«Освобождение Вены: роман-хроника»

Освобождение Вены: роман-хроника (fb2) - Освобождение Вены: роман-хроника 1383K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анатолий Филиппович Корольченко

Товарищам по оружию, ветеранам Великой Отечественной, с которыми в далеком 45-м освобождали Вену

Часть первая ПУТЬ К ВЕНЕ

БОЕВЫЕ ТОВАРИЩИ ИЗ ВЕНСКИХ ДИВИЗИЙ

Передо мной на столе карта. Пожелтевшая от времени, потертая на сгибах, вся в подклейках и карандашных пометках, — она словно живой свидетель прошлого. От карты исходит едва уловимый, тонкий, щекочущий запах. Здесь, в архиве, его источают бумаги, пролежавшие на полках долгие годы. Это запах времени.

Документом истории стала и карта. Она имеет свои номер и папку, учтена в толстой книге архивариуса.

А ведь когда-то с этой картой я прошагал тяжелые версты, поднимая в атаку роты! Без труда читаю цветные значки и пометки, ведь моя старая карта — это страница жизни, которую никакими силами нельзя вырвать из памяти.

Прежде чем попасть в архив, карта немалый срок находилась в моем полевом планшете: не мог с ней расстаться.

Она ко мне попала накануне наступления.

Фронтовики знают, что воевать без карты — дело трудное, все равно что вести бой вслепую. Мне досталась «двухсотка», сантиметр которой соответствовал 2 километрам местности. Карта охватывала территорию Венгрии, Австрии и даже Чехословакии. На ней я начертил синим карандашом линию немецкой обороны и написал: «3 тд СС «МГ», что означало: «3-я танковая дивизия СС «Мертвая голова». Она обороняла участок, где нам предстояло наступать.

Помню, как потом бежал в атаке по напоенной влагой пахоте, как захлебывались очередями немецкие пулеметы, как били по нам прямой наводкой орудия, как с раздирающим душу треском рвались мины. А у окраины селения мы попали под яростный налет шестиствольных минометов. Осколки безжалостно секли все, что находилось поблизости. Потом появились серые медлительные, неповоротливые танки «тигры», и пришлось схватиться с ними.

Бой за село Шаркерестеш продолжался весь день, но он показался минутой. Вечером, подписывая боевое донесение, в память острой болью врезалось число 93. Таковы были потери батальона за день.

Наутро схватки продолжались у канала Шервиз, и у города Секешфехервар, находившемся в межозерье Балатона и Веленце, и еще у десятков венгерских селений и безымянных высот.

Весь боевой путь я отмечал на своей карте, прошагав от Будапешта до Вены и дальше, до Альп. На ней сделал и последнюю отметку 9 мая в Чехословакии, у местечка Зноймо.

Вскоре пришло распоряжение: «Топографические карты собрать и уничтожить по акту». Но, каюсь, нарушил я тогда распоряжение. Не поднялась на это рука. Разгладил свою карту, подклеил порывы, аккуратно, словно пеленая, сложил и упрятал подальше.

В ту же осень мне посчастливилось приехать в родной Ростов. Здесь произошла удивительная встреча с моими одноклассниками. Парней не было, одни служили в армии, другие погибли. Жизнь всех разметала. Ко мне пришли служившие в картографическом учреждении одноклассницы.

Войсковая часть располагалась в приземистом кирпичном строении в центре города. Там вчерашние школьницы вычерчивали для действующей армии топографические карты.

— Ты где воевал? — спросила Женя Грибанова, глядя через очки. Я ответил. — Так был у Балатона? И в Вене?

— Конечно, пришлось быть! Там такое творилось! Век не забыть. Почему ты спрашиваешь?

— Да ведь я чертила карту того района! Мне запомнилось каждое селение, каждая дорога, каждая река! И Шаркерестеш, и канал Шервиз, не говоря уже о Вене.

Тогда я достал из планшета карту, развернул ее, исчерченную карандашом вдоль и поперек, потертую на сгибах, в заклейках.

— Ой! Она самая! — воскликнула Женя и почти припала к карте, подслеповато разглядывая ее через толстые линзы очков. — Она… Она…

И я увидел, как по щеке девушки скатилась и упала на карту слеза…

Сейчас я разглядываю упруго изогнутые скобки наших боевых порядков, короткие стрелы контратак, зубчатые позиции противника. За ними вижу атакующие цепи пехоты и танков, слышу артиллерийский гул, солдатское «ура». И вижу людей, своих боевых товарищей.

Дорога боев, прочерченная на карте, берет начало под Будапештом, выходит к озеру Балатон и от него устремляется на северо-запад, к Вене. Дальше маршрут замысловато петляет по горным дорогам Альп и вырывается к Праге.

Я всматриваюсь в карту. До боли знакомы названия далеких местечек, селений, городов. Вспоминаю фронтовых товарищей.

Прежде чем попасть в Венгрию, наш 300-й полк неожиданно перебросили в составе 37-го гвардейского стрелкового корпуса с Карельского фронта в только что освобожденную от немецких оккупантов Белоруссию.

— Три дня на оборудование лагеря, затем — боевая учеба! — велел наш «батя» — так мы называли командира полка полковника Данилова. — Предстоит нелегкое дело.

Нелегким было дело и в Карелии. Когда в начале лета командующий войсками фронта генерал армии Мерецков докладывал в Ставке замысел предстоящей наступательной операции по форсированию реки Свирь и прорыву долговременной глубокоэшелонированной обороны противника, он, изложив соответствующие расчеты, обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой выделить дополнительно армию из резерва Ставки.

Поразмыслив, Сталин ответил:

— Армию дать не могу. Выделю корпус, он заменит армию. — Верховный имел в виду наш 37-й гвардейский корпус.

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Старейшие десантники

Вскоре нам объявили, что корпус снова вошел в состав воздушно-десантных войск. Мы сменили общевойсковые, пехотные погоны с малиновым кантом на прежние, десантные с голубым.

На окраине глухого леса, у самого Днепра возникли землянки, кухни, бани. Полковые саперы перекинули через неширокий Днепр наплавные мостки к находившемуся в отдалении аэродрому. Там появились самолеты, с которых мы опять стали совершать парашютные прыжки.

Тогда довелось мне познакомиться с Наби Аминтаевым — одним из первых советских парашютистов.

Помню, в штабной землянке появился большерослый подполковник. Голова едва не доставала бревенчатого потолка, казалось, он не вошел, а втиснулся в наше лесное сооружение, ставшее сразу тесным.

— Аминтаев, — назвал себя.

Я знал, что подполковник — начальник парашютно-десантной службы нашего соединения, знал, что в прошлом он служил в Северо-Кавказском военном округе, что на его счету более тысячи парашютных прыжков, многие из которых он совершил в Ростове и Новочеркасске. С его именем было связано зарождение и становление воздушно-десантных войск. Летом 1935 года он установил мировой рекорд, совершив прыжок с высоты 7612 метров без кислородного прибора. Тогда же был удостоен ордена Ленина, высшей в то время правительственной награды.

— Показывай, начальник штаба, как спланировал парашютную подготовку, — произнес Аминтаев густым, с кавказским акцентом голосом.

Листая документы, он внимательно, как мне казалось, с излишней придирчивостью изучал планы и графики. До того я командовал ротой и планировать боевую подготовку батальона не приходилось.

— Операция предстоит серьезная. Будет большое десантирование, и к нему нужно готовить личный состав.

— Что-то лицо ваше мне знакомо, — заметил подполковник.

Я ответил, что мы встречались на подмосковном аэродроме, у Медвежьих озер, где совершались тренировочные прыжки. Там мне довелось подниматься в небо с одной из первых парашютисток страны Галиной Пясецкой и с Анатолием Дорониным. Три брата Дорониных изобрели и опробовали прибор для автоматического раскрытия парашюта. Лейтенант Анатолий был младшим.

— Так вы из Щелковской бригады! Вот я и вижу, где-то встречались.

Мы разговорились, вспомнили Ростов. Я узнал много интересного.

— Не встречали ли вы парашютиста Харахонова? Он из Ростова.

— Василия? Мы с ним большие друзья!

— Мне довелось наблюдать его прыжки.

В давние довоенные времена воскресенье 18 августа отмечался как День авиации. К этому времени купальный сезон на Дону кончался, о дачных заботах ростовчане не имели и понятия, а потому в тот день многие устремились к аэродрому, заполняя огромную его площадь.

Там впервые услышал я фамилию парашютиста Харахонова.

По радио объявили, чтобы наблюдали за набирающим высоту четырехмоторным самолетом:

— Будет прыгать Василий Харахонов. Прежде чем раскроет парашют, пролетит немалое расстояние на крыльях.

На крыльях? В памяти всплыла древняя легенда о Дедале и его неугомонном сыне Икаре, который направился на крыльях к солнцу и, приблизившись, погиб, так и не достигнув цели. Вспомнился и рязанский холоп, дерзнувший летать, уподобившись птице, на сотворенных им крыльях.

А самолет меж тем набрал высоту и, сбросив газ, летел, приближаясь к зрителям.

— Вот он!.. Летит!.. Летит! — послышались крики.

И все увидели в далеком небе силуэт, напоминающий стремительного стрижа: короткие скошенные крылья, небольшая круглая голова, темная препона между ног.

Парашютист не падал, нет! Он действительно летел, с каждым мгновением приближаясь к земле. И все четче и четче обозначались его контуры. Казалось, он сверху определил место своего приземления и несся к нему, надеясь обойтись без парашюта.

Оставалось совсем немного, когда с легким хлопком распахнулся цветастый купол.

С того времени прошло немало лет, но до сих пор этот случай в моей памяти. Здесь, в Ростове, Харахонов провел немало экспериментов в новом тогда парашютном деле: прыгал днем и ночью, с различных высот и с различным временем задержки раскрытия парашюта, исполняя роль спасателя, вместе с «раненым» парашютистом.

За развитие парашютизма в стране Василий Иванович был удостоен государственных наград: орденов Ленина и Красной Звезды.

В октябре 1944 года Харахонов находился в боевой части в Прибалтике. И надо же было так случиться, что под Шяуляем погиб в одном из боев.

Иван Иванович

Закоренелым десантником был и начальник штаба полка майор Лисов. Однажды во время демонстрации документального фильма о знаменитой массовой выброске десанта он сказал:

— Внимательно понаблюдай за тем бомбардировщиком.

— Это был четырехмоторный «ТБ-3», на фюзеляже и плоскостях которого закрепились десантники.

В одном из парашютистов я узнал Ивана Ивановича.

— Это был мой десятый прыжок. А первый совершил в 1934 году. — На гимнастерке был знак с трехзначным числом на подвеске: столько было прыжков на его счету.

Иван Иванович запомнился по тому дню, когда форсировали Свирь. Мне тогда пришлось заглянуть на командный пункт полка. Он размещался в подвале разрушенной больницы, которая стояла на берегу и наверняка служила хорошим ориентиром. Вблизи нее то и дело рвались снаряды и мины. Иногда они попадали в стену, и тогда вместе с осколками разлетались куски кирпича, а в стене появлялся пролом.

Войдя в подвал, я осмотрелся. На обломках примостились солдаты и офицеры, а у окна расположился Иван Иванович. В полку он был на особом положении. Не потому, что занимал должность начальника штаба и имел право отдавать распоряжения от имени командира полка. Он даже никогда и не ссылался на полковника. Но отданные Иваном Ивановичем распоряжения выполнялись безоговорочно. Покоряли его трезвый ум, легкий юмор, обаяние. Внешне был он высок, строен, с открытым взглядом серых глаз. Зачесанные назад волосы открывали высокий лоб.

Склонившись над картой, он говорил по телефону и тут же карандашом делал пометки на карте. Я взглянул на карту. Она была испещрена цветными значками и пометками, а на полях теснились таблицы. Десятки таблиц. По ним можно было узнать, куда и когда стреляли батареи, что делали роты, когда должны были отчалить лодки, плоты и паромы, кто на них переправлялся. Все расписано по минутам. Были еще какие-то расчеты и записи.

Действовали телефоны и радиостанции. Тренькали звонки, сыпались точки-тире морзянки. Радисты торопливо записывали сигналы, тут же передавали их офицерам, а те, расшифровав, — Ивану Ивановичу. Он спокойно и, казалось, не спеша читал донесения и радиограммы, делал на карте пометки и немногословно докладывал по телефону находившемуся на наблюдательном пункте командиру полка.

О начальниках штабов пишут мало. Вероятно, потому, что на поле сражения их не видно: они обычно сидят в надежном укрытии. Но в своих укрытиях они делают наиважнейшее дело — обеспечивают командиру управление боем. С помощью штаба в войска передается воля командира и осуществляется его замысел.

В подвале гул артиллерийской пальбы был приглушен. Только иногда от близкого разрыва содрогались стены. Казалось, что стена вот-вот обрушится, завалит вход в подвал и единственное оконце, через которое пробивались свет и воздух.

— Товарищ майор, нет связи с «Резедой»! — объявил в разгар артиллерийской подготовки худощавый, с утиным носом связист.

С излишней торопливостью он крутил ручку аппарата.

— Почему молчишь, «Резеда»? Черт бы тебя побрал!

Сидевший рядом второй телефонист тоже крутил ручку аппарата и тоже кричал в трубку, вызывая какой-то «Пестик».

Вбежал командир роты связи. Пилотка сбита, растерянный взгляд.

— Связь есть?

Худощавый телефонист мотнул головой:

— Обрыв на линии, товарищ старший лейтенант!

Вслед за командиром роты появился адъютант полковника.

— Товарищ майор! Нет связи! Батя шумит, кричит: «Если через десять минут связь не восстановят, отдам командира роты под трибунал!» Переправа должна начаться…

— Да мудрено ли связь в этой каше потерять! — вспыхнул старший лейтенант. — Посмотри, что делается!

Я видел в траншее десятки телефонных проводов. Желтые, красные, белые, зеленые, словно нити нервов, они тянулись отовсюду — от батальонов, рот, артиллерийских батарей, понтонеров, самоходчиков, — сходясь в толстый цветастый жгут, змеей вползавший в штабной подвал. Устранить обрыв — дело одной минуты; стоит только зачистить и соединить концы. Но попробуй найди этот обрыв!

Угроза командира словно ошпарила старшего лейтенанта. Он стоял посреди подвала и растерянно смотрел на майора.

— Рядом командный пункт артиллеристов. Уточните: держат ли они связь с командирами дивизионов… — сказал Иван Иванович.

— А ведь и правда… Понял вас, товарищ майор! — Старший лейтенант бросился в темневший пролом. Через минуту он вернулся.

— Есть связь! Командиры дивизионов рядом с комбатами. Сейчас я туда подам нитку и аппарат, а сам пойду на линию…

— На линию пошлите сержанта и солдата. Сами оставайтесь здесь. Понятно? А это возьмите для успокоения. — Иван Иванович протянул связисту леденец. — Помогает…

Пряча улыбку, он легонько похлопал командира роты по плечу.

— Понял, товарищ майор!

На Свири

Это событие у всех нас осталось в памяти. Утром 21 июня 1944 года мы сидим в траншее, из которой видна река и противоположный берег, изрытый траншеями, с проволочными заграждениями, буграми замаскированных дзотов и бронеколпаков. За ними лес.

В напряженную тишину незаметно вплетается едва слышимый гул. Он приближается, усиливается, тяжелый и натужный. В бледном, подернутом дымкой небе плотным строем летят самолеты.

Бомбардировщики идут тройками. В каждой линии таких троек три. Вот первые уже над нами, и мы видим, как от самолетов черными каплями отделяются бомбы и стремительно несутся вниз. Они падают на противоположный берег, на траншеи и укрепления противника. В воздух летят проволока, земля, обломки бетона и дерева. Клубится сизочерный дым, и словно живая, содрогается под ногами земля.

Потом появились штурмовики, «Илы». Они шли низко, будто утюжили берег, поражая врага «эрэса- ми» и пулеметными очередями.

Едва штурмовики скрылись, как далеко в нашем тылу зарокотало, загремело, завыло. Над лесом поднялось темное облако дыма и пыли, из которого огненными стрелами вылетали ракеты. Ударили орудия и минометы. Началась артиллерийская подготовка. Наши орудия бьют по противнику, тот, огрызаясь, отвечает.

Я высовываюсь, стараюсь рассмотреть лощину, где вчера наблюдал плоты с чучелами, но меня дергают за гимнастерку, и я падаю.

— Ты не очень-то высовывайся. Влепит, — миролюбиво говорит командир пулеметной роты, капитан Белоусов.

Взгляд его глаз суров, а лицо в глубоких складках добродушно.

Со всего полка собрали станковые пулеметы «максим». Они расставлены в траншее. Тут же и противотанковые ружья. Задача пулеметчиков — и наша, бронебойщиков, — с началом форсирования реки подавить огневые точки противника.

Все тонет в грохоте взрывов. Что-то кричит мне Белоусов, но разобрать невозможно.

Загрохотала «катюша». Берег скрылся в дыму. К траншее выползла самоходка. Круглой пастью зияет ствол орудия. Ствол медленно развернулся, замер, и раздался оглушительный выстрел. Воздушная волна ударила в траншею, едва не сбив с ног солдата. Он выругался, погрозил самоходчикам кулаком и вдвоем с помощником откатил пулемет на новое место.

Не остался в долгу и противник. Его снаряды и мины густо ложатся по берегу, вблизи нашей траншеи и за ней. Ведь пристрелян каждый бугорок, каждое дерево!

Прямо в траншею, в то место, где затаились три солдата и офицер, попала мина. Взрыв — пыль, сизый дым стелется по траншее. Катится окровавленная каска, на одном из солдат горит обмундирование.

Я вижу, как лица пулеметчиков побледнели. Люди прижимаются друг к другу, торопливо и глубоко затягиваются крепчайшей бийской махоркой, испуганно глядя на недвижимые тела.

Грохот не ослабевает. Мощный артиллерийский кулак молотит и молотит, поражая всю немалую глубину неприятельской обороны, разрушая укрепления и укрытия, огневые позиции, пункты наблюдения и узлы связи, сосредоточение резервов и колонны на дорогах.

Вдруг гул разрывов разом отдалился. Вся артиллерия, что била по переднему краю, перенесла огонь в глубину. Вот он, долгожданный перенос огня, с которым начнется ложная переправа!

— Гвардейцы, за мной! — выбежал из укрытия лейтенант Ставропольцев.

Вслед за ним к реке бросились двенадцать гвардейцев.

— Мытарев, твой плот крайний! — командовал старший сержант Немчиков. Павлов, Бекбесунов, ваши — ближние.

Солдаты из взвода Журавлева помогали столкнуть плоты в воду.

— Живей! Живей! — Ставропольцев бегал вдоль берега от плота к плоту, в руке пистолет. — Продержитесь, хлопцы, четверть часа! Всего пятнадцать минут!

Неподалеку взорвался снаряд. Осколок ударил в руку лейтенанта. Боли он не почувствовал, хотя и видел стекающую кровь. Не было двух пальцев и пистолета.

— Где же он? — Офицер оглядывался, ища оружие.

— Поехали! — скомандовал себе Мытарев.

Бросив к чучелам автомат, он шагнул в воду и оттолкнул свой плотик. Плоты медленно поплыли вперед. Течение реки бросало их, сносило с курса. На плотах в живописных позах лежали чучела, те самые, что мы готовили в роте. Издали их нельзя было отличить от солдат. А сзади, держась за бревна, по двое плыли гвардейцы.

Неподалеку от одного плота вырос фонтан, потом еще. Плот Павлова совсем разнесло, сам он уцелел чудом. Ухватившись за бревно, подплыл к Бекбесунову. Маркелова унесло куда-то в сторону: если бы не спасительные бревна, давно бы пошел ко дну.

Орудия противника усилили огонь. Вокруг плотов закипела вода. Значит, немцы поверили замыслу, приняли за начало общей переправы. Открыли огонь новые, доселе молчавшие и не засеченные нашей разведкой батареи. Противоположный берег тоже ожил: там заработали огневые точки.

— Огонь, славяне! — закричал Белоусов.

Отстранив наводчика, он припал к «максиму» и послал через реку длинные очереди.

Бьют из бронебоек Гаранин, Терехин, Гущин, слывущие «меткачами». Выстрел из ружья звонкий, с тупым ударом при отдаче в плечо. Наверняка у ребят багровые кровоподтеки.

Что-то кричит рыжеволосому Гаранину бойкий и непоседливый сержант Арефьев, указывает пальцем на тот берег. Наводчик всматривается, кивает и, упираясь в приклад длинноствольного ружья, целится.

Мы видим, как тутой поток реки вырывает плот из рук двух гвардейцев. Кажется, что это Мытарев и Маркелов. Вот один из них хотел было снова ухватиться за спасительное бревно, но пальцы соскользнули. Если бы не автомат да снаряжение, он бы плот легко догнал. С каждым мгновением течение уносит плот дальше и дальше. Вокруг него брызнули фонтанчики.

Солдат медленно скрывается под водой. Потом показывается голова, грудь, и вот он уже выбирается по дну на берег.

Люди перебегают, падают, снова бегут и скрываются в траншее.

— Наши там! — кричит капитан Белоусов и машет рукой. — Переплыли!..

А у саперов была своя задача. Им предстояло форсировать реку одновременно с разведчиками, чтобы успеть пробить для пехоты проходы в минных полях.

Володя Куратов лежал неподалеку от командира взвода лейтенанта Иванова. От грохота раскалывалась голова, будто кто долбил молотком по затылку. И в довершение мучила жажда. Утром дружок угостил соленой воблой. Знал бы, чем обернется угощение, кусочка бы в рот не взял…

Куратов попросил у лейтенанта Иванова разрешения сбегать к реке, но тот покачал головой: это никак невозможно. Лежавший рядом с Куратовым долговязый Дуленко, поняв, о чем просил Володька, многозначительно пошевелил пальцем у виска, все ли, друг, у тебя дома?

Лейтенант был человеком осторожным, порой даже очень. Он любил повторять присказку «Сапер ошибается один раз» и при этом добавлял. «На вторую ошибку времени не будет».

Худощавый, неторопливый, робевший перед начальством, лейтенант, однако, отличался исполнительностью. И именно эта его черта вызывала у подчиненных уважение. Уж если взводный что обещал, то разбивался в доску, но слово сдерживал. Еще внушала уважение медаль «За отвагу», полученная им в сорок втором, когда был рядовым-сапером. Выходит, с той поры ни разу не ошибся.

— Может, закурим? — наклонившись к уху Куратова, прокричал Дуленко.

Дуленко во взводе называли Васей Полундрой. Прежде он служил во флоте, воевал под Севастополем и сохранил чиненную-перечиненную матросскую тельняшку, которой очень дорожил.

Тут Куратов уловил взгляд лейтенанта. Тот указал на котелок. Догадавшись, Володька схватил посудину и разом вымахнул из траншеи. Кубарем скатился по крутому косогору и наткнулся на лежащего у берега солдата.

— Эй, гвардия! — толкнул его сапогом.

Неподалеку с треском рвануло, над головой вжикнули осколки. Володька втиснулся в песок.

— Братишка! — толкнул снова.

И тут увидел застывшие пальцы солдата. Они намертво сжимали автомат.

«У-ух-х» — послышалось совсем рядом. Не раздумывая, Куратов упал прямо в воду. В следующий миг рвануло, в реку часто зашлепали осколки. Боец схватил винтовку… а она без приклада: осколок срубил его как топором.

Володька вырвал из рук убитого автомат, срезал с ремня сумку с магазинами и тут увидел Полундру, помкомвзвода Ахапкина и своего тезку Волкова. Они выволакивали из укрытия лодку.

— Давай тащи сюда надувную! На ней поплывете — ты и Волков! — велел Ахапкин.

Вдвоем подтащили резиновую лодку к реке, сбросили ее в воду и только отплыли, как лодка стала «скисать».

— Прыгай, пока мелко! — скомандовал Волков и перевалился через борт. Куратов за ним. Уже в воде вспомнил, что не надул надетый поверх гимнастерки спасательный жилет. Хорошо, что воды только по горло, не то утюгом бы пошел ко дну.

Пока выбирался, Волков уже пристроился на деревянную лодку. В ней сидели трое: два сапера и солдат с ручным пулеметом, для прикрытия. Куратов стал надувать жилет.

На реке появились первые лодки; их было пока немного. Бившая до того по берегу артиллерия противника перенесла огонь на реку.

Соседнюю лодку разнесло прямым ударом. Еще одна оказалась перевернутой; она медленно поплыла, чернея смолистым днищем.

Лодка была уже близко к цели, когда рядом ухнуло. Воздух раскололся, неудержимая сила подбросила Куратова; не помня как, он оказался в реке. В нос, горло, уши ударила вода.

Захлебываясь, едва вынырнул. Берег рядом, но холодная вода сковала тело. Тянули вниз сапоги, снаряжение… Спасибо жилету, выручил.

Лодка плыла, хотя нос ее был разворочен, белея расщепленными досками. За лодку уцепились Волков и два сапера, пятого, пулеметчика, не было. Все отчаянно работали руками, пытаясь выгрести к недалекому берегу.

Вместе с передовыми подразделениями ушли за реку и командиры-артиллеристы, чтобы разведывать цели и корректировать огонь. Связисту Ивану Сбиральникову приказали подать телефонный кабель от огневых позиций к передовому наблюдательному пункту. Прежде чем сесть в полузатопленную лодку и погрузить туда катушки с кабелем, он срастил конец кабеля с протянутой к берегу телефонной линией.

Надев на плечи станок с тяжелой катушкой, Сбиральников устроился на корме, а два солдата сели за весла. Дружно ударили ими по воде, за спиной связиста зажужжала катушка.

Лодка была уже на середине реки, когда рядом разорвался снаряд. Сброшенный в воду Сбиральников с трудом ухватился за борт.

— Братцы, тону!

— Давай руку! Катушку сбрасывай! — закричали с лодки.

— Снимать нельзя! Меня держите…

— Да на катушке кабель кончается…

— Вставляйте новую. Только не оброните конец старой…

Так солдат проложил через реку линию связи.

Вдоль берега тянулось искромсанное взрывами проволочное заграждение. Колья выворочены, проволока перебита, концы ее обвисли. На земле чуть чернели воронки, воздух был насыщен запахом сгоревшей взрывчатки.

Куратов оглянулся: лодка уже подплывала, из нее саперы выгружали сумки. Правей двигалась лодка с лейтенантом Ивановым, Васей Полундрой, старшим сержантом Ахапкиным.

— Ну что? Начнем? — Волков надел наушники миноискателя. Включил аппарат и скривился от ударившего в уши писка. — Тут столько железа, что в ушах сплошной звон! — сорвал он наушники.

— Давай вручную, ножами, — предложил Куратов. — И ты, Быков, присоединяйся к нам, — сказал ефрейтору.

Лежа саперы привычно заработали ножами, как щупами, выискивая скрытые в земле мины.

— Есть! — воскликнул Волков и стал осторожно разгребать землю.

— И у меня есть, — отозвался Быков.

— Я тоже нашел!

Руки саперов действовали уверенно и быстро. Рыхля пальцами землю, они зорко всматривались в нее: не обнаружится ли скрытая проволочка-оттяжка? Не с хитростью ли мина установлена? Нет ли под первой миной еще одной? Ведь стоит первую только тронуть, как сработает вторая.

— Шевелись! Пехота на пятки наступает, — торопил Быков.

По реке уже плыли роты стрелков. На этот раз лодок было много, виднелись даже катера и автомобили-амфибии.

Пройдя немного, Куратов услышал позади себя шаги.

— Давай, не отставай, — сказал он, не оглянувшись.

Удар в плечо сбил его с ног. Падая, увидел рыжеволосого солдата в серой чужой форме.

В следующий миг тот навалился на Куратова. Цепкие и твердые пальцы обхватили шею и потянулись к горлу.

Володька вывернулся, попытался ударить ногой, но удар пришелся впустоту. Хотел крикнуть — и не мог. Рядом лежал автомат, но в узкой траншее было трудно дотянуться.

Защищая одной рукой горло, Куратов другой потянулся к висевшему на ремне ножу. Но немец перехватил руку.

— Ах, гад!

Собравшись с силой, Владимир коленом ударил немца в пах, но удар не получился. А тот, прижав коленом Володькину руку, схватил его за волосы, приподнял голову и ударил о землю. На счастье, дно было уложено дернинами.

И тут Володька вдруг почувствовал, как тело немца дернулось и обмякло, пальцы ослабли. В лицо брызнуло что-то горячее.

— Ты что же не кричал? — Рядом стоял Волков. В руке он, как дубинку, держал ППШ.

Куратов с трудом выбрался из-под тяжелого гитлеровца, лежавшего с раздробленной головой. Поднялся, прошел шаг, второй, присел.

Он даже не заметил, как стрелковый взвод пробежал по траншее мимо и скрылся в недалекой опушке. Не обратил внимания и на прогремевший правее взрыв. Однако Волков в грохоте удалившегося боя его уловил.

— Мина! Взорвалась! Не иначе как что-то случилось у лейтенанта! Бежим!

Лейтенант Иванов лежал на спине с бледным лицом. Рядом — старший сержант Ахапкин и Вася Полундра.

— Проход… проход пробивайте… Потом со мной…

— Есть, товарищ лейтенант. Волков и Куратов займутся, — ответил старший сержант. — А ну, ребята, продолжайте! Только осторожно!

— Но-огу-у, но-огу-у, — простонал лейтенант.

— Сейчас, товарищ лейтенант, сейчас, — засуетился Ахапкин и стал зачем-то расстегивать маскировочный комбинезон.

— Подожди, — бесцеремонно оттеснил сержанта Дуленко. — Дай я.

Он ножом резанул сверху вниз по штанине и от неожиданности застыл. Нога у лейтенанта была искромсана и висела на жилке, из перебитых сосудов толчками била кровь.

— Что… там?

— Пустяки, товарищ лейтенант, мелочи жизни.

Опираясь на руки, раненый приподнялся, посмотрел и бессильно упал. Застонал, скрипнул зубами и проговорил:

— Режь!

— Что резать?

— Ногу! Слышишь, Дуленко? Режь… Иначе… погибну…

— Эх, была не была! — Вася Полундра сбросил с головы пилотку и попробовал на палец лезвие ножа…

Обрубок ноги перетянули сверху тесмянным ремнем, культю, перебинтовав, обмотали лоскутом от костюма.

— Где… пехота?.. — едва слышно спросил раненый.

— Прошла, товарищ лейтенант. Прошла уже…

— Доложите… Задачу выполнили… — И потерял сознание.

Мы переправлялись позже. Свежевыструганные лодки были густо просмолены. Вода почти вровень с бортом, при каждом толчке переливалась через край. Впереди на носу у противотанкового ружья скрючился Гаранин. Иногда припадал к ружью, целился, но не стрелял. Бой откатился к опушке леса: целей не видно. Несколько снарядов разорвалось неподалеку от лодки.

Мы у берега. Он порос кустарником. К кустам и прибило наш плот. Вода лижет свежие царапины на коричневой поверхности бревен. Побитые осколками чучела лежат в беспорядке. Из распоротых гимнастерок и штанов выпирают пучки травы и соломы.

— Николай, — говорит Широков Гаранину, — узнаешь своего двойника на плоту?

— Чем зубоскалить, лучше бы веслами работал? — отвечает Гаранин и смотрит вперед.

Там сражаются солдаты авангардного батальона и двенадцать гвардейцев. Мы спешим к ним на помощь.

24 июня 1944 года в Москве прогремел салют в честь войск Карельского фронта. Позже участники ложной переправы удостоились звания Героя Советского Союза, все двенадцать гвардейцев, в том числе Мытарев и Маркелов.

Санинструктор Людмилка

Были в полку и девушки необыкновенной отваги и мужества, которых не пугал ни огонь, ни вода, ни медные трубы. Одна из них — санинструктор Людмилка.

От дороги тропа круто сбегает вниз, петляя между валунами, покрытыми лишайником, обходя сосны, и неожиданно упирается в озеро.

Озеро недвижимо. Голубая поверхность его отражает чистое июльское небо. У берега — камни, серые, скользкие, тяжелые. Они видны и в кристально прозрачной воде.

— Э-э, да тут к воде и не подступиться, — говорит Широков. — Нужно искать место получше.

Мы идем берегом дальше, пробираемся через кустарник, царапающий лицо и руки. Вскоре набредаем на зеленую лужайку. У воды вместо камней — каемка желтого песка.

— Лучшего места и не найти! — Митя поспешно сбрасывает с плеча автомат, расстегивает ремень.

Разоблачившись, подходит к берегу и болтает ногой.

— А водичка-то! Чудо! Ну впрямь молоко парное!

Разгребая перед собой воду, он смело шагает вперед. По глади озера бегут волны. Потом Митя резко приседает:

— Ого-го! Здорово-о!

Брызги сверкают на солнце. На песок набегают легкие волны. Далеко над озером разносятся Митины восклицания.

Тороплюсь раздеться и я. Вода и в самом деле приятная. Она не холодная, освежает разогретое тело, делает его упругим и сильным, прогоняя усталость.

Мы плывем наперегонки к каменистому островку с тремя елями. Но до него оказывается совсем не близко. Не проплыв и половины, возвращаемся.

Потом лежим на мягкой траве, греемся на солнце. Хорошо! Тишина первозданная. Только изредка всплеснет рыба. Не хочется думать о том, что где-то ведут бой сменившие нас роты, ушедшие теперь далеко вперед. Не верится, что часа через два опять прозвучит привычное: «Станови-ись! Ша-агом ма- арш!»

Неожиданно со стороны тропы доносятся голоса. Звенит колокольчиком женский, рокочет мужской.

— Кого это принесло! — встрепенулся Митя. Он замер, вслушиваясь. — Никак сержант, санинструктор Людмилка. А с ней-то кто?

— А тебе что за дело?

— Да так… Интересно же знать.

Положив подбородок на руки, он не спускает глаз с кустов.

О чем там говорят — не понять. Видимо, пара, как и мы, заворожена красотой лесного озера.

Людмилка — санинструктор из полковой медсанроты. В роте служат несколько девушек, но ее знают и любят больше других. Говорят, что она спасла до полусотни раненых, в бою бесстрашна и вообще — дивчина что надо. На ее гимнастерке — медаль.

Однажды на привале — я был тому свидетель — Людмилка проходила мимо нашей роты. Завидя ее, солдаты всполошились.

— Товарищ младший сержант, зайдите к нам!

— Товарищ санинструктор, нужна срочная помощь!

— Людмилочка, есть интересная новость!

А она шагала, высокая, стройная, в туго перехваченной ремнем гимнастерке. Небольшая, с мальчишеской стрижкой, головка вскинута; видно, что девушка, сознавая силу своей привлекательности, с трудом сдерживает улыбку. Походка — легкая и грациозная, словно на ногах не солдатские сапоги, а сказочные хрустальные башмачки.

— Гля, ребята, «рама-а»! Воздух! — дурашливо крикнул недавно прибывший в роту с дивизионного склада долговязый солдат с густой россыпью прыщей на лице. — Спасайся!

Не спуская с девушки щелочек-глаз, он захихикал.

— Ну, ты, завхоз, или как тебя там! Ты шути, да прежде думай, — посмотрел сердито рыжеволосый Гаранин. — Тебе еще, может, придется помощь из ее рук принимать…

Разговор в кустах то замирал, то становился громче.

— Пригласи их сюда, — сказал я Широкову.

Митя только этого и ждал. Сверкая голыми пятками, бросился к кустам.

Голоса тем временем перешли в восклицания, потом послышался всплеск, будто в озеро бросили камень. Даже волны накатились на светлую каемку песка.

Первым из кустов показался Митя. Он шел, неся чужие сапоги. За ним выбрался младший лейтенант Чубарь, командир взвода полковой разведки. Я взглянул на него и рассмеялся: шел босой и мокрый по пояс. Фасонистые бриджи прилипли к ногам, с них стекала вода. Даже всегда сияющая на ордене серебряная сердцевинка потускнела.

— Что случилось?

— Поскользнулся и в воду грохнулся, — смущенно ответил Чубарь. — Камни — словно жиром смазанные… — Он потирал ушибленную руку.

Показалась тут и Людмилка. В простеньком ситцевом купальнике она осторожно ступала длинными ногами по траве.

— Ой, какое место чудесное! — зазвенел ее голос. — Ну что, мальчики, поплывем? — Она кокетливо повязала на голове косынку. — Айда к острову!

— Мы уже наплавались, — ответил Митя, отводя взгляд.

— Ну, как хотите. Тогда мы с Лешей поплывем. Пойдем, Леша!

Чубарь все еще продолжал возиться с брюками. Он тщательно разглаживал их на траве, обжимая складку. У лейтенанта брюки и гимнастерка всегда были отутюжены, сапоги начищены.

— Сейчас, — буркнул он. — Дай остыть…

Я понял: чем-то удручен.

— Да чего остывать! Ты с ног до головы мокрый!

Чубарь не ответил. Поднялся и, ни на кого не глядя, направился к озеру. Выбросив руки, оттолкнулся, пролетел по воздуху и ушел под воду. Он долго не показывался на поверхности и вынырнул далеко в стороне. Потом, поднимая брызги, поплыл от берега на глубину.

Девушка поплыла саженками. Гребки ее были неожиданно сильные, и при каждом толчке тело почти по грудь выходило из воды.

— Эх ма-а, — протянул Митя. — Плавает-то как знатно. И не подумал бы…

Вскоре девушка догнала Алексея. Над голубой поверхностью озера виднелись две головы: в белой косыночке и черноволосая. Потом они разделились, косыночка стала удаляться в сторону острова.

— Младший лейтенант не поскользнулся, хитро улыбаясь, объявил Митя. — Это его Людмилка столкнула. Он начал приставать, а та ка-ак швырнет. Она только с виду слабенькая…

Я знал, что у девушки был любимый — летчик. Она с ним познакомилась еще до отъезда на фронт. Людмилка часто получала письма. Когда Алексей приплыл к берегу и улегся рядом, я сказал:

— А ведь у Людмилки жених есть. Так что ты опоздал.

Чубарь неподвижно смотрел на озеро, мне показалось, будто в черных с поволокой глазах его проскользнула грусть.

— Доплыла-таки! — воскликнул Митя, наблюдавший за девушкой. — На берег выбирается!

Вдали, среди камней острова, забелела косынка.

— На Волге научилась плавать. Она в Сталинграде выросла, — проронил Чубарь, не спуская глаз с далекого островка, где скрылась девушка…

Спустя два дня у другого озера, широкого, окаймленного глухой стеной леса, вспыхнул бой. Часа полтора мы пытались сбросить заслон противника с дороги в межозерье, но ничего не выходило.

Потом из тыла подошли автомобили-амфибии. Эти машины с солдатами из штурмовой бригады мы часто встречали на дорогах, когда совершали марш. То, клубя пылью, они нас обгоняли, то мы уходили вперед, когда те стояли в лесу. «Пехота, не пыли!» — кричали нам солдаты из бригады.

Съехав с дороги, машины, похожие на жуков, расползлись по берегу.

— Стой! Сто-ой!

Наперерез из кювета бросились четыре человека в маскхалатах. На ходу они вцепились в борта и вскарабкались в амфибии. В одном я узнал разведчика Чубаря. Он был без пилотки, ветер трепал смоляной чуб, на груди болтался бинокль.

Машины взяли курс на середину озера. За кормой бурлила вода, длинный след тянулся на водной глади. Из-за бортов виднелись головы солдат. Вдруг с противоположного берега ухнула пушка. Взметнулся столб воды. Второй разрыв угодил прямо в амфибию, в которой находился Чубарь. Она вздыбилась, на миг показались колеса и днище, сверкнул серебряный диск работающего винта. С амфибии посыпались солдаты. Машина, зачерпнув воду, стала медленно погружаться.

И снова на поверхности озера вырос столб воды. Вражеский наводчик, видимо, был опытным артиллеристом: разрывы ложились часто и вблизи машин. Вода закипела. Неслись крики людей, надрывно стучали моторы, ухали разрывы, и после каждого с громким плеском обрушивалась в озеро вода.

Подхватив тяжелое противотанковое ружье, Гущин поспешно установил его и громыхнул по невидимой пушке. Дробью рассыпалась пулеметная очередь.

— Артиллеристы! Минометчики! — неслось отовсюду.

Мы видели, как на воде барахтались люди, увешанные снаряжением и оружием, кричали, прося помощи. И в этот миг я увидел Людмилку. Босая, она бежала к озеру, на ходу стаскивая гимнастерку. У самой кромки воды швырнула ее и, подняв юбку, бросилась в воду.

Ее примеру последовало несколько солдат. Но все следили за девушкой, плывшей впереди. Мы видели, как она подплыла к первому тонущему, нырнула вслед за ним, уже скрывшимся под водой. Несколько секунд ее не было видно. Эти секунды казались необыкновенно длинными. Потом на поверхности показались две головы.

Назад девушка плыла медленно вместе со спасенным. Тяжелыми были взмахи ее руки. Шатаясь и поддерживая человека, она вышла на берег. Мокрая юбка облегала бедра, ручьями стекала вода. Спасенный, одетый в маскхалат, едва ступив на землю, тут же рухнул. Я узнал Лешку Чубаря.

Девушка склонилась над раненым, смахнула мокрой ладошкой кровь с его лица и оглянулась. Неподалеку из ямы выглядывал прыщеватый солдат, тот, что прибыл к нам в роту из склада.

— Ну, что смотришь! Помоги ему дойти! — крикнула девушка.

Солдат приподнялся, тут свистнула пуля, и он трусовато нырнул обратно в ямку.

— Да иди же!

— Я сейчас… сейчас… Куда его?

— Отведи в укрытие! — и девушка снова бросилась в озеро…

Васек

Да что там Людмилка! Единственный в полку воспитанник — мальчишка Васек и тот заслужил в боях отличия. Сам командир дивизии вручил ему медаль. Тому я был свидетель.

— Товарищ лейтенант! Да проснитесь же! — слышу знакомый голос Мити Широкова. Ординарец будто бы рядом, а голос доносится издалека. Открываю отяжелевшие веки. Ломит тело, горят натруженные ступни. — В штаб полка срочно вызывают. Адъютант товарища полковника приказал, чтоб немедленно прибыли.

Обуваюсь, ищу пилотку, но не нахожу. Надеваю Митину. В лощине легкий туман. Он курится над недвижными елями, макушки их то исчезают в клубах, то выплывают. Стрелки часов показывают одиннадцать.

— Вечер или утро? — спрашивает сквозь дрему лежащий рядом командир взвода Кучмий.

— А шут его знает… Ночь, наверное, — отвечает кто-то.

Конечно, ночь: все замерло, тишину только рвет безумолчный треск, будто где-то ломают доски.

— Автомобиль с боеприпасами подбили, горит, — сообщает Митя.

До командного пункта, куда я шагаю с Широковым, метров триста. Туда ведет по косогору тропинка.

Треск и шум усилился.

— Ишь как патроны рвутся, трещат, будто сухостойник, — комментирует Митя.

У небольшой высотки, где расположился командный пункт полка, в щели укрылся радист. Металлическая антенна с тремя лучиками на конце торчит над землей.

— «Рубин», я — «Акация». Как слышите? Перехожу на прием, — заученно повторяет соддат и щелкает выключателем. Закрыв глаза, он выжидательно молчит, вслушивается, не последует ли ответ.

Вот уже третьи сутки, как прервалась связь со вторым батальоном Матохина. В бою он оторвался от главных сил, ушел вперед, к станции Лоймола, и словно в воду канул. С ним пропала и наша полковая минометная батарея Гусарова.

— Не отвечает? — наклоняюсь я над щелью.

Радист отрицательно качает головой и вновь начинает свое: — «Рубин»! «Рубин»! Почему молчишь? Да отвечай же…

Блиндаж командира полка у самой вершины высотки. Отсюда широко открывается лесная даль. Лес и впереди, и позади. Справа виднеется небольшой отрезок дороги. На ней полыхает автомобиль.

— Видал, какой фейерверк! — восклицает худощавый лейтенант, адъютант полковника.

— А по высоте он такой «сабантуй» устраивает! То снарядами, то минами посыпает. А то тяжелыми начинает долбить. К Лоймоле, говорят, бронепоезд подкатывает.

Лоймола — станция на железной дороге. Поэтому противник обороняет ее яростно и упорно. Где-то вблизи станции и наш второй батальон.

— Подожди, — прерываю словоохотливого лейтенанта. — Зачем Батя звал?

— Васек оттуда выбрался. Докладывает обстановку. Он с батареей нашей был.

— Какой Васек?

— Да воспитанник! У Гусарова числится. Минометчиков наших тоже зацапали, а он выбрался.

Васек попал в полк, когда мы разгружались из эшелонов на глухой станции. Взяли его, зачислили в минометную батарею. Сын полка стал исправным солдатом, наравне со взрослыми нес тяготы и невзгоды фронтового быта. Мы, конечно, всячески оберегали его от опасностей, но не всегда это удавалось. Не раз убеждались: детям на войне — не место.

В блиндаже скудно светит коптилка, сработанная из медной гильзы «сорокапятки». За столом сидит, поглаживая круглую лысеющую голову, Батя. Рядом майор — начальник штаба. Напротив — Васек. Перед ним банка тушенки, кружка с чаем, сахар, тонкая пластина трофейной галетины. Васек аппетитно хрустит ею, запивая теплым чаем.

— Карта с собой? — спрашивает меня Батя и обращается к начальнику штаба:

— Лисов, покажи, где батарея Гусарова.

Майор осторожно ставит на карте красную точку на полпути к Лоймоле:

— Примерно здесь.

Полковник говорит рублеными фразами:

— Бери взвод, поболее патронов — два ящика, гранаты, рацию. Военфельдшер с вами пойдет, Ионова Валентина, она человек опытный. Гусарову передашь приказ на отход. Поможешь ему. Если сможешь добраться до Матохина, действуй! Но сам не угоди в ловушку! Следи за флангами.

— Слушаюсь! — беру я «под козырек» нависшей на уши Митиной пилотки.

…Прежде чем скомандовать «шагом марш», оглядываю строй. На правом фланге — командир взвода сутуловатый украинец Иван Кучмий. Рядом с ним — сержант Терехин, золотоволосый, словно подсолнушек, Коля Гаранин и тут же Миша Егоров. Они земляки, волжане. Широко распахнуты глаза татарина Абдурахманова; парень отчаянной храбрости, озорной. Здесь же Борис Шапиро из Одессы. На левом фланге — Митя Широков, крепко сбитый весельчак и балагур. Здесь радист с рацией и фельдшер Валентина Ионова, никому не уступающая в храбрости.

— Шагом марш! — командую, и мы идем по мокрой траве к ручью, Васек со мной.

Серая тропка затейливо кружит, уводит все дальше в лес, неожиданно ныряет в лощину к новому ручью и пропадает.

— Тут был? Помнишь место? — спрашиваю мальчика.

— Вроде бы, — неуверенно отвечает он.

Гляжу на карту. Но в лесу она не очень сильно помогает.

— Ладно, идем.

Мы продолжаем путь, больше доверяясь интуиции, чем карте, на которой, кроме зеленого массива леса, ничего не обозначено. Останавливаюсь, подзываю лейтенанта Кучмия:

— Пошли вправо и влево дозорных. Всех предупреди, чтоб ни звука.

— Может, послать дозор и вперед? — предлагает он.

— Не надо.

Сколько прошли, сказать трудно. Только бы выдержать направление. Чувствуя вину, Васек мечется то вправо, то влево, пытается забежать вперед.

— Иди рядом, — говорю ему.

Лес стал редеть, впереди обозначилась полянка.

— Теперь недалеко, — толкнул меня Васек. — Вот этот камень помню! А там сосна, ветка сломана!

Неподалеку действительно возвышается камень, рядом сосна; обломанная, видимо, осколком ветвь почти касалась земли. Мы осторожно обошли поляну, потом, стараясь неслышно ступать, опять углубились в чащу. И почти натолкнулись на траншею.

Васек бросился вперед, кого-то позвал. Из-за деревьев показался человек в плащ-накидке.

— Николай? Гусаров?

Это действительно был старший лейтенант, командир минометной батареи.

— Ты? Ты как сюда попал? Ведь кругом же фрицы! — удивился он, увидев нас.

— Прошли, как видишь. Срочно собирай всех! Полковник приказал отходить.

— Так у меня же раненые — семь человек.

— Выносить на плащ-палатках! А где батальон Матохина?

— Дальше! В той стороне, — произнес Николай вологодским говорком, махнув рукой. — Только с ним не пройдешь… Удивляюсь, как вам сюда удалось пробраться.

Через четверть часа место опустело. Все минометчики, в том числе и раненые, ушли от опасности.

— Теперь Васек доведет. Дорогу-то помнишь? Не собьешься? — еще раз уточняю у паренька.

— Не-е. Доведу, — уверенно говорит он.

А мы идем к батальону. Успех первой части задания воодушевил.

— Не может быть, чтоб не нашли, — говорит Кучмий.

Я с ним соглашаюсь. «Если дойдем до батальона, то, во-первых, усилим его: двадцать человек — это реальная помощь, — размышляю я про себя. — Во-вторых, доставим два ящика боеприпасов и гранаты, возможно, у них патроны кончились. В-третьих, Валентина Ионова поможет раненым, а в-четвертых, установим связь батальона с полком».

Проходим место, где располагались минометчики, минуем редколесье со следами боя: валяются гильзы, каски, вещмешки, лопатки, фляги. Вся земля в воронках. Тускло поблескивают лужицы.

— Шире шаг!

— Впереди проволока! — предупредил солдат Федотов. Он шел в головном дозоре. — Может, попытаться разведать?

И тут прогремела автоматная очередь. Пуля влипла в ствол дерева, над самой головой. Откуда-то справа отозвался другой автомат.

— Ложись! К бою!

Я вгляделся туда, куда указывал Федотов. За поляной светлели березовые колья проволочного заграждения, темнел бруствер траншеи. Там вроде никого не видно. Но это не так. Противник был начеку. Казалось, стреляло каждое дерево, куст. Не остались в долгу и мы.

— Широков! — позвал я ординарца. — Передай радисту, чтоб связался с командиром полка! Кучмий! — Лейтенант откликнулся из-за соседнего дерева. — Высылай дозоры на фланги! Следи, чтоб не зашли нам в тыл!

Страшен бой в лесу! Вокруг пальба, пули свистят, а кто стреляет и откуда, не понять. Вижу, как впереди, слева, посылает короткие очереди Гаранин, а неподалеку от него Егоров. Зло бьет длинными очередями Абдурахманов. У Мити Широкова пилотка азартно сбилась на макушку: он, кажется, увидел цель.

Впереди прогремел взрыв. Высоко взметнулась земля. Ого! Это не мина, а снаряд, и, кажется, тяжелый. Неужели с бронепоезда? Крякнула, взорвавшись, мина. Разлетаясь настильно, осколки оставили на земле глубокие, будто рубцы на теле, следы. И снова тяжелый взрыв, на этот раз позади. С треском упала сбитая макушка дерева. Поплыл сизый дым..

— Взял, сволочь, в вилку! — кричит Кучмий.

— Товарищ лейтенант! К рации! — зовет меня радист. Он устроился где-то позади.

Стараюсь прикинуть силы врага: взвод, рота? Черта с два определишь! Все вокруг грохочет. Подбежала Валентина Ионова:

— Товарищ лейтенант, может, отойдем?

— Уходи назад! Там безопасней! Назад! — приказываю я ей. Она отбегает.

И вдруг сквозь грохот стрельбы слух улавливает холодящий душу свист. Он нарастает, приближается. Оглушительный взрыв! В нос бьет удушливый запах взрывчатки. На меня наваливается что-то тяжелое и неумолимо давит все сильней, сильней. И наступает тишина…

Мысленно отмечаю, что сознание работает. Шевелю рукой, потом ногой. Но подняться не могу. Что это?

— Товарищ лейтенант! Жив! — слышу голос.

Кто-то помогает мне выбраться из-под вывороченной земли. Встаю, глотаю ртом воздух. Вижу справа, у того места, где лежал, огромную, еще дышащую воронку: из нее струйками истекает сизый дым, она на глазах наполняется водой.

— Товарищ лейтенант! Батя у рации!

— Отходи! — слышу в наушниках знакомый голос. — Теперь не пробьешься!

— Ну и повезло же вам, — говорит Митя. — Кабы не мягкая земля…

— И не снаряд, — дополняет лейтенант. — Была бы мина…

Вечером приехал командир дивизии полковник Блажевич.

— А ну, солдат, подойти поближе! — увидел он Васька. — Давай знакомиться.

Мальчик смело шагнул вперед, приложил руку к пилотке и срывающимся голосом назвал свои имя и фамилию.

— Значит, ты гвардии рядовой минометной батареи… Постой-постой! Это какой, что была с Матохиным?

— Так точно, товарищ полковник! Той самой!

— И ты с ними был?

— Так точно, был. Только я вышел из окружения один.

— Как это один?

— Он сумел раньше проскользнуть незамеченным. И доложил обстановку, — пояснил командир полка. — А потом помог батарею вывести из окружения.

— Вы представили его к награде?

— Не успели, — запнулся командир полка.

— То есть как не успели? — повысил голос комдив. — Через час чтобы материал был оформлен!.. В твои годы, Васек, я тоже воевал. Был разведчиком.

Командир дивизии прикрепил серебряную медаль к гимнастерке мальчугана, поднял его над головой и расцеловал.

— Одинаковые у нас с тобой судьбы, сынок…

Это было в конце июля 1944 года в Карелии.

Капитан Матохин

А с батальоном капитана Матохина тогда произошло вот что.

Преследуя противника, он вышел на подступы к железнодорожной станции Лоймола, но был контратакован превосходящими силами и окружен. Роты вынуждены были закрепиться на достигнутом рубеже, занять круговую оборону.

С угрожающим шелестом снаряд пролетел над головой и взорвался в глубине леса. «У Ставропольцева, — отметил про себя Матохин. Сейчас начнется».

Вновь послышался далекий выстрел. Немного спустя разрыв прогремел уже с недолетом, впереди. Капитан по опыту знал, что это пристрелка, за которой последует налет. Знал, что огонь ведется со станции Лоймола из тяжелых орудий. Корректирует затаившийся где-то поблизости наблюдатель, и поэтому разрывы будут точны и принесут потери.

— В укрытия-а! — скомандовал Матохин и спрыгнул в неглубокую, по пояс, траншею, на дне которой стояла вода.

Новый разрыв прогремел рядом. Снаряд угодил в огромную ель. Дерево дрогнуло и, задевая соседние деревья, стала с шумом валиться. И снова последовало сразу несколько разрывов. Била батарея.

Два дня назад батальон, которым командовал капитан Матохин, преследовал отходившие к станции Лоймола финские подразделения. В пути его догнал командир полка. Плотный, коренастый, на полголовы ниже сопровождавшего его офицера-танкиста, полковник спокойно вышел из «Виллиса» и направился к комбату.

Противник иногда постреливал.

— Здравствуй, — сказал он густым низким голосом. — Что в обстановке примечательного?

— Может, за камень зайдем? — предложил Матохин.

Комбат объяснил, когда укрылись, где находятся роты, какой противник и сколько его, высказал догадку о действиях. Полковник слушал, не перебивая, изредка покашливал.

— Так, так, — только и сказал он, затем взял карту и принялся изучать обстановку.

— Слушай, полковник, зачем долго думать? — с кавказским темпераментом заговорил офицер-танкист. — Давай пойдем к станции. Железную дорогу отрежем. Ты понимаешь, что это будет?

Полковник не ответил. Он измерил по карте расстояние до станции, делая карандашом черточки, потом перевел взгляд на дорогу. Решительный и смелый, теперь он проявлял осторожность.

— Что думаешь? Решай сразу! Батальон на танки — и вперед! У меня не танкисты, а орлы! Понимаешь? Это же грандиозно!

— А твое, Матохин, какое решение? — Полковник перевел на комбата взгляд. — Доложи коротко.

Заученным движением комбат одернул гимнастерку, поправил кирзовую сумку на ремешке. Был он среднего роста, светловолос, тонкие губы плотно сжаты, глаза в прищуре.

— Я думаю, что нужно продолжать наступление. Только не по дороге — там надежное прикрытие, — а левее, лесом.

— Слышал? — обратился полковник к танкисту. — Вот и я так думаю. Нельзя наступать, даже танкам, по дороге. Сожгут. Что они сделают в этой чащобе?

Деревья почти вплотную подбирались к полотну. Они росли густой стеной, пробиться сквозь которую было не под силу даже танку. В глубине скрывались участки болот и вросшие в землю мшистые камни.

— Нет, нельзя пускать танки вперед, — подтвердил полковник. — Пехота одна пойдет. Выйдет батальон к станции, перехватит дорогу. Вот тогда-то танки и рванутся. А сейчас их пускать нельзя. Только смотри, комбат, за флангами! Не дай себя окружить!..

Как ни предупреждал полковник, все же избежать окружения не удалось. Не смог батальон перехватить и дорогу: попал в кольцо на подходе к станции. Вначале роты встретили сильный огонь с фронта и залегли. Потом выстрелы растеклись по флангам и взводы развернулись в стороны.

Уверенный в скором подходе главных сил полка, Матохин приказал закрепиться и удерживать рубеж. Однако к вечеру командир пятой роты лейтенант Ставропольцев прислал донесение: его рота, находившаяся сзади, была атакована противником с тыла. Батальон оказался в окружении…

Артиллерийский налет еще продолжался, когда послышался треск автоматов.

— Снова атакуют! — передал по телефону Ставропольцев. — А сколько — не понять!

Особенность лесного боя в том, что воюешь с невидимым противником. Можно обнаружить солдата, пулемет, наконец, орудие, но никогда не увидишь всей цепи. А не видя противника, трудно ориентироваться в обстановке и еще трудней принять решение. Каждый куст, дерево таят опасность. Укрываясь, враг бьет по тебе, не дает поднять голову. И ты лежишь, тщетно пытаясь его обнаружить.

Шум боя не стихал. Неясность обстановки тревожила комбата все сильней.

— Я пошел туда, — наконец сказал он начальнику штаба батальона и махнул в сторону роты, откуда слышалась стрельба. — Остаетесь за меня. Замполит пусть находится в четвертой роте. Выясните обстановку и попытайтесь еще раз связаться со штабом полка.

Капитан размашисто зашагал по едва заметной тропке, ставшей уже знакомой за полтора суток. Он шел, смотрел по сторонам, тревожные мысли не покидали его. Выйти к станции и перехватить дорогу батальон не сумел. Отойти с захваченного рубежа не имел права. Связаться по радио со штабом полка и выяснить обстановку не удавалось: в рации кончилось питание, а запасные аккумуляторы пробило осколками.

Рота Ставропольцева только что перенесла артиллерийский налет. Между стволами плавал сизый, резко пахнущий дым. Валялись сбитые с деревьев ветки. На елях и соснах белели осколочные отметины. Ставропольцев только начал докладывать комбату, как из чащи дробью рассыпалась автоматная очередь. Пули защелкали над головами, и оба разом упали.

— Что у вас происходит?

— Все то же. Только с утра финн стал злей. Сейчас опять пойдет в атаку. С десяток пулеметов насчитали.

— Может, с автоматом спутали?

— Нет, у «суоми» строчка другая.

— Раненых много?

— Семнадцать.

— И тяжелораненые есть? Да-а. Всех, кто может стрелять, разместить в траншее.

— Так и сделано, товарищ капитан. Все в траншее: и легкие, и тяжелые. Медикаменты кончились. Белье с себя снимаем и рвем. Боеприпасы на исходе. Приказал вести огонь лишь в крайнем случае.

Перебежками офицеры достигли траншеи. Спрыгнув, капитан едва не свалился на раненого, лежащего на плащ-палатке. У того были перебинтованы грудь и нога. Глаза впали, нос заострился, в лице ни кровинки. Боец с трудом поднял веки. Увидел капитана, узнал, дрогнули в улыбке уголки губ.

— Что, гвардеец, царапнуло?

— Да-а, — едва прошептал тот.

— Ему нельзя, товарищ капитан, разговаривать, — пояснил санинструктор.

— Не буду, не буду. — Комбат положил на плечо солдата руку. — Только имей в виду, что за раненых ты в ответе. С тебя спрошу. Давно его ранило?

— Ночью, товарищ капитан. Во время налета. Вылез из траншеи, а тут его осколками.

— Ка-ак же мы-ы? — с трудом проговорил раненый.

Капитан через силу улыбнулся:

— Лежи, не волнуйся! Вырвемся! Кто нас удержит!

Комбат шел по траншее. Видя его, солдаты бодрились.

— Как? Выдюжим? — спросил одного.

— Обязательно! Вот только бы патронов…

— А это откуда? — указал капитан на финский автомат в руках солдата.

— Трофеи наших войск, — серьезно отвечал тот штампованной фразой донесений.

— Я приказал собирать трофейное оружие и боеприпасы, — пояснил лейтенант Ставропольцев. — Как атаку отразим, так и собираем. Десятка полтора автоматов уже есть и диски с патронами к ним. Заславский в том деле отличился.

— Это санинструктор-то?

— Он самый. Пять автоматов вчера принес, патронов много, да еще пакеты с бинтами, в сумках разыскал.

— Все это хорошо, товарищ Ставропольцев. Только помните, что вырваться из окружения — дело нелегкое. Да к тому же раненые на руках.

— Здесь прорываться будем?

— Не знаю. Объявлю позже.

— В неожиданном месте их нужно атаковать, — вставил солдат, но тут же отступил, поняв неуместность своей реплики. Когда старшие разговаривают, младшие молчат.

— Правильно, — спокойно заметил комбат. — Только где оно, это неожиданное место? Вы не знаете, Ставропольцев?

— У меня, во всяком случае, такого нет. Остались одни ожиданные.

От Ставропольцева капитан направился в шестую роту. Командовал ею лейтенант Стриха. Выслушав обстановку, Матохин спросил:

— Что намереваетесь дальше делать?

— Что прикажете.

Суровый с виду, с черными, глубоко посаженными глазами, Стриха отличался спокойствием и немногословием.

Положение в его роте было такое же, как у Ставропольцева: есть раненые и убитые, нет боеприпасов и медикаментов.

— Может, позавтракаете? — осторожно спросил комбата Стриха.

— А людей кормили или они на подножный корм перешли?

— Люди накормлены. Не обошлось и без подножного, если считать трофейные сухари и консервы.

У капитана засосало под ложечкой; он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня.

Завтракать решили, стоя у окопчика. Неожиданно для комбата на разостланной плащ-палатке появилась дымящаяся каша с мясом.

— Это откуда же?

— Сами готовили. Десантная выучка пригодилась, — ответил солдат.

Комбат вдруг вспомнил, как до выезда на фронт он заставлял командиров учить солдат всему, что нужно в бою. Требовал, чтобы каждый умел готовить себе в котелках пищу из консервов, концентратов. Нет, не напрасно он это делал.

— Может быть, перед завтраком?..

Стриха многозначительно замолк, поглядывая на флягу.

— Спрячьте, — строго сказал капитан. — И вам не разрешаю.

Он придерживался правила: в бою иметь ясный ум. Сам пил немного, и только тогда, когда батальон не вел боя. Сколько командиров, приняв горячительного, теряли в бою выдержку, осторожность, неосмотрительно бросались вперед и гибли. Гибли сами и рисковали жизнями других.

Однажды капитан вышел на рекогносцировку в вылинявшей пилотке, такой же гимнастерке, с автоматом на груди, ничем по виду не отличаясь от обычного солдата. Кое-кто из офицеров попытался было сострить на этот счет, но командир полка похвалил Матохина.

— Хитер, хитер. Под солдата подделался. Это правильно. Противнику не понять, что проводим рекогносцировку. А его снайперам в первую очередь нужны офицеры… Так что в следующий раз на рекогносцировку прибывать без сияющих пуговиц…

Завтракая, капитан въедливо интересовался каждой мелочью обстановки. В заключение объявил:

— Готовьте, Стриха, людей к прорыву. Сидеть здесь не имеет смысла. Попытаюсь еще раз войти в связь с командиром полка. Теперь обойдем вашу позицию, попытаемся найти неожиданное место, — вспомнил он вдруг слова солдата.

— Вряд ли, товарищ капитан. Обложили роту, как медведя в берлоге.

Едва начали обход, как на позицию обрушился огонь артиллерии и минометов, а потом ринулись в атаку финские автоматчики.

Комбат вернулся на свой наблюдательный пункт лишь к обеду. О нем уже справлялся по телефону начштаба. От бессонницы резало в глазах, но то, что комбат увидел в ротах, несколько его успокоило.

— Нет с полком связи, — доложил начальник штаба. — Сколько ни пытались — все безуспешно.

Капитан тяжело опустился на коробку от пулеметных лент. Достав из сумки потрепанную карту, долго над ней размышлял.

Батальон на карте был обозначен красным овалом величиной с трехкопеечную монету. По ее округлости ершисто торчали щетинки. Кругляшок был разделен на три напоминающие фасолинки части. Вверху слева — рота Стрихи, правее — четвертая рота, а внизу — пятая рота Ставропольцева. Овал туго стянут синими скобками. От скобок бегут жалящие стрелы. Это — противник. Чтобы вырваться, нужно разорвать скобки, силой огня оттеснить врага в стороны и через образовавшийся проход вывести людей. Всех до единого, даже тяжелораненых. Те, кто до последнего момента останется в кольце, прикрывая отошедшие роты, тоже должны успеть выскочить раньше, чем захлопнется проход. Какими тугими ни казались синие скобки, однако где-то они были слабы. Но где?

Комбат поглаживал русые волосы, теребил, напряженно вглядываясь в карту. У глаз обозначилась тонкая сетка морщинок, на виске билась синяя жилка.

Рядом с ним сидит начальник штаба батальона Мушенков. Высокий, подтянутый, с умным взглядом спокойных глаз. Он молчит, выжидая, когда первым заговорит комбат.

— Мушенков, — обращается к нему капитан. — Представьте, что вы командуете частями противника. Как бы вы организовали уничтожение батальона?

Офицер опускает на карту тонко заточенный карандаш.

— Я рассуждал бы так… Основные силы нужно сосредоточить на юге, против роты Ставропольцева. Этим самым надежно преграждается отход батальона назад и подход помощи извне. Потом прикрыл бы направление на восток, чтобы не допустить выхода батальона к шоссе. И, конечно, держал бы надежные силы на севере — там станция. Если батальон ворвется туда, тогда уничтожить его трудно: из домов не так просто выбивать. А на западе я имел бы ограниченные силы. Здесь бездорожье, болотистая местность. Если вырвутся, так далеко не уйдут…

— Вот-вот! Противник ожидает нашего прорыва повсюду, кроме как на запад. А мы ударим именно там! Это и есть неожиданное для него место.

Капитан переживал разрядку, которая обычно наступает после сильных, продолжительных волнений. Так бывает с десантником в воздухе после того, как раскроется парашют и остается только приземлиться.

— Вызывайте замполита. Сейчас обсудим решение.

…Первыми бросились в атаку солдаты Ставропольцева. Открыв автоматный огонь, они всполошили противника. Разразилась пальба не только из пулеметов и минометов, но загромыхали артиллерийские батареи. Ухнули со стороны Лоймолы тяжелые орудия. Они методично били по участку роты Ставропольцева, но там уже оставалось только небольшое прикрытие. Рота отошла в глубину.

А тем временем взводы под командованием лейтенанта Стрихи, без крика и стрельбы, вплотную приблизились к позициям финнов и бросились врукопашную. Застигнутые врасплох солдаты противника выскочили из траншей и кинулись в глубь леса. В кольце образовалась спасительная брешь. А орудия врага все молотили и молотили по участку, лежавшему в противоположной от места прорыва стороне…

Пробиться к Лоймоле полк так и не смог. Установить связь с Матохиным тоже не удалось. Поэтому многие считали, что батальон погиб. К тому же через день нас внезапно перебросили на новое направление.

Уходили мы со щемящим душу чувством: шутка ли, лишиться стольких боевых товарищей! Стали уже поговаривать, что полк, в котором вместо трех два батальона, — уже не полк. Ни два ни полтора. Ему прочили судьбу вечно резервного, который будут использовать для заделывания дыр в широченном лесном фронте. А так как войска в этом краю находятся только у дорог и промежутки между ними — сплошные дыры, то и будем мы мотаться по участкам, как челнок в ткацком станке.

Каково же было наше изумление, когда второй батальон вдруг объявился! Услышав эту весть, я поспешил в штаб.

На лужайке стоял строй: не батальон, не рота — нечто среднее. Я подбежал и опешил. Никогда ранее подобного видеть не приходилось. На знакомых лицах, худых, изможденных, страшная усталость, только лихорадочно горят глаза. Обмундирование изодрано. У каждого — по два-три автомата. Вырвавшихся из кольца целовали, тискали в объятиях.

Из штаба прибежал дежурный офицер.

— Не расходиться! Сейчас комдив приедет! Звонил по телефону.

Комдив, на ходу соскочив с «Виллиса», шагнул к Матохину. Комбат, привычно одернув гимнастерку и поправив ремень сумки, начал докладывать.

— Знаю! Все знаю, Матохин! — Обнял его и расцеловал. — Молодец, комбат! А я уж не думал свидеться… Спасибо за батальон.

Он снял со своей гимнастерки орден Красного Знамени и приколол комбату.

…Говорили, что потом комдив получил внушение: не имел права вручать свой орден другому. Но что было, то было. Из песни, как говорится, слов не выкинешь…

Павел Голованов

Старший лейтенант Голованов служил в соседнем батальоне, но, познакомившись, мы сошлись характерами и нашли много общего. К тому же мы были чуть ли не земляками: он родился неподалеку от Дона, на казачьей реке Хопер, часто бывал в Ростове, где жили его родственники. Офицерское звание получил на два года раньше меня. Участвовал в освободительном походе в Западную Украину. Но, главное, на границе с Румынией встретил первый день войны.

Однажды он рассказал о памятной ночи на 22 июня 1941 года, и этот рассказ я записал.

Зной летнего дня сменился вечерней духотой. Воздух недвижим и недвижно обвисла ткань лагерной палатки.

Лагерь дивизии расположен на пологой, обращенной к Дунаю возвышенности. Внизу в сизой дымке во всю ширь распахнулась заречная даль. Это уже территория Румынии.

В субботний день занятия укорочены, и большинство курсантов полковой школы, где командиром взвода Павел Голованов, готовятся к увольнению в город. Готовится и Павел, старательно подшивает на гимнастерку подворотничок.

— Значит, ты сегодня встречаешь свою гордую любовь? — спрашивает напарник по палатке — лейтенант Круглов.

— Встречаю, — отвечает Павел. — Впрочем, она уже приехала. Поезд из Аккермана прибыл в пятнадцать с минутами.

— А когда свадьба?

(С любовью-Евгенией уже все обговорено: приезжает после учебы домой — и в загс.)

— Недели через две, — отвечает Павел.

— А я думал раньше. Ты с этим делом поспешай. Не то студент или лейтенант какой отобьет ее у тебя. Она дивчина видная. Королева!

От Дуная доносится музыка. Там плывет белоснежный красавец-теплоход. На палубе отдыхающие пассажиры.

У Павла на душе тоже музыка: через час он увидит Женю.

За палаткой слышны торопкие шаги. Распахивается полог и вырастает курсант Капустянский:

— Вас срочно вызывает начальник школы, — обращается он к лейтенанту Голованову. — Говорит, чтобы срочно прибыли.

— Что случилось? — настораживается Павел.

— Не могу знать, — моргает курсант рыжими ресницами.

«Зачем я понадобился капитану?» — в душу заползает смутная тревога.

Капитан Уралов в своей палатке что-то пишет в толстую командирскую книжку. При появлении Павла встает, расправляет под ремнем складки гимнастерки.

У него сухощавое строгое лицо, на висках седина.

— В город собрались, лейтенант Голованов? — Он щурит глаза, словно что-то выискивает: привычка такая. — Сегодня не пойдете. Ночью вам быть в лагере. Кстати, ночь-то сегодня короткая.

Последнее он произносит как бы утешительно.

Лейтенант возвращается сам не свой. Смотрит на Дунай и не узнает: какой он мутный и тоскливый! Все мысли о Евгении. Ведь приехала, ждет его, а он не может о себе сообщить ни слова!

В палатке Павел увидел на столе календарь и вспомнил слова капитана. Календарь растрепан, многие листки вырваны, а сохранившиеся исчерканы.

А вот и листок сегодняшнего дня: «21 июня, суббота. Продолжительность дня 17 часов 33 минуты». Ночь и в самом деле короткая.

«Ладно! Как-нибудь переживу. Завтра утром все объясню Евгении. Она поймет».

У клуба застучал движок. Киноплощадка полна народа. Сидят даже на земле.

Идет «Волга-Волга». Впервые Павел смотрел ее в родной станице на Хопре, когда еще учился в школе. Смеялся до колик в животе. А сейчас и смех не берет. На душе непонятная тревожная грусть…

На передней линейке у грибка темнеет фигура дневального. Киносеанс окончен. От Дуная тянет свежестью. Прохлада заползает под гимнастерку. «Теперь спать», — направляется Павел к палатке. Простыни слегка холодят. Шелестит в матраце сено, от подушки тянет степью. Но сон не идет. Грызет непонятная тревога. «С чего бы это?» Из соседних палаток доносятся голоса возвратившихся из увольнения курсантов.

Мало-помалу все замирает. Лагерь погружается в сон. Откуда-то издалека доносится перезвон Кремлевских курантов…

— Товарищ лейтенант, проснитесь! — услышал Голованов над собой голос старшины. Павлу кажется, что он только сомкнул глаза. — Срочно в штаб! К командиру полка!

Полковник в комнате один. Тускло светит керосиновая лампа, освещая скуластое лицо.

— Людей поднять по тревоге, раздать патроны, — металлом звучит его голос.

— Учебные?

— Боевые, боевые патроны, лейтенант! И немедленно занять оборону в районе железнодорожного моста. Вот здесь. — Полковник склоняется над картой и чертит красным карандашом у моста через реку маленькую скобочку. — Занять оборону и до последнего удерживать берег.

Голованов бежал, изредка подсвечивая под ноги фонариком. За ним растянулись по косогору курсанты. Глухо топают сапоги, позвякивает оружие, слышится тяжелое дыхание.

Курсанты у моста расположились в форме подковки, как и вычертил на карте полковник. Сам же Павел со связными и с Капустянским обосновался на НП, неподалеку от полотна дороги.

Небо по-прежнему звездное, однако оно уже утратило свою черноту. Цикады смолкли. Вместо них слышатся глухие удары, скрежет лопат и негромкие голоса курсантов. На миг Павлу вспомнилась Женя, и тут же мысль о ней исчезла, сменилась беспокойством за курсантов, которые упорно долбили лопатами неподатливую землю.

— Лейтенант Голованов? — услышал он знакомый голос Уралова.

Капитан придирчиво осматривает каждый окоп.

— Копать и копать! — приказывает он и смотрит на часы со светящимся циферблатом:

— Ого! Уже четыре!

В этот момент за рекой загремело.

— Что это? — настораживается Капустянский.

Позади и левее, там, где находится лагерь, неожиданно заиграли короткие всплески огня. Доносятся разрывы: один, второй, третий…

Потом разрывы сливаются в тяжкий гул. Среди всплесков тут и там стали вспыхивать огненные бутоны. Они возникали разом, будто вырываясь из земли. Высокое пламя минуту полыхало и разом гасло.

— Да ведь это палатки! Наш лагерь горит! — кричит Капустянский.

По косогору ползет сизый дым. Голованов замечает, что уже наступил рассвет и видны рассыпавшиеся по берегу курсанты, даже можно различить их лица, видна свеженасыпанная земля брустверов.

— Товарищ лейтенант! Вот они, вот! На мосту! — снова кричит Капустянский. Павел всматривается в затянутую дымкой речную даль и видит у моста людей. Их больше десятка.

— К бою! — летит по цепи команда. — К бою!

Издали стремительно нарастает свист.

— Ложись!

Грохочет разрыв. Впереди позиции взлетает земля. Второй взрыв совсем рядом. Воздух секут осколки.

Павел с усилием поднимается над окопом и кричит:

— По врагам Родины, — огонь!

Тихий стон звучит за спиной. Капустянский привалился к стене окопа. Лицо мертвенно-бледное. Рукав гимнастерки оторван, и видна белая, как сахар, кость с острыми краями.

В небе косяк самолетов. Он летит к Рени. Гул самолетов тонет в грохоте боя.

— Воздух! Воздух!

Но самолеты минуют позицию курсантов: они летят к городу. Там тяжелые «юнкерсы» срываются в пике и стремительно несутся к земле. От них отрываются капли. Глухой взрыв. Еще один. И еще.

— Всем в городок! — распоряжается капитан Уралов.

Позади курсантской позиции разворачиваются орудия. В окопах появляются красноармейцы батальона.

Под огнем артиллерии, перебежками, растянувшись, курсанты выбегают из опасной зоны. Бегут знакомыми, но неузнаваемыми теперь улочками городка. Мечутся испуганные люди, слышны крики, где-то поблизости полыхает пламя и слышен треск.

На одной из улиц лежит дерево с искромсанным стволом, висит телеграфный столб и рядом на земле вьются черные смолистые провода.

«Да ведь это же улица, где живет Женя! — догадывается Павел. — А где же ее дом?»

Кто-то незримый словно бьет его в грудь. На месте дома — груда дымящихся развалин. Торчит пальцем иссеченная осколками печная труба. Зеленеет чудом сохранившийся большой цветок — фикус с крупными, в ладонь, листьями…

Тут Павел замечает рядом с собой Ивана, напарника по палатке.

— Что случилось?

— Не видишь, что ли? Это дом Евгении!

— Ах, паразиты! — восклицает тот в сердцах. — Ах, паразиты! Ну, будет и на нашей улице праздник!

И, подхватив за локоть, увлекает товарища с собой.

— Война! Война! — доносится чей-то голос…

Так встретил первую ночь войны Павел Голованов.

С ФРОНТА СЕВЕРНОГО ДА НА ЮЖНЫЙ

Ненастье наступившей осени и зимние заморозки никак не сказались на нашей учебе. В начале октября в Могилеве, где находился штаб корпуса, с офицерами были проведены сборы, где генерал-десантник ознакомил собравшихся с общим планом проведения воздушно-десантной операции. Почти два часа он излагал, как будет проводиться посадка личного состава в самолеты, как воздушные корабли будут прикрываться нашими истребителями и штурмовиками в полете и при десантировании, как должны действовать десантники после приземления.

А вскоре после сборов с батальонами было проведено десантирование с реальной выброской личного состава из транспортных самолетов на парашютах.

Много внимания уделялось ночным занятиям, хождению по азимуту на незнакомой местности.

На ноябрьские праздники в отстроенной клубной землянке мы слушали Приказ Верховного Главнокомандующего, записывая самое важное в тетради.

«…В текущем году советские войска непрерывно обрушивали на врага удары, один сильней другого. Зимой Красная Армия одержала выдающиеся победы на Правобережной Украине и разгромила немцев под Ленинградом… Весной очистила от немцев Крым… Летом наши войска сломили мощную оборону врага на Карельском перешейке, а также между Ладожским и Онежским озерами и выбили Финляндию из разбойничьего гитлеровского блока…»

Нам, настороженно слушающим текст приказа, представлялось, как Сталин неторопливо, с присущим ему акцентом, часто отпивая из стакана воду, объясняет всему народу трудную обстановку и ставит каждому из нас задачи по окончательному разгрому врага…

«Красная Армия разгромила немцев в Румынии, вышвырнула их из Болгарии, бьет немцев на территории Венгрии…

Истекший год явился годом полного освобождения советской земли от немецко-фашистских захватчиков…

Под ударами Красной Армии окончательно развалился фашистский блок, гитлеровская Германия лишилась большинства своих союзников. Мастерски проведенные армиями наших союзников крупные операции в Западной Европе привели к разгрому немецких войск во Франции и Бельгии и освобождению этих стран от фашистской оккупации. Союзные войска перешли западную границу Германии. Совместные удары Красной Армии и англо-американских войск по гитлеровской Германии приблизили час победоносного окончания войны…»

— Не иначе как нам придется десантироваться в Германии, — высказывали догадку наиболее дальновидные «политики», расходясь после заслушивания сталинского приказа.

И вдруг перед декабрем нам объявили:

— Корпус выходит из системы воздушно-десантных войск, становится стрелковым. Погоны сменить на общевойсковые, перейти на обучение по программе стрелковых подразделений.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..

Вскоре убыл в Москву родоначальник советского парашютизма, опытный и бесстрашный Наби Аминтаев.

Распрощался с полком его начальник штаба Иван Иванович Лисов.

Покинули подразделения двенадцать Героев Советского Союза, отличившиеся при форсировании Свири.

Пришел прощаться и Павел Голованов.

— А ты-то куда? — спросил я его не без сожаления.

— Командир дивизии генерал Блажевич предложил быть у него адъютантом.

Опустел и наш недалекий аэродром. Самолеты, с которых мы совершали тренировочные прыжки, улетели в неведомые места.

Нам вскоре объявили, чтобы готовились к погрузке в железнодорожные эшелоны.

— Куда курс будем держать? — с хитрой улыбкой спросил командира полка комбат Белоусов.

— О том знает Ставка и Бог, — ответил Данилов.

— Полагаю, что Венгрию минуем.

Накануне по радио диктор Левитан сообщил, что войска 2-го и 3-го Украинских фронтов после полуторамесячной осады и упорных боев завершили разгром окруженной группировки противника в Будапеште и полностью овладели столицей Венгрии — стратегически важным узлом обороны немцев на путях к Вене.

— А может, возьмем курс на Вену? — продолжил Белоусов.

— Неймется побывать в Австрии? — усмехнулся Батя.

— Неймется, товарищ полковник, — признался Белоусов. — Как посмотрел фильм с актрисой Карлой Доннер, так тянет взглянуть на этот Венский лес.

Капитан Белоусов недавно вступил в должность комбата. Я знал его с начала формирования полка, когда мы еще стояли в Подмосковье. Потом вместе воевали в Карелии.

С виду он угрюм, взгляд его серых глаз тяжел, низко нависают густые светлые брови. Нос слегка вздернутый, глубокие складки на лице. От этого кажется неулыбчивым, суровым, но это только кажется. На самом же деле Николай — добрейшей души человек. Он даже отчитать провинившегося не может, хотя перед тем, как вызвать, грозится: «Уж я его сейчас отдраю до блеска, с песочком». Но стоит тому только появиться, как Николай, забыв о недавней угрозе, начинает неизменно:

— Ну что же ты, братец, подводишь батальон? Нехорошо ведь получается. А? Молчишь? Рассказывай, как все произошло…

Его уважали за открытый характер, за смелость, за доброту. Многие считали закоренелым холостяком, не зная, что в начале войны у него погибли жена и ребенок. Об этом он никогда не говорил. Мало кто знал, что в прошлом Николай спускался на парашюте в немецкий тыл, дважды был ранен…

В тот день, когда наш эшелон готовился к отправке с железнодорожной станции Орша, полковник Данилов предупредил, чтобы в штабном вагоне подготовили два места для начальства: поедет генерал Курышев и майор из политотдела корпуса.

— А кто такой генерал Курышев? — спросил Белоусов.

— Заместитель генерала Миронова, командира нашего корпуса.

— Генерала Курышева я встречал летом 1942 года, — пояснил я Николаю. — Он тогда был начальником воздушно-десантного училища, которое находилось в Жигулях, под Самарой. Между прочим, наш Иван Иванович Лисов был тогда его заместителем.

Для гостей пришлось отвести половину теплушки. В ней установили два топчана, раскладной стол, табуреты. На торцевой стене натянули перкалевое полотнище из списанного парашюта.

Генерал и майор явились незадолго до отправки.

— Этот марафет ни к чему, — заметил Курышев. — А где место начальника эшелона? А дежурного? Где узел связи? Где расположится радист? А где телефонисты?

Ему все объяснили, и он успокоился.

— Прикрепите карту. Она будет нелишней в пути. Ваше дело, начальник штаба, делать на ней заметки о пройденном пути, — сказал генерал мне.

На третьи сутки эшелон подкатил к большой станции Ровно. Мы с Николаем Белоусовым и дежурным по эшелону направились к военному коменданту станции, чтобы сообщить о прибытии и узнать о предстоящем перегоне эшелона.

— На телеграфе какая-то неувязка, — сообщил майор-железнодорожник. — Здолбуново молчит.

— Да нам нужен Львов, — заявил комбат. На висевшей в вагоне карте мы только что обсуждали вероятный маршрут и пришли к заключению, что эшелон, видимо, направят через Львов на 1-й Украинский фронт, к маршалу Коневу.

— Куда вам надо, знает только Бог да Ставка, — назидательно произнес железнодорожник.

Мы отправились на узел связи. Там у телеграфа дежурила женщина. Прекратив работу на ключе, она взяла телефонную трубку:

— Здолбуново… Здолбуново, — стала настойчиво взывать. — У нас готов к отправке эшелон. Ждем ответа.

Но Здолбуново упорно молчало. Наконец последовал ответ:

— Ждите. Маршрут уточняется. — И примерно через полчаса: — Связываю вас со Славутой.

В вагон мы возвратились, когда эшелон отходил от станции, изменив направление.

— Что произошло? — спросил генерал. Мы рассказали.

Уставившись в карту, он, поразмыслив, заявил:

— К маршалу Коневу мы не попадем. Очевидно, нас направляют на 2-й Украинский фронт… А возможно, и далее, на юг, на 3-й Украинский, к маршалу Толбухину.

Предсказания генерала Курышева постепенно сбывались. Вскоре дорога втянулась в горную долину, и, разделив эшелон на части, маломощные паровозы стали втаскивать вагоны по крутизне. Таким же способом, преодолев хребет Карпат, спустили их в низину, и мы продолжили путь. Потом была Румыния, и на каждой станции наши вагоны осаждали толпы голодных людей, выпрашивая «пешту» — селедку — в обмен на сомнительного качества вино.

Как-то вечером, после ужина зашел разговор о нашей армии. Мы знали, что она именуется 9-й гвардейской, состоит из трех стрелковых корпусов, и командует ею генерал-полковник Глаголев. Эту фамилию мы часто слышали, когда по радио вещали победные приказы Верховного Главнокомандующего да передавали ежедневные сводки Совинформбюро о фронтовых событиях.

— А что известно о нашем командующем, генерале Глаголеве? — осмелев, спросил Белоусов, слегка охмелев от румынского вина.

Генерал Курышев вскинул бровь:

— Мне мало что о нем известно. Знаю, что в царской армии был рядовым, в Гражданскую войну служил в кавалерии, командовал эскадроном будто бы на Урале, а потом на Северном Кавказе. Вроде бы окончил перед Отечественной войной Академию имени Фрунзе и принял командование кавалерийской дивизией. Защищал от немцев Крым и Кавказ. На Кавказе принял 9-ю общевойсковую армию. Участвовал в Курской битве, в битве за Днепр, в освобождении Украины и Белоруссии. Командование 9-й гвардейской армией принял в январе нынешнего года. Вот, пожалуй, и все, что могу сообщить. Федор Сергеевич знает поболее, — указал он на майора. — Познакомь офицеров со своими записями.

Майор держался в пути как-то замкнуто. По большей части времени он ухитрялся в шатком вагоне читать газеты, в разговоре отмалчивался, внимательно слушая других. Как-то проговорился, что сам с Урала и там его семья — жена и двое мальчишек: «Чук и Гек». Показал их фотографии. Еще он любил распевать песенку про смуглянку-молдаванку, которая собирала виноград в соседнем саду. Он часто повторял заученный куплет припева этой песенки: «Клен зеленый, да клен кудрявый, да раскудрявый, резной!»

На просьбу генерала майор молча потянулся к набитой бумагами командирской сумке, достал блокнот и, полистав его, стал читать:

— Генерал-полковник Глаголев Василий Васильевич родился в Калужской губернии в 1896 году в бедной крестьянской семье. Был рядовым в Первой мировой войне, в Гражданской войне участвовал на Урале и Северном Кавказе. В послевоенный период занимал различные должности в кавалерии.

Великую Отечественную войну встретил командиром кавалерийской дивизии, затем командовал 10-м гвардейским стрелковым корпусом. В марте 1943 года принял командование 9-й армией, а затем 46-й армией. В августе армия участвовала в Донбасской операции с последующим форсированием Днепра.

В районе Запорожья армия захватила плацдарм у поселка Аулы. Особенно при этом отличились воины 236-й стрелковой дивизии, 25 ее воинам было присвоено звание Героя Советского Союза. Звание Героя удостоился и командующий армией с одновременным присвоением воинского звания генерал-лейтенант.

Командуя 31-й армией, генерал Глаголев отличился в Белорусской операции, за что в июле 1944 года удостоился звания генерал-полковника. В декабре 1944 года он принял командование 9-й гвардейской армией.

Такое пояснение дал майор Федор Сергеевич. Это пояснение я тогда записал.

Генерал Курышев и следовавший с ним майор покинули вагон в Венгрии, у большой станции Сольнок. Прощаясь, они пожелали нам недалекого и счастливого пути.

НА ЮЖНОМ КРЫЛЕ СОВЕТСКИХ ВОЙСК

К концу октября 1944 года советские войска, разгромив под Яссами и Кишиневом фашистскую группировку, развернули наступление в Венгрии. Возглавляемый маршалом Малиновским 2-й Украинский фронт раскинул свои боевые крылья почти на восемьсот километров. Северное крыло соседствовало с 4-м Украинским фронтом, нацеленным на Чехословакию, а южное сблизилось с войсками 3-го Украинского фронта маршала Толбухина, ведущими бои в Югославии.

Перед нашими войсками оборонялась сильная группа армий «Юг», возглавляемая генерал-полковником Фриснером. Первый боевой опыт он приобрел еще в Первую мировую войну, затем верой и правдой служил кайзеровской Германии, позже — гитлеровскому вермахту. С началом войны с Россией участвовал во многих боях на Восточном фронте. Летом 1944 года стал командующим группой армий «Южная Украина», позже преобразованной в группу армий «Юг».

Стремясь не допустить советские войска на территорию Венгрии, Фриснер сосредоточил свои главные силы в Карпатах против войск 4-го Украинского фронта генерала Петрова и 2-го Украинского фронта Малиновского. Это были две немецкие и две венгерские армии, хорошо вооруженные, боеспособные.

Поначалу спланированная штабом Малиновского операция шла с трудом. Предугадывая замысел, немецкие и венгерские дивизии подготовленными контрударами отражали попытки прорвать оборону. Не помогали даже удары 6-й гвардейской танковой армии, сокрушавшей до того укрепленные узлы сопротивления. Поступавшие из армий итоговые донесения были безуспешны. Лишь однажды командарм Манагаров, чьи дивизии действовали на второстепенном направлении, доложил, что его 53-я армия, взаимодействуя с гвардейской конно-механизированной группой генерала Плиева, сумела прорваться на венгерскую территорию, захватив там небольшой населенный пункт.

Допоздна маршал Малиновский с ближайшими помощниками изучал обстановку, запрашивал подчиненных командиров и в итоге пришел к выводу о необходимости переноса главного удара на участок армии Манагарова.

— Но там недостаточно танков, артиллерии, подвижных средств, — высказался начальник штаба Захаров. — Может, перевести сюда танковую армию?

Генерал Захаров в военных делах слыл знатоком. Под его руководством разрабатывалась не одна боевая операция армейского и фронтового масштаба, завершившиеся разгромом неприятельских сил.

— Сейчас это делать нельзя, — отверг предложение Малиновский. — Преждевременным перемещением мы раскроем новое направление главного удара. Танки введем в сражение в самый последний момент.

— Может, воспользоваться конно-механизированными группами? — спросил Захаров.

Во фронте имелись две такие группы. Одной командовал генерал Плиев, основу ее составлял 4-й гвардейский Кубанский казачий корпус. Второй была группа генерала Горшкова с 5-м гвардейским Донским казачьим корпусом.

— Группу генерала Горшкова не трогать. Она втянута в трудные бои. А вот кубанцев нужно немедля задействовать. Как только подойдут танкисты армии Кравченко, они должны самостоятельно прорвать оборону противника и уйти в глубину вражеского расположения. Плиев — мастер на такие дела, — заключил командующий фронтом.

В конце совещания он потребовал срочно сообщить в Ставку об изменениях и попросить утверждения решения. Донесение тут же направили в Москву.

Первым, к кому оно попало в руки, был заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Жуков. Ознакомившись с документом, он заключил: «Проводимое Малиновским лобовое наступление ведет к затяжным боям и дает противнику возможность спокойно устроить оборону на своем участке». Маршал Жуков поддержал предложение командующего фронтом о переносе главного удара. Ставка приказала готовить операцию, которую позже назовут Дебреценской.

Утром 6 октября после короткой артиллерийской и авиационной подготовки 53-я армия и конно-механизированная группа перешли в наступление. В первый же день они прорвали оборону противника, а к исходу третьего дня продвинулись на глубину 100 километров.

Введенная в сражение 6-я гвардейская танковая армия генерала Кравченко на подступах к городу Орадео-Маре встретила упорное сопротивление и вынуждена была закрепиться. Маршал Малиновский приказал генералу Плиеву оказать танкистам помощь. Наступавшая на северо-запад конно-механизированная группа развернулась в обратном направлении и атаковала противника с тыла. В результате этого маневра город Орадео-Маре был взят. В тот же день в Москве прогремел салют. Первыми в приказе Верховного Главнокомандующего среди отличившихся войск были казаки-кавалеристы генерала Плиева.

Добившись успеха, ударная группировка продолжила наступление на Дебрецен. Развернулись ожесточенные бои. Обстановка вынудила противника начать отвод своих войск.

С целью усиления группы генерала Плиева ей были подчинены донские казаки, возглавляемые генералом Горшковым. Теперь казаки представляли значительную силу. Взаимодействуя с 6-й гвардейской танковой армией, они повели решительное наступление на крупный промышленный центр Венгрии город Дебрецен.

В результате обходного маневра конницы и танковых соединений с фронтальной атакой 20 октября город был взят. В приказе Верховного Главнокомандующего отмечались умелые действия кубанских и донских казаков, а также дивизии генералов Головского, Сланова, Григоровича, Крутовских, Куца и других казачьих военачальников.

Эти же соединения через два дня были вновь отмечены в приказе Верховного за овладение городом Ньиредьхаза.

В ходе 23-дневного наступления войска 2-го Украинского фронта нанесли тяжелое поражение группе армии «Юг» и продвинулись в глубь Венгрии на 150–270 километров.

Реабилитируя себя за поражение, командующий немецкой группы армий «Юг» генерал Фриснер 27 октября направил начальнику генерального штаба генералу Гудериану письмо. В нем он писал:

«Глубокоуважаемый господин Гудериан! Я хотел бы обратить Ваше внимание на следующие четыре момента, характеризующие обстановку. Я обращаюсь к Вам письменно, дабы подчеркнуть их значение.

1. Непрерывные тяжелые бои, которые мы сейчас ведем, легли тяжелым бременем на плечи моей группы армий. Вверенные мне войска вынесли на себе всю тяжесть боев на наиболее опасных участках. Естественным следствием этого явились потери и прежде всего физическое переутомление людей. Если в ближайшее время нам не будет оказана помощь людьми и техникой, произойдет перенапряжение сил, и тогда следует ожидать новых поражений и неудач. Этого я хотел бы избежать.

Этот вопрос приобретает особо важное значение, если после завершения отхода нам вновь придется перейти к решительным оборонительным действиям на Тиссе. Мы уже теперь ломаем голову над тем, чем мы займем и чем будем удерживать предназначенной группе армии фронт обороны, если не получим новых подкреплений.

Я знаю, что Вы сами находитесь в затруднительном положении, что у Вас много и других «опасных участков», и тем не менее я считаю своим долгом представить Вам состояние дел в том виде, в каком они находятся сейчас.

2. Я испытываю высочайшее беспокойство за боеспособность и моральное состояние всех венгерских войск за немногим исключением. Это беспокойство становится сейчас еще более острым, поскольку яснее выявляются признаки того, что закончившие сосредоточение войска и танки противника в ближайшие дни перейдут в наступление против венгерских войск, находящихся на рубеже Тиссы и западнее ее.

Уже теперь можно предсказать, что венгры не смогут долго продержаться. Сил 24-й танковой дивизии и 4-й полицейской дивизии СС, находящихся в боевой готовности, будет недостаточно, чтобы не допустить развала фронта обороны венгерских войск. Следовательно, если я не получу в свое распоряжение дополнительно еще какое-либо немецкое соединение для поддержки войск 3-й венгерской армии, то следует ожидать, что противник сомнет венгров и очень быстро овладеет Будапештом.

Венгерские силы, предназначенные для обороны Будапешта, также не являются даже приблизительно достаточными для того, чтобы отразить мощное наступление противника, не говоря уже вообще о низком боевом духе венгерских войск. Одна немецкая пехотная дивизия, будучи включенной в состав 3-й венгерской армии в качестве костяка, смогла бы предотвратить многие беды.

3. Я постоянно выезжаю на линию фронта и пришел к твердому убеждению, что продолжительная оборона на рубеже Тиссы явилась бы не только неосуществимой, но и нерациональной мерой. Удержать рубеж обороны по Тиссе имеющимися у нас силами нельзя, поскольку оборона построена на равнинной местности, а войск не хватает. Я все больше прихожу к выводу, что войскам 8-й немецкой и 1-й венгерской армий необходимо немедленно отойти за Тиссу, еще до того, как войска противника подойдут к реке, занять оборону по отрогам гор с тем, чтобы использовать имеющиеся здесь условия для огневого воздействия, особенно в том случае, если противник форсирует Тиссу и должен будет преодолевать ровную, как скатерть, равнину.

4. Минувшие бои в Карпатах, как и бои, ведущиеся ныне на равнине, несмотря на все муки, недостатки и трудности, несомненно, принесли нам и немалые успехи.

Наши сравнительно слабые и все время уменьшающиеся силы сумели уничтожить большое количество войск противника. Если бы этого не было, то и нас бы не было там, где мы сражаемся сейчас.

Этими успехами мы обязаны исключительным усилиям немецких войск и умелому руководству ими. Мне хотелось бы еще раз подчеркнуть это обстоятельство…

Фриснер».

Успешное проведение Дебреценской операции создало предпосылки к активным действиям в междуречье Тиссы и Дуная войскам левого крыла фронта Малиновского. Наступавшая там 46-я армия захватила 21 октября на реке Тисса плацдарм, на который была переброшена и 7-я гвардейская армия. Открывался путь к Будапешту.

На Балканах возникла кризисная обстановка, заставившая Верховного Главнокомандующего Народно-освободительной армии Югославии маршала Тито обратиться за помощью к правительству Советского Союза, а в двадцатых числах октября приехать в Москву.

На состоявшихся переговорах было решено для помощи Народно-освободительной армии ввести на территорию Югославии советские войска. Совместными усилиями с армией Тито они должны были разгромить немецко-фашистские силы.

Для проведения намеченной операции от 3-го Украинского фронта привлекалась 57-я армия генерала Гагена и 4-й гвардейский механизированный корпус генерала Жданова. Содействовать им должен был 10-й гвардейский стрелковый корпус 46-й армии 2-го Украинского фронта.

Таким образом, три армии двух Украинских фронтов реально угрожали Будапешту. В связи с этим в столице Венгрии резко обострилась обстановка.

Поняв, что немецкая армия не в состоянии защитить Венгрию от вторжения советского воинства, президент Хорти во второй половине дня 15 октября обратился к державам антигитлеровской коалиции с предложением заключить перемирие.

Венгерский диктатор обосновал свой шаг тем, что Германия не выполнила союзнические обязательства и не оказала обещанную Венгрии помощь в обороне страны. Кроме того, он обвинил Германию во вмешательстве во внутренние дела Венгрии. Хорти заявил, что он получил достоверные сведения, что немецкие отряды особого назначения намерены совершить насильственный переворот и превратить территорию страны в театр арьергардных боев германской империи.

Хорти правил страной почти четверть века. Когда-то бравый адмирал, флигель-адъютант престарелого императора Австро-Венгрии Франца Иосифа, за долгие годы сам превратился в старца. И хотя править страной в семьдесят шесть лет было нелегко, он не собирался уступать кому бы то ни было власть. Не помогли даже уговоры самого Гитлера о передаче власти в Венгрии немецкому ставленнику Салаши.

Тогда фюрер вызвал небезызвестного Отто Скорцени:

— Скорцени, я поручаю вам важное дело. В Венгрии беспорядок, хаос. Регент страны Хорти потерял бразды правления в стране. Его нужно доставить сюда, в Германию. Одного, но лучше с семьей. Делайте все возможное и невозможное. Вылетайте в Венгрию немедленно. Необходимую помощь вам там окажут.

Скорцени сообщили, что в Будапешт уже заслан специальный диверсионный отряд и там его готов принять немецкий генерал Штольц. Он вылетел из Берлина незамедлительно, однако из-за непогоды попал в Будапешт под вечер. Проголодавшись, приказал везти в офицерскую столовую.

— Послушай, дружище, — обратился Скорцени к интендантскому майору. — Скажи, чтоб принесли хотя бы сосисок.

Тот с недоумением спросил:

— А где карточки? Без них тут не получите и ломоть хлеба.

Но тут, на счастье, появился генерал Штольц и пригласил гостя к себе на ужин.

— Вас, конечно, интересует обстановка в Венгрии, — начал Штольц. — Положение в стране далеко не такое, какое хотелось бы нам иметь. Мы утрачиваем союзника. Если не принять решительные меры, Венгрия непременно переметнется к англичанам и американцам. Я имею в виду прежде всего регента Хорти. Несколько иного курса придерживается правительство во главе с премьером Салаши. Это наш, преданный рейху человек. Но в народе он не очень популярен. В венгерской армии брожение и не только среди нижних чинов, но и генералитета. Перешел на сторону русских командующий 1-й венгерской армии, переметнулся к ним и начальник генерального штаба Вереш. Умчался, подлец, на том самом «Мерседесе», который недавно ему подарил генерал Гудериан. Растет дезертирство. Наш союзнический долг — удержать Венгрию от развала любой ценой. Она должна оставаться в нашей упряжке. Страна нам нужна не только как военная сила, но и как источник горючего.

— Что нужно делать?

— Необходимо убрать Хорти. Это во-первых. Потом вместо него посадить в президентское кресло Салаши. Но это уже не ваша забота. Вам же предстоит сделать главное: ссадить с поста Хорти и отправить его подальше от Венгрии, в Берлин.

Штольц и Скорцени допоздна вели разговор, обсуждая варианты предстоящих действий. Наконец план был разработан.

— Теперь за дело! — Хозяин поднял рюмку. — Уверен, что вы справитесь с ним успешно. Сейчас вызову офицера, он проводит вас в гостиницу.

Каково же было удивление Скорцени, когда в прихожей возник тот самый майор, который потребовал от него продуктовые карточки.

Смущенный интендант молчал, невпопад козырял, извиняясь. Тогда, чтобы до конца его донять, Скорцени извлек врученную фюрером бумагу.

— Прочитай, дружище, и впредь не скупись.

Майор с округленными глазами прочитал: «Следует оказывать содействие всем службам рейха штандартенфюреру Скорцени, выполняющему задание особой важности». Увидев подпись самого Гитлера, побледнел.

В Берлине перед отъездом Скорцени подробно рассказали о сыне Хорти, через которого можно было добиться успеха. Дело в том, что еще раньше в Венгрию был заброшен немецкий агент, который сблизился с Хорти-младшим. Выдавая себя за рьяного патриота Венгрии, агент Эберт вошел к нему в доверие. Их часто видели вместе на званых приемах, пирушках.

В тот день «друг Эберт» предложил молодому Хорти поехать в веселое заведение и провести там ночь. Предложение было принято, и в условленный час они покатили туда на автомобиле.

Но едва он углубился в темные улицы окраины столицы, как машину остановил военный патруль.

— Документы! — потребовал офицер.

— Мы не обязаны предъявлять! — воспротивился Хорти. — Вы знаете, кто я?

— Сейчас узнаем, — отвечал патрульный начальник и приказал задержанных силой пересадить в военную машину.

Все было сделано быстро и, главное, без свидетелей.

Продержали арестованных в комендатуре всю ночь, а наутро сын регента предстал перед Скорцени.

— Мы узнали, кто вы. Готовы извиниться, если б только не одно обстоятельство, — загадочно произнес немец.

— Какое обстоятельство? О чем вы говорите?

— Вы знаете, кто ваш приятель, этот Эберт?

— Он — немец. Испытанный друг моей родины!..

— Нет, он совсем не тот, за кого себя выдает. Он — партизан Югославии. Прибыл из Суботицы. Его резиденция в Кишкунхалаше…

— Этого не может быть! Я требую доказательств!

— Они непременно будут предъявлены. В газетах сообщат о вашей дружбе с коммунистом.

— Это шантаж! Приведите Эберта!

— Пожалуйста! — Скорцени не стал возражать. Хорти едва узнал друга: одежда измята и порвана, на лице синяки.

— Эберт! Так ты — коммунист!

— Да.

— И все сказанное о тебе правда?

Эберт молчал.

— Теперь-то вы верите? — торжествовал Скорцени.

— Подлец! Тебя расстрелять мало! Ты опозорил мою честь и достоинство! — Хорти-младший едва не бросился на друга с кулаками.

— Он опозорил вас, а вы опозорили своего отца, регента страны. Что с вами делать? Путь один — военный суд.

— Нет, этого делать нельзя.

— Дело можно замять, если вы вместе с отцом завтра же покинете страну, — предложил Скорцени.

— Уезжать в такое время? Отец не согласится.

— Вы должны уговорить. Даже заставить. В Германии вы найдете достойный прием. Ваше благополучие будет гарантировано. Пишите письмо отцу.

Письмо в тот же день было доставлено во дворец самим Скорцени. Уговаривать старика ему долго не пришлось. Немец вынудил подписать отречение в пользу Салаши.

В тот же день семья Хорти вылетела в Германию.

Это произошло 16 октября 1944 года.

Ночью 28 октября к аппарату ВЧ, соединявшему Ставку Верховного Главнокомандующего со штабом 2-го Украинского фронта, вызвали маршала Малиновского.

— Будет говорить товарищ Сталин, — предупредили его.

Родион Яковлевич не удивился: Сталин работал ночами и вызовы не были редкостью.

В трубке вскоре послышался голос Верховного.

ИВ. Сталин. Необходимо, чтобы вы в самое ближайшее время, буквально на днях, овладели столицей Венгрии — Будапештом. Это нужно сделать во что бы то ни стало. Сможете ли вы это сделать?

РЛ. Малиновский. Эту задачу можно было бы выполнить дней через пять после того, как к Сорок шестой армии подойдет Четвертый гвардейский механизированный корпус. Его подход ожидается к 1 ноября. Тогда Сорок шестая армия, усиленная двумя гвардейскими механизированными корпусами — Вторым и Четвертым, — смогла бы нанести мощный, совершенно внезапный для противника удар и через два-три дня овладела бы Будапештом.

И.В. Сталин. Ставка не может предоставить Вам пять дней. Поймите, по политическим соображениям нам надо возможно скорее взять Будапешт.

РЛ. Малиновский. Я отчетливо понимаю, что нам очень важно взять город по политическим соображениям. Однако следовало бы подождать прибытия Четвертого гвардейского механизированного корпуса. Лишь при этом условии можно рассчитывать на успех.

(В это время в Москве шло формирование демократического правительства, и освобождение столицы Венгрии от немецко-фашистских оккупантов ускорило бы этот процесс, оказало бы определенное влияние на некоторые колеблющиеся элементы из буржуазных партий и группировок. Верховный Главнокомандующий оставался непреклонным.)

И.В. Сталин. Мы не можем пойти на отсрочку наступления на пять дней. Надо немедленно переходить в наступление на Будапешт.

РЛ. Малиновский. Если вы дадите мне сейчас пять дней, то в последующие дни, максимум четыре-пять дней, Будапешт будет взят. Если же немедленно перейти в наступление, то Сорок шестая армия, ввиду недостатка сил, не сможет развить удар. Она неминуемо ввяжется в затяжные бои на самых подступах к венгерской столице. Короче говоря, она не сумеет овладеть Будапештом с ходу.

И.В. Сталин. Напрасно вы упорствуете. Вы не понимаете политической необходимости нанесения немедленного удара по Будапешту.

Р.Я. Малиновский. Я понимаю политическую важность взятия Будапешта и для этого прошу пять дней…

И.В. Сталин. Я вам категорически приказываю завтра же перейти в наступление на Будапешт!

Устное распоряжение Верховного Главнокомандующего подтвердила директива Ставки, которая в 22 часа 28 октября 1944 года была направлена в штаб Малиновского.

Такое неожиданное и поспешное решение о наступлении на Будапешт было в известной степени вызвано членом Военного Совета 4-го Украинского фронта генерал-полковником Мехлисом. В тот день, как позже писал начальник Главного оперативного управления Генерального штаба генерал армии Штеменко, Мехлис направил телеграмму Сталину. В ней он писал: «Противостоящие нашему фронту части 1-й венгерской армии находятся в процессе разложения и деморализации. Ежедневно войска берут по 1000-1500-2000 и более пленных. 25 октября 1944 года 18-я армия взяла 2500 пленных, причем сдавались в плен целыми подразделениями… В связи с обходными маневрами войск фронта многие венгерские части попросту рассыпались, и отдельные группы солдат бродят по лесам, часть с оружием, часть без оружия, некоторые переоделись в гражданское…»

«Своими докладами, — продолжал Штеменко, — Мехлис сумел подогреть воображение И.В. Сталина. Тот запросил Генштаб, как лучше атаковать Будапешт, чтобы быстрее взять его. Ничего не подозревая, мы ответили, что лучше всего использовать обширный плацдарм, захваченный на левом фланге 2-го Украинского фронта в междуречье Тиссы и Дуная… А.И. Антонов, без прикрас докладывавший обстановку, не смог доказать Верховному Главнокомандующему, что донесения Л.З. Мехлиса не соответствуют действительности, тем более в районе Будапешта…»

В посланной Малиновскому директиве предлагалось 46-й армии и 2-му гвардейскому механизированному корпусу генерала Свиридова 29 октября перейти в наступление между Тиссой и Дунаем с целью свернуть оборону врага на западном берегу Тиссы и вывести 7-ю гвардейскую армию за эту реку. В дальнейшем 46-я армия, усиленная 2-м и 4-м гвардейскими механизированными корпусами, должна была нанести удар по противнику, оборонявшему Будапешт.

Замысел операции заключался в нанесении фронтального удара в направлении Будапешта и овладении столицей Венгрии относительно небольшими силами. Остальные армии 2-го Украинского фронта должны были форсировать Тиссу и захватить плацдарм на ее западном берегу.

В полосе 46-й армии противник имел четыре дивизии и гусарский полк, однако наши войска превосходили их по численности как личного состава, так и артиллерии, танкам, самолетам.

46-я армия, возглавляемая генерал-лейтенантом Шлеминым» перешла в наступление 29 октября в 14.00. После короткой артиллерийской подготовки силами двух стрелковых корпусов оборона противника в направлении города Кечкемет была прорвана.

На рассвете 30 октября в прорыв был введен 2-й гвардейский механизированный корпус под командованием генерал-лейтенанта Свиридова. Обойдя Кечкемет, части корпуса отрезали противнику пути отхода. Весь день и ночь в городе шел ожесточенный бой. К утру он был занят нашими войсками.

Преодолевая упорное сопротивление отступающего противника, советские войска медленно двигались к венгерской столице. Наступающей группировке требовалось усиление — назначенный 4-й гвардейский механизированный корпус. Он в это время находился в Югославии. Предстояла передислокация тяжелой техники, в основном танков, железнодорожными эшелонами, а личного состава автомобильным транспортом.

Получив приказ на переброску корпуса в Венгрию, генерал Жданов поспешил 28 октября со своими помощниками в штаб 2-го Украинского фронта, чтобы доложить о состоянии частей, уточнить обстановку, получить боевую задачу.

Маршал Малиновский встретил генерала прохладно.

— Когда прибудут танки? — спросил он.

— Должны быть к исходу 29 октября.

— Сколько бронетехники?

— 124 танка и самоходно-артиллерийских установок, 75 — орудий и минометов. Личного состава 13 тысяч 400 человек.

— На отдых не рассчитывайте. Всю боевую технику к 18 часам 1 ноября вывести на исходный для наступления рубеж. Поспешайте, времени в обрез. Ставка требует немедленного перехода в наступление и скорейшего овладения Будапештом. 2-й гвардейский мехкорпус уже в готовности.

Было видно, что маршал Малиновский с трудом сдерживал себя.

Корпус генерала Жданова вместе с корпусом генерала Свиридова был введен в прорыв в ночь на 1 ноября с целью овладения Будапештом с ходу. Но оказалось, что данные о противнике в районе Будапешта были неполные. Используя обстановку, он сумел перебросить в полосу 46-й армии три танковые дивизии, которые нанесли по обнаженному флангу армии мощные контрудары. В ходе атак противник пытался найти слабые места в боевых порядках наступающих, изолировать части одну от другой и уничтожить.

К исходу 2 ноября механизированные корпуса подошли к оборонительному обводу Будапешта, где встретили организованное и упорное сопротивление танковых частей. Используя дома и каменные заборы, а также применяя отдельные танки в качестве дотов, противник создал прочную оборону, для прорыва которой нужно было долго готовиться.

А до города оставалось всего 10–15 километров.

На поддержку 46-й армии переключили большую часть авиации. По боевым порядкам противника, его огневым точкам наши самолеты наносили массированные удары.

Однако продвижение советских войск затормозилось. Удары постоянно повторялись, однако успеха не приносили.

Решение на неподготовленное наступление на Будапешт было принято Верховным Главнокомандующим, самим Сталиным. Он отверг доказательства необходимой подготовки к наступлению маршала Малиновского. Кто повинен в неудаче? Нужно было спасать положение.

Ответ дал опытный генштабист генерал армии Штеменко в своих мемуарах.

«Если по решению И.В. Сталина наступление должно было развиваться в основном за счет 46-й армии на левом фланге фронта, то теперь, по соображениям Генштаба, усилить нажим на врага и прорывать его оборону должны были и войска центра фронта. Генштаб, таким образом, не оспаривая в сущности решения Верховного Главнокомандующего, полагал, что на широком фронте врагу будет значительно труднее организовать прочную оборону, чем на узком. Кроме того, широкий фронт наступления открывал перспективу охвата Будапешта не только с помощью войск одного левого фланга фронта (46-я армия), с юго-запада, как мыслилось ранее, но и силами центра — с востока и северо-востока. Двойной охват был бы в данной обстановке более эффективным…

Р.Я. Малиновский с предложениями Генштаба согласился — они совпадали с его взглядами — и сказал, что Военный Совет фронта поддержит нас перед Верховным…

И.В. Сталин не стал возражать. Он приказал дать директиву и ускорить выполнение мероприятий, направленных на охват Будапешта…

В этой директиве Ставка требовала быстрее вывести войска 7-й гвардейской, 53, 27 и 40-й армий на западный берег Тиссы, развернуть наступление на широком фронте и разгромить будапештскую группировку врага, нанеся удар с севера и северо-востока. С войсками правого крыла и центра должны были взаимодействовать войска левого крыла фронта (46-я армия, 2-й и 4-й гвардейские механизированные корпуса), наносившие удар с юга.

И вновь под Будапештом разгорелись бои. В период с 5 по 9 декабря войска 2-го Украинского фронта пытались овладеть городом. На этот раз, отказавшись от фронтального удара, они предприняли обход с севера и запада. Однако и эта попытка не принесла успеха, хотя было достигнуто некоторое улучшение боевых позиций: войска центра, обойдя город, сумели выйти на Дунай, охватив будапештскую группировку с северо-востока.

Об этом успехе известил страну Приказ Верховного Главнокомандующего от 9 декабря. В нем сообщалось: «Войска 2-го Украинского фронта прорвали сильно укрепленную оборону противника северо-восточнее Будапешта, расширили прорыв до 120 километров по фронту и, продвинувшись в глубину до 60 километров, вышли к реке Дунай севернее Будапешта».

Возникла реальная возможность окружения венгерской столицы войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов.

В числе захваченных городов были находившиеся у большой излучины Дуная города Вац и Шаги. В числе отличившихся отмечались 7-я гвардейская армия генерал-полковника Шумилова, 6-я гвардейская танковая армия генерал-полковника Кравченко, конно-механизированная группа генерал-лейтенанта Плиева.

К этому времени 46-я армия была передана 3-му Украинскому фронту, и его командующий маршал Толбухин принял решение форсировать Дунай южнее Будапешта. Эта армия уже форсировала реку, но при этом понесла большие потери. На западном берегу, расширяя плацдарм, войска вышли к укреплениям оборонительной линии «Маргарита», опоясывающей Будапешт.

Линия имела три оборонительные полосы. Первая состояла из двух позиций глубиной до 7 километров, вторая находилась в 1,5 километрах от переднего края главной полосы, а третья — в 20–35 километрах. Линию обороняли части двух немецких армий 6-й и 2-й танковой, находившейся в глубине пресловутой линии «Маргарита».

Используя захваченные на западном берегу Дуная плацдармы южнее Будапешта, были переброшены войска 57-й армии генерала Шарохина и 4-й гвардейской армии генерала Галанина. Там была еще и 46-я армия.

3-й Украинский фронт нацелился, таким образом, за Дунай, чтобы совместно с войсками маршала Малиновского замкнуть кольцо окружения будапештской группировки».

А тем временем железнодорожные эшелоны полков и дивизий 9-й гвардейской армии выдвигались по указанным маршрутам в назначенный район. В числе передовых находился эшелон, где были командование и штаб 99-й гвардейской стрелковой дивизии. В первых числах января он оказался в Польше, в небольшом городке Ниска, примерно в 35 километрах юго-восточнее Сандомира.

Было приказано с выгрузкой эшелона спешить не только потому, что ожидался налет вражеских самолетов, но и потому, что поджимали сроки начала Сандомирско-Силезской операции, проводимой войсками 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал Конев. Готовность операции была назначена на 12 января.

Вслед за нами на станцию выгрузки должен был с минуты на минуту подойти очередной железнодорожный состав. Назначенный для его встречи штабной офицер попытался поторопить железнодорожников с его приемом, но его просьбы не были приняты. «Мы не железные, — возразили поляки. — Как сможем, так и справимся».

Услышав это, к ним направился генерал Блажевич. Он обратился к ним по-польски. От неожиданности поляки не скрыли удивления. Один из служащих обратился к Павлу Голованову:

— Ваш генерал поляк?

— Нет, он литовец, но жил в Польше.

После недолгого тактичного разговора польские служащие заверили генерала, что пусть он не беспокоится, железнодорожники вовремя сделают все, что нужно. И они не подвели.

Кроме нашей дивизии, на ближайших к городу станциях выгружались войска еще двух соединений 37-го гвардейского корпуса. Они должны были сосредоточиться в не далеком от города лесу.

До дня наступления оставалось немного времени, а гвардейские полки находились еще в пути. Всю тяжесть подготовки к предстоящему наступлению приняли офицеры штаба дивизии, возглавляемые опытным полковником Аркадием Климентьевичем Логвинчуком. Работая круглые сутки, офицеры штаба дивизии и служб сумели подготовить необходимые документы. Ускорилось прибытие и железнодорожных эшелонов.

Внезапно поступил новый приказ: дивизии продолжить выдвижение к фронту по новому маршруту. Железнодорожные эшелоны повернули на Черновицы, Кишинев, Яссы и через Румынию прибыли в Венгрию. Станция выгрузки назначалась в городке Монор, находящемся в тридцати километрах западнее Будапешта. На этот раз вся 9-я гвардейская армия генерала Глаголева поступала в состав 2-го Украинского фронта.

Монор — небольшой городок. На карте он обозначен едва заметной точкой, затерявшейся восточнее Будапешта среди множества таких же точек городков и селений господских дворов.

Венгрия встретила нас весной. Таял снег, на немощеных улицах пролегли темные тропки. На высоких тополях хлопотали грачи.

Однажды утром Николай Белоусов разбудил меня. Он всегда просыпался рано.

— Выйди-ка во двор. Да побыстрей!

— Тревога?

Натянув сапоги, я выскочил на крыльцо.

Николай стоял на влажной от росы кирпичной дорожке и вглядывался в небо. Был он без гимнастерки, пузырилась на спине майка, лицо расплылось в улыбке. И куда только делись серьезность и рассудительность.

— Послушай-ка. — Он поднял руку с зажатым меж пальцами мундштучком. — Слышишь?

Я запрокинул голову. Прислушался. В небе клубился белесый туман. В его разрывах бездонными колодцами проглядывала далекая синева. И вдруг с высоты долетело до боли знакомое журавлиное «курлы- курлы». Крики птиц то отчетливо доносились, то, уносимые ветром, совсем замирали.

— Что там? — выглянула из двери испуганная хозяйка дома. — Немецки самолеты? Да?

— Журавли летят! Весна, — отвечал, широко улыбаясь, Николай.

— О-о! Да-да! Весна, конец войны надо, — развела руками женщина.

— Скоро конец. Осталось недолго. Берлин возьмем, и Гитлеру крышка. Вот так-то… — И, сощурив глаза, Николай уставился в небо.

Птицы летели на север, в родные края, возвещая весну. И ничто — ни огненная линия фронта, ни заградительные зоны зенитного огня, ни ревущие эскадрильи самолетов — не могло помешать их полету, сбить с курса. Песня журавлей звучала все тише и тише. В последний раз погасающей искоркой долетела она до слуха и замерла совсем…

Улица, по которой мы идем в штаб батальона, застроена одноэтажными домишками с островерхими крышами из красной черепицы. Домишки глядят на улицу небольшими окнами, уставленными цветами.

С наступлением сумерек окна наглухо закрываются дощатыми ребристыми ставнями. Длинный стальной прогон пропускают сквозь наличник и изнутри закладывают железной заложкой.

В первые дни пребывания в городке мы замечали в окнах лица. Люди настороженно следили за нами, за каждым нашим шагом. Сейчас в окнах лиц почти не видно: привыкли.

Каждый участок дома отгорожен с улицы высоким дощатым забором. А вдоль домов аккуратно выложена кирпичом узкая дорожка.

— Ходь вадь! — Старик в потертом короткополом пальто приподнимает старомодную шляпу.

Он уступает нам дорогу. В глазах нескрываемое любопытство.

— Доброе утро, — отвечает Белоусов и тут же добавляет по-венгерски: — Ходь вадь.

Он каждое утро учит венгерские слова. Уроки дает наша хозяйка. Николай уже знает десятка полтора ходких словечек.

Улица выходит на широкую с серыми плешинами голого кустарника площадь. Посреди площади стоит человек в черной папахе. Он часто бьет в барабан и выкрикивает что-то непонятное. К нему спешат люди, толпа на глазах растет.

— Глашатай. Последние известия будет сообщать, — авторитетно поясняет Белоусов.

Человек скоро перестает бить в барабан и начинает кричать. Нам не понять, что он объявляет, но мы догадываемся, что вести неутешительные. Люди замерли, жадно ловят слова.

Женщина в толпе, припав к плечу соседки, плачет. Судорожно вздрагивают плечи.

— Что это она? — вырывается у меня.

Николай молчит.

Обстановка в Венгрии сложна. В восточной части, в Дебрецене, образовано народное правительство, а в западной — еще держится режим гитлеровского ставленника Салаши. Одни венгры рады нашему приходу, другие — воюют против нас.

Линия фронта пересекает страну с севера на юг. Бои идут у Эстергома, западнее Будапешта, у Секешфехервара и дальше на юг. Гитлеровские власти спешно формируют венгерские части и бросают их в бой. Необученные люди гибнут тысячами.

— Эх, война, война… — тяжело вздыхает Белоусов и, резко повернувшись, продолжает путь, опустив голову.

Наш штаб разместился в двух комнатах частного дома. В первой мой стол — начальника штаба батальона. Рядом, на табурете, зеленый деревянный ящик с металлическими застежками и черными уголками. В таких немцы возят снаряды. У нас ящик служит сейфом для хранения документов. На столе в желтом кожаном чехле — телефон.

Вторая комната — кабинет комбата. У стены на чугунных ножках облицованная кафелем печь. В ней горит огонь, гудит в трубе пламя.

За столом восседает в шинели Белоусов. Он то и дело утирает с лица пот.

Вчера его вызвали в штаб дивизии. Говорили: для оформления каких-то документов. Я толком не разобрал. Возвратился он поздно, когда я уже спал.

— Комдив сообщил, что немец опять рвется к Будапешту, — сказал Николай вместо приветствия. — Танками, сволочь, жмет. У него одиннадцать танковых дивизий.

— Венгрия для немцев — кусок лакомый.

— Слышал, как ночью самолеты летали? — спрашивает Белоусов. — Или опять все на свете проспал?

Сон у меня отменный. И за это надо мной часто подшучивают. Несколько дней назад на городок налетели немецкие самолеты, высыпали бомбы на дома, где мы размещались. Все вокруг грохотало и гремело. Но ничего я этого не слышал. Проснулся от чьих-то толчков, когда уже наступила тишина.

— Бегом в укрытие! Такой налет, а ты спишь! Мы уж думали, что богу душу отдал.

С того случая меня нет-нет да и поддевали.

— А как же, слышал! — спохватился я. — Здорово гудели.

Самолеты летают над городком часто. Они летят тройками, натужно ревя. Спустя немного доносится глухое «бу-бу-бу» — сбрасывают бомбы. Назад самолеты летят низко, разорванным строем.

Фронт от нас в тридцати-сорока километрах. Когда идут сильные бои, долетает гул. Мы знаем, что это за Будапештом. В последние дни гул слышится беспрерывно, и чаще прежнего летают самолеты.

Воспользовавшись тем, что Белоусов за столом, я кладу перед ним папку с документами.

— Ого! Сколько накопилось! Да ведь мне на стрельбище надо!

— А документы? По многим нужно срочно принимать решение, — говорю я, развязывая на папке тесемки. — Лежат третьи сутки.

— Всякий документ должен вылежаться, — говорит Николай без улыбки и утирает со лба пот. — Ну ты расшуровал топку. Прямо как у котлов.

Белоусов служил во флоте и до сих пор кухню называет камбузом, повара — коком, компас — компáсом, рапорт — рапóртом.

— Уж не заболел ли ты, случаем? — спрашиваю тревожно.

— Да нет, здоров. На стрельбище думал идти.

Он расстегнул пуговицы шинели. Я ахнул: раньше у Николая на гимнастерке был один орден, а теперь целых три и еще медаль «За отвагу»!

— Ого! Ты что же молчишь! — возмутился я. — Поздравляю!

— Да вот, вчера в штабе дивизии вручили за старое.

Белоусов с трудом сдерживал улыбку.

АРДЕННСКИЕ СТРАСТИ

Но бои шли не только в Венгрии у Будапешта. Огонь сражений полыхал и на других участках немецкого Восточного фронта: на Висле, в Прибалтике, Карпатах. А в конце января 1945 года огонь вдруг заполыхал на Западном фронте, в Арденнах, где наступали англо-американские войска. Эти войска в июне 1944 года открыли давно обещаемый Второй фронт.

Сделать это, согласно договору, они должны были к 1 мая, но английский премьер Уинстон Черчилль под различными предлогами оттянул сроки высадки. Еще в Тегеране на конференции он пытался навязать выгодные для союзных войск условия. Предлагал начать операцию лишь в том случае, если ветер будет не слишком сильный, если число немецких истребителей существенно сократится, если немецких дивизий на французском побережье будет не более двенадцати.

— А если их будет тринадцать? — спросил со скрытой издевкой Сталин, обезоружив вопросом английского премьера.

Наконец летом 1944 года Второй фронт был открыт. Имея превосходство в силах, войска союзников стали теснить немцев, продвинулись в глубь Франции и Бельгии. И тогда на совещании у Гитлера один из генералов предложил провести большую наступательную операцию в Арденнах.

— Внезапным ударом мы расколем англо-американскую группировку, отбросим к морю и устроим полнейший разгром.

Предложение показалось Гитлеру не только заманчивым, но и многообещающим. Именно в Арденнах четыре года назад немецкие войска предприняли наступление против вооруженных сил Франции и ее союзников и добились решающей победы. Своего решения на том совещании Гитлер не высказал.

— Нужно подумать, — уклончиво ответил он. Но через некоторое время потребовал от своего военного консультанта Йодля приступить к разработке такой операции.

— Главный удар, полагаю, нужно нанести на Антверпен. Город занимает ключевое положение, овладение им разобщит силы американцев и англичан, вынудит их отступить к морю, где мы продиктуем свои условия. В подготовку операции никого не посвящать, о ней должны знать только вы и я.

Разговор этот состоялся в сентябре. Тогда же и началась подготовка плана осуществления грандиозного мероприятия.

Избранный район военных действий был немецкому командованию хорошо известен. Еще в 1914 году через него французские войска намеревались вторгнуться на территорию Бельгии с последующим прорывом в Германию. Тогда, предвидя это, немецкий генштаб принял необходимые контрмеры.

А в мае 1940 года уже немецкие войска использовали район Арденн в своих интересах. Здесь они нанесли удар в обход французских укреплений «линии Мажино», вторглись через Бельгию во Францию. Развивая успех, мощные танковые группировки отбросили англо-французские войска к крупному порту Дюнкерку. Спасаясь на кораблях, союзные войска понесли значительные потери в людях и боевой технике. В результате бельгийская армия капитулировала, признала поражение Франция, английская армия потеряла до 70 тысяч человек, почти всю артиллерию, танки. Существенные потери понесли английские корабли от ударов немецкой авиации.

20 октября Гитлер спросил Йодля, как идет подготовка к операции под названием «Вахта на Рейне».

— Все идет своим чередом, — отвечал генерал.

Для участия определили три армии. Из них две танковые: 5-я генерала Мантейфеля и вновь создаваемая 6-я, в командование которой назначался давнишний соратник Гитлера обергруппенфюрер СС Зепп Дитрих. Эта армия должна была нанести своими бронедивизиями главный удар.

— В план придется внести некоторые коррективы, — заявил Гитлер. — На главном направлении впереди нужно обязательно иметь диверсионные группы. Они должны выводить из строя линии связи, пункты управления, захватывать переправы. Ну и все прочее.

— Прекрасная мысль, мой фюрер! — воскликнул Йодль. — Своими действиями диверсанты посеют во вражеском тылу неразбериху и панику, окажут немалую поддержку нашим главным силам.

— Да, да! Совершенно верно! Это должны быть смелые, более того, отчаянные люди, головорезы, способные во имя Германии на все. А возглавить их должен не кто иной, как Скорцени. Он с успехом справится с такой задачей. Я ему верю.

— Для этого нужно создать полк, мой фюрер, — предложил Йодль.

— Пусть полк, а может, даже бригаду. В действиях солдат Скорцени половина успеха операции.

— Может, в помощь им подготовить отряд парашютистов?

— Да, конечно. Пусть эту задачу решит генерал Штудент. Он располагает необходимыми кадрами. — Йодль сделал в записной книжке пометку. — И еще: в воскресенье Скорцени должен быть здесь. Я буду с ним говорить.

Скорцени вызвали среди ночи.

— Утром вы должны быть у фюрера, в ставке, в «Вольфшанце».

В самолете Скорцени не покидала мысль: зачем он понадобился фюреру? Он знал, что тот поручает ему особые задания: важные и рискованные.

В сопровождении охранника Скорцени вошел в кабинет. Лежавшая у стола овчарка вскочила, ощетинила загривок.

— Лежать, Блонди! — Гитлер ткнул ботинком пса.

После июльского покушения хозяин кабинета был неузнаваем. Сломленный недугом старик: беспрерывно подергивалась левая рука, при ходьбе волочилась нога.

Йодль подвинул распластанную на столе карту, выложил остро заточенные цветные карандаши, увеличительную линзу.

— Разрешите начать? — спросил он. Гитлер отрешенно кивнул.

Скорцени смотрел на немощного фюрера, едва угадывая в нем того человека, каким он был год назад. Тогда фюрер удостоил его своей фотографией. На ней был изображен самоуверенный, с фатовскими усиками и спадающей на лоб челкой человек, осознающий свою величину и незыблемость. «Моему штурмбанфюреру Отто Скорцени в благодарность и на память о 12 сентября 1943 года. Адольф Гитлер» — было выведено чернилами. В тот самый день Скорцени предстал пред фюрером вместе со спасенным им Муссолини.

Подарок был выше всех наград. Фотографию он заключил в изящную рамку, поставил на столе в кабинете. Каждый, кто приходил и видел ее, проникался к владельцу уважением. Далеко не всякий удостаивался такой чести.

Совещание меж тем продолжалось. Утонув в кресле, фюрер молча слушал доклады. Казалось, он думал о своем.

Но вот один из авиационных генералов без должной уверенности высказался о готовности самолетов фронта.

— Вы не знаете, генерал, положения дел! — вскричал вдруг Гитлер и хлопнул ладонью здоровой руки по столу. — Да, да! И не пытайтесь оправдываться! Те полки, которые вы назвали, находятся совсем в другом районе. Отныне, генерал, я не желаю выслушивать ваши доклады. — Фюрер посмотрел в сторону фельдмаршала Кейтеля.

Тот пружинисто вскочил, произнес короткое: «Яволь!» Удрученный генерал тяжело сел на место: «Судьба его решена», — подумал про себя Скорцени.

Гитлер его вызвал лишь в полдень. В кабинете больше никого не было.

— Вам приходилось командовать танковыми подразделениями?

— Никак нет, мой фюрер. Даже обычными пехотными не довелось.

— Ну что ж! Теперь придется принять не батальон и даже не полк, а целую танковую бригаду, какой обычно командует генерал. Только эта бригада особая и ей придется выполнять особые задачи. Но я уверен, вы с успехом справитесь. Открою вам тайну, о которой никто, кроме вас, не должен знать. Конечно, до поры. Вам с названной танковой бригадой предстоит действовать в тылу англо-американских войск.

Гитлер испытующе смотрел на Скорцени, ожидая его ответа. И тот это понял.

— Я готов, мой фюрер, ко всему, что прикажете!

— В этом я был уверен. Вам нужно, Скорцени, в короткий срок сформировать бригаду из личного состава, знающего не только английский язык, но и американскую боевую технику. Я имею в виду прежде всего танки, артиллерию, автомобили. Генштаб уже получил соответствующие указания и работа ведется. О месте предстоящего действия вы узнаете позже. Это, конечно, будет на Западном фронте. Есть ли у вас вопросы?

— Никак нет! Все ясно! Когда прикажете вступить в командование?

— Обстоятельства не терпят промедления.

В течение двух недель Скорцени, имея полномочия от генерального штаба, побывал во многих близлежащих к Берлину гарнизонах. Там выискивал подходящих для необычной бригады офицеров и солдат. Себя называл именем Золяр. Под таким именем он действовал в недалеком прошлом в Венгрии, когда похищал главу правительства Хорти.

Отобранных офицеров и солдат направили под Нюрнберг, в лагерь Графенвер. Туда же в спешном порядке доставляли трофейное американское оружие, боеприпасы, танки, орудия.

Хуже обстояло дело с обмундированием, но предприимчивые интенданты нашли выход. Они сняли одежду и обувь с находившихся в лагерях американских военнопленных.

Не прошло и месяца, как в тщательно охраняемом лагере, где слышались английская речь и команды, возникла целая бригада. На полигоне громыхали гусеницами американские танки, по дорогам носились «Форды», «Студебеккеры», «Доджи» и «Виллисы». Бригаде присвоили наименование 150-й танковой, а ее численность составила три тысячи триста офицеров и солдат. Во главе с генералом Скорцени.

В начале декабря Гитлер перевел свою ставку из Восточной Пруссии под Берлин. Отсюда было ближе к Западному фронту, где должно было произойти решительное наступление немецких войск.

И вот наконец началось совещание для окончательного решения по предстоящему наступлению.

Присутствовали Кейтель, Йодль, командующий группы армий Модель и начальник штаба Западного фронта Вестфаль, командующий 5-й танковой армией Мантейфель, 6-й танковой армией СС Дитрих. Присутствовал и Скорцени — командир особой 150-й танковой бригады, придававшейся 6-й танковой армии. Ожидалось с часу на час прибытие фюрера, который должен был выступить на совещании.

— Господа! — прежде чем начать работу, обратился Йодль к прибывшим. — Я должен предложить вам ознакомиться с этим документом, а затем расписаться под ним, указав свое звание и фамилию.

В тексте указывалось, что каждый обязан ни при каких обстоятельствах не разглашать услышанного на данном совещании и что в случае нарушения для виновного мера наказания будет одна — смертная казнь.

Каждый с глубокомысленным видом читал документ и молча под ним расписывался, сознавая, что предстоит услышать нечто важное и сугубо секретное.

Замысел предстоящей операции состоял в том, чтобы, используя зимнее ненастье, неожиданно атаковать не очень сильную оборону американских войск в Арденнах, прорвать ее на слабых участках, создав условия для ввода дивизий 5-й и 6-й танковых армий.

6-я танковая армия СС генерала Дитриха наносила главный удар в направлении Антверпена, захватив прежде всего переправы на реке Маас.

5-я танковая армия генерала Мантейфеля действовала южнее, обеспечивая своим продвижением успех прорыва эсэсовской армии.

Действия танковых армий предворялись и сопровождались специально разработанной для бригады Скорцени операцией. Ее назвали «Грейф», что означало «Захват». В ней предусматривались диверсионные акты в полосе наступления 6-й танковой армии и прежде всего захват мостов на Маасе. В помощь ей в начале операции намечалось выбросить в расположение американских войск около 800 немецких парашютистов.

Подготовка операции проводилась в строжайшем секрете. Войска выдвигались в районы сосредоточения ночью, располагались в лесах, сохраняя строгую маскировку, чтобы не вызвать у американского командования подозрения. Прибывшим танкам и автотранспорту запрещалось приближаться к фронту ближе пяти километров. Чтобы перекрыть шум танковых двигателей, в воздухе кружили немецкие самолеты. Строго запрещалось использовать для переговоров радиосвязь.

Для наступления в Арденнах было сосредоточено почти тысяча танков и самоходных орудий. Намечалось использовать около тысячи самолетов.

Накануне Гитлер сказал военному руководству: «Это сражение должно решить, выживем мы или погибнем. Я требую от всех моих солдат драться ожесточенно и безжалостно… Враг должен быть разгромлен теперь или никогда! Только таким путем мы спасем нашу Германию».

Начало выступления было назначено на 16 декабря.

Незадолго до этого дня командующий 6-й танковой армии Дитрих принял Скорцени.

— Поздравляю, мой друг, с возведением в высокий ранг бригадного генерала, — пожал он руку новоиспеченного воинского чина. — Ты давно достоин этой чести. Рад за тебя и еще рад, что в предстоящем деле нам придется действовать сообща. Давай обсудим, что и как предстоит сделать твоим орлам.

Генерал Дитрих в мае отметил свое шестидесятилетие, но старался казаться молодым, полным энергии и сил военачальником. У него, как у фюрера, были нафабренные усики. Над глазом небольшая отметина, полученная в штыковой атаке еще в Первой мировой войне, второй шрам — от осколка французского снаряда — повыше виска.

После капитуляции Германии в той давней войне рядовой Дитрих возвратился в Баварию, в Мюнхен. Зарабатывал продажей табака, был официантом, служил на бензоколонке. Дородный и сильный, он обратил внимание местного партийного вождя Адольфа Гитлера. В поездках тот брал его с собой, слушал побасенки и анекдоты, до которых верный Зепп был мастер.

Придя к власти, Гитлер присвоил телохранителю чин группенфюрера СС, что соответствовало воинскому званию генерал-лейтенанта. Подразделение охраны, которым Зепп командовал, насчитывало всего 117 человек, но с каждым годом численность личной охраны Гитлера увеличивалась и к началу войны в Европе достигала 20 тысяч человек. Это была привилегированная 1-я танковая дивизия — «Лейбштандарт «Адольф Гитлер». Командовал ею по-прежнему Йозеф Дитрих, остававшийся для фюрера Зеппом.

Во время войны в Европе дивизию бросали в самые жаркие места, о ней писали в газетах, вещали по радио, естественно, упоминая имя Дитриха как одного из самых талантливых полководцев.

Так продолжалось до ноября 1941 года. Осечка произошла под Ростовом.

Действуя в составе 1-й танковой армии генерала Клейста, дивизия Зеппа Дитриха в числе первых ворвалась в Ростов. Однако продержалась в городе она всего неделю. Понеся потери, дивизия отступила почти на восемьдесят километров.

Узнав о том, Гитлер пришел в неистовство:

— Как можно допустить, чтобы немецкая армия бежала с занятого рубежа!

Не доверяя главкому, он сам вылетел на юг. В Мариуполе его встретил Дитрих, командир эсэсовской дивизии «Адольф Гитлер».

— Что случилось, мой фюрер?

— Почему, Зепп, мы оставили Ростов? Кто в этом повинен? Клейст?

— Клейст тут ни при чем. Он выполнял приказ.

— Чей приказ? Рундштедта? Так, значит, это он отдал непозволительный приказ?

Фюрер тут же полетел в Полтаву, где его ожидал фельдмаршал Рундштедт. Там оказался и Дитрих. Фюрер потребовал:

— Доложите, Рундштедт, чем вызвано ваше нелепое решение отвести дивизии Клейста на Миус?

Рундштедт начал объяснять, что за последние десять дней танковые дивизии преодолели страшное сопротивление русских и овладели городом, что немцы отражали на севере контрудар, но все же русские угрожающе продвинулись к побережью моря, и что игнорировать опасность в этих условиях было более чем легкомысленно.

Ох, как ненавистен был Гитлеру в те минуты фельдмаршал Рундштедт, его величавая манера доклада.

— Почему вы сдали Ростов? Никогда еще немецкая армия ни перед кем не отступала. А здесь, под Ростовом, позорно бежала!

Гитлер подступил к вытянувшемуся Рундштедту и дернул висевший на его шее фельдмаршальский крест. С треском лопнула лента. Гитлер бросил под ноги крест и начал его топтать.

— Вот! Вот ваше достоинство! Я отстраняю вас от командования группой армий «Юг»!

Немного погодя, когда пыл у Гитлера сошел, Зепп вступился за фельдмаршала:

— Напрасно с ним так. Ведь он же честный и преданный нам человек. И не лишенный разума военачальник. Неужели для него не найдется достойного места?

— Ладно, Зепп, не уговаривай. Я сам решу, что делать.

Через неделю Рундштедт был направлен в Париж, руководить Западным фронтом.

После Ростова Дитрих, командуя дивизией «Лейб-штандарт «Адольф Гитлер», а затем танковым корпусом, участвовал во многих боях Восточного, а позже и Западного фронта, получил немалые награды.

Своей боевой деятельностью он напоминал известного из истории престарелого прусского фельдмаршала Блюхера, который, не отличаясь полководческим даром, умел выбирать для себя умных и опытных начальников штабов. Эти незаметные генералы и полковники и создавали ему славу непобедимого.

В конце сентября 1944 года состоялось новое назначение — Дитрих вступил в командование 6-й танковой армией СС, которая формировалась во Франции…

16 декабря в 5 часов 30 минут тишину морозного утра разорвал грохот артиллерийской канонады. Тысячи снарядов и мин обрушились на позиции американских войск, штабы, места нахождений резервов.

Солдаты в панике выбегали из укрытий, ошеломленные внезапностью нападения. Никто толком не знал, что произошло, что нужно делать. Неслись истошные крики, слышались команды офицеров, вокруг гремела пальба. Напрасно командиры подразделений пытались выяснить в штабах обстановку: в телефонных трубках было глухое молчание.

В артиллерийский гул вплетался нарастающий грохот немецких танков. Ведя огонь на ходу, они атаковали боевые позиции американской обороны, за ними двигались бронетранспортеры с пехотой. Ворвавшись в расположение противника, танки и мотопехота устремились по дорогам к населенным пунктам. Они прошли главную полосу сопротивления, словно нож масло.

— Немцы! Немцы! Спасайтесь! — слышалось отовсюду. И в тыл устремились американские «Форды» и «Студебеккеры», штабные легковые автомашины, повозки перепуганных селян с женщинами, детьми, наспех загруженным скарбом.

Обгоняя немецкие танки и бронетранспортеры, в панике бежавших в тыл американских солдат, по дорогам мчались быстроходные джипы с людьми в американской форме.

— С дороги! С дороги! — неслись оттуда команды, требуя освобождения пути. Все шарахались в стороны, принимая сидящих в машинах за большое начальство.

Но там его не было. В сорока джипах находились диверсанты Скорцени, что вряд ли кому приходило в голову.

Проникнув в глубину неприятельского расположения, они нарушали телефонные линии, захватывали узлы связи и офицеров связи, встречали на переправах колонны американских частей и направляли их в разные направления, сея неразбериху и панику.

Но действия бригады Скорцени были бы более успешными, если б не случай. В одну из ночей американской разведке удалось захватить в плен немецкого офицера, направлявшегося из штаба к боевым частям. В его портфеле обнаружили несколько экземпляров приказов группе «Грейф».

Ознакомившись с ними, американское командование тотчас разослало предупреждение, что в расположении американских войск действуют переодетые в американскую форму немецкие диверсанты. Были приняты конкретные меры по их обнаружению и ликвидации.

Главнокомандующий Брэдли по этому поводу писал: «Ни чин, ни удостоверения, ни протесты не освобождали проезжающего по дорогам от допросов на каждом перекрестке. Трижды бдительные солдаты приказывали мне удостоверить мою личность». Еще в более трудном положении оказались английские офицеры связи и приезжие штабные офицеры. Сотни американских и английских офицеров и солдат, вызвавших у патрулей подозрение, были арестованы.

Сами же диверсанты оказались малоуязвимыми. Всего семь экипажей джипов были перехвачены, остальные по выполнению задачи возвратились. Пленные диверсанты на допросе заявили, что некоторые экипажи имели задачу убить Эйзенхауэра — главнокомандующего союзными войсками.

Успех предпринятого немцами наступления во многом объяснялся его внезапностью. Подготовка проводилась в глубокой тайне, о ней американское командование было в полном неведении. Вспоминая те дни, американский генерал Брэдли писал: «Сообщение о немецком контрнаступлении застигло меня в верховном штабе экспедиционных сил союзников. Сначала я решил, что Рундштедт предпринял наступление с ограниченной силой… Только при допросе военнопленных выяснились подлинные цели Арденнского контрнаступления, мы узнали, как сильно я ошибался и в какой степени недооценил намерения противника, приняв контрнаступление большого масштаба за отвлекающий удар… Я не думал, что немцы смогут сосредоточить силы с такой поразительной быстротой…»

Впросак попали не только командующие армиями, но и главнокомандующие всеми американскими и английскими войсками, Эйзенхауэр и Монтгомери.

Прибывшая накануне для смены американская дивизия в первый же день боя была разбита, два ее полка оказались в плену. Подобная участь была уготована и для других частей. Главная полоса обороны была прорвана на фронте более 50 километров…

С целью содействия продвижения диверсионного отряда и захвата мостов на реке Маас было решено десантировать отряд парашютистов полковника Хайдтта. Однако из-за непогоды только треть самолетов достигла намеченного района. Ко всему еще сильный ветер разбросал десантников на большой площади. Полковнику удалось собрать всего треть своих сил, она не решила исхода сражения.

А меж тем танки бригады Скорцени рвались к Маасу, чтобы захватить мосты и обеспечить переправу главных сил наступающих.

В Арденнах бушевала непогода: небо затянули тяжелые облака, шел снег, морозило. Танки с трудом продвигались по горным дорогам. Скользя по льду, они преодолевали многочисленные подъемы и спуски, ломали деревья, строения, случалось, срывались в пропасть.

Оправившись от шока, американское и английское командование спешно предприняло контрмеры. Из глубины к участку прорыва в спешном порядке направились сильные резервы. Завязались тяжелые бои. 21 декабря погода улучшилась, и союзное командование бросило в бой авиацию, но и она не решила исходы сражения.

К 25 декабря немецким войскам удалось продвинуться на девяносто километров. Передовые части находились вблизи Мааса. Однако все попытки достигнуть берега оказались тщетными. Но несмотря на неудачу, немецким частям удалось взять в плен более тридцати тысяч американских и английских солдат и офицеров.

1 января 1945 года более тысячи немецких самолетов обрушились на аэродром союзных войск. Уничтожив более 250 самолетов, они сами потеряли столько же.

В начале января положение американских войск в Арденнах продолжало оставаться очень тяжелым. В силу этого 6 января премьер-министр Великобритании Черчилль обратился с посланием к Сталину. «На Западе идут очень тяжелые бои, — писал он, — и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь на другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть».

В это время советские войска на Висле завершили подготовку к большой операции, намечавшейся провести двумя фронтами: 1-м Белорусским и 1-м Украинским. Начало наступления определили на 20 января.

Последовала ответная телеграмма Сталина. «Лично и строго секретно от премьера И.В. Сталина премьер-министру г-ну У. Черчиллю. Получил вечером 7 января Ваше послание от 6 января 1945 года…

Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту, не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам.

7января 1945 года».

Начало наступления советских войск на центральном направлении было перенесено на 15 января.

Мощный удар и стремительное наступление советских войск вынудило немецкое командование снять из района Арденн многие танковые и пехотные дивизии и, отказавшись от активных действий на Западе, направить их на Восточный фронт.

Добившись немалого успеха над англо-американцами, высшее немецкое командование решило перебросить значительную часть своих сил с Западного на Восточный фронт. Особенно на этом настаивал начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гудериан. Ранее на этой должности находились не потрафившие фюреру генералы Франц Гальдер и Курт Цейтцлер. Теперь выбор фюрера пал на бывшего командующего 2-й танковой армии Гейнца Гудериана, в свое время разгромленного под Тулой.

Предвидя мощный удар русских войск на центральном направлении, он заявил на ответственном совещании о необходимости перебросить 6-ю танковую армию СС из Арденн именно на этот участок. Здесь сосредоточились войска советских маршалов Жукова и Конева, имевшие подавляющее преимущество перед немецкими силами.

В своих воспоминаниях Гудериан писал: «Во время последовавшего затем доклада Гитлеру я выдвинул свои контрпредложения. Гитлер отклонил их, заявив, что решение наступать в Венгрии объясняется стремлением отбросить русских снова за Дунай и снять блокаду с Будапешта. С этого дня ежедневно стало обсуждаться это злосчастное решение. Когда я опроверг выдвинутые Гитлером в обоснование своего решения причины военного характера, он ухватился за мысль, что венгерские нефтяные запасы и нефтеперегонные заводы имеют для нашей промышленности решающее значение, так как противник своими воздушными налетами уничтожил наши химические заводы. «Если у вас не будет горючего, ваши танки не будут двигаться, самолеты не будут летать. С этим-то вы должны согласиться. Нет, мои генералы ничего не понимают в военной экономике!..»

Стремясь убедить Гитлера в целесообразности предлагаемого Гудерианом варианта, в генеральном штабе были тщательно подготовлены расчеты о силе и возможности русских войск на центральном направлении.

«Когда я показал Гитлеру эти разработки, он разразился гневом, назвал их «совершенно идиотскими» и потребовал, чтобы я немедленно отправил составителя этих схем в сумасшедший дом. Я закипел от ярости и заявил Гитлеру: «Разработки сделаны генералом Геленом, одним из способнейших офицеров генерального штаба. Я бы не показал их вам, если бы не считал их своими собственными разработками. Если вы требуете запереть генерала Гелена в сумасшедший дом, то отправьте и меня вместе с ним!» Требование Гитлера сменить генерала Гелена я решительно отклонил».

«Все усилия создать крупные оперативные резервы на угрожаемых участках сильно растянутого Восточного фронта разбились о бестолковую позицию Гитлера и Йодля», — писал Гудериан.

Не помогли и весомые доводы о пропускной способности венгерских железных дорог: требовалось значительно больше времени для перевозки войск к Будапешту, чем в район Берлина.

Гитлер оставался непреклонным: «6-ю танковую армию СС перебросить только к Балатону». А в это время там было отмечено сосредоточение русских войск, готовящихся к контрнаступлению на Берлин.

Переброска в Венгрию 6-й немецкой танковой армии СС началась в конце января. В ее составе было пять танковых, две пехотные и две кавалерийские дивизии. Поименно: 1-я танковая дивизия СС «Адольф Гитлер», 2-я танковая дивизия СС «Рейх», 9-я и 12-я танковые дивизии СС и 23-я танковая дивизия, некогда входившая на Кавказе в состав 1-й танковой армии генерала Клейста. Из пехотных дивизий в составе 6-й танковой армии СС числились 12-я немецкая «Гитлерюгенд» и 25-я венгерская. И еще были 3-я и 4-я кавалерийские дивизии.

Армии были приданы два батальона тяжелых танков, части усиления и эсэсовские войска из личной охраны Гитлера.

Для переброски этих соединений железной дорогой потребовалось несколько недель, так что наступление не могло состояться раньше начала марта.

Были приняты строгие меры оперативной маскировки в пути и в районе сосредоточения войск у Балатона. Во всех документах танковая армия именовалась «штабом старшего начальника инженерных войск в Венгрии», а саму операцию условно назвали «Весеннее пробуждение». Вооружена 6-я танковая армия СС была тяжелыми танками типа «пантера», «тигр» и «королевский тигр».

ЯНВАРСКИЕ СХВАТКИ

А бои в районе Будапешта меж тем приняли ожесточенный характер. В то время как войска 2-го Украинского фронта выполняли задачу по ликвидации окруженной в венгерской столице группировки противника, войска маршала Толбухина отражали яростные атаки рвущихся к Будапешту танковых и мотопехотных дивизий вермахта. Не считаясь с потерями, а они порой за день доходили до 100 танков и штурмовых орудий, враг хотя и медленно, но продвигался к столице, тесня наши части на захваченном ранее на Дунае плацдарме. К концу января они находились в 25 километрах от южной окраины Буды (западной части Будапешта).

Один из военнопленных 1-й танковой дивизии СС «Адольф Гитлер» обер-штурмфюрер Курт Штельмахер на допросе показал: «За день до наступления командир батальона созвал совещание командиров рот, на котором разъяснил обстановку в Венгрии. Он подчеркнул, что сейчас нам необходимо отбросить русских за Дунай, с тем чтобы создать прочную линию обороны по Дунаю, обезопасить этим нефтяные источники Венгрии и закрыть русским путь в Австрию, так как это последняя территория, где концентрируется германская военная промышленность».

С большим трудом войскам 3-го Украинского фронта удалось в январе-феврале нанести врагу потери и отбросить его от Дуная. Немалого успеха добился и 2-й Украинский фронт, уничтоживший врага в Будапеште. Потери гитлеровцев составили 188 тысяч солдат и офицеров.

13 февраля столица Венгрии была очищена от противника. В тот день в Москве прогремел победный салют.

При этом случилось недоразумение, возникшее между высоким командованием. Так, один из командиров зенитного полка 3-го Украинского фронта, меняя район огневых позиций, пленил штаб немецкого соединения, состоявший из генералов и старших офицеров. Возглавлял его немалый чин — генерал-лейтенант!

Узнав о том, маршал Толбухин распорядился немедленно доставить пленных к нему на командный пункт.

Прошли сутки, но ни командир зенитного полка, ни немецкие генералы и офицеры на командный пункт 3-го Украинского фронта не прибыли. Каково же было общее удивление, когда в сводке Совинформбюро появилось сообщение, что войска 2-го Украинского фронта разгромили последние остатки окруженной в Будапеште вражеской группировки, захватив ее командование во главе с генерал-лейтенантом.

По поручению Толбухина позвонили командующему соседнего фронта маршалу Малиновскому.

— Товарищ маршал, что же произошло на самом деле в Будапеште? Как у вас оказались немецкие генералы и где наш офицер зенитного полка, пленивший их?

— Дело сделано, зачем сейчас об этом говорить? — ответил с раздражением Малиновский и повесил трубку.

Вскоре в штаб 3-го Украинского фронта прибыли офицеры-зенитчики и доложили, что произошло. Оказывается, когда они пленили немецких генералов и офицеров, то повезли их под усиленной охраной на двух автомобилях на командный пункт к Толбухину. Случайно их встретил сотрудник Смерша — органа безопасности фронта Малиновского. Он приказал всем следовать за ним, доставил в штаб своего фронта. Оттуда о задержанных немцах срочно донесли в Москву, а там передали в Совинформбюро.

О произошедшем маршал Толбухин сообщил Сталину. Выслушав, тот заявил:

— Опровержения давать не будем. Но будем считать, что окончательную победу над врагом в Будапеште одержал именно ваш, 3-й Украинский фронт.

Во время войны случалось и такое…

А 17 февраля Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение подготовить и провести войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов новую крупную наступательную операцию.

В директиве войскам были определены следующие задачи:

«Командующему войсками 2 УФ подготовить и провести наступательную операцию с целью ударом севернее р. Дунай в общем направлении Нове Замки, Малацки, Зноймо с одновременным наступлением левого крыла фронта по южному берегу реки Дунай, занять Братиславу, не позднее 20 дня операции овладеть Брно, Зноймо и во взаимодействии с войсками 3 УФ овладеть Веной.

В дальнейшем развивать наступление в общем направлении на Пильтен.

Для выполнения этой задачи:

а) удар севернее р. Дунай нанести силами 9 гв., 7 гв. и левого крыла 53 армии, усиленных тремя артдивизионами прорыва тяжелыми самоходными бригадами и полками. На участке прорыва создать артплотность не менее 200 стволов (от 76 мм и выше) на 1 км фронта прорыва. Для развития успеха, после прорыва обороны противника, использовать по северному берегу р. Дунай 6 гв. танковую армию и КМГ Плиева;

б) удар южнее р. Дунай нанести силами 46 армии, усиленной артдивизией РГК и 2 гвардейским механизированным корпусом.

2. Командующему войсками 3 УФ подготовить и провести наступательную операцию с целью ударом из района Секешфехервар в общем направлении на Папа, Сомбатель, разбить группировку противника севернее оз. Балатон и не позднее 15 дня операции выйти на австро-венгерскую границу. Одновременно левым крылом фронта наступать севернее р. Драва и овладеть нефтеносным районом Надьканижа. В дальнейшем главными силами фронта развивать удар в направлении Винер-Нойштадт, Санкт-Пельтен для содействия войскам 2 УФ в овладении Веной.

Болгарскую армию использовать для обеспечения левого фланга фронта, развертывания ее по северному берегу р. Драва.

Для выполнения этой задачи:

а) удар из района Секешфехервар нанести силами 4 гв., 27 и 26 армий, усилив их тремя артдивизионами прорыва. На участке прорыва создать артплотность не менее 200 стволов (от 76 мм и выше) на 1 км прорыва;

б) удар южнее оз. Балатон нанести силами 57 армии в составе девяти стрелковых дивизий;

в) подвижные соединения (18,23 тк, 1 мк, 5 гв. кк) использовать для развития успеха после прорыва на главном направлении.

3. Наступление войсками 2 и 3 УФ начать 15.3.45 г.

4. Об отданных распоряжениях донести.

Ставка Верховного Главного Командования И. Сталин.

А. Василевский.

17.2.45. 20.15»

Работа над выполнением указаний данной директивы Ставки во 2-м и 3-м Украинских фронтах пошла. Однако в начале марта обстановка юго-западнее Будапешта резко изменилась, и в связи с этим последовали новые указания Верховного Главного Командования.

Дело в том, что до середины февраля и Ставка и командование фронтов не располагали достоверными данными о намерениях немецко-фашистского командования. Они не знали, что вражеская группировка сосредоточилась в районе озера Балатон для удара по войскам 3-го Украинского фронта, чтобы рассечь их на две части, в последующем окружить и уничтожить, а самим переправиться на левый берег Дуная.

План действия немцев сводился к тому, чтобы нанести концентрический удар по войскам 3-го Украинского фронта: вначале 6-й танковой армией СС и 3-м танковым корпусом с рубежа озеро Веленце, озеро Балатон в юго-восточном направлении; одновременно нанести удар 2-й танковой армией — из района Надьканижа на Капошвар и третий удар — с южного берега реки Драва на север, навстречу войскам 6-й танковой армии СС.

Подготовку противника к контрударам обнаружили разведчики 3-го Украинского фронта.

Маршалу Толбухину последние сведения об обнаруженной перегруппировке противника доложил начальник разведки фронта генерал Рогов. Кроме маршала в кабинете находился начальник штаба фронта генерал Иванов.

— Следовательно, вы полагаете, что в ближайшие сроки противник предпримет контрудар? — Командующий вытер платком вспотевшее лицо и шею.

— Так точно, товарищ маршал, — уверенно ответил генерал.

За два месяца, которые войска 3-го Украинского фронта вели бои на дунайском плацдарме, маршал Толбухин врос в обстановку так, что не глядя на карту, ясно представлял обширную территорию с десятками городов и местечек, сетью дорог, знал занятые рубежи и районы подчиненными ему армиями, корпусами, дивизиями. Он помнил фамилии командиров, со многими был знаком, знал их личные качества.

— Нужно эти разведданные проверить, — подал голос начальник штаба фронта генерал-лейтенант Иванов.

— И немедленно доложить в Ставку, — дополнил Толбухин. — Свяжитесь, Семен Павлович, с Москвой. Пригласите генерала Антонова. Я ему доложу о разведданных.

Через четверть часа аппарат «ВЧ», по которому командующий держал связь с Москвой, прозвонил. Трубку взял Толбухин.

— У аппарата Антонов, — назвал себя далекий голос.

— Доброй ночи, Алексей Иннокентьевич. Извините за поздний звонок. У нас важные новости.

— К поздним звонкам мы привыкли. Докладывайте.

Толбухин знал, что генерал армии Антонов является начальником Генерального штаба и одновременно правой рукой самого Верховного.

— У нас имеются данные, что перед войсками нашего фронта появились танковые части, принадлежащие 6-й танковой армии СС.

— Армии генерала Дитриха?

— Совершенно верно.

— Это сведения вашей разведки?

— Так точно. Сведения добыты в районе озера Балатон.

В трубке воцарилась тишина. Полагая, что на связи помехи, Толбухин позвал:

— Алексей Иннокентьевич… Вы слышите?

— Да… да… Я слышу. У меня сомнения. Я не верю, что Гитлер снял 6-ю танковую армию СС с запада и направил ее против 3-го Украинского фронта, а не под Берлин, где готовится последняя операция по разгрому фашистских войск.

Не поверил тревожным сведениям и командующий 4-й гвардейской армией, занимавшей оборону на правом фланге, у Дуная, генерал армии Захаров. В переговорах с ним Толбухин предупреждал:

— Георгий Федорович, обратите внимание на правый фланг своей армии.

Однако излишне самоуверенный генерал указание командующего фронтом не воспринял.

— Что там может случиться? Дунай — прикрытие надежное.

Совсем недавно у Сталинграда Захаров и Толбухин были в равном звании, командовали армией. И ныне подчиненный проигнорировал указание начальника.

Позже среди ночи Захаров тревожно сообщил маршалу:

— Немцы начали наступление. Подловили, сволочи!

— А ведь я вас предупреждал…

— Кто бы мог подумать, что начнут в такую ночь!

Ставка вынуждена была сменить командование 2-й гвардейской армии: вместо Захарова на пост командующего в марте вступил генерал-лейтенант Захватаев.

Разведка 3-го Украинского фронта оказалась права. Прощупав районы появившихся частей противника, она установила не только их нумерацию, но и численность, задачи, которые те намеревались решать.

Для контрнаступления против 3-го Украинского фронта враг сосредоточил 31 дивизию, в том числе 11 танковых. На направлении ожидаемого главного удара находилось 9 танковых, 3 пехотных и 2 кавалерийские дивизии. Всего перед фронтом противник сосредоточил 5630 орудий и минометов, 877 танков и штурмовых орудий, 850 самолетов. Ожидаемая плотность танков на участке прорыва доходила до 43 единиц на километр фронта. Количество советских танков было вдвое меньше. К тому же они не имели приборов для стрельбы ночью, которыми располагал противник.

В предыдущих боях стрелковые соединения фронта понесли значительные потери. Теперь главная роль в борьбе с танками возлагалась на артиллерию и в первую очередь на противотанковую.

Маршал Толбухин вызвал командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта Неделина.

— Как будем уничтожать танки? — спросил Толбухин, указывая на карту Задунайского плацдарма. — Готова ли артиллерия сдержать танковую лавину?

— Могу сообщить свое решение, — отвечал Неделин, обладавший решительным и настойчивым характером.

Он доложил, что большинство орудий, в том числе и полевых, предназначенных для стрельбы с дальнего расстояния и с закрытых позиций, будут находиться на танкоопасных направлениях. Они будут поражать танки с близкого расстояния всесокрушающего прямого выстрела. А чтобы их обезопасить, впереди саперы установят поля противотанковых мин.

— Артиллерийские орудия числом до трех-пяти займут огневые позиции в районе обороны каждой стрелковой роты. Их устойчивость обезопасят расчеты противотанковых ружей.

— Будут потери, — сокрушенно проговорил маршал.

— В большом сражении без них не обойтись.

Федор Иванович промолчал, потом сказал:

— Нужно немедленно стянуть артиллерию на направление вероятного удара немецких танков. Нельзя допустить их прорыва. Повторение январских боев недопустимо.

О январских боях под Будапештом рассказывал генерал-лейтенант Сергей Ильич Горшков. Он в ту пору командовал 5-м гвардейским донским казачьим кавалерийским корпусом.

— Вечером 18 января в штаб прибыл офицер связи: «Срочное распоряжение командующего фронтом маршала Толбухина. Немцы прорываются к Будапешту». В голосе офицера тревога. Боевое распоряжение, которое он вручил, немногословно: «Немедленно выступить и, заняв к рассвету оборону между озером Веленце и Дунаем, остановить противника».

Обстановка под Будапештом сложнейшая. Окружив в столице 180-тысячную группировку врага, наши войска продвинулись на захваченном плацдарме к озерам Балатон и Веленце. И там на них обрушились удары немецких дивизий. Вначале они начали наступать в районе Комарно, однако там потерпели неудачу и вынуждены были отойти на юг, к городу Секешфехервару. Но и здесь их постигла неудача.

Тогда немецкое командование решило нанести удар у озера Веленце. Цель была следующая: расколоть фронт советских войск, прорваться к Дунаю, а затем переправиться через него и соединиться с будапештской группировкой. Все мосты на реке были взорваны, а начавшийся ледоход затруднял переброску на плацдарм советских резервов.

— Все эти дни, — продолжал рассказ генерал Горшков, — казачьи полки маневрировали с участка на участок, с ходу занимали оборону, отражали атаки противника, нередко сами переходили в контратаки и отбрасывали врага. Прошлую ночь мы вели бои у местечка Эрчи, но теперь должны были выдвинуться на новый рубеж, к Будафоку — пригороду Будапешта.

— Поднимайте дивизии! — приказал я. — А их командиров к аппарату. Боевую задачу поставлю лично. Что вам еще известно? — спрашиваю прибывшего офицера связи.

— Сегодня утром в 6.30 противник опять атаковал наши позиции, прорвал их и продвигается к Дунаю, — отвечал офицер. — В наступление перешло пять танковых дивизий, две бригады штурмовых орудий, особые батальоны танков «пантер» и «королевских тигров». Всего танков у противника более шестисот.

Путь врага к Будапешту лежал через горловину, образованную озером Веленце и Дунаем. Там наших войск не было. Вот здесь нам и было приказано остановить врага.

Наш 5-й гвардейский Донской казачий корпус родился в боях, отражая бесчисленные атаки остервенелых гитлеровцев, рвавшихся на Кавказ, к Тереку. В феврале 1943 года казачьи полки одними из первых вышли к Дону. Потом были сотни сражений, десятки смелых рейдов в тыл врага. Ныне были бои у столицы Венгрии Будапешта.

В то время командующий 6-й немецкой армией генерал Балк донес фюреру: продвижение немецких дивизий обходится большой ценой, и если так будет продолжаться, то к окруженным не пробиться.

— Ваш генерал Балк паникер, — заявил Гитлер начальнику штаба сухопутных войск Гудериану, направив его в Венгрию, чтобы установить истинное положение дел.

Танковый генерал пребывал в Венгрии недолго. По возвращении предстал пред фюрером.

— Докладывайте, — приказал Гитлер.

— Верные своему союзническому долгу войска нашей 6-й армии 2 января начали наступление на Будапешт, — начал Гудериан. — Наступление ожидалось многообещающим. Дивизии, нанеся удар из района Комаром на Эстергом и Бичке, имели задачу прорваться к окруженному в Будапеште нашему корпусу. — Он старательно обвел указкой овал. — В течение шести суток танковым дивизиям удалось прорвать оборону русских и вклиниться в их расположение. Однако большего добиться, к сожалению, мы не смогли. Это произошло потому, что успех сражения не был использован ночью для решительного прорыва. Немаловажным фактом явилось и то обстоятельство, что у нас не было в дивизиях старых, закаленных офицеров и солдат. Будь они в частях, мы непременно достигли бы успеха…

— Какое превосходство мы имели перед русскими?

— По людям — в четыре раза, по пулеметам — в семь, по минометам — в пять, по орудиям — в четыре…

— По танкам?

— В семнадцать, мой фюрер, — виноватым голосом произнес Гудериан.

— И вы считаете это превосходство недостаточным? — Лицо Гитлера передернулось. — В Венгрии мы должны драться до победного конца. На днях я послал телеграмму в Будапешт: «Держаться до последнего»! — приказал я. — Вы слышите — держаться до последнего! И ничто не заставит меня отказаться от принятого решения. Объявите офицерам и солдатам, что семьи тех, кто сдастся в плен или оставит свои позиции, будут расстреляны… Я должен иметь нефть, нефть и нефть! А для этого без Венгрии не обойтись! Сохранение венгерской территории имеет для нас настолько важное значение, что его вообще нельзя переоценить!

Нефть и в самом деле была нужна гитлеровской армии как ничто другое. После уничтожения на территории Германии советской авиацией нефтескладов и нефтеперегонных заводов оставались лишь нефтяные месторождения в Австрии и Венгрии, под Балатоном. Их потеря была недопустимой.

Гитлер ходил вокруг стола, размахивая руками.

— Война еще не проиграна! Все, все должны взяться за оружие. Битву в Венгрии мы во что бы то ни стало, любой ценой должны выиграть! И должны пробиться к нашим окруженным в Будапеште войскам. Вы слышите меня, Гудериан? Наступать! Приказываю: операцию продолжать!..

Бесконечно длинные казачьи колонны двигались к озеру Веленце. Кони шли ходко, дробно стучали копыта. Накануне весь день шел мокрый снег, к вечеру ударил мороз. Дороги покрылись коркой льда, лошади скользили, сбивали ноги.

Шли тремя колоннами: справа — 63-я дивизия под командованием генерал-майора Крутовских, слева — 11-я генерала Терентьева, а в центре — 12-я, сформированная в Ростове и неофициально именовавшаяся «ростовской». Командовал ею генерал Григорович.

На западе полыхало зарево огня, оттуда доносился нескончаемый орудийный гул. Туда, обгоняя кавалерийские колонны, мчались автомобили с орудиями на прицепе.

Навстречу шли машины и обозные повозки тыловых подразделений, отходивших к Дунаю. Во многих были раненые.

— Ну как там? — спрашивали казаки. — Прет фашист?

— Прет. Танками да самолетами, сволочь, давит. Тяжело вам придется, против танка на коняке не устоять…

На рассвете грохот боя стал явственней, и перед казаками открылась белая равнина с линией телеграфных столбов вдоль дороги, тянувшейся по низкому берегу реки. Дорога шла к селению Адонь, от которого до Будапешта было менее сорока километров.

Первыми в Адонь вошли головные эскадроны 37-го кавалерийского полка, которым командовал майор Недилевич. Эти эскадроны и завязали бой.

Танки немцев шли по дороге колонной. Они двигались без опаски, не выслав вперед даже охранения. Казалось, что экипажи были в полной уверенности в безнаказанности их стремительного бега. За танками с небольшим разрывом катили бронетранспортеры.

— «Тигры», «тигры»! — полетело по казачьей цепи.

Воздух наполнился треском автоматов, басовитой дробью пулеметов.

Танки стали медленно сползать с дороги. С бронетранспортеров запрыгали солдаты. За первой линией машин и людей показалась вторая…

В тот же день 20 января эскадроны 214-го полка из дивизии генерала Крутовских завязали бои на правом фланге, у озера Веленце. Здесь также проходила дорога на Будапешт, которой не преминули воспользоваться немцы. Однако у небольшого населенного пункта Гордонь они наткнулись на казаков.

Не добившись успеха в первой атаке, немецкие танки обошли город справа, отрезав полк от остальных частей дивизии. Но оставшийся в Гордоне полк не отошел, а перекрыл дорогу, засев занозой в обороне врага. И на него обрушились главные силы эсэсовской танковой дивизии «Викинг». Весь день и ночь продолжался бой, однако противнику не удалось овладеть неказистым селением с высокой колокольней.

В ночь на 21 января немцы предприняли разведку боем. С вечера ничто не предвещало этого. Стихли бои у Адоня, на берегу Дуная, где отбивался в окружении 37-й полк. Прекратились атаки и у озера Веленце, где находился в окружении 214-й полк. Усталость свалила казаков. Только у орудий и пулеметов бодрствовали дежурные.

И вот среди ночи послышался далекий гул. С каждой минутой он нарастал, приближался: шли танки. Ночная тьма их скрывала.

Ударила артиллерия, минометы, стреляли даже из автоматов, наугад посылай очереди в ночную темень. А танки все ползли и ползли. Уже слышался лязг гусениц. А потом на позиции выплыли огромные тени машин.

Атака была отбита. Только по дороге, что вела к господскому двору Агг-Сентпетер, танкам удалось прорваться. Господский двор представлял собой помещичью усадьбу с хозяйственными постройками и немногочисленными домами. Вблизи него находился советский резервный полк с танками. Едва немцы ворвались в господский двор, как сами попали в окружение. В глубине нашей обороны образовался боевой очаг. Там вспыхнул ожесточенный бой.

На рассвете на позицию казаков обрушился шквал огня: началась артиллерийская подготовка. Она продолжалась целый час. Оглохшие от грохота люди лежали на дне окопов в ожидании начала атаки.

Позиция эскадрона лейтенанта Шалина находилась на главном направлении. На нее шло одиннадцать танков и три бронетранспортера.

— Танки пропускай и бей их в корму! — командовал лейтенант. — Отсекай пехоту!

Шалину не впервые приходилось отражать вражеские танки. Он знал, что главное — отсечь пехоту от танков, а затем машины по отдельности уничтожать.

Тяжелые «тигры», оторвавшись от бронетранспортеров, миновали первую траншею. Один прошел неподалеку от наблюдательного пункта. Танк остановился. Все дальнейшее произошло в короткие секунды. Не мешкая, лейтенант бросился к танку, швырнул гранату. Грохнул взрыв. На корме заплясали язычки огня. Заклубился черный дым.

На орудие сержанта Скрыпника шли четыре танка. Головной он подбил. Остальные заходили с фланга.

— Разворачивай влево! — приказал расчету сержант.

Наводчик Вихмянин, заряжающий Шашков, подносчик Чернов под огнем повернули орудие. Танк был совсем близко. Он шел прямо на пушку, огромный, непроницаемый. До него пятьдесят… сорок… тридцать метров.

— Огонь! — махнул рукой сержант.

Взрыв разворотил корпус танка. Далеко в сторону отлетела башня…

Бой стих к вечеру. На поле темнели угловатые корпуса подбитых танков и бронетранспортеров. От некоторых еще исходило тепло и вились в небо ленивые дымки.

Особенно напряженные бои разгорелись в полосе обороны 12-й дивизии. На узком фронте в районе Фельшебешнье противник сосредоточил главные силы дивизии «Викинг»: более 100 танков и штурмовых орудий, два полка мотопехоты.

За первой волной танков и бронетранспортеров накатилась вторая.

Танки лейтенанта Коробченко вступили в бой с «тиграми». В течение нескольких часов «тридцатьчетверки» сдерживали немецкие танки.

К огневой позиции противотанковой пушки приблизились гитлеровцы. Вскоре они оказались вблизи орудия. Увидев это, лейтенант Кащеев залег с автоматом. Один он вел бой против немецкого взвода, а в это время расчет отвел орудие на новую огневую позицию.

Казак Решетников, выдвинувшись далеко вперед, увидел вражеский танк. Гитлеровцы, не ожидая опасности, открыли верхний люк. Решение возникло немедленно. Не мешкая, Решетников вскочил на танк и бросил в открытый люк противотанковую гранату. На помощь танкистам бросились автоматчики. Но меткими очередями Решетников заставил их отступить.

Артиллеристы Героя Советского Союза лейтенанта Сапунова оборонялись на дороге. Подпустив танк почти вплотную, они в упор расстреляли его, а экипаж уничтожили. Потом подбили еще два танка. Один здесь же отремонтировали и открыли огонь по противнику из орудия…

Казаки делали все возможное, чтобы остановить врага, однако немецким танкам и пехоте удалось вбить клин в нашу оборону. Тогда позвонил командующий фронтом Толбухин, потребовал доложить обстановку.

— Держимся из последних сил. Все резервы исчерпаны. Нечем сдержать танки.

— Удержи рубеж еще пару часов и помощь придет. Пропустишь танки — пойдешь под трибунал…

Помощь подоспела вовремя. Первыми помогли казакам летчики. За один день 22 января они провели над корпусом 33 воздушных боя и уничтожили 36 самолетов противника. Самолеты-штурмовики наносили сокрушительные удары по вражеским танкам. Они вылетали на задание, несмотря на неблагоприятные метеорологические условия. Когда самолеты появлялись над боевыми порядками, казаки указывали цели трассирующими снарядами и пулеметными очередями. Остальное летчики завершали. Между казаками и летчиками, которыми командовал генерал Судец — будущий маршал авиации, — установились отношения войскового товарищества.

Это были дни героизма и мужества. Стойкости советских воинов поражались даже враги.

Вот что позже писал командующий группой армии «Юг» генерал Фриснер, вспоминая о тех боях.

«…Советский солдат сражался за свои политические идеи сознательно и, надо сказать, даже фанатично. Это было коренным отличием всей Красной Армии, и особенно относилось к молодым солдатам. Отнюдь не правы те, кто пишет, будто они выполняли свой долг только из страха… Я собственными глазами видел, как молодые красноармейцы на поле боя, попав в безвыходное положение, подрывали себя ручными гранатами. Это были действительно презирающие смерть солдаты!..

Не менее сильной стороной советских солдат было громадное упорство и крайняя непритязательность… Лишения любого рода не играли для него никакой роли… Самопожертвование советских солдат в бою не знало пределов».

Полк майора Недилевича занимал оборону на берегу Дуная, в районе городка Адонь. Много лет спустя в гильзе патрона там нашли записку. По-видимому, писал кто-то из этого полка. На записке обрывки фраз: «…если не переправимся, знайте, что мы в Дунае…».

В Дунай казаки не попали. Отразив яростные атаки, они под натиском превосходящих сил отошли к населенному пункту Гебельераши. Здесь полк попал в окружение.

Селение превратилось в неприступную крепость. Однако к вечеру танкам противника удалось пробиться к центральной площади, где находился штаб полка.

Генерал Горшков, решив выяснить обстановку, вызвал по телефону командира полка. К счастью, линия оставалась неповрежденной.

— Кто у аппарата? — спросил генерал.

На противоположном конце провода едва слышно прошелестело:

— Ноль десятый. — Позывная командира.

— Доложите обстановку.

В трубке забулькало, затрещало — ничего не разобрать. Голос незнакомый. Недилевич всегда докладывал твердо, коротко, громко. А на этот раз шипит невразумительное.

— В чем дело? Ничего не понять! Громче!

В ответ опять как из подвала. Голос глухой, осторожный.

— Громче не могу. Я под танком.

— Каким танком?

— Немецкий танк надо мной, над наблюдательным пунктом.

— Ну и что? Гранатой его бей. Пятнадцать минут срока!

Через четверть часа у генерала зазвонил телефон.

— У аппарата Недилевич. Приказ выполнен: танк горит. Докладываю обстановку…

Прорвавшиеся в глубину обороны немецкие танки подошли к командному пункту дивизии. Дом, где находился узел связи и сидели у коммутатора девушки-связисты, простреливался насквозь: пули то и дело проносились над головой. Одна девушка не выдержала:

— Да разве можно работать в такой обстановке! А ну-ка, девчата, подмените меня!

Храбрая связистка сорвала со стены автомат и побежала в цепь…

Девять дней продолжались напряженные бои. И казаки выстояли.

Советский человек оказался сильней фашистских танков.

Позже маршал Советского Союза Буденный в приветственном письме к воинам корпуса писал: «В тяжелых боях с немецко-фашистскими захватчиками в Венгрии славные донцы-казаки одержали ряд побед… Ваши боевые подвиги, ваша храбрость и стойкость в разгроме лучших, отборных гитлеровских танковых дивизий СС «Мертвая голова», «Викинг», 1-й танковой дивизии и 509-го дивизиона «пантер» войдут в историю донского казачества…»

Тысячи солдат и офицеров были награждены орденами и медалями. Одиннадцати было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Когда казаки уходили из родных мест, они пели:

Мы Дону клянемся: к его берегам

Вернемся, когда уничтожим врага,

Когда над станицей степною орлицей

Победная песнь пролетит.

Бои, о которых рассказал генерал-лейтенант Сергей Ильич Горшков, происходили у Будапешта в январе-феврале 1945 года. Врагу были нанесены большие потери. Однако борьба на плацдарме на том не завершилась. Войскам 3-го Украинского фронта пришлось перейти к обороне и совместно с войсками 2-го Украинского фронта продолжить бои за столицу Венгрии. Только 13 февраля усилиями двух фронтов Будапешт был взят.

В марте 1945 года произошло знаменитое Балатонское сражение. Переброшенная из Арденн 6-я танковая армия СС внезапно обрушилась на войска 3-го Украинского фронта.

МАРШАЛ ТОЛБУХИН

Сподвижник по фронтовым делам генерал-лейтенант Субботин писал: «Как военачальник Федор Иванович Толбухин имел две характерные для него особенности. Он, как никто, берег личный состав армии-фронта, всегда стремился добыть победу малой кровью. И второе — он обладал исключительной работоспособностью, в периоды напряженных операций по 3–5 суток не отрывался от карты и телефонов, лишая себя даже короткого отдыха. Личного для него не существовало, он горел на работе, отдавал себя делу без остатка».

Федор родился в небольшой деревеньке, затерявшейся в лесах Ярославщины. Детство было безрадостным. В доме один кормилец — отец, а детей семеро, мал-мала меньше. Каждый год после летней страды отец выезжал на заработки в Петербург или Ярославль.

В восемь лет Федю отдали в церковно-приходскую школу. Мальчик был на удивление сообразительным, объяснения учителя схватывал на лету. «Ему обязательно надо и далее учиться», — советовали школьные учителя, и мальчика направили в земское училище.

Но пришла беда: умер отец. Осиротевшего Федю взял к себе живший в Петербурге дядя. Там, в столице, Федор закончил торговую школу, а затем и коммерческое училище.

Однако работать ему не пришлось: началась Мировая война. Федора призвали в армию на правах вольноопределяющегося. Вскоре направили в офицерское училище.

Потом был фронт и первый бой, в котором он командовал пехотной ротой. Имея чин поручика, участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве на Юго-Западном фронте. Были ранения, контузия…

Революция застала штабс-капитана Толбухина в Сибири, куда попал он из госпиталя. С предписанием военкома его направили в 56-ю стрелковую дивизию, отъезжавшую на Западный фронт, к Тухачевскому.

В штабе он сумел себя проявить, ему поручали ответственные задания, да он и сам рвался в горячие дела. За спасение попавшего в окружение отряда удостоился высокой награды — ордена Красного Знамени.

Позже, в 1922 году при освобождении Карелии от интервентов Толбухин вновь отличился. А потом был назначен начальником штаба своей же стрелковой дивизии.

В аттестации того времени о нем написано: «За время службы в штабе дивизии показал себя с самой хорошей стороны. Честно и добросовестно выполнял возложенные на него обязанности, работая не за страх, а за совесть. Трудолюбив, никогда не считался со временем. В политическом отношении вполне благонадежный товарищ…»

В июле 1938 года из Москвы поступила телеграмма о незамедлительном прибытии комбрига Толбухина в Наркомат обороны. Совсем недавно, в сентябре прошлого года, сдав командование московской стрелковой дивизии, он принял в Киеве другую дивизию. И вот опять!

— Вызывают на переговоры, — пытались успокоить его в штабе округа. — Вроде бы предложат повышение по службе.

Однако это сообщение тревоги не сняло. За последнее время подобных вызовов было немало, уезжали и не возвращались. Уходили из жизни с клеймом врага народа. Такое началось в прошлом году после суда над Тухачевским, Якиром, Уборевичем и продолжалось поныне.

В Москве Толбухину приказали вечером быть у начальника Генерального штаба.

С командармом Шапошниковым Федор Иванович встречался не однажды, когда тот командовал Ленинградским военным округом. И Шапошников помнил делового командира дивизии.

Он принял его минута в минуту: сказывалась привычка царского полковника ценить время других людей. Выслушав рапорт, усадил рядом с собой.

— Рад видеть тебя, голубчик, в полном здравии. Рассказывай, как служба, какие трудности. — «Голубчик» было любимое обращение к подчиненному.

Худой и высокий, Шапошников имел нездоровый вид. Напряженная ночная работа, частые вызовы к Сталину измотали его. К тому же над головой висел меч постоянной тревоги за свою судьбу. В прошлом году на суде Тухачевского он был в числе восьми заседателей. А совсем недавно шесть заседателей были расстреляны. Нетронутыми остались Буденный и он. Знал, что органы внутренних дел наркома Ежова завели на него дело, ждал со дня на день ареста.

— Не надоело ли, голубчик, командовать дивизией? Появилась вакансия на большую должность. Ваша кандидатура наиболее подходяща. Вы сколько лет тянули лямку начальника штаба корпуса?

— Шесть, товарищ командарм.

— Срок солидный. Предлагаем возглавить штаб Закавказского военного округа. Работа большая, ответственная. Я уже доложил о вас товарищу Сталину.

— Товарищу Сталину? — вырвалось само собой.

— Да. Он хотел с вами познакомиться. Сейчас поедем к нему.

Сталин в кабинете был один. Поздоровавшись, окинул взглядом большую и грузную фигуру комбрига с одним ромбом в петлице, оценивающе вгляделся в лобастое, рельефно крупное лицо.

— Мне докладывал о вас Борис Михайлович. И я познакомился с вашим личным делом. — На столе лежала зеленая с тесемочками папка. Такие хранятся в сейфах кадровых управлений. — Штабная служба у вас богатая. Это хорошо. Вам сколько лет?

— Сорок четыре, товарищ Сталин.

— Тоже хорошо.

Пройдясь по ковровой дорожке из угла в угол большого кабинета, Сталин подошел вплотную.

— Дайте ответ, товарищ Толбухин, на один вопрос. Вы — красный командир, воевали против белогвардейцев. В прошлом вы царский офицер. Жена у вас графиня. Сами награждены советским орденом, — сверля взглядом вождя, закончил: — За кого же вы воевали?

Вопрос был неожиданным. Федор Иванович опешил, однако с ответом нашелся:

— Воевал за Россию, товарищ Сталин!

На рябом лице хозяина кабинета проскользнуло нечто вроде улыбки…

Толбухин вышел в приемную, испытывая волнение. «Согласится ли Сталин утвердить его в должности? А может, последует отказ и придется ехать назад в Киев… И о жене все известно…»

С будущей женой Тамарой Евгеньевной он встретился в Новгороде. Двадцатилетняя девушка сразу покорила сердце красного командира. Фамилия она имела старинную: Бобылева, горожане причисляли ее к графскому роду.

Наконец Шапошников вышел, молча кивнул в сторону выхода. От Кремля до Арбата, где находился Генеральный штаб, он не проронил ни слова. Лишь войдя в свой кабинет, не сдержал улыбки:

— Поздравляю, голубчик! Вы понравились товарищу Сталину. И ответ пришелся к месту! Словом, поспешайте сдавать командование дивизией и прямехонько в Тбилиси. Командующий Тюленев вчера звонил, просил ускорить ваше прибытие.

Вступив в ответственную должность, Федор Иванович проявил недюжинные способности талантливого штабного начальника. Он поистине был правой рукой командующего войсками генерала армии Тюленева.

Когда началась война и на Закавказский фронт возложили разработку и осуществление проводимой в Крыму Керченско-Феодосиевской операции, генерал-майор Толбухин возглавил всю подготовку и стал начальником штаба Крымского фронта. В новогоднюю ночь на 1942 год высаженные из кораблей войска 51-й армии овладели Керчью, а 44-й армии — Феодосией. Вскоре в руках десантных войск оказался весь Керченский полуостров.

Это была значимая победа войск Крымского фронта. В итоге германское командование вынуждено было оттянуть часть резервов от Севастопольского направления, что значительно упрочило положение Севастополя. В то же время была надолго ликвидирована угроза активных наступательных действий немецко-фашистских войск с Керченского полуострова против районов Северного Кавказа.

Вскоре в Крым прибыл армейский комиссар 1 ранга Мехлис. Перед его убытием из Москвы Сталин велел:

— Разберитесь там в делах, изучите обстановку, выясните, в чем войска нуждаются. И помогите там навести порядок и жесткую дисциплину. Вы это можете.

Верховный знал трудный и несговорчивый характер своего недавнего помощника.

— Все сделаю, как вы приказываете, — пообещал тот.

По прибытии на место Мехлис, помня указание Сталина, совершил поездку в войска, чтобы все увидеть и уяснить, что необходимо предпринять для улучшения дел.

Колеся по раскисшим дорогам, он побывал в Феодосии, заглянул в траншеи переднего края, где находилась пехота, заехал на огневые позиции артиллеристов и минометчиков, не пропустил и тылы с их складами и полевыми госпиталями. Оттуда направился к Арбатской стрелке, где занимали оборону части 44-й армии.

— Все ли есть у красноармейцев? — справлялся он у командиров. — Как с едой? А с куревом?.. Готовы ли наступать?

Мысль о наступлении не покидала Мехлиса. И когда видел, как пехотинцы и артиллеристы роют землю, обустраиваются, то приходил в бешенство. «Вы что? Надеетесь отсидеться? Нужно готовиться к наступлению», — ругал командиров.

В одном из штабов обрушился на комдива:

— По чьему распоряжению происходит такое? Кто отдал приказ?

— На то есть директива фронта. Подписал ее начальник штаба генерал Толбухин.

— Толбухин? Ну, мы с ним поговорим…

По возвращении в поселок Ленинск, где располагался штаб Крымского фронта, Мехлис провел совещание. Тут был командующий Козлов, член Военного Совета Шаманин, начальник штаба фронта Толбухин. Был и генерал Вечный из Генштаба.

— Почему войска заняты делами обороны? Почему не готовятся к наступлению? — потребовал Мехлис ответа от Толбухина.

Массивный Толбухин поднялся. Подавляя волнение, ответил:

— Подготовка к наступлению ведется. И то, что войска укрепляют завоеванные позиции и ведут на них необходимые работы, составляет часть подготовки к наступлению. Нельзя наступать, не закрепив надежно занятого плацдарма. На днях немцам удалось потеснить наши части на Акмонайском рубеже, добились они успеха там, где была слабой наша оборона.

— Вы, Толбухин, оборонец, даже более того: вы — пораженец. Вы заранее обрекаете предстоящее наступление на неудачу.

Искушенный в службе генерал не позволил себе возразить заместителю наркома обороны, промолчал…

В ту же ночь в Москву полетела шифровка Мехлиса о неблагополучном положении дел в штабе Крымского фронта, о его неспособности руководить войсками и о вступлении в должность начальника штаба генерала Вечного.

Узнав об отстранении Толбухина от должности, Сталин сказал начальнику Генерального штаба маршалу Шапошникову:

— Узнайте, Борис Михайлович, что происходит в штабе Крымского фронта. Неужели Толбухин такой неспособный? — Сталин называл только маршала Шапошникова по имени-отчеству. Даже его ближайшие соратники не удостаивались такой чести.

Вечером 8 мая Мехлис послал телеграмму в Ставку, требуя на этот раз смещения командующего фронтом генерала Козлова.

Из Ставки за подписью Верховного Главнокомандующего последовал ответ:

«Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки…»

16 мая немцам удалось ворваться в Керчь. Наши арьергардные части вели ожесточенные бои, чтобы дать возможность основным силам фронта переправиться через пролив на Тамань. Но все их попытки сдержать врага были безуспешными.

Часть этих сил укроется в Аджимушкайских катакомбах и примет на себя многомесячное испытание обороной подземелья.

Манштейн, подводя результаты проведенной в Крыму операции, писал: «По имеющимся данным, мы захватили около 170 000 пленных, 1133 орудия и 258 танков… Только ничтожное количество войск противника сумело уйти через пролив на Таманский полуостров».

Беседа Шапошникова с Толбухиным в Москве была долгой и неторопливой. Умный, проницательный маршал с полуслова понимал подчиненного, догадывался о недосказанном. Он хорошо знал и Мехлиса.

— Крутой характер у Льва Захаровича, — осторожно высказался Шапошников, — с ним надобно быть осторожным. Товарищ Мехлис не любит, когда ему противоречат. В Крым вы, голубчик, конечно, не вернетесь. Поезжайте под Сталинград.

И Толбухин отправился на Волгу.

В Сталинграде Федор Иванович вступил в должность заместителя командующего войсками Сталинградского военного округа. Округом командовал генерал Герасименко. В июле последовало новое назначение — командующим 57-й армией, вошедшей в состав Сталинградского фронта. Армия получила задачу прикрытия Сталинграда с юга. С 6 августа вступила в тяжелые оборонительные бои с немецкими войсками, в ходе которых нанесла им большой урон и сорвала все попытки прорваться к Сталинграду с юга.

В ноябре-декабре армия в составе ударной группировки Сталинградского, а позднее Донского фронта участвовала в окружении, блокировании и разгроме вражеских войск 6-й немецкой армии генерала Паулюса.

По завершении ликвидации вражеской группировки войска 57-й армии были переданы в другие армии, а полевое управление было переименовано в полевое управление 68-й армии…

За достигнутые боевые успехи Федор Иванович Толбухин был удостоен высокой правительственной награды ордена Суворова 1-й степени и очередного воинского звания генерал-лейтенант.

Учитывая все успехи, Ставка приняла решение направить его 68-ю армию на Северо-Западный фронт в особую группу войск генерал-полковника Хозина. Эту группу, включавшую также и 1-ю танковую армию генерала Катукова, предстояло ввести в прорыв для развития наступления в тыл 18-й немецкой армии, действовавшей на ленинградском направлении.

К исходу 28 февраля войска фронта вышли на реку Лавать, а затем пошли глубже, где положение стабилизировалось. Весенняя распутица затрудняла действия подвижных войск.

И тут поступил вызов Толбухина в Москву. В Ставке ему сказали:

— Принято решение назначить вас командующим войсками Южного фронта.

Уже в апреле он был в небольшом донецком городке Новошахтинске. Предшественник генерал-полковник Малиновский получил назначение командующим Юго-Западным фронтом, Федор Иванович занимал его место.

Перед Южным фронтом простиралась хорошо укрепленная местность с высотами за небольшой степной рекой Миусом. Вражеская оборона доходила по глубине до 70 километров и состояла из трех укрепленных полос, насыщенных войсками, огневыми средствами, инженерными сооружениями, препятствиями против танков и пехоты.

Глубина первой полосы — десять километров, ее передняя траншея тянулась вблизи реки. Здесь располагались основные силы пехоты, множество пулеметов. За первой траншеей были проложены еще две, а местами и три траншеи, соединенные между собой ходами сообщения. На переднем крае и в глубине через двести-триста метров были дозы и дзоты.

Перед главной полосой и в пределах ее — противопехотные и противотанковые минные поля, проволочные заграждения в два-три, а на некоторых участках — в десять рядов кольев. Глубина минных полей до двухсот метров. На каждом километре фронта скрыты в землю почти по две тысячи мин. Кроме того, на полосе вырыты противотанковые рвы, ловушки против танков.

А была еще вторая полоса обороны. И третья…

Миусский рубеж прикрывал подступы к Донбассу, имевшему существенное значение в оперативных замыслах немецкого командования. Уголь и металл Донбасса были очень важны для производства танков и боеприпасов.

Один из генералов самодовольно докладывал Гитлеру, что Миус-фронт (так окрестили укрепления на реке) для русских неприступен, что штурмовать его равносильно попытке пробить головой гранитную стену. Сюда были переброшены наиболее боеспособные немецкие войска из Бельгии, Голландии, Франции, с Балкан. На 120-километровом участке было сосредоточено девяносто тысяч солдат и офицеров.

Не раз советские войска пытались прорвать этот укрепленный рубеж, но все попытки завершились неудачей. И в июле 1943 года, когда на Курской дуге происходило ожесточенное сражение, задачу сокрушения проклятого Миус-фронта Ставка возложила на войска Южного фронта.

Вражеская оборона была почти прорвана, но подошедшие моторизованные и танковые немецкие дивизии отбросили наши войска на исходные позиции. Но это не было поражением. Южный фронт оттянул на себя силы противника, предназначенные для сражения на Курской дуге.

Победа здесь восторжествовала 30 августа, когда войска Южного фронта освободили Таганрог и устремились в глубь Донбасса.

Вечером 30 августа радио Москвы возвестило приказ Верховного Главнокомандования.

«Войска Южного фронта, — говорилось в приказе, — после ожесточенных боев разгромили таганрогскую группировку немцев и сегодня, 30 августа, овладели городом Таганрог. Эта победа, одержанная нашими войсками на юге, достигнута путем смелого маневра конных и механизированных соединений, прорвавшихся в тыл вражеских войск. В результате проведенной операции наши войска полностью освободили Ростовскую область от немецких захватчиков».

А через неделю, 8 сентября, вышел еще один приказ, в котором сообщалось, что войска Южного и Юго-Западного фронтов одержали крупную победу в Донецком бассейне. Сломив сопротивление врага, войска овладели областным центром Донбасса — городом Сталино и многими другими городами.

17 сентября 1943 года Толбухин был награжден орденом Кутузова 1-й степени, а вскоре ему было присвоено воинское звание генерала армии.

Особое место в полководческой деятельности Федора Ивановича занимает операция по освобождению Крыма. Первая попытка прорваться на его территорию была предпринята возглавляемыми Толбухиным войсками в ноябре 1943 года после завершения Мелитопольской операции. Части 4-го кубанского кавалерийского и 19-го танкового корпуса с ходу прорвали оборону противника, пробились через Турецкий вал и с боем устремились в направлении укрепленного Армянска. Однако развить наступление не удалось. Было решено перенести действия на весну 1944 года.

О Крымской операции маршал Кошевой (в апреле 1944 года — генерал-лейтенант, командир корпуса) вспоминал: «К карте подошел командующий 4-м Украинским фронтом генерал армии Толбухин.

— Мы не сомневаемся, что враг ждет наш главный удар именно на Перекопском перешейке… По научным понятиям прусской военной школы, было бы признано правильным наносить главный удар только на Перекопе. Мы же сделаем так… Главный удар будем наносить на Сиваше. Враг не ожидает действий основных сил нашего фронта через залив и поэтому, мы надеемся, не будет полностью готов. Здесь не столь плотное насыщение боевых порядков противника основными средствами, не такая большая глубина обороны: две оборонительные полосы прорвать легче, чем три…

Замысел генерала Толбухина был прост и ясен. Однако оставался все же один неясный вопрос: как думал командующий помешать противнику, если тот перебросит силы с Перекопского направления на Сиваш и таким образом будет препятствовать развитию операции на главном направлении?

Но Федор Иванович предусмотрел и это. Он сказал, что оборона противника будет прорываться одновременно и на Перекопе и на Сиваше».

Крымская операция продолжалась с 8 апреля по 12 мая. Прорвав оборону на Сиваше, наши войска уже на пятый день наступления вышли к Севастополю. 9 мая город пал.

Если в 1941–1942 годах гитлеровским войскам понадобилось 250 дней, чтобы овладеть Севастополем, то Советская Армия освободила его за пять суток после предпринятого штурма.

Последовавшая затем Ясско-Кишиневская операция, проведенная в конце августа войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов — одна из самых крупных и выдающихся по своему стратегическому и военно-политическому значению операций Советских Вооруженных Сил.

Возглавляемые Толбухиным и Малиновским войска за короткий срок полностью разгромили группу армий «Южная Украина», уничтожили 22 немецкие и почти все румынские дивизии. Операция ликвидировала немецкую оборону на южном крыле советско-германского фронта, изменила всю военно-политическую обстановку на Балканах.

После ее завершения войска фронта Толбухина участвовали в Белгородской и Будапештской операциях. Затем в ходе подготовки Венской операции возникло зарево нового сражения, Балатонского.

БАЛАТОНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

«Зеленой улицей», без лишних остановок и задержек мчались на 3-й Украинский эшелоны истребительно-противотанковой бригады. Поначалу они предназначались на другой жаркий участок тысячекилометрового фронта, но угрожающая обстановка потребовала изменения маршрута, и последовала на то команда Ставки. Конечной остановкой определялся небольшой городок у Будапешта.

Пушки бригады были грозой для немецкой бронетехники. Длинноствольные, большого калибра, они насквозь пробивали пресловутые «пантеры», «тигры», «фердинанды». Отчаянные парни-иптаповцы об орудиях и о себе говорили: «У наших орудий стволы длинные, а наша жизнь короткая».

Бригада формировалась в Средней Азии, потом успешно вела бои в Сальских степях и на Маныче, отличилась при штурме Ростова.

Теперь ее эшелоны достигли назначенной конечной станции. Солнце склонялось к горизонту, по земле стелились длинные тени, вдали на пригорке закатом горели окна домов. В последний раз паровоз выдохнул пары, затормозил, и грохот буферов прокатился из конца в конец состава.

Из теплушки выпрыгнул затянутый ремнями, с полевой сумкой на боку капитан — командир противотанковой батареи, зашагал к полуразрушенному станционному строению. За ним поспешал солдат-ординарец.

Неподалеку, на соседних путях лежали рыжие от огня закопченные цистерны, торчали искореженные рельсы.

— Вот, Гайнуллин, полюбуйся! — сказал солдату старший сержант Иванченко. — Когда-то была станция, а теперь полнейший разгром.

Лицо у старшего сержанта в глубоких складках, обвисли пшеничные усы, совсем ему не идущие. На гимнастерке два ордена и три медали. И еще три нашивки за ранения.

— Бомбили совсем недавно, — заметил Одинцов, помощник наводчика — солдат со шрамом на щеке. Он потянул носом. — Даже гарь еще не выдохлась.

Находившиеся в теплушке были уже в полном сборе: затянутые ремнями шинели, с противогазами на боку, в руках карабины. На предыдущей станции всех предупредили о выгрузке.

Тонко пропела труба.

— Разгру-ужайтесь! — пронеслось по эшелону. — Разгру-ужайтесь!

Едва труба стихла, как послышалось далекое и глухое завывание, оно словно исходило из-под земли и с каждым мгновением нарастало, усиливалось. И вдруг, заглушая рев сирены, с надрывным воем над станцией пролетел самолет.

От развилки к эшелону бежал капитан, а с ним высокий офицер-железнодорожник. Оба что-то кричали, размахивали руками, указывая в сторону разрушенного строения и сброшенных с рельс цистерн.

— Во-озду-ух! За мной! — Иванченко выпрыгнул из теплушки и, оглядываясь, побежал через железнодорожные пути в сторону, куда указывал командир батареи.

Сирена продолжала реветь, когда послышался свистящий вой падающих бомб.

— Ложись! — раздался властный голос сержанта Иванченко.

Позади громыхнуло. Второй взрыв прогремел совсем близко. Взвизгнули осколки, россыпью зазвенели по рельсам, цистерне. Развалины строения скрылись в облаке пыли и дыма.

Не помня как, Гайнуллин перемахнул через низкий дощатый забор и очутился в чахлом саду с низкорослыми деревцами. Бешено колотилось сердце, давило удушье. Казалось, сейчас он упадет и больше не поднимется. Но вой и грохот бомб заставляли бежать. И он бежал.

Гайнуллин долго лежал, всем телом вздрагивая при каждом взрыве. А когда наконец поднял голову, то не было слышно ни гула самолетов, ни взрывов, ни пальбы зениток. Только слышался какой-то треск, будто в гигантском костре жгли сухие ветки. Из-за деревьев поднималось густое облако дыма.

— Что лежишь! — над ним стоял Одинцов. Шапка у него сбилась на затылок, глаза еще больше ввалились, заметно дергалась под шрамом щека. — Самолеты-то улетели!

Охваченные огнем вагоны эшелона и среди них тот, в котором недавно ехали, полыхали.

В ту же ночь батарею направили к переднему краю обороны.

Дул холодный ветер, сыпал редкий снег. Обгоняя растянувшиеся по дороге колонны пехоты и повозки с низкорослыми «монголками» в упряжке, автомобили катили, не останавливаясь, в сторону светящегося огненно-багряным заревом горизонта.

В темноте выехали к Дунаю. Реки не было видно. У въезда на мост одинокой точкой светился фонарик сапера. От реки несло холодом. Было слышно, как плескалась под понтонами упругая вода. Закутавшись в плащ-накидки, тесно прижавшись один к другому, солдаты пытались дремать. Но сон не шел. Когда автомобили замедляли бег, слышался гул: это гремели орудия. Шел ночной бой.

Миновав дома населенного пункта, автомобили остановились на обочине дороги.

— Иванченко! Остаетесь за меня! — крикнул лейтенант Рогачев, командир первого взвода. — Я — к командиру батареи. — Он скрылся во мгле.

Бой шел неподалеку: слышны были отдаленные взрывы. Несколько случайно залетевших снарядов взорвались совсем рядом.

Вернулся лейтенант скоро.

— Огневые позиции здесь, — приказал он расчетам. — Задача: не пропустить танки. Подход их возможен утром.

Съехав с дороги, артиллеристы быстро установили орудия и принялись оборудовать позиции. Работали молча, сбросив шинели. К рассвету все было готово. Тут лейтенанта Рогачева снова вызвал командир батареи.

Капитан был не один: в укрытии с ним находились два офицера. В одном из них Рогачев узнал майора из штаба бригады, второй был незнакомый полковник с общевойсковыми погонами. Он говорил громким голосом.

— Вы, товарищ капитан, огнем своей батареи прикройте дорогу. Чтобы ни один немецкий танк здесь не прошел. О правом фланге позаботятся мои гвардейцы! Там стоит полковая батарея, взвод «сорокапяток» и «пэтээровцы». Но главное — здесь.

Вблизи, где солдаты рыли землю, слышался лязг лопат, глухо падала земля. Упорно крутил ручку телефона связист, слышалось частое треньканье звонка.

Торопливо попрощавшись, полковник пообещал выдвинуть своих бронебойщиков вперед. И скрылся вместе с майором.

— Докладывайте, Рогачев, что сделано.

— Позицию оборудовали, товарищ капитан.

— Вижу…

Отсюда орудия и в самом деле были хорошо видны.

— Ориентиры наметили? Задачу расчетам поставили? Боеприпасы укрыли?

Тяжело дыша, подбежал командир второго взвода лейтенант Гладилин.

— Слушайте приказ, — начал капитан. Он стал поспешно объяснять, что надлежало взводам оборонять и куда вести огонь…

— Товарищ капитан! — прервав офицера, прокричал вдруг наблюдатель. — Ориентир 3, прямо у домов немецкие танки!.. Три танка!.. И четвертый показался!

Рогачев посмотрел в сторону домов. Там из тумана выбегали люди, падали, снова вскакивали и бежали. Он увидел и серые камуфлированные танки.

— «Пантеры», — глядя в бинокль, определил командир батареи. — Задача ясна? По местам!

Неширокий канал оказался для танков препятствием. Крутые стенки и глубина делали его труднопроходимым. Можно было канал преодолеть в немногих местах, где имелись съезды, но их нужно было найти, разведать. Тем временем немецкие пехотные цепи уже подходили к каналу.

Расчет старшего сержанта Иванченко застыл у орудия, наблюдая за их приближением.

Прильнул к прицелу Казанцев. Казалось, он слился с орудием. Руки солдата напряглись, на них вздулись жилы. Вращая механизм наводки, он старался удержать в перекрестье прицела ближний танк.

Беззвучно нашептывая что-то, выглядывал поверх бруствера Гайнуллин. Глаза у него округлились, сделались большими. Ни разу не испытав ранее боя, он с тревожным чувством ожидал его.

Застыл опытный, не раз бывавший в переделках Одинцов.

Сзади, за кручей, где находился наблюдательный пункт командира батареи, послышался свистящий рев. В небе вспыхнули многочисленные огни, поднялось и стало расти огромное темное облако.

«Катюши» ударили, — догадался Рогачев.

За каналом, по всей площади, где скопилась немецкая пехота и танки, разом вспыхнули всплески огня, беззвучно взметнулись клубы дыма. Потом докатилась, ударила в лицо упругая волна и донесся оглушительный грохот разрывов.

Залп «катюш» пришелся прямо по цели. Все живое было сметено. Земля дымилась. Огонь жадно лизал танки, и от них к небу поднимались черные столбы дыма. Из танков выскакивали люди и бежали к селению. По ним откуда-то справа стреляла невидимая пехота. Оставшиеся машины поспешно отходили.

— Бей, Казанцев! Бей! — исступленно кричал Гайнуллин.

Он метался от сложенных в штабель ящиков к орудию, поднося снаряды. Ловким заученным движением вгонял в казенник снаряды Одинцов. Он и на этот раз по привычке молчал. Однако лицо его не могло скрыть выражения азартной восторженности, какая бывает у человека, добившегося победы.

— А здорово дали мы фрицу! — Скуластое лицо Ахмета Гайнуллина расплылось в улыбке.

— Сдается мне, что это только начало, — вступил в разговор сержант, — главное впереди.

Он хозяйственно огляделся вокруг. На позиции в беспорядке лежали медные гильзы, лопаты, шинели, вещевые мешки.

— Гайнуллин! — строго сказал сержант. — Убрать гильзы. Сложить шинели и вещмешки. И за лопату!

— Есть, товарищ сержант!

Солдат бросился выполнять распоряжение командира.

— Казанцев, Одинцов, рыть щель!

Сержант по своему опыту знал, что сейчас последует налет немецких самолетов или огонь артиллерии, а может, сразу и то и другое. После этого гитлеровцы снова пойдут в атаку. Знал, что на этот раз танки у канала не задержатся, потому что саперы сумеют подорвать крутые берега и сделать для них съезды. Он был уверен в этом, как и в том, что происшедшее было лишь началом, а самое страшное впереди. Сейчас, копая скупыми размеренными движениями, он почему-то вспомнил тихую деревушку на далеком Алтае со странным названием Лепестки…

Лейтенант Рогачев только собрался пойти на огневую позицию второго орудия, как увидел бегущего к нему сержанта. Остановившись, тот отдал честь и начал докладывать: в расчете все в порядке, подбили один танк, никого не ранило, настроение нормальное, но не мешало бы поесть, потому что со вчерашнего вечера в рот ничего не брали.

— А у канала фрицы залегли, палят почем зря. Дважды по мне били, покамест до вас добрался. Кажись, зацепило даже.

Он оглядел себя, высматривая, где могла зацепить пуля.

— Ага, вот! В сумку ударил, гад!

На полевой сумке виднелся рваный след.

— Ну раз уцелел, считай, что повезло, — спокойно заметил Рогачев…

Потом налетели самолеты. Их было несколько эскадрилий. Выстроившись один за другим, они кружили над батареей, над позициями стрелкового полка и бомбили, бомбили. Судорожно вздрагивала земля.

Солдаты, тесно прижавшись друг к другу, лежали на дне узкой щели. Сверху, с бруствера сыпались на них комья земли. Бормотал что-то по-своему Гайнуллин, беззвучно вздрагивал всем телом при каждом разрыве Одинцов.

А самолеты, образовав в потемневшем небе карусель, все кружили и кружили. При каждом заходе, завывая, они круто пикировали, сбрасывали смертоносный груз и с надрывным ревом взмывали вверх.

Лейтенант услышал неудержимо нарастающий свист. Это был тот свист, при котором искушенный солдат не преминет с замиранием сердца подумать: «Вот она, моя!»

Воздух рвануло совсем рядом. Рогачев почувствовал, как что-то тяжелое медленно наваливается на него и давит, давит. «Конец», — пронеслось в сознании. Прошла долгая минута, прежде чем он понял, что жив.

Бомба разорвалась около щели, отколола земляную глыбу и завалила лейтенанта.

Рядом с ним лежал засыпанный Одинцов. Их стали поспешно откапывать.

— Одинцов! — кричал Казанцев. — Ты что? Вставай! — Но тот не отвечал. И тут все увидели маленькую, совсем маленькую ранку за ухом, из которой виднелись серовато-красный червячок мозга и струйка крови.

— Осколком, — прошептал Казанцев и стащил с головы шапку.

Наводчик был бледнее обычного, нижняя челюсть вздрагивала, на глазах появились слезы.

— А что у второго расчета? — спросил Рогачев, пытаясь разглядеть на позиции солдат. Но сколько ии смотрел туда, ничего не видел. «Неужели что-нибудь случилось?» Чувствуя недоброе, Рогачев бросился туда.

Вокруг зацокали пули. Но он бежал, не замечая опасности. Мысль о людях полностью завладела им.

Первое, что лейтенант увидел на позиции, была глубокая воронка неподалеку от орудия. Из нее струйками курился сизый дымок. У щели сидел солдат, неумело перевязывая голову сержанту, которому утром пробило пулей полевую сумку. Ремень ее и сейчас был перекинут через плечо.

Увидев офицера, сержант попытался было улыбнуться. Но вместо улыбки лицо исказила гримаса боли.

— Бомба, товарищ лейтенант, угодила прямо на нас. Остались в живых только двое, — промолвил солдат.

Взметнув высоко землю, неподалеку от позиции разорвался снаряд. Рогачев поднялся и увидел снова идущие в атаку танки.

— Быстрее! Снаряды! — коротко бросил он солдату и побежал к пушке.

Расстегнув ремень, стал поспешно снимать шинель. Его охватило желание помериться силами с этими упрямо движущимися машинами, отомстить за все то, что произошло в последние минуты.

Лейтенант уловил в перекрестие вражеский танк и замер, выжидая удобный момент, затем дернул спуск. Пушка вздрогнула и окуталась дымом. Прогремел еще выстрел, еще… Танк остановился. «За солдат! За сержанта!» Сжигаемый ненавистью, он посылал снаряд за снарядом в танки врага…

Распаленные боем, ни лейтенант, ни солдат, подносивший снаряды, ни молча лежавший сержант с землистым цветом лица не заметили, как справа вдруг появился танк и, не снижая скорости, устремился на их позицию.

— Танк! — не столько услышал, как по расширенным до предела глазам солдата и выражению ужаса на его лице понял Рогачев.

Он глянул за плечо и на мгновение оцепенел. Огромный, угловатый, серый танк шёл, сверкая траками гусениц, на позицию. Рогачев видел темный диск дульного тормоза направленной пушки, видел зловещее черное отверстие ствола, которое вот-вот изрыгнет огонь.

«Гранаты!» — мелькнуло в сознании, и он бросился к нише, где лежали круглые, похожие на консервные банки противотанковые гранаты. Но добежать ему не удалось. Сверкнула яркая вспышка. Раздался короткий, слившийся воедино звук выстрела и разрыв снаряда, напоминавший удар хлыста… И стало темно.

Преодолев канал, танки устремились на батарею и позицию пехотинцев. Они упрямо ползли вперед в сизом дыме снарядных разрывов. На мгновение останавливались, и тогда над башней вспыхивало пламя выстрела. Машины окутывались дымом и потом снова ползли. За первой волной машин выплыла вторая. А за ней пошла густая цепь солдат…

Неожиданно Казанцев стал очень медленно оседать. Наткнувшись на станину орудия, он вдруг беспомощно повалился навзничь.

— Казанцев! Что с тобой? — наклонившись над товарищем, с тревогой спросил сержант.

Перепачканное землей и копотью лицо Иванченко казалось чужим. Под глазом расплылось черное пятно.

Тяжело раненный пулей Казанцев, закусив губу, тихо стонал.

А в это время танки уже ворвались в оборону пехотинцев и утюжили их позиции. Два из них развернулись и направились на окоп артиллеристов.

Иванченко и Галиулин с трудом стали поворачивать ствол в сторону растущих на глазах машин. Они видели, как один из танков навалился всей своей многотонной тяжестью на соседнее орудие, где находился лейтенант Рогачев.

«Все! Погиб лейтенант!» — подумали разом бойцы.

Невзирая на опасность, они в упор открыли по танку огонь. Один снаряд… Второй… Третий… На корме танка вдруг заплясал огонь. К небу потянулся дым.

— Горит! Горит проклятый! — закричал Галиулин.

Из машины выпрыгнули танкисты в комбинезонах и, отбежав в сторону, залегли. Второй танк остановился и стал медленно отходить.

— Трусишь, гад? — проговорил сержант, наводя на него ствол орудия. — Трусишь? Получай же!

Батарея с трудом удерживала позиции, ведя неравный бой. Одна волна серых бронированных машин сменяла другую, и казалось, что им не будет конца. Не подоспей самоходные орудия, враг пробил бы брешь в нашей обороне. Это ему удалось сделать в стороне, далеко правее. Вклинившись, гитлеровцы угрожающе нависли над участком гвардейского стрелкового полка и вынудили его отойти.

К вечеру в батарею поступил приказ: с позиций сняться и занять новый рубеж километрах в восьми позади. Батарея отходила под прикрытием самоходных орудий. Собственно, по численности оставшихся в живых людей и материальной части от батареи остался лишь взвод. Из четырех орудий два были уничтожены, погиб комбат, не было Рогачева. Командование батареей принял на себя лейтенант Гладилин.

Лейтенант Рогачев пришел в сознание не скоро. Стояла ночь. На темном небе ярко мерцали большие звезды. Над селением, где днем оборонялись гвардейцы-пехотинцы, полыхало зарево. Шум боя слышался издалека. Он хотел было встать, но что-то тяжелое мешало сделать это. Лейтенант вгляделся и в страхе закрыл глаза: навалясь на него, лежал человек в пропахшем машинным маслом комбинезоне. «Немец!» — догадался Рогачев. Гитлеровец был мертв. Преодолевая чувство омерзения, лейтенант оттолкнул труп и ползком стал выбираться из окопа.

Болела каждая частица тела, звенело в ушах, внутри полыхал сухой жар, одолевала жажда. Натыкаясь на валявшиеся в беспорядке снарядные ящики, стреляные гильзы, какие-то незнакомые предметы, Рогачев медленно полз. Потом он увидел искореженную пушку. Рядом лежал солдат. За пушкой возвышалась черная громадина, Рогачев догадался, что это был фашистский танк.

Яркими факелами горели в селении дома. Вдали, на дороге, виднелась цепочка огней. Лейтенант понял, что это движется к передовой колонна немецких автомашин. Не слыша ничего, кроме звона в ушах, он понял все же, что бой переместился на восток. Он остался один во вражеском тылу. «Как быть дальше?» Рогачев нащупал кобуру. Достал пистолет, перезарядил, дослав в патронник патрон. Восемь патронов в пистолете, еще восемь — в запасном магазине. «Гранаты бы и автомат», — подумал он и пожалел, что не взял их на позиции. Превозмогая боль, вернулся назад, взял у убитого сержанта из рук автомат. Гранаты сунул в карманы куртки. «Умирать, так с музыкой» — почему-то вспомнилась слышанная от Казанцева шутка.

«Но свою жизнь я так просто врагу не отдам, — размышлял лейтенант, испытывая страшную слабость. — Я сделаю все, чтобы вернуться в свою бригаду и продолжать драться с врагом. Пасовать я не имею права. Драться… и пить… и лечь…»

Рогачев направился к бугру, где находился НП командира батареи, надеясь найти там убежище. В населенный пункт, переполненный гитлеровцами, идти было нельзя. Он шел, с трудом передвигая ноги. Боль во всем теле напоминала о себе при каждом шаге.

Достигнув ручья, он упал, обламывая схваченную морозцем хрустящую кромку льда. Долго и жадно пил холодную воду. Потом ополоснул руки, лицо.

«Что делать?» Рогачев понимал, что успех врага недолгий. Через день-другой немцев отсюда вышибут. Но и этот короткий срок для него мог быть роковым. Остаться незамеченным в кишащей врагами прифронтовой полосе невозможно, драться в одиночку бессмысленно.

Пройдя кустарник, ободрав о колючие его ветки лицо и руки, Рогачев натолкнулся на стог соломы. В бессилии упал в нее и тотчас провалился в забытье.

А события на фронте между тем развивались своим чередом. Немецко-фашистское командование бросало в бой все новые и новые силы, преследуя цель отбросить советские войска от озера Балатон и выйти к Дунаю. Изо дня в день на боевые порядки наших частей обрушивались сотни танков и штурмовых орудий, бронетранспортеров и самолетов. Но ни огонь артиллерии и авиации, ни огонь минометов и пулеметов не могли преодолеть незримую стену мужества и отваги, созданную советскими солдатами. Каждый метр продвижения врага оплачивался большой ценой…

Это были дни незабываемых подвигов советских воинов. В обыденном солдатском труде они проявляли небывалый героизм. Вот летопись некоторых дней.

6 МАРТА. После полуторачасовой артиллерийской подготовки противник между озерами Веленце и Балатон перешел в наступление. На отдельных направлениях на оборонявшиеся советские подразделения шли до 100–150 танков, штурмовых орудий и многочисленные бронетранспортеры с пехотой.

В этот день противотанковая батарея, взаимодействуя со стрелками в районе селения Замок, вступила в бой с 14 фашистскими танками. В результате было уничтожено 8 танков и 40 автоматчиков врага…

Стойко обороняли свои позиции стрелки под командованием младшего лейтенанта И. Киселева. Они уничтожили несколько фашистских танков. Когда вражеские машины прорвались в их расположение, офицер с противотанковой миной бросился под танк и подорвал его…

Воины 436-го стрелкового полка, отразив атаку противника, уничтожили более 200 вражеских солдат и офицеров, 15 танков и бронетранспортеров.

7 МАРТА. Командир отделения гвардии сержант А. Смышляев подорвал танк противника и погиб смертью героя. Рядовой Ф. Щелкунов преградил путь немецким танкам ценой своей жизни.

8 МАРТА. Командир орудия младший сержант И. Нелюбин подорвал танк противника…

10 МАРТА. В районе Шарагреш, Шимонторнья и Озора противник атаковал наши позиции, имея до 150 танков и штурмовых орудий и до двух полков пехоты. Здесь отличилась батарея старшего лейтенанта А. Кочерги. Взаимодействуя с пехотой и артиллерией, самоходчики уничтожили шесть танков и штурмовых орудий противника. Особенно умело действовали экипажи офицеров В. Ворожбицкого и Ф. Самарина.

В районе Тольнанамеди танки врага пытались с ходу, на большой скорости пройти через канал Шио (Елуша). Батарея капитана В. Васильева смело вступила в бой и уничтожила три танка.

11 МАРТА. В этот день только в районе Шерегельеш было подбито и сожжено свыше 40 танков и штурмовых орудий, убито до 1500 солдат и офицеров противника.

Одна из противотанковых батарей, находившихся в засаде в лесу восточнее Озора, уничтожив три тяжелых танка противника, дважды отбрасывала остальные его танки на исходные позиции.

12 МАРТА. В этот день солдаты, сержанты и офицеры одного противотанкового полка вступили в бой с 70 танками противника и полком пехоты на бронетранспортерах. В результате напряженного боя про- тивник потерял 29 танков и отошел. Лейтенант Магацзян в этот день лично уничтожил 4 танка и 3 бронетранспортера врага. Танковый батальон майора Мамедова подбил 17 танков.

Артиллерийский расчет гвардии лейтенанта Хомовненко огнем из орудия прямой наводкой истребил до взвода гитлеровцев. Наводчик Ладыкин был ранен, но не покинул поля боя и уничтожил еще один бронетранспортер и 15 солдат врага…

Два орудийных расчета взвода старшего лейтенанта Ермолаева вступили в неравный бой с 18 танками и бронетранспортерами. В этом бою советские воины вышли победителями: все танки врага были уничтожены. Смертью храбрых погибли оба расчета. Погиб и Герой Советского Союза Ермолаев, бросившийся с гранатой под танк врага.

13 МАРТА. Танковый экипаж гвардии лейтенанта Лазарева огнем из пулемета уничтожил более пятидесяти гитлеровцев.

Группа солдат стрелков из шести человек во главе с гвардии лейтенантом Криворотенко истребила свыше 40 солдат и офицеров…

Не достигая намеченных результатов, немецко-фашистское командование бросало в сражение все новые и новые силы. 8 марта генерал Зепп Дитрих направил в бой 2-ю танковую дивизию СС, на следующий день 9-ю эсэсовскую. Сгорели и они. 10 марта подошла очередь 3-й танковой. Общее количество действовавших на главном направлении танков достигало более четырехсот.

Потом очередь дошла до 6-й и 3-й танковых дивизий «Мертвая голова».

Ценой огромных потерь к 14 марта противнику удалось продвинуться до 30 километров. И все! Наступать дальше было нечем, силы иссякли.

Здесь, у жемчужины Венгрии — огромного озера Балатон, была окончательно сокрушена мощь пресловутой 6-й немецкой армии с ее последним командующим генералом Балком. (Не путать с 6-й танковой армией СС Зеппа Дитриха!)

В 1942 году 6-я немецкая армия под командованием фельдмаршала Паулюса была уничтожена под Сталинградом. Сам командующий угодил в плен.

Тогда Гитлер распорядился сформировать новую 6-ю армию, присвоив ей наименование «армии мстителей». Но и эта «армия мстителей» не раз терпела поражения в сражениях с советскими войсками. Потерпела она поражение и в Венгрии, у Балатона.

Узнав о том, Гитлер впал в неистовство… Впрочем, о том со сведущей полнотой написал небезызвестный генерал Гудериан — начальник генерального штаба сухопутных войск рейха: «Исчезли все шансы на крупный успех. Был утрачен сохранившийся до сих пор высокий боевой дух эсэсовских дивизий. Под прикрытием упорно сражающихся танкистов вопреки приказу отступали целые соединения. На эти дивизии уже нельзя было больше полагаться. Это переполнило меру терпения Гитлера. Он разразился страшным гневом, приказав сорвать нарукавные знаки с названием частей у личного состава дивизий, в том числе и у своего «лейбштандарта», то есть дивизии СС «Адольф Гитлер».

Во время Балатонского сражения маршал Толбухин безотлучно руководил этой сложнейшей операцией. Уставший от бессонных ночей, от болезни, в которой никому не признавался, он держал непрерываемую связь с командующими армиями и корпусов. Рядом стояли телефонные аппараты, переговорные радиоустройства.

Тут же, у распластанной на столе карты, находились член Военного Совета фронта генерал Желтов и начальник штаба генерал Иванов.

Неожиданно зазвонил телефон ВЧ, по которому держали связь со Ставкой.

— Доложите обстановку, — послышался характерный и неторопливый голос Сталина.

Сдерживая волнение, маршал доложил о произошедших за день событиях, сообщил, что за два дня боев уничтожено до четырех тысяч вражеских солдат и офицеров и около ста танков и штурмовых орудий. В целом положение было весьма тревожным.

— Может быть, отвести войска на восточный берег Дуная? — спросил Верховный.

Вопрос был неожиданным, и на размышление он отвел полчаса.

Вскоре командующий фронтом сказал:

— Уходить на левый берег Дуная отказываемся. Будем стоять до конца.

Однако он спросил, не стоит ли в крайнем случае его штабу отойти на левый берег Дуная, чтобы не потерять управление.

При этом разговоре в кабинете Верховного Главнокомандующего находились генералы Антонов и Штеменко. Последний, помня тот разговор, описал его в мемуарах.

«В ответ на предложение Толбухина о возможном отходе штаба на левый берег Дуная, Сталин сказал:

— Если вы думаете затянуть войну еще на пять-шесть месяцев, то, конечно, отводите свои войска за Дунай. Там, безусловно, будет потише. Но я сомневаюсь, что вы так думаете. Поэтому обороняться следует на правом берегу реки и вам со штабом надо быть именно там. Уверен, что войска с честью выполнят свои задачи. Нужно только хорошо ими руководить.

Затем Сталин высказал мысль о необходимости выбить танки врага еще в ходе оборонительного сражения, добавив, что нельзя давать противнику время закрепиться на достигнутых им рубежах и организовать прочную оборону.

— Следовательно, — рассуждал вслух Верховный Главнокомандующий, — переходить в наступление надо немедленно, после того как враг будет остановлен, и затем полностью разгромить его.

Для этого нужны значительные свежие силы. Они у вас есть…»

Упоминая о свежих силах, Верховный Главнокомандующий имел в виду передачу из 2-го Украинского фронта в 3-й прибывшую 9-ю гвардейскую армию генерала Глаголева.

Один из офицеров оперативного управления штаба фронта вспоминал:

«Сводку боевого и численного состава поступившей во фронт 9-й гвардейской армии представил командующему начальник штаба генерал Семен Павлович Иванов. Была глубокая ночь, однако никто не спал. Я находился в кабинете командующего, вносил в его карту последние данные обстановки.

Развернув сводную таблицу численного состава 9-й гвардейской армии, маршал преобразился:

— Вы только посмотрите какой состав! Да это же силища, которой все задачи по плечу! Посмотрите, в каждой дивизии целая бригада артиллерии. Три полка, и все разнозначимы: пушечный, гаубичный, минометный! И еще противотанковый дивизион! И дивизион самоходно-артиллерийских установок! За всю войну я не встречал такой армии.

— Укомплектованность армии почти стопроцентная, — пояснил генерал Иванов. И высказал: — Может, часть ее сил использовать для отражения ударов противника?

— Этот вопрос нужно решить со Ставкой, — сказал Толбухин».

На следующий день маршал обратился в Ставку за разрешением использовать для усиления обороны войска 9-й гвардейской армии.

— «Девятку» в оборонительные бои не втягивать. Ее использовать для развития удара и окончательного разгрома врага. Форсируйте подготовку к наступлению на Вену. Срок начала операции прежний — 15–16 марта. Не позже! — ответили из Ставки.

В тот же день в штаб фронта поступила и новая директива. В связи с изменившейся обстановкой задачи 2-го и 3-го Украинских фронтов изменялись. При этом центр тяжести в предстоящей Венской операции переносился со 2-го на 3-й Украинский фронт. Кроме 9-й гвардейской армии на усиление последнего поступала и 6-я гвардейская танковая армия генерала Кравченко.

АРТИЛЛЕРИСТ НЕДЕЛИН

Начатый 6 марта немецкий контрудар всерьез обеспокоил командование 3-го Украинского фронта. Из доклада начальника разведки генерала Рогова следовало, что противник располагал мощной группировкой численностью 431 тысяча человек, 6 тысяч орудий и минометов, около тысячи танков и штурмовых орудий и столько же самолетов.

Значительная часть танковых дивизий, а их имелось одиннадцать, была сосредоточена на направлении главного удара — в межозерье Веленце и Балатона. Здесь находились тяжелые танки типа «тигр», «королевский тигр», «пантера», самоходные орудия «фердинанд».

Обстановка усложнялась тем, что в прошедших боях общевойсковые соединения понесли значительные потери личного состава, в первую очередь в пехоте.

На совещании маршал Толбухин, глядя на командующего артиллерией фронта генерал-полковника Неделина, сказал:

— Придется вашей артиллерии, Митрофан Иванович, сдержать удар немецкой танковой армады. Есть ли у вас на сей счет соображения?

— Имеются, товарищ маршал. Штаб артиллерии разработал план противотанковой обороны. Разрешите доложить?

— Докладывайте.

— План предусматривал создание на направлении вероятного главного удара противника системы противотанковой обороны, состоявшей из ротных противотанковых опорных пунктов, противотанковых узлов, противотанковых районов, подвижных противотанковых артиллерийских резервов.

— Главное состояло в том, что в борьбе с танками противника артиллерия восполняла недостаток пехоты.

— На помощь пехоте — царице полей — приходит бог войны — артиллерия, — заметил кто-то.

Потери артиллерии в Балатонском сражении оказались существенные. Немало было разбито орудий шедшими напролом немецкими танками, немало полегло артиллеристов, бескорыстно выполнивших свой воинский долг.

Созданная по приказу генерала Неделина крупная группировка артиллерии в составе 160 орудий и минометов перекрыла сплошным огнем полосу местности шириной три километра. Для борьбы с танками врага широко использовались танковые и механизированные соединения и самоходно-артиллерийские полки. Когда создавалась угроза прорыва танков в глубину обороны, на их пути вставали огневые позиции орудия зенитной артиллерии.

В десятидневном сражении немецкие «пантеры» и «тигры» были укрощены. Отмечая заслуги генерала Неделина, маршал Толбухин направил в Москву представление на присвоение ему звания Героя Советского Союза. Однако там нашлись военные чиновники, упрекнувшие генерала в больших и неоправданных потерях артиллерийских частей в Балатонском сражении.

Верховный Главнокомандующий, получив представление от Толбухина, вызвал в кабинет маршала Василевского и генерала Штеменко.

— Совершенно очевидно, что артиллерия 3-го Украинского фронта в Балатонской операции блестяще выполнила свои задачи. Потери немцев намного превышают наши. Штаб артиллерии фронта работал хорошо, а Неделин руководил войсками умело, с большим пониманием обстановки. Думаю, что командующий артиллерией достоин звания Героя Советского Союза.

Неделина впервые свела судьба с Толбухиным в мае 1944 года, когда по завершении освобождения Крыма Федор Иванович получил назначение на 3-й Украинский фронт. Командовавший ранее им Малиновский принимал 2-й Украинский.

Представляя руководителей фронта, Родион Яковлевич обратил внимание на генерал-полковника артиллерии:

— Вот уж с кем бы я не хотел расстаться, так это с Митрофаном Ивановичем. Непревзойденный артиллерист. Увез бы его с собой, да Ставка распорядилась оставить.

Толбухин внимательно посмотрел на артиллериста, промолчал. А выходя из кабинета, сказал:

— Вы, Родион Яковлевич, не будете возражать, если я сегодня побываю в армиях и корпусах и возьму с собой генерала Неделина?

В продолжавшейся два дня поездке новый командующий оценил и незаурядные способности Неделина и его широкий оперативный кругозор.

И теперь маршал Толбухин был уверен, что командующий артиллерией фронта сумеет в предстоящей Венской операции решить нелегкие задачи, обеспечивающие успех дела.

В ночь на 13 марта артиллерия 9-й и 4-й гвардейских армий скрытно выдвинулась и заняла огневые позиции. К исходу 15 марта была завершена топографическая привязка этих позиций, обеспечивающая точность огня орудий и минометов.

К назначенным срокам артиллерийская разведка вскрыла основные группировки артиллерии противника, районы возможного сосредоточения его танков и пехоты, расположения огневых точек и инженерных сооружений.

Существенную роль в разведке артиллерии противника сыграли батареи звукометрической разведки и корректировочная авиация.

Исходя из полученных результатов артиллерийской разведки, наличия своих средств подавления и их возможностей была определена продолжительность артиллерийской подготовки. Она устанавливалась в 60 минут. Огонь планировался по конкретным целям из расчета: одна батарея подавляла не более двух целей.

Планом артиллерийской подготовки в 9-й гвардейской армии предусматривались следующие периоды.

Пятиминутный огневой налет всей артиллерии и минометов (кроме орудий, выделенных для стрельбы прямой наводкой) по траншеям переднего края и ближайшей глубине, огневым точкам, артиллерийским и минометным батареям, штабам, узлам связи и резервам противника.

Пятнадцатиминутный огонь всей артиллерии, кроме контрбатарейных и контрминометных групп, по вторым и третьим линиям траншей, штабам, узлам связи. В это же время контрбатарейные группы ведут огонь по выявленным артиллерийским целям, а гвардейские минометные полки в течение первых пяти минут дают залп по основным опорным пунктам противника.

В течение последующих 40 минут орудия прямой наводки должны уничтожать цели на переднем крае и в ближайшей глубине неприятельской обороны, а остальная артиллерия вести прицельный огонь по своим целям с нарастающим к началу атаки темпом огня, доведя его в ходе последних 10 минут до двух выстрелов в минуту для 76-миллиметровых пушек и до одного выстрела для 122-миллиметровых орудий. Реактивным установкам на 30-35-й минуте артиллерийской подготовки дать залп по главной высоте обороны противника и за 10 минут до начала атаки — по ближайшим опорным пунктам врага.

Поддержка атаки и сопровождение пехоты планировались методом огневого вала артиллерии в течение 40 минут на глубину 1,5 километра, а в последующем методом последовательного сосредоточения огня по рубежам выявленных целей, чередуя 2-3-минутные огневые налеты с 5-7-минутным методическим огнем. Основные рубежи огневого вала накладывались на три первые линии неприятельских траншей.

Орудиям сопровождения и батальонным минометам к началу движения пехоты в атаку приказывалось присоединиться к своим подразделениям и перекатами сопровождать пехоту.

Гвардейским минометным частям следовало вести методический огонь по неприятельским опорным пунктам, путям подхода резервов и быть в готовности к отражению контратак противника.

Насыщенность артиллерией и минометами на участках прорыва на 1 километр фронта была: в 46-й армии — 164 ствола, в 9-й гвардейской — 156 стволов, в 4-й гвардейской — 152 (калибром от 76 миллиметров и выше).

Объем работы для подготовки артиллерии к началу операции был велик, но штаб артиллерии фронта с ним справился.

Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин оставил о себе достойную память в истории нашей родины. Герой Великой Отечественной войны, он героем оставался и в мирный период. И погиб как человек, достойный этого высокого звания.

Долгие годы умалчивали о причинах его гибели. Сообщили лишь, что погиб в результате авиационной катастрофы.

Его именем назвали Высшее ракетное училище, готовившее кадры для войск, возглавляемых ушедшим военачальником.

От офицеров этого училища довелось узнать тайну гибели маршала.

Это случилось в Байконуре, на ракетном полигоне, откуда в космос уходили наши прославленные космонавты. На стартовой площадке установлена новая ракета для предстоящего испытания. Время 18.45. Объявлена тридцатиминутная готовность. Но вдруг возникла досадная неполадка, и специалисты начали ее устранять.

Здесь же на стартовой площадке находился и Митрофан Иванович. Он имел привычку присутствовать на ответственных запусках.

— Товарищ Главный маршал, вам нужно уйти в бункер. Офицеры предупредили, что все может случиться, — сказали Неделину.

— А я разве не офицер? Они не боятся здесь быть. Я что, не ракетчик?

Уверенный в своих специалистах, маршал сидел на стуле, чтобы скрыться в укрытии в последнюю минуту.

И вдруг в ракете произошла вспышка, в следующий миг прогремел взрыв. Ракета переломилась пополам, к небу взметнулось пламя. Огонь пожирал находившихся вблизи людей, валил с ног, уносил, словно невесомых, прочь, отравлял ядовитым газом.

Воздушная волна ударила маршала о бетонный выступ крыши, у которой он сидел.

Это произошло 24 октября 1960 года.

ШТАБ ПЛАНИРУЕТ

Переход противника в контрнаступление существенным образом повлиял на обстановку. Как известно, директива Ставки от 17 февраля требовала от командования, штабов и войск всесторонней подготовки к началу Венской операции, теперь же все инстанции должны были решать задачи оборонительного плана.

Основная тяжесть при этом, конечно, ложилась на основной орган управления войсками, каким являлся штаб фронта. Он должен был обеспечить выполнение принятого командующим решения, подготовить предложения по боевому использованию войск, их взаимодействию, перегруппировке и другим возникающим в ходе боя задачам.

Непосредственно работой штаба 3-го Украинского фронта руководил его начальник генерал-лейтенант Иванов. В этой должности 38-летний Семен Павлович сменил в октябре 1944 года генерала Бирюзова, ушедшего командующим в 37-ю армию.

Призванный в 1926 году в Красную Армию Семен Иванов прошел все командные должности, прежде чем достиг генеральского звания.

Окончив Московскую пехотную школу, он в 1929 году стал командиром взвода, потом стрелковой роты, помощником, а затем и командиром батальона, начальником полковой школы, готовившей младших командиров, помощником и командиром полка.

В предвоенный период Семен Павлович блестяще освоил основные должности тактического командного звена, что позволило ему успешно окончить в 1939 году Военную академию имени Фрунзе и получить назначение в действующую армию советско-финляндской войны 1939–1940 годов начальником штаба 1-го стрелкового корпуса. Это соединение действовало на Петрозаводском направлении. Там Иванов изучил азы оперативно-тактической подготовки советского военного искусства.

С началом Великой Отечественной войны Семен Павлович оказался в водовороте первых сражений на Западном и Юго-Западном направлениях, осваивая штабную службу в боевом армейском звене.

Под Сталинградом Иванов стал генералом. Он помнил тот осенний день 1942 года, когда в полдень 25 октября дверь небольшой казачьей хаты, которую он занимал, распахнулась и порог переступил заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Жуков. За ним следовал с неизменным портфелем генерал для особых поручений Минюк.

— Принимай на постой, товарищ генерал! — весело сказал Жуков.

— Здравия желаю, товарищ генерал армии! Но я пока еще полковник, — растерянно ответил Иванов.

С напускной строгостью Георгий Константинович произнес:

— Пора привыкнуть, что я слов на ветер не бросаю. Раз назвал генералом, значит, так оно и есть.

Меж тем генерал Минюк, вынув из портфеля гимнастерку со знаками различия генерал-майора на петлицах воротника, передал ее со словами:

— Это моя запасная тебе будет, наверное, чуть тесновата, но на первый случай сойдет.

Под Сталинградом Семен Павлович принял штаб Донского фронта, потом Юго-Западного. С мая 1943 года возглавил штаб Воронежского и 1-го Украинского фронтов. На 3-й Украинский фронт прибыл с Закавказья.

В ходе фронтовой службы ему довелось выполнять задания и учиться у таких советских военачальников, как Тимошенко, Жуков, Василевский, Еременко, Рокоссовский, Конев, Ватутин, Тюленев.

Генерал Иванов внес немалый вклад в подготовку и осуществление многих крупных операций: участвовал в разработке и проведении Сталинградской наступательной операции, операции на Курской дуге, по освобождению Украины, Будапешта.

Являясь начальником штаба фронта, он был наделен правами первого заместителя командующего. Только он от его имени имел право отдавать приказы или частные распоряжения командирам подчиненных войск.

Совсем не случайно торжественные приказы Верховного Главнокомандующего по случаю одержания побед адресовались командующему войсками фронта и его начальнику штаба.

Теперь под руководством генерала Иванова штаб 3-го Украинского фронта решал две весьма важные задачи: во-первых, обеспечивал руководство войсками в оборонительном сражении против сильнейшей танковой группировки противника и, во-вторых, планировал подготовку и организацию Венской наступательной операции.

Стремясь прорваться к Дунаю и рассечь войска фронта на две изолированные части, противник сосредоточил на направлении главного удара поначалу свыше 250 танков. Узкими клиньями они вгрызались в оборону, тесня к Дунаю советские войска.

Не добившись желаемого, вскоре численность танков увеличили до 320. Преодолевая яростное сопротивление обороняющихся, выдерживая удары артиллерии и авиации 17-й воздушной армии, гитлеровцы ожесточенно лезли напролом.

К 10 марта число немецких танков было уже 450. Атаки продолжались не только днем, но и ночью, когда использовались приборы ночного видения.

«Стоять насмерть!» — с таким девизом оборонялись наши войска, отражая яростные атаки врага.

Все это время, пока шло сражение, в штабе фронта шла круглосуточная подготовка к началу Венской наступательной операции. Ставка определила срок ее начала 16 марта.

В связи с этим маршал Толбухин уже 12 марта поставил частными боевыми распоряжениями задачу войскам.

9-я гвардейская армия должна была прорвать оборону противника на участке девять с половиной километров, нанести главный удар по Варпалоте, Веспрему. Общая глубина задачи на первые пять дней наступления составляла 45 километров и заключалась в окружении шестнадцати вражеских дивизий, из которых десять были танковыми.

Успешное выполнение этой задачи значительно облегчало дальнейшее развитие наступления на венском направлении.

4-я гвардейская армия генерала Захватаева прорывала оборону южнее на 5-километровом участке, нанося главный удар в обход Секешфехервара с севера, а вспомогательный — с юга. К исходу первого дня армия должна была овладеть городом.

Таким образом, основной задачей 4-й гвардейской армии являлось овладение Секешфехерваром и во взаимодействии с 9-й гвардейской армией уничтожение основной группировки противника западнее города.

Слева при успешном наступлении 9-й и 4-й гвардейских армий должны были перейти в наступление 27-я армия генерала Трофименко и другие фронтовые соединения.

4-й гвардейской армией с марта 1945 года командовал генерал-лейтенант Никанор Дмитриевич Захватаев. В отличие от своего предшественника Захарова, он отличался спокойным, уравновешенным характером, сочетаемым с глубокими познаниями природы современного боя и опытом.

Участник Первой мировой войны, поручик, он в 1918 году вступил в Красную Армию. Сражался на Юго-Западном фронте, принимал участие в ликвидации махновщины.

После Гражданской войны был начальником штаба и командиром полка, служил в аппарате наркома обороны СССР.

Закончив в 1930 году курсы «Выстрел», а затем в 1935 году Военную академию им. Фрунзе, стал старшим преподавателем тактики Военной академии Генштаба.

Во время Великой Отечественной войны с июня 1941 года заместитель начальника оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта. С ноября 1941 года начальник штаба 1-й ударной армии (Западный и Северо-Западный фронты). С мая 1942 года командовал 1-м, а с декабря 1942-го — 12-м гвардейским стрелковыми корпусами на Северо-Западном и 2-м Прибалтийском фронтах. С мая 1944 года командовал 1-й ударной армией 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов.

Генерал Захватаев участвовал в разгроме немецко-фашистских войск под Москвой, окружении демянской группировки противника.

Приняв 4-ю гвардейскую армию, он умело использовал ее войска в отражении мощных ударов противника у Будапешта, нанес ему в ходе сражения существенные потери.

Возглавляемая генералом Захватаевым 4-я гвардейская армия, взаимодействуя с другими армиями фронта, уничтожила в Балатонском сражении около 45 тысяч солдат и офицеров. Противник потерял около 500 танков и штурмовых орудий, до 300 орудий и минометов, столько же бронетранспортеров и свыше 250 самолетов.

Теперь 4-й гвардейской армии предстояло новое испытание — операция по освобождению Вены.

МАРШАЛ МАЛИНОВСКИЙ

Командовал войсками 2-го Украинского фронта маршал Малиновский. Это был опытный военачальник, который показал свою зрелость в 1936–1938 годах в Испании, где был военным советником в республиканской армии. В марте 1941 года его, генерал-майора, назначили в Одесский военный округ командиром 48-го стрелкового корпуса. Здесь, на берегу Прута, он и встретил войну.

Занимая 240-километровый по фронту участок, корпус планомерно отходил от одного оборонительного рубежа к другому, нанося противнику потери. В районе Николаева противнику удалось корпус окружить. Немецкие самолеты разбрасывают листовки, призывая окруженных сдаться в плен: «Все вы в кольце и выхода из него нет!» Однако комкор находит выход: бойцы разрывают клещи и прорываются из окружения.

Командующий Южным фронтом генерал-полковник Черевиченко так аттестовал Малиновского:

«Тверд, решителен, волевой командир… В сложных условиях боя умело руководил войсками, а на участках, где создавалась тяжелая обстановка, появлялся сам и личным примером, бесстрашием и уверенностью в победе воодушевлял войска на разгром врага. В течение месяца войны части корпуса Малиновского бессменно вели упорные бои с превосходящими силами противника и вполне справились с поставленными задачами. Сам Малиновский за умелое руководство представлен к награде».

Осенью он возглавил 6-ю армию. Двадцать два дня армия держала оборону на Днепре. Потеряв надежду на успех, гитлеровское командование перенесло усилия на соседние участки фронта.

1942 год генерал-лейтенант Малиновский встретил уже командующим войсками Южного фронта.

Командование Юго-Западным, стремясь использовать успех наступления под Москвой, запросило Ставку о проведении наступательной операции на юге с целью освобождения Донбасса.

Предложение было заманчивым, и Ставка дала согласие. Но не обеспечила наступающих необходимыми силами и средствами.

Войска Южного фронта перешли в наступление, нанесли врагу потери, но и сами оказались обескровленными. А вскоре, летом, немцы предприняли наступление на Кавказ.

Против мощных — неприятельских сил Южный фронт устоять не смог.

Много позже в одном из интервью Родиона Яковлевича спросили: «Какой день войны вам наиболее памятен?» Он ответил: «Одного дня назвать не могу. Тем более что память о поражениях вообще острее и долговечнее памяти о победах. Памятен, конечно, и день освобождения Одессы, это моя родина, и дни Ясско-Кишиневской операции, и Будапешт, и день Победы над Германией, но, может быть, памятнее всего самый тяжелый день — когда пришлось оставить Ростов».

Летом 1942 года его с понижением в должности направили под Сталинград, командующим 66-й армии. В ноябре 1942 года в районе Тамбова была создана 2-я гвардейская армия. Решался вопрос о ее командующем. И тогда на командный пункт Малиновскому позвонил Сталин:

— У нас есть очень хорошая резервная гвардейская армия, нам нужен и соответствующий командарм. Как вы смотрите, если мы вас назначим командармом?

Пока Верховный Главнокомандующий перечислял боевой состав армии, генерал напряженно думал — принять предложение или отказаться. Конечно, командовать гвардейской армией большая честь, но ведь он, Малиновский, уже руководил войсками целого фронта. К тому же названный Сталиным состав армии весьма убедительно говорил о ее необычном предназначении и больших оперативных возможностях.

Он согласился, пообещав приложить все силы, чтобы оправдать доверие Ставки.

— Тогда через два часа вы должны убыть к месту назначения, — последовал приказ.

2-я гвардейская армия действительно была необыкновенно сильным по тому времени объединением, состоящим из трех корпусов. В суровую зимнюю пору, когда стояли обжигающие морозы и выла метель, они занимали у Сталинграда рубежи, чтобы отразить попытку врага прорваться к окруженной армии Паулюса и спасти ее.

На позицию гвардейской армии лавиной шли немецкие танки, но все их попытки отражали воины- гвардейцы. Армия с честью выполнила труднейшую задачу. Ее командующий удостоился ордена Суворова 1-й степени.

2 февраля 1943 года Малиновский принял командование Южным фронтом, а вскоре Юго-Западным, сменив там генерала Ватутина. Теперь он уже был генералом армии.

Взаимодействуя с войсками Южного фронта, где командующим стал генерал Толбухин, соединения Малиновского освободили многие города и населенные пункты Донбасса. В сентябре они подошли к Запорожью с плотиной Днепрогэса. По замыслу командующего для овладения был предпринят ночной штурм города. Для этого были привлечены крупные силы: три армии и два корпуса, они имели 270 танков, 48 самоходно-артиллерийских установок, большое количество артиллерии.

Штурм удался. За умелое руководство Родион Яковлевич был удостоен ордена Кутузова 1-й степени.

А 10 апреля 1944 года войска Малиновского освободили Одессу. В результате Одесской операции войска Малиновского (он тогда командовал 3-м Украинским фронтом, а Толбухин, находясь в Крыму, возглавлял 4-й Украинский фронт) нанесли тяжелое поражение 6-й немецкой и 3-й румынской армиям. Они продвинулись на 180 километров, освободив от врага Николаевскую и Одесскую области и часть Молдавии. Черноморский флот получил возможность перебазировать в северо-западный район моря часть своих судов, а также силы авиации.

В мае 1944 года в связи с изгнанием из Крыма немецких оккупантов действовавший там 4-й Украинский фронт ликвидировался. Генерал армии Толбухин переводился на 3-й Украинский фронт, а генерал армии Малиновский вступал в командование 2-м Украинским фронтом. Командовавший до него маршал Конев принимал 1-й Украинский.

На аэродром встречать Толбухина выехал Малиновский. Встреча была горячей. Свидетель так ее описывал:

«— Здравствуй, Федор Иванович, здравствуй, дорогой! Давненько мы не виделись, — раскрыл объятия Родион Яковлевич. — Еще раз поздравляю тебя с крымской победой!

— Нас в Крыму воодушевляли ваши успехи. Стыдно было отставать, вот мы и нажимали, — отвечал Федор Иванович.

— Ну, уже тут скромничать не следует, — усмехнулся Малиновский. — Ты, Федор Иванович, так нажимаешь, особенно на меня, передохнуть негде. Я на Южный — ты выжил. Я на 3-й Украинский — опять выживаешь. Скоро деваться будет некуда.

— Догоняю лучших, — ответил на шутку Толбухин».

Вскоре судьба свела их в решении одной большой, стратегической задачи. Это была Ясско-Кишиневская операция, в которой участвовали войска обоих фронтов во взаимодействии с Черноморским флотом и Дунайской военной флотилией.

Цель операции состояла в том, чтобы разгромить сильную немецкую группу армий «Южная Украина», насчитывающую 900 тысяч человек, 7,6 тысячи орудий и минометов, свыше 400 танков и штурмовых орудий. Она занимала мощную, глубоко эшелонированную до 80 километров оборону с рубежами по рекам Прут и Сирет.

В период подготовки в войсках 2-го Украинского фронта были проведены мероприятия оперативной маскировки, которые ввели руководство противника в заблуждение. Командовавший группой армий «Южная Украина» генерал Фрионер признался: «Блестящая маскировка русских позволила нашей разведке получить данные о готовящемся наступлении только тогда, когда было уже слишком поздно».

Начатая 20 августа военная операция через девять дней завершилась. Из 24 немецких дивизий 18 были окружены и уничтожены.

В результате операции, проведенной войсками двух фронтов, была освобождена Молдавия, выведены из войны Румыния и Болгария, созданы условия для разгрома немецких войск в Венгрии и Югославии.

В ходе последующего 23-дневного наступления войска маршала Малиновского, взаимодействуя с войсками 3-го Украинского фронта маршала Толбухина, продвинулись более чем на 25 километров и вели бои в Венгрии.

И тут в ночь на 29 октября позвонил Сталин:

— Необходимо, чтобы вы, товарищ Малиновский, в самое ближайшее время, буквально на днях, овладели столицей Венгрии Будапештом. Это нужно сделать во что бы то ни стало. Сможете ли вы это сделать?

Такого распоряжения командующий фронтом никак не ожидал. До венгерской столицы около 150 километров, войска на пределе своих возможностей, нужна короткая, хотя бы 4–5 дней, передышка, чтобы перегруппировать для новой задачи войска, артиллерию, танки, пополнить боезапасы, горючее.

Малиновский ответил:

— Эту задачу можно было бы выполнить дней через пять, после того как к 46-й армии подойдет 4-й гвардейский механизированный корпус. Его подход ожидается к 1 ноября. Тогда 46-я, усиленная двумя гвардейскими механизированными корпусами — 2-м и 4-м, — смогла бы нанести мощный, совершенно внезапный для противника удар и через два-три дня овладеть Будапештом.

Сталин:

— Ставка не может представить вам пять дней. Поймите, по политическим соображениям нам надо возможно скорее взять Будапешт.

Малиновский:

— Я отчетливо понимаю, что нам очень важно взять Будапешт, именно по политическим соображениям. Однако следовало бы подождать прибытия 4-го гвардейского механизированного корпуса. Лишь при этом условии можно рассчитывать на успех.

Сталин:

— Мы не можем пойти на отсрочку наступления на пять дней. Надо немедленно переходить в наступление на Будапешт.

Малиновский:

— Если вы дадите мне пять дней сейчас, то в последние дни, максимум пять дней, Будапешт будет взят. Если же немедленно перейти в наступление, то 46-я армия, ввиду недостатка сил, не сможет быстро развить удар, она неминуемо ввяжется в затяжные бои на самых подступах к венгерской столице. Короче говоря, она не сумеет овладеть Будапештом с ходу.

Сталин:

— Напрасно вы упорствуете. Вы не понимаете политической необходимости нанесения немедленного удара по Будапешту.

Малиновский:

— Я понимаю всю политическую важность овладения Будапештом и для этого прошу пять дней…

Сталин:

— Я вам категорически приказываю завтра же перейти в наступление на Будапешт.

Малиновскому пришлось отдать приказ командующему 46-й армии о переходе с утра 29 октября в наступление на венгерскую столицу.

Не имея достаточных сил и средств, наступление осуществлялось медленно, противник сумел перебросить на угрожаемое направление свои резервы.

Вместо обещанных восьми дней, как предлагал командующий фронтом, операция по овладению Будапештом продолжалась три с половиной месяца и закончилась лишь 13 февраля 1945 года.

В Приказе Верховного Главнокомандующего от 13 февраля 1945 года, обращенном к маршалам Малиновскому и Толбухину, указывалось: «Войска 2-го Украинского фронта при содействии войск 3-го Украинского фронта после полуторамесячной осады и упорных боев в трудных условиях большого города сегодня, 13 февраля, завершили разгром окруженной группировки противника в Будапеште и тем самым полностью овладели столицей Венгрии городом Будапешт — стратегически важным узлом обороны немцев на путях к Вене…»

Теперь в Венской операции главную роль выполняли войска маршала Толбухина. Фронт маршала Малиновского взаимодействовал частью своих сил, а именно 46-й армией.

Часть вторая БОИ ЗА ВЕНУ

У СЕКЕШФЕХЕРВАРА

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Володя Порубилкин

Весь день я с утра и допоздна пробыл на полигоне, проводя ротные учения с боевой стрельбой. Только вечером вернулся в штаб. Не успел расположиться, как явился командир первой стрелковой роты Володя Порубилкин.

— Кончай дела! Забыл, что у меня день рождения? Я же тебя предупреждал! Давай, давай, закругляйся!

— Приду, за подарком только схожу на квартиру.

Подарок я приготовил знатный: финский нож с наборной рукоятью, который привез из Карелии.

— Быстрей, сейчас ко мне приглашенные подойдут, — назидает Порубилкин.

С Володей мы друзья. Встретились больше года назад. Прибыл он в батальон из госпиталя, после ранения. Высокий, стройный, неунывающий. Улыбаясь, обнажал металлические зубы. Свои потерял в Сталинграде, в ночном бою.

В прошлом мы с ним командовали ротами противотанковых ружей. Вначале между нами пролегло то скрытое соперничество, какое обычно бывает у соседей. Если на совещании командир говорил, что «в роте Порубилкина внутренний порядок на высоте», то я это принимал за упрек и понимал, что в моей роте хуже. А потом уж из кожи лез, чтобы навести такой же порядок у себя.

Когда командир отмечал мою роту, Володя с трудом сохранял равнодушие.

Однажды он попросил помочь ему разобраться в устройстве противотанкового ружья новой конструкции:

— С «дегтяревкой» я еще под Сталинградом воевал, а эту пищаль только сейчас увидел. И никакой инструкции нет.

Бились вдвоем весь вечер, покамест не изучили новый образец.

— Пойдем ужинать ко мне, — предложил он, когда мы, покончив с ружьем, вышли из казармы. — Все равно в столовую опоздали. А хозяйка сговорчивая: картошки поджарит…

На улице Порубилкина неожиданно окликнула девушка.

— Знакомься, это Татьяна, моя невеста.

Девушка под стать Володе: высокая, стройная, с тугим пучком каштановых волос.

Ужинали втроем, потом пошли провожать Татьяну. И опять черный бес зависти зашевелился в душе, когда я оставил их вдвоем.

На вечере дня рождения были не только офицеры, но и девушки из армейского госпиталя, эшелон которого нас обгонял в пути. Мой приятель оказался в центре их внимания. А одна, медсестра Маринка все время была рядом с ним.

Без конца пели. Выпили, конечно. Было шумно, весело.

От вина закружилась голова. Я вышел. На землю опускалась плотная мгла. Рядом, переговариваясь, прошли два солдата. Резко громыхнуло ведро, залаяла собака.

С улицы послышались торопливые шаги. Скрипнула калитка.

— Это вы, товарищ старший лейтенант? — Передо мной стоял Забара, ординарец. — Вас вызывает командир батальона. Приказал немедленно прибыть.

Набросив шинель, бегу в штаб. Затянутый ремнями, с полевой сумкой на боку, Белоусов говорит в трубку телефона. Увидев меня, зажал ладонью микрофон:

— Сыграли тревогу! Через час отчаливаем! Свистай всех ротных.

В ту же ночь наш батальон покинул городок…

После нескольких переходов мы подошли к Будапешту. Дул холодный ветер, падал густыми хлопьями мокрый снег. У моста через Дунай одинокой точкой светился фонарь сапера. Слышно было, как о понтоны плескалась упругая волна. Впереди полыхала заревом Буда — западная часть города. Горели десятки домов. Обгоняя нас, катили автомобили с орудиями, минометами, зачехленными «катюшами».

Впереди нашей колонны капитан Белоусов. Шаг у него широкий, степенный.

На привале он первым делом закуривает. Долго чиркает по коробке, но отсыревшие спички не зажигаются.

— Закурите от моей адской машинки, — предлагает рядовой Артемьев.

Он бьет стальной пластинкой по камню, ловко высекает искру и раздувает тлеющий огонек на фитиле.

Об Артемьеве солдаты говорят, что он «и жнец, и швец, и на дуде игрец». Отличный радист, он еще искусный сапожник, плотник. Никто вкуснее его не приготовит из концентрата кашу. Кажется, нет такого дела, которого бы он не знал.

Курим торопливо, зажав папироски в кулак. Привал, как всегда, короток. А вокруг комбата солдаты.

Сыплются вопросы о Втором фронте, о том, как идут дела на Берлинском направлении. Спрашивают, что нового на Родине.

Вскоре опять шагаем. Курс на Секешфехервар. За взводом связи идет первая стрелковая рота. В голове ее Порубилкин.

— Как дела, Володя?

— Лучше всех!

Он никогда не унывает.

— О черт! Кажется, в голенища вода полилась! — слышится из рядов дурашливый голос.

— А ты ноги выше поднимай!

Вот догоняет строй рядовой Глухов. За спиной снайперская винтовка. Из нее он уложил в Карелии восемнадцать гитлеровцев.

За стрелками идут бронебойщики. Левофланговым шагает рядовой Семихов. Скромный с виду, даже немного застенчивый, в бою он неузнаваем. Лезет в самое пекло. При форсировании Свири дважды под сильным огнем переправлял через реку солдат. Прямым попаданием снаряда лодку разнесло, солдат уцелел чудом. Вплавь добрался до берега, взял другую лодку и переплыл на ней.

— Ты минутами не разбрасывайся, — слышу голос солдата Василькова. — Из них часы складываются.

Этот плотный крепыш — солдат бывалый. Мне рассказали удивительную историю, случившуюся с ним зимой сорок второго года. Десантникам, в числе которых находился Васильков, предстояло выброситься в тыл врага и захватить аэродром. Ночью самолеты взлетели, а к рассвету приблизились к цели.

— Приготовиться! — прозвучала команда.

Отсчет времени велся на доли секунды. Промедлить с прыжком значило задержать остальных, а задержка при десантировании недопустима. Самолет летит, преодолевая каждое мгновение десятки метров, если опоздать, то в воздухе отнесет на сотни метров и после приземления придется долго действовать в одиночку, прежде чем найдешь товарищей.

По команде «пошел!» нырнули первые десантники. За ними еще и еще… и вдруг стоявший у двери летчик метнулся к Василькову, отшвырнул его от двери.

— Смотри!

Солдат оглянулся и замер. На полу, у ног, лежал белый купол парашюта. Неосторожным движением сосед, а может и сам Васильков, выдернул шпильки, что замыкали клапаны, ранец открылся, и купол вывалился из него.

Летчик махнул рукой, указывая, чтобы Васильков ушел в глубь корабля. Прыгать нельзя. Легкий шелк может в воздухе во время прыжка опутать тело десантника или зацепиться за стабилизатор самолета.

Секунды шли, мимо скользили и исчезали в черном прямоугольнике ночи солдаты, а Васильков, зажав купол парашюта, стоял, не зная, что предпринять.

И вдруг он бросился к двери.

— Стой! Куда? — кинулся к нему летчик.

— Поше-ел! — скомандовал себе по привычке солдат и вывалился в зияющую пустоту.

Так совершил он этот прыжок и вступил вместе со своими товарищами в бой.

Подобных Василькову в батальоне множество. Все — десантники, не раз прыгали с самолетов. Некоторые успели побывать во вражеском тылу. О каждом хоть повесть пиши.

…Утром, после ночного перехода, у одной из повозок я услышал голос офицера:

— Чтоб этой дряни здесь не было! Разрубить и сжечь!

Перед офицером стоял Забара. Молдаванин Забара — хороший солдат. Он подвижен, исполнителен, понятлив. Не было случая, чтобы на него повысили голос. Чем же он провинился? Ага, вот что. В руках у ординарца небольшой деревянный щит — немецкий дорожный указатель. Его сняли в прошлом году с дорожного столба в Белоруссии. На ровной и гладкой поверхности, выкрашенной в ядовито-желтую краску, черными буквами выведено: «Nach Moskau» — на Москву. Указатель долгое время служил в штабной землянке столешницей.

— Зачем же рубить? — возразил я. — Доской я сам распоряжусь. Расстанусь с ней где-нибудь в Вене или Мюнхене. Приколочу в назидание потомкам в самом центре города. Чтоб знали, чем кончаются походы на Москву.

— Ну, разве что так… Тогда спрятать ее подальше…

Каждое утро после ночного перехода мы включали рацию, слушали последние известия. Нас интересовало, что скажет Москва о 3-м Украинском фронте. У рации, как всегда, колдовал Артемьев.

— Войска Третьего Украинского фронта, — услышали мы на сей раз, — северо-восточнее озера Балатон отражали ожесточенные атаки крупных сил пехоты и танков противника, перешедшего в контрнаступление и стремившегося прорваться к реке Дунай. Ценой больших потерь вражеским войскам на отдельных участках удалось вклиниться в нашу оборону.

Да, это уже нас непосредственно касается, мы ведь туда идем.

Вот уже полгода со страниц газет не сходят названия венгерских городов и сел. А ныне бои развернулись под Секешфехерваром, Комаромом, Эстергомом. Сейчас от Секешфехервара нас отделяет немногим более тридцати километров…

Я всматриваюсь в карту. Секешфехервар напоминает паука: от него во все стороны отходят длинные щупальца — дороги. Город — узел сообщений, этим, собственно, и определяется его значение. Синяя линия переднего края врага огибает город с запада, тянется на север к господскому двору Барбала, к Замолю. Пометка на моей карте: «3 тд СС “МГ”». Это значит: здесь обороняются части 3-й немецкой танковой дивизии СС «Мертвая голова».

Надпись на карте я сделал накануне наступления 15 марта. В тот день узкими ходами сообщения, цепляясь то сумкой, то чехлом бинокля за стенки траншеи, мы пробирались по незнакомому лабиринту к переднему краю. Наконец вышли к наблюдательному пункту одной из рот.

— Только будьте осторожны, товарищи командиры, — предупредил нас рыжеусый солдат. Он находился во врезанной в траншею стрелковой ячейке. — Снайперы здорово бьют. У них здесь каждый бугорок на примете. Через перископ смотрите или в амбразуру.

Сам рыжеусый наблюдал через искусно оборудованную в бруствере амбразуру, напоминавшую щель. Потеснив солдата, я припал к ней. За траншеей начиналась нейтральная полоса. На кукурузном поле рядками торчали сухие стебли, виднелись многочисленные воронки. Неподалеку, уткнув длинный ствол орудия в землю, стоял танк. На борту — крест. Дальше — второй танк, рыже-бурый. Это огонь, вылизав краску, окрасил его так. За ним еще танк, и еще, и так по всему полю.

— Сколько нахлопали! — не удержался я.

— Третьего дня тут такая мясорубка была! — Солдат махнул рукой.

Вдали, за танками, едва заметные бугорки вражеских окопов.

— Внимание, товарищи офицеры. Эй, там, на баке! — бросил Белоусов отошедшим в сторону офицерам. — Достать карты, карандаши. Послушаем командира обороняющейся роты.

Осторожно высунув перископы, мы прильнули к ним, разглядывая местность.

— Перед передним краем противника минные поля, — объяснял незнакомый капитан. — Подступы простреливаются огнем. Пулемет вот у того бугорка, второй — вблизи темного пятна, у стыка троп — тоже. В общем, дряни тут понатыкано великое множество. У каждого ориентира — пулемет или противотанковое орудие. В подбитых танках — снайперы. В глубине — минометные и артиллерийские позиции.

Офицер достал из полевой сумки схему немецкой обороны. Подал комбату. Вся схема испещрена синими значками огневых точек.

— Нелегкая вам предстоит задача, — сочувствует офицер. — Оборону придется прогрызать.

— Мы грызть не умеем, — улыбнулся Порубилкин. — Мы будем ее рвать.

Одна из дорог, ведущих от Секешфехервара на север, проходит через отметку 214,0. Здесь батальон занял накануне наступления исходные позиции. Через эту отметку прочерчена красная стрела. Она нацелена в обход Секешфехервара с северо-запада. Острие уперлось в голубую поверхность Балатона.

Стрела обозначает направление главного удара дивизии. На стреле значок нашего батальона.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ

С рекогносцировки маршал Толбухин в штаб возвратился в конце дня, уставший, но удовлетворенный. Встретивший его в начале утра начальник разведки генерал Рогов сообщил, что в течение ночи несколько немецких колонн покинули Секешфехервар, направляясь к границе с Австрией. Два командарма ударной группировки Глаголев и Захватаев доложили, что подчиненные им войска находятся в полной готовности и ждут сигнала. Маршал побывал на исходных позициях и убедился, что все именно так, как доложили командармы.

Рекогносцировку можно было и не проводить, потому что все спланировано и утверждено, что-либо изменять уже поздно. Однако беспокойство за исход предстоящей операции заставило Толбухина вновь побывать на решающем участке и уточнить некоторые детали.

Едва он появился на полевом пункте управления, как прибыл начальник штаба Иванов, потом генерал Неделин доложил об артиллерии, ее обеспеченности боеприпасами. За ним приехал авиационный начальник Судец. Потом маршал заслушал начальника разведки: нет ли каких изменений в группировке противника? Не появились ли новые части?

Лег поздно и долго не мог уснуть. Мысли о предстоящей, чрезвычайно значимой по важности операции не покидали его. Ведь целью ее являлось овладение столицей Австрии Веной! Что ожидает подчиненные войска? Чем кончится наступление, которое начнется завтра?

Толбухин проснулся будто от толчка. Протянул к тумбочке руку. Часы со светящимися стрелками показывали пятый час. Пора!

Накануне он отдал приказ, определяющий время начала артиллерийской подготовки и атаки пехоты. Учитывая близость огромного озера Балатон и царящие в окрестности туманы, артиллерийскую подготовку решено было начать в 10 часов 35 минут 16 марта, а атаку пехоты — через час.

Покашливая и тяжело дыша, натянул сапоги:

— Клименко! Подъем!

— Я готов! — вскочил в соседней комнате майор, адъютант.

Федор Иванович вышел из дома, постоял у порога, вдыхая промерзший за ночь воздух. Поглядел на небо. С вечера на нем играли, словно летние зарницы, огненные сполохи разрывов. Теперь залегла густая тьма, поглотившая мерцание далеких звезд.

Подсвечивая фонариком, приблизился генерал Желтов — член Военного Совета.

— Не мог заснуть, — произнес он.

— До сна ли! — отозвался Толбухин. — Потом отоспимся, Алексей Сергеевич.

Приглушенно светя подфарниками, автомобили направились на передовой наблюдательный пункт. Он в полосе 9-й гвардейской армии, неподалеку от населенного пункта Патка.

Луч света выхватил из тьмы стоявшую неподалеку тяжелую гаубицу. Возле нее — солдаты.

— Стой! — командующий вышел из автомобиля.

Сержант в вылинявшей гимнастерке доложил, что орудийный расчет с вечера занял огневые позиции и готов к открытию огня.

— Задачи знаете? Карточка огня есть?

— А как же, товарищ генерал! Все записано.

— Боеприпасы?

— Тоже готовы. Вон их сколько! — ткнул в темноту сержант. У него окающий, явно не южный говорок.

— Откуда сам? Уж не вологодский ли?

— Оттуда, товарищ генерал!

— Значит, земляки. А знаешь ли, кого будете поддерживать?

— Знаем: пехоту Блажевича.

Командующему вспомнился командир стрелковой дивизии, который к нему прибыл еще два года назад, на Миусе. Это был крепко сбитый и совершенно седой полковник с живыми глазами. Теперь он уже генерал и командует гвардейской дивизией.

— Фрицу не устоять. Это уж точно, — произнес с уверенностью сержант.

— Желаю успеха, земляк!

Позади, на востоке, чуть обозначилась заря. А там, где проходил передний край немецкой обороны, было по-прежнему темно. Взлетела ракета, прочертила в небе крутую дугу и погасла. И еще одна взвилась, далеко в стороне от первой. «Пролаял» пулемет…

— Товарищ маршал, войска фронта, заняв исходные позиции, находятся в полной боевой готовности, — вырос перед Федором Ивановичем начальник штаба генерал Иванов. Он под стать командующему, высокий, слегка медлительный.

— Как связь с войсками?

— Установлена и устойчива.

Толбухин, за ним Желтов и Иванов направились к блиндажу. Блиндаж широк, свободен, надежно, в четыре наката, покрыт бревнами. Горит лампочка, освещая стол с картой.

Командующий подошел к столу, уставился на карту. Она в ярких радужных красках. Справа, слева и внизу, у обреза карты, — таблицы, расчеты, графики. Красные стрелы армейских ударов направлены на противника. Они уходят в расположение через минные поля, проволочные заграждения. Стрелы пронзают оборонительные позиции и полосы полков и дивизий, проносятся через огневые позиции артиллерии и районы сосредоточения и кончаются в далекой глубине.

Взгляд Толбухина скользит по карте, словно пытается вобрать в себя все, что изображено на ней… Да, нелегко будет войскам. Такую оборону с ходу не возьмешь. Придется прогрызать… Вспомнились слова из немецкого журнала, с которым ознакомил его начальник разведки: «Мощный оборонительный рубеж «Маргарита» неприступен. Штурмовать его — равносильно попытке пробить головой гранитную стену».

У красных стрел надписи: 9-я гвардейская, 4-я гвардейская армии. Эти две армии должны совместными усилиями сломить сопротивление врага на переднем крае и в ближайшей глубине, а потом уже после ввода подвижных соединений развить наступление. Рубеж «Маргарита» — это не ниточка, это полоса чередующихся на глубину десятка километров укреплений и войск.

Командующий смотрит на стрелы, нервно постукивает пальцами. Он видит атакующие цепи своей пехоты и танков, казаков-кавалеристов, артиллерийские батареи. И сержанта в вылинявшей гимнастерке, который встретился в дороге. «Фрицу не устоять. Это уж точно…»

По плану первыми должны нанести бомбовые удары по важнейшим неприятельским объектам самолеты. Задача авиации — расстроить управление, подавить зенитные батареи, наблюдательные пункты, узлы связи. Но проклятый туман срывает намеченный план.

Уже давно рассвело, а туман не проходит.

Начальник штаба поворачивается к телефонистам и, указав на завешанную у амбразуры плащ-палатку, командует:

— Сбросьте!

Солдаты поспешно срывают плащ-палатку, открывая амбразуру.

— Вызовите Неделина, — требует маршал командующего артиллерией.

— Товарищ ноль-первый, двенадцатый у аппарата, — доносится голос командующего артиллерией фронта Митрофана Ивановича Неделина.

— Готово ли ваше хозяйство?

— Так точно, — отвечает маршалу артиллерийский начальник. — Мешает туман. Но синоптики обещают скорое улучшение погоды.

В 14 часов 55 минут солнце наконец выглянуло и тут же заработала артиллерия. Почти четыре тысячи орудий и минометов, скрытых в лощинах и бал очках, ударили по обороне противника. Целый час били, круша позиции и укрепления врага, уничтожая живую силу и боевую технику. Все утонуло в плотном грохоте, невозможно расслышать голос рядом говорящего.

Но вот в черное небо по всей ширине занимаемых войсками позиций взлетели красные ракеты. Атака!

Маршал Толбухин видел в стереотрубу, как из траншей поднялась пехота дивизии Блажевича и широкой цепью бросилась к утопавшим в черном дыму позициям врага.

— Хорошо пошли! — не удержался от одобрения командующий.

Войска 3-го Украинского фронта поддерживала авиация 17-й воздушной армии, которой командовал генерал-лейтенант Судец. Одновременно с артиллерийской подготовкой самолеты нанесли удары по расположенным в глубине обороны позициям, резервам и пунктам управления противника.

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Шаркерестеш

Ночь на 16 марта…

Томительное ожидание рассвета. Солдаты пишут письма, пришивают свежие подворотнички, тихо, спокойно разговаривают, вспоминая прошлое.

О предстоящем бое упоминают вскользь, обходя главное… Успеет ли старшина вовремя накормить обедом? Где придется коротать следующую ночь?..

В одном из блиндажей солдат Семихов, приткнувшись к наспех сколоченному столу, огрызком карандаша писал на тетрадном листе. Чадящий светильник, сделанный из сплющенной снарядной гильзы, освещал его худощавое лицо, упрямый подбородок.

Я присел в темный угол и сразу почувствовал в теле тяжесть. Прикрыл глаза — весь день плыл в воображении: пятнадцатикилометровый марш мимо Ловашбереня, Патка, Баклаша, рекогносцировка на переднем крае; грязная дорога, по которой шагал в штаб полка. А вот сейчас нужно обойти все блиндажи, убедиться, что подготовка к наступлению завершена.

Рядом разорвался снаряд. С потолка сыплется за шиворот земля. Открываю глаза. Семихов, закончив письмо, аккуратно складывает его треугольником. На веснушчатом лице солдата — улыбка. Наверно, вспомнил девушку. Сколько же ему лет? Не больше девятнадцати… А может, и меньше?

— Ну вот, дождался боя, — говорю я. — А помнишь, неделю назад, под Монором, ты все жаловался, что долго сидим в тылу?

— Дождались, — улыбается он. — Когда атака будет? На рассвете?

— Быть в готовности к семи часам, а там обстоятельства подскажут.

— А правда, что перед нами эсэсовская дивизия, какая-то «Мертвая голова»? Мне бы письмо передать, а то пойдем утром в бой, так обязательно залежится.

Я взял письмо, прочитал: Марии Игнатьевне Семиховой.

— Жене?

— Какой жене! Матери.

Утро выдалось на редкость туманное. В двух шагах ничего не видно.

Семь часов. Роты замерли в траншеях, изготовились. Ждем артподготовки. Нервы натянуты до предела. Тишина кажется особенно гулкой. От каждого шороха вздрагиваешь.

Приходит распоряжение: артподготовку отложить; огонь вести нельзя — слишком густой туман. И мы снова ждем. Время растягивается, как резина. Скорей бы! Но туман не расходится. Кажется, что ты обложен ватой. Даже дышать трудно.

Туман исчез как-то разом. Выглянуло солнце. Открылось поле с бурыми танками и траншеей врага.

Артподготовка началась ревом «катюш». Далеко позади нас вспыхнуло облако. Оно на глазах росло, и вот уже в нем засверкали пунктиры огня. И земля впереди покрылась всплесками огня.

Все грохотало, и в грохоте тонули голоса людей. Потом в небе повисла красная ракета. Сигнал атаки!

Ракета не успела описать в небе дугу, как оглохшие, не слыша своего голоса, широко раскрыв рты, мы бросились вперед. Мы бежали, скользя и проваливаясь в напоенную влагой пахоту. Перед нами искромсанная проволока заграждения, за ней бруствер вражеской траншеи.

Я бежал, глотая ртом воздух. Бешено колотилось сердце. Слепил пот, и мне казалось, что бегу я медленно, что солдатская цепь удаляется и что все снаряды и мины непременно попадут в меня.

Бегу сильней, слышу рядом тяжелое дыхание радиста Артемьева и ординарца Забары. Два или три разрыва, возникшие между цепью и нашей группой управления, лишь подхлестнули.

Скорей к домам, к укрытию! С каждой секундой бруствер все ближе, ближе. Уже видны на нем сухие былинки травы. Прыжок — и траншея осталась позади. Промелькнуло на ее дне неподвижное тело гитлеровца, в стороне — автомат, ребристый цилиндр, футляр для гранат.

В селение ворвались с ходу. И едва достигли первых домов, как сквозь шум боя долетел скрипучий вой, похожий на ослиный крик. Шестиствольный немецкий миномет… Наши солдаты называли его «ишаком».

Мы бросились к стене. Совсем рядом рвануло, потом еще… еще. Задымились многочисленные воронки. От них тянулись вверх сизые струйки с удушливым запахом гари.

— Пронесло, — выдохнул Артемьев. — А где же антенна?

Он оглядывался вокруг, ища антенну своей рации. Вместо нее торчал короткий стерженек с гладким срезом: осколок аккуратно отсек металлический прут.

На стене дома черной краской нарисована стрела. Она направлена в сторону противника. Рядом надпись: «Хозяйство Румянцева». «Какого Румянцева?» — недоумеваю я. Потом догадываюсь, ведь наши части побывали здесь еще зимой, в населенном пункте были сильнейшие бои, но противнику удалось все же им овладеть. А стрела-указатель с фамилией командира части, которая тогда вела бой, сохранилась. Куском кирпича поверх царапаю «Белоусова».

Неожиданно послышался лязг гусениц. Немецкие танки! Они скрывались за домами на противоположной стороне улицы.

— «Пэтээровцы», вперед! — кричит Белоусов, делая знак рукой расчету Семихова.

Солдаты забежали за дом. Новый разрыв, содрогнулись стены, с крыши посыпалась черепица.

— Где он, гад фашистский?

Шапка Семихова сбилась на затылок, шинель расстегнута. По разгоряченному лицу катится пот. Подхватив длинное тело бронебойки, солдаты выбежали из укрытия и залегли. Прицелившись, Семихов выстрелил.

Неожиданно пушка танка развернулась в сторону бронебойки. Тупой ее срез смотрел прямо на солдат. Сверкнул разрыв. Ружье отшвырнуло в сторону. Второй снаряд разорвался позади неподвижно лежащих солдат.

— Как он их! — охнул Артемьев. И вдруг один из лежавших медленно поднял голову.

— Давай сюда! — крикнул Артемьев. — В укрытие!

Но солдат, казалось, не слышал. Опираясь на руки, он с трудом встал. Это был Семихов. Покачиваясь, неуверенной походкой раненого человека, зажав в руке большую гранату, он двинулся к дому, за которым скрывался танк.

— Семихов, назад! Назад, Семихов!

Но солдат все шел и шел, упрямо и медленно. Приблизившись к дому, он кинулся вперед. И в тот момент из-за угла, подминая кусты и тонкоствольные деревца, выполз танк. Размахнувшись, Семихов метнул в него гранату.

Прогремел взрыв. Тяжелый корпус танка содрогнулся. А солдат, цепляясь руками за доски палисадника, стал медленно оседать…

Местечко, где это произошло, называется Шаркерестеш. Название его упоминалось в извещении, которое отправили спустя два дня Марии Игнатьевне Семиховой.

Недавно из Архангельской области Лидия Васильевна Никулина прислала письмо. Она сообщила, что ее девятнадцатилетний брат Леонид сражался в Венгрии. «В конце марта сорок пятого года мы получили от него последнее письмо. Он писал, что возглавляет ротную комсомольскую организацию и на днях вступил в партию. Еще писал, что будет достоин памяти отца, погибшего на фронте два года назад. В конверт была вложена маленькая фотография Леонида: он с гвардейским знаком на груди, медалью «За отвагу».

«А спустя немного, — продолжала сестра, — мы получили письмо от командования части. В письме сообщалось, что Леонид погиб смертью героя 17 марта в боях за местечко Шаркерестеш и похоронен в трехстах метрах от его восточной окраины…

«Прошло много лет, но ничего не забывается, и пока живы мы, свидетели их жизни, хочется узнать многое о наших славных защитниках и оставить близким добрую память». Так писала сестра воина…

«Уточните обстановку в «девятке»?! — приказал Толбухин, имея в виду 9-ю гвардейскую армию Глаголева.

Но генерал Иванов уже говорил с командиром дивизии Блажевичем, полки которого наступали на направлении главного удара.

— Что?.. Прошли?.. Три траншеи?.. Ворвались в Шаркерестеш? Ясно… — Он отвел в сторону телефонную трубку. — Товарищ маршал. Комдив докладывает: «Первая позиция наша! Три траншеи позади! Наступление дивизии идет успешно, хотя сопротивление упорное».

— Хорошо! А как дела у Захватаева?

— У аппарата командующий 4-й гвардейской армии.

— Доложите обстановку, Никанор Дмитриевич.

— Овладели первой и второй траншеями. Сейчас ведем бой за третью. Противник оказывает упорное сопротивление.

— Вы отстаете от соседа. Там дивизии уже на второй позиции. Используйте артиллерию, давите огнем, но только не останавливаться!

Толбухин положил трубку и тут же велел:

— Командарма 27-й!

27-й армией командовал генерал Трофименко. В 3-й Украинский фронт пришел только в феврале. Однако показал себя опытным военачальником, умеющим добиваться победы в трудных условиях. Теперь его армия действовала на второстепенном направлении. Войска должны были сковать противника дерзкими атаками, способствуя соседним гвардейским соединениям.

Толбухин потребовал от войск генерала Трофименко более активных действий.

— Делаем все возможное, товарищ маршал.

— Вы должны делать и невозможное, — нелицеприятно заключил командующий.

Первый день Венской операции не дал ожидаемых результатов. На решающем направлении войска 9-й гвардейской армии продвинулись местами до 7 километров; соседняя 4-я гвардейская армия — только на 3 километра. К исходу дня бои шли на восточных окраинах городов Шеред, Шаркерестеш, Секешфехервар и у озера Веленце.

О событиях первого дня наступления командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант Неделин писал в своем полевом блокноте:

«Вечером 16 марта в районе Ашло противник предпринял контратаку двадцатью танками с десантом автоматчиков. Батарея 76-миллиметровых пушек 98-й гвардейской стрелковой дивизии смело вступила с ними в огневой поединок, уничтожила 8 танков и до 50 фашистов. Героический подвиг совершил старшина Альшевский. Он сражался до последнего патрона. Будучи тяжело раненным, отважный воин противотанковой гранатой подорвал себя вместе с четырьмя немцами, пытавшимися взять его в плен».

Трудным был день 16 марта для войск фронта. Невыполнение намеченных задач объяснялось не только упорным сопротивлением противника, но и отсутствием в составе ударной группировки подвижных войск для развития оперативного успеха. Имевшиеся во фронте танковые и механизированные части в предыдущих боях понесли значительные потери, а оставшиеся боевые машины находились в войсках 26-й и 27-й армий, где потери в личном составе стрелковых частей были особенно ощутимы.

— Танки, танки нужны, — говорили генералы.

Неожиданные сведения сообщил генерал Рогов: разведка находившихся вблизи Секешфехервара дивизий доносила, что немцы окапывают свои танки, создавая из них бронированный огневой рубеж. В любой момент машины могут покинуть укрытия и принять боевой порядок для наступления.

Сообщение насторожило не только командование фронтом, но Верховное Главнокомандование в Москве. На предложение начальника Генштаба генерала Антонова передать находящуюся 6-ю гвардейскую танковую армию из 2-го в 3-й Украинский фронт, Сталин возразил:

— А если немцы перейдут в контрнаступление? Чем будем отражать танки Дитриха? Пока повременим.

Однако первый день сражения и доводы генерала армии Антонова убедили в принятии кардинального решения.

— Вызовите Малиновского, я сам с ним буду говорить.

Маршал Малиновский находился в это время на передовом наблюдательном пункте. Не без огорчения он принял указание Верховного Главнокомандующего о передаче соседнему фронту танковой армии генерала Кравченко. В наступлении на Будапешт ее роль невозможно было переоценить. Теперь же она должна сломить сопротивление противника, где наступление 9-й гвардейской армии застопорилось. Сталин твердо пообещал, что армия затем будет возвращена. Одновременно Малиновскому поручалось лично поставить армии задачу на бой в направлении Балице, Варпалоты, Веспрема и на ходу передать ее в состав соседнего фронта.

Состоявшая из 5-го гвардейского танкового и 9-го гвардейского механизированного корпусов танковая армия была усилена артиллерийской бригадой, двумя зенитно-артиллерийскими полками и одним инженерным батальоном.

ДНИ 18–19 МАРТА

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

У Иноты

К исходу дня позвонили из штаба полка с напоминанием о донесении.

— Представить сведения о положении подразделений, трофеях, потерях.

Минут через сорок посыльные возвратились из рот с нужными данными. Подбив их, я схватился за голову: из батальона, насчитывающего почти шестьсот человек, убыль составила 97 человек! После первого боя, продолжавшегося менее пяти часов, в батальоне оказалось столько убитых и раненых!

— Ты не напутал? — спросил Белоусов.

— Никак нет! Вот сведения, подписанные ротными командирами. Двадцать шесть у Порубилкина. Тридцать один у Аршуткина, девятнадцать у «пэтээровцев».

— Ну-ка вызови Аршуткина. Я сам с ним поговорю. — Белоусов сдвинул на затылок шапку.

— Да-a, — тяжко вздыхает его заместитель по политчасти капитан Третьяков. В волнении он заталкивает в мундштук сигарету.

Старший лейтенант Аршуткин командует 2-й стрелковой ротой. В наступлении рота была в центре боевого порядка, направляющей. На нее противник в основном сосредоточил свой огонь.

— Аршуткин, вы не ошиблись в донесении? — спрашивает Белоусов.

— Никак нет, я сам составлял на погибших и раненых список, могу подтвердить. Головой отвечаю.

— Не надо головой, — хмурится комбат.

Едва отправили донесение, как снова звонок из штаба:

— К рассвету подготовить для большого начальства наблюдательный пункт.

Какое большое начальство имелось в виду, не сообщили. Может, это командир дивизии генерал-майор Блажевич, а может, генерал-лейтенант Миронов, который командует нашим 37-м гвардейским корпусом, а возможно, и сам командарм генерал-полковник Глаголев.

Я вызвал командира разведвзвода сибиряка Крекотина и приказал к 6.00 найти такое место.

— А его искать не надо. Такой наблюдательный пункт как раз над нами, — доложил сержант. — С него видна вся низина до канала и до самой железнодорожной станции, как ее?..

— Моха.

— Вот-вот.

— А ну пойдем, поглядим.

— Так сейчас ничего не увидишь: темень да туман.

На рассвете я вместе с разведчиками поднялся к месту наблюдения. Крекотин оказался прав: к станции Моха вела дорога по зеленой луговине, где мог развернуться в боевой порядок не только наш батальон, но и батальоны соседних полков.

Тут на дороге из тыла послышался автомобильный рокот и к нам подкатили четыре курносых «Виллиса».

Из первого вышел незнакомый военный с тремя звездочками на погонах. Генерал-полковник! Неужели командарм Глаголев?!

Это действительно был командующий нашей армии: среднего роста, седовласый, уверенный, властный голос. Позже я читал о нем такую характеристику: «поистине выдающийся и беспредельно отважный военачальник».

— Где наблюдательный пункт? Ведите!

Я выступил в роли проводника. На наше счастье, туман рассеялся и установилась прекрасная видимость. И тут все увидели, как от канала Шарвиз продвигается по луговине широкая цепь идущих в атаку гитлеровцев.

— Блажевич! Где вы? — спросил командарм, не оглядываясь на сбившихся в ходе сообщения сопровождавших.

— Я здесь, товарищ генерал! — отозвался наш комдив.

— Принимайте решение по отражению противника!

У подножия возвышенности уже вовсю действовали офицеры из штаба приданной артиллерии.

Приказ нашему и соседнему батальону был коротким:

— В цепь! Во встречную атаку!

Боевой порядок был в линию, с направляющей 2-й релковой ротой старшего лейтенанта Аршуткина.

Поддерживаемые огнем артиллерии и минометов, мы бежали к выдвигавшейся от канала Шарвиз плотной цепи гитлеровцев, готовых отбить утерянный накануне Шаркерестеш.

У нас отсутствовал страх перед опасностью. Все мысли были направлены на то, чтобы схватиться врукопашную с врагом и одолеть его.

Помню, как проскочили одинокий дом и лежавшего недвижимо мужчину в окровавленной рубахе и склонившуюся над ним женщину.

Не принимая рукопашного боя, гитлеровцы повернули вспять и, отстреливаясь, побежали к каналу. У самого берега я заметил фигуру в шинели, перетянутой ремнями и с погонами старшего лейтенанта. Я всмотрелся и узнал командира 2-й стрелковой роты Аршуткина.

Преследуя врага по пятам, мы ворвались на станцию Моха и с боем вышли на противоположную ее окраину…

Так началось утро 18 марта, которое я описал в своем фронтовом блокноте.

В тот день ударная группировка 3-го Украинского фронта расширила прорыв до 36 километров по фронту и продвинулась еще на пять километров в глубину неприятельской обороны.

Части 9-й гвардейской армии форсировали каналы Шарвиз и Гайя, овладели городами Мор, Бодайк, Искасентдьёрди.

Войска 4-й гвардейской армии захватили город Имре и продолжили ожесточенный бой на окраинах Секешфехервара.

Продвижение войск гвардейских армий генералов Глаголева и Захватаева настолько обеспокоило немецкое командование, что, опасаясь окружения главных сил своей 6-й танковой армии СС, оно начало переброску частей этой армии к участку прорыва фронта.

Создавшаяся к исходу 18 марта обстановка требовала быстрейшего ввода в сражение 6-й гвардейской танковой армии.

К этому времени армия генерала Кравченко сосредоточилась в ранее указанном ей районе на направлении главного удара 9-й гвардейской армии. Личный состав замаскировал материальную часть, привел боевые машины в полную боевую готовность. До начала боевых действий пользование радиосвязью категорически запрещалось. Командиры соединений и частей произвели всестороннюю разведку вероятных направлений боевых действий.

Вызвав на командный пункт генерала Кравченко, маршал Толбухин поставил ему задачу: армии переправиться через канал Шарвиз и с утра 19 марта выйти на достигнутый войсками 9-й гвардейской армии рубеж.

— Отсюда развить стремительное наступление на Берхиду и к исходу дня выйти в район Веспрема, — продолжил командующий фронтом.

Генерал Кравченко мысленно определил глубину задачи. Она была немалой — 60 километров.

— В каком боевом построении намерены наступать? — спросил Толбухин.

— В одном эшелоне: на главном направлении — 5-й гвардейский танковый корпус, 9-й гвардейский механизированный — на правом фланге.

Маршал понял и согласился с замыслом командарма: замкнуть кольцо окружения танковой армии СС генерала Дитриха, пытавшейся прорваться к Дунаю.

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

У Иноты

Ночь на 19 марта была для нашего батальона бессонной. До самого рассвета мы удерживали высоту, отбивая бесконечные атаки противника. Лишь к утру, когда рота лейтенанта Порубилкина, совершив маневр, вышла к гитлеровцам на фланг, те поспешно отступили.

Пока мы спускались с густо заросшей кустарником и низкорослыми деревьями высоты, соседний батальон оказался впереди нас. Было видно, как живая цепочка медленно наступала вдоль дороги. Солдаты падали, стреляли, вскакивали, стремительно перебегали. За ними медленно ползли самоходные установки.

В ожидании прибытия командиров рот мы остановились. Я напряженно всматривался вперед, надеясь увидеть гитлеровцев. Однако сколько ни смотрел, так и не смог кого-либо обнаружить.

— Сейчас мы их разглядим, — спокойно сказал артиллерист-капитан Середа. Его гаубичный дивизион был придан батальону. Капитан повращал барабанчики стереотрубы:

— Вот они, как на ладони! Смотри!

Я припал к окулярам прибора. Все, что лежало вдали — и дорога, идущая на Иноту, и серые заросли, и земляной вал перед зарослями, — приблизилось, стало зримым. У каменного сарая с красной черепичной крышей суетились немцы. Вырвавшийся из-за стены дымок выдал пушку. Потом удалось обнаружить и артиллеристов.

Наступавшие в цепях батальона самоходки остановились, чаще прежнего стали окутываться дымком. Солдаты залегли.

— Давай, артиллерия, помоги соседу! — обратился к капитану Третьяков.

— Это мы враз, только боеприпасов маловато. Ведь нам еще придется наступать…

— Ты не скупись, одну задачу решаем, — успокоил Третьяков. — Будут боеприпасы.

Скорректировав огонь, Середа подал команду на поражение. В трубу были видны частые разрывы у сарая. Один снаряд угодил в крышу, она окуталась пылью и дымом. Серые фигуры бросились назад, но новый налет пришелся по ним.

— Послушай, а что там движется? За насыпью у рощи? — спросил подошедший Порубилкин.

Я навел стереотрубу. Из-за деревьев показался темный предмет. За ним второй, третий…

— Так это же танки!

Танки медленно проехали и скрылись в роще…

На рощу мы наступали двумя батальонами. Ротные цепи с боем достигли земляного вала и залегли. За валом в двухстах метрах начиналась роща, из которой били пулеметы. Солдаты попытались перевалить насыпь, но отступили. Правее, где наступал соседний батальон, несколько человек тоже бросились вперед, но огнем были отброшены.

Над головой нескончаемо повизгивали пули. На гребне вала то и дело вспыхивали земляные фонтанчики…

Тут из рощи показались танки — «тигры»!

Пробежал разгоряченный Порубилкин. Лицо красное, потное, глаза сверкают.

— Гранаты давайте! Гранатами будем отбиваться.

Но почти все противотанковые гранаты израсходовали в ночном бою на высоте. Сохранился лишь один ящик. Поддев лопатой крышку, Володя с треском сорвал ее.

— Разбирай, что есть!

Гранаты и запалы расхватали мгновенно.

Подошел командир соседнего батальона майор Матохин. Он, как всегда, спокоен и невозмутим.

— Белоусов где?

— У командира полка!

— Какое приняли решение?

— Конечно, наступать.

— Не горячись! Танки голыми руками не возьмешь! Что у тебя есть из противотанковых средств?

— Батарея пятьдесят семь да полковые орудия. Ну и бронебойки.

— А у меня самоходки. Только все это для «тигра» маловато.

Для «тигра» (шестьдесят три тонны веса, броня толщиной до ста восьмидесяти миллиметров) средств, конечно, недостаточно.

— Капитан, не поможешь гаубицами?

— Одни осколочные остались. Что ими сделаешь?

— Ладно, — решает Матохин. — Давай выкатим пушки на прямую наводку и попробуем ударить.

Первым выкатили полковое орудие — с большими колесами и коротким стволом. В горах такая пушка незаменима. Но то в горах, а здесь танки. К тому же маловата у нее скорость полета снаряда.

Белобрысый наводчик, сбросив шинель, замер у прицела. Едва танк показался, как по нему ударили из противотанковых ружей. Рявкнула пушка. Было видно, как черная точка снаряда стремительно понеслась к танку. Всплеск молнии на броне, легкое облачко. За первым выстрелом последовал второй.

Танк попятился назад. Потом его длинноствольное орудие с дульным тормозом медленно развернулось в сторону пушки. Раздался короткий выстрел. Пушку отбросило назад, перевернуло. Выкатили другое орудие, противотанковое. И оно оказалось бессильным.

А танки, словно почувствовав безнаказанность, медленно выползли из зарослей и открыли огонь по валу и по дороге, что виднелась вдали.

У вала лежали раненые. С восковым, неузнаваемым лицом, закусив от боли губу, сидел, покачиваясь, белобрысый наводчик. На спине, у лопатки, глубокая рваная рана. Возле него хлопотала молодая женщина в перехваченной ремнем телогрейке.

— Потерпи, миленький! Потерпи! — приговаривала она, бинтуя солдата.

— Гори-ит. Жже-ет, — стонал раненый, медленно раскачиваясь.

Из рощи послышались голоса, показались серые фигуры. Это немцы. Их все больше и больше.

— Приготовить грана-аты! — подал голос Третьяков. — Бронебойщикам бить по смотровым щелям! Остальным — по пехоте! Раненых — в укрытие!

Женщина, бинтовавшая наводчика, что-то крикнула, но голоса ее не было слышно.

Я не узнавал капитана Третьякова. Простоватодобродушное, улыбчивое лицо его теперь было властным, жестким, отчаянно решительным. Все, что раньше выдавало в нем штатского человека, с неловкой фигурой, исчезло. Я видел смелого и опытного командира, умеющего подчинить себе людей.

К бункеру потянулись раненые. Последней, поддерживая наводчика, шла женщина-фельдшер.

А немцы приближались. Все сильней и сильней огонь.

Прибежал связист с телефонным аппаратом. На плече катушка с кабелем.

— Генерал Блажевич на проводе. Вызывает.

— Что там у вас? — послышался знакомый голос командира дивизии.

— «Тигры» перед нами, товарищ генерал. Пытались уничтожить — не получилось, пушки не берут. А немцы переходят в контратаку.

— Сколько танков?

— До десяти насчитали. И пехоты до батальона.

— Держаться! Сейчас этих «тигров» укротим. Засекай разрыв!

Снаряд прошелестел над головой и упал где-то за рощей. Перелет. Второй разорвался у опушки рощи.

— Теперь в укрытия! — предупредил генерал. — Сейчас ударит «катюша», а потом проутюжат штурмовики. А до того не вздумайте идти в атаку. Людей берегите!

Далеко позади послышался гул: заиграли «катюши». Над нами, словно порыв ветра, зашелестело. И вдруг воздух раскололся. В роще засверкали огненные всплески.

Потом справа, из-за горы, вынырнули самолеты. Они шли один за другим, прямо на рощу. Гул пикировщиков слился с разрывами бомб и треском пулеметных очередей. Из глубины рощи в небо поднялись два столба черного дыма.

— Ну, как дела? — справился генерал.

— Горят «тигры». Сейчас в атаку пойдем.

— Ну вот и хорошо. Теперь можно — вперед!

КОМДИВ БЛАЖЕВИЧ

Нелегким был боевой путь командира нашей 99-й гвардейской дивизии генерала Ивана Ивановича Блажевича. Начался он у неприметной высоты, что вознеслась над Доном у казачьей станицы Сиротинской. Вблизи высоты, именуемой на военных картах 180,9, пролегала дорога, по которой противник наносил главный удар. Ему даже удалось с ходу занять ее, что осложняло обстановку для отходящих к Волге наших войск.

Приказ командиру 119-го гвардейского стрелкового полка Блажевичу был коротким:

— Противника выбить, высоту занять и удерживать до последней возможности.

Комполка — среднего роста, коренаст, широкогруд. Лицо круглое, слегка скуластое. Когда он ставил задачи, скулы твердели, у глаз собирались стрелочки морщинок, от чего взгляд его становился острым и строгим.

Обстановка в августе 1942 года создалась напряженной. Армейская газета писала: «Бои, происходящие сейчас на Юге, бои на Дону, на нашем участке, решают исход войны. Здесь идет борьба за Москву, за Родину, за наши богатства, за наши дела, за наши семьи, за каждого из нас. Ни шагу назад! Только вперед — приказывает нам Родина. Мы сможем и должны выполнить этот священный призыв Отчизны…»

Батальон капитана Кузнецова, наступавший в авангарде полка, был ближним к упомянутой высоте. Ему и приказал подполковник Блажевич выполнить эту задачу.

— Задача понята, будет выполнена, — ответил комбат.

Внезапным ударом стрелковые роты сбили немцев с высоты, отбросили их от Дона. К утру 21 августа подразделения гвардейцев — в прошлом воздушных десантников — спешно стали оборудовать оборонительные позиции в уверенности, что противник не замедлит с ответной атакой. Действительно, не успела еще наша пехота надежно закрепиться, как начался артналет.

Взвод младшего лейтенанта Кочеткова занял позицию вблизи дороги. Во взводе три неполных отделения, одно бронебойно-длинноствольное противотанковое ружье, два ручных пулемета и бутылки с зажигательной смесью.

На взвод обрушился шквал огня: звенящие разрывы снарядов, надсадное кряканье мин, хищный посвистпуль и осколков, крики команд — все смешалось в оглушительном хаосе звуков. Потом послышался рокот танков и треск автоматов.

Бой продолжался двое суток. Пал весь взвод Кочеткова, был смертельно ранен комбат. Вблизи позиции гвардейцев дымились шесть порыжевших от огня немецких танков.

В архивных документах о том бое сохранилась запись: «Полк под командованием И.И. Блажевича на рассвете 21.8.1942 г. в ожесточенном бою сумел отбросить численно превосходившего противника, поддержанного большим количеством танков. Товарищ Блажевич своим личным примером и храбростью воодушевлял бойцов и командиров на выполнение поставленной задачи…»

По представлению командующего Донским фронтом К.К. Рокоссовского Иван Иванович Блажевич был удостоен ордена Красного Знамени.

24 ноября 1942 года 119-й гвардейский полк перешел в наступление. Преследуя противника, подразделения за три дня преодолели 154 километра, с боями заняли населенные пункты Ковылинский, Якты-Ол, Кололовский, что находились в Обливском районе, и Верхне-Калиновский Тацинского района. На плечах отступающего противника гвардейцы первыми форсировали Северский Донец и заняли на нем плацдарм в районе Верхне-Потаповский, Нижне-Калиновский. Отражая контратаки численно превосходившего противника, они удерживали важный рубеж до подхода главных сил.

Особое командирское мастерство проявил Блажевич в стремительном наступлении на Шахты. Овладев населенным пунктом Каменоломни, батальоны полка устремились к городу. Преодолевая сопротивление, они ворвались на окраину Шахт. Разгорелся уличный бой. В 10 часов утра 12 февраля гвардейцы подняли флаг на здании в центре города. В боевом донесении командир писал:

«При занятии населенного пункта Каменоломни и города Шахты захвачено: паровозов — 36, орудий разного калибра — 10, танков — 4…»

Командир полка был удостоен ордена Александра Невского.

А потом — бои на Миус-фронте, ранение, очередное звание, новое назначение. В конце июня Иван Иванович принял 221-ю стрелковую дивизию. Новому комдиву была поставлена задача за короткий срок подготовить соединение к серьезным боям по прорыву немецкой обороны. Глубина ее многополосных укреплений доходила до 70 километров. В ней доты, дзоты, минные поля, проволочные заграждения.

И вот на рассвете 17 июля 221-я дивизия при поддержке штурмовой авиации и артиллерии атаковала оборону врага. Испытывая упорное сопротивление, полки дивизии «прогрызали» оборону, настойчиво продвигались к ключевой высоте «Саур-могила». До нее оставалось совсем немного, когда к участку прорыва подошли из глубины немецкие танки и нанесли мощный контрудар. Он пришелся по флангу дивизии, 695-му полку. Танки смяли его боевой порядок, вышли к штабу, нарушили управление.

Командир дивизии находился на наблюдательном пункте, когда на полки майора Грушевского обрушился шквал снарядов и мин. Потом лавиной пошли танки.

— Прошу огня! Всюду танки! — докладывал Блажевичу командир полка.

— Отсекай пехоту! Пехоту не пропусти!

Комдив по опыту знал, как важно не пропустить в расположение неприятельскую пехоту. Танки, если прорвутся, в глубине непременно напорются на огонь артиллерии, не упустят своего и бронебойщики: противотанковые ружья бьют метко и бортовую броню прошивают насквозь. Саперы тоже сумеют набросать на опасных направлениях мины. Так что с прорвавшимися танками есть кому бороться.

А вот если с танками будет и пехота, тогда обстановка намного усложнится.

— Держись, Грушевский! Поможем! Только не отступи! Ни шагу назад!

В ту ночь полковник Блажевич не сомкнул глаз. В черном ребе кружили самолеты, развешивали световые бомбы. Они медленно спускались на парашютах, освещая залегших солдат и позиции артиллерии, минометчиков, все, что составляет боевой порядок. Ближайшие селения полыхали, и пожары тоже светили далеко.

Беспрерывно била немецкая артиллерия. Бешеный налет сменялся методическим огнем, потом стреляли минометы, и мины с кряканьем рвались, секли осколками землю. Небо чертили яркие строчки трассирующих очередей. С тяжким металлическим лязгом ползали танки.

Ночь комдив провел на наблюдательном пункте, управляя боем, и с лихорадочным нетерпением ожидая вести от майора Грушевского.

Ему было известно, что третий батальон полка был отброшен на участок соседа и теперь сражался вместе с ним. Уцелела лишь одна рота из второго батальона. Сейчас она тоже дралась. А все остальные: почти два батальона и штаб полка — оказались в окружении. На карте у комдива, в том месте, где находился полк, было вычерчено красное кольцо, стиснутое синими скобками. С полком пытались связаться по рации, но сколько радисты ни долбили эфир позывными, никто не отзывался.

Было уже светло, когда в блиндаж вошел незнакомый полковник.

— Билибин, — представился он. — Из штаба фронта.

— Чем могу служить? — поднялся Блажевич.

Он был почти на полголовы ниже молодцеватоподтянутого прибывшего и выглядел значительно старше.

— Меня к вам направил генерал Бирюзов. Нужно уточнить обстоятельства гибели полка.

— Почему гибели? — не выдержал Блажевич. — Третий батальон, шестая рота, минбатарея полка целы.

— Не будем спорить, товарищ полковник. — Билибин оглянулся, встретил взгляды офицеров. — Другого блиндажа нет?

— Другого нет. Здесь будем говорить. — Комдив обратился к одному из офицеров: — Передайте начальнику штаба: пусть сам решает дела, без меня.

Прибывший сел напротив комдива, достал из сумки записную книжку, карандаш.

Еще в пути он мысленно вел диалог с командиром дивизии, пытаясь уличить его в ошибках. «Главное в бою — это твердое и постоянное управление. А у вас связь — основа управления — оказалась неустойчивой. Потому-то вы и потеряли управление».

Билибин не был знаком с Блажевичем. Однако знал, что тот в должности недавно. Следовательно, недостаточно опытен. Вот и допустил промах.

Но разговор получился совсем иным.

— С чего начнем? — спросил Блажевич.

— Начнем с положения полка и дивизии до шестнадцати ноль-ноль.

Полковник расстелил на столе карту, и оба склонились над ней.

Комдив говорил, а полковник слушал, иногда всматривался в карту и снова писал.

— А где полковое знамя? — спросил он вдруг.

Блажевич до боли сжал пальцы в кулаки. Знамя во время боя находилось при штабе полка. Это он знал точно. Но где оно сейчас — сказать не мог. А если знамя утеряно, полк подлежит расформированию. Такой существует порядок. Потеря знамени — это позор.

— Пока неизвестно, где знамя, — тихо ответил Блажевич.

— Выходит, знамя утеряно?

— Не утеряно. Пока неизвестно, где оно… Также как неизвестно и положение полка.

— Но ведь вы же донесли, что полк и штаб попали в окружение и, возможно, погибли.

— Последнее не писал. Не мог хоронить живых… А уж если полк и погиб, то погиб он в неравном бою, не отошел, не сдал своих позиций…

Беседа двух полковников продолжалась более получаса. Опытный Билибин задавал вопросы и порой ставил Блажевича в тупик. Тот горячился, с трудом сдерживал себя, чтобы не наговорить лишнего.

— Возду-ух! Возду-ух! — послышалось снаружи.

Заработали расположенные неподалеку зенитные орудия. Они били отрывистой скороговоркой, посылая в небо один за другим заложенные в обойму снаряды.

Орудиям вторила долгая дробь крупнокалиберных пулеметов и резкие, отрывистые выстрелы противотанковых ружей.

— Выйдем! — Блажевич поднялся и шагнул к выходу. За ним поспешил Билибин.

Первыми, кого они увидели, были солдаты-«пэтээровцы». Один, упираясь руками в сошки противотанкового ружья, удерживал на плече ствол, второй с колена целил в небо.

А в небе, усеянном пухлыми, словно клочки ваты, облачками разрывов, вспыхивали все новые и новые облачка. С земли стремительно тянулись вверх цветные трассы пулеметных очередей.

В гуще этих облачков плыли тупорылые самолеты с короткими, будто обрубленными, крыльями. Они уже, казалось, пролетели, когда передний, сверкнув крылом в луче солнца, устремился вниз.

Рев моторов, скороговорка зениток, пальба из ружей, пулеметов, винтовок — все слилось в сплошной хаос звуков, разрываемый тяжелыми взрывами бомб…

— Ну что, продолжим разговор? — спросил Блажевич Билибина, когда самолеты, отбомбившись, улетели.

— Мне все ясно.

— И какой же делаете вывод?

— Вы повинны в потере полка. — Полковник повернулся и направился к лощине, где его поджидал автомобиль.

По возвращении в штаб командующий вызвал полковника Билибина. В кабинете находился и генерал Гуров.

— Так какое же ваше предложение? — спросил генерал Толбухин.

— Мне трудно предлагать, — уклончиво ответил Билибин.

— А все же? — потребовал Гуров.

— Полагаю, что для пользы службы Блажевича следует от командования освободить.

Командующий сидел, наклонив, над столом большую голову. Пальцы рук туго переплетены. При последних словах оторвал взгляд от стола, изучающе посмотрел на полковника.

— А вы не говорили с генералом Цветаевым?

— Никак нет.

— Где сейчас Блажевич?

— Он здесь. Ждет вызова, — ответил адъютант.

— Освободить комдива в разгар операции?.. — произнес генерал неопределенно. Расстегнув пуговицы гимнастерки, вытер платком выступивший пот.

— Вам, полковник, приходилось командовать полком? — спросил командующий Билибина.

— Никак нет.

— Я так и понял… Впрочем, штабная служба тоже нелегка. — Он понял, что служба офицера определенно прошла в больших штабах. — Снять с командования — дело несложное.

Толбухин вспомнил, как в марте прошлого года его самого освобождали от должности, обвинив в неспособности руководить войсками. Он тогда был начальником штаба Крымского фронта.

И еще подумал, что не напрасно ли теряет время на разбирательство, когда мог бы сразу отстранить офицера — и дело с концом. Но тут же отверг некстати мелькнувшую мысль.

А генерал Гуров вспомнил Сталинград и те нескончаемые ни днем ни ночью бои, в которых сгорали не то что полки, а целые дивизии…

Блажевич с волнением переступил порог кабинета.

— Рассказывайте, как потеряли штаб полка, почти два батальона и знамя?

— Знамя вынесли, товарищ командующий.

— Когда?

— Сегодня. Старшина Утицын, знаменщик, вынес его. Сам ранен, отправлен в госпиталь, а знамя сохранено.

— Это хорошо… Рассказывайте об остальном.

Стараясь не сбиваться на второстепенное, полковник стал объяснять, как дивизия вела бой, в какую сложную обстановку попал полк майора Грушевского, какие были приняты меры им, командиром дивизии Блажевичем, чтобы удержать позиции и не дать противнику распространиться.

Слушая его, Толбухин отметил, что нечто подобное произошло ныне и в 33-й гвардейской дивизии. Ее контратаковали сразу шестьдесят танков с мотопехотой, и противник подошел к командному пункту, где находился командир полка и знамя. Судьба полка тоже висела на волоске…

— Окончательное решение, товарищ Блажевич, вынесем по завершении операции. Сейчас же — продолжайте командовать. Дивизию придется вывести в резерв. Три-четыре дня на приведение в порядок, а там опять войдет в дело. Готовьтесь…

Блажевичу вдруг вспомнилось лето 1937 года, когда после суда над Тухачевским и другими видными военачальниками его арестовали как «врага народа».

«Не беспокойтесь, это недоразумение», — сказал лейтенант, сообщивший жене черную весть.

Однако вечером был обыск, все перевернули. И тогда же семью выселили из дома начсостава на окраину города.

По делу велось следствие по апрель 1938 года. Когда разрешили свидание, сын не узнал его: «Отец не имел ни одного седого волоса, но тут он вошел весь белый».

Блажевича обвиняли в том, что в прошлом он защищал Каменева и Зиновьева; что высказывал сомнение в виновности Тухачевского, Якира, Уборевича и других осужденных военачальников; что был против введения в армии института комиссаров; что оскорблял политработников полка.

Все эти обвинения были ложными, и на партийном собрании знавшие Блажевича сослуживцы их отвергли. При их поддержке было составлено прошение в Главную военную прокуратуру. Осенью 1939 года дело было прекращено, и он был освобожден из-под стражи…

Сокрушив на Миусе немецкую оборону, 221-я стрелковая дивизия отличилась в боях за Мариуполь, и в приказе Верховного Главнокомандующего среди отличившихся военачальников было упомянуто имя полковника Блажевича. Сам комдив был представлен командующим фронтом Толбухиным к высокой правительственной награде — полководческому ордену Кутузова 2-й степени.

Теперь здесь, в Венской операции, 99-я гвардейская в прошлом воздушно-десантная дивизия действовала на главном направлении.

В СРАЖЕНИЕ ВСТУПАЕТ 6-я ТАНКОВАЯ

Стремясь предотвратить окружение, немецкое командование ожесточенно сопротивлялось, переходя в частые контратаки.

В результате боев к исходу 20 марта войска 9-й гвардейской армии в тесном взаимодействии с частями 6-й гвардейской танковой армии продвинулись с боями на 6–8 километров и вышли в район Варпалоты.

Дивизии 4-й гвардейской армии, охватив Секешфехервар полукольцом, прорвались в город и завязали уличные бои. Продвинулись несколько вперед части 27-й армии генерала Трофименко и 26-й армии генерала Гагена.

Однако такое продвижение не соответствовало по времени намеченным задачам. Командующий фронтом вновь потребовал от командармов выполнения определенных им задач.

«Продолжайте наступление и ночью!» — был его приказ. Маршал понимал, что прорвать оборону противника с глубоким вклинением в его расположение не удалось. Причина состояла не только в силе противника, погоде, затруднявшей действия артиллерии и авиации, но и в отсутствии в ударной группировке танков непосредственной поддержки пехоты в первые дни наступления. Стремясь устранить допущенный промах, Толбухин приказал усилить 9-ю гвардейскую армию 23-м танковым корпусом, передав его из армии генерала Захватаева, и полком самоходных установок.

6-я гвардейская танковая армия, созданная в январе 1944 года, участвовала во многих фронтовых операциях и в ходе их проведения добивалась значительных успехов. В сентябре за образцовое выполнение боевых задач, отвагу и мужество ее личного состава армия была преобразована в 6-ю гвардейскую танковую армию. В октябре-декабре она участвовала в Дебреценской и Будапештской операциях 2-го Украинского фронта, после которых была выведена в резерв фронта, а затем направлена маршалу Толбухину по решению Ставки.

Командовал бессменно танковой армией генерал- полковник Андрей Григорьевич Кравченко. В Венской операции он поддерживал тесные отношения с руководством 9-й гвардейской армии генерала Глаголева.

По его заявкам, успешно действовали артиллеристы и авиаторы фронта. Сам Андрей Григорьевич был опытный мастер танковых ударов.

Службу в Советской Армии он начал в 1918 году.

В 1921 году младшего командира Кравченко зачислили курсантом Полтавской пехотной школы. По окончании ее он получил назначение в Тифлисский гарнизон, где командовал стрелковыми подразделениями.

В 1925 году получил вызов на учебу в Военную академию имени Фрунзе. По завершении учебы Кравченко назначили начальником штаба кавалерийского полка. Но в этой должности он был недолго.

— Принято решение направить вас на преподавательскую работу, на Ленинградские бронетанковые курсы усовершенствования и переподготовки командного состава, — объявили ему.

В течение пяти лет, будучи преподавателем тактики, Кравченко осваивал принципы использования новых бронетанковых войск в будущей войне. А потом был переезд в Куйбышев, в штаб Приволжского военного округа.

Осенью 1939 года вспыхнула война с Финляндией. Полковника Кравченко — начальника штаба мотострелковой дивизии — направляют в действующую армию на Карельский перешеек. Там в конце войны он удостаивается боевой награды — ордена Красного Знамени.

В начале Великой Отечественной войны полковник Кравченко — начальник штаба 18-го мехкорпуса Одесского военного округа. Находясь вблизи государственной границы, корпус имел задачу прикрыть от ударов противника отходившие общевойсковые части.

Первый опыт использования крупных механизированных соединений не принес Советской Армии ожидаемого успеха. Танковые дивизии и корпуса имели устаревшую и маломощную боевую технику. Танки Т-34 только начали поступать на вооружение. Их было недостаточно.

В этот период наиболее приемлемой организационной формой бронетанковых войск являлась бригада. Осознавая это, полковник Кравченко высказал желание уйти с высокой штабной должности на низшую должность командира танковой бригады.

31-я танковая бригада вела бои в Подмосковье, в 16-й армии генерала Рокоссовского. В те дни Гитлер, выступая в Берлине, заявил, что дни Москвы сочтены, не сегодня, так завтра у стен ее советские войска будут разбиты.

У захваченных в плен гитлеровцев имелись листовки немецкого командования, обращенные к солдатам группы армий «Центр». «Солдаты! — говорилось в них. — Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Вам осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва — это конец войны! Москва — это отдых! Вперед!»

Сосредоточив на решающих направлениях превосходящие силы пехоты и танков, противник вновь перешел в наступление. 31-я танковая бригада имела всего 14 боеспособных танков. Однако задача ставилась как полнокровной части. Приходилось изыскивать новые приемы борьбы с врагом: применять засады, маневрировать, проявлять хитрость, чтобы добиться в бою успеха.

Встречаясь с таким мыслящим командармом, как генерал-лейтенант Рокоссовский, Андрей Кравченко постигал трудную науку боя — тактику.

— Учите не только людей, своих подчиненных, но и учитесь сами, — говорил командарм. — Изучайте противника, оценивайте его силу, замыслы, соизмеряйте свои возможности — на основе оценки обстановки принимайте решение, которое приводило бы к победе.

И еще он учил после боя проводить со своими подчиненными разбор: подмечать допущенные ошибки, промахи, положительные действия, проявление инициативы.

В декабре полковник Кравченко, имея всего 6 боевых машин, взаимодействуя с истребителями танков из стрелковой части, уничтожил 7 танков противника и сорвал его атаку.

За этот бой он был удостоен первой боевой награды в Отечественной войне — ордена Красного Знамени.

Старшее командование видело в Кравченко перспективного офицера, сочетавшего теоретические познания, приобретенные в педагогической практике, с боевым опытом начального периода войны.

Вскоре поступил приказ наркома обороны о назначении его начальником штаба 1-го танкового корпуса, который формировался в Липецке. В формируемом соединении были три танковых бригады, 170 боевых танков. Да каких! Т-34. Достойный был и командир: Михаил Ефимович Катуков.

В июле 1942 года, находясь на Брянском фронте, полковник Кравченко был назначен командиром 2-го танкового корпуса.

Летом немецкие войска начали широкое наступление на Кавказ и Волгу. В августе авангард 6-й армии Паулюса вышел к Волге севернее Сталинграда.

Учитывая катастрофическую обстановку, генерал-майора Кравченко назначили командиром 4-го танкового корпуса, находившегося севернее Сталинграда. Пошли боевые, полные тревог и надежд будни.

Командуя корпусом, Андрей Григорьевич был далек от событий, происходящих в верхних кругах власти. Как говорят, повседневных забот полон рот. Для него было полной неожиданностью снятие частей корпуса с передовой и отправка их на левый берег Дона под станицу Клетская.

На следующий день комкора вызвали на совещание, которое проводил генерал армии Жуков. Разговор шел о контрнаступлении и окружении немецких войск генерала Паулюса.

Перед танкистами 4-го корпуса была поставлена задача разгромить противника на пути к городу Калач и там соединиться с войсками Сталинградского фронта.

Войдя в прорыв 19 ноября, танкисты корпуса в течение четырех суток, находясь в отрыве от главных сил Юго-Западного фронта, вели тяжелые бои, продвигались к цели. 23 ноября в 16.00 они первыми вышли в назначенный район, где соединились с 4-м механизированным корпусом Сталинградского фронта, замкнув кольцо окружения группировки немецко-фашистских войск под Сталинградом.

Сталинградская операция была в жизни Андрея Григорьевича выдающимся событием. О ней он писал: «В этой операции впервые на практике отработал вопросы взаимодействия и технику ввода в прорыв танкового корпуса. Получил практику в организации встречных боев и преследования в сложных условиях обстановки при выполнении задачи глубокого рейда по тылам противника. Усвоил, как рождается и крепнет истинная, боевая, товарищеская спайка и взаимная выручка во всех подразделениях и частях — от генерала до солдата.

С момента ввода корпуса в прорыв не было отстающих. Все бойцы и командиры, слившись в крепко спаянную боевую единицу, беспрекословно выполняли волю старшего начальника».

За проявленную отвагу, стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава 4-й Сталинградский танковый корпус был преобразован в 5-й гвардейский Сталинградский танковый корпус.

А потом была Курская битва и знаменитое Прохоровское сражение, где 5-й гвардейский танковый корпус нанес мощный удар по немецко-фашистской броневой армаде, срывая замысел врага и навязывая в сражении свою волю.

«Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой» — так Ставка определила значимость гигантских битв, в которых участвовал и генерал Кравченко, внесший немалый вклад в победу советских войск.

После освобождения Киева генерал-лейтенант Кравченко удостоился высокого звания Героя Советского Союза. А в январе его назначили командующим танковой армией.

В Советской Армии уже было пять оперативных объединений танковых войск, предназначенных для решения больших и важных задач. Командовали ими выдающиеся военачальники: 1-й танковой армией — генерал Катуков, 2-й — генерал Богданов, 3-й — Рыбалко, 4-й — Лелюшенко, 5-й — Ротмистров. Все армии гвардейские.

Андрей Григорьевич Кравченко принял б-ю танковую армию, которая вскоре за участие в Корсунь- Шевченковской и Ясско-Кишиневской операциях тоже стала гвардейской.

И вот в середине марта, после боев Будапештской операции армию передали 3-му Украинскому фронту для участия в Венской операции.

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Письма

Мы видели, как громыхая, в стороне, где дорога, пронеслось десятка два «тридцатьчетверок». Их вид внушал неодолимую мощь и уверенную стремительность.

Используя успех танкистов, к вечеру мы вышли к Балатону. Очертание озера на карте напоминает большой голубой боб. Вдоль берега — железная дорога.

У разъезда снова вспыхнул бой. Гитлеровцы упорно стараются удержать рубеж, не позволяя нам прорваться к воде.

В поисках укрытия от пронизывающего ветра мы укрылись в огромных бункерах — каменных подвалах со сводчатыми потолками, где хранились сотни бочек с вином. Сейчас там нет ни одной.

Солдаты рассказывают, как гвардеец Чекин из роты Порубилкина, наступая на фланге роты с двумя дозорными, заметил скрывающихся немцев в одном бункере.

Замысел врага нетрудно было разгадать: пропустить боевой порядок роты вперед, а потом расстрелять из пулеметов и автоматов.

— Приготовить гранаты! — скомандовал Чекин дозорным. — Прикрепить к автоматам снаряженные магазины!

Приблизившись к бункеру, они ворвались в него, забросав осколочными гранатами. А потом открыли по немцам автоматный огонь длинными очередями. Намолотили изрядно, оставшиеся, побросав оружие, сдались в плен.

Передо мной на ящике из-под немецких снарядов горит в плошке фитилек. Вспоминаю события дня, пишу донесение. И хотя впечатлений накопилось множество, однако слова на бумагу ложатся нехотя, с трудом.

С утра вели бой за небольшое село, превращенное противником в опорный пункт. Ворвались в него вместе с танкистами. Потом танки один за другим лихо умчались на запад. А батальон продолжал наступать на юго-запад, к Балатону.

Из темноты показался Белоусов.

— Не очень мудри. Напиши, что вышли на такой-то рубеж, и укажи, где стали на якорь. Потери, конечно, не забудь да трофеи.

За Белоусовым появился Третьяков.

— Артемьев, — толкает он прикорнувшего сержанта, — раздай письма. Тут их скопилось великое множество.

Иван Павлович Третьяков вытряхивает из сумки письма. Конверты всех расцветок устилают ящик: желтые, белые, синие, самодельные — из листов ученической тетради, просто треугольники.

— Почта пришла! — объявляет во весь голос Артемьев и торопливо начинает перебирать письма.

В бункере все пришло в движение. Вокруг Артемьева разом столпились солдаты.

— Раздавай по порядку! Объявляй, кому есть! — слышатся голоса.

В огромном, со сводчатым потолком бункере засветились огоньки. Кто-то зажег изоляционную обмотку провода, в дальнем углу вспыхнул костерок, засияла керосиновая лампа.

Рядом садится Третьяков. Достает из кармана письмо. Не спеша, аккуратно надрывает конверт.

— Из дома?

— От жены.

Я вижу, как лицо Ивана Павловича то светлеет, то становится серьезным, даже хмурым. Читает он не спеша, сощурив глаз и затаив в уголке рта мундштучок. Прочитав письмо, аккуратно его складывает, прячет в карман гимнастерки. Трет рукою большой с залысинами лоб.

— Понимаешь, жена пишет, что детишки совсем разуты. Растут, чертенята. А что я могу сделать? Не пошлю же им ботинки отсюда! Так-то вот.

Подошел Порубилкин. На лице улыбка.

— От Татьяны получил!

Протягивает фотокарточку. Миловидная женщина с тонкими чертами лица и густой шапкой волос. А рядом — малыш. Глаза круглые, черные, нос пуговкой.

— Похож? — Володя выжидательно смотрит.

— Глаза твои, а нос… Нос — не Татьянки. У нее тонкий, прямой. И на твой как будто не смахивает.

— Ну как же так? — с обидой в голосе возражает Володя. — Слегка курносый, как у меня…

— А ведь в самом деле твой нос…

— Покажи свое чадо! — протягивает руку Белоусов, Он разглядывает карточку молчком, морщит в глубокие складки лоб. Из-за его плеча, прищурившись от едкого табачного дыма, всматривается Третьяков.

— Хорош парень. И жена симпатичная. Будешь писать ответ, передай привет от нас, — говорит он серьезно.

В дальнем углу бункера оживление.

— Вот это да! Праздник у тебя, Леха! Счастье подвалило! Повезло!

— Что там? — спрашивает Третьяков. — У кого праздник?

— Отец объявился, товарищ капитан, — радостно откликается Рубцов. — С лета сорок первого ничего не писал. Как ушел, одно письмо от него получили — и все. Оказывается, в плену был. А ведь домой-то пришла похоронная.

— Этих нет. — Сержант Артемьев кладет на ящик десятка полтора писем. — Одни в госпитале, другие — погибли! А где же лейтенант Ионова? Ей тоже письмо.

— Она раненых эвакуирует.

Фельдшер батальона Ионова появилась не скоро. Уже улеглось волнение, тут и там слышался храп. Спал Третьяков, дремал Белоусов.

— Разрешите доложить, — обратилась она к комбату. — Раненые отправлены, запасы медикаментов пополнены.

— А, Ионова… добре, добре. — Комбат с трудом поднял отяжелевшие веки. — Можете отдыхать.

Ионова небольшого роста, плотно сбита, с дерзким взглядом.

— А тебе, Валя, письмо, — протянул я конверт, собираясь выйти из бункера.

— Это из дома! От мамы и сынульки! — едва взглянув, узнала она по почерку на конверте.

Сына она любила самозабвенно. Не расставалась с его фотографией.

Мать Ионовой с внуком были эвакуированы осенью сорок второго года из Москвы и жили где-то в Средней Азии. Муж, офицер, в прошлом году погиб нa фронте.

Горе она перенесла в одиночку, не делясь ни с кем…

Сейчас Валентина Ионова уронила вдруг голову на ящик и беззвучно зарыдала.

— Что случилось, Валя?

Не поднимая головы, она протянула мне измятое, со следами слез письмо.

— Игорек мой! Игорек! Сынулик!..

«Дорогая доченька! У нас случилось горе, большое и неутешное. Умер любимый наш Игорек. Я и сама не пойму, как это случилось. Болел недолго и умер».

Проснулись Белоусов, Третьяков. Мы смотрели а женщину, не зная, чем ей помочь…

В бункер принесли приказ: ночью продолжать наступление.

Спотыкаясь и проваливаясь, мы шли в полной темноте вперед, к Балатону.

На рассвете, сбив заслоны врага, достигли полотна железной дороги на берегу озера. На путях составы вагонов. На каждом выведено: «Хунгариа». Вагоны до отказа набиты ящиками, чемоданами, узлами, тюками. Видно, что все это загружалось впопыхах, кое-как, без той аккуратности, какой обычно отличаются немцы. На каждом ящике и тюке бирка: «Берлин», «Мюнхен», «Франкфурт», «Гамбург».

— Откройте! — пнул ногой Третьяков желтый с выпиравшими боками чемодан. — Посмотрим, какой груз отправляют немцы в свой фатерлянд…

Из чемодана вывалилось кружевное женское белье. Потянуло тонким ароматом духов. Ночная рубашка, блузка, шляпа с желтым перышком, пара поношенных туфель. И среди этого — письмо. Голубой конверт с берлинским адресом.

— Читайте, — приказал Третьяков Артемьеву, знавшему немного по-немецки.

— «Гутен таг, майне либе кецхен Хильда», — начал тот. — Это значит: «Добрый день, моя любимая кошечка Хильда».

— Ишь ты, котик какой объявился! — послышалось рядом. — Что ж он пишет?..

— «Посылаю небольшую посылку с вещами. Думаю, что она будет приятным сюрпризом ко дню твоего рождения. Шубу, о которой ты мечтала, выслать не могу. Здесь они не в ходу. Попадались, но не то, что ты хотела».

— Где же это он искал, подлюка? Наверняка квартиры грабил!..

— «Некоторые вещи слегка поношенные. Ты не огорчайся этим. Лучшего не было. Они крепки, и ты в них будешь выглядеть элегантно. Чемодан не выбрасывай. Хотя он и потертый, но надежный…»

Минное поле

Перед восточной окраиной Веспрема на карте выведен синий овал, усеянный точками. Овал пересекает нитку дороги и след карандаша. В него уткнулась красная дужка батальона.

«Минное поле», — вспоминаю я…

В туманной дали румяного утра виднелось нагромождение домов. Город лежал внизу, в долине. Словно выплеснутые, на пологих скатах разбросаны домишки. Низенькие, с подслеповатыми окнами, они теснятся в полукилометре от залегшей цепи солдат.

Между цепью и окраиной — простреливаемое поле. Солдаты залегли перед ним, бьют очередями по домам, не смея броситься в атаку.

Майор из штаба дивизии пробрался к наблюдательному пункту комбата. Вскинул бинокль, «прощупал» домишки.

— Послушай, капитан. — В его голосе явный упрек. — Ведь немцев-то горстка! Что вы топчетесь?

— Сам знаю, что горстка, — отвечал Белоусов. — Да только впереди — минное поле. Прямым курсом не пройти. Саперы нужны.

— А вы попытайтесь в обход!

— Пытались. Ничего не получилось. Немец тоже не дурак…

— А если… — Офицер вдруг охнул, схватился за руку. Рука беспомощно повисла, по пальцам заструилась кровь.

— Полундра, майор! В укрытие!

Одним прыжком Белоусов оказался возле него и столкнул в яму.

Минное поле удерживало от последнего броска залегших на сырой земле солдат. Трех смельчаков, неосмотрительно вступивших на него, отправили в госпиталь. Горела у дороги искореженная полуторка. Взрывом мины ее перевернуло и сбросило в кювет.

Позади цепи показалась повозка. Лошади бежали по дороге к городу. На повозке — термосы и буханки хлеба. Ездовой, в лихо сдвинутой пилотке, помахивал вожжами.

— Сто-ой! Куда едешь? — крикнул лежавший в кювете Радайкин.

— Роту кормить! Не видишь, что ли?

— Сто-ой! Тебе говоря-ят! Стой!

Рядом с повозкой разорвался снаряд. Лошади рванули. Из-под колес полетели комья грязи. Выпустив из рук вожжи, ездовой ничком упал с повозки. А низкорослые лошади, распустив гривы и хвосты, понеслись по дороге прямо на минное поле.

Раздался оглушительный взрыв. Взлетело сорванное с оси колесо. Бились на земле и дико ржали запутавшиеся в постромках лошади. Над ними медленно оседала сизая гарь…

— Да где же саперы! — послышался исступленный крик.

— Здесь саперы! Чего кричать-то!

Из кустарника стремительно бросился к яме сержант.

— Товарищ капитан! Саперы… — приложив руку к головному убору, начал было он.

В ствол стоящего рядом дерева шлепнула пуля.

— Сигай вниз! — скомандовал Белоусов. — Жить, что ли, надоело?

Перед нами стоял небольшого роста худощавый сержант в туго перехваченной ремнем ватной куртке. Разгоряченное лицо с белесыми ресницами и бровями густо усеяно веснушками.

— Вас сколько? Взвод? — спросил Белоусов.

— Числимся взводом, а всего шесть человек…

— Значит, взвод. Так слушай, сержант: впереди минное поле, нужен проход, вот здесь, у дороги. Но имей в виду, немец головы поднять не дает! Бьет почем зря. Только братишечки вас в обиду не дадут, прикроют огнем.

— А мы, товарищ капитан, вначале очистим от мин канавы у дороги. По ним пехота и пройдет. А потом примемся за дорогу…

— Добро! — согласился комбат. — Действуйте на полный ход! Сам видишь, обстановка не ждет…

— Мы, товарищ капитан, торопимся не спеша.

Сержант вымахнул из ямы и бросился к кустам, где его ждали остальные саперы.

Нам было видно, как они, разделившись на две группы, ползли по сторонам дороги, работая миноискателями. Иногда начинали осторожно прощупывать землю металлическим прутом. Потом руками разгребали грунт, подкапываясь под мину, обрезали едва заметный глазу металлический проводок.

Саперы ползли и ползли вперед, извлекая мины: продолговатые ящички, увесистые металлические лепешки. Мины складывали по сторонам канавы, обозначая границы прохода.

Первой устремилась вперед небольшая группа солдат из роты Порубилкина. Солдаты бегом преодолели опасный участок, потом развернулись и сразу же залегли. За ними побежал Порубилкин. Зажав полы шипели, он согнулся, неловко выбрасывая длинные ноги.

— Да он-то чего лезет! — не выдержал Белоусов. — Роту нужно пропустить, а потом уж самому.

Я понимаю, да, пожалуй, и Белоусов тоже; сейчас настал такой момент, когда Володе надо личным примером увлечь всю роту. Обстановка порой диктует свои законы, не предусмотренные уставом.

А Порубилкин ощущал пульс боя, знал мысли и душу солдата. За его плечами была хорошая фронтовая школа. Он был рядовым десантной бригады где-то у западной границы, когда немцы начали войну. Через месяц или полтора уже шел в бой сержантом… А вскоре надел погоны младшего лейтенанта и принял взвод. В Сталинграде стал лейтенантом, ротным командиром. Считался опытным офицером. Когда нужно было выполнить ответственное задание, его поручали Порубилкину.

За первой ротой рванулась к окраине вторая. Бой перенесся к домам.

— Начальник штаба, оставайся здесь! — крикнул мне Белоусов. — Пропустишь минометчиков и батарею — и тогда догоняй!

И зашагал вразвалку вперед. За ним устремились связисты и посыльные от рот. Саперы между тем приколачивали у дороги на шесте фанерную указку. Химическим карандашом на ней выведено: «Проверено. Мин нет. Сержант Петрухин».

Два солдата, меняя огневую позицию, катили станковый пулемет. За ними бежал подносчик с коробками из-под лент. Увидел указку.

— Глянь, братцы! Опять сержант Петрухин! И как только поспевает? Поглядеть бы, каков он.

А сержант Петрухин сидел в окружении своих товарищей на бугорке у дороги и, стащив сапог, перематывал портянку. Шапка упала с головы, волосы прилипли к потному лбу. Брюки и ватная куртка в грязи, на лице ничего, кроме усталости. Его саперы, сложив миноискатели и щупы, развалившись у бугорка, спокойно пыхтели цигарками.

Господский двор

Ночь после боя мы провели в богатом поместье. На карте оно обозначено «г. дв.» — господский двор. Такие дворы разбросаны чуть ли не по всей карте.

Господским двором мы овладели на исходе дня после короткого боя. Задребезжал звонок телефона. В трубке послышался голос Порубилкина:

— Какая задача на ночь?

— Удерживать рубеж, а с утра наступать дальше. К девятнадцати ноль-ноль перехватить дорогу на Сомбатхей и дорогу, идущую на север.

— Северную пусть займет другая рота, — возражает Порубилкин. — У меня осталась треть людей.

— Нужно сделать. Хотя бы полевым караулом, — настаиваю я.

Володя молчит. Видимо, соображая, смотрит на карту. Покашливает.

— Отделение я туда пошлю, — наконец объявляет он. — Только минометчики пусть огонь подготовят… Ты приходи ужинать. Я расположился неподалеку. Нужен будешь — телефонисты вызовут…

В усадьбе среди деревьев и кустов — двухэтажный особняк с причудливыми узкими окнами, с колоннами у входа и большой стеклянной верандой наверху. На фронтоне две буквы — «Е» и «Н» — образовали хитроумное сплетение: вензель владельца дома. В особняке расположились солдаты Порубилкина.

Володю я застал в домике, глядевшем окнами на господский особняк. В домике две комнатушки. Пол глиняный, гладко укатанный, посыпан речным песком. Белые накрахмаленные занавески, такая же скатерть, коврик из цветастых лоскутков, потемневшая деревянная кровать. Хозяин — старик небольшого роста, щуплый, с острым, утиным носом. Под стать ему и старуха — живая, подвижная, с косынкой, подвязанной узлом на подбородке.

Сбросив снаряжение и шинели, мы тщательно умылись, поливая из кружки друг другу. Холодная вода обжигает, сгоняя усталость, бодрит.

Хозяйка подает домотканое с нарядной вышивкой полотенце.

— Знатный трофей в эту ночь я добыл, — объявляет, вытираясь, Володя. — Сейчас покажу… — Он ставит на стол коричневый чемоданчик-патефон с никелированными уголками. — И пластинки есть.

Пластинок немного. Все они с пестрыми этикетками на разных языках: румынском и венгерском, польском и французском.

— А вот добавка к патефону. — Володя бросил на стол немецкий орден — железный крест с черной окантовкой. — Ворвались в дом, а там, видимо, была попойка. На столе бутылки, закуска, окурки и патефон. А на спинке стула — мундир с орденом. Только владельцу его удалось смыться!

Мы крутим подряд пластинки. Томное танго сменяется вертлявым фокстротом. Слащавый голос поет немецкую песенку. Под гитару мурлычет француз. Вихрем ворвался чардаш. Заливаются скрипки, звенят цимбалы.

Подперев подбородок, слушает мелодию старуха. Просит повторить чардаш. Мы крутим пластинку снова. Вижу, как губы старухи дрожат, из глаз катятся слезинки.

Хозяин вышел, вернулся с бутылью. Молчком поставил на стол. Старуха достала старую, сильно накрахмаленную скатерть. На уголке скатерти тот же вензель из двух букв, что у входа в господский особняк. Видна аккуратная штопка. Старуха вытерла передником две кружки.

— Не две, четыре! — Володя выразительно растопырил пальцы руки.

— Тудом, тудом, — понятливо кивает женщина и предупредительно проводит пальцем по кружке. — Кичи, кичи.

Старик, указывая на бутыль, причмокивает, хвалит вино.

После первой кружки лицо у Володи разгорелось. Он стоял за столом, высокий, подтянутый, под глазами тени от недосыпания, во взоре нечто озорное.

— Берите на память патефон! — предлагает он старику. — Берите.

Старик от неожиданности застыл, потом всплеснул руками, быстро заговорил.

Жестикуляция и выражение лица помогают нам понять: он тронут подарком.

Ночью мы с Третьяковым обошли все комнаты особняка. Солдаты спали на диванах, кроватях, на полу. Оружие под боком, в ногах — сапоги. На каждой паре сапог — новые портянки, аккуратно уложены поверх голенищ.

— Откуда это? — строго спросил Третьяков у дежурного, показывая на портянки.

Сержант, почувствовав в голосе капитана недоброе, вытянулся:

— Бабка принесла!

— Какая бабка?

— Тутошняя, товарищ капитан. Что в доме живет.

Я присмотрелся к куску ткани. Мелькнула цветная вышивка: буквы «Е» и «Н» — такие же, как на фасаде особняка, — образовали вензель.

— Хозяйские простыни пошли в ход, — пояснил дежурный. — А хороши портянки…

На следующий день, 21 марта, бои продолжались с еще большим ожесточением. Войскам ударной группировки пришлось отражать неоднократные контратаки пехоты и танков противника, имевших в составе групп от 20 до 60 танков. Нашим гвардейцам удалось продвинуться лишь на 3–6 километров, с трудом сдерживая гитлеровцев в наметившемся кольце окружения.

Продолжались бои 4-й гвардейской армии в Секешфехерваре, 27-й армии генерала Трофименко южнее озера Веленце, 26-й армии генерала Гагена у озера Балатон.

Таким образом, к исходу 21 марта основные силы 6-й танковой армии СС оказались зажатыми в узкой полосе местности в районе Берхиды, Секешфехервара, Фюзфё.

Разгадав замысел советского командования и стремясь предотвратить окружение своей главной группировки, противник оказывал упорное сопротивление, часто переходил в контратаки, используя мотопехоту и танки.

В ночь на 21 марта советские войска подошли к озеру. У Фюзфё их разделяло всего два с половиной километра. В этот коридор, простреливаемый не только артиллерией, но и ружейно-пулеметным огнем, устремились эсэсовские части. Они шли сплошным потоком, перемешивая боевые и тыловые части. Отход напоминал беспорядочное бегство. Ценой больших потерь противнику удалось прорваться на запад.

Немецкий военный исследователь генерал Типпельскирх по этому поводу писал: «По приказу Гитлера 9 марта в условиях уже дававшей себя знать весенней распутицы последовало немецкое контрнаступление с направлением главного удара по обе стороны озера Балатон. Южнее озера оно вскоре захлебнулось, в районе же Секешфехервара развивалось успешно, и наступавшие здесь войска почти вышли у Хорцегфальвна к Дунаю. В этот момент произошло событие, поразившее Гитлера точно гром среди ясного неба. Части использовавшихся в этом наступлении дивизий СС, в том числе отряды его личной охраны, на которых он полагался как на каменную гору, не выдержали: у них истощились силы и вера. В припадке беспредельного бешенства Гитлер приказал снять с них нарукавные знаки с его именем…»

Причина неудачи в окружении 6-й танковой армии СС состояла в том, что 9-я гвардейская армия задержалась из-за метеорологических условий с атакой, ей не удалось прорвать немецкую оборону в первый день наступления. Так же отрицательно сказалось отсутствие танков в ударной группировке. Недостаточно энергичным было наступление 6-й танковой армии после ее ввода в сражение 19 марта.

В течение 23–24 марта наибольшее продвижение имели войска 37-го гвардейского стрелкового корпуса. Взаимодействуя с частями 6-й гвардейской танковой армии, они овладели городом Веспрем.

Развивая успех, гвардейские части вынуждали противника к поспешному отходу на подготовленный у австро-венгерской границы оборонительный рубеж по западному берегу реки Раба.

Так завершался первый этап Венской операции, проводимый войсками 3-го Украинского фронта.

Знаменуя его, 24 марта 1945 года был издан Приказ Верховного Главнокомандующего, адресованный командующему войсками фронта маршалу Толбухину и начальнику штаба фронта генерал-лейтенанту Иванову.

В Приказе указывалось: «Войска 3-го Украинского фронта, отразив атаки одиннадцати танковых дивизий немцев юго-западнее Будапешта и измотав их в оборонительных боях, перешли потом в наступление, разгромили танковую группу немцев и продвинулись вперед на 70 километров протяжением более 100 километров.

В ходе наступления наши войска овладели городами Секешфехервар, Мор, Зирц, Веспрем, Эньинч, а также заняли более 350 других населенных пунктов.

Войска фронта в этих боях взяли в плен более 6000 солдат и офицеров противника, уничтожили и захватили 745 танков и самоходных орудий, свыше 800 орудий и много другого вооружения и военного имущества».

От имени Родины Москва салютовала доблестным войскам фронта двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

Участвующие в Венской операции войска 2-го Украинского фронта перешли в наступление не 16 марта, а на день позже. Ударную группировку фронта составила 46-я армия, командующим которой был генерал-лейтенант Петрушевский. Находясь южнее Дуная, армия примыкала своим левым флангом к 9-й гвардейской армии.

Накануне наступления, т. е. 16 марта, ее передовые батальоны, поддержанные мощным артиллерийским огнем, сумели ворваться в расположение немецкой обороны, вскрыв при этом систему вражеского огня и места инженерных заграждений.

Введенные на следующий день в бой главные силы 46-й армии развили успех передовых батальонов и продвинулись в глубь немецкой обороны до 10 километров.

Отмечая успех, командующий фронтом маршал Малиновский поблагодарил генерала Петрушевского, сообщил, что для развития успеха в армию из фронтового резерва переводится 53-я стрелковая дивизия.

— Нельзя ли использовать боевые машины 2-го гвардейского механизированного корпуса, как танки непосредственной поддержки пехоты? — спросил генерал.

— Дробить ударную силу соединения нецелесообразно, — ответил маршал. — Мы введем корпус в сражение в ближайшие сутки.

Всю ночь в полосе наступления 68-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Шкодуновича, где было намечено ввести в прорыв механизированный корпус, кружила немецкая авиация и яростно бомбила район. Однако бомбардировка опоздала: боевая техника ушла на новый рубеж.

А утром 19 марта гвардейский механизированный корпус вошел в прорыв. К исходу дня он прорвал две оборонительные полосы и углубился в расположение противника на тридцать километров.

На следующий день в глубине немецкой обороны на правобережье Дуная в районе небольшого селения Тат был высажен десант морской пехоты из Дунайской военной флотилии.

Его необходимость объяснялась тем, что в районе города Эстергом находилась крупная вражеская группировка, перекрывшая важнейший путь сообщения из Венгрии на Вену. Попытки войск 46-й армии ликвидировать врага атаками с фронта были безуспешны. Решено было высадить батальон морской пехоты, используя Дунайскую военную флотилию.

Высадившись в районе города Тата, что в шестидесяти километрах вверх по течению Дуная от Будапешта, моряки в течение дня отбивали ожесточенные атаки.

В тот день наступавшим на Эстергом гвардейским войскам удалось несколько потеснить противника.

Основное противодействие части 46-й армии испытывали на своем левом крыле, где в течение дня в предпринятых контратаках противника участвовало до 130 танков и штурмовых орудий.

С целью замедлить продвижение наших войск к важному пункту Дьёр, сюда были переброшены резервные части гитлеровцев.

Командующий 2-м Украинским фронтом маршал Малиновский обратил внимание командарма Петрушевского на нерешительные действия войск по разгрому Эстергомской группировки противника и приказал уничтожить ее в течение 22 марта. По его же распоряжению к очагам сопротивления была подтянута 53-я стрелковая дивизия и истребительно-противотанковые части.

В ходе боев с 24 по 26 марта войска 46-й армии сломили сопротивление противника в районе Эстергома. Большая часть противника была уничтожена или пленена, только незначительным остаткам удалось переправиться на северный берег Дуная.

Таким образом, в результате непрерывных и напряженных боев войска 3-го и 2-го Украинских фронтов прорвали на всю глубину неприятельскую оборону между Дунаем и озером Балатон на Венском направлении и перешли к преследованию противника.

НА РЕКЕ РАБА И У НАДЬКАНИЖА

Завершение первого этапа Венской операции создало предпосылки успешного наступления ударных группировок 2-го и 3-го Украинских фронтов к австрийской границе.

Ломая сопротивление противника, части 46-й армии генерала Петрушевского продвигались в направлении Комаром и Дьёр, имея целью овладеть этими городами к 28 марта.

Учитывая возросший темп продвижения, командующий 3-м Украинским фронтом внес коррективы в задачи войскам своей гвардейской ударной группировки, наступавшей на венском направлении.

4, 9 и 6 танковым армиям ставилась задача не позднее 3 апреля выйти на австро-венгерскую границу.

Эти войска должны были с ходу овладеть подготовленными на реке Раба укреплениями, которые немецкие и венгерские войска ранее создали.

На западном берегу реки были сооружены мощные оборонительные укрепления, прикрывавшие подступы к австрийской границе. Все мосты через реку были уничтожены, переправы разрушены, броды заминированы.

Видя серьезность преграды для наступающих, маршал Толбухин требовал реку преодолевать с ходу, не позволяя противнику закрепиться.

Командование сознавало, что остатки еще не разбитой окончательно 6-й немецкой танковой армии СС представляют значительную силу. В ней имелось десять танковых и четыре пехотных дивизий. Общее количество танков и штурмовых орудий достигало 200 единиц. Если они сумеют укрепиться на водном рубеже, то наступающим придется потратить немало усилий, чтобы вынудить врага к отходу.

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

На реке Раба

Ночью в батальон поступил приказ: «Преследовать отходящего противника, с ходу овладеть Кенезом и, не задерживаясь, преодолеть реку».

На рассвете подошли автомобили, мы быстро погрузились и рванулись вслед за отошедшим противником. Впереди — рота Порубилкина.

Едва головная машина приблизилась к Кенезу, как перед ней разорвался снаряд. Ясно — перед нами заслон, прикрывающий отход главных сил.

Рота развернулась в цепь и пошла на сближение. Местность ровная, далеко справа темнеет лес. Маневром противника не одолеть. А атаковать нужно без промедления.

Первая рота остановилась: под пулеметным огнем цепи залегли. Солдаты заработали лопатами.

Порубилкин находился за цепью. Рядом с ним командир артиллерийской батареи.

— Что делать будем, комроты?

— Драться. Где батарея? Когда сможешь открыть огонь?

— Через десять минут.

— Тогда слушай. Вначале подави пулемет в кустах. Потом перенеси огонь на кладбище.

Впереди виднелись бугорки могил и чахлый кустарник. Спустя немного кладбище покрылось султанами разрывов: батарея открыла огонь. Потом взлетела в небо ракета, и над полем выросла цепь. В ту же минуту с фланга ударил немецкий пулемет. Несколько солдат упали.

Я наблюдал атаку. По едва уловимым признакам, по тому, как некоторые замедляли бег и падали, было понятно, что и на этот раз атака захлебнется. И вдруг на поле выросла высокая фигура. Я сразу узнал Володю.

Он бежал, догоняя солдат, и что-то кричал. Развевались полы шинели, в правой руке сверкнул пистолет. Вот он догнал цепь. Солдаты, те, что были вблизи, ускорили бег. Группа вырвалась вперед. И цепь теперь напоминала косяк перелетных птиц, в голове которого летел опытный вожак. В воздух взлетело «ура»! Цепь безудержно накатывалась на позиции врага. Среди могил на кладбище показались фигуры убегающих гитлеровцев.

Враг был смят. А рядом с венгерским селением навсегда остался лежать Володя Порубилкин.

Первым принес страшную весть раненый солдат — связной роты. Схватившись рукой за окровавленную шею, он со слезами в голосе кричал:

— Ротного нашего убили! Убили, гады! Вон там лежит! Убили нашего ротного!

— Кого убили? Что кричишь! — повысил я голос, отгоняя от себя страшную мысль.

— Не верите? Честное слово, убили старшего лейтенанта. — И солдат заплакал…

Володя лежал на спине, устремив взгляд в высокое голубое небо. Шапка слетела с головы, и ветер играл волосами. Я расстегнул пуговицы шинели, рванул гимнастерку. Из груди медленно струилась густая кровь. Кровью был залит партийный билет, письмо, знакомая фотокарточка: Татьяна с сыном.

Судя по ране, осколок был невелик. Но этот маленький кусочек металла сделал свое страшное дело.

Много было на нашем пути безрадостных мест. Но это место было самым горестным.

Продвижение ударной группировки 3-го Украинского фронта создало угрозу окружения противника, прикрывавшего надьканижское направление. Район Надьканижа являлся основным нефтеносным районом Венгрии, потеря его была для немецко-фашистских войск серьезной утратой. Там были не только промыслы, но и нефтеперегонные и перерабатывающие заводы, обслуживающие немецкую и венгерскую боевую технику.

Маршал Толбухин принял решение овладеть этим промышленным районом силами 57-й и 1-й болгарской армий.

Одновременно была поставлена задача 5-му гвардейскому Донскому кавалерийскому корпусу совершить рейд в обход озера Балатон и нанести удар по противнику с тыла.

Командир корпуса генерал-лейтенант Горшков рассказывал:

«В конце марта после боев в Цеце корпус сосредоточился у Шиофока, что на южном берегу Балатона.

Ставя задачу, маршал Толбухин меня предупредил, что никаких средств усиления корпус не получит, полки должны использовать свои штатные подразделения. Соблюдая секретность, корпус должен совершить семидесятикилометровый переход, скрытно сосредоточиться в районе Залаэгерсог, а затем ударить по тылу немецкой группировки.

В Москве поняли сложность задачи, возложенной на донских казаков. Ночью дежуривший у аппарата ВЧ офицер доложил, что меня вызывает Москва.

«Говорит начальник Генерального штаба Антонов, — представился абонент. — Товарищ Горшков, вам предстоит серьезная задача. Товарищ Сталин надеется, что казаки-гвардейцы сумеют ее успешно решить». «Передайте товарищу Сталину, что задача будет выполнена», — уверенно ответил я.»

Войска левого крыла фронта перешли в наступление 29 марта. Ночью выступил и Донской казачий корпус. Путь лежал в сложных условиях горно-лесистой местности. Но ни крутые скалы, ни обрывы и лесные чащи не пугали искушенных всадников. Вскоре их обнаружили немецкие дозоры, возникли схватки. Предпринимая смелые маневры, они внезапными атаками сбивали врага.

Смелый рейд продолжался не только днем, но и ночью. 2 апреля корпус вышел в назначенный район, а затем начал выдвижение к Надьканижу.

Город и промыслы были укреплены: опоясаны траншеями, противотанковыми рвами, заграждениями. Однако эти препятствия не смогли сдержать наступающих.

Первыми в город ворвались воины генерала Буняшина. Они умело сочетали атаки с фланговыми маневрами, блокировали объекты противника, уничтожали его очаги сопротивления.

Удар советских войск был столь стремительным, что противник не успел взорвать в Надьканиже нефтеперегонные заводы и установки на нефтепромыслах, которые были к этому подготовлены.

2 апреля наши войска совместно с частями 1-й болгарской армии овладели центром нефтяной промышленности Венгрии, важным узлом дорог и сильным опорным пунктом обороны немцев городом Надьканижа.

В тот же день Москва салютовала доблестным воинам, отличившимся в боях. Среди них в Приказе Верховного Главнокомандующего были указаны имена генерал-лейтенанта Шарохина, генерал-лейтенанта болгарской армии Стойчева, генерал-лейтенанта Горшкова, генерал-майора Буняшина и многих других.

У АВСТРИЙСКОЙ ГРАНИЦЫ

Преследуя противника, наши войска наступали на широком фронте, допуская разрывы между дивизиями, доходившими порой до четырех и более километров.

Стремительности продвижения сухопутных войск способствовала авиация 17-й воздушной армии, которая дезорганизовывала колонны противника, наносила им удары, осуществляла разведывательные полеты.

Несмотря на высокие темпы продвижения, созданные противником разрушения и заграждения, управление войсками было непрерывным и слаженным. С овладением городом Сомбатхей в нем разместился командный пункт фронта.

Отличавшийся большой работоспособностью, маршал Толбухин, казалось, работал круглые сутки. Днем он успевал побывать на решающих участках одной или двух армий, вечером вел переговоры со Ставкой, а ночью вместе с начальником штаба и командирами родами войск планировал боевые действия на предстоящие сутки.

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Гибель друга

Кёсег — последний венгерский город на нашем пути. Он лежит у самой границы. Дальше начинается Австрия.

В город мы входили ранним утром 30 марта после тяжелого ночного боя на подступах к нему. Было тихо, как обычно бывает на рассвете. Звенел горный ручей. Курился туман. Мы шли, настороженно оглядываясь по сторонам. По мосту пересекли ручей, сжатый бетонными стенками.

На соседней улице бушевал пожар. Языки пламени жадно лизали дома. У магазина с вывеской во всю его длину валялись ящики, банки, бутылки. Через разбитую витрину виднелись пустые полки и горы беспорядочно разбросанных вещей.

— Напакостил здесь фриц здорово, — сказал Радайкин. — Увидите, что дальше будет.

Радайкин, сухощавый, стройный и ловкий солдат, служил в отделении разведчиков первой роты. Проникнув в город раньше других, он уже все знал.

Откуда-то выехал верхом на неказистой пегой кобыленке Белоусов.

— Радайкин! Передай Кораблеву, чтобы прямым курсом шел к границе. Никуда с дороги не сворачивать. Немцы драпают!

— Есть! — Радайкин метнулся за дом искать командира роты.

После гибели Порубилкина в командование ротой вступил лейтенант Кораблев. Он прибыл к нам из резерва и до того в боях не участвовал. По окончании училища его направили в запасной полк, но он, засыпав начальство рапортами, добился отправки в действующую армию.

Немцев и в самом деле в городе не было. Основательно разграбив Кёсег, они поспешно отходили к австрийской границе.

Границу мы узнали по укреплениям. Крутые глинистые склоны нависали над дорогой, и в них узкими щелями зияли пулеметные и орудийные дзоты. Амбразуры угрожающе глядели на дорогу.

— А вдруг лупанет фриц? — опасливо покосился на них Радайкин. — Нелегко его будет выкурить из этих нор.

Дорога втянулась в долину. В солнечном сиянии зеленел луг.

Вдруг с нашей стороны, с юга послышался гул самолетов.

— Наши! Наши!

Но самолеты разворачиваются, стайкой вытягиваются один за другим, и мы узнали до проклятия знакомые силуэты.

— Воздух! Воздух! — слышится уже тревожное.

Ведущий, завывая, входит в пике. Было видно, как стремительный, узконосый с тонкими крыльями «мессершмитт» несется к земле. От него отделяется что-то большое, потом оно распадается на две половины, словно корыта, из них сыплются капли. А половинки-корыта, кружась по спирали, дико воют и, кажется, летят прямо на нас. Догадаться, что это кассета с мелкими бомбами, нет времени.

Самолет взмыл вверх, а за ним уже пикировал другой. Прогремели близкие взрывы, кто-то вскрикнул. Потом последовал еще взрыв и еще…

Донеслась скороговорка зениток. Басовито прогремела пулеметная очередь, за ней вспыхнула трескотня автоматов. Ведущий самолет, пытаясь выскользнуть из кольца разрывов, изменил курс. С земли продолжали по нему стрелять. Он развернулся, но вдруг клюнул носом. Потянулся едва видимый темный след. С каждым мгновением он становился все заметнее, вырастая в шлейф дыма. Неожиданно самолет свалился на крыло и начал падать.

— Сбили! Сбили «мессера»! — послышались крики.

Самолет взорвался, не долетев до земли.

— Разрешите сбегать узнать? — спросил Радайкин. — Мы разом!

— Давай! — махнул рукой Белоусов.

Радайкин, Крекотин и еще человек десять бросились к месту падения.

— Пойди, посмотри, что там, — сказал мне Белоусов.

Самолет разнесло на куски. Уткнувшись в землю, торчал хвост с черной свастикой на киле. Далеко в стороне валялась искореженная плоскость.

— Отлетался, паразит! — сержант Крекотин в сердцах сплюнул.

И вдруг я вспомнил августовский вечер 1942 года на Волге…

Наш полк стоял тогда севернее Сталинграда, в Быковых хуторах. Заступив дежурным по гарнизону, я с солдатами-патрульными направился, как предписывалось в инструкции, к причалу. Каждый вечер к дебаркадеру подходил пассажирский теплоход, и дежурный должен был в это время там находиться. В полукилометре от причала догорали у берега баржи с нефтью. Три дня назад они были подожжены немецкими самолетами, безнаказанно сбросившими бомбы. С тех пор баржи горели, выбрасывая в небо густые клубы черного дыма. И далеко по течению горела нефть, горела, казалось, сама Волга… В сумерках подошел трехпалубный, сверкающий медью волжский красавец «Александр Невский».

Сошло на берег мало пассажиров. Садилось тоже немного. Первой ступила на сходни высокая сухая старуха, несшая на коромысле круглые корзины. Подошел мужчина в шляпе-панаме и в очках. Были и другие пассажиры. Из них мне запомнилась женщина с двумя светловолосыми мальчишками. Она вбежала на дебаркадер, когда посадка уже прекратилась и матросы собирались втащить сходни.

— Подождите, подождите! — кричала женщина и ловила за руки мальчишек, удивительно похожих один на другого. — Витя, Сережа! Быстрей, не отставайте.

Я помог ей внести вещи на палубу.

— Спасибо, — благодарила она. — Чуть не опоздали.

По виду женщина была приезжая. «Эвакуированная, наверное», — подумал я.

Теплоход отошел от берега, дал прощальный гудок. И едва гудок замер, как в сонной тишине вечера вдруг послышался далекий, с надрывом, уже знакомый нам гул: немецкие самолеты. Гул приближался, а потом низко над причалом черной тенью пронесся самолет. Сделав широкий круг, он прошел над теплоходом, чуть не задев трубу. Потом сделал новый заход и, догнав судно, сбросил на него бомбы. Над рекой прогремели взрывы. А самолет, описав еще один круг над горящим теплоходом, над тонувшими в Волге людьми, полетел дальше, выискивая очередную жертву. Среди спасенных не было ни старухи, ни мужчины в очках. Но женщину, мать мальчишек-близнецов, я на берегу увидел. В мокром платье, с распущенными волосами, она металась, босая, до рыхлому песку у воды и исступленно звала:

— Витя, Сережа! Где вы? Витя, Сережа!..

…Смотрю на сбитого у австрийской границы «мессера» и думаю: «Не он ли сбросил тогда бомбы на теплоход? А может, он совершал налеты на Ростов и Ленинград? Или бомбил венгерские города, что остались позади на нашем нелегком пути?»

— Идите сюда! — прервал мои размышления голос Радайкина. — Смотрите, что от летчика осталось!

На изумрудной траве лежала оторванная рука с остатками кожаной куртки. Рукав куртки тлел, от него струился дымок. Судорожно сжаты восковые пальцы. А на запястье целенькие часы. Большие, в хромированном корпусе, с секундной стрелкой.

— Глядите-ка, а часы идут! — воскликнул Радайкин.

Секундная стрелка пружинисто кружила, отсчитывая время.

Жизнь продолжалась, Продолжалась и война. Но теперь шла она уже на австрийской земле.

Австрия — первая страна, ставшая жертвой агрессии фашистской Германии. Семь лет назад это государство было самостоятельным и независимым. Однако с приходом к власти Гитлера привлекло его внимание.

В феврале 1938 года выступая в рейхстаге, он заявил, что Германия не может оставаться безучастной к судьбе 10 миллионов немцев, живущих в Австрии и Чехословакии, и что германское правительство будет добиваться объединения всего немецкого народа.

В ответ на такое заявление возглавляемое Шушнигом австрийское правительство распустило в Вене организацию национал-социалистов и арестовало ее руководителя, который являлся негласным представителем Гитлера.

Правительство Австрии рассчитывало на поддержку Муссолини, но глава итальянского правительства, посоветовал пойти на соглашение с Германией.

11 февраля Шушниг был вызван к Гитлеру в Берхтестгаден. Фюрер обрушился на него с угрозами, требуя безоговорочного принятия своих условий.

— Вы должны их принять, как я вам указываю. Если вы будете противиться, вы вынудите меня уничтожить всю вашу систему… Я вас раздавлю!.. Я — величайший вождь, которого когда-либо имели немцы, и на мою долю выпало основать Великую Германскую империю… Моя армия, мои самолеты, мои танки ждут лишь приказа!

Тут появился генерал Кейтель, и Гитлер потребовал, чтобы он доложил о числе моторизованных частей, стоящих на австрийской границе и готовых перейти ее по первому приказу.

Шушнигу сунули в руки написанное Гитлером «Соглашение», с которым он должен был наедине ознакомиться. Однако не дали это сделать. Он вновь был вызван к Гитлеру, и тот заявил, чтобы Шушниг не рассчитывал на помощь Италии, Франции и Великобритании: пусть, мол, не строит никаких иллюзий.

А вечером к Шушнигу заявились Риббентроп и ставленник Гитлера австрийский министр иностранных дел с предложением непременно подписать «Соглашение».

О пребывании Шушнига в Германии стало вскоре известно миру. Напрасно он ожидал поддержки Англии, Франции и Италии. Те безмолвствовали. Он оказался в одиночестве. И, капитулируя, подписал «Соглашение».

В Австрии возникли кровавые столкновения между сторонниками национальной независимости страны и национал-социалистами. Тогда Шушниг назначил на 13 марта плебисцит по вопросу независимости Австрии.

Из Берлина последовал ультиматум австрийскому канцлеру: немедленно плебисцит отменить, а самому подать в отставку. «Если германские требования не будут выполнены, то 11 марта в 19 часов 30 минут 200 тысяч германских войск перейдут австрийскую границу».

Шушниг выступил по радио, сообщил австрийскому народу о своем уходе, заявив, что вынужден уступить насилию во избежание напрасного кровопролития.

В тот же день около 6 часов вечера первые части германских войск вступили на австрийскую территорию. Австрия перестала быть независимой страной.

Что же касается политики так называемых «защитников» независимости Австрии, то все они проявили политическое ханжество. Муссолини заявил, что он «никогда не обещал поддерживать независимость Австрии ни прямым, ни косвенным путем, ни письменно, ни устно».

Чемберлен в английском парламенте осудил захват Гитлером Австрии, а через несколько дней признал законность захвата.

Не последовало должного отпора Германии и со стороны Франции.

В осуществляемой ныне советскими войсками операции Вена имела важное военно-стратегическое значение не только как столица Австрии, но и как крупный железнодорожный узел и речной порт на Дунае, как перекресток наиболее удобных путей, связывающих Центральную Европу с балканскими и средиземноморскими странами.

Со вступлением советских войск на территорию Австрии в некоторых ее городах в группах движения Сопротивления зародилась идея восстания. Однако осуществить его не удалось. Задуманный военный путч был раскрыт, с повстанцами немецкие власти расправились жесточайшим образом. Организаторы заговора были схвачены и повешены.

В своей «Истории Второй мировой войны» немецкий генерал Типпельскирх писал: «Вена, как и другие города, тоже стала ареной тяжелых уличных боев, но поведение населения, а также отдельных немецких частей, участвовавших в боях за город, было скорее направлено на быстрое окончание боев, чем на сопротивление»…

В то утро маршал Толбухин решил побывать в 37-м гвардейском корпусе, дивизии которого вырвались вперед.

Колонна из четырех автомобилей, сопровождавших маршала, пылила на дороге, когда в небе показались «юнкерсы». С воздуха немецкие летчики заметили цель.

Прежде чем майор Клименко — адъютант командующего — дал сигнал рассредоточиться, ведущий самолет вошел в пике.

Автомобили разъехались, однако вблизи стали рваться бомбы. Две упали неподалеку от автомобиля командующего, осыпав кузов осколками. К счастью, все успели выскочить и укрыться в придорожной канавке.

Отбомбившись, самолеты полетели дальше. Толбухин решительно поспешил к автомобилю, где находилась рация.

— Вызывайте Семнадцатую воздушную! — приказал он капитану-связисту. — Самого командующего!

— Судец! Сделайте все возможное и невозможное, чтобы надежно прикрыть войска!

Генерал Судец стал что-то объяснять, но маршал едва сдерживал себя.

— Извольте выполнять! Все!

Шестерка немецких самолетов была еще в воздухе, когда в их строй врезалась пара юрких истребителей. Один из бомбардировщиков вспыхнул, от него потянулся тонкий, едва заметный след черного дыма.

— Клименко! — окликнул командующий адъютанта. — Свяжитесь с авиацией, узнайте, кто сбил. Летчику от меня благодарность.

Когда выехали на холм, где виднелась траншея, послышалась близкая очередь. Одна пуля ударила в стекло, и адъютант не на шутку испугался.

— Ничего, — проронил командующий.

Потом, когда ехали по дороге, избитой гусеницами танков, впереди автомобиля взметнулась земля. Воздушная волна ударила в стекло.

— Жми, Вася! — сказал маршал. — На всю железку жми!

Вобрав голову в плечи, водитель вцепился в баранку. Автомобиль рванул вперед. Позади несколько раз громыхнуло. На полной скорости выскочили к гребню, перескочили через него и вкатили в спасительную лощину.

Офицер связи сообщил, что генерал Судец готов доложить маршалу о результатах воздушного боя.

— Неугомонная душа, — сказал Толбухин и направился к автомобилю с мощной рацией. — Докладывайте!

Судец сообщил, что сегодня «юнкерс» сбил летчик-истребитель капитан Колдунов и что кроме этого самолета он подбил еще один.

— Колдунову передайте мою благодарность. А возьмем Вену, представьте его к правительственной награде.

Капитан Колдунов в свои двадцать два года командовал эскадрильей. В воздушных боях он сбил более тридцати самолетов противника. Удостоился звания Героя Советского Союза.

Сорокалетнего генерал-полковника Судец маршал Толбухин уважал за настойчивость, исполнительность, требовательность. Это был начальник, познавший тонкость летного дела и глубоко понимающий природу современного боя.

Окончив Военно-техническую школу Военно-воздушных сил, он с 1929 года был летчиком, командиром звена, авиаотряда.

Начало Великой Отечественной войны застало Судеца в высокой должности командира авиакорпуса.

В марте 1943 года он вступил в командование 17-й воздушной армией. Под его руководством авиационные соединения участвовали во многих операциях: при прорыве блокады Ленинграда, в Курской битве, при освобождении Донбасса, Украины, в Ясско-Кишиневской, Будапештской операциях.

Особую роль авиация 17-й армии сыграла в Балатонской операции, когда армада немецких танков генерала Зеппа Дитриха прорвала оборону у Секешфехервара и устремилась к Дунаю. Это был кризисный момент, от которого зависел исход сражения.

Тогда подозвав генерала Судеца, маршал указал на карте сосредоточенные группировки противника.

— Всю авиацию, которой располагаете, нужно бросить против эсэсовских дивизий. Прежде всего выбить его танки. Сколько в 17-й армии штурмовиков?

— Сто двадцать пять, — отвечал авиационный начальник.

— Все их использовать для нанесения ударов по танкам.

— Будет выполнено, — заверил генерал.

Возможности и мощь штурмовиков «Ильюшин-2» маршалу были хорошо известны. Эти самолеты были грозой для немецких танковых частей — «Ил-2» называли «летающими танками». По огневой мощи с ними не мог сравниться ни один вражеский самолет. «Ил-2» имел две 23-мм пушки, четыре реактивных 122-мм снаряда, до 400 кумулятивных противотанковых бомб, залп которых при сбрасывании с малой высоты поражал все живое на немалой площади. Кроме того, у воздушного стрелка имелся крупнокалиберный пулемет, прикрывающий заднюю полусферу. Сам же самолет отличался высокой живучестью, имея сильное броневое покрытие.

В Балатонской операции противник потерял около 500 танков и самоходных орудий, значительную часть которых уничтожили летчики 17-й воздушной армии.

В ожесточенных воздушных боях они демонстрировали высокое боевое мастерство и отвагу. Так, в один из налетов на железнодорожную станцию Бодайк две группы штурмовиков сожгли разгружавшиеся воинские эшелоны, уничтожив при этом 20 танков. Вражеские истребители пытались помешать штурмовикам, но были отогнаны, а два из них сбиты…

О командующем 17-й воздушной армии генерале Судеце ходила громкая слава.

«Фашистским асам конец! — сказал наш генерал Судец», — говорили авиаторы и творили в небе чудеса.

Один из летчиков рассказывал, как в мае прошлого года генерал направил самолеты на штурмовку бежавших из Севастополя на Херсонес немцев. В ходе боя самолет летчика подбили зенитные орудия.

Прыгать с парашютом было поздно: слишком малая высота. И летчик развернул самолет в сторону своей территории. Приземлился на нейтральной полосе. И хотя шасси не выпускал, однако капота не избежал. Не избежал и страшного удара, от которого потерял сознание.

Неподалеку слышалась стрельба, и, превозмогая боль, летчик выбрался из кабины и пополз от загоревшегося самолета. Попытка встать на ноги не удалась. Найдя укрытие, он спрятался в нем, достал пистолет.

Летчика нашли наши бойцы. Доставили в медсанбат, а оттуда в часть, предупредив, что летать ему больше не придется.

Но врачи ошиблись: через непродолжительное время он снова сел за штурвал самолета. В этом помог ему генерал Судец. Под свою ответственность он заручился в летных качествах отважного воина. И не ошибся.

Летчики 17-й воздушной армии громили врага круглые сутки: днем действовали штурмовики и истребители, а ночью — неутомимые ночные бомбардировщики «ПО-2».

Летчикам воздушной армии пришлось иметь дело и с американскими авиаторами, когда те бомбардировали колонну наших войск на территории Югославии. Это были американские тяжелые самолеты-истребители «Лайтнинг». Сбросив бомбы, они начали поливать колонну пушечным огнем.

А на смену первой группе «Лайтнингов» летела новая эскадрилья. И тогда капитан Колдунов, рискуя жизнью, вошел в боевой порядок американской группы, подстроился к ведущему, рукой указал на свой опознавательный знак на фюзеляже и подал знак ведущему уходить на запад. Так один из наших лучших асов избавил американцев от потерь.

Кстати, Александр Иванович Колдунов с лета 1943 года и до конца войны совершил 358 боевых вылетов, провел 96 воздушных боев, уничтожив лично 46 самолетов противника.

Планируя свое участие в Венской операции, командование 17-й воздушной армии делало упор на массированное и централизованное использование авиации на решающих направлениях. Для этого на командных пунктах общевойсковых и 6-й гвардейской танковой армиях постоянно находились представители авиации со средствами связи.

Современный бой скоротечен, обстановка изменчива, и не всегда ее можно предвидеть. Однако рядом с командиром корпуса, а то и дивизии всегда находится офицер группы авиации с закодированной картой. Уяснив обстановку, он быстро связывается с подчиненными авиаполками, сообщает им местонахождение цели.

— Вылетаю, — слышится в ответ.

Через считанные минуты над вражеским объектом появляются «Илы». Обстановка требует точного поражения целей, и они наносят точечные удары, поражая вражеские танки, орудия, огневые точки, пехоту.

Но в большой операции, какой была Венская, решались и большие задачи, требовавшие участия многих видов самолетов: разведывательной, истребительной, бомбардировочной. Авиация 17-й воздушной армии содействовала наземным войскам при прорыве вражеской обороны, обеспечивала ввод в бой подвижных соединений — 6-й гвардейской танковой армии, танковых и механизированных корпусов и дивизий, 5-го гвардейского кавалерийского казачьего корпуса. Нанесением ударов с воздуха по штабам и узлам связи авиация нарушала управление войсками противника. Она же прикрывала свои войска на поле боя и в местах сосредоточения.

В ходе Венской операции были обнаружены бетонированные длинные взлетно-посадочные полосы. «Зачем понадобились такие длинные и узкие полосы?» — недоумевали летчики. Оказалось, что гитлеровцы рассчитывали использовать их для реактивных самолетов. Однако стремительное наступление спутало все планы и расчеты фашистских стратегов.

Пехота и танкисты, наступавшие на Венском направлении, с благодарностью отзывались о смелых действиях авиаторов, помогавших им преодолевать яростное сопротивление врага. К концу войны более 170 офицерам 17-й воздушной армии, прошедшим боевой путь от Волги до Вены, было присвоено звание Героя Советского Союза, а четверо летчиков — Зайцев, Колдунов, Скоморохов и Сивков — этого звания удостоились дважды.

ВОТ ОНА, ВЕНА!

В течение второго этапа Венской операции — с 26 марта по 3 апреля — наши войска непрерывно преследовали противника, срывая все его попытки сопротивляться на заранее подготовленных для обороны рубежах.

Преследование носило характер сплошного продвижения ударных группировок двух фронтов. Однако наступление 46-й армии 2-го Украинского фронта отставало от правого крыла фронта маршала Толбухина.

Предвидя нежелательные последствия развития операции, Ставка установила с 1 апреля новую разграничительную линию между фронтами. Согласно последовавшей директиве 46-я армия перемещалась с правого на левый берег Дуная, чтобы в дальнейшем обойти Вену с севера. Находившиеся на правом берегу два стрелковых, механизированный и танковый корпуса должны были нанести удар совместно с войсками 3-го Украинского фронта. Однако в дальнейшем обстановка потребовала и эти соединения перебросить на северный берег реки. В течение трех суток, с 5 по 8 апреля, 46-я армия и эти соединения на кораблях Дунайской военной флотилии были переброшены на левый берег реки. Дунай стал границей между фронтами. Ранее занимавшиеся ими участки местности переходили войскам 4-й гвардейской армии.

Таким образом, 2-й Украинский фронт должен был решать задачу окружения отошедшего в Вену противника силами одной 46-й армии, увязывая ее действия с войсками фронта Толбухина.

Ударная группировка этого фронта — 4-я, 6-я танковые и 9-я гвардейская армии — за девять дней безостановочного преследования прошли с боями 150 километров. Темп движения порой достигал 25 километров в сутки.

Учитывая обстановку и возможности фронта, Ставка Верховного Главнокомандования 1 апреля поставила задачу с тем же темпом продолжать наступление и с ходу овладеть Веной, затем не позднее 12–15 апреля выйти к находящемуся западней австрийской столицы Санкт-Пельтену.

Еще в марте, когда шли жестокие бои у Секешфехервара, командующий 4-й гвардейской армии генерал Захватаев пророчески сказал:

— Видно, судьбой нам уготовано попасть из болотного межозерья в другую узость — Венские ворота.

— А где они, эти ворота? — спросили генерала.

— В двухстах километрах от нас есть город Шопрон. Он как раз у этих ворот: на севере распростерлось озеро Нойзидлер-зее, а на юге возвышаются отроги Восточных Альп.

О Венских воротах Захватаев заговорил снова, когда 9-я армия Глаголева и 6-я танковая Кравченко овладели большим городом Сомбатель.

— Генерал Дитрих наверняка попытается нас задержать у ворот, — сказал он в конце марта на совещании, когда давал указание на взятие города Шопрон. — Шопрон является ключом к австрийской столице.

— Возьмем и его, — усмехнулся генерал Руссиянов, самый первый генерал гвардии.

В 1941 году, командуя 100-й стрелковой дивизией, он в боях под Минском с 26 по 28 июня сумел нанести немецким пехотной и танковой дивизиям тяжелое поражение. Два полка были уничтожены, был разгромлен батальон мотоциклистов, подбиты множество танков, бронемашин, орудий.

Полки дивизии Руссиянова достойно сражались и под Ельней.

Отмечая мужество личного состава и высокое воинское мастерство, Ставка Верховного Главнокомандования переименовала дивизию генерала Руссиянова в 1-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Так он стал первым генералом гвардии.

Теперь его гвардейскому механизированному корпусу и 34-й гвардейской дивизии полковника Кукса предстояло овладеть Шопроном, из которого дороги вели на Вену.

Командарм Захватаев подошел к карте, и ткнув в нее указкой, сказал:

— Первыми к городу должны прорваться ваши танки. — Высокий, седой Руссиянов поднялся. — Не ввязываясь в бой за опорные пункты, они должны их обходить, чтобы прорваться к восточной окраине города.

Генерал, отметив карандашом на своей карте, произнес коротко:

— Понял.

— Наступая, помните о своем правом фланге. По данным фронтовой разведки, с севера выдвигаются части 3-й танковой дивизии СС. Прикрывая наступление танковой бригады, выдвинете свои мехбригады.

Руссиянов, кивнув головой, опять произнес:

— Понял. Так и будет сделано.

Командарм перевел взгляд на полковника Кукса, комдива стрелковой дивизии:

— Ваши полки, используя успех танкистов, должны ворваться на южную окраину Шопрона и одновременно обойти город с запада. По данным разведки, там закрепились части 12-й танковой дивизии СС. Держите свою артиллерию в готовности к отражению контратак…

Утром 1 апреля части генерала Руссиянова начали выдвижение. Первой вышла танковая бригада, за ней мехбригады. По соседней дороге спешили к назначенному рубежу гвардейские полки полковника Кукса. Через четверть часа загремела артиллерия, начался бой.

Он продолжался до полудня и проистекал так, как предсказывал командарм. Решил исход боя предпринятый комдивом обходный маневр. Опасаясь окружения, противник начал поспешно отходить по дорогам к Вене.

Вечером того же дня диктор московского радио Левитан зачитал очередной приказ Верховного Главнокомандующего о взятии войсками 3-го Украинского фронта Шопрона — крупного железнодорожного узла и важного опорного пункта обороны немцев на подступах к Вене.

На следующий день войска продолжили наступление к Вене и с ходу овладели городом Эйзенштадт.

В предвидении жестоких боев немецко-фашистское командование приняло чрезвычайные меры. Была создана новая группа войск «Австрия», объединившая отошедшие из Венгрии и Словакии полки и дивизии.

Для обороны Вены в городе сосредоточили восемь танковых, одну пехотную дивизии, до пятнадцати отдельных пехотных батальонов и батальонов Фольксштурма, состоявших из воинственной молодежи. В отряды обороны было привлечено население города, пожарные команды.

«Бьют последние часы! — напутствовал защитников Гитлер. — Вена должна стать неприступной крепостью. Мы победим!»

Назначенный начальником обороны Вены командующий 6-й танковой армии СС генерал-полковник войск СС Зепп Дитрих после поражения его армии под Балатоном заверял Гитлера: «Не сомневаюсь в победе. Вена для Германии будет сохранена».

На подступах и в самом городе были заблаговременно подготовлены оборонительные позиции. На танкоопасных направлениях создали противотанковые препятствия и заграждения. Основные улицы перегородили баррикадами и завалами, используя бревна, телеграфные столбы, трамвайные и железнодорожные вагоны, разбитые автомобили.

В угловых домах оборудовали пулеметные огневые точки. Находясь в укрытии, пулеметчик мог держать под обстрелом до трех улиц. Пулеметы устанавливались и в верхних этажах домов и чердаках.

На улицах устанавливались и орудия, допускавшие стрельбу прямой наводкой. Они рассчитывали поражать не только живую силу, но и бронемашины, танки.

Тяжелая артиллерия и минометы размещались в парках, садах, скверах, на площадях.

Нередко орудия и танки устанавливались в нижних этажах домов, чтобы открывать по штурмующим группам внезапный, так называемый кинжальный огонь из засады.

Все мосты через проходящий в городе Дунайский канал и через сам Дунай были подготовлены к взрыву, подступы к ним заминированы. Впрочем, не только мосты, но многие здания, памятники искусства были подготовлены к уничтожению. Немецкое командование намеревалось превратить красавицу Вену в груду развалин.

Пытаясь предотвратить разрушение города, маршал Толбухин обратился к населению с воззванием:

«Жители города Вены! Красная Армия вступила в пределы Австрии не с целью захвата австрийской территории, а исключительно с целью разгрома вражеских немецко-фашистских войск и освобождения Австрии от немецкой зависимости.

Красная Армия стоит на точке зрения Московской декларации союзников о независимости Австрии и будет содействовать восстановлению порядка, существовавшего в Австрии до 1938 года, т. е. до вторжения немцев в Австрию.

Красная Армия воюет с немецкими оккупантами, а не с населением Австрии, которое может спокойно заниматься своим мирным трудом. Ложью являются распускаемые гитлеровцами слухи, якобы Красная Армия уничтожает всех членов национал-социалистской партии. Партия национал-социалистов будет распущена, но рядовые члены национал-социалистской партии не будут тронуты, если они проявят лояльность по отношению к советским войскам.

Час освобождения столицы Австрии — Вены — от немецкого господства настал, но отступающие немецкие войска хотят превратить Вену в поле боя, как это они сделали в Будапеште. Это грозит Вене и ее жителям такими же разрушениями и ужасами, которые были причинены Будапешту и его населению.

Ради сохранения столицы Австрии, ее исторических памятников культуры и искусства предлагаю:

1. Всему населению, кому дорога Вена, из города не эвакуироваться, ибо с очищением Вены от немцев вы будете избавлены от ужасов войны, а тех, кто эвакуируется, немцы погонят на гибель.

2. Не давать немцам минировать Вену, взрывать ее мосты и превращать дома в укрепления. Организовать борьбу против немцев и защиту от разрушения ее гитлеровцами.

3. Всем венцам активно мешать вывозу немцами из Вены промышленного оборудования, товаров, продовольствия и не позволять грабить население Вены.

Граждане Вены!

Помогайте Красной Армии в освобождении столицы Австрии — Вены, вкладывайте свою долю в дело освобождения Австрии от немецко-фашистского ига.

Командующий войсками 3-го Украинского фронта Маршал Советского Союза Толбухин

6 апреля 1945 года».

Принимая решение на штурм Вены, маршал Толбухин скрупулезно изучил обстановку, положение противника. Замысел генерала Дитриха не стал для него секретом. Немецкий генерал, ожидая главного удара советских войск с юга, сосредоточил там свою основную группировку.

Толбухин в связи с этим принял неожиданное решение. Оставить на южном участке прикрытие, а Веной овладеть нанесением одновременно двух ударов: с юго-востока силами 4-й гвардейской армии и с северо-запада силами 6-й гвардейской танковой армии и частью сил 9-й гвардейской армии. При этом маршал учитывал, что находившиеся за Дунаем войска 2-го Украинского фронта также предпримут обход с целью взятия северной части Вены.

Для удобства управления войсками в ходе штурма город был разделен на восточный и западный участки. Восточной частью Вены предстояло овладеть 4-й гвардейской армии, а западной частью — 9-й гвардейской армии.

Соответственно замыслу были поставлены задачи войскам. Армии генерала Захватаева приказывалось нанести удар с юго-востока на центр города.

Для обеспечения удара предлагалось в ночь на 5 апреля подтянуть всю артиллерию, на направлении главного удара создать плотность артиллерии не менее 120 стволов на 1 километр фронта. Кроме того, внимание командующего армией обращалось на необходимость своевременной переправы основных сил через канал Швехт и на организацию четкого управления. Штурм армия должна была начать 5 апреля в 8 часов утра.

6-я гвардейская танковая армия наступала совместно с войсками 9-й гвардейской армии. Ее 5-й гвардейский танковый корпус должен был ворваться в юго-западную часть города и приступить к очищению ее от противника. А 9-му гвардейскому механизированному корпусу предусматривался обход Вены с запада, чтобы перекрыть все дороги. В дальнейшем танковые соединения совместно с частями армии Глаголева должны были окружить противника в Вене и не допустить его отхода из города.

Армия генерал-полковника Глаголева, взаимодействуя с частями танковой армии генерала Кравченко, должна была 39-м гвардейским корпусом обойти Вену с юга и ворваться в город с запада. 38-й корпус генерала Утвенко врывался с юга. А 37-й корпус генерала Миронова перекрывал важные направления в предгорье Восточных Альп.

Предваряя штурм Вены, 39-й корпус генерала Тихонова передовыми частями вышел к крупному промышленному центру и важному железнодорожному Узлу Винер-Нойштадт. В нем находились авиационные заводы Хейнкеля, поставлявшие фронту самолеты.

— Город нужно немедля брать, — решил генерал Тихонов.

Михаил Федорович имел немалый боевой опыт. Полковником он принял командование дивизией, отличился в нелегких боях на Кавказе. За боевые успехи ему было присвоено звание генерала, вскоре он вступил в командование корпусом. Воевал под Ленинградом. С именем генерала связано освобождение там многих населенных пунктов от немецко-фашистских оккупантов.

Когда формировалась 9-я гвардейская армия как резерв Ставки, Тихонову поручили командовать 39-м корпусом.

Атака города с ходу не удалась: противник оказал серьезное сопротивление. На помощь подоспели части мехкорпуса из танковой армии Кравченко. Решено было атаковать город утром.

В это время выдвигавшийся в горы стрелковый полк из 37-го гвардейского корпуса приблизился к городу. Высланная разведка донесла, что оборона противником организована слабо.

Командир полка полковник Бондаренко связался со штабом дивизии.

— Действуйте без промедления! — приказал комдив Блажевич, пообещав направить в поддержку 303-й гвардейский стрелковый полк.

Накануне этот полк атаковал немецкий аэродром, захватил на нем 20 самолетов и 100 авиационных пушек. Обнаружив, концентрационный лагерь, освободил советских граждан.

Гвардейцы полковника Бондаренко атаковали Винер-Нойштадт на рассвете, взаимодействуя с танкистами и корпусом генерала Тихонова.

В армейской газете писали: «В городе Винер-Нойштадт нашими подразделениями захвачены большие трофеи — несколько сот вагонов, много паровозов, танков, самоходных орудий, несколько сот пулеметов и большое количество складов с различными военными материалами и продовольствием.

Удар наших войск был настолько стремительным, что противник не успел взорвать или повре- дитъ предприятия. Войсками захвачен в полной исправности авиационный завод, выпускающий «мессершмитты», и локомотивный завод».

2 апреля в сражение была введена находившаяся во втором эшелоне армии 100-я гвардейская стрелковая дивизия. Командовал ею генерал-майор Макаренко. Действуя в отрыве от ушедшего в горы своего корпуса, дивизия наладила взаимодействие с корпусом генерала Тихонова, с которым соседствовал механизированный корпус из 6-й гвардейской танковой армии.

5 апреля — в первый день штурма — гвардейцам корпуса генерала Тихонова, 100-й дивизии и танкистам мехкорпуса, несмотря на ожесточенное сопротивление противника, удалось выйти к южной и западной окраине Вены.

38-й гвардейский корпус генерал-лейтенанта Утвенко вместе с танковым корпусом из танковой армии генерал-полковника Кравченко начал наступление в северном направлении с задачей перерезать все дороги, идущие из Вены на запад. Гвардейцы должны были достигнуть Дуная и там закрепиться, блокируя город с запада.

Некоторый успех имели и воины 4-й гвардейской армии генерала Захватаева. Им удалось ворваться в юго-восточную окраину Вены.

Начались напряженные уличные бои. Приходилось брать штурмом не только кварталы, но и отдельные дома. Противник вел сильный огонь на перекрестках улиц, из окон зданий, подвалов, чердаков.

В лабиринте улиц контратаки следовали одна за другой. Всюду путь преграждали заграждения из колючей проволоки, баррикады, минные поля, начиненные взрывчаткой «сюрпризы».

Ночью, получив донесения, маршал Толбухин потребовал с утра 6 апреля продолжить штурм города двумя корпусами армии генерала Глаголева, гвардейской танковой армией генерала Кравченко и 4-й гвардейской армией генерала Захватаева.

6 апреля 100-я гвардейская стрелковая дивизия достигла примыкавшего к городу Венского леса. Используя зеленый лесной массив, полки дивизии стали пробиваться к западной окраине города.

Венский лес. При упоминании этой лесной чащи вспоминаются имена многих австрийских композиторов, музыкантов, художников, создавших гениальные творения. Воинам приходил на память вышедший на советские экраны фильм «Большой вальс», рассказывающий о гениальном композиторе Иоганне Штраусе и необыкновенной певице Карле Доннер. Симфония «Сказка Венского леса» покоряла зрителей своим звучанием, призывала к мирной жизни.

Теперь в Венском лесу гремела мелодия войны. Выбив из него гитлеровцев, гвардейцы 100-й дивизии вышли к западной окраине города. До центральной части Вены было рукой подать.

Через Венский лес пробивалась и ударная группировка танковой армии и корпус генерала Утвенко. Их путь лежал на север, в обход Вены с запада. На исходе дня они столкнулись с крупной группировкой противника, состоявшей из мотопехоты и танковых подразделений. Завязался ночной бой, который продолжался и утром.

Впрочем, бои в Вене продолжались круглые сутки: днем сражались главные силы, ночью действовали мелкие. Боевыми действиями ударной группировки 38-го гвардейского корпуса руководил генерал Утвенко.

В августе 1941 года полковник Утвенко вступил в командование 19-й стрелковой дивизии, а в сентябре повел ее к Ельне, где командующий Западным фронтом генерал армии Жуков готовил Ельнинскую наступательную операцию.

5 сентября наступавшая в центре ударной группировки 19-я стрелковая дивизия ворвалась в Ельню и совместно с соседними соединениями к утру 6 сентября освободила город от захватчиков. Операция под Ельней была одной из первых наступательных операций советских войск в Великой Отечественной войне.

Заслушав доклад Жукова об итогах Ельнинской операции, Сталин одобрительно отозвался о ее результатах: «Ничего у вас получилось с ельнинским выступом. Вы были тогда правы». Верховный признал правоту высказывания Жукова о дальнейших действиях.

Летом 1942 года полковник Утвенко вступил в командование 33-й гвардейской стрелковой дивизией и был направлен на защиту Сталинграда. Свое боевое крещение дивизия получила в июльских боях на Дону. Полки дрались умело, проявляя стойкость и мужество.

Под станицей Клетской четыре бронебойщика выдержали единоборство с тридцатью танками врага. Пятнадцать из них гвардейцы уничтожили, вынудив остальных отступить.

Руководил боевыми действиями отважный комдив Александр Иванович Утвенко, ставший к тому времени генерал-майором. В прошлом он дважды был ранен, отступая от границы, попадал в окружение, но выходил из него, выводя своих подчиненных.

В дальнейшем 33-я гвардейская дивизия вошла в состав 2-й гвардейской армии, которой командовал генерал-лейтенант Малиновский.

В отражении немецкой ударной группировки фельдмаршала Манштейна, рвавшейся на выручку окруженной армии Паулюса, 33-я дивизия героически сражалась с пехотой и танками врага. Умело отстояв занимаемый рубеж, она перешла в последующем в наступление.

После овладения Ростовом два полка дивизии, которыми командовали подполковник Казак и майор Епанчин, выдержали на рубеже реки Миус ожесточенные атаки врага, проявив героизм, мужество и высокое мастерство в управлении подразделениями. Оба офицера удостоились звания Героя.

Вскоре генерал-майор Утвенко принял командование гвардейским корпусом, в ходе наступления которого были освобождены многие города Донбасса.

Теперь корпусу предстояло вести уличные бои, освобождая Вену от фашистской нечисти.

Ударная группировка войск 6-й танковой армии и корпус генерала Тихонова с боями продвигались на север через Венский лес вдоль западной окраины Вены. 7 апреля прошло в ожесточенных схватках. Только к исходу дня группа генерала Тихонова вышла на Дунай в районе Тульн и Вердерн. Успеха добились и гвардейцы генерала Утвенко, ведя уличные бои в Вене.

8 апреля бои в городе приняли еще более напряженный характер. Части танковой армии генерала Кравченко, совершив поворот на юго-восток, вышли к переправам на Дунае и уже с запада начали движение к центру Вены.

Успеха добились и части 4-й гвардейской армии. Наступая вдоль южного берега Дунайского канала, они полностью овладели арсеналом, вокзалом и железнодорожной станцией. Отдельные подразделения 20-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Бирюкова форсировали Дунайский канал в районе железнодорожного моста.

Эти же подразделения вошли в тактическую связь с правым флангом 38-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Утвенко. Корпус вел бои в южной, юго-западной окраинах города, охватывая центральную часть города с юга и запада.

Немцы сопротивлялись с яростью отчаяния даже небольшими группами. По возможности остатки этих групп переодевались в гражданское платье, пытались пробраться к своим войскам, удерживавшим кварталы города на острове, образованном Дунайским каналом и Дунаем. Все мосты в городе, кроме одного, Имперского, были немцами взорваны.

Дунайский канал, проходивший через Вену, представлял собой труднопреодолимую преграду шириной до 60 метров. Его одетые гранитом берега высотой 6–7 метров затрудняли форсирование. Широкие набережные окаймлялись многоэтажными зданиями с толстыми стенами с амбразурами, из которых простреливался канал и подступы к нему.

Чтобы обеспечить форсирование каналов, приходилось пробивать стены домов, в проломы вкатывать орудия и минометы и из них вести огонь по домам противоположного берега.

Смельчаки из саперно-штурмовых групп на подручных средствах переправлялись на северный берег канала и поджигали здания бутылками с горючей смесью.

Используя фермы взорванных мостов, доски, бревна, мелкие подразделения под прикрытием огня переправлялись на северный берег канала и штурмовали обороняемые противником здания. В рукопашных схватках приходилось овладевать каждым этажом.

К исходу 10 апреля части 39-го гвардейского корпуса и танкисты 6-й гвардейской танковой армии заняли центральную часть Вены и подошли к Дунайскому каналу.

В течение 9 и 10 апреля войска 3-го Украинского Фронта продолжали продвигаться к центру города, вели ожесточенные бои за каждый квартал, переулок, дом. Части 20-го гвардейского стрелкового корпуса, еще 8 апреля форсировав Дунайский канал, продвигались по острову вдоль Дуная. Противник оказывал особенно упорное сопротивление, то и дело переходил в контратаки пехотой и танками. Выход наших частей к мостам через Дунай приводил к полному окружению обороняющихся в Вене гитлеровцев.

46-я наступает за Дунаем

Ликвидация венской группировки противника происходила не только в южной части города, но и в северной, где вела бои 46-я армия 2-го Украинского фронта. Армии была поставлена задача обойти город вдоль северной его окраины и перерезать пути отхода из Вены, идущие на север и северо-запад.

Переправившись через Дунай на левый берег, войска армии 8 апреля начали наступление на запад. Однако здесь они встретили сильное сопротивление мощной группировки, состоявшей не только из немецких пехотных частей, но и до десяти батальонов фольксштурма со средствами усиления.

В сражавшихся за Дунаем частях советские воины показывали образцы отваги, мужества, воинского мастерства.

Истребитель танков, наводчик орудия, сержант Пьянов рассказывал, как он, занимая огневую позицию на танкоопасном направлении, подбил вражескую машину. «Прежде всего я решил уничтожить головной танк, зная, что там находится командир. Глядя в прицел, я работал ручками наводки, удерживая цель на перекрестье. Танк все ближе, ближе… Жду, когда он подставит уязвимый борт. И только он развернулся, как я нажал на спуск. Выстрел! Затем увидел яркую вспышку, всплеск огня. Танк остановился. На его корме вскоре выбился язык пламени.

Был поражен и другой танк. Его подбил со второго выстрела старший сержант Бескоместный. В ходе боя он был ранен, однако с огневой позиции не ушел.

Метко бил из пулемета младший сержант Мызников по контратакующим гитлеровцам. Он не только заставил их залечь, но и бежать с поля боя.

Бои шли не только на земле, но и в воздухе. На весь фронт прославился ас капитан Колдунов, Герой Советского Союза.

Над Веной наши истребители во главе с Колдуновым встретились с девятью «мессершмиттами». Вступив в схватку, капитан атакует ведущего. Пулеметной очередью поражает машину. Однако другой «мессер» заходит «Яку» Колдунова сзади. Заметив маневр немецкого летчика, наш ас искусно выворачивается и сам переходит в атаку. И второго вгоняет в землю.

Отбрасывая врага, 46-я армия к исходу 9 апреля продвинулась вперед. Командующий армией генерал-лейтенант Петрушевский подтвердил качества военачальника.

В начале войны Александр Васильевич, будучи полковником, возглавлял штаб армии. Затем командовал корпусом. Достойно проявив себя в боях, был месяц назад выдвинут на должность командующего армией. Венская операция была для него важным экзаменом.

46-я армия шла вперед, однако отставала от ушедших на запад частей 3-го Украинского фронта.

Ставка Верховного Главнокомандования в тот день обратила внимание командующего фронтом маршала Малиновского на недостаточно быстрое продвижение его войск. Потребовала, чтобы все пути отхода из Вены на север были противнику отрезаны не позднее 10 апреля.

В свою очередь немецкое командование усилило свою северную группировку эсэсовскими танковыми, пехотными и кавалерийскими частями. Отчаянно сопротивляясь, немецкие войска с трудом сдерживали занимаемые ими рубежи. Переходя в частые контратаки, они стремились задержать наше наступление.

Получилось так, что 46-я армия, оттянув на себя часть сил врага, облегчила войскам 3-го Украинского фронта выполнение задачи по овладению Веной.

Имперский мост

Через всю Вену, разделяя город на южную и северную части, нес свои воды широкий Дунай. По нему проходила граница между войсками двух фронтов: в южной части 3-го Украинского, в северной части — 2-го Украинского.

Семь мостов соединяли в городе берега, шесть из которых в ходе длинных боев были разрушены. Оставался только один, который венцы называли Рейхс-брюкен. В переводе это означало Имперский мост.

Он и в самом деле представлял собой величественное сооружение: с одного берега до другого — почти километр, возможно даже и больше. И ширина более полусотни шагов.

Наступавшие по противоположному берегу войска к мосту еще не подошли, и потому находившиеся в Вене немецкие части старались его удержать на случай своего отступления. А потом уже взорвать.

На подступах к нему создали мощные опорные пункты, подтянули танки, бронетранспортеры. Нашей разведке удалось установить, что мост заминирован: у каждой опоры заложены ящики со взрывчаткой, к которым тянутся с противоположного берега кабель и провода.

Как инженерное сооружение Имперский мост имел не только тактическую, но и оперативную значимость.

Командующий 4-й гвардейской армией генерал Захватаев имел особый разговор с генералом Руссияновым, войска которого наступали вдоль реки. Это был 1-й гвардейский механизированный корпус.

— Нельзя, Иван Никитич, позволить немцу мост подорвать! Он должен быть сохранен. Это требование самого командующего фронтом маршала Толбухина. Нужно разминировать. А уж как это сделать — не вас учить! Два дня сроку.

— Будет выполнено, — заверил первый гвардейский генерал.

Выполнение этого боевого задания пало на разведчиков и саперов 2-й гвардейской механизированной бригады, которой командовал подполковник Сергей Алексеевич Иванов.

Поутру, вызвав из разведроты старшего сержанта Кульнева, он поручил ему сформировать команду из разведчиков и саперов:

— Отбери десять гвардейцев из разведроты, а шесть саперов сегодня придут. Задача вам будет ответственная, сложная, но почетная: нужно прорваться к мосту и разминировать его.

Тут же в штабе комбриг, начальник разведки бригады и старший сержант Кульнев обдумали план действия.

В ожидании приезда разведчиков и саперов Кульнев решил разведать подступы к мосту. Взобравшись на верх полуразрушенного храма, он прильнул к биноклю.

Вокруг гремело, даль тонула в облаках сизого дыма от разрывов снарядов и мин. Все же удалось обнаружить укрывавшихся в развалинах домов пулеметчиков, заметить три танка, находящиеся в укрытии бронетранспортеры подсказывали о близкой к ним мотопехоте. Обнаружил сержант и охрану моста.

Когда он попытался приблизиться к мосту, невидимые эсэсовцы открыли такой огонь, что отпало желание выполнить задуманное.

Вскоре прибыли гвардейцы из разведроты. Среди них были рядовые Григорий Москальчук и Николай Борисов, мастер вождения бронетранспортера старшина Федор Минкин. В группе саперов самые заметные старший сержант Михаил Ластовский и рядовой Андрей Золкин. Оба в годах.

— Вам сколько же лет? — придирчиво оглядел их Кульнев.

— В отцы тебе, сынок, годимся, — ответил старший сержант Ластовский.

Рождения 1905 года, он действительно двадцатилетнему Кульневу годился в отцы.

Оба сапера были мастерами своего дела. В боях на подступах к Вене сержант Ластовский под огнем противника в поисках брода для танков разведал реку Лизинг. Было опасно и трудно, но сапер справился с заданием. По установленным им вехам боевые машины преодолели бурную реку и без задержки атаковали неприятеля.

Не уступал в мастерстве саперного дела и рядовой Андрей Золкин. В Вене, обеспечивая атаку гвардейцев мехбригады, он в составе инженерной разведки разминировал два моста через реку Швехт.

На поясном ремне у обоих саперов висели малые лопатки.

— Это зачем? — спросил Кульнев.

— А чем прикажете рубить кабель да провода к подрывным зарядам? — усмехнулся Ластовский.

Накануне оба отточили до предела свои лопатки. Остальные саперы сделали то же.

— Кстати, сержант Кульнев, а ножи-то у вас есть? — спросил в отместку Ластовский.

— А как же! И умеем их пускать в ход.

К вечеру прибыл комбриг подполковник Иванов. Его сопровождал капитан-разведчик. Он сообщил, что к условленному времени к Имперскому мосту подойдут катера с подразделениями морской пехоты. Они высадятся у моста на два берега и поддержат огнем действия команды Кульнева. Сообщение укрепило уверенность в успех дела.

Журналист Д. Радзинский встречался с Андреем Митрофановичем Кульневым и с его слов записал события ночи на 13 апреля:

«Придерживаясь стен домов, они гуськом направились в сторону Дуная. Вот и передний край, не так-то просто было определить в ночном уличном бою. Залегли в одном из подъездов большого многоэтажного дома, еще не полностью отбитого у гитлеровцев. Стали прислушиваться, откуда меньше всего стреляют. Но стрельба была настолько густой и плотной, что сделать это оказалось невозможно.

Справа от дома горел какой-то огромный склад. «А что, если прорваться через него?» Они устремились к складу.

Обстрел не прекращался. От попадания в склад мин и снарядов вверх взлетали куски арматуры, горящих досок, снопы искр. Пожар набирал силу. Здание было наполнено удушливым дымом. То тут, то там стены его лизали лохматые языки пламени, начала рушиться кровля.

Кто-то из команды упал, его подняли, понесли. Еще один стал кататься по земле, сбивая с одежды пламя. Кого-то ударила упавшая балка. «Не задерживаться! Вперед!» — подал голос Кульнев.

На счастье, показался в стене проем. Выскочили во двор. Отбежав от огня, упали в изнеможении».

С Кульневым были старшина Федор Минин, разведчики Григорий Москольчук, Николай Борисов и два сапера: Михаил Ластовский и Андрей Золкин. Это было все, что осталось от команды…

Впереди замаячил немецкий часовой-автоматчик,

— Федя, сними. Только без шума.

Потом пришлось «убрать» расчет пулемета, прежде чем достигли моста.

Команда разделилась на две группы. В каждой был сапер. И приступила к работе.

Продолжая рассказ, журналист Д. Радзинский сообщал, что работа оказалась нелегкой. У каждой опоры были заложены ящики со взрывчаткой, на каждой крестовине закреплены толовые или пироксилиновые шашки. Все это было соединено толстым кабелем, к каждому заряду вела отдельная линия.

Находясь под мостом, приходилось одной рукой держаться за балку, другой отыскивать заряды. Поскольку у разведчиков не оказалось специальных инструментов, крепление зарядов и провода приходилось резать ножами, а потом под гул и грохот разрывов сбрасывать в Дунай заряды, опасаясь, как бы не сорваться следом. От холодного металла стыли руки. А работе — ни конца ни края…

Вспоминая о том пути под Имперским мостом, в подвешенном, словно у летучих мышей, состоянии, где одно неверное движение грозило гибелью, Андрей Митрофанович Кульнев и по сей день удивляется, откуда силы нашлись. А ведь нашлись!

Перед рассветом, обезвредив свыше сотни зарядов, наконец добрались до противоположного — западного края моста. Задание командования было выполнено. На рассвете по мосту прошли наши танки…

Выполнить задачу разминирования моста отважные воины смогли при поддержке моряков-десантников Дунайской флотилии. Высадившись с бронекатеров, они одновременно бросились к мосту и открыли по его охране сильнейший огонь.

Помогли и пожары, при свете которых работала команда подрывников.

Как заключили позже специалисты, саперы изъяли около двадцати тонн взрывчатки. А в документах представления на Героев Советского Союза отважной шестерки было сказано, что сапер Ластовский обезвредил 76 зарядов взрывчатого вещества, а его напарник Золкин — 56.

В те памятные апрельские дни боевой дух советских воинов был исключительно высок. Они сознавали свою освободительную миссию, горели желанием быстрее избавить народ Австрии от фашистских захватчиков, победоносно закончить войну.

Благодаря мужеству и отваге советских воинов л яростное сопротивление гитлеровцев, засевших в австрийской столице, было сломлено. К 14 часам 13 апреля — на седьмой день жестоких боев — Вена была полностью очищена от врага.

Стремительные и самоотверженные действия наших войск не позволили фашистам разрушить один из красивейших европейских городов, спасли жизнь тысячам венцев. Было предотвращено уничтожение многих ценных архитектурных сооружений, подготовленных к взрыву или подожженных фашистами при отступлении. Были спасены многие памятники старины.

В боях за Вену противник понес крупные потери в живой силе и боевой технике. В период с 3 по 13 апреля войсками 3-го Украинского фронта в районе Вены было взято в плен свыше 47 000 солдат и офицеров, захвачено 663 танка и 1093 орудий всех калибров. Кроме этого, противник в боях за Вену потерял убитыми около 19 тысяч солдат и офицеров.

Задача, поставленная Верховным Главнокомандованием войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов, была выполнена.

Но немалые потери понесла и Советская Армия в боях за освобождение австрийского народа. Почти 26 тысяч бойцов и офицеров навечно остались в австрийской земле.

В день освобождения Вены — 13 апреля — Москва от имени Родины салютовала доблестным войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов, овладевших стратегически важным узлом обороны, прикрывавшим пути к южным районам Германии, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

С освобождением Вены приблизился конец войны.

Сокрушенные в боях за Вену немецкие войска позорно отступали. Их главная сила — 6-я танковая армия СС, потеряв бронетехнику, разбилась на отдельные отряды и, с трудом отбиваясь от преследования, уходила в недалекие леса и горы. Оттуда был путь в южные районы Германии.

Пытаясь скрыться от возмездия, глава танковой армии генерал Зепп Дитрих подтвердил ложный слух о своей гибели. Якобы его убили австрийские патриоты.

На самом деле и без этого вымысла судьба генерала была предрешена. Не помогло и переодевание в форму рядового эсэсовца.

В начале мая Зепп Дитрих с остатками своей армии оказался на территории, оккупированной американскими войсками. Его арестовали и предали суду как участника Арденнской операции, в которой погибли многие американцы.

Суд приговорил Дитриха к 25-летнему тюремному сроку. Однако просидел он в камере за решеткой всего полтора года. Ловкие адвокаты сумели убедить сердобольных судей в его невиновности и болезни.

Вернувшись в родной город, Дитрих узнал, что жена его отвергла.

Последние годы жизни он провел в одиночестве. Скончался в собственной постели от обширного инфаркта в 1966 году в возрасте 73 лет.

В АЛЬПАХ, БЛИЗ ВЕНЫ

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Путь нашего полка идет в обход Винера-Нойштадта. Капитан Белоусов стоит на обочине дороги и, щурясь от яркого весеннего солнца, вглядывается в шагающие мимо шеренги. Колонна растянулась, солдаты идут не в ногу, о чем-то говорят, и то и дело взрывается и расплескивается смех. Завидя комбата, они поспешно смолкают, прыгают козлами, чтобы попасть в ногу, и от этого шеренги пляшут и строй качается волнами.

В другой раз капитан не потерпел бы, прикрикнул и приструнил офицеров, но сейчас он лишь качает головой, силится казаться строгим в своем добродушии.

— Совсем распустились, братья-славяне! Подтянись!

Голос у него с легкой простудной хрипотцой, лицо обветрено и от загара потемнело. Из-под сбитой на затылок шапки видны липнущие колечками к потному лбу волосы. Глаза запали, и под ними набухли мешки.

Комбат высок, сухощав, с выправкой кадрового военного. Кожаная трофейная куртка стянута широким комсоставским ремнем, на тонком красном ремешке потертая планшетка с притороченным компасом, на другом боку пистолетная кобура.

Прошел всего час, как батальон вышел из боя. Утром, когда подходили к перевалу, откуда-то из лесу по колонне резанули автоматные очереди, а потом у дороги стали густо рваться мины. Шедший впереди в головной походной заставе взвод залег, втянулся в перестрелку. За ним развернулась первая рота, заняли позиции и минометчики. Горы загремели от взрывов и выстрелов. Тут же вторую роту направили в обход, и она-то и решила дело.

— Подтяни-ись! — хмурит капитан брови.

Батальон совсем не тот, каким был три недели назад, когда вступил в свой первый бой в Венгрии, где прорывали оборону эсэсовской армии: там сразу выбило почти треть личного состава. Потом тоже были бои, однако не с такими потерями. Да и солдаты уже не лезли сломя голову под огонь, выжидали, когда отработает артиллерия и минометы, обходили опасные места, хитрили. Однако и при этом роты таяли, словно весенний снег, тихо и незаметно.

Выбравшись на взгорье, дорога тянется к недалекому хребту с серыми зарослями леса на склонах. Справа внизу, в туманной дали виднеются нагромождения строений Вены. К ней и держит путь батальон, маршрут которого прочерчен на карте красным пунктиром.

Неширокая ухоженная дорога пролегает через редкие селения с аккуратными, крытыми красной черепицей домами. Вокруг домов площадки с желтым ракушечником или замощенные плиткой, на газонах стриженый кустарник.

Капитан пропускает мимо себя роты, стрелковые, минометную, пулеметную и артиллерийскую батарею с двумя пушчонками «сорокапятками». Потом размашисто шагает в голову колонны. За ним семенит солдат-ординарец с автоматом на ремне и чахлым вещмешком за спиной. В мешке гремит котелок.

Сзади слышится рокот автомобиля.

— Товарищ капитан! Кажется, генерал! — говорит ординарец, вглядываясь в несущийся по дороге «Виллис». Кургузый «Виллис» вихрем пролетает мимо и тут же тормозит. Из-под колес выбивается облачко пыли, а на асфальте остается черный след.

Генерал небольшого роста, широкогруд. Воротник кителя врезался белоснежной каемкой в короткую сильную шею.

— Карту, комбат! Гвардейцам вольно!

— Во-ольно-о! — полуобернувшись к строю, командует Белоусов.

— Задача батальону меняется. — Генерал сосредоточенно вглядывается в карту и карандашом ставит на ней точку. — Мы находимся здесь. А теперь от развилки — она впереди в двух километрах, батальону двигаться на северо-запад, в Альпы. Вот так… — Кончик карандаша ползет по карте вдоль причудливо вьющейся в горах ярко-желтой линии дороги, уходя все дальше и дальше от Вены.

— А как же Вена? — вырывается у Белоусова.

— Что Вена? Вам очень она нужна? Венские вальсы вытанцовывать? — Генерал говорит медленно и тихо — верный признак раздражительности. — Зуд у всех на Вену. Твое, комбат, дело солдатское: получил приказ, взял под козырек — и выполняй! Понятно?

— Так точно! — с подчеркнутой почтительностью вытягивается комбат.

— Ну, то-то же… Не пойдем мы на Вену. — Теперь уже в генеральском голосе слышатся нотки досады. — В Альпах будем наступать. Вашему батальону сегодня овладеть вот этим пунктом… — Он чертит карандашом овал вокруг горного селения. — Кровь из носа, но сегодня к вечеру его взять! Понятно?

Последнее командир дивизии произносит, обращаясь к подошедшему заместителю Белоусова — Третьякову. Тот ниже комбата и чуточку плотней, Да и годами постарше. Взгляд у него спокойный, вроде бы равнодушный. А у глаз — густая сетка морщин.

— Само собой, товарищ генерал, — внушительно отвечает он и вытирает ладонью взмокший лоб.

Тесня противника от Вены, наш полк втягивался все глубже и глубже в горы. Куда ни взглянешь, всюду их тяжелое нагромождение. Поросшие лесом горы слева вплотную подступают к дороге, нависают обнажениями холодного гранита. А справа, под ногами, обрыв. Дорога далеко внизу серой лентой вползает в лесную чащу и местами проглядывает сквозь буйную зелень склона. Внизу в долине рассыпаны домишки. За долиной видна гряда, за ней еще и еще. А дальше — во всю ширь горизонта протянулась в удивительных изломах цепь снежных великанов.

Помню у перевала часовенку. Рядом крест с распятием. Аккуратная, ярко раскрашенная часовня кажется игрушечной.

— Неужто в такую глухомань ходят молиться? — удивляется гвардеец Васильков. — Уж лучше бы скамьи поставили или беседку для отдыха.

— Красотища-то какая! — восклицает Третьяков.

— Ничего не скажешь: красиво, — согласился Васильков. — Только у нас, товарищ капитан, красивее.

— Где это у вас?

— А на Смоленщине. Мест таких, как в нашей родной стороне, не сыскать. Кругом раздолье да березовые рощи!..

Родная сторона!

Пусть ты не славишься красотой, пусть скромны твои поля и ничем не примечательно село или станица. Пусть неширока заросшая травой кривая улица, где весной и осенью с трудом проезжают полуторки. И дом, где ты родился и вырос, низок и тесен. Пусть ты, родная сторона, скромна, тиха и неприметна. Но прелесть твоя неповторима и ни с чем ее не сравнить.

Взмахнув рукой, Васильков вдруг охнул и стал медленно оседать. И тотчас гулким эхом прокатился одинокий выстрел.

— Да где ж он, гад? — вскрикнул Артемьев, подхватывая товарища.

Из-под пальцев из груди Василькова бьет кровь.

— Военфельдшера! Фельдшера! Ионову! — послышались голоса. — Товарищ лейтенант!

Несколько человек по кювету снесли на руках товарища в укрытие. Около него уже хлопотала вездесущая Ионова.

Перевал опустел. Только в кювете залегли разведчики: сержант Крекотин, Радайкин, неподалеку снайпер Глухов.

«Эх, Васильков, Васильков! — думаю с горечью я о солдате. — В каких переплетах тебе пришлось бывать — и пуля врага миновала. А тут вот, когда конец войны виден, не уберегла тебя судьба!»

— Серьезная рана? — спрашиваю Ионову.

— Нужно немедленно в медсанбат. Может не выжить…

— Отправляйте любой повозкой!

Слева из скал ударил немецкий пулемет, разорвалась мина, вторая… Многократно усиленные эхом выстрелы слились в глубокий гул.

Снайпер Глухов выдвинулся далеко вперед и залег в кустарнике. Он старательно всматривался, выискивая цель, изредка стрелял.

— Василь! Смотри, фрицы! — крикнул сосед. — Что-то замышляют?

Снайпер посмотрел через оптический прицел винтовки. Трое немцев кого-то несли.

— Раненого уносят. — Он хотел было выстрелить, но тут же разом отвел винтовку от плеча. — Ах, паразиты! Да ведь это наш солдат!

В прицел было видно, как беспомощно висели руки раненого.

— Чего ж ты смотришь? Бей скорей! — торопил снайпера сосед.

Глухову приходилось не раз стрелять и в фанерную мишень, и в живых врагов. Но никогда еще не доводилось вести огонь по цели, где малейшая ошибка могла стоить жизни товарищу. Однако ничего другого не оставалось.

— Да стреляй же! Стреляй! Чего тянешь?

Затаив дыхание, Глухов плавно нажал на спуск.

Прогремел выстрел: один гитлеровец упал. Не раздумывая, снайпер взял на мушку второго. Снова выстрел: споткнулся и второй. Третий бросился бежать, надеясь скрыться в кустах. Но пуля настигла и его.

Я послал с приказанием в левофланговую роту Забару.

— Одна нога здесь, другая — там! Не задерживаться!

Подвижный, юркий солдат козырнул и скрылся в чаще. Вернулся он не скоро, потный, возбужденный!

— Что случилось? Распоряжение передал?

— Так точно, передал! Только в лесу на немца напоролся, пришлось повозиться. Хитростью одолел.

Углубившись в лес, Забара вышел на поляну. И тут по нему ударила очередь. Пули просвистели над самой головой. Солдат упал, осмотрелся, ящерицей пополз в лощину. Но только приподнялся, чтобы отбежать назад и обойти немца, как снова раздалась очередь.

«Попал в ловушку», — пронеслось в голове. Немец совсем рядом. Но где? Попробуй найди его в этой лесной чаще!

Тогда Забара отполз в сторону, надел на хворостинку пилотку и осторожно стал ею водить. Тотчас послышалась очередь. Пули указывали направление, откуда гитлеровец вел огонь.

Солдат нащупал на ремне гранаты. Достал одну. Не поднимаясь, бросил. Бросать лежа было неудобно, и граната не долетела до кустов. Секунду-вторую вертелась она волчком на земле, потом взорвалась. В ответ гитлеровец застрочил еще яростней.

Оставалась последняя граната. Сгоряча солдат хотел метнуть и ее, но удержался. Отложив, поднял камень, крупный, увесистый, совсем как граната. Размахнувшись, запустил его в немца. Выстрелы прекратились.

Не мешкая, Забара вскочил, выдернул кольцо с чекой и метнул лимонку.

Потом солдат показал мне то место. Убитый немец лежал за кустом. Приняв камень за гранату, он, видимо, уткнул голову в бугорок бруствера, ожидая взрыва. А настоящая граната, кинутая следом за камнем, без помех, взорвалась уже рядом с ним.

Селением мы овладели во второй половине дня. Бой был коротким, но злым. Его исход опять решил маневр. Белоусов заранее послал в обход роту, и хотя она опоздала с атакой, однако удар был для немцев неожиданным, и, ожесточенно обстреливая из минометов селение, они откатились к лесу.

На окраине полыхал пожар. Охватившее дома пламя билось и металось рваными космами. Клубился густой черный дым, несся нескончаемый треск пожираемого огнем дерева. На проводах вдоль дороги повисли подорванные телеграфные столбы. Белела, будто кость в ране, древесина перебитого взрывом дерева.

Селение безлюдно. В подвале высокой кирхи солдаты обнаружили седого старика-пастора. Молитвенно сложив на груди ладони, он испуганно воззрился на офицера. Черный костюм измят и перепачкан, на белой сорочке следы копоти.

— Гутен таг, фатер, — поздоровался Белоусов. Когда-то в школе он изучал немецкий язык, потом познания углубил, и не без успеха, в пехотном училище. — Где жители селения?

— Ушли в горы. — Руки старика вздрагивали, слезились глаза с красновато-воспаленными веками. — Немецкое командование велело.

В селении не задержались. По радио поступил новый приказ: не теряя времени, продолжать наступать. Но теперь уже не по дороге, а напрямик, через горы. И овладеть, если не ночью, то утром обязательно, селением Нейдорф.

— Вторую ночь не спим, — попробовал попросить командира полка комбат.

— Никакого отдыха! Немедленно вперед! — неуступчиво ответил полковник Данилов.

Тем временем погода испортилась. Небо затянули тяжелые низкие тучи. С гор шел холод. Сеял нудный, совсем не весенний дождь. Солдаты брели, набросив на головы капюшоны плащ-палаток, скользили по раскисшей земле, чертыхались.

Вскоре дорога незаметно втянулась в лесистую лощину. Склоны ее, вначале низкие и пологие, становились все выше и круче. И вскоре они уже стеной нависли над тропой, вьющейся вдоль бурливого с каменистым ложем ручья. В сетке дождя справа виднелся скалистый гребень с клочьями повисших на нем низких облаков.

«Как в мешке. Не дай бог, если нарвемся на немцев», — с опаской думал Белоусов. Несколько раз тропа переползала через ручей с берега на берег. А вскоре она совсем скрылась под бурыми прошлогодними листьями, густо усыпавшими землю.

Белоусов остановился, достал карту. Пока он намечал на ней путь к затерявшемуся в горах селению Нейдорф, куда они должны были выцти, вездесущий ординарец Забара доложил, что неподалеку под кручей расположились жители селения, те самые, о которых упоминал пастор.

— Знаешь, комбат, найти бы среди них проводника, — предложил Третьяков. — С ним наверняка быстрей дойдем.

— Так-то оно так. Только опасно. Заведет еще к чертям, что не возрадуешься!..

Унтер-Пиштинг

Небольшое селение Унтер-Пиштинг расположено к северо-западу от Винер-Нойштадта. По долине тянется голубая ниточка речушки Пиштинг. Вдоль нее на запад, пересекая селение, уходят железнодорожная ветка и шоссе. А на север серпантином вползает в горы дорога, ведущая к городку Берн- дорф.

Холодным неприветливым апрельским днем вступили мы в эту долину. С западной окраины селения доносился треск выстрелов и громыхание разрывов. Там вел бой третий батальон нашего полка. Мы получили задачу ему помочь.

В растянувшейся колонне не больше ста человек. Это все, что осталось от нашего батальона. Идем правее и левее дороги, укрываясь в придорожном кювете.

У моста через речку лежит убитый солдат. Неестественно разбросаны ноги в кирзовых сапогах, высоко закинуты полы шинели. На боку катушка с телефонным кабелем. Черный смолистый провод размотан наполовину, тянется от солдата назад.

Я вглядываюсь в лицо убитого и узнаю знакомого сержанта. Он часто устанавливал связь от штаба полка к батальону. Теперь он тянул кабель, видимо, в тот батальон, что дрался впереди. Только не дотянул. Неподалеку, на асфальте, рваные следы от разрыва мины.

Над головой все чаще слышатся зловещий шелест снарядов и свист пуль.

— Не будем людей под огонь вести, — решает Белоусов. — Пройди один вперед, уточни у комбата задачу, согласуй все вопросы. Разберись на местности — где правый фланг. Да сам будь осторожен!

Перебегая от дома к дому, встречаю бредущего в тыл раненого. Он несет перед собой, бережно поддерживая, руку. Из-под бинта виднеются восковые пальцы с посиневшими ногтями.

— Где штаб?

— Там, — бросает раненый, кивая в сторону окраины. — В белом доме.

Все дома белые, с черепичными крышами. На многих проломы, стены искорежены осколками и пулями.

Наконец попадаю на НП. У окна с выбитыми стеклами начальник штаба, большеголовый крепыш с погонами старшего лейтенанта, Саша Кудрявцев.

— Здорово! — приветствую его. — Прибыли на подмогу.

Он слушает меня рассеянно, словно не рад приходу. Потом оборачивается к младшему лейтенанту- связисту и кричит:

— Когда же наконец будет связь? Вы только обещаниями кормите! Из-за вас я не могу поставить задачу артиллеристам. Где связь, я спрашиваю?

— Не будет связи, — вспомнив убитого сержанта, вмешиваюсь я. — Лежит связист с катушкой на полдороге, у моста.

— Что ты говоришь? — вздрагивает младший лейтенант. — Убит Охрименко? Не может быть! Помкомвзвода! Беги к мосту! Может, жив сержант-то. Да пару катушек захвати!

— Ты понимаешь, — говорит мне старший лейтенант. — Уж как не повезет, то все наперекосяк идет. Утром своя артиллерия нас накрыла, час назад комбат погиб, а теперь вот связи нет…

Мы быстро уточняем место и время атаки и расстаемся.

Атака нашего батальона была столь внезапной, что немцы, яростно отстреливаясь, сразу отошли по скату долины за серпантин дороги, что вела к Берндорфу. Одна из рот перевалила даже насыпь, но попала под пулеметный огонь и тут же контратакой противника была отброшена назад. Так и продолжался бой: немцы по одну сторону дороги, мы — по другую. Неподалеку от рот в промоине с крутыми стенками расположился наш штаб.

К вечеру погода совсем испортилась. Небо заволокло тяжелыми облаками. С гор потянуло холодом. Заплясали снежинки.

Неожиданно сверху посыпались камни, вслед за ними скатились два человека: немец и наш солдат с автоматом.

— Товарищ командыр, — выступил вперед солдат, — рядовой Кудайбергенов брал «язык». В том лесу брал. Что будем делать с фрицем, товарищ командыр?

Широкоскулое смуглое лицо солдата распалено. Он тяжело дышит, из-под шапки, оставляя след, стекают струйки пота.

Немец тоже небольшого роста и тоже чернявый, но, в противоположность Кудайбергенову, плечист. Ему лет тридцать. Он без шинели. Куртка распахнута. На месте двух вырванных с мясом пуговиц виднеются серые лоскутки подкладки.

— А где его оружие?

— Сержант автомат брал, — охотно отвечает Кудайбергенов. — Говорил: веди так. Еще был у «язык» кинжал, я его брал. Никому не давал. Мой трофей, товарищ командыр.

Он протягивает тесак в металлических ножнах, с массивной ручкой. На широком хромированном лезвии готическая вязь надписи.

— Ну, раз трофей, то бери. Авось пригодится.

Нож пошел по рукам. Его разглядывают, пытаются прочитать гравировку, пробуют на палец. Конец ножа как жало, кто-то даже руку порезал.

— Найдите место, — говорю я Артемьеву, — где можно допросить пленного. Да заодно сообщите о нем в штаб полка.

— Есть! — охотно откликается продрогший сержант. — Мы уже нашли. Вот в том доме никого нет.

Домишко отбился от селения и возвышается на косогоре. Перебежками, один за другим направляемся к нему.

Впереди Артемьев, потом немец, за немцем Кудайбергенов. Мы уже у порога, как вдруг — нарастающий свист мины.

— Ложись! — кричу во весь голос. Артемьев толчком распахивает дверь и успевает вбежать в дом. Немец нерешительно останавливается, приседает. Кудайбергенов, подскочив к нему, ловким приемом сбивает с ног и падает на пленного, прикрывая его собой.

В то же мгновение свист завершается оглушительным взрывом. В нос бьет запах взрывчатки.

— Вперед! — опять кричу и вижу, как Кудайбергенов вскакивает, хватает немца за руку и увлекает в дом.

— Майн гот, майн гот, — шепчет побелевшими губами немец.

— Ты не Бога благодари, благодари Кудайбергенова, — замечает Артемьев. — Не он, так отдал бы ты Богу душу. А теперь для тебя война позади. Остался жив. Скоро и домой вернешься. Ферштеен?

— Гитлер капут, — произносит в ответ пленный.

По дому защелкали пули. Зазвенели стекла, со стен посыпалась штукатурка. Мы все нырнули в каменный подвал.

Тускло светит плошка. В дальний угол забились две женщины: мать и дочь. На руках у молодой женщины ребенок в одеяльце. Женщины испуганно смотрят на нас.

— Не бойтесь! Никто вас не тронет, — говорю им и жестом стараюсь подкрепить слова.

Понимаю, что обстановка для допроса немца неблагоприятная. Но не выгонять же под пули женщин с ребенком! Связисты уже устроились у входа, тренькают звонком, проверяют связь.

При виде гитлеровца женщины настораживаются. Еще теснее прижимаются друг к дружке. И даже ребенок затихает.

Немец немногословен. Ответы его коротки, чеканны. Догадываюсь, что говорит он не все, скрывает.

— Откуда сам? Кем был до армии? — задаю вопрос.

Отвечает: из-под Мюнхена, владелец колбасного дела. И отводит тяжелый взгляд. Невольно смотрю на его руки. Они сильные, короткопалые.

Появился старшина с термосами. В воздухе поплыл густой запах наваристых щей. Это раздражает: с утра ничего не ели.

Женщинам первым наливают в миски щи.

— Корми своего фрица, — говорит старшина Кудайбергенову, наполняя котелки дымящимися щами.

Подает буханку. Солдат достает из-за голенища трофейный нож, чтобы нарезать хлеб.

— Стой, Юлдаш! — командует старшина. — Спрячь тесак! Не погань хлеб.

И вытаскивает из кармана складной охотничий нож.

— Режь этим.

Немец ест торопливо, громко чавкает. У него шевелятся уши и складки кожи.

— Зачем спешишь? Уй, нехорошо, — укоряет его Кудайбергенов. — Спешить не надо. Ест мало-мало надо.

Немец отрывается от котелка, смотрит на солдата, вытирает рукой капельку под носом, сметает крошки хлеба с мясистых губ.

— Гут, — бросает он и снова продолжает чавкать.

Настойчиво звонит телефон.

— Ну, где там ваш фриц? — спрашивает начальник разведки. — Батя уже дважды о нем справлялся. Приказал немедленно доставить.

Я собирался отправить пленного со старшиной. Но старшине еще нужно попасть в роту, возвращаться будет не скоро.

— Фрица пусть Кудайбергенов доставит, — говорит старшина. — А для порядка руки ему свяжи.

— Зачем вязать? Не надо вязать, — возражает солдат. — Кудайбергенов сам его в плен брал, сам доставит.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Собирайтесь.

Все же немцу связывают руки тесьмяным ремнем.

Объясняю солдату путь к штабу полка. Предупреждаю, чтобы был осторожным и внимательным.

— Зачем так говорить, товарищ командыр? Кудайбергенов осторожный. И пуля его не возьмет, и мина не возьмет. «Кудайберген» по-казахски — Богом дан. Ничего не может случиться. — Смуглое лицо солдата расплывается в улыбке, обнажая плотный ряд белых зубов. — Пойдем, фриц.

Оба покидают подвал. Уходят в ночь. Спустя немного подвал будоражит телефонный звонок.

— Ну, где же ваш фриц? — кричит начальник разведки полка. — Батя уже из-за него стружку снимал!

— Повели уже, — отвечаю. — Сейчас доставят.

Через час опять звонок, и опять разведчик ругает меня.

— Вы что там, шутить изволили? — слышу рокочущий басок командира полка. — О «языке» генералу доложено.

У меня на лбу выступает испарина. Притихли солдаты-телефонисты. В их взглядах я читаю недоумение: куда мог деться Кудайбергенов со своим немцем? По времени пленный уже должен быть доставлен.

Не выдерживая, звоню разведчику. Прошу его сообщить, как только приведут «языка».

— Ладно, — недовольным голосом отвечает. — Позвоню.

Медленно ползет время. Нет ни комбата, ни Третьякова. Белоусов ушел на позицию, а Иван у артиллеристов. Они бы хоть советом облегчили душу.

— Артемьев, — не выдерживаю я. — Берите двух солдат и проверьте дорогу. Дойдете до штаба — позвоните.

Сижу у телефона, то и дело бросая на него взгляд. Никто из нас не спит. Не спят и женщины. При каждом нашем слове, телефонном звонке они вздрагивают. Настороженно смотрят. Изредка плачет ребенок.

Наконец звонит Артемьев: все осмотрел, следов каких.

В томительном ожидании прошла ночь. На рассвете солдаты нашли куски порезанного тесьмяного ремня, которым связывали руки немцу. Потом нашли Кудайбергенова. Он лежал у сосны. Обхватив руками ствол, пытался подняться. Рядом на земле немецкий тесак. Тот самый, что показывал нам солдат накануне.

Лезвие его было в крови. Сквозь следы крови проступает готика: «Все для Германии».

— Просил… фриц… развязать… Убежал, — беззвучно выдохнул солдат. И опять впал в беспамятство.

— Добрая душа ты, Юлдаш, — покачал головой Артемьев.

Узнав о побеге немца, командир батальона приказал немедленно сменить место штаба. И едва мы это сделали, как на дом обрушился бешеный налет. Потом мне говорили, что будто бы вышедшую из подвала женщину немецкие мины застали во дворе.

Каждое селение в Австрии приходилось брать с боем. Вспоминаю одно из них. Гиллендорф или Герндорф? Одним словом, с окончанием «дорф» — деревня.

Днем из штаба полка позвонили:

— Разведать село. Уточнить, занято ли оно противником. Результаты доложить к исходу дня.

— Давай, начальник штаба, действуй! — сдвинул на затылок шапку Белоусов. — Посылай Крекотина.

Через четверть часа я ставил сержанту Крекотину задачу. До селения километра четыре. Оно лежало, скрытое горами, в нейтральной зоне.

Сержант слушал, следя за моим карандашом, гулявшим по карте. Из-за его плеча заглядывал Радайкин. Он и заместитель командира отделения, и связной, и неразлучный друг Крекотина.

— Все ясно? — спросил я Крекотина. — Поднимайте отделение и — шагом марш!

— Разрешите идти нам вдвоем? — спросил Крекотин. — Солдаты ночью несли дежурство.

— А справитесь вдвоем?

— Сработаем как надо…

— Ну хорошо. Идите вдвоем. Но предупреждаю: в бой не вступать, встречи с противником избегать. Основная ваша задача — разведать деревню…

Разведчики вернулись к вечеру. Крекотин прихрамывал, у Радайкина под глазом расплывался багрово-сизый подтек.

— Боевую задачу выполнили, село разведано. Немцев нет, но временами наезжают, — доложил Крекотин.

— А немцев видели? — прищурившись от дыма, спросил Белоусов. — Уж не подрались ли вы с ними?

— Было дело, товарищ капитан. Сами чуть им в лапы не угодили, — признался сержант…

К селу разведчики направились лесом, напрямик через гору. Еще издали увидели в лощине аккуратные домики. У окраины селения возвышался старинный замок. Опушкой леса разведчики подошли к замку и залегли в кустарнике. Отсюда начиналась кривая, заросшая травой улица. Она была безлюдна. Неподалеку тянулся высокий кирпичный забор. За ним двухэтажный дом.

— Выясни, что там.

Крекотин уперся руками о стенку. Радайкин, перекинув автомат на шею, вспрыгнул на плечи сержанта и подтянулся на руках. За забором большой двор. Старательно разгребали навоз куры, грелись на солнце свиньи. В глубине тянулись длинные постройки. Оттуда слышалось мычание коровы.

— Тут фрицем не пахнет, — заключил Радайкин. — Давай пройдем в дом.

Через калитку разведчики вошли во двор. На открытой террасе стояла женщина в зеленом халате. Завидя разведчиков, она испуганно вскрикнула и бросилась в дверь.

— Куда вы, гражданка?

На крик из открытой двери сарая выглянула вторая.

— Эй, тетка! Подойди-ка! — махнул рукой Радайкин.

Осторожно ступая, женщина направилась к ним. И вдруг, всплеснув руками, она порывисто бросилась к разведчикам.

— Красная Армия! Да? Вы — Красная Армия? — Лицо, молодое, девичье, озарилось улыбкой, в глазах заиграли лучики. — Вы — красноармейцы! Я знаю! Здравствуйте! Я — Анна, работаю у фрау Марты. Словенка я, из Субботицы. Родные!..

Из глаз ее катились слезы, лицо светилось.

— Да подожди же, Анна! Фрицы в деревне есть?

Девушка вскинула глаза на Крекотина.

— Какой «фрицы»? Не понимай. Что такое «фрицы»?

— Ну, немцы, фашистские солдаты? Понимаешь?

— A-а… Понимай, понимай. Приходили фашисты. К фрау Марте. Брали молоко, яйца… Понимаешь? Иногда ночуют… Они из шахты. Шахта в горах. Я там работала. — Она говорила с заметным акцентом, с трудом находя слова.

— А сейчас они есть в деревне?

— Кто? Немцы? Нет. Они после вчера приходили сюда.

— Сколько их было?

— Пять… Понимаешь? А сейчас нет фашистов в деревне…

В комнате встретила женщина в зеленом халате.

— Битте, битте, геррен зольдатен, — залепетала она, запахивая на могучей груди халат. Круглое лицо с щелочками глаз расплылось в сладенькой улыбке.

По мягким коврам разведчики ходили из комнаты в комнату, рассматривая картины, рога оленей и туров. Хозяйка угодливо поясняла.

— Нихт ферштеен, нихт ферштеен, — то и дело повторял Радайкин, слушая ее болтовню. — Не понимаю, не понимаю.

Разведчики собрались было в обратный путь, когда вбежала Анна.

— Немецкий золдаты! Много! Уходите!

Крекотин и Радайкин, схватив автоматы, бросились к двери.

— Не сюда… тут нельзя…

Увлекая разведчиков, девушка бросилась в соседнюю комнату. По узкой лестнице они сбежали в подвал, единственное окно которого глядело в лес.

— Туда… — указала девушка рукой на окно.

Рывком сержант распахнул раму. Зазвенели стекла.

— Радайкин, вперед!

Едва солдат выбрался из дома, как из-за угла выбежал немец. Завидя Радайкина, он от неожиданности замер. Потом навалился на него. За ним выбежали еще двое. Не раздумывая, Крекотин выпустил по ним очередь. Потом бросился к Радайкину и прикладом размозжил немцу череп.

— Отходи в лес, Иван, — крикнул солдату. — Я прикрою…

В лесу удалось оторваться от преследователей. Сделав крюк, только к вечеру добрались до батальона.

Выслушав доклад разведчиков, Белоусов распорядился направить в село роту. Едва рота достигла окраины, как гитлеровцы открыли по ней столь ожесточенный огонь, что пришлось пустить в дело минометы и гаубичную батарею.

Только к утру удалось выбить немцев из села. Тотчас на мотоцикле Третьяков и я выехали туда. За рулем сидел Артемьев. Оказалось, что он ко всему еще умел водить машину.

В дом, где разместился командир роты, первым вошел капитан Третьяков. Переступив порог, он подался назад. Перед ним стоял немец.

— Хальт! — Капитан выхватил из кобуры пистолет. — Ты как попал сюда?

Гитлеровец в мундире и невоенного образца штанах выдавил что-то невнятное.

— Пленный это, товарищ капитан. — Вперед выступил солдат-конвоир. — Из подвала его пьяного без штанов выволокли. Он, гад, кусался. Пришлось стукнуть разок. Лейтенант Аверьянов пробовал допросить, да не получилось: языка не знает.

— Позовите Артемьева, — распорядился Третьяков.

Ноги фашиста в коротких с широкими голенищами сапогах подрагивали. Дрожали и пальцы вытянутых по швам рук.

— Ганс Мюллер его зовут, — переводил Артемьев. — Находился в тыловой команде, только вчера их спешно направили сюда. А здесь он вчера упился шнапсом.

— Кем был до войны? — поинтересовался Третьяков.

— Он говорит, что был служащим в торговой компании в Дюссельдорфе.

На мундире немца тускнели оловянные пуговицы. Над клапаном кармана распластались крылья хищника с фашистской свастикой. Чернел на рукаве ромбик с вышитыми шелком черепом и двумя скрещенными костями: эмблема дивизии «Мертвая голова».

Мы собрались уже покинуть дом, когда вбежала девушка-словенка. Лицо ее было в кровоподтеках, руки перебинтованы.

— Фашист там! Фашист! — воскликнула она.

— Какой фашист? Где?

Третьяков, Артемьев и все, кто находился в комнате, недоуменно взглянули на девушку.

— Это — фашист! — повторяла она. — Там…

И показала рукой на дверь, куда увели Ганса Мюллера.

— Кто? Мюллер? — переспросил Артемьев.

— Он не Мюллер, он фашист, Фред его звать, а фамилия… — Девушка назвала длинную, труднопроизносимую немецкую фамилию.

— Успокойтесь, успокоитесь. Кто вы? Откуда немца знаете? — спросил я.

Девушка села, Взволнованно, путая русские слова, она рассказала о немце. Впервые она увидела его на шахте. Там он служил в охране. С рабочими, согнанными из России, Франции, Польши, Чехословакии, был жесток. Однажды она видела, как немец бил женщину-француженку. В чем та провинилась — неизвестно, но француженка больше в барак не вернулась.

В другой раз на рассвете он вывел в лес рабочего. Вскоре вернулся один. При побегах пленных он руководил погоней. А когда находили в стволе шахты разбившихся рабочих, все знали, чье это дело рук.

В шахте Анна пробыла около года. Потом ее неожиданно перевели в поместье, хозяйкой которого была бауэрша Марта. И здесь она снова увидела Фреда. Хозяин находился на Восточном фронте, и немец пользовался расположением его пышнотелой жены.

Вчера Фред прибыл вместе с солдатами из воинской части. Они ругались на русских разведчиков, которые ловко выскользнули из имения. Больше всех при этом гремел Фред. А когда он узнал, что русским скрыться помогла служанка, то пришел в ярость. Намотав на руку ремень с металлической пряжкой, он начал избивать девушку.

Анну спасло то, что она была в стеганой куртке. Одежда смягчала удары. А немец норовил ударить ее пряжкой по лицу, голове.

— Только не по рукам, Фред! Только не по рукам! — молила хозяйка. — Ей же надо работать!

Если бы не хозяйка, девушку забили бы до смерти. Хозяйка, улучив момент, бросилась к Фреду, оттолкнула его и загородила Анну:

— Хватит! Она получила свое!

И вытолкала ее, залитую кровью, в дверь.

За ужином Фред напился. Призвав на помощь Анну, хозяйка с трудом раздела немца и уложила в кровать.

Первые выстрелы застали хозяйку в подвале, куда она предусмотрительно перенесла перину и пуховик.

— Поднимись наверх и разбуди господина, — приказала она Анне.

Анна вошла в хозяйскую спальню. Немец храпел. В нос ударил крепкий дух. Девушка осторожно сняла со спинки стула автомат и заодно прихватила лежавшие на стуле штаны гитлеровца. Но едва подошла к двери, как Фред проснулся. Плохо соображая, он в белье метнулся к окну.

Разрывы снарядов, треск автоматов, цветные трассы в черном небе сразу отрезвили его.

— Где Марта? Мой автомат? Штаны?

— Хозяйка отнесла в погреб, — отвечала Анна.

— Это русские? Да? — Гитлеровец бросился в подвал…

— Организуй отправку этого гада в штаб полка. В препроводительной укажи, кто он в действительности, — сказал Третьяков. — Впрочем, я сам это сделаю.

Он сел за стол, закурил и принялся быстро писать на листе, вырванном из тетради.

Позже с боем мы пробились к небольшому селению Нейзадль. Его дома раскинулись у подножия пологой горы с поросшей лесом вершиной. Немцы сопротивлялись не очень сильно. Они отошли к вершине и закрепились там, обстреляв из минометов единственную улицу. Одна мина угодила в не вовремя выкатившую телегу с австрийцем. И лошадь и сидевшего в телеге хозяина иссекло осколками, и солдатам пришлось оказывать помощь. Очереди из пулеметов проносились по верху, прошивая крыши домов: селение оказалось в непростреливаемой, мертвой зоне, и мы были недосягаемы.

В тот же день от командира полка Данилова поступил приказ:

— Занятый рубеж закрепить! Быть готовыми отразить контрудар противника.

— И долго здесь будем сидеть? — размышлял над картой Белоусов. — Там наши, поди, в Вене бьются, а мы будто в заводи.

— Каждому свое. Не мы, так другие сюда бы пришли. — Третьяков достал сигарету, аккуратно ее размял и чиркнул зажигалкой. — Я так думаю, комбат, что, возможно, и конец войны здесь встретим.

— Конец войны? — Белоусов уставился на него удивленным взглядом.

Прежде чем ответить, Третьяков усмехнулся:

— Ты что же, Николай, не понимаешь, что дело идет к концу? Наши-то уже под Берлином. И в Вене немцы долго не продержатся. К тому же, говорят, американцы недалеко. Рвутся из последних сил…

На Пернитц

Через день Белоусова вызвали в штаб дивизии.

— Бери карту, — сказал мне комбат. — Вместе поедем.

Генерал находился в кабинете богатого особняка один.

— Как дела, капитан? Не засиделся ли в обороне?

— Немного есть.

— Тогда садись в кресло и разберись по карте в обстановке. И вы тоже, — обращается ко мне генерал. — А я выйду.

Мы склонились над картой, изучая вычерченные на ней генеральской рукой стрелы, пунктиры, скобки боевых порядков батальонов.

Дивизии предстоит наступать по широкой долине, уходящей в глубь Альп. Маршруты батальонов обозначены пунктиром. Они проходят через зубчатые скобки оборонительных позиций гитлеровцев, обходят овалы их резервов и огневых позиций артиллерии, встречают короткие, жалящие стрелы контратак.

— А где же маршрут нашего батальона? — водит пальцем Николай по карте. — Ага, вот он!

Тонкий пунктир устремляется от Нейзадля напрямик через горы к Пернитцу. Ни одной дороги. Только тропы. Да и они теряются на полпути в районах пастбищ.

Замысел генерала ясен: наш батальон должен по бездорожью зайти немцам в глубокий тыл и оттуда атаковать.

— Ну что? Разобрался? — Генерал подходит к столу и внимательно слушает комбата, следя по карте.

— Все правильно, — спокойно говорит он. — Именно вашему батальону и предстоит эта задача. Идти налегке, без кухонь и обоза, и даже без пушек. Сделать так, чтобы выйти к Пернитцу незамеченными. Важно захватить развилку дорог, что западнее населенного пункта. Захватить и удерживать до последнего, пока не подойдут наступающие по долине батальоны. Тогда немцы окажутся в мышеловке: с фронта наступает дивизия, а в тылу батальон!

Белоусов считает по карте расстояние.

— Семнадцать километров.

— Это на равнине. А в горах все тридцать будут. Да и скорость не та. Успех батальона — это успех дивизии. Поэтому и вызвал тебя, комбат. Выходи завтра, с наступлением темноты.

— А если обнаружат батальон в пути?

— И это может быть, — развел руками генерал. — Обнаружат — пробивайся с боем. Сманеврируй, отойди в сторону, но ваша задача — Пернитц.

Предупреждение полковника Данилова, что немцы готовят контрудар, было не напрасным. Ночью немалые силы гитлеровцев предприняли атаку Берндорфа, вблизи которого находился штаб дивизии. Наши силы были незначительны, и спас положение 297-й гвардейский полк полковника Бондаренко.

Маневр удался. На рассвете противник был атакован одновременно с фронта и тыла. Внезапность нападения заставила его бежать, оставив на поле боя немало убитых и раненых.

В труднопроходимой горно-лесистой местности понесшая потери в боях дивизия вынуждена была действовать отдельными отрядами небольшой численности. В этот период отважно воевали гвардейцы 1-го батальона 303-го гвардейского полка. Будучи окруженными, они в течение нескольких дней отбивали по шесть и более атак противника.

В ходе боя комбат сообщал в боевом донесении командиру полка Герою Советского Союза Соколову: «Горстка моих орлов геройски отражает пятые сутки яростные контратаки пьяных гитлеровцев и штрафников. Находимся в тяжелом положении, не хватает боеприпасов, нет продуктов и воды. Несмотря на это, заверяем, что гвардейцы не отступят ни на один шаг».

Командир дивизии генерал Блажевич связался с Кряжевских и приказал ему прорываться из окружения.

Для обеспечения прорыва к решающему участку был выдвинут артиллерийский полк, подтянули зенитные орудия.

В назначенный час артиллерия произвела мощный огневой налет, после которого подразделения 303-го гвардейского полка атаковали противника с фронта, помогая окруженным боевым товарищам прорвать кольцо и соединиться с полком.

После совещания, на котором командир батальона капитан Белоусов объявил о предстоящей задаче, он решил разведать ту лощину, где батальону предстояло пройти передний край немецкой обороны. Это место комбат определил по карте.

Скрываясь в кустарнике, мы с командиром разведчиков сержантом Крекотиным ползком выбрались к гребню, с которого просматривалась лощина. Залегли под кустом, затаились. Перед нами неширокая лощина, на противоположной стороне у прямоствольной сосны блиндаж с черной щелью амбразуры. Из нее, поблескивая, торчит пулеметный ствол. У блиндажа два немца: рыжеволосый и усач. Рыжий сбросил нижнюю рубашку, подставил белое тело солнцу. Усач привалился к сосне, курит трубку.

Крекотин затаился, потом подтягивает автомат. Ему ничего не стоит свалить обоих: рука у него твердая, глаз таежного охотника. Белоусов придерживает руку разведчика: завтра по этой лощине они пойдут, стрелять сегодня — значит насторожить немцев. Сержант удивленно смотрит.

— Не надо, — губами повторяет комбат. — Завтра возьмем.

Крекотин понятливо кивает.

Немец-усач берет котелок и, опасливо поглядывая, спускается по тропе. На дне лощины, весело поблескивая на солнце, звонко журчит ручей. Едва заметная тропа тянется к поленице дров. Усач выдергивает из нее два полена и старательно, деловито выкладывает их у ручья. Неторопливо моет котелки, наполняет их и, отряхнув руки, идет к блиндажу.

— Вот, гад! Как дома, — шепчет Белоусов…

Мы собрались в комнате, где размещается штаб батальона. Светильник из снарядной гильзы горит трепетным огнем, неярко освещая комнату. Все сосредоточенно курят, будто только для этого и собрались. Из соседней комнаты слышен голос радиста, настойчиво вызывающего полковую радиостанцию: «Вега, Вега, я — Карабин. Как слышишь меня?»… и опять: «Вега, Вега…»

Два часа назад Крекотин со своими разведчиками отправился к блиндажу, чтобы бесшумно снять немецких пулеметчиков. И вот все ждут от них вести.

— Пойду в подразделения, — поднимается Третьяков. Он выбивает хлопком из мундштука до конца выкуренную сигарету и направляется к двери.

В затянутой ремнями кожаной куртке Белоусов кажется еще выше. Лицо сосредоточенное, глаза запали. Смотрит на часы.

Тут в соседней комнате слышатся шаги, голоса, и в дверях вырастает солдат-разведчик от Крекотина.

— Приказ выполнен, товарищ капитан. Взяты два «языка».

— Ну, вот, — вздыхает комбат. — Передайте их Аверьянову… Аверьянов! — из темноты выступает контуженный лейтенант, командир хозяйственного взвода. Со всей тыловой братией и повозками он остается в селении. — С рассветом переправить «языков» в штаб полка. Смотрите, чтоб не убежали!

— Не-е уб-бе-егу-ут, — глотая ртом воздух и заикаясь, отвечает тот.

Вышли в полночь. Небо в ярких звездах. Звезды мигают, и кажется, что в воздухе слышен их легкий шелест. Один край неба освещен: там скоро выплывет луна. Но ее еще нет, и на фоне небосклона темнеет округлый контур горы.

— Быстрей! Быстрей! — торопит Белоусов.

Надо пройти лощину и углубиться в горы прежде, чем покажется луна. Позади видна длинная цепь солдат: радисты с тяжелыми упаковками раций, пулеметный расчет, за ними — роты.

Решено в голове колонны иметь первую роту Кораблева.

— Поближе к карте, лейтенант. Записывайте! — Белоусов испытующе смотрит на Кораблева. — Обстановка такова. Здесь, на восточных скатах, оборона противника. Особенно прочна она у дорог, где немцы тянут к Пернитцу боевую технику, поэтому и дерутся ожесточенно. Понятно?

— Так точно!

— Ваша задача — скрытно войти в Пернитц. Но на курсе есть заноза: гора Мандлинг. Вот она. — Карандаш оставил яркую точку. — Это, по всей вероятности, крепкий орешек. Как его расколоть? Придется подумать. Нужно умение… Справитесь?

— Так точно! — сдержанно отвечает Кораблев. — Постараюсь.

— Ну хорошо, идите. Готовьте роту.

Кораблев круто повернулся и, отбивая шаг, вышел из комнаты. Белоусов проводил офицера пристальным взглядом, в котором без труда можно было прочитать затаившееся сомнение.

— Как думаешь, справится он с задачей? После Порубилкина никак к этому не могу привыкнуть. — Комбат тяжело вздохнул.

И я не раз ловил себя на том, что сравниваю нового командира роты с Володей Порубилкиным. И тоже не мог привыкнуть к подчеркнутой исполнительности лейтенанта. Получив распоряжение, он отвечал коротко: «Есть» или «Будет сделано». Когда же что-то ему было неясно, он прямо об этом заявлял и просил повторить. Володя был другого склада, ершистый. Он не спешил сказать «есть». Всегда в решение вносил что-то свое, и от этого дело выигрывало.

Село мы покидали глубокой ночью. Вспугнув тишину, расплескались звуки шагов. Рассвет застал в горах. Позиции противника остались позади.

В полдень вспыхнул бой. Преследуя немцев, первая рота неожиданно уткнулась в крутой скат высоты. Это была гора Мандлинг. Так называлась она на карте.

— Курс не менять! — командует по рации комбат Кораблеву. — Наступать прямо на высоту!

Рота скрылась, словно растаяла. До вершины оставалось совсем немного, когда неожиданно сверху послышался нарастающий грохот. И вдруг мимо нас стремительно пролетел камень, за ним — второй.

— Береги-ись! — послышалось сверху. — Бере-ги-ись!

Крики долетели почти одновременно с градом посыпавшихся на солдат камней. Камни стремительно катились, с устрашающим свистом, увлекая за собой поток земли, подскакивали и летели в воздухе, с гулом бились о стволы деревьев. От ударов деревья вздрагивали.

Солдаты бросились в стороны, к деревьям, надеясь укрыться за стволами. Одним это удалось, других камнепад застал на полпути, и они, прижавшись лицом к земле и укрыв голову руками, сползали вместе с землей вниз, принимая на себя страшные удары.

Потом загремели автоматные очереди. Невидимый враг сверху поливал нас свинцом. Захлопали гранаты.

— Забара! — взревел Белоусов. — Бегом к Кораблеву! Передай: во что бы то ни стало высотой овладеть!

Солдат выскользнул из-за соседнего дерева, сбивая руки о камни и царапая о ветви лицо, стал поспешно карабкаться по крутизне.

А Белоусов уже вызывал пулеметчиков. Два расчета всегда находились при нем.

— Вперед! — кричал комбат. — Взять эту дрянь на абордаж!

Положение становилось угрожающим. Справа и слева простирались крутые скалы, позади — уходила далеко вниз осыпь, по которой карабкались солдаты. Отступать? Отойти назад? Тогда опять придется все повторять, тратя силы и время, теряя инициативу.

— Где там Кораблев? — ударив кулаком по заросшему мхом стволу, процедил Белоусов и выругался в сердцах.

В его взгляде я прочитал немой упрек, словно он сожалел, что направил головной роту Кораблева.

Теперь действительно успех целиком зависел от лейтенанта.

Сверху скатился Забара.

— Товарищ капитан, впереди лейтенанта Кораблева нет! Там только сержант из роты да десятка полтора солдат! Они с трудом отбиваются.

— Как нет? А где Кораблев? — Белоусов вонзил глаза в ординарца, потом в меня. — Оставайся здесь! Приведи в порядок подразделения. А вторую роту — немедленно вперед! Слышишь? Немедленно!

Он бросился в цепь. А вниз, туда, где карабкались солдаты, уже неслось: «Вторая рота, вперед! Вторая рота, впере-ед!»

И вдруг до нас долетело далекое «Ура-а!». Крики вплелись в сплошной треск автоматных очередей и разрывы гранат. Мы не могли понять, что случилось наверху, но вдруг шум боя стал удаляться, затихать…

На вершине у двухэтажного бревенчатого дома навстречу нам выбежал лейтенант Кораблев.

— Товарищ капитан, — с трудом переводя дыхание, начал он. — Ваш приказ выполнен. Высота взята! Противник отходит в западном направлении.

— А где была рота? — повысил голос Белоусов. — Почему без прикрытия оставили батальон?

— Никак нет, товарищ капитан. Один взвод прикрывал с фронта. А двумя взводами я решил ударить по противнику справа. Обстановка требовала…

Что-то новое, доселе незнакомое было в выражении глаз лейтенанта, разгоряченном лице, властном движении рук.

«Да он ли это? Тот ли Кораблев?»

— Где рота? — изменив тон, спросил Белоусов.

— Преследует противника, товарищ капитан. Я решил на его пятках ворваться в Пернитц!

Лицо комбата просветлело. В прищуренном взгляде засветилась улыбка.

— Ну, что ж, Кораблев, так держать! Только не зарывайся! А то ты ему на пятки, а он тебе — под дых…

— Этот номер не пройдет! — отвечал лейтенант.

По-уставному повернувшись, он бросился догонять ушедшую вперед роту.

У Берндорфа

В то время когда наш батальон с боем пробивался по горным тропам к Пернитцу, у Берндорфа, где находились основные силы 99-й дивизии, назревали нелегкие события.

21 апреля командир 37-го корпуса генерал-лейтенант Миронов сообщил комдиву Блажевичу, чтобы утром тот ожидал командующего фронтом.

— Намерен познакомиться с планом наступления на Пернитц, заслушать ваши соображения.

Штаб дивизии находился в Берндорфе, на окраине которого засели немцы, прикрывая вход в долину, где пролегала дорога на Пернитц.

— И еще, к сведению, — неофициальным тоном сообщил командир корпуса. — Как будто в Пернитце намечена наша встреча с американцами. Они к Вене спешат. Учти это, Блажевич.

Командир 37-го гвардейского корпуса Павел Васильевич Миронов — воин от бога. В сентябре 1941 года, будучи полковником, он командовал 107-й стрелковой дивизией под Ельней. Руководил этой операцией командующий Резервным фронтом Жуков.

В своих мемуарах он упоминал о полковнике Миронове:

«Особенно мужественно дрались наши 19, 100 и 107-я дивизии. Я видел с наблюдательного пункта комдива 107-й дивизии П.В. Миронова незабываемую картину ожесточенного боя стрелкового полка, которым командовал И.М. Некрасов.

Полк И.М. Некрасова стремительно захватил деревню Волосково, но оказался в окружении. Он сражался трое суток. При поддержке других частей 107-й дивизии, артиллерии и авиации полк И.М. Некрасова не только прорвал окружение, но и снял противостоящего врага, захватив при этом важный опорный пункт — железнодорожную станцию.

Сколько примеров такого массового героизма и отваги проявлялось рядом, вокруг, повсюду, и днем, и ночью.

Пользуясь наступившей темнотой и еще не закрытой горловиной, остатки противника отошли от ельнинского выступа, оставив на поле боя множество трупов, тяжелого оружия и танков. 6 сентября в Ельню вошли наши войска.

Опасный плацдарм был ликвидирован».

Командуя 5-й гвардейской стрелковой дивизией, генерал-майор Миронов в январе 1942 года в Ржевско-Вяземской операции освободил город Кондрово, а до того в Калужской операции Западного фронта очистил от захватчиков Тарусу.

В 1944 году его 37-й гвардейский стрелковый корпус успешно действовал в Свирско-Петрозаводской операции Карельского фронта, за что генерал-лейтенант удостоился большой награды — ордена Суворова 1-й степени.

За участие в Венской операции Павел Васильевич Миронов удостоился высокого звания Героя Советского Союза.

Бронетранспортер маршала Толбухина подкатил к тому самому дому, где уже ожидали генерал Миронов и его подчиненные командиры дивизий.

Маршал с трудом вылез из машины: рослый, грузный, медлительный, с болезненной желтизной на лице. На нем был защитного цвета комбинезон и такая же фуражка с матерчатым козырьком.

Отрапортовав, Миронов начал было представлять приехавших с ним комдивов, но маршал прервал его:

— Не надо! Всех знаю, — и с каждым поздоровался за руку.

Прежде чем войти в дом, где все было подготовлено для работы, Толбухин внимательно оглядел окружавшие город горы.

— А это что за высота? — указал он на недалекую, поросшую лесом высотку.

— Гора Медау-хоф, ее высота 420 метров. На ней находится наблюдательный пункт дивизии, — пояснил комдив Блажевич.

— А где дорога на Пернитц?

— Она пролегает у подножия этой высоты и втягивается в долину.

Маршал понятливо кивнул головой:

— Здесь совсем другая картина, чем в Венгрии. Там непроходимая даже для танков болотная грязь, а здесь одни крутые горы.

В комнате, куда все вошли, на столе была расстелена карта с нанесенной на ней цветастой обстановкой. Не садясь, Толбухин склонился над картой, молча стал разглядывать. Взгляд скользил по склонам Широкой долины, по бегущей у ленты дороги горной Речушки, удаляясь все дальше и дальше в глубь гор. Палец маршала уткнулся в далекую развилку дорог, где было небольшое горное селение.

— Это Пернитц?

— Так точно, — поспешил с ответом Блажевич.

— Сколько до него?

— Около тридцати километров.

— Разведку проводили?

— Так точно, два дня назад отряд из 300-го полка возвратился оттуда.

15 апреля в Пернитц через горы был направлен отряд капитана Белоусова в составе 72 гвардейцев с группой австрийских партизан. По горным тропам, обходя опорные пункты немцев, они достигли цели. Разведав оборону и наведя панику, они благополучно возвратились.

— Доложите свое решение, как будете наступать, — потребовал Толбухин. Блажевич стал объяснять, что наступление он решил организовать с боевым порядком в два эшелона: впереди по правому склону будут наступать подразделения 297-го полка, а по левому склону — 300-го полка. Один из батальонов сегодня ночью уже ушел в горы, чтобы атаковать Пернитц с тыла.

Маршал кивнул:

— Батальон уже вышел? Это хорошо. Правильно. В горах нужен маневр: обходы, охваты. Особое значение приобретают действия небольших отрядов. Прямолинейность в горах неприемлема.

Продолжая доклад, комдив сказал, что во втором эшелоне будет находиться 303-й полк подполковника Соколова.

Потом разговор зашел о захвате Пернитца, и комкор Миронов как бы случайно обронил, что с запада к Пернитцу вроде спешат американцы.

— Спешат или нет — нам неизвестно, — недовольно сказал Толбухин, — а вот что через него можно выйти к южным районам Германии — это точно.

Проводив маршала Толбухина и генерала Миронова с комдивами, Блажевич вызвал командиров полков.

Спросил у Данилова, есть ли связь с Белоусовым и где сейчас находится его батальон.

— Они в пути, сообщили, что скоро выйдут к альпийской гостинице. Утром вели бой.

— Держите с ними постоянную связь. Знаю, что делать это в горах трудно, но стараться нужно.

Уделил внимание Блажевич и командиру 297-го полка полковнику Бондаренко. Подполковнику Соколову приказал перемещать полк, не отрываясь от подразделений первого эшелона.

— Быть в постоянной готовности развить успех полков Данилова и Бондаренко.

Пришел майор-танкист и сказал, что его с семью танками генерал Миронов направил на усиление 99-й дивизии. Он уже связался с Даниловым и Бондаренко. Первому направил три боевых машины, а второму четыре. Начальник штаба дивизии решение одобрил.

Потом явился командующий артиллерией дивизии, сообщил о недостатке боеприпасов.

— А как на завтрашний день? — спросил генерал.

— На завтра достаточно, но впереди-то Пернитц!

— Так потребуйте от начальника артснабжения! Он должен был дать заявку.

— Заявка дана, и не одна, но заявки-то не стреляют.

— А какое положение у зенитчиков?

— Это их нужно спросить. По-моему, у зенитного дивизиона снарядов достаточно.

Пришел начальник штаба дивизии полковник Логвинчук с начальником разведки.

— Проверял готовность да увязывал в полках взаимодействие пехоты с танками, — сообщил он.

— О том майор-танкист уже доложил, — сказал комдив. — А как вы смотрите, Аркадий Климентьевич, если завтра использовать зенитные орудия для стрельбы по наземным целям?

— Есть резон, но как там, наверху, посмотрит начальство?

— А мы его спрашивать не будем. В общем, предупредите командира зенитного дивизиона, чтобы к этому был готов.

Начальник разведки доложил: по документам убитых гитлеровцев установлено, что против дивизии обороняются части 3-й немецкой дивизии СС «Мертвая голова».

— Это той самой, что были у Балатона?

— Совершенно верно.

— Не добили там, так добьем здесь.

Проводив последнего посетителя, Блажевич взглянул на часы: шел двенадцатый час. Спросил адъютанта Голованова:

— Ты, Павел, ужинал?

— Вас жду. Все давно остыло.

— Скажи, чтоб принесли на двоих. Небось голоден, как и я?

Встреча с командующим была еще свежа у генерала в памяти.

— А каков маршал! — вспоминал с восхищением. — Ты раньше никогда его не встречал?

— Нет. Впервые увидел. Но вот и у меня и других офицеров возникло недоумение: почему он, заслуженный полководец, участник Сталинградской битвы, освободитель Донбасса и Крыма, Румынии и Венгрии, а теперь еще и Австрии, не Герой? Неужто не заслужил?

Лицо генерала изменилось.

— Таким вопросом, Павел, не стоит задаваться. Могут неправильно тебя понять. Достоинства каждого оценивают в Москве. Сталин знает кого награждать.

— Если бы это было так!

— Ты это к чему?

— К тому, товарищ генерал, что за Свирь, где я форсировал реку одним из первых, вел за собой батальон и был представлен к ордену, получил солдатскую медаль «За отвагу». А те, кто были далеко от реки, отхватили ордена.

Еще до рассвета юркий «Виллис» и радийная машина, где находились рации, выбрались на высоту Медау-хоф, где был наблюдательный пункт комдива. С него как на ладони виднелся Берндорф, долина с бархатной зеленью склонов, серая лента дороги, идущая к Пернитцу и далее.

Вместе с генералом приехал подполковник Пахолкин — начальник оперативного отделения штаба дивизии, адъютант Голованов, лейтенант из комендантского взвода с группой солдат охраны и два сапера.

«Виллис» и автомобиль оставили в недалеком укрытии, а на месте наблюдения установили небольшой походный стол и такой же походный стульчик. Тут же капитан Голованов поставил треногу с буссолью, на стол выложил мощный цейсовский бинокль, с которым генерал не расставался. На столе расположили переговорное устройство, с помощью которого генерал мог говорить с командирами полков и даже батальонов.

— Сколько осталось до начала артподготовки? — спросил Блажевич Пахолкина.

— Полчаса, товарищ генерал. Артиллерия в полной готовности — так доложил командующий артиллерией.

— А как полки?

— И они в готовности. Доклад от 297-го полка принял от самого Бондаренко, а за 300-й полк доловил начальник штаба Переверзев.

В назначенное время артиллерия дивизии и полков ударила всей мощью по обороне противника, расположенной по склонам и замыкающей вход в долину. Орудия и минометы поражали разведанные ранее опорные пункты эсэсовцев, огневые позиции их артиллерии, били по дальнему селению Поттенштайн, где был запасной оборонительный рубеж и находились резервы.

Но противник не молчал, отстреливался, даже стрелял из шестиствольных минометов, по-ослиному ревевших при запуске мин.

Бросившиеся в атаку вслед за танками наши гвардейские цепи залегли на полпути, не пошли дальше и танки. Отстреливаясь, они стали медленно отползать в укрытия, один из них задымил.

Генерал Блажевич наблюдал происходящее с застывшим лицом, повторяя неслышно:

— Не удалась… Не удалась… — Обернувшись, протянул адъютанту бинокль и поспешил к треноге буссоли.

Он понимал, что первая схватка с врагом была неудачной, ее выиграл противник. Теперь предстоит вторая атака, и ее нужно готовить.

— Пахолкин, — позвал подполковника. — Запросите командиров полков, почему сорвалась атака.

Сам же разглядывал в зрительную стереотрубу вражеские позиции, пытаясь найти в них причину неудачи.

Внимание привлекла малозаметная площадка у поросшей зеленью скалы. У ее подножия был оборудован окопчик, который занимал эсэсовский солдат с ручным пулеметом «МГ». У эсэсовца был бинокль, в который он то и дело осматривал наши позиции, а потом обстреливал их очередями.

Когда же вблизи от него взрывались наши мины, он убегал за скалу и пережидал там артналет.

— Голованов! — позвал генерал. — Посмотри-ка за этим наглецом и запомни место. Как выбьем немцев, изучим позицию.

Все попытки сбить противника с занимаемого рубежа и прорваться в долину были безуспешными. Занимая позиции на склонах высот, немцы стреляли по нашим цепям сверху. Скалы и каменные осыпи служили им надежной защитой.

Грохот боя отзывался в горах многократным эхом. Казалось, в недрах Альп неистово клокотала магма, пытаясь вырваться наружу.

В сдержанном волнении генерал вышагивал, не выпуская из рук бинокль, и то и дело осматривал в него позицию врага.

Неожиданно он шагнул к столу, раскрыл на нем карту. Затем крикнул:

— Голованов! Срочно вызвать сюда капитана Менжелеева! Зенитчикам готовиться к смене огневых позиций!

Подозвав подполковника Пахолкина, комдив стал указывать ему что-то на карте.

Командир зенитно-артиллерийского дивизиона капитан Менжелеев не замедлил с прибытием. Он доложил, что в дивизионе имеется десять малозенитных скорострельных орудий. Выпуская очередь из пяти осколочных снарядов, они смогут нанести поражение противнику на значительной площади.

— А как у вас с боеприпасами? — спросил генерал.

— Запас достаточный, — уверенно ответил капитан.

— А если появится немецкая авиация?

— Хватит и для ее отражения.

Орудия расположили в таких местах, чтобы они могли стрелять, поражая неприятельские позиции. Цели зенитчикам определил не только генерал, но и командиры батальонов.

По команде дивизион открыл по намеченным целям ураганный огонь.

— Та-та-та-та-та, — стучали очередями зенитки. — Та-та-та-та-та.

Немцы заметались, бросились из окопов, но по ним ударили из пулеметов и автоматов.

Выбитые из основного рубежа, эсэсовцы бежали к селению Поттенштайн, на запасные позиции.

— Так их! Так! — сдержанно приговаривал генерал. — Молодец Менжелеев. Подбавь еще!

По отходившему неприятелю открыли огонь орудия полевой артиллерии.

— Пора и нам вперед, — сказал комдив Пахолкину.

«Виллис» перемещался по долине у правого склона от укрытия к укрытию. Осколками и пулеметными очередями ветки деревьев были обломаны, стволы иссечены. Лежали убитые и раненые.

Проехав свои позиции, приблизились к неприятельскому переднему краю.

— Стой! — скомандовал генерал.

Прямо перед ними лежали люди. И немцы в серой заношенной форме, в сапогах с короткими голенищами; и наши гвардейцы в защитных гимнастерках с мятыми полевыми погонами. Подле каждого было оружие.

— Тут, кажется, схватились в рукопашной схватке, — проговорил подполковник.

Тяжелой рукой комдив снял с головы фуражку.

Капитан Голованов, не веря себе, увидел на его глазах слезы. Выждав, он осторожно сказал:

— А скала, где стрелял немецкий пулеметчик, там, — и указал на пологий склон с едва заметной тропой.

— Пойдем. Скажи подполковнику.

Пахолкин уже наказывал солдатам охраны и саперам, что им делать на тропе, тянущейся к злосчастной скале.

Первыми шли два сапера. Длинными щупами они протыкали землю, выискивая скрытые мины. За ними следовали автоматчики охраны, держа на изготовку оружие. Генерал и подполковник шли поодаль, стараясь не сойти с тропы. Адъютант Голованов замыкал строй.

Они достигли скалы и увидели окопчик, из которого стрелял эсэсовец-пулеметчик. Генерал шагнул к окопу, и тут случилось непредвиденное.

Позже возвратившийся из госпиталя капитан Голованов рассказывал: «Мне запомнилось тогда, как перед нами ярко сверкнула огненная вспышка, ослепила нас, и десятки обжигающих брызг вонзились мне в голову, левый бок, ногу. Взрывом далеко швырнуло в сторону… Когда солдаты привели меня в сознание, я увидел генерала. Он лежал без ступни левой ноги, истекая кровью. Был ранен и подполковник Пахолкин. Нас и генерала перенесли в «Виллис» и доставили в дивизионный медсанбат. Примчался ведущий светила-хирург из 9-й армии. Он определил у генерала тяжелый шок. «Если отпустит шок, буду оперировать», — заявил он. Но шок не отпустил…»

Генерал Блажевич скончался ночью 24 апреля за две недели до Дня Победы. Его хотели похоронить в Вене, городе, за который он отдал жизнь, но представитель Ставки, маршал Тимошенко распорядился доставить тело в Москву.

Указ о присвоении звания Героя Советского Союза подписали в тот день, когда траурная процессия была на Новодевичьем кладбище.

Пернитц

В конце дня мы вышли к альпийской гостинице, расположенной на плоской вершине горы.

Нас встретил ее владелец, пожилой австриец в шляпе с пером и меховых унтах.

— Где немцы? — спросили его.

— Дойче золдат нихт, — ответил он. И пояснил, что утром были, но ушли, что он слышал стрельбу, видимо, это стреляли немцы, но потом они не приходили.

— А куда отсюда ведет дорога?

— Туда, — указал он на запад, — в Пернитц. А другая дорога в Берндорф.

— Есть ли кто в гостинице?

— Никого нет. Вот кончится война, и от туристов не будет отбоя. А сейчас все пусто.

Гостиница с большой верандой и малыми балкончиками, с которых открывается вид на заснеженные альпийские горы.

Словоохотливый хозяин объяснил, что гора, где находится гостиница, называется Мандлинг, высота ее почти тысяча метров.

— Нам красоты ни к чему, — сказал Белоусов, — а вот накормить солдат да отоспаться — это наша забота. Только организуй, начальник штаба, надежное охранение. Не такое, как у Чапаева.

Ночь прошла спокойно, а с утра мы опять ввязались в схватку. В складках гор волны рации тонули, были бессильными. И мы не знали, что в это самое время у Берндорфа наша дивизия вела ожесточенный бой.

И еще один день прошел в бесконечной драке. Только к утру 24 апреля подразделения батальона соединились с соседним батальоном нашего полка, наступавшим по долине вдоль дороги. Те роты сразу же устремились к горной дороге, чтобы перерезать ее. Но наткнулись на яростное сопротивление. Оттуда неслась бесконечная пальба.

— Достается братскому батальону, — заметил Белоусов. — Самое лучшее сейчас — это ударить вдоль долины на лесопильный завод, а потом захватить стык дорог. И немцам будет каюк…

Именно такую задачу мы получили от командира полка. Красным карандашом полковник Данилов прочертил тогда на карте пунктир, вывел его к строениям лесопильного завода и закончил крутой скобкой у стыка дорог. Нам теперь ничего другого не оставалось делать, как захватить этот завод со штабелями досок и горами бревен. Это мы без особого труда сделали.

Стрелковые роты заняли позиции по периметру ограждения, минометчики установили в лощине минометы, в окне двухэтажного здания пристроили станковый пулемет.

Не ожидая команды, пулеметчик открыл огонь по выкатившемуся по горной дороге немецкому автомобилю, на прицепе которого была пушка. Очередь была удачной: автомобиль остановился, задымил, из крытого тентом кузова стали выпрыгивать солдаты орудийного расчета.

— Может, открыть огонь из минометов? — появился командир минроты.

— Давай беглый огонь по развилке, — скомандовал командир батальона.

Из-за поворота дороги выполз танк — «тридцать-четверка», догнал цепь наступающих и повернул башню с длинноствольным орудием в сторону лесоильного завода, занятого нами.

Послышался выстрел. Снаряд угодил в стену, рядом с окном, где был станковый пулемет. Наводчик поспешно стащил пулемет со стола, выкатил за дверь.

И тут в комнате, сотрясая стены строения, разорвался второй снаряд.

Молчавшая рация ожила:

— «Кама»! «Кама»! Как слышишь? Где находишься? Я — «Волга». Прием.

Я схватил трубку:

— «Волга». Вас слышу, нахожусь в квадрате 45–70. Прекратите стрельбу из танка. Как поняли? Я — «Кама». Прием.

Поблизости от «Волги» находился начальник штаба полка майор Переверзев. Он понял ситуацию: танкисты прекратили стрельбу. В бою случалось всякое, было и такое, когда разгоряченные схваткой бойцы стреляли по своим…

Переверзев передал приказ комбату и мне незамедлительно прибыть в штаб полка для получения боевого задания.

— У вас все в порядке? — встретил нас полковник Данилов.

— Как всегда, — ответил Белоусов.

— Тогда к делу. Через сорок минут батальон должен вступить в бой. Батальон Матохина атакует противника по дороге на Гутенштейн, до него около десяти километров, а твой — опять по горным тропам в обход Гутенштейна. Атаковать одновременно. Все… Спешите выйти на исходный рубеж. — Он взглянул на часы. — Осталось тридцать минут.

Нам нужно было преодолеть обстреливаемый участок. Немцы били из противотанковых орудий: звук выстрела почти сливался с хлестким разрывом.

— Ну что? Напрямик или в обход? — спросил Белоусов.

— В обход далеко. Авось пронесет…

— Тогда за мной! — Николай пружинисто вскочил и бросился вперед.

Я бежал за ним, стараясь не отстать. Видел широкую спину, сумку на ремне. Сзади слышал топот и тяжелое дыхание командира минометной роты и ординарца Забары.

Залитая солнцем стена дома, за угол которой нужно скрыться, была совсем рядом. И тут прогремел выстрел и послышался звенящий разрыв. Полетели комья земли, лицо осыпало пылью.

А где комбат? Николай!

Он лежал ничком, прикрыв рукой голову. Шапка сбилась на затылок, льняные волосы выбились из-под нее. Всего секунду назад он говорил, двигался, а теперь был безжизненным.

У шоссе, где батальон должен был развернуться для боя, нас встретил командир полка. С пистолетом в руке он набросился на меня:

— Почему задерживаетесь? Пять минут, как уже должна начаться атака! Матохин едва отбивается!

— Белоусов погиб, товарищ полковник, — виновато сказал я. — Вот и заминка получилась…

— Как погиб? Что ты говоришь? Как же вы допустили? — И, видимо, поняв неуместность упреков, он махнул рукой: — Эх…

Развернувшись в цепь, батальон устремился по косогору вдоль шоссе. Мы бежали под огнем, не замечая ни разрывов снарядов, ни частого посвиста пуль. Бежали с одной целью: скорей сблизиться и схватиться с врагом. Казалось, что тогда наступит разрядка от внезапного потрясения.

К вечеру, преследуя гитлеровцев, мы вышли к монастырю, огражденному высокой каменной стеной. Преследуемые нырнули в широкие ворота и как в воду канули. Появившийся монах в камилавке заявил, что дойч золдатен из монастыря ушли, и показал в противоположной стороне стены небольшую калитку, от которой уходила в лес тропа.

— А куда ведет тропа? — спросили у монаха.

— В Карнер, — отвечал он.

У этого небольшого селения с высоты обрывистого склона мы увидели садившихся в автомобили эсэсовцев.

В Карнере и настиг нас приказ о сдаче рубежа батальону подошедшей из фронтового резерва 93-й стрелковой Миргородской Краснознаменной дивизии. Самим следовало срочно возвращаться в Гутштадт. Там нас ожидали автомобили, которые и доставили полк в район Санкт-Пелтена, находящегося вблизи Вены.

Это было в конце апреля.

ИТОГИ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ

В отличие от 9-й гвардейской армии, действовавшей на правобережье Дуная, 46-я армия 2-го Украинского фронта наступала на равнине левого берега реки. Руководимая генералом Петрушевским армия должна была быстро выдвинуться в район северо-западной окраины Вены, перекрыть там пути отхода противника из столицы на север и северо-запад, завершив тем самым полное окружение оборонявшихся в Вене дивизий и полков.

Следуя этой задаче, войска генерала Петрушевского со 2 по 8 апреля переправились на левый берег Дуная в районе Братиславы и начали наступление в западном направлении.

Форсировав с боями реку Мораву, армия встретила упорное сопротивление до полутора пехотных дивизий противника, усиленных десятью батальонами фол ьксштурма.

Отбрасывая противника, войска армии к исходу 9 апреля с боями продвинулись вперед. Оттеснив неприятельские силы, они позволили переправиться через Дунай к главным силам армии 2-му гвардейскому механизированному и 23-му танковому корпусам.

9 апреля Ставка Верховного Главнокомандования обратила внимание командующего 2-го Украинского фронта на недостаточно быстрое продвижение войск 46-й армии и потребовала ускорить их наступление с тем, чтобы не позднее 10 апреля отрезать противнику все пути отхода от Вены на север.

На северном берегу Дуная в районах Флоридедорф и Корнейбурга разгорелись ожесточенные бои. Обороняя Флоридедорф, противник поставил на прямую наводку 82 мощных орудия; для переброски своей пехоты им были использованы бронетранспортеры.

За толстыми стенами заводских строений противник оказывал упорное сопротивление. Неся потери, он закреплялся в ближайших укрытиях. Нашим войскам пришлось применять тяжелую артиллерию, бомбардировочную авиацию, танки.

Выйдя к шоссейной магистрали Вена — Брно, танковые части, не задерживаясь, продвигались, преследуя врага. За танками устремились стрелковые части, артиллерия. Преследуя противника, часть наших войск повернула на юг, к Дунаю, главные же силы продолжали преследование врага в указанном направлении.

Немецкое командование, учитывая создавшуюся опасность для венской группировки, в течение 10 апреля усилило войска, действовавшие против 46-й армии, частями 101-й горно-стрелковой дивизии, 6-й танковой дивизии СС «Великая Германия» и 93-й Кавалерийской дивизии СС, а позже и частями 2-й танковой дивизии СС «Рейх» и 3-й танковой дивизии СС «Мертвая голова».

Встретив значительно возросшее сопротивление противника, 46-я армия в течение 10–12 апреля смогла продвинуться лишь на отдельных направлениях.

13-15 апреля противник продолжал усиливать свои войска, действовавшие против 46-й армии, перебросив в полосу наступления последней из района Вены 25-ю танковую дивизию, части 48-й и 153-й пехотных дивизий. Переходя в частые контратаки силой до полка пехоты с 10–15 танками, он стремился задержать наступление наших войск.

К исходу 15 апреля войска 46-й армии выдвинулись на рубеж восточной окраины Штеттин, Корнейбург. Последним пунктом они овладели уже при содействии переправившихся к этому времени через Дунай войск 4-й гвардейской армии.

Таким образом, 46-я армия, оттянув часть сил врага из Вены, облегчила войскам 3-го Украинского фронта выполнение задачи по овладению Веной. Однако вследствие недостаточно быстрого продвижения вперед войска армии запоздали с выполнением своей основной задачи, т. е. с перехватом путей отхода противника на север, и этим дали возможность остаткам разбитых в боях за Вену частям противника отойти из района Вены в северном и северо-западном направлениях.

Решающее сражение за Вену началось утром 6 апреля. Основная роль в штурме города выпала на соединения двух гвардейских армий: 9-й и 4-й. Их дивизии наносили удары по сходящимся к центру города направлениям.

Возглавивший немецкий гарнизон генерал Иосиф Дитрих был опытным военачальником. В начале войны он командовал одной из сильнейших дивизий рейха «Лейб-штандарт», находившейся в танковой армии Клейста. В ноябре эта дивизия первой ворвалась в Ростов, из которого вскоре была выбита. Потом Дитрих командовал корпусом и наконец 6-й немецкой танковой армией СС на Западном фронте и в Венгрии у озера Балатон.

Оказавшись в Вене, немецкие дивизии должны были во что бы то ни стало отстоять город. На подступах к нему и окраинах были созданы сплошные линии траншей, противотанковые рвы и заграждения, на узлах дорог и высотах заняли боевые позиции артиллерия и танки. В самом городе улицы перегородили завалами и баррикадами, создали для советских танков и бронетранспортеров ловушки.

Чтобы сохранить столицу Австрии, ее исторические памятники, Военный Совет 3-го Украинского фронта обратился к венцам с призывом оставаться в городе, не давать фашистам разрушать город и содействовать частям Советской Армии в их боевых действиях. Это обращение, как показали дальнейшие события, помогло развеять лживые измышления гитлеровских вояк и спасти красивейший город Европы от разрушения.

А бои в нем, не утихая, шли весь день. Ломая сопротивление захватчиков, наступавшие гвардейцы занимали квартал за кварталом. Ночью вспыхнули ожесточенные сражения в районе венского арсенала, воинских казарм, штаба авиационного корпуса. Пальба загремела в районе станкостроительного завода, выпускавшего самолеты-истребители, вспыхнули кровавым облаком химические предприятия и другие промышленные объекты.

По мере продвижения гвардейских частей бои продолжались с еще большим ожесточением. Наступавшим удалось прорваться к Дунайскому каналу, форсировать его в районе железнодорожного моста.

Над заводами города и жилыми кварталами клубились облака дыма. Там продолжались упорные бои, распространяясь к центру столицы.

«Всем горожанам выступить на защиту Вены!» — потребовал генерал Дитрих, но против требования эсэсовского начальника в окнах домов стали появляться белые полотнища простыней: «Сдаемся на милость победителя!» — заявляли венцы. Они осознавали бессилие немецких дивизий и полков.

10 апреля дивизии 4-й гвардейской армии генерала Захватаева овладели центральными кварталами австрийской столицы. Гитлеровцы были выбиты из знаменитого Венского оперного театра, почты, таможни, Академии наук.

Однако сражение продолжалось. Порой оно происходило внутри здания, где врага приходилось выбивать из одного этажа в другой. Рассказывали о случае, когда двум гвардейцам Тарасову и Абдулову пришлось пробиться в чердачное помещение и оттуда по веревке спуститься в нижний этаж, прорваться через окно к засевшему немецкому пулеметчику и гранатами уничтожить его.

Подобный случай произошел и с наводчиком пулемета Лужанским. Обнаружив в подвале здания засевших гитлеровцев, он решился разделаться с ними по-особому. Найдя центральную водопроводную трубу, он направил по ней в подвал мощную струю воды. Когда гитлеровцы попытались бежать, расстрелял их из пулемета.

Содействуя наземным частям, наши самолеты наносили штурмовые и бомбовые удары. Так, знаменитые штурмовики «Илы», возглавляемые капитаном Никитиным, заметив артиллерийские позиции немцев, уничтожили четыре орудия и пятнадцать автомобилей.

Летчик капитан Скотников, обнаружив на Дунае нефтеналивное судно, поджег его.

Возглавляемая летчиком Гловацким шестерка истребителей «Ла-5» вступила в бой с восемью «мессершмиттами», двух из них сбила.

Мастерски действовали снайперы. Угрозу танкистам составляли «фаустники». Выбрав позиции на путях движения танков, они маскировались и ожидали подхода наших танков. После чего открывали губительный огонь, поджигая бронемашину.

Для борьбы с ними были созданы специальные группы снайперов и автоматчиков. Используя сообщения метро, гвардейцы проникали в глубь расположения противника и там устраивали засады, уничтожая пресловутых истребителей танков.

В боях за Вену отличились моряки Дунайской военной флотилии. Насыщенный многочисленными подрывными минами Дунай представлял серьезнейшую опасность для судов. Своего рода дорогу смерти. Морякам предстояла задача очистить реку от мин, сделать ее судоходной. И они справились с этой задачей.

Неподалеку от Вены находился печально известный фашистский концлагерь Маутхаузен. В нем в заключении пребывал и наш советский герой — генерал Дмитрий Михайлович Карбышев. Он попал в плен раненым. Доктор военных наук, профессор, он представлял для гитлеровцев интерес как крупный специалист военного инженерного дела. На все предложения поступить на службу врагу Карбышев ответил отказом. Его уничтожили после чудовищных пыток 17 февраля 1945 года.

В лагере Маутхаузен было казнено и замучено свыше 122 тысяч человек, из них 32 тысячи советских граждан.

В ходе Венской операции наши войска в течение двадцати трех дней продвинулись с боями по оси Секешфехервар — Вена на 145 километров. В течение этого периода войска 3-го Украинского фронта завершили разгром 6-й немецкой танковой армии СС.

В боях за Вену противник понес крупные потери в живой силе и боевой технике. В период с 3 по 13 апреля войсками 3-го Украинского фронта было взято в плен свыше 47 000 солдат и офицеров, захвачено 663 танка, 1093 орудия всех калибров. Кроме этого, противник потерял убитыми около 19 тысяч солдат и офицеров.

Задача, поставленная Верховным Главнокомандованием войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов, была выполнена.

В приказе от 13 апреля 1945 года за № 334 Верховный Главнокомандующий объявил благодарность войскам 3-го и 2-го Украинских фронтов за боевые действия по овладению столицей Австрии — городом Вена — стратегически важным узлом обороны немецких войск, прикрывавшим пути к южным районам Германии.

Столица нашей Родины Москва от имени Родины салютовала доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим при содействии войск 2-го Украинского фронта городом Вена, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

В ознаменование одержанной победы более двадцати соединениям, отличившимся в боях за Вену, было присвоено наименование «Венские». Советское правительство учредило медаль «За взятие Вены», которой награждались все участники боев за город.

Наступление на Вену было насыщено беспрерывными большими и малыми боями, так как противник стремился во что бы то ни стало задержать продвижение наших войск, и проходило на местности, способствующей организации обороны и трудной для наступления.

Средний темп наступления наших войск достигал 8,5 километра в сутки и возрастал по мере продвижения войск к западу. В частности, на втором этапе операции в период с 26 марта по 3 апреля наши войска, преследуя отступающего противника буквально по пятам, делали в сутки по 15–17 километров, а временами даже по 25 километров, продвигаясь по пересеченной горно-лесистой местности. Столь стремительное наступление советских войск сорвало все планы противника задержать наше наступление обороной, организуемой на промежуточных рубежах, и выиграть таким образом время для организации сильной обороны на австро-венгерской границе.

В ходе боевых действий из состава вражеских войск была выведена вся венгерская армия и полностью разгромлены одиннадцать лучших танковых дивизий противника, в том числе вся 6-я немецкая танковая армия СС генерал-полковника Дитриха.

За период наступления противнику были нанесены тяжелые невосполнимые потери. Только пленными в период преследования и в боях за Вену враг потерял более 130 000 солдат и офицеров. За это же время наши войска захватили и уничтожили 1345 танков и самоходных орудий, более 2250 полевых орудий и много другого военного имущества.

В результате успешного завершения Венской операции была решена важная задача разгрома крупной вражеской группировки, преграждавшей путь для вторжения наших войск в пределы южной Германии.

Успешное завершение Венской операции имело важные политические результаты. От германо-фашистских войск оказались освобожденными Венгрия и значительная часть Австрии с ее столицей — Веной. При этом советские войска овладели важными в экономическом отношении районами и центрами: горным районом Вэртэшхедьшэг с его рудниками, нефтяным районом Надьканижа, городами Дьёр, Веспрем, Сомбатель, Винер-Нойштадт и, наконец, самой Веной, в пределах которой были сосредоточены крупные военно-промышленные предприятия.

Совершенно естественно, что все это вместе взятое не могло не повлиять на ход дальнейших боевых действий на других направлениях и в первую очередь на Балканах.

Успех Венской операции в целом определился организующей деятельностью Ставки Верховного Главнокомандования, предвидевшей ход событий и направлявшей их в целях достижения максимального успеха.

Уже на третий день после завершения Будапештской операции — 17 февраля 1945 года — Ставка Верховного Главнокомандования определила конечную цель и замысел следующего крупного этапа наступления войск 2-го и 3-го Украинских фронтов, имея первоначальной целью разгром крупной группировки противника, пытавшейся прорваться к Дунаю, и последней целью — овладение Веной.

Исходя из учета сложившейся обстановки и группировки неприятельских сил, Ставка первоначально намечала главный удар нанести левым крылом 2-го Украинского фронта севернее Дуная при содействии войск 3-го Украинского фронта.

Начавшееся 6 марта контрнаступление противника между озерами Веленце и Балатон несколько изменило общую обстановку.

Реально оценивая создавшуюся обстановку, Ставка Верховного Главнокомандования учитывала, что контрнаступление врага явилось своего рода судорожной попыткой улучшить его общее тяжелое положение, и отчетливо предвидела исход этой новой авантюры.

9 марта, еще в разгар вражеского контрнаступления между озерами Веленце и Балатон, Ставка Верховного Главнокомандования дала указания о готовности к переходу в наступление правого крыла 3-го Украинского фронта не позже 15–16 марта и левого крыла 2-го Украинского фронта 17–18 марта. До этого момента боевые действия правого крыла 3-го Украинского фронта согласно указаниям Ставки Верховного Главнокомандования должны были быть направлены к тому, чтобы в упорных оборонительных боях измотать и обескровить наступавшую группировку противника.

В своей директиве от 9 марта Ставка Верховного Главнокомандования дала конкретные указания о построении войск для наступления.

Согласно этим указаниям центр тяжести предстоявшего наступления переносился в полосу правого крыла 3-го Украинского фронта, и соответственно этому прибывшая из резерва Ставки Верховного Главнокомандования 9-я гвардейская армия передавалась не в состав 2-го Украинского, а в состав 3-го Украинского фронта. При этом весьма характерно заблаговременное и определенное указание Ставки Верховного Главнокомандования о том, что эту армию не следует втягивать в оборонительные бои, а что она предназначается для развития удара с целью окончательного разгрома неприятельской группировки в ходе Венской операции.

Это указание четко характеризует метод подготовки предстоявшей операции как переход от обороны к наступлению. В ходе оборонительных боев Ставка сосредоточивала на главном направлении достаточные силы для того, чтобы нанести ими в определенное время мощный удар, сокрушивший оборону противника, и разгромить врага.

Верховное Главнокомандование еще 9 марта точно определило момент начала наступления войск 3-го Украинского фронта — 16 апреля, — т. е. за 7 дней до его начала. Этот факт как таковой представлял собой яркое проявление полководческого предвидения. К этому времени напрягший последние усилия противник неминуемо должен был окончательно истощить свои резервы.

Характерным при этом является и установление разных сроков для начала наступления. 3-й Украинский фронт имел приказ начать наступление раньше 2-го Украинского фронта, потому что прорыв вражеского фронта в полосе правого крыла 3-го Украинского фронта был сопряжен с булыпими трудностями, чем в полосе 46-й армии 2-го Украинского фронта.

Особенной чертой Венской операции, как и многих других наступательных операций Советской Армии, проводившихся по планам Верховного Главнокомандования, является то обстоятельство, что направления ударов советских войск намечались таким образом, что противник не мог избежать разгрома ни при каких условиях.

Реализуя общие указания Ставки Верховного Главнокомандования, командующие 2-м и 3-м Украинскими фронтами организовали и провели ряд частных операций, приведших к успешному завершению Венской операции в целом.

Командующий 2-м Украинским фронтом правильно организовал взаимодействие между сухопутными войсками и Дунайской речной флотилией, приведшее к почти полному уничтожению эстергомской группировки противника.

Командующий 3-м Украинским фронтом на первом этапе операции целесообразно организовал маневр 6-й гвардейской танковой армии, в результате успешного осуществления которого во взаимодействии с 9-й гвардейской армией должно было быть достигнуто окружение 6-й танковой армии СС в районе южнее и юго-западнее Секешфехервара. Хотя полного окружения этой армии войскам фронта и не удалось достигнуть, все же для врага была создана такая обстановка, что только части живой силы и боевой техники 6-й танковой армии СС удалось избежать полного уничтожения.

В ходе преследования быстро отступавшего неприятеля войска 3-го Украинского фронта добились таких темпов продвижения, что противник был лишен возможности использовать ряд весьма выгодных и заранее подготовленных рубежей для организации на них обороны.

С выходом на подступы к Вене и во время боев за овладение ею командующий 3-м Украинским фронтом правильно использовал значительную часть сил фронта для осуществления маневра по охвату Вены с запада и перехвата всех путей отхода венской группировки противника на запад и северо-запад.

Общему успеху операции способствовало целесообразное использование родов войск.

Артиллерии на всем протяжении Венской операции пришлось решать ряд разнообразных и очень ответственных задач.

На первом этапе артиллерия как войсковая, так и из состава частей и соединений усиления, работая в тесном взаимодействии со стрелковыми частями, облегчила последним выполнение задачи по прорыву всей глубины неприятельской обороны.

В период преследования работа артиллерии была особенно напряженной, так как в условиях стремительного и безостановочного преследования противника она должна была, не отставая от стрелковых войск, своим огнем не допускать попыток врага закрепляться на выгодных оборонительных рубежах. Несмотря на трудные условия местности, артиллерия, как правило, не отставала от преследовавших войск и свою задачу на этом этапе выполнила полностью.

В период штурма Вены артиллерии пришлось в сложных условиях боя в городе пробивать дорогу своей пехоте, ведя огонь, как правило, прямой наводкой.

Советская авиация в Венской операции полностью обеспечила за собой господство в воздухе и успешно содействовала наступлению наземных войск.

В течение всей первой половины апреля авиация 17-й воздушной армии вела боевую работу с максимальным напряжением, обеспечивая стремительное наступление наших войск и поддерживая их с воздуха.

Непрерывные удары авиации по отходившим неприятельским войскам сильно их дезорганизовали, значительно увеличили их потери и способствовали увеличению темпа наступления наших войск.

В боях непосредственно за Вену штурмовая и бомбардировочная авиация, взаимодействуя с наземными войсками, подавляла узлы сопротивления и уничтожала огневые средства противника на огневых позициях, оказывая существенную помощь нашим наземным войскам.

За период с 16 марта по 13 апреля только части 17-й воздушной армии 3-го Украинского фронта произвели 24 100 самолето-вылетов. За это же время имели место 148 воздушных боев, в ходе которых было сбито 150 самолетов противника.

В наступлении на Венском направлении большую работу выполнили инженерные войска с целью обеспечить безостановочное наступление нашим соединениям в условиях горно-лесистой и пересеченной местности.

Поспешно отступавший противник стремился любой ценой если не задержать, то хотя бы замедлить темпы нашего продвижения, используя заранее подготовленные промежуточные рубежи и установленные препятствия на дорогах и в населенных пунктах. Он взрывал мосты, портил дороги в дефиле, широко использовал развитую сеть мелиоративных каналов для создания всевозможных препятствий продвижению танков.

Продвижение войск обеспечивали инженерно-саперные части. В стрелковых дивизиях для этой цели выделялось от взвода до саперной роты, в стрелковых корпусах — от роты до саперного батальона, в каждой армии — до двух инженерно-саперных батальонов. Дополнительно к этому в полосе наступления каждой армии по восстановлению армейских маршрутов работали военно-строительные отряды.

Кроме того, в 3-м Украинском фронте на период преследования и боев в Вене были организованы специальные штурмовые группы силою до роты саперов. Эти группы действовали совместно с пехотой и танками, продвигались на лошадях, автомашинах, мотоциклах и использовались для захвата мостов и упреждения разрушения их противником. За период с 20 марта по 10 апреля группы захватили штурмом девять крупных мостов через реки Раба и Дунай.

На основании опыта штурма Будапешта при штурме Вены войсками 3-го Украинского фронта инженерные части и в первую очередь штурмовые инженерно-саперные бригады придавались пехотным и танковым частям для действий в составе штурмовых и блокировочных групп.

О работе, проделанной инженерными войсками, обеспечивавшими наступление войск правого крыла 3-го Украинского фронта, красноречиво говорят следующие цифры: за период с 16 марта по 16 апреля на Венском направлении ими было построено 165 мостов, из них 71 мост под грузы в 16, 30 и 60 т.

Работа тыловых органов армий и фронтов в ходе Венской операции подчинялась основной задаче — бесперебойному снабжению наступавших войск боеприпасами, продовольствием и горюче-смазочными материалами.

Органы тыла и железнодорожные войска 46-й армии 2-го Украинского фронта успешно справились с восстановлением железнодорожных участков вслед за наступавшими войсками. В полосе наступления армии в ходе операции был восстановлен участок Кобанья, Буда, Бичке, Тата, Дьёр.

К 1 апреля станция снабжения этой армии открылась в Тата. Дальнейший подвоз к войскам шел по грунтовым дорогам, находившимся в удовлетворительном состоянии. Перебоев в движении транспортов и эвакуации не наблюдалось.

Войска армии к концу операции были обеспечены в достаточном количестве всеми видами довольствия. В ходе операции неснижаемый запас боеприпасов поддерживался в войсках в пределах от одного до полутора боекомплектов и такое же количество боеприпасов имелось на армейских складах. Горюче-смазочными материалами войска обеспечивались бесперебойно.

Также без перебоев обеспечивались всем необходимым и войска правого крыла 3-го Украинского фронта.

Вследствие быстрого и безостановочного движения наших войск отступавший противник не успевал производить коренных разрушений на железных дорогах. Поэтому восстановление железнодорожных линий сводилось к исправлению повреждений пути на отдельных перегонах, восстановлению станционных путей, пунктов водоснабжения, восстановлению линий связи и освобождению путей от разбитого и сожженного подвижного состава.

Большой и весьма трудоемкой работой явилось восстановление искусственных сооружений и линий связи, разрушение которых было массовым.

9 МАЯ И ПОЗЖЕ

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

День Победы

Полк находился в Австрии, война для нас продолжалась.

В полдень двигавшийся на север батальон догнал командир полка. Взвизгнули тормоза, из-под колес выбились клубы пыли.

— Горчаков! Карту! — потребовал полковник у нового комбата.

Горчаков вырвал из моих рук потертую карту, бросился к «Виллису».

— Город видишь? — ткнул полковник в карту, в то место, где дороги сходились в пучок. — В двадцать ноль-ноль батальону быть на северной окраине. Вот здесь! — и одним движением вычертил на карте красный овал.

— Но это же больше полста километров! — не удержался комбат.

— Знаю! Сейчас подойдут автомобили, на них посадить солдат — и вперед! На месте не топтаться!

— Есть, понял! — отвечал капитан.

«Виллис» развернулся и умчался назад, а по колонне уже неслось:

— Командиры рот, к комбату!

Через четверть часа подошли грузовые автомашины. А еще через десять минут рота лейтенанта Кораблева рванулась вперед. На кабинах автомобилей установлены пулеметы, у солдат оружие наготове.

В лесу по головным машинам вдруг ударили пули. На дороге темнели деревья завала. Машины заскрипели тормозами, из кузовов посыпались солдаты.

— К бою! К бо-ою! — пронеслось от автомобиля к автомобилю.

Но еще до команды солдаты, скатившись в кюветы, стреляли из автоматов, карабинов, пулеметов по невидимой засаде, загоняли в гранаты запалы, туже натягивали пилотки, готовые схватиться врукопашную. Цепь поднялась разом.

— Ура-а! Впере-ед! — неслось в воздухе.

Захлопали гранаты. В шум боя вплелись басовитые очереди станковых пулеметов. Но будто споткнувшись, упал один солдат. Рядом с ним повалился второй…

Пока шел бой в лесу, водители растащили заминированный лесной завал. И снова мы устремились на север.

Утром автомобили ушли, и мы продолжили свой путь пешим порядком. Прошла рота Кораблева, за ней — связисты, с пулеметами на плечах проследовали пулеметчики.

За лощиной, сбегавшей к шоссе, вытягивалась колонна артиллерии. Надсадно ревели тягачи, тянулись длинноствольные пушки.

И вдруг шум моторов стих, и оттуда, от артиллеристов, донесся крик. Он был особенный, совсем не такой, когда шли в атаку. Потом послышалась стрельба, с шипением взвилась и рассыпалась на яркие звездочки ракета. Колонна стала, а крики все продолжались.

— Что там случилось? — забеспокоился капитан Третьяков. — Забара, сбегай, узнай, в чем дело!

Солдат закинул автомат за плечо, бросился к артиллеристам.

Из леса выскочил комбат:

— Что за стрельба? Почему стреляют?

В недоумении остановился лейтенант Кораблев, а за ним и вся рота. Сняв с плеч тяжелые пулеметы и коробки с лентами, пулеметчики глазели на артиллеристов.

— Что случилось? Может, атаковали фрицы?

— Какие фрицы! Там что-то непонятное. Сейчас узнаем.

Мы смотрели на возвращавшегося Забару. Он бежал, что-то кричал, размахивал руками, но голос его тонул в шуме. Солдаты бросились к нему:

— Да говори же, что там! Говори!

— Победа! Победа!

Мы недоуменно переглядывались:

— Какая победа?

Солдат едва переводил дыхание.

— Победа, товарищ капитан! — обратился он к Третьякову. — Победа! Германия капитулировала! Сегодня ночью подписан мир!

— Откуда им известно?

— По радио, говорят, поймали.

А по дороге навстречу колонне несся знакомый «Виллис» командира полка.

— Стой! — махнул рукой полковник. — Стой! Конец войне!

Мы никогда не видели таким нашего Батю. Всегда суровый, недоступный, с тяжелым взглядом волевого лица, теперь он был совсем другим. Взгляд потеплел, лицо осветилось. Его плотно окружили офицеры, сержанты, солдаты. Задавали вопросы, и он едва успевал отвечать…

Это было незабываемое время. И это утро в лесистых горах было по-особому прекрасным: свежим, розовым, искрящимся.

Победа! Конец войне!

В тот день, возвращаясь из штаба полка, я вдруг услышал за спиной женский голос:

— Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!

Я оглянулся. Сбегая с дорожной насыпи, махала рукой девушка в военной форме.

— Здравствуйте! Не узнаете меня?

Я вгляделся в ее лицо, оно показалось мне знакомым.

— А помните Монор, что под Будапештом? Я — Люда…

И тут в памяти всплыл неоконченный вечер в компании девушек из армейского госпиталя, стоявшего по соседству с нашим полком. Я вспомнил: она сидела тогда рядом с Володей Порубилкиным.

— Я все это время надеялась встретить ваш полк, — продолжала девушка. — И никак не могла найти: не знала полевую почту. А сегодня узнала. Оказывается, мы стоим совсем рядом. Прямо по дороге, направо, километрах в десяти.

Она показала рукой на серую дорогу, скрывающуюся в дали чащи бархатной зелени…

— А зачем вы искали полк?

Девушка смутилась:

— Мне нужен один человек. Да вы его знаете. Мы так неожиданно расстались, что даже не успели обменяться адресами.

«Ищет Володю», — догадался я и вспомнил высоту 262,0 за рекой Раба.

— Погиб Володя.

Плечи девушки разом поникли, губы вздрогнули.

— Когда?

— Двадцать восьмого марта, у границы Австрии.

— Извините меня, — проговорила она. — Я ведь так ждала…

Что она ждала — девушка не сказала. Повернулась и медленно пошла по дороге.

А потом мимо батальона плелась длинная колонна пленных гитлеровцев. Они шли строем, шеренга за шеренгой, хмуро посматривая в нашу сторону.

Впереди с автоматом шел солдат-конвоир в вылинявшей и просоленной от пота гимнастерке. Пилотка лихо сбита на макушку, на ней сверкает красная звездочка, звенят медали. Лицо солдата строго, но сквозь строгость так и рвется радость, и кажется, что вот-вот его лицо расплывется в широченной улыбке. Но он оборачивается и строго командует:

— Шнель, шнель! Что ползете, как черепахи!

Худой долговязый гитлеровец с погонами обер-лейтенанта втянул голову в плечи. Встретившись со мной взглядом, виновато прохрипел:

— Гитлер капут!

Утром во двор, где разместился штаб нашего батальона, пришли люди. Впереди шел, опираясь на трость, старик в шляпе. Небольшого роста, с глубоко впавшими глазами, рыжеватой щетиной на носатом лице, он напоминал гнома. За ним женщина с ребенком на руках и мальчишка лет десяти. Подойдя к капитану Третьякову, старик поклонился и заговорил.

— Он говорит, — перевел солдат, — что в лесу за селением сто человек немцев, цивильных. Они покинули свои места, но теперь готовы вернуться назад. Все они голодны, некоторые не ели два дня.

Капитан Третьяков смотрел на старика-немца, на женщину с грудным ребенком, на мальчишку, который напоминал его собственного сына. Перед ним стояли несчастные люди.

— Артемьев! — обратился он к сержанту. — Вызвать повара!

Повар в белом колпаке и сомнительной свежести куртке молча выслушал приказ капитана накормить людей.

— Да за какую милость их кормить, товарищ капитан? Ведь это немцы! Они нас кормили?

— Прекратить! Мы что, воевали со стариками? Или, может быть, виновата женщина с ребенком? Или мальчишка? Понимать надо!

— Понял, — хмуро ответил повар. — Только странно все как-то… Щи сварить или кашу?

— Решай сам. Готовь, что быстрей. Люди голодны.

— Кашей я их накормлю, товарищ капитан. Солдатская каша враз силы восстановит.

Во всех городах и селениях народ ликовал. Нашим солдатам невозможно было пройти. Их обнимали, целовали, угощали.

— Русские! Братушки! Други! — неслось со всех сторон.

У закусочных и харчевен слышались бойкие звуки русской «Катюши». Это была самая популярная песня.

В Европе установился мир. Европа ликовала…

Немало лет прошло с той поры, а Володю Порубилкина я забыть не могу. Получаю от его Татьяны письма. Первое письмо пришло вскоре после публикации моей повести в журнале «Звезда».

«Спасибо, что не забыли самого близкого для меня человека, спасибо, что так хорошо вспомнили о нем. Такая большая жизнь прошла! Столько пережито!.. Радости и горя было хоть отбавляй. О Володе я могу говорить день и ночь. Он в моем сердце до сих пор. Хотела съездить на его могилу в Кенез, но не удалось. Моя мечта осталась неосуществимой… Сын Володи уже взрослый, работает радиооператором на аэродроме. У него сын. Назвали в честь деда Владимиром. Чудный мальчик!

Я работаю музыкальным руководителем в детском саду…»

А совсем недавно позвонил по телефону мой давний приятель, служивший после войны в венской дивизии.

— На днях возвратился из Австрии. Был в местах, где воевала наша дивизия. Посетил братскую могилу гвардейцев. Она в предгорье Альп, неподалеку от Винер-Нойштадта. Может, помнишь?

— Нет, не помню. Да разве упомнишь все места захоронений? Они остались на всем нашем пути.

Разговор взволновал. Вспомнились и Володя Порубилкин, и командир роты лейтенант Аршуткин, и отважный наводчик противотанковой пушки, который говорил, что ствол у его пушки длинный, а жизнь наводчика короткая.

Под Веной похоронили и капитана-артиллериста Середу, дивизион которого часто придавался нашему батальону, и отважного нашего комбата Николая Белоусова. Навечно в памяти остался любимый генерал Блажевич…

Встреча с давним приятелем, побывавшим в Австрии, состоялась. Он молча расстегнул портфель и протянул мне перевязанный гвардейской лентой пакет.

— Что это? — спросил я.

— Земля. С той самой высоты, где братская могила.

Сухая, с рыжеватыми вкраплениями песка, земля легко просыпалась меж пальцев, оставляя на них пылинки. Признаться, не верилось, что на ней растет, как и у нас на Дону, бойкая виноградная лоза или золотая пшеница.

Я глядел на горстку земли из далекой Австрии, и мне казалось, что она совсем иная, чем та, напоенная весенней влагой, когда в апреле 1945-го мы сражались с ненавистным врагом и теряли боевых товарищей.

Ах, какие это были ребята! Их мне вовек не забыть…

Приложение 1. ГОРОДА ВЕНГРИИ И АВСТРИИ, ОСВОБОЖДЕННЫЕ В ХОДЕ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ

ВЕНГРИЯ

БЕГЕНЕ (БЕХЕНЬЕ). Освобожден 30 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

57 А — 73 гв. сд (полковник Щербенко Василий Иванович), 64 ск (генерал-майор Кравцов Иван Кондратьевич).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника к западу от озера Балатон и южнее его, в ходе которых были освобождены Бегене и другие города, приказом ВГК от 30 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ВАШВАР. Освобожден 31 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

26 А — 104 ск (генерал-майор Филипповский Михаил Сергеевич) в составе: 151 сд (генерал-майор Подшивайлов Денис Протасович), 93 сд (полковник Сергеев Константин Алексеевич).

ВЕСПРЕМ. Освобожден 23 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 37 гв. ск (генерал-лейтенант Миронов Павел Васильевич) в составе: 98 гв. сд (полковник Ларин Василий Михайлович), часть сил 103 гв. сд (полковник Степанов Сергей Прохорович).

6 гв. ТА — 22 гв. тбр (полковник Остапенко Иван Кириллович), 5 гв. тк (генерал-майор т/в Савельев Михаил Иванович).

17 ВА — часть сил 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович), часть сил 262 нбад (генерал- майор авц. Тищенко Сергей Иосифович), 288 иад (полковник Смирнов Борис Александрович).

18 ВА 15 гв. бад (полковник Ульяновский Сергей Алексеевич), 4 гв. бак (генерал-лейтенант авц. Счетчиков Георгий Семенович).

Войскам, участвовавшим в разгроме танковой группировки противника, в ходе которого были освобождены Веспрем и другие города, приказом ВГК от 24 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ДЕВЕЧЕР. Освобожден 26 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 103 гв. сд (полковник Степанов Сергей Прохорович), 37 гв. ск (генерал-лейтенант Миронов Павел Васильевич).

6 гв. ТА — 5 гв. тк (генерал-майор т/в Савельев Михаил Иванович) в составе: 20 гв. тбр (полковник Жилин Федор Андреевич), 22 гв. тбр (полковник Остапенко Иван Кириллович), 6 гв. мсбр (подполковник Сорочинский Михаил Корнеевич), 1458 сап (майор Барышников Александр Васильевич), 364 гв. тсап (подполковник Горлач Иван Афанасьевич).

17 ВА — часть сил 262 нбад (генерал-майор авц. Тищенко Сергей Иосифович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Папа и Девечер, приказом ВГК от 26 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

ДЬЕР (ДЬЁР). Освобожден 28 марта 1945 г. войсками 2 УФ и 3 УФ:

2 УФ: 46 А — 68 ск (генерал-майор Шкодунович Николай Николаевич) в составе: 99 сд (полковник Дерзиян Захар Татеносович), часть сил 297 сд (полковник Ковтун-Станкевич Андрей Игнатьевич), 53 сд (полковник Василевский Давид Вениаминович); 109 гв. сд (полковник Балдынов Илья Васильевич), 18 гв. ск (генерал-майор Соседов Лев Борисович); 2 гв. мк (генерал-лейтенант Свиридов Карп Васильевич) в составе: 4 гв. мбр (полковник Лященко Михаил Иванович), 5 гв. мбр (подполковник Малышев Иван Дмитриевич), 6 гв. мбр (полковник Сафиуллин Нуртдин Сафиуллович), 37 гв. тбр (полковник Огнев Николай Александрович); 23 тк (генерал-лейтенант т/в Ахманов Алексей Осипович) в составе: 3 тбр (подполковник Ивлиев Иван Дмитриевич), 39 тбр (подполковник Тягунов Павел Петрович), 56 мсбр (полковник Штанько Филипп Феофанович), 1443 сап (подполковник Гребенюк Василий Васильевич).

3 УФ: 4 гв. А — 62 гв. сд (полковник Мошляк Иван Никонович), 21 гв. ск (генерал-майор Козак Семен Антонович); 1821 сап (подполковник Громов Дмитрий Павлович), 1 гв. мк (генерал-лейтенант Руссиянов Иван Никитич).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Дьер и Комаром, приказом ВГК от 28 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ЗАЛАЭГЕРСЕГ. Освобожден 29 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

27 А — 3 гв. адд (генерал-майор Конев Иван Никитич), 35 гв. ск (генерал-лейтенант Горячев Сергей Георгиевич); часть сил 337 сд (полковник Горобец Тарас Павлович).

18 тк (генерал-майор Говоруненко Петр Дмитриевич) в составе: 170 тбр (полковник Чунихин Николай Петрович), 32 мсбр (полковник Горчинский Борис Иванович), 209 сабр (полковник Лукьянов Александр Николаевич).

17 ВА — часть сил 262 нбад (генерал-майор авц. Тищенко Сергей Иосифович).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника южнее озера Балатон, в ходе которых были освобождены Залаэгерсег и другие города, приказом ВГК от 30 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ЗИРЕЗ (ЗИРЦ). Освобожден 23 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 114 гв. сд (генерал-майор Иванов Василий Поликарпович), 39 гв. ск (генерал-лейтенант Тихонов Михаил Федорович).

6 гв. ТА — 9 гв. мк (генерал-лейтенант т/в Волков Михаил Васильевич) в составе: 30 гв. мбр (полковник Воронов Иван Яковлевич), 31 гв. мбр (полковник Селeзнeв Кузьма Федорович).

Войскам, участвовавшим в разгроме танковой группировки противника, в ходе которого были освобождены Зирез и другие города, приказом ВГК от 24 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

КАПУВАР. Освобожден 29 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

4 гв. А — часть сил 4 гв. сд (подполковник Панченко Иван Никифорович), 31 гв. ск (генерал-майор Бобрук Сергей Антонович); 9 гв. тбр (подполковник Шалыгин Иосиф Федорович), 1 гв. мк (генерал-лейтенант Руссиянов Иван Никитич).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение Капуваром и другими городами, приказом ВГК от 29 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

КЕРМЕНД (КЁРМЕНД). Освобожден 31 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

26 А — 202 сд (полковник Хохлов Иван Михайлович), 33 ск (генерал-майор Семенов Алексей Иванович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение г. Керменд и другими городами, приказом ВГК от 31 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

КЕСЕГ (КЁСЕГ). Освобожден 29 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 107 гв. сд (генерал-майор Богданов Михаил Андреевич), 39 гв. ск (генерал-лейтенант Тихонов Михаил Федорович).

6 гв. ТА — 9 гв. мк (генерал-лейтенант т/в Волков Михаил Васильевич) в составе: 18 гв. мбр (подполковник Овчаров Александр Михайлович), 31 гв. мбр (полковник Селезнев Кузьма Федорович).

17 ВА — часть сил 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение г. Кесег и другими городами, приказом ВГК от 29 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

КЕСТЕЛЬ (КЕСТХЕЙ). Освобожден 30 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

27 А — 108 гв. сд (полковник Пискунов Дмитрий Григорьевич), 37 ск (генерал-майор Колчук Федор Самойлович); часть сил 1 гв. УР (полковник Никитин Сергей Иванович).

17 ВА — 189 шад (генерал-майор авц. Белицкий Геннадий Иванович).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника южнее озера Балатон и овладении г. Кестелем и другими городами, приказом ВГК от 30 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

КОМАРОМ. Освобожден 28 марта 1945 г. войсками 2 УФ:

46 А — 23 ск (генерал-майор Григорович Михаил Фролович) в составе: 223 сд (полковник Сагитов Ахпав Гайнутдинович), 252 сд (генерал-майор Горбачев Иван Александрович); 52 сд (генерал-майор Миляев Леонид Михайлович, 68 ск (генерал-майор Шкодунович Николай Николаевич); 192 тгабр (полковник Воропаев Петр Яковлевич), 30 адп (полковник Борисов Борис Кузьмич).

5 ВА — 12 гв. шад (полковник Чижиков Леонид Алексеевич), 3 гв. шак (генерал-лейтенант авц. Степичев Василий Васильевич); часть сил 218 нбад (полковник Романов Николай Константинович); 6 гв. иад (полковник Гейбо Иосиф Иванович), 3 гв. иак (генерал-лейтенант авц. Подгорный Иван Дмитриевич).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Дьер и Комаром, приказом ВГК от 28 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

МАДЬЯРОВАР (МОШОНМАДЬЯРОВАР). Освобожден 2 апреля 1945 г. войсками 2 УФ:

46 А — 53 сд (полковник Василевский Давид Вениаминович), 68 ск (генерал-майор Шкодунович Николай Николаевич); часть сил 17 гв. набр (полковник Седаш Константин Афанасьевич) и 71 лабр (полковник Олифер Александр Владимирович), 6 гв. адп (генерал-майор арт. Иванов Владимир Николаевич).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение Мадьяроваром и Кремницей, приказом ВГК от 3 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

МАРЦАЛИ. Освобожден 30 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

57 А — часть сил 61 гв. сд (полковник Лысенков Сергей Николаевич), 6 гв. ск (генерал-майор Дрейер Николай Михайлович).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника южнее озера Балатон и освобождении Марцали и других городов, приказом ВГК от 30 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

МОР. Освобожден 18 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 106 гв. сд (полковник Виндушев Константин Николаевич), 38 гв. ск (генерал-лейтенант Капитохин Александр Григорьевич).

Войскам, участвовавшим в разгроме танковой группировки противника, в ходе которого были освобождены МОР и другие города, приказом ВГК от 24 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

НАДЬБАЙОМ. Освобожден 29 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

57 А — 73 гв. сд (полковник Щербенко Василий Иванович), 64 ск (генерал-майор Кравцов Иван Кондратьевич); 864 сап (подполковник Карташов Арсений Николаевич).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника южнее озера Балатон и овладении Надьбайомом и другими городами, приказом ВГК от 30 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

НАДЬКАНИЖА. Освобожден 2 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

57 А — 133 ск (генерал-майор Артюшенко Павел Алексеевич) в составе: 84 сд (генерал-майор Буняшин Павел Иванович), 122 сд (генерал-майор Величко Алексей Никонович), 299 сд (полковник Савченко Михаил Евдокимович).

17 ВА — часть сил 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович), 189 шад (генерал-майор авц. Белицкий Геннадий Иванович), часть сил 194 над (полковник Дементьев Федор Никитович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение Надьканижей, приказом ВГК от 2 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

НАДЬЯТАД. Освобожден 30 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

1-я болгарская А — 10 пд (генерал-майор Хубенов Иван), 12 пд (генерал-майор Таралажков Стефан).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника южнее озера Балатон и овладении Надьятадом и другими городами, приказом ВГК от 30 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

НЕСМЕЙ. Освобожден 21 марта 1945 г. войсками 2 УФ:

46 А — 4 гв. мбр (полковник Лященко Михаил Иванович), 2 гв. мк (генерал-лейтенант Свиридов Карп Васильевич).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника западнее Будапешта и овладении г. Несмей и другими городами, приказом ВГК от 25 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ПАПА. Освобожден 26 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 114 гв. сд (генерал-майор Иванов Василий Поликарпович), 39 гв. ск (генерал-лейтенант Тихонов Михаил Федорович), часть сил 105 гв. сд (генерал-майор Денисенко Михаил Иванович), 38 гв. ск (генерал-лейтенант Утвенко Александр Иванович); 1524 лсап (майор Круглик Александр Демьянович).

6 гв. ТА — 9 гв. мк (генерал-лейтенант т/в Волков Михаил Васильевич) в составе: 31 гв. мбр (полковник Селезнев Кузьма Федорович); 18 гв. мбр (подполковник Овчаров Александр Михайлович), 46 гв. тбр (подполковник Михно Николай Михайлович).

17 ВА — часть сил 262 нбад (генерал-майор авц. Тищенко Сергей Иосифович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Папа и Девечер, приказом ВГК от 26 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

СЕКЕШФЕХЕРВАР. Освобожден 23 декабря 1944 г. войсками 3 УФ в ходе Будапештской операции.

Оккупирован 22 января 1945 г. Освобожден 22 марта 1945 г. войсками 3 УФ.

4 гв. А. — 20 гв. ск (генерал-майор Бирюков Николай Иванович) в составе: 7 гв, вдд (полковник Дрычкин Дмитрий Аристархович), 80 гв. сд (полковник Чижов Василий Иванович); 21 гв. ск (генерал-майор Козак Семен Антонович) в составе: 41 гв. сд (генерал-майор Цветков Константин Николаевич), 62 гв. сд (полковник Мошляк Иван Никоно- вич);. 69 гв. сд (генерал-майор Джахуа Кирилл Кочеевич), 31 гв. ск (генерал-майор Бобрук Сергей Антонович); 1 гв. мк (генерал-лейтенант Руссиянов Иван Никитич) в составе: 1 гв. мбр (полковник Затулей Степан Парамонович), 2 гв. мбр (полковник Худяков Александр Тимофеевич), 3 гв. мбр (подполковник Привалов Анатолий Николаевич), 9 гв. тбр (полковник Верба Андрей Афанасьевич), 382 гв. сап (майор Михеев Ефим Михайлович), 1453 сап (майор Петухов Виктор Константинович), 1821 сап (подполковник Громов Дмитрий Павлович); 207 сабр (полковник Иванов Николай Михайлович), 208 сабр (полковник Сахаров Георгий Иванович), 366 гв. тсап (подполковник Гаевский Виктор Семенович); 9 адп (генерал-майор Ратов Андрей Иванович) в составе: 23 габр (подполковник Рахлин Абрам Борисович), 115 пабр (полковник Борисенко Борис Никитич), часть сил 30 пабр (подполковник Вышкайло Иван Филиппович), 10 минбр (полковник Линкин Кузьма Денисович); часть сил 32 габр БМ (подполковник Сигин Алексей Георгиевич), 19 адп (генерал-майор арт. Великолепов Николай Николаевич); 28 гв. минбр (полковник Лупанов Михаил Антонович), часть сил 9 иптабр (полковник Грищенко Иван Васильевич), часть сил 7 иптабр (полковник Булахтин Федор Матвеевич); 44 минжбр (полковник Бабурин Василий Александрович).

17 ВА — 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович), 262 нбад (генерал-майор авц. Тищенко Сергей Иосифович); 10 шак (генерал-лейтенант авц. Толстиков Олег Викторович) в составе: 136 шад (полковник Терехов Николай Павлович), 306 шад (полковник Иванов Александр Викторович), 295 иад (подполковник Шатилин Федор Семенович);, 189 шад (генерал-майор авц. Белицкий Геннадий Иванович), 194 иад (полковник Дементьев Федор Никитович), 288 иад (полковник Смирнов Борис Александрович).

Войскам, участвовавшим в разгроме танковой группировки противника юго-западнее Будапешта, в ходе которого были освобождены Секешфехервар и другие города, приказом ВГК от 24 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

СЕНТГОТТАРД (СЕНТГОТХАРД). Освобожден 31 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

27А — 337 сд (полковник Горобец Тарас Павлович), 33 ск (генерал-майор Семенов Алексей Иванович).

18 тк (генерал-майор Говоруненко Петр Дмитриевич) в составе: 10 тбр (подполковник Ежелов Николай Васильевич), часть сил 32 мсбр (полковник Горчинский Борис Иванович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение г. Сентготтардом и другими городами, приказом ВГК от 31 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

СОМБАТЕЛЬ (СОМБАТХЕЙ). Освобожден 29 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 37 гв. ск (генерал-лейтенант Миронов Павел Васильевич) в составе: 103 гв. сд (полковник Степанов Сергей Прохорович), часть сил 98 гв. сд (полковник Ларин Василий Михайлович), часть сил 99 гв. сд (генерал-майор Блажевич Иван Иванович).

6 гв. ТА — 5 гв. тк (генерал-майор т/в Савельев Михаил Иванович) в составе: 21 гв. тбр (полковник Белоглазов Иван Дмитриевич), 22 гв. тбр (полковник Остапенко Иван Кириллович), 6 гв. мсбр (подполковник Сорочинский Михаил Корнеевич), 1458 сап (майор Барышников Александр Васильевич); 51 гв. сабр (полковник Обдаленков Николай Александрович), 208 сабр (полковник Сахаров Георгий Иванович).

17 ВА — часть сил 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович).

18 ВА — 15 гв. бад (полковник Ульяновский Сергей Алексеевич), 4 гв. бак (генерал-лейтенант авц. Счетчиков Георгий Семенович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение г. Сомбатель и другими городами, приказом ВГК от 29 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ТАТА. Освобожден 19 марта 1945 г. войсками 2 УФ:

46 А — 2 гв. мк (генерал-лейтенант Свиридов Карп Васильевич) в составе: 6 гв. мбр (полковник Са- фиуллин Нуртдип Сафиуллович), 37 гв. тбр (полковник Огнев Николай Александрович).

4 ВА — 218 нбад (полковник Романов Николай Константинович); 5 шак (генерал-майор авц. Каманин Николай Петрович) в составе: часть сил 4 гв. шад (полковник Сапрыкин Валентин Филиппович), часть сил 264 шад (полковник Клобуков Евгений Васильевич); 331 иад (полковник Семененко Иван Андреевич), 14 гв. иад (полковник Юдаков Алексей Павлович).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника западнее Будапешта и овладении г. Тата и другими городами, приказом ВГК от 25 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ФЕЛЬШЁГАЛЛА, ныне часть г. Татабанья. Освобожден 21 марта 1945 г. войсками 2 УФ:

46 А — часть сил 180 сд (полковник Андрюков Илья Дмитриевич), 75 ск (генерал-майор Акименко Андриан Захарович).

Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника западнее Будапешта и овладении г. Фельшёгалла и другими городами, приказом ВГК от 25 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ЧОРНО (ЧОРНА). Освобожден 28 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

4 гв. А — 1 гв. мбр (полковник Затулей Степан Парамонович), 1 гв. мк (генерал-лейтенант Руссиянов Иван Никитич).

Войскам, участвовавшим в боях при форсировании р. Раба и за овладение городами Чорно и Шарвар, приказом ВГК от 28 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ЧУРГО. Освобожден 31 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

1-я болгарская А — 8 пд (генерал-майор Харизанов Борис), 3 ак (генерал-майор Тошев Тодор).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение г. Чурго и другими городами, приказом ВГК от 31 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

ШАРВАР. Освобожден 28 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 37 гв. ск (генерал-лейтенант Миронов Павел Васильевич) в составе: 98 гв. сд (полковник Ларин Василий Михайлович), 103 гв. сд (полковник Степанов Сергей Прохорович).

6 гв. ТА — 6 гв. мсбр (подполковник Сорочинский Михаил Корнеевич), 5 гв. тк (генерал-майор т/в Савельев Михаил Иванович).

Войскам, участвовавшим в боях при форсировании р. Раба и за овладение городами Чорно и Шарвар, приказом ВГК от 28 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ШОПРОН. Освобожден 1 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

4 гв. А — 34 гв. сд (полковник Кукс Герасим Степанович), 31 гв. ск (генерал-майор Бобрук Сергей Антонович); 1 гв. мк (генерал-лейтенант Руссиянов Иван Никитич) в составе: 1 гв. мбр (полковник Затулей Степан Парамонович), 2 гв. мбр (полковник Худяков Александр Тимофеевич), 3 гв. мбр (полковник Мачихин Александр Ильич), 9 гв. тбр (подполковник Шалыгин Иосиф Федорович), 207 сабр (полковник Иванов Николай Михайлович), 382 гв. сап (майор Михеев Ефим Михайлович), 1453 сап (подполковник Шайдулин Александр Максимович), 1821 сап (подполковник Громов Дмитрий Павлович).

17 ВА — 10 шак (генерал-лейтенант авц. Толстиков Олег Викторович) в составе: часть сил 136 шад (полковник Терехов Николай Павлович), часть сил 306 шад (полковник Иванов Александр Викторович), часть сил 295 иад (подполковник Шатилин Федор Семенович); 262 нбад (генерал-майор авц. Тищенко Сергей Иосифович), часть сил 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович), 288 иад (полковник Смирнов Борис Александрович).

18 ВА — 15 гв. бад (полковник Ульяновский Сергей Алексеевич), 4 гв. бак (генерал-лейтенант авц. Счетчиков Георгий Семенович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение г. Шопроном, приказом ВГК от 1 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

ЭПЬИНГ. Освобожден 21 марта 1945 г. войсками 3 УФ:

26 А — 104 ск (генерал-майор Филипповский Михаил Сергеевич) в составе: 66 гв. сд (генерал-майор Фролов Сергей Фролович), 151 сд (генерал-майор Подшивайлов Денис Протасович).

Войскам, участвовавшим в разгроме танковой группировки противника юго-западнее Будапешта, в ходе которого были освобождены Эпьинг и другие города, приказом ВГК от 24 марта 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

АВСТРИЯ

БРУК (БРУКК). Освобожден 5 апреля 1945 г. войсками 2 УФ:

46 А — 18 гв. ск (генерал-майор Афонин Иван Михайлович) в составе: 317 сд (полковник Гущин Борис Владимирович), 109 гв. сд (полковник Балдынов Илья Васильевич).

Войскам, участвовавшим в боях за освобождение Брука и других городов, приказом ВГК от 5 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ВЕНА. Освобожден 13 апреля 1945 г. войсками 3 УФ, 2 УФ и силами ДуВФл:

3 УФ: 4 гв. А — 20 гв. ск (генерал-майор Бирюков Николай Иванович) в составе: 7 гв. вдд (полковник Дрычкин Дмитрий Аристархович), 5 гв. вдд (генерал-майор Афонин Павел Иванович), 80 гв. сд (полковник Чижов Василий Иванович); 21 гв. ск (генерал-майор Козак Семен Антонович) в составе: 69 гв. сд (генерал-майор Джахуа Кирилл Кочеевич), 62 гв. сд (генерал-майор Панченко Григорий Филиппович); 31 гв. ск (генерал-майор Бобрук Сергей Антонович) в составе: 4 гв. сд (полковник Парфенов Кузьма Дмитриевич), 40 гв. сд (полковник Брансбург Лев Шнеерович), 34 гв. сд (полковник Кукс Герасим Степанович); 1 гв. мк (генерал-лейтенант Руссиянов Иван Никитич) в составе: 1 гв. мбр (полковник Затулей Степан Парамонович), 2 гв. мбр (подполковник Иванов Сергей Алексеевич), 3 гв. мбр (полковник Мачихин Александр Ильич), 9 гв. тбр (подполковник Шалыгин Иосиф Федорович), 207 сабр (полковник Иванов Николай Михайлович), 382 гв. сап (майор Михеев Ефим Михайлович), 1821 сап (подполковник Громов Дмитрий Павлович); 9 адп (генерал-майор арт. Ратов Андрей Иванович) в составе: 23 габр (подполковник Рахлин Абрам Борисович), 26 лабр (полковник Плешаков Яков Семенович), 30 пабр (полковник Гончаров Иван Михайлович), 115 пабр (полковник Борисенко Борис Никитич), 123 апабр (полковник Прохоров Владимир Федорович), 10 минбр (полковник Линник Кузьма Денисович); 7 иптабр (полковник Булахтин Федор Матвеевич), 42 отд. Интабр (полковник Леонов Константин Алексеевич), 28 гв. минбр (полковник Лупанов Михаил Антонович), 44 минбр (подполковник Головченко Михаил Васильевич); 11 шисбр (полковник Загребин Аполлон Григорьевич), 56 исбр (подполковник Корнеев Виталий Иванович).

9 гв. А — 39 гв. ск (генерал-лейтенант Тихонов Михаил Федорович) в составе: 114 гв. сд (генерал- майор Иванов Василий Поликарпович), 100 гв. сд (генерал-майор Макаренко Иван Алексеевич), 107 гв. сд (генерал-майор Богданов Михаил Андреевич), 63 гв. кабр (полковник Чернев Василий Дмитриевич); 38 гв. ск (генерал-лейтенант Утвенко Александр Иванович) в составе: 105 гв. сд (генерал-майор Денисенко Михаил Иванович), 106 гв. сд (полковник Виндушев Константин Николаевич); 2 отд гв. иптабр (полковник Чаплин Георгий Николаевич), 58 гв. абр (полковник Шеремет Николай Филиппович).

6 гв. ТА — 5 гв. тк (генерал-майор т/в Савельев Михаил Иванович) в составе: 6 гв. мсбр (подполковник Сорочинский Михаил Корнеевич), 20 гв. тбр (полковник Жилин Федор Андреевич), 21 гв. тбр (полковник Белоглазов Иван Дмитриевич), 22 гв. тбр (полковник Остапенко Иван Кириллович); 9 гв. мк (генерал-лейтенант т/в Волков Михаил Васильевич) в составе: 18 гв. мбр (подполковник Овчаров Александр Михайлович), 30 гв. мбр (полковник Воронов Иван Яковлевич), 31 гв. мбр (полковник Селезнев Кузьма Федорович), 46 гв. тбр (подполковник Михно Николай Михайлович); 51 гв. сабр (полковник Обдаленков Николай Александрович), 208 сабр (полковник Сахаров Георгий Иванович), 364 гв. тсап (подполковник Горлач Иван Афанасьевич); 202 лабр (подполковник Живуцкий Иосиф Степанович); 12 шисбр (полковник Павлов Петр Георгиевич), 22 минжбр (подполковник Голукович Сергей Иванович).

2 УФ: 46 А — 10 гв. ск (генерал-лейтенант Рубанюк Иван Андреевич) в составе: 49 гв. сд (генерал- майор Маргелов Василий Филиппович), 297 сд (полковник Ковтун-Станкевич Андрей Игнатьевич); 75 ск (генерал-майор Акименко Андриан Захарович) в составе: 53 сд (полковник Василевский Давид Вениаминович), 180 сд (полковник Андрюков Илья Дмитриевич), 223 сд (полковник Сагитов Ахнав Гайнутдинович); 52 сд (генерал-майор Миляев Леонид Михайлович), 18 гв. ск (генерал-майор Соседов Лев Борисович — до 5.4. 1945 г., генерал-майор Афонин Иван Михайлович); 2 гв. мк (генерал-лейтенант Свиридов Карп Васильевич) в составе: 4 гв. мбр (полковник Лященко Михаил Иванович), 5 гв. мбр (подполковник Малышев Иван Дмитриевич), 6 гв. мбр (полковник Сафиуллин Нуртдин Сафиуллович), 37 гв. тбр (полковник Огнев Николай Александрович), 251 гв. сап (подполковник Карсеев Кузьма Иванович), 1509 сап (подполковник Логинов Павел Михайлович); 23 тк (генерал-лейтенант т/в Ахманов Алексей Осипович) в составе: 56 мсбр (полковник Штанько Филипп Феофанович), 39 тбр (подполковник Шевцов Андрей Семенович), 1443 сап (полковник Панов Вениамин Михайлович); 5 гв. адп (генерал-майор арт. Иванов Владимир Николаевич) в составе: 17 гв. набр (полковник Седаш Константин Афанасьевич), 95 тгабр (полковник Крижевич Дмитрий Ильич), 27 минбр (подполковник Матюха Мирон Исаакович); 30 адп (полковник Борисов Борис Кузьмич) в составе: 185 лабр (полковник Канчавели Николай Александрович), 190 габр (полковник Соколенко Иван Никитович), 192 тгабр (полковник Воропаев Петр Яковлевич), 195 габр (полковник Реутов Иван Михайлович), 34 минбр (полковник Борисенко Леонид Ильич), 37 гв. минбр (полковник Шубный Максим Ефимович), 45 минбр (полковник Звонаренко Федор Федорович).

Ду ВФл — часть сил 1 БРК (капитан 2 ранга Державин Павел Иванович), 2 БРК (капитан 2 ранга Аржавкин Александр Федорович), береговой отряд сопровождения (майор Пасмуров Яков Дмитриевич).

17 ВА — 10 шак (генерал-лейтенант авц. Толстиков Олег Викторович) в составе: 136 шад (полковник Терехов Николай Павлович), 306 шад (полковник Иванов Александр Викторович), 295 иад (подполковник Шатилов Федор Семенович); 189 шад (генерал-майор авц. Белицкий Геннадий Иванович); 194 иад (полковник Дементьев Федор Никитович), 288 иад (полковник Смирнов Борис Александрович); 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович), 262 нбад (генерал-майор авц. Тищенко Сергей Иосифович).

Приказом ВГК присвоено наименование Венских: 21 гв. ск, 38 гв. ск, 39 гв. ск, 4 гв. сд, 52 сд, 105 гв. сд, 114 гв. сд, 6 гв. мсбр, 12 сп (подполковник Гельфанд Юфа Абрамович), 111 гв. сп (подполковник Алябин Михаил Панфилович), 144 гв. сп (полковник Лубенченко Андрей Григорьевич), 184 гв. сп (подполковник Могилевцев Василий Семенович), 206 гв. сп (подполковник Ермоленко Илларион Степанович — до 10.4.45 г., майор Ус Филипп Тихонович), 232 гв. сп (подполковник Маркелов Иван Иванович), 304 гв. сп (подполковник Кибкало Алексей Трофимович), 1037 сп (подполковник Царев Дмитрий Яковлевич), 1057 сп (майор Печенко Василий Арсентьевич), 16 гв. вдсп (подполковник Валиулин Фатых Нуриевич), 29 гв. вдсп (полковник Зверев Георгий Ефимович), 1 гв. мк, 1 гв. мбр, 21 гв. тбр, 46 гв. тбр, 209 сабр (полковник Лукьянов Александр Николаевич), 19 адп (генерал-майор арт. Великолепов Николай Николаевич), 30 адп, 2 отд. гв. иптабр, 42 отд. иптабр, 58 гв. абр, 102 гв. иптап (подполковник Лянге Сергей Михайлович), 127 папа (подполковник Кауц Генрих Карлович), 260 гв. пап (полковник Мышко Илья Константинович), 288 иптап (подполковник Гвоздев Сергей Георгиевич), 419 иптап (подполковник Штепан Степан Васильевич), 1325 лап (подполковник Домбровский Пимен Павлович), 1961 иптап (майор Приходько Яков Федорович), 251 отд. иптадп (майор Глебов Григорий Ильич), 257 минп (полковник Манукин Федор Иванович), 139 отд. зенадн (майор Котов Алексей Дмитриевич), 1 псб (капитан Нериновский Григорий Григорьевич), 54 отд. шисб (майор Хайт Лейб Иосифович), 68 отд. шисб (майор Протченко Николай Павлович), 427 олбс (майор Махарадзе Владимир Владимирович), 10 шак, 194 иад, 288 иад, 48 бап (подполковник Колий Василий Павлович), 73 гв. иап (подполковник Михайлюк Порфирий Афанасьевич), 151 гв. иап (майор Кирия Шалва Нестерович), 1 БРК.

Войскам, участвовавшим в боях за освобождение Вены, приказом ВГК от 13 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1945 г. учреждена медаль «За взятие Вены».

ВИНЕР-НОЙШТАДТ. Освобожден 2 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — часть сил 107 гв. сд (генерал-майор Богданов Михаил Андреевич) и 63 гв. кабр (полковник Чернев Василий Дмитриевич), 39 гв. ск (генерал-лейтенант Тихонов Михаил Федорович); часть сил 99 гв. сд (генерал-майор Блажевич Иван Иванович), 37 гв. ск (генерал-лейтенант Миронов Павел Васильевич); 9 гв. мк (генерал-лейтенант т/в Волков Михаил Васильевич) в составе: 18 гв. мбр (подполковник Овчаров Александр Михайлович), 30 гв. мбр (полковник Воронов Иван Яковлевич), 31 гв. мбр (полковник Селезнев Кузьма Федорович).

17 ВА — 262 нбад (генерал-майор авц. Тищенко Сергей Иосифович), часть сил 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович).

18 ВА — 15 гв. бад (полковник Ульяновский Сергей Алексеевич), 4 гв. бак (генерал-лейтенант авц. Счетчиков Георгий Семенович).

Войскам, участвовавшим в боях за освобождение Винер-Нойштадта и других городов, приказом ВГК от 3 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

ГЛОГГНИТЦ (ГЛОГНИЦ). Освобожден 2 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — часть сил 103 гв. сд (полковник Степанов Сергей Прохорович), 37 гв. ск (генерал-лейтенант Миронов Павел Васильевич).

Войскам, участвовавшим в боях за освобождение Глоггнитца и других городов, приказом ВГК от 3 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

КОРНЕЙБУРГ (КОРНОЙБУРГ). Освобожден 15 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 114 гв. сд (генерал-майор Иванов Василий Поликарпович), 39 гв. ск (генерал-лейтенант Тихонов Михаил Федорович).

17 ВА — часть сил 288 иад (полковник Смирнов Борис Александрович).

Войскам, участвовавшим в боях при разгроме окруженной группировки противника и за освобождение Корнейбурга и Флоридсдорфа, приказом ВГК от 15 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

НЕУНКИРХЕН (НОЙНКИРХЕН). Освобожден 2 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — часть сил 98 гв. сд (полковник Ларин Василий Михайлович), 37 гв. ск (генерал-лейтенант Миронов Павел Васильевич).

Войскам, участвовавшим в боях за освобождение Неункирхена и других городов, приказом ВГК от 3 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

САНКТ-ПЕЛЬТЕН. Освобожден 15 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

9 гв. А — 104 гв. сд (генерал-майор Серегин Иван Федотович), 38 гв. ск (генерал-лейтенант Утвенко Александр Иванович); 18 тк (генерал-майор Говоруненко Петр Дмитриевич) в составе: 170 тбр (полковник Чунихин Николай Петрович), 181 тбр (полковник Индейкин Анатолий Михайлович), 32 мсбр (полковник Горчинский Борис Иванович), 1438 сап (подполковник Эстрах Меер Мошкович); часть сил 209 сабр (полковник Лукьянов Александр Николаевич); 19 адп (генерал-майор арт. Великолепов Николай Николаевич) в составе: 49 гв. тгабр (полковник Писарев Григорий Васильевич), 170 лабр (полковник Чернов Кирилл Прокофьевич), 15 тминбр (полковник Богомолов Иван Кириллович), 20 гв. минбр (генерал-майор арт. Тверецкий Александр Федорович), 38 минбр (полковник Голощапов Михаил Захарович); 35 арм. гв. набр (полковник Гильман Яков Моисеевич).

17 ВА — часть сил 244 бад (полковник Недосекин Павел Владимирович).

Войскам, участвовавшим в боях за освобождение Санкт-Пельтена, приказом ВГК от 15 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

ФЛОРИДСДОРФ. Освобожден 15 апреля 1945 г. войсками 2 УФ и 3 УФ:

2 УФ: 46 А — 223 сд (полковник Сагитов Ахнав Гайнутдинович), 75 ск (генерал-майор Акименко Андриан Захарович).

3 УФ: 4 гв. А — 80 гв. сд (полковник Чижов Василий Иванович), 20 гв. ск (генерал-майор Бирюков Николай Иванович).

17 ВА — 189 шад (генерал-майор Белицкий Геннадий Иванович).

Войскам, участвовавшим в боях при разгроме окруженной группировки противника и за освобождение Корнейбурга и Флоридсдорфа, приказом ВГК от 15 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

ЭЙЗЕНШТАДТ (АЙЗЕНШТАДТ). Освобожден 2 апреля 1945 г. войсками 3 УФ:

4 гв. А — часть сил 7 гв. вдд (полковник Дрычкин Дмитрий Аристархович), 20 гв. ск (генерал-майор Бирюков Николай Иванович); ПО 69 гв. сд (генерал-майор Джахуа Кирилл Кочеевич), 21 гв. ск (генерал- майор Козак Семен Антонович).

Войскам, участвовавшим в боях за овладение Эйзенштадтом и другими городами, приказом ВГК от 3 апреля 1945 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

Приложение 2. ПРИКАЗЫ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМ 2-го И 3-го УКРАИНСКИХ ФРОНТОВ В ПЕРИОД ПРОВЕДЕНИЯ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ 3-го

УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, отразив атаки одиннадцати танковых дивизий немцев юго-западнее Будапешта и измотав их в оборонительных боях, перешли потом в наступление, разгромили танковую группу немцев и продвинулись вперед на 70 километров на фронте протяжением более 100 километров.

В ходе наступления наши войска овладели городами Секешфехервар, Мор, Зирез, Веспрем, Эньинг, а также заняли более 350 других населенных пунктов.

Войска фронта в этих боях взяли в плен более 6000 солдат и офицеров противника, уничтожили и захватили 745 танков и самоходных орудий, свыше 800 орудий и много другого вооружения и военного имущества.

В боях за овладение названными городами отличились войска генерал-полковника Глаголева, генерал- лейтенанта Захватаева, генерал-полковника Трофименко, генерал-лейтенанта Гагена, генерал-майора Рождественского, генерал-майора Деревянко, генерал-лейтенанта Миронова, генерал-майора Бирюкова, генерал-майора Козака, генерал-лейтенанта Горячева, генерал-майора Колчука, генерал-майора Лазько, генерал-майора Филипповского, генерал-майора Гнедина, генерал-майора Артюшенко, полковника Ларина, генерал-майора Блажевича, генерал-майора Серегина, генерал-майора Денисенко, полковника Виндушева, генерал-майора Иванова, генерал-майора Афонина, полковника Мошляка, генерал-майора Михайлова, генерал-майора Карлова, генерал-майора Конева, полковника Пискунова, полковника Батлука, генерал- майора Некрасова, генерал-майора Лиленкова, генерал-майора Фролова, полковника Сергеева, полковника Хохлова, генерал-майора Кулижского, генерал-майора Буняшина, генерал-майора Величко, полковника Терентьева; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-лейтенанта артиллерии Вознюка, генерал-майора артиллерии Цикало, генерал-майора артиллерии Брежнева, генерал-майора артиллерии Лебедева, генерал-майора артиллерии Ливанского, генерал-майора артиллерии Гусева, генерал-лейтенанта артиллерии Нестерука, генерал-майора артиллерии Ратова, генерал-майора артиллерии Великолепова, генерал-майора артиллерии Бобровникова, полковника Щелко, полковника Рощицкого, полковника Мильковского, полковника Гоцака, полковника Кия, полковника Шпека, полковника Лупанова, подполковника Живуцкого, подполковника Низкова, [полковника] Леонова, майора Мрукало, полковника Гущина; танкисты генерал-полковника танковых войск Кравченко, генерал-майора танковых войск Штромберга, генерал-майора танковых войск Савельева, генерал-лейтенанта танковых войск Волкова, генерал-майора Говоруненко, генерал-лейтенанта танковых войск Ахманова, генерал-лейтенанта Руссиянова, генерал-майора танковых войск Павелкина, полковника Стызика, [подполковника] Овчарова, подполковника Михно, полковника Жилина, полковника Остапенко, полковника Грибова, полковника Обдаленкова, полковника Сахарова, полковника Иванова, полковника Лукьянова; летчики генерал- полковника авиации Судец, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-лейтенанта Златоцветова, генерал- лейтенанта авиации Счетчикова, генерал-майора авиации Витрука, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-майора авиации Тищенко, генерал-майора авиации Белицкого, полковника Смирнова, полковника Иванова, полковника Терехова, полковника Недосекина, полковника Дементьева, полковника Ульяновского, подполковника Шаталина; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, генерал-майора инженерных войск Кияшко, полковника Водоватова, полковника Малова, полковника Понимаша, полковника Загребина, полковника Бабурина; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, полковника Шервуда, подполковника Сухих, полковника Агафонова, генерал-майора авиации Морозова, полковника Каткова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городами Секешфехервар, Веспрем и другими названными городами, представить к награждению орденами.

Сегодня 24 марта, в 21 час 30 минут столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим поименованными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в разгроме танковой группы немцев.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

24 марта 1945 года, № 306

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, перейдя в наступление, прорвали сильную оборону немцев в горах Вэртэшхедьшэг, западнее Будапешта, разгромили группу немецких войск в районе Эстергома и продвинулись вперед на 45 километров.

В ходе наступления войска фронта овладели городами Эстергом, Несмей, Фельше галла, Тата, а также заняли более 200 других населенных пунктов.

За время этих боев наши войска взяли в плен 7000 солдат и офицеров противника, уничтожили и захватили 250 танков и самоходных орудий, более 300 орудий и много другого вооружения и военного имущества.

В боях при прорыве обороны немцев и за овладение названными городами отличились войска генерал-лейтенанта Петрушевского, генерал-майора Бирмана, генерал-майора Шкодуновича, генерал-майора Соседова, генерал-лейтенанта Бахтина, генерал-майора Григоровича, генерал-лейтенанта Рубанюка, полковника Сагитова, полковника Дерзияна, генерал-майора Миляева, генерал-майора Карамышева, генерал-майора Горбачева, генерал-майора Маргелова, генерал-майора Соколовского, полковника Салычева, полковника Гущина, полковника Ковтун-Станкевича, полковника Балдынова, полковника Андрюкова, полковника Смирнова, майора Быстрова; корабли и части Дунайской военной флотилии контр-адмирала Холостякова, капитана 1 ранга Свердлова, капитана 2 ранга Державина, капитана 2 ранга Аржавкина, майора Пасмурова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Фомина, генерал-майора артиллерии Шмакова, генерал-майора артиллерии Алексеенко, генерал-майора артиллерии Павлова, генерал-майора артиллерии Иванова, генерал-лейтенанта артиллерии Петрова, полковника Борисова, полковника Павлова, полковника Адашева, полковника Мотова, полковника Саланского; танкисты генерал- полковника танковых войск Куркина, генерал-лейтенанта Свиридова, полковника Румянцева, полковника Лященко, полковника Троценко, полковника Кириллова, полковника Огнева, подполковника Карсеева, подполковника Рогачева, подполковника Гордеева, подполковника Рыжакова, [подполковника] Логинова; летчики генерал-полковника авиации Горюнова, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-лейтенанта авиации Подгорного, генерал-майора авиации Каманина, полковника Чанпалова, полковника Руббэ, полковника Семененко, полковника Сапрыкина, полковника Клобукова, полковника Шутеева, полковника Чижикова, полковника Тараненко, полковника Юдакова, подполковника Еремина; саперы генерал-лейтенанта инженерных войск Цирлина, полковника Ветрова, полковника Коваленко, полковника Мясникова, полковника Калиниченко, подполковника Зименко; связисты генерал-лейтенанта войск связи Леонова, полковника Егорова, полковника Давыдова, майора Волчкова, майора Попова, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при прорыве обороны немцев и за овладение Эстергомом, Несмеем, Фельше галлой и Татой, представить к награждению орденами.

Сегодня, 25 марта, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, прорвавшим оборону немцев и овладевшим поименованными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны немцев и за овладение городами Эстергом, Несмей, Фельше галла и Тата.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

25 марта 1945 года, № 308

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление, сегодня, 26 марта, овладели городами Папа и Девечер — крупными узлами дорог и сильными опорными пунктами обороны немцев, прикрывающими пути к границам Австрии.

В боях за овладение городами Папа и Девечер отличились войска генерал-полковника Глаголева, генерал-лейтенанта Миронова, генерал-лейтенанта Тихонова, генерал-майора Рождественского, генерал- майора Серегина, генерал-майора Денисенко, генерал-майора Иванова, генерал-майора Богданова, полковника Ларина, полковника Степанова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-майора артиллерии Карлина, генерал-майора артиллерии Брежнева, генерал-майора артиллерии Гусева, генерал-майора артиллерии Великолепова, генерал-майора артиллерии Даньшина, подполковника Живуцкого; танкисты генерал-полковника танковых войск Кравченко, генерал-лейтенанта танковых войск Волкова, генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-майора танковых войск Штромберга, генерал-майора танковых войск Савельева, полковника Михно, полковника Селезнева, полковника Воронова, полковника Жилина, полковника Белоглазова, подполковника Овчарова, полковника Обдаленкова, полковника Сахарова, полковника Остапенко, подполковника Сорочинского; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-майора авиации Тищенко, полковника Смирнова, полковника Иванова, полковника Терехова, подполковника Шатилина; саперы полковника Водоватова, полковника Фадеева; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городами Папа и Девечер, представить к награждению орденами.

Сегодня, 26 марта, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим названными городами, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Папа и Девечер.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

26 марта 1945 года, № 311

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, развивая наступление, форсировали реку Раба и сегодня, 28 марта, овладели городами Чорно и Шарвар — важными узлами железных дорог и сильными опорными пунктами обороны немцев, прикрывающими пути к границам Австрии.

В боях при форсировании реки Раба и за овладение городами Чорно и Шарвар отличились войска генерал-полковника Глаголева, генерал-лейтенанта Захватаева, генерал-лейтенанта Миронова, генерал-лейтенанта Тихонова, генерал-майора Рождественского, генерал-майора Деревянко, генерал-майора Бобрука, генерал-майора Козака, генерал-майора Богданова, генерал-майора Цветкова, генерал-майора Джахуа, полковника Ларина, полковника Степанова, полковника Парфенова, полковника Брансбурга, полковника Кукса; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-лейтенанта артиллерии Вознкжа, генерал-майора артиллерии Брежнева, генерал-майора артиллерии Гусева, генерал-майора артиллерии Цикало, генерал-майора артиллерии Ратова, полковника Гончарова, полковника Баженова, полковника Коваля, полковника Прохорова, подполковника Живуцкого, подполковника Олейника; танкисты генерал-полковника танковых войск Кравченко, генерал-лейтенанта танковых войск Волкова, генерал-лейтенанта Руссиянова, генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-майора танковых войск Штромберга, генерал-майора танковых войск Савельева, [подполковника] Овчарова, полковника Воронова, полковника Тяглова, полковника Селезнева, полковника Белоглазова, полковника Жилина, полковника Остапенко, полковника Затулей, полковника Вербы, [подполковника] Привалова, полковника Обдаленкова, полковника Сахарова, подполковника Сорочинского, подполковника Шалыгина; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-майора авиации Тищенко, генерал-майора авиации Белицкого, полковника Смирнова, полковника Шаталина, полковника Иванова, полковника Терехова, полковника Дементьева, полковника Недосекина, подполковника Кожевникова; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, полковника Водоватова, полковника Малова, [подполковника] Корнеева, полковника Бабурина; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, [подполковника] Сухих, полковника Каткова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при форсировании реки Раба и за овладение городами Чорно и Шарвар, представить к награждению орденами.

Сегодня, 28 марта, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, форсировавшим реку Раба и овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при форсировании реки Раба и за овладение городами Чорно и Шарвар.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

28 марта 1945 года, № 314

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, продолжая наступление по южному берегу Дуная, сегодня, 28 марта, овладели городами Дьер и Комаром — важными опорными пунктами обороны немцев на венском направлении.

В боях за овладение городами Дьер и Комаром отличились войска генерал-лейтенанта Петрушевского, генерал-майора Бирмана, генерал-майора Шкодуновича, генерал-майора Афонина, генерал-майора Соседова, генерал-майора Григоровича, генерал-майора Горбачева, генерал-майора Миляева, генерал-майора Панченко, полковника Ковтун-Станкевича, полковника Дерзияна, полковника Балдынова, полковника Гущина, полковника Василевского, полковника Сагитова, полковника Салычева, полковника Джелаухова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Фомина, генерал-майора артиллерии Алексеенко, генерал-майора артиллерии Павлова, генерал-майора артиллерии Иванова, полковника Борисова, полковника Саланского, полковника Лихачева, полковника Мотова, подполковника Коломейцева, подполковника Казака, майора Бородина; танкисты генерал-полковника танковых войск Куркина, генерал-лейтенанта Свиридова, генерал-лейтенанта танковых войск Ахманова, полковника Румянцева, полковника Лященко, полковника Троценко, полковника Штанько, [подполковника] Рогачева, подполковника Чичева, подполковника Ивлиева, подполковника Тягунова, подполковника Шевцова, подполковника Гордеева, подполковника Рыжакова, подполковника Симаня, майора Иванова; летчики генерал-полковника авиации Горюнова, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-майора авиации Каманина, генерал-лейтенанта авиации Подгорного, полковника Чанпалова, полковника Чижикова, полковника Шутеева, полковника Сапрыкина, полковника Клобукова; саперы генерал-лейтенанта инженерных войск Цирлина, полковника Ветрова, полковника Коваленко, полковника Калиниченко; связисты генерал-лейтенанта войск связи Леонова, полковника Егорова, майора Волчкова, майора Попова, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городами Дьер и Комаром, представить к награждению орденами.

Сегодня, 28 марта, в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Дьер и Комаром.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

28 марта 1945 года, № 315

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта в результате стремительного наступления сегодня, 29 марта, овладели городами и важными узлами дорог Сомбатель, Капувар и, заняв город Кесег, вышли на австрийскую границу.

В боях за овладение городами Сомбатель, Капувар и Кесег отличились войска генерал-полковника Глаголева, генерал-лейтенанта Захватаева, генерал-майора Рождественского, генерал-майора Деревянко, генерал-лейтенанта Тихонова, генерал-лейтенанта Миронова, генерал-майора Бобрука, генерал-майора Богданова, генерал-майора Блажевича, полковника Ларина, полковника Степанова, полковника Парфенова, полковника Брансбурга; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-майора артиллерии Брежнева, генерал-майора артиллерии Гусева, генерал-майора артиллерии Цикало, генерал-майора артиллерии Великолепова, генерал-майора артиллерии Ратова, полковника Булахтина, полковника Волчанецкого, полковника Гильмана, полковника Чаплина, полковника Баженова, полковника Степанова, подполковника Живуцкого, майора Шабалина; танкисты генерал-полковника танковых войск Кравченко, генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-лейтенанта танковых войск Волкова, генерал-лейтенанта Руссиянова, генерал-майора танковых войск Штромберга, генерал-майора танковых войск Савельева, полковника Будникова, полковника Остапенко, полковника Белоглазова, полковника Жилина, полковника Михно, полковника Селезнева, полковника Обдаленкова, подполковника Овчарова, полковника Воронова, подполковника Савельева, майора Плотникова; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал- лейтенанта авиации Толстикова, полковника Иванова, полковника Терехова, полковника Смирнова, полковника Недосекина; подполковника Шатилина, подполковника Кожевникова; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, полковника Водоватова, полковника Фадеева; связисты генерал- лейтенанта войск связи Королева, полковника Мячина, полковника Шервуда, подполковника Сухих.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городами Сомбатель, Капувар и Кесег, представить к награждению орденами.

Сегодня, 29 марта, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение поименованными городами.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

29 марта 1945 года, № 316

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, перейдя в наступление, форсировали реки Грон и Нитра, прорвали оборону противника по западным берегам этих рек и, продвинувшись вперед на 50 километров, овладели городами Комарно, Нове-Замки, Шураны, Комьятице, Врабле — сильными опорными пунктами обороны немцев на братиславском направлении.

В боях при прорыве обороны немцев и овладении Комарно, Нове-Замки и другими названными городами отличились войска генерал-полковника Шумилова, генерал-лейтенанта Манагарова, генерал-лейтенанта Петрушевского, генерал-майора Лукина, генерал-майора Яковлева, генерал-майора Бирмана, генерал-майора Алехина, генерал-майора Крузе, генерал-майора Осташенко, генерал-майора Терентьева, генерал-лейтенанта Сафиулина, генерал-майора Григоровича, генерал-майора Моложаева, генерал-майора Карпухина, генерал-майора Смирнова, генерал-майора Лосева, генерал-майора Огородова, генерал-майора Здановича, генерал-майора Преображенского, генерал-майора Горбачева, генерал-майора Гречаного, генерал-майора Есина, полковника Соболева, полковника Мароля, полковника Панова, полковника Еремина, полковника Салычева, полковника Орлова, полковника Переманова, полковника Смирнова, майора Быстрова; кавалеристы генерал-лейтенанта Плиева, генерал-лейтенанта Соколова, генерал-майора Пичугина, генерал-майора Головского, генерал-майора Белоуса, генерал-майора Шмуйло, генерал-майора Хрусталева, генерал-майора Павлова, полковника Гагуа, полковника Ревы; моряки контр-адмирала Холостякова, капитана 1 ранга Свердлова, капитана 2 ранга Аржавкина, капитана 2 ранга Державина, капитан-лейтенанта Савицкого, майора Пасмурова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Фомина, генерал-лейтенанта артиллерии Кумелана, генерал-лейтенанта артиллерии Дереша, генерал-лейтенанта артиллерии Петрова, генерал-майора артиллерии Шмакова, генерал-майора артиллерии Зыкова, генерал-майора артиллерии Поповича, полковника Марченко, полковника Макарова, полковника Некрасова, полковника Гущина, полковника Адашева, полковника Пастуха, [полковника] Богушевича, полковника Владимирова, подполковника Любимова, полковника Шубного, подполковника Климанова, майора Лянского, майора Костылева, [полковника] Павлика, полковника Козяренко, подполковника Кислого, подполковника Денисенкова, подполковника Тронева, подполковника Самченко, подполковника Леонтьева, [подполковника] Рожманова, подполковника Поплыко, подполковника Евлина, майора Подопригора, майора Бархатова; танкисты генерал-полковника танковых войск Куркина, генерал-майора танковых войск Богданова, полковника Супяна, подполковника Лейбмана, полковника Брижинева, подполковника Антонова, [подполковника] Турчина, майора Севрюкова, [подполковника] Белоуса, майора Гапоненко, подполковника Подлесного, подполковника Шалка, подполковника Мороза, полковника Гончарука; летчики генерал-полковника авиации Горюнова, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-майора авиации Каманина, генерал-лейтенанта авиации Подгорного, полковника Руббэ, полковника Чанпалова, полковника Чижикова, полковника Шутеева, полковника Тараненко, полковника Юдакова, подполковника Еременко, полковника Сапрыкина, полковника Клобукова, полковника Семененко, полковника Лозенко, подполковника Бермана, майора Балабана; саперы генерал-лейтенанта инженерных войск Цирлина, генерал-майора инженерных войск Тупичева, генерал-майора инженерных войск Пляскина, генерал-майора инженерных войск Васильева, генерал-майора инженерных войск Тюлева, подполковника Бадаева, полковника Исаева, полковника Цепенюка, полковника Насонова, подполковника Андзаурова, полковника Мясникова; связисты генерал-лейтенанта войск связи Леонова, полковника Макаренко, полковника Борисенко, майора Шишелова, майора Волчукова, майора Соколова, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при прорыве обороны немцев и овладении Комарно, Нове-Замки и другими названными городами, представить к награждению орденами.

Сегодня, 30 марта, в 20 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, прорвавшим оборону немцев и овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны немцев и освобождении поименованных городов.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

30 марта 1945 года, № 318

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление к западу от озера Балатон, сегодня, 30 марта, овладели городами Залаэгерсег и Кестель.

Одновременно войска фронта совместно с войсками болгарской армии прорвали оборону противника южнее озера Балатон и, продвинувшись вперед до 30 километров, овладели городами Надьбайом, Бегене, Марцали и Надьятад — сильными опорными пунктами обороны немцев, прикрывающими нефтяной район Надьканижа.

В боях при прорыве обороны немцев и овладении Залаэгерсегом, Кестелем и другими названными городами отличились войска генерал-полковника Трофименко, генерал-лейтенанта Шарохина, болгарской армии генерал-лейтенанта Стойчева, генерал-майора войск связи Брагина, генерал-майора Верхоловича, генерал-майора Семенова, генерал-майора Колчука, генерал-майора, Благодатова, генерал-майора Кравцова, генерал-майора Артюшенко, генерал-майора Буняшина, генерал-майора Травникова, генерал-майора Тошева, полковника Дременкова, полковника Горобца, полковника Хаджи Иванова, полковника Хохлова, полковника Бурика, полковника Чеботарева, полковника Пискунова, полковника Петрушина, полковника Щербенко, полковника Найдышева, полковника Таралажкова, полковника Хубенова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-майора артиллерии Брейдо, генерал-майора артиллерии Лебедева, генерал-майора артиллерии Бобровникова, полковника Петрова, полковника Федорова, полковника Гоцака, полковника Синицина, полковника Гущина, полковника Пристружака, полковника Маркова, полковника Попова, полковника Загорова, полковника Милушева, подполковника Нечаева, подполковника Коровина, подполковника Снытина, подполковника Власенко, подполковника Шпека, майора Хаджиева, майора Кузьменко, капитана Силкина; танкисты генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-майора Говоруненко, полковника Чунихина, полковника Индейкина, полковника Горчинского, полковника Лукьянова, полковника Стызика, подполковника Шевченко, подполковника Савкина; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-майора авиации Белицкого, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-майора авиации Тищенко, полковника Дементьева, полковника Ульяновского, полковника Недосекина; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, генерал-майора инженерных войск Голдовича, полковника Павленко, полковника Понимаша, майора Новикова; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, полковника Старолетова, полковника Агафонова, майора Караня.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при прорыве обороны немцев и овладении Залаэгерсегом, Кестелем и другими названными городами, представить к награждению орденами.

Сегодня, 30 марта, в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, в том числе болгарской армии генерал-лейтенанта Стойчева, прорвавшим оборону немцев и овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны немцев и овладении поименованными городами.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

30 марта 1945 года, № 320

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление, сегодня, 31 марта, овладели городами Вашвар, Керменд, Сентготтард — важными опорными пунктами обороны немцев на реке Раба и, южнее озера Балатон, войска болгарской армии с боем заняли город Чурго.

В боях за овладение городами Вашвар, Керменд, Сентготтард и Чурго отличились войска генерал-полковника Трофименко, генерал-лейтенанта Гагена, болгарской армии генерал-лейтенанта Стойчева, генерал-майора Фомина, генерал-майора войск связи Брагина, генерал-майора Филиповского, генерал-майора Семенова, генерал-майора Тошева, полковника Хаджи Иванова, генерал-майора Фролова, полковника Батлука, полковника Сергеева, полковника Хохлова, полковника Дременкова, полковника Горобца, полковника Харизанова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-майора артиллерии Ливанского, генерал-майора артиллерии Лебедева, полковника Петрова, полковника Синицина, полковника Маянского, полковника Стефанова, подполковника Ширяева, подполковника Власенко, подполковника Леонова, майора Кузьменко; танкисты генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-майора Говоруненко, полковника Лукьянова, полковника Горчинского, подполковника Шевченко; летчики генерал-полковнику авиации Судец, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-майора авиации Белицкого, генерал-майора авиации Тищенко, полковника Смирнова, полковника Дементьева, полковника Недосекина, полковника Ульяновского, подполковника Степанова, подполковника Исаенко, майора Тюшевского; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, генерал-майора инженерных войск Кияшко, полковника Понимаша, полковника Парова, полковника Павленко; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, генерал-майора войск связи Титова, генерал-майора авиации Морозова, полковника Агафонова, полковника Ильчева, полковника Каткова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Вашваром, Кермендом и другими названными городами, представить к награждению орденами.

Сегодня, 31 марта, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, в том числе болгарской армии генерал-лейтенанта Стойчева, овладевшим названными городами, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение поименованными городами.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

31 марта 1945 года, № 322

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, продолжая наступление, овладели городом Нитра и, форсировав реку Ваг, с боем заняли город Таланта — важный узел дорог на путях к Братиславе.

В боях за овладение городами Нитра и Таланта отличились войска генерал-лейтенанта Манагарова, генерал-майора Яковлева, генерал-майора Терентьева, генерал-лейтенанта Сафиулина, генерал-майора Есина, генерал-майора Огородова, генерал-майора Здановича, генерал-майора Преображенского, полковника Соболева; кавалеристы генерал-лейтенанта Плиева; артиллеристы генерал-майора артиллерии Зыкова, генерал майора артиллерии Поповича, полковника Пастуха, полковника Владимирова, полковника Некрасова, подполковника Леонтьева, подполковника Кислого, подполковника Денисенкова, майора Лянского; танкисты полковника Супяна, полковника Зэтреану, подполковника Антонова; летчики генерал- лейтенанта авиации Подгорного, генерал-майора авиации Каманина, полковника Сапрыкина, полковника Клобукова, подполковника Еременко; саперы генерал-майора инженерных войск Тупичева, генерал-майора инженерных войск Тюлева, полковника Исаева; связисты полковника Макаренко, полковника Давыдова, майора Нестерова, майора Волчукова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городами Нитра и Таланта, представить к награждению орденами.

Сегодня, 31 марта, в 24 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, овладевшим названными городами, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Нитры и Таланты.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

31 марта 1945 года, № 323

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление, сегодня, 1 апреля, овладели городом Шопрон — крупным железнодорожным узлом и важным опорным пунктом обороны немцев на подступах к Вене.

В боях за овладение городом Шопрон отличились войска генерал-лейтенанта Захватаева, генерал-майора Деревянко, генерал-майора Бирюкова, генерал-майора Бобрука, генерал-майора Афонина, полковника Дрычкина, полковника Парфенова, полковника Брансбурга, полковника Кукса; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-майора артиллерии Цикало, полковника Коваля, полковника Линника, полковника Булахтина, полковника Леонова, подполковника Рахлина, подполковника Чепурина; танкисты генерал-лейтенанта Руссиянова, генерал- майора танковых войск Павелкина, полковника Тяглова, полковника Затулея, полковника Вербы, полковника Иванова, подполковника Привалова, подполковника Шалыгина, подполковника Симаня; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-майора авиации Тищенко, полковника Смирнова, полковника Недосекина, полковника Ульяновского, подполковника Шатилина, подполковника Замятина; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, полковника Малова, полковника Бабурина, подполковника Корнеева; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, генерал-майора авиации Морозова, полковника Каткова, подполковника Сухих.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Шопрон, представить к награждению орденами.

Сегодня, 1 апреля, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим городом Шопрон, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение Шопроном.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

1 апреля 1945 года, № 324

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление юго-западнее озера Балатон, сегодня, 2 апреля, совместно с болгарскими войсками овладели центром нефтяной промышленности Венгрии городом Надьканижа — важным узлом дорог и сильным опорным пунктом обороны немцев.

В боях за овладение городом Надьканижа отличились войска генерал-лейтенанта Шарохина, генерал-лейтенанта болгарской армии Стойчева, генерал-майора Верхоловича, генерал-майора Благодатова, генерал-майора Кравцова, генерал-майора Артюшенко, генерал-майора Тошева, генерал-майора Величко, генерал-майора Буняшина, генерал-лейтенанта Горшкова, генерал-майора Григоровича, полковника Хаджи Иванова, полковника Щербенко, полковника Кирьяна, полковника Савченко, полковника Таралажкова, полковника Хубенова, полковника Петрова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-лейтенанта артиллерии Вознюка, генерал-майора артиллерии Брейдо, полковника Петрова, полковника Малхова, полковника Гоцака, полковника Федорова, полковника Гавриленко, полковника Попова, подполковника Шпека, подполковника Коровина, подполковника Нечаева, подполковника Колмогорова; танкисты полковника Пшенецкого, подполковника Катилова; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-майора авиации Белицкого, генерал-майора авиации Тищенко, полковника Дементьева, полковника Смирнова, полковника Недосекина; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, генерал-майора инженерных войск Голдовича, полковника Парова, полковника Загребина, подполковника Рыбальского; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, полковника Старолетова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Надьканижа, представить к награждению орденами.

Сегодня, 2 апреля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, в том числе болгарской армии генерал-лейтенанта Стойчева, овладевшим городом Надьканижа, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение Надьканижей.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

2 апреля 1945 года, № 327

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта в результате стремительного наступления танковых соединений и пехоты овладели на территории Австрии промышленным городом и крупным железнодорожным узлом Винер-Нойштадт и городами Эйзенштадт, Неункирхен, Глоггнитц — важными опорными пунктами обороны немцев на подступах к Вене.

В боях за овладение Винер-Нойштадтом и другими названными городами отличились войска генерал- полковника Глаголева, генерал-лейтенанта Захватаева, генерал-лейтенанта Миронова, генерал-лейтенанта Тихонова, генерал-лейтенанта Рождественского, генерал-майора Деревянко, генерал-майора Бобрука, генерал-майора Козака, генерал-майора Блажевича, генерал-майора Иванова, генерал-майора Богданова, генерал-майора Джахуа, генерал-майора Панченко, полковника Степанова, полковника Кукса, полковника Парфенова, полковника Ларина; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал- лейтенанта артиллерии Вознюка, генерал-майора артиллерии Брежнева, генерал-майора артиллерии Цикало, генерал-майора артиллерии Гусева, генерал-майора артиллерии Даньшина, полковника Гончарова, полковника Чернова, полковника Голощапова, полковника Булахтина, подполковника Живуцкого, майора Воронова; танкисты генерал-полковника танковых войск Кравченко, генерал-лейтенанта Руссиянова, генерал-лейтенанта танковых войск Волкова, генерал-майора танковых войск Савельева, генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-майора танковых войск Штромберга, полковника Обдаленкова, полковника Затулея, полковника Вербы, полковника Иванова, полковника Остапенко, полковника Воронова, полковника Селезнева, полковника Михно, полковника Сахарова, подполковника Овчарова, подполковника Сорочинского, подполковника Симаня, подполковника Привалова, подполковника Шалыгина; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-лейтенанта авиации Златоцветова, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-майора авиации Тищенко, полковника Иванова, полковника Терехова, полковника Недосекина, полковника Смирнова, полковника Ульяновского, подполковника Шаталина; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, полковника Водоватова, полковника Фадеева, полковника Номинаса; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, генерал-майора авиации Морозова, полковника Каткова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Винер-Нойштадтом и другими названными городами, представить к награждению орденами.

Сегодня, 3 апреля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим названными городами, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение Винер-Нойштадтом и другими поименованными городами.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

3 апреля 1945 года, № 328

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, развивая наступление по южному берегу Дуная, к исходу 2 апреля овладели городом и важным узлом дорог Мадьяровар, а сегодня, 3 апреля, совместно с румынскими войсками с боями заняли город и железнодорожную станцию Кремница — сильный опорный пункт обороны немцев на южных склонах хребта Велькафатра.

В боях за овладение городами Мадьяровар и Кремница отличились войска генерал-лейтенанта Петрушевского, генерал-лейтенанта Жмаченко, корпусного генерала румынской армии Дэскэлеску, генерал- майора Бирмана, генерал-лейтенанта Рубанюка, генерал-майора Шкодуновича, генерал-майора Афонина, генерал-майора Румянцева, генерал-майора Соседова, генерал-майора Маргелова, генерал-майора Карамышева, генерал-майора Уманского, полковника Пигина, полковника Стерина, полковника Джелаухова, полковника Ковтун-Станкевича, полковника Дерзияна, полковника Гущина, полковника Балдынова, полковника Сажина, полковника Цалая; артиллеристы генерал-майора артиллерии Алексеенко, генерал-майора артиллерии Корецкого, генерал-майора артиллерии Павлова, генерал-майора артиллерии Иванова, полковника Борисова, полковника Саланского, полковника Лихачева, полковника Мотова, [подполковника] Павлова, полковника Комарова, подполковника Коломейцева, подполковника Бреева, подполковника Казака, подполковника Смирнова, подполковника Литвиненко, подполковника Губенко, подполковника Яргина, подполковника Глущенко, майора Щербина, майора Быстрова, майора Бородина; танкисты генерал-лейтенанта танковых войск Ахманова, генерал-лейтенанта Свиридова, полковника Румянцева, полковника Штанько, полковника Лященко, полковника Троценко, полковника Кириллова, полковника Огнева, подполковника Ивлиева, подполковника Тягунова, подполковника Шевцова, подполковника Чичева, подполковника Черненко, подполковника Радько, подполковника Карсеева, подполковника Логинова, подполковника Гребеника, подполковника Гордеева, [подполковника] Рогачева, подполковника Рыжанова, майора Иванова; летчики генерал-лейтенанта авиации Степичева, дивизионного генерала Ионеску, полковника Шутеева, полковника Чижикова, полковника Благовещенского, полковника Руббэ, полковника Бурдулою; саперы генерал-майора инженерных войск Петрова, полковника Ветрова, полковника Калиниченко, полковника Бударина; связисты полковника Егорова, полковника Горелкина, майора Волчкова, майора Попова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городами Мадьяровар и Кремница, представить к награждению орденами.

Сегодня, 3 апреля, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, в том числе румынской армии корпусного генерала Дэскэлеску, овладевшим названными городами, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение Мадьяроваром и Кремницей.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

3 апреля 1945 года, № 329

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта сегодня, 4 апреля, штурмом овладели важным промышленным центром и главным городом Словакии Братислава — крупным узлом путей сообщения и мощным опорным пунктом обороны немцев на Дунае.

В боях за овладение Братиславой отличились войска генерал-полковника Шумилова, генерал-майора Лукина, генерал-майора Осташенко, генерал-майора Григоровича, генерал-майора Крузе, генерал-майора Алехина, полковника Овсянникова, полковника Андрющенко, генерал-майора Журавлева, генерал-майора Буренина, генерал-майора Гречаного, полковника Панова, полковника Салычева, генерал-майора Горбачева, полковника Переманова, генерал-майора Смирнова, полковника Орлова, генерал-майора Лосева, генерал-майора Моложаева, генерал-майора Карпухина, полковника Мароля, полковника Еремина; кавалеристы генерал-лейтенанта Плиева, генерал-майора Пичугина, генерал-майора Головского, генерал-лейтенанта Соколова, генерал-майора Хлебтовского, генерал-майора Кириллова, генерал-майора Хрусталева, генерал-майора Павлова, генерал-майора Белоусова, генерал-майора Шмуйло, полковника Гагуа, полковника Ревы; корабли и части Краснознаменной Дунайской флотилии контр-адмирала Холостякова, капитана 1 ранга Свердлова, капитана 2 ранга Державина, капитана 2 ранга Аржавкина, майора Пасмурова; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Фомина, генерал-лейтенанта артиллерии Дереша, генерал-лейтенанта артиллерии Петрова, генерал-майора артиллерии Прибойченко, полковника Марченко, [подполковника] Поползухина, полковника Юрко, полковника Миронова, полковника Строка, полковника Адамчика, полковника Богушевича, полковника Павлика, полковника Козяренко, полковника Макарова, полковника Шейнина, полковника Еременко, инженер-полковника Броварника, подполковника Любимова, подполковника Поплыко, подполковника Евлина, подполковника Тронева, подполковника Денисенкова, подполковника Самченко, [подполковника] Рожманова; танкисты генерал-полковника танковых войск Куркина, генерал-майора танковых войск Богданова, полковника Брижинева, полковника Зэтреану, майора Захарченко, подполковника Гапоненко, подполковника Белоуса, подполковника Подлесного, подполковника Турчина, подполковника Шалка, подполковника Мороза, майора Семенца, майора Севрюкова; летчики генерал-полковника авиации Горюнова, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-лейтенанта авиации Подгорного, генерал-майора авиации Простосердова, полковника Трушина, полковника Шутеева, полковника Чижикова, полковника Гейбо, полковника Чанпалова, полковника Руббэ, полковника Тараненко; саперы генерал-лейтенанта инженерных войск Цирлина, генерал-майора инженерных войск Пляскина, генерал-майора технических войск Косенко, подполковника Бадаева, полковника Насонова, полковника Мясникова, майора Слепченко; связисты генерал-лейтенанта войск связи Леонова, полковника Борисенко, полковника Давыдова, майора Шишелова, майора Соколова, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Братислава, представить к присвоению наименования «Братиславских» и к награждению орденами.

Сегодня, 4 апреля, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, овладевшим городом Братислава, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Братиславы.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

4 апреля 1945 года, № 330

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, продолжая наступление, сегодня, 5 апреля, овладели городами и важными железнодорожными узлами Малацки и Брук, одновременно войска фронта с боем заняли города Превидза и Бановце — сильные опорные пункты обороны немцев в полосе Карпат.

В боях за овладение городами Малацки, Брук, Превидза, Бановце отличились войска генерал-полковника Шумилова, генерал-лейтенанта Петрушевского, генерал-лейтенанта Жмаченко, генерал-лейтенанта Манагарова, 1-й румынской армии корпусного генерала Атянасиу, генерал-майора Лукина, генерал-майора Бирмана, генерал-майора Яковлева, полковника Питана, генерал-майора Алехина, генерал-майора Крузе, генерал-лейтенанта Рубанюка, генерал-майора Афонина, генерал-майора Шкодуновича, генерал-майора Румянцева, генерал-майора Моложаева, генерал-майора Карпухина, генерал-майора Смирнова, генерал-майора Лосева, генерал-майора Маргелова, генерал-майора Соколовского, генерал-майора Миляева, генерал-майора Уманского, полковника Мароля, полковника Орлова, полковника Гущина, полковника Балдынова, полковника Ковтун-Станкевича, полковника Цалая, полковника Сажина, полковника Карначева; кавалеристы генерал-лейтенанта Плиева, генерал-майора Пичугина, генерал-лейтенанта Соколова, генерал-майора Павлова, генерал-майора Белоусова, генерал-майора Хрусталева; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Фомина, генерал-лейтенанта артиллерии Дереша, генерал-лейтенанта артиллерии Петрова, генерал-майора артиллерии Корецкого, генерал-майора артиллерии Алексеенко, генерал-майора артиллерии Павлова, генерал-майора артиллерии Иванова, генерал-майора артиллерии Зыкова, генерал-майора артиллерии Поповича, полковника Марченко, полковника Борисова, подполковника Климанова, подполковника Сидельникова, подполковника Смирнова, подполковника Литвиненко, подполковника Губенко, подполковника Яргина, подполковника Глущенко, майора Бархатова, майора Швецова, майора Устинова, майора Щербина; танкисты генерал-полковника танковых войск Куркина, генерал-лейтенанта Свиридова, генерал-майора танковых войск Богданова, полковника Супяна, полковника Румянцева, полковника Лященко, [подполковника] Малышева, полковника Огнева, подполковника Антонова, подполковника Чичева, подполковника Кириллова, подполковника Черненко, подполковника Шалка, подполковника Мороза, майора Семенца, майора Севркжова; летчики генерал-полковника авиации Горюнова, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-лейтенанта авиации Подгорного, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-майора авиации Каманина, полковника Тараненко, полковника Юдакова, полковника Гейбо, полковника Шутеева, полковника Чижикова, полковника Благовещенского, полковника Комарова, полковника Сапрыкина, полковника Клобукова, полковника Семененко, полковника румынской армии Бурдулою; саперы генерал-лейтенанта инженерных войск Цирлина, генерал-майора инженерных войск Пляскина, генерал-майора инженерных войск Петрова, генерал-майора инженерных войск Тупичева, полковника Зимина, полковника Мясникова, полковника Цепенюка, полковника Калиниченко, полковника Бударина, полковника Исаева, подполковника Бадаева, майора Фоменко; связисты генерал-лейтенанта войск связи Леонова, полковника Борисенко, полковника Егорова, полковника Горелкина, полковника Макаренко, полковника Давыдова, майора Шишелова, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городами Малацки, Брук, Превидза, Бановце, представить к награждению орденами.

Сегодня, 5 апреля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, в том числе 1-й румынской армии корпусного генерала Атянасиу, овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Малацки, Брука, Превидзы, Бановце.

Вечная слана героям, павшим в боях за свободу и независимости нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

5 апреля 1945 года, № 331

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта при содействии войск 2-го Украинского фронта после упорных уличных боев сегодня, 13 апреля, овладели столицей Австрии городом Вена — стратегически важным узлом обороны немцев, прикрывающим пути к южным районам Германии.

В ходе боев за подступы к Вене и за город Вену с 16 марта по 13 апреля войска фронта разгромили одиннадцать танковых дивизий немцев, в том числе 6-ю танковую армию СС, взяли в плен более 130 000 солдат и офицеров противника. Уничтожили и захватили 1345 танков и самоходных орудий, 2250 полевых орудий и много другого военного имущества.

В боях за овладение городом Вена отличились войска генерал-полковника Глаголева, генерал-лейтенанта Захватаева, генерал-лейтенанта Петрушевского, генерал-лейтенанта Тихонова, генерал-лейтенанта Утвенко, генерал-лейтенанта Миронова, генерал-лейтенанта Бахтина, генерал-лейтенанта Рубанюка, генерал-майора Деревянко, генерал-майора Рождественского, генерал-майора Бирюкова, генерал-майора Козака, генерал-майора Бобрука, генерал-майора Шкодуновича, генерал-майора Афонина, генерал-майора Цветкова, генерал-майора Панченко, генерал-майора Джахуа, генерал-майора Макаренко, генерал-майора Богданова, генерал-майора Денисенко, генерал-майора Афонина, полковника Дрычкина, полковника Чижова, полковника Кукса, полковника Брансбурга, полковника Парфенова, полковника Виндушева; корабли и части Краснознаменной Дунайской флотилии контр-адмирала Холостякова, капитан-лейтенанта Барботько, капитан-лейтенанта Великого; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-лейтенанта артиллерии Вознюка, генерал-лейтенанта артиллерии Нестерука, генерал-майора артиллерии Цикало, генерал-майора артиллерии Брежнева, генерал-майора артиллерии Гусева, генерал-майора артиллерии Ратова, генерал-майора артиллерии Великолепова, генерал-майора артиллерии Алексеенко, полковника Федорова, полковника Елецкого, полковника Слепакова, полковника Борисенко, полковника Плешакова, полковника Чернова, полковника Прохорова, полковника Булахтина, полковника Леонова, полковника Лупанова, подполковника Живуцкого, майора Воронова, майора Глебова; танкисты генерал-полковника танковых войск Кравченко, генерал-лейтенанта танковых войск Волкова, генерал-лейтенанта Руссиянова, генерал-лейтенанта Свиридова, генерал-лейтенанта танковых войск Ахманова, генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-майора танковых войск Штромберга, генерал-майора танковых войск Савельева, генерал-майора Говоруненко, полковника Тяглова, полковника Будникова, полковника Румянцева, полковника Обдаленкова, полковника Иванова, полковника Сахарова, подполковника Савельева, подполковника Симаня; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-полковника авиации Горюнова, генерал-лейтенанта авиации Златоцветова, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-лейтенанта авиации Подгорного, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-майора авиации Белицкого, генерал-майора авиации Тищенко, генерал-майора авиации Каманина, полковника Недосекина, полковника Дементьева, полковника Смирнова, полковника Иванова, полковника Терехова, подполковника Шаталина; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, полковника Малова, полковника Водоватова, полковника Фадеева, полковника Павлова, полковника Загребина, полковника Бабурина, полковника Номинаса, подполковника Корнеева, подполковника Матузаса, подполковника Голуковича; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, генерал-майора авиации Морозова, полковника Шервуда, полковника Каткова, полковника Егорова, подполковника Сухих.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Вена, представить к присвоению наименования «Венских» и к награждению орденами.

Сегодня, 13 апреля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим городом Вена, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Вены.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

13 апреля 1945 года, № 334

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, продолжая наступление, сегодня, 13 апреля, овладели на территории Чехословакии городом Годонин — важным узлом дорог и сильным опорным пунктом обороны немцев на западном берегу реки Морава.

В боях за овладение городом Годонин отличились войска генерал-лейтенанта Манагарова, генерал-майора Яковлева, генерал-майора Терентьева, генерал-лейтенанта Сафиулина, генерал-майора Здановича, генерал-майора Есина, генерал-майора Преображенского, генерал-майора Огородова, полковника Губанова, полковника Соболева; кавалеристы генерал-лейтенанта Плиева, генерал-майора Пичугина, генерал-майора Куца, генерал-майора Павлова, генерал-майора Белоусова, генерал-майора Хрусталева; артиллеристы генерал-майора артиллерии Поповича, полковника Погорелого, полковника Марченко, полковника Пастуха, полковника Владимирова, полковника Звонаренко, подполковника Калинина, полковника Шубного; танкисты генерал-майора танковых войск Богданова, полковника Супяна, подполковника Антонова; летчики генерал-лейтенанта авиации Подгорного, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-майора авиации Каманина; саперы генерал-майора инженерных войск Тупичева, полковника Исаева, полковника Мясникова, подполковника Бадаева; связисты полковника Макаренко, майора Шишелова, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Годонин, представить к награждению орденами.

Сегодня, 13 апреля, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, овладевшим городом Годонин, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Годонина.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

13 апреля 1945 года, № 335

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза ТОЛБУХИНУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-лейтенанту ИВАНОВУ

Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление, сегодня, 15 апреля, овладели на территории Австрии городом Санкт-Пельтен — важным узлом дорог и сильным опорным пунктом обороны немцев на реке Трайзен.

В боях за овладение городом Санкт-Пельтен отличились войска генерал-полковника Глаголева, генерал-майора Рождественского, генерал-лейтенанта Утвенко, генерал-лейтенанта Тихонова, генерал-майора Денисенко, генерал-майора Серегина, полковника Виндушева; артиллеристы генерал-полковника артиллерии Неделина, генерал-майора артиллерии Брежнева, полковника Синицина, генерал-майора артиллерии Великолепова, полковника Яблочкина, полковника Пичкуры, подполковника Ильина; танкисты генерал-майора танковых войск Павелкина, генерал-майора Говоруненко, полковника Будникова, подполковника Ежелова, полковника Чунихина, полковника Индейкина, полковника Горчинского, полковника Лукьянова; летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-майора авиации Корсакова, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, генерал-майора авиации Тищенко, полковника Смирнова, подполковника Шатилина, подполковника Степанова; саперы генерал-полковника инженерных войск Котляра, полковника Водоватова, полковника Номинаса, майора Софронкова, майора Ковалева; связисты генерал-лейтенанта войск связи Королева, генерал-майора войск связи Гончаренко, инженер-майора Рубанова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Санкт-Пельтен, представить к награждению орденами.

Сегодня, 15 апреля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшим городом Санкт-Пельтен, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Санкт-Пельтена.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

15 апреля 1945 года, № 336

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта при содействии войск 3-го Украинского фронта окружили и разгромили группу немецких войск, пытавшуюся отступить от Вены на север, и овладели при этом городами Корнейбург и Флоридсдорф — мощными опорными пунктами обороны немцев на левом берегу Дуная.

В ходе боев войска фронта взяли в плен более 3000 немецких солдат и офицеров, а также захватили много вооружения и другого военного имущества.

В боях при разгроме окруженной группы немецких войск и за овладение названными городами отличились войска генерал-лейтенанта Петрушевского, генерал-лейтенанта Захватаева, генерал-майора Бирмана, генерал-майора Деревянко, генерал-лейтенанта Рубанюка, генерал-лейтенанта Бахтина, генерал-майора Бирюкова, генерал-майора Маргелова, генерал-майора Соколовского, генерал-майора Иванова, полковника Ковтун-Станкевича, полковника Сагитова, полковника Василевского, полковника Андрюкова, полковника Дрычкина, полковника Чижова, подполковника Дранишева, подполковника Дриги; корабли и части Краснознаменной Дунайской флотилии контр-адмирала Холостякова; артиллеристы генерал-майора артиллерии Алексеенко, генерал-майора артиллерии Цикало, генерал-майора артиллерии Ратова, генерал-майора артиллерии Иванова, полковника Лихачева, полковника Мотова, полковника Булахтина; танкисты генерал-лейтенанта Свиридова, полковника Румянцева, подполковника Иванова, подполковника Малышева, полковника Сафиулина, полковника Огнева, полковника Лященко; летчики генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-лейтенанта авиации Подгорного, генерал-майора авиации Каманина; саперы полковника Зимина, полковника Калиниченко, полковника Коваленко; связисты полковника Егорова, подполковника Сухих, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при разгроме окруженной группы немецких войск и за овладение городами Корнейбург и Флоридсдорф, представить к награждению орденами.

Сегодня, 15 апреля, в 22 часа 30 минут столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, разгромившим окруженную группу немецких войск и овладевшим поименованными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при разгроме окруженной группы немецких войск и за освобождение Корнейбурга и Флоридсдорфа.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

15 апреля 1945 года, № 337

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

2-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Маршалу Советского Союза МАЛИНОВСКОМУ

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

Генерал-полковнику ЗАХАРОВУ

Войска 2-го Украинского фронта, продолжая наступление, сегодня, 17 апреля, овладели центром нефтеносного района Австрии городом Цистерсдорф.

В боях за овладение городом Цистерсдорф отличились войска генерал-полковника Шумилова, генерал-майора Лукина, генерал-майора Крузе, генерал-майора Осташенко, генерал-майора Григоровича, полковника Орлова, генерал-майора Смирнова, генерал-майора Лосева, генерал-майора Гречаного, генерал-майора Горбачева, полковника Мароля, полковника Панова, полковника Еремина, полковника Салычева; артиллеристы генерал-лейтенанта артиллерии Дереша, генерал-лейтенанта артиллерии Петрова, полковника Миронова, полковника Богушевича, полковника Павлика, подполковника Евлина, полполковника Поплыко, подполковника Поползухина; танкисты полковника Мельника, полковника Брижинева, полковника Зэтреану; летчики генерал-полковника авиации Горюнова, генерал-лейтенанта авиации Селезнева, генерал-майора авиации Каманина, генерал-лейтенанта авиации Степичева, генерал-лейтенанта авиации Подгорного; саперы полковника Цепенюка, подполковника Езерского; связисты полковника Борисенко, полковника Давыдова, полковника государственной безопасности Карпова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Цистерсдорф, представить к награждению орденами.

Сегодня, 17 апреля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Украинского фронта, овладевшим городом Цистерсдорф, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Цистерсдорфа.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

17 апреля 1945 года, № 338

Оглавление

Часть первая ПУТЬ К ВЕНЕ

  БОЕВЫЕ ТОВАРИЩИ ИЗ ВЕНСКИХ ДИВИЗИЙ ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      Старейшие десантники

      Иван Иванович

      На Свири

      Санинструктор Людмилка

      Васек

      Капитан Матохин

      Павел Голованов

  С ФРОНТА СЕВЕРНОГО ДА НА ЮЖНЫЙ

  НА ЮЖНОМ КРЫЛЕ СОВЕТСКИХ ВОЙСК

  АРДЕННСКИЕ СТРАСТИ

  ЯНВАРСКИЕ СХВАТКИ

  МАРШАЛ ТОЛБУХИН

  БАЛАТОНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

  АРТИЛЛЕРИСТ НЕДЕЛИН

  ШТАБ ПЛАНИРУЕТ

  МАРШАЛ МАЛИНОВСКИЙ

Часть вторая БОИ ЗА ВЕНУ

  У СЕКЕШФЕХЕРВАРА

    ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      Володя Порубилкин

  ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      Шаркерестеш

  ДНИ 18–19 МАРТА ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      У Иноты

    ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      У Иноты

  КОМДИВ БЛАЖЕВИЧ

  В СРАЖЕНИЕ ВСТУПАЕТ 6-я ТАНКОВАЯ ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      Письма

      Минное поле

      Господский двор

  НА РЕКЕ РАБА И У НАДЬКАНИЖА ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      На реке Раба

  У АВСТРИЙСКОЙ ГРАНИЦЫ ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      Гибель друга

  ВОТ ОНА, ВЕНА!

      46-я наступает за Дунаем

      Имперский мост

  В АЛЬПАХ, БЛИЗ ВЕНЫ ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      Унтер-Пиштинг

      На Пернитц

      У Берндорфа

      Пернитц

  ИТОГИ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ

  9 МАЯ И ПОЗЖЕ

    ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

      День Победы

Приложение 1. ГОРОДА ВЕНГРИИ И АВСТРИИ, ОСВОБОЖДЕННЫЕ В ХОДЕ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ

  ВЕНГРИЯ

  АВСТРИЯ

Приложение 2. ПРИКАЗЫ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМ 2-го И 3-го УКРАИНСКИХ ФРОНТОВ В ПЕРИОД ПРОВЕДЕНИЯ ВЕНСКОЙ ОПЕРАЦИИ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg