«Соня Кривая»

Соня Кривая (fb2) - Соня Кривая 1166K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Иван Васильевич Булатов

Соня Кривая

Вместо предисловия

Это было в конце 20-х годов. Шел капитальный ремонт челябинского драматического театра. Крутая деревянная лестница привела строителей на чердак старого здания, бывшего до революции Народным Домом. Тихий полумрак обступил их. Только через слуховое окно пробивался слабый дневной свет. Молодым парням стало жутковато, настолько здесь было пустынно и сумрачно. А тут еще глуховатый голос старого мастера:

— Кабы стены могли говорить. О многом поведали бы они. Именно в этом Доме была провозглашена в нашем городе Советская власть. А потом, после белогвардейского переворота, буржуи себе гнездо здесь свили. Вы — молодежь. Ни купца, ни жандарма не помните. А я вот, каждый раз подымаясь сюда, вспоминаю, что пришлось нам в ту пору пережить…

Прошло несколько дней. Работы по ремонту шли уже полным ходом. Первым делом со стропил была снята железная кровля. Теперь рабочим предстояло вскрыть потолок.

Дружно взялись они за лопаты, чтобы сбросить утепляющий грунт. И вот тут неожиданно лопата одного из парней уперлась во что-то твердое. Посмотреть на «клад» — то был пакет, завернутый в материал — собралась вся бригада. А находка и впрямь оказалась кладом.

Так, случайно, на крыше драматического театра имени Цвиллинга были найдены документы челябинских большевиков, долгое время считавшиеся уничтоженными. Среди прочих бумаг в пакете оказался список Челябинской организации большевиков, протоколы заседания горкома партии до мая 1918 года. На подлинниках стояли подписи Васенко, Цвиллинга, Колющенко и других видных партийных руководителей.

Но когда, при каких обстоятельствах ценные документы попали на чердак? Кто принес их сюда и столь заботливо укрыл от чужого глаза? Почему тот, кто прятал, не пришел за документами, когда опасность миновала?

Долго пришлось искать ответ на эти и другие вопросы, работать в архиве, много читать, беседовать со старыми большевиками. И вот теперь, мне кажется, я кое-что знаю о «тайне» бывшего Народного Дома. Поиски заставили меня углубиться в материалы о Челябинском большевистском подполье в тылу Колчака в 1918—1919 годах, познакомили с замечательными людьми, борцами за народную власть.

И я могу предложить тебе, читатель, эту книжку о тех далеких годах, о людях подполья, их борьбе, мужестве и беззаветной преданности социалистическому Отечеству. О бесстрашной революционерке Соне Кривой.

Выстрелы в Заречье

Глубокая ночь. Во тьму погрузился Челябинск. Только на улице Степной (ныне ул. Коммуны) в доме Авсея Кривого мигал одинокий светильник. Беспокойные тени метались за ситцевыми занавесками.

Хозяин дома — больной парализованный человек — лежал на высоко взбитой перине. С вечера наступило ухудшение его здоровья. Он жаловался на боли в груди. Дыхание стало прерывистым, тяжелым.

Жена его Ханна Моисеевна и дочь Соня дежурили у постели: поправляли подушку, подавали лекарства. Лишь к утру больному стало лучше, и он уснул. Соня уложила в постель утомившуюся мать и, потушив свет, вышла во двор.

Майская ночь дышала легко и тихо. Под ветерком слегка зашелестели ветки недавно распустившейся акации. Потом все успокоилось. Девушка глубоко вдыхала пьянящий свежий воздух. Скоро утренняя заря. Она перевела взгляд на небо. Хорошо-то как! Безоблачное, утыканное светлячками звезд, оно горбилось над головой. Со дна вогнутой гигантской чаши лился далекий свет крупной зеленоватой звезды.

Но вдруг где-то за Миассом хлестнул выстрел. Эхо еще разносилось по окрестностям, как застрочил пулемет.

«Стрельба? Что случилось?» — встревожилась Соня. Она знала — там, откуда доносились эти тревожные звуки, — казармы 109-го запасного полка…

События последних дней живо встали перед мысленным взором девушки.

Беспокойно жил Челябинск последнее время. Скопившиеся на станции солдаты и офицеры чехословацкого корпуса вели себя вызывающе. Городскому Совету уже не раз приходилось разбирать конфликты. Четырнадцатого мая чехи устроили драку с мадьярами. Повод был пустяковым. Однако в завязавшейся свалке один мадьяр был убит. Советские органы назначили следствие. Виновные были арестованы.

Три дня спустя колонны чехов двинулись в город. Они окружили здание Совета, выставили патрули на Уфимской (ныне ул. Кирова) и прилегающим к ней улицам, потребовали выдачи арестованных. После переговоров арестованных выпустили. Чехословаки клялись, что не допустят подобных инцидентов в будущем.

Соня Кривая. 1912—1913 гг.

…Соня все еще стояла во дворе, когда бесшумно открылась калитка, и кто-то вошел. Это была ее двоюродная сестра Рита Костяновская. В доме Кривых она жила как приемная дочь.

— Рита! Риточка, что же ты так поздно? — поспешила к сестренке Соня.

— Ой, Софочка! Что творится!.. Чехи город занимают. Слышала стрельбу?

«Значит все же началось. Надо немедленно действовать», — Соня заторопилась.

— Вот что, Риточка. Иди в дом. Только маму не напугай. Мне нужно срочно.

…В горкоме, куда прибежала Соня, были уже Евдоким Лукьянович Васенко — председатель городского комитета большевиков, члены горкома Дмитрий Степанович Колющенко, Станислав Матвеевич Рогозинский и другие.

Всегда деловой, энергичный Васенко и на этот раз был предельно краток.

— Чехословаки подняли мятеж. Обезоружен 109-й полк, захвачен арсенал. Подняла голову контрреволюционная часть казачества. Как сообщили, в окрестностях города уже рыскают конные разъезды. Надо немедленно спрятать списки коммунистов, протоколы заседаний горкома. Второе — готовить подполье. Времени — в обрез.

С напряженным вниманием слушали Васенко товарищи по партии.

— Я останусь в Челябинске. У меня есть опыт подполья и здесь я нужнее, — заявила Соня Кривая.

* * *

Откуда и как попал корпус чехословаков на Урал? Почему чехи выступили против Советов?

Мятеж белочехов был важнейшим звеном в осуществлении планов военной интервенции Антанты против молодой Советской республики. Чехословацкий корпус был сформирован из военнопленных австро-венгерской армий. Его начало сколачивать сначала царское, а затем завершило формирование Временное буржуазное правительство. Однако послать корпус на фронт не успели. В России свершилась Октябрьская революция.

Драматический театр имени С. М. Цвиллинга (бывший Народный Дом в Челябинске).

Советское правительство по просьбе чехов и словаков дало им возможность выехать через Сибирь и Дальний Восток во Францию. Но руководители Антанты решили использовать корпус в своих преступных целях. Англия и Франция передали командованию корпуса 15 миллионов рублей. Правительство США взяло на себя снабжение белочехов оружием. Офицеры корпуса, среди которых были и русские, вместе с эсерами вели среди солдат антисоветскую пропаганду. Им внушали, что Советское правительство якобы намерено заключить чехословаков в специальные лагеря и дорогу на родину необходимо пробивать с оружием в руках.

В ночь с 26 на 27 мая 1918 года, когда вспыхнул мятеж, в Челябинске находилось более восьми тысяч чехов и словаков, их превосходство против местного гарнизона оказалось полным. Город пал.

Соня

В семье Кривых Соня росла вторым ребенком. У нее были братья Наум и Моисей. Биография ее только еще начиналась, а была уже полна необычайных поворотов судьбы. Мать и отец жили в местечке Городок, что на Витебщине. Здесь в 1894 году и родилась у них дочь. Детство Соня провела в Городке, а когда девочке пошел восьмой год, ее увезли на далекий Урал. Нужда заставила Кривых уехать из Белоруссии. По совету родственников они остановились в Челябинске. Здесь Авсей Кривой устроился в лавку рубщиком мяса.

Однако жизнь не стала легче и в новых краях. А как разбил паралич главу семьи, то и совсем стало туго.

Соня рано поняла, что мир, окружающий ее, можно поделить на две неравные части. Одна — сравнительно небольшая — состоит из богатых. Это — Высоцкие и Яушевы, Покровские и Ашанины, чьи фамилии аршинными буквами на рекламах расписаны по всему городу. Им принадлежит все. И дома в два-три этажа, и лавки с товарами, и лошади с колясками, и даже кучера на облучках. Веселые праздники и балы, цирки и театры — все им доступно, все по карману.

Другая — это бедняки, те, кого не увидишь праздными на улицах. Рано, чуть свет встают они, чтобы успеть на работу: в железнодорожное депо и мастерские, на завод «Столль и К°», сапожные мастерские и кузницы. Живут рабочие люди в поселках с унизительными названиями Колупаевка, Нахаловка, Шанхай… Забитые, неграмотные, они не смеют и думать об образовании.

Соня прониклась к простым, рабочим людям сочувствием. Она ведь и сама происходила из этой среды. После приходской школы ей отказали в приеме в гимназию, хотя училась девочка старательно и хорошо.

Глубоко задетая этим, Соня еще более ясно увидела пропасть, отделяющую ее от людей имущих. А потом, когда все же зачислили в гимназию на казенный счет, стала не только задумываться, но и искать справедливость. Вскоре сделала открытие: так мыслит не только она одна.

В гимназии Соня Кривая вступает в нелегальный кружок самообразования, организованный передовой учащейся молодежью. В кружке читали статьи революционных демократов В. Белинского, Д. Писарева, Н. Добролюбова, вольнолюбивые стихи Пушкина, рассказы Максима Горького. Велись горячие споры, принимавшие острый политический характер.

Вскоре Кривая стала одним из организаторов этих занятий. Нередко кружковцы собирались у Кривых на дому. Младший брат Софьи Авсеевны Моисей Авсеевич впоследствии вспоминал:

«Однажды мама захворала и потому находилась дома. К удивлению матери, к Соне пришли гости, многие старше ее по возрасту. Гостей было восемь человек, в том числе две девушки. Начали что-то читать, а потом поднялся спор. О чем спорили, мать понять не могла…»

Кружок рос и уже через полгода после создания насчитывал 14 человек.

Еще будучи гимназисткой, Соня Кривая начинает выполнять отдельные поручения городской организации РСДРП. Она организует сбор денег среди учащейся молодежи в помощь политзаключенным, находившимся в Челябинской тюрьме.

Полиция узнала о сути деятельности кружка самообразования, его революционной направленности.

«Однажды ночью, — пишет далее в воспоминаниях М. А. Кривой, — раздался сильный стук в дверь. Отец встревоженно спросил:

— Кто там?

— Открывайте, полиция!

Отец открыл дверь. Зашли жандармский ротмистр: надзиратель и еще двое полицейских. Начался обыск Перерыли все, что было можно, каждую книгу пере тряхнули, но ничего не нашли.

Родители не знали причин обыска. По окончании обыска жандармский ротмистр предложил Соне собираться и идти с ним, так как она арестована. Мать с плачем начала собирать Соню. Отец спрашивает:

— За что вы арестовали ребенка, ведь ей всего четырнадцать лет?

Ротмистр отвечает:

— Спросите у нее.

Ничего не понимая, отец обратился с этим же вопросом к Соне. Она ответила:

— Я не знаю».

Когда Соню ввели в следственную камеру, ротмистр Зудов состроил презрительную гримасу. На все жандармское управление славился он жестокостью Теперь же, увидя перед собой совсем юную девушку, развел руками: «Материно молоко на губах не обсохло, а туда же — в революцию».

— Фамилия?

Арестованная долго молча смотрела на ротмистра и видела, как начинает багроветь его лицо.

— Кривая.

Ротмистр дал знак записывать. Помощник взял в руки перо. Допрос начался.

— Скажите, обвиняемая, чего вы, собственно, добиваетесь? Есть ли у вас лично какая-то цель в жизни?

— Переделать мир.

— Ого! Одной переделать?

„Дело“ С. А. Кривой.

— Нет, вместе со всем рабочим классом.

Лицо ротмистра вытянулось. Оно выражало теперь еще большее удивление.

— Видите ли, Соня Кривая, мы обеспокоены вашей судьбой. Такая молодая и… Молодежи свойственны заблуждения. Вот часто говорят: «Свобода, равенство…» Но разве нет у нас свободы?

Соня прервала жандарма:

— Свободы попасть за решетку?

Продержав в камере несколько дней, Соню все-таки отпустили. Освободили как несовершеннолетнюю. Под негласный надзор.

Арест не сломил боевого духа девушки. С тех пор она уже не прекращала подпольной работы. А в 1915 году Софья Кривая вступила в партию большевиков.

Она много читает политической и другой литературы, занимается самообразованием. К этому времени уже устраивается на работу. Экстерном сдает экзамен на фармацевта и поступает в аптеку.

Выполняя поручения партийной организации, Кривая распространяет листовки, проводит пропагандистскую работу среди рабочей молодежи, подыскивает конспиративные квартиры. Сохранилась запись в одном из протоколов Челябинской организации РСДРП:

«Выдать т. Соне 4 рубля для уплаты за квартиру и поручить подыскать другую».

В маленьком флигеле, что притулился во дворе дома Кривых, устраивались встречи с подпольщиками Уфы, Екатеринбурга, Миньяра. Приезжали они по подложным паспортам и «снимали» временно флигель. Жили как чужие случайные люди.

Сохранилось донесение жандармского чиновника о лицах, посетивших дом Кривых и не внушающих доверия.

После Февральской революции Соня Кривая избирается в руководящие органы профсоюза медицинских работников, работает по сплочению партийных рядов в Троицке, Челябинске. Несмотря на молодость, пользуется большим авторитетом среди рабочих.

26 октября 1917 года Уральский областной Совет известил все города и заводы Урала: в Петербурге победила социалистическая революция! В тот же день Совет рабочих и солдатских депутатов в Челябинске взял власть в свои руки.

Вслед за установлением власти Советов началась созидательная работа по ее организации и упрочению. Молодая коммунистка Софья Кривая принимает в ней самое активное участие. В начале 1918 года большевики Челябинска избирают ее членом городского комитета РСДРП(б).

1 Мая 1918 года в городе состоялся первомайский митинг. Вот что вспоминал о нем позднее его участник известный советский писатель Ю. И. Либединский:

«От имени союза учащейся молодежи «Третий Интернационал» я выступил тогда на первомайском митинге и говорил, что мы — будущая интеллигенция, которая до конца пойдет с рабочим классом и крестьянством.

Да, я давал тогда обещание, а на трибуне стояли челябинские большевики — Елькин, Васенко, Колющенко, Соня Кривая. Никто из них, так рвавшихся в будущее, не пережил двух тяжелых — восемнадцатого, девятнадцатого годов. Дутовский фронт, белый офицерский самосуд, контрразведчики покончили с ними. Но их именами называются улицы в родном Челябинске, и, отправляясь на великую битву с врагами социалистического Отечества, я в воображении вновь прохожу мимо них, стоящих на маленькой трибуне. Чернявый Елькин в блестящей кожаной куртке, небритый Колющенко — у него наружность заводского рабочего. Солнце в кудрях Сони и синий весенний лед внизу по реке Миасс…»

Кипучая натура Сони не оставляла ее в покое. Соня работает в партии и профсоюзах, выбирая себе наиболее трудные участки. Вот почему, когда поднял мятеж чехословацкий корпус, она сказала без колебаний:

— Я остаюсь. Здесь я нужнее для партии.

Белый террор

Все произошло настолько стремительно, что поначалу многие даже не поверили в свершившееся:

— Ложились спать при Советской власти, а проснулись при белочехах.

Никто еще не знал, что способствовало столь быстрому перевороту власти. Не знали челябинцы, что эсеры и меньшевики создали в городе свой подпольный комитет, вошли в сговор с белочехами. Их люди были заблаговременно и тайно расставлены и ждали начала мятежа.

Как только город был захвачен чехами, вылезло из нор русское контрреволюционное офицерство. Оно собралось в одном из домов. Верховодил полковник Сорочинский. Он был вне себя. Оказывается, большевики провели массовый митинг рабочих и служащих станции Челябинск.

— Как это могло случиться? Где были наши люди? — негодовал полковник.

— Большевики опередили нас.

— Что значит опередили? А для вас, капитан, есть особое задание, — обратился Сорочинский к капитану Савицкому. — Первое, что надо сделать вам со своими людьми, — это разгромить городской комитет большевиков. Главное — захватить их списки. По имеющимся у нас сведениям большевиков в городе более двух тысяч человек. Добудем списки — арестуем и уничтожим всех. Их горком расположен вот здесь, — указал полковник место на схеме города. — Операция должна быть проведена быстро.

По городу прокатилась волна арестов. А за каждым арестом — жестокая расправа. Были арестованы член городского комитета партии и президиума Совета Д. В. Колющенко, начальник штаба охраны города М. А. Болейко, депутаты Совета Ш. А. Гозиосский, В. И. Могильников, П. Н. Тряскин.

В ночь на 3 июня контрразведка белых передала их в руки казаков, якобы для отконвоирования в тюрьму.

По дороге у ручья Игуменки произошла кровавая расправа.

* * *

Опорным пунктом белых являлась станция Аргаяш, захваченная еще 27 мая. Первоначально белочехам не удавалось продвинуться дальше этой станции. В районе Аргаяша, как вспоминал Л. М. Ильинский, бывший комиссар просвещения в Челябинске, Е. Л. Васенко должен был перейти линию фронта и перебраться в Екатеринбург, где еще 29 мая был образован революционный штаб Уральской области.

Перед отъездом из Челябинска Е. Л. Васенко встретился с С. А. Кривой.

— Как условились, Софья Авсеевна, на вас возлагается организация связи. Назначьте, куда прибыть связному из Екатеринбурга.

— Явка в зареченской аптеке. Спросить меня. Пароль: «Есть ли микстура по рецепту доктора Мазина?» Отзыв: «Микстуры нет, есть порошки». На обертке будут указаны время и место встречи.

И вот теперь на станции Аргаяш, сидя на траве с солдатами и штатскими пассажирами, Евдоким Лукьянович ждал связного.

Станционный колокол отбил прибытие еще одного эшелона.

— Не будет ли спички, солдат?

— Спички? Нет. Есть зажигалка.

Перед ним стоял проводник. Теперь предстояло, не теряя друг друга из виду, выбраться с территории станции. И тут вдруг все задвигались, заспешили. Васенко и проводник попали в людской поток. Проводник успел все же передать:

— До наших две версты.

Это были его последние слова. Их разъединили. Впереди в два ряда стояли казаки, а серая людская масса проходила посередине. Облава. Вот почему все засуетились.

— Стоп, большевичок! А я тебя знаю, — раздалось над самым ухом Васенко.

Евдоким Лукьянович тоже признал казака. По хищному прищуру глаз. Он не знал ни фамилии его, ни имени. Помнил только эти глаза.

Встретились они первый раз несколько месяцев назад. Со станции Челябинск на станцию Потанино двигался эшелон белоказаков. Это были семеновцы, они рвались в Сибирь. Вооружение — винтовки, пушки, пулеметы — в Челябинске отказались сдать. Васенко решил перехватить их в районе копей. Туда и приехал, встретился с горняками:

— Теперь вся надежда на вас, товарищи.

Двести вооруженных шахтеров-красногвардейцев не побоялись выступить против тысячи обученных солдат. Залегли в месте, где должен был остановиться эшелон. Васенко дал распоряжение отцепить паровоз якобы для заправки водой и угнать его в тупик. Сам он направился к штабному вагону. Здесь-то и произошла их первая встреча.

— Господин полковник занят, — преградил дорогу этот самый казак.

— Сообщите ему, что эшелон окружен полком красногвардейцев. Во избежание кровопролития мы решили начать с вами переговоры.

— Кто вы такой?

— Комиссар Васенко.

Переговоры закончились благополучно. И вот 800 винтовок, 12 пушек, 6 пулеметов, 37 лошадей были изъяты у белогвардейцев.

Казак, приближаясь к Васенко, продолжал:

— Теперь-то я не спрашиваю, кто ты такой, знаю — комиссар?

Собралась толпа. Ни одного сочувствующего взгляда. Разозленные, свирепые лица. Кто-то прошипел:

— К стенке его!

— В расход!

Нет, не думал так просто сдаваться Васенко. И смерть ему была не страшна. Жаль, только вот до своих не добрался. Толпа нарастала, и он увидел в ней связного. Подал знак: уходи. А сам предпринял последнюю попытку:

— Товарищи русские и чешские солдаты, казаки! Вы жестоко обмануты. Поворачивайте оружие против тех, кто хочет восстановить старые порядки. Долой братоубийственную войну…

Казак ударил Васенко по голове. Не дали договорить Евдокиму Лукьяновичу. Скрутили и увели комиссара-большевика.

Проводник пробрался в Екатеринбург. Он рассказал обо всем. Ревком немедленно дал мятежникам телеграмму, предлагай обменять Васенко на белогвардейских офицеров и генерала…

Но было уже поздно. Белогвардейцы поспешили расправиться с ненавистным им большевиком. Над ним не было суда. Как погиб Е. Л. Васенко, так и не известно. По одним сведениям, он был расстрелян, по другим — задушен, по третьим — сожжен в паровозной топке…

Е. Л. Васенко.

Невиданный по своему размаху и жестокости террор начался сразу же после установления белогвардейского, а затем колчаковского режима на Урале и в Сибири. В. И. Ленин писал по этому поводу:

«Расстрелы десятков тысяч рабочих. Расстрелы даже меньшевиков и эсеров. Порка крестьян целыми уездами. Публичная порка женщин. Полный разгул власти офицеров, помещичьих сынков. Грабеж без конца. Такова правда о Колчаке и Деникине»[1].

С весны 1918 по август 1919 года в Челябинске было расстреляно, замучено, вывезено на каторжные работы девять тысяч человек, в Троицке — три тысячи.

Большевистская газета «Правда» 17 июля 1918 года сообщала:

«Ужасы Варфоломеевской ночи буквально блекнут перед тем, что проделывают эти банды звероподобных людей.

В Омске они уже не могли удовлетворяться расстрелами: масса рабочих была потоплена ими в Иртыше…

В Челябинске пленным рабочим и крестьянам отрубали руки и пытали их, прежде чем предавать казни… Работников Советской власти живыми закапывали в землю.

Страшным мучениям подвергались рабочие-красноармейцы и советские работники в Златоусте.

Белый террор палачей трудового народа не знает границ…

Все чаще и чаще из мест, занятых чехословаками, проникают к нам сведения о недовольстве широких масс населения действиями новой власти, о нарастающем в этих местах революционном настроении.

…Среди челябинских рабочих настроение приподнятое, готовое в каждую минуту вылиться в восстание»[2].

В подполье

В этот воскресный день Соня Кривая должна была встретиться со Станиславом Рогозинским. Место встречи — базар. Поглядывая по сторонам, Соня медленно проходила вдоль рядов. Ветхий домашний скарб, старую одежду — все здесь можно было найти. Продуктов было мало, и цены на них — бешеные.

А вот и Станислав. С виду это была неожиданная встреча двух молодых людей.

— Получила важное сообщение. Необходимо где-то поговорить, — вполголоса сообщила Соня.

— Запомните имя, — держа ее под руку, ответил Станислав, — сапожник Иван Шмаков. Живет на углу Преображенской и Горшечных рядов. Приходите туда. Пароль: «Не подобьете ли каблук?» Отзыв: «Лихо танцуете». Там и поговорим обо всем.

Под вечер в сапожной мастерской состоялась встреча.

Станислав Рогозинский был один в тесной комнатке, куда провел ее сапожник. Он встал, пожал Соне руку.

Соня присела на табурет, открыла сумочку.

— Станислав Матвеевич, товарищи из Златоуста переслали нам директиву партии. Вот копия.

Волнуясь, Рогозинский взял у Сони лист.

«На Украине бывало не раз, что крестьяне и рабочие противились вывозу или уничтожению имущества, надеясь сохранить его для себя. Они оказались жестоко наказанными. Пришельцы захватили все: хлеб, скот, уголь, металлы, машины — и увезли к себе.

Пример Украины должен послужить страшным уроком для всей России, поэтому при попытке врага перейти в наступление, местное население обязано под руководством своих Советов соблюдать следующий приказ: в первую голову вывозить боевые припасы; все, что не будет вывезено, должно быть сожжено и взорвано; зерно и муку вывозить или зарывать в землю, чего нельзя зарыть — уничтожить; скот угонять, машины вывозить целиком или по частям, если нельзя увезти — разрушить; невывезенные металлы закапывать в землю, паровозы и вагоны угонять вперед, разбирать мосты, минировать и взрывать; леса и посевы за спиной неприятеля сжигать; всеми силами и средствами врагу затруднять движение вперед, устраивать засады, действовать огнестрельным и холодным оружием, обеспечивать себе тыл; для этого поголовно истреблять шпионов, провокаторов, белогвардейцев, контрреволюционных предателей, которые оказывают прямое или косвенное содействие врагу.

Председатель ВЦИК Я. Свердлов. Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин). Народный комиссар (по военным делам) (подпись). Народный комиссар (по иностранным делам) Г. Чичерин»[3].

Прочтя лист, подпольщики помолчали.

— Хорошо сказано, — начал Рогозинский. — Яснее невозможно. Что ж, Софья Авсеевна, будем выполнять директиву партии. Сколько же наших осталось в городе?

— Я устанавливаю связи с железнодорожниками. Есть надежные люди: Александр Зыков — столяр железнодорожных мастерских, Виктор Зайковский, Александр Черных — рабочие.

— Начало сделано. Кроме этой, я подобрал еще одну квартиру у сапожника Игнатия Джазговского. Будем собирать силы. Мне лучше заниматься городом. Многих знаю здесь.

И. К. Джазговский.

Договорились о тщательной конспирации. Каждый подпольщик должен знать только своего руководителя, группы насчитывают не более пяти человек. Всех связывает в городе — Станислав Рогозинский, на железной дороге — Софья Кривая.

Тяжелый сундучок

В конце апреля 1918 года одна из пропагандистских групп была направлена Центральным Комитетом партии на партийную работу в Сибирь. Ее возглавил Дмитрий Дмитриевич Кудрявцев, стойкий ленинец с большим стажем подпольной революционной работы при царизме. В группу вошли коммунисты-студенты московских учебных заведений П. Поспелов, П. Ветлин (Александров), Т. Балакина, Е. Архина, К. Балакина.

С поездом дальнего следования группа доехала лишь до Омска.

Здесь Д. Д. Кудрявцева и его товарищей встретил М. С. Иванов, работник управления Омской железной дороги, большевик. Он сообщил, что дальше продвигаться невозможно: мятеж чехословацкого корпуса отрезал все пути.

7 июня в город вошли белочехи и белогвардейцы. Перед политработниками встал вопрос, что предпринять в этой сложной обстановке. Решено было выехать в Челябинск, где по сведениям, полученным от омских большевиков, действовала крепкая партийная большевистская организация. Заручились документами-паспортами, перекупленными за большие деньги у переселенцев, волею судеб застрявших на этой станции по дороге в Сибирь. Но и таким путем ехать в Челябинск было небезопасно. Чемоданы группы еще были наполнены пропагандистской литературой. Обнаружение ее на занятой белыми территории сулило недоброе.

— Как быть?

— Пусть литература все же послужит революции, — решил Дмитрий Дмитриевич. — Дождемся, когда в вагонах уснут и разбросаем ее через окно.

Так и поступили.

Темная ночь скрыла следы. А наутро жители пристанционных поселков, несомненно, нашли возле железнодорожного полотна и спрятали большевистскую литературу.

* * *

Вот и Челябинск. На перроне много военных. Чешские и русские офицеры. Патрули, придирчиво оглядывающие прибывающих.

Группе Кудрявцева удалось устроиться в привокзальной гостинице. Но всем долго здесь находиться нельзя.

Было решено: Кудрявцев и Поспелов остаются в Челябинске. Остальные пешком двинулись на Шадринск, где сохранилась Советская власть. За неделю, преодолев стокилометровое расстояние, они достигли цели, а еще через неделю были в Москве.

Вскоре в Челябинск приезжает Матвей Иванов — член исполкома Омского городского Совета, совершивший побег из лагеря, куда попал арестованный белочехами.

В Челябинске М. Иванов хорошо знал одного из подпольщиков кузнеца Л. Лепешкова. К нему он и отправился по прибытии. Одет Иванов был в форму железнодорожника. В правой руке — металлический кондукторский сундучок. Футляры с сигнальными флажками на ремне, перекинутом через плечо, не оставляли сомнения, что это — кондуктор товарного поезда.

Шел он спокойно, без оглядки, походкой уставшего после ночной смены человека. На мосту через Миасс — чехословацкий патруль. Патруль ничего не заподозрил.

Вот и угловой дом на Зыряновской (ныне ул. Лепешкова). Подойдя ближе, Иванов осторожно огляделся.

Улицы пусты. Тихонько побарабанил в оконное стекло. Вышел хозяин. Он был высокого роста, плечист.

Мужчины заключили друг друга в крепкие объятия. Лепешков взял у пришедшего железный сундучок. Могучую руку кузнеца потянуло вниз.

— Ого! Наковальню привез? — рассмеялся он.

Иванов лукаво улыбнулся. В сундуке были книжки, а под ними — два револьвера и бомбы.

Так и не отдохнув после дороги, оба отправились в кузницу. Лепешков, выдав приезжего за двоюродного брата из деревни, помог ему устроиться молотобойцем.

Встреча Матвея Иванова с Софьей Кривой состоялась через день. Поводом послужил ее визит в кузницу с бачком для кипячения инструментов, который Лепешков должен был запаять.

Иванов рассказал Софье Авсеевне о делах омского подполья.

— В Омске, на улице Степной, дом № 1, — сообщил он, — организована явочная квартира для подпольщиков, которые будут приезжать из Челябинска для связи.

Когда Соня вернулась в аптеку, никто, конечно, и подумать не мог, что ремонт посудины был предлогом для встречи подпольщиков.

Среди врагов

Из гостиницы на вокзале Дмитрий Кудрявцев и Петр Поспелов все-таки ушли. Боялись, что ими может заинтересоваться контрразведка. Вместе наняли холостяцкую квартиру на Болотной улице (ныне ул. Красная).

— Итак, — подвел итог Кудрявцев. — Что мы имеем? Устроены с жильем, но без работы. Полны желания бороться, но никаких связей с местными большевиками. А они есть, непременно есть. Думаю, главное теперь — раствориться в общей массе, устроиться на работу и осторожно нащупывать связи.

Петр Поспелов[4] был того же мнения. Еще в Москве он не раз выспрашивал у дяди Митяя (старая подпольная кличка Д. Д. Кудрявцева) о методах глубокой конспирации. Думал ли тогда, что все это еще может пригодиться?

…Буржуазия спешила. Сразу же после свержения Советской власти в Челябинске началась реставрация старых порядков. Заработали контрразведка и милиция. Запрещались митинги и собрания, профсоюзам не разрешили отныне заниматься какой-либо политической деятельностью.

Узнав о наборе служащих в городскую продовольственную управу, Д. Д. Кудрявцев пошел наниматься. Беседовали с ним долго и, убедившись в «полной его лояльности к новым властям», приняли на работу. Петр Поспелов тоже устроился — делопроизводителем в совете профессиональных союзов Челябинского района.

Оба настойчиво искали связи с местным большевистским подпольем. И нашли. Однажды, приехав на железнодорожную станцию по делам продовольственной управы, Кудрявцев обратил внимание на неизвестного ему человека. Казалось, тот присматривается к нему. Закончив дела, Дмитрий Дмитриевич отправился в город. Тот самый, с вокзала, шел следом. Кудрявцев резко остановился. Теперь их разделяло всего несколько шагов. «Да ведь это — Иванов из Омска!»

— Узнали?

— Узнал, потому и хожу за вами, Дмитрий Дмитриевич.

— Вечером приходите на Болотную, 20, — пригласил Кудрявцев. — А сейчас лучше разойтись.

Иванов пришел не один. С ним была Софья Кривая. Они долго проговорили о делах подполья.

Да, в Челябинске было уже несколько крепких, правда, пока разрозненных подпольных групп: на транспорте, заводе «Столль и К°», мельнице, угольных копях и на винокуренном заводе.

— Пора объединяться, — решительно заявил Кудрявцев.

— Да, пора.

В июле-августе стал действовать подпольный комитет Челябинской городской организации РКП(б), в состав которого вошли: Д. Д. Кудрявцев, С. А. Кривая, С. М. Рогозинский, В. И. Гершберг. По его решению создаются партийные ячейки, «пятерки» и «десятки», объединявшие подпольщиков по месту работы, рабочие дружины. Растущие силы подпольщиков-партийцев нуждались в оперативном руководстве. Поэтому по решению горкома было создано два райкома — на станции Челябинск, куда входила и парторганизация завода «Столль и К°», и на угольных копях. К концу сентября Челябинская подпольная организация насчитывала около ста человек.

Удары по врагу

Во всей подпольной работе, пожалуй, самая трудная по сложности — обязанность связного. На тайных связях держится все. Человек же, выполняющий это поручение, ежечасно подвергает себя смертельной опасности. Он должен надлежащим образом держаться в окружении врагов, притворяться, выдавать себя подчас вовсе не за того, кто он есть на самом деле.

В Челябинской подпольной организации обязанности связной выполняла Софья Авсеевна Кривая. Обеспечивая строжайшую конспирацию, организовывала тайные встречи, подбирала конспиративные и явочные квартиры.

В доме Леонтия Лепешкова по Зыряновской улице хранилось оружие. На Семеновской горке у Михаила Бухарина была пишущая машинка. На квартире у Груши Бохчановой шла подделка паспортов и других документов. Явки назначались в кооперативном магазине поселка Порт-Артур, где работала Матрена Терентьевна Касьянова. Несколько явочных квартир было на угольных копях.

Сегодня путь Сони лежал к железнодорожникам. Из депо уже не раз докладывали, что боевики в паровозном депо томятся и требуют живого дела. Невмоготу, говорят, сидеть сложа руки и выжидать. И вот «живое дело» есть. Перегруппировка войск, переброска их на запад требовали больших усилий железнодорожного транспорта.

— Наша задача расстроить планы врага, — говорил дядя Митяй. — Паровозы — вот на что надо нацелить главный удар. Мы должны выводить из строя паровозы и вагоны.

С аптекарским ларцом, на котором красный крест, Соня открыто шла к железнодорожникам по городу. Ее хозяин-аптекарь не терпел конкуренции. Он мечтал владеть рынком сбыта один. Соня не раз говорила ему, что видела, как от других аптек торгуют порошками и пилюлями с лотков. Сообразил хозяин — выгодное дело. И вот она идет…

Девушку в белом халате с лотком пропустили в паровозное депо, и она пристроилась у конторки. Народу подходило много, и вот, наконец, подпольщик-железнодорожник выбирает нужные «товары».

Вечером Софью ожидали две похвалы. Аптекарь расцвел в улыбке, увидев выручку:

— Я увеличу вам жалованье.

А потом, позже, ее внимательно слушал дядя Митяй.

— О встрече условились?

— Да, в поселке.

Спустя неделю подпольщик «Орел» (дежурный помощник военного коменданта станции Челябинск Г. Широков) сообщил: на Златоустовском направлении у одного паровоза сгорели и обрушились колосники, у другого — рассыпались подшипники. Вышли из строя и другие локомотивы. В депо рыскают агенты. Контрразведка что-то заподозрила.

А штаб подпольщиков разрабатывал новые и новые планы диверсий.

— Пора нам активизироваться и на копях, — говорил дядя Митяй. — Софья Авсеевна, готовьтесь к поездке.

У подпольщиков Челябинских угольных копей Софья Кривая была своим человеком. Само подполье горняков возникло при ее непосредственной помощи и участии. Первые листовки, отпечатанные на машинке, Соня сама отвезла на копи. Передавая их Василию Екимову — председателю районного подпольного комитета, она еще раз напомнила:

— Необходимо обратить внимание жителей на подпись — пусть знают, что есть подпольный большевистский комитет, что партия действует и руководит борьбой народа.

Листовки находили горячий отклик в сердцах шахтеров. Под руководством подпольщиков В. Я. Екимова, С. В. Голубцова и Е. В. Полещука[5] был создан стачечный комитет. В него вошли: председатель правления объединенного профсоюза И. М. Масленников и секретарь профсоюзной организации Южной группы копей Ф. Е. Царегородцев, рабочий Кыштымских копей Дмитрин.

Напуганные организованным сопротивлением белогвардейцы арестовали членов стачечного комитета.

В ответ на массовые аресты рабочих, большевики-подпольщики Екимов и Голубцов организовали общую забастовку. Было выставлено требование — немедленно освободить арестованных. Три дня боролись за своих товарищей углекопы и добились их освобождения.

Сложную задачу поставил городской комитет партии перед подпольщиками копей на этот раз — угнать у белых во что бы то ни стало десять вагонов угля.

На конспиративной квартире Ивана Рожинцева Кривая встретилась с членами райкома партии. Тщательно во всех деталях обсудили предстоящее дело. Назначили срок исполнения — 7 сентября. В этот день подпольщики отправили уголь на станцию Потанино, где его ждали свои люди. Дерзкая операция прошла удачно.

А Софья Кривая тем временем выполняла уже новое задание.

Срочное задание

Рабочий день в аптеке подошел к концу. Убраны мензурки, колбочки, флаконы. Все уже ушли домой, одна Софья Кривая задержалась.

— Вы не собираетесь еще, Соня? — спросила ее сестра аптекаря.

— Скоро пойду. Не успела вот микстуру приготовить. Утром за нею придут.

Соня схитрила. На самом деле ей во что бы то ни стало нужно было взять препараты, с помощью которых подпольщики сводили фамилии на документах, чтобы затем написать на их месте другие. «Искусством» фабрикации подложных паспортов, удостоверений, справок успешно овладела и сама Софья Авсеевна. Ни один еще человек не был задержан по ее вине.

Днем она успела приготовить препараты. Сейчас они лежали в шкафу, их нужно было достать так, чтобы не заметила сестра аптекаря.

Намеренно долго возится Соня с микстурой. И тут с улицы вдруг доносится бравурная музыка. Сестра хозяина подходит к окну. Она смотрит, как по мостовой маршируют солдаты.

«Должно быть, на станцию идут», — замечает она.

А Соня тем временем хладнокровно укладывает в сумку все необходимое.

— Я закончила, — говорит она через пять минут, — микстура готова.

Обе тепло прощаются.

* * *

Как-то раз Соня направлялась на явку в библиотеку. Она уже вышла на Уфимскую, когда послышалось цоканье копыт, свист нагаек. То, что увидела девушка в следующую минуту, потрясло ее. Конь шел рысцой. Он тащил телегу, а к ней были привязаны люди. Их было двое. Оба босы и раздеты до нижнего белья. Лица вспухли и кровоточили. Четыре пеших казака безжалостно обрушивали на несчастных удары нагаек.

— Веселей гляди, комиссарики! — покрикивали они.

Соня долго не могла прийти в себя. В тот день в библиотеке ее ждала Рита Костяновская, последние дни она жила у подруги?

В начале 1918 года Костяновская вступила в партию большевиков. Когда белочехи захватили Челябинск, она стала активной участницей городского подполья. Хотя двоюродная сестра была моложе Сони, обе девушки давно были единомышленницами. Рита вела агитационную работу среди солдат Челябинского гарнизона, железнодорожников.

Р. Костяновская.

На конспиративную явку — в библиотеку на Уфимской — Рита принесла интересующие подпольный комитет сведения. В свою очередь, она передала просьбу Соне — срочно узнать, когда и какие части белых перебрасываются из Челябинска на Екатеринбург.

Сестры не виделись несколько дней. Софья приметила, что Рита чем-то сильно взволнована.

— Что случилось, Риточка?

— Сегодня я видела такую бесчеловечность, такую бесчеловечность… — начала сестра.

— Я тоже видела, — тихо сказала Соня. — Послушай, Рита, я давно хочу спросить. Тебе бывает страшно?

— Я же человек, Соня. Но быть иной, поступать иначе я не смогла бы.

— Ох, Рита! Риточка! — обняла Соня сестру. — Я счастлива, что ты такая храбрая.

* * *

Итак, задание было срочным. Информацию о переброске войск чаще всего давал Широков. Его пост дежурного помощника военного коменданта станции Челябинск был очень выгоден для подпольщиков. Кто бы мог подумать, что вахмистр Широков — один из активнейших членов большевистского подполья и имеет кличку «Орел»?

— Где найти «Орла»? — раздумывала Соня, идя из библиотеки. — На станции его, скорее всего, нет, время идет к вечеру.

И тут она вспомнила, что в Народном Доме вечером должен состояться бал. Новым правителям не чужды были подобные увеселения. Бал был организован в честь дружбы чешского и русского офицерства. Широков посещал подобные «мероприятия». Приходилось бывать на вечерах в Народном Доме и Соне. Она занималась в любительском драматическом кружке и участвовала в концертах. Но на сей раз приглашения не было. Пропустят ли?

Вот и Народный Дом. К нему подъезжают экипажи. Высаживаются званые гости. К счастью, Соню увидела знакомая дама — жена доктора Мазина.

— О, Софи! Вы сегодня выступаете?

— Нет, но…

— Пойдемте, пойдемте. Не надо смущаться. Вы не пожалеете…

Военный оркестр играл без умолку. Вальсы и кадрили следовали одни за другими. Соню пригласил на вальс чехословацкий офицер.

— Вы так хорошо танцуете, я совсем забыл, что здесь Сибирь, что так далеко родина… Жаль, что мы больше не встретимся. Завтра мы уезжаем. Куда? Екатеринбург.

Еще в самом начале бала Софья увидела мрачного, с угловатым лицом капитана. Она знала — это контрразведчик. Старалась поменьше попадаться на глаза ему. Но ей показалось, что он наблюдает за ней.

После танца вместе с Мазиной они вышли из зала. Узкий коридор, в конце которого зеркало, вел к лестнице на чердак. И именно там Соня вновь увидела капитана. Чтобы не выдать волнения, обратилась к своей спутнице.

— Мне боязно. Полутьма и кто-то есть.

— О, это капитан Савицкий. Здравствуйте, капитан. Познакомьтесь.

Они стояли и беседовали о пустяках, когда в коридор вошел Широков. Тепло поздоровался с капитаном, кивнул дамам. Потом все четверо вернулись в зал.

— Я видел, вы танцевали с чехом, — ведя Соню под руку, говорил Савицкий. — Не понимаю, чего дамы находят в этих иностранцах…

— Простите, но зачем же тогда бал? — с улыбкой отвечала Соня.

— Храброе воинство, — неожиданно разгорячился капитан. — Как-то под Омском колонна чехов пошла в атаку. Ожидали, что красных много, а оказался лишь один. И знаете, скольких он положил из пулемета?..

Савицкий не договорил. Где-то недалеко от Народного Дома грохнул взрыв. В окнах зазвенели стекла. Капитан, схватившись за кобуру, поспешил к выходу. Туда же побежали и другие офицеры.

Когда Соня и Мазина вышли на улицу, волнение улеглось. Извинившись, подошел капитан.

— Враг не дремлет, — с грустной улыбкой сказал он, — взорван обелиск, возведенный в честь чехословаков.

Вскоре за контрразведчиком подкатила коляска. Он галантно предложил дамам подвезти. Из толпы вышел Широков и примкнул к компании.

«Не заподозрил ли в чем? — думала по дороге Соня. — Тогда беда…»

Но, приказав кучеру развести всех по домам, капитан покинул коляску у «Номеров Дядина», где находилась контрразведка белых. Второй сошла Мазина.

Оставшись вдвоем, Соня получила у Широкова необходимые сведения.

Теперь она точно знала, сколько белочехов и когда отправляются в путь. «Гостей» будут ждать в Екатеринбурге.

Подпольная большевистская

Мостовая Скобелевской улицы (ныне ул. Коммуны) гудела под копытами казацких скакунов. От испуга ныряли в подворотни собаки. Шарахались в стороны прохожие: не ровен час — затопчут.

У «Номеров Дядина» казаки спешились, а сотник почти бегом устремился в дом.

— Господин полковник, отряд казаков прибыл в ваше распоряжение, — доложил он Сорочинскому.

— Хорошо. Присаживайтесь, слушайте.

Сорочинский, расхаживая по кабинету, вновь принялся разносить своих подчиненных.

— Бездарно работаете, господа. Не вы ли заявляли о полном истреблении большевиков-подпольщиков? А они продолжают действовать. Да, да. Орудуют под самым носом у вас. Вот, полюбуйтесь!

Полковник достал из ящика стола лист бумаги.

— Это листовка. Прокламация большевиков, снятая с забора. А сколько таких гуляет по рукам? Господин сотник, в городе должны быть усилены казацкие разъезды. Всех подозрительных хватать и доставлять в контрразведку.

Прав был полковник. Листовки подпольщиков, отпечатанные на пишущей машинке, наводнили город.

* * *

Возможно, в тот час, когда Сорочинский разгонял по городу всех тайных и явных агентов, Софья Авсеевна Кривая и Дмитрий Дмитриевич Кудрявцев на конспиративной квартире готовили очередную листовку. Они вполголоса вели неторопливый разговор.

— Крепче сказать надо, — перечтя написанное, заметил Кудрявцев.

— Диктуйте, Дмитрий Дмитриевич.

— А что, если вот так? «Ни аресты, ни казни лучших людей не сломили революционного духа народа. На смену выбывшим встают новые бойцы. Грядущее за нами!»

Листовка была готова. Теперь Соне предстояло сесть за пишущую машинку и печатать, печатать, меняя копирку и бумагу.

— Эх, если бы типографию, пусть примитивную, но свою.

— Ничего, Софья Авсеевна, попечатайте в последний раз. Будет у нас скоро типография. Продадим шубы, а сделаем типографию, — со свойственным только ему юмором бросил Кудрявцев. — Есть кое-что на примете.

Соня внимательно посмотрела на старшего товарища. Дядя Митяй слов на ветер не бросает.

— Мне пора.

Они распрощались.

Софья шла по Горшечной. Вечер был тихим. В тишине мигали звезды. Город казался мирно спящим. Но горели огни в «Номерах Дядина»… Одно воспоминание об этом заставило сильнее биться сердце Сони. Она знала, ни днем ни ночью там не прекращался кровавый разгул белогвардейской контрразведки.

* * *

Изготовление типографского оборудования возможно было только в условиях мастерской. А ее-то у подпольщиков и не было. Вот почему они стремились завязать связи с квалифицированными рабочими из депо. Члену одной из деповских десяток Александру Зыкову подпольный горком партии поручил подыскать нужных людей. Дядя Митяй встретился с ним, чтобы передать чертежи типографского станка.

А. Зыков.

Берег Миасса — место встречи — был усеян рыбаками. Они сидели прямо на песке или, стоя по колено в воде, закидывали удочки. Августовский клев был отменным.

— Не мешало бы и нам поймать рыбку-другую, — заметил и в самом деле завзятый рыболов Александр Зыков. Он уже разматывал удочку.

— А ты порыбачь. Вот поговорим о деле и порыбачь, — посоветовал дядя Митяй.

Дмитрий Дмитриевич осмотрелся и, убедившись, что за ними никто не следит, достал из кармана листок бумаги; на нем была начерчена схема типографского станка.

— Вот он, красавец! Так можно сделать?

— Постараемся, дядя Митяй, — ответил, снимая рыбу с крючка, Александр Зыков.

* * *

…Уже на следующей неделе станок и касса были готовы. Кудрявцев озабоченно спросил Зыкова:

— Знали товарищи, на что идут?

— Знали. Доносчики по цехам шныряют. Ну да и мы не лыком шиты. Провели. Не впервой.

Так по заданию большевистского горкома группа рабочих паровозного депо под руководством токаря В. Плеханова изготовила ручной печатный станок. В столярном цехе сделали кассу для шрифта. М. Прижьялковский, работавший в типографии белогвардейской армии, достал 25 фунтов шрифта. Типографское оборудование доставили по частям на квартиру И. В. Шмакова.

И. В. Шмаков.

У И. В. Шмакова Софья Авсеевна застала Александра Зыкова и дядю Митяя. Когда поздоровались, Соня увидела, что на лицах обоих блуждают загадочные улыбки.

— Хорошее известие? — спросила она.

— Очень.

Соне протянули листовку, отпечатанную типографским способом.

— Типография! — всплеснула руками Соня.

— Да, типография. Наша, большевистская.

Боевые помощники

Дом на Горшечной, где много лет квартировали Шмаковы, жил своей особой мало кому известной жизнью. На первый взгляд, со времени белого переворота здесь ничего не изменилось. Все также рано по утрам начинал Иван Шмаков постукивать молотком. Сын его Васек, как мог, помогал отцу: сучил дратву и даже сам пришивал заплатки. Шестнадцатилетняя Поля хлопотала с матерью у печки.

Только если повнимательнее присмотреться, иные клиенты чаще других наведывались сюда. Задерживались у сапожника дольше и в сумках вместе с починенной обувью уносили пачки листовок и прокламаций.

Здесь, в сапожной мастерской, ставшей главной конспиративной квартирой Челябинского подполья, на полную мощность работала большевистская типография.

Дом, в котором находилась подпольная типография челябинских большевиков.

Сначала Поля, а потом двенадцатилетний Васек стали выполнять поручения отца. Строгое условие знали сестра и брат: лишний раз не попадаться на глаза белогвардейцам и не заходить в дом по указанному адресу, если что-то покажется подозрительным. Васе отец давал менее сложные, но тоже ответственные поручения.

Мальчику нравилось, что взрослые относились к нему, как к равному. Доверяли. Нравилось и то, что старания его всегда вознаграждались вниманием и заботой.

Сегодня тетя Соня угостила куском сахара. Она всегда ласково разговаривала с Васей и угощала по возможности чем-нибудь вкусным — время было трудное, питались чем придется.

— Смотри, Васек, будь осторожен, — давала она совет. — Что скажешь, если на казаков нарвешься?

— Скажу, к заказчикам бегал.

— А если не поверят?

— Так у меня и материал с собой. Показать могу…

Младший брат Сони, Моисей, был ровесником Васи Шмакова. Он тоже нередко выполнял задания подпольщиков. Впоследствии в своей биографии М. А. Кривой писал:

«По заданию сестры я выполнял для подпольной организации целый ряд поручений. В частности, обеспечивал связь между некоторыми конспиративными квартирами, стоял на стрёме во время занятий или собраний организации.

Мне удалось пробраться в штаб Западной армии генерала Ханжина и достать оттиски печатей, которые были нужны подпольной организации. Помимо этого, я расклеивал прокламации…

В городе было произведено много арестов и семьям арестованных оказывалась денежная помощь. Деньги некоторым семьям передавались через меня».

Активно помогали челябинскому подполью и другие юноши и девушки: К. Монаков, А. Агалаков, Г. Лякишев, С. Прилепский, братья Петуховы и другие. Многие формально не состояли в подпольной организации, но выполняли важные поручения городского комитета.

Октябрьская годовщина

В августе 1918 года в Томске состоялась первая Сибирская конференция подпольных организаций большевиков Сибири и Урала. В работе ее принимал участие представитель Челябинской организации. Конференция наметила тактику борьбы в тылу врага.

26 октября в доме, на углу Казарменной и Степной (ныне угол Российской и Коммуны) на квартире Игнатия Джазговского состоялось расширенное заседание челябинского подпольного комитета.

Здесь были Д. Д. Кудрявцев, С. А. Кривая, с угольных копей — Ф. Царегородцев, из паровозного депо — Зайковский, с завода «Столль и К°» — Агалаков. Когда собрались все, слово для доклада по текущему моменту было предоставлено С. Рогозинскому. Он сообщил, что Челябинская подпольная организация установила тесный контакт с Уральским обкомом РКП(б), а через него — с Центральным Комитетом партии.

— Теперь мы получаем директивы центра, — сообщил Рогозинский. — В Челябинске обстановка накалена до предела. С одной стороны, дикая травля коммунистов, свирепствует контрреволюция, с другой, наши силы растут и крепнут. Мы способны дать решительный отпор врагу. Сегодня на ваше рассмотрение, товарищи, выносится один вопрос: ознаменовать первую годовщину Октябрьской социалистической революции политической забастовкой.

Шахтер Царегородцев взволнованно произнес:

— Лучше всего было бы организовать вооруженное восстание. Они пускают в ход оружие против нас, пора ответить и нам. Надо силой сломать хребет врагу.

— Рано, — решительно вмешалась Софья Авсеевна Кривая. — Все мы хотим быстрого восстановления Советской власти на нашей уральской земле. Но вооруженное восстание еще не подготовлено, его подавят.

Кривую поддержал Дмитрий Дмитриевич Кудрявцев.

— Да, у рабочих мало оружия, слаба связь с воинскими частями. Гарнизон не примет участия в выступлении. Восстание — преждевременно. В этих условиях надо организовать повсеместно массовые забастовки. Они должны стать смотром наших сил и средством сплочения трудящихся в борьбе с контрреволюцией.

Подпольный комитет принял два решения. Одно: в день годовщины Октября провести политическую забастовку. И второе: продолжать укреплять боевые десятки подпольщиков, вооружаться для предстоящей решительной схватки.

Были выделены ответственные за подготовку забастовки. С решением городского комитета ознакомили все подпольные ячейки. Для организаторской работы на угольные копи выехала С. А. Кривая. Там при ее участии состоялось расширенное заседание районного комитета большевиков-подпольщиков. Софья Авсеевна как представитель челябинского подпольного комитета сообщила о принятом решении. С энтузиазмом встретили члены райкома на копях известие о праздновании первой годовщины Октября. Они наметили ряд своих мероприятий. Василий Екимов, например, сообщил, что шестого ноября в клубе уфалейских копей показывается кинофильм для солдат. Момент можно будет использовать для проведения митинга в честь Октябрьской революции.

С. А. Кривая поддержала это предложение.

— Только, пожалуйста, продумайте все до мелочей, — посоветовала она. — В нашем деле мелочь порой имеет очень большое значение. Берегите людей.

На этом же заседании подпольщики решили — 7 ноября установить красный флаг на копер шахты «Александра». Сделать это вызвались добровольцы Л. Горшков, Н. Собакина, М. Семенов.

После заседания в комнате остались трое: Соня Кривая, Василий Екимов, Степан Голубцов. Руководители копейского подполья доложили, сколько денежных средств и продовольственных запасов имеется у подпольщиков. Все это могло пригодиться в случае, если в период забастовки хозяева откажутся давать рабочим продукты в кредитной лавке.

Поздней ночью Соня вернулась в Челябинск.

* * *

Утром 7 ноября в челябинских железнодорожных мастерских можно было наблюдать необычную картину: крутились шкивы, шумели трансмиссии, но никто из рабочих не приступал к работе. Почти у всех в руках были листовки.

В листовках подпольного большевистского комитета говорилось об историческом значении Октябрьской революции, нанесшей жестокий удар мировой буржуазии, впервые поставившей у власти рабочих и крестьян.

Челябинские железнодорожные мастерские.

В разных концах железнодорожных мастерских слышались возгласы:

— Долой белогвардейскую тиранию! Бастуем!

Так и не приступая к работе, после короткого митинга, рабочие стали расходиться по домам. Шли группами, пели революционные песни.

Эсер Шулов, после белого мятежа нашедший пристанище в белогвардейской контрразведке, появился в то время, когда все направились к выходу из паровозного депо.

— Граждане! Одумайтесь! Вас провоцируют большевистские агитаторы, — принялся кричать он. — Они хотят подвести вас под наказание. Новая власть хотя и терпелива, но вынуждена будет принять меры.

В то же время Шулов всматривался в лица, старался запомнить «зачинщиков». Появились чешские солдаты. Они стали заполнять проходы между станками. Рабочие, заслонив своего агитатора Ивана Зыкова[6], толпой вышли из мастерской.

В этот день замерли цеха на других предприятиях. Трудящиеся Челябинска дали понять, что они отказываются принять реакционный режим, новую буржуазную власть.

А на копях всеобщее внимание привлекло красное знамя над шахтой «Александра». На заборах и стенах шахтерских домов были расклеены листовки. Они призывали к забастовке. Целую неделю никто из шахтеров не выходил на работу.

Борьба продолжается

Ветер гнал снежную крупу по пустынным улицам города. В воздухе кружились обрывки бумаг. Одна из них прильнула к рукаву. Жирные буквы грозили: «расстрел». Соня поглядела на забор. Лоскутья афиши, где был напечатан приказ военного коменданта города, болтались на ветру. Она знала, этот приказ гласил: «За несдачу и хранение оружия — расстрел». Стороной обходили такие «объявления» те, кто слабее духом. А тут вот нашелся смельчак — сорвал и растоптал его.

Впереди мелькнула тень. Похоже, подросток. Не его ли это рук дело? Парнишка, не замечая Сони, остановился около забора. Рука потянулась к другой афише.

— Вася! — все еще не веря себе, окликнула мальчика Софья.

Парнишка обернулся.

— Тетя Соня, а я…

С соседней улицы донесся крик. Похоже, квартал оцепляли. Соня схватила мальчика за руку и увлекла в первую же калитку. Мимо забора вихрем пронеслись всадники. Дворами беглецы вышли на другую улицу.

— Как же это ты, Васек, за приказы принялся, — отчитала его Соня. — Разве тебе не говорили, что ничего нельзя делать без наших указаний?

— Извините, тетя Соня, больше не буду. Не утерпел, пусть людей не пугают. А я ведь к вам шел.

Когда Софья Авсеевна вошла в дом, куда направлялась этим вечером, там были уже Рогозинский и Кудрявцев. Она развернула записку, полученную через Васю Шмакова.

— Товарищи! В железнодорожных мастерских, как сообщает «Орел», произведены аресты среди железнодорожников. Готовятся отправить их в Уфу.

После короткого совещания было решено — поручить Широкову узнать, кто схвачен и можно ли будет освободить арестованных при отправке.

Этой же ночью подпольщики отпечатали листовки. К утру листовки были доставлены в депо, в мастерские, в цеха завода «Столль и К°».

Гневный протест вызвала отправка 39 арестованных в Уфу.

На вокзал собралось около семисот рабочих. Белогвардейцы не смогли разогнать демонстрацию. Раздавались выкрики:

— Не боимся ваших штыков!

— Отомстим за своих!

— Да здравствуют Советы!

Пошли в ход нагайки и приклады. Упорство демонстрантов не спадало.

Освободить арестованных не удалось. Но организованное выступление сотен рабочих свидетельствовало о том, что контрреволюции в Челябинске долго не продержаться.

Курс на восстание

В ноябре в Томске состоялась вторая Сибирская конференция подпольных большевистских организаций Урала и Сибири. Она проходила вскоре после установления военной диктатуры Колчака, в обстановке нарастающего революционного подъема в тылу врага.

Подрывная работа все более активизировалась. В том же ноябре в течение двух недель не было регулярного сообщения на железнодорожных участках Челябинск — Екатеринбург и Челябинск — Златоуст. Подпольщики не раз прерывали телефонную связь, нарушали работу телеграфных линий.

Конференция сыграла решающую роль в мобилизации сил для проведения вооруженного восстания. Было принято решение: создать при партийных комитетах военно-революционные штабы и возложить на них подготовку и проведение восстаний.

Вскоре после возвращения делегата из Томска со второй Сибирской конференции в Челябинске началась подготовка к городской партийной конференции. Это было делом нелегким. По условиям конспирации, «пятерки» и «десятки» были связаны с подпольным партийным центром через своих руководителей. Все связи подпольщиков шли через С. А. Кривую.

С. А. Кривая, 1918 г.

Конференция челябинских большевиков состоялась 11 декабря 1918 года. На ней присутствовало до двадцати коммунистов. Это были члены горкома, руководители ячеек железнодорожных мастерских станции Челябинск, завода «Столль и К°», угольных копей, винокуренного завода, элеватора. Конференция заслушала доклад о текущем моменте и решениях второй Сибирской конференции.

Решения были одобрены. Они нацелили большевистскую организацию на подготовку восстания в колчаковском тылу.

Конференция избрала городской комитет РКП(б) в составе семи членов — В. Гершберг (председатель), Д. Кудрявцев, С. Кривая, С. Рогозинский, О. Хотеенков, М. Иванов, А. Зыков и двух кандидатов — В. Екимов (от угольных копей), А. Чикишев (от завода «Столль и К°»). При горкоме был создан военно-революционный штаб. Его возглавил Дмитрий Дмитриевич Кудрявцев.

О. Хотеенков.

Конференция выработала инструкцию для военно-революционного штаба. Это была целая программа подготовки к вооруженному восстанию в колчаковском тылу. Приведем ее в несколько сокращенном виде.

Военно-революционный штаб (ВРШ) состоит из трех лиц, из них один обязательно является членом общегородского комитета.

Всю свою работу ВРШ ведет самостоятельно при помощи десятков, непосредственно опираясь на них. При возникновении больших принципиальных вопросов ВРШ обращается за их решением к комитету.

Для более успешной работы ВРШ разбивается на следующие отделы: снаряжения, строевой, оперативный, связи, контрразведки и финансовый.

В задачи отдела снаряжения входит: учет имеющегося оружия всех видов, покупка и добывание его, подыскивание мест для его хранения, вооружение партийных и сочувствующих десятков, собирание сведений о количестве оружия у противника, его складах. Задачей строевого отдела является формирование боевых единиц, выработка для них инструкций, подсчет сил, годных к строю, как у себя, так и у противника.

Задачей оперативного отдела является подготовка благоприятных условий для восстания, как-то: выяснение расположения частей, казенных учреждений, места нахождения оружия, количества сил противника и своих, выработка плана действий, исследование окружающей местности за городом и в городе для задержки передвижения сил противника, организации подрывных отрядов.

Отделу связи связаться с воинскими частями, организовать там коллективы коммунистов и сочувствующих, со штабом противника своего города и других, а также с партийными штабами других городов, милиции и вообще со всеми организациями и учреждениями, необходимыми для работы ВРШ.

Отдел контрразведки собирает сведения для всех отделов, концентрирует всю осведомительную работу для штаба вокруг себя, передает имеющие ценность сведения о России.

Финансовый отдел ведает всеми финансовыми операциями и организацией эксовой группы.

Точно также ВРШ организуется при районных комитетах. Средства для центрального, также для районных штабов отпускаются комитетом. За всю свою работу ВРШ отвечает перед городским комитетом; районные, кроме центрального штаба, подчиняются и ответственны перед районными комитетами[7].

Решения городской партийной конференции были доведены до всех подпольщиков. Вопрос о подготовке вооруженного восстания в тылу врага стал главным. Были еще более усилены агитация и пропаганда среди населения.

К солдатским сердцам

В декабре 1918 года ЦК РКП(б) для руководства подпольной работой в колчаковском тылу создал Сибирское бюро ЦК РКП(б). Находилось оно вблизи линии фронта, в Уфе. Ему поручалось создать широкую сеть подпольных организаций и развернуть их деятельность по мобилизации сил на борьбу с врагом. Особое внимание Сиббюро ЦК направило на работу во вражеских войсках, на организацию рабочих в боевые единицы.

Челябинские большевики, работавшие под непосредственным руководством Сиббюро ЦК, всемерно укрепляли боевые «пятерки» и «десятки». Как вспоминает член подпольного горкома, ныне персональный пенсионер А. Зыков, на эти боевые группы возлагались задачи: заниматься разложением воинских частей белых, подрывать тылы врага, выводить из строя подвижной состав (вагоны и паровозы), затягивать ремонт и т. д.

Красная Армия сдержала натиск колчаковских войск на Восточном фронте. В тылу одна за одной шли насильственные мобилизации. Уклоняющимся грозил военно-полевой суд и расстрел.

Однажды на конспиративную квартиру Игнатия Джазговского для встречи с Софьей Авсеевной Кривой явился молодой рабочий Александр Касьянов. Он сообщил, что через два-три дня его заберут в колчаковскую армию, и просил разрешения уйти из города в леса, чтобы попытаться вести вооруженную партизанскую борьбу.

— Ну, нет. Свои люди в войсках Колчака нам больше нужны, — ответила ему С. А. Кривая. — Идите «служить». Первую весточку о себе дадите через магазин в Порт-Артуре. Так решил горком.

В этом магазине работала мать А. Касьянова — Матрена Терентьевна, через которую Софья Кривая держала связь со многими подпольщиками.

Солдат Колчаку не хватало. Из украинцев, проживавших в Челябинске, адмирал приказал сформировать полк. В этот полк попал Дионисий Лебединский — активист большевистского подполья.

«Основная масса личного состава полка, за исключением ничтожной кучки офицеров, добровольцев и юнкеров, — вспоминает Д. Лебединский, — состояла из насильно мобилизованных украинцев. Полк был назван именем Тараса Шевченко, видимо, для придания ему некоторой «демократической» видимости.

В состав подпольной группы входили: бывший студент университета Орловский Василий Иванович, Пацык Степан, Мартынюк Максим, Талан Роман, Назарук и другие. В состав этой группы входил и я, служивший до этого библиотекарем при Челябинском отделе народного образования.

В результате деятельности группы в полку была создана подпольная организация численностью до 80 человек, создан ревком, установивший связи через В. И. Орловского с Челябинским подпольным горкомом Коммунистической партии.

Первоначально предполагалось поднять восстание полка в Челябинске при приближении к городу линии фронта…»[8]

Подпольный горком выделил для работы в войсках особую агитационную группу, куда входила и Рита Костяновская. Однажды Рите было дано поручение — передать в полк Тараса Шевченко листовки Сибирского бюро ЦК.

— Эти призывы к солдатам должны попасть новобранцам полка, — пояснила ей Софья Кривая.

Она достала из сумки книгу в твердом переплете. На обложке крупно оттиснуто: «Библия». Страницы ее были проложены листовками. Рита прочла одну из них.

«Солдаты и казаки!

Доколе вы будете воевать? Доколе будете разорять Россию? Доколе вы будете мучить себя и равных себе рабочих и крестьян?

Подумайте: во всей необъятной России властвуют рабочие и крестьяне, и они не хотят отдать свою землю помещикам, свои фабрики капиталистам, они не хотят быть рабами царских офицеров и генералов.

Рабочие и крестьяне России проклинают вас, убивающих своих братьев.

Вы глубоко обмануты. Очнитесь и поймите, что вашими руками делается злое дело. Это уже поняли рабочие и крестьяне Сибири и Урала.

Во всей Сибири идут восстания крестьян, рабочих и солдат против Колчака, против чужеземных наемных убийц.

Советская Россия с каждым днем крепнет. Все, что завоевано у нас, снова стало нашим, там снова власть перешла рабочим и крестьянам.

Не довольно ли обмана, не довольно ли страдаете вы и от вас страдают другие? Обратите свое оружие против насильников!

Переходите к нам!

Не верьте лживым уверениям, что мы расстреливаем. Это наглая ложь.

Мы воюем с помещиками, с капиталистами, с царскими генералами и офицерами. Со всеми теми, кто сотни лет держал русский народ в крепостничестве, в рабстве.

Руку, товарищи солдаты и казаки!

От вас зависит ваше счастье и счастье русского народа!

Мы ждем вас к себе, как друзей, как истинных сынов страдающего народа!

Сибирское бюро Российской коммунистической партии»[9].

Революционный призыв нашел живой отклик в душах солдат полка. Ко времени отправки на фронт в марте 1919 года почти весь полк был сагитирован и шел на позиции с твердым намерением перейти на сторону красных войск.

Так и случилось. В марте полк был отправлен на фронт и там в полном составе перешел на сторону советских войск. Его примеру последовали и другие части.

В доме на Горшечной

Готовясь к восстанию, подпольный горком все больше внимания уделял вооружению. В военно-революционном штабе непосредственно занимался этим военный отдел. На него было возложено добывание и надежное хранение оружия, обучение людей владению им. Руководил отделом Николай Образцов.

Из-за того, что приходилось придерживаться строгой конспирации, Николая Образцова знали немногие. Считалось, что это человек безумной храбрости, недавно порвавший с партией эсеров. Однажды он уже побывал в лапах белогвардейской контрразведки, но сумел выкрутиться.

Приход Образцова в подполье был связан с двумя именами: Д. Касьянова и бывшего моряка Балтийского крейсера «Кречет» И. Зыкова.

Дом, в котором жили Касьяновы, стоял неподалеку от усадьбы Образцовых. Дмитрий Касьянов и Николай Образцов иногда встречались, хотя дружбы между ними и не было. Отец и сын Образцовы были эсерами, Д. С. Касьянов — большевиком. Однажды под вечер Образцов зашел навестить Дмитрия. Едва он вошел в дом, как нагрянула контрразведка. Схватили Д. Касьянова, скрутили ему руки. Начался обыск.

— Кто таков? — спросил офицер задержанного Образцова.

Пока Образцов собирался ответить, один из солдат запустил руку в его карман.

— Ого! — оттуда он извлек браунинг. — Вооружен большевичок!

Их повели.

— Кого ведут? — испуганно спрашивали друг друга обыватели.

— Большевиков. Постарше-то комиссар ихний.

Коренастый молодой человек в потертом морском бушлате незаметно сопровождал арестованных до «Номеров Дядина» — пристанища белогвардейской контрразведки. Это был Иван Зыков. Всю дорогу он думал, нельзя ли спасти их. Молодое, заросшее бородой лицо Образцова особенно запомнилось ему. Зыков жалел, что не было в этот час его друга Синцова. «Можно бы попытаться отбить арестованных». Не знал тогда смелый подпольщик, что судьба вновь сведет его с Образцовым, но уже при других обстоятельствах.

Со времени этого эпизода прошло несколько дней.

Подпольный комитет выпустил очередную прокламацию. В обращении к солдатам колчаковской армии был призыв переходить на сторону Красной Армии либо расходиться по домам, прекратив кровопролитие.

Иван Зыков отнес на вокзал пачки листовок и передал их «Орлу» для доставки в солдатские вагоны, отправлявшиеся на фронт. В карманах оставались листовки, предназначенные для распространения в городе.

Скоро комендантский час. Матрос знал, что это означает, и торопился. Он осторожно подбрасывал листовки во дворы, оставлял стопочками в таких местах, откуда их даже легкий ветерок разнесет по окрестностям.

На этот раз не успел разбросать все. Послышался конский топот. Патрульные казаки, обнаружив несколько листовок, рыскали по улицам и переулкам. Не раздумывая, Зыков перемахнул изгородь и побежал огородами. Невдалеке залаяла потревоженная собака. Ей ответила другая. «Пропасть можно», — мелькнуло в голове у подпольщика. Он притаился у стены дома, как вдруг рядом с ним тихо отворилась дверь. Выглянуло молодое бородатое лицо. Зыков сразу узнал в нем мужчину, которого несколько дней назад вместе с Касьяновым гнали в контрразведку.

— Сюда, — позвал он Зыкова.

Подпольщик нырнул в приоткрытую дверь. Она тотчас закрылась.

— Не трусь, братишка, — успокоил Зыкова спаситель. — Не пропадем. На вот, держи.

Мужчина протянул браунинг.

— Вот это кстати, — обрадовался Зыков.

С улицы донесся конский топот, но также быстро смолк.

Образцов, это был он, не отпустил в тот вечер Зыкова домой. Они устроились на одной постели. Долго не спали.

— Вот что, Иван Андреянович. Я ведь недавно был арестован, — рассказывал Николай матросу.

— Знаю, сам видел.

— За недоказанностью меня выпустили. Семеныч не выдал. Все взял на себя. «Хоть ты, — говорит, — выйди на свободу и продолжай наше дело».

На другой день Зыков рассказал о новом знакомом Гершбергу — члену подпольного горкома. Вскоре и тот познакомился с Образцовым. Так в подполье появился новый человек. Ему дали кличку — «Маруся».

* * *

Очередное собрание подпольщиков состоялось на квартире Шмакова. С любопытством ждала Софья появления начальника военного отдела штаба — Образцова. Каков он? Действительно ли храбр, готов на самопожертвование?

Первым пришел дядя Митяй.

— А вот и Николай Образцов, — представил он новенького.

— «Маруся», — подал руку тот.

— Соня.

— Оказывается, женщин здесь большинство. Но поговорим об обстановке, — как-то сразу от шутки перешел к делу Кудрявцев. — Обстановка резко изменилась. Читали, товарищи, обращение партии: «Пусть набатным звоном прозвучит по всем фабрикам, заводам, поселкам, рабочим кварталам: «Колчак идет! Зверское самодержавие надвигается!» В этих условиях надо повысить политическую бдительность, усилить работу среди населения и вооружаться. Мы с вами определили правильную линию, — продолжал Дмитрий Дмитриевич, — готовить восстание, взорвать тыл врага изнутри. В городе действует военно-революционный штаб, существуют подпольные комитеты в войсковых частях, тайно проходят военное обучение двадцать боевых десятков. Но у нас мало оружия.

Собрание поручило Образцову подготовить на рассмотрение штаба предложения, где раздобыть оружие.

Метка на вагоне

Худенькая, чуть сутуловатая фигура парнишки появилась во дворе дома Николая Образцова неожиданно. Мальчик даже замер от испуга. Под навесом он увидел Образцова и вместе с ним офицеров контрразведки. «Арестовали…» — мелькнула мысль у Васи Шмакова. — «Что же делать? Бежать?»

Контрразведчики либо сделали вид, либо на самом деле не обратили внимания на внезапное вторжение парнишки. Васек пулей выскочил за ворота. Со всех ног кинулся он от опасного места. Посылая на задание, отец сказал ему, что в случае, если мальчик не застанет Образцова дома, он должен отнести записку в швейную мастерскую В. И. Гершбергу.

Наконец, вот она — мастерская. У известного портного как всегда много заказчиков. Но Вениамин Иевлевич, увидев паренька, отвел его в сторону:

— От папы? Пройди в ту комнату.

Еще не успев отдышаться, Вася начал рассказывать о случившемся.

— Я от Образцова. Его, кажется, арестовали.

— Как так?

— Во дворе у него офицеры.

На лице Гершберга отразилась тревога. Быстрыми короткими шажками он измерил комнату из угла в угол.

— Ты их видел сам? Что они делали?

— Стояли под навесом с Образцовым, разговаривали.

— А тебя видели?

— Нет.

— Что ты делал дальше, Васек?

Вася рассказал, как добрался сюда, и что его никто не преследовал.

Важное сообщение было в записке, которую получил от Васи В. И. Гершберг. «Орел» сообщал, что на станцию Челябинск прибыл эшелон с оружием. Один вагон с винтовками и патронами к ним удалось отцепить и загнать в тупик. Теперь, пока не хватились, надо быстро разгрузить его и упрятать оружие в надежном месте. На вагоне поставлен условный знак…

Записку эту от «Орла» принесла Шмакову Софья Кривая. «Как удачно получилось, что ее не перехватили у Образцова, — думал теперь Гершберг. — Как бы там ни было, оружие — необходимо, надо действовать».

В. И. Гершберг поспешил связаться с Д. Д. Кудрявцевым. Получив важную информацию, тот распорядился выяснить, что произошло с Образцовым, предупредить всех подпольщиков на случай арестов. А операцию по разгрузке вагона с оружием поручили Леонтию Лепешкову.

Под вечер следующего дня подпольщики пригнали на разгрузку вагонов несколько подвод. Их встретил Широков. Все шло точно по плану. Широков распорядился снять пломбу с вагона. Подошли патрульные чехи. Они видели, как из вагона посыпались поленья дров. Хотели было заглянуть и во второй вагон, стоявший еще под пломбой, но их упредил Широков:

— Дрова, — сказал он. — Можно не беспокоиться.

Чехи ушли. Они знали вахмистра Широкова.

Подводы подходили одна за другой. Каждая ненадолго останавливалась у первого вагона. На дно саней опускали ящик с оружием, а сверху укладывали поленья дров, которые уже лежали у насыпи. Разъезжались тихими улицами. Половину груза развезли по надежным местам в Челябинске, другую отправили на копи.

Не скоро еще прибыл в Сибирь подмененный в Челябинске вагон. Обнаружив пропажу оружия, колчаковская контрразведка подняла несусветную тревогу. Но розыски результатов не дали.

* * *

В условленный день Гершберг встретился с Образцовым. Тот спокойно докладывал о делах.

— Что там у вас дома произошло? — спросил под конец напрямую Вениамин Иевлевич.

— Дома? Ничего особенного. А что вас интересует?

— Зачем это к вам контрразведчики наведывались?

— Ах, вот оно что. По всем домам ходили, ну и ко мне.

— Вы что же, попали на подозрение?

— Нет. Ко всем заходили. Вам-то кто сказал?

— Так, случайно узнал. Будьте осторожны.

Они разошлись.

«Случайность, — решил В. И. Гершберг. — Будь все иначе, задержали бы мальчика. Конечно, случайность…»

* * *

В январе 1919 года в Челябинск нелегально прибыл А. А. Григорьев, бывший офицер, затем красный комиссар, товарищ председатель Омского Совета, один из организаторов сопротивления белым а Сибири. Еще в октябре 1918 года он был вызван Я. М. Свердловым в Москву, откуда и направлен в тыл врага. В Челябинске А. А. Григорьев вошел в состав военно-революционного штаба при горкоме РКП(б).

В феврале член подпольного горкома Матвей Иванов выехал в Уфу для информации Сибирского бюро ЦК о ходе подготовки восстания. Деятельность челябинских подпольщиков была одобрена. В помощь челябинцам бюро направило еще одного опытного партийного работника З. И. Лобкова. В середине марта З. Лобков и М. Иванов прибыли в Челябинск.

На квартире Ивана Шмакова состоялось заседание горкома. Члены комитета заслушали доклад о задачах подпольной организации и приняли решение, направленное на усиление работы по подготовке вооруженного восстания в тылу врага.

Вооруженное выступление в Челябинске было намечено на 12 апреля. Окончательно эта дата должна была быть определена на третьей Сибирской подпольной конференции большевиков. Челябинские большевики послали на нее делегатом С. М. Рогозинского.

Коварный ход

Стоял март с метелями и снегопадами. В Челябинске появился незнакомый человек. В обтрепанной шинели, раскисших валенках, сильно прихрамывая, шел он к центру города по улице Водопроводной (ныне ул. Советская).

Челябинский подпольщик, выходивший на связь с проводником прибывшего из Кустаная поезда, также возвращался с вокзала. Когда он поравнялся с незнакомцем, то вскрикнул от удивления:

— Барболин? Как же ты здесь оказался? Ведь мне говорили, что ты вместе с другими расстрелян в Омске?

— Нет, только избили до полусмерти. Удалось бежать. Скрывался, думал, не доберусь до Челябинска…

Барболин был пристроен у одного из подпольщиков на дому. Он быстро пришел в себя. Через несколько дней ему вручили поддельный паспорт. Его подпольная кличка стала «Ветров».

Нет, не все рассказал о себе Барболин. Было у него еще одно имя — «Никольский». Но проходил он под этим именем в списках белой контрразведки.

В колчаковской контрразведке давно уже были встревожены положением в Челябинске. Именно а этом городе происходили массовые беспорядки. Никак не удавалось обнаружить здесь тайную типографию, которая наводнила крамольными листовками не только город, но и уезд. Нередко в городе, а особенно на железнодорожных путях, гремели взрывы. В ходу были саботаж и забастовки. Иллюзий у колчаковского командования не было — это дело рук отлично налаженного большевистского подполья. Но как туда проникнуть?

Полковник Сорочинский, убедившись, что подходящего человека для засылки в челябинское подполье нет, обратился за помощью в Омск, к полковнику Злобину, начальнику отдела контрразведки при штабе Колчака. Он изложил свой план и спросил, не найдется ли здесь подходящей кандидатуры провокатора.

Кандидатура нашлась. Это и был Барболин. При Советской власти он служил в городском Совете комиссаром по делам беженцев. После белого переворота Барболина арестовали и направили в лагерь вместе с другими большевиками. Здесь-то и отыскал его полковник Злобин.

Склонить Барболина к предательству не оказалось делом слишком трудным. Его просто запугали. А потом посулили деньги.

Вскоре в лагере был организован побег. Он оказался неудачным. Двенадцать человек были схвачены и поплатились жизнью. Тринадцатому удалось «чудом» скрыться. Тринадцатым был Барболин.

Из Омска в Челябинск Барболин ехал неспроста. О тесных связях челябинского и омского подполья белая контрразведка давно догадывалась. Расчет строился на том, что Барболин встретит в Челябинске кого-нибудь из старых знакомых.

И расчет этот, к радости Злобина и Сорочинского, оправдался.

* * *

— Итак, товарищи. Теперь я могу заявить, что мы располагаем полными разведывательными данными не только о дислокации и передвижениях войск, но и о морально-политическом состоянии воинских частей Колчака, — докладывал Д. Д. Кудрявцеву начальник отдела контрразведки военно-революционного штаба Алексей Александрович Григорьев.

Он передал сводки. Дмитрий Дмитриевич внимательно прочел их.

— Надо срочно переправить сведения за линию фронта. Скажите, Соня, все ли у вас готово для Матвея? — осведомился Кудрявцев у Кривой.

А. А. Григорьев знал, что Матвей — это смелый, находчивый подпольщик Иванов.

— Снова он пойдет за линию фронта?

— Может, есть другие предложения? — вопросом на вопрос ответил Кудрявцев.

— Что вы? Я и сам хотел предложить его.

— Значит решено. Встретитесь с ним завтра. Придет к вам на Горшечную.

Соня извлекла один из паспортов с фотокарточкой Иванова, но уже на имя крестьянина Уфимской губернии Фокина.

— Еще один новокрещенный, — улыбнулся Алексей Александрович. — Чистая работа.

Ночь провели на этой же конспиративной квартире. Соня — за подготовкой паспортов и других документов для подпольщиков, А. А. Григорьев и Д. Д. Кудрявцев — за обобщением разведданных для Красной Армии. Под утро, прервав свое занятие, Софья спросила у Григорьева:

— Скажите, Алексей, вы хорошо знаете Омск, вам не приходилось встречать там семью Киржнеров?

— Откровенно говоря, нет.

— Жаль.

— Что, скоро предстоит дальняя поездка?

— Да, предстоит.

Вопрос был больше риторическим. Григорьев принимал участие в подборе человека для переправы крупной суммы денег омскому подполью. Сам голосовал за Соню. А теперь вдруг необъяснимая тоска защемила сердце у этого видавшего виды человека. Вспомнились и кровавые бои за Омск, и разгул колчаковской контрразведки после разгрома Советов. Опасно появляться там. Но кто лучше ее выполнит поручение партии?

— А у нас опять пополнение, — прервала его раздумья Соня. — Прибыл земляк ваш, из Омска.

— Из Омска?

— Барболин. Теперь «Ветров».

— Что-то не то. Барболина расстреляли.

На лице Сони выразилась тревога.

— Но он жив!

— А не подставное ли это лицо?

— Ну нет. Его опознали.

— Странное дело. У меня совершенно точные сведения. И вы тоже с ним встречались?

— Да, у Шмакова.

— И где он теперь? В Омске? Странно. Будьте осторожны, Соня. А вернется Барболин — разберемся, — заключил А. А. Григорьев.

Напали на след

В белой контрразведке царило большое оживление. После долгих неудач — первый успех. Барболин-Никольский, провокатор, доставленный из Омска, наконец, напал на след. Он лично видел и говорил с членами челябинского подполья Осипом Хотеенковым и Софьей Кривой, дал их портретные описания. Удалось ему узнать и адрес конспиративной квартиры в Омске, куда он выехал теперь: Степная № 1.

Слежка за С. А. Кривой началась.

Из „Дела“ С. А. Кривой.

Впервые Софья Авсеевна обнаружила, что за ней следят, на вокзале. Она шла на связь с Широковым.

Войдя в полосу света возле касс, почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглянулась, человек резко отвернулся и направился в толпу.

* * *

Следующую ночь, последнюю перед отъездом в Омск, Софья не ночевала дома. По предложению Алексея Александровича Григорьева был принят следующий план. Григорьев проводит ее до копей, где Кривую уже будет ждать Федор Царегородцев с билетом. Выедет она со станции Сергинско-Уфалейская.

По заданию горкома партии С. А. Кривая должна была информировать через Омск партийные организации Сибири о положении дел на Южном Урале, передать нужные партийные документы. Попутно она везла деньги — 300 тысяч рублей, недавно переданных челябинцам миньярскими подпольщиками.

План, предложенный Григорьевым, оправдал себя. Никем не замеченная, Софья Кривая выехала в Омск.

* * *

А в Челябинске между тем назревали события.

В кабинет Сорочинского был вызван капитан Савицкий. Полковника он застал за изучением примет подпольщиков, которые представил Барболин.

— «Софья Кривая, — прочел вслух Сорочинский, — миловидна собой, лицо овальное, на левой щеке — родинка, носит капюшон из верблюжьей шерсти…»

— Что ж, капитан, — передал он бумаги Савицкому, — принимайте дела. Операцию я поручаю вам. Учтите, самую ответственную операцию. Кстати, о Кривой. Она скрылась, но, я думаю, далеко не уйдет. Отыщем.

«На левой щеке родинка…» — перечел еще раз капитан в своем кабинете. — Уж не та ли это девушка, что встречалась однажды в Народном Доме… Тогда еще взлетел на воздух памятник чехам… Жаль, очень жаль…»

А вскоре белая контрразведка добилась еще одного успеха. По доносу эсера Шулова 24 марта был арестован бывший его товарищ по партии — Н. Образцов. Образцов, как и Барболин, не имел устойчивых политических взглядов. Увы, это был не такой храбрый человек, как о нем говорили. Имена восемнадцати большевиков назвал он на допросе капитану Савицкому.

— Клубок разматывается, — не скрывая радость, докладывал капитан полковнику Сорочинскому. — Начинаем аресты.

— С богом! — перекрестил его полковник.

* * *

…Улицы Омска напоминали военный бивуак. Город был забит войсками. Всюду виднелись артиллерийские фургоны, повозки, упряжки. Софья Кривая шагала в толпе прибывших пассажиров. Невзрачный на вид чемоданчик, которым она помахивала в такт своим шагам, скромная одежда ничем не привлекали внимания прохожих. Вместе с толпой она вышла на многолюдную улицу. Вот и дом № 1 на Степной.

Опытный конспиратор, она знала, сразу к дому подходить нельзя, надо убедиться — нет ли за тобой слежки. Соня обошла дом переулком. Мимо нее прошел мужчина. Походка его показалась Соне знакомой. Ба, да это же ротмистр Зудов из Челябинска! Одет был в штатскую одежду.

Между тем Зудов замедлил шаг. Потом стал раскуривать папиросу, незаметно осматриваясь по сторонам.

Белая контрразведка Омска была предупреждена о возможности появления в городе Софьи Кривой. Не сомневались, что, приехав в город, появится она на Степной. Сюда и был направлен приехавший из Челябинска Зудов.

Не будучи обнаруженной, Соня направилась на Мясницкую улицу, на квартиру Е. Л. Киржнер, связной с Омским подпольным комитетом.

«У меня была явочная квартира, — рассказывает в своих письмах Е. Л. Киржнер, — от меня получали пароли и дальнейшие явки приезжающие в разное время в Омск из Челябинска Соня Кривая, Станислав Рогозинский, Рита Костяновская. Все они были у меня на квартире только по одному разу. От меня они получали явки на встречу с членами Омского комитета…»

Передав деньги омским подпольщикам, С. А. Кривая побывала в других сибирских городах, установила связи с местными большевистскими организациями.

В это же почти время в Омске побывал и С. М. Рогозинский. Он приезжал на третью Сибирскую конференцию большевиков.

В Челябинск С. Рогозинский вернулся раньше С. Кривой. Он еще не знал, что в городе идут аресты.

Прямо с вокзала Станислав Матвеевич направился в библиотеку. Ему не терпелось сообщить о приезде, информировать членов горкома о решениях конференции.

На Горшечной улице Рогозинский увидел неожиданную для себя процессию. Четыре казака конвоировали арестованного. В нем он с ужасом узнал Алексея Григорьева. Они встретились глазами — старые друзья, товарищи по партии, по опасному делу. Рогозинский понял все — надо скрываться.

И он вернулся в Омск…

Но и в Омске уже шли аресты. Здесь были арестованы многие руководители подполья.

У некоторых омских коммунистов возникло подозрение, что именно С. М. Рогозинский является провокатором. Это была ошибка. Трагическая ошибка.

Уже после разгрома колчаковщины в архиве колчаковской контрразведки был найден документ, в котором говорилось:

«Рогозинский Станислав, казначей организации, был делегатом на конференции большевиков в г. Омске в половине марта с. г. (не задержан)».

Это был честный коммунист, до конца преданный делу партии…

Бессмертие

…Выполнив задание Челябинского подпольного комитета, С. А. Кривая вернулась в Челябинск. Софья Авсеевна, конечно, знала, какому риску она подвергает себя, возвращаясь в родной город. Оставшиеся на свободе товарищи спрятали ее на квартире М. Бухарина. На следующий день Софью Авсеевну должны были переправить на челябинские угольные копи.

«К несчастью, сделать этого не успели, — вспоминает М. Бухарин. — 28 марта, в половине второго ночи, мой дом был окружен. Нашли в моей квартире Соню Кривую, которую арестовали. Всего в моей квартире нас вместе с моими родственниками было арестовано шесть человек. В контрразведку нас сопровождали восемь офицеров и тридцать человек команды…»

„Допрос революционерки С. Кривой“. Репродукция с картины художника В. Б. Рябинина.

Допрашивал ее капитан Савицкий. Он сразу же узнал «старую знакомую».

— Торжествуете победу, капитан? — усмехнулась Соня.

— Так вы, оказывается, большевичка?

— Да, и горжусь этим.

— Какую роль выполняли вы в вашей партии?

— Я честно выполняла все поручения.

— Вы были связной. Вам знакомы многие имена? Будете говорить?

Соня молчала на допросах.

«…Ее сильно били, — вспоминает М. Бухарин. — Били в пять резиновых палок, дали одну настилку (как говорили контрразведчики), штук полсотни ударов…»

После пыток и одиночного заключения в тюрьме С. А. Кривая вместе с другими челябинскими подпольщиками была отправлена в Уфу. Их отправили с особой осторожностью. Везли днем. Ночью состав стоял на станциях: охрана боялась нападения партизан.

В Уфу прибыли хмурым апрельским днем. Арестованных окружили конным казачьим конвоем и повели в тюрьму. И опять жестокие пытки, издевательства.

Но вот арестованные получили известие, что советские войска уже в 30 верстах от Уфы. Появилась надежда на освобождение.

Колчаковцы, чувствуя свой конец, торопились. 8 мая 1919 года последовал «Приказ войскам Западной Армии», который уведомлял о закончившемся дознании 66 подпольщиков, проходивших по делу «подпольной боевой большевистской организации гор. Челябинска и Челябинского уезда». Они обвинялись в том, что

«составили сообщество, именовавшееся «Российской Коммунистической партией большевиков», заведомо поставившее своей целью ниспровержение путем вооруженного восстания существующего в России ныне государственного и общественного строя (так от имени Колчака выдавался строй, установленный им в Сибири и на Урале — прим. авт.), замену его Советской властью и коммунистическим строем и заведомо имевшее в своем распоряжении средства для взрыва и склады оружия, причем для достижения указанной цели соорганизовали ряд конспиративных ячеек (так называемых десятков) среди войск, рабочего и сельского населения, связанных между собой общим руководством Центрального военного отдела сообщества гор. Челябинска (так называемого Военно-революционного штаба), от которого получали руководящие указания, инструкции, деньги, оружие и взрывчатые вещества».

В частности, об Алексее Григорьеве, Залмане Лобкове, Софье Кривой, проходивших по этому делу, в Приказе говорилось, что они

«занимались провозом из Советской России на потребности сообщества крупных сумм денег, снабжали деньгами его членов, передавали таковым руководящие распоряжения и инструкции от Советского правительства, собирали и пересылали означенному правительству сведения военного характера, приготовляли для безопасного проезда членов сообщества с территории Всероссийского (Временного) правительства на территорию Советской власти подложные паспорта, неоднократно составляли прокламации и брошюры, призывающие к ниспровержению существующего государственного и общественного строя».

Военно-полевой суд над деятелями Челябинского большевистского подполья проходил в глухом подвале нового здания Уфимской тюрьмы в течение трех дней. По утрам председатель помощника военного прокурора общего корпусного суда Западной Армии подпрапорщик Кузик и члены суда занимали места за столом и по одному вызывали арестованных. Судебного разбирательства по существу не было.

15 мая был объявлен приговор. На этот раз осужденных собрали всех вместе, их поделили на две группы. Женщин было трое: С. Кривая, Е. Черепанова и К. Ильинская. Их поставили в первом ряду.

Во всем: и в том, что все члены суда были пьяны, и в их бессвязных речах, и в спешке — чувствовалась обреченность самих палачей.

Военно-полевой суд приговорил 32 подпольщиков к смертной казни, остальных — к различным срокам каторжных работ.

Приговоренные к смертной казни не теряли присутствия духа и надежды на освобождение. Софье Авсеевне Кривой удалось передать записку в соседнюю камеру. «Не горюй, моя соседка, скоро вскроется наша клетка, и полетим мы, как вольные птицы», — писала она подруге. Но не суждено было этому сбыться. В ночь на 18 мая белогвардейские палачи во дворе Уфимской тюрьмы привели приговор в исполнение. Под сабельными ударами озверелых казаков пали Дмитрий Кудрявцев, Алексей Григорьев, Софья Кривая, Вениамин Гершберг, Григорий Широков, Леонтий Лепешков и другие герои-подпольщики.

Мемориальная доска на одном из домов улицы С. Кривой (Челябинск).

Вот что Софья Кривая написала своим родным в последнем предсмертном письме.

«Милые, родные, еще раз прошу, дорогие, если вы меня любите, не волноваться, отнестись спокойно к моей участи, которую, вероятно, на днях узнаю.

Не скучайте, поменьше ругайте человека, принесшего вам столько горя. Соня».

Героическую смерть приняла и двоюродная сестра С. А. Кривой — Рита Костяновская. В одном из последних писем из Омской тюрьмы она писала:

«Я умираю, как и подобает революционеру, без страха и с верой в будущее, что через несколько дней над всеми нами засияет знамя коммунизма, то долгожданное знамя, за которое мы умираем. Я уверена, что ни одна жизнь, ни одна капля крови павших борцов за свободу не пропадет даром».

Эпилог

Несмотря на большие потери, Челябинский подпольный горком партии был вскоре восстановлен. Уже 24 июня 1919 года начальник военного контроля Сибирской армии писал:

«Доношу, что по сведениям, сообщенным мне начальником центрального отделения военно-морской и речной контрразведки, в Перми, Челябинске и Екатеринбурге существует тайная подпольная организация. Она имеет в городе Челябинске тайную типографию, где печатаются брошюры и прокламации большевистского характера. Между этими городами есть связь через надежных секретных агентов, живущих по подложным документам.

Организация подготавливает восстание рабочих и солдат против Сибирского правительства…»

Большевистское подполье продолжало жить и сражаться. Права была Соня Кривая, когда в одной из листовок писала, что на смену выбывшим встают новые бойцы. Они пришли эти бойцы. Они вступили в сражение. 24 июля 1919 года Челябинск был освобожден Красной Армией. Город навсегда стал советским.

Примечания

1

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 47.

(обратно)

2

Гражданская война на Южном Урале 1918—1919 гг. Сб. документов и материалов. Челябинское книжное издательство, 1962, стр. 162—163.

(обратно)

3

Гражданская война на Южном Урале, стр. 37.

(обратно)

4

Петр Николаевич Поспелов — участник большевистского подполья 1918—1919 гг. в Челябинске. Ныне — действительный член Академии наук СССР.

(обратно)

5

В. Я. Екимов, С. В. Голубцов, Е. В. Полещук — участники большевистского подполья на Челябинских угольных копях. Казнены в мае 1919 г. в Уфимской тюрьме.

(обратно)

6

Иван Андреянович Зыков — член подпольной большевистской организации в г. Челябинске (1918—1919 гг.). Казнен в Уфимской тюрьме в мае 1919 г.

(обратно)

7

Партийный архив Челябинского обкома КПСС (ПАЧО), ф. 596, оп. 1, д. 223, л. 48.

(обратно)

8

Страницы героического прошлого, изд. «Челябинский рабочий», 1958, стр. 47.

(обратно)

9

Гражданская война на Южном Урале, стр. 222—223.

(обратно)

Оглавление

Вместо предисловия

Выстрелы в Заречье

Соня

Белый террор

В подполье

Тяжелый сундучок

Среди врагов

Удары по врагу

Срочное задание

Подпольная большевистская

Боевые помощники

Октябрьская годовщина

Борьба продолжается

Курс на восстание

К солдатским сердцам

В доме на Горшечной

Метка на вагоне

Коварный ход

Напали на след

Бессмертие

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg