«Сталинский социализм. Практическое исследование»

Сталинский социализм. Практическое исследование (fb2) - Сталинский социализм. Практическое исследование (пер. Асель Ли) (Мировой сталинизм) 1531K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Клаус Хессе

Клаус Хессе Сталинский социализм. Практическое исследование

© Клаус Хессе, 2015

© Асель Ли, перевод с немецкого, 2015

© ООО «ТД Алгоритм», 2015

Предисловие от редактора

В знаменательный для России год празднования семидесятилетия Победы в Великой Отечественной войне представляется отнюдь не лишним не только воздать должное героизму и стойкости советского народа, славе русского оружия, но и задаться вопросами: когда и как ковалось это оружие победителей во Второй мировой войне, чем был подготовлен и обеспечен успех Красной армии в разгроме вермахта, истреблении нацизма в Европе?

«О том, что успехи индустриализации Советского Союза значительно повлияли на ход Второй мировой войны и способствовали разгрому сильнейшей на тот момент армии в мире, сегодня вспоминать как-то не принято, – пишет автор книги, профессор Свободного Берлинского университета Клаус Хессе. – Однако именно благодаря индустриализации казавшееся неудержимым победное шествие вермахта было остановлено в тяжелых и кровопролитных боях вооруженными силами Красной армии. Сумасшедшие планы похода через Персию на Индию потерпели крах под Сталинградом. Советские вооруженные силы смогли перехватить стратегическую инициативу, и угрозе захвата мира фашистами настал конец…».

Взятый в конце 1920-х гг. курс на преодоление отсталости экономики СССР по сравнению с развитыми странами за относительно короткий временной период потребовал крайнего напряжения материальных и людских ресурсов, а также милитаризации промышленности. В своем выступлении на Первой Всесоюзной конференции рабочих социалистической промышленности, состоявшейся в феврале 1931 года, Сталин заявил: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Как иронично замечает немецкий ученый, «часы мировой истории не успевают идти за теоретическими предписаниями». Однако в двадцатых-тридцатых годах в СССР, действительно, был осуществлен грандиозный проект по переходу от аграрной страны, экономика которой была практически разрушена мировой и гражданской войнами, революционными потрясениями, интервенцией, к стране индустриальной. Она была готова, если понадобится, с оружием в руках защищать свои социалистические идеалы и территориальные интересы. Скрупулезно сопоставляя статистические данные, приводя убедительные доводы из различных архивных источников и документов той эпохи, немецкий историк Клаус Хессе подтверждает это.

Уделяя особое внимание освещению внутриполитической борьбы и теме авторитаризма Сталина (главы: «Внутрипартийные разногласия, классовая борьба и борьба за власть», «Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Сталин – друг против друга», «Неудавшийся переворот Троцкого» и др.), Хессе настаивает: «На повестке дня стояло не только сокращение быстро увеличивающегося отставания. Речь шла также об эффективности зарождающейся советской промышленности, способности производить собственное вооружение и противостоять потенциальным противникам. Лишь в этом напряженном контексте становится понятным спор между «левыми» и «правыми» в конце 1920-х. То, что сегодня недопустимым образом рассматривают как простое и своенравное противостояние одновременно амбициозных и некомпетентных политиков, в котором в конечном счете взял верх жесткий произвол бюрократического сталинского аппарата, было в первую очередь поиском путей решения. Тот факт, что каждая из сторон была убеждена в правильности собственной позиции, то, что эти моменты тщеславия и высокомерия играли не последнюю роль, так же верно, как и то обстоятельство, что возобладала концепция, в меньшей степени продиктованная тщеславием своих представителей и именно поэтому нашедшая в партии самую большую поддержку».

Немецкий исследователь касается и тем раскулачивания, борьбы с вредителями, «чисток», «ежовщины», реорганизации Красной армии накануне Второй мировой войны. При этом он избегает выражений типа «массовые репрессии», считая подобную трактовку преднамеренной фальсификацией истории социализма. «…Оценка и анализ большого количества документов не подтверждают того факта, который является уже аксиомой в истории, что репрессии могли оказать большое влияние на состояние подготовки, оснащение, военные способности и руководство воинскими частями. К началу войны офицерский состав высоких рангов имел достаточный уровень образования», – утверждает историк после серьезного изучения российских источников.

В июле 2009 года, как известно, Парламентская ассамблея ОБСЕ приняла резолюцию, в которой приравняла преступления в СССР к преступлениям нацистского режима в Германии. В резолюции, названной «Воссоединение разделенной Европы», подчеркивается, что оба тоталитарных режима нанесли серьезный ущерб Европе и что в обоих режимах наблюдались проявления геноцида и преступлений против человечества. В ответ Россия выступила с резким осуждением, заявив, что данная резолюция, фактически уравнивающая сталинский режим и нацизм, искажает историю в политических целях. Думается, под этим заявлением мог бы подписаться и Клаус Хессе, считающий, что «с момента своего прихода к власти в 1933 году Гитлер начал подготовку к войне» и что «все его действия были направлены на пересмотр Версальского мирного договора, возобновление гегемонии «Великой Германии» в Европе, создание промышленного потенциала, который позволил бы стране вести продолжительную войну».

«Мюнхенское соглашение», подписанное 30 сентября 1938 года премьер-министром Великобритании Чемберленом, премьер-министром Франции Даладье, премьер-министром Италии Муссолини и рейхсканцлером германии Гитлером и закреплявшее присоединение Судетской области к Германии, автор называет «свидетельством беспомощности западных «демократий» и заявляет: «Уже тогда можно было понять, что конечная цель всех усилий как со стороны немецких монополистов, так и со стороны политических представителей французских и британских монополистов, состояла в военном разрушении Советского Союза. Достижению этой цели помешал конфликт интересов конкурирующих империалистических монополий. Жалкое поражение французских и британских войск во «Французской кампании», колебания западных держав при открытии второго фронта, секретные переговоры США с генералом СС Вольфом, складирование оружия и формирование частей из военнопленных вермахта для новой войны против Советского Союза, а также связанная с первым использованием ядерного оружия угроза в отношении СССР… давали понять, насколько значительными на самом деле являлись классовые разногласия между союзниками антигитлеровской коалиции». Поистине несвойственная западному человеку точка зрения на события тех лет!

«Рассуждая сегодня, после Второй мировой войны, холодной войны и распада социалистического содружества о 1930-х годах в СССР, трудно даже приблизительно представить обстоятельства тех лет, – замечает западный исследователь. – Если до, во время и после окончания Второй мировой войны их оценка была в целом позитивной, то после XX съезда с его лозунгами борьбы против культа личности и сталинизма она превратилась в свою полную противоположность». Как бы то ни было, считает историк, именно СССР не только принял на себя основной удар гитлеровской агрессии, но и по-настоящему смог противостоять вермахту и разгромить нацизм в Европе. Здесь уместно вспомнить слова Хэлла, госсекретаря правительства Рузвельта: «Мы всегда должны помнить, что своей героической борьбой против Германии русские, очевидно, спасли союзников от сепаратного мира. Такой мир унизил бы союзников и открыл бы двери для следующей тридцатилетней войны». «Всегда должны помнить…»

Статья Л.К. Гурджиева, предваряющая книгу Клауса Хессе, содержит аналитический обзор не только исследования немецкого ученого, но и истории мирового сталинизма и во многом дополняет этот комплекс знаний. Статья публикуется в авторской редакции.

Предисловие

Клаус Хессе написал и издал в ФРГ монументальный труд «История СССР и КПСС». С обширным подзаголовком: «О первом практическом опыте социализма. К вопросам исторической правды, источников побед, причин неудач и поражений»[1]. С любезного разрешения автора на русский язык переведены и изданы те главы, которые вызовут у нашего читателя несомненный и наибольший интерес. Ведь они посвящены острым вопросам сталинского периода отечественной истории и знакомят со взглядом на них «с той стороны».

Интерес вызывается также тем, что книгу К.Хессе не найти в продаже на территории Германии. Свободное, суверенное, демократическое, толерантное. плюралистическое, бесцензурное общество (все определения можно смело брать в кавычки) испугалось неординарного, а главное – несовпадающего с официальным, мнения своего гражданина. Между прочим, гражданина не с улицы, а весьма образованного и титулованного – профессора Свободного Берлинского университета, научного сотрудника музея «Топография террора»[2].

Главы, взятые из его произведения, объединены в книгу, которую вы сейчас держите в руках: «Сталинский социализм. Практическое исследование». Изданий такого рода в мире немного, несмотря на то, что внимание к Сталину и сталинскому Советскому Союзу не ослабевало все годы после смерти вождя и даже после смерти СССР. В свете «борьбы с культом личности», начатой на XX съезде КПСС, это внимание сплошь и рядом выливалось в тотальную критику и поношение, как вождя, так и страны. Последнее, правда, не относилось к советским публикациям. Но буржуазная и коммунистическая пропаганда были удивительно единодушны в поношении именно вождя. Конечно, имелись исключения.

Если говорить о коммунистах, то Хрущева с его десталинизацией не поддержали лидеры Китая и Албании Мао Цзедун и Энвер Ходжа, ряд руководителей компартий капиталистических стран. Даже легендарный Эрнесто Че Гевара был против огульного очернения имени Сталина.

Если говорить о некоторых буржуазных деятелях, то достаточно сослаться на высказывание Черчилля по сему поводу уже после XX съезда – емкое, истинное, красивое. Приводить его слова не буду, потому что они многократно воспроизводились в печати и хорошо известны. Замечу только, что удивляться этому не стоит. Язвительный и острый на язык, бывший английский премьер не мог отказать себе в удовольствии наступить на больной мозоль пигмея-Хрущева, который на фоне титана-Сталина представлял собой прекрасную мишень для политической сатиры. Черчилль унизил Хрущева, даже не произнеся его имени, одним возданием должного Сталину. Причем сделал это в блестящей манере, свойственной лауреату Нобелевской премии по литературе (которую Черчилль получил еще в 1953 году).

Наиболее примечательный поступок совершил президент Франции Шарль де Голль, тоже высоко оценивавший Сталина. В 1966 году он «прищемил» антисталинистов посильнее. Во время официального визита в Советский Союз де Голль вопреки согласованному заранее протоколу добился разрешения возложить цветы на могилу И.В.Сталина у кремлевской стены. Такого вызывающего с антисталинской точки зрения поведения не могли себе позволить главы даже социалистических стран.

Клаус Хессе и его книга – не одинокий островок правды в безбрежном море западной антисталинской клеветы. Тривиальное сравнение с лучами света невольно напрашивается, когда знакомишься с выступлениями североамериканских, английских, бельгийских, греческих, индийских, пакистанских, эквадорских и других авторов, честно (пусть и не всегда безошибочно) пытающихся исследовать тему сталинизма.

Болото буржуазного обмана в этом деле разворошили произведения «Хрущев лгал» Гровера Ферра, «Жизнь Сталина» Яна Грея, «Реставрация капитализма в СССР» Билла Бланда, «Перестройка – полный крах ревизионизма» Харпала Брара, «Другой взгляд на Сталина» Людо Мартенса… Сталинские идеи отстаивали в своих выступлениях профессор индийского университета и новозеландский рабочий, лидер греческих коммунистов и итальянский предприниматель, индонезийский крестьянин и ирландский служащий…

Виджай Сингх, Мони Гуха, Пабло Миранда, Алека Папарига, Нейл Гулд, Умберто Ботафава… А кто слышал о Туфале Аббасе – Председателе Пакистанского рабочего фронта, который всю свою жизнь (ему уже перевалило за 90 лет) защищал Сталина от хрущевско-брежневских и даже от маоистских инсинуаций? Большинство этих имен ничего не говорят отечественному читателю, который после XX съезда КПСС был напрочь лишен доступа к международной просталинской информации. Чего уж говорить о времени нынешнем, когда капиталистическая система с разной степенью эффективности блокирует доступ к любому источнику не конъюнктурной, не ангажированной информации.

Клаус Хессе тоже не называет эти имена в своей книге. Однако они, как и сам немецкий автор, обретают все большую популярность в среде интеллектуалов и простых людей, которые не поступаются правом свободы выбора, отказываются от дороги, ведущей в тупик обмана, хотят выйти на просторы истины.

«Сталинский социализм» начинается с описания первых годов советской власти. Автор уделяет изрядное внимание политическим перипетиям, но не забывает и об экономике. В принципе, он не открывает ничего нового читателю, если тот хорошо знаком с советской и российской историей.

Я имею в виду не убогий и обычно брехливый учебный предмет, что преподают в теперешних школах и вузах, и не басни, которые изрыгает в статьях и книжках, в кинофильмах и телерадиоэфире кодла сванидзе, млечиных, сахаровых, пивоваровых, михалковых… – список длинен. Богатство историографии, добросовестность историков заключаются в свободе от планируемых мнений с заказанными и согласованными толкованиями. Это не значит, разумеется, что процесс «истинизации» неупорядочен, анархичен. Он – в единственно верном пути, житейски подчиненном чему угодно, а научно – исключительно антикапиталистическим исследовательским методологиям. Среди них ведущее место занимает методология марксистско-ленинско-сталинская. Шире и глубже нее в социальной природе ничего нет. Все остальное суть иррациональное отражение мира, его кривое зеркало.

Это отлично видно на примере растерянности российских правящих кругов. Они, пройдя в 90-х годах курсы накопления капитала и выхода с ним на международную арену, вознамерились защитить свои несметные богатства от посягательств со стороны нахрапистых западных держав. Но столкнулись с невозможностью защиты собственных интересов, когда обществом утеряна связь времен и преемственность традиций, когда сами русские заражены внедренными извне антирусскими настроениями.

Таков трагический результат «отмены» на конституционном уровне идеологии. Таков итог разведения на образовательном уровне плюралистической демагогии. Такова оборотная сторона позволения шельмовать советское прошлое – хоть на бытовом, хоть на международном уровнях.

Малоизвестный факт: германские генералы, столкнувшиеся после нападения на СССР с небывалым всенародным сопротивлением, признавали, что проиграли войну не столько советским генералам, сколько советским… учителям. На советской школе лежала основная тяжесть в воспитании неустрашимых патриотов. При Сталине она с честью выполнила свой долг – пробудила в молодежи дух героизма, свободолюбия, идейности. Естественно, не без помощи других институтов социалистического общества, выстроенного по ленинско-сталинской модели.

…И вот уже сам президент Российской Федерации озаботился проблемами преподавания истории. Озаботится ли он привлечением к этому важнейшему государственному делу специалистов, владеющих вышеуказанной методологией? Должен бы, если урок пошел впрок.

Но, даже не открывая ничего принципиально нового, Хессе справедливо убежден, что Октябрьская революция в России была неизбежна и что гражданская война закономерно привела к образованию Союза Советских Социалистических Республик. Он точен, указывая: главным условием победы контрреволюции в Польше, Финляндии, прибалтийских республиках, входивших некогда в царскую Россию, было не предоставление им независимости, а то, что внутренняя и внешняя реакция прибегли к военной силе. То есть грубо подавили волеизъявление народов.

Интересны его суждения по национальным вопросам, всплывшим в период объединения советских республик. Он обратил внимание на спор между Сталиным и Орджоникидзе, с одной стороны, и грузинскими национал-уклонистами, с другой. В 1922 году последние противились ленинско-сталинскому плану создания Закавказской Социалистической Федеративной Советской Республики в составе Азербайджана, Грузиии и Армении. Они хотели, чтобы Грузия напрямую вошла в СССР. Серго Орджоникидзе в качестве первого секретаря Заккрайкома партии был взбешен саботажем национал-уклонистов, коих было большинство в ЦК Компартии Грузии. В этих условиях произошел инцидент с пощечиной, которую Орджоникидзе влепил одному из ветеранов партии – Акакию Кобахидзе.

Ленин был очень обеспокоен этим инцидентом, подверг критике не только Орджоникидзе, но и Сталина. Впрочем, позже выяснилось, что происшествие носило не политический, а личный характер: Кобахидзе нанес словесное оскорбление Орджоникиде, находясь у того в гостях, за что и поплатился оплеухой.

Мы знаем, что через некоторое время Ленин еще раз подверг Сталина критике – в так называемом «Письме к съезду». Антисталинисты, особенно те, что причисляют себя к коммунистам, любят цепляться за эти эпизоды в истории партии и раздувать их, доводя до состояния чуть ли не войны между Лениным и Сталиным.

Их излюбленный тезис: Ленин требовал сместить Сталина с поста Генерального секретаря ЦК партии. Хотя всем известно, что именно Ленин в 1922 году рекомендовал эту кандидатуру. Равно как то, что по его предложению еще в 1912 г. Сталина заочно кооптировали в Центральный Комитет РСДРП и в Русское бюро ЦК, и он с тех пор БЕССМЕННО находился в большевистских верхах.

Но Клаус Хессе дает иной контекст конфликтных событий: «…Нужно отметить увеличение недовольства и раздражительности Ленина. Исключенный из всех сфер активной деятельности в связи со своей болезнью и информированный о состоянии дел только поверхностно, он был не в состоянии оставаться лидером в той мере, в какой это было ранее, на протяжении многих лет…».

Автор напоминает о причинах ссоры Сталина с женой Ленина, который к тому времени перенес два инсульта, был полупарализован. Врачи строго-настрого запретили ему работать.

«ЦК решил назначить Сталина лично ответственным за то, чтобы предотвратить все личные и письменные контакты с Лениным до его выздоровления», – пишет Хессе. И продолжает далее, что конфликт произошел, когда Сталин узнал о нарушении Крупской режима, предписанного врачом.

Немецкий профессор подметил в факте появления документа, надиктованного смертельно больным человеком, то, что в упор не желают видеть антисталински ориентированные историки: «Среди написанного в нем множества соображений, которые должны быть приняты самым серьезным образом… влияние его болезни было таким же серьезным, как и масштаб его отчаянного положения».

От себя добавлю. Измышления относительно враждебности Ленина и Сталина друг к другу имеют те же истоки, что и любое антикоммунистическое злословие. Все с точностью до наоборот. История мало знает примеров подобного единения помыслов и дел, подобной кристально чистой дружбы, подобного идейного родства. Невольно на ум приходит выдающаяся аналогия – Маркс и Энгельс.

Желающих ознакомиться с подробностями отсылаю к одному из лучших исследований как в этой, так и в других областях сталинской тематики – книге А.Н. Голенкова «Сталин без наветов».

Читателя там ждет много открытий. Обоснованно и вдребезги разбивается мифическое утверждение о том, что Ленин требовал убрать Сталина с должности руководителя высшего партийного органа. Показана суть т. н. «ленинского завещания», которого просто не существует, ибо подобное было принципиально невозможно за всю историю РСДРП – РСДРП(б) – РКП(б) – ВКП(б) – КПСС. Показана не столько критика в адрес Сталина – учитывая гневливость Ленина, довольно сдержанная и незначительная, – сколько обоснование неоспоримого лидерства Иосифа Джугашвили ввиду его политического, делового, биографического превосходства над прочими претендентами на эту роль.

Основатель коммунистической партии и советского государства бывал резок в своих отзывах. Он словесно не пощадил никого из тех, кого позже разоблачили, как врагов народа: Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Пятакова, Рыкова, Шляпникова, Сокольникова, Томского, Раковского, Крестинского, Осинского и многих других. Вот только скрутить их в бараний рог и заставить держать ответ перед партией и народом Ленин не смог, не успел. Он завещал это Сталину, которого прижизненно сделал вторым человеком в фактической, а не кажущейся большевистской иерархии.

Политических претензий к Сталину – а это главное – Ленин почти не имел. О своем идейном наследнике он отзывался в превосходной степени или, как минимум, положительно, и лишь в конце жизни два-три раза упрекнул его в том, что можно отнести к разряду мелких, скорее бытовых недостатков. Которые, в общем, были свойственны также ему самому.

Поэтому строгие, но несущественные упреки были извинительны, как для уходящего вождя, так и для заступающего на этот пост. Зато, например, критика Ленина в адрес Троцкого, метившего стать хозяином партии и страны, свидетельствовала о внутреннем неприятии иуды и открытом сопротивлении тому решительно во всем.

Кроме того, есть опубликованные и неопубликованные сведения о том, что Ленин не выдвигал даже формального предложения о замене генсека. Хессе, ряд других авторов как бы мимоходом отмечают немаловажную деталь: тяжело больной, он в то время не писал, а диктовал, не всегда будучи в силах перечитать диктовку. Кто-то мог внести в текст изменения. Но и это мало влияет на истину.

Ее, перефразируя строки из поэмы Владимира Маяковского, можно озвучить так:

Сталин и Ленин — близнецы-братья, — кто более матери-истории ценен? Мы говорим – Ленин, подразумеваем – Сталин, Мы говорим – Сталин, подразумеваем – Ленин.

Много внимания Хессе уделяет Троцкому, его борьбе против Ленина, а затем – Сталина. Имя Троцкого появляется уже на первых страницах книги. Вообще в книге перечислено большое количество отечественных деятелей эпохи революции, гражданской войны, НЭПа и первых пятилеток, оставивших в советской политической, экономической, военной и культурной жизни как положительный, так и отрицательный след.

Кроме вышеназванных, это – Плеханов, Фрунзе, Дзержинский, Радек, Лацис, Свердлов, Молотов, Калинин, Ногин, Теодорович, Мдивани, Яковлев, Луначарский, Менжинский, Смирнов, Муралов, Евдокимов, Смилга, Бакаев, Каганович, Киров, Ягода, Куйбышев, Фриновский, Ежов, Соколов, Берия, Ильюшин, Туполев, Вышинский, Шолохов, Ворошилов и многие-многие другие. Жаль только, что автор чаще ограничивается простым упоминанием о них, не давая хотя бы кратких характеристик.

Хессе отходит от модных псевдоисторических пассажей о том, что Троцкий являлся вождем Октябрьской революции и Красной армии не меньшим, если не большим, чем Ленин. Грешат раздуванием сего мифа не одни только российские историки. Но Хессе не согласен с мнением, являющимся общепринятым в определенных слоях европейской общественности. Белая ворона? К явному неудовольствию этих слоев, всех троцкистов в мире, подобная белая мантия не только к лицу берлинскому профессору, она еще и единственно возможная.

Хессе верно подчеркивает, что большевики надеялись на мировую революцию, детонатором которой призвана была послужить революция в России. И констатирует, что, хотя революция не охватила все страны, а революционные выступления в Германии, Австрии, Венгрии были подавлены, молодая советская власть держалась. Вскользь коснувшись провокаторской роли Троцкого, сорвавшего подписание первоначального Брестского договора, и его авантюристической нацеленности на революционную войну, Хессе невысоко ставит способности Троцкого как наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета.

Автор признает, что «этот человек обладал выдающимися риторическими, организационными и интеллектуальными способностями». В то же время, указывает Хессе, «его отличало… самолюбие, которое в своем тщеславии не знало границ». К большевикам Троцкий примкнул, когда стало отчетливо ясно, что они, а не меньшевики или какая-либо другая партийная сила, способны повести за собой народ на восстание. А ведь раньше он предрекал крах большевизму, оскорблял Ленина, называя его партийным узурпатором.

Хессе, к сожалению, не раскрывает подоплеку Октябрьского переворота (большевики не стеснялись именно так называть штурм Зимнего дворца и другие событие 25 октября 1917 года). Троцкизм слишком опасен, чтобы пренебрегать его дополнительным разоблачением[3]. Поэтому остановлюсь на этом чуть подробнее.

Никаким руководителем восстания Троцкий не был. Он возглавлял Петроградский совет и был одним из многих участников захвата власти большевиками, обыкновенным исполнителем воли ЦК партии в масштабах города. Это верно, что Петросовет, готовясь к перевороту, образовал военно-революционный комитет, в котором действительно верховодил Троцкий. Однако сей комитет являлся органом местного значения и подчинялся другому вскоре образованному высшему командному органу.

Во Всероссийский центр – практический центр по организационному руководству восстанием в общегосударственном масштабе – на заседании ЦК были избраны Сталин, Свердлов, Дзержинский, Бубнов и Урицкий. Троцкого туда не включили. Его подчинили этому центру, следовательно, и Сталину. Все большевистские силы в стране, включая петроградские, действовали под контролем и по указаниям Всероссийского центра.

Троцкисты ссылаются на североамериканского коммуниста Джона Рида, находившегося тогда в Смольном. Он, дескать, ни разу не упомянул имени Сталина в изданной по горячим революционным следам книге «Десять дней, которые потрясли мир». Рид был честным автором. Но, как иностранец, не знал и не мог знать многих внутренних пружин развернувшейся борьбы, был не в состоянии до конца вникнуть в события, часть которых даже не попала в поле его зрения. Книгу он писал наскоро, в 1920 году умер. И не только не исключено, но вероятнее всего, что он переработал бы ее, обогатил бы новой, выявившейся лишь годы спустя, более глубокой информацией о революции и о партийных структурах.

Вклад Сталина в осуществление большевистского переворота, переросшего в подлинную революцию, заключался не столько в политической публичности и ораторской привлекательности, сколько в реальном и зачастую секретном планировании и претворении революционных акций. Конкретно – в захвате в столице и в других городах вокзалов, почты, телеграфа, банков, в занятии мостов и арсеналов, в блокировании возможных очагов сопротивления, в обеспечении связи с большевистскими комитетами Москвы, Урала, юга страны, в передаче им оперативных указаний и во многом другом.

Ведь перед революцией Сталин был фактическим руководителем партийной разведки и контрразведки. Во многом благодаря ему партия была спасена от разгрома летом 1917 года, когда Временное правительство взяло курс на уничтожение большевизма. Выполнявшаяся под началом Сталина работа позволяла большевикам вовремя узнавать о намерениях противника и готовить контрмеры.

Таким образом, многоопытный подпольщик Сталин пребывал не на заднем плане событий, как врут троцкисты и остальные недруги коммунизма, а за кулисами, что не одно и то же. Решающим было именно закулисное влияние на события. Выход главных героев в финале на ярко освещенную революционной победой сцену представлял собой, несомненно, важный, но непринципиальный акт.

Роль Сталина была первостепенной, однако не связанной с гласностью, а многих документов об этом не могло и не должно было сохраниться. Об этой роли знали Ленин и некоторые члены руководства. Но не все, а те, кому надо. В законспирированных партийных сетях (по сути – резидентурах), высокопрофессионально организованных и управляемых будущим вождем, о Троцком большинство даже не слыхало.

Сам Сталин, как сдержанный и объективный свидетель, всегда утверждал: у Октябрьского восстания был свой вдохновитель и руководитель – Ленин и никто другой. Мы имеем все данные для того, чтобы утверждать: Великий Октябрь вдохновлялся и руководился Лениным, а материализовывался Сталиным.

Троцкий в октябрьские дни семнадцатого года вертелся у всех на виду. Он перехватывал гонцов, слал депеши и отдавал приказы, рассылал нарочных, распекал невесть кого и невесть за что, рапортовал невесть о чем, имея иногда о происходивших событиях весьма слабое представление. Говорил речи, пересыпанные пламенными тирадами, срывал аплодисменты, проявлял другую активность, очень похожую на рекламную, что свидетельствует о качествах карьериста и проныры и ни о чем больше.

Преувеличенное впечатление о роли иудушки (так его неоднократно именовал Ленин) в тех событиях создавали его «сопровожденцы» и «восхищенцы», хорошо организованные и еще лучше оплачиваемые. Он сам произвел себя в руководители Октября, с ловкостью шулера пользуясь как своей карманной идеологической обслугой, так и свидетельствами воспламененных экстазом Троцкого очевидцев. Среди очевидцев, не ведавших о его интригах, были и крупные деятели революции: А.В.Луначарский, М.С.Урицкий и другие[4]. То была не их вина, а их беда. Многие очень скоро разберутся в беде под названием Троцкий-Бронштейн, и тот никаких панегириков больше от них не услышит.

Замечательно, когда в руководителе сочетаются оба таланта – труд и красноречие. Однако в данном случае мы сталкиваемся с более распространенным типом личности и с более распространенной психологией публичного восприятия. Что обеспечит преимущество внешнему воздействию – блестящая, широковещательно транслируемая риторика при тусклой, провальной работе или высокоэффективная деятельность при невыразительном ораторстве, не говоря о полном умолчании? Конечно, риторика. Другой вопрос, что впоследствии жизнь неизбежно оттеснит, отбросит ритора, у которого за душой ничего нет, кроме словообильной демагогии, и выдвинет РАБОТНИКА. Но это впоследствии. А до той поры политическое трепло будет снимать сливки с общественного признания.

Словом, назначение Троцкого «главным по революции» состоялось лишь на бумаге, которая, как известно, все терпит. Место, куда троцкистам надлежит засунуть эту свою писанину, история отвела неприличное для печатного и даже для устного произношения.

Клаус Хессе иронично отзывается о военных заслугах Троцкого. Применяет к нему термин «культ личности», называет сомнительными мотивы многих его действий. Однако соответствующий раздел книги довольно краток. А зря. Потому что наркомвоенмор и предреввоенсовета Троцкий провалил почти все операции Красной армии, к разработке которых имел отношение. Спасать положение, затыкать дыры на фронтах гражданской войны, разваленных Троцким и его многочисленной креатурой, ЦК партии бросал Сталина, других большевистских военачальников. У Сталина состоялись десятки таких командировок – их насчитывают до 80, – в результате которых выиграны все бои, сражения, битвы и кампании, проведенные по его планам и под его руководством.

Троцкий тоже часто выезжал в районы боевых действий. Правильнее сказать, путешествовал по ним. Маршрут поездок этого «революционного» барина пролегал в основном по железным дорогам – поближе к благам цивилизации, подальше от окопов, в двух не по-военному комфортабельных составах с роскошными салон-вагонами. Кроме штаба поезд представлял собой трибунал на колесах, весьма скорый на расправу. От его приговоров, как показали позднейшие разоблачения, пострадали не только враги советской власти, но и верные ее сторонники, оказавшиеся неугодными Троцкому. В том числе по национальной причине.

Хессе рассказал об одной из жертв – о красном герое Б.М.Думенко. Тот организовал Первый кавалерийский социалистический крестьянский полк, постепенно став командиром кавбригады, затем кавдивизии, а позднее кавкорпуса. Ссылаясь на один из наших источников, Хессе пишет, что на совести Троцкого смерть Думенко, который отказался принять награду из рук Председателя Реввоенсовета, из-за чего был обвинен в антисемитизме и расстрелян. Хессе не пишет, что официально герою инкриминировали убийство комиссара и подготовку мятежа – выдуманное обвинение, уже не имеющее существенного значения, т. к. Думенко справедливо и давно реабилитирован. Говорить следует о другом: гибель честных людей от рук троцкистов и в гражданскую войну, и позже есть исторически доказанное обвинение-приговор.

…Но вернемся к образу жизни «красного Бонапарта». Его поезду была придана типография, оперативно размножавшая речи, которыми Троцкий фонтанировал на всех остановках. Речистого и жестокого, темпераментного и любвеобильного «полководца» сопровождали сотни лиц: военспецы, повара, помощники, секретари, телефонистки, стенографистки, машинистки, фотографы, музыканты духового оркестра, кинооператор и прочая дворня. Писали, что в поезде для хранения продуктов имелся чуть ли не единственный на всю Россию компрессорный холодильник – чудо тогдашней техники.

Сопровождавшая Троцкого охрана имела кавалерию, была оснащена артиллерией, пулеметами, мотоциклами, автомобилями и бронеавтомобилями, даже аэропланами. По сравнению с такой свитой и такими удобствами Председатель Совнаркома Ленин, можно сказать, просто прозябал в Кремле, где, бывало, самостоятельно варил для себя жидкий супчик в маленькой, плохо топленой квартирке. Если же он отправлялся куда-то, то обычно в машине был только водитель, лишь иногда его сопровождал единственный охранник, отчего однажды Ленина на московской улице ограбила, отняв машину, банда налетчиков.

А Троцкий, умело эксплуатируя свой р-р-революционный внешний облик, с удовольствием предавался излишествам, отвечавшим его внутренним запросам. Вот он, бледный и небритый, затянутый в чёрную кожаную тужурку, митингует и рубит кулаком воздух. А вот он в шикарной шубе, розовощёкий, вальяжный и прихотливый, устраивает пышные выезды в Подмосковье на охоту. По соседству с Лениным, не стесняясь, живет на широкую ногу, закатывает приемы и банкеты. Позже со ставшей для него тесной кремлевской жилплощади Троцкий переселился в поистине царские апартаменты знаменитой усадьбы «Архангельское» с ее музейными интерьерами, коллекциями произведений искусства и богатой утварью.

Он никогда не бедствовал и до революции – ни в России, ни в эмиграции, будучи отпрыском богатейшего помещичье-купеческого семейства, щедро субсидируемый враждебными социализму, коммунизму, всему роду людскому силами, о которых нужен отдельный разговор. Он покупал себе славу, вкладывал в нее средства, как в выгодное предприятие, чтобы жить, т. е. баламутить в комдвижении на проценты с вложенного капитала.

После смерти Ленина партия пережила много потрясений. Впрочем, разве она не испытывала их при его жизни! Они с особой силой стали зреть, когда обозначился скорый уход Ленина из жизни и Троцкий решил, что наступает его звездный час: захват власти в партии, а вслед за этим – в стране.

Двумя сильнейшими потрясениями стало появление сначала так называемой левой оппозиции («троцкистской», затем «новой» и «объединенной» оппозиций), потом – правой или бухаринской. Книга «Сталинский социализм» – это любопытная оценка обоих оппозиционных течений, даваемая иностранцем, попытавшимся разобраться в хитросплетениях советской политики 20-30-х годов. А ведь это не под силу иным современным российским историкам, предпочитающим кропотливым поискам в архивах дежурные, штампованные спекуляции на сей счет.

Хессе вполне осознает причину возникновения оппозиционных групп. Те не вызывают у него сочувствия, хотя он и рассуждает об их интригах в лояльном тоне. Есть, впрочем, и жесткие оценки. Так, он пишет: «Игры за власть сопровождались участием в преступлении либо в сведениях о преступлении…» (намекая, что неучастие в преступлении не освобождает от ответственности оппозиционера, который знал о нем и не противодействовал).

Другое нелицеприятное суждение – это ссылка Хессе на высказывания Ленина о Троцком, «которого он (Ленин. – Л.Г.) описал, как адвоката ликвидаторов, врага и афериста, как искателя приключений, изображавшего из себя спасителя партии, как вруна и лицемера…»[5] Он правильно замечает, что наиболее катастрофические последствия имело проникновение троцкистов в чекистские ряды. Перерождение некоторых коммунистических начальников имело место и потому, что те «не смогли противостоять соблазну власти».

Добавила свое в идеологический и организационный раздрай Новая экономическая политика, неминуемо повлекшая за собой оживление капиталистических отношений и элементов. Любопытно, что и троцкисты, и вслед за ними бухаринцы ратовали за продолжение НЭПа, который, по сталинскому мнению, выполнил свою историческую миссию уже к концу 1920-х годов. К.Хессе не вдается в анализ событий, предшествовавших НЭПу, не касается глубинных корней троцкизма. Возможно, из-за недостаточности у него информации на данную тему. Как бы то ни было, эта тема важнее важного.

Исследуя истоки и ход событий, приведших к возникновению первого на Земле социалистического государства и его борьбы за выживание, неизбежно сталкиваешься с явлениями подспудного характера.

Более, чем симптоматично, что Троцкий, всю жизнь прикрывавшийся именем Маркса и втихомолку ненавидевший Ленина, еще во время гражданской войны скрыто атаковал Сталина, дабы искоренить только-только обозначившийся фактор сталинизма. Знаем мы и то, что после ее окончания он атаковал уже открыто.

Хотя для Сталина все это не было секретом, действия Троцкого в 20-х годах он, вероятнее всего, не воспринимал как борьбу против себя лично, тем более – против сталинизма. Он хорошо видел троцкистскую опасность для учения и дела Маркса – Энгельса – Ленина, но был далек от мысли о продлении этого ряда выдающихся имен за счет собственного. Если бы он думал об этом, он был бы не Сталиным, а самонадеянным выскочкой, верхоглядом, политическим самоубийцей. То, что он не был таким, то, что он мыслил и действовал по-большевистски (т. е. на пользу общественному, пусть даже во вред личному), есть необсуждаемая очевидность.

Конечно, сказать надо и о том, что Сталин после смерти Ленина в общем-то не цеплялся за должность генсека, неоднократно просил освободить его от нее, и продолжал выполнять ответственные обязанности, потому что подчинился практически единогласному требованию партии и желанию большинства трудящихся. Выбери Сталин иную позицию, смалодушничай, отойди от партийно-государственного руля – и в той ситуации произошел бы неминуемый захват этого руля Троцким и компанией.

Характер сталинского выбора был далеко не личным. Выбор стоял между строительством реального социалистического государства и гипотетической мировой революцией. Вместо того, чтобы по троцкистскому рецепту истощать народные силы, бросая их в топку преждевременной, неготовой революции всемирного масштаба, сталинцы призвали массы создать мощный экономический и культурно-политический противовес царству капитала.

Это было важнее, это была оптимистичная и научная предпосылка сокрушения в будущем капиталистической системы. Ибо так создавались прочный тыл международного рабочего класса и конкретная материальная первооснова последующих антибуржуазных преобразований в стране и в мире. Не будем даже коротко обсуждать вероятную альтернативу, настолько очевидна ее трагичность. Не приступи мы к выполнению мобилизационных экономических директив сталинизма, страна стала бы легкой добычей только и ждущих удобного момента хищников, каковые вечны, покуда существует беспощадный мир капитализма.

План Троцкого примазаться к революционному порыву масс, прибрать его к рукам и искусственно продлить, прийти с его помощью к власти в возможно большем числе стран и придать там буржуазным порядкам чисто сионистские свойства и направления, провалился. Последователи иудушки до сих пор рвут и мечут, визжа о предательстве Сталиным пролетарской революции, которую на самом деле они замышляли как троцкистскую контрреволюцию.

Впрочем, и без мировой революции у данной группировки разнокалиберного лагеря мирового капитала были в ту пору неплохие шансы поживиться – всего одной, но зато какой страной!

Антиленинизм и антисталинизм должны были помочь им захватить и сионизировать махину развалившейся российской империи. В Западной Европе, в Штатах, в Азии и в Латинской Америке влияние сионистов уже тогда было огромным, но все-таки не беспредельным. Пока под запланированный Израиль одни из них приискивали местечко в какой-нибудь африкано-азиатско-американской тьмутаракани, другие положили глаз на оставшуюся, как они считали, бесхозной махину. Имея пропуск в будущее в виде коммунистических идей, паразитируя на них, пытаясь с их помощью объегорить настоящих борцов за советскую власть, троцкисты готовились создать де-факто сионистское государство.

Разве не Сталин, не сталинцы встали на их пути? Разве не сталинизм помешал превратить Россию, СССР в необъятный Израиль? А это пусть не навечно, но реально могло случиться.

Все знают, что для спасения власти Советов, закрепления победы революции, перетягивания на свою сторону колеблющейся части крестьянства, восстановления экономики Ленин прибегнул к частичному переходу на капиталистическую систему хозяйствования. В 1921 году X съезд РКП(б) взамен прежней политики военного коммунизма с его продразверсткой провозгласил Новую экономическую политику.

Враги клянут продразвёрстку как «большевистский грабеж». Она действительно была болезненным явлением, вызванным тяжкими условиями гражданской войны и проистекавших отсюда бед. Вынужденная установить военный коммунизм и полностью запретить торговлю, советская власть изымала весь произведенный на селе хлеб, кроме минимально необходимого для пропитания крестьян запаса и посевного материала.

Не буду повторяться и говорить о том, что начатая капиталистами Первая мировая война разорила Россию задолго до Октября 1917-го, что капиталисты же развязали войну гражданскую. Скажу об одном несимпатичном и замалчиваемом факте: официально продразверстку первым, еще в 1916 году ввел царский режим, не сумевший обеспечить армию иначе, как массовой реквизицией у населения зерна и скота.

Красные сразу, как изгнали белых, взялись за экономические реформы, отменили разверстку, введя обычный продналог. После его натуральной уплаты крестьяне могли теперь распоряжаться излишками продовольствия по собственному усмотрению. Была разрешена свободная торговля и деятельность частного капитала, привлекались инвесторы из-за рубежа. Но – и об этом не любят говорить «демократы» – НЭП вводился в условиях сохранения диктатуры пролетариата, руководящей роли компартии, государственной монополии внешней торговли, доминирования в промышленности госсектора. То есть были гарантированы невозврат к прошлому строю и в грядущем – окончательное вытеснение капитализма из всех отраслей народного хозяйства. Все же в тот период имели место пускай не принципиальные, но уступки капиталистам, пускай временное, но отступление.

Мало кто знает, что больше всех надрывался, призывая к этим отступлениям и уступкам, ультра-р-р-революционер Троцкий. Сей фанфарон, присвоивший себе внутри и вне страны репутацию бескомпромиссного ниспровергателя буржуазии, громогласно обвинял Ленина в том, что тот украл у него идею… оживления буржуазных отношений.

Кто-нибудь махнет рукой: опять Троцкий, не надоело? Надоело. Но что поделаешь – как только речь заходит о друзьях России, о ее спасении, тут же начинают сиять имя и лик Сталина. Зайдет она о врагах России, о ее гибели – всплывает тень иудушки. Плюнешь во все четыре стороны света и непременно попадешь или в Троцкого, или в его хозяев, или в его сторонников. Ведь эту тень отбрасывает не обычный политический труп, не бестелесная химерическая идея, а частица упитанного паучьего тела международной олигархии с мощной сионистской составляющей.

Сочиняя для дурачков дефективные теории, вроде «перманентной революции», Троцкий и после кончины Ленина из кожи вон лез, чтобы развить внутри Советского Союза буржуазные отношения, обеспечить высокие дивиденды своим политическим работодателям. В их число входило большинство крупных нэпманов и иностранных концессионеров той поры – сплошь соплеменников Троцкого-Бронштейна.

Не зря в двадцатых годах он поспешил занять «скромную» должность председателя Главконцесскома – ведомства, заключавшего контракты с иностранными бизнесменами и предоставлявшего им концессии для производственной и торговой деятельности на территории СССР. Там же подвизалось множество разоблаченных впоследствии врагов народа. Самые крупные и долгосрочные концессии получили рокфеллеровская нефтяная компания «Стандард Ойл» и банковский консорциум Я. Шиффа – элитные собственники мирового Сиона. Не осталась внакладе и печально памятная компания «Лена Голдфилдс»[6]. Главконцесском, погрязший в антигосударственной деятельности, разогнали в 1937 г.

Хотя книгу немецкого профессора и назвали «Сталинский социализм», автор не акцентирует внимание на персональном вкладе Сталина в становление советской государственности, в развитие его идеологической и экономической базы, но при этом излагает события в целом объективно и непредвзято. Порицать его за это не стоит. Даже прогрессивная европейская профессура (да и наша отечественная тоже) пока далека от того, чтобы принять сталинизм как теорию, а не только практику.

Забегая несколько вперед, скажу: анализ сталинского духовно-материального наследия, логика классовой и национально-освободительной борьбы, перспективы и интересы рабочего движения и общего антикапиталистического сопротивления, результаты советского опыта таковы, что отрицание сталинизма в качестве составной части коммунистического учения льет воду на мельницу наших врагов.

Историческая правильность и последовательность вознесла сталинскую эпоху на высшую точку всех умопостигаемых человеческих достижений. Слово и дело научного коммунизма побеждали, потому что:

• марксизм спроектировал революцию;

• ленинизм совершил революцию;

• сталинизм очистил и защитил революцию – изнутри и извне, причем очищение и защита были не менее, если не более важными и трудными, чем проектирование и свершение.

Добавлю, что отрицание сталинизма как науки вместе с общей десталинизацией, поразившей КПСС и другие партии, в немалой степени способствовали реанимации троцкизма. Но тот, несмотря на эту идейную подмогу и на поддержку международного капитала, так и не оправился от нокаута, нанесенного ему Сталиным и сталинцами. И по сию пору часто вынужден действовать негласно, открещиваясь от своего истинного названия и содержания. Поэтому сталинизм надлежит расценивать как науку, даже если бы за ним числилось только это единственное, выдающееся достижение – разоблачение и ликвидация самой страшной внутрикоммунистической опасности.

Не будь идейного и организационного разгрома в партии левой и правой оппозиций, не было бы ни первых пятилеток, ни победы в Великой Отечественной войне. Советский Союз исчез бы еще в тридцатых годах прошлого века, уничтоженный предшественниками перестроечной банды восьмидесятых годов.

Могу добавить и другое: подтверждение последнего вывода вытекает из содержания всего произведения К.Хессе.

Не буду повторять факты и цифры подрывной деятельности оппозиционеров, их низкого морального облика, грызни между собой спервоначалу и спайку в дальнейшем, их бешеный натиск на сталинизм. Эти факты рассыпаны по разным главам и говорят сами за себя. Зато обращаю внимание читателя на то, что в книге названо неудавшимся переворотом Троцкого.

Клаус Хессе воспользовался любопытным источником – книгой «Техника государственного переворота» писателя Курта Зукерта, который в 1929 г. посетил Советский Союз. Перед этим Зукерт принял имя Курцио Малапарте, отчего в нашей стране его считают итальянским литератором. Речь идет об обыкновенном мелкобуржуазном авторе, широко прибегавшим к слухам и сплетням, не лишенным, однако, наблюдательности. От его во многом спорного, но ехидного произведения досталось таким диктаторам, как Гитлер, Муссолини, Пилсудский и другие. Но по выходе книги в свет на нее наиболее болезненно среагировал… Троцкий.

Я отобрал выдержки из «Техники государственного переворота», которых или нет у Хессе или они даны в сокращенном изложении[7]:

«После смерти Ленина Троцкий впал в великую ересь, попытавшись расколоть единую доктрину ленинизма».

«У Сталина все козыри на руках, когда в ответ на обвинения противников он утверждает, что должен был предохранить себя от опасностей, которые неизбежно возникли бы после смерти Ленина. – Вы воспользовались его болезнью, – говорит Троцкий. – Чтобы не дать вам воспользоваться его смертью, – говорит Сталин».

«История борьбы Сталина с Троцким – это история попытки Троцкого захватить власть и защиты государства Сталиным… это история неудавшегося государственного переворота».

«С начала 1924 года по конец 1925 года борьба протекает в рамках полемики между сторонниками «перманентной революции» и официальными хранителями ленинизма, теми, кого Троцкий называет «хранителями ленинской мумии».

«С помощью Менжинского, нового руководителя ГПУ (он сменил Ф.Дзержинского, затравленного троцкистами и скоропостижно скончавшегося в 1926 г. – Л.Г.), Сталин лично занимается организацией «специального отряда» для защиты государства. Техническое командование этим специальным отрядом, который размещается… на Лубянке, вверено Менжинскому; он контролирует отбор надежных людей из работников технических служб, электротехников, телеграфистов, телефонистов, железнодорожников, механиков и т. д. Каждый вооружен только ручной гранатой и револьвером, чтобы быть свободным в движениях. Специальный отряд состоит из ста «команд» по десять человек в каждой, которым приданы двадцать боевиков. Каждая команда располагает взводом пулеметчиков и двумя мотоциклистами… Менжинский… делит Москву на десять секторов; они будут связаны между собой секретной телефонной сетью, замкнутой на Лубянку».

«Организация эта, по словам Менжинского, «тайная и невидимая». Ее члены не носят формы, их нельзя узнать по какому-либо внешнему признаку: самая принадлежность к организации сохраняется в тайне. Кроме технической и военной подготовки, члены специального отряда получают и политический инструктаж: все средства пущены в ход для того, чтобы разжечь в них ненависть к явным или скрытым врагам революции, к евреям, к сторонникам Троцкого. Евреи в организацию не допускаются. Обучаясь искусству защиты советского государства от повстанческой тактики Троцкого, члены специального отряда проходят настоящую школу антисемитизма».

«У Троцкого начинает уходить почва из-под ног: слишком долго смотрел он на преследования, аресты, ссылку своих ронников, бессильный что-либо предпринять».

«…Троцкий остается верен своей тактике: на штурм государства он хочет бросить не толпу, а тайно сформированные особые отряды. Он хочет захватить власть не путем открытого восстания рабочих масс, а в результате «научно подготовленного» государственного переворота».

«Тысяча рабочих и солдат, давних сторонников Троцкого… готовы к решающему дню: троцкистские команды… давно уже проходят тренировку на «невидимых учениях»… Менжинский всеми средствами пытается затормозить движение противника, но акты саботажа на железных дорогах, электростанциях, телефонной сети и телеграфе множатся с каждым днем. Агенты Троцкого проникают повсюду, нащупывая сцепления и узлы технической структуры государства, вызывая порой частичный паралич самых ранимых органов».

«Восстание должно начаться с захвата технических узлов государственной машины и ареста народных комиссаров, членов Центрального Комитета… Но Менжинский отразил удар: красногвардейцы Троцкого никого не застают дома. Вся верхушка сталинской партии укрылась в Кремле, где Сталин, холодный и невозмутимый, ждет исхода борьбы между силами повстанцев и специальным отрядом Менжинского».

«Седьмое ноября 1927 года… В то время как народный комиссар обороны Ворошилов принимает парад советских войск… Троцкий во главе своей тысячи предпринимает государственный переворот. … Менжинский успел принять все необходимые меры. …Этого Троцкий не предвидел. Он слишком презирал Менжинского и был слишком высокого мнения о себе, чтобы считать руководителя ГПУ достойным противником. …Он круто меняет план действий: теперь он будет целить в политическую и административную структуру государства. Он уже не может рассчитывать на свои штурмовые отряды, отброшенные и рассеянные…».

«Его призыв к пролетарским массам Москвы был подхвачен лишь несколькими тысячами рабочих и студентов. В то время как на Красной площади, перед мавзолеем Ленина, толпа окружает трибуну, где находятся Сталин, руководители партии и правительства… сторонники Троцкого наводняют огромную аудиторию университета, отбивают атаку отряда милиции и направляются к Красной площади во главе колонны студентов и рабочих… При первом же столкновении колонна его сторонников отступает…».

«Поведение Троцкого в этих обстоятельствах подвергалось с разных позиций самой суровой критике… Призыв к народу, выход на площадь – все это было просто дурацкой авантюрой».

Думается, процитированные отрывки привлекательны не своим хромающим историзмом, а тем, что отразили реакцию западной общественности, активно интересовавшейся внутрисоветскими делами. Благо наблюдения автора были сделаны, как говорится, по свежим следам и непосредственно на месте преступления.

Хессе не пренебрегает мнением и цитированием другого, фактически однотипного с Зукертом-Малапарте автора – Исаака Дойчера. Выходец из польских евреев, подданный Великобритании, он был не только историком и публицистом, но и завзятым антисталинистом. Что ж, учитывая общую направленность «Сталинского социализма», данный факт лишь прибавляет книге веса. Использовать врагов сталинского социализма к пользе сего феноменального явления есть прекрасный историко-исследовательский ход.

Монументальный труд берлинского ученого ценен тем, что наводит на дополнительные размышления и побуждает человека, воспитанного на ненаучных, стандартных постулатах, пересмотреть то, что еще вчера казалось незыблемым.

Хессе заостряет наше внимание на многих важных и судьбоносных вещах. Но я бы заострил внимание самого профессора на вопросе, задетом им косвенно, хотя требуется прямое и подробное рассмотрение его. Заниматься этим в надлежащем объеме я не буду, но о главном скажу.

В сущности, и левая, и правая фракции в ВКП(б) ненамного отличались друг от друга. Недаром Сталин метко заявил: пойдешь налево – придешь направо. Позднейшая идейно-организационная смычка бухаринцев и троцкистов наглядно продемонстрировала это. Обе фракции были единодушны в том, что в отдельно взятой стране, находящейся в капиталистическом окружении, построить социализм невозможно. Между тем, Сталин ВПЕРВЫЕ обосновал и доказал сначала теоретически, а затем практически возможность построения социализма собственными силами именно в одной стране, пусть и окруженной враждебными капиталистическими государствами.

Стереотип, внедренный в массовое сознание оппортунистической пропагандой, отдает здесь приоритет Ленину. Но это не так. Разумеется, Ленин разрабатывал планы социалистического переустройства общества, после того, как пролетариат завоюет власть. Однако рассматривал их преимущественно сквозь призму победы мировой революции. Собственно говоря, то была господствующая точка зрения среди большевиков.

Они, как и все ранее запрещенные царизмом политические движения, вышли из подполья после февральского буржуазного, антимонархического переворота 1917 года. Но уже летом того же года были вновь туда загнаны наступившей реакцией. На состоявшемся в этих тяжелых условиях в июле-августе VI съезде РСДРП(б), т. е. еще до взятия власти большевиками в октябре, Сталин первым в партии предположил, что Россия сможет осуществить социалистические преобразования в одиночестве, без опоры на зарубежные революции, кои могут и не состояться. До него такого заявления не делал никто. Впоследствии он продолжил научные изыскания в этом направлении.

У Сталина хватило ума, такта, порядочности, чтобы не выпячивать собственную роль в вышеназванном теоретическом обосновании. Он искренне любил Ленина, преклонялся перед его жизненным подвигом, бескорыстно поддерживал его всегда, начиная с заочного – по книгам и статьям – знакомства и кончая совместной работой в высших органах партийной и государственной власти. Он произнес потрясающую по духу верности и силе убеждения клятву над гробом Ленина и всю жизнь обнажал голову перед памятью своего учителя.

Здесь самое время затронуть проблему научной систематизации и терминологического оформления ленинизма. Этим процессом тоже руководил не кто иной, как Сталин. Именно он ввел «ленинизм» в широкое обращение – не только научное и общепартийное, но и народное.

Ему приписывается фраза, что «ленинизм есть высшее проявление русской культуры». Не исключено, что он действительно сказал это. Но доподлинно известны другие его слова: «…Мы знаем, что ленинизм есть явление интернациональное, имеющее корни во всем международном развитии, а не только русское».

Сталин, не раздумывая, отдавал Ленину собственное приоритетное право на те или иные теоретические открытия, толкования, предвосхищения. Потому что безупречное жизненное кредо обоих вождей, как старшего, так и младшего, может быть выражено политической лирикой все того же Владимира Маяковского:

…Сочтемся славою — ведь мы свои же люди, — пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм.

Вытекает ли отсюда, что мы бестактны, возвращая Сталину пальму первенства в данном вопросе? Нет. Мы всего лишь объективны. А учитывая деструктивную, антисталинскую деятельность псевдоленинцев типа Хрущева или Горбачева, мы наряду с корректировкой неверного стереотипа наносим удар по невеждам и ренегатам, по недобросовестным преподавателям учебных заведений и неполноценным учебникам. Образ Ленина от этого не только не меркнет, но выигрывает: каким же прозорливым был Ильич, что заметил, вырастил, выдвинул такого ученика, такого преемника!

Сталина, и это мое глубокое убеждение, надо рассматривать в первую очередь именно как теоретика. В этом качестве он проявил выдающиеся – а многие по праву считают, что гениальные – способности в осмыслении и дальнейшем развитии большинства марксистских и ленинских идей. Неужели трудно понять, что иначе он просто не смог бы состояться как великий практик?

Я знаю, что оппоненты будут возражать. Они будут настаивать, что Сталин ставил ленинизм выше всех философских, политических и экономических наук и, кстати, резко возражал против понятия «сталинизм». Да, это так. Но давайте заглянем в историю поглубже.

Когда жил и творил Карл Маркс, то почти никто, кроме Фридриха Энгельса, не осознавал, что новая философия освободительной борьбы, политико-экономические законы, открытые и введенные в теорию и практику ее, могут и должны называться марксизмом. Это произошло позже. Лишь после смерти Маркса данный научный термин прочно укоренился, как среди последователей, так и в стане врагов.

Когда жил и творил В.И.Ленин, терминологического понятия «ленинизм» практически не существовало. Более чем очевидно, что лично Ленин резко возражал бы против использования коммунистами этого понятия. Но после его кончины оно все-таки вошло в жизнь, в плоть и кровь политических и экономических реалий.

Никто из классиков научного коммунизма не был себялюбивой политической дешевкой, которыми так изобилует буржуазная действительность – самохвальная, крикливая, лжепафосная. Нет ничего труднее, чем вообразить их рекламирующими свои произведения, упивающимися собственным научным авторством. Так же невозможно представить, чтобы слух Маркса и Ленина услаждали эти два бессмертных слова – «марксизм» и «ленинизм». Революционеры всего мира, если и нарушили волю основоположников, то не из-за своих карьеристских побуждений и не из-за корыстных амбиций отцов-основателей, чего не было, а по причине исторической адекватности и справедливости. Каковая у людей высокоморальных ассоциируется в первую очередь с общественными, а не с личными лаврами, то бишь интересами.

Почему же не стало нормой употребление термина «сталинизм»?

Вообще-то сразу, как вождь скончался, непривычное для сегодняшнего уха словосочетание «марксизм-ленинизм-сталинизм» стало появляться – не могло не появиться – изредка в выступлениях советских, чаще – зарубежных деятелей, в нашей и иностранной прессе, в научной литературе[8]. В СССР это продолжалось недолго – какую-то пару лет, до XX съезда КПСС, состоявшегося в 1956 году.

Тогда был дан старт государственному антисталинизму в СССР. Тогда мировая реакция обрела своего лучшего и парадоксального союзника, который сделал ей бесценный идеологический подарок.

Наивные полагали, что Хрущев боролся с последствиями якобы негативных персональных качеств покойного вождя и с якобы незаслуженно завышенной оценкой наследия того. Однако трезво мыслящие угадывали: удар наносится не по преувеличению достоинств и не по одной лишь личности. Удар ставил целью усечение полнокровного тела марксизма-ленинизма-сталинизма путем изъятия его венчающей части. К чему привело деформированное учение и соответственный отказ от его практического воплощения – теперь видят все.

Клаус Хессе не обходит стороной болевые точки советской истории предвоенных лет. Он вежливо опровергает расхожие домыслы о том, что Сталин накануне войны якобы «обезглавил» Красную армию. Откровенно говоря, российские историки и архивисты столько раз разоблачали чушь про «обезглавливание», что можно было бы эту часть книги бегло пролистать. Но не будем забывать, что «Сталинский социализм» писался для западного читателя. Тому полезно прочистить мозги, набитые западными же фальшивками.

Однако и отечественные фальсификаторы не успокаиваются. Поэтому я позволю себе без профессорских церемоний еще раз ткнуть эту малопочтенную публику ее мягким носом в жесткую правду.

Обсасывать обглоданную тему-кость репрессий в Красной армии – излюбленное занятие голодных психо– и социопатов. Они усердно оплакивают 40-50 тысяч командиров РККА, расстрелянных в тридцатых годах. Но, имея низкую военную компетенцию, смешивают звания, путают должности, ни к селу ни к городу сыплют выражениями: «комсостав», «старший комсостав», «высший комсостав», «офицеры». Все это вместе с плачем по тысячам казненных генералов и адмиралов – самое легкое проявление их полоумия[9].

Что же на деле имело место? А то, что в 1930-х годах из вооруженных сил УВОЛИЛИ приблизительно сорок тысяч человек. Цифра 50 000 тоже указывается. Она, возможно, учитывает дополнительную убыль из-за смертности: по болезни, в боевых столкновениях на госгранице и за рубежом, в результате несчастного случая при выполнении воинского долга.

За что они были уволены? За свое иностранное гражданство, уголовные преступления, недостойное поведение в быту, потерю политической бдительности, по дисциплинарным причинам и служебному несоответствию, возрасту, состоянию здоровья и т. д.

Многие обжаловали обоснованность увольнения. Специальная комиссия рассмотрела около тридцати тысяч таких жалоб, ходатайств, заявлений. Каким-то жалобщикам она отказала. Другим изменяла, смягчала статью увольнения, помогала восстановлению членства в партии, удовлетворяла иные просьбы. Тем более что командиров в войсках действительно не хватало. Не из-за «репрессий», а из-за общего увеличения численности армии перед войной, из-за того, что военные училища не поспевали за растущими потребностями.

По политическим мотивам было арестовано всего 8 тысяч военнослужащих. (По другим данным – 9,5 тысячи). Полторы тысячи из них были восстановлены в должностях, будучи оправданными. Из остальных многие совершенно по заслугам угодили в «места не столь отдаленные».

Число приговоренных к смертной казни определяют в 400 и даже в 1000 человек, но в него вошли не только «политические» и не только командиры. К расстрелу «за политику» были приговорены только семьдесят представителей высшего комсостава. Лишь в отношении 17 приговор был приведен в исполнение. В основном это были высокодолжностные лица – члены троцкистского подполья, участники заговора с целью захвата власти посредством антибольшевистского военного переворота, намеченного на 1937 год.

Сорок или даже пятьдесят тысяч и 17 – ничего себе параметры вранья!

По так называемому ГУЛАГу ситуация схожая. Хессе пишет: «Количество тех, кто был в лагерях, указывается (в антисоветских материалах – Л.Г.), как кому заблагорассудится: 40, 50, 60 и так до 120 миллионов».

Профессор ошибается. На 120 миллионах воспаленное воображение антикоммунистов не останавливается. Я лично встречал материалы, где возвещается о 140 миллионах жертв, умерщвленных Сталиным.

А однажды некий «ебелдос» (кличка всякого, кто орал на собраниях и площадях: «Ельцин! Белый дом! Свобода!») в присутствии иностранных гостей – историков из США – раздул сей мартиролог до 250.000.000. Между прочим, «ебелдос» был не из рядовых – доктор наук, проректор солидного вуза. Североамериканские коллеги переглянулись между собой и тактично намекнули, что в СССР не было столько населения. Но сей «ученый муж», как ни в чем не бывало, уточнил, что включил сюда предполагаемое количество неродившихся детей предполагаемых же, но погибших родителей.

Хорошо бы при этом привести данные по общему числу репрессированных за аналогичный период во всех пресловутых «демократических» странах. И не только в метрополиях, но и в колониях, где чаще всего не осуществлялось даже подобия суда. Вот на совести кого имеются миллионы невинных жертв.

Называет Хессе и количество приговоренных к смертной казни: 786 тысяч человек. Автора можно и даже нужно поправить, хотя винить его не за что. У наших исследователей доступа к такого рода сведениям все-таки больше. Так вот, имея дело с фактами, а не с бабушкиными сказками, мы высмеиваем и отметаем липовые сообщения о миллионах расстрелянных. Дабы эффективнее припечатать «разоблачителей», делаем это также с помощью признанных борцов-тяжеловесов с культом личности – Хрущева и Горбачева. Уж их-то антисталинизм ни у кого сомнений не вызывает.

Хрущев первым озвучил количество «жертв сталинизма» – лиц, приговоренных к смерти в период, охватывающий 1921-54 годы, – 642 тысячи человек. Во время перестроечного шабаша специально созданная комиссия, руководимая одиозным А.Н.Яковлевым, спрятавшись подальше от чужих глаз и скребя непонятно по каким архивным «сусекам», вдруг выдала новую цифру: 750.000 человек. Да еще утаила, что этот показатель включал в себя уголовную составляющую. В 1992 г. она выдала цифру 878.000 человек, скороговоркой пробормотав, что таково общее число расстрелянных за все время существования советской страны.

На этом комиссия выдохлась и заглохла, будучи не в силах поднять заказную «планку» выше. Да в сущности, народу до нее нет никакого дела: надоела гробокопательная возня. Оба подлога – хрущевский и горбачевский – пусть остаются на совести антисталинистов. Между делом отмечу, что есть исследователи, подсчитавшие, что за все годы сталинизма количество казненных не превышает 300 тысяч человек.

Что еще сказать о книге Клауса Хессе? Работа им проделана огромная. Список использованной литературы включает около четырех сотен книг и статей разнообразных авторов. Некоторые из них – непримиримые противники, идеологически враждующие между собой. Это, не считая десятков трудов Маркса, Ленина, Сталина.

Хессе не пренебрегает и сухой отчетностью, особенно когда рассказывает об индустриализации и коллективизации, о культурной и духовной революции в сталинизированном обществе. В постсоветское время об этом наворотили столько откровенного вранья, что можно только выразить благодарность немецкому профессору, который взялся по-своему осветить эти эпохальные свершения.

Для читателя, который перекормлен вышеупомянутым враньем, внове будет многое. Большинство же советских людей старших поколений всегда смотрели на те свершения иначе, нежели злобствующие критиканы. Ибо судьбы рабочих, крестьян, интеллигенции были неотделимы от этапов индустриализации и коллективизации, как в горе, так и в радости. В основном это было отношение, замешенное на гордости за родину и благодарности Сталину и сталинцам за заботу о народе.

В этой связи не только жителям Германии, но всякому европейцу полезно было бы ознакомиться с произведением Клауса Хессе. И хочется надеяться, что однажды так оно и произойдет. А пока и россияне могут не без пользы для себя прочитать «Сталинский социализм. Практическое исследование».

Лаврентий Гурджиев

Часть первая. Первые годы Советской России – от новой экономической политики к коллективизации и социалистической индустриализации

Глава 1. В борьбе против отсталости: проблемы, программы и возможности

Молодая советская власть стойко держалась – в мировой изоляции, без необходимого экономического опыта и без значительных ресурсов, под бременем, вызванным мировой, гражданской войнами и интервенцией, которые повлекли за собой потери и наложенную после Октябрьской революции экономическую блокаду.

Значительная часть промышленных центров, сосредоточенных лишь в немногих регионах, была уничтожена, а оставшиеся устарели. Необходимая для экономического развития транспортная сеть этой огромной территории была отброшена к исходной точке. Экономика и обеспечение населения продовольственными товарами, текстильными изделиями, обувью и промышленными товарами были на грани развала.

Учитывая то, что не было возможности приобрести бывшие тогда в употреблении станки, оборудование, текстиль и другие товары для срочной переработки сельскохозяйственной продукции, многие крестьяне, которые были обязаны осуществлять поставки сельскохозяйственных продуктов государству, перешли на самообеспечение. Большие посевные площади оставались незасеянными именно потому, что вследствие войн существенно сократилось число тех, кто мог бы пахать землю, сеять и собирать урожай. Уже в 1920 году производство тяжелой промышленности по сравнению с 1913 годом уменьшилось на 15 %, а производительность труда снизилась на 39 %.

Все это: и унаследованная от царских времен отсталость в развитии сельского хозяйства все еще крестьянской Советской России, и отсутствие промышленной отрасли, которая могла бы сравниться с другими государствами, – во многих отношениях поставило под сомнение все планы на будущее. Будет уместно еще раз вспомнить слова Маркса: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями… Тогда наступает эпоха социальной революции».

В Советской России из-за последствий царского самодержавия и оставшейся после войны катастрофичной нужды сложилась такая ситуация, при которой социалистическая революция оставалась единственной реальной альтернативой распродаже национальных интересов, приведенной в действие буржуазией.

Поучительно также, особенно в свете недавнего опыта, что угроза разбазаривания огромных ресурсов и начатая со стороны бывших союзников и Японии фрагментация и колонизация оставляли единственную возможность сделать этот шаг, несмотря на то что объективное развитие производительных сил, т. е. научно-технический потенциал и рабочий класс, не созрело для этого. У Плеханова были вполне серьезные причины для сомнения. Но также четко установлено, что часы мировой истории не успевают идти за теоретическими предписаниями. Уже поэтому первые шаги гражданско-демократической революции должны были потерпеть неудачу, так как русская буржуазия на пороге перехода к империализму уже только на основании своих интересов не имела ни желания, ни возможности выполнить первоначальные требования этой революционной борьбы. С продолжением войны, приведенной в действие этими кругами, Россия попала в катастрофу. Тем самым был прегражден не менее конфликтный и противоречивый путь к гражданско-демократическому развитию на базе капиталистического развития. При таких условиях не оставалось никакого выхода, кроме социалистической революции. Большевики осознавали: успех русской революции во многом объясняется тем, что Россия была варварски угнетена царизмом и ни одна другая страна, кроме России, не была подвергнута таким пыткам и мучениям во время войны. Осуществление социалистической революции подкреплялось надеждой, что революция в России станет первым огоньком социалистических революций в Западной Европе. В январе – феврале 1918 года в работе «К истории вопроса о несчастном мире» Ленин писал: «Нет сомнения, что социалистическая революция в Европе должна наступить и наступит. Все наши надежды на окончательную победу социализма основаны на этой уверенности и на этом научном предвидении».

Но на унизительные условия Брестского мира и нацеленность Троцкого на революционную войну Ленин ответил: «Ведению революционной войны сейчас, непосредственно в этот момент, препятствуют материальное состояние армии и интересы социалистической революции, которая уже началась». Построение социализма в России представлялось на этой стадии лишь как часть международного революционного развития. В январе 1918 года Ленин пишет: «Мы никогда не обольщали себя надеждой, что можем окончить переход от капитализма к социализму без помощи международного пролетариата. Окончательная победа социализма в одной нашей стране невозможна».

И все же в результате Первой мировой, гражданской войны и военной интервенции молодая советская власть осталась одна. Большевики не только надеялись на ощутимую поддержку революционного движения, но и верили (уже в годы гражданской войны), что социалистическая революция в России станет первым огоньком целого ряда революционных пожаров в других странах и все это выльется в мировую социалистическую революцию. Но после Первой мировой войны мировой революции не случилось. А революции в Германии, Австрии и Венгрии, а также в других частях света, были подавлены при поддержке социалистов и социал-демократических политиков. Но снова и снова возникала преисполненная надежд мысль: «Мы теперь ясно видим, как пойдет развитие революции – русский начал, немец, француз, англичанин доделает и социализм победит». Насколько насущными были эти ожидания, станет понятно из слов Троцкого: «…не подлежит никакому сомнению, что конечная победа нашей революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной».

Только на этом основании имело бы смысл размышлять над тем, что «экспроприация капиталистов неизбежно даст гигантское развитие производственных сил человеческого общества», как писал Ленин в работе «Государство и революция». Тогда невозможно было предвидеть, насколько быстро она «приведет к уничтожению разделения труда, к превращению труда в самую первую жизненную потребность». Но всего этого не произошло. Советский Союз должен был за короткие сроки войти в современную фазу развития производственных сил, после того как Советы захватили и удержали политическую власть.

Глава 2. Образование Союза Советских Социалистических Республик

Уже в ходе гражданской войны на Украине, в Белоруссии и на территории Кавказа были попытки разделения областей. Националистические группировки различных мастей образовывали собственные армии, и во многих областях многонациональное государство было на грани распада. Но выход Финляндии, балтийских республик и Польши был, безусловно, определен не только готовностью к этому некоторых членов Совета народных комиссаров, но и решением этих вопросов в соответствии с представлениями о национальном самоопределении. Это не относилось ни к позднее по этой модели интерпретированному выходу Финляндии, ни к Польше, ни тем более к балтийским республикам. Во всех этих странах, в силу внешней и внутренней реакции, выход сопровождался использованием военной силы, военными конфликтами.

В руководстве партии уже во время гражданской войны существовали различные идеи решения всех этих вопросов. Особенно очевидным это становилось в спорах между центром и некоторыми представителями коммунистической партии народов Кавказа. Юрий Жуков описывает это следующим образом: после того как в течение 1922 года образовался союз между Сталиным, председателями правительств Украины и Белоруссии – Раковским и Черняковым – и лидером компартии Грузии Мдивани, 6 октября план Сталина должен был быть подтвержден Центральным Комитетом партии. На заключительной стадии переговоров в конце ноября 1922 года произошла потасовка между Орджоникидзе и грузинским коммунистом Кобахидзе. Тяжело больной Ленин был возмущен, когда до него дошли слухи, связанные с этим конфликтом, и потребовал тщательного расследования этого инцидента.

В связи с этим нужно отметить увеличение недовольства и раздражительности Ленина: исключенный из всех активных сфер в связи со своей болезнью и только поверхностно информированный о ходе дел, он оказался не в состоянии быть лидером в той же мере, что и ранее, а ведь это было на протяжении многих лет его образом жизни. Также в результате расследования этого инцидента в ноябре 1922 были приняты решения по изменению состава ЦК КП Грузии, по «Союзу Республик» и принятию единого государственного бюджета СССР. Решения были приняты с ведома Ленина, но уже без его активного участия. Один-два месяца спустя должно было быть принято постановление о вступлении Украины, Белоруссии и Закавказской Федерации в состав РСФСР. Но на пленарном заседании Каменев выступил с сообщением о том, что отсутствующий в связи с тяжелой болезнью Ленин настаивает на формировании Союза Советских Социалистических Республик. В договор также должен был быть включен пункт, который предоставлял бы республикам право выхода из Союза в любой удобный для них момент. Затем члены ЦК проголосовали в соответствии с предложением Ленина. 18 ноября 1922 года в газете «Правда» было опубликовано интервью со Сталиным под названием «Вопрос об объединении независимых национальных республик», в котором он сообщил о готовящемся образовании Союза Советских Социалистических Республик: «Инициатива движения принадлежит самим республикам. Еще месяца три тому назад руководящие круги закавказских республик поставили вопрос о создании единого хозяйственного фронта советских социалистических республик и об объединении их в одно союзное государство. Тогда же был перенесен вопрос на широкие партийные собрания в некоторых районах Азербайджана, Грузии и Армении, вызвавший, как видно из соответствующих резолюций, небывалый энтузиазм. Почти одновременно с этим был возбужден вопрос об объединении на Украине и Белоруссии, вызвавший там среди широких партийных кругов, так же как и в Закавказье, определенно восторженное отношение. Эти обстоятельства несомненно говорят о жизненности движения и о том, что вопрос об объединении республик, безусловно, назрел».

Сталин видел решающие для этого мотивы прежде всего в экономике. Речь шла о помощи крестьянскому хозяйству, поднятии промышленности, улучшении средств сообщения и связи, финансовых вопросах, вопросах о концессиях и прочих экономических договорах, совместных выступлениях на заграничных рынках в качестве покупателей или продавцов товаров. «Истощение внутренних хозяйственных ресурсов наших республик в результате гражданской войны, с одной стороны, и отсутствие сколько-нибудь серьезного притока заграничного капитала, с другой стороны, создали такую обстановку, при которой ни одна из наших советских республик не в силах восстановить свое хозяйство своими собственными силами. Это обстоятельство особенно ощутительно теперь, когда Советские республики впервые после ликвидации гражданской войны приступили серьезно к разрешению хозяйственных вопросов и здесь, в ходе работы, впервые ощутили всю недостаточность изолированных усилий отдельных республик, всю неизбежность соединения этих усилий и хозяйственного объединения республик как единственного пути действительного восстановления промышленности и сельского хозяйства». В этой связи Сталин указывал также на то, что уже в годы гражданской войны и интервенции это привело к объединению военных усилий.

Затем, в ходе дипломатических переговоров с империалистическими государствами в Генуе и Гааге, стало ясно, что с их стороны были попытки восстановить капиталистические отношения собственности. На конференции в Генуе советская делегация представляла не только РСФСР, но и все другие Советские республики (Азербайджанскую, Армянскую, Белорусскую, Бухарскую, Грузинскую, Дальневосточную, Украинскую и Хорезмскую). Но теперь речь шла об объединении экономики и при этом об объединении на добровольной основе.

26 декабря 1922 года на десятом Всероссийском конгрессе Советов Сталин держал речь об объединении Советских Республик. В ней он упоминал о том, что объединяются четыре республики: РСФСР как целостное федеральное образование, Закавказская Республика тоже как целостное федеральное образование, Украина и Белоруссия. Две независимые народные Советские республики, Хорезм и Бухара, пока остаются вне рамок этого объединения только потому и исключительно потому, что не являются еще социалистическими. В своей речи он ссылался на три группы причин, которые делали это объединение необходимым. Во-первых, он указывал на необходимость рационального использования слитых за семь лет войны ресурсов, на исторически выросшее разделение труда между частями страны, на безнадежное состояние транспортных связей и, наконец, на недостаток финансовых ресурсов.

Во-вторых, он напоминал о внешних общих условиях, о трудностях работы с иностранным капиталом, о проблемах установления дипломатических отношений с другими государствами и о по-прежнему существующей опасности новой войны. Все это было необходимо для того, чтобы содержать общую армию, которая будет в состоянии обеспечить надежность республики. При этом он обращал внимание на опасность экономического бойкота, о которой уже упоминалось в переговорах с Уркартом. Хотя полный экономический бойкот республики и не удался, но большого притока капитала для нужд хозяйства тоже не наблюдалось. По-прежнему существовала опасность экономической изоляции. Эта новая форма интервенции, не менее опасная, чем интервенция военная, могла быть устранена лишь созданием единого экономического фронта Советских республик в капиталистическом окружении. В то же время Сталин указывал на то, что предпринятая на Лозаннской конференции попытка дипломатически изолировать Советскую Россию потерпела неудачу потому, что Советские Республики выступали вместе. Исходя из этого он внес предложение президиума Всероссийского исполнительного комитета объединить РСФСР, УССР, Закавказскую федерацию (ЗСФСР) и БССР в Союз Советских Социалистических Республик. Во втором пункте этого договора говорится о том, что это объединение происходит добровольно и равноправным республикам в любое время предоставляется право на выход. Эта речь заканчивается словами: «Будем надеяться, товарищи, что образованием нашей союзной республики мы создадим верный оплот против международного капитализма, что новое союзное государство послужит новым решительным шагом по пути к объединению трудящихся всего мира в единую Мировую Социалистическую Советскую Республику». 30 декабря 1922 года на I съезде Советов было принято решение об основании СССР. При разработке конституции Раковский, Фрунзе и Мдивани определенно настаивали на суверенитете республик, «хотя Ленин никогда не говорил об этом в присутствии других». В связи с этим Ю. Жуков рекомендует ознакомиться с работой под заголовком «К вопросу об автономии» – документом, который был опубликован впервые в 1956 году и никому не был известен ранее. Хотя автором этих заметок от 30 и 31 декабря 1931 года значится Ленин, В. И. Сахаров на основании своего исследования («Подменено ли завещание Ленина? Кто автор?») указывает, что эти тексты только и существуют в машинописном варианте, без подписи Ленина. Есть сомнения в том, что Ленин является автором тех заметок, которые были позже обозначены как «политическое завещание Ленина». Сахаров подтверждает, что «Странички из дневника», «O нашей революции», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше» были написаны с 26-го по 29 декабря 1922. Сюда он также относит «Письмо к съезду», надиктованное с 26-го по 29 декабря 1922 года, в котором обсуждаются реорганизация ЦК партии и внедрение законодательных функций Государственной Плановой комиссии, и заметки «О кооперации», написанные с 4 по 6 января 1923 года. Сахаров обосновывает это тем, что все эти тексты появляются в различных документах ленинского секретариата и в документах Политбюро. Отсюда следует, что Ленин к этому времени был вполне дееспособен. Они не противоречат друг другу и их нужно понимать как продолжение заявлений Ленина, которые он сделал по тому или иному вопросу ранее. Но в то же время становится ясно, что имеются тексты, авторство которых не может быть подтверждено. Сахаров подчеркивает, что речь идет о документах, которые отличаются от всех других антисталинскими тенденциями. Таким образом, с помощью секретаря Ленина, Троцкий организовал публикацию статьи «К вопросу о национальностях или об “автономизации”». При этом он объяснил, что не получал никакого заказа, так что об отношении Ленина к этой статье ничего не было известно. Хотя противники образования СССР на XII съезде РКП(б) и пытались использовать ее текст для разрушения только что созданного СССР как единого государства, но тем самым достигли противоположного: авторитет Сталина и здравый человеческий смысл победили в этой интриге. И в этой связи Сахаров подчеркивает, что указание на эту статью от 30-го и 31 декабря 1922 года было впервые зарегистрировано в это время, т. е. в апреле 1924 года, в секретариате Ленина. Жуков напоминает о воодушевлении Карла Радека, который летом 1923 года на заседании бюро Коммунистического интернационала молодежи (КИМ) определенно указывал на то, что при названии нового государства избегали упоминания о России: ведь теперь каждая страна могла присоединиться и соблюдался принцип равноправия.

Кто же был отцом-основателем СССР? Жуков называет Ленина, Троцкого, Зиновьева, Рыкова, Бухарина и Радека – всю верхушку, за исключением группы во главе со Сталиным. Это были те, кто еще надеялся на революцию в Германии, так как к этому времени уже стало совершенно ясно, что новая экономическая политика себя не оправдала.

Глава 3. Внутрипартийные разногласия, классовая борьба и борьба за власть

После краха военной интервенции и блокады инициаторы прямого военного вмешательства в дела Советского Союза, казалось, были вынуждены изменить свои дальнейшие шаги. Их представители видели в новой экономической политике, т. е. вынужденных тактических уступках буржуазии вследствие возникновения экономических проблем, ставящих государство под угрозу существования, шансы для постепенных внутренних изменений соотношения сил во власти как внутри страны, так и за рубежом.

С этой целью были реанимированы контакты между прежними британскими, французскими и немецкими головными предприятиями и инженерно-техническим и административным персоналом бывших русских дочерних предприятий.

Но на этом не остановились. Дипломатические миссии Великобритании были преобразованы в центры шпионажа и диверсионной деятельности. Для того чтобы целенаправленно, осознано влиять на финансовое положение СССР, был завербован сотрудник Государственного банка СССР. Вновь и вновь предпринимались не только попытки получения информации от действующих гражданских специалистов в региональных Советах и в Верховном Совете, в Госплане и других органах экономического руководства в зоне их ответственности, но и попытки проведения актов диверсии, имевшие централизованное управление. Третьи лица были уполномочены производить разведку вооружения, местоположения и настроения частей Красной армии и их командиров. Со стороны Румынии, Польши, стран Балтии и Финляндии были организованы шпионско-диверсионные группы, вооруженные банды для проведения террористических нападений на советские учреждения в стране и за рубежом. Много раз дело доходило до покушений.

В этих условиях как идеи об окончании войны, так и обсуждавшиеся до этого в кругах некоторых инженеров, экономистов и других ученых идеи об экономике, ориентированной на построение социалистического общества, не могли найти ни применения, ни дальнейшего развития. Это также касается и только что разработанных альтернативных идей развития социалистического государства. Основные разногласия остро ощущались в ЦК РСДРП уже в преддверии Октябрьской революции. Но за предательством вооруженного восстания, за Зиновьевым и Каменевым и за спорами об отношении большевиков к гражданскому парламенту остался скрытым целый ряд других, как выяснилось, не менее основополагающих разногласий. Это ясно показали, в частности, и дискуссия об участии других партий в Совете народных комиссаров, и – самое главное – спор о Брестском мире.

Уже это показывает, что большого авторитета, которым, несомненно, обладал Ленин, было недостаточно для устранения или урегулирования всех этих фундаментальных разногласий. В свете событий нельзя было снимать со счетов спорные позиции, оставались разобщенность и предубеждения, в результате которых целый ряд тех, кого позднее стали называть «старые большевики», временно или совсем отошли от дел, и на ответственных позициях моментально появились другие, кто знал, как нужно использовать обстоятельства в свою пользу; в другое время эти люди ни как личности, ни как профессионалы не смогли бы дорасти до столь высоких позиций.

Как далеко отклонились идеи, связанные с взятием власти в свои руки, стало ясно в ходе дебатов об «Апрельских тезисах»: Каменев, Калинин и ряд других членов открыто выступали против, Сталин воздержался, и только Молотов, Шляпников и некоторые молодые члены ЦК считали эту установку правильной. Еще более проблематичным было решение поднять вооруженное восстание: Зиновьев и Каменев с самого начала были против этого решения, Бокий, Володарский и Милютин вспоминали о безразличии, равнодушии, с которым массы относились к большевистским лозунгам. Несмотря на это Дзержинский, Калинин, Лацис, Сталин и другие члены ЦК (всего 19) были за, двое против и четверо воздержались от голосования, так что большинство ЦК высказалось за это решение.

Каменев и Зиновьев зашли так далеко, что стали критиковать это решение в меньшевистской «Новой жизни» и тем самым предавать дело революции. Следующий конфликт не заставил себя долго ждать: на требование Профсоюза железнодорожников в ноябре 1917 года сформировать правительство с участием меньшевиков Ленин ответил, что это возможно лишь в том случае, если эти члены правительства признают программу большевиков. Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин и Милютин вышли из состава ЦК. Каменев, Рыков, Ногин, Милютин и Теодорович также подали в отставку, отказавшись от своих должностей, и вернулись назад в Совет народных комиссаров.

Еще более жесткими были дискуссии в связи с Брестским миром. На этот раз группа «левых коммунистов» (Бухарин, Урицкий, Оппоков (Ломов), Осинский, Преображенский, Пятаков и Радек), учитывая бесперспективность подписания немцами ультиматума в ожидании революции в Германии, выступила против предложения Ленина. Вместо этого они потребовали вести революционную войну. После провала своего доклада Троцкий предпочел придерживаться расплывчатого нейтралитета. Лишь позднее стало известно, что уже на этом этапе существовали далеко идущие планы.

На суде над «право-троцкистским блоком» в марте 1938-го Бухарин и связанные с ним «левые» коммунисты вместе с троцкистами и «левыми» социал-революционерами были обвинены в планировании заговора против Советского правительства. Для того чтобы помешать подписанию Брестского мира, планировалось свергнуть Советское правительство, а его самую непреклонную часть – В. И. Ленина, И. В. Сталина и Я. М. Свердлова – арестовать и убить. «Левая» коммунистка Яковлева Варвара Николаевна, также выступавшая против заключения мира с Германией, на суде показала следующее: «Бухарин мне развил ту мысль, что политическая борьба приобретает все более острые формы и дело не может ограничиться одной лишь политической формулировкой о недоверии к ЦК партии. Бухарин заявил, что дело неизбежно должно дойти до смены руководства, в связи с чем стоит вопрос об аресте Ленина, Сталина и Свердлова и даже о физическом их уничтожении…» Бухарин признавался, что в переговорах с «левыми» социал-революционерами при посредничестве Пятакова речь действительно шла о насильственном свержении Советского правительства. Но, вопреки заявлениям подсудимой В. Н. Яковлевой, он категорически опровергал намерение ареста Ленина, Сталина и Свердлова и их «физического уничтожения» в течение 24 часов.

Кем же были те, чьи имена постоянно всплывают в этой серии внутрипартийных конфликтов? И почему именно эти люди вновь и вновь появляются на переднем плане, когда речь заходит об основных решениях? Ответ на второй вопрос становится очевидным уже из самой формулировки: как в «Апрельских тезисах», так и в принятии решения о вооруженном восстании, в формировании правительства, в выступлениях в поддержку или против подписания Брестского мира речь всегда шла о шагах, от успеха которых зависело будущее партии и, как следствие, будущее всей страны.

Уже исходя из этого нельзя оставлять без внимания никого, кто участвовал в принятии решений, так как речь шла о дальнейшем развитии и часто о самом существовании дела, которому эти люди посвятили всю свою предыдущую жизнь. Но, таким образом, в конечном итоге нельзя дать однозначный ответ на вопрос о мотивах поступков отдельных личностей. Потому что существуют свидетельства участников тех событий, из которых можно сделать выводы, дающие иной взгляд на происходящее.

На первом плане всех этих конфликтов находились предложения и требования В. И. Ленина, с которыми были связаны основополагающие изменения в политике партии. Это касалось его «Апрельских тезисов», решения о вооруженном восстании и способе формирования правительства, а также решения подписать договор о Брестском перемирии. Позже такие споры повторялись во время гражданской войны по вопросам стратегии и тактики, честности и надежности бывших царских военнослужащих и других специалистов, по способам поддержания правопорядка и обеспечения города и армии продовольствием, зерном, по проблемам систематического саботажа и растущего партизанского движения, – короче говоря, по всем вопросам, на которые после захвата политической власти Советской России необходимо было найти ответы. Развалом старого государственного аппарата и неопытностью тех, кто в то время занимал ответственные посты, объясняются ошибки в принятии решений и вытекающие из этого новые, часто еще более весомые проблемы. Гораздо более важными были проблемы, особенно обострившиеся благодаря самодовольству и авторитарной, надменной самонадеянности тех, кто теперь принимал решения. Вновь и вновь это доказывало, что командиры, комиссары или наделенные особыми полномочиями народные комиссары были перегружены неразберихой проблем. И довольно часто скоропалительно принятые решения претворялись в жизнь, потому что для тех, кто их принимал, было важнее сохранить собственный авторитет, нежели признать ошибочность изданных ими инструкций и приказов.

На первом месте здесь упоминались и упоминаются Сталин и Свердлов. Хотя интерес к умершему два года спустя Я. М. Свердлову ограничен, стоит все же рассмотреть биографию этого человека в интересующей нас связи. Сталин впервые увидел Ленина в декабре 1905 года на партийной конференции в Таммерфорсе, был делегатом IV и V партийных съездов и в 1912 на конференции в Праге был заочно кооптирован в ЦК. В этот период Сталин по предложению Ленина пишет работу «Марксизм и национальный вопрос». Деятельность же Свердлова была сосредоточена на работе партийных организаций на Урале. Здесь до 1905 года, во время первой революции, пребывания на нелегальном положении он был несколько раз арестован и осужден. В 1910 году он работал в качестве редактора в Санкт-Петербурге и был кооптирован в российское бюро ЦК. Из-за предательства агента охранки Малиновского Сталин и Свердлов были арестованы в феврале 1913 г. и сосланы в сибирский Туруханск. После Февральской революции оба снова активизировали свою деятельность: Сталин в качестве ведущего функционера ЦК – в Петербургском Комитете, а Свердлов – в организации пролетарского восстания на Урале. Оба они представляли собой тип партийного работника, тесно связанного с революционным развитием в стране.

Они были хорошо знакомы с практической работой по развитию партийных организаций и пользовались полным доверием людей, посвятивших себя этой задаче. В центре столкновений с позицией, занятой Лениным и поддержанной И. В. Сталиным и большинством членов ЦК, за несколько месяцев до Октябрьской революции стояли имена Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева и Н. И. Бухарина.

Этот факт, на первый взгляд, может показаться удивительным, потому что Зиновьев и Каменев были знакомы с Лениным с 1903 года и своей поддержкой внесли определенный вклад в победу его позиции и в создание и развитие большевистского крыла РСДРП. Но уже в ходе поверхностного сравнения биографических данных становится ясно, насколько противоречиво, сложно и трудно проходило создание первого Совета народных комиссаров, уже потому, что едва ли кто-то из уполномоченных на выполнение этих задач ведущих членов ЦК РСДРП кроме жизненного опыта обладал еще и знаниями, являющимися непременным условием для решения порученных им задач.

Таким образом, становится более понятным, почему Каменев, Рыков, Ногин, Милютин и Теодорович почти сразу же ушли со своих должностей, мотивировав это необходимостью создания коалиционного правительства с привлечением более опытных политиков из других социалистических партий. Но обоснованными были всегда и те соображения, с учетом которых от этого шага в то время, ввиду предательской ориентации этих партий, пришлось отказаться: последствия этого решения могли быть куда более губительными.

Особенно очевидным становится это в оценках, характеризующих Г.Е. Зиновьева. Луначарский, исходя из собственного опыта, описал его вначале как производящего впечатление весьма неуверенного в себе и болезненного молодого человека. Но в ходе дебатов на Стокгольмском съезде он увидел увлеченного оратора, который умел пылкой речью перетянуть слушателей на свою сторону, мог убедить их логикой своих рассуждений и без труда менял настроение изначально сдержанной и отрицательно настроенной толпы. Однако у сотрудницы Коминтерна Айно Куусинен, которая работала с Зиновьевым как с председателем Исполнительного комитета, возникло совсем другое впечатление. По ее словам, он не пользовался особым уважением среди сотрудников. Она описывает его как одержимого честолюбивыми планами, хитрого, грубого в обращении с другими, «неотесанного начальника», «бабника», чьи требования к подчиненным не знали границ и который вел себя с начальством как подхалим. С другой стороны, такая картина дополняется упоминанием причины враждебного отношения Зиновьева к Троцкому: его паническая беспомощность во время обороны при наступлении Юденича на Петроград привела к тому, что Троцкий не только отдалился от него, но и общался с ним с демонстративным презрением. За этой скандальной ситуацией стояло противостояние двух действительно очень разных, по-своему доминирующих личностей, поведение которых можно было бы в общих чертах характеризовать как поразительное тщеславие.

В дополнение к этому описанию сошлемся на мнение Бажанова Б. («Воспоминания бывшего секретаря Сталина»). Несмотря на всю осторожность, он демонстрирует проницательное понимание отношений между Зиновьевым и Каменевым: по его наблюдениям, последний, к сожалению, был полностью подавлен Зиновьевым. Каменев сам по себе был не одержимым властью, а добродушным человеком, немного обывательского склада ума. Он был старым большевиком и ни в коем случае не трусом. В революционных целях он шел на известные риски и несколько раз был арестован. Со временем он полностью растворился в окружении Зиновьева и следовал за ним до того момента, когда был вынужден выступить против Ленина.

Отношения между Николаем Ивановичем Бухариным и Лениным носили другой характер, нежели отношения, которые связывали Ленина, Зиновьева и Каменева: с последними, как уже говорилось, он был связан политической работой в партии. С Бухариным же он сотрудничал в период между 1912-м и 1916 годами во время исследования империализма. Бухарин сделал себе имя своими работами по экономике. Особый интерес вызывает работа «Мировое хозяйство и империализм». Здесь были впервые опубликованы марксистские идеи относительно империалистической фазы капитализма. Ленин видел научное значение работы в том, что Бухарин рассматривает основные факты мировой экономики в связи с империализмом как с определенным этапом развития высокоразвитого капитализма.

Но между этой работой и работой Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» имеются заметные различия: в работе Ленина дается систематический анализ социально-экономического характера этого явления и его социально-политических последствий, оценка которых имеет актуальность и в современном мире. Работа на эту тему была важна для обеих сторон. Существующие в этом и других вопросах разногласия ограничивались тактическими задачами и деталями. Совсем другой характер носили фундаментальные различия, которые в результате ожесточенных дебатов о заключении Брестского мира в конечном итоге вынудили «левого коммуниста» Бухарина объявить о своем выходе из ЦК после поражения 23 февраля 1918 г. Хотя на VII съезде партии Бухарин, как и его товарищи (А. Ломов, М. С. Урицкий, А. С. Бубнов), не получил большинства голосов, он был снова избран в ЦК.

Совсем другой и более показательный характер носили различия между В. И. Лениным и Л.Д. Троцким: тот факт, что этот человек обладал выдающимися риторическими, организационными и интеллектуальными способностями, отрицается так же редко, как и то, что его отличала не менее выраженная уверенность в себе и самолюбие, которое в своем тщеславии не знало границ. Всего лишь после нескольких спонтанных выражений относительно марксистских позиций он так яро присоединился к позиции, которой придерживался Ленин, что на данном этапе его даже называли рычагом действия Ленина. Однако в споре за активное сотрудничество как важнейшее условие членства в РСДРП он перешел на сторону меньшевиков, когда стало понятно, что его амбиции находят не только одобрение. В своей статье «Наши политические задачи» он не только утверждал, что Ленин был абсолютно не марксистом, но зашел так далеко, что оскорбил Ленина, назвав его вождем реакционного крыла партии и узурпатором, который пытается превратить социал-демократов в покорные винтики революции. Троцкий никогда не уставал напоминать о своей деятельности на посту председателя Петербургского Совета в 1905 году. Но в 1905-1917 годах он ругал большевиков, которым неоднократно пророчествовал падение. В мае 1917 года он был назначен ответственным за сотрудничество с Временным правительством, а после поражения июльской демонстрации под давлением Ленина на VI съезде партии вместе с Межрайонной организацией объединенных социал-демократов (межрайонцами) был принят в РСДРП(б).

Во время Октябрьской революции и после нее Троцкий выполнял разные задания: 20 сентября 1917 г. он снова стал председателем Петроградского Совета. Затем 16 октября этот орган основал военно-революционный комитет Петроградского Совета. После победы революции Троцкий был назначен наркомом по вопросам внешних связей и возглавлял советскую делегацию на мирных переговорах в Брест-Литовске. 13 марта 1928 г. Совет народных комиссаров назначил его комиссаром по военным и морским делам. Он получил неограниченные полномочия во время формирования Красной армии. Как это повлияло на ситуацию, почувствовал не только командир первого ранга Балтийского флота капитан Щастный, которому ироничное отношение к военным навыкам Троцкого сослужило плохую службу. Ничем не отличается и ситуация с командиром Первого крестьянского социалистического кавалерийского полка Б. М. Думенко. Выходец из крестьян, он сам построил карьеру после Первой мировой войны, дослужившись от сержанта до капитана партизанской бригады. В. Клушин прокомментировал его жизненный путь следующими словами: «На совести Троцкого и казнь одного из создателей красной конницы – комкора Думенко, не захотевшего получать боевой орден из рук председателя Реввоенсовета и обвиненного в связи с этим в антисемитизме. Дослужившийся при царизме в казачьих частях до подполковника, Думенко невысоко оценивал военные способности наркомвоенмора, за что и поплатился жизнью».

Спорным может оставаться такое утверждение: Троцкий отправлял на казнь тех людей, поведение которых служило прототипом для его собственного поведения. Он использовал сочетание мелкобуржуазной спонтанности революционного настроения с требующим от него сил культом вокруг своей личности. Себе и своему интеллектуальному превосходству он приписывал все успехи. При этом среди мелкобуржуазных городских интеллектуалов он нашел поддержку и понимание собственной склонности впадать в панику при возникновении проблем, кажущихся на тот момент безнадежными. При этом нельзя не упомянуть тот факт, что, кроме эмигрировавших большевиков и меньшевиков, никто другой не мог знать о борьбе Троцкого против Ленина и большевистской партии. При возникновении срочных проблем Ленин и его ближайшие соратники не были заинтересованы создавать конфликтную ситуацию в своих собственных рядах из-за проблем, которые, как они предполагали, возникли и отчасти изжили себя уже давно. Троцкий был известен как председатель Петербургского Совета 1905 года. Его популярности способствовали сообщения прессы о его аресте во время возвращения из США. В конце концов, не следует забывать, что талантливый оратор и трибун во время своих выступлений на демонстрациях и на встречах чувствовал себя как рыба в воде. Выступая со своими речами, он замечательным образом давал понять, что вдохновить можно не только обычных рабочих, солдат и матросов, но и людей, которые лучше знакомы с политикой. Еще больше Троцкий выразил себя в презентации своей исторической роли в работе «Уроки Октября». Фактический акт революции – так он утверждает – состоял не в захвате власти большевиками, не в штурме Зимнего дворца, не в аресте Временного правительства, не в принятии решения на Втором Всероссийском съезде рабочих и солдатских депутатов от 26 октября или формировании Совета народных комиссаров, а в принятом Петроградским Советом (под руководством Троцкого) решении запретить отправку солдат Петроградского гарнизона на фронт. Насколько незначительным кажется это решение! Решающим был и остается тот факт, что этот переворот был подготовлен народными массами по инициативе В. И. Ленина и под руководством большевиков, ими же был совершен и увенчался победой. В этом есть и доля участия Троцкого. Но в высокомерной манере, в которой он превозносил свои заслуги над заслугами других, мотивы его действий открываются в весьма сомнительном свете.

Д. Волкогонов на основании имеющихся у него источников охарактеризовал поведение Троцкого следующим образом: «Троцкий, всегда старавшийся создать себе комфортные условия, позаботился о себе и сейчас (в своем поезде! – К. Х.): повара, секретари (таковых было три! – К. Х.), охрана, снабжение». Из документов, оставшихся после его работы в качестве главнокомандующего Красной армии, становится ясно, что Троцкий был очень амбициозным человеком. Некоторые из его выражений и записок напоминают скорее кокетство с вечностью. Очевидно, он старался продемонстрировать свою исключительность и задокументировать ее всеми возможными способами для потомков. Никакой другой предводитель революции не зацикливался на идее возить с собой стенографистку, фотографа и киногруппу, чья единственная работа состояла в документировании его значения в истории. Разумеется, учитывая его несомненно значительные военные успехи, стоит отказаться от подробного рассмотрения этих странных качеств. Но стоит упомянуть: Троцкий не мог и не хотел понимать, что другие не только не замечают демонстрируемое им превосходство, а могут и похвастаться военными и другими успехами, не менее значительными, чем его собственные. Его яркий талант оратора и лидера играл важную роль. Но в конечном счете он дискредитировал себя своим эгоцентричным поведением, тщеславием и высокомерием. Здесь непременно стоить принять к сведению оценку ситуации, несколькими годами позже данную Сталиным. На вопрос, чем объяснить, что «Троцкий, несмотря на его ораторское искусство, несмотря на его волю к руководству, несмотря на его способности, оказался отброшенным прочь от руководства великой партией», он отвечает следующим образом: «Троцкий не понимает нашей партии. У него нет правильного представления о нашей партии. Он смотрит на нашу партию так же, как дворянин на чернь или как бюрократ на подчиненных». Изображая партию как «голосующую баранту, слепо идущую за ЦК партии», Троцкий, справедливо считает Сталин, выражает презрение к партийным массам. Что же тут удивительного, если партия, в свою очередь, отвечает на это презрением и выражением полного недоверия Троцкому, который «потерял чутье партийности, потерял способность разглядеть действительные причины недоверия партии к оппозиции»?

В мае 1922 года Ленин перенес первый инсульт. В этом положении он напомнил Сталину, что под его собственным давлением тот пообещал ему достать в безнадежной ситуации цианистый калий. 16 декабря 1922 г. Ленин перенес второй инсульт. Два дня спустя ЦК решил назначить Сталина лично ответственным за то, чтобы предотвратить все личные и письменные контакты с Лениным до его выздоровления. 20 декабря профессор Форстер обследовал тяжело больного Ленина и пришел к выводу, что тот должен воздержаться от любой работы. Но 21 декабря Ленин диктует своей жене письмо Троцкому, а 22 декабря диктует секретарю просьбу к Сталину достать ему цианистый калий, так как ситуация зашла слишком далеко. Но в тот же день, когда Н. К. Крупская узнала о намерениях Ленина покончить жизнь самоубийством, Сталин узнал о нарушениях Надеждой Крупской контролируемого им предписанного врачом режима из писем, в которых Ленин, исходя из тенденциозных представлений, находит решения для различных проблем. Вряд ли можно представить, в каком эмоциональном напряжении проходили в этот период телефонные беседы с обеих сторон. Сталин не считал для себя возможным выполнить просьбу Ленина, поскольку профессор Форстер дал положительный прогноз. По понятным причинам он и Крупская были очень взволнованы. Исходя из этой ситуации, 23-го и 24 декабря 1922 г. Ленин составил свое «Письмо к съезду». Но помимо записанного в нем множества соображений, которые должны были быть приняты самым серьезным образом (относительно увеличения ЦК или угрозы раскола), в письме заметно как влияние его болезни, так и масштаб его отчаянного положения.

С. Миронин видит первопричины возникших в этой связи разногласий между поддерживаемой Троцким ориентацией на перманентную революцию и оценкой, которой придерживались Каменев, Зиновьев, Сталин, Молотов, Рыков и Бухарин, в том, что уже ввиду экономической ситуации в стране было невозможно придерживаться позиции Троцкого в вопросе мировой революции. Из писем Троцкого в ЦК в январе 1923 г. становится ясно, что на самом деле он считает работу других неправильной или нелепой, но при этом отказывается принять предложение Ленина взять на себя ответственность одного из его заместителей. «Особенно чувствительно Троцкий реагирует, когда ему напоминают о том, что полтора года назад он придерживался мнения, что дни Советской власти сочтены», – отмечает Миронин.

Ввиду принимающей огромные размеры бюрократии письмо Троцкого от 2 декабря 1923 г. может показаться посторонним лицам предложением по улучшению работы. Те, кто знаком с причинами этого процесса, видят здесь попытку заменить отошедшего из-за болезни от дел Ленина коллективным сотрудничеством.

Левая оппозиция была сформирована в ходе внутрипартийных споров, которые обострились во время болезни Ленина. После его смерти эти конфликты рассматриваются открыто. Первым звездным часом стало «Заявление сорока шести». В нем предупреждения Троцкого относительно экономического и финансового кризиса сопровождаются нападками на партийное руководство: его обвиняют в бездеятельности, бюрократизме, формировании фракции, которая препятствует свободному выражению мнения и способствует разложению партии. Подписавшиеся под этим заявлением призвали к созыву собрания, на котором прежде всего они, критики выбранного совета, должны будут высказать свое мнение. Позже Троцкий отрицал, что был в числе подписавших этот документ и образовавших эту антипартийную группу и таким образом препятствовал выполнению решений X съезда партии. Но на основании документов, оставшихся после этого периода, обвинения нашли подтверждения. Уже на XIII съезде это требование встретило массовое сопротивление делегатов. Требования Троцкого, Преображенского, Пятакова, Радека и других подписавших «Заявление сорока шести» не получили ожидаемой поддержки. Но это было только началом конфликта с образованной вокруг Троцкого левой оппозицией.

Эта проблема находилась в центре внимания и на XIII съезде РКП(б). Но между коалициями, состав которых постоянно менялся, между Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и Сталиным в споре о путях решения практических вопросов стояли не только фактические разногласия. Всем участникам дискуссии было понятно, что борьба идет за будущую политическую власть. Логичным последствием стали вновь возникшие интриги, появление враждующих коалиций, групп и фракций, погрязших в спорах о прежних договоренностях. Совершенно логично будет предположить, что в этих спорах имели место и втирание в доверие, и предательство, и беспринципный карьеризм. В этой атмосфере нередко имели успех именно те, кто умел перетянуть людей на свою сторону, те, кто демонстрировал свою безусловную преданность той или иной идее наиболее убедительным образом.

Тот же, кто выражал собственное, возможно, критическое мнение, вызывал подозрение у своих конкурентов как сомневающийся в выбранной партией линии, придерживающийся вражеского мнения или даже враг. То, что, находя поддержку в зависимости от спроса и других льгот внутри партии и советской бюрократии, это должно было привести к формированию взаимовыгодной стимулирующей зависимости от посредственности, некомпетентности, слепой преданности, приводящей даже к совершению преступлений и, несмотря на повторяющиеся чистки, к симптомам культа личности, – все это стало понятно гораздо позже.

Борьба за власть приводила к участию в преступлениях, о которых (как и об их последствиях) стало известно только много лет спустя, когда было уже слишком поздно. Под маской слепой преданности партии даже беспринципные и безрассудные болтуны поднимались вверх по карьерной лестнице на руководящие должности государственных органов и бюрократии партии, и последствия этого процесса были тяжелы.

Особенно катастрофическими были эти последствия в ЧК. Многие из его наиболее надежных и преданных бойцов отдали свои жизни и здоровье в первые годы советской власти в борьбе против белой гвардии и интервентов. Многие из тех, кто когда-то честно, убежденно выступал и боролся за идею социализма, не смогли противостоять соблазну власти. Мало кто оставлял службу из-за понимания, что его образование и навыки не подходят для выполнения сложных задач. Но даже с теми, кто занимал освобождающиеся по этой причине места, возникали проблемы. Многие имели действительно лучшее образование, знали, как лучше показать себя, и действительно были способны в нужный момент произвести гораздо лучшее впечатление, чем те, кто так и не научился дипломатично выражаться и не умел себя вести. Однако не все одинаково серьезно относились к службе как служению социалистическим идеалам, так как для многих важнее было, как без промедления и сожаления использовать каждую возможность и любые средства, чтобы подняться вверх по карьерной лестнице. Тот факт, что курс на решение огромных экономических проблем страны требовал наличия различных характеристик и навыков, так же верен, как и то, что в контексте этих новых задач оппортунисты и карьеристы знали, как быстрее добраться до необходимых и влиятельных должностей. То, что такие проблемы были неотделимы от накопившихся на протяжении веков проблем развития и дефицита квалифицированных кадров, привело к тяжелым последствиям, как и факт, что решать эти проблемы нужно было не только с помощью активизации усилий по улучшению системы образования. Потому как с обретением самых передовых результатов в области науки, техники и технологий связанные с этими областями круги научно-технической и художественной интеллигенции, сотрудники внешней торговли и дипломатической службы из преуспевших в этих областях держав перенимали не только разного рода достижения, но и другие, в основном мелкобуржуазные ценности.

Эти парадоксы, а также связанные с ними конфликты и новые задачи в то время могли изначально восприниматься только в качестве внешних явлений. Однако для оценки таких явлений не хватало опыта, ответственным лицам не хватало необходимых знаний и того, что можно назвать необходимой интуицией. Тот факт, что в контексте социальных потрясений, распада, растворения старых классовых структур и появления новых слоев – государственных служащих, сотрудников аппарата безопасности и партийных работников – возник целый пучок новых социально-экономических проблем, рассматривался с критической точки зрения так же мало, как и тот факт, что в окружении власти особые интересы становились самостоятельным явлением. Такое представление можно было бы рассматривать как сильно преувеличенное. Но при беспристрастной оценке становятся ясными связи, которые имели решающее значение не только для СССР 30-х годов, но и для других стран, а также для дальнейшего развития, особенно для заключительного этапа существования Советского Союза.

После XIV партийной конференции, прошедшей в апреле 1925 года, началось образование так называемой «новой оппозиции». В принятой по докладу председателя Совнаркома СССР Рыкова «О кооперации» резолюции провозглашалась принципиально новая политика в деревне, которая предполагала снижение сельскохозяйственного налога на 40 %, вложение дополнительных государственных средств в систему хозяйственного кредитования крестьян, разрешение найма рабочей силы и сдачи земли в аренду, предоставление права участия в различных формах кооперации всем слоям населения, занимающимся сельским хозяйством. Бухарин охарактеризовал новый курс как «развитие нэпа в деревне». Кроме того, конференция приняла выдвинутую Сталиным еще в декабре 1924 года «теорию построения социализма в одной стране». Взгляды «новой оппозиции» сводились к критике экономического поворота в деревне, внутрипартийного режима, а также теории построения социализма в одной отдельно взятой стране.

XIV съезд РКП(б) (на нем было принято решение переименовать партию в ВКП(б) – Прим. ред.), который состоялся в декабре 1925 года, вошел в историю как съезд индустриализации. Стремление улучшить положение населения привело к возникновению новых задач, в том числе превращения СССР «из страны, ввозящей машины и оборудование в страну, производящую их». Решение этой задачи предполагало развитие народного хозяйства с использованием новых методов, более современных технологий и техники.

На съезде Зиновьев, поддержанный Каменевым и ленинградской делегацией, от имени «новой оппозиции» выступил против группы Сталина (Молотов, Рыков, Бухарин и др.) и партийного большинства. Свой удар он обрушил на Бухарина, считавшего, что невозможно изменить устоявшиеся на протяжении столетий традиции жизни в селах в течение нескольких лет, и призывавшего к обогащению крестьян и поддержке кулацких хозяйств, однако основной целью было смещение Сталина с поста Генсека, на чем и настаивал выступавший позже Каменев. Это предложение не нашло поддержки большинства, съезд принял резолюцию, осудившую взгляды «новой оппозиции».

После XIV съезда партии Зиновьев, Каменев, ленинградцы, Троцкий с его приверженцами, прежние участники «рабочей» и «грузинской» оппозиций и другие сформировали очередную, «объединенную оппозицию». В политической области «объединенная оппозиция» продолжила борьбу против развития аппаратного бюрократического партийно-государственного режима, выдвинув в этой связи концепцию «термидорианского перерождения советского строя», в очередной раз оппозиционеры указывали на бюрократизацию партийного аппарата как на основную причину кризиса, охватившего партию. Кроме того, они критиковали курс на новую экономическую политику в деревне. На июльском и октябрьском пленумах ЦК (1926) «объединенная оппозиция» потерпела поражение: большинство поддержало правящую группировку. В декабре 1927 года XV съезд партии объявил взгляды оппозиции несовместимыми с членством в ВКП(б), после чего из партии были исключены многие активные оппозиционеры. Троцкий, Зиновьев и Каменев были выведены из состава Политбюро и исключены из партии еще до съезда. Резолюция съезда «Об оппозиции» поручала ЦК и ЦКК «принять все меры идейного воздействия на рядовых членов троцкистской оппозиции с целью их убеждения при одновременном очищении партии от всех явно неисправимых элементов троцкистской оппозиции».

Говоря о разногласиях Сталина с Зиновьевым и Каменевым, мы прежде всего имеем в виду практикуемое ими вмешательство в деятельность польской, австрийской, китайской, немецкой и других партий. Сталин упрекнул их и Троцкого в том, что они повторили ту же самую ошибку, которая в 1917 году привела к сильнейшим разногласиям с поддерживающим в то время Ленина большинством членов ЦК. На основании разнообразных объяснений, писем и статей, в которых была выражена позиция этой группировки, Сталин пришел к выводу, что в их случае речь шла исключительно о захвате политической власти. Тот факт, что большинство партийцев выразились против, не интересовал представителей оппозиции: из их заявлений мы знаем, что они готовились захватить власть в кризисной ситуации, которую Троцкий при наступлении Клемансо находил такой вдохновляющей. Учитывая такое развитие событий, было вполне логично, что Зиновьев был освобожден от своих обязанностей председателя Исполнительного комитета Ленинградского Совета и Исполнительного комитета Коминтерна, а Каменев снят с должности Председателя Исполнительного комитета Московского совета. В современном представлении этот инцидент не находит четкого описания. Здесь можно лишь предположить, что Зиновьев и Каменев стали жертвами своей критики увеличивающейся бюрократизации, так же как Троцкий.

Для оценки ситуации в СССР в конце 20-х и начале 30-х годов особенно богатую картину (без сочувствия коммунистическим идеям) рисует немецкий дипломат Дирксен. Опираясь на свои источники информации, он называет совсем другие причины, нежели те, которые в настоящее время связывают с предполагаемым произволом Сталина. Он указал на две возможные причины провала режима НЭП. С одной стороны, с увеличением богатства все более очевидной становится выраженная экономическая независимость и все более открыто демонстрируемая враждебность кулаков и нэпманов. С другой – связанные с уступками международному капиталу ожидания индустриализации Советской России остались, по мнению Дирксена, иллюзиями. Трезво рассуждающими – в свете предлагаемых возможностей для развития выгодного бизнеса и забот о возникающих внутренних и внешнеполитических конфликтах – оставались только несколько платежеспособных западноевропейских и американских капиталистов, готовых вкладывать средства в экономику Советской России.

Полученных таким образом средств не хватало для восстановления российской промышленности. Для основной модернизации и намеченного формирования и расширения эффективной крупной промышленности в этих условиях отсутствовали как финансовые средства, так и специально обученные квалифицированные силы. Не менее проблематичным было то, что у большей части населения и не в последнюю очередь у ответственных сотрудников администраций отсутствовала готовность пережить еще бо́льшие лишения. Кроме того, изначально сохраненная ориентация советского руководства на вмешательство в революционное изменение ситуации в Европе ни в коем случае не соответствовала реальному ходу событий. Ориентированная на такие ожидания политика экспорта революции поставила на карту существование СССР в зависимость от революционной ситуации в Западной Европе…

Атмосфера консервативного настроения в среде зажиточного крестьянства создавала определенную угрозу: поддержка крестьян-середняков не только неизбежно привела бы к усилению влияния кулачества, но и стала бы причиной дальнейшего обнищания сельской бедноты. Для того чтобы мрачные ожидания, что в долгосрочной перспективе это может привести к социальному конфликту и что при сохранении порочного круга недостатка промышленных товаров и отсутствия желания у крестьян поставлять зерно в страдающие от голода города без соответственной оплаты, не осуществились, требовалось принятие безотлагательных мер.

Таким образом, ответ на вопрос, как в этом процессе можно преодолеть промышленное отставание и – учитывая существующую, как и раньше, военную угрозу Советской России – уладить экономические проблемы этой огромной страны, найден не был. В 1929 году дело дошло до открытого конфликта. Сталин упрекнул Бухарина, Томского и Рыкова в том, что в противоречии с одобренной партией ориентацией они требовали снижения темпа индустриализации, роспуска совхозов и колхозов и полной свободы для частных предпринимателей.

Эту связь нельзя игнорировать, рассуждая сегодня о внутрипартийном споре между Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и Сталиным в 1920—30-е годы. Несовместимость их намерений отнюдь не ограничивалась разногласиями в идеологии, в поиске экономических альтернатив или в ориентации направления и темпа индустриализации и коллективизации в сельском хозяйстве. Они были связаны с конкурирующими интересами различных групп и регионов.

Сегодня при постановке такого вопроса становится очевидно, кто усвоил эти требования или в каких целях они были использованы. Тогда и сегодня речь шла и идет не только о поверхностно рассматриваемых в сегодняшней дискуссии (уже с осуждением) претензиях на власть и личных амбициях, а о решениях проблем экономического, военного и социально-политического развития.

Нельзя игнорировать тот факт, что таким образом в движение была приведена цепочка революционных потрясений в жизни всех слоев населения. От этих мер зависела ускоренная индустриализации страны и, как выяснилось позже, единственная реальная вероятность выживания Советского Союза. Между тем дальнейший ход исторических событий подкрепляется как драматичным, так и уже не воспринимаемым всерьез образом: обсуждаемые и сегодня альтернативы более медленного, бесконфликтного и менее насыщенного лишениями развития систематически ускоряющейся индустриализации никогда не были реалистичными.

По разработанной в 1929 году Бухариным модели продолжения режима НЭПа было подсчитано, что таким образом годовой рост продуктивного фонда был возможен только на 1-2 % в год. Несмотря на все законные упреки, что все подобные расчеты неизбежно опираются на спекулятивные и другие никогда четко не определяемые моменты, становится ясно: поддержание этой ориентации способствовало бы не только драматическому регрессу в сравнении с ведущими империалистическими промышленно развитыми странами, но и привело бы в результате к экономической, технической и научной зависимости от них. На основе имеющегося в распоряжении промышленного потенциала Советский Союз был бы не в состоянии создать научно-технические и материально-технические условия для создания структуры современной экономики и не смог бы использовать этот потенциал так, чтобы подготовиться к предусмотренным на тот момент атакам действительных и потенциальных военных противников.

Глава 4. Строительство социализма в отдельно взятой стране

Сталин далеко не из скромности отрицал тот факт, что идея построения социализма в одной отдельно взятой стране была его теорией. Действительно, еще в 1915 году в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» Ленин отметил, что, учитывая неравномерность экономического и политического развития капитализма, победа социализма первоначально в нескольких капиталистических странах или даже в одной отдельной стране является возможной.

То, что Троцкий в то время называл националистической ограниченностью и что другие отвергали или клеймили как волюнтаристское извращение марксизма, было, как подтвердил ход истории, одним из самых важных тезисов, с помощью которых Ленин дал революционному развитию на заключительных этапах мировой войны исторический поворот. После провала надежды на всемирную революцию эти соображения получили практическое значение. И снова стало ясным, что оговорки Ленина против «болтуна Троцкого», которого он охарактеризовал как «адвоката для ликвидаторов», врага и афериста, как искателя приключений, изображавшего из себя спасителя партии, вруна и лицемера в борьбе с большевиками, были оправданы. После Октябрьской революции этот человек изображал из себя последователя Ленина. После смерти Ленина казалось, что для Троцкого и ему подобных пришло время. Разыгрывая из себя преемников Ленина, они старались добиться своих очень разных целей.

Уже в этом контексте становится ясно, как далеко распространяются последствия, которые были неразрывно связаны со стратегической ориентацией ВКП(б) на строительство социализма в стране. Речь здесь идет не только о волнениях, вызванных этим решением среди реформистов, которые теперь снова вспоминали цитаты из Маркса. Рассуждая так, всех коммунистов СССР можно со всей серьезностью обвинить в том, что им, в связи с ревизионистским предательством и провалом революционных движений в странах Западной Европы, а также с постепенным исчезновением революционной ситуации, не оставалось ничего другого, как искать свой собственный путь. В этих условиях все рассказы о продолжении мировой революции привели бы лишь к дальнейшему обострению всех проблем, которые уже существовали на момент начала революции. Это привело бы к дальнейшему углублению экономической, политической и дипломатической изоляции и, таким образом, к ухудшению и без того катастрофической ситуации.

Сосредоточив внимание на строительстве социализма не в какой-то, а именно в этой стране, выводы можно сделать не только на основании предыдущего процесса конкретного исторического развития. Революционное преобразование Советской России не закончилось ни с проведением Великой Октябрьской социалистической революции, ни с победой в гражданской и интервентской войнах. То, что революция не восторжествует или не может быть развязана или закончена после вынесения решения партийным руководством, демонстрирует опыт, который не является новым в истории. Не только основные функции социального порядка, но и успех и провал глубоких социально-экономических трансформационных процессов зависят от зрелости созданных в этом обществе для его развития доступных рабочих мест, от производительной силы, экономической эффективности сельского хозяйства и промышленности, которая преобразует самый передовой научный опыт в наиболее эффективный технологический процесс. Речь шла именно об этом процессе социально-экономической трансформации огромной страны, со всеми ее особенностями в развитии и проблемами. Этот проект, изначально рассчитанный на поддержку рабочего класса развитых стран, теперь должен был быть осуществлен без этой поддержки.

Это была единственная реальная альтернатива авантюризму насильственного экспорта революции, подготовленного под псевдореволюционными лозунгами перманентной революции. Речь здесь шла об огромных усилиях, которые были направлены не столько на восстановление, сколько на создание современной экономики. Предстоявшая работа была тяжелее любого физического труда: это было мучительное начало квалифицированного профессионального обучения. Теперь речь шла уже не о том, чтобы победить в борьбе с классовым врагом, не о том, чтобы повести пехоту и кавалерию в бой с высококвалифицированным и обученным врагом. Теперь под страхом наказания нужно было изучать то, что было необходимо для пополнения ресурсов страны, для создания современной промышленности, эффективного сельского хозяйства и эффективной системы образования. В то время и в тех условиях это был единственный реалистичный способ сохранить и защитить социалистическое развитие в Советском Союзе. С ним были связаны уже совсем не те требования, которые имели решающее значение для успеха в войне. И те, кто только недавно был героем гражданской войны, кто такими усилиями выстоял в жестоком и тяжелом противостоянии с классовым врагом, теперь должны были изучать то, что ненавистные представители и агенты этого классового врага знали с пеленок благодаря своей привилегии на получение образования. Для некоторых это было и осталось невыносимым оскорблением, для многих эта новая задача была поставлена поздно, для некоторых – слишком поздно. И понятной становится реакция тех военнослужащих, которые придерживались позиции Троцкого.

То, что эта позиция ведет к поражению, стало ясно уже во время Польской кампании. Следование этому курсу привело в результате к распродаже интересов рабочего класса и крестьянства.

Но как в Коминтерне, так и в ВКП(б), несмотря на очевидное поражение троцкистских группировок и сторонников Бухарина, существовало оппозиционное сопротивление против предложенной Сталиным и принятой на XV съезде стратегической ориентации на ускоренную индустриализацию (на съезде были приняты директивы по составлению первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР).

Начались скрытые конфликты между Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и партийным руководством. Зиновьев и Каменев, к тому времени (после покаяния) восстановленные в рядах ВКП(б), были вновь исключены из партии из-за своей активности против партийной линии в незаконном «Союзе марксистов-ленинцев» в октябре 1932 г., но после опубликованной в «Правде» самокритики приняты снова в декабре 1933 года с возвращением всех прав (об этом чаще всего умалчивается).

Бухарин, который вместе со своим сторонниками так же, как и раньше, ориентировался на универсальное значение НЭПа, встретился в ЦК партии с открытой оппозицией большинства, высказывающегося за более радикальный курс индустриализации. Он видел опасность гражданской войны, опасался голода и катастроф. Все попытки ускорения процесса индустриализации представлялись ему как идеологическая капитуляция перед троцкизмом.

Вспомним, под давлением критического экономического развития и неурожая в 1924 году обострился внутрипартийный спор по поводу политического курса.

Троцкий ориентировался на разжигание революционных процессов в Западной Европе и других частях мира, в которых должны были участвовать прошедшие гражданскую и интервентскую войны командиры Красной армии. Но 85 % обедневшей массы крестьянского и городского населения не поддержали бы эту инициативу, а развитие революционной ситуации не соответствовало этим ожиданиям. В ЦК партии вокруг Бухарина и Сталина сформировалась группа, которая выступала за то, чтобы продолжать начатое вместе с новой экономической политикой экономическое развитие. На XIV партконференции (27-29.04.1925) Сталин поддержал ориентацию Бухарина на развитие внутреннего рынка с учетом требования приступить к созданию социализма в селах в сложившейся ситуации. Зиновьев и Каменев опасались послаблений кулакам и требовали ликвидации нэпа и начала индустриализации. Сталин, Бухарин и Молотов, учитывая экономическую расшатанность, были убеждены, что период восстановления необходим.

В 1922-1923 годах объем промышленного производства удалось повысить на 60 %, а в 1924 – на 40 %. Однако эти цифры не дают истинной картины. В 1923 году только 31,4 % из существующих заводов были введены в эксплуатацию. В 1924 году начали работу еще 7 доменных и 21 мартеновская печь. В середине двадцатых годов с помощью финансовой реформы, в частности путем введения червонцев, обеспеченных золотом, удалось остановить инфляцию. Теперь наметились пути стабилизации экономического развития. Однако большая часть металлургической и металлообрабатывающей промышленности оставалось законсервированной. В 1924-1925 годах объем всей промышленной продукции достиг 64 % довоенного уровня. Мощности других больших заводов не использовались даже наполовину. В связи с высокими ценами, отсутствием заказов и отсутствием оборудования убытки исчислялись 8,841 миллионами рублей. Соколов и некоторые другие последователи Троцкого обосновывали устроенное ими сокращение финансовых средств целями индустриализации. Но при таком положении остались неразрешенными проблемы, которые были напрямую связаны с указанием Дзержинского ввести в эксплуатацию несколько сохранившихся металлургических заводов. С учетом высокой степени износа промышленного оборудования (1913 – 33 %, 1925 – 77 %) была необходима полная его замена. В то же время из 329 миллионов рублей, которые были выделены на обновление этих объектов из государственного бюджета, для этой цели были использованы только 32,3 миллиона – даже не 10 %. Достигнутые в результате работы с устаревшим оборудованием результаты являлись недостаточными даже для выплаты заработной платы.

В августе 1924 ЦК РКП(б) принял решение о политике заработной платы, в котором говорилось, что в условиях, когда производительность труда растет быстрее, чем заработная плата, выплачивается только тот объем заработной платы, которого хватает для удовлетворения базовых потребностей.

Глава 5.Конфликты интересов и спор об индустриализации

Контуры решения обозначились только тогда, когда Дзержинский вместе с организацией трестов и синдикатов в металлообрабатывающей промышленности прибегнул к концентрации силы и централизации руководства. В дополнение к организованным в 18 трестах большим хозяйствам в синдикаты вошло большое количество малых и средних предприятий. Это решение было принято с учетом рабочей силы. Кроме того, проводились подробные консультации, во время которых с работниками металлообрабатывающей промышленности обсуждалось, как можно решить поставленные перед ними задачи наилучшим образом. Так, прежде всего, через создание единого бюджета для развития промышленности появились финансовые и организационные условия для советской индустриализации. Одновременно с этим ответственность за целесообразное использование этих средств была передана в руки Экономического совета, Государственной плановой комиссии и Совета Труда и Обороны. То, что с сегодняшней точки зрения может показаться естественным явлением, в свое время столкнулось со значительным сопротивлением на разных уровнях: от наделенного властью, но технически некомпетентного народного комиссариата финансов до ответственных работников профсоюзного аппарата и других организаций, которые абсолютно справедливо видели в таком подходе угрозу своему теплому месту и влиянию.

Ввиду стремящегося к своей кульминации спора за руководящие должности в партии и в Советах следует отметить, что пострадавшими были в большинстве своем последователи и сторонники Троцкого.

В этих условиях решался вопрос о том, как лучше всего разрешить фундаментальные конфликты между партийными и экономическими функционерами, инженерами, экономистами, теоретиками и сотрудниками государственных органов, которые занялись этой задачей сравнительно недавно. От соответствующего ответа зависела их собственная перспектива. Но только в этом контексте становится понятно, почему в Советской России – за исключением части сельской бедноты – не только большая часть крестьянства, русская мелкая буржуазия и большая часть интеллигенции, но и более квалифицированные рабочие скептически относились к связанной с личными потерями социалистической ориентации. Даже у французской буржуазии, имеющей свою собственную революционную историю, возникло негативное отношение к социалистической революции в России. Эренбург сообщал из Парижа: «Был приведен аргумент, который был убедительней, чем “национализация женщин”: русские облигации были сбережениями французской средней буржуазии, которая вложила свои деньги в приобретение ценных бумаг. “Наши деньги пропали”, – в отчаянии жаловался рантье».

С сегодняшней точки зрения может показаться само собой разумеющимся, что социалистическая индустриализация в контексте долгосрочного планомерного создания макроэкономических условий с прогрессивным улучшением условий жизни трудящихся должна была предложить принципиально отличающиеся возможности. На этой социально-экономической основе было еще возможно совершить переворот материальных и технических основ жизни, вмешаться в существующие социальные структуры и отношения. Тот, кто был знаком с конкретными условиями и задачами, при которых должна была разворачиваться индустриализация в Советском Союзе, очень скоро приходил к выводу, что этот абстрактный подход не соответствовал на практике тем задачам, которые ставило время. Причина заключалась не только в том, что в экономических органах должны были работать не выходцы из крестьян, а специалисты, которые почти не имели никакого представления и никакого личного отношения к революционным целям большевиков и опирались в своей деятельности на свои собственные, абсолютно отличающиеся от других воззрения.

Следует также отметить, что и среди большевиков существовали очень разные, часто взаимоисключающие подходы к решению конкретных задач.

Были нередки случаи, когда сотрудники комиссариатов, отвечающие за принятие решений, были просто перегружены требующими разрешения задачами. Возникшие в результате этого споры и разногласия привели среди прочего к тому, что данное Пятаковым указание поднять цены на промышленные товары повлекло за собой почти абсурдный кризис продаж и переизбыток продукции, даже несмотря на совершенно недостаточное удовлетворение потребностей.

Себестоимость и ориентированные на нее покрывающие расходы цены на непродовольственные товары были настолько высоки из-за огромных инвестиционных потребностей, что, несмотря на не меньшие потребности в сельском хозяйстве и в транспортной системе, заказчики едва ли находились.

Таким образом, вновь введенные при режиме НЭПа максимы получения прибыли использовались во многом против интересов страны. Инвесторы были заинтересованы только в быстром увеличении своей прибыли. В этом контексте не существовало никаких шансов воскресить находящуюся в плачевном положении тяжелую промышленность, не говоря уже о том, чтобы поднять ее на современный уровень производительности. Ко всему прочему, только самые богатые кулаки были в состоянии покупать для своих хозяйств сельскохозяйственную технику.

Вместе с увеличением их богатства, как следствие, обострились уже существующие социальные различия между ними и деревенской беднотой, массой все больше беднеющего малого и среднего крестьянства.

Все это ни в коем случае нельзя рассматривать как просто совпадение или результат технико-экономического сужения понимания проблемы. Пятаков и другие последователи Троцкого постарались, чтобы их лидирующие позиции в экономическом совете и в народных комиссариатах, на заводах и среди рабочей оппозиции обеспечивали поддержку их проектам индустриализации страны. Параллельно с этим в результате идейных разногласий и перекрывающих друг друга компетенций накапливались споры о подведомственности между Экономическим Советом, Советом по Труду и Обороне, Рабочим контролем (Рабкрином) и народными комиссариатами.

Сегодня многие из этих весьма спорных вопросов могут показаться наивными. Но в то время никакого другого опыта не было. Приобрести его можно было только при обсуждении и внедрении решений, которые в этих условиях казались наиболее эффективными. Уже на этом этапе требование Троцкого и его последователей об ускорении индустриализации за счет крестьян, находящихся и без того в катастрофическом положении, столкнулось с сопротивлением тех, кто изначально надеялся на результаты нэпа.

После осознания того, что только благодаря поддержке масс малого и среднего крестьянства можно было создать условия для приведения в действие промышленности, все надежды были направлены на новую экономическую политику, введение налога в натуральной форме и создание свободных пространств на местном рынке. Но после смерти Ленина внутрипартийные споры вокруг этой линии обострились. С учетом низких темпов роста и того факта, что не только кулаки, но и середняки были не готовы продавать свои урожаи, несмотря на отсутствие промышленных товаров, дело дошло до еще более жестких конфликтов вокруг способов и темпов подготовки к индустриализации. Еще более проблематичным было то, что львиная доля сельскохозяйственных земель, переданных сельской бедноте, использовалась огромной массой мелких крестьян для самообеспечения. Для Троцкого и всех, кто связывал будущее социализма с теорией перманентной революции и экспортом революции, стало ясно, что режим НЭПа не был приспособлен для того, чтобы реализовать цели мировой революции в обозримом будущем.

По мере того как связанные с НЭПом ожидания терпели крах, становилось ясно, что так продолжаться больше не может. Но в то же время стали появляться материальные и людские ресурсы, необходимые для новых изменений экономической политики. В это время появились первые молодые инженеры, экономисты и ученые, которые получили образование в советских вузах и университетах. Теперь при обеспечении населения всем необходимым большие дефициты могли быть, по крайней мере, уменьшены. Только теперь стало реально предпринять невозможные в предыдущие годы шаги для систематического построения своей собственной современной промышленности, которые были продуманы в партии уже во время Октябрьской революции и гражданской войны: были реализованы, по крайней мере частично, постоянно откладывающиеся действия по реализации плана ГОЭЛРО и близился переход от НЭПа к индустриализации. С самого начала было понятно, что переход к ускоренной индустриализации страны был связан с новыми исключительными усилиями. Почти парадоксальным является то, что сегодня коммунисты изображаются теми, кто отрицал эти факты и приобретенный в этих условиях опыт, теми, кто дискриминировал мужество и энтузиазм людей, из последних сил преодолевавших всевозможные трудности и веривших в социалистическое будущее, в котором этих проблем бы не было…

Глава 6. Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Сталин – друг против друга

При жизни Ленина внутрипартийные разногласия разрешались на открытых дискуссиях демократическим путем, но под влиянием непререкаемого авторитета самого Ленина. Однако полностью устранены они не были. Когда работоспособность Ленина начала снижаться из-за ухудшения его здоровья, идейные разногласия и тщеславие отдельных лиц, несмотря на запрет на образование фракций, привели к появлению конкурирующих групп. Предметом конфликта были вопросы стратегии дальнейших действий.

Преображенский был, несомненно, прав, утверждая, что изначально должно было быть проведено «одно начальное социалистическое накопление». Но в условиях 20-х годов это было невозможно хотя бы потому, что ни в сельском хозяйстве, ни в других секторах экономики не было элементов, которые могли бы «накапливаться». Можно было бы провести эту процедуру за счет крестьян, но это привело бы к их окончательному обнищанию и грозило бы и без того нестабильному положению Советской власти драматическими последствиями.

На рубеже 20—30-х годов это стало возможным при условии хорошо развитой социальной дифференциации между массой крестьян-бедняков и кулаками в целях отчуждения последних как капиталистических элементов, которые способствовали утечке собранного для индустриализации капитала, и при условии перехода от огромных масс мелких крестьянских хозяйств к кооперативным хозяйствам.

Бухарин противопоставил этому подходу свой тезис сбалансированного развития сельского хозяйства и промышленности, согласно которому развивающееся на этой основе благосостояние крестьян становилось необходимым условием для развития промышленности. Так – так казалось на данном этапе и большинству членов ЦК, и даже Сталину, – описанный Лениным как долгосрочная концепция экономического развития и социально-экономического развития режим НЭПа мог быть реализован лучше всего…

Но и здесь на заднем плане был заметен конфликт между стратегической ориентацией на строительство социализма в Советской России и нацеленностью на революционную войну. В развернувшемся в это время споре Троцкий столкнулся с противодействием Зиновьева, Каменева, Сталина, Бухарина, Томского, Рыкова и Куйбышева. Сталин расценил взгляды троцкистски ориентированной оппозиции как защиту интересов, настроений и чаяний непролетарских элементов в партии и вне партии. Но все же он исходил из того, что оппозиция, не осознавая того, развязала руки стихийной силе мелкого крестьянства. После смерти Ленина Троцкий и его последователи были вынуждены официально поддержать принятый на XIII съезде запрет на образования фракций.

Однако в своей работе «Уроки Октября» Троцкий упрекнул своих неквалифицированных противников, «недоверчивых революционеров», в том, что своим отказом, своей неуверенностью, своим «организационным консерватизмом» они предали революционные цели Октября.

Только что разрешенные разногласия вспыхнули снова. В споре относительно статьи «Уроки Октября» Троцкий назвал Каменева и Зиновьева главными оппонентами в партии. Они, в свою очередь, отреагировали требованием исключить Троцкого из руководящих органов и из партии. Однако это ходатайство было отклонено. Но, согласно некоторым источникам, 26 января 1925 г. Троцкий был освобожден от занимаемой должности наркома.

Записи из других источников говорят о том, что 15 января 1926 г. Троцкий сам согласился уйти с должности и подал заявление в ЦК, в котором просил освободить его «от обязательств председателя революционного военного совета». 26 января он был освобожден от своих обязанностей Фрунзе. Доказательства этого события еще предстоит найти. Как и доказательства того, что в январе 1925 г. после сложения с себя обязанностей народного комиссара по военным делам и делам военно-морского флота он потерял свое влияние на армию. С приобретением места председателя Комитета концессий он отошел от разработки важных решений по вопросам внутренней и внешней политики.

Результатом совместного заседания ЦК и центральной контрольной комиссии в июле 1926 г. стало возобновление обострившихся внутрипартийных столкновений между Зиновьевым, Каменевым и Троцким и большинством членов ЦК. В своем выступлении Каменев дал понять, что, независимо от его ответственности как наркома торговли, он выступает против экономической политики партии. Он и заместитель Дзержинского Пятаков использовали свои функции в центральном руководящем органе партии, чтобы добиться демагогической клеветой изменений в центральных руководящих органах. Объем этой интриги объясняет вспышку сильных эмоций. Рыков, Рудзутак и другие осуждали этот подход самым решительным образом. Дзержинский был настолько возмущен происходящим, что скончался от сердечного приступа после своей неоднократно прерываемой речи. Каменев заявил, что не может больше выполнять функцию наркома по делам торговли без доверия ЦК. Выдвинутый против воли Микоян был вынужден взять на себя эту должность по решению Политбюро. Но из разговора с Каменевым перед принятием служебных обязанностей ему стало ясно, какими важными были противоречия в оценке сложившейся ситуации. Микоян, которому только что удалось стабилизировать партийную организацию и органы Советской власти на Северном Кавказе, чувствовал себя столкнувшимся с непонятным ему прочным объемом капитулянтства.

В беседе от 17 августа 1926 г. Каменев объяснил свое положение следующим образом: «1. Вы взяли на себя кучу барахла. 2. Комиссариат находится без идеологии и без перспективы. 3. Производство в стране растет, а экспорт сокращается. 4. Причина: объем потребления в стране увеличивается так быстро, что нет никакой возможности увеличить экспорт. 5. Положение такое безнадежное, потому что здесь были необходимы меры, которые зависели от всего руководства партии, а не от народного комиссариата. 6. Союз частных торговцев вообще не представляет никакой опасности, разговор об их политической опасности высосан из пальца. 7. Комиссариат не имеет авторитета – его критикуют со всех сторон. В результате у сотрудников возникает чувство неуверенности и отчаяния. 8. Материальное положение Комиссариата катастрофическое». Из этой оценки Каменев сделал политические выводы: «1. Мы приближаемся к катастрофическому развитию революции. 2. По всем законам марксизма девятый год революции не может пройти без глубокого кризиса. 3. Этот кризис разразится скорее в партии, чем в стране, поэтому пролетарским тенденциям нужно дать свободное пространство. Нам нужна легальная оппозиция».

В этом контексте нужно было принять во внимание не только то, что на данном этапе могли произойти крупные кадровые изменения в партии и государственном аппарате. Гораздо важнее было то, что озвученные Каменевым умонастроения были широко распространены среди многих работников Советов и среди тех, для кого членство в правящей партии казалось прежде всего возможностью сделать карьеру.

Речь шла не только о практических последствиях, которые были связаны с этой глубокой трансформацией государственной администрации.

Эти цифры позволят понять, на какие силы должны были опираться представители внутрипартийной оппозиции: в 1920 году только в Москве насчитывалось 231 000 человек (то есть одна треть рабочего населения), которые работали в учреждениях государственного и партийного аппарата. В конце 1921 года зданий царского административного аппарата в Петербурге, прежде вмещавших администрацию всей России, уже не хватало для того, чтобы разместить управление северо-западных провинций. С проведением давно запоздавшей административной реформы и оптимизации административного аппарата были связаны массовые увольнения, которые стали причиной возникновения неудовлетворенности у особенно пострадавших от этих увольнении москвичей и ленинградцев. (Только в народном хозяйстве число ведомств сократилось с 50 до 19, причем число занятых работников уменьшилось на 2/3.) Многие из пострадавших воспринимали эту ситуацию как следствие административной деятельности Сталина и поэтому были готовы присоединиться к самой влиятельной в этих кругах, а теперь еще и открыто выступившей троцкистской оппозиции и поддержать ее цели.

Тем не менее реализация оспариваемой в Политбюро ориентации на расширение промышленности столкнулась со скептицизмом и организованным сопротивлением не только среди крестьян и предпринимателей. Снова и снова это требование обсуждалось в спорах между преследующими свои интересы профсоюзами, Советом по труду и обороне, народным комиссариатом по вопросам тяжелой промышленности.

Эти не раз вспыхивающие конфликты использовались троцкистской оппозицией для критики политического руководства и чтобы вновь приобрести влияние.

В этом контексте, однако, следует также отметить, что у работников центральных, региональных и местных руководящих органов партии, то есть там, где решения о развитии соответствующей зоны ответственности должны были приниматься или, по крайней мере, утверждаться, существовали огромные пробелы в образовании.

Другими словами: несмотря на то что ответственные лица не были в состоянии понять все последствия решений, они принимали решения. Следовательно, горизонт интересов тех, кто мог сказать что-то в этой ситуации, влиял и на их указания и ориентацию. В анализе, который Маленков, ответственный за кадры партии Секретарь Центрального комитета, представил на пленуме в феврале – марте ЦК в 1937 году (!), было обнаружено, что только 15,7 % секретарей силовых органов имели высшее образование, а 70,4 % в это время, то есть спустя 20 лет после Октябрьской революции, имели очень низкий уровень образования. В городском управлении этот процент упал до 9,7 и 60,6 %, а в районных комитетах выглядел еще хуже – 12,1 и 80,3 %.

При этом речь шла не только о вводе в эксплуатацию всех имеющихся в наличии производств. Индустриализация на уровне 1913 года уже не соответствовала требованиям социалистического преобразования крестьянской России в современную индустриальную страну с эффективной экономикой. Здесь снова дифференцируются цели доселе в высшей степени единодушного состава руководителей. Сталин, Оржоникидзе, Куйбышев и другие ведущие большевики отстаивали выраженную Дзержинским ориентировку на ускоренное расширение металлургии, машиностроения, химической и электротехнической промышленности. В ускоренном развитии современной промышленности они видели единственный шанс в течение относительно короткого периода времени достигнуть такого общего уровня развития, чтобы снабжать сельское хозяйство современной техникой, сделать Советский Союз независимым от импорта современных машин, оборудования, текстиля и создать материально-технические условия для создания военной защиты СССР. Только в этом контексте могли быть приведены в движение те социально-экономические процессы, которые были разработаны во время Октябрьской революции.

В течение этого периода дебаты перешли в спор между «правыми» и «левыми» коммунистами: Бухарин и его школа – выпускники работающего под началом Бухарина «Института красной профессуры» – продвигали в находящихся под их контролем теоретических органах и в средствах массовой информации мнение о том, что государственные предприятия должны быть социалистическими предприятиями. Этому противостоял альтернативный взгляд Зиновьева на развитие социализма в России и международные задачи партии. Но этот кажущийся академическим спор имел вполне практические последствия, вплоть до вопроса о роли профсоюзов, вопросов о борьбе за повышение заработной платы и тарифов. Недовольство работников ориентацией на более быстрый рост производительности труда при той же низкой зарплате выразилось в забастовках. С ноября 1924 по май 1925 г. число забастовок в месяц достигало в среднем 20. С учетом драматической ситуации работающего населения и в высшей степени провокационного обогащения кулаков и нэпманов, споры здесь были неуместны.

Сталин настаивал на своем требовании подчинить разногласия между этими точками зрения практическим проблемам.

Поддерживаемая Бухариным, Рыковым и их сторонниками ориентация на более долгосрочный, менее болезненный процесс трансформации, который был направлен на интересы и поддержку средних слоев крестьянства, попала в противоречие не только с мнением Сталина. Зиновьев и Каменев также изменили свое отношение. Какими бы ни были их мотивы, теперь они были на стороне Троцкого – за ориентацию на дальнейшее развитие СССР в соответствии с международными обязательствами. Дойчер с интеллектуальным высокомерием характеризует роль Сталина в то время так: «Реальный спор возник между двумя крыльями партии. Сталин не внес никаких идей». Миронов описывает различия между подходом Троцкого (здесь можно также упомянуть Бухарина, Зиновьева и Каменева) и подходом Сталина следующим образом: первый – теоретизирующий, опирающийся на преимущество теории, которая потеряла связь с реальностью, а второй – прагматичный, опытный, использующий в качестве аргумента опыт реальности и системы управления.

Это отношение характеризует обособление дебатов, постоянно открытых внутри партии и все меньше и меньше имеющих общего с актуальными проблемами страны. Здесь играют роль тщеславие и амбиции тех, чьи заслуги в ходе революции, гражданской и интервентской войн использовались как привилегии для влияния на общую ситуацию.

В споре о будущей политической ориентации на ускоренную индустриализацию СССР Бухарин искал среди прочего поддержку Каменева.

То, что это ориентация должна была использоваться в основном в ущерб крестьянам – другие источники финансирования были доступны только в очень ограниченном объеме, – было встречено неодобрением Каменева. Лексика и содержание даваемой им оценки этих планов показывают, какими напряженными были отношения между членами партийного руководства в это время. Бухарин придерживался мнения, что линия Сталина вредила всей революции, и это мнение находило поддержку у Рыкова и Томского. Сталина он описал как «беспринципного интригана, который все подчиняет сохранению своей власти» и изменяет теории в зависимости от того, кто должен был исчезнуть с его пути в данный момент. Такое часто бывает в подобных напряженных конфликтных ситуациях: говорящий, по-видимому, не задается вопросом, в какой степени его слова характеризуют его собственные действия.

В записанном Каменевым телефонном разговоре (!) он озвучил предложение о том, что было бы лучше, если бы на месте Сталина в Политбюро оказались Зиновьев и Каменев. Содержание этого разговора (в котором показательно были выделены только слова собеседника) также является ответом на вопрос о том, кто против кого плел интриги и как далеко могли зайти таким образом действующие за спиной выбранного органа силы, если они были уже не в состоянии отстаивать свою позицию в рамках ЦК.

То, что Бухарин плел интриги и искал сообщников, видно из этого текста. То, что Каменев в ожидании связанного с этой ситуацией конфликта подготовился ко всем случайностям, объясняется его крайней заинтересованностью в использовании этого текста при удобном случае в своих интересах. Похожие явления существовали в аппарате управления армией, где Тухачевский и другие командиры открыто и скрыто действовали против народного комиссара, которого они считали некомпетентным. Здесь также существовала целая группа тех, кто, независимо от пережитых по их вине поражений, был уверен в том, что их собственные навыки превосходили навыки не только других, но прежде всего тех, кто был их начальником. Имея дело с непредсказуемыми последствиями такой политики для союза рабочих и крестьянской бедноты, малых и средних крестьян и ситуации в селах, Сталин разработал и представил положение о структуре социализма в стране как единственно реальной политической альтернативы.

Вопрос о том, каким образом может быть преодолен экономический и политический застой, и связанные с этим социальные вопросы находились в неразрывной связи с вопросом о тех, кто лучше всего мог претворить все это в жизнь. И Бухарин, и Зиновьев, и Каменев, и Троцкий, и их последователи были убеждены, что позиция, которой придерживаются все они, является единственно правильной. Сталин был Генеральным секретарем, человеком, который считался незаменимым благодаря своим отличным организаторским способностям, огромному усердию и добросовестности при осуществлении выбранных партийным руководством мер. Но ни один из противников не придерживался того мнения, что этот человек имел возможность привести в действие собственную теоретическую позицию. Это, казалось, находило подтверждение в начальной поддержке позиций Бухарина, также как и в политике индустриализации, самым ошибочным образом интерпретируемой как возвращение Сталина к троцкизму. Разница заключается в изменившейся ситуации: в 1925 году радикальная ориентация на индустриализацию не только не дала никаких результатов, в силу недостаточности условий для развития сельского хозяйства, но и значительно повредила незрелым позициям молодой Советской власти.

В 1928 году и в последующие годы ситуация в сельском хозяйстве и среди крестьян существенно не изменилась. Но теперь было очевидно, что нэп принесет не только ожидаемые от него положительные результаты. Все более ясным становился тот факт, особенно на селе, что вместе с быстро растущим влиянием кулаков наблюдается тенденция рекапитализации. С учетом конфликтов с сельской беднотой при коллективизации сельского хозяйства для этого имелись теперь политические условия, которых не было несколькими годами ранее. Более того, с коллективизацией сельского хозяйства связан процесс, приведший к высвобождению рабочей силы, занятой при строительстве и используемой в недавно построенных промышленных объектах; развернулась и научно-техническая образовательная кампания, которая открыла новые перспективы дальнейшего социального развития как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, и во всех других областях.

При трезвой критической оценке выясняется, что концепция была разработана не по заранее подготовленной схеме. Вместо этого Сталин в своем подходе руководствуется практическими потребностями и возможностями, продиктованными конкретными условиями. В результате такого подхода в конце двадцатых годов стало ясно, что продолжение режима нэпа грозит превратиться в реставрацию капитализма. В то же время становится понятно, что обреченная в 1925 году на провал политика первоначального накопления должна была мобилизовать массу крестьян и мелкобуржуазных товаропроизводителей против социалистического развития, даже если ее объявят социалистической. В конце двадцатых годов ситуация выглядела иначе.

Глава 7. Неудавшийся переворот Троцкого

Но пока отвлечемся и поговорим о неудавшейся попытке троцкистского переворота 1927 года. Как в биографии Троцкого, написанной И. Дойчером, так и в официальной истории КПСС сообщается только о демонстрации группы сторонников Троцкого в Ленинграде. Более детальную информацию можно найти у К. Э. Зуккерта. Собирая материал для своей «Техники государственного переворота», в 1929 году он посетил СССР и, таким образом, узнал из первых рук, что произошло.

Дзержинский умер в июле 1926 года после выступления, в котором назвал Пятакова самым большим дезорганизатором промышленности, а Каменева – мелким политиканом.

Таким образом, в то время конфликты в узком кругу партийного руководства снова стали очевидными. Каменев и Зиновьев, которые поддерживали Сталина только в ожидании, что номинальная функция его позиции будет усиливаться, присоединились к Троцкому. Получив информацию о подготовке восстания, чекисты начали принимать скрытые меры. Из надежных сотрудников были сформированы группы, которые занимались защитой государственных институтов, электростанций, телефонных станций, вокзалов и других крупных центров. По словам Зуккерта, сюда относились 100 команд по 10 человек, которые были вооружены пистолетами, ручными гранатами, пулеметом и поддерживали связь с Лубянкой по телефону и через курьера-мотоциклиста.

На стратегически важных объектах города были размещены наблюдатели. За текущими приготовлениями к 7 ноября 1927 года, 10-й годовщине Октябрьской революции, в Москве под руководством Троцкого и в Ленинграде под ответственностью Зиновьева, внимательно следили эти группы активных сотрудников ГПУ.

Троцкий, Зиновьев и их последователи не заметили, или, по крайней мере, недостаточно учли тот факт, что популярность предводителя революции Троцкого сильно ослабла пропорционально той мере, в которой он и его окружение выступали против становившейся более популярной политики Сталина. Их сама по себе в высшей степени несогласованная критика политической ориентации партийного съезда и ЦК и борьба за власть столкнулись с отторжением и непониманием большинства членов партии. Положение Зиновьева и Каменева становилось все более неопределенным в условиях постоянно усиливающегося натиска Троцкого и снижения его влияния. Надежды Троцкого предпринять решающие действия после захвата основных центров власти, связи и снабжения столицы, чтобы получить власть, потерпели крах еще на начальном этапе этой операции, так как на этот раз ему не хватало поддержки масс. С помощью актов саботажа на железных дорогах, на электростанциях и пунктах телефонной и телеграфной сети дело дошло до местных беспокойств, однако возмущение, связанное с этими событиями, растопило и без того тонкую основу.

Учитывая свое огромными темпами сокращающееся влияние, Троцкий поставил на карту все. В сентябре 1927 года разработанная и подписанная Мураловым, Евдокимовым, Раковским, Пятаковым, Смилгой, Зиновьевым, Троцким, Каменевым, Петерсоном, Бакаевым, Соловьевым, Лиздиным и Авдеевым «Платформа большевиков-ленинцев (оппозиции)» была незаконно опубликована и распространена к XV съезду ВКП(б). Здесь поднимался вопрос недовольства большей части рабочего класса и сельской бедноты практикой нэпа, анализировалось положении рабочего класса и профсоюзов и выдвигались предложения по улучшению материальных условий жизни рабочих и крестьян. В этом документе были разработаны предложения по развитию национальной промышленности, разработке цен, пятилетнему плану и источникам финансирования для дальнейшего развития Советов, по национальному вопросу, вопросам работы партии и комсомола.

В нем можно найти оценки международного положения и рисков разжигания новой войны, оценку Красной армии и Красного флота, а также фактических разногласий в партии.

Авторы этого всеобъемлющего документа закончили его следующей оценкой политики ЦК: «Мы изложили открыто наши взгляды на тяжелые ошибки, совершенные большинством ЦК во всех основных областях внутренней и внешней политики. Мы показали, как ослаблен этими ошибками большинства ЦК основной рычаг революции – наша партия. Мы показали вместе с тем, что, несмотря на все это, политику партии можно исправить изнутри». Причину этих ошибок авторы видели в оппортунизме партийного руководства. Сталин был обвинен в том, что, опираясь на партийный аппарат, пытался обмануть все оппозиционные силы. Но, очевидно, Троцкий и его последователи исходили из того, что настроение, которое они заметили среди большинства уволенных работников и некоторых безработных в Ленинграде и Москве, не является достаточным основанием, чтобы изменить мнение большинства членов партии. Они не предвидели, что их обвинения и предложения не найдут поддержки ни у большинства работников, ни в партии.

Дальнейший ход событий Зуккерт описывает следующим образом: переворот 7 ноября должен был «начаться с захвата технических узлов государственной машины и ареста народных комиссаров, членов центрального комитета и комиссии по чистке в партии. Но Менжинский отразил удар: красногвардейцы Троцкого никого не застают дома. Вся верхушка сталинской партии укрылась в Кремле, где Сталин, холодный и невозмутимый, ждет исхода борьбы между силами повстанцев и специальным отрядом Менжинского… Невидимому натиску Троцкого он противопоставляет невидимую оборону…»

Когда Ворошилов закрывал парад Советских Вооруженных Сил, создатель Красной армии во главе тысячи человек начал государственный переворот. Попытавшись занять государственные учреждения, эти группы столкнулись с организованным сопротивлением и вынуждены были отступить ни с чем.

Троцкий слишком поздно понял, что его проект не реалистичен и что планам его не суждено сбыться. Даже резкое изменение плана было обречено на провал. Тактика организованного нападения на важные объекты с помощью относительно маленьких групп, применявшаяся в 1905 и 1917 году, сменилась попыткой поставить себя в качестве народного трибуна во главе восстания. Но на его призыв к массам собраться на демонстрации отреагировали только несколько тысяч рабочих и студентов. Этого было слишком мало, чтобы оказать влияние на парадную массовую демонстрацию. Хотя в тот момент, когда массы устремились к Красной площади, Троцкому удалось занять актовый зал Московского университета и отразить атаку отряда милиции. Однако уже во время передвижения на Красную площадь соотношение сил изменилось: уже после первого столкновения последователи Троцкого потерпели поражение. Они вынуждены были отступить и бежать. Позже с присущим ему кокетством относительно исторической значимости своей персоны Троцкий заявил, что один солдат Красной обстрелял его автомобиль: «Имеющие глаза увидели 7 ноября на улицах Москвы повторение термидора». Попытка совершить государственный переворот не удалась. Троцкий и несколько тысяч его сторонников были отправлены в ссылку. Зуккерт комментирует надежды Троцкого на то, что революционно настроенная Европа сделает свои выводы из этого опыта, трезвым замечанием, что эта «доктрина» может быть использована и Европой буржуазной (это Троцкий упустил из виду). Десятилетия спустя было доказано, что манипуляция сознанием и действиями возмущенных масс может быть использована против их собственных интересов.

Глава 8. Коллективизация сельского хозяйства

Современные исследователи коллективизации старательно «забывают», что в условиях нэпа в развитии остановилась не только промышленность, но сельское хозяйство, и особенно выращивание зерновых, которые имели большое значение для экспорта. В 1926 году городское население увеличилось до 1,6 миллионов человек. Но объем зерна с 1913 года опустился от 21,3 до 10,3 миллионов тонн. В результате перехода многих мелких крестьянских хозяйств на систему самообеспечения и повторного введения в действие трехпольного хозяйства объемы продажи продовольственного зерна государству были снижены до такой степени, что обеспечение городского населения было сильно нарушено, из-за чего в 1929 году в городах снова начали использовать карточную нормированную систему.

Но это еще не все: используемый для получения валюты экспорт зерна резко уменьшился. В 1926 году его объемы по сравнению с довоенным уровнем 1913 года были в 4,5 раза меньше.

Экономическая мощь кулачества в условиях нэпа укрепилась настолько, что экономические разногласия в сельских районах, в частности, обогащение кулаков и их отношение к сельской бедноте и к интересам городского пролетариата, резко обострились. Действительно, теперь 94,5 % земель принадлежали малым и средним крестьянам. Но в то же время в руках только 6 % крестьянских дворов находилось 60 % торговли зерном. Связанное с этим снижение объемов возделывания зерновых культур и, как результат, возникшее ограничение монополизированного государством экспорта зерна стали серьезными препятствиями для обеспечения населения и дальнейшего экономического развития Советского Союза. Даже Дойчер, которого трудно заподозрить в симпатии к большевикам, отмечает, что в то время крестьяне требовали еще больше уступок, чем они получили в условиях нэпа. Они требовали сокращения сельскохозяйственных налогов. Более богатые крестьяне требовали отмены ограничения на привлечение сельскохозяйственных рабочих. Так как продажа земли была запрещена, крестьяне потребовали себе право брать в долгосрочную аренду сельскохозяйственные земли, свободно инвестировать капитал в сельское хозяйство и многое другое. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» обстоятельства сложившейся ситуации определяются яснее. Отсюда можно узнать, что, благодаря публично проводившимся Бухариным и его учениками дебатам, кулаки прекрасно понимали, что они не одиноки в своих устремлениях и что в лице Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова они могут найти защитников и заступников.

При сохранении такой ситуации становилось ясно, что на провал обречены не только введенные с индустриализацией социальные изменения в стране, но и социалистические органы власти. В декабре 1927 года на XV съезде было принято решение о коллективизации сельского хозяйства. Переход планировался поэтапно в течение от 10 до 15 лет. В этот период должны были повсеместно создаваться ТОЗ (товарищества по совместной обработки земли), артели, муниципалитеты и совхозы. Все это не «изобретение коммунистов», а формы совместной работы, которые долго и вполне успешно практиковались в российских и украинских деревнях. Уже после Октябрьской революции и в ходе гражданской и интервентской войн эти объединения крестьян для организованного ведения хозяйства на селе приобрели большое значение. Члены таких сельскохозяйственных коммун не имели никакой частной собственности, кроме необходимых для жизни вещей. Большинство этих коммун были трансформированы в государственные предприятия – совхозы. Сотрудничество крестьян в ТОЗах, где машины были общей, а скот, дома и часть сельскохозяйственных земель – частной собственностью, проходило на добровольной основе. Точно так же дело обстояло с организованными в артели ремесленными предприятиями.

В связи со все более снижающимися доходами 1927 года и неурожаем 1928-го стало ясно, что связанные с долгосрочным переустройством сельского хозяйства ожидания обречены на провал. И поначалу казалось, что при ускоренной коллективизации в относительно короткий срок могут быть получены многообещающие результаты. По случаю 12-летнего юбилея Октябрьской революции Сталин опубликовал в «Правде» результаты, достигнутые на тот момент, и прогнозы на будущее, выстроенные в соответствии с этими результатами.

Очевидно, что эти ожидания были нереалистичными. Это обнаружилось в конце 1927 года. Объем зерна не только не вырос, но фактически снизился. Тем не менее коллективизация продолжала проходить в соответствии с долгосрочной перспективой. Засуха в 1928-м и 1929 году на Украине и связанный с ней неурожай смели в кучу все ожидания. Миронин, отвечая на вопрос, решила ли новая экономическая политика проблему с зерном, отмечает, что этот период абсолютно ошибочно интерпретируется как фаза успешного экономического развития. На самом деле как промышленность, так и сельское хозяйство находились в перманентном кризисе. Постоянно возникали проблемы с обеспечением как промышленными товарами, так и сельхозпродукцией.

В период между 1917 и 1930 годами голод стал постоянным явлением.

В 1927 году крестьянам в Поволжье и на Украине пришлось бороться с засухой. В результате объем поставок упал до фактического минимума и под угрозой находилось снабжение городов и армии. В 1928 году ситуация повторилась на Украине. Из архивов партии и ГПУ становится понятно, что трудности в поставке хлеба были связаны с повышением цен, огромными очередями перед пекарнями и забастовками рабочих в Москве и в Ленинградской области, на Украине и на Урале. Следствием неурожая 1927 года стал также тот факт, что количество семенного зерна было недостаточным для посева в следующем году. Это обстоятельство и неблагоприятные погодные условия привели к тому, что объем урожая в 1928 году был в 2,2 раза ниже, чем в 1926 году. Особенно пострадали Одесса, Николаев и Херсон, в которых в обычные годы урожай зерновых составлял половину объема урожая на Украине.

Несмотря на ограничения объемов продаж и введение карточной системы, количество продуктов было недостаточным. Даже инициирование импорта зерновых из-за рубежа и доставка зерна из районов, в которых в том году урожай был лучше, незначительно повлияли на уменьшение смертности на Украине.

Однако в исторических источниках не уделяется достаточного внимания неурожаям 1924-1925 и 1928-1929 годов и организованной в это время помощи. Такое избирательное внимание не в последнюю очередь объясняется попытками скрыть провал практикуемых в то время в соответствии с условиями нэпа правил рыночной экономики.

Это означает, что объем зерна в 1928 году был получен с трудом, а в последующие годы даже с применением обысков. В Поволжье в 1929 году по обвинению в сокрытии зерна перед судом предстали 17 000 крестьян.

Треть выращенного зерна можно было изъять только с применением силы. Из-за засухи на Украине и хлебного кризиса 1928 года Политбюро было вынуждено ускорить поиск эффективного решения резко обострившейся проблемы обеспечения. Изначально было решено образовать в не закрытых для сельскохозяйственного использования развитых районах к востоку от Волги совхозы, которые бы специализировались на выращивании зерновых. Но стало ясно, что на данном этапе этот проект может быть реализован только в том случае, если для этого будут выделены необходимые рабочие силы из массы застывших в самообеспеченности, неэффективных мелких хозяйств.

Все связанные с этим проблемы и вынужденный уже на протяжении нескольких лет импорт продуктов сделали необходимой быструю коллективизацию сельского хозяйства. Одновременно с решением 1929 года об ускоренной коллективизации сельского хозяйства было запланировано организовать машинно-тракторные станции, с помощью которых можно было облегчить сельскохозяйственный труд на больших колхозных полях и сделать его более эффективным.

Многие небольшие и средние хозяйства были готовы принять поддержку, которую предлагала коллективизация. Но при ускорении коллективизации и обострившихся разногласиях между беднотой и кулачеством речь шла не просто об обеспечении населения. Началось раскулачивание. Стало ясно, что теперь нужно склонить до сих пор работающую в основном на себя массу мелких крестьян к выполнению совершенно иной работы в сельскохозяйственных кооперативах. Это и тот факт, что добровольное вступление теперь вряд ли играло роль, привели к тому, что процесс коллективизации в 1931-1932 годы принял катастрофический характер. Важно также отметить, что торговый баланс СССР между 1928-1929 и 1932-1933 годами довольно резко ухудшился.

В то же время очевиден был также провал надежд, связанных с выдачей концессий. Их доля в промышленном производстве СССР составляла 0,2 % в 1924 году, а в конце 1920-х поднялась всего до 0,6 %.

Регулярно повторяющиеся голодные катастрофы требовали глубоких, но при этом незамедлительных изменений. Опираясь на массы безземельных и бедных крестьян и незанятых на производстве горожан, в большинстве своем происходящих из самых бедных семей строителей и промышленных рабочих, было возможно превратить крестьянскую Россию в современное промышленное государство за несколько лет. Интересы безопасности требовали решения проблем с поставками, поднятия устаревшего и изношенного производства на современный уровень, наращивания производительных сил. Это было необходимым требованием социалистической революции. Будущее должно было драматическим образом доказать, что существование Советской России зависело от успехов, достигнутых в этой области. Коллективизация и индустриализация, так же как сопровождающая их борьба, социально-экономические потрясения и толчки, а также перегибы и недостатки, были неотъемлемой частью революционных изменений, вызванных к жизни Октябрем 1917 года.

То, что изменения эти будут зачастую суровыми, что возникнут перегибы и внешние агрессивные столкновения, было ясно с самого начала. 5 января 1930 года Центральный комитет принял постановление «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Для этого в связи с региональными условиями были предусмотрены три стадии добровольной коллективизации. Не менее логичными были инициированные региональным партийным руководством «соревнования» на более быстрое получение результатов при коллективизации.

В начале 1930 года давление на еще сомневающихся крестьян усилилось. Количество репрессивных мероприятий увеличилось настолько, что руководство партии было вынуждено как-то реагировать. В газете «Правда» от 2 марта 1930 года публикуется статья Сталина «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения», где основная причина «перегибов» на местах определяется так: «…у некоторых наших товарищей закружилась голова от успехов, и они лишились на минутку ясности ума и трезвости взгляда». То есть виноватым объявлялось местное руководство.

В актуальных дискуссиях по проблемам того времени всплывают фантастические цифры – до 15 млн человек, павших жертвами коллективизации. Тот факт, что имели место перегибы и акты насилия, так же мало отрицается, как и почти забытые сегодня факты, что кулаки сделали со своей стороны все, чтобы использовать последствия засухи в своих интересах с помощью совершенно бесстыдного искусственного взвинчивания цен. Так продолжаться не могло. Против коллективизации поднялось массовое сопротивление, организованное кулаками. Они оказывали давление на зависящих от них мелких крестьян. Речь шла не только о сжигании сельскохозяйственных культур и массовом забое домашнего скота. Во многих деревнях активисты этого движения организовывали нападения на представителей власти, распространяли клевету, во многих селах были убиты председатели колхозов, учителя, члены партии и другие активисты, выступающие за коллективизацию и социалистическое преобразование страны. Поля колхозов поджигались до сбора урожая, машинные парки машинно-тракторных станций уничтожались. В начале тридцатых в некоторых областях СССР снова вспыхнули вооруженные восстания и началась борьба с вооруженными бандами.

Но такие явления, как бюрократическое декретирование коллективизации, образование колхозов, которые существовали только на бумаге, угроза военного насилия или лишения воды и т. д., совершенно несовместимы с принципом добровольности. Здесь процветали принципы действия некоторых партийных руководителей, опьяненных своей политической властью и больше не считавших необходимым обсуждать свои взгляды с крестьянами, выслушивать предложения и вместе с заинтересованными лицами искать решения новых задач. И это не было случайностью. Обусловленное карьеризмом, такое поведение руководящих кадров будет все чаще и все трагичнее обрисовываться в дальнейшем.

Кулаки, выбранные для переселения, делились на три категории. К первой категории причислялись активисты контрреволюции. Это были организаторы терактов и восстаний. Ко второй категории принадлежала состоящая из самых богатых кулаков другая часть этого контрреволюционного актива – «простые» участники таких организаций. Третью категорию составляли «отставшие» кулаки, которые не поддержали коллективизацию, но и не участвовали в активных боевых действиях сами. В зависимости от этого деления как представители первых двух категорий за 1930-1931 годы к изгнанию были приговорены в общей сложности 381 026 семей (1 803 392 человека). Из них 136 639 семей были переселены в районы, где они жили ранее, и 244 534 – это были в основном представители первых двух категорий – в лагеря ГУЛАГа, в районы Крайнего Севера, Урала, Западной и Восточной Сибири, Якутии и Дальнего Востока. Так были разрушены социальные структуры, препятствовавшие проведению коллективизации. Но при этом возникли новые проблемы, так как оставшаяся в деревнях беднота зачастую не хотела или была не в состоянии выполнять разнообразные задачи по управлению сельскохозяйственными предприятиями.

Несмотря на все сопротивление, коллективизация, охватив 62,4 % крестьянских хозяйств, была завершена до конца 1932 года. Дойчер, безусловно, прав, когда говорит о том, что «вторая революция» вынудила сто миллионов крестьян отказаться от своих небольших примитивных хозяйств и объединиться в колхозы. Она безжалостно отняла у мужика деревянный плуг предков и заставила его взяться за руль современного трактора. Она согнала миллионы неграмотных в школы и научила читать и писать. Стало обычной практикой говорить исключительно о негативных сторонах коллективизации. О положительном опыте крестьян и крестьянок и результатах коллективизации речи быть не могло. Тем более важно оценить этот аспект развития со всей трезвостью.

Кроме того, делегации рабочих оказали крестьянам помощь при решении многочисленных задач и технических проблем, которые возникали в связи с непривычными для них условиями при переходе к совместному ведению хозяйства, при освоении больших пахотных земель, при управлении складским хозяйством, техническом обслуживании и ремонте машин и т. д. Из романа Шолохова «Поднятая целина» становится ясно, что речь шла не просто о внедрении новых методов управления. Во время коллективизации сельского хозяйства за немыслимо короткое время изменениям подвергся целый комплекс устоявшихся на протяжении веков социальных отношений в русских деревнях.

При этом речь шла не просто о смене отношений собственности – в повседневной заботе о способах управления пахотными землями, севообороте, использовании лошадей, первых тракторах и новых устройствах обработки земли, расширении складов и улиц, ремонте наиболее высококачественных машинных парков и т. д. рассматривались также вопросы оценки деятельности и ее оплаты, вопросы обучения и развития колхоза, которые никогда прежде не возникали в традиционном сельском хозяйстве. В этом контексте внимания заслуживает «простой» факт: количество учеников в общеобразовательных школах увеличилось с 1,6 млн человек в 1927 году до 21,4 млн, то есть в 13 раз.

Нагрузка на сельское хозяйство в связи с индустриализацией могла быть компенсирована, во всяком случае в значительной мере, в течение нескольких лет с помощью снабжения хозяйств сельскохозяйственной техникой и оборудованием: в 1930 г. с конвейеров новых тракторных заводов сошли уже 200 000 тракторов. 1 января 1931 в Ростове-на-Дону в эксплуатацию был введен завод сельскохозяйственных машин. 10 января того же года в Харькове начал работать тракторный завод, а Московский автомобильный завод (АМО) после реконструкции внес свой вклад в изменение и улучшение технических возможностей сельского хозяйства, выпустив 4000 грузовиков.

Уже в то время было ясно, что между коллективизацией сельского хозяйства и индустриализацией Советского Союза существует неразрывная связь. Ведь речь шла не просто о предоставлении финансовых ресурсов для покупки машин и оборудования. Не менее важной была массовая мобилизация крестьян, которые должны были пройти обучение для работы в промышленности. Без снабжения колхозов и совхозов машинами все это обернулось бы крахом традиционных семейных хозяйств. Все эти факты складываются в впечатляющую картину технологических потрясений в сельском хозяйстве СССР: только количество машинно-тракторных станций (МТС) в период между 1934-м и 1938 годами было увеличено от 2900 до 6350.

Решающее значение для оценки итогов коллективизации имеют не затраченные усилия, а результаты этого крупного социально-политического переворота и прежде всего полученные благодаря значительно улучшенным материально-техническим условиям результаты по сбору урожая. Хотя животноводство было самой отсталой отраслью сельского хозяйства (в разведении лошадей и овец показатели еще не достигли уровня дореволюционного периода), но и здесь можно заметить позитивные изменения: между 1933 и 1938 годами поголовье лошадей увеличилось до 5,4 %, поголовье крупного рогатого скота – до 64,6 %, овец и коз – до 104.2 %, свиней – до 152.9 %.

Так были созданы условия для лучшего снабжения населения продуктами. Граждане СССР почувствовали это улучшение условий жизни, когда после сбора урожая 1935 года отменили карточки. Но не только результаты урожая тридцатых годов и связанное с ними улучшение обеспечения населения продовольственным зерном и другой сельскохозяйственной продукцией показывают, что коллективизация сельского хозяйства, несмотря на все первоначальные трудности, была, несомненно, успешной. Важно помнить и о не менее глубоких, учитывая укрепившиеся за столетия традиции, совершенно революционных изменениях в образовании (обучении) сельского населения и о развитии социальных отношений в деревне.

Глава 9. Индустриализация Советского Союза

Несмотря на концентрацию всех усилий на сельском хозяйстве и системе транспорта, новая экономическая политика не помогла преодолеть экономические проблемы, связанные с возникшими еще в довоенное время и с тех пор все дальше развивающимися технической отсталостью и застоем. Но также, и в особенности с учетом позднейших споров, конечно, стоит помнить о том, что Бухарин отметил еще в 1925 году: «Мы живем между капиталистическими странами, мы окружены врагами. Если некоторое время тому назад мы могли говорить совершенно определенно, что параллельно с нашим ростом буржуазные страны экономически и политически падают и идут книзу, то теперь этого мы сказать не можем. Мы растем, и они растут, вот это есть нечто новое в той всемирно-исторической картине, которая развертывается сейчас перед нами… Вопрос о темпах нашего развития, о скорости экономического движения приобретает исключительное значение». В более поздних экономических теориях и спорах о принятом на XIV съезде курсе на индустриализацию он уже не упоминал и каких-либо выводов из этого не делал.

Сталин обобщил эти мысли 4 февраля 1931 в своем выступлении на Первой Всесоюзной конференции рабочих социалистической промышленности в столь же простой, сколь и убеждающей формуле: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

На повестке дня стояло не только сокращение быстро увеличивающегося отставания. Речь шла также об эффективности зарождающейся советской промышленности, способности производить собственное вооружение и противостоять потенциальным противникам. Лишь в этом напряженном контексте становится понятным спор между «левыми» и «правыми» в конце 1920-х. То, что сегодня недопустимым образом рассматривают как простое и своенравное противостояние одновременно амбициозных и некомпетентных политиков, в котором в конечном счете взял верх жестокий произвол бюрократического сталинского аппарата, было в первую очередь поиском путей решения. Тот факт, что каждая из сторон была убеждена в правильности собственной позиции, то, что эти моменты тщеславия и высокомерия играли не последнюю роль, так же верно, как и то обстоятельство, что возобладала концепция, в меньшей степени продиктованная тщеславием своих представителей и именно поэтому нашедшая в партии самую большую поддержку. Каковы были социальные проблемы того времени, становится ясно, даже если смотреть только на масштабы безработицы. Годы индустриализации привели к глубоким изменениям в социальном составе населения СССР: если в 1928 году три четверти граждан составляли отдельные крестьяне и частные ремесленники, то одиннадцать лет спустя из них остались только 2,6 %. В то же время доля рабочих поднялась с 12,4 % до 33,7 %, госслужащих – с 5,2 % до 15,5 %, колхозников и задействованных в кооперативах ремесленников – с 2,9 % до 47,2 %.

Отправной точкой в научно-техническом переустройстве страны стал разработанный в 1920 году, т. е. в разгар гражданской войны, план ГОЭЛРО. В рамках запланированного на 15-20 лет проекта было предусмотрено строительство 20 каменноугольных шахт и 10 гидроэлектростанций. Сюда относились тепловые электростанции в Минусинске, Кашире, Горьком, Шатуре и в Челябинской области, а также гидроэлектростанции в Горьком и на Волхове. Расширение железнодорожных и водных путей в восьми крупных экономических районах (в Северном, Центральном федеральном округе, на юге, на Волге, на Урале, в Западной Сибири, на Кавказе и в Туркмении) сопровождалось, помимо улучшения транспортных связей, возведением жилых комплексов, созданием инфраструктуры, то есть созданием условий для индустриализации Советского Союза. Этот проект был завершен в 1931 году. Первоначальные цели были перевыполнены: в 1932 году производство электрической энергии поднялось не до 450 %, как первоначально ожидалось по сравнению с 1913 годом, а с 2 млрд кВт*ч до 13,5 млрд кВт*ч, т. е. до 675 %. Одним из больших проектов этого плана стало строительство гидроэлектростанции на реке Днепр. Идея построить вместо нескольких небольших ГЭС гигантскую на то время Днепрогэс возникла еще в 1920 году.

В 1927 году началось строительство дамбы, 60 м в высоту и 760 м в длину, и электростанции 236 м в длину и 70 м в ширину, в которой работали 9 вертикально стоящих водных турбин, мощностью 72 МВт. Введенный в 1932 году в эксплуатацию завод стал энергетической основой для Запорожского промышленного комплекса. В 1939 году была достигнута планируемая эффективная мощность.

Масштаб задействованных к началу тридцатых годов крупных гидротехнических объектов в то время еще нельзя было предвидеть полностью. Кто сегодня приводит тот факт, что гидроэлектростанции Волжско-Камского каскада мощностью более чем 12 870 МВт вырабатывают только 4 % производимой в России на начало 2010 года электрической энергии, может представить себе, какая цепная реакция глубоких изменений была приведена в действие тогда.

Одной из отправных точек этого продолжающегося по сей день процесса было постановление ЦК ВКП(б) от 15 июня 1931, предписывающее поднять уровень воды Москвы-реки с помощью подвода воды с верховья Волги, чтобы не только снабдить питьевой водой столицу, но и иметь возможность использовать водный транспорт и обнаруженные в разнице высот в 60 м возможности для выработки электроэнергии. В результате был построен канал 128 км в длину и 12 м глубиной. Строительство длилось четыре года и восемь месяцев: начатые в 1932 году строительные работы были завершены 2 мая 1937 года.

Сюда относятся семь гидроэлектростанций: Ивановская ГЭС мощностью 14,4 МВт, Сходненская ГЭС мощностью 15 МВт, Карамышевская ГЭС мощностью 1,76 МВт, Перервинская ГЭС мощностью 1,76 МВт, Пироговская ГЭС мощностью 0,28 МВт, Ново-Тверецкая ГЭС мощностью 1,2 МВт и Ново-Цнинская ГЭС мощностью 0,22 МВт. Электрификация и не менее бурное развитие химической промышленности стали технологической основой перехода царской России к империалистическому этапу капиталистического способа производства. В этих областях отсталость промышленного развития была особенно очевидной. По сравнению с введением паровых двигателей в XIX веке ускорение темпов развития при обеспечении электрической энергией было значительно выше.

Уже в 1900 году в мире было произведено 15 млрд кВт*ч электрической энергии, количество которой в течение десятилетия увеличилось более чем в два раза: в 1913 году количество выработанной энергии составило уже 35-40 млрд кВт*ч. Доля России, однако, составила только 2,04 млрд кВт*ч ≈ 5 %, которые были произведены рядом небольших электрических станций. Только в 1914 году в России впервые начали использовать дистанционную передачу высокого напряжения. Еще хуже была ситуация в электротехнике: до 1917 года были построены только 24 турбогенераторов мощностью 8000 кВт.

Почти все прочее оборудование для электростанций приходилось импортировать. Уже по этой причине огромная страна относилась к тем мировым регионам, где в то время не существовало реальных предпосылок для достижения промышленного уровня производительности развитых индустриальных стран.

Сравнение индустриализации Советского Союза в 30-е годы с тем, как обстояли дела в Великобритании, Франции, Германии и США в XIX и в некоторой степени даже в XVIII веке, заставляет предполагать, что задачей было не только простое повторение. Конечно, преимущества более позднего вступления на путь развития нужно рассматривать не менее внимательно, чем большей частью абсолютно новые задачи. Но все, что было перенято из опыта предшественников и могло быть использовано в целях облегчения, не было даже дополнено значительно более обширными и дифференцированными требованиями современной технологической инфраструктуры. Речь здесь идет об индустриализации, которая могла проводиться не в смысле органично-логичного развития на основе потенциала экономических показателей. Здесь началось строительство промышленности, которое, опираясь на месторождения угля и руды, которые еще только предстояло найти, ориентировалось при строительстве электрической сети, а также тяжелой и легкой промышленности, других отраслей обрабатывающей промышленности и транспорта на современные научно-технические решения. Цель заключалась в том, чтобы в кратчайшие сроки создать металлургическую основу, которая могла быть использована в качестве основы машиностроения, автомобильной, тракторной и авиационной промышленности, а также для всех новых отраслей промышленности, которые на этом этапе военно-технического развития использовали профиль современной оборонной промышленности.

В дополнение к этому во время принимаемых в 1927 году мер по мобилизации было установлено, что 235 промышленных предприятий, которые должны были взять на себя задачи по вооружению, до 1926 года в связи с демобилизацией и в связи с преобладающими пацифистскими настроениями не получали должного внимания со стороны экономического совета. Это было не следствием пренебрежения к этой сфере, а скорее результатом предыдущих войн. Вместо минимального стандарта расходов на оборонную промышленность в размере 4 % государственного бюджета в распоряжение были получены только 0,75 %. В значительной мере это объяснялось тем, что предприятия металлообрабатывающей и машиностроительной промышленности, несмотря на уже проведенные меры по реконструкции и восстановлению некоторых предприятий, функционировали, как и прежде, только ограниченно.

С учетом такого состояния материальных и технических условий и финансовых возможностей на период с 1926 по 1931 год был разработан пятилетний план по развитию Советских Вооруженных Сил, согласно которому для создания новых пехотных дивизий и в целях максимального использования всех возможностей, создания воздушных вооруженных сил и ПВО, а также усиления полевой артиллерии, тяжелой артиллерии, химического оружия и бронетанковых войск должны были быть выделены 260 миллионов рублей. Уже в 1927-1928 годах расходы на оборону поднялись до одного миллиарда рублей, то есть до 17,3 % государственного бюджета (в 1926 году сумма составляла 780 млн, или 15,4 %). Особое внимание в этой области было уделено предстоящим исследованиям и разработкам.

В мае 1925 года в Свердловске было начато проектирование Магнитогорского комбината. Должны были быть разведаны и разработаны огромные рудные месторождения горы Магнитной. Четыре года спустя этот проект был подтвержден советом народного хозяйства СССР. 1 июля 1930 года был заложен первый камень в фундамент первой доменной печи, а 31 января 1932 года печь была запущена, и на следующий день в ней начали плавку чугуна. Летом 1933 года начала использоваться доменная печь № 2, а еще через год печи № 3 и № 4; в августе 1934 была получена первая прокатная сталь. В 1936 году на этом комбинате обрабатывалось 20 % добываемой в СССР железной руды. Таким образом, были созданы важнейшие условия для производства советской техники.

Не менее примечательным является строительство Беломорского канала. Начатое в 1931 году строительство 227-километрового канала, 19 шлюзов, плотинных сооружений, дамб и всего другого оборудования между Онежским озером и Белым морем было завершено в 1933 году. Это не только способствовало сокращению пути между Ленинградом и Архангельском на 4000 км. Эта транспортная связь стала отправной точкой сети водных путей, которая позже связала все промышленные центры европейской части СССР.

Многие специалисты, приехавшие из западноевропейских промышленных стран и США, пытались всеми способами шпионить за научно-технологическим развитием СССР, препятствовать ему и неправильно ориентировать. Несмотря на крупные масштабы проекта и препятствия, в период 30-х годов удалось обеспечить огромный прирост объема производства в едва развитых до этого времени регионах: на западе и востоке Урала, в Восточной и Средней Азии, на Дальнем Востоке. За несколько лет были обнаружены новые источники энергии, месторождения железной руды и угля, а также введены в эксплуатацию большой металлургический комбинат, новые предприятия машиностроительной промышленности; велись разработки в сфере химической и текстильной промышленности.

Перечисление некоторых новых объектов и достижений дает возможность понять, что они означали для развития советской экономики в то время:

1931:

– реконструкция автомобильных заводов АМО (позже ЗИС);

– сборка первого трактора на Харьковском тракторном заводе имени Серго Орджоникидзе;

– ввод в эксплуатацию Саратовского комбината по производству сельскохозяйственных комбайнов.

1932:

– ввод в эксплуатацию автомобильного завода в Горьком;

– ввод в эксплуатацию первого цеха доменных печей в Магнитогорске;

– ввод в эксплуатацию химических заводов в Воскресенске;

– ввод в эксплуатацию первого шарикоподшипникового завода в Москве;

– ввод в эксплуатацию первой доменной печи на Кузнецком металлургическом комбинате;

– открытие первой шахты каменного угля в Воркуте;

– официальное открытие Днепрогэс.

1933:

– ввод в эксплуатацию Челябинского тракторного завода;

– ввод в эксплуатацию машиностроительных заводов Орджоникидзе (Уралмаш);

– ввод в эксплуатацию первой доменной печи на заводе Азовсталь в Мариуполе;

– ввод в эксплуатацию химического завода в Бобриковске.

1934:

– XVII съезд ВКП(б) утверждает второй пятилетний план развития народного хозяйства;

– ввод в эксплуатацию первой секции Новокраматорского машинного завода.

1935: ввод в эксплуатацию московского метро.

1936: ввод в эксплуатацию целлюлозно-бумажного комбината в Краснокамске.

Тот факт, что ориентация на ускоренную индустриализацию была единственным выходом из экономического пике, был очевиден. Однако на тот момент предстояло решить и совсем другие задачи. После сопровождаемой доселе немыслимыми потерями военной победы социалистической революции Советской России в тот момент мог угрожать только голод. Но как могло понимание насущной необходимости быть применено в условиях очевидного дефицита продуктов питания, одежды, обуви, отсутствия жилья, почти разрушенной системы здравоохранения, почти во всех отношениях недостаточного и ориентированного по большей части на устаревшие понятия образования?

Несмотря на существование в некоторых областях определенных идей и планов, даже мудрейшие руководители не могли совершить невозможное.

В марте 1931 несколько капиталистических государств начали кампанию по обострению экономического бойкота СССР. Открыто выраженной целью стал подрыв проектов индустриализации. Польское правительство начало террористическую деятельность в Западной Украине и призвало западные державы к антисоветской войне. Но эти проекты потерпели поражение, столкнувшись с реальностью мирового экономического кризиса: для все большего числа немецких, французских, британских и других компаний заказы из Советской России остались единственным шансом избежать предсказуемого банкротства. Несмотря на открыто выражаемые симпатии самых реакционных кругов монополистического капитала, именно экономические причины помешали антисоветским усилиям уехавших за границу или скрывавшихся в России последователей Троцкого. Принятое в мае 1931 года в Берлине соглашение между руководителем троцкистских группировок в СССР И. Н. Смирновым и сыном Троцкого не имело значительных последствий. После ареста Преображенского и Смирнова силы этой группировки ослабли. Но в то же время стало понятно, какое влияние последователи Троцкого все еще имели на центральные партийные органы. На XVII партийном съезде 29 членов и кандидатов ЦК не были переизбраны на свои должности, потому что были связаны со Смирновым. Но, с учетом откровенно агрессивных намерений монополистических и военных кругов Великобритании, Германии и Франции и имеющихся данных советской разведки, не оставалось никакого другого пути, кроме как подвергнуть меры и результаты новой экономической политики критической проверке: вот почему вряд ли стоит удивляться, что начавшаяся на рубеже 20—30-х годов индустриализация Советского Союза с самого начала подверглась влиянию требований надвигающегося военного противостояния. Хотя нужно признать правоту Смирнова в том, что СССР уже на основании состоянии промышленности и финансовых возможностей не мог преследовать цель военного первенства. Но система возникших здесь производительных сил неизбежно доминировала в военно-промышленном плане благодаря развитию этих сил в условиях постоянно и везде ощущающейся экономической, научно-технической и военной конфронтации с принадлежащими монополистическому капиталу продуктивными и деструктивными силами. Исходя из этой точки зрения и полученных выводов, Сталин и его товарищи пришли к убеждению, что необходимо сделать все, чтобы определенная Сталиным генеральная линия была приведена в исполнение, несмотря на все препятствия.

Однако реализация таких масштабных проектов многим вызванным в целях помощи иностранным специалистам казалась совершенно нереальной. Но не только они были убеждены в том, что эти проекты, с учетом бедственного экономического положения, были обречены на провал. Не хватало не только строительных материалов, машин и технического оборудования. Откуда должны были взяться необходимые для строительства этих предприятий рабочие силы, когда они в то же самое время были необходимы для требующего, как и прежде, затрат сельского хозяйства? Как могли люди, едва знакомые с началами школьного образования, выполнить технические задачи, которые требовали профессиональной квалификации, откуда могло появиться такое большое число инженеров, которые обладали бы достаточной квалификацией для строительства, эксплуатации и решения связанных с этим задач?

Проблемой стало не только отсутствие знаний и навыков, но и небрежность, разгильдяйство и – не в последнюю очередь – скрытое за этим поведением умышленное вредительство. Так, например, закупалось дорогостоящее оборудование, которое, как становилось ясно с самого начала, просто не соответствовало поставленным задачам. Другое оборудование повреждалось при транспортировке, монтаже или вводе в эксплуатацию. Нередки были случаи, когда произведенные с помощью такого оборудования детали были негодными или низкого качества. Предвидеть такие помехи можно было не всегда, но в тот момент любое промедление влекло за собой катастрофические последствия. Некоторым это может показаться абсурдным, но 9 декабря 1933 была введена уголовная ответственность за выпуск некачественной продукции.

Это еще не все. Задачи, которые теперь стояли перед членами партии, были абсолютно другими, нежели во время подпольной борьбы. Теперь речь шла в первую очередь о приобретении навыков, необходимых для выполнения обязанностей работников государственного аппарата и неизвестных до сих пор, о чрезвычайно ответственных задачах ВЧК и решении сложнейших технических, военных и экономических задач, которые во многих случаях считались неразрешимыми даже специалистами. Из этого возникал не только революционный энтузиазм, позволявший решить многие крупные проблемы научно-технического образования, экономического преобразования и начатого строительства. Возникшие здесь зародыши конфликтов между «стариками», которые ссылались на уже устаревший опыт, и «молодыми», нередко чрезмерно возгордившимися своими успехами, использовались конкурирующими за власть и влияние партийными группировками.

В этой ситуации возникла еще одна проблема: те, кто имел базовые знания о марксизме, действительно много говорили о развитии производительных сил, о современных технологиях и новейших достижениях науки. Но мало кто из них действительно имел способности к научному или техническому обучению. Многие говорили о вещах, о которых они, в лучшем случае, имели смутное представление. Было немало тех, кто, с уверенностью победителей вернувшись с фронтов гражданской войны, не мог и не хотел понимать, что все многообразие экономических, социальных, культурных и других проблем страны уже нельзя было решить методами партизанской войны. Все чаще и чаще они вынуждены были убеждаться в том, что теперь те, кто использовал свои полномочия и таланты для собственного обучения, учитывая новые задачи, имели неоспоримое преимущество.

Все более и более очевидным становился тот факт, что многие из только намечающихся внутрипартийных столкновений сводились, прежде всего, к тому, что различия между претензиями на политическую власть, основанными на заслугах в нелегальной борьбе, страданиях во время ареста и военных успехах, и способностью анализировать актуальные проблемы и искать пути для их решения становились все больше.

Все чаще возникающие в этом контексте конфликты привели к сильному обострению разногласий внутри партии. В своем докладе на XVII партийном съезде Каганович сообщил делегатам, что во время Шахтинского процесса, а также во время других процессов стало ясно, что многие из руководящих работников-коммунистов не знакомы с современными технологиями, что они не стремятся освоить их, слепо веря старым специалистам, и что они работают как худшие комиссары. Возникшее при этом требование ориентироваться при выборе командного состава не на заслуги, полученные в годы революции и гражданской войны, понравилось далеко не всем и было встречено несогласием, открытой враждебностью и нередко – даже в рядах ведущих партийных кадров – организованным сопротивлением. Многие из тех, кто посвятил жизнь революции и гражданской войне, не могли понять новых реалий и не были готовы отказаться от своих функций, своего влияния и связанных с ними условий жизни, не считая справедливыми новые требования, возникшие по отношению к ним.

В связи с этим в областных управлениях и в центральном руководстве партии, в Советах, армии и спецслужбах все чаще более квалифицированные конкуренты и другие непопулярные лица подвергались клевете и арестовывались по ложным обвинениям сотрудниками органов безопасности.

Но в той же мере, в которой такие недостатки в практической деятельности: планировании и управлении национальной экономикой, восстановлении предприятий, железнодорожных объектов и оборудования, в системе здравоохранения и образования – становились все очевиднее, разрешение этого конфликта становилось вопросом выживания. Все более очевидной становилась опасность, что способность руководства партии решить эти проблемы будет подавлена в связи с эскалацией конфликта между Троцким и его сторонниками, с одной стороны, и Сталиным, Зиновьевым, Каменевым – с другой, а также между другими конкурирующими группировками. Принятый на X съезде партии еще под давлением Ленина запрет на образование фракций имел только ограниченное влияние. После болезни Ленина и его смерти скрытая борьба за политическое руководство разгорелась со всей остротой. Что бы произошло, если бы Троцкий победил? Ответ остается поводом для размышлений, а факт остается фактом: борьба за власть привела к тому, что решение неотложных проблем, связанных с восстановлением страны, и необходимое беспристрастное обсуждение альтернативных вариантов в результате этих споров не только перемешались, но и были отодвинуты на задний план и по большей части стали неосуществимыми. Звучали разные мнения, имеющие значение только в контексте этих споров, и часто речь шла только о поверхностном решении основных вопросов. Пытаясь разобраться, почему в этой борьбе победил именно Сталин, нужно обращать внимание не только на то, какие проблемы в результате этого остались неразрешенными, какой вред этот спор между несколькими одинаково амбициозными группами нанес идее социализма. Речь идет также о все более четко определяемых особых интересах конкурирующих групп власти, которые придавали значение интересам страны и работающего населения лишь в последнюю очередь, что повлекло серьезные последствия в результате выбранного способа захвата руководящих должностей.

Масштаб требующих решения научно-технических проблем станет, пожалуй, более понятным, если напомнить, что в дореволюционной России примерно лишь треть населения была грамотной. На Кавказе, в Центральной Азии, в бескрайних северных и дальневосточных регионах Сибири эти проблемы осложнялись еще и тем, что практически во всех областях молодого Советского Союза на основе простейших форм хозяйствования совместно проживали народы, говорившие на разных языках, имеющие различные религиозные и культурные традиции и образ жизни.

Многие народы в конце 20-х оставались кочевыми, а обширные территории на Дальнем Востоке еще даже не были открыты географами. Здесь не было ни дорог, ни школ, ни управления, ни милиции, которая могла бы вмешаться, если бы что-то случилось. К культурным ценностям доступ имели почти всегда только представители правящих слоев. Для многих мелких и обычно угнетаемых на протяжении столетий народов эти условия были само собой разумеющимся явлением, в таких условиях они привыкли жить издревле. Однако неясное чувство всепроникающей несправедливости передавалось из поколения в поколение. У многих из них не было письменности. В этой ситуации стало очевидным, что вопрос уже не в прямой связи между образованием и экономическим развитием: здесь исторические и цивилизационные масштабы развязанной Октябрем культурной революции определились настолько очевидным образом, что все наивные представления о разнообразии жизни этих народов были сметены в кучу. Благодаря своему опыту полевых исследований в периферийных регионах Узбекистана, лингвист А. Р. Лурия пришел к выводу, что только радикальная трансформация основных форм хозяйства, быстрая ликвидация неграмотности, а также освобождение от влияния мусульманства может привести не только к расширению кругозора, но и к настоящей революции в познавательной деятельности. Действительно, после победы Октябрьской революции в постоянно расширяющемся спектре новых социальных явлений стал намечаться ряд новых возможностей для развития. Но не стоит забывать: вместе с появившимися в этой ситуации ожиданиями на повестку дня были вынесены актуальные проблемы революционного переворота в огромной стране, проблемы научно-технической отсталости сельского хозяйства, промышленности, системы транспорта, систем образования и здравоохранения, питания, жилья, строительства школ, университетов и домов культуры, борьбы с неграмотностью, борьбы против еще действующих форм угнетения, против изживших себя форм поведения и религиозных предрассудков. Масштаб начавшейся в молодом Советском Союзе в результате этого понимания культурной и образовательной революции характеризовался прежде всего охватом огромных территорий: на малолюдных и необработанных землях Центральной России и Сибири, Дальнего Востока, в полуфеодальной Центральной Азии и на Кавказе началась коренная ломка всех жизненных привычек, исторических аналогов которой нет. Глубокие изменения жизненных условий народов этой огромной территории не ограничивались первыми шагами к народному образованию, созданием письменного и литературного языка и коренными изменениями в системе здравоохранения.

С учетом всего этого станет понятнее, как было невообразимо трудно в эти годы, при недостатке строительных материалов и недостаточном обеспечении рабочей силы продуктами питания, строить угольные и гидро– электростанции, ремонтировать и вводить в эксплуатацию разрушенные и заброшенные шахты, доменные печи, металлургические и машиностроительные предприятия. Это также объясняет, почему открытие Волховской электростанции, несмотря на использование до 15 000 рабочих, смогло состояться только 19 декабря 1926 года. Следующие цифры дают только поверхностное представление о масштабах начавшегося образовательного бума: в период с 1928 по 1932 год число учеников в начальных школах выросло с 10 до 19 миллионов, число учеников средних классов – с 1,6 до 4,35 миллионов, количество студентов на рабочих факультетах – от 274 000 до 1,437 миллионов, студентов вузов – с 166 тысяч до полутора миллионов. Первые годы социалистической индустриализации в СССР были одновременно годами коренных революционных изменений в системе образования.

Не менее сложными и противоречивыми оказались усилия по созданию единой системы государственного планирования. Образованная в 1921 году комиссия по планированию (Госплан) неоднократно сталкивалась с конфликтами по вопросам компетенции, ревностью по ничтожному поводу и бюрократизмом Особого совещания по восстановлению основного капитала (ОСВОК), непониманием и концептуальными различиями между проектами министерств и других государственных учреждений.

В условиях всестороннего дефицита многие усилия по решению задач развития и расширения промышленности и других экономически важных задач столкнулись с бюрократическим барьером скрытой конкуренции между спорящими за осуществление своих желаний, полномочий и возможностей предприятиями, народными комиссариатами, их органами и чиновниками.

Все попытки дать реалистичное представление о проблемах того периода остануттся поверхностными, если не рассматривать отношения между СССР и империалистическими государствами и возникшие в результате этого проблемы развития и конфликты в СССР. Тот факт, что социалистическая революция в России не стала, как ожидалось, отправной точкой волны других мировых революционных потрясений, в то же время стал отправной точкой всех основных противоречий в споре о дальнейших путях развития социалистической революции в СССР. В усиливающейся конфронтации обострились противоречия между поддерживаемой большинством членов партийного руководства и партии группой Сталина и Троцким и его сторонниками. Для последних революция в России была не целью, а средством к разжиганию революционного пожара в более продвинутых странах, что в конечном итоге должно было привести к победе коммунизма в мировых масштабах. Идея Сталина заключалась в том, чтобы победа большевиков в России стала фактом, имеющим самостоятельное значение. Таким образом, нужно было не ориентироваться на экспорт революции, а без промедлений начинать строительство социализма в стране, освобожденной от капиталистов.

Даже Троцкий считал борьбу пролетариата за власть с помощью социалистической революции незавершенной. Его вывод заключался в том, что эта борьба в условиях решающего преимущества капиталистических отношений на мировой арене приведет к неизбежным социальным взрывам, а значит, к гражданской войне внутри страны и к революционной войне за ее пределами. На первый взгляд, такое соображение кажется вполне правильным. Но при критическом рассмотрении в глаза бросается не столько затихание революционных событий в Западной Европе, сколько драматическое положение экономики, а с ней и военно-экономических ресурсов Советской России. С исторической точки зрения такая оценка может показаться верной, но линия, сосредоточенная только на этом, неминуемо вела, как показал опыт войны против Польши, не только к провалу революционной экспансии, но и к краху полностью ослабленной этими войнами Советской России. Поддержки такого рода авантюризма нельзя было ожидать ни от населения, ни от партии.

Пророчества Троцкого об ускоренном развитии тяжелой промышленности, звучавшие вполне логично в начале 1920-х, столкнулись с жестокими реалиями времени. Это сводилось не только к надеждам, которые на данном этапе были связаны с нэпом. Ни во время гражданской войны, ни после нее не хватало технических, научных и экономических условий, которые были необходимы для такого дополнительного напряжения сил.

Бухарин же понимал ленинскую идею нэпа как необходимость долгосрочного формирования социализма на основе совместной крестьянской экономики и сосуществования государственных и частных предприятий, но из неудовлетворительных результатов и резко изменившейся военно-политической ситуации стало понятно, что сохранение этой ориентации неминуемо приведет к катастрофе.

Оба придерживались своих альтернативных концепций. Но обоим не хватало готовности принять связанные с ними последствия социально-экономического развития страны, индустриализации и военной защиты строительства социализма в их конкретно-исторической сложности. Ни Троцкий, ни Бухарин не потрудились включить в свои проекты социальную реальность молодой Советской власти, то есть, в частности, настроение населения и готовность и способность передовых слоев рабочего класса и теперь уже появившейся советской интеллигенции к реализации таких непростых целей.

Большинство членов ЦК, группирующихся вокруг Сталина, было хорошо осведомлено об этой стороне дела. Именно эта партийная группировка была в состоянии выразить выбранные цели на языке, понятном для рядовых членов партии.

Многие интеллектуалы потешались над лексически и логически упрощенным стилем Сталин даже при обсуждении самых важных и противоречивых тем, забывая о том, что колоссальные проблемы, о которых он говорил, должны были быть донесены до массы людей, которые, преодолев неграмотность, в кратчайшие сроки должны были быть в состоянии решать сложнейшие технические и другие задачи. То, что этот процесс не пройдет без потерь и неудач, было так же само собой разумеющимся, как и то, что только таким образом можно было приобрести те знания, которых не хватало.

Тем же самым противоречием можно объяснить нарастание более поздних конфликтов при обсуждении общих или приоритетных требований роста социалистического сектора экономики. Именно из искренней убежденности каждой стороны в собственной правоте развивалась борьба за власть, которая использовалась в своих интересах всеми участниками, а также органами безопасности, становившимися в тридцатые годы все более самостоятельными, и зарубежными силами. Даже по более поздним исследованиям видно, что при всех интригах, пустых разглагольствованиях и грызне за власть в основе конфликта «левой» и «правой» оппозиции лежали именно идеологические расхождения.

Эти вновь и вновь разгорающиеся разногласия относительно основных концептуальных различий в руководстве ВКП(б) не могли не повлиять на развитие планов по восстановлению экономики и, следовательно, на темпы индустриализации в стране.

Это нашло свое отражение в изображении ситуации того периода. Кроме прочего, утверждается, что Дзержинский якобы видел возможность для достижения довоенного уровня развития промышленности только к 1935-1941 годам.

В действительности ведущие металлурги запланировали всего 35 % от уровня производительности 1913 года при добыче металла в 1927-1928 годах. Но такой план председатель ВСНХ не принял. Он был лучше осведомлен о состоянии и проблемах экономического развития страны. Вот почему в начале 20-х годов он выступил против авантюрных планов Троцкого и «левой» оппозиции. По той же самой причине он занял следующую позицию: «Нам нужна Россия металла, металлургия – наше будущее». В то время было сложно оценивать мысли и поступки действующих лиц правильно и без предрассудков – и с исторического расстояния вряд ли это будет легче. Необходимо отметить существование ожесточенного спора как о перспективах ускоренного, сдержанного или сознательно замедленного темпа индустриализации, ориентации на легкую или тяжелую промышленность и количества заимствованных из сельского хозяйства источников финансирования, так и об экономических последствиях этого гигантского процесса социального перераспределения.

Этот конфликт нашел своеобразное продолжение в более поздние годы существования СССР. В опубликованных по случаю 50– и 60-летнего юбилеев СССР статистических ежегодниках можно найти некоторые данные по развитию страны в периоды 1922-1940 и 1940-1965 годов, и разрыв между этими периодами велик. Очевидно, состояние научно-технического и экономического развития в Советском Союзе в конце 20-х и в начале 30-х годов плохо сочетались и сочетаются с более поздним сведением вопроса к критическому анализу культа личности.

Причины этого заключались, конечно, не только в том, что даже тогда имелись истории статистического успеха, подтверждавшиеся лишь на бумаге, то есть в справках, которым рьяные бюрократы в то время и позже и не только в России верили и продолжают верить, стараясь угодить пожеланиям своих начальников.

Но как эти явления, так и проблемы, связанные с концентрацией на развитии промышленности, были хорошо известны. На основе анализа темпов развития в годы, предшествовавшие первой пятилетке, Бухарин заявил о крайне серьезных опасностях, возникших в результате бурного роста промышленности, значительного роста населения, увеличения потребностей населения и того факта, что объем урожая продовольственного зерна не увеличился вместе с ними. Но это трезвое суждение даже приблизительно не отражает груз постоянно повторяющейся опасности возникновения повсеместного голода, неизгладимое воспоминание о котором сохранилось у очень многих жителей России и Украины.

Первый пятилетний план был разработан на основании директив XV Съезда партии ВКП(б) в 1927 году и подтвержден в 1929 году на V Всесоюзном съезде Советов. Главная линия этого плана была определена в рамках долгосрочных целей плана ГОЭЛРО. Его главной целью стало создание основ социалистической экономики, а также ограничение влияния капиталистических элементов на экономическое развитие и усиление обороноспособности страны. В соответствии с этим планом должно было начаться превращение СССР из аграрной страны в промышленно развитое государство. На это были направлены меры как по индустриализации, так и по коллективизация сельского хозяйства. Уже в ходе разработки и в процессе реализации этого проекта возникли ожесточенные споры с троцкистскими сторонниками сверхбыстрой индустриализации и силами правой оппозиции, которая выступала за более медленный темп экономического развития с опорой на сельское хозяйство.

Ядром этого плана было коренное изменение технологии производства и увеличение числа крупных социалистических предприятий. С этой целью объем инвестиций был увеличен в два раза. Они использовались для строительства и модернизации предприятий тяжелой промышленности и для расширения системы транспорта. Особое место занимало при этом создание новых промышленных центров на Урале и в Сибири.

Необходимые для такого инвестирования средства могли быть заимствованы не только из прибыли государственных и кооперативных хозяйств. За счет и без того ограниченного фонда потребления фонд накопления в период с 1929-го по 1932 год увеличился с 21,3 % до 26,9 %. В это же время колхозникам и работникам продавались облигации. Таким образом, стало возможным ограничить уже находящуюся в обращении денежную массу. Однако вместе с тем не были найдены никакие дополнительные материальные ресурсы. Эта огромная брешь на данном этапе могла быть закрыта только путем экстенсивной эксплуатации живого труда.

За то, что в ходе этого пятилетнего плана 1500 больших государственных промышленных предприятий смогли возобновить производство, нужно благодарить обусловленные этой ситуацией энтузиазм и усилия советского народа.

К числу этих предприятий относились тракторные заводы, металлургические и машиностроительные предприятия, предприятия авиационной, а также химической промышленности.

В дополнение к Днепрогэсу в Зуевске, Челябинске, Сталинграде и в других городах и областях были построены и введены в эксплуатацию тепловые электростанции. В рамках первого пятилетнего плана были созданы Кузнецкий и Магнитогорский металлургические комбинаты, огромные рудники в Донбассе и Кузбассе, Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, автомобильные заводы в Москве и Горьком, комбинаты по обработке целлюлозы в Кондопоге и Вычере, завод по обработке азота в Бережинске, завод револьверных токарных станков в Орджоникидзе, завод станкостроения «Красный Пролетарий», завод «Калибр», на котором производились прецизионные измерительные приборы, и первый шарикоподшипниковый завод в Москве.

Национальный доход СССР за годы первой пятилетки увеличился в два раза. Производительность труда увеличилась на 41 %. Но для развития страны самую главную роль играли глубокие структурные преобразования, вызванные этой форсированной индустриализацией. Доля промышленных товаров в валовой продукции выросла с 51,5 % до 70,2 %. Доля машиностроительной продукции увеличилась в четыре раза. Производство электроэнергии было увеличено на 270 %. Это развитие было неразрывно связано с никогда прежде не виданными качественными изменениями системы образования. Количество учащихся и студентов увеличилось в три раза, число учеников начальных классов – в два раза.

Существовавшая ранее безработица была преодолена; был введен семичасовой рабочий день. Особенно очевидными были связанные с этим изменения уровня и образа жизни в республиках и автономных республиках. Если темпы роста в Европе показывали 200 %-ное увеличение, то здесь мы видим 350 % и более. Обусловленный этим развитием энтузиазм привел к тому, что план первой пятилетки был реализован за четыре года и три месяца. Тем, кто считает приписывание выдающихся достижений тех лет чистому энтузиазму слишком упрощенным подходом, мы рекомендуем обратиться к более серьезному анализу этого этапа развития советской экономики. Уже в 70-х годах известный советский экономист Г. И. Ханин, тщательно изучив весь спектр информации об этом этапе – от апологетически восторженных до глубоко осуждающих публикаций, – приходит к такому результату: «Нетрудно предположить, что развитие командной экономики, так-же как и в других экономических системах, переживало периоды возникновения и достижения зрелости, когда ее возможности раскрылись наиболее полно. Многое говорит за то, что период зрелости начался во второй половине 30-х годов. Тогда перед экономикой встала намного более сложная задача, чем построить по иностранным образцам и зачастую под иностранным руководс-твом современную индустриальную базу: самостоятельно развивать научно-технический прогресс, освоить созданный производствен-ный потенциал, обеспечить повышение эффективности экономики. Для такого перехода были определенные предпосылки, созданные колоссальными усилиями предыдущего периода по расширению среднего и высшего образования. При всех крупных недостатках качества обучения в этот период, особенно до середины 30-х годов, было подготовлено значительное количество специалистов с высшим образованием, превосходящих по своей квалификации средний уровень руководящих кадров советской экономики, подготовленных до сере-дины 30-х годов. Особенно большой разрыв был со специалистами, подготовленными в 20-е годы, когда стандарты технического обра-зования в СССР были достаточно высокими. Именно выпускники технических вузов 20-х годов, уже имевшие в это время опыт практической работы, прежде всего сменяли старых руководите-лей промышленности в ряде ее важнейших отраслей».

Но, говоря о результатах первой пятилетки, нельзя не упомянуть о беззаконии, творившемся во время споров о коллективизации сельского хозяйства между сельской беднотой и усилившими во времена нэпа свое влияние кулаками, об увеличении– несмотря на неурожай – экспорта зерна и возникшем в результате этого голоде на Украине и в Центральной России.

Однако любая попытка оценить все эти факты в отрыве от конкретных условий, без реалистичного и трезвого принятия во внимание специфичных внутренних социально-экономических условий и проблем, кажущихся сегодня в свете международных политических, экономических и военных конфликтов «очевидными», обречена остаться бесплодной. Невообразимая нищета, в которой в то время жило население Советской России, была вызвана, пусть косвенно, но не в последнюю очередь целями пятилетнего плана. Потребление зерновых должно было оставаться на уровне 259 кг (на человека в год), предусмотренное увеличение потребления мяса для жителей городов составляло от 49,1 кг до 62,7 кг, а для жителей сел – от 22,6 до 26,4 кг, потребление яиц могло быть увеличено от 50 до 72 штук. Но такой план не мог быть реализован или мог быть выполнен только частично. Сюда относились, кроме всего прочего, значительные потери во время хранения или при транспортировке, региональные различия и несоответствия при распределении. Фактом остается то, что в течение первой пятилетки, то есть в период высочайшего напряжения, обеспечить снабжение населения основными продуктами питания удавалось далеко не всегда. В то же время оснащение предприятий оборудованием должно было быть увеличено до 243 %. Такой дефицит производительности мог быть преодолен в долгосрочной перспективе только в связи с массовым использованием современных технических средств в сельском хозяйстве. Несмотря на все возникшие в это время предубеждения и все чаще высказываемые сомнения, на основе данных 1939 года можно увидеть, что эта цель, по существу, была достигнута. Поэтому внимания заслуживает следующее замечание: построенные предприятия обеспечили оснащение Советских Вооруженных Сил. В 1925 году были выпущены первые собственные грузовые автомобили и тракторы (автомобили грузоподъемностью 1,5 т типа «АМО-Ф-15» и «Фордзон» (по лицензии компании «Форд»)). В Сталинграде и Челябинске работу начали тракторные заводы.

Учитывая длящиеся по сей день дискуссии и споры о пятилетке, стоит обратиться за непредвзятой оценкой к наблюдателю, не замеченному в симпатиях к той или другой стороне. Отправной точкой в заключении, которое делает Валентино Гитерман, исходя только и исключительно из соображений экономической эффективности, является то, что никто и никогда прежде не осмеливался попытаться заранее запрограммировать экономическую активность населения более чем в сто пятьдесят миллионов человек. Уже тогда этот эксперимент рассматривался на различных этапах то скептически, то с удивлением и восхищением. Вместе с радикальным раскулачиванием советское правительство посчитало необходимым начать «вторую сельскохозяйственную революцию» (которая по своим масштабам превосходила экспроприацию имущества дворян 1917 года), для того чтобы в кратчайшие сроки реализовать сельскохозяйственные цели первой пятилетки. В конечном итоге можно отметить, что утверждение о досрочном выполнении первой пятилетки не совсем соответствует действительности. Причины этому Гитерман видит в ставшей необходимой для спонтанного «опережения» некоторых производственных сфер синхронизации различных частей экономического процесса и растущей под давлением международного положения необходимости использовать тяжелую промышленность для нужд системы обороны.

Гитерман подтверждает, что в начале коллективизации действия предпринимались очень осторожно, а ускорение началось только тогда, когда крупные крестьяне и кулаки, не желающие отказаться от своих частных хозяйств, стали причинять ущерб колхозам путем поджога, разрушения сельскохозяйственной техники и других актов саботажа. Говоря о коллективизации, нельзя не рассматривать детали и масштабы этого многослойного и противоречивого процесса. Выход из порочного круга между промышленностью, которая была не в силах удовлетворить самые основные потребности сельского хозяйства, преобразованием крестьянских малых и средних хозяйств и спекулятивных прибылей, которые кулаки получили благодаря возможности распоряжаться зерном и другими продуктами, – выход можно было найти, только сломав эту спираль саморазрушения.

Тот факт, что индустриализация этой огромной страны была единственным выходом из усиливающегося экономического кризиса, был очевиден, так же как и то, что необходимые для этого рабочая сила и другие ресурсы могли существовать только за счет сельского хозяйства. Таким образом, производительность сельского хозяйства должна была быть ощутимо увеличена в течение короткого времени. С помощью коллективизации должны были быть получены большие посевные площади, достигнуто улучшение здоровья населения и освобождение рабочих сил. Это решение было направлено против капиталистической по своей природе власти кулаков. Жесткость этого конфликта станет видна, если наглядно продемонстрировать темпы коллективизации. В конце 1929 года 7,6 % сельскохозяйственных предприятий объединились в колхозы. 20 января 1930 года их количество достигло 20,6 %, 1 февраля – 32,5 %, а 20 февраля – уже 50 %.

Но темпы этого успеха имели и темные стороны: не только со стороны кулачества и крупных крестьян, но и среди крестьян-середняков и даже неграмотных сельских бедняков недоставало понимания. Это дополнялось тем обстоятельством, что процесс коллективизации был зачастую слишком плохо подготовлен и обоснован. Часто на фоне акций против классового врага при поддержке милиции и НКВД действия осуществлялись без учета убытков и опасений крестьян. Следовательно, сопротивление коллективизации было не только со стороны кулаков.

Преступления, перегибы и все чаще встречающиеся грубые оскорбления религиозных чувств и других традиционных ценностей приводили к вооруженным восстаниям и затягивающемуся сопротивлению. Это в высшей степени негативно влияло на снабжение населения, занятого в производстве и строительстве. Перед переходом в колхозы дело дошло до массового забоя скота. Количество поставляемого в города мяса не только не увеличилось, как ожидалось, а снизилось с 47,5 кг в год в 1929 году до 33 кг в 1930 году, в 1931 году до 27,3 кг, а в 1932 году менее чем до 17 кг. С учетом такого развития событий принудительная ускоренная коллективизация была вынужденно приостановлена на половине пути в начале марта 1930 года. После исправления революционных перегибов произошел массовый выход крестьян из колхозов. В конце мая в колхозах оставалось 23,4 % крестьян. Во многих областях предпринятые попытки повернуть ситуацию вспять потерпели провал.

Одной из самых больших экономических задач стало открытие новых угольных и рудных месторождений и увеличение объема производства чугуна и стали. Для этого, в первую очередь, должны были быть созданы сырьевые и материально-технические условия для индустриализации. Это был не единственный аспект, рассматриваемый в этом контексте. Уже в ходе гражданской и интервентской войн стало ясно, насколько уязвимой была страна, сосредоточившая большую часть производства стали в Донбассе: после потери части юго-западных территорий экономика подверглась риску быть отрезанной от одного из важнейших стратегических источников сырья в разгар войны. С учетом этого факта неотложной задачей стало следующее: разведка огромного железорудного месторождения горы Магнитной и угольных месторождений в Кузбассе, строительство металлургических комбинатов в Магнитогорске и Новокузнецке, а также относящихся к ним 2000 км железнодорожных путей. Но уже на стадии планирования всех этих проектов стало ясно, как велик был спрос на инженеров, архитекторов, ученых, врачей, учителей и других квалифицированных специалистов, как катастрофично не хватало таких специалистов и какие усилия должны быть приложены для изменения системы образования. В результате революционной борьбы и в ходе гражданской войны большая часть интеллигенции эмигрировала из страны. Другие не могли и не хотели поддерживать по-прежнему чуждое им социальное развитие. Революции были необходимы свои специалисты. Это стало поводом для невиданного прежде штурма молодежью рабочих факультетов, высших учебных заведений и университетов. Значительные усилия в этом направлении за короткое время привели к ускоренному развитию собственного потенциала производительности.

Это наглядно продемонстрировало строительства гидроэлектростанции на Днепре, которая в то время являлась крупнейшим сооружением такого типа. Несмотря на отсутствие требуемых материально-технических условий и кадров, повторяющиеся акты саботажа и то обстоятельство, что привезенная из Германии и Соединенных Штатов импортная техника не подходила для использования в условиях экстремального холода, несмотря на постоянно возникающие технические, организационные и иные проблемы, строительство было завершено досрочно. Но, как выяснилось позже, построенные в кратчайшие сроки новые предприятия не достигали проектной мощности, оборудование в результате неквалифицированного обращения или перегрузки подвергалось преждевременному износу, используемые материалы были плохого качества, плохо или совсем не подходили для применения. Несмотря на недостаточную квалификацию, обусловленную отсутствием опыта, и отчасти сознательно организованный дефицит, в течение первой пятилетки в промышленном развитии страны произошли огромные изменения. Советская Россия, советские республики Средней Азии и некоторые другие советские республики стали свидетелями доселе невообразимого увеличения экономической мощи. Затронутыми оказались не только промышленные отрасли – движение началось по всей стране. К достижениям этого периода относится и построенная в течение трех лет Туркестано-Сибирская железная дорога (Турксиб) протяженностью около 1500 км. Строительство магистрали существенно улучшило условия промышленного развития Средней Азии, но в то же время вызвало целый ряд крупных социально-экономических и культурных потрясений.

Из статистических данных становится ясно, что годовой рост обработки металлов и машиностроения в среднем был высоким. Так были созданы имеющие решающее значение предпосылки для материально-технического оборудования тяжелой промышленности, предприятий металлообработки и машиностроения.

Но даже с учетом этих результатов и драматических подробностей их достижения нельзя забывать, что изначальная ориентация на расширение социалистического сектора развития производительных сил происходила в условиях, которые были связаны со значительными стратегическими деформациями. Первые советские тракторы были сконструированы на «Красном путиловце», одном из крупнейших бывших военных предприятий. Но в Сталинграде, Челябинске и на других предприятиях также должны были быть созданы все необходимые условия для того, чтобы в случае империалистической атаки производство в течение короткого периода могло переключиться на изготовление оружия и другой продукции оборонного назначения. Однако во время войны оказалось, что неправильные решения были приняты не только относительно выбора места, но и относительно обеспечения темпов развития. Эти ошибки пришлось исправлять в значительно более трудных условиях. Это также верно для других областей промышленного развития. Сюда относится крайне примечательный факт, что созданные секретной сделкой с германским рейхсвером и заводами Юнкерса условия развития и расширения авиационной промышленности были настолько успешными, что даже потребности Красной армии могли быть удовлетворены продукцией собственной авиационной промышленности.

При критическом рассмотрении этой стадии развития нельзя оставить без внимания последствия совершенно оправданной в свое время концентрации на расширение тяжелой, металлообрабатывающей и оборонной промышленности.

Ведь в то самое время, когда с огромным успехом началось ускоренное открытие новых месторождений, создание и развитие сети водных и тепловых электростанций и энергоснабжения, расширение сети железных дорог и парков локомотивов и вагонов, отсутствовали силы и средства, необходимые для вывода на современный уровень текстильной промышленности, производства продуктов питания и других отраслей легкой промышленности, которые еще не оправились от последствий войны. Таким образом, материальное и техническое оснащение легкой промышленности даже в 30-е годы было настолько оставлено без внимания, что ее развитие оставалось далеко позади уровня достижений тяжелой промышленности. В Советском Союзе возник тип социалистических производительных сил.

Любая попытка сравнения советского производства с промышленным производством империалистических индустриальных стран так или иначе носит относительный характер. Речь здесь идет не только о различных способах сбора и анализа статистических данных. Тот факт, что ориентация на результаты валового производства требовала погони за цифрами и отвлекала внимание от экономической выгоды, наблюдался и наблюдается и в других странах. Гораздо важнее то, что несоразмерно высокие, по сравнению с экономикой других стран, затраты на военные нужды и инвестиции в тяжелую промышленность почти не оставляли возможности для развития легкой промышленности и, следовательно, для улучшения снабжения населения.

Внутри этих границ нужно искать причины дальнейшего обострения борьбы между сторонниками генеральной линии Сталина, действующими из-за рубежа сторонниками Троцкого и «правой оппозицией». В связи с неотъемлемой от экономического и военного выживания страны индустриализацией и финансирующей этот процесс хищнической эксплуатацией сельского хозяйства обострился спор вокруг дальнейшего курса экономической политики. То, что это совершено точно привело бы или когда-нибудь должно было привести к жестоким конфликтам, было в порядке вещей.

В стране в исключительно короткий период времени были проведены не только технические, технологические и экономические изменения. В Новокузнецке Герхард Козель стал свидетелем того, как прилюдно проходила «чистка партии», как критика нерадивых товарищей, карьеристов, разоблачение противников усиливали авторитет партии и ее связь с рабочими. Но как непросто было в те годы взять на себя ответственность отстаивать свою точку зрения и принимать сложные решения, отвечать за возникшие в результате этого задержки, отличать аварии и сбои на производстве от более или менее ловко замаскированного саботажа, отделять объективно обоснованные упреки от коварных ложных обвинений, – так же непросто сегодня, погрузиться в драматичность того противостояния и оценивать участников тех событий объективно.

Слишком трудным было преодоление казавшегося безнадежным положения советской экономики, слишком многие недостатки были обнаружены, но все же по некоторым важным параметрам промышленной производительности Советский Союз догнал развитые страны. Даже противники Сталина вынуждены были признать, что в 1929 году в России прошла вторая революция. Ее результатом стала быстрая индустриализация России. Она вынудила более ста миллионов крестьян отказаться от своих небольших хозяйств и объединиться в колхозы. Она согнала миллионы неграмотных в школы и научила их читать и писать. В духовном плане она отделила европейскую часть России от остальной Европы и приблизила азиатскую часть России к европейской. Успехи этой революции были огромны. Но огромной была и цена, которую пришлось заплатить за успех. В завершение нужно спросить: когда и где появились каждый из историков, социологов или даже экономистов, которые писали, что для большинства населения России индустриализация имела больше недостатков, нежели преимуществ? Мораль: то, что в случае капиталистической индустриализации считается досадными, но необходимыми жертвами, такие «ученые» назовут преступлениями бесчеловечного большевизма, коммунизма, сталинизма и т. д., если речь зайдет о социалистической индустриализации.

На прошедшем зимой 1934 года XVII съезде ВКП(б) были приняты директивы второго пятилетнего плана. В плане, намеченном к выполнению в период с 1933 по 1937 год, речь шла в первую очередь о задаче уничтожить последние остатки влияния капиталистических элементов и с помощью технических условий во всех отраслях промышленности ликвидировать причины эксплуатации человека. На основании созданной таким образом материально-технической базы должно было возникнуть бесклассовое общество, в котором братское сотрудничество между народами СССР гарантировало бы все условия для успешного развития.

Доля социалистического сектора в производственном фонде составляла 99 %, а доля государственного сектора – 90 %. Почти 95 % населения было занято в социалистической экономике, то есть на государственных предприятиях и в учреждениях, в колхозах и кооперативах. Здесь производилось 99 % национального дохода, 99,8 % промышленной и 98,5 % валовой продукции сельского хозяйства. Торговля на 100 % находилась в руках государства и кооперативных учреждений.

Даже в деревнях последние остатки капиталистических элементов были уничтожены. В течение второго пятилетнего плана национальный доход был увеличен в 2,1 раза, объем промышленного производства – в 2,2 раза, объем машиностроительной продукции – в 2,8 раза, а объем химической промышленности по сравнению с 1932 годом вырос в три раза. В промышленности производительность труда увеличилась почти на невероятную цифру 90 %.

Коллективизация сельского хозяйства была завершена. С помощью использования 456 000 тракторов и 129 000 комбайнов для сбора урожая объем производства смог увеличиться на 130 %.

Объем зерновых культур увеличился на 170 %, а объем хлопка – даже на 200 %. Но одновременно с увеличением производства для материально-технического оборудования промышленных предприятий, транспорта и сельского хозяйства на 240 %, производство товаров потребительского спроса увеличилось не в два раза, как в течение первого пятилетнего плана, а всего на 130 %.

В течение второго пятилетнего плана в эксплуатацию были введены такие крупные предприятия, как Уральский и Краматорский заводы тяжелой техники, Уральский вагоностроительный завод, Челябинский тракторный завод, Криворожский, Новолипецкий и Новотульский металлургические заводы, металлургические комбинаты «Азовсталь» и «Запорожсталь», Ташкентский текстильный и Барнаульский хлопчатобумажный комбинаты.

Не менее впечатляющим является завершение строительства Беломорско-Балтийского канала и канала имени Москвы. В Кировске, Кемерово, Новомосковске, на центральном Урале к энергоснабжению были подключены новые крупные электростанции, а на реках Свирь, Риони, и Раздан – новые гидроэлектростанции.

Помимо этого, в 1935 году в эксплуатацию был введен московский метрополитен.

При перечислении этих успехов нельзя не упомянуть результаты в развитии жилищного строительства, в системе здравоохранения, а также гораздо более глубокие изменения во всех областях культуры, которые были достигнуты благодаря прогрессу в системе образования и появлению новой интеллигенции. Наглядным подтверждением этому является, например, тот факт, что в 1934 году 40 % зачисленных в университеты и вузы студентов составляли выпускники рабочих факультетов. Хотя Ханин в своем объективном анализе результатов пятилетних планов абсолютно обоснованно отмечает, что за время второй пятилетки наряду с действительно большими достижениями в производстве и повышением эффективности большое значение имела и компенсация недостатка образования, которая обнаружилась только в ходе этой работы. Но при этом достижения этого периода ни в коем случае не отрицаются. Скорее, это свидетельствует о целенаправленности сопровождающего этот процесс ориентировок, когда не в последнюю очередь здесь стало ясно, что директива для смысловой ориентации была представлена не весной 1933, или даже раньше, а только в феврале 1934 года на партийном съезде.

Директивы третьей пятилетки (1938-1942) были определены только через год после ее начала. На XVIII съезде ВКП(б) было решено, что в этот период должны быть приложены значительные усилия, чтобы догнать ведущие капиталистические страны и обогнать их в объеме производстве на душу населения. Предполагалось, что после создания основ социализма на повестке дня будет стоять постепенный переход от социализма к коммунизму. В свете сложной международной ситуации были предусмотрены не только развитие промышленности, сельского хозяйства и рост материального благополучия, но и усиление обороноспособности страны, а также создание больших государственных резервов.

В течение первых трех лет удалось увеличить объем валовой продукции промышленности на 45 %, а объем машиностроительной промышленности – даже на 70 %. За три с половиной года – до июля 1941 – был инвестирован 21 млрд рублей и построены 3000 новых промышленных предприятий.

Вступили в строй Кураховская, Кувасайская и Ткварчельская районные тепловые электростанции, Угличская и Комсомольская гидроэлектростанции. Были построены Новотагильский и Петровск-Забайкальский металлургические заводы, Среднеуральский и Балхашский медеплавильные заводы. В Уфе был построен нефтеперерабатывающий завод, а в Москве – завод малолитражных автомобилей. В 1940 году количество занятых в национальной экономике рабочих и служащих увеличилось до 31,2 млн человек (в 1928 году их было 11 млн). Была создана система ремесленных училищ, планировалось ввести всеобщее среднее образование не только в городах и поселках, но и на селе. Одновременно с этим увеличилось количество ВУЗов и университетов, а также специализированных образовательных учреждений.

Современный автор Д. Зыкин констатирует: «В тридцатые годы положение было настолько критическим, что необходимость тотальной мобилизации-индустриализации понимали почти все. А потенциальные предатели хорошо знали, что лишь независимость и безопасность страны является залогом их существования. В случае победы Германии над СССР, во-первых, собственностью завладеют немцы, а во-вторых, всех коммунистов поставят к стенке. Поэтому, хочешь не хочешь, а приходилось тянуть лямку и откладывать реализацию своих планов на будущее. Хотя по некоторым косвенным данным можно судить, что кое-кто из особо нетерпеливых ждать все равно не захотел. Вот их-то и поставили к стенке, но уже не немцы». Многослойные и противоречивые социально-экономические проблемы этой огромной страны, явления распада и разрушения в исторически сложившихся классовых структурах, связанное с этим крушение обычаев и новые жизненные и карьерные возможности, неудовлетворенные (или только частично удовлетворенные) амбиции старой и новой политической, военной, экономической, научно-технической элиты – все это отражало только немногие моменты гораздо более многогранного спектра комплексных противоречий, которые на фоне больших потрясений продолжили свое существование и которые возникли и форсировались в результате индустриализации.

Говоря об этом периоде и его последствиях, не стоит зацикливаться на «убедительных» сведениях о чистке партии, отстранении от власти старых большевиков, насильственных формах и пугающих масштабах этого процесса. В тех условиях индустриализация была бы невозможна, если бы у руля оставались те, кто, несмотря на все заслуги в революционной борьбе и гражданской войне, был, в силу недостатка образования и закоснелости мышления, не в состоянии осознать масштаб и особенности научно-технических, экономических и других проблем и действовать адекватно требованиям времени.

Но при анализе достижений того времени нельзя игнорировать то, что проблемы экономического, научно-технического наверстывания упущенного во многих отношениях были подкреплены и усилены мировым экономическим кризисом. Причины и основание этого кризиса – предмет отдельного разговора. Здесь мы говорим только о влиянии этого события на развитие рабочего движения и изменения в отношениях между империалистическими промышленно развитыми странами и Советским Союзом. Оказавшиеся на грани банкротства немецкие, французские, американские, британские и другие предприятия были готовы отменить ранее практикуемую экономическую блокаду СССР. Для многих из них заказы из Советской России были единственным шансом выжить.

Приведенные ниже цифры не дадут полной картины этих изменений в экономических, научно-технических и дипломатических отношениях. Но быстро растущее число иностранных специалистов все же является одним из в высшей степени показательных признаков этой исторической тенденции. В 1924 году в Советском Союзе работали – в основном из частного интереса – только 23 иностранных инженера и техника. В 1932 году здесь работало уже около 9000 иностранных инженеров и техников, а также около 10 000 квалифицированных рабочих.

Учитывая начавшийся в 1929 году и продолжившийся в последующие годы мирового экономического кризиса все более непредсказуемый спад экономической деятельности, все еще принципиально игнорируемые предложения из красной России для многих предприятий стали единственным шансом на выживание. Эти заказы давали находящимся на грани банкротства предприятиям Германии, Франции, Великобритании и США шанс на выживание, а безработным – возможность получить рабочие места. Но вместе с этим возник целый ряд новых возможностей для проникновения агентов и пособников спецслужб этих стран и для действующих за рубежом членов троцкистского IV Интернационала. Вместе с разнообразием быстро налаживающихся контактов между представителями СССР и зарубежными представителями промышленности, учеными, инженерами и военными возникало все больше возможностей влиять из-за рубежа на развитие внутренних отношений в Советской России. Этот факт сознательно игнорируют в наши дни, когда речь заходит о причинах и природе того, что происходило в СССР в 30-е годы.

Тот факт, что агенты этих служб под всеми возможными и невозможными предлогами мешали стабилизации советской экономики путем шпионажа, актов диверсии и создания агентских сетей, изображается некоторыми как «нормальная» картина. То, что Советский Союз боролся против этих врагов, и то, что в результате массирования таких враждебных актов удалось подогреть атмосферу шпиономании, пришлось очень кстати инициаторам этой деятельности. Сегодня это служит для приведения доказательств для такой картины социализма, которая концентрируется только на таким образом вызванных деформациях, преподносимых как обусловленные социализмом характеристики ВКП(б) между XV и XVII партийными съездами.

Сравнивая данные о социальном составе делегатов IX съезда партии с социальным составом населения, становится ясно, что делегаты не были репрезентативной выборкой населения Советской России: в 1922 году число жителей составляло 136 100 000, 22 млн из которых (~ 16 %) жили в городах. Большая часть жителей Советской России (114 100 000 или ~ 84 %) жила в селах. В 1924 году 10,4 % были рабочими, 4,4 % госслужащими, 1,3 % колхозниками, 75,4 % крестьянами-единоличниками, 8,5 % представителями буржуазии, землевладельцами, торговцами и кулаками.

Среди городского населения в 1920 году около 73,5 % (мужчин 80,7 %, женщин 66,7 %) могли читать и писать. Среди деревенского населения таких насчитывалось 37,8 % (мужчин 52,4 %, женщин 25,2 %).

В 1926 году грамотных среди городского населения было 80,9 % (мужчин 88 %, женщин 73,9 %) в деревне же их число доходило до 50,6 % (мужчин 67,3 %, женщин 35,4 %).

XI партийный съезд был первым съездом после Октябрьской революции, чей ход не был нарушен ни гражданской войной, ни контрреволюционными восстаниями, ни империалистической интервенцией. Теперь, во время восстановления экономики, в частности при улучшении отношений между промышленностью и сельским хозяйством или, иначе говоря, между рабочим классом и крестьянством, чувствовались первые результаты. Ленин в своем докладе говорил об этом так: «За этот год мы доказали с полной ясностью, что хозяйничать мы не умеем… Но этого не сознают и уверены, что если кто так думает, то это неразвитой народ, не учились, мол, коммунизму, – может быть, поймут, поучатся. Нет, извините, не в том дело, что крестьянин, беспартийный рабочий не учились коммунизму, а в том дело, что миновали времена, когда нужно было развить программу и призвать народ к выполнению этой великой программы. Это время прошло, теперь нужно доказать, что вы при нынешнем трудном положении умеете практически помочь хозяйству рабочего и мужика, чтобы они видели, что соревнование вы выдержали». Ленин аргументировал это, ссылаясь на конкуренцию, роль которой теперь было необходимо признать: «Но вот вещь, которую приходится нам проделывать в экономике: теперь выдержать соревнование с простым приказчиком, с простым капиталистом, купцом, который к крестьянину пойдет и не будет спорить о коммунизме, – представьте себе, не станет спорить о коммунизме, – а станет спорить: что ежели нужно достать, правильно сторговать, суметь построить, то я-то построю дорого, а, может быть, коммунисты построят дороже, если не в десять раз дороже. Вот какая агитация представляет теперь суть дела, вот в чем корень экономики».

Простое сравнение дает понять, что число членов партии за годы гражданской и интервентской войн увеличилось почти в три раза. Но связанные с этим проблемы становятся более очевидными, если обратиться к речи Молотова на XI съезде. Отправной точкой оценки ЦК послужил не только тот факт, что социальный состав партии изменился и «в состав рабочих вошла известная часть из непролетарских элементов». 41-42 % членов относились к пролетариату, а 58 % членов партии, то есть большинство, происходили из непролетарских слоев населения. Это рассматриваемое многими как результат убедительных идей социалистического преобразования развитие было гораздо сложнее: в партии появились интеллигенты и выходцы из разных слоев буржуазии со сравнительно хорошим уровнем образования. Многие рабочие, которые только что получили работу в городе и которые только начинали учиться читать и писать, понимали марксизм и ленинизм ровно настолько, чтобы осознавать, что они имеют отношение к революции. Почему чистка партии была необходима, становится ясно тогда, когда читаешь, против кого она была направлена. Молотов открыто говорил о непригодных, вредных, карьеристских и уголовных элементах и высказывался против ненадежных, непролетарских и недисциплинированных членов партии.

В то же время крестьяне, которые не хотели или были не в состоянии адаптироваться к условиям нэпа, были вынуждены выйти из партии. В число исключенных входили 20 % рабочих, 45 % крестьян, 35 % госслужащих и представителей других социальных групп и слоев.

На XII съезде РКП(б) на повестку дня были поставлены политический (Зиновьев) и организационный отчет (Сталин), отчет ревизионной комиссии, центральной контрольной комиссии, отчеты Коминтерна (Бухарин), отчеты промышленного сектора (Троцкий) о налоговой политике в деревнях, о региональной структуре и о национальных аспектах партии и Советов. В отчете мандатной комиссии сообщалось о некоторых интересных глубоких социальных изменениях в возрасте и уровне образования делегатов: абсолютное большинство тех, кто решал тогда судьбу партии и страны, были моложе 40. Более проблематичным был уровень их образования. С учетом этого обстоятельства вопрос, в какой мере здесь вообще можно говорить о готовности нести ответственность, остается открытым.

Одновременно с этим эти цифры помогают объяснить зависимость многих делегатов от лиц, обладающих особым авторитетом или соответствующими навыками.

Особую важность имело редко упоминаемое в дальнейшем обсуждение промышленного развития. После доклада Троцкого возник спор. Его требование приоритетной поддержки крупной промышленности натолкнулось на отказ, так же как и его оценка экономической ситуации. Вместо этого было выдвинуто требование поддержать отношения между малыми предприятиями и сельским хозяйством, а также работу кооперативов. Был сделан ряд критических замечаний относительно практики планирования и бюрократизации, экономики, финансов и ценообразования, негативных сторон нэпа и работы профсоюзов. Тезисы Троцкого были переработаны комиссией. Критические упреки были направлены против отсутствия реализма и волюнтаристических целей экономической политики.

В результате компетентной и вдумчивой работы впервые возникла концепция макроэкономического развития, в рамках которого должно было начаться решение научных задач в промышленности согласно масштабам региональных экономических условий. Позже директивы партийных съездов по развитию народного хозяйства стали неотъемлемой частью документации съездов.

Через год количество членов партии продолжало сокращаться. Но это не было большой потерей: таким образом партия избавлялась от непролетарского элемента. В то же время доля членов партии в Красной армии увеличилась от 7,5 до 10,5 %. На XIII съезде партии это развитие стабилизировалось: теперь в партии состояли не только те 485 тысяч членов и кандидатов, которые уже были там на момент XII съезда. После смерти Ленина в результате «ленинского призыва» более 240 000 самых передовых рабочих и крестьян присоединились к РКП(б). Увеличение доли рабочих привело в результате к тому, что само собой разумеющееся влияние некоторых групп и опасность разделения перестали играть значительную роль. В более поздних историографиях очистка интерпретируется как изгнание большой части революционных кадров и их притеснение притоком рабочей силы из-за станка.

Разногласия с все больше отдаляющимися от экономическо-политической и социальной реальности Советской России политическими целями Троцкого продолжали обостряться в период между XII и XIII съездами. В связи с этим Троцкий и его последователи Пятаков, Раковский и Радек, будучи членами ЦК, присутствовали на XIII съезде только в качестве делегатов с правом совещательного голоса.

На повестке дня XIII партийного съезда стояли отчеты ЦК, ревизионной комиссии и Коминтерна, вопросы внутренней торговли, системы кооперативов, работа в сельской местности и среди молодежи. Но в центре внимания находились разногласия с троцкистской оппозицией и письмо Ленина к съезду.

В контексте разногласий с экономической политикой, с темпами развития промышленности, формированием партии и дальнейшим проектированием внутрипартийных отношений устойчивыми оставались политические интересы участвовавших в этом споре лиц. Троцкий, Зиновьев, Каменев и Сталин были личностями с ярко выраженными характерами и сложившимися убеждениями и прилагали все усилия, чтобы любыми средствами достичь своих целей. Не последнюю роль играло связанное с этим личное влияние на дальнейшее развитие. Это противостояние не было инициировано ни письмом Ленина, ни способом ведения спора, а только и исключительно фактическими соображениями.

Но растущая антипатия, с которой столкнулся Троцкий, основывалась не только на высокомерной манере, в которой он ставил себя на передний план исторических событий. Гораздо важнее было то, что он игнорировал и осуждал интересы других. Для большинства партии и населения решающее значение имело в первую очередь даже не поведение руководителей, а то, насколько крепка их связь с населением и партией и насколько они выражают интересы последних.

Изменения в количестве и в социальном составе членов почти неизбежно порождали различные новые проблемы. Впрочем, разногласия в партии имелись и до революции, но в борьбе с царизмом и капиталистами и во время организации подпольной работы удавалось как-то договариваться. Однако при переходе от подпольной борьбы к участию в Февральской революции, в возникших в результате этого столкновениях с Временным правительством, в споре с другими партиями и во внутрипартийном споре о переходе к социалистической революции, о Брестском мире, о способах ведения гражданской и интервентской войн выяснилось, что даже среди старых членов партии сохранились немалые и зачастую принципиальные разногласия. Возникшие в результате этого конфликты обострились при притоке новых членов с более четкими представлениями о путях разрешения проблем. Такими разногласиями характеризовалась также совместная работа в ЦК. В течение нескольких лет теплящаяся надежда на международное развитие революции, революционный энтузиазм и ожесточенные возражения, глубокое разочарование и потерпевшие крушение амбиции собравшихся здесь лиц снова и снова вызывали новые ожесточенные столкновения. Даже Ленину, обладавшему непререкаемым авторитетом, потребовалось немало времени, чтобы урегулировать конфликты между враждующими группировками.

Критика Троцким «вырождения кадров» была сомнительной не только потому, что затрагивала в первую очередь его собственных последователей. Решающее значение имело то, что если бы у него и у его сторонников было больше влияния, такой критики с его стороны не возникло бы. Его обвинение в том, что партия изолировала себя от масс, было опровергнуто в результате оглашения завещания Ленина. Троцкий и его последователи столкнулись с запретом на образование фракций, подрывающих единство партии. Таким образом, во время голосования в партии и на партийных съездах он и его последователи потерпели сокрушительное поражение. На партийных выборах 98,7 % членов поддержали линию ЦК, а последователи Троцкого с 1,3 %, остались в меньшинстве.

Но многие члены партии, ставшие сотрудниками партийного аппарата, органов безопасности и советского государственного аппарата, принимавшее свое повышение как подтверждение заслуг на фронтах гражданской войны, из-за своего уровня образования не были в состоянии справиться с новыми задачами. С этим были связаны серьезные последствия: довольно многие восприняли этот шанс за возможность – как они понимали – заслуженно улучшить свои условия жизни. Коррупция и тенденция к обуржуазиванию стали таким же частым явлением, как и проявления бюрократизма.

Четырнадцатый съезд партии прошел в крайне напряженной атмосфере: в кратком резюме были обобщены полемика с «новой оппозицией» (Каменев, Зиновьев), особое положение Н. Крупской и тот факт, что это был последний съезд, на котором партия рассматривала существующие в ней различные мнения открыто. Зиновьев и его последователи придерживались мнения, что силы кулаков и связанных с ними нэп-капиталистов, руководящих кадров, крестьянской интеллигенции и капиталистическое окружение, которое поддерживает эти круги, сделали поставленные в то время задачи индустриализации страны невыполнимыми.

Но даже предпринятая при поддержке Каменева попытка перехватить руководство партией не удалась благодаря ясному мнению большинства. В результате этого спора Каменев остался только кандидатом в Политбюро; Зиновьев потерял контроль над Ленинградской партийной организацией. На его место был выбран Киров. Так в дискуссиях о единстве и политическом стиле руководства наметились пути расхождения. Теперь казалось, что представители оппозиции потеряли свое влияние на решения руководства партии. В этот момент Сталин выдвинул требование начать ускоренную индустриализацию. Но это было уже после того, как Бухарин в апреле того же года под лозунгом «Обогащайтесь» представил свои идеи альтернативного курса.

Еще одну картину этого события обрисовал Ю. Жуков: «То, что произошло на XIV съезде, продемонстрировало наличие и более опасных симптомов – действительно начавшегося перерождения партии, точнее, отдельных ее губкомов, а вместе с ними и конференций, съездов. Губкомы становились ареной столкновений, сведения личных счетов, проявления неуемной жажды власти, сопровождавшихся шельмованием политических противников. Партия все дальше уходила от роли, взятой ею же в Октябре, единственной власти в стране». Эти слова можно было бы принять за простое повторение достаточно известных троцкистских сентенций, если бы не их продолжение: «Судя по последующим событиям, Сталин оказался единственным человеком в партийном руководстве, понявшим всю пагубность сложившегося положения. Он осознал, что РКП(б) почти исчерпала свои возможности, свершив то, ради чего и создавалась, – захват власти и ее удержание. Мирная созидательная работа требовала принципиально иной, кардинально перестроенной партии, призванной решать иные и по-иному, нежели прежде, задачи». В это время была предпринята требующая серьезного внимания попытка расширить слишком узкий горизонт эгоистичных протестов и взаимно исключающих друг друга субъективных точек зрения с помощью трезвого анализа ситуации в соответствии с конкретно-историческими объективными реалиями.

В этом контексте конкуренция за политическое руководство свелась до уровня борьбы за личную власть. В этот момент начался новый этап политических споров о строительстве социализма. Такая постановка цели была ограничена конкретными требованиями по преобразованию из аграрного в промышленно развитое государство, усилению социалистических элементов в народной экономике, обеспечению экономической независимости, строительству социалистической промышленности на основе высокого уровня техники и производительности труда, низкой стоимости и сбалансированного путем планирования потребления энергии, металла, инвестиционных средств и системы транспорта в зависимости от потребностей страны. Сюда относились создание и расширение местной промышленности, увеличение урожайности, технической культуры и индустриализация сельского хозяйства, а также целый комплекс мер по дальнейшему развитию системы образования и культуры. На этом фоне сохранялись разногласия относительно перехода к вооруженному восстанию и Брестского мира. Как должно было выясниться позже, расхождения во мнениях относительно политики ведения войны, организации Советов и перехода от военного коммунизма к новой экономической политике были только началом гораздо более серьезного спора. Еще до смерти Ленина стало ясно, что проблемы при строительстве нового общества, несмотря на все клятвы в единстве и сплоченности партии, не были решены. Теперь же выяснилось, что новые задачи практического формирования социалистического общества стали для многих старых, опытных и выживших в борьбе коммунистов задачей, до решения которой многие из них не доросли ни с умственной, ни с практической точки зрения. Строительство социализма, пришедшее на смену революции, стало причиной возникновения между членами партии новых столкновений, к которым добавлялись старые разногласия.

В октябре 1926 года внутрипартийные столкновения вступили в новую фазу. В своих заявлениях Троцкий, Каменев, Зиновьев и их последователи признали неправильность фракционной политики и дали обязательство впредь подчиняться партийной дисциплине. Через несколько дней состоялся пленум ЦК, сурово осудивший руководителей оппозиции, дискредитированных своими заявлениями. Сталинские тезисы «Об оппозиционном блоке в ВКП(б)», приготовленные к XV всесоюзной конференции партии, в конечном счете были представлены и единогласно одобрены делегатами. Учитывая до сих пор продолжающиеся споры, считаем нужным процитировать этот в высшей степени показательный документ:

«Партия исходит из того, что наша революция является революцией социалистической, что Октябрьская революция представляет не только сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе, но она является вместе с тем, во-первых, базой дальнейшего развертывания мирового революционного движения и, во-вторых, открывает собой переходный период от капитализма к социализму в СССР (диктатура пролетариата), на протяжении которого пролетариат, при правильной политике в отношении крестьянства, может и будет с успехом строить полное социалистическое общество, если, конечно, мощь международного революционного движения, с одной стороны, и мощь пролетариата СССР – с другой, будут достаточно велики для того, чтобы оградить СССР от военной интервенции империализма.

Троцкизм придерживается совершенно других взглядов на характер и перспективы нашей революции. Несмотря на то, что троцкизм шел в октябре 1917 года с партией, он исходил и продолжает исходить из того, что наша революция сама по себе не является, по существу дела, социалистической, что Октябрьская революция есть лишь сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе, что если наступит затяжка мировой революции и победоносная социалистическая революция на Западе не подоспеет в самый близкий период, то пролетарская власть в России должна будет пасть или переродиться (что одно и то же) под напором неизбежных столкновений между пролетариатом и крестьянством».

На первый взгляд может показаться, что история сама вынесла свой вердикт. Но здесь нельзя говорить о догматизме: с учетом убогого способа, с помощью которого предшественники и сами ревизионисты всех мастей игнорировали шансы русской революции, они потеряли право серьезно высказываться по этому вопросу. Но все остальные, серьезно относившиеся и относящиеся к делу социализма, перед тем как принять слишком быстрое решение по возникшим проблемам, должны были задать вопрос: какими же будут последствия, когда ресурсы революционного энтузиазма постепенно ослабеют и вступят в противоречии между декларациями и увеличивающимся количеством проблем.

В середине 20-х годов не только руководству и членам партии, но и массе рабочих и крестьян, несмотря на весь недостаток образования, стало понятно: Советский Союз был и останется в обозримом будущем изолированным и не может ждать помощи извне. Чтобы не упустить созданные в результате Октябрьской революции возможности, практические проблемы построения социализма предстояло решить в одиночку. Понимание того, что одного только революционного энтузиазма октябрьских дней и гражданской войны будет недостаточно, было уже не ново. Теперь дело дошло до того, чтобы использовать это знание в совершенно иных условиях и для совсем других, хотя и не менее революционных преобразований.

В этом контексте обозначились контуры новых проблем. Все чаще становилось очевидным, что отличившиеся в дни Октябрьской Революции и гражданской войны революционеры не могли принять новые вызовы. Новые требования партийного руководства, несмотря на всю партийную дисциплину и искреннюю готовность оправдать оказанное доверие, столкнулись с непониманием в рядах работников партии, Советов, народного хозяйства и армии.

Слепое рвение и ставший обычным явлением во времена военного коммунизма партийный «активизм» были неуместны при решении проблем планирования и управления экономикой, создании современной промышленности или при переходе масс сельской бедноты к современным методам управления крупными предприятиями. Все чаще и чаще решение насущных вопросов подменялось поисками внутренних врагов. Это должно было неминуемо привести к новым ожесточенным столкновениям внутри партии.

Через год после XV конференции состоялся XV съезд ВКП(б), вошедший в историю как съезд коллективизации. Возникшие в процессе экономического развития требования вывода сельского хозяйства на современный уровень, а также логика политической подготовки и реализации этого сложного социального процесса объясняют, почему первым шагом программы социалистических преобразований стала коллективизация сельского хозяйства. С переходом от множества отдельных крестьянских хозяйств к крупным сельхозпредприятиям в наиболее консервативной области российского народного хозяйства началось революционное развитие, которое вместе с целями социалистической партии оказало конкретное действие на большую часть населения. В резолюции XV съезда «О работе в деревне» преобразование небольших индивидуальных крестьянских хозяйств в большие колхозы было названо самой важной задачей партии на селе. Также съезд одобрил решение ЦК и ЦКК об исключении из партии Троцкого и Зиновьева, а принятой по докладу Сталина резолюцией «Об оппозиции» были исключены еще 75 членов, в том числе Каменев, Пятаков, Радек, Раковский и Смилга, а также 23 члена группы «демократического централизма».

На прошедшем летом 1930 года XVI съезде ВКП(б) были озвучены первые заслуживающие внимания результаты коллективизации и индустриализации. С учетом глобального экономического кризиса эти итоги оказались настолько впечатляющими, что было не только принято решение о досрочном выполнении пятилетки, но также был утвержден ряд других проектов. Эта инициатива исходила от нескольких коллективов рабочих: среди шахтеров Луганска, рабочих машиностроительной промышленности из Ленинграда и работников бакинских нефтяных промыслов идея выполнения первого пятилетнего плана за четыре года стала предметом социалистического соревнования. Как выяснилось позже, создание новой металлургической базы на Востоке, открытие Кузбасса, строительство тракторного завода в Челябинске, машиностроительного комбината в Свердловске, автомобильного завода в Нижнем Новгороде (г. Горький) и заводов по изготовлению сельскохозяйственной техники в Новосибирске и Саратове имели неоценимое значение не только для экономического развития, но и для обороны страны. Если сравнить результаты развития добывающей и обрабатывающей промышленности СССР и империалистических государств, можно увидеть, какие высоты были достигнуты в период с 1928 по 1940 год.

Если взять объем валовой промышленной продукции в 1927-1928 годах за 100 %, то результаты последующих лет были следующими: в 1928-1929 – 158,6 %, а в 1929-1930 – 209,8 %. Но эти успехи не могут и не должны затмить тот факт, что, как писал Дойчер, судьба России в захватывающие месяцы 1928 и 1929 годов находилась на острие ножа. Крестьянами было сдано на несколько миллионов тонн зерна меньше положенного. Этого количества не хватало для снабжения городов. Когда крестьяне отказались продавать зерно, они не имели перед собой определенной политической цели. Масса крестьянства была спровоцирована на этот своего рода «экономический саботаж» конкретными экономическими обстоятельствами. Основная часть мелких крестьян собирала хлеба не более, чем было необходимо для собственных нужд.

XVII съезд ВКП(б) стал известен как «съезд победителей», а позднее – как «съезд расстрелянных». Такая оценка основывалась на глубоких изменениях, которые к тому моменту произошли в области народного хозяйства.

В годы первой пятилетки СССР превратился из отстающего в развитии и частично даже имеющего выраженные средневековые черты аграрного государства в индустриальную страну.

Из огромной массы мелких единоличных крестьянских хозяйств возникли большие коллективные сельские предприятия. СССР превратился из темной, неграмотной и нецивилизованной страны в образованное государство с высоким уровнем культуры, с обширной сетью высших, средних и начальных школ, преподавание в которых велось на языках народов Советского Союза. Помимо объектов станкостроительной, автомобильной промышленности, моторостроения, тракторных заводов и заводов по изготовлению зерноуборочных комбайнов, заводов по производству высокопроизводительных турбин, генераторов, высококачественной стали, химической промышленности, в эксплуатацию были введены многие другие объекты. К самым большим принадлежала Днепровская электростанция, Магнитогорский металлургический комбинат, заводы в Кузнецке, Челябинский тракторный завод, Уральский и Краматорский машиностроительные заводы. Это происходило как на территории РСФСР, так и в менее развитых промышленно советских республиках: в Беларуси, на Кавказе, в Башкирии, Казахстане, Средней Азии и на Дальнем Востоке. В то же время были образованы 200 000 колхозов и 5000 совхозов. Но и это еще не все: с началом промышленного развития страны в ранее ненаселенных районах возникли новые агломерации населенных пунктов с быстро растущим населением, железнодорожное и автодорожное сообщение. Масштаб связанных с этим изменений выражался в изменении доли промышленного производства в общем объеме производства: в 1913 – 41,1 %, а в 1929 году – 54,5 %. В 1933 году этот процент достиг 70,4 %.

В ежегодном докладе ЦК с удовлетворением было отмечено, что уже не существовало необходимости доказывать правильность политики партии, как это было на XV съезде. Но радость была недолгой. В 60-е годы – через 30 лет – возникли слухи о подлогах на выборах в ЦК. Предположительно, более 300 делегатов проголосовали на XVII партийном съезде против Сталина, и в результате он получил наименьшее количество голосов. Но избирательная комиссия получила приказ не учитывать голоса, поданные против. Это привело к тому, что многие из делегатов и большинство выбранных членов и кандидатов в члены ЦК в период между 1937 и 1939 годами были арестованы, расстреляны или погибли в заключении. На основании проведенного в 1989 году контроля хранившихся запечатанными с момента съезда партийных документов (бюллетеней и протоколов) эти обвинения не нашли подтверждения.

Из избирательных документов следует, что из 1227 мандатов делегатов с правом решающего голоса были подтверждены 1225. В выборах ЦК приняли участие 1059 делегатов. 166 других в соответствии с документами мандатной комиссии в выборах участие не принимали. В поддержку Сталина были выдвинуты 1056 голосов и 3 голоса против. Авторы доклада пришли к выводу, что связь между результатом выборов и событиями 1937 года подтверждена быть не может. То же самое относится к утверждению, что во время XVII съезда на квартире Серго Орджоникидзе было проведено тайное совещание старых большевиков, на котором было якобы предложено снять Сталина с поста Генерального секретаря и рассматривать Кирова в качестве преемника.

Учитывая сложность нерешенных вопросов, необходимо сделать следующий вывод: причины беззакония и произвола 30-х годов, несомненно, лежат глубже и по-прежнему ждут тщательного изучения.

Этим должен руководствоваться каждый, кто серьезно занимается изучением множества известных до настоящего момента документов и снова и снова сталкивается с вопросом, что думать об этом…

Часть вторая. СССР в период между индустриализацией и Великой Отечественной войной

Глава 1. тоги первой пятилетки в историческом контексте

30-е годы стали одним из кульминационных моментов политического процесса ХХ века и значительно повлияли на дальнейшее развитие событий. В современной историографии этот период описывается как напряженное время первых пятилеток, индустриализации и коллективизации сельского хозяйства, а также укрепления позиций Сталина и начатого Ягодой, Ежовым и Берией произвола НКВД. Но эти общие слова не способны передать хотя бы приблизительную реальную картину этого глубоко противоречивого и сложного периода развития и отразить всю драматичность конфликтов того времени. Тем, кто не хочет бездумно повторять предвзятые идеологизированные мнения, не обойтись без попыток снова задать вопросы, ответы на которые, казалось бы, уже давно получены, критически проверить все подробности и источники и уточнить предпосылки этих событий.

На фоне завоевания Маньчжурии милитаристской Японией в 1931 году, захвата государственной власти фашистами в Венгрии, военного переворота марта 1934 г. в Эстонии и в мае – в Болгарии и Латвии, захват власти в Германии фашистами приобретает значение, выходящее далеко за пределы внутренней национальной трагедии. Еще прежде наблюдались достаточно серьезные агрессивные намерения. В контексте этих событий курс Сталина на создание сильной армии с современным оборудованием и обоснованное этим чрезвычайное ускорение индустриализации становится более ясным.

В своем выступлении перед выпускниками академий Красной армии 4 мая 1935 года Сталин описал военно-политические предпосылки индустриализации:

«Вы знаете, что мы получили в наследство от старого времени отсталую технически и полунищую, разоренную страну. Разоренная четырьмя годами империалистической войны, повторно разоренная тремя годами гражданской войны, страна с полуграмотным населением, с низкой техникой, с отдельными оазисами промышленности, тонувшими среди моря мельчайших крестьянских хозяйств, – вот какую страну получили мы в наследство от прошлого. Задача состояла в том, чтобы эту страну перевести с рельс средневековья и темноты на рельсы современной индустрии и машинизированного сельского хозяйства. Задача, как видите, серьезная и трудная. Вопрос стоял так: либо мы эту задачу разрешим в кратчайший срок и укрепим в нашей стране социализм, либо мы ее не разрешим, и тогда наша страна – слабая технически и темная в культурном отношении – растеряет свою независимость и превратится в объект игры империалистических держав».

Эта оценка не была дополнительным оправданием тех огромных усилий, которые требовались для выполнения этой задачи. Уже в начале двадцатых годов это стало отправной точкой курса строительства социализма в СССР. Вспомним, в феврале 1931 года Сталин обобщил: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

О том, что успехи индустриализации Советского Союза значительно повлияли на ход Второй мировой войны и способствовали разгрому сильнейшей на тот момент армии в мире, сегодня вспоминать как-то не принято. Однако именно благодаря индустриализации казавшееся неудержимым победное шествие вермахта было остановлено вооруженными силами Красной Армии в тяжелых и кровопролитных боях, сумасшедшие планы атаки через Персию на Индию потерпели крах под Сталинградом, а советские вооруженные силы смогли перехватить стратегическую инициативу, и угрозе захвата мира фашистами настал конец ввиду безоговорочной капитуляции нацистского режима.

Свидетельством беспомощности западных «демократий» стало Мюнхенское соглашение. Уже тогда можно было понять, что конечная цель всех усилий, как со стороны немецких монополистов, так и со стороны политических представителей французских и британских монополистов, состояла в военном разрушении Советского Союза. Достижению этой цели помешал конфликт интересов конкурирующих империалистических монополий. Жалкое поражение французских и британских войск во «Французской кампании», колебание западных держав при открытии второго фронта, секретные переговоры США с генералом СС Вольфом, складирование оружия и создание отрядов военнопленных вермахта для новой войны против Советского Союза, а также связанная с первым использованием ядерного оружия угроза в отношении СССР по ту сторону всех политических парадных речей давали понять, насколько значительными на самом деле являлись классовые разногласия между союзниками антигитлеровской коалиции.

Только с исторической точки зрения – несмотря на все со всей трезвостью рассматриваемые проблемы – становится очевидно, какое влияние на историю прошлого века имела реализуемая впервые в условиях строительства социализма индустриализация.

Из этого можно сделать следующий вывод: те, кто говорит о ходе, проблемах и социально-экономических последствиях индустриализации в СССР, должен быть в курсе всех ее проблем, ошибок, жертв, сроках, течении и аналогичных свойств, проблем и последствий промышленной революции в Великобритании, Франции, Бельгии, Германии и Соединенных Штатах.

Изучение этих данных позволяет понять, что обычно такие преобразования происходили не сразу, а постепенно, в течение многих лет или даже веков. Но многие исследователи почему-то предпочитают об этом не упоминать.

Исторический масштаб задачи, за решение которой после 1920 года принялась молодая советская власть, можно понять, если посмотреть, сколько десятилетий и столетий, предприниматели Великобритании, Бельгии, Франции и Германии получали прибыль за счет использования дешевого детского и женского труда, сколько часов эти люди должны были работать изо дня в день, какими были условия труда и жизни этих людей, какой высокой была смертность в городских районах до промышленной революции и как такое положение было защищено с юридической точки зрения соответствующим ограничительным фабричным законодательством и, таким образом, легализовано.

Эти кровавые и глубоко бесчеловечные предпосылки появления и признаки развития капитализма должны были быть заглушены криками о репрессиях и нарушениях прав человека, которые всегда слышны, когда притесняемые классы решаются защищать свои интересы с помощью революционного насилия. В таких ситуациях заинтересованные лица капитализма охотно вспоминают об иллюзиях свободы, равенства и братства, с помощью которых они в состоянии заставить четвертую власть взвалить на себя всю тяжесть революционных изменений, с помощью которых капитализм получает свою неограниченную власть.

Права человека будут немедленно забыты, если они мешают работе предприятия. Здесь следует упомянуть не только колониальное господство английских, французских, бельгийских и других колониальных властей, чрезвычайно выгодную работорговлю, истребление коренного населения в США, империалистические войны и прибыль от развития оборонной промышленности. Направьте насилие и агрессию масс в нужное русло классовой борьбы, как это и происходило на протяжении всей ее истории, и расцененные изначально как идеологическое бремя прошлые иллюзии снова станут жизнеспособными.

Всякий раз, когда готовится очередное идеологическое сражение за ликвидацию начал реального социализма, угнетатели призывают к свободе, демократии, соблюдению прав человека и т. д. Все это происходит «естественно», без упоминания о том, за чью и за какую именно свободу предстоит бороться, как эта «демократия» становится проституткой лоббистов, как монополизированные СМИ за лицемерным лозунгом «свободы печати» используются для манипулирования массами и что остается от равенства перед законом для тех, кто не может позволить себе нанять дорогого адвоката.

Уже в конце двадцатых годов всеми способами форсированное строительство крупных центров тяжелой промышленности, машиностроительной и металлургической промышленности, реализация плана ГОЭЛРО, а также открытие новых месторождений руды, угля, природного газа и нефти в Башкирии, на Урале, в населенных только кочевниками областях на севере Сибири, на Дальнем Востоке и в Центральной Азии были связаны с огромными усилиями и противоречиями.

Бремя расходов, связанное с предоставлением рабочей силы и финансовых ресурсов для этих строек, легло на сельское хозяйство. Увеличение государственных норм поставок столкнулось с сопротивлением представителей кулачества и середняков. Взятый после военного коммунизма курс на капиталистическую фермерскую экономику в 1925-1927 годах не смог устранить катастрофический недостаток в снабжении. Кулаки и большинство крестьян-середняков отказывались, учитывая катастрофический дефицит производимых промышленных товаров, отдавать собранный ими урожай зерна без соответствующего вознаграждения. К тому же потерпели неудачу и надежды, связанные с экспортом зерна.

С момента выхода циркуляра народного комиссариата юстиции и Верховного суда РСФСР «О мерах борьбы с сокрытием доходов» от 20 апреля 1929 года началась атака на дальнейшее развитие частного капиталистического сектора в сельском хозяйстве и в промышленности. В ходе проведенных в соответствии с этим циркуляром обысков, арестов индивидуальных предпринимателей и членов их семей, конфискации их имущества и других репрессивных мер специально сформированными бригадами было получено несколько сотен миллионов рублей и огромное количество товаров. Это посягательство на право частной собственности значительно разбогатевших к тому времени крестьян и предпринимателей стало причиной нового обострения временно улаженных классовых разногласий. Только в 1929 году произошло около 1300 восстаний. Неурожаи в 1932 и 1936 годах обострили и без того уже драматическое положение. Ведущие политические круги на Украине стремились представить эти события как результат преступного сговора в Советском правительстве. Но имеющиеся данные показывают, что голод в деревнях не был связан с экспортом зерновых. Ожидание, что столь глубокое изменение социальных условий, условий производства и во многом основанного на этом уровня жизни пройдет свободно и гладко, без острой конфронтации с внутренними и внешними классовыми противниками, без перегибов в противодействии сторон, было наивным. В действительности любой серьезный переворот в сфере производительных сил непременно становится причиной большого количества конфликтов.

Разрушение основ существования ремесленного производства и мелкого крестьянства, расцвет новых отраслей промышленности и их ускоренная смена новыми поколениями технологических процессов приводит к тому, что еще занятые в этой области трудящиеся вместе с профессиональной квалификацией теряют и средства к существованию. Можно вспомнить о трагической судьбе силезских ткачей или о вполне квалифицированных токарях, фрезеровщиках, слесарях и т. д. классического машиностроения, чью работу «отняли» станки с программным управлением. Это может вызывать возмущение, но в этом вопросе мало что изменится. С изобретением людьми более новых, лучших и продуктивных поколений устройств и технологических процессов выброшенными оказываются не только старые, вышедшие из употребления и посему «немодные» инструменты, машины и оборудование, но и мастерские, фабрики и даже крупные предприятия, а вместе с ними и навыки, социальный статус и материальные основы существования работников, трудящихся в этой области.

Это не досадное сопутствующее явление, а неотъемлемая часть всех технологических революций. Но то, кто и как страдает от этого, и характер того, как последствия этого процесса влияют на всех пострадавших, – все это различается в зависимости от социально-экономических условий.

Такие перевороты могут привести к разрушению основ существования, если нет системы социального обеспечения. Но, как правило, получаемой с помощью более высокой производительности прибыли достаточно для общего финансирования. Более того – здесь можно и нужно использовать появляющиеся в результате таких процессов новые возможности для выполнения трудной, монотонной и вредящей здоровью работы. Таким сложным, противоречивым, многослойным этот процесс был и будет всегда. А его конкретное движение с временными и региональными изменениями темпа и интенсивности всегда будет зависеть от непосредственных и более поздних последствий: различия становятся ясными тогда, когда речь идет об увеличении прибыли или элементах социалистической революции.

Говоря в этом контексте о событиях в СССР в конце 20-х, нельзя упускать из виду тот факт, что часть населения, живущая на средства, получаемые от городской промышленности и сельского ремесленного производства, составляла лишь 15 %. Другими словами: для 85 % населения советской России коллективизация сельского хозяйства стала посягательством на вековые традиции и вылилась в гораздо более серьезные последствия, чем те, которые повлек в свое время переход ремесленников Западной Европы на фабричное производство.

Речь шла о революционном изменении соотношения сил в стране, о том, чтобы свергнуть засилье кулаков и середняков и остановить угнетение, эксплуатацию и дискриминацию миллионов сельских бедняков. Без призыва на военную службу, профессионального образования и решения научно-технологических задач индустриализация страны осталась бы пустым звуком для тех, кто мог быть освобожден через коллективизацию сельского хозяйства. Без этих изменений условий жизни в селах, включая революцию в сфере образования и культурную революцию, социалистический характер Октябрьской революции был бы утрачен в ходе первого десятилетия.

Говоря о масштабах социально-экономического переворота, нельзя оставлять без внимания рожденные им противоречия, но нельзя и судить о них односторонне. Тот, кого волнует вопрос, какое практическое значение имело то, что многие ответственные лица все еще находились под влиянием своего опыта, полученного во время гражданской войны, сталкивается с массой вряд ли понятных в наше время проблем: это было не только привыкание обеих сторон классового конфликта к безрассудному использованию силы. Слишком многие из тех, кто согласно внутренним убеждениям вступил в войну за гуманистические идеалы коммунистического движения, были убиты в боях или получили такие ранения, что не могли больше работать. Эту возможность использовали бюрократы всех мастей, которые теперь делали карьеру как в государственном аппарате, так и в армии, ЧК и партии. Не менее проблематичной была передача ответственных задач управления в экономике, в системе государственного образования и государственном аппарате заслуженным большевикам. Они добились выдающихся результатов в условиях нелегального положения, в борьбе против царского самодержавия, во время революции и гражданской войны. Но многие из них были не в состоянии и зачастую не хотели заполнить пробелы в своем образовании и изменить сложившийся образ действий для выполнения других задач. Многие не могли и не хотели понять, что на их месте должны были быть соответствующие квалифицированные молодые кадры. Неудивительно, что обусловленные индустриализацией и коллективизацией сельского хозяйства требования сталкивались с непониманием и отклонялись. Таким образом, проводившееся в виде кампании выполнение этих мер не могло проходить без перегибов, нарушений прав и жертв.

В кругу тех, кто считал себя авангардом революционного движения, отнюдь не существовало единого мнения относительно того, как должен выглядеть путь развития. Спор о разных точках зрения служил для образованных в то время группировок инструментом удовлетворения тщеславия и все чаще становился причиной коварных интриг, обострения борьбы за власть и постоянно подрывающих дееспособность ведущих органов действий. Ввиду повсеместной разрухи и кажущегося непреодолимым дефицита в экономике компетентные наблюдатели за рубежом не принимали первый пятилетний план всерьез. В частности, как в Германии, так и в Великобритании имело место надменное игнорирование творческого потенциала «русских». Однако такое отношение вскоре изменилось, даже не под влиянием результатов первой пятилетки, а в условиях повышения давления на экономику капиталистических странах в результате глобального экономического кризиса. В этих условиях не только ставшие безработными сочувствующие социалистическому развитию задумались о том, чтобы зарабатывать на жизнь в Советском Союзе. Именно здесь (а нередко и только здесь) могли быть проведены не просто хорошие, а очень хорошие сделки, от которых зависело выживание большинства западноевропейских машиностроительных предприятий.

Однако сегодня этот факт скрывается, забывается или отрицается по вполне понятным причинам. Но действующий в то время посол Германии, которого не заподозришь в симпатии коммунистическим идеям, упоминал в своих мемуарах о том, что более чем 5000 немецких инженеров предпочли работать в Советском Союзе с зарплатой в 68-80 тыс. немецких марок, тогда как те, кто работал на родине, получали только 5-8 тыс. марок.

Эти люди во время депрессии не только не остались без работы, но и получили возможность приобрести ценный опыт работы за рубежом. Что подразумевается под этим, поможет понять контекст, в котором об этом упоминает Дирксен. Кроме воспринимаемого непосредственно с коммерческой точки интереса к торговым отношениям для него представляет интерес еще один фактор, имеющий гораздо больший вес: «Я полагаю, что в начале 30-х годов ни одно государство, кроме Германии, не располагало таким количеством подробной информации о Советском Союзе».

Развитие и расширение промышленности было привлекательным условием для немецких, французских, английских и американских компаний. В СССР работали не только в 30-е годы и не только «представители» и «специалисты» фирм Krupp, AEG, Klockner, IG Farben, Rheinmetall, Siemens-Schuckert, Borsig и Zeiss, чья работа заключалась в сборе информации об экономическом, военном и политическом развитии страны, создании агентурных сетей из контрреволюционных и преступных элементов, подготовке и проведении диверсионных актов. В 1963 году в Донбассе, Запорожье, Днепропетровске и других местах была раскрыта крупная шпионская сеть. Подготовка к взрывам велась в Ленинградском порту и на предприятиях оборонной промышленности. Для генерал-лейтенанта Пикенброка, руководителя отдела Абвера А-1, занимавшегося вопросами политической, экономической, технической и военной разведки, Советский Союз принадлежал к ряду стран, которые представляли главный интерес. Его заявление (в бытность военнопленным в СССР): «Войны не возникают случайно или неожиданно. Они долго планируются и подготавливаются. Я испытал это на себе» – основывается не в последнюю очередь на задокументированных с высочайшим вниманием к деталям предложениях помощи и отчетах о результатах шпионажа Deutsche Bank, IG Farben, Carl Zeiss, Honer и других фирм.

Глава 2. В борьбе с внутренними и внешними врагами. ЧК, НКВД, ГПУ

Без ЧК Октябрьская революция не преодолела бы даже начало революционных потрясений.

Борьба с белогвардейскими организациями всех мастей, спекулянтами, организованной преступностью и частыми случаями коррупции была неотъемлемым условием победы нового порядка. Экспроприация крупных землевладельцев, банков, рудников и заводов, контроль торговли и передача имущества экспроприированных классов в государственную собственность – все это, как и снабжение армии и городского населения продуктами питания, предлагало огромное количество возможностей для незаконного обогащения. Не менее важным стало раскрытие контрреволюционной деятельности представителей иностранных миссий и финансируемых ими агентов. На этом этапе действия ЧК были во всех отношениях непременным условием для сохранения и стабилизации новой советской власти. После убийства Урицкого и покушения на Ленина организация красного террора против всех контрреволюционных действий находилась в руках ЧК. После убийства немецкого посла работником ЧК Блюмкиным и восстания левых эсеров среди сотрудников была проведена чистка: теперь в ЧК остались только большевики, а меньшевики и левые эсеры были вычищены. Уже на этой ранней стадии ЧК стала органом партии.

Через принадлежность сотрудников к различным группам ЧК была втянута во внутрипартийные конфликты между Сталиным, Троцким, Зиновьевым, Каменевым и Бухариным. В этом смысле тот факт, что административный аппарат этого органа не подчинялся региональным и местным управлениям советов и партии, играет особую роль. В 1922 году ЧК была переименована в Главное политическое управление (ГПУ) и стала одним из столпов центральной власти.

Этот факт приобретал значение по мере того, как обострялись конфликты вокруг либерализации режима, самостоятельности регионов и хозяйств и необходимости репрессивных мер. С 1923 года ОГПУ получило приказ отслеживать не только внутренних и внешних врагов Советского Союза. Уже тогда Дзержинский призвал членов партии сообщать этому органу обо всех проявлениях внутрипартийной распри.

При этом речь уже давно шла не только о том, что Троцкому и его сторонникам мешало то, что «фанатики» Дзержинского вмешивались в работу других правительственных органов.

Несмотря на это, они не смогли избежать того, чтобы рассматривать его как человека с незапятнанной репутацией и крупного идеолога. Ранее уже упоминалось, какую роль этот человек сыграл в споре вокруг индустриализации. Иногда возникшие в результате этого конфликты представляют как внутреннюю политическую борьбу внутри партии. То, что эта точка зрения неверна, становится очевидным, когда в составленном «союзом марксистов-ленинцев» письменном обращении со ссылкой на возникшие в результате перегибов процесса индустриализации волнения и крестьянские восстания на Кавказе, в Сибири и на Украине выдвигается требование снять охарактеризованного как «агента, провокатора и разрушителя партии», как «могильщика революции в России» Сталина с поста Генерального секретаря. В ходе этих дебатов речь шла ни больше ни меньше как о стратегической ориентации дальнейшего пути развития Советского Союза и о тех, кто будет им управлять.

Действительно, далеко не все трудящиеся на рассыпанных по огромной стране стройках социализма работали по доброй воле. На первый взгляд, кажется убедительным, что для строительства Магнитогорского комбината, Беломорканала и многих других крупных объектов количество рабочей силы вряд ли было достаточно. Таким образом, считалось, что крайне высокий спрос на живой труд мог быть удовлетворен лишь путем использования принудительного труда заключенных из специально созданного для этой цели Главного управления лагерей НКВД (ГУЛАГ). Но при этом не принимается во внимание, что дифференциация условий жизни в обширных областях привела к переселению все большего количества людей в города, а из них, из деревень и поселков – на строительные площадки. Всегда целесообразно ориентироваться на факты.

Но поиск ответа на этот вопрос сам по себе является проблематичным. При ближайшем рассмотрении часто оказывается, что речь идет не просто о несоответствии, а об обмане.

Сегодня, после расследования деятельности ЧК-ОГПУ-НКВД, это принято считать политическим процессом. Показательно то, как интерпретируются сейчас вынесенные в то время на рассмотрение суда преступления: даже процесс над социал-революционерами, которые в 1922 году были привлечены к ответственности за убийство Володарского и Урицкого, квалифицируется как политический, целью которого было скомпрометировать партию, которая на протяжении многих лет была главным конкурентом большевиков. Для этой цели обвинение было построено на признании вины двух провокаторов, являющихся агентами ЧК. Процесс над социал-революционерами 1922 года, «Шахтинское дело» 1928 года, судебный процесс над промпартией 1930 года, суд над Каменевым и Зиновьевым в 1936 году, суд над Пятаковым, Радеком и Тухачевским в 1937 году, суд над Бухариным в 1938 году, дело в отношении европейского антифашистского комитета в 1952 году, судебный процесс над Синявским-Даниэлем в 1966 году, дело в отношении Анатолия Щаранского в 1978 году и дело капитана Никитина в 1995-2000 годах были трактованы в прессе как громкие политические процессы. При этом не имеет значения, какие преступления разбирались на процессах, при каких политических обстоятельствах эти процессы проводились, то, что эти процессы (за исключением дела Тухачевского и др.) проводились открыто, то есть в присутствии мировой прессы и членов дипломатического корпуса.

Без сомнения, тогда и сейчас эти процессы носили и носят классовый характер.

Правосудие было и остается привилегией господствующего класса. Ввиду приписываемого революции террора только что пришедший к власти класс должен был сделать все возможное, чтобы сохранить власть за собой. Цель была достигнута путем создания ЧК и революционных трибуналов. Но в ходе революционного развития выяснилось, что даже представители пришедших к власти классов и слоев преследовали не только интересы этих классов, но и свои собственные и групповые интересы. Кроме того, многие из представителей гражданской интеллигенции при практической реализации решений Советов не только были не готовы способствовать созданию рабоче-крестьянской армии в качестве специалистов и экспертов, но и сделали все от них зависящее, чтобы помешать осуществлению этих планов. И, поскольку они действовали в качестве политической оппозиции и/или как организованные в диверсионные группы противники строительства социализма в СССР, это привело к новым столкновениям.

Учитывая отчаянное положение, в котором большевики находились после окончания гражданской войны, силы буржуазии в стране и за рубежом надеялись на их скорый провал. Тем более резкой оказалась их реакция на способы, использованные большевиками для изменения старых отношений с помощью перехода к коллективизации сельского хозяйства и индустриализации.

Здесь выплеснулось возмущение кулаков, разбогатевшей во времена нэпа буржуазии, оплакивавшей свои привилегии интеллигенции. И немало тех же бывших революционеров, которые успели привыкнуть к власти и благополучию на полученных ими должностях, опасалось того, что вместе с ликвидацией раздутого административного аппарата их положение изменится не в лучшую сторону.

Прибавьте сюда амбиции тех, кто не ценил или не особо высоко ценил навыки других, придерживаясь мнения, что построить социализм с этими людьми невозможно. В армии, на дипломатической службе, во внешней торговле и в управлении Советов на руководящих должностях находилось немало лиц, которые считали инициированные коллективизацией и промышленностью потрясения неправильными и тайно, а порой и в открытую препятствовали этим изменениям. В качестве почти образцового примера того, каким образом сегодня обращаются с противоречивой историей этих процессов, может послужить оценка дела всей жизни директора теплотехнического института Л. К. Рамзина.

Гвоздецкий В.Л. зашел так далеко, что в статье «Выдающиеся энергетики России: Л. К. Рамзин (1887-1948)» утверждает: «В ходе судебного разбирательства был окончательно отработан циничный механизм юриспруденции 1930—1940-х годов, когда все обвинение и суд строились не на сборе и анализе доказательств вины подсудимых, а на их добровольном признании «в преступных деяниях». Главной задачей теоретиков и практиков пролетарской законности стала разработка судебных сценариев, в которых важнейшая роль отводилась чистосердечным признаниям «подсадных уток», то есть подсудимых, бичевавших себя и товарищей по скамье, каявшихся в содеянном и взывавших к гуманности суда». Но из воззрений этого человека становится ясно, что он и ему подобные не предприняли и не предпринимают никаких усилий, чтобы критически рассматривать предъявленные обвиняемым преступления. Для них несомненным является то, что их действия были законными, с оговоркой, что действия эти была направлены против власти Советов. В этом контексте исторические предпосылки этих событий оценивались и оцениваются согласно масштабам их буржуазной экспертизы. Почему был начат этот процесс, что можно узнать из обвинений прокуратуры, соответствуют ли они фактам или нет – все это не имеет значения. Вместо этого были поставлены совсем другие вопросы: какое значение в связи с этим обвинением имеют юридические попытки сделать признание?

При этом дело ошибочно преподносится так, как если бы это не играло никакой роли в проводившихся в гражданских судах процессах. В чем тогда заключаются преимущества построенного на уликах судебного разбирательства? Сколько судебных ошибок было совершенно, какая правовая определенность может быть гарантирована таким образом?

В этом контексте необходимо отметить, что ни один из действующих в качестве главных свидетелей морали диссидентов: ни Солженицын, ни Шаламов, ни Домбровский, ни Разгон, ни Адамова-Слиозберг, ни другие бывшие узники ГУЛАГа, – не мог дать достоверный отчет о перенесенных пытках и жестоком обращении исходя из собственного опыта. Они основываются не на собственном опыте, а на рассказах других, в основном безымянных свидетелей.

Следующий факт также был проигнорирован средствами массовой информации, так как не вписывался в официальную картину: несмотря на усердные поиски доказательств пыток и других ужасов, генеральный прокурор Ельцина А. Казанник «к своему ужасу… убедился, что тогда даже законность в строгом смысле слова не нарушалась». Но при публичном обсуждении этих процессов о причинах вынесения судебного решения не вспоминается, как не вспоминается и то, как обстояли дела с судебными ошибками в других странах: клеймо «сталинского террора» ставится без дальнейших вопросов. В такую картину, рисуемую СМИ, не укладываются ни объективные факты классовой борьбы того времени, ни удивленная реакция прокурора Казанника.

Говоря о приговорах 30-х годов и о том, как сегодня проходит правовая и журналистская реабилитация, часто обходят вниманием другой вопрос: какие мотивы были у тех, кто в то время защищал интересы правящего класса, то есть рабочих и крестьян? Как видятся те времена из сегодняшней России, где говорят о нарушении прав олигархов, которые некогда были привлечены к ответственности? Те, кто считает себя вправе судить, потому что он «слышал об этом», потому что ему знакомы люди, которые пострадали (а таковых было действительно много), должны, по крайней мере, спросить, за что именно они пострадали. Преступники, как правило, редко признают свою вину после отбытия срока. Тот, кто действительно хочет знать, как обстояли дела в то время, приложит гораздо больше усилий, чтобы узнать правду, чем те, кто попытался сделать это в свое время. Если вы хотите знать, что происходило в 30-е годы в Советском Союзе, придется изучать сохранившиеся с тех пор документы, связанные с процессом, а не только весьма ограниченные и редко публикуемые сведения, по которым начиная с середины шестидесятых годов практикуется «реабилитация».

«Шахтинское дело» против контрреволюционной вредительской организации

18 мая 1928 года в Московском Колонном зале Дома Союзов было начато слушание «Дела об экономической контрреволюции в Донбассе» в отношении 53 работников горнодобывающей промышленности. Дело было заведено после серии аварий на шахтах треста горнодобывающей промышленности «Донуголь». Подсудимые были обвинены в том, что по поручению прежнего владельца они создали контрреволюционную организацию и провели акты саботажа. Расследование показало, что эта деятельность связана с указанием, выданным в 1920 году, т. е. после освобождения Донбасса, советом горнопромышленников.

Что изначально практиковалось только в индивидуальном порядке, происходило с 1922 года в рамках организации. Желаемая цель заключалась в том, чтобы нарушить работу таким образом, чтобы перекрыть Советской власти доступ к самым ценным местам добычи и сохранять их под наблюдением до возвращения бывшего владельца.

Сегодня, говоря об этих событиях, обычно подчеркивают, что дело раскручивалось под давлением председателя ОГПУ на Северном Кавказе Евдокимова, который – как представлено – хотел перенести ответственность за технический дефицит на старых работников горной инженерии. Если читать совместное решение ЦК и ЦКК, становится ясно, что выводы были сделаны совершенно иные.

Пример Донбасса был характерен для состояния народного хозяйства того времени. Многие из вновь назначенных директоров играли в экономике только роль «плохих комиссаров». Из-за недостаточно высокого уровня технических и экономических знаний и отсутствия практического опыта они не имели возможности контролировать работу старых специалистов, не говоря уже о том, чтобы управлять ими.

Вместо того чтобы повышать уровень технической подготовки, многие, как правило, предпочитали слепо следовать составленным планам и предложениям. И новые – «красные» – только что закончившие обучение в университетах образованные специалисты сталкивались в общении с этими представителями старой интеллигенции с открытой враждебностью и не находили поддержки. Работа профсоюзных организаций инженеров характеризовалась выраженной кастовостью. Нередко во главе стояли те, кто был расположен к советскому режиму враждебно. Вот почему индивидуальные случаи саботажа не встречали должного сопротивления у инженеров и технических специалистов, которые выполняли свои обязанности добросовестно.

Не менее критическим фактором было включение массы трудящихся в управление производственными процессами, которое часто заключалось только в изнуряющей деятельности партийных организаций и работе по управлению персоналом.

Нередко те, кто был уволен за плохую работу, с помощью личных связей находили должность в других местах. Особенно проблематичными являлись последствия грубого бюрократического приема на работу и слепой реализации ошибочных решений центральных органов исполнительной власти и преувеличенный централизм. Логичным последствием стало то, что было принято решение о целом ряде мер улучшения работы со специалистами, квалификации главных экономических кадров, предъявлены требования улучшения производительности, интегрирования масс в управление производственным процессом, улучшения условий труда.

В этом контексте ясно, что позднейшая интерпретация событий, связанных с этим процессом, и последовавшая в результате этого реабилитация осужденных на том процессе сознательно создана для того, чтобы скрыть эти причины. Обратите внимание, что 30 из 53 обвиняемых признали вину. Десять из них лишь частично – но и это доказывает, что позднейшее развенчание этого процесса основывается не на фактических аргументах, а на идеологическом осуждении «сталинизма». Из одиннадцати осужденных к высшей мере наказания десятеро признали свою вину.

Четверо обвиняемых были оправданы судом, четверо приговорены к временному заключению. Все другие получили приговор в виде лишения свободы от 3-5 лет. Однако в текущем представлении «Шахтинского процесса» утверждается, что уравнивание причинения вреда по халатности и сознательного вредительства преследовало цель всеми средствами добиться признаний вины. Но ведь несколько подсудимых не признали свою вину, так что, очевидно, все происходило не так, как утверждают сейчас. Если кого и обвинять в неразборчивости, так это тех, кто отказывается анализировать события 30-х годов со всеми противоречиями, которые были характерны для развития СССР и социалистических государств в результате проведенной во время социалистической революции классовой борьбы. То, что здесь нет никакой коммунистической пропаганды, можно понять, если вспомнить, как классовые разногласия использовались силами контрреволюции в России и за рубежом.

Промпартия – суд над контрреволюционными силами в инженерных организациях

Ранее уже было упомянуто о последствиях обоснованного отсутствия уверенности в «гражданских» специалистах. Если почитать журналы, выходившие в середине двадцатых годов, например: «Строительные работы», «Изобретатель» и «Рабочий-изобретатель», можно ознакомиться с проблемами, связанными с этим: в опубликованных статьях инженеров, ученых, технологов и изобретателей заметна атмосфера разногласий. Разгоревшийся в результате этого конфликт интересов хорошо описан профессором Мартенсом: «Опасность заключается в том, что тогда, когда требуется изобретательство, мы ориентируемся на общественное мнение, которое дает неправильную установку. Таким образом, мы даем каждому возможность представить, что он может быть изобретателем и что он имеет право на все связанные с этим званием льготы, хотя на самом деле не заслуживает их». То, что такие явления имели место, неоспоримо. Люди, одержимые идеей как абсурдных, так и дорогостоящих изобретений, существовали среди представителей всех классов, и не в последнюю очередь среди академических выпускников.

Но именно об этом идет речь: привилегированный класс технической интеллигенции старался оградить не только свою компетенцию, но и связанные с нею привилегии от других. Ведь широкое распространение технических знаний угрожало их особому положению. Выпускники советских университетов и обученные рабочие на заводах уже не смотрели в рот специалистам. В свою очередь, изобретения работников нередко отвергались. Это делалось в высокомерной, дискриминирующей манере. Зачастую изобретения были просто украдены. Для защиты интересов и идеологии специалистов была создана подпольная организация, известная как «Союз инженерных организаций» или «Промпартия».

Речь шла об уничтожении привилегий, вызванных многолетним разделением умственного и физического труда. Тот факт, что со стороны тех, кто хотел изменить положение дел, имелись перегибы, так же тесно связан с социальными последствиями этого шага, как и тот факт, что такие перегибы имелись и у тех, кто хотел остановить наступление на свои привилегии. Все это противоречиво отразилось на поведении тех, кто действовал в этих обстоятельствах. Уже упомянутый директор теплотехнического института Л. К. Рамзин, автор работ «Электрификация и теплоснабжение» и «Электрификация Приволжского района», активно участвовал в реализации плана ГОЭЛРО. В то же время он и члены «Союза инженерных организаций» воспользовались своими полномочиями в различных экономических руководящих органах, чтобы воспрепятствовать и помешать социалистической индустриализации.

В ходе публично проведенного в период с 25 ноября по 7 декабря 1930 суда было обнаружено, что часть членов Промпартии в дополнение к нескольким фактам подрывной деятельности участвовала в сговоре, касающемся перераспределения должностей в министерствах, который был расценен как подготовка к контрреволюционным актам.

Все восемь подсудимых признали свою вину. Пятеро из них, в том числе Л. К. Рамзин, были приговорены к смертной казни, но в конце концов смертный приговор был заменен 10 годами лишения свободы. Статья о Промпартии в Большой Советской Энциклопедии заканчивается так: «Судебный процесс Промпартия способствовал изоляции контрреволюционных элементов интеллигенции, сыграл значительную роль в переходе старой технической интеллигенции на позиции социализма».

То, что это был не единичный случай, стало понятно в последующие годы. В 1931-1932 годах на крупных электростанциях Златоуста, Челябинска, Иваново, Баку и на других станциях произошли серьезные аварии. Многие котлы, двигатели, турбины и генераторы были так сильно повреждены, что эти электростанции приостановили свою работу на длительный период. В ходе расследования выяснилось, что причиной такого серьезного вреда народному хозяйству СССР была работа контрреволюционной группы сотрудников британской Metropolitan-Vickers, которым были поручены монтажные работы на этих электростанциях.

Этот случай также заслуживает особого внимания, поскольку прокурор А. И. Вышинский в течение длившихся с 12-го по 18 апреля слушаний соглашался с выдвинутыми английской стороной возражениями против классового характера советской судебной практики.

Говоря о судах СССР и стран социалистического содружества, часто ставят под сомнение тот факт, что это были суды «правового государства», – а то и утверждают, что в этих странах правосудия не было вовсе. Вышинский напомнил в этом контексте о многочисленных случаях беззакония, которые в странах капиталистического мира являются обычным делом, если речь идет об интересах правящих классов. Он также отметил, что вопреки картине, рисуемой капиталистической прессой, в ходе разбирательств советские судьи выносили и оправдательные приговоры. Особо следует отметить его сравнение методов ведения дел о шпионаже и саботаже, которые применялись в судах Великобритании и СССР. Становится очевидно, что причинами строгого ведения процессов являются тяжесть обвинений и серьезность доказательств.

Глава 3. Ягода и убийство Кирова

Политические дебаты, развернувшиеся вокруг индустриализации, коллективизации сельского хозяйства и происходящих в этом контексте изменений, проходили не так, как ожидалось: немало коммунистов теперь, после гражданской войны, столкнулось с реалиями советских будней и жесткостью вмешательства в жизненные условия крестьянства, буржуазии и интеллигенции, и засомневалось в правильности курса. Были и те, кто участвовал в спорах, думая не о курсе социальных преобразований, а о личной карьере. В этих условиях выбор ответственных ведущих кадров имел вряд ли поддающееся оценке значение для развития страны.

Личные качества Дзержинского и его заместителя и преемника Менжинского соответствовали занимаемым должностям безоговорочно. Это были люди, чей авторитет был заработан в жестких условиях. В 1923 года вторым заместителем председателя ОГПУ СССР стал Генрих Ягода (первым заместителем был Менжинский), впоследствии ставший генеральным комиссаром государственной безопасности и наркомом внутренних дел. Изучивший множество личных документов и рассказов бывших сотрудников, автор книги «Нарком Ягода» Ильинский М. не дает ответа на вопрос, как в годы революции из маленького еврейского мальчика вырос искусный мастер политической интриги и как он сумел удержаться в непосредственной близости к Ф. Э. Дзержинскому и В. Р. Менжинскому. Млечин указывает, что Сталин уже в Царицыне обратил внимание на инициативного и надежного юношу и что тот был охарактеризован Троцким как очень почтительный и полностью бесхарактерный молодой человек. Но решающим мог стать тот факт, что Ягода на протяжении многих лет был не только руководителем отдела и первым заместителем часто болевшего Менжинского, но фактически возглавлял ОГПУ.

Под руководством Ягоды было создано Главное управление лагерей (ГУЛАГ) и увеличилось количество исправительно-трудовых лагерей. Силами заключенных было начато строительство Беломорканала, разведка и разработка большого количества месторождений угля и руды на Дальнем Востоке. Помимо уникальных организационных навыков, которые пригодились в редко упоминаемой сегодня работе с беспризорными детьми, создание трудовых лагерей принесло и немалую экономическую прибыль. Те, кто в наши дни говорит о том, что гуманистические цели должны осуществляться без использования принудительного труда, переселения и других репрессивных мер, что средства должны соответствовать цели, проецируют желания и претензии современной эпохи на совсем другие исторические условия. Почему бы, в таком случае, не задаться вопросом, насколько ответственно социал-демократическое руководство Западной Европы, которое систематически организовывало революции, за то, что Советская Россия была предоставлена сама себе и должна была сама решать свои проблемы?

Вновь и вновь предполагается, что обострение внутрипартийной борьбы было инициировано Сталиным и что Киров был пешкой во внутренней борьбе за власть. Влияние убийства Кирова на развитие СССР и начало репрессивных мер, развернутых в 30-е годы против контрреволюционных сил, требует уделить внимание изучению обстоятельств этого преступления. Один из наиболее показательных источников – исследование А. Кирилиной о причинах этого преступления. На основе анализа уже (или еще) доступных источников можно прийти к выводу, что снова и снова повторяющиеся попытки назвать конкуренцию между Сталиным и Кировым причиной убийства и сделать Сталина инициатором этого преступления полностью необоснованны.

Поскольку несколько делегатов XVII партийного съезда призвали Кирова выдвинуть свою кандидатуру на должность Генерального секретаря, Троцкий (а позже и Хрущев) обвинил Сталина в убийстве Кирова. Ф. Д. Медведь, на момент убийства Кирова занимавший должность начальника Ленинградского УВД, назвал Сталина идейным вдохновителем убийства, а Ягоду и Запорожца – исполнителями. Что из этого правда, станет ясно далее.

Здесь нужно также указать на пробелы в исследовании Кирилиной. В ее расследовании никакого внимания не получает факт, что немецкий посол был убит сразу после первого радиосообщения об убийстве Кирова. Здесь не обсуждаются причины бесследного исчезновения арестованного 8 декабря слесаря-электрика С. А. Платоча, который вместе с Васильевым, Лионикиным и Цукерманом был одним из нескольких очевидцев этого преступления. Не менее загадочным является тот факт, что несущий ответственность за личную безопасность Кирова М. В. Борисов шел на несколько шагов позади, что позволило Николаеву сделать два выстрела. То, что Борисов после своего ареста 2 декабря стал жертвой до сих пор не расследованной аварии и позже был убит(!), тоже заслуживает внимания. Столь же мало внимания она уделяет М. Н. Волокову, который сообщил о подготовке покушения на посла до самого покушения.

Многие вопросы, касающиеся убийства Кирова, остаются без ответа. Впрочем, вопрос, почему Г. Е. Евдокимов, преемник Зиновьева, был арестован в тот же день, а Зиновьев и Каменев – только через неделю, не в их числе. Котолынов признал моральную ответственность подпольного зиновьевского кружка («Я признаю, что наша организация несет политическую и моральную ответственность за выстрел Николаева. Нами создавались такие настроения, которые объективно должны были привести к террору в отношении руководителей партии и правительства. Как активный член этой организации я и лично несу за это ответственность»). В своем последнем слове Котолынов пытался переложить ответственность за террористическую направленность группы на Зиновьева и Каменева. Теперь были арестованы все, кто был членом оппозиционных групп или был каким-то образом связан с ними.

После убийства Кирова Куйбышев потребовал провести тщательное расследование тех фактов, что Николаев был арестован сотрудниками НКВД в непосредственной близости от Кирова с пистолетом, но был освобожден, а ответственный за личную безопасность Кирова работник НКВД Борисов сразу же после ареста погиб в автомобильной катастрофе. Вскоре после требований тщательного расследования деятельности Ягоды Куйбышев скоропостижно скончался. Стало ясно, что к этим преступлениям имеют отношение органы безопасности.

В 1933 году Ягода начал процесс против контрреволюционной организации монархистов под руководством А. И. Абрикосовой, дочери фабриканта, которая, получив информацию о квартирах членов руководства партии в Кремле и даче Сталина, готовила их убийство.

Большое внимание было уделено делу Промпартии, членов которой обвиняли в продолжении буржуазных традиций, в налаживании контактов за рубежом и систематическом вредительстве. В ходе Первого московского процесса (1936) со стороны обвиняемых были сделаны заявления, которые подтвердили ранее существующие предположения. Так, Каменев, потерявший политическое влияние и негодовавший против растущего авторитета Сталина, признавался, что готовил террористический акт против руководства и против Сталина.

В конце концов в связях с правой оппозицией был обвинен и сам Ягода. По словам Томского, его уже в 1928 году привлекли к сотрудничеству с оппозиционными силами. Выяснилось, что Ягода играл в «тройке» важную роль: он регулярно предоставлял Зиновьеву, Каменеву и Бухарину материалы о ситуации в ЦК и поддерживал их заговор. На одном из допросов Ягода подтвердил, что организовал убийство Кирова по поручению Енукидзе, а затем позаботился о том, чтобы расследование потерпело неудачу. Он был проинформирован о сговоре между представителями советского министерства внешних дел и гитлеровской Германии в отношении территориальной уступки после преднамеренного переворота, так же как и об убийстве Горького. Вопрос, какую пользу могли принести признания вины, не имеет ответа. В обвинительном заключении ему были предъявлены обвинения в измене (статья 58-1а), подготовке вооруженного восстания (58-2), вредительстве (58-7), передаче информации (58-9) и ведении организованной контрреволюционной деятельности (58-11).

Интересен тот факт, что Ягода на суде не признал себя виновным только в шпионаже.

После убийства Кирова ситуация изменилась: стало сложнее делать различия между действительными (подготовленными и предотвращенными) или проведенными работниками учреждений преступлениями. Основываясь на представленных сегодня документах и заявлениях относительно репрессивных мер и дальнейшей реабилитации, однозначные выводы делать нельзя. Очевидно, именно это событие (убийство Кирова) стало для Сталина, Политбюро и ЦК причиной тяжелого нервного потрясения и отправной точкой непоправимой деформации отношений между Сталиным и Зиновьевым, Каменевым, Бухариным.

Емельянов Ю.В. видит здесь решающий поворот в поведении Сталина: он был настолько вне себя от ярости и негодования, что упустил из виду установленный им же порядок принятия основных решений. Вечером того же дня по поручению Сталина Енукидзе подписал постановление, согласно которому дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов предписывалось вести в ускоренном порядке, а судебным органам – не задерживать исполнение приговоров.

Убийство Кирова Сталин воспринял не только в качестве сигнала новой, более жестокой атаки троцкистской оппозиции на руководство партии, но и как попытку сорвать проведение съезда. Таким образом, убийство Кирова послужило причиной процесса – по аналогии с реакцией красного террора на преступления белого террора – обострения форм внутрипартийных споров. Существуют и другие трактовки обсуждаемой здесь ситуации. Основываясь на своем опыте в проведении «специальных операций», генерал КГБ Судоплатов пришел к заключению, что опубликованная в прессе официальная версия убийства от начала и до конца является фикцией. Для Сталина смерть Кирова могла быть событием, дающим возможность для проектирования удобного ему мифа о тайном заговоре, поводом для введения репрессивных мер против своих врагов и возможных конкурентов.

Размах классовой борьбы, которая характеризовалась использованием грубой силы с обеих сторон, и цинизм тех, кто в интересах собственной карьеры служил этому режиму, были неразрывно связаны с отчаянной борьбой тех, кто был обманут в своем стремлении к идеалам. Сейчас практически невозможно убедительно и однозначно доказать, кто и во что был вовлечен в тот период, где с помощью насилия, шантажа, ложных обещаний, лишения сна были взяты ложные показания, где в конечном счете была сказана правда и где правда и ложь были так тесно связаны, что невозможно сейчас отличить, что именно является правдой, а что нет. Этому положению соответствует историческая конфронтация с действующими лицами того времени. Основываясь исключительно на этих условиях, «репрессированные» рассматривались почти как невинные жертвы. Этому драматическому времени и его проблемам не подходит ни тот, ни другой порядок действий. Тот, кто хочет серьезно заняться этим вопросом, должен иметь в виду, что то, что сегодня кажется так или иначе очевидным, было в то время в лучшем случае предметом догадок.

Без сомнения, между экспроприированными и лишенными возможности построить карьеру представителями бывших имущих и правящих классов и теми, кто в результате революции пришел к власти и новым возможностям в жизни, существовали антагонистические разногласия. Не подвергается сомнению и тот факт, что обе стороны использовали грубую силу, когда дело доходило до осуществления их интересов. Бертольд Брехт выразил мысли по поводу правдоподобности и природы московских процессов, которые в связи с систематической агитацией против попыток дать реалистичную оценку социалистического опыта и сейчас представляют интерес. Он писал о том, что симпатизирующие Советскому Союзу интеллектуалы напуганы массовыми признаниями известных революционеров в совершении таких преступлений, как экономический саботаж, шпионаж (оплаченный!) и убийство (в том числе убийство Горького) без какого-либо давления со стороны органов, ведущих следствие.

Доказательств этого давления столь же мало, как и доказательств его отсутствия.

Показательно, что признания выходят далеко за пределы предполагаемого масштаба преступления и служат предпосылкой для нового, которое требует совершенно нового взгляда на собственную неправильную позицию. Поэтому изначально возникает вопрос: является ли возможной политическая концепция, которая могла бы мотивировать действия подсудимых?

Такое является возможным. Необходимым условием такой концепции могла бы стать непреодолимая пропасть между режимом и массами; и для того, чтобы мотивировать такую политику, как политика обвиняемых, такая пропасть должна рассматриваться не только как пропасть между высшим функциональным аппаратом и массами рабочих и крестьян, но также как пропасть между коммунистической партией в целом и этими массами.

Такое явление опять же может быть реальным только при обнаружении несовместимых интересов рабочих и крестьян. Необходимо принять полную невозможность контроля производства со стороны рабочих и невозможность контроля над армией рабочим классом. Принятие этой невозможности могло бы означать начало политики саботажа. Исходя из внешнеполитической ситуации нужно было готовиться к признаниям этого типа. Все это представляет собой концепцию, которая была приписана социал-демократам. Тем более что общественная жизнь из-за постепенного увеличения производства резко изменилась. Такая обременительная для революционеров работа по сотрудничеству с капиталистическими сторонами могла бы «как раз» быть работой для одного лица, оплаченного иностранными представителями. Никакого различия в конечном итоге нет, ни для судебного преследования, ни для ответчика. Вы видите только окружение, которое заинтересовано в таких концепциях.

Сомнительно, что Советский Союз в его тогдашнем положении был способен выполнять требования гражданского гуманизма при раскрытии жизненно опасного заговора с контрреволюционными тенденциями. Сам Ленин во время революции, требуя террора, вновь и вновь протестовал против исключительно формального требования соблюдать условия не соответствующего реальному положению дел гуманизма. Речь не идет о физических пытках. Таковые могут быть расценены как невозможное и не требуют разрешения на использование.

Процессы являлись своего рода подготовкой к войне. Уничтожение оппозиции не доказывает, что партия хотела вернуться к капитализму, как предполагали буржуазные газеты либерального характера (“Times”, “Basler Nationalzeitung”, “Manchester Guardian” и даже “Temps”). Это означает, что любое отступление, любое колебание, передышка, смена тактического курса стали невозможны.

Оппозиция лишена опоры, ее предложения должны расцениваться как контрреволюционные, пораженческие, не имеющие перспективы, несмотря на то, что огромное напряжение, конечно, увеличивает внутренние трудности. Троцкий постепенно начал считать распад рабочего государства условием практического действия. Если наступит война, рухнет промышленность, аппарат изолирует себя от масс, Украина, Восточная Сибирь и т. д. должны будут пойти на уступки капиталистическим формам, кулаки получат власть. Набирающие силу антисталинские центры не имеют моральной силы обратиться к пролетариату, и скорее не потому, что эти люди были трусами, а потому, что они на самом деле не имели организационной базы в массах. Нужно признать, что участники процессов рассказали гораздо больше, чем ожидалось. Они послужили в некотором роде инструментами, которые изменили аппарат власти.

После относительно бескровной победы Октябрьской революции такие явления участились. Во время гражданской войны и интервенции обострилось противостояние белого и красного террора. В связи с внутрипартийными конфликтами сдвинулись линии противостояния. Сейчас речь шла не просто об антагонистическом противоречии между сторонниками царского самодержавия, русскими помещиками и буржуазией, с одной стороны, и рабочими, крестьянами и солдатами, с другой стороны. Теперь разногласия возникли между сторонниками Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и генеральной линией партии. Эта «главная линия» стала пристанищем не только для агентов всех мастей, но и для карьеристов всех типов.

Судебный процесс по уголовному делу троцкистско-зиновьевского центра

Осенью 1932 года по инициативе Троцкого был образован «Объединенный центр», куда вошли Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев со стороны зиновьевцев и Смирнов, Тер-Ваганян и Мрачковский со стороны троцкистов.

Через И. Н. Смирнова сын Троцкого Л. Седов передавал указания по организации индивидуального террора против руководства ЦК ВКП и членов Совета народных комиссаров. В тесном сотрудничестве между этой группой и Смирновым было подготовлено убийство Кирова. В ноябре 1932 Берман-Юрин и Фриц Давид были отправлены в СССР с заданием подготовить убийство Сталина. Террорист Натан Лурье в сотрудничестве с замаскированным под иностранного специалиста агентом гестапо Францем Вайцем готовили убийства Сталина, Ворошилова, Кагановича и Орджоникидзе.

В числе обвиняемых были не только члены внутрипартийной оппозиции в лице Зиновьева и Каменева, но и менее известные последователи Троцкого: Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян и Смирнов, а также Дрейзер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман, Давид, Ольберг, Берман-Юрин, М. И. Лурье и Н. Л. Лурье. Отправной точкой расследования стало открытое письмо Троцкого, в котором он призвал своих последователей убрать с пути Сталина, то есть убить его. Этот документ был найден у Гольцмана. Партнерами Троцкого в СССР были Зиновьев и Каменев, которые с 1932 года до конца 1933 года находились в ссылке, а с 1935 по 1936 года – в заключении, под контролем ОГПУ. Зашифрованные сообщения передавались Смирновым, который, в свою очередь, получал их от Гольцмана.

При содействии гестапо в 1932 году Гольцман прилетел в Копенгаген и встретился с Троцким для выяснения деталей. Бакаев, Рейнгольд и Дрейцер безуспешно пытались осуществить эти попытки в 1934 году. Через год Берман-Юрин и Фриц Давид хотели застрелить Сталина на VII конгрессе Коминтерна, но не рассчитали дальность выстрела. По приказу Троцкого расстрелять вождя по случаю майского парада хотел Ольберг, но был арестован раньше. Натан Лурье также потерпел неудачу в своей попытке застрелить Кагановича и Орджоникидзе в Челябинске. Дальнейшие попытки также потерпели неудачу.

Весной 1936 был арестован последний участник этой группы. В августе 1936 года дело против Зиновьева, Каменева и других членов контрреволюционной организации было передано на рассмотрение в военную коллегию Верховного суда СССР. Члены этой организации должны были по приказу Троцкого организовать и совершить убийство Кирова, подготовить террористические акты против Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева и провести необходимые для выполнения этих проектов организационные мероприятия по подготовке. Каменев заявил на суде: «Я пришел к убеждению, что политика партии, политика ее руководства победила в том единственном смысле, в котором возможна политическая победа социализма, что эта политика признана трудящимися массами. Ставка наша на возможность раскола в партии также оказалась бита. Мы рассчитывали на группу правых – Рыкова, Бухарина, Томского. Удаление этой группы от руководства и их дискредитация среди трудящихся выбили этот козырь у нас из рук». Зиновьев обосновал свое поведение, говоря: «Мы чувствовали, что руководство должно быть заменено любой ценой, что оно должно быть заменено нашим союзом с Троцким». Оба признали, что ответственны за убийство Кирова и несколько неудачных попыток убить Сталина и других высокопоставленных чиновников.

Результаты расследования также показывают, что эта группа действовала, опираясь на указания, переданные через сына Троцкого Л. Седова, и с помощью поддельных личных документов.

Из протокола допроса Смирнова следует, что на «случайных» встречах с ним Седов говорил о том, чтобы «изменить древние формы борьбы против партии, о том, что настало время перейти к террористическим методам борьбы». Но Смирнов воспринял эту точку зрения как личное мнение Седова, с которым он был не согласен. Он отрицал существование организованного центра и отрицал свою роль до тех пор, пока она не была доказана.

На основании обвинений публичного процесса все 16 обвиняемых были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества в пользу государства.

В июне 1988 года Верховный суд СССР постановил, что тщательное изучение протоколов заседаний показало, что это решение было «необоснованным и незаконным». Таким образом, это решение было отменено и началось дальнейшее расследование. Обвинение не было снято. Был выдуман тот факт, что признания были получены в условиях физического и морального истощения незаконными методами.

Участвовавшие в процедурах сотрудники НКВД были позже устранены под предлогом их участия в антисоветских заговорах. Доказательств этому представлено не было.

Глава 4. 1936 год – новая Конституция и партия

Рассуждая сегодня, после Второй мировой войны, холодной войны и распада социалистического содружества, о 30-х годах в СССР, трудно даже приблизительно представить обстоятельства тех лет. Если до, во время и после окончания Второй мировой войны их оценка была в целом позитивной, то после XX съезда с его лозунгами борьбы против культа личности и сталинизма она превратилась в свою полную противоположность. Даже попытка создать реалистичное изображение условий жизни в СССР, чтобы восстановить картину 30-х годов, натолкнулась на целый ряд проблем, которые в контексте европейского опыта не вызывают возражений: если сравнивать условия жизни в Москве и Ленинграде с условиями в селах Центральной России, Украины или Сибири, то эти различия не только тогда, но и в последующие годы вряд ли можно сравнить с различиями между Берлином, Дрезденом и Лейпцигом и отдаленными деревнями Мекленбурга.

Даже по сравнению с плотностью населения в Германии (на основе данных от 1929 года: 133 человека на 1 км2) видно, что эти различия так огромны, что полученные в этих условиях представления не могут быть адекватно переданы. Это становится еще яснее при сравнении текущих показателей: в 2006 в Российской Федерации насчитывалось 144 526 278 жителей на площади в 17 075 400 км2, что составило 8,46 человек на км2. В противовес этому, в 2001 году в Германии жили в общей сложности 82 536 680 человек на площади 352 002 км2, что составило 234,5 жителей на км2. Плотность населения в современной России составляет 3,6 %, или 1/28 часть плотности поселения в Германии!

Отсюда следует, что речь идет не только об очень разных расстояниях, а и о других объективных условиях исторического развития всего комплекса возникающих в результате экономических, логистических, культурных, политических и других отношений. Население в России распределено неравномерно: наряду с 13 городами-миллионерами существуют промышленные центры, которые находятся в практически безлюдных северных, сибирских и береговых зонах Тихого океана. Есть и другие, не менее заметные различия: лишь в нескольких областях центральной России и Украины вегетационный сезон можно сравнить с сезоном в Германии.

То, что можно сделать силами сельского хозяйств, требует усилий и методов, о которых вряд ли кто-то имеет представление. На территории Советского Союза есть и субтропические районы. Но в безбрежной степи Средней Азии и в малонаселенных лесах, тундре и таежных районах Крайнего Севера и Дальнего Востока понятия, являющиеся в Центральной Европе само собой разумеющимися как инфраструктура являются нереалистичными. В конце концов, немаловажно и то, что в России проживают представители 120 разных народов со всеми своими историческими и культурными различиями, традициями и привычками: в 2002 году здесь насчитывалось 116 миллионов русских, 5,5 миллионов татар, 3 миллиона украинцев и более миллиона башкир, чувашей, чеченцев и армян.

Те, кто уже с конца XVIII века жил в промышленно развитых и плотно заселенных районах Западной Европы, даже приблизительно не могут понять, что в 20-е и 30-е годы XX века пережили народы Советской России: в эти десятилетия произошли потрясения в сельском хозяйстве, промышленности, системах образования и здравоохранения, в научных исследованиях, в литературе, театре, изобразительном искусстве – словом, во всех областях жизни народов, распределенных по этой обширной территории, начались процессы развития, аналогов которым нельзя найти за всю предыдущую историю человечества. И это еще не все: такими разными были объективные и субъективные условия для потрясений, которые были начаты в старых и новых промышленных центрах после массового переселения туда людей из деревень РСФСР и Украины, аулов Кавказа, из кишлаков Центральной Азии, юрточных лагерей кочевников Севера, Сибири и Дальнего Востока. Тем более глубокими были последствия, вызванные их возвращением на родину. Описание этого процесса с разработкой собственного письменного языка для них, живущих почти на уровне первобытного общества кочевых народов, также недостаточно, как и доступ этих, все еще живущих под гнетом феодальных традиций жителей Центральной Азии к национальной культуре. И даже если рассматривать только эффект, произведенный освобождением женщин, избавлением от двойного и тройного гнета местных феодалов, пропагандируемых священниками православной, мусульманской, ламаистской религиозных общин, от реакционных традиций и дискриминации в обществе и в семье, – уже этот несомненный прогресс был достаточным оправданием для огромных усилий и жертв, связанных с этими событиями.

В сегодняшних дискуссиях часто забывают о тех обстоятельствах, в которых происходили перемены в общественной жизни в СССР в 20-х и 30-х годах, и о том, насколько жизнь в Советском Союзе отличалась от жизни в ведущих империалистических промышленно развитых странах. В первую очередь стоит упомянуть изменения в повседневной жизни: при многих организациях в рамках социалистического соревнования были созданы предприятия общественного питания, детские сады, ясли и другие социальные учреждения. В новых городах и поселках были созданы такие сервисные центры, как прачечные, бани, а также кондитерские фабрики, детские учреждения, столовые.

При строительстве жилых комплексов в непосредственной близости от новых массовых производств, например: в Сталинграде, на Днепре, в Магнитогорске и Челябинске, между производственными и жилыми зонами высаживались зеленые насаждения. Уже на этапе строительства закладывались водопроводные трубы, подводилось электрическое освещение. Бани были построены там, где до сих пор никто даже не знал о существовании такого слова. Так же обстояло дело и с прачечными, детскими учреждениями и предприятиями общественного питания, клубами, школами и медицинскими учреждениями. Не менее показательными были публичные дебаты, в которых прозвучал ряд левых идей о перепланировке существующих и строительстве новых городов, где питание, жилье, образование оторванных от родителей детей должно было быть немедленно и полностью передано в руки народа. Здесь семьи должны были быть заменены трудовыми коллективами, а индивидуальное приготовление пищи запрещено в административном порядке.

Уже эти поверхностные примеры показывают, что крайне сложные и противоречивые процессы изменения условий жизни в деревнях и городах не могли происходить без столь же противоречивых разногласий. Начавшиеся перемены представляли собой полную противоположность традиционному укладу жизни.

Это коснулось не только представителей бывших господствующих классов и их работников, не только представителей религиозных общин и их привилегий, но и роли женщин и мужчин в обществе, на работе и в семье. С этим были связаны новые, ранее едва заметные проблемы: не все большевики, участвовавшие в революционных сражениях и в гражданской войне за Советскую власть, были готовы и хотели принять столь далеко идущие последствия в личной жизни и в семье. Многие после получения ответственных должностей и постов копировали поведение тех, кто был снят с этих же должностей.

То, что в споре о дальнейшем развитии существовали не только разные мнения, но и в равной степени сложные и противоречивые интересы, было как само собой разумеющимся, так и проблематичным. Как ни банально, при сопоставлении заработной платы для руководства партии и специалистов промышленного сектора экономики это стало особенно ясно. В середине 20-х годов средняя месячная заработная плата рабочего составляла 50, самая высокая заработная плата старшего работника – 175 рублей. Директора предприятий были в большинстве своем членами партии и поэтому попадали под действие положения «партийного максимума». Но главный инженер «Ураласбеста» получал 800 рублей, Черембасского треста – 400 рублей, руководитель технического отдела получал 300, другие технические сотрудники – 100 или 250 рублей. В то же время директор «Ураласбеста» как член партии подчинялся правилу партмаксимума, и его зарплата составляла 193 рубля. Из следующего обзора станет ясно, как этот доход изменился в ходе 20-х и 30-х годов. Как видно из этих цифр, уже в начале индустриализации были ощутимы значительные сдвиги в размере заработной платы трудящихся.

Это становится очевидным не только в контексте разницы между 1053/1216 рублями работников других учреждений и 215 /216 рублями тех, кто должен был зарабатывать в качестве работника «персонального сервиса», например, прислуги в домах тех, кто зарабатывал больше.

С 1934 г. официальная статистика перестала давать информацию о дифференциации оплаты труда рабочих и служащих, ограничиваясь средними показателями. По имеющимся данным, минимальная зарплата для рабочих в 1937 году составляла 110-115 рублей. Это было в среднем на 50 % больше 70,8 рублей из данных за 1928-1929 год.

Заводской инженер получал 1500 руб. в месяц, директор – 2000, квалифицированный рабочий – 200-300 руб. Для госслужащих в середине 1930-х годов существовало 7 категорий зарплаты: от 500 руб. в месяц (нарком СССР – 7-й класс) до 250 руб. (первый класс). Однако помимо официальной базовой зарплаты (оклада), существовали многочисленные доплаты, вплоть до 100 % от оклада. В результате зарплата управляющих и рабочих соотносилась как 5:1. Кроме того, в 1936 г. был учрежден директорский фонд, куда поступало 4 % плановой прибыли и 50 % – сверхплановой. По 5 наркоматам директорский фонд составлял в среднем 6,3 % от среднегодовой зарплаты. Но в ряде отраслей он поднимался до 20 и даже до 55 %. Как он распределялся – неизвестно.

Как свидетельствуют документы, генеральный секретарь партии Иосиф Сталин с начала нэпа и до 1935 года зарабатывал лишь 225 рублей в месяц и платил с них партвзносы в размере 6 рублей 75 копеек.

В 1934 году регулирование максимальной части было упразднено.

В 1945 году эта сумма составила 2000 рублей. В 1947 году в связи с послевоенной инфляцией она составила 10 000 рублей.

При всем при этом нельзя недооценивать то, что это позитивное развитие скрывало множество минусов. Выдающиеся достижения стахановцев иногда принимали странные формы: эти успехи, в пропагандистских целях, зачастую были достигнуты за счет всех остальных, так как источников покрытия потребностей в сырье и материалах было недостаточно. Участились случаи, когда сотрудники региональных и центральных советов принимали решения, не предусмотрев их последствий. На Всесоюзной конференции бюро жалоб Калинин принял решение издать указ о требовании эффективных мер против высокомерия чиновников.

Особенно проблематичным было то, что все чаще находились члены партии, которые вступили в нее не из-за коммунистических убеждений, а потому, что хорошо усвоили язык пропагандистов. Их цель заключалась в том, чтобы сделать карьеру, иметь власть, пользоваться привилегиями и заработать побольше денег. Уже в 1921 году была очевидна необходимость удаления таких элементов из партии. В 1929 году этот процесс пришлось повторить. В тот период из партии были исключены 11 % всех членов. Несмотря на это, число членов партии в 1929 поднялось до 1,5 млн, а в 1932 году оно составило даже 2,5 млн. В течение прошедшей в период между 1933-м и 1935 годами волны чисток из партии были исключены бывшие кулаки, белогвардейские офицеры и контрреволюционеры, коррумпированные элементы, карьеристы, неисправимые бюрократы и члены партии, которые не хотели придерживаться никаких правил партийной дисциплины или игнорировали указы центрального комитета, лица, совершившие преступление или сексуальное насилие, пьяницы – всего 18 % от всего числа членов партии. В качестве примера можно назвать А. С. Енукидзе, факты биографии которого ясно дают понять, что даже среди не самых скромных работников партии он выделялся за счет своего пристрастия к роскоши и женщинам.

Он был исключен из партии и ЦК в 1935 году. В 1937 году в связи с активным участием в троцкистском центре был арестован и казнен.

Продолжая идти к поставленной цели, Политбюро приняло решение осуществить дальнейшую демократизацию избирательной системы при обновлении конституции на основе начатых с развитием социалистической промышленности социально-экономических изменений – разгрома кулаков и победы социалистической собственности. То, насколько серьезное значение имел этот факт, Сталин подчеркнул в своем интервью с американским журналистом: «Избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации».

Выбранный на XVII съезде партии ЦК, помимо Андреева, Гамарника, Кагановича, Калинина, Кирова, Косарева, Косиора, Куйбышева, Микояна, Молотова, Орджоникидзе, Петровского, Постышева, Рудзутака, Шверника, Сталина, Чубаря и Ворошилова, состоял из членов партии, которые принимали участие в работе этого органа в качестве наркомов СССР или союзных республик, первых секретарей партии союзных республик и областей, председателей профсоюзов и комсомола, центральной комиссии по контролю, политических руководителей Красной армии и секретарей ЦК уже в течение нескольких сроков. То, что здесь имелся целый ряд различных точек зрения, было не только логическим следствием различного опыта собравшихся за этим столом.

Реальной проблемой были усилия 26 секретарей региональных организаций партии, двоих руководителей только что распущенных отделов ЦК и троих сотрудников Коминтерна сохранить за собой власть и вытекающее из этого их поведение на выборах. То, какой вес имела эта группировка, зависело от развития партийного аппарата.

Юрий Жуков отмечает, что через четыре месяца после XVII съезда Политбюро приняло решение поставить на повестку дня предстоящего съезда Советов РСФСР и СССР в числе других вопросов доклад по конституционным вопросам.

По его мнению, то, что в основном воспринималось как незначительные протокольные вопросы, было ни больше ни меньше как коренными изменениями с целью сохранения внешней и внутренней безопасности национальных интересов народов Советского Союза.

На XVII съезде партии Сталин в своем докладе затронул возможность использования некоторых правил парламентской демократии. Теперь целью было заменить введенную вместе с конституцией 1918 года практику многоступенчатых выборов в местные Советы республик и автономных республик. По мнению Сталина, должно было проводиться общедоступное тайное голосование, участие в котором могли принимать те, кому ранее в этом праве было отказано на основании родственной связи с представителями буржуазии или участия в вооруженной борьбе против Советской власти. При этом на ответственные должности Советов должны были быть выбраны самые способные лица. Это было особенно важно в свете столкновений с разрушительным чрезмерным усердием во время коллективизации сельского хозяйства и индустриализации: многие, даже слишком многие сотрудники партийного или государственного аппаратов, получившие ответственные посты благодаря своему членству в партии, больше не могли справляться со своими задачами.

Елена Прудникова описала ситуацию, которая повторилась в партии и руководстве страны СССР в тридцатые годы своими словами:

«К 1937 году в верхах Советского Союза установилось определенное равновесие. Как бы ни относился к Сталину Центральный Комитет, выступить открыто против него он не мог. Вождю достаточно было “обратиться к народу” – к тем же партийным “низам”, и членам ЦК мало бы не показалось. Сталина можно было либо убить… и брать на себя управление страной в условиях надвигающейся войны, либо принимать какие-то меры, не трогая персональный состав Политбюро.

Но и Сталин не мог выступить открыто против “партийных баронов”. Просто потому, что они-то имели право его снять, хотя бы формально, а он с ними вообще ничего сделать не мог. Ибо партийная структура строилась “снизу вверх”. Любой из региональных секретарей избирался на пленуме обкома, делегаты которого, в свою очередь, на пленуме райкома и т. д. Эти “выборные линии” начинались в первичках, ну а первички избирали того, кого укажут сверху. Из Москвы? Нет, из райкома. Райком выполнял указания обкома. А обком – первого секретаря, который был совсем не дурак делиться властью с Москвой».

В этой связи Прудникова напоминает о заявлении наркома Бенедиктова, который, исходя из собственного опыта, пришел к выводу, что Сталин даже не имел неограниченной власти в Политбюро. Из всего этого она делает следующее заключение: «В общем-то, вся власть Сталина держалась на хитром маневрировании и на том, что большинство в Политбюро составляли все-таки члены его команды. Но ведь любой пленум ЦК мог это соотношение изменить. И что тогда? Тогда “вождю народов” оставалось только одно: устраивать государственный переворот».

Предложение ввести всеобщее тайное голосование на выборах в Советы всех уровней, а также на предстоящих выборах в партии, не было государственным переворотом, но его реализация влекла значительные изменения руководящего состава. Но это понимали и те, кто рассматривал это предложение в ЦК.

Для многих из областных секретарей партии, принимавших участие в пленуме ЦК, это был не вопрос развития социалистической демократии, а скорее вопрос их собственных перспектив.

Сегодня о февральском пленуме ЦК 1937 года говорят чаще всего в контексте суда над Бухариным. Однако это событие предстает в ином свете, если принять во внимание сделанные в докладе Жданова предложения. Членов ЦК призвали согласиться с основополагающими изменениями в политике: вместо открытых выборов в Советы должно проводиться тайное голосование. Свою кандидатуру мог предложить любой. В своем письме к членам ЦК от 25 января 1935 года в качестве обоснования Сталин отметил: «Обстановка и соотношение сил в нашей стране в данный момент таковы, что мы можем только выиграть политически в этом деле». Все ограничения политических прав должны были быть отменены, а бюрократические организационные формы и искаженные в результате этого представления о работе Советов должны быть преодолены. Помимо введения всеобщего избирательного права при тайном голосовании в партийных организациях и допуска к выборам беспартийных кандидатов, было необходимо начать изменения в правящей верхушке партии и – при условии приобщения к выборам беспартийных – начать фундаментальное демократическое обновление Советов. Ставшей привычной кооптации людей следовало в дальнейшем избегать совсем. Места активистов, которые уже не считались с требованиями процесса индустриализации, должны были занять те, кто своей работой, уровнем образования и методами мог расположить к себе рабочих, крестьян, инженеров и ученых.

Еще более показательными были разногласия на мартовском пленуме 1937 года.

То, что речь Сталина заслуживает особого интереса, становится при прочтении этого текста так же ясно, как и тот факт, что в последующие годы после XX съезда КПСС он больше не всплывал:

«Дело в том, что некоторые наши партийные руководители страдают отсутствием внимания к людям, к членам партии, к работникам. Более того, они не изучают членов партии, не знают, чем они живут и как они растут, не знают вообще работников. Поэтому у них нет индивидуального подхода к членам партии, к работникам партии. И именно потому, что у них нет индивидуального подхода при оценке членов партии и партийных работников, они обычно действуют наобум: либо хвалят их огулом, без меры, либо избивают их также огулом и без меры, исключают из партии тысячами и десятками тысяч. Такие руководители вообще стараются мыслить десятками тысяч, не заботясь об “единицах”, об отдельных членах партии, об их судьбе. Исключить из партии тысячи и десятки тысяч людей они считают пустяковым делом, утешая себя тем, что партия у нас двухмиллионная и десятки тысяч исключенных не могут что-либо изменить в положении партии. Но так могут подходить к членам партии лишь люди, по сути дела, глубоко антипартийные.

В результате такого бездушного отношения к людям, к членам партии и партийным работникам искусственно создается недовольство и озлобление в одной части партии, а троцкистские двурушники ловко подцепляют таких озлобленных товарищей и умело тащат их за собой в болото троцкистского вредительства».

Позже на январском пленуме ЦК 1938 года было принято постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Кроме всего прочего, в постановлении было отмечено: «Пленум ЦК ВКП(б) считает необходимым обратить внимание партийных организаций и их руководителей на то, что они, проводя большую работу по очищению своих рядов от троцкистско-правых агентов фашизма, допускают в процессе этой работы серьезные ошибки и извращения, мешающие делу очищения партии от двурушников, шпионов, предателей. Вопреки неоднократным указаниям и предупреждениям ЦК ВКП(б), партийные организации во многих случаях подходят совершенно неправильно и преступно-легкомысленно к исключению коммунистов из партии».

Так как большинство секретарей региональных партийных организаций не могли и не хотели отдать должное этому требованию, оно столкнулось с массовым сопротивлением. Это было продемонстрировано еще в преддверии партийных выборов, когда из партии были исключены представлявшие угрозу для выборов лица. Своим переизбранием исполняющие обязанности секретари продемонстрировали не только свои непоколебимые позиции на местах, но и свое доминирующее влияние на ЦК. На пленуме Центрального Комитета в феврале 1937 года доминировали доклад Ежова и разногласия с Бухариным. Хотя подготовленная по решению Политбюро резолюция к выборам было принята единогласно. Но во время последующего обсуждения выступление Жданова было полностью проигнорировано членами ЦК: Р. И. Эйхе, первый секретарь Западно-Сибирского национального комитета, отметил, что оставшиеся противники будут использовать избирательную кампанию в своих целях, он призвал к дальнейшему обострению борьбы с оставшимся врагами советов.

С. В. Косиор, первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Украины, потребовал разоблачения агентов «иностранного влияния». Н. С. Хрущев, первый секретарь Московского комитета ВКП(б), предупредил о набирающей обороты деятельности эсеров.

Л. И. Мирзоян, первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Казахстана, обнаружил оживление в лагере противника. Особенно сильно волновала его та ловкость, с которой действовало духовенство при деморализации партийных организаций. Я. А. Попок, первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Туркменистана, везде замечал враждебную деятельность.

И. Д. Кабаков, первый секретарь свердловского областного комитета, утверждал, что активность масс часто использовалась враждебными элементами для того, чтобы скрыть действия контрреволюционных группировок. Е. Г. Евдокимов, первый секретарь Азово-Черноморской области, видел особую опасность таких элементов в том, что они «обрабатывают неустойчивых людей».

Если посмотреть на биографии лиц, которые на февральском пленуме 1937 года не играли никакой роли в обсуждении реформы выборов руководящих органов в партии и Советах, но при этом активно выступали за усиленное преследование действительных и потенциальных политических оппонентов, то некоторые сложные противоречивые предпосылки и мотивы станут яснее. Балаян также ссылается на заседание Центрального комитета 1937 года: «Позволительно спросить, а кто же на том пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года яростнее всех требовал расстрелять Бухарина и Рыкова, а затем бахвалился, что больше выявил вредителей в своих парторганизациях? Это самые настоящие двурушники и иудушки – Павел Постышев, Станислав Косиор, Роберт Эйхе, Влас Чубарь, Александр Косарев и… неразоблаченный троцкист Никита Хрущев – пожалуй, единственная роковая политическая ошибка непогрешимого вождя».

После выступления Жданова, как уже было сказано, на тему выборов высказался латыш Роберт Индрикович Эйхе, отметивший, что во время выборной борьбы враг будет использовать каждый промах.

Этот человек закончил только два класса начальной школы и работал подмастерьем в слесарно-кузнечной мастерской. В 17-летнем возрасте он присоединился к революционному движению. Он был арестован, эмигрировал, а после 1917 года стоял в первых рядах в борьбе за Советскую власть. С начала 30-х годов он был первым секретарем Западно-Сибирского крайкома. То, что в это время он не нашел никакой возможности улучшить уровень своего образования до уровня проблем, которые ему предстояло решить, зависело, конечно, не только от него самого. Нередко бывало, что времени на образование не было. В 1930 г. жесткий, волюнтаристский стиль работы Эйхе, слишком наглядно продемонстрировавшего свою предельную некомпетентность, вызвал резкий и открытый протест большой группы ответственных работников Сибири. Однако именно они, а не Роберт Индрикович, были сняты со своих должностей. С его именем связаны не только противодействие конструктивным изменениям в составе партии и государственного аппарата, но и создание специальных лагерей для миллионов депортированных кулаков, строгие чистки в партийном, советском и хозяйственном аппарате и репрессии тройки ОГПУ Западной Сибири. Арестованный в 1938 году, приговоренный к смертной казни и казненный в 1940 году, позднее Эйхе был реабилитирован. В своем докладе на ХХ съезде партии Хрущев назвал его дело «примером гнусной провокации, злостной фальсификации и преступных нарушений революционной законности».

Таким был приговор над человеком, совершившим те же преступления, в которые был втянут и сам Хрущев. Начавшуюся в 1956 году «реабилитацию» тех, кто в 1937-1938 годах принял участие в преступлениях, он использовал для того, чтобы обелить себя и некоторых своих сообщников под видом борьбы против «культа личности». Хрущев, сам внесший немалый вклад в то, что вокруг личности Сталина был создан культ непогрешимости, и под маской безгранично преданного партии бойца всегда умевший оказаться на переднем плане, приказал уничтожить все документы, свидетельствовавшие о его участии в этих преступлениях, а исполняя обязанности первого секретаря ЦК, он важничал не меньше, чем Сталин.

Станислав Косиор, потребовавший на пленуме разоблачения источников «иностранного влияния», закончил только Сулинское заводское начальное училище. После этого он работал слесарем. Полученные им в этот период практические навыки и жизнь в среде рабочих, несомненно, послужили основанием для того, чтобы он нашел в этом кругу доверие и поддержку.

После забастовки в 1905 году в течение нескольких лет он стоял во главе образованной в Сулине партийной группы РСДРП. В первые годы Советской власти он занимал различные посты в партии. С 1928-го по 1938 год Косиор был генеральным (первым) секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Украины. Но и в этой роли он оказался одним из тех, кто своим чрезмерным рвением, грубостью и в лучшем случае поверхностными знаниями отличился перегибами во время коллективизации сельского хозяйства. Уже с 1935 года Косиор принадлежал к тройке ОГПУ и, таким образом, принимал непосредственное участие в развернутых по его требованию массовых репрессиях. Однако в 1938 году Косиор не без активного участия Хрущева и из-за отсутствия бдительности был арестован, а в 1939 году расстрелян. Косиор – не первый и не последний, кто в конечном счете сам стал жертвой этих судебных процессов.

Мирзоян, отметивший на пленуме «оживление в стане врага», в 1933 году принял на себя должность первого секретаря Центрального Комитета Компартии Казахстана, сменив на этом посту Филиппа Голощекина. Грубые и непрофессиональные методы его предшественника привели к тому, что животноводству этой живущей за счет пастбищного хозяйства среднеазиатской республики был нанесен серьезный ущерб.

Мирзоян смог исправить эти перегибы и добился того, что экономическое и культурное развитие страны протекало успешно. Понимая, что в период широких репрессий он не в состоянии повлиять на действия центра, Мирзоян по крайней мере пытался выступать против необоснованных обвинений в адрес некоторых местных руководителей, считал, что следует воспитывать, а не истреблять кадры.

Какие обстоятельства привели к его увольнению, аресту и казни, остается неясным.

Попок, который на пленуме ЦК повсюду видел врагов, был первым секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Туркменистана. О нем известно только то, что он работал на Амуре в Чите, в ЦК Туркменистана и, наконец, в областном комитете немцев Поволжья на руководящих должностях партии, пока в 1938 году не был расстрелян. С 1922-го по 1924 год Попок учился в Коммунистическом университете имени Свердлова.

Кабаков, первый секретарь Свердловского обкома, утверждал, что активность масс часто используется враждебными элементами для того, чтобы скрыть действия контрреволюционных сил. Об образовании Кабакова информации нет.

Подробные биографические данные имеются в дополнение к данным Хрущева о Ефиме Георгиевиче Евдокимове. Первый секретарь Азово-Черноморского района, который во время пленума ЦК в качестве предупреждал о влиянии на «неустойчивых людей», работал в партийном аппарате всего три года.

Свою карьеру Евдокимов сделал в ЧК. В 1919 году, по документам, он посещал Академию Генерального штаба. Тем не менее в том же году он был начальником особого отдела ЧК Московской области, в 1920 году – главой политического отдела ВЧК на Южном и Юго-западном фронте, в 1920 году – командующим ударной армии в Крыму, а в 1921-1923 годах – возглавлял ЧК Украины и выполнял различные функции. С 1923 по 1929 год Евдокимов был полномочным представителем ОГПУ на Северном Кавказе, до 1931 – года начальником тайного оперативного управления и членом коллегии ОГПУ при Совете народных комиссаров СССР, а затем уполномоченным представителем ОГПУ в Центральной Азии и до 1934 года снова представителем ОГПУ на Северном Кавказе.

Не менее важными и показательными являются 1926-1927 годы, когда он был слушателем Коммунистического университета. Для того чтобы объективно оценить его влияние, стоит отметить, что он посвятил себя борьбе против политических оппонентов, выступал против Ягоды и был одним из немногих сотрудников НКВД, кто, хотя и не особенно активно, выступил против очевидного подлога документов. С января 1934 до мая 1938 он был первым секретарем в различных местных комитетах на Северном Кавказе, затем заместителем наркома водного транспорта СССР. В ноябре 1938 года Евдокимов был арестован. Через месяц наркомом водного транспорта стал Ежов, который был арестован в апреле 1939 года; оба были осуждены и казнены в феврале 1940 года. Евдокимов был реабилитирован в 1956 году.

Попытка Сталина изменить направление дискуссии со ссылкой на различия между политическими убеждениями и отсутствием результатов в работе, осталась незамеченной. Он, как оказалось, наткнулся на глухую стену непонимания, нежелания членов ЦК, услышавших в докладе лишь то, что они захотели услышать, обсуждать то, что он предлагал. Из двадцати четырех человек, принявших участие в обсуждении, пятнадцать говорили в основном о «врагах народа», то есть троцкистах. Говорили убежденно, агрессивно, как и после доклада Жданова и Молотова. Все проблемы сводили к одному – необходимости поиска «врагов». И практически никто из них не вспомнил об основном – о недостатках в работе партийных организаций, о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР. Ни один из участвующих в обсуждении членов ЦК не был готов к самокритичной оценке своих собственных навыков и достижений. Организованная Сталиным и Ждановым попытка через выборы и поиск более квалифицированных кадров подорвать власть правящих в регионах областных секретарей столкнулась с массовым сопротивлением последних. Они быстро поняли опасность, которую представляли для них выборы. Теперь каждый, кто мог быть потенциальным кандидатом, самым серьезным образом воспринимался как противник. Уже обсуждение в ЦК дает понять, что тогда происходило. Добровольно позиции сдавать никто не собирался.

Сопоставимой была ситуация в Совете народных комиссаров. Ханин упоминает, что Григорий Орджоникидзе, народный комиссар тяжелой промышленности, учился только в фельдшерской школе с 1901 по 1905 год, и на момент пленума не приобрел никакого опыта для принятия решений, которых требовало его положение. Такой же была ситуация и с Валерианом Куйбышевым, Григорием Гринько и многими другими выдающимися революционерами. Без сомнения, эти люди обладали выдающимися организаторскими способностями. Но при этом нельзя отрицать, что этого было недостаточно. И они не обрадовались тому, что их хотели заменить более квалифицированными кадрами.

Но столь же необходимыми и оправданными были размышления при определении заданий для буржуазно ориентированных специалистов старой школы, так как картина менялась за это время очень быстро. Между тем подрастало поколение собственных кадров, которые на основе своего образования и практического опыта работы в социалистической промышленности стали гораздо лучше соответствовать все быстрее развивающимся научным и технологическим экономическим требованиям. Ханин указывает в данном контексте на постоянно неправильно интерпретируемую речь Сталина 4 мая 1935 года перед выпускниками Академии Красной армии, на которой прозвучало ставшее теперь крылатым выражение: «Кадры решают все». Речь шла о людях, особенно преданных Сталину, – о коммунистах, которые в своей сфере деятельности накопили столь много знаний и опыта, что теперь могли справиться с задачами в самых сложных условиях. Сталин видел в этом сигнал для массового обновления руководящих кадров и в этой связи упоминал имена И. Тевосяна, В. Емельянова и А. Завенягина. Он также отмечал, что «варварские» методы увольнения низкоквалифицированных руководителей в ходе чисток в 1937 году послужили не только полному обновлению ведущих кадров народного хозяйства, но и стали основой для коренного улучшения уровня профессиональной квалификации.

Единственным, кто пережил отказ от предложенных Сталиным, Молотовым и Ждановым выборов, стал Н. С. Хрущев, на тот момент – первый секретарь Московского комитета ВКП(б). Он, как и все другие, почти не говорил об этом проекте, зато предупреждал о набирающей обороты активизации деятельности группировок эсеров, о которых порой приходили вести. Остается вопрос, что случилось после этих срочных предупреждений в тех областях, где уполномоченные несли ответственность.

Ежов, Эйхе, Хрущев и другие: 1937

Вовлечение сотрудников НКВД в убийство Кирова был воспринято как свидетельство политической подрывной деятельности и разложения этого учреждения.

В результате Ягода был уволен из руководства органов. Николай Иванович Ежов, глава комиссии партийного контроля, казался подходящим кандидатом на его место. Ежов имел опыт проведения чисток в партии и олицетворял в своем лице безусловную готовность выполнять все поставленные перед ним задачи. В ходе расследования убийства Кирова Ежов собрал все документы и свидетельства, доказывавшие причастность Зиновьева и Каменева. Он позаботился о том, чтобы было начато дальнейшее расследование в отношении действительных и потенциальных врагов государства. Этот человек был, по словам его современников, фанатиком, не знавшим границ при выполнении своих заданий. Таким образом, в 30-е годы, т. е. перед лицом набирающего силу фашизма, контактов между фашистами и троцкистами и влиянием сторонников Троцкого на развитие в СССР, потенциальные опасности воспринимались партийным руководством в высшей степени серьезно. В частности, это касалось участившихся сообщений об организациях сопротивления и планах переворота в армии. После ставшей теперь очевидной измены Ягоды Ежов казался тем человеком, кто был в состоянии справиться со всем тем, что накопилось с тех пор в эшелонах власти.

Не боявшийся никаких авторитетов Ежов, казалось, был тем человеком, кто был в состоянии решить проблемы, связанные с этой ситуацией.

Но в сентябре 1936 года получивший должность народного комиссара внутренних дел Николай Иванович Ежов был вынужден бороться не только с проблемами со здоровьем. В партии он сделал блестящую карьеру: в 1929 году начав работу в качестве заместителя главы исполнительной власти в народном комиссариате сельского хозяйства, он привлек к себе внимание своим участием в коллективизации сельского хозяйства. Год спустя он уже работал в отделе кадров ЦК ВКП(б), а в 1933 году за свое рвение был назначен председателем Центральной комиссии по партийным чисткам. В 1934 году он был уже не просто одним из членов ЦК. Его преданность так понравилась партийному руководству, что во время лечения Ежова в Вене Сталин был всерьез обеспокоен его здоровьем. Как выяснилось позже, имелись гораздо более веские основания беспокоиться о слабостях этого человека и возникших в результате этого проблем. В феврале 1935 года Ежов стал секретарем ЦК и председателем Комиссии партийного контроля, а 25 сентября 1936 года Сталин предложил поставить этого человека на место Ягоды, так как тот, выполняя свои обязанности в течение четырех лет, не только отстал в развитии, но и допустил серьезные недосмотры. Так начался период, которая в более поздней истории получит поверхностное название «ежовщины».

Отправной точкой для дальнейшего развития событий стало постановление Политбюро ЦК от 02 июля 1937 года «Об антисоветских элементах». Оно информировало секретарей партийных организаций в союзных республиках и регионах:

«Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, – являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.

ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников, с тем чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.

ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке».

В этих условиях было трудно разобраться, кого к какой категории отнести.

В своей «Краткой хронике “Большого террора”» Охотин и Рогинский указали четыре этапа с разными основными акцентами при преследовании фактически или якобы враждебно настроенных групп. В период между октябрем 1936 года и февралем 1937 года прошла реструктуризация органов прокуратуры и чистка партии от потенциально оппозиционных элементов. В период с марта по июнь 1937 года работа следственных органов была сконцентрирована на поиске «двойных агентов» и агентов иностранных разведок, чистке в элите партии и планировании массовых репрессий против социальной базы потенциальных агрессоров. В период между июлем 1937 года и октябрем 1938 года были проведены массовые репрессии против кулаков, националистов, членов семьи изменников родины, против военно-фашистского заговора в Красной армии и против вредительства в сельском хозяйстве и других отраслях. С начавшейся в ноябре 1938 года и продлившейся до 1939 года «бериевской оттепелью» массовые репрессии были прекращены, большинство установленных Ежовым внесудебных «инстанций» были свернуты. В последующие месяцы прошло массовое освобождение заключенных. В то же время многие назначенные Ежовым лица были сняты со своих должностей в министерстве внутренних дел и привлечены к ответственности за нарушение социалистических законов. Но тот факт, что все это проходило при информированности, молчаливом согласии и поддержке партии и руководства и что все члены Политбюро были вовлечены в этот процесс, не был озвучен и осужден.

То, что были допущены серьезные ошибки и даже в центральных областях имели место серьезные нарушения закона и административные преступления, и тогда, и сейчас используется как антикоммунистический аргумент.

31 июля 1937 года нарком внутренних дел СССР издал приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Приказ определял контингенты, подлежащие репрессии: бывшие кулаки, оставшиеся в деревне или осевшие в городах, бывшие члены социалистических партий, священство, «бывшие белые» и т. д., а также «уголовники», т. е. люди, ранее судимые по общеуголовным статьям УК… Кроме того, речь шла обо всех, кто участвовал в восстаниях или фашистских, террористических и других группах.

Члены антисоветских партий, бывшие офицеры белогвардейской армии, царские жандармы и сотрудники тюремной системы, а также бандиты и реэмигранты, были поставлены на учет вместе с зарегистрированными следственными органами участниками фашистских, диверсионных и шпионских групп.

Репрессиям подверглись также те, кто уже находился в заключении, расследование относительно которых было завершено, но судебное разбирательство еще не прошло. На учет ставились наиболее активные антисоветские элементы среди бывших кулаков, бандитов, нарушителей, участников сект и прихожан церквей, а также всех других групп, кто вел активную антисоветскую деятельность. Кроме того, сюда относились преступники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты, уголовники-рецидивисты, похитители скота) и криминальные элементы, которые вели в лагерях уголовную деятельность. К первой категории принадлежали самые враждебно настроенные из перечисленных элементов. Они подлежали немедленному аресту и после изучения их дела «тройкой» расстрелу. Вторая категория включала все остальные, менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежали аресту и по решению «тройки» получали от 8 до 10 лет лагерей или тюрьмы.

Приказ № 00447 устанавливал количественные «лимиты» по первой (расстрел) и второй (заключение в лагерь) категориям для каждого региона СССР, а также фиксировал персональный состав «троек»: председатель – местный начальник НКВД, члены – местные прокурор и первый секретарь областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б).

То, что на Украине существовали «тройки», стало известно из личных документов Станислава Косиора. Об этом, а также о том, какое участие принял в этом Косиор, можно узнать из его слов на XIII съезде Коммунистической партии Украины в мае 1937. На нем он сообщил о полном распаде областного и городского управления партии в Киеве. Но что произошло после отставки Косиора? И почему имя Хрущева не упоминается ни здесь, ни в прилагаемых данных Московской тройки? Что он должен был делать, стало известно не в последнюю очередь из его собственных воспоминаний. По воспоминаниям Н. С. Хрущева, «Каганович говорил, что Косиор… как организатор слаб, поэтому допускал распущенность и ослабление руководства». То, что Никита Сергеевич Хрущев, будучи первым секретарем Московской партийной организации, вместе с главой администрации Московского управления НКВД Реденсом и заместителем прокурора Московской участвовал в работе Московской тройки, ясно из его записки к Сталину от 10 июля 1937. В этом документе было указано, что на учет поставлены 7959 кулаков (в Москве!) и 33 346 преступников, 6500 из числа которых были отнесены Хрущевым к первой и 26 936 ко второй категориям. Таким образом, количество расстрелянных было даже на 1500 человек больше продиктованного Ежовым лимита! Однако в ежовском списке Московской тройки стоят имена Реденса, Маслова и Волкова. На основе своего исследования Балаян приходит к выводу, что Н. С. Хрущев в качестве первого секретаря областного и Московского горкома партии с 1936 по 1937 год и в качестве первого секретаря ЦК Коммунистической партии Украины 1938 года дал свое личное согласие на арест значительного числа партийных и советских рабочих. В архивах КГБ сохранились документы, доказывающие участие Хрущева в массовых репрессиях в Московской области и на Украине. Только за 1936-1937 годы по его указу были репрессированы 55 741 человек. За время начавшегося в 1938 году пребывания Хрущева в должности это число на Украине составило 106 119 человек.

Однако этот этап был далек от завершения. В 1938-1940 годы число репрессированных поднялось до 167 565 человек. Усиление репрессивных мер было оправдано НКВД тем фактом, что контрреволюционная деятельность особенно возросла в связи с приходом Хрущева на пост первого секретаря компартии Украины. Этот человек вошел в историю, заявив на XX съезде об участии Сталина в «чудовищных фальсификациях», которые послужили причиной для гибели «многих тысяч честных, ни в чем не повинных коммунистов», таких как «Косиор, Чубарь, Постышев, Косарев» и другие. Это непостижимо, если иметь в виду, что с целью своей выгоды Хрущев после отставки Косиора внес значительный вклад в его ликвидацию. Это человек использовал совершенные им преступления для того, чтобы прийти к власти. Таким же образом он продолжил «чистки» в рядах Красной армии. Сыромятников пишет: «Во второй половине 1956 года из ЦК КПСС руководству КГБ поступила команда представить в Бюро Президиума ЦК КПСС все следственные дела на лиц, арест которых в разное время санкционировали члены Политбюро, а позднее – Президиума ЦК… Липовых дел, где было засвечено имя Хрущева, было много, в 1956 году они были отобраны далеко не все, поэтому их поиск и изъятие отдельных документов заняли не один год».

Очевидно, что разные люди использовали эти события прежде всего для того, чтобы сделать себе карьеру. Поэтому спор по вопросу о том, действительно ли такая угроза существовала, делалось ли это по приказу Сталина, жертвами которого стали Ягода и Ежов, или основой для этого служили интриги амбициозных и циничных сотрудников, представляет особый интерес. Без сомнения, можно исходить из того, что со стороны находившегося за рубежом Троцкого и его последователей в стране предпринимались неоднократные попытки помешать развитию СССР любыми средствами. Параллельно этому свою деятельность вели группы, чье политическое влияние ослабевало по мере успехов индустриализации. В конечном счете нельзя упускать из виду, что даже в органах безопасности еще до отставки Ягоды были заметны тенденции к самостоятельной работе. Присвоение особенных полномочий при отслеживании контрреволюционных преступлений было первоначально связано с высокими претензиями на личную неприкосновенность тех, кому эта задача была поручена. Требованиям борьбы с «умным террором» соответствовали далеко не все, в том числе и среди высших чиновников. Как начался этот процесс, становится ясно из сообщения наркома по военной промышленности Ванникова Б.Л., который сам стал жертвой такого рода клеветнической кампании в 1941 году. Он видел, как в главном управлении по вопросам артиллерии была начата кампания против директора, которым были «недовольны». Один из сотрудников получил указание сфабриковать «факты уголовной деятельности» и передать их следственным органам.

Так как Центральный Комитет был проинформирован об этом, Сталин мог принимать в этом участие. Но требование Ванникова предъявлять обвинения против руководящих кадров военных предприятий только после перепроверки Советом народных комиссаров распространялось только на заводы, производившие артиллерийские орудия.

Все чаще риск ответственности вытеснялся слепым следованием дисциплине, опережающим послушанием и циничным карьеризмом.

И наконец, нельзя упускать из виду, что лица, которые несли ответственность за принятие политических решений на самом высоком уровне, должны были порой принимать решения, не имея возможности оценить всю имеющуюся информацию заранее, поддавшись искушению просто использовать свое служебное положение. Все это стало основой для сложившейся ситуации. Именно по этой причине остается без ответа вопрос, имелись ли планы переворота, связанные с ними соглашения с троцкистскими и иностранными организациями и конкретные действия по его реализации.

Учитывая фальсификацию источников, ответ на этот вопрос скорее всего можно будет найти, если поставить под сомнение истинность пунктов обвинения судопроизводства того времени. Фактические цели начатого после 1936 года процесса чисток не могли быть достигнуты: лидеры партии должны были создать бюрократический аппарат власти, имеющий постоянно увеличивающееся и в конечном счете решающее влияние на экономическое и социально-политическое развитие. Его сотрудники не были готовы и не хотели уступать свои позиции в руководящих органах Советов и промышленности. Попытки центрального органа подорвать неограниченную власть первых секретарей в республиках и областях на новых выборах не удались, потому что местные органы сосредоточили в своих руках все нити системы взаимных зависимостей. Факт доминирующего влияния секретарей обкома партии на решения ЦК становится очевидным. В тесном сотрудничестве с лояльными сотрудниками НКВД было сделано все, чтобы закрепить эту позицию.

Сегодня считается, что это была подпольная борьба против «культа личности». Но если обратиться к надежным статистическим источникам, станет ясно, что все далеко не так просто. Это становится очевидным, если проследить изменение числа насильно переселенных в период между 1932-м и 1940 годом кулаков и числа отбывающих наказание в период между 1934-м и 1940 годом в трудовых лагерях и колониях ГУЛАГа за совершение контрреволюционных и других особо опасных преступлений против государственной безопасности.

Число насильно переселенных кулаков в годы с 1934-го по 1937-й заметно снизилось. В 1934 году 1,4 % переселенных были снова выпущены на свободу. В 1938-м была достигнута высшая точка этого процесса. Хотя через год снова началась волна освобождений.

Но число насильственно переселенных в 1938 году было даже ниже, чем в предшествующие и последующие годы. В 1939 году по сравнению с 1938-м оно снова достигло 106,9 % и 113,7 % в 1940 году!

Этой тенденции не совсем соответствует статистика числа заключенных трудовых лагерей и колоний. Эти цифры показывают, что количество заключенных в 1935 году увеличилось по сравнению с предыдущим годом на 189 %. В последующие годы эта тенденция продолжилась. Характерной особенностью является увеличение числа заключенных в 1938 году. Тогда по сравнению с прошлым годом это число составило 157 %, а по сравнению с 1934 годом – 368,7 %! Разница между 1938-м, 1939-м (88,8 %) и 1940-м (88,2 %) была необъятной. Но по сравнению с 1934 годом 327,7 % или 325,3 % было по-прежнему значительно больше, чем в 1937 году (234,4 %). Бросается в глаза и наблюдаемое в 1938 году по сравнению с предыдущим годом изменение соотношения между исправительно-трудовыми лагерями (ИТЛ) и исправительно-трудовыми колониями (ИТК): до и после часть насильно переселенных в колонии по сравнению с числом заключенных в ГУЛАГе составила 31,4 % и 21,2 %. В 1938 году эта цифра увеличилась более чем в два раза – до 47 %.

Более заметным стало изменение числа лиц, которые получили приговор за совершение контрреволюционных преступлений. Опустившись за 1936 и 1937 годы до 12 %, это число увеличилось на 177 % в 1938 году, а в 1939 году по сравнению с 1937 годом оно поднялось уже в четыре раза. Доля осужденных за контрреволюционные преступления выросла до 34,5 %.

Эта тенденция определяется и подчеркивается не только количеством репрессированных, но и почти невообразимым ужесточением мер наказания в 1937-1938 годы. Особенно серьезным является изменение числа смертных приговоров.

По сравнению с сокращением вдвое числа приговоров к высшей мере наказания в предыдущем году в 1937 году с увеличением в 350 раз была достигнута кульминация, которая была повторена в следующем году. Этому в 1939 году был положен конец: число смертных приговоров сократилось до уровня предыдущих лет.

Ежовский «большой террор» сменился «бериевской оттепелью». Но доля осужденных за контрреволюционные преступления – более четырехсот тысяч – осталась в трудовых лагерях и колониях на уровне, который в 1939 году по воле Берии увеличился по сравнению с предыдущими годами более чем в два раза.

Г. М. Маленков в это время пользовался особенным доверием в качестве ответственного за кадровые вопросы главы Центрального Комитета ВКП(б) и одного из ближайших соратников Ежова не только благодаря информации, но и благодаря собственному влиянию. Но в августе 1938 года он передал Сталину записку, в которой утверждал, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов. Это было начало конца карьеры Н. И. Ежова: уже в том же месяце Л. П. Берия был назначен его новым заместителем. 23 ноября 1938 года Ежов написал прошение об отставке с поста народного комиссара внутренних дел, в котором признал себя ответственным за вредительскую деятельность «врагов народа», обманом проникших в НКВД. Через день его просьба была выполнена. 17 ноября 1938 года Совет народных комиссаров и ЦК ВКП(б) приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которое запрещало проведение любых массовых операций по аресту и депортации, а также инициированную по приказу НКВД деятельность «троек».

10 апреля 1939 года Ежов был арестован. Предлогом было обусловленное пьянством грубое пренебрежение своими должностными обязанностями. Но в ходе позже проведенного слушания были выявлены факты, показавшие мотивы действий этого человека в другом свете. Во время своего пребывания на курорте в Вене Ежов был завербован германской разведкой. Его шантажировал работавший в клинике, где лечился Ежов, некий «доктор Энглер», вынуждая его сотрудничать с немецкой разведкой. Этот факт заслуживает особого внимания, потому что Ежов отрицал все возможные обвинения, кроме сотрудничества с германской разведкой. Используя этот подход, мы понимаем, что в этом процессе приговор был вынесен на основе доказательств и предъявленных обвинений. В этом контексте К. Колонтаев поднимает вопрос о том, должно ли то, что произошло в 1937 году, рассматриваться как преследование старых большевиков или как чистка партийного аппарата от коррупции. Но он слишком легко приходит к выводу, что «основной удар был направлен против коррумпированного и разложившегося высшего и среднего слоя советского чиновничества, а также против тех лично честных, но некомпетентных функционеров, которые из-за своей некомпетентности тормозили или даже задерживали развитие вверенных им отраслей деятельности, но при этом упорно не желали покидать свои посты, ссылаясь на свои прошлые революционные заслуги (категория так называемых “старых большевиков”)».

Остается неясным, почему, если (по мнению Колонтаева) «подлинные политические противники Советского государства составляли среди обвиненных по политическим мотивам менее 10 %», остальные 90 % – «коррумпированных военных и гражданских чиновников» были осуждены «за разного рода мифические политические преступления».

Масштаб начатых в результате этих чисток и репрессий личных изменений стал понятен, когда Сталин на XVIII съезде сообщил: «В Центральном Комитете партии имеются данные, из которых видно, что за отчетный период партия сумела выдвинуть на руководящие посты по государственной и партийной линии более 500 тысяч молодых большевиков, партийных и примыкающих к партии, из них более 20 процентов женщин… На XVII съезде партии было представлено 1 874 488 членов партии. Если сравнить эти данные с данными о количестве членов партии, представленных на предыдущем, XVI съезде партии, то получится, что за период от XVI съезда партии до XVII съезда в партию прибыло 600 тысяч новых членов партии. Партия не могла не почувствовать, что такой массовый наплыв в партию в условиях 1930-1933 годов является нездоровым и нежелательным расширением ее состава. Партия знала, что в ее ряды идут не только честные и преданные, но и случайные люди, но и карьеристы, стремящиеся использовать знамя партии в своих личных целях».

Таким образом, началась новая волна чисток. В то же время было отмечено, что чистки проходили не без серьезных ошибок. «К сожалению, ошибок оказалось больше, чем можно было предположить… На настоящем, XVIII съезде представлено около 1600 тысяч членов партии, то есть на 270 тысяч членов партии меньше, чем на XVII съезде. Но в этом нет ничего плохого. Наоборот, это – к лучшему, ибо партия укрепляется тем, что очищает себя от скверны. Партия у нас теперь несколько меньше по количеству ее членов, но зато она лучше по качеству». С января 1939 г. по июнь 1941 г. 1 723 148 человек были приняты в партию в качестве кандидатов и 1 201 847 – в качестве членов партии. 1 января 1941 ВКП(б) насчитывала 3 872 465 членов и кандидатов.

Как правило, этот этап внутриполитического развития СССР сводится в основном к репрессиям. Но нельзя забывать и о том, что в эти годы произошли глубокие изменения в экономическом развитии. Это особенно очевидно на основании вступившего в силу повышения производительности промышленного развития.

Высказанная в годовом отчете на XVIII партийном съезде оценка, что с точки зрения объема промышленного производства советская промышленность стоит на первом месте в мире, может быть подвергнута сомнению. Но в течение всего пяти лет показатели работы отрасли выросли более чем в два раза! Это убедительно доказывает, что развивающийся в соответствии с социалистической плановой экономикой социалистический сектор однозначно превосходил капиталистическую экономику в темпах развития.

Процесс по уголовному делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра»

С 23-го по 30 января 1937 года проходил процесс по делу против Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова, Муралова, Лившица, Дробниса, Богуславского, Князева, Ратайчака, Норкина, Шестова, Строилова, Турка, Граше, Пушина и Арнольда, обвиняемых в измене, шпионаже, диверсионной деятельности, вредительской работе и подготовке терактов. Сокольников и Радек были приговорены к десяти, Арнольд и Строилов – к восьми годам тюрьмы, так как они не принимали участия ни в руководстве этими организациями, ни непосредственно в проведении актов диверсии, вредительства, шпионажа или террора. Все остальные были приговорены к высшей мере наказания и казнены.

Пятаков сообщил, что он не мог смириться с тем, что троцкистская фракция распалась после ухода Троцкого, Зиновьева и Каменева из политического руководства. Совместно со Смирновым они пришли к решению снова начать борьбу за политическую власть.

Причину их поражения в 1926-1927 годах они видели в том, что эта борьба ограничилась пределами СССР. Л. Троцкий во время переговоров с одним из руководителей национал-социалистской партии Германии – Рудольфом Гессом – обещал в случае прихода к власти троцкистского правительства, в результате поражения Советского Союза, сделать Германии и Японии ряд политических, экономических и территориальных уступок за счет СССР, вплоть до уступки Украины – Германии, Приморья и Приамурья – Японии. После встречи с сыном Троцкого в Берлине и на встрече с Троцким недалеко от Осло Пятаков получил указание «наносить чувствительные удары в наиболее чувствительных местах». Взгляд на пункты обвинения дали ясно понять, о чем шла речь. Пятаков, Лившиц и Дробнис были обвинены в том, что дополнили указания Троцкого указанием не останавливаться перед человеческими жертвами.

Ратайчак и Пушин не ограничились попытками срыва государственного плана производства и задержкой строительства новых заводов и фабрик. В 1934-1935 годы они организовали три диверсионных акта на Горловском азотно-туковом комбинате, повлекшие за собой гибель рабочих и причинившие большой материальный ущерб. Ратайчак также организовал диверсионные акты на Воскресенском химическом комбинате и на Невском заводе. Члены местной троцкистской организации по заказу Дробниса организовали взрыв на шахте «Центральная» Кемеровского рудника, который повлек за собой смерть десяти рабочих и тяжелые ранения четырнадцати рабочих. Обвиняемый Князев в 1935-1936 году организовал ряд крушений грузовых, пассажирских и военных поездов с человеческими жертвами, причем крушение воинского эшелона на станции Шумиха 27 октября 1935 года повлекло смерть 29 красноармейцев. Другие 29 получили ранения.

Эти обвинения основывались не только на допросах и заявлениях обвиняемых. По указанию прокурора сюда были включены результаты экспертной комиссии, работавшей на Кузнецком участке с октября по декабрь. Расследование выявило, что возможности для предотвращения пожара намеренно не использовались. Искусственная вентиляция была замедленна. Большие залежи высококачественного угля и все шахтовые установки не использовались по назначению, а были законсервированы. При ближайшем рассмотрении обстоятельств, которые привели к взрыву, комиссия пришла к выводу, что взрыв не может рассматриваться в качестве несчастного случая и все взрывы на электростанциях и несчастные случаи во время строительства Азотстроя стали результатом злого умысла. В этом контексте заметим, что в рамках якобы тщательного изучения этого процесса в Верховном суде СССР в 1956-1963 годах Серебряков, Муралов, Богуславский, Князев, Норкин, Строилов, Турок, Пущин, Граше были реабилитированы.

В 1988 году признания Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова, Лившица, Дробниса, Ратайчака и Арнольда на основании «грубых нарушений уголовно-процессуального кодекса» в Верховном суде СССР больше не рассматривались в качестве доказательств, а эти люди были реабилитированы, невзирая на тяжесть предъявленных им обвинений. При этом отчет экспертов не был принят во внимание, как и число погибших в результате актов диверсии.

Суд над лидерами «параллельного троцкистского центра» был компонентом целого ряда таких методов: уже в 1932-1934 годах, т. е. на пике индустриализации, Рютин, Каменев, Зиновьев и некоторые их сторонники за «распространение право-оппортунистских точек зрения» были привлечены к уголовной ответственности. Поднимаемые ими вопросы о «кризисе партии и диктатуры пролетариата», публикации «манифеста союза марксистов-ленинцев», образование «рабочей оппозиции» и призыва ко «всем членам ВКП(б)», а также связанные с этим выступления против партийного руководства, в частности нападки на личность Сталина, были расценены как попытки противостояния решениям партии и Совета народных комиссаров и, следовательно, как умышленное вредительство процессу индустриализации.

Процесс по уголовному делу антисоветского троцкистского центра

Со 2 по 13 марта 1938 военная коллегия Верховного Суда СССР вела процесс против Бухарина, Рыкова, Ягоды, Крестинского, Раковского, Розенгольца, Иванова, Чернова, Гринько, Зеленского, Бессонова, Икрамова, Ходжаева, Шаранговича, Зубарева, Буланова, Левина, Плетнева, Казакова, Максимова-Диковского и Крючкова. Они были обвинены в том, что по поручению шпионских служб враждебных Советскому Союзу иностранных государств организовали группу заговорщиков – «право-троцкистский блок», целью которого стали: шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсионные акты, терроризм, подрывная деятельность в Вооруженных Силах СССР, провоцирование военного нападения этих государств на Советский Союз, распад СССР и отторжение Украины, Белоруссии, среднеазиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана, дальневосточных прибрежных районов (Приморье) в пользу указанных иностранных государств и, наконец, свержение существующего в СССР социалистического общественного и политического строя и восстановления капитализма, восстановление власти буржуазии. Все обвиняемые, за исключением приговоренных к долгосрочному лишению свободы Плетнева, Бессонова и Раковского, были приговорены к высшей мере наказания и казнены.

С сегодняшней точки зрения обвинения против тех, кто ранее работал на должностях народных комиссаров, дипломатов, партработников или врачей, кажутся смешными. Но обвинение строилось не только на показаниях обвиняемых. Даже если представить, что сотрудники следственных органов договорились заранее сделать и использовать тексты в ходе длящегося в течение 7 утренних и 6 дневных допросов сдедствия в качестве заявлений обвиняемых, можно найти и другие противоречия. В процессе допросов выяснились и такие обстоятельства, которые раньше вовсе не были предметом обвинений.

Кроме того, к доказательствам были приобщены ответы медицинских экспертов на вопросы государственных обвинителей относительно обстоятельств смерти Горького, Куйбышева, Менжинского и Пешкова.

В ходе допросов Бухарина выяснилось, что в 1918 году, во время ожесточенных споров относительно Брестского мира, «левые коммунисты» планировали арестовать Ленина, Сталина и Свердлова, свергнуть правительство народных комиссаров и сформировать новое правительство из бухаринцев, троцкистов и левых эсеров, которое бы отказалось от подписания мирного договора с Германией. Во время перекрестного допроса со свидетелем Яковлевой выяснилось, что при этом было запланировано физическое уничтожение людей, которые стояли на пути этого проекта. Бухарин объясняет свое поведение вполне убедительно: «Один из весьма распространенных ответов – что логика борьбы нас заставила быть контрреволюционерами, заговорщиками, предателями, что она нас привела к такому позору, к такому преступлению, в результате которых мы находимся на скамье подсудимых. Я уже не говорю, что такие вещи в общественной жизни не бывают, тут существует логика, логика борьбы сочетается с приемами борьбы, с установкой». Другими словами, в борьбе за политическую власть все средства были хороши. Теперь эта логика политической борьбы обернулась против него и ему подобных.

При «реабилитации» осужденных в ходе этого процесса ни в заключениях экспертов-медиков, ни в противоречащих друг другу заявлениях обвиняемых подтверждение вины получено не было. Способ реабилитации становится понятен в выдвинутом четком обосновании. «Незаконность» решения военной коллегии Верховного суда оправдывалась тем, что приговор был вынесен «по формуле обвинения, в которое включалась вина Бухарина в восстании левых эсеров и вина Розенгольца в попытке покушения на Сталина в августе 1937 года».

Разбирательство в отношении М. Н. Тухачевского и других

То, что в борьбе за политическую власть столкнулись самые разнообразные и противоречивые интересы, стало ясно из дела против бывшего маршала Советского Союза Тухачевского и его сторонников – Якира, Корка, Уборевича, Примакова, Путны, Эйдемана и Фельдмана. Суд, прошедший 11-12 июня 1937 года, за «создание контрреволюционной военно-фашистской организации в Красной армии» приговорил их к смерти. Они были казнены на следующий день.

На первый взгляд кажется абсурдным, что ведущие командиры Красной армии и руководители народного хозяйства были арестованы и осуждены перед неотвратимо надвигающейся войной. С другой стороны, арест Туполева и его инженерно-технического персонала в связи с предъявленными им обвинениями в саботаже и подозрением в контактах с иностранной разведкой, их размещение в отрезанном от внешнего мира конструкторском бюро кажется если не лучшим, то, по крайней мере, простейшим решением. Ведь такие обвинения чаще всего не поддавались проверке: те, кто действительно ввязывался в такого рода авантюры, не оставлял после себя никаких имеющих значение для суда документов или других доказательств. Нередко со стороны менее успешных конкурентов поступали клеветнические доносы. Если такое случалось, то надвигалась опасность.

Насколько трудно отвечать на вопросы о виновности или невиновности осужденных в 1937 году советских военнослужащих, видно хотя бы из того, что один и тот же автор в 1999 году утверждает, что «Сталин не только знал о фабрикации предполагаемого заговора, но и руководил этой операцией», а три года спустя на 32 страницах документально излагает (!), что имел место «военный заговор». Тот, кому все это кажется абсолютно невозможным и по этой причине не вызывающим доверия, должен спросить себя, как он реагировал в годы перестройки на утверждения, что идеологический секретарь ЦК КПСС был влиятельным агентом ЦРУ, который в то время не стремился ни к чему другому, кроме ликвидации социализма в СССР.

Последовательность событий показывает, какой была ситуация в 30-х годах:

– В 1930 году НКВД узнал из показаний бывшего полковника Н. Д. Какурина, что Тухачевский преследовал цель построить военную диктатуру.

– Соколов подозревает, что Тухачевский ускорил свой конец путем повторяющихся споров о руководстве Верховного Командования Красной армии.

– В 1934 году В. А. Ильин, сотрудник советской военной разведки, информировал начальника советской контрразведки о том, что польская служба безопасности нашла копию отчета британской разведки, в которой говорилось, что германское верховное командование (генерал Хаммерштейн) считает Блюхера способным провести переворот в СССР с помощью Германии.

– В 1936 году НКВД в Париже получил дополнительную информацию о подготовке переворота Тухачевским и командирами Красной армии.

Весной 1937 года события развивались бурно:

– 21 апреля 1937 года из-за якобы предстоящего террористического акта Ежов запретил Тухачевскому поездку на празднование коронации Георга VI.

– 3 мая из Берлина было получено сообщение о составе немецкой делегации. На основании этого полученное в британском посольстве в Москве заявление на выдачу визы для Тухачевского было отклонено 4 мая.

Согласно заявлению народного комиссара внешней торговли А. Розенгольца, в высшей степени рассерженный этой ситуацией маршал Тухачевский сказал в своей квартире следующие слова: «Вы что, ждете, когда нас всех к стенке поставят, как Зиновьева?! Я пятого начинаю переворот!».

– 8 мая президент Чехословакии Бенеш передал советскому послу в Германии поступившие из немецких источников документы, доказывающие подготовку к военному путчу. Посол Потемкин сообщает о доверительном разговоре, во время которого французский премьер-министр Даладье рассказал о сговоре между вермахтом и Красной армией для изменения политики СССР.

10 мая и последующие дни стали пиковой точкой событий:

– Глава военной разведки в штабе Тухачевского командир дивизии А. Г. Орлов дал Н. К. Ляхтереву указание провести практическую подготовку к запланированным на 12 мая маневрам.

– Через день Тухачевский был ошарашен приказом, согласно которому он освобождался от влиятельной должности первого заместителя народного комиссара защиты, а вместо этого назначался на совершенно не подходящую для исполнения его планов должность командира военного округа Волги. Параллельно с этим Якир был снят с руководящего поста в Киевском военном округе (а также в Центральном Комитете Коммунистической партии Украины), а Шапошников был назначен начальником штаба.

Присутствовавший при этом командир Уральского военного округа командир корпуса Г. П. Софронов сообщил, что Тухачевский прокомментировал свое увольнение со всех государственных постов словами: «В этом замешан не столько Ворошилов, сколько Сталин».

Хотя Сталин принял Тухачевского 13 мая для разговора в связи с ускоренной подготовкой майских маневров, учитывая связанную с этим смертельную опасность, Сталин решил долго не ждать.

Мартиросян исходит из того, что было запланировано провести переворот 15 мая, в ходе маневров.

24 мая в Политбюро были изучены полученные к этому времени документы и принято постановление о заговоре в Красной армии, в котором говорилось о том, что заговорщики при сотрудничестве с немецким генеральным штабом и гестапо хотели свергнуть советское правительство и партию в ходе военного путча, чтобы построить военную диктатуру.

22 мая был арестован Тухачевский, 28-го – Якир и 29-го – Уборевич.

Если в те времена арест НКВД считался достаточным доказательством вины, то сейчас принято считать приговор доказательством невиновности. Даже мнение Черчилля об этих процессах было «исправлено»: он писал о контактах между советским посольством в Праге и правительством Германии, в ходе которых речь шла о «так называемом перевороте военнослужащих и гвардии коммунистов для свержения Сталина и установления нового режима с ориентацией на Германию». В подстрочном примечании утверждается, что «эта версия автора подтверждается не только документами». Именно в этом значении Юлия Кантор цитирует показания Корка, Примакова и Тухачевского (последнего – от 26, 27, 29, 30 мая 1937 и 9 и 10 июля), но ни словом не упоминает уникальное содержание и выдержки из протокола. Вместо этого была проведена графологическая экспертиза, путем которой было «доказано», что в собственноручных показаниях (очевидно, Тухачевского) можно заметить свидетельство «сильного волнения», «необычного состояния» и «казенный стиль» изложения. Конечно, автор на его месте была бы абсолютно спокойна и отточила бы стиль своих показаний.

Кроме того, существует целый ряд противоречивых заявлений, которые по-прежнему совершенно по-разному интерпретировались: Сергеев утверждает, что судьи особой коллегии были ознакомлены с подготовленными до слушания подделками, а Ю. Кантор на основании протоколов приходит к выводу, что нет никаких следов этих документов. Карпов описывает предполагаемое приобретение этого «источника» во всех подробностях. Мартиросян считает возможным доказать, что подделанные Шелленбергом и Науйоксом под руководством Гейдриха документы в реальности получены из совершенно другого источника: Гитлер не знал ни о перевороте Тухачевского, ни о договоренностях с немецким высшим офицерством. Скорее, эти «документы» были «британской подделкой», целью которой было спровоцировать гитлеровскую Германию в начале 1938 года начать обещавшую успех войну с Советским Союзом…

И, наконец, есть одна деталь: во время ареста Тухачевский под заголовком «План поражения» собрал подробную документацию, в которой он взвешивал не только различные варианты ожидаемого нападения вермахта, находящиеся в распоряжении силы и собственные потребности, но и их последствия. Это также относится к оперативным инструкциям Уборевича, результатами которых стали значительные территориальные потери в Беларуси и Украине и которые таили в себе опасность отделения Белорусского фронта.

В этом документе можно найти высказывания относительно стратегических военных игр в 1936 году: «Учитывая директиву Троцкого о подготовке поражения того фронта, где будут действовать немцы, а также указание генерала Рундштедта, что подготовку поражения надо организовать на Украинском фронте, я предложил Якиру облегчить немцам задачу путем диверсионно-вредительской сдачи Летичевского укрепленного района, комендантом которого был участник заговора Саблин».

Ни эти подробности, ни указания на акты саботажа ведущих военных сил на Дальнем Востоке СССР (здесь упоминаются Гамарник, Путна, Горбачев и Лапин) в этом вопросе не обсуждаются. Баландина и Миронова это наводит на гораздо более далеко идущие соображения: если Тухачевский, как всегда утверждается разными авторами, ни физически, ни умственно не был в состоянии противостоять следственным органам, как он был тогда в состоянии под заголовком «План поражения» разработать 40 страниц подробного анализа возможных вариантов нападения с немецкой стороны, на которых он, совещаясь с Якиром и Уборевичем, описал меры для «облегчения работы немцев» в деталях? И почему присутствующие в этом документе высказывания и содержащееся в них признание никогда не упоминаются, когда ставится вопрос об ответственности и вине этого человека?

Юрий Жуков старается найти разумный и трезвый ответ на вопрос, на самом ли деле имелись объективные условия или, по крайней мере, теоретическая возможность подготовки заговора против Сталина. Учитывая не проясненный до сегодняшнего момента и не нашедший ответа вопрос, результат его исследований оправдывает подробную цитату:

«Ответ на этот вопрос может быть только положительным. Ведь, отвергнув саму принципиальную возможность заговора как радикальной формы противостояния внутри ВКП(б), следует тем самым исключить хорошо известные факты – весьма сильные оппозиционные настроения, не раз перераставшие в открытые конфликты, разногласия, порожденные слишком многим. Во внутренней политике – провалом первой пятилетки, связанным с ним неизбежным поиском виновных, поиском выхода из кризисной ситуации. Во внешней – уже не вызывающая сомнения полная смена курса, которым с 1917 г. следовала партия, Коминтерн и СССР как государство. Помимо этого, часть наиболее сознательных, убежденных и вместе с тем самых активных коммунистов, особенно участников революции и гражданской войны, сохранили собственное мнение по возникшим проблемам, не желая ни принимать новый курс Сталина, ни становиться откровенными конформистами. Они продолжали ориентироваться только на мировую революцию, сохранение незыблемости классовых основ Республики Советов, диктатуры пролетариата, не желали отказываться от того, что являлось смыслом их жизни.

Енукидзе и Петерсон, Корк и Фельдман, Ягода и его заместители по наркомату, начальники отделов НКВД относились именно к такой категории большевиков. К тем, кого следует называть непреклонными, несгибаемыми, “фундаменталистами”. Они, да и не только они, в силу своего политического опыта не могли не понимать, к чему все идет. А к решительному сопротивлению их могло подвигнуть многое, но окончательно – вступление СССР в Лигу наций, пошедшая полным ходом подготовка создания Восточного пакта. Иными словами, воссоздание хотя и с новыми задачами, но все той же пресловутой Антанты, которая не так давно открыто боролась с Советской республикой в годы гражданской войны.

Повлиять на радикализацию настроений мог и отказ – перед прямой угрозой фашизма – от прежней замкнутости, своеобразного сектантства Коминтерна, первые попытки создать народные фронты, объединившие вчерашних заклятых врагов – коммунистов и социал-демократов. Наконец, последней каплей, переполнившей чашу терпения, могло стать и известное Енукидзе стремление Сталина изменить конституцию, исключив из нее все, что выражало классовый характер Советского Союза, его государственной системы.

Когда же мог возникнуть заговор с целью отстранения от власти группы Сталина? В протоколе допроса Ягода утверждает: в 1931-1932 гг. Вполне возможно, ибо именно тогда разногласия в партии достигли своего очередного пика: “дела” Слепкова (“школа Бухарина”), Сырцова-Ломинадзе, “право-левой” организации Стэна, группы Рютина, высылка за связь с последней в Минусинск и Томск Зиновьева и Каменева. Но все же, скорее всего, тогда возникла еще неясная, не вполне оформившаяся мысль. Заговор как реальность, вероятно, следует отнести к концу 1933-го – началу 1934 г., как своеобразный отклик на дошедший до Советского Союза призыв Троцкого “убрать Сталина”, совершить новую, “политическую” революцию, ликвидировав “термидорианскую сталинистскую бюрократию”.

Разумеется, обязательно должно насторожить отсутствие улик, прямых или косвенных, но неопровержимых. А для этого следует задуматься: бывают ли вообще в подобных случаях улики? Могли ли они быть получены при расследовании дела “Клубок”, и если могли, то какие? Планы ареста узкого руководства, списки будущего ПБ и правительства, что-либо подобное? Или списки заговорщиков, да еще заверенные их подписями? А может, заготовленные предусмотрительно декларации, декреты, указы для оглашения сразу же после захвата власти? Вряд ли, ибо нормальный заговорщик, готовящий к тому же государственный переворот, сделает все возможное, дабы избежать существования такого рода улик».

Доказательством того, что дело ограничивалось не только обсуждением объективных возможностей, Жуков считает тот факт, что совпадающие показания нескольких обвиняемых о четырех тщательно проработанных вариантах ареста политического руководства ни в коем случае не могли быть сфальсифицированы следователями. Ведь детали такой акции – вплоть до указания расположения комнат и кабинетов, существующей там охраны, наилучшего и самого надежного варианта ареста членов узкого руководства – никак не могли быть доверены следователям! Только в контексте этой информации дальнейшие действия сталинского руководства становятся очевидными: Сталин решил «только теперь, после того как участие НКВД в подготовке переворота стало очевидным, подчинить комиссариат и его основные подразделения своему влиянию с помощью партии». Прокурорская проверка практикуемых ГПУ с начала тридцатых годов репрессивных мер, введение системы личных рангов, организация генерального штаба в армии и изменения в структуре управления и политической ориентации Коминтерна – шаги, сделанные с учетом политических изменений на мировой арене, связанных с огромной агрессивностью фашистского блока.

Какое влияние все это оказало на дальнейший ход событий? Кто из заинтересованных лиц лгал, когда и почему? То, что очень серьезные противники социалистического развития СССР имелись не только за границей, так же очевидно, как тот факт, что многие руководящие кадры партии, государственного аппарата, армии и служб безопасности были недовольны личной карьерой и, конечно, генеральной линией партии. То, что в серой зоне личных амбиций, неудовлетворенности и озлобленности имелись точки соприкосновения для обсуждения политических альтернатив, то, что здесь находили отклик троцкистские эмиссары, то, что в конечном счете речь шла об обсуждении возможностей, можно представить уже на основании процесса перестройки. Уже на основании содержания этого разговора ни записей, ни других документов быть не могло.

Именно они, вероятно, гораздо более вероятно, указывали на подделку указа.

Как сильно Тухачевский и его окружение были охвачены бонапартистским «великодушием»? Ответ на этот и многие другие неразрывно связанные с этим вопросы не может быть дан до сегодняшнего дня.

Тот, кто учитывает нынешние трудности нахождения истины, получает, по крайней мере, более полную картину проблем, побочных и дальних следствий, которые так или иначе но в любом случае – с учетом опыта взаимодействия нацистского вермахта с пятой бригадой во Франции – были связаны с требующимися в то время политическими решениями.

Существует множество неоднозначных вопросов.

Не претендуя на абсолютную истину, можно все же сказать, что как имеющиеся в настоящее время источники, так и их соответствие историческим процессам подтверждают обвинения против Тухачевского и других подсудимых. При этом нельзя забывать о том, что процент осужденных за контрреволюционные преступления так сильно колеблется, что уже на этом основании нужно судить о больших различиях между фактическими, мнимыми или сфабрикованными преступлениями. Это предположение основывается на бросающихся в глаза различиях между 1938-м и 1939 годами и большом количестве осужденных после 1946-го, а также на выросшем примерно на один миллион и даже на 1 700 000 количестве людей (от 1,1 до 1,8 % трудоспособного населения), которые были заключены в тюрьмы между 1939-1941 годами и после 1948 года. Конечно, совсем не случайно, что среди этих осужденных было непропорционально много офицеров, ученых, инженеров и других людей из верхнего, среднего и более низкого уровней управления: они жили в среде, в которой имелись очень разные и куда более серьезные конфликты из-за интриг, карьеры и влияния, чем среди простых рабочих и колхозников.

Но количество несправедливо пострадавших от таких обвинений, даже по сравнению с аналогичными современными показателями, не меньше. Однако в остроте внутренних споров об укреплении единственной социалистической страны и в то время только набирающей обороты резкой эскалации международных отношений можно заметить связи, которые при обсуждении этой драмы никогда не стоит упускать из виду. Ложный пафос, с которым Германн излагает свои соображения, оборачивается против него и ему подобных: для них в то время и даже сегодня речь идет не о «правде о большой лжи». Здесь – вполне в духе Йозефа Геббельса – ложь об исторической правде повторяется до тех пор, пока достаточно наивные люди думают, что «еще что-то могло случиться».

До настоящего времени не ясно, в какой степени арест, осуждение и казнь Тухачевского и других маршалов, генералов и офицеров предотвратили военный переворот и расстроили формирование «пятой колонны», а также было ли это в какой-либо степени результатом коварной интриги Гейдриха или здесь имели место быть сфабрикованные НКВД обвинения. В целом вопрос о причинах репрессий нужно рассматривать с разных позиций. То, что со стороны кулаков было активное сопротивление, поджоги, массовый забой скота и другие формы саботажа, – точно такой же факт, как и то, что в борьбе с этими явлениями допускались не просто перегибы, но страшные несправедливость и преступления. Шолохов в двух своих письмах со всей срочностью привлекает внимание Сталина к тому, что «умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями», так как последнее зерно конфисковано.

Конечно, стоит обратить внимание на ответ: Сталин выразил Шолохову благодарность и признал, что партийные и государственные работники, «желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма». Другая сторона этой проблемы заключалась в том, что крестьяне этого района своим отказом отдавать запасы зерна саботировали поставки в города и Красную армию и таким образом начали диверсионную войну против Советской власти.

Влияние репрессий на Красную армию

С конца двадцатых годов Тухачевский выступал за снабжение Красной армии современным оружием. С его именем были и будут связаны такие меры ведения современной войны, как воздушно-десантные маневры и увеличение роли бронетанковых войск. Его перу принадлежат весьма важные теоретические работы. Тухачевский был начальником военной академии Красной армии, и он описывается в литературе как человек, чей военный гений стал отправной точкой модернизации Красной армии. Но многие подхваченные им идеи и предложения имели целью не что иное, как обогащение. Его военное образование ограничивалось Александровским военным училищем, которое он окончил в 1914 году в чине подпоручика. Но не только он, а никто из ставших в ноябре 1935 года маршалами командиров Красной Армии не имел соответствующего образования.

Но роковые последствия связанных с этим неправильных оценок до сих пор игнорируются. И если вспомнить слова маршала Василевского, что «без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в сорок первом году», то это не просто ложная оценка классового характера войны.

В контексте завышенной оценки военных возможностей арестованных в то время это ложная оценка воздействия спорных репрессивных мер на Красной армию.

В этом контексте нужно рассматривать различные проблемы.

При анализе военно-промышленного комплекса СССР между 1920-м и 1950 годом Н. С. Симонов отметил шаги в сторону модернизации артиллерии, танковых войск и сил ВВС. Таким образом, в техническом оборудовании Красной армии существующий дефицит был снижен, хотя и не преодолен.

Гражданская война в Испании сделала это особенно очевидным. Используемые в ней советские танки и самолеты-истребители имели высокий коэффициент потерь. Проведенный в 1938 году осмотр показал убийственный результат: большое количество танков и самолетов-истребителей технически уступали потенциальному противнику. В 1939 году комитет по обороне был вынужден принять меры. Должны были быть созданы новые модели, чьи тактико-технические данные соответствовали бы требованиям современной войны. Но оснащение Красной армии танками типа КВ, T-34, Т-40 и Т-50 было завершено только в конце 1943 года. Причинами этих упущений стали не только технологические проблемы военных предприятий. Это станет понятно, если прочитать книгу, которая была основным учебником в советской Академии Генштаба начиная с 1929 года.

В книге В. Триандафиллова «Характер операций современных армий» сравнивались технические параметры и характеристики современных систем боевого оружия. Исходя из этого, взаимодействие всех родов войск преподавалось и изучалось в организации боевых действий в контексте взаимодействия армий и фронтов. Навыки, приобретенные здесь, отличаются от тех, которые были решающими еще в ходе гражданской войны и интервенции.

Непросто получить реальную картину последствий и влияния масштабных репрессивных мер в Красной армии. Споры начинаются уже с числа репрессированных. Д. A. Волкогонов утверждает, что на основании данных с мая по сентябрь 1937 года в армии подверглись репрессиям 36 761, а на флоте – более 3000 человек. Правда, он сразу же добавляет, что часть из них была лишь уволена из армии. Другие говорят о 50 000, А. Н. Яковлев назвал цифру 70 000, а В. С. Коваль считает, что в 1937-1938 годах был уничтожен почти весь офицерский корпус Красной армии.

Тенденция этих заявлений ясна: у тех, кто не потрудился заглянуть в источники, должно было создаться впечатление, что чистки в офицерском корпусе Красной армии и, таким образом, руководство партии и особенно Сталин были ответственны за последовавшие потери в Великой Отечественной войне.

А. Н. Яковлев, который в качестве секретаря ЦК КПСС и директора отдела пропаганды был ответственен также за руководство Комиссией Политбюро Центрального комитета КПСС по расследованию репрессий 30-х и 40-х годов, не может не удивляться.

Но критикуя недостаток объективно-правильного представления этих событий, все же нужно учитывать истинное значение драматических последствий тех событий. В любом случае как преждевременное обвинение, так и такая же торопливая реабилитация лишь путь установления сомнительных рекордов.

Такой подход используется, как правило, из уважения к страданиям, которые повлекли за собой арест, судебное преследование и казни ряда командиров Красной армии для жертв и их семей.

Во-первых, точно не известно число арестованных, приговоренных и казненных. Менее спорным является количество тех, кто входил в высший командный состав: из пяти маршалов трое (Тухачевский, Егоров и Блюхер) были расстреляны. Такая же судьба постигла и армейских комиссаров, троих из пяти командармов 1-го ранга (Якир, Уборевич и ниже), обоих адмиралов флота (Орлов и Викторов), всех командармов второго ранга (Дыбенко, Левандовский, Дубовой, Федько, Корк, Каширин, Седякин, Алкснис, Халепский, Вучетич, Великанов, Куйбышев). Но далее в списке существуют различия. Генерал Павленко отметил, что из 67 комкоров 60 были репрессированы. Из них 57 погибли, трое до 1955 года содержались под стражей. В другом источнике речь идет о 57 комкорах, из которых были репрессированы 50.

Из прилагаемого поименного списка становится ясно, что 41 были расстреляны. Еще более явно видны различия, когда речь идет о командирах дивизий. Согласно утверждениям Павленко, из 199 были 136 репрессированы, из них 125 были убиты, 11 впоследствии освобождены. В поименном списке перечисляются 185 командиров дивизий, из которых 154 были репрессированы. При проверке этих цифр оказалось, что 50 командиров были репрессированы, и 41 были расстреляны. Но еще больше данные рознятся в списках бригадных командиров: согласно Павленко, из 397 командиров 221 подверглись репрессиям, 200 из которых погибли и 21 вернулись назад. В поименном списке также речь идет о 400 командирах, из которых были убиты 220. Но при более тщательной проверке оказывается, что в списке только 334 командира, и на основании этих данных 14 человек было репрессировано и приговорено к смерти. Несмотря на это сбивающее с толку разнообразие разных цифр, при обращении к биографиям названных в этой связи лиц надо принимать во внимание следующий факт: количество репрессированных и доля расстрелянных лиц среди них сокращаются по мере понижения их званий.

Также бросается в глаза то обстоятельство, что в биографических данных, когда речь идет о высоких и высших воинских званиях, эти лица или сами перед вынесением им приговора принимали участие в судебных делах, или каким-либо другим способом были причастны к массовым репрессиям и ответственны за их организацию. Более детальный ответ можно найти при сравнении количества уволенных в запас в 1937-1938 годах по сравнению с предыдущими годами.

Увольнения офицерского состава были и до, и после 1937-1938 годов. Однако в 1937-1938 гг. невооруженным взглядом можно заметить увеличение количества арестованных. Также сразу бросается в глаза большая доля среди них тех, кто был уволен по политически-моральным соображениям. Но при более тщательной проверке цифр становится видно, что общее количество офицеров Красной Армии (здесь мы говорим только исходя из данных об увольнении) на протяжении с 1934 по 1938 г. увеличилось с более 110 000 до более 170 000. Связанные с этим изменения становятся еще более очевидными, если сравнить уровень образования офицеров и генералов до и после чисток в Красной Армии. Герасимов отмечает, что даже среди командиров Красной Армии в тридцатые годы всего 50-70 % имели нормальное школьное образование и всего лишь 2-6 % закончили военную академию. В 1936 году уже 72 % могли предъявить документ о посещении военных училищ. Однако в 1938-1939 гг. эта доля снова сокращается за счет вливания в командирский состав большого количества офицеров с недостаточным уровнем образования. Одновременно уменьшилась доля офицеров с высшим образованием. В 1936 г. 13 000 офицеров (≈10,3 %) имели высшее образование. Но хотя количество таких офицеров увеличилось в 1939 г. до 23 000, а в 1941-м даже до 28 000, их доля в офицерском составе уменьшалась. Даже рост количества курсантов с 125 000 в 1936 году до 156 000 в 1939 году и до 206 000 в 1940 году, т. е. за 4 года на 165 %, не смог предотвратить увеличения доли офицеров без военного образования. Все это можно связать с тем, что в предвоенные годы очень большое количество призывников уже после краткого курса обучения были возведены в ранг офицеров. Но количество офицеров и генералов, прошедших обучение в академиях генерального штаба, вырос с 38 % в 1938 году до 52 % в 1941 году.

О. С. Смыслов смог на основании документов министерства обороны установить, что из 802 генералов, которым были доверены функции командования сухопутными войсками Красной Армии в июне 1941 г., 737 были участниками Гражданской войны. 59 из них имели командирский опыт свыше 22 лет, 468 – 22 года, 160 – 21 год, 69-20 лет, 15-19 лет, 14-18 лет и только 17 – менее 17 лет опыта. 60 из этих генералов (7,5 %) получили образование в академии генерального штаба, 371 (46 %) – в других академиях/вузах. 61 проходили повышение квалификации в военных академиях, 371 – в других заведениях. Если говорить о возрасте, то 61 (7,6 %) было от 35 до 39 года, 611 (76,2 %) – от 40 до 49 лет и 130 (29,7 %) – 50 лет и больше. По своему социальному происхождению 238 из этих генералов (29,7 %) происходили из рабочего класса и 149 (18,6 %) – из крестьянских кругов. Родители оставшихся 415 генералов (18,6 %) были служащими или чиновниками. Также подрастало новое поколение военных руководящих кадров, которые могли руководить военными действиями в условиях современной войны. Но их количества не хватало, чтобы обеспечить руководство и перевод 98 дивизий мирного времени в 303 военные дивизие в 1941 году. Вместо 20 000 офицеров танковых дивизий, необходимых для танковых корпусов, в распоряжении были всего 6000. Не менее проблематично обстояло дело в рядовом составе экипажей танков: многие из них только закончили школу. Возможно, образование тракториста еще могло помочь в вождении танков типа КВ или Т-34. Но для использования танка в боях этого было недостаточно.

На основе анализа последствий репрессий среди офицерского состава Красной армии Герасимов делает выводы о том, что, за исключением тонкой прослойки командиров высшего ранга, определить значительное влияние репрессий на состояние офицерского состава не предоставляется возможным. Также оценка и анализ большого количества документов не подтверждает того факта, уже принятого многими за историческую аксиому, что репрессии могли оказать большое влияние на состояние подготовки, оснащение, военные способности и руководство воинскими частями. К началу войны офицерский состав высоких рангов имел достаточно высокий уровень образования. Зачастую недостаточное образование в общей массе строевых офицеров было неизбежным последствием быстрого роста количества призванных на войну. Также было установлено, что репрессии не оказали настолько большого влияния на Красную армию, как предполагали немецкие военные перед началом войны. Однако это ни в коем случае не говорит о том, что репрессии не повлекли вообще никаких последствий. В офицерском составе это привело к разжиганию атмосферы страха и неуверенности. Каким образом эта ситуация оценивалась в то время, видно из доклада полковника Ширяева от 20 октября 1939 г. После подсчета уволенных из командирского состава армии в период с 1934-го по октябрь 1939 года он утверждал: «Наряду с очисткой армии от враждебных элементов часть начсостава была уволена и по необоснованным причинам. После восстановления в партии и установления неосновательности увольнения возвращены в РККА 6650 чел., главным образом капитаны, старшие лейтенанты, лейтенанты и им равные, составляющие 62 % этого числа». Подводя итог, Ширяев пишет:

«Таким образом, за два года (1937 и 1938) армия серьезно очистилась от политически враждебных элементов, пьяниц и иностранцев, не внушающих политического доверия.

В итоге мы имеем гораздо более крепкое политико-моральное состояние. Подъем дисциплины, быстрое выдвижение кадров, повышение в военных званиях, а также увеличение окладов содержания подняли заинтересованность и уверенность кадров и <обусловили> высокий политический подъем в РККА, показанный на деле в исторических победах в районе озера Хасан и р. Халхин-Гол, за отличие в которых Правительство наградило званием Героя Советского Союза 96 человек и орденами и медалями 23 728 человек».

Позже мы еще остановимся на оценке толкований сложившейся ситуации. Здесь нас интересует прежде всего положение вещей того времени. Можно верить в то, во что хочется, но при оценке этих событий необходимо принимать во внимание документы того времени, поскольку они порой более информативны, чем все то, что позже будет использовано сортировки и оценки таких высказываний. В связи с этим, исходя как из тогдашней, так и из современной точек зрения, нельзя игнорировать значение того факта, что армия накануне Великой Отечественной Войны прошла чистку от вражеских элементов. То, что, несмотря на эти чистки, в Красной Армии и в последующие годы существовали предательство и саботаж, доказывается ходом боевых действий в первые дни, недели и месяцы войны. Какими большими были жертвы в это время – известно всем. Но остается только догадываться, какими бы они были, если бы в 1937-1938 гг. не было бы жестких чисток офицерского состава.

Глава 5. ГУЛАГ – мифы, судьбы и цифры

То, что внутри и вне ВКП(б), в особенности в спорах о темпах индустриализации и коллективизации сельского хозяйства, были сильные разногласия, является таким же неоспоримым фактом, как и то, что в этой связи имели место серьезные нарушения собственных законов. Но при этом нельзя игнорировать обстоятельства, которые приводили к открытым дискуссиям по этому поводу, а также связанные с этим намерения. Лысков указывает на то, что Хрущев использовал «разоблачение культа личности» не только как своеобразную шоковую терапию: с самого начала решающую роль играла попытка благодаря этой дискредитации недавнего прошлого узаконить свои собственные притязания на власть. В 60-е и 70-е годы он сам стал жертвой своего подхода, а в 80—90-е годы приведенные здесь утверждения послужили инструментом свержения власти КПСС и советской власти в целом. При этом Лысков указывает на то, что первоначальное намерение лиц, действовавших под знаменем борьбы с культом личности, состояло в том, чтобы снять с себя всю ответственность. Только в таком контексте становится понятным, что здесь речь идет не только и не столько об установлении конкретно доказуемых фактов, а о целом наборе многогранных и противоречивых проблем, которые теснейшим образом связаны с условиями развития внутренней и внешней политики СССР. Кроме этого, данная тема используется как ведущий компонент антикоммунистической и антисоветской травли в идеологической классовой борьбе со всеми попытками и зачаточными формами поиска альтернатив господству финансового капитала среди идеологических последователей и подконтрольных им средств массовой информации. Также неоспоримым является факт, что Советский Союз мог исключительно на той индустриальной платформе, которая была создана к тому времени, не только противостоять нападению гитлеровской Германии, но и добиваться побед над немецкими армиями, хотя в распоряжении последних был почти весь индустриальный потенциал Западной Европы. Зачастую приводятся доводы, что одно совсем не связано с другим. Но это вызывает сомнения. В любом случае ясно, что успехи индустриализации не могут оправдать преступлений, так же как и идеализированные представления о строительстве социализма мало подходят для передачи реалистичной картины бытовой жизни, роста дефицита, связанных с этим проблема и поломанных судеб миллионов советских граждан. Снова и снова утверждается, что обвинения против троцкистов, военных и других оппозиционных группировок являются продуктом инициированной Сталиным борьбы за власть. При этом упускается тот факт, что то же самое касается и побежденной стороны. Но даже если это по каким-либо причинам и не учитывается, нельзя отрицать, что на этом (и не только) этапе истории XX века велась открытая и скрытая подготовка к войне против СССР, в разработке и реализации которой играли особую роль не только русские эмигранты и оставшиеся в стране буржуазные круги, но и политическая оппозиция. Поэтому наивно и неправильно изображать тогдашнюю ситуацию, как будто все это не играло никакой роли, как будто жесткость внутриполитических конфликтов способствовала только росту культа личности Сталина и слепого раболепства его соратников. Кто пытается изобразить, исходя из сегодняшней точки зрения, оценку усиления классовой борьбы как неправильную, невероятную, лживую, демагогичную и т. п., должно быть, забыл, что именно представляло тогда и позже все возрастающую опасность и что можно наблюдать также и в наше время: немало людей, сделавших в той ситуации карьеру в партии, армии, на государственной службе или в органах безопасности, не были убежденными коммунистами. Но они обладали силой слова, которой могли убедить других, они знали, когда и как выставить себя с выгодной стороны, чтобы все запомнили это. Но они заботились только и исключительно о своих интересах. Особенно отчетливо выявлялись и выявляются подобные качества характера, когда тот или иной видит возможность благодаря ложному доносу убрать с пути конкурентов. В этой связи становится понятным, какие последствия имели убийство Кирова и (не выясненные еще и до сегодняшнего дня) обстоятельства смерти Куйбышева для развития дальнейших событий. Какая была тогда, какой может быть сегодняшняя оценка всех этих серьезных обвинений? Кто начинает возмущаться, что все эти процессы в основном строились на показаниях будущих жертв, что почти нет никаких других документов, «забывает» по меньшей мере о двух фактах: не могло существовать письменных свидетельств подобных заговоров. Такие документы не были сохранены для последующих поколений, а если они и вообще были когда-либо написаны, то были вовремя уничтожены, чтобы не подписывать тем самым самим себе приговор. Не менее показательной является манера, в которой аргументировались нападки на социалистическое право. Бесспорно, есть справедливые причины для критики личности А. Я. Вышинского. Однако, когда он защищает точку зрения, что «право есть возведенная в закон воля господствующего класса», противоречие можно объяснить только тем, что этой марксисткой позицией разоблачается лицемерие буржуазной «показухи». И если к этой «критике» еще и добавляется тот факт, что для документации вины было достаточно признаний обвиняемых, то таким «критикам» рекомендуется перед подобными громогласными обвинениями по меньшей мере осведомиться о том, каким образом в гражданском праве и в судебной практике государства, которые называют сами себя (!) «правовыми государствами», обращаются с признаниями.

Несомненным остается факт: каждый отдельный человек, который был несправедливо приговорен, преследовался или даже был убит, является жертвой, достойной сопереживания, понимания и помощи. Но остается другой вопрос: кто, когда и почему явно и доказуемо врал? Однако, кажется, это не играет роли в современном осуждении сталинизма. Также неоспоримо, что искусственно сфабрикованные обвинения, применение пыток, жестокое обращение и угроза истязаний, фальсификация доказательств также являются преступными деяниями. В тех случаях, когда эти злоупотребления властью были доказаны, жертвы этих преступлений были реабилитированы, а принимавшие участие в процессах сотрудники следственных органов сами предстали перед судом. Но, при соблюдении юридических процедур, ни в сфабрикованных процессах, ни в процессах, построенных исключительно на признании обвиняемого, нельзя однозначно исключать тот факт, что приговор был вынесен несправедливо. Также нельзя исключать такие случаи, когда действительно виновный человек, обвиненный только на основании улик и не признавший свою вину, был незаслуженно оправдан. Но подобные доводы явно не играли никакой роли в проводимых после XX съезда партии дебатах. Те, кто в свое время был сослан в трудовые лагеря и трудовые колонии или был приговорен к смерти за контрреволюционную деятельность, были в то время и позже автоматически реабилитированы. Почему они были приговорены, какие преступления совершили и в чем их обвиняли, очевидно, не играет никакой роли. Вместо этого предполагается, что правосудие в СССР уже по своей сущности было политизированным, а следовательно, несправедливым. Но при этом «великодушно» упускается из виду, что это в некотором смысле касается любого вида правосудия: право было, есть и останется тем порядком, который регулирует взаимоотношения между людьми в соответствии с интересами господствующего класса. Это касается также права социалистического общества и тем более развития права и правосудия на ранней стадии социалистического общества. Собственно говоря, никаких иллюзий не должно было возникнуть: еще Маркс и Энгельс в своем манифесте указывали на то, что «пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил». Кто думает, что этот спор был решен мирным и «умным» путем, не только недооценивает ту агрессивность, с которой представители старых классов защищали свои привилегии. Он игнорирует также влияние ярости и возмущения тех, кто требовал свою долю богатств, созданных ими или им подобными, и свои права на них. Поэтому неудивительно, что некоторые из тех буржуазных интеллектуалов, которые не смогли найти свою политическую родину в буржуазном обществе, сначала были восхищены марксистскими идеями, однако, столкнувшись с их реальным воплощением, постепенно отвернулись от них.

Таким образом, реабилитация признается сегодня, в общем, по отношению ко всем, кто был приговорен. Кто спрашивает о принципах действия, наталкивается, следовательно, на новые структуры привилегированных слоев. Поэтому в рамках «борьбы против сталинизма» называются невероятные количества «репрессированных». Нет верхних границ, чем более преувеличены цифры, тем лучше они ложатся в схему антикоммунистической травли: в соответствующих сводках СМИ и в официальном буржуазном, а также в адаптированном «левом» описании истории повторяются одни и те же осуждения: Рой Медведев говорит о 5-7 миллионах репрессированных между 1937-м и 1938 г., американский исследователь советского времени С. Коэн – о 9 миллионах. Член комиссии ЦК КПСС, расследовавшей убийство Кирова, докладывает, что 19 840 000 человек были арестованы в 1935-1941 гг. как «враги народа», 7 млн были расстреляны, 13 млн погибли другой смертью. Л. Германн вводит в заблуждение своими «конкретными цифрами»: в 30-е годы от 17,9 до 21,7 млн людей пали жертвами раскулачивания и черного террора. А. И. Солженицын говорил даже о 43 млн расстрелянных. Тут идет речь о 20 млн погибших во в войне с немцами, но также и минимум о таком же количестве тех, «кто был убит коммунистами в войне против своего собственного народа». Количество тех, кто был в лагерях, указывается, как заблагорассудится: 40, 50, 60 и так до 120 миллионов. И, конечно, все были невиновны – в качестве примера называется мать, которая для своих голодных детей сорвала 5 колосков и была приговорена к 10 годам, так же как и другая, которая вынесла с завода катушку ниток. К подобным измышлениям также относится утверждение, что почти все узники лагерей трудились на строительстве каналов или на лесоповале, причем большинство из них погибли при этом. И, наконец: никто обо всем этом ничего не знал, потому и не было акций протеста по этому поводу. В свете идеологического значения этого антисталинского «вероисповедания» ни один даже сбитый с толку читатель не отважится задавать критические вопросы, искать достоверные источники подобных утверждений или сомневаться в достоверности этих слишком уж невероятных цифр. И каждый, кто каким-либо образом имел дело со всем этим, знает, что корректировка подобных высказываний связана, по меньшей мере для карьеры, с серьезными последствиями. Это касалось сотрудников НКВД после 1956 г., и это касается сотрудников министерства Государственной безопасности и исполнения наказаний ГДР с 1989 г. Однако были и те немногие, кто что-то высказывал по этому поводу. И кто из них имел мужество и публично высказывался против подобных клеветнических измышлений в то время, тот и по сей день испытывает на себе воздействие разных козней. Тем важнее оказывается публикация подтвержденных документами данных о количестве тех, кто в годы советской власти был заключен в трудовые лагеря и исправительные колонии за контрреволюционные и прочие подобные преступления. Согласно официальным данным генеральной прокуратуры СССР от 1956 года, за 34 года в период 1921-1954 гг. за контрреволюционную деятельность было осуждено 3 777 380 человек, из них 642 980 были убиты. Однако Хрущев во время своей речи не упомянул и не опубликовал эти данные. По мнению Пыхалова, эти цифры неполные. По его подсчетам, в период с 1921 по 1953 год за контрреволюционные и тяжкие преступления против государства было осуждено 4 063 306 человек. Из них 799 455 были приговорены к смертной казни, только в 1937-1938 гг. это были 681 962 человека. В противовес этим антикоммунистическим придуманным данным Земсков приводит свои цифры в соответствии с оригинальными источниками из «Центрального государственного архива Октябрьской Революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР» (ЦГАОР СССР) – он называет число заключенных, находившихся в 1934-1953 года в трудовых лагерях, исправительных колониях и тюрьмах. В 1940 г. это было 1 659 992 человек, т. е. 0,85 % от населения СССР в то время (194,1 млн). Пыхалов в поисках ответа на вопрос о количестве «политических заключенных» ГУЛАГа приходит к выводу, что в корне неправильно исходить из того, что большинство заключенных в сталинские времена были «жертвами политических репрессий». Он собрал результаты в таблицу 72. Из этих данных и из сравнения приговоров, вынесенных в результате этих процессов, видно, что в 1921-1953 гг. имели место принципиальные изменения в правилах правосудия. Почти 2/3 всех процессов заканчивались приговором к длительным срокам лишения свободы в трудовых лагерях и колониях. Но и здесь были большие различия: только с 1939 года подобные приговоры выносились по отношению к 80 % осужденных. В 1923-1933 годах обвиняемые были приговорены в равных пропорциях к ссылке или принудительному переселению. А между 1932 и 1936 гг. в 20 до 11 % приговорах были назначены другие наказания. Еще более информативным является сравнение числа приговоров к высшей мере наказания, т. е. смертной казни: после 1922 г., т. е. в конечной фазе гражданской войны, был наивысший пик таких приговоров, потом в 1924-1925 гг. был повторный рост смертных приговоров. Но на фоне сокращения количества этих приговоров в десятилетие между 1926-м и 1936 годами тем ужаснее были последующие годы: в 1937 году число приговоренных за контрреволюционные и особо опасные преступления увеличилось в 3 раза, а количество смертных приговоров увеличилось в 315 (!) раз в сравнении с прошлым годом. Хотя в 1938 году общее число приговоров снова упало в 2 раза по сравнению с 1936 г., одновременно наблюдается дальнейший рост количества смертных приговоров. Уже тот размах, с которым происходит взрывообразное развитие таких процессов, сигнализирует о том, что здесь со стороны следственных и правоохранительных органов были массовые грубые нарушения закона. Высшей точкой в этой статистике становится 1953 год: 2 468 524 человека были арестованы, изгнаны и принудительно заключены в трудовые лагеря и колонии. Это составляло 1,31 % населения СССР (в то время 188 млн). Эти цифры, без сомнения, впечатляют. Но даже и без знания конкретных цифр: после 1945 года были арестованы и приговорены коллаборационисты всех мастей, соратники власовской армии, работники полиции, организованной нацистами при оккупационном режиме, служащие армии, которые во время войны участвовали в тяжких преступлениях, большое количество преступников и морально опустившихся субъектов, например, спекулянтов и лиц, использовавших свое служебное положение в целях личного обогащения. Не подвергается сомнению, что среди арестованных советских граждан и граждан других государств (в том числе и немецкие коммунистов) многие были приговорены несправедливо. Но при более тщательной проверке оказывается, что в 1940 г. лишь небольшое количество людей были приговорены за контрреволюционные преступления. И при сравнении приговоров бросается в глаза, что большое количество было арестованы за «самовольное оставление рабочего места», то есть за прогулы. Некоторым степень наказания кажется несоразмерно суровой. Но в то время важную роль играла наглядная демонстрация того, что любые попытки личного обогащения путем воровства, халатности и т. п., а также недостойное поведение на рабочем месте (не считающееся в наши дни за провинность), должны приводить к соответствующим последствиям, поскольку такие проступки носили массовый характер и совершались людьми, которые не имели ни нормального школьного, ни тем более профессионального образования. И это понятно, поскольку целью работы было не только нагнать Европу в материально-техническом развитии в кратчайшие сроки, но и изменить представления и отношение к работе, сформированные десятилетиями, и связанные с ними опыт и обусловленную технологическими особенностями рабочую дисциплину. Еще раз повторимся: нет оправдания совершенным при этом преступлениям, и любая попытка это сделать была, есть и остается достойной осуждения. Но также необходимой является объективная оценка этих фактов, вызывающих сильные эмоции. При трезвом анализе выясняется, что многие из тех, кто был арестован, преследовались и были наказаны не несправедливо. Это не провозглашалось ни во время вынесения приговоров, ни вовремя более поздних реабилитаций. Сравнение количества заключенных в тюрьмах и количества приговоренных к смертной казни с числом смертных казней в США показывает, что различия в долях числа арестованных от общего населения страны в США 2001 г. (0,686 %) и в СССР в годы самых жестоких внутренних разногласий (1940 = 0,85 %; 1953 = 1,31 %) и во время войны не так уж и сильно видны, как это пропагандируется в настоящее время. Если вспомнить еще и о том, как в США в течение Второй мировой войны обходились с немцами, итальянцами, японцами и гражданами Америки японского происхождения, и как в настоящее время обращаются с реальными и мнимыми террористами, то все это и распространяемая по этому поводу ложь представляются совсем в другом свете. Лысков в связи с этим приводит статистику по числу арестованных на 100 000 населения. В СССР это было: в 1934 г. – 263; в 1939 г. – 862; в 1950 г. – 1146. Согласно актуальным данным, в 2005-2009 гг. в России это число равнялось 713, в Белоруссии – 426, в Украине – 356, в Казахстане – 348, в Эстонии – 333, в Латвии – 292 и в Литве – 240 арестованных. И во главе этой статистики стоят США – 751 арестованный на 100 000 населения.

Нет ничего удивительного, что большое количество тех, кто в разное время был привлечен к уголовной ответственности, вызывает возмущение и сомнения в правомерности таких наказаний у тех, кто не имел в своей жизни ничего общего с этими арестованными и их преступлениями. Кто общался с заключенными и бывшими заключенными, редко услышит, кто, почему и какое наказание получил. Исходя из современной точки зрения, слово «репрессированный» предполагает, что все, кто был арестован в СССР, отбывали наказание в трудовом лагере или были сосланы (при этом, не зная исторической подоплеки, суды считают заведомо несправедливыми), были осуждены неправомерно. Однако если прочитать в документах Политбюро ЦК КПСС доклады о советских трудовых лагерях, что в 1987 году, на пике «перестройки» в Советском Союзе 1 300 000 человек (0,48 % населения СССР) были арестованы, то наталкиваешься на значительные противоречия. В этом контексте есть достаточно причин для критической проверки цифр действительных и предполагаемых жертв и данных о процессах, прежде всего об их правомерности, и это должно происходить более тщательно, чем это принято в настоящее время под лозунгами борьбы со «сталинизмом» и в рамках «реабилитации» осужденных. То, что массовые аресты «многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников» привели к «ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры», привлекло внимание лишь тогда, когда был распространен слух, что Ежов собирается арестовать правительство накануне празднеств в честь годовщины Октябрьской Революции. Лаврентию Берии как преемнику Ежова была дана задача покончить с обособлением и самоубийственным рвением в НКВД. После снятия с должности М. П. Фриновского, «серого кардинала» этой работы, и нейтрализации генерального комиссара НКВД Н. И. Ежова Берия стал во главе этого ведомства. В жаркой дискуссии об этих событиях, среди прочего, указывается на то, что Л. Берия в результате личной проверки всех арестованных ГУЛАГа в 1939-1940 гг. отпустил почти 100 000 заключенных в качестве первого шага по реабилитации. Даже если учесть, что тщательное расследование и различение между сфальсифицированными показаниями и слишком серьезно воспринимаемыми обвинениями ввиду большого количества рассматриваемых дел заняло много времени, по сравнению с цифрами Земскова бросается в глаза, что в 1939-1940 гг. можно наблюдать лишь небольшое уменьшение количества лиц, арестованных за контрреволюционные преступления. Для беспристрастного рассмотрения этой проблемы необходимо ответить на вопрос, поставленный Баландиным и Мироновым: в 1941 г. силами Вермахта была занята территория, на которой проживало 78 млн людей (40 % населения СССР). Геббельс распространил известие, что из оставшихся ~ 115 млн 10 млн находились в лагерях, а 20 млн погибли или были в плену. Если верить этим данным и исключить раненых и больных, получится, что фашистские армии были разбиты стариками, женщинами и детьми. И дело тут не только в ненависти к коммунистам фашистского министра пропаганды Рейха, ответственного за распространение ложной информации. С такой же беспристрастностью можно задать вопрос, что останется от утверждения, что «домны Магнитогорска, верфи Комсомольска-на-Амуре, плотину Днепрогэса, копали тоннели московского метро и канала Москва – Волга, прокладывали рельсы БАМа (перечень можно продолжать на нескольких страницах)» возводили «вовсе не “комсомольцы-добровольцы”, о которых сложены песни и сняты кинофильмы, – хотя таковые в этом деле и участвовали, – но сотни тысяч и миллионы заключенных лагерей системы НКВД». Германн утверждает, что заключенные «многих тысяч концлагерей… создавали важнейшие производственные объекты страны, осваивали север, Воркуту, Норильск и Дальний Восток, и добыли основной запас золота – 98,1 %». По его словам, каждый третий гражданин подвергся уголовному наказанию. Конечно, у каждого свой круг общения. И так же несомненно, что количество преследуемых ЧК, ГПУ и НКВД было значительно выше среди сотрудников народных комиссариатов и руководящих кадров, среди деятелей искусства и интеллигенции, чем среди общей массы рабочих и крестьян, которые не имели подобных проблем в карьерном росте, возможности или интереса для общения с иностранцами и эмигрантами. Однако Кара-Мурза приводит результаты опроса, который провел рабочий из Донецка в кругу своей семьи и знакомых: на вопрос, который он задал более 100 родственникам и знакомым, знал ли кто-нибудь из них кого-либо, кто был репрессирован по политическим причинам, все (!) ответили отрицательно. Другими словами, среди 10 000 случайно выбранных людей в одном из крупнейших центров агломерации населенных пунктов, не нашелся ни один такой человек. Тот же самый опрос, проведенный в кругах столичной интеллигенции, среди членов партии и государственного аппарата, армии и т. п., с большой долей вероятности привел бы совсем к другому результату. Из работающего в народном хозяйстве населения в ≈ 90 млн это было к началу тридцатых годов менее полумиллиона, около 0,5 %, в 1935 г. это было 725 483 или 0,8 %, и только после 1937 года – более 0,9 %. Другими словами, во время первых пятилеток в Советском Союзе было арестовано или отправлено в трудовые лагеря или колонии не больше людей, чем сейчас в США. Те, кто был туда заключен, были не только преступниками, вступившими в конфликт с законом. К ним также относились тысячи детей, которые, как это описано в книге Макаренко «Дорога в жизнь», были подобраны с улиц, чтобы обеспечить им питание, жилье, образование и воспитание. Со 2 по 12 марта 1938 состоялся открытый процесс против Бухарина, Рыкова, Ягоды и др. в Доме Профсоюзов. По официальным данным российского государственного архива в период с 1921-го по 1953 год всего было приговорено 4 060 306 человек, среди них 3 777 380 по статье 58, т. е. за контрреволюционную деятельность. Около 786 098 человек были приговорены к смертной казни. Это число ясно показывает, что реалистичная оценка едва ли возможна. Хотя благодаря набросанным здесь взаимосвязям вырисовывается уже общая картина событий 30-х годов. Но, несмотря на то, что в этом контексте возможно понять, о чем шла речь в этих процессах, логику событий 30-х годов и тем более последующей реабилитации сегодня постичь уже практически невозможно. Молотов утверждал, что мы должны быть благодарны 1937 году только потому, что перед войной была ликвидирована опасность «пятой колонны». Он же позже указывал на то, что эта борьба «не всегда проводилась надежными людьми». Произошло так, что она была использована врагами как повод «злостного уничтожения честных людей». Кто увидит весь абсурд списка из 130 пунктов арестованного имущества, включая под номером один 22 997 рублей наличными, под номером два – 1 229 бутылок вина, меха, другие ценные вещи, антиквариат, мебель и т. п., сможет легко понять, что под этим подразумевается. Но из этого собрания непонятных странностей нельзя понять, каким образом секретные службы в антагонизме между шпионажем и диверсией, остатками контрреволюционных идей, внутрипартийными конфликтами, между открытой и скрытой борьбой за власть и военно-промышленным комплексом наделяли себя полномочиями «государства в государстве». Кто занимается проблемой влияния этих компонентов в истории, очень быстро поймет, что основы и взаимосвязи действительно важных разногласий возможно понять только тогда, когда кроме обоснованных мотивов и проистекающих из них действий этих служб также обнаруживаются созданные ими поводы, предотвращенные и спровоцированные катастрофы, преступления и их цели. Сегодня вряд ли возможно реконструировать в деталях действительные связи тех событий и найти такие доказательства, которые были бы необходимы для обоснованного различения между действительно совершенными преступлениями, юридическими ошибками и более или менее тяжкими нарушениями закона, произошедшими во время этих процессов. Но в середине 30-х годов это могло бы вызвать еще более сильную волну репрессий. Это также в особенности касается внешне двойственной роли, которую сыграли Ягода и другие ведущие деятели НКВД в расследовании и, предположительно, в самом убийстве Кирова 1 декабря 1934 г. Если все это кажется вас абсурдным, спросите себя, считали ли бы вы возможным в конце 80-х годов, чтобы агент ЦРУ смог бы стать секретарем ЦК КПСС по вопросам пропаганды. Кроме этого, следует упомянуть, что не только между членами руководства партии, но и на более низких уровнях не всегда наблюдалось согласие по самым разным вопросам. Кто какими функциями занимается, какая сфера влияния связана с этим, возникали ли в выполнении этих функций ошибки и почему, кто лучше подходит или кто мог бы быть лучше – во времена глубоких «чисток» даже простые мысли и сомнения могли иметь далеко идущие неприятные последствия. Между руководящими деятелями ЦК, секретарями областных и районных управлений, председателями Советов, их руководящими работниками и поддерживающими их группировками в соответствующем вышестоящем органе были отнюдь не доверительные отношения. Но здесь речь шла не только о неуступчивости, а о власти, связанными с ней привилегиями и проистекающими из этого особыми интересами тех, кто относился к узкому кругу избранных, а также о тех преимуществах, которыми пользовались члены и друзья этого круга. Как далеко это вело и как беспринципно велась эти борьба, становится понятно особенно в тех драматических случаях, когда разного рода выскочки и конъюнктурщики убирали со своего пути тех, кто препятствовал им и их эгоистическим целям из-за своей честности.

Глава 6. На пороге войны

Сравнение процесса индустриализации в СССР с данными промышленного производства и безработицы в США, Германии, Англии и Франции дает наглядную картину динамики процесса индустриализации и его последствий. При этом следует учитывать не только различия между разными исходными условиями. В сравнении роста (или падения) промышленного производства необходимо принимать во внимание, развивается ли, насколько и на каком технологическом уровне индустриализации находится соответствующее народное хозяйство. Общий валовой продукт в 1928-1940 гг. рос в среднем каждый год не «только» на 40 %, но и на фантастические предполагаемые 140 %. В этом развитии виден результат усилий, предпринятых между 1925 и до 1928-1929 гг. и в последующие годы в металлургической, химической и электротехнической промышленности, металлообработке и машиностроении. На основании высокого роста этих отраслей промышленности в последующие годы произошло смещение центра тяжести всего процесса экономического развития в сторону станкостроительной промышленности и металлообработки. Прирост выработки электроэнергии составил в 1928-1932 гг. 270 %, а в период 1932-1937 гг. – 268 %. В металлургической тяжелой промышленности в выработке чугуна был рост 188 % и 234 % соответственно, стали – сначала «всего» 137 %, позже 300 %. В период 1928-1932 гг. производство металлорежущих станков увеличилось в 10 (!) раз, а в 1932-1937 гг. еще раз возросло на 246 %. Также производство тракторов за 4 года с 1928 по 1932 гг. показало почти фантастический прирост в 3761 %! При этом речь шла не только об улучшении сельскохозяйственного машиностроения. Опасность войны со стороны Японии, британских и французских экспедиционных корпусов из Ирана, Турции, Польши, из фашистской Германии была настолько явной, а имеющиеся доклады военной разведки – настолько безапелляционными, что не могло быть никаких иллюзий. То, что эти достижения имели неоценимое значение не только для развития сельского хозяйства и сельскохозяйственного производства, доказывает то, что благодаря использованию сельскохозяйственной техники, несмотря на утечку рабочих сил в промышленность, были возделаны и засеяны пшеницей большие площади. Кто верит утверждениям СМИ и антисоветской фальсификации истории, будет, возможно, думать, что индустриализация в СССР являлась лишь порождением амбициозных псевдореволюционных представлений о социалистическом изменении страны с мелкокрестьянским сельским хозяйством. Однако здесь начался социально-экономический процесс преобразования, который бросил своеобразный вызов, не имеющий аналогов в истории, выработанным столетиями отношениям между классами и слоями преимущественно крестьянского населения посредством изменения отношений собственности, перераспределения богатства, накапливаемого поколениями, высвобождения рабочей силы для строительства и ввода в эксплуатацию больших промышленных предприятий, при помощи преодоления глубоко укоренившейся неграмотности и катастрофического отсутствия образования и соответствующих мер по повышению квалификации. Без перестройки экономики, обновления и модернизации сельского хозяйства, современной промышленности и эффективной транспортной системы Советская Россия, Украинская, Белорусская, кавказские и среднеазиатские Советские республики были бы приговорены к существованию на грани голодной катастрофы и отсталости. Однако освоение новых месторождений нефти, угля и руды, строительство тяжелой промышленности и машиностроения – все это было предпосылками к созданию современной оборонной промышленности. Только поочередно стимулируемые процессы социалистической индустриализации, реформы сельского хозяйства, революция в сфере образования и создание современной армии могли, несмотря на все недостатки и проблемы, гарантировать условия, которые были использованы для улучшения благосостояния населения и материально-технической безопасности страны. Но и по огромных успехам, и по проблемам развития советской экономики 30-х годов становится понятно, что индустриализация этой огромной территории характеризуется весьма противоречивым ходом и последствиями. К этим фактам относятся также дефициты, диспропорции, неправильные инвестиции и калькуляции, которые были вызваны не только чрезвычайно высоким, но и различным в разных отраслях темпом развития и отсутствием необходимого уровня компетенции. Индустриализация СССР была с самого начала необходимостью, которая диктовалось агрессивными планами и военно-техническим развитием империалистических государств. Ей также препятствовали оставшиеся в стране и эмигрировавшие силы контрреволюции и еще работающие в своих ведомствах троцкисты и другие активисты.

О масштабах военного вызова говорят следующие факты: между 1932-м и 1940 г. в гитлеровской Германии пропорции производства товаров потребления, промежуточной продукции (сырья) и продукции военного потребления изменились от 1: 1: 1 до 1,35: 3,48: 26 (!!!). В первую очередь это было вызовом именно Советскому Союзу. На этом фоне данные по промышленному производству империалистических стран показывают различия в экономическом развитии США, Великобритании, Франции и Германии. Во время и после Первой мировой войны существовали различия в экономике, в промышленном потенциале и в мировом соотношении экономических сил, которые были еще более расширены и углублены в связи с последствиями мирового экономического кризиса и связанных с ним проблем. Причины ускорения промышленного развития гитлеровской Германии заключались в милитаризации страны, перевооружении, введении воинской повинности, учреждении Вермахта, расширении воздушного и морского флота и во всех прочих мероприятиях этой империалистической программы гонки вооружений. Ввиду этих обстоятельств, возможно, трудно представить, что валовой продукт в СССР в 1932-1940 гг. благодаря повышению производительности промышленности показывал ежегодный прирост почти на 67 %. По сравнению с этим динамика промышленного развития в Германии с ростом в 5,8 %, в США – с 3,15 %, Великобритании – с 4,3 % и во Франции с падением на 1,15 % кажется на первый взгляд совсем незначительной. Однако при сравнении в абсолютных цифрах становится ясно, насколько велика разница между исходными точками и достигнутым уровнем. Становится понятно, как разный исторический уровень индустриализации оказывает влияние на экономическую, а следовательно, и на военно-техническую мощь государств. Сравнение показывает, что, несмотря на большой прирост экономики, в СССР еще и в 1940 г. наблюдается значительное отставание от гитлеровской Германии. В разработке месторождений угля это соотношение было 1: 2,55, в электроэнергетической промышленности 1: 1,26, в чугунолитейной промышленности – 1: 1,23 и в сталеварении – 1: 1,22 не в пользу Советского Союза. Эти недостатки современного (на то время) промышленного производства имели также далеко идущие последствия для обеспечения современным оружием. Перед началом войны речь шла уже не только о предоставлении стратегически важного сырья и источников энергии. Вместе со становящейся все более реальной опасностью войны становилось ясно, что только этого потенциала будет недостаточно для успешного отражения нападения. Большую роль играет количество оружия, производимого оборонной промышленностью, его тактико-технические характеристики, а также способность вооруженных сил эффективно использовать его в бою. Уже в немецко-французской войне 1871 года стало ясно, что победа власти основывается на производстве оружия, и что оно в свою очередь обуславливается общим уровнем производства, то есть экономической мощью, экономикой в целом, теми материальными средствами, которые предоставляется в распоряжение власти. Теперь речь шла о войне стали, двигателей, пулеметов и автоматического оружия, танков и самолетов, и в успешном ходе войны качество техники связи имело такое же решающее значение, как и тип, количество и качество предоставляемого в достаточном объеме сырья и материалов, снаряжения, оружия, а также согласованность и профессиональность использования разных видов оружия и систем на поле боя. Война достигла промышленного качества. Этот опыт нашел свое подтверждение в ходе кампании Вермахта против Польши, а год спустя – во время не менее успешного наступления на западном фронте. Хотя во Франции в 1940 г. и было увеличено ежемесячное производство танков по сравнению с предыдущим годом на 70 %, это был всего 81 танк в месяц, а их тактико-технические параметры уступали вражеским аналогам. В самолетостроении выглядело все еще хуже: прирост в 5,6 % соответствует всего 16 самолетам. В Великобритании ежемесячный выпуск современных танков увеличился с 969 до 1399 шт., а производство самолетов выросло с 7940 до 15 049 шт. Таким образом, формальное соотношение сил на фронте однозначно было на стороне союзников: 2580 танкам, 7378 орудиям и 3824 боевым самолетам Вермахта противостояли 3099 танков, 3791 боевой самолет и 14 544 орудий. Но этот потенциал, используемый в соответствии с опытом Первой мировой войны, потерпел крах в маневренной войне танковых соединений Вермахта, ведущих наступление с северного фланга в глубь тыла. Концентрация внимания на количестве имевшегося у сторон в 1940 г. оружия оставляет без должного внимания целый ряд чрезвычайно важных фактов: ни захват Рейнской области, ни становление Вермахта, ни создание немецкого воздушного флота, запрещенного по Версальскому договору, не были бы возможны, если бы Франция, Великобритания, Польша и Чехословакия настойчиво и вовремя среагировали бы на эти очевидные нарушения действующего права. Более того, ускоренный темп вооружения Вермахта после 1938 года не был бы возможным без получения полномочий распоряжаться чешскими заводами «Шкода» и использовать оружие чешской армии. Последнее было непосредственным результатом проводимой Великобританией и Францией политики. В Лондоне и Париже исходили из того, что этот военный потенциал, как и провозглашалось, будет использован на Востоке, против Советского Союза. При этом политики руководствовались не только ожиданием того, что Вермахт и Красная армия настолько истощат друг друга, что потом подорванные немецкие силы будут быстро поставлены на свое место во время последующего наступления западных войск. С самого начала речь шла о ликвидации Советского Союза. Эта авантюристская политика привела к тому, что вооруженные силы Франции и Великобритании оказались совсем не готовы вести войну против Германии, не говоря уже о том, чтобы ее выиграть. Вместе с поражением Франции, изгнанием британских войск с континента и фактическим продолжением «странной войны» британцев опасность войны на два фронта была для гитлеровской Германии практически исключена.

Также в Советских Вооруженных Силах и среди политического руководства СССР была явная тенденция надеяться на то, что войны не будет. Именно в этом следует искать причины ужасных потерь начального этапа Великой Отечественной войны. Но решающую роль в войне играли не только преимущества глубины стратегического пространства. В отличие от почти с самого начала провальной кампании на Западном фронте – на Восточном фронте с самого начала было оказано ожесточенное сопротивление. Здесь предательские надежды реакционных представителей интересов британских и американских монополий на то, что огромные потери Советского Союза будут способствовать ослаблению страны, что в конце концов должно было привести ее к полному краху, потерпели фиаско. Уткин указывает на постоянно «упускаемое» в этой связи последствие: что бы произошло с народами Европы и Америки, если бы СССР в 1941 году потерпел поражение, если бы Евразия превратилась в колонию, контролируемую державами оси Берлин – Рим – Токио?

Производство достаточного количества машин и снаряжения имело стратегическое значение для развития сельского хозяйства Советского Союза. При этом важность технического качества этого снаряжения, имеющегося в больших количествах после 1932 года, было особенно ощутимым в военно-технической сфере. Хотя до 1935 года прилагались невероятные усилия в самолетостроении, в производстве танков и в других отраслях оборонной промышленности. Только в 1939 году объем производства этой отрасли вырос на 46,5 % (в гражданском секторе только на 16 %)! Но с середины 30-х годов вместе с ориентацией Вермахта на маневренную войну, в которой участвуют быстрые танковые и воздушные силы, в высшем командировании Вермахта и в немецкой оборонной промышленности были установлены новые военно-технические масштабы расширения. Данные по производству оружия и стратегически важного сырья доказывают, что этот факт начал учитываться в СССР только с 1936 года. Однако переход на современную систему вооружения, которая отвечала бы подобным требованиям, не мог быть осуществлен в полной мере за оставшееся до войны время по причине и без того высокой загруженности советской оборонной промышленности. Хотя в конструкторских бюро Ильюшина, Туполева, Микояна, Кошкина и др. разрабатывались современные боевые самолеты, танки, артиллерийские системы, гранатометы и ракетные пусковые установки, которые отвечали этим военно-техническим требованиям и частично даже превосходили их. Но в 1940 году были построены всего-навсего 243 танка типа КВ и только один танк Т-34. Испытание самолетов типа ЛаГГ-1 началось в 1939 году, самолетов Миг-1 и Як-1 – только в 1940 году; в 1940 году с конвейера сошли 2 бомбардировщика типа Пе-2. Немного лучше обстояло дело у радарных установок: установки типа Буря-1, -2 и -3 были разработаны в 1936 году и в 1939 году были введены в эксплуатацию в количестве 30 шт. на Западе и 45 шт. на Дальнем Востоке. Но не только эти задержки во вводе новых систем вооружения в массовое производство стали причиной провала на начальной стадии Великой Отечественной войны. Средний прирост производства сырья и материалов, а также энергоносителей составлял в 1936 году все еще ~121 %. В последующие годы наблюдается стагнация в производстве чугуна, стали и прокатной стали. Добыча угля увеличилась на 14,2 %, нефти – на 6,2 % и электроэнергии – на ~20 %. Зато производство оружия и боеприпасов выросло после 1936 года почти в 4 раза. В 1936-1939 гг. производство ручного огнестрельного оружия выросло на 373 %, автоматического оружия – на 356 %. Массовое производство артиллерийских орудий калибром 22-76 мм увеличилось на 250 %, а орудий калибром 76—210 мм – почти в 10 раз. Производство легких танков было полностью прекращено, поскольку их использование становилось бессмысленным в связи с усовершенствованием противотанковых орудий и противотанковых гранат. Хотя в 1937-1939 гг. шло интенсивное проектирование, испытания и введение танка Т-34 в массовое производство, но в 1940 году были построены только 246 тяжелых танков типа КВ и (при плане в 600 шт.) 115 танков типа Т-34. В первом полугодии 1941 г. рост производства заметно улучшился. Но даже этих 393 танков КВ и 1110 танков Т-34 не хватало, чтобы остановить танковые армии Вермахта. Первые реактивные гранатометы были готовы к использованию только в июне 1941 года. Несмотря на предпринятые крайние усилия, к началу войны не удалось догнать уровень вооружения гитлеровской Германии, который также возрастал благодаря потенциалу почти всех европейских государств.

Использованная литература и источники

1. Афонин А. Ограничение безработицы и социальная защита рабочей молодежи в годы НЭПа //.

2. Баландин Р., Миронов С. «Клубок» вокруг Сталина. Заговоры и борьба за власть в 1930-е годы. – М., 2002.

3. Балаян Л.А. «Большой скачок» Никиты Хрущева

//

4. Батритдинова М.М. Восстановление промышленности //

5. БажановБ. Воспоминания бывшего секретаря Сталина //

6. Билый П.Ф. Заговор или «Заговор» //

7. Брусилов А. Царская Россия в цифрах //russbalt.ucoz.ru/publ/27-1-0-295

8. Булдаков В.П. 1917 год: Большинство народа и революционное сознание//Вопросы истории КПСС. 1989. № 6.

9. Бухарин Н.И. Выступление на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК, 18.04.1929: Проблемы теории и практики социализма. – М., 1989.

10. Бухарин Н.И. Заметки экономиста. К началу нового хозяйственного года: Избранные произведения. – М., 1990.

11. Бухарин Н.И. Новый курс экономической политики 1921 г.: Избранные произведения. – М., 1988.

12. Бухарин Н.И. О новой экономической политике и наших задачах: Избранные произведения. – М., 1988.

13. Бухарин Н.И. Программный вопрос на VI конгрессе коммунистического интернационала: Проблемы теории и практики социализма. – М., 1989.

14. Великая отечественная война Советского Союза 1941-1945. Краткая история. – М., 1970.

15. Волков С.В. Трагедия русского офицерства: Кантор Ю. Война и мир Михаила Тухачевского. – М., 2005.

16. Волкогонов Д. Семь вождей. Галерея лидеров СССР. В 2-x книгах. – М., 1995.

17. Волкогонов Д. Триумф и трагедия – И.В. Сталин – политический портрет, книга II, часть II. – М., 1989.

18. Волкогонов Д. Троцкий – политический портрет. В двух книгах. Книга 1. – М., 1994.

19. Волобуев П.В. Обращаясь к великому опыту// Страницы истории советского общества. Люди, проблемы, факты. – М., 1989.

20. В Политбюро ЦК КПСС, по записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985-1991). – М., 2006.

21. В Политбюро ЦК ВКП(б) 23 ноября 1938 года тов. Сталину//

22. Вышинский А.Я. Сталин и враги народа. – М., 2012.

23. Гвоздецкий В.Л. Выдающиеся энергетики России: Л. К. Рамзин (1887-1948)//

24. Герасимов Г.И. Действительное влияние репрессий 1937-1938 гг. на офицерский корпус РККА//Российский исторический журнал. 1999. № 1.

25. Германн Л. Правда о великой лжи. Том 1. – СПб, 2001.

26. Баландин Р., С. Миронов С. «Клубок» вокруг Сталина. Заговоры и борьба за власть в 1930-е годы – М., 2003.

27. Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. – // «Правда» от 31.08.1922..

28. Гусев А.В. Коммунистическое сопротивление тоталитаризму в СССР//

29. Дирксен Г.Ф. Москва, Токио, Лондон – двадцать лет германской внешней политики. – М., 2001.

30. Емельянов Ю.В. Досье без ретуши – Сталин на вершине власти. – М., 2002.

31. Жуков Ю. Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг. – М., 2003.

32. Жуков Ю. Мина под государство // Литературная газета. 2012. № 43.

33. Зарождение и развитие железных дорог //

34. Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологические исследования. 1991. № 6.

35. Земсков В.Н. Спецпоселенцы (по документации НКВД – МВД СССР)/// pubs/2006/05/12/0000276942/1_Zemskov.pdf

36. Зыкин Д. Модель краха СССР //-tv.ru/common/216/

37. Иванова Г.М. История ГУЛАГА 1918-1958. – М., 2006.

38. Ильинский М. Нарком Ягода. – М., 2002.

39. История второй мировой войны 1939-1945. Зарождение войны борьба прогрессивных сил за сохранение мира. – М., 1973.

40. Кантор Ю. Война и мир Михаила Тухачевского. – М., 2005.

41. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация – от начала до великой победы. – М., 2001.

42. Карпов В. Расстрелянные маршалы. – М., 1999.

43. Карпов В. Генералиссимус. Книга первая. Калининград, 2002.

44. Касвинов М. Книга Первая: Операция «Русский кузен»//

45. Кацва Л. Россия нэповская. Середина 1920-х годов: поиски экономических решений и борьба за власть //

46. Керенский А.Ф.Гатчина//

47. Кирилина А. Неизвестный Киров. Мифы и реальность. – М., 2001.

48. Клушин В.И. Малоизвестное о Троцком. «Карающая десница революции» перед судом времени (К истокам метаморфоз «философии истории» Л.Д.Троцкого) // Библиотека газеты «Революция» // revolucia.ru/otrozkom.htm

49. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. – М., 1970.

50. Коваль В.С. Барбаросса. Киев, 1989.

51. Кожинов В.В. «Черносотенцы» и революция. – М., 1998

52. Колонтаев К.В. 1937-й: чистка от «ленинцев» или от коррупции //

53. Компанеец А.И. Борьба Н.А. Умова за материализм в физике. – М., 1954.

54. Конспективная запись разговора Л.Б. Каменева с Н.И. Бухариным //http://his. 1september.ru/article. php?ID=200800904

55. Котов Ф.И. Пятилетние планы развития народного хозяйства СССР//

56. Лейберов И.П., Рудаченко С.Д. Революция и хлеб. – М., 1990.

57. Литвиненко В. Подлинная история СССР. – М., 2010.

58. Лихачев Ю. Политический портрет Льва Давидовича Троцкого //= 7165

59. Лысков Д.Ю. «Сталинские репрессии». Великая ложь XX века // 2/read

60. Маннергейм К.Г. Мемуары. – М., 2000.

61. Мартиросян А.Б. Заговор маршалов. Британская разведка против. – М., 2006.

62. Миронин С. Сталин и коллективизация// ism.ru/index.php?option=com_cont ent&task=view&id=877&Itemid=3

63. Миронин С. Как свертывали НЭП // =view &id=1290&Itemid=30

64. Михаилов Н., Наумов В. Сколько Делегатов XVII съезда партии голосовали против Сталина? К истории голосования центральных органов партии на XVII съезде ВКП(б) // Известия ЦК КПСС.1989. № 7.

65. Млечин Л. Председатели КГБ. Рассекреченные судьбы. – М., 1999.

66. На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924-1953 гг.). Справочник – 1937 год (январь-июнь)//

67. Охотин Н.Г., Рогинский А.Б. «Большой террор»: 1937-1938.

Краткая хроника //. ru/history/y1937/hronika 1936_1939/xronika.html

Павленко Н.Г. Размышления о судьбе полководца. Маршал Жуков: полководец и человек. Сборник. в 2-х томах – М., 1988.

68. Партийный стиль//? name=News &file =article&sid=57966

69. Персональный состав и репрессии состава РККА и КФ в 1930-е гг. //

70. Последнее слово Н. И. Ежова на судебном процессе 3 февраля 1940 года//http://

71. Полянский А.И. Ежов. История «железного» сталинского наркома – М., 2001.

72. Попов В.П. Государственный террор в советской России 1923-1953 гг.: источники и их интерпретация // Отечественные архивы. 1992.

73. Преображенский Е. За что нас исключили из партии//Архив Троцкого: коммунистическая оппозиция в СССР 1923-1927. Том 4. – М., 1990.

74. Прокопович С.Н. Народное хозяйство СССР. Т. 1. – Нью Йорк, 1952.

75. Прудникова Е. Берия, последний рыцарь Сталина. СПб., 2005.

76. Прудникова Е. Хрущев. Творцы террора. – М., 2007.

77. Пыхалов И. Великая Оболганная война. – М., 2005.

78. Пыхалов И. Каковы масштабы сталинских репрессий? // /repress/repress.htm

79. Пыхалов И. Сколько было сослано кулаков? ///3/

80. Развитие рабочего движения. Распространение марксизма в России, образование российской социал-демократии //-rossii/20.htm

81. Реабилитация. Политические процессы 30-50х годов. – М., 1991.

82. Репрессии в РККА 1937-1938///

83. Роговин В.З. 1937-1998. Была ли альтернатива? Том 1 “Троцкизм”: Взгляд через годы//http:// web.mit.edu/fjk/Public/Rogovin/volume1/index.html

84. Романенко К. Борьба и победы Иосифа Сталина – Тайны завещания Ленина. – М., 2007.

85. Россия и СССР в войнах XX век. Потери вооруженных сил. Статистическое Исследование. – М., 2001.

86. Ростунова И.И. История первой мировой войны 1914-1918. Том 1. – М., 1975.

87. Рудин Н. История Отечества. Эпоха петровских преобразований//

88. Рыбас С., Рыбас Е. Сталин – судьба и стратегия. Том 1. – М., 2007.

89. Рыков А.И. Доклад о деятельности высшего совета народного хозяйства //Избранные произведения. – М., 1990.

90. Рыков А.И. Положение промышленности и меры ее восстановления//Избранные произведения. – М., 1990.

91. Рыков. А.И. Экономическое положение Советской России//Избранные произведения. – М., 1990.

92. Рыков А.И. Хозяйственное положение страны и выводы о дальнейшей работе// Избранные произведения, М., 1990.

93. Рыков А.И. Об экономическом положении СССР и итогах партдискуссии в РКП(б)//Избранные произведения. – М., 1990.

94. Рыков А.И. Состояние и возможности развития промышленности в условиях новой экономической политики (Доклад на IV. съезде СНХ 18 мая 1921 г.) //Избранные произведения. – М., 1990.

95. Самые громкие политические процессы в России после 1917 года, 18, 2005: /

96. Сахаров В.А. Подменено ли завещание Ленина? Кто автор?//

97. Сергеев Ф. Секретные миссии. Тайные операции нацистской разведки 1933-1945. – М., 1999.

98. Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920—1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление//

99. Смирнов С. Красное и черное // -nn.ru/blogs/blog:6/note:97/

100. Смыслов О.С. «Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова///0

101. Соколов Б.В. Досье без ретуши: Тухачевский, жизнь и смерть «красного маршала». – М., 2003.

102. Социалистическое строительство СССР. Статистический ежегодник ЦУНХУ Госплана СССР. – М., 1934.

103. Социалистическое строительство СССР. Статистический ежегодник. – М., 1936.

104. Ведущая роль рабочего класса в реконструкции промышленности. – М., 1973.

105. Спиридович А. Записки жандарма. – М., 1991.

106. Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898-1991. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович //

107. Сталин И.В. Беседа с председателем американского газетного обьединения Scripps-Howard Newspapers, господином Рой Говардом //ПСС. Том 14.

108. Сталин И.В: Вопрос об объединении независимых национальных республик: Беседа с корреспондентом газеты «Правда»// unter: / russkij/stalin/t5/independent_national_republics.htm

109. Сталин И.В. Группа Бухарина и правый уклон в нашей партии. Из выступлений на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКП(б) в конце января и в начале февраля 1929 г.//ПСС. Том 11.

110. Сталин И.В. Об объединении советских республик. Доклад на X Всероссийском съезде Советов 26 декабря 1922 г. /// t5/t5_18.htm

111. Сталин И.В. О задачах хозяйственников // -18.php

112. Сталин И.В. На хлебном фронте. Из беседы со студентами//Правда № 252, 28 октября 1928 г.//ПСС. Том 11.

113. Сталин И.В. О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии. Доклад активу ленинградской организации о работе пленума ЦК ВКП(б) 13 апреля 1926 г. // ПСС. Том 8.

114. Сталин И.В.: Отчетный доклад XVII Сьезду партии о работе ЦК ВКП(б), 26 января 1934 г. // ПСС. Том 13.

115. Сталин И.В. Отчетный доклад на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП(Б) 10 марта 1939 года. // ПСС. Том 14

116. Сталин И.В. Политическая физиономия русской оппозиции. Из речи на объединенном заседании Президиума ИНКИ и ИКК 27 сентября 1927 г. //-12.htm

117. Сталин И.В. Речь в кремлевском дворце на выпуске академиков красной армии 4 мая 1935// ПСС. Том 14.

118. Сталин И.В. XIV съезд ВКП(б). Политический отчет центрального комитета//ПСС. Том 7.

119. Стариков Н. Кто заставил Гитлера напасть на Сталина. – СПб., 2008.

120. Судоплатов А.П. Тайная жизнь генерала Судоплатова. Правда и вымыслы о моем отце. //Книги 1, 2. – М.,1998.

121. Судоплатов П. А. Спецоперации: Лубянка и Кремль в 1930-1950 годы. – М., 2003.

122. Сыромятников Б. Неизвестные факты о Хрущеве//-news.ru/article.asp?pr_sig=archive.2008.226.articles.history_01

123. Тишков А. Дзержинский. – М., 1977.

124. ТриандафилловВ.К. Характер операций современных армий //

125. Троцкий Л. Всем членам и кандидатом ЦК 20.01.1923//Архив Троцкого: Коммунистическая оппозиция в СССР 1923 1927. Том 1. – М., 1990.

126. Троцкий Л.Д. История русской революции. Том первый: Февральская революция. 1930//

127. Троцкий Л.Д. Под знаменем Ленина //Архив Троцкого: Коммунистическая оппозиция в СССР в 1923-1927. Том 3. – М., 1990.

128. Троцкий Л. В Политбюро ЦК (По поводу письма тов. Сталина о Госплане и СТО) 15.01.1923//Архив Троцкого: Коммунистическая оппозиция в СССР 1923-1927. – М., 1990.

129. Тургель И.Д. Курс лекций «Региональная экономика и управление» //

130. Урланис Б.Ц. Войны и народонаселение Европы. – М., 1986.

131. Уткин А. И. Русские во второй мировой. – М., 2007.

132. Федоров Б.Г. Петр Столыпин – Я верю в Россию. – СПб., 2002.

133. Фельштинский Ю. Г., Чернявский Г.И. Красный террор в годы гражданской войны по материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков //

134. Ханин Г.И. Советское экономическое чудо 40-50-х годов: миф или реальность? //. socionet. ru/DOCS/CHUDO.doc

135. Хинштейн А. Тайны Лубянки. – М., 2008.

136. Царская «Охранная стража»//

137. Шахтинское дело и практические задачи в деле борьбы с недостатками хозяйственного строительства (Резолюция по докладу т. Рыкова, принятая единогласно объединенным пленумом ЦК и ЦКК ВКП(б) 11 апреля 1928 г. /// donbass.htm

138. Швед В. Н. Тайна Катыни. – М.: Алгоритм, 2007.

139. Чуев Ф. Молотов – полудержавный властелин. – М., 2002.

140. Чураков Д.:. Правые социалисты и белый террор: Ижевск, 1918 год //

141. Широкорад А.Б. Танковая война на восточном фронте. – М., 2009.

142. XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии. Стенографический отчет. – М., 1926.

143. «XVII съезд ВКП(б) – съезд расстрелянных победителей» //

144. Документы по истории Академии наук СССР 1917-1925. Л., 1986.

145. Записка Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х – начала 50-х годов //

146. Записка Н.С.Хрущева в политбюро ЦК от 10 июля 1937 г.//-mentyi/ZAPISKA-N.S.Hruscheva-v-politbyuro-TSK-ot-10-iyulya-1937 – g.html

147. Из постановления январского (1938) Пленума ЦК ВКП(б) «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков» //

148. Из программы Конституционно-демократической Партии. //

149. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП (б) – Из резолюции пленума – Итоги первой пятилетки и народнохозяйственный план 1933 года – первого года второй пятилетки. – В кн.: Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи. – Москва 2002.

150. Оперативный приказ Народного комиссара внутренных дел С.С.С.Р. № 00447 об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. Антисоветских элементов. 30 июля 1937 года. //

151. О судьбе членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных XVII Съездом партии // Известия ЦК КПСС 12/1989.

152. Протоколы Президиума Госплана РСФСР за 1921 год. Т. 1. – М., 1979.

153. Решение Политбюро ЦК ВКП(б) № П51/94 от 2 июля 1937 г.//http://www. memorial.krsk.ru/DOKUMENT/USSR/370730.htm

154. Сообщение Л.П. Берия И.В. Сталину о Н.И. Ежове с приложением протокола допроса. 27 апреля 1939 г.//

155. Das Alltagsleben soll umgestaltet werden, aber die Debatte über die sozialistische Lebensweise der Zukunft wird abgebrochen, Ein Beschluss des ZK der Kommunistischen Partei vom 16. Mai 1930//-channel.de/mlliteratur/kpdsu_dok/ZK4.htm

156. Altrichter H., Haumann H. (Hrsg.) Die Sowjetunion: Von der Oktoberrevolution bis zu Stalins Tod (1917-1953) Dokumente//-sammlungen.de/sowjetunion/online/angebot

157. Aufruf Demokratischer Aufbruch, sozial, цkologisch’ vom Herbst 1989.

158. Braun H.J. 89 Konstruktion, Destruktion und der Ausbau technischer Systeme zwischen 1914 und 1945//Propyläen – Technikgeschichte Energiewirtschaft, Automatisierung, Information seit 1914. – Berlin, 1992.

159. Bucharin N. Imperialismus und Weltwirtschaft. Vorwort von W.I. Lenin. – Berlin, 1929.

160. Bureau of Justice Statistics Bulletin Prisoners in 2001.

161. Chruschtschow N.S. Rede in der internen Sitzung des XX. Parteitages der KPdSU am 25.2.1956//SED und Stalinismus, Dokumente aus dem Jahre 1956. – Berlin, 1990.

162. Chruschtschow‘s Geheimrede Über den Personenkult und seine Folgen ///

163. Clausewitz C.V. Vom Kriege. – Augsburg, 1998.

164. Deutscher I. Stalin. Eine politische Biographie. – Berlin, 1990.

165. Deutschland auf einen Blick. Statistik – Überblick: Bevцlkerun//-auf-einen-blick.de/statistik/index.php

166. Ehrenburg I. Menschen – Jahre – Leben, Memoiren Band Iè Berlin, 1982.

167. Engels F. Herrn Eugen Dьhrings Umwдlzung der Wissenschaften (Anti-Dьhring’). MEW Bd. 20. – Berlin, 1962.

168. Engels F. Die Lage der arbeitenden Klasse in England – Nach eigner Anschauung und authentischen Quellen. MEW Bd. 2. – Berlin, 1959.

169. Giterman, V. Die russische Revolutio//Propylдen – Weltgeschichte, neunter Band, Das zwanzigsteJahrhundert. – Berlin, 1991.

170. Groehler O. Selbstmцrderische Allianz – Deutsch-russische Militдrbeziehungen 1920-1941. – Berlin, 1992.

171. Hцhne H. Der Krieg im Dunkeln, Die deutsche und russische Spionage. – Augsburg, 1998.

172. Jena D. Georgi Walentinowitsch Plechanow – Historisch-politische Biographie. – Berlin, 1989.

173. Korolenko S. Die freie Lohnarbeit. – St. Petersburg, 1892.

174. Kosel G. Unternehmen Wissenschaft, Erinnerungen. – Berlin, 1989.

175. Kuczynski J. Die Geschichte der Lage der Arbeiter unter dem Kapitalismus, Band 5, Darstellung der Lage der Arbeiter in Deutschland von 1917/18 bis 1932/33. —Berlin, 1966.

176. Kuczynski J. Die Geschichte der Lage der Arbeiter unter dem Kapitalismus, Band 15, Studien zur Geschichte der zyklischen Überproduktionskrisen in Deutschland 1918 bis 1945. – Berlin, 1963.

177. Larin I., Kritzmann L. Wirtschaftsleben und wirtschaftlicher Aufbau in Sowjet-Russland, 1917-1920.

178. Lenin W.I. Alle zum Kampf gegen Denikin! (Brief des ZK der KPR (Bolschewiki) an die Parteiorganisationen), LW Bd. 29. – Berlin, 1963.

179. Lenin W.I. An die Arbeiter, Soldaten und Bauern, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

180. Lenin W.I. An die Arbeiter und Arbeiterinnen der Thornton-Fabrik, LW Bd. 2. – Berlin, 1963.

181. Lenin W.I. An die Arbeiter und Rotarmisten Petrograds, LW Bd. 30. – Berlin, 1961.

182. Lenin W.I. Antwort auf Fragen eines amerikanischen Journalisten, LW Bd. 29. – Berlin, 1963.

183. Lenin W.I. Appell an die Partei von den Delegierten des Vereinigungsparteitages, die der ehemaligen Fraktion der ,Bolschewiki’ angehört haben, LW Bd. 10. – Berlin, 1959.

184. Lenin W.I. Außerordentlicher Gesamtrussischer Eisenbahnerkongress, Sitzung vom 13.(26.) Januar 1918, Bericht des Rats der Volkskommissare, LW. Bd. 26. – Berlin, 1961.

185. Lenin W.I. An einem Wendepunkt, LW Bd. 25. – Berlin, 1960.

186. Lenin W.I. Bemerkungen zum zweiten Programmentwurf Plechanows, LW Bd. 6. – Berlin, 1959.

187. Lenin W.I. Über einige Besonderheiten der historischen Entwicklung des Marxismus, LW Bd. 17. – Berlin, 1962.

188. Lenin W.I. Der Beginn der Revolution in Russland, LW Bd. 8. – Berlin, 1958.

189. Lenin W.I. Bericht über den Vereinigungsparteitag der SDAPR, LW Bd. 10. – Berlin, 1959.

190. Lenin W.I. Bericht über die Tätigkeit des Rats der Volkskommissare 11(24.) Januar, LW. Bd. 26. – Berlin, 1961.

191. Lenin W.I. Bericht über die politische Tätigkeit des ZK der KPR(B) auf dem X. Parteitag der KPR(B), LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

192. Lenin W.I. Über den Boykott, LW Bd. 11. – Berlin, 1958.

193. Lenin W.I. Die Bolschewiki müssen die Macht ergreifen, Brief an das Zentralkomitee, an das Petrograder und an das Moskauer Komitee der SDAPR, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

194. Lenin W.I. Brief an das Russische Kollegium des ZK der SDAPR, LW Bd. 17. – Berlin, 1962.

195. Lenin W.I. Brief an den Parteitag, LW Bd. 36. – Berlin, 1962.

196. Lenin W.I. Brief an die Arbeiter und Bauern anlässlich des Sieges über Koltschak, LW Bd. 29. – Berlin, 1963.

197. Lenin W.I. Brief an die Konferenz von Vertretern der nationalisierten Betriebe. 18. Mai 1918, LW Bd. 27 Berlin, 1960.

198. Lenin W.I. Briefe aus der Ferne, LW Bd. 23. – Berlin, 1960.

199. Lenin W.I. Bürgerlicher und sozialistischer Pazifismus, LW Bd. 23. – Berlin, 1960.

200. Lenin W.I. Deklaration der Rechte des werktätigen und ausgebeuteten Volkes, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

201. Lenin W.I. Über die Einberufung eines außerordentlichen Parteitags, LW Bd. 11. – Berlin, 1958.

202. Lenin W.I. Die Entwicklung des Kapitalismus in Russland, LW Bd. 3. – Berlin, 1963.

203. Lenin W.I. Entwurf eines Dekrets über die Durchführung der Nationalisierung der Banken und im Zusammenhang damit erforderlichen Maßnahmen, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

204. Lenin W.I. Entwurf des Programms der KPR(B), in LW Bd. 29. – Berlin, 1963.

205. Lenin W.I. Entwurf der Resolution über das Liquidatorentum und über die Gruppe der Liquidatoren, LW Bd. 17. – Berlin, 1962.

206. Lenin W.I. Entwurf einer Resolution zu den Fragen der Neuen Ökonomischen Politik, LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

207. Lenin W.I. Entwurf eines Programms unserer Partei (1899), LW. Bd. 4. – Berlin, 1960.

208. Lenin W.I. Etappen, Richtung und Perspektiven der Revolution, LW Bd. 10. – Berlin, 1959.

209. Lenin W.I. Über den freien Getreidehandel, LW Bds. 29. – Berlin, 1963.

210. Lenin W.I. Funkspruch, an alle, an die Friedensdelegation in Brest-Litowsk im Besonderen, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

211. Lenin W.I. Gedanken über einen ,Plan’ der Staatswirtschaft, LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

212. Lenin W.I. Gedenkrede für J.M. Swerdlow in der außeror-dentlichen Sitzung des gesamtrussischen Zentralexekutivkomitees, 18.3.1919, LW Bd. 29. – Berlin, 1963.

213. Lenin W.I. Zur Geschichte der Frage eines unglückseligen Friedens, LW. Bd. 26. – Berlin, 1961.

214. Lenin W.I. Hunger, LW Bd. 17. – Berlin, 1962.

215. Lenin W.I. Der historische Sinn des innerparteilichen Kampfes in Russland, LW Bd. 16. – Berlin, 1962.

216. Lenin W.I. Über die Innen– und Außenpolitik der Republik – Bericht des Gesamtrussischen Zentralexekutivkomitees und des Rats der Volkskommissare an den IX. Gesamtrussischen Sowjetkongress, LW Bd. 33. – Berlin, 1963

217. Lenin W.I. Interview für den Korrespondenten des ,Manchester Guardian’ A. Ransom, LW Bd. 33. – Berlin, 1963

218. Lenin W.I. Interview für den Korrespondenten des ,Observer’ und des ,Manchester Guardian’, Farbman, LW Bd. 33. – Berlin, 1963

219. Lenin W.I. Die Krise ist herangereift, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

220. Lenin W.I. Lieber weniger, aber besser’, LW Bd. 33. – Berlin, 1963.

221. Lenin W.I. Über die Losung der Vereinigten Staaten von Europa, LW Bd. 21. – Berlin, 1960.

222. Lenin W.I. Über die Naturalsteuer, LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

223. Lenin W.I. Die nächsten Aufgaben der Sowjetmacht, LW Bd. 27. – Berlin, 1960.

224. Lenin W.I. Die neue ökonomische Politik und die Aufgaben der Ausschüsse für politisch-kulturelle Aufklärung, Referat auf dem II. Gesamtrussischen Kongress v. 17.10.1921, LW Bd. 33. – Berlin, 1963.

225. Lenin W.I. Die niederträchtigen Lügen der Schwarzhunderterpresse und Alexinskis, LW Bd. 25. – Berlin, 1960.

226. Lenin W.I. Offener Brief an alle parteitreuen Sozialdemokraten, LW Bd. 16. – Berlin, 1962.

227. Lenin W.I. Plan der Rede für den X. Parteitag der KPR(B) über die Ersetzung der Ablieferungspflicht durch die Steuer, LW: Bd. 36. – Berlin, 1962.

228. Lenin W.I. Politischer Bericht des Zentralkomitees der KPR(B) 27. März, LW Bd. 33. – Berlin, 1963.

229. Lenin W.I. Das Proletariat kämpft, die Bourgeoisie erschleicht sich die Macht, LW Bd. 9. – Berlin, 1960.

230. Lenin W.I. Rede über den bewaffneten Aufstand, LW. Bd. 10. – Berlin, 1959.

231. Lenin W.I. Rede bei der Eröffnung des Parteitages 18. März, LW, Bd. 29. – Berlin, 1963.

232. Lenin W.I. Rede bei der Eröffnung des Parteitages 27. März, LW. Bd. 33. – Berlin, 1963.

233. Lenin W.I. Reden in der Sitzung des ZK der SDAPR(B) 18. Februar 1918 (Abendsitzung), LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

234. Lenin W.I. Rede über die Stellung zur provisorischen Regierung, LW Bd. 25. – Berlin, 1960.

235. Lenin W.I. Referat über die Ersetzung der Ablieferungspflicht durch die Naturalsteuer. LW Bd. 31. – Berlin, 1961.

236. Lenin W.I. Referat über die Ersetzung der Ablieferungspflicht durch die Naturalsteuern – 15. März (1921), LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

237. Lenin W.I. Rede über die Nationalisierung der Banken in der Sitzung des Gesamtrussischen Zentralexekutivkomitees – 14.(27.)12.1917, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

238. Lenin W.I. Die Revolution lehrt, LW Bd. 9. – Berlin, 1960.

239. Lenin W.I. Revolutionstage, LW Bd. 8. – Berlin, 1958.

240. Lenin W.I. Rohentwurf der Thesen für einen offenen Brief an die internationale sozialistische Kommission und an alle sozialistischen Parteien, LW Bd. 23. – Berlin, 1960.

241. Lenin W.I. Über die Rolle und die Aufgaben der Gewerkschaften unter den Verhältnissen der neuen ökonomischen Politik, LW Bd. 33. – Berlin, 1963.

242. Lenin W.I. Schlusswort zum Referat über die Ersetzung der Ablieferungspflicht durch die Naturalsteuer, LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

243. Lenin W.I. Siebente Gesamtrussische Konferenz der SDAPR(B) Resolution über die gegenwärtige Lage, LW. Bd. 24. – Berlin, 1959.

244. Lenin W.I. Sozialdemokratie und provisorische revolutionäre Regierung, LW Bd. 8. – Berlin, 1958.

245. Lenin W.I. VII. Gesamtrussischer Sowjetkongress, Bericht des Gesamtrussischen Zentralexekutivkomitees und des Rats der Volkskommissare, LW Bd. 30. – Berlin, 1961.

246. Lenin W.I. Siebenter Parteitag der KPR, Referat über Krieg und Frieden, LW. Bd. 27. – Berlin, 1960.

247. Lenin W.I. Sitzung des Petrograder Sowjets der Arbeiter– und Soldatendeputierten 25.Oktober (7. November) 1917, 2. Resolution, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

248. Lenin W.I. Staat und Revolution – Die Lehre des Marxismus vom Staat und die Aufgaben des Proletariats in der Revolution, LW Bd. 25. – Berlin, 1960.

249. Lenin W.I. Ein neuer Staatsstreich in Sicht! LW Bd. 11. – Berlin, 1958.

250. Lenin W.I. Tagebuchblätter, LW Bd. 33. – Berlin, 1963.

251. Lenin W.I. Telegramm an die nach Russland reisenden Bolschewiki, LW Bd. 23. – Berlin, 1960.

252. Lenin W.I. Thesen des ZK der KPR(B) im Zusammenhang mit der Lage an der Ostfront, LW Bd. 29. – Berlin, 1963.

253. Lenin W.I. Über die Aufgaben des Proletariats in der gegenwärtigen Revolution, LW Bd. 24. – Berlin, 1959.

254. Lenin W.I. Über die Reorganisation der Partei, LW Bd. 10. – Berlin, 1959.

255. Lenin W.I. Ursprünglicher Entwurf der Resolution des X. Parteitages der KPR über die syndikalistische und anarchistische Abweichung in unserer Partei, LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

256. Lenin W.I. Ursprünglicher Entwurf der Resolution des X. Parteitages der KPR über die Einheit der Partei, LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

257. Lenin W.I. Ursprünglicher Entwurf eines Funkspruchs an die Regierung des Deutschen Reichs, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

258. Lenin W.I. Das sozialistische Vaterland ist in Gefahr! LW, Bd. 27. – Berlin, 1960.

259. Lenin W.I. Über Streiks, LW Bd. 4. – Berlin, 1960.

260. Lenin W.I. Über unsere Revolution (Aus Anlass der Aufzeichnungen N. Suchanows), LW Bd. 33 Berlin, 1963.

261. Lenin W.I. Verleumdungen und Tatsachen, LW Bd. 25. – Berlin, 1960.

262. Lenin W.I. Vom Zentralkomitee der sozialdemokratischen Arbeiterpartei Russlands (Bolschewiki) An alle Parteimitglieder und an alle werktätigen Klassen Russlands, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

263. Lenin W.I. Ein Vortrag über die Revolution von 1905, (im Januar 1917 in Zürich gehalten), LW Bd. 23. – Berlin, 1960.

264. Lenin W.I. Die Waage schwankt, LW Bd. 10. – Berlin, 1959.

265. Lenin W.I. Warum muss die Sozialdemokratie den Sozialrevolutionären einen entschiedenen und rück-sichtslosen Kampf ansagen? LW Bd. 6. – Berlin, 1959.

266. Lenin W.I. Was sind die Volksfreunde und wie kämpfen sie gegen die Sozialdemokraten, LW Bd. 1. – Berlin, 1961.

267. Lenin W.I. Was tun? Brennende Fragen unserer Bewegung, LW Bd. 5. – Berlin, 1959.

268. Lenin W.I. Eine Wendung in der Weltpolitik, LW Bd. 23. – Berlin, 1960.

269. Lenin W.I. Dem Wesen der Dinge nahe, LW Bd. 25. – Berlin, 1960.

270. Lenin W.I. Wie wir die Arbeiter– und Bauerninspektion reorganisieren sollen, LW Bd. 33. – Berlin, 1963.

271. Lenin W.I. Wie wir gereist sind, LW Bd. 24. – Berlin, 1959.

272. Lenin W.I. Womit beginnen? LW Bd. 5. – Berlin, 1959.

273. Lenin W.I. II. Parteitag der SDAPR – Entwurf des Statuts der SDAPR, LW Bd. 6. – Berlin, 1959.

274. Lenin W.I. X. Parteitag der KPR(B) – Bericht über die politische Tätigkeit des ZK der KPR(B), LW. Bd. 32. – Berlin, 1961.

275. Lenin W.I. X. Parteitag der KPR(B) – Bericht über die politische Tätigkeit des ZK der KPR(B), LW. Bd. 32. – Berlin, 1961.

276. Lenin W.I. X. Parteitag der KPR(B) – Referat über die Ersetzung der Ablieferungspflicht durch die Naturalsteuer, LW Bd. 32. – Berlin, 1961.

277. Lenin W.I., I.W. Stalin: Brest-Litowsk Russische Friedensdelegation. An Trotzkij, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

278. Lenin W.I. Alle zum Kampf gegen Denikin! (Brief des ZK der KPR (Bolschewiki) an die Parteiorganisationen), LW Bd. 29, Berlin, 1963.

279. Lenin W.I. An die Arbeiter, Soldaten und Bauern, LW Bd. 26. – Berlin, 1961.

280. Lenin W.I. An die Arbeiter und Arbeiterinnen der Thornton-Fabrik, LW Bd. 2. – Berlin, 1963.

281. Lenin W.I. An die Arbeiter und Rotarmisten Petrograds, LW Bd. 30. – Berlin, 1961.

282. Lenin W.I. Antwort auf Fragen eines amerikanischen Journalisten, LW Bd. 29. – Berlin, 1963.

283. Lenin W.I. Appell an die Partei von den Delegierten des Vereinigungsparteitages, die der ehemaligen Fraktion der ,Bolschewiki’ angehцrt haben, LW Bd. 10. – Berlin, 1959.

284. Lenin W.I. Außerordentlicher Gesamtrussischer Eisenbahnerkongress, Sitzung vom 13.(26.) Januar 1918, Bericht des Rats der Volkskommissare, LW. Bd. 26. – Berlin, 1961.

285. Mader J. Hitlers Spionagegenerale sagen aus – Ein Dokumentarbericht über Aufbau, Struktur und Operationen des OKW-Geheimdienstamtes Ausland/Abwehr mit einer Chronologie seiner Einsätze von 1933 bis 1944. – Berlin, 1976.

286. Marx K. Der achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte, MEW Bd. 8. – Berlin, 1960.

287. Marx K. Zur Kritik der Politischen Ökonomie, Vorwort, MEW Bd. 13. – Berlin, 1961.

288. Marx K. Kritik des Gothaer Programms, MEW Bd. 19. – Berlin, 1962.

289. Marx K. Das Kapital – Kritik der politischen Ökonomie, erster Band, MEW Bd. 23. – Berlin, 1962.

290. Marx K., Engels F. Manifest der Kommunistischen Partei, MEW Bd. 4. – Berlin, 1959.

291. PERSONAL JUSTICE DENIED Report of the Commission on Wartime Relocation and Internment of Civilians unter: sonal_justice_denied/summary.htm

292. Petersburger ,Kampfbund zur Befreiung der Arbeiterklasse’ unter: . org/wiki/Bundf%C3%BCr_die_Befreiung_der_Arbeiterklasse

293. Petljura Symon Wassyljowytsch, unter: wytsch_Petljura

294. Sayers M., Kahn A.E. Die große Verschwörung. – London 1987.

295. Stalin J.W. Brief an W.I. Lenin vom 7.7.1918, SW Bd. 4. – Berlin, 1951

296. Stalin J.W. Die internationale Lage und die Verteidigung der UdSSR, Stalin Werke Bd. 10. – Berlin, 1953.

297. Stalin J.W. Das Jahr des großen Umschwunges, SW Bd. 12. – Berlin, 1954.

298. Stalin J.W. Ein neuer Feldzug der Entente gegen Russland, SW Bd. 4, November 1917-1920. – Berlin, 1951.

299. Stalin J.W. Die politische Physiognomie der russischen Opposition, Aus der Rede in der gemeinsamen Sitzung des Präsidiums des EKKI und der Internationalen Kontrollkommission 27. September 1927, SW Bd. 10. – Berlin, 1953.

300. Stalin J.W. Politischer Rechenschaftsbericht des Zentralkomitees an den XVI. Parteitag der KPdSU(B), SW. Bd. 12. – Berlin, 1954.

301. Stalin, I.W.: Rechenschaftsbericht an den XVII. Parteitag über die Arbeit des ZK der KPdSU(B), 24.1.1934, in: SW 13. – Berlin, 1955, S. 175, unter: master@stalinwerke.de

302. Stalin J.W. Rechenschaftsbericht an den XVIII. Parteitag der KPdSU (B), in: J. Stalin: Fragen des Leninismus. – Berlin, 1950.

303. Stalin J.W. Rechenschaftsbericht an den XVIII. Parteitag über die Arbeit des ZK der KPdSU(B), SW 14, S. 121, unter: @stalinwerke.de

304. Stalin J.W. Rede am 5. August, SW Bd. 10. – Berlin, 1953.

305. Stalin J.W. Schließt die Reihen, J. Stalin Werke, Bd. 3. – Berlin, 1951.

306. Stalin J.W. Telegramm an W.I. Lenin vom 7.6.1918, SW Bd. 4. – Berlin, 1951.

307. Stalin J.W. Über die Lage an der Südwestfront – Unterredung mit einem Mitarbeiter der Ukrainischen Rosta, SW Bd. 4, November 1917-1920. – Berlin, 1951.

308. Stalin J.W. Über die rechte Abweichung in der KPdSU(B), in: J. Stalin: Fragen des Leninismus. – Berlin, 1950.

309. Stalin J.W. Über den Oppositionsblock in der KPdSU(B), Thesen zur XV. Unionskonferenz der KPdSU(B), angenommen von der Konferenz und bestätigt vom ZK der KPdSU(B), in: J. W. Stalin. Werke Band 8. – Berlin, 1952.

310. Stalin J.W. Über die Aufgaben der Wirtschaftler, Rede auf der ersten Unionskonferenz der Funktionäre der sozialistischen Industrie, 4. Februar 1931, SW 13. – Berlin, 1955.

311. Stalin J.W. Über den Süden Russlands – Unterredung mit einem Korrespondenten der ,Prawda’, SW Bd. 4. – Berlin, 1951.

312. Stalin J.W. Vor Erfolgen von Schwindel befallen, SW Bd. 12. – Berlin, 1954.

313. Stalin J.W. Zu den Fragen des Leninismus, in: J. Stalin: Fragen des Leninismus. – Berlin, 1950.

314. Stalin J.W. Die XIII. Konferenz der KPR(B), Schlusswort, SW Bd. &. – Berlin, 1952.

315. Stalin J.W. F. Dshershinskij: Bericht an Lenin 19.1.1919, SW Bd. 4. – Berlin, 1951.

316. Stalin J.W. F. Dshershinskij: Bericht der vom ZK der Partei und vom Verteidigungsrat eingesetzten Kommission an Genossen Lenin über die Ursachen des Falls von Perm im Dezember 1918, SW Bd. 4. – Berlin, 1951.

317. Sworykin A.A., Osmowa N.I., Tschernyschew W.I. Schuchardin, S.W.: Geschichte der Technik. – Leipzig, 1964.

318. The Declaration of 46, unter:

319. Trotzki L. 1917 – Die Lehren des Oktobers. Unter: / archiv/trotzki/1924/lehren/kap1.htm

320. Trotzki L. Die permanente Revolution. – Frankfurt a.M., 1981

321. Trotzki L. Mein Leben – Versuch einer Autobiographie, unter: / archiv/trotzki/1929/leben/index.htm

322. Wende D. Im wilden Feld, Aus der Geschichte der Kosaken. – Berlin, 1988

323. Wyschinski Andrei Januarjewitsch, unter: jewitsch _Wyschinski

324. Zahlen und Tatsachen zur Entwicklung der Sowjetunion – Beiheft zur Karte 50 Jahre Sowjetmacht. – Gotha / Leipzig, 1967.

Примечания

1

Klaus Hesse, «Zur Geschichte der UdSSR und der KPdSU». Leipzig, 2012. (На русском языке публикуется впервые. Здесь и в др. сносках – примечания мои. – Л.Г.)

(обратно)

2

Музей с необычным названием «Топография террора» («Topo-graphie des Terrors») возник в Берлине в 1987 г. Является информационно-выставочным центром, осуществляющим деятельность антинацистской направленности. Когда-то размещался лишь под открытым небом, но с 2010 года располагает и отдельным зданием. Ежегодно принимает сотни тысяч посетителей.

(обратно)

3

Необходимое уточнение. О троцкизме я говорю и употребляю сей термин не потому, что считаю его наукой, тем более – развитием марксистско-ленинского учения. Набор примитивных и уцененных троцкистских идеек ни на какой «изм» не тянет. Мы вправе говорить о троцкистах и троцкизме подобно тому, как вправе считать головорезов батьки Махно последователями махновщины. Не более и не менее. Разница в том, что «махновщина» фонетически безупречна, тогда как «троцкистщина» неудобоварима для произношения.

(обратно)

4

Куда больше – поначалу даже Сталин был вынужден положительно отзываться об октябрьских «заслугах» Троцкого. Иначе преждевременно мог подвергнуться обструкции со стороны орды троцкистов, пролезших во все поры партийного и государственного аппарата.

(обратно)

5

Ликвидаторство возникло в РСДРП после поражения первой русской революции в 1905-1907 гг. Меньшевики были в панике и требовали, чтобы партия прекратила все нелегальные виды деятельности и распустила подпольные структуры. Само собой, они отказывались от революционных лозунгов. За это большевики прозвали их ликвидаторами.

(обратно)

6

Эта компания хозяйничала в России и до революции, добывая 30 % русского золота. На ее приисках и по ее вине в 1912 г. произошел т. н. Ленский расстрел – убийство 270 мирных демонстрантов и забастовщиков. Получается, что кровавая расправа не только сошла ей с рук, но не помешала получить от Троцкого концессию на продолжение разработок тех же приисков. Причем, доля государства в доходах составила всего 3 %. Остальное, естественно, было долей компании, которая вела себя довольно нахально: увиливала от налогов, отказалась инвестировать даже часть прибыли в советскую экономику и т. д. На «Лену Голдфилдс» не было управы вплоть до 1929 г., когда ее наконец лишили концессии. Это был год высылки Троцкого из СССР.

(обратно)

7

Малапарте К. «Техника государственного переворота». – М.: «Аграф», 1998.

(обратно)

8

Предложения внедрить понятие «сталинизм» поступали еще в 1930-х годах, в том числе от крупных партийных руководителей. Например, от таких, как Л.М.Каганович, доказавший всей своей жизнью преданность идеалам коммунизма. Оно в тот же период исходило и от Н.С.Хрущева, отступившего после смерти Сталина от большей части этих идеалов и продемонстрировавшего всей своей жизнью голый карьеризм пополам с подлостью.

(обратно)

9

Наши командиры и начальники стали называться офицерами и получили погоны вместо прежних знаков различия – петлиц – лишь в 1943 г. Звания «генерал» и «адмирал» были ведены в 1940 г.

(обратно)

Оглавление

Предисловие от редактора

Предисловие

Часть первая. Первые годы Советской России – от новой экономической политики к коллективизации и социалистической индустриализации

  Глава 1. В борьбе против отсталости: проблемы, программы и возможности

  Глава 2. Образование Союза Советских Социалистических Республик

  Глава 3. Внутрипартийные разногласия, классовая борьба и борьба за власть

  Глава 4. Строительство социализма в отдельно взятой стране

  Глава 5.Конфликты интересов и спор об индустриализации

  Глава 6. Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Сталин – друг против друга

  Глава 7. Неудавшийся переворот Троцкого

  Глава 8. Коллективизация сельского хозяйства

  Глава 9. Индустриализация Советского Союза

Часть вторая. СССР в период между индустриализацией и Великой Отечественной войной

  Глава 1. тоги первой пятилетки в историческом контексте

  Глава 2. В борьбе с внутренними и внешними врагами. ЧК, НКВД, ГПУ

    «Шахтинское дело» против контрреволюционной вредительской организации

    Промпартия – суд над контрреволюционными силами в инженерных организациях

  Глава 3. Ягода и убийство Кирова

    Судебный процесс по уголовному делу троцкистско-зиновьевского центра

  Глава 4. 1936 год – новая Конституция и партия

    Ежов, Эйхе, Хрущев и другие: 1937

    Процесс по уголовному делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра»

    Процесс по уголовному делу антисоветского троцкистского центра

    Разбирательство в отношении М. Н. Тухачевского и других

    Влияние репрессий на Красную армию

  Глава 5. ГУЛАГ – мифы, судьбы и цифры

  Глава 6. На пороге войны

Использованная литература и источники Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg