«Путь бойца: Правдивая история о Брюсе Ли»

Путь бойца: Правдивая история о Брюсе Ли (fb2) - Путь бойца: Правдивая история о Брюсе Ли 389K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Линда Ли

Линда Ли Путь бойца: Правдивая история о Брюсе Ли

Правдивая история о том,

как наиболее яркий представитель

искусства боя без оружия

жил, любил, дрался и умер

Благодарность

С чувством неоплатного долга я вспоминаю тех, кто помог мне и поддержал меня при написании этой книги, тех, кто пожертвовал своим временем, приложил много труда и поделился своими воспоминаниями: это Макс Колфилд и Алан Шедрейк, без них эта книга не была бы написана. Это друзья и родственники, чьи сердца были тронуты Брюсом: Грейс Ли – его мать, Роберт Ли – его брат, Фоэби Хо – сестра, Вивьен Мак Каллох – моя мать, Адриан Маршалл – наш адвокат, Таки Кимура, Дэн Иносанто, Тэд Вонг, Херб Джексон, Петер Чин и Джеймс Коберн – его ученики. Джун Ри и Эл Дакаскос – его друзья и коллеги по воинскому искусству:

Фрэд Вейнтрауб – продюсер фильма [Остров Дракона] и Джим Грюнвалъд – фотограф.

Посвящается нашим детям, которые принесли Брюсу больше радости, любви и удовлетворения, чем слава и успех. Эта книга посвящена Брендону и Шеннон. И я надеюсь, что они знают о том, что он любил их так же сильно, как и саму жизнь, и так же о том, что они обладают наследством, которое принадлежит только им.

Глава 1

Была середина дня 20 июля 1973 года, когда я вышла из нашего дома в Каулуне и направилась к своей подруге. Брюс в это время был в своем кабинете, и что-то диктовал своему секретарю. Его кабинет, несомненно, был самым значительным местом в вашем доме. Здесь он держал все свои книги. У него была замечательная библиотека, насчитывающая несколько тысяч книг, в которых был освещен любой мыслимый аспект воинского искусства как древнего, так и современного с самым разнообразным оружием. Тут были книги о методах физической подготовки, о различных видах спорта, о кинопроизводстве, о философии Востока и Запада, но самой притягательной точкой в его кабинете был его письменный стол с телефонами. Брюс практически жил в своем кабинете. Он мог запереться там на несколько часов, читая и изучая что-нибудь. Именно здесь он работал над сценариями фильмов [Путь Дракона] и [Остров Дракона], впоследствии ставших его классическим вкладом в отображения воинского искусства кунг-фу в кинематографе. Когда я покинула его в тот день, он, как и всегда, напряженно работал. Через окно веранды он мог видеть наш сад, разбитый в японском стиле: с удивительными тропинками, с прудом, в котором плавали золотые рыбки, с маленьким мостиком, перекинутым в том месте, где из пруда выбегает ручеек, скрывающийся среди деревьев и корейской травы.

По гонконгским понятиям мы обладали сказочным местом: вилла, состоявшая из одиннадцати комнат, с просторными участками вокруг виллы, охваченными восьми футовой стеной, в которой были металлические ворота. Для нас это было слишком дорого, однако мы были вынуждены приобрести этот особняк, так как Гонконг очень тесный густонаселенный город. Большинство жителей живет в маленьких домиках, налезающих друг на друга, в городе было лишь несколько частных резиденций, но все очень большие и дорогие.

Брюс же очень нуждался в тишине, в которой он мог бы сосредоточиться и не слышать звуков города и криков наших детей. В конце концов, нам посчастливилось найти дом, подходящий для нас.

В тот день Брюс сказал мне, что продюсер Раймонд Чоу из [Голден Харвест] собирается продолжить с ним сегодня днем работу над сценарием фильма [Игра смерти]. Большинство батальных сцен было уже отснято, включая схватку между Брюсом, рост которого 5 футов 7 дюймов и Каримом Абдул Джаббаром – звездой американского баскетбола, чей рост был семь футов два дюйма. Сценарий так и не был дописан (фильм позже, при участии другого актера, был завершен). Брюс сказал, что он и Чоу, возможно, пойдут позже пообедать в ресторан вместе с Джорджем Лезенби, с ним Раймонд надеялся договориться о возможности сниматься в [Игре смерти]. Лезенби был тем самым актером, который после Шина Коннери стал сниматься в роли Джеймса Бонда.

Это был мой последний разговор с мужем. Я вернулась домой около четырех часов дня и провела вечер, делая гимнастику и смотря телевизор вместе с ребятишками Брендоном и Шенной. Я, помню, еще подумала тогда, очень странно то, что Брюс до сих пор не позвонил. Обычно он всегда звонил мне и сообщал, где он находится. Но вместо этого, где-то около 10 часов вечера, позвонил Раймонд Чоу, в его голосе прозвучали тревожные нотки [Линда, ты должна сейчас же ехать в госпиталь [Королевы Елизаветы], – сказал он, – как раз сейчас Брюса везут туда в машине скорой помощи]. [Что случилось?] – спросила я. [Я не знаю, но, похоже, что мы его видим в последний раз]. Я была ужасно встревожена, но, однако, я не могу сказать, что я была в шоке. Все дело в том, что в жизни Брюса всегда было очень много непредвиденного. Кроме того, мне с ним пришлось пережить несколько критических моментов. Я научилась следовать за ним по течению выбранного им жизненного стиля. А именно радоваться каждому мигу жизни и жить им. Часто бывало, что он звонил и сообщал: [Встречаемся через 15 минут] или [Слушай, Линда, у меня просто фантастические новости!]

Еще перед замужеством я как-то сказала ему: [Ты знаешь, Брюс, я не смогу следовать за тобой повсюду, да пожалуй этого и не нужно].

Всего тремя месяцами раньше – 10 мая у него случился: коллапс во время работы в студии. Его тогда моментально доставили в госпиталь, и там он быстро пришел в сознание. После этого Брюса обследовали в Лос-Анджелесе, но медики ничего не обнаружили, напротив, они уверяли его в том, что состояние его организма соответствует 18-летнему юноше.

Я приехала в госпиталь минут за 15 до скорой помощи, и вначале мне показалось что, возможно, произошла какая-то ошибка, так как никто ничего не знал о том, что сюда должны привезти Брюса, а дежурный врач даже предположил, что, возможно, кто-то решил подшутить надо мной. Я, однако, осталась ждать, и вскоре появилась санитарная машина. Он был практически без сознания. Я не могла узнать, что с ним случилось, так как врачи сновали вокруг него. Его перенесли в реанимацию, и там ему начали массировать сердце. Мне не приходило в голову, что он может умереть и даже может быть уже мертв – возможно, я считала, что если его привезли в госпиталь, то все скоро будет хорошо. Брюс несколько раз за последние месяцы говорил о смерти. Он был совершенно уверен в том, что он не доживет до преклонных лет (кроме того, он даже не хотел этого – он говорил своему брату Роберту, как он ненавидит даже саму мысль о том, что когда-нибудь он станет старым, дряхлым). [Я не проживу столько, сколько ты], сказал он мне однажды. [Почему ты так думаешь? – спросила я, – У тебя ведь прекрасное здоровье, дай бог каждому иметь такое здоровье]. [Все это так, но я не знаю, как долго я еще смогу выдержать этот путь наверх]. Брюс – человек, который во многих отношениях мог служить эталоном физического совершенства, человек, полностью владевший своим телом и обладающий экстраординарными способностями, он, несмотря на все это, подсознательно чувствовал, что ему надо успеть сделать как можно больше, так как времени ему отведено очень мало.

Он ощущал постоянное напряжение. Уникальный артист и человек, ставший легендой еще при жизни, – мастера каратэ сравнивают его с Галилеем в области воинских искусств.

Человек, которого считали самым искусным бойцом в мире, и который уже был на пути к тому, чтобы стать самым высокооплачиваемым киноактером. Он был первой Восточной суперзвездой, сумевшей перекинуть мост через пропасть, разделявшую Восток и Запад. Он опроверг оскорбительный стереотип, существовавший в кинопроизводстве и на телевидении благодаря таким китайским типам, как Чарли Чен и доктор Фу Мэн Чу, он стал после этого кумиром для миллионов молодых людей, живущих в Южной Азии и мечтающих стать такими же, как он, они видели в нем своего лидера. Смертельный вихрь его летающих кулаков и разящих ударов ног, его удары ногами поразили западную аудиторию, как гром среди ясного неба, он познакомил зрителей с тем мистическим искусством кунг-фу, которое было известно китайцам уже несколько сотен лет.

Единолично он заставил весь мир заинтересоваться кунг-фу. Внезапно Брюс оказался самым желанным актером для многих кинокомпаний. Фил Оке, член легендарного Нью-йоркского общества любителей фольклорной музыки, вспоминает, как он был ошеломлен тогда, когда в течение 3 часов увидел два фильма с участием Брюса Ли [Я не верил своим глазам; до этого я видел фильмы о самураях, но оказался совершенно неподготовленным к тому, что демонстрировал на экране Брюс. Истории, положенные в основу фильмов, были достаточно простыми и основывались на чувстве мести. В фильмах вначале показывали школу кунг-фу, и старейший из учителей говорил своим ученикам: [Я научу вас тому, как стать лучшими бойцами в мире, но вы никогда не должны причинять никому никакого вреда до тех пор, пока в этом не будет крайней необходимости]. Далее школе нанеслось жестокое оскорбление, это было либо нападение соперничающей школы, либо убийство учителя или любимой девушки Лирой. Лучший боец школы требовал отомстить обидчикам, но, как правило, сдерживал себя до сих пор, пока был бы в состоянии это делать. Затем следовали самые волнующие сцены, какие когда-либо были засняты на пленку. Один безоружный человек против пятидесяти. Он начинал прокладывать себе путь сквозь строй негодяев с помощью приемов каратэ: надо было видеть в эти моменты его кулаки, локти, ноги и при этом никаких кинематографических трюков. Аудитория в зале неистовствовала, она то взрывалась громом аплодисментов, то криками восторга, люди вокруг вскакивали со своих кресел. И вот наступил кульминационный момент фильма – Брюс настигал главного негодяя и начинался танец необычайной красоты (один корреспондент как-то заметил, что своими движениями Брюс заставил бы танцовщика Рудольфа Нуриева выглядеть не сцене водителем грузовика). В игре Брюса не было вульгарности Джеймса Арпесса с его постоянным полупьяным, заросшим щетиной лицом разбойника. Он был не супергениальный Джеймс Бонд, с его сверхчеловеческой способностью выкручиваться из самых невероятных ситуаций, это были не кулаки-молоты Джона Уэйна, которыми тот полулениво расчищал себе путь среди разрушенных столов и разбитых стаканов толщиной не более листа бумаги. Нет, движения Брюса были движениями тела, доведенного до вершины совершенства, и как бы жестоко ни расправлялся Брюс со своими противниками, в этой жестокости всегда присутствовал элемент очищения и высшей справедливости.

И не менее, если не более важным, чем само действие, было лицо Брюса Ли и его философские причины, побуждающие его к действию. Выражение его лица в то время, когда он отражает атаки своих противников или атакует сам, с трудом поддается описанию, временами он впадает в экстаз, почти сексуальный, и когда он наносит удары, то результаты удара проносятся сквозь его мозг и его взгляд, полный концентрации и удовлетворения от содеянного, становится совершенно отрешенным].

И тогда предложения посыпались на него, как из рога изобилия Ран Ран Шоу – гонконгский продюсер, миллионер, тот самый, что еще только три года назад предлагал ему ничтожно малую сумму за участие в фильме, теперь же предлагает ему сто тысяч фунтов стерлингов за фильм. И когда Брюс отклонил это предложение, то Шоу подписал лист контракта и послал ему, так что Брюсу оставалось лишь поставить на чек сумму, какую он только пожелал бы.

Муж Софи Лорен – продюсер Карло Понти был одним из нескольких итальянских продюсеров, кто предлагал ему фантастические контракты. Кинофирма [Уорнер Брозерс], потратившая уже почти миллион долларов на съемки фильма [Остров Дракона], но все еще защищавшая его, потребовала безотлагательного продолжать работы над фильмом, чего бы ей этого не стоило.

В то время как бум вокруг фильмов продолжал нарастать, Брюс обнаружил, что он стал самым популярным человеком в шоу-бизнесе и даже более популярным, чем Стив Мак Квин. Одновременно с этим у него появилось множество различных проблем: сможет ли он увеличить свою популярность в других странах мира, не повредив своему авторитету на Востоке? Сможет ли он повысить качество своих фильмов, не нарушая их сути, а только повышая качественную сторону, тем самым помогая воспитанию миллионов тех, с кем у него одни и те же этнические и культурные корни, помогая мастерам воинских искусств, живущих в различных уголках планеты искать свой собственный путь и свою истину. Кроме того, его все больше и больше заботили проблемы, связанные с его физическим состоянием. Условия, в которых он жил и работал в Гонконге, едва ли можно было назвать идеальными. Гонконг во многих отношениях был достаточно суровым городом. Когда Брюс появлялся на улице, постоянно кто-нибудь приставал и провоцировал его на драку, надеясь, что удастся одолеть мастера. Все чаще и чаще приходилось участвовать ему в деловых встречах и все реже удавалось скрыться от дельцов разного сорта, одни пытались заключить с ним контракт, другие пытались стянуть себе самые выгодные предложения из-под его носа. То его осаждали газетчики, то радио, то телевидение. Где бы он ни появлялся, везде за ним охотились любители автографов. В Голливуде можно было отдохнуть хотя бы во время уик-энда, уехав за город. Но в переполненном Гонконге вопрос об отдыхе даже не возникал. Однако по своей природе и темпераменту Брюс сам всегда стремился к напряженной, насыщенной жизни. Он был нервным человеком, и под давлением определенных условий, он становился очень возбужденным. Когда он был еще ребенком, его семья прозвала его [не сидящий ни минуты]. Он понимал, что ему необходимо расслабиться, отдохнуть, но всегда находилось что-нибудь такое, что нужно было немедленно сделать и на отдых не оставалось времени. Весь 1973 год Брюс был в постоянном движении – то он участвовал в конференциях, то часами обсуждал что-то по телефону, то работал над фильмами, в конце концов, его мозг был перегружен настолько, что его стала мучить бессонница. Напряжение резко возросло, когда он стал работать над [Островом Дракона] – его первой большой международной картиной Он сильно нервничал и опасался, что все то, что он задумал, не удастся притворить в жизнь.

Сразу же возникло много проблем, главные из которых возникали из-за существенной разницы в системе работы над сценарием в кинокомпаниях Голливуда и Гонконга. Это было то самое время, когда он ощущал то эмоциональный подъем, то впадал в депрессию. Брюс всегда был очень эмоциональным человеком – кстати, это была одна из причин его успеха у зрителя, но из-за излишнего напряжения он временами был в дурном настроении.

Я часто пыталась внушить ему, что нет уже больше такой необходимости, чтобы так упорно и много работать, что теперь он находится на верном пути, и прекрасная карьера ему обеспечена. И теперь самое главное – это то, что все мы четверо должны быть вместе и до тех пор, пока мы будем вместе, все будет прекрасно. Но Брюс никогда не забывал то трудное для нас время, когда мы еле сводили концы с концами, и поэтому он был решительно настроен на то, чтобы его дети и я никогда больше не оказывались перед лицом финансовой неопределенности. Раз или два он заговаривал со мной о том, что если что-нибудь вдруг случится с ним, то он должен быть уверен, что вся наша жизнь основана на крепком фундаменте, и никто больше не сможет помешать нам жить так, как мы этого хотим. А для этого он должен всегда заботится о своих физических отношениях и не останавливаться на достигнутом.

В 1970 году он пережил сильнейшее потрясение. Я думаю, что на свете найдется, быть может, всего несколько человек, кто с такой требовательностью относился бы к своему телу: едва ли был хотя бы дюйм его гибкого великолепного сложенного тела, который бы не был объектом жестокого и постоянного тренинга.

Брюс, однако, никогда не занимался со спиною, считая, что для совершенствования кунг-фу поднятие тяжестей не нужно, он лишь использовал утяжеления для отдельных групп мышц, думая только о наращивании мощи, а не объема мышц. Но однажды утром он решил поэкспериментировать: он уложил себе на плечи штангу в 60 КГ, и, держа спину прямой, начал наклонятся вперед, сгибаясь в поясе. Я думаю, что он вряд ли представлял, каким тяжелым будет это упражнение, так как вдруг он почувствовал ужасную боль в пояснице. Врач позже сказал ему, что он повредил себе поясничный нерв, а это значит, что Брюс больше никогда не будет наносить удары ногами. Но даже если бы Брюсу отрубили обе ноги, он вряд ли смирился бы с мыслью покончить с занятиями кунг-фу.

Доктор предупредил его о том, что такая травма означает необходимость лежать на спине и не вставать с постели, пока не исчезнет боль. В обычных условиях просто попросить Брюса немного передохнуть было бы равносильно тому, как попросить кенгуру не прыгать. Однако когда он принимал какое-либо решение, то для достижения намеченной цели был готов на любые испытания. Вот и теперь, осознав всю опасность травмы, он оставался в постели три месяца. Эти три месяца были периодом тяжелейшей духовной и физической боли, периодов финансовых проблем. В общей сложности прошло около 6 месяцев, прежде чем он смог приступить к самым легким тренировкам. Но даже во время вынужденного бездействия его мозг оставался сверхактивным. Все эти месяцы он записывал свои мысли о воинских искусствах. В настоящее время я собираюсь собрать все его записи воедино и выпустить отдельной книгой. Скорее всего, это был самый черный период в жизни Брюса, период, когда его дух бойца ощутил на себе всю тяжесть бытия, но этот урок не пропал для него бесследно, и если он вдруг забывал о том трудном времени, то боль в спине напоминала ему о нем. И все же, как бы то ни было, он продолжал жить в том же стремительном ритме, с тем же жаром и энергией, несмотря на то, что напряжение достигло своей высшей точки. Я думаю, что если бы он сейчас был жив, то он бы нашел удовлетворение для своего духа в своей жизненной философии. Хотя я уверена в том, что он чувствовал постоянно какую-то надвигающуюся на него опасность. Он любил песню [И когда я умру], особенно строку, в которой говорится: [Если я обрету покой, когда умру, то пусть это время придет быстрее]. Несколько раз он сам говорил: [Может быть это единственное место, где я обрету покой]. Джон Сэксон – актер, который снимался с Брюсом в фильме [Остров Дракона] вспоминает, что Брюс был сильно потрясен случившимся с ним в мае ударом, и в то время как он ждал результатов анализов из Лос-Анджелеса, он сказал Джону: [Может быть, если анализы будут отрицательными, Брюса больше не будет].

И вот теперь второй уже раз за последние три месяца я нахожусь в госпитале, наблюдая за тем, как врачи работают над ним. Странно, но в тот момент я почти не чувствовала никаких эмоций, возможно, я была просто в шоке. Горе, отчаяние, чувство невосполнимой потери – все это пришло позже. Кроме того, я думала, что Брюс находится в состоянии частичной потери сознания, так как в тот момент еще никто не говорил, что он уже мертв. Прошла минута или около того, когда врачи схватили каталку с Брюсом и бегом поспешили в реанимацию. Здесь они ввели ему наркотики прямо в сердце, после чего пытались стимулировать работу его сердца электротоком. Кто-то хотел увести меня в сторону, сказав: [Я думаю, вам лучше не смотреть], но я вырвалась: [Оставьте меня – я хочу знать, что с ним?] И тут я заметила, что машина, записывающая работу его сердца, замолчала, а это означало, что Брюс уже не был жив, тут только я поняла, что произошло. Но я отказывалась этому верить, я была уверена в том, что Брюс выйдет победителем из любой ситуации. Все его существо было наполнено жизнью, он сдерживал в себе огромный запас внутренней энергии, он был способен контролировать работу мозга и тела, он столько раз с успехом преодолевал самые сложные преграды па своем пути и был всегда готов преодолевать следующие. Я не могла поверить в то, что он не выберется и сейчас, как он это уже сделал в тот раз – в мае.

Когда я, наконец, решилась спросить врача, то я просто не могла выговорить слово [мертв], так оно не подходило к Брюсу. Вместо этого я спросила: [Он жив?] Врач отрицательно покачал головой.

Я с трудом вспоминаю то, что произошло дальше. Я помню, как Раймонд Чоу позвонил своей жене и попросил ее заехать за мной.

Я помню, что главврач спросил меня, согласна ли я на вскрытие, и я ответила: [Да, я хочу знать, от чего он умер?] Я помню, как фоторепортеры облепили главный вход госпиталя, и на меня со всех сторон посыпались вспышки их фотоаппаратов. Я попыталась вернуться снова в реанимацию, чтобы еще раз убедиться в том, что мне сказал врач. Теперь мне кажется, что именно тогда (когда обычно жизненные силы угасают) я почувствовала удивительную силу, которая наполнила мою душу и тело. Никакой паники, никакого отчаяния. Решительность и смелость Брюса передались и мне. И вдруг всем своим существом я ощутила то, что ждет меня впереди, и что я должна буду предпринять, чтобы сделать наилучшим образом все самое необходимое для Брюса, Брэндона и Шеннон.

Уже по прошествии большого отрезка времени я осознала, что смерть такой мифической фигуры как Брюс потрясет миллионы во всем мире. Я даже не могла себе представить, что пройдет только год после его смерти, а его имя будет прославлено и популярно больше, чем когда он был жив. Что его фильмы будут смотреть снова и снова, и что так же, как и два других великих актера – Рудольфе Валентине и Джеймс Диан, умерших преждевременно, он станет идолом целого культа.

Глава 2

Первый раз я увидела Брюса весной 1963 года. В то время я училась в высшей гарфилдской школе в Сиэтле. Брюс, будучи тогда студентом университета им. Вашингтона, приходил в нашу школу на лекции по философии Востока, и я часто видела его идущим по коридору и обязательно с какой-нибудь девушкой. Мне говорили, что, начиная с 15 лет у Брюса никогда не было никаких затруднений в общении с девушками.

В первый раз я заговорила с ним, когда моя подружка китаянка (она брала у него уроки кунг-фу) взяла меня с собой в его зал, находившийся в китайском квартале Сиэтла. Это было грязноватое, маленькое (не более чем 7Х7 метров) помещение. Он называл этот зал [Джан Фэн Кунг-фу институтом], потому что его китайское имя было Ли Джан Фэн. А кунг-фу он произносил на Кантенский манер [Кунг-фу]. Он начал давать уроки везде, где только мог найти свободное место – в гаражах, пустых домах, в школьных спортивных залах. Позже, осознав благоприятную перспективу для преподавания кунг-фу в Америке (каратэ только начинали преподавать), он решил организовать клуб. Он планировал открыть целую сеть школ кунг-фу в США. Позже он понял несбыточность своей идеи, так как ни его методика, ни философия, лежащая в ее основе, не могли быть переданы правильно и качественно такой большой массе учеников. Он даже не пытался рекламировать свой институт, и поэтому над дверью, ведущей в зал, не было никаких знаков, столь характерных для школ каратэ. Он надеялся, что репутация его школы будет достаточно высока, и людская молва сделает все необходимое для ее популяризации. Он хотел учить только тех, кто, имея огромное желание постичь технику кунг-фу, будет готов воспринять и философские идеи, заложенные в это искусство.

Мне кажется, что больше всего меня в тот вечер поразило то, как работало его тело, те изумительные рефлексы, больше подходящие кошке, чем человеку, его способность без каких-либо видимых усилий делать такие трудные упражнения, как, например, отжимание от пола только на больших пальцах рук! Я была совершенно ошеломлена увиденным. Таки Кимура – американец японского происхождения – Друг Брюса и один из его ассистентов описывал это так: [У вас создавалось впечатление, что словно какая-то невидимая сила притягивает вас к нему. Он был всегда очень заметной фигурой, и в каком бы обществе он ни находился, вы всегда видели его среди других людей… Он был в два раза младше, и, тем не менее, я следовал ему во всем, так как он был выдающейся личностью].

Джун Ри – один из ведущих инструкторов корейского карате, встретившийся с Брюсом впервые в Лос-Анджелесе, вспоминает: [Сначала Брюс не производил на меня благоприятного впечатления, особенно из-за того, что он обо всем судил слишком безапелляционно. Но, узнав его лучше, я понял и оценил решительность его суждений, он никогда не лицемерил и говорил лишь так, как думал, а этим достоинством могут похвастаться немногие].

Прежде всего, на его стороне было мастерство, а к этому добавьте еще его хорошую начитанность.

У него было несколько тысяч книг – весь дом его был забит ими, они были даже в гараже. Я думаю, что это замечательно, когда такой молодой человек так много прочитал, и стоило вам заговорить с ним, как вы поражались его обширным знаниям. Все это вместе взятое отражалось в его поведении очень уверенного в себе человека. Петер Чин – друг Брюса говорит: [Брюс был удивительным рассказчиком. Независимо от того, кто был рядом с ним, и где это происходило, пусть это был бы даже сам президент США, Брюс всегда что-либо рассказывал собравшимся. Много раз я видел, как на какой-нибудь вечеринке он был с Джеймсом Коберном и Стивом Мак Каином, а ведь они были суперзвездами, в то время как он еще был никому не известен, и если вы слышали чей-то голос, то это был голос Брюса. Он мог говорить с вами на любую тему, и то, что его слушали с интересом, было совершенно естественно. Джеймс Коберн сам говорил следующее: Он не был обычным человеческим существом, он обладал огромной внутренней силой, которую он сам в себе вырабатывал. Я знаю много людей, обладающих большой энергией, но эта энергия ни на что не направлена, и поэтому она расходуется ими впустую. Но невероятная по своей эффективности энергия Брюса всегда была направленной, он действовал, имея перед собой цель].

Один журналист с Гавай спросил меня однажды, как сильно реальный Брюс отличается от тех героев, которых он играет на экране, и я ответила: [В нем живет сверхестественная магнетическая сила. Он мог войти в комнату, в которой находилось, по меньшей мере, человек десять, сказать дюжину слов, и вдруг эти люди начинали чувствовать, что их внимание полностью сосредоточено на нем. Проходила минута, и он развлекал уже всю компанию. И конечно, именно этот магнетизм, эта могучая сила его существа приковывала к нему взгляды зрителей, следящих за его кино героями. Но те характеры, которые он играл, в действительности, конечно, отличались от самого Брюса]. Я знаю, что Брюса обвиняли в том, что он якобы старался создать из кунг-фу культ и быть в центре этого культа. Я бы сказала, что точнее было бы сказать, что для него оказаться в центре культа было так же естественно, как вихрю [торнадо] крутиться. Он по своей природе был экстравертом, он любил выступать перед зрителями, и все это он делал с детской непосредственностью и веселой откровенностью. Прибавьте к этому его глубокие знания в области философии и психологии, его начитанность, его остроумие и красноречие, его обаяние, грацию и мастерство, его энергичность – все это в совокупности делало его несомненным лидером. Фрэд Вэйнтрауб – продюсер из Голливуда говорил, что, наблюдая кунг-фу в исполнении Брюса, он получал такое же удовольствие, как от музыки Бетховена или танцев в исполнении Нижинского. Когда я впервые увидела Брюса, то мне показалось, что он петушится больше, чем надо, но вскоре я поняла, что все это было уверенностью и смелостью, а не пустым бахвальством. Если Брюс говорил, что он может что-либо сделать, или что он знает то-то и то-то, то я всегда обнаруживала, что он говорит правду. Вот таким был этот энергичный парень, под руководством которого я начала изучать элементы кунг-фу в китайском квартале. Конечно, тогда я еще не подозревала, что я влюбилась в Брюса, мне было только восемнадцать, и я вообще была еще далека от мысли влюбляться в кого бы то ни было. В действительности я была одной из той толпы студентов, кто приходил к нему изучать кунг-фу, а также поразвлечься. После занятий мы все вместе шли куда-нибудь – чаще в кино или в кафе перекусить. В это же время я стала посещать подготовительный курс университета и таким образом могла чаще встречаться с ним. Практически каждый день мы сталкивались с ним в студенческом клубе. Когда мы не были на лекциях, то я была всегда в группе тех, кто постоянно повсюду следовая за ним. Он был для нас своего рода [гуру]. Проводить время с Брюсом было всегда интересно и весело. Любые темы становились предметом обсуждений, многие из которых были довольно сложными и серьезными. Джэймс Коберн вспоминает те ужины, которые они проводили вместе с Брюсом в Голливуде: Мы сидели и перебрасывались фразами, не обязательно о кунг-фу, чаще всего просто о жизни. Но если Брюс был всегда противником дилетантства, то и излишнее бравирование своими знаниями ему тоже претило. Как говорит Петер Чин: Находясь рядом с Брюсом, вы чувствовали себя счастливым человеком. Вы всегда улыбались, и у вас было хорошее настроение. Он очень любил шутить. Да, конечно, некоторые его шутки были довольно грязные, а почему бы и нет? – типичный жаргон [Плэйбоя].

Но большинство из них были китайскими шутками. Он был в состоянии высмеять любого обладателя брюк. У него была такая замечательная память, что он мог рассказывать анекдоты три часа, не переставая. Чаще всего не так интересна была сама шутка, как то, как Брюс ее драматизировал. Фактически он мог рассказывать вам анекдот, который вы уже слышали, как говорится анекдот с [бородой], и все равно вас сгибало напополам от смеха. У него был природный дар, который заставлял вас продолжать улыбаться и чувствовать себя в хорошем настроении, хотя он уже давно попрощался с вами и вышел из комнаты]. Когда мы были свободны от лекций, то уделяли очень много времени отработке техники кунг-фу: ударам, передвижениям, спаррингам. Всем этим мы занимались неподалеку от здания университета на зеленой лужайке. В то время как он демонстрировал нам технику кунг-фу, он постоянно пояснял нам философские принципы, заложенные в ее основу – то, что называл [Тао кунг-фу]. Тао, будучи спонтанностью вселенной – принцип Ин-Янь, где Ин-Янь – две взаимодополняющие друг друга силы, результатом взаимодействия которых является всякое явление, происходящее во вселенной. Большинство из нас вскоре признало эффективность приложения в жизнь этих принципов, мы почувствовали, что постигаем не только целую технику, но мы также знакомимся с духовным миром людей Востока.

Хотя Брюс просто излучал самоуверенность, но он редко был грубым или заносчивым, а когда был в компании, то в нем проявлялись природные мягкость и учтивость. Эго был джентльмен, он был совершенно не похож на тех мужчин, которых я раньше встречала. Он всегда стремился обезоружить человека непосредственностью и искренностью своего поведения своим юмором, обходя все формальности.

Конечно, из-за того, что он обладал кипучей энергией и беспредельным энтузиазмом, его поведение было далеко не ортодоксальным. Как вспоминает ею друг и адвокат Эдриан Маршалл: [Казалось, что Брюс берет от каждого дня много больше, чем этот день несет в себе, его минуты были заполненными минутами. Он ненавидел лень и не пребывал в этом состоянии ни духовно, ни физически, он не тратил время попусту ни при каких обстоятельствах. Я просто не могу представить себе Брюса, находящегося в ленивом бездействии]. Я могу это подтвердить. Даже когда Брюс смотрел телевизор, он полностью не расслаблялся. Он постоянно изучал технику. Вдруг какая-то идея возникала в его мозгу, он вскакивал и тут же записывал в свою тетрадь. Он даже не мог читать книгу, не делая еще что-нибудь в это время. Я часто видела его в кабинете, держащим книгу в одной руке и гантель в другой.

Джеймс Коберн рассказывал мне, как во время долгого перелета из Дели в Бомбей Брюс колотил по блокноту для заметок сначала одной рукой, потом другой до тех пор, пока Джим, не выдержав, сказал: [Эй, парень, ты этим занимаешься уже битый час – ты не можешь остановиться хоть на минутку?] Брюс в извинительном тоне ответил: [Я должен быть всегда в форме]. Брюс мог изумить сидящих в ресторане людей, вскочив вдруг с места и начав демонстрировать какое-либо движение. Он был без комплексов, а иногда просто забывал об окружающих, особенно если спорил о чем-то со своими собеседниками. Я помню, как часто, будучи в студенческом кафетерии, он одной фразой или движением заставлял всех сразу замолкнуть и повернуться в его сторону. Я уже говорила, что Брюс был экстравертом и любил давать представления. Без сомнения, он родился актером и, тем не менее, он не пытался сознательно привлекать к себе внимание

То просто кто-нибудь начинал обсуждать с ним технику или задавал ему какой-либо вопрос, например, как понять одно из любимых высказываний Брюса: [Знать – недостаточно, нужно действовать, желать – недостаточно, нужно приложить усилия]. И тогда Брюс тут же оказывался на ногах и начинал демонстрировать практическое применение этого принципа. Прошли только секунды, а уже вокруг нею собиралась толпа, и все смотрели на него как зачарованные. В его поведении чувствовалось больше желания быть [сифу] – учителем, нежели шоуменом. Он как маньяк ощущал постоянную потребность в увеличении потенциальных возможностей своего тела и разума и хотел, чтобы и мы думали о своем духовном и физическом совершенствовании так же, как я он. Даже тогда, когда он достиг колоссального успеха, он не позволял себе быть напыщенным и капризным.

Фрэд Вейнтрауб вспоминает, что, уже будучи названным одной из газет "королем Гонконга", Брюс мог сказать человеку, с которым его только что познакомили: [Эй, стукни-ка мне по животу, – давай, давай]. Он не любил всяческие формальности с долгими расшаркиваниями, а естественность его поведения была такова, что иногда, когда его снимали для будущего фильма, он снимал с себя рубашку, потому что она ему мешала. Фрэд добавляет: Я помню, как мы однажды стояли около ресторана, и Брюс внезапно нанес в сторону моего лица удар рукой. Я почувствовал колыхание воздуха, но я был всегда спокоен в таких случаях, он контролировал все свои удары и никогда не промахивался, он был снайпером. Джим Коберн поясняет: "Все, что происходило в его жизни, он рассматривал с точки зрения философии воинских искусств, и все, что было в воинских искусствах, он привносил в жизнь. Это всегда вызывало во мне определенное недоумение – как можно все связывать с воинскими искусствами? Но Брюс являлся самим олицетворением своего жизненного принципа, особенно его философской и физической стороны. Он был исключительно показательным примером того, что человек, мотивированный на действие, сильным желанием может трансформировать свою собственную фигуру – в конце концов, его рост был всего лишь 5 футов 7 дюймов (168 см), а весил он 135 футов (около 54 кг). Он в детстве был тощим, словно кусок проволоки – исключительно смертоносное оружие. Когда он демонстрировал свою способность отжиматься от пола только большими пальцами, то в этой его способности не было ничего такого, что напрямую относилось бы к кунг-фу, просто он хотел показать, до какого уровня физических кондиций он довел свое тело постоянными тренировками. Некоторые трюки, которые Брюс любил демонстрировать, имели ту же цель. Эдриан Маршалл так рассказывал о трюке с монетой: [Брюс положил мне на ладонь десятицентовик и сказал: [Давай посмотрим, какой ты быстрый. Когда я попытаюсь схватить с твоей ладони монету, то ты должен успеть сжать кулак. Посмотрим, сможешь ли ты помешать мне]. Хорошо. Он попытался первый раз, я сжал кулак. Потом второй раз, и я снова успел сжать кулак, прежде чем он успел схватить монету. В третий раз мне показалось, что его рука дернулась к моей быстрее, чем раньше, но я снова сжал кулак. Я почувствовал, как сжимаю десятицентовик в своей ладони. Во всяком случае, мне так казалось! Когда я раскрыл ладонь, то увидел, что десятицентовик не только исчез, но вместо него на коей ладони лежал только цент!] Но как я уже говорила – это, в общем, была только игра – маленький трюк. Однако в показательных выступлениях перед публикой он преследовал иные цели, в них, в основном, было практическое применение кунг-фу. Во время этих выступлений Брюс приглашал к себе добровольца из числа зрителей (как правило, это был эксперт по воинским искусствам) и просил его защищаться от удара, наносимого ему Брюсом. Вначале Брюс объяснял своему оппоненту, то, что он намеревался проделать. [Сейчас я попытаюсь нанести тебе [Джэб] по глазам], и Брюс медленно проводил свою руку к цели по траектории будущего удара. Цель Брюса была: показать, что никто не в состоянии успеть защититься от его удара. Раз за разом я видела, как одни из самых сильных мастеров воинских искусств, проживающих в Америке, злились, отчаянно пытаясь защищаться, когда Брюс наносил – свои "джэбы" им в лицо или туловище, но лично я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь сумел это сделать. Одним из самых коронных его номеров был удар, который он наносил кулаком с дистанции в один дюйм до цели. Те, кто хоть раз видел, как работают мастера каратэ или профессиональные боксеры, такие как чемпион Мохамед Али или Джордж Формен, решат, что это совершенно невероятно для человека суметь нанести сокрушительной силы удар с дистанции в один дюйм. Классический удар в каратэ начинается с бедра, и Брюс по этому поводу любил говорить: "Посмотри, сколько потерянного времени проходит с момента начала удара до прихода его к цели. А между тем, в этом нет никакой необходимости, потому что ты можешь нанести такой же мощный удар в более короткой дистанции". В конце концов, прошло немного времени и Брюсу стало трудно находить среди зрителей добровольца, желающего получить такой удар, и ему тогда приходилось возить с собой везде своего ассистента, каким был, например Бобби Бэйкер. Ростом Бобби был выше метра восьмидесяти. Бобби надевал себе на грудь специальное приспособление, препятствующее получению возможной травмы, и вставал на нужное место.

Брюс вставал напротив него таким образом, что его правая нога была впереди, а левая на фут или чуть больше сзади, сжатый кулак Брюса был в дюйме от груди Бобби. Все, что зрители могли увидеть, что это еле заметное движение корпуса Брюса вперед, при этой пятка его левой ноги приподнималась. Брюс производил такой мощный удар движением (вращением) бедер, что Бобби Бэйкер, получив этот удар, пролетал несколько фунтов и плюхался на заранее поставленный для него стул и переворачивал его. Конечно, кто-то, возможно, подумает, что такой удар можно легко фальсифицировать. Джим Коберн однажды испробовал на себе этот удар. Это случилось в день их первой встречи с Брюсом.

Джим изучал каратэ и другие воинские искусства для съемок в фильмах, в которых ему приходилось демонстрировать те или иные приемы. Однажды писатель Стерлинг Силифант позвонил ему: [Слушай, я нашел одного молодого китайца, он просто сенсационный просто уму непостижимо, как он дерется ногами, он настоящий маг]. После этого Брюс и Джим вскоре встретились. После продолжительной беседы Джим спросил Брюса: [Послушай, а ты мне не можешь сейчас продемонстрировать, что такое Джит Кун До?] [Конечно, – улыбнулся Брюс. – Встань сюда]. ДЖЕМ Коберн рассказывает: Хорошо, я встал, Брюс доставил сзади меня на расстоянии нескольких футов стул и одарил меня маленьким однодюймовым ударом. Я не нахожу слов, чтобы описать мои ощущения. От его удара я полетел назад и плюхнулся в угол. И это все с одного дюйма! Ужас.

Сейчас я назвала только "пару экстраординарных" свойств Брюса; я обнаружила, что совместная жизнь с ним требует от меня большой доли терпения и понимания. Со мной тяжело жить, не так ли? – сказал он мне однажды. У него было достаточно самых обычных недостатков. Так, например, у него был исключительно вспыльчивый характер, и я думаю, что ему отнюдь повезло в том, что, будучи подростком, он стал изучать кунг-фу, так как это дало ему возможности урезать свой характер и одолеть в какой-то степени свой бешеный темперамент,

Как правило, при нормальных обстоятельствах ему удавалось сдерживать себя. Но если что-то выведало его из терпения, то он просто взрывался. Я помаю, как однажды (мы еще только поженились), когда мы купили огромную, королевских размеров кровать, произошло следующее. Немного странно, но при всех своих способностях, Брюс был практически беспомощен в обычных домашних делах, он совершенно не знал, а возможно и не пытался даже узнать, как работать тем или иным инструментом. Любое слесарное дело было для него неразрешимой задачей, и если что-нибудь у нас выходило из строя, то мы просто звали кого-нибудь на помощь. Так вот, мы вдвоем пытались установить эту кровать. Несколько лет спустя мы вспоминали все наши усилия со смехом, но в тот момент нам было не до смеха. Как только нам удавалась собрать кровать с одной стороны, она тут же падала на угол с другой и так до бесконечности. Наконец, терпение у Брюса лопнуло, он схватил лежащий рядом огромный пружинный матрац и ударил его о стену с такой силой, что разрушил штукатурку. Стресс и напряжение временами приводили в полнейшее смятение все его исключительно темпераментное существо.

До 23 октября 1963 года мы ни разу не были с Брюсом наедине. В тот день он пригласил меня во вращающийся ресторан Спейс Нидл (огромное похожее на иглу здание). Я помню, как все это романтично выглядело, когда он предложил мне провести с ним вечер. Мы занимались кунг-фу около школы, он отразил мой удар, сбил меня на землю… И пригласил меня в ресторан! Я помню, что для меня было очень важно произвести па неге хорошее впечатление, я одела очень модное платье и пиджак – [Спейс Нидл] считался высококлассным рестораном в Сиэтле. У Брюса был [Форд] прошлогоднего выпуска с множеством различных приспособлений: Брюс всегда был знаком с кем-нибудь из тех, кто занимался автобизнесом, и эти люди могли вмонтировать в салон все, что было нужно Брюсу. Брюс не любил одевать костюмы, он ненавидел их, так как чувствовал себя в них скованно, но в тот день он был в модном костюме и фиолетовой рубашке. У него для меня был подарок – шведская куколка, от которых тогда все сходили с ума. У нее были косички, похожие на свиные хвостики, и я засмеялась, когда увидела ее. В то время я ходила на тренировки в бассейн, и каждый второй день я появлялась в университетском клубе с мокрыми волосами, заплетенными в такие свиные хвостики.

Это был очень романтичный вечер, все бы изумительно Мы говорили о детстве и юности Брюса, мне было интересно узнать о нем как можно больше, потом о философии и психологии, в то время он изучал эти две дисциплины в колледже. В тот вечер он поделился со мной своими планами об организации целой сети школ кунг-фу. В то время он уже переехал в другой зал – три тысячи квадратных футов свободного пространства – практически целый этаж в административном здании. В зале было несколько необходимых для тренировки снарядов, а над входной дверью была эмблема школы. Он уже тогда был уверен в том, что, преподавая кунг-фу, он сможет зарабатывать себе на жизнь. Я была совершенно пленена его магнетизмом, той энергией, которая исходила из него, но тем не менее с полной уверенностью сказать, что именно в тот момент я влюбилась в Брюса, я не могу. Я склонна думать, что мало найдется людей, кто по-настоящему влюбляется при первой встрече. В нашем случае, вся ваша связь была постепенно развивающимся осознанным процессом, который продолжался всю нашу совместною жизнь. Брюс часто говорил: [Любовь – это дружба, попавшая в огонь. Вначале пламя очень красочное, жаркое и сильное, но все это лишь легкий мерцающий свет. Но с возрастом любовь становится более зрелой и осознанной, и наши сердца словно угли, с их глубоким внутренним жаром, который невозможно загасить]. После этого вечера влюбиться в него для меня было делом неизбежным. Я всегда была очень прилежной студенткой, однако я вскоре обнаружила, что курс английского языка в университете слишком сложный для меня, но Брюс тут же пришел мне на помощь. Вообще его родной лишь был китайский, и когда он приехал в Америку, у него были лишь самые мизерные познания в английском языке. Но с присущим для него напором и энергией он основательно насел на английский, в результате чего его знания грамматики и синтаксиса, его запас слов стали выше, чем у большинства американцев, а качество произношения было более близким к стандартному в Америке.

Теперь, когда я вспоминаю наши первые свидания, я понимаю, что наши различия в расе, культуре, расписании, традициях и обычаях наших народов послужили тем инструментом, с помощью которого мы еще больше заинтересовались друг другом и стали еще ближе. Моя девичья фамилия была Эмери, я была типичным представителем средних слоев Америки, в молодости я посещала пресвитерианскую и баптистскую церкви. В семье Брюса были все католиками (за исключением его отца, который был буддистом), но в то время, когда мы с ним познакомились, он уже отвергал всякую религию, хотя все еще помнил [Аве Мария] и другие католические молитвы. В итоге, религия не являлась непреодолимым барьером для нашей предполагаемой женитьбы, то же самое можно сказать и о наших этнических и культурных различиях. Я верю, что расовые проблемы могут существовать лишь в том случае, если человек сам воздвигает их перед собой. Брюс и я, напротив, обнаружили, что все существующие различия лишь взаимно обогащают нас, каждый из нас находил много интересного в другом.

Моя мама была, понятно, настроена не столь оптимистично. У нее были свои мечты, и она надеялась увидеть меня в один прекрасный день врачом (Брюс сам в юности хотел стать врачом). Когда она узнала, что я встречаюсь с американцем китайского происхождения, она здорово испугалась – не потому, что она испытывала неприязнь к Брюсу (она его практически не знала), но чувствовала, что наша дружба может перерасти в более серьезные отношения, а это, в свою очередь, отразилось бы на ее планах в отношении меня; кроме того, как она сказала репортеру газеты СИЭТЛ ТАЙМС уже после смерти Брюса – [Меня злила сама идея смешанных браков. Поэтому мы держали в секрете наши свидания, и для моей мамы я оставалась одной из многих студентов, кому Брюс преподавал]

В июле 1964 года мне пришлось принимать принципиально важное для моей жизни решение. Дело в том, что Брюс пришел к выводу, что уроки кунг-фу в Сиэтле не приносят ему достаточного для нормальной жизни количества денег. Он решил, что Сиэтл является для этого неподходящим местом. к тому же тогда кунг-фу, каратэ и другие воинские искусства были не так популярны, как теперь. Он понял, что действительно подходящим местом для открытия школы является Калифорния, которая к тому же имела и другие преимущества перед многими штатами. Когда он впервые вернулся в Америку из Гонконга в 1959, то остановился в Окленде, где он встретился с мастером по ряду воинских искусств Джеймсом Ли. Джеймс был много старше Брюса, к тому же имел в своем багаже многолетний опыт, приобретенный в процессе обучения воинским искусствам, но он был настолько заинтригован мастерством Брюса и его методами, что тут же стал его первым учеником, хотя Брюсу было тогда только 18 лет.

Теперь же Брюс встретился с Джеймсом, прилетев снова в Оклэнд, и предложил ему вдвоем организовать в этом городе школу. Брюс был настолько захвачен перспективами развития кунг-фу в Америке, что решил отказаться от получения дальнейшего образования и немедленно начал проводить свои планы в жизнь.

Перед своим отъездом он сказал мне, что если его план сработает, то он, наверное, на какое-то время останется в Оклэнде, и таким образом у нас будет возможность серьезно все обдумать – жениться ли нам или распрощаться, что может быть будет только к лучшему.

Он вернулся обратно в Сиэтл в августе с обручальным кольцом, которое занял на время у жены Джеймса (в спешке, однако он забыл упаковать костюм, поэтому для нашей свадьбы пришлось брать напрокат). Вечером в пятницу мы сообщили о нашем решении маме. Как я и предполагала, она была ужасно расстроена, причем частично из-за тех проблем, с которыми должны были столкнуться наши дети. Но, несмотря на свою боязнь и другие, вполне понятные чувства, она, проявив поразительную храбрость, устроила нашу свадьбу в местной протестантской церкви – там же, где в свое время венчалась и моя бабушка. Все произошло настолько быстро, что у меня не было даже соответствующей свадебной одежды, к сожалению, не было и фотографа.

Моя мама с глазами полными слез в тот же вечер проводила нас в Оклэнд. Но, будучи далекой от мысли постоянно лелеять свою обиду по отношению к Брюсу, она вскоре с успехом переборола себя и уже так же, как и Брюс была уверена в том, что он добьется всего, о чем мечтает. Прошло немного времени, а она уже любила и обожала его, он же в ответ на ее любовь ласково называл ее [Ма]. Большинство женщин, как я впоследствии обнаружила, с трудом могли устоять против его шаловливо-обольстительного поведения, моя мама тоже не была исключением, особенно когда он смотрел на нее обожающим взглядом и говорил: [Ты знаешь, ма, ни у одной женщины твоего возраста я не видел таких потрясающих ног, как у тебя].

Глава 3

Мало найдется актеров, кто бы начал сниматься в больших ролях так рано, как это произошло с Брюсом. Ему едва исполнилось три месяца, когда он принял участие в съемках китайского фильма в Сан-Франциско. Брюс родился 27 ноября 1940 года в китайском госпитале в Сан-Франциско. Он был сыном мистера и миссис Ли Ход Чуен. Несомненно, шоу-бизнес был у него в крови, его отец был известной звездой в [Кантовайэ Опера Комнани] – компании, специализирующейся на китайским варианте мюзик-холла и варьете. Фактически, единственной причиной того, что Брюс был рожден в США, было то, что его отец совершал в это время турне по Америке. Однако когда начались роды, отец Брюса был в Нью-Йорке – в трех тысячах миль от своей жены. Брюс родился в год дракона и в час [дракона] – именно поэтому впервые перед зрителями в своих фильмах он появился с именем Ли Сиу Лунг – [Маленький дракон]. Это имя ему дал директор кинокомпании, и с этим именем он стал юной кинозвездой. Его мама – Грейс Ли была наполовину европейкой и, будучи католичкой, окрестила его, дав ему имя Ли Джан Фэн. Имя это в переводе на английский означало [Возвращение в Сан-Франциско], мама объяснила это тем, что она всегда была уверена в том, что придет день, и он снова вернется в Сан-Франциско, и будет там жить. Позже имя заменили на – Ли Джун Кэм, когда обнаружили, что характер Брюса был похож на характер его дедушки. Одна из медсестер в госпитале дала ему английское имя Брюс, но это имя не упоминали до тех пор, пока он не стал уже учиться в колледже [Ля Саль] в Гонконге. Дома его всегда звали [маленькая Фоэя] – женским именем. Миссис Ли [потеряла] своего первого сына, и в соответствии с китайским поверьем: когда родятся следующие сыновья, его дома зовут женскими именами, дабы обмануть злых Духов, которые могут украсть души сыновей. Также для отвлечения дьявола у него было проколото одно ухо.

Его родители вернулись в Гонконг, когда Брюсу было всего три месяца. Перемена климата оказала на Брюса гибельный эффект. С превеликим трудом удалось выходить его, но долгое время он оставался очень слабым и болезненным ребенком. Когда я думаю о жизни и карьере Брюса, то они представляются мне, как одна сплошная мелодрама, в его жизни было множество невероятных поворотов. Я знаю, что миллионы его поклонников считают, что Брюс самой природой был одарен исключительным телом, они видели его во время выполнения тех или иных упражнений и восхищались его экстраординарной силой, гибкостью и пластичностью, изучали его способность управлять своим небольшим, но прекрасно сложенным телом. Многие из них просто не хотели мне верить, когда я пыталась объяснить им, как Брюс сам шаг за шагом создавал свое тело тяжелыми непрекращающимися тренировками. Когда он был ребенком, он никогда много не ел и долгое время оставался слабым и тощим.

Условия жизни большинства семей в Гонконге в основном очень плохие, но семья Ли практически ни в чем не нуждалась, за исключением только свободного пространства. В начале 1941 года семья мистера Ли состояла: из него самого, Грэйс, Фоэби, Агнес, Питера и Брюса.

Первым ребенком миссис Ли был сын, он умер еще в раннем детстве и опять же, в соответствии с китайским поверьем, для того чтобы в семье было все хорошо, вторым ребенком должна была быть девочка, к счастью, родилась Фоэби. Конечно, легко высмеивать все эти предрассудки, но порой, глядя на те резкие повороты, которые происходят в жизни человека, смеяться уже не очень хочется. Один китаец – предсказатель судьбы ~ сказал мистеру Ли, когда тот был еще молодым человеком, что Ли умрет немного раньше своего 64 дня рождения. Однажды мистер Ли был на волосок от смерти. Это случилось, когда японцы в декабре 1944 года бомбили Гонконг, и бомба прошила крышу дома, в котором находился мистер Ли. Он имел разрешение на курение опиума и покуривал трубочку, разговаривая с другом. В это время через крышу влетела бомба, и хотя она не взорвалась, но, пробив пол этажа, на котором они находились, унесла с собой тело друга. В 1965 году здоровье отца резко ухудшилось, и он умер, только успев отпраздновать свое 64-легие. Кроме семьи мистера Ли, в их доме жила его кузина с пятью детьми. После смерти брата мистер Ли, в соответствии с китайскими традициями, переселил к себе в дом всю семью брата и содержал ее, как свою собственную. Вместе с парой родственников, слугами и юношей, которого усыновил мистер Ли и который впоследствии на всю жизнь стал близким другом Брюса, жило в одном доме шестнадцать человек. Добавьте сюда еще собак, птиц и рыб мистера Ли – у него было девять собак, семь птиц и множество рыб – и вам будет легко понять, почему Брюс целыми днями напролет безнадзорно шатался по улицам. Вот почему он, по его собственным словам, стал [настоящей шпаной]. У Брюса среди всех этих собак был свой любимец. Бобби и Брюс очень сдружились. Бобби обычно спал под кроватью Брюса, а в то время, когда Брюс еще не изучал кунг-фу, Бобби часто защищал его от нападений враждующей мальчишеской шайки. Когда Бобби умер, Брюс разрыдался до беспамятства.

Сейчас это кажется очередной проказой судьбы, если принять во внимание его теперешний огромный успех, что в детстве и юности Брюс долгое время был темной лошадкой в своей семье (его старший брат Питер в настоящее время является известным своими открытиями ученым, работающим в королевской обсерватории в Гонконге). С самого начала Брюс был не такой как все. Его дикий, необузданный, экспансивный характер был причиной его самых невероятных поступков, на которые его толкали постоянный переизбыток энергии и природная склонность к театрализации. Кроме книг ничто не могло удержать его на месте более секунды. Энергия в нем клокотала, он либо бегал, либо болтал без умолку, прыгал вверх, вниз, вперед, назад, разыгрывал своих братьев и сестер, он принимал жизнь, как большое спелое яблоко. Но стоило дать ему интересную книгу, и он мог провести за чтением часы, увлекаемый ею в другие миры. Мать безумно любила его, и в том, что он не стал малолетним преступником, в основном ее заслуга. Он был близок с отцом, которого он уважал, но и боялся одновременно. Именно благодаря связям отца, Брюс стал уже в юном возрасте кинозвездой. Отец брал его с собой на репетиции в театр, а во время школьных каникул он брал Брюса в различные турне.

Брюс постоянно крутился на съемочной площадке, когда там работал его отец (к сожалению они вместе ни в одном фильме не снялись).

В основном благодаря отцу, Брюс научался правильно использовать свой темперамент и, что особенно важно, свои актерские способности. Его отец был комиком, и его игра на сцене отличалась высокой степенью динамизма.

Брюс не считал началом своей актерской деятельности то время, когда, будучи в трехмесячном возрасте, он впервые появился на экране, говоря, что началом его карьеры является роль в фильме [Зарождение мальчика], тогда ему было 6 лет. Ему было 8 лет, когда он сыграл свою вторую роль под именем Ли Сиу Лунг – [Маленький дракон]. Именно под этим именем он хорошо известен в Гонконге и Юго-Восточной Азии. Всего же к возрасту 18 лет он снялся в двадцати фильмах, и последний из них [Сирота], в нем он исполнил заглавную роль. Фильм вышел на экраны незадолго до отъезда Брюса в Америку. Как правило, съемки происходили по ночам. Мама его вспоминала по этому поводу: [Он ужасно любил сниматься. В два часа ночи я подходила к его кровати и говорила: [Брюс, машина уже приехала]. -

Он выскакивал из кровати, одевал ботинки и с радостью бежал к машине. Никакого труда не составляло поднять его с постели, когда нужно было ехать сниматься. Но когда я будила его по утрам в школу, то все было совершенно иначе].

Детство Брюса теперь уже превратилось в легенду. В основе своей это правдивая история о парне, который прошел трудный чуть, прежде чем научился крепко стоять на ногах. Люди, живущие в городах типа Сиэтла, имеют очень слабое представление о жизни китайцев в Гонконге. Остров Гонконг с городом Виктория и его окраинами на новых территориях представляет собой тесное, перенаселенное, вечно снующее, в постоянной толкотне, с несмолкаемым шумом место. Здесь он жил и во время оккупации Гонконга Японией, и в жуткие, и опасные годы, которые последовали за триумфом яро шедших к власти коммунистов, после чего в Гонконг полился непрекращающийся поток беженцев, спасающихся от террора. Банды молодых китайцев скитались по улицам в поисках приключений, пытаясь любым способом развлечься и убить время. В сущности, они мало чем отличаются от банд подростков, нагоняющих страх на прохожих на улицах Нью-Йорка, Чикаго и Лос-Анджелеса. Брюс, с присущими ему энергичностью и духом бойца, а прежде всего и более всего он был именно бойцом, а уже все остальное присутствовало в его характере в меньшей степени, был словно рожден для поединков. Поэтому среди друзей он был неоспоримым лидером.

Вспоминая его юношеские годы, можно лишь удивляться тому, что он не стал преступником. В интервью, данном им журналу [Блэк бэлт] в октябре 1967 года, он сказал: [Я был в определенной степени шпаной и поэтому постоянно искал возможности с кем-нибудь подраться. Мы пользовались цепями и ручками, со спрятанными внутри них лезвиями]. В его семье помнят, как он прятал свое оружие в гардеробе. Брюс обычно обматывал вокруг туловища туалетную цепь, когда шел на улицу и говорил своему младшему брату Роберту: [Она очень удобна для драки]. В целом же все это оружие было не более чем правда, Брюс больше верил в свои кулаки. Его брат вспоминает, что если Брюсу кто-то не нравился, то он прямо заявлял ему об этом, а это означало, что у этого парня будут большие неприятности. В школе он учился плохо: история и другие общественные науки его еще интересовали, но к математике он питал отвращение, и, как говорит его мама, он в десятилетнем возрасте с трудом считал до десяти. Его школьные [успехи] и поведение привели к тому, что ему пришлось сменить несколько школ.

Ему было 12, когда он стал ходить в колледж [Ля Саль]. Позже наш сын Брэндон, живя в Гонконге, стал ходить в тот же колледж. В то время отец Брюса был очень расстроен его поведением и его отношением к учебе. Он понимал, что парню необходимо найти выход своей энергии и поэтому отчасти симпатизировал его уличным дракам, однако работа на съемочной площадке казалась отцу слишком большой помехой учебе Брюса, и поэтому отец пытался раз или два запретить ему сниматься. Но, дело в том, что Брюс очень нравился продюсерам кинокомпаний Гонконга, и они сумели уговорить отца.

Немного позже своего поступления в колледж [Ля Саль] Брюс однажды сказал маме, что он хочет изучать кунг-фу. Он сказал ей, что на него несколько раз задирались в колледже, и он хочет научиться драться по настоящему, чтобы уметь постоять за себя.

Его отец, естественно, практиковал Тай Чи Чуан – это серия упражнений и движений, выполняемых в медленном темпе. Каждое утро в Гонконге и по всему Китаю вы можете увидеть, как миллионы мужчин и женщин выполняют движения Тай Чи Чуан. Брюс раз или два присоединялся к отцу и пробовал выполнять движения Тай Чи, но, хотя это одна из фирм самозащиты, главная цель Тая Чи – терапевтическая, а то, что хотел изучать Брюс, не имело ничего общего с терапией. Его маме понравилось его желание, и она согласилась платить двенадцать гонконгских долларов за урок.

Его учитель был великий мастер Ип Мен, специалист по стилю Ванг Чун. Родоначальником этого стиля является монахиня, которую звали Винг Чун Ин – [прекрасное весеннее время], проживавшая 300 или 400 лет назад Этот стиль самообороны идеально подходит женщине или любой другой персоне, не обладающей достаточной физической силой.

Для меня, возвращаясь к годам, прожитым с моим супругом, возможно самым интересным в его жизни является то, как он мужал, рос и развивался физически и духовно. Пожалуй, самым замечательным в жизни Брюса является не мастерство, до которого он вырос, не деньги, которые он заработал, не слава, которую он достиг, хотя все это в отдельности уже само по себе заслуживает внимания и уважения. Самым главным его достижением является он сам. Физически он превратился из слабого хрупкого мальчика в удивительное оружие, духовно, я убеждена в этом, он достиг еще больших успехов. Чтобы пояснить то, что я имею в виду, пожалуй лучше всего воспроизвести связь, которое написал Брюс, будучи студентом университета. Он назвал его [Момент истины]:

Кунг-фу – специфическое искусство, а не просто физические упражнения. Это тонкое искусство выражения деятельности мозга посредством выполнения определенной техники. Сущность кунг-фу – это не предмет, который можно изучать, как науку, с помощью получения фактов и их анализа. Нет, понимание этого принципа происходит спонтанно, как озарение, возникающее в мозгу, освобожденном от каких-либо эмоции и желаний. Сущностью этого принципа кунг-фу является Тао-спонтанность всех явлений, происходящих во Вселенной].

[После четырех лет упорных тренировок я начал понимать и чувствовать принцип [мягкости] – искусство нейтрализации усилий противника с минимальной затратой собственной энергии. Все это звучит просто, но применить это в жизни исключительно трудно. Как только я начинал спарринг со своим противником, мой мозг приходил в состояние полнейшего смятения. Особенно после обмена ударами, вся теория [мягкости], которой я пытался следовать, шла прахом. У меня оставалась одна единственная мысль – любым возможным способом ударить его и выиграть.

Мой инструктор, профессор Ип Мен – глава школы Вииг Чун, подходил ко мне и говорил: [Лунг, расслабься и успокойся. Забудь о себе и следуй только движениям твоего противника. Освободи свой мозг, позволь ему – основе реальности, производить все контратакующие движения без препятствующих колебаний и сомнений. И самое главное, освой искусство [расслабления] в любой фазе боя].

[Да, так это было! Я должен расслабиться, однако, как только я начинал думать об этом, я только еще больше закрепощался, все получалось против моей воли. Как только я говорил себе: [Ты должен расслабиться], то тут же требование, заложенное в слове [должен], оказывалось совершенно несовместимым с желанием [расслабиться]. Когда мое острое самосознание доходило до того состояния, которое психологи называют [внутренним и внешним ослеплением], мой инструктор снова подходил ко мне и говорил: [Лунг, только следуя естественному ходу вещей и не вмешиваясь в него, ты сможешь сохранить себя. Запомни, никогда не противопоставляй себя естеству, никогда не встречай свои проблемы лоб в лоб, но всегда контролируй их, двигаясь в соприкосновении с ними. Не тренируйся на этой неделе. Иди домой и подумай об этом].

[Всю следующую неделю я оставался дома. Проведя долгие часы в медитации и тренировках, я, в конце концов, пошел к морю поплавать в джонке. На море я опять вспомнил свою последнюю тренировку в зале, то, как я вел себя на ней, взбесило меня, и я тогда со всей силы ударил рукой по воде. И в тот же миг мой мозг поразила одна мысль.

А разве не вода – одно из основных составляющих всего существующего на земле, является сутью кунг-фу? Я нанес еще один удар, вложив в него всю мою силу, и снова никакого урона воде. Я попытался схватить воду пальцами и сжать в кулаке, но это оказалось невыполнимой задачей. Вода – самая мягкая субстанция в мире, может заполнить собой сосуд любой формы. И в то же время она способна пройти сквозь самую твердою субстанцию в мире. Так вот оно что! Я должен стать таким, как вода. Вдруг надо мной пролетела птица, и тень ее упала на воду. И снова мистический скрытый смысл стал понятен мне. Разве не так же, как отражения птицы па воде, должны проноситься в моем сознании эмоции и помыслы моего противника. Это именно то, что имел в виду профессор Ип, когда говорил, что я должен расслабиться, не сковывать себя – ведь это означало быть без чувств и без эмоций, но это означало, что чувства и эмоции не должны сковывать. Следовательно, для того, чтобы я мог контролировать свои действия, я должен прежде всего научиться следовать своей природе, а не противиться ей. Я лежал на дне лодки и упустил, как я соединился с Тао; я стал заодно со своей природой, я лежал без движения, предоставив лодке двигаться свободно туда, куда ей захочется. В тот миг я достиг состояния душевной гармонии – того состояния, в котором все то, что составляло для меня оппозицию, воссоединилось со мной вместо того, чтобы, как раньше, воевать против меня. В моем сознании больше не было места для конфликта. Весь мир стал для меня родным.

Так думал Брюс, когда ему было восемнадцать лет. Но все это еще только предстояло ему открыть для себя. Когда он начал изучать кунг-фу у Ип Мена, он был жестоким, диким, с мятежным духом подростком, вооруженным цепью, ножом и парой кастетов, стоявшим, как правило, во главе своей шайки, полным нетерпения проверить еще раз свой бойцовский дух. Драка начиналась, как правило, при отсутствии каких-либо причин. Отвага была основным катализатором. Брюс подходил на улице к своему противнику, и они начинали сверлить друг друга глазами – это была уже настоящая схватка характеров. Но никому ни разу не удалось выиграть такой поединок у Брюса, он и сам об этом не без гордости говорил своим братьям И, как вспоминает его брат Роберт, как только между лидерами начиналась драка, то, конечно, она тут же перерастала во всеобщее побоище. В портрете Брюса, в котором он получился малолетним бунтарем и потенциальным преступником, пожалуй, немного сгущены краски. Брюс, я в этом совершенно убеждена, по природе своей был слишком интеллигентным, слишком много в нем было артистичности, а это давало ему возможность удерживать себя там, где другой перешел бы невидимую грань. Множество его выходок можно было ожидать заранее, угадывая высокий бойцовский дух мужественного подростка. Все дети, учившиеся в колледже [Ля Саль], были китайцами-католиками и между ними и английскими детьми из колледжа Король Георг Пятый была постоянная непрекращающаяся вражда. Китайцы, проживающие в Гонконге, недолюбливали англичан. Их поведение по отношению к англичанам вполне понятно, если вспомнить историю Гонконга и ту [дружбу] между этими нациями, которая основана на иллюзии равенства и невмешательства. После школы Брюс с толпой своих приятелей собиралась около колледжа англичан, чтобы в который раз поучить англичан. Естественно, что эти встречи как правило заканчивались дракой. И именно тут Брюс впервые учился применять в реальной жизни принципы классического кунг-фу, встречаясь с противниками, которые находились в счастливом неведение относительно правильной техники классического кунг-фу. Поэтому их реакция и поведение в драке были совершенно непредсказуемые, а именно непредсказуемость легла в основу его собственного метода, названного им позже [Джиг Кун До] или [Путь опережающего кулака], охарактеризованного Брюсом как [искусная форма учиться драки].

Брюс набросился на изучение кунг-фу с присущей ему страстью. Если он вдруг начинал чем-нибудь интересоваться, то, стараясь дойти до сути, проявлял поистине первобытную силу и упорство, он становился очень [прожорливым] и все поглощал и поглощал новую информацию. Его преданность кунг-фу была безмерной. В то время, как другие ученики придерживались определенного расписания занятий, Брюс ежедневно после школы спешил к Ип Мену. Порой, для того чтобы иметь возможность быть на уроке единственным занимающимся, Брюс прибегал к следующему трюку: он приходил много раньше всех остальных учеников и встречал их на пороге школы Ип Мена со словами [Учитель просил передать, что сегодня занятий не будет], сам же после этого один шел в зал, где и был единственным объектом внимания и мудрости большого мастера.

По отношению к кунг-фу Брюс вел себя как маньяк. Казалось, он жил только кунг-фу. Только что он мог находиться в глубокой задумчивости и вдруг срывался с места и наносил серию ударов, испытывая на практике ту идею, которая возникала в его беспокойном мозгу. Идя по улице, он порой шокировал прохожих, когда начинал сыпать ударами вокруг себя во все стороны (те эффективные удары ногами, которые позже стали известны кинозрителям, не были техникой стиля Винг Чун). Дома даже во время еды он не мог спокойно сидеть, а двигал стул вперед назад свободной рукой, укрепляя мышцы.

Прозанимавшись кунг-фу 2 месяца, он снова подрался с парнем, который до этого его отколотил. На этот раз Брюс оказался лучше своего обидчика. [Я изучал Винг Чун], усмехнулся Брюс, глядя на своего поверженного соперника. Фактически же дело было, конечно, в уверенности Брюса в своих силах, а не в его мастерстве, так как ни одно воинское искусство не способно трансформировать человека за такой короткий срок. К 15 годам Брюс был уже заметной фигурой среди ребят, живших по соседству. Кроме всего, он был очень симпатичным и знал это. Он был в том возрасте, когда подросток начинает обращать внимание на противоположный пол. Его брат Роберт говорит: [Брюс проводил минут 15 у зеркала, причесывая волосы, проверяя, как завязан галстук и т. д.]. В этом был, конечно, элемент нарцисцизма, но все это было в нормальных пределах для парня его возраста. Конечно, его внешние данные плюс уверенность в себе, да и репутация задиры привели к тому, что ему не составляло большого труда привлекать к своей персоне внимание девушек. Его манера держаться с девушками отличала его среди других юношей – это была хорошо сбалансированная смесь самоуверенности, чувственности и непринужденности в общении. Короче говоря, он обрушивал весь огонь своей батареи очарования на ту девушку, которая попадала в поле его зрения, кроме того, он был прекрасный танцор В 1958 году Брюс выиграл в Гонконге чемпионат по исполнению танца ча-ча-ча. В одном из журналов было сказано, что у Брюса были порнографические карты, которые он время от времени показывал той девушке, которая соглашалась провести с ним вечер, хотя в общем карты были не более чем шутка. Это был маленький трюк, так как редко девушка могла удержать улыбку и не рассмеяться, когда Брюс дарил ей одну из таких карт.

Он был постоянным участником всевозможных драк. Когда мы пришли в колледж [Ля Саль] поговорить с преподавателями об успеваемости нашего сына Брэндона, то директор колледжа, мистер Генри без труда вспомнил Брюса и его студенческие годы. Он рассказал мне о том, как однажды во время собрания преподавателей, они сидели в кабинете директора (если кто-нибудь из школьников заходил в кабинет, то это расценивалось как святотатство), и вдруг дверь распахнулась, и в кабинет, словно сумасшедший, влетел Брюс. Он обежал вокруг стола раз или два раза, так как все присутствующие застыли от удивления с широко раскрытыми ртами. После этого он так же стремительно, как появился, исчез. Мистер Генри, естественно, решил узнать причину столь странного поведения Брюса. Брюс довольно туманно поведал ему о том, что за ним гнались ребята, которые без всякой причины решили его отлупить Частично, так оно и было, единственное о чем он не рассказал, так это о том, что он сам затеял драку. Он отколотил одного парня, и вскоре за ним гналась толпа жаждущих его крови. Мистер Генри вспоминал о том, как в столь раннем возрасте Брюс имел уже достаточное количество врагов. Брюса часто обвиняли в том, что он был очень заносчивым в школьном возрасте. Действительно, он постоянно стремился к тому, чтобы быть доминирующей фигурой. К тому времени, когда его попросили покинуть колледж [Ля Саль] он был, как говорит мистер Генри [Королем горилл – боссом всей школы]. Это не означает, что Брюс только и делал, что искал себе очередную жертву из более слабых, чем он сам мальчишек, но и от возможности лишний раз подраться он никогда не отказывался. В конце концов, он создал себе репутацию бесстрашного драчуна и эксперта по кунг-фу, а в результате, большинство школьников отмечали его, как одного из тех, кого лучше обходить стороной. Как вспоминает Роберт: [Брюса не нужно было дважды приглашать подраться].

Когда я смотрю на фотографии моего мужа, где он запечатлен в школьные годы, у меня часто возникает одна мысль – трудно поверить, глядя на него, что это был такой дикий подросток. На групповой фотографии класса вы видите симпатичного аккуратного и со вкусом одетого парня, с тщательно причесанными волосами да к тому же еще и в очках. В общем, каждый дюйм его изображения говорит, что перед вами благовоспитанный серьезный ученик. Он совершенно не похож на сорви голову, однако то, как он относился к учебе, можно понять из записей, сделанных им в своем дневнике в 1958 г. (заметьте, как плох был его английский в то время).

30 ноября 1958 г.; сейчас я пытаюсь обнаружить мою карьеру – то ли быть врачом, то ли другое? Если как врач, я должен учиться с большим упорством.

1 декабря 1958 г.: учить больше математику, учить больше английский [устная речь].

Для того чтобы получить более полную картину, пожалуй, необходимо привести здесь следующие записи:

29 марта 1958 г.; выиграл внутришкольные соревнования в финале против трехкратного чемпиона Генри Элм. Школа из Георгия

2 мая 1958 г.: против парня, изучавшего китайский бокс в течение 4 лет. Результат: я выиграл. Этот парень попался на финт и потерял зуб, но поставил синяк мне под глазом.

Первые две записи говорят о том, что Брюс не любил школу и учился плохо. Его успехи в математике были прискорбны – единственное, что ему было доступно – это сложение и вычитание, и только потому он кое-как сводил концы с концами, что силой заставлял более успевающих учеников делать за него домашние задания. Фактически, если бы он остался жить в Гонконге, у него не было бы никаких шансов успешно окончить среднюю школу и поступить в колледж. Брюс впоследствии сделал поворот на 180 градусов, переехав в 1958 жить в США. И серьезно взявшись за свое образование, окончил высшую техническую школу имени Эдисона в Сиэтле с такими хорошими отметками, что этого было достаточно для поступления в университет им. Вашингтона. По существу, в его сознании произошла настоящая революция.

Быть кинозвездой с лицом, известным миллионам кинозрителей, когда тебе нет еще и 18 – вряд ли может быть хорошей гарантией того, чтобы стать цельным человеком, а к этому еще добавлялось чувство физического и духовного превосходства над своими сверстниками, которое появилось в результате его занятий кунг-фу, а также участия в уличных драках. Я думаю что то удивительно, что при всем этом Брюс прибыл в Америку доброжелательным и вызывающим восхищение парнем. Позанимавшись немного в школе у Ип Мена, Брюс был принят в свою компанию двумя более старшими, чем он ребятами, – Енг-Суенленгом и Чеунг-Чеак-Хингом, являющихся тоже учениками Ип Мена. Они, изучив основы стиля Винг Чун, находились теперь в постоянном поиске молодых людей, практиковавших другие стили кунг-фу и желающих проверить на практике свое мастерство (в настоящее время существует, по крайней мере, 150 различных стилей или форм китайского бокса). В основе своей во всех этих поединках было спортивное благородное начало – молодые люди проверяли свою смелость, силу и искусство в единоборстве друг с другом. Два [старших: брата] плюс Брюс, [младший брат], составляли боевой кулак школы Ип Мена. В этих поединках участвовало ограниченное количество участников с каждой стороны, и время и место проведения этих поединков хранилось в секрете. Но в дальнейшем битвы стали более внушительными и менее засекреченными. Целыми группами на мотоциклах и машинах приезжали юноши в назначенное место. Здесь уже назначались судьи, оговаривались правила и подготавливался [ринг]. Такие матчи проводились на протяжении нескольких лет, менялись только участники. Брюс вместе с другими учениками Ип Мена, естественно, не всегда одерживал победы. Ип Чан, сын Ип Мена, говорит, что Брюс был в то время совершенно без ума от бокса и отдавал все свое свободное время и всю энергию на изучение воинских искусств.

Однажды, когда Ип Чан и Брюс гуляли вместе по улице, Ип Чан вдруг обнаружил, что Брюс потерялся. Вернувшись обратно, он увидел Брюса, сидящим на краю дороги и погрузившимся в свои мысли. Затем он поднялся и начал наносить во все стороны удары. Третий дневник поведал мне о том, как к Брюсу стал проявлять большой интерес один из преподавателей школы, ирландец по национальности, мистер Генри.

Он поспарринговал с Брюсом пару раз, после чего понял, насколько хорош Брюс и тогда предложил ему участвовать во внутришкольных соревнованиях, проводившихся по правилам английского бокса. Уже много позже многими журналистами и экспертами кунг-фу и каратэ часто обсуждался вопрос, насколько успешно Брюс мог бы выступить против чемпиона мира Мохаммеда Али. Но практически невозможно определить, насколько успешно будут противоборствовать друг другу два человека, специализирующихся в различных стилях боя. Так, например, чемпион по борьбе может побить чемпиона по боксу. В свое время, будучи чемпионом мира, великий Джон Са {диван был жестоко побит мастером саватэ – французской версии кунг-фу, которое, как и само кунг-фу, возможно, происходит от греческого панкратиона, завезенного в Индию Александром Македонским. В финале школьных соревнований Брюс встретился с англичанином из школы Корол Георга Пятого. Этот парень на протяжении последних трех лет был чемпионом Гонконга. Брюс, приняв одну из стоек кунг-фу, ждал атаку своего противника, который кружил вокруг него в боксерском темпе, затем англичанин решился на атаку, Брюс защитился и нокаутировал его. Однако тучи сгущались над Брюсом. Как рассказывает Роберт, ученики Винг Чан получили вызов от школы [Чой Лей Фута]. 2 мая обе группы встретились на крыше одного из административных здании Коулупе. Большая часть крыш таких зданий была приспособлена под баскетбольные площадки, и в соответствии с этим, правила определения победителей были следующие: та школа, которая сумеет выгнать своих противников за лицевую линию, объявляется победителем. Поединок, как правило, протекал жестоко, ребята, в основном оттачивали свою технику. И в этот раз все началось в дружеской манере, но превратилось в побоище, как только противник Брюса подбил ему глаз. Роберт утверждает, что Брюс не был готов к такому повороту и потому мгновенно вскипел. Началась откровенная драка. Брюс нанес несколько прямых ударов руками (в стиле Винг Чун удары ногами наносят редко), он нанес их очень быстро и мощно, парень не смог их отразить и попятился. Брюс нанес ему в лицо еще несколько ударов, и парень упал на спину за лицевой линией. Брюс, находясь во взбешенном состоянии, ударил его ногами несколько раз в лицо, попав в глаз и выбив ему пару зубов. Родители пострадавшего заявили в полицию, и миссис Ли пришлось подписать бумагу, в которой говорилось, что она будет отвечать в уголовном порядке за все будущие поступки Брюса. Только после этого его выпустили из участка. Они зашли с Брюсом в ближайшее кафе, где в спокойной беседе обсудили с ним его перспективу на будущее. Она предупредила Брюса о том, что если отец узнает о случившемся, то будет очень огорчен. Брюс, боявшийся отца, понял, что его ждет заслуженная кара. Однако миссис Ли ничего не сказала о случившемся другим членам семьи, хотя чуть позже в разговоре с мужем она, как бы невзначай, предложила отослать Брюса в Америку, сославшись на то, что ему уже восемнадцать лет, и это очень подходящее место для молодого человека.. Там он сможет наилучшим образом применить свои таланты. У него душа совершенно не лежит к учебе,- сказала она мужу. Прежде, чем Брюс отплыл на пароходе в Сан-Франциско всего с одной сотней долларов в кармане, мать предупредила его о том, что пока он не станет настоящим человеком, ему не стоит возвращаться домой. Брюс обещал вести себя "достойно, напоследок сказав: [Я вернусь, когда заработаю достаточно денег]. Когда Брюс впоследствии встретился с миссис Ли, то у нее были все основания гордиться своим дерзким и мятежным сыном. Он упорно трудился и уже начал завоевывать себе репутацию уважаемого человека. Он вернулся состоятельным человеком, уже начавшим пользоваться первыми плодами своего спеха.

Глава 4

Брюса Америка встретила не более и не менее дружелюбно, чем любого другого из миллионов эмигрантов. Вообще он был более подготовлен, чем большинство его соотечественников. Во-первых, он был городским жителем, во-вторых, у него было хоть какое-то представление об английском языке, хотя для жизни в Америке ему необходимо было крепко взяться за изучение языка.

Ему удалось найти себе крышу над головой и устроиться на работу. Вначале он остался в Сан-Франциско у друга отца и заработал немного денег, давая уроки танцев. Затем Руби Чоу, владелица ресторана в Сиэтле и значительная фигура среди местных политиканов, поселила его в комнате над своим рестораном. С одной стороны, это был благородный жест по отношению к сыну своего друга, с другой стороны, он стал работать на нее официантом. Брюс ухватился за эту постоянную работу и переехал в Сиэтл. Он последовал классическому американскому образу жизни молодых людей – днем он занимался, засев за язык и математику, а вечером трудился. Все это было необходимо ему для поступления в колледж. Он поступил в высшую техническую школу им. Эдисона. Вечерами, иногда прихватывая и ночное время, работал в ресторане, часто совмещая эту работу с работой в газете "Сиэтл тайме", где он порой оформлял страницы с рекламой и различными объявлениями. Ему удалось повесить мешок в углу кухни ресторана и там, пока не было клиентов, он практиковал кунг-фу. Уже в это время Брюс решил во что бы то ни стало добиться успеха в жизни. Как он писал потом, через 14 лет: [Еще в то время, когда я был юнцом, я инстинктивно чувствовал в себе непреодолимую тягу к постоянному росту и самосовершенствованию]. Для меня жизнедеятельность человеческого существа, [высшего] существа – это развитие своего потенциала с последующим его успешным применением. Поэтому, здесь я должен немного вернуться к тому, как много лет тому назад я получил сильнейший пинок под зад от так называемого "воображаемого своего места в жизни". Я должен был сам, посредством упорного труда, испытав все на своей шкуре, открыть прописные истины, такие как: никто тебе не поможет лучше, чем ты сам, значит, нужно делать все от тебя зависящее, чтобы достичь поставленной цели, а этот процесс безграничен, как и само развитие человеческой личности. Ведь цель тоже меняется.

Много сделал я за эти годы моего становления. За это время я прошел путь от себя воображаемого, до себя реального, от слепого следования пропаганде организованной коллективной истины и т. д. до достижения своего естественного предназначения. В школе Эдисона Брюс и начал эту многолетнюю битву за отстаивание и совершенствовании своей личности. Для этого ему, прежде

всего, было нужно понять самого себя, изучить до тонкостей свое искусство. А это, как он сам говорил – "процесс, не имеющий предела". Он заставил себя засесть за математику и другие естественные науки, взяться за ту область знаний, которую он раньше совершенно игнорировал. В то же время он продолжал с удовольствием изучать историю и философию. Окончив высшую школу, он получил диплом с хорошими оценками по всем предметам, что дало ему право поступить в университет им. Вашингтона – событие, о котором еще два года назад члены его семьи не могли и мечтать.

Он был решительным и динамичным молодым человеком, глубоко верящим в свои возможности и, как большинство выдающихся личностей, не собирался слепо следовать за толпой. Ему часто противоборствовали другие сильные личности, поэтому в одно и то же время у него появлялись и новые друзья, и новые враги. Среди его друзей и последователей был и американец японского происхождения Таки Кимура. Таки было 33 года, когда он познакомились с Брюсом. В то время Брюс уже был знаменит в небольшом кругу специалистов воинских искусств. Он демонстрировал свое искусство в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Ванкувере. Именно там он произвел на специалистов ошеломляющее впечатление. "Я занимался дзюдо в 1959 году", – говорит Таки, (сам он был интернирован в США во время второй мировой войны, здесь он долго не мог найти себе работу). Он постоянно ощущал на себе антияпонское настроение большинства местных жителей. И вот, когда он уже стал терять уверенность в себе, он решил изучать воинские искусства, чтобы укрепить свой дух. Я был раза 3 жестоко избит людьми, которым я не сделал ровным счетом ничего плохого. После этого я был совершенно деморализован.

Один из тех, кто ходил к Брюсу заниматься кунг-фу, как-то раз пришел в магазин, где я в то время работал. Он рассказал мне об этом замечательном молодом человеке, приехавшем из Гонконга. Про себя я подумал, что все эти замечательные молодые люди ничего не стоят, уж я-то немного разбираюсь в воинских искусствах. Но он продолжал утверждать, что Брюс совершенно "невероятный". В то время все эти парни занимались на пустырях или в городских парках. Так вот, я пошел на университетское футбольное поле, где я увидел его в первый раз.

Я был настолько потрясен увиденным, что, не откладывая, тут же решил посещать его занятия. Его мастерство уже тогда производило очень сильное впечатление. В то время мы могли встречаться с ним только по воскресеньям в парке. Я был заинтригован его поразительной способностью быть расслабленным, и, казалось бы, малосильным, и вдруг мгновенно и удивительно мощно взрываться.

Его друг Джун Ри говорит, что Брюс был всегда откровенен, страстен и прям в своих высказываниях, особенно, если дело касалось кунг-фу и других воинских искусств. В своих почти безнадежных попытках довести ясность в собственные идеи, касающиеся кунг-фу; карате и т. д., он часто натыкался на непонимание, а то и на откровенную враждебность со стороны специалистов, проповедующих классическое кунг-фу и каратэ.

Позже, в 1967 году, он суммировал свои идеи, выразив их кратко и недвусмысленно в журнале [Блак Бэлт].

Он настаивал на том, что кунг-фу должно основываться на реализме и искренности и сожалел о том, что очень трудно найти инструктора, у которого был бы такой подход к своему искусству: "Слишком много времени тратится на хождение вокруг да около, на нереальные позы и классические движения, потерявшие всякий смысл, на ритуалы. Все слишком искусственно и механично и совершенно не подготавливает ученика к бою. С парнем уже покончат, пока он будет воспроизводить свои заученные классические танцы. Классические методы, я считаю, это форма своего рода паралича, омертвение того, что когда-то было живым и подвижным. Люди, практикующие классику, лишь слепо повторяют из раза в раз всю ту рутину, все эти трюки и фокусы, которые уводят их в никуда". Он охарактеризовал такую систему преподавания как "организованное околпачивание" и, критикуя классическое кунг-фу, подчеркнул, что лишь в простоте и направленности лежит путь к успеху. [Для меня, – сказал Брюс журналисту, – весь этот маскарад нефункционален]. Один японец, обладатель черного пояса, присутствующий на одной яз ранних демонстраций Брюса, оскорбился высказанными им идеями и вызвал его на поединок. Брюс старался объяснить ему, что его персонально он ничем не хотел обидеть: Он не собирался никого дискредитировать, а лишь пытался объяснить свои методы. Но японец упрямо стоял на своем, и Брюс вынужден был принять вызов.

Они в сопровождении толпы возбужденных зрителей пошли в ближайший спортивный зал. Схватка была короткой и показательной. Японец атаковал Брюса ногой, Брюс, применяя блоки стиля Винг Чун, защитился. Применяя прямые удары руками, Брюс принудил своего противника отступить за белую линию, затем сбил его на пол и закончил свою атаку ударом ноги в глаз. На все это ушло 11 секунд. Мастер черного пояса был ужасно поражен случившимся, но, правильно оценив схватку, стал одним из самых близких друзей Брюса и его почитателей.

Как однажды сказал Боб Уолл, инструктор каратэ (0'Хара в фильме "Остров Дракона"), – "Единственная вещь, которую я ненавижу в Брюсе, – его способность делать то, о чем он говорит". Таки Кимура к этому добавляет: [Многие Относятся к его заявлениям с сарказмом, но стоит им только увидеть его в действии, как они тут же хотят к нему присоединиться]. Однако, пытаясь объяснить своим ученикам то, чего он хотел от них добиться, Брюс часто натыкался на непонимание. [Моих знаний техники кунг-фу совершенно недостаточно, чтобы сделать из ученика мастера своего дела, если он не проникся внутренним духом этого искусства]. В свою очередь, внутреннее содержание станет доступно ученику в том случае, если его разум будет находиться в полной гармонии с окружающим миром. А это возможно, только когда он достигнет состояния, которое в Таоизме призывает не вмешиваться в ход вещей своим сознанием, и основано оно на сохранении абсолютной подвижности (восприимчивости) разума, что возможно лишь в том случае, если мозг будет совершенно свободен от интеллектуальных сомнений и волнений.

Я верю в то, что каждый человек способен настроить себя на достижение поставленной цели, если он соединит свои помыслы с определенностью цели, упорством и жгучим желанием реализовать то, что задумал". В своем преподавании Брюс любил обращаться к философским высказываниям, большинство из которых он применял не только в бою, но и в повседневной жизни:

Не будь напряжен, но будь начеку;

не думай, но и не спи.

Не застывай, будь подвижен и гибок.

[Жесткая] школа основное внимание уделяет скорости, координации движений физической мощи, представители ее любят демонстрировать свою мощь, ломая кирпичи и камни голыми руками, они в состоянии в считанные секунды разделаться с несколькими противниками. Эта [жесткая] школа уделяет основное внимание внешней стороне кунг-фу, если так можно выразиться, которую характеризует непреклонность в достижении цели и агрессивность.

[Мягкая] школа, напротив, верит больше в мягкость, пластичность, гибкость, в союз разума и тела; твердость они тренируют в гармонии с дыханием, а дыхание в свою очередь развивает тело. Эта школа концентрирует свое внимание на внутренней стороне кунг-фу, проповедуя мягкость и непротивление. Однако, в конечном счете, обе эти школы в определенных ситуациях проявляют и твердость и мягкость, а также и агрессивность и сопротивление. От этих двух основных школ ответвляются сотни других кланов, каждый из которых отрабатывает свой метод. Здесь я назову некоторые из этих кланов: [Игл Кло] – [Коготь орла] – клан, известный своей исключительной мощной работой рук. [Матис] – [Богомол] – клан, делающий основное внимание развитию мощи предплечий, а также ударам ногами. [Тай кик] – движения все пластичны и мягки [Чой Лай Фую] – уповает на мощь и на бой в основном на длинной дистанции. [Буат Ква] – мягкость и работа ногами [Уайт Крэйн] – [Белый журавль] – удары руками по глазам и т.д.].

Знания по философии Брюс черпал из книг таких авторов, как: Будда, Конфуций, Лао-Цзы – основоположников Таоизма, а также других восточных мыслителей и духовных лидеров. Основная часть его работы является дистилляцией мудрости этих учителей. Главным принципом является принцип Ин-Янь, который графически изображается в виде символа, представляющего двух рыб. (Этот символ Брюс использовал как эмблему своих клубов и на своих визитных карточках).

В своей следующей работе, озаглавленной им [Тао Кунг-фу], Брюс писал: [Для китайцев кунг-фу является тонким искусством выражения деятельности мозга посредством технических приемов рукопашного боя. Принцип кунг-фу не является тем предметом, который можно изучить как область науки, анализируя результаты проведенных экспериментов. Этот принцип становится вдруг понятным и очевидным и происходит это спонтанно, словно возникновение цветка, но осознать это может лишь мозг, не отягощенный эмоциями и желаниями. Отправной точкой этого принципа кунг-фу является [Тао] – спонтанность всего происходящего во вселенной.

Брюс объяснял это слово следующим образом: Тао не имеет точного эквивалента в английском языке, я предлагаю переводить его как [Суть] или [Истина]. [Тао] возникает при взаимодействии [Ин и Янь] две неразделимых взаимодополняющих друг друга сил, бел которых не происходит в мире ни одно явление Этот принцип Ин-Янь, также известный под названием [Таи Чи] является базовой структурой кунг-фу. [Тай Чи был впервые описан 2000 лет тому назад Чоу Чаном. [Янь]- белизна отождествляет все положительное: это твердость, мужское начало, день, свет, тепло и т. д. Ин – чернота, противоположен Янь – белизне. [Ин] отождествляет все отрицательное: это мягкость, женственность, тьма, ночь, холод и т. д. Основная теория Тай Чи основана на том, что нет ничего такого вечного, что, в конечном счете, не могло бы измениться. Другими словами, когда активность дести) достигает своей наивысшей точки, она переходит в пассивность, т. е. в [Ин]. А [Ин], в свою очередь, переходит в активность, т. е. в [Янь]. Активность является следствием пассивности и, наоборот…

Такая система взаимозаменяемости пиков и спадов является принципом непрекращающегося изменения. Из этого видно, что эти две основные силы, казалось бы, вступающие друг с другом в конфликт, на самом деле, будучи взаимозависимыми, не противоборствуют, а находятся в союзе друг с другом.

Применение принципа [Ин-Янь] в кунг-фу выражается законом гармонии. Закон гармонии говорит о том, что субъект должен находиться в постоянной гармонии с внешними силами, а не восставать против них. Это значит, что субъект должен действовать спонтанно и делать только то, что в данной ситуации является самым естественным и, самое главное, быть спокойным и расслабленным. Когда оппонент [А] действует силой [Янь] против [Б], [Б] не должен сопротивляться [А], используя тоже силу. Другими словами, не использовать [Янь] против [Янь], а вместо этого ответить ему мягкостью [Ин], то есть, лишь сопроводить его, [А], в направлении его же [А] собственной силы, иными словами – ответить [Ин] на [Янь].

Когда сила оппонента [А] достигает своей экстремальной точки, то из [Янь] она перейдет в [Ин], и тогда оппонент [Б] воспользуется этим и, найдя брешь в его защите, сможет контратаковать его своей силой, т. е. [Янь]. Таким образом, весь процесс будет протекать естественно, а, следовательно, без какого-либо напряжения. [Б] подстроит свои движения гармонично под действия [А], практически без сопротивления со своей стороны. Вышеназванный принцип находится в близкой связи со следующим законом – законом невмешательства в явления, происходящие в природе. Этот закон учит человека, занимающегося кунг-фу, забыть о себе и следовать за оппонентом (силой), т. е. он производит какое-либо действие первым, а должен лишь реагировать в соответствии с ситуацией. Основная идея состоит в том, чтобы победить своего противника и никогда не находиться во фронтальной позиции по отношению к его силе. Будучи атакован, он не пытается преградить путь силе своего противника, а лишь находится с ней в соприкосновении, настолько плотном, насколько это необходимо, чтобы контролировать направление действия силы. Этот закон иллюстрирует принципы [непротивления] и [неперебарывания], в основу которых положена следующая мысль – ветки могучего дерева ломаются под массой лежащего на них снега, в то время как простой тростник, более слабый, но более гибкий остается целым и невредимым… Лао Цзы очень много места уделил в своих трактатах теории мягкости. В противоположность общепринятым понятиям, принцип [Ин] – мягкость, гибкость и уступчивость отождествляются с самой жизнью и способностью выжить. Так как человек может уступать (поступиться чем-нибудь), он может выжить. В противовес этому, принцип [Янь], который отождествляется с непреклонностью и твердостью приводит к тому, что человек может быть сломлен внешними силами].

Для пояснения своих мыслей Брюс приводит несколько цитат из Лао Цзы: [Пока человек жив, он – мягок и податлив, но стоит умереть – уже не гнется, а лишь молчит сурово. Все существа: деревья, травы, пока живы – они пластичны и гибки, но в смерти становятся сухими. Лишь тронь, и распадаются на мелкие куски].

[Несгибаемая воля есть спутник смерти, а уступающая мягкость – сама жизнь. Непреклонные солдаты победы не одержат, негнущееся дерево сдается топору. Сильные и могучие падут со своих вершин, слабые же и податливые окажутся всех выше].

[Способ выполнения двигательных действий кунг-фу тесно связано с процессами, происходящими в мозгу. Фактически, мозг тренируют с тем, чтобы он направлял движения тела. Мозг повелевает, а тело действует. А раз так, то становится понятным, насколько важно уметь контролировать деятельность мозга. Однако это не простая задача…]

Для правильного выполнения техники кунг-фу необходимо, чтобы за физическим расслаблением последовало бы психическое расслабление, другими словами, чтобы мозг был не только пластичен, но и свободен.

Для того чтобы достичь такого состояния, человек, практикующий кунг-фу, должен оставаться уравновешенным и невозмутимым и освоить принцип [бездеятельности, бездумности мозга]…это не пустой мозг, в котором отсутствуют все эмоция, а просто спокойное и уравновешенное состояние мозга. И, хотя спокойствие и уравновешенность важны, однако основной составной частью принципа [бездумности мозга] является принцип [отсутствия фиксации внимания]. У человека, практикующего кунг-фу, мозг действует подобно зеркалу – зеркало ни на чем не фиксирует свой внутренний взор, оно ничему не противится, оно принимает, но не удерживает.

Пусть мозг думает о том, о чем желает, без волевого вмешательства в его деятельность со стороны его владельца. И до тех пор, пока мозг думает, о чем хочет, не будет нужно прикладывать абсолютно никаких усилий для того, чтобы он был свободен. Нет необходимости стараться что-либо делать, так как, чтобы ни проходило миг за мигом перед его внутренним взором, все будет им воспринято… Такой мозг невосприимчив к эмоциональному воздействию. [Бездумность] использует мозг целиком подобно тому, как мы используем глаза, когда рассматриваем различные объекты, не прикладывая специальных усилий для остановки взгляда на каком-то конкретном объекте… Следовательно, концентрация внимания в кунг-фу не означает ограничение внимания жесткими рамками рассмотрения одного отдельного объекта, а означает лишь спокойную и мгновенную констатацию того, что происходит в данный момент в данном месте.

Такая концентрация внимания может быть проиллюстрирована поведением зрителей, наблюдающих за футбольным матчем; вместо того, чтобы сосредоточить внимание на игроке, владеющим мячом, зрители воспринимают целиком все футбольное поле. Похожим образом мозг кунг-фуиста сосредоточен, но не задерживается на восприятии какой-то одной отдельной части своего оппонента. И это становится особенно показательным, когда кунг-фуист имеет дело с несколькими противниками. Так, например, предположим, что его атаковали десять человек, каждый из которых последовательно пытается уложить его. Избавившись от одного; он, не позволяя своему мозгу ни на ком [задержаться], начинает взаимодействовать со следующим противником. И, сколь быстро, удары бы ни следовали один за другим, он не оставляет и доли секунды, чтобы совершить какое-либо ответное действие в промежутки между ними. Таким образом, будет успешно покончено поочередно с каждым из нападавших… Мысль течет подобно воде, которая наполняет пруд и постоянно готова вылиться из него обратно.

Во время спарринга кунг-фуист учится забывать о себе самом, он учится следовать за движением своего оппонента, при этом, сохраняя свой мозг свободным, с тем, чтобы контратаковать своего противника без лишних размышлений. Он освобождает себя от всех интеллектуальных сомнений, от психических напряжений и выбирает для себя пластичную манеру действия. В его действиях полностью отсутствует элемент заданности, он позволяет своему мозгу действовать спонтанно, раскованно. Но как только течение его мыслей застопорится, мгновенно будет нарушена рациональность его движений, и в ту же секунду удар противника дойдет до цели…

В последующие годы, когда могучий вихрь судьбы вверг его в самый центр необычных и жестких обстоятельств, мышление Брюса претерпело необходимые изменения и стало более гибким. Он стал способен быстро приспосабливаться и вживаться в свой стремительно меняющийся стиль жизни.

Мир, – писал Брюс, – полон людей, решительно настроенных стать неординарными личностями, они не могут жить, не создавая себе проблем. Они хотят идти

впереди всех, быть у всех на виду. Такие амбиции кунг-фуиста не обременяют, он сознательно отказывается от любых форм соревнований и отстаивания своего [я].

Человеку, практикующему кунг-фу, если он действительно стоящий мастер, вообще не свойственно чувство гордости. Гордость неизбежно обуславливает стремление человека достойно выглядеть в глазах других людей. В самом понятии гордость заложены страх и отсутствие гарантии безопасности, потому что, когда человек страстно желает, чтобы его уважали, то он стремится завоевать себе подобающий статус, но как только это происходит, так тут же автоматически у него появляется страх потерять свой статус. И тогда защита статуса становится для него самой важной необходимостью, что, в свою очередь, порождает постоянное чувство тревоги и озабоченности.

Как мы знаем, кунг-фу ставит перед практикующими это искусство цель – самокультивирование себя как личности; а раз так, то, следовательно, его внутренняя самооценка является единственно верной оценкой, поэтому, находясь в постоянном процессе самосовершенствования, кунг-фуист живет, не ощущая никакой зависимости от мнения других людей. Достигнув высокой степени самореализации в самосовершенствования, он не испытывает страха от мысли, что его не уважают другие люди. Кунг-фуист стремится к самосовершенствованию, но никогда не ставит себя в зависимость от того места, которое ему определяют другие члены общества.

Мастер кунг-фу, в отличие от новичка, сдержан, спокоен и уверен в себе, у него нет ни малейшего стремления к рисовке. Находясь под влиянием кунг-фу, он совершенствует свое мастерство, которое становится все более одухотворенным и он сам, в свою очередь, в ходе духовной борьбы трансформируется, становясь все более независимым и свободным.

Для него слава и статус – ничего не значащие понятия.

Когда Брюс писал эти строки, то даже он сам совершенно не представлял того, что ожидает его в будущем.

Еще будучи ребенком, он вкусил первые плоды своей известности, но мог ли он предполагать, до каких высот он поднимется, и то, что он станет для своего народа чем-то вроде мессии – удивительного сочетания человеческих качеств таких личностей, как Мохаммед Али, Валетино, Клинт Иствуд и Папа Римский.

В Гонконге и Юго-Восточной Азии, где его буквально боготворили, он стал воплощением всего самого героического в представлении не только китайцев, но и других восточных народов.

В действительности он никогда сознательно не ставил себе целью достичь той известности, которая пришла к нему, и того положения, которою он в конечном итоге добился. Это, однако, не означает, что он не сознавал необходимости зарабатывать на жизнь или не помышлял о том, чтобы мир получил более широкое представление о его любимом искусстве. В письме, написанном в сентябре 1962 года своему старому другу в Гонконге, Брюс не только признался в своих честолюбивых планах на будущее, но и выразил решимость сделать все от него зависящее для популярности кунг-фу.

Эго письмо легко понять. В нем я пишу лишу о том, о чем мечтаю, оно приоткрывает путь моего мышления. В письме ты можешь назвать его – мой образ жизни, мой путь. Довольно трудно точно описать мои чувства и отчаянья. И все-таки я попытаюсь написать об этом. Я сделаю все, чтобы получилось как можно яснее, и я надеюсь что ты, в свою очередь, прочитаешь его непредвзято и с полным вниманием, и не будешь делать никаких выводов, пока не дочитаешь до конца.

Существуют два пути достижения успеха в жизни. Один является результатом упорного труда, другой – результатом работы воображения (он, конечно, тоже требует труда). Это является бесспорным фактом, что труд и желание добраться до истоков приводит к тому, что человек становится компетентным в своем деле, но фортуна (в смысле богатства) будет наградой лишь тому человеку, который сможет додуматься до того, о чем никто и никогда до него не думал. В любой области и любой профессии Америка ценит больше всего идеи. Идеи сделали Америку тем, чем она в настоящее время является, так одна хорошая идея может сделать человека тем, кем он хочет быть. Одна часть моей жизни – кунг-фу. Это искусство очень сильно повлияло на формирование моего характера и образа мышления. Я практиковал кунг-фу как систему самообороны и как жизненный путь. Кунг-фу – лучшее из воинских искусств, а, между тем, дзюдо и каратэ, являющиеся производными от кунг-фу, уже распространились по всей Америке. Все это произошло из-за того, что почти никто не слышал об этом уникальном искусстве, к тому же нет компетентных инструкторов… Я верю, годы упорных тренировок дают мне право стать первым инструктором. Еще много лет я буду шлифовать

свою технику и характер. Моя главная цель – открыть первый институт кунг-фу, который позже будет иметь филиалы по всей Америке. (Я планирую, что на осуществление этого проекта уйдет от 10 до 35 лет). Причиной, из-за которой я все это затеваю, является не только возможность заработать деньги. Мотивов много и среди них следующие: [я хочу, чтобы весь мир смог оценить величие этого китайского искусства, мне нравится преподавать его, и тем самым помогать людям, я хочу обеспечить своей семье хорошие жизненные условия, мне нравится сама идея организации чего-то нового. А последний и самый важный мотив СОСТОИТ В ТОМ, ЧТО КУНГ-ФУ – ЧАСТЬ меня самого].

[Я знаю, что мысль моя верна, а поэтому результат будет положительным. Да, меня действительно не волнует вознаграждение, но я запустил те механизмы, которые рано или поздно принесут мне плоды. И мое будущее вознаграждение и успех будут измеряться моим трудом]. Незадолго до его смерти, кто-то спросил доктора Чарлла Стейнменца – гения электричества: [Какую область науки, по вашему мнению, ожидает наибольший прогресс в последующую четверть века?] Он молчал, задумавшись несколько минут, после чего лицо его озарилось, а он ответил: Реализация духовных сил человека. Когда человек сможет сознательно реализовать все те огромные силы, которые в нем заложены и начнет их использовать в науке, в бизнесе, в повседневной жизни, тогда его прогресс в будущем не будет иметь аналогий.

Я чувствую в себе эти огромные духовные возможности. Это более чем вера, чем амбиция, более чем уверенность, решимость, более чем предвидение. Скорее всею это все вместе взятое.

Мой разум весь поглощен этой доминирующей силой, которую я держу в своих руках. Когда ты бросаешь в бассейн камень, на месте его падения образуются круги, которые все более и более расширяясь, распространяются по всей поверхности. Точно то же самое произойдет, когда все свои идеи я оформлю в единый план. В настоящее время, я уже достаточно хорошо представляю свое будущее.

Я мечтаю (но не забывай, что деятельные мечтатели никогда не успокаиваются).

В настоящее время я могу ничего не иметь, кроме маленького захудалого помещения в подвале, но как только мое воображение полностью захватило мой мозг, то сейчас же в моем сознании четко вырисовывается картина большого, красивого, шестиэтажного института кунг-фу с филиалами, раскинутыми по всем штатам. Меня не так-то легко испугать и если уж я сознательно настроился на преодоление всех возможных на моем пути препятствий, я готов перенести все тяготы и достичь невозможного. Дальше он напомнил древнюю легенду народа хинди, в которой говорилось о том, как Высшее Существо (Бог) решил насадить в голову человека [божий разум] потому, что человек сам никогда не догадается искать его внутри себя самого. После этого он продолжал. [Божественный разум это или нет, я не знаю, но я чувствую эту огромную силу, эту динамическую мощь внутри себя]. Это чувство трудно поддается описанию и у меня не хватает опыта, который помог бы мне это чувство с чем-то сравнить. Это похоже на острые эмоции, сметанные с сильной верой, но только на много сильнее и острее. В конце концов, цель моих планов и действий заключаются в том, чтобы обнаружить ИСТИННЫЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ – ПОКОЙ для духа и разума. Я знаю, что сумма всех качеств, которыми я обладаю и о которых я написал раньше, не обязательно дадут мне возможность обрести покой и мир моему разуму, однако это будет возможно, если все свои силы я отдам на самоусовершенствование, а не просто на освоение техники боя. Для достижения покоя разума, учения, заложенные в Таоизме и Дзене окажутся исключительно ценными. Возможно, люди скажут, что я излишне верю в успех. Хорошо пусть это не так, но послушай, мое желание исходит из знания того, на что я на самом деле способен. Я только лишь поступаю так, как предписывает мне мое естество, при этом не испытываю ни страха, ни сомнений. О господи, да ведь успех сопутствует тому, чье сознание настроено на достижение успеха. Да если ты не стремишься обрести то, о чем мечтаешь, какого черта ждать, что оно придет к тебе самому. Так что, в то время, когда я встретилась с Брюсом, у него уже было совершенно четкое представление о том, чего он хочет, и как он будет этого добиваться, и как примерит свои амбиции мечты с принципами, заложенными в кунг-фу. В конце 1963 года Брюс выпустил рекламный проспект своего института кунг-фу. Плата за обучение была 22 доллара в месяц и по семнадцать с подростков Проспекты, которые были с цветными иллюстрациями, предупреждали, что кунг-фу невозможно освоить за три занятия. Только интеллектуальный подход к занятиям и упорные тренировки принесут плоды. Подчеркивая простоту и естественность искусства, Брюс писал, что техника пластична, незамысловата, исключительно скоростная, она направлена прямо в цель и выполняется без лишней траты времени на ненужные движения. Он писал о том, что кунг-фу развивает уверенность, делает человека более естественным, координированным, способным быстро адаптироваться, учит уважать в человеке человека. Под заголовком [Организованное околпачивание] он написал о различиях в методике его преподавания и других инструкторов. [Большинство школ, обучающих воинским искусствам, несут в своем арсенале массу путаных, бессмысленных приемов, которые ломают и сковывают изучающих их новичков, водя их в сторону от реальной схватки, которая по сути своей проста и целенаправленна. Вместо того чтобы вести учеников прямо к сердцу предмета, прекрасные формы и искусственная техника ритуально предназначены для симуляции истинного боя. Таким образом, вместо того чтобы быть в [бою], эти ученики делают что-то, напоминающее бой. Но что еще хуже, так это то, что силы духа и разума, расходуясь в холостую, безнадежно удаляются друг от друга, а их хозяева уплывают все дальше и дальше в область мистерии и абстракции, так как то, что они делают, мало чем отличается от акробатики и современных танцев и почти не имеет ничего общего с действительным реальным боем].

Внезапно Брюс сам оказался приобщенным к более жестокой форме боя. Дело в том, что его призвали на службу в армию и, скорее всего, отослали бы во Вьетнам. Брюс, я уверена, был. бы горе, а не солдат, и я совершенно убеждена, что он закончил бы свою службу бесславным увольнением. Он ненавидел всю эту рутину и проявлял минимум старания. В то время он находился в тренировочном университетском лагере, где проходили учебу служащие армейского резерва. Там он пропустил почти все занятия и, в результате, должен был вставать в четыре утра и маршировать часами, чтобы получить зачет.

Во время одного из таких упражнений Брюс маршировал, жуя резинку. Это заметил сержант: [Эй, солдат, проглоти ее сейчас же!] Но вместо того чтобы послушаться, Брюс выплюнул ее. Когда же сержант метнул на него сердитый взгляд, Брюс, улыбнувшись, сказал:

[Это вредно для моего здоровья!] После занятий сержант подошел к Брюсу и предупредил его: В следующий раз, когда я скату тебе: Проглоти, солдат, ты лучше проглоти. В словарном запасе Брюса было не очень много бранных слов, но тогда он употребил их все сразу, добавив, что если сержант еще хоть раз заговорит с ним таким тоном, то он отправит его в госпиталь! Вместо того чтобы наказать Брюса, сержант отошел от него, покачав головой, словно говорил: [Бедное, несмышленое дитя]. Положение ухудшилось, когда Брюс решил слетать к родным в Гонконг. Как рассказывает его преподаватель английского миссис Уолтере, призывная комиссия потребовала, чтобы Брюс не смел покидать США. [Они были уварены в том, что Брюс собирается перевезти за границу секретною информацию. Брюс написал мне письмо с просьбой дать ему из университета характеристику. Дин Рели, директор, связался с его начальством и убедил их в том, что Брюс честный и уважаемый джентльмен и не собирается [шпионить] против своей страны. В конце концов, он прилетел в Гонконг, и, когда он вернулся, подарил мне небольшой брелок и показал красивый золотой браслет. Я думаю, привез он этот дорогой подарок для Линды.

Призывная комиссия к тому времени выяснила, что время отсрочки для Брюса вышло. Поэтому, когда он вернулся в Сиэтл в сентябре 1963 года, ему было приказано пройти медицинскую комиссию. Вместе с ним проходило комиссию человек 10-12 студентов университета. Только двоих можно было сразу принять, учитывая их атлетическое сложение – Брюса и еще парня из футбольной команды, и они оба провалились! Брюс, способный легко бросить восьмидесятикилограммового мужчину через плечо или послать его в угол комнаты ударом с одного дюйма, был причислен к самой низкой категории – 4 ф.! В рапорте было сказано, что у Брюса слишком высокий свод стопы, поэтому его вычеркнули из списка.

Менее чем через год мы поженились и уехали в Оклэнд. Нам предстоял захватывающий период борьбы, упорной работы, временных крушений планов. Периоды эйфории сменялись периодами крайней подавленности. Были времена, когда у нас было мало денег и времена, когда казалось, что успех вот здесь, рядом, за углом. Во многом это была неустроенная жизнь. За наше девятилетнее супружество мы переезжали из дома в дом не менее одиннадцати раз. Но мы старались не падать духом. Честно сказать, только быть с Брюсом для меня было уже более чем достаточно. Да, это были годы борьбы, но борьбы желанной. У Брюса были амбиции, он видел цели, которые собирался достичь, и понимал, что для претворения своих идей ему необходимо отдать, по крайней мере, не меньше чем он ожидает получить. В совместной жизни с Брюсом я нашла все то, о чем я только могла мечтать. Мы были совершенно разные по темпераменту:

Брюс был ярким, импульсивным человеком с довольно часто и резко меняющимся настроением. В целом это был совершенный экстраверт. Я думаю, что большинство знающих меня людей считают меня спокойной и чувственной и делают мне комплемент, когда говорят, что я интеллигентна. Я совершенно не отношусь к тому типу женщин, с которыми Брюс обычно встречался до нашей свадьбы. Но я могла дать ему покой, взаимопонимание, искреннюю любовь. И когда мы думали об этом, то мы соглашались друг с другом в том, что вместе мы являемся воплощением символа [Двух рыб] – [Ни с Явь].

Глава 5

Наш первый дом с Брюсом был домом Джеймса Ли в Оклэнде, в Калифорнии. Чуть позже нашего переезда к Джеймсу, у него умерла жена и оставила его с двумя ребятишками на руках. Я была очень счастлива тому, что оказалась ему полезной. Я присматривала за домом и за детьми. Впоследствии, некоторые биографы Брюса излишне преувеличивали наше бедственное положение в то время. В действительности, институт [Джан Фэна], который организовали Брюс с Джеймсом на Бродвее, функционировал довольно успешно. И хотя Брюс зарабатывал не более нескольких сотен долларов в месяц, наши расходы были еще меньше. Однако уже с самого начала своей карьеры Брюс столкнулся с враждебным отношением к нему со стороны тех людей, которым показалось, что с его приходом они потеряют свой статус.

Порой оппозиция появлялась с совершенно непредсказуемой стороны. До тех пор, пока Брюс не стал преподавать, его кунг-фу было секретным искусством, взлелеянным китайцами. Истоки любого искусства, как я уже говорила раньше, покрыты туманом, но, тем не менее, секреты безоружного боя были известны в Европе еще издревле. Древнегреческие и римские гладиаторы, например, ломали камни голыми руками тем же способом, каким в настоящее время мастера каратэ ломают кирпичи. В самом Китае кунг-фу начали практиковать в монастыре Шаолинь, в провинции Хонань, в центральном Китае. Очевидно, в Китай искусство рукопашного боя было завезено буддийскими монахами из Индии в III и IV столетии до нашей эры. Некоторые историки считают, что в Индию оно попало с приходом солдат Александра Македонского. Монастырский бокс, как он раньше назывался, не был широко известен в Китае, до тех пор, пока Шаолинь не был разрушен императорскими войсками в 57 году. И лишь только нескольким монахам тогда удалось спастись; было тяжелое время.

Монахи, развившие движения кунг-фу в форму чередующихся упражнений, обучали своим методам местных жителей, дабы те смогли защищать себя от бесчинствующих феодалов или разбойников, странствующих по дорогам. Эти методы кунг-фу, скорее всего, относятся к [мягкому] типу; [жесткий] стиль развивался на севере Китая, возможно, в Монголии он намного агрессивнее, это более атакующий стиль боя. Как правило, мастера, практикующие северные стили, много внимания уделяют технике ударов и защиты ногами, стремительно атакуют и мгновенно разрывают дистанцию, применяют удары ногами в высоком прыжке, а также акробатические фляки и сальто. В то время как мастера юга предпочитаю глубокие защитные стойки с широко расставленными ногами, используют удары руками с короткой дистанции, ногами не выше пояса. Возможно, самым известным представителем северных стилей является клан [Игл Кло] – [Коготь орла]. Их техника включает различные удары по глазам, похожие на орлиные, они также очень стремительно захватывают горло и душат. Родоначальником этого стиля был якобы человек, по имени Июен Фей, живший с 1103 по 1141 год.

Со своими ударами, захватами и удушениями этот стиль не очень отличается от современного джиу-джитсу. Во времена правления династии Мингов (1368-1644) Лай Чеюн соединит стиль [Коготь орла] со стилем который он назвал [Фаан Цы] Эта система эффективна своими удивительными ударами руками и ногами, которые наносятся в высоком прыжке. Всего, вместе взятых, возможно, наберется 5 сотен различных стилей и систем кунг-фу. Около 400 лет тому назад это искусство проникло на Окинаву, а оттуда в Японию, где оно и стало известно в 1917 году как карате и джиу-джитсу.

Бокс с применением ударов нотами известен так же в Таиланде и в Европе, и все же экстраординарные по своей изысканности и утонченности приемы кунг-фу, несомненно – привилегия Китая. По многим причинам китайцы всегда неохотно раскрывают иностранцам секреты кунг-фу. В последнее столетие немало китайцев иммигрировало в Калифорнию и другие западные штаты, где они часто становились объектом жесточайшего преследования и погромов, учиняемых, как правило, людьми кавказской национальности, которые видели в этом дружелюбном и трудолюбивом народе предвестников надвигающейся Желтой Опасности. Но самое главное, жители Америки видели в них лишь дешевую рабочую силу. Китай сам был объектом все более нарастающей эксплуатации со стороны стран Запада особенно Великобритании. Начиная с 1870 года, в Китае стали возникать тайные общества, практикующие кунг-фу и другие воинские искусства в надежде на то, что все это поможет им выдворить иностранцев с их древней земли.

Ученикам внушалось, что те из них, кто сможет освоить кунг-фу, будут в состоянии преодолеть все на своем пути, и святая ярость охватывала сердца этих молодых парней, верящих в то, что они сильнее иностранных бомб и пуль, что они смогут победить своих врагов голыми кулаками и стремительными ногами. Некоторые инструкторы доходили порой до полнейшей бессмыслицы, убеждая своих учеников в том, что пули не смогут нанести их сильным телам никакого вреда.

Все это привело к тому, что в начале столетия тысячи молодых китайцев бросили вызов развитым промышленным державам, включая Англию и Америку. Это событие получило название [Восстание боксеров]. И, конечно же, все они погибли в неравных схватках.

С тех пор (и поведение их вполне понятно) китайцы, особенно в Америке, отказывались открывать свои секреты американцам. Стало неписаным законом преподавать свое искусство только китайцам.

Брюс посчитал такое отношение к преподаванию кунг-фу изжившим себя. Когда ему говорили о том, что белые люди; познав секреты кунг-фу, будут использовать искусства для того, чтобы избивать китайцев, говорил, что если белый американец на самом деле захочет покалечить китайца, то он сможет воспользоваться для этого и другими способами. В конце концов, он выше и мощнее.

Однако Брюс вскоре обнаружил, что его взгляды не разделяют члены китайского общества в Сан-Франциско, особенно те, кто практиковал воинские искусства. Уже на протяжении нескольких месяцев Брюс и Джеймс преподавали кунг-фу, когда к ним в зал пришел мастер кунг-фу Вонг Джок Мэн. Брюс только что приехал в Сан-Франциско из Гонконга и искал возможность утвердить свой авторитет в китайском обществе, все его ученики были чистокровными китайцами. Еще три китайца сопровождали Вонга, когда тот протянул Брюсу лист бумаги с напечатанным на нем вызовом на поединок. Брюс прочитал текст, содержание которого говорило о том, что это ультиматум, предложенный ему обществом, практикующим воинские искусства в Сан-Франциско. Брюсу предлагалось следующее условие: если он проигрывает в поединке, то либо он закрывает свой институт, либо перестает учить людей кавказской национальности. Взглянув на Вонга: [Ты этого хочешь?], Вонг Джек Мэн, словно прося прощения, сказал: [Да нет, я этого не хочу, но я представляю здесь общество], и он указал на своих друзей.

[O`kей – сказал Брюс. Это произвело удивительный эффект на Вонга и его компанию, и в зал вошли еще человек 6 его людей. Возможно, они предполагали, что Брюс всего лишь [бумажный тигр], и, оказавшись перед фактом необходимости драться с таким искусным мастером, как Вонг Джек Мэн, он просто струсит.

Теперь все они сгрудились в кучу и стали совещаться. Когда они, в конце концов, выработали свое решение, Вонг предложил Брюсу: [Давай, это не будет поединком, давай просто поспаррингуем, просто давай покажем технику!] Брюс же уже проявлял нетерпение и сильное раздражение. Он оборвал его речь. Мало найдется людей, обладающих таким взрывным темпераментом.

[Нет, ты вызвал меня на поединок. Так, давай драться]. Поведение Брюса повергло их в сильное смятение, настоящая драка явно не входила в планы Вонга и его людей. Тогда они попытались оговорить правила проведения этого поединка с тем, чтобы уберечь своего человека от возможных увечий. [Не бить в лицо. Ногами не бить в пах], – начал было Вонг. [Ко мне это не относится], – отрезал Брюс.

[Вы пришли сюда с вызовом на поединок, надеясь запугать меня этим. Вы выработали ультиматум, я вырабатываю правила. Так как это в первую очередь касается меня, то никаких ограничений. Все остальные правила к черту!]

В это время я была на 8 месяце беременности. Наверное, я должна была бы занервничать, но, тем не менее, я была спокойна настолько, что дальше некуда.

Я совершенно не опасалась за Брюса, и была совершенно уверена в том, что он о себе позаботится. Я слегка улыбалась, понимая, что ни один из этих людей даже не представлял, какую опасность таит в себе для них Брюс. Оба участника вышли на середину, поприветствовали друг друга поклоном, и схватка началась. Вонг встал в одну из классических стоек, в то время как Брюс, все еще использующий технику стиля Винг Чун, начал свою атаку серией прямых ударов.

В течение минуты люди Вонга пытались остановить драку, видя, что Брюс приближается к решению задачи. Но Джеймс потребовал, чтобы они отошли в сторону. Минутой позже Брюс взломал защиту Вонга, тот начал отступать со скоростью, на которую был только способен. И вскоре драка превратилась в настоящий фарс, когда Вонг повернулся спиной к Брюсу и побежал. Однако Брюс кинулся за ним словно леопард за своей жертвой, свалил его на пол, приведя в состояние полнейшей деморализации. [Ну, тебе довольно?], – кричал Брюс. [Довольно, хватит, хватит!], – отчаянно взмолился Вонг.

Все еще находясь в состоянии ярости, Брюс позволил ему подняться и затем выдворил всю компанию из помещения.

Я не думаю, что мне еще когда-либо приходилось видеть такую перепуганную компанию [бумажных тигров].

Сан-францисское общество никогда больше не пыталось напрямую угрожать Брюсу. Но год спустя, Эл Дакаскис открывший свою собственную школу в Сан-Франциско и, так же как и Брюс, начавший обучать некитайцев, подвергся такому же запугиванию со стороны китайцев. Он поступил с ними точно так же, как и Брюс. Китайские кланы решили тогда посеять между ними вражду, распространяя слух, что якобы каждый из них с пренебрежением отзывался о другом. Кроме того, китайцы выдумали историю, в которой Эл был главным действующим лицом, и будто бы он говорил своим друзьям, что всему тому, что Брюс умеет, он, Эл, научил его. Вся эта версия была выдумана в надежде, что, в конце концов, либо Брюс, либо Эл потеряют терпение и один из них заставит другого закрыть свою школу.

Брюс, я могу сказать, что все эти махинации были направлены против него. Однако вскоре на одном из Международных турниров Эл подошел к нему и сказал, что он никогда не говорил о Брюсе ничего подобного, и он подозревает, что кто-то из китайцев решил посеять между ними вражду.

Брюс, выслушав его, хлопнул его по плечу и сказал:

[Забудем это]. И мужчины пожали друг другу руки. Как говорит Эл: это был последний раз, когда у нас возникли трудности с китайским обществом.

Фактически, если вы зайдете в китайский квартал в Сан-Франциско, либо в какой другой квартал, где живут китайцы в других городах, то вы обнаружите, что Брюс для них великий герой. Они вам скажут: [Да, китаец, он великий кунг-фуист]. И они гордятся им так, что больше уже некуда.

Брюс, я хочу особо подчеркнуть, сознательно ни с кем не хотел враждовать, но, так или иначе, между ним и другими людьми неизбежно возникали трения. В своем кипучем энтузиазме по отношению к кунг-фу он часто задавал своими высказываниями других мастеров, считая, что они излишне петушатся, оберегая свои догмы. Он не мог скрывать своего сильного желания изменить традиционное отношение к кунг-фу. Так, он, например, насмехался над идеей так называемого различия [жесткой] и [мягкой] школ кунг-фу. [Все это иллюзии, – утверждал он, – послушайте, в действительности мягкость и твердость одна неделимая сила, проявляющаяся в любом движении…]

[Мы часто слышим, как одни учителя утверждают, что их стили мягкие, а другие утверждают, что они преподают жесткие, да эти люди просто слепы, они хотят отделить какую-то часть от целого].

[Однажды меня спросил так называемый мастер кунг-фу, один из тех, кто ходит с бородой и остальными атрибутами, что я думаю об [Ин – мягкость] и [Янь – твердость]? Я просто ответил: [Вздор!] Конечно, он был ужасно шокирован моим ответом, так как до сих пор не понял, что то, о чем он меня спрашивал – не две части, а одно целое. В конце концов, окрестил свои собственные методы [Джит Кун До] – [Путь опережающего кулака]. При этом он резонно утверждал, что его методы не должны характеризоваться как [стиль]. Он считал, что слово [стиль] не совсем точно связано по смыслу с тем, что он пытается делать, и он пояснял: [В своей основе все стили утверждают, что их техника способна адаптироваться ко всем возможным вариантам атак противника. А это значит, что всякий и каждый стиль является совершенным и полным, другими словами, их приемы перекрывают все возможные линии и углы атак к тому же способны контратаковать по любой линии и под любым углом.

Так, если все возможные направления и углы используются в атаках и защитах, то в таком случае, откуда все эти [различные стили?]

[Я предполагаю, что тот, кто утверждает, что его стиль действительно отличается от других, должен встать на голову и, когда он наносит удары, то прежде, чем сделать это, он должен перевернуться вокруг вертикальной и горизонтальной оси три раза. В конце концов, как много существует вариантов атаки вашего оппонента, без отклонения от естественной и в цель направленной линии? Под [отличным от других] возможно, эти инструкторы понимают использование только прямых линий, или, возможно, только округлых линий, или, может быть, только удары ногами, или, возможно, только смотрят по-другому, пошлепывая, похлопывая, подмигивая. Для меня стили, которые цепляются за один отдельный аспект боя, являются в действительности, связанными по рукам и ногам.

Ведь избранный стиль учит своих последователей раз и навсегда избранным и зафиксированным схемам поведения. Но я всегда верю в то, что схема реального боя никогда не бывает фиксированной и заранее известной, здесь нет ни ограничений, ни преград, и в каждое свое новое мгновение бой может пойти по иному руслу. Полный неожиданных сюрпризов, ваш противник – живой человек, а не подыгрывающий робот. Другими словами, попавший под условности своего стиля, ученик видит своего противника сквозь призму этих условностей. В конечном итоге, он лишь просто демонстрирует приемы своего стиля и слушает свои собственные крики".

Вся жизнь Брюса была процессом постоянной эволюцией, и лучше всего это заметно на его отношении к кунг-фу. Драка с Вонг Джек Мэном удивительным образом изменила его понимание и представление о своем кунг-фу.

До этой схватки он глубоко верил в возможность импровизации и совершенствования в рамках стиля Винг Чун, однако затем он вдруг осознал, что хотя он выиграл поединок сравнительно легко, но его действия не отличались ни живостью, ни эффективностью. Драка, понял он, должна заканчиваться за несколько секунд, в течение которых он нанесет свои первые удары, а не длиться, чтобы длиться, как это было с Вонгом, три минуты.

Вдобавок к тому, в конце их поединка Брюс почувствовал себя необычайно сильно запыхавшимся, следовательно, он был далек от хорошей формы. И тогда он начал анатомировать драку. Анализируя ее, пытался обнаружить, где же он пошел по неверному пути, одновременно искал возможность для улучшения своего кунг-фу. На все это у него ушло немного времени, и он понял, что тот фундамент – [Винг Чун], на котором основывается его собственное бойцовское искусство, является неэффективным. Слишком большой упор делается в этом стиле на технику рук, при этом практически нет ударов ногами, следовательно, – стиль несовершенен.

Из своих собственных наблюдений он заключил еще давно, что большинство стилей кунг-фу, каратэ, тейквондо и других воинских искусств в основе своей неполные. Каждый стиль имеет свои формы движения, а это приводит к тому, что тот, кто их практикует, верят в них, думая, что у него есть ответы на любой вопрос, – возникающий в ходе схватки. По этой самой причине Брюс отказался называть "Джит Кун До" стилем, считая, что тем самый он поставит себя в рамки этого стиля. Поэтому в дальнейшем его методы не имели никаких правил и ограничений, в них не было указаний на технику, которую надо применять в том или ином случае.

Основой его методов являлось самовыражение личности, а это, в свою очередь, требовало, чтобы личность хорошо себя изучила. Из всего этого становится понятно, почему его бойцовские методы изучить нелегко. Практически в то же время Брюс начал думать о том, чтобы отказаться от своих планов открыть сеть школ кунг-фу в Америке. Год спустя, когда он уже стал достаточно хорошо известен американцам по телевизионному фильму, определенные круги приложили немало усилий, пытаясь уговорить его изменить свое решение и использовать его имя и престиж. Но Брюс резонно отказался торговать своей честью, повторив, что он организует школы только те, где он сам персонально будет преподавать, либо те, где будут работать инструкторами его ассистенты, такие, как Таки Кимура, Дэн Иносанто или Джеймс Ли, то есть те, кого он сам подготовил. В свою очередь, это устраняет возможность массовых занятий кунг-фу, так как пройдет немало лет, прежде чем найдутся подходящие люди, которых можно будет довести до необходимого для хороших инструкторов уровня.

Драка с Вонгом также заставила Брюса интенсифицировать свои тренировки. Он сразу же начал искать более жесткие, изнуряющие методы для улучшения физических кондиций. Чуть позже я попытаюсь подробнее объяснить то, что Брюс постоянно был в движении, тренируя какую-нибудь часть тела.

Как правило, он предпочитал тренировать каждую часть тела отдельно. Он делал определенные упражнения для укрепления брюшного пресса, другие – для предплечий и кистей, все это в целом увеличивало мощь его ударов. Так же это были упражнения для развития силы ног и подвижности суставов. Он приседал и делал махи ногами, но самую большую пользу он извлекал из самого обыкновенного, постоянного повторения ударов руками и ногами. Он наносил удары руками и ногами, помня, что их освоение зависит от постоянных повторений.

По аналогии с тем, как пианист проводит часы каждый день за повторением одних и тех же пассажей, он разработал несколько приспособлений, которые, он надеялся, помогут ему оттачивать технику. Я часто видел его сидящим и рисующим новые виды специального оборудования. После того как он оформлял свои идеи на листе бумаги, он находил человека, который изготавливал ему это приспособление. Он постоянно разрабатывал наиболее приближенные к реальной жизни приспособления, так как тяжелые мешки, деревянные куклы не умели контактировать.

Поэтому он пытался придумать такой снаряд, который, прежде всего, помог бы ему увеличить скорость реакции – снаряд, который будет каждый раз по-новому реагировать на его собственные удары, будет двигаться под разными углами, заставляя его тем самым постоянно перемещаться, быть внимательным и активным.

Но даже лучший снаряд не способен создать реальные боевые ситуации, вот почему Брюс спарринговал так много, что больше уже и трудно представить. Брюс никогда не был ортодоксом, он был всегда новатором, скептиком, ниспровергателем авторитетов. Еще в самом начале своего преподавания он проявил свое отношение к существующей в каратэ системе поясов и прочих отличий класса. Несколькими годами позже, когда он уже стал национальной знаменитостью, ему был задан журналистом вопрос: [Существует ли в кунг-фу классификационная система?] Он ответил следующее. [В традиционном кунг-фу – нет, но мы в своем стиле имеем уникальную систему градаций. В действительности, и тут черные как уголь глаза засверкали, – я должен сказать это – система градаций без градации. Первая степень – просто контур круга, означающий полную свободу. Вторая – крут зеленый с белым в виде символа Инь – Янь и двумя стрелами вокруг него. Третья – фиолетовый с белым, четвертая – серый с белым, пятая – красный с белым, шестая – золотой с белым, седьмая – красный с золотым, одновременно это и эмблема нашей школы, восьмая – высшая ступень – опять же контур круга, возвращающий к самому началу].

Очень важным поворотным моментом в жизни Брюса явилось его выступление на международном турнире в Лонг-биче, Калифорния в 1964 г. Он, Джеймс Ли и Таки Кимура в то время часто выступали перед зрителями в перерывах между схватками на различных турнирах, проводимых в западных штатах Америки. В то время почти ничего не было известно об этом искусстве, и Эд Паркер – знаменитый инструктор каратэ из Лос-Анджелеса, обучающий полицейских, а также имеющий среди своих учеников таких деятелей кино, как Уорен Битти и Роберт Вогнер, послал приглашение Брюсу с тем, чтобы он выступил перед зрителями с демонстрацией своего искусства. Паркер, как и большинство людей, плохо знакомых с Брюсом, подумал сначала, что Брюс излишне петушится, но, увидев его в действии, решил, что он имел полное право вести себя таким образом. Он мог своими ударами заставлять воздух хлопать.

За показательным выступлением Брюса наблюдало большое количество зрителей, среди которых были ведущие мастера каратэ Запада. Большинство из них решило, что уникальна не только техника, которую он демонстрировал, но, прежде всего, он сам является уникальной личностью. Он был материалом, из которого делают звезд. Как говорил один из обозревателей: [У него было то, что отсутствовало у других, и вы могли это заметить по тому, как он объяснял свое искусство, по тому, как он вообще говорил]. Он был в тот вечер исключительно динамичен и с легкостью притягивал к себе внимание людей. Даже те, кто не занимался воинскими искусствами, обнаружили себя слушавшими его с большим интересом. Эд Паркер заснял выступление Брюса, что в дальнейшем явилось исключительно счастливым стечением обстоятельств. Среди зрителей в тот вечер оказался парикмахер и гример из Голливуда Джей Себринг, впоследствии ставший одной из жертв банды Мэнсона. Однажды члены этой банды ворвались в дом директора фильмов Роберта Поланского, они убили его жену Шарон Тейт и других гостей. Себринг, ставший впоследствии хорошим другом Брюса, был тем самым человеком, который познакомил его со Стивом Мак-Квином, одним из суперзнаменитостей, а позже учеником Брюса

Себринг был поражен увиденным и сумел оценить жизненность и привлекательность Брюса. Поэтому, когда он несколько месяцев спустя делал прическу продюсеру телевидения Уильму Дайзеру, он упомянул имя Брюса. Дайзер говорил о том, что он ищет актера на роль сына Чарли Чена – сына под номером один в новой серии фильмов.

Джей сказал, что он видел Брюса в действии и верит в то, что Дайзер найдет в его лице именно то, что ему нужно. Джей считал, что Брюс обладает природным юмором и должен произвести на зрителей хорошее впечатление.

Дайзер послушался совета Джея, созвонился с Эдом Паркером и посмотрел его фильмы с выступлением Брюса. Дайзеру понравилось то, что он увидел, и он немедленно позвонил к нам в Оклэнд.

Брюса не было дома, когда я разговаривала с Дайзером. Но хотя я ничего не слышала раньше о нем, и он мне не сказал, чего он хочет от Брюса, тем не менее, сам звонок показался мне очень обнадеживающим. Брюс сразу же связался с ним, Дайзер объяснил ему, что он хочет попробовать его на роль в многосерийном телевизионном фильме. Узнав об этом, мы оба сильно разволновались. Брюс тут же полетел в Лос-Анджелес на кинопробу. Результат – Брюса записали в состав актеров. Дайзер хотел сразу подписать контракт с Брюсом, но не сделал этого, так как в это время по телевидению демонстрировался его многосерийный фильм [Бэтмэн]. Этот фильм принес кинокомпанни такой успех, что дирекция решила запустить его еще несколько раз. В итоге дело обернулось таким образом, что [Бэтмэн] оставался в программе телевидения еще год, а [Сын номер один] так никогда и не был сделан.

Хотя Брюс был связан с кинобизнесом всю свою жизнь, тем не менее, он никогда серьезно не думал о том, чтобы сниматься в Америке. Он был уверен в том, что в американских фильмах китайцам отводятся роли только типа: [слушаю вас], [да, господин], да еще носить подносы и возить тележку, а он не собирался убивать свое время и продавать себя для таких ролей. Он мечтал о том, что он сумеет разрушить издревле существующее предубеждение по отношению к китайцам, сыграв роль человека, который будет не просто героем, способным обратить на себя внимание западной аудитории, а человеческим существом, обладающим исключительными талантами и возможностями – сущий китайский Джеймс Бонд.

Деньги, которые получил Брюс за то, что его записали в состав актерской группы, пришлись как нельзя кстати. Брэндон родился в феврале 1965 года за неделю до смерти отца Брюса. Я и Брюс были очень рады, обнаружив во время приезда в Гонконг то, что отец был вполне удовлетворен прогрессом Брюса в Америке. В результате, оба мужчины стали еще ближе друг к другу. Институт кунг-фу в Оклэнде приносил не такие доходы, о которых Брюс и Джеймс мечтали. На то была своя причина: дело в том, что Брюс был человеком, признающим лишь высшее качество в любой работе, он был решительно настроен принимать к себе в школу лишь серьезных, талантливых учеников, на которых он мог бы без сожаления тратить свое время. Из его записей видно, с какой тщательностью и деловой сметкой Брюс отрабатывал все детали, способные привести к процветанию его института. Студент, изучающий психологию, он инстинктивно находил то, что могло заинтересовать его клиентов. Он, прежде всего, постарался объяснить исключительность своего института, а именно: в него принимаются только достойные, он единственный такого рода институт в мире, все занятия ведутся им персонально с помощью ассистентов. Он перечислил мотивы, по которым стоит заниматься кунг-фу:

для укрепления здоровья, для того, чтобы завоевать любовь и уважение окружающих, для развлечения, для самосовершенствования и, прежде всего для того, чтобы обрести покой для духа и разума. Для большего впечатления он привел статистические данные, касающиеся роста преступности, а именно: хулиганских нападений, грабежей, насилий и т. д. Он спрашивал: [Что вы будете делать, если на вас нападут? Что вы будете делать, если на вас нападут в присутствии любимого вами человека?]. Он не задавал больше никаких вопросов, но так как жестокость и насилие процветали в Америке, постоянно расширяя свои масштабы, то все больше и больше мужчин и женщин задумывались о том, что стоит научиться себя защищать, а, следовательно, Брюс и Джеймс могли заработать больше денег, чем зарабатывали до этого времени.

Но для Брюса преподавать кунг-фу всем, кто бы ни пожелал, было равносильно проституированию своим искусством.

Он был решительно настроен продолжать внедрять в жизнь свои методы, насколько это было возможным, понимая, что это необходимо, иначе его ученики не поймут, что все ответы они должны искать лишь в самих себе. Но так как помогать ему в этом деле мог только Джеймс Ли, то становилось очевидным то, что он сможет набирать в свои классы весьма ограниченное количество учеников.

В надежде на будущую pa6oтy на телевидении, Брюс решил, что мы должны немедленно переехать в Лос-Анджелес. Кинокомпания [Твентиз Сенчери Фокс] устроила для Брюса возможность получения уроков актерского искусства у преподавателя Джеффа Кори. Для Брюса этих уроков оказалось вполне достаточно, так как он был естественным] во всех эпизодах. Деньги, которые он получал от кинокомпании – 800 долларов были изрядным сюрпризом, но их было недостаточно, если мы собирались осесть в этом городе.

Итак, Брюс открыл свою третью школу на Коттедж стрит, 628. Дэнни Иносанто, ставший его инструктором – ассистентом, говорит: Брюсу не очень нравилась идея ставить свое искусство на коммерческие рельсы, поэтому единственное, что он сделал, так это только покрасил окна своего зала в красный цвет. Он не любил помпезные надписи над дверью и другие вещи такого рода. Но больше всего поразило Дэнни в Брюсе, как в инструкторе, так это то, что Брюс был всегда раскован, постоянно шутил, сохраняя у всех хорошее настроение. И в то время на занятиях царила всегда хорошая дисциплина. Частично в шутку, но главным образом для того, чтобы яснее объяснить свои принципы ученикам, Брюс установил у дверей в школу небольшой надгробный камень. Этот камень был украшен цветами, на самом камне была выбита надпись "В память о живом человеке, которого изуродовали, напичкав классической рутиной". Брюс однажды сказал журналисту журнала [Блэк бел] [Эта надпись очень точно выражает мои чувства].

А в дневнике, который остался у меня, я прочла следующее: [Человек, проповедующий классику, – ничто иное, как узел, состоящий из руганных идей и традиций. Когда он действует, он переводит живое проявление жизни на язык мира, давно усопшего. Для того, чтобы выразить себя совершенно свободно, вы должны убить в себе все вчерашнее. Если вы следуете классическим понятиям, и вы понимаете рутину традиции, но никогда не поймете себя самого]. И снова: [Второсортный исполнитель слепо следует за сенсеем или сифу, копируя его манеру как результат его действия, и что еще хуже, его мышление становится механическим, он действует как автомат в соответствии с принятой им манерой, а, следовательно, не дает сам себе расти ни духовно, ни физически. Он механический робот – продукт тысячелетней пропаганды и кучи условностей. Человек должен быть независимым, он должен убить в себе все условности с тем, чтобы быть способным воспринимать все свежее и новое. Потому что реальность изменяется в каждый последующий момент как и сейчас, когда я говорю вам это.

Многие из его идей стали результатом постоянного и глубокою изучения различных книг, что в последствии помогло ему осознать законы, действующие в природе. Часть же идей возникла на основе его собственного опыта. Как только он обнаружил ограничения, существующие в стиле Винг Чан, он тут же стал искать, испытывать, пробовать анализировать новые движения, скрупулезно пересматривая традиционные стили. Делал он это, не перескакивая из стиля в стиль, от инструктора к инструктору, нет, он старался разобраться прежде всего в себе самом, отвергая то, что ему не подходило и принимая то, что ему соответствовало. Весь этот процесс прошел у него легче, чем это могло бы произойти у большинства других людей, так как он всегда чувствовал в себе внутреннюю потребность делать все, за что брался, наилучшим образом. Стремление к совершенству не означало для него стать знаменитым или преуспевающим, нет, это лишь означало, что он, прежде всего, хотел наилучшим образом использовать имеющиеся у него природные задатки, хотел довести их до высшей степени, на которую только был способен. Его основной целью было производить лишь качественную работу. И, в конце концов, он организовал свою жизнь так, что она была как и его Джит Кун До – простой, целенаправленной и эффективной. В схватках с другими людьми он достиг этого тем, что никогда не был связан никакими правилами или ограничениями, напротив, свой принцип он выразил в следующем лозунге [использование никакого пути как путь, отсутствие каких-либо ограничений, вот единственное ограничение]. Он часто повторял своим ученикам:

[Эффективность – вот то единственное, что нужно принимать в расчет], и в жизни эффективность означала для него свободное от предубеждений мышление, дабы быть всегда уверенным в том, что его мысли направляют его действия на достижение определенной цели.

Так, например, для него было не приемлемо желать, но не действовать, но не иметь перед собой цели. Дэнни Иносанто говорит [Тренировки с Брюсом давали много больше, чем только изучение приемов атак и защиты]. Джеймс Ли, например, говорит, что после занятий с Брюсом, он почувствовал морально себя выше, честнее и что вся его жизнь изменилась. Другой ученик Брюса вначале был застенчивым, робким, неуверенным в себе парнем, через 6 месяцев Брюс трансформировал его полностью. Парень научился привнести полученные уроки в обыденную жизнь, он вылез из своей скорлупы и расцвел как индивидуальность.

Но все-таки, каким же образом Брюс достиг таких результатов? Дэнни Иносанто объясняет: [Брюс во время занятий со своими учениками, как правило, обращался к каждому персонально то, что он говорил одному или даже своему инструктору, ассистенту, всегда отличалось от того, что он говорил другому].

Таким образом, он всегда устанавливал прямой и близкий контакт с вами. Каждый ученик для него являлся отдельной личностью. Он учитывал его вес, рост, скорость и т. д. Одни наносят быстрее удары ногами, другие работают ногами медленно, но у них быстрые руки и т. д.

Брюс помогал ученику обнаружить свои сильные стороны, с тем, чтобы использовать их с успехом. Он также помогал обнаружить и слабые стороны. Он часто повторял нам о том, что нет никакой пользы в попытках копировать его. Ни один из нас не обладал его скоростью, ритмом, гибкостью, чувством времени и пространства или даже его телосложением. Он постоянно повторял:

[Человек – потому, что он творческая индивидуальность, намного важнее любой системы, любого строя]. То, что он постоянно пытался делать, так это освободить учеников – освободить и от собственных комплексов. Он был одновременно и психологом, и философом, и студентам оставалось лишь уточнить для своей же пользы мозги. Вскоре я обнаружил, что сам себе мешал прогрессировать тем, что был излишне напряжен и скован. Поэтому первое, чему я постарался научиться – это способности освобождать себя от психического напряжения].

Многие из его студентов, а среди них были известные мастера и чемпионы по каратэ, были убеждены в том, что Брюс обладает шестым чувством. Луис Дельгадо однажды сказал, что [он постоянно этим ставил всех в тупик, словно он обладал даром ясновидения]. Мне все это хорошо знакомо, я сама не переставала этому удивляться, я часто пыталась атаковать его в тот момент, когда он был углублен в чтение книги или смотрел телевизор, и всегда терпела неудачу. Брюс же всегда подсмеивался над всеми этими разговорами об его ясновидении. Он говорил своим ученикам: [Не отвергайте имеющие у вас пять чувств, занимаясь поисками так называемого шестого. Только развивайте данные вам природой пять чувств]. Он подчеркивал, что все, что он сделал, это лишь поднял все свои чувства до наивысшей точки. Дэнни Иносанто утверждал, что Брюс постоянно устанавливал новые стандарты [Он был, как Роджер Банистер, как Эйнштейн, Эдисон или Леонардо, если хотите]. Другой друг Брюса говорит: [Тем не менее, Брюс никогда не был помпезным. Да, конечно, у него были обычные человеческие слабости. Он хотел, чтобы им восхищались, хотел, чтобы его уважали. Но и то и другое он получал от людей без каких-либо трудностей, так как все это он заработал.

И хотя он ел, пил, жил, и мечтал категориями воинских искусств, тем не менее, он не ограничивался лишь воинскими искусствами. Конечно, они доминировали в его жизни и проникали во все сферы его деятельности, но я помню, как мы просиживали целые вечера, слушая Брюса. Он что-то рассказывал, пересыпая свои рассказы шутками, и никто даже не упоминал о воинских искусствах. Он никогда не был ограниченным].

Наши дела продвигались хорошо и наши перспективы виделись такими светлыми, что Брюс решил часть денег, полученных им от кинокомпании, потратить на поездку в Гонконг. Он хотел, чтобы его мама и родные встретились со мной и Брэндоном, о котором он с улыбкой говорил [единственный в мире светловолосый китаец].

Все были по отношению ко мне очень гостеприимны, но в целом я нашла наше путешествие очень некомфортабельным и утомительным. В то время еще очень много народа жило в их квартире, и климат был невозможным – было жарко и влажно и негде было от этого спрятаться. И, что хуже всего – Брэндон ужасно страдал от непрекращающихся болезней, которые, как правило, переживают все в детстве, тут было все – от колик до тепловых ударов.

К тому же я была не в восторге от пищи, хоть теперь я не представляю себе что-либо лучшее. Я также обнаружила большие сложности в установлении контакта с его родственниками и друзьями, не говорившими по-английски, в то время как я не понимала китайского.

Мы ждали сообщений от Дайзера, но все, что мы узнали, это только то, что работа над фильмом откладывается. Единственно, он нас обнадежил, сказав, что у него есть кое-какие планы в отношении Брюса.

Мы вернулись в Сиэтл в конце 1965 года, а затем до конца года жили у Джеймса Ли в Оклэнде. Был март 1966 года, когда мы, в конце концов, вернулись в Лос-Анджелес и поселились в крошечной квартире на Вилшайр Боулевар.

К тому времени идея [Сына номер один] была уже полностью отвергнута, но Дайзер надеялся на успех своего нового проекта-шоу [Зеленый шершень]. Кинокомпания [Гвентиз сенчури Фокс] решила проверить реакцию кинозрителя на фильме [Бэтмэн], прежде чем начать работу над фильмом [Зеленый шершень]).

Основанный на с успехом принятой в Америке серии радиопередач, запущенных в 30 годы, [Зеленый шершень] должен был показать подвиги Брита Рейда – журналиста, публициста, редактора, который одевал по ночам зеленые одежды и превращался в борца с преступностью.

Выступивший в роли Като – телохранителя и ассистента Брита Рейда, Брюс в одну ночь оказался на звездном небосклоне Америки. Позже Брюс, смеясь, сказал одному из репортеров [Единственной причиной, по которой я получил эту работу, было то, что я оказался единственным китайцем во всей Калифорнии, способным правильно произвести имя Брит Рейд]

Глава 6

[Зеленому шершню] было предназначено стать одним из наиболее незабываемых телешоу. О нем можно рассказывать долго и много. До того, как фильм был продемонстрирован зрителям, стало ясно, что если кто-нибудь или что-нибудь имеет шанс завлечь зрителя, так это

Брюс и искусство про кунг-фу. Брюс в процессе подготовки к съемкам несколько раз выступал перед зрителями, он произвел на всех ошеломляющее впечатление. Один критик даже написал следующее: [Я могу сказать продюсерам [Зеленого шершня], что им нужно сделать, чтобы улучшить их шоу – позволить Като написать свой собственный диалог. Он ярок и обладает хорошим чувством юмора].

Фактически, шоу состояло из 30 эпизодов, и его показали в сезоне 66-67 годов. Брюс позже говорил, что он думал, что серии были сделаны излишне прямолинейно и вряд ли могли увлечь взрослую часть аудитории отдаленным напоминанием серии о Джеймсе Бонде.

Брит Рейд и Като имели всегда не более получаса на то, чтобы расправиться с негодяями. В сериях было слишком мало времени и слишком много различных персонажей, поэтому большая часть времени на экране царила полнейшая неразбериха. И хотя взрослые посчитали историю слишком надуманной и искусственной, дети полюбили Брюса. Даже наиболее злые критики отмечали сенсационность кунг-фу в исполнении Брюса.

Один критик писал: [Те, кто наблюдал его, поняли, что если он и Кассиус Клей оказались бы в одной комнате, то при заключении пари, ставить на Клея было бы совершенно бессмысленно]. Все были ошеломлены высочайшей скоростью движений Брюса – он наносил удары с такой скоростью… В действительности, Брюсу пришлось объяснять журналистам, что он был вынужден замедлять свои удары, с тем, чтобы камера могла схватить его движения. В начале это было смехотворно, объяснял он – [Все, что вы могли увидеть, так это только то, что люди, находящиеся передо мной, начинали падать] [Даже когда я стал двигаться медленнее, камера показывала лишь смазанное движение].

Он сказал одному журналисту: [Одной из основных характеристик должна быть скорость в драке и простота в те моменты, когда Като убирает своих врагов].

Брюс, я должна сделать на этом акцент еще раз, был, прежде всего, шоуменом – прекрасно разбирался в шоу-бизнесе и знал, как выгоднее себя показать, но в данном случае существовал лимит, в рамках которого он мог демонстрировать свое искусство.

Китайские фильмы, например гонконгской кинокомпании [Ран Ран Шоу] имели тенденцию показывать массовые, продолжительные битвы для достижения максимального эффекта от проявления чувства жестокости при обильном кровопролитии. Брюс же, напротив, настаивал на том, что аудитория будет больше поражена и захвачена, когда увидит внезапный, несущий смерть удар и сокрушающее все на своем пути кунг-фу. Пытаясь лучше выразить себя, Брюс позволил себе сделать некоторые моменты более поэтическими, театральными – вот почему зрители увидели его, исполняющим удары ногами в прыжке, которые он никогда не использовал в серьезных спаррингах.

Другой журналист писал: [Целью кунг-фу является отправление противника в ближайший госпиталь за возможно короткое время схватки, т.е. то, что Ли называет максимум боли за счет минимума движений. Для этого подходит все: удары коленом, и локтем, и пальцами по глазам, и ногой в зубы]. Тот же журналист, я думаю, уловил существенную черту многообразного характера Брюса, когда писал: Когда он не играет Като с холодными глазами, то он по своей натуре все равно сходен с ним.

Он непрестанно балагурит, демонстрируя ошеломляющие по координации и по скорости исполнения удары и движения, храбро бросаясь в пучину языка, который он осваивает. Ли говорит: Семьсот миллионов китайцев не могут быть Вошом]. [Я не пью и не курю, но зато жую резинку].

Когда кто-нибудь смел в суждениях как Брюс, то вполне естественно, что споры будут преследовать его по пятам. [99 процентов системы самозащиты, существующей на Востоке – не что иное, как абсурд, – говорил он репортерам. Это разукрашенный джаз. Он хорошо смотрится, но не срабатывает. Если пятидесятикилограммовая женщина будет атакована девяностокилограммовым мужчиной, то единственное, что она в состоянии сделать, так это ударить как можно сильнее в одну из трех следующих точек: глаза, пах, голень. Это будет достаточно для того, чтобы мужчина на время потерял равновесие, но после этого ей лучше всего будет бежать как сумасшедшей].

[Или возьмите ломание кирпичей и досок ребром ладони. Как часто, я вас спрашиваю, вам приходилось видеть, как кирпич или доска затевали с кем-нибудь драку? Это – типичная клоунада. Человеческое существо никогда не будет ждать, когда его ударят. Огромное множество учеников карате так увлечено своими криками, что они совершенно не в состоянии увидеть, что в это время делает их противник, куда уж им до того, чтобы убрать его как можно быстрее. Их инструкторы говорят: [Если твой противник делает это, то ты должен сделать то-то, затем ты должен сделать вот это, после чего, сделать то и то]. И пока вы будете вспоминать эти то и это, другой парень вас уже прикончит. Ведь, оказавшись перед выбором – ударить вашего противника ногой по голове или пальцами по глазам, вы должны будете бить по глазам]

Когда его спросили о том, какие ученики посещают его Квун, Брюс ответил [Совершенно не похожие друг на друга люди. Одни хотят просто похудеть. Другие говорят, что они хотят научиться себя защищать. Но я должен сказать, что большинство из них приходят ко мне по одной причине- тщеславие. Ведь все это очень экзотично. Они думают, что они познают Дзен и освоят медитацию. Я хочу сказать, если вы хотите заниматься чем-то красивым, вам лучше заняться модными танцами. Какая польза для боксера если он будет учиться искусству медитации? Он боец, а не монах! Во всех этих поклонах и позах излишне много ритуального. Изучать такой сорт Восточного искусства самозащиты все равно, что плавать по земле, вы можете изучить все элементы техники плавания, но если вы никогда не заходите в воду, то все это – полнейшая бессмыслица]

[Эти парни никогда не дерутся. Все, что они хотят, это разбивать трехдюймовые доски или два кирпича или еще что-нибудь в этом роде – Зачем? Ведь это не сделает их бойцами].

Такие утверждения были достаточно спорными и, естественно, многие инструкторы чувствовали сильное раздражение к Брюсу, хотя лучшие из них, такие как Джун Ри, даже не соглашаясь с ним в чем-то порой, уважали его за откровенность и честность и становились его друзьями на всю жизнь.

Когда он в своих фильмах начал использовать нанчаки, то это вызвало новую волну критики в его адрес.

Нанчаки представляют собой две палки, соединенные ремнем или веревкой, цепью, их применяют в экстремальных случаях. Их использование, конечно, запрещено в некоторых странах мира, а также в нескольких штатах Америки, даже их ношение преследуется законом. Брюс, однако, был твердо убежден в их исключительной привлекательности для зрителя, работа нанчаками добавляет в сцену драматизм. Библиотека Брюса содержала множество книг об оружии: как о современном, так и о древнем, как о Восточном, так и о Западном. Он увидел в нанчаках дополнительный шанс для остросюжетного фильма, к тому же он считал, что нанчаки будут призывать подростков к преступлению не больше чем винчестер в руках Джона Вейна.

Брюс, как и другие цветные, наделенные божьим даром люди, обладающие исключительным жаром души и демонической энергией, бесспорно, наслаждался той славой и теми льстивыми проявлениями, которые исходили со стороны его обожателей или тех людей, кто просто постоянно вьется вокруг кинозвезд. Большинство этих обожателей появилось после выхода на экран [Зеленого шершня]. Он купался в лучах пришедшей к нему известности. Перед ним открылись новые горизонты. Порой он появлялся перед публикой в черном костюме, шоферской кепке и в черной маске Като.

Все это ему очень нравилось, и все же он был уверен, что такого рода популярность является для него несущественной наградой. Действительной наградой для него было то, что он смог впервые проявить себя в достаточно высококвалифицированной работе, все же другие выгоды, пришедшие со славой, даже финансовые, были лишь верхушкой торта. Брюс никогда не был святошей. Он был экстравертом. Он не сдерживал себя надуманными ограничениями. Он жил так, словно жизнь окончится завтра. Маргарет Уолтерс сделала интересное, на мой взгляд, наблюдение. Она говорит, что та интенсивность, с которой он брался за интересующее его дело, его постоянное желание делать все только наилучшим образом, то возбужденное состояние, в котором он почти всегда пребывал, напоминало ей то, что она когда-то прочитала у великого немецкого писателя Томаса Манна. Он писал, что люди, которые расстаются с жизнью слишком рано, словно имеют внутри себя часы, которые предупреждают их о том, что им отведено немного лет, и поэтому эти люди работают очень напряженно, стараясь сделать как можно больше. В то время как люди, проживающие долгую жизнь, имеют внутри себя часы, которые говорят им, что им нет нужды особо спешить.

Брюс часто производил впечатление самодовольного человека. Он любовался своей собственной силой и динамической мощью. И он хотел, чтобы люди разделяли с ним эту любовь.

Петер ЧЕК, снимавшийся в [Зеленом шершне], вспоминает, что некоторых участников съемок сильно раздражало поведение Брюса. Он постоянно демонстрировал всем свои мышцы, показывая им, насколько он силен. Я не могу понять, почему они так раздражались, только потому, что он был силен, только потому, что он хотел показать им, каким он сделал свое тело. Нет, они, конечно, прямо в глаза ему ничего не говорили, но когда он уходил в сторону, все слышали, как кто-нибудь из них произносил: О черт, дерьмо, проклятый болтун]. Нет, он им не был, и в этом они сильно заблуждались. Просто он был силен. И он был исключителен.

По моему мнению, Брюс умел производить впечатление. Он знал о том, насколько он хорош. Он понимал, как много он в состоянии сделать, но он всегда избегал быть напыщенным. [Я никогда не скажу, что я – номер один, но я не желаю быть вторым номером]. От излишней напыщенности его спасало то, что он был всегда в состоянии посмеяться над самим собой. Когда в его жизни наступил очень тяжелый период, и он почувствовал себя очень скверно, то он на своем письменном столе поместил надпись, которая гласила [прогуляйся]. В то же время он повесил в комнате мрачный плакат, на котором были изображены два стервятника, сидящих друг против друга в пустыне около скелета коровы, и один стервятник говорит другому: [Терпение, приятель, скоро я кого-нибудь убью!] Несмотря на весь успех, славу, лесть, охоту за его автографами, он продолжал все так же упорно работать над собой, много времени уделял самообразованию. Он жил, руководствуясь принципами Ин-Янь. Он и Денни Иносанто проводили вместе часы, бродя по Лос-Анджелесу, и Брюс постоянно заходил в книжные магазины, особенно в букинистические. Очень быстро он собрал колоссальную библиотеку, понуждаемый ненасытным желанием узнать все, что только можно было узнать о воинских искусствах, об их самых эффектных и самых эффективных формах.

Он покупал книги, в которых описывалась техника работы с мечами и другими видами оружия, книги о тактике поединков, включая бокс, борьбу. Он хотел выжать из них все самое лучшее и применить это в своих занятиях кунг-фу, а также для боевых сцен своих будущих фильмов. Он брал с собой книгу, куда бы ни шел, даже тогда, когда знал, что у него будет мало шансов ее прочитать. Он, к счастью, развил и себе способность полностью сосредоточиться на чтении, ничего не замечая вокруг себя.

Я часто видела, как Брюс спокойно читал, в то время как вокруг него был страшный шум и гам, дети кричали и плакали, двери скрипели и хлопали, люди приходили поболтать. Он мог совершенно отключить свое внимание от всего вокруг него происходящего. У меня было такое впечатление, что в таком состоянии он не заметил бы и землетрясения. Все его идеи и мысли в это время могли быть поглощены каким-нибудь очень отдаленным периодом Китайской истории. Брюс мог читать книгу, даже выполняя в это время какие-нибудь физические упражнения. До и после появления [Зеленого шершня] он проводил много времени, демонстрируя искусство кунг-фу. Он выступал в любых условиях, в любых местах, в парках, во время клубных митингов и т. д. Чаще всего бесплатно, иногда за деньги. Он показывал, как надо наносить декаб пальцами, как наносить удар кулаком. Он ни разу никого не ударил, но бил ногами так быстро, что если зритель во время демонстрации удара моргал, то мог ничего не увидеть. Иногда он клал кисти рук на кисти рук своего оппонента и просил его попытаться помешать ему нанести в грудь удар рукой, но никто не успевал защититься.. Брюс называл это упражнение [липкие руки] – одно из упражнений стиля Винг Чун.

Он показывал, как он отжимается только на больших пальцах рук, ломал ударом ноги восемь двухдюймовых досок, связанных вместе веревкой, и даже пробовал и конечно, с успехом показывать публике одно из самых сложных упражнений – разбивал 5 дюймовых досок, подвешенных па веревке перед ним. В целом, он ненавидел этот тип показательных упражнений, считая, что все это бутафория, ничего общего не имеющая с искусством самообороны.

Вообще очень просто можно запечь или высушить кирпичи и доски так, что они становятся настолько хрупкими, что почти каждый может сломать их (я сама в состоянии сделать это). Поэтому Брюс очень редко включал эти упражнения в свои выступления, но раз или два он делал это, чтобы показать, что он тоже может это сделать, если захочет. Но все эти трюки его ужасно раздражали, особенно когда он видел, как их преподносят другие мастера перед телевизионными камерами. [Какое отношение это может иметь к драке?]

Посредством Зеленого шершня он впервые почувствовал, что значит становиться идолом для публики и как это может порою пугать. Люди дрались друг с другом, чтобы получить его автограф или только из-за того, чтобы лишь дотронуться до него. [Иногда меня это все просто ужасало, – сказал он однажды репортеру журнала [Блэк Белт]. – Как-то раз, на турнире в Медисон Сквер Гардане, я попытался войти в помещение через боковую дверь, меня сопровождали три мастера каратэ. Еще немного и меня бы раздавила толпа, лишь я чудом успел выскочить наружу через другую дверь]. Во Фрес-по, штат Калифорния, Брюс попал в толпу орущих поклонников, на нем рвали одежду, хватали за руки и за ноги, пихали, душили в объятиях. Позже он сказал:

[У меня не было никаких сил, чтобы себя защитить]. Шестьдесят процентов поклонников были молодые парни, но удивительно много оказалось и девушек. Его сверкающие чернью глаза, симпатичное лицо нарушили то бесстрастное, непроницаемое отношение белых людей к китайцам, которое существовало па протяжении десятилетий. Молодые американцы были ошарашены удивительным кунг-фу. В итого все это счастливым образом изменило наши финансовые дела. Через несколько месяцев ошеломительного успеха Брюса я обнаружила, что почти не могу вспомнить тот период 1966 г. (до выхода на экран в июне [Зеленого шершня]), когда мы практически во всем себе отказывали.

Теперь ему платили 400 долларов в неделю, и первый свой чек он получил исключительно вовремя, мы уже не могли оплачивать свою квартиру и другие расходы, но, тем не менее, у Брюса практически всегда было светлое и оптимистическое выражение лица.

Его друг Джун Ри говорит: [Он был поразительно уверенным в своих силах человеком, и если его что-то волновало, то он никогда этого не показывал. Я помню, как однажды спросил его:

[Слушай, неужели ты никогда ничего не боишься?] Он ответил: [Конечно, боюсь, но какой смысл в том, чтобы из-за этого убиваться].

Он определенно был всегда настроен оптимистически. Вот, например, когда отсняли [Зеленый шершень] и он остался без работы, во всяком случае, у него не было достаточно средств для того, чтобы обеспечить своей семье тот стиль жизни, который он хотел, то его все время ужасно раздражало, когда кто-нибудь говорил, что обстоятельства таковы, что ему придется затянуть потуже пояс.

[Черт с ними, с этими обстоятельствами, – взрывался Брюс, – я сам себе устрою нужные обстоятельства]. В действительности, хотя мы тогда об этом не подозревали, [Зеленый шершень] принес впоследствии много денег Брюсу, когда его фамилию начали раз за разом повторять по отечественному телевидению, а затем продали серии за границу. Нам это дало возможность купить прекрасный дом в районе Апер Бел Эйр, мы были этому ужасно рады, и хотя он не был роскошным, напротив, это был обычный дом, но это был наш первый собственный дом, и это делало его для нас особенным домом. Но это совершенно не значит, что Брюс решил вести роскошный образ жизни. Брюс, я должна пояснить, никогда не считал имущественное положение чем-то важным и необходимым. Не вещи и деньги хотел Брюс от жизни. Но он хотел обеспечить себе и своей семье безопасность, что означало бы независимое положение. Кроме того, он желал, чтобы его оценили правильно и по достоинству. Исключительность, высокий класс, высокие достижения, называйте это как хотите, вот то, к чему он на самом деле стремился.

О деньгах он думал как о предмете, который у него появится совершенно естественным образом, когда он достигнет уровня высшего класса в своей работе. Он никогда не думал, что он сможет игнорировать деньги, но [делать] деньги никогда не было его основной целью. Он смотрел на деньги, положение в обществе и все то, что обычно сопутствует успеху, без нездорового интереса, понимая их естественное предназначение. Он никогда не падал ниц перед богатым человеком и его именем и то, что среди его друзей было много знаменитостей, для него ничего не значило. Он часто говорил, что хороший обувщик не менее важен, чем человек, делающий важный фильм. Даже когда он сам еще не был знаменит, он всегда чувствовал себя равным среди равных и никогда не чувствовал себя представителем низшей расы только потому, что он был китайцем. Отчасти, возможно, это происходило из-за того, что он был уверен в своем будущем успехе. Когда мы жили относительно бедно, он, конечно, обращал внимание на богатых людей и их стиль жизни, но в нем никогда не просыпалось чувство зависти к ним. Во-первых, я думаю потому, что он не слишком заботился о том, будут ли у него красивые дорогие вещи или нет, во-вторых, он всегда был решительно настроен на успех. Я всегда чувствовала в нем эту громадную уверенность в своих силах. Казалось, что я даже вижу, как внутренняя энергия выходит из него, он просто весь светился. Ощущая его веру в успех и чувствуя в нем исключительной силы дух, я знала, что рано или поздно, но успех неизбежен.

Мне кажется, что возвращение к работе инструктора в зале, в котором продолжал вести занятия Дэнни Иносанто, было бы для Брюса шагом назад. Преподавание потребовало бы от него громадных затрат времени и энергии. Брюс, я думаю, понял, что наступило время, когда ему необходимо принять решение. Совмещать работу в зале, одновременно рассчитывая на успех в кино, возможности не было. Один из тех, кто повлиял на развитие его карьеры, был ассистент режиссера [Зеленого шершня] – Чарльз Фитпсимонс. Впоследствии Чарльз стая одним из его лучших друзей. Брюс часто ходил с ним ужинать во время работы на студии, и именно от Чарльза Брюс впервые услышал идеи о том, как сделать карьеру в кинематографии, и как кунг-фу может помочь ему достичь высокого уровня жизни. Чарльз предложил Брюсу вместо того, чтобы брать с ученика по 25 долларов в месяц, обучать каждого в отдельности и брать по 50 долларов за час. Даже Брюс был ошарашен этим, но Чарльз указал ему на то, что Голливуд полон богатыми людьми, которые с удовольствием заплатят такие деньги (в действительности его обычной платой позже стали 250 долларов за час, а такие люди, как Роман Поланский предоставлял ему свой самолет, чтобы Брюс мог прилетать к нему в Швейцарию).

Джей Себринг однажды познакомил Брюса со Стивом Мак Квином, ставшим впоследствии его учеником. Брюс со Стивом очень быстро подружились, у них было много общего, так, например, они оба любили быструю езду, и как только Брюсу удалось собрать достаточно денег, он купил себе [Порш]. Брюс обнаружил в Стиве способного ученика, вообще у Стива было тяжелое детство, ему часто приходилось участвовать в драках, происходящих между бандами подростков, поэтому он очень быстро схватывал элементы кунг-фу.

Брюс часто говорил, что Стив по природе своей – [боец], в то время как Джим Коберн – [философ].

Различия между двумя звездами заключались в том, что один был исключительно физический человек, в то время как другой больше интересовался философией, заложенной в основу воинских искусств. Частные уроки, которые Брюс давал своим ученикам каждому в отдельности, стали наиболее доходной частью его деятельности. В это же время к нему стали приходить на занятия некоторые из сильнейших мастеров каратэ Америки. Позже газета [Вашингтон Стар] писала: [Трое учеников Брюса – Джо Левис, Чак Норрис и Майк Стоун разыгрывали между собой чемпионские звания практически на всех турнирах, проводимых в США. Так Джо Левис был в течение трех лет чемпионом США в абсолютной весовой категории. Брюс Ли на занятиях с ними ведет себя как заботливый и терпеливый отец, который видит, как порой смущается, делая ошибки его чадо. Представьте себе такую картину: вы входите в салун на Старом западе и видите перед собой самого скорострельного парня – грозу всей округи, стоит только взглянуть, на его кольт, весь испещренный засечками. И вдруг входит миловидный некрупного сложения молодой человек и говорит ему: [Сколько раз я должен говорить тебе о том, что ты делаешь это неправильно]. А тот слушает его с предельным вниманием и почтением. Луис Дельгадо сказал журналисту [Блэк Белта]: [Я никогда не встречал кого-либо, кто приводил бы меня в состояние такой полнейшей беспомощности, как это делал Брюс. Я просто весь трепетал от благоговейного страха, когда спарринговал с Брюсом

Я считаю, что самую большую дань за обучение отплатили Чак Норрис и Джо Левис. Чак с экрана телевизора назвал Брюса своим учителем и сказал, что считает его фантастическим явлением. Джо, получая корону в тяжелом весе, поблагодарил публично Брюса Ли за то, что тот помог ему намного улучшить технику боя. Слова Джо, являющегося новатором в карате значит многое. Брюс до такой степени хорошо показал ему, как улучшить технику и увеличить мощь ударов, что Джо на одной из тренировок сломал Бобу Уоллу (еще один чемпион) три ребра.

Денни Иносанто говорит: [Весь секрет в ударах ногами, как тому учил Брюс, состоит в том, чтобы уметь управлять своим гневом. Я помню, как однажды он попросил меня нанести удар ногой. Он держал в руках специальный щит, а я в течение 5 минут отчаянно пытался улучшить свой удар. Я был совершенно уверен в том, что я выкладываюсь полностью, но Брюс остался недоволен. В конце концов, он не выдержал и дал мне пощечину, сказав при этом: [Ну, а теперь ударь!] Он поднял щит, меня переполняла ярость, и я взорвался! О, это была фантастика! Брюс редко пользовался таким типом стимулирования во время занятий с учениками, но он очень хорошо знал темперамент Дэнни и поэтому помнил, что это будет то, что нужно. [Блэк Белт] готовил ряд статей о Брюсе. Максвел Поллард, бравший у него интервью, отмечал, что Брюс никогда не пил и не курил и делал все возможное, чтобы постоянно быть в хорошей форме – утро начинал с пробежки на 1,5-2 км в сопровождении своей собаки Бобо, затем разминка и оттачивание техники. Основную тренировку он проводил в полдень. Но что особенно потрясло мистера Полларда, так то, что, проговорив с Брюсом четыре часа, он дважды предлагал ему выпить чашку кофе, но последний отказался даже от этого. Первый раз он попросил молока, второй – фруктового сока].

В Квуне, находящемся в китайском районе, Брюс долго разговаривал с Поллардом, а затем журналист наблюдал, как Брюс тренировался с Дэном Ли, одним из лучших друзей Брюса и первоклассным мастером кунг-фу.

"Частные уроки, как правило, неинтересны, – объяснял Брюс. – Мне доставляет намного больше удовольствия, когда я занимаюсь с людьми, которые способны выдержать условия общепринятой тренировки. Они способны лучше понять и оценить то, что я им даю. Когда я обнаруживаю среди них одаренного и с огромным желанием тренирующегося ученика, я не беру с него ни цента". Дальше репортер писал: "Он двигается в зале, как пантера, контратакуя, вступая в ближний бой и тут же разрывает дистанцию, удары наносит с огромной силой, время от времени применяя удары по голени, пальцами по глазам, удары в солнечное сплетение, удары локтями и коленями". Но при этом Полларда поразила постоянная раскованность, с которой передвигается Брюс, расслабленность его тела. "Движения Брюса отшлифованы, изысканны, это движения бойца-примы, наносящего свои удары с поразительной экономичностью. Его движения – это удивительная смесь стиля Винг Чан и западного фехтования". К этому времени личное понимание кунг-фу Брюсом развилось настолько, что он дал своим принципам название – "Джит Куне До". Он объяснял это название следующим образом: Джит – означает – "остановить, перехватить, опередить, преградить, прервать", Куне – означает – "кулак или стиль" и До – означает – "путь или истина".

Другими словами, – говорил Брюс, это "прямое выражение чувств и эмоций индивидуума, посредством минимальных затрат движений и энергии. Во всем этом нет ничего мистического. Движения мои просты, направлены в цель и не классичны. Я не использую ни классических стоек, ни перемещений, потому что они излишне ритмичные". Поэтому, когда он сам спарринговал, то он использовал рваный ритм. Дальше он продолжал: "Классические формы тщетно пытаются "арестовывать" и "зафиксировать" постоянно меняющиеся ситуации, возникающие в реальном бою, рассекая их и анализируя словно труп. Но если вы участвовали в реальном бою, то вы не с трупом деретесь. Ваш противник живой, движущийся объект, который не застывает на одном месте, он чувствует и он действует. Это заставляет и вас действовать реально, ведь вам противостоит не робот".

Поллард попросил Брюса объяснить ему, что он подразумевает под направленностью "прямо в цель". Он – еще не успел договорить фразы, как Брюс выронил из руки бумажник. Инстинктивно Поллард сделал резкое движение рукой и поймал бумажник. Брюс, улыбнувшись, сказал:

"Именно это и есть направленность, вы сделали то, что в данном случае является самым логичным. Вы не тратили драгоценное время. Нет, вы сделали естественное движение и поймали его, вы не садились на корточки, не стали подползать под него, или занимать позу всадника или передвигаться к нему, используя классические перемещения, и все это для того, чтобы поймать бумажник. А вот если бы вы действовали так, как я перечислил, то потерпели бы неудачу. Другими словами, если кто-нибудь схватит тебя за ворот рубахи, ударь его! Не пытайся применить ненужные и лишенные простоты движения! И если вы будете действовать просто и решительно, то единственной потерей для вас будет разорванная рубаха!" Затем Брюс, объясняя процесс возникновения Джит Куне До, сказал следующее: "Когда скульптор работает над статуей, то он достигает необходимого ему результата не тем, что прикладывает один кусок к другому, напротив, он отсекает все несущественное до тех пор, пока не проявляется ясно суть того, что он хотел выразить в камне.

Джит Куне До не означает того, что к имеющемуся уже в наличии добавляется еще что-то новое. Нет, оно имеет, прежде всего, тенденцию свести все к самому необходимому минимуму. Другими словами, убрать все несущественное. Следовательно, это значит не ежедневное наращивание, а ежедневное сокращение. Искусство – это, прежде всего самовыражение.

И чем более определен и ограничен в своих рамках метод, тем меньше возможность выразить свое собственное понимание свободы. Хотя она имеет большое значение на ранней стадии обучения, техника не должна быть слишком механической и неизменной по форме. Если мы будем ее слепо исполнять, то мы автоматически угодим в сети ее ограничений. Помните, вы выражаете технику, а не выполняете технику. Если кто-то атакует вас, то ваш ответ не должен быть: техника номер 1, позиция номер 2, секция номер 4, параграф номер 5. Напротив, ваши движения должны быть словно эхо, появившееся вслед за звуком без какого-либо промедления и сомнения".

Джеймс Коберн, еще один ученик "знаменитость" Брюса, ярко описывает, что значит быть учеником Брюса.

К тому времени как Джеймс стал его учеником он уже изучал каратэ у одного из опытных инструкторов, это ему потребовалось для исполнения роли в фильме [Наш человек Флинт].

Во время первой нашей встречи с Брюсом он попросил меня продемонстрировать то, что я умею, с тем, чтобы выяснить мой уровень. Я наносил различные удары, передвигался, защищался и т. д.

После этого он занимался со мной по три раза в неделю в течение 5 месяцев. Вскоре мы стали очень хорошими друзьями. В кунг-фу меня больше интересовало духовное начало, в то время как он погружался во все аспекты кунг-фу, и в духовные и в физические. Его методы обучения не были обучением в общепринятом смысле, скорее это был обмен идеями, он помогал вам обнаружить ваши сильные и слабые стороны. Четыре года длилась наша дружба, часто я уезжал, и мы расставались на время, но когда я возвращался, я каждый раз удивлялся тому, насколько Брюс в своем мастерстве продвинулся вперед.

Шаги, которыми он шел к совершенству, были поистине шагами гиганта. Да, он всегда обладал колоссальной энергией, казалось, еще немного и произойдет взрыв. У меня всегда было такое впечатление, что Брюс выращивает ее внутри себя. К тому же, если все нормальные люди тратят энергию в процессе работы, то он, напротив, словно приобретал ее. Мы тренировались два с половиной часа и, к концу тренировки он был полон сил. Мы чувствовали себя совершенно выжатыми к концу тренировки с Брюсом. Выше всего он ценил простое легкое движение, один удар, которым он пытался сразу закончить поединок.

В Джит Куне До нет определенных, раз и навсегда установленных жестких методов, каждый вправе изобретать что-то свое. Его принцип – это, прежде всего совершенство. Однажды мы отрабатывали с ним упражнение, которое Брюс называл [навести мост через пропасть]. Это дистанция, на которой вы должны находиться от вашего противника, с тем чтобы успешно его атаковать, то есть другими словами – дистанцию, на которую вы можете к нему приблизиться и в то же время не получить удар в ответ. Успех этого упражнения зависит от того, насколько точно вы изучили вашего соперника, и насколько точно вы изучили самого себя, и тогда, в итоге, вы с вашим оппонентом начнете составлять одно целое, вас уже невозможно будет отделить – действие одного мгновенно вызывает противодействие другого. Вы знаете, никому не удавалось достать Брюса, если он этого не хотел, он был дьявольски хорош. Он позволил мне достать его пару раз, с тем, чтобы я прочувствовал реальный смысл этого упражнения. И в то время как вы физически выполнили ваше упражнение, вы одновременно учились преодолевать психологическою неуверенность в своих силах.

Очень важным в характере Брюса являюсь то, и я хочу это особо подчеркнуть, что он сам постоянно продолжал учиться. День ото дня приносил ему все время что-то новое, потому что он находился в постоянном поиске. Он мог подбежать к тебе и с восторгом продемонстрировать новый удар, который он изобрел – бам, бам, – ты только посмотри, ну-ка попробуй, ты!] – кричал он и я пробовал и чувствовал поток энергии. Вначале расслабленное движение и только в конце концентрация, словно удар кнутом [танг].

С тех пор, как он начал много времени уделять технике ударов ногами, мы очень часто использовать для этого большие набивные мешки. Я помню, как я однажды привез в зал совершенно новый мешок весом около 50 килограммов на большой металлической цепи. Брюс решил, что мешок немного жестковат [Пожалуй, это не совсем то, что тебе нужно, – сказал он, – но, тем не менее, мы поработаем с ним сегодня, может, я сумею сделать его для тебя помягче].

Он разбежался и нанес боковой (йоко) удар ногой, цепь разорвалась! Да, да, вы правильно меня поняли, мешок висел на 30 кг цепи – и он порвал цепь и сделал в мешке дыру – мешок пролетел по воздуху несколько метров, вылетел на улицу, и упал там, на середине лужайки. Совершенно новый мешок пришел в негодность. О господи!

А что вы могли сделать под его руководством! Однажды он решил показать мне, что ломать доски не сложно, и я могу в этом сам убедиться [Сними ботинок], – сказал он мне, что я и сделал, затем он показал мне, как правильно использовать пятку и… – бамс!

Чувство бесподобное – доска поддалась. Брюс похлопал меня по плечу и сказал:

[Отлично, а теперь, может, приступим к настоящей работе?]

Глава 7

Снимаясь в кино, Брюс повел жестокую борьбу с существующим в кинематографе паршивым предубеждением. Он не желал играть роли, ставшие уже классическими в исполнении китайцев – роль слуги и т. д. Те, кто работали с ним, не скрывали своего восхищения им за его подвижничество. Он хотел утвердить себя человеком, личностью. Так говорил о нем лауреат премии Академии искусств сценарист Стерлинг Силлифант – один из лучших друзей Брюса – человек хорошо известный в Голливуде, ставший учеником Брюса. Кроме Силлифанта среди учеников Брюса был Джеймс Гарнер, Элк Соммер, Сай (Тарзан) Вейнтрауб и Карим Абдул Джаббар – герой профессионального баскетбола. Стерлинг написал [Марлоу]. В этом фильме в главной роли снимался Джеймс Гарнер, и именно в этом фильме впервые в голливудской полнометражной картине появился перед зрителями Брюс. [Брюс сыграл прекрасно в двух эпизодах, – говорит Стерлинг. – В одном из них он врывается в контору Гарнера и устраивает в ней погром. Во втором – он встречает Гарнера на крыше, между ними происходит драка, в финале которой Гарнер срывается с крыши]. У Силлифанта не было сомнения в том, что Брюс является материалом, из которого делают звезд. Но одно дело обнаружить талант и совсем другое, найти подходящий сценарий и, самое главное, заручиться финансовой поддержкой влиятельных людей. В фильмах, производимых в Голливуде, практически вообще не было ролей для китайцев; поэтому нужно было создать что-то специально для него, но в то время он еще не являлся человеком, способным гарантировать получение прибылей людям, вложившим в его фильм деньги. Когда Стерлинг написал любовную историю [Прогулка по весеннему дождю] для кинокомпании [Колумбия], то он включил в сценарий эпизод с дракой. Но как он потом объяснял: [Проблема заключалась в том, что сцена проходила в Швейцарских Альпах. А там азиаты просто не живут]. Однако он взял Брюса с собой, чтобы тог помог ему поставить драку. С ним было еще двое парней. Они очень скептически оценивали возможности Брюса. Представьте себе двух могучих кавказских котов и рядом с ними Брюса, с приятным симпатичным и совершенно не свирепым лицом китайца, весившего всего 55 кг, хотя, при необходимости, лицо его становилось холодным и суровым.

Парни высказали мне свои сомнения по поводу Брюса. Я дал им понять, что уж коль я продюсер и сценарист фильма, то они должны относиться к Брюсу как к их боссу. Но парни и не пытались скрывать свои саркастические улыбки, когда смотрели на Брюса, потому я сказал: [А почему бы тебе не показать им, что такое боковой удар ногой?] У Брюса был с собой набивной щит, который он таскал с собой повсюду. Он согласился. [Кто-нибудь из вас возьмите этот щит, а я по нему ударю слегка. Но я хочу предупредить вас, что я бью достаточно тяжело, поэтому держите щит крепче]. Естественно, их это совершенно не смутило, улыбаясь, они ответили: [Ну конечно, конечно]. Тогда я решил попросить Брюса, для большего впечатления, проделать все это рядом с бассейном. Если парни действительно окажутся такими могучими и смогут выдержать удар Брюса, ну что ж, о'кей! Но если он нанесет удар так жестко, как я ожидал, отлично, в таком случае он отправит их в воду. Все согласились, один из них встал у бортика – [Давай, парень, бей]. Так вот, без разбега, без замаха, а просто, стоя напротив парня, Брюс нанес удар – шшп. Что-то вроде этого. Он поднял своей ногой парня в воздух и отправил его на середину бассейна. Теперь подошла очередь второго показать, что это была случайность. Он действительно весь набычился. И снова – шшп! У парня оторвались от земли ноги, и он, пролетев по воздуху, рухнул в воду.

После этого Брюс стал для них христианином, и с этого момента они полюбили его].

Будущий успех еще лишь только мерещился вдали, когда закончились съемки [Зеленого шершня]. С окончанием работы над ним для Брюса наступило беспросветное унылое время. Он сознавал то, насколько он хорош, он понимал, что рано или поздно он своего добьется, но дни шли за днями, а признание все не приходило к нему.

Он проводил много времени со Стивом Мак Квином, они сильно привязались друг к другу, они оба были слегка помешаны на автомобилях. И когда Брюс, в конце концов, приобрел [Порш], то первым делом он показал Стиву, приехав к нему домой. А когда мы решили купить себе первый наш дом в Бель Эйр, то Стив посчитал своим долгом осмотреть этот дом со своим управляющим, чтобы убиться в том, что мы вкладываем деньги в стоящее дело. Часто беседуя друг с другом, они многому учились друг у друга, им было всегда интересно вместе, она строили вместе планы на будущее. Это было удивительное сочетание двух личностей! Брюс, правда, меньше, чем Стив, любил находиться в обществе. Он слишком не любил бывать на вечеринках и банкетах. Даже тогда, когда он достиг исключительного успеха и купался в лучах славы, а его фотография была на обложках журналов всего мира, то и тогда он тратил мало времени на такого рода развлечения. Он никогда не употреблял алкоголь и ненавидел ночные клубы. Но он и я раз или два вынуждены были принимать участие на вечеринках, частично потому, что здесь внезапно могла подвернуться какая либо возможность, а частично потому, что Брюс получал приглашения от одного из своих учеников, таких, как Саи Вейнтрауб или Элк Соммер.

Проблема этих вечеров заключалась в том, что кинозвезды всегда хотели быть в центре внимания, а Брюс был слишком независимым человеком, хорошо знавшим свою истинною цену, чтобы подхалимничать и принимать участие в хоре льстивых голосов, окружавших человека с [большим именем]. Когда я время от времени оглядывалась на вечеринке на Брюса, то неизбежно видела его в центре группы людей, делающим отжимания от пола, либо свой трюк с монеткой, либо рассказывающим о философии воинских искусств. И как обычно, я видела изумление на лицах зрителей, особенно когда Брюс демонстрировал свою силу. Американцы в большинстве своем связывают имя Геркулеса с человеком огромных размеров, и они оказались совершенно не подготовленными к Брюсу. Брюс при первой встречи был всегда таким вежливым и учтивым, хотя никогда не тушевался, что я думаю, у большинства присутствующих создавалось впечатление, что он здесь для того, чтобы убирать подносы. Удар, который он нанес западным умам в той степени, насколько Голливуд может представлять собой запад, был ошеломляющим. Это было как революция, здесь было все: изумление, испуг, встреча с неизведанным. Перед Брюсом гостеприимно открылись все двери Голливуда. Наступило время, когда он легко мог зарабатывать деньги, пользуясь признанием, которое он получил за исполнение роля Като. Многие пытались убедить его, что именно сейчас ему надо открыть сразу несколько школ и принимать туда подростков, среди которых была основная масса его почитателей. Его призывали к эксплуатации Като. Брюс не желал даже слушать, успех успехом, но честное отношение к своему любимому делу для него было намного важнее. Он также проявлял принципиальность, отбирая себе учеников. Стортинг Силлифант до сих пор говорит о том, как он был ужасно удивлен, увидев реакцию Брюса, когда пришел к нему впервые с просьбой обучить его кунг-фу.

Стерлинг говорит, что прошло несколько месяцев прежде, чем мы смогли добиться встречи с Брюсом, и это его потрясло, ведь он был специалистом – продюсером, и, следовательно, в его власти было нанимать на работу актеров, а Брюс быт актером и искал работу. Но что было еще более потрясающим, так это то, что когда он, в конце концов, встретился с Брюсом, Брюс не стал заискивать перед ним. Вместо того чтобы встретить Стерлинга с распростертыми руками, ходить на цыпочках и не дышать, в надежде расположить к себе Стерлинга, Брюс сказал ему. [Я думаю, вы слишком стары (Силлифанту было 49 лет). Я не верю в то, что ваши рефлексы достаточно остры для того, чтобы делать то, что я вас попрошу]. [Тогда я проделал несколько движений, похоже, его это удовлетворило и даже удивило], – говорит Стерлинг, являвшийся в свое время чемпионом по фехтованию среди студентов и обладающий до сих пор удивительным глазомером и рефлексами. В течение двух лет он тренировался с Брюсом, Стерлинг говорит, что тренировки измерили всю его жизнь, его привычный стиль работы претерпел кардинальное изменение. В своем писательском труде он обнаружил, что ему стало легче влиять на эмоции своих читателей, так как знания его стали более обширными и глубокими.

[То, чему научил меня Брюс, значит для меня очень много, я словно вдруг прозрел.

Он не был учителем, и в то же время он был самым величайшим учителем, какого я когда-либо знал.

С помощью таких друзей, как Стерлинг Силлифант, Длим Коберн, Стив Мак Квин, Сай Вейнтрауб и других, плюс его собственная решимость и талант, Брюс стал постоянно появляться перед телезрителями, это были телешоу [Апро! сайд], [Блонди] Е [Хеэ Кам Брайцс]. Все помогали ему, говоря при этом, что они возвращают ему свой долг. После этого Стерлинг и Брюс начали совместную работу над телевизионным многосерийным фильмом [Лонгстрит]. [Мы работали над этой историей вместе- говорит Стерлинг.- Называлась она [Путь опережающего кулака], это была литературная версия тех методов воинскою искусства, которые были созданы Брюсом. Джеймс Францискас играл роль детектива, который отличался крайним безрассудством. Брюс играл роль продавца антиквариата, он спасает жизнь Джеймсу, который едва не был убит двумя преступниками во время драки в доке.

Конечно, детектив захотел узнать, как Брюс сделал то, что сделал. Брюс отказался его учить чему-либо, считая месть неправильным мотивом для изучения кунг-фу. Таким образом, история повествует о [Путь опережающего кулака], и о том, как детектив, в конце концов, начинает прозревать. Один этот эпизод принес ему больше признания от зрителей, чем иному актеру принесли целые серии.

Мне приятно сознавать, что этот эпизод стал первой настоящей ролью – первый показавший всему миру его великого мастера, его характер, его гордость, честь. И с этого момента ему стали предлагать новые роли. В Лонгстрит Брюс предстал перед зрителями как выдающийся учитель мистических просторов его уроков. До сих пор я считаю эти серии самым удачным телешоу на тему о воинских искусствах. Тед Эшли из [Уорн. Брозерс] предложил Брюсу сняться в нескольких многосерийных фильмах. Но сначала Брюс переехал Гонконг, где создал несколько непостижимый портретов в кино, и вернулся в Америку, уже будучи звездой.

Возможно, именно это шоу более чем что-либо убедило Брюса в том, что его мысли имели под собой твердую почву и что он себя не обманывал. С каждым, кто мог выслушать его, он делился своим твердым убеждением в том, что успех к нему обязательно придет. Он обладал удивительным свойством предсказывать события и, чтобы никто в дальнейшем не смог обвинить его в том, что Брюс стал таким мудрым якобы уже после того, как события произошли, он записывал свои мысли и планы в дневники. У меня сохранилась одна из таких удивительных записей, датированная началом 1969 г., и озаглавленная [Моя вполне определенная главная цель]. Я Брюс Ли, буду первой высокооплачиваемой суперзвездой Востока, проживающей в Америке. Я предстану перед зрителями в самых волнующих фильмах как первоклассный актер. Начиная с 1970 г., я достигну мировой славы, и к 1980 году я буду обладать 10 миллионо-долларовым капиталом. Я смогу жить так, как мне будет приятно, достигнув внутренней гармонии и счастья]. Но даже Брюс не мог представить себе тот колоссальный успех, который его ожидал. Если бы он был жив, то он бы бесспорно превзошел все свои пророчества. В то время как он ждал, когда на него обратят внимание боги Голливуда, он, не тратя времени, совершенствовал свое мастерство, постоянно ища новые возможности для более быстрого подъема на новую ступень мастерства. Он также постоянно искал новые методы обучения для своих учеников. Эд Паркер как-то поделился своим мнением о Брюсе, как об учителе. Он утверждал, что такие люди, как Брюс, бывают [один на миллион] и что бог одарил его всеми возможными природными талантами. [Но, – говорит Паркер, – главной его проблемой как учителя было то, что он мог донести свои идеи до учеников, но не мог передать им свои таланты, поэтому его философия оказывалась часто неприемлемой для его учеников].

Пользуясь аналогией, которую Брюс проводит между работой скульптора, откалывающего ненужные куски камня, и своими методами, Паркер говорит, что если парень не обладал талантами Брюса, то он мог [откалывать куски] весь день напролет, так до конца и, не понимая, чем он занимается.

Проблема успешного преподавания является проблемой, пожалуй, не только Брюса, любой учитель в любой области подтвердит это. Но, по сути, в действительности получалось часто, что то, что срабатывало для Брюса, могло совершенно не подходить его ученикам.

Однако если ему удавалось обнаружить интеллектуальный контакт со студентом, то во всем остальном было уже мало хлопот. Он часто жаловался мне на то, что как же все-таки трудно порой добиться этого и говорил, что довольно просто научить человека мастерству, но очень трудно научить его действовать сообразно собственной природе.

У Брюса было твердое убеждение в том, что правильное понимание воинских искусств может быть достигнуто только на основе индивидуальной работы с учеником, и это явилось одной из главных причин, почему он отказался от своей первоначальной идеи организовать цепь школ кунг-фу.

То было одним из талантов его как учителя, что ему было необходимо, прежде всего, заставить человека включить свое сознание с тем, чтобы воспринимать даваемые ему идеи. То, что я привожу ниже, является лишь одним из приблизительных, персональных тренировочных планов Брюса. Он не был разработан для учеников, поэтому Брюс изменил его там, где это было необходимо. Как только его студент осваивал очередную высоту, ему тут же индивидуально предлагалось что-то новое и адресованное специально ему.

Вариант 1

(понедельник, среда, пятница)

1 Прыжки со скакалкой

2. Наклоны и вращения

3 Прогибания в пояснице (кошачьи потягивания)

4 Прыжки в шпагат

5. Приседания

6. Удары ногами в голову

Вариант 2

(понедельник, среда пятница) (предплечье кисть, талия)

1 Вращение туловища

2 Вращения, сгибания, разгибания в кистях

3. Вращения в коленных истцах

4. Наклоны туловища в стороны

5. Скручивание кистей с грузом

Вариант 3

(вторник, четверг, суббота)

1. Упражнения на растягивание связок и мышц ног

2. Махи ногой в стороны

3. Прыжки, прижимая бедра к туловищу

4. Вращения плечами

5. Растягивание паховых мышц и связок

6. Вращение кистей

Вариант 4

(вторник четверг, суббота)

1. Махи ногами

2. Скручивания кистей

3. Приседания с одновременным вращением

4. Подъем ноги с согнутым коленом

5. Укрепление мышц брюшного пресса

6. Работа на укрепление кистей (вращения с отягощениями)

Тренировка и развитие силы

1. Прыжки вверх из приседа

2. Старт из низкого приседа

3. Подъем вверх на пальцы ног

4 Сталкивания

5. Приседания

6. Рывки руками

7. Ходьба и прыжки в стороны в приседе

8. Прыжок в nmaiaT

9. Удары с отягощениями

Он также разработал программу для поддержания хорошей физической формы своих учеников.

1 Прыжки в шпагат

2 Отжимания от пола

3. Бег на месте

4. Вращение плачей

5 Удары ногами в голову

6. Приседания и вращения в коленях в глубоком приседе

7. Махи ногами в стороны и медленное поднимание ноги в сторону

8. Вращение туловища

9. Укрепление мышц брюшного пресса

Наш дом в Бел Эйр, естественно, был заполнен всевозможным оборудованием, которое по проектам Брюса сделал его друг и ученик Херб Джексон. Стерлинг Силлифант вспоминает, какой испуг вызвало в нем очередное приспособление, которое больше походило на средневековую дыбу, нежели на спортивный тренажер. Однажды он даже попытался сострить, сказав: [Теперь я понимаю, почему так много говорят о разнообразии и жестокости китайских пыток]. Другая вещь, которая произвела на Стерлинга неизгладимое впечатление, была гигантским мешком, который Брюс повесил у себя в гараже. Мешок был 1,30 м в диаметре и 1,65 м в высоту, и, по крайней мере, требовалось два человека, чтобы только его обхватить. Мешок был мягким, поэтому даже если вы наносили по нему удар ногой со всей силы, на которую вы были способны, то он лишь слегка качался. [Это было все равно, что бить в болотную трясину, – говорит Стерлинг, – я был совершенно беспомощен в борьбе с этим мешком, в то время как Брюс был в состоянии послать его в воздух одним ударом].

Стерлинг вспоминает, как Брюс часто говорил, что лучше всего ставить удар ногой на большом пальмовом дереве. [Когда добьешься того, что ты перестанешь сотрясаться от своего собственного удара, а будет сотрясаться только дерево, вот тогда ты начнешь понимать удар]. Возможно, более чем что-либо другое, потрясло поклонников Брюса в различных уголках света, и во что люди просто отказывались верить, когда узнали о его смерти, так это то, как мог человек, обладавший таким могучим организмом, умереть ненасильственной смертью в столь раннем возрасте. Каждый из нас неоднократно видел по телевидению профессиональных боксеров мирового класса, среди них и чемпионов тоже, заявляющих о том, что они в данный момент растренированы или не настроены на бой. Брюс, в противоположность им, был просто фанатом физической формы. Он не пропускал ни одного дня без тренировки. [Для меня лучшим упражнением является бег], – сказал он однажды репортеру, особо подчеркнув тот факт, что тому, кто не готов к физическим нагрузкам, [ровным счетом нечего делать в жестком спарринге].

Он утверждал, что бег настолько важен, что вы должны продолжать бегать в течение всей вашей жизни. В какое время дня вы будете бегать – неважно, важнее, как долго вы будете бегать. В начале вы бежите легкой трусцой, затем увеличиваете дистанцию и темп, в конце пробега включаете спринт для развития скоростной выносливости. Сам он бегал ежедневно, по меньшей мере 6 раз в неделю от 15 до 45 минут, покрывая от 2 до 6 миль, добавьте к этому 10-20 миль, которые он прокручивал каждый второй день на своем стационарном велосипеде. Кроме бега, он очень много внимания уделял развитию силы мышц брюшного пресса, он также делал многократные приседания, махи ногами и медленные поднимания ног. [Как часто нам приходилось видеть этих пузатых китайских мастеров, утверждающих, что их [Чи] или, другими словами, внутренняя энергия погружена внутри живота. И он вас не дурачит, она действительно погрузилась и утонула. Короче говоря, если сказать прямо, то это – отвратительные пузыри, которые ничего собой не представляют]. Брюс твердо верил в необходимость постоянной [обработки] кулаков и ступней ног, добиваясь того, чтобы они стали эффективным оружием – суставы его кулаков были покрыты большими мозолями. Позже он перестал их увеличивать, почувствовав, что это лишь орнамент, который к тому же может оказать отрицательное влияние на функцию суставов. У него на стене был укреплен мешок с бобами, на котором он отрабатывал удары руками. Уникальным приспособлением у него был манекен, сделанный из тика, он его привез из Гонконга. В соответствии со своими методами, он добавил необходимые для него приспособления. Манекен был около 1,8 м высотой и 0,3 м в ширину. Он стоял на платформе 2,5Х2,5 м, прикреплялся к ней посредством металлической пружины, что естественно приводило к тому, что ответное движение манекена на удар Брюса было почти непредсказуемо. У манекена было две руки чуть ниже шеи и одна рука на уровне живота, длина их была более 0,6 м. У него еще была выдвинутая вперед и согнутая в колене металлическая нога. Руки манекена помогали Брюсу отрабатывать технику [пак сао] – [руки ловушки], а также для [чи сао] – [прилипающие руки]. Необходимость выдвинутой ноги была вызвана тем, что с ее помощью Брюс учился автоматически ставить свою ногу таким образом, чтобы она ограничивала движения ноги оппонента, не давая ему нанести ею удары.

Он так же отрабатывал на этой ноге удары по голени и колену. Брюс имел в своем арсенале несколько различных мешков для отработки ударов. Тяжелый мешок он использовал для нанесения тяжелых ударов, которые он наносил целыми сериями, для того чтобы удержать противника в плохо сбалансированном положении, не давая ему возможности сосредоточиться для контратаки. У него был также мешок с мягким дном для ударов, направленных точно по прямой. [Если вы нанесете удар по траектории, хотя бы немного отличной от прямой, то мешок не вернется к вам] – объяснял он. Этот мешок был очень полезен для постановки ударов ногами. Поддерживаемый подвесками, работающими по принципу резины, мешок возвращался после удара с чудовищной скоростью, таким образом, Брюс или его ученик должен был быть предельно внимательным. Он любил работать по круглой лапе, которою держал его партнер, при этом тот, кто держал, постоянно перемещал ее, варьируя высоту и дистанцию. Основной целью в этом упражнении для Брюса было навести удар по лапе, не показывая своего намерения ассистенту. Лапа по форме напоминала бейсбольную рукавицу. Брюс постоянно таскал ее повсюду с собой, и если он встречал кого-нибудь, интересующегося воинскими искусствами, то он тут же доставал ее со словами [Давай я ее подержу, а ты попробуй, ударь по ней со всей силы]. Большинство людей прежде, чем нанести удар, размахивались. После этого Брюс передавал лапу этому человеку, с тем, чтобы показать ему, что для нанесения удара совершенно необязательно замахиваться, и все, что ему требовалось – это небольшая дистанция до цели. Он наносил удар, начиная движение совершенно расслабленно, напрягая мышцы лишь в нужный момент – удар при этом был настолько жесток, что однажды он выпихнул плечо журналисту журнала [Блэк Белт].

Он также в своих тренировках часто использовал листы обыкновенной бумаги. Он вешал листок на нужной ему высоте на тяжелую веревку или цепь. Цель такой тренировки: увеличивать скорость, одновременно добиваясь точной работы (координации всего тела для достижения максимальной мощи. Простой листок бумаги помогал ему отрабатывать хлыстообразное движение в ударах руками, а также в ударах йоко и махи ногами. Листок также помогал выбирать ему правильную дистанцию, но основной целью было достижение максимальной точности, а также взрывной силы. Очень эффектно выглядели его удары, которые он наносил по специальному набитому щиту. Кто-либо из его друзей или учеников держал этот щит и передвигался. Это позволяло ему учиться наносить проникающие удары по движущейся цели. Это было удивительное зрелище. Когда Брюс сам держал этот щит, а кто-нибудь из его студентов наносил удар, но я ни разу не видела, чтобы удар сотрясал Брюса. Но как только наступала очередь Брюса, то ученик, как правило, оканчивал свой полет в другом углу комнаты в полушоковом состоянии. Когда младший брат Брюса Роберт приехал к нам жить из Гонконга, он вспоминал, что как бы он ни готовился к удару, как бы он ни напрягался, держа щит, он неизбежно оказывался лежащим на спине в саду, но, добавлял он, [на мое счастье] кто-нибудь, возможно, Линда, успевала всегда открыть дверь, ведущую в сад].

Если партнер или ученик Брюса видел, что он собирается атаковать, то начинал отступать так быстро, как только мог, но такова была скорость и проникающая мощь ударов Брюса, что даже первоклассные мастера обнаруживали, что они не способны уклонился от этих ударов. Сам Брюс особо подчеркивал, что наилучшим способом тренировки он считает свободный (без ограничений) спарринг, с использованием защитных приспособлений. [Для спарринга вы должны надевать удобные и надежные защитные приспособления. Тогда вы сможете научиться выбирать правильно момент и дистанцию для успешного нанесения ударов. Прекрасная идея – спарринговать с различными индивидуальностями – высокими, низкими, быстрыми, резкими, неуклюжими. Да, временами, неуклюжий неприятель может одолеть более классного, чем он бойца, потому что его неуклюжесть – это своего рода рваный ритм. Таким образом, самый лучший партнер – это резкий, сильный человек, который не ограничен никакими понятиями и рамками, это сумасшедший, который может сделать невесть что, он царапается, хватает вас руками, бьет ногами и т. д.]. Распорядок дня у Брюса был, как правило, следующим: подъем рано утром, разминка.

Часто пробежка перед завтраком или [прогулка] в десять миль на стационарном велосипеде. Затем он расслаблялся, читая или смотря телевизор, играя с детьми (к Брэндону теперь присоединилась наша дочь Шеннон).

После раннего ленча он опять садился за книги, это время дня он проводил за чтением. После этого у него начиналась основная тренировка. Перед тем как включиться в тренировку, он обычно ничего не ел.

В течение всего дня он практически никогда не сидел без движения.

Даже во время чтения он постоянно передвигал одной рукой специальный стул, переворачивая страницы книги другой рукой. Он был своеобразным [перпетуммобиле] в человеческом обличье. Затем наступил этот печальный день в 1970 году, когда Брюс повредил поясницу. Ужасная боль не покидала его в течение трех месяцев, и все эти три месяца ему не прекращали делать инъекции кортизона. Но даже и тогда он обнаружил, что он не в состоянии пребывать долго в покое. Он прочитал все работы Кришнамарты, в отличие от большинства людей, которые удовлетворяются простым прочтением материала, Брюс постоянно делал пометки, отмечая ключевые положения, тщательно отбирая то, что ему подходило. В последствии, при разработке своего метода Джит Куне До, он воспользовался некоторыми идеями Кришнамарты. Хотя это был период отчаяния – физические агонии усугублялись еще и растущими финансовыми трудностями, тем не менее, я уверена, что он в это время приобрел горький опыт, необходимый для его дальнейшего становления. Теперь первый раз за многие годы у него появилась возможность привести в стройную систему все идеи, размышления и философские понятия, которые он жадно собирал все эти годы, но которые находились у него в относительном беспорядке. Брюсу было всегда недостаточно только поглощать идеи. У него была колоссальная способность впитывать знания, но в чем он очень сильно отличался от большинства людей, так это в его постоянном стремлении преобразовывать понравившиеся ему идеи в действие.

Таким был его стиль жизни – либо превращение мысли в действие, либо обратный процесс – влияние действия на мысль. Даже в те месяцы, которые он существовал с непрекращающейся болью, он сумел написать шесть объемных трудов, охвативших все его идеи и мысли. Он старался выразить свои идеи как можно более ясно и связать их все вместе, чтобы они дополняли друг друга. Он находился в постоянном поиске новых идей, способных улучшить качество его любимого искусства. "Его спина после того случая беспокоила его постоянно – он так и не сумел полностью восстановиться. Я думаю, что большинство мужчин, случись с ними такое, бросили бы заниматься таким напряженным видом воинского искусства, каким является кунг-фу. Но Брюс, благодаря тому, что он выработал в себе высокий порог болевой чувствительности, а также и тому, что ему хватило силы духа многое перенести, верил всегда в огромные потенциальные духовные силы человека, считая, что неукротимая воля способна преодолеть любую преграду на своем

пути и, в конечном итоге, попросту даже не позволит этим препятствиям возникать. В эти шесть месяцев он засел опять за учебу и отчасти стал жить нормальной жизнью. Но он ощущал на себе постоянное психологическое давление. Как говорит его адвокат Эдвин Маршалл: [Он все так же взрывался от кипящей внутри его энергии, производя впечатление вечно спешащего человека]. Но, возможно, хуже всего он себя чувствовал из-за рушившихся на его глазах планов и надежд. Он все еще был полон грандиозных идей, он все также был решительно настроен на успех, он был уверен в том, что он смог бы быть значительной фигурой в мировом кинематографе, одновременно знакомя мир с его дорогим кунг-фу. Что касается его собственных талантов, то тут с ним обычно все соглашались, считая, что он способен претворить в жизнь все свои идеи. [Брюс, ты великий человек, и ты будешь на самом деле великим, когда сделаешь фильм] – говорили ему.

Возможно, многие из них просто хотели его успокоить, но, тем не менее, чувствуя их веру в его силы, понимая, что не только он сам считает себя потенциальной суперзвездой, он еще более мучился, так как все эти разговоры лишь заставляли его чаще вспоминать о рушащихся планах.

Многие в Голливуде соглашались с тем, что он является великой личностью, что он обладает всеми необходимыми качествами для успешной работы в кино, но ему не хватало финансовой поддержки со стороны влиятельных людей, не желавших ставить на [малоизвестного актера]. Но хуже всего было то, что он был китайцем. Поэтому очень сложно было уговорить кого-либо вложить свой капитал в Брюса. Но не стоило их проклинать за это, и Брюс это не делал.

Он часто говорил мне, что кино это искусство, это – "смесь" состоящая из коммерческих творений и творческой коммерции.

При всей его исключительной природной нервозности, легкой возбудимости, кипучей энергии, решимости преодолеть любые барьеры на своем пути – Брюс в целом оставался на удивление светлым, солнечным, находясь, большее время в хорошем настроении.

С Брюсом было жить намного легче, чем он это сам себе представлял, потому что, чтобы он не делал, он всегда, прежде всего, заботился о нас, желая дать нам лучшую жизнь. Большую часть времени, несмотря на свой темперамент и постоянное ощущаемое им психологическое давление, возникающее как в нем самом, так и от различного рода огорчений, причиной которых были другие люди, он оставался способным контролировать свои поступки. Но иногда он мог вспыхнуть, взорваться. Как вспоминает его младший брат Роберт: "Временами он был в плохом настроении, и когда я говорю в плохом, то имею в виду именно плохое. Он не был человеком, обращавшим внимание на то, кто находился в данный момент рядом, когда он был взбешен!" Роберт вспоминает, как он с Брюсом однажды снимал с автопогрузчика двухсоткилограммовый ящик. Пытаясь снять ящик, Брюс случайно ударился головой об автоматическую дверь гаража. Ящик был очень громоздкий, а Роберт, только что приехавший из Гонконга, был очень слаб, и поэтому являлся малой подмогой Брюсу, который, как говорят Роберт, заводился все больше и больше, потому что я был не способен делать что-либо существенное. А этот удар годовой о дверь стал последней каплей. Взбешенный он вскочил в кабину автопогрузчика и начал отъезжать от дома. Оставив детей с Робертом, я запрыгнула к нему в кабину. Молча мы проездили по городу несколько часов, и когда вернулись домой, то Брюс уже был в хорошем настроении, словно ничего не произошла. Эдриан Маршалл говорит: "Я думаю, что мы должны воспринимать это как часть его активного артистического темперамента. Это не значат, что Брюсу нравилось быть во взбешенном состоянии. Просто это было частью его натуры. Брюс был очень вежливым и учтивым человеком, он также никогда не пускал в ход свои кулаки для решения спорных проблем, но он не любил, когда его кто-то пытался одурачить. Но, будучи наделенным удивительным шармом, он порой был способен на такие штучки, которые никто из вас не мог себе позволить. Так, например, во время тренировки он мог сбить вас на пол, но вы при этом не ощущали никакой враждебности с его стороны, он не пытался забить вас, а вы это всегда чувствовали, если, конечно, не были дураком. Но он любил демонстрировать всем, как он хорош. Так, например, однажды он предложил мне: Давай-ка я посмотрю, какой у тебя боковой удар ногой. Я ударил по мешку, который висел у него дома, после чего он сказал: Ну а теперь позволь мне показать тебе, какой вкус имеет настоящий удар йоко". Он поставил меня у мешка, затем прыгнул и мешок ударил меня в спину. У меня было такое чувство, словно меня в спину ударило пушечное ядро, я с большой силой влетел в стену! Но если к таким экспериментам он прибегал редко, то он, как правило, хотел помочь вам улучшить ваши качества, он хотел, чтобы вы взяли для себя что-то полезное, пусть даже у вас нет столь чувствительного опыта. Он говорил: "Умей превращать камень преткновения в катящийся камень. Если что-то вас огорчило или вы вдруг оказались перед лицом больших трудностей, старайтесь повернуть проблему таким образом, чтобы обнаружить в ней что-нибудь положительное, и тогда она не будет казаться вам столь неразрешимой и мрачной". Это очень хорошо, потому что теперь вы обнаружили в себе силы, способные преодолеть эту проблему, а значит, и я это гарантирую вам, вы ее преодолеете. Девять раз из десяти вы сможете это сделать". Конечно, этот принцип не всегда у меня срабатывал, но для Брюса он срабатывал, и нет сомнения, что это происходило потому, что у него был талант.

Брюс никогда не был мелочным и редко был вздорным. Он не терпел гордыни, но был человеком, уверенным в себе, хотя порой он расстраивался из-за какого-нибудь пустяка. Эдриан Маршалл вспоминает, как сильно был расстроен Брюс, когда один инструктор по каратэ из Лос-Анджелеса заявил, что он обучал Брюса некоторым техническим приемам. Узнав об этом, Брюс не на шутку разбушевался. Он не был обижен тем, что люди могут подумать о том, что он еще чего-то не знает и не умеет, и продолжает изучать технику. Он также никогда не скрывал своих чувств по отношению к Ип Мэну, считая себя в неоплатном долгу перед ним, но его взбесил тот факт, что кто-то другой пытается присвоить себе те идеи и новшества, которые Брюс сам изобрел.

"Он был сильно расстроен", – вспоминает Маршалл. "Я должен сказать, что лично мне, то, что произошло, не показалось таким уж важным, но я могу себе представить, что если я в своей работе был бы новатором, а кто-то попытался бы присвоить себе мои идеи, я думаю, меня бы это тоже расстроило". Этот инструктор позже глубоко раскаивался в том, что он сделал такое заявление. Долгое время он жил в постоянном страхе, опасаясь прихода Брюса в его додзе (школу). Но у Брюса были более важные дела, чем мстить этому инструктору.

Если гора не идет к Магомету, то Магомет сам идет к горе. Брюс понял, что единственный способ, которым он может преодолеть барьер, препятствующий его успеху в Голливуде, это сняться, пусть даже не в главной роли, в фильме, связанном с воинскими искусствами. Как только он появится на экране, как только более широкий международный круг зрителей увидит его в полнометражной картине и оценит замечательное искусство кунг-фу в его исполнении, вот тогда он сможет приступить к претворению в жизнь основной части его многолетнего плана. В его голове зародилась идея фильма "Молчащая флейта".

Глава 8

"За всю мою жизнь, – заявил Стерлинг Силлифант,- ни один мужчина, ни одна женщина не могли взволновать меня так сильно, как Брюс". Это было вполне естественно, конечно, что Брюс обратился за помощью к Стерлингу и Джеймсу Коберну, когда у него возникла идея фильма, основанного на воинских искусствах, который впоследствии получил название "Молчащая флейта".

Оба они были его учениками, оба они в течение долгого времени являлись его неофициальными советниками, оба имели высокий авторитет в кино и на телевидении. Все трое были сильно увлечены кунг-фу и хотели сделать фильм на эту тему. В начале 1969 года они наняли писателя, чтобы тот написал им сценарий. Но, к сожалению, этот сценарий имел лишь отдаленное сходство с выдвинутыми Брюсом идеями и не содержал ни одного момента, который они втроем задумали. Тогда они обратились за помощью к племяннику Стерлинга, Марку, он тоже писал сценарий. И снова неудача. Совсем отчаявшись, трое мужчин решили засесть за это дело сами. Это было – любви творение, так как не было никакой гарантии, что по их сценарию кто-нибудь захочет снять фильм. Но в течение нескольких месяцев они собирались три раза в неделю, поклявшись друг другу в том, что они не позволят ничему и никому вторгнуться в их распорядок, при этом не принимались в счет никакие объяснения и извинения, включая работу и семью. И все это до тех пор, пока сценарий не будет готов. Стерлинг затем подшлифовал черновой вариант, после чего отдал его в "Уорнер Брозерс". Студия одобрила его, но сделала оговорку в условиях контракта, сводящуюся к тому, что фильм должен быть снят только в Индии. Дело в том, что Индия должна была им выплатить огромные суммы за показ американских фильмов, но индийское правительство было не в состоянии это сделать, а поэтому представляло бесплатно свою территорию американским кинокомпаниям.

Индия была, конечно, совершенно не подходящим местом для китайской истории, но трое мужчин отважно взялись за дело, надеясь в основном на везение. "Имя" Джима Коберна было основным в списке актеров фильма, но Брюс, исполняющий в нем сразу пять ролей, естественно, был в нем доминирующей фигурой. Вместе они провели в Индии 3 недели, пытаясь найти подходящее место. Джим Коберн считал, что ни одно из виденных ими мест не отвечает артистическим требованиям. В целом поездка получилась далеко не развлекательной, все были утомлены. Брюс, где бы он ни появлялся, везде производил сенсацию. Он приводил всех в восторг, и сам получал удовольствие, выступая перед публикой, основу которой составляли подростки. Он демонстрировал технику кунг-фу и свои коронные трюки. Индия сама является страной с историей воинских искусств, уходящей далеко в глубь веков. И Брюсу было очень интересно посмотреть на местных специалистов.

Однажды он встретился с группой людей, практикующих воинские искусства, познакомившись с ними, он начал с того, что сказал [Давайте посмотрим на то, что вы умеете?] Как вспоминает Джим Коберн, все вокруг моментально пришло в движение и превратилось в не вообразимый хаос. Их было 9 человек молодых парней, и каждый из девяти словно вдруг решил отправить своего партнера к праотцам – они дико орали и яростно колотили друг друга. Брюс замахал руками и закричал [Эй, остановитесь хоть на секунду – вы же на самом деле покалечите друг друга]. Вы знаете, что на самом дело было довольно смешно, так это то, что эти парни совершенно ничего не знали о самозащите, у одного из них кровь текла ручьем из разбитого рта. [Нет, не то! – закричал Брюс, – посмотрите, вот что я имел в виду].

И так без разминки Брюс преподал им небольшой урок. К концу представления они смотрели на него с благоговейным страхом. Они даже не предполагали, что такое возможно. Когда Брюс закончил, все эти парни упали перед ним на колени. Да, да, именно так. Смысл этой встречи заключался в том, чтобы среди местных найти парней, которых можно было бы использовать для съемок. [Бессмысленно, – сказал Брюс своим партнерам, – мне потребуется затратить на них 3 года, прежде чем они поднимутся до нужного мне уровня].

Три недели непрекращающейся жары, постоянные переезды с места на место и все более увеличивающееся чувство бесполезное их пребывания в Индии, привело к тому, что между тремя мужчинами стали возникать трения. Стерлинг говорит, что тогда он впервые обнаружил, что Брюс порой, не менее капризен, чем любой другой актер.

Проблема возникла, прежде всего, из-за того, что во всех больших отелях Джеймса Коберна обслуживали, как [кинозвезду], по высшему классу, в то время как Брюс и Стерлинг должны были довольствоваться всем второсортным. Однажды Брюс не выдержал и стал требовать у Стерлинга, чтобы условия для всех троих были одинаковыми. Стерлинг попытался убедить Брюса в том, что отношении к Брюсу хозяев отелей никоем образом не преуменьшает того уважения, которое испытывает к нему Стерлинг.

Стерлинг также попытался заставить Брюса смотреть на происходящее более реалистично. До сих пор Брюс для него был просто ифу (учителем), философом, теперь же Брюс решительно заявил о том, что придет день, и он станет еще большей звездой, чем Джим Коберн или Стив Мак Квин.

[Тогда я ему сказал, что это невозможно, – говорит Стерлинг, – что он – китаец, живущий в мире, которым правят белые люди. Но я ошибался – и как! В конце концов, он доказал это всем]. В [Молчащей флейте] было много эпизодов, которые отражали жизнь Брюса.

Сценарий рассказывал об эволюции, которая произошла с одним молодым парнем в ходе его занятий воинскими искусствами, о трудностях, которые он испытал из-за своего эгоизма и смелости, которою он воспитал в себе в жестоких смертельных схватках, и в финале о его духовном перерождении. В одном эпизоде Брюс говорит: [Я совершенно не представляю того, какие испытания еще ожидают меня впереди. Меня все еще мучают сомнения, много сомнений, но каким образом я без дальнейшей борьбы смогу разрешить их?].

Брюс испытывал сильное волнение, работая над [Флейтой], он считал, что это будет идеальная роль для его дебюта. Он предсказывал кунг-фу мировую известность и популярность, и он верил в то, что он является именно тем человеком, который сможет познакомить мир с кунг-фу посредством кинематографа.

Он отчаянно пытался отснять фильм о кунг-фу в Индии, но в итоге [Уорнер Брозерс] отказались от этой затеи. Несколькими годами позже, когда Брюс уже стал мировой сенсацией, и самые заманчивые предложения обрушились на него со всех сторон, Джим и Стерлинг попытались вернуться к [Флейте]. Джим прилетел в Гонконг с тем, чтобы поговорить об этом с Брюсом. Но теперь уже Брюс был человеком, от которого зависели все кардинальные решения, и он сказал – [нет]. Стерлинг и Джим были оскорблены поведением Брюса, им даже показалось, что он над ними издевается. Но, в конце концов, именно Брюсу принадлежала идея [Флейты]. В то время (1973 г) слишком много всего навалилось на Брюса, все хотели заполучить его, а роль свою во [Флейте] он уже рассматривал как шаг назад. Брюс был совершенно уверен в том, что обижался в данном случае им не на что. Ситуация изменилась, он понимал и верил в то, что Джим и Стерлинг, будучи опытными профессионалами, поймут вскоре, что если бы они оказались на его месте, то решение было бы точно таким же.

Конечно, Джим и Стерлинг продолжали также любить Брюса, как и раньше. Джим был среди тех, кто нес гроб с телом Брюса в Сиэтле, он же произнес там и прощальные слова.

Когда Брюс (он взял Брзндона с собой) ненадолго вернулся в Гонконг в 1970 году навестить мать, помочь ей перебраться в Америку, то он был совершенно ошеломлен оказанным ему приемом.

Он даже и не подозревал о том, насколько он популярен в Гонконге. Он не знал ничего и о том, что [Зеленый шершень] является самым популярным телешоу в Гонконге и Южной Азии, а он – любимым героем.

Теперь же он вдруг обнаружил, что грудь каждого китайца раздувалась от переполняющей ее гордости за своего земляка, достигшего такого успеха в Америке. Газеты требовали интервью с ним, теле и радиосотрудники подсовывали к его лицу со всех сторон микрофоны. Он был приглашен на телевидение. Те старые кинофильмы, в которых он снялся еще до отъезда в Нью-Йорк, снова стали очень популярными у гонконгских зрителей.

Как вспоминает Джим Коберн [Брюса принимали как короля Гонконга. И когда он появился перед камерами, все чуть не поумирали от восторга].

Он произвел фурор во время интервью, он проявил все свое остроумие и шарм. В заключение, он поднялся с кресла и преподал первоклассную демонстрацию своего искусства. Я уверена, что миллионы телезрителей пооткрьвали рты от удивления. Пять дюймовых досок были подвешены на веревках, и Брюс, стремительно разворачиваясь от одной к другой, мгновенно разбил четыре из них боковым ударом ноги (еко). В то время как аудитория еще продолжала восторженно аплодировать, Брюс вывел к камерам маленького Брэндона (ему было тогда пять лет) и тот тоже сломал несколько досок

Исключительно теплый прием, оказанный Брюсу в городе, где он вырос и воспитывался, несомненно повлиял на последующее решение Брюса вернуться позже в Гонконг. Но, тем не мене, больше возможностей для успешной карьеры все же было в Голливуде. Ведь там был отснят первый эпизод фильма [Лонгстрит], там же были и его богатые клиенты.

Учеников себе он набирал по тому же принципу, что и раньше: в одной журнальной статье он приоткрыл причины, которыми он руководствовался при выборе себе учеников. Он сказал [Учитель не должен зависеть от выбранной им навсегда методики преподавания, и напротив, он должен изучать каждого ученика, с тем, чтобы пробудить в нем его индивидуальность, помочь ему выразить себя и духовно и физически, в конечном счете, с учеником необходимо составлять одно целое. Такое преподавание не является преподаванием в общепринятом числе, оно требует от учителя высокой пластичности и восприимчивости его разума, что в настоящее время встречается нечасто.

В то же время серьезных и упорных учеников найти тоже чрезвычайно трудно. Большинство из них – пятиминутные энтузиасты, некоторые из них приходят с дурными намерениями, к несчастью большинство из учеников приводят ко мне после того, как они уже тренировались под чьим-либо руководством, а потому уже сформировались].

Как говорит Эдриан Маршалл: [Брюс не набирал себе учеников только потому, что кто-то из них является знаменитостью, или потому, что они могли платить за занятия любые деньги. Его интересовала только серьезно относящиеся к своему делу ученики, ему не хотелось быть придворным шутом].

Но тут вдруг в его жизни произошли большие изменения, которые заставили его прекратить преподавать и головокружительным вихрем вынесли его на звездный небосвод огромного успеха. Первый эпизод фильма [Лонгстрит] – [Тао Джит Куне До] Брюса потряс телезрителей Америки. Шоу оказалось настолько хорошим, что составители телепрограмм решили открыть им осенний сезон – время самой жестокой конкуренции между телекомпаниями, так как лето уходит, быстро темнеет, и телезрители рано усаживаются у маленьких экранах в своих квартирах, все жаждут развлечений. Брюс, по версии Стерлинга, имел возможность не только продемонстрировать в фильме смертоносную эффективность кунг-фу, но также мог приоткрыть и философские принципы, лежащие в основе этого искусства так, например, когда Джеймс Францискас – этот безрассудный детектив попросил Брюса обучать его Кунг-фу.

Брюс ответил: [Я не могу научить тебя, я могу только помочь тебе раскрыть себя]. Позже он говорит Лонгстриту: [Ты должен научиться переносить поражения, ты же, как и большинство людей, хочешь научиться побеждать].

Отчеты в прессе и даже в таких авторитетных газетах как [Нью-Йорк Таймс] и [Лос-Анджелес Таймс] были почти все без исключения превосходными. Они совершенно отличались от тех, которые Брюс получил за роль Като. Тогда его техника кунг-фу была определена как что-то совершенно новое и потрясающее, но Брюс, как актер, был полностью проигнорирован. В этот раз акцент был сделан на актерском таланте Брюса. Это чрезвычайно его обрадовало. [Первый раз в жизни я прочитал рецензию о моей актерской игре], – сказал он репортеру журнала [Файтинг Старз]. Одно из главных заблуждений в отношении Брюса было то, что многие считали, что ему самому ничего не нужно было предпринимать, так как успех ему был гарантирован самой природой, которая наделила его исключительными талантами. Конечно, он был талантлив, но мне всегда казалось, что слишком мало внимания люди уделяли тому, насколько много и упорно он работал, чтобы улучшить и довести до совершенства свои природные данные. Я не знаю и никогда не слышала о каком-либо практикующем кунг-фу человеке, кто бы тренировался больше чем он. Теперь же он набросился на актерскую деятельность с той концентрацией, на которую способен лишь человек, в котором энергия клокочет как в топке. Талант рано или поздно должен найти себе выход: создать себе свои собственные возможности для лучшего применения, это как профессионал-убийца – рано или поздно он выстрелит.

Что касается Брюса, то мне кажется, что жгучее желание, так как Брюс был движим жгучим желанием, создало для него не только возможности, но и произвело на свет его таланты.

В то время как он был занят [Лонгстритом], кинорежиссеры и продюсеры Востока стали проявлять к нему определенный интерес, и вскоре он обнаружил, что многие из них хотят его заполучить. [После того, как я покинул Гонконг, – сказал Брюс в интервью [Файтинг Старз], – люди из кинобизнеса стали постоянно названивать мне по телефону. Эти парни начинали звонить мне рано утром и продолжали свою беседу со мной даже на улице, так что часть наших переговоров могли слушать уличные зеваки. В конце концов, меня однажды спросили, не соглашусь ли я сниматься в Гонконге? Когда я ответил, что если цена будет подходящей, то я соглашусь, мне тут же начали звонить продюсеры из Гонконга и Таиланда].

С этого момента события резко ускорили свой бег. Почта, которую стал получать от своих поклонников Брюс, была много больше той, что получал снявшийся в главной роли Джеймс Францискас. Голливудские студии и их продюсеры, в конце концов, заметили Брюса. Даже [Уорнер Брозерс] вдруг уловили, что воображение публики было захвачено кунг-фу, после чего они решили отснять на эту тему многосерийный телефильм. Брюс сам обдумывал фабулу фильма, главная роль в котором отводилась монаху монастыря Шаолинь, приехавшему в Америку и ставшему там позже участником удивительных событий. [Уорнер Брозерс] установили с Брюсом контакт, и он включился в работу над фильмом. Он дал им много интересных идей, которые в дальнейшем нашли свое отражение в фильме, получившем самые лестные отзывы от зрителей. Фильм назывался [Кунг-Фу], в данной роли снялся Давид Каррадин.

В целом Брюс очень страдал, когда получил категорический отказ от [Уорнер Брозерс] после того, как он предложил им свои услуги в качестве актера для экранизации серий.

Сложные чувства и большие сомнения испытывал Брюс. Он несколько раз подолгу беседовал с Джимом Коберном, который дал ему много полезных советов, и в частности он говорил: [Парень, послушай, ты собираешься сниматься на телевидении, но ты ведь сгоришь там за один сезон. Телевидение мгновенно [пережевывает] гениев, оно полностью опустошит тебя в серии, состоящей из тридцати эпизодов, телевидение – это пустая трата времени, подумай о том, чтобы сниматься в Гонконге]. Брюс каждый раз пересказывал мне все то, что сказал ему Джим. Конечно, прежде всего, о том, что телевидение дает актеру слишком короткую жизнь, и что ему лучше поехать сниматься в Гонконг, где он будет более специфичным. В то же время сама идея сняться в телевизионных сериях, которые потом будут показаны всей Америке, была несомненно ужасно заманчива для Брюса, и ему очень хотелось сниматься.

Но позже, конечно, он был рад, что не поддался соблазну. Но самым обидным фактом для Брюса было то, что [Уорнер Брозерс] даже не предложили ему сниматься в телефильме. Я понимаю, что ни [Уорнер Брозерс], ни [Эй Би Си] не собирались давать в своих сериях Брюсу главную роль, они считали, что он слишком невелик ростом, слишком китайский, что он не является тем актером, имя которого способно притягивать к себе внимание зрителей, что он слишком неопытен. Я сомневаюсь даже в том, что они хотя бы собирались испытывать его, несомненно, они не видели в нем человека, наделенного исключительным талантом. Возможно, что они не предполагали того, что китаец может стать героем для белых людей. Стерлинг Силлифант инстинктивно чувствовал то же самое, несмотря на то, что уважал Брюса и относился к нему даже с благоговением.

Через своего друга, живущего в Гонконге, Брюс узнал, что Ран Ран Шау – китайский миллионер, который практически единолично основал успешно процветавшую Гонконгскую киноиндустрию и владеющий целой цепью кинокомпаний по всей Южной Азии, хочет предложить Брюсу сниматься у него. В конце концов, Брюс получил от него это предложение, и хотя и раньше было много разговоров о возможности заключения контракта с Брюсом, тем не менее, это было первое реальное предложение, которое он получил. Когда Брюс познакомился с условиями контракта, то он горько рассмеялся, Ран Ран Шау предлагал ему две тысячи американских долларов за фильм, кроме того Брюс знал, что Шау будет настаивать на том, чтобы он подписал с ним долгосрочный контракт (обычно Шау нанимал актеров или актрис сразу на шесть лет и производил на свет свои фильмы, затрачивая на каждый менее 40 тысяч долларов).

Однажды Брюс, по мнению Шау, [зашел] в своих требованиях слишком далеко, а именно, пытался связаться с Шау с тем, чтобы обговорить детали будущего сценария. Ответ Шау показался Брюсу излишне покровительственным – Шау передал своему секретарю: [Скажи ему, чтобы он пришел ко мне, я думаю, нам с ним говорить особенно не о чем, и так все будет о'кей].

Брюс почувствовал, что его [гладят против шерсти].

Но, несмотря на все свое раздражение, которое он испытывал к продюсерам из Голливуда, Брюс все же верил в то, что его будущее лежит в Америке, в действительности у него даже не было желания возвращаться обратно в Гонконг ни для того, чтобы там работать, ни для того, чтобы там жить. Но тут, словно манна небесная, у него появился шанс, появление которого он так ждал. Раймонд Чоу – продюсер и директор одной из принадлежащих Ран Ран Шау кинокомпаний решил в 1970 году отделиться от Шау и основать свою собственную кинокомпанию [Голден Харвест]. Это был шаг, приведший к жестокому соперничеству и откровенной вражде между Шау и Чоу. Антипатия еще более усилилась, когда Чоу предложил Брюсу сотрудничать с ним. Когда Брюс прибыл в Гонконг, то он публично заявил о том, что он не интересуется политикой местных кинокомпаний, и в этой сваре между Шау и Чоу он не стоит ни на чьей стороне, его занимают только свои собственные интересы. Проявив исключительную прозорливость, Чоу решил послать в Америку своего представителя с тем, чтобы тот ваял у Брюса интервью в Голливуде. Поручил он это сделать миссис Ло Вей – жене одного из своих директоров. Деньги, предложенные Чоу Брюсу, не были большими – 7,5 тысячи долларов за фильм. Это было не слишком много по Голливудским стандартам, но очень хорошо для Гонконга. При этом контракт не был долгосрочным, что было очень важно для Брюса, в условиях контракта оговаривалась работа только над двумя фильмами. Прежде чем подписать контракт, Брюс решил познакомиться поближе с местной кинопродукцией. Как он признался позже – фильмы были ужасны и, прежде всего, тем, что все постоянно дрались и при этом совершенно одинаково. Черт побери, кому такое могло нравиться? Когда вы вступаете в реальную драку, то вы тут же обнаруживаете, что у каждого из дерущихся своя реакция, своя манера, свои излюбленные приемы, именно это и дает возможность актеру проявить одновременно свои бойцовские и актерские способности. Большинство же китайских фильмов слишком поверхностны, и лишь их малая доля заслуживала внимания.

В дальнейшем Брюс снова испытал на себе последствия интриг между Шау и Чоу, это было в тот момент, когда он еще не подписал контракт с Чоу. Ран Ран

Шау еще пытался заполучить Брюса, тогда Раймонд Чоу решил настоять на том, чтобы Брюс прилетел из Америки сразу в Бангкок, где Чоу собирался снимать свой фильм, а не в Гонконг, где Брюса могли бы увести у Чоу из-под носа. Но Брюс категорически отказался: он был решительно настроен отстоять свою независимость и не без причины. Это не был обычный каприз, просто он хотел дать всем понять, что он сам себе хозяин. Таким образом, в июле 1971 года, Брюс приземлился в Гонконге. Он задержался в аэропорту ровно столько, сколько его было необходимо для того, чтобы поздороваться с друзьями и показать всем, что он не собирается быть меткой в этой игре, а затем он отбыл в Бангкок.

Чуть позже того, как он поставил в контракте свою подпись, ему позвонил один из продюсеров с Тайваня. [Этот парень предложил мне разорвать контракт, за это он мне обещал заплатить много больше, чем Чоу, а что касается юридической стороны этого дела, то он утверждал, что все это легко уладит], – сказал Брюс позже в своем интервью журналистам. Эти парни совершенно не знали характер Брюса и его порядочность.

Раз уж он поставил свою подпись, то этого было более чем достаточно. Кроме того, у Брюса было словно шестое чувство, подсказывающее ему, с кем стоит сотрудничать, и кто поможет ему выразить себя полностью. Он понял, что он сможет убедить Раймонда Чоу использовать те идеи, которые Брюс уже давно продумал, начать он хотел с того, чтобы уговорить Чоу сделать фильм о воинских искусствах, практически не используя оружие. В то время китайские фильмы, как правило, пытались превзойти японские фильмы о подвигах самураев, и поэтому особенно много внимания уделяли использованию в фильмах мечей и других видов холодного оружия.

И вот в жаркий влажный день Брюса выгрузили в маленькой деревне Пак Чонг, чуть севернее Бангкока. Это было примитивное гиблое место, в общем, дыра дырой, нормальному человеку такое место даже трудно себе представить, воображения не хватит. И вот из этого места взяла свое начало одна из наиболее легендарные карьер в истории кинематографа. Именно здесь Брюс впервые встретился с Раймондом Чоу. Мужчины пожали друг другу руки, в впоследствии не раз потом смеялись над первыми словами, произнесенными тогда Брюсом. С грандиозной уверенностью, без тени сомнения, он изрек: [Вы только немного подождите, я буду самой великой кинозвездой, пришедшей с Востока]. Прошло несколько месяцев, и он доказал всем, что был прав. Как яркий, но быстро исчезающий из вида метеор, он мгновенно вспыхнул, загоревшись ярким светом (забившим] все другие звезды, блистающие на кинематографическом небосклоне.

Глава 9

Это первое письмо, полученное мною от Брюса из Пан Чоша, открывает нам всю ужасную картину, царившую там:

[Бангкок прекрасен, однако Пак Чонг – это нечто другое. Москиты ужасны и тараканы повсюду. Главная причина, по которой я так долго не писал, – отсутствие подходящих условий, и самое главное, со мной произошел ужасно скверный инцидент. Когда я мыл очень тонкий стакан, то излишне сжал его в пальцах, и эта дьявольская штуковина сломалась у меня в руке. На глубокие порезы пришлось наложить десять швов. Не беспокойся, я уверен, что через две-три недели все будет о`кей, хотя пока писать мне трудно (так же, как трудно принимать ванну и все остальное в этом роде).

Сейчас я получил своеобразное подтверждение тому, что мы скоро увидимся – дело в том, что они хотят, чтобы я сделал короткий фильм о [Джит Куне До], а за это они оплатят твой приезд сюда. Я пока не готов к этому фильму, но я уверен в том, что они не будут на меня нажимать, так как, начиная со дня моего приезда сюда, все, включая и [Шау Брозерс], постоянно названивают мне и используют все средства, чтобы завладеть мною. В одном я уже совершенно уверен, писал он, в Гонконге я теперь суперзвезда.

…Из за моей руки я пишу пока еще плохо, но сейчас она уже много лучше. Я постоянно употребляю свои витамины и, хотя я похудел до пятидесяти трех килограммов, я уже начинаю привыкать к местным условиям, тараканы – это вездесущая напасть, ящериц я еще в состоянии игнорировать. Я хочу, чтобы ты знала, как мне вас не хватает, я шлю вам всем мою любовь, люблю и целую…

[Во время съемок возник целый ряд проблем: новый директор (любитель славы), похоже, прибыл сюда только за тем, чтобы отбить у прежнего его хлеб. В принципе, это не столь важно до тех пор, пока с ним можно будет обо всем договориться, тогда можно будет с ним скооперироваться…

…Пища здесь ужасна, в этой деревне совсем нет свежего мяса, есть только немного цыплят, я рад, что со мной мои витамины. Я очень хочу, чтобы вы были здесь, я ужасно скучаю без тебя и без детей…

…Деревня ужасна, нет ни одного места, хоть отдаленно напоминающего ваш дом. Я жду не дождусь того дня, когда мы сможем встретиться в Гонконге.

Моя персональная любовь к тебе, моя женушка, и Брэндону и Шеннон].

28 июля он писал: [Прошло только пятнадцать дней с момента моего приезда в Пак Чонг, а мне уже кажется, что я здесь целый год! Из-за того, что здесь нет свежего мяса, мне приходится брать себе на ужин консервы. Который уже раз я радуюсь тому, что со мной мои витамины].

…[Мне ужасно тебя недостает, но Пак Чонг – неподходящее место для тебя и ребятишек. Это совершенно темная деревня, короче, большая дыра. Фильм, который мы снимаем, по своему уровню скорее любительский. Новый директор сменил старого, сомневающегося во всем. Этот новый директор из породы не слишком надежных парней, но зато держится невыносимо высокомерно. Но так или иначе, я уже собираюсь уезжать из Пак Чонга в Бангкок, где условия несравнимо лучше. Затем я полечу в Гонконг, где сделаю все необходимое для нашей встречи, очень не терпится увидеть вас всех троих].

…[У меня пропал голос из-за необходимости постоянно кричать в адских условиях, в которых мы снимаем фильм – туда-сюда ездят машины, грохочет оборудование, режущее лед и т. д. и т. п.

Моя спина все еще пугает, после каждой сцены с дракой мне требуется длительный отдых, боль долго не проходит.

…Должен сейчас пойти поесть – посмотрю, смогу ли я найти себе где-нибудь мясо.

Люблю тебя, моя дорогая женушка. Целую.]

Другое письмо.

Ничего не слышно от [Парамаунт]- может быть, в сентябре будет немного поздновато снова браться за [Лонгстрит] – время покажет.

Пришли мне, пожалуйста, твою фотографию и фотографию] наших детей…

Я вижу наше будущее в светлых красках, нас ждет – впереди много возможностей. Как в песне поется [Мы еще только начинаем].

…[У меня такое чувство, что Стерлинг не сможет закончить сценарий к моему приезду в сентябре. Но как бы там ни было, а семью Ли ждут впереди прекрасные события.

Шлю тебе мою любовь, моя дорогая].

Другое.

[Линда, находясь всеми своими мыслями уже в Америке, я пережил здесь два чертовски неудачных дня:

сначала я растянул связки голеностопа, когда приземлился на маты после высокого прыжка, поэтому мне пришлось потерять больше двух часов на поездку к доктору в Бангкок. В результате, во время этой поездки я схватил грипп (в Бангкоке было ужасно жарко). Тем не менее, трясясь от озноба, с температурой и волоча ногу, я доснял последнюю драку].

…[Сейчас я чувствую себя хорошо, лишь побаливает лодыжка. Переехал в Бангкок].

…[Сейчас могу сказать лишь то, что события развиваются чертовски быстро].

…[Ты только послушай, в конце концов, в [Тай] отеле мне принесли завтрак в постель – ничего общего с тем, что было в Пак Чонге. Мне удалось здесь купить кое-что для себя и тебя. Это [сюрприз] на годовщину пашей свадьбы. Наберись терпения и жди, скоро я тебе его привезу. Поздравляю тебя с годовщиной, моя сладость].

За этим следовало небольшое послание Брэндону, написанное большими печатными буквами: [Привет, Брэндон! Когда я вернусь, мы пойдем с тобой в магазин игрушек. Люблю тебя, мой сын.

Отец.

П. С. Ты поцелуй маму и Шэнной за меня.

И снова:

[Линда, я пишу тебе это письмо, чтобы ты знала, что:

А. [Лонгстрит] снискал такой успех, что герой, которого я сыграл в этом фильме, поднялся в цене.

Б. Поэтому [Парамаунт] просит меня вернуться и продолжить сниматься в последующих сериях.

В. А это значит, что я смогу уехать отсюда после 1 сентября, по крайней мере на месяц, с тем чтобы сняться в 2-3-х сериях и вернуться в Гонконг вместе с тобой и детьми и приступить ко второму фильму.

Г. Конечно, это называется убить двух птиц одним камнем и еще заработать себе дополнительный хлеб.

Д. Я уже связывался с Танненбаумом для того, чтобы узнать, что он успел подготовить для меня.

Моя дорогая женушка, сегодня я послал телеграмму, однако раньше понедельника Танненбаум ее не получит, если только на студии нет специальной службы, работающей по уик-эндам Но в конце концов, это лишь еще несколько дней интригующего ожидания. Плевать на последствия. Я уверен в том, что пришло время повышать свою цену. В общем сейчас я больше думаю о том, удастся ли мне прилететь в Америку, взять вас и вернуться в Гонконг, или же я встречусь с вами тогда, когда вы уже прилетите в Гонконг. Я должен сказать, что первый вариант много лучше и выгоднее Время покажет.

…Меня беспокоит плата за наше жилье, но я верю в тебя, в то, что ты устроишь все наилучшим способом Я ненавижу все эти квартирные проблемы

Так или иначе, но моя актерская карьера началась. Я верю в то, что фильм, в котором я сейчас снимаюсь, будет иметь большой успех, но, конечно, время покажет. И хотя место, в котором я сейчас нахожусь, ужасно, но главное, что я занимаюсь той профессией, которой принадлежит моя душа, и которую я люблю.

Позаботься о себе, моя любовь. Осталось совсем немного и мы будем вместе.

…Получил телеграмму от [Парамаунт] следующего содержания. [За каждый эпизод платим тысячу долларов при условии, что мы снимем не менее трех эпизодов. На каждый эпизод отводится не более трех дней, съемки будут ориентировочно где-то между 5 сентября и 30-м. Кроме указанных денег – билет первого класса для морского путешествия до Америки. Как только услышим от вас положительный ответ, тут же высылаем вам сценарии].

Вот мой ответ – "Мои обычные две тысячи за эпизод, плюс квалифицированная техническая помощь. Если приемлемо для вас, то я начну с 7 сентября по 7 октября. Перечислите мне незамедлительно условия, в которых будет происходить съемка, какова моя роль, все то, что вы уже успели подготовить".

Следовательно, если [Парамаунту] я действительно нравлюсь, и если я действительно делаю качественную работу, то я чувствую что я должен требовать по крайней мере по тысячи за каждый эпизод, отвергнув их условия насчет трех съемочных дней и всего остального в этом роде. Есть смысл рисковать. Несомненно, что я стою явно больше того, что я у них прошу Кто знает, что ждет вас впереди? И тем не менее, будущее мне видится намного определеннее, чем раньше, а тебе?

Сейчас наступило то время, когда нужно либо двигаться вперед, либо отступить, сейчас я всегда могу отступить и заняться фильмами в Гонконге.

Эти две недели были для нас во многих отношениях исключительными. Вскоре я сама оказалась включенной в эти волнующие события, когда сотрудники [Парамаунт], после тщетных попыток связаться с Брюсом по телефону, пришли ко мне с тем, чтобы попросить меня быть их посредником в переговорах с Брюсом. Стоило только появиться на телеэкранах первой серии [Лонгстрита], как вдруг оказалось, что всему миру потребовался Брюс. Сначала это был Ран Ран Шау, затем всевозможные независимые кинокомпании и, в конце концов, [Парамаунт]. [Но никто из них так и не смог меня достать, так как меня постоянно охраняли, – объяснял Брюс позже репортеру. Это было очень смешно, когда [Парамаунт] позвонили мне а затем послали телеграмму в Гонконг, ты знаешь парень местные продюсеры решили, что я очень важная кинозвезда. Мой престиж мгновенно вырос в три раза].

В конце концов, он договорился с [Парамаунт] и вернулся в Голливуд для того, чтобы сняться еще в трех эпизодах [Лонгстрита]. Проблема была в том, что эти три эпизода запланировали прежде, чем появился фильм [Джит Кун До]. Принимая во внимание успех Брюса в [Лонгстрите], Стерлинга Силлифанта попросили переделать [Джит Куне До] и внести необходимые коррективы.

Однако к этому времени даже Стерлинг уже мало что мог сделать для Брюса.

Первый эпизод стал одним из трех телешоу, о которых так давно мечтал Брюс. Кроме того, как бы подтверждая все то, что чувствовал Брюс, произошло замечательное событие – наконец-то в Голливуде прозрели. Оба: и [Парамаунт] и [Уорнер Брозерс] (именно те люди которые вначале вселили в него надежду, заинтересовавшись фильмом о кунг-фу, а затем забыли о Брюсе, словно его и не было) – стали спешно предлагать ему различные заманчивые контракты.

В октябре 1971 года [Уорнер Брозерс] сделали ему следующее предложение:

1. 25 000 американских долларов за участие в многосерийном телефильме.

2. Если мы придем к соглашению по поводу предлагаемого нами сценария, то последующая плата свыше указанных ранее 25 000 будет следующей:

а) получасовая серия – 10 000;

б) часовая – 12 500;

в) полуторачасовая – 15 000;

г) двухчасовая – 17 500.

В этих предложениях легко просматривалась лесть, кроме того, они были очень перспективными. Все это произошло в то самое время, когда Брюс еще больше уверовал в то, что находится на пороге большого успеха, и поэтому решил еще раз посоветоваться с Джимом Коберном. Джим снова напомнил ему о свойстве телевидения [пережевывать мгновенно гениев] и посоветовал Брюсу сконцентрировать свои усилия в Гонконге.

В свете необычайного успеха фильма [Биг Босс] (который шел во многих странах под названием [Кулак ярости]) это было совершенно очевидное решение. И хотя Брюс уже практически решил, как ему поступить, однако день премьеры еще не наступил. Брюсу, несмотря на всю спешку, царившую вокруг фильма, так и не удалось его увидеть окончательно склеенным. Он не мог точно представить себе ту реакцию, какую фильм вызвал потом у зрителей. Одно он знал твердо – это то, что фильм хороший.

Не забывайте, что фильмы о воинских искусствах были основной продукцией киноиндустрии Гонконга в течение многих лет так же, как вестерны в Америке. Один кинокритик в газете [Лос-Анджелес Таймс] в 1973 году объяснял сложившуюся ситуацию следующим образом:

[Дело в том, что проявление физической силы, очевидно, более привлекательно для зрителей, чем сексуальные конвульсии и психологические лабиринты, заполнившие западный кинематограф].

[Ну и прекрасно, пусть так и будет, – добавляет один кииопродавец из Каракаса, – хотя я боюсь, что новые фильмы, в которых появляются боксеры и каратеисты, будут слишком сложными для моих клиентов. Они любят старые простые драки на мечах].

[В основном, – пишет один сценарист, – фабула почти каждого хорошего китайского фильма, сделанного за последнее десятилетие, имеет одну и ту же тему – месть. На наше же счастье, мы, китайцы сегодняшнего дня, воспитаны на чувстве мести. Еще 2500 лет назад Конфуций предупреждал об опасности, заложенной в самом понятии любовь]. Но Раймонд Чоу верил в то, что новые фильмы, в которых будут превалировать в основном рукопашные бои, смогут удовлетворить как аудиторию, жаждущую крови, так и строгих цензоров.

Брюс к моменту своего возвращения в Гонконг так и не пришел ни к какому твердому решению. По условию его контракта с Раймондом Чоу он должен был сняться еще в одном фильме. У него еще были кое-какие сомнения, хотя он знал, что сначала закончит работу над двумя фильмами для Чоу, а затем вернется в Голливуд, с тем чтобы работать на телевидении. Все однако определилось мгновенно в одну прекрасную ночь, когда в октябре 1971 года в Гонконге состоялась премьера фильма [Биг Босс]. Все то, о чем когда-либо мечтал Брюс, стало реальностью в тот вечер. Зрители вскакивали со своих стульев, визжали, кричали, восторженно аплодировали. Было почти невозможно выбраться из театра, нас чуть не раздавила толпа. Менее чем за два часа своего пребывания на экране, Брюс стал сверкающей звездой. Один редактор-американец писал: [Этот фильм – самая прекрасная актерская работа Брюса Ли за всю его карьеру. Это один из наиболее выдающихся примеров проявления в человеке его древнейших корней – это скорее движения удивительно гибкого и грациозного животного, чем человека. Я считаю, что этот фильм может занять, по праву место среди лучших фильмов Клинта Иствуда, Стива Мак-Квина и Джеймса Бонда.

Фабула фильма, по западным понятиям, была исключительно проста, даже более того, ужасно наивна. Главными героями фильма была группа китайцев Бангкока, которые начали борьбу против терроризировавших их гангстеров, занимавшихся торговлей наркотиками. Сам Брюс пошел работать на фабрику по производству льда. Большую часть фильма Брюс был выведен страдать от различных нападок и оскорблений, потому что он обещал своей матери перевоспитаться после многих лет, в течение которых он приносил ей уйму неприятностей. Усилия, с которыми он сдерживал себя, его выразительные глаза, отражающие борьбу, происходящие в его душе, заставляли зрителей сидеть в постоянном напряжении на краях своих сильев. В конце концов, когда напряжение достигло своей наивысшей точки и Брюс уже был не в состоянии более терпеть, наступила развязка. [Что последовало за этим, с трудом поддается описанию, это – фантастика, – писал один критик, – он начинает педантично убирать одного за другим своих противников в ряде невероятных драк. Одну драку просто невозможно забыть – это когда он дерется один прочив целой группы телохранителей мистера Ми. Там он прижал одного из них к стене и ошеломляющим по своей мощи ударом, проломил этим парнем стену, оставив в ней дыру, по форме соответствующую телу несчастного.

В течение трех недель был побит ранее установленный фильмом [Звука музыки] рекорд, который собрал 2,3 миллиона гонконгских долларов в течение девяти недель. В то время, как [Биг Босс] только в Гонконге собрал 3,5 миллиона долларов за девятнадцать дней. Затем он побил все известные до этого времени рекорды как в самом Китае, так и в таких городах, как Рим, Бейрут, Буэнос-Айрес. Все то, о чем мечтал Брюс, все, в чем он уверял своих друзей и знакомых, все то, что он намеревался сделать, – все то теперь было достигнуто или, по крайней мере, находилось в каком-то шаге от цели.

[После того, как окончились съемки, мы знали, что фильм будет иметь успех – говорил Брюс журналистам, – но я должен сказать, что мы совершенно не ожидали, что он будет иметь такой ошеломляющий успех]. Он признался в том, что он надеется, что этот фильм будет представлять новую волну в китайском кинематографе. [Я имею в виду то, что зрителям должен понравиться фильм, который будет представляв собой не просто одну бесконечную вооруженную резню. Если [мне еще несколько повезет, то я надеюсь, что мне удастся сделать здесь фильм такого типа, что, если вы захотите просто смотреть и получать удовольствие, не вдумываясь в содержание, а лишь следя за ним поверхностно, пожалуйста, а кто-то сможет, при желании, взглянуть и поглубже. Большинство китайских фильмов слишком поверхностны, и лишь малая доля удобрима. Я постарался это сделать в фильме [Биг Босс]. Характер, который я в нем сыграл, был очень простой – этакий совершенно прямолинейный, бесхитростный парень. Что бы вы ни говорили ему, он вам всегда верил. Затем, когда он обнаружил, что его надули, он зверел. Это неплохой характер, но я не собираюсь играть его все время. Я предпочитаю человека большей глубины и содержания. Одним из результатов успеха Брюса было то, что у меня стали брать интервью различные газеты и журналы. Мне неизбежно задавали вопрос. [Что я чувствовала в тот момент, когда увидела своего мужа на экране в объятиях другой женщины?] Я смогла лишь ответить:

[Трудно чувствовать романтику такой ситуации, будучи в постели с женщиной, когда на тебя направлены кинокамеры и мощные прожекторы. Это лишь часть его актерской работы]. Потом я вспомнила, как когда мы сидела в темноте зрительного зала и смотрели в первый раз [Биг Босс]. И вот наступила сцена, в которой Брюс находится лицом к лицу с обнаженной проституткой, Брюс нагнулся ко мне и прошептал: [Это, так сказать, дополнительные льготы]. Одна газета, выходящая на Востоке, пригвоздила Брюса к позорному столбу тем, что назвала его первым полуиностранцем. В то время, когда у него брали интервью, он все еще был поглощен идеей снять многосерийный телефильм в Голливуде под названием [Воин]. [Но что вселяет в меня надежду, так это тот факт, что могущественные люди Голливуда уже пытаются решить, может ли американский телезритель воспринять человека-героя, пришедшего с Востока.

Так как реакция на мой фильм людей, проживающих в Южных Штатах, была более, чем странной, – признался Брюс.

Брюс так же сказал репортеру, что беспокоится о том, что восточная аудитория, с другой стороны, может тоже не принять его, решив, что он излишне западный. При этом он заметил, что, как он сам считает, в фильме было несколько эпизодов, в которых он был не слишком похож на китайца.

Он также беспокоился о таких [засекреченных] проблемах, как актерский прогресс в китайском кинематографе. [Все это можно поправить лишь в том случае, если местные продюсеры и директора умерят свои алчные интересы, и студии начнут платить актерам больше за более качественную их работу]. Брюс также заявил о том, что его личным вкладом в это дело будет его отказ сниматься в фильмах, качество которых не гарантировано. [Для того чтобы производить на самом деле стоящие фильмы, необходимо, чтобы эти фильмы обладали утонченностью, искусностью и проницательностью, однако мало кто из директоров кинобизнеса рискнет вложить свои деньги в такое сложное мероприятие. В заключение я должен сказать, что качество сценариев попросту ужасно. Вы, возможно, не поверите мне, если я вам скажу, как много мне пришлось переделывать в сценарии [Биг Босс]. Всеми силами вытаскивая качество самого фильма, мы, тем не менее, по многим причинам показали себя в нем второсортными актерами.

Как пишет Джек Мур: [Все это очень обнадеживает. Ничего подобного мы не слышали о китайских фильмах на протяжении вот уже нескольких десятков лет].

Для Гонконга это было поистине революционное событие. Но сколько еще ожидало этот город в недалеком будущем, тем более, что, как отмечали почти все обозреватели, источник таких возможностей появился исключительный и им был не кто иной, как Брюс Ли.

Но, как следствие напряженных съемок, жары, убийственной влажности и постоянной траты физической и нервной анергии, Брюс обнаружил, что начал терять силу. Для многих рацион Брюса может показаться более чем достаточным, однако не забывайте, что энергия в нем сгорала как в топке. Еще будучи подростком, Брюс, по словам Роберта, был [жевуном]. Он жевал все подряд. Он тратил деньги, которые ему давала мама, покупал всевозможные конфеты, печенье, сладости. Он постоянно покупал себе на свои карманные деньги какую-либо

снедь. Рядом со школой постоянно сновали туда-сюда всевозможные мелкие торговцы, которые возили на своих тележках и велосипедах еду всех видов, и рядом с ними был всегда Брюс. Уже в Лос-Анджелесе он начал проявлять повышенный интерес к высококалорийной пище и напиткам, содержащим большое количество протеина. Несколько раз в день он принимал питье, состоящее из молока, яиц, протертой скорлупы яиц, бананов, овощного масла, шоколадного мороженого – все это скорее напоминало густой неподдающийся перемешиванию суп, чем напиток. Он так же много пил различных смесей, которые он приготавливал из соков овощей, фруктов: яблок, моркови, петрушки и т. д., перемешивая все это миксером. Пил много чая с медом, свежий апельсиновый сок, особенно в Гонконге, так как он сильно потел во время работы. Он очень любил китайский тоник. Как правило, всю свою пищу он приобретал в специализированных магазинах, рассчитанных в основном на людей, которые в процессе своей деятельности тратят много физической энергии – это спортсмены, культуристы, танцоры и.т.д.. Он любил мясо, приправленное всевозможными соусами и пряностями, и я часто вспоминала наши посещения корейских ресторанов вместе с Джуном Ри, где Брюс сидел и ел, и ел, и потел, и потел, и ел, и ел, и потел, и потел, и это ему ужасно нравилось. Он также принимал все необходимые витамины и вскоре стал очень хорошо разбираться в них, прекрасно сознавая и об опасной стороне этого увлечения, поэтому он никогда не принимал их больше, чем требовалось, только самое необходимое количество витаминов а, Ь, с, d, e. Как истинный китаец он, конечно, очень любил рис, хотя не умел даже правильно вскипятить воду, мне приходилось это делать для него, я это говорю, имея в виду то, что он совершенно не умел готовить. Так, например, однажды, когда я отсутствовала дома пару дней, Брюс все это время просуществовал на одном зефире. В Гонконге он полюбил блюдо из молотой пшеницы. Он часто будил меня в час-два ночи и просил приготовить ему чашку такой пшеницы. Он пристрастился к разного рода оздоровительной пище еще намного раньше, чем обнаружил, что катастрофически быстро теряет воду из организма. Как говорит Джим Коберн: [Но что меня привело в трепет, так это то, что Брюс пил бычью кровь].

Однако Брюс скоро прекратил эту практику, не будучи уверенным в стерильности крови. Следуя примеру Брюса, Джим стал готовить себе протеиновые коктейли и готовил их до тех пор, пока не обнаружил, что у него началась подагра. [Я употреблял очень много таких протеиновых коктейлей, и мой организм оказался не в состоянии все это переваривать. Я уже стал передвигаться как калека, но не ведал, что за причина моей болезни. Я начал подозревать, что у меня артрит]. Однажды Брюс обнаружил, что в его организме содержание йода во много раз превышает норму. Врачи не могли определить причину до тех пор, пока не стали выяснять, чем он питается. Тогда выяснилось, что высокое содержание йода возникло в результате употребления Брюсом больших количеств японских водорослей, которыми он приправлял рис.

Все то время, что мы жили в Гонконге, Брюс вел постоянную борьбу с непрекращающейся потерей веса, причина которой в основном, была известна – он практически не знал отдыха и тратил слишком много физических и духовных сил.

Тем временем его карьера продолжала круто подниматься вверх, это его несомненно радовало, но и настораживало, и он вынужден был публично признаться:

[Эти фильмы, скорое всего, сделают со мной то же самое, что сделали с Клином Иствудом его бесконечные, как спагетти, вестерны].

Огромный отклик у зрителей получил его новый фильм [Кулак ярости] С Бобби Бейкером из Калифорнии, сыгравшем в этом фильме одну из ролей. Брюс сидел в кинотеатре на балконе, где он был никем не замечен. [По ходу фильма мы наблюдали за реакцией зрителей. В начале фильма они не издали ни звука, но к финалу они бешено кричали и аплодировали. Да, эти парни были эмоциональны. Если им фильм не нравился, то они плевались, уходя из зала Когда фильм закончился, Боб чуть не плача, сказал: [Малыш, я ужасно рад за тебя].

Этот фильм побил все известные ранее рекорды, даже тот, который был установлен фильмом [Биг Босс]. За тринадцать дней он перекрыл рекорд [Биг Босса] – 3,5 миллиона долларов и уже приблизился к 4 миллионам.

Не всеми критиками фильм был встречен доброжелательно. Так, например, газета [Саус Чайна Морнинг Пост] (Гонконг) в особенности критиковала директора фильма Ло Вей, при этом отметив, что когда Брюс начинал действовать, то делал он это прекрасно. Ярость, с которой он дрался, порой пугает, и в то же время она великолепна. Брюс и сам был жестоко разочарован тем, как руководил съемками Ло Вей, и вскоре он об этом заявил публично. Единственным желанием Брюса было сделать хороший фильм и он ужасно мучился из-за того, что сценарий был откровенно слабым, а во время съемок царил откровенный хаос. Брюс, в конце концов, пришел к выводу, что Ло Вей совершенно наплевать на то, что творится на площадке. В то время, например, когда актеры играли романтичную любовную сцену, Ло Вей слушал какую-то чушь по радио. И тем не менее, практически никто не сомневался в будущем успехе фильма, особенно у китайской аудитории.

Техника Брюса была еще более смертоносной, чем в [Биг Боссе], более драматичной, и у зрителей порой кровь стыла кровь в жилах. Его [кийя] или боевой крик, словно крик разгневанного леопарда или пантеры, холодил кровь. Его удары ногами и прыжки были еще более драматичными, чем раньше. Брюс также впервые использовал в фильме нанчаки, чья смертоносная эффективность была продемонстрирована им во всей красе. [Он применял эти злющие палки с поразительной виртуозностью и бравадой], – писал один критик. [Он также хорошо знал, каким образом вызвать смех у зрителей, ставя своих врагов в дурацкое положение; он – актер, чье чувство юмора беспредельно], – писал с восхищением другой кинокритик. В самом сценарии уже было много того, что сделало Брюса героем дня многих миллионов китайцев. Он ласкал их шовинистические чувства, отчего они еще более поднимались в своих глазах. Такой метод труднообъясним для жителей преуспевающих западных стран.

Фильм начинался смертью учителя одной из китайских школ воинских искусств в Шанхае, в 1908 году. На его похороны представители японской школы каратэ принесли с собой надгробную доску, на которой было написано: [Слабому мужчине из Азии].

Брюс не только был ужасно оскорблен поведением японцев, но также, будучи уверен в том, что в смерти учителя виновны именно они, решил им отомстить за все унижения. Он один пришел в японскую школу и жестоко избил всех, кто был в то время в ней. В свою очередь японцы решили ему отомстить за это с помощью русских наемников. В конце фильма Брюс вызвал на поединок лучшего японского мастера, которого он убивает, а заодно и великана русского. Когда в одной из сцен Брюс прокричал с экрана:

[Китайцы – не слабые мужчины], зрители мгновенно вскочили со своих мест.

Сам по себе фильм представлял собой только действие и насилие. Китайцы традиционно любят всевозможные проявления насилия, сам же Брюс думал следующим образом: [Восхваление насилия, что может быть хуже? Вот почему я настоял на том, чтобы герой, которого я играл, погиб в конце фильма. Он убил много людей и должен был заплатить своей жизнью за это]. Китайская аудитория возненавидела смерть героя, и многие, особо ярые сторонники жестокости, требовали наказать Брюса.

Сам Брюс, в интервью журналисту Г. К Стэндарду, попытался пролить свет на причины, побудившие его принимать в процессе съемок те или иные решения. [Я разочарован тем, как понимают смысл и цели кинематографического искусства здесь, в Гонконге. Я уверен в том, что уже пришло время, когда кто-то должен серьезно разобраться с таким безрадостным положением дел. Но сейчас еще нет таких актеров, которые обладали бы душой, могли бы воспитывать аудиторию и в то же время быть в своей работе настоящими профессионалами. Аудитория нуждается в просвещении, и я верю, что у меня будет необходимая для этого роль. Аудитория, к которой мы обращаемся с экрана, огромна, и мы обязаны работать, постоянно помня о том, к кому мы обращаемся со своими идеями. Мы должны воспитывать ее шаг за шагом. Мы не в состоянии сделать это за одну ночь. Именно этим я сейчас и занят. Сумею ли я справиться с этой задачей?.. Время покажет… Но я не только чувствую то, что я сумею, нет, я просто уверен в этом. Он также высказал свое отношение к насилию и жестокости: […не я создал этого монстра – вся эта кровь, прежде всего, на совести китайского кинематографа. Все это уже было еще до моего появления на экране. В конце концов, я не расширил рамки существовавшего насилия. Я не называю сцены с драками в своих фильмах насилием. Я называю это действием. Кинематографическое действие находится между реальностью и фантастикой. Если бы все, что я делаю на экране, было реальностью, то вы вправе были бы назвать меня бездушным убийцей. Но в таких случаях я бы кончал своих противников, разрывая их на части и вырывая из них кишки. И вряд ли я смог бы все это делать так артистично. Все дело в том, что чтобы я ни делал на экране, я делаю [только так эмоционально, что зрители верят в то, что я делаю, потому что я сам верю в то, что я делаю. А все это происходит потому, что все мои действия лежат между реальностью и фантазией]. В этом же интервью он признался в своем желании сыграть несколько совершенно отличных друг от друга ролей, но все это невозможно сделать в Южной Азии, так как здесь он слишком специфичен. Кроме того, я не могу полностью выразить себя в фильмах, так как, если я постараюсь это сделать, то зрители большую часть фильма даже не будут понимать, о чем я им говорю. Вот почему я не могу остаться в Южной Азии. Каждый день я открываю для себя что-то новое. Если с вами не происходит то же самое, то, значит, вы законсервировались и следовательно…] – и тут Брюс сделал рассекающее движение рукой по своему горлу.

[Я собираюсь в будущем сделать несколько совершенно разных фильмов, некоторые из них будут серьезными, философскими фильмами, другие чисто развлекательными. Но в любом случае я не собираюсь проституировать].

Это было время, когда китайцы бредили Брюсом, однако в этом диком животном, способном убивать и калечить своих противников сколько бы их ни было, от самого Брюса было очень мало В Китае его прозвали [Трехногий Брюс]. И каждый молодой парень в Гонконге хотел соперничать с ним, и каждая девушка хотела, если уж не выйти за него замуж, то хотя бы сфотографироваться с ним. Он с сожалением обнаружил, что все более и более теряет свою независимость, хотя все это он воспринимал философски, считая это необходимой платой за свою популярность. [Величайшим неудобством, – признался он в интервью журналу [Блэк Белт] после того, как первые три его фильма побили все ранее существовавшие рекорды и начали проникать на Запад, – я считаю потерю своей независимости.

Вся ирония заключается в том, что мы рвемся из кожи вон, чтобы стать богатыми и известными, но стоит нам только добиться этого, как мы вдруг обнаруживаем, что наша жизнь усыпана не только одними розами. Вряд ля найдется хотя бы одно место в Гонконге, куда бы я мог прийти и где бы на меня не глазели и не просили автограф Это одна из причин, почему я большую часть своего времени провожу дома. В настоящее время мой дом и мой офис – единственные места, где я могу спокойно существовать]. Он сказал также, что избегает, где только ему это удается, все многолюдные сборища (вообще он их никогда не любил). [Я не этого типа кот. Я не пью и не курю, тем более что большинство из этих вечеринок совершенно бессмысленны. Я не люблю одевать церемониальные туалеты. "Он купил себе прекрасные рубашки и костюмы – ему нравилось покупать красивые вещи. В то же время в Голливуде он был назван [хуже всех одевающемся актером года], частично потому, что он любил одевать повседневную одежду и быть в ней в тех самых местах, где каждый присутствующий считал своим долгом [убить] всех своим [гардеробом] и тому подобными вещами".

Брюс говорил: [Поймите меня правильно, – это совсем не значит, что я такой скромненький, что мне больше по душе быть в кругу своих друзей и разговаривать с ними на такие темы, как бокс, каратэ, кунг-фу и т д. Но если я иду в ресторан, то я стараюсь прошмыгнуть туда так, чтобы меня никто не узнал. Я направляюсь сразу к дальнему столику и быстро сажусь лицом к стене, спиной к окружающим. Во время еды я стараюсь держать голову как можно ниже. Нет, я совсем не сумасшедший. Я только похож на него со стороны. Послушай, ведь если меня узнают – я погиб, потому что я не могу есть и писать автографы одновременно. Тем более что я не отношусь к той породе парней, которые всем сердцем отшивают своих почитателей, отсылая их ко всем чертям.]. Однажды какой-то билетер внезапно ослепил в темноте кинотеатра его лицо своим фонариком и потребовал у него автограф. [Теперь я прочувствовал на себе, почему такие звезды, как Стив Мак Квин, избегают людных мест. Вначале я не возражал против такой популярности, но вскоре это все переросло в какую-то непрекращающуюся головную боль. Мне приходилось постоянно отвечать на одни и те же вопросы, позировать перед объективом, вымучивать улыбку].

В действительности же было еще хуже, чем это описал Брюс. Время от времени нам приходилось очертя голову выбегать из какого-нибудь ресторана и нестись к своей машине, спасаясь от не в меру разбушевавшейся толпы, среди которой неизбежно находились молодые парни, желающие доказать Брюсу, что они лучше его.

Вскоре Гонконг заполонили мастера воинских искусств, в надежде повторить [успех] Брюса. Он взорвался: [Они думают, что могут тоже себя осчастливить. Отлично, хотя лично я не верю в ниспосланное свыше счастье. Вы должны создать свое собственное счастье. Вы должны хорошо осознавать все возможности и суметь их использовать. Я думаю, что некоторые парни мне не поверят, но я тратил ежедневно часы, шлифуя то, что я затем демонстрировал в своих фильмах].

Объясняя, почему он хочет быть [лучшим представителем воинских искусств], Брюс особо отметил тот факт, что его повседневный тренировочный минимум равен 2-м часам, которые включают в себя: бег от трех миль и более, упражнения на гибкость, отработку техники в различных условиях, удары по снарядам и т. д.. Каждый день он выбегает из дома (в Гонконге), держа голову как можно ниже, избегая быть узнанным.

Конечно, кроме всевозможных проблем существовало также и много приятных вещей, например, красного цвета [Порш], который он купил в Калифорнии, уступил место [Мерседесу-350 Люкс]. Машины Брюс, равно как и Стив Мак Квин, водил очень смело, порой даже излишне рискованно, а к тому времени, когда Брюс снял свой четвертый и последний фильм, он купил себе [Роллс-Ройс Корних]. Брюс никогда не скрывал свою любовь к машинам, хотя самой большой любовью были книги. Он никогда не рассматривал книги, как неотъемлемую часть интерьера, а видел в них прежде всего источник идей, философских и религиозных принципов – это не значит, что он верил в бога; как-то раз Роберт спросил его, верит ли он в бога, и Брюс ответил: [Когда я сплю, я верю]

Он любил красивую одежду и получал удовольствие, покупая ее (но никогда не тратил деньги на нее в те времена, когда мы испытывали материальные трудности).

Оба – и он и я – получали удовольствие, разглядывая его фотографии в газетах и на обложках журналов всех стран мира. И тем не менее, я не могу сказать, что если бы этих фотографий не было, то это бы его сильно расстроило.

Мне нравится думать о нем, сидящем в своем кабинете и погрузившемся в мир книг, мир газет или набрасывающим удивительные рисунки, изображающие таоистских монахов или яростно сражавшихся мастеров воинских искусств древнего Китая, вспоминать его пишущим или переводящим полные экспрессии стихи:

Дождь,

Черные тучи,

Поникшие цветы и бедная луна,

Птиц торопливый полет,

Вот и наступила осень,

Она несет нам одиночество.

Пришло время расстаться,

Уже так много было сказано,

Но еще не все чувства исчерпаны,

Я оставляю тебе этот стих.

Прочти его одна в безмолвной тишине,

Когда тебя начнет тревога мучить,

И помни:

Все мои мысли были только о тебе.

Я думаю о Брюсе, как о человеке, который любил смотреть, как падают капли мягкого легкого дождя, и ощущать их прикосновение на своем лице.

Настоящий Брюс – это человек, который мог сидеть, глубоко погруженный в свои мысли, их отражение осталось в его дневниках:

[…Я должен научиться сначала понять, прежде чем судить или быть судимым. Я не могу слепо следовать за толпой, принимая на веру то, чем руководствуется большинство].

Или:

[даже тогда, когда я был еще только подростком, слово [качество] производило на меня удивительный эффект. Огромное удовлетворение получаешь, когда слышишь, как беспристрастный зритель, чье сердце было тронуто вашим выступлением, честно признается: [Э, да тут, пожалуй, на самом деле что-то реальное]. Вот что мне всегда будет нравиться. В жизни что можно еще более желать, чем быть реальным (стоящим), чтобы выполнить свою миссию, назначенную вам природой, и, прежде всего, реализовать ваш внутренний потенциал, вместо того чтобы тратить время на бездейственное мечтание, которое нереально и лишь влечет за собой расход вашей жизненной энергии. Мы должны очень много и упорно трудиться, а это требует, в свою очередь, беспредельной преданности выбранному делу и больших, больших затрат духовных и физических сил. Для того, чтобы расти, открывать для себя что-то новое, прежде всего необходимо полностью включить себя в выбранное дело. В результате этого я открывал для себя порой что-то хорошее, порой то, что меня сильно огорчало, но так или иначе это не стало важно, так как если вы позволите ему действовать свободно, то рано или поздно ваш внутренний свет выведет вас из тьмы. Для тех, кого это интересует, я – боец по своему собственному выбору и актер по профессии (что в свою очередь означает для меня экспрессивное откровение или, другими словами, познание своей собственной души), и я хочу научиться изо дня в день реализовывать свое собственное [я] с тем, чтобы стать творцом-актером-художником своей жизни. В конце концов, любое искусство имеет одну и ту же основу – каждый ищет способ выразить свое собственное [я].

И еще:

[Я не позволю себе потворствовать этой обычной игре, этим манипуляциям, с якобы главенствующей ролью врожденных качеств. Я пришел к выводу, что жизнь заслуживает того, чтобы просто жить, а не заниматься анализом всевозможных концепций. Я счастлив, потому что я ежедневно расту, и я совершенно честно говорю, что я не знаю, где находится предел. Другими словами, каждый день для меня – это откровение, это какое-либо новое открытие].

Другая мысль:

[Я высоко ценю опыт своих последних несчастий и неудач, он добавляет мне стойкости и силы духа].

И еще: Моя первая любовь – боевые искусства.

Под боевыми искусствами я понимаю не имеющее ограничений атлетическое выражение движений души человека. Воинское искусство так же означает ежедневные, на манер муравья физические усилия, нацеленные на непременное повышение своей квалификации. Жить – это значит свободно выражать себя в своем творении. Творение, я должен сказать, – есть не что-то, раз и навсегда зафиксированное и оцененное или неизменное. И я надеюсь, что мои друзья – мастера воинских искусств смогут раскрыться навстречу реальной жизни. Я желаю им успеха в сложном процессе постоянного поиска своего единственного пути].

Когда я читаю слова Брюса о физических усилиях (наподобие муравья) с целью достичь высокой квалификации, то я думаю о тех многих ночах, когда я просыпалась и обнаруживала своего мужа, его беспокойный мозг, горящими так интенсивно, что он был не в состоянии заснуть. Он был занят специальными упражнениями на гибкость и растяжку, непрерывно толкая свое тело и разум в направлении новых целей, которые только он мог различить на далеком небосклоне. Эти цели, и он это сам прекрасно понимал, никогда не станут ближе к нему, так как только он достигнет нового уровня совершенства, как тут же возникнет на горизонте более высокая цель…

[Эта статья выражает мою личную веру и мое личное мнение о кинематографической индустрии, это идеи не только актера, это идеи обыкновенного человеческого существа. Прежде всего я должен за все, что бы ни делал, отвечать полностью и делать только то, что считаю верным и стоящим. Сценарий должен быть стоящим, я должен преданно относиться к своему делу, с тем чтобы квалифицированно подготовить свою роль, и только за всем этим уже идут деньги. Для деловых людей, работающих в кинематографе, а я должен сказать, что кино – это супружество между искусством и бизнесом, где актер не просто человеческое существо, он – продукт, товар. Однако, как человеческое существо, я имею право быть самым лучшим [продуктом], который когда-либо топтал эту землю, и работать много и упорно, чтобы заставить бизнесменов от кино прислушаться ко мне. У вас должно быть обязательство перед самим собой сделать из себя лучший продукт в выбранной вами сфере человеческой деятельности. Не самым великим или самым преуспевающим, а самым квалифицированным, так как в таком случае, всего остального можно достичь автоматически. Актер есть, как ты и я, человеческое существо, вооруженное способностью выразить себя психологически и физически в высшей степени реально, что попросту означает открытие всей суммы того, что он из себя представляет – его вкус, его образование, его индивидуальную уникальность, его духовные искания, его душу…

Так же как нет совершенно одинаковых человеческих существ, так то же самое верно по отношению к актерам. Актер – это отмеченное природой существо, которое работает чертовски много и упорно таким образом, что его уровень познания самого себя делает его квалифицированным специалистом по самовыражению – физическому, психическому и духовному. Я считаю актерское искусство большим искусством, нежели воинское искусство, потому что оно требует исключительного самовыражения.

Как актер, я постоянно разрываюсь между требованиями искусства и требованиями бизнеса, но надеюсь, что сумею гармонично согласовать их друг с другом, с тем чтобы, связав эти требования воедино, суметь наилучшим образом выразить себя. Посвящение, только абсолютное посвящение самого себя, неукротимое посвящение типа мании и осознание того, что здесь не существует ни конца, ни предела, потому что сама жизнь является постоянно изменяющимся процессом, процессом постоянного обновления. Актер, а хороший актер в особенности, – это искусный человек большой глубины и содержания. То, что видят зрители на экране, есть сумма всех уровней понимания обычных людей. Если он готов к действию, все предусмотрел и отрепетировал, излучает огромной силы энергию, правдивую уверенность во всем том, что он говорит и делает, работает много и упорно, постоянно повышая свой уровень и расширяя свои познания; отлично, в таком случае, эта личность профессиональна, она является [носителем эффективности], так я назову эту личность].

[Носитель эффективности] – именно это было особенно важно для Брюса.

Эдриан Маршалл вспоминает, как однажды, когда они спарринговали, "Брюс попросту "стреножил" меня так, что я даже не мог двигаться. Я стоял совершенно растерянный, так как, что бы я ни пробовал делать, Брюс с легкостью мог контратаковать. "Попробуй еще что-нибудь", – потребовал он. "Что? – закричал я зло, – что я могу сделать? "Ты можешь, по крайней мере, меня укусить" – засмеялся Брюс. Да, да он имел в виду именно это. В одном из фильмов его противник захватил его борцовским приемом. Так что он сделал? Он укусил его! В этом весь Брюс. Эффективность – вот то, что он прежде всего брал в расчет. И тот, кто вел в счете, был носителем "эффективности". И если кто-нибудь был этим "носителем", то, прежде всего, сам Брюс".

Глава 10

Джеймс Кобэрн говорит, что к концу жизни Брюс, казалось, постоянно испытывал на себе огромное давление, он словно был придавлен какой-то тяжестью. Со всех сторон и ото всех на него сыпались удары, и он был вынужден ежеминутно защищаться.

То Ло Вей заявил репортерам гонконгских газет, что Брюс пытался ранить его ножом. "Если бы я хотел убить Ло Вей, – горько усмехнулся "маленький дракон", – я бы не стал пользоваться ножом, двух пальцев было бы вполне достаточно".

То критики напали на него из-за того, что он в фильме "Кулак ярости" использовал нанчаки. "Я должен был применить какое-нибудь оружие, – парировал Брюс, – в конце концов, этот парень атаковал меня вооруженный мечом, ни один человек не может противостоять мечу голыми руками". Брюс часто любил повторять, что в реальной жизни, если какой-нибудь головорез нападет на него внезапно, подкравшись к нему в темноте аллеи, то он, Брюс, сделает то же самое, что сделал бы на его месте любой другой смертный, а именно: упадет от полученного удара.

Его второй фильм сделал Брюса, пожалуй, одним из самых желанных (особенно для продюсеров) актеров в мире шоу-бизнеса. На Филиппинах, например, фильм шел в течение 6 месяцев, и правительство было вынуждено в конце концов уменьшить количество импортируемых фильмов, дабы защитить местные кинокомпаиии. В Сингапуре, как и в самом Гонконге, спекулянты получали огромные барыши, сдавая долларовые билеты по 18 долларов за штуку. В ночь премьеры так много почитателей его таланта ринулись в кинотеатр, что огромный поток машин вынужден был остановиться, безнадежно рыча, в результате чего демонстрацию фильма пришлось приостановить на неделю, а за это время дорожные службы перевели поток машин на другие улицы.

Продюсеры со всего Востока стали предлагать Брюсу деньги, некоторые объявили о своих предложениях посредством газет. Без сомнения, для них это был самый дешевый способ приобретения наживы, используя его популярность. "У меня появилось сразу множество проблем, – признался Брюс репортеру "Файтинг Старз": – то вдруг какие-то люди останавливались у моей двери только за тем, чтобы передать мне чек на 200 000 долларов. Когда я спросил у них, за что, они мне ответили:

"Не беспокойся, это всего лишь подарок тебе". Но я не знаю этих людей, я их даже ни разу не видел". Он рассказал также о том, что его самого сильно смущает то обстоятельство, что он стал ужасно подозрительным, чувствуя, что больше не может никому верить. "Меня это сильно озадачивает. Я не знаю, кому я могу верить и начинаю с подозрением относиться даже к своим старым приятелям. Для меня сейчас наступил тот период, когда я совершенно не понимаю, кто именно хочет попользоваться мной. Когда люди одаривают вас такими деньгами как эти, вы совершенно не знаете, что думать. Я разорвал все эти чеки, но поверьте мне, это было очень трудно сделать, ведь я даже не знал, за что мне их дали". Он подчеркнул: "Конечно, деньги необходимы моей семье, но они не самоцель".

Были еще и другие трудности, возникающие как следствие человеческой низости. Каждый раз, как только Брюс снимался в фильме с какой-либо актрисой, так тут же какое-нибудь подлое дерьмо запускало историю, в которой главными действующими лицами были Брюс и эта актриса. После его смерти уже более ничто не могло сдерживать этих подлецов, у них начались дни великой жатвы. Они просто пекли всевозможные истории, упоминая то одну женщину, то другую. Тогда я первый раз подумала: [А не дурачил ли меня мой муж все это время?] Но все, что я могу честно сказать, так это только то, что если так и было, то я об этом ничего не знала.

Все, что я знала, это то, что он сделал меня очень счастливой, он был хорошим мужем и хорошим отцом.

Конечно, я должна признать, что соблазнов у него было так много, что хоть отбавляй. Внешность его была исключительно привлекательна, да и природа наделила его большими сексуальными возможностями. Он много путешествовал, подолгу отсутствовал дома. Но все это для меня не имело никакого значения и, если бы он был сейчас жив, мое поведение было бы совершенно таким же. Женщины, я знаю, попросту преследовали его. Я не говорю сейчас о тех обычных глупых письмах, которые получают все мужчины-кинозвезды. Все эти письма и телефонные разговоры он пропускал без внимания. Но если его начинала преследовать какая-нибудь женщина, то он, как правило, обращался ко мне: [О боже, эта женщина, она не отстает от меня ни на минуту].

Да, это было именно так: просто, прямо и естественно, как и он сам. Конечно, все это я могла понять. Брюс относился именно к тому типу мужчин, который всегда привлекает к себе женщин – [геройский тип], он был человеком, в котором присутствовали самые привлекательные черты Джеймса Бонда – Сина Коннэри. Я считаю, что мне ужасно посчастливилось, что я вышла за него замуж. Он был исключительно притягательной личностью. Конечно, и я часто видела, как на каких-либо публичны сборищах к нему подходили женщины и целовали его, надолго заключая в свои объятия; что поделаешь – это неотъемлемая часть шоу-бизнеса.То, что британцы, я думаю, называют профессиональной общительностью. В такие моменты я никогда не испытывала чувства ревности, возможно потому, что придерживалась принципа – [Давай, давай, дорогая, однако домой он поедет со мной]. Я не помню, чтобы я в действительности думала об этих проблемах так много и часто. Меня много больше волновали дела Брюса. Раз или два за наше десятилетнее супружество мы обсуждали с ним поведение мужчины, а именно супружескую верность. Брюс тогда сказал, что если он изменит мне когда-нибудь с другой женщиной, то это случится спонтанно, что он никогда не будет планировать это заранее, или заводить себе любовницу, или что-то в этом роде. И если это случится, добавил он, это будет не более чем что-то одномоментное, инцидент, который родился вследствие сложившихся обстоятельств. Он добавил, если

это случится, и если ты об этом узнаешь, я хочу, чтобы ты помнила, что это для вас не должно иметь никакого значения. И он был очень милым и задумчивым, когда сказал мне о том, как необходима я ему, как нужны ему наши дети. Он убеждал меня в том, что я данное ему судьбой сокровище. [А неверность, – сказал он, не может реально повлиять на супружество, мимолетное увлечение другой женщиной бессильно по отношению к такой фундаментальной вещи, какой является супружество]. Я, помню, сказала: [Да? Ты серьезно?] [Таковы мужчины],- ответил он. [Хм-м?] у меня даже не было мысли, что Брюс был со мной недостаточно откровенен во время нашей беседы. Для меня было слишком очевидно, что он действительно очень заботился обо мне и наших детях, а потому все остальное не могло иметь для меня никакого значения. Я помню, как имея в виду некоторые известные нам супружеские пары, в которых мужчины время от времени уходили к своим любовницам, а их покинутые жены в течение всех этих лет пребывали в жалком состоянии и бегали от одного к другому поделиться своим горем, ища сочувствия у окружающих, я сказала ему;

[Если это когда-нибудь произойдет между нами, то я мгновенно исчезну]. Он был немного удивлен, услышав твердые, уверенные нотки в моем голосе. [На самом деле?] – спросил он немного разочарованно. [Будь уверен, я так и поступлю], – сказала я. И он почувствовал это.

Конечно, сейчас я ничем не могу остановить этих болтунов, я могу лишь еще раз сказать, что если у Брюса и были с кем-либо близкие отношения, то я от этого не страдала. Единственное, что интересовало меня и что имело для меня значение большее чем то, что позволяет ли он обычным человеческим инстинктам одерживать над собой верх, так это то, что я всегда чувствовала, что семья для него является самой важной его заботой. Он говорил об этом, как о вещи, глубоко пронизавшей его сердце, и тогда, когда в нашей жизни были тяжелые времена, когда он находился под прессом целого ряда проблем. И тогда, когда мы с трудом сводили концы с концами, когда он повредил себе поясницу и все будущее виделось ему в черном цвете.

Когда мы говорили с ним о том, насколько сильно он нуждается в спокойствии, независимости и безопасности, я часто говорила ему, что, возможно, ему намного легче будет достичь своих целей, если ему не надо будет беспокоиться за меня и детей. Я помню, как он ответил мне: "Не имеет значения, не важно то, как тяжело нам сейчас, или какие тяжелые времена нас ждут в будущем. Я хочу только, чтобы ты знала, что для меня самым важным в жизни является то, чтобы ты и мои дети были всегда рядом со мной". И я знала, что он на самом деле этого хотел. Кроме того, наше супружество должно было "сработать", так как наши темпераменты были прямо противоположными.

Брюс был экстраординарное человеческое существо, полное жизненных сил, ужасный экстраверт, чувственный и влюбчивый, с трудом сдерживающий возбуждение. Я, напротив, тихая, уравновешенная, и, если была в том необходимость, то полная безопасности и спокойствия, в которых такой возбудимый человек, как Брюс, всегда нуждался. Мы дополняли друг друга во всем. В конце концов, он должен был жениться на ком-либо, обладающем отличным от его собственного, темпераментом. А если бы у нас были одинаковые натуры? Прекрасно, в таком случае, один из нас убил бы другого, так как ни один из нас не захотел бы покориться другому. А кто жертва? Вряд ли Брюс, я думаю.

В этой книге я процитировала несколько стихов, записанных Брюсом. Некоторые из них, очевидно, являются плодом его собственных усилий, другие были переводами стихов китайских поэтов. Я верю, что они еще полнее раскрывают его чувственную артистическую натуру. Он не был сентиментальным человеком, он ненавидел сентиментальность. Эмоциональным? Да, эмоциональным и высокоинтеллигентным, с гибким и тяготеющим к анализу складом ума.

В последние два года его жизни он часто приходил из студии домой во взвинченном состоянии, бурно переживая проблемы, возникающие во время работы. И по тому, как он себя вел, как он чувствовал, и то, как он говорил о том, что он хотел сделать и не сделал, я сразу же понимала, насколько он выведен из себя. Он часто вынужден был обращаться за помощью к телефону, с тем чтобы выговориться с кем-нибудь, так как порой он был не в состояния остаться один на один со своими переживаниями. Я пыталась помочь ему обнаружить причину затруднений, и часто мне для этого было достаточно лишь связаться с нужным человеком. Порой он ужасно расстраивался, когда вдруг обнаруживал, что он не в состоянии физически выполнить что-либо задуманное. Именно в это время его начала мучить бессонница. Когда он работал на студии и у него что-то не получалось, он часто звонил домой и просил меня к нему приехать. Я не думаю, что я могла сделать для него что-либо существенное, но, находясь рядом с ним, я действовала на него успокаивающе. В целом я уверена в том, что каждый из нас делал все возможное для укрепления наших отношений. Каждый из нас выполнял свою роль так хорошо, как только мог и, возможно, мы поражали друг друга тем, что каждый из нас делал для другого много больше, чем мы могли бы предположить в начале нашей супружеской жизни. Хотя Брюс любил повторять [я в этом мире появился не для того, чтобы удовлетворить твои надежды, и ты живешь не для того, чтобы удовлетворить мои]. И хотя я всегда верила в него, но тем не менее то, что он для меня сделал, намного превышало самые мои сокровенные мечты. Он был личностью, верящей прежде всего в спонтанность, он не желал потакать толпе и мнимым обычаям, особенно, если они основывались на выгодах коммерции. Так например, он игнорировал такие праздники, как День св. Валентина или День Матери, то есть те события, которые рассматриваются богатыми людьми, а ведь теперь и он стал одним из них, как возможность увеличить свою популярность у народа, когда они одаривали бедных людей всевозможными дешевыми подарками, цветами, открытками и т. д. Брюс иногда забывал день моего рождения, хотя всегда помнил о дне нашей свадьбы. И в том, как он вел себя в эти знаменательные для нас дни, опять же прослеживалась исключительная спонтанность его поведения. Когда он возвращался домой после продолжительного отсутствия, он привозил мне часто цветы, какие-нибудь сладости или даже дорогие платья. Но что бы он ни привозил, все это он покупал, не раздумывая долго, а под влиянием внезапно возникшей идеи, условий данного момента, поэтому в его подарке был всегда элемент неожиданности, что делало ею особенно приятным и приводило меня в восторг.

По окончании работы над "Биг Боссом" и "Кулаком ярости" Брюса больше не связывал никакой контракт. Успех "Биг Босса" и "Кулака ярости" еще раз убедил Брюса в том, что он должен создать картину, которая сможет заслужить признание общественности и одновременно заставит еще больше уважать мир воинских искусств.

Ему пришлось выдержать долгую и тяжелую борьбу за то, чтобы достичь того уровня, на котором он теперь находился, но он сознавал, что ему будет очень трудно удержаться на вершине, и это потребует от него дополнительных сверхусилий. Он серьезно работал над еще одним сценарием, представленным ему студией "Голден Харвест", а именно [Желтый тигр], но позже он отказался от него. Пришло время принимать принципиальное решение. Он должен был определить свое личное отношение к фильмам о кунг-фу. Он не собирался почивать на лаврах и жить только за счет прежнего успеха. Каждый фильм, в это он твердо верил, должен быть гораздо лучше предшественника. И он чувствовал, что единственный путь, с помощью которого он сможет достичь лучшего,- его личный контроль за всеми стадиями работы над фильмом, над всеми его составляющими, включая сценарий, подбор актеров, костюмов, выбор места, саму съемку и т. д. Он решил основать свою собственную кинокомпанию "Конкорд" и работать в содружестве с Раймондом Чоу. Он всегда чувствовал неудовлетворение от методов работы местных кинокомпаний, где директора, как правило, начинали снимать фильм, имея на руках лишь наброски сценария и додумывая историю уже по ходу съемок, сама история, в свою очередь, базировалась на удачных сценариях старых фильмов либо на фантастических легендах, которыми так наводнена Азия. Брюс же настаивал на том, чтобы сценарий соответствовал голливудским стандартам, однако когда он делал свои предложения к сценарию "Желтого тигра", а Ло Вей отказался, то Брюс откланялся. Это был риск, но все великие вещи всегда связаны с риском, вот почему не многие в состоянии их создавать. Он купил несколько книг о кинопроизводстве и начал шлифовать свое сценическое мастерство. Он чувствовал, что в китайских фильмах практически отсутствует душа, директора лишь стараются придерживаться существующей генеральной линии, он же был решительно настроев изменить хотя бы в своих фильмах эту дурную традицию. И тогда он решил мужественно пойти на риск – писать самому сценарии, самому директорствовать, снимать и сниматься, иными словами, все целиком делать самому, что само по себе было экстраординарным явлением в мире кинобизнеса. И однажды он, в конце концов, решился на это. Я не думаю, что в то время он заботился о будущем вознаграждении. Он взял на себя всю ответственность и окунулся в работу, как истинно влюбленный человек.

Одной из причин такого его решения было его жгучее желание давать каждому герою, в каждом последующем фильме совершенно новый характер. Он сознавал, что зрители хотят видеть его прежде всего в драках, но нужно было придавать своим персонажам большую глубину, большую индивидуальность. Ни один актер в Китае не решался до него на такой шаг. Он был величайшим нонконформистом, и это особенно проявлялось в отношения его в гонконгскому кинематографу. Он глубоко верил в свои идеи, касающиеся воинских искусств.

Он был новатором, творцом, был человеком, который скорее сам создавал те или иные события, нежели был создан ими. В конце концов, Брюс остановил свой выбор на главной идее сценария "Путь Дракона" (в некоторых странах фильм шел под названием "Возвращение Дракона"). И как только он определился в своем выборе, он тут же начал отрабатывать все детали. Только на обсуждение и доводку сценария ушли целые недели. Много раз он выезжал на место будущих съемок, он так же много часов провел в беседе с ассистентом-директором, который, как правило, приходил для этого к нам домой. Большинство этих встреч происходило в моем присутствии, но так как большую часть времени они говорили по-китайски, то я не могу сказать, что я принимала в этих беседах какое-либо участие. Уже потом, когда мы оставались дома одни, мы вместе обсуждали идеи Брюса, и это порой приводило к тому, что у него внезапно зарождались еще более интересные идеи.

С самого начала он был убежден в том, что кинопроизводство является смесью искусства с коммерцией. И то, что он пригласил с собой в Италию и Гонконг чемпионов США по каратэ Чака Норриса и Боба Уолла, было как эстетическое решение проблемы, так и коммерческое. Учитывая требования коммерции и то, что он, главным образом, обращается в своих фильмах к своим соплеменникам, он понимал, что китайцы получат особое удовольствие, когда увидят, как их китайский герой побеждает людей другой расы.

Если это звучит как расовый предрассудок, то это вполне естественно, если вспомнить историю борьбы Китая против чужеземных захватчиков. Но самым важным для Брюса было то, что снимая фильм, он смог бы сотрудничать с профессиональными каратеистами, а не актерами или танцорами. Он верил, что это придаст еще больше драматизма и достоверности.

Для большинства тех, кто видел этот фильм, возможно, самым странным показался тот факт, что фильм о китайском кунг-фу был снят в Риме, а самая захватывающая сцена – в обители древних гладиаторов – Колизее. Дело в том, что когда Раймонд Чоу, партнер Брюса по производству фильма, заметил, что у него в Риме есть связи с людьми, способными помочь им и с техническим оборудованием, и с костюмами, и с декорациями и т. д., и т. п., то Брюс сразу же ухватился за это предложение, сознавая оригинальность идеи – связать кунг-фу с теми местами. Это сулило большие возможности. Вместе с этим возникло много проблем и, прежде всего, нужно было все логично увязать, чтобы фильм был правдоподобным. Они снимали на улицах, в аэропорту, в окрестностях Рима, в часы усиленного транспортного движения и даже при плохой погоде. Однажды они в течение всего лишь одного дня отсняли около шестидесяти только одних посадок самолета в аэропорту. Брюс постоянно требовал совершенства как от себя самого, так и от всех, кто работал вместе с ним. Не мудрено, что многие жаловались на то, что с ним очень трудно работать, но он всегда знал, чего он хотел и как этого добиться. Он мог быть излишне резок и прям, когда он этого хотел, и таким он был, когда снимал фильм [Остров Дракона], но сейчас он был вежлив и терпелив с актерами и с сотрудниками. Несмотря на то, что он мог мгновенно взорваться, он держал себя в руках в течение всей работы над фильмом. Условия работы над фильмом были чрезвычайно жесткими, съемка производилась в диком темпе – четырнадцать часов в сутки и так семь дней в неделю. В течение двух недель все то, что планировалось отснять в Риме, было отснято, и вся группа вернулась в Гонконг работать дальше. Постановка драк была привилегией и специальностью Брюса. Он хотел быть только совершенным. Вначале каждая драка планировалась на бумаге, каждое движение под каждым углом зрения. Так, например, только его последняя большая дуэль с Чаком Норрисом потребовала двадцать страниц инструкций. Все было схореографировано не менее тщательно, чем сольный номер балетного танцора. Все это Брюс изобретал в своем кабинете дома, часто я помогала ему, играя Чака Норриса. Вдруг у него возникала какая-нибудь новая идея, тогда он звал меня: [Эй, Линда, иди сюда, давай попробуем сейчас вот это]. И мы пробовали воплотить в жизнь его идею, после чего все движения он записывал на бумагу. Для того чтобы облегчить себе задачу, он установил вдоль одной стены зеркала. При этом он постоянно смотрел, под каким углом зрения данную сцену будет лучше отснять, чтобы эта сцена прозвучала более эффектно и убедительно. Он постоянно изобретал что-то новое, применяя различные технические приемы кунг-фу, потому что каждая драка должна была отличаться от всех предыдущих, когда-либо им отснятых. Сцены драк, которые он разрабатывал, были на самом деле потрясающими. В трех первых фильмах, включая и [Путь Дракона], их было около тридцати. Все они отличались друг от друга и были запроектированы только для определенного персонажа фильма. После того, как все движения были тщательно продуманы, наступал момент, когда все это нужно было осуществить вместе с партнерами, учитывая вес, рост, силу оппонента. Брюс также использовал различное холодное оружие – палку в одной сцене, нанчаки – в другой. Он сам сделал себе метательные дротики и использовал их в фильме. Он хотел воспользоваться своими обширными знаниями в области древнего и современного оружия как стран Востока, так и Запада. Сцены драк, в которых ему помогали статисты, не являющиеся профессиональными актерами, требовали особой подготовки. Когда он наносил им удары, то их реакция на эти удары, естественно, была тщательно отрепетирована. Не забывайте, что на самом деле ни один из ударов Брюс не доводил до контакта с человеком, и это только визуально кажется, что удары достигают цели, и, само собой разумеется, это требовало ото всех исключительной четкости и точности действий, достигнутых благодаря многократным повторениям. Его действия в батальных сценах, его хореография, его руководство другими актерами и мастерами воинских искусств было уже само по себе удивительным искусством. Однако не надо забывать, что та техника, которую он демонстрировал в своих фильмах, сильно отличалась от той, что применял бы он в реальной жизни.

Когда работа над фильмом закончилась, начались новые трудности: гонконгская цензура открыла новую кампанию по борьбе против жестокости и насилия в фильмах. На счастье, цензоры настояли на изъятии только одного небольшого куска (он был в дальнейшем восстановлен для демонстрации фильма за океаном), в котором Брюс наносит последовательно один за другим пять ударов ногой в голову Чака Норриса. Это был прекрасный момент – важная часть, которая открывала зрителю психологию драки, и поэтому очень жаль, что пришлось пожертвовать этим куском. В этом фильме был еще один выдающийся новаторский момент. В большинстве своих фильмов китайские продюсеры использовали музыку, уже записанную в исполнении какого-либо оркестра. В этом фильме сам Брюс сидел перед записывающими устройствами и играл на ударных инструментах. Он контролировал полностью всю работу над фильмом, ни одна деталь не ускользала от его внимания – дублирование, устройство декораций, выбор костюмов и т. д., и в заключение, он редактировал и монтировал фильм. Он должен был просмотреть фильм в общей сложности несколько сотен раз как в отдельных кусках, так и в законченном виде.

Его первоначальным планом было показать себя гонконгским зрителям с другой стороны, нежели в первых своих фильмах. Когда он только еще начал работу над фильмом, то он в основном предназначал его только для Южной Азии. Первоначально у него не было намерения представить фильм на мировой рынок, вот почему он написал историю, которая главным образом должна была произвести благоприятное впечатление на китайцев. Поэтому он так же пытался воспроизвести на экране трогательный характер по-деревенски наивного парня, отчаянно пытающегося приспособиться к различным незнакомым ему до этого ситуациям, в которые он попадает в одной из крупнейших столиц Европы – Риме. Это характер, посредством которого он смог очень хорошо показать смешные стороны своего собственного характера, те стороны, которые в ранних своих фильмах он не имел возможности продемонстрировать.

Я думаю, что в данном случае, описывая характер своего героя, Брюс воспользовался своим собственным опытом, вспоминая те первые дни своего пребывания в Сан-Франциско, когда он приехал туда в юном возрасте из Гонконга. Брюс был уверен в том, что этот фильм [побьет] его два предыдущих, по крайней мере, в Гонконге. Он предсказывал, что сбор с этого фильма будет более 5 млн. гонконгских долларов. Ему никто не верил – ведь 5 млн. – это почти в три раза больше, чем собрал фильм [Звуки музыки]. Пресса, узнав о претензиях Брюса, начала немилосердно издеваться над ним. Брюс только посмеивался над их нападками и потом веселился как школьник, когда [Путь Дракона] в итоге перекрыл рубеж 5 млн. долларов.

Дома у него был видеомагнитофон, вмонтированный в телевизор, он записывал на него соревнования боксеров и борцов и различные их показательные выступления. Он также купил специальные фильмы о боксерах, такие, например как [Мохаммед Али в действии]. Все это он тщательно просматривал, изучая их боевую технику, постоянно думая над тем, что он мог бы применить из их арсенала в своих будущих фильмах. Он просматривал свои видеозаписи по несколько раз в день. Для Брюса это были часы упорной творческой работы. В своем интервью журналу [Чайна Мейл] он сказал о том, что он любит простую спокойную жизнь, так и было на самом деле. [Я не люблю многолюдные сборища, я не нуждаюсь в такого рода популярности. Но все это является неизбежной частью жизни кинозвезды, особенно в таком небольшом городе, каким является Гонконг]. Но хуже всего, считал он, то, что вокруг него постоянно вьются люди, которые стараются поддерживать с ним хорошие отношения, хотя он сомневается в том, что делают они это бескорыстно. Он сожалел о том, что боссы кинокомпаний неправильно понимают ею. [Они думают, что меня интересуют только деньги. Вот почему они все пытаются завлечь меня к себе, предлагая только огромные суммы денег и более ничего. Но поверьте мне, мне нужно лишь то, что принадлежит мне по справедливости, только то, что я честно заработал. Все, что меня волнует, – это качество моих фильмов]. В целом он был доволен тем, что смог добиться этого в [Пути Дракона]. Некоторые западные рецензенты критиковали фильм за то, что фабула его слишком наивна, что сделан он дешево в сравнении с голливудскими стандартами. Однако Брюс сознавал, что зрителей Южной Азии невозможно перевоспитать за одну ночь, поэтому он не должен торопить события.

Он инстинктивно чувствовал, с какого рода фильмами он сможет к ним обратиться и что великомасштабное, на манер Голливуда, кинопроизведение не найдет себе отклика в их душах. Дальнейшие события доказали его правоту.

Глава 11

Он поражал всех зрителей не человеческим, а скорее каким-то звериным магнетизмом. В его движениях всегда была легкость, ловкость и пружинистость, которые не присущи обычным людям. Он обладал исключительной энергией, могучей жизненной силой, и она проявлялась тем сильнее, чем больше он ею пользовался. Успех не стал причиной для затухания его внутренних сил, напротив, он послужил для него толчком к дальнейшей работе. Однажды он сказал Эдриану Маршаллу: [Я чувствую, как во мне все кипит и клокочет]. В то время, когда он озвучивал и редактировал [Путь Дракона], он изменил немного свой внешний вид, отпустив небольшие усы и щетину. Его реже стали узнавать на улице, работа шла хорошо, и Брюс был весел и светел, каким он бывал всегда, когда на него ничего не давило. В то время, когда одна сингапурская журналистка брала у него интервью на студии, мы видели, как Брюс был очень доволен тем, что о нем снова вспомнили. [Когда мы шли по студии, – писала она, – то скоро стало очевидно, что этот идол для многих тысяч жителей Азии является исключительно дружелюбным человеком. Каждая приветствующая его рука не оставалась у него без внимания. Пожимал он ее со словами: [Доброе утро Ну, как твои дела?] Он приветствовал одного из мужчин, назвав его по имени, и увидел, что ошибся: [О, извините, вы так похожи на моего знакомого, но тем не менее, доброе утро]. Он шутил, массируя шею одной девушке-ассистентке, помогая ей избавиться от последствий простуды. Он признался мне, что пишет сценарий сначала на китайском языке, а потом отдает его кому-нибудь подчистить, так как его китайский [поржавел] от редкого употребления. Насвистывая свою любимую мелодию, он объявил: [Я научу мир петь] и добавил: [Но если есть что-нибудь, чего я не в состоянии делать, так это петь. Я всем говорю, что у меня был богатый голос, но он весь вышел].

Он дал несколько уроков кунг-фу своим друзьям, комментируя их и свои действия: [Вы должны быть свирепы в схватке, но в то же время терпеливы. Но что важнее всего – вы должны вести себя исключительно решительно. Худший для вас противник, с которым вас может свести судьба, – это человек, который как маньяк стремится к достижению поставленной перед собой цели. Например, если парень решил, что он должен любой ценой откусить у вас нос, то неважно, что ему придется вытерпеть на пути к своей цели, в конце концов у него появится шанс, и он добьется своего. Он может быть жестоко избит при этом, но это не остановит его, ему хватит терпения и решительности реализовать свое первоначальное намерение. Таков настоящий файтер (боец, драчун)].

Он проклинал тех, кто слишком много болтает и сплетничает. К нему подошел фотограф. Снимая Брюса, он спросил у него: будет ли он сниматься у [Шау Брозерс], на это Брюс ответил: [Если мне дадут хороший сценарий, я подумаю. Я хочу быть самим собой и я буду работать с любой студией, которая предоставит мне такую возможность, а для этого нужны качественные сценарии. Я не хочу быть впутанным в местные конфликты, в междоусобную борьбу местных кинокомпаний]. В течение нескольких минут к нему подошло шесть фотографов, и каждый из них задал ему тот же вопрос. Потеряв всякое терпение, Брюс на ходу бросил: [Скажите им, я подписал с [Шау Брозерс] контракт на двадцать фильмов]. Позже он признался в том, что он оказался перед решением трудной дилеммы: [Я не могу делать в фильмах только то, что я хочу, так как для меня возникли определенные ограничения. Люди ждут от меня только драки. Они ожидают увидеть действие. Таким образом, я стал пленником своего собственного успеха]. Брюс говорил откровенно и весело и, несомненно, располагал к себе человека, к которому обращался. Он говорил о той [пропасти], которая существует между Востоком и Западом, критиковал кинопродукцию Гонконга, сказав, что в данной индустрии слишком мало [профессионализма]. Он считает, что ведущие гонконгские киноактеры лишь попусту расходуют свой талант, не имея возможности для лучшего применения. Он говорил о тех ловушках, которые ему расставляют продюсеры, предлагая огромные суммы денег и долгосрочные контракты.

Никого не удивит и не испугает, если я буду выстреливать по дюжине фильмов в год]. Потом он заговорил еще более неистово:

Но вот что я ужасно ненавижу, так это бесчестных людей, которые говорят много больше, чем в состоянии сделать. Мне так же противны и те, кто за ложной скромностью пытается скрыть свою посредственность. Он признался в том, что проживая в Америке, он открыл для себя людей, поведение которых более откровенно и естественно, однако обнаружил и то, что есть группа людей, которые хотят попользоваться им, преследуя только свои корыстные цели. Так, например, один продюсер попросил меня прийти к нему и посмотреть куски фильма, над которыми он работал. Я оказал ему услугу и согласился. А позже я узнал, что в рекламе к фильму было в заголовке написано, что Брюс Ли считает, что фильм очень хороший.

Совершенно не верно предполагать, что Брюс по какому-то невероятному стечению обстоятельств, предначертанных ему судьбой, так и не обрел счастья. Он был настолько счастлив во многих отношениях, насколько возможно быть счастливым человеку. Однако он никогда не заблуждался и правильно оценивал все то, что с ним случилось. Его [внезапною] славу и судьбу он характеризовал как [иллюзорный самообман], и в письме своему старому другу Мито УУехара, издателю журнала [Блэк Белт], он поделился своими сокровенными мыслями:

[Прочитал твою статью обо мне, и у меня возникло какое то смешанное чувство. Для многих слово [успех], как мне кажется, означает рай, но теперь, когда я сам нахожусь на гребне успеха, я понимаю, что это ничего более как обстоятельства, которые препятствуют моему естественному стремлению к простоте и независимости. Да, нравилось мне это или нет, но обстоятельства врывались в мою жизнь, ломали мои планы. Будучи в душе бойцом, я с самого начала выбрал борьбу, схватку, поединок, но вскоре я обнаружил что то, в чем я нуждался, было не внутреннее противоборство и необходимость конфликтовать, что приводило бы только к растрате жизненной энергии; напротив, необходимо было соединить все силы и, упорядочив и направив их в нужное русло, воспользоваться ими с наибольшей пользой и отдачей.

Я просто не в состоянии делать что-либо неправильно, потому что, и это мне всегда во мне нравилось, у меня с детства была [прилипчивость] ко всему качественному и жгучее желание делать все наилучшим образом. Я очень рад тому, что когда окунулся во все блага успеха, то уже был готов к этому морально и был решительно настроен не позволить себе быть ослепленным [иллюзиями славы].

Мой дорогой друг, друг, которого я обрел в этом скудном на простые человеческие отношения мире, в этой вызывающей отвращение настороженной игре, где главным правилом является наличие выгодной дружбы, друг, я скучаю о тебе, о наших незатейливых и веселых ужинах в каком-нибудь ресторанчике и других радостных встречах.

…Береги себя, не унывай, я надеюсь, что ты продолжаешь бегать, для меня это теперь единственная форма отдыха.].

Надо сказать, что о Брюсе каким-то образом распространился ложный слух, что якобы несмотря на весь его успех, у него было немного друзей, да и этих он уже стал забывать. Я предполагаю, что ни один человек за всю свою жизнь не имеет больше полудюжины настоящих друзей. Брюсу же посчастливилось больше, чем многим. И он всегда помнил их. Так, незадолго до смерти Брюса Таки Кимура подвергся жестокому душевному кризису. Вначале он не хотел сообщать об этом Брюсу, Брюс теперь был великой кинозвездой, почти миллионером, и [Я не хотел, чтобы меня считали попрошайкой]. Он был ужасно удивлен, кода Брюс позвонил ему из Гонконга и отругал его. [Послушай, я совершенно тот же парень каким всегда был. Если ты в чем-то нуждаешся, только скажи мне об этом]. И он послал Таки длинное письмо, которое можно было назвать [помоги мне успешно преодолеть эмоциональный кризис].

Послe того, как Брюс закончил работу над фильмом [Путь дракона], у него было намерение немного передохнуть, а затем начать работу над фильмом [Игра смерти]. Сценария у него еще не было, а была лишь смутная идея собрать лучших представителей воинских искусств и с их помощью отснять фильм. Позже он узнал, что его друг Карим Абдул Джабар – звезда американского профессионального баскетбола – приехал в Гонконг. Брюс послал ему письмо, в котором предложил сниматься вместе с ним в фильме. Брюс решил, что трудно придумать что-либо более интригующее для зрителей, чем его схватка с противником, который почти на два фунта выше его самого.

Карим с большим энтузиазмом откликнулся на это предложение, и в течение недели они придумали и отсняли одну из наиболее фантастических, наиболее прекрасных схваток, какие когда-либо были отсняты.

В то время, когда я пишу эти строки, [Игра смерти] так и осталась незавершенным фильмом. Когда Брюс отснял сцены с драками, в его голове были еще только смутные наброски будущего сценария. Он предполагал, что в течение нескольких месяцев он сможет его доработать. Фабула фильма была построена на том, что в Корее на последнем этаже одной пагоды находились сокровища. Это была пагода, в которой тренировались мастера воинских искусств, при этом на каждом этаже был мастер, проповедующий один какой-либо стиль или систему. В этой части фильма, которую он успел отснять, Брюс приходит в пагоду в сопровождении двух своих друзей и, поднимаясь с этажа на этаж, дерется на каждом из них с мастерами различных стилей. Дэнни Иносанто, считающийся одним из лучших специалистов по владению нанчаками, защищал один из этажей. На другом был корейский мастер 7-го дана по Хапкидо Чи Хон Чой и т. д. И на последнем этаже был Карим Абдул Джабар, охраняющий сокровища. Драка между ними, как я уже писала, была экстраординарной. Многие специалисты часто говорили о том, что если бы запереть Брюса и Мохаммеда Али в одной комнате и им было бы разрешено драться без каких-либо ограничений, то скорее всего Брюс вышел бы победителем. Карим, я знаю, и не пытался изображать из себя боксера, поэтому Брюс, сознавая это, хотел показать прежде всего то, как трудно одолеть такого огромного противника. Их схватка должна была очаровать зрителей.

До сих пор нет подходящего сценария, в котором могли бы органично вписаться сцены, отснятые Брюсом, но самая главная проблема состоит в том, каким образом отснять фильм уже без непосредственного участия Брюса. Единственное, что я могу определенно сказать, так это то, что никто не сможет его заменить.

Сцены драк в [Игре смерти] сильно истощили, казалось бы, безграничные запасы энергии, которыми обладал Брюс, тем более учитывая тот факт, что он практически и не отдохнул после исключительно изнуряющей работы над фильмом [Путь Дракона]. И тем не менее, он с радостью взялся за работу над сценарием [Игра смерти]. В это же время на него со всех сторон посыпались выгодные предложения. Ран Ран Шау предложил ему открытый контракт (т. е. без каких-либо ограничивающих условий со стороны продюсера и директора, позже они сошлись на 2,5 млн. гонконгских долларов). Карло Понти и многие другие итальянские продюсеры передали ему свои предложения по телеграфу. Стоит ли говорить о том, как старались завладеть им продюсеры Востока? Ему предложили сотрудничать сразу несколько киностудий Голливуда, включая [Эм Джи Эм], которая хотела, чтобы Брюс играл в их фильме вместе с Элвисом Пресли, но Брюс решительно отказался от всех этих предложений, веря в то, что теперь он уже может не торопиться с выбором. [Я чувствую себя как в клетке, – признался Брюс, – я словно обезьяна в зоопарке. Люди постоянно глазеют на меня, ну и все такое прочее, а я люблю простую жизнь, люблю шутить. Но теперь я уже не могу говорить так спокойно, как раньше, потому что, что бы я ни говорил, все это, как правило, переворачивается потом с ног на голову. Все то, что со мной произошло, не изменило моей сути, потому что я всегда чувствовал, что в моей жизни произойдет нечто такое, что побьет существующие рекорды, пусть даже я еще не сознавал в какой именно области… То, что произошло, для меня мало что значит. Что-то произошло, и не более того. Это не значит, что я загордился или стал лучше, чем был. Нет, я все такое же дерьмо, что и раньше].

Неважно, что он о себе говорил, главное, что он был тем, кого Голливуд больше не мог игнорировать. Прошло немного времени, и слух о том, что фильмы Брюса имеют больший сбор, чем такие фильмы, как [Крестный отец] и [Звуки музыки], распространился по всем кинодержавам мира. Брюс теперь разговаривал со всеми ведущими продюсерами мира из кабинета своей студии на Хаммер Хил Роуд, где он, как правило, сидел за своим столом в давно отживших свой век старомодных очках. Как он объяснил одному репортеру: [Они напоминают мне о том времени, когда у меня дела были настолько плохи, что я не мог себе позволить купить новые очки]. (Читая, Брюс обычно надевал очки).

Брюс хотел, чтобы Голливуд обратился к нему, приняв его как равного, учитывая то, что у него появились шансы прорваться на международный рынок и стать первой в истории Китая суперзвез-дой. Таким образом все его мечты превращались в реальность.

Бамбуковые и долларовые занавеси приоткрывались навстречу друг другу, и Америка – самая великая кинодержава в мире, уже созрела, как он считал, для того чтобы воспринять героя, пришедшего с Востока. Посредником в этом был прежде всего Фред Вейнтрауб – вице-президент [Уорнер Брозерс]. Вейнтрауб был тем самым человеком, который с успехом провел организацию таких шоу как [Вудсток], [Джордж К. Скот], [Джейн Фонда]. В течение четырех лет Фред Вейнтрауб мечтал о том, как бы сделать хороший фильм на тему воинских искусств. Еще три с половиной года тому назад он впервые предложил эту идею студии, но в то время ему отказали в поддержке. Тогда он, на свой страх и риск, начал работать над сценарием, который со временем был положен в основу телевизионного фильма, прошедшего с успехом на экранах. На паях с Полом Хеллером, к заслугам которого принадлежит фильм [Секретная церемония], в этом фильме в главной роли снялась Элизабет Тейлор. Фред основал кинокомпанию [Секвойя пикчерс], писать сценарий они поручили писателю-сценаристу Микаэлу Эллину. Первоначально сценарий имел название [Кровь и сталь], в дальнейшем он был переименован в [Остров Дракона]. Фред говорил: [Эта не сравнимая ни с чем красота, этот смертоносный балет приводит к тому, что даже те зрители, которые настроены явно враждебно против воинских искусств, не могут оставаться равнодушными и испытывают благоговейный трепет, наблюдая на экране действия лучших мастеров кунг-фу]. [Уорнер Брозерс] согласилась финансировать производство фильма на паях с [Конкордом] (кинокомпания Брюса). Первоначально бюджет фильма составлял 500 000 американских долларов, в итоге он обошелся в 800000. Это было сравнительно скромно по голливудским стандартам, но это была огромная сумма для Гонконга, для Брюса же это означало полный триумф. Больше не существовало вопроса о том, кто является кинозвездой. В феврале 1973 года Фред, Хеллер, директор фильма Роберт Клос, Джон Сэксон, Джим Келли – чемпион США по каратэ в среднем весе, прекрасная актриса Анна Капри и Боб Уолл (исполнивший роль 0'Харры) приехали в Гонконг, где в течение тринадцати недель изнурительной работы они отсняли фильм. Многих членов этой группы Гонконг потряс. Джим Келли был удивлен исключительно высокой преступностью, и особенно жестокостью молодежных банд. Он признался журналисту [Файтинг Старз] [Я думал, что банды гонцов в США самые жестокие, но они совершенно ручные в сравнении с теми, что существуют здесь, в Гонконге. Банды, которые здесь называют [триадами], до крайности жестокие и злобные. Он был так же удивлен тем, что несмотря на большую бедность китайцев Гонконга, он увидел длинные очереди у кинотеатров, в которых шла демонстрация фильмов по воинским искусствам. [Я признался Брюсу в том, что я его очень высоко ценю за то, какой он есть. У него прекрасная не только техника, но у него так же хороший аналитический ум. Он анализирует все свои действия, и это меня поразило больше всего. Естественно, что я должен был уважать его за то, что он является одним из наиболее искусных мастеров в мире воинских искусств. Но что особенно тронуло Джима, так это то, что Брюс находил контакт со всеми и в особенности с подростками. [Для подростков Гонконга он стал идолом, и я думаю, что это им только на пользу. И неважно, что там говорят люди в Гонконге. Я считаю, что огромный теперешний интерес к кунг-фу – все это полностью заслуга Брюса].

Боб Уолл объяснил, почему ему понравилась история:

Она честна, и события, происходящие в ней, вполне правдоподобны На одном из островов, и крепости, был организован турнир по воинским искусствам. Хан – владелец острова, безжалостный преступник, торговец наркотиками, приглашает мастеров каратэ из различных стран мира принять участие в нем. Из Америки едет Уильямс (Джим Келли) и Роупер (Джон Сэксон). Ли (Брюс), ученик, изучающий воинские искусства в монастыре Шоалинь, вначале отказался участвовать в турнире, но затем изменил свое решение, узнав о том, что несколько людей Хана во главе с Охарой (т. е. мною) атаковали сестру Ли во время последнего турнира и вынудили ее покончить жизнь самоубийством. Остров, как это позже выяснилось, являлся не только фабрикой по производству героина, но так же и местом, в котором содержались девушки, над ними либо проводили бесчеловечные эксперименты, либо их продавали.

И хотя Ли душил в себе жгучее желание отомстить Охаре за сестру и поэтому все время сдерживал себя, тем не менее, Охара не смог ничего противопоставить молниеносным ногам Ли. Взбешенный Охара схватил две бутылки, отбил у них дно, сделав из них тем самым смертоносное оружие, и бросился на Ли. В итоге у Ли больше не было выбора, как только убить Охару. Это не была типичная история [око за око]. В действительности Брюс создал портрет человека, не любящего насилие. Убивая Охару, он использовал ровно столько силы, сколько потребовал от него данный момент. Основная тема фильма базировалась на принципах философии воинского искусства]. Боб с удовольствием рассказывал о деятельности Брюса во время работы над фильмом. [Он не только великий мастер, он также великий актер, верящий в спонтанность. После того, как он нас инструктировал перед тем, как отснять очередную сцену, он делал дубль за дублем до тех пор, пока не убеждался, что драка выглядит исключительно волнующей. Для человека, много лет занимающегося каратэ, мало смешного в постоянном мелькании ног и кулаков противника всего лишь в миллиметрах от своего лица, особенно, когда не можешь ответить тем же. Но работа с Брюсом научила меня [принимать] удары, не получая травм, и производя при этом на зрителей впечатление полнейшей реальности этих ударов, естественно, что это их ошеломляет. Тот факт, что Брюс был исключительно точен и все свои удары контролировал, придавали мне еще большую уверенность]. Уолл описал работу над одной из сцен следующим образом: [Брюс хотел, чтобы я прыгнул, повернулся в воздухе к нему спиной и нанес ему удар ногой (уширо) в голову. Люди, занимающиеся каратэ, знают, что это не просто. Желая добиться еще более впечатляющего эффекта, Брюс хотел, чтобы я пролетел над ним достаточно низко, с тем чтобы он мог мне нанести, лежа на земле, удар ногой в пах. Это был очень сложный момент, но мы его повторяли до тех пор, пока не добились нужного эффекта. Однако этого ему оказалось недостаточно, и Брюс потребовал от меня, чтобы я бросился на него с двумя разбитыми бутылками].

Не просто проанализировать и расположить в хронологическом порядке все то, что начало особенно сильно давить на Брюса в то время, когда он работал над фильмом [Остров Дракона], но по общему мнению большинства нас, т. е. тех людей, кто в это время был рядом с ним, он испытывал невыносимое физическое и духовное напряжение. Порой создавалось впечатление, что это был не человек, а машина, которая работала на пределе возможностей своего двигателя. Это было напряжение, вызванное условиями работы и проживания в перенаселенном Гонконге, с его высокой преступностью, с постоянными приставаниями к нему людей, практикующих воинские искусства, желающих сразиться с ним в очном поединке. Время от времени в газетах появлялись скандальные статьи, покушающиеся на его личную жизнь, в надежде произвести сенсацию наиболее грязного рода. Ему доставалось и от продюсеров всех мастей, желающих погреть себе руки на нем и на его имени. Добавьте к этому вполне естественное духовное и физическое напряжение, которое он испытывал обычно во время работы над каждым своим фильмом. Плюс ко всему его постоянно угнетала необходимость решения дилеммы – как сохранить баланс между требованиями международных стандартов и необходимостью не терять контакт с китайской аудиторией; от того, какой путь он выберет, зависело его будущее. Здесь было перенапряжение от жизни в перенаселенном Гонконге, с его ужасным шумом и гамом, с его влажностью, которая истощала силы даже его могучего организма.

Во время работы над фильмом произошло три ужасных инцидента, нанесших Брюсу не только физические, но и психологические травмы. Каждый из них, взятый в отдельности, были не более чем тривиальным, но в сумме они вряд ли помогли Брюсу. Первый произошел тогда, когда он сильно поранил свою руку во время съемок драки с Бобом Уоллом. Боб объяснял это так: [Я взял по бутылке в каждую руку, отбил у них дно, посмотрел на их острые зазубренные концы – это было совершенно смертоносное оружие. Я тогда подумал: [Мой бог, они используют настоящее стекло]. Осколки разлетелись во все стороны. Я взглянул на Брюса. Но он даже бровью не повел. Он только тихо сказал: [Давай, иди ко мне]. Когда я сделал шаг, то мог слышать сахарный хруст стекла, трещащего под моей ногой. Затем драка, которую так тщательно схореографировал Брюс, началась. В итоге, он кончает со мной, и я падаю, приземляясь прямо среда осколков битого стекла.

Директор крикнул: [Стоп!] и затем мы должны были снова повторить всю сцену с тем, чтобы ее могли отснять под другим углом. Все то стекло, что вы видите в голливудских вестернах, легко ломающееся от прикосновения пальцев, конечно, не настоящее стекло. Это всего лишь имитация стекла, которую делают из сахара. Она не способна поранить даже живот младенца. В Гонконге, однако, такие дорогие и мудреные приспособления практически неизвестны. При постановке драки с Бобом Уоллом, Брюс должен был двигаться с исключительной осторожностью и точностью. К несчастью, во время одного из дублей Брюс нанес удар настолько быстро, что у Боба не было достаточно времени, чтобы отпустить бутылки. Голый кулак Брюса врезался в зазубренные осколки горлышка бутылки, и кровь хлынула из ужасных ран. Прошла неделя, прежде чем он снова смог приступить к работе.

В другой сцене Брюс должен был схватить кобру. Ко всеобщему ужасу кобра укусила его. К счастью, у нее предварительно был забран яд, тем не менее, для Брюса это был не слишком приятный опыт.

Вдобавок ко всем другим неприятностям, были также неизбежные стычки с мастерами, участвующими в съемках фильма. Многие из них считали, что они обязаны [поучать] Брюса. Для того чтобы было более понятно вам положение, в котором очутился Брюс, я думаю, стоит вспомнить прекрасный фильм [Дуэлянт] с Грегори Пеком в главной роли. В этом фильме он сыграл роль ветерана, одержавшего верх в бесчисленном количестве дуэлей, ужасно уставшего от них и пытавшегося, в конце концов, обрести покой. Он вдруг обнаружил, что его собственная репутация стала основной преградой на пути к его намерению: всякий подросток в каждом городе, желая утвердиться, пытался одержать над ним верх и стать человеком, оказавшимся искуснее самого великого дуэлянта на Западе. По той же самой причине Брюсу приходилось появляться на улицах Гонконга реже, чем ему бы этого хотелось. Один из парней, участвовавших в съемках фильма [Кулак ярости], вызвал как-то Брюса на поединок. Брюсу пришлось долго убеждать парня в том, что он лишь зря тратит свое время. В массовых сценах фильма [Остров Дракона] участвовали сотни таких парней, большинство из которых были обычными хулиганами. Один из них постоянно надирался на Брюса, крича ему в лицо: [Я не верю в то, что ты можешь делать все то, о чем говоришь]. Брюс, не нуждавшийся в том, чтобы каждому доказывать свое мастерство или демонстрировать свое мужество, пытался не обращать внимания на слова парня и переводил все на шутку. В конце концов, он сказал парню: [Мне наплевать на то, что ты там обо мне думаешь]. Развязка приблизилась тогда, когда парень стал хвастаться перед всеми, что Брюс просто боится его. Но Брюс сносил и это до тех пор, пока однажды все проблемы не навалилась на него так, что он был в ужасном настроении, и тогда он принял вызов парня. Брюс нанес удар очень быстро, парень, словно кегля, полетел на землю, из его губы стала сочиться кровь. Он поднялся, но лишь затем, чтобы вновь оказаться на земле. Гнев Брюса испарился так же быстро, как и возник и он, улыбаясь, стал подтрунивать над парнем, пока тот поднимался. Он не собирался его калечить, а хотел лишь его проучить. Но как обычно, местные газеты изрядно потрудились для того, чтобы раздуть эту историю. В соответствии с их версией, Брюс едва не забил парня до смерти. Многие газетчики развлекали себя и толпу тем, что стравливали Брюса с теми, кто вызывал его на поединок. В том случае, если он отказывался, те же газетчики начинали издеваться над ним. В действительности он никогда не мог быть в выигрыше. Если он принимал вызов, то его обвиняли в кровожадности, если отказывался, то говорили, что он позер. Таким образом, как бы он ни поступал, это всегда становилось [желанной историей] для прессы.

Фильм предполагалось отснять за четыре недели, но потребовалось на это десять недель. Многие обстоятельства трудно было заранее учесть: как, например, инцидент с рукой Брюса. Но о роли Брюса во всех этих событиях я расскажу позже.

Что сама история, как ее создал Михаэл Эллин, была не более чем китайской версией одной из серий о Джеймсе Бонде. Хан – бывший монах монастыря Шаолинь – был хозяином острова, его жизнь была строго засекречена и охранялась несколькими сотнями бойцов. Он решил организовать турнир по воинским искусствам и пригласить на него мастеров из различных стран.

Ли (Брюс использовал в фильме свое имя), чья сестра была убита Охарой – главным телохранителем Хана, тоже поехал. Учитель Ли попросил его выступить на турнире и восстановить репутацию монастыря Шаолинь. Он поехал на остров, уже зная, кто убил его сестру. Джон Сэксон и Джим Келли, старые друзья, тоже поехали. Попав на остров, Брюс занялся сбором необходимой информации, в этом ему помогала прекрасная девушка – одна из слуг Хана. Джим Келли был пленен организацией Хана и обвинен в шпионаже, после чего был убит в жестокой драке. Хан позже провел Джона Сэксона по расположенной под землей своей фабрике, производящей наркотики. Там Хан предложил Джону быть представителем его организации в США. Но их разговор мгновенно оборвался, когда, оглянувшись, Джон увидел окровавленный труп Джима, закованный в кандалы и повешенный над мрачным бассейном, в который он был затем сброшен и там бесследно исчез. Тем временем Брюс опять прокрался на фабрику, где был атакован толпой телохранителей Хана. С невероятным искусством он перебил их всех, но когда попытался исчезнуть, был пойман в ловушку коварным Ханом. На следующий день Джону было приказано Ханом убить Брюса, но тот отказался, и тогда ему пришлось драться с лучшим бойцом из окружения Хана, которого Джон в итоге убил. Тогда Хан приказал своим охранникам атаковать Брюса и Джона, но Брюс и Джон с помощью освобожденных из камер узников крепости убили практически всех охранников. Хан пытался сбежать после того, как не сумел убить Брюса искусственной рукой с металлическими когтями орла, которую он вставлял в протез вместо ампутированной ранее кисти. Брюс преследовал Хана и настиг его в причудливой комнате, где тот хранил различные орудия пыток, там и произошла между ними драка. Хан пытался спастись в лабиринте из зеркал. В конце концов, Брюс выиграл этот смертельный поединок, оставив Хана, пригвожденным копьем к стене.

Съемочная группа в процессе работы над фильмом столкнулась с целым рядом сложнейших проблем. Дезориентация, усталость после авиаперелета, смена климата, пищи, быта, окружающей культуры – все это не способствовало хорошему ритму работы и настроению. Ни один из членов группы всерьез не задумывался над теми бесчисленными трудностями, которые естественным образом возникали у них при сотрудничестве с китайскими актерами. Кроме того, все приходилось собирать и строить уже на месте практически из ничего. Полномасштабные крепостные постройки, лодка, дома – все это было сделано руками сотен китайских столяров и рабочих. Семь богомолов были привезены с Гавай для сцены, которая длилась только 20 секунд. Американцы были более чем поражены способностью китайцев делать все из ничего, – подготавливать съемочную площадку без каких-либо подъемных механизмов и другой техники, без которой ничего не делалось в Голливуде. Но было особенно трудно из-за разницы в языке и социальных обычаев и привычек. Ассистировавший оператору китаец однажды забыл принести свой инструмент и настолько смутился, что тут же исчез и не появлялся в течение трех дней. По китайским понятиям это означало [потерять свое лицо], т. е. обесчестить себя, как он считал. Дело усугублялось еще и тем, что свидетелями его [проступка] были не только его соплеменники, а еще и иностранцы. Порой уходило несколько часов только на то, чтобы расставить три сотни человек массовки и объяснить им, что от них требуется. Часто после того, как в конце съемочного дня им было объяснено задание на следующий день, половина из них все вскоре забывала, а многие вообще не приходили. Было трудно найти женщин на роли слуг и т. д., поэтому директор Роберт Клос принял на съемки группу гонконгских проституток, но даже они выглядели не слишком убедительно и правдоподобно. К тому же люди часто болели либо получали травмы. Один актер чуть было не утонул, когда упал в бушующее море с джонки. В двух сценах движения Брюса были настолько быстры, что оператору пришлось несколько увеличить скорость съемки (а чем выше скорость съемки, тем медленнее движение актера на экране).

Клос потом вспоминал, насколько поразило его то, как работал на площадке Брюс: [Он не только "супермастер", но он также прекрасный актер]. Курт Хиршлер, редактировавший фильм, сказал: "Я получил бесценную профессиональную информацию, работая с Брюсом. Он молниеносен в движении и, тем не менее, всегда исключительно точен и совершенен". Так, Хиршлер имел возможность замедлять ход пленки или совсем останавливать аппарат, получая удовольствие от наблюдения за движениями Брюса.

Он добавляет: [Он даже не дает никаких предупреждающих сигналов, и никакого намека на то, что он собирается нанести удар. Ему часто приходилось делать по 10-15 дублей одной и той же драки, и, тем не менее, он даже не проявлял призраков усталости. Лично я устал, лишь только просматривая эти драки, когда редактировал фильм].

Фрэд Вейнтрауб чувствовал, что по многим соображениям им повезло в том, что они сумели отснять фильм за десять недель. [Все было совершенно не так, как мы привыкли видеть это в Гонконге. К тому же китайцы на все ваши просьбы всегда отвечаю [да], но это совершенно не значит то, что они на самом деле согласны с вами и выполнят вашу просьбу. Они совершенно не знакомы с нашими методами работы в Голливуде, как правило, их фильмы состоят из плохо смонтированных кусков и никого это не волнует. Вместо того чтобы монтировать фильм, они во время съемок выполняют эту работу тем, что врежут нужные им куски, просто включая и выключая кинокамеру. Их совершенно не волнует тот факт, что все сцены они снимают под одним углом зрения, с одной точки]. [… Мы также обнаружили, что невозможно записывать звуки сразу на площадке. Сами китайцы во всех своих фильмах записывают звук в последнюю очередь, после того как закончат всю съемку. Было совершенно невозможно заставить зевак и самих актеров соблюдать во время съемки тишину], – жаловался Фрэд.

Ну вот, кажется, пришло время заглянуть глубже в то, что происходило за [кадром]. Фрэд и я недавно долго говорили об этом, и то, о чем я пишу в следующей главе, является результатом наших долгих бесед.

Глава 12

Фрэд Вейнтрауб знал Брюса еще до того момента, как мы приехали жить в Гонконг. Он вспоминает: [Я знал Брюса как очень спокойного и рассудительного человека. Я нашел его очень интересным человеком. Конечно, всех он, прежде всего, поражал своим исключительным мастерством. Линда, она совершенно другая, хотя спокойная, но, в то же время, очень твердая. Брюс был действительно прекрасным парнем в то время].

[Он, несомненно, страшно нервничал перед тем, как начать [Остров Дракона], по-моему, он был даже испуган. Очень много зависело для него от этого фильма, это была его первая большая международная картина. Он испытывал на себе ужасное давление – начать с того, что он и писатель Майкл Эллин даже не встречались с глазу на глаз. Кроме того, он был у себя на родине, и, я думаю, он хотел, чтобы никто не смог его обвинить в том, что он заискивает перед американцами, отдавая им предпочтение в ущерб своим соплеменникам. Таким образом, это приводило к тому, что он как бы разрывался между желанием и необходимостью, хотя в целом он хотел, чтобы фильм был более китайским, чем американским. И это было вполне понятно. На съемочной площадке он был исключительно профессиональным, даже выдающимся. Но все это было после того, как нам удалось им завладеть. У нас ушло около трех недель прежде, чем он окончательно появился па площадке. Но пока этого не произошло, мне приходилось выслушивать чуть ли не ежедневно истерические крики представителей [Уорнер Брозерс]: [Где Брюс?!!] В конце концов, он появился. И первое, что произошло в нашей совместной работе, это то, что он покинул съемочную площадку в первый же день. Это случилось после его схватки с Раймондом Чоу. Как предполагалось с самого начала, это должен был быть фильм кинокомпаний [Конкорд] [Брюс и Раймонд Чоу], [Секвойя] (Вейнтрауб и Хеллер) и [Уорнер Брозерс]. В газетах же было сказано, что фильм снимает кинокомпания [Голден Харвест] (Раймонд Чоу). Брюс высказал Чоу все то, что думает об этом и ушел с площадки.

Я могу сказать только то, что Брюс испытывал дикое эмоциональное напряжение, он постоянно все взвешивал и обдумывал – получится фильм хорошо или нет? Он уходил в свой кабинет, и исчезал там на целые часы, обдумывая все до мелочей. Он должен был быть уверен во всем, еще до того, как возьмется за фильм и, если что-то будет не так, то чтобы он мог бы всегда отказаться от этой затеи. Временами он словно терял разум. В один момент он мог чувствовать эмоциональный подъем и был готов преодолеть любые трудности, а несколькими минутами позже он уже впадал в состояние глубочайшей депрессии.

Как говорит Фрэд: [Я должен был часто подолгу настраивать его].

[В течение нескольких недель он был в полушоковом состоянии, он словно пребывал в состоянии зимней спячки. Я думаю, он был ужасно напуган, – утверждал Фрэд. – Ведь у него появилась огромная возможность, тот единственный и неповторимый шанс, которого он так долго ждал. Нет сомнения в том, что если бы он был жив, то стал бы самой выдающейся кинозвездой, так как он обладал тем даром, которым обладают только величайшие личности кинематографа – магнетизмом. То же самое было и с Клинтом Иствудом, просто симпатичным парнем, когда вы встречались с ним где-нибудь на вечеринке, и совершенно уникальным и неповторимым человеком, когда он появлялся на экране.

Что касается различных неувязок, то, во-первых, сам сценарий ему никогда не нравился. С писателем они ни разу не встречались. Но, несмотря на то, что Брюс еще не был готов сниматься, я, откровенно рискуя, начал снимать фильм без его участия, занимаясь теми сценами, в которых его присутствие было необязательным. Я продолжал постоянно докладывать [Уорнер Брозерс], что я ожидаю появления Брюса со дня на день, так как Линда убедила меня в этом. Она оказалась права.

Я обнаружил, что он стал совершенно другим парнем в сравнении с тем, которого я знал в Лос-Анджелесе. Теперь он был ведущей звездой, и он вел себя точно так же, как и все знаменитости шоу-бизнеса. Брюс решил, что все будет в порядке, как только узнал, что директором кинокартины является Боб Клос. Во время работы над фильмом, если кто и мог с ним о чем-либо договориться, то это только Боб и Линда. Со своей стороны я пытался действовать достаточно жестко, как и подобает продюсеру].

[Он ужасно нервничал в первый день съемок. Вы могли видеть, как все в нем дергается. [Он весь задерганный], – заметил Боб Клос. Первая сцена, в которой он участвовал, была очень проста и, тем не менее, потребовалось [убить] на нее двадцать дублей. Затем он успокоился, и, начиная с этого момента, был фантастичен. Стоило ему увлечься этой работой, и он стал по-настоящему профессионален. Но сколько же потребовалось от нас терпения, сколько нервов, прежде чем нам удалось добиться от него этого состояния].

[Уорнер Брозерс] постоянно присылали нам один сценарий за другим в надежде на то, что какой-либо из них, в конце концов, понравится Брюсу. Да, так оно было – мы уже двенадцать дней снимали фильм, а тут из Голливуда прислали нам еще одну версию. Я позвонил им и сказал: [Все, с меня достаточно, я улетаю домой]. Но чуть позже со мной связалась Линда и передала мне: [Завтра все устроится]. Так оно и произошло.

[Ему было очень трудно, и, я не думаю, что кто-нибудь из нас мог бы упрекнуть его за такое поведение.

Вы не можете называть это эгоистической самовлюбленностью или чем-либо в этом роде. Таким он был, великий мастер воинских искусств, прекрасный актер, человек, который находился на пути к вершине Олимпа. Это был жизненно важный для него момент, от которого зависело все то, к чему он так долго стремился. У меня создалось такое впечатление, что, находясь в США, Брюс чувствовал, что его там не принимают всерьез, что такие парни, как Коберн и Мак Квин, считают его своим учителем, но никогда не считали его значительной кинематографической личностью: и вдруг у него появился шанс, когда он мог затмить их обоих. В действительности, после [Острова Дракона] его цена, по крайней мере, в пять раз превышала бы ту, которую мог запросить за себя Джим Коберн. Даже на американском рынке он был бы значительнее, чем Мак Квин. Определенно, у [Острова Дракона] дела шли намного лучше, чем у фильма Мак Квина [Гетвэи]. Именно ради этого Брюс был готов отдать все силы].

[Брюс должен был доказать, что он был прав – что он не сумасшедший. И как только он включился, как только он окунулся с головой в работу, он стал снова таким же взрывным и динамичным, и снова в его голове стали возникать различные интересные идеи. Но он был ужасно расстроен, когда порезал руку о бутылку].

[Не забывайте, что ни разу в истории американского кинематографа фамилия китайца не стояла первой в перечне актеров, участвовавших в фильме. Теперь все пошло так, как он этого хотел, поэтому ему было особенно обидно, что при этом постоянно находились люди, которые говорили между собой о [чужеземных дьяволах], постоянно чувствовался антиамериканский настрой большинства китайцев – ведь эти [чужеземные дьяволы] покушаются на древнее китайское искусство.

Поэтому, когда он поранил себе руку, то расценил это как своего рода [зловещее предзнаменование].

В действительности Брюс был расстроен тем, что позволил себе получить серьезную травму, порезавшись о бутылку, кроме того, он испытывал обычную для таких случаев сильную боль. В конце концов, будучи одним из самых совершенных мастеров кунг-фу, он злился на себя, понимая, что должен был суметь избежать столкновения с бутылками, каким бы образом Боб Уолл ни действовал. Ведь Брюс был всегда настолько точен в своих действиях. Он не был ни параноиком, ни психопатом, и в его голове были совершенно определенные мысли по поводу случившегося, поэтому никакие чужие домыслы не могли разуверить его в своей оценке этого инцидента. Просто он был ранен во время съемок и был этим сильно раздосадован.

Брюс умер раньше, чем [Остров Дракона] появился на экранах кинотеатров. Фильм превысил свой запланированный бюджет, но когда [Уорнер Брозерс] первый раз увидели его, они сразу же поняли, что фильм принесет им колоссальные доходы, и поэтому они без лишних прений дали Фрэду свое согласие на дополнительную сумму в 50 000 американских долларов на музыкальное оформление и звуковые эффекты. Фрэд говорит: [В действительности Брюс сам не подозревал, я думаю, какой прекрасной будет картина. Определенно, что и [Уорнер Брозерс] были поражены].

Я думаю, что этот фильм станет классикой, и я рада, что нашлись авторитетные люди, которые отсоветовала мне давать разрешение на показ фильма по телевидению. Я думаю, что раз в три, четыре года стоит снова пускать его на экраны, так как Брюса нет больше с нами, и если вы захотите увидеть его, то вы сможете посмотреть его фильмы. Сейчас существует целый культ Брюса, и, я думаю, что с годами он, скорее всего, будет расти и увеличиваться, нежели затухать. Его фильмы не устареют, с ними не произойдет того, что произошло с сериями о Джеймсе Бонде, так как фильмы Брюса не основываются на научных достижениях, которые сами по себе рано или поздно устаревают. Вы только задумайтесь над этим – фильм победил все рекорды в Японии – стране, которая традиционно является худшим рынком в мире для продажи китайских фильмов. Большинство китайских фильмов – антияпонские, и всем казалось, что японцы, в отместку, отвергнут этот фильм, но они оценили его по достоинству.

Фрэд: [Я верю в то, что Брюс единолично заработал бы не меньше миллиона долларов на своей следующей картине. Это был не человек – динамит. Он был звездой, которую легко эксплуатировать, потому что он сам рвался работать, как Джон Уэйн, Клинт Иствуд, Кэри Грант…]

…[Он должен был быть очень могучим человеком. Он обладал большой душевной теплотой. И, тем не менее, он был чрезвычайно одинок – он всегда держал вас на дистанции. По моему мнению, он был ужасно одиноким и, за исключением Линды, он никому до конца не верил в этом мире.

Линда была единственным человеком, с кем он мог разговаривать, кому он верил, в ком он был уверен, она была его женой, его матерью, его любовницей, его любимой, всем… Он никогда не был откровенен до конца в разговоре с другими людьми. Если он с кем-то не хотел говорить, то просил Линду переговорить с этим человеком. Если он был чем-то или кем-то рассержен, то он опять же просил Линду позвонить этим людям и сказать им, что он рассержен. Если он с кем-то [сцепился], то потом Линда звонила этому человеку. Он сам в таких случаях никому не звонил и не просил прощения. Он просил ее позвонить, но не для того, чтобы просить за него прощение, а для того, чтобы сказать: [Все, он уже в норме, теперь все будет о'кэй]. Он сам прекрасно сознавал, когда и с кем он был не прав, и вопрос был не в том, прав он или не прав. Брюс хорошо знал, что правильно и что неправильно, все дело было лишь в том, что в данный момент он не хотел об этом думать].

Да, это правда. Брюс порой приходил домой взвинченный и потом, когда, уже немного поостыв, приходил в себя, говорил мне: [Да, возможно, я немного погорячился. Послушай, почему бы тебе не позвонить им (ему)?]

[Да конечно, почему бы тебе не делать за него всю эту грязную работу, позвони, Линда], – говорил мне, смеясь, Фрэд.

.. [Я должен сказать, что в каком-то смысле он был одинок, он был как [волк-одиночка]. Однако это было то качество, которое странным образом делает актера еще более притягательным для зрителей. Когда он появляется на экране, то в нем появляется все то, что он не растратил в общении с людьми. Я имею в виду ту его внутреннюю энергию, его душевную силу, которые были частью его личности и были направлены к вам с экрана. По моему глубокому убеждению, Брюс мог бы очень хорошо проявить природную силу и драгоценные качества своей души в фильме, главной темой которого была бы большая любовь. Потому что внутри него было заложено так много, вопрос был лишь в том, чтобы предоставить эту возможность раскрыть ему свою душу.

Конечно, за экраном он мог скинуть с себя рубашку и демонстрировать всем свои мускулы, и все такое прочее, в Гонконге, незадолго до своей смерти, он никогда не давал вам возможность прикоснуться к его душе. Он всегда удерживал вас на расстоянии вытянутой руки, вы всегда были в шаге от встречи с Брюсом Ли, реальным Брюсом Ли. Я думаю, что только тогда вы могли видеть его реального, когда вы видели его, играющим со своими детьми. Тогда все моментально менялось, все было совершенно по-другому].

К концу апреля 1973 года Брюс более или менее решил для себя, что он вскоре вернется жить в Америку, где жизнь была менее напряженной и было больше возможностей, а раза два в год, возможно, будет возвращаться в Гонконг и делать здесь свои фильмы, так как в Гонконге ему было легче все контролировать, там его авторитет был выше, а следовательно, у него было больше свободы в процессе работы над фильмами. Фантастические предложения сыпались на него со всех сторон, как из рога изобилия. Я могу охарактеризовать это время, как время большой неопределенности Брюс часто говорил, что все неудобства, вызванные пришедшей славой и успехом, и постоянное пребывание у всех на виду, приводят к тому, что он начинает быстро терять свою энергию. Хотя все это он воспринимал лишь как добавочный раздражитель, не делая из этого серьезной проблемы, потому что его знания самого себя, того, что ему нужно и как этого добиться, были всегда очень сильны.

Кроме того, он был достаточно проницательным человеком, и это давало ему возможность получать стоящие советы от знающих людей. Тэд Эшли, входящий в совет директоров [Уорнер Брозерс], был его другом на протяжении большого периода времени, ему Брюс написал искреннее письмо сразу после завершения своей работы над фильмом [Остров Дракона]:

[Тэд, в настоящее время мои дела в кинематографе достигли той точки, и я тебе гарантирую, ты будешь крайне удивлен и даже шокирован моими достижениями. Взглянем на происшедшее с точки зрения эффективности, я имею в виду практический бизнес, я надеюсь, что мы будем справедливы и честны, и будем взаимно доверять друг другу, и будем до конца откровенны – я приобрел здесь опыт плохой работы, сотрудничая с некоторыми личностями и организациями Гонконга. Другими словами, я однажды сильно прогорел, и мне это не понравилось. Без Брюса Ли, я определенно уверен, [Уорнер Брозерс], вряд ли бы пострадали, хотя тоже самое, я верю, правомочно и наоборот, а поэтому, и я искренне в это верю, никакие чисто деловые проблемы не помешают нашим человеческим отношениям, и я опять встречу в твоем лице искреннего и честного друга – Тэда Эшли.

Я уверен, что как друг, ты согласишься со мной в том, что, в конце концов, качество, исключительно упорная и целенаправленная работа и профессионализм – это все то, на чем зиждется кинематограф. Мой личный двадцатилетний опыт как в мире воинских искусств, так и в актерском мире, привели в итоге к успешной гармонии между коммерческим искусством привлечения внимания и искренней, артистической экспрессией. Короче, это именно так, и никто не знает это лучше меня самого. Извини меня за мою прямоту, но что поделаешь, такой уж я.

При таких обстоятельствах я искренне надеюсь, что ты, в свою очередь, будешь абсолютно объективным и честным, и тогда наша сделка состоится. Принимая во внимание нашу дружбу, я тяну с ответом десяти рвущим меня на части продюсерам, которые предлагают мне различные соблазнительные контракты, но я жду только нашей встречи.

Послушай, Тэд, мое самое жгучее и постоянное желание – произвести на свет, извини меня за грубость, заебат… художественный фильм, какой когда-либо появлялся на экране.

В заключение я отдаю тебе мое сердце, но, пожалуйста, не отдавай мне взамен только одну свою голову. Я, Брюс Ли, всегда буду чувствовать глубочайшую признательность тебе за твое искреннее участие в моих делах]…

В это время Брюс решил подождать того момента, когда [Остров Дракона] выйдет на экраны, с тем чтобы посмотреть, как он будет принят публикой. Его главным убеждением было найти и работать с людьми исключительно честного отношения к делу и к своему слову, так как он не хотел больше быть обманутым никакими иллюзорными обещаниями и сладкими речами, которыми был переполнен околокинематографический мир. Его главной целью, главным направлением его жизни теперь являлось, прежде всего, улучшение качества своих фильмов, с помощью которых он собирался воспитывать аудиторию и показать людям, что кунг-фу представляет собой нечто большее, чем древний, изощренный вид драки. Он предрекал не слишком долгую жизнь для фильмов, главной темой которых было бы кунг-фу, и в которых было бы слишком много насилия. Он предсказывал, что сумасшествие вокруг них не продлится больше трех лет, и он видел свое собственное будущее в более глубоких произведениях в дальнейшем, сознавая, что рано или поздно он уже не сможет больше удерживаться на привычном ему высоком уровне физических кондиций. Он хотел сконцентрировать все свои усилия на деятельности продюсера и директора фильмов. Тем временем, ожидая реакции публики на [Остров Дракона], он уже работал над сценарием фильма [Игра смерти], намереваясь закончить его, а уже затем принимать какое-либо предложение. Время от времени я просила его хоть немного передохнуть, он всегда обрывал меня на полуслове: [Понимаешь, стоит только сказать себе [я должен расслабиться], как тут же обнаруживаешь, что это требование мешает расслабиться].

Я не думаю, что он почувствовал бы себя намного лучше, если бы на время отошел от дел, поехал бы куда-нибудь попутешествовать или еще что-нибудь в этом роде; в действительности, я уверена в том, что бесполезно было бы даже пробовать. В то время он был убежден в том, что отдыхает прекрасно во время работы, его мозг

был слишком поглощен творческими проблемами, чтобы он мог получить удовольствие, занимаясь чем-либо, не имеющим отношения к его работе. Я знаю, что Джон Саксон однажды выразил суждение о жизни Брюса таким образом, что якобы ЖИЗНЬ Брюса похожа на [раскручивающуюся спираль]. Поэтому он достигает какую-то точку, где для него уже нет никакой цели, и потому ему неизбежно приходится двигаться все дальше и дальше, не представляя, как долог еще будет этот подъем.

В последние месяцы своей жизни он иногда говорил мне: [Я не вижу предела, я не вижу конца тому, как далеко смогу проникнуть в тайны актерского мастерства, в тайны воинского искусства]…

И в то же время он говорил мне: [Я не знаю, как долго я еще смогу выдержать этот бесконечный подъем]. Здесь сказывалось и его постоянное напряженное состояние, и общее его настроение. Я видела его трудности и старалась изо всех сил хотя бы от себя не добавлять ему проблем. Я никогда не устраивала ему скандалов и не требовала его участия во всякого рода тривиальных делах, сознавая, что его мысли сконцентрированы на чем-то по-настоящему важном. И, что касается его настроения, то я не возражала.

Мир мой начал рассыпаться, хотя ни я, ни Брюс не сознавали этого, 10 мая 1973 года. Это был исключительно жаркий и влажный день. Брюс работал на студии [Голден Харвест] на Хаммер Хилл Роад. Он был занят озвучиванием последних кусков [Острова]. Из-за постоянного постороннего шума все фильмы в Гонконге снимаются без звука, а уже позже записывается звук, и [Конкорд – Секвойя – Брозерс] не были исключением. Для того чтобы предотвратить проникновение посторонних звуков в комнату звукозаписи, в ней отсутствовали вентиляторы. Обычно в комнате еще довольно сносно, так как работает аэрокондиционер, но в этот день, чтобы добиться совершенной тишины, был выключен и он. В комнате было жарко и душно, как в корабельном машинном отделении. Брюс, несмотря на постоянную заботу о своем физическом состоянии, несмотря на все свои витамины, протеиновые коктейли и соки, был сильно утомлен и весь в поту. Люди, находившиеся рядом с ним, помнят, что он выглядел необычайно переутомленным, но, будучи под впечатлением сцен, в которых он участвовал, и которые они теперь озвучивали, а также удушливой жары, они не придали большого значения этому и тому, что он вдруг вышел из комнаты.

Он вышел в небольшой холл, находящийся рядом с комнатой звукозаписи. Холл был пуст и прохладен. И здесь Брюс внезапно упал на пол. Он сказал мне позже, что в тот момент он не потерял сознание, так как помнит, что услышал шаги в соседней комнате, и стал ощупывать вокруг себя пол, притворившись, словно разыскивает на полу упавшие очки. Затем он встал и пошел в комнату звукозаписи. Он был уже у самой двери, когда снова рухнул и потерял сознание. Тут у него начались конвульсии, и стала обильно выделяться слюна. Один из сотрудников вбежал в контору к Раймонду Чоу и сообщил, что с Брюсом что-то случилось. Чоу попросил его позвонить и вызвать врача, а сам бросился в комнату звукозаписи, где увидел Брюса, дышавшего с огромным напряжением. Он хрипло дышал, и его сильно трясло. Доктор Чарльз Лэнгфорд, сотрудник баптистского госпиталя, сказал, что Брюса необходимо немедленно доставить в этот госпиталь. Встретив машину около входа в госпиталь, он нашел Брюса в бессознательном состоянии, совершенно не реагирующим ни на какие раздражители, кроме этого его трясло, как в лихорадке. Где-то в это время одна из сотрудниц студии позвонила мне домой и сказала: [Брюсу стало плохо, и его повезли в госпиталь]. [Что случилось?] [О, я думаю, что это расстройство желудка], – был ответ. Я не почувствовала в ее словах никакой тревоги. Напротив, самое худшее, я думала, что могло произойти с ним, это аппендицит или грыжа, от которой он страдал несколько лет тому назад. Конечно, меньше всего я думала о том, что это был вопрос жизни и смерти. По приезду в госпиталь, как говорит др. Лэнгфорд, Брюс хрипло дышал, а затем хрипы прекратились. У него началась целая серия конвульсий. Были вызваны еще трое врачей, включая нейрохирурга – доктора Питера By. В это время у Брюса начали резко напрягаться мышцы, затем судороги кончились. Все тело его было в поту, а дыхание его было настолько ненормальным, что каждый его вдох был словно последним. Он буквально задыхался. Глаза его были приоткрыты, но ни на что не реагировали. Я спросила у доктора Лэнгфорда: [Что с Брюсом?] [Он очень плох], – ответил он. В это время доктор Лэнгфорд был готов уже делать Брюсу рассечение трахеи в том случае, если Брюс совсем перестанет дышать. Снова начались судорога, больше всего хлопот доставляли врачам руки Брюса, как сказал потом др. Лэнгфорд. [Они были настолько сильны, что их было очень трудно контролировать.]

Когда Брюс на протяжении долгого времени, несмотря на все усилия врачей, так и не проявил никакой реакции на их действия, тогда нейрохирург провел тестирование с помощью электродатчиков, и оно показало, что у Брюса что-то не в порядке с мозгом.

[Мы ввели ему наркотик (манитол), чтобы уменьшить отек мозга, который нам удалось зарегистрировать. В это время все уже было готово для операции, на тот случай, если манитол не сработает, однако через пару часов он начал приходить в сознание. Это было чрезвычайно драматично, – как позже на одном из своих показаний следователю, ведущему расследование этого инцидента, сказал др. Лэнгфорд. [Сначала Брюс зашевелился, затем открыл глаза, потом он попытался сделать нам какие-то знаки, но еще ничего не говорил. Он узнал свою жену и попытался показать ей, что узнал ее. Позже он уже мог говорить, но говорил невнятно и совершенно не так, как обычно. К тому времени, когда его стали перевозить в другой госпиталь, он уже мог кое-что вспомнить и начал шутить]. Др. By сказал, что анализ крови показал, что у Брюса было что-то не в порядке с почками. Брюса быстро переправили в госпиталь св. Терезы, где условия были лучше. Когда др. Лэнгфорда спросили о том, что может быть, все это произошло вследствие того, что Брюс работал на износ и [надорвался] во время работы над фильмом, то он ответил совершенно категорично: [Нет]. Но добавил при этом, что Брюс Ли был на пороге смерти. Доктора потребовали провести все возможные обследования. Др. By сказал, что он собирался провести анализ работы мозга, введя радиоактивные препараты, просвечивая рентгеном, произвести осмотр кровеносных сосудов. В действительности это было сделано позже врачами в Лос-Анджелесе, так как Брюс решил, что ему необходимо провести полное обследование у лучших врачей Америки. Др. By также сказал, что он спросил у Брюса, принимал ли тот какие-либо наркотики. Брюс признался, что принимал каннабис.

Почти первыми же словами Брюса, сказанными им после того, как он пришел в сознание, было его признание в том, что он чувствовал, как подкрадывается к нему смерть, тогда он собрал всю свою силу воли и не прекращал говорить себе: [Я буду бороться с этим, я переборю себя, я не собираюсь сдаваться]. Он сказал, что, если он не заставит себя думать таким образом, то умрет. Неделей позже мы прилетели в Лос-Анджелес, где группа врачей под руководством др. Дэвида Рейсборда внимательно изучила работу мозга Брюса в различных режимах и при различных условиях. Они не обнаружили ничего, что не соответствовало бы функциям здорового мозга. Др. Лэнгфорд говорил, что Брюс пострадал от отека мозга, т. е. увеличился объем жидкости, находящейся в черепе, что привело, естественно, к увеличению давления этой жидкости на мозг. Больше никаких повреждений не удалось обнаружить во всем организме Брюса. Напротив, ему сказали, что состояние его организма соответствует организму восемнадцатилетнего юноши. В конце концов, врачи решили, что Брюс пострадал от конвульсий неясного происхождения. Обычным лечением в таких случаях является применение предписанных врачом медикаментов, которые немного снижают активность деятельности мозга (успокаивают). Брюсу был приписан наркотик дилантин, однако никаких остатков этого наркотика не было обнаружено в его организме после смерти, что свидетельствовало о том, что он забывал его применять.

Я должна сказать, что ни один из членов семьи Брюса никогда не страдал от эпилепсии даже в мягкой форме, и сам Брюс никогда не был подвержен этому. Конвульсии бывают похожи на эпилептические, которые, в свою очередь, возникают в результате недостатка сахара в крови, недостатка кислорода, уремии, травмы мозга, опухоли мозга или менингита.

Истинной же эпилепсии предшествуют вышеперечисленные причины. Эпилепсия возникает как бы из ничего, хотя частично, в основе этого процесса лежат какие-то разрушения в химизме мозга, но какие именно, до сих пор не установлено.

Др. Рейсборд сказал мне, что Брюс никогда не страдал от эпилепсии. [Напротив, теперь мне ясно, что он страдал от эпилепсии [Напротив, теперь мне ясно, что он страдал от оттеков мозга, но что явилось причиной их возникновения, так и осталось загадочным]]. Будучи в Лос-Анджелесе, Брюс решил, что в августе мы вернемся в Америку с тем, чтобы посодействовать в рекламировании фильма [Остров Дракона] перед его показом на экранах.

Вернувшись в Гонконг, Брюс вновь принялся за [Игру смерти]. Он вернулся, чтобы снова стать объектом обычных скандальных историй, появляющихся в местной прессе, часть из которых связывалась с молодой тайваньской актрисой Бетти Тияг Пей. Он так же был расстроен появившимися в печати мемуарами сына Ип Мена, в которых содержалось немало неточностей относительно юных лет Брюса.

Мне хотелось бы написать о том, что последние дни Брюса были одними из самых счастливых его дней, но, к сожалению, это было далеко не так. Кинематографический мир мог быть мелочным и злобным и, когда ставкой были огромные суммы денег, то тут все средства были хороши. Как и в любом другом бизнесе, здесь существуют люди, которые творят свои грязные дела, успешно используя темперамент и поведение своих противников. В течение долгого времени (начиная с его первого фильма в Бангкоке) Брюс и Ло Вей постоянно грызлись друг с другом. Брюс считал, что директор слишком тщеславный и эгоистичный человек, думающий лишь о том, как бы получше [попользоваться] актерами. Однажды Брюс был на студии [Голден Харвест] и обсуждал сценарий фильма [Игра смерти] с Раймондом Чоу, когда вдруг услышал, что в соседней комнате находится Ло Вей. Как следует из его письма Тэду Эшли, Брюс отчаянно искал для своего фильма по-настоящему честных и квалифицированных актеров, способных помочь ему достигнуть тех результатов, о которых до него никто даже и не мечтал. Когда кто-то упомянул имя Ло Вей, то для Брюса в этом имени суммировались почти все недостатки китайских фильмов, Брюс мгновенно взорвался и побежал в комнату, где достаточно громко выложил Ло Вей все, что думал о нем. Удовлетворенный тем, что он выплеснул на него все свои чувства, Брюс вернулся в контору к Раймонду. Казалось, что инцидент исчерпан, но тут явилась жена Ло Вей, и атмосфера начала вновь накаляться. К тому времени, когда голоса их достигли самых гневных тонов, вокруг них собралась значительная толпа. Миссис Ло ушла к своему мужу, оставив Брюса кипящим от гнева и отчаяния. При нормальных условиях он быстро бы успокоился.

Вместо этого он вновь ворвался в съемочную комнату и поделился с Ло Вей еще кое-какими своими соображениями о нем. Директор обвинил Брюса в том, что тот ему угрожал физической расправой – абсурдное обвинение, конечно, но одно из тех, которые, как правило, завоевывают сочувствие у публики. Была вызвана полиция, явившаяся в сопровождении толпы журналистов. Ло Вей потребовал, чтобы Брюс подписал бумагу, в которой тот должен был гарантировать непричинение вреда Ло Вей. Брюс, отчасти шокированный и расстроенный случившимся, а также пытаясь побыстрее удалить журналистов из помещения, согласился подписать такую бумагу. Позже он [рвал на себе волосы] из-за этого, так как случись что с Ло Вей, Брюсу всегда могли бы инкриминировать этот документ. Если бы Ло Вей был молодым мужчиной, то взрывной темперамент Брюса мог бы найти выход в драке с ним, но сама мысль о том, что он мог бы ударить и покалечить старого человека, лежит за пределами вероятности. Брюса попросили прийти на гонконгское телевидение, где снова этот инцидент стал предметом обсуждений. В течение всей своей жизни Брюс никогда не боялся выражать свое мнение открыто и прямо, точно так же, как он относился к людям и проблемам. Но он, определенно, никогда не был ни сознательно грубым, ни сознательно безжалостным, он был тверд, прям и откровенен и выражал свое мнение ясно и недвусмысленно, а это не одно и то же. Он не пытался скрыть своей неприязни к Ло Вей, к его методам работы, хотя при этом он ни разу не упомянул даже имени этого человека. Пытаясь показать, насколько абсурдным является предположение некоторых репортеров о том, что Брюс пытался использовать против Ло Вей оружие, он решил продемонстрировать простой толчок плечом на одном из журналистов, предложив ему быть его ассистентом, тот сразу согласился. Брюс применил лишь малую долю той силы, на которую был способен, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы зрителям показались его действия чрезвычайно жестокими. На следующее утро газеты, жаждущие сенсаций, подали весь инцидент в крупных заголовках.

Брюс, короче говоря, был той самой суперзвездой, которая, что бы она ни делала, тут же оказывалась под обстрелом репортеров – вся его жизнь жадно залатывалась местной прессой. И неизбежно, выходя из-под пера местных газетчиков, картина получалась искаженной. Очень часто это было в какой-то степени правдой, но никогда это не было целиком одной лишь правдой.

Его старый друг Стерлинг Силлифант считал, что Брюс, вместо того, чтобы обрести покой и умиротворение в занятиях воинскими искусствами, что должно быть основным результатом этих занятий, как говорит нам об этом учение Зэн Буддизма, обрел лишь конфликты и антагонизмы. Это, конечно, неправильная интерпретация всей сути философии Брюса, его взглядов на жизнь и ее смысл. Гармония – это взаимодействие Инь и Янь. В своем постоянном стремлении к самоусовершенствованию, ко все большим и большим достижениям, он следовал одной из наиболее древних и самых конструктивных сил, характеризующих человеческое существо. Стерлинг Силлифант говорит, что Брюс сам породил массу проблем, которые, в свою очередь, ему же и приходилось решать. На то, я думаю, ответ Брюса был следующим: [Если вас критикуют, то значит, вы делаете все правильно, потому что они нападают на всякого, у кого есть мозги].

Глава 13

Мало что осталось еще добавить к ранее сказанному. Теперь мы снова вернемся к тому, с чего начали, к смерти моего мужа. Мы вернемся к этому роковому дню – 20 июля 1973 года. После того, как я ушла из дома, позвонил Раймонд Чоу, и с 2-х до 4-х часов дня Брюс и он работали над черновым вариантом [Игры смерти] с тем, чтобы показать его в тот вечер Джорджу Лезенби. Бетти Тинг Пей исполняла в этом фильме одну из главных ролей, и где-то около четырех часов дня мужчины поехали к ней на квартиру обговорить детали предстоящей встречи с Лезенби.

На квартиру Бетти Брюс приехал в совершенно нормальном состоянии. Втроем они засели за сценарий, отрабатывая детали. Позже Брюс пожаловался на головную боль, Бетти дала ему таблетку эквиагезика (сорт аспирина), в свое время Бетти прописал их ее личный доктор. Кроме этого Брюс не принял ничего за исключением нескольких легких коктейлей.

Около половины восьмого вечера, когда Раймонд Чоу начал собираться в ресторан на встречу с Лезенби, Брюс снова пожаловался на то, что чувствует себя неважно и пошел в спальню, где вскоре заснул. В 21.30, когда Раймонд Чоу приехал снова на квартиру к Бетти узнать, почему они не приехали в ресторан, Брюс все еще спал. Он, насколько это показалось Чоу, лежал спокойно, и не было никаких конвульсий. Чоу попытался разбудить Брюса, начав слегка его трясти, а потом уже стал бить его ладонью по щекам, но никакой реакции не последовало. Бетти тут же стала звонить своему доктору, который немедленно прибыл. Он тоже обнаружил Брюса, лежащим мирно в постели. Позже он сказал, что в течение десяти минут пытался привести Брюса в сознание, после этого привез его в госпиталь [Королевы Елизаветы].

Как только стало известно, что Брюс умер, гонконгская пресса словно взбесилась. Я могу понять причины охватившего газетчиков ажиотажа. Смерть любой суперзвезды – самая желанная новость. Вы легко можете себе представить кричащие заголовки и истерические сцены, сопутствующие смерти таких молодых звезд, как Рудольф Валентине или Джин Харлоу, чтобы осознать, что смерть Брюса Ли, да еще в таком поразительно молодом возрасте, возбудила дичайшую спекуляцию. Если бы он был кутилой и алкоголиком, если бы он погиб, как Джеймс Диан, в дорожной катастрофе, даже тогда, я полагаю, было бы много различных теорий и предположений. Но чтобы жизнь такого человека, как Брюс, обладавшего такой удивительной жизненной энергией, такой мужественностью, бывшего всегда в исключительной физической форме, могла вдруг оборваться, словно задутая свечка?! Возможно, не стоит ругать людей за их домыслы. На следующий день после смерти Брюса Раймонд Чоу появился на гонконгском телевидении, там его засыпали вопросами. Отчасти я была виновата в последовавших за этой телепередачей кривотолках. Раймонд спросил меня, не буду ли я возражать, если он скажет, что Брюс умер на квартире у Бетти, а не дома? Я сказала, что для меня это не имеет значения, и пусть он поступает так, как считает нужным. Хотя если он думает, что будет лучше, если он скажет, что Брюс умер дома, то я не возражаю. Мы оба решили, что заголовки в газетах будут больше и драматичнее, если пресса свяжет имя

Брюса с Бетти. Но в действительности меня это тогда не волновало, как не волнует и сейчас, я не считала, что это так важно, если все будет звучать так или иначе. Я была больше поглощена мыслями о своих детях. Раймонд впрямую не сказал в своем выступлении, что Брюс умер дома, но он намекнул на это. Однако когда пресса докопалась до правды, то получилось так, словно Раймонд солгал. А если он лжет, то с какой целью? Со всех сторон стали появляться всевозможные дичайшие теории в слухи.

Результаты вскрытия не уменьшили, а скорее, напротив, увеличили количество кривотолков, касающихся смерти Брюса. Следы то ли от каннабиса, то ли от марихуаны были обнаружены в желудке Брюса. Газеты немедленно разнесли по городу мысль о том, что Брюс был наркоманом и принимал наркотики с тем, чтобы помочь себе достичь таких экстраординарных результатов. В действительности все медицинские свидетельства, представленные сотрудникам, ведшим расследование причин смерти Брюса, говорили о том, что невозможно, чтобы каннабис, являющийся практически очень слабым наркотиком, мог стать причиной смерти. Один из врачей сказал, что применение Брюсом каннабиса равносильно тому, что он пил крепкий чай.

Огромные усилия были направлены на то, чтобы пролить свет на причины смерти Брюса. Врач из гонконгской правительственной лаборатории обследовал желудок Брюса и все его внутренние органы и ткани, после чего [образцы] были отосланы в Австралию и Новую Зеландию. В результате чего были отвергнуты предположения о возможности отравления или о чем-либо еще в этом роде. За исключением еле заметных остатков каннабиса единственным [инородным] веществом, найденным в желудке Брюса и других внутренних органах, был эквиагезик. Я сама заявила о том, что впервые услышала, что Брюс принимал каннабис после того злополучного дня – 10 мая. И я считаю, что, принимая во внимание его огромную заботу о своем теле и то огромное количество работы, которую он производил, вряд ли он часто принимал его, скорее всего, от случая к случаю и в малых дозах. В действительности врач сказал Брюсу, что небольшие дозы каннабиса не причинят ему вреда.

Доктор Р. Р. Лицет из госпиталя [Королевы Елизаветы] сразу же отверг мысль о [зловещем] каннабисе.

Его мнение было следующим: организм Брюса был, скорее всего, сверхчувствителен к одному или более компонентам, содержащимся в таблетке эквиагезика. Некоторые люди, например, имеют аллергию к пенициллину и, предполагая, что Брюс в результате каких-то загадочных химических процессов не имел аллергии к эквиагезику, но в то же время был сверхчувствителен к нему, др. Лицет обследовал череп Брюса, но не обнаружил никаких повреждений. Мозг Брюса, однако, был [разбухшим, словно губка]. Он весил 1,575 граммов вместо обычных 1,400 граммов. Но смерть не была следствием кровоизлияния, так как ни один сосуд мозга не был ни разрушен, ни блокирован. Др. Лицет сказал, что отек (разбухание) мозга может длиться полминуты, а может развиваться и в течение 12 часов, в случае с Брюсом все это произошло очень быстро.

Прокурор, конечно, с жадностью накинулся на идею, которая предполагала, что каннабис стал возможной причиной возникновения отека мозга. Я представила на рассмотрение рапорт др. Иры Франк из университета в Калифорнии, которая категорически заявляла, что история не знает ни одного случая, чтобы кто-нибудь умер от каннабиса, хотя им пользуется общество уже несколько тысяч лет. Наркотик, совершенно определенно, не смертелен. Другие врачи, изучив данные доклада и результаты вскрытия, согласились с этим.

Теория каннабиса была окончательно развенчана профессором Р.Д. Тьером, профессором фармакологии университета в Лондоне, одного из лучших экспертов в этой области. Он изучил 90 000 вскрытий, в результате чего заключил, что мысль о том, что каннабис может вызвать смерть, [иррациональна]. Он решил, что опухоль (отек) мозга был вызван сверхчувствительностью либо к мепробамату, либо к аспирину, либо к комбинации этих двух веществ, входящих в состав эквиагезика. Как бы необычно это ни казалось, и как бы ни редки были такие случаи, это было единственно возможное решение.

Это мнение было принято жюри, изучавшим причины смерти и ведшим расследование, – несчастный случай.

После вердикта журналисты, как обычно бросились ко мне, желая узнать, удовлетворена ли я таким решением? На это я могла лишь ответить: [Разве это что-нибудь меняет?] Единственное, что по-настоящему имело значение, это лишь то, что Брюс был мертв.

Похороны Брюса были проведены дважды – первый раз в Гонконге, а затем в Сиэтле, где его тело предали земле. Первая церемония была проведена для его друзей и поклонников, вторая была более интимной. Я решила, что Брюсу, возможно, понравилось бы быть одетым в китайский костюм, в котором он снимался в [Острове Дракона], он любил его и часто надевал, потому что чувствовал себя в нем очень уютно. Для похорон я арендовала помещение похоронного бюро в Каулуне. Оно было убрано в белые ткани, белый цвет у китайцев считается погребальным. Вначале здесь не было гроба, но каждый входящий в комнату направлялся к возвышению, напоминающему алтарь, на котором был помещен портрет Брюса. Весь алтарь был убран лентами и цветами, также и китайский стяг, на котором было написано – [Звезда, угасшая в пучине искусства]. Три пахучие палочки и две свечи были зажжены перед его портретом. После того, как каждый вошедший делал три поклона, он или она проходили за алтарь и там садились.

Когда прибыли Брендон и Шэннон, их одели в белые, сделанные из джута обрядовые накидки, и мы сели на специальные подстилки, положенные на пол. Вокруг нас были в основном друзья и родственники Брюса, включая его брата Питера. Китайский оркестр играл традиционную похоронную китайскую песню, которая звучит как [Аулд Лэнг Син]. Многие из известных звезд и авторитетных людей кинобизнеса присутствовали на похоронах. На улицах давка была ужасная, и я вспомнила хроникальный фильм, в котором были запечатлены похороны Валентине; здесь было около тридцати тысяч человек. Со временем гроб Брюса был внесен в комнату и установлен рядом с алтарем, теперь люди могли, проходя мимо гроба, взглянуть на Брюса в последний раз. Тело его было закрыто стеклянным футляром, чтобы никто не мог дотронуться до него.

Я решила похоронить его в Сиэтле. Я знала, что он предпочел бы тишину и спокойствие Сиэтла, где часто идет легкий свежий дождик, так любимый им, и где вокруг озера, горы и леса.

Меня также убедило в том и то, что политическое будущее Гонконга неопределенно, и я решила, что, возможно, наступит день, когда я не смогу попасть на его могилу.

К несчастью, во время перелета гроб был поврежден. Каким-то образом в него проникла влага, так как по прибытию в Сиэтл они обнаружили, что краска с синего костюма окрасила белый шелк, которым были обиты стенки гроба, поэтому пришлось ткань заменить. Конечно, в соответствии с китайским повернем, это означало, что даже после погребения он не обретет покой. Похороны в Сиэтле прошли намного тише и спокойнее. Собралось около двухсот друзей и родственников. Музыка была не традиционной, но состояла из сменяющих друг друга песен, которые любил Брюс, включая песню [И когда я умру]. Гроб был окрашен белыми, желтыми и красными цветами, которые были уложены в виде символа Инь-Янь. Гроб несли Стив Мак Квин, Джим Кобэрн, Дэн Иносанто, Таки Кумир, Петер Чин, брат Брюса Роберт.

Брюс был похоронен на кладбище [Лейк Вью], находящемся на берегу озера Вашингтон, которое он очень хорошо знал и любил. Я сказала, что Брюс воспринимал смерть человека следующим образом: [Душа человека – это эмбрион в теле человека. Ночь смерти человека – это день его пробуждения. Душа начинает свою жизнь]. Я добавила к этому, что в день нашего пробуждения мы снова встретимся с ним.

Тэд Эшли с огромным сожалением говорил о том, что мог он еще совершить – о великом будущем, которое по праву принадлежало Брюсу.

В заключение, стоя на краю могилы, Джеймс Кобэрн сказал последние слова: "Прощай, брат, это большая честь для нас, что мы жили с тобой в одно время. Как друг, как учитель, ты очень много дал мне, ты научил меня наилучшим образом проявлять данные мне природой мои физические, духовные и психологические качества. Спасибо тебе. Пусть ничто не тревожит твою душу". После этого он бросил белые перчатки, в которые были все те, кто нес гроб, в открытую могилу, и все остальные сделали то же самое.

Я вернулась в Гонконг переговорить с людьми, ведшими расследование. Я увидела Бетти и долго разговаривала с ней, убеждаясь все больше и больше, что, возможно, Брюс принял эквиагезик, или аспирин, или какую-либо другую таблетку, похожую на них по своему химическому составу и в тот день – 10 мая: но что самое главное, не смотря на то, что так до конца и не выяснилось, какая именно химическая реакция привела к этому – его смерть была естественной.

Я слышала всевозможные фантастические теории, каждый спекулировал его смертью как мог; и чем больше вы анализировали эти домыслы, тем более и более они казались вам абсурдными. То предполагали, что Ран Ран Шоу убил его, то говорили о том, что Раймонд Чоу организовал его убийство. Но правда была лишь в том, что китайцы потеряли своего великого героя и отказывались видеть его мертвым; отказывались поверить тому, что их супергерой – само человеческое совершенство – скончался так же просто, как любой другой смертный. Устав от всего этого потока слухов и контрслухов, от разного рода сенсационных утверждений, я публично попросила жителей Гонконга оставить его душу в покое: "Единственная вещь, которая имеет значение, это то, что Брюс ушел от вас и больше никогда не вернется. Но он будет жить в нашей памяти и в своих фильмах. Пожалуйста, помните его, его гений, его искусство, то колдовство, которое он обращал на каждого из нас… Я молю вас всех, пожалуйста, оставьте его в покое, не волнуйте его душу". Но ни один из них, должна я с сожалением сказать, казалось, меня не слушал.

Я провела в Гонконге шесть недель, пока не закончилось следствие, пока не отправила мебель и т. п., и в октябре я была уже готова вернуться в Америку. Я прошла через тяжелейшие испытания, находясь в состоянии оцепенения. Теперь я улетала из Гонконга от всей этой жаждущей сенсаций толпы, от всех этих слухов, от этой невыносимой жизни, когда я не могла даже выйти из дома. Я была рада тому, что снова возвращаюсь в Сиэтл, возвращаюсь к моим детям, возвращаюсь к жизни, но теперь уже к жизни без Брюса. В течение шести недель я находилась в окружении друзей и родственников Брюса, старавшихся облегчить мои страдания, насколько это было возможно. Я не чувствовала, что жизнь отнеслась ко мне несправедливо, я не считала, что жизнь была ко мне жестока, если она и была к кому-то жестока, так это, прежде всего, к Брюсу.

Я, в конце концов, имела счастье знать его, быть рядом с ним, прожить с ним девять удивительных лет, волнующих, прекрасных лет.

Одна из моих ближайших подруг Ребекка Хью оставалась со мной всю ночь перед моим отлетом из Гонконга. Как я уже говорила, все эти последние месяцы я жила в полушоковом состоянии. Я делала все то, что необходимо мне было сделать, так, словно я была совершенно нормальной и могла контролировать все свои действия. Я очень хотела действовать так, как мне казалось, того желал бы Брюс. Я не была сломлена, я не бросила все на произвол судьбы под ударами не контролируемого отчаяния. За всю нашу совместную жизнь он передал мне столько сил, что я была решительно настроена продолжать жить таким же образом. Все было так до тех пор, пока я не вступила на борт самолета, который должен был перенести меня из Гонконга в Америку, где у меня должна была начаться новая часть моей жизни, и вот только тут я внезапно ощутила всю тяжесть происшедшего. Все недавние события, все переживания, все чувства, все это неожиданно нахлынуло на меня, я вышла из состояния оцепенения, словно после полученного парализующего удара и стала вновь обретать сознание. Самолет все дальше и дальше удалялся от земли, горячие слезы побежали по моим щекам.

Я вспомнила строчки древнего китайского поэта Цзу Ей, которые были переведены Брюсом:

Юноша, Не упускай ни минуты Своего времени, Ведь дни летят за днями, И не заметишь, Как состаришься, И если ты не веришь мне, Взгляни на сад, Как снег сверкает, Как веет холодом И как жестка трава Еще недавно бывшая зеленой. И разве ты не видишь, Что ты и я – Мы ветви древа одного: Ты радуешься – И я смеюсь. Лишь загрустил – И уже плачу я. Любовь, Могла бы жизнь существовать иначе? А ты иль я?

Джун Ри говорил о нем

[Брюс был человеком, рожденным для того, чтобы побеждать]

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg