условия, при которых электронную аппаратуру (в том или ином виде) могли бы разрабатывать промышленные предприятия, НИИ, КБ, вузы и техникумы любой отрасли народного хозяйства.

В США, Японии, ФРГ, Англии и других развитых странах радиопромышленность и электронная промышленность занимают одно из ведущих мест. Темпы роста этих отраслей значительно выше, чем у большинства других отраслей промышленности; при этом наблюдается тенденция к увеличению темпов роста в будущем. По данным журнала «Электроникс» № 1 за 1970 г., объем продаж в электронной промышленности США в 1970 г. составит 25,6 млрд долл.

Если объединить производство электронной аппаратуры во всех наших министерствах, то объем его производства превысит производство основной продукции в любой отрасли машиностроения. Однако мы еще заметно отстаем от США по масштабам производства электронных приборов и аппаратуры, особенно в области вычислительной техники и интегральных схем.

Общеизвестны высокие темпы развития электронной промышленности Японии. Но немногие знают, что развитие этой промышленности идет в соответствии с государственным пятилетним планом, предусматривающим особо льготные условия для ее развития. В начальных школах Японии введен обязательный курс основ электроники.

В области массового производства дешевых и качественных транзисторных приемников, телевизоров, магнитофонов и электронных калькуляторов Япония занимает ведущее место в мире, поставляя свою продукцию не только в развивающиеся страны, но и в Западную Европу и США. При этом важно отметить, что развитие полупроводниковой техники и микроэлектроники в Японии почти полностью базируется на лицензиях и оборудовании, приобретаемых в США и других развитых странах.

В директивах ХХШ съезда КПСС предусмотрено ускоренное развитие электронной промышленности, ей отведена большая роль в ускорении технического прогресса страны, повышении ее обороноспособности и росте материального и культурного уровня жизни трудящихся. Это решение партии выполняется.

В 1970 г. будет произведено около 7 миллиардов различных электронных изделий: в настоящее время заводы МЭП изготавливают 27 миллионов электронных приборов в день.

За пятилетку 1966–1970 гг. объем производства увеличится в несколько раз при среднегодовом росте производительности труда на 12,6 %.

Удельный вес электронной промышленности в общем объеме производства и в машиностроении непрерывно растет. Если в 1960 г. он соответственно составлял 0,29 и 1,36 %, то в 1970 г. – 1,33 и 4,65 %, а в 1975 г. поднимется до 2,3 и 7,5 %.

Повышению эффективности производства в значительной мере поспособствовала систематическая работа по совершенствованию технического уровня изделий и производства. Только за 4 года текущей пятилетки на предприятиях электронной промышленности внедрено более 1400 новых, прогрессивных технологических процессов.

Исследования и разработки новых изделий, оборудования и технологии ведутся научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими организациями отрасли, в которых занято около 15 % всех работающих в электронной промышленности (без опытных вводов).

За 4 года текущей пятилетки НИИ и КБ добились значительных успехов в области создания современных приборов, в том числе интегральных схем, транзисторов и диодов, сверхвысокочастотных приборов и других изделий электронной промышленности. За это же время предприятиями отрасли освоено свыше 1500 электронных приборов. Более 70 % объема производства приборов составляют изделия, разработанные в текущей пятилетке.

С переходом от предметной формы специализации предприятий к их технологической специализации; значительно повысилась производительность труда, и снизились издержки по изготовлению продукции на основе широкой механизации и автоматизации процессов производства. Только в одной отрасли радиокомпонентов это дало экономию от снижения себестоимости около 300 млн руб. В настоящее время удельный вес такой формы специализации составляет 40 %, и намечается дальнейшее ее развитие.

Создана собственная машиностроительная база, которая развивается ускоренными темпами. За 4 года пятилетки изготовлены и внедрены на заводах отрасли 1152 автоматизированные и механизированные линии и комплекса оборудования. Всего силами заводов МЭП – 138 тыс. единиц оборудования и аппаратуры.

Все это позволило за последние 3 года значительно снизить цены, в результате чего потребители получили 1 млрд 943 млн руб. экономии. Электронная промышленность стала полностью окупаемой, т. е. прибыль от реализации продукции превысила все расходы на НИР, ОКР и капвложения. На 1970 г. подготовлено новое снижение цен на общую сумму 600 млн руб.

Рассмотрим отдельные направления электронной техники.

Начнем с приборов вакуумной электроники, к которой относятся разнообразные усилительные и генераторные лампы, СВЧ-приборы, а также электронно-лучевые приборы.

Приемно-усилительные и генераторные лампы

За последние 15 лет мировая промышленность разработала около 12 000 различных типов электровакуумных приборов, выпуск которых во всем мире превосходит 1,5 млрд шт. в год.

Приемно-усилительные и генераторные лампы вызвали крупнейшую техническую революцию. Благодаря им в нашу жизнь вошли радиовещание, телевидение, радиосвязь, звуковое кино, радиолокация, промышленная и транспортная автоматика. Советская электронная промышленность удовлетворяет полностью потребности страны в этих изделиях, технический уровень которых отвечает всем современным техническим требованиям.

Хотя конструктивно электронные лампы и кажутся простыми, в них возникают сложные взаимосвязанные физико-химические процессы, определяющие их работоспособность. Эти процессы обусловлены высокой (до 1000 °C) температурой отдельных деталей ламп, применением самых разнообразных материалов и наличием в вакуумном объеме большого числа заряженных частиц – электронов и ионов. Сложность радиоламп обусловлена также миниатюрностью их деталей. Самая маленькая специальная радиолампа имеет размер рисового зерна, а высота самой большой генераторной лампы превышает метр. На рис. 1 показаны современные генераторные лампы, являющиеся основой радиопередатчиков.

Наиболее сложными вакуумными приборами являются сверхвысокочастотные (СВЧ) приборы.

СВЧ электронные приборы

К этой группе приборов относятся магнетроны и магнетронные усилители, усилительные и отражательные клистроны, лампы бегущей и обратной волны, СВЧ-триоды и др.

Все эти приборы работают на частотах, соответствующих длинам волн от одного метра до долей миллиметра. Такие частоты очень удобны для передачи информации (малое поглощение радиоволн в атмосфере, низкий уровень шумов, узкая направленность сигналов при относительно малых размерах передающих антенн и др.).

Рис. 1. Современные генераторные лампы

Быстрое освоение СВЧ-диапазона обусловлено бурным развитием радиолокации, радионавигации, радиорелейных и тропосферных линий связи.

Во всех этих системах СВЧ-приборы определяют основные тактико-технические данные аппаратуры и их энергетический потенциал.

Множество задач, решаемых радиоэлектронной аппаратурой разнообразного назначения, требует различных частот и различного уровня выходной мощности. Эти обстоятельства определяют техническую необходимость создания большого количества типов СВЧ-приборов. Электронная промышленность выпускает сотни типов СВЧ-приборов.

На рис. 2 показан один из СВЧ-приборов – мощный импульсный клистрон. Его импульсная мощность соизмерима с мощностью целого агрегата Волжской гидроэлектростанции. Для изготовления такого клистрона применяется сложное оборудование, например, откачное глубоковакуумное оборудование, мощные энергетические испытательные установки.

Для решения других радиотехнических задач используются сверхминиатюрные СВЧ-приборы. Самый миниатюрный клистрон с выходной мощностью в десятки милливатт соизмерим с величиной спичечной головки (рис. 3). Чувствительность СВЧ приборов такова, что они позволяют обнаруживать сигналы, мощность которых сопоставима с мощностью излучения, падающего на 1 м2 земной поверхности, если излучателем является стеариновая свеча, горящая на Луне. Такая чувствительность позволяет принимать информацию от космических летательных аппаратов, посылаемых человеком за сотни миллионов километров к другим планетам Солнечной системы.

Рис. 2. Мощный импульсный клистрон

Рис. 3. Миниатюрный клистрон

Как следствие этого, конструкция СВЧ-приборов очень сложна (рис. 4). Например, усилительно-преобразовательный клистрон средней сложности состоит более чем из 250 деталей и узлов; детали изготовлены из 25 видов материалов; процесс изготовления прибора состоит из 800 операций; при изготовлении прибора используется более 40 единиц специального оборудования (без измерительных приборов).

Рис. 4. СВЧ-приборы различных типов

Отечественная СВЧ-электроника обеспечивает создание радиоэлектронной аппаратуры на современном научно-техническом уровне.

СВЧ-электроника в наши дни все больше применяется не только в системах радиоэлектронного вооружения, но и в различных отраслях техники и народного хозяйства, в том числе:

– в ядерной физике, где мощные клистроны используются для ускорения элементарных частиц;

– в химии для обработки и структурного упрочения в СВЧ-поле стеклопластика и полимерных материалов;

– в пищевой промышленности для быстрого приготовления пищи путем СВЧ-нагрева.

СВЧ-энергия используется для получения низкотемпературной плазмы, сушки древесины, контроля влажности зерна и многих других целей.

Электронно-лучевые приборы

Электронно-лучевые приборы, являющиеся сложными преобразователями информации, находят широкое применение в разнообразных радиоэлектронных устройствах. Примером служит хорошо известный всем кинескоп – основной элемент телевизора – или осциллографическая трубка – важнейшая часть осциллографической аппаратуры различного назначения.

Развитие электронных приборов характеризуется все большим их усложнением; это обусловлено возникновением новых задач и необходимостью расширения выполняемых функций. В качестве примера можно рассмотреть усложнение кинескопов в связи с переходом на цветное телевизионное вещание. Разработка цветного кинескопа стоила американской фирме RCA 200 млн долл. и продолжалась 15 лет. Устройство кинескопа показано на рис. 5.

Рис. 5. Устройство цветного кинескопа

В цветном кинескопе три электронных прожектора; электронные пучки, создаваемые каждым прожектором, должны поочередно сходиться в одном отверстии маски, а таких отверстий в маске 500 тысяч.

Экран кинескопа покрыт не сплошным однородным слоем люминофора, а состоит из 1 500 000 одинаковых по размеру точек синего, зеленого и красного люминофора, расположенных в строго определенном порядке.

Каждый из трех электронных пучков должен попадать на люминофорные пятна только своего цвета, зажигая их с заданной яркостью 12 млн раз в секунду. Расположение цветных точек экрана и отверстий маски должно быть согласовано с точностью 10–15 мкм и таких согласований 500 тыс.

Изготовление маски представляет собой сложный многоступенчатый процесс фотолитографических и физико-химических операций высокой точности.

Материалом для изготовления маски служит низкоуглеродистая сталь высокой однородности, прокатанная с точностью +2 мкм при толщине 150 мкм. К сожалению, наша промышленность пока не в состоянии обеспечить нас хорошим металлом и некоторыми химическими материалами для электронных приборов цветного телевидения, поэтому совершенствование качества цветных кинескопов и снижение их стоимости является комплексной задачей, требующей участия многих министерств.

Цветные кинескопы выпускает вновь построенный завод «Хроматрон» (рис. 6).

Рис. 6. Участок нанесения люминофоров (завод «Хроматрон»)

Помимо кинескопов, электроннолучевые приборы включают в себя множество других классов приборов, предназначенных для оборонной техники, научных исследований и других областей. Небольшая часть таких приборов показана на рис. 7.

Рис. 7. Электронно-лучевые приборы

Это приборы, которые позволяют одновременно и независимо отображать на экране в разных цветах информацию в виде букв, цифр, условных символов и в виде радиолокационного и телевизионного изображений, совмещенных с картой местности; это и осциллографические приборы, позволяющие длительное время наблюдать осциллограммы однократно прошедших и исчезнувших сигналов; это и электронно-оптические приборы, дающие возможность видеть при отсутствии видимости.

В качестве примера рассмотрим суперортикон, «видящий» при освещенности, в 100 раз меньшей освещенности в условиях самой темной южной ночи. 500 000 сверхчувствительных элементов его фотокатода являются источниками электрических сигналов, усиливаемых внутри прибора в 10 миллионов раз.

Одним из элементов этого суперортикона является, например, мелкоструктурная сетка, содержащая на площади 7 см2 630 тыс. отверстий.

Полупроводниковая электроника

Полупроводниковые приборы, пришедшие на смену многим электровакуумным приборам, выполняют в аппаратуре функции преобразования электрических токов, обеспечивая превращение переменного тока в постоянный (выпрямление), постоянного тока – в переменный (инвертирование), усиления слабых электрических сигналов, генерирования мощности высокой и сверхвысокой частоты, преобразования в электрическую энергию других видов энергии (световой, тепловой, механической и т. п.).

Принцип действия полупроводниковых приборов основан на управлении потоком электронов в монокристаллическом полупроводнике – кремнии, германии, арсениде галлия и др.

Современные радиоэлектронные полупроводниковые приборы могут работать на частотах до 10 000 МГц с уровнем мощности в единицы и десятки ватт и давать усиление электрического сигнала на один каскад в сотни и тысячи раз. Мощность современного транзистора достигает двух киловатт.

Представление о размерах активных областей полупроводниковых приборов можно получить на примере мощного генераторного СВЧ-транзистора, в котором толщина активной области укладывается в несколько длин волн видимого света, а ее площадь умещается на срезе волоса (рис. 8).

Другой тип СВЧ-транзистора состоит 180 единичных транзисторов, многослойно размещенных на одном кристалле.

Технологический процесс изготовления полупроводникового прибора основан на ряде прецизионных обработок исходного монокристаллического материала – механической, электрохимической, фотохимической, термохимической, электронно-ионно-лучевой и др. Всего в технологическом процессе насчитывается до 275 операций, из них порядка 50 – контрольные. Полный технологический цикл изготовления прибора занимает 1,5–2,5 месяца.

Рис. 8. Мощный СВЧ транзистор

Важно подчеркнуть, что в течение всего технологического цикла обрабатывается один и тот же кристалл и брак на любой из 275 операций делает бесполезными все предшествующие операции; исправление брака полностью исключается.

В технологическом процессе применяется более ста вспомогательных материалов, таких как сверхчистые редкие металлы, сверхчистые кислоты, щелочи, органические растворители, спектрально чистые газы – водород, аргон, азот, кислород, сложные газовые смеси, сверхчистая вода и т. д.

Для получения приемлемого процента выхода годных приборов технологический выход на любой операции обработки кристалла должен быть не ниже 0,999. Этим и объясняется особое внимание, которое обращено в полупроводниковом производстве на контрольные операции. На рис. 9 показан завод, выпускающий полупроводниковые приборы.

Технологический участок по выпуску приборов производительностью в 1 млн шт. в год содержит от 140 до 230 единиц технологического оборудования (рис. 10).

Вследствие исключительно малых (микронных и субмикронных) размеров активных структур приборов, применения сверхчистых веществ и ряда фотомеханических процессов предъявляются особые требования к чистоте атмосферы сборочных цехов, температуре и влажности воздушной среды.

Надежность полупроводниковых приборов очень высока, интенсивность отказов в эксплуатации составляет для лучших приборов менее 10-9 отказов в час, что соответствует одному отказу из 1 млрд приборов, работающих в течение часа, или одному из 1 млн приборов, работающих 1000 часов.

Рис. 9. Завод, выпускающий полупроводниковые приборы

Рис. 10. Цех по производству полупроводниковых приборов

Пятилетний план развития электронной промышленности на 1971–1975 гг. предусматривает дальнейший значительный рост выпуска полупроводниковых приборов.

Микроэлектроника

Усложнение электронных систем управления, жесткие требования ракетной, авиационной и космической техники поставили перед электроникой задачу: повысить надежность приборов и резко снизить их габариты, вес и потребляемую мощность. Решение этой задачи оказалось возможным только на базе микроэлектронной техники, на базе интегральных схем. Интегральные схемы – это функционально законченные электронные устройства, состоящие из многих электронных компонентов. В больших интегральных схемах число компонентов доходит до 2000 на одной подложке, а в обычных – от 10 до 50. Ряд таких схем представлен на рис. 11.

На рис. 12 показана интегральная схема и эквивалентное ей количество дискретных компонентов.

Полупроводниковые микроэлектронные схемы формируются на кремниевых пластинах, диаметр которых составляет 25 или 40 мм (в настоящее время ведется работа по освоению пластин диаметром 80 мм). На такой пластине создается от 2500 до 60 000 отдельных электронных приборов; это сотни и тысячи интегральных схем.

Основным фактором повышения производительности труда при организации массового выпуска интегральных схем является широкое использование групповых технологических процессов, позволяющих, несмотря на сложность оборудования, выпускать схемы, доступные по цене для любого потребителя.

Рис. 11. Интегральные схемы различных типов

Рис. 12. Интегральная схема и эквивалентное ей количество дискретных компонентов

Считается, что около 70 % функциональных схем во всех типах электронной аппаратуры может быть заменено интегральными схемами. Так, например, современный радиовещательный приемник может быть собран на пяти интегральных схемах. В дальнейшем дискретные приборы не исчезнут, но по мере совершенствования и снижения стоимости интегральных схем последние будут все больше применяться в крупносерийной аппаратуре.

Переход на интегральную схемотехнику радикально меняет сам характер мышления инженеров, разрабатывающих радиоэлектронные системы. Это в равной мере относится и к инженеру-разработчику интегральных схем; последний должен не только основательно знать схемотехнику, но и математику, физику, химию, металлургию и целый ряд других дисциплин.

Американские специалисты считают, что интегральная электроника часто применяется нерационально. В ряде случаев существующие дискретные компоненты, имея более низкую стоимость, ни в чем не уступают интегральным схемам. Что же касается объема или веса, то, например, в обычных радиоприемниках, стереофонической аппаратуре, телевизорах и т. п. сокращение объема ограничено размерами кинескопа, громкоговорителя, органов настройки и т. п., поэтому преимущества микроэлектроники здесь будут определяться только стоимостью интегральных схем.

В электронной промышленности разработана электронная вычислительная машина «Электроника 70» на дискретных компонентах, эта машина решает дифференциальные и интегральные уравнения, вычисляет тригонометрические функции и логарифмы чисел, а также производит ряд других операций; имеет малые габариты и практически заменяет крупную машину в тех случаях, когда не нужна большая память.

Машина смонтирована на 8-слойных печатных платах, все соединения между которыми выполнены гальваническим способом. Если эти соединения делать из проводов, то потребовалось бы 5 тысяч метров (18 кг) монтажного провода.

Очень важными становятся связи разработчиков аппаратуры с изготовителями таких схем. Потребитель должен разобраться и понять, в какой мере изготовитель может выполнить его требования. Слишком много заказчиков, и не только у нас, но и в США, пыталось указывать изготовителю ИС, что ему нужно производить, не понимая специфических ограничений технологии. В результате обеим сторонам приходилось нести потери как материальные, так и во времени.

Когда систему строят на интегральных схемах, а не на дискретных компонентах, требования к техническим характеристикам элементов существенно изменяются.

В связи с этим хочу обратить внимание на прогноз американской фирмы «Ай Си Эй», опубликованный в первом номере журнала «Майкровейвз» за 1970 г. В нем сказано следующее: «Фирма, изготавливающая системы, стоит перед возможностью превратиться в «бумажную» организацию, занимающуюся лишь разработкой технических условий и сборкой компонентов, в то время как фирма, изготавливающая компоненты, будет выпускать все более крупные и все более законченные части систем». Микроэлектроника является, пожалуй, единственной отраслью промышленности, где в наиболее массовом количестве изготавливаются детали размером 5—100 мк с точностью до 1–2 мк, а толщина отдельных структурных элементов выдерживается с точностью до 0,1 мк.

Малым геометрическим размерам сопутствуют уникальные процессы введения – различных примесей, количество которых исчисляется миллионными долями. В технологическом процессе используются уникальная оптика точнейшие механизмы перемещения, новейшие достижения в области точной фотографии, высокотемпературные физико-химические процессы, регулируемые с точностью до 1/4 °C на уровне 1000–1200 °C (рис. 13) химические реакции и фотохимические явления, десятки сверхчистых веществ с количеством примесей не более одной на 10—100 миллионов частей основного материала и сложная измерительная аппаратура, управляемая электронными вычислительными машинами.

При изготовлении интегральных схем применяется более 200 технических операций. Чистота атмосферы на многих операциях должна быть такой, чтобы в литре воздуха было не более 1–2 пылинок размером менее 0,5 мк.

В области технологии производства интегральных схем решены еще далеко не все задачи. Существует много проблем. Остановимся на некоторых из них.

Рис. 13. Производство интегральных схем: цех диффузии

В процессе фотолитографии, т. е. создания на поверхности полупроводника рельефа необходимой конфигурации, приходится использовать, до девяти фотошаблонов. Каждый шаблон надо совмещать с отпечатками от предыдущего с точностью до 0,25—0,5 мк. Это очень сложно, малейшее смещение приводит к браку. Этих точностей мы еще не достигли.

Отечественное оптико-механическое оборудование не удовлетворяет современным требованиям по точности совмещения и разрешающей способности объективов, что затрудняет разработку сложных быстродействующих интегральных схем.

Необходимо дальнейшее сокращение размеров структурных элементов интегральных схем. Субмикронные размеры элементов этих схем означают повышение быстродействия, степени интеграции, процента выхода годных схем, и в конечном счете определяют их стоимость.

В микроэлектронике большое значение приобретает создание электронно-ионной (элионной) технологии производства интегральных схем. Эта технология в принципе должна обеспечить высокий процент выхода годных схем и высокую производительность оборудовали. Но здесь также много нерешенных проблем. Элионная установка, устроенная в МЭП по принципу ускорителей элементарных частиц и масс-спектрометра, показана на рис. 14.

Рис. 14. Элионная установка

Развитие интегральных схем идет в сторону большей интеграции. Создаются большие интегральные схемы. Компоновка одной из таких схем, содержащей в кристалле размером 4 х 5 мм 2428 элементов, показана на рис. 15.

Рис. 15. Компоновка одной из интегральных схем

Успешно разрабатываются многокристальные схемы, представляющие собой набор из 4–6 кристаллов (каждый из которых содержит сложную схему), размещенных в одном корпусе (рис. 16).

Новые возможности для повышения плотности компоновки больших интегральных схем открылись после разработки так называемых МОП-транзисторов, в которых используются структуры металл-окисел-полупроводник. Современные интегральные схемы содержат до 4700 МОП-транзисторов на одном кристалле площадью 5 мм2, и это не предел.

Рис. 16. Многокристальная схема

Проектирование больших интегральных схем является сложной проблемой. Применяемые в настоящее время инженерные методы расчета и создание топологии (чертежа) схемы вручную требуют много времени и не гарантируют от ошибок.

Важнейшей задачей является не только расчет электрических параметров, но проектирование и изготовление самой интегральной схемы с помощью вычислительной машины.

При изготовлении интегральных схем около 40–50 % затрат приходится на контрольно-измерительные операции. Поэтому ведутся работы по созданию автоматизированных, многопостовых измерительно-информационных систем, управляемых вычислительными машинами. Так, система «Оазис», рассчитанная на управление от электронной вычислительной машины «Электроника К-200», разработанная в МЭП, имеет 10 постов, каждый пост обеспечивает автоматическое измерение 25 параметров 1000 схем в час.

Еще большими возможностями обладает вычислительная машина «Электроника-100», также созданная в МЭП. Эта машина используется для управления технологическими процессами в электронной промышленности.

Новой областью для микроэлектроники является область СВЧ-приборов. Проведенные к настоящему времени исследования показали возможность формирования СВЧ-трактов и СВЧ полупроводниковых приборов в одном кристалле, т. е. возможность интеграции СВЧ-устройств. Это вновь приведет к большим изменениям в электронной аппаратуре, потому что сейчас в СВЧ-блоках радиоэлектронного оборудования применяются не твердотельные приборы, а вакуумные.

При использовании микросхем:

1. Резко сокращаются габариты и веса, радиоэлектронной аппаратуры.

2. Снижается трудоемкость проектирования и производства аппаратуры у потребителя, так как сборка, отладка и контроль аппаратуры на микроcхемах значительно упрощаются, трудоемкость сборки и монтажа аппаратуры при переходе на интегральные схемы сокращается в три раза, а при переходе на большие интегральные схемы – еще больше.

3. Резко возрастает надежность аппаратуры в целом из-за более высокой надежности интегральных схем.

4. Появляется возможность автоматизации монтажа аппаратуры, так как отличительной чертой интегральных схем является унификация внешних форм и видов.

Следует, однако, подчеркнуть, что экономические преимущества интегральных схем проявляются только при их массовом производстве.

Стоимость интегральных схем при малом объеме производства очень высокая. В США в 1959 г. цена одной интегральной схемы фирмы «Тексас Инструмент» составляла 720 долл., а сейчас, при массовом производстве, – от 25 до 1 долл. и меньше. Специальные схемы, в том числе для военной техники, стоят сейчас значительно дороже (до 200 долл. и более за 1 шт.)

То же происходит у нас. В 1966 г. средняя цена интегральных схем была 30 руб., а в 1970 г. их средняя стоимость при условии принятия наших цен составит 5 руб. 90 коп.

Главной задачей на ближайшие годы является разработка требуемой номенклатуры интегральных схем, отработка высокопроизводительной технологии, создание автоматического оборудования, строительство серийных заводов.

Квантовая электроника

Квантовая электроника – новая область электроники, использующая специфические свойства атомов и молекул для усиления и генерирования электромагнитных колебаний.

Принцип действия приборов квантовой электроники основан на явлении согласованного излучения электромагнитных колебаний возбужденными атомами. Созданы квантовые генераторы на твердом, жидком и газообразном активных веществах.

Появление квантовых приборов дало возможность создать в миллион раз более точные эталоны частоты и времени (по сравнению с электромеханическими устройствами).

C помощью квантовых приборов, охлажденных до температуры жидкого гелия, удалось создать усилители электромагнитных колебаний с ничтожно малыми собственными шумами и тем самым получить возможность приема сигналов сверхмалой мощности.

Наиболее удивительные возможности открылись с появлением квантовых генераторов оптического диапазона. Переход к оптическому диапазону позволил получить информационные каналы, практически неограниченные по емкости. Достаточно сказать, что по одному лучу лазера можно, в принципе, одновременно передать телефонные разговоры всех жителей Земли.

Лазерное излучение может быть сфокусировано в пятно, диаметр которого сравним с длиной световой волны. В сочетании с возможностью получения больших энергий в импульсе это создает условия для достижения невиданных плотностей энергии. В природе не оказалось материала, который не разрушился бы под воздействием луча лазера, и поэтому одно из первых практических применений лазеров – обработка и сварка материалов.

Даже алмазы в настоящее время легко и быстро обрабатываются лазерами сравнительно небольшой мощности. Создан и выпускается ряд промышленных лазерных технологических установок; одна из них показана на рис. 19. При помощи лазерной установки на Рославльском заводе алмазных инструментов одной вспышкой лазера пробивается алмазная фильера. Это повышает производительность труда на этой операции в 200 раз.

Проводятся широкие исследования по применению лазерного излучения в медицине. Созданы, например, первые образцы лазерного скальпеля для бескровной хирургии (рис. 20), ведутся эксперименты по применению лазера в терапии.

Используя газовый лазер с кольцевым резонатором, т. е. систему, в которой лазерный луч проходит замкнутый контур (треугольник или квадрат), можно получить прибор, чрезвычайно чувствительный к угловым перемещениям и угловым скоростям. Такой прибор в качестве датчика лазерных гироскопов в навигационных устройствах может применяться для измерения очень малых угловых скоростей (теоретический предел измерения угловой скорости для подобных устройств – один оборот за 170 лет).

Рис. 20. Лазерный скальпель

Лазеры используются при строительстве, пробивке туннелей, при точных измерениях в машиностроении. На рис. 21 показан интерферометр, который измеряет линейные величины с точностью до одной сотой микрона.

Рис. 22. Схема передачи изображения и изготовления с него клише с помощью лазера

Лазер можно использовать для передачи изображения и одновременно для изготовления с него клише по проводам или радио (рис. 22). Это сделает излишним централизованное изготовление матриц и доставку их в различные города. Лазеры находят применение и в установках для раскроя тканей, в геодезии, связи, локации и т. д.

Одним из замечательных достижений квантовой электроники является голография – новый способ воспроизведения объемных изображений. Методы голографии положены в основу разработки системы объемного телевидения. Весьма перспективными являются квантово-оптические интегральные схемы, быстродействие которых благодаря высокой частоте светового излучения (сотни миллионов мегагерц теоретически может достичь 10—100 миллиардов операций в секунду).

Криогенная электроника

Научным фундаментом криогенной электроники является физика низких температур, изучающая свойства веществ при глубоком охлаждении, когда тепловые колебания атомов сильно ослаблены.

Применение криоэлектронных устройств позволяет значительно увеличить чувствительность приемной аппаратуры, повысить надежность и существенно сократить тепловые нагрузки в сложных электронных схемах при их микроминиатюризации.

Орган американских деловых кругов «Бизнес уик» подчеркивает, что крионика является областью, где уже в начале 70-х годов научные исследования должны дать «бурную отдачу». Примером криоэлектронных устройств является высокочувствительный усилитель, работающий при температуре жидкого азота (—196 °C). С помощью такого усилителя в

Москве были приняты через космос программы цветного телевидения из Парижа. Высокая чувствительность усилителя позволила уменьшить габариты приемной антенны станции «Орбита» в несколько раз, что существенно снизило стоимость каждого приемного пункта телепередач через спутник.

Криоэлектронные приборы уже сегодня применяются в системах космической связи, радиотелескопах и др.

Одной из задач на ближайшие годы является создание массовых малогабаритных сверхчувствительных приемников, принимающих такие слабые радио– и телевизионные сигналы, которые обычными приемниками нельзя обнаружить. При этом, например, дальность действия систем связи и телеметрии возрастает в 2–3 раза, защита от помех улучшится в 10—100 раз; появится реальная возможность принимать сверхдальние телевизионные передачи через спутник на небольшую коллективную или индивидуальную антенну в домашних условиях.

Конденсаторы и резисторы

Это самые массовые элементы электронной аппаратуры. Рабочие напряжения конденсаторов лежат в диапазоне от единиц вольт до десятков киловольт, а величины сопротивлений резисторов – в пределах от единиц Ом до тысяч миллиардов Ом (1012). У нас выпускаются миллиарды таких изделий в год. Конденсаторами и резисторами, выпущенными в 1969 г., можно было бы опоясать земной шар полтора раза. Отечественная промышленность обеспечивается всеми типами конденсаторов и резисторов, известными в мировой практике. Некоторые из них находят новые области применения. Так, например, созданы терморезисторные болометры, обнаруживающие перегретые буксы железнодорожных вагонов на ходу поезда.

В основе производства конденсаторов и резисторов лежит сложный комплекс тонких физико-химических процессов, позволяющий, в частности, создавать устройства с большой концентрацией энергии в малом объеме. Массовость и автоматизация производства, несмотря на сложность процесса, определяют низкую стоимость изделий. Одна из технологических линий по производству резисторов показана на рис. 23.

В дальнейшем все большее количество пассивных элементов будет выпускаться в виде пассивных микросхем. Это даст возможность удовлетворить перспективную потребность в резисторах и конденсаторах, которая, по оценкам советских и зарубежных специалистов, в несколько раз превышает масштабы современного производства дискретных элементов.

Радиокомпоненты

Не менее широкую область по номенклатуре, разнообразию выполняемых функций, различию конструктивных вариантов составляют устройства под общим названием – радиокомпоненты. К ним относятся различного рода переключающие и соединительные устройства, маломощные трансформаторы питания и согласования, дроссели, фильтры, резонаторы и фильтры частотной селекции, изделия из пьезокерамики и т. д. Образцы таких радиокомпонентов показаны на рис. 24.

Главными проблемами в области радиокомпонентов являются их миниатюризация и унификация. Проблема унификации решается нами созданием параметрических рядов на основе базовых конструкций и технологии. Например, более 40 тыс. типономиналов трансформаторов питания и дросселей фильтров сведены к 1700 типономиналам, образующим 56 параметрических рядов.

Проблемы уменьшения габаритов решаются новыми конструкциями на базе новых физических принципов и интеграции нескольких функций в одном компоненте. Например, использование пьезоэффекта позволило создать безобмоточный высоковольтный трансформатор, имеющий в 10 раз меньший объем, чем трансформатор с обмоткой из медного провода.

К радиокомпонентам предъявляются требования безотказной работы без ремонта до десяти и более тысяч часов, а от коммутационных изделий требуется обеспечение до одного миллиона переключений, при этом указанная работоспособность должна сохраняться в течение 10–12 лет в условиях низких и высоких температур (от —60 до +85 °C), давления от 10-12 мм. рт. ст. до 3 атм., высокой относительной влажности и тропического климата (98 % и +40 °C), механических вибрационных, линейных и ударных нагрузок, радиационного облучения и факторов космического пространства.

Предприятия электронной промышленности

Специфика технологии производства электронных приборов и высокие темпы развития отрасли накладывают отпечаток на весь облик и архитектуру предприятий электронной промышленности (рис. 25, 26, 27).

Рис. 26. Научно-исследовательский институт

Рис. 27. Завод интегральных схем

Особенности производства тесно связаны с характером проблем, которые приходится решать на этапах проектирования и строительства предприятий. При этом наибольшего внимания требуют:

– разнообразные энергетические устройства, обеспечивающие подачу сверхчистого кислорода, водорода, азота, деионизированной воды, газа, воздуха и электроэнергии различного напряжения и частоты;

– двойное и тройное кондиционирование помещения и меры его обеспыливания;

– обеспечение стабильности температуры (+23 ± 1 °C) и влажности (50 ± 5 %) в помещении.

Эти особенности определяют требования к строительным материалам, конструкции, устройству технических этажей.

По американским данным каждый каскад противопылевой защиты увеличивает стоимость квадратного метра рабочей площади в 2,5–3 раза. При трехкаскадной защите затраты достигают 1500 долл./м2, при двухкаскадной – 600 долл./м2 а однокаскадной – 200 долл./м2.

Строительство заводов электронной промышленности осложняется дефицитностью, а иногда и полным отсутствием у нас некоторых строительных и отделочных материалов, а также отдельных видов энергетического и сантехнического оборудования.

В последнее время в нашей отрасли все большее применение находит модульный принцип строительства заводов. Это дает возможность начать производство через 1–1,5 года после начала строительства. Удорожание строительно-монтажных работ на 8 % перекрывается экономическим эффектом от промышленной эксплуатации каждой предыдущей очереди (модуля) до окончания строительства всего предприятия. При этом полностью исключаются затраты на временное размещение. Строительство такого завода по модульному принципу показано на рис. 28.

При строительстве стараются не делать постоянных перегородок внутри помещения. При необходимости они собираются из переносных модулей с использованием витражей, крупногабаритного стекла или стеклопрофилита.

Из-за краткости времени в лекции дан лишь краткий обзор состояния электронной промышленности. Не отражены такие важные вопросы, как: электронное материаловедение, включая разработку и производство ферритов, магнитов, керамики, полимерных пленок и т. д.; электронное машиностроение, которое уже по праву заняло свое место среди машиностроительных отраслей нашего народного хозяйства; не рассмотрены такие новые и очень перспективные направления, как оптоэлектроника и бионика; не отражены вопросы электронного аппаратостроения, работ по автоматизации и т. д.

На этом можно было бы и закончить лекцию, но мне хотелось бы сказать несколько слов о будущем электроники, остановиться на перспективах развития электроники в ближайшие 20–30 лет, хотя и нельзя предсказать конкретно просто в силу ограниченности наших современных знаний. Есть основания считать, что все современные достижения электроники окажутся очень небольшими по сравнению с будущими.

Предстоящие технические и функциональные изменения электроники и электронного аппаратостроения будут носить революционный характер.

Безусловно, электроника в полном своем объеме (т. е. 1-й и 2-й ее аспекты) обеспечит автоматизацию управления не только отдельными агрегатами, но и всем комплексом технологических процессов в любой отрасли народного хозяйства.

Все управление народным хозяйством, разработка оптимальных планов, контроль и учет исполнения будут осуществляться через систему вычислительных центров.

Общее состояние электроники будет характеризоваться в первую очередь дальнейшим развитием устройств на основе твердого тела. Новые полупроводниковые приборы обеспечат простое преобразование энергии из одной формы в другую, на одном кристалле будут созданы сложные схемы и устройства.

Электроника будет тесно связана с любой стороной человеческой жизни и даже послужит продлению самой жизни. Сверхминиатюрные электронные приборы на базе полупроводников, вживленные в тело человека, будут управлять поврежденными органами.

Вычислительные машины будут ставить диагноз и предписывать последующее лечение, а информация о ходе лечения будет передаваться врачам, находящимся в любой точке земного шара. С помощью сверхминиатюрных аппаратов, лучей лазера и спутников связи любой житель Земли сможет установить связь с другим человеком в любое время – переговорить, увидеть его или передать ему письменное сообщение.

Будет создана всемирная телевизионная сеть через спутники, которая позволит каждому владельцу телевизора принимать программу непосредственно со спутника.

Миллионы людей получат невиданные возможности для обучения и самообразования, в том числе с помощью спутника связи, передающего учебные программы. Очевидно, что одним из следствий этого будет ликвидация барьера между домом и школой, домом и университетом, ибо в некотором смысле весь мир сможет стать единой школой познания.

Колоссальное значение для дальнейшего прогресса науки будет иметь создание сети библиотек на базе ЭВМ электронных систем для запоминания и поиска информации. Эти системы будут сопоставлять информацию различных видов и выбирать нужные сочетания данных.

Все технические и физические эксперименты будут проводиться под управлением автоматических вычислительных машин с помощью электронной аппаратуры. Этот процесс уже начат.

Создав такие устройства, как клетка и человеческий мозг, природа опередила нас в умении соединять вместе элементы, выполняющие согласованные и сложные операции. Наши схемные элементы все еще громоздки, неуклюжи и дороги для того, чтобы выдержать сравнение с действующими молекулярными структурами. Возможно, в перспективе удастся осуществить чрезвычайно смелую идею использования механизма сверхпроводимости и квантово-механических явлений, лежащих в основе лазерного эффекта, для создания элементов вычислительных машин на молекулярном уровне.

Функциональные элементы и вычислительные машины на основе молекулярных модулей будут исключительно компактными (109 функциональных элементов на 1 см3, что в десятки тысяч раз больше плотности упаковки современных интегральных схем), экономичными (10 Вт на 1015 молекулярных модулей, что в миллиарды: раз экономичнее существующих микросхем), объем памяти такой машины может достигать 1017 элементов информации. Это в 1000 раз превосходит объем памяти, необходимый для размещения всей информации, которую человечество собрало и записало за всю свою историю! А она оценивается величиной 100 000 миллиардов элементов информации. Сейчас даже трудно себе представить, какие задачи смогут решаться такими системами. Предполагается значительное упрощение связи между человеком и вычислительной машиной. Станут излишними программисты и специальные машинные языки. Достаточно будет рукописного текста или рисунка. Результаты вычислений в необходимых случаях будут представляться в виде чертежа, схемы или графика на экране выходного устройства машины.

Развитие микроэлектроники и оптоэлектроники приведет к созданию больших матриц (наборов) фотоприемников или светоизлучателей с устройством для «управления» изображением. Такие монолитные устройства создадут безвакуумные аналоги передающих и приемных телевизионных трубок.

В настоящее время решается проблема преобразования различных видов энергии в энергию лазерного излучения с высоким к.п.д. для генераторов, работающих на различных частотах в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах в импульсном и непрерывном режимах при практически произвольной мощности, что позволит осуществить управляемый термоядерный синтез и направленные химические реакции под действием лазерного луча, ускорить прогресс в медицине, биологии и т. д. (эта проблема будет, вероятно, решена к 2000 году).

Появится возможность передачи энергии пучком лазерного излучения, например, для питания космических станций.

Мощные лазеры смогут применяться для скальных работ при строительстве различных туннелей.

В ближайшее время можно ожидать развития объемной цветной голографии, что в дальнейшем приведет к появлению цветной киноголографии. Теоретически, если голограммы, полученные в результате «освещения» объекта пучком электронов, осветить обычным светом, длина волн которого примерно в миллион раз больше, то можно достичь увеличения объекта примерно в миллион раз. Это позволит наблюдать структуру атомов, сложных молекул и белков. Мы видим, что электроника и в дальнейшем будет выполнять свою основную функцию, которая состоит в том, чтобы расширить возможности человека, раздвинуть границы его мира, дать ему возможность дальше видеть, лучше слышать, переговариваться на более далекие расстояния, лучше понимать и вычислять, распоряжаться все большим количеством энергии. Можно представить, сколь велика ее роль в дальнейшем расширении масштабов научно-технической революции в нашей стране. Я если опережающее развитие энергетики является главным условием быстрого роста экономического могущества нашего государства, то опережающее развитие электроники – главнейшая предпосылка ускорения темпов научно-технического прогресса.

* * *

Вот такая была лекция, доходчиво рассказывавшая о значении и проблемах электроники. Особенно удивительны прогнозы на будущее, поскольку почти все они, за исключением разве что передачи энергии на расстояние лазерным лучом, сбылись.

Другое дело, что когда Александр Иванович доложил на семинаре коллегам-министрам свои соображения по вертикальной интеграции отраслей, насколько мне известно, особой поддержки не получил. Основная масса министров не хотела перестройки управления с построением вертикали своих отраслей, ориентированной на выпуск основной закрепленной номенклатуры. В первую очередь это касалось вопросов развития собственного специального машиностроения. Мало кто хотел рисковать, беря на себя дополнительную ответственность. Да и зачем, когда можно было привычно и спокойно прикрывать собственные грехи ссылкой на невыполнение каких-нибудь обязательств смежником. Хотя в предложениях и не шла речь о полном перекраивании отраслей, а только об относительно небольших подвижках части предприятий, но и это было встречено в штыки. Никто не хотел поступиться даже малым. Конечно, были и поддержавшие, но их было меньше. Больше всего А.И. Шокин был разочарован тем, что председатель Совмина тоже не высказался прямо в его поддержку. Высказанные соображения так и остались висеть в воздухе.

Изучение экономики предприятий и применение экономических методов для повышения заинтересованности работников на всех стадиях производства А.И. Шокин всегда считал важнейшим компонентом в решении задач, стоявших перед министерством. Недаром одним из ближайших к нему работников министерства был начальник Главного планово-экономического управления доктор экономических наук Петр Михайлович Стуколов. Начальников производственных главков он тоже оценивал по знанию экономики, а про некоторых молодых выдвиженцев так и говорил: «Экономики не знает».

Выступая перед руководителями полупроводниковой подотрасли в 1978 году, главными средствами в решении стоявших перед ними задач министр назвал применение экономических мер. Среди них он перечислил, например, и такие: совершенствование планирования с уходом от вала, изучение законов и умелое их применение при увеличении заработков без увеличения фонда зарплаты, создание благоприятных условий труда для постоянных кадров, повышение уровня их знаний, аттестация, меры по эффективному стимулированию повышения выхода годных и экономии материалов и т. д.

Министр предупредил директоров предприятий, что любые обращения в министерство с просьбой о выделении материалов сверх установленных лимитов под утвержденные выходы годных будут заканчиваться комиссиями и приказами по министерству.

Уже в июне В.Г. Колесников вместе с заместителем Стуколова А.В. Раевской организуют курсы экономических знаний для главных инженеров промышленных предприятий, на которых сами же и прочитали основные лекции. Это была попытка начать централизованно обучать отрасль работать по-новому.

Особое внимание на этих курсах уделялось вопросам планирования расчета производственных мощностей, прогнозирования потребности – особенно по новым изделиям. Был поднят вопрос о необходимости образования отделов конъюнктуры (слова «маркетинг» тогда еще не знали). Достичь ежегодного роста объемов производства в 15–20 % при регулярном пересмотре цен в сторону снижения можно было, только обеспечив расширение сбыта продукции, и здесь проблем у электронной промышленности, по замыслу предназначенной для работы на кооперацию, было более чем достаточно. Да, отрасль создавала по самым новейшим технологиям изделия для комплексов вооружения, но только на оборонных заказах электронная промышленность прожить не смогла бы. Более того, они все чаще становились балластом, когда требовалось сохранять мощности для производства изделий, шедших уже по много лет только для поддержания эксплуатации старой военной техники, занимая всегда дефицитные площади и инфраструктуру предприятий. На каждой расширенной коллегии МЭП эти вопросы поднимались, предлагалось выпустить разом на всю оставшуюся жизнь необходимое количество, скажем, радиоламп и закрыть вопрос, но тщетно. Оптимальным образом совместить распределение потребностей аппаратных министерств с распределением производственных возможностей МЭП и требованиями научно-технического прогресса было сложнейшей задачей, которой А.И. занимался все время, пока он был министром, применяя для решения поистине ювелирные методы. Ведь для этого ему даже приходилось вторгаться тем или иным способом в компетенцию других министров, а это вызывало раздражение. О его действиях в этих направлениях уже говорилось в предыдущих главах, будет говориться и в дальнейшем.

Понимание того, что технический прогресс неразрывно связан с экономикой, и что время добиваться результатов любой ценой уходит (или ушло), уже охватило общество. Л.И. Брежнев уже произнес, что «экономика должна быть экономной». В решении XXV съезда был записана необходимость «совершенствования хозяйственного механизма». Но время шло, ничего толкового придумать не могли, а уже подходили сроки проведения следующего съезда. Буквально наспех, вопреки мнению Академии наук было принято постановление ЦК и СМ, где вся реформа фактически сводилась к замене валовых показателей на так называемую нормативно-чистую продукцию. А.И. отнесся к новации весьма скептически, считая, что в таком урезанном виде кроме искусственного повышения трудоемкости эта мера ничего не принесет. Так и получилось.

Н.Н. Семенов и А.И. Шокин на сессии Верховного Совета СССР

Личное и общественное

Свои опасения, что из-за плохого здоровья не сможет полноценно исполнять обязанности министра, А.И. сам же и опроверг. Он отдавал себя работе всего, хотя, действительно, здоровье его по-прежнему оставляло желать лучшего. С годами к астме Александра Ивановича добавились многие другие болезни, типичные для людей его профессии. Частенько стало повышаться давление, доходившее до гипертонического криза, возникала аритмия сердца и т. д. Он был вынужден иногда соглашаться лечь в больницу, обычно в Кремлевскую на улице Калинина. Но бывало это редко, а основную тяжесть борьбы с болезнями А.И. взял на себя самого, как одну из составных частей своей работы. Следуя принципу «исцелись сам», он продолжал изучение методов борьбы со своими болезнями, неплохо научился предупредительными мерами избегать обострений и приступов. Помимо дыхательной стал заниматься общеукрепляющей гимнастикой. В результате его работоспособность вопреки возрасту даже повысилась.

В шестьдесят седьмом А.И. побывал в расположенном несколько западнее Фороса местечке Тессели. В столовой Шокины оказались соседями по столу с Николаем Николаевичем Семеновым, лауреатом Нобелевской премии, известнейшим ученым, и его женой Натальей Николаевной. А.И. Шокин был знаком с академиком, встречаясь с ним на различных совещаниях, съездах и т. д. Обстановка за столом была естественной и непринужденной, собеседники находили общий язык на любые темы: от исторических и технических – до смешных историй из собственной жизни и анекдотов.

Все его увлечения, так или иначе, были частью огромного стремления к новым знаниям, которое было характерно для А.И. на протяжении всей его жизни и с годами не только не уменьшалось, а скорее еще и увеличивалось, далеко выходя за чисто профессиональные рамки. С огромным интересом прочитал он, например, книгу В. Шкловского «Вселенная, жизнь, разум» сразу после ее выхода в шестидесятые годы. Основным источником пополнения знаний были научно-популярные журналы. Сначала это было «Знание-сила», какое-то время – «Природа», затем к ним добавилась «Наука и жизнь», которую он прочитывал едва ли не от корки до корки. Еще позже для внуков он стал выписывать журнал «Квант» и переводной вариант американского Nature, но прочитывал их главным образом сам.

К этому надо добавить, что интенсивное чтение специальной литературы и ежедневных закрытых сборников информации ТАСС, рассылавшихся по списку, научно-популярной литературы вовсе не исключало чтения художественных книг. Их он тоже читал всегда много, и всех авторов перечислить невозможно. Предпочитал русскую литературу, хотя иногда читал и зарубежную классику и даже современных авторов. Многое было привито ему со школьных времен. Он любил, например, читать наизусть из «Евгения Онегина». При высказываниях жены или кого-либо еще о знакомых девушках или женщинах в подходящем месте мог процитировать:

«Грустна, печальна, молчалива, Как лань лесная боязлива…» и т. д.

Любил Пушкина всего, так же как и Гоголя, и перечитывал. В домашней библиотеке были прекрасные издания их сочинений: Пушкина 1937 г. и дореволюционный однотомник Гоголя с замечательными иллюстрациями, к сожалению украденные с дачи в Мурашках. Собирательство домашней библиотеки велось систематически, и в ней были практически все подписные издания писателей русской классической литературы. И не просто были, а читались и перечитывались. Очень любил А.И. юмористические рассказы Чехова, предпочитая их его более серьезным произведениям, а тем более пьесам. А вот Зощенко ему нравился не очень – он считал его пустым. Очень ценил язык прозы, поэтому любил читать Толстого, Горького, а с шестидесятых годов любимым его автором стал Бунин. Он приобретал по мере выхода все издания его собраний сочинений, находя все новые произведения. Высоко оценил он и язык Паустовского, прочитав по моему совету «Повесть о жизни».

В начале 1969 года в жизни А.И. Шокина произошли серьезные осложнения. Жена самостоятельно (хотя и проходила ежегодные диспансеризации в Первой поликлинике 4-го Главного управления) обнаружила у себя подозрительные новообразования и обратилась к лечащему врачу. У нее оказался рак, и немедленно была проведена операция, очень тяжелая, удалять пришлось много. Больной истинный диагноз, естественно, не сообщили, но мужу сказали. Хотя он мужественно успокаивал жену, на самом деле он пережил это известие очень тяжело.

Они прожили вместе уже тридцать лет. Поначалу разница в возрасте и в положении вызывала у Симы робость, и какое-то время она продолжала называть своего мужа на «Вы» и по имени-отчеству, по-прежнему видя в нем большое заводское начальство. Да и он, воспитанник Ивана Акинфиевича, был суров и непреклонен. Работать жене он не разрешал, возложив на нее обязанности по дому, да еще мог и не разговаривать по неделям, из-за каких-то недостатков в ведении хозяйства. Однако с возрастом его характер смягчался (не без влияния жены), а ее – укреплялся, и влияние Серафимы Яковлевны на семейный уклад становилось все более определяющим.

С болезнью жены этот сложившийся уклад сильно пострадал, а частично разрушился, и вся последующая жизнь А.И. была во многом подчинена борьбе за жизнь близкого человека. Психологические последствия операции были для жены даже более тяжелыми, чем физические. Здесь сочетались страшные подозрения по диагнозу с ощущением своей наставшей вдруг неполноценности. А.И. в первую очередь постарался помочь жене преодолеть это психологическое состояние, используя внушение, стараясь отвлечь всевозможными путешествиями и с ним, и самостоятельно. В эти годы он стал часто брать жену в поездки по стране и за границу. Он изыскивал новейшие средства, среди которых были и сверхочищенный керосин, и препараты из акульих плавников и жуткая микстура АУ-8 с отвратительным запахом (и вкусом) сгнивших пищевых отбросов, пытался найти врачей-чудодеев у нас и за рубежом. В том, что Серафима Яковлевна прожила еще тринадцать лет, перенеся при этом еще две операции по тому же поводу, главными были заслуги ее мужа. А ведь он был уже далеко не молод, сам серьезно болен и страшно загружен работой.

28 октября 1969 года, только чуть-чуть отойдя от удара, нанесенного болезнью жены, А.И. Шокин отмечал шестидесятилетие – мероприятие, как известно, для любого человека почти официальное. В день рождения он принимал поздравления в своем кабинете. Кого здесь только не было! Министры-коллеги по оборонке, академики, старые товарищи-сослуживцы… Речи, адреса, подарки. 230 человек поздравили его лично, истинное глубокое уважение всех.

Два дня спустя в доме приемов Моссовета в Крылатском состоялся банкет. Согласно дневнику В.М. Пролейко прием 150 чел. обошелся юбиляру в 3000 руб. Рядом с виновником торжества сидела Серафима Яковлевна, едва ли не впервые после операции вышедшая на люди, здесь же самые почетные гости, среди которых запомнились Председатель Моссовета В.Ф. Промыслов, В.Д. Калмыков, Л.В. Смирнов, Б.В. Петровский, вообще столов, сплошь усаженных гостями, было очень много. Звучали тосты и здравицы, но меня тогда поразил старый товарищ А.И. Шокина, а в то время его заместитель А.А. Розанов. Он вел застолье, и сам произнес тост за процветание Зеленограда и переименование его в конечном итоге в Шокинград! До тех пор я нигде не слышал такого – даже в шутку, хотя, оказывается, такое прозвище, отдававшее смесью иронии с уважением, имело довольно распространенное хождение.

Власти тоже сделали свой скромный подарок, наградив четвертым орденом Ленина, но Александр Иванович, не имевший разве что «Знака Почета», давно уже был равнодушен и к орденам, и к медалям. Привлекательным для него оставались разве только звание Героя Социалистического Труда или лауреата Ленинской премии, которые как бы подтянули оценку заслуг всех электронщиков до уровня других отраслей, почти сплошь возглавлявшихся Героями. Однако руководство Оборонного отдела во главе с И.Д. Сербиным, не очень поддерживало эту идею.

Как руководитель крупного ранга, А.И. вырос в годы -40—50-е – когда вмешательство аппарата ЦК в дела промышленности практически не было, да и сам этот аппарат был еще слаб и относительно малочислен. Достаточно вспомнить, что одним из пунктов обвинения Берии было принижение роли ЦК, область деятельности которого он предлагал ограничить вопросами идеологии и кадров. Резкое увеличение численности и влиятельности партийного аппарата началось после разгрома в 1957 году «антипартийной группы» Молотова, Маленкова и Кагановича и по времени примерно совпадает с созданием совнархозов. После снятия Хрущева и разделения постов Первого секретаря ЦК и Председателя Совмина совнархозы были ликвидированы, но партийный аппарат не только не ослаб, а превратился в мощнейшую параллельную властную структуру, которая пыталась всем руководить, не неся ни за что ответственности.

А.И. Шокину такие дополнительные начальники были не нужны, тем более что в 1966 году на XXIII съезде КПСС его избрали членом ЦК, и смиряться перед ними он не собирался. В силу своего характера министр электронной промышленности СССР вел себя слишком независимо и в вопросах организации работы отрасли, и в кадровой политике, да и на язык был несдержан.

Звонит ему, например, заместитель Сербина Зорин:

– Мы в ЦК решили…

– Кто это вы? ЦК это мы, его члены, а вы – аппарат!

Когда-то между Шокиным и Сербиным пробежала кошка; вредный характер последнего отмечают все, кто с ним сталкивался, у первого характер тоже исключал возможность идти на поклон, а подыскать в деятельности А.И. недостатки или упущения было проще простого – любители пожаловаться на отставание элементной базы всегда были под рукой. 6 января 1974 В.М. Пролейко записал в дневнике: «Скучная судьба у представителей МЭП на любых межведомственных совещаниях: все обрушиваются на них по всем поводам, возражая даже против необходимости решать внешние и необходимые проблемы: материалы, оборудование, метрика и др. Стоит ли тратить на это время?»

Министру, вступившему в седьмой десяток лет жизни, уже нужно было всерьез искать себе преемников. В октябре 1970 года в связи с обострившейся болезнью была удовлетворена просьба об уходе заместителя министра Ф.В. Лукина, директора Научного центра. В Зеленограде его преемником стал опытный разработчик аппаратуры, тоже бывший главный инженер КБ-1, кандидат технических наук и генерал-майор А.В. Пивоваров. Несколько позже ушел из министерства первый заместитель министра К.И. Михайлов[322]. Такие вот образовались вакансии [323].

Вместо Михайлова первым заместителем министра стал В.Г. Колесников, генеральный директор воронежской «Электроники». Теперь у А.И.

было два молодых – чуть-чуть за сорок – перспективных заместителя. Вторым в этой паре был С.В. Ильюшин, пришедший в заместители министра еще в 1965 году с должности Генерального директора МЭЛЗа. ЦК выбрал Колесникова, по-видимому, учитывая перспективность микроэлектроники, которой тот занимался[324]. А.И. Шокин очень тепло относился к своим молодым заместителям, старался поддержать их, как только мог. Среди этих действий был даже специальный прием на даче в Петрово-Дальнем. Произошло это летом 1971 года.

Семидесятые годы, которые некоторые люди почему-то назвали «застойными», были для А.И. самыми успешными, хотя и очень трудными. Возможности и области применения электроники расширялись самым удивительным образом. Полупроводниковая техника вступила в очередной этап своего развития. В первом, в пятидесятые годы, происходило создание основ полупроводниковой технологии. Появление интегральных схем ознаменовало вступление во второй этап, продолжавшийся все шестидесятые годы. В этот период шло постепенное повышение числа полупроводниковых элементов на одном кристалле – от схем с малой и средней степенью интеграции до первых больших интегральных схем, на кристаллах которых размещалось до десяти тысяч элементов. Теперь начался третий этап, когда успехи в создании схем с высокой и сверхвысокой степенью интеграции сделали возможным на одном и том же кристалле одновременно размещать элементы логики и памяти. И вот в конце 1973 года в зарубежной печати появились первые сообщения о создании микропроцессоров – больших интегральных схем, которые могли выполнять функции простейших вычислительных устройств. Тем самым для вычислительной техники и приборостроения были открыты совершенно новые, тогда еще труднопредсказуемые, перспективы.

Рост выпуска полупроводниковых приборов шел очень быстро. В США в период с 1972 по 1978 год стоимость продаж этой продукции (в постоянных ценах) ежегодно возрастала почти на 20 %.

О том, сколь важна роль электроники в развитии оборонной и экономической мощи страны, знали или догадывались у нас многие. Тех же, кто понимал, что она решающая, было куда меньше. И похоже, что только А.И. со своей командой представлял всю грандиозность выгод, которые несет с собой развитие электроники, и тех материальных и интеллектуальных затрат, которые нужны для их реализации.

Время жизненного цикла новых полупроводниковых изделий постоянно сокращалось: если в 50-е годы из всех внедренных транзисторов более половины морально устаревали через два года, то к концу семидесятых это время сократилось вдвое. Достигалось это крупными затратами на НИОКР. При среднем их уровне для всех фирм обрабатывающей промышленности США в 1977 году в 3,1 % от стоимости продаж, для электронных компонентов он составил в целом 7 %, а для полупроводниковых приборов и отдельно интегральных схем – соответственно 8,5 и 16,4 %.

Эти проценты, соотнесенные со значительно более высоким объемом производства в США, вырастают в громадные суммы, но и они не всегда дают полную картину, поскольку фирмы стараются не учитывать в своей официальной статистике государственное финансирование НИОКР. А добавьте сюда затраты на техническое переоснащение производств, на строительство новых заводов и т. д.! Ведь темпы устаревания продукции обусловливали и короткий (от трех до пяти лет) жизненный цикл производящего ее оборудования.

Советской электронике средств в американских объемах дать не могли, а требования «догнать и перегнать», да еще увязанные по времени со сроками создания новых систем вооружения, оставались. Правила соревнования с ведущими странами определялись в первую очередь задачами создания современного вооружения, то есть были самыми жесткими, и неравенство условий в расчет не принималось. Это все равно, как в спортивной многодневной гонке требовалось бы превзойти соперника, который раньше стартовал, был сильнее и лучше питался.

И все же разрыв с США в области электроники, даже полупроводниковой, и в качественном, а главное в количественном отношении, сокращался, а по некоторым приборам, например в СВЧ-технике, уровень советских изделий сравнялся, или стал превосходить лучшие зарубежные достижения. К искусному выстраиванию электронной промышленности СССР, рациональному использованию выделяемых средств и самоотверженному труду работников отрасли как главному фактору движения вперед надо добавить постоянную личную инициативу А.И. и его неукротимую энергию по воплощению своих замыслов.

На 1972 г. планировался первый визит в СССР американского президента Р Никсона[325]. Летом 1971 г. за улучшение советско-американских отношений выступали достаточно активно даже «чистые» производители вооружений. Как вспоминал Г. Арбатов: «Гостем моего института [США и Канады] был Чарльз Торнтон. Это создатель и владелец корпорации «Литтон» – семнадцатой в рейтинге военно-промышленных компаний США. Они делали системы управления самолетами, ракетами, массу других самых секретных вещей. При всей нашей подозрительности мне удалось организовать ему хорошую программу пребывания. Правда, для этого пришлось пустить в ход свои связи с Андроповым и Устиновым, а потом и с Брежневым. Торнтон прежде всего хотел посмотреть на сверхзвуковой пассажирский Ту-144. И вот он прилетает в Шереметьево, выходит из самолета, а в отдалении стоит Ту-144. Говорю ему: «Он ждет вас». На борту для Торнтона устроили роскошный ланч. В Ленинграде ему показали электронные производства, в Тольятти – тогда еще строившийся автомобильный завод. В Новосибирске он побывал в Академгородке»[326].

В Ленинграде Торнтона принимали на «Светлане». Здесь его сопровождал В.М. Пролейко, а затем в Москве была встреча с министром. Вернувшись в США Торнтон докладывал на высшем совете США 40 минут и 3 часа отвечал на вопросы при норме любого доклада 20 минут. После поездки Торнтона, посетившего предприятия МЭП, американцы изъявили желание включить в программу пребывания президента Никсона в Советском Союзе в 1972 году посещение Зеленограда. Пролейко принимал самое деятельное участие в подготовке этого визита и задним числом записал основные ее этапы.

«20.5.72.

Этапы визита Никсона в МЭП СССР.

Февр. 72. – Шокин – прогнозирует Зеленоград

– Я собираю 30 нач. ГУ и директоров. Задача – достойно показать электронику СССР.

Апр. – Шокин. Совещание с теми же директорами, камерами ТВ, видеомагнитофон, МОП-память на 4096 бит.

Особая проблема – достать гербы всех штатов США (привозит Ильюшин[327]).

Гербы из электролюминофоров, ТВ + приемники на ИС, СВЧ печь, ЭВМ всех типов. Опто-рыцарь, потрясающий янтарь из Вильнюса.

18 мая

Вместо моего доклада на коллегии о специализации науки Шокин берет меня одного (опять зависть многих) в Центр. Проходим выставку и весь маршрут.

19–20 мая

Перестраиваю всю выставку. ИС, электроника в:

– товары народного потребления,

– связи,

– ЭВМ, оптоэлектроника

– медицина,

– материалы.

27 мая

– Все оказалось напрасно.

– 2–3 млн рублей вложенных в город Зеленоград: новые дороги, газоны, цветы и деревья, магазины с товарами в подвалах, огромный (больше, чем перед Москвой) щит с надписью «Зеленоград» – всем этим теперь будут пользоваться все.

– Честолюбивые мысли Шокина (выбрали МЭП) для него стали только обедом в Грановитой палате в день приезда 22-го и приемом в посольстве США вчера, 26-го.

– Выставка, которую я построил с ребятами из Зеленограда за 4 дня очень напряженной работы. Выставка получилась очень интересной (см. 20.05.72), все-таки выставки я научился делать.

– Дополнительные топографические занятия студентов МИЭМ’а, собиравшихся устроить Никсону демонстрацию против войны во Вьетнаме и усланных по этому поводу военной кафедрой подальше в лес.

– Прекрасно оборудованный специализированный вычислительный центр с БЭСМ-4, М-220, БЭСМ-6, дисплеями, ребятами в светлых костюмах и девушками в брючных костюмах.

* Завод «Ангстрем» с огромным цехом, выпускающий ИС средней и высокой степени интеграции.

* Завод «Элма» с промышленными интерьерами за стеклом и толковым директором Андр. Юр. Малининым (на «Элме» был установлен телефон прямой связи с Белым Домом.)

* МИЭТ – красивый, современный, оснащенный вуз.

* Завод «Микрон» с мощным машинным проектированием и директором с чингиз-хановскими замашками – Камилем Ахметовичем Валиевым[328].

– Справкой для прессы, которую я подготовил за 16 часов до визита, а за 5 стало ясно, что Брежнев и Никсон решили отложить визит в Зеленоград, т. к. очень успешно (никто не ожидал) пошли переговоры…»

Появление в СССР современной элементной базы позволило перейти к построению электронных систем, не уступавших, а зачастую и превосходивших лучшие мировые образцы. Еще в 1966 году была задумана унифицированная зенитно-ракетная система дальнего действия нового поколения для ПВО страны, ПВО сухопутных войск и ВМФ. По каждому направлению были назначены свои головные фирмы-разработчики при общем руководстве ЦКБ «Алмаз» (тогда «Стрела»). Хотя в дальнейшем в силу разных причин от идеи унификации мало что осталось, но А.А. Расплетин, хорошо знакомый с достижениями электронной техники, принял два принципиальных инженерных решения, определивших облик будущей системы (С-300) во всех ее вариантах (С-300П, – В и – Ф): применение фазированной антенной решетки и интегральных схем. Работа всех компонентов системы должна была быть полностью автоматизирована, а для управления в ее состав включалась мощная цифровая ЭВМ. Идеи для того времени весьма смелые, так как требовали от электронной промышленности СССР сочетания быстрого количественного увеличения выпуска изделий электронной техники с радикальным их качественным совершенствованием.

Окончательное решение, уже не инженерного, а государственного уровня, было принято министрами радио– и электронной промышленности Калмыковым и Шокиным и в отношении микросхем выглядело так: необходимые для С-300 интегральные микросхемы будут нужны всем; разработки поручим Зеленограду; Зеленоград на этой работе вырастет комплексно. В качестве базовой в 1968 году была определена 133-я серия микросхем транзисторно-транзисторной логики (ТТЛ ИС). Преемник Расплетина Борис Васильевич Бункин вспоминал:

«В начале 1969 года мы вместе с нашей кооперацией выдали технические задания на все необходимые интегральные схемы для устройств и узлов системы. Номенклатура оказалась очень большой. Это были самые массовые интегральные схемы серий 130, 133, 136 и другие очень важные для построения вычислительных машин. Головным в Зеленограде был определен НИИМЭ. Всего по нашим заказам было проведено более 20 ОКР и разработано и освоено в производстве несколько серий микросхем различного назначения и различной степени интеграции. Наши разработчики теснейшим образом работали с разработчиками ИС. Что-то получалось, а что-то приходилось доводить до нужных параметров путем поэтапного продвижения. Принимались совместные решения по отклонению от ТЗ, но без поставок микросхем с отклонениями, мы бы перестали продвигаться вперед. Это был самый правильный путь, потому что мы вместе быстро продвигались, достигая нужных результатов. Благодаря совместной работе бала создана система С-300. Полностью подтвердилась мудрость решения, принятого Валерием Дмитриевичем Калмыковым и Александром Ивановичем Шокиным».

В ходе многолетнего совершенствования системы «С-300» была отработана технология так называемых совмещенных серий ИС, при которой новые микросхемы с повышенным быстродействием и пониженным энергопотреблением имели те же схемы включения, что и их предшественницы. Таким образом, модернизацию аппаратуры можно было проводить без доработки дорогостоящих печатных плат и документации.

Создание фазированной антенной решетки для С-300 тоже потребовало решений государственного уровня. Основным ее компонентом являлся управляемый фазовращатель. 15 тысяч ячеек фазовращателей, установленных на антенной решетке, позволяют менять направление луча радиолокатора чисто электрически, в тысячи раз быстрее, чем механическими приводами. Резко повышается точность наведения, возможно создание нескольких лучей для многоканального наведения. Однако для серийного производства систем С-300 нужно было в год делать примерно 800 тысяч фазовращателей. Задача была новая, ответственность за нее по министерствам еще никем не была распределена.

С проблемами антенны Б.В. Бункин тоже пришел к А.И., который внимательно рассмотрел его предложения и сделал однозначный вывод: столь массовое производство ферритов и ситалловых элементов для фазовращателей никто кроме МЭП наладить не сможет. И это было сделано на предприятиях 7-го главного управления МЭП.

Но это еще не все. Первоначально схемы управления фазовращателями были выполнены с использованием нескольких маломощных логических ИС серии-136, ИС мощного формирователя тока серии-146 и дискретных резисторов и конденсаторов, объединенных на печатной плате. Конструкция была громоздкая, увеличивала габариты антенны, ухудшала ее диаграмму направленности с наличием помех в виде паразитных боковых лепестков, и приводила к большим затратам при серийном производстве. Заказчики из «Алмаза» обратились с просьбой разработать монолитную интегральную схему управления фазовращателем ФА-111, объединяющую в себе как маломощную логическую часть, так и мощные формирователи тока. Эта важнейшая работа не имела ни отечественных, ни зарубежных аналогов. В 1973–1974 годах и эта технологически очень непростая задача тоже была успешно решена в НИИМЭ (главный конструктор Ю.И. Щетинин). Теперь габариты ячеек фазированной решетки практически полностью определялись только размерами ферритового сердечника, трудоемкость их сборки резко снизилась, а показатели надежности резко повысились. Улучшилась и диаграмма направленности антенны.

Государственный подход, проявленный министрами радио– и электронной промышленности в разработках компонентной базы для С-300 позволил решить еще одну грандиозную задачу общенационального уровня, назревшую (вернее, перезревшую) к середине 60-х годов. Речь шла о компьютеризации страны. Несмотря на все постановления правительства и понимание, каким образом нужно это делать (см. выше статью А.И.), годовой выпуск ЭВМ всех типов (а их было два десятка) в СССР едва достигал тысячи штук, а в США он уже был массовым. В декабре 1967 года вышли два постановления ЦК КПСС и СМ СССР по вопросам разработки и освоения серийного производства современных унифицированных ЭВМ. Речь шла о четырех моделях универсальных ЭВМ производительностью до 500 тыс. операций в секунду (система «Ряд», головное предприятие НИЦЭВТ МРП), а также об управляющих и клавишных машинах «Системы АСВТ» (головное предприятие ИНЭУМ Минприбора в Северодонецке). В качестве прототипов были взяты машины фирмы IBM (модель 360) и фирмы DEC (PDP-11).

Решение о разработке ЕС ЭВМ «Ряд» было принято непросто и учитывало не только технические, но и политические моменты. Инициатива шла из ГДР, где уже были начаты работы по IBM —360. Впоследствии к работам по системе «Ряд» были подключены другие страны СЭВ. Число моделей ЭВМ росло, в рамках СЭВ к ним разработали и выпускали широкий набор периферийных устройств. При полной аппаратной и программной совместимости со своими прототипами отечественные аналоги не были их полными копиями. Их конструкция была рассчитана на крупносерийный выпуск с учетом реальных технологических возможностей советской промышленности, требований Министерства обороны, отечественных стандартов. Помимо логических ИС были разработаны и освоены в серийном производстве первые отечественные быстродействующие ИС запоминающих устройств (схем памяти) ЭВМ.

Число заказов на разработку ИС нарастало как снежный ком. На заявочную кампанию 1971 года в один только НЦ поступило уже около 1000 предложений на разработку новых ИС. При этом заказы от предприятий, занимающихся созданием близкой по задачам аппаратуры, могли сильно отличаться, даже если они относились к одному министерству. Военпреды твердо отстаивали позиции своих подопечных фирм, хотя основой для них служили «традиции построения аппаратуры на предприятии», вкусы разработчиков, образцы зарубежной техники. Удовлетворить эти заявки при уровне проектирования и технологии тех лет можно было в лучшем случае на 20 %.

Для выхода из тупиковой ситуации был творчески использован опыт взаимоотношений с заказчиками остальной продукции электронной промышленности, ведь различие в подходах к построению параметрических рядов ИС из хотя бы сотни транзисторов на кристалле и каких-нибудь трансформаторов или приемно-усилительных ламп слишком велико.

Одним из первых успешных примеров работы по параметрическим рядам ИС, которые вбирали в себя как основные схемотехнические решения, присущие данному классу ИС, так и технологию их изготовления, стала как раз увязка номенклатуры приборов ТТЛ ИС для вычислительных комплексов ЕС и СМ ЭВМ с системой С-300. После сложных переговоров такое соглашение с главными конструкторами Ларионовым (а затем В.В. Пржиялковским) и Наумовым было достигнуто. Оно позволило немедленно приступить к разработке программы на 9-ю пятилетку, содержавшей ряды функциональных ИС малой, средней и большой степени интеграции. Благодаря этой работе удалось сдержать безудержный рост номенклатуры ИС, избежать «тирании количества», не дать ей утопить не очень еще окрепшую микроэлектронику и тем самым обеспечить выпуск современной аппаратуры на микросхемах.

Этот удачный опыт постепенно стал распространяться на системы других назначений. Были начаты разработки нескольких наращиваемых рядов интегральных схем для радиосвязи, операционных усилителей, запоминающих устройств и многих других изделий, в каждом из которых было не менее полусотни типов ИС. Одни микросхемы обеспечивали очень высокое быстродействие, но при этом расходовали большую электрическую мощность, другие, наоборот, имели малое энергопотребление, но обладали невысоким быстродействием. Были необходимы и схемы, обладающие средними параметрами. Большую роль в достижении общего согласия сыграли военные из ЦНИИ-22 МО – ведущего института по элементной базе радиоэлектронной аппаратуры военного назначения – и головной организации Министерства обороны, курирующей эти проблемы. Их руководители, генералы Р.П. Покровский, П.И. Сугробов, Е.Я. Чаловский, В.П. Балашов, были и настоящими инженерами.

Смотр новой техники на полигоне в Кубинке. Слева направо: Калмыков, Колесников, Шокин, Устинов, Гречко, (?), Брежнев, Дементьев,(?), (?), Зверев и др. 1972 или 1973 г.

Для выпуска ИС первых типов в нужных количествах были подключены серийные полупроводниковые заводы министерства в Минске, Фрязине, Павловском Посаде, Новгороде. Скоро и этих мощностей стало не хватать, и к освоению технологии ИС были подключены ПО «Светлана», Новосибирский электроламповый завод, тбилисский «Мион», новые полупроводниковые заводы в Баку и Кишиневе, а потом еще и еще…

Когда говорится о подключении завода к выпуску ИС, это означает в первую очередь его переоснащение соответствующим оборудованием. Если для ИС начала 70-х годов характерные размеры элементов составляли 20 мкм, то к середине десятилетия их размеры уменьшились вдвое. Более того, начинался новый этап – переход к субмикронным размерам. Это требовало оптико-механического оборудования с более высокой разрешающей способностью и очередного переоснащения предприятий.

Годные приборы могут получиться, только если весь цикл их изготовления будет идти в чистейшей среде, исключающей загрязнение поверхности кристалла, поэтому производство ИС немыслимо без «чистых комнат». В первых «чистых комнатах», появившихся на предприятиях в конце шестидесятых годов, в 1 м3 воздуха оставалось где-то не более 3,5 тыс. частичек, но для производства сверхбольших интегральных схем такой воздух был уже слишком пыльным и не годился. Все необходимые компоненты «чистых комнат»: фильтры грубой и тонкой очистки с малошумными вентиляторами, создающими ламинарный (безвихревой) поток воздуха в зоне обработки кристалла – были разработаны и выпускались серийно предприятиями МЭП. Такие же требования по чистоте есть и к жидким средам обработки. Если кислоты и другие химические материалы закупались у химической промышленности, с постоянной борьбой за их немыслимую для химиков чистоту, то чистейшая вода для промывки пластин, которая требуется в огромных количествах, вырабатывалась на самих полупроводниковых предприятиях. Их нужно было оснастить системами подготовки деионизованной воды с двойной дистилляцией, замкнутыми контурами ее оборота в трубах из нержавеющей стали, механическими и ионными фильтрами для очистки от примесей, ультрафиолетовой очисткой от бактерий и другой органики, поселяющейся в трубах и пр.

После разделения пластины на отдельные кристаллы трудоемкость изготовления в расчете на отдельный прибор резко возрастает. Нужны совершеннейшие автоматы для посадки кристаллов в корпус, соединения проволокой контактной площадки с выводной рамкой, герметизации и формообразования выводов. Работа такого автомата, по сути являющегося миниатюрным роботом, производит на непосвященного человека фантастическое впечатление.

Последняя стадия полупроводникового производства – технический контроль продукта – для сложной интегральной схемы не могла уже обойтись без дорогостоящего измерительного оборудования с использованием ЭВМ. А.И., прекрасно зная возможности и обязанности МРП, довольно долго упрямо требовал от радистов обеспечения МЭП измерительными системами для интегральных схем, а те под разными предлогами уклонялись. Во всех других подобных случаях А.И. давно махнул бы рукой и взял это на свое министерство, а здесь долго не хотел уступать Калмыкову. Но измерительные комплексы все равно пришлось делать самим, или заказывать за рубежом, в частности в Венгрии. От МРП получали большие ЭВМ, а производство мини-компьютеров, необходимых и для проектирования и для управления производственными линиями, было налажено у себя, в шестом (машиностроительном) главке.

К 1975 году выпуск микросхем вырос по отношению к 1970 в 15,5 раза. Только заводом «Микрон» вместе с «Ангстремом», научившимся делать на кристалле по двадцать тысяч транзисторов, в 1975 году было выпущено 18 млн ИС, половина из которых была с военной приемкой. В 1976 году предприятия министерства выпустили уже почти 300 млн ИС, из которых более 85 % были полупроводниковыми. Они стали основной базой создания всех радиотехнических систем в стране, и каждый год число заявок на новые разработки увеличивалось.

При взаимодействии с заказчиками приборов стали переходить к построению комплексно-целевых программ (КЦП), в которых помимо создания собственно параметрического ряда ИС стали включать разработку базовой технологии, необходимого состава и единиц оборудования, нужных материалов, корпусов, оснастки и т. д. К 1974 году отрасль микроэлектроники развивалась уже главным образом с использованием КЦП. Одна из главнейших называлась «Микропроцессор» и была ориентирована на наиболее важные для текущего момента направления: бортовые ЭВМ для авиации, ракетостроения, кораблестроения, управления станками и технологическим оборудованием.

Среди результатов 1975 года министр отметил в первую очередь именно создание микропроцессора. Из других проблем: «Закончилась организационная перестройка отрасли, аппарат МЭПне будет расширен. Отрасль должна быть гибкой, скомплексированной, самоуправляемой. Производство товаров народного потребления выросло в 3раза, часы, калькуляторы, стереосистемы, квадро-[системы], видеомагнитофоны. Электроника для медицины»[329].

Дальнейший рост сложности аппаратуры, увеличение объема решаемых ею задач, потребовали перехода от комплексно-целевых программ к разработке аппаратурно-ориентированных программ (АОП) – созданию именно тех ИС, которые были необходимы для разработки данной системы. Надо думать, что для разработчиков аппаратных систем появление больших, затем сверхбольших интегральных схем, наконец, микропроцессоров, каждый раз сопровождалось все теми же психологическими кризисами. Хотя уже сама разработка КЦП являлась средством их преодоления, но для лечения применялись и более старые проверенные лекарства – в конце 1975 г. вышел совместный приказ А.И. и нового министра радиопромышленности П.С. Плешакова о разработке и применении микропроцессоров в важнейшей аппаратуре МРП.

Сверхответственные задачи перед электронной промышленностью были поставлены противоракетной обороной страны. Решение задач обнаружения целей и наведения противоракет было возможно только при использовании высокопроизводительных сверхбыстродействующих вычислительных комплексов. Такой супер-ЭВМ был «Эльбрус», разрабатывавшийся в ИТМиВТ под руководством В.С. Бурцева. Для ее построения были необходимы сверхбыстродействующих ИМС ЭСЛ-типа со временем задержки не более 2,0–2,5 нс. По решению Совмина и ВПК в 70-м году МЭП СССР было поручено начать разработку ИС серий 100, 500 и 700. Их ближайшим зарубежным аналогом были ИС фирмы «Motorola» серии МС10000. Один из разработчиков этой серии Н.М. Луканов вспоминал:

«Уже через квартал были изготовлены на сверхтонких слоях 6 типов ИМС, точно скопированных по топологии с ИМС США МС10000.

Наши ИМС в пластмассовых корпусах Валиев К.А. и Колесников В.Г. повезли на фирму «Моторола» в США.

Вернувшись из загранпоездки, Валиев К.А. рассказал:

– По ходу разговора чувствовалось, что американцы не верят, что мы владеем технологией изготовления ИМС высокого быстродействия. В какой-то момент я достал из портфеля большую упаковку с ИС серии 500, высыпал их на стол и заявил, что они могут их испытать.

Мы почувствовали их недоумение.

На следующее утро ИС были тщательно проанализированы по статическим и динамическим параметрам, а также были сделаны фотографии кристаллов, сняты профили и Ожеспектры.

– Ваши схемы действительно имеют более высокое быстродействие по сравнению с МС10000, у Вас хорошая технология. Но топология Ваших схем похожа один к одному на топологию наших схем, – с видимым удовольствием подвел итог представитель фирмы.

Наступило неловкое молчание по обе стороны стола.

– А мы специально изготовили ИС по нашей технологии, но по Вашей топологии, чтобы продемонстрировать возможности нашего производства, – подвел сокрушительный итог Валиев».

Освоение серийного производства микросхем серий 100, 500, 700 с приемкой заказчика стало важнейшей задачей на конец пятилетки. В июле 1974 года прошла коллегия МЭП по этому вопросу, за которой последовал соответствующий приказ министра. Курирование этих важнейших разработок было поручено первому заместителю министра В.Г. Колесникову.

Прогресс электроники затрагивал не только интегральные схемы. На основе изучения потребности отечественной промышленности, анализа зарубежных ИЭТ и прогноза их развития готовились программы на пятилетку по всем их видам. Во многих случаях автором и инициатором развития новых направлений электронной техники был сам А.И. Он постоянно требовал, чтобы задания на новые разработки соответствовали или опережали уровень зарубежных аналогов, были выше возможностей текущего дня. И это приносило свои плоды. Советские приборы СВЧ техники, с которыми А.И. Шокин имел дело уже три с лишним десятка лет, по своим параметрам все чаще выходили на уровень лучших зарубежных образцов, а то и просто стали превосходить их. Правда, как сказал однажды С.И. Ребров по поводу взаимодействия МРП – МЭП: «Они не могут, мы не знаем. Мы не знаем, что им нужно, они не знают, что мы можем».

В 60-70-х гг. был создан новый класс приборов – пролетные усилительные клистроны с низковольтной импульсной модуляцией по специальному электроду в электронной пушке. Их появление позволило резко поднять частоту повторения импульсов излучения многих бортовых и наземных радиолокационных станций. В 70-е годы была создана лампа бегущей волны «Чегет», способная работать и в импульсном, и в непрерывном режиме с одинаковой средней мощностью. Благодаря ее появлению открылось новое научно-техническое направление бортовых многофункциональных передатчиков РЛС со значительно улучшенными массогабаритными и другими характеристиками для самолетов-истребителей.

70-е годы можно характеризовать как период формирования полной и достаточной номенклатуры по всем классам конденсаторов и резисторов. При разработке конденсаторов основной упор делался на получение большей емкости при меньших габаритах за счет освоения новых материалов и технологий. К середине 70-х годов резко выросла потребность в подстроечных резисторах. Закрыть ее можно было только интенсивными методами. Для этого нужно было перейти на керметные резисторы, изготавливаемые методами интегральной технологии, более технологичные, поддающиеся автоматизации на всех этапах технологического цикла и исключающие использование дефицитной микронной проволоки. Разработка керметных резисторов и резистивных микросхем приказом министра были поручены НИИЭМП (директору А.И. Иванову) и ОКБ при Первом московском заводе резисторов (начальнику А.И. Антоняну). Вскоре на заводах 4-го ГУ (начальник Ю.П. Поцелуев) было налажено их производство в необходимых стране объемах.

Новые малогабаритные подстроечные компоненты – и потенциометры, и конденсаторы переменной емкости – могли монтироваться непосредственно на печатной плате, а не на передней панели устройства. Габариты трансформаторов и дросселей за счет применения ферритовых сердечников тоже стали резко уменьшаться, а верхняя граница их частотного диапазона так же резко расти. Так, новые катушки индуктивности с миниатюрными сердечниками были по своим размерам в 1000 раз меньше прежних коммерческих изделий. Предприятиями 5-го ГУ выпускалась огромная номенклатура коммутационных элементов: разъемных соединителей, кнопочных и галетных переключателей и др.

Наряду с быстрым увеличением объемов выпуска традиционных изделий решались сложные задачи по повышению их качества. В целом за годы руководства А.И. параметры резисторов были улучшены в десятки и даже тысячи раз. На одном из заседаний коллегии, где рассматривались вопросы надежности изделий электронной техники, министр сообщил, что финские специалисты, проанализировав один из типов наших проволочных резисторов, определили срок его службы в 360 лет!

Но и здесь электроника страдала от качества отечественных материалов не меньше, чем при создании полупроводниковых приборов. Например, металл, применяемый в переключателях, не давал сочетания необходимой жесткости с усталостными характеристиками. Ко всем относительно объективным сложностям с материалами добавлялись совсем уж субъективные, если не сказать глупые. Весь мир золотил контакты в разъемах, дабы таким способом избегнуть их окисления, при котором контакты нарушаются, а аппаратура выходит из строя. У нас из соображений экономии – ложной, так как толщина покрытия составляет не более трех микрон, – для гражданской аппаратуры это было запрещено. По этим же причинам ограничивалось применение тантала в конденсаторах. А ведь окись тантала в качестве диэлектрика в поляризованных и неполяризованных конденсаторах давала им возможность работать при высоких температурах (с легкостью в пределах 125 °C), да и габаритные размеры уменьшались на две трети по сравнению с электролитическими конденсаторами эквивалентной емкости. То, что эта копеечная экономия оборачивается громадными потерями при росте веса и габаритов аппаратуры и числа отказов, объяснить ответственным (а точнее – безответственным) чиновникам было невозможно, так как в их сознании электроника по-прежнему оставалась чем-то второстепенным, но с огромными – не по чину – запросами.

Сложнейшие задачи ставила не только оборонная техника. Очень ответственным делом стало освоение в самые короткие сроки выпуска номенклатуры изделий для передающей и приемной аппаратуры цветного телевидения. Номинально цветное вещание Московский телецентр начал 1 октября 1967 года, но существовавший на тот момент набор передающих трубок не мог удовлетворить программные телецентры ни по качеству передаваемого цветного изображения, ни по эксплуатационным характеристикам. В то время большинство передающих камер цветного телевидения в мире строились на видиконах с окисно-свинцовой мишенью (так называемых плюмбиконах) голландской фирмы Philips. Только ей удалось за счет внедрения державшихся в строжайшей тайне фирменных приемов в и без того сложный процесс формирования окисно-свинцовой мишени добиться нужного качества трубки. Секреты эти не удавалось раскрыть ни одной другой зарубежной фирме.

В нашей стране собственные программы формировали уже более 100 телецентров, и все их нужно было обеспечить цветными передающими камерами. С импортными трубками это было бы слишком накладно. А.И. лично занимался этой проблемой. Он порекомендовал Г. С. Вильдгрубе организовать у себя в институте комплексный отдел для координации хода разработки, изготовления опытных образцов и подготовки производства на серийных заводах, помог привлечь в кооперацию к головному институту работников смежных предприятий. И проблема налаживания собственного выпуска цветных передающих трубок была решена.

Без преувеличения выдающимся успехом стало освоение производства цветных кинескопов. Цветной кинескоп относится к числу сложнейших изделий техники – цикл его изготовления включает в себя более 6000 технологических и контрольных операций. Для сравнения можно указать, что цикл изготовления автомобиля «Жигули» состоит из 1500 операций. На производство цветного кинескопа идут материалы свыше четырехсот наименований. Американские специалисты предсказывали, что СССР не сможет наладить массовый выпуск цветных кинескопов раньше 2000 года. Называя этот срок, они исходили из собственной практики: Соединенные Штаты на это затратили четверть века.

У нас срок работы по созданию и освоению цветных кинескопов был установлен пять лет. Выполнение поручили старейшему и самому опытному Московскому электроламповому заводу. После реконструкции 1965 года его производственные мощности увеличились более чем в два раза. Министерство добилось исключения из его номенклатуры осветительных ламп накаливания, и завод получил новое, более точно отражавшее характер продукции название – Московский завод электровакуумных приборов (МЗЭВП). Здесь производились газоразрядные приборы, электровакуумное стекло и др. (всего около 1000 наименований), продукция экспортировалась в 30 стран. Свое старое название «МЭЛЗ» завод передал созданному объединению, став его головным предприятием. Чтобы пройти огромный путь от простой лампочки накаливания до самых сложных электронных приборов, воплотивших в себе высшие достижения технической мысли, – цветных кинескопов, потребовался неустанный труд всего коллектива, нужны были упорство и настойчивость изо дня в день, в течение многих лет. Этот труд был оценен высоко: главный инженер РА. Нилендер стал Героем Социалистического Труда, а двадцать девять работников завода стали лауреатами Государственной премии СССР.

Производство цветных кинескопов доверили создавать молодежи. На заводе было установлено 800 единиц технологического оборудования, спроектированных конструкторами объединения и выпущенных отечественными предприятиями, Впервые в мировой практике удалось совместить все многочисленные химические операции на одном конвейере. Предметом особой гордости стал химический участок нанесения люминофорных покрытий.

Одна из составных частей цветного кинескопа – так называемая теневая маска. Чтобы сделать маску, удовлетворяющую требованиям по точностям, временной и температурной стабильности, нужно было, прежде всего, разработать специальную технологию проката металла. Представьте себе ленту толщиной с лезвие безопасной бритвы трехкилометровой длины, у которой допуск на толщину по всей этой длине должен составлять 10 микрон, то есть величину, в 3 раза тоньше человеческого волоса. За это выдающееся достижение группа инженеров была удостоена Государственной премии СССР. Читателю нужно иметь очень хорошее воображение (если он не специалист), чтобы оценить, сколько же сил, энергии, времени и нервов пришлось потратить на получение ленты нужного качества, а всего из тех четырехсот наименований материалов понадобилось разработать заново более трети.

Предсказания заокеанских специалистов были опровергнуты, и МЭЛЗ первым в стране освоил выпуск цветных кинескопов за пять лет.

Темпы роста электронной промышленности СССР были высочайшие. По отношению к 1960 году среднегодовой объем выпускаемой ею продукции возрос к 1975 году в 23 раза! Для сравнения – по всей промышленности СССР этот показатель составил 3,25 раза.

Секретарь ЦК КПСС К.У.Черненко на заводе «Хроматрон». На переднем плане слева направо: (?), Черненко, Потемкин, Шокин, Илюшин

В IX пятилетке (1971–1975 гг.) темпы роста были самыми высокими за все время существования МЭП – в среднем по 25,1 % в год. Но на серийных заводах освоение новых изделий, особенно интегральных схем, шло сложно, и А.И. это не могло не тревожить. Например, освоенные на кишиневском заводе «Мезон» ИС «Микроватт» из-за низкой надежности заказчик отказался ставить в аппаратуру, и по требованию ВПК было принято решение о возобновлении военных поставок схем с завода «Микрон». Возвращение снятых к тому времени здесь с производства микросхем привело к дополнительным осложнениям в работе предприятия. В целом по итогам IX пятилетки Научный центр при всех своих успехах и достижениях сработал не так, как хотелось бы. Наметилось замедление в развитии, темпы погони за США снизились. А это было недопустимо.

Американский сенатор Джексон популярный у нас вследствие «поправки Джексона-Вэника» придумал эту поправку не просто так, а из-за достижений советской электроники после доклада Торнтона и визита Никсона, который хоть сам и не доехал, но нужные люди смогли получить нужные впечатления. Джексон направил в Сенат письмо и выступил там 11 июня 74-го г. Он заострил внимание сенаторов на том, что только в области компьютеров ждут решения более 200 заявок на лицензии в СССР и соц. страны и решать судьбу этих лицензий должно решать Министерство обороны. СССР заинтересован не столько в нашей продукции, сколько в технологии. СССР намного отстает от нас в области передачи теоретических знаний в производство. Главное препятствие – отсутствие надежных ИС и современной технологии. Джексона испугал подписанный протокол о намерениях с фирмой Control Data Corp на строительство крупнейшего в мире завода по интегральным схемам. «В СССР трудности производства надежных ИС в достаточном количестве. В производстве ИС – главное поточное производство. Совершенство технологии не в ИС, а в поточной линии. Подписание контракта – устранение трудностей СССР. Мы всегда за торговлю с потенциальными противниками ради обогащения. Железный лом, проданный Японии, обернулся против США[330]. Продажа двигателей Rolls-Roys Англией СССР <породила проблему> МИГов во время <Корейской > войны. СССР имеет больше людей, самолетов, танков, оружия. Более высокое качество нашего оружия основано почти исключительно на наших более передовых технологических процессах и производственном умении. Если мы не передадим Советскому Союзу нашу самую совершенную технологию, я не верю в то, что, учитывая природу наших обществ, он когда-либо догонит нас. По правде говоря, я [Джексон] считаю, что он будет постоянно все больше и больше отставать. Если подпишем контракт – покажем рекорд близорукости» [331].

Александр Иванович считал, что в США не могут простить то, что СССР вышел на равный с США уровень.

И лидер гонки, опираясь на свое изначальное преимущество, все шел и шел вперед. Более того, проблемам развития субмикронной микроэлектроники в США был придан высший государственный приоритет. Уменьшение до субмикронных размеров элементов на интегральных схемах позволяло делать их все более быстродействующими и с все более усложняющимися функциями.

В 1976 году в США появилась так называемая «Программа Пентагона», по которой в электронные фирмы из государственного бюджета самой богатой страны мира потекли колоссальные финансовые потоки. По названию понятно, что основная направленность работ была чисто военная. Действительно, ее целью было создание комплекта сверхбольших и сверхскоростных интегральных схем с широчайшими вычислительными возможностями, к тому же с повышенной радиационной стойкостью. Этот набор предназначался для систем управления стратегических крылатых ракет и других интеллектуальных сверхточных видов оружия, применяемых в условиях ядерной войны. Однако выполнение именно этой военной программы за бюджетные деньги позволило создать технологии микропроцессорной техники нового поколения, которые и послужили впоследствии основой для создания небольших и недорогих, но мощных гражданских ЭВМ и всей концепции персональных компьютеров.

И в Японии создание субмикронной технологии примерно в это же время было также поставлено в разряд общенациональных задач. Для выполнения шестилетней государственной программы были объединены усилия крупнейших электронных компаний, направивших, отбросив конкуренцию, своих лучших разработчиков в единый коллектив. Выполнение программы должно было привести (и привело!) к дальнейшему расширению экспортного потенциала страны в области вычислительной техники и бытовой электроники.

Хотя всегда и во всех странах электроника развивалась при государственной поддержке, но масштабы этих национальных программ носили беспрецедентный характер вследствие резкого увеличения капиталоемкости производства полупроводниковых приборов. Поначалу казалось, что основные сложности субмикронной электроники будут только в литографии, но довольно скоро выяснилось, что это только одно из звеньев очень длинной цепи проблем по всему технологическому циклу, и предыдущий опыт малопригоден. Если в 1965 году мировая цена типовой производственной линии составляла 1 млн долл., то к 1980 году – уже более 50 млн долл. Размещать их нужно было в новых, в десять раз более дорогих зданиях, так как в существовавших обеспечить требуемые условия было уже невозможно. В 60-е годы 1 долл., затраченный на капитальное оборудование, приносил около 10 долл. в виде поступлений от продажи произведенной продукции, а к середине 80-х это отношение было уже приблизительно один к одному. Понятно, почему к развитию электроники требовалось подключение национальных ресурсов[332].

Начался новый виток гонки. Так же, как и в других странах, в СССР нужно было создавать практически еще одну, но гораздо более дорогую электронную промышленность, по крайней мере, в полупроводниковой электронике. Министерством были подготовлены предложения в 1975–1976 годах построить в Зеленограде ряд новых НИИ, ОКБ и заводов, реконструировать действующие предприятия, расширить социальное строительство для города. Момент был благоприятный, так как именно в эти годы благодаря «энергетическому кризису» на Западе, резкому повышению цен на нефть и расширению экспортного потенциала СССР в области нефти и газа, поступавших по трубопроводам с новых месторождений Сибири, в страну во все более заметных количествах потекли «нефтедоллары».

А.И. Шокин не упускал ни одной возможности, чтобы убедить руководство страны поставить дело развития электронной промышленности на новый уровень. Он практически ежегодно проводил выставки достижений электронной промышленности, на которые приглашал членов Политбюро, руководителей Совета Министров, ВПК, министров, возил их на предприятия. Увиденное производило впечатление на посетителей, и, например А.П. Кириленко задавал вопрос выступавшему в роли гида В.М. Пролейко: «Как сделать МЭП школой для других министерств, а

Шокина – наставником?» – и тут же председателю Госплана Н.К. Байбакову: «Почему недостаточно обеспечивает МЭП, какие материалы закупаются для МЭП?».

А.И. Шокин старался демонстрировать не только уровень ИЭТ, не только успехи в обеспечении военной радиоэлектронной аппаратуры, но и возможности применения электроники в связи, медицине, сельском хозяйстве, других отраслях народного хозяйства. Иногда он сам выступал в роли гида, но при всех его блестящих способностях и большом опыте популяризатора, аудитория, к которой он обращался, в некоторых случаях все же не могла понять, о чем идет речь.

Своих подчиненных Шокин учил – увеличивая требования, высказывайте их все более вежливо, хотя сам и не всегда был слишком вежливым. Но доклады руководству, выставки, статьи и выступления не прошли даром.

С одной стороны проявлялась заинтересованность в распространении опыта МЭП на другие отрасли промышленности. Вот, например, запись в дневнике В.М. Пролейко от 19 марта 1976 г.:

«А.Н. Косыгин в 5-й раз у нас в гостях, на выставке «Электроника – XXV съезду».

Вместо объявленных сразу 2-х часов пробыл 3 часа 50 минут (+Смирнов Л.В. + Давыдов К.К. + Карпов Анат.).

Спокойный интерес, сдержанные положительные оценки, живой интерес, способность быстро разобраться в тонких технических проблемах. Четкое мышление, действительно государственный подход. Озабоченность в связи с закупкой с/х продукции («все советские порты заняты кораблями с продовольствием»). Проблема иностранной валюты. «Я не работаю в электронике, но понимаю, что научно-техническая революция идет через электронику», «Электроника развивается и решает не только свои, но и общие задачи», «Несмотря на трудности с валютой в электронику нужно отдать большую часть возможных сверхплановых поступлений», «Я давно ставлю вопрос о необходимости развития в каждой отрасли собственного машиностроения. Ряд министров (Костоусов и др. возражают), но я убежден в этом».

Всегда удивляет, особенно на фоне VIP других, доброжелательность, вдумчивость и спокойная атмосфера, характерные для А.Н. Косыгина. Он дал высокую оценку достижениям, ему понравилась выставка и в финале: «Вы подумайте над тем, что я вам сказал, а я подумаю над тем, что вы сказали».

При проведении расширенной коллегии 23 марта 1976 года министр учил подчиненных: «Мы не должны жаловаться. У нас хорошие специалисты, но не хватает умения, должность ума не прибавляет. Золотое правило: заставить работать всех, <…> организовать работу других, из ограниченной массы информации выбирать важнейшую». По-прежнему проблемой оставались материалы и оборудование для электроники, но все же он видел необходимость улучшения работы конструкторов. Все начинается от них, машинное проектирование, приоритетные разработки, фундаментальные работы, патенты и политика в области патентов.

Приведем еще несколько выдержек из записных книжек В.М. Пролейко:

19 февраля 1976 г.

Шокин вновь проявил гениальность руководителя – вместо шатаний, какие заводы строить под Калугой, решил на Коллегии 19.2.75 строить Центр электронных материалов.

30 марта 1976 г.

Выставка. Шокин – президент АН СССР Александров Анатолий Петрович.

Шокин: «Нет необходимости соединять фундаментальную науку с промышленностью».

Александров: «Мне противно заниматься теми проблемами, которые не оставляют сухого остатка».

1) Собрать президиум АН по проблемам МЭП.

2) Помощь фториду хрома и Au (Легасов).

Токамак-20, оптическая и волноводная связь, гетеропереходы, Джозефсон (Харьковский институт низких температур), Лидоренко – емкостная молекулярная электроника. ЦМД – Свердловск (сверхдолговечность, электронная литография, ПЗС).

А вот запись от 30 марта 1976 г. о визите на выставку члена Политбюро ЦК КПССС А.П. Кириленко, проявившего живой интерес к тому, что даст электроника 2000 года:

«Мой ответ: микро-ЭВМ для каждого человека

– постоянная диагностика и оптимальный режим в любой момент,

– связь с любым человеком на Земле или в космосе,

– увеличение интеллектуальной мощности каждого (оптимальное поведение в любых условиях – по Волгину) за счет оптимизации ежедневного режима,

– информационные системы, любые запросы прямо из библиотеки, непосредственное ТВ изменение образования,

– избавление человека от механических процедур, управление временем.

Шокин – против сильных комплексов у себя, поэтому нет зама по науке, по экономике, по строительству. В МЭП зам по науке должен иметь техническое, технологическое и материаловедческое управление».

Нельзя не удивиться этому точному прогнозу начальника ГНТУ МЭП, хотя он и не преминул втихую «под настроение» покритиковать в дневнике министра. Тем ценнее вот такая оценка из того же дневника (запись от 6 марта 1979 г.):

«Министр. 70лет. Дважды Герой Соц. Труда, лауреат госпремий, 7орденов Ленина. Талантливый руководитель, внесший «выдающийся вклад» в развитие судостроения, радиопромышленности и особенно электроники. Никто из известных мне министров (Руднев, Плешаков, Первышин, Казаков, Финогенов, Егоров, Талызин, Месяц, Костандов, Костоусов, Ломако, Казанец) не может быть поставлен рядом по таланту и способностям. Ближе к

Устинову, Славскому и уже умершим Калмыкову, Бутоме, Звереву, Дементьеву, Псурцеву. Энергичен, грамотен, культурен и интеллигентен, прекрасный семьянин, много и разносторонне читает.

Обладает неожиданной и разнообразной фантазией. Эрудит с феноменальной памятью.

Может быть резок с равными себе и даже занимающими более высокие посты. Может быть беспощадным к подчиненным, ударяя в самые больные места.

Почти никогда не признает направлений, которые исходят не от него (качество, надежность, СУК, научное приборостроение, программное планирование, системный подход, микровычислительные системы).

Имея высочайший авторитет, давит им всех, заставляя всех подстраиваться под свое мнение в т. ч. директоров, начальников ГУ и уж конечно своих замов[333].

Тов. Живков[334] отпросился у т. Брежнева в Крыму на 1 день раньше для встречи с т. Шокиным».

А как не быть резким, если с момента создания МЭП (1965 г.) объем вырос в 18 раз, а численность аппарата МЭП так и осталась 1200 чел. Когда обсуждалась записка Брежнева по исполнительской дисциплине, приводились такие данные: МЭП в 1973 г. получил 742 000 документов (690 000 в 1972 г.); направил 463 000 исходящих (364 000 в 1972 г.), выпустил 493 открытых приказа (750 в 1972 г.); получил 656 писем и жалоб трудящихся (577 в 1972 г.). Комментируя министр процитировал реплику из фильма «Бабы рязанские»: «Председатель на жалобы на отсутствие керосина для тракторов сказал бабам: «Керосина нет, но я сам к вам приеду».

А вот записи относящиеся к периоду наивысшего развития электронной промышленности СССР после выполнения задания пятилетки на три месяца раньше срока:

20 октября 1980 г.

Шокин. Поздравление Л.И. Брежневым электронной промышленности. 1300 тысяч работающих – прекратить увеличение работающих.

Пожелания из поздравления – закон. Шокин.

Интервью Шокина по радио по 1-й программе – 2 мин., по «Маяку» – 5 мин. Главный вопрос – как МЭП выполнил такой напряженный план?

Содержание: благодарность Л.И. Брежневу, только напряженный план создает обстановку творческого труда. Мы предъявляем очень высокие требования к НИИ, КБ. За 5лет 98 % НИОКР соответствуют или превышают известный нам зарубежный уровень. 3 причины:

– работа по комплексно-целевым программам;

– каждый НИИ имеет мощный завод;

– внедрены новые формы связей науки с производством в т. ч. НПО.

Мощное машиностроение МЭП, каждое новое оборудование имеет производительность не менее 2-х раз выше. Новые процессы. Благодарность химикам, цветной металлургии, АН, повседневная связь с Президентом АНА.П. Александровым, связь с ВУЗ. Встреча 26-го съезда.

3 марта 1981 г.

Встреча с делегатами XXVI съезда КПСС.

Шокин. 48 делегатов, 1300 тыс. работников… 300 городов и поселков. 48 делегатов от МЭП – больше некоторых республик. Из 48 чел. 30 рабочих, 6 мастеров. Директора Иванов Э.Е., Петросян Э.А., Мушкарев В.Г., Потемкин Ю.П., Добряков А.В., Пшеничный В.В., Романов В.Н.…

Брежнев Л.И. говорил о миниатюрных ЭВМ, микропроцессорах, автоматизированном производстве.

Шокин: «Не допускать эйфории». <…>

40 выступлений по докл. Брежнева, в т. ч. только 1 министр Шокин.

16 ноября 1981 г.

Пленум ЦК КПСС. Выступление Брежнева: «Доброго слова заслуживают изделия, выпускаемые на предприятиях министерств, которыми руководят Первышин Э.К. и Шокин А.И.».

9 апреля 1982 г.

Ш<окин> – многократное подчеркивание большой редкости таланта организатора, чем ученого, особенно организатора науки (ссылка на академика Тамма) – компенсация всех минусов моей работы.

11 ноября 1982 г.

Сообщение по ТВ о скоропостижной смерти Л.И. Брежнева в 8.30.

Шокин: «…выдающийся человек, Ленинский стиль, доброта, много сделал для мира. Я лично знал его с первых лет. Мы потеряли хорошего человека. Он очень много делал для электроники.».

19 сентября 1983 г.

Шокин – Рейган стремится довести до каждой семьи неприязнь и ненависть к СССР. <…> Обыгрывается сбитый в ночь на 1 сентября 1983 г. нашими самолетами Боинг-747Южнокорейской авиакомпании с 283 пассажирами + экипаж (в т. ч. 30 американцев, 15 канадцев, 18 филиппинцев) зашедший на 500 км на территорию СССР и 2,5 часа находившийся на нашей территории. Параллельно шел американский разведчик RS-135. Боинг-747 шел без огней не отвечал на любые радиозапросы, не реагировал на предупреждающую серию из 150 трассирующих снарядов.

Рейган: «Пусть лучше дети умрут сейчас верующими в бога, чем потом при коммунизме не верующими в бога».

28 октября 1984 г.

75 лет Шокина А.И. 2-й день (со вчерашнего, после моего доклада по 17 системам ВВС) он у Устинова. Поздравление члена Коллегии «К» – только не увеличивайте темп и Вашу неповторимую производительность (трудоспособность), мы и так за Вами еле-еле успеваем.

К 8 орденам Ленина дважды Героя – орден Октябрьской Революции».

Такая поддержка не могла не вызывать кое у кого зависть и стремление опорочить достижения электроники. Недаром ходила шутка: «МЭП – «Мы Это Предлагаем»; МРП – «Мы Решительно Против».

Доносы на А.И. писали многие. Читатель, надеюсь, помнит, как его вызывали на Лубянку, как писала в «Правде» М. Шагинян. Это продолжалось и теперь, когда он стал министром. Если бы доносы писали только смежники, это было бы полбеды, – гораздо хуже было то, что писали вроде бы свои. Еще в шестьдесят четвертом году Ф.Г. Старос, обиженный, что не стал генеральным директором Научного центра вместе со своим заместителем И. Бергом, написал Хрущеву о том, как его «затирают» в ГКЭТ. Хрущева в этот момент сняли, бумагу переслали А.И., но он, ценя деловые качества Староса и понимая его наивность в отношении советской действительности, ограничился легкой воспитательной работой. Ни о каком преследовании, как это иногда любят сегодня расписывать, и речи не было. Наоборот, А.И. защищал начальника КБ-2 от недоброжелательного отношения со стороны Г.В. Романова, первого секретаря Ленинградского обкома, для которого вся научная деятельность КБ-2 меркла перед мнимыми и действительными кадровыми грехами Староса, хотя истинной подоплекой, конечно же, была поддержка ставшего опальным Хрущева. Только благодаря мощному сопротивлению министра, Старос остался на своем посту. Ему были предоставлены все возможности для того, чтобы довести до конца свои работы, и он в конечном счете создал на основе своей УМ-1 боевую информационно-управляющую систему (БИУС) «Узел» для дизельных подводных лодок проектов 641Б и 877, был удостоен звания лауреата Государственной премии. Не сразу, но Старос все это понял, и когда был уже сотрудником Дальневосточного отделения АН СССР, слал А.И. из Владивостока собственноручно нарисованные открытки с написанными на английском языке поздравлениями с Новым годом.

Еще один случай крупных неприятностей А.И. связан с одним из ведущих и много знающих разработчиков СВЧ-приборов А.П. Федосеевым. Его имя, несмотря на закрытость тематики, было известно в научных кругах, фигурировало в энциклопедиях. Был он, что называется, невыездной и в 1972 году обратился к министру с просьбой разрешить ему загранкомандировку.

Как бы ни жаловались подчиненные на резкость министра, но А.И. была свойственна чуткость к людям и их заботам. С просьбами личного характера к нему обращалось очень много людей: и родственники, и знакомые, и бывшие сослуживцы, и, естественно, работники отрасли. Несмотря на то, что он зачастую уставал от этих просьб, зная, что далеко не всегда мог существенно помочь, поскольку чаще всего речь шла о жилье, он старался людям не отказывать и попытаться сделать все, что было в его силах. Тем более было приятно, когда приходило вот такое, например, письмо:

«Многоуважаемый Александр Иванович!

Нет человеческих сил передать Вам свою огромную благодарность за Ваше чуткое отношение к решению моего вопроса.

Я обратился к Вам, когда Вы посетили наше предприятие в городе Зеленограде. Мне было не совсем удобно, так как я был в рабочей спецовке, но несмотря на это Вы внимательно выслушали меня и обещали помочь в моей просьбе.

Теперь о себе. Я служил в погран. войсках. Был случай, когда на моем участке перешел границу нарушитель. Я получил боевой приказ: в зимнее время преследовать нарушителя, будучи одетым в теплую одежду, мне было не успеть за нарушителем, я принял решение: снял с себя все теплое, и в одних носках, в гимнастерке и брюках по снегу догнал и задержал нарушителя, за что получил благодарность командования военного округа.

После чего меня забрали в военный госпиталь, где, пролежав 3 месяца, поправив немного свое здоровье, был демобилизован из погран. войск и вернулся в Москву. Кроме всего описанного до болезни был спортсменом, защищал честь Родины в некоторых странах народной демократии, президенты этих стран принимали нашу спортивную делегацию и выражали удовлетворение нашими успехами. Я пишу Вам об этом для того, чтобы Вы знали, что принятое Вами решение не ошибочное. Я хочу заверить Вас, что еще больше приложу сил и старания, чтобы в лице всего коллектива оправдать Ваше доверие. Я и моя семья относим Вашу простоту и чуткость к высоким идеям ленинского стиля в работе.

В заключение еще раз просим всей семьей принять нашу семейную признательность. Хотим поздравить с 51 годовщиной Великой Октябрьской Социалистической Революции Вас, Александр Иванович, Вашу супругу, Ваших детей, преданных ленинской партии. Всегда и всю жизнь будем помнить всей семьей о преданном и чутком ленинце – министре электронной промышленности товарище Шокине Александре Ивановиче.

Слесарь з-да «Пьезоэлемент» Сазонов Валерий Васильевич

Жена Сазонова Алевтина Федоровна

Дочь Сазонова Марина Валерьевна

26 октября 1968 г.»

Скорее всего, речь здесь тоже шла о типичном случае с квартирой. Неудивительно было, что А.И. заговорил с человеком в рабочей спецовке – он всегда так делал при посещении предприятий. Неудивительно и то, что он постарался помочь человеку и помог. Неудивительно также, что человек оказался порядочным и заслуженным, гордым за свою биографию – большинство людей именно такие. Пожалуй, самым удивительным в этом письме мне показалось, что рядовой пограничник тех лет прекрасно знал, каким образом лучше всего выполнить свой долг при преследовании нарушителя. Сегодня даже не все генералы спецслужб это знают.

И к доктору технических наук Федосееву А.И. проявил такую же чуткость. Федосеев был одним из главных разработчиков магнетронов, выпускавшихся в большом количестве на разных заводах и шедших на комплектацию наземных и бортовых радиолокационных станций. Он работал на «Светлане», в Новосибирске, во Фрязине, а последнее время возглавлял коллектив из пятисот человек в новом НИИ на Юго-Западе Москвы (НИИ «Титан»).

Федосееву очень нужно было выехать за границу. Вот как он сам об этом рассказывал в интервью «Огоньку»:

«<… >И тогда я написал письмо министру электротехнической <так в тексте, правильно, конечно, «электронной»> промышленности Александру Ивановичу Шокину. Я знал его еще тогда, когда он был безвестным инженером. И он считал, что знал меня. Во всяком случае, после моего письма, в котором я описал все свои злоключения с несостоявшимися поездками, он сразу принял меры. Меня срочно вызвали в иностранный отдел министерства и сказали, что я, буквально через неделю, в составе советской делегации вылетаю в Париж на международную авиационную выставку. Шокин снял кого-то из делегации и поставил меня».

Он был уже немолод – 61 год, в Москве у него оставались жена, сын двадцати семи лет и дочь. Разрешая ему командировку за границу, министр и это обстоятельство, наверное, принимал во внимание.

А оказалось, что уже лет десять Федосеев жил идеей перебраться на Запад, скрывая это абсолютно от всех, едва ли не от себя самого. На шестой день пребывания в Париже, он, оказавшись на несколько минут один, сбежал от своего компаньона и начальника И.Т. Якименко (начальника первого Главного управления МЭП, ведавшего вакуумной СВЧ-техникой) и направился в посольство Англии.

Последствия были очень серьезные, поскольку предатель был осведомлен о «святая святых» – рабочих частотах радиолокационной техники, систем государственного опознавания и многих других совершенно секретных вещах. Для непосвященных сообщу, что, например, направлявшиеся во Вьетнам или арабские страны системы ПВО отличались от применяемых в советских войсках даже диапазоном излучаемых радиоволн. Министру за человечность и доверчивость досталось, хотя на него свалили и чужие грехи, ведь конечной решающей инстанцией был аппарат ЦК. Во множестве случаев, когда министр давал разрешение на выезд осведомленных сотрудников, в ЦК накладывали запрет, но Федосеев с давних пор ходил там в любимчиках. Его поддерживали и материально (уже в сорок восьмом году он стал получать персональную зарплату – пять тысяч рублей, больше, чем директор предприятия, на котором он работал, и больше А.И. Помните постановление ГКО?) и морально (он стал лауреатом Ленинской премии, кавалером орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и т. д.). Совсем незадолго до поездки Федосееву по представлению А.И. Шокина было присвоено звание Героя Социалистического Труда, и награду он уже получил, но по рассказам очевидцев не надел даже при вручении…

Министр понимал всю тяжесть последствий случившегося и не снимал с себя ответственности, но не собирался и соглашаться с огульными обвинениями только в свой адрес. Человеку в душу не влезешь. Что он должен был заподозрить в человеке, имевшем немало научных и производственных достижений, если и в ЦК, и в КГБ со всем его аппаратом и возможностями тоже ничего против Федосеева не имели? Самым обидным было то, что воспитывал министра электронной промышленности вовсе не его прямой начальник Косыгин, и даже не Устинов, а занимавшийся идеологическими вопросами секретарь ЦК КПСС П.Н. Демичев. Какое моральное право он имел учить человека, уже сорок лет отдававшего всего себя укреплению обороноспособности государства? Когда Демичев был назначен к своей партийной должности еще и на должность министра культуры (тоже не ахти какая ответственность, но все же более конкретная), и у него один за другим и одна за другой стали оставаться за рубежом звезды оперы и балета то из Большого театра, то из Кировского, Александр Иванович не мог отказать себе в некоторых саркастических комментариях.

В незримой борьбе с аппаратом ЦК за самостоятельную политику, особенно кадровую, этот эпизод сильно сыграл против А.И., но он не опускал руки, стараясь, если не получалось с руководителями, наладить отношения с исполнителями и сделать их своими сторонниками. Одним из эффективных способов укрепления позиций было делегирование своих людей, и такая работа велась постоянно. Результаты появились далеко не сразу, с потерями в карьере для некоторых людей, но появились. Сколь бы ни было злосчастным происшествие с Федосеевым, но работу электронной промышленности остановить оно не могло, и как бы тяжело ни переживал ЧП А.И., но, вопреки информации «Огонька», инфаркта у него от этого, слава Богу, не было, и прожил он еще целых пятнадцать лет.

Когда в 1974 году А.И. стукнуло 65 лет, то по существовавшим обычаям не наградить его было нельзя, и он получил очередной, пятый по счету, орден Ленина. Из всех действовавших министров оборонных отраслей кроме А.И. только еще министр машиностроения В.В. Бахирев не имел звания Героя Социалистического Труда, но он и был самый молодой по возрасту, да и министром стал только в 1968 году. Славский был трижды Героем (награжден в 1949, 1953, 1962 гг.), Устинов имел к тому времени две медали «Серп и Молот» (1942, 1961), Дементьев (1941), Бутома (1959), Калмыков (1961 г.), Смирнов (1961 г.), Руднев (1961), Зверев (1972) и Афанасьев (1973) – по одной. Славский награждался после успешных испытаний атомных и водородных бомб, Звезды Устинова и Дементьева военных лет получены понятно за что, Бутома получил свою Звезду за первую атомную подводную лодку. Звезды 1961 года – за полет Гагарина. Афанасьев в один год с Героем стал еще и лауреатом Ленинской премии. Зверев стал Героем по совокупности к шестидесятилетию. А.И. сам себе цену знал, считал себя не хуже других и не слишком переживал, но все же расценивал свое «отставание» как неуважение к отрасли.

Фрагмент фотографии, сделанной после вручения наград в Кремле. Слева направо сидят: А.И. Шокин, И.В. Капитонов, Ш.Р. Рашидов, В.В. Щербицкий, Н.В. Подгорный, В.И. Чуйков; стоят А.А. Леонов и др.

Правда, последующие события показали: влияние и поддержка понимающих значение электроники росло – в противном случае А.И., каких бы выдающихся способностей он ни имел, достичь успеха не удалось бы. Непримиримая предвзятость (иначе не назовешь) партийных чиновников вызвала негодование у всех, кто понимал действительные заслуги А.И. перед государством за сорок с лишним лет работы в оборонной промышленности. Судя по всему, главным среди возмутившихся был Д.Ф. Устинов, высоко продвинувшийся к этому времени в иерархии руководства страной и бывший еще на подъеме. Так или иначе, но в начале февраля 1975 года вышел Указ о присвоении А.И. Шокину звания Героя Социалистического Труда, с вручением помимо медали «Серп и Молот» еще одного (шестого) ордена Ленина.

Это событие нельзя считать простым награждением к дате, каких в годы правления Л.И. Брежнева было столь много. Оно отразило определенную подвижку высших кругов к пониманию того факта, что именно электронной промышленности страна обязана всеми достижениями в авиакосмической технике, создании средств вычислительной техники, радиоэлектронных вооружений, и пр.

Вот характерный эпизод, произошедший при посещении Зеленограда министром обороны СССР того времени маршалом А.А. Гречко. А.И., естественно, сопровождал его. В программу входил осмотр системы автоматизированного проектирования микросхем в НИИМЭ. Рассказывая о работе системы и показывая указкой на чертеж с изображением топологии микросхемы, директор института К.А. Валиев не без гордости сообщил, что транзистор занимает ни кристалле площадь всего-навсего 100 квадратных микрон. Маршал вопросительно посмотрел сначала на А.И., затем на Валиева. Немая сцена продолжалась несколько секунд, пока последний, не поднял руку к своей голове и, вырвав пальцами один волос, не произнес: «Вот видите, человеческий волос имеет диаметр только 30 микрон, и мы можем разместить на его срезе несколько транзисторов». Не выразив никаких эмоций, маршал взглянул на А.И., и после этого вся делегация проследовала дальше по маршруту.

Трудно правильно оценить перспективность субмикронной полупроводниковой электроники, не зная, что такое микрон! Вот воспоминания

A. А. Васенкова о строительстве синхротрона как раз под эти задачи: «Кто-то из окружения бывшего 1-го секретаря МГК КПСС, члена Политбюро

B. В. Гришина сказал, что в Зеленограде согласно постановлению будет строиться атомный комплекс, очень опасный, он может уничтожить весь город. В.В. Гришин дал указание главному архитектору Москвы М.В. Посохину не отводить участок и не разрешать строительство. Естественно, это стало известно мне – тогда директору НИИФП. Я встречался с руководством ГлавАПУ и М.В. Посохиным – бесполезно. Рассказал об этом министру

А.И. Шокину. Александр Иванович позвонил в МГК КПСС и тоже получил отказ (несмотря на Постановление ЦК КПСС и СМ СССР, подписанное Л.И. Брежневым и Н.А. Тихоновым). Обдумав, обсудив со мной ситуацию, министр позвонил по кремлевскому телефону 1-му заместителю Л.И. Брежнева по партии К.У. Черненко. Тот его внимательно выслушал и пообещал доложить Леониду Ильичу. Как стало известно несколько позже, вскоре на заседании Политбюро Л.И. Брежнев спросил у В.В. Гришина, «почему он мешает научно-техническому прогрессу и препятствует выполнению Постановления в Зеленограде». На что В.В. Гришин ответил, что зеленоградские ученые пытаются создать… новую атомную бомбу, что опасно для Москвы. Л.И. Брежнев спросил: «А кто у нас в стране Генеральный секретарь, я или вы?» Так был решен вопрос о строительстве синхротрона, правда, на это понадобилось почти полтора года…»

Конечно, были и понимающие люди, без которых не было бы имевшихся успехов. Посетивший развернутую к XXV съезду выставку в ЦНИИ «Электроника» со ставшим уже традиционным названием «Электроника-76» А.Н. Косыгин оставил такую запись в книге почетных посетителей:

«Мне приводилось не раз знакомиться с выставками изделий электронной промышленности. Еще несколько лет назад трудно было себе представить, что за относительно короткий срок электронная промышленность сможет добиться таких больших успехов, о которых свидетельствует сегодняшняя выставка.

На выставке в ЦНИИ «Электроника». Слева направо: П.М. Стуколов, Ю.В. Стечишин, В.М. Пролейко, (?), А.Н.Косыгин, (?), (?), А.И. Шокин

В настоящее время электроника развивается намного быстрее других отраслей, и с каждым годом все больше возрастает значение и роль ее в народном хозяйстве. Электронная промышленность стала базовой отраслью, которая своей продукцией оказывает серьезное влияние на технический уровень многих отраслей производства.

Перед работниками электронной промышленности поставлены большие, сложные задачи по созданию новых видов электронных изделий и ускорению освоения их серийного производства.

Хочу поздравить с замечательными достижениями ученых, инженернотехнических работников и рабочих, создавших к XXV съезду КПСС ряд новых электронных машин, приборов и других важных изделий, и пожелать им дальнейших творческих успехов.

Можно не сомневаться, что ученые, специалисты и рабочие электронной промышленности успешно справятся с поставленными перед ними задачами.

А. Косыгин

19/III-1976 г.»

Но умный Косыгин уже долгое время был не совсем у дел, а в октябре 1980 года его и вовсе отправили в отставку. Шокин с Устиновым, недавно ставшим министром обороны, членом Политбюро и Маршалом Советского Союза, да еще Славский остались последними из могикан первого после восстановления министерств (1965 года) состава руководителей оборонных отраслей промышленности. В 1974 году ушел из жизни В.Д. Калмыков, в 1976-м – Б.Е. Бутома, в 1977-м – П.В. Дементьев, в 1978-м – С.А. Зверев, в 1980-м – К.Н. Руднев. Число людей в верховной власти, которые понимали, что именно электроника в современных условиях стала основой могущества страны, и так-то не очень большое, все быстрее шло на убыль.

Поэтому для А.И. новое положение Дмитрия Федоровича означало приход в высшее руководство, прежде всего грамотного человека, прекрасно знавшего не только оборонную промышленность (а уж военную технику – в деталях), но и ее место в народном хозяйстве в целом – при Хрущеве Устинов занимал пост Председателя Высшего совета народного хозяйства СССР. Несмотря на высокие воинские звания, полученные еще во время войны на посту наркома оборонной промышленности, о том, что он штатский человек, Устинов сразу же и заявил своим новым подчиненным: «Я военных академий не заканчивал, поэтому я не охотник и не рыбак». Тем самым он дал понять, что теперь их удел работать от зари до зари, как он сам всю жизнь привык. Правда, говорят, что на самом деле охотой он иногда все же баловался.

Новый министр обороны старался укрепить связи военных с промышленностью, улучшить их знакомство с возможностями электроники. В июле семьдесят девятого года он вновь привел весь руководящий состав своего ведомства на выставку в ЦНИИ «Электроника».

«Вспоминается одно важное техническое совещание, проводимое Д.Ф. Устиновым по развитию систем отображении информации с участием министров оборонных отраслей промышленности, конструкторов, представителей заказывающих управлений и НИО Минобороны. Обсуждался вопрос об использовании лазерных приборов, разработкой которых занимался не только Минэлектронпром.

Д.Ф. Устинов спросил, кто возьмется за их создание. В зале наступила тишина. Тогда он спустился с трибуны, подошел к А.И. Шокину, сидящему в первом ряду, и очень уважительно произнес: «Александр Иванович, прошу Вас взять на Минэлектронпром головную роль». Александр Иванович согласился, но оговорил необходимые условия, которые были приняты».

Так что А.И. был доволен назначением Устинова: «Наш человек – промышленник!» Устинов начал было проводить политику стандартизации вооружений, унификации военной техники, комплектующих изделий и материалов. Он хорошо представлял, чем, например, может обернуться в военное время та же огромная номенклатура смазочных масел для танков и т. п. Однако и он не мог совладать с конструкторами, по-прежнему очень влиятельными и капризными. Да и сам со своей неуемной энергией стал пробивать все новые разработки военной техники по принципу «дальше всех, быстрее всех, больше всех», не применяя к ним комплексного подхода и вопреки своим же благим намерениям. Соответственно и число заявок на интегральные схемы сугубо частного применения росло, перегружая ограниченные возможности МЭП.

Для многих новых участников заседаний Совета Министров, ВПК, совещаний, посвященных общим и частным проблемам развития электронной промышленности, электроника так забежала вперед от среднего уровня развития промышленности в стране, что они далеко не всегда могли воспринять суть доклада (а некоторые никогда), тем более принять правильные решения. Так, например, когда программа по созданию полупроводниковых БИС оперативного запоминающего устройства (ОЗУ) с емкостью 4 килобита (кристалл содержит около 20 000 транзисторов) докладывалась на заседании ВПК, то в повестке ей было отведено всего 15 минут. Но разъяснить участникам, что эта БИС была эквивалентна по своим функциональным возможностям двум печатным платам размером 50 х 50 см, с несколькими тысячами ферритовых колец памяти и двумя с половиной сотнями гибридных ИС «Посол», и убедить их поддержать программу удалось только после двухчасовой дискуссии.

Насколько такая поддержка была необходима, и в каких объемах, видно хотя бы из следующего. В базовом процессе производства одного только этого ОЗУ 4К использовалось 109 типов основного оборудования и 210 типов вспомогательного, и многое нужно еще было разработать. Причем сроки разработки и его опытная эксплуатация должны были опережать начало производства ИС. К счастью (хотя и вынужденно), была возможность создавать и осваивать в серийном производстве это оборудование в самом МЭП.

Многие в правительстве, а тем более в ЦК, считали, что затраты в таких размерах на электронную промышленность нецелесообразны, а запросы МЭПа «явно завышены», так что: «Надо не ходить с просьбами, а лучше работать». Часто вместо ожидаемой поддержки в ускорении темпов развития электроники А.И. наталкивался на безразличие руководства, а то и растущую зависть и недоброжелательность со стороны конкурентов. Деньги предпочитали в буквальном смысле слова закапывать в землю: на мелиорацию земель, эффективность которой была довольно сомнительной, в 1976–1980 годах было выделено 38,6 миллиардов рублей. А главное, приближалась Олимпиада-80, нужно было строить олимпийские объекты, что особенно волновало руководство Москвы. Зеленоград мог и подождать.

Превратить развитие советской электроники в важнейшую национальную программу А.И., к сожалению, так и не удалось. На прошедшей в июне 1975 года отраслевой конференции министр в своем докладе был вынужден сказать, что планируемый министерству рост объема производства в 2,2 раза в грядущей пятилетке должен быть достигнут без увеличения ассигнований по сравнению с предыдущей. Путь был один – повышение производительности и эффективности труда. Чтобы обеспечить потребность в БИС, требовалось на порядок повысить выход годных изделий, поэтому основным лозунгом конференции, который министр и поставил во главу угла, была роль технолога в Х пятилетке: «Технолог должен переместиться на передний край научно-технического прогресса, сегодня его значение чрезвычайно повышается». А.И. в докладе акцентировал внимание на ключевых позициях: резком повышении степени интеграции при одновременном уменьшении размера кристаллов, переходе на проекционную и «сухую» фотолитографию с автоматизацией процессов, освоении разработанной «Светланой» ионно-плазменной технологии в производстве фотошаблонов, использовании ионной имплантации и др.

Одним из главных методов повышения производительности было увеличение диаметра кремниевых пластин. Министр потребовал в 1976 году завершить перевод производства на пластины диаметром 60 мм, а в течение пятилетки осуществить переход на пластины диаметром 75 мм. Для этого предприятия нужно было оснастить диффузионным и сервисным к нему оборудованием под этот диаметр, а отживший свой век алмазный скрайбер заменить на лазерный[335]. Не забыл он и переход на групповые методы сборки, беспроволочный монтаж с использованием промежуточных рамок, и повышение качества материалов.

По приказу министра была рассмотрена специализация 26 предприятий полупроводниковой отрасли (НИИ, КБ, заводов). Все они в той или иной степени нуждались в новом технологическом оборудовании, вычислительной технике для САПР, материалах. Результаты обследования и выработанные мероприятия были сначала обсуждены на НТС Научного центра с участием первого заместителя министра В.Г. Колесникова. Затем их рассмотрели на Координационном научно-техническом совете министерства и закрепили приказами по Главным управлениям.

С 1976 года началось интенсивное использование микропроцессоров и других сложных интегральных схем в разработках важнейших наземных комплексов и бортовых систем: ракетных, спутниковых, зенитных, авиационных, морских. Потребность в них росла изо дня в день, а удовлетворялась далеко не полностью. Плановые задания срывались. Сложившаяся в микроэлектронике обстановка начала создавать определенные сложности для устойчивости работы всего министерства, поскольку объем выпуска продукции по второму ГУ, отвечавшему за полупроводниковую промышленность, составлял уже около 40 % от общего объема выпуска всей отрасли. Главк оказался не в силах самостоятельно управлять некоторыми своими предприятиями, особенно удаленными от Москвы.

В январе 1976 года А.И. провел большое совещание в Научном центре, на котором подверг жесткой критике руководство главка за упущения в работе. Выступающих (это были директора всех головных предприятий объединения и руководители 2-го ГУ МЭП) он призвал забыть про успехи прошлых лет и мобилизоваться на выполнение X пятилетки. Он требовал новых идей и конкретных предложений по достижению мирового уровня, а в ответ слышал то, что и сам прекрасно знал. Про недостаточное обеспечение оборудованием, измерительной техникой, материалами и пр., ссылки на то, что темпы развития обеспечивающих министерств, не сопряжены с программой развития микроэлектроники. Так и не добившись желаемых результатов, А.И. прервал совещание на две недели, пригрозив прислать для укрепления «НЦ» варягов из Воронежа и других городов. Продолжения совещания не последовало, и угрозу свою насчет «варягов» министр не выполнил. Но организационные меры принял: образовал в июле 1976 года научно-производственное объединение «Научный центр» со статусом Главного управления, включив в него ряд серийных заводов, НИИ и КБ – всего 39 предприятий расположенных в пяти союзных республиках СССР, с восьмьюдесятью тысячами человек, половина из которых работала в Зеленограде. Новым генеральным директором НПО «Научный центр» был назначен молодой, но уже достаточно опытный директор НИИ материаловедения, доктор технических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР А. Ю. Малинин.

Выступая на конференции в Зеленограде, посвященной созданию нового объединения, А.И. так сформулировал его задачи: «Центр должен заниматься концентрацией сил, специализацией, кооперированием, объединять научные силы и мощности, определять главные направления ударов и на них набирать силы. Большая перспектива лежит в объединении науки с производством, сокращении сроков разработки, освоении САПР, продвижении в направлении создания структуры «институт-завод»».

В апреле 1978 года – новое отраслевое совещание. Его основной лозунг все тот же: «Денег на развитие отрасли нет – есть только внутренние резервы». На этом совещании А.И. говорит о том, что для удовлетворения потребности страны уже в 1979 году надо выпускать 600–650 миллионов интегральных микросхем, а к 1985 году потребуется 2,0–2,5 миллиарда. Для этого за два года достичь уровня США по производительности труда, т. е повысить ее в 2 раза. долю интегральных схем в общем объеме выпуска ИЭТ нужно увеличить в несколько раз.

Сопоставление сухих цифр капиталовложений с достигнутыми результатами дает полное основание назвать выстроенную А.И. систему электронной промышленности СССР сверхэффективной. А вот использование ее достижений в других отраслях А.И. считал далеко не лучшим. В сентябре 1977 года в Зеленограде состоялось межотраслевое совещание по обсуждению вопросов разработки и применения микропроцессорных интегральных схем и унификации вычислительных средств на их основе. В совещании приняли участие представители всех основных министерств в лице заместителей министров, главных конструкторов, руководителей крупных предприятий, а также ответственные работники ЦК КПСС и СМ СССР. Цель совещания – еще раз показать присутствовавшим выгоды, которые несла микроэлектроника, возможности отечественной науки и промышленности в этой области.

Именно на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов отечественная электронная промышленность была наиболее близка по своим возможностям и полученным результатам к уровню, имевшемуся в США. Даже в наиболее сложной подотрасли микроэлектроники по основным направлениям разработок это отставание было 0,5–1,5 года, а по выпуску опытных партий – 1,5–2 года. С массовым производством было по-прежнему хуже, оно отставало больше. Тем не менее производство интегральных схем было широко развернуто по всей стране, взятые темпы давали надежду на достижение в ближайшее время зримых результатов во многих отраслях народного хозяйства. Для ориентации специалистов необоронных отраслей промышленности, которым наконец были открыты новые возможности по использованию микроэлектроники и вычислительной техники, большую конференцию провели осенью 1980 года в Таллинне.

Но жизнь ставила новые задачи в совершено другом направлении. В начале 80-х годов они были определены президентом США Р. Рейганом, выступившим с так называемой «стратегической оборонной инициативой» (СОИ). С ее созданием затруднялась и даже исключалась возможность нанесения ответного удара, так как в соответствии с доктриной СОИ ракеты противника разрушались в полете за счет воздействия ядерных космических взрывов и высокоточных сверхмощных лазеров. В этих условиях проведенные в жизнь мероприятия СССР по укреплению ракетных шахт, созданию подвижных неуязвимых стартов уже не обеспечивали бы гарантированный ответный удар.

Создавать собственный аналог американской системы было малореально из-за финансовых трудностей. Оборонной промышленности и военным было предложено найти «асимметричный ответ», т. е. предложить такие научные и инженерные решения, которые бы:

– полностью парировали СОИ,

– исключали бы всякую возможность первого упреждающего удара,

– по финансовым затратам были бы на один-два порядка меньше, чем затраты США на программу СОИ, а лучше вообще не вышли бы из заранее запланированных границ оборонного бюджета.

Ответ был найден – сделать ракеты, и в первую очередь их систему управления с бортовыми ЭВМ, как самый уязвимый элемент, такими, чтобы они выдерживали в открытом космосе весь набор поражающих факторов ядерного взрыва, не ослабленного влиянием многокилометровой атмосферы. Стойкость ракет к поражающим факторам ядерного взрыва нужно было повысить на несколько порядков!

Далеко не все в Министерстве обороны СССР были готовы к такому решению. Даже главный заказчик элементной базы от МО генерал-полковник Р.П. Покровский, хорошо знавший возможности отечественной электроники, не верил, что можно будет создать более тысячи сверхсложных элементов для быстродействующих бортовых электронных машин. Действительно: лишь недавно и с большим трудом справились с этой задачей даже без всяких требований по радиационной стойкости. Он был не одинок в своих сомнениях. Ведь при наличии политического решения о принципиальной возможности упреждающего, а не обязательно ответного ракетно-ядерного удара все это становилось для парирования программы СОИ малоактуальным или вообще ненужным. Но на это советское руководство пойти не могло. И постепенно, под влиянием частных успехов по созданию некоторых типов радиационно-стойких микросхем РП. Покровский снял свои возражения.

В 1982 г. вышло постановление ВПК, подготовленное А.В. Минаевым, о создании более 1200 элементов электроники с весьма жесткими требованиями по радиационной стойкости, от сверхбольших интегральных микросхем (СБИС) до конденсаторов и транзисторов. К работе, проводившейся при постоянном контроле и помощи со стороны ВПК, А.И. и В.Г. Колесникова, ГНТУ во главе с В.М. Пролейко было привлечено более 600 различных организаций – НИИ, КБ, лабораторий вузов. Через год после первого решения ВПК вследствие возникших проблем было подписано еще одно. Целый ряд ИЭТ, повышение стойкости которых сопровождалось их сильным удорожанием вследствие усложнения технологии, были заменены на другие, близкие функционально, но не вполне аналогичные. Особые трудности были преодолены при создании стабилитронов – электронных приборов, исключающих нестабильность питания гиромоторов. В ряде случаев пришлось пойти на снижение степени интеграции микросхем ради повышения их радиационной стойкости. Все это потребовало практически полной переработки систем управления нового поколения ракет.

Хотя общая сумма расходов на выполнение программы создания стойких ИЭТ и систем управления на их базе достигла очень большой (по мнению заказчиков) величины – около 6 млрд рублей, но, во-первых, это было на два-три порядка меньше стоимости программы СОИ, и, во-вторых, не вышло за рамки ординарных расходов на оборонные нужды. Кроме того, радиационно-стойкие ИЭТ очень пригодились и для гражданских нужд – для создания приборов, действующих в условиях радиации: на атомных электростанциях, кораблях-атомоходах, в рентгеновской практике.

Завершилась эта важнейшая для безопасности страны работа уже после ухода Шокина на пенсию, когда министром стал В.Г. Колесников. С той поры боевые ракеты, изготавливаемые для РВСН и ВМФ, вполне удовлетворяют требованиям по стойкости к ПФЯВ.

Многое в нашей стране было под грифом «секретно», в том числе основные результаты работы предприятий электронной промышленности, поэтому огромное большинство советских людей, даже специалистов, либо просто ничего о них не знало, либо знало очень мало. Павильон «Радиоэлектроника» на ВДНХ за двадцать лет совсем пришел в упадок, и его экспозиция никак не отражала истинного уровня достижений создателей электронной аппаратуры. Наконец осенью 1979 года впервые решились на широкий показ на ВДНХ результатов работы отечественной микроэлектроники в виде разнообразных образцов продукции, а также ближайших и перспективных целей стратегии ее развития. На выставке побывали члены правительства, руководители промышленности и просто инженеры. Практически единодушное мнение рядовых советских граждан (да и не только рядовых), отраженное в книге посетителей, сводилось к удивлению от увиденного и обиде на сокрытие информации, мешавшее продвижению отечественных электронных изделий в практическое применение.

Пожалуй, в еще большее изумление советские граждане пришли, когда через несколько лет на открытых выставках было показано некоторое технологическое оборудование, разработанное и выпущенное в МЭП.

Оценить по существу достоинства микросхем и сложность их изготовления мало кто мог, а вот оборудование для понимания основной массы посетителей было более доступно.

Первое, что бросалось им в глаза и поражало, был внешний вид. Многолетняя требовательность А.И. Шокина при посещении им предприятий и на выставках в «Электронике» дала свои плоды. «Железо» (применяя жаргон разработчиков), выпускавшееся в МЭП, сильно отличалось и дизайном, и качеством изготовления, и окраской поверхностей от машиностроительной продукции других министерств. Это было заметно даже на закрытых выставках ВПК во Всесоюзном институте легких сплавов близ станции Сетунь, где сравнение проходило с продукцией оборонных отраслей. На выставке лазерного оборудования, прошедшей в 1982 году на ВДНХ, автору довелось общаться с посетителями, которые не верили, что без этих установок серийное производство соответствующих изделий электронной техники уже не мыслилось, а часть из них даже успела морально устареть. Некоторые просто возмущались «очередной показухой на выставках»: «Хватит нас обманывать! А то мы не знаем, какое оборудование у нас на заводах стоит. Сами работаем».

Показанному на открытых выставках удивились не только советские граждане. Среди посетителей-иностранцев были представители прессы, которые отразили свои впечатления от увиденного в соответствующих изданиях. Надо иметь в виду, что тон американских средств массовой информации в отношении военно-промышленного потенциала Советского Союза в соответствии с пожеланиями заказчиков имел сезонные изменения – от самого истеричного в короткий период рассмотрения и утверждения ассигнований на оборону в федеральном бюджете до уничижительного – сразу после его утверждения и все остальное время. На электронику эти сезонные изменения не распространялись, здесь превосходство всегда считалось абсолютным и составляло особую гордость американцев. У них были основания так считать: все радиоэлектронное оборудование советского производства, с которым им пришлось иметь дело во Вьетнаме и на Ближнем Востоке, было еще ламповым. И совсем недавно, в 1976 году, американская пресса с удовлетворением отметила, что в аппаратуре на новейшем самолете МиГ-25, угнанном предателем в Японию, по-прежнему использованы радиолампы. Спецслужбы США были, конечно, лучше осведомлены о достижениях советской электроники, но, как им и полагается, помалкивали, поэтому для американских журналистов увиденное на выставке оказалось очень неожиданным и неприятным открытием. Теперь, констатируя факты и давая довольно лестные отзывы, приходилось придумывать оправдания:

«…Специалисты США считают, что СССР, возможно, сэкономил около 100 млрд долларов на научно-исследовательские работы по современным интегральным схемам, благодаря такому использованию образцов ИС из США. Это помогло СССР сократить отставание от США до 3лет, а когда-то американцы шли с опережением в 10лет». (Defence Electronics, 1981, v. 13, № 7, p. 34–46.)

«Каковы бы ни были результаты проведенных исследований советских интегральных схем, они подтверждают мнение о необходимости ограничения передачи американской электронной технологии Советскому Союзу. Приобретение Советским Союзом этой технологии и лучшего современного технологического оборудования наряду с накопленным опытом по созданию схем привело к тому, что в области перспективной электронной техники разрыв между западными странами и Советским Союзом сократился с 8—10 лет (в 70-е годы) до, вероятно, двух лет». (Defence Electronics, 1982, v. 14, № 11, p. 46–48.)

«Запад беспокоит способность СССР идти в ногу с современным уровнем развития интегральных схем. СССР создал целый ряд институтов и заводов, специализирующихся в военной электронике в Зеленограде, городе под Москвой, настолько секретном, что там запрещается пребывание иностранцев, а русским нужно специальное разрешение. Здесь новейшие схемы, заимствованные с Запада, тщательно исследуются, копируются и воспроизводятся. Даже если они и не копируются, то дают возможность русским ученым взглянуть на «ноу-хау» разработок Запада». (Dun’s Business Month, September 1983.)

«Советская микроэлектронная промышленность способна производить 64К динамические ОЗУ, судя по экспонатам, представленным на ВДНХ. В недавних заявлениях Пентагона указывается, что Советский Союз приобрел, по крайней мере, достаточно технологического опыта, чтобы изготавливать микропроцессоры типа 8080 и кристаллы 16 К ОЗУ.

Московские экспонаты демонстрируют, что советские инженеры достаточно компетентны, чтобы освоить любую из основных технологий изготовления ИС: И2Л, ЭСЛ, n-МОП, p-МОП, но нигде не упоминается, находятся эти изделия в массовом производстве или нет». (Elektronics Weekly, 1984.)

Вообще-то заимствование чужих идей – это общемировая практика, и не американцам на это указывать, так как они-то и являются самыми большими мастерами в этом деле, тем более что с собственными научными и техническими идеями у них всегда было туго. Небезызвестный «друг Советского Союза» американский миллиардер Арманд Хаммер начинал свою карьеру предпринимателя с постройки карандашной фабрики в России. Идея у молодого врача возникла, когда он увидел, что в Сибири растет кедр, из которого изготавливался корпус карандашей, к тому же он знал, что графита в России тоже хватало. Но делали карандаши тогда только в Германии, на фирме «Кох-и-Нор», тщательно охраняя секреты технологии. Тогда

Хаммер, договорившись с советским правительством и лично с В.И. Лениным о концессии, просто купил за огромную зарплату специалистов немецкой фирмы со всеми секретами в их головах и привез их в Москву.

Другой известный пример показывает, что заимствование идей не всегда осуществимо. Во время войны Гудериан требовал от Гитлера начать производить в Германии аналог советского танка Т-34. Оказалось, что многие примененные в нем технические решения для первоклассной немецкой промышленности технологически невыполнимы.

Попытки американцев умалить успехи советской электронной промышленности тем более являются попытками с негодными средствами, поскольку для мировой электроники к тому времени уже давно сложилась практика взаимного копирования интегральных схем, и некоторые фирмы даже поощряли ее. Ну а в России, еще со времен царя Алексея Михайловича – отца Петра Великого, – было принято тянуться за Западом, воспроизводя у себя достижения его культуры и техники. И с какой стати электронике здесь быть исключением?

В отличие от первого примера, характерного для американской психологии и практики[336], в случае с А.И. и советскими изделиями электронной техники картина была иная – такая, как если бы Хаммер, разрезав карандаш вдоль и изучив его конструкцию, попытался самостоятельно создать карандашное производство в России:

– из местного сырья,

– по неизвестной технологии его переработки,

– не имея возможности купить необходимое оборудование,

– используя головы и руки только русских инженеров и рабочих.

И японцы в таких условиях создать что-либо путное не смогли бы. Поэтому, что бы американцы ни писали по поводу копирования, заслуги советских электронщиков и их руководителя в обеспечении страны изделиями электронной техники умалить не удастся. Сейчас о практике копирования у нас в стране написано много, и часто правильно. Вопрос: почему? Ответ, по-моему, содержится в рассказе А.И. Шокина на коллегии 7 марта 1985 г.: «Разбор у Молотова идеи воспроизводства будильника США. После 10рацпредложений будильник перестал существовать».

Для Александра Ивановича наступил период высшего признания. Седьмой десяток лет жизни он провел очень активно и результативно. Достижения электронной промышленности создали фундамент для того, чтобы Вооруженные Силы и экономика страны в целом обеспечивали Советскому государству на мировой арене статус сверхдержавы и военно-стратегический паритет. Советский Союз стал единственной в мире страной, обладавшей возможностью полностью обеспечивать производство самых современных систем вооружения, не прибегая к импорту электронных приборов. Вся комплектация была отечественной. На XXVI съезд КПСС от 1300 тысяч работников МЭП было выбрано 48 делегатов[337] (больше некоторых республик) из 300 городов и поселков. Министру электронной промышленности СССР (единственному министру из 40 выступавших было предоставлено слово для выступления в прениях по отчетному докладу, в котором Брежнев говорил о миниатюрных ЭВМ.

Вот, что сказал А.И. Шокин («Правда» 27.02.81, № 58 (22854)):

«Дорогие товарищи! XXVI съезд партии открывает новую страницу в истории нашей страны, в совершенствовании развитого социалистического общества. И у нас есть все возможности, чтобы этот новый этап нашей истории, как и предыдущие, был заполнен славными делами, героическими свершениями на благо народа, именно об этих возможностях ярко, содержательно, на основе глубокого научного анализа. фактов и тенденций говорится, в докладе Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева. Отчет ЦК КПСС – образец партийного, политического подхода ко всему многообразию задач, которые выдвигает жизнь. В нем дана развернутая программа дальнейшего развития страны, в нем выделены, подчеркнуты самые главные, самые актуальные проблемы одиннадцатой пятилетки, да и всего предстоящего десятилетия. В едином ритме со всей страной работает электронная промышленность, создание и успешное развитие которой связано с именем товарища Леонида Ильича Брежнева. Она прошла большой путь и ныне является одной из крупных отраслей народного хозяйства. Достаточно сказать, что предприятия электронной промышленности расположены более чем в 70 краях и областях. На них самоотверженно трудится многочисленный отряд высококвалифицированных рабочих, инженеров, выдающихся ученых, конструкторов и технологов, беспредельно преданных Родине и Коммунистической партии.

Разрешите от имени всех работников электронной промышленности доложить съезду, что план десятой пятилетки электронная промышленность выполнила досрочно, в сентябре 1980 года. (Аплодисменты.)

За годы пятилетки объем производства резко увеличен. Достаточно сказать, что только за счет роста производительности труда объем производства увеличен в два раза. (Аплодисменты.) Фондоотдача повысилась на 40 процентов и на 30 процентов снижена себестоимость продукции. Сэкономлено материалов на 900 млн рублей. Задание XXVсъезда партии по увеличению в три раза объема производства товаров культурно-бытового назначения перевыполнено. Сверх задания изготовлено товаров для населения более чем на 500 млн рублей. Большой наградой для всех нас явилось письмо Леонида Ильича Брежнева, в котором он поздравил работников электронной промышленности и оценил досрочное выполнение пятилетки как большую трудовую победу.

Товарищи! За годы десятой пятилетки существенно повысился технический уровень электронной техники. Много сделано для сокращения сроков разработки и освоения новых изделий, для повышения качества выпускаемой продукции. В этом большую роль сыграл переход на планирование научно-исследовательских и конструкторских разработок по комплексно-целевым программам, направленным на создание новых электронных приборов, полностью удовлетворяющих потребность народного хозяйства и обороны страны.

Один характерный штрих. В начале пятилетки американцы писали, что в микроэлектронике мы отстаем от них примерно на 8—10 лет. И, надо думать, радовались этому. Однако к концу 70-х годов радости у них, видимо, поубавилось. Изучив в 1979 г. несколько образцов наших схем, американцы оценили это отставание в 2–3 года. В 1981 году январский номер американского журнала «Электроникс», а он очень авторитетен в этой области, уже отмечает, цитирую: «технологическая база и квалификация технологов позволяют Советскому Союзу изготавливать интегральные схемы почти такого же качества, что и в США». И далее, резюме редакции: «вероятно, полученные схемы не отражают наивысший технический уровень Советского Союза в этой области. Интегральные схемы, применяемые в СССР для собственных нужд, могут быть технически более совершенны». У нас нет оснований отрицать такие выводы. (Аплодисменты.)

Советская электронная промышленность выпускает сейчас современные сверхбольшие и сверхбыстродействующие интегральные схемы. В одной такой схеме размером в клеточку арифметической тетрадки содержатся сотни тысяч транзисторов, связанных в сложное электронное устройство. Быстродействие их измеряется миллиардными долями секунды.

Большое влияние на процесс автоматизации оказывают микропроцессоры которые представляют собой законченные микроэлектронные вычислительные устройства. Микропроцессоры, а мы их производим серийно, позволяют широко применять роботы, автоматизировать станки, машины, аппаратуру и бытовые приборы. А создаваемые на их базе микро-ЭВМ дают возможность автоматизировать сложные технологические процессы, проектно-конструкторские и научно-исследовательские работы.

Быстрое развитие электронной техники требует создания все более точного и сложного автоматизированного технологического оборудования. Желая затормозить развитие электроники в Советском Союзе, США и другие капиталистические страны давно приняли строгие законы, запрещающие продажу нам технологии и специального технологического оборудования, особенно для производства изделий микроэлектроники. Надо прямо сказать – ничего у них из этого не получилось. Наша отрасль создала собственное, высококвалифицированное электронное машиностроение, и на его базе мы провели полное техническое перевооружение всех наших предприятий и институтов. Все наши заводы оснащены совершенным современным отечественным оборудованием. (Аплодисменты.)

Большим достижением явилось создание и оснащение наших заводов электронно-лучевой и оптической литографией с высокой разрешающей способностью, измеряемой долями микрона, а также лазерным, ионно-плазменным оборудованием. В нашей отрасли установлено правило, что каждое вновь создаваемое оборудование по производительности и классу точности должно быть выше существующего в несколько раз. Об эффективности нового оборудования можно судить по таким данным. В1980 г. по сравнению с 1970 г. съем продукции с одного рубля, затраченного на технологическое оборудование, увеличился более чем в три раза. (Аплодисменты.)

Развитие электронной промышленности потребовало наладить производство множества специальных видов материалов, в том числе сверхвысокой чистоты, отвечающих особым техническим требованиям. Без решения этой задачи невозможно было бы создать электронную технику. И эта задача у нас также решается. Многое сделано самой электронной промышленностью, но большую часть работы выполнили цветная и черная металлургия, и особенно химическая промышленность.

Мне поручено с этой высокой трибуны выразить большую благодарность работникам этих отраслей промышленности. (Аплодисменты.) И вместе с тем хотелось бы отметить следующее. Потребности электронной промышленности в специальных материалах, ввиду исключительно высоких темпов ее развития, в ряде случаев удовлетворяются еще не полностью, что создает известные трудности. По нашему мнению, создание специализированных предприятий и производств по выпуску материалов для электронной техники облегчит решение этих задач.

Докладывая о достигнутых результатах, мы отчетливо видим наши недостатки, нерешенные проблемы и большие неиспользованные возможности. Не все удалось сделать как надо и как хотелось бы. Не решена задача своевременного выполнения номенклатурного плана, не устранены потери рабочего времени, имеются рекламации по отдельным товарам для населения.

Товарищи! На одиннадцатую пятилетку намечено дальнейшее сохранение высоких темпов развития электронной промышленности и ее технико-экономических показателей. Электронная техника будет принимать на себя решение новых, все более сложных и разнообразных задач. Постоянно расширяется область ее применения, растет число предприятий-потребителей, которых у нас уже сейчас около 30 тысяч. На очереди широкое внедрение электроники в автомобилестроение, в сельскохозяйственное машиностроение, в железнодорожный транспорт. Это потребует новых разработок, большого количества новых электронных приборов и различных систем управления.

В одиннадцатой пятилетке электронная промышленность изготовит миллионы микропроцессоров и десятки тысяч микро– и мини-ЭВМ, которые, как совершенно правильно сказал Леонид Ильич Брежнев в своем докладе, должны оказать революционизирующее воздействие на многие отрасли народного хозяйства.

На трибуне XXVI съезда КПСС

Разрешите, товарищи, заверить Центральный Комитет нашей партии и лично Вас, дорогой Леонид Ильич, что работники электронной промышленности сделают все, чтобы с честью выполнить решения XXVI съезда партии, чтобы советская электронная техника всегда была на самом высоком уровне. (Аплодисменты.)».

На съезде А.И. выступал уже в звании дважды Героя Социалистического Труда. В Указе 1979 года о его награждении второй Золотой медалью «Серп и Молот» и орденом Ленина было написано: «За выдающиеся заслуги в развитии электронной промышленности и в связи с семидесятилетием». Сам Брежнев позвонил Шокину по телефону, чтобы сообщить о награде и поздравить, подчеркнув, что это была его личная инициатива.

На ноябрьском 1981 г. пленуме ЦК в своем выступлении Брежнев отметил: «Доброго слова заслуживают изделия, выпускаемые на предприятиях министерств, которыми руководят Первышин Э.К. и Шокин А.И.»

В связи с досрочным выполнением министерством пятилетки прислал поздравление:

«Рабочим, инженерно-техническим работниками, служащим электронной промышленности.

Дорогие товарищи!

Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза горячо поздравляет вас с выдающимися трудовыми успехами – досрочным выполнением заданий пятилетнего плана по объему Производства, производительности труда и достижением высоких технико-экономических показателей в работе. Одержанная вами победа – это результат самоотверженного труда и творческой инициативы рабочих и инженерно-технических работников электронной промышленности, смелого внедрения в производство последних достижений научно-технического прогресса. Достигнутые Вами успехи являются следствием большой организаторской работы партийных, профсоюзных и комсомольских организаций и хозяйственных руководителей в деле повышения технического уровня производства, комплексной механизации и автоматизации технологических процессов, ускорения освоения производственных мощностей, совершенствования управления отраслью, широкого развертывания социалистического соревнования за претворение в жизнь решений XXIV съезда КПСС, за досрочное выполнение заданий девятой пятилетки.

Центральный Комитет КПСС с большим удовлетворением отмечает, что вами до конца пятилетки будет дополнительно выпущено большое количество изделий электронной техники, необходимых народному хозяйству.

Ваш пример свидетельствует о больших возможностях повышения эффективности производства, которые могут быть реализованы при широком развитии инициативы и творчества трудящихся.

Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что рабочие, инженерно-технические работники и служащие электронной промышленности будут и впредь настойчиво бороться за повышение эффективности работы, приложат все свои силы, знания и накопленный опыт для дальнейшего увеличения выпуска, улучшения качества и надежности изделий электронной техники.

Желаем вам, дорогие товарищи, успешного выполнения принятых социалистических обязательств и новых достижений в честь XXV съезда КПСС.

Генеральный секретарь Центрального Комитета

Коммунистической партии Советского Союза Л. БРЕЖНЕВ»

А в августе 1984 года за участие в создании отечественной вычислительной техники А.И. Шокину была присуждена Ленинская премия. То, что министра оставили в творческом коллективе, было весьма редким случаем, и в книге приведены примеры того, как А.И. не один раз исключали из других списков. Его заслуги в этой области не ограничены только разработкой и выпуском элементной базы для ЭВМ, выпускавшихся в других министерствах, он и Минэлектронпром сделал крупнейшим производителем (и потребителем) вычислительной техники: мини– и микроЭВМ, инженерных калькуляторов, комплексов САПР и т. д.

В мае восемьдесят второго года в Объединенной больнице-поликлинике на Мичуринском проспекте скончалась Серафима Яковлевна. Как-то, навещая ее незадолго до кончины, отец вместе со мной зашел в соседнюю палату. Там на кровати лежал, тоже доживая свои последние дни, Николай Алексеевич Пилюгин. Отец поговорил со своим старым боевым товарищем, постарался подбодрить, пожелал ему скорейшего выздоровления…

Сменивший Брежнева Андропов многое понимал и хотел многого, но начал с простого закручивания гаек, когда в рабочее время людей стали отлавливать в парикмахерских, банях, кафе, ресторанах и т. д. Все это делалось государственной машиной далеко не законными способами. Хотя многие считали, что новый правитель строг, но справедлив, однако необходимое повышение требовательности на чиновном уровне сводилось к ненужной дерготне и угрозам, в том числе с напоминаниями к делу и без дела 1937 года. Толку от этой суеты не прибавлялось, поскольку, людей, видевших государственные перспективы, по-прежнему было предельно мало, и их число отнюдь не увеличивалось.

Вскоре место Андропова занял К.У Черненко. А.И. Шокин прекрасно видел всю временность этого выбора, понимал подспудную борьбу за власть. Впрочем, и с Черненко у него были неплохие отношения еще с брежневских времен. Черненко приезжал на «Хроматрон», присылал поздравления, хотя по должности своей вроде был далек от электроники. Несмотря на некоторые внешние признаки возврата к брежневским обычаям, стабильности в работе не возникло, и дерготня продолжалась. Неожиданная смерть Д.Ф. Устинова в 1984 году сыграла свою роль в дальнейшей дестабилизации обстановки, резко отрицательно сказывавшейся на работе электронной промышленности. Менялись руководители, курировавшие оборонку, и каждый пытался привнести что-то новое, далеко не всегда лучше предыдущего.

Летом 1984 г. в Зеленограде рядом с главным входом в МИЭТ был торжественно открыт бюст А.И. Шокину как дважды Герою Социалистического Труда. Выбор места был обусловлен следующими основаниями: бюст должен ставиться на родине – родился герой в Москве, Зеленоград – район Москвы, вся идея МИЭТа принадлежала А.И. Шокину ну и, конечно, близость к новым поколениям. Автором бюста был скульптор И.Д. Бродский, известный своими памятниками Лермонтову на площади Красных Ворот и Ленину в Горках. С А.И. они познакомились, когда в Зеленограде было решено установить памятник В.И. Ленину, и был выбран вариант, предлагавшийся Бродским для Кремля, но не прошедший по конкурсу.

Тем же летом А.И. в последний раз посетил ГДР в составе правительственной делегации, возглавляемой заместителем председателя Совмина Л.А. Костандовым – Александр Иванович был с ним в хороших отношениях, считая сильной фигурой, много сделавшим для развития электронной промышленности еще в бытность министром химической промышленности. В ходе визита случилось несчастье – Костандов умер. Вечером в гостинице он почувствовал себя плохо, и ни у кого из находившихся рядом и у него самого не было даже элементарных лекарств для снятия сердечного приступа. К сожалению, А.И. Шокин был у себя в номере, позвать его сразу никто из находившихся с Костандовым почему-то не догадался – может быть постеснялись это сделать, не осознав серьезности случившегося. Уж у Шокина-то, больного с сорокалетним стажем всегда был с собой целый мешок всевозможных медикаментов. Немецкая «Скорая помощь», несмотря на вызов из правительственной резиденции, по каким-то причинам ехала минут сорок. За это время все-таки позвали Александра Ивановича, он попытался сделать хоть что-то находившемуся уже без сознания, хрипящему больному, но все оказалось слишком поздно. Теперь возглавлять делегацию пришлось А.И. Шокину, и в таком качестве он посетил в последний раз немецкого лидера Хоннекера. В октябре Александру Ивановичу исполнилось уже семьдесят пять лет. В связи с этой датой 26 октября вышел указ о его награждении орденом Октябрьской Революции, подписанный Черненко.

В последние годы работы, выпавшие на времена Андропова и позже, А.И. пришлось особенно часто вставать на защиту работавших в его системе людей. В своих оценках сотрудников министерства, директоров он всегда исходил прежде всего из деловых качеств и заслуг и, когда на них начинали атаку за какие-либо прегрешения морального, или меркантильного характера, не считал этого достаточным основанием для освобождения от должности.

Так он вступился за генерального директора рижского НПО «Альфа» Лысенкова, у которого пытались отобрать домик на садовом участке, якобы не соответствовавший установленным нормам. Вопрос ставился следующим образом: либо домик, либо партбилет со всеми вытекающими последствиями. Оппонентом А.И. выступал Б.К. Пуго, тогда еще работавший в Латвии. С помощью Устинова министру удалось отстоять своего директора, кстати, инвалида войны. Аналогичная история была в Киеве, и борьба там тоже была длительной и напряженной, стоившей А.И. много нервов. В борьбе за генерального директора В/О «Электронзагранпоставка» Ю.В. Стечишина А.И. пришлось выступать против секретаря парткома своего же собственного министерства. На сей раз, как ни бился А.И. за активного и предприимчивого работника, ему пришлось, скрепя сердце, уступить.

Особенно долго длилось противостояние А.И. с директивными органами по поводу В.М. Пролейко. Пролейко пришел в ГКЭТ при организации комитета в 1961 году. Он был первым руководителем Главной инспекции по качеству, а в 1967 году руководил разделом электроники в Советском павильоне на Всемирной выставке Expo-67 в Монреале. В начале 1968 года он был назначен начальником Главного технического управления, позже преобразованного в Научно-техническое (ГНТУ) МЭП, а вскоре стал членом коллегии. А.И. Шокин ценил его, поскольку можно смело утверждать, что второго такого начальника ГНТУ в смежных министерствах не было. Его сманивали в другие ведомства: в Госплан, в ГКНТ.

Но в последние годы пребывания Шокина министром компетентные органы стали выходить к нему с предложением освободить Пролейко от должности: то он (уже невыездной) путешествует по отдаленным областям страны, то на работу не тех людей берет, ну и т. д.[338] А.И. наотрез отказывался это даже обсуждать, пока ему будут подсовывать данные неведомого происхождения или анонимки. Он прямо заявлял, что подобные предложения являются возвратом к практике тридцатых годов, а вина человека может быть установлена только в судебном порядке.

В рамках этой кампании Прокуратурой СССР Пролейко был обвинен в спекуляции магнитофонами, а потом в якобы незаконной передаче сотрудникам МЭП трех искусственных клапанов сердца[339] из числа американских образцов, по которым в Минэлектронпроме шло создание отечественных клапанов.

Анализ многочисленных громких разоблачительных дел того времени дает веские основания считать, что все они были частями большой, хорошо спланированной кампании по дискредитации всей системы руководства СССР, особенно усилившейся с приходом к власти Горбачева. В верхах же все более заметную роль начали играть сырьевики, опьяненные легкими деньгами от экспорта сибирской нефти и газа. Возможность получения значительных валютных поступлений все больше развращала держателей власти, позволяя покрывать провалы внутренней экономической политики за счет поставок дешевого импортного ширпотреба, продаваемого населению втридорога. А среди добытчиков этого дармового богатства – нефти и газа – все больше зрело нежелание делиться с кем-либо плодами своей деятельности. Постепенно идеология, что все можно купить на мировом рынке, расширяя продажу сырья, овладевала все более широкими кругами, а внимание к развитию собственной перерабатывающей промышленности, квинтэссенцией которой были оборонные отрасли и их жемчужина – электроника, постепенно ослабевало, даже как-то помимо сознания ответственных руководителей. Стало нередким услышать обывательские рассуждения о том, что не только товары для народа, но и многие важнейшие системы, прежде всего радиоэлектронного вооружения, можно создать с помощью импортной элементной базы.

Горбачев начал смену министров, и осенью 1985 года, после праздников дошла очередь и до увольнения А.И. Шокина. О том, что отставка произойдет скоро, он знал, да и сам уже достаточно давно подумывал об уходе. А.И. Шокин никогда не обольщался Горбачевым, тем более что Г.П. Разумовский, ставший в 1985 году заведующим административным отделом ЦК, предупреждал: «Вы не глядите на то, что Горбачев все время улыбается. Он вам еще покажет, мы-то его знаем». Старые кадры были новому генсеку не нужны, и дело было не в возрасте, а в мировоззрении. Свою «перестройку» он начал с ближнего окружения, и первым был убран совсем еще нестарый

Г.В. Романов. Новым куратором оборонки на недолгое время стал еще один выходец из Ленинграда Л.Н. Зайков.

Последние годы работать А.И. Шокину было все тяжелее: и возраст сказывался, и нестабильная обстановка в верхах. Новые начальники, не знавшие, с какого конца взяться за дело, пробовали в основном административные меры. И по субботам теперь стали работать, и выговоры министрам объявлять. А.И. Шокин тоже получил выговор, то ли за телевизоры, то ли еще за какую-то ерунду. Но он считал своей заслугой то, что у него в министерстве, в отличие от других, был опытный преемник В.Г.Колесников.

Министра пригласили в ЦК и предложили (в отличие от многих других) самому подать заявление, что он и сделал:

«Генеральному секретарю ЦК КПСС

товарищу Горбачеву Михаилу Сергеевичу

Дорогой Михаил Сергеевич!

В 1986 году исполнится 60 лет моего трудового и 50 лет партийного стажа. 53 года непрерывно работаю в оборонной промышленности. На всех участках, куда направляла меня Партия, я старался оправдать ее доверие и отдавал все силы для выполнения поставленных задач. 25 лет работаю министром электронной промышленности, практически с начала создания этой отрасли. Я благодарю Партию и Вас лично, дорогой Михаил Сергеевич, за то постоянное доверие, которое постоянно оказывалось мне. В этом году мне исполнилось 76лет, и состояние здоровья не позволяет быть уверенным, что я так же смогу в полной мере отдавать все силы в последующие годы на данной должности. Прошу Вас освободить меня от занимаемой в настоящее время должности по состоянию здоровья.

А.И. Шокин»

Он умер 31 января 1988 г.

Прошло еще несколько лет. Оставшееся после А.И. Шокина хозяйство приходило в упадок. Электронная промышленность России лежала в руинах, хотя кое-кто в них еще шевелился. Да что говорить об электронной промышленности, если целое государство было в одночасье ликвидировано кучкой случайных людей, и наступили годы безвременья. К сожалению, произошло это не без участия зеленоградцев, активно поддерживавших таких политиков как Гдлян и Иванов (уже забытых), а более всего Ельцина (его уж точно не забудут!). Но вскоре, когда радость «победы демократии» остыла еще не во всех сердцах, в Зеленоград приехал новый и.о. председателя кабинета министров Гайдар, который, пройдясь по заводам, заявил, что новой России это производство не нужно, так как все это можно купить на мировом рынке. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Операция по удушению советской электроники была проведена очень грамотно и в кратчайшие сроки, желающим подробнее познакомиться с этим процессом, можно порекомендовать статью «Крах советской электроники» в журнале «Молодая гвардия».

Сейчас происходит переоценка достижений советского периода от огульной критики к объективному взгляду. Известный исследователь отечественного оборонно-промышленного комплекса Н.С. Симонов в своей статье «Становление советской электронной промышленности (1940–1962). Взгляд историка» написал такие строки:

«У Советского Союза, по сути, было два научно-технических достижения всемирно-исторического значения. Это – космонавтика и электроника. Сотни отечественных предприятий делали почти абсолютно всю номенклатуру электронной техники, и СССР входил в тройку ведущих мировых производителей, занимая второе место по изделиям военного назначения и третье место по изделиям промышленного и бытового назначения».

Некоторые преподносят электронную промышленность, как пример безвозвратной утраты России, возродить которую не удастся уже никогда.

Позвольте не согласиться! В середине пятидесятых годов пропасть, разделявшая уровни электроники в США и СССР, тоже казалась непреодолимой, да она и оставалась бы такой, если бы электронная промышленность развивалась как, например, металлургическая – линейно-поступательно. Но технический прогресс в электронике идет так быстро и по стольким направлениям сразу, что электронной промышленности приходится все время как бы начинать сначала. Появление вакуумных электронных ламп заставило полностью выбросить все предыдущие достижения, а в середине пятидесятых транзисторы предопределили ненужность в будущем почти всех заводов электронных ламп. Это тот объективный фактор, который дает шансы на будущее электронной промышленности России.

К нему нужно будет добавить факторы субъективные: прежде всего политическую волю. Тогда, в пятидесятые, во-первых, страной руководили люди, еще не разучившиеся ставить великие цели, и, во-вторых, нашелся Александр Иванович Шокин, на долю которого выпало решать задачу по созданию электронной промышленности, обеспечивающей потребности страны на принципах разумной достаточности, – и он с этой задачей справился. Хорошо написал об этом 14 ноября 1979 г. Н.Л. Попов, поздравляя А.И. с семидесятилетием и второй медалью «Серп и Молот»: «<…> За почти шестьдесят лет работы в радиопромышленности на моих глазах проходили все этапы ее становления – ее много ругали за постоянное отставание, периодически помогали, но эта помощь носила эпизодический характер, не затрагивала главного и не могла поэтому создать условий для постоянного и ускоренного развития. Основная беда заключалась в том, что сами работники нашей промышленности и ее руководители не умели поставить диагноз и толком сказать, что же в конце концов нужно для ее подъема.

Начало планомерного развития было положено усилиями Совета по радиолокации, и главная роль в этом принадлежала Вам, АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ! Придя из совсем другой отрасли промышленности, Вы с ходу поняли ее беды, сумели показать их, добиться постоянного внимания к ее нуждам и широкой планомерной помощи. Но это было только началом, то же, что Вы сумели совершить за недолгие годы работы в электронной промышленности, как самостоятельной отрасли, граничит с подвигом.

Сколько же непонимания, рутины, косности пришлось Вам преодолеть и каких усилий и нервов это стоило! Примите же, АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ, по старому русскому обычаю глубокий поклон за все сделанное Вами от старого работника радиопромышленности! <…>»

Люди, которые понимали и знали, как это было, которые не хотели мириться со сложившимся положением, продолжали попытки всеми правдами и неправдами сохранить в стране хоть что-то от электронной промышленности, все же остались. А теперь, после целого ряда космических катастроф, и очередных «санкций» их число растет.

Послесловие

Эта книга не об изобретателях и ученых. У нас было принято, да и сейчас тоже, оценивать достижения отдельных личностей по числу патентов, статей, вычислять, на какое число дней один ученый опередил в своих выводах и публикациях другого. Но обычных людей больше интересует не авторство идеи, а возможность ее реализации в жизни. Для этого требуется огромная инженерная работа на всех стадиях появления на свет, развития, жизни, наконец, ухода из жизни и утилизации любых технических изделий. В этой работе огромная роль принадлежит организаторам науки и промышленности. Александр Иванович Шокин постоянно повторял, что талант организатора науки встречается гораздо реже, чем талант ученого. Даниил Гранин не в лучшей своей книге «Бегство в Россию», написанной по мотивам истории Староса и Берга, в одном из диалогов справедливо ставит инженера выше ученого, поскольку второй только исследует явления, существующие помимо него, и никак на них повлиять не может, а инженер создает новые вещи, которых до этого не существовало.

В этой книге автор попытался на конкретных исторических примерах развития самой прогрессивной промышленности электротехники слабых токов показать, как и кем делалась эта работа в нашей стране. Конечно, нельзя объять необъятное, но все же какие-то выводы из приведенных материалов при желании сделать можно. Сейчас, когда приходится заново создавать разрушенную по собственному недомыслию электронную промышленность, потому что уже любому здравомыслящему человеку стало наконец понятно, что никакая «заграница» нам не поможет.

В заключение автор хотел бы выразить благодарность Е.М. Сухареву, И.П. Пролейко, И.Г. Титовой, М.А. Захарову, И.А. Пацевой, А.В. Федорову за предоставление материалов, в том числе редких изданий, часть которых вошла в книгу. Особая благодарность Галине Ивановне Соловьевой за помощь в поиске документов в Российском Государственном архиве экономики и Государственном архиве Российской Федерации. Ну и, конечно, руководству Департамента радиоэлектронной промышленности Минпромторга РФ за организационную и финансовую поддержку проекта.

А еще всем, кто помогал сохранить и сохранил память об А.И. Шокине.

Список сокращений

ААН Академия артиллерийских наук

ВВ взрывчатые вещества

ВС Вооруженные Силы

ВВ военное ведомство

врид временно исполняющий должность

ГАУ Главное артиллерийское управление

ГВФ гражданский воздушный флот

ГК Государственный комитет

ГКАТ Государственный комитет по авиационной технике

ГКО (ГОКО) Государственный комитет обороны ГКРЭ Государственный комитет по радиоэлектронике

ГКЭТ Государственный комитет по электронной технике

Главэлектро Главное управление электротехнической промышленности ВСНХ

Главклслород Главное управление кислородной промышленности при Совете Министров СССР

ГОИ Государственный оптический институт

ГРУ Главное разведывательное управление

ГСКБ Государственное специальное конструкторское бюро

ГСОВГ Группа советских оккупационных войск в Германии

ГУК Главное управление кораблестроения

ГУРВО Главное управление ракетного вооружения

ГЦП Государственный центральный полигон

ГШВС Генеральный штаб Вооруженных Сил

ЖРД жидкостной реактивный двигатель

ЖРУ жидкостная реактивная установка

ЗАС зенитный автомат стрельбы

ЗРК зенитный ракетный комплекс

иад истребительная авиационная дивизия

ИУ инженерное училище

КБ конструкторское бюро

КК кадетский корпус

Коморси командующий всеми морскими силами республики

ЛИИ Летный исследовательский институт

МАП Министерство авиационной промышленности

МВ Министерство вооружения

МВД Министерство внутренних дел

МВО Московский военный округ

МВС Министерство вооруженных сил

ММИП Министерство машиностроения и приборостроения

МО Министерство обороны

МОМ Министерство общего машиностроения

МОП Министерство оборонной промышленности

Морвед, МВ морское ведомство

МПС Министерство путей сообщения

МПСС Министерство промышленности средств связи

МРТП Министерство радиотехнической промышленности

МСМ Министерство среднего машиностроения

МСП Министерство судостроительной промышленности

МСХМ Министерство сельскохозяйственного машиностроения

МТМ Министерство тяжелого машиностроения

МХП Министерство химической промышленности

МЭИ Московский энергетический институт

МЭП Министерство электропромышленности

МЭП Министерство электронной промышленности

Наморси начальник морских сил

НЗРС неуправляемые зенитные реактивные снаряды

НК Народный комиссариат

НКАП Народный комиссариат авиационной промышленности

НКБ Народный комиссариат боеприпасов

НКВ Народный комиссариат вооружения

НКГБ Народный комиссариат государственной безопасности

НКМВ Народный комиссариат минометного вооружения

НКО Народный комиссариат обороны

НКПиТ Народный комиссариат почт и телеграфов

НКПС Народный комиссариат путей сообщения

НКСП Народный комиссариат судостроительной промышленности

НКХП Народный комиссариат химической промышленности

НКЭП Народный комиссариат электропромышленности

НРВ аппарат начальника реактивного вооружения Министерства обороны

ОКБ особое конструкторское бюро

ПУ Политическое управление

ПУАЗО прибор управления артиллерийским зенитным огнем

ПФЯВ поражающие факторы ядерного взрыва

РВГК Резерв Верховного Главного командования

РУКА Разведывательное управление Красной Армии

СА Советская Армия

СВА Советская военная администрация

СВАГ Советская военная администрация в Германии

СКБ Специальное конструкторское бюро

СНК Совет народных комиссаров

СНХ Совет народного хозяйства

СПН стабилизированный пост наводки

Судпром судостроительная промышленность

УЗКА Управление заместителя командующего артиллерией

УСВА Управление советской военной администрацией

УСКА Управление связи Красной Армии

ФИАН Физический институт Академии наук

ФКР фронтовая крылатая ракета

ЦАГИ Центральный аэрогидродинамический институт

ЦАС центральный автомат стрельбы

ЦИАМ Центральный институт авиационного моторостроения

ЦУПВоСо Центральное управление военных сообщений Наркомата обороны

Кто есть кто

Айзенштейн Семен Моисеевич (1884–1962) – российский радиотехник, один из пионеров отечественного радиотелеграфирования. В 1907 г. основал и возглавил Общество беспроволочных телеграфов и телефонов, где разработал проекты строительства радиостанций в Москве и Царском Селе, в 1914–1917 гг. создавал первые отечественные радиолампы и радиоаппаратуру. В 1912—14 гг. издавал первый русский радиотехнический журнал «Вестник телеграфии без проводов». В 1922 г. эмигрировал в Англию.

Акимов Юрий Степанович (1923–1999) – специалист в области полупроводниковой электроники, директор НИИ-311 («Сапфир») (1961—76), с 1976 в аппарате МЭП. К.т.н. (1966). Ленинская премия (1971).

Александров Анатолий Петрович (1903–1994) – физик, академик АН СССР, президент АН СССР (1975—86); один из основателей отечественной ядерной энергетики, директор Института атомной энергии (1960—88). Трижды Герой Социалистического Труда (1954, 60, 73). Ленинская премия (1959), Государственные премии СССР (1942, 49, 51, 53).

Алексенко Геннадий Васильевич (25.03(06.04).1906, г. Астрахань – 21.11.1981, г. Москва) – министр промышленности средств связи СССР в мае 1947 – марте 1953 г. В 1930 г. окончил Московский энергетический институт. Профессор. В 1923–1925 гг. – студент Астраханского механического техникума. С 1926 г. – студент Бакинского политехнического института. С 1929 г. – студент Московского энергетического института. С 1930 г. работал на Московском трансформаторном заводе им. Куйбышева: инженером лаборатории, с 1932 г. – старшим инженером лаборатории, с 1937 г. – главным инженером завода. С 1939 г. – заместитель председателя Технического совета Наркомата электростанций и электропромышленности СССР! С апреля 1940 г. – начальник Главного управления электроаппаратурной и приборостроительной промышленности Наркомата электропромышленности СССР. С сентября 1941 г. – начальник военного отдела и член коллегии Наркомата электропромышленности СССР. С декабря 1942 г. – заместитель наркома электропромышленности СССР и одновременно начальник 1-го Главного управления, а с июня 1945 г. – начальник 9-го Главного управления наркомата. С марта 1946 г. – заместитель министра электропромышленности СССР и одновременно с августа 1946 г. – начальник технического управления и председатель Технического совета министерства. С марта 1947 г. – заместитель председателя Комитета по изобретениям и открытиям при Совете Министров СССР. В мае 1947 – марте 1953 г. – министр промышленности средств связи СССР, одновременно в 1947–1949 гг. – первый заместитель председателя Комитета № 3 при Совете Министров СССР. С марта 1953 г. – член коллегии Министерства электростанций и электропромышленности СССР. С августа 1953 г. – заведующий отделом среднего машиностроения Управления делами Совета Министров СССР. С ноября 1955 г. – заместитель председателя Государственного научно-технического комитета Совета Министров СССР. С апреля 1961 г. – заместитель председателя Государственного комитета Совета Министров СССР по координации научно-исследовательских работ. С ноября 1965 г. – заместитель председателя Государственного комитета Совета Министров СССР по науке и технике. Награжден двумя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Красной Звезды. Лауреат Сталинской премии (1943). Похоронен в Москве.

Антонов Алексей Константинович (1912–2010) – министр электротехнической промышленности СССР (1965—80), заместитель Председателя Совета Министров СССР (1980—88). Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР.

Арефьев Вячеслав Павлович (р. 1926) – главный конструктор гироприборов Р-14 (НИИ-49, ГК Судпром). Герой Социалистического Труда (1961), лауреат Ленинской (1959), Государственной (1978) премий, премии Правительства РФ в области науки и техники (2003).

Архипов Сергей Николаевич (1900–1958) – специалист в области радиолокации. В 1917 г. зачислен во флотский экипаж (г. Архангельск): сигнальщик на гидрографическом судне «Таймыр», участвовал в арктических походах. С 1922 г. поступил в гидрографическое училище (1925). Служил на подводной лодке «Коммунар», а затем на линкоре «Марат» в должности старшего связиста. С 1927 по 1928 г. в классе связи курсов командного состава флота, назначен старшим связистом линкора «Парижская коммуна» Балтийского флота. После перехода кораблей с Балтики на Черноморский флот в 1930 г. вступил в должность флагманского связиста дивизии крейсеров ЧФ. После окончания в 1934 г. Военно-морской академии зачислен в адъюнктуру при академии, к.т.н. (1937). В 1941 г. инженер-капитан 1 ранга, назначается начальником связи Беломорской военной флотилии. С 1942 г. – начальник связи Северного флота. В 1942 г. обобщил опыт использования гидроакустических и радиолокационных станций за первые месяцы войны на Северном флоте и предложил рекомендации по их боевому применению. Член Совета по радиолокации с 1943 г. Начальник отдела специальных приборов Главного морского штаба (1943). В 1944 г. – было присвоено звание инженер-контр-адмирал, в 1951 г. – инженер-вице-адмирал. Лауреат Сталинской премии (1952). Награжден орденами: Ленина (двумя), Красного Знамени, Нахимова I ст., Отечественной войны I ст., медалями.

Афанасьев Сергей Александрович (р. 1918) – с 1965 г. – министр общего машиностроения СССР, министр тяжелого и транспортного машиностроения СССР (1983—87). Дважды Герой Социалистического Труда (1973, 1978), лауреат Ленинской премии (1973), Государственных премий СССР (1952, 1976).

Баженов Валериан Иванович (1891–1938) – радиоинженер, член РОРИ. В 1912–1918 гг. – подпоручик русской армии. В 1919–1930 гг. – в Красной

Армии. В 1934–1937 гг. – преподаватель Московского авиационного института. Репрессирован, реабилитирован посмертно.

Байбаков Николай Константинович (1911–2008) – государственный деятель, министр нефтяной промышленности СССР (1944—55), в 1955—57 гг. председатель Государственной комиссии СМ СССР по перспективному планированию, председатель Государственного комитета химической и нефтяной промышленности СССР – министр СССР (1963—65), заместитель Председателя СМ СССР, председатель Госплана СССР (1965–1985). Герой Социалистического Труда (1981), лауреат Ленинской премии (1963).

Байдуков Георгий Филиппович (1907–1994). В 1936 г. вместе с В.П. Чкаловым и А.В. Беляковым совершил беспосадочный перелет Москва – о-в Удд, в 1937 г. – беспосадочный перелет через Северный полюс в США. Заместитель начальника (1954—55), первый заместитель начальника (1955—62), начальник 4-го Главного управления МО. Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации.

Басов Николай Геннадиевич (1922–2001) – выдающийся советский физик, заместитель директора (1958—72), директор ФИАН (1973—89); член-корреспондент (1962), академик АН СССР (1966), член президиума АН СССР (1967–1990, РАН с 1991). Дважды Герой Социалистического Труда (1969, 1982), лауреат Ленинской премии (1959), Нобелевской премии (1964), Государственной премии СССР (1989).

Батицкий Павел Федорович (1910–1984) – первый заместитель начальника ГШ СА (1965—66), заместитель министра обороны – главнокомандующий войсками ПВО страны (1966—78). Герой Советского Союза (1965).

Бекаури Владимир Иванович (27.12.1882, Тифлисская губ. (по паспорту – Харьковская губ.) – 8.02.1938) – специалист в области военной и военноморской техники. В годы первой русской революции (1905) участвовал в революционном движении железнодорожников: готовил бомбы и оружие собственной конструкции. С 1905 по 1917 г нелегально проживал в Петербурге. Разработал идею создания радиоуправляемого «москитного флота» из торпедных и других катеров (1917–1920). С 1921 по 1937 г. – основатель и руководитель Особого технического бюро по военным изобретениям (Остехуправление (1937)). Под его руководством разработаны различные виды техники особой секретности: радиоуправляемые фугасы, радиоуправляемые торпедные катера, танки, самолеты, торпеды, мины. В 1926–1927 гг. выдвинул идею создания мин-торпед и мин-ракет, это предложение опередило свое время более чем на сорок лет. Автор 46 изобретений и патентов. Награжден орденами Красной Звезды (1932), Ленина (1933), Трудового Красного Знамени (1936). 20 июля 1937 г. приказом НКОП СССР Остехбюро было переименовано в Остехуправление НКОП с дислокацией в Москве. Начальником Остехуправления назначен В.И. Бекаури. 8 сентября 1937 г. В.И. Бекаури был арестован в Ленинграде и по этапу направлен в Москву, а 8 февраля 1938 г. – расстрелян. Спустя 18 лет дочь Бекаури получила официальное извещение о невиновности своего отца.

В документе говорилось: «Сообщаю, что в имеющихся у Военной коллегии и Верховного Суда СССР материалах содержатся материалы о том, что осужденный 8февраля 1938года Бекаури Владимир Иванович за шпионскую деятельность в пользу Германии определением Верховного Суда СССР от 9 июня1956 г. реабилитирован. Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело о нем прекращено». В Грузии установлен памятник В.И. Бекаури.

Берг Аксель Иванович (10.11.1893, г. Оренбург – 09.07.1979, г. Москва) – специалист в области радиотехники, организатор, военный деятель в области радиосвязи, радиолокации и кибернетики. Герой Социалистического Труда (1963). Член-корреспондент АН СССР (1943). Академик АН СССР (1946). Инженер-адмирал (1955). Окончил Военно-морское инженерное училище (1923), Военно-морскую академию (1925). Д.т.н. Профессор (1930). Участник Первой мировой войны. В 1914–1922 гг. служил в царском, затем в Красном Балтийском флоте. В 1925–1926 гг. – преподаватель Военно-инженерной академии РККА. С1926 г. – начальник Высшего военно-морского училища связи, преподаватель Ленинградского электротехнического института им. В.И. Ульянова (ЛЭТИ), с 1929 г. – заведующий кафедрой радиотехники ЛЭТИ. В 1927–1932 гг. – председатель секции радиосвязи и радионавигации Научно-технического комитета ВМС РККА. В 1932–1937 гг. – основатель и начальник Научно-исследовательского морского института связи ВМС РККА (НИМИС, НИИ связи ВМФ). В 1937 был взят под следствие, уволен со службы во флоте. В 1940 г. освобожден из-под следствия, восстановлен в кадрах ВМФ и назначен профессором ВМА, г. Ленинград. С 4 июля 1943 по 1946 г. – заместитель председателя и член Совета по радиолокации при ГКО СССР. В 1943–1944 гг. – заместитель наркома электропромышленности СССР по вопросам радиолокации. С декабря 1943 г. – и.о. начальника ВНИИ-108 НКЭП. В 1947–1957 гг. – начальник ЦНИИ-108 МО СССР. В 1953 основал Институт радиотехники и электроники АН СССР, по совместительству в 1953 – и.о. директора ИРЭ. В 1953–1957 гг. – заместитель министра обороны СССР по радиовооружению. В 1957 г. освобожден от должности начальника ЦНИИ-108 и зам. министра обороны СССР по болезни. В 1957–1958 гг. – научный консультант по радиоэлектронике при заместителе министра обороны. В 1958–1960 гг. – Военный консультант группы Генеральных инспекторов МО СССР. В сентябре 1960 г. уволен в отставку по болезни. С 1950 г. – председатель Всесоюзного научного совета по радиофизике и радиотехнике АН СССР. С 1959 г. – председатель созданного по его инициативе Научного совета по комплексной проблеме «Кибернетика» при Президиуме АН СССР, начинал и координировал исследования в этой области. Награжден орденами Ленина (четырежды), Красного Знамени (дважды), Октябрьской Революции, Отечественной войны I ст., Красной Звезды, золотой медалью им. А.С. Попова, др. медалями. В 2004 г. его имя присвоено ЦНИРТИ. На стене дома по ул. Губкина в г. Москве установлена памятная доска.

Бирюзов Сергей Семенович (1904–1964). Окончил Военную академию им М.В. Фрунзе в 1937 г. С 1922 г. в Советской Армии, в 1941–1945 гг. – командир стрелковой дивизии, с 1945 г. на командных и штабных должностях, в 1954–1955 гг. – первый заместитель главнокомандующего войсками ПВО страны, в 1955–1962 гг. – главнокомандующий войсками ПВО страны, в 1962–1963 гг. – главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения, в 1963–1964 гг. – первый заместитель министра обороны СССР, начальник Генерального штаба. Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза (1958). Погиб в авиационной катастрофе в Белграде.

Богородицкий Николай Андреевич (1902—?) – с 1946 по 1952 г. – директор завода № 37 (ныне НИИДАР), проводивший преобразование танкового завода в радиолокационный. С 1943 по 1945 г. – на Кировском заводе в г. Челябинске (в эвакуации): зам. главного инженера. Лауреат Государственной премии. Имеет 18 правительственных наград.

Булганин Николай Александрович (1895–1975) – член ГКО (1944—45), заместитель Председателя СМ СССР (с 1947), министр Вооруженных Сил (1947—49), министр обороны СССР (1953—55), Председатель СМ СССР (1955—58), Маршал Советского Союза (1947—58), генерал-полковник. Герой Социалистического Труда (1955).

Бутома Борис Евстафьевич (1907–1976) – заместитель министра судостроительной промышленности СССР (1952–1957), председатель Государственного комитета по судостроению СССР (1957—65), министр судостроительной промышленности СССР с 1965 г. Герой Социалистического Труда (1959), лауреат Ленинской премии (1974), Сталинской премии (1949).

Валиев Камиль Ахметович (1931–2010) – советский и российский физик, академик РАН, доктор физико-математических наук, профессор, научный руководитель Физико-технологического института РАН. В 1965–1978 гг. – первый директор НИИ молекулярной электроники и завода «Микрон».

Ванников Борис Львович (1897–1962) – заместитель наркома (1937–1939), нарком вооружения СССР (1939—41), под следствием (1941), заместитель наркома вооружения СССР (1941–1942), нарком боеприпасов (1942—46), начальник 1-го Главного управления при СМ СССР (1946—53), первый заместитель министра среднего машиностроения СССР (1953—58); генерал-полковник. Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской премии (1951, 53).

Вильдгрубе Георгий Сергеевич (р. 1910) – начальник созданного им ОКБ электровакуумных приборов (ОКБ ЭВП) (1956—63) по разработке передающих и приемных трубок для вещательного телевидения СССР, директор ВНИИ электроннолучевых приборов (ВНИИЭЛП). Основатель института, заслуженный деятель науки и техники России (1996), доктор технических наук (1960), профессор. Лауреат Ленинской (1966) и пяти Государственных премий СССР (1983) и Российской Федерации.

Владимирский Сергей Михайлович (1908–1989) – видный государственный деятель и организатор работ по ракетной технике. После окончания в 1930 году Московского энергетического института работал в оборонной промышленности – начальником цеха, главным инженером, директором завода «Салют». С 1946 г. – директор НИИ-108 Комитета № 3 при Совете Министров СССР. С 1947 г. – начальник 6-го Главного управления Министерства промышленности средств связи СССР. Заместитель министра промышленности средств связи СССР (с 1949 г.), заместитель председателя Специального комитета при Совете Министров СССР. Главный инженер (с 1953 г.), затем – начальник КБ-1 Министерства среднего машиностроения СССР. Заместитель министра среднего машиностроения СССР (с 1954 г.). Первый заместитель министра радиотехнической промышленности СССР по ракетному и реактивному вооружению (1955–1968). Входил в состав Государственной комиссии по проведению испытаний ракеты Р-5М с атомным зарядом (2 февраля 1956 г.). Заместитель председателя Государственного комитета СССР по радиоэлектронике (1957–1965). Сотрудник аппарата Совета Министров СССР (1968–1979), член Государственной комиссии по проведению испытаний ракет Р-7 и Р-7А. Лауреат Сталинской премии II ст. (1953). Награжден орденом Отечественной войны II ст., двумя орденами Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени и медалями.

Водар Александр Владимирович (1879–1938) – русский и советский военный радиоинженер. 1896 – окончил Александровский КК в Москве. В 1899 г. окончил Николаевское ИУ. Служил в Офицерской электротехнической школе. Начальник искрового отдела ГВИУ Военного ведомства. Руководил строительством Тверской и Царскосельской радиостанций. Занимался оборудованием приемно-передающими радиостанциями судов ВМФ, снабжением средствами радиосвязи армейских частей и подразделений, самолетов. Был инициатором создания первой научно-исследовательской лаборатории Военного ведомства. Полковник. Был одним из основателей Российского общества радиоинженеров (РОРИ). Заместитель председателя РОРИ. После принятия СНК декрета «О централизации радиотехнического дела Советской республики» переведен из Наркомата по военным и морским делам в Наркомат почт и телеграфов (НКПиТ). Вошел в состав Высшего радиотехнического совета, осуществлявшего общее руководство радиоделом, выполнял ответственные обязанности уполномоченного по строительству крупнейшей по тому времени Трансатлантической радиостанции для телеграфной связи с американским континентом в Богородске (ныне – г. Ногинск Московской области). Начальник кабинета технико-экономических исследований Центральной лаборатории связи радиоотдела НКПиТ. В 1930 г. арестован по обвинению во вредительстве, но в 1932 г. признан невиновным, освобожден и приглашен на работу в Наркомат путей сообщений. 11.3.1938 вновь арестован; 15.3.1938 – приговорен тройкой при УНКВД по Московской области к высшей мере наказания по обвинению в контрреволюционной агитации; 5.4.1938 – расстрелян.

Гаген Игорь Евгеньевич (1929–1998) – начальник предприятия, директор института и опытного завода ВНИИ «Электронстандарт», начальник отделения, отдела, с.н.с. ВНИИ «Электронстандарт» (1980—90).

Гайлиш Евгений Антонович (1914–1980) – главный инженер, научный руководитель НИИ-34 (Гириконд, НПО «Позитрон») (1942–1980); доктор технических наук, профессор. Герой Социалистического Труда (1961), лауреат Сталинской премии III ст. (1949).

Гарбузов Василий Федорович (1911–1985) – в 1960–1985 гг. министр финансов СССР. Герой Социалистического Труда (1981).

Говядинов Владимир Александрович – начальник Технического управления ГКРЭ, МРП.

Горшков Леонид Иванович (р. 1924) – заместитель председателя ВПК (1966—86). Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премии СССР.

Гришин Лев Архипович (1920–1960) – с 1949 г. директор завода № 456. С 1956 г. заместитель министра оборонной промышленности. С 1958 г. заместитель председателя ГКОТ. Умер от ран, полученных при аварии ракеты Р-16 на полигоне Тюра-Там 24.10.1960.

Дементьев Петр Васильевич (1907–1977) – председатель Государственного комитета по авиационной технике СССР (1957—65), министр авиационной промышленности СССР с 1965 г., генерал-полковник-инженер. Дважды Герой Социалистического Труда (1941, 1977), лауреат Сталинской премии (1953).

Детинов Николай Николаевич – работал в 3-м Главном управлении, затем в Главспецмонтаже Министерства среднего машиностроения СССР (с 1953), в Специальном комитете СМ СССР по ракетной технике, заместитель начальника оборонного отдела ЦК КПСС.

Дородницын Анатолий Алексеевич (1910–1994) – с 1955 г. директор Вычислительного центра АН СССР. Академик АН СССР (1953). Герой Социалистического Труда (1970). Лауреат Сталинской премии (1946, 1947, 1951)

Дшхунян Валерий Леонидович (р. 1944) – с 1973 г. занимался разработкой микропроцессоров. В 1974 г. был назначен главным конструктором направления в отрасли. Генеральный директор ОАО «Ангстрем» (с 1987 г.). Генеральный директор ОАО «Российская электроника». Лауреат Государственной премии (1988), премии Совета Министров СССР (1983).

Егоров Михаил Васильевич (1907–2000) – с 1939 г. – главный инженер Главного управления Наркомата (министерства) судостроительной промышленности СССР, начальник ГУ министерства транспортного и тяжелого машиностроения (1953—55), заместитель, первый заместитель председателя Госкомитета по судостроению СССР (1955—65), первый заместитель министра судостроительной промышленности (1965—76), министр судостроительной промышленности СССР (1976—84). Герой Социалистического Труда (1963), лауреат Ленинской премии.

Жуков Георгий Константинович (1896–1974) – заместитель Верховного главнокомандующего в период ВОВ, Маршал Советского Союза. Четырежды Герой Советского Союза, в июне 1945 – марте 1946 г. – Главноначальствующий Советской военной администрации в Германии, в 1955–1957 гг. – министр обороны СССР.

Забудский Григорий Александрович (1854–1930) – начальник ЦНТЛ ВВ (03.08.1914-02.1919), начальник ЦНТЛ РСФСР (02.1919-05.05.1920), директор ГОНТИ ВСНХ (21.02.1922-08.05.1924), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1929), генерал-лейтенант русской армии, профессор (1893).

Захаров Андрей Андреевич (1912–2000) – директор завода им. Козицкого (1940—45), НИИ-160, г. Фрязино Московской обл. (ФГУП «НПП «Исток») (1945-47), завода «Светлана», г. Ленинград (1947–1952); первый заместитель министра промышленности средств связи СССР (1952-53), член коллегии (1954-55), заместитель министра МРТП СССР (1955-58), заместитель председателя Госкомитета по радиоэлектронике (ГКРЭ) (1958-61), ГКЭТ (1961-65). С 1965 по 1984 г. – заместитель министра электронной промышленности СССР. Организатор разработки, серийного производства электровакуумных приборов для радиолокационной техники. Лауреат Государственной премии СССР (1975).

Зверев Сергей Алексеевич (1912–1978) – в 1963-65 гг. – председатель Государственного комитета по оборонной технике, в 1965-78 гг. – министр оборонной промышленности СССР. Герой Социалистического Труда (1972), лауреат Государственной премии СССР (1971).

Земнорей Андрей Петрович – директор НИИ-20 после перевода К.Л. Куракина в МПСС. Лауреат Госпремии СССР (1956). Ордена: Трудового Красного Знамени (1956), «Знак Почета» (1952), медали.

Зубович Иван Герасимович (1901–1956). С июня 1947 г. – заместитель министра промышленности средств связи СССР. В 1947–1949 гг. – заместитель председателя Комитета № 2 при СМ СССР по реактивной технике. С 1949 г. – заместитель министра вооружения СССР и одновременно начальник 7-го Главного управления этого министерства. В 1953–1956 гг. – директор ЦНИИ-173 Министерства оборонной промышленности СССР, член коллегии Министерства электростанций и электропромышленности СССР.

Ибука Масару (1908–1997) – японский инженер и предприниматель, один из основателей корпорации Sony.

Иванов Эдуард Евгеньевич (р. 1931) – с 1965 по 1980 г. работал в зеленоградском НИИ точной технологии (ныне ОАО «Ангстрем») в должностях от начальника отдела до директора; генеральный директор НПО «Научный центр» (1980-87), заместитель министра электронной промышленности СССР (1987-91); кандидат технических наук. Герой Социалистического Труда (1986), лауреат Государственной премии СССР (1971, 1984).

Илларионов Игорь Вячеславович (1913–2008) – начальник ОКБ-304 (1952-54), главный инженер главка Министерства оборонной промышленности СССР, помощник Д.Ф. Устинова (1957-84), помощник министров обороны С.Л. Соколова и Д.Т. Язова (1984-87).

Ипатьев Владимир Николаевич (1867–1952) – директор ГОНТИ НТО ВСНХ (05.05.1920-06.1921), президент ГОНТИ НТО ВСНХ (08.1921– 02.1922), председатель коллегии НТО ВСНХ (03.1922—05.1929), бывший генерал-лейтенант русской армии (1916), доктор наук, профессор, действительный член АН (1916). С 1930 г. находился за границей, отказался возвращаться. Решением Общего собрания АН СССР (23.07.1936) лишен звания академика АН СССР. Лауреат премии им. В.И. Ленина (1927).

Казанец Иван Павлович (1918–2013) – министр черной металлургии СССР (1965—85).

Калинин Михаил Иванович (1875–1946) – Председатель ВЦИК, одновременно с 1922 г. – Председатель ЦИК СССР (1919—38), Председатель Президиума Верховного Совета СССР (1938–1946), с марта 1946 г. – член Президиума Верховного Совета СССР Герой Социалистического Труда (1944).

Калмыков Валерий Дмитриевич (1908–1974) – директор НИИ-10 НКСП (1946—49), начальник Главного управления реактивного вооружения Министерства судостроительной промышленности СССР (1949—51), заместитель начальника 3-го Главного управления при СМ СССР (1951—53), министр радиотехнической промышленности СССР (1954—57), председатель Государственного комитета СМ СССР по радиоэлектронике – министр СССР (1957–1965), министр радиопромышленности СССР (1965—74). Герой Социалистического Труда (1961), лауреат Сталинской премии (1949, 1952).

Калошкин Эдуард Петрович – главный инженер минского НПО «Интеграл».

Кандарицкий Василий Сергеевич (1904–1964) – с 1946 г. – начальник 4-го ГУ, с 1948 г. – заместитель министра Минсудпрома СССР; с 1951 по 1953 г. работал в системе 1-го Главного управления при СМ СССР – заместитель начальника ПГУ по кадрам, заместитель начальника ГУ приборостроения Минсредмаша (июнь – декабрь 1953). 8 декабря переведен на работу в аппарат СМ СССП заместителем руководителя отдела, курирующего Минсредмаш. С мая 1955 г. – начальник Управления энергетического оборудования Минсредмаша.

Капица Петр Леонидович (1894–1984) – в 1935–1946 гг. – директор ИФП АН СССР, одновременно в 1943–1946 гг. – начальник Главного управления кислородной промышленности при СНК СССР. В 1946 г. отстранен от руководства институтом и снят с должности начальника Главкислорода. Восстановлен в должности директора ИФП АН СССР в 1955 г. Академик АН СССР (1939). Дважды Герой Социалистического Труда (1945, 1974). Лауреат Сталинской премии I ст. (1941, 1943) и Нобелевской премии по физике (1978).

Карцев Михаил Александрович (1923–1983) – один из авторов первых отечественных вычислительных машин, с 1967 г. – директор НИИ вычислительных комплексов (НИИВК); доктор технических наук, профессор. Лауреат Государственной премии СССР.

Келдыш Мстислав Всеволодович (1911–1978) – математик и механик, руководитель ряда советских космических программ, включая полет человека в космос; академик (1946). Трижды Герой Социалистического Труда (1956, 61, 71), лауреат Ленинской премии (1957), Сталинской премии (1942, 46).

Константинов Алексей Арсеньевич – начальник 2-го Главного управления МЭП, начальник Главного управления по сбыту.

Кириллин Владимир Алексеевич (1913–1999) – в 1965–1979 гг. – заместитель Председателя Совета Министров СССР, председатель Государственного комитета СМ СССР по науке и технике; академик АН СССР. Лауреат Ленинской премии, дважды лауреат Государственной премии СССР.

Кобзарев Юрий Борисович (08.12.1905, г. Воронеж – 26.04.1992, г. Москва) – ученый, конструктор в области радиолокации. Вместе с П.Н. Погорелко и И.Я. Чернецовым лауреат Сталинской премии «За изобретение прибора для обнаружения самолетов» (1941) – первой в стране премии по радиолокации. Герой Социалистического Труда (1975). Член-корреспондент АН СССР (1953), академик АН СССР (1970). Д.т.н. (1949), профессор (1949). В 1926 г. окончил Харьковский институт народного образования (Харьковский государственный университет). С 1926 по 1935 г. – научный сотрудник Ленинградской физико-технической лаборатории ВСНХ. Занимался теорией кварцевой стабилизации частоты, теорией нелинейных колебаний. С 1935 по 1943 г. работал в Ленинградском физико-техническом институте: научный сотрудник, зав. лабораторией. В это время начал заниматься систематическими исследованиями по радиолокации, выполнил ряд научных работ по импульсной радиолокации. Результаты его работ позволили приступить к созданию радиолокаторов для Красной Армии. Их разработка была поручена коллективу НИИ-20 (Всероссийский НИИ радиотехники). В 1940 г. началось производство первой мобильной РЛС, которая под названием «Редут» перед войной была принята на вооружение. С 1943 по 1949 г. – член Совета по радиолокации при ГКО, начальник научного отдела совета. С 1943 по 1955 г. – одновременно зав. кафедрой радиотехнических приборов МЭИ. Создатель научной школы по радиолокации. С 1949 по 1960 г. работал во ВНИИРТ (Всесоюзный НИИ радиотехники, г. Москва): зав. лабораторией, зав. отделом, председатель Ученого совета института. В этот период под его руководством выполнены работы по когерентной радиолокационной технике. Инициатор таких новых направлений в радиофизике, как дистанционное зондирование окружающей среды в диапазоне сверхвысоких частот, изучение естественных и искусственных излучений в диапазоне сверхдлинных волн. С 1975 г. – председатель Научного совета АН СССР по комплексной проблеме «Статистическая радиофизика». Награжден четырьмя орденами Ленина, медалями, золотой медалью им. A.C. Попова.

Костандов Леонид Аркадьевич (1915–1984) – председатель Государственного комитета химического и нефтяного машиностроения (1963—64), председатель Государственного комитета химической промышленности (1964—65), министр химической промышленности СССР (1965–1980), заместитель Председателя СМ СССР с 1980 г. Ленинская премия (1960), Сталинская премия (1951).

Костоусов Анатолий Иванович (1906—85) – председатель Государственного комитета по машиностроению при Госплане СССР – министр СССР (1959—65), министр станкостроительной и инструментальной промышленности СССР (1965—80). Герой Социалистического Труда (1976).

Котельников Владимир Александрович (1908–2005) – выдающийся радиотехник, академик АН СССР, директор ИРЭ АН СССР. Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и двух Государственных премий.

Кугушев Александр Михайлович (19.06.1899, с. Щербатовка Елатомского у. Тамбовской губ. (Рязанская обл.) – 06.09.1979, г. Москва) – советский ученый, специалист в области мощного радиостроения. Д.т.н. (1947). Профессор (1948). Окончил 1-ю Нижегородскую гимназию (1918), вечерние электротехнические курсы при бывшем Варшавском политехническом институте, Нижегородский госуниверситет, инженер (1927). С 1919 по 1923 г. – служба в Красной Армии. Работал в Нижегородском Губсовнархозе, в НРЛ (1929). Трудился в Центральной радиолаборатории (ЦРЛ): разрабатывал схемы радиотелефонирования на одной боковой полосе, вел работы по модуляции с повышенным КПД на триодных генераторах с переменной нагрузкой, занимался конструированием мощных генераторов УКВ. С 1934 по 1935 г. заведовал физико-техническим отделом Всесоюзного института экспериментальной медицины, лабораторией спецназна-чения (ОСН). Руководил лабораторией НИИ-9 НКЭП по сверхмощному генерированию УКВ. С 1942 г. работал на заводе № 465 НКЭП, г. Москва: и.о. главного инженера. Разработана, смонтирована, прошла полигонные испытания первая отечественная РЛС орудийной наводки СОН-2. С 1943 г. назначен главным инженером ВНИИ-108, г. Москва. Вел педагогическую работу. С 1955 г. перешел на работу в МВТУ на штатную должность. В МГТУ установлены стипендии его имени. Лауреат золотой медали им. А.С. Попова АН СССР (1977). Лауреат Государственной премии (1979). Награжден орденами Ленина (1951, 1953, 1969), Трудового Красного Знамени (1942, 1979), медалями «За трудовую доблесть» (1961), «За трудовое отличие» (1940), «За боевые заслуги» (1967). Заслуженный деятель науки, техники РСФСР (1963).

Куракин Кузьма Лаврентьевич (р. 1904, Ростовская обл.) – специалист в области радиолокации, организатор производства. Окончил ЛЭТИ (1941). С 16-летнего возраста работал на производстве. С 1926 по 1931 г. служил в ВМФ. После демобилизации – помощник директора, директор института ИРПА. В период ВОВ работал начальником цеха, зам. директора завода, г. Омск, директором завода, г. Красноярск. В 1944 г. – директор НИИ-20 МРП, г. Москва (ОАО «Всероссийский НИИ радиотехники»). В 1950 г. – заместитель министра МПСС, МРТП, ГКЭТ, МЭП. Лауреат Сталинской премии (1950) (создание РЛС «Обсерватория»). Награжден орденом «Знак Почета» (1944), двумя медалями.

Кутахов Павел Степанович (1914–1984) – главный маршал авиации (1972), с 1969 г. – главнокомандующий ВВС – заместитель министра обороны СССР. Дважды Герой Советского Союза, лауреат Ленинской премии (1983).

Лавочкин Семен Алексеевич (1900–1960) – авиаконструктор, член-корреспондент АН СССР (1958), генерал-майор-инженер (1944). Дважды Герой Социалистического Труда (1943, 1956), лауреат Сталинской премии (1941, 43, 46, 48).

Лапиров-Скобло Марк Исаакович – в довоенные годы возглавлял отдел нормальных конструкций ОРПУ КМРС. В 1943 г. был назначен заместителем начальника промышленного отдела Совета по радиолокации, начальник промышленного отдела Комитета радиолокации (1946–1949), позднее работал в ТГУ, МРТП, ГКРЭ.

Левша Валентин Алексеевич (1908—?) – директор завода № 192 (1939–1948), с 1948 г. в МСП: начальник 4-го ГУ, заместитель министра по кадрам. Помощник Председателя СМ СССР и одновременно член Специального комитета, также входил в состав НТС ТГУ. С июля до конца 1953 – начальник управления руководящих кадров Министерства среднего машиностроения СССР, затем до 1956 – заместитель министра, в последующие годы – первый заместитель начальника ГУ по использованию атомной энергии, с 1960 г. – заместитель председателя ГКИАЭ. Лауреат Сталинской премии II ст. (1953).

Лихачев Михаил Сергеевич – возглавлял Московское монтажное бюро, которое было передано через несколько лет НК связи и стало строительно-монтажным трестом. С 1954 г. – в МРТП, ГКРЭ, ГКЭТ, заместитель председателя НТС.

Ломако Петр Фадеевич (1904–1990) – заместитель Председателя СМ СССР, председатель Госплана СССР (1962-65), в 1939-57 и 1965-86 гг. – заместитель наркома, нарком, министр цветной металлургии СССР. Герой Социалистического Труда (1974).

Лудри Иван Мартынович (1895–1937) – советский военно-морской деятель, флагман 1 ранга. С 1923 по 1927 г. – слушатель Военно-морской академии РККФ. С 1927 г. – командующий береговой обороной Черного моря, с 1 мая по 28 ноября – начальник штаба Морских сил Черного моря. С 1932 г. – заместитель начальника Морских сил РККА. С 1937 г. – начальник Военно-морской академии РККА им. К.Е. Ворошилова.

Лукин Федор Викторович (1908–1971) – главный инженер и одновременно и.о. начальника КБ-1 (1953-60). Директор и научный руководитель НИИ-37 («НИИДАР») (1960-63), заместитель председателя Государственного комитета по электронной технике СССР (1963-65), директор Научного центра микроэлектроники в Зеленограде (1963-70). Лауреат Ленинской премии (1958), Сталинской премии (1946, 1953).

Любович Артемий Моисеевич (1880–1938) – советский государственный деятель, нарком почт и телеграфа РСФСР и СССР. Родился в Житомире в семье мелкого торговца. В 16 лет ему удалось поступить телеграфистом в контору Житомирского телеграфа. Затем переезжает в Киев и работает на Киевском телеграфе, занимается самообразованием – много читает, изучает иностранные языки. 1903 г. призван в армию, и он служит в Петербурге на военном телеграфе. В 1907 г. вступает в ряды РСДРП. С началом Первой мировой войны вновь мобилизован и служит в 6-м железнодорожном батальоне в Петрограде, в Кронштадтской телеграфной роте. После революции – комиссар Петроградского телеграфа по мандату, подписанному Ф.Э. Дзержинским, и одновременно комиссар Кексгольмского полка. После победы Октябрьской революции Любович занимал ряд крупных должностей в Красной Армии. Последние годы жизни работал заместителем председателя Совнаркома Белорусской ССР.

Лютов Леонид Александрович (05.08.1900, г. Нижний Новгород – 21. 08.1937, г. Москва) – начальник Главэспрома. Русский, образование незаконченное высшее, обучался на Казанской радиобазе. Начальник 5-го Главного управления НКОП, с приходом начальником главка Н.М. Синявского в 1936 г. переведен в главные инженеры. Исключен из ВКП(б), 7 мая 1937 г. арестован. Приговорен ВКВС СССР 21 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже в пользу Германии и участии в антисоветской троцкистско-зиновьевской диверсионно-террористической организации. Расстрелян 21 августа 1937 г. Место захоронения – Москва, Донское кладбище. Реабилитирован 12 марта 1957 г.

Мазуров Кирилл Трофимович (1914—89) – первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, член Президиума (Политбюро) ЦК КПСС (1965—78). Герой Социалистического Труда.

Малин Борис Владимирович (1932–2007) – разработчик кремниевой планарной технологии монолитных интегральных схем, главный конструктор первой кремниевой ИМС ТС-100, начальник отдела интегральных схем НИИ-35 «Пульсар» (1960—70), кандидат технических наук, главный инженер КБПМ (1970–1977).

Малинин Андрей Юрьевич (1930–1978) – физикохимик, профессор, член-корреспондент АН СССР (1974). Работал в Государственном научно-исследовательском и проектном институте редкометаллической промышленности (1953—63), директор Научно-исследовательского института материаловедения в Зеленограде (1963—76), генеральный директор НПО Научный Центр (1976–1979). Лауреат Ленинской премии (1974).

Мартюшов Константин Иванович – ученый, организатор производства в области резисторостроения, заместитель председателя ГКЭТ (1965), заместитель министра электронной промышленности СССР (1965). Лауреат Сталинской премии III ст. (1949).

Минц Александр Львович (1895–1974) – ученый в области радиотехники, ускорителей заряженных частиц и радиолокации, организатор отечественного мощного радиостроения, создатель первых отечественных мощных радиовещательных станций, ускорителей заряженных частиц и наземных РЛС дальнего обнаружения. С февраля 1951 г. – руководитель РАЛАН СССР и главный инженер ТГУ. Директор РТИ (1957–1970), был организатором работ по созданию первых полигонных образцов РЛС метрового диапазона ЦСО-П (1961), дециметрового диапазона ЦСО-С (1963), первых поставленных на боевое дежурство РЛС «Днестр» для ПРО. Академик АН СССР (1958). Герой Социалистического Труда (1956). Лауреат Ленинской (1959), Сталинской I ст. (1946, 1951) премий.

Мирвис Александр Ильич – радиоинженер, один из зачинателей работ по радиотелемеханике. Работал в Остехбюро, основной разработчик приборов «А» и «У» систем волнового управления. Главный инженер Ленинградского филиала НИИ-20, а затем ЛФ НИИ-10 (1937–1939); главный инженер НИИ-49 (ФГУП «ЦНИИ «Гранит»), г. Ленинград (1939–1941). Начальник отделения в НИМИСТ ВМФ (1941–1942). Главный инженер НИИ-10 (1942). Начальник морского отдела Комитета радиолокации (1946–1949). С 1956 г. – заместитель главного инженера НИИ-101 – возглавлял работы по АСУ ЗРК для ПВО.

Митюшин Юрий Борисович (р. 1931) – директор ЦНИИ «Электроника» (1970-91).

Михайлов Константин Иванович (1907–1981) – первый заместитель председателя ГКЭТ (1961—65), министра электронной промышленности СССР (1965—71), директор ВДНХ (с 1971 г.).

Нестеров Анатолий Александрович (р. 1931 г.) – директор филиала НИИ радиокомпонентов № 2 в Новгороде (1965—72), генеральный директор НПО «Комплекс» (1972—91).

Никишин Валерий Иванович (1939–1994) – генеральный директор Воронежского НПО «Электроника» (1971–1977), директор НИИ «Дельта», г. Москва (1977—80), сотрудник Совета по кибернетике АН СССР (1980—86), заместитель директора по науке НИИ «Дельта». Д.т.н. Лауреат Ленинской премии (1976).

Остряков Николай Николаевич (11.06.1904, г. Тосно Ленинградской обл. – 27.04.1946) – специалист в области гироскопических приборов и систем. Окончил Ленинградский электротехнический институт им. В.И. Ульянова (Ленина) (1929), ВМА (1930). Работал в военно-морской части ленинградского завода «Электроприбор» – конструктор в области электро-навигационных и артиллерийских гироскопических приборов и систем. Первый главный конструктор морских артиллерийских гироскопических систем, навигационных приборов и синхронных следящих систем. Сконструировал первую советскую прецизионную артгироскопическую систему. Один из создателей отечественных гирокомпасов и организатор их производства на отечественных заводах. Лауреат Государственной премии СССР (1943, 1946). Учреждена премия его имени, присуждаемая за выдающиеся научные достижения в создании и исследовании средств гироскопии и автономной навигации морского, авиакосмического и наземного применения. С 1956 г. ЦНИИ «Электроприбор» проводит раз в 2 года конференцию памяти Н.Н. Острякова.

Патрикеев Александр Ильич (р. 26.10.1914, с. Енино Серпуховского р-на Московской обл.) – конструктор РЛС. С 1945 г. работал на заводе № 703 (ФГУП «ГМЗ «Салют»), г. Москва: старший инженер, с 1947 г. – главный конструктор панорамной РЛС наблюдения воздушных целей «Гюйс-2», с 1949 г. – начальник проектного отдела ОКБ-70З, с 1954 по 1966 г. – главный инженер завода. Лауреат Государственной премии СССР (1951).

Первухин Михаил Георгиевич (1904–1978) – в июне-сентябре 1937 г. и.о. начальника Мосэнерго, с сентября – начальник Главэнерго НКТП СССР. Заместитель, первый заместитель наркома тяжелой промышленности СССР. Народный комиссар электростанций и электропромышленности (1939–1940), заместитель председателя СНК СССР (1940–1953). Министр электростанций и электропромышленности СССР (1953), в декабре 1953 – феврале 1955 г. – заместитель председателя СМ СССР, в феврале 1955 – июле 1957 г. – первый заместитель председателя СМ СССР, одновременно в декабре – мае 1957 г. – председатель Госэкономкомиссии СМ СССР, министр среднего машиностроения СССР (апрель – июль 1957). Председатель Госкомитета СМ СССР по внешним экономическим связям (1957–1958), с марта 1958 г. – посол СССР в ГДР. Начальник управления энергетики и электрификации СНХ СССР (1963–1965). С октября 1965 г. – начальник отдела территориального планирования и размещения производства, член коллегии Госплана СССР.

Первышин Эрлен Кирикович (1932–2008) – министр промышленности средств связи СССР (1974–1989), министр связи СССР (1989–1991). Окончил в 1955 г. МЭИС и начал работать в проектно-монтажном тресте ГКРЭ. С 1965 г. – управляющий Всесоюзным проектно-монтажным трестом МРП. С 1970 г. – заместитель министра радиопромышленности СССР. С июля 1989 г. – министр связи СССР. С января 1991 г. на пенсии, одновременно с июня 1992 г. – председатель правления Концерна производителей систем и средств телекоммуникаций. С апреля 1992 г. – президент компании «Орбител», с апреля 1997 г. – «Эндрюинтернешнл корпорейшн». Лауреат Государственной премии СССР (1978).

Петелин Михаил Павлович (1906–1990) – специалист в области морской радиолокации и систем управления ракетным вооружением кораблей ВМФ, организатор науки и производства в области разработки и создания радиолокационного вооружения, СУ ракет. Лауреат Государственной премии СССР (1969). Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1966).

Петров Леонид Александрович (1930–1997) – работал в НИИ-35 (1953—58), главный инженер Томилинского ЗППП (1958—63), главный инженер 2-го ГУ ГКЭТ (МЭП) СССР (1963—69), директор, генеральный директор Томилинского ЗППП (1969—85), начальник 14-го ГУ МОП СССР (1985—92). Лауреат Ленинской премии (1980).

Пилюгин Николай Алексеевич (1908–1982) – с 1946 г. – заместитель главного конструктора НИИ-885 МПСС, с 1953 г. – главный конструктор НИИ-885 МРТП. Академик АН СССР (1966). Дважды Герой Социалистического Труда (1956, 1961). Лауреат Ленинской премии (1957) и Государственной премии СССР (1967).

Покровский Роман Петрович – начальник 5-го ГУМО, генерал-полковник.

Попов Николай Леонидович. Начал работать во ВНИИРТ (тогда – Особое техническое бюро) в 1924 г., работал до 1956 г. главным инженером с перерывами. В 1941 г. в эвакуации в Барнауле, преодолев самые трудные условия, он налаживает выпуск РЛС РУС-2, системы «Алмаз», радиостанции 11-АК, организовывает разработку РЛС «Гнейс-2». В 1942 г. наступает перерыв в его работе в Институте, куда он вновь возвращается в 1954 г. главным инженером, руководит разработкой РЛС «Тропа», РРЛ «Фаза» и РЛС «Тополь-2», а также новой системы сбора и обработки радиолокационных данных «Паутина». Разработка системы «Паутина» была закончена в НИИ-101, куда Н.Л. Попов в 1956 г. перешел работать. Член секции Комитета по Ленинским и Государственным премиям (с 1958 г.). Лауреат Сталинской премии СССР (1943). Награды: три ордена Трудового Красного Знамени (1951, 1952, 1953), орден Красной Звезды (1936), медали.

Поскребышев Александр Николаевич (1891–1965) – заведующий особым сектором Секретариата ЦК ВКП(б) (1934—52), заведующий канцелярией генерального секретаря ЦК ВКП(б) (1935—52).

Потемкин Юрий Павлович (1931–2007) – советский хозяйственный деятель. Главный инженер (1973—77), генеральный директор объединения «МЭЛЗ» (1977—86). Лауреат Государственной премии СССР (1974), премии СМ СССР (1980).

Прохоров Александр Михайлович (1916–2002) – выдающийся советский физик, один из изобретателей лазерных технологий, директор ИОФАН. Дважды Герой Социалистического Труда (1969, 1986), лауреат Ленинской премии (1959), Нобелевской премии (1964), Государственной премии СССР (1980).

Псурцев Николай Демьянович (1900–1980) – министр связи СССР (1948—75). Герой Социалистического Труда (1975).

Расплетин Александр Андреевич (1908–1967) – руководитель разработок радиоэлектронных комплексов управления ракетным оружием. Выдающийся ученый, создавший советскую школу зенитно-ракетных систем, главный, с 1961 г. – генеральный конструктор КБ-1. Радиомеханик кварцевой лаборатории завода им. Коминтерна (1930—31), техник, инженер, руководитель группы телевидения и электрооптики ЦРЛ (1931–1936), старший инженер, заведующий лабораторией ВНИИТ (НИИ-8), затем в НИИ-9 (1936–1942), научный руководитель создания телевизионной системы передачи радиолокационной информации в ВЭИ (1942–1943). Руководитель группы, начальник лаборатории НИИ-108 (1943–1950), в 1950 г. переведен в КБ-1. Академик (1964). Герой Социалистического Труда (1956). Лауреат Ленинской премии за участие в создании ЗРС С-75, Сталинской премии II ст. за разработку станции наземной артиллерийской разведки СНАР-1 (1951).

Ребров Сергей Иванович (1929–2007) – директор НИИ-160 (впоследствии – НПП «Исток») (1962–1988); с 1988 г. – генеральный конструктор ФГУП «НПП «Исток». Доктор технических наук, профессор. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР. Почетный гражданин города Фрязино.

Реммерт Александр Адольфович (1861–1931) – русский физик, один из инициаторов внедрения радио на флоте. В 1890 г. окончил Морскую академию, в 1895 г. – Минный офицерский класс. В 1898–1899 гг. – флагманский минный офицер штаба начальника эскадры Тихого океана, с 1900 по 1903 г – старший офицер эскадренного броненосца «Победа». В капитаны 2 ранга произведен «за отличие». В 1904–1906 гг. – штаб-офицер по стратегической части военно-морского ученого отдела ГМШ. С 1908 г. – в должности помощника главного инспектора минного отдела МТК, с 1911 г. – исполняющий должность начальника минного отдела ГУК. Служил в Советском ВМФ, вел преподавательскую работу.

Ренгартен Иван Иванович (1883–1920) – основатель радиоразведки Балтийского флота. Родился 19.10.1883 г., из дворян Ковенской губернии, уроженец Новгородской губернии. На службе с 1901 г. Окончил МКК унтер-офицером (28.01.1904). Окончил Минный офицерский класс (1907). Зачислен в минные офицеры: 2 разряда (1907), 1 разряда (1910). Произведен в мичманы (28.01.1904), лейтенант «за отличие по службе» (01.01.1906), старший лейтенант «за отличие по службе» (14.04.1913), капитан 2 ранга «за отличную усердную службу и труды во время военных действий» (06.07.1915), капитан 1 ранга «за отличие по службе» (28.07.1917). Зачислен в Квантунский флотский экипаж (28.01.1904). Вахтенный офицер и командир башни № 3, 152-мм орудий эскадренного броненосца «Полтава» (29.02–22.11.1904). Участвовал в отражении атаки брандеров, командуя паровым катером с броненосца (14.03.1904). Воевал на суше, был ранен пулей в правый локоть и осколком в правый висок (09.08.1904). После сдачи крепости – в японском плену. За попытку побега приговорен к 5 годам заключения, находился в тюрьме г. Такаматсу (27.06–06.10.1905). Переведен в Учебный минный отряд (09.09.1907), помощник преподавателя Минного офицерского класса и учитель Минного класса (1909–1910). Преподаватель в Минной школе (16.10.1910—09.05.1911), в Минном офицерском классе (09.05.1911–1912). В Штабе Командующего флотом Балтийского моря: исполняющий должность 2 флагманского минного офицера, радиотелеграфный офицер (12.04.1912—14.01.1917), помощник флаг-капитана по оперативной части и начальник разведывательного отделения (01.01.1917—10.03.1917). Флаг-капитан по оперативной части (10.03.1917–1917). Уволен в отставку 30.04.1918. Остался в России. Преподавал в Морской академии на кафедрах Истории морской войны и Службы генерального штаба, был редактором оперативного отдела Морской исторической комиссии (1918–1920). Награжден орденами: Св. Анны 4 степени с надписью «За храбрость» (26.03.1904), Св. Станислава 3 степени с мечами и бантом (28.08.1904), Св. Анны 3 степени с мечами и бантом (19.12.1904), Св. Станислава 2 степени с мечами (20.12.1904), Св. Владимира 4 степени с мечами и бантом (12.12.1906), Св. Анны 2 степени с мечами (05.01.1915). Иностранный орден: английский за отличную усердную службу (1916). Умер от сыпного тифа 14.01.1920 в Петрограде.

Рожанский Дмитрий Апполинариевич (1882–1936) – физик, работал в Геттингенском университете (1905—06), профессор Харьковского университета (1911—21), в Нижегородской радиолаборатории (1921—23), в Центральной радиолаборатории в Ленинграде (1923), в Ленинградском физико-техническом и политехническом институтах. Руководил работами по созданию коротковолновых радиопередатчиков, радиоламп, стабилизированных ламповых генераторов частот. Возглавлял лабораторию по разработке средств и методов радиолокации; член-корреспондент АН СССР.

Руднев Константин Николаевич (1911–1980) – инженер, специалист по стрелковому оружию, организатор производства, государственный деятель; заместитель министра вооружения СССР (1952—53), заместитель министра оборонной промышленности СССР (1953—57), заместитель председателя Госкомитета по оборонной технике (1957—58), председатель Госкомитета СМ СССР по оборонной технике – министр СССР (1958—61), заместитель Председателя Совета Министров СССР (1961—65), председатель Госкомитета СМ СССР по координации научно-исследовательских работ, министр приборостроения средств автоматизации и систем управления СССР (с 1965). Герой Социалистического Труда (1961).

Рябиков Василий Михайлович (1907–1974) – государственный деятель. С марта 1946 г. – первый заместитель министра вооружения СССР. Начальник ТГУ (1951–1953), заместитель министра среднего машиностроения (1953–1955). Председатель Специального комитета СМ СССР, с декабря 1957 г. – заместитель, первый заместитель председателя ВПК. Заместитель Председателя СМ РСФСР (март 1958 – май 1960). Первый заместитель председателя Госплана СССР – министр СССР (1961–1962), первый заместитель председателя СНХ СССР – министр СССР (1962–1965). С 1965 г. – первый заместитель председателя Госплана СССР. Герой Социалистического Труда (1945), лауреат Сталинской премии I ст. (1951, 1953).

Сабуров Максим Захарович (1900–1977) – государственный деятель. Заместитель (1953–1955), первый заместитель (1955–1957) Председателя СМ СССР. В 1958–1962 – директор Сызранского завода тяжелого машиностроения (1958–1962), Сызранского специализированного завода АО по переработке пластических масс (1962–1966). С декабря 1966 г. – на пенсии.

Савельев Гквриил Степанович (1910–2008). Начальник технического управления МПСС СССР! В 1954 г. – директор НИИ-885 МРТП. В 1953–1955 гг – заведующий отделом радиотехники и электроники СМ СССР. Лауреат Сталинской премии II ст. (1951).

Сербин Иван Дмитриевич (1910–1981) – с 1948 г. – заместитель заведующего, с 1950 г. – заведующий Отделом машиностроения ЦК ВКП(б). С 1956 г. – заместитель заведующего, в 1958–1981 гг. – заведующий Отделом оборонной промышленности ЦК КПСС.

Славский Ефим Павлович (1898–1991) – заместитель, первый заместитель начальника 1-го Главного управления при СМ СССР (1949–1953), заместитель, первый заместитель министра среднего машиностроения СССР (1953—57), министр среднего машиностроения СССР (1957—86). Трижды Герой Социалистического Труда (1949, 1954, 1962), лауреат Ленинской премии (1980), трижды лауреат Государственной премии СССР (1949, 1951, 1983).

Слиозберг Михаил Львович (1906–1970) – специалист в области радиолокации и электронной СВЧ-техники. Окончил МГУ, инженер-радиофизик (1930). С 1930 по 1937 г. работал в лаборатории УКВ ВЭИ. С 1937 по 1941 г. – в НИИ-9: инженер, начальник лаборатории, начальник отдела. С 1942 г. работал на заводе № 465: и.о. директора, главный инженер, начальник лаборатории, начальник отдела. Первый директор НИИ-20 МВ. Участник ВОВ, награжден орденом Ленина, 4 медалями.

Смирнов Иван Никитич (1881, Рязанская губерния – 25.8.1936) – в 1921—22 гг. – секретарь Петроградского комитета и Северо-Западного бюро ЦК РКП(б), ближайший соратник Г.Е. Зиновьева, причастен к массовым расстрелам и высылкам из Петербурга представителей «эксплуататорских классов». В апреле-сентябре 1922 и мае-июле 1923 гг. – член Президиума ВСНХ РСФСР, в сентябре 1922 – мае 1923 г. – заместитель председателя ВСНХ. В 1923 г. подписал оппозиционное «заявление 46-ти», в 1927 г. – «заявление 83-х». После смерти В.И. Ленина публично настаивал на снятии И.В. Сталина с поста генерального секретаря. 6.7.1923 назначен наркомом почт и телеграфов СССР. С 1923 г. – активный участник троцкистской оппозиции. Выступал с крайне резкой критикой И.В. Сталина. 12.11.1927 отстранен от поста наркома, а в декабре 1927 г. XV съездом ВКП(б) исключен из партии. 31.12.1927 постановлением Особого совещания (ОСО) при Коллегии ОГПУ проговорен к 3 годам ссылки. В октябре 1929 г. «порвал с троцкизмом» и в мае 1930 г. восстановлен в ВКП(б). После восстановления в партии в 1929–1932 гг. – управляющий трестом «Саратовкомбайнстрой», с 1932 г. – начальник Управления новостроек НКТП СССР. В январе 1933 г. арестован и осужден, приговорен к 5 годам тюремного заключения. В августе 1936 г. на процессе по делу так называемого «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» приговорен к расстрелу. Реабилитирован 13 июля 1988 г.

Смирнов Леонид Васильевич (1916–2001) – с 1948 г. слушатель Промышленной академии Министерства вооружения СССР. С 1949 г. – директор ЦНИИ автоматики и гидравлики Министерства вооружения СССР. С 1951 г. – начальник Главного управления ракетно-космической техники МВ СССР (с марта 1953 г Министерства оборонной промышленности СССР). В 1961 г. – заместитель председателя, в июне 1961 – марте 1963 г. – председатель ГКОТ. В 1963–1985 гг. – заместитель Председателя Совета Министров СССР и председатель Военно-промышленной комиссии СМ СССР. Дважды Герой Социалистического Труда (1961, 1981), лауреат Ленинской премии (1960).

Сосновский Лев Семенович (1886–1937) – российский революционер и советский политический деятель, один из самых активных троцкистов. В октябре 1923 года подписал «заявление 46-ти» и за принадлежность к левой оппозиции в 1924 г. был отстранен от редактирования «Бедноты», вплоть до 1927 г. довольствовался ролью ответственного сотрудника «Правды». В 1927 г. подписал «заявление 83-х», на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 г. в числе 75 «активных деятелей троцкистской оппозиции» был исключен из партии; в 1928 г. отправлен в ссылку. О себе он писал: «Основной моей работой за годы революции была именно журналистская. С весны 1918 г. и до сего дня я был постоянным работником «Правды», совмещая эту работу с разными другими, но никакой другой не отдавая столько сил, сколько «Правде». Мне пришлось протаптывать дорогу советскому фельетону. Время от времени писал статьи на литературные темы, например о Демьяне Бедном, против футуристов, против упадочных произведений литературы вроде Есенина, против извращения советской действительности Пильняком и т. п. Особое место в литерат[урной] деятельности моей занимают выступления на темы о сельском хозяйстве. Для нашей печати это было новшеством: боевые фельетоны в партийном органе на темы – о животноводстве, о культуре корнеплодов, о новых сортах пшеницы, о новой культуре – кенафе». Добавим – и о радиопромышленности.

Старое Филипп Георгиевич (1918–1979) – начальник СКБ-2 ГКРЭ в Ленинграде (1959-61), КБ-2 ГКЭТ, МЭП (1961-66), ЛКБ (1963-73), заместитель начальника ЛКТБ (1973-74), в дальнейшем перешел в Дальневосточный научный центр АН СССР и занимался проблемами искусственного интеллекта. Лауреат Государственной премии СССР.

Стась Петр Зиновьевич (1906–1967). Родился в селе Городище Петровского района Киевской области. В 1938 г. (не ранее октября) возглавил Остехуправление НКОП, где его работа завершилась постановлением правительства от 31 августа 1939 г. о ликвидации Остехуправления в связи с передачей его предприятий в авиационную, судостроительную и электропромышленность. В дальнейшем Стась вновь работал на Украине. В 1941 г. эвакуирован в Уфу. В начале войны выходит Постановление ГКО № 517 от 19 августа 1941 г. «О назначении Кужеватова С.И., Харахана Л.Т., Кириченко В.А., Стась П.З. и Смирнова Н.П. уполномоченными ГКО на заводах, изготовляющих средства военной связи». В 1942 г. возглавил завод № 697, созданный на базе эвакуированного из Ленинграда завода «Красная Заря» НКЭП. В Уфу был эвакуирован Наркомат связи и много предприятий электросвязного профиля, и в 1942 г. Стась был переведен в Башкирский обком ВКП(б) на должность секретаря по электропромышленности. В 1943—46 гг. – директор НИИ-108 Наркомата электропромышленности, в 1946—47 гг. – начальник группы Управления делами СМ СССР, в 1947– 49 гг. – заместитель министра промышленности средств связи СССР, в 1949—53 гг. – член Бюро по машиностроению и электропромышленности при СМ СССР по проверке исполнения решений правительства. В 1952—53 гг. находился под следствием (его арестовали 19 декабря 1952 г. и обвиняли по ст. 58-1а, 10), однако постановлением МВД СССР от 25.04.1953 г. был освобожден и реабилитирован. В 1953—55 гг. – директор вновь организованного НИИ № 648 (НИИ точных приборов), в 1955–1961 гг. – начальник 4-го Главного управления Министерства радиотехнической промышленности СССР. Освобожден от должности, вероятно, по состоянию здоровья, т. к. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 июня 1961 г. за № 253/34 «за выполнение специального задания Правительства» (первого пилотируемого полета человека в космос) бывший начальник управления ГКРЭ Стась П.З. был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Стуколов Петр Михайлович – начальник Главного планово-экономического управления МЭП СССР.

Суворов Георгий Борисович – заместитель министра электронной промышленности, курировал внешние связи.

Сугробов Павел Иванович (1915–1976) – заместитель начальника 5-го Главного управления МО СССР (1953—57), генерал-майор.

Талызин Николай Владимирович (1929–1991) – министр связи СССР (1975—80), заместитель Председателя СМ СССР, постоянный представитель СССР в СЭВ (1980—85), первый заместитель Председателя СМ СССР (1985—88) и др. Лауреат Государственной премии СССР (1968, 1975).

Тамм Игорь Евгеньевич (1895–1971) – физик-теоретик, основатель научной школы, академик АН СССР (1953). Герой Социалистического Труда (1953). Лауреат Нобелевской (1958) и Государственных премий СССР (1946, 1953)

Терентьев Василий Петрович (1906—?) – в марте 1946 – апреле 1953 г. – заместитель министра судостроительной промышленности СССР. С апреля 1953 г. – начальник 2-го ГУ Министерства транспортного и тяжелого машиностроения СССР. В июне 1957 – мае 1960 г. – первый заместитель председателя Пензенского СНХ. Лауреат Сталинской премии I ст. (1946).

Титов Георгий Алексеевич (08.02.1909—19.10.1980) – член ЦК в 1976–1980 гг. Родился в поселке Парахино Новгородской области. Русский. Окончил Ленинградский электротехнический институт в 1934 г. В 1934–1943 гг. работал на ленинградском заводе «Электроприбор», в 1943–1951 гг. – в аппарате Наркомата судостроительной промышленности СССР, заместитель начальника ТГУ (1951–1953), заместитель начальника Главспецмаша Минсредмаша (1953–1955). С 1955 г. – заместитель председателя Специального комитета при Совете Министров СССР, в 1958–1974 гг. – первый заместитель председателя Госплана СССР. Депутат Верховного Совета СССР 9-го созыва. Герой Социалистического Труда (1963). Лауреат Сталинской премии II ст. (1946).

Тихонов Николай Александрович (1905–1997) – металлург, д.т.н., в 1963—65 гг. – заместитель председателя Госплана СССР – министр СССР, в 1965—76 гг. – заместитель, в 1976—80 гг. – первый заместитель председателя СМ СССР, в 1980—85 гг. – председатель СМ СССР, член Политбюро ЦК КПСС (1979–1985). Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат двух Государственных премий.

Толстиков Василий Сергеевич (1917–2003) – первый секретарь Ленинградского обкома КПСС (1962—70), в дальнейшем по 1982 г. – на дипломатической работе.

Торнтон Чарлз (Thornton) (1913–1981) – американский предприниматель, после войны работал у Форда, затем работал в компании Huges Aircraft, в 1953 г. основал компанию Electro-Dynamics, затем преобразовал ее в Litton (1954), которая затем превратилась в огромный конгломерат с широкопрофильной продукцией. По свидетельству академика Г.А. Арбатова «…Торнтон прежде всего хотел посмотреть на сверхзвуковой пассажирский Ту-144. И вот он прилетает в Шереметьево, выходит из самолета, а в отдалении стоит Ту-144. Говорю ему: «Он ждет вас». На борту для Торнтона устроили роскошный ланч. В Ленинграде ему показали электронные производства, в Тольятти – тогда еще строившийся автомобильный завод. В Новосибирске он побывал в Академгородке».

Третьяков Василий Никитович (1906–1993) – с 1946 г. – главный инженер – заместитель начальника, с 1949 г. – начальник Специального управления Министерства судостроительной промышленности СССР. Заместитель председателя ГКСП (1958–1962). В дальнейшем – заместитель министра приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР.

Трутко Анатолий Федорович (р. 1931) – специалист в области полупроводниковой электроники; начальник лаборатории НИИ-35 (1961), заместитель главного инженера 2-го ГУ ГКЭТ (1961—63), директор НИИ «Пульсар» (1963—76). В 1976—91 гг. работал в ГКНТ; к.т.н., доцент. Лауреат Государственной премии СССР (1971).

Туполев Андрей Николаевич (1888–1972) – авиаконструктор, академик АН СССР (1953), генерал-полковник-инженер (1968). Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии (1957), Государствен-ной премии СССР (1943, 1948, 1949, 1952, 1972).

Тухачевский Михаил Николаевич (1893–1937) – Маршал Советского Союза, начальник штаба РККА (1925—28), заместитель Наркомвоенмора (1931—34), заместитель, первый заместитель наркома обороны СССР (1934-37).

Углов Александр Тихонович (30.1.(11.02.)1884—21.11.1938). Родился в с. Григорьевка (Кольцовка) Самарской губ. Окончил Самарскую духовную семинарию (1903), Самарскую гимназию экстерном (1904), физико-математический факультет Казанского университета (1910), сокращенные курсы по радиотелеграфии при офицерской электротехнической школе (1916). Служил в Русской армии с 1911 г. Заведующий производством опытов Офицерской электротехнической школы (1916–1917). Заведующий электроизмерительной станцией Офицерской электротехнической школы (1917–1918). С 1918 г. служил в Красной Армии. Заведующий Военной радиотехнической лабораторией (1918–1919). Создатель первой системы радиовооружений Рабоче-крестьянской Красной Армии. Заведующий военным отделом Центральной радиолаборатории Электротехнического треста заводов слабого тока (1923–1924). Заведующий военно-морским отделом Центральной радиолаборатории (1924–1926). Заведующий военным отделом и технический директор радиозавода им. Коминтерна (1926–1929). Директор, научный руководитель Центральной военно-индустриальной радиолаборатории в Нижнем Новгороде (1929–1930). Преподавал в Горьковском индустриальном институте (1934–1937). Дважды арестован (25.11.1930, 7.10.1937). Обвинен в шпионаже в пользу Германии. Постановлением Особого совещания НКВД 12.1.1938) приговорен к высшей мере наказания. Реабилитирован посмертно (2.10.1957).

Умнов Георгий Сергеевич (1927–2008) – с 1960 по 1966 г. был руководителем организации п/я 122 в Саратове, с 1966 по 1970 г. – директором Саратовского завода электроприборов, с 1970 по 1972 г. – исполнял обязанности гендиректора саратовского объединения «Электроника». Саратовский завод «Тантал» возглавлял с 1972 по 1997 г. К.т.н. Лауреат Государственной премии СССР, премии Совета Министров СССР.

Устинов Дмитрий Федорович (1908–1984) – в июне 1941 – марте 1953 г. – нарком (министр) вооружения СССР. В марте 1953 – декабре 1957 г. – министр оборонной промышленности СССР. В декабре 1957 – марте 1963 г. – заместитель Председателя СМ СССР, председатель ВПК. Маршал Советского Союза (1976). Герой Советского Союза (1978), дважды Герой Социалистического Труда (1942, 1961). Лауреат Ленинской (1982), Сталинской I ст. (1953), Государственной (1983) премий СССР.

Фармаковский Сергей Федорович (1911–2004) – специалист в области морского приборостроения. Окончил Ленинградский электротехнический институт (1934). Д.т.н. (1961). Профессор. Почетный член Академии навигации и управления движением (1995). Работал в КБ завода № 212 (преобразовано в ЦНИИ «Электроприбор») (1932–1942). Возглавлял разработку систем приборов управления стрельбой для новых линкоров, эсминцев и лидеров. Главный конструктор, главный инженер СКБ Наркомата судостроительной промышленности (1942–1946). С 1946 г. – в Ленинградском филиале СКБ Наркомата судостроительной промышленности (преобразовано в ЦНИИ «Электроприбор»); главный инженер (1946–1967), заместитель директора по научной работе (1967–1978). Руководил созданием системы ПУС, навигационных комплексов подводных лодок и надводных кораблей, систем гироскопической стабилизации, систем ориентации для космических объектов. Лауреат Ленинской премии (1963), Сталинской премии (1942, 1950).

Федоренчик – начальник Главного технологического управления МЭП СССР.

Федосеев Анатолий Павлович (1910–2001) – физик, специалист в области электроники, руководил крупнейшим в СССР подразделением, разрабатывавшим магнетроны для радиолокации ПРО. В 1971 году во время командировки во Францию остался на Западе. Д.т.н. Герой Социалистического Труда. Лауреат Ленинской премии.

Фидель Алехандро Кастро Рус (род. 1926) – кубинский революционный, государственный, политический и партийный деятель, команданте, председатель Госсовета Кубы с 1976 по 2008 год. Герой Советского Союза (1963).

Финогенов Павел Васильевич (1919–2004) – министр оборонной промышленности СССР (1979—89). Герой Социалистического Труда (1976). Лауреат Ленинской премии, Государственной премии СССР.

Форштер Авраам Айзикович (25.09.1911, Минск – 02.11.2004, Москва) – первый директор завода № 465 (НИЭМИ). Окончил Ленинградский политехнический институт (1935). Трудовая биография Форштера А.А. как инженера началась еще в годы первых пятилеток. C год работал мастером, прорабом участка «Электроток» Грознефти (1929–1930), конструктором на заводе им. Козицкого (1930–1931). Старший инженер, начальник цеха, начальник отдела на заводе № 208 (1931–1935), где организовывал серийное производство систем радиообнаружения РУС-1 и РУС-2. Начальник отдела, директор завода № 197 им. Ленина, г. Ленинград (1935–1941). В 1941–1942 гг. работал в Наркомате электропромышленности, г. Москва, начальником Главрадиопрома. Был директором завода № 465 (НИЭМИ) с 1942 по 1945 г. С 1945 по 1950 г. – директор Кунцевского механического завода (Московский радиотехнический завод), г. Москва. Организовал серийное производство РЛС СОН-2, СОН-4 и др. С 1950 по 1951 г. – заместитель главного инженера на заводе № 37 им. С. Орджоникидзе, г. Москва. С 1951 по 1963 г. работал на Лианозовском вагоностроительном заводе, г. Москва, главный инженер, начальник ОКБ ЛЭМЗ (с 2002 г. – ОАО КБ «Лира»). В 1963 г. – начальник отдела Союзглаврадиокомплекта СССР, г. Москва. С 1963 по 1965 г. – начальник отдела Совнархоза СССР, г. Москва. С 1965 по 1977 г. – начальник отдела Госплана СССР, г. Москва. С 1977 по 1989 г. – начальник сектора НИИ систем управления, г. Москва. Награжден орденом «Знак Почета» (1932), орденом Ленина (1942), медалями. Лауреат Сталинской премии (1950).

Фрейман Имант Георгиевич (1890–1929). Род. в имении Йолице Курляндской губ. Окончил Митавское реальное училище (1903) и Петербургский электротехнический институт (1913). Профессор (1921). Радиоприемщик и старший приемщик Минного отдела (1919–1925). Председатель секции связи и наблюдения Научно-технического комитета Рабоче-крестьянской Красной Армии (1924–1927). Преподаватель, профессор Военно-морской академии (1922–1929). Помощник делопроизводителя Межведомственного радиотелеграфного комитета (1913–1918). Сотрудник Минного отдела Главного управления кораблестроения (1914–1917). Участвовал в строительстве искровых радиостанций на острове Руно, в Риге, Архангельске, на Югорском Шаре и во Владивостоке (1911–1917). Председатель секции связи Научно-технического комитета Военно-морских сил (1924–1927). Заведующий отделом Центральной лаборатории проводной связи (1929). Старший лаборант, преподаватель, профессор Электротехнического института (1915–1929). Преподаватель Военноинженерной академии (1923–1926). Автор научных работ по антенным устройствам, военно-морской радиосвязи и радиосигнализации. Основатель ленинградской школы радиотехники. Автор «Курса радиотехники» (1924) и ряда изобретений в области радиотехники.

Челомей Владимир Николаевич (1914–1984) – советский ученый в области механики процессов управления, конструктор авиационной, ракетной и космической техники. Главный конструктор и директор завода № 51 МАП (1944–1953), главный конструктор ОКБ-52 МАП (1955–1959), генеральный конструктор ОКБ-52 МОМ (ЦКБ машиностроения МОМ, НПО машиностроения МОМ (г. Реутов М.о.)). Академик АН СССР (1962). Дважды Герой Социалистического Труда (1959, 1963), лауреат Ленинской (1959) и Государственных премий СССР (1967, 1974, 1982).

Шабров Владимир Георгиевич (1913–1995). С 1940 по 1942 г. работал на заводе № 13 Наркомата вооружений, г. Москва: главный инженер. С 1944 по 1948 г. работал директором Крюковского вагоностроительного завода, с 1948 по 1955 г. – директором Лианозовского вагоностроительного завода (с 1952 г. – завод п/я 31, с 2002 г. – ОАО «Лианозовский электромеханический завод»). Под его руководством Лианозовский вагоностроительный завод был перестроен, переоснащен для производства РЛ техники. Уже в 1952 г. на заводе были изготовлены первые радиолокаторы. Награжден орденами Красной Звезды (1942), «Знак Почета» (1944), Трудового Красного Знамени (1945), медалями.

Штаймель Карл (1905–1990) – руководитель с немецкой стороны Лабораторно-конструкторского бюро (LKVO) в Берлине (1945—46), доктор; с советской стороны руководителем в 1945—48 гг. был Г. С. Вильдгрубе.

Щукин Александр Николаевич (1900–1990) – начальник научного отдела Совета по радиолокации (1944—46), заместитель председателя Комитета радиолокации при СМ СССР (1946—49), заместитель начальника и научный руководитель 3-го Главного управления при Совете Министров СССР (1951–1953), председатель НТС Главспецмаша (1953—56), заместитель председателя Специального комитета при СМ СССР (1955—57), директор НИИ-944 Минсудпрома, ГКРЭ (1956—63), председатель Научно-технического совета Военно-промышленной комиссии (1958–1988), заместитель председателя ВПК (1975—86). Д.т.н., академик АН СССР (1953), генерал-лейтенант (1962). Последние годы жизни работал старшим научным сотрудником Института радиоэлектроники (ИРЭ) АН СССР и председателем Научного совета по распространению радиоволн АН СССР. Дважды Герой Социалистического Труда (1956, 75), лауреат Ленинской (1959) и Сталинской III ст. (1949) премий.

Юрьев Борис Борисович (07.02.1902, г. Ленинград (г. Санкт-Петербург) – 29.10.1982). Окончил ЛЭТИ, инженер-электрик (1929). Инженер, старший инженер, начальник КБ, главный конструктор завода, главный инженер, директор завода № 212 «Электроприбор» (1929–1942). После эвакуации завода № 212 в г. Москву назначен директором завода № 706. Начальник ГУ радиолокационной промышленности НКЭП СССР (1943–1947). Главный инженер МНИИ-1 МСП (1947–1953), в феврале-апреле 1953 г. – главный инженер, начальник 4-го ГУ МСП, заместитель начальника 2-го ГУ Министерства тяжелого и транспортного машиностроения, с июня 1954 г. – заместитель начальника Технического управления МСП. Заместитель главного инженера (апрель 1958 – сентябрь с 1966), ведущий инженер (по 1982) МНИИ-1. Лауреат Сталинской премии I ст. (1951). Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», медалями.

Якименко Иван Тихонович – начальник 1-го Главного управления ГКЭТ-МЭП, генерал-лейтенант.

Список литературы

1. Сборники документов

1. Москва военная. 1941–1945. Мемуары и архивные документы. – М.: Издательство объединения «Мосгорархив», 1995. – 744 с.

2. Первый пилотируемый полет. Российская космонавтика в архивных документах: В 2 кн. / Под ред. В.А. Давыдова. Федеральное космическое агентство. – М.: Родина МЕДИА, 2011.

3. История создания и развития оборонно-промышленного комплекса России и СССР. 1900–1963:

а. Т 1. Военная промышленность России в начале ХХ века (1900–1917): Сборник документов / Под ред. Р.Ш. Ганелина. М.: Новый хронограф, 2004.

б. Т 2. Советское военно-промышленное производство (1918–1926). Военная промышленность России в начале ХХ века (1900–1917): Сборник документов / Коллектив составителей. – М.: Новый хронограф, 2004.

в. Т 3. Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1937). Ч. 2 (1933–1937): Сборник документов / Под ред. А.А. Кольтюкова. Сост. Т.В. Сорокина и др. – М.: ООО «Издательство «Терра», 2011.

4. Задача особой государственной важности. Из истории создания ракетно-ядерного оружия и Ракетных войск стратегического назначения (1945–1959 гг.): Сборник документов / Сост.: В.И. Ивкин, Г.А. Сухина. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. – 1207 с.

5. Правительственная связь СССР. 1931–1941: Сборник документов. Т. 1. -М.: Славянский диалог, 1997. – 303 с.

6. Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы / Гл. ред. А.А. Фурсенко. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. – 1344 с. (Серия «Архивы Кремля»).

2. Справочники

1. Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923–1991: Историко-биографический справочник / Сост.

В.И. Ивкин. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. – 639 с.

2. Центральный комитет КПСС, ВКП(б), РКП(б), РСДРП: Историко-биографический справочник / Сост. Ю.В. Горячев – М.: Издательский дом «Парад», 2005. – 496 с.: ил.

3. Сборники статей

1. Мостяев В.А., Поздняков П.Г Российская пьезо-акустоэлектроника: История развития и современное сосотояние / Под ред. академика Ю.В. Гуляева. – М.: Радиотехника, 2008. – 328 с.

2. Очерки истории российской электроники. Вып. 1. 60 лет отечественному транзистору / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – 336 с.

3. Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР. 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – 416 с.

4. Очерки истории российской электроники. Вып. 3. Истоки российской электроники. К 120-летию ОАО «Светлана» / Под ред. В.М. Пролейко,

B. В. Попова. – М.: Техносфера, 2009. – 296 с.

5. Очерки истории российской электроники. Вып. 4. К 50-летию электронной промышленности / Сост. В.М. Пролейко; под ред. Б.М. Малашевича. – М.: Техносфера, 2011. – 624 с.

6. Очерки истории российской электроники. Вып. 5. Малашевич Б.М. 50 лет отечественной микроэлектронике. Краткие основы и история развития. – М.: Техносфера, 2013. – 624 с.

7. Петербургская – Ленинградская школа электроники. – СПб.: Изд-во СПбГЭТУ П20, «ЛЭТИ», 2013. – 658 с.

8. Творцы российской радиотехники. Жизнь и вклад в мировую науку / Под ред. М.А. Быховского. – М.: Эко-Трендз, 2005. – 160 с.

9. Созидатели отечественной электроники. Вып. 4. Валентин Михайлович Пролейко / Под ред. Б.М. Малашевича – М.: Техносфера, 2013. – 688 с.

4. Статьи и книги

1. Аллилуев В. Хроника одной семьи. – М.: Молодая гвардия, 1995. – С. 225.

2. Альперович К.С. Ракеты вокруг Москвы. – М.: Воениздат, 1995.

3. Ангельский Р «Комета» и ее охвостье // Техника и вооружение. 1999. № 10.

4. Ангельский Р Летят «Щуки» // Техника и вооружение. 1997. № 2.

5. Ангельский Р Щукины дети // Техника и вооружение. 1998. № 10.

6. Ангельский Р, Коровин В. Отечественные управляемые ракеты класса «воздух – воздух» // Техника и вооружение. 2005. № 9.

7. Архитектурный вкус А. Шокина // Московская правда. Март 1998. № 4. —

C. 9; Зеленоградский округ, совместное издание Правительства Москвы и газеты «Московская правда». Март 1998. № 3 (95).

8. Ашурбейли И.Р, Сухарев Е.М. Александр Андреевич Расплетин и его ближайшее окружение. – М.: Издательский дом «Кодекс», 2013. – 448 с.

9. Бердичевский Б.Е. Люди, самолеты, ракеты – вся жизнь. – М.: АМИ, 2001. – 184 с.

10. Блиох М.М. Первый отечественный гирокомпас // Судостроение. 1984. № 2.

11. Болдов А.Б. Как мы начинали строить Зеленоград: Очерки истории края. Зеленограду 40 лет: Сб. трудов Гос. Зеленоградского историко-краеведческого музея. Вып. 3 / Научный руководитель и составитель Н.И. Решетников. – М.: УРСС, 1998. – 208 с.

12. Борисов В.П. Владимир Козьмич Зворыкин, 1989–1982. – М.: Наука, 2002. – 147 с.

13. Борисов В.П. Сергей Аркадьевич Векшинский / Научный редактор В.Н. Кеменев. 2-е изд. – М.: НПК «Интелвак», 2002. – 176 с.

14. Борисов Е.Б., Пятнова И.И. Ключ к Солнцу. – М.: Молодая гвардия, 1960.

15. Бородина Е. Мы сами с усами? // Электронная техника. Сер. 3: Микроэлектроника. Вып. 1 (152). 1998.

16. Берг А.И. Избранные труды. Т 1. – М. – Л.: Энергия, 1964. – 168 с.

17. БСЭ. Т 24. – С. 353.

18. Бренев И.В. Научно-педагогическая и общественная деятельность академика А.И. Берга // В кн.: Берг А.И. Избранные труды. Т 1. – М. – Л.: Энергия, 1964.

19. Булганин Н.А. Доклад Председателя Совета Министров СССР // ХХ съезд КПСС: Стенографический отчет. Т 1. – М.: Госполитиздат, 1956.

20. Бункин Б.В. Выступление на чествовании А.И. Шокина. 28.10.1999 г. Рук.

21. Бурцев В.С. Об основателях микроэлектроники в Советском Союзе – ложных и истинных: Воспоминания очевидца. http//www/ electronics/ru/359/ htm

22. Буц В.П. НИЭМП // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999.

23. Быстрова И.В. Советский военно-промышленный комплекс: проблемы становления и развития (1930—1980-е годы). – М.: ИРИ РАН, 2006. – 704 с.

24. Бэтчер Г. Влияние методов конструирования аппаратуры на прогресс радиотехники // Труды института радиоинженеров. № 5. Ч. 1. Май 1962. – М.: Иностранная литература, 1962.

25. Валиев К.А. НИИ молекулярной электроники: годы рождения и развития // НИИМЭ – «Микрон». 35 лет. События. Люди. – М., Зеленоград: Микрон-принт, 1999.

26. Васильев И.С. ЦНИИ «Электрон» // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999.

27. Вотинцев Ю.В. Неизвестные войска исчезнувшей сверхдержавы // Военно-исторический журнал. 1993. №№ 8, 9, 10.

28. Галин Е.Н. О М.С. Рязанском, Е.Я. Богуславском и М.И. Бондаренко // Сб.: Незабываемый Байконур. – М.: ЗАО «Техника – молодежи», 1998.

29. Ганин С.М. Первая отечественная зенитно-ракетная система.

30. Ганин С.М., Ивановский В.И. Многоканальная зенитно-ракетная система «Даль» // Сб.: Невский бастион. Вып. 4. – СПб., 1998.

31. Ганин С.М., Карпенко А.В., Колмогоров В.В., Трущенков В.В. Отечественная боевая авиатехника (1946–1997 гг.). Ч. 1. Тяжелые бомбардировщики/ Под ред. В.Г. Дейнеки // Сб.: Невский бастион. Вып. 5. – СПб.: 1998.

32. Гарнов В.И. Академик Александр Расплетин. – М.: Московский рабочий, 1990.

33. Гаряинов С.А. Они были первыми // Электронная техника. Сер. 3: Микроэлектроника. Вып. 1 (152). 1998.

34. Генеральный конструктор Б.В. Бункин / Гл. ред. С.М. Семенов. – М.: Ассоциация «Международный Объединенный Биографический Центр», 2012.

35. Герчик К.В. На испытаниях первой ракеты Р-16 // Сб.: Незабываемый Байконур. – М.: ЗАО «Техника – молодежи», 1998.

36. Глущенко А.А. Место и роль радиосвязи в модернизации России (1900–1917 гг.). – СПб.: ВМИРЭ, 2005. – 718 с.

37. Голованов Я.К. Королев: Факты и мифы. – М.: Наука, 1994.

38. Гольдшер А.И. КТ-315 – важная веха в истории создания отечественных транзисторов // Электронная промышленность. 1998. № 3–4.

39. Гуськов Г.Я. НИИМП – ЭЛАС: истоки и эволюция космического микроэлектронного аппаратуростроения // Зеленоград в воспоминаниях. – НИЦ Ладомир, 1998.

40. Девятков Н.Д. Воспоминания. – М.: ЗАО «ИПРЖР», 1998.

41. Дозорец М. ЦНИИ «Электрон» // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999.

42. Докучаев Ю.П., Шаров А.И. От первого транзистора до СВЧ полупроводниковой электроники.

43. Дунаевская Н.В., Климин А.И., Урвалов В.А. Борис Васильевич Круссер. – М.: Наука, 2000. – 105 с.

44. Емельянов В.С. На пороге войны. – М.: Советская Россия, 1971.

45. Ерофеев Ю.Н. Аксель Берг. – М.: Молодая гвардия, 2012. – 222[2] с.: ил. (Сер.: Жизнь замечательных людей. Вып. 1401).

46. Ерофеев Ю.Н. Берг Аксель Иванович. Жизнь и деятельность. – М.: Горячая линия – Телеком, 2007. – 223 с.: ил.

47. Жуков Ю.Н. Тайны Кремля. Сталин, Молотов, Берия, Маленков. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2000.

48. Захаров А.Ф. Была волна – ТНП народу производи! // Сб.: Зеленая ветвь Москвы. Зеленоград до 2003 года: Очерки, воспоминания, размышления, зарисовки. – Префектура Зеленоградского округа г. Москвы, 2003.

49. Золотарев В.А., Шломин В.С. Как создавалась военно-морская мощь Советского Союза: В 2 кн. – М.: ООО «Издательство АСТ»; СПб.: ООО «Издательство «Полигон», 2004.

50. Золотинкина Л.И. Электроника в ЭТИ – ЛЭТИ (1901–1930) // В кн.: Петербургская – Ленинградская школа электроники. – СПб.: Изд-во СПбГЭТУ П20, «ЛЭТИ», 2013. – С. 49–63.

51. Зубов Б.Н. Воспоминания о работе И.Ф. Тевосяна в судостроении // Сб.: Воспоминания о И.Ф. Тевосяне. – М.: Мысль, 1991.

52. Институт военной связи. История и современность. 1932–1998 гг. / Под ред. Г.И. Азарова. – Мытищи, 1998.

53. История развития элементов радиоэлектронных схем (по материалам статьи Бразерса, опубликованной в «Трудах института радиоинженеров». № 5. Ч. 1. Май 1962 г. с добавлениям по отечественным элементам). Печ. рукопись из личного архива.

54. История разработок и производства радиоэлектронных средств с 1915 года на предприятиях Нижнего Новгорода / Под ред. Е.Л. Белоусова, Б.Д. Увяткина, В.Л. Ягодкина. – Н. Новгород, 2001.

55. Казеннов Г.Г. Глазами участника // Электронная техника. Сер. 3: Микроэлектроника. Вып. 1 (152). – М.: ЦНИИ «Электроника», 1998. – 138 с.

56. Калачев К.Ф. В круге третьем. – М.: Машмир, 2001.

57. Каляев А.В. 80 лет в ХХ веке: Воспоминания. – Таганрог: Изд-во ТРГТУ, 2002.

58. Каминский ГС. Задача: выявить агента и дать ему «дезу» // Сб.: Зеленая ветвь Москвы. Зеленоград до 2003 года: Очерки, воспоминания, размышления, зарисовки. – Префектура Зеленоградского округа г. Москвы, 2003.

59. Карпенко А.В. Противоракетная и противокосмическая оборона // Сб.: Невский бастион. Вып. 4. – СПб., 1998.

60. Карпенко А.В., Ганин С.М., Колмогоров В.В. Авиационные ракеты большой дальности. Ч. 1 // Сб.: Невский бастион. Вып. 6. – СПб., 1998.

61. ОАО «Ангстрем». Книга истории 1963–1998. – Управление по развитию персонала и связям с общественностью ОАО «Ангстрем». – М., Зеленоград: Изд. дом «41», 1998.

62. Клевцов В.А., Попов В.В. Становление и развитие электронной промышленности Санкт-Петербурга // В кн.: Петербургская – Ленинградская школа электроники. – СПб.: Изд-во СПбГЭТУ П20, «ЛЭТИ», 2013. – С. 31–42.

63. Козлов Ф.Р. Выступление на ХХ съезде КПСС // ХХ съезд КПСС: Стенографический отчет. Т 1. – М.: Госполитиздат, 1956.

64. Контарев В.Я. НИИМЭ.1965–1978 гг. Хроника. Дела. Люди // Сб.: НИИМЭ – «Микрон». 35 лет. События. Люди. – М.; Зеленоград: Микрон-принт, 1999. – 280 с.

65. Красилов А.В. НИИ «Пульсар» // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999. – 92 с.

66. Красилов А.В. Институту и заводу «Пульсар» 45 лет // Электронная промышленность. № 3–4. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1998. – 92 с.

67. Круглов А.К., Петросьянц А.М. Первые НИИ, КБ и проектные организации, работавшие для создания ядерной индустрии // В кн.: Создание первой советской ядерной бомбы. – М.: Энергоатомиздат, 1995. – С. 382–383.

68. Кузин В.П., Никольский В.И. Военно-морской флот СССР 1945–1991. Энциклопедия. – СПб.: Историческое Морское Общество, 1996. – С. 320–321.

69. Лаврентьев А.П. Все мы должны исполнить свой долг: Запись беседы корреспондента «Новой Зеленоградской газеты» с А.А. Колосовым // Электронная техника. Сер. 3: Микроэлектроника. Вып. 1 (152). 1998.

70. Лебединский М.А. Технология электровакуумного производства. Ч. 1. – М.: Госэнергоиздат, 1961.

71. Лейковский К. ОАО «Восход» – КРЛЗ // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999. – 92 с.

72. Липкин И.А. История создания отечественных систем радиоуправления РДД. – М.: Вузовская книга, 2001. – 112 с.

73. Лобанов М.М. Начало советской радиолокации. – М.: Советское радио, 1975.

74. Лобанов М.М. Мы – военные инженеры. – М.: Военное изд-во МО СССР, 1977.

75. Луканов Н.М. Некоторые малоизвестные моменты из истории отдела 22 НИИМЭ // Электронная техника. Сер. 3: Микроэлектроника. Вып. 1 (152). 1998.

76. Лукасевич. М.И. «Томилинцы» в истории нашего города. «Микрон» // Сб.: НИИМЭ – «Микрон». 35 лет. События. Люди. – М.; Зеленоград: Микрон-принт. 1999. – 280 с.

77. Мажоров Ю.Н. Первопроходцы транзисторной электроники // Электронная промышленность. № 3–4. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1998. – 92 с.

78. Малашевич Б.М. Разработка вычислительной техники в Зеленограде. Неизвестные супер-ЭВМ // ЭЛЕКТРОНИКА: Наука, Технология, Бизнес. 2004. № 2.

79. Малин Б.В. Место для Зеленограда выбрала Москва. Хрущев выделил на строительство Научного центра четыре тонны золота // Сб.: Зеленая ветвь Москвы. Зеленоград до 2003 года: Очерки, воспоминания, размышления, зарисовки. – Префектура Зеленоградского округа г. Москвы, 2003.

80. Малиновский Б.Н. История вычислительной техники в лицах. – Киев: Фирма «КИТ, ПТОО «АСК», 1995. – 384 с.

81. Мартюшов К.И. Транзисторы – год 1965 // Наука и жизнь. 1965. № 7. – С. 10.

82. Маслюков Ю.Д., Голубков Е.С. Планирование и финансирование военной промышленности в СССР // Советская военная мощь от Сталина до Горбачева / Под ред. А.В. Минаева. – М.: Военный Парад, 1999. – 624 с.

83. Мелуа А.И. Инженеры Санкт-Петербурга. Энциклопедия. – СПб., М.: Изд-во Межд. фонда науки, 1996.

84. Мелуа А.И. Ракетная техника и артиллерия. Биографии ученых и специалистов. 2-е изд., доп. – СПб.: Гуманистика, 2005.

85. Микроэлектроника. Вып. 1 (152). – М.: ЦНИИ «Электроника», 1998. – 138 с.

86. Минаев А.В. Истоки советской военной мощи // Советская военная мощь от Сталина до Горбачева / Под ред. А.В. Минаева. – М.: Военный Парад, 1999. – 624 с.

87. Морскому научно-исследовательскому институту «Альтаир» – 70 лет // История науки и техники. 2003. № 10.

88. Москва: Энциклопедия / Гл. ред. А.Л. Нарочницкий. – М.: Советская энциклопедия, 1980. – 688 с.: ил.

89. Москва военная. 1941–1945. Мемуары и архивные документы / Сост. К.И. Буков, М.М. Горинов, А.Н. Пономарев. – М.: Издательство объединения «Мосгорархив», 2001. – 664 с.

90. Мошков А.А. СКБ НКСП. – М.: Изд-во НИИ «Агат», 2002. – 280 с.

91. Муренко Л.Л., Широков Ю.Ф. Разработка и производство первых массовых вычислительных машин в электронной промышленности // Электронная промышленность. 1998. № 3–4. – С. 51.

92. Мурсалиева Г. Перебежчик № 1 // Огонек. Апрель 1998. № 14. – С. 15–19.

93. Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. – М.: Изд-во гуманитарной литературы, 1995. – С. 201.

94. Овруцкий М.А. Никого никогда не подставил, не подвел… // Электронная техника. Сер. 3: Микроэлектроника. Вып. 1 (152). – М.: ЦНИИ «Электроника», 1998. – 138 с.

95. О’Коннел. Обзор развития военной связи в США за период с 1860 по 1962 г. // Труды института радиоинженеров. № 5. Ч. 1. Май 1962 г. – М.: Иностранная литература, 1962. – 1517 с.

96. Онегин Е.Е. НПО «Планар» // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999. – 92 с.

97. Орлов В.И. Судьба драгоценностей царской короны. – М.: Знание, 1968. – 111 с.

98. Очерки истории края. Зеленограду 40 лет: Сб. трудов Гос. Зеленоградского ист. – краев. музея. Вып. 3 / Науч. ред. и сост. Н.И. Решетников. – М.: УРСС, 1988. – 208 с.

99. Пейдж Р. Ранняя история радиолокации // Труды института радиоинженеров. № 5. Ч. 1. Май 1962 г. – М.: Иностранная литература, 1962. – 1517 с.

100. Первов М. Зенитное оружие ПВО страны. – М.: АМИ, 2001. – 184 с.

101. Первов М. Системы ракетно-космической обороны России создавались так. 2-е изд., доп. – М.: Авиарус-XXI, 2004. – 544 с.

102. Петров Ю.П. НИИВТ // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999. – 92 с.

103. Петухов С.И., Шестов И.В. История создания и развития вооружения и военной техники ПВО сухопутных войск России. Ч. 1. – М.: ВПК, 1997. – 320 с.

104. Пешехонов В.Г. Центральному научно-исследовательскому институту «Электроприбор» – 50 лет // Судостроение. 1995. № 7.

105. Пирс Дж. Р. История развития электровакуумных приборов сверхвысоких частот // Труды института радиоинженеров. № 5. Ч. 1. Май 1962 г. – М.: Иностранная литература, 1962. – 1517 с.

106. Покровский И.А. Наш город-спутник: Очерки истории края. Зеленограду 40 лет: Сб. трудов Гос. Зеленоградского историко-краеведческого музея. Вып. 3 / Научный руководитель и составитель Н.И. Решетников. – М.: УРСС, 1998. – 208 с.

107. Поросков Н. Разведчик-нелегал. – М: Молодая гвардия. 1997. № 4. —

С. 145.

108. Порошков В.В. Хроника важнейших событий создания и работы космодрома Байконур и важнейших событий космической эры // Сб.: Незабываемый Байконур. – М.: ЗАО «Техника – молодежи», 1998. – С. 85—200.

109. Пржиялковский В.В., Томилин А.Н., Смирнов А.Д., Брусенцов Н.П. Зачем же подтасовывать факты? // PC WEEK. 06.06.2000.

110. Пролейко В.М. К 90-летию со дня рождения А.И. Шокина // Известия вузов. Электроника. 1999. № 4.

111. Прохоров С. История отечественной информатики // Computer Weekly. 1998. № 6.

112. Пушницын А.А. Основоположник советского морского приборостроения (к 100-летию С.А. Изенбека) // Судостроение. 1983. № 11.

113. Радунская И.Л. Аксель Берг. – М.: Молодая гвардия, 1971. – 496 с.: ил.

114. Решетников Н.И. Зеленоград – «Шокинград». Из документов об основателе отечественной микроэлектроники: Очерки истории края. Зеленограду 40 лет: Сб. трудов Гос. Зеленоградского историко-краеведческого музея. Вып. 3 / Научный руководитель и составитель Н.И. Решетников. – М.: УРСС, 1998. – 208 с. – С. 45–57.

115. Рожин И.Е. У истоков Зеленограда: Очерки истории края. Зеленограду 40 лет: Сб. трудов Гос. Зеленоградского историко-краеведческого музея. Вып. 3 / Научный руководитель и составитель Н.И. Решетников. – М.: УРСС, 1998. – 208 с. – С. 6–11.

116. Рожин И.Е. Захотелось среди зеленого леса построить белый город // Сб.: Зеленая ветвь Москвы. Зеленоград до 2003 года: Очерки, воспоминания, размышления, зарисовки. – Префектура Зеленоградского округа г. Москвы, 2003.

117. Рябов Г Единение науки и производства – ключ к успеху: К 80-летию со дня рождения министра радиопромышленности СССР Петра Степановича Плешакова // Радиопромышленность. Специальный выпуск. – М., 2002.

118. «Светлана»: История Ленинградского объединения электронного приборостроения «Светлана». – Л.: Лениздат, 1986. – 246 с.

119. Сергеев В.С. Страницы жизни. 3-е изд., доп. – М.: ОАО «Ангстрем», 1998.

120. Сергеев В.С. Из воспоминаний об А.И. Шокине: Материалы научно-технической конференции, посвященной 90-летию со дня рождения А.И. Шокина и 25-летию создания отечественного микропроцессора. – М.; Зеленоград, 1999.

121. Сергеев В.С. У истоков электроники: Очерки истории края. Зеленограду 40 лет: Сб. трудов Гос. Зеленоградского историко-краеведческого музея. Вып. 3 / Научный руководитель и составитель Н.И. Решетников. – М.: УРСС, 1998. – 208 с. – С. 58–81.

122. Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920—1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управления. – М.: РОССПЭН, 1996.

123. Симонов Н.С. Создание военной промышленности и формирование советского ВПК (1920—1950-е годы). Проблемы экономического роста, структура, организация производства и управления – диссертация на соискание ученой ст. доктора исторических наук. – М., 1999.

124. Степанов РМ. ЦНИИ «Электрон» // Электронная промышленность. № 3. -М.: ЦНИИ «Электроника», 1999. – 92 с.

125. Сытин П.В. Из истории Московских улиц. – М.: Московский рабочий, 1958.

126. Тарасюк Ю.Ф., Мартынюк В.Ф. Советской гидроакустике – 50 лет // Судостроение. 1984. № 5.

127. Усов В.Ю. Крейсер «Максим Горький». – СПб.: Гангут, 1993.

128. Усов Н.Н. АО «НПП Сапфир» и ОАО «Оптрон» // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999. – 92 с.

129. Уткин В.Ф., Мозжорин Ю.А. Ракетное и космическое вооружение // Советская военная мощь от Сталина до Горбачева / Под ред. А.В. Минаева. – М.: Военный Парад, 1999. – 624 с.

130. Федоренко Ю.С. 35 лет в электронной промышленности, 30 лет на «Микроне // Сб.: НИИМЭ – «Микрон». 35 лет. События. Люди. – М.; Зеленоград: Микрон-принт, 1999. – 280 с.

131. Федосов Е.А. Полвека в авиации. Записки академика: Литературно-художественное произведение. – М.: Дрофа, 2004. – 400 с., 48 л. цв. вкл. – (Авиация и космонавтика).

132. Федотов Я.А. Полвека отечественной транзисторной электронике // ЭЛЕКТРОНИКА: Наука. Технология. Бизнес. 1998. № 1. – С. 27–28.

133. Федотов Я.А. Первые шаги отечественного транзистора. К 50-летию открытия транзисторного эффекта // Электронная промышленность. 1998. № 3–4. – С. 6.

134. Федотов Я.А. Микроэлектроника в СССР (Небыли и были). Рукопись.

135. Феклисов А. За океаном и на острове: Записки разведчика. – М.: ДЭМ, 1994. – 280 с.

136. Фирсенков А.И. ОАО «Завод «Магнетон» // Электронная промышленность. № 3. – М.: ЦНИИ «Электроника», 1999. – 92 с.

137. Хрущев Н.С. Отчетный доклад ЦК КПСС ХХ съезду партии // ХХ съезд КПСС: Стенографический отчет. Т. 1. С. 85. – М.: Госполитиздат, 1956.

138. Цветов В.П. Полупроводниковая электроника на «Светлане» – продолжение традиций школы электроники // В кн.: Петербургская – Ленинградская школа электроники. – СПб.: Изд-во СПбГЭТУ П20, «ЛЭТИ», 2013. – С. 516–519.

139. Цветов В.П. Школа микроэлектроники ЛКБ-ЛКТБ // В кн.: Петербургская – Ленинградская школа электроники. – СПб.: Изд-во СПбГЭТУ П20, «ЛЭТИ», 2013. – С. 534–544.

140. Черепнин Н.В. Вакуумные свойства материалов для электронных приборов. – М.: Советское радио, 1966.

141. Чернышев А.А. Вклад Москвы в создание современного флота // Москва и судьбы российского флота: архивные документы и исторические очерки. Книга-альбом / Сост. А.Н. Давыдов, А.А. Килеченков. – М.: Издательство объединения «Мосгорархив», 1996.

142. Черток Б.Е. Ракеты и люди. – М.: Машиностроение, 1995.

143. Шахурин А.И. Крылья Победы. – М.: Наука, 1996. – С. 91.

144. Шокин А.А. Министр невероятной промышленности СССР: Страницы биографии. – М.: Техносфера, 2007. – 456 с.

145. Шокин А.А. Советская электроника на пути к электронной промышленности / Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР. 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – 416 с.

146. Шошков Е.Н. Опыт создания первого радиолокатора // Судостроение. 1984. № 5.

147. Шошков Е.Н. Репрессированное Остехбюро. – СПб.: Научно-информационный центр «Мемориал», 1995.

148. Электронная техника // Юбилейный научно-технический сборник. Сер.: Электронные и квантовые приборы. – М.: ЦНИИ технико-экономических исследований и научной информации, 1967. – 300 с.

149. Юрий Борисович Кобзарев – выдающийся ученый в области радиотехники и радиофизики: Буклет. – М.: ВНИИРТ, 2006.

Справка об авторе

Шокин Александр Александрович, 1947 года рождения, специалист в области оптоэлектроники и квантовой электроники, кандидат физико-математических наук, доктор технических наук. Окончил в 1970 году МГУ им. М.В. Ломоносова, с 1968 по 1982 год работал в НИИ «Полюс», пройдя должности от инженера до начальника отделения, затем заместителем директора по научной работе – главным инженером НИИ «Дельта», с 1989 года – директор ФГУП «Конструкторское бюро полупроводникового машиностроения».

В 1986 году за достижения в области твердотельных лазеров присуждена Государственная премия СССР за работу «Создание технологии, разработка автоматизированного оборудования и широкое внедрение лазерной обработки пленочных элементов в производстве электронных приборов». За работы в области создания волоконно-оптических линий связи награжден медалью Д.С. Рождественского. Долгое время возглавлял отделение оптоэлектроники и волоконной оптики Академии инженерных наук имени А.М. Прохорова, в настоящее время – первый вице-президент.

Примечания

1

Первое издание книги Н. Винера «Кибернетика, или управление и связь в животном и машине» вышло в 1948 г.

(обратно)

2

Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. – М.: Советское радио, 1968. – С. 90–91.

(обратно)

3

Оставив на время опыты по подрыву мин, Шиллинг отправился на войну и дошел до Парижа. За заслуги в борьбе с Наполеоном он был награжден именным оружием с надписью «За храбрость» и боевым орденом.

(обратно)

4

Петр Андреевич Клейнмихель (30.11(11.12).1793, Петербург – 3(15).2.1869, там же). За время его управления были построены Николаевский мост через Неву и здание Нового Эрмитажа в Петербурге, сооружена железная дорога Петербург – Москва. Именно в период его руководства в 1842 г. было положено начало профессиональной подготовке в России специалистов по телеграфной связи и сигнализации.

(обратно)

5

Статья опубликована в журнале «Электросвязь: история и современность» № 3, 2007 г. Перепечатывается с разрешения редакции. Статья помещена в музей 26.05.2008 года.

(обратно)

6

Возможно, Клейнмихель и проявил некоторую настойчивость в утверждении кандидатуры поставщика, на что у него были веские основания. В 1851 году русскому правительству пришло предложение от английского предпринимателя Якоба Бретта, который за два года и за 25 000 фунтов стерлингов (140 000 рублей серебром) обещал построить телеграфную линию между Кронштадтом и Санкт-Петербургом. Сименс выдвинул встречное предложение, оценив ту же работу гораздо дешевле. Часть телеграфной линии от Ораниенбаума до Кронштадта должна пройти по дну Балтийского моря, а у Сименса к тому времени уже была не только изобретена эффективная методика изолирования медного проводника с помощью гуттаперчи, но и построена машина для этого вида работ. Сименс знал, что это сократит стоимость и повысит надежность линии. Торги на высоком уровне длились несколько месяцев. Договор о намерениях подписали, когда Сименс назвал сумму – 92 000 рублей серебром – так он оценил стоимость линии, которая должна была соединить Зимний дворец в Санкт-Петербурге, Александрийский дворец в Царском Селе и Кронштадт. Соперничество с Бреттом закончилось в ноябре 1853 г., когда в преддверии Крымской войны Россия разорвала дипломатические отношения с Англией.

(обратно)

7

В состав комитета вошли: генерал-лейтенант П.А. Козен, генерал-лейтенант А.А. Саблуков, генерал-майор П.А. Витовтов, контр-адмирал Н.Г. Казин, полковник П.Л. Соболевский, профессор Б.С. Якоби.

(обратно)

8

(обратно)

9

Подробное описание его изобретений приведено в публикации А.В. Яроцкого. Напомним лишь основные из них: многополюсный телефон, телефон-фонограф, микрофон с гребенчатым расположением углей и с угольным порошком, рычаг переключения с вызова на разговор, объединение телефона и микрофона в единое устройство – трубку, поездной телефонный аппарат, система центральной батареи для питания абонентских аппаратов.

(обратно)

10

Обнаруженное в Государственном архиве Калужской области (ГАКО) «Дело об устройстве телефонного сообщения в г. Калуге» раскрывает многие стороны организации связи и технику ее исполнения. Вначале устройство телефонной связи было поручено механику правительственного телеграфа Семенову, а затем, ввиду неудовлетворительного качества связи, губернатор Калуги пригласил для выполнения работ П.М. Голубицкого. Изобретатель представил проект в двух вариантах – с «центральным бюро», т. е. коммутатором, и без него. В достоинствах варианта с центральным бюро он отметил большее число возможных соединений абонентов и перспективу расширения сети. Последний документ в «Деле» – отзыв губернатора о работе связи: «…Дано сие свидетельство Павлу Михайловичу Голубицкому в том, что с разрешения Министерства Внутренних Дел им в Августе месяце сего года устроено в г. Калуге телефонное сообщение системы его, г. Голубицкого, между Губернаторским домом, Губернаторским правлением, квартирою Полицмейстера, Городским Полицейским Управлением, Губернским тюремным замком и 2-ю полицейской частью, с постановкой в канцелярии Губернатора центрального соединительного бюро; аппараты его, Голубицкого, ясно и отчетливо передают слова, и вообще телефонное сообщение, действуя вполне удовлетворительно на расстоянии около 6 верст, приносит существенную пользу в деле быстрого сообщения между означенными правительственными учреждениями, облегчая тем их канцелярскую переписку, что удостоверяю подписом и приложением казенной печати. Причитающийся гербовый сбор уплачен. Калуга, декабрь 14 дня 1885 года, Губернатор Жуков. Правитель канцелярии В. Беляев».

(обратно)

11

При изучении этого вопроса, оказалось, что еще в 1879 году в проекте торпеды полковника Шпаковского в законченной форме излагается идея применения гироскопического прибора для управления торпедой. Ответ Морского Технического Комитета на претензии Обри, посланный 23 ноября 1896 года, гласил: «Возвращая при этом описание и 4 листа чертежей приспособления для выпрямления горизонтальной траектории мины…, представленных иностранцем Обри на предмет выдачи ему привилегии, Морской Технический Комитет уведомляет, что… употребление гироскопа к инертным минам практиковалось… у нас… Морской Технический Комитет полагает, что на прибор Обри привилегия не должна быть выдаваема…». На этом основании Департамент торговли и мануфактур в 1896 году отказал Обри в привилегии.

(обратно)

12

Начиная с 1881 года ежегодно на зимнее время прикомандировывается к Минному офицерскому классу для выполнения обязанностей преподавателя (преподавал в МОК в 1877–1901 годах курс по оборонительным минам и электроосвещению). С 1886 года помощник начальника Минного офицерского класса и школы минеров при нем. В 1881 году – помощник комиссара Русского отделения на первой Всемирной электрической выставке в Париже. Одним из главных экспонентов «Русского отделения» на выставке был Петербургский завод Товарищества «Яблочков – изобретатель и Ко».

(обратно)

13

Генерал-лейтенант флота Александр Адольфович Реммерт родился 28 июня 1861 г. в С.-Петербурге, в семье военного врача. 6 октября 1878 г. А.А. Реммерт зачислен воспитанником в Морской кадетский корпус. 27 сентября 1882 г. ему присваивается звание мичман. С 1885 г. по 1888 г. он находится в заграничном плавании на клиппере «Вестник». 7 октября 1888 г. зачислен в Николаевскую морскую академию штатным слушателем по гидрографическому отделу. 1 апреля 1890 г. ему присваивают звание лейтенант, в том же году он заканчивает академию. В 1891 г. А.А. Реммерт назначен командиром 6-ой роты команды корвета «Скобелев», 2 октября его переводят в 1-й флотский экипаж и он назначен флаг-офицером в штабе младших флагманов I флотского дивизиона. В 1892 г. назначен флаг-офицером штаба Командующего практической эскадры Балтийского моря. 17 октября 1892 г. А.А. Реммерт становится слушателем Минных офицерских классов. Здесь он знакомится с А.С. Поповым. 15 сентября 1893 г. ему присваивается звание «минный офицер 2-ого разряда» и он назначается в 9-й флотский экипаж на ЭБ «Наварин», на должность минного офицера, затем командира 1-ой роты. В 1895 г. А.А. Реммерт – минный офицер I разряда. С 15 августа 1896 г. А.А. Реммерт является и.д. флагманского минного офицера на отряде судов Средиземного моря. В 1897 г. ему пожалован орден Св. Анны 3-й ст. «за устройство судовыми средствами первого во флоте электрического управления рулем броненосца «Наварин» и организацию стрельб минами Уайтхеда с броненосца».

18 марта 1898 г. его назначают Старшим офицером «Наварина». С 21 сентября 1898 г. – флагманский минный офицер Тихоокеанской эскадры. 22 ноября 1899 г. возвращается из заграничного плавания и 1 ноября 1900 г. назначен старшим офицером ЭБ «Победа». В 1901 г. Реммерт – преподаватель минной школы. 13 мая 1904 г. капитан 2 ранга А.А. Реммерт назначен первым заведующим делом беспроволочного телеграфирования в Морском ведомстве с прикомандированием в распоряжение Главного инспектора Минного дела. 26 сентября 1905 г. он назначен командиром Минного транспорта «Енисей» и одновременно ему поручена организация радиотелеграфного дела на флоте. С 1908 г. А.А. Реммерт – помощник Главного инспектора минного отдела ГУКа. В 1909 г. «за ревностную и высокополезную службу, в особенности за постановку во флоте радиотелеграфного дела» удостоен звания капитан 1 ранга. 24 ноября 1911 г. А.А. Реммерт – и.д. начальника минного отдела ГУКа. В январе 1913 г. за отличие по службе произведен в генерал-майоры «за завершение организации радиотелеграфного отдела во флоте, окончание постройки радиотелеграфного завода, лаборатории и центрального склада и их оборудование». 10 апреля 1916 г. Высочайшим приказом по флоту и Морскому ведомству произведен в генерал-лейтенанты с оставлением в должности. В нюне 1917 г. А.А. Реммерт уволен в бессрочный отпуск по состоянию здоровья. В мае 1918 г. призывается в ряды Красного флота и 10 сентября 1918 г. его назначают начальником отряда транспортов Балтийского моря. В августе 1919 г. его переводят штатным преподавателем и заведующим физическим кабинетом Училища командного состава. В 1927 г. уволен по болезни. Скончался в 1931 году. Награжден многими орденами и медалями, имел 23 научные печатные работы, изобретения. Старший сын погиб на подводной лодке «Барс». Внук был начальником ГУ Судостроительной промышленности (энергетические установки подводных лодок). В. Петров.

(обратно)

14

В некоторых документах 1930-х годов встречается написание фамилии Гайслер, что по современным нормам транскрипции более верно.

(обратно)

15

Этот дальномер служил не для измерения дальности, а для передачи данных по дальности от управляющего огнем к орудиям. Так же и последующие приборы служили для передачи соответствующих их названиям данных.

(обратно)

16

© Copyright: Давид Трибельский «Российский флот и радио», 2010. Свидетельство о публикации № 210082600330.

(обратно)

17

/u-nas-teoriya-vse-u.ht.html

(обратно)

18

В своих исследованиях Д.Л. Трибельский в конце ХХ века показал, что установку иностранной аппаратуры на кораблях Тихоокеанского флота пролоббировал сам З.П. Рожественский. Ему удалось убедить в этом даже адмирала Макарова, несмотря на то, что необходимое количество отечественной радиоаппаратуры для этого имелось и она не уступала по своим характеристикам зарубежным образцам. В дальнейшем ход войны показал, что переход на немецкие радиостанции не дал ожидаемого эффекта, а командующий эскадрой вице-адмирал З.П. Рожественский не проявил должного умения в их боевом использовании.

(обратно)

19

Несмотря на скромные успехи в подготовке радиотелеграфистов наших кораблей за период похода 2-й Тихоокеанской эскадры, они были готовы к обеспечению достаточно уверенной внутриэскадренной связи и созданию радиопомех противнику. Однако ни того, ни другого им осуществить не удалось из-за грубых просчетов в планировании боя.

(обратно)

20

Но этому предшествовала почти детективная история, которую до сих пор пересказывают врачи Кронштадта. Первым врачом-«рентгенологом» была жена Попова – Раиса Алексеевна.

(обратно)

21

Кравченко В.С. Через три океана. – СПб.: Гангут, 2002. – 256 с.: ил.

(обратно)

22

Имя профессора физики Н.Д. Пильчикова в наше время известно немногим. Некоторые подробности его необычной судьбы, странной участи его замечательных открытий, необъяснимая смерти можно узнать из книги В.Н. Петрова «Хрустальный глобус».

(обратно)

23

Членами комиссии были подполковник М.А. Измайлов, капитан 2 ранга А.А. Реммерт, капитан Е.И. Пржевалинский, штабс-капитан Г. А. Золотовский, инженер-электрик И.И. Крапан и капитан Л.А. Губченко.

(обратно)

24

-zhe-sopostavit-us.html

(обратно)

25

Григорович И.К. Воспоминания бывшего морского министра / Сост. И.Ф. Цветков. – СПб.: Дева, 1993. – 219 с., ил. – С. 84.

(обратно)

26

Для В.П. Вологдина, который принимал участие в этом событии, особенно памятным остался эпизод, когда помощник Реммерта А.М. Щастный подвел его к вдове А.С. Попова, присутствовавшей на освящении в качестве почетной гостьи и, представив его, сказал: «Мы рассчитываем на инженера Вологдина, как на продолжателя дела Вашего мужа».

(обратно)

27

В январе 1913 г. «за завершение организации радиотелеграфного отдела во флоте, окончание постройки радиотелеграфного завода, лаборатории и центрального склада и их оборудование» А.А. Реммерт был произведен в генерал-майоры, а 10 апреля 1916 г. Высочайшим приказом по флоту и Морскому ведомству произведен в генерал-лейтенанты с оставлением в должности.

(обратно)

28

Связанные с весьма высокими амплитудами первых колебаний затухающего напряжения.

(обратно)

29

/s podobnym-generatorom.html

(обратно)

30

В Германии они использовались даже в период Второй мировой войны для связи с подводными лодками на километровых волнах.

(обратно)

31

Во время войны И.И. Ренгартен служил в Штабе Командующего флотом Балтийского моря, занимая должности: и.д. 2-го флагманского минного офицера (радиотелеграфного офицера) (12.04.1912-14.01.1917), помощника флаг-капитана по оперативной части и начальника разведывательного отделения (01.01.1917– 10.03.1917). Флаг-капитан по оперативной части (10.03.1917–1917).

(обратно)

32

Глущенко А.А. Место и роль радиосвязи в модернизации России (1900–1917 гг.). – СПб.: ВМИРЭ, 2005. – 718 с.

(обратно)

33

Там же.

(обратно)

34

По-видимому, вследствие того, что Федорицкий эмигрировал, эти ПУАО было принято называть «системой Гейслера», хотя в приводе руля первых советских подводных лодок официально была прописана «муфта Федорицкого». Использованы материалы статьи к. мед. н. Сергея Суворова, «Грузовик Пресс» № 11/2008.

(обратно)

35

Алексеев Т.В. Зарождение и становление электровакуумной промышленности в России в 1910—1920-е годы. -i-stanovlenie-elektrovakuumnoy-promyshlennosti-v-rossii-v-1910-1920-e-gody

(обратно)

36

Гурген Григорян. Прислушиваться к народному чувству / Независимая газета 25.04.2012 г.

(обратно)

37

Одно из объяснений этого названия – аббревиатура от «СВЕТовые ЛАмпы Накаливания».

(обратно)

38

Аналогично в связи с ухудшением отношений с Германией, уже в июле 1914 года РОБТиТ получило категорическое указание уволить из фирмы всех лиц германского и австрийского подданства.

(обратно)

39

И.И. Китайгородский (1888–1965), впоследствии лауреат Сталинской премии, доктор технических наук, профессор МХТИ им. Д.И. Менделеева.

(обратно)

40

Алексеев Т.В. Зарождение и становление электровакуумной промышленности в России в 1910—1929-е годы. -i-stanovlenie-elektrovakuumnoy-promyshlennosti-v-rossii-v-1910-1920-e-gody

(обратно)

41

Вследствие борьбы со всем немецким Санкт-Петербург был переименован.

(обратно)

42

Это были искровые передатчики с вращающимся разрядником, питающим замкнутый контур от батареи аккумуляторов напряжением 12 тыс. В.

(обратно)

43

Nauen, город в Германии.

(обратно)

44

Цитируется по книге: Остроумов Б.А. В.И. Ленин и Нижегородская радиолаборатория. – Л., 1967. Copyright © 2000–2011 Музей ННГУ, ННГУ.

(обратно)

45

В январе 1905 г. в Москве фирмой «Эрикссон» была запущена новая телефонная станция емкостью 40 тысяч номеров. Этот контракт был заключен на 18 лет, начиная с 1 ноября 1901 г. Опасаясь сложившейся ситуации Шведско-датско-русское акционерное общество в феврале 1917 года продало правительству России права на эксплуатацию МГТС, и до июля 1994 года сеть являлась собственностью государства.

(обратно)

46

На крейсере «Аврора» в феврале-марте 1917 года в ходе его ремонта была установлена новая радиостанция типа УМО производства «Радиотелеграфного завода».

(обратно)

47

Остроумов Б.А. В.И. Ленин и Нижегородская радиолаборатория. – Л., 1967.

(обратно)

48

Имеется в виду предполагавшийся заказ радиостанций для проведения выборов в Учредительное собрание.

(обратно)

49

Шорина обвинили в отпуске на сторону дров, выделенных лаборатории. Пришлось Ленину обращаться к председателю ВЧК Ф.Э. Дзержинскому и поручаться за Шорина.

(обратно)

50

Присутствовали: профессор Лебединский; инженеры Водар, Леонтьев, Линтер; члены Совета – представители ведомств инженеры Ковалев (КВД), Эйтнер (ВСНХ), Юрьев (КМД); гости – от Научно-технического отдела ВСНХ профессор Эйхенвалъд, Ширский; от Петроградского политехнического института – профессора Миткевич, Шателен; от Петроградского электротехнического института – профессора Осадчий, Петровский; от Радиоотдела ГВИУ – инженер Заклинский; от Радиоотдела Наркомпочтеля – инженеры Лиховидов, Четыркин; от Радиоотдела Компочтеля Северной Коммуны – инженер Гайгалис; от фирмы «Сименс и Гальске» инженеры Савельев, Сапельков; от фирмы РОБТиТ – инженер Айзенштейн; специалисты-инженеры Вологдин, Шулейкин и кандидат в члены Радиосовета инженер Гензель, он же секретарь.

(обратно)

51

В список членов учредителей вошли: Баженов, Бонч-Бруевич, Водар, Волынкин, Голосницкий, Гайгалис, Дренякин, Епанешников, Заклинский, Зеленевский, Исаков, Клевин, Ковалев, Лебединский, Леонтьев (Е. А), Лещинский, Линтер, Макаревский, Миллер, Остряков, Престин, Петухов, Салтыков, Сапельков, Селиверстов, Тейх, Тыкоцинер, Углов, Фрейман, Циклинский, Ширков, Шорин, Шулейкин, Юрьев.

(обратно)

52

14 июля были избраны: Айзенштейн, Зворыкин и Холщевников; 21 июля – Золотовский, Горяев, Савельев, Катанский, Геништа, Скворцов, Эйхенвальд, Янсон, Коваленков; 27 июля – Бернарделли и Грамматчиков; 10 августа – Ламотер; 24 – Кузьмин, Огиевский, Короваев, Острогский, Бабакин и Лебедев; 7 сентября – Блумбах, Филиппов и Попов (П.К.); 21 сентября – Бялович и Четыркин; 12 октября – Страхов и Гуров; 28 февраля 1919 г. – Тедельский, Россоловский, Афанасьев, Текутов, Термен, Дикарев и Ренгартен.

А.А. Реммерт, А. А. Петровский и В.Я. Ивановский были избраны почетными членами Общества.

Президиум Общества числил в своем составе с 14 июля: В.К. Лебединского – Председателем, А.В. Водара – Товарищем Председателя, М.В. Шулейкина – Секретарем, В.И. Юрьева – Казначеем.

(обратно)

53

Захаров А.А. Полвека в электронике. – М., 2004. – С. 15.

(обратно)

54

На базе школы в последующем была создана Военная академия связи.

(обратно)

55

Он имел высшее образование – в 1911 г. окончил физико-математический факультет Казанского университета, в 1914 г. был мобилизован, а летом 1915 г. направлен в Петроград, в офицерскую электротехническую школу, которая выпустила многих выдающихся деятелей радиотехники. Как талантливого специалиста, его оставили в этом учебном заведении, где он заведовал радиокабинетом (электроизмерительной станцией). 1 декабря 1917 г. А.Т. Углов сделал доклад «Будущее радиотелефонии и радиотелеграфии». В этом же году была опубликована первая книга А.Т. Углова «Усилительные лампы в телефонии и телеграфии без проводов».

(обратно)

56

В апреле 1919 г. Ежов по партийной мобилизации был призван в Красную Армию, но из-за малого роста на фронт не попал и был зачислен на базу радиоформирований в Саратове красноармейцем в роту переменного состава, в которой готовили военных радистов. В начале 1920 г. вместе с начальником школы А.Я. Магнушевским он был арестован Особым отделом запасной армии, которой подчинялась база, передислоцированная к тому времени в Казань. 05.02.1920 г. предстали перед Революционным военным трибуналом: А.Я. Магнушевский – за то, что зачислял в школу дезертиров, комиссар – за непринятие мер по пресечению незаконных действий начальника школы. А.Я. Магнушевского приговорили к двум годам принудительных работ условно с отсрочкой на три месяца, Н.И. Ежова к одному году тюремного заключения условно. Судимость не повлияла на его дальнейшую карьеру, но, возможно, повлияла на его неприязнь к высокообразованным людям.

(обратно)

57

Г.А. Забудский 5 мая 1920 г. стал почетным членом Совета ГОНТИ НТО ВСНХ.

(обратно)

58

В 1920 году Владимир Иванович сделал партию сейфов собственного изобретения для самого Владимира Ильича Ленина. Вождь пролетарской революции с интересом общался с молодым еще изобретателем, а в июле следующего года даже пригласил его на заседание Совета по труду и обороне.

За свою жизнь Бекаури было получено 16 патентов лично и еще 46 – в соавторстве.

(обратно)

59

Молотов В.М. В борьбе за социализм: Речи и статьи. 2 изд. – Партиздат, 1935. – С. 120–121.

(обратно)

60

Петербургское арматурно-электрическое акционерное общество начало строительство телефонно-телеграфного завода в Москве, по Большой Татарской улице, д. 35, еще в 1914 году.

(обратно)

61

С.М. Айзенштейн несколько раз арестовывался ЧК и в конечном счете в 1922 г. эмигрировал.

(обратно)

62

Алексеев Т.В. Зарождение и становление электровакуумной промышленности в России в 1910—1920-е годы. -i-stanovlenie-elektrovakuumnoy-promyshlennosti-v-rossii-v-1910-1920-e-gody

(обратно)

63

Поскольку наименование треста часто менялось, в дальнейшем будет использоваться только эта аббревиатура – Электротехнический трест заводов слабого тока.

(обратно)

64

ЦГА СПб. Ф. 1324, оп. 4, д. 4, л. 30.

(обратно)

65

Об этом свидетельствует, например, характерное постановление (от 28.II.1923) Коллегии ВСНХ, согласно которому для покрытия образовавшегося дефицита в 338 000 золотых рублей Тресту был предоставлен кредит в 400 000 золотых рублей, и было решено законсервировать ряд заводов, в том числе Нижегородский и Московский (машинный). – Остроумов Б.А. В.И. Ленин и Нижегородская радиолаборатория. – Л., 1967.

(обратно)

66

Впервые вопрос об организации электровакуумного производства в рамках Электротреста был поднят на заседании его центрального правления еще 29 марта 1920 г. Было принято решение обратиться к Электроотделу ВСНХ с просьбой о передаче завода пустотных аппаратов в ведение треста. Переговоры продолжались на протяжении нескольких месяцев, пока наконец к октябрю 1920 г. не было достигнуто соглашение между Электроотделом ВСНХ и Государственным рентгенологическим и радиологическим институтом. Уже на четвертом заседании Правления ЭТЗСТ 31 декабря 1921 г. принимается решение об обследовании завода пустотных аппаратов на предмет изучения его производственных возможностей и выработки необходимых мер по организации на нем массового производства вакуумных изделий.

(обратно)

67

Орган ОДР РСФСР, а с апреля 1926 года – ОДР СССР; со второй половины 1930 года этот журнал был переименован в «Радиофронт».

(обратно)

68

Радиолюбитель. 1925. № 2.

(обратно)

69

Там же.

(обратно)

70

В послевоенные годы стало принято написание Козицкий, но, по-видимому, более правильно именно Казицкий – от польского имени Казимир и его уменьшительной формы Казик.

(обратно)

71

Журнал «Телеграфия и телефония без проводов», издававшийся НРЛ.

(обратно)

72

Осенью 1923 г. Троцкий вел ожесточенную критику ЦК и Политбюро, обвиняя их в том, что они проводят удушающий партию бюрократизм, убивают внутрипартийную демократию, теряют пролетарский и революционный дух и своей экономической политикой ведут страну к гибели. Это было время, когда Троцкий полагал, что, опираясь на свою громадную популярность в стране, он может методом «лобовой атаки» достигнуть своей цели: стать в Политбюро выше всех и занять место отсутствующего Ленина. Но менее чем через год, возбудив во всем Политбюро против себя ненависть, Троцкий уже сильно сбавил тон. В мае 1924 г. на XIII съезде он выступил с примиренческой речью и поразившим многих заявлением: «Никто не может быть правым против своей партии. Правым можно быть только с нею». Под партией понималось, конечно, ее командование, и, следовательно, согласие с ним определяло «правоту». Это звучит неожиданно в устах того, кто только что бичевал ошибки этого командования, его негодность, окостенение, вырождение и антиреволюционность. – Валентинов Н. (Н. Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: Годы работы в ВСНХ во время НЭП. Воспоминания / Сост. и авт. вступ, ст. С.С. Волк. – М.: Современник,1991. 367 с. После смерти Ленина в верхах была неопределенность.

(обратно)

73

Известия. № 135 (2468). 17 июня 1925. – С. 2.

(обратно)

74

В январе 1925 года Пленум ЦК РКП(б) сделал Троцкому категорическое предупреждение и освободил его от обязанностей председателя Реввоенсовета. Долго не могли решить, где его использовать, наконец в мае он был назначен членом Президиума ВСНХ.

(обратно)

75

Из речи Троцкого на 1-м Всесоюзном съезде общества друзей радио.

(обратно)

76

Имя А.А. Кулакова присвоено заводу по инициативе заводского комитета и коллектива РКП(б). Алексей Афанасьевич Кулаков – столяр завода, геройски погибший в борьбе с белыми на Дону; в документах 1930-х годов иногда встречается транскрипция «Гайслер» (что ближе к немецкому произношению), но все же «Гейслер» принято больше.

(обратно)

77

РГАЭ. Ф. 4372, оп. 91, д. 152, л. 308. Заверенная копия. Источник: Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1932). – М. 2008. С. 173–174.

(обратно)

78

Саратовский завод щелочных аккумуляторов был построен в 1933 году в поселке Юриш.

(обратно)

79

Исходя из текста постановления, ему больше подошло другое, более общее название, что-нибудь «О состоянии электротехники слабых токов».

(обратно)

80

ЦВМА. Ф. 926, оп. 005935, д. 15, с. 12–13.

(обратно)

81

Гидрофон – приемник акустической энергии, преобразующий ее в электрическую.

(обратно)

82

Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1937). Т. 3. Ч. 2 (1933–1937). – М.: ООО «Изд-во ТЕРРА», 2011. С. 376–380. ГА РФ. Ф. Р-8418, оп. 28, д. 6, л.80–87.

(обратно)

83

РГАСПИ. Ф. 19, оп. 3, д. 237, л. 194.

(обратно)

84

Широкорад А.Б. Чудо-оружие СССР. – М.: Вече, 2005. – С. 10–11.

(обратно)

85

Рогинский В.Ю., Чернышева М.А. Александр Александрович Чернышев. 1882–1940. – М.: Наука, 1998.

(обратно)

86

Девятков Н.Д. Воспоминания. – М.: ЗАО «ИПРЖР», 1998. – 160 с.

(обратно)

87

Включение этого пункта в программу испытаний вызвало возражения В.И. Бекаури – он опасался, что дым скроет цель от наблюдателей, находящихся на корабле управления, и оператор не сможет вывести катера на противника. На самолете находился Аксель Иванович Берг. Он сам работал на приборах и отлично вывел катер Шорина в торпедную атаку: сказался опыт командования подводной лодкой. Торпеды прошли, как и положено при учебных стрельбах, под килем линкора. Понятно, что работа Шорина, продемонстрированная так наглядно, получила высокую оценку начальника Морских сил.

(обратно)

88

Возможно, здесь сказался большой опыт В.И. Бекаури по изобретению сейфов с кодовыми замками.

(обратно)

89

Радиоуправляемые мины комплектовались супергетеродинными приемниками, работавшими в диапазоне средних волн на фиксированной частоте; частота гетеродина была стабилизирована кварцем. В приемнике использовались одинаковые батарейные лампы ПБ-108.

(обратно)

90

Существует одна из версий, по которой это место подсказал сын бывшего хозяина фабрики профессор Н. Капцов, который в 1933 году работал на Московском электроламповом заводе.

(обратно)

91

Торговые отношения с Америкой в 1936 г. / 4615.html

(обратно)

92

ГАРФ. Ф. Р-8418, оп. 28, д. 7, л. 214.

(обратно)

93

29.11. П. СТО СССР № С-152сс (ГАРФ. Ф. Р-8418, оп. 28, д. 7, л. 218) и 15.12. П. СТО СССР № С-152сс (ГАРФ. Ф. Р-8418, оп. 28, д. 7, л. 246).

(обратно)

94

Шпотов Б.М. Не дано нам было историей тише идти. Техническая помощь Запада советской индустриализации.

(обратно)

95

Анатолий Хюпенен. Войскам ПВО – 90 лет. Воздушно-космическая оборона № 6 (19) 2004. – С. 4–5.

(обратно)

96

Быстрова И.В. Советский военно-промышленный комплекс: проблемы становления и развития (1930—1980-е годы). – М.: ИРИ РАН, 2006. – 704 с.

(обратно)

97

Постановление СТО СССР № 26сс за 25.02.1937 г. «О принятии на вооружение РККА телемеханических и пультовых танков». ГАРФ. Ф. Р-8418, оп. 28, д. 11, л. 60.

(обратно)

98

Первым его директором был Ф.Ф. Сучков, а в 1936—38 гг. сам А.Ф. Шорин.

(обратно)

99

Дагауэровка, или Дангауэрова слободка, именовалась по заводу «Дангауэр и Кайзер», который в советское был переоборудован и стал называться «Компрессор».

(обратно)

100

С 1917 года эти казармы стали именоваться Серпуховскими, а с 1925 – Чернышевскими.

(обратно)

101

Полотенце было нужно, чтобы вытирать пот со лба и шеи, ибо после осушения первого чайника с кипятком, подавался второй, третий и т. д.

(обратно)

102

В 1999 году в это здание переехала многострадальная Высшая аттестационная комиссия (ВАК).

(обратно)

103

Некоторое время спустя заводу было присвоено имя Н.С. Хрущева, ставшего в 1935 году первым секретарем Московской парторганизации. В 1941 г. эвакуирован в Саратов, где и продолжал работу в послевоенные годы.

(обратно)

104

Среди них был и В.С. Сергеев, будущий директор зеленоградского НИИТТ.

(обратно)

105

С 1942 г – на заводе № 192: гл. конструктор, с 1946 г. – гл. инженер. С 1951 по 1953 г – зам. начальника – гл. инженер 4-го ГУ МСП СССР. В 1953 г. назначен на должность директора Морского научно-исследовательского института № 1 (МНИИ-1) МСП.

(обратно)

106

В 1939–1943 гг. – главный инженер завода № 251. С 1943 по 1951 г. – директор завода № 706 (п/я 2429) Минсудпрома. С 1951 г. – начальник 2-го Главного управления Минсудпрома СССР.

(обратно)

107

Он окончил в 1930 г. МЭИ и начал работать в спецлаборатории Всесоюзного энергетического института (ВЭИ) им. В.И.Ленина, в 1932—34 гг. служил в инженерных частях Красной Армии, а после демобилизации был назначен директором опытного завода ВЭИ. В 1939 г. – парторг завода № 251, в 1940 г. – директор завода № 252. В 1942 г. назначен заместителем наркома судостроительной промышленности по кадрам. С 1946 г. – в аппарате Совмина. С 1949 по 1959 г. – директор завода № 703 (ФГУП «ГМЗ «Салют»),

(обратно)

108

Быстрова И.В. Советский военно-промышленный комплекс: проблемы становления и развития (1930—1980-е годы). – М.: ИРИ РАН, 2006. – С. 125–127.

(обратно)

109

ГАРФ. Ф. Р-8418, оп. 28, д. 5, л. 30–31.

(обратно)

110

Возможно, это было в «Амторге», или в Париже на обратном пути.

(обратно)

111

На посту руководителя Наркомата оборонной промышленности он пробыл недолго и в роковом для него 1938 году был заменен Михаилом Моисеевичем Кагановичем.

(обратно)

112

Лютова арестовали 7 мая 1937 г., и 21 августа 1937 г. ВКВС СССР по обвинению в шпионаже в пользу Германии и участии в антисоветской троцкистско-зиновьев-ской диверсионно-террористической организации приговорила его к расстрелу.

(обратно)

113

Мошков А.А. СКБ НКСП. – М.: Изд-во НИИ «Агат», 2002. – 280 с. – С. 14.

(обратно)

114

Мошков А.А. СКБ НКСП. – М.: Изд-во НИИ «Агат», 2002. – 280 с. – С. 15.

(обратно)

115

Тогда же серия эсминцев проекта-7 получила название сталинской.

(обратно)

116

Деятельность советской военной разведки в Италии в 1928–1930 гг. была столь же активной, сколь и «безнаказанной» – Муссолини, уверенный в том, что русские работают против Англии, отдал своим контрразведывательным службам приказ не препятствовать советским «нелегалам» и разведчикам, действовавшим под легальным прикрытием. Знаменитый на Западе советский перебежчик В.Кривицкий, как раз в то время работавший «нелегалом» в Италии, был 1931 г. награжден орденом Боевого Красного Знамени за «добычу» комплекта чертежей новейшей итальянской подводной лодки.

(обратно)

117

Обратите внимание на слова «торпед у нас нет» и вспомните, с чего начиналось Остехбюро под руководством В.И. Бекаури десять лет ранее. ПЛ 1 серии, строительство которых заканчивалось в нашей стране, не имели пока своего основного оружия – 533-мм торпед, торпедные катера, в том числе и с волновым управлением, не имели 450-мм торпед. Поэтому вопросом первостепенной важности становилось приобретение партии торпед, а также возможное заключение договора о технической помощи в производстве их в СССР.

(обратно)

118

РГАВМФ. Ф. р-1483, оп. 1, д. 106, л. 178.

(обратно)

119

Там же, л. 27.

(обратно)

120

Он пришел в заводское КБ в 1932 г., в 1934 г. окончил ЛЭТИ по специальности «приборы управления стрельбой», а с 1939 г. уже стал главным конструктором направления.

(обратно)

121

Первые три системы типа «Мина-7», изготовленью на заводе «Электроприбор», были смонтированы выездными бригадами завода и сданы на эм пр.-7 «Быстрый», «Бойкий», и лидере пр.-1 «Москва».

(обратно)

122

Стенограмма доклада директора завода № 205. РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, д. 18, л. 1–7.

(обратно)

123

Мошков А.А. СКБ НКСП. – М.: Изд-во НИИ «Агат», 2002. – 280 с. – С. 18, 19.

(обратно)

124

Автору запомнился рассказ А.И. Шокина об учениях при участии К.Е. Ворошилова с применением телекатеров, на котором он присутствовал: «Как обычно проходили учения? Запустят щит, еле двигающийся на буксире, стреляют по нему, а потом Ворошилов раздает часы. И вот запустили телекатера, быстроходные, маневрирующие, и ничего сделать с ними не сумели». Примерно так же вспоминал Б.В. Никитин: «Пришла осень, а с ней и пора зачетного флотского учения. Как и в прошлые годы, отрабатывался бой на минно-артиллерийской позиции <…>. Момент удара торпедных катеров я хорошо видел с высоты двух тысяч метров, на которой «завис» самолет управления дивизиона. Прорывая дымовые завесы, более полусотни катеров с трех направлений стремительно сближались с кораблями «противника». Картина впечатляющая! Учение для нашего дивизиона прошло хорошо: все самолеты-водители и катера выполнили поставленную задачу. Не было отказов в технике, не было и затонувших учебных торпед. Дивизион радиоуправляемых катеров получил высокую оценку наркома обороны К.Е. Ворошилова <…>. Возможно, что речь идет об одном и том же эпизоде, и все расхождение только в дате – 1936 г. или 1937-й.

(обратно)

125

Как общественница, тетка устроила им всем приглашение на заводской вечер в кинотеатре «Ударник».

(обратно)

126

Их старший сын Игорь был одним из почитаемых организаторов студенческого джазового клуба в МВТУ.

(обратно)

127

Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1933–1937). – С. 650. РГАЭ. Ф. 4372, оп. 91, д. 3224, л. 3–2.

(обратно)

128

Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1933–1937). АП РФ. Ф. 3, оп. 46, д. 7, л. 138–144. Подлинник.

(обратно)

129

Правильная мысль, воплощение которой до войны ограничилось созданием НИИ по конденсаторам и сопротивлениям (НИИ-34).

(обратно)

130

Использованы материалы статьи «Как в 1937-м И. Сталин давал взятку Ф. Рузвельту 500 тыс. долл. (история), переслав их диппочтой тысячедолларовыми купюрами». Журнал «Коммерсантъ Власть». № 20 (974), № 21 (975). Май 2012.

(обратно)

131

По-видимому, в промежутке от сентября 1937 г. до конца февраля 1938 г.

(обратно)

132

По приказу за № 180 от 11.05.1938 г. строительство должно было быть передано из ОТУ в ведение 20-го ГУ НКОП к 25.05.1938 г.; приказом наркомата № 164сс от 14.05.1938 г. требовалось от ГПИ-5 закончить техпроект завода к 15.07.1938 г.; к 1 октября 1938 г. строительство завода закончить, а монтаж и пуск к завершить до 1.01.1939 г., но только в феврале 1939 г. завод № 252 20-го ГУ, все еще находившийся в стадии завершения строительства, был передан из НКОП в НКСП и в марте 1939 г. вступил в строй.

(обратно)

133

Решения главка по годовым отчетам заводов по основной деятельности и капитальному строительству за 1938 г. РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, ед. хр. № 11, лл. 67, 68.

(обратно)

134

Акт по выделению из 5-го Главного управления 20-го Главного Управления. РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, ед. хр. № 1.

(обратно)

135

Решения главка по годовым отчетам заводов по основной деятельности и капитальному строительству за 1938 г. РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, ед. хр. № 11, лл. 67, 68.

(обратно)

136

Там же, л. 79.

(обратно)

137

Годовой отчет по основной деятельности и отчетный доклад директора завода № 206 за 1938 год. РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, ед. хр. № 19, л. 77.

(обратно)

138

Золотарев В.А., Шломин В.С. Как создавалась военно-морская мощь Советского Союза. В 2-х кн. – М.: ООО «Издательство АСТ»; СПб.: ООО «Издательство «Полигон», 2004. – С. 197.

(обратно)

139

РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, ед. хр. № 18, л. 1а.

(обратно)

140

РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, ед. хр. № 18, л. 2.

(обратно)

141

Там же, л. 28.

(обратно)

142

Военный совет, ноябрь 1937 г. РГВА. Ф. 4, оп. 18, д. 54, л. 256–260.

(обратно)

143

Там же, л. 54.

(обратно)

144

Там же, л. 86.

(обратно)

145

РГВА. Ф. 4, оп. 18, д. 54, л. 87.

(обратно)

146

РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, д. 18, лл. 1-72.

(обратно)

147

РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, д. 8.

(обратно)

148

Романенко К.К. Сталинский 37-й. Лабиринты кровавых заговоров. – М.: Яуза, Эксмо, 2007. – 832 с. – С. 734–735.

(обратно)

149

На итальянском прототипе были сдвоенные в одной люльке 152 мм орудия, а в нашем проекте эту систему улучшили, установив пушки калибром 180 мм и по три в одной люльке.

(обратно)

150

Иван Мартынович Лудри (28 января 1895 г. – 26 ноября 1937 г.) – советский военно-морской деятель, флагман 1-го ранга. Расстрелян в 1937 г. Посмертно реабилитирован 8 сентября 1956 г.

(обратно)

151

Есть свидетельства, что Берг был резко настроен против Орлова и Лудри и, узнав об аресте Лудри, заявил: «У меня сегодня радостный день, одним негодяем стало меньше».

(обратно)

152

«Стенограмма заседания военного совета при наркоме обороны СССР 1–4 июня 1937 г.» vosovet.narod.ru/html/14.html

(обратно)

153

Англичане для тренировок своих флотских артиллеристов еще в двадцатые годы переделали устаревший линкор в радиоуправляемую цель. В СССР были созданы торпедные катера с «волновым управлением», которые управлялись вполне удовлетворительно, а кораблей – целей не было.

Ряд историков (в частности, Н.С. Симонов) считали отправной точкой создания советского ВПК период резкого обострения международного положения СССР в 1926–1927 гг., когда военно-политическое руководство страны начало сеять панику, пугая население призраком «военной угрозы» со стороны капиталистического окружения. Однако призывы «крепить оборону» и наращивать военную мощь страны в основном носили характер пропагандистской кампании, они не вылились в крупные капитальные вложения в оборонный сектор экономики.

Поворот сначала к расширению военных программ, а затем и к созданию разветвленной системы массового специализированного военного производства начался с 1931, а особенно с 1932 года.

(обратно)

154

Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1938, 1940 гг.: Документы и материалы. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006. – 336 с. – С. 241.

(обратно)

155

«Стенограмма заседания военного совета при наркоме обороны СССР 1–4 июня 1937 г.» (с. 143) vosovet.narod.ru/html/14.html

(обратно)

156

Приказ № 46 от 15.Х.38 г.

(обратно)

157

РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, д. л. 13.

(обратно)

158

Вообще-то, наряду с неправлеными стенограммами выступлений участников актива в деле находятся еще два комплекта правленых (дважды) докладов, но выступление А.И. Шокина во всех случаях так и приведено по первичной записи. Возможно, ему некогда было заниматься правкой, возможно, он не посчитал это необходимым. Текст приводится с сохранением орфографии и пунктуации.

(обратно)

159

«Доклад о деятельности 20-го Главного управления НКСП за 1938 год». РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, д. 8, л. 2,3.

(обратно)

160

«Сводный годовой отчет по основной деятельности Научно-исследовательского института № 10 за 1938 год». РГАЭ. Ф. 8194, оп. 2, д. 8, л. 11.

(обратно)

161

Ленинградский филиал ВГИТИС появился в 1935 г. на базе ЦЛПС, а в 1940 г. был объединен с частью Остехбюро и преобразован в НИИ-49 НКСП.

(обратно)

162

Из-за начавшейся в июне 1941 г. Великой Отечественной войны достройка «Огневого» была отложена, а ПУС «Мина-30» была отправлена на артиллерийский склад ВМФ в г. Батуми.

(обратно)

163

Рассказ приводится автором по памяти, и в нем, конечно, содержатся заметные неточности и неясности, но факт остается фактом.

(обратно)

164

Решить эту задачу автоматической наводки электроприводом, управляемым от поста наводки удалось только после войны.

(обратно)

165

О какой торпеде шла речь, он не уточнял, она могла быть и воздушной, как назывались тогда крылатые ракеты и даже планеры. На сегодняшний день известно, что такие разработки по заданию НИИ-10 вел в НИИ-3 (РНИИ) С.П. Королев (объект № 217 – управляемая зенитная ракета).

(обратно)

166

Кстати, эта книга имелась в личной библиотеке А.И. Шокина, и автор в детстве ее подробно изучал. Книга интересная и полезная, но в послевоенные годы ее за устарелостью вывезли на дачу в Мурашках и она, к сожалению, не сохранилась.

(обратно)

167

Более подробно в книге: Алферов А.П., Зубов А.Ю., Кузьмин А.С., Черемушкин А.В. Основы криптографии: Учебное пособие. – М.: Гелиос АРБ, 2001. – 480 с.: ил. ISBN 5-85438-19-6.

(обратно)

168

Но завод № 209, выпускавший и телеграфные аппараты, при разделении остался в ведении Наркомсудпрома.

(обратно)

169

Непонятным сегодня словом «шоринофон» назывались в честь изобретателя приборы для механической записи звука на целлулоидной кинопленке.

(обратно)

170

Нарком Носенко оставался в Москве с небольшой оперативной группой.

(обратно)

171

Сюда прибыл московский завод № 239 (2-го, минно-торпедного главка НКСП). Там же создали новый завод № 347 (с кадрами ленинградских судостроительных заводов).

(обратно)

172

Ныне Государственное научно-производственное объединение «Агат».

(обратно)

173

Ныне Государственное научно-производственное объединение «Агат».

(обратно)

174

Интересно, каким образом готовились эти постановления, по крайней мере – в 1941 г. Брался исходный документ с предложениями от инициаторов любого ранга, текст тут же правился карандашом с изменением шапки, заголовков, подписей и (реже) дополнениями, отдавался в печать, тут же подписывался и шел в рассылку за соответствующим номером.

(обратно)

175

Несмотря на все усилия, ПУАЗО не хватало, и в первую очередь ими оснащалась территориальная ПВО, а в войсках и в 1943 году оставалось свыше 40 зенитных батарей без ПУАЗО.

(обратно)

176

В литературе встречается и другое название этого постановления «О промышленной базе для производства приборов радиообнаружения и пеленгации самолетов».

(обратно)

177

Поставлявшиеся английские станции имели наименование СОН-2а, а изготовленные советской промышленностью – СОН-2от, что означало «отечественные».

(обратно)

178

Пролейко В.М. Запись беседы с Н.Л. Поповым. Рукопись.

(обратно)

179

Автор книги «Начало советской радиолокации» в описываемое время служил в ГАУ НКО, впоследствии был заместителем военного министра и начальником 5-го ГУМО СССР.

(обратно)

180

Радиолокационный бомбовый прицел, позволявший бомбить ночью.

(обратно)

181

Нельзя не отметить, что НИИ-20, который активно разрабатывал и выпускал РЛС дальнего обнаружения РУС-2С, «Пегматит» (П-2 и П-3) и самолетные «Гнейс-2», приборы «СЧ-1» в состав радиолокационного главка включен не был.

(обратно)

182

Эти средства спецсвязи использовались Ставкой Верховного Главнокомандования для управления всеми фронтами, а также для секретных переговоров советского руководства с правительствами других стран. К примеру, уфимский узел обеспечивал контакты между руководителями трех союзных держав, Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, во время международных конференций в 1943 году в Тегеране и в 1945 году в Ялте.

(обратно)

183

Цитируется по записным книжкам В.М. Пролейко.

(обратно)

184

Завод возобновил свою деятельность еще в марте 1942 г. как филиал эвакуированного завода № 252. Исполняющим дела директора был главный инженер С.М. Владимирский, но когда здесь был организован завод № 703, он стал его первым директором. Здесь производили корпуса для реактивных снарядов, ПУАЗО-3.

(обратно)

185

С 1937 по 1939 г. он работал главным инженером в ленинградском филиале сначала НИИ-20, а затем НИИ-10, наконец, НИИ-49. ЛФ НИИ-20, г. Ленинград. С 1939 по 1941 г. работал гл. инженером в НИИ-49, г. Ленинград (ФГУП ЦНИИ «Гранит»). С 1941 по 1943 г. – начальник отделения в НИМИСТ ВМФ.

(обратно)

186

В дальнейшем М.И. Комиссаров с 1951 г. – директор завода № 122, начальник НИИ-17. С 1954 – вновь директор завода № 339, с 1962 по 1967 г. – директор НИИ-339.

(обратно)

187

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 1098, л. 32.

(обратно)

188

В 1935 г. И.С. Джигит был переведен в НИИ 10 на должность начальника лаборатории, где занимался электронным телевидением. В 1936 г. работал в США в области телевидения в рамках договора о техпомощи с фирмой RCA. В 1938 г. Илья Семенович был командирован в Англию для приемки телевизионной станции фирмы Скофони и затем вновь в США, где опять работал на фирме RCA по изучению новых достижений в области телевидения и приемке телевизионного оборудования. И в дальнейшем его работа протекала в ряде институтов оборонного значения в области военной радиотехники. Кроме того, он продолжал заниматься телевидением: руководил группой по проектированию телевизионного передающего оборудования для Дворца Советов. В июне 1942 г. он был командирован в Англию в качестве руководителя комиссии для изучения производства радиолокационных станций орудийной наводки. С декабря 1944 г. по ноябрь 1945 г. был командирован в США для работы в Правительственной закупочной комиссии СССР в США, находившейся в г. Вашингтоне. Работа была связана с изучением американских радиолокационных станций и с поставками радиолокационной аппаратуры по ленд-лизу.

(обратно)

189

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 923, л. 14.

(обратно)

190

После окончания Второй мировой войны и упразднения ГКО как чрезвычайного органа управления в сентябре 1945 г. Особый комитет стал работать при СНК СССР; то же – и Совет по радиолокации.

(обратно)

191

Советская зона оккупации включала около одной трети территории Германии (земли Саксония и Тюрингия, провинции Мекленбург и Западная Померания, Бранденбург и Саксония), а также советский сектор оккупации Большого Берлина.

(обратно)

192

Спустя два дня 8 июля ГКО принял Постановление за № 9475 по комиссии по сбору материалов и изучению немецкого опыта создания реактивной техники, текст которого опубликован. Согласно ему Комиссия была создана в составе: Л.М. Гайдукова (член военного совета Гвардейских минометных частей – председатель), П.Н. Горемыкина (заместитель наркома боеприпасов), Я.Л. Бибикова (директор НИИ-1 НКАП), И.Г. Зубовича (заместитель наркома электропромышленности, Г.А. Угера – члена Совета по радиолокации, начальника военного отдела). В состав комиссии по радиолокации столь высокопоставленные члены по-видимому не включались ввиду наличия Совета по радиолокации.

(обратно)

193

Б.Е. Черток относил в своей книге встречу с А.И. Шокиным в Германии к 4 мая 1945 г., причем, ссылаясь на дневник. Все же это, по-видимому, ошибка.

(обратно)

194

Гайдуков, а также Манов включены в список участников как представители ЦК ВКП(б).

(обратно)

195

Материалы по германской промышленности подробно приведены в обзоре: Попов Н.Л. Радиолокационная промышленность Германии. – М.: Воениздат, 1946.

(обратно)

196

Кацман Яков Авраамович (1913–1974) с июня 1942 г. – в Наркомате электропромышленности: начальник военного отдела 2-го ГУ, с декабря 1943 г. – главный инженер 7-го ГУ. Внес вклад в развитие производства электровакуумных приборов для обеспечения армии и различных отраслей промышленности.

(обратно)

197

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 924, л. 239.

(обратно)

198

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 924, л. 240.

(обратно)

199

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 924, л. 114.

(обратно)

200

Запись беседы В.М. Пролейко с Н.Л.Поповым, состоявшейся 29 мая 1994 г., рукопись. – С. 5.

(обратно)

201

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 924, л. 242.

(обратно)

202

Попов Р.М. От НИИ-160 до НПП «Исток». Ч I. Так начинался «Исток» (1941–1951 гг.). – М.: ИД «МЕДПРАКТИКА-М», 2008. – 300 с. – С. 147. Там же указано, что к концу 1946 г. количество докторов увеличилось до 51 человека, инженеров, техников и конструкторов – до 588, рабочих – до 1118. Всего в ЛКБ работал 2271 человек.

(обратно)

203

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 1098, л. 85.

(обратно)

204

7-е Главное управление НКЭП ведало радиопромышленностью.

(обратно)

205

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 1098, лл. 205-20.

(обратно)

206

15 марта 1946 г. наркоматы были преобразованы в министерства, соответственно Совет народных комиссаров стал Советом Министров, а народные комиссары стали министрами.

(обратно)

207

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 1098, л. 204.

(обратно)

208

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 923, л. 14.

(обратно)

209

РГАЭ. Ф. 8848 с, оп. 1с, д. 9, л. 207.

(обратно)

210

РГАЭ. Ф 300, оп. 2, д. 5, л. 52.

(обратно)

211

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 1098, л. 201–204.

(обратно)

212

РГАЭ. Ф. 8848, оп. 1с, д. 1098, л. 192.

(обратно)

213

15 марта 1946 года наркоматы были переименованы в министерства.

(обратно)

214

С 1924 г. – чернорабочий, затем электромонтер завода им. Кулакова в Ленинграде. С 1930 г. – студент Ленинградского индустриального института. С 1934 г. – на заводе № 210 им. Козицкого: начальник цеха, начальник производства; с ноября 1937 г. – директор завода. С 1938 г. – начальник Главного управления радиоэлектро-вакуумной промышленности в наркомате электростанций и электропромышленности СССР. С апреля 1940 г. – заместитель наркома, с сентября 1941 г. – первый заместитель наркома электропромышленности СССР.

(обратно)

215

ГАРФ. Ф. 5446, оп. 3ас, д. 26 лл. 94-147.

(обратно)

216

Кузнецов сменил Маленкова в вопросе курирования кадров.

(обратно)

217

Вторым орденом Красной Звезды А.И. был награжден в 1944 г.

(обратно)

218

Идет ли речь о докладе именно по этому постановлению, поскольку оно было уже вторым в 1946 г., выяснить пока не удалось.

(обратно)

219

Предлог по из названия Комитета убрали, в литературе часто путают.

(обратно)

220

Министерство вооружений при организации на базе завода № 465 ЦКБ присвоило ему номер 20, возможно потому, что в довоенный период, когда первый НИИ-20 был в составе НКАП, его предполагалось разместить на Соколе на строящемся заводе № 465.

(обратно)

221

В открытых биографических данных бывших сотрудников специальных комитетов период работы в них не освещался, либо вуалировался вплоть до 80-х годов.

(обратно)

222

ГАРФ. Ф. 5446, оп. 1, д. 273, л. 304–312.

(обратно)

223

Задача особой государственной важности: Сборник документов. – М.: РОССПЭН, 2010. АП РФ. Ф. 3, оп. 47, д. 182, лл. 142–149. Подлинник. Подписи – автографы.

(обратно)

224

Задача особой государственной важности: Сборник документов. – М.: РОССПЭН, 2010.

(обратно)

225

Попов Р.М. Под шифром «Кобальт» // Газета «Ключ». 2009. 1 июля.

(обратно)

226

К началу 50-х годов дорога была электрифицирована, все платформы реконструированы, но проблемы это не решило, поскольку в Болшеве нужно было делать пересадку. Как вспоминал А.А. Захаров, пришлось подключать к решению вопроса Л.П. Берию и выпустить специальное постановление. Только после постройки развязки с туннелем на перегоне Подлипки – Болшево стало возможным прямое сообщение между Москвой и Фрязино.

(обратно)

227

До этого БСМ состояло лишь из Берии, Вознесенского и Косыгина.

(обратно)

228

Г.А. Шкловский сам рассказал мне при встрече об этих литературных вкусах своих начальников, и показал сохранившееся удостоверение, подписанное, кстати, за Сабурова Шокиным.

(обратно)

229

Разработка СОН-15 с повышенным уровнем помехозащищенности была начата только в 1952 году, хотя в НИИ-108 проблемой начали заниматься еще в годы войны.

(обратно)

230

Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920—1950-е годы: темпы экономического роста структура, организация производства и управление. – М.: РОССПЭН, 1996. – С. 257. (РГАЭ. Ф. 8899, оп. 1, д. 1485, л. 14).

(обратно)

231

На это в 1952 г. был вынужден решиться Л.П. Берия и добился успеха, об этом ниже.

(обратно)

232

Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920—1950-е годы: темпы экономического роста структура, организация производства и управление. – М.: РОССПЭН, 1996.

(обратно)

233

Про Н.А. Вознесенского он вспоминал совсем другой разговор: «Я вас сгною в тюрьме, я вас превращу в лагерную пыль», – и т. д. Так что А.И. слышал эти от одной из «жертв культа личности». «Тот еще был тип», – заключал А.И. свои воспоминания о бывшем Председателе Госплана.

(обратно)

234

Задача особой государственной важности. Из истории создания ракетно-ядерного оружия и Ракетных войск стратегического назначения (1945–1959 гг.): Сб. докл. / Сост.: В.И. Ивкин, Г.А. Сухина. – М.: РОССПЭН, 2010. – 1207 с. – С. 172–174.

(обратно)

235

Сергеев В.С. Страницы жизни. 3-е изд., доп. – М.: ОАО «Ангстрем», 1998. – С. 31.

(обратно)

236

Задача особой государственной важности. Из истории создания ракетно-ядерного оружия и Ракетных войск стратегического назначения (1945–1959 гг.): Сб. докл. / Сост.: В.И. Ивкин, Г.А. Сухина. – М.: РОССПЭН, 2010. – 1207 с. – С. 273–276.

(обратно)

237

Захаров А.А. Полвека в электронике. – М.: ИД «Медпрактика-М», 2012. – 236 с. – С. 50.

(обратно)

238

Там же. – С. 159–160.

(обратно)

239

ВНИИРТ. Страницы истории / В.В. Корляков (председатель редакционной коллегии). – М.: Оружие и технологии, 2006. – 256 с.: ил. – С. 75–79.

(обратно)

240

С.Л. Берия – главный конструктор СБ-1, потом КБ-1 и разработок систем «Комета» и С-25 («Беркут»).

(обратно)

241

Независимое военное обозрение. 2004. № 11.

(обратно)

242

В том числе там описывается участие Викторова в выработке общих решений по системе вместе с А.А. Расплетиным. Если заменить «Беркут» на «Комету», то это частично подтверждается, хотя бы тем, что за ее разработку Н.А. Викторов, в которой он был главным разработчиком радиолокационной головки самонаведения (ГСН) самолета-снаряда, вместе с С.Л. Берией в 1953 г. был удостоен за это Сталинской премии. Но Расплетин в создании «Кометы» еще не участвовал.

(обратно)

243

Считалось, что за этим названием стоят сокращенные фамилии Берии и Куксенко.

(обратно)

244

Разработана, но применены в системе были привычные электромеханические. Электронные системы определения координат и выработки команд нашли применение в следующем мобильном комплексе С-75.

(обратно)

245

Станция А-100 создавалась в НИИ-20 МПСС под руководством Л.В. Леонова.

(обратно)

246

Из записных книжек В.М. Пролейко.

(обратно)

247

Савельев Г. Советская радиопромышленность в 1952 году // Радио. 1954. № 5. С. 14, 15.

(обратно)

248

В августе 1953 года Г.В. Алексенко был назначен на должность заведующего отделом среднего машиностроения Управления делами СМ СССР.

(обратно)

249

АП РФ. Ф. 93, коллекция постановлений и распоряжений СМ СССР за 1953 г. Заверенная копия. -otechestva.ru/voenno-promyshlennaya-komissiya.html

(обратно)

250

Этим числом отмечены официальные документы, но записки, по этому поводу, поданные в ЦК и Президиум Верховного Совета, имели дату на две недели позже.

(обратно)

251

Пролейко В.М. Запись в дневнике за 27.02.1975 г. в книге В.М. Пролейко. На самом деле кибернетику объявил лженаукой не Берг, а какой-то автор в статье в «Литературной газете». Но, возможно, Берг повторял какое-время эту оценку, поскольку партийная пресса ее придерживалась.

(обратно)

252

В этот период М.В. Хруничев был заместителем Председателя СМ СССР и возглавлял комиссию – предшественницу ВПК.

(обратно)

253

Министр цветной металлургии.

(обратно)

254

Министр химической промышленности.

(обратно)

255

Председатель КГБ.

(обратно)

256

Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний Стенограммы / Гл. ред. А.А. Фурсенко. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. – 1344 с. (Серия: «Архивы Кремля»). – С. 627.

(обратно)

257

В довоенные годы (1939–1940 гг.) А.А. Селезнев был директором Ленинградского ВНИИ телевидения (ВНИИТ).

(обратно)

258

Этот раздел написан на основе материалов, опубликованных в книге: Ашурбейли И.Р., Сухарев Е.М. Александр Андреевич Расплетин и его ближайшее окружение. – М.: Издательский дом «Кодекс», 2013.

(обратно)

259

В это время он занимал пост директора Центра медицинской электроники при Институте Рокфеллера.

(обратно)

260

Автономная система управления состояла из приборов боковой и нормальной стабилизации центра масс, регулирования кажущейся скорости, системы одновременного опорожнения баков, угловой стабилизации, автомата управления дальностью и др. В состав системы входила гиростабилизированная платформа.

(обратно)

261

В этот период – первый заместитель министра оборонной промышленности СССР.

(обратно)

262

По прихоти истории вскоре была создана однопунктная система радиоуправления, располагаемая в плоскости полета ракеты вперед по ходу, и тем самым основной аргумент в пользу куда более дорогого казахского варианта отпал. Но было уже поздно!

(обратно)

263

Ракета была укомплектована следующими бортовыми системами измерений: первая ступень (для всех боковых блоков) «Трал-Ц» – 1 комплект; вторая ступень: «Трал-Ц» и РТС-5 по одному комплекту; головная часть имела радиотелеметрические системы «Трал-Г» и РТС-5, автономный регистратор телеметрических параметров головной части АРГ-1 и систему радиоконтроля траектории «Факел».

(обратно)

264

АП РФ. Ф. 3, оп. 47, д. 272, л. 125–126. Подписи – автографы. Цитируется по книге: Первый пилотируемый полет. Российская космонавтика в архивных документах: В 2 кн. / Под ред. В.А. Давыдова. Кн. 1. Федеральное космическое агентство. – М.: Родина МЕДИА, 2011. – 560 с. – С. 50.

(обратно)

265

Первый пилотируемый полет. Российская космонавтика в архивных документах. Кн. 1. – С. 77–78.

(обратно)

266

Подпись Шокина на этом и некоторых других документах такого рода объясняется тем, что В.Д. Калмыков мог быть в отпуске.

(обратно)

267

Докладная записка Устинова, Малиновского, Бутомы, Руднева, Калмыкова, Головко, Неделина, Рябикова в ЦК о порядке перевода кораблей плавучего измерительного комплекса из Ленинграда в Петропавловск-Камчатский // Первый пилотируемый полет. Российская космонавтика в архивных документах. Кн. 1. – С. 779.

(обратно)

268

О причинах изменения служебных обязанностей С.М. Владимирского можно гадать, но данное распоряжение последовало после публикации в американском журнале «Мисайлс энд pокетс» от 7 сентября 1959 года корреспонденции П. Минса, в которой говорилось: «Новая советская база для запуска управляемых снарядов и искусственных спутников, функционирующая менее года, расположена северо-восточнее Аральского моря в Казахской республике, примерно в 70милях к северо-востоку от города Аральск». См.: Первый пилотируемый полет. Российская космонавтика в архивных документах. Кн. 1. – С. 839.

(обратно)

269

АП РФ. Коллекция документов. Завер. копия. Документ рассекречен частично.

(обратно)

270

Первый пилотируемый полет. Российская космонавтика в архивных документах. Кн. 1.

(обратно)

271

Из мемуаров Б.Е. Чертока.

(обратно)

272

По другим источникам, эта авария случилась 16 апреля.

(обратно)

273

Длина вместе с 4-й ступенью ракеты-носителя 205 см, масса 14 кг, масса полезного груза 8,3 кг. Сам ИСЗ длиной 1 м, диаметром 15 см имел массу 4,8 кг (часть полезного груза).

(обратно)

274

Цитируется по статье С.А. Гаряинова: Они были первыми // Электронная техника. Сер 3.: Микроэлектроника. Вып. 1.

(обратно)

275

Первые в СССР трубки такого типа были разработаны еще в 1953 году для работы в оперативных запоминающих устройствах цифровых электронных вычислительных машин, но получили широкое применение в радиолокации для борьбы с пассивными помехами. Системы селекции движущихся целей (СДЦ) на потенциалоскопах были введены в состав комплекса С-25 при его модернизации в 1957 году и в подвижный зенитно-ракетный комплекс С-75.

(обратно)

276

Здесь и далее цитируется по: Симонов Н.С. Становление советской электронной промышленности (1940–1962 гг.) Взгляд историка. © Copyright Симонов Николай Сергеевич / (ProfessorSimonov@yandex.ru).

(обратно)

277

Симонов Н.С. Становление советской электронной промышленности (1940–1962 гг). Взгляд историка. © Copyright Симонов Николай Сергеевич /s/ simonow_n_s/ (ProfessorSimonov@yandex.ru)

(обратно)

278

Захаров А.А. Полвека в электронике. – М.: ИД «Медпрактика-М», 2012. – 236 с. Данный эпизод можно рассматривать как свидетельство наивной веры Хрущева в то, что с преступностью скоро, по мере движения к коммунизму, будет покончено.

(обратно)

279

Захаров А.А. Полвека в электронике. – М.: ИД «Медпрактика-М», 2012. – 236 с. – С. 156–157.

(обратно)

280

Захаров А.А. Полвека в электронике. – М.: ИД «Медпрактика-М», 2012. – 236 с. – С. 46.

(обратно)

281

Сергеев В.С. Страницы жизни. 3"е изд., доп. – М.: ОАО «Ангстрем», 1998. – С. 12.

(обратно)

282

Полупроводниковой электроникой Федотов начал заниматься еще в 1952 году, будучи слушателем Военно-Воздушной инженерной академии им. Н.Е. Жуковского. Далее он продолжал заниматься ею как научный сотрудник ЦНИ-108 (1954–1959) главный инженер главка ГКРЭ – ГКЭТ (1959–1963), главный специалист (1963–1965), заместитель директора по научной работе НИИ «Пульсар» (1965–1982). С 1960 года преподает в вузах, профессор, заведующий кафедрой МИРЭА.

(обратно)

283

Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920—1950-е годы: темпы экономического роста структура, организация производства и управление. – М.: РОССПЭН, 1996. – С. 263.

(обратно)

284

Коммунист. 1963. № 1. Перепечатано.

(обратно)

285

Это не тот приемник, который демонстрировали Хрущеву в ОКБ-2 (об этом – в следующей главе). Из статьи Е. Бородина «Мы сами с усами?» (Из беседы корреспондента газеты «41» с руководителями предприятий Зеленограда): «Мини-приемники разрабатывали параллельно Старос и И. Букреев (директор НИИМП). Но более удачные вышли у Букреева – там плата была сделана на тонких пленках. Мы на «Ангстреме» отработали технологию и выпускали эти «Микро». Они хорошо продавались во Францию, Англию, да и у нас в стране. А в «Эре» Староса не было намека на микроэлектронику, просто приемничек на маленьких деталях. Такое мог сделать любой любитель».

(обратно)

286

Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР, 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009; Пролейко В.М. Электронная промышленность СССР и ее министр (обзор важнейших решений коллегии ГКЭТ – МЭП с 1961 по 1985 год). – С. 50.

(обратно)

287

Очерки истории российской электроники. Вып. 1. 60 лет отечественному транзистору / Под ред. В.М. Пролейко. – 336 с. + 16 с. цв. вкл. ISBN 978-5-94836-219-9.

(обратно)

288

Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний: Стенограммы. Постановления: 3 т. Т.3: Постановления 1959–1964 / Гл. ред. А.А. Фурсенко. – М.:РОССПЭН, 2008. – С. 285. Записка начиналась словами: «За последнее время участились случаи руководителей Госкомитетов в Правительство и в партийные органы с просьбами о передаче в ведение Госкомитетов ведущих промышленных предприятий и конструкторских организаций Ленинградского совнархоза». Помимо «Светланы» ГКЭТ (М.М. Федоров) ходатайствовал о передаче завода им. Энгельса и ОКБ-960. Кроме того, в записке фигурируют Госкомитет по судостроению, по использованию атомной энергии, по химии.

(обратно)

289

Козлов Ф.Р. Выступление на ХХ съезде КПСС / ХХ съезд КПСС: Стенографический отчет. Т. 1. – М.: Госполитиздат, 1956.

(обратно)

290

А.И. Шокин в это время был кандидатом в члены ЦК.

(обратно)

291

Выделено автором настоящей книги.

(обратно)

292

Малин Б.В. Место для Зеленограда выбрала Москва. Хрущев выделил на строительство Научного центра четыре тонны золота / Зеленая ветвь Москвы.

(обратно)

293

Имеются в виду сборники статей «Полупроводниковые приборы и их применение» под ред. Я.А. Федотова, издававшиеся с 1956 года. До 1975 года вышло 28 таких сборников, в дальнейшем объединенных с «дочерним» сборником «Микроэлектроника».

(обратно)

294

Захаров А.А. Полвека в электронике. – М.: ИД «Медпрактика-М», 2012. – 236 с. – С. 39–40.

(обратно)

295

Малашевич Б.М. 50 лет отечественной микроэлектронике // Очерки истории российской электроники. Вып. 5. – М.: Техносфера, 2013. – С. 375.

(обратно)

296

Осокин Ю.В. О Рижском заводе полупроводниковых приборов и ПО «Альфа» // Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР, 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – С. 375.

(обратно)

297

Эта передача отличилась особой необъективностью изложения истории становления в СССР полупроводниковой микроэлектроники даже на фоне всех передач тогдашнего НТВ и вызвала множество возмущенных откликов.

(обратно)

298

К сожалению, до сих пор оно не рассекречено.

(обратно)

299

Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. Т. 1. / Черновые протокольные записи заседаний Стенограммы / Гл. ред. А.А. Фурсенко. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. – С. 641.

(обратно)

300

Микроминиатюризация УМ-1 достигалась применением бескорпусных полупроводниковых приборов и гибридной технологии в сочетании с памятью на миниатюрных ферритовых кольцах, т. е. технология твердотельных интегральных схем не использовалась.

(обратно)

301

Лауреат Ленинской премии 1959 г. (с соавторами) за стадион им. Ленина в Лужниках / Зеленая ветвь Москвы.

(обратно)

302

Геращенко Л.Д. Зеленая ветвь Москвы

(обратно)

303

Валиев К.А. НИИ молекулярной электроники: годы рождения и развития / НИИМЭ – «Микрон». 35 лет. События. Люди. – М., Зеленоград: Микрон-принт, 1999. – 280 с.

(обратно)

304

Аналог «Green Line» известной американской фирмы K&S. Эта серия оказалась долгожителем и изготавливалась в течение двух десятилетий.

(обратно)

305

На 1978 г. на факультетах полупроводникового и электровакуумного машиностроения, автоматики и телемеханики, радиотехнический, прикладной математики здесь обучались 6,5 тысячи студентов, работали 606 преподавателей и научных сотрудников.

(обратно)

306

6 НИИ, 5 заводов при НИИ, вычислительного центр и дирекция НЦ.

(обратно)

307

Пролейко В.М. Дневники.

(обратно)

308

Мартюшов К.И. Транзисторы – год 1965 // Наука и жизнь. 1965. № 7. – С. 10 и далее.

(обратно)

309

Захаров А.Ф. Была волна – ТНП народу производи! / Зеленая ветвь Москвы. – С. 116.

(обратно)

310

Трутко А.Ф. На острие прогресса // Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР, 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – С. 195.

(обратно)

311

Федоренко Ю.С. 35 лет в электронной промышленности, 30 лет на «Микроне // Сб. НИИМЭ – «Микрон». 35 лет. События. Люди. – М., Зеленоград: Микрон-принт, 1999. – 280 с.

(обратно)

312

Овруцкий М.А. Никого никогда не подставил, не подвел… // Электронная техника. Сер. 3: Микроэлектроника. Вып. 1 (152). – М.: ЦНИИ «Электроника», 1998. – 138 с.

(обратно)

313

Малин Б.В. Место для Зеленограда выбрала Москва. Хрущев выделил на строительство Научного центра четыре тонны золота // Зеленая ветвь Москвы.

(обратно)

314

Чтобы непосвященный читатель понял, о чем идет речь, поясним, что коллегией министерств в СССР был совещательный орган при министре и под его председательством. Персональный состав коллегии утверждался по представлению соответствующего министра Советом Министров СССР. Обычно в состав коллегии входили заместители министра, некоторые начальники главков, или особо авторитетные специалисты. Коллегии созывались министром для рассмотрения таких вопросов, как: проверка исполнения, подбор кадров, отчеты руководящих работников министерства, проекты важнейших приказов, инструкций и т. п. В случае разногласия между министром и коллегией первый имел право проводить в жизнь свое решение, доводя о возникших разногласиях до сведения Совета Министров, а члены коллегии, в свою очередь, также могли апеллировать в Совет Министров. Коллегиальное обсуждение помогало министру принимать правильные решения, не ослабляя ответственности за них, которую он нес единолично. Решения коллегии министерства проводились в жизнь приказом министра. Многие организационные формы возникали и упразднялись, но полезность коллегий с момента их введения в тридцать четвертом году признавалась всегда. Этот порядок сохранился и поныне.

(обратно)

315

Гальперин М.П. Сплетение поколений и судеб // Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР, 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – С. 153.

(обратно)

316

Бедрековский М.А., Борисов А.А., Телец В.А. Министр электронной промышленности А.И. Шокин и военная электроника // Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР, 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – С. 88.

(обратно)

317

Пролейко В.М. Дневники.

(обратно)

318

Бедрековский М.А., Борисов А.А., Телец В.А. Министр электронной промышленности А.И. Шокин и военная электроника // Очерки истории российской электроники. Вып. 2. Электронная промышленность СССР, 1961–1985: К 100-летию А.И. Шокина / Под ред. В.М. Пролейко. – М.: Техносфера, 2009. – С. 98.

(обратно)

319

Управляющая мини-ЭВМ УМ-1-НХ была создана в КБ-2 (НХ – народнохозяйственная, главный конструктор Ф.Г. Старос).

(обратно)

320

Пролейко В.М. Дневники, запись от 8 мая 1973 г.

(обратно)

321

Более 90 процентов всей отечественной номенклатуры конденсаторов и нелинейных полупроводниковых резисторов разработаны в НИИ «Гириконд».

(обратно)

322

Он ушел не просто так, а после какого-то скандала, связанного с тем самым банкетом, якобы там были использованы государственные средства. Но сведения не подтвердились, и пришлось уходить. Никакие связи на сей раз не помогли. Долго еще Михайлов был директором ВДНХ.

(обратно)

323

Позднее Пролейко так откликнулся на кончину того и другого:

«Умер Константин Иванович Михайлов – бывший 1-й зам МЭП, типичный руководитель образца 1950-60-х годов, человек со связями и энергией, имевший всегда команду». (Запись 7 февраля 1981 г.).

«Вчера в 12 ч. умер Иван Дмитриевич Сербин (Иван Грозный), старейший зав. отделом ЦК – судьба многих. 5 орденов Ленина, но не Герой Соц. Труда. Скромные похороны». (Запись 16 февраля 1981 г.).

(обратно)

324

В дневниках Пролейко указывается, что была поддержка со стороны Устинова. Тот, находясь в Воронеже, задал вопрос, нельзя ли в микроэлектронном производстве применить роторно-конвейерные линии Кошкина, которые он очень высоко ценил по их применению в производстве патронов и снарядов, и получил заверения, что, конечно, можно.

(обратно)

325

Запланированный на 1960 год визит Д. Эйзенхауэра не состоялся из-за скандала полета самолета Lockheed U2, сбитого 1 мая под Свердловском ЗРК С-75.

(обратно)

326

Коммерсантъ Власть. № 27 (480). 16.07.2002.

(обратно)

327

Ильюшин Сергей Васильевич – заместитель министра электронной промышленности СССР.

(обратно)

328

Валиев Камиль Ахметович (1931–2010) – советский и российский физик, академик РАН, доктор физико-математических наук, профессор, научный руководитель Физико-технологического института РАН. В 1965–1978 годах первый директор НИИ молекулярной электроники и завода «Микрон».

(обратно)

329

Пролейко В.М., дневники, запись за 31 декабря 1975 г.

(обратно)

330

Намек на Перл-Харбор.

(обратно)

331

Изложено по записи В.М. Пролейко в дневнике.

(обратно)

332

Сегодняшняя цена современного завода по выпуску субмикронных интегральных схем составляет уже несколько миллиардов долларов.

(обратно)

333

В авторитете Шокина Пролейко лишний раз убедился, когда: «Два заместителя председателя СМ СССР Кириллин В.А. и Смирнов Л.В. представили меня на должность члена Коллегии – начальника ГУ ГКНТ в июне 1975 г. Шокин оказался сильнее.

Запись 10 февраля 1976 г. Пролейко стал членом коллегии МЭП.

(обратно)

334

Тодор Живков – первый секретарь Болгарской коммунистической партии.

(обратно)

335

Электронная промышленность СССР оказалась готовой к такому переходу в середине семидесятых годов. По приказу министра было развернуто серийное производство специальных лазеров (НПО «Полюс) и установок лазерного скрайбирования (КБТЭМ), общий выпуск которых в НПО «Планар» составил более двух сотен.

(обратно)

336

Можно вспомнить еще команду эмигрантов из Европы, создавших атомную бомбу, русского инженера И.И. Сикорского с его вертолетами или Вернера фон Брауна, целиком перенесшего опыт немецкого ракетостроения в США.

(обратно)

337

Из 48 чел. – 30 рабочих, 6 мастеров; директора предприятий Иванов Э., Петросян Э., Мушкарев В., Потемкин Ю., Добряков А. (Новг.) Пшеничный В.В., Романов Вал. Ник.

(обратно)

338

Сам Валентин Михайлович предполагает, что кампания проистекала от намерений назначить его заместителем министра с перспективой дальнейшего роста. В дневниках Пролейко записано высказывание А.И. Шокина в его адрес: «Были бы вы умнее, Валентин Михайлович, цены бы вам не было». Александр Иванович имел в виду, конечно, не его ум, а его некоторые поступки, не подходившие чиновнику высокого ранга.

(обратно)

339

Подробности этого дела, с расстрельными обвинениями и с полной реабилитацией Пленумом Верховного Суда СССР можно прочитать в книге: Созидатели отечественной электроники. Вып. 4. Валентин Михайлович Пролейко / Под ред. Б.М. Малашевича. – М.: Техносфера, 2013. – 688 с.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Введение

Глава 1 Электросвязь в России до появления радио

Глава 2 После русско-японской войны

Глава 3 От революции к нэп

Глава 4 Радиогородок

Глава 5 Четвертое главное управление

Глава 6 Великая отечественная война

Глава 7 Работа в Германии по изучению немецкой трофейной техники

Глава 8 Создание комитета радиолокации при Совмине СССР

Глава 9 Комитет № 3

Глава 10 МПСС

Глава 11 МРТП – ГКРЭ

Глава 12 ГКЭТ – МЭП

Послесловие

Список сокращений

Кто есть кто

Список литературы

Справка об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg