«Воронцовы. Дворяне по рождению»

Воронцовы. Дворяне по рождению (fb2) - Воронцовы. Дворяне по рождению (Династии) 814K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лира Муховицкая

Лира Муховицкая Воронцовы. Дворяне по рождению

Отечество – тот таинственный, но живой организм, очертания которого ты не можешь для себя отчетливо определить, но которого прикосновение к себе непрерывно чувствуешь, ибо ты связан с этим организмом непрерывной пуповиной.

М. Е. Салтыков-Щедрин

Найди, где твои корни, и не суетись насчет других миров.

Генри Дэвид Торо

Патриотизм – это не значит только одна любовь к своей родине. Это гораздо больше… Это – сознание своей неотъемлемости от родины, неотъемлемость переживаний вместе с ней ее счастливых и несчастливых дней.

А. Н. Толстой

История – сокровищница наших деяний, свидетельница прошлого, пример и поучение для настоящего, предостережение для будущего.

Сервантес

© Муховицкая Л., 2015

Введение

Каждому мыслящему человеку, считающему себя культурным, просвещенным, необходимо изучать историю своей страны, государства, в котором он живет. Без подлинного интереса, любви к родному краю невозможно вырастить достойного гражданина, честного человека. Ведь каждый родитель желает своему чаду только добра, хочет, чтобы последующие поколения были лучше, чище, не повторяя ошибок отцов. История как наука дает возможность читателю прикоснуться к различным историческим артефактам без непосредственного, казалось бы, участия.

Сегодня ты Робин Гуд, а завтра – рыцарь Айвенго, принцесса Аврора к вечеру может вполне превратиться в Жанну д′Арк. Взрослея, мы понимаем, что Щелкунчик – это же, оказывается, настоящий Спартак, а Герда – Мария Волконская, не побоявшаяся холода и лишений. Поэтому неизменный интерес к истории своей страны, истории людей, живших в ней раньше, поддерживает то неподдельное чувство Родины, которое не покидает нас даже в изгнании. Оттого-то приобрело популярность увлечение историей своего рода, поиск предков, знаменитых и не очень, потому что поре «иванов, не помнящих родства» приходит конец. Не нужно скрывать своего происхождения при поступлении в учебное заведение, и предки-купцы уже не позор фамилии, а самые настоящие достойные основатели рода. И совершенно обычным образом, старушка-соседка, с которой раскланивался при встрече в лифте, может оказаться потомственной дворянкой, графиней Оболенской, а дворник, каждое утро старательно сметающий мусор во дворе, и вовсе прямой потомок Чингисхана! Некоторые из представителей русских старинных родов, например род Толстых, графов и дворян имеет богатую историю и множество колен, а их потомки являются и в настоящее время популярными людьми.

Настоящее издание дает вам замечательную возможность узнать поближе историю удивительного старинного русского дворянского рода Воронцовых. Удивительного тем, что нет ни одного сколько-нибудь значимого события в истории России, где бы ни значилась в документах эта фамилия, в переписных листах практически всех губерний страны встречаются упоминания о представителях этого рода.

В числе фамилий, представители которых занимали за последние полтора столетия высокие государственные должности и отличались талантами, практически на одном из самых первых мест стоит род Воронцовых, давший нашему отечеству замечательных деятелей. Достаточно назвать знаменитого президента Российской Академии, образованнейшую женщину своего времени, княгиню Дашкову (урожденную Воронцову), тонкого, искусного дипломата Семена Романовича и деятеля недавно минувшего времени князя Михаила Семеновича, чтоб видеть, на каких разнообразных поприщах заслуженно прославились представители помянутой фамилии. Редкая для своего времени образованность, самостоятельность и энергия, высокая гражданственность, большие таланты и трудолюбие составляли, передаваясь преемственно, удел многих Воронцовых.

История возникновения рода

Официальная родословная Воронцовых – старинного русского дворянского рода – начинается от варягов. Родоначальник – Африкан или Афрек, брат Якуна Слепого, варяжского ярла.

Ярл (др. – сканд.) – знатный человек, наместник конунга в скандинавских странах. В англо-саксонских хрониках ярлами назывались предводители войска викингов.

У него было двое сыновей – Фриянд и Шимон. Якун Слепой изгнал из отечества своего племянника – Шимона, который привел в 1027 году в Киев к великому князю Ярославу Мудрому около 3 тысяч варягов и нескольких латинских священников. Все они впоследствии приняли православную веру. Шимон уже под именем Симона стал служить в Киеве и вскоре сделался первым вельможей сына Ярослава Всеволода. Сын Симона Юрий упоминается около 1157 года тысяцким в Ростове. Полной записи потомков Шимона, крестившегося как Симон, не существует. Но такая запись ведется от боярина Протасия Федоровича. От имени его сына Вениамиана (Вельямина) Протасьевича образована фамилия Вельяминовы. Непосредственный родоначальник Воронцовых, внук Вельямина Протасьевича – Федор Васильевич Воронец Вельяминов (около 1400).

Ты́сяцкий – должностное лицо княжеской «администрации» в городах средневековой Руси. Первоначально военный руководитель городского ополчения («тысячи»), которому подчинялись десять сотских. Первое упоминание в летописях о тысяцких относится к 1089 году.

До боярина Протасия Федоровича родословцы не могут проследить поколенную роспись Воронцовых – не сохранилось достоверных исторических сведений – и лишь с него, с Протасия, начинается беспрерывная родословная рода, давшая России бояр, воевод, дипломатов и политических деятелей самого высокого ранга.

Как уже упоминалось, Воронцовы как самостоятельный дворянский, графский и княжеский, род происходили от боярского рода Протасьевичей (ведущего начало от легендарного тысяцкого князя Ивана Калиты). Родоначальник всей последующей «фамилии» – Федор, по прозвищу Воронец. Его правнуком был Семен Иванович Воронцов, скончавшийся в 1518 году, с которого, собственно, и началось возвышение рода. В сентябре 1505 года он возглавлял полк левой руки при обороне Нижнего Новгорода от татар, в 1505–06-м, став боярином и воеводой, участвовал уже в походе против Казанского царства, а в 1514-м командовал запасным полком на реке Угре.

Титульные полки – полки, на которые в походах делилось русское войско в XVI и, частично, в XVII веках. К титульным полкам относились три или пять полков – большой, передовой и сторожевой, а также полки правой и левой руки. К ним, в случае государева похода, добавлялся государев полк (состоявший из служилых людей московского чина), ертаул (разведывательный отряд), а также большой наряд (артиллерия).

Истории известны его сыновья: Федор Семенович Воронцов (ск. 1546). В некоторых сохранившихся летописях он значится также под именем Демид, боярин (1544) и думный советник. В августе 1528 года стоял в Вязьме. В августе 1530 года был на берегу Оки, против Люб ли на. В 1531 году – второй воевода полка правой руки у Одоева, для защиты со стороны Крыма. Участвовал в 1531 и 1532 годах в двух посольских комиссиях: о делах казанских и отправленной в Литву для размена грамот.

В правление Елены Глинской и Шуйских видной роли не играл, но ему удалось снискать любовь подрастающего Ивана IV. Храбрый воин и «талантливый руководитель», говоря современным языком, после свержения Шуйских в княжестве 1543-го занял главенствующее положение в правительстве малолетнего Ивана IV Грозного. Это факт, конечно, не мог остаться без внимания со стороны многочисленного рода Шуйских, также претендовавшего на ведущие роли при дворе Ивана Грозного. Федор Семенович Воронцов был подвергнут «унижению» со стороны Шуйских и даже сослан в Кострому в 1543 году. Но фортуна переменчива, а царская ласка и опала идут рука об руку, и после низвержения Шуйских, Воронцов был возвращен ко двору. В конце того же года подвергся опале и казни глава Шуйских – Андрей, и Иван IV тотчас же вернул из ссылки своего любимца и назначил его главным советником. Но слаб человек, обретя власть, Воронцов начал злоупотреблять ею – желая править неограниченно при малолетнем 14-летнем царе. В летописи сохранились записи о том, что каждый раз, когда Иван IV «вмешивался» в государственные дела или жаловал кого-то из бояр, Воронцов страшно гневался и гнев его был «долог и страшен». Терпение царя лопнуло, и в октябре 1545 года Воронцов вновь был удален от двора. На этот раз его спасло заступничество митрополита Макария, и через некоторое время своенравный вельможа был возвращен.

Митрополит Макарий (в миру – Михаил; ок. 1482, Москва – 1563) – митрополит Московский и всея Руси (с 1542 года), в 1526–1542 годах – архиепископ Новгородский. Сторонник иосифлянства, последователь Иосифа Волоцкого. Канонизирован Русской церковью.

А через полгода его постигает новая опала. Погубил Воронцова случай. Когда в 1546 году во главе отряда московских войск, отправленных навстречу крымцам, находился сам Иван IV, его однажды остановили новгородские пищальники и стали о чем-то бить челом, Иван велел своим слугам отослать их, при этом между ними завязалась борьба, и несколько человек было убито. Иван IV велел своему дьяку, Василию Захарову, расследовать дело. Усердный дьяк донес, что новгородские пищальники действовали по наущению Воронцовых – Федора и его двоюродного брата Василия Михайловича, а также князя Ивана Ивановича Кубенского. Летописцы говорят, что дьяк оклеветал бояр, и что Федор Семенович виновен был только в желании управлять государством без всякого вмешательства царя. Тем не менее к оговору также были присоединены обвинения в мздоимстве, и по приказанию Ивана IV обвиняемые были казнены, а их близкие люди отправлены в ссылку.

А вот сын Воронцова Василий служил воеводой во время Ливонской войны и в тяжелую годину остался до конца верным своему долгу и пал с оружием в руках, сражаясь с неприятелем.

Пищальники – пехота войска Русского государства, вооруженная длинноствольным огнестрельным оружием – пищалями.

Другие Воронцовы той эпохи тоже не остались незамеченными летописцами и историками. Дмитрий Семенович Воронцов (ск. 1537) – служил воеводой у Московских князей Василия III и Ивана IV, был наместником в Пскове (1534). Дмитрий Семенович Воронцов – потомок в IX поколении от боярина Протасия Федоровича, общего предка Воронцовых и Вельяминовых, второй сын Семена Ивановича Воронцова. В 1519 году во время похода на Смоленск, был полковым воеводой в Дорогобуже. В 1520 году был в числе других воевод в Серпухове, а в 1521 году был в Мещере. В 1530 году был командиром сторожевого полка конной рати во время похода на Казань. В мае 1531 года уже был в Северской земле на Клевени. Обычный славный путь доброго солдата-воина, хотя и боярина. А при малолетнем царе Иване IV в ноябре 1535 года водил на Литву полк правой руки. В апреле 1536 года участвовал в основании крепости Велиж. В июле 1537 года стоял под Нижним Новгородом, в связи с угрозой со стороны Казанского ханства. Вместе с ним служили его братья бояре Михаил, Иван-Фока и Федор. Был у него сын Иван Чуха, но вот о нем история сохранила мало сведений.

Михаил Семенович Воронцов, брат Дмитрия Семеновича, (ск. 1539), боярин (с 1531) и тоже воевода. В 1513 году во время похода на Смоленск, участвовал в разорении литовских земель от Орши и Друцка до Браслава. А в 1514 году во время похода Василия III на Смоленск стоял в Туле для защиты от нападения со стороны крымского ханства, как второй воевода полка правой руки. Михаил Семенович Воронцов в 1517 году стоял на Мещере, на Толстике с передовым полком, откуда послан на реку Вашана. В 1519-м Михаил Воронцов был уже вторым воеводой под командованием князя И. М. Воротынского на берегу Оки и в Мещере. Также он присутствовал как ближний боярин при составлении духовной грамоты Василия III. Именно он настойчиво противодействовал предсмертному пострижению великого князя.

В июне 1521 года Михаил Семенович Воронцов находился в Мещере. А в 1524 году ходил как второй воевода с большим полком под Казань. В июле 1531 года стоял на берегу Оки на Девиче третьим воеводой. Участвовал в Казанском походе (1524), где уже командовал отдельным отрядом.

Во время правления Елены Глинской (1533–38) являлся одним из ближайших помощников М. Л. Глинского в управлении государством, а в 1534 году вместе с ним был посажен в темницу, в 1535-м прощен.

Глинские – литовский княжеский род, предположительно, татарского происхождения, из которого происходила московская правительница Елена Глинская – мать Ивана Грозного. По московским представлениям, семейство это относилось к числу худородных; в Государевом родословце для рассказа о нем оставлено только пустое место.

Михаил Львович Глинский (1470–1534) – князь из рода Глинских, военачальник и государственный деятель Великого княжества Литовского и Великого княжества Московского. Маршалок дворный литовский (должностное лицо в Великом княжестве Литовском) с 1500 года, начальник Виленского монетного двора с 1501 года. Предводитель выступления, известного как мятеж Глинских.

Михаил Семенович Воронцов был начальником новгородских и псковских войск во время военных действий в Литве, а в 1537 году участвовал в переговорах о мире с Литвой и Швецией. Его сыновья: Иван Михайлович Воронцов, выполнял ряд важных дипломатических поручений в Литве (1557) и Швеции (1567–69); Василий Михайлович Воронцов, боярин, казнен в 1546 году, именно от него пошла наиболее известная ветвь рода.

Его праправнуком был Илларион Гаврилович Воронцов (1674–1750), сенатор (с 1742), средний сын которого М. И. Воронцов был возведен императором Карлом VII в 1744 году в графское достоинство Римской империи, а в 1760 году император Франц I возвел в графское достоинство Римской империи его братьев – Ивана Илларионовича Воронцова (1719–86), генерал-поручика (1761), сенатора (с 1761), женатого на дочери А. П. Волынского Марье (1725–93), и Романа Илларионовича Воронцова (указом 1797 род графов Воронцовых был внесен в число графских родов Российской Империи). Р. И. Воронцов имел пятерых детей, из которых наиболее известны: Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова; Елизавета Романовна Воронцова (в замужестве Полянская) (1739–1792), фаворитка императора Петра III; Александр Романович Воронцов; Семен Романович Воронцов. Сын последнего М. С. Воронцов в 1845 году был возведен в княжеское достоинство Российской империи, и в 1852 году ему был пожалован титул «светлейшего». После смерти его бездетного сына Семена Михайловича Воронцова (1823–1882) указом 1882 года сыну дочери М. С. Воронцова – графу Павлу Андреевичу Шувалову разрешено было именоваться светлейшим князем Воронцовым-Шуваловым. Указом 1886 графу Михаилу Андреевичу Шувалову (ск. 1903), как наследнику майората Воронцовых, разрешено было именоваться светлейшим князем Воронцовым графом Шуваловым.

Иван Илларионович Воронцов имел двух сыновей: Артемия (1748–1813), действительного тайного советника, сенатора (1792–1800), и Иллариона (1730–1790). Сын последнего Иван Илларионович Воронцов (1790–1854), действительный тайный советник (1838), посланник в Мюнхене (Бавария) в 1822–27 годах, Турине (Сардиния) в 1827–31 годах. С 1831 являлся обер-церемониймейстером, с 1846-го – членом Государственного Совета, вице-канцлером Российской империи и царских орденов. После смерти Е. Р. Дашковой наследовал ее имения и в 1807 году получил право именоваться графом Воронцовым-Дашковым; из этой ветви рода наиболее известен его сын И. И. Воронцов-Дашков.

Глава 1 Semper immota fides – «Всегда непоколебимая верность»

Поскольку в истории существует две основные ветви Воронцовых – князей и графов – герб графов во многом сходен с гербом князей. У князей он только увенчан княжеской мантией и княжеской шапкой. Гербовый щит разделен по горизонтали на две неравные части. В верхней, меньшей, на черном поле изображено золотое стропило с тремя гранатами, а вокруг стропила – три серебряные звезды. Эта часть герба свидетельствует о заслугах Михаила Илларионовича перед императрицей Елизаветой Федоровной при ее восшествии на российский престол.

Стропило с гранатами и серебряные звезды на черном поле входит в гербы всех лейб-компанцев.

Лейб-кампа́ния (лейб-компания) – гренадёрская рота лейб-гвардии Преображенского полка компания телохранителей, с группой приближенных ко двору знатных лиц, под личным руководством дочери Петра I – Елизаветы, – силами которых, 25 ноября 1741 года, в Российской империи был произведен бескровный дворцовый переворот, и на престол возведена императрица – Елизавета Петровна.

Нижняя часть герба, бо́льшая, разделена по диагонали от правого верхнего угла к нижнему левому на два поля. Правое поле красное, а левое – серебряное. На диагональ положены две розы, а между ними – лилия. Таким образом, половина каждого цветка находится в красном поле, а половина – в серебряном. В красном поле розы и лилия имеют серебряный цвет, а в серебряном поле – красный. На щите покоится графская корона, а на ней – три дворянских серебряных шлема с золотыми обручами и цепями. На правом шлеме – дворянская корона, из которой выходит шесть знамен: два красных, два белых и два золотых с изображенными на них российскими орлами. На среднем шлеме изображена графская корона и на ней российский двуглавый орел с короной, клювом золотыми когтями. На левом шлеме – лейб-компанская шапка и с каждой ее стороны по одному черному орлиному крылу с тремя серебряными на нем звездами. Намёт с правой стороны черный с золотом, а с левой – красный с серебряным.

Намёт – геральдическое украшение, обязанное своим происхождением крестовым походам. Уже во втором походе, когда появились первые топфхельмы (рыцарские кавалерийские шлемы), рыцари, чтобы шлем не раскалялся от лучей солнца, стали покрывать его макушку куском материи, которая в походе и сражениях превращалась в причудливые лохмотья. В геральдике намёт получил изящный, узорчатый вид. Если щит герба увенчан шлемом, то последний почти всегда имеет намёт, состоящий из двух узорных украшений, обыкновенно в виде листьев, соединенных между собой и выходящих из-за шлема и вьющихся по боковым сторонам щита. Цвет намёта соответствует цвету герба.

Щит держат передними ногами два белых коня с красными градскими коронами на шее. На гербе начертан обязательный девиз на латыни «Вечно непоколебимая верность».

Градская корона – корона с квадратными, прямоугольными или иной «архитектурной» формы зубцами, несущая на своей поверхности изображение каменной кладки. Чаще всего используется как внешний элемент герба, показывающий, что он принадлежит городу.

Глава 2 Воронцовы на службе Отечеству

Рассказывая о жизни любого государственного деятеля или исторического лица, охватывавшего своей деятельностью различные сферы общественного бытия, поневоле возникает вопрос, взаимодействуют ли личность и общество, а если взаимодействуют, то как? В самом деле, много ли может сделать вообще добра личность громадной массе, представляющей результат вековых стихийных влияний? Может ли она, и в особенности за период времени, охватываемый человеческой жизнью, улучшить положение народа и содействовать его духовному просветлению? Перед государственным человеком стоит трудная задача улучшения быта целых миллионов людей, утопающих во мраке: постановка на прочную почву целого государственного организма и необходимость провидеть его далекое будущее.

По меткому высказыванию Василия Огаркова, «Тамерлан в несколько лет мог превратить целые государства в пустыни, но Генрих IV во всю жизнь не добился даже скромной „курицы в супе“ для своего народа».

Василий Васильевич Огарков (1856–1918) – русский писатель, поэт, литературный критик, горный инженер, делопроизводитель, действительный статский советник. Брат жены писателя А. И. Эртеля. Автор семи биографий государственных деятелей и литераторов для серии «Жизнь замечательных людей» издателя Ф. Павленкова: биографии Дашковой, Воронцовых, Демидовых, Потемкина, Фонвизина, Кольцова и Жуковского. Последнее прижизненное издание датируется 1915 годом.

Увы, как ни симпатичны теории о быстром пересоздании человечества – сверху или снизу, теории, привлекающие к себе своею красотою в особенности страстную и порывистую молодежь, – но истинное достижение добра получается мучительно медленным путем, способным повергнуть человека в отчаяние. И благо тем деятелям, которые своею жизнью не прибавляют зла к массе его, – и так уже угнетающей мир, – а дают людям хотя бы крупицы добра, жатву посева которых увидят в в материальном мире наши потомки.

Жизнь и деятельность канцлера Елизаветы Михаила Илларионовича, его племянников Александра и Семена Романовичей и сына последнего – князя Михаила Семеновича – яркий тому пример. Как правило, большинству читателей, интересующихся историей, известны имена их сестер – Елизаветы и Екатерины. Одна – возлюбленная императора, другая в это же время фаворитка императрицы. А вот их братья остаются чаще всего в тени знаменитых сестер, хотя и сами играли значительную роль при дворе, да и переписка их с сестрами позволяет взглянуть на них не только как на государственных деятелей, но и чутких, заботливых и внимательных родственников. Если мы примем во внимание те условия, при которых приходилось жить и действовать Воронцовым, то увидим, что в атмосфере лести и угодничества, в раболепной обстановке, окружавшей фаворитов и «случайных» людей тогдашнего времени, и притом в стране, где «почти не было общественного мнения» (по выражению из автобиографической записки графа Александра Воронцова), самостоятельность убеждений и отсутствие льстивой угодливости составляли, несомненно, редкое и высокое достоинство. Способность «с улыбкою говорить правду государям», да еще таким, как Павел I, нельзя не считать доказательством душевной стойкости. А между тем в братьях Александре и Семене Воронцовых мы, несомненно, встречаем эти черты характера, которыми, может быть, в значительной степени объясняются превратности и неудачи их карьеры: холодное отношение к братьям Екатерины II, не переваривавшей сурового и стойкого нрава Александра Романовича и, как известно, даже тяготившейся Дашковой, а также и суровые меры императора Павла I по отношению к Семену Романовичу, последствия которых, к счастью, быстро были заглажены вскоре воцарившимся Александром I.

Разумеется, Воронцовы были истинными «детьми» своего времени и государственного строя их взлелеявшего, но чем больше мы пытаемся расширить горизонты нашего исторического восприятия, тем больше видим, что, обладая в слабой степени некоторыми из недостатков своего времени, въевшимися, так сказать, в людей органически, Воронцовы далеко превосходили современников своими достоинствами.

Глава 3 Воронцов Роман Илларионович

Поскольку в рамках одного издания невозможно достаточно полно осветить всех представителей рода, тем более такого большого и славного, как Воронцовы, остановимся на наиболее ярких его представителях, чьи жизнь и деятельность наглядно иллюстрирует становление и развитие Российского государства. Уже в краткой истории рода мы могли видеть, что Воронцовы не только служили русскому престолу верой и правдой, поддерживали российских правителей, но подчас и сами желали таковыми являться. Но и зачастую скорые на расправу цари не щадили своих вчерашних единомышленников. Очень показательна в этом смысле жизнь и судьба Романа Илларионовича Воронцова и его детей. Воронцов Роман Илларионович из старинного рода Воронцовых, брат М. И. Воронцова дипломата, отец Е. Р. Дашковой, первой женщины-президента Академии наук. Нередкий в истории династий случай, когда родители едва ли уступают детям по известности.

Итак, Воронцов Роман Илларионович (1707/17–1783), государственный деятель, граф (1760), генерал-аншеф (1761). Старший сын Иллариона Гавриловича Воронцова от брака его с Анной Григорьевной Масловой. Четырнадцати лет был определен камер-юнкером при дворе великой княжны Елизаветы Петровны и служил последней и пером своим, которым хорошо владел, и деньгами богатой своей свояченицы, жены его брата Романа, и был ею очень любим за исполнительность по заведованию поместьями ее высочества.

Позже Роман Воронцов служил офицером (1733) в лейб-гвардии Измайловском полку, в чине сержанта служил под началом брата знаменитого фаворита Анны Иоанновны подполковника Густава Бирона и был на хорошем счету. В 1730-х гг. поддерживал и ссужал деньгами цесаревну Елизавету Петровну, надо сказать, что использовал не только свои деньги, но и приданое супруги, но об этом позже. После дворцового переворота 1741 года, в котором принял активное участие, чем заслужил немалую признательность ставшей благодаря и его стараниям императрицей Елизаветы Петровны. А позже именно он, вчерашний подпоручик, сопровождал в заточение правительницу Анну Леопольдовну и всю ее многочисленную семью и челядь.

Переворот 25 ноября (6 декабря) 1741 года – один из дворцовых переворотов в России XVIII века, в ходе которого были свергнуты малолетний император Иоанн Антонович и его родители, а на престол возведена дочь Петра I – 32-летняя Елизавета Петровна. Его называют самым бескровным государственным переворотом в истории России.

Заслуги Воронцова не могли остаться незамеченными, и помимо различных царских милостей, в 1760 году Роман Илларионович становится сенатором. В том же 1760-м и до 1763-го – назначается членом, а затем председателем Уложенной комиссии. В момент образования Российской академии наук становится и ее членом. В 1748 году его награждают орденом Святой Анны. 5 сентября 1751 года награжден орденом Святого Александра Невского. За время царствования Елизаветы Петровны Роман Воронцов стал одним из богатейших людей России, владельцем многочисленных поместий, мануфактур и заводов.

Уложе́нные комиссии – временные коллегиальные органы в России в XVIII веке, созывались для систематизации законов, вступивших в силу после принятия Соборного уложения 1649 года.

Всего было семь таких комиссий. Крупнейшая из них – собрания российских сословных представителей – была созвана Екатериной II в 1767 году.

Грамотой римского императора Франца I, от 8 (19 января 1760 года, действительный камергер, генерал-поручик Роман Илларионович Воронцов вместе с родным братом, действительным камергером Иваном Илларионовичем, был возведен, с нисходящим их потомством, в графское Римской империи достоинство.

Женат Роман Илларионович Воронцов был на богатой купеческой дочери Марфе Ивановне Сурминой. Как гласит семейное предание, когда-то Марфу, совсем девочку, в числе десяти других девушек привезли во дворец грозной Анны Иоанновны – показывать народные танцы. От страха перед императрицей «танцовщицы» упали в обморок, и только это спасло незадачливых танцовщиц от монаршего гнева. Тогда же юная красавица приглянулась князю Долгорукому, и вскоре состоялось обручение, а затем последовал и брак. Некоторые справочники указывают на рождение их нескольких совместных детей.

Необходимо отметить, что почти все дореволюционные и советские словари и энциклопедии неверно указывали год рождения графа Р. Л. Воронцова: 1707-й вместо 1717-го. Доказательства рождения будущего графа в 1717 году указывались еще в 1992 году [Алексеев В. Н. Граф Роман Воронцов (материалы к биографии). / Воронцовы – два века в истории России. Владимир, 1992. С. 23–33;], но и в настоящее время неверная дата 1707 год продолжает появляться даже в научных публикациях.

Несколько ошибок вкралось и в сведения, относящиеся к женитьбе Романа Воронцова. Его супруг Марфу Ивановну Сурмину почти все авторы называют «богатой сибирячкой, суживавшей деньгами цесаревну Елизавету Петровну». В действительности же Сурмины не имели отношения к Сибири, а являлись симбирскими помещиками. В Симбирском уезде (современная Ульяновская область. – Ред.) находилось их владение – село Сурмино, а, кроме того, в русском языке еще в XIX столетии существовало слово «симбиряк», то есть житель симбирских земель. Вероятно, от неправильного прочтения слова «симбирячка» и появилось новое и неверное «сибирячка».

Принято считать, что браку с Романом Воронцовым (в 1735 г.) предшествовал обручение и брак Марфы Сурминой с князем Ю. Долгоруким и, что грядущая опала Долгоруких при Анне Иоанновне заставила мать Марфы расторгнуть это соглашение и поспешно выдать дочь за Воронцова. На самом деле эта история была гораздо сложнее. Выданная за Долгорукова Марфа Сурмина оказалась уже беременной, что послужило основанием к бракоразводному процессу. И лишь через несколько лет Сурмину отдали за Романа Воронцова. Остается гадать, что заставило Романа Ларионовича жениться на разведенной и «уличенной во блуде» женщине. Кстати, уже вернувшись из ссылки при Елизавете Петровне, князь Ю. Ю. Долгорукий некоторое время все еще разбирался с Марфой Воронцовой относительно их прежнего совместного имущества.

Так или иначе, после непродолжительного брака с князем Ю. Ю. Долгоруким Марфа вернулась домой, к родителям – супруг во хмелю бывал буен и драчлив, и терпеть это не было никакой возможности. Случай беспрецедентный для той эпохи! Никаких разводов, никаких претензий к супругу, родители невест и жен в таких случаях всегда вставали на сторону мужа, даже во вред своим доченькам. Благодаря хорошему приданому скандальную историю удалось замять скорой свадьбой с сержантом Воронцовым. Так рассказывают это событие в своих документах исследователи того периода истории. Марфе в ту пору было семнадцать лет! Единственная наследница и женщина «редкой доброты», Марфа Ивановна все капиталы предоставила в распоряжение супруга и его родственников. Чем, собственно, Роман Илларионович и пользовался с легкой совестью, хотя и сам был весьма богатым человеком.

При дворе Марфа подружилась с цесаревной Елизаветой и часто одалживала ей значительные суммы. Положение будущей императрицы при Анне Иоанновне было финансово нелегким, можно даже сказать прямо – тяжелым, поэтому и о возврате денег можно было даже и не помышлять. Зато цесаревна относилась к Воронцовым, как к близким друзьям, часто бывала в их доме и даже стала крестной матерью их старшей дочери Марии в 1738 году. В следующем году Роман Воронцов получил звание прапорщика, а супруга порадовала его рождением дочери Елизаветы.

За верную службу и получил Роман Воронцов свое первое придворное звание камер-юнкера. По иронии судьбы, когда Воронцов присутствовал вместе с другими придворными на церемонии бракосочетания великих князя и княжны Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны, умерла от тифа в 26 лет его жена, оставив сиротами пятерых детей. Овдовев и «получив» двух дочерей и троих сыновей, о которых нужно было заботиться, одевать, кормить, учить, наконец, Роман Илларионович не проявил себя рьяным отцом. И это еще одно историческое недоразумение.

Так, часто встречается во многих исследованиях, что рано овдовевший Роман Воронцов мало заботился о своих детях и вел относительно веселую жизнь. Возможно, такое мнение возникло под влиянием «Записок» его дочери, княгини Е. Р. Дашковой, писавшей: «Мой отец, граф Роман, младший брат канцлера, в молодости любил жизненные удовольствия, а стало быть, мало занимался своими детьми…» (Дашкова Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 38.). Оценки историков часто субъективны, не надо забывать, что воспитание и образование дочерей в то время вообще не считалось обязательным, мужскому воспитанию уделялось времени и заботы значительно больше.

Роман Илларионович приложил немало сил для воспитания и образования своих детей, о чем впоследствии вспоминали и они сами. Сохранившиеся письма Романа Илларионовича к детям свидетельствуют о том, как трогательно заботился отец о сохранении доброго имени и чести детей, как тщательно наставлял их в разных жизненных вопросах. Поучая Александра, обучавшегося во Франции, Роман Илларионович советовал ему: «Ты молод, и меня всякой тем стращает, чтоб не испортился твой нрав. Я пишу тебе больше, как друг… В знании надлежит дойти до такой степени, чтобы не посрамить себя, когда тебе в компании случиться вступить в рассуждение о каком-нибудь деле… Все, что случится достопамятного, записывай, чтобы вояж твой служил тебе в пользу…» Такое теплое отеческое напутствие вряд ли можно отнести к разряду равнодушного отношения.

В других письмах Роман Илларионович писал: «Помни, мой друг, что ты поехал учиться, а не щеголять, и что мотовством доброго имени не наживешь и не удивишь… Мне хочется, чтобы ты в будущем году осенью поехал в Испанию и Португалию, а там духовные в великой чести, и все говорят по латыни, то можешь у них через то любовь иметь, когда говорить можешь по латыни… Мне крайне хочется, чтобы ты объехал Голландию и рассмотрел всех животных, кои в воде и на земле жительствуют… Приобретенное в них знание немало будет способствовать в будущем твоей должности. Вообще знать всех жителей сего, нами обитаемого шара, сколько полезно, тебе самому известно…»

Также заботливо относился Роман Илларионович и к младшему сыну Семену и к его супруге Екатерине Алексеевне. Известно, что когда Р. И. Воронцов скончался, Екатерина Алексеевна плакала о нем, как о родном отце.

Существует некоторая путаница при указании губерний, подчиненных графу Р. И. Воронцову. Согласно документам, в 1778 году он был назначен первым в истории Владимирским генерал-губернатором, а затем, с образованием Владимирского наместничества стал наместником Владимирским, Тамбовским и Пензенским. В 1782 году к Владимирскому было присоединено Костромское наместничество, так что последний год жизни Роман Илларионович пребывал в должности еще и Костромского наместника. Именно Владимирским и Костромским наместником граф Р. И. Воронцов указан в тексте надгробия над его могилой в Дмитриевском соборе Владимира.

Итак, двух старших дочерей, Марию и Елизавету сначала воспитывал дядя, потом императрица Елизавета определила ко двору: старшую Марию, симпатичную скромницу, сделала своей фрейлиной, а некрасивую и перенесшую оспу Елизавету сделала фрейлиной великой княжны Екатерины Алексеевны. Сыновей забрал к себе дед-Воронцов, а младшую – Екатерину (будущую любимицу (ли?) Екатерины и президента Академии наук) дядюшка Михаил Воронцов воспитывал вместе со своей единственной дочерью.

Уже упоминалось, что в исторической мемуаристике часто поднимался вопрос, хорошим ли отцом был Роман Илларионович Воронцов? Да, известно, что детей его учили иностранным языкам, географии и танцам, они посещали французскую оперу. Он хотел сделать из них государственных деятелей, полезных Отечеству. Разумеется, это касалось прежде всего сыновей. Старшего сына своего, Александра, он в 1758 году отправил на учебу в аристократическую школу в Версале. Там обучались дети самых родовитых французских сановников. Второй сын Романа Илларионовича, Семен, должен был в дальнейшем заняться управлением отцовскими имениями (от Подмосковья до Тобольска и Астрахани). Дружеские отношения императрицы с семьей Романа Воронцова сохранились на всем протяжении ее царствования. Она даже стала крестной матерью внучки Романа Илларионовича, которая родилась у его дочери Марии.

У Романа Воронцова были и еще дети, родившиеся в период его вдовства от англичанки Елизаветы Брокет. Эти «дети любви» получили фамилию Ронцовы, т. е. часть своей фамилии, что было вполне распространенной практикой для незаконнорожденных детей. То же было и с родом Трубецких, например. Государственный деятель той эпохи И. И. Бецкой, внебрачный сын генерал-фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого, сокращенную фамилию которого впоследствии получил. Нередко дети, рожденные вне брака, были любимыми, получали превосходное воспитание и образование. Поэтому образ несчастного сиротки-бастарда, всеми гонимого, особенно законными наследниками, столь любимый писателями, не всегда соответствует действительности. Вот и у Воронцова эти дети «пользовались особенною нежностью своего родителя, так что на них уходило его состояние».

Замечательный русский писатель Александр Иванович Герцен – плод любви богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева, ведущего свой род от Андрея Кобылы, как и Романовы, и 16-летней красавицы-немки, дочери мелкого чиновника. Брак не был оформлен, и Герцен носил фамилию, придуманную отцом: Герцен – «сын сердца» (от нем. Herz).

Дворянские привилегии, разработанные придворной комиссией под руководством Романа Воронцова при императрице Елизавете, тогда не получили поддержку в Сенате. Но Воронцовы не отказались от борьбы за свою программу. Уже догадываясь о скорой кончине императрицы, Роман Воронцов сознательно затягивал доработку Положений о дворянстве, так как надеялся, что их одобрит преемник Елизаветы. Он рассчитывал на то расположение, которым одаривал его дочь великий князь, а впоследствии император Петр III. И действительно, с восшествием на престол Петра, Воронцовы получают все новые почести и награды.

Можно встретить мнение исследователей, что императору Петру Федоровичу просто не дали развернуться на арене российской политики могущественные противники из клана Екатерины. Действительно, краткое правление императора было наполнено событиями противоречивыми и интригующими. Первыми шагами императора всероссийского Петра III были ликвидация Тайной канцелярии и издание Манифеста о вольности дворянской, что, по свидетельству современников, было прямым следствием влияния Романа Воронцова и его дочери Елизаветы. Эти указы прогрессивным дворянством были встречены с восторгом и благодарностью и сильно укрепили позиции в общем-то нелюбимого обществом «голштинца». Все это серьезно беспокоило Екатерину II и ее «группу поддержки», которые рассчитывали, что смещение непопулярного императора произойдет легко и быстро. На руку екатерининской партии сыграл тот факт, что у Петра III не было собственной программы реформ. Его политические и экономические преобразования были столь же хаотичны и непоследовательны, как и все остальные действия.

Петр III в жизни руководствовался в основном эмоциями, а в политике – чужими законодательными идеями.

Поэтому Воронцовы (Роман и его брат Михаил) и постарались максимально использовать свое влияние для реализации именно тех близких им проектов, которые разрабатывались еще в эпоху Елизаветы, но не были ею одобрены. Этим-то и можно объяснить принятие первых манифестов и указов, столь положительно воспринятых дворянским обществом. Указы, созданные ближним кругом, в том числе и Воронцовыми, и под его влиянием принятые молодым государем, во многом сформировали принятый в некоторых исторических кругах образ Петра III как перспективного реформатора, беспокоившегося о благе России.

Во время переворота Воронцовы вместе с остальным двором Петра III находились в Ораниенбауме. Утром 28 июня все придворное общество направилось на празднование Дня святых Петра и Павла в Петергоф, где располагалась императрица Екатерина II. Ее неожиданное отсутствие вызвало тревогу и беспокойство. Н. С. Трубецкой, канцлер М. С. Воронцов и А. И. Шувалов отправились в Петербург – привезти точные сведения. Петр III согласно их воспоминаниям впадал попеременно то в гнев, то в панику. По его распоряжению граф Роман Воронцов и секретарь Дмитрий Волков пишут именные указы и воззвания к армии и народу. Петр подписывает их прямо на поручне канального шлюза. Елизавета Воронцова пытается его успокоить, но безрезультатно: желание «стереть в порошок» изменницу сменяется у императора горьким осознанием того, что ни армия, ни двор, ни народ его не поддержат… Увы, прозрение наступило слишком поздно. Отчаянию императора нет границ, а со временем оно переходит в уныние и пассивность.

При Екатерине II Роман Илларионович Воронцов был сначала в опале, даже был арестован и выслан в Москву, лишен ряда имений в Малороссии. Поскольку Воронцов был наместником Владимирской, Пензенской, Тамбовской, Костромской губерний, потери его от опалы были велики. По некоторым сведениям он лишился двух третей своего имущества. Тем не менее опала Воронцовых длилась недолго, что дало возможность злым языкам утверждать, что Роман Илларионович и его брат в последние месяцы правления императора Петра III вели двойную игру, втайне добиваясь расположения будущей императрицы. Другие видели в этом заступничество Екатерины Дашковой. Как бы то ни было, уже 7 июля 1762 г. канцлер Михаил Воронцов сообщил в письме своему племяннику Александру Романовичу, что их семья снова допущена ко двору. Согласно лично составленному Екатериной II списку сенаторов на ее коронации в Москве 22 сентября 1762 г. должны были присутствовать и братья Воронцовы: Иван, Михаил и Роман – отец бывшей фаворитки.

Хотя Воронцовы еще продолжали занимать ключевые посты в Сенате, но в дальнейшем их влияние при дворе уменьшилось.

Новым назначениям и карьере Воронцов оказался обязан также народным волнениям. Пугачевщина выявила многие недостатки провинциального управления империи. Попыткой исправить положение стала реформа 1775 года, по которой вместо 23-х губерний было создано 50. Губернскую администрацию возглавлял наместник или генерал-губернатор, управлявший двумя-тремя губерниями. Наместнику были даны большие права.

Пугачевщина – собирательное название восстания крестьян под предводительством Емельяна Пугачева, само восстание и политические и экономические последствия этой настоящей крестьянской войны.

Емельян Иванович Пугачев (1742–1775) – донской казак, предводитель Крестьянской войны 1773–1775 годов в России. Пользуясь слухами, что император Петр III жив, Пугачев назвался им; он был одним из нескольких десятков самозванцев, выдававших себя за Петра, и самым удачливым из них.

В марте 1778 года по указу Екатерины II было образовано Владимирское, в 1779 – Тамбовское, а в 1780 – Пензенское наместничество. Первым Владимирским, Пензенским и Тамбовским наместником и генерал-губернатором стал Роман Воронцов. Тогда-то и прославился Воронцов Роман Илларионович взяточничеством и злоупотреблениями служебным положением. Своими поборами и лихоимством он довел вверенные ему губернии до крайнего разорения, за что получил прозвище «Роман – большой карман».

«Граф Роман Ларионович Воронцов, во все время своей жизни признанный мздоимцем, был определен в наместники во Владимир и не преставал обыкновенные свои мздоимствы производить».

Историк князь М. М. Щербатов

Хотя взяточничество и казнокрадство если и было делом не обычным при дворе, достаточно вспомнить Александра Даниловича Меншикова, видимо в данном случае размах покоробил даже бывалых царедворцев. И тогда Екатерина решила наказать Воронцова весьма оригинальным способом. Она прислала графу подарок ко дню рождения – большой кожаный кошель с собственной монограммой, который прибыл к нему как раз на именины и, говорят, так на него подействовал, что он вскоре заболел и умер 11 декабря 1783 года.

Правда, в то время ему уже было семьдесят шесть лет.

И опять с этим расхожим анекдотом не согласны многие историки и исследователи.

Из воспоминаний современников о наместнике графе Воронцове более других известны два: сообщение князя М. М. Щербатова в его книге «О повреждении нравов в России», цитату из которой мы привели выше, и «Записки» А. Т. Болотова. Остановимся на каждом из них.

В 1783 году, уже после смерти Р. И. Воронцова, была проведена ревизия Владимирского наместничества. По поручению правительства в ней принимал участие сенатор князь Михаил Михайлович Щербатов. Следствием этой ревизии был суд над Владимирским вице-губернатором князем Ухтомским, уличенном во взятках при рекрутском наборе. За те же злоупотребления был привлечен к ответственности губернатор Самойлов, но имя графа Р. И. Воронцова в документах не упоминалось. Тем не менее, в названной выше книге князя Щербатова существуют строки, определившие облик графа Романа на все последующие годы. М. М. Щербатов писал: «Граф Роман Ларионович Воронцов, во все время своей жизни признанный мздоимцем, был определен в наместники во Владимир и не преставал обыкновенныя свои мздоимства производить; несокрыты оныя были от Государя, который токмо двоезнаменующим знаком, присылкой большого кошелька его укорил».

При перепечатке текста князя Щербатова в «Русской старине» ее редактор добавил от себя, что факт присылки кошелька Воронцову свершился 27 ноября 1783 года в день его Ангела-хранителя, и что это якобы стало причиной смерти графа, последовавшей через три дня.

Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833) – русский писатель, мемуарист, философ-моралист, ученый, ботаник и лесовод, один из основателей агрономии в России. Внес большой вклад в признание в России помидоров и картофеля сельскохозяйственными культурами.

Знаменит также благодаря своему многотомному труду, который он писал около тридцати лет. Этот труд – его «Записки», носящие название «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков». Он ярко изобразил внутренний быт русского общества за все XVIII столетие, касаясь самых разных его сторон. Эти «Записки» – главнейший из материалов по истории русского быта; они дают подробные сведения о домашнем и общественном воспитании русских дворян, сведения об их провинциальной и столичной, домашней и общественной жизни, об их военной и домашней службе. Кроме того, «Записки» дают понятие о состоянии сельского хозяйства, русской литературы, науки и книжной торговли и довольно подробно говорят об участии России в войне с Фридрихом II и о войнах Екатерины с турками, поляками и шведами.

Далее, в «Записках» много важного о биографии государственных и общественных российских деятелях с 1740 по 1793 года. Также рассказывается о правительственных распоряжениях восьми царствований, с Петра I, до Екатерины II, причем сообщается немало подробностей о русском дворе времен Елизаветы Петровны, Петра III и Екатерины II. Таким образом, помимо важного автобиографического значения, «Записки» представляют драгоценнейшее достояние русской исторической литературы.

С тех пор практически всякое упоминание имени Романа Илларионовича в научной литературе стало сопровождаться ссылкой на прозвище «Роман – большой карман».

Не вполне соглашаясь с этим, приведем слова самого генерал-губернатора: «Я довольно вижу, что все мои труды… остаются тщетны и что я остаюсь жертвой людям, приобвыкшим к клеветам по единой к тому склонности… Я бы весьма желал, чтобы кто-нибудь прислан был и увидел бы самым делом, что не только никакого поводу нет к жалобам, но даже все прославляют, с каким я попечением, отъемля собственный покой, стараюсь об их благополучии».

Тот же анекдот о кошельке повторяется в «Записках» Андрея Болотова. Кроме того, вспоминая о своем посещении Тамбова в 1780 году, Болотов оставляет такую запись: «Наместником был тогда тут известный у нас престарелый знаменитый вельможа граф Роман Ларионович Воронцов, человек особливого характера, а свойств не во всех отношениях похвальных».

А. Т. Болотов видел наместника, проезжавшего мимо его квартиры, а также «всех жителей без памяти старающихся ловить и запирать своих кошек, дабы они не могли попасться на глаза наместнику, о котором сказывали мне, что он их так боится, что в состоянии был при воззрении на них упасть в обморок; и потому наистрожайшим образом приказано было во всем городе всем жителям ловить, скрывать и запирать своих бедных кошек, что они и принуждены, были делать. Удивился я и посмеялся внутренне такой нелепости и смешной боязни».

Как видно из приведенной цитаты, приезд наместника был таким необыкновенным и страшным для горожан событием, что породил самые нелепые вымыслы и сплетни.

В действительности Роман Илларионович скончался от болезни, скорее всего от эмфиземы легких. Летом 1783 года он ездил в Петербург для того, чтобы взглянуть на родившегося годом раньше своего единственного внука по мужской линии.

На обратном пути старый граф расхворался и, даже вернувшись во Владимир, так и не смог поправиться.

Подчеркнем, что отношение императрицы к графу Р. И. Воронцову было самым благожелательным, о чем свидетельствует произведение графа в кавалеры ордена Св. Владимира 1-й степени всего за два месяца до кончины и его прием в члены Российской академии. Не следует забывать и то, что дети Романа Илларионовича в 1783 году занимали очень высокие государственные должности, и вряд ли возможно, чтобы императрица решила нанести им оскорбление через унижение отца.

Наконец, существует еще одно подтверждение честного имени Романа Илларионовича. Сразу после ревизии Владимирской губернии граф П. В. Завадовский писал своему другу А. Р. Воронцову: «По делам Владимирским Сенат решил согласно комитету, оправдать невинность покойного графа, а бездельники предаются суду».

Таким образом, никаких документальных подтверждений прозвищу «Роман – большой карман» не существует, и оно выглядит, по меньшей мере, недоказанным. Напротив, приведенные выше сведения заставляют считать Р. И. Воронцова необыкновенно добросовестным и умелым губернатором.

Добавим только, что если уж и говорить о прозвании «Роман – большой карман», то только в положительном смысле. Например, Роману Илларионовичу можно было бы дать прозвище «большой карман» за его очень известное предложение создавать в селах специальные житницы для запасного хлеба с целью недопущения возможного голода в неурожайные годы… Удивительная предусмотрительность и, можно даже сказать, трогательная забота о людях. В своих владениях Роман Илларионович сам подавал пример такого рачительного, запасливого хозяина.

Таким образом, после опровержения искаженных или анекдотичных сведений о графе Р. И. Воронцове он представляется совершенно в ином свете. Деяния и многочисленные заслуги перед Россией графа Романа Илларионовича Воронцова – камергера, кавалера всех высших российских орденов, заботливого отца, генерал-губернатора и наместника, члена Правительственного Сената и Российской академии – показывают его исключительно как крупного и добросовестного государственного деятеля екатерининского периода. В российской истории Роман Илларионович Воронцов остался как один из авторов Манифеста о вольности дворянства 1762 года, как один из активнейших организаторов и членов Вольного экономического общества, как многолетний председатель законотворческой Комиссии по уложению, наконец, как человек, чье доброе имя вспоминали еще долгие годы после кончины.

Глава 4 «Еще раз про любовь…»

Удивительная история отношений, трогательной привязанности и некоторой отчаянной комичности отношений на фоне исторических декораций и главных действующих лиц. Итак, герои: графиня Елизавета Романовна Воронцова (по мужу Полянская), вторая дочь графа Романа Илларионовича Воронцова от брака с Марфой Ивановной Сурминой и великий князь, а впоследствии император Петр III.

После смерти матери в 1745 году вместе с сестрой и братом воспитывалась в доме дяди, вице-канцлера М. И. Воронцова. В 1750 году вместе с младшей сестрой Екатериной была определена императрицей Елизаветой Петровной в свой придворный штат фрейлин и фрейлин великой княгини Екатерины Алексеевны.

С точки зрения исторического исследования фигура Екатерины Воронцовой, может, и не столь интересна, как прочие Воронцовы Она не полководец, не столь знаменита, как ее сестра, Екатерина. Любой справочник или историческая энциклопедия первой же строкой характеристики ее выдает – «фаворитка Петра III».

«Толстая Лизка», «неряха», «распустеха и дурища», а еще и глупая, необразованная, таковы эпитеты, отпускаемые в адрес Елизаветы Воронцовой даже ее родной сестрой. Императрица Екатерина II, еще будучи великой княгиней, такой увидела фрейлину, навязанную ей императрицей Елизаветой: «…Очень некрасивым, крайне нечистоплотным ребенком с оливковым цветом кожи, а после перенесенной оспы, стала еще некрасивее, потому что черты ее совершенно обезобразились и все лицо покрылось не оспинами, а рубцами». Впрочем, мнению Екатерины Алексеевны, ненавидевшей Петра III и близких ему людей, вряд ли можно полностью доверять. Кстати, то, что ее зачислили в придворный штат 8–10 лет от роду, было по тем временам неслыханной милостью. Обычно на эту службу поступали дворянки вдвое старше. Фрейлины посменно дежурили при императрице, круглосуточно находясь возле нее и выполняя разные мелкие поручения. Жалованье им определили по 200–400 рублей, а заслуженным – по 600 рублей, двум камер-фрейлинам – по 1000 рублей в год. Интересно, не подтолкнула ли судьба юной фрейлины Воронцовой императрицу утвердить при дворе внутреннее положение, согласно которому малолетним фрейлинам-сиротам с 30 мая 1752 г. содержание повышалось со 100 до 200 рублей в год? Покидали фрейлины придворную службу после выхода замуж. Императрица награждала невесту приданым (денежной суммой, драгоценностями, платьем и постельным бельем на сумму от 15 000 до 30 000 рублей), а также именной иконой святого – покровителя новобрачной. За весь период Елизаветинской эпохи только две фрейлины были уволены без содержания, как бы теперь сказали, «за несоответствие занимаемой должности». И только четыре замужних дамы (подруги и родственницы императрицы) в виде исключения были «по совместительству» фрейлинами и получали денежное довольствие.

В строгие каноны красоты той эпохи совершенно не вписывались простоватая внешность девушки, ее смуглая кожа с ярким румянцем, «простонародная» живость в глазах и нарочито угловатые манеры.

Тем удивительнее искренняя, многолетняя привязанность великого князя, а затем императора к толстой, нескладной, «широкорожей», толстой и обрюзглой «Романовне», как называл ее император в минуты нежности. Они познакомились, когда Петру было 27, а Елизавете – 15 лет. У них было много общего: не слишком любимые в детстве, некрасивые, порывистые и вспыльчивые, будущий император и фрейлина питали одинаковую страсть к военным мундирам, карточной игре, табаку и хорошему бургундскому вину.

Неординарная «красота» Елизаветы также отвечала своеобразным «вкусам» великого князя – он часто влюблялся в женщин с болезненной внешностью или несчастной судьбой, опровергая традиционное мнение о привлекательности миловидных изящных барышень.

Поначалу великая княгиня, да и весь двор потешались над «амантом», притворно сочувствуя тому, что великий князь «высказал очень прискорбный вкус». Даже сама императрица Елизавета Петровна, прозвавшая «Лизку» Воронцову «госпожой Помпадур», находила происходящее весьма забавным. Но связь длилась и длилась, и что сначала потешало, со временем стало беспокоить и саму императрицу, и ее окружение. Это нелепое, казалось бы, увлечение перешло всякие границы при воцарении Павла на престол – Елизавета становится практически хозяйкой в царских покоях.

С восшествием на престол Петра III Воронцовы получают все новые почести и награды. Император – частый гость и в доме канцлера, и в доме Романа Илларионовича Воронцова. Он крестный отец его младшей дочери Екатерины Романовны.

По воцарении Петр III немедленно пожаловал Воронцову Елизавету Романовну в камер-фрейлины, отвел ей в Зимнем дворце комнаты рядом со своими, а 9 июня 1762 года торжественно возложил на нее Екатерининскую ленту (неслыханная дерзость! – такой чести удостаивались только члены царской семьи). Придворная клика стремится засвидетельствовать ей свое почтение, скрывая зубовный скрежет за лживыми льстивыми гримасами, но и Петр III, и Елизавета Воронцова не восторгаются их показным раболепием. Более того, они не считают нужным скрывать детали своих отношений и демонстративно пренебрегают хорошими манерами и правилами приличия в присутствии не только царедворцев, но и самой императрицы Екатерины. Открыто грубят ей, подтрунивая над ее «немецким» русским, дерзят, говорят колкости, не скрывая собственных матримониальных планов, в которых самой Екатерине, разумеется, места не было. Обладая значительной разницей в возрасте, и Елизавета, и Петр хорошо понимали друг друга, так как мыслили общими категориями. Лизавета Воронцова всегда поддерживала Петра; он находил у нее и понимание, и утешение, получая то, что никогда не давала ему законная супруга Екатерина. Некоторым казалось, что Елизавета не просто участвует в забавах будущего императора, а как бы опекает его, воплощая в себе и возлюбленную и заботливую мать.

В воспоминаниях современников тех лет Елизавета Воронцова постоянно фигурирует как «официальная фаворитка» императора и участница его развлечений. По словам современников, император «проводил почти все время с ней». Петр III «не скрывал ни перед кем непомерной любви к ней». Иностранные послы в Санкт-Петербурге сообщали даже о намерении императора заточить супругу в монастырь и жениться на фрейлине Воронцовой. Петр III, не скрывая своих чувств к ней, откровенно пренебрегал законной супругой вопреки заявлениям последней, которая до последнего пыталась сохранить свое царское реноме. Попреки и «потычки» Елизаветы, брак с нелюбимым Петром, который к тому же оказался и нелюбящим супругом. Екатерина была оскорблена и как императрица и как женщина, или умело разыгрывала эту карту, как всегда во всем «наблюдая» свою выгоду.

9 июня 1762 года во время обеда Петр III публично оскорбил Екатерину и отдал распоряжение о ее аресте, и только вмешательство принца Георга Голштинского, дяди императора, спасло Екатерину от заточения.

Однако, бесхарактерная и безалаберная, не лишенная ума, но по природному добродушию и беспечности Елизавета Воронцова мало пользовалась своим положением. И это стоит отметить особо, «мало пользовалась». Надо полагать, прояви она больше настойчивости и Екатерине не миновать участи многих царственных, но нелюбимых жен – монастырь, монашество, по сути – заточение. Даже злопыхатели не могли не согласиться, что Елизавета Романовна Воронцова была в сущности доброй и отзывчивой девицей. Рисуется этакая нескладная, недалекая барышня, невесть как приворожившая к себе самого великого князя, а впоследствии императора. Исторические штампы вещь жестокая, даже если и достаточно справедливы. Думается, что Екатерине не раз приходили в голову мысли, что вот она бы на ее месте…

Параллельно императорскому роману развивалась и внутриполитическая линия – отец и дядя фаворитки активно стремились узаконить необходимые дворянству вольности (экономические привилегии, беспрепятственный выезд за границу, освобождение от военной службы и др.), вопрос о которых встал еще во время правления Елизаветы Петровны. Дворянские привилегии, разработанные придворной комиссией под руководством Р. И. Воронцова при императрице Елизавете, тогда не получили поддержку в Сенате. Но Воронцовы не отказались от борьбы за свою программу. Да и что греха таить, рассчитывал на особое положение дочери. Расчет его был верным – с восшествием на престол Петра Воронцовы не забыты, а успех их все более укрепляется.

Принято считать даже среди обывателей, что великая княгиня Екатерина, впоследствии императрица Екатерина II, – умный предприимчивый политик, просвещенный монарх, день и ночь пекущийся о судьбах вверенного ей отечества. А ее муж – Петр III – навсегда запечатлен в истории если не слабоумным, то уж точно недалеким любителем оловянных солдатиков, игры в «дурачки» и сладкой наливочки. Он не любил русских военных (считая их вечным источником всякой смуты и разгильдяйства), равно как и придворных сановников с их показной покорностью. Петр подозревал, что в душе они презирают и ненавидят его, и по-мальчишески дразнил их, чувствуя собственную безнаказанность. Одним из любимых развлечений императора было заставить почтенных сенаторов прыгать на одной ноге, предварительно до беспамятства накачав их вином и табаком. Кстати, вот он исторический парадокс, подобные забавы императора Петра I умиляют, а этого Петра пригвождают к позорному столбу… По некоторым данным, Елизавета Воронцова, хотя и не присутствовала лично при таких увеселениях, весьма их одобряла как бы в отместку за прошлые обиды.

Другая влиятельная часть российского общества – духовенство – также была крайне недовольна новым императором. Петр III презирал чуждые ему религиозные традиции и обряды и не считал нужным это скрывать. Свою коронованную супругу, которая выстаивала службы и старательно учила русский язык, он считал банальной лицемеркой. Полагаем, что император был не так уж далек от истины…

Император нередко, по словам современников, оскорблял национальное достоинство православных прихожан или позволял себе громко превозносить достоинства прусской армии во время религиозной церемонии.

Более того, в перспективе он планировал произвести религиозную реформу, которую, как он считал, не до конца завершил Петр I, – секвестировать церковные земли, уменьшить количество икон в храмах и ввести обряд богослужения по протестантскому образцу. Пока же молодой император в пику официальным церковным иерархам всячески покровительствовал старообрядцам, считая их «русскими протестантами». Все эти нарочитость, эмоциональная неустойчивость и откровенное прусофильство оскорбляли патриотические и религиозные чувства не только двора, но и гвардии, и прогрессивно мысливших сторонников Екатерины II. В отличие от нее Елизавета Воронцова не интересовалась большой политикой, но славилась свободомыслием и, судя по всему, была не слишком набожна. Иначе, возможно, она бы предупредила императора о том, что его положение становится все более шатким. Елизавета Воронцова закрывала глаза на мимолетные интрижки Петра с другими фрейлинами, на досуге устраивая «соперницам» беспощадные разборки с применением площадной брани и тумаков. Личные отношения с возлюбленным волновали ее значительно больше, чем политическая ситуация при дворе да и в стране в целом.

Вероятно, самым светлым моментом в его не очень счастливом браке, да и жизни в целом, была любовь к «Романовне», у которой так сладко можно было поплакать на широкой и мягкой груди. Злые дворцовые языки судачили, что в приступах гнева Лизка не раз бивала ночной туфлей своего венценосного возлюбленного, но Петр сносил все с кротким смирением. Этакая «местечковая» семейная жизнь, только герои живут во дворце и один из «супругов» по совместительству является политическим, по крайней мере, по закону, лидером…

Поэтому Воронцовы (Роман и его брат Михаил) и постарались максимально использовать свое влияние для реализации именно тех близких им проектов, которые разрабатывались еще в эпоху Елизаветы. Этим-то и объясняется принятие первых манифестов и указов, столь положительно воспринятых дворянским обществом. В первых главах уже упоминалось, что указы, созданные окружением императора и под его влиянием принятые, во многом отличают традиционный образ тщедушного солдафона-императора, от принятого некоторыми историками образа Петра III как дальновидного реформатора, пекущегося о благе своей страны и не боящегося самых радикальных мер и реформ ради ее процветания. Тут опять налицо то ли исторический диссонанс, то ли политический, ведь принято считать, что Екатерина II – прогрессивная, дальновидная, просвещенная, с самим Вольтером состояла в переписке, а супруг ее, ну что супруг, то ли солдатиков коллекционирует, то ли марширует дезабилье… Только вот глубокие исторические исследования свидетельствуют об обратном. В этом же свете о Елизавете Воронцовой складывается впечатление, как о достойной сопернице императрицы Екатерины, своеобразной государственной музе, вдохновлявшей Петра III на многие реформы.

Дезабилье (устар.) – одежда, которую надевают, встав с постели. Удобная домашняя одежда, которую не носят при посторонних.

Современники, хотя и подтверждают огромное влияние Елизаветы на великого князя и императора, говорят об инертности ее в делах политических, что вполне объяснимо – не обладая тщеславием своей сестры, по воле случая и коварного Амура оказавшись в котле кипящих событий, не стремилась играть главные роли на политической арене. Ей нравилось демонстрировать свою власть публично – на балах и куртагах, на парадных обедах – и в узком ближнем кругу. Доброе сердце мешало ей, как говорят, подтолкнуть Петра III к расправе с нелюбимой и неверной женой и занять более достойное положение и при дворе, и в государстве. Она уступила разработку политических интриг своим ближайшим родственникам, которые теперь наперебой гордились ее «взлетом» и «блестящей» участью.

Куртаг (от фр. cour – двор, и нем. Tag – день) – выход при дворе, приемный день при дворе.

Так ли это, или историки и летописцы сгущают краски, доподлинно вряд ли возможно разобраться. Но отношения этих исторических персон, Елизаветы Романовны Воронцовой и императора Петра III, тоже имеют право называться любовью, несмотря на то, что потомками им отведено не самое почетное место.

Правда и то, что отношения с сестрами у Елизаветы Воронцовой сложились не очень хорошо. Особенно младшая, Екатерина (Дашкова), будучи фрейлиной императрицы и питая к ней (императрице) искренние дружеские чувства, всячески защищала свою государыню и откровенно третировала разлучницу Елизавету. Помните обидные «толстая Лизка, неряха и проч»? Екатерина II, сама оставаясь в тени, как, впрочем, и всегда, всячески поощряла порывистую фрейлину, напичканную просветительскими идеями. Да и самому императору не один раз пришлось услышать от Екатерины Малой пламенные выступления в защиту семьи и брака, искренней любви, не отягченной супружеской изменой. На каком-то из балов, по воспоминаниям самой Воронцовой-Дашковой, он даже заступился перед ней за «честную простушку» Елизавету, добавив, что «сестрам лучше держаться вместе, а не идти на поводу у разного рода умников». Сама же Дашкова позже и напишет, что однажды Петр Федорович, заметивший яростную антипатию юной княгини к нему и «Романовне», да и кто бы ее не заметил, тем более, что скрывать-то ее никто не считал нужными явное предпочтение, отдаваемое Екатерине, отвел ее в сторону и ласково сказал: «Дитя мое, вам бы очень не мешало помнить, что гораздо лучше иметь дело с честными простаками, как я и ваша сестра, чем с великими умниками, которые выжмут сок из апельсина, а корку выбросят вон». Его совет по достоинству не оценили, как, впрочем, и всегда. Хотя произнесены были слова «не мальчика, но мужа».

Во время переворота Воронцовы вместе с остальным двором Петра III находились в Ораниенбауме. Утром 28 июня все придворное общество направилось на празднование Дня святых Петра и Павла в Петергоф, где располагалась императрица Екатерина II. Ее неожиданное отсутствие вызвало вполне обоснованную тревогу и беспокойство Петра и его доверенного окружения. Ближайшие сподвижники отправились в Петербург за точными сведениями. Петр III негодует, впадая в ярость и отчаяние одновременно. Елизавета Воронцова пытается успокоить «друга сердешного», но как утишить осознание краха и падения, желание изничтожить соперницу и предательницу… Что может быть страшнее для царя, чем понимание, что никто из его подданных, ни армия, ни даже простой народ его не поддерживают.

Гвардия, двор и духовенство – все приняли присягу новой императрице. Среди сановников мелькали лица тех, кто покинул теперь уже бывшего императора как бы затем, чтобы привезти ему свежие новости. Ряды сподвижников Петра редели с каждым часом.

Тем не менее среди гвардейцев нашлись офицеры, отказавшиеся нарушить присягу, данную императору Петру III. Среди них оказался и Семен Воронцов – младший брат бывшей фаворитки, который был немедленно арестован. Не помогло и вмешательство знаменитой Екатерины Дашковой, его родной сестры. Именно этот эпизод, по словам современников, и заставил Екатерину II впоследствии написать кому-то из вельмож: «Девица Дашкова сильно скомпрометирована своей родней. С большим трудом удавалось мне скрывать от нее большую часть приготовлений к моей победе…»

Арестованная вместе с Петром III в Ораниенбауме, после переворота 29 июня 1762, Елизавета Романовна Воронцова, несмотря на свои просьбы, мольбы на коленях перед Паниным последовать за Петром в Голштинию, была отправлена в подмосковную деревню отца, причем лишилась камер-фрейлинского портрета и ордена Святой Екатерины. Сам же опальный император униженно со слезами молил о том, чтобы к нему прислали его «Романовну». Разумеется, их просьбы были оставлены без внимания. Как говорят, вначале от Петра требовали отречения от престола в обмен на немедленную высылку на родину в Голштинию его и всех его многочисленных родственников, ссылаясь при этом на нереализованное распоряжение императрицы Елизаветы Петровны. Петр ответил отказом и заявил, что желает разговаривать лично с Екатериной. Елизавета Воронцова со слезами умоляла Петра согласиться и позволить ей сопровождать его в Голштинию. Кажется, она начала понимать, что для Петра эта авантюра добром не кончится. Но император (теперь уже бывший) был непреклонен. Он еще надеялся договориться по-хорошему с отвергнутой им супругой, взывая, как он считал, к ее здравому смыслу. Наконец в 11 часов появилась Екатерина II: в мундире, верхом на коне, в сопровождении Екатерины Романовны Дашковой и конных гвардейцев. Именно так она выглядела и во время переворота, прибыв в гвардейские казармы «поднимать» полки. Она выглядела торжествующей, хотя, по словам близких соратников, до конца не была уверена в своей победе. Но молчание и бездействие Петра утвердили ее в правильности выбранного пути. Морально сломленный Петр III подписал отречение от престола и почти сразу же под конвоем был отправлен во дворец в Ропше (где вскоре и погиб загадочным образом).

Для Елизаветы Воронцовой рушился мир. По словам очевидцев, ее пришлось буквально силой отрывать от бывшего императора – так крепки были их последние объятия.

Екатерина II самолично взялась устроить дальнейшую судьбу Воронцовой и приказала графу Р. И. Воронцову «выделить» дочь. Елизавета была негласно выслана в Москву, через секретаря своего, И. Елагина, Екатерина II купила для нее дом в Москве на свои личные деньги, проявив удивительную широту взглядов и заботу о бывшей сопернице.

Выделить детей (устар.) – отделить, предоставив им во владение часть общего семейного имущества, денежных средств для самостоятельного ведения хозяйства.

Можно предположить, что простота и открытость (или тонкая дипломатичность) бывшей камер-фрейлины немало способствовали этому. Как говорят, чтобы не дать дальнейшего хода слухам и окончательно отстранить от общественной жизни некогда могущественную конкурентку, императрица Екатерина II взялась устроить и семейную жизнь опальной Воронцовой, «чтобы она уже ни с кем дела не имела и жила в тишине, не подавая людям много причин о себе говорить». В 1765 году Елизавета Романовна вышла замуж (или была выдана!) за полковника, затем и статского советника А. И. Полянского (1721–1818) и переехала в Санкт-Петербург, где и прожила до конца дней своих. Она не появлялась при дворе, но бывала в свете и виделась даже с близким другом Екатерины II графиней А. С. Протасовой.

Графиня (с 1801) Анна Степановна Протасова (1745–1826) – доверенная фрейлина Екатерины II. Двоюродная племянница братьев Орловых, была пожалована императрицей Екатериной II сначала в статс-фрейлины, потом, в 1785 – в камер-фрейлины, пользовалась ее неограниченным доверием и была с ней неразлучно по самую кончину монархини.

Разумеется, такое «доверенное лицо» держало свою патронессу в курсе абсолютно всех деталей жизни опальной «мадам Помпадур». Протасовой был поручен надзор за всеми фрейлинами императрицы, слишком уж часто, как она считала, ее доверие обманывали легкомысленные завистливые девицы, которым она оказывала свое монаршее доверие. А слухи приписывают Протасовой еще одну весьма пикантную роль при Екатерине II, роль «дегустатора» фаворитов самой Екатерины.

Сохранилось описание многократного испытания на соответствие в выполнении прямых интимных обязанностей фаворита императрицы. Некто так описывал процедуру так (впрочем, нет уверенности, что ему можно доверять): «Посылали обыкновенно к Анне Степановне Протасовой на пробу избранного в фавориты Ее Величества. По осмотре предназначенного в высший сан наложника матушке-государыне лейб-медиком Роджерсоном и по удостоверению представленного годным на службу относительно здоровья препровождали завербованного к Анне Степановне Протасовой на трехнощное испытание. Когда нареченный удовлетворял вполне требованиям Протасовой, она доносила всемилостивейшей государыне о благонадежности испытанного, и тогда первое свидание бывало назначено по заведенному этикету двора или по уставу высочайше для посвящения в сан наложника конфирмованному. Перекусихина Марья Саввишна и камердинер Захар Константинович были обязаны в тот же день обедать вместе с избранным. В 10 часов вечера, когда императрица была уже в постели, Перекусихина вводила новобранца в опочивальню благочестивейшей, одетого в китайский шлафрок, с книгой в руках, и оставляла его для чтения в креслах подле ложа помазанницы. На другой день Перекусихина выводила из опочивальни посвященного и передавала его Захару Константиновичу, который вел новопоставленного наложника в приготовленные для него чертоги; здесь докладывал Захар уже раболепно фавориту, что всемилостивейшая государыня высочайше соизволила назначить его при высочайшей особе своей флигель-адъютантом, подносил ему мундир флигель-адъютантский с бриллиантовым аграфом и 100 000 рублей карманных денег. До выхода еще государыни, зимой в Эрмитаж, а летом, в Царском Селе, в сад, прогуляться с новым флигель-адъютантом, которому она давала руку вести ее, передняя зала у нового фаворита наполнялась первейшими государственными сановниками, вельможами, царедворцами для принесения ему усерднейшего поздравления с получением высочайшей милости. Высокопросвещеннейший пастырь митрополит приезжал обыкновенно к фавориту на другой день для посвящения его и благословлял его святой водой». Впоследствии процедура усложнялась, и после Потемкина фаворитов проверяла не только пробир-фрейлина Протасова, но и графиня Брюс, и Перекусихина, и Уточкина.

Описание приписывается А. М. Тургеневу (цит. по: В. Н. Балязин. «Тайны дома Романовых. Родственные союзы», 2005)

До конца дней свое богатой приключениями жизни Протасова была предана своей подруге императрице и даже отказалась выходить замуж, несмотря на многочисленные попытки Екатерины II устроить брак своей наперсницы. Хотя очередные злые придворные языки с удовольствием повторяли, что «мадемуазель Протасова была отталкивающе-безобразна, черна, бородата и весьма смешила величественностью вида своего», а не отличавшийся красотой граф Морков, отказался от этого брака, сказав: «Она дурна, я дурень, что же мы с нею будем только безобразить род людской».

Поэтому, можно с уверенностью сказать, что Елизавета Воронцова, не встречаясь с императрицей лично, тем не менее была как на ладони со всеми своими заботами, тревогами и чаяниями.

Необходимо сказать, что письма Елизаветы Воронцовой к брату, графу Семену Романовичу Воронцову, мало уступают французскому слогу ее сестры, княгини Дашковой, и полны подробностями о светских и придворных происшествиях. Оба брата ее, графы Семен и Александр Воронцовы, очень ее любили и отдавали ей большое предпочтение перед княгиней Дашковой, которую не без основания упрекали за недружелюбное отношение к сестре, сильно ее побаивавшейся не только во время своего фавора, но и после своей опалы. Вот так, может, «глупость толстой Лизки» еще одна историческая несправедливость или подтасовка фактов, которой так любили и любят заниматься власти предержащие.

У Елизаветы Романовны было двое детей – дочь Анна и сын Александр. В 1782 году Анна Александровна была пожалована во фрейлины, для этого ее мать обратилась с письмом к императрице с просьбой о шифре для дочери. Анна Александровна была замужем за бароном Вильгельмом д’Оггером (d’Hogger), нидерландским послом в Петербурге, который, женившись на Полянской, остался жить в России. Супруги имели сына и двух дочерей: Павла Васильевича; Елизавету Васильевну (1802–1872), которая была одной из «русских католичек», жена камергера барона А. К. Мейендорфа (1798–1865). Александр Александрович (1774–1818), сын Елизаветы Воронцовой-Полянской, его восприемницей была сама Екатерина II – тайный советник, действительный камергер, с 1817 года сенатор. Был женат на графине Елизавете Ивановне Рибопьер (1781–1847), дочь бригадира графа И. С. Рибопьера и А. А. Бибиковой, внучке А. И. Бибикова (1729–1774), сестре графа А. И. Рибопьера.

Шифр – вензель, составленный из инициалов. В России знак отличия в виде вензеля императрицы, выдававшийся отлично закончившим институткам или фрейлинам. Носили шифр приколотым к вырезу платья или на оголовке рукава.

Александр Ильич Би́биков (1729–1774) – русский государственный и военный деятель, генерал-аншеф, председатель (маршал) Уложенной комиссии, сенатор; главнокомандующий войсками в борьбе с польскими конфедератами и при подавлении Пугачевского восстания.

Если вы хотите глубже проникнуться атмосферой екатерининский эпохи, непременно прочитайте историческую эпопею «Емельян Пугачёв», принадлежащую перу замечательного писателя Вячеслава Шишкова. Удивительные исторические подробности, масса бытовых деталей, глубокое знание материала не оставят вас равнодушными. Екатерининский век, дворцовые нравы, быт дворян и крестьян станут ближе и понятнее, так образно и с тонким мастерским бытописанием автор повествует об эпохе и людях, ее населяющих, а этнографическая чуткость писателя ставит его в один ряд с великими классиками русской литературы.

Вячеслав Яковлевич Шишко́в (1873–1945) – русский советский писатель. Лауреат Сталинской премии первой степени (1946 – посмертно). Учился в частном пансионе, потом в Бежецком городском 6-классном училище (1882–1888), в 1891 году окончил Вышневолоцкое училище кондукторов путей сообщения. Участвовал в геодезических экспедициях, с 1903 года был и руководителем многих из них. Обследовал Обь, Енисей, Чулым, Чарыш, Лену, Витим и другие сибирские реки. Первая публикация – символическая сказка «Кедр» (1908) в газете «Сибирская жизнь» (Томск), в периодике 1908–1911 годов печатались путевые очерки и рассказы Шишкова. С 1927 года Шишков жил в Детском (Царском Селе). Последние 7 лет жизни работал над исторической эпопеей «Емельян Пугачев» в трех томах.

Елизавета Романовна скончалась 2 февраля 1792 года и похоронена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Глава 5 Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова, «Благородная Россиянка»

Третья дочь Романа Илларионовича Воронцова из пятерых его отпрысков, рожденных в законном браке, и родная сестра Елизаветы Романовны Воронцовой, толстой «Романовны», родилась тоже в Санкт-Петербурге, по одним сведениям в 1743 году, по другим – в 1744-м. Поскольку мать ее, Марфа Ивановна, урожденная Сурмина, умерла совсем молодой, 25 лет от роду, детей разобрали на воспитание родственники.

Екатерина воспитывалась в доме дяди, вице-канцлера Михаила Илларионовича Воронцова. Именно брат Романа и дядя Екатерины, Михаил Илларионович Воронцов, стоял на запятках тех саней, на которых цесаревна Елизавета Петровна ноябрьской ночью 1741 года отправилась в гвардейские казармы, чтобы захватить власть. С тех пор Елизавета всегда тепло относилась к Воронцовым.

Воспитание Екатерины и ее кузины, дочери канцлера, – девочки воспитывались вместе, – было «превосходным». Безусловно, «превосходным» по понятиям того времени. Поскольку дядюшка граф Михаил Илларионович сам был видным государственным деятелем, дипломатом, он сумел дать положенное воспитание дочери и племяннице. Одно только, что сам граф Воронцов покровительствовал Михаилу Ломоносову, русскому гению и самородку, о многом говорит историкам и читателям. Итак, девочки получили порядочное образование, владели несколькими европейскими языками. Это было достаточно необычно для воспитания девиц, главной целью которых было выгодное замужество и рачительное ведение дома и хозяйства. Девочкам помимо домоводства и языков преподавали танцы, музыку, рисование и математику. Но больше всего маленькая Екатерина любила читать, именно чтение вывело ее на уровень образованнейших женщин эпохи. Катерина Воронцова была истинное дитя Просвещения. Она родилась и росла, когда имена Вольтера, Монтескьё, Дидро произносили с придыханием и восторгом. Россия была открыта для идей Просвещения, и девушка читала, читала и читала. Ее любимыми писателями были Монтескьё, Вольтер и Гельвеций – философы-просветители и мыслители, чьи сочинения и по сей день входят в сокровищницу гуманистической литературы.

Шарль-Луи де Секонда́, барон Ля Брэд и де Монтескьё (1689–1755) – французский писатель, правовед и философ, автор романа «Персидские письма», статей из «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел», труда «О духе законов», сторонник натуралистического подхода в изучении общества. Разработал доктрину о разделении властей.

Вольте́р (1694–1778; имя при рождении Франсуа-Мари Аруэ) – один из крупнейших французских философов-просветителей XVIII века: поэт, прозаик, сатирик, трагик, историк, публицист, правозащитник.

Клод Адриа́н Гельве́ций (1715–1771) – французский литератор и философ-материалист утилитарного направления.

По свидетельствам современников, умея очаровывать блестящим остроумием и приветливостью, Воронцова была очень некрасива: маленького роста, с быстрыми движениями без всякой грации, с приплюснутым носом, толстыми щеками. Но несмотря на внешнюю непривлекательность (недаром сама дразнила свою сестрицу Лизавету), она во всем хотела быть первой с самых ранних лет. Уже в детстве с удовольствием рылась в деловых дипломатических бумагах дяди-дипломата, слушала «взрослые» серьезные разговоры и даже пыталась следить за ходом политических событий. Само время дворцовых интриг, переворотов, мгновенного возвышения подогревало ее честолюбие, а желание сыграть видную историческую роль кружило голову юной Екатерины.

Великой княгине Екатерине Алексеевне Воронцова была отрекомендована «как молодая девушка, которая проводит все свободное время за учением». Будущая императрица пожелала лично познакомиться со своей фрейлиной – девушки понравились друг другу и подружились. Великая княгиня Екатерина Алексеевна, стоявшая на пороге своих будущих успехов, познакомившись с девочкой Катей, поговорила с ней, похвалила… и совершенно влюбила в себя. 15-летняя Екатерина Романовна вообще жила в мире романтики. Как-то раз, возвращаясь домой из гостей, она встретила вышедшего из романтического тумана красавца-великана князя Дашкова, сразу же в него влюбилась, вскоре вышла замуж и родила сына и дочь, хотя сама была еще, в сущности, ребенком. Но со временем увлечение юной княгини Дашковой великой княгиней Екатериной Алексеевной оказалось гораздо серьезнее, чем увлечение богатырем-мужем. Довольно скоро стало ясно, что он мот и лентяй. И уж конечно никак не разделял свободолюбивых «европейских» взглядов своей юной жены. Возвратилась в Санкт-Петербург за год до кончины императрицы Елизаветы Петровны и получила приглашение бывать при дворе великого князя и его супруги, тогда-то она и сблизилась с Екатериной Алексеевной.

Великой же княгине было одиноко при русском дворе, близких подруг и наперсниц не было, а тут милая образованная юница, говорящая на нескольких языках, имеющая сходные литературные интересы, да еще и лелеющая тайную надежду сыграть сколько-нибудь значительную роль при своей набирающей влияние подруге. Тут все было густо замешано на дворцовой тайне: умирала императрица Елизавета Петровна, к власти шел наследник престола Петр Федорович, который утеснял свою супругу Екатерину, так что, она нуждалась в поддержке «всех здоровых сил общества». И Дашкова с головой окунулась в романтику заговора…

В ту эпоху, о которой я говорю, наверное, можно сказать, что в России нельзя было найти и двух женщин, которые бы, подобно Екатерине и мне, серьезно занимались чтением; отсюда, между прочим, родилась наша взаимная привязанность, и так как великая княгиня обладала неотразимой прелестью, когда она хотела понравиться, легко представить, как она должна была увлечь меня, пятнадцатилетнее и необыкновенно впечатлительное существо.

Дашкова (Воронцова) Екатерина Романовна. Записки

«По маленькой лестнице, о которой я знала от людей их высочеств, – писала потом Дашкова, – я незаметно проникла в покои великой княгини в столь неурочный час…» И далее следует диалог не столько пылкий, сколько напыщенный и о-очень литературный. От этого диалога, записанного лет шестьдесят спустя, веет романом: юная Екатерина Малая пробирается в ночи к обожаемой подруге Екатерине Великой, чтобы узнать о планах той и помогать вершить «святое дело». Ох уж это «Малая», ради этого Дашкова не щадила никого…

Не последнюю роль в формировании личности Екатерины Воронцовой сыграло и славянофильское влияние семьи дядюшки дипломата, а особенно Н. И. Панина. Именно они вдвоем впоследствии активно поддержат переворот, возведший Екатерину II на императорский престол. Влияние Н. И. Панина и его единомышленников сформировали Дашкову убежденной противницей деспотизма. Тот же Панин представит императрице Екатерине II по восшествии на престол проект учреждения Императорского совета и реформы Сената, ограничивающие монархический абсолютизм. В введении к проекту Панин, по мнению многих историков, давал резкую критику господствовавшего в управлении произвола («в производстве дел всегда действовала более сила персон, чем власть мест государственных») и предложил учреждение Совета из 6–8 членов-министров; все бумаги, который требуют подписи государя, должны были проходить через этот совет и быть заверены кем-либо из министров. Сенату проект предоставлял право «иметь свободность представлять на Высочайшие повеления, если они… могут утеснить законы или благосостояние народа».

Разумеется, этот проект был отклонен императрицей, правда, сам Панин не подвергся гонениям.

Граф Никита Иванович Панин (1718–1783) – русский дипломат и государственный деятель из рода Паниных, наставник великого князя Павла Петровича, глава русской внешней политики в первой половине правления Екатерины II, автор плана «Северного Аккорда» и одного из первых в России конституционных проектов.

Окончательное сближение Екатерины Воронцовой с Екатериной произошло в конце 1761 года по вступлении на престол Петра III. Воронцова оказалась единственной фрейлиной, которой новоявленная императрица могла доверять. Что, собственно, Екатерина II и делала, правда, с некоторой оглядкой. Слишком молода и восторженна была фрейлина, да и Екатерина всегда отличалась осторожностью и умением манипулировать нужными ей людьми. Петр Федорович, став императором Петром III, все сильнее притеснял свою жену, ходили даже слухи о том, что он хочет сослать Екатерину в монастырь. Кстати, многие историки говорят о том, что притеснения Петра были не такими уж и «зверскими», как повествуют о том Екатеринины летописцы. Карта уж слишком выигрышная – обманутая жена, обижаемая и притесняемая мужем-«голштинцем». В гвардейской среде и в обществе сочувствовали супруге ненавистного «немца» Петра III, ходили упорные слухи о заговоре, забывая, однако, что сама Екатерина II точно такая же чужестранка на Российском престоле, как и ее муж. Да и личная жизнь Екатерины к тому времени уже не была ни для кого тайной и никак не соответствовала образ обиженной мужем голубицы.

Императрицу, несомненно, адюльтер мужа оскорблял, как и венценосную особу, так и как женщину, тем более что «предмет» воздыхания супруга был уж очень неказист. Подруг связывали не только общие литературно-политические пристрастия, Воронцова была поверенной сердечных тайн императрицы. Несмотря на то что родная сестра Екатерины Воронцовой была причиной неприязни императора Петра III к супруге, Воронцова искренне сочувствовала императрице-женщине и всячески «помогала» развеять скуку и печаль, устраивая любовные свидания своей царственной подруге и была в курсе всех ее сердечных приключений, даже самых пикантных, например рождения внебрачных детей, заботу о которых поручали все той же Протасовой. Но даже из записок Дашковой видно, что Екатерина Великая благоразумно помалкивает о своих политических планах. А они были: в это время будущая императрица с нетерпением ждала смерти Елизаветы Петровны и писала английскому послу: «Ну, когда же эта колода умрет!» – и получала от него деньги на переворот. А юная романтичная Катенька Дашкова? Она тоже полезна, пусть приносит сплетни, болтает везде о достоинствах великой княгини – в большой игре все пригодится. Надо сказать, что императрица все-таки была признательна Воронцовой и никак не соотносила ее с сестрой-разлучницей, хотя и относилась к ней с некоторой долей снисходительной осторожности. Княгиня же Дашкова дерзила императору на приемах, защищая изо всех сил «обиженную» подругу императрицу, дружила с Екатериной (думала, что дружит), ей казалось, что она не просто в центре заговора, но является его главной пружиной, его мозгом. До самой смерти она была убеждена, что именно благодаря ее усилиям Петр III лишился престола, и Екатерина стала императрицей. И до конца жизни ждала признания и исключительной благодарности от своей венценосной подруги. Дашкова была награждена орденом Св. Екатерины и получила 24 тысячи рублей, но не заняла при дворе того места, как ей мечталось…

Всю деятельность при дворе Екатерина Дашкова, в девичестве Воронцова, разворачивает будучи замужней дамой, в противном случае, девице много не простилось бы, в том числе и европейское вольнодумство. Она пишет записки, активно «соотносится» с единомышленниками, ездит в полки с поручениями, ведет умные ученые беседы с известными ей участниками заговора… Одним словом, все, как когда-то мечталось юной, не лишенной воображения маленькой тщеславице.

На самом деле истинные пружины заговора, который плели Екатерина и братья Орловы, были неведомы юной княгине. Екатерина Алексеевна была опытным, скрытным политиком, играла в смертельно опасную игру и точно выверяла каждый свой шаг.

Задумав государственный переворот, и вместе с тем желая до времени оставаться в тени, Екатерина избрала главными союзниками своими Григория Григорьевича Орлова и княгиню Дашкову. Разумеется, активное и непосредственное участие Екатерины Дашковой-Воронцовой в дворцовом перевороте против Петра III было предопределено. И это притом, что император Петр III был ее крестным отцом.

Светлейший князь (с 1772) Григорий Григорьевич Орлов (1734–1783) – генерал-фельдцейхмейстер, фаворит императрицы Екатерины II, второй из братьев Орловых. От него императрица имела внебрачного сына Алексея, родоначальника графского рода Бобринских. Принял активное участие в дворцовом перевороте, успех которого вознес Орлова на вершину почестей и влияния. Григорий Орлов не являлся выдающимся государственным деятелем. Скорее всего императрица смотрела на него как на податливый материал, который должен был поступать так, как ей нужно. На все государственные должности Орлов был назначен не по своей воле, но он обладал определенным темпераментом, авантюризмом и находчивостью, имел довольно точную оценку текущих событий, и был полезным и сочувствующим консультантом во время раннего периода правления Екатерины II.

Первый пропагандировал среди войск, вторая – среди сановников и аристократии. Благодаря Дашковой были привлечены на сторону императрицы граф Н. И. Панин, граф К. Г. Разумовский, И. И. Бецкой, Барятинский, А. И. Глебов, Г. Н. Теплов и другие сановники. Она была умна, умела красиво говорить, обладала даром убеждения и искренно верила в то, в чем пыталась убедить придворных «зубров», поднаторевших в дворцовых интригах. По метким словам кого-то из государственных деятелей той эпохи «мы развлекались да посмеивались, а девчонка (Дашкова. – Ред.) горела».

И вот настал день переворота – 28 июня 1762 г. Екатерина бежала из Петергофа в Петербург, одетая в мундир Преображенского полка, верхом (это очень соответствовало моменту!) по Петергофской дороге и вступила на престол. И тут оказалось, что ночь переворота прошла без «главного заговорщика»… Екатерина Воронцова-Дашкова, «движитель» такого исторического события, практически «главное» действующее лицо, не считая императрицы, конечно, – отсутствовала! Екатерина Малая объясняла свое опоздание «на дело» тем, что портной не успел приготовить… ее мужской костюм – а как же без него в такой день? Тем более, что и сама ее влиятельная подруга была одета так же…

На самом деле Дашкова просто проспала переворот, потому что ее никто не предупредил о начале мятежа! Дальновидная Екатерина II, как всегда, приняла собственное решение, не посвящая в детали остальных участников. Когда Екатерина Дашкова поспешила в Зимний дворец, все уже было кончено. Переодеться в мундир она успела уже во дворце и в таком необычном наряде вошла, несмотря на бдительную охрану, в зал, где новоиспеченная императрица Екатерина II совещалась с сенаторами, и принялась шептать императрице какие-то советы, так, словно, все шло по ее задуманным и ею же осуществленным планам. Не так важны были ее советы, как воинственный наряд и доверенность государыни – надо же было всем это вовремя показать: ведь тщеславие и самолюбование были важной чертой характера Дашковой.

Прозрение наступило позже. Как-то раз, войдя в апартаменты государыни на правах приятельницы и главной советницы, Дашкова была неприятно поражена видом развалившегося на канапе Григория Орлова, который небрежно рвал конверты и совершенно наглым образом читал секретнейшие сенатские бумаги. Оказалось, что ближайшая подруга императрицы до этого дня и не подозревала, какую роль и в перевороте, и вообще в жизни Екатерины играет этот знаменитый гуляка… А поняв характер взаимоотношений с государыней, вспыхивает к Орлову неукротимой ревнивой ненавистью. С годами этой ненависти не суждено утихнуть – ладить с фаворитами Екатерины Дашкова так никогда и не научится. Впрочем, вскоре Екатерина Романовна, как и все ее здравомыслящие и дальновидные современники, поймет: на Екатерину II никто не влияет – ей только служат, лучше, если смиренно и преданно.

«Все делается волей императрицы» – писала Дашкова брату в мае 1766 года. Александр Романович Воронцов был в то время посланником в Голландии. Он собирался возвращаться в Россию, чтобы продолжить свою деятельность в Коллегии иностранных дел. И Дашкова, ярая поборница существующей государственности, отговаривает его: «Простите, мой дорогой друг, если дружба и самая большая нежность требуют, чтоб я сказала вам искренно, что вовсе не одобряю ваше желание… Имея какой угодно ум и способности, тут ничего нельзя сделать, т. к. здесь нельзя ни давать советы, ни проводить систему: все делается волею императрицы – и переваривается господином Паниным, а остальные члены коллегии или переводят из газет или переписывают бумаги Панина…»

В том же письме встречаются строки, полные горечи, которые свидетельствуют о начале прозрения, отрезвления и даже разочарования Дашковой в своем еще недавнем кумире: «Маска сброшена… Никакая благопристойность, никакие обязательства более не признаются…»

Классики всегда оказываются правыми, прав и А. С. Грибоедов: «Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь».

Не заняв первого места в окружении императрицы, удалилась от двора, навлекая на себя неудовольствие Екатерины II «нескромной свободой языка». Дальше ехать было некуда! Через какое-то время, при первой пустячной оплошности Дашковой при дворе (как можно при русских солдатах говорить по-французски?!), Екатерина в ту пору особенно стремилась демонстрировать приверженность всему русскому, Екатерина Великая вежливо, но строго поставила Екатерину Малую на место. Скептицизм императрицы в оценке роли Дашковой привели к их дальнейшему взаимному отчуждению. Эта рана в душе Дашковой не затянулась никогда. Она не простила Екатерине неблагодарности и измены, хотя ни того, ни другого на самом деле не было. Неуступчивость и постоянные язвительные замечания Дашковой в адрес правительства приводят к окончательной размолвке между ней и императрицей. Страшно обиженная Дашкова уехала из Петербурга в подмосковную усадьбу, где занялась хозяйством, которое до основания разорил своими долгами ее рано умерший непутевый муж.

В 1769 году Дашкова под именем госпожи Михалковой отправляется в долгое путешествие за границу, она посетила Германию, Великобританию, Голландию, Францию, Италию, Швецию. Екатерина Дашкова знакомится за границей с Фридрихом II, Вольтером, Дени Дидро и Горацио Уолполом. И там впервые по-настоящему оценивают ее образованность, ум, способность на равных спорить с великими философами и энциклопедистами. Парижские знаменитости выстраиваются в очередь на прием к притягательной своим интеллектом (но, увы, не внешностью) «скифской героине».

Хо́рас Уо́лпол, 4-й граф Орфорд (1717–1797) – английский писатель, основатель жанра готического романа. Младший сын известного премьер-министра, главы партии вигов Роберта Уолпола. По-русски нет единства в передачи его имени: «Хорас Уолпол», Хорейшо Уолпол (Horatio Walpole), «Гораций Уолпол».

Дашкова побывала в Фернее – имении Вольтера. Герой XVIII века, он поразил ее, как и других гостей, своими причудливыми привычками и нарядами. Поездка за границу имела благородную цель – дать сыну Павлу хорошее образование. И для этого она обосновалась в Шотландии, в Эдинбурге. Дашкову поселили в неприступном замке шотландских королей, рядом с покоями Марии Стюарт, что конечно, безумно льстило ее самолюбию.

Известен ее спор с Дидро в 1770 году о невозможности немедленной отмены крепостного права в России.

Дени Дидро (1713–1784) – французский писатель, философ, просветитель и драматург, основавший «Энциклопедию, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел» (1751). Иностранный почетный член Петербургской академии наук (1773).

Вместе с Вольтером, Руссо, Монтескьё, Д’Аламбером и другими энциклопедистами, Дидро был идеологом третьего сословия и создателем тех идей Просветительного века, которые подготовили умы к Великой французской революции.

Чрезвычайно популярный в России писатель и просветитель, во время, о котором идет речь в настоящем издании и много позднее, даже еще в эпоху Пушкина, произношение фамилии писателя было «Дидерот».

До сих пор в экзаменах по истории при поступлении в аспирантуру есть вопросы, посвященные этому прославленному философу и его трудам.

Император Фридрих Великий удостоил Дашкову беседой, хотя и говорил, что в событиях 1762 она была «la mouche vaniteuse du coche» (т. е. «тщеславная муха дилижанса» – намек на басню Лафонтена «Дилижанс и муха»). Несмотря на весь этот скептицизм, за границей за Дашковой утвердилась слава просвещенной женщины своего времени, друга философов.

Жан де Лафонте́н (1621–1695) – французский баснописец.

Басня «Дилижанс и муха» рассказывает о мухе, которая при остановке дилижанса всячески надоедала лошадям, то кусая их, то залезая им в глаза, в то время как пассажиры толкали дилижанс, помогая лошадям выйти на крепкую мостовую. Зато потом муха попросила плату, полагая, что именно благодаря ей дилижанс и тронулся в путь.

Когда она вернулась в Россию, события 1762 года всем казались давней историей. Людская память короткая, а дворцовая – тем более. По приезде Екатерина Малая возобновила свои литературные связи, вступила в Вольное общество любителей российской словесности при Московском университете, учрежденное в 1771 году.

В 1776 она отправляется во вторую поездку по Европе и на три года задерживается в Эдинбурге, центре шотландского Просвещения. Затем она посещает Ирландию, Англию, Италию и Австрию. Вернувшись в 1783 году в Санкт-Петербург, она примиряется с императрицей, та очень тепло принимает когда-то подругу и единомышленницу. Однако вскоре «заклятые» подруги вновь ссорятся, и княгиня вновь уезжает в Москву. Обнаружив в себе страсть к родному языку и российским древностям, она собирает вокруг себя кружок единомышленников и выпускает журнал.

О последних годах жизни Дашковой, совпавших с первым десятилетием нового века, рассказывают воспоминания Мэри Брэдфорд и сестры ее Кэтрин Уильмот. Особенно ценны свидетельства Мэри. Она поехала в Россию по совету своей родственницы на год или два, а прожила у Екатерины Романовны целых пять лет, оставив ценнейшие записки и письма, позволяющие проследить жизнь «железной» Катрин.

Мэри рисовали портрет старой тиранки с необузданным нравом, скупой до неприличия. Говорили, что она собирает и рассучивает старые, потускневшие аксельбанты, а витки продает. Говорили также, что это отшельница, живущая в угрюмом уединении, которое изредка нарушается старыми екатерининскими вельможами, собирающимися за карточным столом, где идет далеко за полночь большая игра (и Екатерина Малая приходит в ярость, если ей случается проиграть).

Все это так не вязалось с романтическим образом, который сложился у Мэри под влиянием рассказов очевидцев переворота о юной героине, скачущей с саблей наголо впереди войска, что молодая англичанка совсем растерялась и чуть было не повернула назад, так и не доехав до Москвы.

Знакомство с Дашковой опровергло обе эти легенды.

Мэри описывает женщину с открытым и умным лицом, одетую в глухое черное платье с серебряной звездой на левой стороне груди, с выцветшим шелковым платком на шее и белым мужским колпаком на волосах. Может быть, ее внешний облик и показался девушке странным, но «прием ее был так ласков, искренен, тепл и в то же время важен, что я тотчас почувствовала самую горячую любовь к ней… Княгиня очень деликатно напомнила мне о знакомых людях и обстоятельствах, перенесла на минуту в Англию своим прекрасным разговором на простом, но сильном английском языке…».

Мэри Уильмот стала последней привязанностью Дашковой, заполнив хоть отчасти ту пустоту, которую образовал в жизни Екатерины Романовны разлад с собственными детьми.

«Моя русская мать» – так называет Мэри Екатерину Романовну в письмах и воспоминаниях.

Дашкова хоть и отдалилась от двора и светской жизни, в те годы считалась первой московской знаменитостью – ее всюду встречали с поклонами и почестями, к которым, надо сказать, при всем своем уме она не оставалась равнодушной. На балы Екатерина Романовна любила приезжать первой. Иногда и свечи еще не были зажжены, а она уже нетерпеливо расхаживала по залу, приводя тем самым в трепет хозяев.

Приведем несколько цитат из писем Кэтрин сестре, они как нельзя более полно рисуют портрет удивительной женщины.

Кэтрин Уильмот писала из России: «…Никто, каков бы ни был его чин, не смеет сесть в присутствии ее, если она не попросит; в нередко случается, что она не позволяет; я видела однажды с полдюжины князей, простоявших в продолжение всего визита. Дашковой, кажется, никогда не приходило в голову притворяться в своих чувствах… Она режет правду как хлеб, нравится ли это другим или нет – для нее все равно; к счастью, природа дала ей чувствительное и доброе сердце, иначе она была бы общественным бичом».

«Когда мы оставались дома, – вспоминает Мэри, – у княгини была свои собрания; здесь присутствовали знаменитости екатерининского века, осыпанные бриллиантами, звездами, полные былых придворных воспоминаний, говорившие о своих похождениях и заслугах, и в это время, казалось, они молодели. Я с удовольствием смотрела на княгиню в кругу ее современников: простота ее одежды, свежесть лица, отмеченного выражением истины, достоинства и самоуважения, резко отличали ее от этих красных и белых фигур, покрытых драгоценными камнями и украшениями…».

И еще из писем, что Кэтрин Уильмот, писала о Екатерине Романовне своей сестре: «Она учит каменщиков класть стены, помогает делать дорожки, ходит кормить коров, сочиняет музыку, пишет статьи для печати, знает до конца церковный чин и поправляет священника». Поправляет священника! Можно представить себе, как тяжело было жить с такой женщиной ее близким и слугам. «Железобетона тогда не изобрели, а железобетонный характер у Дашковой уже был». И горе было тому, кто ее ослушается. Как-то раз в имении Кирьяново две соседские свиньи забрались в цветник Дашковой. Возмущенная этой наглостью, Дашкова приказала своим холопам зарубить несчастных хрюшек. Соседи подали на нее в суд. Дашкову оштрафовали на 60 рублей. Петербург умирал со смеху, а Екатерина II вывела Дашкову в своей комедии «За мухой с обухом» в роли госпожи Постреловой, хвастливой и высокомерной.

Двор ликовал, а страдания Дашковой были безмерны.

Воспоминания обеих сестер полны удивления неутомимостью Дашковой и разнообразием ее занятий. В начале века Екатерина Романовна была увлечена хозяйственными хлопотами: постройкой домов (чертежи к этим постройкам она всегда «рисовала» сама), театром, больницей, манежем, оранжереями – приумножением своего уже очень большого в ту пору капитала; деловой корреспонденцией, а также перепиской с учеными, родными, друзьями; собственными литературными трудами. В воспоминаниях и письмах Уильмот в Англию сохранились не только любопытные подробности, но подчас и наблюдения более глубокие. Одно из них – об отношении Дашковой к религии – высвечивает новую грань этой сложной натуры. В кругу близких, рассказывает Мэри, Екатерина Романовна признавала, что считает многие догматы православной церкви совершенной выдумкой, а духовенство – подчас невежественным и безнравственным.

«…За всем тем она плакала во время церковной службы, и эта смесь суеверия с светлыми понятиями придавали ей поэтический характер; противоречия еще сильней оттеняли ее мощные и разнообразные силы».

Московский дом Дашковой на Никитской, в «приходе Малого Вознесения» (на этом месте теперь стоит здание Консерватории) был построен по ее собственному плану. Комнаты, как свидетельствует Мэри, были «изящно убраны и теплы», что, надо сказать, особенно обрадовало обеих путешественниц, непривычных к русским морозам.

На стенах висели картины, нарисованные самой хозяйкой, в некоторых комнатах стояли фортепьяно, было много книг и цветов. (Садом и оранжереей Екатерина Романовна неутомимо занималась до конца своих дней). Сохранилось ее шутливое письмо брату, относящееся к 1800 году, «Репорт от Вашего аглинского садовника Дашкавой», где вслед за самим «репортом» об окончании работ по разведению сада в селе Андреевском (поместье А. Р. Воронцова) шел длинный список практических рекомендаций, поражающих профессиональной осведомленностью.

Богатый духовный мир Дашковой, разнообразие ее интересов приоткрываются в ее письмах. В них обсуждаются политические, военные, светские новости, комментируются сообщения печати, русской и иностранной, новые достижения науки, медицины… Все эти сведения достаточно убедительно опровергают очередной исторический казус, где княгиня Дашкова выступает в роли маленькой, злобной и неудовлетворенной женщины. Сложный характер часто свидетельствует о том, что он просто есть!

Дашкова в одном из писем, адресованном Мэри Уильмот вспоминает характеристики, которыми наделяли ее «портретисты»: ее изображали самолюбивой, тщеславной, жестокой, беспокойной, алчной. Опровергая одно за другим эти обвинения, она заканчивает свое письмо таким признанием: «Наконец, вспомните, после мужа земным моим идеалом была Екатерина; я с наслаждением в пылкой любовью следила за блистательными успехами ее славы в полном убеждении, что с ними неразрывно соединяется счастье народа… Считая себя главным орудием революции, близкой участницей ее (Екатерины) славы, я действительно при одной мысли о бесчестии этого царствования раздражалась, испытывала волнение и душевные бури, и никто не подозревал в этих чувствах ни энтузиазма, ни истинного побуждения. Вспомните также о лицах, окружавших императрицу; это были мои враги с первого дня правления ее, и враги всесильные. После этого легко понять, за что и почему мои портретисты обезобразили Вашего друга, исказили истинные черты моего образа.

Мои знакомые и слуги, я уверена, отнюдь не могут обвинить меня в жестокости. Знаю только два предмета, которые были способны воспламенить бурные инстинкты, не чуждые моей природе: неверность мужа и грязные пятна на светлой короне Екатерины II.

Что же касается до скупости, кажется, нет надобности говорить, что этот порок свойствен только низкому уму, пошлому сердцу… Прощайте: простите моим клеветникам, пожалейте или презирайте их вместе со мной…».

Лукавит ли Екатерина Малая, обеляя себя перед потомками или искренне верит в то, что пишет, желая убедить и современников и впоследствии будущих читателей?

«Записки» Дашковой не историческое исследование. Ученый найдет в них фактические неточности, они субъективны и по многим оценкам, и по отбору материала; среди обширной мемуарной литературы есть произведения, которые рисуют несравненно более широкую картину русской действительности XVIII в. И все же это замечательный памятник культуры XVIII столетия, в равной мере принадлежащий и истории, и литературе, образец русского сентиментализма, с характерным для него стремлением к самопознанию и неприятием окостеневших норм действительности.

Понятно, что в силу особенностей характера Дашковой, не простыми были и ее отношения с детьми. В ней все было чересчур – чересчур твердая, чересчур волевая, деспотичная. Своим неусыпным надзором Дашкова подавила характер сына Павла: он вырос европейски образованным, но слабым и склонным к питию человеком. А когда он женился тайно от матушки на дочери приказчика, гневу и горю Дашковой не было предела – как же, опозорил знаменитый княжеский род! Еще хуже обстояло дело с дочерью Анастасией. Скандалы с мужем, бесконечные долги; ее даже взяли под надзор полиции. В конце концов Дашкова прекратила с ней всяческое сношение, лишила дочь наследства и в завещании запретила ей даже подходить к своему гробу. Но это все впереди, а пока Дашкова наслаждается поездками по заграницам, общению с видными учеными и вынашивает планы дальнейшего служения отечеству.

Слава Дашковой как первой русской образованной женщины дошла до Петербурга раньше, чем она сама пересекла границу, и прагматичная Екатерина решила ее снова использовать – сделала директором Петербургской Академии наук, учрежденной по ее докладу и на основе разработанного ею устава Российской академии. Это был очень важный пост, тут был нужен глаз да глаз! А он-то и был у нашей железной леди. В 1783 году она была назначена директором Санкт-Петербургской Академии наук, которую и возглавляла до 1794 года. По словам Дашковой, предложение императрицы возглавить Академию было для нее полной неожиданностью, и она долго, но тщетно отказывалась от такого назначения. Разумеется, Екатерина Романовна слегка лукавит, этакое, знаете ли, кокетство знающей себе цену женщины. Ну никак не хотелось ей быть на вторых ролях!

Но надо отдать ей должное, Дашкова заметно оживила научно-просветительскую и издательскую деятельность Академии, улучшила хозяйственную часть, добилась уплаты необходимых Академии сумм, одновременно расплатившись с важнейшими долгами. А это всегда не самая благодарная часть работы, весьма необходимая, но зачастую не видная. При ней была возобновлена деятельность общедоступных курсов по математике, физике, минералогии, естественной истории. В 1783–1784 годах она руководила журналом «Собеседник любителей российского слова», в котором участвовали Г. Р. Державин, Д. И. Фонвизин, Я. Б. Княжнин, М. М. Херасков, В. В. Капнист – цвет тогдашней литературы, мастера слова, заложившие основы русской литературы и словесности, – и другие известные писатели того времени. Сама Дашкова опубликовал на страницах «Собеседника» свои «Были и Небылицы» и «Записки касательно русской истории». «Благородная Россиянка» – под таким псевдонимом выступала Дашкова в журнале «Собеседник любителей российского слова». Журнал выходил ежемесячно и печатался в количестве 1850 экземпляров (число по тому времени огромное). В 1786 году при Академии наук стал выходить журнал «Новые ежемесячные сочинения». По инициативе Дашковой было издано собрание сочинений М. В. Ломоносова, переиздано «Описание земли Камчатки» С. П. Крашенинникова, продолжена публикация «Дневных записок» И. И. Лепехина.

Степан Петрович Крашенинников (1711–1755) – русский ботаник, этнограф, географ, путешественник, исследователь Сибири и Камчатки, автор знаменитой книги «Описание земли Камчатки» (1756).

Адъюнкт натуральной истории и ботаники Петербургской Академии наук (1745). Первый русский профессор натуральной истории и ботаники Академии наук (1750). Ректор Университета Академии наук и инспектор Академической гимназии (1750).

Иван Иванович Лепехин (1740–1802) – русский ученый-энциклопедист, путешественник, естествоиспытатель, лексикограф, академик Петербургской академии наук (1771).

Понукала она и архитектора Джакомо Кваренги – поскорее построить новое здание Академии на берегу Невы. Заодно Кваренги возвел госпоже директору дачу в Кирьяново, хотя она писала, что спланировала усадьбу сама.

Джа́комо Антонио Доме́нико Кваре́нги, в старом написании Гваренги (1744–1817) – архитектор и ведутист (жанр живописи с детальным изображением пейзажа) итальянского происхождения, едва ли не самый плодовитый представитель палладианства (форма классицизма) в русской архитектуре. Многие здания, построенные им, дошли до наших дней: в Санкт-Петербурге – усадьба «Кирьяново», дача Е. Р. Дашковой – пр. Стачек, 45; Малый гостиный двор – улица Ломоносова, 2, Смольный институт; в Москве – Старый гостиный двор – улица Варварка, 3, торговые ряды на Красной площади (не сохранились) и во многих других городах – Риге, Брянске, Новгороде.

Да и вообще, на общественном поприще дела шли куда лучше, чем в личной жизни. В 1783 году по инициативе Дашковой было основано новое учреждение – Российская академия, которая, в отличие от «большой» Академии, была ученым собранием, занимавшимся проблемами русского языка. Ее здание до сих пор стоит на Васильевском острове Санкт-Петербурга, и каждый знаток русского языка снимает перед ним шляпу.

Главной задачей Российской академии стало составление первого словаря русского языка и его грамматики. Заслуга Дашковой в этом деле огромна. Благодаря ее хватке, воле и решительности словарь составили всего за шесть лет, и без него представить существование русского языка ныне невозможно. Как директор Академии наук Дашкова курировала издание журнала «Новые ежемесячные сочинения» (1786–94), в котором печатались статьи по истории, языкознанию, географии. Сама Дашкова напечатала в нем материалы, связанные с Французской революцией, в которых было резкое неприятие происходившего во Франции, где, по ее мнению, «озлобление и борьба партий» привели к разрушению идеалов просветителей.

Также при ее поддержке выходил сборник «Российский Феатр, или Полное собрание всех российских феатральных сочинений». (Феатр, феатральный (устар.) – театр, театральный. – Ред.).

Но к концу царствования Екатерины II дела Дашковой в Академии пошли похуже. Императрица была напугана событиями во Франции и опасалась малейшего намека в печати на революцию, республику и т. п. А тут в издании Академии вышла пьеса Княжнина «Вадим Новгородский», в которой воспевалась республиканская вольность. Дашкова, по-видимому, не прочитала пьесы заранее, и сама императрица ей «вымыла голову».

Яков Борисович Княжни́н (1740/42–1791) – один из крупнейших драматургов русского классицизма. В 1780-е и 1790-е княжнинские пьесы, как оригинальные, так и переводные, составляли основу репертуара русских театров. Его произведения проникнуты пафосом патриотизма, а в последней пьесе «Вадим Новгородский» заявлена тема тираноборчества. Это произведение стало одной из мишеней екатерининской реакции 1790-х.

Словом, Дашковой были недовольны, да и она была недовольна всем и вся. Вообще, надо сказать, ее характер к старости совсем испортился. Суровая, капризная женщина, не терпевшая иных кроме своего мнений, вызывала у слуг и подчиненных страх, а при дворе и в городе смех. Дашкова была умна и видела все это, но не могла справиться со своей противоречивой натурой. Наконец, она подала в отставку, которую тотчас приняли. А потом умерла Екатерина II, и вступивший на престол ее сын Павел I припомнил Дашковой 1762 год и заслал ее за можай – в дальнюю деревню. Ее выслали в имение Коротово Новгородской губернии. Ей пришлось прожить в крестьянском доме, в тесноте, несколько месяцев, но она несла свой крест мужественно и гордо.

Уже после смерти Павла I Дашкова жила попеременно в Москве и Санкт-Петербурге, занималась хозяйственной деятельностью, вела обширную переписку, сотрудничала в журналах «Друг просвещения» (1804–1806), в 1808-м – в «Вестнике Европы», «Русском вестнике» и других журналах под разными псевдонимами. Последние годы жизни Дашкова провела в своем подмосковном имении, посвящая время писанию мемуаров – знаменитых «Записок княгини Дашковой». Она писала их для сестер Уильмот, о которых уже упоминалось, единственных человеческих существ, которых она любила на свете, любила так же экзальтированно и демонстративно, как ненавидела весь остальной свет.

«Записки», естественно, чрезвычайно пристрастны и субъективны, верить им нельзя. Но она писала их, чтобы вновь вернуться к 1762 год, чтобы хотя бы на бумаге подправить прошлое, изменить его, доказать, что она была права, что ее обидели, недооценили. Несмотря на недостоверность в изложении исторических фактов, они содержат интересные сведения о времени царствования императрицы Екатерины II, о московской жизни XVIII в. И вот что удивительно: уже давно умерли участники «революции» 1762 г., уже давно умерла Екатерина II, уже Наполеон стоит у границ России, а Екатерина Малая все спорит и спорит с Екатериной Великой и со всем миром заодно. Зачем? Дашкова остается Дашковой – честолюбие, гордыня родились раньше нее. «Записки» Дашковой («Mon Histoire», 1804–1806), освещающие основные события 1750–1783 годов, дворцовый переворот 1762-го, характеристики Екатерины II, Павла I, Жан-Жака Руссо, Дидро и других участников и свидетелей тех событий были впервые опубликованы на русском языке в 1859 году А. И. Герценом в Лондоне.

На предложение членов Российской академии в 1801 году вновь занять место президента ответила отказом. Время ее прошло, и она понимала это.

Княгиня Дашкова в ожидании кончины, сделала распоряжения, которые и тут указывали на ее деловитость. Она привела в порядок свой естественный кабинет, собранный большей частью во время путешествий по Европе, и подарила его Московскому университету. На память о себе она отправила многим лицам разные вещи – несколько редкостей императору и двум императрицам, от которых получила дружеские письма.

В ожидании смерти она составила и свое духовное завещание, в котором предусмотрела много практических вопросов. Так, в письме к душеприказчикам она просила на погребение пригласить только двух священников с духовником. «Дать им по усмотрению, но не более 200 руб. всем, а тело погребсти в Троицком». Именно в Троицком гостила Мэри Уильмот, именно оттуда она писала свои знаменитые письма.

Указанным в духовной девкам, служившим при ней, княгиня давала отпускные «вечно на волю» и с награждением годовым жалованьем.

Дочь свою Щербинину она лишила наследства, назначив ей лишь ежегодные, довольно скромные денежные выдачи. Не отступилась от решения, принятого ею много лет тому назад ни на шаг. «А как по запальчивости нрава дочери моей Настасьи Михайловны Щербининой, – откровенно объяснялось в завещании, – изъявлявшей противу меня не только непочтение, но и позволявшей себе наносить мне в течение нескольких месяцев огорчения и досады, – то я от всего движимого и недвижимого имения моего ее отрешаю!»

В декабре Дашкова, уже больная и слабая, переехала в Москву.

Дашкова скончалась 4 января 1810 года и была погребена в храме Живоначальной Троицы в селе Троицком в Калужской губернии, как она и завещала.

Менялись времена, монархи, нравы. Но несгибаемый характер Екатерины Малой, «Благородной Россиянки» остался непреклонным. Последней просьбой, обращенной к новому царю Александру, стала воля умирающей: дочери к гробу ее не подпускать. В полном одиночестве, в бедности и запустении, брошенная всеми, среди крыс, бывших единственными собеседницами, закончила свою жизнь некогда известная всей Европе образованнейшая женщина своего времени.

К концу XIX века следы надгробия были практически затеряны. 22 октября 1999 года по инициативе МГИ им. Е. Р. Дашковой надгробие было восстановлено и освящено архиепископом Калужским и Боровским Климентом. Установлено место, где она была погребена: «в трапезной части церкви, в левой стороне трапезной, против столба», в ее северо-восточном углу в склепе, расположенном под полом. Устройство усыпальницы представителей княжеских родов в храме соответствовало русской мемориальной традиции. На стене трапезной между вторым и третьим окнами была помещена медная доска, на которой был текст эпитафии, составленный племянницей Дашковой Анной Исленьевой: «Здесь покоятся тленные останки княгини Екатерины Романовны Дашковой, урожденной графини Воронцовой, штатс-дамы, ордена Св. Екатерины кавалера, Императорской Академии наук директора, Российской Академии президента, разных иностранных Академий и всех российских ученых обществ члена. Родилась 1743 года марта 17, скончалась 1810 января 4. Сие надгробие поставлено в вечную ей память от приверженной к ней сердечной и благодарной племянницы Анны Малиновской, урожденной Исленьевой».

Исленьевы – русский дворянский род одного происхождения с Аксаковыми, Воронцовыми, Вельяминовыми; родоначальник их, легендарный князь Шимон Африканович, будто бы племянник Гакона Слепого, короля норвежского, выехал при великом князе. Ярославе Владимировиче «из варяг» в Киев. Его потомок Горяин Васильевич Вельяминов, по прозванию Истленье, был родоначальником Исленьевых.

В настоящее время церковь восстановлена, на могиле поставлена надгробная плита.

Такова история Екатерины Романовны Воронцовой, в замужестве Дашковой. Женщины, которой традиционно принято восхищаться, как чрезвычайно умной, образованной, передовых взглядов. Первая женщина президент Академии наук, для которой написала «собственноручно» устав и инициатором учреждения которой она и являлась. Женщина, которая стремилась сыграть главную роль своей эпохи, но была отчаянно несчастлива в личной, да, пожалуй, и не только, жизни. Образ такой яркой личности, разумеется, не укладывается в прокрустово ложе ходячих заповедей и доктрин. Одно можно сказать наверняка, жизнь и судьба Екатерины Воронцовой-Дашковой сама по себе эпоха, эпоха человека неординарного, образованного и замечательного во многих отношениях.

Глава 6 Братья Александр и Семен Воронцовы

Сыновья от брака Романа Илларионовича Воронцова с Марфой Ивановной Сурминой, Александр и Семен Воронцовы, получали, как и их сестры, прекрасное воспитание. Мальчиков дворян в то время с рождения готовили к «государевой службе», если присовокупить к этому преподавание иностранных языков, обучение музыке, естественным наукам, можно представить себе, какими были братья Воронцовы юношами.

Александр Романович Воронцов родился в 1741 году, а «государеву службу» начал 15-ти лет в лейб-гвардии Измайловском полку. В 1759 г. Михаил Илларионович, государственный деятель и дипломат, принимавший большое участие в судьбе своих племянников, отправляет Александра в страсбургское военное училище. Учился во Франции в Версальской рейтарской школе, жил в Италии, Испании и Португалии. А после того он побывал в Париже и Мадриде и составил для дяди описание испанского управления – чем не начало службы на дипломатическом поприще, чем он и будет впоследствии заниматься. Был знаком с деятелями французского Просвещения, в том числе с Вольтером и уже в 1756 году перевел «Микромегас» и «Мемнон» Вольтера на русский язык. По возвращении в Россию в 1761 году, Воронцов вскоре был назначен поверенным в делах в Вене, в 1764–1768-х – в Гааге, а с воцарением Петра Федоровича был отправлен полномочным министром в Англию, где, правда, оставался недолго.

С 1773 он является президентом Коммерц-коллегии, членом Комиссии о коммерции, при Екатерине II он был сенатором (с 1779 г.), но стоял несколько в отдалении от двора. Отличаясь независимым характером, осуждал роскошь императорского двора, добивался сокращения ввоза дорогих тканей, вин и т. п. Независимый характер, как мы видим, отличал всех Воронцовых. Александр Воронцов поддерживал связи со многими деятелями русской культуры и науки и оказал заметное влияние на формирование взглядов А. Н. Радищева, с которым вместе входил в масонскую ложу «Урания».

Александр Николаевич Радищев (1749–1802) – русский прозаик, поэт, философ, де-факто руководитель Петербургской таможни, участник Комиссии по составлению законов при Александре I.

Стал наиболее известен благодаря своему основному произведению «Путешествие из Петербурга в Москву», которое издал анонимно в 1790 году.

Масо́нство – движение, возникшее в XVIII веке в виде закрытой организации. Этика и философия масонства опираются на монотеистические религии. Масонство берет свое начало из малоизвестных истоков в конце XVI – начале XVII века, предположительно – цехов каменщиков. Название «масон» или «франкмасон» происходит от фр. franc-maçon, употребляется также буквальный перевод этого названия – вольный каменщик.

В основании масонской метафизики лежит идея, наиболее полно изложенная в Ветхом Завете. Хотя масонство часто называют тайным обществом, сами масоны убеждают, что корректнее говорить, что это эзотерическое общество, определенные стороны которого являются приватными, или тайными. Распространенное изречение гласит, что в XXI веке франкмасонство стало больше «обществом с тайнами», чем «тайным обществом». Вопреки разнородности организации, главной деятельностью масонства остается благотворительность, нравственное совершенствование, а также развитие и сохранение братской дружбы.

Их отношение к самодержавию и крепостничеству во многом совпадало. Оказывал помощь Радищеву и его семье, когда тот находился в ссылке. Вскоре после заключения Ясского мира (1791) Александр Романович должен был подать в отставку (1794) и оставался вдали от дел до воцарения Александра I. Интересуясь русской историей, в частности допетровской, собрал большую библиотеку русских и иностранных книг, хранил множество исторических документов, рукописи, в том числе русские исторические сочинения. Политическим идеалом Воронцова были реформы Петра I, что отразилось в его записке императору Александру I в 1801 году. По свидетельству современников Воронцов был одним из вдохновителей «молодых друзей» императора. Вернувшись на службу в 1801-м, Воронцов стал членом Непременного совета, а затем (1802–1804) государственным канцлером и главой Комиссии по составлению законов. Вел политику сближения России с Великобританией и Австрией, способствовал разрыву отношений с Наполеоном I.

Это было временем торжества для Воронцовых – обладая огромным интеллектуальным потенциалом, знаниями, связями, политическим весом – встать у руля дипломатической государственной службы, принеся тем самым пользу отечеству, – это ли не мечта просвещенного дворянина?! Тем более, что господство Наполеона вызвало разрыв с системой Панина, искавшего союза с Францией и Пруссией, и требовало сближения с Англией и Австрией. В Лондоне находился его брат Семен Романович, англоман, уважаемый тамошними государственными деятелями; а союз с Австрией возвращал его к системе Петра, как бы унаследованной от дяди, Михаила Илларионовича. Выставляя во всех своих докладах императору, в течение 1802–04 гг., важность и значение союза с Австрией и особенно с Англией и указывая на значительный вред от наполеоновских «перековеркиваний», на необходимость совместных вооруженных действий против него, Александр Романович много способствовал разрыву с Наполеоном в 1803 году, о чем уже упоминалось ранее. Видное место занимает деятельность Александра Романовича и по делам внутреннего управления, где он принимал особенное участие в преобразовании сената, устройстве министерства. К его авторитетному мнению обращались в важных вопросах и по выходе его в отставку, это произошло в 1804 году. Он обладал необыкновенной памятью и обширными историческими познаниями, владел огромной по тем временам библиотекой. После себя Александр Романович оставил «Записки о своем времени», или автобиографию, напечатанную в VII т. «Архива князя Воронцова», и несколько заметок историко-юридического характера: «О правах и преимуществах сената» и «Примечания на некоторые статьи, касающиеся России».

Умер он в 1805 году.

В последней четверти XVIII – начале XIX вв. владел фамильной усадьбой «Андреевское» Владимирской губернии (где он и скончался), которая при нем достигла своего расцвета.

Семен Романович Воронцов, родившийся в 1744, российский политический деятель и дипломат. Второй сын Романа Илларионовича Воронцова от брака с дочерью купца Марфой Ивановной Сурминой. Ему не было и года, когда умерла его мать. Воспитывался вначале в селе Капцево у своего деда, затем в доме дяди, любителя чтения и покровителя Михаила Ломоносова, канцлера графа М. И. Воронцова, о котором уже неоднократно упоминалось в этом издании, и без влияния которого Воронцовы-младшие вряд ли бы стали тем, кем они стали. Как и его брат, воспитание и образование получил «преизряднейшие». В молодости Семен Воронцов мечтал стать военным: «С самого раннего детства я имел страсть и неодолимый порыв к военному ремеслу». Будучи 16-ти лет совершил путешествие по России и Сибири. Из камер-пажей граф Семен Романович Воронцов в 1762 году был пожалован в камер-юнкеры, но, по его желанию, тогда же был произведен в поручики Преображенского полка. Переворот 28 июня 1762 года привел его в «невыразимую ярость», он считал недопустимым для себя и других сослуживцев по полку нарушить присягу и остался верен своему императору. За эту верность Петру III он был даже подвергнут аресту, но вскоре «прощен» и отпущен с миром. Не могла же императрица наказывать за «преданность», пусть даже и не по отношению к ней проявленную, да и остальные Воронцовы-то служили верой и правдой, слишком было бы похоже на месть наказание честного и принципиального Семена Воронцова. Но этого ему не простили никогда.

Вскоре служба в гвардии «опротивела» ему, и, по ходатайству дяди, он был назначен в 1764 году советником посольства в Вену, но скоро вышел в отставку, а когда началась первая турецкая война, снова вступил на службу. Он пошел в действующую армию, храбро и разумно командовал, отличился при важнейших сражениях русско-турецкой войны при Ларге и Кагуле, был дважды награжден Георгиевским крестом и стал полковником, но военная карьера ему не удалась – против него был настроен всемогущий Потемкин. Как вспоминал сам Семен Романович: «Я не мог обнаруживать перед ним угодливости, коей никогда не являл никому, то он принял отсутствие низости в моем характере за высокомерие и надменность». Знакомый воронцовский характер, не правда ли?

Светлейший князь (c 1776) Григорий Александрович Потемкин-Таври́ческий (1739–1791) – русский государственный деятель, который руководил присоединением к Российской империи и первоначальным устройством Новороссии, где обладал колоссальными земельными наделами и основал ряд городов, включая современные областные центры Днепропетровск (1776), Херсон (1778) и Николаев (1789). Возвысился как фаворит (по слухам даже морганатический супруг) Екатерины II. Первый хозяин Таврического дворца в Петербурге. В 1784 году пожалован чином генерал-фельд маршала.

Морганатический (брак) – брак лица царствующего дома с лицом не царского рода, не дающий членам семьи привилегий царствующего рода, в том числе права престолонаследия.

В августе 1780 года граф Воронцов женился по взаимной склонности и приязни на дочери знаменитого адмирала А. Н. Сенявина и любимой фрейлины императрицы Анны-Елизаветы фон Брауде, Екатерине Алексеевне Сенявиной. Точная дата ее рождения неизвестна. По сведениям великого князя Николая Михайловича, она была второй из четырех дочерей Сенявиных, следовательно, год ее рождения относится приблизительно к 1761 году. Совсем юной Екатерина была пожалована во фрейлины и вскоре стала одной из любимиц императрицы Екатерины II. Разница в возрасте между Екатериной и ее сестрами была небольшая, они были почти ровесницами, поэтому одновременно появились при дворе и стали его украшением. За красоту и грациозность граф П. В. Завадовский называл сестер Сенявиных «нимфами». У Екатерины было много поклонников, но из них больше всего она уделяла внимание 35-летнему графу Семену Романовичу Воронцову.

В записках князя Долгорукова (добавим, что записки князя отличаются некоторой желчностью и часто носят весьма субъективный характер, как и всякие частные записи) Воронцов характеризуется как человек талантливый, но с характером плутоватым, который угодничал сначала перед Орловыми во время их возвышения, потом перед Потемкиным для получения дипломатического поста. Как раз в это время фрейлина Екатерина Сенявина вступила в связь с Потемкиным, и императрица решила выдать ее замуж, чтобы удалить от двора, граф Воронцов явился кстати. Может, потому так нелестно сам Воронцов отзывался о Потемкине? Или Екатерина II хотела предусмотрительно удалить соперницу? Так или иначе, в мае 1780 года состоялась помолвка Екатерины Сенявиной с графом Воронцовым, которая была встречена с радостью отцом жениха и всеми остальными Воронцовыми. Крайне довольный тем, что его сын решил жениться, граф Роман Илларионович писал к своему старшему сыну Александру: «Сейчас получил я приятнейшее письмо Ваше о намерении графа Семена Романовича соединить судьбу свою со столь достойною партиею, каковою я нахожу Катерину Алексеевну. Я весьма рад его выбору, что он предпочел взаимную склонность всему другому. И тем охотнее буду я стараться оказывать им всякую помощь, а теперь уступаю им мой дом, приморские дачи и Муринскую фабрику со всеми их доходами… И как на первый случай для Екатерины Алексеевны надобно купить хороший цуг, то прошу его купить, а я по приезде моем во Владимир, переведу Вам деньги через вексель…»

Цуг – вид упряжки, в которой лошади идут гуськом (запряжка гусем) или парами, одна за другой. При запряжке цугом пар лошадей используется дышло, к которому припрягаются одна или (в случае шести или более лошадей) две пары коренников; остальные лошади – выносные.

После свадьбы, состоявшейся 18 августа 1780 года в Мурино, молодые зажили счастливо. Проведя медовый месяц в имении, Воронцовы вернулись в Петербург, где в мае 1782 года у них родился сын Михаил, крестником которого пожелала стать сама императрица, а в следующем году дочь Екатерина. Графиня Екатерина Алексеевна сама кормила детей, что было неслыханным в то время, «совсем как дворовая девка». Это ставилось ее родными в пример другим, зато, поглощенная уходом за детьми, она пренебрегала собственным здоровьем. Граф Семен Романович писал отцу: «Жена моя, по своей горячности к сыну, все ночи не спит, я опасаюсь, чтоб и она не занемогла, как во время оспы Мишинкиной… Разлуку с сыном она никак не выдержит, ибо с той поры, что его имеет, на час с ним разлучиться не может, никуда для того не ездит, а когда бывает у родных, то его с кормилицей и нянькой с собой таскает; держит его подле себя, и как его горница от нашей через один только покой, то ночью встает неоднократно, чтоб его видеть. Одним словом, сей ребенок делает все ее счастье и всю утеху…»

Му́рино – поселок во Всеволожском районе Ленинградской области, административный центр Муринского сельского поселения. В 1712 году Петр I пожаловал вице-канцлеру барону П. П. Шафирову более тысячи десятин земли, в том числе и деревню Мурино. Через пять лет часть Мурина по приговору губернской канцелярии была отдана генерал-лейтенанту Роману Брюсу, а в 1742 году была отписана в пользу императрицы Елизаветы Петровны. Сам же П. П. Шафиров в 1723 году попал в опалу, и Мурино сначала стало «государевыми землями», а затем перешло в собственность генерал-майора И. Д. Дмитриева-Мамонова. В 1749 году его дочь – баронесса Настасья Ивановна Поспелова, продала имение за 1000 рублей Р. И. Воронцову, и вплоть до 1917 года семья Воронцовых владела деревней Мурино.

В 1755 году Р. И. Воронцов построил на этих землях водочный завод, действовавший до середины XIX века. Докупая соседние территории, Воронцов в три раза расширил Муринское имение и в 1774 году подарил их сыну, Александру Романовичу Воронцову.

Новый хозяин, граф А. Р. Воронцов, сделал Мурино своей летней резиденцией. Были вырыты пруды и каналы, разбиты фруктовые сады, построены теплицы и оранжереи, в которых выращивались абрикосы, персики и лимоны. В 1786–1790 годах в Мурино строится храм, освященный во имя Святой Великомученицы Екатерины.

Назначенный в конце 1783 года на вновь учрежденное место посланником в Венецию, граф Семен Романович уехал с женою и детьми в Италию. Обстановка, в которой пришлось им жить по приезде в Венецию, и полное отсутствие комфорта не могли не отозваться пагубно на слабом здоровье графини: здесь она почувствовала первые приступы рокового недуга – чахотки. Они поселились в доме, имевшим «только одни стены, без двойных рам в окнах и труб в комнатах», зимой 1783–1784 года стояли «страшные холода» – «так что каналы замерзали».

Чахотка (от слова «чахнуть») – устаревшее название туберкулеза. Чаще всего после инфицирования заболевание протекает в бессимптомной, скрытой форме. Существует мнение, что туберкулезом инфицирована примерно треть населения Земли. До XX века туберкулез был практически неизлечим. От туберкулеза скончались А. П. Чехов и Ф. Э. Дзержинский, Борис Кустодиев и В. Г. Белинский, Франц Кафка и Шарлотта Бронте, и увы! многие, многие другие.

Жизнь в Венеции была дорогая, денег не хватало, а тут еще и неблагоприятный климат и болезнь жены. Все это заставляло Воронцова писать письма в Петербург с прошениями отозвать его из Италии. Из Лондона и Парижа он выбрал первый – ведь послом там был (в 1762–1763 годах) его старший брат Александр, оставивший полезные знакомства и связи. Поэтому Воронцовы с радостью узнали о предстоящем переводе графа Семена Романовича посланником в Англию и начали готовиться к переезду в Лондон. Но болезнь Екатерины Алексеевны, к сожалению, быстро прогрессировала, и в июне 1784 года ее положение было очень серьезным. Почувствовав облегчение, однако временное, и думая, что опасность миновала, она говорила мужу со слезами на глазах: «По правде говоря, мой дорогой Сенюша, Бог был бы слишком жесток, если бы нас разлучил». Но улучшение прошло и вместо того чтобы ехать в Лондон, Воронцовы поселились в Пизе, в надежде, что более мягкий, чем в Венеции, климат принесет пользу Екатерине Алексеевне, но все меры оказались напрасными. Эра антибиотиков еще не наступила, и все надежды возлагались на климат и усиленное питание.

И 25 августа 1784 года графиня Воронцова скончалась. Осиротели ее дети, осиротел и Семен Воронцов. Письма ее мужа, где он описывал свое горе, полны глубокого драматизма и душевного надрыва.

После похорон Воронцов писал своему брату Александру отчаянные, полные горечи и безраздельной скорби, письма, вот одно из них, от 5 сентября 1784 года из Падуи: «Вы уже знаете о моем горе, но Вы не можете даже представить, до какой степени я несчастен. Я был так счастлив, что завидовал сам себе. Сегодня мое существование ужасно. Три года безоблачного счастья прошли как один миг, и теперь моя будущая жизнь будет вечным страданием. Меня постигла судьба графа Г. Г. Орлова. Замечательная женщина, лучший друг, бесподобный характер, все это я потерял с моим ангелом Катериной Алексеевной! Сегодня одиннадцатый день моего ада. Уверен, что Бог позаботится о бедном Алексее Наумовиче и о его красавицах дочерях. Я умоляю Вас любовью, которая есть у Вас ко мне, чтобы Вы помогли этим бедным сиротам… Я уеду отсюда, как только у меня будут силы, и вернусь в Пизу, чтобы закончить свои дела. В настоящее время я не в состоянии ничего делать. Теперь все прошлые несчастья ничто по сравнению с тем, что произошло…»

Тело графини Воронцовой было положено в свинцовый гроб и предано земле в Венеции, в Греческой церкви Св. Георгия, у левого клироса. Заветной мечтой графа Воронцова было перевезти ее прах в Россию и похоронить в Мурино, в церкви Святой Великомученицы Екатерины, построенной в после кончины графини в 1786 году по проекту архитектора Н. А. Львова, и самому быть схороненным рядом с ней. Однако этой его воле не суждено было осуществиться: он скончался и похоронен был в Англии. Но на месте последнего упокоения графини Екатерины Алексеевны, в Венеции, Воронцов положил капитал на вечное проведение ежегодной панихиды в день ее смерти.

От этой потери он сам тяжело заболел и долго не мог оправиться, страдания его были ужасны и только мысли и заботы о малютках детях отвлекали его от самых черных мыслей. Воронцов так и остался вдовцом и сам воспитывал детей.

Только 27 мая (7 июня) 1785 года он прибыл в Лондон, где ему предстояло провести 47 лет – все оставшиеся годы жизни. Вместе с ним были и его дети – трехлетний Михаил и полуторагодовалая Екатерина.

Новый посол не был достаточно знаком с английский политической системой. Приехавший Ф. В. Ростопчин застал своего друга в Лондоне «брошенного, помимо воли его и очень поздно, уже на закате дней, без всякой предварительной подготовки, на поприще совершенно чуждое его вкусам и привычкам; короче, политического новобранца, который приступал к изучению своего дела на 44-м году жизни…» Современному читателю странно видеть этот «44-летний закат жизни». Другое время, другое восприятие возраста, наконец, меньшая продолжительность жизни. Девочки четырнадцати-пятнадцати лет считались вполне созревшими для брака, юноши 16-ти лет записывались в полк и уходили на войну, вспомните Петеньку Ростова из великого романа «Война и мир» графа Л. Н. Толстого. «В комнату вошел старик лет тридцати…»! «Ему было тридцать четыре года – возраст угасания…» Это пишет шестнадцатилетний Пушкин о Карамзине. Это есть в дневниках самого поэта, и об этом повествует нам замечательный писатель Ю. Тынянов.

Юрий Николаевич (Насо́нович) Тыня́нов (1894–1943) – русский советский писатель, драматург, литературовед и критик. Его перу принадлежат романы «Кюхля» о В. К. Кюхельбекере, «Смерть Вазир-Мухтара» о жизни и смерти поэта и дипломата А. С. Грибоедова, неоконченный роман «Пушкин». Повесть «Подпоручик Киже» – гениально воплощенный исторический анекдот о несуществующем офицере, появившемся из-за ошибки писаря, но императорским указом произведенный в очередной чин. «По(дпо)ручик Киже» стал символом, аллегорией, когда мелкая ошибка приводит к масштабным последствиям. Сейчас это еще называют «эффектом бабочки».

Уже позже Воронцов так объяснял трудности посольских обязанностей в Великобритании, непостижимые для русских: «Здешняя миссия не похожа на прочие, ибо образ здешнего правления от других отличается, дела не идут, как в других землях. Двор и министерство не могут ничего сделать без обеих камер Парламента, в коих всегда бывают разные фракции, но и Парламент не так независим в своих действиях, как думают те, кои не знают совершенно Англию, ибо Парламент сам весьма зависим от расположения мыслей нации, которая во всех важных делах весьма действует на поведение обеих камер».

Граф (с 1799) Федор Васильевич Ростопчи́н (1763–1826) – русский государственный деятель, генерал от инфантерии, фаворит императора Павла и руководитель его внешней политики, московский градоначальник и генерал-губернатор Москвы во время наполеоновского нашествия, предполагаемый организатор Московского пожара 1812 года.

Известен также как писатель и публицист патриотического толка, вслед за Фонвизиным высмеивавший галломанию (страстное почитание всего французского). Член Государственного совета (с 1814). С 1823 г. в отставке, уехал жить в Париж. Автор обширных мемуаров.

Тем не менее достаточно скоро Семен Романович установил деловые и дружеские отношения со многими представителями британской политической элиты, активно включился в установление тесных отношений между двумя государствами. Поняв, насколько важно общественное мнение для правительства Англии, он стал действовать решительно: встречался с лидерами оппозиции, убеждал их противодействовать военным планам правительства, издавал множество брошюр, где доказывал невыгодность для Англии разрыва отношений с Россией, и что было особенно важно, торговых.

Когда возобновилась война между Россией и Турцией, в числе пособников последней оказалось английское правительство. Быстро освоившись с государственным устройством Англии, характерами ее главнейших государственных деятелей и стремлениями английской нации, Воронцов с твердостью и достоинством стал добиваться разоружения флота, снарядившегося в помощь Турции. Он добился этого и также возобновил Торговый трактат России с Великобританией, подписанный в 1793 году, по которому, если и предоставлялись некоторые льготы английским купцам в русских владениях, то исключительно благодаря заключенному незадолго перед тем оборонительному союзу России с Англией, ввиду событий Французской революции (январь 1793 г.). Теперь Воронцову пришлось вести переговоры о поддержке изгнанных Бурбонов и их партии, мечтавшей произвести во Франции контрреволюцию, между тем как в возможность этого не верило ни английское правительство, ни сам Семен Романович.

Бурбо́ны (ед. ч. Бурбо́н) – европейская династия, младшая ветвь королевского дома Капетингов, происходящая от Робера (1256–1317, граф Клермон, по жене сир де Бурбон), младшего сына Людовика IX Святого. Вступили на французский престол с пресечением другой ветви Капетингов, династии Валуа, в 1589 году (в лице Генриха IV Наваррского). Династия является, вероятно, не только древнейшим, но и самым многочисленным из европейских монарших домов. Еще до провозглашения Генриха Наваррского королем Франции от основного древа рода Бурбонов отделились принцы Конде и несколько иных ветвей, из которых только ветвь Бурбонов-Бюссе продолжает существовать и сегодня.

Вмешательство в эти дела временщика Зубова, прямые, доходившие до резкости ответы посла не только в частных письмах, но и официальных бумагах – способствовали значительному охлаждению к нему императрицы. Воронцов расходился со своим правительством и по вопросам о вооруженном нейтралитете, который он находил невыгодным для России. Вопрос о польских разделах, которые называл противными идее справедливости и возмущающими общественное мнение Западной Европы, также являлся предметом ожесточенных споров посла и правительства, которое он представлял. Спор о заселении британскими каторжниками Крыма, которое ему удалось отклонить, о замещении дипломатических должностей лицами иностранного происхождения, которых он называл «невеждами» и «проходимцами» – все это вопросы, которые не давали Семену Воронцову покоя и служили поводом постоянной переписки и обсуждения. Как дипломат Воронцов отличался жесткостью и никогда не шел на компромиссы.

Светлейший князь (с 1796) Платон Александрович Зубов (1767–1822) – последний фаворит Екатерины II, которая подарила ему Рундальский дворец в Курляндии. Хотя не имел таланта к государственным и военным делам, в 1793 году был пожалован чином генерал-фельдцейхмейстера (и генерала от инфантерии). Один из убийц Павла I, что многим историкам дает право именовать его уголовным преступником. Окружающие его ненавидели, но императрица осыпала милостынями своего последнего фаворита. После смерти Потемкина, на него переходят многие из тех должностей, которые прежде занимал Потемкин. По мнению современников абсолютный бездарь, мот и мелкий самозванец. К концу царствования императрицы Екатерины II светлейший князь Платон Александрович Зубов стал носителем следующего громкого титула: «генерал-фельдцейхмейстер, над фортификациями генерал-директор, над флотом Черноморским, Вознесенской легкой конницей и Черноморским казачьим войском главноначальствующий, Ее Императорского Величества генерал-адъютант, Кавалергардского корпуса шеф, Екатеринославский, Вознесенский и Таврический генерал-губернатор, Государственной Военной коллегии член, Императорского Воспитательного дома почетный благотворитель, Императорской Академии художеств почетный любитель и орденов российских Св. Апостола Андрея, Св. Александра Невского, Св. равноапостольного князя Владимира I степени, королевских прусских Черного и Красного Орла, польских Белого Орла и Св. Станислава и великокняжеского голштинского Св. Анны кавалер».

Он был моложе Екатерины II на 38 (!) лет. Ее убегающая молодость.

Вследствие этого его обходили по службе и изводили придирками. Традиционный, увы, государственный подход, назначение на должность, но лишение каких-либо полномочий. Неугодный несговорчивый Воронцов, «наскучив постоянными гонениями», решил было оставить службу, но потом передумал из-за сына, которому он решил дать лучшее в мире английское образование, да и ответственность перед Россией не позволяла ему малодушничать и принимать поспешные опрометчивые решения.

Русское посольство в Лондоне на Харлей-стрит (Harley street) и дома Воронцова на Мэнсфилд-стрит (Mansfi eld street) и в пригороде Лондона Ричмонде были центром немногочисленной русской колонии и гостеприимными местами для приезжавших в Англию. Дом Воронцова превратился в настоящий центр русской культуры, поскольку граф сделал девизом своей жизни слова: «Я русский и только русский». Н. Карамзин писал в «Письмах русского путешественника» о своем пребывании в Англии так: «Всего чаще обедаю у нашего посла, графа С. Р. Воронцова, человека умного, достойного, приветливого, который живет совершенно по-английски, любит англичан и любим ими. Всегда нахожу у него человек пять или шесть, по большей части иностранных министров. Обхождение графа приятно и ласково без всякой излишней короткости. Он истинный патриот, знает хорошо русскую историю, литературу и читал мне наизусть лучшие места од Ломоносова. Такой посол не уронит своего двора».

Такой посол не уронит своего двора! Это ли не высокая оценка деятельности Семена Воронцова на поприще дипломатии.

С воцарением Павла Воронцов был повышен в звание чрезвычайного и полномочного посла в Лондоне, а в 1797 году возведен в графское достоинство Российской империи и одарен населенными имениями в Финляндии. Даже самовольная задержка в Англии русской эскадры и отказ от предложенных ему званий вице-канцлера и канцлера, не изменили к нему милостивого отношения Павла I. Только натянутые отношения с Англией и политическое сближение с Францией привели Павла I к мысли о непригодности Семена Романовича в качестве посла в Англии. В 1800 году ему была дана отставка с дозволением остаться в Лондоне.

В феврале следующего года имения Воронцова, «за недоплату казне денег лондонскими банкирами и за пребывание его в Англии», были объявлены конфискованными без всякого расследования и суда. Но в следующем же месяце распоряжение это было отменено императором Александром I и Воронцов вновь назначен послом в Лондоне. Через пять лет усложнившиеся политические события, слабость здоровья и семейные невзгоды, особенно смерть брата Александра, заставили Семена Романовича просить окончательной отставки, которая и была ему дана в 1806 году.

Тогда же Воронцов покинул службу, проведя на посту посла более двадцати лет. Но принял решение остаться в Англии, которая стала для него вторым домом, и до своей кончины, последовавшей в 1832 году, не переставая время от времени, в письмах к друзьям и родным, высказывать свои мнения по поводу внешних и внутренних событий России. Кроме «Записок о русском войске» и многочисленных писем, имеющих большое историческое значение, Семеном Романовичем составлена автобиография (1796–97) и «Записка о внутреннем управлении России» (1802), свидетельствующие о твердой гражданской позиции, высоком понимании долга и чести.

Сына Михаила отец воспитывал сам, сам же составлял программы обучения, нанимая лучших учителей. Проведший молодость вдали от России, Михаил тем не менее свободно говорил по-русски, прекрасно знал английский и французский, греческий и латынь. Он изучал математику, архитектуру, естественные науки, вместе с отцом присутствовал на заседаниях парламента, знакомился с работой контор и промышленных предприятий.

Но несмотря на все это, Михаил готовился к военной службе. Отец не хотел отдавать его в Итон, одну из самых лучших школ, где карьера военного не приветствовалась. Как говорил знаменитый полководец герцог Веллингтон, учившийся там, «мы не военная нация, сама по себе служба в армии чужда нашим привычкам». Но в России-то военная служба считалась не только самой почетной, но и единственным стоящим делом для молодых дворян.

Михаил Воронцов в возрасте 17 лет впервые отправился в Россию, напутствуемый такими словами отца: «Страна, куда ты едешь, ничем не походит на Англию. Хотя новое царствование (Александра I. – Ред.) осчастливило наших соотечественников, хотя последние, избавившись от ужаснейшего рабства, считают себя свободными, они не свободны в том смысле, как жители других стран, которые, в свою очередь, не имеют понятия о настоящей свободе, основанной на единственной, в своем роде, конституции, составляющей счастье Англии, где люди подчинены законам, равным для всех сословий, и где почитается человеческое достоинство. У нас невежество, безнравственность, вследствие этого невежества, и формы правления, которые, портя людей, лишают их возвышенных чувств, споспешествуют алчности, развитию чувственности и рабскому, недостойному унижению пред людьми сильными или фаворитами государя». Очень верные, хотя во многом и горькие слова, показывающие, как тонко и как точно мыслил Воронцов, хотя и не бывал на родине уже много лет. Политическая дальновидность, умение анализировать и делать разумные выводы вообще были свойственны дипломату Воронцову.

Друг Воронцова граф П. В. Завадовский писал из России о Михаиле: «Не могу изобразить того, скольким чувствам зрю в нем образ и душу твою: капля с каплей не больше имеют сходства, как он в твоей молодости. Чем больше познаю его, больше удостоверяюсь в том, что ты отец пресчастливейший».

Граф (c 1794) Петр Васильевич Завадовский (1739–1812) – русский государственный деятель, кабинет-секретарь и фаворит Екатерины II, первый министр народного просвещения Российской империи. Из-за бедного состояния родителей Завадовский воспитывался в доме дяди, потом был отправлен в польскую Оршу, в иезуитское училище, где обучался эллинскому и латинскому языкам, и окончил обучение в Киевской Духовной Академии. Обладая красивой внешностью, обаятельным обращением и уживчивым характером, Завадовский сделался фаворитом императрицы. В 1775 году он был назначен кабинет-секретарем. В июне 1776 года пожалован чином генерал-майора, получил 4 тыс. крестьян в Могилевской губернии, орден Белого орла и орден Святого Станислава, а по соседству с родной деревней – имение Ляличи. Завадовскому отведены были комнаты во дворце рядом с покоями императрицы с полным содержанием. Это приближение встревожило Потемкина, его негодование разделяла и княгиня Дашкова. Через год вследствие интриг Завадовский был удален от дворца. После отставки с этого «поста» Завадовский продолжал хранить верность Екатерине, к которой питал страстную любовь, и не женился еще десять лет, а когда построил дворец в Екатеринодаре (село Ляличи при Завадовском носило имя «Екатеринодар»), с 250 комнатами, фарфоровыми изразцами, малахитовыми каминами и роскошной библиотекой, его главным украшением стала статуя Екатерины в натуральную величину. Пользуясь поддержкой влиятельных лиц, Завадовский занимал видные посты в администрации. В 1780 году он был пожалован в тайные советники, сенатором и членом Воспитательного Общества благородных девиц, через год ему поручается руководить Петербургским Дворянским и Городским заемными банками. Он председательствовал в комиссии о сокращении канцелярского делопроизводства; ему были поручены ревизия присутственных мест, управление учебными заведениями и составление для них уставов, переустройство Пажеского корпуса и других школ, заведование медико-хирурги ческой школой, председательство в комиссии по постройке Исаакиевского собора.

Михаил Семенович Воронцов стал одним из знаменитых деятелей России, проявив себя на самых разных поприщах и продолжив трудами своими историю замечательного старинного русского рода.

После отъезда сына Михаила в Англии осталась дочь Семена Романовича Екатерина, любимица отца и отрада его одинокого вдовьего сердца, которая двадцати пяти лет вышла замуж за лорда Георга-Августа Пембрука, иногда произносят и пишут Пемброк, но всегда помнила о своих русских корнях. Пембрук – старинная фамилия, происходившая от камергера короля Генри I (1100–1135). Графы Пембрук владеют усадьбой Уилтон уже несколько столетий. Король Генрих VIII пожаловал монастырские земли (площадью более 18 тысяч гектаров) графу Уильяму Пембруку, который в 1543 году начал строить большой дворец около реки Нэддер. Перестраивая усадьбу после пожара 1647 года, знаменитый английский архитектор Иниго Джонс сделал значительные пристройки к старому дому и спроектировал великолепные интерьеры, прекрасно сохранившиеся до настоящего времени. Мебель во дворце сделана знаменитыми, известными на весь мир, мастерами-мебельщиками Уильямом Кентом и Томасом Чиппендейлом.

Небольшой городок Уилтон расположен в сотне километров к юго-западу от Лондона, а рядом с ним – великолепная усадьба того же названия, по дороге к известным туристским достопримечательностям – Стоунхенджу и кафедральному собору Солсбери. Как и многие усадьбы в Англии, эта также превращена в музей. Владельцы – графы Пембрук – живут в ней, но большая часть дворца, а также великолепный парк доступны для посещений.

Многие экспонаты музея связаны с Россией. Небольшая дощечка у раскидистого дуба гласит: «Дуб Quercus cerris посажен 3 февраля 1818 года великим князем Николаем, ставшим императором России».

В дворцовых залах можно увидеть несколько портретов членов семьи Воронцовых: дипломата Семена Романовича Воронцова, его дочери Екатерины, сына Михаила, знаменитого русского государственного деятеля. В одном из залов – русский сундучок, обтянутый кожей и обитый медными гвоздями, в галерее – русские сани, а недалеко от них – походный ящик для документов императора Наполеона, захваченный как трофей М. С. Воронцовым и подаренный им сестре. Обои в комнате дворца вытканы по образцу, привезенному из России.

А сам Семен Романович Воронцов тихо скончался 9 июля 1832 года в Лондоне, в своем доме на Мэнсфилд-стрит. Похоронили Воронцова в церкви Святой Марии ле Буон, которой он благотворил и часто посещал при жизни. В 1983 году церковь превратили в оздоровительный центр, а на большом кладбище под Лондоном находится отмеченное крестом общее погребение тех, кто был в ней похоронен. Но там нет никакого поименного упоминания о том, кто погребен в этой скорбной братской могиле. Печально, что потомки графа Семена Романовича Воронцова не озаботились тем, чтобы останки его были перенесены в уилтонскую церковь и положены рядом с останками его любимой дочери…

Однако имя Семена Романовича Воронцова на лондонской земле все-таки сохранилось. На севере Лондона есть Воронцовская улица – Woronzov Road, которую проложили в 1843 году и назвали именем русского посла. Дело в том, что он завещал 500 фунтов стерлингов – немалую сумму по тому времени – на помощь бедным. Управа города тем самым увековечила память достойного гражданина, прожившего большую часть своей жизни в Лондоне и там же нашедшего упокоение.

В ноябре 2002 года, в присутствии российского посла и мэра лондонского района Кемден, открыли мемориальную доску (подарок петербургской строительной компании «Петр Великий», автор – скульптор Вячеслав Быхаев) в честь Семена Воронцова. На ней выбита надпись. Вот как она звучит в переводе на русский язык: «Эта улица был названа в честь графа Семена Воронцова, русского посла в Соединенном Королевстве с 1784 по 1806 год. Он жил в приходе церкви Св. Марии ле Буон и после кончины в 1832 году оставил пожертвование в пользу бедных прихода. Средства эти были использованы для постройки богадельни Святой Марии ле Буон, находящейся на юго-западном углу улицы».

И еще один зримый и достойный памятник русско-британских связей – дом для престарелых – существует до сих пор, и там помнят имя своего благотворителя, русского посла Семена Романовича Воронцова.

Глава 7 Родовое гнездо Воронцовых-Дашковых «Андреевское»

Своим названием село Андреевское обязано древнему вотчиннику окрестных земель, стольнику Андрею Федоровичу Нарышкину, в 1703 году построившим в своей небольшой деревушке Бузино Матренинской волости деревянную церковь в честь своего небесного покровителя Апостола Андрея Первозванного.

А. Ф. Нарышкин – комнатный стольник, двоюродный брат царицы Наталии Кирилловны, матери Петра I, сын думного дворянина Федора Полуектовича Нарышкина и жены его Евдокии Петровны, урожденной Хомутовой – родной племянницы жены боярина Матвеева. В 1686–1692 гг. Нарышкин был комнатным стольником царя Петра Алексеевича.

Усадебный комплекс в селе Андреевском Петушинского района на протяжении двух столетий (с 40-х годов XVIII века) принадлежал роду Воронцовых-Дашковых.

Село Андреевское в 1741 году пожаловано императрицей Елизаветой Михаилу Илларионовичу Воронцову за преданную службу и постоянную и безвозмездную помощь в бытность ее великой княжной. Кроме того, Михаил Илларионович Воронцов принимал активное участие в возведении на престол императрицы Елизаветы и был женат на кузине царицы Анне Скавронской.

Графиня Анна Карловна Воронцова (урожденная графиня Скавронская; 1722–1775/76) – жена канцлера графа Михаила Илларионовича Воронцова, двоюродная сестра императрицы Елизаветы Петровны, статс-дама, владелица торгового села Кимры. Анна Карловна, дочь старшего брата Екатерины I Карла Самойловича Скавронского, возведенного в 1727 году в графское достоинство. Кто была ее мать – неизвестно, звали ее Марьей Ивановной. Девочкой была взята ко двору цесаревны Елизаветы Петровны и назначена гоф-фрейлиной (звание девицы благородного происхождения, служащей при императорском или великокняжеском дворе; по «Табели о рангах» приравнивалось к женам полковников).

Через брак породнился с царским домом и брат Михаила Илларионовича – Иван. Третий брат, Роман Илларионович, женившись на богатой купеческой дочери Марфе Сурминой, ссужавшей деньгами саму Елизавету, стал одним из богатейших людей России. Роман Илларионович Воронцов дослужился до звания генерал-аншефа. Он был не только наместником вверенных ему областей, но и первым Владимирским генерал-губернатором.

Строительство усадьбы, начатое Михаилом Илларионовичем, продолжил наследовавший ему сын, Роман Илларионович Воронцов. Родовое гнездо Роман Илларионович отстраивал с размахом, соответствовавшим деньгам и статусу семьи.

Был построен господский дом, началось строительство нового пятикупольного храма в честь святого апостола Андрея Первозванного с колокольней. Активное участие в обустройстве усадьбы приняли и дети Р. И. Воронцова. Правда, один из сыновей – Семен Романович, будучи назначен послом России в Англии, уехал из страны. И управление имением ложится на плечи Александра Илларионовича – тоже видного дипломата, сенатора, позже ставшего государственным канцлером и первым министром иностранных дел России. Фактически он руководил строительством еще при жизни отца, а после его кончины в 1783 году стал полноправным владельцем имения. Именно Александр Романович, который с 1772 года управляет имением, а с 1783 года становится владельцем усадьбы, занимается строительством и развитием усадьбы и имения наиболее активно, считая это своей «фамильной» родовой обязанностью. Действительно, отец финансировал строительство, но осуществлял его Александр Романович. Это происходило оттого, что отец долго не выделял своих уже взрослых сыновей, держал их на весьма умеренном жаловании, а сам получал доходы со всех имений. Сын его, как уже упоминалось, выдающийся политический деятель, один из образованнейших людей своего времени, канцлер Екатерины II, в 1792 году он уходит в отставку и целиком посвящает себя усадьбе и хозяйству.

В 70–80-е годы XVIII века – эпоху перехода от барокко к классицизму – и формируется окончательный облик усадьбы. «Андреевское» – настоящее детище графа Александра Романовича Воронцова, занимавшегося устройством усадьбы с 1770 года до самой смерти.

Именно в 1770 году личным архитектором Воронцовых становится Николай Петрович фон Берг (Берг, Фонберг, в разных документах его фамилия записывается по-разному, известно, правописание в то время было весьма свободным). По его проектам строятся усадьбы в Андреевском и Милете (а возможно, и в Мурине), церкви в Семеновском Костромской губернии и в Больших Апабухах Тамбовской губернии. Он получал в год 120 рублей жалованья, на прогоны (т. е. на проезд) и продукты к столу. С назначением в 1778 году Романа Илларионовича наместником Владимирской, Пензенской, Рязанской и Тамбовской губерний Николай Петрович становится Владимирским губернским архитектором. Кстати, именно он является автором первого регулярного плана застройки Владимира. Последний раз его имя упоминается в связи с приездом в «Андреевское» в 1792 году. Возможно, его отцом был Петр Иванович Берг, землемер владимирской губернской палаты, о повышении чина которого в 1782 году самолично хлопотал Роман Илларионович. Более подробных сведений об архитекторе найти не удалось.

Александр Романович по его проекту перестроил господский дом, превратив его в грандиозный дворец в форме замкнутого каре. Возвел «каменные людские покои и служебные избы», амбары, кузницы, каменные скотный и конный дворы, каретные сараи, ледники, винный погреб, помещение театра… Наличие своего театра «показывало» просвещенность знати того времени, и существовало даже негласное соревновательство, чей театр лучше.

Труппа театра состояла из крепостных и соперничала в известности с театром Шереметевых в Останкине. А театр Шереметева был одним из самых известных в России. Истории известен не только театр Шереметевых, но и удивительная история любви графа Шереметева и крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой.

Прасковья (Параша) Ивановна Ковалева-Жемчуго́ва, графиня Шереме́тева (1768–1803) – русская актриса и певица, крепостная графов Шереметевых. Обладала красивым лирико-драматическим сопрано, хорошо играла на клавесине и арфе, была выучена итальянскому и французскому языкам. Влюбленный в нее Николай Шереметев дал вольную Прасковье Ивановне и всей семье Ковалевых, а 6 ноября 1801 года, получив разрешение императора Александра I на «неравный» брак, (согласно другим сведениям Н. П. Шереметев, так и не дождавшись императорского разрешения на неравный брак, получил благословение митрополита Платона), обвенчался с ней в московской церкви Симеона Столпника на Поварской. Во время церемонии присутствовали лишь два необходимых свидетеля – архитектор Джакомо Кваренги и подруга невесты Татьяна Шлыкова-Гранатова.

Усилиями и заботами Воронцова и его архитектора в глубине Владимирской губернии появилась престижная дворцово-парковая резиденция без привычных въездных аллей, открытого парадного двора с разъездным в центре партером, соединившая старые русские традиции с новыми веяниями в архитектуре и паркостроении, отвечавшая характеру и потребностям владельца. Усадьба удобно расположилась в междуречье речек Пекши и Нергили, на обособленном участке в виде полуострова, тянущегося с севера-востока на юго-запад вдоль прихотливо изгибающейся Нергили, на правом ее берегу. Здесь, на возвышении, напротив села Андреевского, расположенного на левом берегу Нергили, и построили каменную домовую церковь, на которую была ориентирована въездная улица – Торговая.

Вдоль его северной границы была проложена вторая – Слободская – улица, ведущая от дворца к реке Нергиль.

Напротив сада шла поперечная, третья – Неугодовская – улица, с западной ее стороны построили конный двор. На восточной создали хозяйственную зону со скотным и птичьим дворами, непременным атрибутом барской усадьбы, и слободой служителей и мастеровых. Несколько запоздалое обращение архитектора к раннему барокко объясняется тем, что здесь уже стоял двухэтажный каменный усадебный дом, а в начале 1770-х гг. лишь надстраивали третий этаж и пристраивали к зданию служебные флигеля и надвратную башню, образовавшие традиционный «красный» (дворцовый) внутренний двор.

Если для третьего этажа характерно упрощение форм, то в пристройке служебных флигелей и надвратной башни явственно прослеживается их усложнение. Здесь Николай Петрович фон Берк обратился к древнерусской традиции построения дома за́мком, с внутренним «красным» двором и надвратной башней. Ее доминирующее положение подчеркивалось и высотностью, и общим архитектурным оформлением. В первом ярусе башни был проезд, во втором жилые помещения, в третьем обзорная площадка. В третьем этаже устроили бильярдную, театр, картинную галерею, архив и пр.

«Сдвоенные пилястры, раскреповка карниза над ними, наличники окон с лучковыми перемычками соотносились с пластикой главного корпуса и церкви, оформление въезда сдвоенными колоннами по его сторонам, несущими балкон с ажурной решеткой в каменных столбах и вазами на устоях – новый объемный пластический мотив, активизирующий фасадную плоскость (аналогичным было оформление въезда со стороны двора и парадного входа в главное здание)» – так профессиональным языком описывают постройки усадьбы архитектурные справочники. Ярусная надвратная башня, завершенная восьмигранником, перекрытым высоким куполом, придавала постройке силуэтность, служила ориентиром, замыкая на себе все строения.

Соединив классические и барочные начала с национальными традициями, архитектор создал оригинальный усадебный комплекс. Стройные вертикали башни, колокольни и пятиглавия дали повод И. В. Завадовскому сказать А. Р. Воронцову: «Всеконечно обойду твою готику». Любопытно, что В. И. Баженов готической называл барочную архитектуру.

Василий Иванович Баже́нов (1738–1799) – русский архитектор, художник, теоретик архитектуры и педагог, представитель классицизма, зачинатель русской псевдоготики, масон. Член Российской академии с 1784 года.

Князь Г. Г. Орлов определил его в свое Артиллерийское ведомство главным архитектором с чином капитана.

В этой должности Баженов предположительно построил в Москве дом Пашкова, а в окрестностях столицы – дворцовый комплекс в Царицыне. До сих пор Баженову приписывается утраченный памятник Санкт-Петербурга, Старый Арсенал на Литейной улице (в XIX веке его занимал Окружной суд, сожжен в 1917 г.

К 1776 году относится план английского, пейзажного парка. После отъезда в Петербург Александр Романович присылал инструкции по содержанию садов и парков, для которых постоянно покупались новые деревья и кустарники. Любопытны указания, данные управляющему Александром Романовичем в 1783 году: «В английском саду около всякой куртины насадить рябины, черемухи, сосны, ели, чтоб через то вид на пестроту деревьев переменялся, сие и в лутчих английских садах наблюдается. Подле каменной стены в сем саду зделанной посадить шпанские вишни. В регулярном саду рощу и все плодовые деревья старатца подсаживать. То же в плодовом саду вишни и яблони. Окончить планировку земли около ананасной оранжереи и на оном месте каменные парники зделать».

Пейзажный (английский, иррегулярный, ландшафтный) парк – направление в садово-парковом искусстве, сложившееся в XVIII веке в Англии на контрасте с барочным, регулярным парком во «французском стиле». Английский парк «сливается» с природой, утверждая наивысшую ценность того искусства, которое неотличимо от природы, представляя идеализированные картины природной гармонии.

Создается сложная система прудов, устраиваются плотины на реках Пекша и Нергиль, разбивается плодовый сад с теплицами и оранжереями, в которых росли пальмы, лимоны, персики. Сады, парки и оранжереи Андреевского славились далеко за его пределами. Тот же Завадовский спрашивал у Александра Романовича: «У тебя лес лимонных и померанцевых деревьев. Дозревают ли на оных фрукты в оранжереях?»

А в оранжереях Андреевского разводили персики, ананасы, яблони, фиговые, лавровые, виноград и цветы. И все насаждения цвели, благоухали, плодоносили. На господский стол регулярно подавались заморские диковинные фрукты, выращенные в собственных оранжереях и теплицах, изумляя гостей польщенного хозяина. Для постоянного ухода было пять садовников, четверо рабочих и множество учеников.

В 1782 году около пруда во фруктовом саду построили на Нергили плотину, полотно которой служило мостом. За ним вырыли другие, квадратные пруды с откосами, один с островком и ступенями-спусками. Не обошлось и без горы Парнас, устроенной в 1786 году на острове, образованном старым и новым руслом Пекши.

Обширное пространство между Неугодовской улицей и старым руслом реки Пекши заняли парки, огороды разбили на южной оконечности мыса, образованного при впадении Нергили в Пекшу.

Такой рационализм и геометризм планировки, жесткость прямых линий не имеют аналогов в усадебном строительстве. Для русских усадеб разного времена характерна живописность, гармоничное единение сооружение с окружающей природой, а «Андреевское» с его центральной площадью, улицами мастеров и слободой служителей, каменными сооружениями различного назначения, обособленностью участка, скорее напоминало небольшой городок с четкой организацией пространства, защищенный естественными водными преградами с трех сторон.

Улицы, проспекты, площади, дворы усадьбы были вымощены диким камнем-булыжником, хозяйственные сооружения и служебные дома большей частью были каменными. Что тоже было весьма необычным новшеством, в то время, как даже многие дворянские дома и усадьбы строились в основном из дерева. Многочисленные мастерские, кузница, амбары, людские, дома управляющего и садовника строились одно временно с дворцом. Скотный двор выстроили в 1775 году, конный двор каменный, а полотняную, суконную и салфеточную фабрику – деревянную – через четыре года. Людских флигелей требовалось много, т. к. помимо дворцовой прислуги были скотники, шорники, портные, смотрители, повара, кондитеры, конюхи, форейторы, садовники, маляры, столяры, плотники, живописцы, ученики, а всего около 700 человек дворовых – настоящий город мастеров.

Такая планировка не предполагала дальнейшее развитие и изменение и потому сохранилась до наших дней. Ансамбль Андреевской усадьбы, в котором до сих пор ощущается эпоха восемнадцатого столетия, сложился за десять лет, с 1770 по 1780 гг., дальше шли только доделки, а в XIX веке перестройки служебных и хозяйственных заведений.

Свою лепту в преображение усадьбы внесла и дочь Романа Илларионовича – княгиня Екатерина Воронцова-Дашкова, директор Санкт-Петербургской Академии наук и президент Императорской Российской академии. Она лично разработала планировку парка, разделенного главной аллеей на регулярную и пейзажную части.

В главном же здании усадьбы было около 80 комнат. Были здесь приемные залы, гостиные, столовые, кабинеты, жилые помещения, чайная комната, диванная, бильярдная, библиотека. В одной из комнат пол был с секретом: паркет при ходьбе по нему издавал музыкальные звуки. Особой гордостью усадьбы считалась портретная зала Воронцовых с несколькими сотнями картин, среди которых были работы Федора Рокотова и Дмитрия Левицкого. Многие полотна из этой коллекции ныне находятся в фондах и экспозициях Владимиро-Суздальского музея-заповедника.

Федор Степанович Ро́котов (1735?-1808) – крупнейший московский портретист, работавший в период Русского Просвещения. Возможно, первый в России «вольный художник», не зависевший от государственных и церковных заказов.

Дмитрий Григорьевич Леви́цкий (ок. 1735–1822) – русский художник-живописец украинского происхождения, мастер парадного и камерного портрета. Академик Императорской Академии художеств.

Андреевские специалисты пользовались известностью. Недаром А. В. Суворов наказывал управляющему владимирской вотчиной Ундола (название села и родового гнезда Суворова Ундол, ныне Лакинск. – Ред.): «…попроси графа Воронцова садовника, чтоб он сад поправил, плодовые деревья подчистил и мастеру нашему Александру показал, как их и впредь подрезывать… а его, садовника воронцовского, по приличеству отблагодарить». Заимствование помещиками друг у друга специалистов и обучение у них крепостных мальчиков было обычным явлением.

Твердый в своих убеждениях, Воронцов не побоялся поддержать А. Н. Радищева после его ссылки в Сибирь. Радищев летом 1797 года на обратном пути из ссылки заезжал к Александру Романовичу в «Андреевское» как к другу и покровителю и гостил какое-то время. Также не побоялся Воронцов дать убежище и опальному библиотекарю великого князя Павла Петровича Герману Лафермьеру, которого взял после отставки с собой, зимой они жили в Москве, а летом в Андреевском.

К этому времени усадьбы была полностью благоустроена для длительного комфортного проживания и занятий, в сложном хозяйстве производилось все необходимое для жизни, а дом был, что называется, полная чаша. Впечатляет перечень предметов: картин божественных – 11, картин светских – 130, портретов – 286, статуй – 47, мраморных ваз – 23, мраморных колонн – 5, зеркал – 47, хрустальных паникадил – 5, стеклянных фонарей – 24, ломберных столов – 27, четырехугольных столов – 35, угольников – 62, кабинет – 1, шкафов – 18, бюро – 4, диванов – 26, кресел – 167, стульев – 268, канапе – 29, да еще образа, ширмы, занавеси, посуда, белье, ружья. Для поездок в разное время года в каретном сарае стояли экипажи, кареты, фаэтоны, кибитки, линейки, дрожки, возки. В 1796 году умер Лафермьер, рисунок для его надгробия прислал из Петербурга Н. А. Львов, а исполнил в мраморе скульптор Жермоли.

Лафермьер, Франц Герман – библиотекарь и преподаватель великого князя Павла Петровича; родился в феврале 1737 г. в Страсбурге и воспитывался в тамошнем университете. Через графов Воронцовых Лафермьер приглашен был в С.-Петербург для преподавания французской литературы наследнику престола. Прекрасно образованный, живой и любезный в обращении, он здесь скоро расположил всех в свою пользу и впоследствии стал душою общества, собиравшегося при великокняжеском дворе. Удаляясь придворных интриг, он объединял всех на литературных занятиях и театральных представлениях, причем сам написал несколько пьес и много басен.

Великая княгиня Мария Феодоровна нашла в Лафермьере преданного друга и почитателя, искренне сочувствовавшего ей, когда, вследствие начинавшегося фавора фрейлины Нелидовой, в великокняжеской семье возник разлад. Вероятно, вследствие этого же Лафермьер в 1793 г., по воле Павла Петровича, должен был покинуть двор. Он удалился в имение графа А. Р. Воронцова, село Андреевское, Владимирской губернии, и скончался здесь.

В 1784 и 1785 годах в имение приезжал А. В. Суворов, а в 1812 году здесь бывал и П. И. Багратион. В 1833 году в усадьбу заезжал А. С. Пушкин, знакомый с женой Воронцова. Владелец усадьбы М. С. Воронцов был ярко описан в «Хаджи-Мурате» Л. Н. Толстым.

Князь Петр Иванович Багратио́н (1765–1812) – русский генерал от инфантерии, шеф лейб-гвардии Егерского полка, главнокомандующий 2-й Западной армией в начале Отечественной войны 1812 года. Старший брат генерал-лейтенанта князя Р. И. Багратиона, дядя генерал-лейтенанта П. Р. Багратиона.

Александр I по восшествии на престол назначил Александра Романовича канцлером, но как говорил П. В. Завадовский: «плуг плохо пахал в запряжке старого быка с юным».

Воронцов не разделял взгляды молодых друзей императора и в феврале 1804 года попросил длительный отпуск, а фактически получил отставку, уехал в «Андреевское», в конце года начал строительство Воскресенской церкви, но 2 декабря 1805 г. Александр Романович умер. Его похоронили в юго-западном углу Андреевской церкви. После смерти Александра Романовича усадьба перешла во владение его племянника – участника многих военных кампаний конца XVIII – начала XIX века Михаила Семеновича Воронцова.

Но после 1805 года никто из Воронцовых в Андреевском не жил, Семен Романович, впоследствии унаследовавший имение, посол в Англии с 1784 года по 1806-й, и после отставки остался жить в Англии.

Его сын Михаил Семенович по возвращении в 1801 году в Россию выбрал военную карьеру, участвовал во всех походах против Наполеона. В Отечественную войну 1812 года он командовал дивизией, под Можайском был ранен в ногу и выехал на лечение в «Андреевское», остановился в Москве, в слободском доме, «где нашел множество подвод, высланных из подмосковной его (Милета) для отвоза в дальние деревни картин, библиотеки, бронз и других драгоценностей. Узнав, что в соседстве дома его находились в больницах и партикулярных (т. е. в домах обычных жителей. – Ред.) домах множество раненых офицеров и солдат, кои за большим количеством не могли все получить нужную помощь, он приказал, чтобы все вещи в доме остались на жертву неприятеля, подводы сии приказал употребить на перевозку раненых воинов в село Андреевское… в коем находилось до 50 генералов и офицеров и более 300 рядовых» – так писал современник.

Этот рассказ послужил прообразом сцены отъезда Ростовых из Москвы в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». В рапорте управляющего Семену Романовичу в Лондон даны более точные сведения: «А как его сиятельство для излечения раны с 28 августа по 29 октября изволил пребывать в Андреевском с ним были раненые же граф Санприест, граф Гудович, генерал Кретов, штаб– и обер-офицеров 42, нижних чинов и рядовых 65. Всего 110 человек, кои все довольствованы были столом, вином и пр., у господ чиновников, денщиков, людей пища и для 200 лошадей овес и сено покупаемо было… то на все израсходовано 22614 рублей… из Москвы вывезено серебро, ренские вина, крепости и планы 20, все остальное было разграблено и сожжено…»

Еще в Париже, будучи командиром русского корпуса во Франции, Михаил Семенович женился на Елизавете Ксаверьевне Браницкой. В 1820 году Воронцов повез ее в «Андреевское» и усадьба Елизавете Ксаверьевне очень понравилась. К сожалению, в дальнейшем, если они и бывали в родовом гнезде, то только наездами, так как в 1823 году Михаила Семеновича назначили генерал-губернатором Новороссии и Бессарабии, а в 1844 году наместником Кавказа. В 1834 году Михаил Семенович включил «Андреевское» в майорат.

Майорат – неделимое имение.

Сын Воронцовых Семен Михайлович тоже не часто посещал «Андреевское», но в 1865 году установил на могиле Александра Романовича новую мраморную доску и бронзовую решетку, а через десять лет отремонтировал домовую Андреевскую церковь. В течение ста лет после смерти основателя усадьбы постройки постоянно ремонтировались, исчезали со временем различные службы и мастерские, дома сдавались в аренду, перестраивался конный двор, но главный корпус дворца стоял в неприкосновенности пустым, правда, все в нем ветшало. В 1913 году, когда «Андреевское», как и все майоратные имения Воронцовых, принадлежало графине Елизавете Андреевне Воронцовой-Дашковой, ею была сделана подробная опись всех строений усадьбы.

После революции 1917 года усадьба была национализирована. Андреевский храм приспособили под клуб, а потом стали использовать в качестве гаража. Вполне обычное использование барских домов в то время. В усадебных постройках с 20-х годов XX века размещались различные учреждения здравоохранения. В последнее время здесь располагался детский областной пульмонологический санаторий, закрытый в 2012 году.

В годы Великой Отечественной войны в усадьбе располагался военный госпиталь. После войны в усадьбе опять размещается туберкулезный санаторий, параллельно с этим производится ряд перестроек, возникают новые сооружения, нарушающие историческую планировочную структуру усадьбы.

На основании Указа Президента Российской Федерации № 176 от 20.02.1995 ансамбль усадьбы признан объектом культурного наследия и поставлен на государственную охрану.

За последнее десятилетие усилиями Владимиро-Суздальской Епархии была восстановлена церковь св. Андрея Первозванного, и 28 января 2001 года состоялось архиерейское освящение храма.

Чтобы сохранить старинную усадьбу и приспособить ее к современному использованию, требуются полное инженерное обследование несущих конструкций здания дворца, разработка проектных предложений по их усилению, проведение комплексных ремонтно-реставрационных работ. На это требуются больше средства, но их, как известно, «на культуру» обычно не хватает. Но деньги это еще не все, необходим хозяин, мудрый и рачительный. Поскольку, Александр Романович Воронцов был первым министром иностранных дел, одним из основоположников русской дипломатии, может, МИД заинтересуется сохранением такого замечательного наследия, тем более что в начале 2000-х годов МИД принял деятельное участие в реставрации его захоронения, которое расположено в церкви при усадьбе. Руководитель МИДа обещал рассмотреть вопрос о вариантах дальнейшего использования усадебного комплекса.

В планах общественников значится восстановление архитектурного ансамбля, возрождение традиций балов и театра. Руководить им собирался замечательный режиссер Юрий Любимов. Он планировал принять участие в работе фонда, в который должны войти видные деятели культуры и искусства, сотрудники Министерства иностранных дел, с целью создания учебного заведения для одаренных детей.

Юрий Петрович Любимов (1917–2014) – советский и российский театральный режиссер, актер и педагог. Народный артист Российской Федерации. Лауреат Сталинской премии второй степени (1952), Государственной премии России (1997). Один из реформаторов российского театра. Участник Великой Отечественной войны.

Руководитель и, по сути, создатель знаменитого Театра на Таганке.

Хочется надеяться, что найдутся энтузиасты и подвижники, инвесторы и меценаты и сбудутся все эти чудесные мечты. Как видим, даже такой длинной жизни гениального режиссера, как Ю. Любимов, не хватает на все задуманные добрые дела.

Может, создадут этот удивительный лицей, и его выпускники составят гордость нашей страны, работая на дипломатическом поприще, как владелец этой усадьбы, или станут академиками Российской академии наук, как еще одна хозяйка Андреевского. И пусть девиз рода Воронцовых Semper immota fi des – «Вечно непоколебимая верность» – будет девизом тех, кто придет туда в качестве нового владельца и хозяина.

Глава 8 Воронцова Екатерина Семеновна

Графиня Екатерина Семеновна (24 октября 1783–27 марта 1856) – фрейлина, супруга графа Пембрук Джорджа Герберта, хозяйка Уилтон-хауса.

Екатерине, дочери Семена Воронцова, было 10 месяцев, когда от чахотки умерла ее мать, уже давно носившая в себе зачатки грудной болезни. Поэтому Екатерина в молодости была болезненной и слабой, что очень тревожило ее отца, любившего ее до обожания. Как часто бывает, всю свою любовь отец перенес на дочь, отдавая сердце и всю душу, не успев додать этого своей безвременно скончавшейся супруге. Всю жизнь отца и дочь соединяли нити дружбы и привязанности, рождающие ту особенную теплоту и сердечность между близкими людьми, которые отличают людей, рано познавших горечь утраты.

Свою жизнь Екатерина Воронцова почти безвыездно провела в Англии, где отец ее состоял послом с 1784 по 1806 год, и получила блестящее образование, под руководством отца и наставницы, девицы Жардин, учившейся в Смольном институте и не покидавшей Екатерину до самого ее замужества. Как всякая воспитанная девица из хорошей семьи, Екатерина Семеновна отлично знала языки, много читала, хорошо знала классиков литературы, музыку и пение, а в 12 лет перевела с французского на русский язык трагедию «Смерть Адама» Фридриха Готлиба Клопштока, видного немецкого поэта. Екатерина обладала прекрасным голосом и часто пела дуэтом с поэтом Томасом Муром, которому для его альбома подарила ряд русских мелодий.

Постоянно находясь при отце, Екатерина помогала ему в его обширной переписке с русскими друзьями и писала под его диктовку. Отец старался вселить в дочь любовь к России и всему русскому, страстно желая, чтобы дочь сохранила в глубине своего сердца «русскость». Опасаясь к тому же, что ее слабое здоровье не перенесет русского климата, он даже условился с братом, чтобы, в случае его смерти, Екатерина навсегда осталась в Англии со своей наставницей и жила на пенсию, которую ей должен был выплачивать граф Александр Романович Воронцов.

В то же время отец хлопотал через друзей о пожаловании Екатерине фрейлинского шифра. Это стоило ему немалого труда, так как император Павел I не давал шифра «отсутствующим», но благодаря заступничеству императрицы Марии Федоровны, в 1797 году графиня Екатерина Семеновна была пожалована во фрейлины. Интересно, что, испрашивая шифр для дочери, граф Семен Романович писал, что если бы эта милость была пожалована в период правления императрицы Екатерины II, он бы отказался, так как ему неприятно было бы сознавать, что его дочь стоит в одном ряду с племянницами князя Потемкина, чья репутация весьма сомнительна. Характер Воронцовых проявлялся даже в таких мелочах!

Достигнув своего желания, Воронцов повез дочь с собою в Россию, где она и провела с ним лето 1802 года. Екатерина очень понравилась при дворе и с удовольствием несла придворную службу в Павловске при вдовствующей императрице Марии Федоровне, которая ей покровительствовала.

Вернувшись в Англию уже частным лицом, граф Воронцов начал подумывать о замужестве дочери и приискивать ей жениха с «положением и состоянием», так как собственные дела его были очень запутаны. И какое-то время, когда ему грозила при Павле I конфискация его имений в России, он предвидел даже полное разорение и полагал необходимостью для дочери пойти в гувернантки в какое-либо английское семейство, что, разумеется, его очень беспокоило.

Поэтому граф Воронцов был чрезвычайно обрадован, когда его дочь приняла предложение сына его давнишней приятельницы Элизабет Пембрук, статс-дамы королевы, лорда Джорджа Герберта, 11-го графа Пембрук, 48-летнего вдовца с двумя детьми, два раза отказавшегося от посольства в России и от наместничества в Ирландии по каким-то ему одному ведомым соображениям, но представлявшего собой выгодную и блестящую партию.

Предложение было принято со сдержанной радостью, и свадьба состоялась 25 января 1808 года. Испрашивая разрешение императрицы Марии Федоровны на брак дочери, граф Воронцов всячески старался обставить дело так, чтобы замужество ее с иностранцем не повредило ей при дворе. Но все устроилось как нельзя лучше – императрица была милостива, благодаря своему браку с одним из лучших представителей английской аристократии, графиня Екатерина Семеновна заняла видное положение в Лондонском обществе, с детства ей близко знакомом.

Семейная жизнь ее с положительным и уравновешенным мужем, предпочитавшим, как и она, уютный домашний круг и сельскую жизнь карьере и светским удовольствиям, протекала тихо и счастливо. Большую часть времени они проводили в поместье Пембрука Уилтон, в Уилтширском графстве, где по соседству поселился и граф Семен Романович, что, несомненно, не могло его не радовать.

В 1817 году супруги принимали у себя в Уилтон-хаусе великого князя Николая Павловича, и по этому случаю Екатерина Семеновна даже выписала русские костюмы для своих детей.

В феврале 1822 года леди Пембрук едва не погибла от несчастного случая. Михаил Семенович Воронцов сообщал в Петербург, что жизнь сестры «висела, можно сказать на волоске» и, если бы «не искусство и решительность доктора Granvill, мы бы лишились любезной нашей Катеньки».

Овдовев в 1827 году, Екатерина Семеновна посвятила себя всецело воспитанию детей и уходу за престарелым отцом, скончавшимся на ее руках в 1832 году.

У графини Екатерины Семеновны были один сын и пять дочерей:

Сидней Пембрук (16 сентября 1810–2 августа 1861) (en: Sidney Herbert, 1st Baron Herbert of Lea) – лорд Герберт, для него мать выхлопотала у русского правительства право на владение доставшимся ей после отца имением в Финляндии.

Элизабет (31 марта 1809 – 20 сентября 1858) – замужем с 1830 года за лордом Клэнвилльямсом.

Мария Каролина (22 марта 1813 – 20 января 1892) – замужем с 1837 года за лордом Брюсом.

Кэтрин (31 октября 1814–12 февраля 1886) (en: Catherine Murray, Countess of Dunmore) – замужем с 1836 года за лордом Дэнмором.

Джоржиана (3 августа 1817–28 февраля 1841) – замужем с 1840 года за лордом Петти-Фицморисом.

Эмма (23 августа 1819–10 октября 1884) – замужем с 1839 года за виконтом Томасом Весци.

Леди Екатерина Пембрук, или, как ее прозвали местные жители, «русская графиня», умерла 27 марта 1856 года. Перед тем она побывала у детей, живших в поместье Уилтон, и вернулась в свой дом в Лондон, на Графтон-стрит (Grafton Street), где почувствовала себя плохо. Она попросила поставить перед постелью портрет любимого брата Михаила и вскоре тихо скончалась. В том же году, в ноябре, в Одессе умер Михаил Семенович Воронцов.

В центре городка Уилтон находится церковь, освященная в честь Богородицы и святого Николая, построенная в 1845 году на средства Екатерины Пембрук-Воронцовой. В этой церкви и похоронили Екатерину. Могила ее находится, как обычно, у алтаря, надгробие исполнено в виде прямоугольного постамента с изваянной на нем фигурой усопшей. Рядом захоронение ее сына Сиднея, бывшего видным государственным деятелем, министром обороны, получившим титул лорда Герберта Ли.

И вот еще один причудливый каприз истории: именно он, внук Семена Романовича Воронцова, был британским военным министром, планировавшим и руководившим военными операциями Крымской войны, приведшей к поражению России.

Графы Пембрук всегда были покровителями искусств. Известно, что Шекспир посвятил им первое издание своих пьес. По семейному преданию, во дворе Уилтон-Хауз труппа актеров во главе с Шекспиром впервые представила комедии «Двенадцатая ночь» и «Как вам это понравится». Во дворце находится одна из лучших в Великобритании коллекций предметов искусства – картины Джордано, Риберы, Рубенса, Хальса, Рембрандта, Питера и Яна Брейгелей, Рейнольдса, греческие и римские скульптуры из коллекции кардинала Мазарини. Здесь демонстрируется самая представительная частная коллекция работ ван Дейка.

Джордано Лука (1632–1705) – итальянский художник эпохи барокко. В течение девяти лет обучался живописи в своем родном городе у Хусепе Риберы, последователя живописной реформы Караваджо.

Сэр Джошуа Рейнольдс (1723–1792) – английский исторический и портретный живописец, представитель английской школы портретной живописи XVIII века. Теоретик искусства. Первый президент Королевской академии художеств, член лондонского королевского общества. Член Общества дилетантов, созданного с целью изучения античного искусства.

В поместье Уилтон побывали все английские монархи, начиная с королевы Елизаветы I, а в 1818 году его посетил будущий император России, великий князь Николай Павлович.

В парке дворца среди садовых павильонов и фонтанов высится мост по проекту итальянского архитектора Палладио, перекинутый через реку Нэддер. Его построил один из графов Пембрук, практикующий архитектор. Мост Палладио был весьма популярен во многих странах, только в Англии существуют целые три копии его, а русским он знаком по так называемому Сибирскому мосту в Царском Селе. На Палладианский мост в Уилтоне обратил внимание Уинстон Черчилль, незаурядный художник, чья картина тоже выставлена во дворце. Чета Черчиллей бывала в Уилтоне до Второй мировой войны, а во время войны, перед высадкой союзных войск в Нормандии, во дворце находился штаб южной группы войск.

Добавим еще только, что Семен Романович Воронцов имел от англичанки Мэри Беклбек (ск. 1791) незаконнорожденного сына: Джорджа Бизли (1790–1837). Сам граф Воронцов поддерживал его материально, по его завещанию сын получал ежегодную пенсию в 600 фунтов. Джордж получал эти деньги вплоть до смерти единокровного брата Михаила в 1856 году, за исключением периода, когда попытался переменить фамилию.

Осенью 1832 года Джордж известил Михаила Семеновича, что желает обратиться к королю за разрешением поменять фамилию и стать Джорджем Воронцовым. Лишь в мае 1833 года он получил ответное письмо Михаила Семеновича, в котором Бизли сообщали, что после консультации с сестрой и изучения документов, написанных рукою графа Воронцова, «было бы совершенно неправильно для меня подписать тот документ и тем самым придать гласности связь, которую наш покойный отец по моральным и религиозным соображениям решительным образом хотел держать в секрете».

В 1835 году Екатерина Пембрук в ответ на решение Джорджа опубликовать в газетах свое намерение принять фамилию Воронцов через своих банкиров приказала прервать выплату пенсии. Некоторое время Джордж еще немного сопротивлялся, но получив отказ короля на изменение фамилии и оставшись без денежных средств, летом 1837 года сдался. Оставим без комментариев эти семейные отношения, каждый имеет право на свое ви́дение происходящего, нам, читателям, не стоит заниматься распрями, мы только можем благодарить историю и судьбу за возможность краем прикоснуться к судьбе удивительных людей, составлявших гордость не только России, но и Европы.

Глава 9 Михаил Семенович Воронцов

Рассказ о следующем представителе рода Воронцовых, Михаиле Семеновиче, похож на роман. Сын Семена Романовича Воронцова и Екатерины Алексеевны Сенявиной, крестный сын императрицы Екатерины II.

Много знаменитых личностей входило в круг его знакомств, это и А. С. Пушкин, А. Н. Раевский, А. Н. Радищев, а также потомок известного старинного русского рода Трубецких, историю этого княжеского рода можно прочитать в книге, выпущенной издательством «РИПОЛ классик» в 2014 г. в серии «Династии». Известные светские красавицы той эпохи, графини Шуазель, О. Нарышкина составляли тесный дамский кружок жены Михаила Воронцова. И конечно, как во всяком романе не обошлось без страстных признаний в верности, клятв в вечной любви, стихов и безрассудных поступков.

Полу-милорд, полу-купец, Полу-мудрец, полу-невежда, Полу-подлец. Но есть надежда, Что будет полным наконец.

Таким предстает нам Михаил Семенович Воронцов из школьных учебников истории. Эта довольно колкая эпиграмма, принадлежащая перу «нашего всё» А. С. Пушкина просто-таки клеймит графа Воронцова, не оставляя ни малейшего шанса на историческое оправдание. А в одном из писем дает ему такую характеристику: «Воронцов – вандал, придворный хам и мелкий эгоист. Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое». Минутная обида, негодование, непонимание, скорее всего руководило поэтом. Да и у самого Воронцова ревность застила благоразумие – поэт был увлечен Елизаветой Ксаверьевной, посвящал ей стихи, рисовал ее портреты на полях своих рукописей…

Александр Николаевич Рае́вский (1795–1868) – участник Отечественной войны 1812 года (полковник), одесский приятель и соперник Пушкина, адресат его знаменитого стихотворения «Демон». В свое время этот человек поразил воображение поэта. Он казался необычайным. Высокий, худой, в очках, с умным насмешливым взглядом небольших темных глаз, Александр Раевский держался загадочно, говорил парадоксами. Пушкин прочил ему необыкновенную будущность. В декабре 1825 года, после восстания на Сенатской площади, был арестован по подозрению в причастности к заговору, но вскоре оправдан и выпущен из-под ареста. Во время следствия держался достойно, никого не называл, говорил, что о тайном обществе ничего не знал. В 1826 году получил придворный чин камергера, служил чиновником особых поручений при губернаторе Новороссии М. С. Воронцове, адъютантом которого был еще в 1813 году. В 1827 году, после конфликта с Воронцовым, разразившегося из-за безумной страсти Александра Раевского к графине Елизавете Ксаверьевне Воронцовой, вышел в отставку.

Михаил Воронцов родился 19 (30) мая 1782 года в Санкт-Петербурге, детство и молодость провел при отце, Семене Романовиче, в Лондоне, где получил блестящее образование. Еще младенцем записанный в бомбардир-капралы лейб-гвардии Преображенского полка, он уже 4 лет от роду произведен в прапорщики.

В шестнадцать лет, в сентябре 1798 года императором Павлом I ему была пожалована почетная придворная должность камергера. Будь он при дворе, он должен был бы носить мундир с золотым шитьем на воротнике, обшлагах, карманных клапанах и на полях треугольной шляпы с плюмажем, а также символ Хранителя – золотой с бриллиантами ключ на банте из голубой Андреевской ленты. Чин камергера соответствовал тогда званию генерал-майора, но Михаил Воронцов пренебрег этой дававшейся ему привилегией, добился разрешения начать службу с нижних чинов и в октябре 1801 года был зачисленным поручиком лейб-гвардии в Преображенский полк.

В Англии Семен Романович Воронцов дал сыну прекрасное домашнее образование, предоставив образцовых гувернеров и учителей. Десяти лет юный граф переводил с английского на русский, читал и говорил по-французски, изучал немецкий, греческий и латынь. Обучение сопровождалось ежедневной верховой ездой, игрой в шахматы и выходами в море на яхте. Этакий маленький лорд. Но Семен Романович говорил с сыном только по-русски, так как готовил его к служению России и понимал, что только в процессе изучения русского языка и русской литературы молодой граф сможет узнать историю и культуру России и станет русским человеком не только по происхождению, но и по духу, – отцу очень важно было сохранить это в своих детях. Верность России, верность присяге всегда отличала Воронцовых. Так как Россия в то время не вела в Европе никаких военных действий, то в 1803 году Михаил Воронцов решил отправиться волонтером на Кавказ, в Грузию, где шла война с горскими народами, в армию князя П. Д. Цицианова, выдающегося русского военачальника, ученика А. В. Суворова.

Россия была накануне серьезных военных операций в этом районе. Проникновение России в Закавказье неизбежно должно было привести к столкновению с Персией и Турцией. Цицианов, под командованием которого российские войска вступили в войну с Персией, стал первым боевым наставником М. С. Воронцова.

В декабре 1803 года за сражение с персами, завершившееся занятием русскими окрестностей Гянджи, молодой Воронцов был удостоен своей первой боевой награды – ордена Св. Анны 3-й степени.

В конце июня 1804 года при атаке персидского лагеря недалеко от Эриванской крепости за проявленную храбрость лейб-гвардии Преображенского полка поручик граф Воронцов по представлению императору самим князем Цициановым был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

После похода на Эривань (современный Ереван. – Ред.), прежде сражавшиеся под палящим солнцем, русские войска Цицианова оказались среди гор и вечных снегов в Осетии. М. С. Воронцов в декабре 1804 года писал, что никогда еще войска не карабкались по таким крутым склонам и по горло в снегу, но, несмотря на это, вели жестокие бои.

В результате этого похода Михаил Семенович сильно заболел и вынужден был в феврале 1805 года уехать на лечение в Москву. Оттуда он выехал в «Андреевское» – имение своего дяди, российского канцлера графа Александра Романовича Воронцова. Дядя мог быть доволен племянником – кавалер орденов Св. Георгия 4-й степени, Св. Владимира 4-й степени с бантом и Св. Анны 3-й степени, произведенный из поручиков в капитаны, двадцатидвухлетний граф Михаил Семенович Воронцов с честью выдержал боевое крещение, не посрамив чести и доблести своих предков.

В 1805–1807 гг., в период русско-прусско-французской войн, Воронцов участвует в сражениях с Наполеоном. За проявленные храбрость и распорядительность в сражении под польским городом Пултуском, состоявшемся в декабре 1806 года, Воронцов был произведен в полковники.

В 1809 году граф Воронцов был назначен командиром Нарвского пехотного полка и получил назначение в действующую армию генерала от инфантерии князя П. И. Багратиона, сражавшуюся на Балканах с начавшими в 1806 году войну с Россией турками.

Развязав войну, турки намеревались вновь утвердить свое влияние в Дунайских княжествах и покончить с национально-освободительным движением в Сербии и в других областях Османской империи.

22 мая 1810 года, в 28 лет, Михаил Семенович участвует в штурме одной из сильнейших крепостей Порты в ее европейских владениях – крепости Базарджик, где был разгромлен корпус одного из видных турецких полководцев Пеливана. За эту операцию М. С. Воронцов был произведен в генерал-майоры, удостоен ордена Св. Владимира 3-й степени, а его Нарвскому полку были пожалованы знамена.

В этом же году Воронцов участвовал в битве под Варной, в генеральном сражении под Шумлою и в сражении под Батыном. В октябре 1810 года Воронцов, командуя особым отрядом, занял Плевну, Ловчу и Селви, за что получил орден Св. Анны 1-й степени.

В кампании 1811 года, которую возглавлял М. И. Кутузов, Воронцов отличился в сражении под Рущуком и был пожалован золотой шпагой с алмазами.

В конце сентября 1811 года генерал Воронцов получил приказ от главнокомандующего русской армией М. И. Кутузова переправиться во главе своего отряда на правый берег Дуная в тыл неприятелю и вынудить его отступить. 7 октября Воронцов форсировал Дунай. В результате нескольких сражений турки были разбиты наголову.

Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов (с 1812 светлейший князь Голенищев-Кутузов-Смоленский; 1745–1813) – русский генерал-фельдмаршал из рода Голенищевых-Кутузовых, главнокомандующий во время Отечественной войны 1812 года. Первый полный кавалер ордена Святого Георгия.

За сражение под Виддином Воронцов был удостоен ордена Св. Георгия 3-й степени. 1 апреля 1812 года Воронцов был назначен начальником Сводно-гренадерской дивизии 2-й армии, главнокомандующим которой был князь П. И. Багратион. В июне французская армия перешла Дунай. Началась Отечественная война 1812 года.

Приближалось 26-е августа – знаменитый день Бородина. 24-го августа произошло сражение за Шевардинский редут.

Вот запись из воспоминаний самого Михаила Семеновича Воронцова.

«26-го, на рассвете, началась битва или, вернее, бойня при Бородино. Все силы французской армии были брошены против нашего левого фланга, а именно на флеши, защищаемые моей дивизией; более сотни артиллерийских орудий вели огонь по нашей позиции, и значительная часть отборной французской пехоты под командованием маршалов Даву и Нея атаковала нас в лоб. Наши флеши были взяты штурмом после упорного сопротивления, затем были отбиты нами, снова захвачены французами, и снова отбиты, а вскоре, в конце концов, мы вновь потеряли их, из-за превосходства в силах, которые неприятель на них бросил.

Я был ранен мушкетной нулей в бедро в ходе нашей первой контратаки на флеши, моя бравая дивизия была полностью расстроена: от почти 5000 осталось не более 300 с одним полевым офицером, который не был ранен или получил лишь легкое ранение; 4 или 5 наших дивизий, оборонявших флеши, постигла почти такая же участь.

…Мне перевязали рану прямо на поле, извлекли пулю и первые 3 или 4 версты меня везли в небольшой крестьянской телеге, одно из колес которой было сбито пушечным ядром, и мы умудрялись ехать на оставшихся трех».

Михаил Семенович Воронцов в своих воспоминаниях совершенно не упоминал о дальнейших событиях, связанных с прибытием в Москву и последовавшим за ним отъездом в его родовое имение «Андреевское». Обо всем этом, о душевной доброте и человечности графа можно узнать из «Записок» А. Я. Булгакова, опубликованных в «Русском архиве» в 1900 году.

Александр Яковлевич Булгаков (1781–1863) – русский дипломат, сенатор, московский почт-директор, чьи письма, изданные в трех томах, рисуют подробнейшую картину повседневной жизни русской аристократии XIX века. В его обширной переписке, по словам князя Вяземского, отразились «весь быт, все движение государственное и общежительное, события, слухи, дела и сплетни, учреждения и лица, с верностью и живостью».

Он так описывает уже упоминавшийся ранее факт.

У своего дома в Москве раненый Воронцов увидел множество прибывших из его подмосковного родового имения «Андреевское» подвод, которые должны были вывезти из столицы накопленные несколькими поколениями Воронцовых: картины, обширную библиотеку, бронзу и другие исторические ценности и семейные реликвии. Но узнав, что в соседних домах и больницах находится большое количество не имевших необходимой помощи раненых, граф приказал разгрузить подводы и использовать их для перевозки искалеченных людей в его усадьбу. Многое из оставленного, разумеется, погибло потом при пожаре.

Михаил Семенович распорядился также предлагать всем встреченным по дороге раненым также отправляться в «Андреевское». Так старинная усадьба стала госпиталем, где лечилось до 50 офицеров, сотня их денщиков и до 300 рядовых. Все эти сотни людей и до ста принадлежавших офицерам лошадей находились на полном содержании графа. Два доктора и несколько фельдшеров непрерывно наблюдали за ранеными. Приобретение медикаментов, необходимых для перевязок материалов и всего прочего производилось за счет М. С. Воронцова. Как рассказал А. Я. Булгакову один из домашних графа, затраты последнего составляли 800 рублей ежедневно и продолжались примерно четыре месяца до полного выздоровления раненых. Покидая господский дом, каждый солдат получал обувь, белье, тулуп и 10 рублей. Чтобы представить истинный размер издержек графа, добавим, что лошадь в то время можно было купить за пять-десять рублей, хороший конь, конечно, стоил дороже. Шикарную многокомнатную квартиру со всеми тогдашними удобствами в центре Москвы можно было снять за 100–150 рублей в месяц.

Распрощавшись с оставленными продолжать лечение ранеными, Воронцов, опираясь на трость, в конце октября 1812 года возвратился в строй и был направлен в армию генерала П. В. Чичагова, где получил в командование авангард 3-й Западной армии.

Император Александр II предвидел, что Наполеон никогда не примирится с поражением в России и, несмотря на возражения М. И. Кутузова, 1 января 1813 года был объявлен поход. Летучий отряд Воронцова, включавший в себя три казачьих и два егерских полка, несколько гусарских и уланских эскадронов, гренадерских батальонов и артиллерийских рот, был чрезвычайно мобилен и участвовал во многих сражениях.

После взятия 1 февраля 1813 года Познани Михаил Семенович Воронцов был произведен в генерал-лейтенанты.

Русская армия, освобождая захваченные территории, продвигалась вперед. Назревало генеральное сражение.

4 октября 1813 года у Лейпцига началась одна из величайших битв наполеоновской эпохи – Битва Народов.

На стороне союзников сражались русские, прусские, австрийские и шведские войска, к началу битвы насчитывающие 220 тысяч человек. На стороне Наполеона выступали французы, поляки, бельгийцы, голландцы и итальянцы, общим количеством 155 тысяч человек. Битва длилась три дня. Наполеон отступил. Лейпциг был взят. За сражение под Лейпцигом граф Воронцов был удостоен ордена Св. Александра Невского.

В конце февраля 1814 года на территории Франции, у Краонских высот, состоялся исход кампании – битва при Краоне. В этом сражении генерал-лейтенант Воронцов, у которого было не более 15 тысяч человек, противостоял вдвое превосходящим войскам французов, которыми командовал сам Наполеон.

За сражение у Краона М. С. Воронцов был удостоен «ордена Св. Георгия 2-го класса большого креста».

Несмотря на отчаянное сопротивление французских войск, русская армия вместе с союзными войсками с боями шла по Франции, приближаясь к Парижу. В феврале 1814 года, вступив в город Ретель, что на северо-западе Франции, М. С. Воронцов составил воззвание к местному населению, в котором сообщалось, что русские не позволят себе такого поведения на земле Франции, каким отличились французы в Москве.

Решающее сражение за столицу началось утром 18 марта. В тот же день Париж капитулировал. 19 марта 1814 года союзные войска торжественно вступили в город.

После победы над Наполеоном во Франции были оставлены войска стран – победительниц. Командиром Русского оккупационного корпуса, численность которого составляла около 29 тысяч человек, был назначен 33-летний граф Воронцов. В этот период особо ярко проявились самые лучшие человеческие качества Михаила Семеновича. Им было введено много ограничений на применение телесных наказаний, а солдаты, имевшие знаки отличия, от телесных наказаний освобождались вообще. «Так как солдат, который никогда еще палками наказан не был, гораздо способнее к чувствам амбиции достойным настоящаго воина и сына Отечества, и скорее можно ожидать от него хорошую службу и пример другим…»

В 1818 году, перед возвращением на родину, Воронцов распорядился собрать сведения о долгах французам офицеров и солдат его корпуса и оплатил их из своих средств. А долгов набралось на полтора миллиона рублей! Эту сумму он получил, продав большое имение Круглое, оставленное ему по завещанию его знаменитой тетки – княгини Екатерины Романовны Дашковой, первого президента Российской Академии наук.

В знак уважения к своему командующему все офицеры корпуса преподнесли Воронцову серебряную вазу с выгравированными на ней их именами.

В том же году на Парижском монетном дворе была выпущена золотая, диаметром 5 сантиметров памятная медаль, которую жители округа Вузье поднесли графу «в знак уважения и признательности».

В период прохождения Ахенского конгресса, когда в октябре 1818 года Александр I и король Пруссии Фридрих-Вильгельм производили смотр стоявшим во Франции союзным войскам, император высказал недовольство Воронцову по поводу того, что полки двигались ускоренным, по его мнению, шагом. Ответ Воронцова, передававшийся впоследствии из уст в уста, сделался известным всем: «Ваше Величество, этим шагом мы пришли в Париж».

В Петербурге же в это время вовсю муссировались слухи о чрезмерном либерализме Воронцова, о якобинском духе в его войсках и об оставлявшей желать лучшего дисциплине солдат. То, что в полку составляло гордость, при дворе ставили в вину своевольному графу. И Михаил Семенович решает выйти в отставку.

Однако, после личной встречи с Александром I в ноябре 1820 года, награждения орденом Св. Владимира 1-го класса, опубликования в газетах рескрипта с хвалебными отзывами о корпусе Воронцова и о действиях его командующего во Франции Михаил Семенович принял окончательное решение остаться на службе.

Тогда же, в Париже, 36-летний генерал-лейтенант Михаил Семенович Воронцов познакомился с Елизаветой Браницкой.

Светлейшая княгиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова, урожденная Браницкая (1792–1880) – статс-дама, почетная попечительница при управлении женскими учебными заведениями, фрейлина, кавалерственная дама ордена Св. Екатерины.

Елизавета Ксаверьевна – младшая из детей польского магната, графа Ксаверия Браницкого, владельца крупного поместья Белая Церковь в Киевской губернии и одного из богатейших вельмож Польши, и несметно богатой племянницы светлейшего князя Григория Потемкина Александры Энгельгардт. Детство и молодость Елизавета провела в богатом имении родителей в Белой Церкви. Воспитание детей для Александры Энгельгардт-Браницкой было главным делом в жизни. Все пятеро детей получили превосходное домашнее образование и довольно долго находились под ее опекой, особенно дочери.

По собственному опыту она знала, что чем дольше девицы будут находиться вдали от соблазнов столичной и придворной жизни, тем для них будет лучше.

В 1807 году Елизавета вместе с сестрой Софьей была пожалована во фрейлины. Вскоре Софья вышла замуж за офицера польских войск Артура Потоцкого, Елизавета же продолжала жить при строгой матери в имении.

В записях современников сохранились следующие сетования Браницкого-старшего: «нет хороших женихов для младшей дочери: Ухаживает за ней Потоцкий, но у меня обе старшие дочери за Потоцкими, и, пожалуй, скажут, что отдал свое семейство этому дому в собственность. Однако мне желательно, чтобы и третья дочь моя пошла поскорее за поляка, ибо по смерти моей жена распорядится иначе». Но Александра Васильевна не торопилась выдавать младшую дочь замуж. Елизавета до 26 лет почти безвыездно жила с родителями в Белой Церкви, хотя уже более десяти лет числилась фрейлиной, возраст, надо сказать, для незамужней девушки того времени более чем почтенный. Тридцатилетние замужние дамы, обремененные к тому времени многочисленным потомством – явление весьма обычное, считались уже солидными матронами.

В начале 1819 года графиня Браницкая вместе с дочерью отправилась в длительное путешествие по Европе, прежде всего в Париж. Эта поездка и стала решающей в судьбе Елизаветы Ксаверьевны.

Вигель Филипп Филиппович – один из самых знаменитых русских мемуаристов, знакомый А. С. Пушкина, член Арзамасского кружка, автор широко известных и популярных в XIX веке «Записок» – историю женитьбы графа описывал так:

«Во дни доброго согласия его с Алексеевым сестра моя в шутку твердила, что пора ему жениться, и с большой похвалой говорила ему о меньшой Браницкой… В это самое время графиня Браницкая приехала в Париж, а он под предлогом окончания каких-то дел туда отправился. Там увидел он если не молоденькую, то весьма моложавую суженую свою. Она не могла ему не понравиться: нельзя сказать, что она была хороша собой, но такой приятной улыбки, кроме ее, ни у кого не было, а быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь. К тому же польское кокетство пробивалось в ней сквозь большую скромность, к которой с малолетства приучила ее русская мать, что делало ее еще привлекательней».

Сам же Михаил Воронцов на страницах своего дневника записал следующее:

«Сопроводив… корпус до границы России…, я вернулся в Париж в январе месяца 1819 года. Там я познакомился с графиней Лизой Браницкой и попросил ее руки у матери. Получив согласие, в феврале я отправился в Лондон к отцу, чтобы получить его благословение на брак…»

Венчание состоялось 20 апреля (2 мая) 1819 года в Париже в православной церкви. Для обоих это была блестящая партия. Елизавета Ксаверьевна принесла мужу огромное приданое, состояние Воронцова почти удвоилось. Александра Браницкая сознательно выделила всем дочерям значительное приданое, чтобы потом по завещанию не делить фамильные имения, а все оставить сыну Владиславу.

Но любовь любовью, а все-таки не без колебаний решился граф Воронцов на брак с дочерью польского магната и к тому же гетмана Речи Посполитой. В одном из писем к графу Ростопчину Ф. В. новобрачный торжественно обещал не допускать к себе в государственной деятельности ни одного поляка.

О взаимоотношениях Михаила Воронцова и графини Александры Браницкой, матери Елизаветы, А. Я. Булгаков писал так: «Воронцова любит как любовника. Она в восхищении от зятя своего, но тот ее не любит».

После свадьбы молодые поселились в Париже и вели там открытый образ жизни. Посещали аристократические салоны, знакомились с известными европейскими знаменитыми и не очень учеными, музыкантами, художниками.

В сентябре Воронцовы покинули Париж и в ноябре прибыли в Белую Церковь. Пробыв там недолго, в декабре они приехали в Петербург, где в начале 1820 года Елизавета Ксаверьевна родила дочь, умершую через несколько дней. Об этой семейной трагедии К. Я. Булгаков писал брату: «31 января часов в пять, после обеда, родила Воронцова дочь Катерину, и скоро, и благополучно. Я на другой день обедал у графа Михаила Семеновича, который в восхищении; все у них идет хорошо… Бедный Воронцов недолго наслаждался счастьем быть отцом; дитя умерло уже. Душевно жаль Воронцова, жену его, старика отца, к которому было писано… Вчера вечером (3 февраля) в 6 часов похоронили мы в Невском младенца. Пушкин, Ваниша, Логинов, Бенкендорф и я ездили туда и опустили ангела в землю. Бедный Воронцов чрезвычайно огорчен. Жене его прежде десяти дней не скажут; для здоровья ее как нельзя лучше. Ее уверили, что нельзя принести дитя, потому что в сенях холодно. Она согласилась ждать дней десять. Бедная мать!»

Константин Яковлевич Булгаков (1782–1835) – русский дипломат и администратор, московский и петербургский почт-директор, управляющий почтовым департаментом, тайный советник. Его обширная переписка, изданная в «Русском архиве», по словам Вяземского, – «стенографическая и животрепещущая история текущего дня». Внебрачный сын крупного дипломата Я. И. Булгакова от француженки Екатерины Эмбер. Родился в Константинополе, где отец его был чрезвычайным посланником; в 1790 году вместе со старшим братом Александром получил фамилию и герб Булгаковых.

Стремясь смягчить горечь утраты, чета Воронцовых решила путешествовать, в июне – Москва, потом Киев, а в сентябре уже за границу. Путешествуя, они побывали в Вене, в Венеции, затем в Милане и Вероне, из Турина приехали в Париж, затем в середине декабря в Лондон.

В июне 1821 года К. Я. Булгаков так писал брату: «Граф Михаил Семенович пишет мне, что жена его благополучно родила дочь 29 мая в Лондоне. Она названа Александрой. Он рад, тем более что опасался по примеру первых родов».

В июле Воронцовы приглашены были на коронацию Георга IV, а после уехали к графине Пембрук в старинное поместье Уилтон-хаус, а затем решили отправиться на воды в Лемингтон.

В октябре 1821 года Воронцовы вернулись в Лондон, пробыв там 15 дней (именно тогда Т. Лоуренс закончил портрет М. С. Воронцова), они уехали на зиму в Париж, где пробыли до середины апреля 1822 года. Летом Воронцовы вернулись в Россию и поселились в Белой Церкви, где в июле Елизавета Ксаверьевна благополучно родила сына Александра.

Томас Лоуренс (1769–1830) – английский художник, получивший известность как фешенебельный портретист эпохи Регентства. Блестящий портретист, Томас Лоуренс оставил очень заметный след в истории живописи Англии. Его работы приводили в восхищение даже многих его коллег, что во все времена является наивысшей похвалой.

По возвращении в Россию, Воронцов командовал 3-м пехотным корпусом, а 19 мая 1823 года был назначен Новороссийским генерал-губернатором и полномочным наместником Бессарабской области. Начался новый этап государственной и военной деятельности Воронцова и новый этап его жизни в России. 21 июля 1823 года граф Воронцов приехал в Одессу. Наполовину девственный Новороссийский край ждал лишь искусной руки для развития в нем земледельческой и промышленной деятельности.

Именно Михаилу Семеновичу Воронцову обязаны: Одесса – небывалым дотоле расширением своего торгового значения и увеличением благосостояния; Крым – развитием и усовершенствованием виноделия, устройством великолепного Воронцовского дворца в Алупке и превосходного шоссе, окаймляющего южный берег полуострова, разведением и умножением разных видов хлебных и других полезных растений, равно как и первыми опытами лесоводства. По его почину учреждено в Одессе общество сельского хозяйства, в трудах которого сам Воронцов принимал деятельное участие. Многим обязана ему и одна из важнейших отраслей новороссийской промышленности – разведение тонкорунных овец. При нем же в 1828 году получило начало пароходство по Черному морю. Его деятельность на общественном поприще была весьма разнообразна и плодотворна.

22 июня 1823 года Елизавета Ксаверьевна была пожалована в кавалерственные дамы Меньшого креста.

Орден Святой Великомученицы Екатерины (или орден Освобождения) – орден Российской империи для награждения великих княгинь и дам высшего света, формально второй по старшинству в иерархии наград с 1714 до 1917 года. Орден стал высшей наградой для дам, а также для поощрения заслуг их мужей. В статуте не были указаны заслуги, за которые следует награждать. Основанием для награждений традиционно служило просветительство. Награжденным так же вменялось в обязанности дела благотворительности, в том числе выкуп на свои деньги попавшего в варварский плен христианина, попечение об Училище ордена для воспитания благородных девиц. Орден имел 2 степени, его знаки Большого и Малого креста (награжденные им именовались также «кавалерственными» дамами) отличались размером и отделкой драгоценными камнями.

В Одессу к мужу она приехала 6 сентября, на последних месяцах беременности, и жила на даче, пока отстраивался городской дом. В октябре она родила сына Семена, а в декабре уже появилась в обществе.

Вокруг Воронцовых сложился блестящий двор польской и русской аристократии. Графиня Елизавета Ксаверьевна любила веселье. Она сама и ее ближайшие подруги графиня Шуазель и Ольга Нарышкина участвовали в любительских спектаклях, организовывали самые утонченные балы в городе. Елизавета Ксаверьевна была прекрасной музыкантшей, в Одессе у нее был свой портативный орган, она считалась одной из первых в России исполнительниц на этом инструменте.

Елизавета Ксаверьевна пользовалась успехом у мужчин и всегда была окружена поклонниками, к числу которых принадлежал в пору своей южной ссылки (июнь 1823 – июль 1824) поэт А. С. Пушкин. Так пишут многие исследователи, но был ли поэт действительно влюблен в знатную даму или она была его поэтической музой?

Александр Сергеевич Пушкин находился в ссылке еще во время губернаторства графа Воронцова в Кишиневе, а затем на его глазах в Одессе (1820–1824). Отношения между ними сразу не заладились; губернатор рассматривал ссыльного поэта прежде всего как чиновника, давал ему поручения, казавшиеся тому оскорбительными, граф стал объектом многочисленных едких, хотя не во всем справедливых эпиграмм Пушкина: «Сказали раз царю, что наконец…», «Полу-милорд, полу-купец…» (которая приведена в начале главы), «Певец Давид хоть ростом мал…», «Не знаю где, но не у нас…»; Пушкин высмеивает в них гордость, сервильность (с его точки зрения) и англоманию (опять же с его точки зрения, а как не англомания, если человек вырос и воспитан был в Англии?) губернатора. (Сервильность – раболепие, низкопоклонничество. – Ред.).

В защиту Воронцова следует сказать, что для своих современников А. С. Пушкин не был уж таким известным и великим поэтом, каким его видят потомки. Да, он был популярен в салонах Москвы и Петербурга, стихи его печатались и расходились переписанными от руки, но это не было совсем не то, что представляем себе мы. Многие современники Пушкина ставили сочинения Е. А. Баратынского и К. Н. Батюшкова много выше самого Пушкина. Кроме того, всем известен вспыльчивый характер и взрывной нрав великого поэта. Еще один большой поэт, глубокий знаток стихов и творчества Пушкина в целом, Анна Андреевна Ахматова, выразилась так: «Пушкин – арап, который бросался на русских женщин». Многие исследователи-пушкинисты упрекали поэтессу за эту, как кажется, вольность. Но ведь и всем известный майор в отставке Н. Мартынов, сказал, что, если бы была возможность, он застрелил бы Лермонтова еще раз – такой несносный характер был у маленького гусара.

Евгений Абрамович Баратынский (Бораты́нский (1800–1844) – один из крупнейших русских поэтов эпохи романтизма.

Известность Баратынского как поэта началась после издания в 1826 году его поэм «Эда» и «Пиры» (одной книжкой, с предисловием автора) и первого собрания лирических стихотворений в 1827 году – итог первой половины его творчества. В 1828 году появилась поэма «Бал» (вместе с «Графом Нулиным» Пушкина), в 1831 году – «Наложница» («Цыганка»). Отличаясь замечательным мастерством формы и выразительностью изящного стиха, не уступающего пушкинскому, эти поэмы принято ставить все же ниже лирических стихотворений Пушкина. Баратынский писал мало, долго работая над своими стихами и часто коренным образом переделывая уже напечатанные.

Константин Николаевич Ба́тюшков (1787–1855) – русский поэт, поэтический предшественник Пушкина. Значение Батюшкова в истории русской литературы и главная заслуга его заключается в том, что он много потрудился над обработкой родной поэтической речи и придал русскому стихотворному языку такую гибкость, упругость и гармонию, каких еще не знала до тех пор русская поэзия. По мнению Белинского, совершенство пушкинского стиха и богатство поэтических выражений и оборотов было в значительной мере подготовлено трудами Василия Жуковского и Константина Батюшкова. В руках Батюшкова русский язык, действительно, является послушным орудием, и искусство владеть им никому из современников, кроме Крылова, не было доступно в равной с ним мере. Красота и совершенство формы, правильность и чистота языка, художественность стиля составляют главное достоинство стихотворений Батюшкова. Безукоризненность отделки каждого стихотворения составляло постоянную заботу Батюшкова, над каждым словом он работал упорно и мучительно, терзая себя сомнениями в поисках лучших форм.

Певец Давид был ростом мал, Но повалил же Голиафа, Который был и генерал, И, положусь, не проще графа.

* * *

Сказали раз царю, что наконец Мятежный вождь, Риэго, был удавлен. «Я очень рад, – сказал усердный льстец, — От одного мерзавца мир избавлен». Все смолкнули, все потупили взор, Всех рассмешил проворный приговор. Риэго был пред Фердинандом грешен, Согласен я. Но он за то повешен. Пристойно ли, скажите, сгоряча Ругаться нам над жертвой палача? Сам государь такого доброхотства Не захотел улыбкой наградить: Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить И в подлости осанку благородства.

* * *

Не знаю где, но не у нас, Достопочтенный лорд Мидас, С душой посредственной и низкой, Чтоб не упасть дорогой склизкой, Ползком прополз в известный чин И стал известный господин. Еще два слова об Мидасе: Он не хранил в своем запасе Глубоких замыслов и дум; Имел он не блестящий ум, Душой не слишком был отважен; За то был сух, учтив и важен. Льстецы героя моего, Не зная, как хвалить его, Провозгласить решились тонким…

Среди биографов поэта нет единого мнения о том, какую роль сыграла Елизавета Воронцова в судьбе поэта. Кто-то пишет, что ради нее отказался он от бегства морем за границу – из ссылки. Все любовные стихотворения, написанные в Михайловском в 1824 году и в первые месяцы 1825 года, обращены к Воронцовой, в том числе «Ненастный день потух…» Считается, что именно Воронцовой посвятил Пушкин такие стихи как «Сожженное письмо», «Ненастный день потух…», «Желание славы», «Талисман», «Храни меня, мой талисман…». Стихи, музыка которых знакома всем с детства. По числу исполненных с Воронцовой портретных рисунков рукою Пушкина ее образ превосходит все остальные. Но память о двух женщинах поэт благоговейно хранил в своей душе всегда – Елизавете Воронцовой и Марии Волконской.

Храни меня, мой талисман, Храни меня во дни гоненья, Во дни раскаянья, волненья: Ты в день печали был мне дан. Когда подымет океан Вокруг меня валы ревучи, Когда грозою грянут тучи, Храни меня, мой талисман. В уединенье чуждых стран, На лоне скучного покоя, В тревоге пламенного боя Храни меня, мой талисман. Священный сладостный обман, Души волшебное светило… Оно сокрылось, изменило… Храни меня, мой талисман. Пускай же ввек сердечных ран Не растравит воспоминанье. Прощай, надежда; спи, желанье; Храни меня, мой талисман.

Стихотворение при жизни Пушкина не печаталось. Оно связано, вероятно, с «кольцом-талисманом», подаренным поэту Е. К. Воронцовой.

Княгиня Мария Николаевна Волко́нская (урожденная Рае́вская; 1805–1863) – дочь Николая Раевского, жена декабриста Сергея Волконского, несмотря на сопротивление родных, поехавшая за ним в Сибирь. Оставила «до странности банальные и наивные», по оценке В. В. Набокова, воспоминания о своем пребывании в Сибири.

Исследователи творчества Пушкина называли Марию Раевскую-Волконскую адресатом и вдохновительницей таких его произведений, как «Редеет облаков летучая гряда…» (1820), «Таврида» (1822), «Ненастный день потух…» (1824), «Буря» («Ты видел деву на скале…»), «Не пой, красавица, при мне» и «На холмах Грузии лежит ночная мгла…».

Некоторые исследователи говорят о любовном «четырехугольнике» Пушкин – Воронцова – Воронцов – Александр Раевский. Последний приходился графине Воронцовой родственником. Получив назначение в Одессу, Раевский на правах своего человека поселился в доме Воронцовых. Он был страстно влюблен в Елизавету Ксаверьевну, ревновал ее и однажды устроил публичный скандал. Но чтобы отвести от себя подозрения графа, он, как свидетельствуют современники, использовал Пушкина.

Граф П. А. Капнист писал в своих мемуарах: «Прикрытием Раевскому служил Пушкин. На него-то и направился с подозрением взгляд графа».

Граф Петр Алексеевич Капни́ст (1839–1904) – русский дипломат, действительный тайный советник (с 1899) в звании камергера (1871), сенатор из рода Капнистов. Современники невысоко оценивали его, так, по словам одного из них «Капнист отличился на дипломатическом поприще, в особенности на посту посланника в Гааге, только тем, что никогда не находился на посту, но очень аккуратно получал жалованье».

Для Пушкина страстное увлечение Воронцовой было лишено какого-либо расчета и обещало скорее гибель, чем счастье. Столкновение в Одессе с Раевским – с его изощренной хитростью, неожиданным коварством и даже с прямым предательством – стало одним из самых тяжелых разочарований в жизни поэта.

Видимо, именно Раевский «подстроил» в мае 1824 года унизительную для Пушкина командировку на борьбу с саранчой, когда поэта, как простого клерка направили на это «благородное» дело. Он же убедил Александра Сергеевича написать Воронцову резкое послание с просьбой об увольнении. Но Воронцов опередил его, отправив к канцлеру Нессельроде коварное письмо.

Граф Карл Васильевич Нессельро́де или Карл Роберт фон Нессельроде (1780–1862) – русский государственный деятель немецкого происхождения, предпоследний канцлер Российской империи. Занимал пост министра иностранных дел Российской империи дольше, чем кто-либо другой. Сторонник сближения с Австрией и Пруссией, противник революционных движений и либеральных преобразований, один из организаторов Священного союза.

«Если граф Воронцов имел основания ревновать, то последующее его поведение становится вполне объяснимым и не столь преступным, как об этом принято говорить, – считает литературовед Нина Забабурова. – Ему, естественно, необходимо было удалить человека, посягавшего на его семейное благополучие… Не заметить пылких чувств поэта к собственной супруге граф Воронцов, естественно, не мог. Это не могло не усилить взаимной антипатии генерал-губернатора и рядового чиновника его канцелярии. В марте 1824 года появилась знаменитая эпиграмма Пушкина „Полу-милорд, полу-купец…“

Видимо, к маю 1824 года ситуация предельно обострилась, и в письме М. С. Воронцова к Нессельроде звучит нескрываемое раздражение. Кажется, ему изменила обычная аристократическая выдержанность: „…я повторяю мою просьбу – избавьте меня от Пушкина: это, может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишиневе…“».

Забабурова Нина Владимировна (род. 1944) – российский литературовед, специалист по французской литературе. Окончила Ростовский государственный университет (1967). Печатается с 1971 г. Доктор филологических наук (1990). Профессор. С 1986 г. заведующий кафедрой зарубежной литературы Ростовского государственного университета (ныне Южный федеральный университет).

Результатом летом 1824 года стало высочайшее повеление об отправке Пушкина в Псковскую губернию в имение родителей, под надзор местного начальства.

А что же сама Елизавета Ксаверьевна?

«Ей было уже за тридцать лет, – вспоминает Вигель, – а она имела право казаться еще самою молоденькою. Со врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода она был душою, молода и наружностью. В ней не было того, что называют красотою; но быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуи».

По мнению некоторых исследователей истории и литературы, Елизавета Ксаверьевна родила от Пушкина 3 апреля 1825 года дочь Софью. Однако не все согласны с подобной точкой зрения: в доказательство приводятся слова В. Ф. Вяземской, жившей в то время в Одессе и бывшей «единственной поверенной его (Пушкина) огорчений и свидетелем его слабости», о том, что чувство, которое питал в то время Пушкин к Воронцовой «очень целомудренно. Да и серьезно только с его стороны».

Г. П. Макогоненко, посвятивший отношениям Пушкина и Воронцовой целый раздел в книге «Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы», пришел к выводу, что роман Воронцовой и Пушкина «созданный пушкинистами миф». Биографы Натальи Николаевны Пушкиной И. Ободовская и М. Дементьев, считают, что жена поэта, зная о всех его увлечениях, не придавала значения, несмотря на то, что была очень ревнива, его отношениям с Воронцовой: в 1849 году, встретив Елизавету Ксаверьевну на одном из светских вечеров, она тепло беседовала с ней и собиралась представить ей старшую дочь поэта Марию. Известно, что жена Пушкина была представлена Воронцовой в 1832 году.

Георгий Пантелеймонович Макогоненко (1912–1986) – видный русский советский литературовед, критик. Доктор филологических наук, профессор. Член Союза писателей СССР (с 1943). Участник советско-финляндской войны и обороны Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Муж поэтессы Ольги Берггольц.

В конце 1833 года Елизавета Ксаверьевна в связи с изданием в Одессе с благотворительными целями литературного альманаха обратилась к Пушкину с просьбой прислать что-нибудь для публикации. Поэт отправил ей несколько сцен из трагедии и письмо от 5 марта 1834 года: «Графиня, вот несколько сцен из трагедии, которую я имел намерение написать. Я хотел положить к вашим ногам что-либо менее несовершенное; к несчастью, я уже распорядился всеми моими рукописями, но предпочел провиниться перед публикой, чем ослушаться ваших приказаний. Осмелюсь ли, графиня, сказать вам о том мгновении счастья, которое я испытал, получив ваше письмо, при одной мысли, что вы не совсем забыли самого преданного из ваших рабов? Остаюсь с уважением, графиня, вашим нижайшим и покорнейшим слугой. Александр Пушкин».

Других писем Воронцовой к Пушкину не сохранилось.

При отъезде Пушкина из Одессы 1 августа 1824 года, Воронцова на прощание подарила ему перстень. (Храни меня, мой талисман…) Биограф поэта – П. И. Бертенев, знавший Воронцову лично, писал, что она сохранила до старости теплые воспоминания о Пушкине и ежедневно читала его сочинения. С ним соединялись для нее воспоминания молодости.

А вот Роман Раевского с Елизаветой Ксаверьевной имел довольно длительное продолжение. После отъезда Пушкина из Одессы отношение Михаила Воронцова к Александру Раевскому некоторое время оставалось доброжелательным. Раевский часто гостил в Белой Церкви, где бывала с детьми и Воронцова. Об их связи было известно, не мог не догадываться об этом и граф Воронцов.

Как мы видели, Раевскому удалось на время отводить от себя его подозрения с помощью Пушкина. Возможно, именно Александр Раевский и был отцом дочери Елизаветы Ксаверьевны. Во всяком случае, граф Воронцов знал, что маленькая Софья не его ребенок. В своих памятных записках, написанных им на французском языке для своей сестры, Воронцов перечисляет все даты рождения детей, только о рождении Софьи в 1825 году в записках нет ни слова.

В начале 1826 года Раевский был арестован в Белой Церкви по подозрению к причастности к заговору декабристов, но вскоре был освобожден с извинениями и осенью вернулся в Одессу, чтобы быть рядом с любимой. Но Елизавета Ксаверьевна удалила его от себя. В начале 1827 года Воронцовы уехали в Англию, чтобы поправить здоровье Михаила Семеновича.

В начале 1828 года они вернулись в Одессу, Елизавета Ксаверьена продолжала избегать Раевского. Раевский стал вести себя недопустимо и позволять себе поступки, явно неприличные.

В июне 1828 года разразился громкий скандал. В это время Воронцовы принимали в Одессе императора Николая I с женой. Гости жили в роскошном дворце Воронцовых на Приморском бульваре. В один из дней Елизавета Ксаверьевна направлялась к императрице Александре Федоровне со своей дачи. По пути карету Воронцовой остановил Александр Раевский, держа в руке хлыст, и стал говорить ей дерзости, а потом крикнул ей: «Заботьтесь хорошенько о наших детях… (или)… о нашей дочери».

Трехлетную Софью Раевский считал своим ребенком. Скандал получился невероятный. Граф Воронцов снова вышел из себя и под влиянием гнева решился на шаг, совершенно неслыханный; он, генерал-губернатор Новороссии – в качестве частного лица – подал одесскому полицмейстеру жалобу на Раевского, не дающего прохода его жене. Но Воронцов скоро опомнился. Сообразив, что официальная жалоба может сделать его смешным, он прибегнул к другому средству, через три недели из Петербурга было получено высочайшее повеление о немедленной высылке Раевского в Полтаву за разговоры против правительства. Так Раевский навсегда расстался с Воронцовой.

История с Раевским еще долго обсуждалась в московском и петербургском свете. В декабре 1828 года А. Я. Булгаков писал брату: «Жена моя вчера была у Щербининой, которая сказывала, что Воронцов убит известной тебе историей графини, что он все хранит в себе ради отца и старухи Браницкой, но что счастие его семейственное потеряно. Меня это чрезмерно огорчает… Я не хочу еще верить этому… Кто более Воронцова достоин быть счастливым?… Но эта заноза для души чувствительной, какова Воронцова, ужасна!»

По свидетельству современников, даже в 60 лет Елизавета Ксаверьевна могла кружить голову мужчинам: «Небольшого роста, с чертами несколько крупными и неправильными, княгиня Елизавета Ксаверьевна была тем не менее одной из привлекательнейших женщин своего времени. Все ее существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственною грацией, такой приветливостью, таким неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин, и многие, многие другие, без памяти влюблялись в княгиню Воронцову».

Да, в семейной жизни Воронцовых не всегда все шло гладко. Граф Михаил Семенович Воронцов тоже не был верным супругом и имел любовную связь с лучшей подругой жены и хозяйкой крымского имения Мисхор Ольгой Станиславовной Нарышкиной, урожденной Потоцкой (1802–1861).

В свете считали, что Воронцов устроил в 1824 году брак Ольги Потоцкой со своим кузеном Львом Нарышкиным для прикрытия собственного романа с ней. Еще до брака у Ольги Потоцкой был роман с П. Д. Киселевым, женатым на ее старшей сестре Софье. Простить измены Софья так и не смогла, хотя всю жизнь продолжала любить мужа, но жила с ним раздельно.

Граф Воронцов не только брал на себя многие расходы по содержанию Мисхора, но и оплачивал карточные долги Нарышкина. В 1829 году у Нарышкиных родился долгожданный ребенок, девочка, которую назвали Софьей.

Злые языки утверждали, что она дочь Михаила Воронцова. Действительно, Софья Львовна Нарышкина имела куда большее сходство с Воронцовым, чем его собственные дети. Портреты Ольги Станиславовны и ее дочери всегда хранились среди сугубо личных вещей Воронцова и даже стояли на рабочем столе парадного кабинета Алупкинского дворца.

В 1834 году А. Пушкин записал в своем дневнике о том, что услышал от приехавшего из Одессы чиновника Я. Д. Бологовского: «Болховской сказывал мне, что Воронцову вымыли голову по письму Котляревского (героя). Он очень зло отзывается об одесской жизни, о графе Воронцове, о его соблазнительной связи с О. Нарышкиной etc. etc. – Хвалит очень графиню Воронцову».

Частная жизнь всегда интересует обывателей больше, чем что-либо другое, а частная жизнь людей публичных – тем более. Но не стоит забывать, что ничто человеческое никому не чуждо. И остаются в памяти истории дела, поступки, воинская доблесть и гражданский долг.

Вступив в должность губернатора, Михаил Воронцов начинает скупать в Крыму обширные угодья, особенно на южном берегу. К 1823 году ему принадлежали поместья в Мартьяне, Ай-Даниле, Гурзуфе. В 1824 году Воронцов приобретает Алупку и решает сделать ее своей летней резиденцией. Дворец в Алупке, настоящий замок в романтическом стиле, о его красоте и роскоши убранства, об окружавшем его великолепном парке с восторгом вспоминали все, кому доводилось здесь побывать.

Елизавета Ксаверьевна взяла на себя все заботы по художественному оформлению дворца и парка. Обладавшая тонким художественным вкусом, воспитанная на лоне одного из прекраснейших парков Европы, она старалась вникать в мельчайшие детали создаваемых в Алупке пейзажей. Она принимала живейшее участие в художественной жизни и Одессы тоже, в созданном в 1865 году Одесском Обществе изящных искусств, объединившем в себе художников и музыкантов.

В 1837 году, во время поездки по югу России, в Алупке останавливались Николай I, Александра Федоровна и их старшая дочь княжна Мария. Во время импровизированного спектакля, который устраивали в честь гостей, графиня Воронцова, играя на фортепиано, заменяла собой целый оркестр.

Жизнь Воронцовых во дворце на берегу моря, по словам Вигеля, можно было сравнить с житьем «владетельного немецкого герцога». Двери их дворца были широко открыты для местного общества, и на роскошные балы и приемы допускались не только представители аристократии и чиновничества, но и иностранные негоцианты и банкиры. Своею неизменною приветливостью, роскошью нарядов и драгоценностей Елизавета Ксаверьевна затмевала бывших светских «цариц» Одессы, графинь Гурьеву и Ланжерон, и была для них «острым ножом в сердце».

Среди окружения четы Воронцовых было много художников. Воронцовы покровительствовали театральному декоратору А. Наннини, архитектору Г. Торичелли, художникам Н. Черенцову, К. Боссоли, И. Айвазовскому, Г. Лапченко, К. Гальперну. На собственный счет их обучали, посылали за границу, поощряли заказами и рекомендациями другим лицам.

Воронцовы использовали каждый выезд за пределы России, чтобы приобрести новые картины, книги, археологические редкости.

Осенью 1826 года Воронцов, вместе с Рибопьером, принял участие в съезде уполномоченных представителей в Аккермане для урегулирования отношений между Россией и Оттоманской Портой.

За успешное проведение этих переговоров с благоприятными для России условиями он был награжден алмазными знаками ордена Св. Александра Невского.

Турция, однако, не пошла на требуемые союзниками уступки, и весной 1828 года Россия объявила Турции войну. Николай I приказывает находящимся в Бессарабии русским войскам вступить в турецкие владения, и 16 августа 1828 года Воронцов из Одессы отправляется в район военных действий под Варну. 29 сентября русские войска заняли все бастионы крепости, которую до этого никто не мог взять. За эту операцию М. С. Воронцов был награжден осыпанной бриллиантами золотой шпагой с надписью: «За взятие Варны». В кампанию 1829 года, благодаря содействию Воронцова, войска, действовавшие в Турции, безостановочно получали необходимые запасы. Чума, занесенная из Турции, не проникла вглубь Российской империи во многом благодаря энергичным и вовремя предпринятым мерам Воронцова.

В 1834 году за неустанные гражданские труды и военные заслуги графу Воронцову был пожалован орден святого Андрея Первозванного. Он стал третьим в роду Воронцовых, удостоенным этой высшей русской награды.

27 ноября 1844 года находившийся в Алупке Воронцов получил личное послание императора, в котором тот сообщал ему об обострении ситуации на Кавказе, где среди разобщенных племен появился лидер, сплотивший всех под своим началом.

Во главе горцев стал имам Шамиль – хитрый и смелый человек, объединивший под своей религиозной властью фанатичных горцев и обнаруживший в успешном ведении войны с русскими определенный военный талант.

Император Николай Павлович в письме Воронцову подчеркивал, что, ввиду особого уважения к нему желает знать мнение графа по этому поводу, и только затем обнародовать приказ о его назначении. Воронцову шел тогда 63-й год. Прочитав письмо, Михаил Семенович произнес слова, в которых содержался основной смысл жизни графа: «Я был бы не русский, если б посмел не пойти туда, куда царь велит». Так он стал главнокомандующим русских войск на Кавказе и одновременно кавказским наместником с неограниченными полномочиями, не будучи освобожденным при этом от управления Новороссией и Бессарабией.

7 марта 1845 года Михаил Семенович выехал из Одессы к месту нового назначения и через две недели прибыл в Тифлис.

Прибыв в Тифлис 25 марта 1845 года, он вскоре отправился на левый фланг Кавказской линии, для принятия начальства над войсками, готовившимися к походу против Шамиля. После занятия Андии, сопряженного с величайшими затруднениями, войска, под личным предводительством Воронцова, двинулись к временной резиденции Шамиля – аулу Дарго. Овладение этим пунктом и в особенности дальнейшее движение через дремучие Ичкерийские леса сопровождались большими опасностями и огромными потерями. Экспедиция известная как «Сухарная» или «Даргинская», по сути, не достигла цели, так как Шамиль благополучно ушел из аула, а само селение было сожжено до подхода русских войск. Отставший обоз был уничтожен, и дальнейшее отступление привело к потере большей части отряда. Вот как отозвался о тех событиях очевидец писатель Арнольд Львович Зиссерман: «Какое впечатление произвел исход всей большой экспедиции 1845 года на наши войска, на преданное нам христианское население Закавказья и на враждебное мусульманское, может себе всякий представить. О торжестве Шамиля и горцев нечего и говорить. Таким образом, повторяю, не будь это граф Воронцов, пользовавшийся большим доверием и уважением государя Николая Павловича и стоявший выше влияния интриг даже могущественного Чернышева, вероятно с окончанием экспедиции окончилась бы и его кавказская карьера…»

Светлейший князь (с 1841) Александр Иванович Чернышев (1785–1857) – деятель русской разведки и армии (генерал-адъютант, генерал от кавалерии). Накануне Отечественной войны 1812 года – военно-дипломатический агент русского правительства при дворе Наполеона I. В продолжение всего правления Николая I исполнял обязанности военного министра. 25 ноября 1825 года командирован во 2-ю армию для следствия по делу декабристов, привел армию к присяге Николаю I. В январе 1826 года включен в состав Следственной комиссии по делу декабристов, заслужив одобрение императора особым рвением при допросе мятежников.

По слухам, после возвращения в Тифлис Воронцов обнаружил в почтовом ящике своей канцелярии анонимное письмо следующего содержания: «Эй, ты, собака Воронцов! Да переломает Аллах ноги твои, отсечет руки твои, ослепит глаза твои и сделает немым язык твой. Ты навлек на нас несчастье. Из-за твоего злополучия пали на нас пять бедствий. Ты погубил большинство наших мужчин, загнав их в место гибели. На нас напала холера. Налетели на нас тучи саранчи и навлекли на нас голод. Произошло сильное землетрясение, которым разрушены дома и некоторые селения. И все это из-за твоего злополучия. Нас обрадовали твоим прибытием и мы, радуясь тебе, зря истратили три миллиона…»

Однако, несмотря на провал, за поход к Дарго Воронцов был в августе 1845 года возведен в княжеское достоинство.

В 1848 году были взяты две твердыни Дагестана, аулы Гергебиль и Салты.

В этом же году стараниями Воронцова и по его инициативе основан Кавказский учебный округ и заложен портовый город Ейск.

Постоянные разъезды по нездоровой местности сломили князя. В 1851 году он заболел лихорадкой, которая окончательно подорвала его силы и заставила подумать об отдыхе. В начале 1852 года, когда отмечалось 50-летие военной службы Воронцова, к его княжескому достоинству рескриптом Николая I был добавлен титул «светлейший».

В начале 1853 года Воронцов, чувствуя крайний упадок сил, просил государя уволить его от должности, и 25 марта (6 апреля) оставил Тифлис.

Летом 1855 года Михаил Семенович и его супруга Елизавета Ксаверьевна переехали в Петербург, а в августе 1856 года, когда в Москве состоялась коронация Александра II, к больному лихорадкой Воронцову пришли великие князья и вручили рескрипт императора о присвоении ему высшего воинского звания генерал-фельдмаршала и украшенный алмазами фельдмаршальский жезл. Но жить ему оставалось чуть более двух месяцев. Привезенный женой в Одессу, светлейший князь, особенно сильно страдавший в последние годы от мучавших его приступов лихорадки, 6 ноября скончался от апоплексического удара на 75 году жизни.

10 ноября 1856 года улицы Одессы были переполнены народом, провожавшим похоронную процессию, направлявшуюся к кафедральному Преображенскому собору. Там, в склепе, с великими почестями был похоронен светлейший князь Михаил Семенович Воронцов. Одесситы всех национальностей и вероисповеданий оплакивали смерть уважаемого и любимого сановника. Всем памятна была щедрая благотворительность покойного и его супруги, пожертвовавших из собственного состояния на благотворительные дела около трех миллионов рублей. Баснословные деньги! На долгие годы сохранились среди солдат в русских войсках на Кавказе рассказы о простоте и доступности верховного наместника. После смерти князя там возникла поговорка: «До Бога высоко, до царя далеко, а Воронцов умер».

9 ноября 1863 года в Одессе был торжественно открыт памятник Воронцову, сооруженный на пожертвования граждан Российской империи. Первый взнос в фонд строительства памятника в размере трех тысяч рублей внес из собственных средств император Александр II.

Ему воздвигнуты памятники в Тифлисе (на средства, собранные от добровольных пожертвований населения города) и Бердянске.

Воронцов и его супруга, Елизавета Ксаверьевна Воронцова, скончавшаяся 15 (27) апреля 1880 года, в знак признания их заслуг перед Одессой, ввиду благочестивого образа жизни и многочисленных дел милосердия были с почестями похоронены в Спасо-Преображенском кафедральном соборе Одессы. Однако в 1936 году собор был разрушен большевиками, могила осквернена, а прах Воронцовых просто выброшен на улицу. При этом металлическая капсула с прахом князя была вскрыта, а драгоценное оружие и ордена похищены. После этого горожане тайно перезахоронили останки Воронцова на Слободском кладбище Одессы.

По сведениям других исследователей в 1936 году Спасо-Преображенский собор был взорван. Предварительно оторвав все регалии, красноармейцы выбросили кости светлейшего князя и его супруги Елизаветы Ксаверьевны на улицу. По рассказам очевидцев, на свой страх и риск шофер по имени Никифор Яровой совершил богоугодный поступок (скорее даже подвиг) – ночью тайком перенес останки Воронцовых на Слободское кладбище. За что и был, что так характерно для того чудовищного времени, расстрелян.

В 2005 году горсовет принял решение о перезахоронении праха Воронцовых в нижнем храме возрожденного Спасо-Преображенского собора. Свое благословение на перенос праха супругов Воронцовых со Слободского кладбища также дал митрополит Одесский и Измаильский Агафангел. Церемония перезахоронения со всеми воинскими почестями состоялась 10 ноября 2005 года в месте первоначального упокоения в восстановленном Спасо-Преображенском кафедральном соборе. Этим деянием выразился справедливый акт покаяния по отношению к одному из наиболее заслуженных граждан России.

Привлечение поселенцев в благодатный край, пригреваемый лучами теплого южного солнца и омываемый глубоким морем, стало одною из главных забот Воронцова. Население Бессарабии, насчитывающее не более половины миллиона жителей до Воронцова, значительно возросло при нем. Граф исходатайствовал многочисленные льготы для переселенцев, привлекавшие последних в пустынную страну. Появились швейцарские колонии, приняты десятки тысяч эмигрировавших из Турции болгар, – трудолюбивое население, способствовавшее быстрому экономическому росту края. Южный берег Крыма, теперь цветущий сад, обязан своим процветанием деятельному генерал-губернатору.

Не было почти ни одной отрасли государственного хозяйства, которой бы ни коснулась рука нового правителя, снабженного громадными полномочиями и развивавшего обширную деятельность. В чем другом, но в необычайном трудолюбии не могли отказать Воронцову даже его недоброжелатели: в этом отношении он не изменился до глубокой старости, приобретя привычку к постоянному труду еще с детства в Англии, где, как и в Америке, «время – деньги». Но, уделяя время важным заботам о вверенном ему крае, граф не забывал ни литературы, ни искусств: он обратил внимание на обилие классических памятников, находимых в раскопках, а его собственные обширные библиотеки ломились под тяжестью собранных книжных сокровищ. Основание учебных заведений составляло одну из усердных забот графа. Кроме общеобразовательных школ в разных местах края были основаны вызывавшиеся нашими развившимися сношениями с востоком школы и цехи для подготовки моряков и школа восточных языков в Одессе.

Граф помимо этого тратил большие личные средства на выписку опытных садовников и виноделов из-за границы, поставивших эти отрасли хозяйства в обширном крае на рациональную почву. Граф выписывал из Франции и Германии виноградные лозы, которые и раздавались даром желающим.

«Если когда-нибудь случится, что Крым, Кавказ и Бессарабия будут снабжать своими винами всю Европу, перещеголяв в этом отношении классическую страну виноделия – Францию, то прочный фундамент этому делу был положен несомненно Воронцовым», так писал В. Огарков.

В заключение добавим, что где бы ни был призван на службу М. С. Воронцов, он всегда оставлял о себе память. Это старание поднять экономический потенциал страны и заботы о развитии в ней торговых сношений составляли в графе черту, приобретенную за его продолжительное пребывание в классической стране «торгашей» – Англии. Эта же черта деятельности Воронцова послужила основанием и для названия графа «полу-купцом» в известной эпиграмме Пушкина.

«Обо всем заботился граф, это была деятельность, не похожая на заботы щедринских градоправителей, считавших необходимым увековечить память о себе фонарными столбами и рассадкою тощих ветел на улицах, а дело глубоко сознательное и живое».

Незадолго до смерти Михаил Семенович Воронцов говорил своему сыну Семену Михайловичу: «Люди с властью и богатством должны так жить, чтобы другие прощали им эти власть и богатство».

Его дети: Катерина (1820–1820), Александра (17.05.1821–22.09.1830), Александр и светлейший князь Семен Михайлович Воронцов (1823–1882) – генерал от инфантерии, участник Кавказских походов.

Образование получил в Одесском Ришельевском лицее, из которого выпущен в 1842 году с правом на чин XII класса и в том же году поступил на службу в Департамент внешних сношений Министерства иностранных дел. В 1845 году произведен в коллежские секретари и назначен в распоряжение своего отца, который тогда же получил должность наместника Кавказа.

С самого начала своего нахождения на Кавказе Воронцов-младший принимал участие в походах против горцев и в 1846 году за отличие в Даргинском походе был произведен в титулярные советники с пожалованием звания камер-юнкера.

2 октября 1847 года Воронцов перешел из гражданской службы в военную, был зачислен штабс-капитаном в лейб-гвардии Преображенский полк и назначен флигель-адъютантом. В том же году он находился в делах под Гергебилем и Салтами и в начале 1848 года за отличие был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом. В кампании 1849 года он также действовал с отличием и был произведен в капитаны и почти сразу же в полковники, 6 октября награжден золотой полусаблей с надписью «За храбрость» и вслед за тем назначен командиром Куринского егерского полка.

Полусабля – холодное оружие, разновидность сабли, отличающаяся несколько укороченным и выпрямленным клинком.

Полусабли времен Екатерины II были различной длины; к концу XVIII века клинки становятся длиннее и массивнее. При Павле I полусабли вновь получили шпажный эфес. Ножны у всех полусабель XVIII века были деревянными, обтянуты кожей с крючком для портупей. В XIX веке форма полусабель немного изменяется, клинки становятся более изогнутыми и на конце затачиваются обоюдоостро.

Полусабли с 1830 года были введены для офицеров и адмиралов русского военно-морского флота и являлись обязательным атрибутом парадной формы. С начала XIX в русской армии вводятся тесаки, которые вытесняют полусабли.

1 февраля 1852 года Воронцов был удостоен ордена св. Георгия 4-й степени.

«В воздаяние за отличие, оказанное в Январе 1852 года, в делах против Горцев, состоявших под личным предводительством Шамиля. 1 октября 1852 года он был произведен в генерал-майоры свиты Его Величества».

Во время Крымской войны Воронцов-младший находился в рядах действующей армии и неоднократно принимал участие в делах с англо-французами под Севастополем, где был ранен. За отличие и доблесть был награжден орденами Св. Станислава 1-й степени с мечами (в 1855 году) и Св. Владимира 3-й степени с мечами (в 1856 году), а 6 декабря 1856 года назначен генерал-адъютантом.

Отзывы современников о Семене Михайловиче были противоречивыми, одни давали князю уничижительные характеристики, называя его «человеком, ни в каком отношении не интересным, вялым, рыхлым», «он ни одною, ни наружною, ни духовною чертою не напоминал своего родителя», другие отмечали практический ум князя и восторгались его храбростью.

1855 г. Сентябрь. Из писем Александры Осиповны Смирновой. «Эти одиннадцать месяцев осады Севастополя – настоящий кошмар. Воронцов (князь Семен Михайлович) был более тяжело ранен, чем мне рассказывали: он получил контузию от осколка бомбы», «…Он (А. И. Барятинский) уважает Семена Воронцова и очень рад, что тот получил, наконец, бригаду, которой просил в начале войны. Он его видел в деле на Кавказе, где тот жертвовал своей жизнью. Он мне говорил: «Красносельских генералов довольно для парадов; Семен Михайлович не годится в Красносельские генералы; он военный и боевой генерал. Я вам не говорю, чтобы он был полководец; но их, ведь бывает так мало».

Александра Осиповна Смирнова (1809–1882); урожденная Россет, известная также как Россети и Смирнова-Россет – фрейлина русского императорского двора, знакомая, друг и собеседник А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова. Ей приписываются откровенные, подчас язвительные и не всегда достоверные воспоминания о жизни русского общества первой половины XIX века.

17 апреля 1862 года Воронцов был произведен в генерал-лейтенанты; в 1865 году назначен Одесским городским головой; в 1869 году получил орден Св. Анны 1-й степени с императорской короной и мечами, а уже в 1870 году уволен в бессрочный отпуск с дозволением выехать за границу для лечения.

Вернувшись на службу в середине 1870-х годов, Воронцов был назначен командиром 10-го армейского корпуса, который во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов находился в резерве действующей армии и стоял в Крыму, и в 1878 году произведен в генералы от инфантерии.

Скончался Семен Михайлович 6 мая 1882 года в Санкт-Петербурге. С его кончиной угас род Воронцовых, а обширные майораты и родовые поместья перешли к графам Шуваловым.

Воронцов был первым президентом Одесского общества изящных искусств, кроме того он оказывал значительную поддержку археологическим изысканиям под Одессой.

Князь Сергей Васильевич Трубецко́й (1815–1859) – сын генерал-адъютанта Александра I князя В. С. Трубецкого, принадлежал к числу друзей М. Ю. Лермонтова, был секундантом на дуэли поэта с Мартыновым, состоял членом «Кружка шестнадцати» – оппозиционной группы аристократической молодежи, которая в 1838–40 гг. регулярно проводила тайные собрания в Санкт-Петербурге.

С. М. Воронцов был женат на Марии Васильевне Воронцовой, урожденной Трубецкой (1819–1895), сестре князя С. В. Трубецкого. В первом браке (1839–1847) за А. Г. Столыпиным, полковником лейб-гвардии Гусарского полка, двоюродным дядей М. Ю. Лермонтова. Причудливые изгибы судеб, объединявших самые прославленные и старинные роды России.

Глава 10 Воронцовский дворец

И еще один «герой», о котором нельзя не рассказать. Это удивительный по своей красоте и гармоничности, подлинное детище М. С. Воронцова и настоящая жемчужина Крыма – Воронцовский дворец в Алупке.

Дворец строился с 1828 по 1848 годы как летняя резиденция видного государственного деятеля России, генерал-губернатора Новороссийского края графа М. С. Воронцова, с соответствующим его статусу размахом и роскошью. Дворец был построен как крымская резиденция генерал-губернатора. Новороссийский край включал в то время огромное пространство Северного Причерноморья между рекой Прут на западе и Доном на востоке. Входил в него и Крым. Административным центром Новороссийского края с 1805 года была Одесса, и в этом городе остались замечательные здания, выстроенные в эпоху губернаторства Воронцова. Однако Михаил Семенович, придававший Крыму исключительно важное значение, решив именно в Алупке построить свой представительский дворец. Летом 1824 года «вельможа со вкусом» начал скупать у местных татар и греков земли, сады, отдельные деревья, источники, пастбища и «здешнюю красоту – природу». Молва гласила, что Воронцову понравились «дикие нагромождения камней», он находил удовлетворение в этих внушающих ужас скалистых утесах, его не пугала каменистая почва, на которой растут лишь чахлые кустарники, потому что именно здесь перед ним открывался простор для проявления эстетического чувства. В 1828 году Воронцов самолично вбил колышки на предполагаемом месте строительства главного корпуса и тут же начали рыть котлован под его фундамент, используя при этом имевшееся здесь скальное основание. Но когда во время земляных работ археолог И. Бларамберг вдруг обнаружил «остатки греческой крепостцы» позднего средневековья, то вместо ожидаемой классики повеяло готикой. Извлеченный из руин «горшок с кладом монет», помимо «пяти медалей греческого происхождения», содержал в себе множество денежных знаков из золота, серебра и меди, начиная с древнего Родоса и заканчивая «старинными испанскими круазадами», служившими в торговых сделках «Татарской золотой орды», что свидетельствовало о существовании в прошлом оживленных связей Крыма с разными странами и цивилизациями.

Строительство велось с большим размахом с первого дня приобретения центральной части усадьбы, одновременно с разных ее концов. Чтобы получить возможности снести полуразвалившуюся татарскую мечеть на месте будущего дворца, пришлось выстроить в другом месте очень красивую мечеть в стиле индийской архитектуры.

Сам дворец был построен по проекту английского архитектора Эдварда Блора – придворного архитектора английской королевы Виктории. При участии Э. Блора возводился знаменитый Букингемский дворец в Лондоне и замок Вальтера Скотта в Шотландии. Считается, что сам архитектор в Алупку не приезжал, но был хорошо осведомлен о рельефе местности, его особенностях и общем виде ландшафта. Идеальную вписанность Алупкинского дворца в окружающий пейзаж называли удачей, «озарением зодчего».

Сэр Вальтер Скотт (1771–1832) – всемирно известный британский писатель, поэт, историк, собиратель древностей, адвокат, шотландского происхождения. Считается основоположником жанра исторического романа. Его перу принадлежат такие произведения, как «Квентин Дорвард», «Айвенго» и многие другие.

Кроме того, фундаменты и первая кладка глубокой портальной ниши центрального корпуса уже были готовы (начинал дворец строиться по другому проекту – архитекторов Франческо Боффо и Томаса Харрисона).

В строительстве дворца использовался в основном труд оброчных крепостных из Владимирской и Московской губерний. К постройке привлекались потомственные каменотесы и камнерезы, имевшие опыт строительства и рельефной отделки белокаменных соборов. Одновременно всем управляющим воронцовских имений и городских контор разослали приказ о наборе мастеров. И потянулись по дорогам России и Украины – где пешком, а где на подводах – потомственные московские и владимирские каменотесы и камнерезы, искусные вологодские столяры и краснодеревщики, мошенские и городищенские штукатуры, лепщики и огородники. Многие работали целыми семьями. С 1834 года и до окончания строительства числились каменщиками и подрядчиками – уроженцы села Андреевского под Владимиром Гаврила Петрович Полуэктов и его четыре взрослых сына. Лепщик-штукатур Роман Фуртунов вместе со своими односельчанами из черкасского села Мошны вошел в историю как исполнитель уникального лепного декора Голубой гостиной, а немец Бухнер оставил по себе память до сих пор действующими скобяными и слесарными изделиями.

Все работы производились вручную, примитивными инструментами. И это не может не поражать, так как при полном отсутствии современных технических возможностей, геодезических промеров, объемного компьютерного воспроизведения планов строительства, так тонко, так идеально и корректно вписать массивное строение в окружающий пейзаж… Рельеф местности настолько искусно приспособлен к архитектуре дворца, что порой кажется, будто дворец вырастает из окружающей его природы. Предметом особой гордости Воронцовых служили резные пластические украшения фасадов, декоративные напольные вазы и камины из диабаза, отшлифованные до блеска мрамора. Во время строительных работ, помимо традиционных орудий, применялись новейшие подъемные механизмы для своего времени, привезенные из Англии. Для большей прочности и влагонепроницаемости кладка стен чеканилась свинцом.

В качестве заменителя камня в некоторых ограждающих конструкциях использовался чугун с последующей окраской его под цвет диабаза. Одним из первых в России Алупкинский дворец был оснащен канализацией и водопроводом с холодной и горячей водой.

Сооружение дворца началось со столового корпуса (1830–1834 годы). Центральный корпус возводился в 1831–1837 годах. В 1841–1842 годах к столовой была пристроена бильярдная. В 1838–1844 годах строились гостевой корпус, восточные флигели, все башни дворца, пятиугольник хозяйственных корпусов, оформлялся Парадный двор. Последним был построен библиотечный корпус (1842–1846 годы).

Самый большой объем земляных работ был осуществлен с 1840 по 1848 год с помощью солдат саперного батальона под командованием полковника П. В. Шипилова, которые соорудили террасы парка перед южным фасадом дворца.

Перед фасадом дворца устроена Львиная терраса, от которой спускается монументальная лестница с тремя парами львов белого мрамора. И здесь архитектору удалось поразить владельцев и гостей дворца. У начала лестницы нас встречают спящие львы, по мере того, как мы поднимаемся – львы «просыпаются» и встают на ноги. Бодрствующие львы над верхними ступенями повторяют львов Антонио Кановы с гробницы папы Климента XII в Риме.

Львиная терраса завершила строительство и оформление дворцово-паркового ансамбля. Можно сказать, что именно с постройки этого дворца, в России установилась мода украшать парадные входы барских усадеб и дворцов фигурами львов. Даже до наших дней сохранились львы у многих кинотеатров, бывших дворянских собраний, у полуразрушенных уездных имений «бывших» господ. Причем, те, кто были побогаче заказывали в Италии из настоящего мрамора, кто-то – уже у местных умельцев, поэтому иногда львы были похожи на кого угодно, только не на львов. Мастер его никогда и не видел и ваял по картинке.

Воронцовский дворец строился по новым (по сравнению с классицизмом) архитектурно-строительным принципам. Важной архитектурной особенностью стало расположение дворца соответственно рельефу гор, благодаря чему дворец очень органично вписался в окружающий ландшафт и обрел свой оригинальный художественно-выразительный образ.

Дворец возводился в духе английского зодчества, причем в постройке присутствуют элементы различных эпох, начиная с ранних форм и заканчивая XVI веком. Если взглянуть на корпус дворца со стороны гор, то он напоминает суровый загородный замок английского аристократа. Романтический антураж удачно дополняют многочисленные башни и башенки, резные карнизы, купола и шпили, каминные трубы, окна-бойницы и лестницы. Расположение элементов идет от западных ворот – чем дальше от ворот, тем более поздний стиль постройки.

Английский стиль органично сочетается с неомавританским стилем. Например, готические дымовые трубы напоминают минареты мечети. Южный вход оформлен с восточной пышностью. Подковообразная арка, двухъярусный свод, резьба по гипсу в нише, где переплетаются рисунок тюдоровского цветка и мотив лотоса, на фризе глубокой ниши фасада шестикратно повторяется стилизованная арабская надпись, девиз гренадских халифов: «Нет победителя кроме Аллаха!».

Мавританский стиль – ретроспективное направление в эклектической архитектуре II-й половины XIX века и I-й половины XX века, заключавшееся в переосмыслении и имитации архитектурных приёмов испанского, португальского, мавританского и исламского средневекового зодчества, в особенности – мудехара (своеобразный синтетический стиль в архитектуре, живописи и декоративно-прикладном искусстве Испании XI–XVI вв. Название произошло от религиозной группы, известной как мудехары). Архитектурное направление, к которому относятся средневековые памятники Магриба и исламской Испании, неоднородно. В его основе лежит синтез художественных традиций вестготов, берберов и других народов, входивших в состав Арабского халифата. Для культовых и светских построек мавританского стиля характерно обилие стрельчатых, подковообразных и фестончатых арок, куполов, фризов, карнизов и настенной резьбы. Колонны облицовывались изразцовыми и керамическими плитками. Применялись мозаика, цветные витражи и украшения из цветного мрамора, как правило, использовался орнамент. Одним из первых памятников увлечения исламским зодчеством стал Воронцовский дворец в Алупке, спроектированный британским архитектором Блором под влиянием «индо-сарацинского» павильона в Брайтоне. Впоследствии этот стиль стал нормой для русской усадебной архитектуры, причем не только на южных курортах (Кореиз, Симеиз, Ликани), но и в центральной части России (яркий пример – дом Арсения Морозова на Воздвиженке в Москве).

Задний фасад дворца и его западная часть – романтическая архитектурная вариация на тему «стиля Тюдоров» XVI – начала XVII веков. Архитекторы называют его «неоготическим». При взгляде со стороны гор корпуса дворца напоминают суровые загородные замки английских аристократов.

Разнообразие многочисленных башен и башенок, резных карнизов, куполов, шпилей, ажурных балюстрад, «крепостных» и подпорных стен, контрфорсов, каминных труб, окон-бойниц, лестниц, дворцовых интерьеров создают романтический антураж почти для любого сюжета и исторической эпохи.

На характере убранства, как и на названиях интерьеров, сказались также мода эпохи и причудливый вкус владельцев, их интерес к редким экзотическим вещам. Это подтверждают сами названия интерьеров: Китайский кабинет, Сираскирская (она же Турецкая) гостиная, Рыцарский зал (столовая) и даже Альгамбра (полуоткрытая ниша южного портала). Старые описи имущества поражают обилием и разнообразием собранных в залах вещей. Многие из них уже тогда покупались в антикварных магазинах и ценились как произведения искусства. Эти редкие предметы в сочетании с историческим оформлением интерьеров заблаговременно обрекали дворец на роль музея. Однако в нем жили, им пользовались. Иногда меняли обивку мебели или иные украшения. Первоначально в залах господствовали яркие тона, пышные занавеси на окнах и дверях. В качестве драпировок применяли кашмирские и турецкие шали, индийские ковры и звериные шкуры; все это создавало атмосферу подлинно восточной роскоши. Исчезновение многих азиатских вещей в конце XIX века несколько видоизменило характер интерьеров и вернуло им традиционно сдержанный тон английского аристократического дома. Характерной особенностью его в эпоху романтизма было сочетание имитации с подлинными фрагментами средневековых вещей.

Так, например, в Китайском кабинете с циновками из рисовой соломки соседствуют сделанные в столярной мастерской дворца высокие дубовые панели с тонированной накладной резьбой в духе итальянского Возрождения. В эту резьбу незаметно для глаз вмонтированы резные рельефы XVI–XVII веков, снятые с итальянских или немецких сундуков и шкафов. Подобные «цитаты» первоначально присутствовали везде. Их можно было обнаружить не только во дворце, но и в парке.

Характерной принадлежностью парадных европейских дворцов XIX века является зимний сад, в котором Воронцовы часто размещали экспозицию античных скульптур. В зимнем саду, в Голубой гостиной, а также на террасах портала южного фасада собраны скульптурные изображения семьи Воронцовых и его близких, копии скульптур античных богов и философов.

Дворцовый комплекс с его горизонтально расположенными пятью корпусами и парк, поднимающийся по бровке рельефа от берега моря, каждый по-своему, но весьма последовательно раскрывали страницы прошлого: первый – летопись средневекового зодчества, второй – европейского паркостроения. Они так тесно связаны между собой, что порой бывает трудно уловить, где заканчивается зона воздействия дворца и начинается влияние парка. Соответственно разрабатывалось художественно-образное решение каждой из его частей. Сады и парки дополнились диабазовыми и мраморными фонтанами, массой цветущих растений. Среди них в 1849 году особое место в Бахчисарайском дворике занял пристенный фонтан «Мария». И дворик, и фонтан устроены по приказанию Елизаветы Ксаверьевны как знак уважения к прославившему ее в своих произведениях А. Пушкину.

Впечатление Воронцовский дворец оставляет неизгладимое. Прежде всего, это удивительное соединение с окружающим пейзажем, ощущение легкости, при всей массивности построек. Тот редкий случай, когда великолепие поражает, но не давит. Внутреннее убранство дворца также роскошно. Но роскошь эта очень уютная, «домашняя». Хочется рассматривать малейшие детали интерьера, гладить наборные панно из карельской березы, любоваться великолепными портретами, но при этом нет ощущения парадной «дворцовости».

Даже в отсутствие хозяев усадьба служила местом паломничества со всех концов света знаменитых путешественников, государственных деятелей, близких и дальних родственников Воронцовых, писателей и художников. Для их приема, помимо гостиницы, отводилось гостевое крыло Шуваловского корпуса, а услуги приезжим оказывали дворовые люди, число которых доходило до 100 человек. Гости с удивлением отмечали, что у каждого из слуг была отдельная комната. Такое гостеприимство, запечатленное в памяти пишущих и рисующих, способствовало созданию обширной иконографии и мемуарной литературы об Алупке. Ее рисовали художники Н. Чернецов, К. Боссоли, В. Жуковский, Ф. Гросс, И. Айвазовский, о ней подробнейшим образом повествовали все русские и иностранные путеводители по Крыму, начиная от Монтондона, Дюбуа де Монпере и А. Демидова, записи секретарей и воспитателей, сопровождавших членов царской фамилии, и заканчивая поэтическими «Очерками Крыма» Е. Маркова. Сюда, к Воронцовым, приезжали все русские императоры, что в том или ином виде отражалось в истории усадьбы. Вплоть до 1880-х годов сохранялся татарский домик, в котором в ноябре 1825 года останавливался император Александр I, а в парке особо берегли растения, посаженные другими именитыми гостями. Недалеко от Большого Хаоса и вытекающего из него источника в 1834 году бывший наполеоновский маршал Мармона посадил тюльпановое дерево (оно не сохранилось, к сожалению) и чинар. По имени Мармона назван и сам источник. Возле Чайного домика растут платаны, лавры и пробковый дуб, что в 1837 году за себя и наследника престола сажали императрица Александра Федоровна и великая княгиня Елена Павловна. А в нижнем парке, почти у самого берега моря, красуются два гигантских дерева веллингтонии – память о посещении Алупки принцем Уэльским и его супругой. Недалеко от них, среди нагромождений Приморского Хаоса, можно видеть скалу Айвазовского. С нее художник писал ночной вид дворца во время иллюминации. Другая, меньшая скала – Мравиной, – увековечила выступление знаменитой примадонны Мариинской оперы.

До Октябрьской революции Воронцовский дворец принадлежал трем поколениям семьи Воронцовых. Входящие в комплекс дворца здания насчитывают, включая подсобные помещения, около 150 комнат. Вестибюль, передняя, большая столовая, бильярдная и библиотека отделаны деревом в готическом стиле. Панели, двери и потолки в них сделаны из мореного дуба. Столярными работами руководил англичанин Чарлз Уильямс. В готическом стиле выполнены камины из полированного диабаза. Столовую украшают четыре панно Юбера Робера, французского художника XVIII века. Убранство парадных комнат дополняет мебель из ореха, дуба, красного дерева, специально для дворца сделанная русскими мастерами. На русских заводах были изготовлены бронзовые канделябры, вазы, изделия из хрусталя, фарфора, малахита.

После прихода Советской власти Воронцовский дворец был национализирован и в середине 1921 года Воронцовский дворец открылся как музей.

В 1941 году началась Великая отечественная война. Эвакуировать экспонаты музея из Алупки, как, впрочем, и из многих других музеев Крыма не успели. Подготовленные к вывозке ящики так и остались лежать в порту, частично экспонаты были разграблены, частично возвращены на место: германские военные чины решили открыть в залах дворца музей для офицеров вермахта. Позже наиболее ценные вещи были все-таки увезены в Германию, а общая сумма ущерба нанесенного Воронцовскому музею за годы войны, составила около пяти миллионов рублей того времени. Дважды музей подвергался угрозе разрушения, и оба раза спасал его старший научный сотрудник музея С. Г. Щеколдин. Оккупанты вывезли много художественных ценностей, из них 537 произведений живописи и графики, и лишь небольшую часть картин удалось разыскать после войны и вернуть во дворец. Об этом подробно написано в книге, написанной по воспоминаниям Щеколдина «О чем молчат львы».

Степан Григорьевич Щеколдин (1904–2002) – старший научный сотрудник Воронцовского дворца-музея в Алупке. Родился в Москве. Закончил Александровское коммерческое училище. Интересовался искусством, театром. Организовал у себя дома с товарищем кружок для самоообразования и развития, за что был в 1933 году постановлением Особого совещания сослан в ссылку в Северный край (формулировка – «за контрреволюционную деятельность»). По истечении срока ссылки С. Г. Щеколдин отправился в Евпаторию, где у своих родителей находилась его жена. Впервые увидев Алупкинский дворец-музей, был очарован им. Старший научный сотрудник Воронцовского дворца-музея Степан Григорьевич Щеколдин во время Великой Отечественной войны дважды спасал уникальное достояние мировой культуры – Воронцовский дворец-музей – (сначала от динамита НКВД, а затем – от немецких авиаснарядов), после войны занимался поисками пропавшей коллекции дворца. В 1945 после освобождения Крыма от оккупации был осужден на 10 лет за «сотрудничество с оккупационным режимом». Реабилитирован на Украине только в 1991 году. После освобождения С. Г. Щеколдин поселился в Таганроге, где работал в Таганрогском драматическом театре рядовым распространителем билетов. После смерти жены ее родственники забрали С. Г. Щеколдина в Ставрополь, где он и скончался 6 мая 2002 года.

Похоронен этот замечательный человек и гражданин в Ставрополе.

С 4 по 11 февраля 1945 года, во время Ялтинской конференции, Воронцовский дворец стал резиденцией английской делегации во главе с Уинстоном Черчиллем.

Ялтинская (Крымская) конференция союзных держав (4–11 февраля 1945) – вторая по счету встреча лидеров стран антигитлеровской коалиции – СССР, США и Великобритании – во время Второй мировой войны, посвященная установлению послевоенного мирового порядка. Конференция проходила в Ливадийском (Белом) дворце в Ялте, в Крыму и стала последней конференцией лидеров антигитлеровской коалиции «большой тройки» в доядерную эпоху.

После войны дворец использовался в качестве государственной дачи государственный и партийных деятелей. А уже после смерти Стали на, в 1953 году во дворце организовали санаторий. Все эти новые веяния плачевно отразились на, и без того изрядно поредевшей, коллекции музея. Поэтому в 1956 году постановлением правительства решено было возобновить деятельность музея и коллективу музея пришлось начинать собрание экспонатов заново. Часть из них так и не удалось вернуть, экспонаты разошлись по всей стране и остались в экспозициях разных музеев. Из тридцати тысяч библиотечного фонда, отправленного в Москву, в Воронцовский дворец-музей вернулось только восемь тысяч книг, чертежей и гравюр.

А с 1990 года весь комплекс стал называться – Алупкинский дворцово-парковый музей-заповедник.

В парадных интерьерах дворца почти полностью удалось сохранить первоначальную отделку. Каждая из комнат индивидуальна, имеет только ей присущий колорит, отразившийся в названиях: Китайский кабинет, Ситцевая комната, Зимний сад, Голубая гостиная. Оформление Парадной столовой по-прежнему напоминает убранство рыцарских залов в средневековых замках. Она украшена богатейшей резьбой по дереву и четырьмя монументальными панно.

На сегодняшний день коллективом музея восстановлены убранства парадных интерьеров, в залах Шуваловского корпуса открыты для посетителей постоянные выставки живописи и графики из музейных фондов и переданных в дар музею из коллекции профессора Голубева. Количество экспонатов основного фонда музея достигло двадцати тысяч.

В 1988 году профессор Никитского ботанического сада Виталий Николаевич Голубев преподнес в дар Алупкинскому дворцово-парковому музею-заповеднику собранную им коллекцию живописи и графики. Она насчитывает 93 живописных полотна и 113 графических листов, хронологически охватывающих почти весь XX век: от «Призраков» (1903) В. Э. Борисова-Мусатова до «Набережной Ялты» (1987) В. Н. Разгулина.

В настоящее время постоянная экспозиция размещена в Шуваловском (Гостевом) корпусе дворца.

Экспозиция знакомит посетителей с известными художественными группировками и объединениями начала XX века в России, с работами мастеров живописи и графики, чьи работы находятся в крупнейших музеях России и мира. Полотна пришли в собрание В. Н. Голубева разными путями: покупались у наследников или самих творцов, находились чудесным образом среди ненужных вещей.

Еще один примечательный «экспонат» – шедевр садово-паркового искусства – Алупкинский парк. Его создатель – садовник-ботаник Карл-Август Кебах (1799–1851) занимался планировкой и посадками растений в парке более четверти века. Парк, являясь парком-памятником общегосударственного значения, входит в экспозиционную часть музейной территории, которая в общей сложности составляет 361 913 м2. Основным источником поступления саженцев являлся Никитский ботанический сад. Именно оттуда были получены первые виноградные лозы, оливки, фруктовые деревья и множество кипарисов. К середине XIX века флора парка имела, не считая цветов, более 270 видов деревьев и кустарников. Директор сада Н. А. Гартвис, создавший коллекцию роз, помог украсить парк редкими сортами этих дивных цветов. Специально для Алупки была выведена целая серия новых сортов, отдельная группа которых называлась «воронцовианой», а роза «Графиня Елизавета Воронцова» селекции 1829 года даже вошла в мировой каталог роз. Совершенно неожиданные результаты дали опыты по приживлению калифорнийской магнолии в открытом грунте. Высаженные в 1830 году, они уже через несколько лет превратились в деревья, цветущие на открытом воздухе, что в то время считалось сенсацией. Воронцов лично сажал их на заранее отведенных местах. И каждый, кто потом приезжал в Алупку, зная, что это будет приятно графу, докладывал ему о самочувствии растений. В парке также находятся великолепные фонтаны и сообщающиеся озера, в которых плавают лебеди. В парке также произрастают редкие деревья, семена которых были завезены из других стран.

В настоящее время в Алупкинском музее существует несколько постоянных экспозиций. Девять парадных залов знакомят с бытом первых владельцев дворца и характером дворцовых интерьеров 30–40-х годов XIX века. В бывшем гостевом корпусе работает стационарная выставка «Фамильная галерея Воронцовых». В отдельных залах экспонируется «Дар профессора В. Н. Голубева» (русский и советский авангард), живопись Я. А. Басова «Поэзия пейзажа», художественные выставки «Украинская живопись», «Вдыхая розы аромат» (цветы в живописи). В парковом павильоне «Чайный домик» – выставки «Карты крымского полуострова», «Воронцовы и русские адмиралы», «Морские баталии XVIII–XIX вв.».

В 2007 году в Шуваловском флигеле открыта новая музейная экспозиция «Дом графа А. П. Шувалова». В ее основе – не выставлявшиеся ранее предметы убранства и личные вещи Воронцовых, Шуваловых, Воронцовых-Дашковых. В интерьерах дома представлены произведения искусства, отражающие стилевые особенности и предметы быта жилых помещений дворцов середины XVIII века.

Собрание Алупкинского дворцово-паркового музея-заповедника составляет почти 27 тысяч экспонатов основного фонда, a мемориальная библиотека М. С. Воронцова насчитывает более 10 тысяч книг. Одна из картин музея – «Портрет князя Григория Потемкина» кисти Левицкого – подарена ему бароном Фальц-Фейном.

Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн (род. 14 сентября 1912 года, село Гавриловка, Херсонская губерния, Российская империя) – общественный деятель Лихтенштейна, барон, меценат.

Отец Александр Эдуардович – агроном, брат основателя заповедника «Аска́ния-Но́ва» Ф. Э. Фальц-Фейна, мать Вера Николаевна – из семьи генералов и адмиралов русского флота Епанчиных.

Первым крупным даром барона своей Родине стала часть библиотеки Дягилева-Лифаря, состоящая из сотни книг. Барон принял непосредственное участие в возвращении праха Ф. Шаляпина в Россию. Много сил и средств потратил барон на поиски Янтарной комнаты из Екатерининского дворца Царского Села, будучи членом международной группы поиска. Янтарная комната не была найдена, и барон увлекся идеей ее восстановления. Присылал из Швейцарии шлифовальные станки, особые сверла, писал письма «куда надо», давал интервью журналистам… По его ходатайству Германия вернула в Царское Село уникальные раритеты. Барон внес значительный вклад в восстановление Мальтийской капеллы и корпусной церкви и стал главным инициатором того, что в Санкт-Петербургском Суворовском Военном Училище появилась самая лучшая в военно-учебных заведениях России корпусная церковь и вскоре откроется кадетский музей. Возвращен в Ливадийский дворец ковер – подарок Иранского шаха, с изображением семьи Николая Второго.

Удивительную «художественность» и «кинематографичность» Воронцовского дворца не пропустили и современные художники.

Кинематографисты часто снимают здесь исторические и сказочные фильмы, экранизируя Шекспира и Стивенсона. Пересмотрите чудесную музыкальную комедию Леонида Квинихидзе «Небесные ласточки», поставленную по сюжету Анри Мельяка, Альбера Мийо и композитора Флоримона Эрве «Мадемуазель Нитуш». Монастырь с пансионом «Небесные ласточки» «располагается» как раз в Воронцовском дворце. Можно увидеть множество великолепных общих планов дворца, парк с чудесными тропическими растениями. А главное, сама атмосфера красоты, легкости и гармоничности дворца придает фильму особый колорит.

И еще два фильма стоит упомянуть для полноты впечатления. Это фильм «Алые паруса» Александра Птушко и «Обыкновенное чудо», кинофильм 1964 года, режиссера Эраста Гарина, первую экранизацию одноименной пьесы Евгения Шварца. Детство маленького Грэя «проходит» именно на фоне Воронцовского дворца – библиотека, столовая, можно увидеть великолепные интерьеры, которые подчеркивают богатство семьи будущего капитана. В фильме Эраста Гарина много панорамных видов и дворец также предстает перед нами во всем своем величии и великолепии.

«Пройдитесь» в виртуальной экскурсии по Воронцовскому дворцу, Интернет сейчас дает такую возможность, и вы сами увидите, насколько тонким, идеально гармоничным может быть союз природы и архитектора. А со вкусом подобранное и изящно выполненное внутреннее убранство дворца не оставит равнодушным даже искушенного зрителя.

Согласно завещанию, наследником Алупки стал единственный и, увы, бездетный сын – светлейший князь Семен Михайлович Воронцов, «длиннолицый белокурый полковник с флигель-адъютантскими вензелями и аксельбантами», командир Куринского егерского полка. Именно таким он и его жена, Мария Васильевна, урожденная княжна Трубецкая, в первом браке Столыпина, «крупная, большеглазая, чернобровая красавица», остались в памяти читателей «Хаджи-Мурата» Л. Толстого, этот факт уже упоминался в предыдущих главах книги. Фрейлина императрицы, Мария Васильевна, была известной петербургской красавицей, являла собой тип светской женщины-аристократки, в которой европейское щегольство сочеталось с истинно русским барством. При любых условиях она умела устроиться с комфортом. Безусловно, сыну было далеко до талантов отца, но и ему выпала честь верой и правдой служить отечеству. Семен Михайлович защищал родину во время Крымской войны и при обороне Севастополя. В последующее мирное время исполнял обязанности городского головы Одессы, но с еще большим увлечением занимался археологией, пополняя свою и городскую коллекции всевозможными редкостями.

Мы не должны забывать, что Семен Михайлович спонсировал многотомное издание «Архива князей Воронцовых», ставшее теперь библиографической редкостью, и подарил Одесскому университету знаменитую Воронцовскую библиотеку. Не в пример своей жене, он не был расточительным и старался, как мог, хранить и умножать родительское наследство. Скупал ценные бумаги, состоял членом-учредителем южнодорожных концессий, с помощью своих управляющих и виноделов сумел организовать широкое производство и торговлю марочными винами типа портвейн, херес, мадера, мускат люнель из подвалов Ай-Даниля, Массандры и Алупки. Эти вина, в свое время, не раз завоевывали высшие награды на всевозможных международных выставках и пользовались успехом у ценителей крымских вин. После поспешной эвакуации части крымских татар по окончании Крымской войны светлейший князь постарался скупить оставляемые ими земли, благодаря чему значительно округлилось и алупкинское имение.

Соратники помнили его отца, как толкового руководителя и государственника, потомкам же осталась еще и материальная память, как, например, еще один Воронцовский дворец, но на этот раз в Одессе.

Воронцовский дворец в Одессе – дворцовый комплекс резиденции генерал-губернатора, позже там размещалась мужская гимназия Юнгмастер. Затем Общество акклиматизации животных, с 1936 года здание было передано городу под Дворец пионеров. В составе Воронцовского дворца в Одессе – главное здание усадьбы, бельведер-колоннада, манеж, хозяйственное крыло и Орловский корпус, который был разрушен в 1944 г. Расположен в г. Одессе на Приморском бульваре по адресу пер. Воронцовский, 2а. Построен дворец на самом северном краю приморского холма, в месте, где когда-то была расположена турецкая крепость Хаджибей. Дворец визуально сплетен из сочетаний прямых и дугообразных составляющих, архитектор использовал контраст между большими глухими гладкими поверхностями и колоннадами. В роскошных интерьерах, оформленных знаменитым скульптором и живописцем Карлом Скотти, использованы приемы романтизма. Интерьеры дворца представляют собой лучшие образцы сохранившихся интерьеров Одессы эпохи ампира. Парадные комнаты первого этажа включают переднюю, бильярдную, полуциркульную столовую с обширной открытой террасой, дающей прекрасный вид на Одесский залив, большой зал (с роскошными дверьми, в филенках под ляпис-лазурь и бронзу, с янтарными ручками, привезенными сюда из царского Михайловского дворца в Петербурге, с камином дорогой мозаики), библиотеку, «комнату манускриптов», «китайский кабинет» графини Е. К. Воронцовой, «турецкую комнату». Последняя – самая элегантная, имеет высокий потолок в «готическом вкусе», решенный в светло-зеленых тонах с большим количеством пышной позолоты. Столовая украшена пилястрами коринфского ордера с полуциркульными нишами для статуй или для вазонов с цветами. Потолок столовой украшает богатая лепнина. Второй этаж дворца, на котором находились жилые комнаты, оформлен просто и без декоративных излишеств.

В 1837 году на второй день пребывания в Одессе в новом дворце одним из первых побывал поэт В. А. Жуковский, после чего в его дневнике появилась лаконичная запись: «28 августа. Прогулка по городу. Осмотр дома графа Воронцова. Оранжереи. Медальный кабинет. Библиотека». Речь идет о богатейшей библиотеке графа, книгами из которой А. С. Пушкин пользовался еще до того, как она заняла специально отведенный зал в вновь построенном дворце.

К концу двадцатых годов XX века от великолепия внутреннего убранства мало что сохранилось:

…все убранство комнат было в свое время перевезено в Алупкинский дворец, роскошная же библиотека вошла в состав одесской «Библиотеки высшей школы». Паркет, двери и камины сильно попорчены. Потолковая живопись от сырости местами испортилась. …камин, находящийся в большой зале. Он гармонировал своими цветными камнями, изображавшими птиц и растения, с росписью верхней части стен под карнизом (гирлянды цветов и венки). К сожалению, эти цветные камни сорваны… Камин следующей за залой комнаты, представляющий своим рисунком подражание античной вазовой краснофигурной живописи (по черному полю розетки, вазы и две летящих женских фигуры красного цвета), сильно обветшал и попорчен.

Селинов В. И. «Воронцовский дворец, как культурно-исторический памятник г. Одессы», 1928 г.

Впоследствии книжное собрание Воронцова было подарено местному университету, где под названием «Воронцовский фонд» хранится и по сей день.

Печальная фраза А. П. Чехова «Русские любят прошлое, ненавидят настоящее и боятся будущего…» практически не оставляет нам надежды. Но в наших силах любить настоящее, не забывая, что оно когда-то станет прошлым. И оттого, каким будет наше настоящее, зависит и наше прошлое. Нам есть, чем гордиться, что приумножая, сохранять.

Оглавление

Введение

История возникновения рода

Глава 1 Semper immota fides – «Всегда непоколебимая верность»

Глава 2 Воронцовы на службе Отечеству

Глава 3 Воронцов Роман Илларионович

Глава 4 «Еще раз про любовь…»

Глава 5 Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова, «Благородная Россиянка»

Глава 6 Братья Александр и Семен Воронцовы

Глава 7 Родовое гнездо Воронцовых-Дашковых «Андреевское»

Глава 8 Воронцова Екатерина Семеновна

Глава 9 Михаил Семенович Воронцов

Глава 10 Воронцовский дворец Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg